Демоны её прошлого. Ирина Шевченко

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Оливер Райхон, ректор Королевской академии магии, богат, успешен и не обделен вниманием прекрасных дам. На первый взгляд ему можно только позавидовать. Но годы идут, любимая работа превратилась в рутину, мечты забыты в суете, у друзей свои заботы, а семья - лишь старые фото в альбоме.

   Все изменится с появлением новой студентки, скрытной и слишком способной для первокурсницы. Тайный роман заставит забыть о возрасте. Расследование давнего преступления отправит путешествовать по всему королевству. Череда опасностей научит снова ценить жизнь.

   Но удастся ли выбраться из всего этого живым? Реально ли переиграть противника, начавшего свою игру еще много лет назад? Возможно ли обрести счастье с той, за кем идут по пятам демоны прошлого?

***

Сергею Пашкову.

   С благодарностью за дружескую поддержку и помощь в работе над книгами, в том числе — этой.

ПРОЛОГ

Элизабет не планировала идти сегодня в лечебницу, но вынужденное безделье раздражало. Еще сильнее злила мысль, что она, Элизабет Аштон-Грин, не в таком уж давнем прошлом отличившаяся в истории, названной самым невероятным происшествием века, как вдруг выяснилось, просто ужасная мать. Проявлялось это не в недостатке любви к четырехлетнему сыну, не в неумении позаботиться о нем во время трехдневного отсутствия няни, из-за чего, собственно, Элизабет и пришлось взять отпуск, не в том, что она не способна занять малыша Грэма играми или сказками, а в том, что все это — игры, сказки и прочие детские развлечения — безумно ее тяготило. Не создана была миссис Грин для того, чтобы посвятить жизнь ребенку. Выходные, вечера, отпуск, не вынужденный, в середине декабря, а полноценный двухнедельный отпуск с семьей на море или в загородном поместье родителей — это да. Но жизнь? Нет, ни за что. И пускай никто и не требовал, чтобы она оставила работу и учебу и превратилась в наседку, Элизабет чувствовала вину за то, что не готова к подобной жертве. Особенно в нынешних обстоятельствах. И вина эта давила с такой силой, что хотелось сбросить хотя бы часть ее на крепкие мужские плечи.

   — Навестим папу, — сказа Элизабет сыну и тут же ощутила новый укол совести за всплывшую вдруг мысль, что в лечебнице, быть может, найдется срочное дело, за которое она с радостью возьмется, оставив Грэма под присмотром сестер.

   Что это могло быть за дело, чтобы его некому было поручить, кроме как недавно закончившей последипломную практику целительнице, избравшей специализацией патологическую анатомию, она не представляла. Но ничего нельзя было исключить. И Элизабет тяжело вздохнула, в который раз убедившись, насколько она плохая мать, раз мечтает о подобном. Таким, наверное, и детей заводить не положено.

   Благодаря портальной сети путь в лечебницу занимал не больше пяти минут, но за окном все же зима, и Элизабет компенсировала недостаток материнских чувств натянутым на ребенка свитером, теплой шапкой и поднятым воротником пальто.

   — Добрый день, миссис Грин, — улыбнулась дежурная сестра. — И мистер Грин, — шутливо поклонилась она Грэму.

   Мальчик поправил съехавшую на глаза шапку и важно кивнул в ответ.

   — Доктор Грин у себя? — поинтересовалась Элизабет.

   Это дома муж был просто Эдом, в редких случаях — Эдвардом, но тут — доктором Грином, заведующим лечебницей и ее, Элизабет, начальником, и отвлекать его от пациентов она себе никогда не позволила бы.

   Узнав, что супруг у себя и не занят, подмигнула сыну:

   — Устроим папе сюрприз.

   Сюрприз не удался. Или удался — если говорить о сюрпризе для самой Элизабет. Но приятным он не был.

   Оставив Грэма за спиной, чтобы он раньше времени не выдал их появления, миссис Грин заглянула в кабинет мужа как раз в тот момент, когда мистер Грин, забыв обо всем, включая предосторожность, о которой должен помнить всякий женатый мужчина, решившийся завести интрижку на стороне, обнимался с какой-то девицей. Бет поспешно прикрыла дверь, но рассмотреть, увы, успела многое. И то, с какой страстью Эд — ее Эд! — тискал, завалив на стол, растрепанную блондинку, и как та вцепилась ему в плечи...

   Бет обернулась к сыну и выдавила улыбку:

   — Папочка занят. Навестим леди Пенни?

   Кабинет леди Пенелопы Райс, бывшей наставницы Элизабет, располагался чуть дальше по коридору, но, показалось, они шли к нему целую вечность.

   — Здравствуйте, леди Пенелопа. — Элизабет, не входя, подтолкнула сына вперед. — Можно оставить у вас Грэма ненадолго?

   Сидевшая за столом седовласая дама с улыбкой оторвала взгляд от бумаг, но тут же обеспокоенно нахмурилась, всмотревшись в бледное лицо гостьи.

   — Элизабет, у вас что-то случилось?

   — Нет-нет, — заверила наставницу Элизабет. — Хочу лишь сказать Эдварду пару слов наедине.

   Поймала себя на том, что непроизвольно обматывает костяшки шарфом, и тряхнула рукой. Урожденная леди Аштон не опустится до выяснения отношений с помощью кулаков. Хотя могла бы, конечно... Но нет. Развод. Сразу. Мирно и цивилизованно.

   Но вдруг это ничего не значит? Кризис среднего возраста — кажется, так говорят. Недавно Эдварду исполнилось пятьдесят, не так уж много для мага его уровня, но звучит солидно. Вот и потянуло на молоденьких. А она, Элизабет, далеко не девочка, двадцать семь уже. И поправилась снова, с два фунта набрала. Да и жена, наверное, такая же плохая, как и мать, в семье хватило бы и одного практикующего целителя, а ей нужно было заниматься... чем там занимаются правильные жены?

   И все же после того, через что они прошли вместе... Нет, развод.

   Элизабет решительно толкнула дверь в кабинет мужа и закусила губу, никого не увидев. Значит, они уже в смежной комнате, где у Эда оборудована лаборатория и личная смотровая... с удобной кушеткой...

   Но плакать она не станет! Только в глаза ему посмотрит. Хотя, если войдет сейчас, увидит помимо глаз много чего еще, и после придется с этим жить...

   Элизабет остановилась у входа в лабораторию, но, прежде чем успела что-либо сделать, дверь перед ней распахнулась и на пороге возник мистер Грин собственной персоной.

   — Бет? — отпрянул он, увидев жену. — Что-то случилось? С Грэмом?

   В его голосе слышался неподдельный испуг, и Элизабет, невзирая на обстоятельства, поспешила успокоить мужа:

   — Все хорошо, Грэм у леди Райс. Мы гуляли... — И тут же взволнованно подалась вперед, забыв о предстоящем разводе. — Это кровь? Ты поранился?

   Доктор Грин поглядел на свой живот, где расплывалось по светло-кофейной ткани сюртука бурое пятно, и тряхнул головой.

   — Кровь. Не моя. Тут... — Решив, что показать быстрее, чем объяснять на словах, отступил с прохода. — Помнишь мисс Мэйнард? Вывалилась из портала прямо мне на стол.

   Зайдя в смежную с кабинетом комнату, Элизабет увидела лежащую на кушетке девушку. Увидела, узнала и, проведя беглое сканирование, поняла, что та в глубоком обмороке вследствие магического истощения, а посему мысли о неверности супруга можно выбросить из головы.

   — Какое счастье! — вырвалось с облегченным вздохом. Эдвард посмотрел с недоумением, и пришлось срочно исправляться: — Счастье, что ты не ранен. А что с ней? — Элизабет склонилась над девушкой.

   Теперь, когда глупости забыты, следовало разобраться, что произошло: просто так обессиленные студентки из порталов не выпадают.

   — Не успел осмотреть. Поможешь ее раздеть?

   Под пальто девушки прощупывался какой-то предмет. Стоило расстегнуть несколько пуговиц, как на пол упал окровавленный сверток.

   Элизабет успела поднять его раньше мужа. Размотала влажную тряпку, ранее бывшую чьим-то шарфом, и с трудом удержалась, чтобы не отбросить в сторону то, что скрывалось внутри. Это была рука. Мужская, правая, ровно отрубленная чем-то невероятно острым чуть ниже локтя. Но самое жуткое, что и Элизабет, и ее муж узнали эту руку: по золотой печатке на безымянном пальце, по тонкому шраму на тыльной стороне ладони — доктор Грин лично накладывал шов два года назад...

   Да, рука была знакомая, и, когда мистер и миссис Грин видели ее в прошлый раз, к руке, на тот момент живой и подвижной, прилагался не менее живой милорд Оливер Райхон — ректор Королевской академии магии, на территории которой располагалась лечебница.

   — Эд, ее отрубили не у трупа, и не так давно... — Элизабет тяжело сглотнула и, заглушив эмоции, сконцентрировалась на окровавленной конечности. — Если мы погрузим ее в стазис, остановим процесс разложения. А когда найдем... все остальное... Ты же сможешь ее приживить?

   — Зависит от того, в каком состоянии все остальное, — ответил целитель хмуро. Забрал у жены ректорскую руку, потрогал холодные пальцы, проверяя верность сделанных выводов. Кивнул, соглашаясь, но не успокоился: не тот случай, когда правильно поставленный диагноз становится основой решения проблемы. — Демоны! — процедил со злостью.

   Девушка на кушетке дернулась и открыла глаза.

   — Демоны, — прошептала она сипло. — Демоны...

ГЛАВА 1

За три с половиной месяца до вышеописанных событий

   Оливер Райхон оглядел заваленный бумагами стол и до скрежета стиснул зубы. Люди, дотянувшие с утверждением документов до последней декады августа, смерти его хотят, не иначе. Похоронить под бланками министерской отчетности, сметами и учебными программами. Будто специально копили все это к сегодняшнему дню, чтобы сорвать собеседование.

   Не дождутся!

   Момент, когда любимая работа превратилась в рутину, он пропустил. Еще в первые годы ректорства все было не так. Были стремления, планы, были шесть учебных часов в неделю, от которых он не отказался, возглавив академию, хотя совмещать преподавательскую работу с руководством удавалось с трудом. Но он справлялся и радовался этому. А потом...

   Но еще не поздно все исправить. Три года Оливер корпел над обновленной программой для курса «Темных материй» и, получив разрешение министерства на организацию экспериментальной учебной группы, решил, что займется этим лично. Хотя бы на первых порах, года два-три, а там можно будет передать студентов другому преподавателю и вернуться к кабинетной работе. Или вообще уволиться, уехать в провинцию, заняться исследованиями и писать время от времени статьи в научные журналы. Подобные мысли появились не так давно и посещали не слишком часто, но милорд Райхон с сожалением признавал, что это — возрастное. Потому и вцепился в этот спецкурс, чтобы доказать и себе и другим, что еще способен на подобные свершения. Сорок восемь лет — еще не старость, а тонкая прядь, вызывающе серебрившаяся в смоляных волосах, — не повод предаваться унынию.

   Он торопливо просмотрел бумаги. Подписал без проверки счета (он, в конце концов, не бухгалтер), утвердил правила внутреннего распорядка и проживания в общежитиях (эти правила не менялись полвека, и перечитывать их нужды не было), не вникая, а лишь убедившись, что они согласованы с деканами и проректорами, подписал списки стипендиатов. Документы, требовавшие изучения, убрал в ящик стола, а взамен достал стопку пока еще тоненьких личных дел.

   В этом году на специальность «Темные материи», изучавшую проклятия и способы их нейтрализации, приняли пятьдесят шесть человек. Тридцать пять из них изъявили желание обучаться по экспериментальной программе под непосредственным руководством ректора. Из этих тридцати пяти предстояло отобрать пятнадцать человек, которые войдут в специальную группу.

   Райхон поглядел на часы, прислушался к гулу в приемной, прорывавшемуся сквозь давно не обновлявшуюся звуковую защиту кабинета, и снял трубку телефонного аппарата.

   — Впускайте по одному, — велел секретарю.

   «Темные материи» — наука тонкая. Чтобы стать мастером проклятий, мало иметь определенные способности и желание их совершенствовать, нужны особые качества, которые Оливер и хотел увидеть в кандидатах. Во-первых, выдержку: тот, кому дана будет сила проклинателя, должен уметь контролировать опасный дар, склонный проявляться ненамеренно. Во-вторых, отходчивость и незлобивость, иначе новообретенные знания будут использоваться уже не случайно, а с умыслом, а проклятия, даже на первый взгляд несерьезные, неизбежно влекут за собой последствия. В-третьих, хоть это и не столь важно, хотелось набрать в группу людей легких и жизнерадостных. Стать замкнутыми молчунами они успеют, но, если будут такими на начальной стадии обучения, страшно представить, в кого превратятся с годами. Вот сам Оливер на первом курсе... да и на втором еще тоже...

   Он улыбнулся воспоминаниям, и вошедшая в кабинет девушка, приняв улыбку на свой счет, опустила глаза и мило покраснела. Слишком мило.

   «Не подходит», — тут же констатировал милорд Райхон. В миниатюрной шатенке просматривались старательно выпестованные черты прелестной дурочки. Чувствовался хороший магический потенциал, но девицы подобного типа и без магии добиваются желаемого. Пробилась ведь на собеседование первой? Похлопала кукольными глазенками, и ее без возражений пропустили. Дома небось вила веревки из родных, а в академии немного осмотрится и найдет пару-тройку благородных рыцарей, которые возьмутся делать за нее задания и прикрывать на практике. То есть и сама учиться не будет, и других станет отвлекать.

   Для порядка поговорив с девушкой, Оливер пригласил следующего кандидата.

   Решение относительно невысокого полноватого юноши с курчавыми черными волосами и пробивающимися над верхней губой усиками тоже принял мгновенно. Этот устраивал по всем параметрам. Сила, способности к темным наукам, эмоциональная устойчивость...

   Через час на столе лежали две стопки личных дел вместо одной. В левой — тех, кто будет изучать «Темные материи» с другим куратором. В правой — дела прошедших на спецкурс. Ровно пятнадцать, больше и не нужно. Но в приемной оставались еще трое соискателей, и невежливо было бы закрыть перед ними дверь. Да и кто знает, вдруг один из этой троицы окажется прирожденным мастером проклятий, превосходящим по силе самого ректора?

   Нервный худощавый блондин на это звание не тянул. Странно, как его, такого суетливого, вообще приняли на «Темные материи». Вошедшая следом девушка производила более сильное впечатление, в том числе и благодаря своей внешности.

   — Мисс Мэйнард? — Имя Оливер прочел на одной из оставшихся папок. Второе принадлежало мужчине, и ошибиться было невозможно. — Присаживайтесь.

   — Благодарю.

   Благодарность прозвучала сухо и холодно, словно, явившись на собеседование, студентка делала ему, Оливеру, одолжение.

   Интересная особа. Не оборотень, как подумалось сразу, а эльфы если и были в роду, то поколений десять назад, не меньше, и сейчас на родство с долгоживущими ничто не указывало: высокий рост и тонкая кость — еще не признак, так же как молочно-белые волосы, алебастровая кожа и едва розоватые губы. Просто альбинос. Тонкие брови и пушистые ресницы девушки тоже были белесыми, а чуть раскосые глаза — янтарно-желтыми. Собственно, глаза эти, на бледном непроницаемом лице смотревшиеся жутковато, и наводили на мысли о зверином начале или скрытой сущности.

   Вполне подходящая внешность для специалиста по проклятиям.

   — Итак, Элеонор...

   — Нелл, — перебила девушка. — Я не пользуюсь полным именем.

   — Я пользуюсь полными именами, обращаясь к студентам, — не терпящим возражений тоном объявил милорд Райхон. — Так почему вы избрали «Темные материи», Элеонор?

   — Я не избирала. Первичное тестирование выявило предрасположенность к темным искусствам.

   — Могли бы пойти на некромантию.

   — Мне не нравятся мертвецы.

   Оливер отметил отсутствие даже намека на брезгливую гримасу, обычно появлявшуюся при таких словах у тех, кому мертвецы действительно не нравятся.

   — На демонологию? — задал он новый вопрос.

   Бесцветные ресницы дрогнули, но голос девушки оставался ровным:

   — Мне не нравятся демоны.

   — А проклятия вам, полагаю, нравятся?

   — Проклятия — самая распространенная технология внешнего воздействия, как направленного, так и ненамеренного, возникающего под влиянием спонтанных всплесков силы. Поэтому важно понимать их природу и владеть средствами их нейтрализации, — отчеканила девица, своими словами пересказав начальный абзац введения к учебнику по «Темным материям» для первого курса. Им же, Оливером, когда-то составленного учебника.

   — Сколько вам лет? — в лоб спросил Райхон.

   — Двадцать два, — и желтым глазом не моргнув ответила мисс Мэйнард.

   — Поздновато для поступления в академию.

   — Согласно уставу поздновато — это после двадцати восьми.

   Не оскорбилась, не сконфузилась, не стала оправдываться тем, что пять лет после окончания младшей школы потратила на то, чтобы присматривать за больной бабушкой, или работала, копя деньги на обучение. Все то же граничащее с равнодушием спокойствие во взгляде и в голосе, и это всего за несколько минут разговора начало раздражать. Хотя бы каплю эмоций из этой девицы выжать.

   — Что ж, Элеонор, желаю вам успехов в учебе. — Оливер изобразил благожелательную улыбку.

   — Но не на вашем курсе?

   — Увы. Вы мне не подходите.

   Если бы она поинтересовалась, чем именно не подходит, он, возможно, изменил бы решение. На самом деле мисс Мэйнард ему подходила, и даже более чем, не кажись она бездушной ледышкой, замкнутой и безразличной к окружающим.

   Нет ничего хуже равнодушия.

   — Спасибо, что уделили мне время, милорд, — кивнула девушка, поднимаясь. — Всего доброго.

   — Всего доброго.

   И очень жаль.

   Выйдя из главного корпуса, Нелл свернула на тенистую аллею, убедилась, что поблизости никого нет, и вынула из сумочки портсигар и длинный костяной мундштук. Прикурила от вспыхнувшего на кончике пальца огонька.

   Жаль, что со спецкурсом не получилось. Ее устроило бы обучение в закрытой группе, где преподавание общих дисциплин сведено к минимуму, а занятия со студентами смежных факультетов не предусмотрены программой. Но к тому, что ее не примут, она тоже готовилась. Главное, на «Темные материи» взяли. Хорошая специальность, не то что...

   Нелл глубоко затянулась, и некстати проснувшуюся память затянуло ментоловым дымом.

   Докурив, достала из жестяной коробочки мятную пастилку, сунула ее в рот и пошла неспешным шагом к общежитию. Место ей определили еще в день поступления, но Нелл надеялась, что ее переселят, когда начнется учеба. Если неизбежно делить комнату с соседкой, пусть это будет кто-нибудь другой: Дарла за неделю успела утомить жизнерадостной болтовней.

   — Ну что? — накинулась она на Нелл, стоило той переступить порог. — Как тебе наш ректор? Красавчик, да? Прости, что не подождала тебя...

   Дарла тоже хотела попасть на спецкурс. В итоге стала первой, кого забраковали на отборе, и очень опечалилась по этому поводу: теперь вместо красавчика-ректора придется учиться у лысого крючконосого дядьки, который тестировал их при приеме в академию.

   — Ты не ответила, как он тебе, — не унималась соседка. — Скажи же, хорош?

   — Хорош, — согласилась Нелл, вспомнив изучавшие ее черные глаза, гладкий высокий лоб, прямой нос, красиво очерченный рот и чуть тяжеловатый подбородок милорда Райхона. Добавить широкие плечи, безукоризненный узел галстука и длинные, заплетенные в тугую косу черные волосы, в которых блестела начинавшаяся надо лбом слева тонкая седая прядь, и хоть картину пиши. — Даже слишком хорош для ректора.

   — Ой, что ты понимаешь! — махнула рукой Дарла. — Оливер Райхон — самый перспективный холостяк в академии!

   По мнению Нелл, если мужчина почти в пятьдесят еще не женат, в плане романтических отношений и надежд на счастливую семейную жизнь он, скорее, самый бесперспективный вариант, но переубеждать соседку она не стала. Взяла зонтик (кожа порой еще обгорала на солнце, а оно сегодня палило особенно сильно) и сбежала подальше от разговоров о давно неинтересных ей девичьих глупостях.

   Можно было пойти в столовую, как раз наступило время обеда, но пока нет решения о выделении стипендии и постановке на довольствие, платить за еду приходилось из собственного кармана, а наличных осталось не так много, чтобы нельзя было потерпеть до ужина, а то и до завтрака. Экономия небольшая, но останется на сигареты.

   Рассудив так, Нелл решила просто прогуляться. Благо было где. Оуэн говорил, что академия большая, а нужно было сказать, что это — целый город, причем немаленький. Преподаватели и сотрудники пользовались системой порталов, а студентам приходилось сбивать ноги, добираясь из общежитий до учебных корпусов, библиотеки или той же столовой. Зато в уединенных местечках недостатка не было.

   Через час прогулки Нелл набрела на зеленый скверик, спряталась в тень раскидистого клена, сложила зонтик и достала портсигар. Вредная привычка и обходится недешево, но бросить курить в планах пока не значилось. Возможно, потом, когда жизнь как-нибудь устроится и в ней появятся другие радости помимо глотка табачного дыма.

   «Знала бы мама», — подумалось вдруг, и Нелл с силой закусила мундштук. Конечно, маме не понравилось бы, но стоит ли думать об этом?

   Из-за высоких, высаженных плотной стеной кустов послышался шум. Потянуло чем-то знакомым. Неприятно знакомым. Нелл вытряхнула из мундштука недокуренную сигарету, растерла ее носком туфли по траве, перехватила зонтик на манер боевой палицы и двинулась вдоль живой изгороди. Проход отыскался через десяток шагов. Оказалось, кустарник огораживал полянку, в центре которой стоял большой камень, то ли имитировавший древний жертвенник, то ли действительно бывший им когда-то. Что до жертвы, она и сейчас имелась: на камне, подобрав под себя ноги, сидел курчавый брюнет, чью круглую физиономию и нелепые юношеские усики Нелл видела сегодня в ректорской приемной, а вокруг камня носились серые тени. Если смотреть на них вприщур, можно разглядеть оскаленные пасти и тускло светящиеся глаза.

   Похоже, кто-то из старшекурсников хотел подшутить над первогодком, вызвав призрачных псов, а тот вряд ли знал, как прогнать этих собачек.

   — Они чувствуют страх, — сказала Нелл, выходя из-за кустов. — Он манит их, как запах мяса обычных собак.

   Сама она не боялась, и фобосы ею не заинтересовались. Позволили приблизиться.

   — Сложность в том, что они сами этот страх провоцируют. Точнее, излучают. Если вовремя не закрыться, потом тяжело от него избавиться.

   «Поэтому нет ничего постыдного в том, что ты, почти взрослый мужчина, трусливо дрожишь, забравшись на каменюку, в то время как тебя в обход канонов спасает женщина», — так стоило закончить импровизированную лекцию, но Нелл решила, что мальчишка, которого зачислили на спецкурс, должен быть достаточно умен, чтобы самостоятельно это додумать.

   Она потерла ладонь о ладонь и растянула между пальцев защитную паутинку. Намотала на запястье и, быстро окунув руку в кружащийся у камня серый вихрь, выдернула из него дымчатую ленту.

   — Не делайте этого, — раздался за спиной приглушенный голос.

   Видно, создатель собачек объявился.

   Нелл не обернулась, успеется. Разберется со сворой, а потом найдет чем шутника приласкать.

   — Мисс...

   Опасаясь, что хозяин псов попробует ей помешать, Нелл сработала поспешно и грубо. Скрутила призрачную ленту, ослабила связь фантомов с реальностью и, не мудрствуя, разорвала. Грозные тени истаяли в секунду, а в ладонях остался пепел распавшегося заклинания — хватит швырнуть в шутника, пусть оценит последствия розыгрыша.

   Но попрактиковаться в прицельном метании магических отходов не пришлось. Начав со стремительного разворота, Нелл закончила движение плавным, почти танцевальным па, стряхнула обрывки чар и отерла ладони о платье. Подняла с травы зонтик и раскрыла его над головой, дабы спрятаться хотя бы от солнца, если не удастся скрыться от следящего за ее действиями мужчины.

   — Я ведь просил не делать этого, — с укором выговорил неведомо откуда появившийся здесь милорд Райхон. — Теперь невозможно определить, кто создал фобосов. Благодаря вам виновник избежит наказания.

   — Простите, милорд.

   Судя по тому, как пристально он на нее глядел, шутник, выпустивший фантомных псов, интересовал ректора не так сильно, как стоявшая перед ним студентка. Нелл мысленно отругала себя: нужно было пройти мимо. Ничего с мальчишкой не сделалось бы, а она не попалась бы так глупо.

   — Где вы научились обращаться с фобосами? — ожидаемо полюбопытствовал ректор.

   — Знакомый маг использовал их для охраны дома, — ответила она, усилием воли удерживая взгляд на лице собеседника. — Показал, как их развеять в случае необходимости.

   Поверил? Сложно сказать: милорд Райхон относился к той нелюбимой Нелл категории людей, по внешнему виду которых тяжело определить, о чем они думают, а о чем и не задумываются.

   — Вы в порядке, мистер Бертон? — переключился ректор на слезшего с камня студента, и Нелл понадеялась, что о ней забудут. Но не тут-то было. Выяснив, что юноша оправился от встречи с нагоняющими страх фантомами, милорд Райхон обернулся к ней. — Можно задать вам вопрос, мисс Мэйнард?

   Получив согласие, жестом предложил отойти подальше от злополучного мистера Бертона.

   — В вашем личном деле есть особая отметка, — начал негромко, хоть Нелл и не делала тайны из того, о чем он хотел поговорить. — Вы указали при поступлении, что обладаете неконтролируемой способностью к трансляции эмоций. В чем это проявляется?

   — В неконтролируемой трансляции эмоций.

   Можно было умолчать об этом, испытания не выявляют подобных «талантов», но Нелл не хотела неприятностей в случае спонтанного проявления. Мало ли какие эмоции и кому она передаст? С отметкой в личном деле и отрицательным результатом теста на наличие телепатического дара в злонамеренности ее не обвинят.

   — Какова сила и диапазон воздействия? — уточнил ректор.

   — Неконтролируемая трансляция, — повторила Нелл. — Невозможно определить, когда это произойдет и произойдет ли вообще.

   — Замеры не производились, — понял милорд Райхон. — Но можно было определить степень поражения попавших под воздействие.

   — Никто не обращался с жалобами к специалистам.

   Выслушав ответ, к слову, совершенно правдивый, глава академии задумчиво сморщил лоб.

   — Я правильно понимаю, что речь идет о ваших собственных эмоциях? Вы транслируете чувства, которые сами испытываете на тот момент?

   — Да.

   — И может случиться, что, если на практике вас что-нибудь испугает, мне придется отпаивать пустырником всю группу?

   — Меня не так просто испугать, милорд, — без хвастовства сказала Нелл и, лишь закрыв рот, поняла, о чем говорил ректор.

   — Я назначил организационный сбор на завтра, — кивнул он, подтверждая, что она не ослышалась. — Подробности узнаете у мистера Бертона.

   Объяснять, отчего изменил решение, ректор не стал. Попрощался и, отступив на два шага, исчез.

   — Скоростная телепортация, — гнусаво протянул топчущийся в сторонке мистер Бертон. — На амулетах, наверное.

   Нелл могла поручиться, что амулетами Оливер Райхон не пользовался, но предпочла промолчать.

   — Я должен поблагодарить вас за помощь, мисс...

   — Нелл, — представилась она коротко. — Не стоит благодарности.

   — Да? Тогда я — Реймонд. Рей... — Студент шмыгнул сопливым носом. — Прости... те... ти?..

   — Ти. — Она не сдержала улыбки. — Аллергия?

   — Да. Пройдет... однажды... Расскажешь об этих псах?

   — После того как расскажешь мне о завтрашнем сборе.

   Нелл не планировала заводить друзей из числа соучеников. И вообще друзей. Но она и так слишком выделялась среди студентов, не хотелось привлекать к себе лишнее внимание еще и замкнутостью, поэтому она решила сделать вид, будто дружит с Реем. И с Дарлой. Во всяком случае, пока одну из них не переселят в другую комнату.

   — Ты знала, что в последнюю пятницу сентября в академии каждый год устраивают Осенний бал? — затараторила соседка, судя по раскрасневшемуся личику, едва дождавшаяся ее возвращения, чтобы поделиться этим важнейшим известием. — Нам нужно подумать о нарядах! Осталось меньше месяца... Ну что ты снова молчишь?

   — Меня приняли на спецкурс, — сообщила Нелл новоявленной подруге. — Думаю, будет не до балов.

ГЛАВА 2

К концу второй учебной недели, оглянувшись назад, Нелл наконец-то осознала, что все у нее получилось. Если не обращать внимания на ее внешность (а окружающие тактично старались этого не делать), она была самой обычной студенткой. Сироткой-стипендиаткой из глухой провинции: таких тут больше половины, и никто не удивится тому, что ей некому слать писем и некуда уехать на каникулы.

   Даже так называемые друзья вписались в ее новую жизнь как нельзя лучше. Болтовня Дарлы не мешала читать учебники и отвлекала от появлявшихся порой грустных мыслей, а Реймонд оказался неглупым и начитанным парнем, с которым можно сходить в библиотеку или, чтобы сэкономить время, разделить письменные задания, хотя милорд Райхон, безусловно, такого подхода к вопросу самостоятельной подготовки не оценил бы.

   Отношения с самим куратором тоже складывались наилучшим образом. Их просто не было. Милорд Райхон, казалось, напрочь забыл историю с фобосами, не интересовался особыми «талантами» Нелл и никак не выделял ее среди других студентов. Она же, как могла, способствовала этому, не демонстрируя больше лишних для первокурсницы знаний или умений.

   Все складывалось хорошо, и Нелл почти поверила, что так будет и дальше.

   К концу второй учебной недели Оливер понял, что идея курировать спецкурс — худшая из приходивших ему в голову. Не в возрасте дело. И в тридцать лет мало кто потянул бы такую нагрузку — скорее уж совсем не потянул бы: у него-то в его годы хоть опыт был. И если бы к этому опыту еще пару лишних часов в сутках и толкового секретаря, то и проблем не было бы.

   С секретарями милорду Райхону не везло. Единственный, с кем он мог нормально работать, уволился пять лет назад, и с тех пор в делах началась неразбериха: то уже подписанные ведомости потеряются, то протокол ученого совета двухлетней давности найдется в стопке бухгалтерских счетов. Нет, не секретари такие бестолковые — сам в спешке не туда бумажку сунет и забудет. Но можно же проверить, прежде чем сдавать папки в архив?

   Или вот переделал в последний момент списки студентов экспериментального курса, а теперь выяснилось, что не у всех в наличии медицинское разрешение на практику. А вдруг министерская проверка: как тут, милорд, ваша специальная программа? И окажется, что у него по специальной программе занимается девица с каким-нибудь пороком сердца, которую к практическому изучению «Темных материй» и подпускать нельзя.

   Оливер снял трубку и набрал прямой номер заведующего лечебницей.

   — Грин. Слушаю, — отрывисто ответил хриплый голос.

   — Оливер Райхон. Здравствуйте, Эдвард.

   — А. Угу.

   Целитель явно не расположен был к общению, но Оливер все же попытался придать разговору подобие дружеской беседы:

   — Давненько не виделись. Как поживаете? Как супруга? Сын?

   — Прекрасно я поживаю. Супруга хорошеет, сын растет.

   — А...

   — Слушайте, Оливер, — выпалил Грин раздраженно. — Хотите поболтать по-приятельски, приходите на ужин. Выпьем по бокальчику бренди, обсудим последние новости. А сейчас выкладывайте, что вам нужно, и побыстрее. У меня назначена операция, а до этого хотелось бы успеть пообедать.

   — Одна из моих студенток не прошла осмотр при зачислении, а списки уже закрыты, — коротко обрисовал суть вопроса ректор.

   — Угу. Закрыты, конечно... Не делайте проблем из пустяка. К октябрю всегда набирается несколько десятков забытых и опоздавших. Включите вашу студентку в дополнительный список, получит все справки в следующем месяце.

   — Вы не поняли, Эдвард, речь о моей студентке, — терпеливо разъяснил Оливер. — С моего спецкурса. Помните, я говорил, что буду лично курировать группу?

   — Угу. И лично забыли дать девице направление, — понял доктор. — Ладно, впишу ее куда-нибудь. Но вы меня знаете, разрешение на занятия темной магией без осмотра не дам.

   — Об этом вас и не просят. Когда ей можно прийти?

   — Завтра, к восьми. У меня будет время до обхода. Погодите, запишу имя. В начале учебного года от студентов отбоя нет, еще приму не ту девицу.

   — Записывайте: мисс Элеонор Мэйнард. Ее сложно с кем-нибудь перепутать, девушка — альбинос.

   — Альбинос? — переспросил Грин. На несколько секунд на том конце провода повисла задумчивая пауза. — Могут быть... э-э-э... сложности.

   — Какие?

   — Нужно смотреть, — уклончиво ответил доктор. — Различают несколько типов альбинизма, но практически всегда это связано с нарушениями зрения, повышенной чувствительностью к солнечному свету и некоторым видам заклинаний... Конкретнее скажу после осмотра. Но на всякий случай подумайте, как объяснить девушке, насколько интереснее ей будет учиться на теормаге, чем у вас.

   Нелл совершенно забыла, что для выбранной специальности разрешение от целителей обязательно. Было бы неплохо, если бы и милорд Райхон не вспомнил.

   — Не бойся, это не страшно, — успокаивала с вечера Дарла. — Ходила я на этот осмотр. Сидит молоденький доктор, даже практикант, наверное. Краснеет так забавно, когда сердце через трубку слушает... А по женской части у них там очень колоритная дама. Леди. Говорят, настоящая. Но если ты еще девица, можно ей просто об этом сказать, она и смотреть не будет. Только расскажет всякое и брошюрку даст про то, что нужно избегать случайных связей, и как быть, если не избежала...

   Судя по тому, как Дарла хихикала, вспоминая о брошюрке, она-то была как раз девицей и визит к «леди» для нее ограничился профилактической беседой. А вот Нелл не отказалась бы от осмотра. То, что ее тревожило, было не «по женской части», но она утешила себя тем, что краснеющий практикант не заметит лишнего.

   К сожалению, доктор Грин, к которому направил ее милорд Райхон, практикантом не был, но о том, что разрешение на обучение темным искусствам ей предстоит получать у главного целителя, Нелл узнала уже в лечебнице.

   — Повернете направо, пройдете по коридору, увидите дверь с табличкой, — охотно подсказала дорогу дежурная сестра.

   Таблички на двери кабинета заведующего было две. На первой — имя доктора, на второй предупреждение: «Перед осмотром избавьтесь от иллюзий». Иллюзий относительно своей судьбы Нелл давно уже не питала.

   «Будь что будет», — решила она и распахнула дверь.

   А следовало сначала постучать.

   — Простите. — Нелл выскочила обратно в коридор, давая доктору Грину время снять со своих колен смазливую девицу в белом чепце и оттереть губы от помады, если означенная девица ею пользуется.

   Подумала, что человек, заведший шашни на рабочем месте с собственной подчиненной, и во всем остальном не слишком щепетилен.

   Спустя минуту из кабинета вышла красотка в чепце. Потянулась, огладила ладонями затянутую в корсет талию и победно улыбнулась.

   — Прибавку к жалованью получила, — подмигнув, сообщила она. — Но пришлось постараться. А у тебя что?

   — Допуск к занятиям взять, — растерянно призналась Нелл.

   — Ну... — Девица поджала губки, оценивающе разглядывая ее вприщур. Затем беспардонно обхватила ладонями лицо, повертела так и этак и прищелкнула языком. — Может, и подпишет.

   Когда она ушла, Нелл предприняла вторую попытку попасть на прием.

   — Мисс Мэйнард, полагаю? — сидевший за столом худощавый мужчина лет сорока пяти жестом пригласил войти и кивнул на стул для посетителей. — Прошу. Я ожидал вас позже.

   Нелл проследила за его взглядом, брошенным на настенные часы, показывавшие без четверти восемь, и едва уловимо пожала плечами. Ну пришла пораньше — и что? Помешала? Так это, извините, лечебница, а не дом свиданий.

   — Не хочется, чтобы у вас сложилось обо мне неверное впечатление, мисс...

   Невзирая на случайно подсмотренную сцену, впечатление он производил приятное. Внешность не сказать чтобы привлекательная, но располагающая: аккуратно выбритый подбородок, тонкий нос с горбинкой, внимательные серые глаза. Лицо его сейчас было серьезно, но чуть приподнятые уголки губ и мелкие лучики морщинок, тянущиеся от внешних уголков глаз к вискам, говорили, что в повседневной жизни улыбается доктор нередко.

   Нелл снова пожала плечами, теперь заметно, показывая, что не намерена составлять о нем никаких суждений: у каждого свои секреты, и чужими она не интересуется.

   Целитель понимающе усмехнулся и без пояснений развернул к ней фотографию в деревянной рамке. Снимок стоял на дальнем от Нелл углу стола, но она тем не менее хорошо рассмотрела и самого доктора, запечатленного на фото в выходном смокинге, и сидевшую в кресле перед ним женщину с мальчиком двух-трех лет на руках. Женщину Нелл узнала, хотя на фотографии та смотрелась степенной дамой, а не молоденькой вертихвосткой, между делом крутящей роман с начальником.

   — У вас красивая жена, — сдержанно заметила Нелл. — И чувство юмора у нее... своеобразное.

   — Что она вам сказала?

   — Сказала... — Нелл вспомнила взгляд целительницы, смешливый, но цепкий. — Что вы подпишете мне разрешение на практику.

   — Возможно. — Доктор вынул из папки чистый лист бумаги и снял колпачок с ручки. — Начнем? Поскольку бланк направления вам не выдали, придется заполнять все с нуля...

   Писал он быстро: видимо, привык вести прием без ассистентов.

   Имя. Дата рождения.

   Примерный рост и вес определил на глаз, к удивлению Нелл, достаточно точно.

   Поинтересовался, есть ли у нее жалобы на здоровье. Услыхав, что нет, тут же бегло нацарапал аж три строчки... Знать бы о чем...

   — Как давно вы выглядите подобным образом? — спросил, не отрывая глаз от записей.

   — Сколько себя помню.

   — И что говорят об этом ваши родители?

   — Ничего. Я сирота, выросла в приюте.

   — Я тоже, — не выказывая ложного сочувствия, отозвался целитель. — В каком возрасте проявился дар?

   Стандартные вопросы, стандартный осмотр.

   Заключение доктор обещал к концу дня, когда будет готов анализ крови, но предварительно сказал, что видимых причин отказывать Нелл в допуске нет.

   Эдвард Грин хорошо знал свою жену и уже начал беспокоиться: мисс Мэйнард десять минут как ушла, а Бет до сих пор не появилась. Наконец дверь приоткрылась, и супруга любопытной мышкой прошмыгнула в кабинет.

   — Это была она, да? Студентка Оливера?

   — Угу. — Заведующий лечебницей откинулся на спинку кресла и смерил присевшую с другой стороны стола жену строгим взглядом. — Что ты ей сказала?

   — Правду и только правду. Похвасталась, что ты мне жалованье поднял. А что?

   — Во-первых, я ничего я тебе не поднимал, а поменял оклад практиканта на оклад штатного целителя. Во-вторых, это было еще позавчера.

   — Всего лишь позавчера, я до сих пор не нарадуюсь.

   — Бет. — Эдвард укоризненно покачал головой. — Иногда мне кажется, что у меня не один ребенок, а два.

   — Да ладно тебе, — лукаво усмехнулась она, накручивая на палец выбившийся из-под чепца светло-русый локон. — Папочка.

   Томно потянулась и так посмотрела при этом, что захотелось тут же перегнуть ее через стол, задрать юбку... и выпороть, чтобы впредь прилично вела себя на работе. Если доктор Грин этого не сделал, то лишь потому, что знал, что детей бить непедагогично, а жену, его жену, еще и чревато: может сдачи дать.

   Впрочем, миссис Грин никогда не перегибала палку. Имелся у нее среди прочих такой талант.

   — Что с девушкой? — спросила она, отбросив дурашливость.

   — Ты скажи, — предложил ей муж.

   — Оливер ошибся, она не альбинос. Либо какая-то редкая и явно спровоцированная внешними факторами форма. Полное отсутствие пигмента кожи и волос, при этом пигментация глаз нарушена лишь частично. Радужка желтая, по внешнему краю темная. Зрачок без патологий. Признаков астигматизма или нистагма нет. Чувствительность к свету в пределах нормы: я развернула ее к окну — даже не моргнула... Зрение?

   — Отличное, — кивнул Эдвард.

   — Дашь ей допуск?

   — Да. Чувствительность кожи повышена, но реакция в допустимых пределах. В остальном — абсолютно здоровая девушка. Хотя случай интересный. Сама она говорит, что выглядела так всегда, но... есть у меня сомнения на этот счет.

   — Скажешь Оливеру?

   — Уже. — Целитель кивнул на телефон. — Его интересует только, можно ли ей практиковать темные материи. Милорд Райхон традиционно не любопытен.

   — А мы? — прищурилась Бет.

   — Мы? — Мистер Грин сделал вид, что задумался. — Мы отличаемся в этом от милорда Райхона. В лучшую сторону.

   — Бесспорно, — подтвердила миссис Грин. Глаза ее азартно блеснули. — Ты взял у нее кровь?

   — Конечно.

   — Неплохо было бы сделать биопсию кожи.

   — Прости, — Эдвард шутливо развел руками, — не нашел повода отщипнуть от нее кусочек.

   — Волосы?

   — Не подумал, — вздохнул он с сожалением.

   — Я подумала, — с превосходством улыбнулась Бет и вынула из кармана передника завернутые в платок бесцветные волоски. — Выдернула незаметно. Направленная точечная анестезия, мисс Мэйнард даже не охнула.

   — Хвастунишка, — пожурил доктор.

   На самом деле любой целитель гордился бы подобным умением, но тут главное не перехвалить, чтобы супруга не расслабилась и не потеряла интереса к совершенствованию навыков.

   — Предлагаю разделить опытный материал, — сказал он. — Ты проводишь свои тесты, я — свои. Потом сравним результаты.

   Нет, он ни в чем не подозревал мисс Мэйнард и допускал, что та действительно не знает, чему обязана столь примечательной внешностью. Просто любопытная загадка то ли природы, то ли каких-то внешних сил. Разминка для мозгов, которая и его развлечет, и Бет пойдет на пользу.

   Смутное беспокойство не оставляло Нелл до следующего утра. Вечно витающая в облаках Дарла и та заметила, что она чем-то взволнована. Но выводы сделала странные.

   — Реймонд пригласил тебя на бал?

   — Что? — Логика соседки удивила, ведь ни о Рее, ни о бале Нелл и словом не обмолвилась.

   — Не приглашал? — озадачилась в свою очередь Дарла. — Стесняется, наверное. Но время еще есть.

   Объяснять, что они с Реем просто друзья, было бесполезно: Дарла любые отношения с представителями противоположного пола рассматривала исключительно через призму романтики, и в ее представлении юноша, с которым Нелл проводила немало времени, мог быть только пылким поклонником.

   — А платье ты нашла?

   Говорить, что не нашла, потому что не искала, и вообще на бал не собирается, Нелл тоже не стала, иначе рисковала нарваться на длинную лекцию о важности подобных мероприятий в жизни любой девушки. Такие лекции Дарла читала часто и с упоением, и то, что соседка много старше, ее не останавливало: тот факт, что Нелл в свои годы еще не замужем, не помолвлена и не обросла толпой обожателей, для Дарлы являлся свидетельством полной некомпетентности в вопросах взаимоотношений с мужчинами, выбора наряда и организации досуга.

   — Меня познакомили с одной девушкой с третьего этажа, она занимается шитьем. Берет заказы у студенток из первого общежития. Ну ты знаешь, кто там живет — все эти графские дочки и племянницы банкиров... Так вот, Китти шьет им платья как в модных каталогах, но выходит дешевле. Эти фифочки тоже не прочь сэкономить. А Китти оставляет себе обрезы ткани, или они сами отдают ей что-то ненужное из своего гардероба. Она перешивает и продает местным девочкам недорого... Или дает поносить на время... Слышишь? Не пойдем же мы на бал в форменных платьях? У меня отложено немного денег, и у тебя в жестянке я видела... Зайдем к ней вечером? К Китти? Присмотрим себе что-нибудь.

   В другое время Нелл обратила бы внимание на упоминание жестянки и отчитала соседку за то, что рылась в ее вещах, но сегодня мысли занимало другое, и она лишь рассеянно кивнула в ответ на предложение.

   Это была ее первая ошибка.

   Вторую Нелл допустила на занятиях. Не смогла пропустить мимо ушей перевранное объяснение аспиранта, сегодня подменявшего преподавателя по теории потоков. Слишком сложно это оказалось, ведь лектор в подтверждение своих слов еще и ужасающую схему на доске вычертил.

   — Чушь какая, — пробормотала Нелл, окинув взглядом эти художества.

   — О чем это вы, мисс? — строго вопросил расслышавший ее слова аспирант.

   — О вашей схеме, — ответила она мрачно. — Потоки не могут преломляться подобным образом. А использовать зеркало для построения спирали Штольма — это...

   Нелл запнулась, но было уже поздно.

   — Бесполезная трата времени и сил, — закончил за нее Оливер Райхон, как и в случае с фобосами появившийся в аудитории неожиданно и некстати.

   — Милорд, я... — Горе-наставник попытался незаметно стереть с доски лишний вектор и нарисованную не в том месте дугу, но был остановлен суровым взглядом ректора.

   — Мисс Мэйнард, может быть, покажете всем, включая мистера Элиота, — глава академии покосился на сникшего аспиранта, — как должна выглядеть спираль Штольма, и скажете, что применяется в данном случае для искажения потоков?

   Нелл поднялась из-за стола, но к доске не пошла.

   — Простите, милорд. Я читала, что спираль создается посредством изменения магнитной проницаемости среды. Зеркало здесь лишнее. Собственно, только это я и заметила и правильную схему начертить не смогу.

   — Я могу! — предпринял попытку реабилитироваться незадачливый мистер Элиот.

   — Подойдете с этим к своему научному руководителю, — не повысив голоса, велел ректор. — Я попрошу его обратить внимание на данный вопрос. Мисс Мэйнард, уделите мне несколько минут?

   В коридоре он остановился у окна, за которым светило яркое и теплое сентябрьское солнце, а листья на деревьях только-только начинали желтеть. Нелл представила, с какой радостью распахнула бы это окно и прыгнула вниз... Первый этаж — не страшно...

   — Простите, что организовал беседу подобным образом и в подобной обстановке, — начал с извинений ректор. — Доктор Грин подписал вам разрешение на практику. Однако поговорить я планировал о другом, Элеонор. За две недели я имел возможность оценить уровень знаний студентов вашей группы и могу сказать, что на данный момент вы показываете наилучшую теоретическую и в чем-то практическую подготовку.

   — У меня было время для самостоятельных занятий, милорд.

   — Я догадался. К тому же вы значительно старше своих соучеников, что в данном случае тоже неплохо. Изначально я хотел видеть кого-то из... э-э-э... мужчин на этом месте...

   Заминка во фразе ректора была понятна: семнадцати-восемнадцатилетние мальчишки из их группы на гордое звание мужчин пока не тянули. Все остальное нуждалось в объяснениях, и милорд Райхон их тут же дал:

   — Я решил назначить вас старостой группы, мисс Мэйнард. Если вы не возражаете, конечно.

   — Разве это не выборная должность?

   — Начиная со второго курса — да. На первом, пока студенты еще плохо знакомы друг с другом и не могут сделать объективный выбор, старосту назначает куратор. Так что скажете?

   Бедная стипендиатка, желающая и дальше оставаться на хорошем счету у куратора, ни за что не отказалась бы от подобной возможности.

   — Я согласна, милорд.

   Наверное, это была ее третья ошибка сегодня, но Нелл дала себе слово больше не вести им учет. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, а она уже сделала больше, чем планировала когда-то.

   Перед началом своей лекции милорд Райхон представил ее группе в новом качестве, и никто из одиннадцати парней и четырех девушек не выказал недовольства таким назначением. А после занятий Нелл сама предложила Реймонду пойти с ней на Осенний бал.

   Дарла все равно не отстанет, а старосте не годится пропускать официальные мероприятия, пусть и развлекательные, и лучше пойти с Реем, чем одной. Одинокие девушки всегда привлекают ненужное внимание, а она и без того привлекла его с избытком...

ГЛАВА 3

Обязанности старосты на первом курсе несложны и с лихвой окупаются полагающимися по новому статусу приятностями: повышенная стипендия, ненамного, но на сигареты хватит, возможность время от времени пропускать лекции по неспециальным дисциплинам и, на выбор, отдельная комната в общежитии или дополнительные талоны на питание.

   Нелл собиралась взять комнату. Даже сходила с подписанным ректором предписанием к комендантше и получила ключи от трех каморок на первом этаже.

   — Какая приглянется, в той и оставайся, — равнодушно махнула рукой пожилая женщина, на морщинистом лице которой лежала печать усталости от всего на свете — от студенток-жиличек и их забот, от проверок руководства и от самой жизни, казалось. — Вымоешь там все и постель свою принесешь. Если помощь нужна, подвигать что, можешь знакомых парней позвать, только чтобы до полуночи ушли, а то знаю я...

   Комнатушки были совершенно одинаковые — узкие кельи с одним окном, и обстановкой друг от друга не отличались: кровать, письменный стол, пара книжных полок, шкаф и умывальник. Большего, пожалуй, и не нужно. Главное, что окно открывается, и не надо будет, кутаясь в покрывало, бегать ночью в уборную, если вдруг не спится и до нервной дрожи хочется курить.

   Нелл представила, как расставит на полках книги, а на подоконнике пристроит спиртовку. Вечерами будет заваривать крепкий чай и читать в тишине...

   Отчего-то это уже не казалось таким привлекательным, как еще неделю назад, и, покопавшись в мыслях, Нелл с удивлением поняла, что успела отвыкнуть от тишины и даже начала ее побаиваться. А Дарла за это время привыкла к спиртовке, на которой не только кипятила воду, но и наловчилась разогревать щипцы для завивки. И если Нелл к тишине опять притерпится, то Дарле вряд ли повезет найти новую соседку со спиртовкой.

   — Возьму дополнительные талоны, — сообщила ей Нелл, вернувшись в их общую комнату. — Их дают сразу на месяц, и, если использовать все за раз, можно закатить настоящий банкет. Или сладостей набрать.

   Дарла, хранившая скорбное молчание с того момента, как соседка сообщила ей о своем назначении и связанных с этим переменах, радостно завизжала, и, визжи она чуть дольше, Нелл, наверное, пожалела бы о своем решении. Но, на счастье обеих, бурное проявление радости не затянулось: Дарла вспомнила о предстоящем бале и потащила Нелл на третий этаж, к доброй, хоть и не бескорыстной швее Китти.

   Платьев та предлагала немного, а часть сразу же обозначила как «только если совсем купите». «Совсем покупать» девушки ничего не планировали, и пришлось выбирать из того, что осталось.

   Миниатюрной Дарле было проще. Китти обещала за небольшую доплату ушить на нее любое платье, и соседка остановилась на скромном голубом наряде под цвет глаз. У Нелл же, в которой роста было без малого шесть футов, выбора почти не осталось: либо ярко-алое платье, отданное какой-то клиенткой как испорченное (несводимые пятна на подоле Китти замаскировала нашитыми сверху розанами), либо блеклое палевое, с неглубоким квадратным вырезом и прямой юбкой. Последнее подходило скорее для посещения лекций, чем для бала, но Нелл взяла именно его.

   — Тоже под цвет глаз, — прокомментировала она свой выбор.

   Неприметное платье, неприметный, если не расчихается на весь зал, кавалер — все это ее вполне устраивало.

   Если в доме живет кошка, то можете не сомневаться, она твердо уверена, что это — ее дом и все здесь, включая тех, кто по наивности мнит себя хозяевами жилища, принадлежит ей.

   Примерно так же рассуждает и ребенок трех с половиной лет.

   Нет, он, конечно, помнит, что тут — спальня родителей, тут — кухня со страшной горячей плитой, а здесь — лаборатория, в которую нельзя заходить под страхом лишиться обеих рук и сладкого на неделю, но если и соблюдает эти правила, то лишь потому, что ему не особо и интересно, что происходит в запретных комнатах. Однако когда ему что-то там понадобится, например, мать, уже час не появлявшаяся в поле зрения, ничто его не остановит.

   — Ма-ам...

   — Стоять! — Миссис Грин набросила ловчую сеть на прошмыгнувшую в лабораторию кошку, без церемоний выставила наглую серую зверюгу за дверь и присела на корточки перед сыном, которого тоже следовало выпроводить, но более мягкими методами. — Что случилось, милый? Почему не играешь с папой?

   — Папа спит, — наябедничал Грэм. — Прямо на рельсах! Я гудел ему, гудел...

   — На рельсах? — со вздохом уточнила Элизабет. — Ясно.

   Подхватила сына на руки и вынесла в коридор.

   — Как же поезд проедет, если он там лежит? — продолжал возмущаться мальчик.

   — Никак, — согласилась Элизабет.

   Говорила же мужу: отдохни. Грэм поиграл бы с Нэнси, няня никогда не отказывалась задержаться у них на пару лишних часов. Но Эда разве переспоришь? Он, видите ли, совсем не устал, только кофе выпьет и будет как новенький...

   — У папы был сложный день, — объяснила она сердито сопящему сыну. — Пришлось много работать. Хорошо работать. Потому что, если бы папа не справился, работы прибавилось бы у мамы.

   У двери в детскую Элизабет поставила ребенка на пол и заглянула в комнату. Грэм значительно преувеличил масштабы железнодорожной катастрофы: глава семейства спал не на рельсах, а рядом, положив под голову большого плюшевого медведя. Движению поезда мешала только рука, и мальчик легко отодвинул бы ее в сторону, но желание привлечь внимание матери оказалось сильнее.

   — Эд, — опустившись на колени, потормошила мужа Элизабет. — Эд, пойдем в спальню.

   — Мне и тут хорошо, — не открывая глаз, заявил мистер Грин.

   — Ты перегородил железную дорогу.

   — Это шлагбаум, — пробормотал целитель сонно. — Я играю с сыном, женщина. Не вмешивайся в наши мужские дела.

   — Стукну, — пообещала Элизабет.

   — Злюка, — усмехнулся муж. Поймал за руки и потянул на себя, прижал к груди. — Мм... Чем от тебя так вкусно пахнет?

   — Формалином, — хмуро ответила Элизабет, высвобождаясь из объятий. — Ты же говорил, что это была несложная операция!

   Когда они только познакомились, она долго не могла понять, почему после использования целительской магии высших уровней доктор Грин неизменно требовал крепкий и очень сладкий кофе. Связывала это с потребностью компенсировать растраченную энергию. Но, оказалось, имелась и другая причина: после интенсивной отдачи сил Эд на какое-то время переставал нормально воспринимать вкус и запахи.

   — Не слишком сложная, — отозвался он беспечно. — А что у тебя? Все еще колдуешь над образцами мисс Мэйнард?

   Попытка супруга уйти от щекотливой темы была засчитана Элизабет как успешная. В конце концов, перевоспитывать его уже поздно.

   — Нет. — Она разочарованно поморщилась. — Кленси подкинул работу. А с мисс Мэйнард я застряла.

   — На чем?

   — Я думаю... нет, я уверена, что отсутствие пигмента в коже и волосах — следствие поражающего действия какого-то заклинания. Магическое излучение не ниже шестого уровня. Но это все, что удалось выяснить за прошедшую неделю. Понятия не имею, что это за чары и как давно девушка им подверглась.

   — Я застопорился на том же этапе, — признался Эд. — Никогда не слышал о заклинаниях, дающих подобный эффект. В справочниках тоже ничего. А не зная сути чар, степень и давность их применения не определишь. Мисс Мэйнард могла попасть под них месяц назад или еще в утробе матери... Но, насколько можно судить, кроме как на внешности, это никак на ней не отразилось. Хотя для полной уверенности я бы провел еще ряд тестов...

   — Мы будем пускать поезд или нет?! — грозно уперев руки в боки, спросил у родителей Грэм.

   — Будем, — успокоил наследника мистер Грин, с сожалением поднимаясь с ковра и усаживая под стену помятого медведя. — Сейчас будем. А маму отпустим заканчивать дела, да?

   — Нет уж, — замотала головой Элизабет, — дела подождут. Останусь с вами. Буду контролировать исправную работу шлагбаумов.

   Вошедшая в детскую кошка равнодушно оглядела рассевшееся вокруг игрушечной железной дороги семейство и бесшумно запрыгнула на кровать. Свернулась клубком и закрыла глаза. Треск заводного поезда и голоса ей не мешали, даже наоборот: люди заняты, а значит, никто не вспомнит о ней и не сгонит с мягких подушек...

   Дарла так и не определилась, кому из поклонников оказать честь сопровождать ее на балу, и, чтобы никого не обидеть, решила, что пойдет с Нелл и Реймондом. А уже на празднике ей, быть может, повезет встретить своего единственного. Хотя о единственном Дарла обмолвилась полушутя и на самом деле познакомиться мечтала не с очередным восторженным юношей, а с эльфом.

   Эльфы в академии были, одного она даже видела как-то издали, но хотела поближе рассмотреть, поговорить и потрогать, если получится.

   — Трогать-то зачем? — удивилась Нелл.

   — Чтобы знать, — последовал ответ. — Может, они и на ощупь другие?

   Странный интерес. Но хоть не романтический. Длинноухие беловолосые нелюди с большими прозрачными глазами и сероватой, отливающей перламутром кожей, исчерченной на щеках узорами белесых шрамов, действительно были другими, и ни одна здравомыслящая девушка не стала бы всерьез строить планы на близкие отношения с тем, кто отличается от человека не только внешностью, но и самой своей сутью.

   То, что Дарла, несмотря на свои фантазии, девушка все-таки разумная, Нелл порадовало, как и то, что соседка пойдет на бал с ней. С Реем они смотрелись бы довольно несуразной парочкой, учитывая, что худощавая Нелл была на полголовы выше пухленького круглолицего парня, а теперь, с Дарлой, получится маленькая дружеская компания. Хотя Нелл не сомневалась, что на балу неугомонная подружка непременно потеряется и если не с эльфом и не с «единственным», то с каким-нибудь представителем мужского пола обязательно познакомится. Но это будут уже его проблемы.

   В академии имелось лишь одно помещение, способное вместить в себя всех студентов и преподавателей разом, — столовая. Тут и устраивали общие праздники. Из огромного зала убрали большую часть столов, а над оформлением неплохо потрудились иллюзионисты. На стенах ожили картины осенних пейзажей, потолок стал небом, по которому плыли белые облака и пролетали время от времени стаи стремящихся на юг птиц, поддерживающие потолок колонны превратились в деревья, с легкими порывами ветерка ронявшие резные золотистые листья. Листья кружились в воздухе, а касаясь чего-нибудь или кого-нибудь, рассыпались сверкающими искорками.

   Вечер выдался теплый, и для тех, кто не захочет провести его с начала и до конца под крышей, огородили гирляндами и охранной сетью скверик рядом со столовой. Поставили там несколько новых беседок и десяток лавочек.

   Хотя на бал собралась вся академия, давки в дверях не было. Гости входили неспешно и чинно, а за тем, чтобы не возникло стычек и недоразумений, тут тщательно, но незаметно следили.

   — Приветствую вас, дамы. — Приятный молодой человек, одетый, как и многие из пришедших, в классический черный смокинг, словно не заметив Реймонда, поклонился Нелл, тряхнув отросшими до плеч каштановыми кудрями, и подал руку Дарле, помогая взойти по ступенькам. — Первый бал для вас в академии? — определил он безошибочно. — Желаю хорошо провести время.

   Дарла, кажется, уже никуда и не шла бы, сраженная блеском лукавых карих глаз и белозубой улыбкой. Пришлось едва ли не силой втащить ее в зал.

   — Такой милый, — шептала она, непрерывно оглядываясь. — Видела, как он на меня смотрел?

   — Работа у него такая, всех рассматривать, — бросила Нелл, спеша увести впечатлительную подружку подальше от входа. — Внутренняя полиция академии, порядок блюдут.

   — Полиция? — не поверила Дарла.

   — Значок на лацкане, — коротко объяснила ей Нелл, успевшая рассмотреть не только глаза и улыбку.

   И не только значок.

   Обернувшись вслед за подругой, Нелл вприщур взглянула на полицейского. Когда-то она знала троих братьев-перевертышей, но те были волками, а этот... Воздух поплыл под ее взглядом, свет преломился, обрисовав вокруг улыбчивого блюстителя порядка зыбкую тень... кота?

   Оборотень, почувствовав внимание к своей персоне, напрягся, тень сделалась четче, и стали заметны кисточки на настороженно поднятых ушах. В следующий миг полицейский обернулся, но Нелл уже любовалась березовой рощей, нарисованной на стене объемными иллюзиями.

   — Все равно милый, — протянула со вздохом Дарла.

   Нелл представила мага-оборотня в звериной ипостаси и не нашла причин не согласиться.

   — Мило? — переспросил Рей, услышавший лишь обрывок разговора. Посмотрел на иллюзорную рощицу. — Ну да, неплохо. Только... а-а... пчхи!

   Похоже, аллергия у него была даже на морок.

   — Сходил бы ты к целителям, — посоветовала Нелл.

   — Я ходил, — прогнусавил парень, спрятав нос в вытащенный из рукава платок. — Лекарство дали.

   — И?

   — От него спать хочется.

   Не чихал бы, так зевал. Незавидный выбор.

   — Нужно наших найти. — Нелл ухватила высморкавшегося кавалера под руку. — Дарла... Дарла! Ты с нами?

   Подруга отвела взгляд от входной двери, где раскланивался перед очередной красавицей оборотень, и уныло кивнула.

   Недолго поплутав в толпе, Нелл вывела друзей к своей группе. Первокурсники скромно жались к стене, на которой журчал водопад, и бросали голодные взгляды на уставленные закусками и напитками столы. Пришлось подать пример. Нелл взяла наполненный легким вином бокал и тарталетку с паштетом. Если и есть что-то хорошее в подобных мероприятиях — то это бесплатная еда. Донеся эту простую мысль до однокашников, староста сочла миссию выполненной. Можно было послоняться еще с полчаса по залу и незаметно уйти.

   А можно было остаться.

   Когда все наконец-то собрались, ректор, открывая бал, произнес недлинную речь, и зазвучала музыка, она вспомнила вдруг, как любила когда-то праздники. И танцевать.

   Дарлу уже пригласил Стивен — рослый блондин со спецкурса, которому подружка строила глазки еще на отборе, и, глядя, как они кружатся под нежную мелодию, а на головы им падают с деревьев-колонн иллюзорные листья, рассыпаясь по волосам теплыми искорками, меньше всего хотелось и дальше стоять на месте. Хотелось радоваться... хоть чему-нибудь: музыке, бесплатному угощению, золотой осени, которой в зале сегодня было больше, чем на улице...

   Почему бы и нет?

   Ничего уже не будет как прежде, но ведь это не повод отказываться от доступных радостей. Только руку протяни, и...

   Рей снова расчихался и упустил момент. Под руку попался Кевин. По росту он подходил Нелл больше, но танцевал, как выяснилось, ужасно. Однако оттоптанные неуклюжим увальнем ноги не стали причиной отказать в танце незнакомому молодому человеку, который, вынырнув из толпы, вдруг оттеснил от Нелл и неуверенно топчущегося на месте Рея, и других одногруппников. Видимо, неброское платье не справилось со своей задачей и она все же привлекала внимание, но такое внимание было даже приятно. Вечер обещал быть веселым.

   Обещал, но не стал...

   — Нелл?!

   Молодой светловолосый мужчина, с которым она столкнулась у стола, куда пошла, чтобы взять что-нибудь из напитков, смотрел на нее так, как будто увидел привидение.

   Хотя почему «как будто»? Он и увидел привидение. Бледный призрак той, кем она была раньше.

   Не сосчитать, сколько раз Нелл представляла себе их встречу. Представляла, как они сталкиваются вот так же, и он отворачивается, не узнав...

   Но, наверное, она не так сильно изменилась, как ей казалось.

   — Нелл. — Дрожащие пальцы вцепились в ее плечи. — Это... это же ты?

   Можно было сбежать и позволить ему убедить себя в том, что он обознался. Но он здесь, в академии, а значит, рано или поздно они встретятся снова.

   — Это я. Здравствуй, Алан.

   С начала праздника прошло не больше часа, но маленькие оплетенные плющом беседки уже оккупировали юные влюбленные.

   — Что у вас тут? — Голос Алана дрожит от волнения, но застигнутой за поцелуями парочке слышится гнев. — Возвращайтесь в зал.

   Девушка испуганно ойкает, норовит незаметно проскользнуть мимо. Юноша прячет недовольство во взгляде, кивает с ложной покорностью:

   — Хорошо, профессор.

   — Уже профессор? — Нелл улыбается одними губами. — Поздравляю.

   Поздравление остается без внимания.

   Руки Алана касаются плюща. Сила льется с пальцев, на одном из которых блестит золотом обручальное кольцо, напитывает соком зеленые побеги. Гибкие плети шевелятся, разрастаются, плотнее опутывают беседку, пряча от случайных взглядов тех, кто внутри.

   Столько приготовлений ради короткого разговора.

   У него лишь два вопроса: «Как?» и «Почему?»

   У нее один ответ: «Какая разница?»

   Он думает, что у него есть право знать.

   Она знает, что некоторые вещи должны навсегда остаться в прошлом.

   — Почему, Нелл? Почему?

   Она пожимает плечами. Потому что считала, что так будет правильно? Лучше — всем, включая его?

   — Меня зовут Элеонор, — говорит она, вынимая из сумочки сигареты. Вытаскивает одну, заправляет в мундштук. — Элеонор Мэйнард. Двадцать два года, сирота. — Огонек вспыхивает на кончике пальца, и легкие наполняются дымом. — В этом году поступила на спецкурс по темным материям и планирую его закончить.

   Он молчит. Смотрит на нее долго и пристально, выискивая черты той прежней, и не находит. А она замечает с грустью, что сам он почти не изменился. Не внешне, во всяком случае. Все так же хорош собой. По-юношески строен. Редкие морщинки пока незаметны на высоком лбу и вокруг глубоких синих глаз. Волосы он так же собирает на затылке в короткий хвост и подвязывает черной лентой.

   — Я здесь не из-за тебя, Алан, если вдруг ты подумал об этом, — выдыхает она вместе с дымом. — Я лишь пытаюсь устроить свою жизнь. Снова. И не собираюсь вмешиваться в твою.

   — Элеонор, — повторяет он потерянно. — Двадцать два года... Семь лет учебы... Почему?

   Потому что легче начать новую жизнь, чем вернуть старую.

   И не все из той жизни хочется возвращать.

   А то, что хотелось бы, уже не получится.

   Нелл говорит ему это, но мысленно. А мысли читать он не умеет...

   Но старается. Снова смотрит так пристально, словно рассчитывает заглянуть ей в самую душу. Натыкается на ее взгляд и, не выдержав, отворачивается.

   — Я здесь с Сюзанной. Мы поженились.

   — Поздравляю, — опять улыбается Нелл. Лезет в сумочку за очередной сигаретой. — Работаете по специальности? Оба? Преподаете?

   — Я преподаю. Практическая демонология. В академии уже девять лет. В прошлом году получил профессорскую степень...

   Нелл молчит: с этим событием она его уже поздравляла.

   — У нас с Сью двое детей, — продолжает он. — Сын и дочь. Марку всего год, а... Хелене восемь...

   Долгий испытующий взгляд, но она не отводит глаз. Только сигаретный дым наполняется горечью.

   — Я рада за вас, Алан. Но не нужно передавать Сюзанне приветов. Я уже сказала: мне нет дела до вашей жизни.

   Слова горьки, как дым, и мужчина морщится. Но он переживет это.

   Случайная встреча, ненужные воспоминания.

   Разговор, который пора заканчивать...

   Она вытряхивает окурок из мундштука и тянется за новой сигаретой. Прикуривает и лишь потом замечает, что осталась одна.

   Затягивается глубоко и закрывает глаза. Слезинка успевает сорваться с ресниц, но Нелл ловит ее и размазывает по щеке...

   Оливер не планировал задерживаться на празднике. Собирался ограничиться приветственной речью, переброситься парой нейтрально-вежливых фраз со знакомыми и вернуться домой. Но разве его планы кого-то интересовали? Сначала лорд Эрентвилль удивил несвойственной эльфам в целом и самому послу в частности общительностью: минут двадцать разглагольствовал о судьбах их народов и перспективах развития академии. Стоило от него избавиться, как в ректора вцепился декан факультета иллюзий. Выспрашивал, как милорд находит оформление зала. Подумалось, что напрашивается на похвалу, стоило признать заслуженную, а оказалось, хотел пожаловаться на недостаточное финансирование и нехватку поддерживающих иллюзии амулетов. Мол, снабжали бы его факультет получше, и столовую бы украсили как следует, и вообще во всей академии лоск навели. На это милорд Райхон ответил, что зал и так украшен на славу, а лоск в академии нужно наводить отнюдь не иллюзорный, и потому дополнительные средства пойдут не на закупку амулетов, а на ремонт корпусов. Распрощался с обиженным иллюзионистом и тут же был пойман дамами из женского комитета. Настроился выслушивать требования относительно льгот для работающих матерей, но дамы успели, по их словам, пригубить вина, а на нюх ректора так и чего покрепче, и вместо льгот требовали танец. С каждой. Оливер сослался на боль в травмированной когда-то спине и сбежал, для человека, страдающего от последствий перелома позвоночника, довольно резво.

   Ринулся сразу к выходу, делая вид, что не замечает ни приветственных кивков, ни приглашающих улыбок, сбежал с крыльца и едва не разжился новым переломом: выскочивший из кустов человек с силой оттолкнул ректора в сторону, и тот лишь чудом не упал.

   — Алан? — Оливер с удивлением узнал в невеже молодого профессора демонологии. — Что с вами?

   Демонолог, спешивший так, словно за ним гонится вырвавшийся из пентаграммы демон, остановился и как-то неуверенно замотал головой.

   — Ничего, — выдавил он. — Все в порядке.

   Ни извинений, ни объяснений глава академии не дождался.

   Это было до того не похоже на обычно спокойного и вежливого Алана Росса, что Оливер решил проверить, какое там за кустами «все» и действительно ли оно в порядке.

   Алан не обманул, в огороженном защитной сетью скверике не наблюдалось никаких вопиющих нарушений. Можно было уходить, но...

   Оливер сжал виски. Мигренями он не страдал, но, видимо, гвалт и суета праздничного вечера дали о себе знать. Возраст, опять же. Нервы? С чего бы? Но сердце заныло, словно...

   ...все беды и разочарования вспомнились в один миг. Все потери и несбывшиеся мечты. Вокруг стало вдруг тихо и пусто. Молодые люди, недавно сидевшие на лавочках или прогуливавшиеся аллеями, куда-то подевались, точно бежали от необъяснимой беспричинной тоски, наполнившей воздух, практически вытеснив из него запах поздних цветов и увядших листьев. Захотелось последовать примеру студентов и вернуться в зал, туда, где веселые голоса и музыка развеют безрадостное наваждение. Но это желание тут же сменилось другим: не видеть никого, спрятаться, предаться извращенному наслаждению терпкой горечью воспоминаний.

   Выросшая прямо перед Оливером беседка, густо оплетенная плющом, как нельзя лучше подходила для таких занятий. Но, войдя внутрь, милорд ректор понял, что опоздал: беседка была уже занята.

   — Простите, — извинился он.

   — За что? — знакомым женским голосом отозвалась темнота.

   — Э-э-э... — Инстинктивно сплетенное заклинание ночного зрения позволило рассмотреть прислонившуюся спиной к стене девушку. — Мисс Мэйнард? Я... не знал, что вы курите.

   — Разве это запрещено? — спросила она, выпуская струйку дыма.

   Оливер покачал головой. Ему не нравились курящие женщины, но нет, не запрещено. И не его дело, как и чем нынешняя молодежь портит себе здоровье, лишь бы учебе и порядку в академии это не мешало. А ему нужно идти...

   Но желания опять поменялись, и он понял, что не хочет уже оставаться в одиночестве.

   — Почему вы не в зале? — спросил девушку.

   — А вы?

   Должно быть, она задала встречный вопрос механически, забыв, что говорит с преподавателем, и он не обязан был отвечать...

   — Не люблю праздники. В последнее время не люблю. Особенно этот.

   — Чем же он особенный?

   — Неприятные воспоминания. Вернее... приятные, но...

   Именно с Осеннего бала начался их с Камиллой роман. Они пришли на праздник врозь, недавно назначенный ректор академии и молоденькая преподавательница, а ушли вместе. Сколько лет прошло с того вечера? Почему он вспомнил об этом?

   И зачем рассказал?

   — Что с ней случилось, с той женщиной?

   — Вышла замуж. За моего... секретаря. Сейчас работают оба в Глисетском университете.

   Сердце забилось быстрее.

   Из-за Камиллы?

   Вот уж глупость: столько времени минуло.

   Из-за Глисета? Как будто... Но он и бывал-то там всего раз десять.

   И все равно захотелось сменить тему.

   — На другом Осеннем балу другая девушка пригласила меня на танец и поцеловала... Потом тоже вышла замуж...

   Да уж, сменил.

   К чему вообще этот разговор?

   Наверное, к тому, что ему категорически запрещено начинать отношения с женщинами с Осеннего бала.

   — Хотите выпить? — предложил Оливер.

   — Не откажусь.

   — Вина? Или что-нибудь покрепче?

   Следовало задуматься, отчего он вдруг решил напиться, да еще и в компании собственной студентки. И он задумался. Но, как ни странно, не увидел ничего необычного и неправильного ни в своем предложении, ни в ее согласии.

ГЛАВА 4

Солнце уже взошло. Пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы, светило в глаза.

   Оливер давно бы поднялся, хотя бы затем, чтобы поправить занавески... если бы не рука. Тонкая женская рука, лежащая по-хозяйски на его груди. Легкая, практически невесомая, она тем не менее уже четверть часа не давала ему встать с постели, даже оставаясь неподвижной. А когда длинные пальчики с острыми ноготками вдруг шевелились под слышащееся справа сонное бормотание, поглаживали с бессознательной лаской и вновь замирали, милорд Райхон с силой зажмуривался и, стиснув зубы, задерживал на несколько секунд дыхание.

   Хотел бы он сказать, что виной всему выпивка, что он не отдавал себе отчета в том, что делает, и вообще не помнит ничего из случившегося ночью, но, увы, помнил. И чем дольше вспоминал, тем неуютнее было лежать.

   В конце концов он не выдержал: придержал белую, словно из гипса вылепленную кисть и, медленно отодвигаясь к краю, сполз с кровати. Подобрал с ковра свои брюки и, тихо ступая по глубокому ворсу, дошел до ванной.

   Успокоиться. Для начала — успокоиться.

   Созерцание обнаженного женского тела не способствовало выполнению поставленной цели, но Оливер тем не менее простоял еще с минуту в дверях, прежде чем запереться в ванной. Открыл воду, умылся, пригладил мокрой ладонью волосы и лишь затем рискнул посмотреться в висевшее над раковиной зеркало.

   Не так все и плохо.

   Если причесаться.

   Побриться.

   Рубашку надеть, спрятав расцарапанные плечи и кровоподтек с едва заметными следами зубов, алевший над ключицей.

   Момент, когда он разжился этим «украшением», вспомнился вдруг остро и ярко, заставив снова скрипеть зубами...

   О чем он только думал, когда предлагал ей выпить?

   Почему она согласилась?

   Что-нибудь покрепче... Пришло же в голову!

   Но пили ведь.

   Сначала в беседке. Потом он спохватился, что кто-нибудь может увидеть. Открыть портал в собственную гостиную показалось хорошей идеей. А она снова не возражала.

   Сидела в его любимом кресле, сбросив туфли и поджав под себя ноги. Глотала, не морщась, неразбавленный джин и слушала всю ту чушь, что он нес.

   Курила, стряхивая пепел в круглую бронзовую пепельницу — он сам не помнил, откуда эта пепельница взялась в его доме, — потом доставала из сумочки коробочку с мятными пастилками.

   Пастилки запивала джином.

   По одной отщипывала изумрудные ягодки от большой виноградной грозди, катала между пальцами и отправляла в рот. Раскусывала, чуть жмурясь. Губами снимала с пальцев капельки сладкого сока...

   Все, что было после, иначе, чем сумасшествием, и назвать нельзя, но искренне сожалеть о случившемся не получалось.

   Хотя, наверное, стоило бы.

   Нелл разбудило приглушенное журчание воды. Первым побуждением было укрыться с головой и спать дальше. Но одеяла под рукой не оказалось. Зато внезапно выяснилось, что кровать намного шире и мягче той, к которой она привыкла за месяц в общежитии, простыни тонкие и гладкие, а наволочка пахнет не дешевым мылом, а лавандой и розмарином... мужским одеколоном, табачным дымом, въевшимся в ее волосы, влажной разгоряченной кожей...

   — О нет, — простонала Нелл, открыв глаза и оглядевшись.

   Убедившись, что в комнате никого, кроме нее, нет, а вода шумит за узкой дверцей и, если повезет, шуметь будет еще долго, Нелл вскочила с постели и принялась лихорадочно собирать с пола и кресел свои вещи.

   Боги, за что?

   Почему это не оказалось лишь сном? Очень неплохой получился бы сон. Можно было бы даже вспоминать иногда...

   Она натянула сорочку. Нашла оба чулка, но только одну подвязку. Несколько крючков на корсете были вырваны с мясом, но хорошо, хоть шнуровка не распущена. Сложно представить, как она заправляла бы ее сейчас дрожащими пальцами...

   Почему? — непрерывно спрашивала она себя мысленно.

   Почему? Зачем? Когда?

   Когда она поняла, что происходит? Еще в беседке или уже здесь, в его доме?

   Но поняла же!

   Так почему не остановилась? Не ушла?

   И как быть теперь?

   Пока ясно одно: платье придется купить. Возвращать его Китти в таком виде нельзя. Сейчас можно подколоть воротничок булавкой и надеяться, что оставшиеся пуговицы продержатся на своих местах до тех пор, пока она не окажется в общежитии...

   — Боги, о чем я думаю? — Нелл обхватила руками раскалывающуюся голову.

   Алан в академии, а она вместо того, чтобы задуматься над решением этой проблемы, тут же создала себе еще одну.

   Оливер Райхон — не дурак. Естественно, он поймет, что произошло и по чьей вине. Проверить не сможет, доказать, если сейчас же не пойдет на освидетельствование к менталистам, — тем более. А он не пойдет: не захочет, чтобы кто-то вытащил из его памяти подробности этой ночи. Но все равно поймет.

   И что делать? Был бы он просто куратором — перевелась бы со специального курса на общий. Но он — ректор...

   К тому моменту, как в ванной стих шум воды, Нелл уже приняла решение. Лучше разобраться сразу, чем терпеть мучительную неопределенность.

   Отчаянно хотелось курить, но, если в портсигаре и остались сигареты, сам портсигар вместе с сумочкой и туфлями валялся где-то в гостиной...

   Вошедший в комнату мужчина не ожидал увидеть ее сидящей в кресле и уже полностью одетой и замер в дверях. Потом схватил со спинки кровати свою рубашку, быстро надел и попытался застегнуть, но это ему не удалось. Нелл отстраненно подумала, что за платье она отомстила с лихвой.

   — Доброе утро.

   Оливер Райхон умел держать лицо. Нелл не удивилась бы, предложи он кофе...

   — Доброе утро, милорд. — Она отвела взгляд, но лишь на миг, успев в этот миг решить, что станет смотреть ему в глаза и никуда больше. Не на губы, не на руки, не на покрытую темными волосами грудь...

   — Я... — Он хотел что-то сказать, но она не позволила.

   — Я, — произнесла твердо. — Я должна вам объяснить.

   Говорила она ровно и неторопливо. Хотя после первой фразы можно было уже не продолжать.

   — Помните, вы спрашивали об особой отметке в моем личном деле?

   Он помнил. И понял. Но показалось, вопреки чаяниям Нелл, это не принесло ему облегчения. Возможно, все-таки стоило промолчать и позволить считать, будто все случилось исключительно по его желанию...

   — Я не чувствую, когда это происходит, и сразу не обратила внимания на некоторые странности, — тем не менее говорила Нелл, не успевая подобрать других слов взамен заготовленных. — Потом, видимо, под воздействием алкоголя просто не отдавала себе отчета в своих поступках и желаниях. Я не хотела, чтобы... Вернее, хотела в тот момент, но...

   Она запуталась и начинала злиться. В конце концов, он мог бы задуматься, с чего его потянуло откровенничать со студенткой, предлагать ей выпивку и тащить в постель!

   — Я знаю, что вы не поступили бы подобным образом, если бы не попали под мое влияние, — продолжила она все же спокойно. — Наверное, неразумно в такой ситуации обращаться к специалистам. Надеюсь, вы и без экспертизы поверите, что все случилось без моего умысла. Но если вы сочтете, что я не могу больше учиться в вашей...

   — Не сочту, — перебил он. — И не думаю, что все произошедшее — следствие только ваших неконтролируемых способностей. Потому что...

   Тембр его голоса изменился, и Нелл поняла, что даже в глаза ему смотреть уже не в силах.

   — Есть еще кое-что, о чем вы, наверное, не подумали, — проговорила она быстро. — Я не чувствую, когда это происходит. Могу только догадываться. И не отслеживаю длительность влияния. Если я продолжала транслировать эмоции... все время, то... В общем, если вам показалось, что это было что-то особенное, то вам показалось. Просто к вашим собственным эмоциям добавились мои, и это могло ощущаться иначе, потому что мне... в целом было довольно приятно...

   Никто не виноват, просто так получилось.

   Неучтенные факторы, неконтролируемая трансляция, отсутствие действенного механизма защиты, как, впрочем, и злого умысла.

   По всем статьям несчастный случай.

   Не страховой, так что компенсаций не полагается.

   Объяснили это Оливеру обстоятельно и доходчиво. Добавить нечего.

   Да и нужно ли?

   Ее, судя по всему, такой вариант устраивает. А его мнением не интересовались. Даже больше: исходя из того, сколько раз его прервали, и слышать не хотели. А навязываться — дурной тон.

   Пусть будет несчастный случай.

   Если подумать, могло быть и хуже.

   Скандал, истерика.

   Признание в вечной любви с первого взгляда.

   Но... обошлось?

   Несколько фраз, сказанных в пустоту. Портал в отдаленный уголок парка неподалеку от третьего женского общежития. Сдержанное прощание.

   И все.

   Остались смятые простыни, пропахшая сигаретным дымом гостиная, пустые бокалы на столе и окурки в пепельнице...

   Откуда она вообще взялась? Пепельница эта...

   Он выбросил ее вместе с окурками. Распахнул настежь окна. Вымыл и убрал бокалы.

   Хорошо, что в доме нет постоянной прислуги, а приходящая не появляется в выходные. До понедельника дым выветрится. И все остальное... выветрится тоже...

   — Если вам показалось, что это было что-то особенное, то вам показалось, — бормотал он себе под нос, стягивая с кровати простыни, то ли в корзину для грязного белья сунуть, то ли в мусорную, к пепельнице. — Но в целом было довольно приятно, угу. Какой изысканный комплимент, мисс.

   Злился?

   Да. На себя. За то, что принял нелепые эти объяснения. Не нашел, да и не искал, если честно, нужных слов. Признал без возражений ее правоту и, получалось, ее вину.

   Спокойнее так?

   Да если бы...

   Если бы не понимать ничего, то, может, и было бы спокойнее.

   Ведь спонтанная же трансляция.

   Неосознанная.

   Неуправляемая.

   Никакого расчета, никакой фильтрации эмоций. Никакой фальши.

   Не важно, что она говорила. Ему и слушать не нужно было — просто вспомнить, что сам чувствовал, ведь чувствовал он то же, что и она. И на самом деле это ей вчера было плохо и тоскливо, это она пряталась от всех в темной беседке, она потом, когда он появился, пожелала, чтобы он не уходил, потому что ей, а не ему, не хотелось оставаться одной и нужно было поговорить хоть с кем-нибудь.

   А то, что случилось после...

   Может, и несчастный случай. Но для нее по итогам — несчастнее. Потому что он провел ночь с потрясающей женщиной. А она проснулась в постели ректора. И судя по некоторым фразам, ожидала от этого ректора теперь чего угодно, вплоть до того, что он исключит ее из группы, а то и из академии.

   Но разве он опроверг эти домыслы?

   Оливер со злостью пнул кресло, но этого показалось мало, и он со всей силы ударил кулаком по стене.

   Этого оказалось уже много. Боль прошила руку от пальцев до плеча, заставила взвыть в голос и выдавила слезы из глаз. Зато дурь из головы выветрилась тут же вместе с желанием продолжать бесполезное самоедство.

   Но руке это уже не помогло. Костяшки распухли, печатка, врезавшись, вспорола кожу на пальце. Боль не желала ослабевать даже после льда, а универсальное анестезирующее заклинание, хоть и действовало, подвижности разбитой кисти не возвратило.

   Промучившись с четверть часа, Оливер пришел к выводу, что без помощи специалиста ему не обойтись. Прошел в кабинет, снял здоровой рукой трубку телефонного аппарата и, плечом прижав ее к уху, набрал прямой номер.

   — Поздравляю, — брякнул, окончив осмотр, Грин. — Извините, что руку не жму. У вас там переломы пястных костей и пары фаланг, повреждения межфаланговых связок и растяжение запястья. Говорите, упали? А впечатление, будто устроили спарринг с кирпичной стеной.

   — С каменной ступенькой, — слабо усмехнулся Оливер. — Она поставила мне подножку, а я в отместку приложил ее кулаком.

   — Разве что так, — флегматично отозвался целитель. — Кулаком в отместку. Потому что при падении выставляют обычно ладонь... Ну да ладно, свои разногласия со ступенькой решите сами, мое дело — лечение. Знаю, о чем вы попросите, и сразу скажу: не рекомендую.

   — Что не рекомендуете?

   — Скоростное восстановление на амулетах. Отек я сниму и соответствующее плетение, чтобы ускорить выздоровление и избежать осложнений, наложу, но для нормального сращения костей и связок предлагаю дать организму какое-то время.

   — Сколько? — Спорить с доктором не хотелось, а глупость должна быть наказуема.

   — Не больше пяти дней. Мы с Бет хотели пригласить вас на ужин в среду, и у меня никакого желания наблюдать за столом ваши потуги удержать в одной руке и нож, и вилку.

   — Бокал забыли, — хмыкнул ректор. — Спасибо за приглашение. Но почему именно в среду? Есть повод?

   — Есть график. Ваших занятий, моих дежурств, дежурств Бет и леди Пенелопы в лечебнице и патрульных смен Норвуда. Вечер среды у всех свободен. Я не назвал инспектора, но, думаю, вы догадались, что он будет. Так что, если не хотите сорвать моей супруге запланированный раут, настоятельно советую в конфронтацию ни с какими архитектурными сооружениями больше не вступать и придерживаться моих рекомендаций.

   К манерам Грина Оливер давно привык и знал, что в подобном тоне доктор общается далеко не со всеми. Насмешки целителя, по сути, беззлобные, являлись скорее свидетельством дружеского расположения, нежели желания уязвить. И лишних вопросов Эдвард обычно не задавал, соглашаясь, что не все и не всегда ему нужно знать. Но если вдруг решал, что нужно, можно было не сомневаться, что узнает, как в тот раз, когда по личному почину влез в расследование одной темной истории, которой и сам милорд Райхон занимался непосредственно и безуспешно. Не сказать, что доктор особо преуспел в том, что не давалось ни главе академии, ни полиции, но отличился в каком-то смысле: сначала чуть не погиб, а по окончании дела женился. После угомонился вроде бы.

   Но и в обычной жизни Грин интересовался самыми разнообразными вещами и разбирался не только в целительстве, так что оставалось лишь удивляться, как он находит время и силы на все свои увлечения.

   — Эдвард, вы, случайно, не знаете чего-нибудь о спонтанных эмпатических процессах? — наугад спросил Оливер, пока доктор занимался его рукой.

   — Что-нибудь знаю, — ответил тот, не отвлекаясь от обработки ссадин на костяшках. — И не случайно. Если помните, у Бет были проблемы из-за нарушения эмпатической защиты. Вас интересует что-то конкретное?

   — Не то чтобы интересует, — с ленцой протянул ректор, надеясь, что не переигрывает. — Слышали о неконтролируемой трансляции эмоций?

   — Естественно, — пожал плечами Грин. — Обычное дело. Все люди так или иначе транслируют свои эмоции окружающим, и, как правило, делают это ненамеренно.

   — Вы не поняли, — покачал головой Оливер. — Я говорю о трансляции такой силы, что оказавшиеся в ее радиусе будут считать эти эмоции своими собственными. Так же как это происходило бы при использовании направленных ментальных чар... но без них.

   — А, ясно. Случается и такое. Простейший пример — душа компании. Люди, которые в обществе неизменно оказываются в центре внимания. С ними интересно, их веселье заражает. Это списывают на личное обаяние, манеры, эрудицию... Но иногда это — следствие той самой трансляции эмоций. Человек, пребывая в хорошем настроении, передает его остальным. К нему тянутся, неосознанно желая попасть в радиус воздействия. Но если этот же человек будет не в духе, от него станут бежать как от чумного.

   — Бежать?

   — А что же еще? — удивился Грин. — Даже при неконтролируемом всплеске негативных эмоций окружающие будут подсознательно ощущать его источник и стараться держаться подальше. Если, конечно, у них есть такая возможность. В замкнутом пространстве, к примеру, при проживании в одном доме или работая в одном помещении, изолироваться вряд ли удастся. Отсюда семейные ссоры и склоки в коллективе. Не всегда, само собой, чаще наоборот — негативный эмоциональный фон является следствием конфликта. Но случается и так, как я рассказывал.

   Оливер вспомнил опустевший в несколько минут скверик рядом со столовой. Совпадение? Или все находившиеся там действительно ощутили гнет чужих эмоций и инстинктивно старались уйти подальше от их источника? Почему тогда он остался?

   — Скажите, Эдвард, если нет ограничений в виде замкнутого пространства, но некто все-таки не избежал попадания под влияние чужого настроения, чем это можно было бы объяснить?

   Грин, приступивший уже к перевязке, ненадолго прервался и задумался.

   — Влияние точно было ненамеренным? — уточнил он. Оливер кивнул. — Тогда есть несколько вариантов. Повышенная внушаемость пострадавшего.

   — Нет, — отмахнулся здоровой рукой Оливер. — Но если попытаться смоделировать ситуацию... Допустим, в разгар праздника, когда всем весело, некто транслирует противоположные эмоции. Все инстинктивно избегают его, но какой-то человек все же попадает под воздействие.

   — Ему тоже было весело на празднике?

   Да какое там...

   — Предположим, что нет.

   — То есть как такового перепада настроения он не ощутил? Откуда тогда уверенность, что трансляция имела место?

   — Мы же обсуждаем гипотетическую ситуацию, — не позволил поймать себя на недомолвках Оливер. — Трансляция уже в условиях задачи. И перепад он ощутил, но не настолько резкий, чтобы это его насторожило.

   — Тогда все просто. — Грин вернулся к перевязке, утратив интерес к вопросу. — Транслируемые эмоции совпали по спектру с эмоциями попавшего под влияние. Возник резонанс, вследствие чего эти эмоции естественно усилились. В таком состоянии не исключено усложнение связей и возникновение ответной волны. Этакая усиленная ретрансляция... Понимаете, о чем я? Замкнутый круг: один передает эмоции, второй возвращает их, пропустив через себя, первый принимает больше, чем отдал, и транслирует еще более сильные чувства.

   — Эмоции могут меняться в процессе? При сохранении резонанса?

   — Почему бы и нет?

   — И чьи тогда это эмоции?

   Целитель снова отвлекся от бинтов. Сморщил лоб.

   — А хрен его знает, — выдал после раздумий универсальную, хоть и не совсем научную формулировку. — Скорее всего, того, кто инициировал начальную трансляцию. Но нельзя исключать, что они изменились под влиянием второго участника.

   — Можно об этом где-нибудь почитать?

   — Можно, — разрешил доктор. — Чтение вам не противопоказано. А вот физические нагрузки придется ограничить. И... пропишу-ка я вам еще особое питание.

   — С повышенным содержанием кальция? — предположил Оливер, припомнив, какая диета предписана при переломах, которых у него за жизнь случалось немало.

   — С повышенным содержанием еды, — укоризненно проворчал Грин. — Нормальной еды, а не кофе с сэндвичами. Мне вовсе не улыбается лечить вам еще и гастрит, а вы к нему уверенно стремитесь.

   Беседа перетекла на темы здоровья и профилактики заболеваний желудка, коими доктор грозил милорду Райхону уже не первый год, но, на счастье, не затянулась. Грин вспомнил, что и сам не успел позавтракать, велел прийти в понедельник к нему в лечебницу, чтобы показать руку, и на этом попрощался.

   Оставшись один, Оливер подумал, что и впрямь неплохо было бы поесть, но вместо похода в столовую, где у него имелся свой стол в отгороженном и от общего студенческого зала, и от преподавательской части «кабинете», зачем-то достал из мусорной корзины пепельницу, кое-как отмыл ее одной рукой и поставил на каминную полку в гостиной, после чего решил наведаться в библиотеку.

   Сам Грин гастрита не опасался. Доктору повезло жениться на женщине не только красивой и умной, но и обладающей определенными кулинарными талантами. Где урожденная леди Аштон научилась готовить и откуда брала неизвестные местным кухаркам рецепты — история отдельная, но за годы уже стало традицией, что в выходные кухней Элизабет занималась сама.

   — Ну что там? — Миссис Грин встретила мужа в прихожей и с порога начала допрос. — Что с Оливером?

   На звонок ответила она и рассказ об ушибленной руке выслушала раньше супруга, но, зная милорда Райхона, не исключала, что тот многого недоговорил.

   — Ерунда, — успокоил ее доктор. — Споткнулся и неудачно упал на руку. Походит в повязке несколько дней, впредь будет осторожнее.

   — Рука правая? Которую он прошлой зимой поранил?

   — Угу. Не везет ему с ней. — Эдвард принюхался к доносившимся из столовой ароматам. — Вы уже позавтракали?

   — Грэм — да, а я ждала тебя.

   — Сейчас, только руки вымою...

   Но первым делом он направился в кабинет. Оставил на полке у двери саквояж, с которым ходил на дом к пациентам, и подошел к столу. Достал из выдвижного ящичка папку, откуда вынул несколько сколотых между собой листов.

   — Неконтролируемая трансляция эмоций, — прочитал негромко. — Гипотетическая ситуация, угу.

   Копию личного дела Элеонор Мэйнард он взял в канцелярии несколько недель назад: нередко общие сведения подшивались к больничным картам студентов, и его запрос никого не удивил. Как и самого доктора не удивила и не заинтересовала особая отметка в деле мисс Мэйнард. Подобные способности чаще создавали проблемы своим носителям, нежели их окружению, и вряд ли могли быть связаны с чарами, повлиявшими на внешность девушки, а Грина интересовало это и только это.

   — Любопытно, — пробормотал он. — Очень любопытно.

   Но интуиция, которой природа доктора не обделила, подсказывала, что любопытство в данном случае лучше умерить.

ГЛАВА 5

С возвращением в общежитие Нелл повезло, по дороге от парка ей никто не встретился, смотрительница, обычно дежурившая в холле, куда-то отлучилась, а в коридорах было непривычно тихо и пусто. Девушки, полночи развлекавшиеся на балу, еще даже не вставали. Дарла, завалившаяся в кровать не раздеваясь, спала как убитая и прихода соседки не заметила, а позже выяснилось, что и ночного отсутствия — тоже: вернувшись, она тихо зашла в комнату, уверенная, что Нелл давно спит, не зажигая света, легла и тут же уснула. Проснувшись, еще и извинялась за то, что потеряла подругу в суматохе.

   Не решение всех проблем, но хоть за нарушение распорядка выговор не влепят. Интересно, как повел бы себя милорд Райхон, когда ему, как куратору, передали бы докладную комендантши о том, что одна из его студенток неведомо где гуляла до утра?

   Нелл тряхнула головой: нет, не интересно. Ни капельки.

   К пробуждению Дарлы она успела сходить в купальню на первом этаже и смыть с себя следы минувшей ночи. С водой унеслась часть тревог и ненужных мыслей, позволив сосредоточиться на главном.

   Алан. Здесь. В академии.

   Алан и Сью.

   Сердце отзывалось болью на эти имена, но скорее по привычке. Столько времени прошло, столько всего случилось, что просто не может уже болеть. Не о чем. Нечему.

   Надо думать о том, как быть дальше.

   Чем ей грозит то, что кому-то тут известно, кем она была прежде? Что они могут сделать? Расскажут историю, которой сами толком не знают? Рискнут разворошить похороненное в архивах прошлое? Опровергнуть его?

   Зачем им это? При их спокойной счастливой жизни — зачем?

   Незачем.

   Но поговорить все же придется.

   С Аланом. Сюзанне не стоит знать, она такая впечатлительная... была...

   Да, нужно поговорить с Аланом. Но не сегодня. Потом. Когда он сам решит продолжить разговор, а Нелл не сомневалась, что он решит.

   А после она все же хотела увидеть Сью. Незаметно, издали.

   Сью и их с Аланом дочь — девочку, названную именем той, чьей смерти обязана своим рождением, той, чей прах хранится в запечатанной урне в забытом склепе, куда никто не носит цветов.

   Нелл знала об этом, потому что до приезда в академию побывала в том склепе. Постояла с минуту у неглубокой ниши, коснулась пальцами выбитого в камне имени. Цветов не оставила...

   Имея богатое собрание книг, часть которых досталась от отца, а часть была куплена уже лично, в библиотеке академии Оливер появлялся нечасто, а в секции менталистики не бывал, кажется, вообще никогда. Но от помощи в подборе литературы тем не менее отказался. Возможно, оттого, что с некоторых пор подспудно не доверял библиотекарям.

   Запрос он решился озвучить только поисковому артефакту.

   Стеклянный шар с плавающими внутри его разноцветными светлячками вытягивал немало энергии и ответы давал порой расплывчатые, отсылая посетителя ко всем без разбора источникам, в которых упоминалось нужное имя, событие или явление, но при должном опыте использования был весьма удобен. Среди прочего еще и тем, что не задавал лишних вопросов, не пытался завести отстраненную беседу, а после не заглядывал с любопытством через плечо.

   Проследив за самыми яркими поисковыми маячками, Оливер снял с полок три книги. Записываться в журнал не стал, сказав, что просмотрит их на месте, а закончив, сам вернул книги на место.

   За час с небольшим он узнал все, что хотел, о непроизвольных трансляциях, эмоциональном резонансе и на всякий случай о диссонансе, но так и не придумал, что теперь со всем этим делать.

   Видимо, нужно было поговорить с Элеонор. Она не производила впечатления легкомысленной особы, для которой подобные приключения являлись чем-то обыденным, и сейчас должна была сожалеть о случившемся, а то, что она считала себя ответственной за все, лишь усугубляло эти сожаления.

   Но как устроить встречу?

   Конечно, у ректора могли найтись причины появиться в выходной на рабочем месте. У куратора группы отыскался бы повод вызвать к себе старосту. Но после всего это было бы неправильно.

   В голову лезли глупости вроде того, чтобы пригласить девушку на обед, но проблем это точно не решило бы. Поэтому, не найдя другого выхода, Оливер собрался прогуляться. Где-нибудь в районе третьего женского общежития.

   Погода хорошая, создающий иллюзорный полог амулет есть. Можно побродить, не привлекая внимания, дождаться, когда Элеонор пойдет в столовую или еще куда-нибудь...

   Через час после того, как проснулась Дарла и принялась пересказывать соседке все, что та пропустила на вчерашнем празднике, Нелл поняла, что хочет курить.

   Еще через полчаса, за которые подружка так и не добралась до окончания рассказа, желание это стало просто невыносимым.

   — Прости, мне нужно отлучиться. Договорилась с одной знакомой...

   — Со знакомой? — Соседка лукаво улыбнулась. — Не со знакомым?

   — О чем ты? — удивилась вопросу Нелл.

   — Да так. — Дарла продолжала многозначительно улыбаться. — Подумала, вдруг он тебя нашел и вы успели условиться о свидании. Парень, с которым ты танцевала, старшекурсник... Нет?

   — Даже не представляю, о ком ты.

   — Как можно такого забыть? — возмутилась Дарла. — Вспоминай: высокий, красивый, смуглая кожа, темные волосы, голубые глаза... Он несколько раз к нам подходил, спрашивал о тебе.

   — Точно обо мне?

   — Разве тебя можно с кем-нибудь перепутать?

   С этим глупо было бы спорить: внешность у нее запоминающаяся. Но внезапно объявившийся поклонник сейчас интересовал меньше, чем спрятанные среди белья сигареты, которые нужно вытащить незаметно для Дарлы и бросить в сумочку, а уже потом, не спеша, уложить в опустевший за ночь портсигар. Даже после того, как она дымила в компании ректора, Нелл не хотела признаваться друзьям в том, что курит. Конечно, и студенты курили, не из их группы, но другие, тут, в академии. Парни пыхтели папиросами, некоторые — дорогими сигарами, напоказ солидно. Девчонки, то хихикая, то напуская на себя романтически-задумчивый вид, тянули тонкие ароматизированные сигареты. А Нелл... она просто дышала дымом, когда чувствовала, что задыхается воздухом... Как сейчас.

   — Прости, мне нужно идти.

   Схватила с полки первую подвернувшуюся книгу, набросила на плечи шаль и выскочила из комнаты до того, как Дарла успела еще что-нибудь сказать.

   Оливер надеялся, что ожидание не затянется, но не рассчитывал, что Элеонор выйдет из общежития в тот самый момент, как он свернет на дорожку, с которой просматривалось крыльцо. Он позабыл, что надежно скрыт иллюзией, и чуть не поддался соблазну спрятаться за деревом. Впрочем, сделай он это, никто не потешался бы над ведущим себя как мальчишка ректором: амулет, создающий полог, Оливер позаимствовал из арсенала полиции, а до того имел возможность убедиться в его мощности. Но и зная, что никто его не видит, чувствовал себя Оливер неуютно.

   Пока он раздумывал, как быть дальше, Элеонор приблизилась почти вплотную: лицо спокойно до отрешенности, висящая на сгибе локтя сумочка покачивается в такт шагам, толстая книга прижата к груди. Только взгляд настороженный, нервный, словно выискивает шпионов в растущих по обе стороны от дорожки кустах. Когда этот взгляд скользнул по нему, невидимому, Оливер поежился, прирос на несколько секунд к земле, но, позволив Элеонор отойти на несколько ярдов, пошел за ней. Ничто не мешало сбросить иллюзию и окликнуть девушку, но он продолжал красться следом, убеждая себя, что просто ищет удобный момент.

   Выложенная плиткой дорожка закончилась невысоким бордюром, за которым начиналась вытоптанная в траве тропинка, уводящая в глубь парка. Тропинка упиралась в стену кустарника.

   Незаметно протиснуться в узкую прореху так, чтобы ни одна веточка не шелохнулась, у него не получилось бы, но Оливер и пытаться не стал. Он знал, что там, за кустами. Маленькая полянка из тех, на которых любят собираться вечерами студенты, толстое бревно или притащенные из-под фонаря скамейки. К нему регулярно поступали жалобы от смотрителей территории, чьи попытки ликвидировать «непотребные места» раз за разом терпели крах, и милорд ректор, снабдив эти писульки соответствующей резолюцией, передавал их в отдел благоустройства, прекрасно помня о том, что Ланс Бертран, возглавлявший этот отдел, в студенческие годы лично приложил руку к созданию нескольких таких «непотребных мест», а значит, за сохранность уединенных полянок можно не волноваться. Много эти смотрители понимают! Для непотребств и другие места найдутся, а вот посидеть компанией в тихом уголке или с девушкой вдвоем... Или девушке одной, бросив на скамейку книгу и вынув из сумочки сигарету. Затягиваться с наслаждением, задерживать на миг дыхание, а затем медленно выпускать струйку дыма...

   Оливер никогда не курил. Общество курящих мужчин терпел, скрывая раздражение. Курящие же женщины ему откровенно не нравились. Не нравились их театральные жесты, вытянутые трубочкой губы и то, как, едва затушив сигарету, ему протягивали для поцелуя провонявшую табачным дымом руку. А сейчас залюбовался сидящей на полянке девушкой. И целовал ведь ночью, и не только руки...

   — Я знаю, что ты здесь, — вдруг сказала она громко.

   Оливер непроизвольно сжал висевший на груди кулон. Как?! Откуда?!

   — Можешь не прятаться, тебе это никогда не удавалось... Сью...

   От самого общежития Нелл чувствовала на своей спине взгляд, а отойдя подальше и успокоившись сигаретой, сумела разглядеть марево щита. Иллюзия просвечивала, стоило сконцентрироваться, а чтобы узнать прятавшуюся под ней женщину, и напрягаться не пришлось, лишь признаться себе, что помнила ее все эти годы, миниатюрную фигурку, небрежно собранные в пучок каштановые кудряшки, любопытно вздернутый носик.

   Сью, как и Алан, почти не изменилась. Поправилась немного, двое детей все-таки, повзрослела. Но, когда улыбалась, должно быть, смотрелась все той же девчонкой. Нелл так казалось, но догадка осталась догадкой: улыбаться ей Сюзанна и не думала. Вышла из-за кустов, сделала шаг и остановилась.

   — Обниматься не будем? — спросила Нелл. Серьезно спросила, без насмешки, оставляя за Сью право задать тон предстоящему разговору. Захочет, и можно обставить все как долгожданную встречу. И обняться, и поплакать, и поплакаться...

   — Обниматься? — Сюзанна тяжело сглотнула. Покачала головой.

   Значит, не захочет.

   — Зачем тогда пришла?

   Прозвучало грубо. Как и задумывалось.

   — Хотела убедиться, что Алан не ошибся, что это... это и правда ты...

   — Это я.

   Молчание, неловкое для обеих.

   С одной стороны, ничего не сказано. С другой — говорить не о чем.

   Нелл закурила новую сигарету. Если бы Сью, как накануне Алан, воспользовалась этим, чтобы исчезнуть, она не удивилась бы. Но миссис Росс слукавила, сказав, что пришла только проверить слова мужа, вчера, очевидно, показавшиеся ей бредом. У Сюзанны был вопрос, который она долго — так долго, что Нелл успела докурить сигарету и достать следующую, — не решалась задать, а после выпалила, захлебываясь словами:

   — Десять лет, Нелл! Десять лет! Как ты могла? За что ты так с нами? С Аланом? Со мной? Целых десять лет!

   — Разве? — с дымом выдохнула Нелл. — В январе уже одиннадцать, Сью. А будь моя воля, было бы и двенадцать, и двадцать, и пятьдесят. Я не планировала появляться снова в вашей жизни и не зову вас в свою. Вчера я сказала об этом Алану. Сегодня повторяю тебе. Академия большая, можно жить тут годами и никогда не встречаться. Думаю, у нас получится.

   — Ты...

   — Я лишь хочу получить диплом. Не представляешь, как сложно устроиться магу без лицензии. Диплом и спокойная жизнь — больше мне ничего не нужно. Тебе, полагаю, тоже. Я о спокойной жизни, диплом ведь ты получила.

   Не стоило Алану говорить ей. Сью слишком впечатлительная, слишком вспыльчивая, слишком ранимая. Всегда была такой. И не изменилась, судя по тому, как быстро сбежала, не ответив на прозвучавшее предложение. Но она оценит его, когда успокоится.

   Оливер не планировал подслушивать чужих разговоров, но этот его заинтересовал. Странный, непонятный для стороннего слушателя и неприятный для его участниц. Одна, казалось, вот-вот расплачется или закатит скандал. Вторая с невозмутимым видом курила, говорила неспешно и негромко, но Оливер подумал, что, случись у нее снова выброс эмоций, он, как и накануне, ощутил бы боль неведомых потерь и горечь одиночества. Вспомнил, как столкнулся с Аланом Россом.

   Вчера — Алан, сегодня — его жена.

   Что связывает этих троих?

   Что случилось десять лет назад? Почти одиннадцать?

   Путем нехитрых вычислений выходило, что Элеонор было тогда всего двенадцать. Тем более любопытно, как, где и при каких обстоятельствах она познакомилась с Россами.

   Любопытно настолько, что Оливер решил отложить объяснения с девушкой. Не очень они ей сейчас нужны, судя по всему.

   Оставив Элеонор на полянке, он направился в главный корпус и уже через полчаса просматривал личные дела преподавателей. После рождения второго ребенка Сюзанна не работала, но до этого читала основы начертательной символики на отделении демонологии, так что в архиве хранилось и ее дело, записи в котором почти полностью повторяли отметки в деле Алана: учеба в Глисетском университете, аспирантура, перевод в Королевскую академию. Разнились только даты: миссис Росс была на несколько лет младше мужа.

   Глисет.

   Оливер прикрыл глаза, вспоминая вчерашний вечер. Было что-то связанное с Глисетом, неприятное для Элеонор. Она не хотела даже слышать о нем.

   Почему?

   В досье супругов Росс ответа на этот вопрос не нашлось. Возможно, то, что связывало их с мисс Мэйнард, было не из тех дел, о которых извещают знакомых и работодателей или пишут в газетах. Но Оливер решил проверить.

   До столовой он с утра так и не добрался, зато в библиотеку пришел уже во второй раз, теперь уже в подземное хранилище. Академия получала по десятку экземпляров всех газет и журналов, выходящих из типографий Арлонского королевства и ближайших сопредельных держав, поэтому в верхнем зале периодики умещались лишь подшивки за последние пять лет, а милорда Райхона интересовал более ранний период.

   — Глисет. Алан Росс, — послал он запрос поисковому шару.

   Светлячки заворочались внутри прозрачной сферы, две слабенькие искорки отделились от товарок и устремились к одному из шкафов.

   «Университетский вестник» — газета Глисетского университета, печатающая новости студенческого сообщества, репортажи с любительских спектаклей и списки победителей спортивных соревнований.

   И списки новобрачных.

   Маленькая заметка-поздравление всем вступившим в брак в прошедшем месяце, среди прочих «Мистер Алан Росс и мисс Сюзанна Пэйтон». В ноябре будет десять лет.

   А какому же событию исполнится одиннадцать в январе?

   Оливер достал еще одну отмеченную маячком подшивку, но нашел там лишь похожую на первую заметку, только в этот раз — объявление о помолвке: «Мистер Алан Росс и мисс Хелена Вандер-Рут с радостью сообщают...»

   Хелена? Не Сюзанна?

   Он сверил даты выхода газет. Помолвка, как и положено, состоялась раньше. Полтора года — достаточный срок, чтобы проверить свои чувства. И найти другую невесту — бывает и так.

   Оливер Райхон никогда не лез в чужую личную жизнь, он и в свою нечасто заглядывал, но тут не удержался: имя несостоявшейся миссис Росс показалось смутно знакомым. Опять подошел к поисковому шару, предвидя, как отяжелеет к вечеру голова, опять приложил к холодной поверхности артефакта здоровую руку.

   — Хелена Вандер-Рут.

   Огоньки вспыхнули ярче, заметались внутри шара, и целая стая их вырвалась наружу и разлетелась в разные стороны.

   Просматривать статьи в порядке обнаружения Оливер не стал. Сначала собрал все отмеченные маячками издания, разложил по порядку, ориентируясь на даты, и только потом приступил к чтению.

   Постепенно из обрывков газетных статей сложилась история. Человек с более живым воображением легко превратил бы ее в роман, расцветив недостающими подробностями, но Оливер привык работать с сухими фактами, и вместо романа у него вышла биографическая справка, впрочем, довольно интересная.

   Восемнадцать лет назад мисс Хелена Вандер-Рут, которой на тот момент едва исполнилось пятнадцать, была зачислена в Глисетский университет на факультет теоретической и прикладной демонологии. Случай редкий, но не уникальный: высшие школы и прежде принимали в свои стены одаренных детей, доказавших, что они в достаточной степени овладели даром, да и далеко было мисс Вандер-Рут до Эдриана Кроншайского, поступившего в академию в неполные десять. Тем не менее несколько изданий сочли это событие достойным упоминания. «Арлонский маг» удовлетворился одной фразой в посвященной началу нового учебного года заметке. «Голос», известный тягой к скандалам и сенсациям, расщедрился на отдельную статью, не преминув обвинить ректора Хеймрика в том, что тот пытается привлечь внимание к своему заведению, дав согласие на зачисление на общий курс «якобы чудесного ребенка, вся чудесность которого состоит в том, что она — последняя и единственная на сей день представительница известной династии демонологов. Но пока неизвестно, достойна ли юная мисс Хелена имени отца, Эрика Вандер-Рута, успевшего до трагической гибели внести весомый вклад в науку, и сумеет ли продолжить дело своего великого предка, Йозефа Вандер-Рута, заложившего основы современной демонологии». Репортеры «Голоса» даже раздобыли фото «якобы чудесного ребенка», взглянув на которое читатели должны были тотчас осознать, что юная мисс и не достойна, и не сумеет. Снимок сделали на церемонии посвящения в тот момент, когда щупленькая девчушка, смущенно ссутулившись, принимала свиток с клятвой студента из рук милорда Хеймрика. Низко опущенная голова и тень от шляпки не позволяли разглядеть лица, но можно было представить, каким перепуганным оно было. А быть может, и нет. Может, Хелена победно улыбалась в тот день. Ведь что бы ни писал скандальный «Голос», имя свое она впоследствии не раз оправдала.

   Через три года профессор демонологии, некий П. Т. Вилберт, опубликовал исследования, в которых, по его признанию, ему немало помогла мисс Вандер-Рут, его «талантливая ученица и единомышленница».

   Еще через год «Университетский вестник» вышел со статьей, в которой описывался совместный курсовой проект мисс Хелены Вандер-Рут и мисс Сюзанны Пэйтон. Статья занимала весь разворот, но Оливер недостаточно разбирался в демонологии, чтобы понять, чем так восторгался ее автор. Зато напечатанное тут же фото рассматривал долго. Мисс Вандер-Рут и мисс Пэйтон. Девушки сидели у лабораторного стола, одинаково подперев руками щеки: на головах черные остроконечные шляпы — шутливая дань традиции, — глаза скрыты толстыми стеклами защитных очков. И улыбались они похоже — широко и искренне. Не понять, кто из них Сюзанна, а кто Хелена, но обе выглядели одинаково счастливыми.

   За этим — знакомое уже объявление о помолвке.

   А потом, меньше чем через год, как раз в январе, в разных изданиях, от студенческого «Вестника» до столичного «Курьера», десяток статей о несчастном случае. Странно, что даже не упускающий возможности плеснуть в кого-нибудь грязью «Голос» назвал случившееся трагическим стечением обстоятельств и не рвался обвинить руководство университета в преступной халатности, ставшей причиной смерти четырех студентов, в числе которых была и Хелена Вандер-Рут.

   Начав читать о происшествии, Оливер вспомнил то дело. Он тогда всего три года как возглавлял академию и, узнав о случившемся в Глисете, опасался волны проверок, которая накроет не только «провинившийся» университет, но, для профилактики, и другие учебные заведения королевства. Однако обошлось. Министерская комиссия, выяснив обстоятельства дела, ограничилась объявлением нескольких выговоров и общим приказом об усилении дисциплины на территории во внеучебное время. Родственники погибших получили страховку и некую, по слухам, незначительную прибавку к ней, как частичное признание руководством университета ответственности за случившееся. Претензий руководству никто не выдвинул, нового разбирательства не инициировал. Значит, нашлись неопровержимые доказательства того, что в гибели молодых магов никто, кроме них самих, не виноват. Или же добавленная к страховым выплатам сумма была не такой уж незначительной.

   Хотя вряд ли.

   Оливер внимательно перечитал все, что сообщалось о погибших.

   Клаус Эрланд — сын верховного судьи округа Литвик.

   Джордан Блейн — отпрыск металлургического магната.

   Отец Ирвина Олдриджа — крупный землевладелец, а дядя — владелец нескольких газет, включая тот самый «Голос».

   Эти люди не нуждались в деньгах и не стали бы молчать, если бы сомневались в достоверности представленных фактов.

   Выходит, и правда несчастный случай.

   За два дня до выпускного экзамена по специальности четверо студентов-демонологов без ведома наставников пробрались в оборудованный для ритуалов призыва павильон. Как установило следствие, молодые люди собирались позаниматься перед экзаменом. Наличие блокирующей магию защиты, установленной в павильоне как раз на случай несанкционированной практики, студентов не остановило, и они попытались деактивировать охранную сеть, чем спровоцировали выброс свободной энергии, приведший к обрушению сводов павильона.

   Клаус Эрланд и Ирвин Олдридж погибли на месте. Джордан Блейн и Хелена Вандер-Рут скончались в течение следующих суток в лечебнице университета.

   Оливер так увлекся историей покойной невесты Алана Росса, что чуть не забыл, ради чего затеял поиски. Вспомнив, почти сразу наткнулся на ответ. Точнее, на то, что могло быть ответом на вопрос о связи между Элеонор и четой Росс. В одной из статей говорилось, что на похоронах присутствовали мать и младшая сестра Хелены. Поскольку в первых заметках девушку называли последней представительницей династии Вандер-Рут, логично вытекало, что после смерти отца Хелены ее мать снова вышла замуж, а значит, у ее младшей сестры другая фамилия. Отчего бы не Мэйнард? То, что Элеонор воспитывалась в приюте, никак этой версии не противоречило: она могла потерять родителей уже после того случая. Окончила младшую школу, поступила в академию, а тут встретила бывшего жениха сестры, женившегося на ее же, сестры, подруге. Подобное «предательство» ее возмутило, она высказала это возмущение Алану в вечер Осеннего бала, наговорила гадостей, что он бежал от нее без оглядки, и сегодня Сюзанна, чуть не рыдая, спрашивала, за что она поступает так с ними, когда прошло уже десять лет...

   Нет, не складывалось.

   Глупости это все. Затеял расследование на ровном месте, придумал какую-то обиженную сестру. А Элеонор, возможно, и не слышала никогда о Хелене Вандер-Рут...

   Но все-таки: Глисет, январь, одиннадцать лет — не много ли совпадений?

ГЛАВА 6

Нелл хорошо помнила, как впервые попробовала курить.

   — Тебе не понравится, — предупредил Оуэн, когда она попросила у него сигарету.

   — Почему? Тебе же нравится.

   — Я притворяюсь, — усмехнулся он.

   — Неправда.

   — Правда. Давно притворяюсь. Так давно, что сам уже верю, что мне это по душе.

   — Тогда я тоже притворюсь.

   — Ну попробуй.

   Горький дым оцарапал горло, но она сделала еще одну затяжку и зашлась лающим кашлем.

   — Не твое это. — Оуэн похлопал ее по спине и отобрал сигарету.

   — И не твое, — выдавила она сквози навернувшиеся слезы.

   Речь шла уже не о курении, и Оуэн, как всегда, отмолчался.

   Он привык притворяться. Убедил всех вокруг, что не знает и не хочет другой жизни, кроме жизни на ферме. Добротный дом, виноградник, отара на выпасе — для большинства в Расселе так и выглядело счастье. И Оуэн был счастливчиком в их глазах.

   Кем он был на самом деле, Нелл так и не узнала.

   Целителем? Он умел лечить. Знал свойства растений и камней. Готовил для Нелл мазь, защищавшую ее кожу от солнца.

   Но мог быть и зоомагом. Животные слушались его. Собаки выгоняли овец без науськивания пастухов, а овцы не разбредались по холмам. Всегда шли послушно под его руку, даже когда эта рука сжимала отточенный нож.

   Алхимиком? Из овечьих желудков он вырезал сычуг и выбирал, если попадались, безоары. Камни заряжал силой и продавал аптекарю в Фонси, а сычуг сушил для зелий, но в первую очередь — для сырной закваски.

   Он мог быть кем угодно, но был простым фермером и соленый овечий сыр готовил чаще волшебных эликсиров.

   — Самое сложное в этом деле — подоить овец, — говорил он Нелл. — А дальше проще простого. Научишься.

   Она научилась. Доила овец, процеживала молоко, мешала с закваской, укутывала. Получившиеся плотные сгустки раскладывала по холщовым торбам и ставила под гнет, чтобы сыворотка стекла. Из сыворотки, белой и жирной, вываривала еще творог, а готовый сыр резала кусками и укладывала в бочонок, пересыпая солью. Кожа на руках зудела, но сыр получался вкусный.

   У Нелл все получалось, что-то сразу, что-то со временем.

   И сыр, и лепешки, и густая острая подлива. И овечью требуху она готовила с травами и специями, убивавшими даже намек на неприятный запах. Гусей и уток сама резала и общипывала, тушила в большом котле, раскладывала по горшкам, заливала жиром и спускала в погреб. Жир застывал, и мясо в нем хранилось долго.

   И шить она худо-бедно научилась.

   Только прялка ей долго не давалась, хотя лишь в этом занятии и был смысл. Не ради ниток. Шерсть Оуэн продавал сырцом, а прясть ее заставлял для другого. Терпение тренировать. Концентрацию. Моторику. Вспоминать и учиться заново. Потому что ферма — это не ее.

   Но Оуэн ошибался, она привыкла бы.

   Если бы он остался — привыкла бы, как потом приучила себя к сигаретам, то ли назло ему, то ли от безысходности. Нашла в его вещах мятую пачку и выкурила все за раз, кашляя, утирая слезы и сдерживая приступы тошноты.

   После нашла другие сигареты — тонкие, приятно пахнущие табаком и мятой. Они лежали в изящном дамском портсигаре в зачарованной от губительного времени шкатулке, которую Оуэн держал под кроватью в старом чемодане. Там был только этот портсигар, длинный мундштук и фотоснимки, вложенные вместо конверта между двумя документами.

   О женщине с фотографий Оуэн никогда не рассказывал, но из бумаг Нелл узнала ее имя — Вилма.

   — Хорошо, Вилма, — сказала она ей, вставив тонкую сигаретку в мундштук. — Пусть будет так, Вилма, — кивнула, разжигая огонек на кончиках пальцев. — Забирай его. А я... Я заберу твой портсигар, Вилма. Неравноценный обмен, но я согласна.

   Портсигар она сохранила. За два с половиной года сигареты и воспоминания о ферме прочертили границу между давним прошлым и зыбким настоящим. Без этого встреча с Аланом и Сюзанной была бы слишком болезненной, а так — оцарапало вскользь по затянувшейся ране, но швы уже не разойдутся. Главное, чтобы удалось договориться со старыми знакомыми. Иначе придется уезжать, а Нелл этого не хотела. Снова мотаться по провинциальным городкам в поисках работы, зная, что для мага со свидетельством младшей школы не найдется ничего стоящего и вырученных мелким колдовством денег хватит лишь на еду и оплату съемного жилья? В академии же со второго года обучения можно подыскать приработок к стипендии, а после окончания... Нелл не любила загадывать, но и совсем не думать о таком не могла. После окончания она получит диплом, который откроет перед ней лучшие перспективы. И возраст будет еще не тот, когда уже поздно устраивать судьбу.

   Однако присутствие Алана и Сью ставило эти планы под угрозу, и всякая сентиментальность была задвинута на задний план. Нет памяти, нет боли. Есть проблема, которую нужно решить.

   Видимо, так думала не только Нелл. Получаса не прошло после разговора с Сюзанной, как появился ее супруг. Нелл все еще сидела на скрытой кустами скамейке, словно знала, что не нужно спешить с возвращением в общежитие, и почти не удивилась, когда Алан присел рядом.

   — Ты не можешь ничего рассказать или не хочешь? — спросил он без предисловий.

   — Не вижу смысла. Случившегося уже не изменить, да это и не нужно. Разве тебя чем-то не устраивает твоя жизнь?

   — А твоя? Твоя жизнь тебя устраивает?

   — Вполне.

   Хотелось верить, что он не уподобится жене и не сбежит, сердито сжимая кулаки и вымещая злость на подвернувшихся под руку ветках. Прежний Алан так не поступил бы, но кто знает, вдруг привычки в семье передаются подобно инфекциям?

   — Я сказала Сью, зачем я здесь и чего хочу. Думаю, наши желания совпадают. Всем нам выгодно сохранять прежнее положение вещей и не создавать проблем себе и друг другу. Ты же не хочешь проблем?

   — Ты мне угрожаешь? — рыкнул Алан. Синие глаза потемнели от гнева. — Угрожаешь моей семье?

   — Я? — Голос дрогнул, но не от страха, а от незаслуженной обиды. Если бы Нелл могла взглянуть на себя со стороны, вместо сдержанной молодой женщины увидела бы растерянную девчонку, готовую вот-вот расплакаться. В следующую секунду она взяла себя в руки и покачала головой. — Не угрожаю. Неверно выразилась, прости.

   — Ты прости, нервы, — проговорил он, отворачиваясь.

   Заметил. Понял. Но не поверил, иначе не вытащил бы из кармана складной нож и не положил бы его на скамью между ними.

   Объяснений не требовалось.

   Нелл взяла нож, открыла лезвие.

   — Я действительно не хочу проблем, — пробормотал Алан. В глаза не смотрел — только на ее руку, с которой покатились на траву алые капли.

   — Пусть моя кровь станет залогом, — произнесла Нелл ритуальную фразу. Она так торопилась покончить с этим, так крепко сжала лезвие, что рассекла ладонь слишком резко и глубоко, но боль не мешала говорить: — Клянусь, что не желаю зла и не причиню его намеренно ни тебе, Алан, ни Сюзанне, ни вашим детям.

   — Намеренно? — уточнил он, морщась.

   — Я могу ручаться лишь за свои поступки, а не за их последствия. И от других не прошу большего.

   Она протянула ему нож. Несколько минут назад готова была поверить на слово, но Алан сам напомнил о том, как далеки те времена, когда они могли доверять друг другу. Выслушав ответное обещание, достала из сумочки платок и портсигар. Платком перетянула порез. Закурила.

   — Так странно, — в пустоту произнес Алан.

   Нелл промолчала, и он, поняв, что говорить уже не о чем, ушел.

   Она тоже не видела причин задерживаться в парке. Нужно было вернуться в общежитие, перевязать руку и немного поспать, ведь ночью ей этого толком не удалось. Причину, по которой она не выспалась, Нелл старалась не вспоминать, надеясь, что и причина не вспомнит о ней.

   Копание в архивах не дало результатов. Как сообщали газеты, отец Хелены, Эрик Вандер-Рут, работавший когда-то все в том же Глисетском университете, скончался от сердечного приступа, спровоцированного резким оттоком сил, — в среде магов явление нередкое. Что сталось после с его женой, действительно ли она вышла замуж и сменила имя, выяснить не удалось. О младшей сестре Хелены упоминали только в заметке о похоронах. Больше всего информации было о Йозефе Вандер-Руте, но, невзирая на его заслуги перед наукой, милорда Райхона давно покойный основатель знаменитой династии демонологов не интересовал.

   Когда Оливер покинул библиотеку, солнце уже клонилось к закату. Подумалось, что неплохо бы компенсировать пропущенный обед плотным ужином, но идея эта была подхвачена потоком других мыслей, а те унесли и ее, и самого ректора не в сторону столовой, а к третьему женскому общежитию. Снова. Простая логика: близится время ужина, который Элеонор, в отличие от него, вряд ли захочет пропустить, и можно перехватить ее по пути. От решения объясниться Оливер не отказался, а раз так, то и откладывать разговор не стоило. Впереди ночь, а именно по ночам, как известно, обостряются зубная боль и муки совести, и он не желал, чтобы Элеонор терзалась сожалениями до утра. Да и самого подобная перспектива не прельщала.

   Набросив иллюзию, он остановился в тени пожелтевшего клена, откуда мог наблюдать за входом в общежитие. То ли охотник, выслеживающий добычу, то ли караулящий жертву маньяк. Оба сравнения ему не понравились, но нейтральное определение «преподаватель, ждущий студентку, чтобы обсудить насущные проблемы» настолько отдавало фальшью, что Оливер, даже наедине с собой избегавший внешнего проявления эмоций, недовольно поморщился.

   Вскоре он морщился и кривился, уже не сдерживаясь: закончилось время действия наложенного Грином анестезирующего заклинания и разболелась рука, которую доктор во избежание прилива крови к поврежденным тканям велел держать на перевязи, о чем Оливер благополучно забыл. Кроме того, выяснилось, что целительские чары распространялись не только на руку, но и на остальные части тела, потому что одновременно с проснувшейся в кисти болью начали чесаться расцарапанные плечи и спина.

   Чесаться одной рукой было неудобно. Шероховатый ствол выручал, но лишь до тех пор, пока милорд ректор не представил, как это выглядит со стороны. В надежности иллюзии он не сомневался, но нарисовавшееся в воображении зрелище заставило взять себя в руки. Фигурально выражаясь. В действительности же в руку, здоровую, он взял перебинтованную кисть, прижал ее к груди и, стиснув зубы, мужественно терпел расползающийся по лопаткам зуд, изредка позволяя себе словно невзначай потереться о дерево.

   За время, пока он страдал в засаде, из общежития вышло уже немало девушек, но Элеонор среди них не было. Возможно, ночной инцидент на весь день испортил ей аппетит и ждать дальше не имело смысла. Но Оливер ждал.

   И не он один. Сосредоточившись на спускающихся с крыльца студентках, он не сразу обратил внимание на прохаживающегося у крыльца юношу, а ведь тот был ему хорошо знаком. Реймонд Бертон, незадачливый аллергик из курируемой ректором группы. Если бы в день отбора парня не угораздило столкнуться с фобосами, а Элеонор не пришла ему на помощь, показав себя далеко не бесчувственной ледышкой, Оливер не изменил бы первоначального мнения о девушке, не взял бы на свой курс и вчера вряд ли заговорил бы с нею. Значит, мистер Бертон был косвенно виновен в том, что его куратор сейчас прятался под иллюзией, баюкая ноющую руку. Отсюда и невольно вспыхнувшая в глубине души неприязнь. Хотя тот факт, что ждали они оба, скорее всего, одну и ту же особу, тоже сыграл роль, ведь теперь, чтобы поговорить с Элеонор, придется как-то отвлечь от нее провожатого.

   — Рей! — Сбежавшая с крыльца девица без стеснения ухватила молодого человека под руку. — Давно караулишь?

   Что ответил Реймонд, Оливер не расслышал, а вот девица, в которой ректор опознал ту самую куколку, чью кандидатуру он отклонил на отборе, говорила так громко, что слышал ее не только стоявший в десяти ярдах маг.

   — Нелл на ужин не пойдет. Сказала, не голодная. Бродила где-то полдня, на свидание, наверное, бегала...

   Куколка захихикала и потащила Бертона в сторону столовой. Оливер выждал немного и тоже пошел. В общежитие.

   Иллюзию не снимал. Сигнальную сеть, призванную оповестить смотрительницу о визитере, миновал легко: у ректора были преимущества перед мальчишками, рвущимися в окна к подружкам. В холле остановился невидимый перед списком жиличек и узнал номер комнаты мисс Мэйнард.

   В третьем общежитии жили девушки из простых семей, преимущественно стипендиатки, чья родня не в состоянии оплачивать дополнительный комфорт. Вместо персональных ванных тут была общая купальня, прачечная, предоставлявшая воду и мыло, но не прачек, уборкой помещений студентки тоже занимались самостоятельно, а в комнатах размещалось до пяти человек. Элеонор, как староста, могла переселиться в отдельную комнату, но Оливер знал, что она предпочла дополнительные талоны на питание, а с жильем, если верить списку, ей по меркам общежития и так повезло: соседка у нее была только одна — наверняка та самая болтушка, что ушла в столовую. Значит, разговору никто не помешает.

   На втором этаже Оливер остановился перед нужной дверью, избавился от защитного полога и постучал. Когда на стук никто не отозвался, вошел. Не хотелось торчать в коридоре, а о вторжении он предупредил.

   Думал, что предупредил. Элеонор же понятия не имела, что у нее посетитель: она спала, причем так крепко, что стучать он мог еще долго и безрезультатно.

   Оливер пару минут рассеянно рассматривал книжные полки, отметив наличие у бедных студенток нескольких довольно дорогих книг, подумал, насколько скудным должен быть гардероб девушек, если вся одежда умещалась в небольшом шкафу, и как неудобно готовиться к занятиям за одним столом, а затем, придерживая перевязанную руку, опустился на корточки рядом с кроватью.

   Спящая Элеонор выглядела иначе, не такой, какой он привык видеть ее на лекциях. На умиротворенном лице не было и тени обычной холодности. Ничего холодного, хоть и казалось, что лицо это вылеплено из снега, как и лежащая поверх одеяла рука, как и округлое плечо, с которого сползла уступающая ему белизной рубашка. Ресницы — иголочки инея. Из такого же инея тонкие дуги бровей. Волосы — снежное облако. Только губы нежно-розовые, а на щеках едва-едва проступает румянец, словно светится что-то под снегом.

   Потому что совсем она не ледяная, подумалось с непонятной грустью. Внутри нее живет огонь. И глаза у нее — теплые желтые солнца.

   Задумавшись, откуда взялась вдруг эта грусть, Оливер и не понял сразу, что глаза девушки открыты и он смотрит в них, пока она глядит на него с рассеянной улыбкой.

   «Ты — сон, — говорила ее улыбка. И разрешала: — Ладно, снись...»

   — Вы? — Очнувшись, Элеонор вскочила на постели. — Здесь?

   — Простите, я хотел...

   — О боги, о чем вы только думали, приходя сюда?

   На счастье, вопрос ответа не требовал.

   — Станьте к двери, чтобы никто не вошел, — приказала Элеонор. Отбросив одеяло, соскочила на пол. — Вы представляете, как это будет выглядеть, если кто-нибудь заглянет? — без возмущения, словно сама еще не осознала реальности происходящего, выговаривала она незваному гостю.

   Повернувшись к нему спиной, принялась торопливо одеваться. Наверное, предполагалось, что и Оливер отвернется, но ему это и в голову не пришло, в отличие от совершенно неуместной мысли предложить даме помощь.

   Помощь не потребовалась.

   Корсет застегивался крючками впереди, и затягивать шнуровку на спине с такой фигурой, как у мисс Мэйнард, необходимости не было. С завязками нижней юбки Элеонор тоже справилась без помощников. А форменное синее платье изначально шилось так, чтобы студентки могли одеваться, не прибегая к услугам камеристок. Ректор, к слову, утверждал среди прочего и фасон формы, но убедиться в ее соответствии требованиям до сегодняшнего дня случая не имел.

   — Не стоило беспокоиться, — пробормотал он, когда девушка, застегнув пуговицы и быстро скрутив волосы в узел, непонятно как державшийся на затылке без шпилек, обернулась. — Если кто-то... я бы...

   Оливер изобразил здоровой рукой нечто, по его мнению, символизировавшее воронку портала, и Элеонор, судя по ее взгляду, поняла, что он хотел сказать. А он понял, что говорить об этом нужно было сразу или же не говорить совсем.

   Показалось нелишним сменить тему.

   — Что у вас с рукой? — спросил он, заметив, что левая ладонь девушки забинтована.

   — А у вас? — спросила она в ответ.

   — Упал.

   — Порезалась.

   — У меня есть знакомый целитель...

   — У меня есть заживляющая мазь на травах. — Элеонор отвела взгляд. — Но вы ведь не об этом собирались поговорить?

   С учетом зудящей от царапин спины заживляющая мазь тоже была достаточно интересной темой, но Оливер действительно пришел не за этим.

   — Да, я... Поужинаете со мной?

   Она медленно подняла на него глаза.

   — Я подумал, раз вы не пошли в столовую... — поспешил объяснить он. — И мы могли бы поговорить в спокойной обстановке.

   — Вы планировали долгий разговор?

   — Нет, но...

   — Я не голодна, спасибо.

   Тон, которым были произнесены эти слова, подействовал так же, как подействовала бы ледяная вода, вылитая ему на голову. Оливер тут же вспомнил, что собирался уладить проблему, а не создавать себе новые, да и не в его возрасте и не при его должности вести себя подобно зеленому юнцу, робеющему в обществе неприступной девицы.

   — В таком случае не буду отнимать у вас время, — проговорил он ровно. — Я лишь хотел сказать, что заинтересовался случаями спонтанных трансляций эмоций, просмотрел соответствующую литературу и пришел к выводу, что в произошедшем ночью определенно есть и моя вина. Наверняка вы тоже изучали это явление и знаете, что такое резонанс. Полагаю, он имел место, и не только ваше настроение передалось мне, но и мое вам. Не скажу, что подобное поведение обычно для меня, но усиленные резонансом чувства сложно контролировать, а вы — привлекательная женщина... девушка...

   Он все-таки сбился: в конце концов, не классификацию проклятий на лекции объяснял. Но выражение лица Элеонор подобало как раз слушающей лекцию студентке — внимательное и понимающее. Преподавателям нравится видеть подобные лица. Но не в таких же обстоятельствах!

   — Спасибо, милорд, — кивнула она, и даже дураку стало бы ясно, что благодарность относится не к невнятному комплименту. — Мне будет спокойнее знать, что случившееся было не слишком неприятно для вас. И что вы понимаете природу произошедшего и не считаете меня окончательно падшей особой.

   — Ни в коей мере, — заверил Оливер, помрачневший еще на словах «не слишком неприятно». — Можете не опасаться, что данный инцидент как-то скажется на моем отношении к вам в дальнейшем.

   — Спасибо. Это все, что я хотела услышать, милорд.

   — В таком случае, всего доброго, мисс Мэйнард.

   — До сви...

   Провалившись в портал, он не слышал окончания фразы и не видел, как оставшаяся в комнате девушка опустилась на кровать и закрыла лицо руками, посидела так с минуту, вскочила, схватила сумочку и выбежала за дверь.

   Оливер тем временем, оказавшись в своей гостиной, стянул сюртук, скинул туфли и соорудил кое-как перевязь для больной руки. Подумал, что сварить себе кофе, управляясь в прямом смысле одной левой, все равно не сможет, и достал из буфета бутылку бренди. Посмотрел на нее и убрал обратно. Надел сюртук, влез в туфли и открыл портал к арке рядом со стоящим особняком одноэтажным зданием, в котором размещалось управление внутренней полиции академии.

   Милорд Райхон слыл человеком нелюбопытным, но данное утверждение лишь отчасти соответствовало истине. Не всякое дело способно было его заинтересовать, и не всякий свой интерес он стремился демонстрировать. Сейчас, например, совсем не стремился, однако уже убедился, что самостоятельно ответов не найдет. Возникшая в библиотеке версия, будто Элеонор — сестра покойной невесты Алана Росса, не давала покоя, как и само то дело. Вроде бы все ясно, прозрачно, доказано, но Оливер, как никто другой, знал, что далеко не все подробности подобных происшествий выносятся на суд широкой общественности и даже в отчетах министерству и королевской комиссии многое утаивается. Пусть те комиссии и состоят из опытных магов-дознавателей, но учились эти маги где и у кого? То-то же! Вот и приходилось лорду-министру демонстрировать полное доверие магическим учебным заведениям высшего уровня. А что на самом деле творится в этих заведениях, известно только их руководству.

   Лезть в глисетскую историю одиннадцатилетней давности Оливер не собирался: невольно поднимет шум — ректор Хеймрик спасибо не скажет, а усложнять жизнь уважаемому магу, не раз поддерживавшему его на министерских сборищах, Райхон не планировал. Все, что он хотел, — установить, связана ли Элеонор с семейством Вандер-Рут.

   — Добрый вечер, милорд, — приветствовал вошедшего в помещение ректора дежурный. — Вы к инспектору? У него выходной сегодня...

   — Я знаю, — успокоил засуетившегося полицейского Оливер. — Мне нужен сержант Эррол.

   — А, этот есть. Отчеты по празднику заканчивает. Вы же за отчетами?

   Он кивнул. Нужно поддерживать репутацию въедливого зануды. Вот, не дотерпел до понедельника, примчался в выходной, узнать, кто и что учудил на Осеннем балу. Хотя вряд ли кто-нибудь из студентов или преподавателей смог переплюнуть в этом вопросе ректора.

   Отчетами сержант Эррол занимался весьма своеобразно. Открыв дверь в кабинет инспектора Крейга, где, по словам дежурного, находился означенный сержант, Оливер увидел пустой стол, перешагнул порог и тут же споткнулся о разлегшуюся у входа рысь. Зверь недовольно рыкнул и клацнул зубами в опасной близости от ректорской ноги, за что получил пинок, не со зла, а исключительно рефлекторно.

   — Простите, милорд, — пробормотал Норвуд Эррол, приняв человеческий облик. — Не узнал спросонья. А что у вас с рукой?

   Перебинтованные конечности собеседника, оказывается, здорово выручают, если нужно сменить тему.

   — Да вот так же споткнулся об оборотня, — усмехнулся ректор, глядя на заспанного полицейского. Наделенные способностью к обороту маги хоть и происходили от природных оборотней, меняли облик не только благодаря свойствам крови, но и с помощью магии и сохраняли при трансформации одежду и личные вещи, от часов до оттягивающего карман револьвера. И одежда, как ни странно, не мялась, в отличие от лица перевертыша, уснувшего в зверином обличье.

   — Всю ночь на ногах, — оправдывался сержант. — До утра загулявших студентов отлавливали, а с утра — здесь. Думал, подремлю часок.

   — Почему рысью?

   — Мягче, — передернул плечами Норвуд.

   История, в ходе которой Эдвард Грин обзавелся женой, и для инспектора Крейга не прошла без последствия. Только вместо супруги шеф внутренней полиции отхватил талантливого стажера, за семь лет успевшего окончить академию, дослужиться до сержанта и не раз доказать, что старик недаром тратил на него время.

   — Норвуд, я к вам по делу, — начал ректор, сочтя обмен приветствиями состоявшимся. — Для вас ведь несложно по полицейским каналам разыскать человека?

   — Для меня? Может, шефа попросить? Или?..

   — Или. Мне бы не хотелось привлекать к этому инспектора.

   Крейг слишком глубоко копает — это профессиональное. А Оливеру глубоко не нужно, не в этот раз.

   — Ясно, — кивнул Рысь, оставив при себе выводы относительно нежелания ректора посвящать старика в свои дела. — Кого ищем?

   — Некогда в Глисетском университете работал демонолог — Эрик Вандер-Рут. Около двадцати пяти лет назад он умер, а его жена со временем повторно вышла замуж. Хотелось бы узнать, как сложилась судьба этой женщины, ее новое имя, есть ли у нее дети и, если да, их имена и по возможности нынешнее местонахождение.

   При такой постановке вопроса выходило, что Оливер интересовался в первую очередь вдовой глисетского демонолога, а не ее дочерью. Если выяснится, что эта самая дочь учится в академии, спишет на совпадение, в которое Рысь Эррол, естественно, не поверит, но и болтать лишнего не станет. Если же окажется, что сестра Хелены Вандер-Рут не имеет никакого отношения к Элеонор Мэйнард... А кто тут вообще говорит об Элеонор Мэйнард?

   Но кое о чем сказать нужно было.

   — У дамы, которой я интересуюсь, в первом браке была дочь. Она погибла больше десяти лет назад. А до этого была помолвлена с одним из наших преподавателей. С Аланом Россом, он работал на тот момент в Глисете. Уверен, это первое, что вы выясните, взявшись за поиски, поэтому предупреждаю сразу: Алан может поддерживать отношения с семьей покойной невесты, но узнавать что-либо через него я не хочу. Вопрос... э-э-э... конкуренции.

   — Чего? — не понял оборотень.

   — Конкуренции. Среди демонологов. — Объяснение Оливер придумал только что, но тон взял уверенный. — Один мой знакомый полагает, что у вдовы Вандер-Рута хранятся какие-то его наработки, и готов их купить. А Алан — сам демонолог.

   — А, в этом смысле. — Рысь зевнул, соперничество демонологов его не интересовало.

   — Именно в этом. Как много времени потребуется на поиски?

   — Ну... — Оборотень почесал макушку. — Завтра с утра запрошу в главном управлении информацию по Эрику Вандер-Руту, у них должны быть сведения о живых членах семьи. Узнаю имя его жены и сделаю еще один запрос. Можно через попечительский совет провести, как поиск предполагаемой родни. Мы по просьбам студентов иногда так делаем, вы знаете. Как малолетнего сироту приютить — так никого нет, сразу в приют сдают, а как мага в семью получить — тут же родственники находятся, вплоть до четвероюродной прабабки... Вы же будете в среду у Гринов? Если повезет, к тому времени что-то узнаю.

   Домой Оливер пошел пешком: последние теплые дни, нужно пользоваться. По пути зашел в кондитерскую, выпил кофе, игнорируя любопытные взгляды расположившихся за соседним столиком студенток, съел булочку с корицей, еще три попросил завернуть с собой, к завтраку.

   Дома ворчал по-стариковски, ругая Эдварда. Трудно тому было сразу залечить переломы? А теперь приходилось мучиться, снимая одежду, и одной рукой стелить постель.

   В процессе приготовлений ко сну между матрасом и спинкой кровати обнаружилась кружевная подвязка. Оливер сунул ее, не рассматривая, в ящик с бельем и продолжил ворчать на нечуткого целителя, правда, уже не так сердито.

   Проснувшись в постели Оливера Райхона, Нелл желала, чтобы все случившее оказалось сном.

   Желание сбылось.

   Самым жутким образом.

   — Ты стонала во сне, — с сочувствием сообщила растолкавшая ее среди ночи Дарла. — Негромко, но так... жалобно... Кошмар, да?

   — Кошмар, — согласилась Нелл.

   Кошмарнее не придумаешь.

   Дождалась, пока соседка крепко уснет, и, захватив сигареты, вышла в уборную.

ГЛАВА 7

Желания вообще штука странная, их, по-хорошему, и загадывать не стоит, чтобы, не дайте боги, не сбылись. Но, случается, вырвется что-то невольно, и все: кто-то там наверху услышал и принял к исполнению. Вот и Нелл, запершись ночью в уборной и забравшись на подоконник, выдохнула в форточку облачко дыма и пробормотала, зажмурившись: «Кто угодно, только не Райхон», а утром, за завтраком, у нее нашелся поклонник.

   Точнее, нашлась Нелл. А поклонник ее искал. Еще с праздничного вечера — упорный молодой человек.

   — Я знал, что рано или поздно ты появишься в столовой, — заявил он, сверкая довольной улыбкой.

   «И умный, аж жуть», — хмуро подумала Нелл.

   Хмурой она была с момента пробуждения, и поклонник к этому отношения не имел, но и радости он в ее жизнь не привнес. Ну да, все как Дарла и говорила: старшекурсник, высокий, голубоглазый, смазливый — ходячая мечта наивной первокурсницы. Но Нелл от наивных первокурсниц отличалась, в том числе и мечтами.

   — Мы уже на «ты»? — спросила у усевшегося за стол рядом с нею парня.

   — О, простите мою бестактность, мисс, — подскочил тот, отвесил шутовской поклон и шмякнулся обратно на лавку. — Тэйт Тиролл, алхимик, шестой курс, как тебя зовут и где учишься, я уже знаю, и да, мы на «ты», потому что жизнь коротка, а время слишком дорого, чтобы тратить его на глупые расшаркивания. Согласна?

   — Выйти за тебя? — уточнила Нелл угрюмо. — Конечно. Не будем время терять, да? — Пользуясь замешательством алхимика, бесцеремонно потянула за свисавшую из его кармана цепочку, вытащила часы и открыла крышку. — Значит, через час встречаемся в храме. Платье я найду, подружка невесты имеется, — кивнула на растерянно хлопающую ресничками Дарлу, — кольца и букет принесешь ты. Для празднования можно арендовать одну из местных кофеен. Согласен? Нет? Какая жалость. Жизнь так коротка, хотелось стать миссис Тиролл еще до ужина, но, видно, не судьба.

   Сунула часы в руку не успевшего и слова вставить парня и, отвернувшись, продолжила есть запеканку. О мистере Тиролле, молча поднявшемся из-за стола и гордо удалившемся, как ей казалось, можно было забыть.

   Но алхимик забываться не пожелал. Когда Нелл и Дарла выходили из столовой, тот караулил у входа с букетиком пестрых хризантем, сорванных наверняка на ближайшей клумбе.

   — Вот, букет уже есть. С остальным, конечно, за час не управимся, но, если не откажешься погулять со мной после ужина, однажды все может быть.

   — Ты нормальный? — на всякий случай спросила Нелл.

   — Целители говорят, что да. Но можешь сама проверить. Вечером? Заглянем в парочку кофеен, присмотрим подходящую для торжества?

   Можно было отказаться, но, с другой стороны, почему бы и нет? Ее это ни к чему не обязывает, а прогулки перед сном полезны. В качестве профилактики кошмаров, например.

   Грин велел прийти в понедельник, но Оливер решил наведаться к целителю на день раньше. То, что в выходной искать доктора нужно не в лечебнице, а дома, его не смущало: миссис Грин — радушная хозяйка и с удовольствием встречает даже незваных гостей, и, собственно, с ней-то он и хотел увидеться, а рука — просто предлог, хоть и побаливала еще немного.

   — А что вы хотели? — спросил Эдвард, обновив анестезирующее заклинание. — Я предупреждал ограничить нагрузки и держать руку на перевязи. Скажете, так и делали?

   — Нельзя ее все-таки сразу вылечить?

   — Нельзя, — отрезал целитель. — Материал для восстановления тканей берется не из воздуха, его дает ваш же организм, и скоростная отдача веществ, нужных и другим органам, на пользу ему не идет.

   Пока ее муж занимался пациентом, Элизабет подала нечто вроде второго завтрака: чай, сэндвичи с паштетом и яблочный пирог. Оливер съел кусочек пирога из вежливости, потом еще два просто так и, решив, что наступил удобный момент, обратился к хозяйке:

   — Элизабет, можно попросить вас об одолжении? Раз уж все равно шел к вам, захватил один амулет, он почти разрядился...

   — Вот и несли бы его к артефакторам, — недовольно перебил Эдвард. — Заряжать артефакты — их работа, а не моей жены.

   — В отличие от вашей жены у них могут появиться неудобные вопросы

   Оливер положил в пустое блюдце создающий невидимый полог кулон. Мистер Грин хмыкнул, но промолчал. От миссис Грин подобной тактичности ждать не приходилось.

   — Ух ты! — воскликнула она, схватив амулет. — Это же из полицейского арсенала? Ограбили нашего милого инспектора? Заряд действительно слабенький. Часто используете? Интересно как?

   — Шастаю тайком по женским общежитиям, — чистосердечно покаялся Райхон.

   Целительница снисходительно улыбнулась: мол, так себе шутка, но считайте, что позабавили.

   — Он мне достался уже разряженный, — сказал Оливер. — И да, не самым честным путем. Инспектор о нем забыл, а я не счел нужным напомнить. Вдруг пригодится? Но пустой амулет потеряет свойства и станет бесполезен. Поможете?

   Заряжать амулеты не входило в обязанности миссис Грин, но у нее это неплохо получалось. Элизабет легко, легче даже, чем некоторые годами тренировавшиеся специалисты, входила в близкое к астралу подпространство и научилась перетягивать оттуда потоки чистой энергии. Это не делало ее более квалифицированным магом, ведь квалификация определяется уровнем знаний и сложностью плетений, но усилить уже составленное заклинание она таким образом могла или вот пополнить растраченный заряд артефакта.

   — Помогу. — Элизабет поднялась из-за стола. — Не здесь же? — скосила глаза на сына, увлеченно размазывающего по тарелке повидло. Со стороны выход в подпространство выглядел как глубокий обморок и мог испугать ребенка. — Эд, подстрахуешь?

   — Угу. Грэм, приглядишь за нашим гостем?

   Мальчик, которого взрослые усадили с собой за стол, очевидно, только затем, чтобы оставался на глазах, оторвался от своего интереснейшего занятия и кивнул. После ухода родителей он перебрался на ближайший к Оливеру стул и вперил в ректора серьезный немигающий взгляд, слишком буквально восприняв просьбу отца. Впрочем, и минуты не прошло, как ему это наскучило.

   — Подрался? — спросил, ткнув предварительно облизанным пальцем в перевязанную руку Оливера.

   — Упал.

   — Неуклюжий такой?

   В словах ребенка послышалось фамильное гриновское ехидство, а Оливеру в этом смысле и главы целительского семейства хватало.

   — Ладно, скажу по секрету, — прошептал он, наклонившись к мальчику. — Подрался.

   Насмешка в серых глазах мальчугана сменилась уважением.

   — Всех победил?

   — Всех.

   — Молодец. А зачем ты по женским общежитиям ходишь?

   — Если бы я сам знал, — вздохнул Оливер.

   Грэм тоже вздохнул. Из мужской солидарности, наверное. Потом предложил гостю съесть еще пирога и конфет, потому что ему папа говорил, что сладкое полезно для ума.

   Видимо, помогло, потому как, получив заряженный амулет, Оливер не отправился тут же его испытывать, а вернулся домой, где и провел остаток дня, то разбирая рабочие планы, то пролистывая недавно вышедший, но уже завоевавший популярность у читателей авантюрный роман. Авантюры именно в романах и хороши, а в жизни лучше не ввязываться.

   До вечера Нелл успела пожалеть, что согласилась на свидание с напористым алхимиком, но идти на попятную было не в ее правилах, и за ужином она даже удостоила бесцеремонно подсевшего к ней мистера Тиролла вполне любезной улыбкой.

   — Может, не будешь тратить время на кашу? — с ходу предложил Тэйт. — Ее сегодня недосолили, а мы все равно собирались в кофейню.

   Нелл ответила еще одной улыбкой, взяла солонку, посолила рассыпчатую пшенку и, игнорируя Дарлу, отдавившую ей под столом ногу, съела всю порцию. Стипендиатов кулинарными изысками не баловали, в отличие от тех студентов, которые могли себе позволить оплачивать отдельное меню. Собственно, аппетитные ароматы, наполнявшие столовую, шли из той ее части, где трапезничали дочурки лордов и сынки капиталистов. Не пустая же каша так пахла? Но Нелл уже решила, что ни в какие кофейни заходить не станет, а если и зайдет, то ни к еде, ни к напиткам не притронется. И не оттого, что не хотела стеснять кавалера, который, как она заметила, тоже не принадлежал к сливкам местного общества. Что, если этот обаятельный наглец сговорился с официантами, и те подсунут ей какое-нибудь снадобье, после которого она внезапно проникнется нежными чувствами к мистеру Тироллу? Нелл слышала о подобном. А Тэйт этот странный. Если говорить без ложной скромности, а такой добродетели Нелл за собой не замечала, внешность у нее хоть и необычная, но вполне привлекательная, однако не настолько, чтобы сражать наповал смазливых старшекурсников, за которыми девицы наверняка толпами бегают.

   Непонимание нервировало, поэтому, как только они с алхимиком вышли из столовой и отошли подальше от Дарлы, глядевшей им вслед с умилением, Нелл прямо спросила у парня, чем заслужила его внимание.

   — Ты выделяешься среди других девушек.

   — Тебя это не смущает?

   — Меня тяжело смутить, но при случае можешь попробовать. А то, что ты не похожа на других, даже кстати. У меня плохая память на лица. Постоянно путаю девиц, с которыми встречаюсь, с их подругами или вообще случайными особами, страдаю потом от каких-то беспочвенных обвинений. С тобой такого можно не опасаться.

   В общем, отшутился.

   В кофейню они все-таки пошли. Попутно молодой человек устроил Нелл экскурсию по академгородку: рассказывал о каждом здании, попадавшемся им по дороге, о памятнике или фонтане.

   — А здесь вечерами собираются студенты, — обвел он рукой освещенную фонарями площадь. — Вон там — студенческий театр. Можем как-нибудь сходить. Там — магазинчик чудес: лицензированные артефакты, разрешенные к продаже... ничего интересного, как понимаешь. Там — гадательный салон, девчонки с прорицательского развлекаются... Но мы же хотели посидеть в тепле и съесть что-нибудь, что заставило бы забыть о сегодняшней жуткой каше? Тогда нам туда или туда. Выбирай.

   Предложенные заведения отличались друг от друга только вывесками: на одной было написано «Кофе», на другой — «Шоколад». В остальном практически полное сходство: в обе стороны открывающиеся двустворчатые двери, высокие прозрачные окна, маленькие столики внутри...

   — Пойдем туда, где людей меньше, — решила Нелл.

   — Разумно, — согласился Тэйт и повел ее к двери под вывеской «Шоколад».

   Когда до цели оставалось всего несколько ярдов, он вдруг остановился, обнял Нелл за талию, привлек к себе и поцеловал. Первым побуждением было оттолкнуть нахала, но она поступила с точностью до наоборот: прильнула сильнее и обвила руками шею парня, отвечая на поцелуй.

   Для алхимика это стало полной неожиданностью, но с изумлением он справился быстро, поцелуй не прервался, а объятия, разжавшись на мгновение, в следующий миг стали крепче.

   — Неплохо, — шепотом прокомментировала Нелл, когда у нее появилась возможность говорить.

   — Насколько неплохо? — уточнил, не переставая обнимать ее, парень.

   — По десятибалльной шкале? — Она провела ладонью по ежику темных волос. — Чуть выше среднего — скажем, на шесть с натяжкой. Еще балл добавлю за артистизм. Но вышло бы натуральнее, если бы ты не косился на зрителей.

   Тэйт попытался изобразить недоумение, но, поняв, что дальше ломать комедию бесполезно, улыбнулся и поцеловал Нелл в лоб, то ли в знак благодарности, то ли завершая романтическую сцену, за которой из окна кофейни наблюдали две студентки.

   — Блондинка или шатенка? — полюбопытствовала Нелл, погладив кавалера по шершавой от проклюнувшейся щетины щеке.

   — Ни одна из них.

   — Подружки? Завтра донесут в подробностях?

   — Думаю, уже сегодня. Сердишься?

   — Еще не решила.

   С одной стороны, кому понравится, когда его используют? А с другой, теперь, когда все более или менее объяснилось, что мешает перевести отношения в стадию обоюдовыгодного сотрудничества? Если, конечно, мистер Тиролл рассчитывал на сколь-нибудь длительное сотрудничество.

   Чтобы выяснить это, пришлось зайти в кофейню, но не в ту, где остались взволнованные представлением зрительницы, а в другую, которая «Кофе». В качестве компенсации Нелл заказала самое дорогое пирожное. Тэйт, чье финансовое положение, как она предполагала, оставляло желать лучшего, мужественно смолчал и ограничился чаем без сахара. Когда принесли заказ, коротко поведал свою историю.

   Как и ожидалось, алхимик рассорился с подружкой. Та бросила его накануне Осеннего бала. Причем бросила в беде. Парень пострадал на практике, сильно обгорело лицо и волосы, и красотка, которую он обхаживал почти год, решила, что проще найти нового кавалера, чем ждать, пока этот выздоровеет. Но Тэйту повезло, лечение благодаря усилиям целителей не затянулось, и на бал он явился без повязок и шрамов, а о несчастном случае напоминали только остриженные волосы. Вероломная девица, завидев его, раскаялась и попыталась представить свое вероломство милым розыгрышем, но алхимик, естественно, не поверил и заявил, что уже нашел ей замену, при этом указав на первую попавшуюся на глаза девушку. Девушкой этой оказалась Нелл, слишком выделявшаяся в компании первокурсников. Чтобы подтвердить свои слова перед бывшей подружкой, Тэйт пригласил Нелл на танец, а после намеревался ухлестывать за ней весь вечер, но она поломала ему все планы, неожиданно исчезнув с праздника.

   — Пришлось намекнуть паре приятелей, что меня ждет кое-что поинтереснее танцев, и тоже уйти, — без смущения сообщил алхимик. — Так что у нас с тобой все серьезно, как понимаешь.

   Что-что, а наглость у него была не наигранная.

   — И как бы ты выкручивался, если бы за завтраком я тебя отшила? — поинтересовалась Нелл.

   — Порой отношения так недолговечны, — тяжело вздохнул он. — Но я пережил бы наш разрыв, не волнуйся.

   Прямо-таки восхитительная наглость! Как таким не воспользоваться?

   Но в том-то и дело, что «как» Нелл пока не придумала.

   Тэйт тоже не до конца еще определился с планами. На вопрос, хочет ли он вернуть подружку или просто позлить, пошатнув ее уверенность в собственной неотразимости и незаменимости, алхимик пожал плечами и сказал, что это зависит от многих факторов, начиная с того, какой будет реакция бывшей, и заканчивая теоретической возможностью, что в процессе он сам отклонится от первоначальной цели и переключится на кого-нибудь другого. При последних словах он выразительно поглядел на Нелл и накрыл ладонью ее лежащую на столе руку.

   Руку она не отняла, но подобными теориями посоветовала не увлекаться.

   — Не зарекайся, — самоуверенно ухмыльнулся парень.

   — Не нарывайся, — спокойно парировала Нелл, а на легкое пожатие пальцев ответила вспыхнувшим на них пламенем, заставив алхимика отдернуть руку и восхищенно присвистнуть.

   От огня инстинктивно захотелось прикурить, и это желание определило дальнейшее развитие событий. Когда площадь с кофейнями, салонами и магазинчиками осталась позади, Нелл свернула к замеченной в стороне скамеечке и достала сигареты.

   Простились они на крыльце ее общежития, без поцелуев и прочих нежностей. Условились увидеться на следующий день.

   Вот и хорошо, подумала Нелл. Завела же она официальных друзей? Теперь вот разжилась официальным ухажером.

   Все как у людей.

   Новую неделю милорд Райхон начинал с традиционного совещания с проректорами и деканами, затем вел прием сотрудников и студентов, так что в понедельник занятий на спецкурсе у него не было. Но все же Оливер нашел окошко в расписании, чтобы наведаться на факультет, узнать, все ли его студенты пришли на учебу после выходных, и не возникло ли за эти дни каких-либо сложностей. В конце концов, он куратор группы. А то, что прежде так не делал, — его упущение, надо исправляться.

   Заглянул в аудиторию, извинился перед пожилым историком и бегло пересчитал студентов по головам. Двое отсутствовали, а это уже повод для разговора со старостой.

   — Мисс Мэйнард, возьмите журнал и уделите мне несколько минут.

   Прикрыв дверь, Оливер отошел к подоконнику. Не так удобно, как в кабинете, но коридор пуст, тих, и можно поговорить. Об отсутствующих студентах, естественно.

   — Здравствуйте, милорд. — Элеонор вышла из аудитории и приблизилась, изобразив приветливую улыбку. Протянула журнал.

   — Здравствуйте, мисс, — кивнул Оливер. Положил журнал на подоконник, открыл здоровой рукой и уткнулся в списки, выискивая графы с отметками о неявке. На девушку не смотрел — незачем, он прекрасно помнил, как она выглядит на лекциях. Помнил, что форменное темно-синее платье смотрится при ее бледности траурным. Что волосы она зачесывает назад и собирает в узел на затылке, отчего становится похожа на мраморную статую с аккуратной гладенькой головкой и застывшим отстраненным лицом. — Вам известно, по каким причинам мисс Осгуд и мистер Вестлей не пришли сегодня на занятия?

   — Мисс Осгуд подвернула ногу по пути на факультет. Сейчас она в лечебнице и пробудет там до конца дня. Мистер Вестлей на выходные уезжал домой, его поезд прибывает в Ньюсби около полудня, а в академию Карл доберется только к вечеру. Вы подписали ему разрешение еще в пятницу.

   — В пятницу? — нахмурился ректор. — Видимо, я забыл об этом из-за Осеннего бала. Из-за подготовки к балу, я хотел сказать. Спасибо, что напомнили.

   — Не за что. Что-нибудь еще, милорд?

   — Нет. Хотя... Нужно как-то решить этот вопрос.

   — Какой вопрос?

   Голос девушки дрогнул, но Оливер и тогда не поднял на нее глаз.

   — С учетом посещений, — ответил он. — Информация должна быть у меня и в те дни, когда у меня нет лекций, а срываться каждый раз, как сегодня, не совсем удобно.

   — Если вас устроит, в такие дни я могу готовить пояснительную записку по отсутствующим и оставлять ее у вашего секретаря после первой пары.

   — Нет, это не выход, — покачал головой Оливер. — Пешком дорога в главный корпус занимает около десяти минут, и это в хорошую погоду. Вы не сможете бегать туда-сюда и в дождь, и в снег. Пожалуй, оставляйте записку у секретаря кафедры, а он будет передавать мне данные по телефону.

   — Хорошо, милорд.

   Первой мыслью было сказать Элеонор, чтобы она сама телефонировала ему с кафедры, но зачем? Зачем ему слышать дважды в неделю ее голос, особенно когда он звучит так безразлично?

   Да и вообще, глупости все это. Побочный эффект.

   — Как ваша рука, мисс Мэйнард? — Он решился посмотреть на нее, и выяснилось, что девушка и сама не глядит в его сторону.

   — Уже зажила, благодарю.

   — А моя еще... вот...

   Она взглянула. Быстро. Коротко. На перевязанную руку, в глаза.

   — Уверена, это ненадолго. Все пройдет.

   Как будто и не о руке.

   Но права, конечно. Пройдет.

   Нелл помнила первичные симптомы одержимости. Затрудненное дыхание, обильное потоотделение, тремор и судороги конечностей, резкое повышение или же понижение температуры, ухудшение слуха и зрения и неспособность сконцентрироваться на собственных мыслях. Человек, чье тело избрала вместилищем потусторонняя сущность, постепенно теряет над собой контроль, и им овладевают чуждые идеи и желания, справиться с которыми может только опытный экзорцист.

   По всем признакам, от взмокшей спины и дрожащих пальцев до странных желаний, Нелл была одержима. Но духи и демоны не имели к этому отношения, и на помощь заклинателя рассчитывать не приходилось, только на собственную выдержку и благоразумие. Она понимала причины своего состояния, а как говорят целители, если знаешь истоки недуга, найдешь и лекарство. Недуг Нелл проистекал из длительного одиночества, привычного и вполне комфортного, за время которого она уверилась в том, что просто неспособна уже испытывать некоторые эмоции. После Оуэна ни один мужчина не вызвал у нее интереса, ни разу не возникло мысли продолжить завязавшееся знакомство. А потом... Шок — кажется, так это называется, когда из-за потрясения не осознаешь сразу всей глубины проблемы. Например, продолжаешь идти, не чувствуя боли в сломанной ноге, или отвлекаешься на вопросы, которые кажутся более существенными, чем проведенная со случайным любовником ночь. Но это состояние не вечно. В какой-то момент боль прорежется, а на смену невнятным волнениям придет четкое понимание, что самое ужасное в той случайной ночи не то, что она была, а то, что теперь не получается о ней забыть. Можно не думать, отвлечься на время, но после все равно накатит, захлестнет горячей волной ощущений и навязчивых образов. И это — если не видеть его. А если видеть...

   Видеть в Оливере Райхоне, как прежде, преподавателя у Нелл не получалось. Она до последнего надеялась, что в атмосфере учебного корпуса все будет иначе, но стоило им встретиться, стало ясно, насколько наивны эти надежды. Она даже смотреть на него не могла, опасаясь, что не справится со своими желаниями. И хотелось ведь немногого — лишь коснуться. Коснуться его лица, провести пальцами по щеке, по волосам... обхватить руками шею, с силой притянуть к себе, прижаться всем телом, губами впиваясь в губы...

   «Переведусь», — твердо решила Нелл, вернувшись в аудиторию.

   На общем потоке хуже не будет: Алан и Сью и так знают, что она здесь, а больше ей прятаться не от кого. Только от Оливера. Если не видеться с ним постоянно, со временем она избавится от этой одержимости. А чтобы быстрее, можно роман закрутить, не формальный, а настоящий, со всеми вытекающими. С тем же Тэйтом — почему бы и нет? Связь без обязательств, в качестве профилактики.

   Звучало как рецепт целителя: в качестве профилактики болезненных фантазий о ректоре потреблять молодых здоровых алхимиков не реже двух раз в неделю в течение месяца, для закрепления эффекта после небольшого перерыва курс лечения повторить.

   Нелл всерьез настроилась испробовать этот рецепт, но вечером, когда после прогулки Тэйт хотел ее поцеловать, отвернулась, подставив щеку.

   И на следующий вечер — тоже.

ГЛАВА 8

На ужин к Гринам в среду Оливер явился не в лучшем настроении, и от хозяев это не укрылось.

   — Проблемы на работе? — сочувственно поинтересовалась Элизабет.

   Милорд Райхон махнул рукой, с которой Эдвард накануне снял повязку.

   — С головой у меня проблемы, — решился на маленькую откровенность.

   В понедельник он напомнил деканам, что они должны сдать графики семестровых зачетов. Вчера получил планы от всех факультетов, кроме факультета темных материй. Сегодня как раз был там, проводил семинар у спецкурса, и решил лично зайти в деканат, напомнить еще раз о зачетах. Декан Вильямс, в свое время учивший самого Оливера, выслушал, покивал, сказал, что у него нет графиков только по одной группе, но он поторопит куратора. Ни на тон последней фразы, ни на усмешку во взгляде декана Райхон внимания не обратил. А через полчаса после того, как он вернулся в ректорат, на столе у него зазвонил телефон, и старик Вильямс с отеческим укором прошамкал в трубку: «Оливер, голубчик, сдайте вы уже планы, а то милорд ректор гневается».

   — Заработался ты, милорд, — прокомментировал достойный превратиться в анекдот рассказ инспектор Крейг — еще один старик, знавший Оливера неразумным первогодком. — И это ить самое начало года. К концу что будет? Нужен тебе этот спецкурс?

   В последние дни ректор только и делал, что обдумывал этот вопрос, и пришел к выводу, что все-таки нужен.

   — Это с непривычки, — объяснил он возникшие у него сложности. — Но с графиками неудобно получилось, совсем из головы вылетело.

   — У вас там много ненужного, для нужного места не остается, — справедливо заметила леди Пенелопа.

   Пожилая целительница тоже принадлежала к числу тех, кто помнил милорда Райхона в его юные годы. С этими людьми он, как ни старался, не мог быть просто ректором. И только с ними позволял себе иногда быть самим собой. Еще с Гринами, но это уже другая история — история, сблизившая их всех, Оливера, Эдварда, Элизабет, леди Райс, инспектора Крейга и Норвуда Эррола. Последний опаздывал на званый ужин, и из-за этого милорд ректор нервничал еще сильнее. Он уже собирался спросить у инспектора, не услал ли тот подопечного по каким-то делам, как в дверь позвонили.

   Что задержало сержанта Эррола, Оливер так и не узнал, да и не стремился, зато, когда оборотень, покончив с приветствиями и извинившись перед остальными, отозвал его в сторонку на пару слов, пришлось приложить усилия, чтобы спокойно, ничем не выдав нетерпения, подняться с кресла и выйти вслед за полицейским на террасу.

   — Тут все, что удалось найти. — Рысь вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

   — Спасибо, Норвуд, — немного торопливо поблагодарил ректор. — Я ваш должник.

   — Да не за что, — пожал плечами оборотень.

   И, увы, оказался прав.

   Двадцать лет назад миссис Вандер-Рут действительно во второй раз вышла замуж за некоего Энтони Бина, торговца. Через семь лет снова овдовела. В настоящее время жила на севере королевства с дочерью, Эмилией Бин, которой, согласно данным из полицейских архивов, сейчас всего четырнадцать.

   Бредовая версия, которую Оливер тем не менее всерьез обдумывал несколько дней, не подтвердилась. Но та, что пришла ей на смену, была еще более абсурдной.

   Она сформировалась не сразу. Вертелась в голове неуловимой мыслью, за которую никак не удавалось ухватиться. Смутное чувство, что он упускает нечто важное, мешало сосредоточиться на застольной беседе. Слух улавливал только самое начало фраз с обращением, на случай если прозвучит его имя и придется отвечать.

   — Леди Пенелопа, вы...

   — Рысь, не знаешь...

   — Вот что я тебе скажу, Эд...

   — Элизабет, вы слишком...

   — Инспектор...

   — Бет, передай, пожа...

   — Элси, я тут...

   — Нет, Элизабет, вряд ли...

   — Элизабет, — негромко, но четко повторил Оливер.

   — Да? — обернулась к нему хозяйка.

   — Ничего, я просто вдруг заметил, что все мы обращаемся к вам по-разному. Для меня и леди Райс вы — Элизабет, для Норвуда — Элси, для Эдварда — Бет. Только инспектор, кажется, еще не определился.

   — О, у него богатый выбор, — рассмеялись миссис Грин. — В запасе еще Бесс, Лизи, Либи. Папина тетушка зовет меня Лилибет, но сразу предупреждаю, это имя мне категорически не нравится.

   — Учту. — Он улыбнулся, подрагивающими от волнения пальцами комкая под столом салфетку. — Но выбор действительно большой. Мне вот не настолько повезло с вариантами. А у некоторых их с избытком.

   — Маргарита, например, — тут же вспомнила Элизабет. — Мэгги, Пегги, Пэйдж, Марго. Или вот...

   — Хелена, — подсказал Оливер.

   — Элли, Хелли, Нелли, — выдала с ходу миссис Грин. — Больше не помню.

   А больше и не нужно.

   Нелли. Нелл.

   Элеонор — только для документов. Она в первый же день сказала, что не пользуется этим именем.

   Нелл.

   — Оливер, вы в порядке? — Эдвард Грин смотрел с беспокойством.

   — Нет. Я...

   Кажется, окончательно сошел с ума.

   — ...забыл кое о чем. Предупредить секретаря, что завтра меня не будет. Мне нужно отлучиться на день, по делам.

   В Глисет.

   Прежде чем обращаться к целителям, следует убедиться, что с ума сошел именно он, а не мир вокруг.

   Если бы не сильный темный дар, быть Оливеру Райхону магом-пространственником. Формулы телепортации, требующие точных расчетов и предельной концентрации, давались ему без труда, и в академии он давным-давно проложил в довесок к стационарной сети порталов свои собственные тропинки. Два-три раза побывав в каком-нибудь месте, впоследствии он мог открыть туда проход прямо из своего кабинета, и ходившие среди студентов страшилки о вездесущем ректоре были не лишены оснований. Что до перемещений на более длинные расстояния, на них в одиночку не решались даже опытные пространственники: слишком много факторов нужно учесть, слишком велик риск ошибиться Но для тех, кто не желал сутками трястись в экипаже или железнодорожном вагоне, выход существовал — телепортационные станции. Та же стационарная сеть, проложенная между городами. Каждый канал обслуживался квалифицированными магами, а бесперебойная подпитка обеспечивалась мощными артефактами. Естественно, и работа магов, и зарядка артефактов обходились в немалую сумму, оттого стоили переходы недешево, но недостатка в клиентах станции не испытывали: всегда найдется кто-то, кому время дороже денег.

   Оливер обычно не торопился. Но не в этот раз.

   В этот раз вообще ничего обычного не было.

   «Тронулся», — с грустью думал о себе ректор, расплачиваясь за предстоящий переход. Потратить целый день и уйму денег — на что? На то, чтобы еще одна безумная теория рассыпалась прахом?

   Уже в Глисете, когда перестала кружиться голова (телепортация на дальние расстояния благоприятного воздействия на организм не оказывает), подумал, что стоит, пока не почувствовал себя окончательно дураком, отказаться от идиотской затеи. А чтобы оправдать переход, навестить Джерри.

   Джереми был сыном его сестры. После смерти Вирджинии и ее мужа Оливер, тогда уже работавший в академии, забрал мальчика к себе. Воспитывал, как умел. Помогал обуздать проявившийся дар. На факультет темных материй Джерри тоже попал не случайно. А вот учился сам и ни о помощи, ни о протекции не просил. Потому что, хоть и звался по отцу Джереми Адамсом, по крови и по духу был все-таки Райхоном. А фамильная гордость Райхонов перевешивает порой даже их же фамильное здравомыслие.

   Став ректором, Оливер предложил племяннику место секретаря, а по сути — своего первого помощника. Получить должность главы академии в тридцать шесть было нетрудно, этому поспособствовала и тогдашняя политика министерства по продвижению талантливых молодых магов, и нежелание старших коллег взваливать на себя бремя руководства, а вот удержаться на этой должности оказалось сложнее, и Оливер отдавал себе отчет в том, что без Джерри не справился бы.

   А потом в их жизни появилась Камилла.

   Вернее, Оливер думал, что она появилась только в его жизни. Молодая преподавательница, с которой у него закрутился роман. И не просто роман, а нечто большее, как ему казалось. Нечто неопределенное, как выяснилось в итоге. Эта неопределенность длилась четыре года, в течение которых они сходились и расходились. Последний разрыв растянулся почти на год, но и тогда Оливер верил, что все еще можно вернуть. Возможно, просто привык к Камилле и не видел никого другого на ее месте. А она уже нашла ему замену. Джерри.

   Оливер не сразу узнал об этом, а когда узнал, было не до обид и запоздалой ревности. Обстоятельства сложились так, что в тот момент он сам готов был благословить племянника и бывшую возлюбленную, лишь бы не потерять обоих навсегда. И не потерял. В том смысле, в котором боялся.

   В последние годы они с Джерри виделись от силы раз десять. Чуть чаще общались по телефону: поздравляли друг друга с праздниками и обменивались дежурными фразами о делах и здоровье. Маленькую Вирджинию, которой весной исполнилось четыре, Оливер видел лишь однажды, когда ей было всего две недели от роду.

   И теперь вдруг нагрянуть без предупреждения? Нет, в другой раз. А в этот разберется все же со своими бредовыми догадками.

   От портальной станции он взял наемный экипаж и отправился прямиком в Глисетский университет. Обсудить интересующие его вопросы Оливер собирался не с кем-нибудь, а сразу с ректором Хеймриком. Ну а если в университете столкнется с Джерри — значит, судьба.

   «Переведусь!» — К полудню Нелл преисполнилась мрачной решимости. И переводиться она собралась уже не на общий курс, а вообще из академии. В Найтлоп, в Высшую школу, — других вариантов, при том что Глисет изначально ей был заказан, не осталось. Правда, подобные переводы проходили только между семестрами, и еще три месяца придется потерпеть, но не больше.

   Больше она не выдержит, не каменная.

   Видеть Оливера Райхона — одна мука.

   Не видеть — другая.

   По четвергам у него не было занятий с их группой, и Нелл все утро ловила себя на том, что придумывает поводы наведаться в главный корпус. Она не пошла бы, конечно, но сам факт...

   Затем она встретила Алана и на несколько часов почти позабыла о милорде Райхоне. Неизвестно, что демонолог забыл на факультете темных материй, но Нелл столкнулась с ним у двери в приемную деканата. Отступила в сторону, и Алан прошел мимо, не пытаясь заговорить с ней и даже не поздоровавшись. Только посмотрел, а она не успела отвернуться, и на целый миг их взгляды встретились...

   «Переведусь», — пообещала себе Нелл.

   Встретиться с Юлиусом Хеймриком сразу же по прибытии в университет не удалось: глисетский ректор инспектировал новый стадион, а после, со слов молоденькой секретарши, собирался заглянуть на факультет некромантии. Если подумать, он мог вообще отсутствовать сегодня и в университете, и вообще в Глисете, ведь о своем визите Оливер не предупреждал, так что двухчасовое ожидание — еще не худший вариант.

   Общительная секретарша изо всех сил старалась, чтобы гость не заскучал, и к тому времени, как появился Хеймрик, Оливер ее практически ненавидел.

   — Милорд Райхон, какая приятная неожиданность! — Милорд Юлиус, невысокий, полненький, совершенно лысый, затряс протянутую руку, при этом едва не подпрыгивая, чтобы заглянуть коллеге в глаза.

   Со стороны это смотрелось комично, но Оливер знал, что смеяться над Хеймриком чревато. Менталист, сильнейший из тех, с кем ему доводилось встречаться. Поэтому вместо того, чтобы забавляться над скачущим как мячик глисетцем, Оливер проверил надежность защит.

   — Простите, что без предупреждения, милорд Юлиус.

   — Ох, бросьте, — махнул пухлой ладошкой хозяин. — Я действительно рад встрече. Но боюсь, вы не по-приятельски поболтать заскочили. Какие-то проблемы? Нужна помощь?

   — Нет, к счастью, никаких проблем. — Оливер вошел вслед за Хеймриком в кабинет. Присел в предложенное кресло у маленького столика, на котором — и сомнений не было — вот-вот появится поднос с кофе. — Меня к вам привел... э-э-э... личный интерес.

   — Да? — В глубоко посаженных карих глазах глисетца промелькнуло любопытство. — И что же это за интерес?

   — Хелена Вандер-Рут.

   Внешне ничего не изменилось: милорд Юлиус продолжал благожелательно улыбаться, в его взгляде не промелькнуло и тени тревоги или подозрительности, но Оливер почувствовал, как менталист напрягся, как воздух сгустился вокруг него, нагреваясь от скопившейся силы. Впрочем, задействовать эту силу глисетец не спешил. Никто в здравом уме не станет нарываться на конфликт с мастером проклятий.

   — Давайте начистоту, Оливер. — Хеймрик опустился в кресло с другой стороны стола, вперил в гостя улыбчивый взгляд и протянул ментальные щупы, от прикосновения которых чуть похолодели виски. — Кто вас прислал?

   — Никто, — честно ответил Оливер.

   Милорд Юлиус неприятно усмехнулся.

   — Непробиваемый, — сделал он неожиданный вывод из откровенности гостя. — А я, признаться, не верил. Однако... Кларисса Вандер-Рут? Точнее, Кларисса Бин, как она сейчас зовется?

   — Не имею чести знать эту даму.

   Оливер все еще чувствовал холодок на висках, а Хеймрик, вопреки ожиданиям, не чувствовал лжи, и менталиста это нервировало.

   — Непробиваемый, — повторил он. — Что ж, вы оправдываете свою репутацию, милорд Райхон. А Кларисса... Все еще не верит, что смерть ее дочери была несчастным случаем? — Милорд Юлиус раздраженно поморщился. — Правильно не верит. Только и правде она верить не захочет.

   Ледяные щупальца исчезли, но Оливер сдержал вздох облегчения, как ничем не выдал и волнения, в которое его привела реакция Хеймрика на имя Хелены. О чем он говорит? О какой правде? Лучше не торопить и не задавать больше вопросов. Захочет — расскажет, не захочет — придется сделать так, чтобы захотел.

   — Хорошо. — Менталист поднялся с кресла, одернул задравшийся сюртук. — Давайте считать, что вас в самом деле никто ни о чем не просил, и вы исключительно из личного интереса примчались за сотни миль, чтобы поговорить о Хелене Вандер-Рут. Я даже не спрошу, откуда в таком случае вам известно это имя.

   — Из газет.

   Менталиста передернуло. Словам он не верил, лжи все так же не чувствовал — этак и разорвать может от внутренних противоречий.

   — Оставим эту тему. — Хеймрик размял похожие на сардельки пальцы. — Наверное, я должен быть благодарен за то, что вы решили выяснить подробности у меня, а не задействовали иные связи. Учитывая вашу дружбу с вице-канцлером... и некоторые нюансы того нашумевшего дела...

   — Милорд Юлиус, не нужно повторять глупых сплетен, — покачал головой Оливер. — Я пришел за помощью. Оказать мне ее или отказать — дело ваше. Но ссориться мне не хотелось бы.

   — Да-да, я так и понял. Окажу, конечно же окажу. Мне тоже не с руки портить с вами отношения. Но я должен знать, как вы планируете использовать полученную информацию.

   — Зависит от того, что это за информация.

   — Секретная. — Хеймрик подошел к сидящему в кресле гостю, только так при своем росте он мог смотреть на него сверху вниз. — Я не стал бы говорить с вами, если бы не понимал, что вы можете получить ответы из других источников. Но те источники не объяснят вам всего, лучше уж я сам.

   Оливер мысленно усмехнулся. Оказывается, не всегда плохо, когда тебя понимают неправильно. Ему и в голову не пришло бы обращаться к лорду Аштону.

   — Поверьте, милорд Юлиус, все, что вы скажете, останется между нами.

   — Конечно, — скептически скривился Хеймрик. — У вас же в этом деле личный интерес.

   Тон, которым он выделил последние слова, резанул слух.

   Не верит. Но расскажет.

   Только нужно ли это Оливеру?

   Мысль безнадежно опоздала: Хеймрик уже открыл сейф и вынул из него папку. Простую картонную папку с завязками — и не подумаешь, что она скрывает опасные тайны.

   — Да, все еще храню документы по тому делу у себя, — сказал милорд Юлиус, вернувшись к гостю. — Не сдаю в архив. Наверное, жду любопытных вроде вас. Берите, читайте, тут все. Заключение экспертов, показания.

   Оливер развязал тесемки и всмотрелся в лежащее поверх документов фото: тонкое лицо, аккуратно уложенные волосы, темные глаза — по черно-белому снимку не скажешь точно, какого цвета они были в реальности, но, скорее всего, карими. Волосы — каштановыми или темно-русыми. Губы — сочными и яркими.

   — Это она?

   Сходство было, и в то же время его не было, и дело не в цвете — в самом лице, в открытом взгляде, в улыбке, притаившейся в уголках губ.

   — Она, — вздохнул Хеймрик. — Хелена Вандер-Рут. Наша Нелл.

   Вернувшись с занятий, Дарла тут же убежала в столовую, а после собиралась погулять с подружками из своей группы. Нелл осталась в комнате одна. Аппетита не было. Спать не хотелось. Мучиться ненужными мыслями она себе запретила. Алан, Оливер. Потерянное прошлое, тревожное настоящее. Продолжишь думать об этом, додумаешься в итоге до невозможного будущего.

   Мало радости в подобных размышлениях, и, чтобы отвлечься, Нелл разложила на столе учебники.

   От занятий оторвал ударившийся о стекло камушек. Нелл покосилась на окно, но книгу не отложила: мало ли кто там развлекается? Может, окном ошиблись?

   Когда еще один камушек подтвердил, что ошибки нет, поднялась из-за стола и выглянула на улицу. Увиденное заставило забраться на подоконник и выглянуть наружу.

   — Привет тебе, прекрасная дева. — Тэйт Тиролл, привстав на стременах, снял шляпу и поклонился. Лошадь под ним недовольно всхрапнула. Вторая тем временем обгладывала некогда аккуратненький кустик. — Ждала меня?

   — Не-а, — замотала головой Нелл.

   — Быть не может! Все прекрасные девы ждут принца на белом коне. Я, конечно, не принц и с мастью коней не угадал...

   — И вообще, это не кони, а кобылы, — подхватила Нелл.

   — Зато вторая — для тебя, — веско заметил Тэйт. — Но если через пять минут не спустишься, мы с лошадками найдем кого прокатить.

   Несколько студенток, наблюдавших со стороны их разговор, подтвердили последнюю фразу алхимика дружным хихиканьем.

   Перебьются!

   Нужно признать, мистер Тиролл умел удивлять. Только накануне они говорили о лошадях — шестикурсник играл в поло в команде факультета, а Нелл приходилось часто ездить верхом, пока она жила на ферме, — а уже сегодня Тэйт зовет на конную прогулку.

   Когда Нелл вышла, он порывался спешиться, чтобы помочь ей забраться в седло, но не успел. Не дожидаясь помощи, Нелл ухватилась за луку и, вдев ногу в стремя, легко подтянулась. Широкая коричневая юбка, сшитая когда-то как раз для поездок верхом, распахнулась по всей длине, и алхимик громко вздохнул, демонстрируя крайнюю степень разочарования: под юбкой были надеты штаны.

   — Какое коварство! Все это затевалось с единственной целью — увидеть твои ноги. А ты!..

   — Не переживай, с ногами у меня все в порядке, — успокоила Нелл.

   — Угу. Их две. Это прекрасно.

   — Хочешь, чтобы я уступила место в седле одной из тех девиц?

   — Вот еще! — усмехнулся Тэйт. — Хочу проверить, действительно ли ты так хорошо управляешься с лошадьми, как хвалилась вчера.

   — Я не хвалилась.

   — Хвалилась. — Алхимик без предупреждения пустил свою лошадь в галоп и крикнул: — Догонишь — поцелую!

   «Догоню — прибью!» — с усмешкой подумала Нелл, пускаясь следом.

   Встречный ветер остудил лицо и выдул из головы все лишнее.

   — Наша Нелл, — повторил Хеймрик. — Чудо-девочка. Вы читайте, Оливер, читайте. Можете сразу с последней страницы, тогда вопросы отпадут разом. Кларисса... с которой вы не знакомы, да, винит меня в случившемся. И я виноват. Виноват в том, что принял ее дочь в университет в таком раннем возрасте. Хотя возраст тут ни при чем. Это все кровь Вандер-Рутов, их гордыня и амбиции...

   Милорд Юлиус говорил негромко, будто бы рассуждал вслух, но его речь мешала сосредоточиться на бумагах. Оливер даже проверил защиты, но не заметил попыток воздействия. Тем не менее рассыпавшиеся по бумаге буквы не желали складываться в слова, и взгляд отрывался от них то и дело, возвращаясь к отложенному в сторону фото.

   — Эрик Вандер-Рут был моим... хм... Друг — слишком громкое название. Но мы поддерживали добрые отношения. Я присутствовал на их с Клариссой свадьбе, помню рождение Хелены. Вандер-Рут жил в квартире при университете, и девочка росла на моих глазах. Милая такая девочка, умненькая, общительная. После смерти Эрика Кларисса уже не могла оставаться в его квартире и перебралась с дочерью в город, но мы продолжали общаться. Когда у Нелл проявился дар, я ходатайствовал о зачислении ее в младшую школу на льготных условиях. Кларисса получила страховку за мужа, но вести дела она никогда не умела, и деньги быстро закончились. Устроить дочь в бесплатную школу с полным пансионом было неплохим выходом для нее. Потом появился этот Бин. Кларисса выскочила за него недолго думая, они с Хеленой перестали нуждаться, но... Она ведь не одаренная, Кларисса, ей сложно было воспитывать дочь, да и в новой семье ребенок от первого брака, скажем так, несколько мешал. Я искренне хотел помочь девочке, хотя бы в память о ее отце, но, поверьте, никакие сантименты не заставили бы меня принять Хелену в университет, если бы она того не заслуживала. Уже тогда было видно, из нее получится высококлассный демонолог. Я следил за ее успехами, но все же учил и воспитывал ее не я. Воспитанием в высших учебных заведениях вообще мало занимаются. А Вилберт еще и разбаловал девчонку: носился с ней как с немыслимым сокровищем, ставил в пример другим студентам. Неудивительно, что Хелена загордилась. Лучшая из лучших, исключительная. А от мыслей об исключительности недалеко и до вседозволенности... Вы читайте, Оливер, читайте. Там вся правда. Можно обмануть непосвященных, можно скрыть истинные причины катастрофы от других магов университета, но водить за нос министерских дознавателей я бы не решился. Это вы могли не опасаться после того случая. Что бы ни произошло в действительности, до правды никто не докопался бы, да?

   Оливер поднял на Хеймрика полный холодного недовольства взгляд, но глисетец сделал вид, что не заметил этого.

   — Ваших слов никто не опроверг бы, — продолжил он. — А внимание общественности вы умело переключили на милые сказки. Кому есть дело до каких-то опасных ритуалов, когда у вас в академии прекрасные девы разъезжают на единорогах? У меня же сказок в запасе не нашлось. Девы в моем университете не катаются на волшебных лошадках. Мои прекрасные девы вызывают по ночам высших демонов, которые убивают студентов, рушат здания и вытягивают силы из преподавателей. Вы читайте, Оливер, читайте.

   Из папки высыпались на стол вложенные между страницами фотографии. Хелена Вандер-Рут и Сюзанна Пэйтон в лаборатории, теперь уже без очков и ведьмовских шляп. Хелена и Алан: он получает какую-то бумажку из рук бородатого коротышки, а она стоит рядом улыбается в объектив. Хелена у ворот университета. Снова Хелена и Алан: он в смокинге, она в светлом платье и с букетом роз — похоже, день помолвки. Просто маленькая карточка-портрет. Видимо, Хеймрик подшил к делу фото из ее личного альбома.

   — Взгляните лучше на это. — Милорд Юлиус положил перед Оливером фотографию мужчины лет сорока. Правильные, не лишенные привлекательности черты: прямой нос, тонкие губы, квадратный подбородок с ямочкой, короткие темные волосы. — Профессор Питер Вилберт — куратор Нелл Вандер-Рут. Фото сделано за два года до того... происшествия. А вот это, — менталист положил поверх предыдущей другую карточку, — через два дня после.

   На втором снимке был запечатлен глубокий старик. Волосы побелели, кожа сморщилась и стала рябой, щеки впали, подбородок заострился, глаза закрыли мутные бельма. Человек с первого фото должен был стать таким лет через пятьдесят.

   — Питеру еще повезло, — сказал Хеймрик. — Он выжил. И силы восстановились со временем, хоть призывы уже не практикует. Но тому есть другие причины. В ту ночь он первым почувствовал прорыв — специализация обязывает. Связался с охраной, а сам кинулся к павильону... Питер все еще преподает в университете, но, надеюсь, милорд Райхон, у вас хватит такта не беспокоить его вопросами о Хелене Вандер-Рут.

   — Зачем она сделала это? — спросил Оливер, переводя взгляд с фотографии девушки на снимок в одну ночь постаревшего мага и обратно. — Зачем вызвала демона? Еще и высшего?

   — Что вы знаете о демонологии? — вопросом на вопрос ответил Хеймрик. — А о Вандер-Рутах?

   — О демонологии мало, о Вандер-Рутах — почти ничего.

   — Я тоже не слишком компетентен в первом вопросе, — сказал милорд Юлиус. — Знаю, наверное, не больше вашего. Граница тонка, демоны рвутся в наш мир, убивают, разрушают энергетические связи, провоцируют эпидемии, и только демонологи стоят на страже нашего покоя, закрывают прорывы, изгоняют пришельцев из бездны, а сами призывают их лишь для того, чтобы изучить и разработать эффективные методы противодействия. Но к Вандер-Рутам последнее утверждение не относится. Они не защитники — они охотники. Говорят, первый из них, Йозеф Вандер-Рут, заключил договор с демонами, по которому те обязались каждый год приносить ему в жертву одного из своих. Представляете? Не демонолог приносит жертву демонам, а демоны приносят жертвы демонологу. Сказка, естественно, но, мне кажется, потомки Йозефа в нее верили. Да, каждый из них оставил свой след в науке, даже Хелена: тот проект, над которым она работала с Питером, преобразование энергии прорывов, был по большому счету ее. Но я, наверное, даже рад, что Нелл была последней. Вряд ли найдется кто-нибудь, не Вандер-Рут, кто воспримет всерьез идею призывать демонов, чтобы запитать от них электрические фонари. Такие идеи хороши, когда воплощаются в единичных экспериментах. А в мире, где лампочка загорается от того, что в него приходит чистое незамутненное зло, жить как-то страшновато.

   — Так она собиралась зажечь лампочку?

   — Она собиралась установить стабильный канал призыва. Оперируя доступными понятиями — стационарный портал в бездну. Для стабилизации контура ей нужно было протащить по каналу высшего. Через два дня был назначен выпускной экзамен. Практическое задание предполагалось несложное, полный призыв никто не требовал бы, учитывая опасность таких действий. Всего-то и нужно было, что правильно начертить контур и наметить точку разрыва границы. Уложиться в строго отведенное время — и все. Но для Хелены это было слишком мелко. Тем более должны были приехать представители из министерства, а она планировала после получения диплома выбить грант на свои исследования и решила устроить показательное выступление. Если бы ей удалось, ее экзамен выглядел бы так, будто бездна отверзается по щелчку ее пальцев и демоны приветственно машут с той стороны. Без долгого и кропотливого вычерчивания пентаграмм, без чтения заклинаний и ритуального кровопролития. Ее отец проделывал подобное. Только Эрик к тому времени в довесок к семейной амбициозности имел солидный опыт призывов и канал строил не в одиночку, его страховали квалифицированные демонологи. А Хелена взяла с собой лишь троих мальчишек со своего курса.

   — Мальчишек? А почему не подругу?

   — Сюзанну? — откровенно рассмеялся милорд Юлиус. — Только не говорите, что и с Сюзанной вы не знакомы. И с Аланом, да. Своих-то подчиненных, уверен, вы знаете хорошо. Думаю, потому и пришли ко мне, что они ничего не смогли вам рассказать, только мямлили в два голоса: «Нелл была такая чудесная, как жаль, что она погибла». Да? Нет?

   — Я с ними не говорил.

   — Правильно сделали, — посерьезнел Хеймрик. — Ни к чему бередить старые раны. Да они и не помогли бы ничем. Алана на тот момент не было в университете. Ездил проведать мать, вернулся на следующий день. Если бы не уезжал, то, возможно, сумел бы образумить невесту. Он всегда был очень осторожен — для демонолога неплохое качество. Думаю, Нелл специально подгадала все ко времени его отсутствия. И ей почти удалось. Во всяком случае, призвать высшего получилось. Но не изгнать. Что-то пошло не так, демон вырвался, двоих убил сразу, одного юношу серьезно покалечил... Хелена была самой сильной из них, но и ее сил не хватило бы, если бы не Вилберт. Скажу честно, Оливер, если бы она выжила, я не скрывал бы правду. Одно дело — защищать честь университета и знаменитое имя, которое носила не только эта бестолковая девчонка. Другое — покрывать преступницу. Но ее не удалось спасти. А меня атаковали журналисты и родственники погибших... Думаете, стоило сказать им правду, чтобы они заклевали Клариссу? Она к тому времени снова осталась без мужа, с малолетней дочерью на руках... Нужен ей был скандал?

   — Не больше, чем вам. — Кто-кто, а Оливер прекрасно понимал, что, какие бы отношения ни были у Хеймрика со вдовой покойного товарища, защищал ректор в первую очередь себя и свой университет. Но осуждать его за это милорд Райхон не мог. — Как вам удалось все замять?

   — Чудом. В министерстве отнеслись с неожиданным пониманием. Возможно, повлияло то, что члены комиссии успели лично пообщаться с Хеленой. Она была в таком состоянии, что мало чье сердце не дрогнуло бы...

   — Но показания дать смогла. — Оливер пробежал глазами протокол, подтверждавший рассказ Хеймрика.

   — Она понимала, что не протянет долго, — пожал плечами тот. — Хотела перед смертью облегчить совесть. Применять к ней ментальное воздействие было равносильно убийству, если вы вдруг подумали... Я лишь подтвердил, что она сказала правду.

   В конце протокола — подписи свидетельствовавшего и всех присутствовавших при допросе.

   Напротив имени Хелены — кровавый отпечаток большого пальца.

   Ниже — закорючка Хеймрика и еще несколько подписей, неизвестных Оливеру. Кроме одной.

   — Увидели знакомое имя? — усмехнулся милорд Юлиус. — Я же сразу сказал, что вице-канцлер ответил бы на ваши вопросы. Тогда он, правда, еще не занимал этот пост, был советником канцлера по вопросам магии. Но если мои слова вас не убедили, свидетельству Арчибальда Аштона вы, надеюсь, поверите?

   Когда начало темнеть, они оставили лошадей на конюшне и возвращались пешком. Шли долго: Тэйт выбирал какие-то окольные тропинки, а Нелл несколько раз останавливалась, чтобы покурить.

   — Завтра будут болеть ноги и спина, — предупредил алхимик, когда впереди показалось освещенное фонарями крыльцо общежития. — С непривычки.

   — Знаю, — улыбнулась Нелл. — Думаю, переживу. Спасибо тебе.

   — За что?

   — За чудесный день. За замечательный вечер.

   — М-да? — Тэйт лукаво прищурился. — Как насчет того, чтобы утром поблагодарить меня еще и за прекрасную ночь?

   — Утром я буду благодарить богов, если после сегодняшней прогулки смогу подняться с кровати, — отшутилась Нелл.

   — Но хотя бы поцелуй я заслужил?

   Поцелуй? За явление «принца на коне» и хихикающих девчонок? За ветер в лицо? За долгую прогулку за пределами академии, любование осенними пейзажами и возможность на время позабыть о проблемах?

   Нелл подумала, что заслужил.

   Подалась вперед, легонько коснулась губами губ парня и отстранилась.

   — Доброй ночи, и еще раз спасибо за все.

   Она быстрым шагом направилась к крыльцу.

   — Нелл, погоди, — догнал ее Тэйт. — Я что-то сделал не так? Обидел тебя?

   — Конечно нет.

   — Тогда... У тебя кто-то есть?

   Только в мыслях...

   — Нет. Возможно. Не знаю, — пожала плечами она. — Все сложно.

   — Бывает, — косо усмехнулся алхимик. — Завтра вечером не занята? Может, сходим куда-нибудь?

   — Может.

   Домой Оливер вернулся поздно вечером, с раскалывающейся головой и тошнотой после сложной телепортации.

   Сварил кофе, перелил в чашку и пошел с ней в кабинет. Там достал фотографию, которую сунул в карман, когда милорд Юлиус отвернулся, — небольшой, на ладони умещающийся портретный снимок. Всматривался в него долго, затем отыскал в столе несколько листочков полупрозрачной кальки.

   Рисовать он не умел, но не так уж трудно, приложив фото к абажуру лампы, обвести портрет по контурам. Тонкий абрис лица, губы, нос, бесцветные волосы. Рисунок получился кривоватый, но благодаря отсутствию красок имел больше сходства с живой Нелл, чем фотография. Оливер обмакнул тонкое перо в чашку с кофе и посадил две маленькие желтые кляксы на нарисованные глаза, навел зрачки, и сходство с оригиналом усилилось.

   Рисунок и фото он, устав разглядывать, убрал в стол.

   Что делать с оригиналом, так и не решил.

ГЛАВА 9

Ночью он спал от силы часа два, остальное время лежал в темноте и думал. Информации не хватало, но одно он понял: Хеймрик солгал. Может, и не во всем, но в одном — точно. Сказал, что она умерла, что видел тело, присутствовал на кремации.

   — Вы же понимаете, Оливер, если нечто просочилось из нижнего мира и вселилось в тела, очищение огнем — единственный способ уничтожить это.

   Надежный способ избежать эксгумации и проведения повторной экспертизы.

   Кремировали всех погибших, но сколько их было на самом деле?

   Кто кроме Хелены пережил «очищение огнем»? Или она одна такая? Преступница, которую милорд Юлиус, по его словам, не стал бы прикрывать, если бы она выжила, и которая никак не могла умереть, сгореть и воскреснуть без посторонней помощи — что более вероятно, именно помощи Хеймрика.

   Но было еще заключение экспертов. Целители, университетский и тот, кто прибыл с министерской комиссией, поставили один диагноз: крайняя степень магического истощения, не подлежащие восстановлению разрывы ауры, необратимое нарушение витальных функций организма — смертельный приговор, на исполнение которого доктора отводили от нескольких часов до двух-трех месяцев. Если университетского целителя еще можно заподозрить в сговоре с ректором, то эксперта министерской комиссии — вряд ли.

   Как и лорда Аштона. Он засвидетельствовал показания Хелены и выводы медиков, а значит, не сомневался в правдивости ни того ни другого.

   Арчибальд Аштон, сам будучи выпускником академии, состоял в попечительском совете. А еще — мир тесен — лорд Арчибальд приходился отцом Элизабет Грин, так что Оливер знал нынешнего вице-канцлера не только как сильного мага и жесткого, но принципиального политика, но и просто как человека, и уважал его во всех качествах.

   Мог ли лорд Аштон пойти на обман? Мог. Но для этого нужны основания более веские, чем личная инициатива Юлиуса Хеймрика. Поэтому новый рабочий день Оливер начал с телефонного звонка в столицу.

   Он не надеялся, что вице-канцлер раскроет ему все секреты, но если в глисетской истории есть нечто, во что ему не стоит совать нос, лорд Арчибальд даст это понять.

   Обмен любезностями не затянулся, все же оба они — люди занятые, и Оливер тут же заговорит о деле:

   — Не хотелось бы злоупотреблять вашим расположением, но мне нужна помощь. Помните инцидент, произошедший одиннадцать лет назад в университете Глисета? Я встречался вчера с ректором Хеймриком и выяснил, что официальная версия... не совсем соответствует действительности...

   — Раз уж начали, называйте вещи своими именами. — Оливер ясно представил себе, как вице-канцлер недовольно скривился. — Официальная версия совсем не соответствует действительности. Странно, что Хеймрик с вами разоткровенничался, но, думаю, у него были причины. О чем вы хотели попросить меня? Надеюсь, не о том, чтобы предать то дело огласке? Решение принималось на высшем уровне, мы не могли позволить дискредитировать магов в глазах общественности и не видели смысла устраивать фарс в виде показательного суда над покойниками.

   — Над покойницей, — поправил Оливер. — Как я понял, там была одна виновница, и она во всем созналась. Хелена Вандер-Рут — кажется, так ее звали.

   — Именно так, — мрачно подтвердил лорд Арчибальд.

   — И если бы она выжила...

   — Отправилась бы под суд. — Лорда Аштона начинали нервировать непонятные полунамеки. — Хелена Вандер-Рут была совершеннолетней и имела ограниченную лицензию демонолога. Она понимала, что делает, знала, что не имеет на это права, и хорошо представляла себе возможные риски. Поэтому — да, если бы выжила, ответила бы за последствия своей самонадеянности по всей строгости закона.

   — И дело не удалось бы замять, — пробормотал Оливер.

   — Намекаете, что ее намеренно не пытались спасти? — Тон вице-канцлера стал не просто холодным — ледяным. — Ошибаетесь. Целители сделали все возможное. Но шансов не было. С комиссией тогда работал профессор Сондерс — если вам это имя неизвестно, поинтересуйтесь у Эдварда, стал бы он сомневаться в компетентности профессора.

   О Сондерсе Оливер слышал. И именно от Эдварда Грина: тот считал его одним из лучших целителей современности и гордился тем, что был лично знаком с ним. Был — потому что в прошлом году профессор Сондерс скончался. Эдвард ездил на похороны и открытие мемориала.

   Значит, встретиться с ним и разузнать подробности глисетского дела не получится. Но причин сомневаться в подписанных им заключениях тоже нет. Как и в словах лорда Аштона.

   Но ведь она жива. Жива!

   Оливер стиснул зубы, чтобы не проорать это в трубку.

   — Вы так и не сказали, о чем собирались попросить, — напомнил лорд Арчибальд.

   — В принципе... уже ни о чем. Простите, что побеспокоил.

   — И испортили мне настроение перед важным совещанием, — вздохнул вице-канцлер. — Знаете, Оливер, я многое повидал в жизни, случались совсем уж жуткие вещи, но не оседали в памяти. А дело Хелены Вандер-Рут я так и не смог забыть.

   — Почему?

   — Я видел ее. Ее поместили в карантин, и я знал, что она умирает, когда шел в госпиталь. Но я шел к преступнице и считал, что она получила по заслугам. А увидел умирающего ребенка. И это было жутко... Вряд ли вы поймете, у вас ведь нет детей, а я тогда мог думать только о том, что дома меня ждет дочь, которая лишь немногим младше этой девочки. А когда через несколько лет Элси выбрала факультет боевой магии, я был не в восторге, но не спорил. Просто подумал: хвала богам, не демонология. — Лорд Аштон замолчал. Потом, словно вырвавшись из омута воспоминаний, продолжил уже другим тоном: — Простите, накатывает иногда. Но дело и правда было неприятное. Я уехал в тот же день и возвращаться не планировал. Ночью Хелена умерла. Сондерс провел вскрытие, передал протоколы. В связи со смертью главной виновницы было принято решение не разглашать подробности. Университет даже выплатил страховку родственникам мисс Вандер-Рут наравне с семьями пострадавших. На этом, собственно, история закончилась. Не знаю, с чего вдруг вы заинтересовались ею, но искренне надеюсь, что вопросов у вас больше не осталось.

   Вопросов у него только прибавилось, и ответить на них могла лишь сама Хелена. Но как ее спросишь?

   — Нам нужно поговорить, мисс Мэйнард, — сцепив пальцы в замок, проговорил Оливер так, словно она стояла сейчас перед ним. — Точнее, мисс Вандер-Рут. Да, мне все известно.

   Чушь какая!

   — Ничего мне не известно. — Он растер виски, прогоняя обосновавшуюся в них боль. — А ты не расскажешь.

   Расскажет. Если привлечь Крейга и его менталистов — расскажет. Если прижать Алана и Сюзанну, заставив опознать в ней Хелену Вандер-Рут.

   Раньше он, если бы узнал, что у него учится под чужим именем девица, вызвавшая демона-убийцу, так и поступил бы. Скандал раздувать не стал бы, но тому же лорду Аштону сообщил бы, а девицу при любом исходе выставил бы из академии...

   Еще неделю назад он так и сделал бы. Ровно неделю.

   Сейчас — нет.

   Сам разберется.

   В чудесное воскрешение Оливер не верил. Чудесное исцеление — другое дело. Если только она и правда была так плоха: того, что тяжелое состояние Хелены было инсценировано специально для комиссии, он тоже не исключал.

   Но зачем? Чтобы избежать огласки и скандала вокруг университета? Вот виновница, но она умирает, давайте похороним эту историю вместе с ней?

   При таком раскладе Хеймрику было бы спокойнее, если бы она действительно умерла. Но лично способствовать этому он вряд ли решился бы. Не каждый способен на убийство, что бы ни стояло на кону.

   Или целью было защитить саму Хелену?

   После всего, что Хеймрик сказал о ней, в добрых чувствах к бывшей подопечной глисетца не заподозришь, но факты говорят, что без его участия исчезнуть из университета девушка не могла. А еще кто-то, кто сделал ей документы на новое имя — паспорт и свидетельство об окончании младшей школы.

   В школу можно отправить запрос. Или даже съездить туда. Согласно выписке из личного дела Элеонор Мэйнард, свидетельство она получила пять лет назад в Роймхилле. Далековато, но портальные станции работают — почему бы и нет? И когда он все выяснит...

   А что, собственно, он сделает? Скажет свое напыщенное «Мне все известно»? Пригрозит ей разоблачением?

   «Мне все известно, поэтому не смей отворачиваться, когда я на тебя смотрю»?

   «Я исключу тебя из академии, если не прекратишь делать вид, что не помнишь о той ночи»?

   Да уж, замечательное решение.

   Оливер посмотрел на разбросанные по столу бумаги. О работе нужно думать. О работе. По крайней мере, следующие три часа. Затем ему предстояло проводить занятия со своей группой, и там уже — как получится.

   За месяц студенты прошли вводный курс, и сегодня милорд Райхон планировал устроить контрольный опрос по основным понятиям. Было начитано достаточно лекций, и времени на самостоятельную подготовку хватало, чтобы будущие специалисты хотя бы в формулировках отличали родовые проклятия от кровных, а взаимные от перекрестных, не заглядывая в конспекты.

   — Убрать все со столов, — скомандовал Оливер, зайдя в аудиторию, и лишь затем спохватился, что забыл поздороваться. — Добрый день.

   Студенты посмотрели на хмурого куратора и в правдивости последней его фразы усомнились. Но вынужденно согласились, что день добрый.

   Оливер мысленно отругал себя за несдержанность.

   — Мисс Мэйнард, — уже спокойно и благожелательно обратился он к старосте, — кто сегодня отсутствует?

   Вышло еще хуже: будто он рычит на всю группу и только с ней одной приветлив. Еще заметит кто-нибудь...

   — Отсутствующих нет, — буднично отчиталась Элеонор.

   Нелл.

   Хелена Вандер-Рут мертва. Элеонор Мэйнард — имя для документов.

   Значит — Нелл.

   Он снова задумался не о том и не сразу понял, отчего студенты глядят на него так странно.

   — Нет отсутствующих? — переспросил, когда после ответа старосты прошло не меньше минуты. — Прекрасно. Тогда приступим.

   Ответы студентов не радовали. На память никто из группы не жаловался, и зазубренные определения выдавались на одном дыхании, но когда он просил объяснить что-либо своими словами, молодые люди, все как один, умолкали, находя вдруг что-то интересное кто за окном, кто на потолке, а кто — под собственными ногтями.

   — Так кто же мне объяснит, почему родительские проклятия считаются наиболее сильными? — не сдавался Оливер. Придется постараться, чтобы эти юноши и девушки поняли, что главное, чему им нужно научиться, — это думать, самостоятельно делать выводы и принимать решения, а не пользоваться чужими заготовками.

   — Простите, милорд, — прозвучало робко. — Мы еще не разбирали эту тему.

   — Зато разбирали другие темы, которые должны помочь вам понять эту. И я не теряю надежды, что кому-то это удалось. Ну? Мисс Осгуд? Нет? Мистер Эскин? Неужели никаких мыслей?

   Заметил горящие недовольством желтые глаза и отвернулся: «Нет, тебя я не спрошу. С вашей-то квалификацией, мисс Вандер-Рут, стыдно кичиться знаниями перед первогодками».

   Странно, что он не подумал об этом, когда увидел, как она развеяла призрачных псов. Подцепить и разорвать чужое плетение сложнее, чем создать собственное, в младшей школе такого не преподают, а «один знакомый маг», который, по ее словам, рассказал, как нейтрализовать фобосов, должен был перед этим потратить пару лет, чтобы научить ее работать с энергетическими потоками.

   — Мистер Бертон?

   Реймонд утер нос и запихнул скомканный платок в карман.

   — Ну, родительское проклятие — оно сильнее, потому что... как бы это... Оно сочетает в себе элементы других проклятий... Да?

   — Да, — ободряюще кивнул ректор. — Скажете, каких именно?

   — Ну это... Кровное проклятие, да? Кровь-то одна. Родственное. Родовое тоже... Нет?

   — Нет. Вернее, не всегда. Родительское проклятие может быть как персональным, то есть направленным на одного человека, так и родовым, если родители проклинают вместе со своим ребенком и его потомство. Но тут проклинающего может ждать неприятный сюрприз. Какой? Мистер Вестлей?

   — Родовое проклятие без определенных ограничителей действует на весь род, а не только на потомство конкретного лица, — бодро выдал обрадованный собственной сообразительностью студент. — Получается, проклиная род своего ребенка, родители проклинают и самих себя.

   — Получается, — согласился Оливер. — До конца семестра разберем несколько примеров, чтобы вам было понятнее. А пока, закрывая тему: чье проклятие, по вашему мнению, обладает более сильным действием, материнское или отцовское?

   — Отцовское, — убежденно ответила смуглая брюнетка с первого ряда.

   — Почему вы так думаете, мисс Поуп?

   — Потому что мать... она же мать. Она не может так сильно ненавидеть своего ребенка, которого сама выносила, родила...

   Оливер покачал головой: этим детям придется серьезно пересмотреть свои представления о мире, магии и в первую очередь о людях.

   — Самое сильное проклятие, мисс Поуп, материнское. Именно потому, что мать выносила и родила и навсегда осталась связана со своим чадом невидимой пуповиной. Пущенное по этой пуповине проклятие неизменно достигнет цели. А ненависть... Не встречал научных обоснований этому, но отчего-то особенно сильно ненавидят тех, кого должны были бы любить, или тех, кого любили когда-то. И тут мы переходим к теме любовных проклятий. Кто даст формулировку?

   К концу опроса студенты расшевелились, и Оливер в целом остался удовлетворен.

   — Неплохо поработали, — проговорил он, когда вопросы закончились. — Думаю, все поняли, чего я жду от вас на зачете.

   И сжал за спиной кулак. Графики! Должен был сдать их позавчера. Вильямс, старая ехидна, до конца жизни ему этого не забудет.

   — Все свободны, увидимся на будущей неделе. — В пятницу он специально поставил свои часы последними, чтобы иметь возможность в случае необходимости задержать группу после занятий. Сегодня вся группа ему не нужна. — Мисс Мэйнард, останьтесь, пожалуйста. У уже есть графики зачетов по другим дисциплинам?

   Она кивнула.

   — Я еще не выбрал время зачета по базовому предмету, — разъяснил Оливер. — Давайте посмотрим, какие дни у группы свободны, и как это сочетается с моим расписанием.

   Он мог бы взять графики на кафедре, но не хотел попадаться на глаза декану. И думал исключительно о зачете, ничего другого и в мыслях не было. Почти.

   «Переведусь», — мысленно простонала Нелл.

   В последние дни она привыкла реагировать этим обещанием на каждое воспоминание об Оливере Райхоне, а поскольку вспоминался тот нередко, мысли порой звучали непрерывными рассуждениями о переводе. Правильные мысли. Учиться он ей все равно не даст: вон, за минувшие полтора часа даже не спросил ни разу, вспомнил только, когда речь зашла о графиках.

   Нелл достала из сумки папку, в которую собирала все, что касалось организационной работы, и пошла к столу куратора. Спину тянуло после вчерашней прогулки, и ноги побаливали несмотря на то, что растерла их на ночь мазью со змеиным ядом еще из запасов Оуэна. Не мешало бы размять мышцы, чтобы избавиться от ломоты, и Нелл решила, что в общежитие пойдет окружным путем. Покурит по дороге. Успокоится.

   Что успокаиваться понадобится, сомнений не было. Ее уже трясло, и по мере того, как она приближалась к мужчине, волнение усиливалось.

   — Вы хорошо себя чувствуете, мисс Мэйнард?

   — Вполне.

   Она осторожно положила перед ним папку. Очень осторожно, до последнего не разжимая пальцев. И руку отвела медленно-медленно. Потому что, если бы не сдержалась, швырнула бы ему эту папку в лицо. Зачем? Да просто так. Может быть, хоть тогда посмотрел бы на нее, а не сквозь.

   Хотя нет, не нужно. Пусть не смотрит.

   — Это, кажется, не расписание. — Ректор озадаченно ткнул пальцем в лежащий сверху список.

   — Нет, это перечень факультативов. Зачеты... Я сейчас найду...

   Потянулась к бумагам и застыла на целый миг, случайно коснувшись его пальцев. Зажмурилась, представляя, как эти пальцы сожмут сейчас ее ладонь, и... испуганно отшатнулась, когда ее желание вдруг исполнилось.

   — Опять? — прошептала, чувствуя, как жар заливает лицо. — Простите, я не...

   Увидела его глаза и осеклась.

   Не она. Не ее желание. Его.

   А она невольно вырвавшимся извинением выдала себя с головой.

   «Переведусь», — подумала со странным облегчением. Словно разрешала себе и ему то, что произойдет дальше. Ведь если переведется — какая разница?

   Оливер ее разрешения не дожидался. Нелл еще боролась с остатками сомнений, вертелись в затуманенном мозгу мысли о переводе, о графиках, которые нужно было сразу дать ему, и тогда обошлось бы, быть может, а ее уже обнимали, нежно, но крепко, не оставляя шансов на побег. Когда воздух кончился раньше поцелуя, стало окончательно ясно, что не обошлось бы. Не сегодня, так завтра все это случилось бы, и, наверное, именно так: началось бы нечаянным прикосновением и закончилось открывшимся в уже знакомую спальню порталом.

   Вернее, не закончилось, а...

   — Как в прошлый раз не будет, — зачем-то предупредила Нелл.

   Не будет обмена эмоциями, этого, как он сказал, резонанса, многократно усиливающего и без того яркие ощущения...

   — И пусть не будет, — согласился Оливер.

   На этом слова у обоих закончились.

   И пусть.

   Пусть бы все было не так, как в прошлый раз.

   Пусть было бы... обычно, обыденно... Чтобы отпустило. Отрезвило. Чтобы он понял, что она ничем не лучше других женщин — тех, которые когда-то занимали на какое-то время место в его мыслях и в постели, а после исчезали легко и безболезненно.

   Пусть — он только рад был бы. Избавился бы от этого наваждения, перестал бы отвлекаться на глупости, занялся бы работой.

   Затея провалилась.

   С треском.

   Со стуком захлопывающейся двери, скрипом кровати и шорохом накрахмаленных простыней.

   С тихими стонами, взлетающими к потолку.

   Да, все было не так, как в прошлый раз. Обошлось без царапин и оторванных пуговиц.

   Совсем не так.

   И в то же время именно так, как должно быть...

ГЛАВА 10

Вот и размяла мышцы.

   Нелл тихонько фыркнула, уткнувшись лицом в подушку. Тело еще ныло, но сейчас это была приятная ленивая ломота, как после парной, и так хорошо было растянуться на животе, закрыть глаза и хотя бы ненадолго позволить себе забыть обо всем, сосредоточив мысли и чувства на гладящей ее спину руке. Жмуриться сладко, когда теплая ладонь скользила по изгибу поясницы и ниже, медленно описывала круг, затем второй и так же медленно поднималась вдоль позвоночника вверх. Не сдерживать разнеженного стона, когда чуткие, но сильные пальцы забирались под укрывающие плечи волосы, сжимали несильно шею, массировали и снова устремлялись вниз, по пути пересчитывая выпирающие позвонки.

   Хорошо.

   Но все хорошее однажды заканчивается. Гуляющие по ее спине пальцы соскользнули влево, взяли несколько аккордов на клавишах-ребрах и задержались на выпуклом шестиугольнике под лопаткой. Оливер, судя по скрипу кровати, приподнялся на локте, чтобы рассмотреть заинтересовавший его рисунок. Обвел по контуру серебристую печать с заключенной внутри руной, похожей на цветок — три растопыренных лепестка на короткой ножке.

   — Татуировка, — ответила Нелл раньше, чем он спросил. — Просто для красоты.

   — Там, где ее никто не увидит?

   — Ты же увидел. — Она передернула вдруг озябшими плечами.

   Села на кровати спиной к нему, потянулась, позволив рассмотреть рисунок в другом ракурсе, и встала. Татуировка спряталась под переброшенными на спину волосами.

   — Я воспользуюсь ванной?

   — Да, конечно. Я принесу полотенца.

   Принес. И краны открутил, предварительно заткнув пробкой днище большой медной ванны. Нелл хотела только ополоснуться, но, если хозяин позволяет, глупо не воспользоваться шикарной, до блеска начищенной ванной и содержимым расставленных на полочке баночек и бутылочек: это не в общей купальне мыться едва теплой водой и дешевым мылом. И повод есть хотя бы ненадолго отложить разговор.

   Она побаловалась немного с температурным артефактом, регулирующим степень нагрева воды. Почитала надписи на этикетках шампуней, понюхала каждый. Вылила в воду половину содержимого розовой бутылочки, взбив густую пену с ароматом пиона. Поняла, что увлеклась, спустила воду и набрала чистую.

   Выбравшись из ванны, завернулась в мягкое полотенце. Полюбовалась на себя в большое зеркало. Высушила волосы. Способности пиротика годились, не только чтобы прикуривать от горящих пальцев, те же пальцы, сдерживая жар, можно использовать вместо завивочных щипцов. Не очень удобно и отнимает силы, но Нелл все-таки сотворила себе легкомысленные завитушки у висков. Правда, уже через минуту распрямила.

   По ее подсчетам, прошло не меньше часа, и милорд Райхон должен был уже что-то решить и отрепетировать речь, которую Нелл собиралась внимательно выслушать, прежде чем говорить что-либо от себя.

   Но ожидания не оправдались. Оливер сидел на кровати в одних только льняных подштанниках и перебирал какие-то бумаги. Его влажные, аккуратно зачесанные назад волосы наводили на мысль о наличии в доме как минимум еще одной ванной, а преувеличенно сосредоточенное лицо свидетельствовало о том, что ничего он так и не решил. Это усложняло ситуацию. Как и вид милорда ректора — глядя на Оливера отпадало всякое желание что-либо обсуждать, а хотелось сбросить полотенце и забраться к нему на кровать...

   Прежде Нелл за собой таких внезапных порывов не замечала, и это тоже тревожило. Она подумала, что стоит одеться, прежде чем начинать разговор. Прошмыгнула к креслу, на котором бросила свои вещи, чтобы сгрести их в охапку и вернуться в ванную, но не успела.

   — Не торопись. — Оливер подошел, протягивая что-то голубое и шелковое. — После купания в этом будет удобнее.

   Пеньюар. Вряд ли хозяин носит его лично.

   — До тебя его никто не надевал, — сказал он, заметив ее усмешку. — Покупал в подарок, но... не пригодилось.

   Он вернулся на кровать и снова взялся за бумаги. Нелл увидела поверх наброшенного на постель покрывала свою папку, потом, оглядев комнату, заметила и сумочку на комоде. Получается, он возвращался в учебный корпус? Мокрый и в кальсонах? И что, серьезно занялся сейчас графиками зачетов?

   Пеньюар еще: такое не покупают коллегам и женам друзей. Слишком интимный подарок. И в то же время довольно целомудренный. Шелк непрозрачный, фасон скромный. Домашний. Наверное, предполагалась, что женщина, которой предназначался презент, будет надевать его вечерами, когда спать еще рано, а корсет и платье за день утомили, или выходить в нем к завтраку.

   — Я заказал обед, — будто в ответ на мысли о еде сказал Оливер.

   — Зачем? — тихо спросила Нелл.

   До нее только сейчас начала доходить неправильность всего происходящего. Причем обед и шелковый халатик, который она держала в руках и не решалась надеть, казались чем-то особенно неправильным. Потому что постель — это одно, а обеды и халаты — другое. Это... отношения, что ли? А Нелл никаких отношений не планировала. Тем более с собственным куратором.

   — Затем, что я голоден, — пояснил он. — Ты, думаю, тоже.

   — Я бы покурила, — вслух подумала Нелл.

   — Пепельница на камине в гостиной. И окно открой, пожалуйста. Я пока закончу тут.

   Сказано это было так, словно она уже давно должна была запомнить, где в этом доме можно курить.

   Ощущение неправильности усиливалось, но как ей реагировать, Нелл не знала. Она быстро избавилась от полотенца, надела пеньюар, затянула поясок, схватила свою сумочку и отправилась искать гостиную с пепельницей.

   Оливер прислушался к удаляющимся шагам, выждал еще немного, но никаких других звуков не услыхал и недовольно покачал головой: просил же открыть окно! Теперь комнаты провоняют дымом.

   Сказал бы ему кто-нибудь еще на прошлой неделе, что он свяжется с курящей женщиной... С курящей женщиной, у которой в прошлом демоны и кремация, а в настоящем — чужое имя и фальшивые документы. И странная татуировка под левой лопаткой. Похожа на артефакторную, хотя магии не чувствуется. Возможно, она не связана с призывами демонов, смертями и воскрешениями, но Оливер решил проверить, как и остальные свои догадки.

   Четкого плана у него не было — только понимание, что сама Нелл ему ничего не расскажет. Мысленно он несколько раз начинал разговор с ней и неизменно заходил в тупик. Так и виделось, как она приподнимает в недоумении брови и пожимает плечами. Что? Кто? Нет, не знает и впервые слышит. Он так шутит или просто идиот? А потом уходит. Исчезает, как исчезла одиннадцать лет назад из университетского госпиталя. Задержать ее получится только в прямом смысле: задержать, сообщить в полицию или лорду Аштону, начать полноценное расследование.

   От размышлений отвлекло смутное беспокойство. Оливер не сразу понял, чем оно вызвано, а поняв, вскочил с кровати. Дым! Если она не открыла окно, он уже должен был почувствовать запах.

   Осознание того, что умная, вменяемая женщина — а Нелл была именно такой — не вышла бы из дома в надетом на голое тело пеньюаре, заставило сбавить шаг, и в гостиную он не вбежал, а вошел почти спокойно. Увидел пустые кресла и снова запаниковал. На счастье, ничем волнения не выдал, потому что Нелл все-таки была в комнате: сидела на полу, отодвинув закрывавшую камин решетку, и курила, выдыхая дым в топку.

   — Я открыла заслонку. Подумала, что это лучше, чем окно. Тяга хорошая, все выдувает в трубу.

   Действительно, умная женщина.

   Только на голом полу сидеть не стоит.

   Оливер взял с дивана подушки, одну подтолкнул к Нелл, а на вторую уселся сам.

   — Никогда не пробовал курить, — сказал, принюхавшись. Дым ментоловых сигарет, когда он не висел в воздухе туманом, пах не так уж плохо.

   — Тебе не понравится.

   — Почему ты так думаешь? Тебе же нравится.

   Нелл быстро взглянула на него. Промелькнуло что-то в глазах. Улыбка? Грусть? Грустная улыбка?

   — Я... — Она осеклась на полуслове. Затянулась глубоко и так и не сказала того, что собиралась.

   Докурила, затушила сигарету, вытряхнула из мундштука и поднялась. Поправила халатик, легким неосознанным движением огладила ладонями талию и бедра, а заметив, что на нее смотрят, недовольно поморщилась.

   — Все же оденусь. Неловко чувствую себя в чужих вещах.

   — Он твой. — Оливер продолжал глядеть на нее снизу вверх. — Если захочешь.

   Нелл отрицательно качнула головой:

   — Слишком дорогой подарок. Даже на вид дорогой, не для стипендиатки из третьего общежития. У моих соседок возникнет немало вопросов, если увидят меня в таком.

   — Он не для общежития, — согласился Оливер, поднявшись с пола. — Для этого дома. Можешь оставить его здесь и надевать, когда...

   — Когда? — уточнила она нервно, не выдержав короткой заминки.

   — Когда захочешь, — закончил он.

   Думала Нелл недолго. Глупо после всего изображать невинную девицу, а предложенное Оливером решение было не лишено смысла. Подобное излечивается подобным, и, если другие средства бессильны, им остается только переболеть друг другом.

   — Как ты себе это представляешь? — спросила она, не найдя иной альтернативы.

   — Не без сложностей, — признался он. — Но я это представляю, в отличие от того, чтобы отпустить тебя сейчас и снова делать вид, что между нами ничего нет.

   — Я имела в виду, как ты представляешь мои приходы в твой дом.

   — Ты... не отказываешься?

   — Ты ждал отказа? — Нелл прошла к креслу, на котором бросила сумочку, достала сигарету и вернулась к камину. — Следовало потянуть время ради приличия? Или устроить сцену на тему «я не такая»?

   Зажала мундштук зубами и несколько секунд безрезультатно терла палец о палец. Огонь не загорался. Казалось, все силы ушли на поддержание внешнего спокойствия, и ничего не осталось, чтобы выбить хотя бы слабую искорку.

   — Ты не такая. — Оливер опустился на пол позади нее, снизу вверх провел ладонями по спине, погладил напряженные плечи, заставляя расслабиться, и Нелл наконец удалось прикурить. — Просто ситуация сложилась странная. Но ведь сложилась?

   — Не нужно, — попросила она, поежившись.

   — Тебе неприятно? — Он убрал руки.

   — Не нужно все усложнять. Мы оба знаем причину этого сумасшествия. Ты же читал о резонансе. Слишком сильные эмоции, вследствие чего у нас сформировались стойкие навязчивые ассоциации...

   — И это я все усложняю? — Его пальцы продолжили мять ее плечи, массировали шею, чертили дорожки между лопатками. Он успел заметить, как ей это нравится, и теперь беззастенчиво пользовался ее маленькой слабостью, а она невольно выгибала спину, подстраиваясь под его движения истосковавшейся по ласке кошкой. — Мне с тобой хорошо, и я не хочу искать этому объяснений.

   — Глупо, — пробормотала Нелл, томно потягиваясь. Голова запрокинулась назад, рука с дымящейся сигаретой замерла над пепельницей.

   — Значит, я глуп, — согласился Оливер. — Выжил из ума к старости.

   Она тихонько фыркнула:

   — Старик, угу.

   — Разве нет? Знаешь, сколько мне лет?

   — Конечно. — Она вспомнила Дарлу. — Первое, что узнает любая поступающая в академию девица, — твой точный возраст. Еще ни одна не сказала, что ты для нее стар.

   — Смеешься?

   — Улыбаюсь, — призналась Нелл.

   — Хотел бы я это видеть, — проговорил Оливер, тем не менее не пытаясь развернуть ее или заглянуть в лицо. Его пальцы соскользнули по шелковому рукаву пеньюара, отобрали мундштук с истлевшей сигаретой и сжались на запястье. — Ты спросила, как сможешь приходить сюда. Я дам тебе ключ... Позволишь?

   Паутинка незнакомого плетения обвила руку. Заклинание морозными иголочками впилось в кожу, но неприятные ощущения тут же сменились теплом.

   — Заклинание переноса? — уточнила Нелл.

   — Да. Запускается замыканием внешнего контура, дополнительных вливаний энергии не требует. Якорь поставлю тут, в гостиной. Тебя перенесет сюда из любого места в академии сразу после активации заклинания. Защита дома пропустит. К слову, если решишь войти через дверь — тоже.

   — Я не знаю, где ты живешь.

   — В каком смысле?

   — В прямом. Понятия не имею, где сейчас нахожусь. Я всего полтора месяца в академии, мало где бывала, кроме учебного корпуса, столовой и библиотеки.

   — Хочешь, провожу тебя в общежитие пешком? — предложил Оливер. — Посмотришь на дом снаружи, запомнишь дорогу.

   — Считаешь, это разумно?

   — Почему нет? Вдруг пригодится?

   — Ты понял, о чем я. Мы не можем разгуливать вдвоем по территории академии.

   — Можем, — заявил он невозмутимо. — К тому же я не предлагаю идти прямо сейчас, подождем, пока стемнеет, если тебе так спокойнее.

   — В темноте я не запомню дорогу.

   Потом был обед.

   Обитая деревом столовая, стол, слишком длинный, чтобы сидеть по разные его стороны, серебро, фарфор и хрусталь, форель в сливочном соусе и легкое белое вино...

   — Я живу один. Постоянной прислуги в доме нет. По будням приходят две женщины, убирают в комнатах, забирают вещи в стирку, но они управляются до полудня. Можешь приходить сразу после занятий. Просто так. Тут ведь удобнее, чем в общежитии? Я обычно до пяти в ректорате, но могу и сбежать, как сегодня...

   Нелл кивала и ковыряла рыбу салатной вилкой. Рыбная лежала рядом, но какая разница, когда мир вокруг сходит с ума?

   — Ты не придешь, — понял Оливер.

   — Приду. Если позовешь.

   Мир мог катиться в бездну, но Нелл не желала участвовать в этом сумасшествии.

   Да, жизнь редко балует приятностями вроде шикарной ванной, изысканного стола, мягкой постели и мужчины, с которым можно разделить эту постель к взаимному удовольствию, и нужно быть последней дурой, чтобы отказаться от такого. Но нужно быть еще большей дурой, чтобы верить в то, что это надолго. Иллюзии недолговечны, и даже самые качественные из них со временем распадаются.

   Принимая решение, важно правильно расставить приоритеты. Оливер честно спросил себя, чего он хочет больше, эту женщину или узнать всю правду о ней, и так же честно ответил: все. Не сказать, что это помогло определиться с тем, как быть дальше, но отмело последние сомнения.

   После обеда Нелл спросила, сможет ли она уходить из его дома так же, как приходить, с помощью телепортационного заклинания. Он ответил, что нет: нужны настройки для обозначения места выхода, и плетение получится слишком сложным и нестабильным, чтобы она могла его удержать. Она покивала с отстраненным видом и попросила провести ее куда-нибудь поближе к общежитию. Прямо сейчас, потому что прежде она после занятий не задерживалась, и соседка, должно быть, волнуется.

   Уговаривать ее остаться до вечера Оливер не стал, но, одеваясь, прихватил с собой кулон-невидимку. Открыл портал в тот же парк, где простился с Нелл наутро после Осеннего бала. Поцеловал напряженно сомкнутые губы. Прошептал что-то ласковое, оставшееся без ответа, а возможно, даже не услышанное, и ушел, чтобы вернуться через несколько секунд невидимым. Побыть еще какое-то время рядом, убедиться, что она в порядке, проводить до общежития — то, чего она ему точно не позволила бы.

   Первым делом Нелл конечно же закурила. Косилась на потемневшее от набежавших туч небо, сутулилась под порывами прохладного ветерка, но в целом выглядела спокойной. Слишком спокойной. Оливер не знал, какой хотел бы увидеть ее сейчас, улыбающейся, грустящей, нервно обрывающей пожухлую листву с кустов или размазывающей по щекам слезы, но любое проявление эмоций было бы лучше этого напускного спокойствия, под которым она пряталась даже наедине с собой. Хотя то, что она выкурила одну за другой две сигареты, уже говорило о том, как она на самом деле взволнована, и если бы Оливер не понимал, что, обнаружив себя, сделает только хуже... Но он понимал. Дождался, когда она докурит, и молча пошел следом.

   У общежития ждал первый сюрприз. Прежде он о таком не думал: в его группе были совсем еще мальчишки, старшему из которых едва исполнилось восемнадцать, и вряд ли Нелл заинтересовалась бы кем-нибудь из них. Но контингент студентов в академии не ограничивался его группой, и молодой человек, встречавший Нелл на крыльце общежития, был уже не сопливым первокурсником.

   Смешно было бы видеть соперника в этом юнце, но само наличие оного покоробило, и нагловатая ухмылка на смазливой физиономии, и букетик желтых роз, которые мальчишка наверняка нарвал в парке, и фиглярство, с каким он этот букетик вручил.

   Оливер не рискнул подходить слишком близко, но все же разобрал, что парень куда-то зовет Нелл.

   Она отказалась. Сослалась на усталость и на то, что погода портится.

   — Может, завтра? — нимало не расстроившись, спросил мальчишка.

   — Может быть.

   «Не может», — тут же решил Оливер.

   Когда Нелл скрылась за дверями общежития, пошел за ее ухажером. Видимо, предчувствие что-то подсказало. И не обмануло.

   — Молодой человек, — властно окликнули свернувшего в парковую аллею студента. — Подойдите.

   Парень обернулся на голос и неторопливо побрел к позвавшему его мужчине. Явление этого действующего лица Оливера не удивило: об Алане Россе он не забывал и не надеялся, что тот забудет о Нелл. Что еще его не удивило бы, так это если бы выяснилось, что за самим Аланом сейчас следит его жена.

   Впрочем, сцена и без Сюзанны получалась прямо-таки опереточная: бывший жених девушки, ее нынешний поклонник и ее же тайный любовник, подслушивающий из кулис. Было бы забавно, если бы не множество «но».

   — Имя и курс? — без предисловий потребовал Алан у студента.

   — Тэйт Тиролл, прикладная алхимия, шестой год обучения, — бодро отрапортовал тот. И уточнил нагло: — А что?

   — А то, что у нас запрещено рвать цветы на клумбах.

   — Больше не буду, — пожал плечами мальчишка. Негодование профессора Росса его не пугало: был бы перед ним преподаватель с алхимического факультета, вел бы себя скромнее, а демонолог все равно что эльфийский посол — фигура вроде и значимая, но к мистеру Тироллу непосредственно отношения не имеющая.

   — Рвали цветы для девушки?

   — Угу.

   — Для своей девушки? Давно встречаетесь?

   Оливер укоризненно покачал головой: грубо, Алан, ох как грубо.

   — При всем моем почтении... — Алхимик склонил коротко стриженную голову и тут же вскинул резко. — Не ваше дело. Я могу идти?

   — Проваливай, — процедил демонолог. — И лучше на глаза мне больше не попадайся.

   Уходя, Алан ни разу не обернулся и не видел, что студент еще долго смотрел ему вслед, и взгляд у него был странным, как у человека, вдруг что-то понявшего и сделавшего для себя какие-то выводы.

   Оливер тоже кое-что для себя вывел, а именно: иллюзорный полог вещь удобная и при скрытой слежке незаменимая, но ощущения от этой скрытой слежки мерзкие — недаром работу сыщиков сравнивают с копанием в грязном белье. Решил, что будет пользоваться амулетом только в крайних случаях.

   До официального завершения рабочего дня оставался почти час. Стоило вернуться в ректорат, узнать, не было ли каких-нибудь важных звонков или писем, а после можно было заглянуть в архив.

   Секретарем при ректоре второй год служил Роберт Флин, приятный молодой человек, вежливый, исполнительный, разбирающийся в документоведении и владеющий основами ментального воздействия, благодаря чему в приемной даже при огромном наплыве посетителей сохранялась доброжелательная атмосфера. Из недостатков Оливер отмечал в нем некоторую нерасторопность, неуверенность, когда требовалось принимать самостоятельные решения, и тот факт, что Роберт Флин не был Джереми Адамсом. Но работалось с ним терпимо: некоторых его предшественников хотелось уволить уже в первый день.

   — Милорд Райхон! — обрадовался появлению ректора секретарь. — Как хорошо, что вы нашлись.

   — Я и не терялся, — сообщил ему Оливер. — Был дома.

   — Дома? — удивился Флин, словно мысль о том, что у главы академии имеется не только рабочий кабинет, но и дом, до сей минуты в голову ему не приходила.

   — Обедал, — еще сильнее озадачил его ректор. — А выражение «свободный график», полагаю, подразумевает не только то, что я буду сидеть в ректорате допоздна, но и то, что при необходимости могу отлучиться. Разве нет?

   Сказал и сам поразился непривычному для себя легкомысленному тону. Но, может быть, так и надо?

   Секретарь, судя по осуждению во взгляде, с ним не согласился и зачитал список желавших пообщаться с милордом Райхоном во время его отсутствия. Список оказался внушительным, но глубокого раскаяния, узнав, скольких людей он лишил счастья себя лицезреть, Оливер не испытал: подождут до понедельника.

   — Если нет ничего срочного, наведаюсь в архив.

   Флин хотел возразить, видимо, считал, что нечто срочное все-таки было, но промолчал. Все же решительности ему недоставало.

   Мисс Надин Хоуп, заведовавшая центральным архивом, была, напротив, дамой весьма решительной. Несколько лет назад она, как подозревал Оливер, решила определить границы его терпения, и с тех пор неуклонно следовала плану.

   Едва ректор переступил порог хранилища, как под ноги, сверкая клыками и зелеными глазищами, бросился огромный черный кот. Казалось, собирался облаять, но вспомнил, что это не совсем по его части, и ограничился обнюхиванием. Второй котяра, рыжий и мордатый, наблюдал за действиями собрата со шкафа. Свисающий пушистый хвост раскачивался подобно маятнику.

   — Мисс Хоуп, — позвал маг владелицу наглой живности, которую (живность, а не владелицу) отчаянно хотелось пнуть.

   — Да-да, уже иду, — отозвались из соседней комнаты звучным меццо-сопрано. — Одну минуточку.

   Но прежде появился еще один кот, полосато-серый, такой же бесстыжий и откормленный, как и первые два. Поглядел на посетителя, сделал вид, что не заинтересовался, и с удивительной для его комплекции грацией запрыгнул на подоконник.

   «Все в сборе», — подумал Оливер и ошибся: следом за серым вылетело нечто мелкое и дымчатое, добежало до противоположной стены и юркнуло под шкаф.

   — Мисс Хоуп! — поторопил ректор.

   — Да-да. — В соединяющих смежные помещения дверях показалась миловидная женщина лет сорока, одетая в строгое синее платье с высоким воротничком. Поправила на любопытно вздернутом носике очки в тонкой металлической оправе и деловито поинтересовалась: — Чем могу служить, милорд?

   — Во-первых, Надин, — строго начал Оливер, но вспомнил о приличиях и закончил чуть мягче, — добрый день.

   — Добрый, — благосклонно улыбнулась дама, скрестив под грудью пухлые ухоженные руки.

   — Во-вторых, напомню наш недавний разговор. Я просил вас в будущем избавить архив от присутствия животных, а вместо того я вижу у вас нового питомца.

   — Ну в будущем, — пожала плечами мисс Хоуп. — В будущем, уверяю вас, милорд, ни одного из них тут не останется. В будущем и меня здесь не будет. А в настоящем не вышвырнете же вы нас на улицу?

   — Вас — нет, — заверил ректор. — Их — да. Любите котов — прошу, держите их дома.

   — У меня дома им будет скучно, — посетовала хранительница, — я там почти не бываю. Тут ко мне хотя бы изредка кто-нибудь заглядывает, а дома... Что делать дома одинокой старухе?

   «Котов развлекать!» — чуть было не ляпнул Оливер.

   — Какая же вы старуха? — сказал он вместо этого. — Вы — молодая интересная женщина, и я не сомневаюсь...

   — Милорд Райхон! — оборвала его котовладелица, прижав ладони к порозовевшим щекам. — Вы со мной флиртуете?

   — Я? — Ректор невольно отступил на шаг и чуть не наступил на отирающегося у ног черного. — И в мыслях не было.

   — Что? — еще больше возмутилась дама.

   — Мисс Хоуп, мне срочно нужна информация о младшей школе Роймхилла, — выпалил Оливер на одном дыхании. — Не работает ли там кто-нибудь из выпускников или бывших сотрудников академии?

   Надин нахмурилась, коты, судя по виду, задумали какую-то пакость, а вот госпожа удача Оливеру внезапно улыбнулась, в очередной раз заставив подивиться тому, как тесен мир.

   — Школой в Роймхилле сейчас руководит мистер Абнер, — сообщила мисс Хоуп, найдя в шкафу соответствующую папку. — Как раз наш выпускник.

   — Брент Абнер? — не скрывая радости, уточнил Оливер. — Давно он занимает этот пост?

   — Последние восемь лет.

   Значит, пять лет назад, когда Нелл получала свидетельство об окончании школы, Абнер уже был ее директором. Возможно, он запомнил девушку с такой неординарной внешностью и сможет что-нибудь рассказать. Например, каким образом мисс Мэйнард удалось окончить школу, в которой она не училась.

   С возрастом маги меняются не так быстро и заметно, как те, кто не наделен даром. Во многом это зависит от специализации. Некроманты и целители, в процессе работы отдающие собственную жизненную энергию, лет до сорока старились наравне с обычными людьми, но когда в достаточной мере овладевали способностями, научившись контролировать отдачу, этот процесс существенно замедлялся. Маги, работающие исключительно с энергией потоков, могли и в пятьдесят лет выглядеть на двадцать. Что до Нелл, то будучи неслабой носительницей темного дара, сейчас она выглядела не старше заявленного в документах возраста. Пять лет назад, возможно, казалась еще моложе. Но вряд ли восемь-девять лет назад, когда она должна была поступить в младшую школу, кто-нибудь мог принять ее за ребенка.

   — Спасибо, мисс Хоуп, вы мне очень помогли.

   «А с тобой мы позже разберемся, — пообещал Оливер сидящему на шкафу рыжему коту. — И с тобой, — одарил сердитым взглядом черного. — И с остальными тоже».

   Вернувшись в приемную, он попросил секретаря отменить все запланированные на понедельник дела и встречи, включая обязательное еженедельное совещание, и отправился на портальную станцию, узнать, есть ли из академии прямой канал в Роймхилл или придется добираться в несколько этапов. На счастье, такой канал существовал. Правда, здравый смысл вопил, что телефоны в Роймхилле тоже существуют и с Брентом можно связаться посредством двух аппаратов и протянутых между городами медных проводов, но Оливер этим воплям не внял. А спустя минуту и о здравом смысле позабыл. Наткнулся в перечне каналов на знакомое название и подумал: «А почему бы и нет?» Впереди выходные, затем — разговор с Абнером, после которого, быть может, станет не до подобных безумств. Если уж придется сожалеть, то пусть хоть будет о чем.

   Ночью, когда Дарла тихонько сопела в своей кровати, Нелл ворочалась с боку на бок, прокручивая в голове события минувшего дня. Думала, не поспешила ли она и не следовало ли все же попросить время для раздумий. О переводе тоже размышляла, как же без этого, когда думаешь об Оливере Райхоне, но планировать уход из академии стало сложнее. Теперь ее желания будет недостаточно, потребуется еще и его согласие. Хорошо, если к тому времени он пресытится их связью, а если нет? Если захочет удержать ее? А если, исключительно теоретически, она сама захочет остаться?

   Последнее предположение было настолько нелепым, что Нелл тут же успокоилась. Она давно уже не живет мечтами, остались только планы, выверенные, как схемы из учебника, и в ее планах нет места милорду Райхону. Так же как и у него не может быть далеко идущих планов на нее.

   Чтобы полностью отвлечься от мыслей о нем, она взялась пересчитывать гипотетических овец и вычисляла, сколько шерсти с них наберется за год, сколько молока и сколько сыра можно будет сделать. А когда пришел долгожданный сон, ее из него бесцеремонно выдернули, как и из собственной постели.

   — С ума сошел? — обескураженно прошептала она, очутившись на кровати в спальне, откуда ушла днем, рядом с мужчиной, о котором усиленно старалась не думать.

   — Не спится, — пожаловался он. — Хочу обсудить с тобой одну идею.

   — С ума сошел, — повторила Нелл, узнав, что это за идея.

   — Сошел, — подтвердил Оливер. — Ты же понимаешь, я — человек занятой, на сумасшествие и то времени нет, так что я решил безумствовать сразу на всю катушку. Или у тебя есть планы на выходные?

   Планов у Нелл не было, а мысль совместить по времени все возможные безумства подкупала своей рациональностью.

   — Значит, договорились? — улыбнулся Оливер. — Теперь можно спать.

   — А вернуть меня в общежитие?

   — К утру верну. Не беспокойся, твоя соседка ничего не заметит.

   Обещание он выполнил: проснулась Нелл в своей комнате. Она даже решила бы, что ночной разговор и все, что было после, ей приснились, но сон не объяснял, каким образом у нее в волосах оказалась длинная черная лента.

   — Дарла, забыла тебе сказать, я уезжаю на выходные. Получила письмо от подруги по младшей школе, приглашает навестить ее. Она удачно вышла замуж, так что прислала мне денег на портальный переход...

   К сумасшествию Оливер подошел ответственно, продумав все нюансы. Оставалось в точности выполнить его указания.

ГЛАВА 11

Понедельник постучался в окно дождем.

   Нелл с трудом оторвала голову от подушки, увидела стекающие по стеклу капли, серое небо и раскачивающиеся ветви, с которых ветер безжалостно срывал листву, и снова рухнула на кровать. Не то что на занятия идти, даже из-под одеяла выбираться не хотелось.

   — Вставай, опоздаем! — тормошила соседка.

   Похолодание началось в субботу, и у Дарлы было время привыкнуть к осени, вдруг решившей, что теплые сухие деньки слишком затянулись и не мешает добавить в жизнь людей зяблой слякоти. А Нелл...

   Нелл, закрывая глаза, еще слышала шум моря и крики чаек, и стопы горели, обожженные раскаленным песком.

   — Вставай! — Дарла стянула с нее одеяло. — Я заварю чай, а ты расскажешь, как погостила, а то вчера и слова не сказала. Пришла и упала, будто не порталами возвращалась, а бегом и с седоком на закорках. Что твоя подруга с тобой делала? Дрова на зиму заготавливать заставила? Или мебель двигать? Я думала, ты отдыхать будешь.

   — Я отдыхала, — пробормотала Нелл. Отобранное одеяло жестокосердная соседка бросила на свою кровать, и, чтобы согреться пришлось свернуться клубком, натянув до пяток сорочку. — Просто все эти переходы...

   Сотрудники станций соблюдали политику конфиденциальности, а на ней была иллюзия, так что слухи, если и поползут, коснутся лишь Оливера, но она все равно немного нервничала на этот счет. Совсем немного, и в целом впечатления от выходных остались приятные.

   Когда Оливер сказал ей о море, Нелл решила, что речь идет об отеле на южном побережье. Состоятельные господа вывозят туда на лето жен и детей, а в бархатный сезон, когда семьи обживаются в городских особняках, — содержанок, и, раз уж она теперь вроде как содержанка, а на дворе октябрь, в приглашении милорда Райхона, помимо внезапности, не было ничего необычного. «Возьми зубную щетку, а остальное купим тебе на месте», — говорил он, и она думала о приличном платье и шляпке, в которых ее не стыдно будет выгулять вечером по набережной. Возмущалась в глубине души, но несильно: содержанки, как правило, радуются подаркам...

   Но вышло все не совсем так, как она себе представляла.

   — Кеилани? Что такое Кеилани?

   Географию она знала хорошо, но не помнила на побережье городов с таким названием.

   — Главный остров Лейханского архипелага, который с середины прошлого века является Арлонской провинцией, — как на лекции пояснил Оливер. — Но на Кеилани мы не останемся, возьмем катер и поплывем на Локелани. Это островок поменьше, отдыхающие там почти не селятся.

   Все вышло совсем не так.

   Вместо платья ей купили белый пляжный халат, вместо элегантной шляпки — широкополую соломенную шляпу. И зонтик. Без зонтика ее кожа вмиг покрылась бы красными пятнами. Отеля на Локелани, куда они прибыли к полудню, не было. Был деревянный дом с огромными окнами, две просторные комнаты, не обремененные мебелью, большая кровать, на которую толстая темнокожая женщина в цветастом тюрбане постелила свежие простыни, стол на открытой террасе, плетеные кресла... горячий белый песок, зелень незнакомых деревьев, пронзительная синева неба и море. Море, казалось, было тут везде, даже в доме: его запах, шелест волн.

   — Где здесь можно выкупаться? — спросила Нелл у толстухи. За два часа пути от главного острова спина взмокла, и не терпелось избавиться от корсета.

   — Там, — рассмеялась женщина, махнув рукой в сторону изумрудной воды.

   После проводила все же за тростниковую ширму к деревянному корыту. Ручной насос качал воду прямо из ручья, холодную, но Нелл не стоило труда нагреть ее до нужной температуры. Оливера к тому времени рядом уже не было, и пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть над невысокими волнами его голову. А увидев его выходящим на берег, мокрого, неприлично нагого и столь же неприлично довольного, щурящегося от яркого солнца и по-детски загребающего босыми ногами песок, Нелл поняла, что он не ее привез на море — он привез себя. А она — так, с целью совмещения безумств...

   — Так ты расскажешь? — Дарла бросила в чашки по щепотке сухих листьев и залила их кипятком. — Ты говорила, у мужа твоей подруги полно денег. Значит, у них большой дом?

   — Большой, — зевнула Нелл. — Два этажа, сад, в саду пруд, в пруду карпы. Прислуги полно.

   ...Прислуживала им одна только толстуха в тюрбане. Звали ее Мелика, и при доме она была и горничной, и прачкой, и кухаркой. С постояльцами общалась по-простому, словно с приехавшей погостить родней, но в этой простоте не чувствовалось ни грубости, ни раздражающей фамильярности, так что не только Нелл, но и милорд Райхон, в обычной жизни вежливый до оскомины, легко свыклись с ее манерами. С дороги Мелика подала гостям лимонад и фрукты, а к обеду приготовила на открытой жаровне рыбу, которую перед тем сама же и чистила, еще живую, бившуюся в крепких черных руках. Рыбу принесли двое полуголых мальчишек: выскочили из-за кустов с большой корзиной и ошалело уставились на Нелл, потом заулыбались, пролепетали что-то на чужом непонятном языке и, отдав корзину толстухе, шмыгнули снова в кусты.

   — Что они сказали? — попросила перевести Нелл.

   Женщина растянула в усмешке толстые губы:

   — Сказали, что теперь знают, как выглядит настоящая белая госпожа.

   Шутка туземке понравилась, и она не преминула повторить ее Оливеру, правда, на свой лад.

   — Где ты нашел такую женщину? — спросила, накрывая стол на террасе. — Боги как будто слепили ее из соли и сахара. Я бы на твоем месте не подпускала ее к воде. Растает — что будешь делать?

   В воду Нелл сама не собиралась, и вовсе не потому, что у нее не было купального костюма, тут он был не просто не нужен — неуместен, но палящее солнце пугало, и море, сливавшееся у горизонта с небом и оттого казавшееся бескрайним... Прежде она не была на море, но Оливеру в этом не призналась. Да он и не спрашивал. И не боялся ни моря, ни солнца. Заплывал так далеко, что порой она теряла его из виду, а выбираясь на берег, растягивался на брошенном на песок покрывале, подставляя тело жарким лучам.

   — Часто тут бываешь? — позволила себе немного любопытства, когда он, наплававшись вдоволь, вспомнил-таки о ней. Или не вспомнил, а просто спрятался под навес, поняв, что еще чуть-чуть, и придется лечить солнечные ожоги.

   — В последнее время — нет. Раньше приезжал каждый год, а потом это ректорство...

   Вечером, когда небо из голубого сделалось лиловым, покрасневшее и увеличившееся в размерах солнце почти коснулось горизонта, а волны улеглись, превратив море в отражающее закатное зарево зеркало, Нелл отважилась выбраться из-под навеса. Прошла по горячему еще песку, осторожно намочила ноги. Вода была теплой, мягкой, живой, она обнимала щиколотки, щекотала, манила. Сбросить халат и войти в море оказалось не так уж страшно. Окунуться по плечи, позволив ласковой стихии обнять себя целиком. Оттолкнуться от дна и сделать несколько неуверенных гребков.

   Плавать Нелл не умела, негде было учиться и некому учить, но видела, как это получается у других, и хотела попробовать. В итоге окунулась уже с головой и хлебнула немного воды. Закашлялась. Мокрые волосы облепили лицо, упали на глаза, мешая понять, в какой стороне берег, и море враз перестало казаться дружелюбным и неопасным. Но испугаться по-настоящему Нелл не успела: Оливер тут же оказался рядом, подхватил на руки, убрал с лица липкие пряди и стер с губ соленые капли...

   Потом они пили вино и смотрели на звезды, нереально яркие и блестящие, словно рассыпанные по черному бархату бриллианты...

   А после уснули, едва добравшись до кровати, утомленные портальными переходами, сменой климата и новыми впечатлениями, опьяненные вином и свежим морским воздухом...

   — Хорошо погостила, — закончила рассказ Нелл. — Может быть, еще как-нибудь к ним выберусь. Если пригласят.

   Ливень за окном не прекратился, но занятий из-за непогоды не отменяли. Пришлось одеваться, доставать из чемодана плащ и зонт и короткими перебежками, прячась ненадолго под деревьями и козырьками попадавшихся по пути зданий, добираться до факультета.

   В Роймхилле Оливера стошнило. Скрутило сразу за порогом портальной станции, вывернуло горечью выпитого с утра кофе. Хорошо, что поблизости никого не было. Плохо, что подобное вообще случилось. Но не удивительно, учитывая, сколько переходов он сделал за последние дни. Перемещениями на дальние расстояния злоупотреблять не следовало, особенно в его возрасте, если верить целителям. Но что эти целители знают о возрасте?

   Оливер вынул платок, отер губы и улыбнулся: минувшие выходные стоили месяца на больничной койке, что там какая-то тошнота? Тем более через несколько минут о приступе напоминало лишь легкое головокружение и привкус желчи на языке.

   Когда он покидал академию, там лил дождь, а расположенный намного севернее Роймхилл встретил солнцем и легким морозцем. После островного зноя перепад получился слишком резким, но как нельзя лучше иллюстрировал возвращение к реальности.

   Возвращаться не хотелось, и если рабочей суеты избежать не вышло бы, то от визита к Бренту Абнеру еще можно было отказаться. Но Оливер до сих пор не знал, как подступиться к Нелл, а оставить ее тайны в прошлом не мог по многим причинам, даже понимая, что разгадки, возможно, поставят его перед сложным выбором.

   — В младшую магическую школу, — велел он кэбмену, остановившему у обочины легкий двухместный экипаж. Впряженные в повозку лошадки поглядели на нежданного пассажира с укором, но в Роймхилл Оливер прибыл впервые, дороги не знал и, даже если бы выяснилось, что школа находится за ближайшим углом, предпочел бы, чтобы его туда довезли.

   Школа оказалась несколько дальше. Путь занял почти час, и появилось время обдумать, как и о чем говорить с директором.

   С Брентом Абнером они не виделись почти пятнадцать лет. До этого тоже не сказать, что дружили, но отношения поддерживали. Во времена учебы (Брент, учившийся на теормаге, был старше Оливера на два года) жили в одном общежитии, на одном этаже, посещали один и тот же студенческий клуб и выпивали в одном том же трактире, когда вырывались из академии в Ньюсби. Так же с разницей в два года оба закончили аспирантуру и занялись преподавательской работой. К тридцати годам Брент женился и вскоре уехал вместе с супругой на север, к ее семье, но в академии время от времени появлялся, правда, все реже и реже, а после и вовсе пропал, чтобы теперь заявить о себе как о человеке, поставившем подпись на свидетельстве Элеонор Мэйнард. Если только эта подпись не была фальшивкой, как и новое имя Нелл...

   Роймхиллская младшая школа располагалась в большом трехэтажном особняке, отделенном от городских кварталов внушительных размеров парком. Юные дарования в период овладения силой — не самое спокойное соседство, и Оливер по достоинству оценил предусмотрительность основателей школы и мастерство магов, протянувших по парку защитную сеть.

   Явился он во время занятий, и в школьных коридорах царила тишина, впрочем являвшаяся скорее заслугой звукоизолирующих чар, а не примерного поведения учеников. Поинтересовавшись у дежурившего на входе пожилого мужчины, где искать директора, Оливер поднялся на второй этаж, нашел дверь с соответствующей табличкой и постучал.

   — Входите! — раздался голос, не показавшийся даже смутно знакомым.

   Все же годы сильно меняют людей.

   Внешне Брент тоже мало походил на того щеголеватого брюнета, каким Оливер помнил его по последней встрече: за письменным столом сидел средних лет господин, располневший, обрюзгший, его щеки обвисли, нос, и в былые времена немаленький, стал еще больше и мясистей, а редкие, зачесанные набок волосы не скрывали разросшейся проплешины. Но все же это был Брент Абнер. Он подслеповато щурился, разглядывая посетителя, и от этого взгляда, и от того, как постарел давний знакомец, минуту назад воспринимавшийся ровесником, Оливеру стало не по себе, и он не сразу вспомнил, что следовало поздороваться первым.

   — Райхон! — воскликнул директор, наконец-то узнав, кого к нему занесло. — Олли Райхон, чтоб меня... Тьфу ты! — Он смутился совершенно неискренне. — Милорд Райхон конечно же. Простите, сорвалось...

   — Здравствуй, Брент, — улыбнулся Оливер, задавая предстоящему разговору приятельский тон. — На Олли я тоже еще отзываюсь.

   — А на Олли-поджигателя? — осмелел Абнер.

   — Не стоит. Мне с этим Крейга хватает.

   — Старик еще работает? Ну силен! Как он? Как оно все там, а? Да ты присаживайся... Чай? Кофе? Другого в рабочее время не предложу... А, ну его! Предложу! Что будешь?

   — Чай, — избавил хозяина от моральных терзаний Оливер.

   Выпили по чашке. Вспомнили общих знакомых. Абнер коротко поведал о себе. На жизнь не жаловался, в общем и целом был доволен и карьерой, и семьей. В будущем году обещал привезти в академию старшего сына и, пользуясь случаем, похвалился талантами отпрыска.

   — Слушай, — спохватился на середине рассказа, — а тебя-то к нам каким ветром? По делу?

   — По делу, — согласился Оливер.

   Подробности «дела» он продумал загодя. Якобы специалисты из внутренней полиции академии усомнились в подлинности нескольких свидетельств и собирались проверить, но он, заметив на одном из документов знакомую подпись, решил по старой дружбе разобраться во всем самостоятельно и без огласки.

   — Все могут ошибаться, — сказал нахмурившемуся директору. — Выяснится, что со свидетельством все в порядке, а слухи уже пойдут. Тебе это нужно?

   — Да кому оно нужно? — пробурчал Абнер. Рассмотрел внимательно свидетельство и пожал плечами. — И что старику не понравилось? В порядке же все. Бумага, печать, подпись моя. И девчонку эту я помню хорошо. Беляночка такая, альбинос или вроде того, да?

   Оливер осторожно кивнул, опасаясь спугнуть нежданное везение.

   — Хорошо помнишь? — переспросил рассеянно. — Любимая ученица?

   — Где уж там! — отмахнулся Брент. — Не училась она тут. Домашняя девочка, в смысле образование у нее домашнее. В школу только на аттестацию пришла.

   — Приезжала с наставником?

   — Естественно, — удивился вопросу директор. — С наставником, он же и опекун. Это — Брент ткнул пальцем в свидетельство, — племянница Оуэна Лэндона. Умника Оуэна, помнишь его?

   Оливер покачал головой. Умников он за свою жизнь встречал немало, но человека по имени Оуэн Лэндон никогда не знал.

   — Случайно, не родственник Бенедикта Лэндона, бывшего казначея? — предположил, чтобы удержать разговор в нужном русле.

   — Племянник, — подтвердил Абнер. — Башковитый был парень. Теормаг на пару лет раньше меня окончил, так ему сразу место в научном корпусе предложили. Жаль, не остался... Женился он еще во время учебы. На амулетчице. Вилма... забыл, как дальше. Не знаю, чем она его взяла. Не красавица и дымила что паровоз. Но артефакторный с золотым дипломом окончила. Ей военный контракт предложили, вот Оуэн и уехал с ней на какой-то секретный завод. Потом, я уже аспирантуру заканчивал, слух прошел, что Вилма погибла. Испытания какие-то были или еще что. А Оуэн после этого, говорили, запил по-черному. Еще говорили, что утопился, или застрелили его по пьяни... А лет восемь назад в столице встретились. Живой. Не тот уже, что был, но и не скажешь, что совсем потерянный. Посидели с ним, вот как с тобой... только не за чаем... Он рассказал, что в предгорьях где-то обжился, в Расселе. Ферму вроде как купил... Дурь оно, конечно, чтобы такой маг — и ферма, но мало ли? А потом, значит, еще года три прошло, он племянницу привез...

   — Из Расселя в Роймхилл? — перебил Оливер. — Это же поездом три дня пути.

   — Ну да, не близко. Я ему в прошлую встречу сказал, что руковожу школой, вот он и вспомнил. Наверное, побоялся, что его девчонка экзамены не сдаст, а я вроде как свой человек... Но она сдала сама, хоть на крови поклянусь. Слабенькая она, конечно, второй уровень с натяжкой брала. Но плетельщица неплохая. Все заклинания как по книжке, аккуратненько так. Все же Оуэн ее хорошо натаскал, у некоторых так чисто и после академии не получалось... Я ее, собственно, потому и запомнил. Ну плетения ее. И то, что Оуэну родня. И внешность примечательная... В общем, запоминающаяся девица.

   — Но слабенькая?

   — Если начистоту, то совсем хилая. Не только как маг, вообще. Болезненная, худая, словно Лэндон ее голодом морил. И силенок — кот наплакал. Свидетельство она, конечно, честно получила, но дальше... — Брент развел руками. — Я Оуэну так и сказал. А то он уже планы на нее строил: говорил, в академию отвезет поступать и сам там устроится, ферму продаст... Слушай! — Он замер и с недоверием уставился на гостя. — Так она поступила, что ли?

   Оливер снисходительно усмехнулся такой догадливости.

   — Правда? — продолжал удивляться Абнер. — И как? Третий хоть берет?

   Милорд Райхон вспомнил фобосов и Нелл, легко разрывающую нить призыва.

   — Четвертый. Без подготовки.

   Брент озадаченно почесал плешь.

   — Бывает, — заключил философски. И добавил неуверенно: — Наверное.

   — Бывает, — согласился Оливер. — Может, она на момент экзаменов еще в полную силу не вошла? Сколько ей тогда было? Шестнадцать? Семнадцать?

   — А демоны ее знают. Я ее метрики не видел.

   — Как не видел? — насторожился Оливер.

   — Ну это... — Брент суетливо заерзал в кресле, но, подумав, махнул рукой. — Ладно, скажу, как было. Не видел я документов. То ли дома они их забыли, то ли по дороге потеряли. Оуэн сам не свой был, когда понял, что они на экзамены без метрики пришли, на девчонку вызверился, чуть до слез не довел... Не назад же им ехать было? Ты сам сказал: три дня. В общем, я с его слов все заполнил. Его-то документы в порядке, да и свидетельство без паспорта все равно недействительно. Куда бы она с ним пошла?

   Куда-куда... В ближайшее гражданское управление. Заявила об утере документов и на основании свидетельства об окончании младшей школы и под поручительство «опекуна» получила новые.

   Оуэна Лэндона недаром прозвали в свое время Умником. Он не опасался, что Нелл не сдаст экзамен в другой школе, с ее-то способностью чисто, «как по книжке» плести заклинания, на оттачивание которой у нее было семь лет в Глисете. Но он знал, что в другой школе она не получит свидетельства, не подтвердив свою личность. Потому и привез ее к Бренту.

   Но кто он такой, этот Лэндон? Почему, умерев для всего мира, Хелена Вандер-Рут воскресла на ферме «дядюшки» Оуэна? Какое отношение выпускник академии имел к случившемуся в Глисетском университете?

   — Лэндон, Лэндон... — Оливер сморщил лоб. — Кажется, что-то припоминаю. Говоришь, его жена была артефактором? Случайно, не на татуировках специализировалась?

   — Вилма? — Абнер замотал головой: — На камнях. В любой булыжник могла силу вложить. Не надо ей было с вояками связываться...

   Мимо. Изначально мимо: Вилма Лэндон погибла задолго до глисетского происшествия. А вот мистера Лэндона стоит проверить. И татуировку, раз уж вспомнил о ней.

   Оливер начал планировать следующий шаг еще до того, как простился с Брентом Абнером, а судьба уже вносила в еще не составленный план свои коррективы.

   Когда стало известно, что единственная дочь Арчибальда Аштона, тогда еще первого помощника канцлера, вышла, нет, скорее выскочила, без помолвки и предварительных объявлений, замуж за человека сомнительного происхождения, к тому же в два раза старше ее, высшее общество королевства замерло в предвкушении грандиозного скандала. И разочарованно вздохнуло спустя полгода, так его и не дождавшись. Оказалось, новобрачная не беременна, как о том шептались салонные сплетницы, а Эдвард Грин, хоть и не мог похвастать аристократическим происхождением, был не «каким-то безродным докторишкой», а уважаемым целителем, заработавшим имя и состояние еще до женитьбы. А главное: лорд Арчибальд и леди Оливия показали, что всецело одобряют выбор дочери. Отношения с родителями супруги у Эдварда Грина складывались настолько хорошо, что некоторые «доброжелатели» зубы стерли от зависти. Каждое лето они с Бет гостили в загородном поместье Аштонов, зимой наведывались в столичный особняк, лорд Арчибальд и леди Оливия в свою очередь нередко появлялись в академии. Часто они общались по телефону. Как правило, Элизабет звонила матери, но случалось, что и мужчинам было что обсудить между собой, не посвящая в разговор жен.

   Как сегодня.

   — Эдвард, подумайте. Две недели, месяц — максимум. Лив будет рада, если Элси с Грэмом погостят у нас. И вам будет спокойнее.

   — Вы же сказали, что для беспокойства нет причин, — напомнил Грин тестю, хотя одно то, что лорд Арчибальд, не дожидаясь вечера, нашел его по рабочему номеру в лечебнице, уже внушало тревогу.

   — Сказал, но лишняя предосторожность не помешает.

   — Угу. Как говорит наш дорогой инспектор Крейг, предосторожность вообще лишней не бывает. Но Бет вряд ли согласится. Только если опасность реальна и угрожает Грэму. Но тогда она и мне работать не даст. Вы же знаете свою дочь.

   — Потому и говорю с вами, а не с ней. Уверен, вас она послушает.

   Грин усмехнулся в трубку:

   — Приятно, что вы такого высокого мнения обо мне, но что я ей скажу? Снова объявилась какая-то кучка магоненавистников — в первый раз, что ли? Два года назад, помните? Пять лет назад? Десять? Вы же понимаете, что они были, есть и будут? И Бет это понимает, как и то, что в академии установлена самая лучшая защита, какая только может быть.

   — Лучшая защита — в королевском дворце, — парировал вице-канцлер. Впрочем, тут же уточнил: — Официально. Но в этот раз речь не просто о фанатиках. Есть информация, что в их группировку входят маги. Отщепенцы, лишенные лицензий, беглые преступники, бывшие студенты, не получившие диплом. Из-за последних, полагаю, Высшая школа Найтлопа и стала мишенью. Двое погибших — и это чудо, жертв могло быть больше. Что, если они станут целенаправленно терроризировать высшие учебные заведения? Их не так много: Найтлоп, Глисет и ваша академия. Найтлоп уже пострадал.

   — Лорд Арчибальд, я поговорю с Бет. Но не могу обещать, что она согласится. Боюсь, резиденция вице-канцлера для всякого рода террористов не менее лакомый кусочек, чем академия. И защита у вас там слабее.

   — И что вы предлагаете?

   — Ждать, пока пройдут парламентские выборы.

   — Тоже считаете, что причина в этом? — уточнил лорд Аштон. — Да, ничто не меняется... Но все же поговорите с Элси. И еще. Собственно, это должен был быть мой первый вопрос: вы не в курсе, куда подевался Райхон?

   — А он куда-то подевался? — озадачился Грин. Он сам не смог найти ректора в выходные, но не сомневался, что тот появится на рабочем месте в понедельник.

   — Секретарь министерства магических дел пытался с ним связаться, но не нашел ни в ректорате, ни дома. На завтра назначено экстренное совещание.

   — В столице?

   — Естественно. Все уже извещены, кроме Оливера. Прежде он не позволял себе пропадать посреди семестра. Это странно, вы не находите? Мы с ним общались в пятницу. По телефону. Он интересовался одним старым делом, даже не знаю для чего, и...

   — Каким делом? — спросил Эдвард, почувствовав неловкую паузу.

   — Не важно. Сделайте одолжение, разыщите его. Если до вечера он не объявится, свяжитесь со мной. Не нравится мне все это.

   «И мне», — мысленно согласился Грин. Думал он при этом отнюдь не о террористах. Люди, ненавидящие магов и желающие их уничтожить, существовали всегда. Иногда у них случались «обострения», особенно когда они сбивались в группы, но повода для паники целитель не видел: в мире полно ненормальных, готовых убивать и по другим причинам, а то и вовсе без оных. А вот то, что милорд Райхон вдруг не выходит на работу в начале учебной недели, — событие незаурядное.

   То, что спустя два часа Оливер нашелся у себя дома, живой, невредимый и заспанный, Эдварда не успокоило, потому как выглядел ректор странно.

   — Вы... — Грин присмотрелся к открывшему ему дверь магу.

   — В порядке, — буркнул тот. — Просто немного устал.

   — Да нет, вы... загорели?

   Это действительно было странно. Особенно для дождливого октября.

ГЛАВА 12

С Аланом Нелл столкнулась на выходе из учебного корпуса. Ожидала, что он снова пройдет мимо, но...

   — Мы можем поговорить?

   «О чем?» — хотела спросить она.

   — Где? — произнесла вслух.

   — Иди за мной.

   Алан направился в глубь здания. Свернул к служебным помещениям. Открыл какую-то дверь и, не сомневаясь, что Нелл идет следом, вошел в небольшую комнату с зарешеченными окнами.

   — Иногда читаю лекции на факультете темных материй, тут оставляю вещи и пособия, — пояснил, хоть Нелл и не спрашивала.

   Она кивнула. Села за стол, заваленный свернутыми в рулоны картами. Рассеянно развернула одну — «География крупнейших прорывов» — и свернула снова. Беглого взгляда хватило, чтобы убедиться: прорыв, который она помнила, в историю не вошел.

   — Я не могу так, Нелл...

   — А как можешь?

   Вопрос она задала так же рассеянно, думая о другом, но Алан принял его за насмешку и стукнул кулаком по столу прямо перед ней.

   — Прекрати! — Глаза его потемнели, как всегда, когда он злился, и кровь ударила в лицо. — Хватит! По-твоему, это весело? Исчезнуть почти на одиннадцать лет, а после появиться и делать вид, что ничего не произошло? Весело?

   — Я смеюсь? — спросила она, выдержав полный гнева и отчаяния взгляд.

   — Ты... — Алан отвернулся первым. — Ты здесь. Ты жива, и ты здесь. Я не знаю... Ничего не знаю, Нелл. Даже тебя. Не могу понять, почему ты так поступила и почему вернулась теперь. И чего ждать...

   — Не жди ничего. Я объяснила, что делаю в академии. То, что мы встретились, — случайность.

   — Ты не собиралась?..

   — Нет.

   — Почему? — Он опять начинал злиться, а значит, еще не готов был услышать ответ.

   — Ты меня узнал на Осеннем балу, — проговорила Нелл медленно. — Мне казалось, меня теперь нельзя узнать. А ты узнал. Как?

   Какого ответа она ждала? Что она почти не изменилась? Неправда. Что ему сердце подсказало? Вот это действительно смешно.

   — Я тебя видел. Тогда. Приехал на следующий день, как и обещал. Застал Сью в слезах. Она знала только то, что ты в госпитале, никаких подробностей. К тебе никого не пускали. Меня тоже, но... Там была пожарная лестница. Потом оставалось пройти пять ярдов по карнизу... Я хотел разбить окно, когда увидел тебя. Вернее... когда узнал. На балу это было уже несложно, а тогда...

   Нелл подумала, изменилось бы что-нибудь, разбей он то окно, и пришла к выводу, что нет, но как наяву услышала звон разлетающегося вдребезги стекла, и в груди заныло, словно там засел один из несуществующих осколков.

   — Разбил бы. — Алан осторожно коснулся ее руки. — Но там стояла защита. Меня отшвырнуло... Второй этаж, но обошлось. Ногу сломал и пару ребер. Мелочи... по сравнению со сломанной жизнью...

   — Не говори так. — Она спрятала руку под стол. — У тебя хорошая жизнь. Сью, дети. У вас замечательная семья. Мое появление ничего не меняет.

   — Ты так думаешь?

   — Уверена.

   — Почему ты исчезла тогда? Почему за все годы не дала знать, что жива? Пусть ты не можешь рассказать, что случилось. Я не спрашиваю, кто и почему решил объявить тебя мертвой, но...

   — Это я решила, Алан.

   — Ты?

   Она выдержала еще один пристальный взгляд.

   — Я. Целители сказали, что я не выживу. Не назвали только точной даты смерти. Мог пройти месяц. Два. Может, три. Но я все равно умерла бы. Ректор Хеймрик всегда хорошо относился ко мне и согласился объявить, что я погибла вместе с другими, а меня отправить умирать куда-нибудь подальше.

   — Но...

   — Я решила, что так будет лучше, — сказала она твердо. — Хотела, чтобы меня помнили прежней, а не полутрупом, который нужно кормить с ложечки, переодевать и отмывать от испражнений. Поверь, это занятие тебе не понравилось бы.

   Нелл сдерживалась из последних сил, чтобы не сорваться на слезы или крик. Ей казалось, воспоминания давно померкли, но хватило нескольких слов, чтобы память ожила: боль, звуки, даже запах — тошнотворный запах собственного заживо гниющего тела...

   — Ясно, — кивнул Алан. — Значит, ты решила за всех? За меня? Решила, как мне будет лучше, да? Но потом? Потом, Нелл, почему ты не появилась потом?

   Потому что стала ему не нужна. Потому что у него была Сью, а она снова зависла на несколько месяцев между жизнью и смертью, узнав об их свадьбе: слишком сильным потрясением оказалась эта новость.

   — Потом я встретила другого мужчину. Влюбилась. Прости, но ты все равно считал меня мертвой, какой смысл был возвращаться? Только затем, чтобы сказать, что ты мне больше не нужен?

   Улыбка далась так же легко, как ложь. Когда принимаешь решение за других, выбирая, что для них будет лучшим, нужно идти до конца.

   — Ясно, — сказал он снова. Гнев утих, оставив какую-то полудетскую растерянность во взгляде. — Со мной ясно. А другие? Кто знает?

   — Никто. Иначе я не просила бы вас с Сюзанной...

   — Никто?! А твоя мать?

   — Она получила страховку.

   — Ты...

   — Алан, не нужно, пожалуйста. Тебе никогда не нравилась моя мать, с чего бы сейчас выказывать заботу? О ком еще побеспокоишься? О Хеймрике? Я о нем уже побеспокоилась. Нет меня — нет ненужных сплетен. О наставнике? Увы, я свернула со стези демонологии, для него это станет ударом, поэтому лучше оставить профессора в неведении. И всех остальных, за десять лет счастливо обо мне позабывших. Согласен?

   — Нет, — глухо вымолвил мужчина. — Но я уже поклялся.

   — Хорошо, что ты помнишь об этом.

   — Ты... — Он всмотрелся в ее лицо и покачал головой. — Ты не моя Нелл.

   — Меня зовут Элеонор. Элеонор Мэйнард.

   Нелл порадовалась тому, что он вышел первым и не позвал ее за собой. Ноги дрожали так, что она не дошла бы и до двери. Пришлось посидеть несколько минут, дожидаясь, чтобы сердце перестало подпрыгивать в груди и заработало размеренно и ровно, а в онемевшие конечности вернулась сила.

   После разговора с Аланом день был испорчен.

   А может, и не день, а жизнь? И не после разговора, а еще раньше?

   Нелл намеренно не разузнавала об Алане и Сюзанне, не желала даже слышать о них. Боялась, что это окажется так же больно, как в тот раз, когда Илдредвилль принес ту газету. А ведь следовало хотя бы убедиться, что они все еще в Глисете...

   — Все еще думаешь о нем? — спросил как-то Оуэн. — О своем женихе?

   — Иногда.

   — До сих пор любишь его?

   — Не знаю.

   Они лежали в постели — ее голова на его груди, его пальцы в ее волосах — и говорили о мужчине из ее прошлого, о мужчине, которого она, быть может, хотела видеть в тот момент рядом с собой. Это было странно, но в то же время нормально. Просто, как и все в жизни, которую Оуэн придумал для себя и куда впустил Нелл.

   — Что сделаешь, когда встретишь его?

   — Ничего. Мы не встретимся.

   — Не хочешь вернуть его?

   — Нет.

   — Потому что он женился на твоей подружке? Знаешь... Люди по-разному пытаются справиться с бедой. Кто-то уходит с головой в работу, кто-то несколько лет пьет беспробудно до тех пор, пока не оказывается на хирургическом столе с пулей в боку и даже не помнит, кто и за что ее в него всадил. А кто-то женится. Так что ты подумай.

   — Хочешь избавиться от меня? — попробовала она свести все к шутке.

   — Хочу, чтобы ты была счастлива.

   — Я буду.

   Тогда она умела уже доить овец и делать сыр и почти научилась притворяться, что ей нравится жизнь на ферме. А жизнь с Оуэном нравилась ей безо всякого притворства, и, если бы он остался с ней, она, быть может, совсем забыла бы об Алане.

   Но Оуэн и ферма в прошлом, и потускневшие воспоминания не спасают от тоски. Нелл пыталась заменить их другими, свежими, яркими, пахнущими морем, как волосы мужчины, с которым она провела последние два дня, но от осознания, что скоро и эти воспоминания станут для нее тусклым прошлым, делалось еще тоскливее.

   И чем гаже было на душе, тем радостнее Нелл улыбалась. Улыбалась Дарле, слушая ее болтовню. Рею, вдруг вспомнившему о невыполненном задании по истории и потащившему ее по дождю в библиотеку. Тэйту, заявившемуся с пакетом клубничной пастилы, чтобы пригласить ее в клуб играть в кегли.

   И Оливеру, снова выдернувшему ее среди ночи, улыбнулась спросонья. Обняла за шею, умостилась на его плече и закрыла глаза.

   — Спи, — разрешил он шепотом. — Я только хотел сказать, что меня не будет два дня. Вызывают в министерство.

   — Хорошо, — пробормотала она.

   Плохо. Все плохо. Но разве что-нибудь изменится, если она скажет ему об этом?

   Она спала крепко, но беспокойно. Вздрагивала, всхлипывала и прижималась сильнее, словно ища защиты. Казалось, вот-вот проснется или заплачет, не открывая глаз, и тогда Оливер гладил ее волосы и шептал что-то ласковое, губами касаясь щеки.

   Нужно было вернуть Нелл в общежитие и выспаться перед совещанием, а вместо этого он до утра отгонял от нее кошмары, всматривался в свете ночной лампы в ее лицо и уверял себя, что эта девочка, сейчас не выглядевшая даже на тот возраст, что она указала при поступлении, никому не несет угрозы. Кем бы она ни была прежде, что бы ни сделала — все в прошлом.

   Но в памяти упорно всплывало другое. Слова Хеймрика о том, что во время прорыва некие сущности из нижнего мира могли вселиться в тела студентов, и разговор с деканом факультета артефакторики, состоявшийся всего несколько часов назад.

   Вызов из министерства заставил поторопиться. Если все серьезно, в академии введут особые условия, начнутся проверки сотрудников и студентов «на благонадежность», и неизвестно, чем это может грозить Нелл. Потому Оливер и спешил выяснить как можно больше. Во-первых, нашел Норвуда Эррола — тот уже доказал, что с ним можно вести конфиденциальные дела, — и попросил собрать информацию об Оуэне Лэндоне. Во-вторых, зашел к артефакторам.

   — Вы уверены, что рисунок имеет магические свойства? — спросил пожилой глава факультета, изучив сделанный по памяти эскиз. — Потому что, если да, это... мм... необычно. Не совсем мой профиль, скорее по части ритуальной символики. Шестиугольник используется демонологами и заклинателями духов в качестве сдерживающего или запирающего контура, в противовес пентаклю, который применяют в ритуалах призыва. Символ похож на элемент эльфийского рунического письма. Специалистов по рунной письменности крайне мало, эльфы сами не пользуются ею едва ли не со времен ухода драконов. Но вы могли бы поговорить с леди Каролайн.

   Будучи полуэльфийкой, несколько лет назад получившей диплом артефактора, означенная леди и правда могла помочь, однако к дочери лорда Эрентвилля, полномочного представителя эльфийского владыки в Арлонской Королевской академии, не заявишься без предупреждения, и Оливер отложил эту встречу до возвращения из столицы. Но сказанного деканом факультета артефакторики хватило, чтобы в душе всколыхнулись самые страшные подозрения. Общий курс демонологии милорд Райхон в свое время прошел и знал, для чего служит запирающая печать. Чаще всего с ее помощью удерживают в ловушке смертных тел обитателей нижнего мира, порождая буйных одержимых, переживших слияние симбионтов или двоедушников. А иногда печать годами держит темную сущность в теле, которое давно покинула душа законного владельца. И если соотнести эти знания с историей девушки, выжившей, тогда как целители предрекали ей скорую смерть, получалось...

   Ничего не получалось. Создания бездны способны управлять лишь темной энергией, и не тогда, когда на них наложена печать. Они не владеют людской магией, не плетут матричных заклинаний, не прикуривают от большого пальца. Не транслируют живых человеческих эмоций.

   Значит, рано делать пугающие выводы.

   Но до чего же все странно с этой женщиной из соли и сахара.

   — Что же с тобой так тяжело? — прошептал Оливер, когда Нелл в очередной раз заворочалась на его плече.

   — Тяжело? — Она приподняла голову и попыталась откатиться на соседнюю подушку.

   — Тяжело, — удержал он ее. — Но я справлюсь.

   Возвращения в свою комнату Нелл снова не помнила. От минувшей ночи остались невнятные обрывки фраз и сновидений, а из разжавшейся ладони выпала круглая ракушка размером с некрупную монетку. Такие ракушки, ребристые снаружи, а внутри гладкоперламутровые, Оливер собирал на Локелани. Странный. В первый раз связал ей волосы своей лентой, теперь — ракушка. Если это какая-то игра, Нелл не понимала ее правил, но выбрасывать частичку солнечного острова было жаль, и она сунула ракушку в жестяную коробку из-под печенья, в которой хранила наличные и ключ от банковской ячейки и куда ранее уже спрятала черную ленту.

   За окнами по-прежнему шел дождь, а на факультете ее опять мог поджидать Алан, или Сью, или еще какие-нибудь неприятности, и, вспомнив об этом, Нелл сказала Дарле, что куратор подписал ей освобождение на два дня, попросила предупредить об этом Рея или еще кого-нибудь из их группы, и осталась в общежитии. Если милорду Райхону вздумается потом спросить, чего ради он дал ей освобождение, скажет, что плохо себя чувствовала. И не соврет: на сердце было тревожно, и скулы сводило от сдерживаемых слез.

   Но к возвращению соседки Нелл если не успокоилась, то взяла себя в руки. Выпила чая, почитала. Поупражнялась в работе с потоками — это всегда помогало. Сила, как вода, говорил Оуэн. Она смывает лишнее, очищает мысли и делает понятными скрытые желания. У Нелл скрытых желаний не было, только явное, одно: она хотела жить. Хотела жить так, как этого может хотеть человек, однажды заглянувший за грань. И для нормальной жизни — она уже поняла это — ей нужен диплом мага и неограниченная лицензия. Значит, придется потерпеть. Хотя бы до конца семестра.

   Приведя в порядок мысли, она почувствовала себя намного лучше, но на обед с Дарлой не пошла, все еще опасаясь ненужных встреч.

   Впрочем, стены общежития оказались не настолько неприступными.

   Неизвестно, как Тэйт миновал дежурившую у входа смотрительницу, но от вернувшейся из столовой Дарлы он избавился легко и элегантно: вытащил из-под куртки помятую розу и пакетик с карамелью, вручил все это засмущавшейся девушке и нежно, под ручку выпроводил из комнаты, она и опомниться не успела.

   — Что все это значит? — поинтересовалась Нелл, глядя на еще один потрепанный цветок, протянутый теперь уже ей. Создавалось впечатление, что у алхимика розарий за пазухой.

   — Разве ты по мне не соскучилась? — Тэйт беспечно прошелся по комнате, сунул розочку в чашку с остатками чая и, стянув мокрую куртку, по-хозяйски повесил ее на спинку стула. Брошенное в ответ «Не успела» он предпочел не услышать. — Сегодня в клубе танцевальный вечер. Сходим?

   — Извини, мне не до танцев.

   — Вижу. Грызешь... э-э-э... — Он захлопнул книгу, чтобы взглянуть на обложку, и удивленно приподнял брови. — «Стереометрия многоуровневых плетений»? На первом курсе настолько усложнили программу?

   — Иду на опережение. — Нелл поставила книгу на полку, пока Тэйт не заглянул под обложку и не увидел надпись на форзаце: «Собственность О. Лэндона». Заклеить ее рука не поднималась.

   — Идешь на опережение, а на танцы не идешь. Ясно. Чем тогда займемся вечером? Поупражняемся в создании многоуровневых плетений? Я знаю парочку интересных.

   — Не сомневаюсь, — вздохнула Нелл. — Но шутка затянулась. Думаю, твоя бывшая уже изгрызла локти до кости, и нет смысла продолжать представление.

   — Тебе так жаль ее локти? Или есть и другая причина?

   — Есть, — не стала юлить Нелл.

   — Мистер «Все сложно», я полагаю? Сложности разрешились?

   — Частично.

   — Частично, — повторил Тэйт. Под его непривычно серьезным взглядом Нелл сделалось не по себе. — И ради этого «частично» ты гонишь целого меня? Что тебе с ним светит?

   «Ничего», — мысленно ответила Нелл, прежде чем спросить вслух:

   — А что мне светит с тобой? Помнится, жениться на мне ты в первый же день отказался.

   — Я и сейчас не собираюсь, — с обезоруживающей откровенностью сказал алхимик. — Ни на тебе, ни на ком-либо еще до тех пор, пока не буду уверен, что смогу обеспечить семью.

   — Серьезный подход.

   — Да уж серьезнее, чем был у моего папаши, который заделал матери шестерых детей и дал деру, когда понял, что их надо еще и кормить. Но я не о том. Ты мне нравишься, Нелл, без шуток. Не хочется, чтобы ты влезла в полное... хм... в сложности свои еще больше влезла. Со мной хотя бы все честно, а с этим твоим...

   — Ты так говоришь, как будто знаешь, о ком речь.

   — Не знаю, — согласился Тэйт. — Но догадаться несложно. Из студентов рядом с тобой вертится только сопливый пузан из твоей группы. Такая девушка, как ты, с ним только под приворотом встречалась бы. Значит, он — преподаватель. Встречаетесь тайком, после занятий. Час-два, и ты возвращаешься в общежитие, а он спешит домой, к женушке. Угадал?

   Почти угадал. Встречи их длятся дольше, и женушки у Оливера нет.

   — Меня устраивают такие отношения, — сказала Нелл. — В том числе отсутствием перспектив. Я тоже не планирую в ближайшие годы связывать себя брачными узами.

   — Я уже сказал, что не собираюсь на тебе жениться, — напомнил Тэйт. — Чем же тогда он лучше меня?

   — Ты можешь передумать.

   Обещать, что не передумает, он не стал. Махнул рукой и развернулся к двери. Сделал шаг и резко обернулся.

   — В семь будь готова. Идем на танцы.

   — Но...

   — Никаких «но». Считай, я спасаю твою репутацию. Отвожу лишние подозрения. А заодно обеспечиваю культурный досуг, который твой профессор тебе не организует. По студенческим клубам он тебя точно водить не будет. А потом...

   — Что?

   — Потом либо ты одумаешься, либо я найду тебе замену и мы официально расстанемся. Моя репутация тоже не должна пострадать.

   — Дарлу возьмем? Кстати, чем тебе не кандидатка?

   — Она маленькая.

   — Точно, — вспомнила Нелл. Соседке едва исполнилось семнадцать. — Прости, не подумала.

   — Я не о том, о чем ты не подумала, — усмехнулся алхимик. — Ростом она для меня маленькая, с ней танцевать неудобно. Но возьмем, пусть ребенок развлечется.

   С Тэйтом было легко.

   С Оливером — странно. Ее до сих пор тянуло к нему, но в этой страсти почти не осталось безумия, Нелл просто знала, что с этим мужчиной ей будет хорошо и хотя бы ненадолго отступят тоска и тревоги. Главное, чтобы это не стало навязчивой привычкой, ей и курения хватит.

   Он вернулся в среду вечером.

   Нелл шла в столовую с Дарлой и Реем, когда почувствовала, как что-то теплое сжало запястье, на котором закреплено заклинание переноса. Прежде такого не случалось, но она сразу поняла, что это означает. Сама же обещала прийти, если он позовет.

   Друзьям объяснять ничего не стала, задержалась на тропинке, пропуская их вперед, сложила зонт и, убедившись, что следом никто не идет, активировала плетение.

   Телепортироваться без поддержки оказалось не так комфортно: перед глазами все поплыло, лишившееся опоры тело утратило устойчивость, а в довершение выпачканные в грязи подошвы ботинок заскользили по гладкому паркету ректорской гостиной. Нужна практика, чтобы не падать на выходе. Но пока хватило надежных рук, удержавших за плечи.

   — Я мокрая, — предупредила Нелл.

   — И это замечательно. — Оливер прижался горячими губами к ее лбу. — Прости за такое приглашение. Не знал, где ты, и не хотел ждать ночи.

   — Не извиняйся, все в порядке.

   Или нет? Пальцы, стершие с ее щеки дождевые капли, были, как и губы, сухими и горячими, а сам мужчина выглядел утомленным.

   — Как ты себя чувствуешь?

   — Хорошо. — Оливер поднырнул под потянувшуюся к его лбу руку Нелл так, что ладонь, скользнув по гладким черным волосам, оказалась у него на плече. — А так еще лучше.

   Обманщик. Губы пересохли, пальцы, распутывающие тесемки ее плаща, чуть подрагивают, дыхание жаркое — это не обжигающая страсть, это повышенная температура.

   — А ты как? Мне сказали, ты пропустила занятия из-за нездоровья.

   Лучшая защита — это нападение. Еще можно наглядно продемонстрировать, что бодр и полон сил. Оливер использовал оба способа: Нелл рта не успела открыть, чтобы ответить, как он подхватил ее на руки, донес до ближайшего кресла и, опустившись на пол, принялся снимать с нее грязные ботинки.

   Заботу — не важно, о ней или о надраенном паркете, — Нелл оценила. В прогулах покаялась. Заодно обмолвилась, что ходила на танцы с другом. Оливеру следовало знать, что ее отношения с алхимиком не более чем приятельские. Ревность не ревность, но известие, что, встречаясь с ним, она одновременно крутит роман с каким-то студентом, милорду ректору вряд ли понравится, и если он услышит о Тэйте не от нее, то, несомненно, именно так и подумает. Сейчас же, кажется, понял правильно. Только все равно нахмурился и спросил, зачем ей это нужно.

   Зачем? Чтобы не сидеть вечерами одной и не позволить себе скатиться в ненужные мечты...

   — Ты же не будешь водить меня в студенческие клубы? — привела она подсказанный алхимиком аргумент.

   Он не спорил.

   — Ты ужинала? — поинтересовался, закрывая тему.

   — Не успела.

   — Составишь мне компанию? А потом... Нужно поговорить.

   — О чем?

   — Потом. — Оливер подал ей обе руки, помогая встать с кресла, притянул к себе и снова надолго приник губами ко лбу.

   Теперь он был совершенно холодным.

   Мерзкое чувство, когда сидишь за длинным столом министерского зала совещаний, слушаешь доклад о банде, в которую входят маги-ренегаты, озлобившиеся на более удачливых коллег, а перед глазами — тонкая белая фигурка на фоне закатного моря. Гонишь несуразные ассоциации, но со следующими словами докладчика понимаешь, что ничего несуразного. Бывшая студентка, не получившая диплом, не могущая даже заявить о себе под страхом быть арестованной — у некоторых преступлений нет срока давности, а теперь на ней еще и подлог документов... Зачем она в академии? Только ли для того, чтобы заново устроить свою жизнь, как сказала Сюзанне? Случайно ли поступила на его курс? А та ночь? И после? А Оуэн Лэндон, Умник Оуэн, чья жена погибла при испытаниях армейских артефактов, не жаждет ли он мести? Всем магам сразу — тем, кто придумал использовать амулеты как оружие, тем, кто не позаботился о защите для артефакторов, или — еще ближе — сотрудникам академии, рекомендовавшим талантливую выпускницу вербовщикам из военного ведомства? Тех сотрудников, возможно, уже нет в живых, как и Вилмы, но академия-то есть. И Лэндон присылает сюда «племянницу»...

   Снова подозрения, как с татуировкой. И снова понимание, что не все в этой схеме сходится. Спонтанная трансляция эмоций — воспоминания до сих пор невероятно остры — такого не подделать...

   Но если все-таки можно, это — идеальная ловушка, и он в нее попался.

   Верить не хотелось, ошибиться — тоже.

   Хеймрик во время совещаний сидел на противоположной стороне стола. Не сводил с Оливера сосредоточенного взгляда. А лорд Аштон в первый день сборов пригласил на «неофициальный» ужин, чтобы так же неофициально поинтересоваться, чем его привлекло дело десятилетней давности.

   Первого Райхон игнорировал. Второму пришлось лгать, рискуя в случае раскрытия обмана испортить отношения с одним из влиятельнейших людей королевства.

   Лгать Оливер не любил, потому и решил, что по приезде поговорит с Нелл начистоту. Расскажет, что знает о ней, пусть не все, но многое, потребует... нет, попросит объяснений...

   Но начать обещавший быть нелегким разговор так и не решился.

   — Ты все-таки заболел. — Нелл коснулась его руки, отвлекая от размышлений.

   — Кажется, простыл, — признал он нехотя. Температура подскочила вчера, после ужина у Аштонов, а сегодня в течение дня неприятно тянуло мышцы во всем теле и бросало то в жар, то в холод.

   — Простуда — это нестрашно. — Она отложила вилку, давая сигнал к окончанию ужина. — Но неприятно. У тебя же есть какое-нибудь действенное снадобье? Отправляй меня обратно, прими лекарство и отдохни.

   — Так и сделаю. Только...

   — Да, ты же хотел о чем-то поговорить.

   — О выходных. Не желала бы опять проведать подругу?

   — Зависит от того, что она мне предложит.

   — Поход в Королевскую оперу?

   Леди Аштон говорила, что в субботу состоится какая-то ожидаемая премьера, а у Райхонов имелась собственная ложа, переходившая из поколения в поколение вместе с титулами и имуществом — тоже недвижимость, можно сказать.

   — Опера? — Нелл виновато пожала плечами. — Заманчиво, но у меня нет подходящих нарядов.

   — Будут.

   А разговор, как он и обещал, потом.

ГЛАВА 13

Наутро о недомогании почти ничего не напоминало. Осталась легкая слабость в ногах, и голова кружилась при резких движениях, но ни то ни другое не мешало заняться делами.

   Сначала — совещание с главами факультетов. Учитывая, что в понедельник ввиду отсутствия ректора традиционная планерка не состоялась, собрание в четверг лишних вопросов не вызвало, как и ненужной паники: информацию об инциденте в Найтлопе и опасениях господ из вышестоящих ведомств Оливер озвучил нейтральным тоном, попросил отмечать любые странности и вернулся к проблемам учебного процесса. Остальное — работа Крейга.

   После — внеплановые занятия со своей группой. Курс расписан по часам, и пропущенные дни нужно наверстывать. Убрать из лекции общие моменты, добавить к домашнему заданию, а в оставшийся час провести небольшой семинар.

   Но прежде...

   — Мисс Мэйнард, журнал, пожалуйста.

   Пальцы соприкоснулись. Взгляды встретились ненадолго, ее вопросительный, чуть окрашенный беспокойством, и его успокаивающий: все в порядке, спасибо за заботу.

   Можно продолжать.

   Крейг начнет с общей проверки. Документы у Нелл в порядке, тут старик не подкопается. Но как поведут себя Россы, когда узнают о введении особых условий? Не отнесут ли появление в академии давно почившей мисс Вандер-Рут к тем самым странностям, о которых следует извещать руководство, а если отнесут, то куда обратятся, к ректору или в полицию?

   Хорошо бы никуда, но нельзя полагаться на удачу. Значит, нужно торопиться...

   — Сожалею, леди Каролайн никого не принимает.

   Сожаления ни в голосе эльфийского стража, ни в его прозрачных, похожих на льдинки глазах не было и близко.

   — Что-то случилось? — спросил Оливер беловолосого нелюдя, высокого и тонкокостного, как все эльфы, и такого же безучастного ко всему, что происходит за пределами посольства, куда ректор отправился сразу после окончания занятий.

   Зачем эльфам понадобилось официальное представительство в академии, никто доподлинно не знал, но ректор подозревал, что длинноухие соседи, с которыми людей связывали века дружбы, а до этого — тысячелетия войны, из посольства наблюдали за человеческими магами в процессе обучения. Изучали их, ставили на них опыты — не в лабораторных условиях, а в естественной среде. Например, дежуривший у калитки эльфийский страж неоднократно испытывал терпение милорда Райхона: в этот раз сделал вид, что не расслышал или не понял его вопроса.

   — Леди Каролайн здорова? — спросил иначе Оливер.

   — Да, — ответил длинноухий коротко.

   — Но никого не принимает?

   — Да.

   — Могу я узнать причину?

   — Можете. У леди Каролайн. Когда она вас примет.

   В этом все эльфы.

   Обращаться за помощью к послу не хотелось. Иметь дело с его дочерью проще. Когда она в настроении. Еще лучше — в человеческом настроении, потому что чаще всего леди Каролайн вела себя как чистокровная эльфийка. Тем не менее был в академии человек, который с ней неплохо ладил, но этот вариант Оливер оставил на крайний случай.

   В ректорате его ожидал сержант Эррол с подготовленными Крейгом документами: протокол требовал, чтобы распоряжения по изменению условий безопасности подписывал глава академии. Но кое-что Рысь принес лично ректору.

   — Оуэн Лэндон. — Оборотень вынул из кармана сложенный лист, точь-в-точь такой же, как в тот раз, когда собирал информацию о матери Нелл. — Пока только общие сведения: родился, учился, жил, умер...

   — Он умер? — Оливер оторвался от бумаг, которые подписывал не читая.

   — Около трех лет назад... — Сержант стушевался. Он понятия не имел, в каких отношениях ректор состоял с человеком, о котором просил разузнать, а теперь, видимо, заподозрил, что они могли быть приятелями и сообщить о смерти мистера Лэндона следовало тактичнее.

   — Точно умер? — спросил Оливер. — То есть... Известно, как он умер?

   Рысь замотал головой:

   — Последнее место жительства — Рассель, южный округ. Можно послать запрос в тамошнее отделение. Но смерть не насильственная, иначе была бы особая отметка. От естественных причин или несчастный случай.

   То ли утопился, то ли застрелился...

   Если Лэндон мертв, это объясняло, почему он не приехал в академию вместе с Нелл, как собирался, судя по тому, что сказал Абнеру. А с другой стороны, что из того, что он говорил Бренту, было правдой?

   — Так мне отправить запрос? — переспросил полицейский.

   — Не стоит.

   Что даст запрос? Ему назовут причину смерти?

   Но разве ему нужна причина? Нет, он хочет знать, на самом ли деле тот человек мертв. А таким образом вопрос в официальном письме не поставишь.

   Рассель, южный округ...

   Простившись с сержантом Эрролом, Оливер снял трубку телефонного аппарата и попросил связать его с портальной станцией.

   «Разорюсь», — подумал привычно, услыхав стоимость перехода. Привкус меди на языке напомнил, что телепортация на большие расстояния бьет не только по кошельку, но никому другому он это дело все равно не поручит, а постоянные сомнения и подозрения вредят здоровью не меньше пространственных скачков.

   Оставалось выбрать время. Завтра нельзя: лекции на спецкурсе, дела с полицией, возможные звонки «сверху». В выходные пообещал Нелл оперу.

   Оливер посмотрел на часы. Начало второго.

   Всего лишь начало второго.

   — Мистер Флин, меня не будет до завтрашнего утра. Всю корреспонденцию оставьте на столе, посетителей запишите на завтра.

   — Но...

   — И не задерживайтесь на работе. В вашем возрасте это вредно.

   После слов о возрасте секретарь, бывший лет на двадцать моложе ректора, недоуменно икнул и упустил момент, когда милорд Райхон испарился из приемной.

   А в молодости действительно вредно посвящать все свое время работе, жизнь-то уходит. Но, уходя, все равно возьмет свое, и будешь на пороге старости восполнять пробелы, встречаться тайком со студентками и искать приключений на седеющую голову.

   В южном округе Расселя среди раскинувшихся у подножия гор ферм с их просторными загонами и виноградниками был всего один город, вернее, городок на две тысячи жителей — Фонси. Именно туда привел Оливера портал. Положа руку на сердце, это была самая сумасшедшая из его последних идей, но переход прошел на удивление легко: видимо, организм приспособился к безумствам.

   Дожди и холода пока не добрались до южных провинций. Тут стояла теплая ласковая осень. Солнце светило ярко, небо радовало безоблачной синью, клены скупо, по одному бросали на ветер едва пожелтевшие листочки, а рядом стояли по-летнему зеленые акации. С крыльца станции открывался вид на растянувшийся от края до края горизонта горный хребет: дальние пики венчали шапки ледников, а на ближайших к Фонси пологих невысоких склонах белел во второй раз в этом году расцветший рододендрон. К сожалению, запах не долетал до пропыленных улочек, вдоль которых выстроились деревянные дома в один-два этажа, и из всех ароматов, коими богата здешняя природа, в городском воздухе особенно сильно ощущался запах навоза.

   Запахом дело не ограничивалось. Спустившись со ступеней портальной станции, милорд Райхон резко затормозил перед благоухающей кучей. Оглядевшись и не заметив спешащих убрать данное безобразие дворников, осуждающе прищелкнул языком, снял ненужный в погожий день плащ и, перебросив его через руку, по дуге обогнул горку навоза, чтобы через несколько шагов наткнуться на следующую. Тротуаров, на которых пешеход был бы избавлен от необходимости обходить подобные препятствия, в Фонси еще не изобрели.

   — Мистер! Эй, мистер! — хрипло окликнул кто-то.

   Оливер обернулся на голос и заметил мужчину, сидящего на скамейке рядом с заколоченной дверью, за которой, судя по выцветшей вывеске, некогда располагалась часовая мастерская.

   — Вы ко мне обращаетесь, милейший?

   «Милейший» сдвинул на затылок кожаную шляпу с широкими загнутыми по бокам вверх полями и продемонстрировал в улыбке желтые зубы.

   — Впервые у нас, мистер? Вам нужен проводник?

   — Нет, благодарю.

   Абориген почесал заросшую темной щетиной щеку, оценивающе оглядел новоприбывшего, задержавшись на свисающей из кармана цепочке от часов, и изрек уже не вопросительно:

   — Вам нужен проводник.

   После чего со значением перевел взгляд за спину Оливеру. Тот оборачиваться не стал, и так понятно, кого он там увидит. Такие же милые люди в потертой кожаной одежде, грязных сапогах и шляпах с загнутыми полями, при револьверах или с длинными, скрученными кольцом хлыстами. Видно, в Фонси не было не только уборщиков, но и полицейских, раз уж средь бела дня к гостям города так навязчиво набиваются в провожатые.

   — Тронут вашей заботой, но проводник мне не нужен.

   Конец фразы заглушили вскрики и ругательства людей, наткнувшихся на выставленную Оливером защиту и с силой отброшенных на противоположную сторону улицы. Знали бы, что встретили мастера проклятий, малефика в просторечье, благодарили бы, что всего лишь сбил с ног, но поскольку маг не представился, ругань продолжилась, только затихала вместе с быстро удаляющимися шагами. Лишь несостоявшийся проводник прилип к своей скамейке и глядел со смесью страха и недоверия, так что к отсутствующим в городе дворникам и блюстителям порядка Оливер мысленно приписал магов: во всяком случае, такие, кто мог бы в несколько секунд сплести и активировать защиту пятого уровня, в эту дыру точно не заглядывали.

   Как же Лэндон прожил здесь столько лет? И Нелл? Не получалось представить ее на этих грязных улочках.

   — Мне нужен не проводник, — Оливер приблизился к заерзавшему на скамейке человеку, — а тот, кто хорошо знал бы жителей города и окрестных ферм.

   Достал бумажник и извлек на свет хрусткую купюру.

   — Ну... — Мужчина заискивающе улыбнулся. — Тут все друг друга знают. Это же Рассель...

   — Все? — уточнил маг. — Тогда подыщу другого помощника.

   Он убрал банкноту и бодро зашагал по улице, спиной чувствуя исполненный горькой обиды взгляд.

   Хотя бы один представитель закона в Фонси все-таки должен был быть, и изначальный план предполагал найти его, назваться дальним родственником Лэндона и выяснить подробности безвременной кончины Умника, но после слов о том, что все здесь друг друга знают, решено было попытать счастья, не обращаясь к властям. Простые горожане скорее отнесутся с сочувствием к его мнимой потере и не станут задавать лишних вопросов, особенно если им пообещают за помощь небольшое вознаграждение.

   Оливер двигался к центру городка, читая вывески. Если он правильно представлял себе местный уклад, где-то должна быть контора, занимающаяся скупкой товаров у фермеров, и питейная, куда те сворачивают после, чтобы избавиться от части заработанных денег.

   Бордель?

   Бордель имелся. На балконе второго этажа курила, уложив на узкие перильца вываливающуюся из распущенного корсажа грудь, растрепанная рыжеволосая девица. Вторая — короткостриженая брюнетка — стояла рядом, без всякой нужды обмахиваясь перьевым веером. Оливер лишь вскользь мазнул по ним взглядом, они же, в мгновение ока оценив его костюм и приметно блестевшую на руке золотую печатку, подобрались, но тут же отвернулись со скучающим видом: чутье на потенциальных клиентов у представительниц древней и до сих дней востребованной профессии было лучше, чем у местных «проводников».

   Оливер заглянул в распахнутую дверь первого этажа, где находилось нечто вроде ресторанчика, по дневному времени пустующего, и двинулся дальше. Миновал полицейский участок — да, он тут был! — поглядел на украшавший дверь навесной замок и флегматично пожал плечами, обращаться к законникам он все равно передумал. Но и добрые горожане на пути не встретились. Не считать же таковыми ватагу мальчишек или двух немолодых женщин, при виде чужака поспешивших свернуть в ближайший переулок?

   В итоге он прошел Фонси от южной окраины, где располагалась портальная станция, и до северной. Тут ему наконец-то повезло. Там, где заканчивались дома, улица переходила в рыночные ряды, и не все они еще опустели. Оливер приметил четверых мужчин у загона со свиньями и направился в их сторону. Фермеры, заметив его, присмотрелись, обменялись взглядами, но отреагировали так же, как девицы из борделя: надежд на то, что хорошо одетый незнакомец купит хрюшек, они не питали.

   — Не подскажете, как мне добраться до фермы Оуэна Лэндона? — спросил, подойдя к ним, Оливер. — Было бы неплохо, если бы кто-то мог меня подвезти. Я заплачу.

   Никуда ехать он не собирался, но для завязки беседы просьба вполне годилась.

   — Ферма Лэндона? — Пожилой мужчина, старший из всех, сплюнул в пыль табачную жвачку. — Это можно, мне как раз по пути. Если только ферма нужна, а не сам Оуэн.

   — Вообще-то сам. Я прибыл без предупреждения...

   — И опоздали, мистер.

   — В марте два года как, — добавил стоящий за плечом старшего молодой парень, судя по внешнему сходству, сын.

   — Как — что? — притворился, будто не понимает, Оливер.

   — Как Оуэна не стало, — сухо просветил старший. — Хороший был мужик, земля ему пухом.

   — А вы ему кто? — возникла перед магом невысокая худощавая женщина лет сорока пяти, одетая, как и мужчины, в широкие подшитые кожей штаны и шерстяную рубаху и в такой же, как у них, шляпе с загнутыми полями.

   От неожиданности Оливер замешкался с ответом.

   — Старый знакомый, — выговорил, опомнившись. — Не виделись несколько лет, а тут был поблизости...

   — Случайно мимо проходили? — недоверчиво усмехнулась фермерша.

   — Не совсем случайно, — ответил он уклончиво. — Прибыл по делам... э-э-э... железнодорожной компании...

   Читал в какой-то газете, что планируют протянуть новую ветку от гор к побережью. В связи с этим прогнозировался рост цен на земельные участки в этой части королевства. Те землевладельцы, через чьи участки проложат чугунку, хорошо заработают на каждом акре.

   На лицах фермеров пропечатались буквы газетных статей, а в глазах промелькнули цифры предполагаемых цен.

   — Так, говорите, Оуэн умер? — не дав им опомниться, спросил Оливер. — От чего? На здоровье он, помнится, не жаловался.

   — Не повезло, — вздохнул пожилой, отправляя за щеку новую порцию табака. — Гадюки у нас тут по весне в низинке... Не, не укусили, лошадь испугалась да взбрыкнула, Оуэн и не удержался...

   — В овраг, на камни скатился, — уточнил молодой. Двое других мужчин в разговор не вступали, только слушали. — Позвоночник сломал. Док сказал, никаких шансов не было.

   — Змея, а как же! — подала голос женщина. — Как есть змеюка желтоглазая! Не слушайте вы этих россказней, мистер. Все знают, что Оуэна ведьма его в могилу свела.

   — Не подтявкивай местным сучкам, Бетти, — без раздражения осадил сплетницу пожилой. — Не берите в голову мистер, — обернулся к Оливеру и добавил то, что, по его мнению, все объясняло: — Бабы.

   Оливера подобное объяснение не удовлетворило, и фермер, угадав это по взгляду, уточнил так же скупо:

   — Жила у Оуэна девчонка, племяшка его сколько-то-юродная.

   — Племяшка, а как же! — не желала умолкнуть склочная тезка миссис Грин. — Знаем мы таких племяшек. Шалава!

   — Бетти, не встревай, — устало вздохнул фермер, очевидно приходившийся этой особе мужем. Молчавшие до этого мужчины так же без слов развернулись и ретировались подальше от намечающегося скандала.

   — Что Бетти? Я уж пятый десяток Бетти! А ведьму эту не выгораживай! Хвала богам, убралась отсюда. А то невесть на кого после Оуэна повесилась бы. Или ты сам к ней в койку метил?

   Мужчина бессильно махнул рукой, не желая спорить.

   — Простите, мэм, — осторожно вклинился Оливер. — Почему вы думаете...

   Он хотел спросить, почему фермерша считает Нелл ведьмой, но та поняла по-своему:

   — Что она с ним спала? Так тут и дураку понятно. До того как эта белобрысая появилась, Оуэн в город частенько приезжал. Мужчина он видный был, одинокий, к девочкам нередко захаживал. А как завелась у него эта, так он в борделе и не появлялся.

   — Это — точные сведения? — спросил маг серьезно.

   — А как же! — гордо подбоченилась женщина.

   — Из первых рук, полагаю?

   Фермерша непонимающе захлопала глазами, поглядела, ища поддержки, на мужа, но тот ответил глумливой усмешкой:

   — Иди-ка к фургону, Бетти. Не позорься. А то мистер и впрямь решит, будто ты у матушки Фло подрабатываешь, раз так хорошо знаешь, кто туда захаживает.

   — Я? — вспыхнула почтенная пейзанка.

   — А что? — оценивающе пригляделся к ней супруг. — Тебя приодеть да завить, сам к такой ходить буду! — Шлепнул женщину по обтянутому запыленными штанами заду и кивнул в сторону стоящей поодаль крытой повозки. — Ступай уже, не встревай в мужской разговор.

   Оливер проводил взглядом удалившуюся недовольную фермершу и поглядел на скатывающееся к кромке гор солнце. Оттянул сдавленный галстуком ворот.

   — Жарковато у вас в сравнении с теми местами, откуда я прибыл. Посидеть бы где, опрокинуть стаканчик. — Между пальцев зашуршала не отданная горе-проводнику купюра. — Я угощаю.

   Немолодой фермер понятливо крякнул, покосился на сына, и того словно ветром сдуло.

   — Некогда мне прохлаждаться, мистер. А угостить и сам могу. — Он протянул магу отстегнутую от пояса флягу, а сложенная банкнота переместилась в его морщинистую руку.

   Оливер отвинтил крышку и, не покривившись, сделал несколько глотков. Крепкое пойло выжгло дорожку от засаднившего горла к превратившемуся в кипящий лавой вулкан желудку, зато фермер глядел с уважением.

   — Бабского трепа не слушайте, — махнул он рукой. — Если девчонка в чем и виновата, так только в том, что Оуэн и впрямь перестал по шлюхам ходить. А когда его лошадь скинула, ее там и близко не было. Гадюка, говорю ж вам. Отара рядом на выпасе была, пастухи при ней — они все видели. Один тут же в город поскакал, а второй — к Лэндону на ферму, сказать, значит. Нелл — девчонку ту Нелл звали — в седло и на пастбище. Бетти ее не зазря ведьмой назвала, умела она кое-что, да и Оуэн сам из этих был, но вы про то, думаю, знаете. Только магией не всегда помочь можно, не вышло у девчонки ничего. Док наш сказал, сила у нее не на целение, сама чуть не окочурилась... Он много что еще говорил, нам не понять, мудрено слишком. А вы, если интересно, загляните к нему, он на той стороне Фонси живет, недалеко от портальной станции.

   Получалось, в поисках информации Оливер сделал огромный крюк, но путешествие через весь город прошло не зря: кое-что он уже узнал.

   — Загляну, — пообещал он фермеру. — И к Оуэну на могилу бы... Его похоронили на ферме или на городском кладбище?

   — Тут он, тут. Вон, храм видите? За ним сразу кладбище. Дальше от ворот, ближе к полю смотрите, там самые свежие могилы. После Оуэна всего человек десять схоронили, отыщете.

   — Отыщу, спасибо. А та девушка, я верно понял, она не так давно появилась в Расселе, да? Оуэн не рассказывал, откуда она взялась, кто ее родители?

   — Про родителей не рассказывал. А откуда взялась, мы и сами знали. Эльф ее привез.

   — Какой эльф?

   Фермер не ответил. Облокотился на загородку и принялся меланхолично пересчитывать хрюкающих в загоне свиней. Чтобы вернуть ему интерес к разговору пришлось пожертвовать еще одной банкнотой.

   — Растения Оуэн выращивал. Лекарственные и... как бы наоборот. Честно все, у него лицензия на это дело была. Док наш кое-что у него покупал. Табачник на примеси. Ну и эльф этот приезжал несколько раз. Как зовут и откуда — не скажу, но вроде Лэндон его с прежних времен знал. Вот лет семь-восемь назад длинноухий девчонку и привез. Она, видать, смесок, такая же худая, беловолосая, только уши человеческие, да рисунков на лице нет. А глаза — не людские и не эльфячие — желтые, вы ж слышали, как Бетти сказала?

   — Слышал. И не только это. Нелл тут не слишком любили?

   Фермер пожал плечами:

   — Не то чтобы не любили. Не знали. Нелюдимая она была, особенно поначалу. Потом освоилась понемногу. У нас ведь, эльфа ты или гоблинша, на лавочке в тенечке не отсидишься, на земле работать надо, за скотиной ходить, хозяйство вести. Бабы наши злословили, что погонит Оуэн эту белоручку... Белоручка — не оттого, что бездельница, белокожая она была, не то что наши девки. Но ничего, прижилась на ферме, дармоедкой у Лэндона на шее не сидела. Да и если мужик никуда из дому не рвется, выходит, хорошо ему дома, да?

   — Да, — сквозь зубы согласился Оливер.

   — Ну вот, за то бабье на нее и ополчилось. Мол, ни кожи ни рожи, а не последнего мужика в предгорьях захомутала. А уж когда узнали, что он ей ферму оставил...

   — Оуэн завещал ферму Нелл? — Маг без сожаления расстался с очередной банкнотой.

   — Угу. Все ей отписал. А кому еще? Хоть и не родная племянница, а седьмая вода на киселе, еще и с длинноухими нагулянная, так другой родни у него все равно не было. Но это я так понимаю, мне своего хозяйства хватает, чужого не надо, а некоторым не по нраву пришлось. Останься девчонка тут, как пить дать, заклевали бы ее. Но она, не будь дурой, тем же летом землю и все, что на ней, старику Джонсону продала, и с тех пор ее в этих краях не видели. Деньги она взяла хорошие, так что, видать, где получше устроилась.

   «Устроилась, а как же!» — подумал Оливер, невольно копируя интонации фермерши Бетти. Комнатушка в общежитии, три платья, одно из которых форменное, ботинки со сбитыми носами... Может, не так много она получила от продажи фермы?

   Его собеседник точной суммы не знал, но назвал ту, что фигурировала в местных сплетнях. Даже если разделить для верности на два, получалось немало. Что же стало с деньгами?

   С рынка Оливер отправился на кладбище и нашел могилу Лэндона. На надгробной плите только имя и даты рождения и смерти. Пятьдесят один год — для сильного мага, каким, если верить Бренту, был Оуэн, не возраст, но Оливер отметил с удовлетворением, что сам он на несколько лет моложе, и тут же разозлился на себя: нашел чему радоваться. На волне раздражения вобрал в себя энергию потоков и, приложив руку к сухой комковатой земле у надгробия, послал вниз мощный импульс. Вернувшееся эхо подтвердило, что в могиле лежит тело, мужское, давность захоронения от двух до трех лет, смерть произошла в том же интервале, и некроманты с останками, скорее всего, не работали. Узнать что-либо еще без эксгумации трупа возможности не было, но могила не пуста, и в том, что в ней покоится именно Лэндон, Оливер уже не сомневался. Подозрения подозрениями, но не каждому в этой истории дано умереть и воскреснуть.

   Руководствуясь подсказками фермера, он нашел в квартале от станции жилище доктора Эммета. Целитель обитал в примыкавшем к столярной мастерской доме, и, поскольку делали в мастерской не только мебель, но и, как гласила вывеска, «удобные и качественные гробы», такое соседство несколько настораживало. Да и сам доктор Эммет, высокий сухопарый старик в черном костюме, походил скорее на могильщика, нежели на целителя, особенно в первую минуту встречи, когда он, отворив дверь, долго хмурил седые кустистые брови, изучая стоящего на крыльце посетителя, словно раздумывал, не послать ли того сразу к столяру.

   — Я ничего не покупаю, — изрек наконец. — И не продаю.

   — Я тоже, — успокоил его Оливер.

   — И не лечу неврозы.

   — Я не нуждаюсь в лечении.

   — Это вы так думаете, — пробурчал Эммет. — С чем тогда пожаловали?

   — Мне сказали, вы были свидетелем последних минут жизни Оуэна Лэндона...

   — А, вы этот, из железнодорожной компании.

   Слухи тут распространялись быстро, и переносились они, видимо, сами собой, по воздуху: когда Оливер ушел с рынка, все слышавшие, как он назвался представителем помянутой компании, оставались еще там.

   — Собираетесь оттяпать участок Лэндона? — осведомился доктор, не скрывая неприязни. — Ну-ну, потягайтесь с Джонсоном, докажите, что он купил землю незаконно.

   — Земля меня не интересует. И к железнодорожной компании я отношения не имею, разве что езжу иногда их поездами. Боюсь, я невольно ввел кого-то в заблуждение.

   — Ввел-ввел, — косо усмехнулся Эммет. — А уж невольно ли... Входите.

   Одна из трех дверей вела из прихожей в небольшой чистый кабинет. Стол, кушетка, два стула. Над столом в рамочке — диплом и лицензия целителя. Вряд ли кому-то в этой глуши есть дело до образования «дока», но Эммет не отступал от общепринятых правил: пациенты должны знать, что обратились не к шарлатану.

   — Садитесь.

   Оливер послушно опустился на указанный стул.

   — Что же вас интересует, если не земля Лэндона? — спросил доктор, усаживаясь напротив.

   — Обстоятельства его смерти.

   — И чего ради я должен вам что-то рассказывать?

   — А чего ради вы согласились бы что-то рассказать? — прямо спросил Оливер, внезапно поняв, насколько устал изворачиваться и придумывать объяснения своему любопытству.

   Эммет задумался.

   — Потребуется свидетельствовать в суде? — уточнил он.

   — Нет, информация нужна мне лично.

   Целитель хмыкнул. Пригладил топорщащиеся во все стороны седые волосы.

   — На чем специализируетесь? — спросил он Оливера. Тот свою принадлежность к одаренным не скрывал, и доктор наверняка с первого взгляда понял, что перед ним сильный маг.

   — Проклятия и защита.

   — Малефик, значит? Прекрасно. Обновите защиту дома и спрашивайте что угодно. Посчитаю нужным о чем-то умолчать — умолчу. В остальном готов поклясться на крови. Устраивает?

   — Вполне.

   Целитель запросил высокую плату: услуги мага уровня Оливера Райхона стоят недешево, и тот планировал выжать из Эммета как можно больше сведений, чтобы окупить затраты.

   — Итак, что именно вы хотите знать? — спросил доктор, убедившись, что усилиями залетного малефика его жилище на несколько лет вперед защищено от незваных гостей и враждебных чар. Именем гостя он с начала беседы не поинтересовался, очевидно включив анонимность в перечень оплаченных услуг.

   — Расскажите о Лэндоне. Как долго он тут жил?

   — Лет пятнадцать, кажется. Или четырнадцать. Купил участок... У нас так не принято, обычно землю выкупает кто-то из своих, но наследники бывшего хозяина давно перебрались поближе к столице, тут даже не появлялись и наследство продали, как я понял, первому встречному...

   — У Оуэна были конфликты с местными на этой почве?

   — Да какие конфликты? — отмахнулся доктор. — У нас здесь народ мирный.

   — А как же, — хмыкнул Оливер. Вот же привязалось! — Ваш мирный народ напал на меня, не успел я и от станции отойти.

   — На вас напали? — непритворно удивился Эммет. — Быть того не может! Возможно, вы что-то недопоняли?

   — Возможно, — усмехнулся милорд Райхон. — Когда ко мне со спины подбираются вооруженные люди, я становлюсь жутким тугодумом.

   — Э? — Целитель почесал макушку и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. — Вам предлагали нанять проводника? Так какое же это нападение? Вам ведь не угрожали, не вынуждали ни к чему. Всего лишь предложили свои услуги. Вы отказались, как я понимаю? А многие приезжие соглашаются.

   — Видимо, тоже не совсем верно понимают присутствие вооруженного сброда.

   — Кто же виноват? — безмятежно улыбнулся доктор. — Пришлым сложно ориентироваться в наших реалиях. И проводников нанимают, и молотки для крокета покупают. Вам не предлагали? Нет? Вы не расстраивайтесь, еще предложат. Этим занимается Малыш Бобби. Торгует обычно после захода солнца — коммерческий ход. Бобби быка кулаком валит, и комплекция у него соответствующая. Когда он в сумерках подходит к кому-нибудь с большим крокетным молотком и предлагает его купить за сколько не жалко, мало кто отказывается. Правда, некоторые потом обращаются в полицию, требуют вернуть деньги, но оснований-то нет. Добровольная сделка, товар не бракованный — первосортный бук, качественная работа... А чтобы разбойное нападение — ни-ни, такого у нас не бывает.

   — Да уж, прелестный городок. И что, Лэндон быстро тут освоился?

   — Быстро. С магами наш народ стократ дружелюбнее. Впрочем, Лэндон без необходимости силу не демонстрировал. Жил, как все. Виноградником занялся, овец купил. Иногда помогал соседям: дождик вызвать, мышей от амбаров отвадить. Но друзей не завел. Он был не слишком общителен. Вернее, пообщаться не отказывался, говорить мог о чем угодно. Но не о себе. Так что, если спросите о его жизни до Расселя, ничем не помогу.

   — Мне сказали, вы покупали у него какие-то травы.

   — И что?

   По промелькнувшей в глазах Эммета настороженности Оливер сделал вывод, что эта тема из разряда тех, о которых доктор планировал умолчать. Видимо, не на все растения Лэндон имел лицензию, на некоторые ее вообще не дают частным лицам, а за нелегальную торговлю такими травами грозит тюремное заключение.

   — Я слышал, не только вы были его клиентом, — обошел вопросы законности милорд Райхон. — Якобы некий эльф...

   — Об эльфах ничего не знаю, — даже не дослушал доктор. — Да, появлялся какой-то, приходил несколько раз порталами, но я его видел лишь издали. Ни имени, ни откуда он, не скажу. Можете поспрашивать хромого Кевина, он развозит прибывающих телепортом по окрестным фермам. Но сомневаюсь, что остроухий с ним откровенничал.

   — Я тоже, — согласился Оливер. За окнами быстро темнело, и разыскивать по Фонси какого-то Кевина ему не улыбалось. — Но говорят, что в один из визитов эльф привез к Лэндону девушку.

   — А-а, — понимающе протянул доктор. Всмотрелся в лицо собеседника и добавил изменившимся тоном: — О-о-о.

   — Что можете о ней рассказать? — Оливер проигнорировал намеки, таившиеся в издаваемых целителем звуках.

   — Все, что мне известно, — с готовностью заявил Эммет. — Только известно мне немного. Привез ее и правда эльф. Порталом привел. Единственный раз, когда он не поехал сразу к Оуэну, а остановился в гостинице. Девицу страшно мутило после перехода, да и вообще она была нездорова.

   — Вы...

   — Нет. Меня к ней не звали. В качестве целителя я общался с Лэндоном лишь перед самой его смертью и помочь, увы, не сумел. Остальное время Оуэн обходился собственными силами. В том числе и с Нелл. Вам ведь известно, как звали ту девушку? Нелл. Высокая, худая, белокожая и беловолосая. Многие считали ее полукровкой, но могу с ответственностью заявить, что эльфов у нее в роду не было, во всяком случае, последние десять — пятнадцать поколений. А что до такой необычной внешности, то это, возможно, какая-то форма альбинизма, мне не доводилось сталкиваться с данным явлением, чтобы говорить с уверенностью.

   С уверенностью сказал Грин: это не альбинизм. Сказал больше месяца назад, когда Нелл приходила к нему на прием, но Оливера тогда интересовало одно — можно ли ей заниматься темными материями. После он забыл о том разговоре, а теперь вспомнил и подумал, что не мешало бы разузнать, что еще выяснил Эдвард, и принять меры, чтобы не выяснил лишнего...

   — Оуэн представил ее дальней родственницей. Племянницей или вроде того, — продолжал Эммет. — Но, думаю, отношения между ними были несколько иными. И не такими, как вам уже рассказали, — усмехнулся он, заметив, как гость невольно поморщился. — Или не только такими. Девушка перенесла тяжелое заболевание или стала жертвой магической ошибки, не исключаю, что собственной. У нее была понижена способность к накоплению и пропуску энергии, как случается после сильного истощения. А Лэндон занимался ее реабилитацией. Ферма, поверьте мне, курорт тот еще, но некоторым смена образа жизни помогает.

   — Нелл помогло?

   — Не очень. Нет, до определенного уровня она восстановилась, Оуэн даже брал ее с собой, когда кто-то из соседей просил пособить магией, но больше чем на мелкое бытовое колдовство ее сил не хватало.

   — Но...

   Оливер вовремя остановился и плотно сжал губы, однако целитель не оставил без внимания не вырвавшийся вопрос. Смерил посетителя долгим взглядом.

   — Вы знакомы с ней, — кивнул сделанным выводам. — Она совершила что-то противозаконное? Впрочем, не важно. Я не был другом ни Лэндону, ни его подопечной. А вот случай ее действительно интересен, а мне и поделиться им не с кем... К тому же вы заплатили. Хотите знать, как она вернула силу? Знаете, как говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Вот и тут так вышло. Когда Лэндона сбросила лошадь, поблизости были двое пастухов. Один помчался ко мне, второй — на ферму, чтобы сообщить о несчастье Нелл. Она успела на место раньше меня. Возможно, будь она целительницей или владей способностями, близкими к целительским... Но ее дар иной направленности. Темный. Как у некромантов или вот у вас... Оуэн получил осложненный перелом позвоночника и множественные внутренние повреждения вследствие падения. То, что каждая секунда на счету, было понятно и не специалисту. Поэтому дожидаться меня Нелл не стала и сделала то единственное, что могла: поделилась с Лэндоном собственной энергией в надежде, что его организм пустит ее на восстановление. Пропускные способности у нее, как я уже сказал, были невелики, но она очень постаралась собрать как можно больше и все влила в Оуэна. Рывок — вам знакомо такое понятие? Если его еще используют, а не придумали мудреный термин. По мне, так «рывок» вполне подходит. Рывком можно поднять тяжесть, которую в других обстоятельствах и с места не сдвинешь. Рывком можно вобрать и отдать энергии больше, чем обычно получается. Физическое и энергетическое истощение приводит к закупорке внутренних каналов, и это ограничивает объем собственного резерва мага. Собранная рывком энергия может прорвать эти каналы и привести к полному выгоранию, а то и к смерти. А может прочистить их и расширить... Понимаете, о чем я?

   Оливер кивнул.

   — Ей было очень плохо?

   — Могло быть хуже, — ответил Эммет. — К вечеру она пришла в себя, и я уехал. На следующий день состоялись похороны, тут же огласили завещание... Нелл присутствовала, хоть и далось ей это не без труда. Потом недели две никто ее не видел. Не сочтите меня черствым человеком, но навязывать помощь тем, кто о ней не просит, я не привык. Да и ей, думаю, хотелось побыть одной.

   Рассказанное Эмметом далее, Оливер уже знал: Нелл прожила в Расселе до начала лета, оформила за это время все необходимые документы, чтобы продать ферму, после чего уехала. Весь ее багаж уместился в одном чемодане, а мальчишка, отвозивший девушку на железнодорожную станцию, не смог рассказать любопытствующим, куда именно она взяла билет. Возможно, просто села на первый по расписанию поезд...

   Когда Оливер, простившись с доктором, направился к портальной станции, на улицах уже стемнело, и появившийся из-за угла здоровяк, игриво помахивающий деревянным молотком с длинной рукояткой, действительно смотрелся «коммерчески выгодно».

   — Эй, мистер, — прорычал он, перегородив магу путь. — Вам молоток для крокета нужен? Купите за сколько не жалко.

   — Хороший молоток, — заметил Оливер, когда изделие из первосортного бука остановилось в дюйме от его носа. — А вы, милейший, защитой от проклятий не интересуетесь? Могу сделать... за сколько не жалко.

   — От каких проклятий? — опешил здоровяк, но молоток на всякий случай опустил.

   — Да хотя бы от таких, — взмахнул рукой малефик.

   Сверкающее грозовыми разрядами облачко не имело ничего общего с проклятиями, но смотрелось эффектно, настолько, что поклонник крокета застыл на месте, в ужасе раззявив рот. Потом медленно сглотнул, прижал к себе невостребованный товар, словно собирался отмахиваться им от иллюзорного облака, но, подумав, протянул молоток Оливеру и предложил дрожащим голосом:

   — Давайте меняться, мистер?

   — Давайте, — согласился маг.

   Щелкнул пальцами, развеивая безобидный морок, и, уложив на плечо трофей, пошел к станции.

ГЛАВА 14

Вечером снова шел дождь, капли ударялись о стекло и катились вниз, размывая стремительно темнеющий мир за окном. Ветер гудел в ветвях старой ивы. Нелл куталась в шаль и хмурилась, представляя завтрашний путь на факультет: слякоть под ногами, холодная морось в лицо, рвущийся из рук зонт. Погода под стать настроению.

   То, что утро, вопреки ожиданиям, встретило ярким солнечным светом, настроения не улучшило.

   — Зря ты с нами вчера не пошла, — щебетала Дарла, прихорашиваясь перед выходом. — Было весело. Правда, музыканты не пришли, но в клубе есть граммофон. Потом в шарады играли...

   Нелл старательно улыбалась и думала, что вчера у нее были свои шарады. Что изображает женщина, рассеянно просматривающая объявления на тумбе у столовой? Случайная встреча — неправильный ответ.

   Случайности Нелл отмела, едва перехватила вскользь брошенный на нее взгляд Сью. Миссис Росс поджидала ее. Караулила с начала обеда, но так и не придумала повода подойти или подозвать к себе «незнакомую» первокурсницу.

   Нелл подошла сама. Остановилась с другой стороны тумбы, пробежала глазами вымокшие афишки.

   — Все так знакомо, — проговорила в пустоту. — Здесь тоже нужны добровольцы на целительские практикумы. Можно подзаработать деньжат на больном зубе или бородавках.

   — Тебе нужны деньги? — тут же отозвалась Сюзанна.

   Представилось, как она вытащит сейчас из сумочки горсть смятых бумажек, что доставала впопыхах из тайничков на черный день. Сью всегда делала такие заначки: в книгах, в ящике с бельем, в пустых баночках из-под крема.

   — Нет. — Нелл усмехнулась воспоминаниям. — Мне хватает. Лучше купи детям сладостей.

   — Я сама знаю, что нужно моим детям!

   — Но не можешь понять, что нужно мне? Ничего, Сью. Я уже сказала это. Ничего.

   Рядом была беседка, в которой она говорила с Аланом во время Осеннего бала и где потом столкнулась с Оливером. Там можно было укрыться от накрапывающего дождика и покурить.

   Сюзанна, ничего не спрашивая, пошла следом. Молча вошла в увитую еще зеленым плющом беседку. Молча встала у входа.

   Но молчания ее не хватило и на полсигареты, а за время, пока она говорила, Нелл выкурила еще две. Требования, обвинения, просьбы, вопросы и снова требования. Нелл не понимала, чего от нее хотят, но готова была согласиться на все, что угодно, лишь бы не видеть Сью такой — обозленной, испуганной, жалкой в своих нападках.

   — Ты всегда была такой, Хелена! На первом месте — твои желания, и плевать, чего хотят другие, главное, чтобы все было по-твоему. Ты и с Аланом вела себя так же, даже тогда. Решала все сама, подавляла его, не позволяла себя проявить...

   Нелл оставалось только кивать. Да, так и было. Подавляла. Решала. Не позволяла. Алан не планировал поступать в аспирантуру, это она предложила. Сказала, что иначе они не смогут видеться каждый день, ведь ей предстояло учиться еще два года, да и только-только получившему диплом демонологу не светило ничего, кроме места в Бюро контроля. Инспектировать места возможных прорывов и обновлять защитные формулы, когда можно заняться настоящей работой? Научной работой, о которой Алан Росс, возможно, никогда не мечтал. Странно, что в таком случае не бросил все это, когда ее не стало. Теперь уже профессор.

   А Нелл снова решает за него. Что ему следует знать, чего не следует...

   Кажется, именно в этом и обвиняла ее Сюзанна — наутро разговор, оставивший в душе горький осадок, помнился смутно. Зачем она приходила? Чего хотела? Нелл поняла лишь, что не права и что Алан пересказал жене их последний разговор, потому что Сью спросила о мужчине — о том мужчине, которого она, Нелл предпочла брошенному, как теперь выходило, жениху.

   — Десять лет, Хелена! Десять лет я жила с мыслью, что предала тебя. Что не имею права на то, что должно было быть твоим. А оказывается...

   Наверное, ей легче стало от этой «правды», и Нелл не опровергала того, что сама же сказала накануне. Возможно, они и встретились только затем, чтобы Сью избавилась от остатков угрызений, а Алан... Разве он пересказывал бы содержание их бесед жене, если бы эти беседы представляли для него что-нибудь кроме проблем?

   — Где он сейчас? — спросила Сюзанна, и Нелл не сразу сообразила, что речь не об Алане, а о том несуществующем мужчине.

   — Мы расстались. Но не волнуйся, сейчас я не одна. Могу на крови поклясться.

   О взаимной кровной клятве муж ей тоже рассказывал, и Сью поджала губы, давая понять, что в этот раз поверит на слово.

   — Я уеду в январе, — сказала Нелл, надеясь, что это поставит точку в неслучайных встречах с четой Росс. — Сдам семестровые экзамены и попробую перевестись в Найтлоп.

   — А если не получится?

   — Все равно уеду. Твое — это только твое, Сью. Я ничего не смогу у тебя отобрать, даже если бы хотела.

   Тэйт ждал у общежития, чтобы напомнить, что вечером они договорились пойти в клуб, но Нелл отказалась, подсунув вместо себя Дарлу, а сама читала до позднего вечера, смотрела на потеки на стекле и перебирала паутинку плетения-ключа на запястье, размышляя, не нагрянуть ли ей без приглашения в гости к милорду ректору. В доме у него тепло, а в буфете отыщется джин или бренди.

   Но она обещала приходить, только если ее позовут. Он не позвал, и она уснула с мыслью, что нужно пополнить собственные запасы алкоголем, а не надеяться, что в следующий раз ее желание выпить совпадет с желанием Оливера увидеться.

   Увиделись они на лекциях.

   Милорд Райхон выглядел уставшим и не совсем оправившимся от болезни, но, когда он отпустил остальных студентов и, будто вспомнив о каком-то деле, попросил мисс Мэйнард задержаться, она не стала интересоваться его самочувствием. Взрослый мужчина, сам о себе позаботится. Не хватало еще за него что-то решать, в чем-то подавлять и чего-то не позволять...

   — Сможешь сказать соседке, что отправляешься к подруге уже сегодня?

   — Опера? — уточнила Нелл.

   — Опера завтра. Сегодня хотел пригласить тебя в другое место.

   — Куда?

   Он загадочно улыбнулся:

   — Ты не поверишь, но... в студенческий клуб.

   Назвать это иначе, чем мальчишеским бахвальством, было сложно, и Оливер не искал себе оправданий, хотя имелись у него причины наведаться вечером в «Огненный Череп» и помимо желания произвести впечатление на Нелл.

   С утра он нашел время и побывал в лечебнице. Переговорил с Грином.

   — Да, меня заинтересовал тот случай, — не лукавя признался целитель, когда Оливер объяснил суть вопроса. — И да, я решил изучить его по мере возможности. Что, если бы необычная внешность вашей ученицы оказалась следствием тяжелого заболевания, которое я не сумел распознать сразу? Но вы знаете мои принципы: что бы я ни выявил, обсуждал бы это в первую очередь с мисс Мэйнард.

   — И вы... обсуждали?

   — Нет. Я выяснил только, что дефицит пигмента вызван, скорее всего, какими-то чарами, но какими именно — неизвестно.

   — Собираетесь продолжить исследования?

   — А что?

   Эдвард Грин — не тот человек, которому хотелось бы лгать, поэтому Оливер был предельно честен:

   — Мне не хотелось бы, чтобы вы этим занимались. Достаточно будет, если я скажу вам, что знаю, что случилось с мисс Мэйнард, знаю, что это не представляет опасности ни для нее, ни для окружающих, и пообещаю, что в будущем, если она сама не станет возражать, объясню вам все в подробностях?

   Во взгляде доктора читалось столько вопросов, что на них пришлось бы отвечать до следующего утра, но вслух ни одного из них не прозвучало, и даже те, что во взгляде, спрятались до поры под знакомой усмешкой: умел Эдвард напускать на себя вид, будто ему и так все и обо всех известно.

   — Я оставлю это дело, раз вы просите, — пообещал он. — Ну а подробности... Если получится, буду не прочь их узнать. Но если нет, я пойму.

   «Я пойму» в его исполнении звучало как «все равно узнаю», но Оливер списал этот эффект на свою усилившуюся подозрительность.

   От мистера Грина он направился к миссис Грин.

   Нашел ту в подвале. Не в морге, но рядом, в маленькой комнатушке, служившей ей подобием личного кабинета. Увидев гостя, она набросила салфетку на эмалированный лоток, содержимое которого до того с интересом изучала, и прикрутила горелку под пузатой колбой с мутной желтой жидкостью.

   — Я на минуту, — успокоил Оливер, заметив упрятанное под радушную улыбку недовольство целительницы. — Вот уже несколько дней не могу встретиться с леди Каролайн, она отчего-то никого не принимает, и я подумал...

   Эльфы и люди редко бывают близки: разные интересы, разные цели, разный образ мышления. Но порой между ними завязывается подобие приятельских отношений, как вот между дочерью лорда Эрентвилля и миссис Грин. И если кто-то знал, отчего леди Каролайн отказывает посетителям в радости ее лицезреть, то это Элизабет.

   — Да, слышала что-то, — поморщилась она, не отводя взгляда от колбы. — Кажется, Кара поссорилась с отцом и теперь официально в печали.

   — Полагаете, это надолго?

   Женщина неопределенно пожала плечами, и в этом жесте угадывалось раздражение: леди Каролайн, пусть и не чистокровная эльфийка, может позволить себе затяжные капризы, ей ведь не нужно торопиться жить, как той же Элизабет, спешившей за отведенный ей недолгий людской век успеть как можно больше. А тут ходят всякие и отвлекают расспросами, когда в лотке еще ковыряться и ковыряться, а жидкость в колбе, невзирая на притушенную горелку, начинает закипать.

   — Был рад повидаться. — Оливер отступил к двери и взялся за ручку.

   — Подождите. — Целительница решительно погасила огонек под булькающей колбой и поднялась из-за стола. — Простите, я... — Махнула рукой. — Все равно ничего не получается. А Каролайн... Забавное совпадение. Мы говорили вчера по телефону, и она сказала, что собирается сегодня в клуб. Предлагала пойти вместе. Я отказалась, но теперь передумала. Стоит сходить развеяться... Что скажете?

   Он сказал, что стоит. А во время занятий со спецкурсом пришла в голову идея, по безрассудству превосходившая и недавнюю вылазку на острова, и предстоящий поход в оперу.

   Нелл с самого начала не сомневалась, что это какая-то шутка, а когда, в условленный час перенесшись в резиденцию милорда ректора, увидела этого самого милорда, полностью уверилась в своих выводах: костюм Оливера для клуба никак не подходил. Свободные черные штаны и черная же безрукавка с капюшоном, подвязанная широким поясом, годились лишь для дома, и то если не планируешь принимать гостей.

   — Планы изменились? — спросила Нелл, притворяясь, будто верила в его приглашение.

   — Ничуть. Сейчас вот только... — Он огляделся и взял что-то с кресла. — Перчатки. Без перчаток никак.

   Перчатки были странные, с обрезанными наполовину пальцами и плотными нашивками на костяшках.

   — Над твоим нарядом тоже придется поработать, — сказал Оливер. — Времени было немного, поэтому позаимствовал кое-что в костюмерной студенческого театра.

   — Ты серьезно? — Темно-красный плащ с глубоким капюшоном и черная с красным маска из папье-маше, оставлявшая открытыми лишь рот и подбородок, подтверждали догадку о розыгрыше. — Мы идем на маскарад?

   — Можно и так сказать.

   — Можно сказать как есть, — хмуро вымолвила Нелл.

   — Ты мне доверяешь?

   Взгляд, мгновение назад смеявшийся над ее удивлением, стал серьезным. Захотелось спрятаться от него, и Нелл вместо ответа натянула плащ и закрыла лицо маской.

   — Ты такая загадочная, — улыбнулся Оливер. — Не дуйся. Там, куда мы направляемся, так принято.

   — Угу. Что же сам...

   Претензия осталась невысказанной. Утратила актуальность, ибо милорд Райхон тоже маской не побрезговал. У него она была не из раскрашенной прессованной бумаги. Нижнюю часть лица мужчины закрывали металлические челюсти с длинными, выступающими вперед клыками, а верхнюю, оставляя узкую прорезь для глаз, — легкая, но плотная черная ткань, укрывавшая также и волосы, за исключением длинной косы, которую Оливер скрутил узлом на затылке и спрятал, надев капюшон.

   И кто тут загадочный?

   Стоявший рядом с Нелл человек ничем не походил на ректора Королевской академии, и встреть она его на улице, не узнала бы. А случись эта встреча после захода солнца, еще и испугалась бы.

   — Пойдем? — Голос его тоже изменился из-за маски.

   — Не замерзнешь?

   — Мы порталом. — Кажется, он улыбался. — А на пороге нас долго держать не будут, поверь.

   Портал привел к боковому крыльцу какого-то здания. Нелл и днем еще плохо ориентировалась в академии, а в темноте место показалось ей совсем незнакомым. И безлюдным. В близлежащем скверике ни души, дверь закрыта, в окнах ни огонечка. Вряд ли тут устраивают маскарад.

   — Где мы? — требовательно спросила она спутника.

   — Идем в студенческий клуб, как я и обещал.

   — Это не похоже...

   — На клуб? Знаешь, сколько их в академии? А в скольких ты бывала?

   Пришлось признать, что не во многих.

   — Это — особенное место, — продолжил Оливер. — Хотя бы потому, что я хожу сюда не как ректор. «Огненный Череп» — не слышала? Это тайное общество. Анонимное, но...

   — Но? — поторопила Нелл. Плащ на ней был не ее собственный, плотный и теплый, а шелковый театральный, и на ветру в нем было неуютно. Оливер в своей безрукавке и вовсе должен был уже покрыться мурашками.

   — Тут есть пара человек, которые знают, кто я, и захотят узнать, кто ты.

   — Нет. — Нелл тряхнула головой. — Прости, но...

   — Не извиняйся. — Он сжал ее руки, хоть она и не думала сбегать немедленно. — Я знал, что ты будешь против. Поэтому мы пришли пораньше. И уйдем, когда все еще будут заняты. Никто не поймет, что мы вместе. Только привратник, а он неболтливый. Войдем и разделимся. А после встретимся снова, в таких местах люди то и дело натыкаются друг на друга.

   — Что еще делают люди в таких местах?

   — Смотрят. Большинство приходит именно за этим. Если заскучаешь, мы тут же уйдем.

   — Хорошо, — вздохнула Нелл. Видимо, ей хотели сделать сюрприз, но не успели как следует подготовиться. В следующий раз нужно сразу предупредить, что она не любит сюрпризы.

   — И еще внутри нельзя пользоваться магией. Совсем.

   Оставалось надеяться, что маскарад не затянется.

   — Кто там? — послышалось из-за двери в ответ на громкий стук. Голос был хриплый и раздраженный — типичный голос ночного сторожа, которого неурочные посетители оторвали от беспробудного труда, и вновь подумалось о розыгрыше.

   — Последний Дракон.

   — Кто? — переспросили недоверчиво.

   Заскрипел засов, и Нелл представила выскакивающего на крыльцо заспанного старика с метлой в руке и на всякий случай отступила подальше, приблизительно на длину черенка.

   Но вместо старика-сторожа из-за приоткрывшейся двери показался красный череп с черными глазницами.

   — Дра-акон? — протянул он, удивленно оттопырив челюсть, а затем радостно затряс протянутую руку. — Драконище! Я ушам своим не поверил!

   Ушей на красном черепе не было, но вряд ли дело было лишь в этом.

   — Мимо проходил, — прогудел из-под маски Оливер.

   — Зачем проходить? Нужно заходить! Новый год давно начался, а народ никак не соберется. Не знаю, кто ушел, кто остался. Знаешь же, как оно? Думал, ты тоже того...

   Не умолкая ни на секунду, череп втащил ректора в темный коридор. Ректор в свою очередь тянул за собой Нелл.

   — С тобой? — наконец-то заметил ее красноголовый. — Гостья или претендентка?

   Претендентка на что?

   — Гостья, — ответил Оливер.

   — Проверить все равно нужно. Тигра!

   Из темноты выступила невысокая девушка в желто-полосатом костюмчике и с раскрашенным в те же тигриные цвета лицом. Собственно, то, что это девушка, угадывалось лишь по характерным выпуклостям, узнать же, кто скрывается под маской или, в данном случае, под краской, смогли бы только ее близкие знакомые.

   — Чисто, — кивнула Тигра, взглянув на пришедших через металлическую рамку.

   В длинном неосвещенном коридоре Нелл обо что-то споткнулась и, чтобы не упасть, вцепилась в спутника. В Дракона, угу. Последнего. Вряд ли ему тут так радовались бы, явись он без маски.

   — Может, все-таки объяснишь, где мы? — спросила она, пользуясь оказией.

   — Я же говорил: тайное общество Огненного Черепа, — ответили ей шепотом.

   — Череп — это тот, кто нас встречал?

   — Нет. Встречал нас Кошмар. Ночной Кошмар, если точнее. А Огненный Череп учился в академии лет двести назад. Тогда же основал это общество. Бойцовский клуб для магов, но без магии.

   — Бойцовский... э-э-э... клуб?

   Сюрприз ему все-таки удался.

   В центре просторного темного зала возвышался освещенный подвешенными к потолку лампами ринг, вокруг которого сновали люди, разряженные как для вечеринки некромантов, где Нелл однажды довелось побывать.

   — Клуб анонимный, — повторил уже сказанное ранее Оливер. — Вместо имен — прозвища, а чтобы как-то отличаться друг от друга и выделяться из толпы — костюмы. Немного театрально, но дерутся здесь по-настоящему.

   — И ты?..

   Ей сложно было представить сдержанного милорда Райхона скачущим по рингу и размахивающим кулаками. Но всего неделю назад она точно так же не представляла его загорающим нагишом или плещущимся в морских волнах.

   — И я. Члены общества в большинстве студенты. Ты не представляешь, как преподавателям порой хочется надрать студентам... хм...

   — Уши, — подсказала Нелл без улыбки. — А почему нельзя использовать магию?

   — Чтобы доказать, что чего-то стоишь и без дара.

   — А тот, кто не способен драться, по-твоему, ничего не стоит?

   — Я этого не говорил. Это...

   — Мы планировали разделиться, — напомнила она, пока люди у ринга их не заметили.

   — Да, я... Я отойду на минутку, а потом найду тебя. Не скучай.

   «С тобой не соскучишься», — вздохнула она мысленно.

   Ей не нравилось то, во что превращалась их связь. Не нравилось все это: бойцовский клуб, острова, опера, куда завтра ее потащат, невзирая на множество «но». Не потому, что она имела что-то против морского отдыха, оперных голосов или даже мордобоя на огражденном канатами, подсвеченном лампами ринге. По большому счету ей должно быть безразлично, чем милорд Райхон заполняет свой досуг. Но он открывал ей свои секреты и сам открывался с новых, наверняка мало кому известных сторон, а она не могла и не хотела отвечать ему тем же. Возможно же быть просто любовниками и не лезть при этом друг другу в душу?

   Это были бы идеальные отношения. Но что-то пошло не так, и вот Нелл в этом клубе, смотрит из темноты, как мужчина, в котором никто здесь не узнает строгого ректора, непринужденной походкой приближается к рингу. Как его встречают дружескими кивками, рукопожатиями и панибратскими похлопываниями по плечам те, кто в обычной жизни, скорее всего, свернет с дороги, чтобы не встретиться с ним лицом к лицу. Как девицы виснут у него на шее и радостно болтают ногами в воздухе, а застань он одну из них в учебном корпусе в обнимку с молодым человеком, одарит таким взглядом, что влюбленные без приказов и нотаций разбегутся в разные стороны...

   — Кого я вижу! — проорал скачущий по рингу верткий парнишка в ярко-красном костюме и такого же цвета полумаске. — Дамы и господа! Сегодня с нами Последний Дракон! Неоднократный победитель сезонных турниров и один из лучших, да-да, один из лучших наших бойцов!

   Нелл это представление не удивило. Есть люди, которые либо берутся за дело с полной отдачей и достигают отличных результатов, о чем бы ни шла речь, либо не берутся вообще. Оливер Райхон как раз из таких.

   Он пошептался о чем-то с парнем в красном, уделил внимание еще парочке жаждущих пообщаться с чемпионом и неспешно, будто бы безо всякой цели, пошел в сторону Нелл. Но прежде рядом с ней образовался некто птицеголовый и рукокрылый.

   — Не видел тебя здесь прежде, — заявило это чудо в перьях. — Пришла поддержать приятеля?

   — Угу.

   — И где он?

   Он стоял всего в десяти ярдах, но Нелл помнила, что в клубе есть те, кому известна тайна Последнего Дракона. Повертела головой и пожала плечами.

   — Бывает, — успокоил птах. — Наверное, договаривается о поединках. Если он, конечно, дерется, а не... — Он пренебрежительно махнул рукой. — Могу составить тебе компанию.

   — Не стоит, — буркнула Нелл, видя, что Оливер и не думает менять направление и вот-вот будет рядом.

   — Ты не знаешь, от чего отказываешься.

   Она не ответила, хотела молча отойти, но пернатый вдруг схватил ее за руку.

   — Для девицы в сбитых башмаках ты слишком гордая.

   Неизвестно, как он разглядел в темноте выглядывавшие из-под подола носы ботинок, действительно потертые, но способ продолжить знакомство выбрал неверный.

   — Он вам досаждает, мисс? — послышался измененный маской, но все равно узнаваемый голос.

   — Да.

   — Нет, — одновременно с Нелл ответил человек-птица, но руку ее выпустил. — Иди куда шел, Дракон.

   — Сюда и шел. — Оливер глядел на нахала, сложив на груди руки и откинув назад голову, будто бы сверху вниз, хоть роста они были одинакового. — Девушка тебе не рада, Ястреб, так что...

   — Разве это твоя девушка?

   — Разве это имеет значение? Просто не мешай мисс наслаждаться вечером. Или тебе помочь осознать, в чем ты не прав?

   — В зале такие вопросы не решаются, зубастик, — процедил названный Ястребом.

   — Не решаются, — кивнул Дракон.

   На этом разговор неожиданно оборвался. Пернатый бросил в пустоту заковыристое ругательство и, не оглядываясь, двинулся вразвалочку к шумной компании, обосновавшейся у противоположной стены.

   — Он обидел тебя? — проводив его взглядом, спросил Оливер.

   — Нет.

   Что считать обидой? Неуклюжие заигрывания самоуверенного мальчишки? Или замечание насчет поношенной обуви?

   — Сейчас начнутся бои. Подойдем поближе?

   Она с удовольствием ушла бы совсем, вернулась в общежитие или пошла в другой клуб, в тот, где сегодня танцы и где Тэйт второй вечер подряд вместо нее развлекает Дарлу...

   — Подойдем, — согласилась она. — Вместе?

   — Многие видели, как я вырвал тебя из когтей Ястреба. И если теперь решу охранять до конца вечера, вопросов это не вызовет.

   — О, — выдохнула Нелл понимающе. — Нужно поблагодарить пернатого за удобный повод?

   — Я поблагодарю, — пообещали ей мрачно.

   Такие вопросы не решаются в зале. Они решаются на ринге.

   Будь Нелл героиней рыцарского романа, ей это польстило бы.

   Ястреб появился в «Огненном Черепе» два года назад и сразу же взлетел, оправдывая выбранное прозвище. Хороший боец, но особой любовью одноклубников парень не пользовался. Характер сложный, когда-то объяснил для себя Оливер. А сегодня с трудом удержался, чтобы не сломать мальчишке руку, не дожидаясь выхода на ринг.

   Но в клубе были свои правила, и нарушителя наказывали пожизненным изгнанием, а милорд Райхон не готов был отказаться от той отдушины, которой уже семь лет являлся для него «Огненный Череп». В последние годы он приходил сюда один-два раза в месяц, но этого хватало, чтобы сбросить напряжение, а затем с новыми силами вернуться к рутине. Иногда участвовал в отборочных боях. Иногда выходил в финал сезонных турниров. Порой даже побеждал. Но не за победой он шел сюда. Случается, нужно надеть маску, чтобы стать хоть ненадолго самим собой.

   — Ну что, Дракон? — Его с силой хлопнули по плечу. — Готов? Сейчас Сполох выпустит пару новичков, а потом покажем желторотикам, как это делается у взрослых?

   Взгляд скользнул по долговязой фигуре в сером рубище, подпоясанном веревкой. Гробовщик.

   Гробовщик прежде был другой — такой же высокий и жилистый, носил такой же костюм, прятал под капюшоном измазанное серой краской лицо, — но другой. Студенты оканчивают академию, уезжают, а прославленные в поединках имена навсегда остаются в клубе. Лишь бы нашелся достойный принять это имя и маску и продолжить список славных свершений.

   Так рождаются традиции, а может, и легенды. На входе стоит десятилетиями Ночной Кошмар, Тигра сканирует посетителей, следя, чтобы не протащили с собой запрещенные амулеты, а очередностью боев неизменно ведает Сполох.

   — Давай в другой раз? — предложил Оливер, пожав Гробовщику руку. — Я сегодня ненадолго и уже решил, кого вызвать.

   — Хочешь Ястребка пощипать? Тоже дело. Поставлю на тебя десятку, не подведи.

   Едва зашла речь о ставках, рядом образовался синюшный зомби с блокнотом в руке.

   — Десятка на Дракона? — уточнил деловито. — А вы, мисс? Поставите на героя?

   Нелл, не желая к себе внимания, развела руками и попыталась спрятаться за спину Оливера.

   — Я поставлю, — сказал он, отвлекая от спутницы любопытного букмекера. Достал из-за отворота перчатки специально для такого случая припасенную бумажку. — Двадцатка на Черную Мамбу.

   — Оу? — протянул недоверчиво зомби.

   — Черная Мамба против Дикой Кошки, — уточнил Оливер.

   — Надежная информация? — не спешил принимать ставку букмекер. — Обеих не видно с весеннего турнира.

   — Оглянись, увидишь.

   Получилось эффектно: леди Каролайн только-только вошла в зал. Вернее, Дикая Кошка. Затянутая в черное гибкая фигурка, черная полумаска, алая помада на пухлых губках — не ахти какая маскировка, но узнать в этом образе утонченную дочь эльфийского посла практически невозможно.

   Черная Мамба, она же — Элизабет Грин, появилась минутой позже. Тоже черный костюм, но не настолько вызывающе обтягивающий, как у Кошки, и маска-косынка с прорезью для глаз. Для первого посещения «Огненного Черепа» Элизабет с нарядом не мудрила, а потом не стала ничего менять: образ и имя уже запомнились в клубе. Правда, из-за долгого перерыва, за который миссис Грин успела стать матерью, ходили слухи, что Мамба «уже не та», но дело это в «Огненном Черепе» обычное, и обсуждать такое не принято. Возможно, кто-то считает, что и Последний Дракон — не тот человек, который впервые заявил права на это прозвище. Оливеру это было лишь на руку.

   — Твои знакомые? — тихо спросила Нелл, кивнув на подруг-соперниц, которых приветствовали так же радостно, как недавно его. — Те самые, кому известен твой секрет?

   — Догадливая. — Он улыбнулся под маской. — Подойду поздороваться. Подождешь здесь? Не бойся, больше к тебе никто не рискнет приставать.

   — Я не боюсь, — отозвалась она равнодушно.

   В клубе ей определенно не понравилось. Оливера, надеявшегося на другую реакцию, это огорчило, и смысла задерживаться в «Огненном Черепе» он уже не видел. Только переговорит с Кошкой-Каролайн да преподаст урок наглому сопляку. Даже если Нелл не оценит, ему самому воспитательная работа будет в радость.

   Общаться с Дикой Кошкой было удобнее, чем с леди Каролайн. Он просто отвел ее в сторонку и показал зарисованную по памяти печать. Не вдаваясь в объяснения, спросил, не знает ли полуэльфийка, что означает этот символ. Она не знала, но пообещала посмотреть в отцовской библиотеке и по возможности выяснить.

   К началу первого боя Оливер вернулся к Нелл. Изображал случайного кавалера, взявшегося познакомить гостью клуба с местными традициями, и со стороны смотрелся даже навязчивым, так как интереса к происходящему на ринге спутница не выказывала. Нет, она смотрела, но без обычного для посетителей «Огненного Черепа» воодушевления. Не притопывала, не вытягивала шею в попытке получше разглядеть бойцов, не вздрагивала и не охала, когда кто-то из дерущихся пропускал удар.

   От мысли, что она с тем же безразличием будет наблюдать и за его поединком, испортилось настроение, но Последний Дракон не мог позволить себе пойти на попятную, когда бой практически объявлен. Он лишь вежливо пропустил вперед дам, посокрушался в шутку о проигранных деньгах (Элизабет редко удавалось победить более ловкую, гибкую и выносливую полуэльфийку) и пошел к канатам. Существовал лишь один способ сгладить впечатление от неудавшегося вечера, и Оливер собирался им воспользоваться. Хамоватый мальчишка, называющий себя Ястребом, вряд ли поднялся бы на ринг, сумей он хоть на миг заглянуть в помрачневшие мысли соперника.

   Нет, в героини рыцарских романов Нелл определенно не годилась, и ее это ничуть не печалило. Печалил расквашенный нос милорда Райхона, но не так чтобы сильно. Главное, что не сломан, и кровь уже не течет, а отек сойдет за пару дней, как раз и гематома на левой брови к тому времени рассосется, и полопавшиеся в глазу сосуды восстановятся.

   — Несколько часов, — сказал, угадав ее мысли, Оливер. Отошел от зеркала и сел на кровать рядом с Нелл. — У меня есть особый бальзам, к утру и следа не останется. В крайнем случае наведу легкую иллюзию. И... извини.

   — За что?

   — За клуб. За испорченный вечер. За платок.

   — Ерунда.

   Чего было совершенно не жаль, так это платка. Был бы он ей так дорог, она и кровь отстирала бы.

   — Нужно лед приложить. — Нелл решительно поднялась на ноги. — Бальзам — это хорошо, но сначала нужно что-то холодное.

   Прошла в ванную, поколдовала над температурными амулетами, чтобы превратить воду в лед, завернула его в полотенце и вернулась в спальню.

   — Я сам. — Оливер отобрал сверток и уткнулся в него лицом. — Ничего страшного, правда.

   — Да уж. Пернатому досталось сильнее.

   — Он заслужил.

   — А если ты сломал ему что-нибудь?

   — У нас хорошие целители, вылечат.

   — Ты...

   Нелл запнулась. Правильнее было бы промолчать, не расспрашивать ни о чем, ей ведь ответ по большому счету и не нужен. Да и не видела она других боев Последнего Дракона. Может, он всегда так дерется? Жестко, яростно? Не замечает наносимых ему ударов и сам молотит противника до тех пор, пока тот способен держаться на ногах?

   — Я сорвался? — выглянул из-за полотенца Оливер. — Ты это хотела сказать?

   — Нет.

   — Нет, — повторил он. — Разве только немного. Ястреб давно напрашивался. Многие в «Огненном Черепе» хотели бы его проучить, но не многие смогли бы это сделать. И я ему ничего не сломал, не волнуйся.

   — Я и не волновалась. О нем.

   Лишнее уточнение. Совершенно ненужное.

   Взгляд Оливера неуловимо изменился, а Нелл сделалось еще неуютнее, чем в том темном зале, пропахшем кожей, потом и мускусной горечью всеобщего возбуждения. Этот запах щекотал ноздри и будоражил кровь, заставляя сердце биться быстрее. Разворачивающееся за канатами действо завораживало демонстрацией филигранно отработанных приемов и грубой силы... Но это же больно!

   Она вспомнила, что чувствовала, пока Оливер был на ринге, как вздрагивала всем телом, будто ощущала достававшиеся ему удары, закрывала глаза, чтобы не видеть, и тут же открывала, чтобы ничего не упустить, как злилась на каких-то идиоток, радостно прыгающих рядом и не испытывавших ни капли сочувствия к дерущимся, пусть бы те хоть убили друг друга. Милорда Райхона за все это, вопреки здравому смыслу, хотелось хорошенько стукнуть. А еще за то, как он сейчас смотрел на нее.

   — Достаточно. — Она отобрала у него намокшее полотенце. — Доставай свой бальзам.

   — А ты...

   — Покурю пока.

   Если он решил, что она сбежала от продолжения разговора, то почти не ошибся.

ГЛАВА 15

Нелл снилась ферма.

   Первый день.

   Накрытый овечьими шкурами топчан, и то, как она лежала на нем, уткнувшись носом в свалявшуюся пыльную шерсть, и слушала доносившиеся из соседней комнаты голоса. Один был ей хорошо знаком: случалось, она по месяцу не слышала иных звуков, только этот голос, красивый, мелодичный и такой же холодный, как ледяные глаза беловолосого нелюдя. Второй тогда был еще чужим. Резким, грубым, но таким живым, что Нелл во что бы то ни стало хотела взглянуть на того, кому он принадлежал. На человека. Пусть этот человек и грозился вышвырнуть ее из своего дома.

   — Делай что хочешь, — не спорил с ним эльф.

   — Думаешь, я шучу, Илдред? Мне не нужны полудохлые девицы.

   — Это временно.

   — Естественно, временно. Сегодня она полудохлая, а завтра скопытится окончательно.

   — Похоронишь, — ответил Илдредвилль равнодушно.

   Нелл не злилась на него. Во-первых, этот эльф всегда равнодушен, иные интонации ему не давались, во-вторых, на злость уже не осталось сил. Они покинули ее еще на станции, сразу же после перехода в богами забытый городок на юге королевства. Ноги подломились, кровь пошла носом, горлом — желчь. Конечно, теперь она похожа на завтрашний труп. Но это лишь кажется. Она не умрет. Хорошо это или плохо, но уже не умрет.

   — Не буду я ее хоронить! — взвился человек. — Делать мне больше нечего. Завезу на межу, ночью спустятся с гор волки... Не веришь?

   — Не верю, — сказал эльф.

   Это были его последние слова.

   Хлопнула дверь, и Нелл поняла, что Илдредвилль ушел. А она осталась.

   — Лежишь? — спросил у нее вошедший в комнату хозяин. Нелл забыла, что хотела на него посмотреть, и закрыла глаза. — Как належишься, проваливай отсюда.

   Она так и сделала. Полежала еще час или два, поднялась, вышла из дома и пошла по пыльной дороге к зависшему у горизонта солнцу. По обе стороны дороги рос виноград, но грозди были мелкие и совсем зеленые и не стоили того, чтобы ради них останавливаться. Останавливаться было нельзя, нужно было дойти куда-нибудь до наступления ночи, до того как появятся обещанные волки. Не то чтобы она боялась умереть, но предпочла бы другой конец зубам хищников...

   — Снова лежишь? — вздохнули над головой, когда она, обессилев, присела на обочину и завалилась в пыль. — А шла куда?

   Она приподнялась и показала на солнце, спрятавшееся уже наполовину.

   — Ясно, — сказал человек. Поднял ее и понес в другую сторону, к дому, от которого, как оказалась, она отошла всего на сотню ярдов.

   — Может, сразу на межу? — прошептала она.

   — Далеко, не дотащу. Утром лошадь возьму и завезу.

   После он часто припоминал то обещание, когда сердился на нее в шутку или всерьез. Грозился, что возьмет-таки лошадь и завезет.

   Но это — после. А тогда и сейчас в своем сне-воспоминании она прижималась щекой к его плечу и жмурилась, чтобы не заплакать, потому что не знала и не знает, как ей жить теперь и что ждет ее впереди.

   Плечо было жестким, но на диво уютным...

   — Боги, какой ты неудобный, — сонно пожаловалась Нелл. Осторожно повертела головой, разминая затекшую к утру шею, и застонала. — Твердый и неудобный.

   — То-то ты каждую ночь норовишь на меня забраться. Думаешь, если меня как следует помять, я стану мягче?

   — Я не... — начала она, увидела смешинки на дне прищуренных черных глаз и отвернулась. И правда ведь, хоть баррикады из подушек возводи, во сне все равно переберется к нему, устроится на плече, ногу забросит. — Не каждую, — буркнула в сторону. — Я не остаюсь у тебя каждую ночь.

   — На все твоя воля.

   Бальзам и впрямь оказался чудодейственным, за ночь с лица Оливера практически сошли синяки, что заметно улучшило настроение милорда ректора. Нелл бальзамом не мазалась, причин радоваться новому дню не видела и оценить невнятные шутки не могла.

   — Еще сердишься из-за вчерашнего?

   — Нет, — ответила она честно. События минувшего вечера смазались, утратили остроту, и, если не вспоминать специально, вскоре уйдет и неприятное чувство, занозой засевшее между ребер после посещения клуба.

   — Надеюсь, сегодня у меня получится исправиться.

   — Если угостишь кофе. — Нелл вымучила улыбку.

   — Обязательно. И завтраком накормлю. Но я говорил об опере.

   Стоило усилий сдержать рвущийся из груди вздох.

   — Послушай, — она дотронулась до плеча Оливера, заодно убеждаясь, что прикосновение к побледневшему кровоподтеку не причиняет боли, — эта затея...

   — Такая же глупая, как острова и «Огненный Череп»? — перебил он хмуро.

   — Нет, вовсе нет, — запротестовала Нелл, когда нужно было согласиться, и на этом разговор наверняка закончился бы. — На островах было замечательно. Но... я на солнце обгораю и плавать не умею...

   — Прости, — вздохнул Оливер. — Я не знаю, что тебе нравится, а то, что нравится мне, тебе неинтересно. И правда, не стоит тратить целый день, чтобы в конце его выяснить, что ты терпеть не можешь оперу. Спасибо, что сказала сразу.

   — Я не говорила.

   Почему бы и нет, в конце концов? Человек же старается, чтобы сделать ей приятно. Или себе — какая разница? На море выбрался впервые за столько лет, вчера на ринге душу отвел, сегодня в оперу сходит. А Нелл — за компанию, разве ей жалко?

   Только ей надеть нечего — это раз, и не хочется открыто появляться на людях в обществе милорда Райхона — два. Но вряд ли он пригласил бы ее, если бы уже не придумал, как решить эти проблемы.

   — Это не проблемы, — сказал Оливер, вернувшись за завтраком к обсуждению планов. — Ты слышала о Кэтрин Мерл? Нет? Она владелица популярного модного дома, одевает весь столичный бомонд и, как я знаю, нескольких членов королевского дома. А еще Кэт — выпускница академии и моя хорошая знакомая. Позавчера я связался с ней и попросил подготовить несколько подходящих случаю нарядов. Для искусницы, специализирующейся на работе с тканями, два дня — достаточный срок, а я постарался подробно тебя описать, чтобы она могла подобрать подходящие цвета и фасон.

   — Мерки снимать не нужно? — пробормотала Нелл, стараясь не думать, во сколько обойдутся Оливеру услуги искусницы, одевающей королевских особ.

   — Я снял, — заверил он.

   Нелл поперхнулась кофе. Представила, как ее обмеряют во сне портняжной лентой. Оливер, видимо, тоже представил и рассмеялся.

   — Мне неплохо удается телепортация, а для этого нужно быстро и точно проводить пространственные расчеты. Длина, расстояние, иногда до дюйма. Определять приходится на глаз, но я редко ошибаюсь. В любом случае, платье ты наденешь, и Кэт подгонит его по фигуре.

   Он говорил так уверенно, словно процедура давно отработана, и Нелл — далеко не первая женщина, которую приоденут к выходу в свет подобным образом.

   Она отвлеклась на эту мысль и забыла поинтересоваться, что они будут делать с проблемой номер два.

   В столицу прибыли к полудню. Сразу от станции взяли экипаж. Нелл сама попросила задернуть занавески на окнах, а после жалела: в главном городе королевства ей прежде бывать не доводилось, а из-за излишней осторожности не получилось даже мельком полюбоваться достопримечательностями. Можно было, конечно, выглянуть, но ей ведь не пять лет. Да и что примечательное тут может быть? Дворцы? Храмы? Их и в Глисете довольно, как в любом более или менее старом городе. А в остальном — обычные здания новой постройки, возведенные на месте обветшалого архитектурного наследия прошлых веков.

   Модный дом Кэтрин Мерл располагался именно в таком здании: по-современному строгий фасад, палевые стены, белые прямоугольные пилястры по обе стороны высоких окон и двустворчатой стеклянной двери. Внутри — та же элегантная простота: темный паркет, светло-зеленые обои, кожаные диваны и живые растения в больших терракотовых горшках.

   Встречавшая посетителей девушка приветливо улыбнулась Нелл, окинула быстрым профессиональным взглядом, но даже не поморщилась при виде старого плаща и сбитых ботинок, а когда Оливер сказал, что у них назначена встреча с мисс Кэтрин, без расспросов отвела в отдельную комнату, перегороженную широкой ширмой, куда уже через минуту явилась и хозяйка.

   — Оливер! — Стройная темноволосая женщина с порога протянула ему руки. — Не представляете, как я рада встрече!

   — Отчего же? — Он поймал и поднес к губам изящные пальчики. — Вполне представляю. Сам невероятно рад тому, что удалось наконец-то к вам выбраться.

   — А это и есть ваша прекрасная леди? — На Нелл взглянули благожелательно и не без любопытства. — Вы очаровательны, моя дорогая...

   — Элеонор, — промямлила она, не чувствуя себя ни очаровательной, ни тем паче леди.

   — Кэтрин, — дружелюбно кивнула мисс Мерл. — Можно просто Кэт.

   Ей было около тридцати. А может, уже под пятьдесят. Определить возраст мага непросто, а если это привлекательная, тщательно следящая за собой женщина, задача становится практически неразрешимой.

   — Скажите, Оливер, я могу рассчитывать на обед в вашем обществе? — спросила искусница.

   — Конечно. До семи мы с Элеонор свободны, и если вы успеете...

   — Замечательно. — Не дослушав, хозяйка подхватила мужчину под руку, довела до двери и практически вытолкнула из комнаты. — Вот за обедом и пообщаемся. А пока девочки предложат вам чай, журналы и приятную компанию.

   Захлопнула дверь и повернулась к Нелл.

   — Нам ведь не нужны свидетели? — спросила заговорщическим полушепотом и продолжила уже лишенным таинственных ноток деловым тоном: — Некоторые мужчины приводят ко мне своих метресс, сидят вот тут, на диванчике, и смотрят, как наряжают их куколок. Некоторые женщины приходят с мужьями или возлюбленными, усаживают их сюда же, на диванчик, демонстрируют им каждую вещь, от панталон до шляпки, и заставляют изображать восхищение. Но Оливер, насколько я его знаю, не из таких мужчин. А вы, мне кажется, не из таких женщин. Поэтому мы просто подберем то, что вам понравится, а милорду Райхону покажем уже готовый результат. И если он останется чем-то недоволен, что вряд ли, это будут исключительно его проблемы. Согласны? Тогда раздевайтесь. Начнем с белья.

   — Зачем? — ужаснулась Нелл.

   — Затем, что ваше не годится под мои платья, даже если вы заказывали его по каталогам Дюссена. Потому что Дюссен — это вчерашний день, а я предлагаю вам завтрашний. Давайте помогу. И смелее, дорогая моя, иначе к обеду мы не управимся.

   Нелл тяжело вздохнула и решила покорно плыть по течению. Рано или поздно ее все равно прибьет к берегу. Уже проверено.

   — Кружевные панталоны, пышные нижние юбки, корсеты, чрезмерно утягивающие талию и превращающие фигуру в песочные часы, а женщину в инвалида, — все это пережитки прошлого, от которых давно пора избавляться, — вещала искусница, помогая Нелл избавиться сначала от платья, а затем и от пережитков прошлого. — Белье должно быть удобным и подчеркивать естественную женственность. Да, иногда нужно что-то скрыть, где-то добавить объема, но делать это надо незаметно, ненавязчиво...

   Незаметно и ненавязчиво на Нелл оказались короткие узкие панталончики и заменившее корсет бюстье. В сравнении с ее бельем это было, безусловно, удобнее, но вряд ли как-то сочеталось