Купить

Домработница. Lovely Lady

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Молодая вдова по имени Нарсия вынуждена вместе с детьми уехать за границу. На новой родине она берется за любую работу, чтобы обеспечить сыну и дочери достойную жизнь. Два раза в неделю она убирается в доме господина Матео. Подработка необременительна, а платят за нее хорошо. Но вскоре наниматель начинает делать Нарсии непристойные предложения, а она слишком сильно изголодалась по мужской ласке…

   

ГЛАВА 1. В чужой стране

В тридцать лет дона Нарсия осталась вдовой с двумя детьми — сыном и дочерью. От покойного мужа она унаследовала сбережения, дом, земельный надел, и можно было бы спокойно жить. Однако начали наседать родственники и свойственники. Родня умершего супруга настаивала, чтобы она вышла замуж за его младшего брата. Но то был дурной человек, грубый, ленивый, он пил и ходил по женщинам, и Нарсия отклонила сомнительное предложение. Ее собственная семья тоже не бездействовала и поспешила подыскать ей жениха, но он оказался некрасивым и старым, хоть и при деньгах. К тому же он воспитывал пятерых детей от предыдущего брака — жена его умерла шестыми родами. Связывать свою судьбу с ним Нарсия отказалась.

   Между тем в стране происходили перемены, к власти пришли поборники старины и строгих нравов, поползли слухи, что вскоре женщинам запретят работать, учиться и даже выходить из дома без сопровождения мужчин. И сейчас-то было немало ограничений, но они редко обладали обязательной силой, скорее носили характер традиций. Однако изменения уже ощущались, появились первые законопроекты, мужчины и многие пожилые женщины шумно одобряли возврат к заветам предков.

   Нарсия решила не испытывать судьбу, продала дом, пока могла сделать это сама без разрешения опекуна и согласования с кем бы то ни было, собрала необходимые вещи и документы и уехала вместе с детьми за границу.

   На чужбине пришлось непросто, но Нарсия не унывала, бралась за любую работу, ведь ей надо было не только заплатить за жилье, одеть и накормить себя и двух детей, но и дать им хорошее образование, чтобы они могли занять достойное положение на своей новой родине. Сынок полюбил рисовать, и у него хорошо получалось. Нарсия договорилась об уроках живописи для него, а еще надо было покупать бумагу, краски, кисти, карандаши. Всё это стоило денег. Дочка не проявляла пока явных талантов, каких-либо особых склонностей, предпочитала играть куклами да шить им наряды. Но Нарсия верила, что она тоже однажды проявит себя.

   Джан уже ходил в школу, а Лучия должна была пойти осенью. Намечались немалые траты. Да еще и квартирная хозяйка обещала поднять плату. Она давно обещала, но всё жалела Нарсию, однако в этот раз была настроена всерьез. А учитель Джана сказал, что он научил мальчика всему, чему мог, и настоятельно советовал обратится к известному художнику, который жил на другом конце города и уроки которого стоили дороже. Дома же болела мать, и Нарсия каждый месяц старалась отсылать ей немного денег — на лекарства, услуги сиделки, хорошее питание. О возвращении речи не шло — на родине действительно закручивали гайки и у женщин постепенно отбирали все права. Ни себе самой, ни дочери Нарсия такой судьбы не желала.

   Сначала Нарсия устроилась упаковщицей на фабрику, но район оказался неблагополучным и было тревожно за детей, поэтому пришлось поменять место жительства. После переезда Нарсия нанялась уборщицей в кафе. А потом увидела объявление, что в магазин тканей неподалеку требуется продавщица и решила попытать удачу там. В конце концов, в тканях Нарсия разбиралась хорошо: когда-то давно, еще до брака, она работала швеей у себя на родине. Ее охотно взяли в магазинчик. Было это около года назад. Хозяевам нравилась трудолюбивая, сметливая, вежливая и улыбчивая работница, и они снисходительно закрывали глаза, если ей приходилось иной раз отлучиться по каким-либо делам, связанным с детьми — в школу или в больницу. Впрочем, Нарсия никогда не злоупотребляла чужим благорасположением.

   Денег, что Нарсия получала в магазине, едва хватало, потому приходилось еще подрабатывать: по вечерам она убиралась в чужих домах и занималась мелким швейным ремонтом.

   Два раза в неделю, по средам и субботам, Нарсия приходила к дону Матео, мыла и прибирала у него. Вроде бы дел немного, но платил он хорошо. Нарсия нашла эту подработку три месяца назад, адрес ей дала знакомая. Сначала ничего подозрительного не было. Нарсия убиралась, получала деньги — дон Матео предпочитал платить сразу. Иногда они разговаривали. Нарсия рассказала о своей судьбе — просто, бесхитростно. Несколько раз дон Матео угощал ее чаем и передавал сладости для детей.

   Дону Матео было за сорок, а может, и все пятьдесят. Но он хорошо сохранился: высокий, статный, мощный, может, чуть полноват, но ему шло. Густые темные волосы с проседью, серые проницательные глаза. Он производил благоприятное впечатление, но немного подавлял. Авторитетный, важный, где-то даже таинственный. Отказать ему в чем-либо было бы сложно. По крайней мере, так казалось Нарсии.

   Обычно он уходил на время уборки из дома, но его присутствие тоже никогда не смущало работницу. Ловкая и спорая, она хорошо знала свое ремесло, и пожалуй, ей было даже приятно продемонстрировать свои умения нанимателю.

   

ГЛАВА 2. Непристойное предложение

Однажды знойным летним вечером, расплачиваясь в очередной раз, дон Матео сказал Нарсии:

   — Наверно, тебе неудобно выполнять работу во всей этой твоей одежде…

   Нарсия хотела было отмахнуться: мол, какое неудобно, она всегда так работала. Но оказывается, дон Матео еще не закончил:

   — Если тебе слишком жарко и тесно в одежде, ты можешь снимать платье и работать в исподнем. Я никому не скажу.

   Да что он такое говорит?! Она при детях-то неодетой никогда не появляется, а он говорит, чтобы убиралась в чужом доме да при мужчине в одной лишь сорочке! Может быть, и жарковато на самом деле, но как-нибудь она уж перетерпит, однако до подобного срама не опустится. Надо же было предложить подобное порядочной женщине! Даже из лучших соображений.

   Однако следующие слова дона Матео сорвали покров тайны с его истинных соображений:

   — Я буду доплачивать тебе. Я буду платить в двойном размере, — глухо добавил он, и темное пламя вспыхнуло в его глазах.

   И Нарсия всё поняла. Похолодела сначала, а потом ее щеки запылали как маков цвет. Она хотела что-то сказать, но изо рта вырвались лишь невнятные звуки. Дон Матео тут же попытался сгладить нескромность своего предложения:

   — Но это совершенно необязательно. Ты можешь подумать и принять решение. Любое. Я не собираюсь отказываться от твоих услуг, даже если ты не станешь этого делать. Но… мне было бы приятно, — последнюю фразу он сказал тихим, проникновенным голосом.

   А у Нарсии предательски затянуло живот. Полузабытое ощущение. Она не чувствовала ничего подобного с тех пор, как овдовела. Впрочем, и при жизни мужа эту сладкую боль испытывала она не так уж и часто.

   — До свидания, дон Матео, — пробормотала смущенная Нарсия и поспешила уйти прочь.

   — До свидания, Нарсия, — мягко проговорил мужчина, гадая, придет ли она еще или он навеки потерял ее из-за этого непристойного предложения.

   Нарсия сначала хотела отказаться от подработки, но медлила с окончательным решением. Все-таки и место, и время были удобны, и платил дон Матео хорошо. Но даже не в этом дело. Нарсия была взрослая женщина, и она недолго позволяла себе обманываться. Дон Матео нравился ей, его интерес льстил: оказывается, и она, далеко не юная девушка, может вызывать у этого импозантного мужчины определенного рода мысли. Разумеется, она не собиралась отвечать взаимностью, но все же дон Матео был приятен ей, хотелось иногда видеть его, разговаривать с ним. У них сложились довольно-таки теплые отношения, и несмотря на всю свою внешнюю неприступность и важность, дон Матео не относился к бедной переселенке пренебрежительно, высокомерно, как то часто случалось на чужбине. Напротив, он уважал Нарсию. По крайней мере, так казалось до сегодняшнего вечера. Или одно не мешает другому?.. К тому же, продолжала убеждать себя Нарсия, он ведь сам сказал, что раздеваться до белья вовсе необязательно, отказ ни на что не повлияет.

   Несколько дней она думала, вертела ситуацию и так, и эдак и в конце концов решила, что будет работать, как работала прежде, словно ничего сказано не было, словно всё осталось как раньше.

   В ближайшую субботу так всё и было. Дон Матео и слова на эту тему не сказал, никак не выразил неудовольствия, был по обыкновению вежлив и корректен. Только когда он расплачивался, Нарсии показалось, будто в его серых глазах промелькнули разочарование и грусть.

   Глупо, конечно, но на душе стало неуютно. И все же Нарсия спокойно вернулась к себе, накормила детей ужином и уложила их спать, переделала все домашние дела и наконец села за подработку. При свете керосиновой лампы Нарсия чинила детское платьишко. Простые, до боли знакомые движения, руки сами делали стежок за стежком, думать было не надо, и в памяти против воли вставали образы минувшего вечера и многих других вечеров, когда Нарсия приходила к дону Матео.

   Вдруг перед глазами стало расплываться, иголка выпала из рук. «Не доведет до добра эта ночная подработка, вот уже и зрение портится», — подумала Нарсия, но она знала, что это неправда. Взгляд затуманился из-за непрошеных слез. За окном стояла ночь — звездная, тихая, полная запахами летних цветов и трав, стрекотанием цикад, пением птиц. Такая особенная ночь, когда всё существо жаждало, требовало любви. А она… Стало стыдно-стыдно. Ну что стоило ей снять это чертово платье? Дон Матео такой добрый и щедрый, и он так мало просил. Неужто сложно было выполнить его пожелание? Тогда вместо разочарования и грусти в его глазах искрилась бы радость. И не только. Заныл живот от этого непроизнесенного допущения. Нарсия закрыла глаза, открыла, несколько минут напряженно вглядывалась в ночную темень за окном. А потом тряхнула головой и решилась. В среду она исполнит просьбу дона Матео и будет убираться в одной сорочке.

   Нарсия не могла не понимать, к чему клонит дон Матео и чем всё однажды закончится, если она согласится, но она старалась не думать об этом лишний раз. Однако страха не было, ни капельки, напротив, сладкое предвкушение владело Нарсией.

   «Грех», «порок», «гнусная похоть» — сказали бы земляки и сурово осудили бы ее, семья отвернулась бы, соседи окатили бы презрением. Но Нарсия теперь жила в другой стране, и здесь всё было по-другому. Поначалу некоторые вещи ей казались странными и непривычными, но со временем она научилась смотреть на них иначе и осознала обоснованность местного уклада. Эти два с небольшим года, когда она полностью зависела лишь от себя и вся ответственность лежала на ней лишь одной, многому научили Нарсию: она вправе сама распоряжаться своим телом и вправе сама выбирать себе мужчину.

   Среда подобралась незаметно.

   Утром Нарсия приготовила завтрак, разбудила сына и ушла на работу. Хорошо, пока каникулы, есть с кем оставить Лучию. Раньше она отводила дочку к соседке, незабесплатно, разумеется. Та девочку не обижала, но кормила плохо. Джан забирал Лучию, когда возвращался после школьных занятий и уроков живописи. Нарсия надеялась, что в этом году удастся обойтись без услуг няни. Все-таки Лучии уже шесть с половиной лет, посидит как-нибудь одна после школы. Тем более что в обеденный перерыв Нарсия всё равно ходила домой проведать детей (благо жили они неподалеку). Хозяева магазина разрешали приходить чуть позже и уходить чуть раньше, правда, вычитали из зарплаты. После окончания смены шла домой, кормила детей и отправлялась на подработку. В понедельник и четверг она убиралась у одной пожилой вдовы, во вторник и пятницу — у молодой семейной пары, в среду и субботу — у дона Матео. Часто, вернувшись вечером домой и уложив детей спать, Нарсия принималась за починку белья, шитье или вязание на заказ. Давно мечтала открыть собственную швейную мастерскую, но пока не хватало денег. Единственным свободным днем было воскресенье, и Нарсия его полностью посвящала детям.

   Между тем приближался вечер среды. Смена в магазине выдалась насыщенной и хлопотливой, так что Нарсия даже ни разу не вспомнила о том, что ее скоро ждет. Ну и хорошо, меньше сомнений и терзаний. После работы Нарсия пошла к себе. Дома всё было спокойно. Поужинали вместе, а потом, наказав детям долго не сидеть, а скорее ложиться спать, Нарсия отправилась к дону Матео.

   В доме господина Матео была небольшая хозяйственная комната, где хранился инвентарь и где Нарсия переодевалась, если не успевала сделать этого дома, а платье, в котором пришла, не вполне подходило для уборки. Но сегодня она собиралась сделать иное: она хотела раздеться до нижней сорочки. Нарсия сама себе удивилась, но она не испытывала никакого стыда, когда снимала платье, словно чувство это было оставлено на далекой родине или умерло само от ежедневной рутины, от беспрестанного нелегкого труда. А может, у отсутствия стыда и каких-либо нравственных мук была особая причина. Как и у сладостного ожидания, что владело Нарсией.

   Ну вот, она в одной рубашке, длинной, белой. Руки непривычно обнажены, видны ключицы, без труда угадываются изгибы фигуры. Фартук Нарсия всё же надела, чтобы не испачкать рубашку. Как ни в чем не бывало приступила к уборке. Работала, как всегда, четко и быстро, ловко и уверенно. А так — в одной сорочке — действительно оказалось легче и совсем не жарко. Других же отличий Нарсия и не заметила. Вот только дон Матео смотрел на нее внимательнее, чем обычно, будто любовался, словно ласкал взглядом ее голые руки и шею. От всей этой странной ситуации предательски твердели соски, царапались острыми вершинками о жесткую ткань бюстье, и зуд этот был непростительно желанным и приятным. И неясное томление внизу живота смущало душевный покой.

   Когда всё было сделано и Нарсия снова оделась, пришло время расчета. Дон Матео сдержал обещание и заплатил в два раза больше.

   — Спасибо, — сказала Нарсия. Деньги ей пригодятся.

   — Тебе спасибо, — ответил господин.

   Никаких лишних слов, никаких лишних жестов. А она, пожалуй, позволила бы.

   — До свидания, дон Матео.

   — До субботы, Нарсия.

   

ГЛАВА 3. Игра

В субботу всё повторилось, и в следующую среду тоже. Нарсия прибиралась в одной сорочке, дон Матео жадно смотрел на нее. Потом платил в двойном размере, и они расставались на несколько дней.

   Во время расчета дон Матео выглядел вполне довольным, а вот Нарсия начала испытывать разочарование. Ей хотелось большего. Она не верила, что дон Матео предложил ей мыть в рубашке из человеколюбия, нет, она была твердо уверена, что им руководило в первую очередь плотское желание. Но почему он больше ничего не скажет, ничего не сделает? Сделал бы еще какое-нибудь гнусное предложение. Она бы сначала ужаснулась, а потом согласилась и утонула бы в сладком море греха.

   Нарсия вспоминала, как у нее было с мужем. Сколько лет-то прошло? Три года? Больше? Три с лишним года ни один мужчина не касался ее, не целовал, не брал. Еще совсем недавно ее это не заботило. Работа, дети, трудности осваивания в чужой стране… Ей просто было не до этого. Да и предложи ей кто такое прямо, даже и за хорошие деньги (вернее, за хорошие деньги тем более), она бы и слушать не стала, отругала бы мерзавца, ушла.

   Почему же с доном Матео выходило по-другому? Он с самого начала нравился ей, да и сейчас не действовал нахрапом, давал ей возможность выбрать самой, готов был принять любое ее решение. Происходящее ощущалось как волнующая чувственная игра, смелая, но безопасная. Кто кого соблазнит… Похоже, соблазненной оказалась она сама. Потому что ей хотелось всего того, что было у нее с мужем. Поначалу Нарсии казалось, что всё идет к этому. Но вот уже три раза она раздевалась, и ничего не происходило. Он только смотрел, но ничего не делал. Как бы подтолкнуть его?

   Нарсия купила в магазине, где работала, тончайшего батиста. Якобы для заказа. Ткань была дорогая, но, в конце концов, дон Матео платил двойную цену, и Нарсия могла себе это позволить. Из купленного куска материи скроила себе крайне неприличную рубашку: длиной едва до колена, на тоненьких бретельках, с глубоким вырезом на груди, не говоря уж про легкую-легкую ткань, прилегавшую к фигуре, сквозь которую хорошо были видны линии тела. В очередную субботу Нарсия, собираясь к дону Матео, надела эту смелую рубашку. Как же он отреагирует?

   Не без трепета и предвкушения раздевалась Нарсия в этот раз. И отрадно было сознавать, что ее старания оказались не зря. Едва дон Матео увидел ее в легкой сорочке, короткой и льнущей к телу, как взгляд его стал жадным, обжигающим. Он даже несколько раз выходил из комнаты, чтобы успокоить вскипевшую кровь, не иначе. Приятно и лестно! А еще тесно в груди, тянет живот, влажно и горячо между ног… Сладость и хмель кружат голову. Хочется большего, и непросто переступить еще одну грань. На ее старой родине внебрачные отношения — великий грех, и не только девица, но и вдова должна блюсти себя. А она хочет в постель с ним, но больше не хочет замуж, и это совсем другая страна…

   После уборки дон Матео пригласил Нарсию выпить с ним чая. Она колебалась, в каком виде идти на кухню — всё так же в сорочке или уже надеть платье. В итоге надела платье: ее работа закончена, а значит, можно принять обычный вид. Дон Матео ничего по этому поводу не сказал. Чаепитие оказалось приятным. Легкая интересная беседа, взаимопонимание, непошлые шутки, трогательная забота друг о друге… Будто не было между ними этих странных игр и скрытых пока желаний. Двойная плата — и Нарсия пошла домой.

   В субботу рабочий день заканчивался раньше, и потому, когда Нарсия вернулась домой от дона Матео, дети еще вовсю играли. Погода стояла славная, и они решили погулять вечером. Потом был ужин, купание, сказки на ночь…

   Дети быстро уснули, а вот Нарсии не спалось. Она была взбудоражена всем тем, что происходило последние недели между ней и доном Матео. Как совладать с этими новыми и приятными чувствами, с желаниями, которые влекли и пугали одновременно? Так хотелось большего, но было страшно. Но ведь сейчас, в тишине собственной спальни, ей ничего не угрожает, сейчас-то можно ослабить наконец контроль и позволить себе предаться чувственным грезам.

   Руки сами скользнули под ткань сорочки, сжали груди, затем стали ласкать соски, пощипывали, поглаживали и вытягивали их, а потом снова мяли и перекатывали налитые груди. Лоно отозвалось медовым томлением. Представила, что это не ее руки ласкают ее же тело, а руки дона Матео… Живот сжался от восхитительно-дивной боли, казалось, почти уже забытой.

   Одна рука оставила грудь и, покружив по животу, легла на шелковистый треугольник в самом низу, замерла в нерешительности. Минутное колебание — и Нарсия сгибает ноги в коленях, подтягивает к себе, разводит немного, и рука устремляется во влажную нежную глубину. Все складочки, чувствительный бугорок и зовущее преддверие — всё-всё истосковалось по ласкам, по твердости мужского органа, не говоря уж про мучительную пустоту внутри…

   Пальцы кружат, дразнят, играют, задевают бугорок клитора — и волны наслаждения прокатываются по всему телу, заставляя трепетать, сжиматься и расслабляться, пугаться, и ждать, и желать. Но этого мало. Движения смелее и настойчивее, слаще и непристойнее. Хватит игр, хватит хождения вокруг да около! Четко и решительно, вверх и вниз, сильнее, быстрее — пальцы умело скользят по клитору. Тело всё чаще вздрагивает от вспышек наслаждения. Они всё ярче, всё слаще. Еще немного, еще чуть-чуть…

   О!.. Крепко сжала ноги вместе с рукой между ними, повернулась на бок, замерла, упиваясь неописуемыми ощущениями. Восхитительно! Но так мало, такой краткий миг… Однако продолжать совсем не хочется. Может, потом, через четверть часа… Но через четверть часа она уже будет спать, усталая, удовлетворенная и почти счастливая.

   И почему она не доставляла себе удовольствия сама все эти годы вдовства, все эти одинокие годы на чужбине? Так быстро, так легко, так хорошо… А ведь даже мысли не возникало, нужды такой она не испытывала, вся в делах и заботах. Пока не увидела темное пламя в глазах дона Матео. Но окажись кто другой на его месте, было бы тошно и противно, а не волнующе-сладко — Нарсия знала это совершенно точно.

   

ГЛАВА 4. Желание

С небывалым нетерпением Нарсия ждала среду. А каждую ночь до среды ласкала себя. Было приятно, очень, но… не то. Всё сильнее хотелось мужских объятий и поцелуев, мужской власти над своим телом.

   Желание, плескавшееся в крови, преобразило Нарсию. В глазах появилась тайна, влекуще заалели губы, изменились интонации, дыхание, походка. Всё в ней дышало теперь затаенной страстью. И окружающие невольно замечали это, особенно мужчины, порой делали авансы, но Нарсия отвечала как ни в чем не бывало, будто не понимала их истинных намерений. На самом деле всё она понимала, но ее не трогало это внимание, она не хотела его, оно было ей неприятно.

   Наконец вечер среды наступил. С работы — домой, из дома — к господину Матео. Вот она, улица, на которой он живет. Знакомая улица, любимая улица. Калитка — и даже скрип петель кажется приятным. Небольшой аккуратный сад — как же дурманят голову ароматы этих ярких цветов! Крыльцо, три ступени, заветная дверь… Не заперта — ее ждут. Закуток с ведрами, щетками, тряпками. Здесь она снимает платье. Ее новое платье — приталенное, чуть короче, чем обычно, светлее оттенком, из более тонкой ткани. Нарсия совсем не знает уловок, чтобы соблазнить мужчину. К тому же боится действовать чересчур открыто, меняться слишком сильно и быстро. Но надеется, что эти маленькие жесты покажут ему, что ей нравится игра, что она готова продолжить.

   Вот она в батистовой рубашке моет пол. Стоит на коленях, старается. А он смотрит на ее поясницу и ягодицы, обтянутые тонкой материей, и шумно дышит. А теперь — на грудь, что видна в глубоком вырезе сорочки. И он закрывает глаза, потому что желание захлестывает…

   А потом, когда Нарсия уже уходит (сегодня без чая), господин просит хриплым голосом:

   — В следующий раз сними белье — панталоны, бюстье. А рубашку оставь. Я доплачу. Не бойся, я не увижу лишнего, ты же будешь в рубашке.

   Слова — как поток лавы, обжигают, ошеломляют. Неприлично до одурения, но не она ли мечтала о большем? Он лишь дает возможность привыкнуть, он лишь распаляет ее вожделение исподволь. Ей было бы сложно сразу с головой и в омут.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

50,00 руб Купить