Оглавление
АННОТАЦИЯ
Ведьмы - сильные и могущественные, слабые и беззащитные, хитрые и открытые. Они помогают людям и они же предрекают несчастья... А знаете, что нужно, чтобы ведьма всегда оставалась на вашей стороне?
Просто сказать ей "Улыбнись, Ведьма!" и протянуть свою руку.
Представляем вам сборник рассказов от авторов Призрачных Миров, в котором вы найдёте истории о самых разных неунывающих волшебницах.
ЧАСТЬ. Вера Окишева. Дозорная ведьма
Давным-давно, с незапамятных времён, среди людей рождались ведьмы. Эти женщины владели невероятной силой, повелевали стихиями, видели прошлое, будущее, изменяли судьбы. Ведьмы были как хорошие, так и плохие, я же нормальная.
Да, просто нормальная, без этих самых пафосных штучек. Но не это самое обидное, а то, что мне присвоили профиль природно-погодной ведьмы.
– Нашла из-за чего переживать, – потрепала меня по голове наставница.
– Да как не расстраиваться, вы – великая ведьма, изменяющая судьбы, способная даже воскресить из мёртвых…
– Об этом, пожалуйста, никому не распространяйся, а то прокляну, – тут же пригрозила наставница, пришлось срочно исправляться.
– Вот, можете любому судьбу изменить, а я, ваша ученица, всего лишь природно-погодная ведьма. Да где справедливость?
– Лена, прекрати. То, что ты ещё и сильный менталист, знать никому не стоит. Поверь, менталистов никто не любит, особенно сами менталисты.
– Но вы-то любите.
Наставница тогда усмехнулась и легко щёлкнула по носу.
– Не будь ты моей ученицей, не любила бы.
Конечно же, это неправда. Нас, ведьм, так мало, что мы все друг за друга держимся.
Разговор этот состоялся в последний день на Земле. Меня с детства манили звёзды. И ведьм охотно брали в космические путешествия при освоении других планет. Порой техника не справлялась, и тогда на сцену выходили мы.
В самом космосе, где нет ни ветра, ни дождя, ни земли, я, конечно же, бесполезна, поэтому меня невзлюбил капитан нашего корабля, заодно и командир миссии. Прилетели мы на малоизученную, с неразумной формой жизни планету Тангор в системе Лебедь. Летели долго, муторно, зато выспалась. И так как я ведьма, то я первая вышла на поверхность Тангора, и пусть я на минуточку забуду о неудачной экспедиции, которая аварийно покинула эту планету пару лет назад.
Торжественную часть я взяла на себя: шла по трапу вниз в огромном скафандре, оглядывая голубое небо и зелёную травку, и, чеканя шаг, напевала марш из старинного фильма. Лес как лес, тропический, летают птички, насекомые, в траве ползает какая-то живность. В целом мне пока всё нравилось. Открыв астральные каналы, пустила свою силу, чтобы прочувствовать, есть ли опасность в ближайшем радиусе, километров сто, затем с улыбкой смело сняла скафандр и спрыгнула с трапа на траву.
– Добро пожаловать на Тангор, великая и ужасная ведьма Елена! Ох, спасибо. Это такая честь для меня, – немного попаясничала на камеру, чтобы позлить капитана.
Невзлюбил он меня, потому что я ведьма. Ну и потому, что баба на борту к несчастью. Причём то, что в его штате аж десять баб, настроение капитану Норману не поднимало. Суеверный и нервный тип. Его предыдущий капитан насторожил, такие ужасы нарассказывал, что Тангор место смерти половины того экипажа.
Но пока я ничего опасного не чувствую. Ну разве что кроме ползущего ко мне явно агрессивного усика плотоядного растения. Я, призвав силу, погрозила цветочку пальчиком, и он присмирел.
– Ай-ай. Ведьм есть нельзя, отравишься.
Итак, резюмируем. Планета прекрасна, местная звезда печёт, но не припекает, птички на голову мне не гадят. Уж за этим я присмотрю. Всё же я природно-погодная ведьма. В целом, мне здесь дико нравится. Просто влюбилась с первого взгляда.
– Ну? – поторапливал меня капитан.
Да, да, первая я высадилась, потому что я теперь дозорная ведьма, звучит как позорная. Жуть, в общем.
– Всё чисто! – крикнула я в нутро люка, где стопились остальные члены экипажа, ожидая от меня отмашки или того, что меня сожрёт описанный прежний капитаном монстр.
Пока ребята разгружали аппаратуру для своих исследований, я взяла раскладной стул, переоделась в просторный защитный костюм, уселась чуть поодаль, поближе к лесу и стала загорать. Заодно медитировала, подключаясь к биопотокам планеты.
Тангор был удивительно приятной планетой. Наша Земля давно утратила свою целебную составляющую. Воздух её отравлен, как и земля, и вода. И да, наверное, я поступила подло, сбежав с неё, оставив остальных сестёр пытаться как-то исправить ситуацию. Но меня манили звёзды, порой даже спать не давали, я слышала их шёпот, я во снах путешествовала под чужим ночным небом. Дух захватывало после таких снов, и вот моя мечта осуществилась, а Земля простит меня, свою нерадивую дочь, одну из многих, что сейчас странствовали по Вселенной.
– Дозорная ведьма, вы уснули? – въедливый голос пятидесятилетнего капитана Нормана вторгся в волны нирваны, на которых я качалась.
– Нет, сканирую периметр, а вы мне мешаете, фоните своим негативом.
– Не фоню, а напоминаю вам о ваших обязанностях дозорного.
Я раздражённо вздохнула и щёлкнула пальцами, образовывая небольшую тучку прямо над головой капитана, усмехнулась, когда первые капли стали падать Норману на лысину.
– Освежитесь, капитан, и расслабитесь. Опасности нет. Занимайтесь своими обязанностями, не заставляйте меня напоминать о них.
И так каждый раз, вечно придирается, а всё почему? Потому что я ведьма. И вот что ведьмы ему сделали? И главное – в роду у него их точно не было, проклятий никто не насылал, уж тем более приворотов, как мужчина Норман на любителя, мягко сказать. Сам, что ли, влюбился, а она не дала? На мне отрывается? Эх, жаль, я не умею видеть прошлого, зато дождик у меня отменный.
– Да прекрати уже, ведьма! – возмутился капитан, и я развеяла тучку.
Всё же силы надо экономить. Но приятно, что Тангор меня принял как родную и щедро делился силой. Надо мной высоко-высоко в небе, словно маленькая точка, кружила крупная птица. Решила подключиться к её сознанию и полетать, но, видимо, птица была слишком высоко, не смогла уцепиться. Даже интересно стало. Взяв бинокль, приставила его к глазам, но птица уже скрылась.
– Что-то подозрительное? – тихо спросил меня помощник капитана, молодой и привлекательный американец.
Я кивнула, но объяснять не стала.
– Возможно, разум вы ищете не там.
– Что вы имеете в виду, госпожа ведьма?
– Могут ли быть разумными птицы, господин Беррифью?
Парень поднял голову и глубокомысленно пожал плечами.
– Всё возможно.
– Интересненько, – заулыбалась я в ответ.
А что, я ведь тоже могу заниматься исследованиями.
***
С незапамятных времён инары покоряли Вселенную, галактику за галактикой. Их цель – найти пригодную для жизни планету – новый дом, пристанище для космических скитальцев. И вот настал тот миг, когда разведывательный экипаж «Летящей» приземлился на неизведанной планете, населённой лишь неразумной формой жизни. Разведывательный корабль ждал, когда прибудут первые переселенцы, но вместо них неожиданно прибыли чужаки – такие же разведчики, как и инары. Капитан отряда Войка Лое не собирался отдавать трофей землянам. Во-первых, Войка был первым, кто ступил на поверхность необитаемой планеты, что было документально запечатлено на видео и отправлено в бюро. Во-вторых, земляне – раса, стоящая на ступень ниже, чем инары, и были против них словно безобидные дети, если, конечно, отобрать у них оружие, коим был оснащён корабль.
Но развязывать войну за планету тоже было не совсем то, к чему стремились инары, считающие себя дружелюбной расой. Поэтому Войка использовал хитрость, чтобы выжить чужаков со своей территории. После небольшой диверсии, после жуткого месяца пассивной осады с использованием особенных способностей инар, земляне покинули планету, а разведчики продолжили постепенно обживаться в ожидании первых переселенцев.
Это был триумф Лое! Войку повысили в звании, его наградил сам император, планете присвоили имя Хирта и в хрониках именно отряд Лое значился первооткрывателями, и, казалось бы, не о чем и мечтать, пора отправляться в новое путешествие, как вдруг земляне вернулись. Первого контакта с ним никто не хотел: ни Совет, ни сам император. Молодая раса, агрессивная, без особенных способностей, была слишком скучна даже для торговых отношений, поэтому она была лишь изучена и теперь полностью игнорировалась.
Но не сейчас, когда земляне вознамерились захватить территорию, принадлежащую империи Инария. Войка со своими замами стоял в тени деревьев, прикрывшись иллюзией, и наблюдал за высадкой землян, оценивая противника. Первым по трапу спустился…
– Это женщина, – строго прошептал Войка, рассматривая округлые формы, понимая, что земляне ещё те трусы. Они выпустили первой женщину! Инары своих женщин берегли. За несколько лет переселения только недавно прибыли первые жёны на планету.
А затем произошло то, что никто из инаров не ожидал. Ощущение чужой силы рубануло по нервам, заставляя мужчин отойти назад, чтобы не быть пойманными в сети чужого поисковика.
– Она такая же, как мы! – прошептал первый помощник Войки Тоста Бри.
– Да, такая же, – с трепетом выдохнул Лое, жадно рассматривая в бинокль лицо брюнетки. Она явно имела схожие способности.
– Мы должны доложить императору! – взволнованно шептались инары за спиной Войки, а тот не сводил взгляда с чудо-женщины. В это время остальные земляне начали выгружать контейнеры из корабля, а незнакомка с невероятными способностями уселась возле трапа, расслабленно отдыхала с закрытыми глазами, всё так же удерживая сканирующее поле.
– Я на разведку, – шепнул Войка и взмыл вверх, раскрывая крылья раздага – портативного летательного аппарата, способного поднять человека на любую высоту, даже на орбиту, если потребуются. Правда, это одноразовая услуга и его потом только в утиль, но всё же может.
И Войка взлетел достаточно высоко, чтобы не привлекать внимание землян, вот только не учёл, что землянка имела дар, который тут же проснулся, и теперь сам Лое стал объектом пристального внимания с земли, пришлось экстренно улетать.
Чем дольше Войка со своими людьми наблюдал за землянами, тем сильнее убеждался, что красотку с уникальным даром нужно спасать! Хватило двадцати часов, чтобы выйти из себя от неподобающего обращения с одарённой. Главный среди землян явно её недолюбливал, разговаривал непозволительно презрительно и дерзко, за что не раз получал от прелестницы мелкие пакости, что ещё больше злило мужчину. Остальные члены экспедиции тоже особого уважения к девице не испытывали, только страх… Только страх. Получалось, простые земляне просто использовали её.
Долго думать, как её спасти, не пришлось. Одарённая сама подкинула идею, когда обнаружила небольшой водопад и, не стесняясь, сбросив с себя одежду, окунулась в прохладные воды горной реки. Войке хотелось приказать своим подчинённым ослепнуть, до того красива и стройна была красотка. Узкая талия, широкие бёдра. Грудь прикрывали густые чёрные волосы, плащом укрывающие плечи и спину. Богиня. Таких красавиц Лое точно ещё не видел никогда. И сердце в груди зашлось от желания обладать этой женщиной. Но прежде спасти из плена землян.
Вот именно в этот момент, когда девица окунулась с головой, Войка и спас красотку: нырнул следом, чтобы ревниво вырвать стройную землянку из объятий воды, и унёс далёко-далеко в небо.
– Ты ангел? – тихо спросила одарённая, нисколько не испугавшись, но прикрыв смоляными локонами грудь. Очаровательную высокую грудь.
***
Нет, я точно не дозорная, а позорная ведьма. Так опозориться могла только я. А всё почему? Вот не стоило расслабляться! А всё коварная планета! Обманула меня, прикинулась необитаемой. А ведь подозрения были! Были! Но нет, я ведьма и не послушала интуицию. Расставила сигналки по периметру территории вокруг корабля, позагорала, и местное солнце мозги припекло, не иначе. Вот дёрнуло меня слетать искупаться, пока все заняты работой, а у меня её как таковой и нет, только «дозорить».
Хотя чего это я разошлась. В принципе же ничего особо страшного не случилось, кроме того, что я абсолютно голая, под ЧУЖИМ тёплым магическим коконом, на руках ангела летела в неизвестном направлении подальше от корабля.
К слову сказать, крылья у ангела были чёрные, наверное потому, что волосы у него тоже чёрные. А ещё у него атлетическое тело, так и чувствовала упругие сильные мышцы, крепкие объятия, надёжно прижимающие меня к мужчине, который был, между прочим, одет. И я не знала, что это за синтетический материал. Украдкой потёрла между пальцев воротник-стойку. По ощущению точно синтетика, но с добавлением чего-то ещё.
На мой вопрос мужчина не ответил, лишь улыбнулся успокаивающе и доброжелательно. От него исходила сила, очень родственная сила, словно он был ведьмаком, чего быть никак не могло. Ведь ведьмовская сила передаётся исключительно по женской линии, опять же крылья. Наверное, всё же ангел.
Ментальное сканирование упёрлось в барьер, зато на губах ангела расцвела улыбка, когда он почувствовал мои попытки проникнуть ему в голову.
Летели мы долго, потом резко спикировали вниз. Захватывающее дух ощущение падения. Я крепко ухватилась за шею мужчины, глядя вниз, а там густые джунгли, и мы направлялись именно к ним.
Эту часть планеты мы ещё толком не обследовали, но моя интуиция подсказала, что опасности нет. Она продолжала молчать и тогда, когда ангел со мной на руках проник сквозь листву, ни разу её не потревожив, и моим глазам открылась настоящая деревня, огромная большая деревня, надёжно укрытая со всех сторон джунглями. Голограммой джунглей!
У меня не было слов! Вот это технологии. Это что же получается? У нас состоялся первый контакт с иной цивилизацией, и контактёром стала я, дозорная ведьма, абсолютно голая с мокрыми от купания волосами? Какой позор!
Шок! Уже два дня напролёт я испытываю шок! Первый контакт с высшей цивилизацией, для представителей которой мои способности являются нормой. Причём мне казали, что я не до конца раскрыла свой потенциал и готовы были обучать, если я решусь.
Я до сих пор помню, как впервые предстала перед представителями иной цивилизации. Крыланы! Настоящие ангелы. Мой спаситель оказался первооткрывателем планеты, намного раньше прилетевшим сюда со своей командой, чем земляне. Он отнёс меня в свой дом, где предоставил одежду, еду, кров. Вообще, он ведёт себя слишком собственнически, не подпускает ко мне никакого другого мужчину, а ещё ему нравится меня трогать, особенно волосы. Это так странно для меня. Да, он красив как бог, сексуальный, и от него меня бросает в сладкую дрожь, но всё же я не привыкла, чтобы мужчина меня опекал. Я же ведьма, а ведьм все боятся.
И вот теперь я среди таких же одарённых, которые сильнее меня в разы. Именно поэтому я ничего не нашла, защита у крыланов такая, что я рядом пройду и не почувствую чужака. Наши силы воспринимают друг друга как родственные и безопасные. Поэтому меня и СПАСЛИ! Да, да! Меня спасли от рабства! Именно так мне и сказал Войка, капитан разведывательного судна, мой спаситель. Я сначала пыталась доказать, что спасать меня не надо, вот только уже ближе к вечеру вдруг осознала, что да, меня спасли. Что всю жизнь я была в рабстве у более слабых представителей землян. Меня пичкали громкими словами о долге и защите, вот только сейчас я уже смотрела на всё иначе. Угрызения совести очень быстро потухли под аргументами инопланетян.
Я незаметно для себя изменилась. А всё Войка, который не отходил от меня ни на шаг, не упускал случая зарыться рукой в мои волосы, липнул ко мне, шепча, что я очень сладко пахну. А ещё он оберегал меня, так как у меня нет крыльев. Крылья у пришельцев были не только средством передвижения, но и защитой. Их оперение было очень жёстким, плотным.
Я не знала, как мне быть. Я словно пленница, вот только клетку я свою не видела. Я могла ходить куда угодно, меня просто везде сопровождал Войка, который ради меня отложил свой отлёт. Он со своей командой хотел исследовать космос дальше, искать необитаемые планеты, прям как мы, земляне. Но остался, потому что увидел меня.
Я спала в его доме, в отдельной комнате, но ощущала ауру мужчины, окутывающую меня даже во сне, дарящую покой, о котором уже и думать забыла. Среди пришельцев я чувствовала себя своей. Такое умиротворение я даже среди своих сестёр не ощущала. Как ни крути, а в среде ведьм всегда присутствует факт соперничества, здесь же покой, умиротворение и забота. Со мной все здоровались, стоило мне появиться на улице. Звали в гости на ужин, причём искренне, ведь все одарённые и эмоции никто не скрывал.
Это был прекрасный иной мир, а я в нём турист. Я чувствовала, что в один момент всё может прекратиться, и я вернусь к своей прежней жизни, где буду рабой. Всё же Войка плохо на меня действует. Никогда мысль о службе меня так не душила, как сейчас. Я хотела стать свободной.
– Хочешь полететь со мной?
Ласковый шёпот раздался так неожиданно, что я вздрогнула. Войка умел подкрадываться, и моя сила молчала, а это пугало. Мужчина непозволительно интимно обнял меня со спины и прижал к груди. Подёргалась, пыталась вырваться, но откровенно вяло, и обмануть Войку не удалось. Я посмотрела на скрытое густой листвой ночное небо, представляя, как меня сейчас ищут коллеги по работе, но я не хотела, чтобы меня нашли.
Слёзы медленно потекли по щекам. С Войкой так легко, что стыдно. Мои сёстры сейчас служат обществу, а я сбежала от своих обязанностей.
– Я тебя украл, – тихо шепнул пришелец, щекоча дыханием волосы на макушке. – Украл и не отпущу. Твоих сестёр тоже спасут. Каждую.
Я вживую представила эту картину. Я ведь не самая сильная ведьма, есть и посильнее. Вот будет сюрприз для пришельцев.
Войка фыркнул мне в макушку, приятно щекоча. Значит, читает мои мысли и видел в них моих сестёр, знает их уровень и смеётся. То есть делаем вывод, что пришельцы сильнее. Тогда спасут.
– Полетели со мной, – сделал он вдруг мне предложение после длительного молчания, когда я совсем разомлела в объятиях мужчины. Я чувствовала, что это намного больше, чем предложение к путешествию, это признание в любви. Пока робкое, но очень настойчивое.
Я улыбнулась.
– Ты же меня украл, так зачем спрашиваешь?
Мужчина опять фыркнул, прекрасно понимая меня без слов. Да, я хотела полететь с ним куда угодно, но признаться было сложно. Я не привыкла к такому, меня надо приручать. Я всё же ведьма, пусть уже не дозорная, но ведьма. А мы женщины гордые, нас надо завоёвывать.
– Ты не пожалеешь, милая. Я кину к твоим ногам Вселенную.
***
Автор на Призрачных Мирах: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%9E%D0%BA%D0%B8%D1%88%D0%B5%D0%B2%D0%B0-%D0%92%D0%B5%D1%80%D0%B0/
Автор на ПродаМан: https://prodaman.ru/Vedmochka
ЧАСТЬ. Анастасия Никитина. Что сон посеет, то жених и пожнёт
Аннотация
Замужество вместо учёбы? Пяльцы вместо свободной жизни ведьмы? Ну нет уж! Поищите другую дуру! Там, где пасует логика, на помощь приходят вещие сны. И неважно, что поддерживает меня только семейный фамилиар, вместе с ним мы преодолеем все препятствия на пути к вольной ведьминской жизни.
***
– Я слишком долго искал тебя, милая моя. Слишком много времени потратил, да и денег тоже, – лорд Барс улыбнулся, обнажая безупречные зубы. – Ты моя невеста, а завтра станешь женой.
– Вы не любите меня, милорд! – против собственной воли воскликнула я, отчаянно пытаясь удержать закипающие на глазах слёзы.
– Конечно, нет, – едва заметно пожал плечами мужчина. – Только такая дурочка как ты могла поверить, что способна увлечь кого-то лучшего, чем сын поселкового старосты. Но не мог же я рисковать жизнью, увозя тебя силой, правда? Пришлось немного погрешить против истины. Графству нужен сильный властитель. И ты поможешь мне им стать.
– Нет! – я прижалась спиной к резным стенным панелям.
– Да, милая моя, да! – мерзавец улыбался уже с откровенной насмешкой. – Ну же. Улыбнись своему избраннику, маленькая ведьма Серебряного озера.
– Пусть тебе вырги из нижних миров улыбаются! – прошипела я. Насмешка привела меня в чувство не хуже пощёчины, и подступающая истерика переродилась в ярость.
– Как хочешь, – с той же равнодушной улыбкой кивнул он. – Мне всё равно, с каким выражением ты завтра скажешь «да» перед алтарём.
– Не скажу.
– Скажешь. И даже брыкаться не будешь. У тебя нет выбора.
– Выбор есть всегда, – вздёрнула подбородок я.
– Ну, если считать выбором смерть, то конечно, – снова пожал плечами он. – Выбирай: или свадьба, или смерть, невестушка.
– Прости, мой бывший избранник, – я постаралась повторить его насмешливый тон, – не всё я тебе про озёрных ведьм рассказала. Запамятовала мелочь одну. Убьёшь меня, сам сдохнешь в жутких корчах. Такое вот возмездие. Готов проверить?
– О, как глазки засверкали, – усмехнулся он. – Вот так завтра к алтарю и пойдёшь. Молельник у нас подслеповат. Если повезёт, примет тебя за ровню мне.
Насмешливо-брезгливый взгляд льдистых глаз аристократа медленно, как жирный слизняк, прошёлся по мне с головы до ног. По растрепавшимся волосам. По перекосившемуся корсету, который я так и не научилась носить. По смятой юбке с неопрятно повисшими оборками. Деревенская кляча, по недоразумению напялившая рыцарскую упряжь. Вот кем я себя почувствовала под этим брезгливым взглядом. Дворняжкой рядом с породистой охотничьей борзой.
Лорд удовлетворённо кивнул, будто прочитав мои мысли, и развернулся к двери.
– Я тоже кое-что подзабыл, – бросил он через плечо, выходя, – графство Барс – вассал Лирберии. Если тебе это о чём-нибудь говорит.
Мне говорило. Так много говорило, что я без сил сползла по стенке, едва толстая дверь захлопнулась за лордом. «И наставляла же тебя бабуля, учи географию...» – мелькнула в голове бредовая мысль. Мелькнула и исчезла, скрывшись в вязком болоте безнадёжности. Лирберия... Единственная земля, откуда даже ведьме Серебряного озера не выбраться живой...
Вычурные часы в углу пробили двенадцать, и одновременно с гулкими ударами я расправила плечи и поднялась на ноги. Поныла немного и хватит. У меня оставалось всего шесть часов до того, как явятся служанки с подвенечным платьем. Слишком мало времени, чтобы тратить его на такое бесполезное занятие, как слёзы.
«Выргу вам в невесты, милорд», – прошептала я, оглядываясь.
Обилие дорогих тканей, тяжёлая резная мебель, тёмный зев камина, сейчас холодного и пустого – вот и вся обстановка. Скорее всего, какая-нибудь комната для гостей. Далеко не те роскошные покои, где я жила с тех пор, как лорд Барс привез меня сюда. Но и не тюремный застенок, что не могло не радовать. К сожалению, на этом хорошие новости и заканчивались.
Я даже не понимала, в какой части замка нахожусь. Дверь заперта снаружи. Единственное узкое окно перекрывала решётка, врезанная в толщу стены, и разглядеть из этой бойницы можно было только тёмные облака да далёкие горы.
Где-то там, за этими пиками пряталась Долина Серебряного озера – колдовская крепь, покинуть которую можно было только добровольно. И надо ж было мне именно так и поступить.
– И ведь говорила тебе бабуля, что тёмное нутро у красавца лорда, – тихий скрипучий голос заставил меня подскочить. – Но нет. Кто у нас самая умная? Трисс! Всё сама знает – советов не слушает!
– Тик! – едва не заорала я, рассмотрев наконец в полутьме говорившего.
– Тик, – проскрипел толстенький мохнатый паучок, переползая с решётки на широкий подоконник. – Я уже двести лет Тик, а такой дурёхи как ты ещё не встречал. Нарыдалась? А то если нет, я и подождать могу. Сырость вредна для суставов.
Оплакивать собственную глупость сразу расхотелось.
– Меня тут угробить собираются, а ты про суставы думаешь!
– И что? Если бы я про свои суставы не думал, то давно бы помер. И кто бы тебя, дурёху, сейчас выручал?
– Так уж больше и некому, – фыркнула я.
Если бессменный фамилиар бабули здесь, то и сама Малика Огненная где-то поблизости. Удивительно, что до сих пор дымом не тянет. Бабуля проблемы предпочитает решать быстро и жестко. Никогда не забуду, как она разделалась с лагерем работорговцев, куда меня как-то случайно занесло.
Тик молчал, и в душе зашевелилось смутное беспокойство.
– Тик? Где бабуля? Она здесь?
– Кому бабуля, а кому Госпожа огня. Лицо в Долине не последнее и занятое... – буркнул вредный фамилиар.
– Не поняла, – опешила я. – У бабули нет времени спасти единственную внучку?
– Тебя спасать замаешься! То на льдине в дальние края плывёшь, то к работорговцам лезешь, то вот в любови играешь. Где какие безобразия, там тебя ищи – не ошибёшься. А как учиться – нет её...
– Тик! – голос сорвался.
– Тик... Тик... – паучок погладил мои пальцы мохнатой лапкой. – Не придёт Малика. Верховная ей запретила.
– Как?! – села прямо на пол.
– А вот так. Когда узнали, что ты с лордом этим зубастым таки удрала, Малика осерчала очень. И сразу за вами не бросилась. Но теньку приглядывать отправила. А вот как прояснилось, что твой женишок за фрукт, поздно стало. Верховная войны с Лирберией не хочет. Много крови будет, если ведьмы с молельниками Единого сцепятся. И Малике запретила Долину покидать. Сказано было так: ушла ты никого не спросясь, значит, и возвращаться своим умом будешь. Ну а если нет, то нет. Не ты одна с зеленью дружишь.
– И как мне с эдаким украшением самой возвращаться?! – я зло дёрнула невзрачное серое колечко на безымянном пальце.
– А что такое? – с преувеличенным сочувствием поинтересовался Тик.
– Оно стихию связывает! Не видишь, что ли?! И не снимешь дрянь такую! Его только молельник снять может. И как я его уговаривать должна?!
– Да? Вот ведь беда. Зачем же ты его надела? Обманули бедняжку, а она от любовей так отупела, что и не заметила, как простым человеком стала?
Я с подозрением покосилась на фамилиара. Слишком уж добрым голосом он говорил, совсем не своим.
– Издеваешься?
– Есть немного, – хохотнул паук. Звук был такой, будто сломали сухую ветку. – Тенька Верховной про кольцо это доложила, как и про то, что надела ты его сама, прекрасно зная, что на палец крутишь. Так что не обессудь.
– Так он же мне сказал, что это для безопасности! Чтобы молельники не схватили! – взвыла я.
– А ещё он тебе про любови рассказывал.
– Вырговы россказни! И что теперь делать?!
– Из Лирберии выбираться, – спокойно выдал паук. – За её границами поганые штучки молельников силу теряют.
– Да я из комнаты с ним не выйду. А ты про границы болтаешь...
На меня снова накатила безысходность, отступившая было с появлением фамилиара. На глаза навернулись слёзы: «Бросили на потеху проклятому женишку. Ещё и наблюдателя послали, чтоб потом в подробностях всё рассказал!»
***
– Значит, правильно Верховная сказала. Не удалась внучка у Малики Огненной. Глупой да беспомощной уродилась. Пустышка, в общем, – проворчал паук.
– Пустышка?! – вскочила я. – Да кто лучше меня мог вековой лес в два дня вырастить?! Кто лианами как щенками играл? Кто...
– Сила есть, ума не надо? – хмыкнул Тик.
Я смолчала, вдруг ясно осознав, что вредный фамилиар прав. Сколько раз бабуле приходилось вытаскивать меня из передряг? Немеряно! И в большинство из них я вляпалась именно по собственной глупости.
Пальцы сами сжались в кулаки: «Выберусь! Сама! Вот только в Долину не пойду! Обузой меня считаете? Ну, погодите! Вы меня ещё узнаете!»
Я погрозила кулаком куда-то в сторону гор и схватилась за завязки корсета. В этом платье мне ходить сложно, не то, что бегать.
За сундуком в углу нашлись кожаные охотничьи штаны. Когда-то дорогие и красивые, сейчас они походили на грязную тряпку. Похоже, кто-то из гостей лорда, переодеваясь после охоты, швырнул одёжку в угол, а служанки не заметили. Подавив брезгливость, я натянула «обновку» вместо пышной юбки. И прихватив массивный ночной горшок, притаилась у двери.
Тик советов не давал, но и насмешками не изводил, так что я уверилась, что всё делаю правильно. Ровно до того момента, как паучок снова заговорил.
– У нас есть план?
– Конечно, – кивнула я, стараясь говорить уверенно. – Подожду, когда кто-то войдёт, тресну по голове, и здравствуй, свобода!
– Ну, предположим. А дальше?
– А что дальше? – пожала плечами я и переложила своё оружие в другую руку: правая начала затекать. – Грудь у меня небольшая, юбки нет. Кому парень-оборванец интересен? Прибьюсь к каравану какому-нибудь до границы...
Паук затрещал теми сухими щелчками, которые заменяли ему смех:
– Парень! Ой, не могу! Парень!
От хохота он чуть не свалился со спинки кресла, куда переполз, наблюдая за моими приготовлениями.
– А что смешного? – обиделась я.
– Косу свою рыжую куда денешь, парень?
Я схватилась за затылок. Ну как можно было забыть?! Правильно меня паук дурой обзывает. Захотелось побиться дурной головой о стену: ну почему я вечно упускаю из виду самые важные детали?! Почему не замечаю очевидного? Сейчас вот про собственную косу забыла. Немногим раньше не обратила внимания, что мой мнимый избранник – последняя сволочь. Теперь-то память одно за другим подкидывала всё новые и новые доказательства, что я вела себя как слепой щенок. А мой негодный жених не больно-то и скрывался. Даже та девица, в объятиях которой я застала «избранничка» несколько часов назад, была в его свите и не раз выходила растрёпанная из шатра, где Барс ночевал.
Пришлось хорошенько тряхнуть головой, прогоняя неуместные воспоминания. Лорд – сволочь. Но отплатить ему я смогу, только выбравшись из его проклятого замка, а лучше вообще из Лирберии. Вот перейду через границу, сниму кольцо, тогда и поговорим о любви вообще и расплате за измену в частности. Ох, как я с ним поговорю...
Злость заставила меня собраться. Набившее оскомину бабулино «выход есть всегда» оправдалось и тут: выход нашёлся. Вскоре грязный трубочист, в которого я превратилась, взбираясь по дымоходу камина, крался по замковой крыше, пригибаясь и прячась за толстыми печными трубами.
Дюжину синяков спустя я уже забилась за большую мусорную кучу на заднем дворе замка. Пахло тут соответствующе, зато в ближайшие несколько часов меня вряд ли кто потревожит. Самое время подвести итоги, как же я вляпалась в эту помойку, и главное, каким образом из неё выбраться с наименьшими потерями.
Но стоило прикрыть глаза, пытаясь сосредоточиться, как в мочку уха впились острые жвала Тика.
***
– Ты что, поспать задумала?
– Нет. План составляю, – отозвалась я, кое-как удержав болезненный вскрик.
– А что тут планировать? – фыркнул паук. – Нам туда.
Сразу три лапы указали куда-то мне за спину. Уже предчувствуя, что не увижу ничего хорошего, я медленно обернулась. Так и было. Под замковой стеной зияла чёрная в полумраке яма, куда стекал не пересыхающий даже ночью ручеёк нечистот.
– Я туда не полезу!
– Хорошо, – легко согласился Тик. – Тогда нам туда.
– А там что? – с подозрением уточнила я.
– Замковый алтарь. Ну, знаешь, такая большая каменюка, которую поливают кровью на всяких обрядах. На свадьбе, например.
Одновременно с его последним словом я шагнула в яму и с головой окунулась в бурлящий поток. Местная канализация оказалась куда более быстрой и глубокой, чем мне показалось сверху. Зато и не такой зловонной. По сути это была подземная речушка.
«Тоже мне, неприступный замок, – успела подумать я, хватаясь за какие-то доски. – Любой не слишком брезгливый вражина пройдёт».
Но долго насмехаться над неизвестными архитекторами судьба мне не позволила. Минуту спустя мою мокрую тушку вышвырнуло из широкой трубы.
Мгновенье я парила в воздухе, любуясь темной гладью Великой реки внизу. Очень далеко внизу! Бабуля-а-а!!!
Как я ничего себе не сломала, не утонула и вообще отделалась всего лишь фингалом под глазом, не знаю. Не иначе, духи хранят дураков и блаженных. На берег мне удалось выбраться лишь тогда, когда замок лорда Барса скрыла излучина. Клацая зубами от холода, я повалилась на песок, жадно хватая ртом воздух и отчаянно дрожа всем телом.
– Ну, ты даешь, – прозвучал хриплый голос, и мокрый колтун, в который превратились мои волосы, зашевелился.
– Это ты даёшь! – рявкнула я, выпутывая из бывшей косы паука. От злости я даже трястить перестала. – Угробить меня вздумал?!
– А я-то при чём? – фамильяр выскользнул из рук и предусмотрительно отбежал подальше. – Кто тебя просил купаться?
– Сам же сказал, что нам туда, – опешила я.
– Туда, – преувеличено ласковым тоном проговорил Тик. – Только по лесенке, потом в боковое ответвление для обслуги и на хозяйственный двор!
Я молча ткнулась лицом в ладони.
***
Рассвет застал меня на той же камышовой отмели. Пускаться в путь в предрассветных сумерках было бы верхом глупости, а глупости я совершать не хотела категорически. И так фамилиар сопровождал каждое моё движение язвительными комментариями.
Я молчала, повернувшись спиной и щупая развешанную по кустам одежду. Простуда меня не пугала. Урождённая ведьма-природник не замёрзнет даже в сугробе. Но чавкающие при каждом шаге кожаные штаны раздражали до безумия. Да и прикосновения мокрой холодной тряпки к коже удовольствия не доставляли. Конечно, лучше было бы разложить костерок, но благодаря проклятому кольцу Барса такая роскошь была мне недоступна.
Впрочем, мне недоступна была любая роскошь. Даже остаться собой. Теперь из водной глади на меня смотрел худосочный вихрастый подросток со здоровенным фингалом под глазом.
Ножницами мне послужил Тик. Ему темнота была не помеха, и он, щелкая бритвенно-острыми жвалами, быстро избавил меня от былой гордости – густых огненно-рыжих волос. Несчастные огрызки я тщательно намазала соком какого-то колючего растения, на которое мне указал фамилиар. В результате всех этих действий моя бедовая голова обзавелась кривой чёлкой и неряшливыми вихрами невнятного мышиного цвета.
Косу было жалко до слёз. Всё-таки это наша фамильная гордость. Но по ней меня опознали бы в два счёта. А возвращаться к постылому жениху из-за такой ерунды... Нет уж!
Решив, что штаны просохли достаточно, я сдёрнула их с ветки и натянула на покрытый синяками зад. Сразу стало намного комфортнее. Даже новый поток насмешек Тика не заставил меня сжимать кулаки в бессильной ярости.
– Ладно, ладно, – сменил гнев на милость паук, убедившись, что ответа ему не дождаться. – В общем-то, не так уж и плохо получилось. Логово твоего зубоскала там, – он махнул лапой на противоположный берег реки. – И искать тебя будут там же. О том, как ты выбралась, догадаются не скоро. Если вообще догадаются.
– Угу, – буркнула я, мрачно взъерошив непривычно короткие волосы.
– Теперь спокойненько топаем к границе, – продолжал фамилиар. – И главное, ни во что не вмешиваться...
И тут откуда-то слева донёсся дикий визг. От неожиданности я подскочила, уронив в грязную лужу едва просохшую рубаху. Тик свалился сам, повиснув на тонкой паутинке. Из камышей взвилась стая птиц, добавив в общий хаос многоголосый гам и хлопанье крыльев.
– Помогите! – очередной вопль прокатился над пустой гладью Великой реки.
Я кое-как выжала рубаху и, путаясь в рукавах, попыталась надеть её поверх полосы ткани, туго перетянувшей грудь.
– Ты куда?! – спохватился фамилиар.
Но я его уже не слушала, перепрыгивая через полусгнивший ствол топляка. Как в моих руках оказалась суковатая палка, мне не запомнилось. Как, впрочем, и то, каким образом эта трухлявая дубина опустилась на голову большой толстой змее. Животина ничуть не пострадала, но, признав во мне природную ведьму, с обиженным шипением уползла в кусты.
Только теперь я посмотрела на того, кого, собственно, спасала. На пеньке, подобрав полы широкой рясы, стоял молельник. Пока я тупо хлопала глазами, пытаясь сообразить, как реагировать, толстяк оправил свои многослойные одеяния и, приосанившись, заговорил:
– Благоволения Единого, сын мой.
– А-а-э...
– Так вот Единый порой испытывает своих детей, – продолжал молельник, не дождавшись от меня ничего более вразумительного.
– М-м-м... – я попятилась.
– В какое неудобное положение он меня поставил, чтобы дать возможность тебе, сын мой, проявить свои лучшие качества и спастись. Но чего только не сделаешь, чтобы спасти от грехов чада Единого.
– А? – окончательно запуталась я.
В голове бешеными птицами метались мысли: «Ловушка! И как только успели?! Опять вляпалась! Говорил же Тик, не вмешиваться!» Где-то на краю воображения уже маячил то ли костёр молельников, то ли пресловутый свадебный алтарь. «Бежать!» Но прежде чем я сорвалась с места, толстяк снова заговорил.
– Не бойся, сын мой, коснувшись меня, ты не прогневаешь Единого.
И он протянул вперёд пухлую ручонку. «Это что? Руки ему целовать?!» – благоразумие советовало не выдрючиваться и продемонстрировать самую ревностную «веру», какую удастся. Но взвившаяся на дыбы общеизвестная гордость ведьм с Серебряного озера требовала немедленно сдёрнуть наглеца с лесного постамента и как минимум хорошенько извалять в грязи.
К счастью, моё тугодумство, которое всю ночь высмеивал Тик, на этот раз сослужило добрую службу. Пока я соображала, раздираемая противоречивыми желаниями, молельник решил поторопить «спасённого сына».
– Ну же, сын мой, помоги мне спуститься с этого пня и прими заслуженное благословение Единого. Заметь, оно не будет стоить тебе ни медяшки.
Я тряхнула головой и подошла, все ещё с некоторой опаской. Вернувшись с моей помощью на твёрдую землю, молельник долго и громко благодарил своего бога. Я стояла рядом, стараясь сохранить на физиономии серьёзное выражение. Получалось плохо: уж очень потешно выглядел толстяк, одновременно поднимая голову к небесам и кося глазами куда-то в сторону. «Ждёт кого-то, что ли?» – проползла ленивая мысль, и меня словно пружиной подбросило. Мало ли кого мог поджидать служитель Единого. Додумавшись до этого, я медленно попятилась обратно в кусты, из которых так опрометчиво выскочила.
– Ну а ты куда направляешься, сын мой? – спросил молельник точно в тот момент, когда я уже почти поверила, что мне удастся убраться без потерь.
– Э-э-э... – замычала я, лихорадочно соображая, куда бы направиться, чтобы нам с толстяком оказалось не по пути. В конце концов, рука сама махнула в противоположную сторону от той, куда с такой надеждой пялился молельник.
– Дура! – на грани слышимости проскрипела ветка у меня над ухом. От неожиданности я едва сама не сиганула на тот самый пенёк. Кое-как устояв на месте, скосила глаза. Среди листьев затаился Тик. Вот уж лёгок на помине, паршивец.
– Дура! – повторил он. – Там кроме логова этих молельников да болота ничего нет!
Я похолодела. Не может быть! Ну почему мне так не везёт?!
– Значит, решил посвятить свою жизнь Единому, сын мой? – толстяк не замедлил подтвердить мои худшие предположения. – Похвально, похвально.
Но вопреки похвале физиономия у дядьки была вовсе не радостная. Скорее уж наоборот – молельник скривился, будто укусил кислую сливу.
Понимая, что от меня ждут какой-то реакции, я промычала что-то невразумительное. Так и так не представляла, что отвечать.
– Скромность украшает, сын мой. Но зачем тебе наша тихая обитель?
«Совершенно ни к чему!» – мысленно заорала я, но облечь этот вопль в слова не успела.
– Вот столица – другое дело. Там великие отцы поделятся с тобой своей непревзойдённой мудростью, и ты узнаешь Единого во всей его славе!
– Эм-м... – я снова попыталась прояснить возникшее недоразумение, но на этот раз мне помешал Тик. Он чувствительно цапнул меня за загривок, заставив промолчать.
– Надо помогать юным, – молельник не обратил никакого внимания на мои ужимки, поглощённый какой-то собственной идеей. – Единый так прямо и говорил в своих откровениях: «Юность да послужит старости»... Или нет... Нет, это не о том, – толстяк нахмурился, пытаясь подобрать подходящую цитату. – Хотя неважно. Решено! Ты отправляешься в столицу, сын мой! И никому не рассказывай, как добр я к тебе был. Ты удивлён, понимаю. Но скромность – моя добродетель.
Наконец сообразив, о чём так усердно печётся толстяк, я едва не расхохоталась. Молельник испугался, что случайный спаситель разболтает кому-то о плясках на пеньке. Судя по тому, как заёрзал за воротником паук, он тоже с трудом сдерживал язвительные замечания.
А служитель Единого не стал откладывать свои планы в долгий ящик. Решительно оправив на толстом животе серую хламиду, он бодро поскакал по едва заметной тропке, нетерпеливо подпихивая меня посохом.
Довольно быстро я, сама не заметив как, оказалась на наезженном тракте.
– Вот, – пробормотал молельник, завидев на дороге пыльное облако, – сейчас мы найдём того, кто доставит Единому его нового слугу.
Я в очередной раз попятилась, рассмотрев в этой туче пыли погоню во главе с несостоявшимся женишком. Но толстяк крепко держал меня за руку, и сразу удрать не получилось. А чуть позже страшные конники, нарисованные моим буйным воображением, превратились в мирные упряжки медлительных волов. Мысленно обругав собственную трусость, я почти спокойно вышла вслед за молельником на середину тракта.
С караванщиком служитель Единого договорился быстро. Видно, уж очень велико было его желание как можно скорее от меня избавиться. Я только глазами хлопала, узнавая, что, оказывается, являюсь ревностным последователем Единого из соседней деревушки и сыном безвременно почившей сестры толстяка-молельника. Мало того, оказалось, что моя мечта – посетить главную обитель Единого в столице, и я приняла на себя обет молчания до свершения этого счастливого события.
Караванщик заметно кривился, но когда молельник демонстративно перевесил мне на шею толстую цепочку с каким-то медальоном, сдался. Меня сунули на одну из телег между мешками с тряпками. Защёлкали бичи, и телеги со скрипом тронулись в путь.
Я блаженно откинулась на мягкие мешки: ну наконец-то духи вспомнили и обо мне. Пусть географию я учила плохо, но то, что столица Лирберии расположена почти на границе, знала.
– Не расслабляйся! – проскрипел паук. – Ты ещё не выбралась!
Не отвечая, я шевельнула локтем, стряхивая надоедливого фамильяра в щель между мешками. Надоели его мрачные пророчества. Лежать на мягких мешках было удобно, а вот смотреть в чистое голубое небо без единого облачка неинтересно. Да и бессонная ночь давала себя знать. Неудивительно, что я очень быстро уснула. Мне снились высокие шпили колдовской крепи на берегу Серебряного озера и восхищённые вздохи сверстниц: «Она во внешнем мире была! И вернулась! Сама!»
– Вставай! – рявкнули у меня над ухом.
Я рывком села и подслеповато заморгала: в полуметре от моего лица сверкнуло в косых лучах заходящего солнца лезвие алебарды. Громко икнув с перепугу, я сползла с телеги. Но нарисованного моим трусливым воображением отряда стражников, посланных за строптивой невестой, рядом снова не оказалось. Как, впрочем, и телеги, и алебарды... да и каравана никакого не было.
Я потрясла чумной головой и уставилась на нависавшую надо мной мачеху. Это её бриллиантовое колье сверкнуло в косых лучах солнца, сыграв со мной злую шутку. Ещё не до конца поверив, что всё произошедшее всего лишь сон, я поднесла к глазам руки, но никаких колец не увидела. Да и дар тёплым комочком пульсировал под сердцем как ни в чём не бывало.
От облегчения я широко улыбнулась.
– Леди не скалят зубы, как рыночные торговки! – поморщилась мачеха.
Брезгливо скривившись, она окинула меня нечитаемым взглядом с головы до ног и вышла. Вот тут-то я наконец проснулась окончательно: «Жених!»
Чёртов лорд Барс, за которого меня вдруг надумали выдать замуж вместо того, чтобы отправить в институт благородных ведьм, как поступали со всеми одарёнными. Бабушка, конечно, попыталась воспротивиться, но куда там. Мачеха заручилась поддержкой самой Верховной. Мол, какой счастье, что благородный лорд на ведьму позарился. Сначала с вассалом Лирберии мосты наведём, а там уже и с самим оплотом молельников договариваться можно. Какие перспективы, какие горизонты... А цена всем этим прелестям всего лишь одна необученная ведьма. Тьфу и растереть!
Вспомнив наигранно восторженный тон, которым мачеха расписывала свои идеи на большом совете, я передёрнулась до самых пяток. И ведь никто не задумался, с чего это моя мачеха вдруг озаботилась благополучием Серебряного озера. Хотя, может, и задумались, но предпочли не озвучивать. Ведь перспективы же, горизонты...
Я сплюнула и встала. Поплескала в лицо холодной водой из рукомойника, сбросила ночную сорочку и с отвращением посмотрела на нежно-зелёное платье для верховой езды. Его сшили специально для меня, потому что в Лирберии леди не ездили в мужском седле, только в женском. И штаны, как на Серебряном озере, тоже не носили. Впрочем, там, как рассказывала когда-то бабуля, они вообще ничего не делали. Только рожали детей и вышивали.
Представив себя за пяльцами, я скривилась так, будто укусила лимон. Думать же о неизвестном лорде Барсе, который должен был приехать за невестой через неделю, и вовсе не хотелось.
«Вот тебе и институт, – тоскливо подумала я. – И учёба... И вообще все мои планы... Всё пошло гулять лишь потому, что мачеха решила отправить на первый поток свою дочурку вместо меня. Как же. Там же будет учиться дочурка Верховной! Какие перспективы, какие горизонты! Тьфу!»
Обругав мачеху, я приложила к груди платье и подошла к зеркалу. Равнодушное стекло отразило рыжую всклокоченную девицу, худую, угловатую и с полным отсутствием бюста. И тут меня осенило. Отбросив отвратительный набор оборок, я намотала на кулак растрёпанную рыжую косу и, ухмыльнувшись, проговорила:
– Выргу вам в невесты, милорд!
– Чего ты там бормочешь? – из-за рамы зеркала выбрался большой пушистый паук.
– Да вот думаю, не прогуляться ли нам, Тик. Годика эдак на четыре. Или на пять... Сколько там, в Лирберии, маги учатся?
– Ополоумела совсем? – опешил мой фамилиар, едва не свалившись с рамы.
– Да нет, – хмыкнула я. – Скорее опомнилась.
– А ничего, что у них там только парней учат? Девок к Академии магии молельники на пушечный выстрел не подпускают.
– Но ведь не сжигают же, – невпопад отозвалась я, лихорадочно бегая по комнате и собирая в безразмерную сумку свои немногочисленные пожитки.
– Точно ополоумела, – охнул Тик. – Не сжигают, не жарят и даже не варят! Домой тебя отправят и всего делов, беглянка малолетняя!
– Ну, это мы ещё посмотрим!
***
– Трисс! Где этот урод безродный?! – гневный голос рассекал утреннюю негу лирберийской академии магии, как горячий нож масло.
Одно за другим распахивались окна, выходили на балконы преподаватели. А по широкому мощёному двору бегал высокий парень и яростно грозил кулаками чистому голубому небу. Правда, неба он не видел: мешал раскидистый куст, росший у него прямо на голове.
– Что там Трисс? – сонно спросил мой сосед по блоку, приоткрывая один глаз. После вчерашней попойки он так и заснул под столом в студенческой лаборатории.
– Красавчик Барс опять с чем-то перепутал свой шампунь.
– И за что ты его так не любишь? – проворчал Алекс, снова закрывая глаза.
«За то, что хотел на мне жениться», – ухмыльнулась я про себя и вылила остатки изумрудно зелёного зелья в утилизатор.
Конец
***
Автор на Призрачных Мирах: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%B8%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%90%D0%BD%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%81%D0%B8%D1%8F
Автор на ПродаМане: https://prodaman.ru/Anastasiya-Nikitina/books
ЧАСТЬ. Лена Тулинова. Чернильная ведьма
Аннотация
Чернильная ведьма Эйла работает в библиотеке. Её магия позволяет исправлять или усугублять человеческие недостатки, а иногда даже вмешиваться в судьбы. Ректор магического университета даёт ведьме важное поручение: исправить судьбу мага-преступника. Но при первой же встрече Эйла понимает, что этому магу нужна совсем не чернильная магия.
***
Эйла устало подняла глаза от формуляра, на котором только что написала фамилию очередного студента.
– Прости, что? – переспросила она, опасаясь, что неверно услышала.
– Не хотите… пойти после работы выпить… со мной? – раздельно произнёс этот сопляк.
– Выпить? А что, тебе уже мама с папой пить разрешили? – спросила Эйла.
– Ой нуууу! – улыбнулся юнец. – При чём тут мама с папой?!
В табели о наказаниях свыше непременно должен быть какой-то пункт за бессовестные улыбки в стиле «я плохой мальчик, отшлёпай меня, хорошая тётя». Хотя Эйла отнюдь не была хорошей тётей. Кому, как не ей, это знать?
– Ты хоть знаешь, сколько мне лет?
– Эээ… тридцать… пять?
Она дёрнула уголком плотно сомкнутых губ.
– Не угадал, – процедила, почти не разжимая их. – Книгу вернуть через пять дней.
– А если не верну? – улыбка в стиле плохого мальчика сделалась ещё наглее.
– У меня есть твои данные, – Эйла помахала формуляром. – Адрес и телефон.
– Так нечестно, – старшеклассник облокотился о конторку.
Прядь светло-русых волос упала ему на один глаз. Так сопляк был похож на актера из «Тройки негодяев». Он, видно, и подражает персонажу Трейвиса Хокинса, поняла Эйла. Сейчас модно подражать киношным негодяям.
– Так нечестно, – продолжил сопляк. – У вас есть мой номер, а у меня вашего – нет!
– Попробую угадать. Или тебе не хватает денег, чтобы угоститься, или ты поспорил с друзьями, что у тебя будет свидание со скучной библиотекаршей. Да?
– Деньги есть, – мальчишка похлопал по карману рубашки, застёгнутому на клапан. – Друзей нет.
Тут он вздохнул. Когда улыбка исчезла с красивого и наглого лица, оно показалось Эйле даже симпатичным. Она даже невольно опустила глаза в формуляр, где стояли данные сопляка. Радвин Томсон Гласс. Факультет Заграничья, второй курс. Так и есть: несовершеннолетний. Вернее, в том нежном возрасте, когда уже можно водить машину, любить женщин и даже пить в баре в светлое время суток. Но зато ещё целый год можно не нести полной уголовной ответственности, жениться без разрешения родителей и оставаться в питейных заведениях после захода солнца.
Оставь это, Эйла Тикер, оставь. Не хватало тебе с родителями студента общаться по поводу их великовозрастной деточки?! Найди себе, Эйла Тикер, настоящего мужчину, благо в университете их тут немало. Тебе тридцать лет, Эйла Тикер, и какой-то там восемнадцатилетний пупс понятия не имеет, что тебе нужно для счастья. Он видит перед собой красивую, ухоженную женщину и начинает пылать, но ты-то, Эйла, знаешь, что коротковат у него фитилёк для настоящей чернильной ведьмы! Как бы ни сверкали твои карие глаза, как бы ни вздымалась высокая грудь – всё это делается вовсе не для студентов.
– Ну так вы пойдёте со мной? – не отставал мальчишка.
Видимо, почуял сомнение. Парни часто чувствуют это – когда женщина колеблется. Только не знают, что в случае Эйлы это колебания совсем не того рода, какого им бы хотелось. Ха! Стала бы обычная женщина работать в библиотеке магического университета? Эйла смотрела на парня с почти материнской снисходительностью. А её рука тем временем уже нашла в коробочке для печатей нужный штамп.
– Через пять дней вернёшь или продлишь срок, – без улыбки сказала Эйла.
Чернильной ручкой на желтоватой библиотечной карточке – сегодняшняя и будущая даты. Скромная подпись без лишних росчерков и завитков. И фиолетовый оттиск в карточке и формуляре.
– Вы не ошиблись? Тут написано «исправить», – удивлённо прочёл Радвин Томсон Гласс. – Разве это печать библиотеки?
– Нет, дурачок, – сказала Эйла, убедившись предварительно, что вокруг действительно никого. – Это гораздо, гораздо лучше, чем печать библиотеки!
Студент недоверчиво поковырял пальцем карточку и только после этого вложил её в наклеенный на форзаце кармашек.
– «Исправить», – слегка фыркнул, недовольный отказом библиотекарши. – Если я не верну книгу через пять дней, это будет значить, что я неисправим? И вы придёте, чтобы меня наказать?
Эйла позволила себе улыбку. Настоящую, даже почти тёплую.
– Ты исправишься гораздо, гораздо раньше. Во всяком случае, к концу этой недели ты уже поймёшь, что, если женщина сказала «нет» – это означает «нет». Ну и что книги надо вовремя возвращать – тоже. Чего уж там мелочиться?
Кажется, Радвин ушёл разочарованным. Зато Эйла, довольная собой и наступившей тишиной, вернулась к прежнему занятию: она писала рассказы.
Когда целыми днями работаешь среди книг, так и хочется создать одну из них самостоятельно.
***
– Дана Тикер, – окликнули её.
Эйла нехотя обернулась. Она знала и этот голос, и эти сварливые интонации. Вот почему в очень многих книгах ректоры всегда молодые красавчики, а у них в университете ректор – старая вредная ведьма?! Где справедливость, спрашивается? С кем только приходится работать! Да и остальные профессора, деканы и прочие властные и при должностях – вовсе не герои романов. Кроме, может быть, заместителя декана кафедры мироведения… Но только он безнадёжно женат.
– Дана Тикер, – повторила ректорша настырно, – мои должностные обязанности предписывают мне сделать вам некоторое количество замечаний.
– А что я сделала? – чувствуя себя студенткой, спросила библиотекарша.
У неё даже потеплели щёки и кончики пальцев.
– Дана Тикер, скажите, ведь должно же у вас быть какое-то чувство меры?
Эйла вздохнула.
– Чувство меры, дана Полмер? – переспросила она. – Наверное, должно! А что?
– Прошу ко мне, – сухо сказала ректорша.
Кабинет её был недалеко, буквально за первым же поворотом. И хотя рабочий день Эйлы официально завершился, она и не думала возражать. Великим магам с шестью дипломами лучше не перечить.
– Дана Тикер… Эйла, – за закрытыми дверями Фрегонда Полмер почти сразу перешла с официального на человеческий. – Я всё понимаю. Ты не по своей вине не закончила образование, – ректорша постучала пальцами по столу, и Эйла отвлеклась на её тёмно-красные ногти, – хотя ты и могла бы перейти на другое направление… Но это всё равно не твоя вина.
Эйла ждала.
Если Фрегонда Полмер начинает издалека и плетёт паутину слов – стало быть, дело серьёзное. Но не срочное. Значит, можно и подождать.
– На прошлой неделе ты перевоспитала четырнадцать человек, – сказала ректорша, – и некоторых из них совершенно напрасно. И только двоим досталась печать «одобрено», двоим, Эйла!
– Остальные, значит, ещё не вполне перевоспитаны, – улыбнулась библиотекарша и зевнула, для виду прикрыв рот ладошкой. – К тому же, что значит «напрасно»?
– А то, что им ещё работать в Иномирье, а там не всегда требуются примерные паиньки без страха и упрёка!
– Так я и не делаю их примерными, я делаю их приемлемыми членами общества, – заметила Эйла.
– В общем так, – Фрегонда хлопнула по столу сухой ладошкой. – Ты ставишь всем своим «клиентам» одобрено, даже если они ещё не эталоны по твоим понятиям. А я даю тебе работу, настоящую работу для чернильной ведьмы.
Эйла на секундочку прикрыла глаза.
«Настоящая работа для чернильной ведьмы»! Это могло означать лишь одно: кому-то действительно надо переписать судьбу. Не просто слегка подкорректировать будущее или подрихтовать характер, а вот прямо-таки взять и строчечка за строчечкой…
Чернильная ведьма, если постарается, может даже спасти человеку жизнь.
А не сидеть день за днём с набором штампов и творить колдовство по мелочи.
Хотя, конечно, рассказ… его тогда придётся если не забросить, то хотя бы писать медленнее. Но по сравнению с предложением, от которого нельзя отказаться, это сущий пустяк!
– Погоди соглашаться, сначала выслушай, – чуткая к настроениям, сказала ректорша осторожно. – Как ты знаешь, в Иномирье участились войны.
Эйла пожала плечами. Не очень-то она следила за новостями университета, и по большому счёту, она жила здесь и сейчас, в Заграничье и Иномирье не совалась вовсе. Пусть вон факультеты попаданцев туда рвутся, молодые и борзые… А ей и в библиотеке неплохо.
– У нас всего один консультант, и к сожалению, как преподаватель он не слишком-то хорош. Нам требуется настоящий специалист, который мог бы как следует натаскать практикантов перед тем, как они отправятся воевать. Особенно это касается наших мальчишек. Хотя нынче и девочки…
Тут Эйла хмыкнула. Да, девочки нынче уж не те! Одна Скалочка чего стоит! На её крутость даже штампы не действовали. Самобытная студентка.
– Эйла, ты меня слушаешь?
– Да-да-да, дана Полмер! – встрепенулась Эйла.
– Так вот, тут нужен ветеран, из тех, настоящих, кто успел повоевать, побывал в бою, знает воинское дело, а у нас таких кадров среди преподавателей не было уже давно, с тех самых пор, как…
Эйла насторожилась. Пауза длилась чуть ли не целую вечность, пока имя не было произнесено с небывалой отчётливостью, с чувством, с толком, с расстановкой:
– Альрик Летланд Гизберт.
– Чтооооо? – вскричала Эйла.
– Я так и думала, – сказала Фрегонда с огорчением. – Ты не потянешь. Придётся вызвать дух Блэкмайра, чтобы…
– Нет-нет-нет, дана Полмер, я просто не ожидала услышать это имя, – соврала Эйла, переходя на тон отличницы-старшекурсницы.
Ведь ещё когда зашла речь о ветеранах, как она поняла, о ком разговор. И сообразила, почему Фрегонда Полмер начала настолько издалека. Ренегат, магический преступник Альрик Летланд Гизберт был из тех, чьим именем можно пугать первокурсников. Студентов постарше вообще уже сложно хоть чем-то напугать или удивить: после первой же практики они из желторотых птенцов переходят в разряд стреляных воробьёв.
Эйла подавила в себе желание погрызть ногти, и вместо этого серьёзно посмотрела на ректоршу.
– То есть вы решили добиться разрешения выпустить Гизберта из тюрьмы, – сказала она.
– Ах, Эйла, или ты плохо меня знаешь? Я не решила. Я добилась! И он завтра будет здесь.
– Но где он будет… не в студенческом же общежитии?
– Конечно, нет, в преподавательском, – сказала Фрегонда.
Эйла мысленно застонала.
– У тебя же всё равно свой дом, ты-то по общежитиям давно не мотаешься, – примирительно проговорила Фрегонда. – Ну как? Берёшься? Для начала, конечно, тебе понадобится его подчинить одной из твоих печатей, но затем я тебе даю полную волю в том, чтобы переписать его жизнь. При условии, что войну ты трогать не станешь! Просто сгладишь острые углы его характера, чтобы он стал… ну хотя бы приемлемым.
Эйла мысленно издала второй стон, куда более безнадёжный и протяжный.
– Почему бы его просто не сковать всеми видами магии и не…
– Да потому что он согласился преподавать на определённых условиях, – вздохнула ректорша.
– Он ещё и условия ставил? В тюрьме?! – не поверила Эйла.
– Ещё как ставил, – проворчала Фрегонда. – Давай уже к делу, Эйла Тикер, слишком уж мы с тобой тут заболтались. Скажи мне, что надо, чтобы ты могла начать?
– Чтобы начать, мне надо лишь одно. Чтобы Гизберт взял в библиотеке книгу. Ума не приложу, как вы его заставите пойти в библиотеку, – проворчала Эйла.
– Это уж я возьму на себя. Итак, дана Тикер, подпишите здесь и здесь.
Эйла вздохнула и бегло пробежалась глазами по договору. Может, она и не закончила образование чернильного мага, но кое-какие навыки у неё имелись! Всё подозрительное, а также любые ошибки в орфографии или пунктуации моментально начинали светиться под её взглядом. Но ни одна буква не вспыхнула тёмным огнём, а значит, можно было подписывать. Однако библиотекарь медлила.
– Если вы защитили документ от чернильной магии, – сказала она, – но в нём есть хоть какой-то подвох – это обязательно всплывёт, едва я поставлю подпись.
– Что ты, – заволновалась Фрегонда. – Никакого подвоха. Это всего лишь договор о согласии на вмешательство чернильной ведьмы в судьбу подведомственного нам заключённого.
Эйла ещё раз посмотрела на документ.
– Разве его не освободили?
– Условно и временно, – торопливо сказала Фрегонда, – и ещё, он под давлением следящих чар. Но знаешь, мне немного его жаль, и я посмею сказать…
Она быстро огляделась по сторонам и прошептала:
– Если он исправится, то сможет подать на апелляцию и освободиться. Поэтому твоя задача – сделать его по-настоящему хорошим, понимаешь? Если останется хоть что-то, он…
– Снова выйдет из-под контроля и натворит дел, а нам это не надо, – хмыкнула Эйла. – Вы в самом деле рискнёте подпускать Гизберта к студентам, дана Полмер?
– Только после того, как ты с ним поработаешь, – ответила ректорша, поднимая руки ладонями вперёд. – Я тебе доверяю, как и…
Чернильной ведьме показалось, что сейчас Фрегонда скажет «как и ему», но не дождалась.
– Спустя какое-то время придёт комиссия, которая захочет увидеть результат. Они знают Гизберта как угрюмого, замкнутого заключённого, и вечно его подозревают, что он отправится мстить или начнёт бессмысленно убивать кого вздумается. Такой уж портрет у них сложился… после суда. Я за него какое-то время боролась и теперь вот появился шанс вытащить Гизберта. Ему просто не место в тюрьме, Эйла. Посодействуй мне и дай комиссии такой результат, чтобы они остались довольны.
– Чем он так дорог вам, дана Полмер? – поинтересовалась Эйла.
– Он? Мне? Ничем. Но Гизберт хороший специалист. Я страшно обиделась, когда он бросил преподавательскую деятельность и ушёл из университета. И он… он был неплохим человеком. То, что про него теперь говорят…
Фрегонда отвернулась к окну, а затем спросила, посодействует ли ей Эйла. А та была лишь рада, что её дару найдётся достойное применение. И потому взяла в руку золочёное перо и поставила скромную подпись без росчерков и завитков: просто «Тикер» и всё. Казалось бы, подпись эту легко подделать. Но чернильные маги попросту чернилами не разбрасываются. И каждый, кто в своих целях попытался бы поставить на любом хоть сколько-нибудь важном документе, включая библиотечные карточки, это незамысловатое «Тикер», рисковал если не рукой, то по меньшей мере пальцами.
О нет, ничего такого! Никакого членовредительства! Просто несмываемое чернильное пятно на коже преступника. Густо-фиолетовое, заметное… и зудящее всякий раз, когда нарушитель пишет. Особенно с ошибками.
Изобретение старое и крайне полезное: как показывала практика, студенты, попавшиеся за подделкой подписей, сразу переставали писать всякие глупости и делались гораздо грамотней.
***
На другой день, перед тем, как встретиться с Альриком Летландом Гизбертом, чернильная ведьма зашла в архив. Здесь ей было почти так же комфортно, как в библиотеке. Пахло бумажной пылью, чернильными кляксами, горькими ошибками юности, запечатлёнными в личных делах, и ещё отчего-то горячим сургучом, словно на почте. Не увидев никого живого, Эйла постучала по столу, и из-за стеллажей, постукивая костями, выкатился Рори – помощник архивариуса. Говорить он не мог, да и вообще держался только на магии и собственном энтузиазме, но на запросы отвечал исправно. Увязав отсутствие живого архивариуса и запах сургуча, Эйла позволила себе краткую усмешку. Маарт писал письма дочерям в Иномирье, это было так мило! Но Рори не сумел ей помочь, и пришлось архивариуса всё-таки позвать. Тот вышел из соседней комнатушки и, услышав, что Эйле требуется личное дело Гизберта, слегка побледнел.
Чернильная ведьма не знала, может ли рассказывать о планах ректора налево и направо. Конечно, вскоре о возвращении преступного мага узнают все. Но не исключено, что Фрегонда рассчитывает на возвращение уже исправленной версии! Поэтому она не стала пояснять, зачем ей дело Гизберта.
– Попросили кое-что узнать, – сказала она.
– Это дело уже много лет не запрашивали, – промямлил Маарт, притаскивая увесистую папку.
Красно-коричневую, с торчащими во все стороны лохмами старых листов. Видимо, некоторые из них были исписаны ещё до второй стандартизации, а папки недавно поменяли в соответствии с новыми нормами. В результате дело приобрело не слишком аккуратный вид. В этом Эйле виделся некий знак, но какой именно, она разбираться не стала.
Вот так, с личным делом Альрика Гизберта под мышкой, Эйла поспешила в библиотеку. Ключ у неё всегда был с собой, в сумке, но рыться в ней было неудобно. Поэтому библиотекарь подошла к стоечке вахтёрши и спросила запасной ключ.
– А его взял ваш новый помощник, – улыбнулась общительная тётенька непонятных лет.
– Какой ещё помощник? – опешила Эйла. – Он хоть расписался в журнале?
– Конечно, – обрадовалась вахтёрша и принялась рыться на полке в поисках нужного журнала.
Там у неё лежали несколько толстых исписанных тетрадей: для записи посещений, опозданий, получения ключей, всё это отдельно преподавателями, студентами, аспирантами и прочими людьми, графики уборки всех корпусов и общежитий, и ещё с пяток таких же необходимых «журналов». Эйла всегда подозревала, что в вахтёрше спит прирождённый чернильный маг, но, помимо любви к зряшной писанине, та никак своих талантов не проявляла.
Отыскав, наконец, журнал, вахтёрша раскрыла его ближе к середине. Последним значился получивший ключ преподаватель по истории Иномирья. Предпоследней – Эйла Тикер.
– Не может быть, – нахмурилась вахтёрша.
Эйла только фыркнула. Кто бы там в библиотеке её не ждал, а он своё получит.
– Надеюсь, он пишет неграмотно, – мстительно сказала чернильная ведьма.
Под подозрением у неё был вчерашний настырный студент. Видимо, решил взяться за ухаживания всерьёз и показать, насколько он «плохой мальчик». Что ж, печать в его карточке стояла не напрасно: сейчас глупый Радвин скорее всего чувствует себя неважно. Сидит, небось, в библиотеке на банкетке и страдает угрызениями совести. И чернильное пятно расплывается по его ладони…
Эйла так отчётливо себе представила эту картинку, что была даже разочарована, войдя в своё безмолвное библиотечное царство. Банкетка у входа пустовала, её стол ждал хозяйку в полном порядке. Ряды стеллажей стояли, словно многоэтажные дома вдоль улиц, и указатели на них подмигивали магическими всполохами, говоря о том, что книги никто пока не брал.
Пусто. Тихо. Славно.
Только непонятно, где же этот юный негодник. Неужели скрыл своё присутствие, чтобы втихаря напасть из-за полок? Не самый лучший способ добиться взаимности! Эйла села за стол, вытянула ноги, положила перед собой личное дело Гизберта и раскрыла папку.
– Зачем утруждаться? Я и сам бы всё рассказал, – прозвучало позади, над самым ухом.
Чужое тёплое дыхание коснулось чувствительной кожи – Эйла совсем недавно подстригла волосы по последней моде, открывавшей шею до самого затылка. Голос, что и говорить, был приятный, не то что у глупого студента. Но библиотекарь отреагировала не на него, а на опасность: резко вскинула руку, в которой по волшебству появился бумажный веер, и хлестнула не глядя. Почувствовав, что человек сзади отшатнулся, вскочила и развернулась к нему лицом. Бумажный веер лишь кажется смешным и неопасным – в руках чернильной ведьмы он становится оружием, которое разит не хуже острого клинка. Всякий, кто невзначай резался бумагой, знает, как она коварна! А магия способна сделать порез глубоким и даже смертельным.
Но человек, напугавший Эйлу, выставил перед собой раскрытые ладони и примиряюще произнёс:
– Ну, ну, дана Тикер, давайте не будем ссориться. В конце концов, это вы опоздали, а не я!
Эйла придирчиво осмотрела его руки. Чистые, если не считать узких рубцов поперёк обеих ладоней. Никаких фиолетовых пятен. Как ему это удалось?! Как вообще ему удалось вызвать к себе неприязнь ещё до знакомства?!
Пока она разглядывала руки гостя, он пялился на её фигуру. Эйле даже захотелось натянуть юбку ниже колен, хотя та и не была особо коротенькой. И вообще в следующий раз лучше надеть брюки! А вместо блузки какую-нибудь рубашку помешковатее. Плевать, что Фрегонда Полмер велит всем носить строгую одежду!
– Увидели что-нибудь интересное? – спросила Эйла с вызовом.
– Само собой разумеется, – сказал посетитель.
– Если вы за книгой, то стеллажи там, а это место библиотекаря.
– Я не за книгой, – проворковал человек. – Я назначен вашим помощником. Позволите представиться, или вы и так уже знаете, кто я?
Эйла смерила его самым своим ошпаривающим взглядом. Незнакомец выдержал его спокойно: не покраснел, не начал извиняться, заикаясь на каждом слове и даже не отошёл в сторонку. Чернильная ведьма отметила про себя, что он был бы хорош, если б не шрамы на лице. Тёмные глаза, коротко стриженные седеющие волосы. Ему, должно быть, лет сорок пять. И прошёл он через много испытаний. И зовут его, скорее всего…
– Альрик Летланд Гизберт. Если вы назначены моим помощником, то почему подписались моим именем? – спросила Эйла сердито.
– Я подписался своим, но решил, что небольшая шутка вас позабавит, и наложил на подпись чары, – посмеиваясь, произнёс Гизберт.
– В другой раз лучше сразу именем ректора подпишись! – выпалила Эйла.
Не стоило бы, наверное, так открыто конфликтовать с магом, который был заключён в тюрьму за убийство нескольких человек. Как врагов, так и своих! Не стоило, но Эйла знала за собой такое: если уж разозлилась, то её не остановить. Она забывала и о страхе, и об осторожности, вообще обо всём. Иногда, если очень уж гневалась, даже временно глохла и не слышала ничьих предупреждений. А вот интересно, когда он убивал, то тоже был под властью такого же гнева? Или делал это холодно и рассудительно? Чернильная ведьма демонстративно хлопнула личным делом Гизберта о стол. У неё от злости руки тряслись, а хлопанье папками – отличный способ это хоть как-то скрыть.
– Ну что вы так разнервничались? – как ни в чём не бывало спросил Гизберт. – Давайте лучше с вами подружимся. Всё-таки в одном университете теперь работаем!
– Вы ещё официально не работаете, – ответила Эйла. – И если хотите работать, то вам лучше меня не злить. Сядьте и заполните читательский формуляр.
– Но я не читатель…
– А кто? Писатель, что ли?! – прикрикнула на него Эйла. – Возьмите чистый формуляр и ручку. Идите в читательский зал. И заполняйте!
Альрик Летланд Гизберт грустно улыбнулся. В его тёмных глазах не было ни злости, ни гнева, ни других злых чувств. Один из шрамов, тянувшийся от нижнего века и до уголка губ, делал улыбку ещё более печальной. Тяжело ему, наверное, дались последние десять лет, проведённые в заключении. Но ведь… он их заслужил?
– Я вам не нравлюсь, – сказал Гизберт.
– Вы ещё ничего не сделали, чтобы понравиться, – фыркнула Эйла.
И с удивлением поняла, что больше на него не сердится.
День прошёл неплохо. Опасный сосед и помощник не вызывал у Эйлы никаких нареканий. Вёл себя тихо: бродил между стеллажами, иногда переставляя книги с места на место, помогал студентам и аспирантам находить нужную им литературу, иногда слегка заигрывал с девушками. Эйла несколько раз просила его оформить на себя формуляр, но Гизберт всё время находил куда более важное или срочное дело. Так что его присутствие заставляло Эйлу ёрзать, как на иголках. Ей необходимо было поставить на формуляр штамп! И лучше всего, если бы он взял у неё книгу, а она поставила бы печать на карточку. Чтобы уж наверняка! А маг не давал библиотекарю такой возможности.
К тому же не только она за ним приглядывала. То и дело Эйла ловила на себе пристальный взгляд. Тёмные глаза хранили одно и то же выражение безмерного покоя, не проскакивало в них никакой искорки. Ни заинтересованности, ни злости, ни приязни. Он просто наблюдал и делал выводы. Какие? Эйла понятия не имела.
***
– Я прошу тебя помнить, что он всё-таки считается преступником, – сказала Фрегонда Полмер, когда Гизберт в конце рабочего дня ушёл в общежитие.
За ним открыто следовали два здоровенных охранника. Где они болтались, когда маг проводил время в библиотеке, Эйла понятия не имела, но она их целый день не видела. Оставалось надеяться, что охранники оставались незримыми, но за Гизбертом приглядывали. Иначе как-то странно выходило: маг в любой момент мог прикончить библиотекаршу да удрать на свободу.
– Я помню, помню, дана Полмер, – кисло сказала Эйла и закрыла ящичек со штампами.
– Ты ведь уже поставила печать на его формуляр? – спросила ректорша.
– Е… ещё нет, – ответила Эйла. – Знаете, дана Полмер, если вы хотели мне устроить сюрприз…
– Какой сюрприз? – невинно вопросила ректорша.
– Сделать Гизберта моим помощником!
– Ах, это. Но ты же просила помощника к себе в смену. А дан Гизберт не будет даже просить жалованье. У него усло…
– Пожалуйста, можно про условия поподробнее? – попросила Эйла. – Чего он там натребовал и, главное, на что вы согласились?
– Если уж по существу, то не я, а ты, Эйла, – улыбнулась Фрегонда. – Видишь ли…
Она замялась, но скорее для вида.
– Он согласился стать преподавателем после испытательного срока. Но этот срок он желал провести на какой-нибудь работе при университете.
– Вот как! – возмущённо сказала Эйла. – Почему бы не сделать его уборщиком, истопником или ну хотя бы дворником?! Почему он не мог бы помыть полы в коридорах или помогать студентам-целителям в морге? Зачем непременно было совать его в библиотеку?
– На тебя не угодишь, – развела руками Фрегонда. – Разве ты не просила привести его именно сюда?
– Вы, кажется, неверно меня поняли, – нахмурилась Эйла. – Но всё равно… вы хоть убедились бы, что он достаточно связан магией, чтобы не навредить здесь мне или кому-то другому.
– Видишь ли… он почти что и не связан. Подавление магии чревато расстройствами личности. В тюрьмах его потому и практикуют. Ему бы как раз отдохнуть от этого.
Вот оно что! Вот почему Эйлу весь день грызло непонятное беспокойство! Эта его шутка с подписью в журнале… Гизберта попросту недостаточно ограничили в магии! Какая забота о личности преступника. Вот кто бы так о безопасности Эйлы беспокоился!
– Мы рассчитывали, что ты быстренько подчинишь его при помощи печати, – сказала Фрегонда, но было вполне ясно, что не только в этом дело.
А в том, что ректорша либо всецело верит в Гизберта, либо очарована им. Скорее уж первое, потому что наложить чары на ректора магического университета невероятно сложно. Хотя… к примеру, если попробовать потихоньку начать менять сценарий её жизни, никто и не заметит.
Эйла сняла халат и нарукавники, сложила их на стуле, а затем подхватила папку с личным делом Гизберта.
– Выносить документы из университета без разрешения нельзя, – тут же встрепенулась Фрегонда.
– Я не успела изучить их, потому что весь день работала и при этом следила за Гизбертом. Что, если бы он тут что-нибудь натворил? Поэтому я жду вашего разрешения. Иначе придётся совершить кражу, – вяло огрызнулась Эйла.
Ректорша только руками в очередной раз развела. Разрешила, видимо.
***
Эйла так устала, что еле смогла проглотить кусок хлеба с маслом на ужин. Поставив на плиту чайник, она вытерла руки и положила на стол толстую папку с личным делом Альрика Летланда Гизберта. А то нехорошо получается, если знаешь о «клиенте» только понаслышке. Да и то на уровне сплетен.
Глядя на первую страничку, где красивым почерком делопроизводителя было выведено это претенциозное имя, чернильная ведьма вдруг вспомнила шрам от глаза к уголкам губ. И спокойный, без блеска, взгляд. Этот человек словно не на войне и не в тюрьме побывал, а вернулся откуда-то, где безмятежно и скучно существовал больше десятка лет.
И портрет… довольно чёткий магический отпечаток лица. Десять лет назад рубцы на лице ещё были незажившими шрамами, через которые пролегали грубые швы. И в глазах даже на снимке сверкала непримиримая жажда борьбы. Эйла перелистнула страничку и увидела другой портрет, видимо, сделанный гораздо раньше. Ах да, это была копия выпускного свидетельства. Волосы топорщатся во все стороны, как ежиные иглы, губы ещё не сжаты в линию, а растянуты в лёгкой, чуть принуждённой улыбке. Лицо мягкое, юношески нежное. Сколько ему тут? Двадцать два… рановато он, оказывается, закончил магический университет! Но самое-то важное оказалось зачаровано, и какой факультет закончил Гизберт, осталось неизвестным. На этой же странице Эйла нашла самые обыкновенные анкетные данные – год рождения, прежний адрес, годы учёбы и работы в университете. Но ни слова о семье. Интересно, как Альрика Летланда в детстве звали родные и друзья? Наверное, Ал…
Дальше к делу были приложены копии дипломов и свидетельств, опять же, с частично зачарованной информацией. Страничка о преподавательской практике вся оказалась недоступной. Неужели боевой маг? Но тогда дана Полмер предупредила бы. Значит, надо спросить у неё доступа к личному делу. Если, конечно, ректорша не рассчитывает на то, что Эйла сама всё быстренько вызнает. Она стала вспоминать то, что вообще знала об этом человеке, но он оставил преподавание, когда Эйла училась на втором курсе – ох и давно же это было! Тринадцать… или четырнадцать? Да, почти четырнадцать лет назад. Она видела его, но толком не помнила, слухов о нём особых не ходило. Разве что как-то Эйла слышала, что Гизберт принадлежал ко второму по значимости в стране тайному студенческому сообществу: к знаменитому Финальному клубу. Но, в отличие от других тайных студенческих обществ, члены Финалки отличались мирным нравом. Там не царили никакие жуткие ритуалы, издевательство над неофитами и жестокие правила.
Эх, а как же понять, за каким чернильным ёжиком Гизберта занесло на войну? И на какую именно? Магических войн в их краях не было давно. А! Вот и ответ! Мир назывался Теллион, и там воевали два государства. По окончании военных действий в зале, где заключался договор, произошла стычка между представителями конфликтующих сторон. Один из участников захватил заложников. Какая же глупость! Ведь всё равно судьбу страны не решишь отказом что-то там подписывать!
Заложниками оказались подростки. По обычаю, на заключение договора в знак доброй воли правители и министры взяли свои семьи. Какой-то безумец схватил сразу четверых ребят, детей правителей победившей страны. Он требовал оставить корону и магию монарху побеждённых, а иначе победители останутся без наследников. Гизберт был среди независимых наблюдателей. Их часто присылает магическое сообщество Объединённых Миров.
Эйла читала, затаив дыхание. Читала, как он пытался разрешить ситуацию, как ему не давали, как он дрался уже со своими и в пылу убил нескольких человек, а затем ворвался в комнату, где укрылся взявший заложников преступник и пристрелил его. О судьбе детей чернильная ведьма так ничего и не узнала. Скупая строка с заключением просто оповестила её, что погибло четверо местных, два миротворца и один преподаватель магического университета. Видимо, коллега и товарищ Гизберта.
Последняя страница была кратким содержанием суда. Здесь упоминалось, что подсудимый вёл себя на процессе очень несдержанно, ругался, впадал в неистовство. Сложно было представить спокойного, ироничного Гизберта неистовым, но фантазия охотно подбросила дровишек в топку. Эйла как наяву увидела сверкающие гневом тёмные глаза, оскал хищника, гибкое сильное тело, которое теперь уже изрядно погрузнело… Представила, как он бросался на кого-то в зале, дрался с приставами, рычал и проклинал всех. Его проклятия наверняка не имели силы, ведь в магических судах всё так и пропитано чарами, чтобы не было проблем. И Гизберту оставалось лишь злиться. За что и на кого? Чернильная ведьма провела пальцами по чуть выпуклым строкам. Хорошие чернила. Фиолетовые, с едва заметным бронзовым отблеском, как будто слова записаны совсем недавно. Сама Эйла как раз такие и любила.
Преступник был признан виновным и отправлен в заключение пожизненно. И вот, десять лет спустя, заметно присмиревший и поутихший, но всё ещё опасный, согласился сотрудничать с университетом. Здесь наверняка многие помнили как его, так и убитого им преподавателя. Кстати, нигде не названо его имя…
Эйла заварила себе ещё чаю, да так и не выпила его. Посидела ещё немного, перелистывая дело и разглядывая магические снимки Гизберта. Подумала, а не применить ли немножко запрещённой чернильной магии, чтобы обмануть чары и прочитать всё скрытое. Но так и не сделала этого. Только в задумчивости взяла ручку, полную чернил, и задумалась над делом.
Глубокой ночью она ушла спать, оставив на столе безнадёжно остывший чай, раскрытое личное дело и ручку рядом.
Ей снилась какая-то непонятная война, где не было ни правых, ни виноватых. И в ней гибли дети: им было лет по четырнадцать-пятнадцать. Всё смешалось, и только яростное лицо со шрамами виделось ей чётко. Эйла проснулась вялая, хмурая, наскоро проглотила чашку кофе и отправилась на работу.
Гизберт уже сидел там и разглядывал коробку со штампами. Вторая библиотекарша, пожилая унылая дама, зачарованно смотрела на него и, кажется, была от Гизберта в полнейшем восторге. Чего не скажешь об Эйле.
– Не трогайте это, – буркнула она магу. – Не ваше.
Гизберт взял наугад один из штампов, взвесил в руке, словно хотел куда-то швырнуть, а затем вынул из рук Эйлы своё личное дело. Она ещё не успела сдать его обратно в архив. Лениво пролистав дело, маг разгладил ладонью одну из страниц – Эйла поневоле подалась вперёд, словно прикосновение предназначалось ей.
То была предпоследняя страница. Гизберт дохнул на штамп и прицелился на единственное более или менее свободное место.
Эйла едва успела перехватить его руку. Конечно, у него не было силы чернильного мага, но рисковать всё ж не стоило.
– Не стоит шутить с магическими печатями, – сказала она. – Вы могли бы себе жизнь испортить, между прочим.
– Куда уж ещё хуже-то портить? – спросил маг тихо.
И вдруг накрыл второй рукой её побелевшие от напряжения пальцы. Чуть погладил – и отпустил. Эйла тоже выпустила его запястье и тут же выхватила штамп. Как интересно: Гизберт выбрал «одобрено». Или он и правда не выбирал, а взял первую попавшуюся печать? Тогда ещё любопытнее.
Тебе, кстати, велено было отменить студентам их приговоры, Эйла Тикер! Чернильная ведьма вернула штамп на место и достала другой. Со вздохом уставилась на стопочку формуляров и принялась за дело. Это занятие навело её на ещё одну потерянную ранее мысль.
– Кстати, я вчера велела вам заполнить читательский формуляр, – сказала Эйла, шлёпнув «отменить» на формуляре Радвина Гласса.
– Зачем? Вы уже узнали про меня всё, что хотели, – Гизберт постучал пальцем по раскрытой папке. – А читать я могу и здесь, не вынося книги из библиотеки!
Эйла не нашлась с ответом. Только и смогла выдавить:
– Просто так надо.
– Мало ли что кому надо, – развёл руками маг. – Мне вот надо работать. Вы дадите мне занятие на сегодня?
– Будете принимать у студентов сданные книги, – разрешила Эйла. – Вот смотрите: открываете здесь, достаёте карточку. Если стоит моя особая печать – вы узнаете, поверьте! – переводите студента ко мне. Если такой печати нет, просто проверяете, не просрочена ли сдача. Расписываетесь вот здесь, в журнале, даёте студенту расписаться в формуляре в графе «сдал в срок» или, если просрочено, то «сдал не в срок».
– И что вы делаете с теми, кто задолжал? – с любопытством спросил Гизберт. – Наказываете?
– Если долги накапливаются, можем запретить вынос книг. Пусть читает здесь или не читает вовсе.
– Как жестоко! – шутовски воскликнул Гизберт, чем насмешил и Эйлу, и вторую библиотекаршу. – Этак у вас целая толпа нечитанная будет ходить, необразованная, тёмная, не сдавшая по вашей вине зачёт или экзамен…
– Сами виноваты, – с трудом сдерживая смех, сказала Эйла. – Надо сдавать в срок или продлевать.
И тут же осеклась. С кем это она запанибрата смеётся, чьи это она шутки поддерживает?
– Вы, как мне кажется, зря пользуетесь магией сейчас, – сказала она.
– Я даже и не думал, а вы? – спросил Гизберт. – А то мне всё мерещится приворот.
– По-вашему, вы такой заманчивый кавалер, что я при первом же знакомстве решила вас приворожить, что ли? – возмутилась Эйла. – У вас шрамы!
– А у вас чернила под носом, – невозмутимо ответил маг, – но это вас не портит.
Эйла тут же схватилась за нос, и Гизберт расхохотался. Она посмотрела на руку и увидела, что пальцы выпачканы чернилами для штампа. Вот теперь-то нос точно фиолетовый, и под ним наверняка тоже! Он провёл её, как девчонку!
Но, если рассудить здраво, Эйла и чувствовала себя с ним как девчонка.
Это тебе, Эйла Тикер, не студент-сопляк и не преподы-шаркуны с немытыми головами и очками, в которых стёкла толще, чем дно стакана для виски. Это тебе не занудный декан с попаданской кафедры и не бородатый вечный аспирант в растянутом свитере! Это – мужчина, в тихом омуте которого водятся жуткие аллигаторы, пираньи, демоны и ещё всякая нечисть!
Оттирая нос салфеткой, Эйла осознавала всю бесполезность этого действия. Гизберт аккуратно расставлял по порядку формуляры в длинном ящичке каталога на Д. Почему-то там было особенно много формуляров…
– И не переживайте так, в отличие от шрамов, чернила – это временно, – сказал маг словно бы себе под нос.
– Шрамы украшают мужчину, – высказала мудрейшую мысль вторая библиотекарша. – И ум их тоже украшает. На остальное смотреть совершенно бесполезно. Лишь бы человек был хороший.
– Хороший, как же, – фыркнула Эйла.
– Чернила тоже украшают, особенно такие усики, – сказал Гизберт, посмеиваясь.
– Если вы не сделаете свой формуляр, – мстительно ответила Эйла, – я поставлю печать у вас на лбу. И поверьте, это не та печать, которая так уж легко отмывается!
Тут в библиотеку пришло сразу несколько студентов, образовалась небольшая очередь.
– Здесь ваша особая печать, – сказал Гизберт на третьем же студенте. – Посылаю молодого человека к вам!
Эйла вздохнула и не глядя шлёпнула печать «отменить» на деле университетского ябеды и доносчика Девина Тантана. Наверняка дана Полмер оплакивала эту потерю, ну так вот – главный ябеда вернулся в строй.
***
В конце рабочего дня поток студентов, аспирантов, доцентов и преподавателей, наконец, иссяк. Вторая библиотекарша собралась и ушла, хотя оставалось ещё немного времени до закрытия. Ну и пусть, у неё дети, семья – чернильная ведьма никогда не мешала коллеге уходить пораньше, если не было слишком людно.
Эйла потянулась на стуле, слегка застонав от боли в пояснице и плечах. И не успела вернуться в прежнее положение, как за стойкой рядом с нею объявился Гизберт. Когда он подходил сзади, Эйла чувствовала шеей странный холодок, а волоски на коротко стриженном затылке словно становились дыбом. Сейчас маг не просто подошёл, а принялся без спросу разминать Эйле плечи и шею, и она дёрнулась, не давая тёплым умелым пальцам воли.
– Чернильные ёжики! А ну, уберите руки, дан Гизберт! – ругнулась она.
Он и не подумал слушаться.
– Я только немного помассирую, чтобы шея и голова не болели, – сказал он.
– Каждый вечер болят, – пожаловалась Эйла.
– Я могу делать вам массаж каждый вечер, – ответил Гизберт.
– Формуляр бы лучше сделали, – проворчала ведьма, но скорее для порядка, а не со зла.
Тёплые руки исчезли с её плеч. Вернулся лёгкий холодок. Эйла поняла, что сожалеет об этом: массаж был вполне неплох.
Гизберт протянул к столу руку и положил маленькую книжечку, заполненную аккуратным почерком.
– Вы пишете, как примерная гимназистка, – удивилась Эйла.
– У меня всегда был красивый почерк, – скромно признался маг.
И вернулся к массажу. Пальцы осторожно размяли плечи, и теперь гладили шею вверх-вниз.
– По вам не скажешь, что вы сидели в тюрьме, – ворчливо сказала чернильная ведьма.
– А по вам, что у вас есть высшее образование.
– С этим всё просто, у меня его и не было, – махнула рукой Эйла.
– Не могу похвастаться тем же самым, – сказал Гизберт.
Это прозвучало серьёзно и грустно. Но не успела ведьма и слова вставить, как маг спросил:
– А почему это вы не закончили учиться, Эйла?
– Дана Тикер, – поправила Эйла.
– А я уж хотел попросить вас называть меня Эл. Замечательно быего п звучало: Эл и Эйла.
Чернильная ведьма лишь пожала плечами. Они приятно ныли после массажа. Гизберт встал рядом с нею, опираясь спиной на библиотечную стойку и задевая бедром стол. Поза была отнюдь не расслабленной. И руки сложил на груди. Готов слушать, но не рассказывать.
Если поставить печать прямо сейчас, то начнётся его перевоспитание. Медленное, но неумолимое. Ему будет хотеться быть идеальным подчинённым. Он расскажет о себе всё, даже то, что уже не помнит. Он сам подскажет, с чего начать переписывание его судьбы…
Эйла смотрела на коробку со штампами и не могла к ним прикоснуться. Не говорить ничего и сделать своё дело, как обычно это и бывало, она не могла. Сказать – так после этого Гизберт уже не позволит ей поставить печать или шевельнуть рукой, чтобы взять перо.
Стало быть, надо дождаться, пока за Гизбертом придут, а уже потом…
– Не хотите рассказывать, Эйла?
– Отчего же? Мне несложно, да я и не скрываю свою историю, – она не удержалась, чтобы слегка не подколоть мага.
– Я свою тоже не скрываю, Эйла! – ему словно доставляло удовольствие называть ведьму по имени и смотреть, как она дёргает губами. – Только знаете, что? Пары дней знакомства достаточно для постели, но не для моих откровений.
– А для моих, стало быть, в самый раз? – возмутилась Эйла.
– То есть насчёт постели вы не возражали бы?
Чернильные ёжики! Снова он провёл её, как девчонку! Эйла открыла рот и тут же закрыла.
– Вам ещё не пора уходить? – спросила она чуть погодя.
– Мой конвой что-то задерживается. Совсем вас, кажется, дана Полмер не ценит. Оставляет наедине с преступником, фи, как можно! Вдруг я расчленю вас и рассую ваши органы и части тела по полочкам… по алфавиту? Неужели ей не страшно, что я могу это сделать?
– Она просто верит в меня, – сказала Эйла.
Ей вдруг стало немного неуютно рядом с ним. Смех смехом, а нарисованная Гизбертом картина расчленёнки представилась ведьме в самом неприглядном виде.
– Это в недоучку-то верит? – спросил он с усмешкой.
– Я последняя чернильная ведьма, – сказала Эйла, не скрывая горечи. – Факультет закрыли, преподавателей больше нет. Я не доучилась всего год!
– Гм. А как же остальные студенты? – спросил Гизберт сочувственно.
– В нашей группе оставалось всего пятеро, потому нас и распустили, – угрюмо буркнула Эйла. – Нам было предложено закончить обучение на других факультетах, но с одним условием: пришлось бы учиться не год, а целых два.
– И что же?
– Четверо согласились. Но не я.
– Вы, наверное, были бунтаркой, Эйла. И теперь небось жалеете.
– Не жалею, – соврала Эйла. – Просто места были на факультетах попаданок и женской боевой магии, а я не гожусь ни на тестирование туристических миров, ни на…
– Все так думают. Все считают, что чернильные маги неспособны убивать, – мягко сказал Гизберт.
– Вам-то почём знать? – спросила Эйла с досадой.
– Я немного понимаю в чернильной магии. Правда, никогда к ней не прибегал сам.
– Я так и не узнала о вашей специализации, – сказала Эйла.
– Ох, тут всё просто. Я самый обыкновенный боевой маг.
– Тогда почему вас осудили? Ведь убивать – ваша профессия!
– Потому что уже был как бы заключён мир.
– Эх, вот если бы половина вашего дела не была зачарована!
Ведьма вытащила из ящика стола личное дело, которое так и не сдала Маарту. Собиралась раскрыть папку, но рука Гизберта тут же захлопнула её.
– Я расскажу вам всё сам. А после помогу вам справиться с чарами, которые наложены на дело, и вы с ним сверитесь. Идёт?
– Просто так расскажете?
– Конечно нет. Я попрошу кое-что взамен.
Эйла так и вскинулась, но Гизберт взял её за руку, потянул на себя, заставляя подняться со стула, и слегка приобнял. Ещё и руку ей поцеловал, прямо в раскрытую ладонь. Лёгкая небритость, тёплые твёрдые губы, дуновение дыхания – это было приятно до полуобморока, но Эйла не была восторженной студенткой, чтобы устраивать тут показательные потери сознания. Она лишь спросила, что именно дан Гизберт желает в ответ, и тогда он прижал её к себе крепче.
– Извините, – почти тут же отстраняя Эйлу от себя, сказал маг, – просто давно не был в обществе хорошеньких женщин. Вообще… в обществе женщин.
– Просто «в обществе», – ещё подсократила Эйла. – Если вы не скажете мне, чего потребуете взамен, я сама расколдую папку, а вам прямо на лоб шлёпну печать подчинения.
– Вам не понадобится печать, я и так согласен быть вашим подчинённым, – сказал Гизберт столь галантно, что сразу стало ясно: врёт, или, точнее, привирает. – А вы мне будете должны… всего лишь одну мелочь. Вы ведь обязались переписать мою жизнь?
– Откуда вы знаете, дан Гизберт? – спросила Эйла настороженно.
Хорошо, если Фрегонда честно ему всё рассказала, но ведь быть такого не может! Или может?
– Это очевидно, – вздохнул маг. – Как только я понял, что вы, Эйла, чернильная ведьма, я догадался и о том, зачем я приписан к библиотеке. Так вот, я хочу, чтобы вы ничего не исправляли в моей жизни, не посоветовавшись прежде со мной. Я буду хорошим мальчиком, ни слова поперёк, ни взгляда – если вы не позволите. Расскажу всё как было и даже могу дать вам пару уроков. Уверен, вы много ещё не знаете о чернильной магии. Только дайте мне шанс увидеть ваши поправки. Ведь это моя жизнь как-никак! Согласны?
Эйла медленно вдохнула, глубоко, так глубоко, что в груди что-то заболело, заныло. И на выдохе, очень тихо, словно от неё ждали совершенное иное согласие, сказала:
– Да.
Гизберт хотел сказать что-то ещё, но пришёл конвой. А за ними, пока Эйла одевалась и собиралась, в библиотеку заглянула и Фрегонда. Кто б сомневался, что она сюда зачастит и будет всякий раз навещать Эйлу, пока не услышит кое-что… И чернильная ведьма на очередной вопрос ответила, что печать поставлена.
– Он не совершит ничего такого, о чём будет жалеть, – сказала Эйла.
– Поверь, Эйла, ему есть о чём жалеть и без этого, – ответила Полмер. – Честно говоря, мне его жаль ещё со времён суда. Я не нахожу решение справедливым. Но никто так и не смог установить, что именно там произошло, а сам Гизберт свою вину никогда не отрицал и в тюрьму пошёл без возражений.
– Но на апелляцию подал, – хмыкнула Эйла.
– Если бы ты могла…
– Я бы хотела кое-что уточнить. Я могу переписать лишь часть его судьбы, и… те, кто умер, не воскреснут.
– Надеяться на чернильную некромантию – это просто смешно, – быстро сказала Фрегонда. – Мне нужна лишь уверенность, что он не сойдёт с ума и не убьёт кого-нибудь ещё. Особенно это касается студентов.
– Ну, преподаватели тоже важны, – натянуто улыбнулась Эйла.
– Разумеется, – подтвердила Фрегонда. – И не только они.
– Странно, что вы готовы доверить ему студентов, если он так опасен, как говорят, – сказала Эйла.
Не чуяла она в нём опасности страшнее, чем в других-прочих. Ёжики чернильные, она чувствовала притяжение и родственность душ, особенно после того, как он признался, что учился на том же факультете.
И Фрегонда, улыбнувшись, потрепала Эйлу по плечу и сказала:
– Я ему тебя доверила. А тебе – его. Сделай так, чтобы никто не подкопался. Хорошо?
– Хорошо, – кивнула Эйла.
***
– В детстве я мечтал работать именно в библиотеке, – спустя пару дней сообщил ей Гизберт, выгружая на летающую тележку книги с верхних полок.
Верхняя книга в стопке слетела прямо на голову Эйле, и ведьма едва успела её поймать.
– Ой, – сказал Гизберт сверху – причём без малейшего сожаления.
Лестница была огроменная, падать книге пришлось долго, и, попади она по Эйлиной голове острым уголком, как пить дать, пробила бы дыру. И поделом тебе, Эйла Тикер, поделом. Нечего рот разевать!
– Я говорю – в детстве мечтал работать в библиотеке, – повторил Гизберт.
– Враки. Никто не мечтает работать в таком месте, – проворчала Эйла. – И поосторожнее там!
Шорох наверху заставил её дёрнуться, но маг всего лишь вытирал там на полке пыль. Затем стал постепенно возвращать книги на место.
– Я мечтал, – упрямо сказал он. – Хорошее же место! Тихо и всегда есть, что почитать.
– Вы ещё про неповторимый аромат книг скажите, дан Гизберт, – хмыкнула Эйла.
Гизберт чихнул.
– Аромат – это непременно, – сказал он. – На вас там, случайно, не студенческая антология упала, дана Тикер? Двадцать третий выпуск?
Эйла сообразила, что до сих пор держит злополучную книгу в руках. Взглянула на обложку – да, именно она! Студенческая антология – это подшивка рассказов о практике попаданцев в Иномирье. Среди них бывают весьма занимательные! Из лучших порой даже выбирают отрывки для рекламы. Университет зарабатывал неплохие деньги на туризме в Иные Миры: попаданство у людей, не владеющих магией, было в чести.
– Ловите, – сказала Эйла и подкинула антологию, удесятеряя скорость её полёта при помощи магии.
Лестница пошатнулась, летающая тележка, задетая рукой Гизберта, накренилась. По счастью, там уже оставалось не так-то много книг, так что новой антологией или хрестоматией Эйлу не прибило.
Гизберт выразительно сказал что-то не слишком понятное, а затем абсолютно бесстрастно добавил:
– Поймал, благодарю.
Сверху послышался шелест страниц, затем смешок. Эйла задрала голову, но ей снизу было видно лишь лестницу, да верхнюю ступеньку, с которой свисали две ноги – потёртые подошвы ботинок болтались на высоте примерно десятой полки.
– Послушайте, Эйла, до чего занимательно. «По моему телу побежали неукротимые стада мурашек размером с небольших слонов… Его внимательные руки, пылко изучая моё тело, забираясь под тонкую маечку, лишь слегка задевали тугие и чувствительные вершинки моих грудей. Я стонала, изнывая от желания, мечтая, чтобы он взялся за них как следует, уделил им куда больше внимания, пройдясь по моим волшебным вишенкам губами, прикусывая их. Но мужчина словно дразнил меня…»
Эйла расхохоталась.
– Ёжики чернильные… Это так ужасно написано, – сказала она, – что прямо хочется пройтись по тексту красными чернилами.
– Тут ещё и ошибки, позор корректорам, – заметил Гизберт. – А вы могли бы написать подобное?
– Что? Я? Уж конечно, нет. Я такое не пишу, – гордо воскликнула Эйла.
На самом деле вчера вечером, перед сном, она написала страниц десять куда как более горячего текста, причём героиню звали Элейн, а героя Гилбертом. Но потом она вдруг застеснялась и половину вымарала. При создании романа она магию не использовала, но вдруг она возьмёт да и просочится на страницы? И тогда написанное сбудется. И не с какими-то там призрачными Гилбертом и Элейн, а с их прототипами, потому что чернильная ведьма отчётливо всё напредставляла.
– Уж во всяком случае, я не стала бы называть соски «вершинками», – поспешно добавила Эйла, чувствуя, что слегка краснеет.
– Ой, тут ещё про нежные створки волшебной раковинки, а потом про горячий и решительный ствол его любви, – хихикнул сверху Гизберт. – А ещё про любовные соки и… и…
Он то ли зарыдал, то ли заржал, непонятно. Или, может, захлебнулся слюной от зависти, что не может написать ничего подобного?!
– А ну заканчивайте там и слезайте, – рявкнула Эйла. – Вас ждут ещё двести стеллажей!
– Я устал. Помощникам полагается отдых?
– Нет, – ответила Эйла. – На отдых вы ещё не заработали.
– Тогда не слезу. Что вы мне сделаете?
Вне себя от ярости, Эйла полезла вверх по ступенькам. Гизберт всё равно весь опутан магией, не дающей ему колдовать и не позволяющей никому вредить. Она задаст ему трёпку, а потом…
– Эйла, стой, лестница не приспосо… Осторо!..
Чернильная ведьма даже не сразу поняла, почему он не договаривает слова. Только когда заскрежетал металл и стремянка плавно обрушилась на стеллаж, Эйла попыталась хоть как-то сконцентрироваться. Но не успела.
Очнулась уже на полу. Скомканный жакет под головой, блузка нараспашку, везде болит… На лбу мокрая тряпка. А на груди чужая горячая ладонь. Не там, где вершинки, а гораздо выше, но разве от этого легче?
– Ну что, больно? – спросил Гизберт спокойно.
– Чтоб вас из черновиков повычёркивали, – выругалась Эйла, хотя ругаться тоже было больно, – уберите вашу лапу от меня, вы что вообще творите?
– Сращиваю перелом ключичной кости. Мне прекратить? – спросил Гизберт. – За доктором я уже послал, но решил, что с меня не убудет.
– У вас должна быть заблокирована магия, – пробормотала Эйла.
– Ой, ну не смешите меня, – ответил маг очень серьёзно. – Если б это просто так блокировалось, разве меня бы посадили в тюрьму? Но вам бояться нечего.
– Почему это?
– Я не воспользуюсь вашей беспомощностью и не стану переписывать этот трагичный эпизод, – сказал Гизберт. – Я способен на жертвы, знаете ли!
Эйла поневоле рассмеялась, но тут же зашипела от боли в затылке и груди. Ладонь мага прижалась к ключице значительно крепче, но больнее не стало – напротив, гораздо легче от тепла магии, которое вливалось в ушибленное тело и стремилось к самым пострадавшим участкам.
– Не знала, что боевые маги ещё и лечить умеют, – пробормотала Эйла.
– Я просто когда-то попросил Блэкмайра прописать мне эти способности, – ответил Гизберт.
– Но это незаконно, – удивилась ведьма.
– Ой, кто бы говорил! Вы с милой дамой Фрегондой, видимо, собирались сделать меня паинькой в соответствии с законом.
– Она беспокоилась о вас, – сказала Эйла. – Она уверена, что вы не так уж виновны. Ну всё, дайте мне встать. Сейчас сюда люди придут, а я лежу в таком виде.
– Лежите, – шикнул Гизберт.
Дверь уже скрипнула, послышались уверенные быстрые шаги. Только тогда чернильный маг странно, прерывисто вздохнул и лёг рядом. При этом он сжал руку Эйлы, словно желая передать ей ещё немного магического целительного тепла.
– Вам же тоже плохо, – возмутилась ведьма.
– Ну вообще-то я тоже немножко упал, – пробормотал Гизберт. – Но вы не волнуйтесь, Эйла, моя смерть не на вашей совести.
Доктора склонились над ними, принялись ощупывать, переворачивать, осматривать, всячески советоваться друг с другом. Примчалась и Фрегонда Полмер, и вторая библиотекарша явилась, ворча, что у неё выходной. Пришло и несколько студентов, наперебой спрашивая, что случилось и чем помочь. Эйла воспользовалась случаем и попросила новые стеллажи.
– И новые стены, – съязвил кто-то из докторов, – потому что вот так крепить стеллажи к вот таким стенам – это что-то из области фантастики.
– Заставлю сделать стеллажи прямо в стенах, – пообещала Фрегонда, – а те, что в середине, вмуровать в пол и потолок.
– Никогда тут ничего не падало, – проворчала Эйла, – и не рушилось. И стеллажи всегда были закреплены как надо.
– Тут снизу очень интересный вид на разрушения, – поведал Гизберт, – я тебе покажу.
Но носилки с Эйлой уже подняли и потащили в лазарет. Следом понесли и мага.
– Я могла бы идти ногами, – сказала ведьма. – А уж он – тем более.
– Не положено, – ответили доктора, – а положено лежать и помалкивать, иначе обездвижим вас магией.
В университетском лазарете было до странного уютно. Такие милые маленькие комнатки, словно в приморском отеле. Эйла с удивлением смотрела на лавандовые шторки и постельное бельё в цветочек, тумбочки из светлого дерева, застеленные аккуратными салфеточками в бело-сиреневую клетку и букетик лаванды в стакане бледно-зелёного стекла…
Когда Эйла на втором курсе коротала здесь время со сломанной ногой, было не так уютно! Или для студентов предусмотрены иные условия, чтобы им не хотелось тут залёживаться дольше положенного?
Чернильную ведьму долго осматривали, мяли, тискали, кажется, все кости перебрали по одной. И в конце концов вынесли приговор, то есть диагноз: сотрясение мозга, ушибы, растяжение связок на руке, вывих лодыжки, перелом ключицы.
– Кто-то успел вас подлатать, но недостаточно, – заявил симпатичный очкарик-доктор, – поэтому пару дней точно постельный режим, а там посмотрим.
Эйла пережила невкусный обед и ужасающе скучный день. Её требования – блокнот и карандаш – никто не удовлетворил. Сказали, что мозг нельзя перегружать, что надо отдыхать и вообще постельный режим подразумевает крепкий здоровый сон, а не создание бессмертных литературных шедевров.
К вечеру сначала набежало стадо коллег, а затем прискакала галопом более жидкая, но значительно более кусачая орава родственников. Апельсины, минеральная вода, свежий яблочный сок, до невозможности сухое печенье, неисчислимые коробки конфет всех видов и мастей, шерстяные носки (и зачем они Эйле в такую теплынь?), халаты и ночнушки… но ни одной даже самой завалящей тетрадочки, ни одного огрызочка карандаша. Эйла ощутила себя зависимой от ежедневных упражнений в творчестве. Каждому известно, что, когда тебя лишают предмета зависимости, наступает ломка. Возможно, именно поэтому она впала в отчаяние. И, когда, наконец, всех посетителей выгнали, чернильная ведьма не рыдала лишь потому, что слёзы прозрачные. Если б она плакала чернилами, то наревела бы целую банку. Вытряхнула бы лаванду из стаканчика и… и нарыдала бы! Да только и при чернильных слезах все проблемы бы не решились. К примеру, писать чем и на чём? Бледно-лиловые простыни в мелкий фиолетовый цветочек не годились в качестве бумаги, а стеблем лаванды вряд ли можно заменить перо.
Эйла попыталась немножко поворожить, но голова заболела так, что пришлось отложить магические опыты на когда-нибудь потом. Просто села, обхватив руками колени, и стала теребить кружевной подол ночнушки. От ткани пахло маминым домом: утюгом, сухими духами, чем-то с детства родным и уже считай потерянным. В Эйлином доме эти запахи не приживались.
Она совсем закисла бы, если б к ней в палату не ввалился без приглашений и стука Альрик Летланд Гизберт собственной персоной. В тапочках и больничной пижаме всё той же лавандовой расцветки! С букетиком ландышей в одной руке и тросточкой в другой! Эйла прыснула в кулачок. Явление мага в таком виде моментально подняло ей настроение.
– Разве вам не показан постельный режим? – спросила она.
Гизберт страшно обрадовался и улёгся рядом с ведьмой, притиснув её к стене. Хорошо, что кровати здесь не такие уж и узкие, хотя на двоих и не рассчитанные.
– Эй, – возмутилась Эйла.
– Постельный режим, как мне сказали, действительно необходим, – невозмутимо заявил Гизберт. – Но в одиночной камере он слишком убийственен.
– Как это вас оттуда выпустили? – съязвила Эйла.
– Мне кажется, вне стен библиотеки вы больше не моё начальство, я не ваш подчинённый, субординацию блюсти незачем, поэтому предлагаю перейти на ты, – Гизберт сунул ведьме букет, поставил палочку возле кровати и устроился поудобнее.
Его удобство стоило Эйле ещё нескольких пядей её собственной постели, и она заворчала:
– У себя там разваливайся, а здесь…
– Но я не хочу разваливаться, я пока ещё целый, – возразил Гизберт. – Почему тебе не лечь? Будет удобней!
Но Эйла решительно полезла через него, чтобы устроиться на стуле. Её легко перехватили поперёк талии и уложили в уютное кольцо тёплых и крепких объятий.
– Постельный режим нарушать нехорошо, – сказал Гизберт назидательно. – Да не ёрзай ты, больно себе сделаешь.
– А ты?
– А я не делаю больно девушкам без их просьбы, – ответил маг. – Но вообще я пришёл рассказывать, а не то, что ты подумала.
– Что я такого подумала? – обиделась Эйла.
– Ну как что? Ты же сходу сказала про постель, а не я!
Она тщательно выбрала на Гизберте место, где вроде бы ничего болеть не должно, и ткнула в него кулаком.
– Ай, – сказал маг. – У тебя кости острые. Ну ты будешь слушать или драться?
Эйла выбрала первое.
До странного удобно оказалось устроиться головой на его плече. И слышать, как в груди вибрирует низкий приятный голос. Жаль только, история вышла не слишком весёлой.
***
– Тебе никогда не хотелось переписать свою жизнь начисто, Эйла?
– Ну так ведь нельзя, – сказала ведьма. – Это один из первых чернильных законов. Да и чужие жизни можно переписывать лишь в крайнем случае.
– А как понять, который случай крайний?
– Когда кто-то погибает, – осторожно сказала чернильная ведьма. – Помню, Блэкмайр трижды переписывал сценарий своей жены, боролся за её жизнь. Продлил на несколько лет, а потом умер вместе с супругой.
– Я бы переписал свою жизнь, если б мог. Я переписал бы тот момент, когда понял, что премьер-министр не собирается добиваться, чтобы его требования выполнили. Он просто хочет убить четверых подростков. Чтобы у враждебной стороны не осталось наследников. Да, они победили, но победу он им отравит. Я понял и решил действовать.
Гизберт помолчал, а потом спросил:
– Так как вы понимаете, когда надо переписывать, а когда не надо? А когда уже просто бесполезно?
– Чернильные ведьмы чаще всего не понимают и не знают, а чувствуют, – сказала Эйла. – Интуиция, понимаешь, Рик?
– Как ты сказала? Рик?
– Почему ты не пытался оправдаться? Ведь ты всего лишь хотел спасти детей.
– Ты сказала «Рик», – не унимался Гизберт.
– Тебе не нравится?
– Нравится!
Он вдруг сжал Эйлу в объятиях так сильно, что она задохнулась. От предчувствия чего-то большего и яркого ёкнуло где-то глубоко внутри. Как там в книгах пишут? «Под ложечкой». Вот где у человека ложечка?! Во всяком случае не там, где находится ключица, и не в голове, которую тут же пронизала боль.
Чернильная ведьма зашипела от боли… и тут же ещё раз, но уже от сожаления, что маг сразу разжал объятия.
– Прости, – сказал он, посмеиваясь, – увлёкся. Ты словно кошка: тебя приятно тискать.
Но всё-таки Эйле ужасно хотелось понять, почему Гизберта не оправдали или хотя бы не дали срок чуть меньший, чем пожизненный. Убить какого-то там премьер-министра, но зато спасти детей, а так-то и целый мирный договор! Ведь такое происшествие могло стоить этим странам мира.
– Ещё потискаешь, – пообещала она. – Только не сейчас и не здесь. Извини, я не могу переписать наш сегодняшний рабочий день, чтобы мы обошлись без… гм… производственных травм. Не нашла в палате ни листочка, ни карандашика!
– Понятно, ты не из тех, кто создаёт записки на манжетах.
– У меня и манжет нет, – вздохнула Эйла. – И если ты не собираешься дорассказывать, то… во-первых, наш уговор тогда не в силе, а во-вторых, проваливай.
– То разваливайся, то проваливай, – фальшиво обиделся Гизберт. – Ладно уж, дорасскажу, хотя особо и нечего. Тебя ведь интересует, почему я не ограничился только тем негодяем? Всё очень просто. Его прикрывали ещё двое, их тоже пришлось убить, хоть я этим и не горжусь. Третьего зацепил случайно заклинанием, он вовсе был ни при чём. И двоих уже потом. Я был немного не в себе после боя, краткого и грязного, не по правилам. Когда убиваешь вот так – нет никаких правил, ни магических, ни человеческих. Эти двое были из наших, миротворцы, с которыми вместе я когда-то учился боевой магии. Они просто подошли ко мне, ещё не остывшему от своей грязной победы, и сказали, что это всё было зря. На договор смерть отпрысков короля бы не повлияла, а король вполне в состоянии настрогать себе ещё потомков.
Он помолчал ещё немного, а потом добавил:
– После, на суде, я услышал от кого-то, что настоящего мужчину вообще не должны заботить чужие дети. Тогда-то я снова сорвался – и окончательно подписал себе приговор.
Эйла заговорила не сразу. Слишком много у неё кипело внутри. Ей хотелось сказать сразу всё: и по поводу настоящих мужчин, которых не так-то много осталось на самом деле, и по поводу, должен ли мужчина, тем более бывший преподаватель, много проводивший время среди подростков, учивший их уму разуму, быть равнодушным ко всем детям всех существующих миров.
И хотелось высказать столько, что просто не находилось никаких слов.
Наконец, она спросила:
– Что бы ты хотел переделать… переписать? С условием, что я не могу оживить мёртвых. Может быть, ту стычку на суде или…
Гизберт привлёк её к себе и мягко коснулся губами виска. От этого короткого, но тёплого прикосновения Эйла чуть вздрогнула и прильнула к Гизберту крепче.
– На самом деле я не хотел бы ничего менять вовсе, – сказал он. – Я не слишком изменился в тюрьме просто потому, что поступил правильно и всегда считал, что должен был защитить тех, кто сам защититься не мог.
– А всё-таки, – сказала Эйла, чтобы как-то разрядить напряжённую атмосферу, – ты рассказал это раньше постели.
– Как это раньше, – удивился Гизберт. – Я сначала пришёл к тебе в постель, а потом уж рассказал. Где у тебя женская логика, Эйла?
– Чтоб тебя с ошибками переписали, Рик! Как будто ты не знаешь, что постель – это совсем не то!
Она захихикала, но смех отдавался болью во всём теле. Словно почувствовав это, Гизберт провёл рукой по горящему лбу Эйлы. Она удивлённо потянулась к необыкновенно приятному теплу… и провалилась в сон. Последнее, что услышала чернильная ведьма, был ироничный голос:
– Перепиши меня как хочешь, Эйла, только чтобы ты была в этом сюжете.
Первое, что увидела Эйла утром – это лицо спящего Гизберта. В груди толкнулось что-то мягкое и в то же время упругое, будто там, под рёбрами, поселилась неведомая птица. Эйла улыбнулась и провела пальцем вдоль рубца, который шёл от глаза вниз. Затем неторопливо изучила и другие, постепенно спускаясь к подбородку, а затем и к шее.
– Почему? – спросил Гизберт.
– Что почему?
– Почему женщины так любят прикасаться к шрамам? Это что, правда украшение?
Эйла сначала пожала плечами, а потом ей вдруг пришёл в голову совершенно очевидный ответ:
– Потому что кожа на рубцах совсем не такая. Она нежнее, более гладкая… как будто из более грубого тебя наружу выглядываешь ты настоящий.
– У меня сейчас выглянет что-то куда более настоящее, если ты не перестанешь, – проворчал Гизберт. – А тебе ещё рановато нарушать постельный режим постельными же утехами.
Эйла хихикнула и пошла умываться и чистить зубы. Видимо, Гизберт в это время сходил к себе в палату и сделал то же самое, потому что, вернувшись, она увидела, что он сидит на кровати уже посвежевший, с влажными волосами, пахнущий мылом.
– У тебя есть враги? – спросил он внезапно.
Эйла удивилась и слегка насторожилась. Уж не хочет ли он прикончить парочку, чтобы доказать ей свою верность?
– А у тебя? – осторожно спросила она.
– Не такие, которые стали бы подпиливать библиотечные стремянки и откреплять стеллажи, даже не будучи уверенными, что оттуда рухну я, а не ты. Тем более, что ты полетела бы с неё скорее. Ты же помнишь, зачем погнала меня наверх? Чтобы я не пялился на твои ноги снизу.
– Эээ? – только и сумела выдавить Эйла.
Подпиливать стремянки?! О чём он? Про ноги она помнила, как и про то, что так и не приучилась носить на работу брюки.
– Вот тебе и «эээ», Эйла, – фыркнул маг. – Когда я лежал на полу, мне было отлично видно, что лестницу подпилили. Поэтому-то мы с тобой и свалились. Хотя, надо признать, твой недоброжелатель сильно переоценил твой вес.
Эйла не знала, то ли возмущаться из-за веса, то ли пугаться, что на неё совершили покушение.
– У меня нет на примете никаких таких… недоброжелателей, – пробормотала она.
– Ты уверена? – спросил Гизберт. – Тогда, как вернёмся в университет, я попробую выяснить, кто этот шутник.
Эйла уже почти не слушала. Плевать ей было на недоброжелателей и на прочих магов, и на университет, и на библиотеку.
– Мне всё-таки придётся что-то сделать, чтобы комиссия приняла это, – сказала она. – Что-то написать о тебе.
– Напиши роман, – сказал Гизберт. – Любовный.
– С вершинками и комочками? – уточнила Эйла, посмеиваясь.
– И волшебными стволами любви, – дополнил маг.
– У меня так давно уже этого не было, что я даже и забыла, как это описывать, – сказала она. – Как это начинается – со знакомства, первого свидания, первого поцелуя…
– Ну что ж… знакомство у нас уже позади, вместо свиданий можно считать работу, – охотно поддержал инициативу Гизберт, – значит, на очереди поцелуи.
И, хотя сам только недавно ратовал за сохранение постельного режима, сам первый его нарушил.
***
Спустя пару дней их выписали. Эйла с трудом отделалась от толпы радостных родственников у неё дома. Посидев немного в тишине, она обнаружила, что гости не только принесли кучу вкусностей, но тут же всё и подъели, и на кухонных полках просто шаром покати. Пришлось взять сумку, деньги и выйти в синий весенний вечер. Чуть подморозило, и пахло близким апрелем, и казалось, что нет на свете ничего прекраснее весны.
– Тёмной ночи, дана Тикер, – послышалось сзади.
Эйла обернулась и удивлённо хмыкнула.
– А, это вы, дан Гласс! Как поживаете?
– Я просрочил книгу, – сказал наглый юнец и взял её за локоть. – Хотите зайти ко мне?
– Занесёте завтра, – ответила Эйла быстро. – Я прощу вам задержку.
Пальцы сжались крепче, попав в самое чувствительное место на локте и причинив резкую, стреляющую по всей руке боль. Радвин Гласс произнёс с ласковой угрозой:
– Если не хотите наказывать меня, можем поменяться местами.
– Дан Гласс, – прошипела ведьма, – я напишу на вас жалобу.
– Вам не на что будет жаловаться, если вы пойдёте со мной, дана Тикер. Ещё никто не жаловался. Уверяю, вы только и будете, что повизгивать от счастья и просить добавки.
Эйла попыталась высвободиться, но поздно: по растревоженным нервам уже текла чужая магия. Подонок собирался обезволить свою жертву. Вот только жертва не желала быть таковой!
– Я не старовата для вас, дан Гласс? – попыталась извернуться чернильная ведьма.
– Что вы, дана Тикер, в списке моих побед вы займёте почётное место, – пробормотал наглец и попытался поцеловать её в губы.
У него был противный мокрый рот, и Эйла утроила усилия по освобождению. К сожалению, единственной магией, которой она владела, была чернильная, а при ней не имелось ни печати, ни ручки… ничего.
– Отпусти, – крикнула она и сразу же добавила:
– На помощь!
Наглые юнцы обычно трусоваты. Если уж они напали в одиночку, то, поняв, что наскоком не вышло, чаще всего отступают. Но, видимо, этот наглый юнец отличался от других особей. Он прижал Эйлу к себе, не отпуская уже вконец онемевшую руку. Её словно льдом сковало – и от магии, и от впивавшихся в нервное сплетение пальцев. И всё-таки Эйла решила не сдаваться.
– На помощь! – крикнула она снова, но проходившие мимо люди даже не смотрели туда, где стоял Радвин Гласс, разворачивая Эйлу лицом к стене.
При этом до хруста вывернул руку, и уже залеченные переломы и ушибы заныли по новой.
– Они не маги, и они нас не видят, – заверил он свою жертву. – И не слышат. Пойдём, Эйла. Я покажу тебе, что такое настоящий мужчина.
– Для этого тебе не мешает повернуть даму ко мне, – услышала чернильная ведьма откуда-то сзади спасительный голос.
Повернуть голову у неё получилось с огромным трудом. Но она совершенно не удивилась, увидев, что совсем рядом стоит Гизберт. Свет фонаря, что горел неподалёку, освещал ироничную улыбку и выделял шрам, который придавал лицу мага печальный вид.
– Отпустите дану Тикер, молодой человек. Она не ваша девушка, а моя.
– А ты ещё кто такой? – тут же заершился Радвин Гласс.
И оттолкнул от себя Эйлу, встав лицом к лицу с соперником и выставив обе руки ладонями вперёд. Словно собирался прямо сейчас ударить по Гизберту магией.
– Ну самому не смешно? – вздохнул Гизберт.
При этом готовности к магическому удару он словно не замечал – просто сделал шаг вперёд, отодвинул безвольные руки и щёлкнул наглого юнца в нос. Радвин удивлённо пискнул и отступил к стене. По которой не спеша сполз на мостовую. При этом взгляд его был устремлён на Гизберта, словно тот не позволял юнцу отвести глаза в сторону.
– Предотвращённый бой – выигранный бой, – сказал Эйле маг. – Я просто нейтрализовал его простейшим приёмом боевой магии. Через пару минут очухается.
– Щелчок в нос – боевая магия? – опешила Эйла. – Простейший приём?
– Непонятно, чему их там учат, на факультете Заграничья, – вздохнул Гизберт.
– Что делать с Глассом? – спросила ведьма, указывая на студента.
– Он уже приходит в себя, – пожал плечами маг. – Хочешь открутить ему какие-нибудь архитектурные излишества, а потом сказать, что так и было? Или подкорректировать пол? Я никому не скажу! Эй, красавчик, хочешь быть девочкой?
– Вы права не имеете, – пробормотал Радвин.
Гизберт наклонился к парню.
– То есть нападать на женщин, обездвиживать магией – это ты право имеешь? – заинтересованно спросил он. – А если я тебя обездвижу, а женщина тебе отредактирует немножко твою поганую жизнь – это мы права не имеем?
– Оставь его, – забеспокоилась Эйла.
У неё дрожали ноги и руки. Ужасно хотелось пнуть Гласса по «архитектурным излишествам». Переживала она вовсе не за него, а за Гизберта, которого по-настоящему ещё и из тюрьмы не выпустили. И который сейчас без конвоя гуляет только благодаря тому, что Фрегонда верит в Эйлину ложь насчёт печати.
– Жаль, что вы оба не размозжили там себе головы… в библиотеке, – прошипел Радвин.
– О, так ты ещё и лестницу подпилил? – обрадовался Гизберт. – Эйла, у тебя с собой нет парочки особо верных печатей, чтобы решить судьбу этого мальца?
– К сожалению, припечатать могу только ногой по крестцу, – вздохнула Эйла. – Решим его судьбу потом, Рик, отпусти поганца.
– А если он пойдёт ещё кого-нибудь обижать? – возмутился маг.
И слегка пошевелил пальцами, отчего студента, уже поднявшегося на ноги, слегка тряхнуло.
– Скажи, что больше не будешь, и свободен, – велел Гизберт.
От него так и веяло чем-то страшным. Ему не надо было ни бить, ни убивать – достаточно просто постоять рядом и предупредить:
– А обидишь хоть кого – вылетишь из университета, полностью лишённый магии. Понял?
Гласс пискнул и пообещал, что непременно исправится. Эйла ему не очень-то поверила, но не хотела, чтобы Гизберт применил силу, поэтому решила удовлетвориться обещанием.
Студент резво припустил прочь.
– Жаль, что не со всеми можно справиться простейшими приёмами, – с сожалением сказал маг. – Как бы упростилась жизнь… Так ведь нет же, придётся даже этих немногих учить, как защищаться, ставить блоки, всё такое.
– Тебя ещё не приняли на должность преподавателя, а ты уже рискуешь репутацией! – упрекнула Эйла. – А этого я бы всё же наказала.
– Он уже сам себя наказал, – ответил Гизберт, – я же у него буду преподавать, если, конечно, ты окажешь мне милость.
– Придётся оказать, – вздохнула Эйла. – Ведь иначе он своё не получит.
– Угу…
– А куда мы идём? – спохватилась ведьма.
– Я тебя провожаю. Если ты, конечно, не против. Я провожу тебя до твоего дома, а может быть, даже и до твоей кровати.
– Ты же знаешь, что я уже не отпущу тебя, – с улыбкой сказала ведьма. – И тогда будет уже не до отдыха.
– Ты же знаешь, что я шёл к тебе именно ради этого, – ответил Гизберт.
***
– Но Эйла, комиссия это не примет. Тут же явная подтасовка! – сказала Фрегонда Полмер, закончив чтение.
– В комиссии есть чернильные маги? – спросила Эйла с вызовом.
– Их вообще почти нет, – подчеркнула Фрегонда. – И с каждым годом всё меньше.
– Тогда кто разберёт, подлинная тут чернильная магия или поддельная? Магический фон от текста идёт, имена, события, даты – всё совпадает. Три печати моего личного изготовления, великолепные чернила, ни одной помарки или ошибки… Это моя лучшая работа!
– За исключением того, что это рассказ, а не магический текст, – сказала Фрегонда. – Попросту… художественный вымысел.
– Не такой уж и вымысел, – ответила Эйла, – особенно там, где речь об отношении к студентам.
– Не припоминаю за Гизбертом какого-то особого отношения к студентам, – удивлённо подняла брови ректорша.
– Вот именно, – сказала Эйла. – Я была свидетелем того, что он не склонен вредить студентам. А разве ещё что-то нужно?
Фрегонда улыбнулась.
– А рассказ получился интересный, – сказала она. – Жаль только, в нём так немного оказалось про любовь. Я, знаешь, люблю, когда в рассказе есть любовь, чувства, всеохватывающая страсть, может быть, даже немного эротики.
– Всё это на самом деле есть, – улыбнулась в ответ ректорше Эйла. – Просто к отчёту такое не пришьёшь. Всё, что было неважно для него, хранится у меня, в отдельной папке.
– Но всё-таки, всё-таки, Эйла, я просила тебя что-нибудь переписать в его жизни, а не мухлевать, – сказала Фрегонда.
– Если бы жизнь можно было переписать начисто, – ответила Эйла, – это была бы уже совсем другая история.
Спустя несколько дней комиссия позволила Гизберту преподавать в магическом университете с нового учебного года. А до конца этого он решил остаться при своей должности помощника библиотекаря. Его все уважали, а многие и обожали, особенно молодые студентки. И только один опасливо обходил стороной и Эйлу, и Гизберта, и библиотеку.
Впрочем, книгу он вернул. Эйла с удовольствием поставила на его формуляре печать «задолженность погашена». Остальное обещал исправить будущий преподаватель, боевой маг Рик Гизберт.
***
Автор на Призрачных Мирах: https://feisovet.ru/%D0%BC%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D0%B7%D0%B8%D0%BD/%D0%A2%D1%83%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B0-%D0%9B%D0%B5%D0%BD%D0%B0/
Автор на Продамане: https://prodaman.ru/Lena-Tulinova
ЧАСТЬ. Анна Неделина. Ведьмин враг
Аннотация
В дремучем лесу, во сыром бору живет ведьма. Водит она дружбу с лешим да общается со зверями дикими. Если кто за помощью обратится - поможет, вылечит.
И все у нее было хорошо, все ладилось. Но вот беда: объявился в лесу чужак. Черноглазый, красивый, смелый... Только не может ведьма простить того, что он когда-то сотворил. И рада бы выжить неудобного соседа из леса, да он ни в какую.
Ой, что-то будет!
***
– Ну, что, на этот раз почти добралась? – голос Фьярна звучал насмешливо. Я даже голову повернуть не смогла, чтобы увидеть самодовольного мага. Радуется чужому горю, будто подарок дорогой получил!
В общем, очень хотелось взглянуть на него как-нибудь так, уничижающе. Но получилось только дернуть правой ногой – она одна оставалась свободной от липкой противной паутины, которая, как живая, постепенно оплетала тело. Уже и горло стянула: ни возмутиться, ни помощи попросить.
В паутине я висела вниз головой, наверное, издалека была похожа на огромное гнездо камышовки, устроенное между тремя молодыми сосенками.
– Вот это паутинища! Давно висишь? – поинтересовался Фьярн, делая вид, будто для него гнездовье магического паука возле собственного дома – большая новость.
По-моему, висела я так уже целую вечность. Солнце давно скрылось за деревьями. Мышцы у меня затекли, слезы на глазах высохли, а в душе была такая тоска, что не передать. Давно я уже размышляла о своей несчастной судьбе. Кто меня тут найдет, кто вызволит? Грибники так далеко в лес не забредают, к тому же, Фьярн свои владения всегда магическим барьером окружает, когда уходит надолго… Темные колдуны вот разве что могли бы явиться – по душу все того же Фьярна. Да только от них спасения ждать тоже не приходилось.
И взбрело же ему в голову паучину магического завести. Не побоялся прикормить да вырастить прямо рядом с жилищем. Не подумал, что такое чудище залезть в окно может да самого же «хозяина» схарчить.
Слизь с паутины постепенно стекала мне на лицо, забиралась в нос и глаза. Я пыталась отплевываться, да лишь хуже себе сделала… Потому и Фьярну ответить смогла только сиплым мычанием. Паутинная нить тут же затянулась на горле сильнее: решила, что я вздумала сопротивляться.
– Вот к чему приводит воровство, – назидательно заметил Фьярн. – Ты бы задумалась, почему некоторые привычки называют «пагубными»!
Поглумиться решил, в общем. Понимал, что возле его дома я оказалась не просто так. Да еще дожидалась, пока выдохнется магический барьер… Правда, до барьера я добраться не успела. Появился этот паук! Со страшилищем я справилась. Его обугленные останки должны были лежать где-то на другом конце полянки. А вот паутину я не заметила. Она же, пока жертву не сцапает, совершенно невидимая, оказывается! Запомню на всю жизнь. Хотелось бы только, чтобы жизнь эта еще долго продолжалась.
Я невольно всхлипнула. Нити паутины снова зашевелились.
– Потише давай, – посоветовал Фьярн, – а то раздавит.
Послышался шум, меня овеяло холодом какого-то непонятного и неприятного заклинания… А потом я кулем повалилась на землю. И вся паутинная склизкая дрянь поползла на меня сверху. Я засопела, завозмущалась, как смогла. Меня потянули куда-то в сторону по траве, перевернули на спину. Фьярн осторожно счистил паутину с моего лица тряпицей, пропитанной жутко вонючей магической гадостью. Вытащил «паутинный» кляп изо рта, снял удавку с горла.
И отстранился, заинтересованно разглядывая результат своего труда.
– Хороша лесовичка! Теперь ты разве что за болотную лихорадку сойдешь. Вся извозюкалась.
За спасение я ему была благодарна, но издевательства терпеть не собиралась.
– Освободи меня! – потребовала я, возмущенно. Ишь ты, вид мой его позабавил! Повисел в паутин, поглядела бы я на него!
– Да ну, а вдруг завязну? – протянул Фьярн. – Ты подожди, она засохнет и сама облупится. К полуночи примерно.
И усмехнулся.
– Гад! – выдохнула я. Видела ведь, не будет он мне дальше помогать.
– Неблагодарная ты, Нийка! – маг даже языком прицокнул осуждающе. – Заботишься о тебе, спасаешь…
– Белы рученьки в паутине мараешь, – язвительно продолжила я. – Если бы ты тут это страховидище мохнатое не вырастил, ничего бы и не случилось.
– Нечего по чужим домам шастать, пока хозяев нет! – ничуть не пристыдился маг. Ну… справедливо, конечно. Да вот только отчасти. Это ведь я лесовичка. А он – пришлец и захватчик, потеснил зверье лесное, не спросив, когда решил тут свое жилище поставить.
– А тебя не было? – хрипло удивилась я и невинно так захлопала ресничками. Как выяснилось: зря. На них еще осталась паутина и один глаз заклеился. Фьярн вздохнул, снова достал тряпицу.
– Говорю же, не шебуршись сильно, чучело! – добродушно заметил он и кивнул куда-то в сторону: – Это ты его?
Ага, не мог он паука не заметить.
– Я слежу за порядком в лесу, – строго напомнила я. – А ты тащишь всякую нежить! Он ведь мог напасть на кого-нибудь!
– Мог, – задумчиво подтвердил Фьярн. – Что ж ты своих друзей косолапых на помощь не позвала?
– А что бы они против магической паутины сделали? – буркнула я. – Не хотела, чтобы пострадали.
– А когда подсылаешь их об мой забор чесаться, не беспокоишься за их сохранность, значит?
– Нет у тебя забора!
– Потому и нет. Устал на место ставить.
Я спохватилась. Ведь едва не улыбнулась. Такой он бывает… Поди пока в городе, среди нормальных людей жил, девицы на него заглядывались! Глаза у Фьярна черные, а волосы – белые, длинные. Он их в косицу заплетает, чтобы в лесу меньше цеплялись за ветки. И брови у мага седые, словно в снегу… Высокий, сложен ладно. Смелый, паука вот не побоялся завести…
Только убийца. Да, об этом не забудешь, даже когда смотришь в его омуты-глаза.
Фьярн заметил что-то по моему лицу. Присел рядом на корточки. Спросил неожиданно:
– Воду из моих рук примешь?
Я осторожно кивнула. И маг – о чудо! – достал флягу, сделанную из тыквы, поднес ее к моим губам. Как же я хотела пить! Я сделала глоток и закашлялась. Фьярн придержал меня, чтобы не упала, и снова поднес флягу.
– Сдались мне такие соседи, – проговорил он. – Лови их потом по лесу, если наплодятся.
– Хочешь сказать, не твой сторож? – напившись, спросила я.
– Мой, похоже. Да только не охранял он меня, а ждал. Видно, не только ты заметила мое долгое отсутствие и решила этим воспользоваться.
А! Значит, конкуренты опять пожаловали! Темные маги по Фьярнову душу. Вот радости-то всему лесу… Придется быть осторожней, да зверье предупредить, чтобы были начеку. От колдунов всего можно ждать… Они хуже Фьярна.
Маг словно угадал мои мысли.
– Рано или поздно они возвратятся, чтобы проверить ловушку. Тут-то я их и встречу, гостей дорогих…
– Убивать будешь? – тихо спросила я.
– Если придется.
И ведь ни капли сомнения в голосе. Самоуверенный, не боится и в себе не сомневается. Бездушный он, Фьярн. Словно замороженный. Должно быть, что-то с ним случилось в прошлом. Иначе почему он так на колдунов бросается… Только об этом я думать сейчас не буду. Иначе снова вспомню, что он сделал.
Пусть бы ушел уже побыстрее, раз больше помогать не собирается. Не друзья мы с ним. И видеть мне его не в радость. Да я ему тоже не слишком нравлюсь – мирится, потому что знает: если мне вред причинит, весь лес против него обернется.
Но маг уходить не собирался.
– Извинись и я помогу тебе освободиться, – с этаким напускным добродушием предложил он.
Я возмущенно уставилась на него.
– Это за что же я должна извиняться?
– Мы ведь оба знаем, зачем ты ко мне в дом лезла. Ведьмину жемчужину хотела украсть!
– И вовсе не украсть! – фыркнула я. Фьярн выгнул брови: мол, ну-ну, а как еще это называется? Я против воли покраснела: – Я бы вернула.
– Правда, что ли? У меня, знаешь ли, большие сомнения. Сгинула бы по пути к ведьмам, а я бы лишился ценной вещи. Как ни крути, воровство получается!
– Можно подумать, тебе самому она честно досталась! – не выдержала я. – Наверняка отобрал у какого-нибудь колдуна. А то и с трупа снял…
– Конечно. Когда это колдуны что-то по доброй воле отдавали, – хмыкнул Фьярн. – Ты, кстати, хоть раз задумалась о том, что пытаешься попасть в дом такого страшного убийцы?
Я насупилась.
– Не боюсь тебя, сколько ни пугай.
И будь что будет. Устала от такого соседства, хоть из лесу сбегай! И этот вот тип никуда не изгоняется. А ведь что только я не предпринимала! И травой-мухоморкой его отвадить пыталась. Цветы-то у нее красивые, красные, крупные. Наросло целое поле. Да только как распустились бутоны, такой дух смрадный пошел! Оттого и название у цветка неприятное. Не все то истинно красиво, что взгляд привлекает. Ох и ругался маг, пока мухоморку выкашивал! Я аж заслушалась. А Фьярну еще и перекопать пришлось все поле в полнолуние. Лунный свет способен сжечь корни мухоморки, никакие другие средства ее не берут – прорастет неминуемо.
Насылала я и жуков-древоточцев, чтобы стены его дома попортили. Но тут хитрый маг каким-то заклинанием обошелся. Как стоял его дом, так и стоит.
Медведей Фьярн не боялся. Не ссорился с исконными обитателями леса зазря. Лешего не трогал, уважительно с ним общался, если встречались. Не то, что с колдунами.
Вот и не удавалось мне, потомственной лесовичке-знахарке, избавиться от нежеланного соседа. Срубил он себе избу в самой глубине леса да еще магическим барьером обнес, чтобы колдунам несподручно искать было. А они искали! Сильно их Фьярн допек, видать. Был лес как лес, а теперь: самый настоящий проходной двор стал! То грибницы потопчут, то папоротниковую поляну выжгут…
– Ну, пойдем, что ли, лихорадка, – сказал Фьярн, поднимаясь на ноги. Я вскинулась. Чего это он? На губах мага заиграла гаденькая улыбочка. Мужчина наклонился и легко подхватил меня с земли, закинул к себе на плечо. Я даже не сразу сообразила, что вообще происходит. Ведь думала: бросит меня, и правда придется ждать, пока обсохнет паутина. А он все еще не натешился, удумал что-то!
– Никуда я с тобой не пойду! Пусти, слышишь?! – возмущенно потребовала я.
– Угу, – только и отозвался маг, шагая себе вперед.
– Отпусти же! – продолжала вопить я. – Немедленно, ты!..
Вывернулась, да едва не упала, только успела магу локтем по уху заехать. Фьярн прихватил меня руками, да не постеснялся ладонью шлепнуть по мягкому месту.
– Ну-ка, веди себя прилично, кикимора!
Да ладонь-то не убрал!
– Отпусти! – снова потребовала я.
– Ты определись уж: хочешь в мой дом попасть или отпустить тебя, – хмыкнул Фьярн. Я от неожиданности затихла, затаилась. А маг взял да и пошел со мной на плече неведомо куда. То есть, теперь-то ведомо, непонятно только: с какой стати?!
Вот мимо мелькнул поваленный забор из жердей. Спасибо мишкам, не забывают уговор, донимают неприятного соседа!
Под ногами Фьярна заскрипели доски. Это мы уже на крыльцо поднимались. Тут я снова попыталась высвободиться, и едва не впечаталась в дверной косяк.
– Осторожней! – шикнул маг и снова меня по мягкому месту приласкал несильно. – Я еще защиту не снял.
Я не могла поверить, что он вот так запросто пустит меня в свое жилище. Шутка ли: ни разу еще не удавалось мне подойти так близко. А тут – сам приволок.
Ох и не к добру же это!
Маг стряхнул меня с плеча, словно мешок с тряпьем. Придержал, чтобы не свалилась. Напутствовал щедро:
– Ну… как дома себя не чувствуй.
– Что ты задумал? – спросила я, насупившись. Решила: страха ему не покажу! Хотя сердечко екнуло. Ничего он мне не сделает. Не будет здесь житья тому, кто меня обидит, а Фьярну укрытие нужно.
Маг смотрел на меня этак оценивающе, словно прикидывал, из какой части моего тела первым делом кулеш варить.
– Одежду мне постираешь, – заявил он вдруг. – И еды приготовь.
– Да с какой же стати?!
– В благодарность за то, что я тебя в беде не оставил.
У меня чуть челюсть не отвалилась.
– Ну, ты и гад! Это же по твоей вине я в паутине оказалась!
– И я мог тебя там оставить, – Фьярн пожал плечами, и ведь правду сказал: он мог, нисколько не сомневаюсь.
– Что же ты так мало выгоды для себя предусмотрел? Одежда, готовка…
– Почему же? Заодно посмотришь на мой дом, может, успокоишься и больше не полезешь, – ухмыльнулся маг. – Очень меня такой расклад устроит. А то неймется тебе все. Говорят, женщинам любопытство спокойно жить не дает. Не врут, похоже.
– Да я бы на порог твоего дома не ступила по доброй воле, даже если бы упрашивал! – разошлась я.
– Да-да, очень тебя желание получить жемчужину неволило, – поддел Фьярн. – Кстати, предупреждаю сразу: если вздумаешь искать – не найдешь. Так что не трать время зря. И двери, что на замки заперты, открыть не пытайся. Защитная магия везде, можешь пострадать по глупости.
– Ну, а если все же найду жемчужину?
– Нет ее здесь. Спрятал.
– Где, если не дома?
– В яйце, – беззаботно отозвался Фьярн. – А яйцо – в утке, а утку – в зайце. Зайца в сундук закрыл и на самом высоком дубу в лесу схоронил.
Я поморщилась. Опять насмешничает. Сказки рассказывает! Что же…
– Давай свою одежду. И показывай, где у тебя тут печь. Не хочу в долгу оставаться!
Печь во Фьярновом доме оказалась – загляденье. Картинка, а не печь! Выложена заморской плиточкой с изразцами, узор к узору, цветы, птицы, гады какие-то огнедышащие… духи огня, защитники дома. Не в каждом купеческом доме такое увидишь. Наверное. По правде сказать, немного-то я домов купеческих видала. Да и в крестьянских бывала нечасто. Обычно ко мне приходят со своими бедами. Мне так удобнее, не люблю лес покидать.
Дом у Фьярна оказался богатый, на два яруса. Целый терем. А снаружи-то казался развалиной за обвалившимся забором! И не скажешь, что здесь живет страшный и непримиримый охотник на колдунов. Да еще такой… с особинкой.
Из-за этой особинки не было Фьярну в городе житья. Звала его, мучила лесная чаща. Потому и уходил он из дому каждое полнолуние, пропадал по нескольку дней кряду, себя не помня. Побеждало в нем нечеловеческое, чуждое, хищное: оборачивался он зверем лютым. Кто его так проклял, не ведаю. Но причина должна была быть веской.
Когда-то я даже порадовалась, что ему такое выпало. Не очень это хорошо, конечно. Да только так судьба сложилась. Устыдилась я, но и злорадство временами возвращалось. Не могла я Фьярна простить. Не могла.
Нынче маг еще вернулся хорош. Одежда была хоть и грязная, но целая. А первый-то раз, когда я его увидела – испугалась: сошел с ума Фьярн! Совсем дико он выглядел: полуголый, глаза горели, рычал по-звериному…
Терем я все же осмотрела, когда маг ушел спать. Устал он по лесу бродить в зверином обличии, измотался. В запертые двери я особо не ломилась, но парочку замков растворила на проверку. Думала, маг примчится: говорил же, что охрану поставил. Да только видно не так уж велика была его сила, моей уступила, подчинилась.
Я была уверена, что про сундук Фьярн соврал. Глупости все это. Не стал бы он жемчужину из дому выносить! А лес бы меня предупредил о любом новом кладе. Так-то вот!
Но поиски мои все равно успехом не увенчались. Разочарованная, я вернулась на кухню и там устроилась на лавке. Вообще-то Фьярн мне щедро комнатку выделил. Как будто специально для гостей подготовленную, даже кровать в ней была, я видела. Странный он все же: прячется, а дом такой отгрохал, будто и правда собирался гостей привечать. В комнатку я не пошла. Думала, вообще глаз сомкнуть не смогу. Ошиблась.
Маг проспал всю ночь и все утро, очнулся только к обеду. Я перед ним горшок с грибной похлебкой поставила, хлеб свежеиспеченный, ароматный выложила. К грибам Фьярн отнесся подозрительно, но похлебку ел – только за ушами трещало. Я даже пожалела, что не подсыпала ему травы-краснушки. Никакого колдовства, но физиономию колдуна прыщами бы обсыпало. Вот пусть бы свое могущество потратил, чтобы себе красоту вернуть!
– Хорошо готовишь! – будто удивился Фьярн.
– А ты думал, я сырое ем, как зверь лесной? – усмехнулась я. Спохватилась, что невольно