Бет потеряла отца, семейное состояние и была вынуждена поступить на службу компаньонкой к деятельной сельской леди миссис Мидуэл. Пожилая дама души не чает в девушке и мечтает удачно выдать ее замуж, даже несмотря на то, что та вовсе не видит себя замужней женщиной.
Но однажды Бет сообщают, что она уже давно помолвлена с неким мистером Даремом, священником.
И вскоре после сообщения о помолвке в деревне начинают происходить убийства.
Снег на голову
Миссис Мидуэл была сегодня категорически не в духе, что можно было понять уже по тому, как она распекала горничную. Бедняжка Миртл не отличалась особенной расторопностью и нередко допускала оплошности, однако хозяйка по большей части терпела ее из старческой сентиментальности: Миртл была дочерью прежней домоправительницы, которая уже упокоилась с миром, но оставила по себе самые добрые воспоминания. Сара Бромли, мать Миртл, была женщиной более чем добропорядочной и образцово вела хозяйство, к тому же миссис Бромли пользовалась всеобщей любовью.
Так что Миртл прощали многое, но не сегодня.
– Бет! – раздался оклик со второго этажа. – Элизабет! Вы только взгляните на это!
Я поспешно кинулась к лестнице, чтобы спасти ситуацию. Именно таковы были мои обязанности в доме престарелой леди – спасать. Людей или имущество – все едино.
– Иду, миссис Мидуэл! – крикнула я уже на лестнице, радуясь тому, что так и не поддалась уговорам хозяйки и не завела себе туфли на каблуке повыше.
Разве стоит покупать непрактичную обувь, когда фактически все время проводишь на ногах? А я как раз порой за весь день не могла присесть и на четверть часа.
Оказалось, что раззява Миртл умудрилась прожечь утюгом любимую шелковую блузу миссис Мидуэл. Спасать было нечего, что понимали, разумеется, все. Горничная едва не рыдала, заламывая полные, дебелые руки.
– И что делать? Я собиралась ее надеть сегодня в церковь, – пробормотала пожилая женщина, явно расстроенная такой потерей.
Я тут же двинулась к гардеробу мореного дуба, намереваясь подобрать достойную замену для безвозвратно потерянной вещи.
– Не волнуйтесь, миссис Мидуэл, у вас есть еще множество прелестной одежды.
Эта служба должна была стать для нашей деревни особенной – в приход приехал пару дней назад новый викарий взамен преставившегося преподобного Крейна, и вся деревенька рвалась на первую проповедь, чтобы собственными глазами посмотреть на приходского священника. Поговаривали, что он молод и даже обладает приятной наружностью. И первое, и второе было сложно ожидать от особы духовного звания, стоит сказать. Лично мне никогда прежде не доводилось видеть какого-нибудь статного красавца, надевшего на себя белый священнический воротничок.
Впрочем, нет так уж много мне доводилось видеть священников, если задуматься.
В маленьком сообществе каждая перемена – огромное событие, которое заслуживает всеобщего внимания. Поэтому обитатели Сеннена с нетерпением ждали возможности поглазеть на нового жителя нашей деревеньки.
– И вам, Бет, тоже стоило бы приодеться, – украдкой заметила моя хозяйка, благосклонно взирая на изумрудную блузу со скромной вышивкой, которую я с видом фокусника извлекла из ее старинного гардероба.
Я заставила себя не морщиться.
Миссис Мидуэл имела обыкновение знакомить меня с молодыми людьми, по ее мнению, подходящими для юной особы моего положения. Пожилая леди относилась ко мне совершенно по-родственному, и с каждым днем все больше казалось, что я какая-то внучатая племянница, а не компаньонка и домоправительница в одном лице. Это было чрезвычайно приятно, не спорю, однако бесконечные попытки сватовства за прошедшие три года успели несколько… утомить.
Пожилая дама категорически не могла свыкнуться с новомодной мыслью, что не каждая молодая женщина желает обзавестись подходящим супругом, и стремилась выдать меня замуж как можно удачней. С ее собственной точки зрения, разумеется. Сердиться всерьез из-за подобных матримониальных замыслов на миссис Мидуэл я не могла, но каждый раз брала досада.
– Я бы хотела сегодня остаться дома, – покачала я головой с улыбкой. – Мне со вчерашнего дня нездоровится.
Разумеется, вечно не удастся избегать встречи с новым викарием, наша деревенька слишком мала для того, чтобы не познакомиться с местным главным священнослужителем.
Моя хозяйка покачала головой с лукавой улыбкой.
– Дорогая, вы выглядите сегодня настолько цветущей, что я вам ни капли не верю, – заметила с незлобивой насмешкой миссис Мидуэл. – Так что вы непременно должны пойти со мной на службу. Как же я дойду без вас до церкви?
Тут я посмотрела на пожилую леди с откровенной укоризной. Потому что всем было известно, что в свои шестьдесят три года Элинор Мидуэл обладала превосходным здоровьем и могла себе позволить даже прогулку от одного конца деревни и обратно. А до церкви идти всего-то минут семь пешком.
– Миссис Мидуэл, но я правда… – начала было я, но быстро сникла. – Я сейчас оденусь. Дайте мне буквально пять минут.
В церковь я по настоятельной просьбе миссис Мидуэл отправилась в лучшей шляпке, которую всего неделю назад купила в городе. Мне она казалась неподходящей, однако спорить из-за такого пустяка было просто глупо.
Всю дорогу хозяйка твердила, что я прехорошенькая, с чем, в целом, я не собиралась спорить, отлично зная цену своей внешности. Я действительно была прехорошенькой и по праву гордилась и правильными чертами лица, и густыми каштановыми волосами, и большими серыми глазами. Папа частенько говорил «вся в мать» и украдкой вытирал слезу. Моя мама умерла в родах, оставив отца безутешным вдовцом с маленькой дочкой на руках. С воспитанием единственного ребенка папа справлялся из рук вон плохо, что достаточно быстро осознал, и в моей жизни сперва появилась череда нянь, а в одиннадцать лет я отправилась в закрытую школу-пансион для девочек, которую практически не покидала до девятнадцати лет.
Выпуска из школы я ждала с превеликим нетерпением. Казалось, весь мир готов упасть к моим ногам.
Увы, к ногам упало только окончательное сиротство, угроза нищенского существования и необходимость как можно скорей найти себе место. На счастье, директриса моей школы, миссис Харт, проявила величайшую доброту и приняла участие в судьбе бывшей ученицы: именно глава школы написала всем своим знакомым и в итоге нашла мне место в небольшой деревеньке у давней подруги своей кузины.
К миссис Мидуэл я прибыла с одним чемоданом, который был настолько легок, что это вызывало отчаяние. Два платья и смена белья не могли бы удовлетворить нужды самой неприхотливой девушки, а туфли на моих ногах грозились развалиться в любой момент.
Пожилая леди, у которой мне предстояло служить, приняла новую компаньонку со всей возможной сердечностью, и бедственное положение оказалось одной из тех причин, по которой я удостоилась такой откровенной приязни. Миссис Мидуэл, как многие бездетные леди преклонных лет, находила себя в служении ближним, и я стала еще одним ее благотворительным проектом. Сперва это уязвляло мое самолюбие – растили меня пусть и не в нарочитой роскоши, однако никто не ожидал, что в итоге я окажусь в услужении, – однако смирение пришло быстро.
– Вечно вы так упрямитесь, моя дорогая, как только речь заходит о молодых людях! Ох уж эти новомодные веяния! А ведь добропорядочный супруг с состоянием дал бы вам положение в обществе и спокойную жизнь!
Первые месяцы пребывания в Сеннене с моей хозяйкой я еще пыталась спорить с нею, однако быстро свыклась, к тому же это был, пожалуй, единственный недостаток миссис Мидуэл.
– И неужели вы считаете, будто я гожусь в жены викарию, а викарий годится в мужья мне? – осведомилась я с той обреченностью, которая рано или поздно появляется, когда приходится иметь дело с неизбежным.
Об одной мысли, что меня можно представить супругой священника, брала оторопь. Брала и не отпускала. Неужели же теперь я настолько жалкое создание, что меня прочат в жены священнослужителю?
– Почему бы и нет, моя дорогая? – пожала плечами миссис Мидуэл. Вязаная шаль чуть сползла с худых плеч, и женщина поспешно ее поправила. – В конце концов, священники – такие же мужчины как и прочие. Им присущи те же страсти.
Я плохо представляла, стоит ли мне рассуждать на тему страстей. Эта сфера человеческой жизни неизменно смущала, пусть идеи эмансипации плотно засели в моей голове.
– И чтобы страсть вела не к греху, но к добродетели, без жены никак не обойтись, – продолжала рассуждать миссис Мидуэл, предусмотрительно вцепившись неожиданно сильными сухими пальцами в мое предплечье. Верно, чтоб не сбежала в последний момент.
Тем временем жители нашей деревни полноводным потоком стекались к церковному порогу. На службах и так собиралось достаточно прихожан, в конце концов, в здешней глуши имелось не так и много развлечений, чтобы лишать себя одного из них, пусть даже это и проповедь. Однако сегодня верующих пришло существенно больше обычного, в особенности прибыло молодых девушек. Очевидно, до местных юных леди также дошли слухи, что новый викарий молод и хорош собой.
Мы с миссис Мидуэл чинно приветствовали всех и каждого: в Сеннене моя хозяйка была значительной фигурой и, учитывая, что все друг друга знали, не нашлось того, кто не пожелал бы выказать почтение пожилой даме. А приветствуя миссис Мидуэл никак нельзя было проигнорировать меня, ее неизменную спутницу.
– Ах, моя дорогая, вы уже встречались с нашим новым викарием? – прощебетала миссис Браун, наша соседка, которая в свои пятьдесят лет отчаянно молодилась и флиртовала абсолютно со всеми мужчинами, если они уже вышли из детского возраста и еще не лежали в гробу.
Мистер Браун на свое счастье не дожил до этого момента и наблюдать за выходками супруги не мог.
– Ох, нет, это прискорбно, однако в последние дни я себя так дурно чувствовала, – выказала досаду моя хозяйка. – А вы его видели, миссис Браун? Как вы находите нашего пастыря?
На лице соседки появилось восторженно-сладострастное выражение. Кажется, даже ее золотые завитые локоны начали топорщиться больше прежнего.
– Наш дорогой мистер Дарем совершеннейшая душка! – вынесла свой не самый достоверный вердикт миссис Браун.
Миссис Мидуэл предпочла составить собственное мнение, а не опираться на рассуждения приятельницы, и мы просто вошли в церковь, чтобы собственными глазами лицезреть нового члена нашего сельского сообщества.
– Творец наш милосердный, – произнесла моя хозяйка, узрев черноволосого мужчину в священническом облачении, что за кафедрой ожидал, пока прихожане займут места.
Новый викарий оказался так громаден, что, кажется, подпирал своды нашей несчастной маленькой церкви, что теперь выглядела еще меньше. Никогда прежде мне не приходилось видеть священников, подобных этому – мужчина действительно оказался молод, при этом роста в викарии было около шести с половиной футов, настоящий великан.
И этот великан взирал на свою паству взглядом, который ясней любых слов говорил о том, что к нам приехал не добрый пастырь. Викарий явно собирался клеймить пороки и бороться с грехом со всем возможным рвением.
Неожиданно для себя я ощутила волну облегчения: подобного склада священники редко имеют склонность обзаводиться женами, особенно такими молодыми и легкомысленными как я.
– Какой выдающийся образчик мужественности, – с придыханием вынесла свой вердикт миссис Мидуэл, с искренним восторгом взирая на мужчину. – Честное слово, моя дорогая, сейчас я как никогда жалею, что молодость ушла безвозвратно.
На меня же от вида молодого викария не снизошло воодушевление: он казался, скорее, пугающим, чем привлекательным, хотя черты его лица были правильными, а фигура соразмерной.
– Викарий недурен, – решила я не спорить попусту и удостоилась одобрительного взгляда хозяйки.
Служба прошла точно так, как я и предполагала – преподобный в проповеди клеймил человеческие пороки хорошо поставленным звучным голосом, призывал к покаянию и расписывал ужасы адского пламени.
Прихожане благоговейно взирали, зачарованные силой воли мистера Дарема и его громоподобным голосом, которым викарий владел с непревзойденным искусством.
Преподобный Крейн в последние годы был не стар даже, а древен, и его дребезжащий тенорок плохо доносил слово Творца до ушей прихожан.
После того, как служба была закончена, миссис Мидуэл отправилась представляться викарию. И опять я как приклеенная следовала за ней, хотя мистер Дарем вызывал во мне робость, граничащую с испугом, и приближаться к нему не хотелось совершенно.
Держался викарий как истинный джентльмен, его улыбка, обращенная к нам была как пугающей, так и любезной.
– Очень рад знакомству, миссис Мидуэл, – кивнул моей хозяйке викарий. – Мисс Мерсер.
Тут я поняла, что священник смотрит на меня излишне долго.
– Простите, но не та ли вы Элизабет Мерсер, что приходится дочерью полковнику Джону Мерсеру? – задал Дарем, пожалуй, наименее ожидаемый мной вопрос.
Как так вообще могло выйти, что здесь, в Сеннене, кто-то вспомнил имя полковника Мерсера?
– Да, – дрогнувшим голосом произнесла я. – Полковник Джон Мерсер действительно мой отец.
Миссис Мидуэл переводила взгляд с меня на викария и обратно, явно ожидая продолжения.
– Я очень рад нашей встрече, мисс Мерсер, – на редкость мрачно улыбнулся мистер Дарем. – Можно сказать, что я искал вас по всей стране. И никак не ожидал однажды повстречать вот так, случайно.
Творец! Ну как же так вышло? Разве возможна подобная встреча на другом конце страны? Быть может, это еще один кредитор, что еще не отчаялся получить причитающееся с нищей сироты?
– Простите, сэр, – осторожно начала я, – но зачем вам потребовалось меня разыскивать?
Викарий снова улыбнулся и сообщил:
– Дело в том, мисс Мерсер, что наши отцы много лет назад заключили соглашение о помолвке между вами и мной, и теперь, когда вы оказались в таком поистине плачевном положении, мой батюшка вспомнил о давних клятвах. Вы моя невеста, мисс Мерсер, и я искал вас для того, чтобы заключить, наконец, брак.
Радостно охнула миссис Мидуэл, в ушах которой уже звенели свадебные колокола. А вот для меня словно гром грянул.
– Но, сэр, я совершенно вас не знаю! Я не могу выйти замуж за незнакомца! Это абсурд! Совершеннейший абсурд! – выпалила я и опрометью бросилась прочь из церкви, словно за мной неслись все демоны преисподней. Не глазел на меня, кажется, только слепой мистер Мэйхью, но ему непременно все опишут в мельчайших деталях!
Как так могло выйти?!
Я уехала на другой конец страны, надеясь, что тут-то никогда не встречу знакомых… Что ж, знакомых и не встретила, зато нашелся жених!
– Ну что за глупости, моя дорогая, – за ужином наставляла меня на ум миссис Мидуэл.
Я могла избежать обеда, но к вечерней трапезе голод все-таки выгнал. И, разумеется, за столом моя хозяйка под любопытными взглядами прислуги не могла не завести разговор на вполне ожидаемую тему.
– Викарий – видный мужчина. Вполне достойный и с состоянием. В вашем положении такой супруг – просто манна небесная, Бет. И какая разница, что вы с ним незнакомы? Это поправимо. К тому же мистера Дарема выбрал ваш покойный батюшка, и следует почтить его волю. Выйдя замуж за нашего преподобного вы, наконец, станете хозяйкой собственного дома, получите положение и почет. Жена викария – это очень уважаемый член нашего сообщества.
О да, в Сеннене миссис Генри Дарем определенно станет персоной более чем видной и все незамужние девицы (впрочем как и определенная часть замужних молодых женщин) будет страстно завидовать той, которая заполучила в единоличное владение викария.
Другое дело, для меня роль жены сельского священника не имела ни малейшей привлекательности. Даже при условии отсутствия любых других претендентов на мою руку.
– Я совершенно не готова к браку, – не поднимая взгляда от собственной тарелки пробормотала я. – И мне ни капли не нравится викарий, миссис Мидуэл. Пусть даже этот брак и устроил еще мой покойный отец, однако сейчас не те времена, когда слепо подчиняются родительской воле.
Прислуживающая нам миссис Мэйхью неодобрительно цокнула языком на правах старейшей из нынешней прислуги в доме, но в остальном свое мнение все-таки оставила при себе, за что я была ей чрезвычайно благодарна.
– Но, Бет, дорогая моя, любовь между супругами – это совершенно лишнее, уверяю вас. Любовь проходит и заканчивается разочарованием. Муж должен быть лишен пороков, обладать необходимыми терпением и добротой, чтобы совместная жизнь с ним доставляла удовольствие, – принялась перечислять пожилая леди то, что по ее мнению составляло наиболее важную основу брака.
Я не могла подтвердить или опровергнуть ее слов, поскольку не имела никакого опыта в этом вопросе – даже опыта наблюдения. Мой собственный отец повторно так и не женился, жили мы весьма уединенно и мне редко доводилось наблюдать за отношениями супругов. Затем же, уехав в пансион, я и вовсе оказалась в окружении одних только женщин.
Приняв мое задумчивое молчание за знак согласия, миссис Мидуэл прежним ласково-вкрадчивым тоном продолжила:
– К тому же я уже стара, Бет, а стариков Творец может призвать к себе в любой момент. И что же тогда будет с вами? Вы останетесь безо всякой поддержки! Разве такое будущее не ужасает?
Ужасало. Три года назад. С тех пор я успела понять, что в состоянии выжить без родных, исключительно своим трудом. К тому же удалось отложить небольшую сумму денег, которая позволила бы не торопиться с поиском нового места работы.
– Куда больше меня ужасает скоропалительное необдуманное замужество, – отозвалась я и с великим трудом удержалась от усталого вздоха. Миссис Мидуэл досаждала мне разговорами о браке не для того, чтобы расстроить, а из одной только большой любви. Поэтому я сносила эти нравоучения со всем возможным терпением. Которое постепенно заканчивалось.
Я искренне надеялась, что история с помолвкой после моего бегства из церкви окончилась раз и навсегда (в конце концов, сложно найти более решительный способ отказать мужчине), однако уже после полудня в понедельник стало ясно насколько велика была моя ошибка.
Стоило только нам с миссис Мидуэл сесть за ланч, как в столовую вбежала раскрасневшаяся Миртл, глаза которой сияли словно звезды, и восторженным шепотом сообщила, что к нам прибыл викарий.
– Вы пригласили его? – с мягким укором спросила я у хозяйки.
Старушка с хитрой улыбкой покачала головой.
– Нет, да и зачем было затруднять себя? И так было ясно, что преподобный нанесет нам визит при первой же возможности, даже если ради этого придется пойти против правил приличия. В конце концов, на что только не решится мужчина, когда речь заходит о встрече с очаровательной девушкой?
Быть может, так и есть, если эта очаровательная девушка стала предметом интереса. Но вряд ли я настолько поразила мистера Дарема за те несколько минут, которые продлился наш разговор.
– Впрочем, думаю, что на этот раз викария привели к нам сугубо дела прихода, – с видом полнейшей невинности добавила миссис Мидуэл.
Викарий вошел в столовую с каменным мрачным лицом, от выражения которого как будто ощутимо похолодало.
– Миссис Мидуэл, мисс Мерсер, простите за беспокойство, но вчерашняя встреча произошла несколько… скомкано. И я посчитал необходимым объясниться. В первую очередь с вами, мисс Мерсер.
Пока мистер Дарем говорил, я отчаянно комкала собственную юбку, чтобы удержаться и не сказать какой-то бестактности.
Но когда мужчина смолк, явно ожидая отклика на свои слова, стало совершенно ясно, что отмолчаться у меня не выйдет никаким образом.
– Простите, сэр, но мне кажется, мы все сказали друг другу еще вчера, – осторожно произнесла я, не поднимая взгляда.
Само предложение от незнакомца уже казалось нелепостью, на которую жаль тратить время!
– Но вы ведь не дали мне шанса объясниться, мисс Мерсер! – возмутился викарий, в котором как-то недоставало смирения, что пристало скромному слуге Творца.
Впрочем, скромности в мистере Дареме не наблюдалось и подавно, чтобы понять это хватило и тех нескольких минут, которые я его знала.
– Чего ради вам объясняться? – изумилась я, не удержавшись и взглянув в глаза викария. Они оказались глубокого зеленого цвета и обладали поистине магнетической привлекательностью. Что ж, скромность такому мужчине была бы просто не к лицу. – Разве не достаточно моего решительного отказа?
Мистер Генри Дарем с потрясающей самоуверенности покачал головой.
– Совершенно недостаточно, мисс Мерсер. Видит Творец, у вас нет причин для такого бурного возмущения. Мои намерения в отношении вас честны. Я человек, лишенный тяжких пороков, жизнь со мной не станет невыносимой. Став моей супругой, вы больше не будете собственным трудом зарабатывать себе на кусок хлеба. Разве это не благо?
Разумеется, в словах викария имелись свои резоны. Стань я его женой, насколько бы сильно упростилась жизнь.
Губы сами собой растянулись в едкой улыбке.
Сколько лет мистеру Дарему? Двадцать семь? Двадцать восемь? Возможно, что и несколько больше. В таком возрасте мужчины предпочитают жить своим умом. Что ему помолвка, давным-давно заключенная отцом?
– Вы не похожи на того, кто готов безропотно покориться родительской воле, – заметила я. – И тем более вы не похожи на глупца, который может жениться на нищей сироте исключительно из альтруизма. Так что вам вдруг понадобилось от меня, преподобный?
Если только он сейчас начнет рассуждать о своей внезапной любви с первого взгляда… кину в него тарелку! Потому что такая бесстыдная ложь непременно должна быть наказана! Немедленно!
Однако что-то такое викарий почувствовал, потому что услышала я совершенно иное.
– Мой отец весьма сентиментален, мисс Мерсер, что в его возрасте совершенно неудивительно.
Тут мистер Дарем расстроенно вздохнул.
– Так уж вышло, что он с вашим отцом служил вместе, и во время одного из сражений полковник Мерсер спас моему батюшке жизнь, рискуя при этом своей.
Сказать, что услышанное меня потрясло, значит, ничего не сказать. Потребовалось никак не меньше нескольких минут, чтобы я просто осознала в полной мере смысл слов викария. Даже миссис Мидуэл подавилась после откровений Генри Дарема.
– Должно быть, вы шутите, сэр, – пробормотала я, истово надеясь, что прямо сейчас мужчина скажет, что действительно весь его рассказ – лишь плод воображения, помноженного на чувство юмора.
– Я остерегаюсь шуток настолько дурного толка, мисс Мерсер. Особенно в отношении юных леди, – безжалостно растоптал все мои надежды викарий. Он был серьезен как королевский гвардеец, стоящий в карауле.
В гостиной воцарилась такая тишина, что казалось, будто залетевшая в комнату муха жужжит оглушительно громко.
– И насколько же велика ваша доля наследства? – позволила я себе вопиющую бестактность. Однако мне необходимо было узнать конкретную цифру, чтобы понять, чего именно можно ожидать от «жениха».
Викарий озвучил сумму, которая не шокировала меня, однако ясно дала понять, что в своих матримониальных намерениях мистер Дарем будет невероятно тверд.
– Отец после того, как вышел в отставку, занялся коммерцией и преуспел, – не без гордости сообщил викарий. Пусть вздорное решение родителя и должно было изрядно расстроить Генри Дарема, он все же продолжал восхищаться отцом.
Титаническим усилием воли мне удалось сохранить видимость невозмутимости.
– Что ж, могу только посочувствовать вам, преподобный Дарем. Я не стану вашей женой. Никогда. Это мое окончательное решение, – еще раз озвучила я свою точку зрения относительно вопроса нашего возможного брака.
Викарий и моя хозяйка обменялись задумчивыми многозначительными взглядами, и стало ясно, что выиграна битва, но не война.
– Миссис Мидуэл, он желает нашего брака из корысти! – попыталась я уже за ужином вразумить свою нанимательницу, которая, видимо, посчитала своим священным долгом переубедить меня и склонить все-таки к замужеству.
– Молодой человек просто хочет получить свое наследство. Не вижу в этом особенной вины, – пожала плечами пожилая леди. – Миртл! Хватит уже греть уши! Подавай, в конце концов, десерт! Тебе потом кто-нибудь перескажет, о чем мы с мисс Мерсер говорили.
Служанка тут же прыснула из комнаты, сияя алыми от смущения щеками.
– Вины в этом нет, однако я сама его совершенно не интересую! – продолжила я возмущаться. – Мало того, что мне предлагают выйти замуж за первого встречного, так я еще и должна стать инструментом для получения денег!
Я буквально кипела от негодования. И кто делает мне предложение руки и сердца? Немыслимо!
– Юности свойственен максимализм, Бет. Вы сейчас можете принять решение, о котором горько пожалеете спустя несколько лет, – мягко и вкрадчиво продолжала вливать мне в уши свой яд пожилая женщина. – Из преподобного Дарема выйдет прекрасный муж, можете не сомневаться.
С точки зрения миссис Мидуэл так оно и было. Однако мне Генри Дарем показался мужчиной деспотичным, безразличным к мнению окружающих. И если отсутствие романтических чувств между мной и будущим супругом никогда не пугало, ведь к мысли о том, что именно так, скорее всего, и будет, меня приучили с самого детства, то перспектива оказаться во власти такого человека не радовала.
Брак без любви, по одному только расчету, не казался чем-то ужасным. Но предложение нового викария имело к расчету крайне мало отношения.
– Ваше молчание, дорогая Бет, настолько выразительно, что я бы, пожалуй, предпочла, чтобы вы отчаянно спорили, – пробормотала миссис Мидуэл и разговор сошел на нет. Однако мы обе понимали, что скоро все начнется заново.
Вечером к себе я ушла, будучи в расстроенных чувствах и почти ненавидя Генри Дарема, что одним своим появлением подорвал устои моей спокойной размеренной жизни. Такого смятения мне не доводилось испытывать с того самого ужасного дня, когда я открыла глаза в больнице Святого Джона и услышала, что теперь осталась одна на всем белом свете.
Сперва пришла боль душевная, ее быстро догнала и боль телесная – пожар, разгоревшийся посреди ночи в Мерсер-лодж (неуместно пафосное название) унес жизнь троих человек из четверых, что в остались в доме. Три могилы выкопали на ближайшем кладбище – для полковника Мерсера, его друга, Эммета Эверса, седьмого графа Карайла, и дочери графа, Бетани Эверс.
Выжила одна только я, и то исключительно волей Творца и мастерством целителя, который использовал все дарованное ему искусство и все силы, чтобы вытащить с того света чудом уцелевшую девятнадцатилетнюю девчонку.
Огонь забрал не только три жизни, но заодно в нем обратилось в прах и все состояние Мерсеров. Мерсер-лодж был и без того заложен и перезаложен, а после того как дом сгорел, банк забрал землю и продал, чтобы хоть как-то покрыть долги семьи.
Из больницы я вышла в безвкусном ситцевом платье, которое пожертвовало одно из благотворительных обществ, с помятой бумажкой, которую выдали в полиции вместо документов и рекомендательным письмом от директрисы моего пансиона. Добрейшая женщина также одолжила денег на билет до деревушки Сеннен и отдала одно из моих школьных фото, то самое, на Элизабет Мерсер была запечатлена вдвоем с леди Бетани Эверс, самой дорогой подругой, почти сестрой, в тринадцать лет. Той самой Бетани Эверс, которая сгорела в огне Мерсер-лодж.
Каждый раз, когда за горло брала тоска или требовалась поддержка, я доставала это фото и вглядывалась в лицо подруги.
Сейчас я тоже вытащила драгоценную фотокарточку.
– Жених! Подумать только, – проворчала я, глядя на собеседницу, которая уже никогда ничего не ответит. – Кем только он себя возомнил?
Сама сказала – и сама же с горечью рассмеялась.
– Или кем себя возомнила я? И все-таки возмутительно хорош. Тебе бы точно пришелся по вкусу. Тебе всегда нравились уверенные в себе мужчины, дорогая, – сильные физически и духовно, готовые к борьбе, в том числе и за женское сердце. Ты обожала, когда поклонники тебя донимали, это добавляло собственной значимости.
Да, подруга расцветала еще больше в окружении мужского внимания. Наверняка с мистером Даремом она бы общий язык нашла, и уже спустя полчаса грозный великан в белом священническом воротничке ел бы с ее рук и преданно заглядывал в глаза, целиком и полностью очарованный прелестной кокеткой.
Она не была красивей, моя дорогая подруга и соученица, как и не была красивей я. Все признавали, что в привлекательности мы были равны, но вот такого несравненного обаяния мне не досталось.
– Но как же теперь заставить его позабыть обо мне? Хотя… Нет, заставить забыть меня – невелик труд. Как заставить Генри Дарема выбросить из головы мысли о наследстве?
Паутина
Мое утро начиналось в шесть утра, как у прислуги в доме, к которой я все-таки относилась, пусть и не до конца. Следовало спуститься на кухню и проверить, как готовится завтрак для миссис Мидуэл, дать распоряжения садовнику, оповестить шофера, потребуется ли хозяйке сегодня ее автомобиль, проверить почту, убедиться, что белье из прачечной вернулось в полном порядке… И еще существовала бездна мелочей, которые нуждались в моем пригляде.
Приходилось мне и браться за нитку с иголкой или утюг, а также изо дня в день тренироваться в применении бытовых заклинаний. Через три года работы я могла не без гордости заявить, что стала настоящим асом в области домоводства и не существовало такой проблемы, какую я не могла бы решить. Причем быстро, качественно и не привлекая внимания хозяйки.
Жизнь сельской состоятельной леди кажется со стороны совершенно беззаботной, однако мало кому приходит в голову, сколько каждодневного труда приходится прикладывать, чтобы одна благообразная старушка проводила свои дни в покое и довольстве. К счастью, Элинор Мидуэл была исключительно мудрой женщиной и высоко ценила меня и мои заслуги, осознавая, почему именно ей не приходится беспокоиться вообще ни о чем кроме своевременной выплаты жалованья слугам.
Сама я занимала место за столом хозяйки, комната моя была обставлена со вкусом и удобством и всем видом намекала, что я для нанимательницы могла считаться, скорее, любимой младшей родственницей. Однако несмотря на это определенная дистанция между нами наличествовала.
– Ох, мисс Бет, но почему же вы только отказали викарию? – первым делом после утренних приветствий спросила меня кухарка, дородная исключительно красивая женщина, которая до сих пор становилась причиной драк ее мужа со всеми, кто по его мнению, претендовал на внимание супруги.
Сейчас миссис Киркволл было уже за сорок, и я боялась даже думать о том, что происходило в пору ее юности.
– А почему я не должна была ему отказывать? – осведомилась я и, видя, что кухарка запаздывает с завтраком, сама принялась готовить посуду для утреннего чаепития, которое было в этом доме настолько же важной традицией, как и чай в пять часов дня.
Простодушная женщина в изумлении округлила глаза.
– Молодой состоятельный мужчина, к тому же на редкость привлекательный! Любая была бы счастлива выйти за него замуж!
Я пожала плечами с показным равнодушием, хотя внутри все закипало от раздражения.
Какое всем им дело?!
Хотя, конечно же, я понимала, какое. В настолько маленьком замкнутом сообществе любая новость – законное достояние общественности. А уж такое почти скандальное событие и вовсе не могли оставить без внимания.
– Но я его совершенно не знаю, – ответила я, стараясь не показать своего негодования ни единым жестом. – Как можно выйти замуж за незнакомца?
Миссис Кирквол удрученно вздохнула.
– Ах, моя дорогая мисс Бет, уж позвольте мне сказать вам, что выходить замуж за незнакомца подчас куда лучше, чем за того, кого знаешь. В конце концов, чем больше узнаешь мужчину, тем меньше хочешь стать его женой.
Свадьба миссис Кирквол с мистером Киркволом была скоропостижной, о чем местные кумушки без устали говорили даже спустя двадцать лет. И несмотря на это семейная жизнь супругов сложилась настолько удачно, насколько это вообще возможно. Пусть мистер Кирквол был человеком несколько неотесанным, он окружал супругу трепетной заботой, что всегда казалось мне на редкость милым.
– Но брак – это же так важно! Как можно вступать в него, совершенно не подумав? – поразилась я простоте и, пожалуй, даже примитивности этих рассуждений.
У кухарки нашелся ответ и на это.
– Думать нужно о том, хочешь вступать в брак или нет, мисс Бет, – вздохнула миссис Кирквол, а после поймала мой взгляд. – Да и, не в обиду, но вам ли перебирать? Конечно, вы очень образованная юная леди, это все признают, и дом вести умеете, но за душой-то все равно ни гроша. Молодые люди с положением к вам в очередь не выстроятся, а за старика, которого потянуло на молоденьких, вы и сами не пойдете. Да и проходимцы вам точно без надобности. А про мистера Дарема я порасспрашивала, даже в приход, где он прежде служил, звонила. Так вот, про него никто ни единого дурного слова сказать не может. Разве что кичлив немного, но стоит ли этому удивляться? Мужчине с образованием и деньгами можно позволить такой недостаток. К тому же викарий еще и видный.
Отповедь прислуги произвела на меня удручающее впечатление.
– Верно, миссис Кирквол. Думать нужно о том, хочешь вступать в брак или нет. И, по здравому размышлению, я пришла к выводу, что замуж совершенно не хочу.
Кухарка расстроенно покачала головой, но ответ мой все-таки приняла и более досаждать наставлениями не стала.
После завтрака я села писать письмо директрисе моей школы. Миссис Харт была одной из немногих ниточек, связывающих меня с прежней благополучной жизнью, и той спасительной соломинкой, что не дала утонуть в жизни новой, тяжелой и полной лишений. В жизни, полной одиночества.
Я хотела спросить у наставницы, не знает ли она чего-нибудь о семействе Дарем, а заодно и о том, могла ли вообще иметь место эта злосчастная помолвка, о которой твердил викарий.
После того, как я опомнилась после первого шока, пришло время ломать голову, как вообще так вышло, что Генри Дарем на меня наткнулся. Конечно, существуют страны и побольше Айнвара, однако и наше государство достаточно велико, и одна девушка вполне может затеряться на его просторах.
Сеннен же – настоящая глушь, но именно тут почему-то получил приход мистер Дарем. Какое удивительное, почти неправдоподобное совпадение. И оно заставляло призадуматься – а совпадение ли? Викарий упомянул, что он меня искал (вот это как раз было не слишком удивительно, учитывая сумму, стоящую на кону), быть может, столкнулись мы не случайно?
К ланчу в доме собрались все окрестные сплетницы, которые могли похвастаться званием подруг и приятельниц миссис Мидуэл, а заодно пробралась и парочка просто знакомых.
Начиналось все вполне невинно и по-добрососедски: милые дамы обсуждали в истинно деревенской манере погоду, природу, мигрень и последние выборы в Палату представителей, в которой победили, разумеется, совершенно не те.
Все портили хищные направленные в мою сторону взгляды, которые я то и дело ловила. Чувствовала себя как издыхающее животное, вокруг которого уже собрались жаждущие поживы падальщики.
На беду мою сбежать из гостиной не было ни единой возможности – часть моих обязанностей состояла именно в том, чтобы помогать миссис Мидуэл принимать гостей. Так что приходилось мило улыбаться и делать вид, будто ничего не понимаю и замечаю.
– Я сегодня была в церкви вместе с мужем, – как бы между дело обронила миссис Картрайт.
Ее муж, мистер Джером Картрайт, был церковным старостой и безмерно гордился своей должностью, поэтому старался проводить в церкви как можно больше времени и вникал во все дела, чем немало досаждал прежнему викарию.
Гордился мистер Картрайт и своей женой, которая была младше его на двадцать лет и отличалась особенной, совершенной и бездушной красотой, которая восхищает в мраморных статуях и пугает в людях.
Прежде церковь не входила в сферу интересов Элен Картрайт. Впрочем, сфера этих интересов была настолько невелика, что в нее вообще мало что могло войти. Однако появление нового викария, очевидно, заставило молодую женщину пересмотреть свои приоритеты.
– Преподобный Дарем был так любезен, – продолжился щебет рыжеволосой красавицы.
Она смотрела на меня, однако, поскольку не обращалась напрямую, я сочла возможным не отвечать. Тем более, и без того нашлось, кому поддержать животрепещущую тему нового викария.
– Преподобный удивительно образованный и умный человек, нашему приходу очень повезло получить такого пастыря, – подхватила миссис Мэтьюс.
Все присутствующие по десять раз перечислили достоинства молодого священника, после чего перешли к самому злободневному – нашим с ним отношениям.
– Но как так могло выйти, дорогая Элизабет, что вы ничего не знали об этом обручении? – проявила необузданное любопытство миссис Картрайт.
Я украдкой поморщилась.
– Должно быть, пока я была в школе, отец не хотел, чтобы я размышляла о мужчинах и замужестве, а после просто не успел сообщить. Несчастье случилось буквально через неделю после того, как я вернулась домой.
Такое объяснение всех устроило.
– Вероятно, ваш батюшка, Элизабет, выбросил из головы эту старую договоренность, – предположила миссис Браун, живущая на соседней улице неподалеку от нас. – В конце концов, вы были близки с семьей графа Карлайла. Полковник мог рассчитывать, что вы, с вашими красотой и умом, обратите на себя внимание человека более высокого происхождения.
Я только пожала плечами.
– Признаться, понятия не имею, о чем думал папа.
У меня не было ни единого шанса этого понять.
Вообще, когда ты учишься в закрытой школе, в большинстве своем родители для тебя сродни Творцу. Они где-то есть, разумеется, любят и заботятся, но узнать их по-настоящему за то короткое время каникул, которое проводишь дома, не просто сложно – невозможно.
На самом деле, куда ближе, чем с отцом, я была со своей школьной подругой.
Элизабет и Бетани, Бетани и Элизабет, с самого первого года все в пансионе произносили наши имена только вместе, как единое целое. Мы жили в одной комнате, сидели за одной партой, увлекались одним и тем же… Вместе шалили и вместе же получали наказание от строгих наставниц.
Такая привязанность была не внове среди учениц подобных заведений. Долгое время лишенные возможности видеться с семьей, девочки подчас искали замену родственникам среди других воспитанниц. Однако чаще дружба подобного рода имела место среди девочек одного происхождения.
Мы же были по рождению не равны. Дочь выслужившегося военного и дочь графа, представителя магической аристократии, имели мало общего за пределами школьных стен.
Сперва наши отцы пытались вернуть все к положенному порядку, напоминая, что нам предстоит во взрослой жизни вращаться в разных кругах, однако мы с подругой упорствовали. А пока две упрямые девчонки стояли на своем и отчаянно цеплялись друг за друга, настроения в обществе поменялись и в моду вошел либерализм. Больше того, состоялось несколько браков настолько неравных, что газеты просто взорвались статьями – и восторженными, и негодующими. Оценка зависела от позиции, которую продвигало то или иное печатное издание.
И наша дружба в свете подобных событий получила благословение – более того, случилось так, что, к ужасу окружающих, полковник Мерсер и граф Карлайл вслед за дочерьми нашли общий язык и не то чтобы стали лучшими друзьями, но близкими приятелями – несомненно.
Так мы с подругой даже на каникулах не расставались, проживая попеременно дома то у одной, то у другой.
– Ах, моя милая, вас так жаль, такое горькое сиротство, – вздохнула миссис Крейн, вдова предыдущего викария.
Я сдержанно поблагодарила ее за проявление сочувствия, хотя и получала соболезнования при каждой встрече с самого приезда. Пусть подобные слова уже успели набить оскомину, у миссис Крейн они каждый раз были преисполнены совершенной искренности.
– Но должны же вы были что-то слышать хотя бы о мистере Дареме-старшем, раз его с вашим отцом связало такое удивительное происшествие, – рассудительно заметила миссис Браун, которая, из всех собравшихся женщин, пожалуй, могла без ложной скромности носить звание самой разумной.
Сомнения соседки были более чем обоснованы, я и сама понимала это.
– Я никогда раньше не слышала о Даремах, и домой к нам мистер Дарем-старший при мне не приезжал. О своей военной службе же папа в моем присутствии никогда не распространялся: считал, подобное не для ушей юной леди, – ответила я задумчиво.
Возможно, все дело в близких отношениях с Карлайлами. Когда у тебя в друзьях кто-то вроде графа, постоянно бывает в гостях, доверяет дочь, общение с коммерсантом может уже и не показаться такой уж хорошей идеей.
Домыслы, домыслы, домыслы… И ни единого факта.
– Вероятно, надо навести справки о мистере Дареме-старшем, – предложила миссис Кларенс, леди чуть за пятьдесят, страстью которой давно уже стало чтение детективных романов. – Быть может, вся эта история со спасением и помолвкой детей вовсе выдумка, и нашу дорогую мисс Мерсер просто пытаются использовать!
Злые языки поговаривали, что из-за детективов миссис Кларенс стала параноиком. В целом, это заявление имело под собой почву, но именно сейчас мысль миссис Кларенс показалась мне дельной, так что несмотря на возмущенный ропот собравшихся дам, которые уже безвозвратно отдали свои симпатии викарию, я заявила, что навести справки о семье Дарем – превосходная идея.
Время до воскресенья, когда избежать встречи со священником уже не получится, если только я внезапно не расхвораюсь, тянулось нарочито медленно. Такое ощущение преследовало меня в том числе и потому, что я старалась вообще не покидать дома. Нужды не было, а в четырех стенах шансы столкнуться с викарием стремились к нулю.
Больше Генри Дарем в гости к миссис Мидуэл не напрашивался, однако общие знакомые с готовностью докладывали – преподобный начал последовательно узнавать обо мне у жителей Сеннена, что только мог. Обитатели деревни охотно общались со священником и выкладывали совершенно все как на исповеди.
В пятницу пришло письмо от директрисы моей школы. Она сообщала, что мистер Дарем действительно писал ей и пытался разузнать о том, где я нахожусь и как сложилась моя судьба. Однако миссис Харт молодому человеку ничего не сообщила, помня о моих просьбах. Сразу после того, как я вышла из больницы после пожара, газетчики накинулись как саранча, да и не только они донимали. Люди жаждали сенсации и ради этого готовы были махнуть рукой на приличия и милосердие… Тогда я попросила директрису моей школы никому не сообщать ни где я нахожусь, ни что со мной сталось.
И, как оказалось, о просьбе моей миссис Харт не забыла и старательно оберегала секреты своей ученицы и по сей день.
Значит, узнать в школе Дарем не смог бы вообще ничего, и все-таки имелся шанс, что наша с ним встреча в Сеннене совершенно случайна. Но тогда, выходит, что судьба прихотлива, куда прихотливей, чем я могла себе представить.
Или… Про «или» думать категорически не хотелось, но и выбросить из головы никак не получалось, пусть я и старалась изо всех сил. «Или» сулило слишком много проблем.
Наводила справки о семействе Дарем не я – сердобольные и чрезвычайно любопытные соседки. Особенно много усилий прикладывала миссис Кларенс, которая задалась целью найти некие темные тайны в истории семьи Дарем. Мне, признаться, такой поворот событий был бы исключительно на руку – окажись викарий недостойным человеком или если бы его семья не внушала доверия, местное общество не только оставило бы меня в покое, но и не дало бы Дарему донимать с этой нелепой помолвкой.
Однако к моему великому разочарованию и радости всей деревни викарий оказался человеком приличным и темного прошлого за спиной не имел, как и все его семейство. На запрос миссис Кларенс в военный архив пришел ответ, что полковник Мерсер и капитан Дарем действительно вместе служили. Миссис Крейн разузнала у общих знакомых об учебе мистера Дарема в университете, и выяснилось, что он показал себя блестящим студентом и ни разу не был замечен за чем-то хоть сколько-то предосудительным.
Миссис Мэтьюс же написала родне, которая жила в том же графстве, что и Даремы. Оказалось, что мистер и миссис Дарем – люди более чем достойные, в обществе пользуются уважением и имеют двух взрослых сыновей, старшего Джорджа и младшего Генри. И первенец благополучно женат последние пять лет, поэтому, собственно говоря, Дарем-старший и вменил в обязанность вступить со мной в брак именно Генри.
– Вот видите, Бет, как все удачно складывается, – пришла к выводу миссис Мидуэл, с которой мы неизменно обсуждали результаты деревенского расследования. – Преподобный – достойный молодой человек из приличной семьи. Вы можете безо всякого беспокойства принимать его предложение.
В этот момент я так пожалела, что Генри Дарем не какой-нибудь беглый преступник…
Оберегать себя от встреч с мистером Даремом удалось точно до воскресенья. Не пойти на службу было никак нельзя – пересудов пошло бы еще больше, чем до того. К тому же миссис Мидуэл категорически настаивала на моем присутствии в церкви, а она все-таки оставалась моей хозяйкой и забывать об этом было никак нельзя.
Поэтому я со вздохами и безмолвными проклятиями одевалась утром, готовясь к очередной встрече с этим странным приветом из прошлого, стараясь выбирать наименее идущие мне вещи. Я не хотела показаться преподобному Дарему даже самую малость привлекательной… Но сложно изуродовать девушку двадцати одного года, даже если она выглядит посредственно, а моя внешность могла без труда пережить невзгоды вроде старомодного платья или чудовищного цвета шарфа и при этом все-таки привлекать.
– Вы приложили много усилий, – оценила с хитрой улыбкой мои ухищрения миссис Мидуэл, однако не стала просить переодеться. Моя хозяйка была умной женщиной и явно поняла, что переупрямить меня не удастся, поэтому до поры до времени решила позволить поступать так, как считаю нужным.
Преподобный Дарем как назло был сегодня особенно эффектен за церковной кафедрой. Огонь искренней веры буквально сиял в его глазах, придавая суровому лицу невероятно одухотворенное выражение.
Священник напоминал пастве о любви Творца к своим детям и любви к ближним. Однако пастве было откровенно не до того – сегодня все разглядывали меня и мистера Дарема, строя самые разнообразные гипотезы по поводу наших отношений и их возможного развития. Религия безнадежно проигрывала сплетням.
Разумеется, преподобный все это замечал… но держался изо всех сил.
Когда же служба подошла к концу, миссис Мидуэл повисла на мне непосильным грузом и лишила шанса покинуть церковь в числе первых. А новый священник, разумеется, не упустил подаренной ему возможности. Он первым делом поздоровался с моей хозяйкой, и она мгновенно испарилась с удивительной резвостью, оставив меня с «женихом» нос к носу.
Викарий смотрел на меня со смирением святого, но все это было только напоказ – в зеленых глазах священника плескался океан негодования. Наличествовала там и обида незаслуженно отвергнутого мужчины. Но все эти переживания предназначались лишь для одного человека – меня. Паства же так и оставалась в убеждении, что преподобный преисполнен всех возможных добродетелей и уж точно не планирует досаждать бедной сироте.
А вот я ни капли не сомневалась, что мистер Дарем сдаваться не намерен и еще постарается взять меня измором. И пусть сама ситуация доставляет ему удовольствия, похоже, еще меньше, чем мне самой, сумма, стоящая на кону достаточно велика, чтобы викарий позабыл о гордости.
К несчастью, деньги в нашем мире все еще значат слишком много, чтобы на них можно было с легкостью махнуть рукой.
– Добрый день, мисс Мерсер, – разумеется, и не подумал игнорировать меня преподобный Дарем. Что ж, манеры у него не дурны, это приходилось признать. Или же просто здравый расчет не позволял портить отношения с залогом будущего финансового благополучия.
– Здравствуйте, преподобный. Как поживаете? – улыбнулась я настолько сладко и мило, что скулы заныли.
Искренности в этой откровенно вымученной гримасе не было ни на пенс, однако старания должны были зачесться.
– Благодарю вас, прекрасно, – самым очаровательным тоном подхватил игру в любезность викарий, но в его исполнении вежливый ответ звучал уже несколько менее убедительно: будучи мужчиной необыкновенно высоким, можно даже сказать, монументальным, Генри Дарем не производил впечатление человека, способного на пустую светскую болтовню. – А вот вы, мисс Мерсер, как поговаривают, в последнее время расхворались. Надеюсь, сейчас ваше здоровье улучшилось?
В чем нашему священнику равных не было – это в сарказме, которым в последней фразе сочилось каждое слово. Именно дурным самочувствием я объясняла свое нежелание появляться на публике. Подозреваю, эту ложь никто не счел хоть сколько-то убедительной: я славилась на удивление крепким здоровьем.
– Да, преподобный, мне гораздо лучше, – отозвалась я, подавляя желание сложить руки на груди в извечном защитном жесте.
Генри Дарем для меня был источником угрозы. Очень большой угрозы.
Вернувшаяся же миссис Мидуэл, заметив, что разговор между мной и преподобным зашел в тупик, словно мне назло – а, может, и правда мне назло – завязала с викарием долгую вдумчивую беседу о делах прихода, благотворительности и том, что с церковным старостой всенепременно нужно что-то делать, но так, чтобы староста не догадался, что с ним что-то делают.
Судя по тому как вытянулось лицо мистера Дарема при упоминании вздорного старика, мистер Картрайт успел и нового священника достать до самых печенок. Если уж и имелся в нашей деревне человек, которого искренне и безоглядно ненавидели, – это был именно церковный староста.
– Давно пора выбрать на эту должность кого-то другого, – заметил Генри Дарем с поразительной самонадеянностью.
Как новичок в Сеннене он, разумеется, был совершенно несведущ и не понимал, что в силу некоторых причин никому и в голову не придет претендовать на должность, которую мистер Картрайт привык считать своей и только своей.
– Лучше выбросьте это из головы, преподобный, – со смехом посоветовала моя хозяйка. – У бедного мистера Картрайта непременно случится удар. Но исключительно после того, как он доведет до удара всех жителей Сеннена до единого.
Во взгляде священника светилась решимость, которая куда больше пристала военному, готовящемуся вступить в бой. И я поневоле задалась вопросом, почему же вдруг этот мужчина выбрал для себя именно духовную стезю, а не военную карьеру. Мундир пошел бы Генри Дарему куда больше, чем белый воротник. Викарий вообще производил странное впечатление в священническом облачении за кафедрой церкви – словно явился прямиком из тех времен, когда веру приходилось отстаивать с оружием в руках.
– Но неужели из-за этого стоит терпеть его самодурство? – возмутился преподобный Дарем и тут же охнул от боли. Я очень старательно наступила священнику на ногу.
К нам с самым зловещим выражением на отекшей физиономии двигался мистер Картрайт, которого, очевидно, слишком уж часто сегодня поминали. Миссис Картрайт держала его под руку и вымученно улыбалась. Так как церковный староста шел чересчур быстро, его супруга за ним отчаянно не успевала и возникало впечатление, что женщина просто болтается на руке мужа как тряпочка.
– Я как раз хотел с вами переговорить, преподобный Дарем, – решительно заявил старик, и сразу стало понятно, что все это очень надолго.
Я вознесла благодарственную молитву. Мешать серьезным людям обсуждать серьезные проблемы – дело совершенно недостойное. Именно под этим предлогом удалось выманить миссис Мидуэл из церкви. А вот миссис Картрайт решила проявить невиданное доселе рвение в делах прихода и настояла на том, чтобы присутствовать при беседе мужа и викария. Краем глаза я заметила какие взгляды из-под ресниц бросает на мистера Дарема Элен Картрайт и как томно дышит. Настолько томно, что немаленькая грудь в вырезе вроде бы скромного платья вполне нескромно ходила ходуном.
На удачу миссис Картрайт ее невероятно ревнивый муж был слишком занят, чтобы заметить как его красавица-жена откровенно строит глазки викарию. Какая удивительно мерзкая картина! Замужняя женщина собирается забыть о брачных обетах, да не с кем-то – со священником! Уму непостижимо.
– До чего же вы упрямы, Элизабет, – мрачно укорила меня миссис Мидуэл, и я тут же почувствовала тревогу. Так меня хозяйка называла только в минуты сильного недовольства. Если бы сейчас прозвучало еще и «мисс Мерсер», стоило бы вообще задуматься, как сгладить неловкую ситуацию и снова вернуть расположение нанимательницы.
Мы как раз проводили время в гостиной: миссис Мидуэл вязала свитерочки и пинетки для очередного внучатого племянника, не так давно появившегося на свет. Я же решила занять себя чтением, выбрав на этот раз к собственному изумлению любовный роман.
Что поделать, потянуло…
Вся эта история с помолвкой изрядно подточила мой прагматизм, да и здравомыслию тоже сильно досталось.
– Разве, миссис Мидуэл? – подняла я на нее глаза.
– Разве, – отозвалась с нескрываемым недовольством пожилая леди.
Нитки в ее руках, как будто откликаясь на настроение женщины, начали путаться словно по волшебству, образуя узлы чуть ли не на ровном месте. Эти мелкие неурядицы, разумеется, не могли улучшить настроение миссис Мидуэл.
– И это совершенно невежливо – демонстративно избегать человека. Тем более, священника! –продолжала ворчать моя хозяйка. – Подобного поведения не должна себе позволять благовоспитанная юная барышня.
Я промолчала, потому что крыть было действительно нечем.
– Но я не хочу выходить замуж за мистера Дарема! – спустя несколько минут тяжелого неодобрительного молчания воскликнула я. – Я не могу выйти за него замуж! Я вообще не хочу вступать в брак…
По крайней мере, в ближайшие несколько лет.
Миссис Мидуэл поглядела на меня едва не с сочувствием.
– Милая моя, это все глупости, которые так любит молодость. Всем нужна семья, и мужчинам, и женщинам, причем женщинам куда больше!
Наверное, эта беседа могла еще долго продолжаться к глубокому взаимному неудовольствию, но тут к нам ворвалась Миртл. Она казалось ужасно взволнованной.
– Миссис Мидуэл, говорят к викарию приехал старший брат с женой! – тяжело дыша, сообщила последние деревенские новости горничная и тут же раскраснелась от удовольствия, видя изумление на наших с хозяйкой лицах.
Ничто не могло так порадовать незадачливую служанку Миртл Бромли, как возможность сообщить самые свежие и горячие сплетни.
Мы с миссис Мидуэл переглянулись. На лице моей хозяйки отразилось искреннее недоумение, которое, подозреваю, как в зеркале отражалось и на моем лице.
Двух недель не прошло с того момента, как новый викарий приехал в свой приход. Не рано ли приглашать гостей?
– Говорят, что брат мистера Дарема – военный, – тем временем с восторженным придыханием продолжила Миртл и томно вздохнула.
Осчастливив нас этими известиями, горничная сбежала из гостиной, не дожидаясь, пока ее попросят удалиться.
– Занятно, – протянула задумчиво миссис Мидуэл. – И закономерно. Раз отец служил, стоило ждать, что хотя бы один из сыновей пойдет по военной стезе. Другое дело, что Дарем-старший еще и коммерсант, и непонятно, каким образом младший из отпрысквов отдал себя церкви. Странно, что старший брат решил навестить младшего так скоро, не дав даже как следует обжиться. Это не кажется вежливым.
Мне тоже подумалось, что брату Генри Дарема стоило бы повременить с визитом и дать викарию как следует обустроиться на новом месте. К тому же чего ради везти в дальнее и исключительно тяжелое путешествие еще и молодую жену? Быть может, братьям и требовалось что-то срочно обсудить, однако подвергать испытаниям миссис Джордж Дарем – просто жестоко.
– Если Генри Дарем не сможет выполнить условие завещания относительно помолвки, его брат только выиграет, – многозначительно протянула я.
А ведь вполне вероятно, что старший брат викария может стать моим самым верным союзником в деле избавления от докучливого жениха! Что ж, познакомиться с Джорджем Даремом будет нелишним.
– Элизабет Мерсер! Не вздумайте злоумышлять против викария! – воскликнула миссис Мидуэл. – Тем более, при помощи его брата! Это дурное дело – вносить разлад в семью!
За три года, которые я служила в этом доме, хозяйка успела меня изучить, но кто же знал, что меня видят буквально насквозь?!
Сеннен, который встретил оживлением появление одного Дарема, превратился в кипящий котел из-за второго. Стоит сказать, что насколько бы сильное впечатление ни произвел на деревенских жителей викарий, статный и привлекательный мужчина, его брат, настолько же высокий и статный, но еще и в военном мундире, что тут же добавило баллов в рейтинге местных мужчин, произвел впечатление на порядок более сильное.
Наши девицы вздыхали задумчиво и печально, и очень скоро бедная миссис Дарем стала для них воплощением всего возможного зла в мире.
Сьюзан Дарем такого почетного звания совершенно не заслуживала. Хотя она не заслуживала вообще никакого звания, особенно, когда ее видели подле мужа. Рядом с Джорджем Даремом она словно бы терялась, становясь аксессуаром супруга, причем весьма невыразительным и непритязательным.
Молодая миссис Дарем была крайне низка ростом и не доставала мужу даже до плеча. Лицо ее было остреньким как у мышки, мышиного же цвета у нее были и волосы, которые она собирала в старомодный пучок. Сьюзан Дарем смотрела на мир настороженно или же вообще не смотрела, пряча взгляд.
Молва тут же донесла до всех без исключения жителей Сеннена, что главным достоинством невестки викария было ее приданое, а также титул ее батюшки. Сьюзан Дарем, в девичестве Денби, была из не слишком знатного, но все-таки дворянского рода. Исходя из этого я сделала вполне закономерный вывод, что Джордж Дарем с женой не разведется никогда, хотя наверняка станет ей изменять, если еще не делает этого.
Красивые мужчины имеют дурное свойство изменять и привлекательным женам, про непривлекательных не приходилось даже говорить.
Остановились родственники преподобного в его доме, однако немногие зрители, которые лицезрели момент исторической встречи, после говорили, что викарий не проявил вообще никакой радости. Брат его держался с натужной любезностью, а миссис Дарем старательно делала вид, будто ее здесь нет. Вообще, миссис Дарем именно так себя и предпочитала держать. Она относилась к тем несчастливым женщинам, которые не только непривлекательны, но и настолько полно осознают свою некрасивость, что везде чувствуют себя мучительно неуместными.
Через два дня после приезда супругов Дарем миссис Мидуэл, как одна из влиятельнейших жительниц Сеннена, посчитала необходимым нанести визит викарию и поприветствовать как следует его родственников. И не было ни единого повода для меня, чтобы не пойти вместе с хозяйкой. Впрочем, отказываться вовсе не хотелось – меня мучило любопытство.
О супругах Дарем не говорил только ленивый, добавляя им все больше и больше черт, а видеть приезжих мне так и не довелось. Нет, пару раз мой взгляд скользил по двум таким неподходящим друг другу фигурам, когда брат викария с женой проходили мимо дома миссис Мидуэл, но этого не хватало, чтобы составить собственное впечатление о гостях деревни.
Домом викария заправляла миссис Хайнс, которая разом была и домоправительницей, и горничной, и поварихой… Словом, пожилая женщина выполняла всю работу, какая только появлялась в доме холостого мужчины. Труд невелик, поскольку дом приходского священника был скромен в своих размерах, – всего-то три спальни, хозяйская и две гостевых, кухня, столовая, гостиная и небольшой кабинет, в котором, по словам миссис Хайнс, обожавшей посудачить обо всем на свете, мистер Дарем проводил уйму времени, посвящая всего себя делам веры и прихода. Мне никак не удавалось понять, как одно сочетается с другим.
Первым человеком, который встретил нас помимо миссис Хайнс, открывшей дверь, стала миссис Дарем. Она поприветствовала мою хозяйку и меня, продемонстрировав прекрасные манеры, но голос ее звучал тихо, невыразительно, а лицо не демонстрировало вообще никаких эмоций, словно их Сьюзан Дарем и вовсе не испытывала.
Хороши на бледном лице невестки викария были только глаза – большие, влажные словно у лани. Только глаза давали понять, что это не дурно сделанная кукла, а живой человек.
Миссис Дарем провела нас в гостиную, куда миссис Хайнс уже принесла чай и имбирное печенье. Причем сделала она это без просьбы со стороны гостьи. Мне показалось, что с прислугой Генри Дарема жена его брата не поладила.
Через пару минут в комнату вошел и предмет всех последних сплетен в Сеннене – капитан Джордж Дарем. В комнате сразу стало тесно, а у меня против воли перехватило дыхание.
Старший из братьев Дарем не просто был красив. Он был привлекателен и отлично знал об этом. Каждый взгляд, каждый жест, каждое слово капитана Джорджа Дарема было преисполнено этого ужасного знания.
Несомненно, мужчина передо мной, будучи в расцвете сил, оказывал женщинам те знаки внимания, которые достойные джентльмены оказывают только собственным женам. Я пусть и не имела ни малейшего опыта в сердечных делах, простодушной дурочкой не была и такие вещи все-таки подмечала. Однако и, предаваясь греху, Джордж Дарем, вероятно, скорее, снисходил до женщин, чем становился жертвой страсти.
– Миссис Мидуэл, мисс Мерсер, чрезвычайно рад знакомству с вами, – после представления произнес капитан Дарем, и в его голосе явственно проскользнули томные мурлыкающие нотки.
Я искоса взглянула на миссис Дарем, но она, совершенно безучастная, сидела в кресле с чашкой чая в руках.
Моя скромная персона удостоилась от капитана слишком пристального внимания. Часть его стало данью моей несомненной красоте, что казалась еще ярче по контрасту с невыразительной Сьюзан Дарем, однако другая часть – большая – явно не имела ничего общего с моими лицом и фигурой.
Несомненно имя Элизабет Мерсер не было для Джорджа Дарема пустым звуком. Готова была поспорить на что угодно, капитан отлично знал, что перед ним та девушка, от которой зависит, сколько именно денег отца он получит в конечном итоге.
– Мы тоже рады, что довелось познакомиться с братом нашего дорогого викария, – взяла на себя беседу миссис Мидуэл, позволяя мне помалкивать в свое удовольствие, как и пристало скромной компаньонке.
Я только порадовалась такому повороту событий – мужское обаяние капитана Дарема было настолько необоримым, что я невольно подпала под его влияние, а, значит, могла выставить себя глупой. Брат викария сражал наповал, даже несмотря на то, что с первого взгляда стало понятно – он дурной человек.
– Я вижу, ты совершенно освоился, Джордж, – прозвучал как гром небесный голос хозяина дома. Он застыл в дверях подобно черной грозовой тучей.
Родственная любовь
При появлении деверя Сьюзан Дарем как будто стала еще меньше. Очевидно, викарий принял родственников действительно неласково, и молодая миссис Джордж Дарем перед братом мужа трепетала в священном ужасе.
А вот капитан Дарем, напротив, расплылся в широкой улыбке, которая была настолько искренней, что даже казалась наигранной.
– У тебя на редкость гостеприимный дом, Генри, да и экономка твоя – милейшая женщина. Разумеется, мы с моей дорогой Сьюзан почувствовали себя здесь как дома. Надеюсь, ты простишь нас, что не стали держать твоих гостей на пороге?
Каждое слово Дарема-старшего казалось пропитанным самодовольством. Брови Генри Дарема все больше и больше сходились на переносице, и в итоге лицо викария обернулось маской беспросветной угрюмости.
– Ты всегда отличался удивительной вежливостью, брат, – констатировал хозяин дома и поприветствовал, наконец, миссис Мидуэл и меня.
Ситуация была настолько неловкой, что самым наилучшим исходом лично мне казался побег. Однако и поспешно уйти было никак нельзя, потому что капитан Дарем как приехал, так и уедет, а вот викарий останется и наверняка припомнит если не все, то многое. Учитывая, что из-за отказа выходить за него замуж Генри Дарем и так не слишком мне благоволил, не стоило раздражать его еще больше.
– Ваш брат очень мил, а невестка просто очаровательна, – для приличия отвесила миссис Мидуэл комплименты родне викария. Хотя и в ее глазах Джордж Дарем получил статус демона сладострастья во плоти, а его жена была какой угодно, но определенно не очаровательной.
– Благодарю вас, миссис Мидуэл, вы очень милы, – ответил викарий точно так, как от него ожидали.
В глубоком голосе Генри Дарема даже звучала привычная светская любезность, вот только миссис Джордж Дарем почему-то поежилась. И, посмотрев на священника, я увидела, каким холодным взглядом викарий смотрит на родного брата.
– О, что вы, что вы, – махнула рукой моя хозяйка. – Как я могу сравниваться с миссис Дарем? А вы сегодня встречались с мистером Картрайтом?
При упоминании церковного старосты викарий уже не смог удержать в узде эмоции. На лице преподобного появилось такое красноречивое выражение, которое лучше любых слов говорило, насколько сильно замучил его Джером Картрайт.
Джордж Дарем тем временем чутко прислушивался к разговору. Очевидно, он желал вникнуть в перипетии нынешней жизни младшего брата.
– Как и вчера, миссис Мидуэл, – в итоге произнес священник и вызвал прислугу.
Ничего удивительного, что после близкого общения с мистером Картрайтом, преподобному Дарему потребовался чай. Причем с мятой.
– В конце мая мистер Картрайт имеет привычку уезжать с домочадцами в столицу, а после на побережье, – поспешила даровать молодому священнику надежду моя хозяйка.
Первую чашку чая викарий выпил залпом, после чего задумчиво произнес:
– Надеюсь, путешествие мистера Картрайта окажется приятным. И долгим.
Джером Картрайт был, пожалуй, самым важным человеком в жизни Сеннена, практически основой бытия. И дело не в том, что мистер Картрайт занимал пост церковного старосты. Просто пожилого джентльмена все настолько сильно не любили, что сплачивались для борьбы с его самодурством.
Стоит ли говорить, что дух добрососедства и товарищества в нашей деревне был невероятно силен?
Викарий с невероятной натужностью (которая, как я уже знала, ему свойственна не была) поддерживал разговор около десяти минут, а после отозвал брата побеседовать под каким-то откровенно надуманным предлогом.
Мы остались втроем – миссис Дарем, миссис Мидуэл и я. И много, очень много чая. Именно обилием напитка я воспользовалась, решив удовлетворить свое любопытство. Дом викария я успела изучить как следует еще при жизни мистера Крейна и отлично знала, что кабинет располагается на первом этаже как раз по пути к уборной. Так почему бы и не забыть о воспитании и правилах приличия? Совсем немного.
Миссис Дарем едва не вызвала прислугу, чтобы меня проводили, но я успела сказать, что безо всякого труда найду дорогу сама и в помощи не нуждаюсь. Так испортить мою затею невестке викария не удалось.
Идти приходилось осторожно, на цыпочках – каблуки на туфлях были невысокие, но тонкие и задорно стучали при ходьбе, оповещая всех и каждого о моем приближении. Именно этого хотелось избежать.
На счастье дверь кабинета была только прикрыта, но не захлопнута, и из коридора я могла расслышать, о чем шла речь в разговоре двух братьев.
– …и не нужно пропускать мимо ушей мои слова о том, что тебе здесь не рады, Джордж, – гневно гремел викарий. Конечно, он старался говорить потише, но получалось недостаточно хорошо. Очевидно, постоянно читая проповеди, преподобный Дарем слишком привык говорить громко.
Капитан Дарем с откровенной издевкой фыркнул.
– Возможно, ты говоришь недостаточно убедительно, братец, – протянул он, явно наслаждаясь не таким уж и тихим бешенством младшего брата. – В любом случае, сейчас, на новом месте, да еще в такой непростой… ситуации тебе никак не обойтись без поддержки семьи.
В кабинете повисла тишина, и я задержала дыхание, с нетерпением ожидая продолжения разговора.
– Твоя поддержка дорогого стоит. Ухлестывать за девушкой, на которой я собираюсь жениться, да еще и на глазах бедняжки Сьюзан! – не разочаровал меня викарий. Его слов не могли услышать в гостиной, это несомненно, однако священнику стоило бы уберечь прислугу от таких сведений. – Я привык, что тебе плевать на мои чувства, Джордж, но мисс Мерсер – невинная девушка, которая не заслуживает такого отношения! А Сьюзан – твоя жена! Каково ей быть свидетельницей твоих… подвигов?!
И снова тишина. Оставалось только воображать то, что сейчас происходит в кабинете. Возможно, братья меряют друг друга напряженными взглядами. Возможно, капитан Дарем издевательски улыбается… В любом случае, эта невидимая сцена разжигала мое любопытство даже больше произнесенных слов.
– Святой Генри, – мягко и вкрадчиво, почти мурлычуще произнес Джордж Дарем. – Как ты заботишься о девушке, которую пытаешься заставить выйти за себя замуж. И как ты сочувствуешь моей дорогой Сьюзан, брак с которой так сильно не одобрял, что требовал у отца запретить мне жениться.
Неподалеку скрипнули половицы, и я метнулась к уборной, совершенно не желая быть застигнутой за подслушиванием.
В гостиную мне удалось вернуться чинно, не привлекая ни малейшего внимания сверх того, которое должна была бы привлечь.
Братья Дарем уже вернулись в комнату и теперь только изредка поглядывали друг на друга. В глазах преподобного светился мрачным огнем праведный гнев, как и у всякого истинного священника при виде закоренелого грешника.
Капитан Дарем по-кошачьи задумчиво улыбался, и я против воли ожидала, когда же брат викария начнет в характерной манере мыть отсутствующие усы. Джордж Дарем буквально издевался над младшим братом – издевался каждым жестом, каждым взглядом, каждым словом.
Смотрел капитан и на меня – тяжелым, горячим взглядом законченного развратника, который, кажется, снимал один предмет одежды за другим. Это не укрылось от внимания преподобного Дарема, который так багровел лицом, что стоило опасаться, как бы викария не хватил удар.
Миссис Мидуэл, от глаз которой никогда не укрывалась ни единая мелочь, держалась с совершеннейшей невозмутимостью, которую, кажется, не могла бы поколебать даже разразившаяся буря. Бледная миссис Дарем оставалась настолько же бледна как и прежде и старательно рассматривала простенький узор на фарфоровой чашке, которая могла бы появиться только в доме холостяка – настолько безыскусной она была. Роспись на чашке совершенно точно не заслуживала того внимания, какое уделяла ей Сьюзан Дарем.
Пытка непринужденной беседой продолжалась еще около четверти часа, после чего все собравшиеся посчитали, что приличия полностью соблюдены и можно, наконец, попрощаться. Удовольствие от встречи определенно получил один лишь Джордж Дарем. Очевидно он относился к тому редкому типу людей, которые наслаждались чужими смущением и возмущением.
Брат викария был мужчиной настолько же неприятным, насколько и привлекательным, и, кажется, одно свойство многократно усиливало другое.
– Будь это времена моей молодости, все молоденькие девушки из Сеннена срочно отправились бы погостить к родственникам, – почти весело сообщила мне миссис Мидуэл, чуть тяжелей обычного опираясь на мою руку. Визит к викарию явно утомил мою хозяйку.
Я покосилась на пожилую женщину, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать: миссис Мидуэл получила слишком много впечатлений, чтобы не поделиться ими со мной, своей верной слушательницей в течение последних трех лет.
– Какой удивительно яркий мужчина – этот Джордж Дарем. Рядом с ним викарий словно бы меркнет. Вероятно, тяжело жить, всегда будучи вторым.
О жарких взглядах, которых я удостоилась от капитана Дарема, хозяйка почему-то не сказала ни единого слова, как будто это было чем-то совершенно неважным. Довольно странное поведение для миссис Мидуэл, которая всегда оставалась поборницей нравственности.
– Впрочем, вам как никому другому понятно, каково это – жить, будучи в чьей-то тени, – добавила миссис Мидуэл.
Что-то внутри сжалось, но взять себя в руки удалось быстро. Первый год моей жизни в Сеннене был наполнен совершенно бестактными вопросами о прошлой жизни, трагедии, случившейся со мной, а также тех отношениях, которые связывали семейства Мерсеров и Эверсов. В итоге я привыкла к чужому любопытству и порядком зачерствела.
– Мне никогда не приходилось жить в тени моей подруги, – обронила я тихо. – Как это ни удивительно, но мы считали себя ровней друг другу. И были ровней.
Даже несмотря на шокирующую разницу в происхождении.
Появление в Сеннене капитана Джорджа Дарема внесло в размеренную жизнь деревни сумятицу, которая распространялась как лесной пожар. Спустя несколько дней не только миссис Мидуэл было жаль, что нельзя вот так запросто отослать куда подальше молоденьких девушек. Военный щедро расточал авансы любой особе женского пола, которая попадала в поле его зрения, и наличие законной супруги мужчину, кажется, ни капли не смущало. Впрочем, не только его не одолевало смущение: млеющие девицы также предпочитали забывать, что в доме викария остановился не только Джордж Дарем – Сьюзан Дарем также приехала с мужем.
Попала под чары приезжего военного и Элен Картрайт. Она начала походить на собаку, мечущуюся между двумя наполненными мисками. В роли мисок выступали два брата Дарема. И Джордж, и Генри привлекали жену церковного старосты, привлекали настолько сильно, что очень скоро в Сеннене не осталось человека, который бы не пребывал в уверенности, что миссис Картрайт желает нарушить брачные обеты или с преподобным Даремом, или с капитаном Даремом, а то и – упаси Творец – с ними обоими.
Впрочем, нет, все-таки был в нашей деревне человек, который совершенно ни о чем не подозревал, и по иронии судьбы стало им наиболее заинтересованное лицо – мистер Картрайт.
Конечно, он ревновал свою жену ко всем и каждому, но делал это… в каком-то смысле абстрактно. Этот пожилой джентльмен как будто на самом деле не ожидал, что вполне конкретный мужчина посягнет на добродетель его жены. Хотя я бы не сбрасывала со счетов и тот вариант, при котором миссис Картрайт посягает на добродетель какого-то мужчины.
Как бы то ни было, Элен Картрайт постоянно оказывалась рядом с капитаном Даремом, а он, пожалуй, получал от этого удовольствие. Причем не только от внимания красивой молодой женщины, но и от того, насколько возмущен и оскорблен младший брат тем фактом, что родственник развратничает прямо в его собственном приходе.
Миссис Картрайт же совершенно точно принимала негодование преподобного на свой счет и в итоге оделяла своим вниманием и священника. Отчего он злился еще больше. Наблюдать со стороны за развлечениями Джорджа Дарема и муками Генри Дарема было… наверное, забавно, как ни стыдно признаваться в подобном низком чувстве.
Все чаще наши местные кумушки подмечали, что жена церковного старосты и брат викария исчезают из поля зрения других обитателей деревни подчас в одно и то же время, и особенно прозорливые даже озвучивали верные признаки, говорящие о произошедшем грехопадении.
Преподобный Генри Дарем мрачнел все больше и больше.
А субботним вечером, накануне очередной службы около семи часов вечера миссис Картрайт обнаружила своего мужа, мистера Джерома Картрайта в его кабинете, сидящим за столом. И, кажется, в этом не было ничего хоть сколько-то интересного, вот только мистер Картрайт был окончательно и бесповоротно мертв.
О том, что в деревне произошло неладное, мы с миссис Мидуэл поняли, когда мимо окон гостиной пронеслась полицейская машина.
– Я ни капли не сомневалась, что этим все и закончится, – расстроенно покачала головой миссис Мидуэл. Я растеряно посмотрела на нее, еще ничего не понимая.
– Когда в таком тихом месте как Сеннен появляется такой привлекательный мужчина как Джордж Дарем, кто-то всенепременно должен умереть, – пожала плечами пожилая леди и сделала глоток чая. Она сохраняла полную невозмутимость.
– Убийство? – мне показалось, что я просто ослышалась.
Миссис Мидуэл кивнула.
– Но… но полиция могла приехать из-за чего угодно!
Эти слова должны были успокаивать… Но почему-то не успокоили.
– Разумеется, моя дорогая, – не стала переубеждать моя хозяйка.
Я почти не удивилась, когда миссис Мидуэл оказалась права. Нет, сам факт, что в Сеннене могло произойти убийство, пугал и шокировал, но то, что моя хозяйка все предугадала, казалось чем-то закономерным. Леди, у которой я служила, вообще отличалась редкостной прозорливостью.
О смерти мистера Картрайта нам сообщил инспектор Харрис, который жил неподалеку, в городке под названием Брайтхилл. За все то время, которое я прожила в Сеннене, инспектору Харрису доводилось бывать у нас исключительно как частному лицу – он навещал в деревне свою тетку Мэри Локк и всегда наносил при этом визит миссис Мидуэлл. Со всеми прочими неурядицами, которые порой возникали между соседями или домочадцами, разбирался констебль Донован, полицейский в летах, который давно воспринимался всеми как добрый, пусть и строгий дядюшка.
– Убийство здесь, в Сеннене, – проворчал инспектор Харрис, попивая чай, который ему любезно предложила миссис Мидуэл. – Уму непостижимо. А все эти приезжие! Я всегда говорил, что от военных стоит ожидать одни только неприятности!
Я тут же подметила, что викария к приезжим инспектор уже не относил. Наверное, это делало Генри Дарему честь.
– А как именно убили мистера Картрайта? – осведомилась миссис Мидуэл с любопытством, которое легко прощалось старым леди, особенно если они проживают в провинции.
– Удар ножа в шею. Повредили артерию, – ответил полицейский, и тут же извинился, заметив, как я зеленею лицо. – Старик истек кровью.
– Наша Бет – такая чувствительная натура, – с улыбкой произнесла моя хозяйка и протянула мне нюхательные соли, которые я приняла с благодарностью. – Совершенно не готова к ужасам нашего мира.
С этим суждением о себе я была категорически не согласна, однако спорить не стала. Я вообще давно отвыкла спорить.
– Надеюсь, у обитателей Сеннена хватит чувства такта, чтобы не праздновать этот день, – обронил с мрачным смешком инспектор Харрис. Он тут же виновато посмотрел на мою хозяйку, словно был маленьким мальчиком, оказавшимся перед строгой классной дамой. Однако миссис Мидуэл только тихо вздохнула.
– Могу сказать лишь одно – плакать по мистеру Картрайту никто не станет, – произнесла пожилая дама со смесью иронии и горечи.
Инспектор покивал.
– И в первую очередь – миссис Картрайт? – со странной улыбкой спросил Харрис.
Миссис Мидуэл покачала головой с такой же странной улыбкой.
– Ужасные люди – полицейские. Они пробуждают в людях самое дурное, – задумчиво изрекла она и протянула мне опустевшую чашку, которую я с готовностью наполнила.
Продолжила говорить хозяйка, только сделав пару глотков. Полицейский все это время терпеливо ждал.
– Бедняжка Элен… Совершенно не способна на сочувствие, – произнесла миссис Мидуэл. – Она действительно не станет плакать по мужу. Хотя из мистера Картрайта в конечном итоге супруг вышел неплохой.
Мне удалось сохранить невозмутимость ценой невероятных усилий. Теперь я поняла, что никак нельзя полагаться на мнение моей хозяйки относительно брака и мужчин.
– Этот старый брюзга? – поразился не меньше меня инспектор Харрис, потешно округлив глаза.
Миссис Мидуэл пожала плечами.
– Как будто брюзга не может оказаться хорошим мужем, – усмехнулась пожилая леди с видом человека, который повидал в жизни абсолютно все. – У него не было серьезных пороков как таковых. Ворчанием он изводил каждого жителя Сеннена, но меньше всего собственную жену. А возраст… Элен Картрайт выходила замуж по собственной воле, так что роптать на лета супруга причин у нее не было. Как и вообще роптать. Богатый щедрый старый муж – это не так уж и плохо, инспектор. Тем более, что до брака миссис Картрайт была немногим богаче церковной мыши.
Беседа продлилась еще около получаса, и полицейский нас покинул. О братьях Дарем не было сказано ни слова.
– А если она все-таки убила мужа? Если Элен Картрайт убила мистера Картрайта? – в конце концов, не выдержала я.
Миссис Мидуэл посмотрела на меня с раздражающей снисходительностью.
– Ради Генри Дарема или Джорджа Дарема? – спросила она.
После неловкой паузы я кивнула.
– Милая моя девочка, Элен Картрайт глупа, но не законченная дура. Такого мужа как Джером Картрайт полезно спровадить на тот свет в случае, если хочешь заполучить другого мужа. Ради викария Элен не стала бы убивать. А ради Джорджа… она как никто понимает, что капитан Дарем на ней никогда не женится.
Да уж, глупо было рассчитывать, что мужчина, который может получить десятки женщин, остановится на одной. Вот только есть Сьюзан Дарем.
– Но ведь капитан Дарем все-таки женился, – произнесла я и тут же украдкой поморщилась, вспоминая безмолвную и бесцветную молодую женщину, которая смотрела куда угодно, но не в глаза собеседнику.
– Несомненно у него имелись для этого свои, чрезвычайно важные причины, – пожала плечами пожилая леди, насмешливо сощурившись. – Все-таки миссис Дарем из аристократической семьи, пусть это и далеко не самое влиятельное магическое семейство Айнвара.
Мне осталось только вздыхать и размышлять о том, как же циничен этот мир. Пусть я и выросла с уверенностью, что собственный брак заключу по расчету, мысль, что кто-то женится и по любви почему-то радовала.
После полудня я вышла в сад, надеясь, что свежий весенний ветер выдует из головы все дурные мысли, которых с момента сообщения о смерти мистера Картрайта скопилось изрядно. Яркое солнце, стоящее в зените, всегда оставалось для меня лучшим средством от меланхолии. К тому же сад миссис Мидуэл был чудо как хорош – хозяйка не скупилась на садовника с магическим образованием.
Залюбовавшись распустившимися тюльпанами, я не сразу обратила внимание на темную тень за живой изгородью, а когда, наконец, заметила, то вздрогнула от неожиданности. Кто-то стоял прямо против солнца за оградой сада. Я не поняла зачем, но, как только мне под ноги опустилась принесенная ветром соломенная шляпа, тут же все стало ясно.
– Простите, мисс, мне так неловко, но не могли бы вы вернуть мою потерю? – прозвучал в послеполуденной тишине звонкий, почти мальчишеский тенор.
Это несомненно был человек, с которым мне прежде не доводилось встречаться, – и голос был совершенно незнаком, и жители Сеннена обращались друг другу по имени или фамилии. Здесь все друг друга знают.
Я наклонилась и подняла с земли соломенную шляпу, которая не представляла собой ничего особенного и новой не была. Заурядная вещь, в которой не проглядывалось ни капли индивидуальности владельца.
Я подошла к ограде и протянула мужчине – впрочем, нет, не мужчине, юноше – его шляпу.
– Возьмите, сэр.
Тут у меня появилась, наконец, возможность как следует рассмотреть такую диковинку для Сеннена, как незнакомый человек.
От открывшейся красоты перехватило дух.
Меня редко восхищала чужая внешность – я сама была красавицей, о чем с самый юных лет говорило зеркало и множество мужчин. Женщины (если речь шла не о благодушных пожилых дамах) многозначительно молчали, и их безмолвие казалось самым щедрым комплиментом.
Но юноша передо мной был настолько прекрасен, что я почувствовала себя дурнушкой, бедной падчерицей, которой приходится изо дня в день чистить камины, отчего лицо и платье ее сплошь в золе.
Кожа незнакомца была настолько смуглой, что еще немного – и показалась бы уродливой, но эта грань между красотой и уродством выглядела почти невозможным совершенством. Волны черных как вороново крыло волос причудливой рамой обрамляло тонкое высокоскулое лицо с прямым носом и, возможно, слишком тонкими, но удивительно соразмерными губами. Однако разглядеть лицо незнакомца удалось не сразу, потому что все исчезало и меркло стоило только посмотреть в его глаза.
Я прежде ни разу в своей жизни не видела такого удивительного изумрудного цвета, который почти гипнотизировал, заставлял замереть в немом восхищении и взирать. Волшебство отступило только когда полог длинных ресниц скрыл глаза юноши передо мной… и удалось опустить взгляд.
Первый раз за всю жизнь я осознала, насколько же оказывается… некрасива.
Возникло ощущение, будто разглядывала черноволосого незнакомца я целую вечность, но на самом деле минуло немногим больше пары мгновений, и ситуация не стала неловкой.
– Благодарю, мисс, вы очень любезны, – колокольчиком прозвенел голос юноши.
– Что вы, сэр, не стоит, – поспешно отозвалась я, не решаясь снова на него посмотреть.
– Я удивительно невежлив, мисс. Мое имя Кин. Джулиан Кин, – представился молодой человек. В каждом его слове искрилось веселье, из чего я сделала неутешительный вывод, что все-таки покраснела от смущения и восторга. – Я снимаю комнату у миссис Браун.
Удивление оказалось настолько велико, что я решилась вскинуть взгляд на собеседника.
Миссис Браун никому ничего не сообщила относительно нового гостя. Да и никто не сообщил, а ведь появление такого обитателя в Сеннене не могло остаться без внимания – слишком уж заметным был юноша со звучным именем Джулиан Кин. Да и имя, скорее всего, вымышленное. По крайней мере, походило на то.
В душе подняла голову как будто задремавшая тревога.
– Мое имя Элизабет Мерсер, – представилась я, прежде чем начала расспросы. – И сколько вы живете у миссис Браун?
Мистер Кин пожал плечами.
– Уже три дня. Ее племянник, мистер Мергатройд, порекомендовал нас друг другу, и вот я приехал наслаждаться чистым воздухом и тишиной.
Я вглядывалась в прекрасное лицо Джулиана Кина и не понимала, зачем ему вообще понадобились эти пресловутые чистый воздух и тишина.
– Но как так вышло, что я вас не видела прежде? – не удержалась я от вопроса, за которым последовали бы заверения, что невозможно пропустить такое лицо.
Мистер Кин пожал плечами с беззаботным видом.
– Дорога была тяжелой, к тому же мне последние недели нездоровится, – ответил он с ясной солнечной улыбкой. – После приезда мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.
Пришлось долго искать в облике молодого человека признаки болезни. Они действительно нашлись – оказалось, глаза мистера Кина были слегка запавшими, а губы – то ли искусаны, то ли просто потрескались от ветра. Но эти следы недомогания исчезали на фоне общего великолепия.
– Надеюсь, теперь вам лучше, мистер Кин, – произнесла я.
Приезжий заверил, что чувствует себя неплохо, после чего мы чинно попрощались, и я вернулась в дом, посчитав, что впечатлений более чем достаточно.
– Бет, дорогая, с кем это вы разговаривали? – вышла мне навстречу миссис Мидуэл. – Такой необычный молодой человек.
В глазах пожилой женщины светилось искреннее любопытство.
– Пожалуй, что действительно необычный, – согласилась я с хозяйкой. – Это мистер Кин, он остановился у миссис Браун. Насколько я поняла, молодому человеку требуется поправить здоровье.
Миссис Мидуэл с задумчивым видом кивнула.
– До чего же красивый юноша. Волшебно красивый. Думаю, не будет ничего дурного, если на завтрашний ужин мы попросим миссис Браун привести своего гостя. Нам всем требуется отвлечься от ужасного происшествия, а для этого нет ничего лучше новых знакомств.
Джулиан Кин принял переданное ему приглашение с огромным удовольствием и явился к нам следующим вечером вместе с миссис Браун, которая держала его под руку. Она смотрела на гостя как на любимого племянника, с нежностью и теплом.
Помимо миссис Браун и мистера Кина моя хозяйка пригласила викария с братом и невесткой, а также миссис Картрайт, которая очень старательно, но при этом неумело изображала безутешность.
Даремы пришли несколько раньше, чем прочие гости и, услышав о том, что присутствовать будет и новый человек, удивились и несколько озадачились.
– Джулиан Кин… – задумчиво протянул капитан Дарем. – Где я слышал это имя?
Несколько секунд Джордж Дарем пребывал в задумчивости, после чего торжествующе выдал:
– Ну да! Конечно! Джулиан Кин! Это же тот новомодный актер, по которому сходит с ума половина столицы!
Мы с миссис Мидуэл озадаченно переглянулись. До наших мест доходили новости из столицы, но обычно никому в голову не приходило обсуждать театр, если имеешь так мало шансов его посетить.
Но теперь, по крайней мере, стало понятно, откуда такое удивительно вычурное имя у моего нового знакомого. Вполне закономерно, когда актер придумывает себе какой-то особенно звучный псевдоним. В конце концов, мало кому будет интересно смотреть на играющего на сцене Джона Смита, даже если он невероятно привлекателен. Джулиан Кин – дело другое.
– Никогда бы не заподозрил, что ты театрал, – не удержался от колкого замечания викарий, искоса посмотрев на старшего брата.
Джордж махнул рукой.
– Я – и театрал? Ты, должно быть, шутишь. В любом случае, он действительно так хорош собой, как об этом болтают? – спросил у нас с хозяйкой дома капитан.
Меня немного озадачило, что о подобном хочет узнать Джордж Дарем, а не его жена.
– Невероятно хорош, – ответила я. – Впрочем, вы сами сможете убедиться, когда мистер Кин появится.
Миссис Браун и мистер Кин пришли точно к назначенному времени. Я сразу заподозрила, что такая пунктуальность – дело рук миссис Браун, порой невыносимо педантичной женщины.
Наша соседка была одета в лучшее муаровое платье, пусть и слегка старомодное. Ее молодой гость предпочел чересчур темный для весны льняной костюм. Одежда мистера Кина не производила ощущения тщательно подобранной.
После недолгих приветствий, когда взгляды всех были направлены на столичного актера (как и положено людям его профессии, Джулиан Кин легко перенес чужое внимание, более того, он его словно едва замечал), мы уселись, наконец, за накрытый стол.
Миссис Картрайт пришла именно к этому времени. Она выглядела чрезвычайно цветущей для вдовы, так что любому стало бы ясно – безутешностью тут и не пахнет.
Разговор тек о погоде, природе, разумеется, об убийстве не было произнесено ни слова. До того момента, пока мистер Кин с детским простодушием не спросил:
– А что же с тем убитым стариком? Полиция еще никого не арестовала?
Слова показались слегка неуместными, однако никого не возмутили и даже не удивили. За время ужина все присутствующие сделали слегка разочаровывающий вывод: Джулиан Кин оказался настолько же глуп, насколько красив. Пока шел обмен гладкими светскими фразами, которые все мы заучивали настолько, что едва понимали их смысл, недостаток ума в мистере Кине сложно было разглядеть, но стоило только разговору потечь свободно, как вопиющая неразвитость этого человека бросалась в глаза.
Глупость Джулиана Кина была особого рода – почти детская, наивная. Если бы он оказался глупей еще немного, люди бы с полным на то правом могли бы назвать молодого актера идиотом. Мистер Кин не относился к тому сорту людей, которые, ничего не зная и не понимая, пытаются выставить себя большими знатоками.
– Полиция еще ничего не узнала относительно смерти моего мужа, – с потешной чопорностью произнесла миссис Картрайт, подчеркнув «моего» в своей фразе.
Ситуация была неловкой и комичной, хотя бы потому что Элен Картрайт единственная в комнате была одета в черное и старательно изображала скорбь. К тому же сомневаюсь, что миссис Браун ничего не говорила гостю об убийстве, а вдову в начале вечера приезжему представили.
Судя по тому как растерянно захлопал ресницами мистер Кин, он просто пропустил все мимо ушей.
– Прошу прощения, миссис Картрайт, – пролепетал он. После молодой актер открыл рот, чтобы, должно быть, как-то сгладить неловкость, и… закрыл его. Наверное, у юноши просто не нашлось нужных слов.
Я даже подумала, что все к лучшему – в любом случае, горе Элен Картрайт искренним не было, а если бы Джулиан Кин продолжил говорить на эту тему, наверняка нагородил бы еще одну гору глупостей.
На глупости мистер Кин вообще был горазд. Наверное, поэтому его общество не вызывало никакого неудовольствия у братьев Дарем. Они смотрели на него как два волкодава на вертящегося рядом пуделя. К тому же Джулиан Кин был невысок ростом и тонок в кости, чем разительно проигрывал в стати и викарию, и его брату. Наверное, для мужчин было важно превосходить возможного противника физически.
Миссис Мидуэл с потрясающей светскостью просияла улыбкой и увела разговор в сторону чего-то совершенно невинного, но при этом и категорически безынтересного. Стоило признать, что устами младенца – в данном случае, Джулиана Кина, – глаголила истина. Нас куда больше интересовало убийство, тем более, что всех без исключения допрашивали. Впрочем, относительно актера было неясно, удостоила ли его вниманием полиция или нет. Хотелось спросить, но я не посчитала уместным прерывать обсуждение поздней весны, которое так вовремя затеяла миссис Мидуэл. Тем более, если бы полиция добралась до актера, он в силу своего простодушия выложил бы это даже без вопросов.
В итоге все свелось к тому, что миссис Мидуэл решила разузнать о жизни мистера Кина, что было вполне закономерно, ведь о прочих присутствующих уже и без того все было известно.
Оказалось, что Джулиан Кин был вполне успешным актером, заключившим контракт с Королевским театром, проработал уже три года, однако на этот раз пришлось уехать до конца сезона из-за пошатнувшегося здоровья.
Образование у мистера Кина было самым посредственным: он закончил только школу, причем далеко не блестяще, после чего был замечен режиссером во время гастролей одной из трупп и, к неожиданности всех знакомых, прибился к театру.
– И что же, ваши родственники не были против? – не удержалась от удивленного вопроса миссис Браун, которой, очевидно, не была известна эта часть истории.
– Тетушка Мэри только обрадовалась, что я уеду, – просто отозвался молодой человек. И такой ответ вызвал еще больше вопросов.
– А что же ваши родители? – осведомилась после короткой заминки миссис Мидуэл.
Мистер Кин пожал плечами.
– Отца я никогда не знал, а матушка уже давно в доме скорби. Она попала туда, еще когда я был ребенком.
Прозвучали эти ужасные и шокирующие факты настолько просто, что еще больше ужасали и шокировали. Но Джулиан Кин этого, казалось, совершенно не понимал.
Рождение вне брака в нашем обществе еще оставалось фактом порочащим и мать, и дитя, как бы ни пытались бороться с этим стереотипом. А то, что близкий родственник признан сумасшедшим, – и вовсе могло стать причиной для долгих пересудов.
Я покосилась на викария, который первый должен был испытывать негодование, не просто услышав о грехе прелюбодеяния, но и увидев собственными глазами плод этого греха. Однако преподобный Дарем сохранил невозмутимость.
Расспрашивать о происхождении Джулиана Кина больше никто не решался, о прошлом – тем паче. Каждый в комнате начал подозревать, что и там могла обнаружиться еще парочка темных тайн, которые мистер Кин по простоте душевной непременно озвучит, тем самым создав неловкую ситуацию.
Зато разговор о театре оказался чрезвычайно приятным для всех, да и когда миссис Браун попросила своего гостя выступить, он легко и без стеснения прочитал несколько классических сонетов, явив при этом немалый талант.
Я не могла судить, что именно думали об актерских способностях молодого человека другие, но после вечера в обществе Джулиана Кина, у меня возникли вполне закономерные подозрения, что играет новый знакомый не слишком и хорошо, а причиной его успешной театральной карьеры стала исключительно одна лишь удивительная красота.
Однако тут я ошибалась. По крайней мере, читал стихи мистер Кин с истинным артистизмом, вдохновенно и… совершенно прекрасно. Во время ужина я не могла избавиться от мысли, что невероятные глаза приезжего похожи на два изумруда – бездушные красивые камни. Но стоило только Джулиану произнести первую строку сонета, как на дне этих глаз словно что-то загоралось.
«Божья искра», – подумалось мне.
«Адское пламя», – почти беззвучно шепнул Генри Дарем. Его никто не услышал кроме меня.
Странные слова, необъяснимые, они вызывали оторопь.
Вообще не удавалось понять, как рядом могут оказаться имя Джулиана Кина и те самые пресловутые адские бездны, в которых страдают грешники.
После того, как мистер Кин прочел первый сонет, захлопали только женщины. После второго позволил себе пару вялых хлопков и капитан Дарем. Преподобный оставался равнодушен, правда, вряд ли молодого актера расстроило подобное пренебрежение – мне показалось, он даже не заметил, что его общество не по душе викарию.
Миссис Браун в сопровождении своего гостя покинула дом уже в девять часов, следом за ней ушла и миссис Картрайт, которая выглядела чрезвычайно воодушевленной. Изображать горюющую вдову она к тому времени уже перестала. Даремы же задержались, поскольку дом викария находился буквально в нескольких минутах ходьбы от дома миссис Мидуэл.
В беседе мы не могли не обсудить мистера Кина. Он произвел достаточно сильное впечатление, чтобы оставить нас равнодушными.
– Жаль мальчишку, – с нотками высокомерия в голосе обронил капитан Дарем. – У него нет ничего кроме смазливого лица, а люди его типа с возрастом только дурнеют.
Я была склонна согласиться с таким мнением, но предпочла промолчать.
В целом, казалось, что Джордж Дарем отнесся к юноше с определенной долей снисходительности.
– Удивительно создание, – улыбнулась миссис Мидуэл. – Наверное, такими чистыми и бесхитростными были люди до того как отведали плод с Древа познания. Наивность и простота во плоти. А как вы думаете, преподобный?
Генри Дарем поморщился.
– Мне этот человек пришелся не по душе, – отрезал он и более распространяться на тему мистера Кина не стал.
Миссис Дарем промолчала. Возможно, она сочла неприличным обсуждать другого мужчину в присутствии законного супруга.
Маски
На следующий день полицейские сообщили, что похороны мистера Картрайта откладываются до завершения расследования. И, пожалуй, эта новость расстроила жителей деревни на порядок больше, чем сама смерть церковного старосты. В конце концов, похороны – то же самое общественное мероприятие, и вряд ли прощание с Джеромом Картрайтом могло хоть у кого-то вызвать скорбь или грусть. К тому же найти убийцу за несколько дней, как хотел бы того инспектор Харрис, явно было полицейским не по силам.
Утешилось наше небольшое общество появлением Джулиана Кина, который, можно сказать, «вышел в свет» и появлялся на улицах Сеннена каждый день и с огромным удовольствием. Молодой актер был совершенно не кичлив, неизменно приветлив и с легкостью и радостью заводил новых знакомых, молниеносно очаровывая женщин всех возрастов, при этом не вызывая раздражения у мужчин, что было настоящим чудом.
Мистер Кин неизменно улыбался, и эту улыбку не могло пригасить даже излишнее внимание служителей закона к его персоне. Инспектора Харриса чрезвычайно сильно заинтересовало, как так вышло, что убийство и приезд молодого человека, по сути, совпадали по времени. Да и те три дня, которые актер провел затворником в доме миссис Браун, также вызвали множество вопросов. На каждый из них мистер Кин обстоятельно отвечал и, кажется, даже не понимал, что нужно нервничать.
– Сущий ребенок, – сетовал за чаем инспектор Харрис. – Совершенно не понимает жизни. Не удивлюсь, если однажды этот Джулиан Кин скажет нечто такое, за что его и убьют.
Миссис Мидуэл с задумчивым видом покивала.
– Второе убийство в Сеннене? – изумилась я словам мужчины. – Но это же просто невозможно!
Полицейский поглядел на меня с нескрываемой иронией.
– Дорогая мисс Бэт, учитывая, что и первое убийство было чем-то из ряда вон, второе – уже вполне вероятно.
В таком заявлении имелся свой резон.
– И все-таки ума не приложу, кому понадобилось убивать старика Картрайта, – пожаловался полицейский на свою тяжелую жизнь. – Всегда сложно расследовать преступление, если жертву все настолько не любили в едином порыве. По всем правилам, убили жену – подозревай мужа, убили мужа – подозревай жену… Но все-таки…
Моя хозяйка понимающе улыбнулась и долила чаю измученному инспектору.
– Но в жизни все порой оказывается не настолько просто, – произнесла она, поощряя гостя продолжать.
Полицейский кивнул.
– Вы в курсе, что пропала часть пожертвований в церкви? – спросил он, в упор глядя на хозяйку дома. Словно из пистолета целился.
Миссис Мидуэл пожала плечами.
– Ходил такой слух, – отозвалась она, вызвав мое недоумение. Потому что мне ничего подобного слышать не доводилось. – Жена органиста, Хельга, на что-то такое намекала, однако она иностранка. А айнварцы редко обращают внимание на слова иностранцев и еще реже верят им.
В этом пожилая леди не грешила против истины. Приезжих айнварцы исключительно терпели, и, пусть говорить вслух это было и не принято, однако считали людей всех прочих национальностей представителями второго сорта.
– И когда же Хельга намекала? – осведомился с видом деловым и чуть недовольным инспектор. Его кустистые брови все норовили сойтись на переносице, но Харрис старался согнать с лица угрюмую мину. – До приезда викария или после?
Так вот куда пошла мысль полицейского.
– Определенно, после, – с улыбкой ответила миссис Мидуэл.
Впору было начать подозревать преподобного Дарема в том, что он, обуреваемый корыстью, решил прибрать к рукам часть пожертвований, но лично мне подобное казалось делом просто невозможным.
Генри Дарем вырос в состоятельной семье, такие обычно только в шаге от нищеты начинают обращать внимание на те скромные суммы, которые обычно жертвуют прихожане для церкви. А викарий сейчас явно не бедствует.
– Обсудить эту тему с викарием несомненно стоит, – задумчиво произнес инспектор и потер переносицу, – хотя сомневаюсь, что такой человек как преподобный опустился бы до кражи пары фунтов. А вот миссис Картрайт несомненно была… близка с его братом. Джордж Дарем это не признает, но и не отрицает. Юлит как гадюка под рогатиной. Да и вдова предпочитает придерживаться той же тактики.
Миссис Мидуэл посмотрела на гостя с пониманием. Казалось, что пожилая женщина знает совершенно все, до последней детали, вот только не считает нужным рассказывать.
– А что вы ожидаете от этих двоих, дорогой инспектор Харрис? – осведомилась она с понимающей усмешкой. – Что пара любовников станет признаваться в прелюбодеянии? При наличии супругов? Свидетелей, которые бы могли с полной уверенностью утверждать, что капитан Дарем и миссис Картрайт действительно состоят в связи, ведь нет?
Полицейский развел руками.
В том и состояла главная проблема инспектора Харриса: в деревне главным источником информации – подчас верной – служат слухи. Я провела в Сеннене три года и смирилась с тем, что моя хозяйка говорит истинную правду – слухи на ровном месте не появляются. Вот только как будто бы досужие домыслы местных жителей никак не могут принести пользы полиции.
– Все знают, что они любовники, однако никто не видел, чтобы они куда-то уходили вдвоем, – посетовал инспектор. – Эта парочка удивительно осторожна. И была такой в том числе и до смерти Джерома Картрайта.
Миссис Мидуэл покивала, соглашаясь не столько с мужчиной перед собой, сколько с собственными мыслями.
– О да, капитан и миссис Картрайт проявляли немало хитрости, скрывая свою интрижку, бедный мистер Картрайт ничего так и не понял, вероятно, до самой смерти. Мужчины вообще часто бывают слепы и не замечают очевидных признаков начавшегося романа.
Хозяйка как будто намекала на что-то.
– То есть вы, мэм, считаете, что обманутый муж скандал неверной жене не устраивал и выяснять отношения с ее любовником не мог?
Миссис Мидуэл снова наполнила чаем опустевшие чашки.
– Прислуга бы знала. Мистер Картрайт был несдержан в гневе. Если бы уличил супругу в измене, наверняка поднял бы крик, а горничная и кухарка живут в доме Картрайтов постоянно. Они бы не пропустили такого представления.
Я не могла не согласиться с суждениями пожилой дамы. Именно так бы все и произошло. Инспектор тоже посчитал ее доводы вполне здравыми.
– И маловероятно, что любовнику пришло бы в голову освобождать предмет своей страсти от старого мужа, – подхватил нить рассуждений миссис Мидуэл мужчина. – Чего ради? Через несколько недель они с женой уедут из Сеннена, и капитан Дарем выбросит из головы все здесь произошедшее, в том числе и мимолетный роман с миссис Картрайт. И все-таки в первую очередь стоит разобраться с этими приезжими – Генри Даремом, Джорджем Даремом и его женой и мистером Кином.
Меня до глубины души возмутила подобная предвзятость.
– И все это только потому, что они приезжие?! – воскликнула я.
Нет, допустим, я бы могла представить себе, что Генри или Джордж Дарем кого-то убили, но у них на первый взгляд не имелось мотива. Однако мистер Кин? Или, хуже того, миссис Дарем, совершенно бессильное и несчастное существо?
– Именно, – кивнул полицейский. – До их приезда серьезных преступлений в Сеннене не происходило. После их приезда убили человека. Вполне логично в первую очередь убедиться, что эти люди непричастны к убийству. Хотя ума не приложу, зачем смерть Картрайт могла понадобиться кому-то их этих четверых.
Хоть какой-то веский мотив для убийства Джерома Картрайта обнаружился в итоге только у двоих – его жены и взрослой дочери, которая давно уже покинула Айнвар и вышла замуж. Эти две дамы должны были получить наследство, разумеется, не настолько большое как то, что причиталось братьям Дарем, однако вполне существенное. Однако на родину Эмилия Картрайт, а замужестве Дюбуа, не возвращалась и не планировала этого делать, так что ее инспектор Харрис быстро скинул со счетов.
Выбыл из списка подозреваемых и мистер Кин, который никогда в жизни не встречался с мистером Картрайтом, вращался с ним в разных кругах и даже не имел общих знакомых. К тому же слова актера о проблемах со здоровьем подтвердились целиком и полностью – несколько уважаемых в столице целителей переслали местной полиции свои заключения, в которых говорилось о недуге Джулиана Кина и рекомендованном лечении. Временный переезд на природу как раз в перечне рекомендаций значился.
Алиби у братьев Дарем не было, как и у вдовы убитого, однако спускать на этих троих всех собак инспектор Харрис почему-то не пожелал. Причины такого поведения для меня оставались загадкой.
Не понимала я и почему вдруг полиция уделила излишне много внимания бедной миссис Дарем, которая после всех расспросов просто слегла с нервной горячкой. Слабая и болезненная женщина не смогла выдержать внезапно свалившихся на нее волнений.
Вся деревня ожидала, что после этого капитан Дарем наверняка напустится на инспектора Харриса. Однако брат викария не выказывал ни малейшего возмущения из-за того, что донимают его жену, и не пытался встать на ее защиту. Более того, в приватных разговорах Джордж Дарем высоко оценивал работу полиции, даже несмотря на то, что и ему самому задавали достаточное количество вопросов.
Викарий же, когда его спрашивали относительно расследования, только отмалчивался, и поэтому лично мне казался особенно подозрительным.
– Но если инспектор Харрис подозревает миссис Картрайт или кого-то из Даремов, почему никто еще не арестован? – задала я вопрос миссис Мидуэл во время вечерней прогулки по саду.
Пожилая леди снисходительно усмехнулась.
– Слава Творцу, пока еще подозрений и отсутствующего алиби недостаточно, чтобы обвинять кого бы то ни было в совершении преступления. Нужны улики, а их нет. Даже косвенных. Джерома Картрайта лишил жизни очень умный убийца. Он не оставил после себя следов. Можно сказать, этот человек весьма одарен, вот только таланты его дарованы не небесами – адской бездной.
Лично мне не казалось, что уместно называть изворотливого убийцу одаренным человеком, но, похоже, моя нанимательница восхищалась тем, как ловко преступник все провернул.
– Быть может, никаких особенных причин, чтобы убить мистера Картрайта вообще не было? – предположила я. – Просто чаша терпения у кого-то из жителей деревни переполнилась. Или на одного из наших соседей нашло помрачение.
Миссис Мидуэл пожала плечами и не стала возражать, но почему-то подумалось, что она моего мнения не разделяет.
В ближайшее воскресенье, когда все жители и гости деревни собрались в церкви, дабы восславить Творца, ну, или просто пошептаться, пока преподобный читает проповедь, выяснилось, что Джулиана Кина среди собравшихся прихожан нет.
Это единодушно сочли весьма странным, если не сказать эксцентричным поступком. Пусть сейчас и заявлялось повсеместно о главенстве науки над религией, все равно игнорировать церковные службы обычно никому не приходило в голову.
«Может, ему снова нездоровится?» – предположила я и покосилась на миссис Браун, которая в отличие от своего жильца в церковь явилась как и всегда.
После окончания богослужения я специально подошла к соседке, желая выяснить, что же стряслось с ее молодым гостем.
– Ах, мисс Бет, это совершенно возмутительно, но мистер Кин заявил, что он атеист и в церковь не пойдет ни под каким видом, – пояснила в ответ на расспросы миссис Браун и неодобрительно похмыкала.
Кто такие атеисты, я знала, как и знала, что они существуют, однако пока мне ни разу не доводилось встречать подобных людей лично.
– Преподобный теперь будет не любить мистера Кина еще больше, – с иронией отозвалась я.
Миссис Браун только руками развела, признавая мою правоту.
Так уж вышло, что викарий действительно с большим трудом переносил общество молодого актера и даже не пытался этого скрывать, как того требовали приличия. Причин антипатии Генри Дарема я не знала, да и никто, наверное, не знал, а сам преподобный никак не разъяснял своего странного отношения к приезжему.
Во всех прочих Джулиан Кин вызвал если не обожание, то стойкую приязнь. Юношу считали существом совершенно бестолковым, но безобидным и очаровательным, и принят мистер Кин был во всех домах Сеннена, за исключением дома Генри Дарема.
– Так что же случилось с нашим дорогим мальчиком? – спросила у меня нанимательница, после того, как я отошла от миссис Браун. От миссис Мидуэл также не укрылось отсутствие молодого человека на службе, и пожилая леди слегка встревожилась из-за этого.
– Вероятно, кризис веры, – развела я руками с легкомысленной улыбкой. – Боюсь, как бы преподобный Дарем не избил нашего бедного мистера Кина крестом за такое неуважение к религии.
Миссис Мидуэл покивала и заявила, что, возможно, уместно будет навестить юношу и убедиться, что с ним действительно все в порядке.
Так я и решила поступить.
Когда я зашла к миссис Браун, оказалось, что мистер Кин ушел на прогулку на берег реки. Мне показалось уместным присоединиться к знакомому. Тем более, погода стояла на удивление теплая и ясная, располагающая к тому, чтобы наслаждаться видами прекрасной природы, которая близ Сеннена просто завораживала.
Мистера Кина я обнаружила не на берегу реки, а непосредственно в реке. Молодой человек скинул пиджак, закатал штанины и бродил по колено в воде. На это даже смотреть было зябко: теплая погода установилась совсем недавно, и вода в реке наверняка все еще была смертельно холодной.
– Мистер Кин, но вы же только-только выздоровели! – укорила я актера.
Тот заметил меня и расцвел в улыбке.
– Вода – лучшее лекарство. И она уже совсем теплая! – отозвался он, но, слава Творцу, не предложил присоединиться.
Не знаю, каковы были на самом деле лечебные свойства речной воды, но выглядел мистер Кин действительно хорошо, определенно лучше, чем при нашей первой встрече.
– Вас очень не хватало на службе, – решила я сменить тему.
Актер пожал плечами.
– Я атеист, мисс Мерсер. Да и мне показалось, что из церкви преподобный погонит меня пинками.
Разумеется, я тут же принялась уверять молодого человека, что слова его не имеют никакого отношения к реальности и преподобный никогда подобным образом с ним не поступит. Но, поскольку мне самой до конца не удалось поверить в правдивость собственных слов, не стоило удивляться тому, что мистер Кин также не спешил мне верить. Неприязнь Генри Дарема к актеру была настолько очевидна, что в итоге все понял даже сам предмет антипатии, который отличался чем угодно, кроме догадливости.
Викарий кривился каждый раз, когда в поле его зрения оказывался Джулиан Кин, и тут же отворачивался или вовсе уходил прочь. Жители Сеннена только диву давались, чем именно вызвана такая бурная реакция по большей части сдержанного священника.
– Полиция больше вас не донимает? – осведомилась я не без беспокойства. Если после допросов слегла до того как будто неплохо себя чувствовавшая миссис Дарем, вряд ли внимание инспектора Харриса могло оказать положительное влияние на и без того пошатнувшееся здоровье Джулиана Кина.
– Он меня и раньше не донимал, – пожал плечами молодой человек, не спеша выходить из реки. Я подошла к самом берегу и рискнула погрузить в водные струи руку. Видимо, несмотря на исключительную смуглость, молодой человек был на удивление устойчив к холоду. Вот у меня мгновенно пальцы свело.
– Инспектор Харрис просто делает свое дело, ведь так? Он должен опрашивать людей, чтобы найти убийцу.
Удивительно здравая мысль от настолько бестолкового создания.
– Но разве полиция имеет право досаждать невинным людям? – озвучила я вопрос, который мучил меня больше всего.
Мистер Кин все-таки смилостивился и решил покинуть водную стихию ради моего общества.
– Думаю, вполне имеет, – пожал плечами молодой актер. – В конце концов, убийца досаждает невинным людям на порядок больше полицейских, и ради его поимки можно вытерпеть небольшие неудобства.
Далеко не все жители нашей деревушки могли продемонстрировать такую гражданскую сознательность.
– А вы хоть кого-то подозреваете? – забросила я удочку, ожидая, что сейчас легкомысленный и не особенно умный Джулиан разразится потоком теорий относительно жителей Сеннена.
Однако тут мистер Кин счел нужным меня разочаровать.
– Разумеется, нет, – ответил он и с видом полной беспомощности захлопал глазами. – Я толком никого не знаю в вашей милой деревеньке, мисс Мерсер, и даже никогда не видел мистера Картрайта при жизни, чтобы иметь о нем собственное мнение. А гадать о подобном – значит, возводить на кого-то напраслину. Единственно, если верить словам инспектора Харриса, можно сделать вывод, что мистера Картрайта… ненавидели все.
Кажется, именно всеобщая нелюбовь к покойному церковному старосте более всего и шокировала мистера Кина. Избалованный обожанием окружающих, актер оказался не готов узнать, что кого-то могут так же страстно ненавидеть, как его самого любили.
– Мистер Картрайт… не был приятным человеком, – осторожно заметила я, не желая рассказывать в подробностях, насколько именно он был неприятен.
Джулиан Кин захлопал длинными и густыми, на зависть любой девушке, ресницами.
– Разве этого достаточно, чтобы убить? – спросил он, и я поневоле начала задаваться вопросом, как вообще этот юноша не от мира сего дожил до своего возраста.
– Наверное, нет, – растеряно пробормотала я, и почему-то стало очень стыдно. За саму себя.
Я вот считала, что за настолько дурной нрав легко могли лишить жизни.
С мистером Кином я пробыла еще полчаса, следя за тем, чтобы нас с ним постоянно видели из окон близлежащих домов. А в том, что за нами прямо сейчас кто-то следит, сомневаться не приходилось. Когда нет возможность часто ходить в кино, люди начинают смотреть как кино жизнь своих соседей.
После того как молодой человек пообсох и снова смог натянуть свои легкие замшевые туфли, мы дошли до моего дома, где актер любезно со мной попрощался и пошел прочь.
За что же все-таки викарий настолько невзлюбил Джулиана Кина? Я знала, еще пару веков назад церковь актеров не просто не одобряла – даже запрещала хоронить на кладбищах, считая, что для Творца такие люди потеряны. Но неужели Генри Дарем настолько консервативен?
– Вы что-то слишком часто начали видеться с мистером Кином, моя дорогая, – заметила миссис Мидуэл, когда я нашла ее в гостиной. Она подняла голову от вязания и наградила меня долгим задумчивым взглядом.
Нанимательница говорила без какого бы то ни было неудовольствия, однако я все равно ощутила некое беспокойство.
– В этом есть что-то дурное? – спросила я, самую малость растерявшись и заподозрив неладное. Каким бы ребенком ни казался мне Джулиан Кин, неизвестно как именно станут трактовать наше общение обитатели деревни.
Конечно, сейчас все в Сеннене обсуждали по большей части смерть Джерома Картрайта и полицейское расследование, но если вдруг кому-то придет в голову измыслить некую романтическую историю обо мне и приезжем актере, то местные сплетницы найдут лишнюю минутку, чтобы перемыть косточки нам обоим с величайшей тщательностью.
– Нет, но лучше бы вам с мистером Кином встречаться все-таки пореже и уделять ему как можно меньше внимания. Каким бы безобидным он ни представал, все равно однажды могут начать злословить. Лучше все-таки вести себя чуть более сдержанно, Бет.
В том, что касалась общественного мнения, особенно если речь шла об общественном мнении именно в Сеннене, я предпочитала полагаться на опыт своей нанимательницы.
– Вы правы, миссис Мидуэл, – кивнула я, решив, что действительно самым предпочтительным в моей ситуации будет видеться с Джулианом Кином пореже. Отсутствие его общества не могло стать действительно значимой потерей, к тому же пройдет несколько недель и молодой актер снова вернется в столицу, где продолжит блистать на сцене. А вот мне предстоит остаться в деревне и жить с этими же людьми.
– Хоть в чем-то вы проявляете благоразумие, моя дорогая, – не удержалась от легкого укола пожилая леди.
Она все еще не могла простить мне нежелание становиться женой викария. Викарий этого, кстати говоря, тоже простить не мог и при каждой встрече смотрел с таким укором, что тянуло покаяться.
Но все равно не тянуло замуж.
– Я само благоразумие, миссис Мидуэл, – пожала я плечами. – И сама осмотрительность. Никаких сомнительных поклонников, неуместных влюбленностей, развлечений и танцев. Кажется, меня ставят в пример всем незамужним девушкам в Сеннене и его окрестностях.
Покидать деревню я не любила и делала это только в случаях самой крайней необходимости. Танцы или поход по магазинам под категорию крайней необходимости определенно не подпадали.
– Дорогая, к вашему сведению, это совершенно ненормальное поведение для девицы ваших лет. Молодость дана для радости, а не для того, чтобы прятаться от мира.
Я на эти слова могла только промолчать.
С радостью у меня никак не складывалось. Не после пожара, который разом лишил отца и близкой подруги. А заодно любой поддержки, на какую я только могла рассчитывать.
– Мне совершенно некогда развлекаться, – напомнила я со слегка сварливыми нотками в голосе. – Мне нужно работать, миссис Мидуэл. Вам ли не знать?
Сказала – и тут же прикусила язык от досады, уже понимая, куда сама завела разговор с нанимательницей.
– Вы так говорите, словно рабыня в моем доме и не имеете ни свободного времени, ни каких бы то ни было выходных. Вы просто не хотите развлекаться, моя дорогая. Прячетесь здесь за своими обязанностями от всего мира. В том числе от мужчин, которые могли бы составить ваше счастье. Даже если вы настолько категоричны в своем нежелании выходить замуж за Генри Дарема, разве это означает, что вам не следует выходить замуж вообще?
Иногда я только диву давалась, почему миссис Мидуэл умудряется заговорить о браке даже тогда, когда стоило бы уделить время совершенно другим вещам. В нашей деревне убили человека, преступник так и не пойман – а моя хозяйка все равно убеждает меня в том, что муж – вещь в хозяйстве жизненно необходимая.
– Или вы считаете, будто здесь не найдется никого, кто оказался бы вас достоин? – спросила напрямик миссис Мидуэл, и я обмерла от страха. Несколько мучительно долгих секунд потребовалось для того, чтобы натянуть на лицо улыбку, но, подозреваю, эта гримаса совершенно не удалась.
Уже вечером произошло то, что заставило всех жителей Сеннена позабыть вообще обо всем, а не только о том, что нас с мистером Кином иногда можно увидеть прогуливающимися вместе.
Напали на миссис Дарем. Бедняжку кто-то столкнул с лестницы в доме ее деверя, подкараулив момент, когда жена капитана Дарема осталась одна. Учитывая слабое здоровье молодой женщины и крутизну лестницы, убийца вполне мог рассчитывать на то, что миссис Дарем не выживет, однако удача неожиданно улыбнулась несчастной. Наверное, это закономерно – ведь если настолько не повезло с супругом, то должна же судьба проявить милость к Сьюзан Дарем во всем остальном?
Полиция рвала и метала, пытаясь дознаться, кому же в голову пришло убить миссис Дарем, но свидетелей не нашлось, а, по словам прислуги викария, когда пострадавшую женщину спросили, кто мог покуситься на ее жизнь, миссис Дарем, и без того бледная, побледнела еще больше и заверила, что никому и в голову не могло прийти причинить ей зло.
– И самое гадкое, что у ее мужа алиби нет! Вообще никакого! По словам капитана, он прогуливался один в близлежащей роще! – воскликнул недовольно инспектор Харрис после того, как поведал всю эту таинственную историю за чаем мне и миссис Мидуэл.
Складывалось впечатление, что в доме моей нанимательницы несчастный полицейский просто прятался от сурового и совершенно несправедливого мира, который обвинял его во всех смертных грехах разом. В том числе и в неспособности раскрыть убийство мистера Картрайта и покушение на миссис Дарем в течение нескольких минут.
– Вам кажется, именно капитан Дарем решил избавиться от жены? – осведомилась с самым скептическим из возможных выражением лица миссис Мидуэл.
Лично я также подумала, что именно Джорджу Дарему могло бы прийти в голову поспособствовать собственному вдовству. В конце концов, брат викария к жене явно не привязан, к тому же Сьюзан Дарем на редкость непривлекательная особа. Было бы ни капли не удивительно, если бы молодому мужчине захотелось избавиться от опостылевшей жены. Особенно, если имеется вполне аппетитная и недавно овдовевшая любовница.
– А вы считаете, что такого быть не может? – насмешливо переспросил полицейский, который, похоже, пребывал в уверенности, что именно Джордж Дарем решил лишить жизни собственную жену. А тогда… Тогда вполне можно представить, что и мистера Картрайта спровадил на тот свет именно Джордж Дарем. – Между супругами точно нет любви, это понятно даже слепому.
Моя хозяйка поднесла к лицу чашку и бросила поверх нее на инспектора Харриса задумчивый многозначительный взгляд.
– Что Джордж Дарем получит в случае вдовства? – поинтересовалась она как бы между прочим.
Мужчина замер и нахмурился.
– Большинство браков крепкими делает отнюдь не любовь, инспектор, а вещи куда более приземленные, – продолжала, тем временем, моя нанимательница, причем ее голос звучал так буднично, словно разговор велся об урожае клубники или ассортименте в местной бакалейной лавке. – Разумеется, Джордж Дарем от жены не в восторге, но чтобы избавиться от супруги в нынешние времена совершенно необязательно ее убивать.
Инспектор Харрис славился среди коллег крутым нравом (что вышеозначенные коллеги дрожащим шепотом сообщали всем без исключения) и терпеть не мог, когда с ним спорили или – что еще хуже – пытались поучать. Однако несмотря на все это к словам миссис Мидуэл он прислушивался и ее суждениям как будто доверял.
– Завещание… – пробормотал мистер Харрис и, отставив в сторону опустевшую чашку, вылетел из гостиной, даже позабыв попрощаться.
– Как легко подозревать супругов, что они коварно злоумышляют против своих вторых половин, – задумчиво изрекла миссис Мидуэл, правда, прищур у нее показался излишне хитрым для ее философского тона.
В деревне иногда начинались разговоры о том, что моя нанимательница – ведьма. Виной тому была ее чрезвычайная осведомленность во всех местных делах, а также невероятная прозорливость. Я же могла с полной уверенностью заявить, что ни с каким ведовством моя хозяйка дела не имела, да и с магией у нее тоже сложились весьма напряженные отношения: будучи представительницей земельной аристократии средней руки действительно сильным магическим даром Элинор Мидуэл не обладала. Хотя иногда в ее умении знать обо всем и видеть то, что для других невидимо, действительно проскальзывало нечто мистическое.
– Но кому еще помимо капитана Дарема могло понадобиться убивать Сьюзан Дарем? – растеряно пробормотала я. – Она же ни с кем в Сеннене толком не знакома… А чтобы пожелать убить человека, нужно его хотя бы знать!
В нашей деревне миссис Сьюзан Дарем была действительно знакома только с братом мужа. Все прочие жители Сеннена видели жену капитана по большому счету изредка и издали, сама она в силу свойств характера и слабого здоровья знакомства заводить не могла, а, возможно, и не хотела.
– Далеко не всегда, – покачала головой миссис Мидуэл и позвонила в колокольчик, вызывая горничную. – Визиты инспектора Харриса всегда хочется заесть чем-то сладким. Это не человек, а настоящий источник дурных привычек.
Миртл получила приказ принести хозяйке пастилы и заварить еще чаю. Меня саму после визитов полиции к сладкому не тянуло, однако отказываться от возможности выпить еще одну чашку чая с пастилой я и не подумала.
– Но о каком именно завещании говорил инспектор Харрис? – поинтересовалась я, поглядев искоса на пожилую леди. И сомнений не было, что у нее имеются на этот счет определенные идеи.
– Разумеется, о завещании Сьюзан Дарем, – как само собой разумеющееся произнесла миссис Мидуэл, бросая на застывшую в дверях горничную предупреждающий взгляд. Миртл тут же прыснула прочь.
Я немного растерялась.
– Завещание миссис Дарем? Она молода, могла его еще и не составить вовсе.
Моя хозяйка только расстроенно вздохнула.
– И все-таки в закрытых школах не учат тому, что ожидает девушек в реальной жизни, моя дорогая. Перед свадьбой супруги Дарем наверняка составили брачный контракт, и, учитывая, что Денби все-таки небедны, не сомневаюсь, что мисс Денби составила в том числе и завещание еще до того, как стала миссис Дарем.
Спустя несколько минут раздумий я осознала, к чему именно клонила моя нанимательница.
– То есть… вполне возможно, что после смерти жены капитан Дарем не получит ничего? – растеряно переспросила я.
Почему именно это заподозрила миссис Мидуэл, оставалось загадкой, но обычно выходило, что предположения моей хозяйки вполне обоснованы и наиболее логичны.
– Я бы не удивилась, моя дорогая, если бы выяснилось, что в случае безвременной кончины жены, Джордж Дарем не просто не выигрывает, но и многое теряет, – тонко улыбнулась пожилая дама. – Она ведь умна, эта молодая миссис Дарем, очень умна. И знает цену и своему мужу, и своему браку.
Моему изумлению не было предела. Сьюзан Дарем по всеобщему мнению была глупа, но не той приятной детской глупостью, которую воплощал собой мистер Кин, а глупостью пустой и никчемной, что ни у кого не вызывала симпатии.
Что там с завещанием миссис Дарем, инспектор Харрис не спешил нам с миссис Мидуэл сообщать, что вызвало мое немалое раздражение: все-таки любопытство мучило и с каждым днем все сильней и сильней. Всегда считала, что я неподвластна такому низменному мерзкому чувству – этому голодному обывательскому любопытству, когда жаждешь новостей, причем не просто новостей – а непременно или жутких, или отвратительных.
С мистером Кином мы не виделись в течение нескольких дней, однако не по моему умыслу, а сперва по причине дурной погоды, а после из-за того, что миссис Браун, в высшей степени деятельная особа, уломала своего гостя помочь с приготовлениями к традиционному маскараду, который проводился ближайшем городке под названием Брайтхилл никак не меньше пятидесяти лет подряд в последний день апреля. Старожилы, правда, с видом настоящих знатоков заявляли, что традиция эта куда как старше и многозначительно улыбались.
Жители Сеннена непременно выезжали на маскарад едва ли не в полном составе, в этом году никто не собирался менять своих планов только из-за того, что кому-то взбрело в голову убить старого Джерома Картрайта. Траур в деревне носила исключительно миссис Картрайт, все прчие изображать скорбь и уныние не собирались.
Я грядущего маскарада ждала как прочие обитатели Сеннена, предвкушая танцы и веселье всю ночь напролет.
Маски упрощают.
– Что ж, рада, что вы не планируете изменять этой свой привычке, Бет, и не собираетесь игнорировать маскарад как все иные развлечения вне деревни, – с улыбкой констатировала миссис Мидуэл, когда я заговорила о том, что нужно вызвать портниху, мисс Бейтс, и заказать ей новое платье к грядущему празднеству.
Заказов у мисс Бейтс всегда имелось с избытком, особенно в преддверии торжеств, однако для миссис Мидуэл и меня, ее компаньонки, портниха всегда выгадывало время и старалась на славу.
– Я вовсе не такая затворница, какой вы пытаетесь меня выставить, – отозвалась я, в красках представляя будущий наряд, на который откладывала деньги весь год в специальную заветную шкатулку. Появляться на маскараде в одном и том же костюме два года подряд считалось самым тяжким преступлением против местных обыкновений, какое только могла совершить женщина.
– Разве? – чуть приподняла брови миссис Мидуэл и так тонко усмехнулась, что продолжать беседу не захотелось, но делать этого и не пришлось.
К нам явились гости – все женской сообщество Сеннена, кажется, пожелало собраться у моей нанимательницы. Исключением, разумеется, стала миссис Дарем, которая все еще не поднималась с постели. Впрочем, имелись подозрения, что даже если бы не произошло того падения с лестницы, жена Джорджа Дарема все равно бы не снизошла до нашей компании.
– Нет, вы только можете себе представить?! – возмущенно воскликнула миссис Браун еще в холле. Ее негодование распространялось, кажется, по всему дому словно приливная волна. – Этот гадкий инспектор Харрис заявил, что его подчиненные появятся на маскараде! Пусть и в штатском – но это возмутительно! Они будут подслушивать, подсматривать… Шпионить!
Чувства миссис Браун разделяли все явившиеся вместе с ней женщины.
– Дорогая миссис Мидуэл, вы имеете на инспектора большое влияние, не могли бы вы отговорить этого гадкого человека портить нам праздник? – заискивающим тоном осведомилась соседка.
Лично я не понимала, почему не к мисс Локк, родной тетке инспектора, отправилась вся эта негодующая делегация. Она на племянника влияние имела, пусть не сильное, однако несомненное.
Миссис Мидуэл с растерянным видом развела руками.
– Но, дорогая миссис Браун, как именно, по-вашему, я могу повлиять на решения полиции? – спросила моя нанимательница. – К тому же, разве инспектор Харрис не прав? Убийца здесь, среди нас, он нападал уже дважды. Учитывая, что на маскарад отправятся буквально все жители деревни, возможно, там будет и преступник. А когда лица скрыты под масками, лишить жизни безнаказанно проще.
Я задумалась над словами хозяйки и поняла, что она, вполне вероятно, права. Убийца точно местный, один из нас. И если он действительно какой-то маньяк, может напасть и на маскараде.
Женщины принялись переглядываться, очевидно, до них только сейчас дошло, чем может быть чревато посещение праздника в Брайтхилле.
– Но… но это все глупости, – не слишком уверенно произнесла миссис Мэтьюс. Она как будто посерела лицом. – Никто никого больше не убьет. Нас ведь незачем убивать, ведь так? Просто старик Картрайт никому не нравился.
Во взглядах жительниц Сеннена читалась надежда, что все дурное действительно закончилось раз и навсегда и теперь осталось только дождаться момента, когда инспектор Харрис схватит убийцу и передаст, наконец, в руки правосудия. Учитывая, насколько дурно все относились к Джерому Картрайту, его смерть всерьез никого не расстроила и, похоже, даже не особенно озаботила. И уж тем более никому и в голову не могло прийти, что лишивший жизни церковного старосту мерзавец может напасть на другого жителя нашей деревни.
И теперь мне казалось, что это самую малость… дико.
– С каких пор за дурной характер можно убивать? И что такого должна была сделать миссис Дарем, чтобы заслужить смерть? – спросила я с возмущением, оглядывая собравшихся.
Реакцией на мои слова стало смущение и медленно пробуждающийся страх.
– Бедная миссис Дарем действительно ничем заслужила всего этого кошмара, – пробормотала смущенно миссис Мэтьюс и потупилась. – Но наш маскарад… Неужели на нем действительно будут полицейские? Они же все испортят! Совершенно все испортят!
В такие моменты я начинала понимать, насколько же узко мыслят люди, с которыми я провела последние три года. Как мало они смыслят в жизни, если вдруг она выходит за пределы дома, сада, визита к соседям… И как мало они хотят в ней смыслить.
Жители Сеннена были идеально счастливы в своем пасторальном мирке.
– Да, совершенно верно. Они все испортят убийце, если вдруг тому придет в голову совершить еще одно преступление, – с мягкой улыбкой произнесла миссис Мидуэл, решив не дожидаться, пока кто-то наговорит глупостей или резкостей под действием эмоций. – Мы же, законопослушные граждане, будем в полной безопасности наслаждаться праздником.
Еще спустя полчаса увещеваний гости покинули наш дом в какой-то мере успокоенные, однако все еще не окончательно.
– Вы и правда думаете, что убийца может напасть на кого-то на маскараде? – осведомилась я не без волнения.
Идея отправиться туда уже не казалась мне настолько восхитительной как прежде.
– В этом я не уверена, но вполне вероятно, что он на нем появится и, возможно, чем-то себя выдаст. Поэтому идея инспектора кажется мне вполне здравой, моя дорогая. Хотя, вряд ли его молодцы настолько умны и расторопны, чтобы не выдать себя. И не оттоптать всем местным дамам ноги.
Пожалуй, это действительно весьма печальная перспектива.
Танцы и тени
Дни до маскарада прошли в повседневной суете, которую не нарушали никакие странные или пугающие происшествия. Поправлялась и миссис Дарем, которая, как оказалось, все-таки намеревалась выехать на празднество, несмотря ни на что. Подобное стремление жены капитана Дарема к развлечениям несколько удивляло, ведь до этого она выходила из дома деверя только ради того, чтобы отправиться в церковь. И после этого – маскарад?
Викарий заявил, что не намерен посещать празднество в Брайтхилле, и долго распинался на тему того, что праздник, который проводится в настолько неподходящее время, да еще и такой, на котором люди скрывают свои лица под масками, – наверняка Творцу нашему неугоден.
Поскольку жителям Сеннена преподобный Дарем все-таки нравился, люди ему покладисто поддакивали. И втихомолку шили платья, не собираясь следовать советам священника. Быть может, в спасении души Генри Дарему и не было равных, но никто не собирался ради блаженства в жизни вечной отказываться от радостей жизни земной.
Мне было проще идти против воли местного пастыря, ведь мы с ним в любом случае не ладили и вряд ли от того, что я всю ночь напролет протанцую в маске и маскарадном костюме, отношения с преподобным ухудшатся еще больше. Куда уж хуже, в самом деле?
– Вы чудо как хороши в этом платье, Бет, – оценила пошитый для меня наряд миссис Мидуэл, когда я вертелась в пестром костюме перед зеркалом, вспоминая, кажется, почти забытые впечатления от грядущего торжества, на котором можно чувствовать себя совершенно свободно.
Платье мне действительно шло невероятно: пышная юбка в старинном стиле, словно составленная из разноцветных лоскутов, забавно шуршала при каждом шаге, облегающий лиф подчеркивал тонкую талию и грудь.
– Теперь ваша красота получила, наконец, достойную оправу, – продолжала осыпать меня комплиментами хозяйка, которой аккомпанировала поддакиванием Миртл. Горничная перед балом занималась тем, с чем обычно я справлялась самостоятельно, – моей прической. Макияж я служанке не доверила, справилась сама. Впрочем, мое лицо в любом случае скроет маска.
– Ну что вы, миссис Мидуэл, – с улыбкой покачала головой я, – главным украшением вечера несомненно станете вы и никто иной.
Говоря подобное, я даже не слишком кривила душой, поскольку моя хозяйка действительно являла собой образец элегантности и обладала фигурой, которой могла бы позавидовать и молодая девушка. К тому же Элинор Мидуэл, судя по старым фото, с самой юности обладала прекрасным вкусом, который к ее почтенным летам был отточен как бритва.
– Ваша лесть как всегда бессовестна и приятна, моя дорогая, – ласково потрепала меня по плечу нанимательница. – Но давайте поторопимся. Нет ничего хорошего в том, чтобы опаздывать на бал.
Не приходилось сомневаться в том, что миссис Мидуэл окажется в числе танцующих, даже несмотря на возраст, наверняка найдется множество желающих пригласить такую даму.
Брайтхилл был невелик, но вокруг него располагались фамильные поместья, пара из которых принадлежала даже представителям магической аристократии, пусть речь шла и не о самых влиятельных семействах Айнвара.
Поднимаясь по ступеням в здание городской ратуши, я чувствовала себя настоящей принцессой. К тому же миссис Мидуэл сразу потребовала, чтобы мы шли порознь, не желая до срока раскрыть наше инкогнито.
Можно было вообразить, что все как прежде, у меня есть отец, положение в обществе, и я вхожу в бальный зал как полновластная хозяйка жизни. Да, самообман, который рассеется к утру, но что в нем дурного?
Шелест юбки при ходьбе завораживал, мир, на который теперь приходилось смотреть сквозь прорези полумаски, казался чем-то по-настоящему волшебным. Возможно, все дело заключалось в том, что угол обзора уменьшился.
«Но что если действительно прямо сейчас убийца ходит среди нас? Что если он уже ищет новую жертву?»
Как только в мою голову забрели эти ужасные, пугающие мысли, вечер уже не казался настолько прекрасным и волнующим как прежде.
«Но ведь меня не за что убивать?»
Однако было ли за что убивать мистера Картрайта? И зачем понадобилось нападать на миссис Дарем?
Многие гости уже фланировали по залу, в ожидании, когда, наконец, начнутся танцы, поток входящих в зал также не иссякал и даже стало любопытно, поместятся ли все желающие. Стоило только сделать несколько шагов, как на меня с хохотом налетела стайка молодых людей, которые едва не снесли с ног. Спасло от падения только то, что кто-то схватил меня за руку и дернул в сторону. Ладонь, что держала меня, была широкая и жесткая – явно мужская, и от ее прикосновения пробирала дрожь.
Я повернулась, желая поблагодарить спасителя, и, разумеется, вместо лица увидела только яркую маску с гротескной улыбкой от уха до уха. В темных прорезях никак не удавалось разглядеть глаз, только будто бы слабое мерцание виднелось.
– Вам нужно быть поосторожней, миледи, – донесся из-под маски голос, сперва низкий, гулкий, а после поднявшийся до издевательски высокого фальцета. Так говорили клоуны в цирке. Словно бы клоунским был и костюм мужчины – составленный из ярких лоскутов как и юбка моего платья. На голову незнакомец водрузил шутовской колпак с бубенчиками, которые еле слышно звенели при каждом его движении.
Вздрогнув, я вырвала руку из захвата и сделала пару шагов назад. Такого ужаса мне давно не приходилось испытывать.
– Кто вы? – дрожащим шепотом спросила я. Земля уходила из-под ног, а перед глазами плыло. – Кто вы такой?!
Незнакомец издевательски захихикал.
– Как невежливо спрашивать имя на маскараде, миледи, – укорил меня он. – А что будет, если я спрошу ваше, а? Как ваше имя, миледи?
Мужчина склонился в поклоне – молниеносном, неестественно резко, будто кукла на шарнирах, и растворился в толпе, не дожидаясь ответа. Только издевательский тонкий смех еще какое-то время звучал.
Сердце колотилось так, словно хотело проломить ребра и унестись прочь, а в горло никак не удавалось протолкнуть глоток воздуха. Опомнилась я после странного разговора только спустя пару минут.
Кто он такой – этот странный человек и как он здесь появился? Нет, как появился – это понятно, просто приехал, как и все прочие гости. Но он не был похож на тех, кого мне прежде доводилось встречать. И этот голос… Этот ужасный адский голос – он напугал меня едва не до потери чувств.
Чтобы немного прийти в себя я отправилась к столам и взяла стакан воды, который опустошила одним жадным глотком. Зубы мелко стучали по стеклянной стенке.
А что если это он и был? Убийца? Незнакомец походил на полного безумца, на чудовище! Что если именно он лишил жизни Джерома Картрайта? И для этого действительно не было никаких мотивов, кроме беспричинной злобы сумасшедшего?
– С вами все в порядке, мисс? – раздалось рядом со мной. Я вздрогнула – и стакан полетел на пол, тут же разбившись на сотни осколков.
Этот голос я мгновенно узнала. Я вообще запоминала голоса куда лучше лиц. Впрочем, даже не обладай я этим свойством, сложной было с кем-то спутать настолько высокого мужчину.
– О, со мной все прекрасно, сэр, – заверила я капитана Дарема. Его лицо было скрыто полностью под маской чумного доктора. Странный выбор наряда для праздника. Слишком уж траурный и мрачный. Однако черная одежда капитана не производила и вполовину того ужасающего эффекта, какой произвел на меня костюм человека в шутовском колпаке.
А где же миссис Дарем? Она должна быть здесь.
– Не похоже, мисс, – тихо хмыкнул мужчина, хозяйским жестом подцепив меня под локоть. – Вы кажетесь такой напуганной.
С каждым словом капитан Дарем склонялся ко мне, шепот его становился все интимней. Да, этот мужчина определенно считал себя великим покорителем женских сердец и, вполне возможно, им и являлся. Впрочем, у меня не было ни единого шанса оценить навыки обольщения капитана.
– Вы видели тут мужчину в шутовском костюме? – спросила я, осторожно отодвигаясь от брата викария.
Джордж Дарем ожидал чего угодно, но не такого вопроса.
– В шутовском костюме? Кому вообще могло прийти в голову вырядиться шутом? – пробормотал он. Я не стала говорить, что одеться чумным доктором – тоже не самый лучший выбор для праздника. – Нет, никого подобного мне видеть сегодня не доводилось.
Пробормотав что-то извиняющееся я проскользнула мимо Дарема. Как раз заиграла музыка, кто-то пригласил меня на танец, и я бездумно приняла протянутую руку, постоянно приглядываясь и прислушиваясь. Все ждала, что вот-вот среди гостей мелькнет цветастый костюм и раздастся звон бубенцов на колпаке. Но странный тип как в воду канул.
Когда я уже готова была выбросить пугающую встречу из головы, снова столкнулась с шутом. Он буквально втянул меня в круговерть вальса, не спрашивая разрешения, не приглашая, просто схватил за руку и увлек за собой.
– Да кто вы такой, черт бы вас побрал? – возмущенно воскликнула я, завороженная и испуганная маской перед собой. Даже показалось на мгновение, что нет за ней никакого лица.
– Разве непонятно, миледи? – мерзко захихикал незнакомец, кружа и кружа меня. Я уже не сомневалась, что этот человек совершенно безумен, не смеются так люди в трезвом рассудке.
Он не мог ничего мне сделать на виду у стольких людей, я понимала это умом и все равно боялась, боялась так сильно, что даже пожар, в котором я едва не сгорела, уже не казался чем-то ужасным.
– Ничего непонятно! – почти взвизгнула я, понимая, что вырваться не получается.
Снова партнер по танцу жутко рассмеялся.
– Я – шут, миледи. По-моему, это очевидно.
Да он просто издевается надо мной!
– Это просто ваш костюм! – оскорбилась я из-за глупой шутки и страха, который все никак не отпускал. – Маскарадный костюм!
– Что есть жизнь человеческая, миледи? Просто один затянувшийся маскарад, – с каким-то показным, театральным спокойствием изрек незнакомец. – И кто может сказать, когда именно мы в маскарадном костюме, а когда в собственном обличье?
Я не выдержала и одним резким движением сорвала с мужчины шутовскую маску, желая раскрыть инкогнито этого невыносимого и пугающего человека.
Как удалось не завопить от ужаса, не понимаю.
Лицо под маской оказалось покрыто плотным густым гримом. На выбеленном лице кроваво-красная улыбка от уха до уха, глаза перечеркнуты черными вертикальными полосами. Грим лежал так плотно, без изъяна, без единой трещины и потека, что казался просто кожей.
Маска выпала из моих ослабевших пальцев. Тут же чей-то каблук наступил на нее, и донесся тихий, но отчетливый хруст.
– Маска может быть лицом, лицо – маской, – снова рассмеялся «шут», который ничуть не расстроился из-за своей потери. Какой мерзкий смех, в нем не было и на пенс настоящего веселья. Только насмешка надо мной и моей глупостью и слабостью. – Что есть что, миледи? Под вашей маской точно лицо?
Он меня знает. Он совершенно точно откуда-то знает меня! Но я никогда в жизни не встречала кого-то подобного «шуту»!
– Назовитесь, сэр! – прошипела я, титаническим усилием воли заставляя себя унять панику. – Ведите себя как мужчина. Назовитесь.
Под нарисованной улыбкой расцветала и настоящая, отчего поддельная стала еще шире – и лицо казалось перечеркнутым кровавой раной.
– Но я ведь назвался, миледи. Я – шут, – пискляво отвечал незнакомец. И тут же снова его голос стал глубок как бездна. – И я пришел потанцевать с вами в этот прекрасный вечер между. Но вы почему-то недовольны, хотя танцор я преизрядный, не находите?
Он действительно танцевал с легкостью и грацией, которые редко встретишь в мужчинах.
– Ах, вы не отвечаете мне, миледи, как это грубо, – продолжал мой партнер после затянувшегося молчания.
А танец все не заканчивался и не заканчивался.
– Что вам нужно?! – воскликнула я
Картинно приподнялись в изумлении нарисованные брови.
– Мне? Нужно? Право слово, миледи, мне не нужно ничего. Весь мир и так у моих ног. А вот вам… Вам требуется фунт справедливости и полфунта мести, не так ли? – перешел шут на змеиный шепот. – Ах, как вам все это требуется. Вот только вы так одиноки, так слабы, и нет никого, совершенно никого, кто мог бы помочь вам. Все эти люди – они так злобны, так коварны, так жестоки… Но у них есть существенные достоинства, миледи. Люди хрупки и смертны.
Поворот. Поворот. Поворот.
Танец не заканчивается.
– Какие грезы рождаются в девичьих головках темной ночью? – риторически вопросил незнакомец и сделал вид, что всерьез размышляет над этим вопросом. – К примеру, невинная дева в сладостном томлении воображает…
Тут голос мужчины стал бездушным и мертвым как лязг металла.
– ...как загорается чей-то дом. Двери его заперты и жильцы не могут выбраться наружу. Кричат, молят о спасении. Но его не будет. Или же о том, как кто-то падает под поезд, который надвигается. А после колеса наезжают на еще живое тело…
Тут мне удалось высвободиться из его рук.
– Хватит!
Шут не стал снова хватать меня.
– Не стоит так бояться собственных желаний, особенно, если они настолько естественны, миледи, – с прежним тонким дребезжащим смешком продолжил он, уже не пытаясь снова вовлечь в танец. Более того, шут начал отступать. – Вы можете все это получить. В подарок.
Незнакомец в цветастом наряде все пятился и пятился, в конце концов, растворившись среди гостей, которые в круговерти своего веселья так ничего не заметили.
Стихли последние ноты вальса.
Пятилась и я. В итоге врезавшись в испуганно охнувшего молодого человека, в котором я без труда опознала Джулиана Кина. Не придумали еще такой маски, которая могла бы скрыть яркую зелень глаз, к тому же голос его невозможно было не узнать.
– Вы в порядке, мисс? – с тревогой осведомился мистер Кин, придерживая меня под локоть.
С неожиданной ясностью я осознала, что если бы не эта спасительная рука – я бы просто осела на пол.
– Нет, – произнесла я, не в силах лгать. – Я совершенно точно не в порядке.
Мистер Кин покивал и отвел меня к ближайшему стулу, на который и усадил с великой осторожностью, а после еще и принес бокал шампанского. Меня гость миссис Браун не узнавал, но это не удивляло. Он вообще не демонстрировал особенной догадливости за все время нашего знакомства
– Думаю, что приглашать вас на танец будет неуместно? – осторожно предположил мистер Кин, и я с готовностью подтвердила, что танцевать, скорее всего, не пожелаю в ближайшую вечность.
Молодой актер выразил подходящую случаю удрученность и удалился, галантно попрощавшись напоследок. Уже спустя пару минут я увидела Джулиана Кина среди танцующих – он кружил какую-то белокурую фею, которая счастливо смеялась и получала от бала огромное удовольствие. Которого меня лишил какой-то ужасный человек. Ужасный человек, который слишком хорошо знал о тех мыслях, что я прятала даже от самой себя.
И то как он говорил со мной, как обращался…
Я думала, что тут, в Сеннене, я в полной безопасности, думала, меня никто не найдет в этой глуши. Но сперва приехал Генри Дарем (пусть случайно, но все же!), а теперь еще и странный незнакомец, который говорит такие пугающие вещи. А если появятся и другие?
Разумеется, после такого омерзительного начала бала, никакого удовольствия от праздника я получить не смогла и большую часть вечера провела, скрывшись в одном из малоосвещенных углов зала и разглядывая танцующих. Временами в толпе гостей мелькал яркий костюм шута, но больше он ко мне не приближался.
Утром после бала я чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной, так что визит викария к завтраку доставил еще меньше удовольствия, чем обычно, тем более Генри Дарем задавал странные и откровенно глупые вопросы, брызгал какой-то водой и украдкой крестил и меня, и миссис Мидуэл. Мы, разумеется, все заметили, но виду не подали.
После обеда, уже переговорив с некоторыми соседями, я узнала, что викарий навестил практически всех, кто посещал маскарад, и каждый раз вел себя одинаковым необъяснимым образом. Убить на это преподобному Дарему пришлось весь день, но, похоже, такая потеря времени его нисколько не смущала.
В итоге я решилась спросить у капитана Дарема, с которым мы столкнулись в бакалейной лавке, что происходит с его братом.
Джордж Дарем пожал плечами и, расплатившись с хозяйкой лавки, просто ответил:
– Очевидно, Генри проверяет, все ли из его прихода вернулись после праздника домой.
Надо сказать, подобное объяснение запутало меня еще больше. Капитан взглядом указал на дверь, давая понять, что продолжать разговор в лавке он не планирует.
Я последовала за ним, снедаемая в равной степени любопытством и беспокойством.
– Так что же такое с вашим братом, сэр? – спросила я напрямик, когда дверь закрылась под аккомпанемент звона колокольчика. Этот звук пробудил во мне самые недобрые воспоминания.
– Он предполагает, что маскарад – это прекрасное мероприятие, где могут появиться… не самые добрые и желанные гости, мисс Мерсер, – продолжал со снисходительной улыбкой капитан Дарем. – Те, которые незаметно могут занять чужое место.
Я потеряла дар речи, не сразу поняв, к чему именно клонит мужчина.
– Вы имеете в виду… нечистую силу? – со смесью изумления и веселья спросила я, не в силах поверить, что викарий мог быть настолько суеверным.
Джордж Дарем тонко улыбнулся и кивнул.
– Именно. И не смотрите на меня так, мисс Мерсер. В нечистую силу верит Генри, а никак не я. Собственно говоря, он из-за этого и принял сан. Чтобы бороться с потусторонним злом.
Тут капитан не выдержал и совершенно по-мальчишески хихикнул.
– Это долгая история, и если вы позволите, я расскажу ее по дороге к вашему дому.
Не дожидаясь ответа, брат викария взял меня под руку. Протестовать я не стала, слишком велико оказалось любопытство. И даже взгляды, которые почувствовала на себе, взгляды жадных до слухов людей, не остановили меня.
– Случилось все много лет назад, мисс Мерсер, – начал капитан Дарем. Голос его против обыкновения звучал бесстрастно и словно даже отстраненно. Обычно брат викария так с женщинами не разговаривал. – Мы с Генри тогда гостили у родственников на севере, неподалеку от Вороньего замка, родового гнезда графов Грейстоков. Дикие места. Дикие и мрачные.
Бывать на севере мне никогда не приходилось, но по виденным фотографиям я могла представить себе, о чем говорит капитан Дарем.
– Мне было пятнадцать лет, а Генри только-только сравнялось десять. Через два дня после празднования Дня Всех Святых Генри не вышел к ужину. В высшей степени странный поступок для моего брата, надо сказать, мисс Мерсер, и я тут же разволновался. Когда же выяснилось, что Генри вовсе нет в доме, – запаниковал. За окном уже стемнело, к тому же разразилась буря, и от мысли, что десятилетний мальчик остался где-то на улице один...
Джордж Дарем говорил медленно и как будто с каждым словом все больше проваливался в воспоминания.
– Нашли Генри только утром. Грязного, мокрого, продрогшего, насмерть испуганного. Он твердил, что встретил ночью Дикую охоту и спасла его только заученная за пару дней до того молитва.
Мне потребовалось никак не меньше минуты, чтобы осознать рассказанную братом преподобного историю. Насколько же безумной она мне показалось.
– И что же? – пробормотала я и бросила взгляд искоса на Джорджа Дарема. – Кто-то поверил вашему брату?
– Местные, из тех, кто был не слишком образован, рассказ Генри приняли за чистую монету, что, как вы понимаете, не помогло брату вернуть потерянное здравомыслие. У Генри всегда было бурное воображение, а после той злосчастной ночи оно развернулось во всю свою мощь. К тому же жители окрестных деревень решили, что брат и вовсе осенен какой-то благодатью Творца, и начали почитать его едва ли не как святого. Гордыня Генри от такого испытания не выросла, однако в своей исключительной миссии он уверился окончательно и бесповоротно.
То, что преподобный Дарем – настоящий религиозный фанатик, меня определенно не порадовало. Сколько бед могут натворить такие люди.
– А что если бы кто-то… не так среагировал на святую воду и крестные знамения? – осторожно осведомилась я у Джорджа Дарема, пытаясь осознать насколько же далеко все может зайти.
Военный пожал плечами.
– Не могу даже представить себе, мисс Мерсер. При мне еще ни разу не случалось подобных… эксцессов. Но Генри продолжает искать свой подвиг во имя веры.
После таких слов мне стало сильно не по себе.
– Но… Признаться, ваш рассказ меня шокирует, капитан Дарем, – тихо пробормотала я, не решаясь посмотреть в глаза мужчине. – Дикая охота… Нечисть… Но как можно всерьез вообразить, что между нами ходит нечисть?
Мужчина тихо вздохнул и отпустил мой локоть.
– Для моего брата – это реальность, – ответил просто Джордж Дарем. – Не знаю, что привиделось ему той ночью, мисс Мерсер. Но все эти годы Генри свято уверен, что среди людей скрывается нечистая сила.
В дом миссис Мидуэл я вошла, чувствуя себя совершенно растерянной и даже в какой-то мере испуганной. Я большую часть жизнь была далека от всяческого рода предрассудков и суеверий. Нечисть, подумать только…
А ведь Генри Дарем казался таким здравомыслящим, прагматичным… не только мне – всем людям вокруг. И тут оказывается, что он ищет повсюду порождения нечистой силы, пытается высмотреть их среди людей.
Стоило только подняться к себе в комнату, как пугающая реальность снова нагнала меня – на подушке обнаружилась маска. Та самая маска шута, которую я сорвала с ужасного мужчины во время танца. Хотя нет, не та. Маску, которая была на незнакомце, растоптали тут же, а эта целая.
– Значит, ты точно знал, с кем разговариваешь, – прошептала я, чувствуя как меня прошивает волной дрожи. – Но вот я не знаю, кто ты и откуда взялся.
Встретившись с таким типом как тот незнакомец, можно и в Дикую охоту уверовать точно как Генри Дарем. Было что-то такое в шуте, что-то немного… нечеловеческое.
– Глупости это все. Чистой воды глупости, – пробормотала я, схватила маску и решительно разломила ее, внутренне содрогаясь от страха и предвкушения какого-то ужасного чуда. Казалось, что после того, как я сломала «подарок», непременно произойдет что-то необычное… Но нет, маска была просто маской, ничем иным.
Но зачем было надевать ее поверх лица, покрытого гримом?
Я спустилась на кухню и принялась расспрашивать прислугу о том, не заходил ли кто-то посторонний в дом и не крутился ли возле моей комнаты.
– А что случилось, мисс Бет? На вас лица нет! – спросила вездесущая Миртл. Она сразу поняла, что со мной неладно.
Нацепив на лицо вымученную улыбку, я ответила:
– Я просто нашла у себя в комнате вещь, которой там быть не должно. Карнавальную шутовскую маску.
Слуги наперебой начали твердить, что никто посторонний не приходил, да и подбрасывать что-то мне в спальню никто бы не стал. Но это и так было прекрасно известно – в доме миссис Мидуэл меня любили.
И только шуту могло понадобиться оставить напоминание о прошедшем маскараде. И о нашем разговоре.
За ужином миссис Мидуэл глядела на меня с беспокойством, которое и не пыталась скрывать.
– Вы после бала выглядите такой больной, Бет, – произнесла хозяйка, когда нам принесли десерт.
До той поры я не проронила ни единого слова, полностью погрузившись в мысли.
– С вами произошло что-то на маскараде? – продолжила допрос миссис Мидуэл, не дождавшись от меня ни слова в ответ.
И что ей сказать?
– Со мной заговорил странный человек, – решила я поведать большую часть того, что произошло. – Человек в костюме шута. Он напугал меня едва не до обморока. Кажется… Кажется, он был помешанным.
Миссис Мидуэл нахмурилась.
– Я видела кого-то в похожей одежде, но только мельком. Вам лучше выбросить все из головы, Бет. Люди часто ведут себя странно, когда уверены, что останутся инкогнито. Просто кому-то пришло в голову глупо пошутить над молоденькой девушкой.
Хотела бы и я разделить уверенность моей нанимательницы, но не получалось. Как бы ни заходился в злобном зловещем смехе шут, он вовсе не шутил. Все, черт подери, было более чем серьезно!
– Да, но кто именно мог провернуть такой глупый и жестокий розыгрыш, миссис Мидуэл? – спросила я. – Быть может, в деревне говорили о еще одном приезжем?
Хотя шут мог и не показываться в Сеннене. Что если он остановился в Брайтхилле и выжидал подходящего момента?
Пожилая леди покачала головой.
– Нет, как будто никто не приезжал к нам. Но на бал могли прибыть гости и из окрестностей. Я в любом случае поспрашиваю, моя дорогая, если вас так расстроил тот человек. Быть может, кто-то знаком с вашим обидчиком.
Не приходилось сомневаться, что шута не опознают. Он явился на маскарад не для того, чтобы выдать себя.
Полицейское расследование, тем временем, зашло в тупик, о чем инспектор Харрис, разумеется, не говорил ни одной живой душе, но все и так догадались по унылым лицам констеблей, которые бродили по Сеннену с видом полной безнадежности.
Улик не нашлось, подозреваемые – имелись, но толку от них было чуть, потому что не удалось обнаружить ни единой возможности прижать хотя бы кого-то из них вескими доказательствами вины. Над инспектором Харрисом уже начали откровенно потешаться, как и над его подчиненными. Расстроенный служитель закона и порядка в итоге то и дело заглядывал к миссис Мидуэл, чтоб хотя бы душу излить.
В самой деревне против всех ожиданий царил мир и покой. Люди не были напуганы и вообще наслаждались происходящим как каким-нибудь новым фильмом, который показывают в местном крохотном кинотеатре. Только преподобный Дарем с упорством достойным лучшего применения продолжал свои поиски нечистой силы, обходя день за днем дома паствы и наставляя прихожан на путь истинный. Потуги священника спасать души человеческие жители Сеннена принимали с невероятной снисходительностью.
Подарков от шута я больше не получала, он словно забыл о моем существовании, и уже казалось, будто все случившееся на маскараде только плод разыгравшегося воображения. Тем более, никто из посетивших бал в Брайтхилле не мог с полной уверенностью сказать, что действительно видел хоть кого-то напоминающего моего странного партнера по танцу. На все расспросы я слышала лишь «кажется, видели кого-то похожего», и такой ответ никак не мог удовлетворить хотя бы потому, что сложно забыть приплясывающего мерзко хихикающего типа в колпаке с бубенцами.
В итоге где-то через неделю я осознала, кого именно еще не успела опросить, – миссис Дарем. Она также присутствовала на маскараде, но переговорить с невесткой викария мне не пришло в голову. Более того, я о ней буквально позабыла – сложно помнить о человеке, который настолько редко показывается на глаза.
И вот, во вторник после обеда я отпросилась у миссис Мидуэл и пошла в дом священника, надеясь, что миссис Дарем будет в добром здравии и не откажется встретиться со мной. В кои-то веки мои ожидания полностью оправдались: Сьюзан Дарем была дома в отличие от мужа и его брата и побеседовать со мной не отказалась.
Миссис Дарем встретила меня в гостиной, которая у викария была на редкость неуютной – окна комнаты выходили на запад, к тому же кусты сирени, росшие под ними, не стригли уже несколько лет. В итоге комната как будто всегда тонула в сумерках, которые не добавляли миссис Дарем ни красоты, ни здоровья. Положение не спасало даже ситцевое платье в ярких маках.
– Здравствуйте, мисс Мерсер, как я рада, что вы решили ко мне заглянуть, – тускло проговорила миссис Дарем, и радости или хотя бы простого дружелюбия в ее словах не было ни на пенс. Впрочем, это меня не слишком сильно смутило.
– Простите, что потревожила, миссис Дарем, – нацепила я на лицо самую свою солнечную улыбку. На самом деле, какая разница, что именно ко мне чувствует эта женщина? Сюда я пришла для того, чтобы задать ей один-единственный вопрос, не более того.
– Нет-нет, ничего страшного, – как и требовали того правила приличия ответила миссис Дарем. – Напротив, я очень рада, что вы навестили меня.
Служанка викария приняла нам чай и после того, как мы вкратце обсудили вчерашнюю грозу и бурный скандал между двумя лавочницами, я решила, что можно и спросить невестку викария о маскараде.
– Скажите, миссис Дарем, а не видели ли вы на балу человека в костюме шута?
– Шута? – изумилась молодая женщина. – Нет-нет, никого подобного мне там встречать не доводилось.
Я сразу уверилась в том, что она солгала. Ответила миссис Дарем слишком быстро, даже не задумавшись, словно готовилась к такому вопросу и заранее решила, что необходимо сказать. Притом, что все прочие свидетели, напротив, всегда утверждали, будто кого-то похоже на шута краем глаза все-таки замечали. А еще во взгляде миссис Дарем проступила на долю секунды то ли тревога, то ли что-то очень на нее похожее.
– Спасибо, что уделили мне время, и извините за беспокойство, – улыбнулась я, собираясь покинуть дом викария.
В этот момент раздался звук тяжелых шагов, и в гостиную влетел один из братьев Дарем – Джордж.
– Добрый день, мисс Мерсер, как я рад, что вы заглянули к нам! – воскликнул он, и почему-то тут же начал меня вежливо, но непреклонно выпроваживать.
Происходящее казалось все более и более странным с каждой минутой.
– Скажите, капитан, – спросила я у Джорджа Дарема, уже переступая порог дома его брата, – а у вашей жены есть знакомые в Сеннене или Брайтхилле?
Мужчина замер и посмотрел на меня с недоумением и тревогой.
– Нет, Сьюзан определенно никого не знает в этих краях, – после короткой заминки ответил капитан. – Да и новых знакомств она тут не заводила.
– Вот как, – задумчиво пробормотала я и, попрощавшись, покинула жилище викария с самыми дурными предчувствиями.
Меня поставило в тупик даже не поведение миссис Дарем. То, как держался ее муж, вызвало гораздо больше вопросов. Куда вдруг испарилась кошачья вальяжность капитана, которая была его второй кожей? Он как будто разволновался…
Миссис Мидуэл сообщила, что ужинаем мы не дома, а у миссис Браун.
Я тут же недоуменно напомнила, что сама миссис Мидуэл советовала мне избегать встреч с мистером Кином, а если я отправлюсь в гости со своей нанимательницей, мы непременно увидимся.
– Но совсем игнорировать бедного мальчик было бы совершенно невежливо, – парировала пожилая дама. – Он ничем не заслужил подобного демонстративного пренебрежения. А если я вдруг появлюсь у миссис Браун одна, всем станется ясно, что вы просто избегаете мистера Кина.
С этим я спорить не стала и без слова протеста отправилась переодеваться. В принципе, предстоящая встреча с Джулианом Кином радовала. Этот молодой человек мне определенно нравился, причем в первую очередь своей бесхитростностью и глупостью, которые выделяли его в наш век моды на цинизм и сарказм. Редко удавалось встретить того, кто настолько открыто выражал свои чувства и не видел в этом ничего неуместного.
Для ужина я выбрала скромное голубое платье, которое как нельзя лучше подчеркивало мой возраст и зависимое положение. Стоило лишний раз напомнить, насколько я невыгодная партия. Правда, вряд ли мистер Кин оценит этот безмолвный знак, он не из тех, кто замечает намеки.
Когда мы прибыли с миссис Мидуэл в дом миссис Браун, Джулиан Кин пытал в гостиной пианино. Под пальцами актера несчастный инструмент выдавал череду стонов, пусть музыкальных, но все-таки стонов. Мистер Кин изредка вздыхал и продолжал музицировать с решимостью и упорством. Однако, увидев нас с моей хозяйкой, молниеносно подорвался на ноги и для надежности тут же закрыл крышку фортепиано. Хотя сомневаюсь, что кому-то пришло бы в голову просить сыграть юношу еще раз.
– Здравствуйте, миссис Мидуэл, мисс Мерсер, – просиял светлой улыбкой актер, и мне даже как-то неловко стало вспоминать о том, с какой легкостью я отказалась от его общества, только потому что происхождение молодого человека было неподходящим.
– Очень рад видеть вас!
Голос мистера Кина однозначно доставлял ушам больше удовольствия, чем его игра на музыкальных инструментах.
– Мы тоже чрезвычайно рады нашей новой встрече, – за двоих ответила миссис Мидуэл, по-матерински потрепав юношу по щеке. Кажется, такой фамильярный знак внимания доставил Джулиану большое удовольствие. – А что же миссис Браун? Почему она нас не встречает?
Актер пожал плечами.
– Кажется, миссис Браун прихорашивается. Сегодня к нам приглашен капитан Дарем, его всегда и все пытаются потрясти, – пояснил он легкомысленно.
Я сразу удивилась, что вместе с одним братом не пригласили и второго, к тому же отдали предпочтение не порядочному Генри, а развратному Джорджу.
– А как же преподобный? – осведомилась я, не пытаясь скрыть изумление.
Мистер Кин опустил взгляд и погрустнел.
– Вряд ли миссис Браун станет приглашать мистера Дарема, пока я живу у нее.
За этой короткой фразой скрывалась длинная история, но рассказывать ее юноша не стал, за него это решила сделать вошедшая в гостиную миссис Браун. Выглядела она действительно восхитительно в темно-зеленом платье, стекающем едва не до пола. Я тут же почувствовала себя еще более бедной родственницей, чем прежде.
– Это несомненно, мои дорогие, – с полной уверенностью произнесла миссис Браун, поджимая губы в гримасе неодобрения. – Подпускать преподобного к мистеру Кину я больше не рискну. Мистер Дарем буквально запугал бедного юношу и грозил всеми карами, если тот не явится в церковь на службу.
Мистер Кин только расстроенно повздыхал, но жаловаться на произвол священника не стал.
– Как можно относиться к человеку с таким возмутительным предубеждением, только потому что… – смолкла женщина на середине фразы и виновато покосилась на своего гостя.
Очевидно, что подразумевались обстоятельства рождения Джулиана, которые заведомо ставили его в положение отверженного. Его бы никогда не принимали в приличных домах, если бы он не был успешным знаменитым актером.
Мистер Кин поглядел на миссис Браун, очевидно не поняв, о чем она вела речь.
– Кажется, капитан Дарем расположен ко мне больше своего брата, – произнес он немного растерянно.
Вполне возможно, что симпатию к Джулиану Кину старший брат викария выказывал, просто чтобы позлить лишний раз Генри Дарема.
– А Сьюзан Дарем будет? – между делом осведомилась миссис Мидуэл.
Хозяйка дома покачала головой.
– Капитан будет без жены. Бедняжке снова нездоровится.
Ну надо же как быстро меняется самочувствие миссис Дарем. Впору только поражаться.
Весна
Мистер Кин за ужином был само очарование. Он легко поддерживал беседу, пусть порой и отвечал невпопад, смеялся над собственными шутками и над собой и старательно избегал разговоров о преподобном Дареме. Видимо, пока я была погружена в размышления о собственной нелегкой судьбе, священник успел изрядно попортить нервы молодому актеру, который ничем не заслужил такого предвзятого отношения.
– Вам просто стоит хотя бы раз-другой заглянуть в церковь, и тогда, возможно, викарий успокоится, – посоветовала молодому человеку умудренная жизнью миссис Мидуэл. Она юноше откровенно сочувствовала и, похоже, не понимала поведения священника.
Я же пришла к неутешительному выводу, что мистер Дарем посчитал, будто Джулиан Кин имеет к роду человеческому весьма опосредованное отношение, и упорно пытался вывести бедного молодого человека на чистую воду, используя весь арсенал, доступный священнику.
– Но я ведь не верю в Творца, – растеряно захлопал глазами мистер Кин.
Моя нанимательница пожала плечами.
– Так ведь я не прошу вас в него верить. Просто посидите во время воскресной службы со смиренным видом, и, возможно, этого хватит для того, чтобы немного умерить пыл мистера Дарема.
Актер повздыхал, выказал сомнение в том, что пыл викария вообще можно хоть как-то умерить, однако с предложением моей нанимательницы согласился без особых страданий. Похоже, что к вопросу религии мистер Кин относился с абсолютным безразличием, и отказ от посещений церкви для него принципиальным не был.
– Ну вот и славно, – подвела итог миссис Браун, которая испытывала сильное облегчение от того, что размолвка между викарием и ее гостем может сойти на нет. – Все-таки мистер Дарем – приятный благовоспитанный человек, не хотелось бы лишаться его общества.
Гость миссис Браун посмотрел на женщину с какой-то собачьей тоской.
– А вы уверены, что он действительно приятный и благовоспитанный человек? – уточнил мистер Кин с откровенным недоверием.
Миссис Мидуэл и наша соседка начали на два голоса расписывать несомненные достоинства преподобного Дарема, а Джулиан Кин только покладисто помалкивал. Но в его глазах читалось все, что он хотел бы высказать.
Капитан Дарем явился к восьми вечера, едва не с порога осыпал всех присутствующих дам цветистыми комплиментами, сердечно поприветствовал гостя миссис Браун – и за всей этой круговертью словес я далеко не сразу осознала, насколько на самом деле Джордж Дарем напряжен.
– Как здоровье миссис Дарем? – осведомилась я, наверное, не без сарказма. Но как было удержаться, если собственными глазами видела Сьюзан Дарем буквально несколько часов назад, и она была вполне здорова.
– Лежит пластом, – как ни в чем не бывало ответил капитан. Что ж, врал он с невероятной легкостью. – Вероятно, обед пришелся ей не по вкусу. Но это и не удивительно: та особа, что прислуживает моему брату, не слишком искусна в деле приготовления пищи.
Да, прислуга викария не отличалась кулинарными талантами, однако пока еще никого и не отравила. Я сразу заподозрила, что по какой-то неизвестной мне причине капитан Дарем решил, что нам не стоит встречаться с его женой.
Интересно, почему? Она может что-то рассказать? Или мы – ей? Не может же муж держать жену взаперти только из-за собственного самодурства? Или все-таки может?
Лишний повод выбросить из головы все мысли о замужестве.
– Как же это печально для всех нас, – произнесла миссис Мидуэл как будто с искренним расстройством. – Нам так редко удается увидеть вашу очаровательную супругу, капитан. Надеюсь, скоро миссис Дарем станет лучше.
– Да, мы все надеемся, – поддакнул мистер Кин и улыбнулся.
Капитан Дарем выдал какую-то вымученную гримасу и поспешил сменить тему.
Миссис Мидуэл в этот вечер быстро утомилась, но при этом настояла на том, чтобы вернуться домой без меня.
– Останьтесь еще немного, моя дорогая, – решительно велела она. – Вечер очевидно доставляет вам большое удовольствие. Мистер Кин вызвался проводить меня, так что волноваться не о чем.
Гость миссис Браун действительно оказался столь любезен, что решил дать мне шанс провести весь вечер в гостях.
– Сама услужливость, – насмешливо прокомментировал поступок Джулиана Кина капитан Дарем.
Я недоуменно поглядела на него.
– Чужая доброта вас смешит, сэр? – неодобрительно поинтересовалась я у военного.
Мужчина пожал плечами.
– Скорее, меня смешит это глупое раболепие и готовность всем и каждом оказать услугу, – отозвался он с легким презрением. – Впрочем, ничем иным мистеру Кину не привлечь к себе людей. Ну, разве что кроме наружности. Однако красота мимолетна, а вот репутация и происхождение остаются с человеком до самой смерти.
Неожиданно неприятно оказалось слышать подобные слова о Джулиане, возможно, из-за того, что он-то точно не врал и не утаивал, как сам капитан Дарем.
Мистер Кин вернулся спустя четверть часа, заверил, что моя хозяйка благополучно прибыла домой и подключился к беседе, даже не подозревая, кого именно не так давно обсуждали люди, которые ему так мило улыбаются.
Волосы юноши как будто вились сильней обычного и, присмотревшись, я поняла, что они намокли. Да и не только волосы актера намокли – но и его пиджак. Стоило прислушаться, как до моих ушей донесся шелест капель за окном.
– Пошел дождь? – спросила я с беспокойством.
Мистер Кин улыбнулся и кивнул.
– Да. Думаю, начинается гроза, – ответил он, ничуть не смущенный беспорядком в собственной одежде и волосах. – Первая гроза в этом году.
– Творец всемогущий, Джулиан, да вас выжимать можно! – воскликнула обеспокоенно миссис Браун, заметив в каком виде вернулся ее столичный гость.
Мистер Кин легкомысленно заверил женщину, что в полном порядке, однако на беду свою чихнул – и тут же оказался безжалостно выдворен из гостиной.
– И немедленно переоденьтесь в сухое! – прикрикнула миссис Браун вслед юноше, а после посетовала: – С необычайным безразличием относится к собственному здоровью! А ведь один раз оно его уже подвело!
История с недугом, заставившим Джулиана Кина покинуть столицу до окончания театрального сезона, все еще была покрыта туманом. Никто так и не удосужился расспросить молодого человека о состоянии его здоровья и причинах, которые это здоровье подкосило. Я подозревала, что все дело в беззаботности и веселости мистера Кина. Когда человек так ясно улыбается, не думаешь, что он когда-то болеет. Вообще, казалось, с Джулианом Кином не может произойти ничего дурного.
– По-моему, этот молодой человек уже вполне оправился от всех своих хворей, – отозвался капитан Дарем. – И совершенно не нуждается в том внимании, которым вы его осыпаете.
Мистер Кин вернулся уже через несколько минут, взъерошенный как воробей, но совершенно здоровый, можно даже сказать, цветущий. Дождь, очевидно, никак ему не навредил.
Стоило только актеру переступить порог гостиной, как сперва громыхнуло, а после ударила молния – и тут же весь свет в доме погас. Испуганно ахнула миссис Браун, а я замерла. Казалось, будто попала в дурной сон.
Тогда тоже была буря. Била молния. Гремел гром. И в доме было также темно.
И полиция говорила, что дом загорелся из-за того, что молния ударила в кровлю.
– Ох уж этот прогресс, – проворчал капитан Дарем. – Миссис Браун, у вас найдутся свечи?
Меня потрепали по плечу.
– Мисс Мерсер. Мисс Мерсер, вы в порядке? – услышала я голос мистера Кина словно через слой воды.
Ответить удалось далеко не сразу.
– Да… Да, со мной хорошо, – отозвалась я, ужасаясь тому, как скрежещет мой голос.
Капитан Дарем подошел ко мне тоже.
– А непохоже на то, мисс Мерсер. Вероятно, вам лучше выпить немного вина и успокоиться. Неужели вы так боитесь темноты?
В ответ я только хрипло выдохнула:
– Боюсь.
И позволила усадить себя в кресло.
Мистер Кин опустился рядом на пол и взял меня за руку. Пальцы у него были тонкие, сильные и прохладные.
Капитан Дарем налил вина и вложил бокал в мою руку.
– Выпейте, мисс Мерсер. Пара глотков – и вам станет легче.
Я покорно сделала, как велели, хотя и не верила, что действительно алкоголь поможет прийти в себя.
– Мне… мне, наверное, нужно домой, – пробормотала я и заставила себя подняться на ноги.
Отговаривать никто не стал, но вот без провожатого меня никто из дома миссис Браун выпускать не собирался. Как и в обществе капитана Дарема, стоит сказать. Соседка сочла, что для моей репутации безопасней все-таки прогулка с совершенно безобидным мистером Кином, а не с Джорджем Даремом, и военного удержала подле себя, используя, очевидно, первый пришедший на ум предлог.
Дождь, тем временем, только усилился, и мистеру Кину пришлось нести зонт. А я бессильно повисла на локте актера, изредка переставляя ногами. Учитывая, что я все-таки была не легкой как перышко, а Джулиан Кин очевидно не отличался большой физической силой как те же братья Дарем, дорога до моего дома внезапно растянулась до невозможности, и перед актером стало ужасно стыдно.
– Простите, что доставила вам столько неудобств, – повинилась я перед молодым человеком, когда мы все-таки дошли до крыльца дома миссис Мидуэл.
Он недоуменно посмотрел на меня.
– Какие неудобства? Многие могли бы мне позавидовать – прогулка вечером с прелестной юной леди.
В устах капитана Дарема такие слова прозвучали бы двусмысленно.
Словно в насмешку над сказанным мистером Кином снова громыхнуло, а небо прорезала слепяще-белая молния. Дождь усиливался, и ветер дул так сильно, что зонт начало буквально вырывать из рук моего провожатого. Он без раздумий сложил его и остался без малейшей защиты от непогоды.
– В грозу, – мрачно отозвалась я.
Джулиан Кин поднял лицо к небу и мечтательно улыбнулся. Капли воды стекали по его лицу. Наверняка пройдет не больше пары минут – и юноша промокнет до нитки.
– Я люблю грозу, мисс Мерсер, – заверил он меня и заходить в дом отказался.
Оставалось только смотреть вслед уходящему сквозь дождь юноше.
Почему-то эта картина – тонкая, почти невесомая фигура Джулиана Кина, растворяющаяся в потоках дождя, не давала мне покоя всю ночь напролет. Меня прежде не трогала чужая красота, но было в Джулиане Кине нечто такое странное, неуловимое, что заставило сердце странно сжиматься, когда я смотрела на него.
С электричеством возникли проблемы и в нашем доме, так что миссис Мидуэл решила почитать в гостиной перед сном при свечах. Ей показалось, что в этом даже есть нечто романтичное, возвышенное.
– Вы уже вернулись, моя дорогая, – мягко улыбнулась мне пожилая леди, когда я заглянула к ней.
Дрожащий золотистый цвет свечи падал на лицо моей нанимательницы, каким-то странным образом превращая ее в юную красавицу.
– Да, миссис Мидуэл. Я устала и решила не засиживаться в гостях.
И испугалась темноты. И как будто… Как будто начала путаться в собственных чувствах. Какая же это глупость – вдруг посчитать мистера Кина не красивым (ведь невероятно красивым я считала его с первой встречи), а привлекательным. Привлекательным лично для меня.
– Кто вас проводил? – осведомилась миссис Мидуэл и хитро усмехнулась. – Мистер Кин, не так ли? Не поверю, что миссис Браун позволила капитану Дарему сопроводить вас домой.
– Мистер Кин, – не стала я отрицать очевидное, хотя и подозревала, что моя хозяйка клонит к чему-то не слишком для меня приятному.
– Милый мальчик, – почему-то не стала вести разговор к логическому завершению пожилая леди. – Он все-таки пойдет в церковь, как вы думаете, Бет?
От такого вопроса я оторопела.
– Понятия не имею, мне он ничего конкретного по этому поводу не говорил, – ответила я предельно честно.
Миссис Мидуэл задумчиво хмыкнула, бросив долгий взгляд за окно, где ночное небо в очередной раз вспорола белая молния.
– Что ж, посмотрим. И с чего только викарий так взъелся на бедного молодого человека? Сейчас уже не те времена, многие не ходят в церковь. Другое дело, что не все как мистер Кин прямо сообщают, что не верят в Творца.
Я в отличие от моей нанимательницы догадывалась, что преподобный подозревает, будто Джулиан Кин – нечисть, но, разумеется, озвучивать это свое предположение мне и в голову не пришло. В конце концов, однажды правда сама выплывет наружу.
На следующий день к нам явилась расстроенная сверх всякой разумной меры миссис Браун. Она с откровенной досадой сообщила, что ее гость все-таки умудрился простудиться после вчерашних прогулок под дождем и попросту слег с лихорадкой.
– И при этом бедный мистер Кин твердо намерен явиться в церковь! – воскликнула миссис Браун, заканчивая свой рассказ о злоключениях актера. – Подумать только! У мальчика жар, он чихает каждые две минуты и уже извел все носовые платки к доме! Разумеется, он не поправится к воскресенью, но все равно упорствует в своем желании посетить службу!
Моя хозяйка с понимающей улыбкой покачала головой.
– Мужчины так предсказуемы в своем упорстве… Но, быть может, именно такой поступок – самый верный для мистера Кина?
Миссис Браун хотела еще что-то сказать, но тут в комнату без стука вбежала Миртл. Глаза горничной буквально вылезали из орбит, а сама она была белей мела.
Отчитывать за отсутствие манер девушку, которая, очевидно, пребывала в шоковом состоянии, не стала ни я, ни хозяйка.
– Миссис Хайнс! Ее убили, мэм! Миссис Хайнс отравили! – воскликнула Миртл и разрыдалась.
Слезы текли нескончаемым потоком по ее пухлым щекам, а крупные губы дрожали.
Я замерла, не веря собственным ушам.
Миссис Хайнс? Экономка викария? Что за глупость?!
– Кому вообще могло прийти в голову убить миссис Хайнс?! – поразилась я. Произошедшее больше изумляло, чем ужасало. – Зачем кому-то могла понадобиться ее смерть?!
Разумеется, Миртл Бромли не могла ответить на мой вопрос. Она была лишь черным вестником, который принес дурную новость в дом.
– Идите к себе, милая, вам стоит отдохнуть, – отослала миссис Мидуэл трясущуюся служанку.
Вряд ли стоило ждать от Миртл сегодня хоть чего-нибудь, ведь миссис Хайнс доводилась девушке родной теткой.
Миссис Браун сидела с совершенно серым лицом, и чашка в ее руках нервно подрагивала.
– Но как так вообще могло произойти? – пробормотала она.
Моя хозяйка проявила куда большее присутствие духа – на лице Элинор Мидуэл отражалась скорбь, но никак не страх.
– Миссис Хайнс? Это действительно изумляет. Бедняжка была совершеннейшей недотепой, к тому же исключительно добросердечной и доверчивой.
Голос пожилой дамы звучал отрешенно.
Однако факт оставался фактом – миссис Хайнс была мертва.
Подробности произошедшего удалось узнать уже от инспектора Харриса, когда он вечером заглянув в наш дом.
– Вы хоть кого-то подозреваете? – спросила миссис Мидуэл, глядя на полицейского перед собой с искренним сочувствием.
Он выглядел просто ужасно – цветущий мужчина чуть за сорок словно постарел на десяток лет.
Гостя мы принимали в гостиной, и на этот раз вместо чашки чая миссис Мидуэл предложила бокал хереса. Инспектор Харрис всегда проявлял равнодушие к алкоголю, однако на этот раз от спиртного не отказался.
– Все невероятно сложно, миссис Мидуэл, – покачал головой инспектор. – Во-первых, убитая выпила отравленный чай, который сама же и готовила для своего хозяина и его брата.
Такое начало делало произошедшее немного более логичным. Куда проще было поверить, что убить желали кого-то из братьев Дарем.
– Вот как, – задумчиво протянула моя хозяйка, взглядом побуждая инспектора Харриса продолжать рассказ.
Тот поежился, опуская глаза.
– Мне вообще-то не следует пересказывать гражданским… все это, – произнес с тяжелым вздохом полицейский. – Но и вы, и мисс Мерсер прекрасно умеете хранить тайны, а ваши советы, мисс Мидуэл, я высоко ценю.
Пожилая леди кивнула, соглашаясь с обоими утверждениями разом. Все, о чем сообщал нам инспектор Харрис, действительно оставалось сугубо в стенах этого дома. Ни миссис Мидуэл, ни я не отличались особенной словоохотливостью и знали, что лучше не рассказывать никому и никогда.
– Мне вовсе не кажется, что лишить жизни хотели именно миссис Хайнс.
Тут наши с инспектором Харрисом мнения полностью совпадали. Кому и чем могла помешать бедная миссис Хайнс?
– Вполне логично предположить, что так и есть. Тем более, что чай предназначался, как вы говорите, не ей. Кому-то могло прийти в голову избавиться от братьев Дарем, не так ли?
К несчастью, и Генри Дарем, и Джордж Дарем относились как раз к тем людям, у которых враги непременно обнаружатся.
Мужчина с расстроенным видом кивнул.
– Более того, я не могу с полной уверенностью сказать, что один из братьев не захотел убить другого. Отношения между ними действительно отвратительные. Да и эта свара по поводу наследства… – произнес полицейский то, что заставило меня изрядно призадуматься, в том числе и о человеческой природе. – Проще простого подсыпать в чайник яд, а после просто не выпить свою порцию. И сами братья Дарем, и миссис Дарем утверждают, что и преподобный, и капитан несколько раз заглядывали на кухню, пока миссис Хайнс готовила чай.
Я только и могла, что растерянно хлопать глазами. Потому что я была в состоянии вообразить, пожалуй, любую теорию, пусть даже самую безумную, но определенно не ту, согласно которой один из братьев Дарем пытался убить другого.
В конце концов, они же кровные родственники!
Миссис Мидуэл только осведомилась:
– И на кого ставите, на Генри или Джорджа?
Полицейский с беспомощным видом развел руками.
– Капитан Дарем не кажется мне человеком с твердыми моральными принципами. А преподобный гневлив и подвержен страстям.
Моя хозяйка кивнула, но явно соглашалась она больше со своими мыслями, чем с умозаключением инспектора.
– И что же теперь капитан Дарем и его жена? Они ведь не останутся в доме преподобного? – осведомилась она.
Полицейский одним глотком ополовинил свой бокал.
– Об этом теперь и речи нет. Джордж Дарем подозревает брата в покушении или, по крайней мере, очень достоверно изображает это. Генри Дарем отвечает ему полной взаимностью. Так что капитан с супругой перебрались к миссис Браун. У нее достаточно большой дом, и она не против новых гостей.
То есть теперь, выходит, Даремы и Джулиан Кин окажутся под одной крышей? Забавное стечение обстоятельств.
Беседа с инспектором Харрисом поразила меня и изрядно напугала. Мысль о том, что действительно убийцей мог оказаться преподобный, сражала наповал. Просто не получалось верить в такое, даже несмотря на мою антипатию к Генри Дарему. Насчет Джорджа Дарема возникали большие сомнения: все понимали, что назвать капитана образцом морального совершенства чрезвычайно сложно, однако мне не хотелось думать, что один брат мог попытаться убить другого, тем более из корысти.
Когда на следующий день стала очевидной несостоятельность полиции относительно смерти миссис Хайнс, миссис Мидуэл выпустила в деревню свои верные глаза и уши – повариху миссис Мэтьюс и вторую горничную, Сару, внучку нашего садовника Гувера.
Разумеется, ни повариха, ни служанка понятия не имели, что хозяйка отправила их следить за другими обитателями Сеннена и собирать слухи. В высшей степени благовоспитанная леди
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.