Оглавление
АННОТАЦИЯ
Если вашей свахой стала мама – пиши пропало! Особенно такая, как моя. Очередной зануда в её вкусе – не мой вариант. В моём дневнике уже записаны имена неудачников, которым я безжалостно отказала, хотя есть в нём всё-таки страничка, посвящённая только ЕМУ. А пока мне нужно произвести "особенное" впечатление на очередного олуха.
Что же надеть? Коротенькая кожаная юбка – отлично! Обтягивающий топ и колготки в сетку – вообще то что нужно! Моё лицо – холст, а я – тот самый сумасшедший художник. Кисточка в руках – и понеслось!.. "Смоки айс" отдыхает. Я ему так понравлюсь – сам не рад будет! И маму мою за такую "удивительную" встречу отблагодарит – вангую.
ГЛАВА 1. МНЕ СЕМНАДЦАТЬ.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. 27 ОКТЯБРЯ
Дорогой дневник, вот я наконец решилась написать на твоих чистых белых страницах первые строчки. И для этого есть повод. Обещай, что будешь держать нашу с тобой дружбу в строжайшем секрете и никому не расскажешь о том, что от меня узнаешь.
Итак! Его зовут Тёма. Конечно, его полное имя звучит как Артём, но сочетание букв, образующих мягкое «Тёма», просто невероятно ласкает мой слух.
Он высокий, стройный, белокуро-кудрявый и… голубоглазый. Наверняка мечта всех девчонок! Я бы сказала, что он почти копия Хью Гранта в молодости, потому что часто сравниваю их привлекательную внешность. Подруга подарила мне на день рождения постер с любимым актёром, и я, глядя на него, представляю, что передо мной не он, а мой Тёма.
Мы познакомились на кладбище. И это было вовсе не романтично.
Я слышала от крёстной, что ему тоже семнадцать, но не это самое главное. Знаешь, что самое ужасное? Нет, ты вряд ли догадываешься. Он выглядел гораздо старше своих лет. Ну конечно! При росте метр восемьдесят пять все казались бы старше…
Вот видишь, я даже рост его знаю.
Сегодня ровно год со дня смерти моего крёстного братика. Все в подавленном состоянии, а я стою рядом с привлекательным верзилой и боюсь задать хоть один лишний вопрос. Лучше молчать: и без того ясно, что жизнь маминой подруги в корне изменилась, несмотря на то, что Женя, её старший сын, как мог поддерживал её.
Тётя Нина, моя крёстная, кратко представила его как своего племянника из Питера. Живёт на каком-то Полюстровском бульваре. Странно, но я никогда ничего о нём не слышала. Опустив голову и разглядывая жухлые листья клёна, старалась проглотить отвратительную для меня кутью, а потом – справиться с подступающей тошнотой, как вдруг увидела, что Женя и Тёма уходят.
Куда?
Прошу Женю пойти с ними, и меня опускают.
Наверное, я ещё совершенно не способна понять чужое горе: всё моё существо противилось даже представить его.
Уйти отсюда. Уйти подальше. От этой убивающей тишины. От крёстной.
Тёма. Какой же он высокий! Я со своим ростом «метр с кепкой» не могла даже в глаза ему заглянуть, если специально не встать на цыпочки.
Красавец… Куда мне до него! Модно одет, ведёт себя как-то… не по-нашему. Плеер с наушниками, и «Metalliса» отчётливо слышится из них, как не пытайся скрыть.
Его отец всю жизнь работал капитаном судна, бороздящего просторы в основном морей и океанов, а мама, как сказали бы некоторые, – «торгашка». Заведовала в Питере практически всем «мясом». Нетрудно представить себе благосостояние семьи с таким раскладом.
И я рядом с Тёмой. Люберецкая девчонка. Ничего общего.
Но всё же что-то проскользнуло между нами. Что-то похожее на желание. Неосознанное, необъяснимое, невозможное на тот момент для обоих. Он оказался проездом в Москве, должен был встретить свою девушку на вокзале и уехать с ней в Питер. Я же только что проводила своего парня в армию.
Нет. Наши встречи невозможны. Он видный парень, а кто я? Простая девочка из Подмосковья.
И всё-таки мы обменялись адресами. Почтовыми. Потому что домашний телефон временно отключили за неуплату. Ты можешь себе представить такое? Это ведь означало только одно – надежду. Надежду на письмо…
***
2 ЯНВАРЯ
Я долго не записывала сюда. Наверное, не хотелось, да и повода не было.
Прошло два месяца, но письма от Тёмы всё нет. Зато в ящике стола я храню письма из армии от моего парня. Только и они странным образом в последнее время перестали приходить.
Мама говорит, что с наступлением зимы усугубилась ситуация в Чечне… Она почему-то переживает гораздо больше, чем моя будущая тёща. Это так неожиданно… Именно мама сегодня предложила мне поехать в Питер: туда, судя по последнему письму, на Чёрную речку перевели Серёгу. Сказала, что мы можем поехать вместе и там попробовать найти его. Хотя бы узнать, что с ним и почему он не пишет. Крёстная, узнав о наем решении, тоже проявила недюжинное рвение и даже договорилась со своей сестрой, чтобы я пожила у них недельку.
А что? Всё одно – в институте каникулы, поэтому нет разницы, где их провести.
***
4 ЯНВАРЯ
Сегодня морозный вечер. Меня посадили в вагон поезда – совершенно одну, представь, – и я впервые в своей жизни поехала куда-то без сопровождения взрослых. Без маминого пристального присмотра, без весёлых сокурсников, без друзей…
Раннее утро встретило меня пронизывающим питерским ветром на перроне. Я искала глазами сестру крёстной, хотя вообще не представляла себе, как она выглядит. Зато прекрасно представляла себе, как выглядит Тёма. Не узнать его было просто невозможно: его голова возвышалась над серой, куда-то бегущей толпой.
Я радостно закричала, помахав ему рукой:
– Приве-е-е-ет!
И тишина.
А потом он, наконец, обернулся и зашагал ко мне свой уверенной походкой.
– Ну что? Это все твои вещи? – поздоровавшись, спросил он и кивком головы указал на мою небольшую дорожную сумку.
– Ну да, – тоже посмотрев на неё, пожала плечами в ответ.
– Ладно, пойдём, – Тёма протянул меня за рукав зимнего пальто, – тачку ловить надо, а то ты совсем околела, гляжу.
И я, действительно дрожа не только от холода, но и от поднявшегося в груди волнения, засеменила за ним.
***
Квартира. А в ней – никого.
Неловкое замешательство.
Я скинула один сапог, а со вторым меня постигла неудача – молния заела. Неловко прыгая на одной ноге, здорово позабавила этим Тёму.
Как смешно! У меня вмиг покраснели щёки, и я вдруг отчего-то так на него разозлилась, что захотелось повернуться к нему и съязвить что-нибудь эдакое. Но вместо этого чуть не грохнулась навзничь, но Тёма вовремя успел подхватить меня почти у самого пола.
Я очутилась у него в объятиях.
Мы встретились глазами, и казалось, наш немой разговор продлится вечно…
Страх. Страх неотвратимой и такой запретно-желанной близости охватил меня – я вырвалась из Тёминых рук, сделав вид, что в глаз попала соринка…
Всё бесполезно. Никакие мысли о том, зачем я приехала сюда не помогли, и мы бросились друг на друга молча. Это, почти детское, счастье обладания его телом было настолько непорочным, настолько естественным, что трезво оценить его, пожалуй, не представлялось возможным.
Я не хотела, чтобы наступило завтра. Мы не говорили об этом. Мы вообще не говорили ни о чём. Почти целый день. Все слова означали только одно: «Я хочу тебя. Я скучал. Я люблю…»
Готова поклясться, что тоже его люблю… Но не имела права. Не могла предать Сергея. Хотя, фактически, само предательство уже и так произошло, но… представь себе, как тяжело произнести эти слова, когда на душе камнем лежит одно обещание… Пока не найду, пока не узнаю… А потом я всё скажу, честно признаюсь, не стану врать.
И всё же я соврала.
***
6 ЯНВАРЯ
Прошло два дня моих поисков, и теперь, наконец, выяснилось, что с Чёрной речки Серёжу перевели в Сертолово. Там я его и нашла. Он очень напуган возможной отправкой в горячую точку, и я, поддержав его морально, просто не смогла добить новостью о нашем расставании.
У меня ещё есть время, несколько дней до возвращения домой.
ГЛАВА 2. А СЧАСТЬЕ БЫЛО ТАК ВОЗМОЖНО…
6 ЯНВАРЯ. ВЕЧЕР
Оказывается, можно не любить Питер именно из-за погоды, даже если гуляешь по его улицам впервые в своей жизни. Мороз в минус пятнадцать ощущается тут как все минус тридцать. Пронизывающий до костей ветер, влажный, леденящий… Ни одна шуба не спасает.
Из Сертолово мы с Тёмой возвращались молча. Он всё то время, пока я говорила с Сергеем, стоял у остановки автобуса, а когда вернулась, не задал ни одного вопроса. И только по желвакам, нервно играющим на его лице, я поняла, какой мукой для него стала эта немота.
Меня сейчас разрывают страсти. Одна часть моего существа рвётся к Тёме, ставшему мне уже почти родным. Вторая, та, что ближе к разуму, говорит о том, что мы бесконечно далеки друг от друга, что мы из разных городов, из разных миров.
Когда мы вернулись в квартиру, он помог мне раздеться, проводил в комнату и сказал, что уходит готовить для нас ужин. Я пыталась протестовать, несколько раз предлагала помощь – ну не приучена просто так сидеть, пока мужчина готовит для меня.
Мужчина… Смешно, не правда ли? Мужчина в семнадцать лет… Но бывает и так.
Пока он готовил, я пригрелась на диване и даже задремала.
«Вставай, любимая. Вставай, солнышко моё. Я вкусняшек наготовил, пойдём, попробуешь!» – это Тёма шепчет что-то на ухо: тихо-тихо. И целует.
Щекотно.
Целует в шею, зарывается в мои волосы.
Не хочу просыпаться. Хочу, чтобы это щемящее чувство предвкушения оставалось как можно дольше.
Тормошу сама себя и всё же встаю, понимая, что его уже нет рядом. Вхожу на кухню и не могу сдержать улыбку: Тёма, весь перемазанный, в фартуке, ставит тарелки на стол. Смотрит на меня и по его лицу невозможно не догадаться, что он волнуется, что ждёт моей реакции – понравится ли мне его сюрприз.
На столе бутылка шампанского, какие-то салатики… Неважно. Ни до него, ни после – никто и никогда так не заботился обо мне. Хотелось плакать… от счастья, что ли? Или от понимания того, что такое благополучие никогда не бывает долгим?
Он придвинул стул, накинул на меня пледик и сел напротив. Кулаками подпёр голову и стал вопрошающе наблюдать.
Ком в горле. Не знала, что ему сказать. Есть совсем не хотелось. Хотелось спрятаться у него на руках от всех бед, от всех сомнений.
И тогда я решилась на то, о чём никому не смогу рассказать. Только тебе: я встаю и подхожу к нему, беру его руки и кладу себе на талию. Руки моментально обивают меня, а потом я отрываюсь от земли и лечу, лечу в воздухе в его руках.
…А через какое-то время уже лежу в его объятиях, и теперь мне совсем не холодно. Я улыбаюсь и смотрю ему в глаза самодовольной улыбкой открывшейся во мне чувственности.
Мне мало. Я жадная. Жадная до счастья.
Шампанское открыто и уже почти допито. Не помню, о чём мы говорили тогда, но мне всё время казалось, что я должна ответить на какой-то вопрос. Тёма не спрашивал, но я знала, что ему важно знать это.
– Нет. Я не смогла ему сказать. Он растерян, он боится. Не то время, Тём... Это было бы просто жестоко. Он не виноват…
Молчание. Его голова опущена – моё сердце рвётся. Рвётся оттого, что я, вот прямо в этот момент, делаю несчастными всех. И себя, и его, и Сергея. Проклятые стереотипы. Проклятые догмы, нормы, мораль. Сколько судеб они загубили? Скольким сценариям любви не суждено из-за всей этой шелухи стать настоящим фильмом? Фильмом о счастье.
Тёма находит в себе силы поднять голову, посмотреть мне прямо в глаза и улыбнуться.
– Ничего, милая. Я понимаю. Ты всё сделала правильно. Ну что ты себя винишь? Что ты себя терзаешь? Разве ему будет лучше, если ты принесёшь себя в жертву?
Мысли в голове вертятся калейдоскопом. А разве я смогу стать счастливой, зная, какую цену заплатил за меня молодой боец, верящий в то, что где-то там, в маленьком городке Люберцы его ждёт та, которой он подарил кольцо?
Нет. Нет, я не могу… это наваждение, это пройдёт. Я заставлю себя, я справлюсь.
На чужом несчастье счастья не построишь. Кто придумал эту чушь? Разве можно строить счастье, зная, что счастливой ты не станешь никогда? И не слишком ли большую цену я с лёгкой молоденькой руки готова заплатить в угоду морали?
Всё пройдёт. Всё как-нибудь решится само… Не буду думать сейчас. У меня так мало времени осталось.
Я люблю тебя. Я так люблю тебя. И пусть нам всего по семнадцать лет, и пусть мы из разных миров, городов, да хоть с разных планет, но у меня есть ещё три дня. Целых три дня.
***
На Тёминой груди я чувствую себя совсем маленькой девочкой. Его почти отеческая забота заставляет плакать. Между нами был не просто секс, и мы не занимались любовью. Но когда были вместе, когда наши руки сплетались, а дыхание становилось общим, мы ощущали себя по-настоящему живыми. Он не просто входил в моё тело, он входил в мою душу, а я, казалось, всё это время только этого и ждала. Он разбудил во мне то, что, наверное, и называется первой любовью, хотя сердце заслуженно хранило в себе чувство к Сергею.
Я уверена, мы будем всегда вместе! Я тебя никому не отдам, слышишь?
«Я буду носить тебя на руках. Ведь ты такая маленькая, такая лёгкая. Никогда не отпущу. Ты всегда будешь рядом, а когда устану тебя нести, то просто возьму за руку, а то вдруг потеряешься…» – вот что он шептал мне на ухо.
Сейчас я плачу, потому что знаю: точно потеряюсь. Совсем скоро наши пути вновь разойдутся.
ГЛАВА 3. ШУМНЫЙ ПЕРРОН
7 ЯНВАРЯ
Сегодня пятница, а уже на понедельник в моей в сумке лежал обратный билет до дома.
Вечером к нам приезжал Женя, да не один, а со своей подругой. Женя старше нас на пять лет. Он весельчак, прекрасно владеющий гитарой. Выдумщик, балагур, и, как следствие, любимец любой компании.
Тёма и Женя веселились от души, да и мы с Лилей не отставали. Рождество ведь, и впервые в этот праздник я не дома, в Люберцах, а в совершенно другом городе и без родных поблизости.
Даже и подумать такого никогда не смогла бы… Четверо молодых людей в пустой квартире. Пиво, шампанское, музыка. Прогулки по ночному Питеру. Анекдоты, подколы… и грусть. Необыкновенно сжимающая грусть, сковавшая моё сердце. Я всё чаще смотрела на часы, моля их остановиться, ну или хотя бы идти не так быстро.
Всё тщетно. Я это знаю всё равно.
***
10 ЯНВАРЯ
Настало то самое утро понедельника.
Всё тот же перрон, всё тот же поезд. Время начало обратный отсчёт. Пять минут до отхода, три минуты… Обжигающие поцелуи и тоска, оглушившая меня, делающая ноги ватными, а боль в груди – почти невыносимой.
Что это? Это мои слёзы на щеках? Я же не плачу…
Тёма – статный красавец – отвернулся, чтобы я не видела, что даже такие высокие и сильные люди умеют плакать.
С нами стоял Женя, однако он не смог вынести всей этой картины и молча вынес мою сумку на перрон, сказав только одну фразу: «Если ты вернёшься в вагон – мы с тобой поссоримся…»
И он выполнил своё обещание, потому что всю дорогу до Москвы ехали молча. Женя не смотрел на меня, не разговаривал, так же бессловесно проводил меня до дома и незаметно исчез. Мне теперь отчего-то кажется, что я ещё долго его не увижу и не услышу.
Сказать, что мне было трудно заставить себя сесть в поезд – это значит не сказать ничего. Но я ведь дочь военных. Я – человек слова. Меня так воспитали. К тому же не настолько глупа, чтобы не понимать: мы с Тёмой, в сущности своей, пока что дети. У него есть мама, да ещё какая… Я абсолютно уверена, что она не была бы рада новой жительнице квартиры своего сына.
***
22 ЯНВАРЯ
Я совсем забыла про тебя, дневник. У меня нет настроения что-то писать сюда, потому что, оказавшись дома, до сих пор не получается вернуться к нормальной жизни. Я учусь в институте, прихожу домой, занимаюсь подготовкой заданий… Всё как во сне. Меня нет здесь. В Москве сейчас мой разум и тело, а душа всё ещё нежится на груди у Тёмы. Он снится мне почти каждую ночь, но я поклялась не напоминать ему о себе. Я поклялась не вторгаться в его жизнь больше никогда.
Хотя клясться нельзя. Никогда, ни при каких обстоятельствах.
ГЛАВА 4. РОМАН В ПИСЬМАХ
17 МАЯ
У меня есть большая коробка из-под обуви. В этой коробке много историй. В ней собрано всё: обычная толстая тетрадь в клетку – этот дневник, который я тщательно веду, пачки писем, открытки, фотографии друзей и родных. В моём дневнике скрыта история тайной любви к Тёме. История, написанная мной до того момента, как мы прощались на перроне. Больше здесь пока ничего нет о наших отношениях.
Время идёт, люди меняют один телефон на другой, а вместе с этим навеки теряются в небытии бесценные строки, написанные милыми нашему сердцу людьми.
Письма... Прямоугольные портативные машины времени.
«Город Люберцы, Зелёный переулок, дом три квартира двенадцать. Кому: Танечке…»
Помнишь, я писала, что дала Тёме свой адрес, а он так и не написал? Он написал… спустя несколько месяцев после моего отъезда из Питера. Так начался наш роман в письмах.
Я трепетно храню каждое его письмо. Он писал часто и помногу. Рассказывал о своих чувствах ко мне, причём в мельчайших подробностях: в какие места и как он бы меня целовал, если бы мы были вместе…
Я не умею так излагать, как он. Поэтому скупилась на слова, не выдавая своих реальных чувств на бумаге. Это невероятно больно – признаться себе, что самое невыносимое, о чём жалею, – то, что вернулась в тот проклятый вагон.
Я одновременно и жду этих писем, и боюсь их. Боюсь, что они перестанут приходить. Признаться, даже расстраиваюсь, когда нахожу в ящике письмо, а оно оказывается не от него. Я злюсь на себя, злюсь на Сергея, злюсь на весь свет.
***
8 ИЮНЯ
Наш роман в письмах и не думает заканчиваться. Прошла весна, наступило лето, а вместе с ним вернулся из армии Сергей…
– Таня! Тебе опять письмо! – бабушка озорно смотрит на меня, всем своим видом показывая, мол, пляши давай.
– От кого, бабуль?
– Да от кого ж? От Тёмки тваво…
Это очень толстый конверт. В нём лежал ещё один – это моё же собственное письмо, последнее письмо Тёме. В нём я писала, что выхожу замуж… А на когда-то отправленном ему конверте, сзади, размашистым Тёмкиным почерком написано: «Не верю. Всё равно люблю. Дождусь».
Сложно сейчас объяснить, почему тогда так поступила, зачем сообщила о свадьбе с Сергеем. Перечитываю своё же письмо и не нахожу доводы достаточными для того, чтобы решиться на замужество. Но я всегда умела уговаривать саму себя и, видимо, на этот раз приложила все силы – у меня получилось, а на деле, скорее всего, просто не позволила себе быть счастливой. Не поверила в то, что всё так скоротечно и что за счастье не нужно бороться. Счастье, на самом-то деле, приходит само. Легко, без лишней суеты, без перипетий, без страданий.
Права бабка-то была… Счастье – оно и на печке найдёт. А вот всё, что вымучено, всё, что неправда, всё что искусственно, каким бы красивым оно не казалось, – лишь пепел. Пустое и чужое.
Больше Тёма мне не напишет… Что же я натворила?..
ГЛАВА 5 ЖЕНЬКИНА СВАДЬБА
15 ИЮНЯ. ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Не хочу писать про свою свадьбу… Она отшумела – и ладно.
Я забросила тебя, дневник, потому что каждый мой день похож на предыдущий. Что мне писать на твоих страницах? О своём быте? О важных событиях, которых нет, о мнимой любви?
Любовь...
Прошло вот уже почти три года с того момента, как я замужем за Серёжей. Жизнь вновь вошла в своё ровное русло. А Тёма… Тёма потихоньку стирается из памяти.
Я на пятом курсе института, дипломная работа пишется, работаю расклейщиком объявлений после учёбы… Только иногда тоненькими иголочками впиваются в сердце доходящие от крёстной весточки о любимом. Он стал таким серьёзным. У него есть девушка из состоятельной семьи, а сам Тёма занялся собственным бизнесом.
Крёстная говорит, что он спрашивал, как у меня дела… А я просто живу и не позволяю себе думать о нём, вспоминать те дни в Питере, то прощание на перроне… Ведь коробка из-под обуви появилась не просто так: в ней спрятано всё то, что было в моей жизни до свадьбы.
Время идёт. Я уже давно не та, потому что из девочки превратилась в молодую женщину. Наряды, макияжи, шпильки, маникюр. Статусные вещи, как теперь модно говорить…
Сегодня крёстная ошарашила: «Женька-то наш женится наконец!». Свадьба через месяц. Я узнала, что там будет Тёма. Он Женькин свидетель.
Всё жду, когда старые чувства вспыхнут, закружат голову, закрутят в вихре эмоций. Но нет. Тут уже что-то другое. Просто хочется не ударить в грязь лицом, постараться не разочаровать, выглядеть привлекательно. Мало ли какая там у Тёмы девушка… Может быть, фотомодель? А я? Метр с кепкой – только высоченные каблуки и носить.
Наверное, он меня увидит и подумает: «И из-за этой я плакал при всех провожающих на перроне?»
***
17 ИЮЛЯ
Сейчас одиннадцать часов утра, и я ещё успею сюда записать пару строк, потому что потом, надеюсь, мне будет не до этого.
Наряд для свадьбы Жени придумывался мной тщательно. Каждая деталь образа очень важна, ведь мелочей в таком деле не бывает! Модная бижутерия, туфли на платформе, шёлковое платье цвета южной ночи и такой же лак для ногтей. Глаз не отвести! Стрижка как у Миа Уоллес…
Ну просто женщина вамп – ни дать, ни взять. И с чего я взяла, что в этом образе больше понравлюсь Тёме?
Сергей отнёсся спокойно к тому, что не сможет пойти на свадьбу. Он работает посменно, и именно сегодня ему нужно идти на службу. Насмешка судьбы? Или она сама даёт мне последний шанс?
***
В ресторан я приехала вместе с мамой. Заведение маленькое, но очень уютное. Расположено практически во дворах жилых домов – найдётся место, где можно спрятаться и покурить под шумок, потому как мама всегда расстраивается, что её дочь курит, а значит, не стоит делать это у неё на глазах.
Жених с невестой задерживались. Покрутившись среди гостей и раздав всем дежурные улыбки, я вышла на крыльцо ресторана.
Птицы пели так красиво, так заливисто, что невозможно было не заслушаться их трелями. Постояв немного, всё же отошла в сторону. Там, в кустах, притаилась лавочка. На неё я и присела, достала сигарету, но прикурить так и не успела. Так и застыла с горящим пламенем зажигалки.
Из-за угла выехал свадебный лимузин, остановился перед входом в ресторан, и из нарядного салона сначала вышел Женя, потом его новоиспечённая жена, а потом и тот, ради которого был убит целый месяц на приготовления. Тёма…
Как же он возмужал! Он и раньше был невероятно красив, во времена нашего печального романа, но как-то по-мальчишески, зато теперь стал настоящим мужчиной: широкоплечим, уверенным в себе, одетым со вкусом.
Ой, а сколько девушек вокруг… Кто же из них – его?
Цветы, подарки, суета подле молодых… А я так и сидела на лавочке. Кто же ОНА? Все дамы хороши.
Я пыталась понять, кому Тёма оказывает больше знаков внимания.
Что это? Ревность? Бред какой-то... Разве я имею на неё право?
Меня не видно от крыльца ресторана – я наблюдала за ним: он сделал всё, что положено свидетелю по приезду молодых, но потом почему-то начал смотреть по сторонам. Ищет свою девушку? Волнуется, уж я-то знаю. Желваки выдают. Но, может быть, это просто из-за свадьбы: не каждый же день двоюродный брат женится.
Всё. Они зашли. Я всё-таки прикурила сигарету и постаралась надеть на себя маску самоуверенной, состоявшейся женщины. С ней же победоносно зашла в зал, надеясь незаметно прошмыгнуть на своё место, но с порога вдруг почувствовала жар на лице. Думала, что волнение… Нет. Причина жара – взгляд. Тёмин пронзительный взгляд. Оказалось, что я не просто не смогла незаметно пройти мимо столов, но как раз наоборот – неосознанно, как заведённая, металась в поисках мамы и, стало быть, своего столика.
Толпа людей, все нарядные, такое разноцветие – голова кругом.
«Не смотреть на Тёму. Сейчас пройду мимо и не взгляну. Ни за что не обращу на него внимания», – твердила себе, сжав кулаки.
Бац! Какой-то идиот воспользовался хлопушкой.
Отлично! Вся моя причёска теперь в кусочках разноцветной бумаги! Потом раздался один громкий хлопок! И ещё, и ещё.
Я почти пробираюсь. Мне суют в руки хлопушку, с которой приходится идти дальше, не помня себя от смущения. Осталось пройти пару столиков…
Кто-то разлил шампанское. Осторожно, главное не упасть.
Боже! Я поскальзываюсь и припадаю на колено. Подолом платья – проклятая неуклюжесть – цепляю чей-то стул, так и стоя на одном колене. Пытаюсь подняться – вокруг гвалт, шум.
– А тебе идёт синий цвет… Вот только на то, что ты будешь стоять передо мной на коленях, я даже не надеялся.
Тёма. Смеётся. Будь ты проклят три раза!
Он помог освободить край моего платья и встать, наконец, в нормальное положение.
Я прячу глаза и делаю вид, что отряхиваю свою одежду.
– Позволь, я провожу тебя. Извини, на руках не понесу – люди не так поймут.
Дура, дура, дура! Ещё сто раз дура! Просто полная идиотка. Но продолжаю молчать, не гладя на него.
– Светлана Ивановна, вот ваша дочь. В целости и сохранности. Вы проверьте, у неё явно что-то с вестибулярным аппаратом.
Гад! Он издевается! А слов-то нахватался… Нормально у меня всё. Туфли просто совсем новые. Первый раз надела.
***
Свадьба в разгаре. Иногда я украдкой поглядывала на Тёму, хотя сам он совсем не смотрел на меня. Пару раз выходила из зала, думая, что он пойдёт следом, но и здесь ошиблась. Нет, на самом деле не так уж мне этого и хотелось, потому что самым большим желанием в этот день стало то, чтобы этот кошмар поскорее закончился.
Начались танцы. Сначала вальсировали жених с невестой, затем Тёма с невестой, потом уж и не помню кто – тоже с невестой. А я стеснялась выходить на импровизированный танцпол, хоть двигаться под музыку очень люблю и при удобном случае никогда от этого не откажусь. Сидела на стуле и наблюдала: кто же она – «девушка из состоятельной семьи»? Вон та, высоченная, в серебристом? А может быть, вон та, с «мокрой химией»?
Меня никто не пригласил, когда заиграла медленная композиция – ну и ладно, не расстроилась – получила то, что хотела. Я глотала один бокал шампанского за другим. Далее ещё пару рюмок вина было выпито с отцом жениха, следом – с крёстной…
Надоело. Решив пойти на «свою» лавочку, заметила присоединившегося ко мне Женю. Мы с ним давно помирились. Дело-то уже прошлое, несмотря на то, что он мне всё равно довольно часто припоминал, как я поступила с его братом.
– Красивая свадьба… Весёлая…
Ничего более умного я не нашлась сказать.
– Да уж! Веселее некуда… Тань… что же ты, дурёха, наделала? Вон и сама, вижу, мучаешься. И Тёмка сам не свой. Вам бы поговорить… – Женя, опершись локтями о свои колени, сложил руки в замок.
– О чём говорить, Жень? Я замужем. Он тоже не совсем, вроде как, свободен, – хмыкнув, стряхнула пепел с тлеющей сигареты.
– Не понял? Ты о чём?
– Да я о девушке из «состоятельной семьи»… Да и какая мне разница, с кем он? Он имеет право быть с тем, с кем хочет. Глупо всё это. Поеду, наверное, домой… Это всё и впрямь нелегко как-то. Думала, будет гораздо проще.
Он повернулся ко мне и замотал головой:
– Не дури. Всё самое интересное только начинается!
– Для кого как. Жень, для меня всё самое интересное уже было. Это для тебя сейчас жизнь раскрылась яркими красками. Давай пойдём уже… невеста заждалась.
Женя пожал плечами, громко вздохнул, и мы вновь вернулись в зал. В это время в зале проходили конкурсы, которыми я уже и так была сыта по горло. Все смеялись, хлопали в ладоши, старались выиграть приз.
Тёмы нигде не было видно. Подняв со стола бокал, выпила его до дна, взяла свою сумочку и потихоньку покинула чужой праздник. Мама всё равно собиралась ночевать у крёстной – я ей была не нужна.
Прощаться ни с кем не стала, только Женьке кивнула в знак неравнодушия. Со стойки бара заказала такси – всегда боялась «бомбил» – и вышла на улицу.
Такси задерживалось. Снова возникла тяга к сигарете. Прикурив её, задумалась. О чём? Да не помню даже… наверное, о непростой женской доле.
– Девушка? Такси вызывали?
ГЛАВА 6. ДВА ЧАСА БЕЗУМИЯ
17 ИЮЛЯ. ВЕЧЕР
– Чёрт! Тёма?!
Это всё, что я поняла. Поняла, что откуда-то со стороны он подошёл ко мне, краем глаза увидела на самом деле приехавшее такси, а дальше начался полный сюр.
На мою голову кто-то накинул самый настоящий мешок. В таком ещё на утренниках Дед Мороз подарки носит. А потом меня быстро подняли и понесли. Судя по направлению, в такси и, судя по рукам, несущим меня, похитителем был именно Тёма! Я пыталась сорвать мешок, но не выходило. Всё, что удалось, – подсмотреть в щелку.
Меня аккуратно положили на заднее сиденье, и до уха чётко донеслось, как Женя сказал брату: «На два часа. Прикрою. Не подведи».
Я не была напугана или ошарашена – я была оглушающе счастлива, а потому решила кинуться во все тяжкие, ведь это не моя вина, правда? Меня же похитили!
Путь оказался недолгим, буквально пару кварталов. Потом такси остановилось, зашуршали купюры, и Тёма прошептал:
– Обещаешь не кричать и вести себя тихо?
– Обещаю…
Я вышла из машины, и он снова подхватил меня на руки. Через минуту мы оказались… в Жениной квартире. Бог ты мой! Да это почти сразу же за рестораном, из окон, вон, – угол здания можно увидеть. Ну и Женька!
Тёма подкрался сзади…
– Только ничего не говори, ладно?
– И не собиралась.
Он расстегнул платье – оно упало, хотя я тоже была готова в тот же миг упасть. Тёма не дал. Его мускулистые, теперь уже по-настоящему мужские руки понесли меня.
Он и вправду не хотел ничего слышать, только целовал меня везде и шептал что-то.
– Как же я хочу тебя… напасть ты моя, горе моё, счастье моё. Ничего не говори, я так долго этого ждал. Я уже не верил…
Тело готово было взорваться от накатившего желания, каждое его прикосновение жгло, в голове помутнело. Какой же он сильный… Боже, не знай его, я бы, наверное, испугалась такого напора. Он доводил меня почти до сумасшествия своими ласками и вдруг снова отпускал. Заглядывал в глаза, видел в них мольбу и вновь прижимал к себе, душил поцелуями.
Наконец и он сдался.
Казалось, наши тела, независимо от нас самих, пытаются наверстать упущенное, стараются насытиться друг другом…
Через час у меня уже просто не осталось сил.
– Прости меня, Тём. Прости, что сделала тебе больно…
Он всё гладил и гладил меня по волосам.
– Прости и ты меня за то, что не смог удержать, что не посмел силком оставить.
– Я не могла тогда поступить по-другому… – тихо проговорив, принимала его ласки, утопала в его руках.
– Я знаю. Ты не поверишь… я пытался забыть, пытался строить отношения, но все они – не ты, понимаешь? У них другой запах, другой вкус губ, кожи, а мне нужна была только ты. Я стал циничным. Брал своё – и адью… Я мстил. Мстил им всем за то, что они – не ты…
Прикрыв глаза, я с горечью выдохнула:
– Не надо, милый. Прошлого не вернёшь.
– Да кто это сказал? – раздался возмущённый стон. – Кто вбил в твою голову, что что-то – можно, а чего-то – нельзя? Я тебя прошу, я умоляю тебя: давай уедем? Вот прямо сейчас. Вернёмся, отдадим Женьке ключи и уедем!
– Тём… – борясь с самой собой, попыталась образумить его. – Не рви сердце. Ну как я могу?
– Да ты хоть раз подумай о себе! О том, чего хочешь ты, – с ударением на последнее слово, с прерывистым дыханием прозвучал его голос, – а не о том, что хотят от тебя другие! Если ты сама себя не любишь, позволь я буду любить тебя и за себя, и за тебя. Дай нам шанс.
Я настолько не привыкла к такому обращению, что никак не могла поверить в реальность происходящего. Всё казалось каким-то ненастоящим.
– Тёма, мне нужно время… – с мольбой посмотрела на любимого.
– Прошло почти пять лет… тебе ещё нужно время? – он, взявшись за подбородок, повернул мою голову к себе.
Глядя в его глаза, прошептала в ответ:
– Я не могу всё бросить. Я человек, живущий земной жизнью. Наверное, даже не романтик… Мне нужно подумать, – но, не выдержав внутреннего напряжения, воскликнула: – Это же полное сумасбродство!
Тёма плотно сжал губы, а потом больно резанул по сердцу очевидной фразой:
– Сумасбродством было в восемнадцать лет выскакивать замуж! Скажи мне, только Бога ради, честно скажи: ты его любишь?
Любила ли я мужа?.. Люблю ли сейчас? Я и сама себе не могу ответить на этот вопрос.
– Не знаю, Тём… не знаю. Наверное, не так уж сильно люблю, раз я сейчас здесь, с тобой…
– А меня любишь? – не отводя взгляда, он словно старался воочию увидеть мою душу, мои истинные чувства к нему.
Я боялась этого вопроса. Не потому, что не знала, как на него ответить. Я уже взрослая девушка – жизнь научила отбивать так, как было выгодно мне. Но внутри затаился страх ответственности перед самой собой. Страх быть честной и откровенной. Страх обнажить истинные переживания. Тогда, пять лет назад, я с уверенностью сказала бы, что люблю его, жить без него не смогу. Но Тёма стал Артёмом Андреевичем. Стал красивее, стал притягательнее, сексуальнее, однако он не был тем самым парнем с наушниками или в перепачканном фартуке… А я, как мне казалось, в душе осталась всё той же девчонкой, безнадёжно влюблённой в сказку, в свою Питерскую сказку с нежным именем Тёма.
– Не знаю… – наконец решившись на ответ, пролепетала я.
– Боже мой! – он резко вскочил с постели. – Это просто невероятно! Можешь не отвечать: за тебя всё, что мне нужно, сказало твоё тело. Разве оно может сомневаться? – с рвением снова оказался рядом, прижал меня к себе, и тело предательски откликнулось на его близость. – Я не знаю, что творится в твоей голове и почему ты не можешь быть до конца честной хотя бы сама с собой, но я больше не оставлю тебя в покое, слышишь? Потому что умею ждать…
Я закрыла его рот поцелуем. На этот раз он был полон благодарности за пару часов счастья, полон какой-то материнской нежности. Спасибо, Тёма… Спасибо за все подаренные тобой слова: я никогда таких ни от кого больше не услышу. Спасибо тебе за то, что всё это было…
– Нам пора, – оторвавшись от его губ, выдохнула с шумом. – Что там Женька удумал? Как он, интересно, нас прикрывать собрался?
***
Моё лицо не могло скрывать следы от последних двух часов – слишком уж явно оно светилось от счастья.
Хотя нестрашно. К тому моменту, когда мы, словно тайные агенты ЦРУ, просочились в ресторан и влились в толпу, все уже были пьяны, и на мою, мягко говоря, видоизменившуюся внешность никто не обратил ровным счётом никакого внимания.
– Эттеншн пли-и-из! А теперь давайте выйдем на улицу: нас ждёт фейерверк! Недаром же мы потратили с Татьяной два часа на его подготовку! – как ни в чём не бывало, громко объявил Тёма.
Так вот, оказывается, чем мы всё это время занимались. Что ж, где-то он даже не соврал…
Все выбежали на улицу, и он с деловым видом поджёг фитиль, после чего подошёл ко мне. Пока вся публика, не отрываясь, смотрела в небо, Тёма увлёк меня на ставшую почти родной лавочку и накинулся с поцелуями.
– Тёма! Нас увидят, – я попыталась отстраниться, но не тут-то было.
– Ха! – рядом неожиданно раздался Женькин смех. – Так, ребятки, я вижу, что моя затея удалась.
Он так тихо подкрался к нам, что даже напугал меня.
Я потупила глаза, в то время как Тёма отдал Жене ключи.
Повисла неловкая пауза.
– Иди… к своей жене, Женя, – подтолкнув брата вперёд, повелительно заговорил он.
– И это слова благодарности? – вскинув брови, удивлённо произнёс брат.
Я не стала принимать участие в этом разговоре – просто направилась в ресторан. За мной, выдержав паузу, зашёл Тёма. Он налил нам по бокалу шампанского и поднял тост:
– За тебя, моя непонимающая себя любовь!
Мы выпили, потом ещё… и ещё… Старшее поколение начало разъезжаться по домам, в том числе и моя мама, дав наказ – переночевать у крёстной.
И вот тут мои тормоза начали сдавать.
– А теперь твист на тему «Палп Фикшн» исполняет наша Миа Уоллес и Артём Андреевич!
О, Боже!
Ну, спасибо тебе, Женечка….
Зазвучала музыка. Что ж, нельзя ударить в грязь лицом! Скинула туфли, вышла в центр танцплощадки и деланно поманила пальцем Тёму.
После первых движений я полностью раскрепостилась, отдалась своим чувствам. Мы танцевали, и в этом устроенном спектакле только совсем ленивый или в усмерть пьяный не мог не заметить проскальзывающие искры притяжения, невидимую связь. Химию, как это сейчас называют.
Аплодисменты. Полный успех.
Медленный танец…
Забыто всё. Забыто кольцо на безымянном пальце, отброшена внешняя шелуха. Никого не вижу – только я, он и музыка.
Однако в нашей жизни каждое мгновение имеет своё начало и свой конец. Вот и этот праздник подошёл к концу, и началась холодная правда жизни.
Проводив всех гостей, мы остались с Тёмой одни.
– Ты когда уезжаешь?
– Так, значит, я всё-таки уезжаю один?.. – прорвался голос, полный отчаяния.
Молчу.
Сердце опять рвётся на мелкие клочья. Одна половина меня уехала бы с ним, ни о чём не думая. А другая – не могла вырваться из бытия. Не могла огорчить родных.
– Тём… ты – это моя мечта. Ты что-то, что даёт силы жить. Такое не становится явью. Не может такое стать настоящим, потому что тогда и эта мечта станет обыденностью…
– Ты просто поиграла, да? Довольна? Хорошо время провела? – он вдруг отвернулся, от него повеяло холодом.
– Какие уж тут игры…
***
18 ИЮЛЯ
Тёма уехал.
Уехал, не позвонив, не попрощавшись.
ГЛАВА 7. НЕ ЖАЛЕЮ, НЕ ЗОВУ, НЕ ПЛАЧУ
24 СЕНТЯБРЯ
Почти два месяца у меня нет менструации. Сегодня я не выдержала пытки положительными тестами и всё-таки решилась пойти на личную консультацию к гинекологу, от которой узнала, что жду ребёнка.
Нет, он не от Тёмы, иначе тут был бы и сказочке конец… К сожалению ли, к счастью ли, но малыш зачат от законного мужа: все сроки точно совпадают.
С того момента я и думать не могу ни о чём другом, как только о том, кто растёт в моём животе. Ожидание маленького чуда заполнило меня всю без остатка.
Наверное, это очередной эгоизм с моей стороны: я стараюсь не общаться с крёстной, потому что не хочу знать, как там Тёма, что с ним, с кем он… Желаю ему (а может быть, и себе) только одного: чтобы он нашёл свой путь в этой жизни, обрёл вторую половинку и прекратил наши взаимные страдания. Надеюсь, что моё желание исполнится. Крёстная однажды ведь обмолвилась, что Тёма ушёл с головой в работу – вот и пусть, так будет лучше для нас обоих.
***
19 ИЮНЯ. 1 ГОД и 11 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
Мне снова захотелось записать свои мысли. Я поняла, что уже не могу без рефлексии, без личной переработки прожитого. Мне всё-таки требуется твоя помощь, дневник.
Первые полгода после родов я пребывала в настоящей эйфории. Маленькое существо дало новый смысл жизни, выкинуло из головы все напоминания, которые не касались питания, пелёнок, памперсов, игрушек. И вполне возможно, что эта идеалистическая картинка достойно окончила бы моё повествование, но жизнь порой преподносит нам такие повороты сюжетной линии, что и не выдумать самому изощрённому литератору.
Сыну исполнился год. Я полностью вернулась к нормальной жизни. Если, конечно, не считать того, что с сорок второго размера пришлось перейти на сорок шестой, а мои формы уже никак не напоминали ту девочку, у которой заела молния на сапоге.
Но сегодня лишь один звонок вновь разрушил ту тщательно выстроенную пирамиду затишья, разорвал границы комфорта, к которому я стремилась последние годы семейной жизни.
– Да?
– Таня?
– Да, с кем, простите… Артём?!
– Я в Москве.
– Боже мой…
– Что случилось?
– Ничего. Ничего не случилось…Ты по делам?
– Да, я ненадолго: мы с Женей хотели встретиться. Может, сходим втроём куда-нибудь?
Тишина. Иногда мысли реально возвращаются. Вот и мой скелет, как я ни старалась поплотнее закрыть дверцу шкафа, настойчиво пытался выбраться на свет Божий.
– Втроём? А как же жена Жени – Лера?
– Она не хочет идти. Там всё у них непросто теперь.
– Понятно… И когда вы планировали встретиться?
– Часа через два-три.
– Сегодня?
– Ну да. А что, ты не можешь?
– Нет, могу… просто всё так странно… Ты исчезаешь на полтора года, а потом вот так, запросто, звонишь и хочешь увидеть меня через пару часов…
– Ты не хочешь?
– Чего – не хочу?
– Увидеться.
– Увидеться хочу… И Женьку я не видела со дня свадьбы… Ты... ты просто ошарашил меня… Впрочем, чему я удивляюсь?
– Поверь, мне было не так-то просто узнать твой номер. Тут кое-кто старается его в страшной тайне держать.
– И кто же этот таинственный защитник?
– Твоя мама.
Трудно поверить, но сама жизнь давала нам шанс увидеться всякий раз, когда была такая возможность. Сын сейчас на даче у родителей. Муж – в Израиле на тренингах. Я совершенно одна…
Трудно описать мои эмоции. Спросишь, о чём я думаю? Тысячу проклятий, но только об одном – я толстая и некрасивая. Как я увижусь с ним? Как за два часа вернуть время вспять, как вернуть девичью фигуру, как стать той самой Мией Уоллес, которую так лихо похитили со скамейки?
Кумиры сменяют друг друга… Теперь у меня кудрявые волосы с модным нынче «американским колорированием». Я изменилась не в лучшую или в худшую сторону – просто стала кардинально другой и при этом абсолютно неуверенной в себе. Впрочем, как и, наверное, все молодые мамочки.
Критический взгляд в зеркало… М-да-а-а-а…
Ну и пусть. Может, на этом всё и закончится? Может, это и будет концом концов?
Нет… я не могу. Я не могу так просто сдаться. Да, не девочка. Да, не тростинка. Зато я теперь настоящая женщина. Я мать. Я уважаемый человек со всеми присущими жизненными статусами и печатями в паспорте. Мы просто встретимся. Как взрослые люди, которых что-то связывало в прошлом. Да, именно – в прошлом…
Я уже и не помню его совсем. И мне он, в общем-то, абсолютно безразличен. У меня муж, сын, семья – это главное.
***
Через час тщательного просеивания гардероба, я в который раз убедилась, что надеть совершенно нечего. Ну… может быть, вон та полупрозрачная шёлковая блузочка подойдёт?.. А что? Ведь больше ничего приличного нет. А к ней во-о-о-он те широкие брюки в стиле Марлен Дитрих будут довольно неплохо смотреться.
Причёска, нарочито неброский макияж и двенадцатисантиметровые шпильки. Бог ты мой! И как я на них раньше умудрялась ходить?
Вышла из такси на Манежке. Там располагается премиленькое киприотское кафе, где меня должен был ждать Тёма. До встречи ещё целых десять минут, и так как не хотелось показаться излишне заинтересованной в этой встрече, то пришлось погулять какое-то время, пока не зазвонил мобильный.
– Ну, ты где?
– Я уже недалеко, минут через десять буду… Дела задержали, простите…
Зашла. Я сразу заметила их, но сделала вид, что долго ищу глазами по залу. Стояла у входа, не спеша проходить дальше.
– Позволь, я провожу тебя. Извини, на руках не понесу – люди не так поймут.
Дежавю?
Не могу взглянуть на него… проклятое малодушие. Чего я боюсь? Не понравиться? На кой чёрт мне вообще ему нравиться?
Его пальцы на моём подбородке… Поднимают голову, заставляют посмотреть в глаза.
Да чтоб тебя! Напустить деловитости и равнодушия? Досчитай до десяти, только потом говори.
Его лицо… Оно стало грубее, но гораздо более манящим. Он действовал на меня, словно удав на кролика. Я ничего не могла с собой поделать, да и не очень-то хотелось. В его глазах я прочитала всё, что меня так тревожило: он не разочарован. Не разочарован!
– Позволь поухаживать…
– Тёма, а что с Женей?
– Скажем, он сегодня не в форме. Проблемы в семье. Мы с утра сидим… Не рассчитал немного. Я уже вызвал ему водителя, он приедет с минуты на минуту и отвезёт его домой.
Кого?.. Кого он вызвал? Водителя?
Мы болтали о том, как изменилась Москва, о том, чем он сейчас занимается, однако я же никак не могла сконцентрироваться на беседе. Женя… Он пьян в усмерть. Как заставить себя говорить о том, о сём, когда рядом сидит человек в таком состоянии?
– Лера знает?
– Лере пофиг. Лера любит деньги считать, а как и что с Женей – по барабану.
– Тём… Хм… Артём, давай уйдём отсюда? Я не могу на это смотреть.
– А это отличная идея! Чём займемся?
Я не поняла: или прозвучал адекватный вопрос или саркастическая шутка.
– Меня спрашиваешь?
Состояние такое, что я уже всерьёз начала жалеть о необдуманности своего поступка. Зачем так легко согласилась на встречу?.. И, видимо, это запросто можно было понять по моему лицу.
– А поедем к цыганам?! – внезапно предложил он, хлопнув ладонью по колену.
– К цыганам?
– Ну да, у меня тут чудные партнёры. Они сегодня отдыхают за городом, цыган туда нагнали… Будет весело!
Я теперь не узнаю Тёму… Это был очень приятный мне мужчина, но это не был не он... не мой Тёма. И даже не тот сумасбродный парень, похитивший меня с Жениной свадьбы. Передо мной сидел избалованный жизнью и, очевидно, вниманием женщин мужчина. Мужчина, вкусивший власть и силу денег, не представляющий, как это, вообще, возможно: ЕМУ в чём-то отказать.
– Думаю, это не самый лучший вариант на сегодня. Может быть, в следующий раз?
– Угу… – Дробь пальцами по столику. – Ещё лет через «цать», да?
Пауза. Не знаю, что можно в этот момент сказать.
Приехал водитель. Солидный мужчина в деловом костюме. Молча поднял Женю из-за стола. Аккуратно взял его под руку и вывел из зала. Потом быстро вернулся и взглянул на Тёму. Хм… наверное, тут правильнее сказать, не на Тёму, а на Артёма Андреевича.
Тот немного лениво махнул рукой, и «деловой костюм» покорно удалился.
– Так что же ты хочешь? – он с интересом взглянул на меня.
– Наверное… ничего не хочу.
– Ничего не хочешь?
– Да, Тём, ничего.
– Не понимаю… Столько лет пытаюсь понять – не могу. Ну ладно, я был пацаном, ничего не знал в этой жизни. Ну ладно, ребёнок у тебя родился – и это пережил. Бабы кругом вьются – только свистни, а ты… ты просто ничего не хочешь?
Молчу. Не знаю, что ему сейчас ответить.
Он опустил голову и обхватил её руками. Посидел так немного, а потом в него как будто бес вселился.
– Пойдём!
– Куда?
– Пойдём, я сказал!
Тянет больно за руку. Встала и пошла за ним на выход. Неудобно – люди смотрят.
Почти бегу вслед за этим мужчиной по Александровскому саду. Его шаг – моих три.
– Куда ты меня ведёшь?
– Молчи и иди!
– Пусти руку – больно! Пусти, сказала!
Останавливаемся. Смотрит на меня сверху вниз.
– Да что же ты за баба такая?!
И тут я увидела в его глазах что-то такое, что-то похожее на отчаяние. Не поняла…
– Тёма, что с тобой? Что-то случилось? Почему ты стал таким?
– Почему? И это ты меня спрашиваешь, почему? А ты не понимаешь реально или дурочкой прикидываешься?
– Реально не понимаю…
Тишина. Стоим посреди людей. Кто-кто из прохожих оглядывается.
Вдруг на Тёмином лице загорается какой-то дьявольский огонёк. Он выпрямляется, хватает меня на руки и бежит.
– Постой! Упадём!
– Не упадём! Устану – возьму тебя за руку, помнишь?
– Помню…
Я снова на земле. Ничего не понимаю уже.
– Поедем ко мне!
– В смысле – к тебе?
– В гостиницу.
– Нет, Тёма. В гостиницу не поеду… Я думаю, ты устал. Давай я отвезу тебя сейчас к себе и положу спать? Мне кажется, это тебе сейчас просто необходимо.
– С собой уложишь?
– Даже и не думай. Спать – и всё.
Едем ко мне. Разбираю кровать себе, ему стелю на диване. Спать. Спать.
Отбиваюсь от пошлой попытки увлечь меня к себе. Не хочу.
Отключаю телефон. И его смартфон тоже отключаю. Пусть выспится.
Засыпает мгновенно, а я ещё смотрю какое-то время на его расслабленное лицо, перебираю волнистые волосы, глажу щёки, целую глаза. Вот он. Теперь это точно он, нет никакого сомнения, это и есть мой Тёма…
Ложусь рядышком с ним и тоже проваливаюсь в глубокий сон.
***
20 ИЮНЯ
Странный запах… Что это? Неужели? Не может быть! Это что – блинчики со сгущёнкой? Но… как?
Открываю глаза. Вчера я так и не смыла макияж. Прячу веки рукой, но Тёма отодвигает мою ладонь, стоит на коленях перед диваном.
– Здравствуй, милая.
– Здравствуй… Мне надо в ванную… Я быстро…
– А я уже всё сделал! Пойдём, ты будешь валяться в ванной, а я тебя буду кормить.
Смущаюсь, но недолго. Скидываю халат, не без удовольствия наблюдая за появляющимся на щеках мужчины румянцем, и ложусь в ванну, полную пены.
– Подожди чуть-чуть. Я мигом.
Он хлопнул дверью. Что ещё придумал? Вот сумасшедший!
Вода становится всё прохладнее, а Тёмы нет. Волноваться? Хотя не стоит, я от этого так устала… Будь что будет.
И снова раздался хлопок.
Он как вихрь ворвался в ванную, а на меня что-то посыпалось. Что это? Жмурю глаза. Лепестки роз! Точно умом тронулся.
– Прекрати, прекрати! – Но лепестки не прекращают сыпаться. – Хватит, Тёма! Мне уже холодно!
Большое подогретое полотенце – он обёртывает меня, словно ребёнка, и несёт на кровать. Усаживает в подушки, накрывает одеялом и смотрит в глаза. Я смущаюсь. Он снова вскакивает, бежит на кухню, несёт остывшие блинчики и начинает кормить меня из своих рук. Потом откуда-то появляется клубничный торт.
– Таня. Я понимаю, что это сейчас будет выглядеть странно, но позволь…
– Ты о чём?
– Не перебивай, прошу тебя…
Вся во внимание.
– Я хочу сделать то, что должен был сделать ещё много лет назад, – он достал красную бархатную коробочку и открыл её. О, не-е-е-ет. – Ты была, есть, и, по-видимому, останешься моей единственной. Той, которая не может затмить ни одна самая красивая девушка…
– Прекрати немедленно! Я не хотела!
– Но так случилось…
– Я не могу принять его… Оно… оно просто прекрасно. Мне никто не дарил таких вещей. Но это слишком дорого. Ты ставишь меня в дурацкое положение. Как я объясню?
– А я всё придумал! Ты просто скажешь, что это ненастоящий камень – и всё! Бижутерия! Сейчас же модно… Можно я тебя поцелую? Ты такая невинная, когда не накрашенная.
А что? Неплохая отмазка, правда?
Он был бесконечно нежен со мной, не так напорист, как в тот вечер в Жениной квартире, и очень умело угадывал желания ещё прежде, чем они появлялись в моей голове.
Тёма… Мой Тёма… Мой мальчик из Питера. Я была почти уверена, что мы больше никогда не увидимся.
– Любимая моя, я только твой. Я в твоей власти и ничего не могу с этим поделать.
И я тоже в твоей власти. И, слава Богу, что ты этого не знаешь.
***
21 ИЮНЯ
Рассвет в его объятиях прекрасен. Я вижу любимые, полные надежд глаза, в которых отражается вся вселенная. Готова поглотить всего целиком, лишь бы сохранить его для себя. Но, видимо, не судьба…
– Мне скоро уезжать…
Ком в горле. Как же тяжело это слышать, но я должна привыкнуть.
– Тёма…
– Только скажи – и я останусь…
Молчу.
Молчу из последних сил.
Но ломаю себя.
Отпускаю.
Отпускаю, словно отрывая от себя часть души…
– Понял… Значит, не судьба?
– Как Бог даст, Тёма. Как Бог даст…
– Знай: позвони, позови – и я приеду, я заберу тебя, заберу навсегда. Только скажи, что я тебе нужен.
***
18 МАЯ. 11 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
Я не жалею, не зову, не плачу.
Снова здесь. Пишу тебе... Потому что больше не могу держать в себе все те острые, болотные чувства, что накопились с того тёплого июньского утра.
М-да… Тёма вернулся в Питер. Мы не звоним друг другу, только изредка перебрасываемся парой фраз в сообщениях мессенджера. Так, ни о чём.
Мои отношения с Сергеем заходят в такой глухой тупик, из которого, даже имея желание выйти, выбраться было бы непросто. А желания-то нет и в помине… Мы планомерно отдаляемся друг от друга. Становимся не мужем и женой, а, скорее, просто добрыми соседями, и это меня поначалу даже устраивало. Я занимаюсь своей карьерой, он – своей. Я не понимаю и не принимаю его друзей, а он – моих.
В конце концов, в какой-то момент пришло осознание того, что одной мне будет жить даже легче и естественней. Ужасно звучит, но если ты чувствуешь себя одинокой, имея мужа, гораздо лучше найти в себе силы и разорвать такие отношения. К сожалению, в моей жизни уже имел место быть горький опыт применения ложной морали, и я не переживаю о том, что сыну всего два года и о том, что в глазах родственников предстану матерью, лишившей сына отца.
Единственное, что меня действительно беспокоит, – это то, как моё решение может повлиять на здоровье мамы. У неё слабое сердце, а так как всю свою жизнь она посвятила детям, то любое неприятное с её точки зрения событие, произошедшее со мной или с братом, незамедлительно сказывалось на её физическом и моральном состоянии. Развод, да ещё инициатором которого стала бы я сама, мог запросто отправить её на больничную койку.
Нужно искать удобный предлог для разрыва отношений с Сергеем, и я терпеливо его жду. Вот уже почти целый год ищу возможность развестись. Развестись так, чтобы виноватой оказалась не я. Скажешь, мол, да что за чушь? Да, чушь. Конечно же, чушь….
Анализируя своё состояние с высоты прошедших лет, я начинаю понимать, что, скорее всего, как ни страшно себе в этом признаться, но я мщу. Мщу Сергею за то, что он безнадёжно глух и слеп. Что ему совершенно не интересно, как я к нему отношусь, что он ни разу не сделал мне ничего приятного. Мне искренне, до боли в сердце жаль, что я вышла за него замуж, жаль, что принесла себя в жертву. Ведь эта жертва оказалась просто никому не нужна. Если бы я чувствовала, что он тяжело перенесёт потерю, то однозначно нашла бы в себе силы уговорить снова саму себя. Заставила бы поверить в то, что мы и есть счастливая семья, что у нас всё, как у всех остальных людей на этом земном шаре.
Но это не так. Я его не люблю и никогда не любила, я его не хочу и не хотела. И больше всего грызёт то, что кто-то встанет на его защиту, когда родным будет объявлено о моём решении.
Довольно! Столько лет жизни отдано тому, кто этого не заслужил. Не просто не заслужил, а считал всё само собой разумеющимся. Не единой похвалы за семь лет, ни единого комплимента… Упрёки, упрёки, упрёки…
«Ты не так одеваешься».
«Ты не так танцуешь».
Ты… ты… ты…
Моё ожидание удачного предлога длится всего год, но и он показался по прошествии вечностью. Нет, я не собираюсь подавать на расторжение брака и сообщать об этом Тёме. Не хочу кидаться из огня да в полымя – просто отчаянно пытаюсь восстановить мир в своей душе.
И вот, кажется, свет в конце тоннеля безысходности наконец-то забрезжил…
ГЛАВА 8. НОВАЯ ЖИЗНЬ
20 МАЯ
Погожий весенний денёк. Сергей уехал в магазин со списком необходимых для покупок продуктов, а я занималась уборкой квартиры.
Вдруг где-то вблизи запищал телефон. Не мой. Странно… Сергей забыл свой мобильный на столике в кухне.
Сообщение.
Смутившись, всё же нажала на кнопку со значком конвертика и прочитала: «Ну, и где же ты, зайка?»
Сейчас, сейчас… Как там тебя? Ах, ты, оказывается, «котя»! Не волнуйся, тут твоя зайка. Сейчас руки о полотенце вытрет и ответит.
Пишу: «Я всегда с тобой, котя»
Она печатает.
Новое сообщение: «Ты вчера был просто зверем в постели! Обожаю тебя».
Слава Богу!
Пойду собирать в сумку его вещи. На развод подам завтра.
***
25 ИЮЛЯ
Мы развелись тихо, без особых скандалов, тяжб и склок. Моя мама полностью поддержала меня, а папа и не без этого всегда недолюбливал Сергея.
Я с головой окунулась в работу, полностью ей отдалась: так правильнее. Работа – дом, работа – дом. Выходные – сын. Работа – дом, и так по накатанной. Ничто не отупляет так, как это расписание.
Про Тёму старалась не думать. Из «Вайбера» он вообще удалился. Только о нём всё чаще напоминает крёстная, которая стала приезжать в гости. В такие дни дома пахло кексами и пирогами.
Люблю её. Мне нравится самообладание этой женщины, хитрость, которая так легко читается во всём её образе, и от этого она кажется невероятно очаровательной.
– Тань, а мама Тёмкина тебе привет передавала.
Я в смятении света брови. Странно, но о таком жесте с её стороны я слышу впервые.
– Тёмина мама? А с чего это вдруг?
– Да так… Мы тут к ним наведывались на день рождения. Они такой дом построили недалеко от Питера – закачаешься!
– Рада за них.
– Мы там поговорили… Она серьёзно заболела, а Тёма с ними не живёт, да и дом большой…
– И что?
– Да ничего… Просто если хочешь с сыном по Питеру погулять, она была бы рада тебя видеть.
– Да? Что-то быстро у неё отношение ко мне изменилось. Раньше моей персоне так не радовались и в гости не звали.
– Да брось. Просто Тёма так из-за тебя переживал… Что ты хотела? Ты тоже на её месте себя невзлюбила бы.
– Может быть. Всё может быть.
***
10 АВГУСТА
Сына забрали к себе на дачу родители бывшего. Неужели… А ведь несколько лет подряд они брали его на целый месяц. Теперь отчего-то потеряли к внуку какой-либо интерес, и всё внимание ограничивается рублёвой купюрой определённого эквивалента.
Если раньше я даже иногда радовалась таким каникулам сынишки, то теперь ощущаю себя… не одинокой, нет… просто никому не нужной.
Телефонный звонок застал в ванной, в то время как я – от нечего делать – стала больше следить за собой: ванны, маски, пилинги и прочие женские ухищрения.
– Тётя Нина! – Это крёстная, как ты, наверное, дорогой дневник, уже догадался.
– Да, Танюш… Я вот по какому делу… Ты знаешь, у меня ноги больные: чёртовы вены, ну сил нет никаких! А тут надо в Питер съездить, передать кое-что маме Артёма. Ты не могла бы… М-м-м… Я билет-то оплачу, ты не беспокойся.
– Ну какой билет, тёть Нин?.. Бросьте. Спасибо Господу, не нуждаюсь пока.
– Смотри сама, милая. Так я заеду к тебе сегодня, да?
– А как же ноги?
– Э-э-э… ну ничего. Это ж ненадолго.
И при чём тут «ненадолго»?
Тётя Нина приехала под вечер. Оказалось, ей всего-то надо вернуть долг, а картами банковскими она пользоваться боится. Атавизм прям советский. Но то, что я поверила в срочный возврат долга, не скажу. Кроме того, желанием познакомиться с мамой Тёмы уж точно не горю. Скорее всего, на вокзал меня гонит неудержимая жажда жизни. Хотелось чем-то заполнить её, ведь впечатлениями она меня в последнее время не балует.
***
11 АВГУСТА
Сидя в «Юности» и попивая кофе, я пыталась прислушаться к себе, к своим чувствам. Хочу ли увидеть Тёму или любовь к нему остыла? А если мы увидимся и не сможем расстаться, ведь меня ничего не держит больше? А если у него кто-то есть, и теперь я буду ровно в том же положении, в каком он был все эти годы? А если… а если… а если….
Мысль закрутилась в голове с утроенной силой. Все эти странные совпадения: ноги тёти Нины, болезнь Тёминой мамы, её желание познакомиться со мной, сын на даче у бывшего, долг какой-то… Долг… И когда же она успела этот долг взять, и тем более отдать? Ведь ездила она к своей сестре всего пару месяцев назад.
Пухлый конверт будто начал сам «разогреваться» в сумочке. Не сдержалась. Быстро допила остывшую чёрную подслащенную бурду, которая предлагается обыкновенно в поездах, и пошла в туалет. Ого! Какой пухлый конверт. Это откуда же у тёти Нины может быть столько денег, чтобы брать и отдавать такие весомые, в прямом смысле, суммы?
Открою, пожалуй…
Ну ничего себе, сколько… бумажек! Да-да, именно бумажек. Аккуратно порезанных в размер купюр. Вот так… Значит, долга никакого нет. Вывод напрашивается сам собой – ловушка! Это всё специально подстроено, чтобы я уехала в Питер.
Вернулась на место. До Московского вокзала оставалось ещё часа три-четыре. Всё это время я крутила произошедшее в голове: и так, и эдак, и всё у меня что-то не срасталось.
То, что тётя Нина с моей мамой могли активно заниматься устройством моей разбитой личной жизни, это ясно. То, что они могли меня подтолкнуть к общению с Тёмой – тоже ясно. То, что они хотели, чтобы я поехала в Питер, могу понять. Но его мама-то тут при чём? Неужели тётя Нина упросила свою сестру пойти на такую аферу? Зачем это надо Тёминой маме? Не понимаю… Вот совершенно не понимаю. По-моему, в невестках тамошних у них нет недостатка.
И ещё вопрос: а Тёма, вообще, что-нибудь об этом знает? И рассказывать ли ему про историю с конвертом, если мы встретимся? Теперь-то я ни капли не сомневаюсь, что не встретиться у нас просто не получится. Таков, видимо, план.
***
Меня попросили, чтобы я сразу по приезде позвонила отцу Тёмы, дали номер телефона, сказав, что он должен заехать на вокзал и забрать меня. Так и случилось. Стоило мне только набрать цифры на дисплее мобильного, как пожилой мужчина, стоящий совсем неподалёку от моего вагона, радостно замахал рукой. Ему, несмотря на весьма презентабельный вид, было не меньше шестидесяти пяти или семидесяти лет. Видимо, Тёма в их семье поздний, хоть и единственный, ребёнок.
– Танечка?
– Да, здравствуйте, Андрей…
– …Витальевич. Пойдёмте, пойдёмте. Валечка уже заждалась вас.
Интересно… Встречают, словно я VIP-персона какая-то. Что же происходит?
Андрей Витальевич всю дорогу весело болтает. Рассказывает о прудике, который вырыл в прошлом году и в который напустил карасей и карпов, и теперь их можно ловить прямо на их участке. Про баню, от которой до этого самого прудика раскинулся мосток. Как они ошиблись с выборов рабочих, и третий этаж плохо обогревается камином.
Такое впечатление, что он меня знает с детства, а я просто не была у них каких-то пару лет.
Я поддакиваю, но у самой в голове царят полный бардак и абсолютное непонимание ситуации.
– Я к вам ненадолго, буквально на пару дней, собственно, по поручению тёти Нины. Конверт передать надо Валентине…
– …Георгиевне.
– Да, Валентине Георгиевне. Она в долг давала, и вот ей возвращают.
– Долг? Какой долг? Ах, да, совсем забыл. Точно! Вот старость – не радость! Да оставайтесь хотя бы на недельку! А нас такой дом, такой участок… природа… красота, тишина…
– Андрей Витальевич, я, вообще-то, работаю, и мне пришлось взять несколько отгулов.
– Работаете? Ну, работа дело такое… она не волк, в лес не убежит.
Очень смешно, да? Кому как, а кого-то эта самая работа почище волка загрызть может.
Приехали. От Питера посёлок был минутах в пятнадцати езды. Судя по богатым домам, пусть и страдающим недостатком элегантности, он пользовался популярностью в девяностые годы у тогдашних, скажем так, удачливых предпринимателей.
Остановились. Дом и впрямь не по семье… Три этажа, площадь, наверное, не меньше трёхсот квадратов. И зачем им это?
Участок не успеваю рассмотреть: меня под руку ведут в дом.
Обстановка, конечно, та ещё… Сразу видно, что денег хватает, а вот со вкусом у родителей Тёмы проблема. Всё помпезно до смеха. Не хватает только статуй в греческом стиле и ангелочков на пололке.
– Танечка, здравствуй, дорогая! – «Я уже дорогая? Надо же». – Проходи. Проголодалась, поди? Садись за стол.
Валентина Георгиевна – женщина полная. Явно плюнувшая на себя давным-давно и живущая лишь работой и семьёй. Лицо открытое, можно сказать, даже доброе.
– Да не успела я особо проголодаться, если честно…
– А это ничего! Сейчас тебе Андрей Витальевич такой наливочки нальёт, что аппетит появится такой… у-у-у-ух!
Вот только мне ещё «у-у-у-ух» какого аппетита не хватало. И так война объявляется каждому лишнему килограмму.
– Ох, я старый болван! – Андрей Витальевич артистично бьёт себя по лбу и куда-то убегает, потом быстро возвращается с большим графином чего-то мутно-бардового. – А давайте-ка выпьем за Танин приезд!
Ну давайте выпьем. Тут и впрямь без ста грамм не разберёшься.
Выпили, закусили.
Судя по количеству закусок на столе, не нужно было владеть методом дедукции, чтобы понять: к моему приезду тщательно готовились.
– Валентина Георгиевна, я к вам, собственно, по делу…
– Ах, это… Конечно. Передайте Татьяне, что я очень ей благодарна за столь скорый возврат долга.
Не очень-то из вас, Валентина Георгиевна, актриса… Так себе… Переданный мной конверт был молниеносно засунут в один из многочисленных кухонных шкафчиков.
Посидели за столом, ещё выпили, снова поели. Говорили обо всём. Обо мне расспрашивали мало, казалось, что они и так обо мне всё знают, хотя видели впервые.
Темнело. Я начала ощущать невероятную усталость, и, очевидно, это было заметно.
– Танечка, вы, наверное, поспать хотите? Ах, я, хозяйка, дурная-то! Машенька! Ма-а-а-ашенька!
Машенькой оказалась тётенька возрастом и комплекцией удивительно напоминающей саму Валентину Георгиевну.
– Машенька, постелите, пожалуйста, нашей гостье в бордовой комнате.
– В бордовой? – искренне удивилась та.
– В бордовой! – голос, не терпящий возражения. Сразу стали заметны нотки голоса бывалой бизнесвумен.
Благодарю за радушный приём, отмечаю отличный вкус всех блюд, особенно потрясающую наливочку. Поднимаюсь наверх в «бордовую» комнату.
Комната как комната. Большая кровать, шкаф-купе размером с мою лоджию… Из комнаты дверка – опа – ванная с туалетом. Отлично. Ненавижу бегать по этим заведениям в незнакомом доме.
Сильно не распаковываюсь, достаю футболку хоть и видавшую виды, но в которой так приятно спать, и ложусь. Почти сразу отключаюсь.
***
12 АВГУСТА
Снов я не видела, словно провалилась в яму. Проснулась оттого, что мне показалось, будто кто-то настойчиво пытается открыть дверь в мою комнату. Протёрла глаза, поднялась – точно, долбится за ручку кто-то. Тихонечко подошла к двери и встала так, чтобы спрятаться за ней от вошедшего.
Ругательства негромкие… Да кто это, чёрт побери? Спросонья или под действием наливочки почти перестала понимать, что творится.
Дверь распахивается так, что ручка чуть было не попала мне в солнечное сплетение. Ни фига себе!
Да это… это Тёма!
От неожиданности лишилась дара речи. Как дура стою за дверью и молчу. Включился свет.
– Твою мать! Опять Маша свои сундуки по дому раскидывает!
Грохот. Он ударил ногой по моему новенькому чемоданчику на колёсах. Ну это уже слишком!
– Кхе-кхе…
Резкий разворот в мою сторону, бросок – я в охапке. Свет выключается – моё тело уже на кровати, тесно придавленное Тёминым.
На моих губах его ладонь. Я его почти не вижу, едва различаю лишь безумно горящие глаза. Мне страшно…
Крепкая рука не даёт промолвить ни слова. Глаза со сверкающими в них чертовскими огоньками опускаются к моей шее. Поцелуи, от которых перехватывает дыхание… Я пытаюсь избавиться от его ладони, но он не позволяет. Целует всё ниже и ниже.
Не могу лежать без движения, это просто невыносимо, но с каждой секундой лишь сильнее оказываюсь прижата к матрасу.
Тёма со мной почти жесток, но именно от этого я почему-то получала ни с чем не сравнимое блаженство. Блаженство быть в его власти.
Когда он затих, опустив голову на мою грудь, только тогда заметила, что футболки у меня больше нет. Она обрывками свисала с туловища. Попыталась хотя бы от них освободиться, но мои неловкие движения вызвали странную реакцию: Тёма вновь набросился на меня, однако в этот раз он был нежным, неторопливым, как будто старался напиться мной, как будто готов был сделать что угодно, лишь бы это ночное наваждение не стало явью, не исчезло, растворившись в наступающем новом дне.
Мы вновь и вновь сливались в единое целое, перебарывая усталость, пытаясь растянуть время, потому что невероятно ужасным казался неумолимо наступающий рассвет. Рассвет, который мог вернуть нас в реальность. Рассвет, который так часто нас разлучал.
Но оказалось, мы зря боялись рассвета. Очень быстро выяснилось, что в доме мы... одни. Записка на столе: «Уехали. Сначала поедем на рынок рано утром, потом – в гости. Не ждите нас. Будем только завтра».
Самое забавное, что мы так и не сказали друг другу ни слова. Все пронеслось как в немом кино… Я ушла в ванную, включила душ и просто наслаждалась струями тёплой воды, пока не пришёл Тёма. Мы стояли под душем вместе, обнявшись.
Голова совершенно пустая.
Завтрак из бутербродов с икрой и кофе.
Выйдя покурить во двор, заметила одну особенность – туман. Питерский туман. Как же я его ненавижу сейчас, и как же я его полюбила в то самое невероятное утро.
Вот, сквозь, казалось бы, беспросветную дымку начали прорываться лучики солнца. Мне почему-то стало так весело… Я вскочила с крыльца и побежала прямо босиком по траве. Кружилась и ощущала прохладу росы, а потом упала на траву и смотрела в небо… Тёма наблюдал за мной молча, и только улыбка на его губах была такой же совершенной, как и блестящие капельки на тонких травинках.
Я поманила его к себе, и он, покрутив пальцем у виска, бросился навстречу, а потом упал рядом. Думала, что он вновь набросится на меня, но Тёма тихо лежал и глядел ввысь.
Нет, я не могла больше ждать.
Мы перекатывались по газону, сменяя друг друга сверху. Вряд ли в моей жизни повторится тот восторг, который я испытывала там, на траве, в росе, в его объятиях.
– Замёрзла?
– Нет, не замёрзла, просто продрогла.
– Марш домой!
– И это всё, что ты мне можешь сказать? – деланно надуваю губы.
Он целует их и шлепком по моей околевшей заднице направляет в дом.
Греюсь на кухне горячим кофе. Вторая чашка ждёт своего хозяина, но он не спешит.
Кофе почти остыл, и тут заходит Тёма. Волнистые волосы растрёпаны, на теле прилипшие травинки.
Прихлёбывает кофе.
– Пойдём в баню греться! – предлагает спонтанно.
Это был один из самых счастливейших дней в моей жизни. Мы бесились, словно дети. Стегали друг друга вениками, хохотали, обливались шампанским, дурачились, как только могли.
Мы прыгали в прудик с мостика «бомбочками». Наконец, мы любили друг друга там, где хотели. И в прудике тоже.
Мы бегали вокруг дома, играли в прятки с такими интимными правилами, что краска заливает лицо даже при воспоминании о них.
Тот день стал апогеем нашей любви. Мы превратились в один организм, в котором не приходилось договариваться о чём-либо. Если проголодались, то оба, если хотели друг друга, то это тоже оказывалось взаимно.
День сменил вечер. Уставшие, мы сидели, укатавшись в тёплые покрывала на берегу прудика и пытались выудить себе ужин. Холодильник ломился от еды, но так ведь интереснее, правда? Я пребывала в полном восторге от пойманного Тёмой карпа – вкуснее ничего и никогда не ела. Потом снова пили шампанское, сидя на больших садовых качелях, и курили кальян. А после просто встали и пошли спать. В эту ночь мы лежали рядом, плечом к плечу, и смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока сон, наконец, не вступил в свои права.
***
13 АВГУСТА
Утром я осторожно встала с кровати, чтобы не разбудить Тёму, привела себя в порядок и спустилась вниз, сварить бодрящий кофе. На кухне ждал, мягко говоря, сюрприз. За столом сидели родители моей тайной любви, какой-то мужчина, судя по возрасту, их ровесник, а также молодой человек лет двадцати. Машенька тоже присутствовала.
Упс!
– Доброе утро. А я только кофе хотела сварить…
Господи, неудобно-то как.
– Доброе утро, Танечка. Как вчера день провели? Тёма дома был?
– Да, Тёма был дома, а что?
– Ничего-ничего! У вас всё хорошо прошло?
Вообще кошмар! Хоть проваливайся сквозь землю…
– Не поняла, простите…
– Я имела в виду, общались ли вы друг с другом?
Сразу несколько пар глаз буравят меня.
– Ну общались, конечно. Он же дома был.
Замешательство.
Я мысленно молю Тёму, чтобы он проснулся и поскорее спустился ко мне. Тёма-а-а-а, спаси меня!
– Понятно. А давайте-ка мы с вами, Танечка, по магазинам пройдёмся. Я тут просто уникальные места знаю – в Москве таких вещей не найдёшь.
Ну что я могла ответить? Отказываться некрасиво с моей стороны. Я поднялась наверх, чтобы одеться. Тёма спал как убитый и улыбался во сне.
Тихонько прикрыла за собой дверь, вышла во двор.
Машина его мамы уже заведена.
Едем. Тоска смертная. Она молчит, как будто с какими-то мыслями никак собраться не может.
– Простите, может, мне кажется, но вы со мной поговорить о чём-то наедине хотели?
– Да, милая…
– Давайте просто попьём где-нибудь кофе. Мне магазины абсолютно не интересны.
Остановились где-то на Невском. Милая маленькая кофейня. Ещё лишь ранее утро, но петербуржцы, насколько мне известно, народ активный, поэтому посетителей немало.
Находим укромный столик у окна.
Задумчиво мешаю ложечкой сахар в чашке, стараюсь не мешать Тёминой маме сформулировать вопрос.
– Таня, я могу рассчитывать на вашу честность и конфиденциальность нашего разговора?
– Конфиденциальность гарантирую, а вот честность обещаю только в пределах разумного.
– Скажите мне, Таня… Вы любите Тёму?
Молчу. Пью кофе. Закуриваю сигарету.
– Извините, что отвечу вопросом на вопрос, но почему вам это так важно знать?
– Я хочу понять, на что вы готовы ради моего сына.
– Вы меня пугаете… Откровенно говоря, я уже поняла, что меня сюда не долг возвращать позвали. Скажите, в чём дело?
– Я хочу знать, не играетесь ли вы с ним: он не переживёт ещё одного разрыва с вами.
– Я никогда не игралась и была предельно честна с ним. Если уж на то пошло, то всё это время единственными людьми, которым приходилось врать были я и мой бывший муж.
– У Тёмы проблемы…
– Что с ним?
– У него зависимость от алкоголя…
– Не заметила.
– Самая большая беда – это его окружение. Оно тянет его вниз. Эти его друзья… как прилипалы, он тратит на них деньги и не понимает, что если у него этих самых денег не станет, то и «друзья» исчезнут. Они буквально спаивают его. Мы не знаем, что делать… А недавно я нашла у него в кармане кокаин…
– Это уже серьёзней… Вы видели его под кайфом?
– Нет, но у него же своя квартира, он с нами почти не живёт. Нам всеми правдами и неправдами еле-еле удалось сделать так, чтобы он пришёл домой той ночью…
– Некрасиво как-то получилось… Стало быть, и комнату вы мне отвели не абы какую гостевую, да? – Полная женщина молчит и не смотрит мне в глаза. – Теперь мне всё ясно… Вы буквально подложили меня под него в надежде, что я смогу его уберечь от всяких глупостей? Так? И после этого вы спросили, игралась ли я с ним? Честно говоря, у меня сейчас больше оснований чувствовать себя игрушкой в чужих руках. Я уезжаю домой.
Она поднимает на меня свои глаза, полные слёз.
– Танечка! Я умоляю, не уезжайте. Всё, что у меня есть, отдам, только не уезжайте! Ну вы же тоже мать. Мне надо спасать сына любой ценой! Поймите меня, простите… Помогите нам, Христом Богом молю!
Ну как я могла проявить принципиальность, видя искренние страдания несчастной женщины?
– Хорошо, я не уеду… и… вы правы: для своего сына я бы тоже сделала всё что угодно, лишь бы уберечь.
– Спасибо вам, Таня.
– Не надо «вы», ко мне можно на «ты».
– Хорошо. Так что же делать? Мне муж сказал, что у вас… у тебя работа, тебе скоро уезжать – как же быть?
– Я возьму отпуск за свой счёт.
– Ну почему же за свой? Ведь это мы виноваты, мы всё оплатим.
– Прекратите. Немедленно.
Молчание. Я пытаюсь понять, как поступить. Ничего не приходит в голову, а потому решаю просто пока плыть по течению.
***
Мы вышли из кофейни, зашли в ближайший бутик, и я купила себе какой-то дурацкий шарфик. После этого поехали обратно. Дома бы наверняка сильно удивились столь скорому возвращению, и я подумала, что лучше по приезде притворюсь, будто бы у меня сильно разболелась голова. Это будет правдоподобно для Тёмы, потому что он-то точно знает, как я намёрзлась вчера – могла и простудиться. Но, возвратившись, всё же обнаружила довольно приятную картину: Андрей Витальевич ловил и тут же отпускал обратно в пруд рыбок. Сам Тёма возился у мангала и, заметив нас, весело замахал рукой. Я жестом показала на «больную» голову, нахмурилась и ушла наверх.
В комнате легла на кровать и, глядя на потолок, силилась придумать какой-то план действий, но это казалось невозможным, ведь трудно себе представить, с кем и с чем будешь иметь дело, и даже ничуть не удивилась тому, что через пару минут дверь открылась, и в комнату зашёл Тёма. Он присел рядом, протянув полный стакан воды стакан с шипящей в нём таблеткой аспирина.
Я просто смотрела на его лицо, пытаясь понять, что же с ним случилось? Почему он попал в такую ситуацию? Как такое вообще могло произойти с цветущим, успешным мужчиной? Попасть в компанию, тянущую деньги, – это как-то… совсем по-детски, что ли… Но ничто в его лице не вызывало тревогу, хотя сам он тоже пытался (или мне так показалось) что-то разгадать по моим глазам.
– Как съездили? – Улыбнувшись, в ответ поболтала в воздухе шарфиком. – Невелик улов!
– Да уж! С твоим карпом не сравнится!
Он наклонился и поцеловал меня в губы. Я привлекла его к себе ближе и зарылась носом в волнистые, цвета льна волосы. Боже! Ну как же так? Должна ли я себя винить за что-то? Неужели я действительно играла с Тёмой, и это как-то могло повлиять на его жизнь? На его отношения с девушками, с друзьями?
Отпустить этого мужчину выглядело невозможной задачей. Оказывается, у таких сильных людей может быть столько слабостей… И вдруг на меня нахлынуло сильное желание позаботиться о нём. Но любовь ли это? Любовь к мужчине? Не могу честно ответить: ни его маме не смогла, ни себе.
– Вставай, больной! Пойдём шашлыки есть!
– Не хочется есть совсем…
– Ну не капризничай. Пойдём. Нас там уже заждались, наверное…
Остаток дня прошёл по-семейному. Андрей Витальевич оказался просто кладезем анекдотов и смешных историй – я смеялась как на юмористическом шоу. Мы сидели в беседке, Тёма обнимал меня, грея своим большим телом, и это было так прекрасно. Иногда встречались глазами с его мамой, и, казалось, она была счастлива, глядя на нас.
Наше с Тёмой совместное пребывание в одной комнате никого не смущало, так же, как и я перестала чувствовать себя неудобно. Вот только Машенькиного доверия пока не удалось завоевать. Она время от времени косилась на меня, и взгляд этот был такой колкий, что хотелось сразу отвести глаза.
– Ну что? Пойдём спать, больной?
– Не называй меня так – у меня давно всё прошло.
– А как тебя называть?
– Ну… не знаю…
– Хорошо. Пойдём в кроватку, я потом придумаю, как тебя назвать.
Мы легли в свежую постель, замененную сегодня Машенькой, и я инстинктивно потянулась к Тёме, но он меня резко отстранил.
– А теперь скажи честно: зачем ты приехала?
Вот чёрт.
Не знаю… Чёрт, чёрт, чёрт!
– Ответ «Питер посмотреть» прокатит?
– Не-а! Ты тут уже два дня, а из всех достопримечательностей тебе моя мамаша только бутики показала.
– А какой ответ ты от меня ждёшь?
– Любой, кроме вопроса на вопрос.
– Ну мне же надо было деньги тёть Нинины передать, и потом – откуда мне было знать, что ты вломишься ко мне в комнату посреди ночи?
– Ну и как? Передала деньги?
– Да, конечно.
– А билет обратный на завтрашнее утро взят, да?
– Да.
– Уедешь?
– Ты меня прогоняешь?
– Я уже ничего не знаю… Сколько не пытался разгадать, что за тараканы бегают в твоей голове, но так и не смог. Я не буду тебя больше уговаривать: устал. У меня нет сил отказаться от тебя, но и удерживать не стану. Ты как с другой планеты. Ты вода: вот она у меня в руках, а вот её уже нет – утекла куда-то… Но как без воды-то? Вот и радуюсь как дурак каждой встрече.
Плачу, слыша его монолог.
– Ты что?
– Ничего… просто иногда я себя ненавижу.
– Тебе-то за что себя ненавидеть?
– За то, что не знаю, что мне нужно от этой жизни. Я боюсь будущего, понимаешь? Боюсь того, что имеет начало, но не имеет конца.
– А кто-то знает, что ему нужно от этой жизни?
– Почему ты столько лет терпел меня?
– Я тебя терпел? Да если бы ты знала, сколько раз я себе клялся никогда о тебе не вспоминать… Не могу. Но и помнить тебя тоже невыносимо. Ты инфекция, гуляющая по моему организму. Тут вроде залечил болячку, а она раз – и в другом месте вылезла. Ты манишь сильнее магнита, у меня к тебе какая-то физическая тяга. То, что чувствую с тобой, не может идти ни в какое сравнение с тем, что чувствую с кем-то другим. Секс, отличный секс… Да, был. И не раз. Я радовался, что, может быть, вот в этот раз у меня всё получится. Но проходило время, и мне снова нужно было получить тебя.
– Я всё думала, как же описать то, что испытываю к тебе… Тёма… ты всё сказал. Так и есть. Выходит, мы просто больны друг другом? Инфицированы неизлечимым вирусом?
– Вот говорю же: ты мой больной, а ты ещё споришь.
– Не буду больше спорить.
– Иди ко мне. Иди ко мне, мой самый ласковый, сладкий вирус во всём мире…
В эту ночь мы впервые любили друг друга осознанно, понимая, что с нами происходит, не противясь этому. Мы больны. Больны друг другом.
ГЛАВА 9. МАШЕНЬКА
14 АВГУСТА
Сегодня Тёма уехал на работу. Я встала поздно: не хотелось выходить из комнаты, не хотелось никого видеть. Лежала с закрытыми глазами и перебирала в памяти наш ночной разговор. Как же он прав! Нужно ли, вообще, бороться с такими страстями? Нужно ли гасить их до конца или всё- таки этим чувствам стоит отдаться полностью, без остатка?
Неужели это и есть любовь?
Стук в дверь. Машенька пришла.
– Добрый день, Машенька!
А в ответ лишь тишина.
Пришла с пылесосом и начала молча наводить порядок. А чего его было наводить? Идеальная чистота…
Я одеваюсь в ванной, выхожу, надеясь, что Машеньки уже нет, но зря. Машенька ждала меня, явно растягивая время уборки.
– Таня, уезжайте отсюда. Прошу вас.
– Что случилось? То, что я вам не по душе, я поняла давно, но почему вдруг должна уехать?
– Уезжайте… Вы уже и так дел в своей жизни понаделали, не боитесь ещё пару жизней загубить?
– Не поняла, Машенька, вы о чём?
– Да не надо вам знать ничего. Просто уезжайте в свою Москву – и дело с концом.
– Нет, так не годится. Если у вас ко мне есть конкретные претензии, то будьте добры…
– У меня их нет – у моей дочери есть.
– Вообще не поняла…
– Ну что тут понимать-то? Беременная она от него!
– От Артёма?!
– Да, будь он проклят. Балбес! Маменькин сынок!
– Не говорите так о нём, вы его совершенно не знаете!
– Да это ты его, красотка, совершенно не знаешь!
– Я с вами на «ты» не переходила…
– Да кто ты такая, чтоб тебе «выкать»? Такая же подстилка, как, прости Господи, моя дочь!
– Ничего не понимаю… У вашей дочери и Артёма были отношения?
– Да какие там отношения… Мамаша его что-то там наобещала ей, если она его из компашки дурацкой вытащит, ну вот она его и того…
– А он что?
– Да что, что? Поматросил и бросил. Не могу, говорит, с тобой быть. Люблю до безумия кралю с Москвы. Я тебя как увидела, сразу поняла, что это он про тебя ей говорил-то…
Я молчу. Подкатывает тошнота.
– Вы уверены, что она беременна?
– Уверена. Вон, на, смотри, сама только сегодня узнала. На УЗИ ходила, фотографию сделали…
Машенька протянула мне листок.
На чужом несчастье счастья не построишь – кто придумал эту чушь?
Машенька почему-то вышла, а листочек так и не забрала.
В голове нет мыслей. Всё справедливо. Всё закономерно. Я не брала от судьбы подарки тогда, когда они были так доступны, теперь же она мне решила отплатить той же монетой.
Я собираю вещи, в доме нет никого. Кладу на свою подушку фото с будущим Тёминым ребёнком, целую его подушку, вдыхая запах мужских волос и выхожу.
Больше я его никогда не увижу. Прощай, Артём Андреевич.
Больше никогда не наступлю на те же грабли. Теперь я точно знаю, зачем приехала: приехала понять, что такое настоящая любовь и отныне не боюсь будущего, потому что чётко осознаю, что мне нужно в этой жизни, и я этого обязательно добьюсь!
***
Поезд несёт меня домой, к новой жизни, даже, возможно, к новой любви.
ГЛАВА 10. БИГ БОСС
8 ФЕВРАЛЯ
– Эх, а жаль, что ты так с Тёмкой… Вот дура! Жила бы сейчас, как у Христа за пазухой.
– Мам, заканчивай этот разговор. Ну сколько можно? Я уже всё тебе объясняла тысячу раз.
– Никогда ты меня не слушаешь, за это и маешься. Разве я тебе когда-нибудь плохого советовала? Слушалась бы – счастливой была.
– Ма-а-а… ты опять? На вот, лучше кексик съешь.
– Вот и будешь так всю оставшуюся жизнь кексики мне печь, а не мужу. Ну кому ты теперь нужна? Не девочка ведь, да ещё с прицепом таким…
Я треплю сынишку по волосам и целую в макушку. Сую ему в руки кусок кекса и смотрю, как он его уплетает за обе щёки. Прицепчик ты мой сладкий… Ну зачем нам кто-то ещё нужен? Разве мало мы хватанули в этой жизни? Только-только с работой определилась. Мне сейчас не до мужиков – не до них мне. Долги раздать, приодеться надо. Ещё пару месяцев назад игрушку тебе купить даже китайскую не могла, да и о себе подумать хочется.
– Ну чего молчишь? Боже мой, вот беда-то. Так ведь и умереть ты мне не дашь. Ну как я умру, если ты не замужем?
– Мам, вот теперь я точно замуж никогда не выйду, и жить тебе придётся вечно!
– Все хиханьки-хаханьки, да? А ведь Даньке отец нужен. Он мальчик, ты его сама не поднимешь.
– У Даньки есть отец.
– О-о-ой! Да какой же это отец-то? Он когда последний раз был-то? Год назад? Отец… На алименты подавай, а то как в долг – так у матери, а как алименты с мужа законные получать – так «нам ничего от него не надо»!
– Мамуль, ну я всё тебе отдам, уже немного осталось, со следующей зарплаты полностью расплачусь!
Мама плачет.
– Да ну что ты, в самом деле… Какие деньги! Мне ж тебя, дуру, жалко.
Обнимаю маму, Данька замирает, глядя на плачущую бабушку и тоже начинает сопеть. Обнимаю и его. Плачем втроём.
– Ну всё! Хватит! Торжественно объявляю о начале поиска самого красивого, умного и доброго мужа и отца Даньке! Клянусь!
Мама резко утирает слёзы.
– А вот и молодец! А вот и умничка! Тут вот у тёти Нины есть подруга, а неё – сын, тоже разведённый, отличный мужик. Но скромный – сам никак познакомиться не может. Мы уже договорились, что…
– Мама! Больше никаких тёть Нин, её подруг, сестёр и прочих родственников! Тут уж я сама как-нибудь, ага?
– Видали мы, как ты сама… Всё принца ждёшь?
– Не-а. Зачем мне принц? Мне нужна любовь. Любовь, понимаешь, мама? И на меньшее я не согласна.
– Да тьфу на тебя с твоей любовью! Всю ты жизнь себе этими чувствами поломала! Ищи приличного, чтобы не пил, чтобы деньги в семью нёс.
– Обязательно прослежу, чтоб не пил, мам!
Сегодня четверг. Мама брала Даньку с вечера четверга до вечера субботы. Так повелось как-то. Поэтому у меня была возможность по пятницам после работы беспрепятственно тусить с подругами на всяких развлекательных мероприятиях. За эту возможность, справедливости ради, надо сказать спасибо тёте Нине, ведь это она долго и упорно доказывала маме, что мне свою личную жизнь устраивать надо.
Сын уходит с бабушкой, а я убираю со стола и ложусь спать. Завтра пятница, мы договорились с Наташкой пойти в «Рок Вегас».
***
9 ФЕВРАЛЯ
Работа не доставляет никакого удовольствия. От безысходности пару месяцев назад я приняла предложение брата и пришла работать менеджером в его типографию. Надеялась, что временно. Поначалу мои обязанности заключались в составлении текстов для сайта, рекламных рассылок, и у меня это неплохо получалось, но интереса к такому делу не было совершенно.
Понемногу я стала разбираться и в делах типографии, общаться с клиентами, которые, как это ни странно, меня полюбили и старались обсуждать все дела чаще со мной, чем с другими менеджерами. Однако параллельно с моей стороны всё же продолжались поиски вакансии по специальности. Время от времени ездила по собеседованиям, но то должность переводчика оказывалась просто секретарской, то и вовсе работой по варке и доставке кофе на рабочий стол босса.
Сегодня я ушла с работы чуть раньше, на четыре часа дня в пятницу было назначено очередное собеседование в одном из банков. Предлагалось переводить какие-то письма, приходящие от иностранных партнеров. Меня это вполне устраивало.
Выйдя из метро Краснопресненская, пришлось немало побегать по дворам, пока я не нашла указанный в электронном письме адрес работодателя. Банк, как банк. Всё в мраморе и хроме. Лифт, второй этаж… Надо найти туалет, на улице метёт, и с причёской полный кошмар. Ну как в таком виде идти на собеседование?
Приведя голову в порядок, поправила костюм и подошла к нужному кабинету.
Стучу. Костяшки пальцев отбивают ритм: «Тук-тук-тук».
– Да, заходите!
– Добрый день.
– Добрый…
Молодой человек, сидящий за массивным столом, никак не походил на начальника по связям с иностранными филиалами. Я даже подумала, что, возможно, постучалась не в ту дверь: слишком уж молод, как мне показалось.
– Извините, я, наверное, дверью ошиблась. Мне Алексей Александрович встречу назначил…
Молодой человек молча изучал мой внешний вид. Прошла всего минута, но у него был такой тяжёлый и серьёзный взгляд, что я поёжилась, будто от холода.
– Так я всё-таки ошиблась, да? А не подскажете тогда….
– Кхм… А что? Я не подхожу к образу Алексея Александровича, да?
– Вы? Нет, почему же, очень даже подходите… – Дура! Всегда несу чушь, когда стесняюсь. – Вы к любому образу подходите… наверное…
Смотрю в пол.
Смеётся! Смеётся, подлец, во весь голос!
– Так вы на собеседование?
– Ну да…
– А вы опоздали немного… Сожалею, но сейчас вакансий нет.
– Как же? Мы ведь вчера только договаривались о встрече?
– Не всё зависит от Алексея Александровича. Вчера взяли девушку на работу, а вам, видимо, мой секретарь просто не успел отписаться.
Вздыхаю и прощаюсь:
– Понятно… Извините за беспокойство. До свидания.
– До свидания! – он подходит и открывает дверь, а потом протягивает мне визитную карточку. – Было приятно познакомиться!
Познакомиться? Да он что, идиот или кто? Какое знакомство-то, он ведь даже имени моего не знает. Смотрю ему в глаза уже более уверенно – терять всё равно нечего. Невысок. Чуть выше меня, симпатичен, но до моего идеала не дотягивает. Волосы светлые и, что самое невообразимое, кудрявые. Да чтоб тебя! Ну и глаза, естественно, голубые, что меня окончательно добивает.
Ну ладно, приятно так приятно – мы тоже не лыком шиты! Не зря же я у брата креативным директором числюсь. На и тебе визитку, не сравнить с твоей, убогой-то!
– Взаимно! Мне тоже было… очень приятно.
Протягиваю ему визитку и – о, Боже – она падает!
Пауза. Он смотрит на меня вопрошающе, а я не знаю, что и делать. Другую дать, или… Ага! Сам нагнулся и поднял!
– Видимо, не так уж вам было со мной приятно познакомиться, – глядит на визитку, – Татьяна Юрьевна, раз вы меня преклониться перед вами заставили.
– Извините, так получилось…
И снова этот пронзительный взгляд.
– Извиняю. До свидания, Татьяна Юрьевна!
Дверь за мной закрылась, и я осталась в пустом тихом коридоре. Вот чудак-то! Больной на всю голову!
Смотрю на часы. Нет, домой перед клубом переодеться заехать всё равно не успею. Встречаемся в семь в ирландском пабе «Молли Гвинз», что почти напротив «Рок Вегаса», – только-только успеть. Как обычно посидим там пару часов, поболтаем, а потом двинемся танцевать. Глупо идти в клуб в деловом костюме, но настроение так себе, так что просто посижу, потяну коктейльчики и погляжу, как публика отрывается.
***
Настроение было ни к чёрту. Дурацкая история с собеседованием, неподходящий наряд, в котором мне придётся заявиться в клуб… Уже и идти никуда не хотелось, но девчонки настойчиво прислали сообщения. В итоге приехала позже всех.
Мой внешний вид, естественно, вызвал удивление у нашей дамской компании. Подруги начали подтрунивать, и меня это всё так взбесило! Ну и что? Странно, что у меня времени домой после работы не было смотаться? Надо же, трагедия! Да не буду я с вами танцевать – и самой не хотелось.
– Таню-ю-юш, ну брось! Ну что за цирк-то! Не похоже на тебя… А ну-ка, колись – что случилось?
Пришлось рассказать.
– Невероятно! На неё такой мужик глаз положил, а она чуть не плачет из-за того, что работу получить не удалось! Таня, ты просто чудо чудное!
– Да какой там глаз! Он же реально просто издевался надо мной, вы что, не понимаете?
– Да далась ты ему – издеваться… Делать ему больше нечего! Просто не знал, как поступить с понравившейся девушкой в такой ситуации. Дура ты! Надо было сказать, что, мол, нехорошо получилось, но, типа, я готова принять компенсацию в размере чашечки кофе и кусочка вкусного тортика.
– Фу-у-у! Это же пошлятина!
– Эх, девочки… Так мы нашу Танюшку замуж не выдадим – надо что-то делать.
– Наташа! Сама сначала замуж выйди, а потом меня выдавать начнёшь, поняла?
В сумке завибрировал мобильный – смс-ка пришла. Незнакомый номер. Читаю и не могу сдержать истерический смех. Закатываюсь прямо, да так, что дышать не могу.
Наташка вырывает телефон из моих рук, встаёт из-за стола и артистично декламирует: «Добрый вечер! Нехорошо получилось. Приглашаю вас завтра вечером на чашечку кофе. Алексей»
– Ну, Натаха, ты просто медиум! – зааплодировали девочки.
– Таня, ну и что ты теперь скажешь?
– Да ничего не скажу… Идиот какой-то. Не пойду я с ним никуда. Дайте лучше мне ещё «Мохито»: не день, а дурдом…
Я перевела тему на смешные случаи в типографии, на глупых клиентов и, к моему счастью, эта тема была так всем близка, что её быстро поддержали и развили. Девчонки веселились от души, наперебой рассказывая свои офисные приколы, да и у меня тоже понемногу начало улучшаться настроение.
Клуб «Рок Вегас» никак нельзя было назвать пафосным или гламурным. Это абсолютный антипод площадок для знакомств с олигархами. Вход там почти без фейсконтроля, ну разве что в хлам пьяных не пускают. Однако, несмотря на это, клуб не посещали подростки, напротив, там собиралась публика моего возраста. Обычно часов в десять вечера там проходил какой-нибудь концерт: играли рок, джаз, фолк. И это было здорово. Играли с задором, и под звучавшую живую музыку можно было танцевать. После концерта начиналась дискотека, плейлист которой подбирался на самый разный вкус. У нас с девчонками одно время там даже была постоянная бронь на столик по пятницам. Столик располагался в самом конце танцевального зала, точно напротив сцены. Музыка играла очень громко, и в других местах клуба говорить было не просто совсем невозможно, но даже и пытаться бесполезно. Я уселась в уголок и приготовилась ждать официанта. План таков: денег негусто, куплю сразу пару-тройку лонг-дринков и всё – часа в три ночи поеду домой.
Всё шло чётко по плану. Девчонки веселились: то одна, то другая уходили поближе к сцене, им не терпелось поплясать под особо понравившийся мотив. А я сидела и дула свои «лонги». Через какое-то время клуб набился до отказа, и сцену уже не было видно из-за закрывших её спин танцующих. Наташка стала пропадать чаще, и вскоре, по пути из уборной, я краем глаза увидела её в компании молодых людей. Порадовалась – со знакомствами у неё как-то не складывалось…
– Ты что сидишь-то всё, Таня?! Пойдём, потанцуем!
– Не, Наташ, не сегодня… Ну совсем не тянет.
– Да ну тебя! Там такие ребята классные, вообще отпад! Ну Та-а-ань…
– Наташ, ты лучше Светку дёрни, а то она у барной стойки залипла – скоро так в баре виски закончится.
– Да она с барменом трещит. Пробовала уже вытянуть… Ну Таня-я-я, ну там их трое, а я одна. Ну помоги, составь компанию.
– Ладно, пойдём, посмотрим.
Ребята как ребята. Я со своими тремя диоптриями в полумраке танцпола даже лица разглядеть толком не смогла, но они вроде бы ничего, на вид не дебилы.
Наташка отрывалась вовсю. Не так уж часто она танцует: ей или кто-то очень понравился, или настроение оказалось на редкость подходящим.
Ах, да! Я не ошиблась… Точно понравился. И чего её всегда на низкорослых тянет? Сама метр восемьдесят, а паренёк чуть не на полголовы ниже. Вот даёт!
Двигаюсь в такт музыки, пытаюсь улыбаться, и передо мной вырисовывается ещё один мелкорослик.
– Привет! Меня зовут Ян!
– Таня.
Танцуем.
Ян... Что за идиотское имя? Вглядываюсь в его лицо – не нравится мне он. Опять блондин, опять с голубыми глазами… Да что ж за день-то такой сегодня?!
Танцуем.
А третий, по-моему, неплох… Высоченный, тёмненький. Лицо не могу разглядеть… Ой! На меня смотрит!
Начался медленный танец. Была не была! В конце концов, всё равно вечер не мой явно.
– Пойдём, потанцуем!
– Ну, пойдём… – а сам косит на Яна.
– Даже не думай! С ним всё равно не пойду! Или ты, или никто!
Танцуем.
Смотрим друг другу в глаза. Ничего не вижу: глаза такие тёмные, что зрачков не видно. Серьёзный… Задрот какой-то, наверное… Ну кто с такой рожей в клубы ходит?
Музыка снова ускорила темп.
– Пойдём, выпьем?
– Ну, пойдём…
– Бармен, две текилы.
Опа! По крепкому бьёт, не спросил даже, пью ли текилу я. Ладно, выпью кабальитос текилы.
Присаживаемся на стульчики, а я достаю сигарету.
– Угостишь?
– Не вопрос – бери.
Курим.
Смешно: такой большой мужик – и с тоненькой ментоловой никотиновой палочкой во рту!
Улыбаюсь невольно.
– Что?
– Ничего, просто ты забавно выглядишь с дамской сигаретой.
– Ясно. Давай за знакомство?..
Нет, они явно сговорились. Сегодня со мной двое мужчин знакомятся, не спросив даже моего имени!
– Чтобы выпить за знакомство, нужно сначала хотя бы познакомиться.
– Ого! Ты готова со мной поцеловаться? Так быстро?
– С чего это ты взял?
– Ну как? Познакомимся – значит, придётся пить на брудершафт, а раз на брудершафт – значит, придётся целоваться.
Ну и логика… Точно задрот.
– А-а-а, вот как…
– Да ладно, брось. Ну пошутил неудачно. Меня Паша зовут, а тебя?
Паша… Никогда не встречала Паш. Павел… Имя приятное. Незнакомое такое.
Всматриваюсь в лицо. Белёсая пелена от сигарет и дымовой установки – вижу чётко только тёмные кудрявые волосы, довольно крупный нос, который внешность парня не портит. Не мой типаж, но что-то в нём есть… Впрочем, неважно.
– Таня.
Лизнули, глотнули, закусили.
Смотрю на часы. Скоро половина четвёртого. Пора домой.
– Спасибо тебе, Паша, за текилу, но мне домой пора.
– Пойдём я тебя в такси посажу.
Посадит? А почему не набивается проводить? Не… Всё-таки задрот. А жаль. С виду не скажешь.
Открывает дверцу – сажусь в машину.
– Куда едешь?
– В Жулебино.
– Шеф, до Жулебино хватит?
Платит деньги и… просто закрывает дверь! А как же хотя бы номер телефона спросить? Ведь мы можем больше никогда не увидеться! Не ожидала… Просто посадить девушку в машину, заплатить водителю и уйти обратно в клуб – такого у меня ещё не было. Где-то даже самолюбие закололо.
Пустая квартира, в голове шум… Спать…
***
10 ФЕВРАЛЯ
Утро. Валяюсь. Ни о чём не думаю. Просто наслаждаюсь субботой. Варю себе кофе, наливаю ванну, включаю музыку. Нежусь в пене с ароматом шоколада и… вот, чёрт! Кому приспичило-то? Мама – сто процентов!
Ненавижу это! Телефон в сумке – сумка в комнате.
Вылезаю из ванной, бегу в комнату, оставляя на полу лужицы, достаю телефон и сходу:
– Алло, говори быстрее. Я вся мокрая!
– Кхм… Татьяна Юрьевна?
Упс! Смотрю на номер и понимаю, что это мой вчерашний несостоявшийся работодатель…
– Да, двадцать семь лет уже как Татьяна Юрьевна. – «Да пошёл ты куда подальше!».
Тишина. Мне холодно – и я иду с телефоном обратно в ванную.
– Я, наверное, не вовремя…
– Э-э-э… да ничего, уже всё в порядке.
– А что у вас случилось? Я могу помочь?
Ну что за идиоты меня окружают? Один лучше другого.
– Помочь чем? В ванной со мной полежать? – откровенно глумлюсь. Такая маленькая месть за вчерашнее.
– Ну, с такой девушкой, конечно, вряд ли кто-то отказался бы полежать в ванной… Но я позвонил узнать, пришло ли моё сообщение?
– Пришло.
– Ну… ну и как?
– Что – как?
– Я про чашечку кофе…
– Я не знаю, как у вас, Алексей Александрович, а у меня сейчас кофе просто отличный. С пенкой такой получился. М-м-м… Арабика. Сама измельчила зёрна и сварила. А у вас как чашечка кофе?
– У меня? У меня её нет.
– Нет чашки?
– Чашка есть, но нет кофе.
– Вам кофе подарить?
– Нет… я кофе сам куплю.
– Отлично! Как купите и сварите, так сразу звоните. Обсудим и вашу чашечку кофе. А на сегодня больше новостей нет!
Вешаю трубку. Так ему и надо! Строит из себя не пойми что!
Вода в ванной окончательно остыла, а вместе с ней остыл и мой гнев на Алексея Александровича. В чем его вина? Подумаешь, вёл себя немного странно. Ну не в то настроение попал, но, в сущности, он был и не обязан попадать в моё расположение духа. Откуда ему знать про мои проблемы? Надо бы всё же перед ним извиниться…
– Алло? Алексей Александрович?
– Да, это я, Татьяна Юрьевна. Вы звоните поинтересоваться, купил ли я кофе? Купил. Арабику. Но варить не умею. Поделитесь рецептом?
– Обязательно поделюсь, но, как-нибудь в следующий раз, хорошо?
– Не могу настаивать – воля ваша.
– Понимаете, Алексей Александрович, я приняла ванну, выпила чашечку кофе, привела себя в порядок и решила, что теперь выгляжу вполне прилично для того, чтобы испить кофе в компании такого воспитанного молодого человека.
– А я уже решил было, что вы настолько на меня обиделись, что о кофе с вами можно забыть.
– Иногда от меня, Алексей Александрович, не так-то просто избавиться.
– А что, были прецеденты?
– Ну я, конечно, не настолько идеальна, чтобы кто-то хоть раз в жизни не хотел бы от меня избавиться…
– Интересное признание… Так как? Моё приглашение принято?
– А почему вы всегда всё на себя переводите? Ваше как раз не принято. А моё?
– Даже вот как…
– Вас бесит то, что я теперь сверху? – наглею, треплю пошлости и почему-то испытываю невероятное удовольствие от этого.
– Что? Не понял, простите…
– Ну, знаете, Алексей Александрович, есть мужчины, которые предпочитают исключительно миссионерскую позицию только из-за того, что не могут позволить себе проявить даже малейшей слабости перед женщиной.
– Я не понял: у вас диплом лингвиста или вы сексологию изучали?
– А вы, оказывается, умеете шутить, Алексей Александрович. Плохой из меня сексолог, а вот вы, по всей видимости, орешек с толстой скорлупой.
– Ну, думаю, обсуждение моей скорлупы мы перенесём в более подходящую обстановку. Жду вас в шесть часов на Белорусской.
***
Почему я решила изменить своё решение и встретиться с Алексеем Александровичем, мне было совершенно ясно. Кастрированное прощание с Пашей ударило-таки по моим амбициям – хотелось как-то поднять самооценку. Почему бы и не таким образом?
До начала свидания времени предостаточно – можно неспешно продумать свой образ. На дворе февраль – юбку не надену. Не люблю, когда зимой в коротких нарядах щеголяют: слишком навязчиво выглядит, на мой взгляд. Не хотелось бы, чтобы новый знакомый решил, что я прям из кожи вон лезу, лишь бы ему понравиться. В конце концов, не в ресторан же он меня пригласил – просто кофе попить… Значит, кэжуал – то что надо!
Выбираю симпатичный свитерок с вырезом поглубже, рваные джинсы, высокие жокейские сапоги и короткую дублёночку. Ах, да, напяливаю шапочку со смешными, несуразно большими помпонами – и вперёд!
Половина седьмого. Я на Белорусской. С каких-то пор взяла за правило немного опаздывать на встречу с мужчиной, чтобы не прогуливаться потом по улицам, растягивая время ожидания.
Звоню, как и договаривались. Стою, жду, пока подойдёт.
Ну не чудик ли?
Одет так, как будто только что с Уолл-стрит прилетел. Он всегда так выглядит, интересно? Нет, я люблю деловой стиль, но, чтобы попить кофе с девушкой, можно было как-то и попроще…
Смотрит на меня и как будто не узнаёт.
– Татьяна Юрьевна? А вам… идут вот эти… кхм… шарики на голове.
– Это не шарики! Это помпоны.
– Запомню. Миленькие…
– А вы что, только с работы?
– С чего вы взяли?
– Ну, костюм, пальто…
– А-а-а, да нет, просто привык так одеваться.
– Ну что? Пойдём уже кофе пить?
Подставляет локоть, я жеманно беру его под руку, и мы идём. Картина та ещё, если со стороны посмотреть! Мои помпоны подпрыгивают и иногда попадают ему по лицу – он делает вид, что не замечает этого.
Подходим к машине, машина тоже вся из себя деловая – «Ауди-А6». Не удивляюсь, почему-то. Открывает заднюю дверцу, приглашая сесть.
Заднюю. Заднюю, чёрт побери!
Сажусь. Едем.
– Алексей Александрович, а почему вы меня решили подальше от себя отсадить?
– Я всегда сажаю дам на это место.
– Ого! Да вы бабник, оказывается…
– Татьяна Юрьевна, я впервые встречаю женщину с таким… я бы сказал, нетривиальным мышлением. Я не бабник. Отнюдь. Просто это место считается самым безопасным в машине.
– Фу-у-у… Вы ещё хуже, чем бабник. Вы, Алексей Александрович, просто форменный зануда!
– Вам не угодишь!
Приехали куда-то в центр, зашли в небольшую уютную кофеенку. Смотрим меню – вполне демократичные цены, на мой взгляд. Выбираю себе айриш кофе (кофе по-ирландски).
– Выпиваете, Татьяна Юрьевна?
Давлюсь сигаретным дымом, отчего сразу же захожусь кашлем.
– В смысле, выпиваю?!
– Ну, выбрали быстро, да ещё и сразу кофе с алкоголем…
– А вы что, шпион из «Ми-6», что ли?
Смеётся.
Я потягиваю через соломинку горячий кофейный коктейль – он пьёт капучино.
Молчим.
Разговор не клеится, перебрасываемся стандартными вопросами. Я разглядываю его: лицо грубовато, и если бы не безупречный вкус, выражавшийся в тщательно подобранной одежде, красиво уложенных волосах и правильных аксессуарах, то его можно было бы назвать, скорее, очень простым. Вот переодень его в свитер, взлохмать голову – и на тебе, деревенский паренёк…
Держит спину слишком прямо, мимика скудна, но видно, что эту привычку, держать своё лицо невозмутимым, он вырабатывал специально. Всё это очень знакомо… Когда-то совсем давно, в подростковые времена, лет в пятнадцать или шестнадцать, я ходила на дискотеки, устраиваемые для детей сотрудников спецслужб. Дискотека проводилась в клубе на Лубянке-12. Там отдыхали курсанты-гэбисты, гэрэушники и прочая будущая военная элита. Именно курсанты старались казаться старше, держаться нарочито серьёзно, и именно они пытались быть иногда даже излишне интеллигентными.
– Алексей Александрович, а вы, случаем, не с Лубянки?
Чашка с капучино медленно опускается на стол, молодой человек напротив как-то весь съёживается, лицо выражает искреннее удивление и что-то похожее на испуг, что ли… Но, к его чести, он довольно быстро справляется с эмоциями и растягивает губы в неестественную улыбку.
– Вы продолжаете меня удивлять, Татьяна Юрьевна. Могу я поинтересоваться, по каким признакам вы сделали такой вывод?
– Да просто моя мама в органах работает, а папа – полковник в отставке. Я военных за версту чувствую.
– Мне уже двадцать пять лет, но я никогда не встречал никого, кто мог бы догадаться, что я в прошлом военнообязанный.
Уже двадцать пять! Очень смешно! Мальчишка! Так вот почему ты так отчаянно стараешься напустить на себя важности! Тю-ю-ю, а я-то думала… Мне стало его даже жаль. Пыжится, пыжится, а на самом деле как тот осьминог, который синьку выпускает, чтоб его не видели окружающие.
– Всё когда-нибудь случается впервые, Алексей Александрович.
– Удивительно, что этот человек – именно вы. В таком возрасте и что б такие выводы сделать… Похвально.
– Я бы с радостью поблагодарила вас за комплимент, но, боюсь, в академии вы учились посредственно. Маскировка освоена на оценку «удовлетворительно», а курсовая по определению возраста женщин с первого взгляда – вовсе не зачётная.
– А вы дерзите, Татьяна Юрьевна.
– Имею право. Я старше вас, Алексей. Извините, устала отчество прибавлять. Долго слишком.
– Осмелюсь спросить: могу я тоже называть вас просто Татьяной?
– Легко!
С этого взаимного признания разговор пошёл живее. Мы болтали о том, о сём, и о дискотеке на Лубянке тоже болтали, и о том, почему он, молодой гэрэушник, предпочёл военной карьере офисные войны. Он понравился мне таким: простым, без пафоса, без заморочек. Лицо ожило, и в нём стали проявляться черты милого домашнего мальчика. Я проникалась почти материнской теплотой к нему. Захотелось его обнять, прижать к себе, словно мягкую плюшевую игрушку. И в этот момент отчётливо поняла, что ничего серьёзного с ним быть не может.
Я стала собираться домой: мама настойчиво звонила несколько раз и в последний наш разговор сказала, что если её дочь продолжит себя вести в том же духе, то она перестанет брать к себе Даньку. Что я перехожу все границы, и прочее, прочее, прочее… А в мои планы вовсе не входило ссориться с ней, тем более я и так была ей безмерно благодарна за предоставляемую мне свободу.
– Что ж, Алексей. Надо признаться, я прекрасно провела время. Спасибо вам огромное.
– Я отвезу вас… тебя?
– Не откажусь… Лёша.
Он снял со спинки стула своё пальто и полез в один карман, потом в другой, потом в третий… В воздухе прямо так и запахло тревогой. Не говоря ни слова, он вышел из-за стола, приблизился к стойке бара, что-то сказал, потом к нему подоспел сотрудник кофейни, и они удалились. Пальто так и осталось висеть на спинке…
Минут через десять мой кавалер вернулся, помог мне накинуть верхнюю одежду. Мы вышли из заведения, сели в машину. Я расположилась на переднем сиденье, рядом с Алексеем.
– Лёш, что случилось?
– Ничего особенного, но ты была права – фиговый из меня вояка. Меня попросту обокрали, пока мы с тобой мило болтали. Вытащили бумажник из кармана пальто. Сам уже всё видел по камере наблюдения. Денег не жалко: я наличкой почти не пользуюсь, в банке же работаю, но вот документы… Всё пропало.
– Лёш! А если нас сотрудники ДПС остановят? Что делать?
Поворот головы и самодовольная язвительная улыбочка.
– Позвоню кому надо и поедем дальше.
Он довёз меня до дома, я чмокнула его в щёку и побежала в подъезд. Чувствовала себя ужасно. Как будто это я была виновата в том, что он лишился денег и документов.
ГЛАВА 11. С НЕБЕС НА ЗЕМЛЮ
18 ФЕВРАЛЯ
Всю прошедшую неделю я работала как проклятая. На носу праздники: «Двадцать третье февраля», потом «Восьмое марта», а это жаркие деньки для типографий. Масса заказов, накладки, недовольные клиенты… Нервотрёпка сплошная. За этими заботами не заметила, как и неделя пролетела. Мама, обиженная на то, как я с ней в прошлую субботу поступила, сказалась приболевшей, и в пятницу все мои посиделки с подругами сами собой отменились, зато взамен вечеринкам провела чудесные выходные с сыном. Мы побывали в детском клубе развлечений, где я сделала сотни фотографий с его участием: как он пробирается сквозь «дикие джунгли», как жуёт гамбургеры и засовывает в рот по нескольку картошек фри сразу, как прыгает на батуте и пробует себя в картинге.
А Лёша так и не позвонил. Не могу сказать, что я этим сильно расстроена, но осадочек на сердце всё же лежит. Ну почему его обокрали именно в этот день? Теперь он будет ассоциировать меня с неприятностями. В сущности, плевать, конечно, но, тем не менее, как-то не по себе…
Пролетела еще одна неделя. Все те же заботы, все та же тишина от Леши… я уже начала забывать его.
***
24 ФЕВРАЛЯ
Наступила пятница, и я, наконец-то получив индульгенцию у мамы, договорилась с подругами о встрече. Меня снова ждал «Молли Гвинз» и «Рок Вегас». В этот раз я точно оторвусь!
Две недели сумасшествия на работе убедили меня не искать лучшей доли и остаться ведущим менеджером у брата. А что? Деньги он платил неплохие, плюс проценты от проведённых сделок – вполне можно жить. А ещё бонусы в виде возможности иногда опоздать, вообще не появиться в офисе или, наоборот, уйти пораньше.
Сегодня я пришла на работу, прихватив с собой пару запасных колготок. Ох, сколько раз, прямо в самый неподходящий момент, я рвала их об острые углы?.. А во время обеденного перерыва мне даже удалось сбегать в салон красоты на укладку волос: хотелось выглядеть на все сто, что у меня, собственно говоря, получилось!
По пути к «Новокузнецкой» решительно отвергла несколько назойливых попутчиков с предложением познакомиться и пригласить на свидание – все не в моём вкусе оказались.
Уже выпиты дежурные коктейли в «Молли» – и вот мы вовсю отплясываем в «Рок Вегасе».
Устав, присела за наш столик, пока девчонки продолжали веселиться. Как ни крути, а мои подруги всё-таки самые лучшие: самые весёлые, самые заводные, самые отзывчивые и бескорыстные. Как же я ими горжусь!
Ой, а кто это там такой знакомый? Паша…
– Привет, давно не виделись! – улыбается и тянет свою руку к моим плечам. Легонько прижимает к себе.
– А ты сюда часто ходишь? – интересуюсь следом.
– Да как получится…
Смотрю на его охлаждённую стопку с текилой.
– Выпьем?
– Да без проблем.
Лизнули, глотнули, закусили.
Поболтали ни о чём. Потанцевали. Постаралась получше его рассмотреть. Не мой любимый Хью Грант, конечно, но тоже ничего: глаза красивые, ресницы длиннющие… И губы не как щель в почтовом ящике. Яркие такие, объёмные, красиво очерченные. Чёрт, завидую его губам и ресницам.
Собираюсь домой. Ну вот что за человек такой… снова не спросил номер телефона. Снова хочет посадить в машину.
Не дам. Сама сяду и сама заплачу водителю.
Еду домой. Расстроена. Ведь надеялась на большее. Почему? Не знаю. Зацепил.
Неужели я ему не нравлюсь?
***
1 МАРТА
Пролетел февраль. Зима в этом году была необычайно мягкой, а потому в марте пришлось всерьёз задуматься о покупке водных лыж или надувной лодки. Слякоть, мокрый снег, дождь. Небо серое, висит прямо над головой, того и гляди рухнет и придавит. Тоска зелёная.
Сегодня первое марта, до Международного женского дня осталось несколько дней. А ещё к нам приехала тётя Нина. Мы мило болтали, пили чай. Данька гонял по полу новенькую машинку. Обсудили погоду, пожаловались друг другу на испорченную реагентами обувь… Потом просто сидели и молча чаёвничали, уткнувшись в телевизор. Но когда пришла мама, то тишина и мирное настроение весеннего дня тут же испарились.
И началось…
– Таня… ну сколько можно по клубам шастать? Ты уж не девчонка, пора за голову браться.
– Ма-а-ама! Не начина-а-а-ай, прошу!
– А что не начинай-то? Скоро Восьмое марта, а тебе даже цветы никто не подарит.
– И не надо мне ни цветов, ни подарков. Я сама себе подарок.
– Так, всё. Мне надоело. Теперь у меня такое условие: хочешь с девчонками своими тусоваться – ради Бога. Но завтра встретишься с одним парнем. Я тебе о нём говорила…
– Разведённый, что ли?
– Да, а что? Сама-то какая? Не такая, что ли?
– Это который познакомиться не может?
– Ну не может. Так это хорошо, что не может – скромный, значит, серьёзный… Один раз обжёгся, второй раз уже боится с кем попало встречаться. Твою фотографию ему показала – понравилась ты ему, а вдруг что и сложится?..
– Не сложится мама. Сразу говорю.
– Вот опять ты матери перечишь! Я ради тебя сижу с Данилой, а ты даже ничего слушать не хочешь.
– Мам, ну сама подумай, ну что это за мужик такой, который ноет, что не может познакомиться? Он урод, что ли совсем?
– Ну почему сразу урод? Нормальный парень… ну, в общем, обыкновенный. А тебе что, красавцев подавай, да? Мало тебе? В общем так: завтра вы встречаетесь. Он за тобой заедет. Не пойдёшь – не буду больше с Данилой сидеть.
А что мне было делать? Угроза реальная, а последствия неповиновения просто катастрофические!
– Ладно. Но знай – мне всё это просто отвратительно. Сводня какая-то. Мерзко.
– А мне плевать: мерзко тебе или нет. Я не собираюсь всю жизнь смотреть, как ты опускаешься в своих клубах. Там точно нормальных мужиков нет. Так… шелупонь и алкоголики.
– Ма, я туда танцевать хожу.
– Да какой танцевать? Танцевать в восемнадцать лет надо было!
– Я замужем была в восемнадцать, а Серёга дискотеки на дух не переносил.
– Ну, знаешь, это твои проблемы. Ты знала, за кого замуж выходила!
Ну и что тут скажешь? Права мама.
Перевели тему, досмотрели концерт на канале и разошлись.
Пытка назначена на два часа дня. И тут меня начинает такая злость обуревать, такое негодование…
Ну, покажу я тебе, неудачник фигов, как с девушками по фотографии знакомиться да тёток всяких слушать! Я тебе так понравлюсь – сам не рад будешь!
Повеселело на душе. Мигом в комнату – дверцы шкафа нараспашку.
Ищу, что бы такого повульгарнее нацепить на себя. Коротенькая кожаная юбка – отлично! Обтягивающий топик – супер! Колготки со швом сзади – вообще то что надо. Да ещё и красный бюстгальтер с колокольчиком в самой ложбинке (мама подарила, лежал неиспользованный ни разу).
Жесть. Как корова с колокольцем.
И чтобы специально лиф просвечивал.
Образ дополнили ботфорты на высоченном каблуке.
Ну чудо, а не девушка! Подожди, ты ещё, мой милый разведёныш, не знаешь, как я краситься умею… Благодарить мою маму за такую удивительную встречу будешь!
***
2 МАРТА
Я с самого утра принялась за макияж. Вроде бы нехитрое дело, а вот и нет! Сегодня нужен был особый подход. Ну что ж… Представила себе, что моё лицо – холст, а я – художник. Взяла в руки кисточки и краски – и понеслось! «Смоки айс» отдыхает! Тут, скорее, получился «смоки фэйс».
Губы обведены толстой уродливой линией – отлично вышло, прямо авангардизм! Ресницы под тяжестью нескольких слоёв туши торчат веточками в разные стороны. А что? Зато какая глубина взгляду придана! Синие тени, и – ах, чуть не забыла – как же без блёсток-то?! Без блёсток на свидание с разведёнышами не ходят!
Великолепно! Одёрнула топик, чтоб живот не так уж оголялся – и вперёд. Навстречу своему счастью!
Ровно в два часа дня, прям минута в минуту, раздаётся звонок. Последний взгляд в зеркало, вздох и поворот ключа в двери.
Выхожу из подъезда, пытаюсь понять, кто же мой «суженый». На парковке стоит видавшая виды «Лада» серого цвета. А что? Зато отлично гармонирует со слякотью…
Боже! Что он делает? Крутится вокруг машины, рядом с мусорными баками, ветровое стекло протирает тряпочкой… Лучше бы отошёл от помойки подальше… И есть между ним и старенькой машинёшкой что-то общее, родное. Оба никому не нужны и оба обижены. Одна – на отечественный автопром, другой – вообще на всё вокруг.
Ну а как тут не обидеться на всё вокруг, когда на голове шапка меховая, родом из восьмидесятых, наверное. Зато дубленка ярко-рыжего цвета.
Боже! Дай мне сил…
О! Смотрит на меня и отворачивается сразу. Не признал судьбу-то свою! Но ничего… Как там? И на печке найдёт? Найдёт, найдёт, ты даже не переживай! Ещё метров двадцать проковыляю на каблуках – и вот она я!
– Георгий?
Ой, что я вижу!.. Испуг в глазах? Стоит с тряпкой в руках, упёрся на меня и явно никак не может поверить в своё счастье. Изучил сверху до низу, сглотнул, как будто в горле пересохло, но всё-таки нашелся, наконец. А жаль, лучше бы замахал руками и с криками: «Чур меня! Чур!». Сел бы в тачку – и по газам.
– Татьяна?
– Да, а что, вы кого-то другого ждали?
– Я? Ну… нет. То есть да… Я вас себе… э-э-э… несколько по-другому представлял как-то…
– А! Вы о фото, которое мама показывала? Вот проказница! Всегда выбирает те, где я пострашнее. Чтоб женихам потом сюрпризы устраивать.
– Как это – всегда?
– Ну как? Надо же ей свою беспутную разведёнку с ребёнком куда-нибудь спихнуть побыстрее – вот и устраивает кастинг…
– Что-что устраивает?
– Да, извините, не подумала, что слова такого вы, конечно, не знаете… Ну это просмотр… типа.
– Понятно.
Комкает тряпку и засовывает – о, ужас – в карман! Лицо грустное, того и гляди в депрессию впадёт. Надо было нашатыря прихватить на всякий случай, а то вдруг в обморок надумает валиться.
Ну что? А теперь хэдшот?
– Георгий, вы меня так совсем заморозите, поедемте уже в номера!
Выпучивает глаза так, что, кажется, они вывалятся сейчас из орбит и на сосудиках повиснут.
– То есть как это – в номера? А я вас домой к себе пригласить хотел… на ужин… Мама моя готовит так вкусно.
– Правда? Отлично! Поедем домой. Я вкусно пожрать никогда не откажусь. Да и сразу обстановочку оценим. Надо же подумать, куда рояль дедушкин поставить…
– Рояль?
– Да. Я без него – никуда! Где я – там рояль. Ну что, едем уже, что ли?
Едем. В правом ряду. Пропускаем всё, что умеет передвигаться. Пытаемся прятаться за автобусами и терпеливо ждём их на остановках. Включаем поворотники метров за пятьсот. Не прошло и часа, а мы уже на месте! Лихач, не иначе!
Квартирка в хрущевской пятиэтажке. Ничего – мне не привыкать, сама всю жизнь почти в такой же прожила. Ковры на стенах… Люстра хрустальная… О! Да у них даже сервиз «Мадонна» сохранился в серванте! Мило. Музей быта прям. Спасибо, мама, you make my day (прим.: ты сделала мой день)!
Столик-раскладушка. Накрыт на двоих. Бутылка вина и водка. Селёдочка под шубой, рыбка красная, лимончик порезанный. Чего-то не хватает… Точно! А где же банка со шпротами на блюдечке? Почему нет шпрот? Незаконченный образ выходит. И бутылка с «Кока-колой» тоже сильно выбивается…
– Ну что, поедим?
Глаза на меня опять выпучил и мямлит:
– А может, выпьем сначала по чуть-чуть?
– А чего ж не выпить? Выпить – это я завсегда рада! Особенно с мужчиной, а то одной надоело…
– А вы что, часто одна пьёте?
– А вы что, врачом-наркологом работаете?
– Нет, я в науке.
– И не сомневалась даже!
– Вам вина?
– Нет. От него голова сильно болит, давайте по водочке вжарим, а?
Потухший взгляд. Полная безысходность. Но не жаль его ни разу. Только ещё больше бесить начинает.
Наливает по стопке.
– Ой, а чо-то я пивка не вижу…
– А я не пью пиво.
– Жаль, я люблю пивком догоняться – так вштыривает быстрее.
– Вшты… чего?
– Ну торкает, значит… И чем вы там только в науке занимаетесь?.. Ну так что? Сгоняйте за пивком, а то не кайфану без него…
Молча и недовольно стиснув губы, напяливает шапку, дублёнку и выходит.
Не могу больше. Жить не охота. Заснуть бы, да не просыпаться… А что, если?..
Хватаюсь за телефон.
– Алло? Лёша?
– Да…
– Леша, спаси меня!
– Таня? Ты где? Что с тобой?
Видимо, в моем голосе было столько неподражаемого ужаса, что Лёша на самом деле решил, будто я попала в какую-то неприятность.
– Потом расскажу, забери меня отсюда.
Диктую адрес, кладу телефон в сумку, достаю оттуда же блокнот и ручку. Пишу прощальную записку. Всё, цирк уезжает, а клоуны остаются.
***
На сердце стало так легко, что я не бежала по лестнице, а практически летела над ступеньками, несмотря на высоченные каблуки. Вышла, осмотрелась – вдруг заслуженный научный деятель уже рядом да пивко в авоське тащит?.. Нет. Не видать.
Ура! Свобода!
Март, а холодно бродить по улице, не зная, сколько ждать.
Курю. Снова курю… Беру ещё сигарету и вижу знакомую «Ауди». Бросаю сигарету и чуть под колёса не кидаюсь.
Визг тормозов. Лёша выходит, бросает на меня вопросительный взгляд, усаживает рядом, и мы едем.
– Только ничего не говори сейчас, ладно? Никаких вопросов!
– Ну хорошо… Куда поедем?
– Всё равно куда, главное туда, где есть вода и мыло.
– С тобой точно всё в порядке?
– Да, а будет ещё лучше, когда я всю эту дрянь с себя смою. Извини, тебе придётся увидеть меня без косметики, но это просто невыносимая пытка!
– Я не против. Такому боевому раскрасу даже индейцы позавидовали бы.
Смеётся. Смеётся, гад.
– Ну зато у меня с маскировкой всё отлично, в отличие от некоторых.
Опять смеётся.
– Ты прости, я так занят был… Неделю возился, чтобы документы восстановить. А потом сразу в Екатеринбург уехал в командировку. Только вчера вечером вернулся.
– За что прощать-то?
– За то, что не звонил…
– А что, у тебя такая обязанность – мне звонить?
– Да нет. Я почему-то думал… Нет, вот я всё-таки дурак! А ведь я реально надеялся, что ты ждёшь моего звонка.
– Нехилая самооценочка!
– Обычная. Просто привык, что когда с кем-то знакомишься, а потом не звонишь, начинают обижаться, смс-ки слать, мол, куда пропал и всё такое…
– Не моя это история.
– Значит, ты не ждала моего звонка, да?
– Не-а… – вру и не краснею. – Ждать и догонять – не моё.
– Ты такая… дикая какая-то…
– Я дикая?!
– Да, и ведёшь себя как ребёнок.
– Кто бы говорил! – треплю его по макушке. – Яйца курицу не учат!
– Прекрати, ты старше меня всего-то на два года.
– Откуда знаешь?
– Досье изучал…
– Ах, да, я ведь забыла – ты же шпиён.
– Я вот всё думаю, думаю… если тебе нужна вода и мыло, может, ко мне рискнёшь в гости зайти?
– С удовольствием! – выпаливаю и тут же жалею, что позволила такому вырваться.
– Даже с удовольствием?
– Да, люблю мыться.
Хохочет.
– Ты просто неподражаема!
– А ты пытался мне подражать?
– Я сейчас тебя придушу, поняла? И тебя похоронят в таком кошмарном виде. Вот ты язва!
Смеёмся оба.
Приезжаем. Сталинка на Университете. Тяжёлая подъездная дверь, консьержка выглядывает из своей будки и сонными, подслеповатыми глазами пытается рассмотреть вошедших.
Лёшу узнает сразу и теряет к нему интерес, зато меня провожает взглядом аж до самого лифта. И я её понимаю.
Квартира обставлена очень современно и явно не без женского участия. Уютно и тепло. Совсем не похоже на берлогу одинокого шпиёна.
Ой! Прелесть какая! Рыбки! Аквариум во всю стену – просто невероятная красота. Кого там только нет – даже какая-то рыба величиной с ладонь, очень похожая на акулу.
Лёша куда-то ушёл. Осматриваюсь дальше.
Это гостиная. Большой диван с кучей миленьких подушечек разного размера, форм и цветов. Напротив дивана примостился электрический камин в благородном обрамлении. Безделушки на полочках… Почти женская квартира, я бы сказала. На фото в рамке Лёша и пожилая дама. Он её обнимает и улыбается. Мама? Да, точно. А вон та же дама, только под руку с импозантным мужчиной. А вон тот же мужчина, но в форме. Жаль, что погон не видно, звания не разберу… Больше никаких женщин на фотографиях.
– Кхе-кхе!
Оборачиваюсь резко. Напугал даже.
– Ванная готова. Можешь идти и наслаждаться водой и мылом. Мыла, правда, нет, но зато есть гель для душа. Прости, он мужской…
– Ты знаешь, это гораздо лучше, чем если бы у тебя в ванной был женский.
– Всё! Иди, давай. Чёрт возьми, да ты точно язва!
Захожу в ванную, скидываю свой карнавальный наряд. Не ванная, а маленькая комната. Прыгаю под душ, смываю косметику.
Хм... мужской гель, а пахнет очень приятно даже на мой вкус. Вытираюсь огроменным пушистым полотенцем, в него же закутываюсь – очень уж неохота снова влезать во всё это шмотьё…
Полотенце промокло, и от этого становится прохладно. Кидаю взгляд в зеркало: баба как баба. Без прикрас.
Выхожу, а Лёша сидит на полу по-турецки и что-то печатает в ноутбуке. Я сажусь напротив.
Смотрит на меня. Изучает. Старается смотреть на лицо, а взгляд невольно опускается ниже.
Улыбаюсь. Ребёнок он всё-таки ещё. И от этого осознания своей женской власти над ним он мне становится таким близким, как будто я его сто лет знаю.
Молчим. В воздухе начинает ощущаться напряжение. Что я делаю? Да что-что… Ответ ясен – я его соблазняю. Откровенно дразню.
Закрываю ноутбук, отодвигаю в сторону и расстёгиваю верхнюю пуговицу на рубашке. Он как-то вздыхает, но не двигается – так и сидит. Глаза опущены.
Расстёгиваю дальше. Он держится изо всех сил, и я это чувствую. Придвигаюсь ближе, обнимаю его и кусаю за мочку уха. Фаренгейт. Мне всегда голову сносило от этого аромата.
Целую его шею. Кожа такая нежная… Мальчик. Двадцать пять лет. С ума я сошла, что ли? Взрослая женщина, а занимаюсь чёрт знает чем.
Ну и пусть…
Его дыхание становится чаще, и я почти слышу, как бьётся его сердце. Пальцем обвожу губы…
Всё!
Он издает какой-то звук, похожий на рычание, и кидается на меня. Полотенце летит в аквариум. Ух, он сильный какой! Чувствую себя пушинкой в его руках. Чувствую воздушным облачком и таю от лёгких поцелуев. Он почти вдавливает меня в пол, и я делаю слабую попытку выбраться. Он тут же приподнимает меня, смотрит в глаза, как будто спрашивает согласия, и… я берусь за ремень на брюках.
Сами брюки через несколько секунд отшвыриваются в том же направлении, что и полотенце, пугая карликовую акулу.
Подхватывает меня и несёт на диван.
Мягко и тепло…
Целует жадно кожу, а я глажу его волосы. Мальчик мой… Мой милый, милый мальчик…
Затихаем и зарываемся в подушки. Лежу на животе, а он кончиками пальцев ласково щекочет спину. Я вздрагиваю и слышу его добрый смех. Испытываю нереальные ощущения любви и заботы, вновь ощущаю его поцелуи, но уже там, где было особенно щекотно. А через несколько минут уже не помню ничего – мы оба отключаемся на пару часов.
***
Разбудило меня чувство немыслимо животного голода. И это не удивительно, ведь поесть вкусной стряпни мамы научного гения так и не пришлось.
Лёша спал тихо-тихо. Я смотрела на него и умилялась: сейчас он даже показался мне почти красивым.
Волосы, которые растрепались, аккуратно поправила рукой. Поцеловала в губы. Он, не открывая глаз, взял мою ладонь и прижал к своим губам, а потом лёг на неё щекой и заулыбался. Я снова его поцеловала.
– Лёш, я есть хочу…
Глаза мужчины моментально открываются, и он бьёт себя по лбу, причитая:
– Вот я идиот! Позвал девушку и даже не угостил ничем!
– Не беда! Холодильник-то у тебя есть? Давай я что-нибудь приготовлю…
– Да есть холодильник, только там вообще ничего нет.
– А так бывает?
– У меня так постоянно, я дома вообще не ем. А что ты любишь?
– Я? Не знаю… Я вообще не самая привередливая, если дело касается еды.
– А я суши очень люблю… Может, закажем?
– Тогда уж и бутылочку сливового вина. М-м-м… мнямка!
– Ты такая смешная!
Пока ждали курьера, я рассказала ему о своём вчерашнем приключении. Приходилось частенько прерываться, потому что Лёшу душили приступы истерического смеха.
– Ну ты даёшь! Тебе всё-таки надо было не на лингвиста идти учиться: в тебе погибла редкостная актриса!
– Да брось ты! А как бы ты поступил? Нужно же было разыграть карту так, чтобы научный деятель сам от меня отказался, не то мама бы из кожи вон вылезла, лишь бы устроить мою личную жизнь окончательно.
Притягивает к себе поближе. Обхватывает мою голову руками и целует в нос.
– А знаешь, я так благодарен этому ботану… Если бы не он, я вряд ли был бы сейчас так счастлив.
Мне немного стыдно. Дурю мозги отличному парню.
– Да ладно уж…
– Скажу честно: у меня никогда ещё в жизни такого не было. Прям нереально всё как-то. Ты удивительная, непредсказуемая…
– Ну всё, хватит меня расхваливать! Иди лучше дверь открой, а то я сама пойду… прям так, голышом!
– Я тебе пойду!.. Только попробуй.
Лёша скрылся, а я накинула на себя его рубашку. Признаться честно, и мне давно не было вот так хорошо.
Через пару минут мой суженый возвращается с пластиковыми контейнерами в руках и садится на пол. Что ж, устроим домашний пикник.
Зажгли камин, расставили свечи, включили музыку. Романтика… От него веет невероятной заботой и преданностью.
Сначала ели молча, Лёша, очевидно, тоже не на шутку проголодался. Однако потом он всё же разговорился. Болтали о детстве, о школьных проделках, об институтских временах… Забавно кормили друг друга роллами.
Вспомнили тот день, когда я пришла к нему на собеседование.
– Ты вошла в кабинет – и я растерялся. Не знал что сказать. Вакансия-то закрыта, а отпускать тебя не хотелось…
– А я знаешь, как на тебя разозлилась? Порвать на кусочки хотела.
– А как ты меня наклониться перед собой заставила? Вот ведь маленькая стерва!
– Я не хотела, случайно так получилось.
– Ага, так я тебе после сегодняшнего и поверил!
Злюсь и кидаю в него суши с лососем. В ответку получаю ролл, обильно пропитанный соевым соусом. Соус стекает по шее. Охаю, тянусь за салфеткой.
Лёша хватает меня за руку, не давая вытереть солёную густую жидкость.
Смотрит на меня, а затем нежно целует. Слизывает с шеи тягучие капельки, так и не отпустив руку.
Становится жарко: то ли от камина, то ли от его возбуждённого мускулистого тела. Подчиняюсь ему полностью.
Он подхватывает меня на руки и кладёт совсем рядом с камином. Отблески пламени играют в его глазах…
Целует пальцы ног, поднимаясь всё выше и выше… Я протестую, но он лишь сильнее держит мои руки, заставляя лежать неподвижно.
Сладкая мука почти невыносима. Тело требует большего. Наконец он тоже не может больше совладать с собой. Огонь, горящий внутри него, призывает дать ему выход. Мы получили то, что хотели почти в одно и тоже мгновение…
***
Он откупоривает бутылочку моего любимого сливового вина и разливает по большим бокалам. Вино переливается в свете свечей – фантастически красиво.
Пьём, смотрим друг другу в глаза и не находим слов, чтобы выразить чувства.
Да и не надо…
***
Остаток ночи мы провели, доедая суши. Пили вино, смотрели смешные ролики из интернета и болтали.
Рыбы в тот день остались голодными, и я по-настоящему переживала, что акулка съест всю снующую вокруг неё мелкоту.
– Таня… могу я тебя о чём-то очень личном спросить?
– Смотря о чём именно.
– Почему ты сейчас со мной?
– А оно тебе прям так нужно знать?
– Нужно, раз спрашиваю…
– Ладно, отвечу честно – не знаю.
– Но ты же понимаешь, что от меня тебе теперь будет очень сложно отвязаться?
– С чего это вдруг?
– Мне ещё никогда не было так легко с женщиной. Не поверишь… я впервые тот, кто я есть. Не нужно прелюдии разыгрывать, не нужно выслушивать всякий бред…
– То есть? Моя история с ботаном всё-таки не бред.
– Да ну что ты! Это просто сумасшествие, и мне это так нравится в тебе! Ты такая… настоящая… живая. Не то, что все эти жеманки.
– Жеманки?
– Ну да. Знаешь, такие напыщенные: сразу им надо в ресторан, да в самый лучший. И это ладно, если б они туда шли со мной побыть, так нет – себя показать, прежде всего…
– А-а-а… и поэтому ты меня кофе позвал попить? Типа не дотягиваю до гордого звания «жеманки»?
– Да нет, конечно же! Ты что. Но как я мог тебя сразу в ресторан позвать? Ты бы меня послала сразу.
– Интересный вывод. А зачем ты на себя костюм тогда напялил?
– Ну а как? Я же не знал тебя. А вдруг ты бы приехала в вечернем платье? Тогда мне было бы неудобно тебя в кофейню везти. К тому же в приличные места в свитерах не пускают.
– Боже! Какая у тебя сложная жизнь!
– Опять издеваешься? А ну, иди сюда, сейчас я тебя накажу!
Бегаем вокруг дивана, кидаемся подушками. Если бы не стекло, акуле точно половину зубов выбили бы.
Устали.
– Лёш, мне утром домой надо…
– Да ты что? Как это – домой?.. Останься, завтра же только суббота.
– Говоришь, досье моё читал, да? Вот если бы ты читал моё досье, ты бы понял, почему мне нужно домой.
– Не понимаю…
Грустнею. Сказка заканчивается. Начинается реальность.
– У меня сын.
– У тебя сын?
– А что, на роль мамы тоже не подхожу?
– Подходишь… наверное… не знаю. Я не общался с женщинами, у которых есть дети. – Молчу в ответ. Даже объяснять ничего не хочется. – А сколько ему?
– Четыре года.
– Маленький совсем ещё…
– Как сказать… Для меня он уже большой. Мужик.
– Я ему завидую.
– Почему?
– Завидую, что у него такая мама.
– Ну мамаша из меня та ещё, как видишь…
– Может, познакомишь?
Ненавижу этот вопрос! Ребёнок – не собачка. Это только моё, интимное- преинтимное. Я не могу его с каждым встречным знакомить, и хотя Лёша отличный парень, но, в сущности, кто он мне, кем приходится? Достоин ли он этого знакомства? И вообще… мне куда проще кого-то допустить к своему телу, чем к Даньке.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему? С ним что-то не так?
– Это с тобой что-то не так! А с ним всё отлично.