Пророчество. Анастасия Видана

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ГЛАВА 53
• ГЛАВА 54
• ГЛАВА 55
• ГЛАВА 56
• ГЛАВА 57
• ГЛАВА 58
• ГЛАВА 59
• ГЛАВА 60
• ГЛАВА 61
• ГЛАВА 62
• ГЛАВА 63
• ГЛАВА 64
• ГЛАВА 65
• ГЛАВА 66
• ГЛАВА 67
• ГЛАВА 68
• ГЛАВА 69
• ГЛАВА 70

АННОТАЦИЯ

Воинственное и могущественное Кенбрийское Королевство некогда уничтожило на своей территории магию и волшебных существ. Люди провозгласили себя венцом творения - даже сказки были запрещены.

   Однако существует древнее пророчество, согласно которому магия возвратится в этот мир. Это уже происходит: зеленоглазое дитя вошло в Заповедный лес, земля поглотила гору...

   А у людей другие заботы: король подавляет мятеж на юге, придворные преследуют свои цели, и каждый тщательно оберегает собственные тайны...

ПРОЛОГ

Третий день дул сильный ветер. Он поднимал пыль с дорог, приминал придорожные кусты, гнал по небу тяжёлые тёмные тучи, однако в лес проникнуть не мог. Древняя чаща стояла непоколебимо, лишь тревожно шумели верхушки тысячелетних зелёных гигантов.

   Этот лес видел многое и многое знал. Страшные тайны витали в шёпоте его листвы, в скрипе ветвей. Множество имён помнил лес и множество лиц. Сменялись эпохи, один за другим восходили на престол короли, становились легендами рыцари и разбойники, люди искали помощи и мудрых советов знахарок, объявленных позже ведьмами и практически истреблённых в эпоху Охоты на Ведьм, а лес всё стоял, всё хранил свои тайны – и некому было разобрать его сказания в шёпоте листвы.

   Люди не забредали в эту часть леса. К югу отсюда, далеко-далеко на юг, лес был более приветлив. Там пролегали в траве тропинки, и страшные узловатые корни не хватали путников за ноги, высунувшись из-под земли. Там можно было отыскать полянку, пригодную для ночлега, напиться воды из ручья, набрать ягод и съедобных кореньев. Люди не охотились в этом лесу – животные обитали в глухой чаще, куда не совались даже самые отважные.

   Здесь же, в этой части древнего леса, и вовсе никого не бывало. Ветви деревьев тесно сплетались друг с другом, не пропуская даже дождь и солнечный свет, могучие корни подобно змеям извивались в густой траве, и странные цветы распускались у подножия гигантских стволов, вдали от тепла и света.

   Лес жил собственной жизнью не одну тысячу лет, но сегодня что-то нарушило его покой. Замерли вековые гиганты, прислушиваясь к странным звукам, доносящимся с опушки. Склонили венценосные головы загадочные цветы. Подобно зелёному морю взволновались травы. Лишь ветер продолжал шевелить верхушки деревьев, не в силах заглушить то, что слышал лес, – топот копыт.

   Всадник был один. На границе леса, в тени первых деревьев он спешился и повёл коня в поводу. Оба, и всадник, и конь, казались измученными. Хлопья пены падали с морды скакуна, шерсть его и сбруя были покрыты пылью, бока тяжело вздымались. Усталым выглядел и человек. Его лицо, одежда, волосы были серы от пыли. На бедре всадника висел меч, за спиной – лук и стрелы, но руки его были заняты: в левой он держал повод, правую же прятал под плащом. Человек был напуган – он боялся леса, и лес это знал. Боялся и конь. У самого подножия первых лесных исполинов он захрапел, запрядал ушами, замедлил шаг и вскоре остановился. Человек дёрнул повод. Конь фыркнул, мотнул головой, но не сдвинулся с места. Несколько мгновений всадник колебался – казалось, он готов вскочить на своего скакуна и умчаться во весь опор, оставляя лес далеко позади. Однако долг перевесил. Человек привязал коня к ближайшему дереву, по-прежнему действуя одной рукой, и с опаской вступил в чащу.

   Лес встретил его сдержанным шумом. Человек ступал медленно, путаясь в траве, спотыкаясь о корни. Его серые глаза настороженно разглядывали всё вокруг. Каждый шорох заставлял его вздрагивать. Внезапный писк едва не свалил его на колени, но звук этот исходил не из леса. Он доносился из-под плаща незнакомца, столь дерзко нарушившего границы древней чащи. Лес прислушивался с интересом. Это был писк беспомощного существа, крохотного создания, ещё не научившегося страху. Это был голос младенца.

   Собравшись с духом, человек сделал ещё несколько шагов и оглянулся. На мгновение ему показалось, что он зашёл очень далеко – лес обступал его со всех сторон. Слабым голосом он окликнул своего скакуна, и негромкое ржание донеслось словно откуда-то издалека. Человек остановился. Лес отнимал у него силы, которых и так осталось немного, отнимал последнее мужество. Нет, дальше он не пойдет.

   Откинув плащ, человек наклонился и опустил под ближайшее дерево маленький свёрток. Слабый писк послышался вновь. Зная, что не стоит этого делать, человек всё же откинул край полотна и вгляделся в крохотное лицо. Младенец, а это была девочка, не подавал признаков беспокойства. Наверное, она была голодна и измучена дальней дорогой, но плача ее он не слышал ни разу. Не плакала она и сейчас. Лесной исполин, у подножия которого она лежала, заглянул ей в глаза – зелёные, как его листва, и удивительно серьёзные. Повозившись, она высвободила крохотные ручонки из-под ткани и протянула их к склонившемуся над ней человеку. Он отшатнулся.

   Шелест прошёл по ветвям.

   "Ты можешь не делать этого, человек…"

   "Ты можешь спасти её…"

   "Ты явился незваным, но мы отпустим тебя – если ты уйдешь вместе с ней…"

   Человек затравленно оглянулся. Это только ветер играет листвой, только лишь ветер. Лес не может говорить с ним, лесу нет дела до усталого путника и маленькой девочки с зелёными глазами. Лесу нет дела до людей...

   "Прислушайся, человек!"

   Он попятился, озираясь. Малышка не отводила от него взгляда, будто не отпуская. Огромный узловатый корень высунулся из-под земли и оплел ногу, топчущую травы. Человек споткнулся и упал на спину. Лес склонился над ним тысячами зелёных ликов. Вдалеке тревожно заржал конь.

   Человек перевернулся, путаясь в траве, и угодил рукой в россыпь синеватых ягод. Руку обожгло, точно огнем. Вскрикнув, человек вскочил и бросился наутёк. Лес больше не препятствовал ему. Ветви не цепляли его за одежду, не хлестали по лицу, грозя выколоть глаза. Корни не подворачивались под ноги, не оплетала колени трава.

   Человек достиг опушки – и лес отпустил его. Трясущейся рукой – снова левой, поскольку правая, испачканная ягодным соком, онемела и не слушалась – он распутал поводья и вскочил на коня. Скакун только этого и ждал. Его даже не пришлось понукать, он и сам рад был убраться подальше от страшного места. Комья земли полетели из-под копыт, и лес стал удаляться. Вскоре даже тени деревьев не смогли бы достать беглецов. Стих и шелест листвы.

   Пригнувшись к конской гриве, человек боялся дышать. Он не верил, что лес отпустил его. Тысячи лет люди обходили стороной зловещую чащу. Заплутавшие путники, забредшие туда по неведению, никогда не возвращались назад. В стародавние времена люди приносили лесу жертвы – лучших из лучших, – и ни один из оставленных на опушке не вернулся домой.

   Совершить то, что сделал сегодня он, не рискнул бы никто. И пусть ему не придётся рассказывать об этом – лишь молчание может сохранить его жизнь, – но в том, что лес отпустил его, был великий знак. Быть может, ему суждено совершить нечто такое, что перевернёт сам ход истории и прославит его имя в веках? Что-то, что оправдает его сегодняшний поступок... Сотрёт из памяти взгляд маленькой зеленоглазой девочки, которую он оставил в чаще...

   И лишь древний лес знал, что этим мечтам не суждено сбыться.

   Сок раздавленных ягод уже проник под кожу, поражая плоть. Ещё до наступления темноты рука человека отнимется совсем, и онемение пойдет дальше. Какое-то время он ещё будет жить, но тело прекратит повиноваться ему. К рассвету следующего дня человек упадёт с коня и останется лежать в придорожной пыли. Он будет дышать и мыслить, он будет видеть окружающий мир – но не более. А после тело его начнет гнить изнутри, и, понимая это, он не сумеет ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Он умрет через три дня, и смерть покажется ему милосердием.

   Тысячи лет древний лес не отпускал никого. Этот человек был первым, кто мог бы уйти с миром. Но он выбрал другую судьбу.

ГЛАВА 1

Лере́я откинула меха, которыми укрывалась ночью, и села на широком ложе. Замок спал, за окнами царила тьма. Молодая женщина прислушалась. Во дворе выла собака, и этот одинокий вой был преисполнен тоски и скорби.

   Лере́я зябко передёрнула плечами и перекинула за спину длинную светлую косу толщиною в две крепких мужских руки. Замок пугал её. Она не знала всех его переходов, покоев, лестниц и башен; не знала имён его многочисленных слуг; не знала, кому она может здесь доверять. Широкое ложе, на котором она сидела сейчас, вглядываясь в темноту и вслушиваясь в ночные звуки, было слишком велико для неё одной.

   Муж покинул ее сразу же после брачной ночи. Верный слуга короля, он отправился исполнять его волю, едва успев ввести в замок молодую жену.

   Всё совершалось не так. Он не представил свою избранницу королю, не испросил его благословения. Церемония бракосочетания проводилась в глубокой тайне. Лере́я являлась представительницей рода Гри́нвилль – изгнанников и давних врагов Короны. Дед её, а следом за ним и отец были изгнаны из королевства, лишены земель и титула. Мать говорила, что они пали жертвой вражеского навета, сама же Лере́я ничего не знала ни о восстании, которое якобы поднял её дед, лорд Де́ймон Гри́нвилль, ни об изгнании, ни о попытках отца вернуть их родовой замок. Ни отца, ни деда давно не было в живых, Лере́я же с матерью, вдоволь наскитавшись в чужих землях, тайно вернулись в родное королевство, где правил теперь другой король – сын и наследник изгнавшего их.

   Беглянок приютила леди Сто́унволл, кузина матери Лере́и.

   Нельзя сказать, чтобы жизнь их в маленьком замке Сто́унволл была лёгкой. Леди Лати́са, опасаясь за собственную жизнь и благополучие, скрывала их родственную связь. Мать Лере́и была приставлена управлять слугами (ей, в прошлом хозяйке собственного замка, эта работа была знакома), сама же Лере́я прислуживала леди Лати́се в качестве горничной...

   Во дворе снова завыла собака. Лере́я встала, потянув с ложа меховое одеяло, и, кутаясь, подошла к окну. Пёс сидел у ворот и выл, задрав морду к луне. В остальном же всё было, как всегда. Негромко перекликались часовые, потрескивали факелы, освещающие двор и верхнюю часть крепостной стены.

   Сир Уи́лмотт Сварт, второй сын лорда Уинслема Сварта и муж Лере́и, не мог наследовать титул и земли отца – они должны были перейти к его старшему брату, – но он был рыцарем и владел собственным замком, именуемым Стро́нгхолд. Король ценил его. Уи́лмотт выполнял особые поручения, король доверял ему, и рыцарь всегда оправдывал оказанное ему доверие.

   Лишь раз он ослушался своего повелителя, женившись без его ведома на прекрасной Лере́е Гри́нвилль... Встретив эту девушку в замке Сто́унволл, куда он прибыл по поручению Его Светлости, Уи́лмотт был околдован. Возможно, всё закончилось бы мимолётной интрижкой заезжего рыцаря и горничной владелицы замка, если бы симпатию, которую испытывали друг к другу молодые люди, не заметила мать Лере́и. К тому времени она была смертельно больна, годы и лишения подточили ее силы, ей оставались считанные дни... Если бы не это, быть может, она и не решилась бы на столь отчаянный шаг, но, зная, что умирает, леди Гри́нвилль попыталась спасти дочь от участи бедной прислужницы, ставшей игрушкой страсти.

   В один из вечеров она проскользнула в покои сира Уи́лмотта и открылась ему. Она рассказала изумлённому рыцарю историю ее рода, их жизни, изгнания и возвращения на родину. Она призналась, что умирает, и заклинала его защитить её дочь. Уи́лмотт был тронут – теперь он глядел на девушку совсем другими глазами.

   Покидая замок, он забрал Лере́ю с собой, получив благодарность ее матери и благословение на брак.

   И вот она здесь, в его замке, совсем одна, напуганная и одинокая.

   Слуги смотрят на неё свысока – никто не знает о ее происхождении.

   Их брак не одобрен королём – королю даже не известно о нём.

   А ее супруг покинул её сразу же после скрепления брака, и вот уже несколько недель она ничего не слышала о нём...

ГЛАВА 2

Королева умирала. Запах смерти окутывал её липким покрывалом, не давая дышать; он проникал в щели, пропитывал тяжёлые изысканные гобелены, отравлял воду, которой её омывали, стараясь облегчить ей уход. Старенький лекарь, день и ночь не смыкавший глаз у ложа умирающей, больше ничем не мог ей помочь.

   Ларна, горничная королевы, прислуживавшая ей со времён девичества и перебравшаяся вслед за своей госпожой из замка ее отца в королевский, не скрывала слёз.

   Испуганные молоденькие служанки, подносившие воду, менявшие простыни и выполняющие другую работу в спальне больной, тоже всхлипывали, пряча покрасневшие глаза.

   Королева была добра, её любили. Лишь она одна умела смягчить суровый нрав своего благородного супруга, лишь она могла усмирить его гнев. Выйдя замуж за короля, она подарила королевству несколько благословенных лет спокойной и мирной жизни.

   Прежний правитель, Дориа́н III Завоеватель, покойный отец нынешнего короля, был человеком жестоким и властным. Время его правления стало периодом кровопролитных войн и непомерных податей. Твердой рукой усмирял он несогласных – многие родовитые семьи были вынуждены покинуть свои замки и отправиться на чужбину; многие высокопоставленные лорды были обезглавлены. Король Дориа́н расширил и укрепил границы своего королевства, поглотившего немногочисленных соседей и сделавшегося крупнейшим и мощнейшим в этой части суши, но при этом обобрал и поверг в нищету свой собственный народ.

   Король Кристиа́н I, его сын и преемник, походил на отца и лицом, и нравом. Жёсткий и амбициозный, он мечтал продолжить дело Дориа́на и превзойти его, покорив весь мир.

   Молодая королева, к счастью, сумела перенаправить мысли своего венценосного супруга в более мирное русло. Она убедила Кристиа́на в том, что любовь и благоденствие подданных принесут ему больше славы, нежели кровавые завоевания; приведут под его руку менее богатых и сильных соседей; укрепят его власть.

   Так и случилось. Постепенно народ стал забывать о страхе. Короля прозвали Благословенным, королеву Марсе́лу же в простонародье и вовсе почитали святой, а рождения их наследника ожидали, как праздника, – королева носила под сердцем дитя.

   И вот она умирала... Скорбь чёрной тучей накрыла королевство. Люди молились и со страхом прислушивались к колоколам. Король Кристиа́н, отбывший было на юг, спешно вернулся в замок. Но королеву было уже не спасти...

   Пышнотелая кормилица вручила ему его новорожденного сына и наследника, а старенький придворный лекарь лишь печально покачал головой и заплакал.

   Три дня и три ночи провел король у постели умирающей жены. Запах смерти пропитал его одежду. Горе серебряными нитями затаилось в его волосах.

   Марсе́ла не приходила в себя, не бредила и никого не узнавала. Она угасала тихо, как огонёк на ветру, более не способный кого-то согреть. Лишь раз она открыла глаза. Стояла глубокая ночь, в камине потрескивали поленья. Король Кристиа́н дремал, припав головой к ее коленям. Марсе́ла протянула бесплотную руку и коснулась его волос. Прикосновение вышло невесомым, но король проснулся и сел, сжимая ее ладонь. Марсе́ла попыталась что-то сказать, но получился лишь неразборчивый шелест. Король склонился к лицу жены. "Моё... дитя, – разобрал он в беззвучном шёпоте. – Наша... дочь... Береги... её..."

   - Любовь моя, у нас сын, – пробормотал король, покрывая изможденное лицо жены поцелуями. – Ты подарила мне наследника!

   Прекрасные черты королевы вдруг исказились, в глазах отразился страх. Тонкие пальцы впились в широкие плечи склонившегося над ней супруга, дыхание участилось, со свистом вырываясь из горла. Губы ее шевелились, грудь вздымались, взгляд лихорадочно блестевших глаз метался по комнате.

   Король отпрянул, напуганный её состоянием. Он хотел позвать на помощь, кликнуть лекаря и слуг, но тут пальцы Марсе́лы разжались, руки безвольно упали на покрывала, из груди вырвался последний вздох.

   Когда лекарь, горничная и служанки, привлечённые призывом короля, вбежали в опочивальню, королевы Марсе́лы там уже не было – осталась лишь бренная плоть, иссушенная болезнью и навек упокоенная смертью.

ГЛАВА 3

Сильвери́на те-Монруа́ была вне себя от гнева. Она металась по роскошному особняку, и слуги боялись попадаться ей на глаза. Уехал! Как он мог так поступить с нею?!

   Конечно, в последнее время граф несколько охладел к ней. Она это чувствовала, но надеялась, что всё образуется. В конце концов, разве не её красоту и изящество воспевали во всех уголках Фландии? Разве не её руки добивались лучшие женихи королевства? И, к тому же, разве не она являлась самой богатой наследницей страны?

   Нет, нет, это всего лишь очередная придурь своенравного графа! Привычные развлечения – балы, пиры, охота – наскучили ему, и он решил поиграть в войну – что ж, прекрасно!

   Сильвери́на со злостью пнула мягкий расшитый пуфик, попавшийся ей на пути. Ах, какой глупой девчонкой она была! Заметив холодность графа те-Сент, она не придумала ничего лучше, кроме как отправиться в морское путешествие вокруг Фландских островов в надежде, что он заскучает по ней в разлуке... И что же она обнаружила, вернувшись? Несносный граф и думать о ней забыл – он покинул Фландию и отправился на континент вместе с этим своим другом, лордом Ка́стором, чтобы развязать там войну! Оооооо, эти мужчины!!!

   Не в силах сдержать эмоции, девушка сжала кулачки и затопала ногами. Амабель, её служанка, появившаяся было из-за угла, тут же бросилась обратно, торопясь скрыться с глаз своей разъяренной госпожи.

   Избалованная девчонка, первая красавица королевства, богатая наследница и единственная и горячо любимая дочь графа те-Монруа́, Сильвери́на не отличалась сдержанностью характера. Она росла без матери; отец окружал девочку заботой, исполнял любые её капризы, баловал, холил и лелеял свою дочь.

   Выход в свет по достижении соответствующего возраста лишь добавил юной красавице уверенности: она сразу же стала желанной гостьей всех модных салонов Фландии, мужчины сходили по ней с ума, на каждом балу все танцы её были расписаны. Многочисленные поклонники девушки неоднократно предлагали ей руку и сердце и обращались к её отцу за благословением, однако он не хотел неволить своё единственное дитя, сама же Сильвери́на отвечала всем отказом.

   Немало седых волос добавила старому графу её внезапная связь с Фе́нимоном те-Сент, 36-летним графом Фландским, убежденным холостяком, известным своими многочисленными романами, богатейшим человеком королевства и родственником самого короля. Поначалу граф те-Монруа́ отказывался верить сплетням; затем, когда связь его дочери с Фе́нимоном те-Сент стала очевидной, он попытался поговорить с нею, что, впрочем, не принесло результатов и закончилось истерикой Сильвери́ны и, впоследствии, получением ею лёгкой парусной шхуны – подарка от отца в знак примирения. Несмотря на это, старый граф не прекратил попыток вмешаться в судьбу дочери и отправился с визитом к те-Сент. Фе́нимона, однако, это лишь позабавило: он был предельно вежлив, но смех искрился в глубине его тёмных загадочных глаз, и, не возразив своему гостю ни в чём, он каким-то образом всё же сумел повернуть разговор так, что граф те-Монруа́ отбыл, ничего не добившись.

   После этого ему оставалось лишь беспомощно наблюдать за развитием отношений своей шестнадцатилетней дочери с мужчиной, который был старшее неё на двадцать лет. Как ни странно, слухи об этой связи ничуть не уменьшили поток молодых людей, мечтающих назвать Сильвери́ну своей женой. Это несколько успокоило старого графа: он смирился и решил просто ждать в надежде на то, что дочери, наконец, прискучат эти отношения.

   Когда она отправилась в путешествие, а Фе́нимон те-Сент отбыл из страны, граф те-Монруа́ воспрял духом и к возвращению дочери устроил в своём особняке великолепнейший бал, по пышности не уступающий королевскому. Однако радость его была преждевременной: узнав об отъезде Фе́нимона, Сильвери́на впала в такое неистовство, что старый граф счёл наилучшим решением немедленно сказаться больным. Он и сейчас находился в постели, предоставив дочери вымещать свою злость на слугах.

   Побушевав несколько дней и устранив с дороги отца, Сильвери́на принялась думать. Нельзя позволить этому самоуверенному графу играть её чувствами! Девушка давно решила, что выйдет замуж за Фе́нимона, покорив сердце самого убежденного холостяка королевства. Прочие кавалеры меркли в сравнении с ним – было в графе те-Сент нечто загадочное, притягательное и неизъяснимое. Конечно, пока она мало продвинулась в осуществлении своего плана: скорее, её сердце принадлежало графу, его же происходящее лишь слегка забавляло.

   Решение пришло внезапно – девушка даже удивилась, как это она сразу не додумалась до такого. Нужно отправляться за ним! Это должно его впечатлить – ни одна из многочисленных прошлых любовниц графа не совершила бы столь отчаянного поступка! Шхуна её достаточно крепка... Конечно, отец должен дать ей сопровождающих – Великий океан, отделяющий Фландские острова от континента, имел мрачную славу и был прозван моряками Пиратским. Девушку это не останавливало. Приняв решение, она сразу же успокоилась и тут же отправилась к отцу – Сильвери́на те-Монруа́, несмотря на избалованность и взбалмошный характер, была человеком дела. Едва ли у старого графа был хоть один шанс отказать ей...

   Так был сделан первый шаг на пути к полному опасностей морскому путешествию, призванному завести юную дочь графа те-Монруа́ совсем не туда, куда так рвалось её сердце. Однако она об этом даже не догадывалась...

ГЛАВА 4

Таран размеренно бил в ворота. Звуки его глухих ударов разносились далеко по округе. Ворота были добротные, надёжные, но даже они не могли спасти обречённый замок.

   Впрочем, его обитатели об этом ещё не знали. Все мужчины, способные держать в руках оружие, готовились оборонять стены и двор. Женщины и дети собирались в трапезной – они молились, занимались рукоделием, подбадривали друг друга и готовили повязки для раненых.

   Замок был неприступен – за его почти тысячелетнюю историю ни одному врагу не удалось взять его ни штурмом, ни осадой.

   Вот только сейчас за воротами стоял не простой враг. Лорд Варден, опытный полководец и легендарный боец, привёл под стены Варденхо́лла огромное войско. Его семья владела этим замком тысячи лет, поколение за поколением. Король Дориа́н III лишил его родового гнезда, титула и всех земель. Лорд Варден был изгнан из королевства – и вместе с ним множество мелких южных лордов, присягнувших ему на верность. Их замки, поля, леса и деревни король раздал своим верным подданным. Юг был ему нужен – плодородный край, обеспечивающий всё королевство зерном и винами, сырами и пряностями, фруктами, овощами и мясом.

   Прошли годы, король Дориа́н погиб в сражении, и на престол взошёл его сын – и мудрая королева Марсе́ла. Люди позабыли о войнах, позабыли о голоде и непомерных податях.

   Вот только изгнанники помнили всё. Много лет лорд Варден собирал войско. Он объединил под своим началом всех изгнанных вместе с ним южных лордов. Он разыскал и других беглецов: лордов Западного и Восточного края, неугодных рыцарей, опальных царедворцев. День ото дня войско лорда Вардена росло и крепло. Всех их объединяла одна цель – вернуться домой.

   И вот этот миг настал! Под стенами Варденхо́лла стояли люди, знающие каждый камень этого замка. Они не собирались его разрушать. Они разбили лагерь, разожгли костры, организовали осаду. И время от времени били тараном в ворота, напоминая о себе. Каждый день отовсюду в стан опального лорда стекались крестьяне. Они везли продовольствие, стремясь засвидетельствовать свою верность вернувшемуся господину.

   Осада замка длилась вторую неделю. Конечно, за это время его жители ещё не успели ощутить недостатка ни в чём. К гулким ударам тарана они уже успели привыкнуть – по ним можно было сверять часы. В стане лорда Вардена царил образцовый порядок, к ночи удваивались расставленные караулы, утром проводились обязательные учения, днём в шатре главнокомандующего собирался военный совет.

   Жители замка недоумевали – о чем можно совещаться ежедневно, держа осаду и не предпринимая штурма? Однообразие утомляло, ослабляло бдительность, действовало на нервы. Переговоров лорд Варден не вёл; лишь в самом начале осады он предложил защитникам сдать замок и уйти с миром, гарантируя сохранить им жизнь. Ему ответили отказом, и потянулись дни осады...

   Именно сюда направлялся король Кристиа́н, когда его настигла страшная весть о болезни королевы. Лучники лорда Вардена исправно сбивали всех выпущенных из замка ястребов, но слухи о беспорядках на юге всё же достигли столицы. Какой-то крестьянин похвастался на торгу, что видел войско, готовящееся к осаде. Его услышал один из торговцев. Он прибыл издалека, местный выговор казался ему странным, а имена лордов и названия замков и крепостей и вовсе непроизносимыми. Однако торговец этот направлялся в столицу. Добиться королевской аудиенции ему не удалось, но начальник стражи решил его выслушать. Итак, королю было доложено, что один из южных замков осажден неизвестными; никто и не упомянул Варденхо́лл, главную твердыню и оплот Юга.

   Не представляя масштабов происходящего, король повёл на юг лишь два отряда своих лучших воинов.

   Возможно, смерть королевы спасла ему жизнь – вне себя от горя, король Кристиа́н развернул своих людей, и они спешно вернулись в столицу.

   Судьба неизвестного южного замка более не волновала его – он полагал, что защитники справятся своими силами или обратятся за помощью к соседям. В конце концов, если замок падёт, он всегда сможет отправить туда своё войско, выбить оттуда захватчиков и казнить их как мятежников.

ГЛАВА 5

- Темные времена настают, попомните моё слово, люди, тёмные времена! Мрак придёт в наши дома, ужас поселится в наших душах! Матери будут душить детей в колыбелях, избавляя от грядущих страданий! Звери покинут чащу и выйдут к людям, ища защиты!

   Заунывный голос нищего действительно внушал страх. Маленькая девочка, босая, в длинной залатанной рубашонке, испуганно ойкнула и ухватилась за материнскую юбку. Ее мать, дородная стряпуха, поправила на голове светлый, искусно намотанный платок с бахромой, разгладила вышитый фартук и полной уютной рукой прижала дочку к себе.

   - Тьфу, баламут, – негромко проворчала торговка, у которой стряпуха покупала горшки, стараясь, однако, чтобы нищий её не услышал. – И мелет, и мелет! Дитёнка вон напугал! – она улыбнулась девочке и потрепала ее по волосам натруженной загорелой рукой. – А ну-ка, гляди!

   С этими словами торговка извлекла из-под прилавка глиняную свистелку. У девочки заблестели глазки. На всей улице ни у кого из ребятни не было такой! Однако мать покачала головой:

   - Вот ещё, баловство одно. Спрячь!

   - Подарок, – улыбнулась торговка. Это была изможденная сухая женщина, тощая и прямая, как палка. Муж ее лепил горшки, кувшины и прочую посуду, которую она продавала на торгу. Детей у них не было, перенесенная в детстве хворь лишила бедную женщину радости материнства, а дочка стряпухи ей нравилась.

   - Мама, позволь, – залепетала та, заглядывая в глаза матери. – Ну, позволь!

   Стряпуха, смягчившись, махнула на неразумное дитя рукой, и чуть поклонилась торговке – благодарствую, мол. А девочка, завладев сокровищем, и думать забыла про странного нищего и его леденящие кровь предсказания.

   - Эй, соседка! – окликнули горшечницу с противоположной стороны улицы. Там, утопая в цветах, которые она выращивала на продажу, торговала бойкая живая старушка. – Слыхала, королева, говорят, померла?

   - Да слухи всё! – тут же вступила в разговор зеленщица. – И чего только не наплетут люди! Королеве-то двадцать годков, с чего бы ей помирать?

   - Двадцать четыре, – возразил жестянщик, хмурый хромой мужичок, занимавшийся починкой всякой металлической утвари. Он сидел недалеко от цветочницы, прикрепляя к ведру оторвавшуюся дужку. Возле него терпеливо ждала окончания ремонта худенькая застенчивая крестьянка. – Королевой она стала в пятнадцать и сидит подле Его Светлости, слава богам, почитай уже девять лет, – он закрепил дужку и дёрнул, проверяя работу.

   - Ну, двадцать четыре, – ничуть не смутилась зеленщица. – Не старость ещё!

   - Да говорю тебе, померла! – махнула рукой старуха-цветочница. – В замок лорда Ста́йрона прилетел к ночи ястреб, принёс письмо, да с королевской печатью. А у меня ж младшенький-то на конюшне там... За лошадьми нашего лорда ходит, – с гордостью уточнила она, подбоченившись. – Вот он и сказывает – сделалось после того письма в замке тихо и мрачно. А сегодня и вовсе – приспустили все флаги, подоставали из сундуков белые траурные одежды... Как есть, померла!

   - Да тьфу на тебя! – замахала руками горшечница. – Страсти какие! Королева наша, милостью всех богов, пусть живёт и здравствует, да деток королю рожает!

   - А тебе лишь бы деток, – прищурилась рябая нескладная тётка, торгующая рыбой и известная своим склочным характером. – Всяк о своём, а ты об одном!

   Стряпуха, расплатившись за горшки, взяла дочку за руку и повлекла прочь, не желая участвовать в спорах. Девочка шла нога за ногу, не отрывая глаз от драгоценной свистелки. Горшечница проводила их тоскливым взглядом.

   - Чего вздыхаешь? – не унималась жена рыбака. – Чужому счастью завидуешь?

   - Отстала бы ты от неё, Ми́рта, – чувствуя, что назревающая ссора вот-вот затмит ее новость про королеву, вступилась старушка-цветочница. – День-то какой, горе какое, постыдилась бы!

   Ми́рта открыла была рот, приготовившись напуститься на старуху, как вдруг откуда-то из бокового прохода между прилавками вынырнул давешний нищий.

   - Темные времена настают, люди, тёмные времена! Мрак поселится в наших домах, ужас отнимет наш разум! Попомните моё слово, люди! Тёмные времена!

ГЛАВА 6

   - Миледи, – служанка присела, приветствуя вошедшую госпожу, однако должного почтения в ее облике не было. – Сегодня утром в замок прибыл О́рстан, оруженосец нашего господина.

   - Он прибыл один? – Лере́я не смогла сдержать дрожь в голосе.

   - Да, миледи. Повариха покормила его, и он уснул, – служанка хихикнула. Она была глуповата, и О́рстан ей нравился. Ее недалёкий умишко не мог осознать, что появление в замке одного лишь оруженосца, чьей обязанностью было сопровождать господина повсюду, могло означать беду. Сейчас она просто радовалась, что знает больше миледи и может её удивить. Девушка чувствовала своё превосходство – на кухне прислуга вовсю судачила о молодой госпоже, высмеивая её неуверенность и досадные промахи.

   Однако сейчас Лере́я не выглядела неуверенной. Тёмные брови сошлись на переносице, голубые глаза сверкнули, красиво очерченные губы побелели. Смешливая служанка, слишком поздно заметившая эти перемены, вновь торопливо присела:

   - Простите, миледи! Я чем-то разгневала вас?

   - Немедленно разбуди О́рстана и пришли его ко мне. Я буду ждать в Каминном Зале.

   Не дожидаясь ответа, Лере́я обошла девушку и направилась в обозначенный Зал. Ужас гнал её, но показывать этого было нельзя. Если что-то случилось с Уи́лмоттом... Нет, этой мысли не следует допускать! Уи́лмотт должен вернуться к ней живым и невредимым!

   Оправдывая свое название, Каминный Зал встретил её теплом. Замок хорошо отапливался, да и холода ещё не наступили, но сейчас Лере́ю знобило от страха.

   Она пересекла комнату и, поднявшись на возвышение, где стояло несколько кресел, заняла одно из них – по правую сторону от того, где обычно сидел Уи́лмотт, принимая просителей, разбирая тяжбы или раздавая указания.

   Скрипнула дверь, и молодая женщина вскинула глаза, чувствуя, как сжимается сердце. Однако это был не О́рстан. Поклонившись, в зал вошёл сир Ба́льдер, начальник домашней стражи.

   - Миледи, сегодня утром в замок...

   Лере́я взмахнула рукой, прерывая его:

   - Я знаю. Почему мне сразу не доложили?

   Старый рыцарь замялся – ему нечего было ответить. В отсутствие лорда замок всегда оставался на попечение Домашнего Совета, в который входили начальник стражи, отвечающий за внешнюю и внутреннюю безопасность, выставляющий стражу и командующий домашним войском; управляющий замком, он же правая рука лорда, принимающий на себя его обязанности по общению с вассалами, горожанами и крестьянами; казначей, в ведении которого, помимо имущества их господина, находились все производственные службы; и духовник милорда, в некоторых замках исполняющий также обязанности лекаря и занимающийся помимо своих прямых дел ястребиной почтой. Так обстояли дела во всех знатных семьях королевства, так было и в Стро́нгхолде.

   Никому из членов Домашнего Совета и в голову не пришло, что теперь у замка есть хозяйка и со всеми вопросами следует обращаться к ней...

   - Впредь о любом самом незначительном происшествии я должна узнавать первой!

   - Да, миледи.

   - Я приказала разыскать О́рстана и отправить его ко мне. Кто-нибудь уже беседовал с ним?

   - Нет, миледи, парень был измучен долгой дорогой. Да он и прибыл-то около часа назад. Я тогда соберу Совет... если это угодно миледи.

   - Нет. Я переговорю с О́рстаном с глазу на глаз. Позже я сообщу совету, какие новости он привёз.

   Старый рыцарь выглядел ошарашенным:

   - Но, миледи...

   - Можете идти, сир Ба́льдер. Я созову Совет позже.

   - Да, миледи.

   Выходя, Ба́льдер едва не столкнулся в дверях с молодым оруженосцем своего господина. Юноша посторонилась, пропуская его, и склонился перед Лере́ей:

   - Миледи!

   Голос снова подвёл её:

   - Он... жив?

   - Да, миледи. Лорд Уи́лмотт совершенно точно был жив, когда я видел его в последний раз.

   От облегчения у Лере́и закружилась голова. Она осторожно выдохнула, заметив, что невольно перестала дышать, ожидая ответа О́рстана.

   - Тогда почему ты вернулся один?

   На лице юноши отразилась обида:

   - Милорд не взял меня с собой, госпожа. Вместо этого он отправил меня с поручением в замок Шенброк. Я должен был доставить послание лорду Шенброку. Но о чём говорилось в письме, мне неизвестно.

   - Куда же отправился мой муж, отослав своего верного оруженосца?

   Приободрённный ее словами парень снова поник:

   - Этого я тоже не знаю, миледи...

   Лере́я поднялась, сошла с возвышения и направилась к стене, поманив юношу за собой. Вдоль стен стояли резные скамьи – в дни большого скопления народа на них ожидали просители и люди, искавшие справедливости своего лорда. Подойдя, Лере́я опустилась на одну из них и похлопала по твёрдому дереву рукой:

   - Присядь, О́рстан, и расскажи мне всё, что знаешь.

   Оруженосец сел, с неловкостью зажав руки между колен.

   - Итак, – поторопила его Лере́я, – вы прибыли в столицу и предстали перед королём...

   - Не совсем так, миледи. Короля не было в замке, он отправился на юг подавить мятеж. Накануне нашего прибытия королева Марсе́ла родила Его Светлости наследника. В замке был переполох – поговаривали, что королева очень слаба. Лорда Уи́лмотта принял один из королевских советников, лорд Хоксли. Они беседовали наедине. После наш господин отправил меня в Шенброк, наказав передать послание и возвратиться в Стро́нгхолд. Я так и сделал. Вернувшись, я надеялся, что лорд Уи́лмотт уже здесь, но сир Ба́льдер сказал, что...

   - Так ты беседовал с Бальдером? – резко спросила Лерея.

   - Н-нет, миледи, – поражённый ее тоном, юноша совсем растерялся. – Он лишь спросил о нашем господине и, услыхав, что милорд отослал меня, разрешил мне уйти.

   - Хорошо, – молодая женщина едва нашла в себе силы улыбнуться. – Никому не рассказывай о своём путешествии, О́рстан. Можешь идти.

   - Да, миледи.

   - О́рстан, – юноша обернулся в дверях. – Ты уверен, что Уи́лмотт разговаривал не с королём?

   - Да, миледи. Абсолютно уверен.

ГЛАВА 7

Лорд Молтан Ви́ттар стоял на крепостной стене Варденхо́лла и смотрел на лагерь осаждающих замок. Вечерело. В лагере шла смена караула. За три недели осады Молтан изучил привычки противника, как свои собственные. Казалось, эти люди никуда не спешили. Суета была им несвойственна. Солдатские палатки стояли стройными рядами, наводя тоску.

   Нынешний владелец Варденхолла взглянул на заходящее солнце. Сейчас Кастор Варден со старшим сыном отправятся проверять караулы. Они делают так каждый вечер. Лорд Ви́ттар вздохнул и отвернулся, задумчиво теребя скрепляющую плащ серебряную фибулу в виде листа папоротника – символ его рода. Здесь, на юге, темнело быстро, скоро уже ничего нельзя будет разглядеть. Впрочем, он и не глядя представлял, что будет дальше.

   Видят боги, он старался не терять бдительности, но как же трудно ему это давалось! Проклятый Варден словно издевался над ним. Невозможно постоянно следить за людьми, делающими одно и то же изо дня в день, минута в минуту! Неужели его солдаты не ропщут? Неужели они не устали от бесконечной муштры, смены караулов, ударов тарана в ворота, призванных, как ему казалось, вовсе не выбить их (иначе в замке давно не было бы ворот), а производимых с какой-то другой целью?

   Тяжело вздохнув, Молтан спустился со стены и вошёл в замок.

   Варденхо́лл был пожалован его отцу королём Дориа́ном в награду за верную службу. Ви́ттары, потомки древнего знатного рода, давно обедневшего, но не утратившего ни честолюбия, ни гордости, всегда были преданными сторонниками Короны.

   Отец к тому времени уже состарился и много болел – он, Молт Ви́ттар, единственный сын и наследник старого лорда, принял управление замком на себя. С тех пор прошло много лет. Отец давно умер, а у Молтана у самого трое взрослых сыновей. Все они находятся сейчас в замке. Старший, Барт, должен будет унаследовать Варденхо́лл после смерти отца – если замок удастся отстоять.

   Пожаловав Ви́ттарам важнейший южный замок, главный оплот этого края, король Дориа́н фактически сделал их наместниками Короны на Юге. Тысячу лет эта честь принадлежала роду Варденов. Его желание вернуть своё родовое гнездо можно понять. Но Ви́ттары заслужили этот замок – и никто не сумеет отнять его у них!

   Когда лорд Молт вошёл в трапезную, его жена уже распорядилась накрывать к ужину. Слуги сновали взад и вперед, внося и расставляя подносы с различными блюдами. Леди Ви́ттар была экономной хозяйкой. В осаждённом замке кормили по-прежнему вкусно, но с момента начала осады она лично следила за расходом продуктов. Так, бараньи кости с остатками мяса, прежде достающиеся собакам, шли теперь на бульон – их нужно было долго вываривать, но после на этом бульоне готовились все супы, подаваемые в замке. Потроха птицы использовались для приготовления паштетов. Вместо пышных хлебов, привычных южанам, к трапезе теперь подавались ячменные лепёшки. Злые языки болтали, будто даже вино и пиво леди Ви́ттар приказывала разбавлять водой, но в это мало кто верил...

   Часовые на крепостной стене с аппетитом принюхивались к ароматам, доносящимся из замка, и ждали смены караула. Ночная тьма уже опустилась на землю, укутав ее своим покрывалом. Высоко над головой высыпали звёзды. Горящие на стене факелы слепили глаза, но совсем не рассеивали темноту. Впрочем, часовые не вглядывались в ночь. Однообразие осады ослабило их бдительность.

   Никто не заметил, как под покровом тьмы одинокий всадник выехал из лагеря лорда Вардена и направился к холмам. А если бы кто и увидел его, то решил бы, что лошадью правит ребёнок – столь невелик был этот всадник – и не поверил бы своим глазам.

ГЛАВА 8

Плавание длилось уже пятую неделю. Более тридцати дней люди не видели берег. Сильверина обожала море – океан же и вовсе её покорил. Ничуть не страдая ни от качки, ни от отсутствия твёрдой земли под ногами, дочь графа те-Монруа́ наслаждалась путешествием. Она не думала об опасностях, подстерегающих их в океане, не представляла, как разыщет графа те-Сент в стране, погружённой в войну, не планировала, что скажет ему при встрече, и что он ответит ей. Волевая и упрямая девушка предпочитала решать все проблемы на месте, а не волноваться заранее. Штормы? Вот когда начнёт штормить, тогда и будем думать. Пираты? Что толку сейчас об этом переживать?! Когда на горизонте покажется пиратский флаг, тогда и следует действовать. Морской Змей? Может быть, это и вовсе легенда... По крайней мере, опытные мореходы советуют не упоминать о нём даже мысленно, чтобы не навлечь на себя беду. К тому же, их не встречали уже сотни лет – да и встречали ли прежде?.. Пока же всё шло хорошо. Ветер благоприятствовал им с самого начала путешествия: он дул с северо-востока и исправно наполнял паруса – за исключением разве что последних пары дней...

   В общем, Сильверина те-Монруа́ хорошо ела, крепко спала, дышала солёным морским воздухом и наслаждалась каждым моментом путешествия.

   Однако, о её спутниках нельзя было сказать того же. Лёгкую шхуну Сильвери́ны сопровождали два боевых корабля, нанятых её отцом. На "Золотой русалке" была обычная команда – с этими моряками Сильверина уже путешествовала вдоль берегов Фландии. Все они были рабами и, к тому же, евнухами – в просвещённой Фландии знатные дамы любили морские путешествия, а мужья, не всегда имея возможность сопровождать их, решали вопрос таким образом. Рабов-мореходов приобретали за баснословные деньги: они были преданы, отлично вышколены и хорошо знали своё дело. Официально во Фландии не было невольничьих рынков, однако на Сума́рских островах, давным-давно прозванных соседями Пиратскими, работорговля процветала вовсю. Вот и Сильверине её шхуна была подарена сразу вместе с командой.

   Боевыми же кораблями, сопровождающими "Русалку", правили свободные мореплаватели. Это были суровые, закалённые в боях и морских переходах люди, уроженцы северного полуострова Ска́ндий, издревле славящегося бесстрашными мореходами. Фландия, в силу своего островного расположения владеющая собственным флотом, тем не менее нередко прибегала к услугам скандийцев, используя свои корабли лишь для торговли и защиты границ.

   "Тъёрд" и "Мо́лбъерн", что в переводе со скандийского означало "Молот" и "Морской Дракон", были снабжены двумя рядами весел – по одному на каждом борту – и широким парусом. Управлялись они рулевым веслом, расположенным в правой части кормы, и были при этом достаточно маневренными, что в сочетании с малой осадкой позволяло им при необходимости красться вдоль берега, прятаться в ущельях и даже заходить в мелководные реки. Кроме того, "Тъёрд" и "Мо́лбъерн" при высокой корме обладали довольно низкими бортами, что имело немаловажное значение, поскольку из-за этого их было довольно сложно различить на воде – особенно в сумерках и ночью. Команда каждого из них состояла из семидесяти человек. На "Тъёрде" командовал Гёдред Ворон – опытный мореход, могучий боец, чьё имя звучало грозно не только в его родных северных водах, но и за много морских переходов от Скандия. "Молбъерном" правил его сын, Турн. Турн Воронёнок звали его прежде, но однажды он выпорхнул из гнезда. На утлой лодчонке мальчишка сбежал из дома – и мать успела оплакать сына, ибо никто не сумел его разыскать. А спустя шесть вёсен в небольшую бухту, где стояла усадьба Гёдреда, вошёл корабль. В команде, сошедшей на берег, были и совсем юные воины, и прославленные мореходы. А правил тем кораблём молодой вождь – и никто не перечил ему. Слово его было законом, люди его рассказывали о нём легенды. В этом вожде Гёдред с удивлением узнал своего пропавшего сына. А звали его теперь Турн Медвежья Лапа. Много позже Гёдред Ворон узнал почему. Сын его носил на груди страшный след медвежьих когтей. Люди говорили – Турн схватился с тем зверем один на один. Шкуру его молодой вождь носил теперь на плечах...

   Вот такие спутники были у Сильверины те-Монруа, и её отец крепко надеялся на их защиту.

   Сегодня Гёдред Ворон был мрачен. Ему не нравился ветер – по крайней мере, так он всем говорил.

   - Эй, отец! – окликнули его с "Молбъерна". – Что-то ты невесел сегодня! Тот ли это Гёдред Ворон, именем которого старухи пугают детей, а враги удирают в страхе при виде его паруса?

   Гёдред недовольно глянул из-под кустистых бровей. Турн, светловолосый молодой великан, сбросил свою медвежью шкуру, а с ней и рубаху, и в охотку грёб длинным веслом, подменяя одного из своих людей. Гёдред невольно залюбовался ладными движениями сына. Весло в его руках ходило плавно и размеренно, мышцы играли под кожей, страшный след медвежьей лапы на груди оживал в такт движениям. Многие из команды "Молбъерна" вслед за своим вождём тоже раздевались по пояс, подставляя разгорячённые тела пронизывающему ветру и солёным брызгам, летящим из-под низких бортов.

   - Надень-ка кольчугу, сын, – негромко проворчал Гёдред, однако ветер донес его слова. – И воинам своим вели надеть.

   Улыбка сбежала с лица Турна. Он знал – отец зря не скажет. Если уж Гёдред заговорил об опасности – пусть даже неявной, на которую ещё и намека нет – следует подготовиться. Голос его вознёсся, легко перекрыв свист ветра.

   - Надеть кольчуги!

   И вновь удивился Гёдред, глядя, как слушаются молодого вождя воины, некоторые из которых годились ему в отцы. Ни тени сомнения не мелькнуло в их глазах, ни единой усмешки не увидел Ворон на суровых лицах. Люди быстро и деловито облачались – кто в кольчуги, кто в кожаные куртки, обшитые костяными и металлическими полосами.

   Гёдред тоже возвысил голос:

   - Надеть кольчуги!

   И тут же в ответ раздался скрипучий смех О́ннара, бессменного рулевого "Тъёрда", друга и побратима Гёдреда:

   - Чего ты так испугался, старик? Видно, пора тебе сидеть на берегу, раз уж в свисте ветра ты услыхал угрозу.

   Воины рассмеялись – О́ннар был старше Гёдреда почти на десять вёсен.

   - Я лучше буду слушать твои насмешки, если всё обойдётся, – ничуть не обидевшись, ответил Ворон, – чем оплакивать тебя и своих людей, если я всё-таки прав.

   В этот момент снова раздался голос Турна:

   - Эй, на "Русалке"! Надевайте броню!

   Сильверина свесилась через борт, пытаясь перекричать ветер:

   - Что-то случилось?

   Турн её не услышал – “Русалка” шла чуть впереди, и ветер унёс слова девушки в сторону. Команда евнухов спешно готовилась к бою. Сильверина почувствовала, как тревожно и сладко забилось сердце.

   - Госпожа, – с низким поклоном обратился к ней Ньяхр, капитан "Золотой русалки". – Наденьте кольчугу и спуститесь вниз, госпожа, прошу.

   Сильверина сморщила нос. Вовсе она не собирается отсиживаться внизу! Ещё и опасности-то никакой нет. Она выхватила из рук Ньяхра свою маленькую кольчугу и показала ему язык. Турн громко расхохотался.

   Оглянувшийся на сына Гёдред отвёл глаза – и тут же выпрямился во весь свой немалый рост:

   - Парус!

   Турн обернулся. Корабль преследователей шёл по ветру, и быстро настигал их. Черный флаг, крест-накрест перечеркнутый красными полосами, с голым человеческим черепом над скрещенными изогнутыми кинжалами посередине, не оставлял сомнений в том, что это пираты. Более того, Турн даже мог назвать имя их предводителя – ибо флаг этот, равно как и парус его отца, ныне спущенный из-за неблагоприятного ветра, говорил сам за себя. Их преследовал Рава́рро Красный, гроза купцов и страшный сон мореплавателей. Корабль знаменитого пирата был оснащён прочным и острым тараном, команда состояла из жестоких головорезов, преданных своему капитану. Жалости они не ведали – жуткая слава "Несущего Смерть" – так назывался корабль Раварро – сама по себе была неплохим оружием. Многие сдавались ему без боя, надеясь избежать расправы, однако никто ещё не уходил от Раварро живым.

   Пиратский корабль быстро приближался. Первым нападению должен был подвергнуться "Тъёрд" – он отделял "Молбъерн" и "Золотую Русалку" от пиратов. Однако перед ними были не просто путешественники или купцы, решившие сэкономить на охране. Суровые скандийцы не дрогнули ни на миг. Каждый знал, что ему следует делать. Перед командой "Русалки" тоже стояла чёткая задача. Расторопный и исполнительный Ньяхр спешно уводил маленькую шхуну под прикрытие "Молбъерна", который разворачивался, чтобы напасть на пиратов сбоку. На вражеском корабле уже можно было разглядеть лица преследователей. Сильверина заметила среди них капитана и содрогнулась. Она слышала множество леденящих душу историй об этом знаменитом пирате, но встретить его в действительности оказалось куда страшнее! Невысокий, коренастый, широкоплечий, Раварро стоял на палубе, широко расставив ноги в красных шёлковых шароварах, заправленных в кожаные сапоги, и, уперев руки в бока, отдавал команды. Ветер полоскал его широкую белую рубаху с распахнутым воротом и сужающимися к запястьям рукавами. Поверх рубахи на нем была надета видавшая виды кожаная чёрная безрукавка; голову Раварро повязывал ярко-красным шарфом, концы которого, украшенные длинной бахромой, хлопали на ветру. Продубленное солёными ветрами дочерна загорелое лицо знаменитого пирата вполне соответствовало тому, что о нём рассказывали. Все черты Раварро – чёрные густые брови, очень тёмные холодные глаза, крупный крючковатый нос и густая чёрная короткая борода – выражали безжалостность и жестокость.

   На мгновение Сильверине захотелось очутиться дома, в безопасности собственной комнаты... Девушка тряхнула головой и посмотрела на Турна. Могучий скандиец внушал ей странную уверенность. В его глазах не было страха – и броню он снял. Сильверина вспомнила – у них не считалось достойным победить врага, будучи вооружённым лучше него. На Раварро не было доспехов, не было их и на Турне. Девушка отыскала взглядом Гёдреда. Так и есть! Он тоже был без брони. Вот только – разумно ли это? Раварро Красного и его головорезов едва ли можно считать благородными противниками...

   - Госпожа! – прошелестел за спиной бесплотный голос. – Ньяхр послал меня молить вас спуститься вниз, госпожа...

   Сильверина резко обернулась – раб отпрянул. Да уж... Эти её точно не защитят!

   - Передай Ньяхру, что я останусь здесь.

   Евнух согнулся в подобострастном поклоне:

   - Да, госпожа...

   Сильверина поспешно облачалась в кольчугу, когда раздался глухой удар, скрежет и вопли. Девушка в ужасе оглянулась: "Несущий Смерть" протаранил "Тъёрд", и на палубе гибнущего корабля завязалась битва. Пираты перепрыгивали узкую полоску воды между бортами и тут же вступали в драку. Впрочем, насколько могла судить юная фландийка, команда Гёдреда Ворона ничуть не уступала противнику в свирепости. Кровь щедро лилась на изломанные столкновением палубные доски, которые уже лизала вода, перехлестывая через и без того низкий борт тонущего "Тъёрда".

   "Золотая Русалка", между тем, отходила в сторону: на шхуне распустили парус, подставляя его ветру, и теперь ходко шли на юго-восток, подальше от побоища и пиратов. Ньяхр строго следовал плану. Случись что с сопровождающими их кораблями, и пиратам придётся ещё постараться нагнать легонькую шхуну; ну, а если же боги будут благосклонны к путникам, и победа достанется скандийцам, то вскоре они присоединятся к "Русалке", держащей путь к небольшому острову. Там Ньяхр должен был спрятать корабль и ждать.

   Сейчас Сильверина больше не различала лиц, однако смотрела, не отрываясь. На борту "Тъёрда" смелые скандийские мореходы теснили пиратов, "Молбъерн" же отчего-то медлил, будто Турн вовсе не спешил на выручку отцу. Сильверина напрягла глаза. Молодой скандиец отчаянно жестикулировал, точно пытаясь привлечь внимание сражающихся. Раварро смотрел на него с палубы своего корабля – в сражении он не участвовал. Да что там происходит?! Сильверина перевела взгляд туда, куда отчаянно указывал Турн, и сердце её замерло – под водой медленно скользило нечто огромное.

   Раварро тоже, наконец, заметил опасность: он закричал, и оставшиеся на корабле пираты схватились за весла. "Несущий Смерть" медленно двинулся назад, выдирая засевший таран из искалеченного тела "Тъёрда". В дыру тут же хлынула вода, сражающиеся на палубе люди посыпались за борт. В этот момент раздался низкий гул, от которого кровь застыла в жилах, и из воды показалась голова жуткого чудовища... Скользкая и влажная бугристая кожа, две пары крохотных глазок, вывернутые наружу челюсти, толстая шея – это было ужасное зрелище! Сильверина застыла, вцепившись в поручень побелевшими пальцами, а монстр, словно оглядевшись или набрав воздуха, вновь опустился под воду. Огромная туша двинулась прямо к "Тъёрду", извиваясь у самой поверхности, но почему-то совсем не вызывая волн.

   Пиратский корабль стремительно уходил, "Молъбьерн" же нёсся прямо на чудовище: справившийся с оцепенением Турн всё ещё надеялся спасти отца.

   Огромный монстр вновь высунул голову из воды. Теперь он был совсем близко от тонущего корабля. Выше и выше поднималась мерзкая голова, вода стекала из открытой пасти... Какой он огромный! "Боги! – прошептала Сильверина. – Спасите нас, боги!" Отвратительная пасть раскрылась, снова издав устрашающий гул, и Морской Змей обрушился на гибнущий корабль, окончательно его потопив. Образовалась воронка, немногочисленных выживших закрутило, точно в водовороте. Змей открыл пасть, всасывая воду вместе с несчастными барахтающимися в ней людьми. Сильверина закричала.

   Между тем на судне Раварро тоже распустили парус, и пираты налегли на вёсла, по широкой дуге огибая место происшествия. Морской Змей хлестнул по воде хвостом, и образовавшаяся волна накрыла "Молбъерн", а "Несущего Смерть" отшвырнула в сторону. Пиратам это было только на руку – они стремительно удалялись от чудовища, двигаясь в ту же сторону, что и "Золотая Русалка". Более того, Раварро, быстро отойдя от пережитого и не желая упускать добычу, уже приметил лёгкое судёнышко, и бегство от Морского Змея превратилось в преследование оставшейся в одиночестве шхуны.

   Бояться и оглядываться назад было некогда. Сильверина повелела Ньяхру увеличить скорость, и "Золотая Русалка" заскользила вперёд.

ГЛАВА 9

Скорбь и уныние воцарились в королевстве. День и ночь звонили колокола, вселяя тревогу даже в самые отважные сердца. Будто темная туча нависла над страной – люди жили в страхе, не зная, чего ожидать, страшась перемен и горюя о своей королеве.

   Сам король, весь его двор, рыцари, слуги облачились в белое. Скорбные белые одежды надели представители Великих и Малых домов от Уайтхо́лла на севере до верных Короне южных замков, от Виндка́сла на западе до восточного Уайтрок-Касл. Даже заморские торговцы и иностранные послы повязали белые ленты на рукава в знак своей скорби. Королевство погрузилось в траур.

   Тело королевы Марсе́лы упокоилось в Королевском склепе, где обретали своё последнее пристанище все представители королевского рода, а народ всё никак не мог смириться с утратой. В отдалённых частях страны и вовсе ходили слухи, что королева жива и здорова, а умер как раз новорожденный принц. Кто-то поговаривал, что, напротив, младенец жив, как и его мать, а вот с королём случилось несчастье. Болтали также, будто детей было двое, но один из них не прожил и часа, а саму королеву роды едва не свели в могилу. Слухи росли, дополнялись подробностями и, подогреваемые жгучим желанием считать всеми любимую добрую королеву Марсе́лу живой, приобретали совсем уж невероятный облик.

   На Юге меж тем разгоралось восстание. Поговаривали, что осаждённый кем-то Варденхо́лл пал, и следом за ним стали сдаваться захватчикам более мелкие замки. Тех, кто оказывал сопротивление, брали штурмом. Впрочем, новости эти попадали в Озёрный край, разделяющий Юг и Запад, по реке Звенящей, притоку великой южной реки Стре́и, от одной рыбацкой деревни к другой, и не могли считаться достоверными.

   Неспокойно было и на северо-востоке, там, где заканчивался Заповедный лес, именуемый в простонародье не иначе как Про́клятым, и начиналась Черная Топь – коварная трясина, непроходимый болотный край. Люди избегали этих мест, однако и здесь важную роль играла река. Она именовалась Прегра́дой и отделяла обжитую людьми часть северного края от Ведьминой Пу́стоши и раскинувшегося за ней Заповедного леса. Устье реки терялось в болотах Чёрной Топи. Прямо перед болотным краем река разветвлялась тремя притоками, несущими свои воды в Восточное море. Притоки звали́сь Рукавами – Ближним, Средним и Дальним; последний располагался у самого края болот. На их берегах селились люди. Реки кормили – в суровой северной части королевства мало было плодородных земель, каменистая почва от Преграды до самого Уайтхолла – главной твердыни северной провинции, именуемой Скеадор, – не подходила для земледелия, реки же изобиловали рыбой. В Северных Горах добывали железную руду, уголь, алмазы и другие драгоценные камни; здесь процветало кузнечное дело – лучшая сталь, оружие, доспехи, металлическая утварь, ювелирные украшения изготовлялись в Скеадоре. Край рудокопов и кузнецов приносил Короне немало богатств, обеспечивал своих собственных лордов, мастеров и ремесленников. А из деревень, ютящихся на берегах Рукавов и принадлежащих лорду Ро́версу, доставлялась на их столы свежайшая рыба.

   Именно оттуда и пришла беда. В одной из деревень, расположенных между Средним и Дальним Рукавом, вспыхнула неизвестная болезнь. Поговаривали, что первым заразился сынишка рыбака. Он проверял сети на Дальнем Рукаве и потерял весло. Течением лодочку отнесло далеко от деревни, а когда, наконец, ее прибило к берегу, перепуганный мальчишка не сразу понял, что оказался прямо у Чёрной Топи. Вечерело, солнце скатывалось за горизонт. Мальчик вытащил лодку на берег и отправился искать человеческое жильё. Понимая, что его отнесло далеко к востоку, он надеялся выйти к какой-нибудь из соседних деревень. Вот только все селения находились на другом берегу – по ЭТУ сторону Дальнего Рукава не строился никто.

   Мальчишка слишком поздно понял свою ошибку – твёрдая земля, по которой он только что шагал, торопясь выйти к людям, вдруг с чавканьем расступилась под ногами, и он по грудь провалился в отвратительно воняющую чёрную болотную жижу. Неподалёку – рукой можно достать – медленно вздулся и лопнул огромный пузырь, обдав его запахом тухлых яиц. Мальчик отчаянно дёрнулся, пытаясь освободиться. Болото причмокнуло и затянуло своего маленького пленника глубже. Ужас захлестнул его, стирая все мысли. За восемь лет своей жизни юному рыбаку не раз приходилось встречаться с опасностью: лодку его переворачивала огромная рыбина; он тонул, запутавшись в сети; попадал в водоворот, – но никогда прежде не испытывал такого страха. Хуже всего было то, что все жуткие слухи об этих местах тут же припомнились ему... Болото несыто чавкнуло вновь. Чувствуя, как черная жижа плеснула за ворот рубахи, мальчишка принялся отчаянно озираться. В трёх шагах от того места, где болото поймало его, рост куст. До него нельзя было дотянуться рукой, но мальчик, вдохновлённый отчаянием, вдруг вспомнил о сумке, висящей у него на плече. В ней он всегда носил нож, запасные болты для уключин, грузила для рыболовных сетей. У сумки был длинный ремень, повешенная на плечо, она стукала своего владельца по колену. Мальчик давно собирался укоротить его, да только руки не доходили – сегодня же это могло спасти ему жизнь.

   Осторожно сняв ремень с плеча, мальчик потянул его вверх, вытаскивая сумку из жижи. Болото отпускало неохотно – с каждым движением он сам погружался чуть глубже. Наконец, сумка оказалась на поверхности – склизкая и перепачканная, она болталась в его вытянутых вверх руках. Откинув кожаную петельку, мальчик засунул внутрь руку и на ощупь отыскал нож. Торопясь, он отхватил ремень с одной стороны, удлиняя его, обмотал освободившийся край вокруг ладони, закрыл сумку, раскрутил ее над головой и, напрягая все силы, бросил её в сторону куста. Это усилие не прошло ему даром – чёрная жижа сомкнулась над его головой. На поверхности вздулся ещё один пузырь. Мгновение жуткая смерть смотрела мальчику прямо в глаза... Затем он ощутил, что привязанный к руке ремень туго натянут. Он дёрнул – ремень держал. Перебирая руками, мальчик сумел вырваться из трясины. Сперва на поверхности показалось перепачканное лицо – рот судорожно распахнулся, выплевывая грязь и хватая воздух. Позже вынырнула голова – эти мгновения показались мальчику вечностью. Было уже совсем темно, и он не мог разглядеть, надёжно ли сумка зацепилась за куст, но пока ремень держал, и мальчик перебирал по нему руками, медленно освобождаясь от липких объятий болота.

   Почувствовав под собой землю, он ещё несколько шагов тащил своё тело по ней, не смея поверить, что спасся. Потом громко хрустнула ветка, ремень ослаб, и сумка упала на землю. Трясясь от пережитого ужаса, юный рыбак вскочил на ноги и бросился обратно к реке, в ту сторону, откуда пришёл. Сумка тащилась за ним – привязанный ремень до крови впился в ладонь, но мальчик этого не замечал.

   Как ему удалось в полнейшей темноте и с одним веслом, которым приходилось грести против течения, добраться до родной деревни, так и осталось неизвестным. Стояла глубокая ночь, светила полная луна, но люди в деревне не спали. Факелы мелькали на берегу; услыхав плеск одинокого весла, сразу несколько рыбаков направили лодки в ту сторону. Отец на руках вынес сына на берег. Навстречу уже бежала перепуганная мать. Мальчик бессвязно бормотал о пережитом – из его слов рыбаки поняли лишь, что его отнесло к Чёрной Топи, где он едва не утонул в болоте.

   К утру мальчик умер. Тело его покрылось страшными язвами, всю ночь он метался в бреду и хрипел, не в силах вздохнуть.

   Следующим заболел его отец. Он продержался два дня, после сознание оставило его; на третий день его не стало. Безутешная вдова, потеряв мужа и сына, едва не лишилась рассудка: никто из деревни не пришёл хоронить умершего рыбака – люди боялись неизвестной заразы, и ей всё пришлось делать самой.

   Однако это никого не спасло... Когда через месяц из соседней деревни пришла лодка, прибывший в ней человек, у которого тут жила родня, не обнаружил ни единой живой души, лишь зловонные трупы. Деревня вымерла, и некому было похоронить умерших.

ГЛАВА 10

В пещере царила тьма, однако Вэл знал – стоит пройти лишь десять шагов вдоль стены, держась справа, и за большим камнем будет тайник. Отец объяснил ему всё несколько раз, и заставил повторить – теперь пещера казалась мальчику странно знакомой.

   Он никогда не бывал здесь прежде – он родился и вырос вдали от этих мест, – но некоторым образом чувствовал, что это ЕГО пещера и ЕГО земля.

   Осторожно скользя ладонью правой руки по каменной стене, а вторую выставив вперёд, Вэл отсчитал ровно десять шагов – и ничего не обнаружил. Он нагнулся, ощупывая пол под ногами. Камня не было. Странно! По словам отца, валун был просто огромный, выше самого Вэла, и пропустить его было сложно...

   Выпрямившись, мальчик шагнул вперёд. Ничего! Ещё один осторожный шаг. Крепкая маленькая ладошка слепо шарила в воздухе. Если он не отыщет тайник, дальше придётся идти в темноте. Назад Вэл твердо решил не возвращаться – отступать было не в его правилах, да и отца подвести он не мог.

   Шагая вперёд, мальчик вдруг вспомнил, как провожала его мать. "Ка́стор, ему только пять! – сказала она отцу. – Он ещё ребёнок!" "Мне почти шесть! – возмущённо возразил Вэл. – И я мужчина!" "Ты слышала его, женщина, – улыбнулся отец. – Он справится".

   Леди Дали́та обняла младшего сына. "Да хранят тебя боги, сынок!" – прошептала она.

   Воспоминание смутило Вэла. Он любил мать и готов был прощать ей женские слабости, но называть его ребёнком при всех!..

   Вытянутая вперёд ладонь стукнулась о камень, и Вэл, совсем было решивший, что не найдёт его, зашипел от боли. Итак, он прошел более двадцати шагов. И вдруг его осенило – конечно, он ведь шагает не так широко, как отец! Говоря "десять", отец подразумевал шаг взрослого человека, мужчины и воина. Вэл облегчённо вздохнул. Значит, и остальные названные отцом расстояния нужно будет увеличивать вдвое.

   Сразу за камнем в стене обнаружилось углубление; запустив туда руку, Вэл отыскал несколько факелов. Трут, кремень и кресало мальчик принёс с собой. Немного повозившись, он зажёг один факел, сунул остальные в заплечную суму и двинулся дальше.

   Через несколько шагов пещера сузилась, превращаясь в коридор, ведущий вниз. Три взрослых человека, потеснившись, могли бы пройти по нему плечом к плечу, – мальчику же было просторно. Факел потрескивал, разгоняя тьму. Вэл уверенно шагал вперёд, радуясь, что при свете может идти быстрее.

   Вскоре каменные стены сменились земляными, и мальчик понял, что вышел из-под холма. Деревянные перекрытия, державшие потолок, потемнели от времени, но казались надёжными. Вэл знал, что подземному ходу около тысячи лет; прежде, когда его род владел этими землями, за ним тщательно следили. О существовании этого хода знала только его семья – тайна эта передавалась от отца к сыну и не раз спасала их родовой замок во время осады. Сегодня же им впервые воспользовались для того, чтобы замок пал.

   Факел догорел, и Вэл зажёг следующий. Нужно будет вернуться сюда, когда всё закончится, и вновь наполнить ими тайник. А ещё осмотреть перекрытия – много лет ими никто не занимался.

   Когда в заплечной суме остался последний факел, мальчик забеспокоился. Казалось, подземному ходу не будет конца: Вэл удвоил количество шагов, названное ему отцом, но тёмный коридор все тянулся. Мальчик пошёл быстрее. Он знал, что должен достичь замка на рассвете, но под землёй трудно было определить, что происходит сейчас снаружи.

   Наконец, когда Вэл совсем уже было отчаялся, коридор вдруг резко пошёл вверх, и вскоре земляные стены сменились каменной кладкой. Здесь тоже был тайник с факелами; пополнив свои запасы, Вэл двинулся дальше, повторяя про себя приметы, названные отцом.

   У первой развилки он уверенно повернул направо и, пройдя около ста шагов, обнаружил в стене металлическую заслонку. За ней находилось тёмное круглое отверстие: заглянув в него, Вэл увидел двор. Ворота были заперты, на крепостной стене несли караул гвардейцы. Мимо прошла босоногая девушка, держа под мышкой гуся. Вэл отшатнулся – на мгновение ему показалось, что она заметит его. Впрочем, отец объяснял, что отверстие это пробито в стене не напрямую – изгибаясь, оно шло то вверх, то в сторону, и заметить через него человека в потайном ходе было нельзя; он же мог видеть всё благодаря хитроумной системе зеркал. Вспомним об этом, Вэл снова припал глазом к дыре.

   Итак, снаружи занималось утро. Скоро двор будет полон людей – никто не обратит внимания на маленького мальчика в потёртых штанах и залатанной рубахе. Главное, не забыть разуться! Сапоги Вэл должен был оставить здесь – добротные, крепкие, из хорошо выделанной кожи, они могли выдать его.

   Аккуратно опустив заслонку на место, Вэл двинулся дальше, сосредоточенно считая предназначенные для факелов металлические кольца, вделанные в стену через одинаковое расстояние друг от друга. Под сто двадцать пятым кольцом он остановился и повернулся лицом к стене. Где-то здесь должен быть выступающий камень, приводящий в действие механизм.

   Время шло. Мальчику казалось, что он понажимал уже на ВСЕ камни этой проклятой стены, а нужный всё не находился. Потом, вспомнив промашку с шагами, он поднялся на цыпочки, вытянул руки вверх – и сразу нащупал выступающий круглый валунок. Затаив дыхание, мальчик прислушался. За стеной должен был открыться крохотный тёмный чулан; едва ли там кто-то есть, но осторожность не помешает. Всё было тихо или так казалось – толстая каменная кладка глушила все звуки. Вэл надавил на камень. Тот неохотно подался под рукой, уходя вглубь, и оглушительный металлический лязг, раздавшийся в стене, заставил мальчика присесть и зажать уши. Сердце колотилось где-то в горле. Вэл был уверен – этот звук поднял на ноги весь замок.

   Что-то снова заскрежетало – на этот раз тише, и в стене приоткрылась щель – в самый раз протиснуться взрослому мужчине. Мальчик выбрался без труда и снова прислушался. Странно, но никто не бежал к чулану, потрясая оружием, не поднимал по тревоге солдат, не созывал стражу.

   Отдышавшись, Вэл вспомнил про сапоги. Они по-прежнему были у него на ногах. Стараясь не шуметь, мальчик осторожно разулся и просунул их в лаз. Глаза постепенно привыкали к темноте. Вэл знал – проход закроется сам, но всё же решил убедиться. К тому же, ему требовалось время, чтобы взять себя в руки.

   Металлический лязг раздался снова – с этой стороны он звучал гораздо тише, – и проход закрылся. Вэл перевёл дыхание. Теперь можно идти.

   За дверью никого не было. Мальчик выбрался из чулана и завертел головой. Короткий коридор, в котором он очутился, заканчивался лестницей, сплошь затянутой паутиной. Казалось, ею никто не пользовался уже очень давно. Лестница привела его к двери – деревянная, она покосилась от времени. Замка́ не было. Мальчик шагнул вперёд и очутился в каменном тупике. Отец предупреждал и об этом. Подойдя вплотную к стене, мальчик ощупал её руками и медленно полез вверх, цепляясь за неровно подогнанные камни и старательно выискивая углубления босыми пальцами ног. Дважды он едва не сорвался; руки и ноги постепенно начинали дрожать, от перенапряжения ныли все мышцы. Закусив губу, Вэл упрямо карабкался вверх. Наконец его ищущая рука нащупала край стены – между полом и потолком здесь была щель. Перекинув ногу, мальчик забрался в неё и лёг, позволив себе короткую передышку. Теперь ему предстоял спуск. Вэл размотал верёвку, заранее обвязанную вокруг пояса под простой домотканой рубахой, и закрепил ее на одном из металлических штырей, упирающихся в потолок. Потянул. Верёвка держалась – даже на ощупь он умел вязать неплохие узлы. Этот был его любимым. Он выдержит вес мальчика и мгновенно развяжется, как только Вэл особенным образом дёрнет верёвку, оказавшись внизу.

   Поплевав на руки, он начал спускаться. Грубые волокна обжигали кожу, и без того содранную о камень, но Вэл терпел. Наконец его босые ноги коснулись пола. Вэл дёрнул верёвку, и она послушно упала ему в руки. Вновь обвязавшись ею под рубахой, мальчик двинулся дальше.

   Он был измотан, но ощущение опасности разгоняло кровь, заставляя сердце биться быстрее. В конце этого коридора тоже была дверь – гораздо добротней предыдущей. Шагнув за неё, Вэл оказался в Восточном крыле замка. Здесь находились служебные помещения: запасная оружейная, которой пользовались лишь в случае, если лорду требовалось вооружить всех способных сражаться мужчин; портомойня, где с утра до ночи стирали одежду сердитые прачки; кладовые с припасами; винный погреб. В конце коридора находилась кухня. То и дело оттуда выходили люди с тяжёлыми подносами в руках и спешили скрыться в одном из боковых переходов, ведущих – Вэл знал – к трапезной. Витающие в воздухе ароматы кружили голову. Вэл проскользнул на кухню, схватил с одного из подносов пирожок и только уже собирался дать дёру, как был замечен одной из поварих.

   - Ах ты, воришка! – закричала она и шагнула к нему, замахиваясь полотенцем. Вэл увернулся от хлопнувшей в воздухе ткани и бросился к двери, едва не сбив с ног идущего за следующим подносом слугу. Тот оказался шустрым малым: чудом избежав столкновения, он успел схватить мальчишку за локоть и тут же замахал рукой на стряпуху:

   - Уймись ты, Талла, с одного пирожка милорд не обеднеет! Ну, сорванец, признавайся – куда бежал?

   - Работать, – невнятно пробормотал мальчик с набитым ртом.

   - Рабооотать? - насмешливо протянул парень и улыбнулся. – Ну вот, Талла, сейчас бы прибила единственного работника в замке, бегом бегущего трудиться! Помоги-ка мне, дружок; думаю, твоя работа немного обождёт.

   С этими словами он вручил Вэлу корзинку с лепёшками, а сам взял поднос.

   - Идём!

   Всё получилось как нельзя лучше! Проникнув в замок, Вэл не только не вызвал подозрений, но и моментально был приставлен к делу. Таская еду от кухни до трапезной, он и сам успел подкрепиться. В конце концов Талла даже налила ему молока. Никто не обращал на мальчишку внимания, и Вэл успокоился. Замок понравился ему – все здесь казалось удивительно родным. Мальчик вовсю крутил головой, осматриваясь и запоминая.

   Днём он вышел во двор. Его цель находилась здесь, но следовало дождаться темноты; пока же он хотел оглядеться. С ведром в руках мальчик дошёл до колодца, набрал воды и отнёс ее прачкам. Несколько раз повторив этот путь, мальчик запомнил всё, что ему было нужно: расположение окон, ведущих во двор, посты часовых перед воротами и на крепостной стене, их небрежный вид и скучающие физиономии.

   День показался ему бесконечным. Он очень устал: бессонная ночь, проведенная в подземелье, пережитые волнения, карабканье вверх и вниз по стене давали о себе знать. К тому же в замке его загрузили работой! Мальчишке раздавали поручения все, кому не лень. В конце концов, окончательно сбившись с ног, Вэл спрятался в одном из чуланов, свернулся калачиком и затих, подозревая, что именно так поступают все дети слуг в этом замке. Ему даже удалось немного поспать, пока служанка, пришедшая в чулан в поисках метлы, не обнаружила его и не прогнала во двор.

   Наконец, стало смеркаться. Вэл принёс одному из стражников, стоящих у ворот, кувшин с водой и теперь ждал, пока тот напьётся.

   - Оставь мне немного, – попросил второй, с длинными висячими усами и усталым взглядом невыразительных глаз.

   - Я ещё принесу! – встрепенулся Вэл, преданно глядя на стражника. Ему позарез нужно было остаться у ворот.

   - Держи, – первый гвардеец, напившись, вытер губы и протянул ему кувшин. Вэл побежал к колодцу.

   - В замке, должно быть, уже сели ужинать... Скорее бы смена! Жрать охота!

   - Сейчас уж придут. Как только Толстяк Стом набьёт своё брюхо, так сразу и сменят.

   - Я слыхал, что лорд и сир Па́рви сегодня не будут проверять караулы. У них какой-то совет – хотя о чём тут советоваться, ума не приложу! По мне, так надо выйти и принять бой – надоела эта скука смертная! – он взял кувшин из рук вернувшегося Вэла и начал пить.

   - А что, так может, пойдём ужинать? – предложил его товарищ, заставив сердце Вэла запеть. – Смена вот-вот подойдёт, а лорд занят... Да и что может случиться? Торчим здесь днями и ночами, а толку...

   Немного посомневавшись, второй стражник махнул рукой:

   - А пошли! Ворота никто не утащит, будь они прокляты! А малец покрутится здесь и сменщикам скажет, что нас вызвал сир Па́рви. А, малец?

   Вэл от души кивнул.

   - Вот и ладно. Смотри же, никуда не уходи. Идём, Гарт!

   Не веря своей удаче, Вэл посмотрел вверх. Ворота находились под треугольной крышей, призванной защищать от дождя – со стены не видно, что возле них происходит. Оглянувшись по сторонам, Вэл с бешено бьющимся сердцем шагнул к боковой калитке слева от ворот, совершенно неприметной снаружи, и, приподняв засов, просунул камень между ним и металлической скобой, в которой он лежал. Теперь калитка только казалась закрытой; конечно, засов лежал криво, но Вэл надеялся, что в наступивших сумерках на это никто не обратит внимание.

   Людям его отца, стоящим лагерем у стен этого замка, осталось лишь пробраться к калитке под покровом ночи и, проникнув внутрь, открыть ворота.

   Так пал Варденхо́лл, ещё не успев узнать об этом.

ГЛАВА 11

Бе́та, горничная леди Хо́ксли, жены одного из советников короля, упала с лестницы и сломала себе шею. Прежде подобной неловкости за девушкой не водилось – грациозная и изящная, она отличалась старательностью и аккуратностью, всегда выполняла в срок все распоряжения, не сплетничала с горничными других придворных дам и никогда не вызывала недовольство своей госпожи. Служанки болтали, что Бе́та как огня боялась лорда Хо́ксли, известного своей неуёмной похотью и жестокостью – особенно по отношению к слабым; а больше про девушку и рассказать было нечего. Не глупа, не болтлива, не ленива – леди Хо́ксли трудновато будет подыскать себе хоть вполовину столь же хорошую горничную.

   Впрочем, эта смерть не вызвала у обитателей замка сколько-нибудь серьёзного отклика – все скорбили о королеве. Убитый горем король Кристиа́н совершенно не занимался делами, предоставив решать вопросы своим советникам. Лишь маленький сын развлекал его – король проводил в детской по многу часов. Он брал младенца на руки, носил его по покоям, рассказывая об умершей матери, а когда малыш засыпал, – подолгу сидел у его колыбели, уставившись в пустоту невидящим взглядом...

   В детской принца король неизменно заставал леди Хо́ксли. Казалось, она очень привязана к малышу. Король знал – незадолго до рождения его сына леди Хо́ксли также разрешилась от бремени, но её ребёнок умер, не прожив и часа. Кроме того, именно она была с королевой, когда у Марсе́лы начались роды, она и её горничная, чьего имени король не помнил. Кажется, именно эта девушка умерла недавно, упав с лестницы...

   Королю рассказывали – всё началось внезапно. Почувствовав недомогание, королева ушла в опочивальню и отослала служанок, желая отдохнуть. До счастливого события оставались ещё недели, Марсе́ле и в голову не пришло, что её дитя вот-вот попросится на свет. Так вышло, что к моменту начала родов королева осталась совсем одна... К счастью, леди Хо́ксли, обеспокоенная состоянием Её Светлости, на свой страх и риск решила заглянуть в опочивальню. То, что она увидела там, повергло её в ужас! Все простыни были в крови, королева металась на огромном ложе, пот заливал её осунувшееся лицо. Нельзя было терять ни секунды – некогда было разыскивать повитух и служанок, посылать за придворным лекарем: и королева, и дитя могли погибнуть. Вместе со своей горничной, которую леди Хо́ксли привела с собой, думая, что королеве может что-то понадобиться, она вбежала в опочивальню (после, рассказывая об этом, леди Хо́ксли неизменно начинала плакать). Вдвоём с девушкой они приняли роды – к счастью, младенец был жив. Королева ослабела от потери крови, но радовалась, что подарила супругу наследника. "Она попросила назвать его Го́ттард, Ваша Светлость", – неизменно добавляла леди Хоксли на этом моменте рассказа. Это вызвало у короля лёгкое недоумение, поскольку, обсуждая с женой имя будущего наследника (на случай рождения мальчика), они остановились на Стефиа́не – в честь предка короля, Стефиа́на Великого. Однако он не смог нарушить волю умершей – и принца нарекли Го́ттардом.

   Когда бы король ни пришёл в детскую, леди Хо́ксли всегда была там. Также с принцем Го́ттардом постоянно находилась кормилица. Эли́са Хо́ксли искренне восхищалась младенцем. Порой королю хотелось остаться со своим сыном наедине, но он не мог прогнать женщину, потерявшую собственного ребенка и помогавшую принцу увидеть свет. Ведь если бы не она...

   Сегодня всё было в точности так же, как и всегда. Когда король Кристиа́н заглянул в покои принца, Го́ттард не спал. Леди Хо́ксли держала его на руках. Кормилица дремала в глубоком кресле, уронив голову на внушительных размеров грудь.

   Детская принца Готтарда представляла собой небольшую, уютную, светлую комнату, обставленную удобной мебелью и украшенную гобеленами удивительной красоты. Узкие стрельчатые окна располагались довольно высоко, так что для ребенка не было никакой опасности выпасть из окна, когда он начнет ходить. Восточную стену украшал портрет королевы Марселы – Кристиан не желал, чтобы мальчик позабыл мать, и распорядился перевесить огромное полотно в золоченой раме в покои принца. Три оставшиеся стены были завешаны гобеленами с изображением героев легенд и сказок на фоне живописных пейзажей. Пол устилали толстые мягкие ковры, призванные уберечь ребенка от сквозняков. Кроватка принца стояла у восточной стены, под портретом матери, чтобы, засыпая и просыпаясь, он мог смотреть на нее. Рядом располагались два кресла и круглый столик на резных ножках. В одном из кресел сейчас и дремала кормилица. Вдоль северной стены – глухой, не имеющей окон и сплошь завешенной гобеленами – были выстроены деревянные игрушечные рыцари весьма тонкой работы. Резчик по дереву, выполнивший этот заказ, имел золотые руки: он тщательно проработал каждую деталь их доспехов и одеяния, уделил особое внимание лицам, тщательно скопировал оружие. Рыцарей принцу Готтарду преподнес лорд Сварт, Хранитель Королевской Печати, и Его Светлость остался доволен таким подарком – малыша же игрушки пока не интересовали. Лорд Сварт был не единственным дарителем – каждый придворный стремился засвидетельствовать свое почтение первенцу и наследнику короля. Принцу несли изящные серебряные погремушки – полые ажурные шары на тонкой ножке, внутри которых перекатывались, мелодично позванивая, металлические горошины; колокольчики на цепочке, которые следовало подвешивать над колыбелью; искусно изготовленное оружие – игрушечное, разумеется! – и миниатюрную копию доспехов его отца; деревянную лошадь-качалку, крохотные мраморные фигурки слонов, грифонов, львов и других животных – и еще много, много всего. Часть этих даров была выставлена у северной стены детской вместе с деревянными рыцарями, прочее хранилось в сундуках, ожидая своего часа. Перед камином, сложенным у западной стены, стоял стол – няньки и кормилица принца обедали в его покоях, чтобы ни на миг не оставлять малыша без присмотра; да и сам король нередко работал здесь, не желая расставаться с сыном.

   Женщины не заметили короля. Кристиа́н остановился у входа в покои, наблюдая. Леди Эли́са склонилась к мальчику, длинные пряди светлых волос упали ей на лицо. Малыш протянул пухлую ручку и ухватился за отделанный драгоценными камнями медальон на тонкой цепочке, украшающий изящную шею леди Хо́ксли. Эли́са мягко улыбнулась и не стала отнимать украшение. Ухоженной тонкой рукой она поправила волосы – кольца сверкнули на пальцах, поймав на мгновенье льющийся из окна солнечный свет – и легонько коснулась губами лобика принца.

   Король был тронут – и в то же время открывшаяся картина внушила ему смутное беспокойство. Безусловно, горюя о собственном сыне, леди Эли́са перенесла всю нерастраченную любовь на новорожденного принца. Нельзя было винить её в этом, и всё же... Го́ттард не просто мальчик, он – сын короля и наследник престола. Окружение этого ребенка всегда будет иметь огромное значение: каждый человек, находящийся рядом с принцем с младенчества, вложит в его воспитание что-то своё; именно к самым близким юный наследник престола будет испытывать доверие в будущем, именно к их советам станет прислушиваться.

   Лорд Хо́ксли уже много лет являлся советником короля. Будучи человеком достаточно неприятным и вызывающим у окружающих скорее страх, нежели уважение, он, однако, давал Кристиа́ну ценные советы и, казалось, был предан Короне – по крайней мере, он ни разу не дал повода усомниться в своей верности. Король понимал, что Хо́ксли извлекает выгоду из всего, что делает, но, пока это не шло вразрез с интересами государства, готов был с этим мириться. Все придворные так или иначе плели интриги: добиваясь благосклонности, подсиживали тех, кто уже достиг определенных высот; в погоне за титулами и почестями продвигали собственных родственников; лгали; шпионили друг за другом, подкупая слуг, и порой преподносили королю вести в том свете, который казался им наиболее выгодным в данным момент. Зная об этом, Кристиа́н не доверял никому – и внимательно слушал всех. Были у него и собственные шпионы – однако на их слова он тоже никогда не мог полностью положиться. Он правил своим королевством уже двенадцать лет – девять из них вместе с королевой Марсе́лой – и, пожалуй, этот период был не худшим в истории Кенбрийского королевства, – не зря ведь народ прозвал своего правителя Благословенным.

   Наблюдая за леди Эли́сой, по-прежнему не замечающей ничего вокруг, король в задумчивости потёр подбородок, украшенный короткой темной бородой. Из всех его советников именно лорда Хо́ксли больше всех не любила Марсе́ла. Обычно прислушивающийся к жене Кристи́ан этот момент всё же списывал на отталкивающую внешность лорда и его репутацию похотливого развратника. Пожалуй, ни одной служанке в за́мке не удалось избежать его внимания. Тучный, хотя и довольно высокий, обрюзгший лорд Хо́ксли походил на мешок трясущегося жира; масляные глазки прятались в складках круглого лица, – кроме того, лорд имел неприятную привычку постоянно шевелить толстыми, как сардельки, пальцами, переплетая их между собой. Красивыми у него были разве что только волосы – темные, чуть вьющиеся, густые. Одевался он всегда крайне вычурно – в за́мке болтали, что на его наряды уходит гораздо больше золота, нежели на платья его жены. Эти двое совершенно не подходили друг другу. Леди Эли́са – настоящая красавица, статная, прекрасно сложенная блондинка с великолепной осанкой и царственным взглядом бриллиантово-синих глаз, – и толстый, раздувшийся от спеси казначей, пусть и занимающий высокое положение при дворе, но – неприятный, отталкивающий, да к тому же не пропускающий ни одной юбки.

   Королева Марсе́ла очень жалела леди Эли́су. Послушная дочь своего отца, девушка вышла замуж за того, кого для неё избрали, не спросив согласия. Марсе́ла знала – когда-то Эли́су прочили в королевы, отец её, лорд Бра́нтон, вынашивал честолюбивые планы породниться с королевской семьёй, и король Дориа́н, пребывающий тогда в добром здравии, не был против. За всю историю правления Голденбургов девицы из дома Брантонов трижды восходили на престол, становясь избранницами королей. Так должно было произойти и на этот раз, – но король Дориа́н погиб в сражении, не успев обручить принца с юной леди Бра́нтон; Кристиа́н взошёл на престол и спустя три года царствования сам выбрал себе жену. Род будущей королевы, древний и славный, уступал Бра́нтонам по знатности и влиянию, но король Кристиа́н был очарован девушкой и твёрд в своём решении.

   Марсе́ла Дюто́н стала королевой, а Эли́су Бра́нтон спустя полгода выдали замуж за тридцатипятилетнего лорда Хо́ксли. Девушке тогда было пятнадцать, как и самой Марсе́ле...

   - Ваша Светлость! – голос Эли́сы оторвал короля от раздумий, заставив его вздрогнуть. – Я не услышала, как вы вошли, простите.

   Леди Хо́ксли опустилась в изящном реверансе, раскинув пышные юбки по пышному ворсу драгоценных ковров. Принца она по-прежнему держала на руках. Возглас её разбудил и кормилицу – торопливо поднявшись, она последовала примеру придворной дамы, также склонившись перед королём.

   - Принц не голоден? – обратился к ней Кристиан.

   - Нет, Ваша Светлость, – ответила леди Эли́са, не давая ещё медлительной спросонья кормилице открыть рот. – Принц Го́ттард изволил отобедать совсем недавно.

   Утончённое лицо леди Хо́ксли озарила улыбка, предназначенная юному принцу.

   Король Кристиа́н кивнул кормилице:

   - В таком случае, можешь идти. Некоторое время моему сыну не потребуются твои услуги.

   Вновь торопливо присев, женщина вышла, гадая, не прогневала ли она короля тем, что задремала в покоях его наследника. Король же, казалось, тут же забыл о ней. Он протянул руки, и леди Эли́са передала ему сына, осторожно высвободив из крохотных пальчиков свой медальон. Лишившись блестящей игрушки, мальчик заплакал.

   - Ну-ну! – покачал его Кристиа́н. – Разве моему наследнику пристало плакать из-за побрякушки? Ну же, не плачь, мой милый, вот так, вытрем слёзы!

   Малыш не унимался. Не отрывая от него глаз, леди Эли́са перекинула через плечо роскошные светлые волосы, достигающие расшитого драгоценными камнями пояса, и через голову сняла с шеи цепочку с медальоном.

   - Вот, держи, мой маленький! Не нужно плакать, – заворковала она. Го́ттард ухватил медальон и заулыбался сквозь слезы маленьким беззубым ротиком. Король покачал головой, и Эли́са взглянула на него почти умоляюще.

   - Не стоит потакать всем его капризам, леди Хо́ксли, – сказал Кристиа́н. – Вы же не хотите избаловать принца? К тому же, эта дорогая вещица – реликвия вашего рода, насколько мне известно.

   Леди Эли́са склонила голову – светлые пряди снова упали ей на глаза, и она убрала их за ухо. Король с удивлением отметил небрежность её причёски – леди Хо́ксли слыла законодательницей мод, о безупречности ее туалетов ходили легенды, и причёсана она всегда была изысканно и замысловато.

   - Вы совершенно правы, Ваша Светлость. Медальон этот передаётся в роду Бра́нтонов уже более восьмисот лет. Но могут ли драгоценные камни цениться выше улыбки ребёнка?

   Король нахмурился – происходящее отвечало его тревожным мыслям.

   - Благодарю вас, леди Хо́ксли, – сказал он, наконец. – Обещаю, медальон вернётся к вам в целости и сохранности. А теперь – вы не оставите меня с моим сыном?

   Эли́са присела в реверансе и вышла, шурша юбками. Взгляд, напоследок брошенный ею на принца, был полон печали – будто её навек разлучили с кем-то, безмерно дорогим её сердцу.

   Го́ттард беспечно сосал медальон, разноцветные солнечные зайчики играли на его лице и маленьких ручках.

   - Я никому не позволю избаловать тебя, мой милый, – шепнул Кристиан сыну. – Ни единой живой душе! Ты вырастешь сильным, храбрым и справедливым – таким, каким бы гордилась твоя мать, будь она жива.

   Прижимая к себе сына, король опустился в кресло и вновь погрузился в размышления. Как ни жаль, но леди Эли́су придётся держать подальше от мальчика. Порой Кристиа́ну казалось, что бедная женщина забывает о том, что Го́ттард вовсе не её сын, а принц и наследник престола. Конечно, она полюбила ребёнка всем сердцем, забота о мальчике помогает ей забыться, отвлечься от собственного горя, но все же... Учитывая, какое высокое положение при дворе занимает её муж, как широка сфера его влияния, нельзя допустить, чтобы леди Эли́са привязала к себе юного принца – иначе в будущем королевство вполне может оказаться в их руках. Если с королём что-нибудь случится, и его сын взойдет на престол, лорд Хо́ксли, пользуясь привязанностью Го́ттарда к своей жене, которую мальчик со временем полюбит, как родную мать, получит безграничную власть над страной.

   Король искренне сочувствовал леди Эли́се в её утрате, но заменять ее умершего ребёнка собственным сыном вовсе не собирался.

ГЛАВА 12

В Каминном Зале было не протолкнуться. Пекари и повара, плотники, конюхи, прачки, служанки, подмастерья, факельщики, виночерпии, подавальщики, судомойки, свинопасы, доярки, телятницы – Лере́я велела собрать их всех.

   Люди тревожно переговаривались, в Зале стоял лёгкий гул. Прежде такого не бывало. Каждый из них знал свою работу и выполнял её по мере сил и отпущенной природой старательности; каждый знал, кому подчиняется; за каждым водились грешки – кто-то отлынивал, другие сплетничали, третьи воровали припасы, смазливые служанки порой согревали постель гвардейцам домашнего войска лорда, – но никто из господ никогда не собирал их всех вместе. Вся работа в замке встала: не пеклись хлебы, не задавался корм домашним животным, не стучали молотки и топоры, не скреблись каменные полы и лестницы.

   Напряжение нарастало. Служанки, между собой вовсю высмеивающие новоиспечённую госпожу, теперь были уверены, что ей всё известно – и что она сурово накажет их при всех. Поварёнок, таскающий припасы, точно знал – всё из-за него; теперь госпожа кликнет стражу, и ему отрубят правую руку прямо здесь, в Каминном Зале, перед всеми собравшимися, чтоб никому неповадно было впредь воровать у хозяев. Виночерпий, обрюхативший хорошенькую судомойку, уже готов был жениться, дабы избежать наказания молодой госпожи. Пожилая телятница, у которой вчера пал новорождённый телёнок, встревожено мяла фартук.

   Наконец, дверь отворилась, и леди Лере́я вошла в зал. Темно-синее платье, украшенное изысканной вышивкой по подолу, с расширяющимися к запястьям рукам подчеркивало ее безупречную фигуру и оттеняло глаза, длинные светлые локоны, перехваченные на затылке драгоценной фибулой, свободно вились по спине, достигая колен, – совершенство! Гул тут же стих.

   - Я собрала вас здесь, – сказала она, и голос её прозвучал спокойно и властно, совсем не похоже на голос испуганной девочки, которую вёл под венец их лорд, – чтобы сказать вам одну очень простую вещь. Я могу казаться вам юной, неопытной, неуверенной – какой угодно! – но ваш лорд выбрал меня в законные жёны и сочетался со мной браком в вашем присутствии. Нравится вам это или нет, я теперь леди этого замка и в отсутствие моего благородного супруга любые вопросы будут решаться через меня. Я лично буду проверять работу каждого из вас и лично буду отдавать многие распоряжения. Любой, считающий себя несправедливо обиженным кем бы то ни было, должен прийти ко мне. Любой, оказавшийся в трудном положении, должен посоветоваться со мной или попросить у меня помощи. И ещё кое-что. Не стоит меня недооценивать. Как известно, всех девочек из благородных семей учат вести хозяйство, предполагая, что однажды они станут делать это в собственных замках. Мой род благороден и знатен, но жизнь моя не была лёгкой. Я не просто знаю, как печётся хлеб или скребутся полы – я умею делать эту работу своими руками – и не только её. Я знаю, как живут слуги в замках, знаю про сплетни и воровство, про небрежность и лень, про глупость и безответственность. В Стро́нгхолде этого не будет! Те, кто хотят остаться в замке, должны честно трудиться, не отлынивать от своих обязанностей, не обманывать и не воровать. Лорд Уи́лмотт хорошо отзывался о вас, описывая мне жизнь в Стро́нгхолде, – так не предавайте его доверие! Я же буду внимательно за этим следить.

   Столь решительная речь далась ей непросто, но, глядя на почтительные позы и склонённые головы людей, Лере́я поняла, что добилась успеха. Удивительно, но она в самом деле видела их насквозь. Прислуживая в качестве горничной леди Лати́се Сто́унволл, Лере́я день и ночь находилась среди простых людей, работающих в замке, слушала сплетни и откровения, видела промахи и прегрешения, знала их чаяния и надежды. Ход их мыслей был для неё понятен – и, раз уж она оказалась хозяйкой замка, эти знания должны были ей пригодиться.

   - И последнее. В ближайшие дни из числа служанок я выберу себе горничную. Если кто-то из вас, девушки, считает себя пригодной для этой работы или может помочь мне определиться с выбором – милости прошу, я готова вас выслушать. А теперь все могут вернуться к своим обязанностям!

   Люди расходились в молчании. После того, как зал опустел, Лере́я разыскала сира Ба́льдера и велела ему собрать Совет. Старый рыцарь поклонился и ушёл исполнять приказание, оставив её одну. Пользуясь передышкой, она подошла к окну и выглянула во двор. "Теперь это мой дом, – подумалось ей. – И я должна научиться жить здесь, должна стать здесь своей". Во дворе несколько мальчишек – дети рыцарей – упражнялись в стрельбе из лука. Немного понаблюдав за ними, Лере́я отошла от окна и заняла место во главе стола, за которым обычно собирался Совет.

   Вскоре двери открылись, и в Каминный Зал вошли четверо мужчин. Хью́бер Стор, управляющий замка и правая рука лорда Уи́лмотта, удивлённо поднял седые брови, увидев Ле́рею во главе стола – в отсутствие лорда он занимал это место, – но ничего не сказал. Она спокойно встретила его взгляд – и управляющий отвёл глаза, усаживаясь справа от неё. Сир Ба́льдер занял своё обычное место – слева, расселись и остальные: Пи́лар Мо́рти, казначей, опустился на стул возле управляющего, отец То́биар, духовник сира Уилмотта и лекарь Стронгхолда, сел рядом с рыцарем, сложив на столе морщинистые руки.

   - Господа, – начала Лере́я ровным голосом, – я не собираюсь нарушать привычный жизненный уклад и требовать от вас что-либо сверх того, что требовал мой благородный супруг. Однако в период его отсутствия я хочу знать, что происходит в замке: какие новости приносят почтовые ястребы, – взгляд в сторону То́биара – поморгав, лекарь кивнул в ответ, – о чём судятся горожане, пришедшие сюда за справедливостью, что тревожит ремесленников и крестьян, – кивок управляющему – Хью́бер Стор, по-прежнему недовольный её вторжением на Совет, сердито пожевал губами, нахмурил кустистые брови, но Лере́я не отводила глаз, и он вынужден был склонить голову, соглашаясь. – Я хочу знать, как работают производственные службы, в сроки ли исполняют заказы кузнецы и плотники, вовремя ли пополняются запасы продовольствия, – Пи́лар Мо́рти, казначей, невысокий мужчина средних лет, о котором лорд Уи́лмотт отзывался как о человеке исключительной честности, почтительно поклонился. Лере́я перевела взгляд на сира Ба́льдера, но старый рыцарь опередил её, не позволив произнести ни слова:

   - Если миледи хочет присутствовать на учениях войск и лично проверять караулы, я не могу вам в этом препятствовать, хоть и считаю, что человеку, несведущему в этих делах, не стоит в них вмешиваться! – голос сира Ба́льдера, уверенный и достаточно громкий, был полон яда. – Однако...

   Лере́я прервала его, мягким жестом опустив маленькую ручку на его сжатый кулак. Ба́льдер умолк, изумлённо уставившись на неё.

   - О нет, добрый сир, в воинском деле мне не разобраться, в этом вы правы. Мне остаётся лишь благодарить богов за то, что безопасность замка и моя собственная находится в столь надёжных руках. – Она улыбнулась, и старый рыцарь захлопал глазами, порастеряв весь пыл. Хью́бер Стор с интересом наблюдал за происходящим. – Напротив, сир Ба́льдер, у меня есть к вам дело, справиться с которым мне не по силам, – не убирая руки, она оглядела присутствующих и кивнула:

   - Господа, спасибо, что уделили мне время. Можете идти, – и вскоре осталась наедине с рыцарем.

   - Что ещё за дело? – проворчал он, хмурясь, но Лере́я уже видела, что победила – лёд тронулся.

   - Сир Ба́льдер, я боюсь, что с моим мужем случилась беда!

   На лице начальника стражи моментально появилось сосредоточенно-тревожное выражение.

   - Миледи?..

   - Я полагаю, вам известно, что лорд Уи́лмотт – доверенное лицо короля. Он исполняет прямые распоряжения Его Светлости – указы эти содержатся в тайне: никому неизвестно, куда и зачем посылает моего мужа король Кристиа́н; сам Уи́лмотт никогда не упоминает об этом. Такое доверие, несомненно, почётно, но, в то же время, опасно, – полагаю, у моего мужа немало врагов при дворе, недовольных его близостью к королю.

   Сир Ба́льдер покачал седой головой:

   - Это так, но наш лорд пользуется подобным доверием с самого начала правления Его Светлости Кристиа́на I и выполняет его распоряжения уже много лет. Почему вы думаете?..

   Не дослушав, Лере́я перебила рыцаря:

   - Последний указ отличался от всех остальных, сир Ба́льдер. Прежде Уи́лмотта всегда принимал сам король и лично отдавал все распоряжения. Однако в этот раз Его Светлости не было в замке. Оруженосец О́рстан рассказал мне, что лорда Уи́лмотта принимал один из советников, лорд Хо́ксли. Именно он и отдал приказ, после которого мой муж отослал оруженосца и отправился в путешествие один. Прежде такого не бывало.

   - Да... Я тоже побеседовал с парнем, – сир Ба́льдер озабоченно поскрёб подбородок, покрытый жёсткой седой щетиной. – О́рстан утверждает, что к своему возвращению надеялся застать лорда Уи́лмотта в Стро́нгхолде... Именно поэтому оруженосцу было велено после передачи послания лорду Шенброку сразу отправляться домой. Наш лорд был уверен, что успеет вернуться раньше него...

   Лере́я в волнении стиснула руки. Где-то в глубине души она надеялась, что сир Ба́льдер посмеётся над её страхами и тем развеет тревогу, поселившуюся в сердце. Но рыцарь принял её опасения всерьёз.

   - От королевского замка до Шенброка полтора месяца пути. Одинокий всадник может добраться немного быстрее, но и ему нужно отдыхать и подкреплять свои силы... Обратный путь короче на несколько дней – ведь возвращаться парню предстояло в Стро́нгхолд, а не в столицу. Итак, поручение О́рстана должно было занять около трех месяцев...

   - Сир Ба́льдер! Что вы там считаете? – поднявшись, Лере́я взволнованно ходила по залу, шурша пышными юбками. Рыцарь поднял на неё глаза:

   - О́рстан не говорил, как скоро лорд Уи́лмотт надеялся вернуться в Стро́нгхолд?

   - По-моему, нет...

   Сир Ба́льдер вскочил:

   - Нам нужно ещё раз побеседовать с парнем. Идёмте, миледи!

ГЛАВА 13

Лорд Ше́нброк, седобородый согбенный старец, переживший двух своих жён и пятерых детей, стоял на балконе и смотрел вдаль. Ветер трепал его длинную бороду, проникал под одежду, заставлял слезиться глаза, и без того утратившие остроту, но лорд Ше́нброк не уходил.

   Далеко-далеко внизу, у подножия Поднебесной горы, на которой стоял его замок, паслись отары овец, казавшихся отсюда не крупнее муравья, но лорд не смотрел вниз.

   Странное предчувствие, разбудившее его этой ночью, не проходило – тревога росла, словно ломота в суставах, предсказывающая непогоду. За девяносто четыре года жизни лорд Ше́нброк научился доверять своему внутреннему голосу, однако сейчас он искал причины такого волнения – и не находил ни одной. Казалось бы, чего страшиться человеку, похоронившему всех, кого он когда-то любил? Его первая жена, юная и прекрасная, упала с лошади, подвернувшей ногу на горной тропе. Смерть её была ужасной: разбившись о камни на дне пропасти, она прожила ещё несколько часов в страшных мучениях, в то время как сопровождающие ее люди пытались спуститься вниз, чтобы оказать ей помощь. Ещё два человека сорвались со скалы и погибли, прежде чем Ти́р, верный слуга и телохранитель миледи, сумел добраться до неё. Однако усилия его были тщетны – она умерла. Из пропасти извлекли лишь обезображенное, изломанное тело...

   Сильный порыв ветра ударил в грудь, заставив лорда Ше́нброка схватиться за резные перила. Как холодно! Через открытую дверь балкона ветер выгонял остатки тепла из всегда жарко натопленных покоев лорда, но тот словно не замечал этого.

   О чём это он только что думал? Ах, да – о Карлиа́нне. Страшная смерть! Незадолго до этого они потеряли дитя – их годовалый сын, их первенец, простудился и умер. Ни лекари, ни даже обитавшая тогда в Белой пещере ведьма – знахарка, так она себя называла, – не сумели помочь малышу. Как они горевали! Карлиа́нна так плакала, что он всерьёз опасался за её здоровье. Он и на той злополучной поездке настоял лишь для того, чтобы она хоть немного развеялась: леди Карлиа́нна отправилась в свой родовой замок навестить мать. А на обратном пути случилось несчастье... Почему он не поехал с нею тогда? Разве он позволил бы ей сорваться? Лорд Ше́нброк вздохнул.

   Во второй раз он женился, уже будучи зрелым мужчиной. Его избранницей стала шестнадцатилетняя Иола́нта Ви́ттар. Он встретил её при дворе – король Дориа́н тогда как раз праздновал очередную победу. Тогда или нет Ви́ттарам был пожалован Варденхо́лл? Лорд Ше́нброк теперь уж не мог припомнить, в чём там было дело, да только лорда Вардена, прежнего владельца этого замка, король изгнал из страны, лишив земель и титула. Нет, пожалуй, это случилось позже… Иола́нта доводилась тому лорду Ви́ттару племянницей – или кузиной? Ох уж эти родственные узы! Лорд Ше́нброк посватался к ней и, заручившись благословением её дяди (или кузена? – родителей у девушки не было, они умерли, едва ей исполнилось пять) и разрешением короля, увёз её в свой родовой замок.

   Орлиный кряж испугал её. Ио́ланта боялась высоты, боялась диких горных котов, боялась своего сурового мужа. Робкой тенью бродила она по замку, кутаясь в меха. Сквозняки её тоже пугали.

   Она родила лорду Ше́нброку четверых детей: мальчика и трёх девочек – ни на миг не переставая бояться его. Она покорно исполняла всё, что требовалось от жены лорда и хозяйки замка, но только лишь дети были её истинной отрадой. Когда горный кот, невесть как попавший во внутренний двор замка, исхудавший и свирепый от голода, загрыз их сына – леди Иола́нта слегла, и более не поднималась. Она умерла через месяц – горе, страх, сквозняки доконали её. А через год страшная болезнь, именуемая в народе червянкой, унесла жизни двоих его дочерей. Оставшаяся девочка, Карлиа́нна, его любимица, названная в честь первой жены, дожила до тринадцати. Она погибла под обвалом. С ней было четверо человек: служанка и три телохранителя. Не выжил ни один.

   Лорд Ше́нброк вытер слезившиеся глаза. Что он оставит после себя? Вспомнят ли о нём люди?

   Многие из тех, с кем он сидел на пирах или сражался бок о бок за своего короля, давно умерли. Дети их выросли и родили своих детей – выросли и они. Род Ше́нброков же умрёт вместе с ним – он уже умирает, от былой славы и влияния не осталось и следа.

   Недавно король прислал к нему гонца с посланием. Лорд Ше́нброк был приятно удивлен и даже польщён – Его Светлость не просто помнил и знал о нём (что, учитывая молодость короля, было само по себе странно), но и оказывал своё высочайшее доверие, обратившись к нему с поручением. Наверняка послание содержало ценнейшую информацию, не предназначенную для чужих глаз, или тайный приказ, исполнение которого требовало мудрости и опыта лорда Ше́нброка! Доставивший его гонец валился с ног от усталости – должно быть, скакал день и ночь.

   Едва отдав распоряжение накормить парня и устроить его на ночлег, лорд Ше́нброк сломал печать и, напрягая зрение, прочёл письмо.

   В послании короля содержалось напоминание о необходимости выбрать преемника и будущего наследника замка Ше́нброк и всего Орлиного кряжа. Список претендентов следовало представить Его Светлости не позднее окончания текущего года, дабы король Кристиа́н мог одобрить одного из них. В случае промедления или указания лиц, ко́и будут признаны недостойными столь высокой чести, король намеревался назначить наследника собственной волей.

   Послание оскорбило старого лорда. Он знал, что однажды ему придётся решить, кто унаследует его родовой замок и горы, которыми он владел, но напоминать ему об этом!.. Грозить обойти его волю королевским указом!..

   И ради этого глупый мальчишка отправил гонца?! Такое послание не заслуживало даже ястребиной почты!

   Вне себя от гнева, лорд Ше́нброк кликнул слугу.

   - Где этот гонец, доставивший сегодня письмо?

   - На кухне, милорд, как вы и велели. Иси́да готовит для него комнату.

   - Поужинает – и пусть едет! – раздражённо махнул рукою лорд.

   И О́рстан, а это был именно он, вновь оказался в пути, не успев ни отдохнуть, ни смыть с себя дорожную пыль...

   Даже сейчас, вспоминая об этом, лорд Ше́нброк испытывал гнев. Он прожил долгую, бурную, полную опасностей жизнь; он воевал, участвовал в турнирах, любил и терял. О нём ходила недобрая слава – лорд Орлиного кряжа был угрюм, жесток и непредсказуем. Враги трепетали перед ним – друзей же у него не было, хотя многие искали его расположения. Не раз он оказывал особые услуги королю Дориа́ну – когда Его Светлости требовалось вероломство и хитрость, жестокость и беспринципность, он знал, к кому обратиться. В застенках Чёрной Крепости – крупнейшей тюрьмы королевства, находившейся на Орлином кряже, во владениях лорда Ше́нброка, и имеющей столь мрачную и дурную славу, что о ней упоминали не иначе, как шёпотом, – окончили свой жизненный путь многие враги Короны, большинство из которых были замучены до смерти. Поговаривали, что лорд лично присутствовал на пытках, а иногда даже подменял палача. В те времена никто – никто! – не посмел бы приблизиться к Ше́нброку с подобным письмом!

   Очередной порыв ветра донёс до балкона, на котором стоял старый лорд, грохот обвала. Что-то камнепады в этом году зачастили...

   Из покоев неслышно появился слуга и набросил на плечи своего лорда длинную меховую накидку.

   - Что там, Тир? - не оборачиваясь, спросил старик.

   Слугу звали Вальт, но милорд теперь часто путал и забывал имена.

   - Обвал, милорд. Уже третий, совсем близко. Камни пробили крышу конюшни, убило конюха и одну из лошадей.

   - Не Быстроногую? На ней очень любила ездить моя жена...

   Слуга покачал головой, отметив, что о конюхе старик не спросил:

   - Нет, милорд.

   Быстроногую, ту самую, что подвернула ногу и скинула в пропасть леди Карлиа́нну во времена, когда Вальт ещё не родился, милорд зарубил собственноручно. Парень не стал напоминать ему об этом.

   - Милорд! На балконе так холодно... Может, вам лучше вернуться в свои покои?

   - В покои?! – старик обернулся и вперил в лицо слуги злобный взгляд прищуренных глаз. – И что же мне делать в моих покоях?! Быть может, мне стоит лечь на своё ложе, призвать лекаря и начать умирать?!

   Вальт попятился, но всё же предпринял ещё одну робкую попытку:

   - Что-то происходит, милорд... Что-то страшное... Животные точно с ума посходили: лошади ржут и мечутся, овцы сбиваются в кучу, собаки воют. Люди боятся, милорд... Эти обвалы и что-то ещё, что-то ужасное... прямо в воздухе – вы... чувствуете?

   - Я чувствую запах твоего страха, щенок, – усмехнулся старик. – Как измельчали люди, если ветер и несколько упавших с горы камешков способны заставить вас намочить штаны! Я повидал обвалы – один из них отнял у меня дочь, мою малютку Карлиа́нну, – но горы не заставили меня бояться их!..

   Ужасающий грохот, донёсшийся словно из самого сердца Поднебесной, заглушил его слова. Балкон – и, казалось, весь замок – дрогнул. Вальт упал на колени, зажимая уши руками. Где-то закричала женщина. Прямо между ног старика по каменному полу балкона пробежала трещина.

   - Милорд! – завопил Вальт, пятясь на четвереньках к распахнутой балконной двери, подальше от змеящейся чёрной щели, растущей прямо у него на глазах.

   Следующий удар, сопровождающийся пылью и безумной какофонией звуков, сбил лорда Ше́нброка с ног. Старик покатился к краю балкона. Удар о резные перила выбил из него дух – и в тот же момент балкон отломился от стены и рухнул в пропасть. Замок дрожал, стены ходили ходуном. Отовсюду раздавались крики и топот бегущих ног. Пыль стояла столбом – полуослепший Вальт, по-прежнему передвигаясь на четвереньках, едва не врезался в стену, пытаясь покинуть покои лорда. Безумный грохот швырнул его наземь, заставив вжаться в каменный пол, закрывая руками голову и тихо скуля от ужаса. Казалось, само небо раскололось на мелкие части, и обломки, упав на землю, разрушили замок, горделиво венчающий вершину горы. Вальт подумал о том, что, пожалуй, последние слова милорда могли разгневать Поднебесную; вспомнил о тысячах беззащитных жизней, заключённых в Чёрную Крепость, – а после гора вдруг вздохнула, оседая, и рухнула в разверзшуюся у её подножия гигантскую пропасть, погребая под обломками и замок со всеми его обитателями, и знаменитую тюрьму, и все хозяйственные постройки…

ГЛАВА 14

В Тронном Зале королевского замка было многолюдно: сегодня король Кристиа́н принимал посетителей – впервые со дня смерти своей благородной супруги. С ног до головы облачённый в белое, в тяжёлой короне, венчающей его темноволосую голову, осунувшийся и побледневший, он с самого утра внимательно слушал просителей, разрешал споры и принимал соболезнования.

   Лорды двух Малых домов делили старую мельницу: прежде она находилась во владениях одного из них, пока его отец не проиграл участок земли соседу. По этому участку протекала река, на которой и стояла мельница. Прежний владелец и не вспомнил о ней, но недавно он умер, и его сын захотел вернуть утраченное. Отец оставил после себя множество долгов, дела молодого лорда шли плохо, и мельница могла бы стать для него неплохим подспорьем. Он утверждал, что отец проиграл лишь землю – к постройкам это отношения не имело. Сосед, разумеется, возражал.

   - Признаете ли вы, лорд Гай, что упомянутый участок земли, поставленный вашим отцом на кон при свидетелях в игре, в которую он проиграл, отныне принадлежит лорду Ви́нсу, вашему соседу?

   - Да, Ваша Светлость. Но не мельница! Земля дана нам природой и королём, – лорд Гай отвесил Его Светлости глубокий поклон, – но мельница – дело рук человеческих, хозяйственная постройка!

   - Следует ли понимать, что переход реки во владение лорда Ви́нса не вызывает у вас возражений, лорд Гай? Ведь реки, как и земля, даруются нам природой и – королём.

   В зале раздались смешки. Лорд Гай, как и все мелкие лорды трясущийся за свою честь и, как человек молодой, болезненно воспринимающий любую насмешку, затравленно оглянулся, но тут же вновь склонился перед троном:

   - Да, Ваша Светлость.

   - Сколько рек в ваших владениях?

   - Одна – то есть, была одна... Больше нет.

   Король кивнул и перевёл взгляд на лорда Ви́нса. Это был пожилой человек; невысокий и крепкий, седовласый, но темнобородый, он держался со спокойным достоинством правого.

   - Лорд Винс, скажите, используете ли вы упомянутую мельницу, являющуюся предметом вашей тяжбы, по назначению?

   - Да, Ваша Светлость. В моих владениях три реки – и три мельницы, вместе с вышеупомянутой...

   В зале вновь засмеялись, заметив, как вскинулся при этих словах лорд Гай, и каким взглядом он одарил своего соперника, – однако король Кристиа́н поднял глаза, и смех тут же стих.

   - Я мелю муку и пеку хлеб; часть муки идёт на продажу.

   - Поступает ли налог с торговли в казну королевства, лорд Винс?

   - Разумеется, Ваша Светлость! Я исправно плачу налоги.

   - Хорошо. Вот вам моё решение: и земля, и река, проигранные отцом лорда Га́я, отныне принадлежат лорду Ви́нсу. Однако с мельницей, творением человеческих рук, дело обстоит иначе. Лорд Гай, вы, несомненно, могли бы забрать её – камень за камнем, но что даст вам мельница без реки?

   Кто-то из придворных вновь не сдержал смех. Лицо лорда Гая побагровело, на шее вздулись вены.

   - Я готов разобрать её, Ваша Светлость, лишь бы справедливость восторжествовала!

   - Разобрав мельницу, вы лишите Корону некоторой части налога, а мне бы этого не хотелось, лорд Гай.

   Новый взрыв смеха – на этот раз смелее и громче.

   - Однако, вы можете пользоваться упомянутой мельницей для помола муки на выпечку хлеба или на продажу – но только оплачивая лорду Ви́нсу пользование его рекой, воды которой крутят колесо вашей мельницы.

   Торжествующая улыбка, появившаяся было на лице молодого лорда, тут же увяла.

   - Вы же, лорд Винс, можете продолжать молоть муку на упомянутой мельнице, платя лорду Га́ю за её использование. Таким образом, поскольку каждый из вас должен будет платить другому – за мельницу или за реку – что, в общем, будет не более чем обменом одной и той же суммой денег, – смех в зале перешёл в хохот, – вы оба можете использовать и мельницу, и реку, на которой она стоит, совершенно бесплатно.

   Лорд Винс поклонился королю, лорд Гай же что-то лихорадочно обдумывал. Постепенно лицо его прояснялось.

   - Ваша Светлость! – раздался, наконец, его довольный голос. – А если я не стану пользоваться мельницей и, следовательно, платить лорду Ви́нсу за реку, то он должен будет оплачивать мне ее использование, не так ли?

   - Если вы не станете пользоваться ею, лорд Гай, – ответил король Кристиа́н, и у глаз его собрались лёгкие морщинки, – то я сочту, что положение ваше было не столь уж отчаянным, как вы описали, поскольку с помола и продажи муки прибыли вы получите больше, нежели с платы за мельницу. Отказавшись от этого, вы признаете, что лгали своему королю, описывая ваши сегодняшние трудности, и зря отнимали у нас время, желая не добиться справедливости, а лишь досадить соседу. Это так, сир Гай?

   Молодой лорд испуганно захлопал глазами и склонился в торопливом поклоне:

   - Нет, Ваша Светлость! Благодарю Вас за мудрость…

   Следующим к трону шагнул молодой человек в окровавленной и запылённой одежде. Он упал перед королём на колени. Одна из придворных дам ахнула, заметив запекшуюся рану на лбу юноши.

   - Ваша Светлость! – голос его, чистый и твёрдый, звучал глухо. – Я прибыл из замка Санфлауэр, что в трёх днях пути к северо-западу от столицы. Мы... Мой отец и брат... – он помолчал, собираясь с силами. – Мы отправились в столицу выразить свои соболезнования вашей утрате... Это... большое горе для всего королевства...

   Король поднял руку, останавливая его:

   - Я вижу, и вас постигла некая утрата. Что с вами произошло?

   - Сразу за нашим замком начинается лес. Мы... всегда путешествовали через него. Но в этот раз... Мы ехали малым отрядом... На вторую неделю пути на нас напали...

   - Разбойники? – выкрикнул кто-то из придворных.

   - В нескольких днях пути от столицы? – раздался встревоженный голос одной из дам.

   Король вновь поднял руку. Шум стих.

   - Продолжайте.

   - Это действительно были разбойники. Мы... не ожидали нападения... Их было много... Они разбили наш отряд. Мой отец и старший брат... Они погибли...

   - Встаньте, – мягко сказал король. – Я соболезную вашей утрате. В Солнечный лес будет направлен отряд рыцарей. Вам же следует взять себя в руки, отдохнуть и набраться сил. Вы теперь глава вашей семьи, – и он кивнул лекарю:

   - Отец Ва́льтемор, займитесь ранами лорда Санфлауэра!

   Старенький лекарь приблизился к юноше и, взяв его за локоть, увлёк за собой. Выходя из зала, юный лорд услышал, как король распорядился немедленно отправить рыцарей в Солнечный лес.

   Следующий посетитель, меднокожий и темноглазый, одетый в расшитые золотой нитью причудливые одежды, оказался послом великой империи Цо-Рамн. На него смотрели с изумлением – цо-рамнийцы не были в королевстве частыми гостями. Придворные дамы рассматривали замысловатую причёску посла: длинные темные волосы цо-рамнийца были собраны на макушке в хвост, разделенный на семь прядей. Две из них, перекинутые вперёд, соединялись под подбородком в тонкую косу. Две других обхватывали его правую руку и переплетались между собой подмышкой в такую же косу; то же самое было и с левой рукой. Последняя прядь свободно свисала вдоль спины. Когда посол заговорил, голос его утонул в лёгком гуле, пронесшимся по тронному залу: несмотря на то, что из уважения к королю он говорил на кмерском языке, родном для всех присутствующихa, выговор его оказался столь же странным, сколь и внешний вид – поначалу никто не мог разобрать ни слова.

   В конце концов Кристиа́н понял, что посла зовут Ши-Руагг; что его император, Цо-Чу-Берриа́р IX, милостью Небес единовластный правитель благословенной Цо-Рамн, поворачивается к Его Светлости спиной (на этом моменте послу пришлось прерваться и пояснить, что сей жест есть проявление величайшего доверия) и в горький час утраты предлагает ему в утешение свою младшую дочь, принцессу Цо-Рами́н (старшая дочь императора Цо-Чу-Берриа́ра IX уже замужем, вновь вынужден был объясниться посол), младшая же ждала лишь своего расцвета, чтобы отправиться в Кенбрию. Император Цо-Чу-Берриа́р IX давно намеревался предложить Цо-Рами́н королю Кристиа́ну в качестве младшей жены; но теперь, когда король овдовел, она станет единственным его утешением и отрадой. Цо-Чу-Берриа́р IX уверен – прекрасная Цо-Рами́н исцелит его сердце. В знак своего расположения и доверия император Цо-Чу-Берриа́р IX прислал дары – посол щёлкнул пальцами, и несколько рабов характерной для цо-рамнийцев внешности, но с абсолютно лысыми головами, пригибаясь, внесли сундуки. Посол распахнул резную крышку одного из них – и все присутствующие ахнули: сундук был полон чёрных алмазов. Камень этот, редчайший и оттого особенно ценный, добывали только в Цо-Рамн. Во втором сундуке обнаружились вышивки великолепной работы – изображённые на них пейзажи и сцены охоты были неотличимы от оригинала, казалось, если понюхать вышитый заморский цветок, то можно ощутить его аромат, а погладив вышитую лошадь, почувствовать жесткость гривы и тепло её тела. Секреты такой вышивки цо-рамнийские мастерицы ревностно хранили от чужих глаз. В третьем сундуке стояли флаконы с драгоценными масла́ми – здесь, в королевстве, лишь женщины умащивали кожу; в благословенной Цо-Рамн мужчины не менее своих жён заботились о красоте тела.

   Наконец, нераскрытой осталась лишь маленькая шкатулка. Посол откинул крышку. Внутри тоже лежала вышивка. Склонившись, Ши-Руагг протянул шкатулку королю. Кристиа́н достал невесомую ткань. Это был портрет принцессы Цо-Рами́н. С портрета на короля смотрела хрупкая девушка лет четырнадцати, большеглазая и темноволосая, с чуть выступающими скулами и нежной линией подбородка. Прямые, невероятно густые тёмные волосы принцессы украшал яркий экзотический цветок; взгляд поражал глубиной; тонкие черты отражали удивительное сочетание мягкости и решимости.

   - Работа ваших мастериц поистине достойна восхищения, – тщательно подбирая слова, ответил король на цо-рамнийском, немало изумив и посла, и собственный двор. – Я также поворачиваюсь спиной к императору Цо-Чу-Берриа́ру IX, милостью Небес единовластному правителю благословенной Цо-Рамн, и приглашаю тебя, благородный Ши-Руагг, задержаться в моём замке и побыть моим гостем. Горе моё ещё свежо, а принцесса Цо-Рами́н столь юна и прекрасна – стоит ли отравлять её беспечную жизнь дыханием смерти, которое я всё ещё ощущаю на своём лице?

   Посол медленно кивнул и ответил на родном языке:

   - Император Цо-Чу-Берриа́р IX, милостью Небес единовластный правитель благословенной Цо-Рамн, не ожидает немедленного ответа.

   На этом приём был окончен. Тем, до кого не дошла очередь, велено было прийти завтра; жители столицы вернулись в свои дома; приезжих – из числа знати – король приказал устроить на ночь в Западной Башне. Придворные расходились, взволнованно переговариваясь, тут и там слышались возносившиеся над общим шумом голоса и обрывки фраз.

   "Разбойники, разгромившие отряд рыцарей?! Что же это за рыцари, а?!"

   "Лучше скажите мне, милорд, что это за разбойники?"

   "...Младшей женой, надо же! То есть, королева Марсе́ла жила и здравствовала, а этот... как его... император, всё равно готовил дочку в жёны Его Светлости?"

   "А в Цо-Рамн как узнали о кончине Её Светлости? В нашем-то королевстве ещё не до всех дошла страшная весть. Многие до сих пор не верят..."

   "Ох, а эти-то, с мельницей!.. Ну, шуты! Повеселили!"

   "Смех смехом, а Его Светлости приходится тратить своё драгоценное время на подобные глупости!"

   "Он только что потерял жену, мыслимо ли..."

   "Я слышала, будто бы у владыки Цо-Рамн девять жён..."

   "Девять?! А дочерей только двое?"

   "Как там зовут этого посла? Ну и выговор у него, я даже не сразу понял, что он на нашем языке говорит..."

   "На что, интересно, надеялся лорд Гай?"

   "А у Его Светлости седина в волосах..."

   "Горе... Поседеешь тут..."

   "Королю тридцать два. Помню, его отец до старости был темноволос. А ведь мать Его Светлости Кристиа́на тоже умерла молодой"

   "Любил ли её король Дориа́н так, как его сын свою королеву?.."

   "А посол-то, наверное, и не знал, что Её Светлость умерла. Ехал, я думаю, принцессу в младшие жёны предлагать. А на месте уже узнал о трагедии..."

   Постепенно тронный зал опустел. Король Кристиа́н медленно снял с головы тяжёлую корону и положил её на обитое бархатом сиденье. Вечером в честь посла Цо-Рамн состоится пир. Разумеется, никаких увеселений не будет – в королевстве траур, однако музыканты сыграют что-нибудь спокойное и подходящее моменту, а все присутствующие смогут насладиться изысканными блюдами и лучшими южными винами.

   В памяти вдруг всплыл портрет принцессы Цо-Рами́н. Младшей женой, ну надо же! Значит, император Цо-Чу-Берриа́р IX, милостью Небес единовластный правитель благословенной Цо-Рамн, давно вынашивает свои честолюбивые планы? Цо-Рамн могущественная империя, но она на другом континенте. Какая выгода ее правителю от такого союза? Знает ли юная Цо-Рами́н о том, что у Кристиа́на есть сын – наследник престола – и, в случае их брака, её дети не смогут претендовать на корону? Знает ли об этом её отец?

   Королю вдруг нестерпимо захотелось повидаться с сыном. Он не собирался переодеваться к пиру – траурный наряд будет, как никогда, уместен, – а к тому времени, как пир закончится, Го́ттард, конечно, уже будет спать. Нужно идти сейчас – дальним путем, через восточное крыло, чтобы обойти неизбежные при подготовке к пиру суету и толчею и не встретить никого из придворных.

   На полпути к покоям принца Кристиа́н услышал голоса. Женский был ему определённо знаком – он принадлежал леди Эли́се Хо́ксли. Мужчина говорил тихо, ни слов, ни интонаций было не разобрать.

   - Он никогда не узнает! – говорила леди Эли́са. – Никогда! Он слишком занят собственными удовольствиями, чтобы что-то заметить!

   Ее собеседник вставил несколько слов.

   - Я тоже горюю! Никто не заменит мне его, никто, как ты можешь так говорить?! – в голосе леди Эли́сы послышались слёзы.

   Мужчина вновь что-то сказал.

   - Просто поверь мне! Однажды я сумею тебя удивить, вот увидишь! Однажды ты узнаешь, как много я сделала для...

   Дальше раздалось невнятное бормотание, и леди Эли́са понизила голос.

   Не желая ставить жену своего советника в неловкое положение, король Кристиа́н продолжил свой путь – и вскоре уже держал на руках сына.

   А из небольших покоев, где состоялся этот разговор, некоторое время спустя вышел высокий темноволосый мужчина и направился в противоположную сторону.

ГЛАВА 15

В библиотеке царил полумрак и было удивительно уютно. Древние свитки; бесценные фолианты в инкрустированных золотом и драгоценными камнями обложках; карты; книги, обтянутые тончайшей выделки телячьей кожей; привезённые с далёких островов деревянные таблички с письменами таинственных народов; один из трёх существующих в мире экземпляров каменной книги, представляющей собой круглые плоские каменные блины – каждый размером с ладонь взрослого человека – с выбитыми на них загадочными знаками: камни с аккуратно прорезанными в верху каждого "листа" отверстиями были нанизаны на кожаный жгут, столь ветхий, что к нему страшно было прикоснутся, – эти и многие другие вместилища человеческого разума занимали целый чертог.

   Леди Лере́я и сир Ба́льдер провели здесь почти полдня. Разговор с О́рстаном немногое дал им, однако кое-что всё же удалось прояснить. Лорд Уи́лмотт рассчитывал вернуться через два месяца, следовательно, куда бы он ни отправился, путь его в одну сторону должен быть занять около четырех недель. Однако, оруженосец не знал, в каком именно направлении поехал его господин.

   Вот уже несколько часов подряд леди Стро́нгхолда и сир Ба́льдер внимательно изучали карту королевства.

   То и дело в Библиотечном Чертоге появлялась какая-нибудь из служанок и спрашивала госпожу. Лере́я, понимая, что она мало чем помогает старому рыцарю и не находя себе места от беспокойства, выходила к ним. К вечеру она выслушала многих. Пожилая прачка просила за свою племянницу – с её слов, девушка была услужлива и расторопна, но уж слишком нежна для прачечной; смешливая служанка Ни́ра уверяла, что никто в замке лучше неё не умеет укладывать волосы; скромная Али́ста рассказывала, что матушка её была горничной самой леди Сварт, матери Уи́лмотта, и всему-всему её научила; решительная Ки́та пугала рассказами о других девушках: по её словам выходило, что Ни́ра глупа, а Лэ́тти медлительна, Хо́ра нечиста на руку, а Али́ста слишком болтлива, Лиа́ма никогда не моет рук, а юным прачкам и судомойкам вообще ничего нельзя доверить. До́рна, тихая и застенчивая девушка, просто попросила взять её в горничные; на вопрос Лере́и о том, приходилось ли ей укладывать волосы, подбирать украшения к нарядам, умащивать кожу масла́ми – и разбирается ли она в масла́х, До́рна лишь опустила голову и пообещала всему научиться. Когда леди Стро́нгхолда попыталась заглянуть ей в лицо, в глазах девушки блеснули слёзы. Повариха Ани́та предложила в горничные леди свою дочь Са́тту и предостерегла Лере́ю по поводу Мо́лли, племянницы прачки, заметив, что девица просто грезит повышением, мечтая покинуть ненавистную прачечную и вознестись над другими слугами, не подчиняясь никому, кроме миледи. Со́рра, дочь плотника, помогающая сейчас на кухне, заверила, что Лере́е больше не нужно никого искать, потому что она, Со́рра, готова приступить к обязанностям горничной прямо сейчас. И, наконец, Бе́сса, доводящаяся дальней родственницей лекарю То́биару, торжественно поклялась, что понимает в масла́х, притираниях и прочих средствах ухода за телом и волосами "получше любой знахарки".

   К концу дня Лере́я знала о своих слугах больше, чем кто-либо из живущих в замке.

   Вечерело. Сир Ба́льдер зажёг свечу, продолжая исследовать карту. Двумя пальцами – большим и указательным – он "исшагал" её вдоль и поперек. Всякий раз его "путь" начинался от королевского замка и вёл на север, на юг, на восток, на запад и северо-запад – во всех направлениях. Рука его совершала четыре "шага" – примерно такое расстояние на карте соответствовало четырехнедельному пути верхом – и останавливалась, а сир Ба́льдер отмечал место. Лере́я нетерпеливо заглядывала через его плечо.

   - Северо-восточное направление можно исключить, – рассуждал старый рыцарь, рассматривая карту. – Иначе этот путь завёл бы лорда Уи́лмотта в самое сердце Чёрной То́пи. Болота эти непроходимы и пользуются дурной славой; люди там не живут – едва ли король отправил его туда.

   Лере́я кивнула – разумно.

   - На юго-западе в тридцати днях езды от столицы начинается Озёрный край. Там большей частью находятся рыбацкие деревни и маленький замок какого-то местного лорда, владеющего ими. Едва ли там могло произойти что-то, интересующее короля... На юго-востоке Орлиный кряж – владения лорда Шенброка – и его неприступный замок на самой вершине горы, но это намного дальше, к тому же, туда лорд Уи́лмотт отправил своего оруженосца – вряд ли его собственный путь лежал в Шенброк.

   - Жаль, что О́рстан не знает, что было в письме, которое он туда вёз, – задумчиво пробормотала Лере́я.

   Сир Ба́льдер покачал седой головой:

   - Не думаю, что это важно, миледи. Оруженосец отметил, что, по словам слуг, вскрыв послание, лорд Шенброк был крайне удивлён необходимостью проделывать столь долгий путь вместо того, чтобы воспользоваться ястребиной почтой. Вероятно, это письмо было всего лишь предлогом отослать О́рстана...

   - Уи́лмотт мог просто приказать ему вернуться в Стро́нгхолд. К чему такие сложности?

   - О́рстан честный и преданный парень, миледи. Он гордится своим положением и верен нашему лорду всем сердцем. Кроме того, О́рстан молод, а молодым нередко кажется, что они знают больше других и могут лучше – о чём бы ни шла речь. Парень мог решить, что милорд не справится без него, попадёт в беду, нарвётся на разбойников – да всё, что угодно! – и тайно отправиться следом за ним.

   - Это похоже на правду, – прошептала Лере́я. Через мгновение голос её окреп:

   - Сир Ба́льдер, вы очень мудры… Я рада, что доверилась вам.

   Странно польщенный, рыцарь чопорно поклонился:

   - К вашим услугам, миледи!

   До наступления ночи они исследовали все возможные направления. Сколько-нибудь значимые замки располагались то ближе, то дальше от столицы, чем требовалось. Если лорд Уи́лмотт отправился прямо на запад, по истечении месяца он должен был покинуть королевство. Возможно, интересы Короны касались соседских владений – в этом случае, лорд Уи́лмотт ехал туда не в качестве посла, а скорее в качестве лазутчика. Однако, если это предположение было верно, он вряд ли рассчитывал тотчас повернуть назад, иначе поездка была бы бесполезной. Быть может, ему было необходимо лишь встретиться с кем-то, кто, проживая в соседней Лори́нгии, был верен Короне и собирал сведения для короля Кристиа́на. Такой вариант представлялся сиру Ба́льдеру возможным. И да – это был опасный путь. Всё что угодно могло случиться с одиноким всадником в Лори́нгии, находящейся в состоянии постоянной вражды с их королевством. Эту маленькую страну не раз пытался захватить король Дори́ан. Именно в этой войне он и погиб, и для его сына могло быть вопросом чести продолжить последнее дело отца.

   Четырехнедельный путь на восток привёл бы лорда Уи́лмотта на побережье Восточного моря, в один из портовых городов. Едва ли он намеревался сесть там на корабль и продолжить путешествие – это никак не укладывалось в намеченный им срок возвращения домой, однако направление было возможным – в Уи́нтонпорт, например, заходили корабли со всего света, и король вполне мог отправить своего верного рыцаря туда.

   Путь до Уайтрок-Касл, главной восточной твердыни, владения лорда Ро́кслимора, наместника Короны в этой части королевства, также мог занять дней тридцать, учитывая необходимость переправляться через великое озеро Малая Чаша, второе по величине озеро королевства (первое – Большая Чаша – лежало к востоку от Уайтрок-Касл, и люди несведущие нередко принимали его за море).

   Северное и северо-западное направления завели бы лорда Уи́лмотта прямо в Заповедный лес, именуемый в народе не иначе как Про́клятым. Этот путь леди Лере́я и сир Ба́льдер отмели единогласно.

   Свеча догорала. Карта лежала перед ними, вся испещрённая отметинами, оставленными рукой старого рыцаря. Больше она ничего не могла им поведать – ничего, кроме трёх возможных путей, два из которых были прямо противоположны друг другу...

   Покинув Библиотечный Чертог и распорядившись относительно ужина, леди Лере́я остановила пробегавшую мимо До́рну и велела девушке приготовить ей ванну.

   По крайней мере один вопрос этого долгого дня был решён – леди Стро́нгхолда выбрала себе горничную.

ГЛАВА 16

Уилл, молодой рыбак из деревушки с незамысловатым названием Речная, размеренно грёб по Среднему Рукаву, притоку реки Преграда. Собиралась непогода, дул сильный ветер, то и дело меняя направление, – лодку сносило то к правому, то к левому берегу. Деревня Речная располагалась слева (Уилл грёб против течения), между Средним и Ближним Рукавом. Лодка его была полна рыбы – хороший улов, который он мог бы упустить, если бы не успел проверить сети до собирающегося ливня. Порой, когда лодку сильно сносило вправо, Уиллу хотелось плюнуть на всё, выбраться на тот берег и попроситься переждать непогоду у кого-нибудь из жителей Рыбачьей или Зелёной, лежащих на том берегу. Затем ветер снова менял направление, Уилл взмахивал веслом, и нагруженная лодка продолжала свой путь.

   Чёрные грозовые тучи заволокли всё небо, почти не оставив просветов. Первые тяжёлые капли ударили по воде. Выругавшись, Уилл подтянул повыше ворот своей простой залатанной куртки и налёг на вёсла.

   Ветер крепчал, лодку качало, вода начала захлёстывать через борта. Дуло словно со всех сторон разом – какое-то время лодка Уилла крутилась на месте, не в силах бороться с течением, затем её вновь стало сносить к правому берегу. Измученный, вымокший с ног до головы и изрядно проголодавшийся парень уже совсем было решил сдаться и попроситься на ночлег – и в этот момент вновь поменявший направление ветер донёс до него ЗАПАХ. Поначалу Уилл принял его за болотную вонь: говорили, что жители Зелёной и Рыбачьей порой ощущают в своих деревнях зловонное дыхание Чёрной То́пи. Однако мгновением позже ужас сковал несчастного парня, и кровь в его жилах застыла, а короткие волосы на затылке зашевелились от леденящего душу страха. Пахло не болотом. Переменчивый ветер донёс до Уилла запах неубранной разлагающейся плоти, не первый день гниющей под открытым небом...

   - Милорд! Милорд! – настойчивый стук в дверь разбудил лорда Ро́верса. Открыв глаза, он осторожно выбрался из-под теплого мехового одеяла, стараясь не разбудить жену, и распахнул дверь. За ней оказался начальник домашней стражи и один из стражников из числа тех, что обычно охраняли крепостную стену и ворота замка. За их спинами со свечой в руке переминался с ноги на ногу управляющий.

   Лорд Ро́верс шагнул к ним навстречу, прикрыв за собой дверь.

   - Что случилось?

   Трое стоящих перед ним мужчин переглянулись; наконец, сир Реона́льт, начальник стражи, ответил на вопрос своего лорда:

   - Милорд, в замок прибыл один парень. Он... из местных. Рыбак...

   В глазах Ро́верса отразилось удивление:

   - Ночью? В такую непогоду?

   Он прислушался. Свист ветра и оглушительные удары грома доносились даже из-за толстых стен замка.

   - Да, милорд. Он... совсем не в себе... Он утверждает... Утверждает, что...

   - Милорд, этот парень не похож на сумасшедшего, – подал голос Фейт Росс, управляющий замка. – Но напуган он до смерти. Он скакал почти два дня, невзирая на непогоду, чтобы сообщить вам...

   - Да говорите уже! – потерял терпение Ро́верс. – Что такого может сказать мне перепуганный парень из рыбачьей деревни, ради чего меня стоило разбудить и вытащить из тёплой постели?!

   - Он говорит, что на дальнем берегу Среднего Рукава все мертвы, милорд.

   Когда Уилла, мокрого и спотыкающегося, провели к лорду Ро́версу, парень едва держался на ногах от усталости и пережитого страха. Владелец замка и трёх притоков Преграды кутался в просторный домашний халат – в покоях, где он принял Уилла, было прохладно. Сонный молчаливый слуга растопил камин и удалился, оставив лорда наедине с ночным посетителем. Пожалуй, в другое время и при других обстоятельствах Уилл смотрел бы во все глаза – прежде ему не доводилось видеть своего лорда, но сейчас он словно отупел от страха и усталости. Парень приблизился к камину, протянул к огню озябшие руки – его трясло. Заметив это, лорд Ро́верс, не чинясь, подошёл к столику, на котором стоял графин с вином, плеснул немного в стоящую здесь же чашу, окованную серебром, и протянул Уи́ллу. Тот выпил.

   - Возьми вон то кресло и садись у огня, – распорядился лорд и налил парню ещё вина. – Пей, сушись и рассказывай.

   Возле камина было тепло. От вина устроившегося в мягком кресле Уилла тут же начало клонить в сон. Как хорошо находиться под крышей, за стенами замка, в окружении стражи! Неплохо быть лордом... Приходилось ли лорду Ро́версу хоть раз в жизни встречаться с опасностью один на один, без своей стражи и верных рыцарей? Вспомнив о том, что недавно пришлось пережить ему самому, Уилл содрогнулся. Сон как рукой сняло. Он сделал глоток вина и начал рассказывать.

   Леди Ро́верс проснулась, как от толчка, и ощутила, что мужа нет рядом. Ей снился тяжёлый, тягостный сон, и то, что она проснулась одна, испугало её. Она села на своём широком ложе и позвонила, призывая горничную. Затем позвонила ещё раз. Наконец, заспанная Шейла заглянула в двери опочивальни.

   - Миледи?

   - Что сейчас на дворе? – спросила леди Ро́верс хриплым спросонья голосом.

   - Ночь, миледи, – глубокая ночь, – Шейла зевнула.

   - Подай мне халат! Я хочу разыскать своего мужа. Ты не знаешь, куда он пошёл?

   - Я спала, миледи. Ночью все спят...

   Она отыскала халат и накинула его на плечи своей госпожи, непрестанно зевая. Леди Ро́верс затянула украшенный вышивкой пояс:

   - Возьми свечу и идём.

   Лицо Шейлы сделалось несчастным. Она любила поспать, да и обязанностями загружена никогда не была. Миледи вела затворнический образ жизни: не ездила по гостям, не бывала в столице, вела хозяйство. Дочери её выросли и упорхнули из родительского гнезда, выйдя замуж; сыновей же ей боги не дали.

   Перекинув за спину простую свободную косу, которую она всегда заплетала на ночь, леди Ро́верс взглянула на свою горничную.

   - Шейла! Что ты там возишься?

   Та вздохнула, зажигая свечу и закрепляя её на металлическом подсвечнике с удобной изогнутой ручкой:

   - Иду, миледи! Иду...

   Вдвоём они прошли по коридору, спустились по лестнице и оказались в просторном холле. Там, к своему удивлению, леди Ро́верс обнаружила Фейта Росса, сира Реона́льта и Курта, личного слугу мужа. Все они уставились на неё, и она поплотнее запахнула халат, почувствовав смутную тревогу.

   - Господа, доброй вам ночи! Что-то случилось?

   Ей ответил Фейт Росс:

   - Ваш муж принимает посетителя, миледи. Быть может, вам стоит вернуться в ваши покои, пока вы не простудились, и подождать его там?

   - Конечно, нужно вернуться, миледи, – тут же подала голос Шейла. – У милорда появились какие-то дела, он разберётся с ними и придёт.

   Леди Ро́верс резко обернулась к ней:

   - Я не ребёнок, Шейла, чтобы ты так меня уговаривала! – голос её прозвучал сурово. – Можешь идти спать.

   Отпустив горничную, она шагнула к двери:

   - Позвольте, господа. Я должна увидеть мужа.

   Поклонившись, мужчины с почтением расступились.

   Когда дверь открылась, и в проёме показалась немолодая, но всё ещё красивая женщина в богато украшенном вышивкой роскошном одеянии (как показалось Уиллу), парень уже заканчивал свой рассказ.

   - К берегу ты, конечно, не пристал и своими глазами не видел, что там произошло? – спросил лорд Ро́верс.

   - Нет, милорд. Я... Я не помню, как пересёк реку, добежал до деревни и, вскочив на лошадь, помчался сюда... Даже рыбу оставил в лодке, – он горестно вздохнул.

   Обернувшись, лорд Ро́верс увидел вошедшую жену и протянул к ней руку. Она подошла, и муж обнял её:

   - Миледи, зачем же вы встали? Я так старался не разбудить вас...

   - Мне приснился дурной сон, – прижимаясь к мужу, ответила женщина. – Что-то случилось, милорд?

   Лорд Ро́верс погладил её длинные русые волосы, пронизанные серебряными прядями. Глядя на то, с какой нежностью милорд обнимает жену, Уилл подумал про Кэтти, свою возлюбленную, дочку рыбака из соседней деревни. Он-то сейчас здесь, под защитой неприступных стен замка и стражи лорда, в то время как её от неведомой смерти, постигшей всех жителей Зелёной и Рыбачьей, отделяют лишь воды не слишком широкой реки.

   - Ты правильно поступил, парень, явившись сюда, – сказал ему лорд. – Всё что угодно могло случиться на том берегу, в том числе вспышка смертельной болезни. Если б зараза коснулась тебя, кто знает, что бы принёс ты в свою деревню или в мой замок.

   Уилл похолодел. Он же ДЫШАЛ тем воздухом, ветром, что принёс отвратительный запах! Что, если... Парню стало дурно.

   - Милорд... – выдавил он. Леди Ро́верс переводила испуганный взгляд с одного мужчины на другого. Лорд Ро́верс кивнул:

   - Я велю своему лекарю осмотреть тебя. Если ты болен – тебе окажут помощь. После осмотра ты сможешь поесть и выспаться, я распоряжусь, – он возвысил голос. – Курт!

   Мгновенье спустя в дверь заглянул слуга.

   - Проводи этого парня к отцу Мастиа́рти, скажи, я велел его осмотреть. Пусть повторит ему свой рассказ. После попроси лекаря сразу прийти ко мне. А впрочем, нет! Дождись результатов осмотра. Если парень здоров, вели накормить его и устроить на ночлег в одной из комнат для слуг. Если же нет, пусть Мастиа́рти занимается им, ты же вернёшься ко мне и доложишь.

   - Да, милорд.

   Когда они вышли, лорд Ро́верс склонил голову и коснулся губами волос жены.

   - Что приснилось моей госпоже и напугало её? – мягко, как у ребёнка, спросил он. Леди Ро́верс подняла глаза:

   - Я видела во сне отвратительную старуху, вышедшую из болот. Её нечёсаные седые космы вились на ветру, одеждой ей служили изодранные лохмотья, подол и босые ноги её были в болотной жиже. Она шла по домам – со двора во двор – и всюду, где ступала её нога, жизнь замирала, – она содрогнулась, вновь переживая увиденное.

   Лорд Ро́верс почувствовал, как сжалось сердце. У его жены был дар предвидения; порой её сны предупреждали их об опасности, если им удавалось правильно истолковать приснившееся. Об этом не знал никто – любое проявление необъяснимых способностей, хоть отдаленно напоминающих магические, могло бросить тень на доброе имя человека, у которого они обнаруживались, а то и вовсе стать угрозой для жизни. Кровавая эпоха Охоты на Ведьм ещё не была позабыта...

   - Этот парень, Уилл, утверждает, что по ту сторону Среднего Рукава необъяснимым образом умерли жители обеих находящихся там деревень – Зелёной и Рыбачьей. Умерли внезапно и будто бы все разом, так что некому стало хоронить покойных. Он не видел своими глазами, он лишь почувствовал запах неубранной плоти, когда непогода прибила его лодку к тому берегу. Но оттуда и в самом деле какое-то время никто не привозит рыбу... Я уже подумывал отправить туда своего человека, но тут прискакал этот парень...

   Леди Ро́верс в ужасе поглядела на мужа:

   - Сон в руку... Что же теперь будет, любовь моя?

   - Не будем пугаться раньше времени, дорогая. Выслушаем отца Мастиа́рти, дождёмся утра, а там всё решим. Я полагаю, в постель миледи больше не вернётся? – он улыбнулся, хотя на душе было мрачно. Жена поплотнее прижалась к нему:

   - Нет, милорд. Этой ночью мне уже не уснуть. Что бы ни сказал Мастиа́рти, я хочу быть рядом со своим мужем – как и всегда.

   Уилл оказался здоров. Лекарь попросил своего лорда оставить парня в замке на несколько дней для пущей уверенности, но в общем, учитывая, за какой короткий срок погибли жители сразу двух деревень, болезнь, будь Уилл заражён, уже должна была себя проявить. Парня, наконец, накормили и отправили спать; едва коснувшись головою подушки, он тут же уснул, и никакие кошмары не тревожили его сон.

   Отец Мастиа́рти посоветовал своему лорду отправить в пострадавшие деревни нескольких человек, предварительно приняв меры предосторожности против неизвестной болезни. Изучая медицину, он много читал о периоде Великого Мора, унесшего тысячи жизней. Это случилось очень давно, но лекарям прошлого удалось победить болезнь, названную ими Жёлтой Смертью. Приходя в дома заражённых людей лечить выживших или хоронить умерших, они надевали специальную одежду, придуманную отцом Сва́рдом, Великим Лекарем прошлого, и призванную защитить их самих от заразы. Одежда эта, созданная из непромокаемой плотной ткани и пропитанная специальным составом, закрывала все части тела, не оставляя оголённым ни малейшего участка кожи; лицо защищала специальная маска, плотно охватывающая голову и шею; поверх неё надевался длинный капюшон. Способы приготовления защитного состава, которым пропитывались одежда и маска, были подробно описаны в книге Великого Лекаря Сва́рда – отец Мастиа́рти уверял, что сумеет изготовить его.

   Предложение показалось лорду Ро́версу разумным. Отдав необходимые распоряжения, он вместе с женой вернулся в опочивальню, где ей удалось, наконец, задремать в объятиях мужа. Он же так и не смог сомкнуть глаз до самого рассвета...

ГЛАВА 17

Ка́стор Варден собирался в дорогу. Едва обретя давно утраченный дом, он был вынужден снова его покинуть, правда, на этот раз по собственной воле. Варденхо́лл вернулся к нему, но замки других южных лордов, присягнувших ему на верность, изгнанных вместе с ним и с ним же вернувшихся на родину, всё ещё не были освобождены.

   Их нынешние владельцы наверняка уже знали о падении Варденхо́лла и нависшей над ними опасности. Лорд Варден не сомневался, что встретит серьёзное сопротивление – Юг всегда был богатым краем, и в период завоеваний короля Дориа́на, одним махом отправлявшего в изгнание неугодных и приближавшего к себе отличившихся военачальников и тех, кто поддерживал его захватническую политику золотом или войском, многим безземельным лордам удалось отхватить себе здесь лакомый кусочек. Король раздавал за́мки направо и налево – предварительно изгнав их владельцев. Сопротивление каралось смертью, восстания жестоко подавлялись, мятежников казнили без разбора, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков.

   Однако теперь на троне сидел другой король. Лорд Варден не верил, что сын так уж отличается от отца, но при короле Кристиа́не завоевания прекратились, поборы уменьшились, воинская повинность, согласно которой каждый Великий дом должен был предоставить королю три тысячи рыцарей с полным обмундированием, лошадью, оружием и оруженосцем; по тысяче рыцарей выставлял каждый Малый дом, оставаясь практически беззащитным; и каждая крестьянская семья должна была отправлять в пешее войско всех достигших четырнадцатилетия сыновей, за исключением старшего, – ушла в прошлое. Малые и Большие дома по-прежнему предоставляли воинов королю, но это стало почётной традицией, а не обязанностью – лишь в случае войны каждый лорд должен был присоединиться к королю с собственным войском, а войн в обозримом будущем не намечалось.

   Королевство, обескровленное непомерными налогами, военными действиями, казнями и изгнаниями, с приходом к власти Кристиана I наконец-то вздохнуло свободно. Возможно, нового короля недаром прозвали Благословенным, однако у южных лордов были с Голденбу́ргами свои счёты.

   Мечтой лорда Вардена было не просто вернуть изгнанникам их дома и земли, но и отделить Юг от остального королевства. И теперь, когда Варденхо́лл, сердце Юга, снова принадлежал ему, пришло время действовать. Видят боги, он и так ждал слишком долго!

   Во время сборов Вэл постоянно крутился возле отца. Мальчик просто не мог поверить, что его оставляют в замке! После взятия Варденхо́лла Вэл несколько дней ходил героем. "Это твоя победа, сын!" – сказал ему лорд Варден, когда его войско ворвалось в открытые ворота и покончило с сопротивлением противника. Люди Ви́ттаров сражались отчаянно, многие полегли в этой битве, погибло двое старших сыновей лорда, сам же он вместе с младшим был взят в плен. Женщин и детей лорд Варден разместил в Старой Башне: с ними обходились вежливо и никаких обид не чинили, ограничив лишь в праве передвижения. Сдавшихся же или попавших в плен мужчин заперли в подземелье. Впрочем, были и такие, кто принес присягу новому лорду и влился в его войско.

   Кастор спешил – задуманную им кампанию следовало провести быстро, пока весть о разрастающемся на юге мятеже не достигла столицы. Наверняка, кто-нибудь из нынешних владельцев соседних замков уже отправил ястреба, а то и послал гонца за королевской помощью.

   На этот случай лорд Варден планировал разделить своё войско. Пятьсот рыцарей должны были отправиться к Гринклиффс – непроходимой горной цепи, отделяющей Юг от центральной части королевства. Заняв оборону у Медвежьего Ущелья – единственного пути через эти горы – они смогут удерживать сколь угодно большой отряд неприятеля, пока лорд Варден с остальной частью войска освобождает южные замки один за другим.

   Вообще, стратегически эта часть королевства была крайне удачно расположена. Защищённые горной цепью Гринклиффс с севера, её плодородные земли простирались далеко на юг до самого Великого океана. Четыре могучих реки несли к нему свои воды: Лея на западе, за Озёрный краем, Стре́я почти у самых холмов близь Варденхо́лла, Быстрая мимо стен замка До́рмарт, и Горная на востоке, у самого подножия Орлиного кряжа. Именно по западной и восточной рекам, Лее и Горной, лорд Варден намеревался определить границы будущей независимой южной страны.

   Отряд, направляющийся к Медвежьему Ущелью, выезжал на рассвете. Его возглавлял лорд Сте́нлимор. Прежде отец его владел Медвежьей крепостью, расположенной с южной стороны Ущелья, и ставшей своеобразной пограничной заставой в период восстания южных лордов против короля Дориа́на. Сейчас крепость была разрушена. Прежнего лорда Сте́нлимора король приказал обезглавить; его вдова и их единственный сын вынуждены были бежать из страны. Мальчик вырос на чужбине – но вот он снова здесь, во главе отряда, повзрослевший и возмужавший, полный решимости вернуть всё, утраченное его семьёй в период царствования короля Дориа́на, всё, отнятое у них королём. После отделения Юга от королевства молодой лорд Сте́нлимор намеревался заново отстроить Медвежью крепость, устроить заставы в Ущелье и надёжно запереть северную границу любимого края.

   Сам же лорд Варден с остальной частью войска планировал переправиться через реку Быструю и освободить замок До́рмарт. За Озёрный край Ка́стор не переживал: владеющий им лорд, глава Малого дома Ле́йквудов, потомственный южанин, был ярым его сторонником. С севера Озёрный край защищала всё та же горная цепь; вздумай же король Кристиа́н обойти её с запада и переправиться через Лею, озёра надолго задержали бы ход его войска.

   На западе был ещё один путь в обход Гринклиффс: долина реки Горной. Сразу за ней возвышался Орлиный кряж, владения лорда Ше́нброка. На них Ка́стор Варден не претендовал. Однако Горная, самая длинная река в королевстве, несла свои воды из центральной части страны, мимо небольшого замка Стро́нгхолд, находящегося всего в трёх днях езды от столицы. По ней король со своим войском мог бы попасть на юг – если бы в самой узкой части долины, зажатой между Гринклиффс с запада и Орлиным кряжем с востока, не находился замок Ба́ртхолд, принадлежащий лорду Ба́ртвеллу, чей род владел этими землями уже более тысячи лет. После падения Варденхо́лла от него прибыл ястреб с письмом, в котором он заверял лорда Ва́рдена в своей преданности и обещал закрыть Горную от любых попыток проникновения на юг кого бы то ни было. Кроме того, лорд Ба́ртвелл обязался отправить тысячу рыцарей к замку До́рмарт, навстречу войску лорда Вардена.

   Прилетевшего ястреба заметил именно Вэл – он вообще постоянно был в гуще событий. Первое время мальчик надеялся уговорить отца взять его с собой. Впрочем, даже Дерек, старший сын лорда Вардена, оставался в замке; это несколько утешало Вэ́ла, однако попыток напроситься в поход с отцом он всё же не оставлял.

   Сегодня Вэл проснулся ещё до рассвета и, быстренько одевшись, выбежал во двор. Замок поражал его воображение – огромный, древний, загадочный, он требовал внимательного изучения и обещал мальчику немало открытий. Однако пока у Вэ́ла были дела поважней: сегодня пятьсот рыцарей во главе с лордом Сте́нлимором отправлялись к Медвежьему Ущелью, чтобы перекрыть путь самому королю! В глазах мальчика все они были героями, но он знал, что в случае неудачи их казнят как мятежников.

   Широко распахнутыми глазами Вэл наблюдал, как завершаются последние приготовления. Оруженосцы подтягивали подпруги, проверяли запасы продовольствия, рыцари негромко переговаривались, в последний раз осматривали оружие и садились в сёдла. Жены и дети тех из них, кто, возвращаясь на юг, не побоялся взять с собой семьи, оставались под защитой неприступных стен Варденхо́лла. Вот повисла на шее у мужа рыжеволосая заплаканная молодая женщина; сир Теоба́ль вытирал ей слёзы и что-то говорил, утешая. Вот поднял на руки сынишку лорд Па́нкльвел, обнимая другой рукою жену. Леди Ста́умин повесила на шею своему брату оберег, защищающий воинов, – миниатюрный кованый щит, украшенный древними письменами. Родители Грея и Мила́ты Ста́умин не дожили до этого дня, но брат с сестрой надеялись привезти на родину их прах после освобождения Ста́умхолла.

   Кто-то подхватил Вэ́ла подмышки, поднимая в воздух. Мальчик закрутил головой и через мгновение оказался на плече у лорда Сте́нлимора, могучего воина, неукротимого бойца и добрейшего человека из всех, известных Вэ́лу. Молодой лорд улыбался, белые зубы сверкали в тёмной бороде:

   - Ну что, герой, оставляем Варденхо́лл на тебя?

   Польщенный до глубины души, Вэл всё же покачал головой:

   - Нет, в отсутствие отца Варденхо́ллом будет править мой брат Дерек. Он старший сын и наследник.

   Лорд Сте́нлимор понизил голос:

   - Это так, но все мы знаем, кому обязаны первой победой в этой войне. Дерек уже взрослый, у него сейчас будет много обязанностей и ответственность за всех этих людей добавит ему важности, но именно это и заставит его упустить самое главное, – Вэл слушал, затаив дыхание. – Всё видеть, всё слышать, всё подмечать, знать все ходы и лазейки, помнить в лицо последнего поварёнка или сына плотника – это под силу только мальчишке вроде тебя. Присмотри тут за всем, парень!

   Вэл торопливо кивнул. Хрипло пропел рог, объявляя всеобщую готовность. Весь огромный двор замка вдруг пришёл в движение; разрывая последние торопливые объятия, рыцари, лорды, оруженосцы поднимались в сёдла, забирались на ко́злы возницы телег, груженых продовольствием, женщины подхватывали на руки детей, уберегая их от копыт боевых скакунов.

   Лорд Сте́нлимор опустил Вэ́ла на землю и, сев на коня, подъехал к воротам. Снова пропел рог. Массивные ворота Варденхо́лла распахнулись, и отряд рыцарей покинул замок. Разворачиваясь, заполоскались на ветру знамёна: пронизанная солнечными лучами грозовая туча Па́нкльвелов, высекающий искры из камня молот Ста́уминов, обвивающая человеческий череп змея Ме́рхольдов и впереди – оскаленная медвежья морда Сте́нлиморов.

   Представители четырёх Малых южных домов выехали на север к горной цепи Гринклиффс, чтобы запереть Юг и предоставить лорду Вардену и основной части войска свободу действий.

   Война началась.

ГЛАВА 18

Пиршественный стол ломился от яств. Слуги сновали взад и вперед, внося все новые и новые блюда. Зажаренные целиком молочные поросята возлежали на подушках из зелени и овощей, свиные ребрышки под пряными травами исходили соком, жареные цыплята, фаршированные грибами, умопомрачительно пахли, рыбные блюда поражали своим разнообразием. На гарнир подали запеченные овощи, отварной картофель и тушеные в соусе бобы. Кроме того, на столе стояли горшочки со всевозможными супами, паштетами и фаршированными яйцами, тарелки со свежеиспеченными ароматными лепешками и ломтиками копченого мяса; лежали огромные круги разнообразных сыров; на сладкое были поданы вафли, пирожки с ягодами и крохотные пирожные. Вина лились рекой – особым спросом пользовалось красное Ист-Танское, редкое и безумно дорогое.

   Пир в королевском замке был в самом разгаре, когда леди Хо́ксли приблизилась к королю и, опустившись в изящном реверансе, попросила разрешения удалиться. Она выглядела встревоженной. Король Кристиа́н наклонился к ней, чтобы лучше слышать:

   - Что-то случилось?

   Леди Эли́са приблизила губы почти к самому его уху:

   - Принц Го́ттард неважно себя чувствует, Ваша Светлость. Кормилица прислала одну из служанок, чтобы сообщить, что у малыша жар.

   Король Кристиа́н приподнял тёмную бровь:

   - Сообщить ВАМ?

   Леди Эли́са потупилась. На самом деле, она давно уже приучила и кормилицу, и нянек принца к тому, чтобы с любым вопросом относительно мальчика они приходили именно к ней. Однако королю об этом знать было не обязательно.

   - Вероятно, бедная девушка просто не решилась обратиться к вам напрямую, Ваша Светлость. А я, заметив её растерянность, спросила, в чём дело. Вот и всё, – она слабо улыбнулась.

   - Однако вы подошли ко мне не с тем, чтобы сообщить о недомогании принца – но с просьбой уйти. Вы не сочли эту весть достаточно важной для меня, его отца?

   Леди Хо́ксли побледнела – он вывел её из равновесия, – однако смятение длилось недолго. Через мгновенье она посмотрела королю прямо в глаза. Взгляд её был твёрд.

   - Ваша Светлость, я испугалась за малыша. Материнские чувства пробудились во мне с появлением моего собственного малютки, но боги забрали его у меня... Принц Го́ттард не сын мне, но моё сердце сжимается от страха при мысли, что с ним может произойти что-то плохое. Я никому не желаю пережить то, что выпало мне; согласна, порой я забываюсь, но причиной тому лишь тревога за принца!

   Король помедлил, прежде чем ответить. Казалось бы, столь преданная и нежная забота о Готтарде не могла не радовать, но он лишь тревожился всё сильней. Наконец, он кивнул:

   - Вы можете идти, леди Хо́ксли. И попросите придворного лекаря осмотреть принца. После пришлите кого-нибудь ко мне с докладом. Идите!

   - Да, Ваша Светлость, – леди Элиса вновь присела и с видимым облегчением покинула зал, шурша элегантными юбками.

   "Нужно с ней что-то делать, – подумалось королю. – Нельзя приближать её к принцу!"

   - Ваша Светлость, – ужасный выговор посла Ши-Руа́гга оторвал короля от раздумий. – Мой повелитель, император Цо-Чу-Берриар IX, милостью Небес единовластный правитель благословенной Цо-Рамн, дал мне еще одно поручение. Он желал бы посетить ваше королевство. Разумеется, долг не позволит Его Императорскому Высочеству покинуть свою страну, поэтому его глазами будет принц Цо-Чу-Трегга́р, старший сын и наследник императора.

   Отказаться было невозможно. Король Кристиа́н сегодня один раз уже уклонился от прямого ответа на предложение о женитьбе... Отказать сейчас означало бы оскорбить императора Цо-Чу-Берриа́ра. Кристиа́н чуть склонил темноволосую голову, увенчанную тяжёлой короной, и вновь ответил послу на его родном языке:

   - Я буду счастлив принять в своем королевстве, в своем замке и в своём сердце императора Цо-Чу-Берриа́ра IX, милостью Небес единовластного правителя благословенной Цо-Рамн, в лице принца, старшего сына и наследника Империи Цо-Чу-Трегга́ра.

   Посол церемонно поклонился, переходя на цо-рамнийский:

   - Да будет позволено мне спросить, где Его Светлость король Кристиа́н овладел нашей речью столь совершенным образом?

   - Когда королевством правил мой отец, король Дориа́н III Голденбург, при дворе жил один цо-рамниец. Он был уже стар и болен. Его привели в замок как шпиона, однако он оказался путешественником и учёным. Он объездил весь мир, по крупицам собирая мудрость разных народов. Звали его Чо-Риа́мм. Старик попросил у моего отца дозволения ознакомиться с королевской библиотекой. Король Дориа́н позволил. Всё своё свободное время Чо-Риа́мм проводил там. Больше всего его интересовали древние свитки... Меня, тогда ещё совсем мальчишку, он привлекал удивительными историями о своих путешествиях и необычным внешним видом. Заинтересовал меня и язык, на котором он бормотал, делая какие-то записи. Я попросил его научить меня говорить по-цо-рамнийски, и Чо-Риа́мм не отказал.

   - Он весьма преуспел в этом, Ваша Светлость, – поклонился посол. – Чо-Риа́мм... Я слышал это имя. В библиотеке императорского дворца есть несколько его книг.

   - Вот как? – король провёл рукой по короткой ухоженной бороде. – Здесь он тоже непрерывно что-то писал. Я уверен, его записи сохранились. Чо-Риа́мм умер за работой над одним из древнейших свитков.

   - Могу я узнать, что это был за труд? – с живостью воскликнул посол.

   Король Кристиа́н покачал головой:

   - Я не помню названия... Знаю лишь, что перед смертью Чо-Риа́мм что-то читал о древней магии. Слуги болтали потом, что она и убила его – признаюсь, все эти суеверия в то время не давали мне спокойно спать по ночам. Я был тогда молод и впечатлителен.

   В глазах посла промелькнуло странное выражение, но он тут же склонил голову:

   - Молодость благословенна, Ваша Светлость!

   - А старость мудра, – с улыбкой продолжил король цо-рамнийскую пословицу.

   - Поистине, Его Светлость король Кристиа́н не перестаёт удивлять меня! – воскликнул Ши-Руа́гг. – Вы не только бегло и правильно говорите на нашем языке, но и знакомы с нашей культурой!

   - Не столь хорошо, как хотелось бы, – улыбнулся король.

   Его улыбка не осталась незамеченной. Две придворные дамы, сидящие довольно далеко, но при этом напротив короля (столы для пира были выставлены в форме овала), склонились друг к другу.

   - Боги, как он красив! – прошептала одна из них, юная и прелестная Дона́йя Сэ́ндимор, дочь Клео́ра Сэ́ндимора, одного из советников короля. Её мать, леди Мире́я, улыбнулась дочери:

   - И свободен. Только не заглядывайся на него так откровенно, дорогая!

   - Ах, мама, он сюда даже не смотрит! Вокруг него всё вьётся этот посол... Наверное, уговаривает короля жениться на своей принцессе! – девушка тревожно нахмурилась. – Как ты думаешь, мама, он согласится?

   Леди Мире́я покачала головой:

   - Нет, дорогая, думаю, нет. Он любил свою королеву, хоть она и не была представительницей Великого дома, – на лице леди Сэ́ндимор появилось надменное выражение.

   - Но ведь Дюто́ны – древний и знатный род, – перебила её дочь.

   - Были когда-то, – леди Мире́я усмехнулась. – А что теперь? Лорд Дюто́н давно погиб, сыновей у него не было, единственная дочь умерла. Осталась лишь полубезумная старуха, мать королевы Марсе́лы... Однако, наш рано овдовевший король довольно молод. Он ещё захочет жениться, вот увидишь! Конечно, придётся подождать. Нельзя же действовать так топорно, как этот цо-рамниец! Слушай мать, дорогая, и однажды ты станешь королевой.

   Леди Дона́йя мечтательно закатила глаза:

   - Ах, мама, как бы мне этого хотелось! Но ведь мне уже пятнадцать, а если ещё ждать...

   - Терпение, дочь моя, только терпение! Нам следует быть осторожными и очень внимательными, – леди Сэ́ндимор понизила голос. – Мы не единственные здесь, кто преследует собственные цели. Леди Хо́ксли ведёт свою игру, и мне это очень не нравится!

   Девушка удивлённо вскинула тонкие брови:

   - Леди Эли́са? Она такая милая! Я думала, она просто горюет по умершему сыну и утешается тем, что присматривает за принцем Го́ттардом...

   - Наивное дитя! – мать снисходительно потрепала дочь по щеке. – Говорю тебе, она подбирается к королю!

   - Так ведь она замужем!

   Леди Мире́я рассмеялась и взяла крохотное воздушное пирожное:

   - Я же не говорю, что она надеется стать его женой! Есть и другие способы оказывать на него влияние. Леди Хо́ксли действует через принца: заботится о нём, играет, носит на руках, старается всегда быть рядом. Бедному малышу так нужна материнская любовь! Он привяжется к ней и, подрастая, станет слушать её советы, делиться с ней своими горестями и радостями. Очень, очень умно!.. Что же касается определения "милая", – леди Сэ́ндимор строго посмотрела на дочь, – запомни, дитя, самые милые люди всегда самые опасные! Никогда не забывай об этом.

   Леди Дона́йя кивнула и вновь бросила на короля быстрый взгляд из-под длинных ресниц. Посол что-то говорил ему; теперь на лице Кристиа́на не было улыбки, он слушал вежливо и внимательно, но не более того, как будто слова собеседника его не радовали. Девушка пожалела, что не может услышать, о чём они говорят.

   А между тем король действительно не обрадовался тому, что только что сказал ему посол Ши-Руа́гг, – и у него вновь не было возможности отказаться. Принцесса Цо-Рами́н желала прибыть в королевство вместе с братом.

   - В нашей стране знатным женщинам нельзя общаться с мужчинами, если они не принадлежат к членам её семьи, – объяснял посол. – Однако принцесса Цо-Рами́н любит путешествовать. Она передвигается в закрытом паланкине в сопровождении большой свиты. Разумеется, представительницы известных семей также не показываются людям. Прислужницы принцессы и знатных дам лишь закрывают свои лица от чужих взглядов, на рабынь же это правило и вовсе не распространяется. Конечно же, в пути принцессу Цо-Рами́н и её свиту охраняют воины, однако то, что никто из женщин не может обратиться к ним, создаёт некое неудобство. Поэтому, когда принцесса желает посетить какую-либо дружественную нам страну, император Цо-Чу-Берриа́р IX, милостью Небес единовластный правитель благословенной Цо-Рамн, дозволяет ей это сделать лишь в сопровождении одного из братьев, коих у принцессы семеро. Кроме того, у нас считается почётным, когда принимающая сторона так же выделяет для принцессы свиту, состоящую исключительно из женщин знатных родов и их прислужниц.

   - Хорошо, – король Кристиа́н кивнул и окинул взглядом зал, задерживаясь на лицах присутствующих здесь придворных дам. Кто знает, может, сами боги помогают ему? Приезд принцессы Цо-Рами́н событие скорее нежелательное, нежели радостное, однако идея с предоставлением ей свиты... Король Кристиа́н ещё не решил, на кого возложить эту почётную обязанность, но одно имя он знал наверняка – леди Эли́са Хо́ксли.

   - Завтра мы с вами обсудим претендентов в свиту Её Высочества принцессы Цо-Рами́н. А пока пируйте, мой дорогой гость, и наслаждайтесь отдыхом!

   Посол Ши-Руа́гг поклонился и вернулся к еде. Хорошенькая служанка подлила ему вина. У него было отличное настроение, всё получалось как нельзя лучше! Император Цо-Чу-Берриа́р останется доволен.

   Музыканты заиграли "На крыльях ветров". Кристиа́н поднял голову. Марсе́ла любила эту песню...

   На крыльях ветров летела она,

   Свободна, легка и нежна,

   И пела она, и знала она,

   Кому она в жизни нужна,

   Кто ждёт у окна, кто заплатит сполна

   За руку и сердце её,

   Кто будет ей верен, откроет ей двери,

   Предложит любовь и жильё.

   На крыльях ветров, на солнца лучах

   Кружила, кружила она,

   И тот, кто высматривал тень в облаках,

   Кто ждал её у окна,

   Прищурил глаза, стрелу наложил

   И поднял могучий свой лук...

   Он не был плохим, он жизнь положил,

   Чтоб нечисть исчезла вокруг.

   На крыльях ветров взлетела стрела,

   Стремительна и остра,

   И жизнь в один миг она оборвала,

   И лёгкий полёт прервала.

   А меткий стрелок, опять одинок,

   Своею дорогой пошёл,

   И весь его путь - никак не свернуть! -

   Метелями ветер замёл.

   Не смог он забыть, как может любить

   Невинное сердце сольвей,

   На крыльях ветров летящей к нему -

   И смерти навстречу своей...

   Король вздохнул. Марсе́ла утверждала, что её прабабка по отцовской линии была сольвей...

   - Прекрасная песня, – склонившись к соседу по столу, похвалил посол. – Только я не всё понял. Не будете ли вы столь любезны разъяснить мне, что значит слово "сольвей"?

   Пока Ши-Руа́гг слушал объяснения, удивлённо качая головой и цокая языком, в зал вошёл Ва́льтемор и направился к королю.

   - Ваша Светлость, – начал он, поклонившись, – беспокоиться не о чем. У принца Го́ттарда лишь лёгкая простуда. Я осмотрел его и дал лекарство. Сейчас он спит.

   - А леди Хо́ксли?

   - Леди Эли́са не отходит от него ни на шаг, – лекарь понизил голос. – Признаться, я опасаюсь за её душевное здоровье, Ваша Светлость. Боюсь, разум её затуманен утратой и, сама того не осознавая, она подменяет своего бедного малыша принцем...

   Король поднял руку – только подобных разговоров и не хватало на пиру в честь посла империи Цо-Рамн!

   - Довольно! Спасибо, отец Ва́льтемор. Я хотел бы, чтобы вы понаблюдали принца какое-то время. Я должен быть уверен, что болезнь незначительна, и здоровью моего сына ничто не угрожает.

   Монах поклонился:

   - Да, Ваша Светлость.

   Пир завершился глубокой ночью. Прежде чем отправиться в свои покои, король Кристиа́н заглянул к сыну. Возле кроватки принца на узкой неудобной кушетке спала Эли́са Хо́ксли…

ГЛАВА 19

Горячая вода расслабляла и снимала усталость. Погрузившись в ванну, Лере́я с наслаждением закрыла глаза. До́рна, сосредоточенная и молчаливая, ещё не до конца осознав, что миледи выбрала горничной именно её или просто боясь в это поверить, бесшумно занималась делами. Она расстелила постель и положила туда горячий камень, завёрнутый в плотную ткань; закрыла тяжёлые ставни; приготовила для миледи длинный халат с широкими рукавами, украшенными тесьмой; убрала снятое Лере́ей платье; повесила возле камина большое пушистое полотенце, чтобы его согреть. Затем девушка помогла своей госпоже вымыть голову – длинные светлые волосы Лере́и, освобождённые от заколок и шпилек, могли бы укрыть ее до колен. Когда с мытьём головы было покончено, До́рна вооружилась щёткой и принялась расчёсывать мокрые спутанные пряди одну за другой. Ловкие, осторожные движения её рук окончательно расслабили Лере́ю, веки её отяжелели, ресницы опустились. Как приятно просто лежать в ароматной горячей воде, отдавшись чьим-то заботам, и ни о чём не думать!.. Только бы с Уи́лмоттом всё было в порядке! Уи́лмотт... Высокий, красивый, он шел к ней по драгоценному ковру, устилающему пол их супружеских покоев, и улыбался так, что на сердце становилось легко. Как приятно вновь оказаться в его объятиях! Хорошо, что он вернулся...

   - Миледи, – робко позвал чей-то голос. – Миледи!

   Лерея села, расплёскивая воду, и До́рна отскочила от ванны.

   - Что такое? – хрипло спросила её госпожа, бессмысленно таращя глаза. – Что случилось?

   - Миледи, вы начали засыпать. Я только хотела вас разбудить... Подать вам полотенце?

   Лерея поднялась, с удивлением отметив, что вода успела остыть, и завернулась в теплую пушистую ткань.

   - Так странно... Я только на миг закрыла глаза – и увидела сон...

   - Вам снилось что-то хоро… – начала было девушка – и осеклась. – Простите, миледи! Это не моё дело.

   Лерея улыбнулась. Мягкое полотенце отлично впитывало воду – вытеревшись, она положила его на край ванны, и До́рна накинула ей на плечи халат.

   - Ничего! Тебе не нужно меня бояться. Спрашивай, когда тебя что-то интересует.

   Девушка робко кивнула:

   - Да, миледи.

   - Мне снился мой муж – будто бы он вернулся и улыбается мне, и на душе у меня светло и радостно...

   - Милорд хороший человек, – улыбнулась До́рна.

   - Вот как? – обернулась к ней её госпожа. – Расскажи мне о нём. Я мало что знаю о лорде Уи́лмотте.

   Девушка удивлённо вскинула брови:

   - Но ведь вы – его жена, и вы... любите его, это видно!

   Лере́я кивнула:

   - Лорд Уи́лмотт честный и благородный человек, настоящий рыцарь. Он сразу понравился мне – было в нём что-то такое, что заставляло моё сердце вздрагивать, стоило ему лишь посмотреть на меня. Я находилась в трудном положении тогда и не могла рассчитывать на чью-либо помощь. Однако же он помог мне – и привёз в свой замок, и сделал своей законной женой, и весь тот короткий период, что мы были вместе, лорд Уи́лмотт всегда оставался предупредителен, нежен и добр. Жаль только...

   Она замолчала. В камине потрескивал огонь. Слушая её, До́рна успела вытереть с пола расплескавшуюся воду и повесить полотенце сушиться у огня. Затем, робко взглянув на Лере́ю и поняв, что миледи не собирается продолжать, заговорила сама:

   - Я слышала, лорд Уи́лмотт доблестный рыцарь, смелый, искусный воин. Он не раз побеждал на турнирах. Говорят, сам король очень ценит нашего лорда, – девушка вновь взяла щётку и продолжила расчёсывать волосы своей госпожи. – Нам, его людям, хорошо живётся в Стро́нгхолде. Он справедливо судит, не слушает злобных наветов и во всём всегда разбирается сам.

   - Ты так говоришь, будто тебе самой приходилось обращаться за его справедливостью.

   - Не мне – моему отцу. Его обвинили в воровстве. Всё и правда указывало на него, кроме одного – он не был вором и знал об этом. Он обратился к милорду, и лорд Уи́лмотт во всём разобрался! Я была слишком мала, чтобы помнить подробности, но за воровство отцу могли отрубить руку, а для мастерового это означает голодную смерть...

   После этого признания обе надолго замолчали. Волосы Лере́и, высыхая, засияли мягким золотым блеском. До́рна любовалась, перебирая их пальцами. Наконец она прервала молчание:

   - Миледи... Я очень благодарна, что вы выбрали именно меня... Вот только хорошей горничной из меня не выйдет. Я совсем не умею укладывать волосы, и в масла́х я не разбираюсь, и в нарядах тоже, не говоря уж об украшениях...

   Лере́я обернулась и посмотрела девушке в глаза:

   - Почему ты плакала, когда просилась на это место?

   До́рна помедлила, словно вопрос испугал её, но ответила честно:

   - Мотт, оруженосец одного из гвардейцев, не даёт мне прохода, миледи... Отец воспитывал меня в строгости; я знаю, что другие девушки порой позволяют себе… – она вспыхнула и опустила глаза. – Но я не такая! Я мечтаю однажды выйти замуж за хорошего человека и быть ему верной женой, вести хозяйство, растить детей... Только Мо́тту этого не объяснить! Он видный парень, некоторые девушки даже обозлились на меня из-за его внимания, стали подстраивать разные пакости... С этим я ещё как-то справлялась, но Мотт!.. Горничную миледи он преследовать не посмеет...

   С мягкой улыбкой Лере́я взяла руки девушки в свои:

   - Больше тебе не нужно бояться! А укладывать волосы и разбираться во всём остальном я тебя научу.

   Лере́я спала и видела сон. Ей снилось, что она идёт по бескрайнему полю совсем одна. Вдалеке шумел лес, деревья-великаны чуть клонились от ветра, задевая верхушками бегущие по небу тучи. Время от времени Лере́я останавливалась и кричала – звала своего мужа. "Уи́лмотт, – кричала она, – Уи́лмотт!" – лишь ветер свистел ей в ответ. Травы, раскачиваясь, опутывали ноги, цеплялись за длинный подол платья. Лере́е было жутко. Непрестанно оглядываясь, она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. "Уи́лмотт!"

   "Помоги, – прошелестели травы. – Помоги..."

   Что-то схватило её за ногу, не давая шагнуть. Наклонившись, Лере́я приготовилась выпутываться из цепких ползучих стеблей одоло́нь-травы, но это была не трава. Её лодыжку крепко сжимала человеческая рука – полуистлевшие пальцы, оплетённые зелёными стеблями. Лере́я в ужасе дёрнулась, не отводя глаз от страшной, покрытой лохмотьями кожи кисти и угадывая, угадывая в высокой траве человеческий силуэт. Лицо лежащего выглядело ещё хуже. Глаз не было, сквозь провалившиеся глазницы пророс ковыль – однако Лере́я знала это лицо! "Помоги, – вновь раздался голос из ниоткуда. – Исправь содеянное... Помоги..."

   С криком Лере́я бросилась на колени. Больше её не пугали ни пустые глазницы, ни посеревшая слезшая кожа, ни сжавшиеся костлявые пальцы. Сотрясаясь от слёз, обняла она тело любимого. Ветер взвыл. Уи́лмотта словно вдруг вырвало из её объятий – неведомая сила потащила его по траве, безвольного, недвижимого, будто тряпичная кукла. "Уи́лмотт!" – закричала Лере́я.

   - Уи́лмотт! – задыхаясь, молодая женщина села на постели. Грудь её бурно вздымалась, сердце стучало, как сумасшедшее. В покоях было темно и, всё ещё находясь во власти страшного сна, Лере́я никак не могла сообразить, где находится.

   - Миледи? – раздался испуганный сонный голос, и через мгновение трепещущий огонёк свечи осветил встревоженное лицо До́рны. – Что случилось? Вы кричали...

   - Мне приснился кошмар, До́рна... Это был сон, слава богам, только лишь сон! Уи́лмотт...

   До́рна покачала растрёпанной со сна головой, и в этот момент раздался громкий стук в дверь. Госпожа и горничная испуганно переглянулись.

   - Миледи! – донёсся до них требовательный голос. – Леди Лере́я!

   Укутавшись в халат, Лере́я кивнула. До́рна опасливо приоткрыла дверь и с облегчением узнала в стоящем за ней мужчине сира Ба́льдера.

   - Простите, миледи, – поклонился он, заходя. За его могучим плечом маячил О́рстан, оруженосец Уи́лмотта. – Я счёл, что вам следует знать... К тому же, вы просили сообщать вам обо всём происходящем...

   У Лере́и сжалось сердце:

   - Говорите, сир Ба́льдер!

   - Сегодня к воротам замка пришёл конь... Под седлом, но без всадника...

   - Это конь лорда Уи́лмотта! – нетерпеливо перебил старого рыцаря О́рстан. – Клянусь вам, миледи, это он!

   Сир Ба́льдер бросил на юношу укоризненный взгляд. Оруженосец смешался, но не отступил:

   - Я столько раз седлал для милорда этого коня... Миледи, ошибки быть не может!

   Лере́я взволнованно стиснула руки. Сон предупреждал её – с Уи́лмоттом случилось несчастье... Что же ей теперь делать? Мысли её метались.

   - Господа, – выдавила она наконец. – Мне нужно привести себя в порядок. Подождите меня внизу, я через мгновение спущусь.

   - Но... зачем, миледи? Что вы собираетесь делать?

   - Схожу на конюшню прежде всего. И будем думать.

   Светло-серый жеребец, опустив голову, пил воду; впалые бока его ходили ходуном, некогда лоснившаяся шерсть свалялась, в хвост набились репьи. Однако, это действительно был конь Уи́лмотта, в этом Лере́я не сомневалась. Отправляясь в дорогу по поручениям короля, лорд Уи́лмотт, конечно, использовал самую обыкновенную сбрую, ни одна вещь, взятая им с собой, не указывала на его принадлежность к дому Сва́ртов, и выглядел он в пути, как простой одинокий странствующий рыцарь, однако Ветер, его конь, носил отметину, которую трудно было спутать с чем-то другим. Лере́я протянула руку и, запустив её под гриву с левой стороны, погладила жеребца по шее. Пальцы её нащупали проплешину в виде подковы: рана давно зажила, но шерсть не росла в этом месте. Эту отметину Ветер получил много лет назад, когда в одном из путешествий его попытались увести с постоялого двора конокрады. Они клеймили лошадей; метка эта походила на знак, который носили на себе скакуны Хо́стингемов – лучших конезаводчиков королевства. Вот только конюхи Виндкасла использовали более щадящие методы: к шкуре их скакунов прикладывалась вырезанная в форме подковы деревяшка, пропитанная специальным травяным отваром: шерсть после него тоже прекращала расти, и на коже оставался приметный знак, однако боли во время этой процедуры животные не испытывали. Состав отвара передавался в роду Хо́стингемов из поколения в поколение и хранился в строжайшей тайне. Конокрады же выжигали подкову раскалённым клеймом и продавали скакунов несведущим людям за немалые деньги.

   Лорд Уи́лмотт нагнал их к вечеру следующего дня. Их было пятеро, но чего стоят пятеро плохо вооружённых разбойников против рыцаря? Ветер вернулся к своему хозяину, а метка осталась на шее коня навсегда.

   - Это Ветер, – прошептала Лере́я. – Конь Уи́лмотта. Что-то случилось с моим мужем...

   Мужчины – Хью́бер Стор, управляющий замка, сир Ба́льдер, начальник домашней стражи, и оруженосец О́рстан – ждали её в Каминном Зале. О́рстан разводил в очаге огонь: когда Лере́я вошла, пламя уже разгорелось; отсветы его плясали на стенах и лицах собравшихся.

   - Господа, – начала она, занимая место Уи́лмотта во главе стола. – С моим мужем случилось несчастье. Его конь, Ветер, вернулся в замок без седока; он истощён и измучен. Скорее всего, он долго добирался сюда...

   - Миледи, – подал голос О́рстан, поднимаясь и отряхивая руки от прилипших кусочков коры и древесной пыли. Пламя очага освещало лишь половину его лица. – Позвольте мне сказать! Ветер обучен не бросать своего хозяина... Если бы лорд Уи́лмотт был ранен или захвачен в плен, конь остался бы с ним: оберегать раненого, не подпускать к нему диких зверей; или последовал бы за его похитителями. Боюсь, что, раз Ветер здесь, лорда Уи́лмотта уже нет в живых...

   Последние слова молодой оруженосец произнёс еле слышным шёпотом – видно было, как потрясла его самого эта ужасная мысль. У Лере́и закружилась голова, в горле пересохло, однако внешне она попыталась сохранять спокойствие. Старый сир Ба́льдер, скрипнув зубами, сжал кулаки; Хью́бер Стор побледнел.

   - Миледи, – в воцарившейся тишине проговорил, наконец, управляющий. – Вам нужно ехать к королю.

   Лере́я медленно покачала головой.

   - Если бы я могла, я бы тотчас отправилась в путь...

   Сир Ба́льдер всем телом развернулся к ней:

   - Миледи?

   Лере́я встала. Её сотрясала дрожь, но голос был твёрд:

   - Королю ничего не известно о женитьбе его верного рыцаря Уи́лмотта Сварта. Церемония проводилась в вашем присутствии, но в обстановке полной секретности... Уи́лмотт не испросил королевского благословения на этот брак. Он не счёл нужным открывать кому-либо причины своего поступка, однако теперь я должна рассказать вам... Надеясь на вашу верность и честь, ради любви к нашему лорду и господину...

   Шесть пар внимательных глаз смотрели на неё – пламя отражалось в зрачках, бросало на лица причудливые тени. Лишь сосредоточенность видела она в этих глазах, сосредоточенность, мужество, тревогу за своего лорда и желание помочь.

   Их лица придали ей сил. Выпрямившись во весь свой невысокий рост, молодая женщина произнесла со спокойным достоинством:

   - Я Лере́я Гринвилль, дочь Да́рта и Эми́лии Гринвилль, внучка Де́ймона Гринвилля, поднявшего восстание против короля Дориа́на. Мои родители были изгнаны из королевства... Мы с матерью вернулись совсем недавно, нас приютила родственница по материнской линии. Мы жили в её замке в качестве прислуги. Там я и встретила Уи́лмотта... Там умерла моя мать.

   В Зале воцарилась тишина, лишь в очаге потрескивал огонь. Затем сир Ба́льдер кашлянул, прочищая горло.

   - Прабабка моя была из Гринвиллей, так что в каком-то смысле мы с вами родственники, миледи. Времена короля Дориа́на с его изгнаниями и казнями давно миновали. На троне теперь другой король...

   - Это так – и, если бы наш лорд испросил его согласия, уверен, он бы его получил, – перебил рыцаря Хью́бер Стор. – Однако он этого не сделал. И если милорд жив, на что я искренне надеюсь, то появление леди Лере́и при дворе с подобным признанием может навредить им обоим. Однако, лишь королю известно, куда отправился лорд Уи́лмотт на этот раз...

   - Не королю, – поправила его Лере́я. – А лорду Хо́ксли, советнику Его Светлости и казначею королевства. Именно он принимал Уи́лмотта. Короля в столице не было, он отбыл на юг.

   О́рстан кивнул, подтверждая её слова.

   - Тре́вор Хо́ксли – один из самых опасных и скользких людей в королевстве, – задумчиво произнес Хью́бер, потирая лоб. – Нельзя просто приехать к нему и задать вопрос... Если милорд угодил в сеть интриг, сплетаемых лордом Хо́ксли, то с ним действительно могло случиться всё, что угодно...

   - А жена казначея? – спросила Лере́я. – Быть может, ей что-то известно?

   - Но как вы подберётесь к ней? Разве станет она отвечать на вопросы незнакомки?

   - Открываться ей нельзя. Говорят, эта женщина столь же коварна, сколь и прекрасна.

   - На днях я ездил в Речной Брод на базар, – вступил в разговор О́рстан. – Там было несколько торговцев, возвращающихся из столицы. Эти люди всегда привозят последние новости. Они болтали, будто горничная леди Хо́ксли свернула себе шею, упав с лестницы... И будто бы та до сих пор не выбрала новую – принц Го́ттард приболел, храни его боги, и леди Хо́ксли всё свободное время проводит с ним. Быть может, стоит попытаться устроить на это место одну из наших служанок?..

   - Нет, – Лере́я вдруг поняла, что должна делать. – Не служанку. Я поеду сама.

   - Но, миледи!.. – хором вскричали мужчины. Лере́я подняла руку.

   - При дворе меня никто не знает. С обязанностями горничной я хорошо знакома – леди Хо́ксли будет довольна. Находясь при ней день и ночь, я сумею выяснить всё, что необходимо.

   На этот раз возражений не последовало.

   - Я попрошу свою кузину, леди Тали́лу Фортс, порекомендовать вас леди Хо́ксли в качестве горничной, – сказал, наконец, Хью́бер Стор. – Её тётка доводится дальней родственницей матери лорда Хо́ксли... Какая-никакая, но всё же родня. Без рекомендации леди Эли́са вас не возьмёт.

   Лере́я склонила голову:

   - Благодарю, господа! Вы достойны своего лорда, и я счастлива, что судьба привела меня именно в Стро́нгхолд. Здесь я впервые почувствовала себя дома…

   Спустя несколько дней леди Лере́я Сварт, урождённая Гринвилль, покинула замок своего мужа и отправилась в столицу, сопровождаемая сиром Фе́нисом За́ртом, одним из рыцарей домашней стражи Стро́нгхолда, и его оруженосцем Мо́ттом. На ночном совете было решено, что по прибытии сир Зарт попытается устроиться в городскую стражу и таким образом задержаться в столице до тех пор, пока Лере́е не станет что-либо известно о лорде Уи́лмотте.

   Безутешная До́рна, искренне полюбившая миледи, вынуждена была остаться в замке. Однако по крайней мере от посягательств Мо́тта Лере́я её избавила, за что девушка была несказанно благодарна своей госпоже.

   Никто не знал, что будет дальше. Стронгхолд, потерявший своего владельца и теперь провожающий в путь его жену, вновь оставался на попечение Домашнего Совета. Леди Сварт, переодетая в простое платье и добротный плащ, отправлялась навстречу неизвестности, полная решимости отыскать своего мужа или хотя бы разузнать о его судьбе. Едва обретя дом, она вновь вынуждена была его покинуть. Впрочем, сомнения не одолевали Лере́ю – она выбрала свой путь, своего мужчину и свою судьбу, и намеревалась идти до конца.

ГЛАВА 20

В великолепных покоях женской половины императорского дворца было жарко; ветер, проникающий через распахнутые окна, шевелил тончайшие шёлковые занавески, трепал украшающие их длинные кисти, однако прохлады не приносил. Богатое убранство покоев поражало великолепием: резные мраморные колонны, поддерживающие купол потолка, были инкрустированы драгоценными камнями; стены украшала искусная мозаика; на полу лежали невероятной мягкости бесценные ковры. Тут и там были расставлены низкие кованые столики: на них находились вазы с фруктами, серебряные подносы со сладостями и кувшины, наполненные винами и виноградным соком. Прямо посередине покоев бил фонтан; его прозрачные струи с журчанием падали вниз из высокой каменной чаши, попадая в окружающий её небольшой водоём, выложенный специальной не тускнеющей в воде узорчатой плиткой. Около фонтана, опустив голову на массивные лапы, лежал цагийяр – огромная желтоглазая хищная кошка, любимец принцессы. Рыжая шкура его, испещренная темными полосами и белыми пятнами, лоснилась. Всюду – вокруг фонтана, возле столиков, на великолепных коврах – были разбросаны шёлковые подушки, украшенные непревзойденной вышивкой цо-рамнийских мастериц.

   Принцесса Цо-Рами́н сидела на одной из подушек, скрестив ноги в просторных шёлковых шароварах. Она была полуобнажена: длинная лёгкая накинутая на шею полоска ткани, концы которой, перекрещиваясь на груди принцессы, были завязаны у неё за спиной, цветные шаровары и мягкие вышитые туфли без задника составляли весь её наряд. Густые тёмные волосы Цо-Рами́н были заколоты наверх, открывая стройную шею. Стоящая за её плечом рабыня и вовсе была обнажена, лишь шёлковая набедренная повязка скрывала небольшую часть её смуглого гибкого тела. Девушка обмахивала свою госпожу огромным опахалом, в то время как её собственная кожа блестела от пота.

   Помимо них в покоях находилось ещё несколько женщин – свита принцессы, их прислужницы и рабыни. Все они были в разной степени обнажены – спасаясь от жары, женщины сняли закрытые традиционные кишта́ры, которые обычно носили повсюду, покидая женскую половину дворца.

   Если бы хоть один мужчина мог попасть сейчас в эти покои, он, наверняка, решил бы, что умер и вознёсся на Небеса, коим поклонялся всю свою жизнь, – столь прекрасны были собравшиеся здесь женщины. Характерные для цо-рамниек тонкие выразительные черты лица, высокие скулы, миндалевидные глаза, нежная кожа и невероятной густоты черные прямые волосы указывали на чистоту крови и благородство происхождения. Кроме того, в большинстве своем цо-рамнийские женщины отличались гибкими телами и прекрасным телосложением; их высокие идеальной формы груди, тонкие талии и округлые бёдра могли бы вдохновить не одного певца на сочинение хвалебных песен и не одного художника на создание великолепных полотен, если бы были доступны чужому взору. Однако, подобную вольность в одежде цо-рамнийки позволяли себе лишь на женской половине; за её пределами они строго скрывали свою красоту, храня её для мужей.

   Принцесса Цо-Рами́н была не в духе. Сегодня её раздражало всё – удушающая жара, глупая медлительная рабыня, навязчивое журчание фонтана, собравшиеся вокруг кудахчущие, как куры, женщины. Они обсуждали предстоящее путешествие – уже который день все только об этом и говорили. Большинство из них никогда не выезжали дальше Цо-Дуа́р, столицы благословенной Цо-Рамн, теперь же им предстояло пересечь океан, а после ещё какое-то время передвигаться в паланкинах (ах, нет, брат сказал, что в паланкинах там не ездят; в этом диком краю, который ей предстоит посетить, люди ездят в по-воз-ках, куда запрягают странных животных – принцесса позабыла их название, в Цо-Рамн таких не водилось. Некоторые совсем уж отчаянные, рассказывал брат, ездят на этих животных верхом, но тут уж, Цо-Рами́н была уверена, он её разыгрывал).

   Девушка резко повернула голову; не ожидающая этого движения рабыня задела опахалом волосы принцессы. Цо-Рами́н раздражённо шлёпнула её по руке.

   - Итак, – громко произнесла она высоким напряжённым голосом, заставившим всех прочих умолкнуть. – Отец решил отдать меня этому варвару, королю Кристиа́ну, а вам и дела нет?! Вам важнее плавание на корабле? Повозки с ло-шадь-ми? – нужное слово вдруг само собою всплыло в памяти. – А знаете ли вы, как живут люди в этой дикой стране? Какие опасности подстерегают вас на пути? – она помолчала, наслаждаясь растерянностью на лицах присутствующих. – Известно ли вам, что в Кенбрийском королевстве женщины не закрывают ни лиц, ни волос, ни рук, выставляя их напоказ? Что они, потеряв всякий стыд, свободно общаются с мужчинами, не являющимися членами их семей, выходят на улицы, разделяют трапезу с чужими людьми, гостями или подданными их мужей?

   Дружное "ааааххх" было ей ответом. Даже юная рабыня, обмахивающая принцессу опахалом, замерла от изумления, за что тотчас же получила жестокий щипок. Девушка вскрикнула, на глазах её выступили слёзы, нежную кожу обезобразил мгновенно проступивший синяк. Цагийяр открыл глаза и зевнул во всю пасть, продемонстрировав острые зубы с двумя парами выдающихся клыков на верхней и нижней челюсти.

   - Ты ленивая и глупая! – закричала на рабыню принцесса. – Если ты сейчас расхнычешься, я велю тебя выпороть!

   Девушка закусила губу, сдерживая слёзы, и принялась вновь старательно взмахивать опахалом. Подбородок её жалко дрожал.

   - О, принцесса! – с поклоном обратилась к Цо-Рами́н одна из девушек, Шу-Рагг, дочь советника Шу-Вуа́рра. – Неужели даже жена повелителя этой беззаконной страны не соблюдает приличий?

   - Повелитель этой страны называется ко-роль, – по слогам произнесла иностранное слово принцесса Цо-Рами́н. – А его жену величают ко-ро-ле-вой; она сидит подле мужа в тронном зале, выставленная на всеобщее обозрение в своих открытых варварских нарядах; дамы из её свиты также присутствуют там вместе со своими мужьями.

   На лице Шу-Рагг отразился ужас. Изумлённая и заинтригованная, она схватилась руками за щёки:

   - И мужья не наказывают их за это?!

   Принцесса Цо-Рами́н медленно покачала головой:

   - Мужья их будто бы гордятся красотой своих жён и рады выставлять их напоказ.

   Это уж слишком, конечно, такого просто не может быть, но эти курицы готовы проглотить всё, что она им скажет. Принцесса с удовольствием наблюдала за произошедшими переменами. Женщины, только что в предвкушении обсуждавшие предстоящее путешествие, теперь казались поражённым настоящим ужасом. Никто из них не произносил ни слова, они лишь качали головами с выражением изумления и страха на побледневших лицах. И столь беззаконную страну им предстоит посетить!..

   Довольная произведенным эффектом принцесса резко встала, намереваясь освежиться, омыв лицо и руки под струями фонтана. Несчастная рабыня вновь не успела отдернуть опускавшееся опахало – оно ударило принцессу по голове, запуталось в густых волосах. Перепуганная девушка дёрнула рукой, сделав ещё хуже: опахало потянуло за собой прядь волос, на ковёр посыпались украшенные драгоценными камнями шпильки. Зашипев от боли, принцесса Цо-Рами́н ударила девушку по лицу. Рабыня упала, закрываясь руками, опахало отлетело в сторону. С искаженным от ярости лицом принцесса схватила с одной из подушек тоненький ремешок, который обычно носила на руке, оплетая её от плеча до запястья, и принялась пороть несчастную девушку, нанося удары куда попало. Бедная рабыня корчилась и скулила, ремешок оставлял на её нежной коже кровавые полосы. Привычные к подобным сценам женщины из свиты принцессы, стараясь не обращать внимания на крики, вернулись к своим делам и вовсю перешёптывались, обсуждая услышанные невероятные и ужасные подробности о стране, куда им вскоре предстояло отправиться. Затем их внимание привлекла вошедшая в покои прислужница. Она упала перед принцессой на колени, уткнувшись лицом в пол.

   - Что там, говори! – повелела Цо-Рамин, останавливаясь, и пнула корчащуюся у её ног рабыню носком мягких расшитых туфель. – Тихо ты! – девушка, затихла, содрогаясь всем телом. – Говори же, ну!

   - О, принцесса, осенённая милостью Небес и одарённая их благосклонностью! Посол императора Цо-Чу-Берриа́ра IX, милостью Небес единовластного правителя благословенной Цо-Рамн, прислал из Кенбрии весть. Жена правителя той страны умерла, рожая ему сына. Правитель овдовел. Хвала Небесам, вы станете единственной его женой!

   - Ко-роль, – рассеянно произнесла Цо-Рами́н. – Правителя там называют ко-роль, а я, значит, буду его ко-ро-ле-вой, – прищурив глаза, она вскинула голову. – Ты говоришь, у него есть сын?

   - Да, о моя благословенная госпожа!

    — Значит, сын, – пробормотала принцесса, безотчётно наматывая на кулак окровавленный ремешок. – Ну, ничего, – отбросив ремень, она кивнула на всхлипывающую рабыню. – Уберите её отсюда! И передайте Че-Сами́рре, что мне нужна другая, более умная и расторопная! Эй, помогите ей! – Цо-Рами́н хлопнула в ладоши, и ещё несколько прислужниц бросились на помощь к той, что принесла весть их принцессе. Запоротую девушку подняли на ноги и потащили к выходу – сама она идти не могла.

   -Сын, значит, – продолжала бормотать Цо-Рами́н, почесывая за ухом дремлющего цагийяра. – Наследник... Ну-ну!

ГЛАВА 21

Буммм-бамм-бам! Буммм-бамм-бам! – бой барабанов разрывал тишину ночи. Огромный костёр с треском выстреливал искрами вверх, в темноту, к бездонному чёрному небу, усеянному далёкими звёздами. Буммм-бамм-бам! Сидящие у костра люди покачивались в такт завораживающему ритму барабанов. Суровые лица их с резкими правильными чертами были непроницаемы, глаза закрыты, руки лежали на коленях. Лишь набедренные повязки прикрывали могучие тела сидящих на земле мужчин. Отсветы пламени плясали на их смуглой коже, освещая то белые узоры шрамов – следы жестоких ран, полученных на охоте или в битве с врагами, то украшения из звериных клыков и когтей, то странные, искусно сделанные татуировки, изображающие медведя – тотем этого племени. Женщин у костра не было.

   Буммм-бамм-бам! Музыканты, создающие и удерживающие необычайный завораживающий ритм, тоже не открывали глаз. Буммм-бамм-бам! Напряжение вокруг костра нарастало. Буммм-бамм-бам! Сердца́ сидящих бились в такт барабанам. Буммм-бамм-бам! Негромкий голос вплетался в чарующий ритм. Поначалу слова были неразличимы, но постепенно голос окреп:

   - Предок-медведь говорит со мной...

   Буммм-бамм-бам!

   - Древняя магия возрождается...

   Буммм-бамм-бам!

   - Дух предка снова проснётся в некоторых из нас... Избранные, чья кровь чиста, вновь ощутят его присутствие...

   Буммм-бамм-бам!

   - Сила предка войдёт в наши тела, дух его пробудится в наших душах...

   Буммм-бамм-бам!

   - Страшные времена настают... Племени не выжить без защиты предка-медведя...

   Буммм-бамм-бам!

   - Сотни лет не возрождался он в нас... Сотни лет жили мы, покинутые и отвергнутые, вынужденные встречать опасности, как обычные люди... Сотни лет не обращались мужчины нашего племени...

   Буммм-бамм-бам!

   - Предок-медведь говорит мне: время пришло!

   Эхом откликнулись голоса:

   - Время пришло...

   Буммм-бамм-бам!

   - Он говорит мне: пусть выйдет вождь!

   - Пусть выйдет вождь...

   Буммм-бамм-бам!

   - Он говорит мне: смотри!

   Буммммм! – раздался последний оглушительный удар, и барабаны зарокотали тревожно и глухо. Под их рокот поднялся вождь: могучий, высокий, широкоплечий, сейчас он шёл к центру круга, к костру, как-то странно сгорбившись, опустив мощные плечи и покачиваясь. Сильные руки вождя безвольно повисли, однако мышцы были напряжены, а пальцы скрючились, точно когти крупного хищника. Шаг его становился всё менее твёрдым и широким, фигура – все более согнутой; его словно клонило к земле неведомой силой. Лицо вождя искажала гримаса, жуткая в отсветах пламени; он скалил белые зубы, мотал головой, взгляд его тёмных глаз метался по освещённой костром поляне.

   Барабаны продолжали рокотать. Теперь глаза всего племени были прикованы к вождю. Вот он издал звериный рык в отчаянной попытке выпрямиться, но неведомая сила сломила сопротивление, вновь пригибая его к земле. Мышцы его бугрились под смуглой кожей. Вот напряжёнными согнутыми пальцами правой руки он коснулся травы. Отсвет костра зажёг в темных глазах звериные огоньки. Могучая фигура вождя словно бы увеличивалась, в то время как его самого всё сильнее клонило вниз. Вот он пригнул голову, прижимая подбородок к груди, наклоняясь вперёд, и тело его начало утрачивать сходство с человеческим. Странно и жутко выгнулась спина, подобно звериной холке, правильные черты лица расплылись, словно подёрнутые дымкой. Вновь покачнувшись на следующем шаге, вождь потянулся рукой к земле, пытаясь обрести равновесие – и в ярком свете костра травы коснулась медвежья лапа...

   Буммммм! – ударил барабан и затих. Тишина воцарилась на поляне. Люди в священном ужасе смотрели на стоящего у костра огромного зверя. Темная шкура его лоснилась, мощные челюсти и острые когти вызывали ужас. Даже стоя на четырёх лапах, он был выше любого самого высокого мужчины племени... Огонь совершенно не пугал зверя, как не пугали его и люди.

   Вот он повёл короткой могучей шеей, словно бы обводя взглядом своё племя. В маленьких медвежьих глазках светился человеческий разум. Каждый, кого касался этот взгляд, тут же падал ниц.

   Когда все мужчины племени вампано́э распростёрлись на земле, вновь раздался голос шамана:

   - Предок вернулся к нам!

   - Вернулся! – эхом откликнулись голоса.

   - Он не оставит нас более!

   - Он не оставит...

   - Приветствуем тебя, о великий Макх Ачек, на твоей земле!

   - Приветствуем тебя...

   Медведь поднял голову и взревел. Пламя костра взвилось до небес. Жрец запел – вскоре к его голосу присоединились и остальные.

   Звёзды смотрели с небес, равнодушно сияя.

   Охите́ка Макх – Храбрый Медведь – проснулся утром, не вполне понимая, что с ним и где он находится. Поначалу вождь племени вампано́э решил, что накануне состоялась битва, в ходе которой он был серьёзно ранен – так ныло и болело всё тело. Однако, не обнаружив повязок, он усомнился. Снаружи не доносилось ни звука. Охите́ка был уверен, что рассвет давно уже наступил, однако привычных его уху звуков – шороха шагов, разговоров и детского смеха, стука посуды, шуршания починяемой женщинами одежды – не было слышно. Племя будто бы вымерло – всё целиком... Внезапно встревожившись, Охите́ка Макх поднялся, превозмогая боль, и шагнул к выходу. Хижина вождя – просторная, добротная, обтянутая отлично выделанными оленьими шкурами, – находилась в самом центре селения. Когда он откинул шкуру, занавешивающую вход, взгляду его предстала необычная картина: всё его племя – мужчины, женщины, дети и старики – стояли на коленях в позе почтения: головы склонены, глаза потуплены, ладони сложены в форме чаши одна в другой.

   - Макх Ачек! – прошелестело негромко, как только вождь показался из хижины. – Макх Ачек! – окрепли голоса через миг. – МАКХ АЧЕК!!! – многоголосый рёв пронёсся над толпой.

   И тогда вождь вспомнил.

ГЛАВА 22

Вонь стояла просто невообразимая. Плоть, и без того разъеденная страшной болезнью, долгое время подвергалась воздействию солнца – тела людей лежали неприбранными там, где застала их смерть. Шестеро живых, прибывших в пострадавшие деревни на рассвете этого дня, выглядели более чем странно в своих защитных одеяниях, с длинными капюшонами, опущенными на замотанные тканью лица и закрывающими их полностью – капюшоны опускались до груди; на уровне глаз в них были проделаны круглые отверстия – через прикрывающие их стекла можно было видеть, что происходит вокруг, не опасаясь заразиться. И всё же живым было страшно. Судя по положению тел, несчастные жители этих деревень умирали в страшных мучениях. Никто не желал бы себе такой участи, поэтому прибывшие действовали крайне осторожно, стараясь не порвать свои костюмы и ни обо что не пораниться.

   Пострадавшие деревни уничтожались полностью. Посередине каждой из них была вырыта огромная яма, куда сносились все трупы – лишь два тела были положены в приготовленные заранее ящики, сразу же наглухо заколоченные и упакованные в пропитанные всё тем же раствором мешки. Эти тела собирался тщательно изучить отец Мастиа́рти, для чего их надлежало доставить в замок лорда Ро́верса, в отдельно стоящую башню, где у лекаря было оборудовано специальное помещение для исследований и опытов. Остальные трупы со всеми предосторожностями были сброшены в яму.

   Далее туда же отправились лодки, весла, сети, развешенные у берега на просушку или найденные в домах, одежда и утварь, немудрёная мебель, составляющая простую обстановку рыбачьих хижин. Когда с этим было покончено, люди лорда Ро́верса залили яму маслом и подожгли.

   Теперь настал черёд самих лачуг. Их также обливали маслом, засовывали в щели просмоленные тряпки и бросали факелы. К вечеру обе деревни пылали. Люди, которым было строжайше запрещено возвращаться до тех пор, пока всё не сгорит и оставшееся пепелище не будет залито обеззараживающим раствором, провели ночь в лодках на середине реки. На их счастье, ветра не было, однако костюмы они не снимали и даже поднять капюшон не осмелился ни один.

   Через несколько дней два упакованных в мешки деревянных ящика были доставлены в Речной Замок. С величайшими предосторожностями их занесли в башню Мастиа́рти и оставили там.

   Теперь слуги и мастеровые обходили башню стороной. Даже любознательная ребятня, всюду сующая свой нос, держалась оттуда подальше. Лорд Ро́верс отправил ястреба в Уайтхолл с письмом к лорду Уа́йтборну, чьим знаменосцем он являлся. В письме он сообщал о случившемся и рассказывал о предпринятых мерах безопасности и исследованиях Мастиа́рти.

   Уилл, рыбак, первым принесший весть о болезни и, наконец, признанный лекарем совершенно здоровым, отбыл из замка в родную деревню. Из шестерых человек, посланных лордом Ро́версом в погибшие Зелёную и Рыбачью, также не заболел ни один. Все постепенно налаживалось, жизнь возвращалась в привычную колею. И лишь леди Ро́верс продолжали тревожить дурные предчувствия и страшные сны...

   - Доброе утро! Как миледи спалось сегодня? – спросила Шейла, входя в опочивальню и опуская на кровать поднос с завтраком для леди Ро́верс. – Вы кажетесь бледной, моя госпожа.

   - Доброе утро, Шейла, – откликнулась леди Миле́нн, садясь и приглаживая волосы. – Надеюсь, таким оно и будет.

   Шейла понизила голос:

   - С тех пор, как в башне Мастиа́рти появились тела тех несчастных, в замке стало неспокойно... Все напуганы, миледи! Говорят, будто ночами из башни доносятся странные звуки, шаги и вздохи... Люди боятся не только заразы, нет – их пугают злобные духи умерших!..

   Леди Ро́верс вздрогнула и подтянула меховое одеяло повыше.

   - Что за глупости, Шейла? – раздался из-за спины горничной спокойный, уверенный мужской голос.

   Служанка торопливо присела, склоняя голову:

   - Милорд!

   Лорд Ро́верс прошёл в опочивальню и, наклонившись, поцеловал жену в лоб.

   - Как тебе спалось, госпожа моя? – взгляд его был полон нежности.

   Леди Миле́нн покачала головой:

   - Беспокойно, милорд... Ты сегодня рано встал – что-то случилось?

   Её муж пожал широкими плечами:

   - Не раньше обычного. Не о чем волноваться! – взгляд его обратился к горничной жены, выражение лица стало жёстким. – Шейла, я не хочу, чтобы впредь ты тревожила миледи глупыми россказнями о призраках и болезнях!

   Шейла вновь почтительно присела:

   - Да, милорд. Простите!

   Лорд Ро́верс кивнул:

   - Можешь идти, – и, как только за служанкой закрылась дверь, присел на постель подле жены.

   - Ты разделишь со мною завтрак, любовь моя? – спросила она, прижимаясь щекой к его плечу. Муж ласково обнял её:

   - По правде говоря, я сегодня ещё не ел – было не до того. Но тебе не стоит тревожиться! – поспешно добавил он, почувствовав, как она напряглась. – Обычные дела, ничего нового.

   Он отломил кусок хрустящей лепёшки, положил сверху вяленое мясо и сыр. Жена, потянувшись, взяла с подноса полный кувшин и аккуратно налила ему ароматного травяного чаю в свою собственную чашку – Шейла не рассчитывала, что госпожа будет завтракать не одна. Он принял её с улыбкой, отпил глоток и поставил чашку на поднос. В роду Ле́йквудов, к которому принадлежала его жена, женщины хорошо разбирались в травах и умели не только заваривать прекрасные чаи, но и делать лекарственные сборы для приготовления целебных отваров. Здесь, на севере, чай не пили, но леди Миленн очень его любила, и муж тоже постепенно привык к этому напитку.

   Леди Ро́верс с нежностью смотрела, как он ест. Заметив, что сама она так и не притронулась к еде, лорд Барт протянул ей свой кусок лепёшки. Она откусила, смутившись, как маленькая. Муж негромко рассмеялся и подал ей чай. Так они и завтракали, по очереди откусывая от одной лепёшки и запивая чаем из общей чашки, когда раздался негромкий стук в дверь. Лорд Ро́верс поднял голову:

   - Да!

   Дверь приоткрылась.

   - Милорд, миледи! – в опочивальню заглянул сир Реона́льт. – Доброй вам трапезы! Не хотел вас беспокоить, но стража говорит, что у ворот замка стоит какая-то странная женщина... И будто бы она хочет переговорить с миледи...

   - С леди Ро́верс?!

   Миле́нн успокаивающим жестом опустила маленькую руку на плечо мужа. Он оглянулся.

   - Как она выглядит, сир? – спросила его жена, обращаясь к рыцарю.

   Сир Реона́льт замялся.

   - Миледи задала вам вопрос!

   - Да, милорд. Она... Откровенно говоря, милорд, миледи, выглядит она, как нищенка: нечесаные волосы, рваные лохмотья, грязные босые ноги... И ещё – трудно сказать, сколько ей лет... В волосах её седые пряди, но по лицу ничего нельзя понять...

   Лорд Ро́верс свёл брови:

   - И ты потревожил нас из-за этого?

   - Господин мой! – вновь подала голос Миле́нн. – Любовь моя, её следует принять...

   - Миледи?! – в один голос воскликнули мужчины.

   - Сир Реона́льт, – обратилась она к рыцарю, – будьте любезны, оставьте нас на мгновенье.

   Начальник стражи поклонился и вышел.

   - Барт, эту женщину нельзя прогонять, – горячо зашептала леди Миле́нн, склонившись к мужу. – Она... Она снилась мне... То в образе болезни, вышедшей из болот, то в образе ведуньи-знахарки, умеющей от неё исцелять. Нужно впустить её, любовь моя, и проявить гостеприимство.

   - Но если это болезнь, как ты говоришь, – лорд Барт провёл рукой по её щеке, убирая упавшую прядь, – не опасно ли это?

   Леди Миле́нн покачала головой:

   - Я не могу объяснить – просто чувствую, что прогонять её нельзя!..

   Коснувшись губами лба жены, лорд Ро́верс поднялся и распахнул дверь в опочивальню. Сир Реона́льт вопросительно взглянул на него.

   - Впустите эту женщину, сир, и окажите ей любезный приём. Моя жена переговорит с нею позже.

   Когда Миле́нн Ро́верс, позавтракав и приведя себя в порядок, спустилась в Круглый Зал, незнакомка ожидала её там, сидя в кресле у очага. Она подкрепилась предложенной ей на кухне едой, смыла с рук и лица дорожную пыль, омыла свои босые ноги, но переодеться или обуться отказалась наотрез. "Я не нуждаюсь в подачках, – будто бы сказала она. – Я пришла сюда не принимать, а оказывать помощь."

   Когда хозяйка замка вошла в Круглый Зал, странная гостья не поднялась, кланяясь и приветствуя ее, – лишь кивнула полуседой головой и снова уставилась на огонь. Её суровое лицо казалось непроницаемым; пропеченная солнцем и продубленная ветром кожа говорила о трудной жизни в тяжёлых условиях – но не о возрасте. Лежащие на коленях натруженные руки женщины также не указывали на количество прожитых ею лет. Леди Ро́верс смотрела на незнакомку во все глаза, не зная, как себя с нею вести.

   Женщина заговорила первой. Голос у неё оказался глухой и сильный, приятный для слуха.

   - Знаю про твои сны, – сказала она, по-прежнему глядя в огонь. – Многое тебе ведомо, да не всё правильно истолковывается.

   Леди Ро́верс почувствовала пробежавший по спине холодок.

   - Я не понимаю, – прошептала она.

   Женщина обернулась, вперив в неё тяжёлый взгляд немыслимо тёмных глаз, обжигающих, лишающих воли, всевидящих. Ноги Миле́нн ослабли, голова закружилась. Незнакомка смотрела ей прямо в душу и видела всё самое сокровенное, не предназначенное для чужих. Сопротивляться Миле́нн не могла. Женщина сама отвела глаза, будто бы отпуская, и дрожащая с ног до головы владелица замка обессилено опустилась в кресло.

   - Ты из наших – такая же, как я, – проговорила её гостья, будто эта странная фраза могла что-то объяснить. – Ты знаешь, только боишься признать. Сны, предчувствия – всё неспроста. Я тебе не враг.

   - Зачем вы здесь?

   - Твой лекарь не найдёт лекарство. Я пришла помочь.

   - Боюсь, отец Мастиа́рти не примет помощи, даже если я прикажу... Он учёный, а они очень ревностно относятся ко всему, что связано с их исследованиями...

   Незнакомка подняла руку, прерывая робкий лепет Миле́нн:

   - Я пришла помочь не ему.

   - Нет? Но... кому же?

   - Тебе. Вели приготовить мне комнату – подальше от перепуганных болтливых служанок. Мне нужна лишь лавка для сна и стол, более ничего. Да, и пусть принесут туда кресло – для тебя. Ты будешь там частым гостем. Через три дня начнём.

   - Что начнём? – спросила совершенно растерянная Миле́нн.

   - Искать лекарство, – невозмутимо ответила её гостья. – Учиться. Ворожить. А сейчас ступай, отдай нужные распоряжения.

   Она величественно взмахнула рукой, и леди Ро́верс вышла из зала, тихонько прикрыв за собою дверь.

ГЛАВА 23

Вечерело. Ночная тьма мягко спускалась на землю, окутывая королевский замок, башни, рвы, крепостную стену, улицы и дома столицы.

   Давно уснул в своей кроватке принц Го́ттард. Задремали его кормилица и няньки. Король Кристиа́н в своих покоях снял с головы тяжёлую корону и, облачившись в простые льняные штаны и такую же рубаху, украшенную по вороту изысканной вышивкой, погрузился в чтение внушительного тома "Жизнеописание и Эпоха Правления короля Адриа́на II Голденбу́рга, именуемого Смелым, священнослужителем Эофе́ем составленное". После смерти жены король почти не мог спать, и нередко читал ночи напролёт. Правление его деда Адриа́на II ознаменовалось кровавой Охотой на Ведьм. В тот же период были истреблены и последние сольве́й, женщины-птицы, оставившие о себе столько легенд и песен. В своём стремлении уничтожить магию и всё, с нею связанное, король Адриа́н даже сжёг на костре свою вторую жену, королеву Али́сию, урождённую Ба́ртвелл, на которой женился после смерти первой жены, королевы Эли́ты из рода Бра́нтонов, бабки Кристиа́на. Священнослужитель Эофе́й, автор данного труда, называл происходящее "делом богоугодным" и "богами одобряемым", о короле Адриа́не отзывался весьма лестно и учиняемые над ведьмами пытки и казни их описывал в ярчайших подробностях. Не лучшее чтение на ночь, зато вполне соответствующее подавленному состоянию Кристиа́на.

   Посол Ши-Руа́гг тоже не спал в своих покоях. Хранитель Королевской Библиотеки любезно позволил ему взять оттуда несколько книг, в том числе "Легенды о сольве́й", в чтение которых и был погружён цо-рамниец сейчас. Когда-то этой книгой интересовался его знаменитый соотечественник, учёный и путешественник Чо-Риа́мм, гостивший при дворе короля Дориа́на и умерший здесь, в этом замке, вдали от родины, во время работы над каким-то древним манускриптом. Посол вознамерился просмотреть все труды, изученные в своё время Чо-Риа́ммом, – чем и занимался теперь каждую свободную минуту.

   Лерея, благодаря рекомендациям принятая в качестве горничной леди Эли́сы Хо́ксли, также не знала отдыха. Она расстилала постель в покоях своей госпожи. Занятая своими мыслями молодая женщина вздрогнула, когда дверь за её спиной внезапно распахнулась, и вошёл лорд Хо́ксли. Лере́я торопливо присела, склоняя голову. Несколько мгновений советник короля молча смотрел на неё, после чего закрыл за собой дверь, шагнул вперёд и, протянув руку, коснулся щеки Лере́и согнутыми пальцами, – она содрогнулась от отвращения. Взяв ее за подбородок, лорд Хо́ксли заставил горничную своей жены поднять голову. Маленькие глазки его плотоядно блестели.

   - Хороша! – прищёлкнул он языком. – Надо же, какой цветочек! И где только моя жена находит таких... Бета была красоткой, но до тебя ей далеко...

   Толстые пальцы мужчины скользнули по шее горничной к корсажу платья. Лере́я отступила на шаг, вновь склоняя голову:

   - Милорд, если вы хотите видеть леди Эли́су, я немедленно её разыщу!

   - Да, я шёл к ней, однако нашёл кое-что поинтереснее, – лорд Хо́ксли усмехнулся и быстрым движением облизал губы. Лере́ю передёрнуло. – А ты у нас, значит, недотрога? Ну, это ненадолго... Бета тоже строила из себя недотрогу, хе-хе, – он зашёлся лающим смехом, непрестанно потирая руки и переплетая пальцы. Лере́я уже знала об этой его мерзкой привычке.

   - Простите, милорд, я должна работать, – сказала она, стараясь, чтобы голос прозвучал спокойно и твёрдо. В этот момент в покои вошла леди Эли́са. Прошуршали элегантные юбки, запахло лимонной мелиссой – этот свежий, травянисто-лимонный, с древесным оттенком запах жена казначея предпочитала всем прочим. Лорд Хо́ксли обернулся, Лере́я же с облегчением продолжила взбивать подушки.

   - Милорд? – со сдержанным удивлением обронила леди Эли́са, глядя на своего супруга бриллиантово-синими глазами. На лице её под маской отстранённой холодности появилось брезгливое выражение. За девять лет брака леди Эли́са так и не смирилась с судьбой, отдавшей её этому распущенному, неприятному человеку, сделавшей её игрушкой в его руках – к счастью, не единственной его игрушкой. Обыкновенно он бывал слишком занят государственными делами, своими собственными интригами и другими женщинами, чтобы уделять достаточно времени жене, за что она была несказанно благодарна богам. Однако сейчас он здесь, в её покоях, и надежда на то, что он зашёл пожелать ей доброй ночи или же взглянуть на её новую горничную, ничтожно мала.

   Не отвечая на вопросительный взгляд жены, лорд Хо́ксли кивнул Лере́е:

   - Оставь эти подушки в покое, милочка. Сегодняшнюю ночь леди Эли́са проведёт в нашей супружеской спальне. Ступай туда, растопи камин и приготовь постель.

   Лере́я взглянула на свою госпожу – при любом удобном случае она старалась продемонстрировать ей свою лояльность и преданность – вот и сейчас ждала подтверждения приказа, прежде чем отправиться его выполнять. Леди Хо́ксли неуверенно кивнула. Присев, Лере́я торопливо покинула покои.

   - Очевидно, милорд никого себе не нашёл на эту ночь? – холодно спросила Эли́са у своего благородного мужа.

   Лорд Хо́ксли нахмурился, поворачиваясь к ней:

   - Клянусь всеми богами, Эли́са, однажды твой дерзкий язык доведёт тебя до беды! Однако сегодня я найду ему лучшее применение, – он вновь захихикал, потирая руки, и вышел, оставив жену в одиночестве.

   Леди Эли́са обессиленно опустилась в кресло, стоящее у стола, и закрыла лицо руками. Девять лет жизни с этим отвратительным человеком сильно изменили мечтательную девочку, надеющуюся стать королевой. Как наивна она была когда-то, как влюблена в принца Кристиа́на! Радужные планы, девичьи мечты и робкие фантазии разбились о жестокую реальность: став королём, её прекрасный принц выбрал в жёны другую, происходившую, к тому же, из рода далеко не столь знатного и влиятельного, как её собственный; Эли́су же через полгода после королевской свадьбы отдали настоящему чудовищу, – ей так и не удалось простить за это отца...

   С тех пор она во многом преуспела. Леди Эли́са Хо́ксли, урождённая Бра́нтон, научилась отлично плести интриги, устранять соперников, добиваться собственных целей, используя окружающих её людей в качестве пешек в своей игре; она стала законодательницей мод и эталоном стиля – её нарядам пытались подражать все придворные дамы, её прически обсуждались и тщательно копировались, её украшениям не было равных! Никто не умел вести себя так мило и с таким достоинством, обладая при этом способностью поставить на место кого угодно одним лишь взглядом... Никем так не восхищались, никого так не опасались – и никому не доверяли больше, чем ей. Она знала множество секретов, но умела использовать их в своих интересах так ловко, что никто из поделившихся с нею людей и подумать не мог о её причастности к внезапно свалившимся на них неприятностям и несчастьям. Ей всё удавалось, у неё получалось всё, что бы она ни задумала, за исключением одного – в дни, когда лорд Хо́ксли вспоминал о своей жене, ни интриги, ни связи, ни высокое положение при дворе не могли спасти её от необходимости делить с ним постель...

   Пламя в камине ровно и мощно гудело, быстро нагревая воздух в роскошной супружеской опочивальне лорда и леди Хо́ксли. Комната эта использовалась нечасто, Лере́я уже знала об этом. Едва познакомившись с леди Эли́сой, она прониклась искренней жалостью к этой красивой, знатной, но такой несчастной женщине. Если подумать, ей, изгнаннице, дочери угасающего рода, лишённого титула и земель, выпало на долю гораздо больше счастья, нежели Эли́се Бра́нтон, представительнице Великого Западного Дома, в роду которой было три королевы; жене казначея и одного из советников короля; первой красавице двора, законодательнице мод и эталону стиля. Сколь бы тяжела и непредсказуема ни была жизнь Лере́и, ей довелось испытать настоящую любовь, встретить на своём пути благородство и преданность, обрести дом. У неё был Уи́лмотт – и утренние недомогания подсказывали ей, что она носит под сердцем его дитя.

   Леди Эли́са была лишена и этого. Ребёнок её умер, муж же не являлся для неё ни опорой, ни поддержкой. Лорд Хо́ксли любил только себя, высоко ценил собственные удовольствия, никогда не упускал своей выгоды и был отвратительнейшим человеком из всех, когда-либо виденных Лере́ей...

   От раздумий ее оторвал звук открывающейся двери. Испуганно вздрогнув, Лере́я обернулась, боясь вновь увидеть лорда Хо́ксли, но в опочивальню вошла Эли́са. Лерея присела:

   - Миледи.

   - Его нет?

   - Нет, миледи.

   - Хорошо. Принеси вина – большой графин крепкого Ист-Та́нского, которое так любит лорд Хо́ксли.

   - Да, миледи.

   Горничная выскользнула за дверь, а леди Эли́са, оглянувшись, торопливым движением вынула из широкого рукава просторного домашнего платья пузырёк с прозрачной бесцветной жидкостью и в мгновение ока опорожнила его в кубок, из которого обыкновенно пил её супруг.

   Когда лорд Хо́ксли вошёл в опочивальню, там уже было жарко натоплено, на столе стоял графин его любимого вина, и жена ожидала его, сидя на их роскошной супружеской кровати. Она была боса, длинное и просторное платье насыщенного синего цвета словно струилось, то облегая, то пряча изящные изгибы её тела, роскошные светлые волосы рассыпались по плечам, на щеках играл лёгкий румянец. Она была несказанно хороша сейчас, такая домашняя, такая доступная, без этого своего извечного выражения вежливой холодности и презрения во взгляде...

   Лорд Хо́ксли остановился, рассматривая её. И эта женщина принадлежит ему, она полностью в его власти! Эта мысль опьяняла. Родовитостью семейство Хоксли уступало Бра́нтонам – знаменосцы Сва́ртов, они являлись лишь Малым домом центральной части королевства, именуемой Таларнох. Отец Тре́вора, прославленный воин, когда-то спас короля Дориа́на на поле брани ценою собственной жизни; за это сын его был взят ко двору и со временем, благодаря своему недюжинному уму, хитрости, коварству и изворотливости, а также умению обращаться с деньгами, сумел подняться до должности казначея и советника короля. И вот теперь он женат на дочери великого лорда Бра́нтона – той самой, которую её спесивая родня изначально прочила в королевы!

   Ох, как же сладка власть!

   Леди Эли́са читала по лицу мужа, как по открытой книге. О, она умела находить к нему подход! Поначалу, едва только став его женой, она открыто выражала ему своё презрение: это стоило ей немалых унижений – лорду Хо́ксли нравилось ставить её на место, подчинять и властвовать. Осознав это, Эли́са больше не совершала подобных ошибок. Со временем она научилась держать более или менее вежливую дистанцию, в случае нарушения которой старалась не давать своему мужу повода быть ею недовольным. Не то, чтобы это как-то влияло на его мерзкий характер или любовь к издевательствам над слабыми, однако всё же несколько облегчало ей жизнь.

   Вот только после рождения и гибели их малыша леди Хо́ксли более не намеревалась делить с мужем постель – или, по крайней мере, собиралась делать всё, от неё зависящее, чтобы этого избежать.

   - Миледи подумала над своим поведением? – спросил лорд Хо́ксли, ухмыляясь.

   - Да, милорд, – склонила голову Эли́са. – Я наговорила вам гадостей, прошу меня извинить. Вы редко удостаиваете меня своим вниманием...

   Её муж переплел толстые пальцы, складывая руки на животе. Глазки его блестели.

   - "О, женщины! И даже не любя, Соперницу мы всё же не приемлем!" – процитировал он известного поэта прошлого столетия.

   - На миг не забывая про себя, Мы гласу разума, увы, ничуть не внемлем, Стремясь искоренить чужую власть, Чужой красы тлетворное влиянье, Неверности безумную напасть – И вновь себе вернуть его признанье", – закончила цитату Эли́са. Она соскользнула с постели, подошла к столику и, с трудом удерживая тяжёлый графин, наполнила вином два стоящих на столе кубка. Движения её были завораживающе грациозны.

   - Вина, милорд? – спросила она, с легкой полуулыбкой протягивая один из кубков мужу. Лорд Хо́ксли принял его, внимательно наблюдая за женой. Она казалась беззаботной. Конечно, он не думал, что Эли́са рискнула бы его отравить, однако, прежде чем сделать первый глоток, он всегда дожидался, когда она отопьёт из своего кубка. Вот она поднесла его к губам... Успокоившись, лорд Хо́ксли тоже выпил. Крепкое вино тут же ударило в голову, по телу разлилось приятное тепло.

   - Ист-Танское, ваше любимое, – улыбнулась Элиса.

   Лорд Тре́вор сел на постель, вытянув ноги. Поняв, чего он хочет, леди Эли́са опустилась на колени и разула мужа, стянув с его ног кожаные мо́нки, украшенные широкой инкрустированной драгоценными камнями пряжкой.

   Лорд Тре́вор отхлебнул ещё вина и протянул руку, но Эли́са ловко ускользнула, загадочно улыбаясь. Её муж нахмурился.

   - Сегодня я приготовила для вас нечто особенное, милорд, – почти промурлыкала она, задувая стоящие на столе свечи. – Пейте вино и наслаждайтесь!

   - Эли́са! – взревел он; она знала, лорд Хо́ксли ненавидел играть по чужим правилам. – Немедленно иди сюда! – однако его строптивая жена была уже далеко, в центре комнаты, прямо напротив камина. Её освещаемая пламенем фигура казалась тёмной, она плавно двигалась, изгибалась, прихлопывала руками, создавая завораживающий ритм, перетекала из одного движения в другое.

   Лорд Хо́ксли хотел было встать и пойти за ней, но выпитое вино так приятно шумело у него в голове, а тело казалось таким тяжёлым и непослушным... На мягкой постели было тепло и удобно, да и танец пленил его, не давая отвести глаз.

   - Ожидание лишь подогревает желание, милорд, – раздался из полутьмы голос Эли́сы.

   - Накажу, – пробормотал лорд Хо́ксли. Веки его отяжелели. Отчаянно моргая, он допил вино. Эли́са продолжала танцевать, однако теперь её движения вызывали лишь дурноту. Пустой кубок выпал из его ослабевших пальцев, а спустя мгновение и сам лорд тяжело повалился на кровать. Его жена тут же подбежала к нему и склонилась над неподвижной тушей, слушая дыхание. Услышанное, похоже, удовлетворило её.

   - Спите, милорд, – прошептала она, выпрямляясь. - Этой ночью вы были великолепны!

ГЛАВА 24

- Милорд! Милорд! – мальчишка-оруженосец мчался во весь опор, размахивая над головой туго свёрнутым крохотным свитком.

   Лорд Варден оторвался от карты и поднял голову. Его войско осадило замок До́рмарт пять недель назад, а помощь, обещанная лордом Ба́ртвеллом, так и не подошла. Мальчишка натянул поводья и кубарем скатился с седла.

   - Милорд, из Ба́ртхолда прилетел ястреб!

   Лорд Варден принял письмо из его рук. Мальчик преданно смотрел ему в глаза. Двенадцатилетний сын лорда То́парда из Пограничной крепости, одного из немногих южных замков, не сменивших владельца в период правления короля Дориа́на, он был страшно горд своим положением оруженосца самого лорда Вардена и старался всегда быть максимально полезным. Он напоминал Ка́стору его собственного младшего сына Вэ́ла, оставшегося в Варденхо́лле. Тот тоже всегда оказывался в гуще событий, всё видел, всё замечал и обладал безграничной отвагой и жаждой приключений, свойственной всем мальчишкам.

   Лорд Ка́стор вздохнул, разворачивая письмо. Он скучал по семье – жена и двое их сыновей всегда были рядом: Дерек и Вэл родились во Фла́ндии, вдали от дома, но жена его, Дали́та, ожидающая сейчас третьего ребёнка, пережила вместе с мужем все тяготы изгнания...

   Пробежав глазами письмо, лорд Варден кивнул своему оруженосцу:

   - Созываем совет, Фил. Передай командирам отрядов, что я жду их в своём шатре.

   Мальчик склонил голову и убежал исполнять приказание.

   Вскоре шатёр лорда Ка́стора заполнился людьми: его военачальники входили, занимали места вокруг походного стола, заваленного картами, негромко переговаривались, здоровались и обменивались новостями. Владелец Южного замка, теперь уже возвращённого ему (этот замок, равно как и Ста́умхолл, сдался войску лорда Вардена по дороге к До́рмарту; теперь там командовал прежний начальник стражи, оставшийся с небольшим отрядом удерживать его), – лорд Фо́ллет Бэндон вошёл, снимая шлем и вытирая пот со лба: он упражнялся с мечом, когда оруженосец лорда Вардена попросил его явиться на совет. Лорд Ни́лман То́пард, отец Фила, переговаривался о чём-то с лордом До́рмартом, чей замок они сейчас осаждали. Племянники До́рмарта, Ха́лем и Хо́лден, дети его погибшего в изгнании младшего брата, которых он вырастил, как родных сыновей, коих у него никогда не было, торопливо вошли в шатёр вслед за дядей. Каждый из них командовал собственным отрядом и по праву занимал место в совете лорда Вардена. Фе́нимон те-Сент, граф Фландский, друг лорда Ка́стора, покинувший родную страну и вернувшийся вместе с ним в Кенбрию во главе собственного немалого войска, казался, как и всегда, безмятежным: его невозмутимость, спокойствие и собранность давно стали притчей во языцах. Лорд Рейт Гри́нвилль, третий из сыновей Де́ймона Гри́нвилля и единственный из них оставшийся в живых, выходец с Запада, не имеющий никакого отношения к Южному краю, но, однако, присоединившийся к войску лорда Вардена во главе своего собственного небольшого отряда, скромно занял место у дальнего края стола. Последним вошёл Джамбула́-куа́н, предводитель дикой орды джалбуста́нских кочевников, юго-восточных соседей королевства. Этот юноша был четвертым сыном седьмого сына куага́на Джамиде́жа – великого властителя Джалбуста́на. На родине он стал бы лишь предводителем сотни – не наследник-кан, не сын ка́на, он едва ли сумел бы подняться выше, а потому, собрав войско из таких же, как и он сам, отчаянных молодых людей и возглавив его, он решил попытать счастья в качестве наёмника. Его воины – койо́ны – быстро прославились своей боевой яростью и бесстрашием. Всегда сражаясь конными, они не признавали тяжёлых доспехов, вступали в битву в числе первых, улюлюкая и визжа, и сминали врага своей кажущейся неуязвимостью и презрением к смерти. Наняв койо́н-тан – войско – Джамбулы́, лорд Варден приобрел в его лице верного и сильного союзника – вопреки расхожему мнению о продажности наёмников, Джамбула́-куа́н имел представление о чести и всегда ему следовал.

   Как только все собрались, лорд Варден занял своё место во главе стола. Шум тут же стих.

   - Милорды, – обратился он к присутствующим. – Помощь из Ба́ртхолда не придёт. Сегодня оттуда прилетел ястреб: лорд Ба́ртвелл сообщает о страшном землетрясении, произошедшем в горах Орлиного кряжа. По его словам, у подножия Поднебесной разверзлась пропасть и поглотила и гору, и замок Ше́нброк со всеми его постройками, и Чёрную Крепость. Произошедший обвал запрудил реку Горную ниже Ба́ртхолда; сам замок частично затоплен, частично повреждён камнепадом. Лорд Ба́ртвелл потерял нескольких человек: кто-то утонул, кто-то погиб под завалом... Сейчас часть его людей пытается освободить реку от перекрывших её гигантских валунов, другие же восстанавливают разрушенные постройки и занимаются ремонтом моста.

   Порывистый Джамбула́-куа́н хлопнул рукой по колену:

   - Эгей, да ведь это сама природа закрыла вашему королю путь на юг!

   Остальные присутствующие заговорили разом: новость шокировала всех. Отец лорда До́рмарта и леди Далиты был заключён в Черной Крепости – никто не знал, жив ли он ещё... Младший брат Ни́лмана То́парда – Уо́ллем – тоже вот уже одиннадцать лет являлся узником этой страшной тюрьмы. Дальний родственник лорда Бэндона, Те́лвар Ме́ккер, был начальником домашней стражи в Ше́нброке...

   Самообладание сохранил лишь Фе́нимон те-Сент, граф Фландский.

   - Господа! Я разделяю вашу тревогу за близких, однако мы ведём войну, и потери неизбежны. Давайте посмотрим на произошедшее с другой стороны. Так или иначе, все дороги на юг перекрыты: лорд Сте́нлимор занял Медвежью крепость, лорд Ле́йквуд держит Озёрный край, река и камни создают естественную преграду на пути между Гринклиффс и Орлиным кряжем. Из замка лорда Ше́нброка более некому сообщить королю о происходящем на юге. Лорд Ба́ртвелл, я полагаю, также не станет этого делать. Столь прискорбное событие, погубившее множество жизней, однако же, выиграло для нас время.

   - Фе́нимон-куа́н прав! – воскликнул Джамбула́. – Время – вот всё, что нам требуется. Нельзя упускать его. Мои койо́ны устали бездействовать! Нужно брать этот замок и двигаться дальше – в Зелёный Дол и Каменные Сады!

   - Возможно, эти замки сдадутся после падения До́рмарта – как сдались Ста́умхолл и Южный замок, – задумчиво проговорил лорд То́пард. – Тогда весь Юг вернётся к своим лордам.

   - Это было бы замечательно, однако рассчитывать на подобную удачу не стоит, – остудил его Ка́стор. – Итак, что мы решим?

   - Преимущества произошедшего несомненны, – вступил в разговор молчавший всё это время лорд Гри́нвилль. – Войско Ба́ртвелла мало чем помогло бы нам в осаде До́рмарта – равно как и при штурме: мы и так превосходим защитников замка числом. Однако стены его высоки и неприступны, а время действительно работает против нас.

   - Что вы предлагаете? Штурмовать?

   - Возможно. Это кажется мне наилучшим решением.

   - Милорд! – обратился к лорду Вардену Хо́лден До́рмарт. – Вспомните, как был взят Варденхо́лл...

   - Мы с братом, конечно, были слишком малы, чтобы что-то запомнить, – тут же подхватил Ха́лем. – Но наш дядя знает свой замок, как никто другой!

   Лорд Ка́стор перевёл взгляд на Хо́варда До́рмарта. Посмотрели на него и остальные. Под множеством взглядов лорд До́рмарт задумчиво поскрёб косматую бороду.

   - Подземных ходов в замке нет, – произнёс он наконец. – Потайных дверей, чтоб проникнуть внутрь, минуя ворота, тоже... Разве что... Люди, конечно, там остались те же. Мастеровые, прислуга. Даже лекарь. Смею думать, я был не самым плохим лордом... Полагаю, люди помнят меня. Возможно, кто-то из них мог бы открыть ворота... Только вот как передать им весть?

   - Переговоры, – с лёгкой полуулыбкой обронил Фе́нимон те-Сент. Все обернулись к нему. Он безмятежно поигрывал великолепным кинжалом. – Нужно вызвать их на переговоры и отправить к ним лорда До́рмарта – под знаменем его дома. Пусть предъявит свои законные права на замок и пообещает, что в случае капитуляции никто не пострадает. Пусть скажет, что все южане, проживающие сейчас в До́рмарте, смогут остаться там и продолжить свою службу.

   Лорд Варден кивнул – разумно.

   - Верно! – поддержал его Ни́лман То́пард. – Слуги всегда слышат и знают гораздо больше, чем мы думаем. Эти слова просочатся за стены замка и, возможно, достигнут нужных ушей.

   - Если это не сработает, будем штурмовать, – подвёл итог лорд Варден. – Время, действительно, нельзя упускать. Благодарю вас, милорды, вы все можете быть свободны, – и окликнул направляющегося к выходу графа те-Сент, – Фе́нимон, друг мой, ты не разделишь со мною ужин?

   Фландиец обернулся и ответил лёгким кивком. Остальные военачальники вышли, и вскоре друзья остались вдвоём. Не дожидаясь слугу, Ка́стор налил в два кубка вино и подал один из них Фе́нимону.

   - Что ты думаешь по поводу штурма? Есть у нас шансы взять этот замок? – граф отпил из своего кубка и поставил его на стол.

   - Я предпочёл бы, чтобы твой план сработал, – покачал головой Ка́стор. – Штурм этого замка дорого нам обойдётся.

   Граф Фе́нимон пожал широкими плечами:

   - Война есть война. Если ты не был готов к потерям, стоило остаться во Фландии. Ездить со мной на охоту, устраивать пиры и маскарады, швырять деньгами направо и налево.

   - ТВОИМИ деньгами, – подчеркнул Кастор.

   Фе́нимон беспечно махнул рукой:

   - Это всего лишь металл, мой друг.

   - Я благодарен тебе за гостеприимство, но здесь моя родина, Фе́нимон!

   Граф сделал ещё глоток вина.

   - Мы ведь уже здесь. Время отговаривать прошло, настало время действовать – приобретать и терять, так уж устроен мир.

   Лорд Варден покачал головой:

   - Мне бы твоё спокойствие...

   - Я просто умею принимать неизбежное. А скажи-ка мне вот что: эта новость про обрушившуюся гору ничего тебе не напомнила?

   Ка́стор вопросительно поднял брови:

   - Что ты имеешь в виду?

   Граф Фе́нимон задумчиво потёр гладко выбритый подбородок.

   - Попалась мне однажды одна легенда... Давным-давно, в какой-то старинной книге... Сейчас я уже и не вспомню подробностей, однако было там что-то про разверзшуюся пропасть, поглотившую гору, и про зеленоглазое дитя.

   - Ты не перестаёшь меня удивлять, Фе́нимон! Это была легенда нашего королевства?

   - Если мне не изменяет память.

   - Едва ли! Твоей памяти мог бы позавидовать любой учёный.

   - Ты льстишь мне, Ка́стор. Это на тебя не похоже. Что тебя тревожит?

   Лорд Варден с силой потёр лицо руками, словно пытаясь стереть усталость.

   - У меня плохое предчувствие, друг мой. Очень плохое предчувствие...

ГЛАВА 25

Крохотный скалистый остров в юго-восточной части Ревущего океана был нанесен не на всякую карту и не имел названия. Продуваемые всеми ветрами скалы пестрели от птичьего помета – никакой другой живности здесь не водилось, кроме чаек и хищных поморников – здоровых, похожих на чаек птиц, отличающихся от них более крупным размером, более острыми когтями и крепким крючкообразным клювом, а также непомерным аппетитом и агрессивным поведением: сбившись в стаю, поморники могли напасть на крупную рыбу, зверя или даже человека. Там, где гнездились поморники, чайкам приходилось довольствоваться остатками их трапезы, что делало этих птиц ленивыми и наглыми. Впрочем, самих поморников чайки боялись. Днем и ночью сам остров и водный простор вокруг него оглашали душераздирающие птичьи крики. Порой Сильверине казалось, что она сойдет здесь с ума.

   Ньяхр привел сюда «Золотую Русалку» лишь несколько дней назад, но у девушки складывалось впечатление, будто она провела на проклятом острове половину своей жизни. Ожидание тяготило ее: ни скандийцы, ни пираты не появлялись, и Сильверине хотелось, чтобы случилось хоть что-нибудь, отличное от происходящего здесь. Дни походили один на другой: люди засыпали под птичий гомон и просыпались от него же, готовили еду на крохотном костерке, который затем тут же засыпали землей и песком, смотрели на море и – ждали. «Золотая Русалка», надежно спрятанная Ньяхром в тихой укромной бухте, плавно покачивалась на волнах. Команда не разбредалась: днем разрешалось побродить по берегу, но – в пределах видимости, к ночи же все возвращались на палубу.

   На исходе шестого дня Сильверина, наконец, не выдержала. Нужно было что-то решать – ясно ведь, что пираты потеряли их из виду и прекратили погоню, а корабли скандийцев потопило морское чудовище. Уцелевшим – если таковые имелись – было попросту не на чем добраться до острова. Скорее всего, они все погибли – кто-то раньше, в пучине или в желудке Змея, кто-то позже, оказавшись за бортом без пищи и питьевой воды. Следует это признать, смириться и двигаться дальше! Осторожный Ньяхр не соглашался со своей госпожой, умоляя ее подождать. Слава Раварро Красного была такова, что несчастный евнух, казалось, готов был провести остаток жизни на треклятом острове, лишь бы не попасть к нему в лапы. Однако Сильверина была настроена решительно. В конце концов, еще никто не получил желаемого, сидя на одном месте и дрожа от страха! Даже встреча с пиратами уже не казалась ей столь ужасной. «Золотая Русалка» хорошо показала себя – ходкая и быстрая, она легко ушла от погони, значит, если понадобится, уйдет вновь!

   - Завтра отплываем, – распорядилась Сильверина вечером, когда вся команда собралась на борту. – Утром на берег никто не сходит. Тот, кто ослушается, останется здесь. Ждать никого не будем. Всем ясно?

   - Госпожа моя…

   Девушка резко обернулась к Ньяхру, глаза ее сверкнули:

   - Я достаточно тебя слушала! Будет так, как я сказала.

   Ньяхр покорно умолк. Сильверина обвела глазами свою команду. Более ни один человек не возразил ей не слова.

   - Вспомните о том, что вы были рождены мужчинами! – презрительно бросила она. – Я слышала, далеко на юге, в империи Цо-Рамн, евнухи, подобные вам, охраняют знатных женщин, которым запрещено общаться с мужчинами. Говорят, это отличные телохранители, лучшие в мире. Их тоже лишают мужского достоинства еще в детстве, однако мужества они не утрачивают. Так разыщите же свое, если она когда-нибудь у вас было!

   Этой ночью Сильверина впервые спала спокойно и крепко – ни качка, ни крики птиц не тревожили ее сон. В любой ситуации она предпочитала действовать – что бы ни готовила ей жизнь, отважная девушка всегда встречала это лицом к лицу. Влюбившись в графа те-Сент, она не стала, подобно другим девицам, украдкой поглядывать на него, вздыхая, и глупо хихикать, когда он проходит мимо. О, нет, она принялась действовать! Она посещала все балы, маскарады и представления, на которых бывал граф; неизменно оказывалась рядом с ним за столом; совершенно случайно сталкивалась с ним на прогулке. А потом ее лошадь понесла во время королевской охоты – никого не было рядом, лишь граф те-Сент был свидетелем внезапного помешательства обычно кроткой лошадки и, разумеется, спас ее! Как же ей было после этого не нанести ему визит вместе с отцом, желающим лично поблагодарить спасителя своей единственной дочери! Ах, у графа оказался чудесный дом и великолепнейшая библиотека! Сильверина тут же выпросила у него какую-то книгу, обеспечив себе предлог увидеться с ним еще раз. При следующей встрече граф поинтересовался ее мнением о прочитанной истории, и тут уж Сильверина развернулась вовсю! Обычно невозмутимый граф был несколько удивлен широтой ее суждений и посоветовал девушке другую книгу, изъявив желание впоследствии непременно ее обсудить. Сколько же книг спустя они оказались в объятиях друг друга?.. Когда Фенимон сбежал, она не впала в отчаяние и не стала ждать его возвращения, надеясь на чудо. Быть может, граф испугался того, как близко она сумела к нему подобраться, – убежденный холостяк, прежде он всегда занимал в отношениях позицию наблюдателя: страсти кипели вокруг него, точно бьющий в скалу морской прибой, он же оставался непоколебим. С Сильвериной всё было по-другому – ярче, острее, ближе. Не это ли заставило его отступить? Впрочем, привыкшая называть вещи своими именами девушка не исключала и того, что попросту надоела графу. Что ж, если это так, она сумеет снова его удивить!

   Этой ночью ей снился Фенимон те-Сент, граф Фландский. Он стоял на палубе корабля и смотрел на нее. Волны лениво лизали борта, время от времени обдавая мелкими брызгами находящихся на палубе людей. Их было много, и все они делали что-то, но Сильверина видела лишь графа – его волевое лицо, легкий прищур невозмутимых глаз и холодную усмешку, разбившую столько сердец. В ее сне граф был обнажен по пояс, и на груди у него двигался в такт дыханию страшный отпечаток огромной медвежьей лапы. Почему-то Сильверину это ничуть не удивляло.

   А по глади укромной бухты под прикрытием ночи скользили к беззащитной «Золотой Русалке» легкие послушные лодки…

ГЛАВА 26

- Миледи, вас вызывает к себе Его Светлость король Кристиа́н.

   Леди Хо́ксли обернулась на голос. Принц Го́ттард, которого она держала на руках, тут же заинтересовался сверкнувшей в её ухе бриллиантовой серёжкой. У входа в покои принца стояла её новая горничная, Лере́я.

   - Интересно, зачем бы, – пробормотала леди Эли́са, осторожно высвобождая серёжку из крохотных пальчиков. – Не нужно, мой милый, эта игрушка не для маленьких мальчиков, – проворковала она, целуя малыша в щёчку. Затем взглянула на Лере́ю и приказала совершенно другим тоном:

   - Ступай, найди кого-нибудь из его бестолковых нянек и передай, что я велела немедленно явиться сюда!

   Лере́я присела и вышла. Надо же, как леди Эли́са обожает маленького принца... Служанки болтали, будто от горя она повредилась рассудком, однако Лере́я не замечала у своей хозяйки признаков помешательства. Ужасно потерять малыша – при этой мысли руки Лере́и непроизвольно потянулись к животу, словно желая защитить её собственное дитя. Леди Эли́са переживала своё горе с достоинством сильной натуры... Лерея вздохнула. Сама она чувствовала себя здесь, как муха в паутине. Замок короля казался ей похожим на змеиную нору: все здесь шпионили за всеми, интриговали, обманывали, подстраивали гадости, лебезили и льстили в глаза, а за спиной обливали грязью. Брррр! Ей было противно тут находиться и, в то же время, она бесконечно жалела людей, вынужденных жить в замке, – всех, от последней судомойки до печального короля, казавшегося ей таким уязвимым в его горе. Она искала и не находила здесь истинной преданности, искренних чувств, настоящих эмоций. Все обитатели замка носили маски, – и этот маскарад не прекращался в их жизни ни на миг.

   Погрузившись в свои невесёлые мысли, Лере́я едва не столкнулась с Тессой, вовсю кокетничающей с каким-то рыцарем. Тесса испуганно вскрикнула. Лере́я тоже отпрянула.

   - Беги скорее, – проговорила она, чуть задыхаясь, и прижала руку к груди, пытаясь унять сумасшедшее сердцебиение. – Леди Хо́ксли ждёт! Ей нужно к королю.

   Рыцарь с усмешкой хлопнул девчонку пониже спины. Подхватив юбки, Тесса пустилась бегом, – ей вовсе не хотелось навлечь на себя гнев Эли́сы Хо́ксли. Лере́я пошла было своей дорогой, однако мужчина преградил ей путь, и тут она его узнала. Это был Кентин Мале, племянник королевского Распорядителя.

   - Куда же ты так спешишь? – улыбнулся он. – Останься, поговори со мной.

   Забывшись, Лерея надменно вздернула подбородок:

   - Пропустите, сир!

   - Ох, какая! Это леди Хоксли научила тебя так разговаривать с лордами?

   - Простите, у меня много работы. Я должна идти, – она попыталась обойти рыцаря, но он ухватил ее за локоть:

   - Я тебя не отпускал. Может, мне тоже кое-что нужно.

   - Я служу леди Элисе и никому более, – Лерея дернула рукой, но Кентин держал крепко. – Прошу вас, сир!

   - Что здесь происходит? – раздался голос. Узнав одну из придворных дам, Лерея торопливо присела. Кентин Мале разжал руку, и она машинально потерла помятый локоть.

   - Найра, – улыбнулся рыцарь, но молодая женщина на него даже не взглянула – она стремительно шла прямо на горничную, расшитый золотой нитью подол просторного платья вился вокруг ее ног, глаза были яростно прищурены, лицо пылало румянцем.

   - Что ты здесь делаешь, дрянь?

   - Я… Миледи, вы все не так поняли. Леди Элиса отправила меня с поручением, но…

   - Горничная леди Хоксли? Так-то ты выполняешь ее приказы! Я ей непременно об этом скажу. А теперь – пошла вон отсюда!

   Лерея склонила голову:

   - Да, миледи.

   - Хм, так это служанка Хоксли? – услышала она голос рыцаря. – А я думал, одна из твоих. Хотел передать записку.

   - Кентин, ты же знаешь… – отчаянно зашептала в ответ леди Найра, но Лерея отошла уже достаточно далеко, чтобы разобрать, о чем они говорят.

   В это же самое время леди Элиса, передав подоспевшей няньке принца Го́ттарда, спешила к королю. Тревожные мысли теснились у неё голове... Проходя через Красный Зал, она встретила леди Мире́ю Сэ́ндимор, идущую, по всей видимости, туда же, куда и она сама. Две дамы любезно улыбнулись друг другу.

   - Прелестное платье, моя дорогая! – похвалила её наряд Мире́я. – Не его ли я видела на вас не далее чем вчера?

   - Едва ли, – голос Эли́сы источал мёд. – Вчерашнее платье вы бы точно запомнили – оно расшито черными бриллиантами, преподнесенными нашей семье Его Светлостью королём Кристиа́ном ко дню моих именин. Разумеется, никакого празднества я не устраивала, скорбя по безвременно почившей королеве, но мне весьма лестно, что Его Светлость не забыл!

   Улыбка Мире́и увяла. Этот весьма редкий камень в Кенбрии невозможно было достать ни за какие деньги. Прежде в казне Короны был лишь один такой бриллиант, но теперь, после более чем щедрого подарка императора Цо-Чу-Берриа́ра, там хранился целый сундук с этим бесценным сокровищем... И король решил подарить несколько камешков этой Хо́ксли! Невыносимая мысль!

   - О, разумеется, вы, как никто, достойны столь щедрого дара, – проворковала, наконец, леди Сэ́ндимор, с трудом беря себя в руки. – Уверена, Его Светлость бесконечно благодарен вам за помощь, которую вы оказываете ему в воспитании сына. Вам, наверняка, приходится нелегко – все эти сплетни и разговоры...

   Эли́са приподняла бровь:

   - Сплетни? Не понимаю.

   Мире́я всплеснула руками:

   - Ах, боги, вы не слышали? Ну, я, конечно же, не стану их вам передавать – тем более, что сама я в них совершенно не верю. Это же сущая глупость, утверждать, будто бы вы в погоне за властью втираетесь в доверие к королю через его наследника! Или, хуже того, будто вы повредились рассудком и принимаете нашего принца за собственного сына! Нет-нет, и не уговаривайте меня, я не какая-нибудь сплетница и ничего вам не скажу!

   Леди Хо́ксли вдруг побледнела, и это не укрылось от внимательного взгляда Миреи Сэ́ндимор. "Тааак, голубушка, выходит, где-то я попала прямо в точку! Интересно, интересно!" Она продолжала наблюдать, однако Эли́са уже справилась с собой. Взяв леди Мире́ю под руку, жена казначея с милой улыбкой наклонилась к ней:

   - Как прекрасно иметь подругу, не интересующуюся досужими разговорами! Я и сама никогда не слушаю сплетен, знаете ли. И уж тем более, не пересказываю кому бы то ни было случайно услышанное. Я полагаю, от слухов одно лишь расстройство... К примеру, когда глупые служанки болтали на днях, будто бы достопочтенный лорд Сэ́ндимор, ваш благородный супруг, обрюхатил какую-то горожанку – жену то ли купца, то ли стражника, – я отхлестала обеих по щекам и запретила впредь порочить доброе имя Сэ́ндиморов. Какое счастье, что вы тоже не верите сплетням, моя дорогая! От огорчения кожа увядает, и красота блекнет, это всем известно. Идёмте же, король ждёт! – и леди Эли́са прибавила шаг, увлекая за собой растерянную Мире́ю Сэ́ндимор.

   В тронном зале собрался весь королевский двор. Король Кристиа́н в неизменном белом траурном одеянии сидел на троне, корона венчала его темноволосую голову, великолепный отороченный мехом плащ – тоже белый – ниспадал с широких плеч. Королевские советники в полном составе стояли справа от трона, на две ступени ниже него. Цо-рамнийский посол Ши-Руа́гг занял место слева от короля, на ступень ниже трона. У подножия лестницы выстроилась стража. Лорды и леди заполняли зал, взволнованно переговариваясь. Леди Эли́са отпустила руку Мире́и Сэ́ндимор, предоставив той перевариварить новость о неверности супруга в одиночестве, и смешалась с толпой. Следом за ними в зал торопливо вошло ещё несколько человек.

   Заметив, что все, наконец, собрались, король заговорил:

   - Наш могущественный восточный друг, император Цо-Чу-Берриа́р IX, милостью Небес единовластный правитель благословенной Цо-Рамн, желает посетить наше королевство. Представлять императора здесь будет принц Цо-Чу-Трегга́р, его старший сын и наследник престола.

   В зале поднялся шум – новость взбудоражила всех. Однако король Кристиа́н поднял руку и голоса стихли.

   - Кроме того, младшая дочь императора Цо-Чу-Берриа́ра IX, прекрасная принцесса Цо-Рами́н, также прибудет в королевство вместе с братом.

   На этот раз голоса зазвучали громче. Придворные дамы, склоняясь друг к другу, шептали, что это неспроста, и что настойчивости принцессе не занимать. Мужчины предвкушали прибытие экзотических восточных красавиц – едва ли принцесса путешествует без свиты! Глаза леди Дона́йи Сэ́ндимор наполнились слезами. Мать, пробравшаяся к ней сквозь толпу придворных, сжала ей руку.

   - Ах, мама! – воскликнула девушка. – Ты разве не слышала, она едет сюда, эта противная принцесса! Теперь король точно женится!

   Леди Мире́я слегка встряхнула дочь, приводя её в чувство.

   - Тише, глупая! Следи за своим языком! То, что принцесса прибудет во дворец, ещё ничего не значит.

   - Но, мама, – начала было Дона́йя, однако король вновь заговорил, и ей пришлось умолкнуть.

   - Дабы почтить нашу высокую гостью, принцессу Цо-Рами́н, мы предоставим ей свиту, состоящую из благородных леди и их прислуги. В империи Цо-Рамн женщины живут по законам, отличающимся от наших. Они не показываются мужчинам, не являющимся членами их семей, и не заговаривают с ними. Помощь наших придворных дам в этом случае будет неоценима.

   По рядам стоящих прошёл гул мужских голосов. Дамы тоже залепетали, обсуждая новость.

   - Я уже огласил своим советникам имена женщин, которые войдут в свиту принцессы. Совет одобрил, – советники короля подтвердили его слова кивками. – Итак, навстречу принцессе Цо-Рами́н отправятся: принцесса Элианна Голденбург, сестра моего отца, короля Дориана; леди Саманти́на Ма́ле, жена Главного распорядителя двора; леди Руа́та Хо́стенгем, сестра лорда Хо́стенгема; её племянница леди На́йра, вдова безвременно почившего Стэ́на Уа́йтборна, старшего сына лорда Уа́йтборна, северного наместника Короны; леди Катали́на Сварт, жена лорда Уи́нстона, Хранителя печати; леди Ивенти́на Дюто́н, мать королевы Марсе́лы; леди Мира́йя Ро́кслимор, тётка лорда Ро́кслимора, восточного наместника Короны; леди Латиса Стоунволл, верный и преданный друг Короны; и леди Эли́са Хо́ксли, жена королевского казначея и дочь лорда Бра́нтона.

   В первое мгновенье леди Хо́ксли решила, что ослышалась. Король не мог назвать её имя! Не хочет же он, в самом деле, отослать её из замка? Или... О, боги, что, если он и впрямь решил разлучить её с маленьким принцем – и сделать это с наименьшими потерями, якобы оказывая ей честь?!

   Король, между тем, продолжал свою речь:

   - Девять знатных дам – ибо цо-рамнийцы почитают это число – отправятся в Уи́нтонпорт, к Восточному морю, дабы встретить там наших высоких гостей. У означенных леди нет маленьких детей, которые могут нуждаться в них; происхождение их весьма знатно, равно как и положение при дворе; мужья тех из них, кто находится замужем, выразили своё согласие. Каждая из дам может взять с собой горничную и две-три служанки.

   Леди Хо́ксли выступила вперёд и склонилась перед королём:

   - Ваша Светлость, принцессе Цо-Рами́н четырнадцать лет. Обрадует ли её общество взрослых замужних женщин? Сумеем ли мы развлечь её?

   На лице лорда Хо́ксли появилось недовольное выражение. Как смеет она перечить королю при всём дворе, да ещё после того, как было объявлено, что он, лорд Хо́ксли, её муж и господин, дал своё согласие?!

   Леди Эли́се ответил посол – предварительно испросив разрешения у короля Кристиа́на:

   - Могу ли я разъяснить, Ваша Светлость, сей щекотливый момент благородной и досточтимой леди, как человек, ближе всех здесь присутствующих знакомый с обычаями благословенной Цо-Рамн?

   Король кивнул.

   - Видите ли, миледи, собственная свита принцессы также состоит из благородных дам, достигших определенного возраста и положения.

   - Благодарю вас за разъяснения, посол, – склонила голову леди Хо́ксли. Мысли её метались, как испуганные птички, но в голову ничего не приходило: она и так рискнула, использовала свой единственный шанс, возразив королю при всех – пусть и завуалированно – и получила отказ. Более ничего нельзя было предпринять. На мгновение она встретилась взглядом с супругом и вздрогнула – ибо ничего хорошего ей не сулил этот полный холодного бешенства взгляд...

   - Почётная свита принцессы Цо-Рами́н отправляется в путь через неделю. Дам будет сопровождать отряд из двухсот рыцарей. Кроме того, каждая из названных мною леди может взять с собой личную охрану, отобрав не более десяти человек из собственной домашней стражи. По дороге к путешественникам присоединится и леди Дюто́н – при проезде через Дюто́н-Касл. В Уи́нтопорт леди и сопровождающие их рыцари остановятся в замке лорда Уи́нтона – он уже извещён и готовится к их приезду. После прибытия туда цо-рамнийских кораблей дамам надлежит присоединиться к свите принцессы и сопроводить её в столицу. Посол Ши-Руа́гг также отправляется навстречу нашим высоким гостям во главе своих собственных людей.

   Посол склонил голову, соглашаясь. После были оглашены имена рыцарей, избранных сопровождать леди в предстоящем путешествии; затем король всех отпустил. Леди Эли́са не слышала ни слова из того, что говорилось в тронном зале после разъяснений, данных ей послом Ши-Руа́ггом. Заметив, что придворные устремились к дверям, она повернулась и вышла вместе со всеми, однако мысли её витали далеко. Первым порывом леди Хоксли было немедленно отправиться в покои принца Го́ттарда; затем она совсем уж было решила броситься в ноги к королю, умоляя его оставить её в замке, – но в этот момент чьи-то пальцы сомкнулась у неё на запястье, и лорд Хо́ксли, стремительно двигаясь вперёд, потащил жену за собой. Испугавшись, леди Эли́са попыталась высвободить руку, однако он был, несомненно, сильнее, да и бешенство только прибавило ему сил.

   Достигнув дверей в свои покои, лорд Хо́ксли втолкнул её внутрь и запер дверь. Леди Эли́са ударилась боком о высокое резное кресло и упала, перевернув его на себя. Лорд Хо́ксли отшвырнул кресло в сторону, склоняясь над женой. Она в ужасе закрыла лицо руками, однако это мало помогло, – нанесенный им удар пришёлся по пальцам, но голова её беспомощно мотнулась. Перстни, которые её муж носил в неимоверном количестве, ранили нежную кожу, выступила кровь.

   - Милорд! – вскрикнула она, съёживаясь. – Господин мой, что я сделала не так?

   - Не так? – зарычал он и, схватив жену за плечи, принялся трясти её что было сил. – Не так?! Ты ещё спрашиваешь! Как ты посмела возражать королю, дрянь?! Как ты посмела пойти против моего слова?!

   - Я... Я, – всхлипывала леди Эли́са. – Я лишь хотела, как лучше, – украшенные драгоценными камнями шпильки со звоном падали на пол, роскошные светлые волосы рассыпались по плечам, прекрасное лицо побледнело и исказилось. Лорд Тре́вор запустил пятерню в волосы жены и с силой дёрнул, заставив её запрокинуть голову.

   - Как лучше?! – с ненавистью прошипел он ей в лицо. – Да ты своими выходками скоро сорвёшь все наши планы!!! Зачем ты круглые сутки ошиваешься в покоях принца? Хочешь, чтобы король обо всём догадался?!

   Он снова тряхнул жену. На глазах её выступили слёзы.

   - Но... Но в наши планы входило, что принц полюбит меня, как родную мать...

   - Вот именно – как! – свободной рукой лорд Хо́ксли схватил её за шею. Толстые пальцы сжались. – Если бы ты вела себя осторожнее, король не отослал бы тебя, но поскольку ты не смогла держать в узде свои треклятые материнские чувства, так будь любезна теперь подчиниться приказу Его Светлости! Я не позволю тебе всё испортить!

   Пальцы его сжались сильней.

   - Но ведь Го́ттард, – прохрипела она, – Готтард...

   - Сын короля и наследник престола, – договорил за неё муж. – Только так и не иначе!

   Запрокинутое вверх лицо леди Эли́сы порозовело, губы её раскрылись, силясь вдохнуть, тонкие пальцы впились в запястья мужа. Глядя на неё, лорд Хо́ксли внезапно ощутил острое желание. Она нравилась ему такой – униженной, перепуганной, покорной. И куда только подевалась её благородная холодность и надменная гордость?

   Выпрямившись, лорд Хо́ксли заставил жену подняться с пола. Пальцы его разжались: схватившись за шею и судорожно кашляя, леди Эли́са упала на колени. Немного полюбовавшись этой картиной, лорд Хо́ксли за волосы поднял её на ноги и швырнул на постель.

   - Нет! – выкрикнула Элиса, съеживаясь и прикрываясь руками. – Нет!

   Лорд Тре́вор навалился на неё сверху, лишая возможности двигаться. Треснула, разрываясь, ткань роскошного платья, когда муж запустил жадные потные руки ей за корсаж. Обезумев от отвращения, Эли́са попыталась укусить его; на мгновенье прервавшись,