Лучший ученик. Елена Антошина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Всем жителям славного города Даратт известно: лишь полный безумец отважится пойти в помощники к чернокнижнику, ибо чернокнижники есть самое настоящее злобное зло. Микаэлла же сочла такую работу даром богов, и ни нелепое условие мэтра, ни осаждающие его романтично настроенные девы, ни пресветлый жрец, вооруженный ядреной святой водой, не пошатнули ее решимость.

   Как и внезапно нагрянувшие к мэтру ученики, один из которых уже полгода снится ей в кошмарах...

   А меж тем в некогда унылом городке происходят странные дела: исчезают девицы, появляются загадочные незнакомцы, творится запретное колдовство, а та, о ком мэтр не смеет даже мечтать, готова отстаивать его честь с чугунной сковородкой в руках.

   Кому не дает покоя древняя тайна, хранимая мэтром, и что ждет своего часа под землей?

   На что способны оставшиеся без присмотра верная помощница злобного зла и его ученики?

   И к чему в доме чернокнижника самовольно заводится наглая черная кошка?

ГЛАВА 1

Этот город по праву заслужил дурную славу.

   Вдобавок к скверной погоде, магическим аномалиям и на редкость недружелюбным жителям, до сих пор прозябающим в плену диких суеверий, здесь было отчаянно скучно.

   По крайней мере, на весьма предвзятый взгляд мэтра Фолана Крайта, которого не смогло встряхнуть даже недавнее нашествие мелкой, но чрезвычайно пакостной нечисти.

   Ну нечисть и нечисть. Кого-то напугала, кого-то покусала, осквернила ратушу, парадную мантию градоправителя и сад тещи его помощника... Обычные дела. Что в этом особенного?

   Другое дело – чужаки.

   Приезжие в Даратте были явлением нечастым и, увы, скоротечным.

   И мэтр подозревал, что мелкий тощий мальчишка в потрепанной куртке и видавшей виды надвинутой до носа кепке, бредущий по кривым улочкам, тоже здесь надолго не задержится.

   Ворон, вот уже который год служивший Фолану глазами и ушами, тенью скользил за чужаком, отслеживая каждый его шаг.

   О чем мальчишка говорил с горожанами, разобрать не получилось, но несложно было догадаться: он искал работу.

   Гиблое дело.

   Мэтр удобнее устроился в кресле возле уютно потрескивающего камина, усмехнулся, не открывая глаз, дабы не потерять связь с вороном.

   На данный момент в городе имелась лишь одна вакансия. Откровенно говоря, оная имелась уже очень и очень давно, но ни местные, ни приезжие не горели желанием идти в помощники к чернокнижнику.

   Всем жителям славного Даратта известно: лишь полный безумец отважится на это.

   Чернокнижники есть злобное зло.

   Чернокнижники кушают девиц на завтрак и младенцев на ужин.

   Чернокнижники призывают Тьму.

   А потом изгоняют к бесовой бабушке то, что она в себе таит.

   Последний пункт, единственный правдивый, между прочим, народ исправно забывал, а если и помнил, то внятно объяснить, зачем злобному злу самому же себе создавать проблемы, не всегда совместимые с жизнью, не мог.

   Как бы то ни было, близился тот час, в котором народ тоже традиционно винил чернокнижников.

   Час ворона.

   Крупная черная птица, парившая над мальчишкой, насмешливо каркнула, вторя мыслям хозяина.

   Паренек дернулся, вжал голову в тощие плечи, ускорил шаг...

   Ночь пала на Даратт, как коршун на ничего не подозревающую добычу, резко и стремительно.

   Только что узкие улочки полнились мягким вечерним солнцем, предвещающим скорые сумерки, а в следующее мгновение оно сменилось почти непроглядной тьмой.

   Ворон вновь каркнул, победно, раскатисто.

   Для него тьма помехой не была. Как и для его хозяина.

   Мальчишка остановился. Огляделся растерянно, будто и в самом деле мог что-то разобрать в затопившем город мраке.

   Даратт обезлюдел.

   Горожане-то привычные, и к часу ворона стараются разойтись по домам. Не то что незадачливые чужаки, не догадывающиеся о мерзких местных особенностях.

   Незадачливый чужак до побелевших костяшек вцепился в перекинутый через голову ремень сумки и, сжав зубы, решительно зашагал вперед.

   Фолан уважительно хмыкнул.

   Упорный. Смелый.

   Или просто глупый?

   Если поначалу мэтр сомневался, то теперь был уверен, к какой цели столь отважно стремится мальчишка, чье будущее было как никогда непроглядно и пугающе. В прямом смысле.

   Ворон описал над его макушкой круг и вновь разразился хриплым карканьем.

   Вздрогнув, чужак задрал голову, предсказуемо ничего не увидел и прерывисто вздохнул. Обернулся, оценил все же озарившие улочки фонари, худо-бедно разгонявшие мрак, и поплелся дальше, хотя там, куда лежал его путь, не сияло ни единого огонька.

   Фолан потянулся к ворону, а от него – к мальчишке, слившись с ним воедино, став вдруг маленьким, беззащитным и до смерти перепуганным.

   Злобному злу можно. Хотя бы изредка.

   Глаза худо-бедно привыкли к темноте, и чужак уже не боялся споткнуться, но новые страхи не заставили себя ждать.

   Было жутко. Городок, пусть и объятый сейчас тьмой, казался живым, здесь же... Всего в нескольких шагах начинался другой мир. Напряженная тишина, нарушаемая подозрительным хрустом на грани восприятия и тяжелым дыханием мальчишки. Слишком плотный, влажный воздух. Несколько нежилых домов, окруженных заброшенными садами. Зловещего вида пустырь, который чужак пересек бегом и с полным ощущением, что за его спиной кто-то пыхтит, догоняя...

   Ощущения его не обманули. Повинуясь хозяину, ворон нырнул вниз и тюкнул мощным клювом мелкую нежить, уже примеривающуюся, как бы половчее впиться в ногу нежданному ужину.

   Пакость какая. Не успеешь вывести – снова тут как тут.

   К высокой глухой ограде мальчишка добрался, припомнив пару десятков молитв и еще больше слов, которые в его возрасте и вовсе знать не полагается.

   Прижавшись взмокшей спиной к ледяной стене, он заполошно осмотрелся, убедился, что никто его не преследует – наивное дитя, будто и в самом деле что-то заметил бы, – отдышался... И наконец-то окинул взглядом место, в котором столь неосторожно очутился.

   Чужую панику Фолан ощутил как свою.

   Мальчишка затравленно оглянулся. Блики фонарей отсюда казались невероятно далекими, а вздыхающие на пустыре тени – подозрительно осязаемыми.

   Значит, вот как все выглядит со стороны...

   Мэтр внутренне скривился и хотел было отделиться от чужого сознания, но внезапно не смог.

   И круговерть мыслей смела его, накрыла волной, потянула за собой.

   Выбора нет. Если он сейчас позорно сбежит... или если его не примут...

   Нет!

   Ему нужен другой настрой, с этим же у жизни ни за что не выиграть.

   Поглубже натянув почти слетевшую кепку, чужак с колотящимся у горла сердцем подошел к калитке и, не давая себе времени на раздумья, нажал на серебристую кнопку звонка.

   Отступил на шаг, готовясь... Он сам не знал к чему. Чего вообще можно ожидать от такого места?

   Действительно, чего?

   Вынырнувший-таки из бурного водоворота чужих эмоций Фолан по-новому взглянул на свой дом.

   Скупой лунный свет, чудом пробившийся сквозь плотные тучи, мягко мерцал на отполированных черепах, скалящихся со столбиков кованой калитки. На левом восседал крупный ворон, в чьих не по-птичьи внимательных глазах плясали отблески зеленого пламени.

   Мальчишка сглотнул и крепче сжал во вспотевшей ладони подсунутое кем-то явно не добрым объявление, гласящее, что в этом доме ждут-не дождутся помощника.

   Глазницы черепов вспыхнули ядовитой зеленью.

   И чужой страх обжег Фолана весьма забавной мыслью:

   «Предыдущие кандидаты, провалившие отбор?!»

   Тут мэтра буквально вышвырнуло из чужого сознания, да с такой силой, что кресло перевернулось. Загрохотало, зашипело, запахло паленым...

   – Дохлый тролль! – взвыл Фолан из-под опрокинутого кресла.

   Воняло, кстати, соответствующе, хотя виной тому оказался вовсе и не тролль, а взбесившееся зелье, которое мэтр оставил доходить на медленном огне.

   Кажется, переборщил.

   И не только с огнем.

   Последние пять капель мандрагорового экстракта были явно лишними.

   Большой черный котел плясал, расплескивая светящееся в полумраке зелье. Оно ядовито-изумрудными кляксами оседало на полу и стенах, а из его глубин лезло нечто, с чем Фолан совершенно не желал знакомиться. Даже в чисто научных целях!

   Подскочив к распоясавшемуся котлу, мэтр попытался накрыть его. Зелье возмущенно булькнуло и шарахнуло по крышке так, что Фолана отбросило к стене.

   Именно таким – встрепанным, впечатанным в стену и судорожно вцепившимся в тяжелую крышку – мэтра Фолана Крайта, страшного чернокнижника, коим добродетельные горожане пугали детей, и увидел невесть как возникший на пороге гостиной мальчишка.

   Похоже, страшный чернокнижник вновь забыл запереть дверь. А кое-кого даже участь стать украшением для забора не остановила от вторжения в обитель злобного зла.

   Сразу видно – чужак.

   Мальчишка круглыми глазами обозрел творящийся беспредел – как раз в этот момент из котла, окруженная мерцающими пузырями, вырастала на редкость страшная башка – и, подхватив стул, внес в оный свою лепту.

   Стул с противным чавканьем впечатался в бугристую макушку и немедленно в нее всосался, словно ботинок в трясину. Макушка содрогнулась, забулькала и стекла обратно в котел, чем не преминул воспользоваться Фолан.

   – Тащи глаза вырвизуба! – рявкнул мэтр, всем телом навалившись на занявшую законное место крышку. Судя по нараставшему сопротивлению, одного стула неизвестной магической науке твари оказалось мало.

   – Чего?! – пуще прежнего вытаращился мальчишка.

   Фолан молча – котел прыгал так, что любая попытка заговорить грозила завершиться откушенным языком, – ткнул пальцем в сторону шкафа с ингредиентами для зелий, ритуалов и обычных супов, с тоской понимая, что чужак все равно не найдет нужного.

   Однако мальчишка приятно удивил, притащив банку, доверху набитую ярко-алыми крупными шарами с черными разломами зрачков.

   Редкостная гадость. Что по виду, что по запаху.

   Сорвавший крышку чужак скривился, но банку из рук не выпустил, а когда Фолан, подгадав момент, открыл котел, не раздумывая бросил ее в раззявленный рот порождения зелья и пренебрежения техникой безопасности.

   Зелье булькнуло особенно противно. Котел затрясся, резвым козликом подпрыгнул почти до потолка и бессильно завалился на пол, выплескивая свое содержимое.

   Мальчишка подобрался, вцепившись в очередной стул.

   Фолан вскинул охваченные бледно-зеленым сиянием руки, лихорадочно обдумывая, не аукнется ли использование чар еще большими неприятностями.

   Содержимое же котла мирно растекалось по полу, слабо светилось и признаков жизни не подавало.

   – Уфф, – выдохнул злобный чернокнижник, опускаясь рядом с котлом.

   – Ага, – кивнул мальчишка, завороженно взирая на оставшееся за ними поле брани.

   Фолан запрокинул голову, внимательнее рассматривая чужака. Все-таки, сколь бы зоркими ни были глаза ворона, искажения восприятия обойти не удавалось.

   Мальчишка был еще более мелким, чем казалось ворону. Тщедушным. Тонким. Каким-то прозрачным даже. И мешковатая одежда лишь подчеркивала это. Из-под низко надвинутой кепки блестели огромные темно-карие глаза, окаймленные просто-таки неприлично длинными и густыми ресницами. Да все его лицо, если подумать, было совершенно неприличным для парня. Слишком изящные черты. Нежные краски.

   И магии в нем не чувствовалось. Ни единой капли.

   Какой из такого-то помощник чернокнижника?

   Мэтр перевел взгляд на упокоенное зелье и понял: самый что ни на есть настоящий.

   Да и другого все равно нет и вряд ли будет...

   Так почему бы не рискнуть?

   – Я готов тебя нанять, – сообщил Фолан настороженно взирающему на него чужаку. – Жить будешь здесь. Обязанности... Разные. Несложные. Просто делай что я говорю. Без споров и рассуждений. Оплата... Десять форетов в месяц. Проявишь расторопность и смекалку – удвою. Согласен?

   Голос прозвучал хрипло и отчетливо напомнил воронье карканье. Мальчишка же, не дрогнув, просиял и часто закивал, едва не обронив кепку.

   Мэтр с трудом встал, вдруг ощутив себя уставшим от жизни старцем. Подобное состояние накатывало на него все чаще, заставляя задуматься о вещах неприятных, но неизбежных, однако сейчас размышлять о них было недосуг.

   Успеется. А пока неплохо бы и познакомиться. Как-то неприлично называть собственного помощника чужаком. Даже для чернокнижника, от которого соблюдения приличий никто в здравом уме никогда не потребует.

   – Я – мэтр Фолан Крайт, – представился он. – Как тебя зовут?

   – Мика, – неуверенно отозвался новообретенный помощник голосом столь же тонким и нежным, как и он сам.

   – Отлично, – преувеличенно бодро воскликнул Фолан, убеждая себя, что главное не внешность, а характер, и уточнил: – Значит, Микаэль?

   Мальчишка резко скис, попятился было, но, словно о чем-то вспомнив, остановился. Вскинул голову, решительно сорвал кепку...

   И перестал быть мальчишкой.

   – Микаэлла, – выдохнула девчонка, перекинув за спину небрежно заплетенную длиннющую косу цвета темного шоколада.

   На косу Фолан посмотрел как на ядовитую змею. Даже отшатнулся, словно и в самом деле опасаясь нападения.

   Не помогло. Девчонка шагнула вперед, еще и ладошку протянула. Оная, к слову, почти не дрожала.

   – Скрепим договор, мэтр Крайт? – предложила Микаэлла, и Фолан тут же спрятал руки за спину.

   – Боюсь, ничего не получится, – уставившись на особо крупную каплю зелья, пытавшуюся подобраться к его ботинку, выпалил он.

   – Но вы только что сказали!.. – возмутилась было девчонка, но мэтр ее перебил:

   – Я передумал. Работа тяжелая и рискованная, а ты... Ты не маг и вообще...

   Злобное зло в лице помятого тяжелой и рискованной работой чернокнижника стушевалось и мысленно пожелало провалиться сквозь пол. Собственноручно укрепленный магией пол мольбам ожидаемо не внял.

   – Девушка, – поджав губы, закончила расплывчатую мысль Микаэлла. – В этом все дело, ведь так?

   Фолан промолчал, буравя взглядом хищную каплю. Капля упорно ползла к нему...

   – Но других желающих что-то не видно! – бессовестно надавила на больную мозоль девчонка.

   – Мало кто хочет связываться с темным магом, – мрачно заметил мэтр и носком ботинка отшвырнул от себя живучую каплю.

   – Я хочу! – горячо заверила девчонка и без лишних сантиментов придавила ногой шлепнувшуюся прямо перед ней частичку зелья. Капля тонко пискнула и затихла. Навеки. – Вот увидите, я вас не подведу! Не верите?!

   – Дело не в вере, а в правилах! – не выдержал Фолан. – Не принято у нас к темной магии женщин подпускать!

   – А вы не подпускайте! Да я к ней и не подойду! – не сдавалась Микаэлла, наступая на пятящегося мэтра. – Сами с ней возитесь. А я подам то, что вам понадобится, и прослежу за тем, чтобы вас ничто не сожрало в процессе!

   Фолан уперся спиной в стену и тяжело вздохнул. Сожрать и в самом деле могли. Более того, пару раз уже понадкусывали, не смертельно, правда... пока что. И зелье это... Кто знает, сумел бы он отбиться в одиночку?

   Микаэлла же... Смелая, решительная и, кажется, совершенно отчаявшаяся. И будь она парнем...

   Мэтр застыл, осененный, возможно, не особо умной, зато единственной идеей.

   А, собственно, почему бы и нет?

   Дурацкие правила никогда его не прельщали. И разве никто их не нарушал?

   – Мика-элла, – задумчиво протянул Фолан. – Мика. Хорошее имя, помощничек! Нанимаю тебя. Условия оговорены, срок – год. И чтобы в течение этого времени никто не знал о том, что мне служит не парень. Захочешь сбежать раньше или же попытаешься проболтаться – и твой череп украсит мой забор. Так сказать, третьим будет.

   С черепом он, конечно, перегнул, но наглая девица сама напросилась.

   Пусть теперь не жалуется.

   Мэтр выхватил у опешившей девчонки кепку и надел ей на голову, пряча злосчастную косу, а затем сжал узкую ледяную ладошку и, не дожидаясь возражений, шепнул пару слов на древнем языке.

   Свечение, охватившее их сцепленные руки, на миг стало непереносимо ярким и, распавшись на множество искр, погасло.

   Чары скрепили договор. Отрезали путь назад.

   Связали их судьбы ровно на год.

   Фолан разжал руку и окинул ошалело хлопающую глазами Микаэллу критическим взором.

   Мальчишка мальчишкой. Если не приглядываться слишком уж внимательно. А кто в этом благочинном болоте рискнет пристально рассматривать безумца, по собственной воле поступившего в услужение к злобному злу?

   То-то же!

   И коварный чернокнижник, наконец-то обзаведшийся помощником, торжествующе улыбнулся.

ГЛАВА 2

– Поберегись!

   Звонкий возглас прокатился по узкой улочке, обгоняя тележку. Бодро подскакивая единственным колесом на кочках, она с каждым мигом все набирала и набирала скорость.

   Закаленные обусловленными соседством с чернокнижником напастями горожане резво отпрыгивали, пропуская разогнавшуюся тележку, а заодно и Микаэллу, стремглав мчавшуюся за беглянкой.

   Вот чуяло же сердце, что не стоило связываться с пекарем! По крайней мере, в одиночку. Везла себе заказ мэтра – вот и везла бы дальше! Нет ведь, повелась на уговоры, решила глянуть, что за бесовщина в пекарне творится... Нужно было выпихнуть из дома мэтра, тогда не пришлось бы гоняться за одержимой пакостным духом тележкой! А в ней, между прочим, новенький инвентарь. Лопаты, котел, какие-то непонятные, но, несомненно, незаменимые чернокнижные штуки. Лишь чудом пока что ничего не выпало.

   Тележка резко свернула. Мика чуть не пролетела поворот, затормозила, разворачиваясь, и, едва не растянувшись на мостовой, потеряла драгоценное время.

   Тележка бодро грохотала в конце длинной улочки, сопровождаемая возмущенными возгласами и лаем потревоженных псов.

   Зло плюнув ей вслед, Мика поглубже натянула едва не потерявшуюся шапку и, сунув руки в карманы короткой курточки, заторопилась домой.

   В обитель чернокнижника.

   Сказал бы кто полгода назад, что именно станет ей пусть и временным, но пристанищем, от души бы посмеялась над такой нелепой шуткой. Однако у жизни оказалось своеобразное чувство юмора.

   К кованой калитке Микаэлла – окольными путями – добралась первой. Спустя миг по пустырю прогрохотала бесова тележка...

   На скорость реакций Мика никогда не жаловалась, а за эти полгода еще и отточила их почти до совершенства. Отскочив в сторону в последний момент, она все же растянулась на земле. Раздался гул, скрежет, скрип... И в глазах на миг потемнело, а в ушах глумливо завыло эхо.

   Медленно сев, Мика ощупала наливающуюся болью макушку, покосилась на валявшийся рядом череп – увы, не настоящий, а из нуйской древесины, плотной, тяжелой и, как выяснилось, травмоопасной.

   И не только для неудачливых помощниц чернокнижника.

   Череп полетел в кривлявшегося над обломками тележки духа. Пронзительно заверещав, дух бесследно растворился в горьковато-пряном осеннем воздухе.

   Мика с трудом поднялась, держась за ушибленный бок. Подхватила череп, протерла его рукавом и пристроила под столбиком. На место эту тяжеленную орясину пусть мэтр ставит, он в последнее время и так из дома почти не выходит. Скоро и вовсе мхом зарастет. Ну или растолстеет настолько, что в дверь не пролезет.

   Интересно, оценят ли горожане абсолютно круглое злобное зло?

   Отмахнувшись от возникшей в голове презабавной картинки, Микаэлла собрала раскиданный инвентарь, заботливо сгрузила его рядом с черепом и скользнула в калитку.

   Под ногами зашуршали листья. Где-то неподалеку протяжно каркнул ворон.

   Невольно она вспомнила, как вошла сюда впервые. Была ночь, и особняк, освещенный зловещими зеленоватыми огоньками, навевал ужас. Но днем, пусть даже серым и ненастным, все виделось не таким уж страшным. Сейчас дом не нависал бесформенной громадой, грозя раздавить наглого чужака. Он казался меньше и уютнее. Насколько вообще может быть уютным пристанище темного мага со специфическими вкусами и понятиями о красоте и комфорте.

   Башенки разной высоты пронзали низкое небо острыми иглами шпилей. В час ворона на них плясали зеленые болотные огни, и Мика часто любовалась этим жутким, но завораживающим танцем.

   Серые камни стен густо оплетал плющ, чьи темно-зеленые листья казались почти черными. В сумерках они мерцали красным, шевелились даже в безветренную погоду и, кажется, о чем-то шептались между собой.

   Подслушать Мика так и не отважилась.

   Окна наглухо закрывались ставнями, не пропускающими ни единого лучика, и оттого по ночам казалось, что здесь никто не живет. Или что злобному злу не нужен свет. Кто же черномагические беззакония при свете-то творит?

   О том, что ночами злобное зло совершенно злобно давит подушку и беззаконно храпит на весь особняк, Мика и безо всяких клятв никому не рассказала бы. Во-первых, никто бы не поверил. Во-вторых, заговаривать с ней не спешили.

   Помощника чернокнижника в Даратте искренне считали безумным и без особой надобности связываться не желали. И утренние догонялки с тележкой наверняка лишь укрепили горожан в правильности принятого решения.

   По той же причине Мика ничуть не переживала за сохранность своей тайны. Вернее, она искренне считала, что тайна целиком и полностью принадлежит мэтру, так как сама в этом проблемы не видела.

   Не принято подпускать женщин к темной магии? Что за чушь! Сейчас в академиях и парней, и девушек какой угодно магии обучают, и черной, и белой... Да хоть зеленой в желтую полосочку! Вот только мэтр застрял в далеком прошлом и знать ничего не желал. Мика и не настаивала, чужие странности она уважать умела. И вовсе не потому, что боялась украсить своим черепом забор.

   Этими угрозами мэтр мог разве что горожан запугать. Они-то не видели, как красиво хлопнулся в обморок страшный чернокнижник, стоило его помощнице немного поранить руку, и оттого старательно каждое полнолуние и новолуние запирали девиц дома. Что не мешало оным девицам ускользать из-под надзора и околачиваться возле особняка, оглашая окрестности томными вздохами.

   Чернокнижники средь трепетных романтичных дев ныне были в моде.

   И Мика даже знала, откуда мода эта пошла.

   Любовные романы таинственной лэры Айрил пользовались невероятной популярностью вот уже лет пять. С ее легкой руки впечатлительные девицы страдали и по оборотням, и по вампирам, и даже по призракам. А недавно лэра писательница взялась за чернокнижников...

   Микаэлла, наслушавшись восторженных отзывов подруг, тоже прочла пару книг и вынужденно признала, что выдуманные чернокнижники, прекрасные ликом и душой, непременно мужественные, загадочные, мрачные и благородные, предпочитающие словам поступки, действительно способны разбередить юные – и даже не очень – сердца.

   В отличие от чернокнижников реальных, которых лэра Айрил, судя по всему, в глаза никогда не видела.

   Особенно в домашней обстановке.

   Нет, местное злобное зло было весьма симпатичным. Выглядело оно лет на тридцать, часто вело себя на тринадцать, а в иные моменты в его светло-серых глазах мелькало что-то настолько древнее и мудрое, что аж дух захватывало.

   В очень, очень редкие моменты.

   Сейчас это самое зло, до острого кончика носа закутавшись в огромный мягкий халат, восседало – или скорее уж возлежало – в кресле-качалке и бессовестно похрапывало. Темные волосы, давно нуждающиеся в стрижке или хотя бы в расческе, прикрывали глаза. Из-под халата выглядывали потрепанные жизнью носки. Красный и синий. На большом пальце синего расползалась дыра.

   Мика готова была поклясться, что не далее как вчера собственными руками выбросила эту жуть! Наверное, уже в пятый раз. Но кошмарные носки всегда возвращались к хозяину.

   Ну вот кто будет зачаровывать носки? Тем более такие...

   Самое то для героя любовного романа, не правда ли?

   В просторном холле царил полумрак, в котором терялись и изогнутая лестница, ведущая на второй этаж, и забитые книгами вперемежку со всяческим полезным и не очень хламом шкафы вдоль темных стен, и высокий потолок с массивной люстрой, крепящейся к толстой цепи.

   С люстры вниз головой свисала не менее толстая летучая мышь совершенно дикого ярко-фиолетового окраса.

   Ей не повезло упасть в одно из зелий мэтра. С тех пор так и обретается в особняке. Иногда, под настроение, даже ошалевших девиц отваживает.

   Кстати о зельях. Посреди холла над магическим пламенем мерно булькал очередной эксперимент, предусмотрительно прикрытый тяжелой крышкой.

   Мэтр столь же мерно посапывал в сторонке, беспечно пустив процесс на самотек.

   Мика вздохнула и без особого пиетета пнула кресло.

   – А?! – подскочило злобное зло.

   – Доброе утро, мэтр! – лучезарно улыбнулась она. – Как спалось? Ничего важного не откусили?

   – Оно безобидное, – зевнув и покосившись на зелье, без особой уверенности сказал Фолан и сменил тему: – Что нового в городе?

   Он выпутался из халата, оставшись в светло-серых домашних брюках и рубашке, обошел котел, потыкал в него ногой в красном носке.

   Из-под вроде бы плотно пригнанной крышки выкатилась едко-желтая капля, шлепнулась вниз...

   С двумя дырками на носках облик мэтра обрел некую гармонию и завершенность. Увы, ненадолго: прожженные края тут же потянулись друг к другу и под грустный вздох мэтра накрепко срослись.

   – Девица Гратов пропала, уже сутки дома не появляется, – отодвинувшись подальше от котла, принялась перечислять собранные слухи Мика.

   – Не крал, – отмахнулся Фолан.

   – Исчезли три дворняги...

   – Не ел.

   – Градоправитель жаждет с вами пообщаться...

   – Не хочу.

   Мэтр погасил огонь под котлом. Приподнимать крышку, впрочем, не спешил, сначала прислушался, не зародилась ли там жизнь.

   Сегодня пронесло.

   – А придется, – с почти искренним сочувствием вздохнула Мика.

   – С чего бы? – поморщился Фолан, осторожно заглядывая в котел и с интересом изучая нежно-лиловое зелье.

   Похоже, он и сам не знал, что у него вышло.

   – На прошлой неделе вы имели несчастье столкнуться с лэри Ванс, – издалека начала Мика, не раз уличенная начальством в отсутствии такта. – В кустах возле кладбища...

   – И? – насторожилось оное начальство, печенкой чуя подвох.

   – И теперь лэр градоправитель обвиняет вас в том, что в тех кустах вы скомпрометировали его сестру, – на одном дыхании выпалила Мика, решив, что такт здесь уже не поможет. – Три с половиной раза.

   – С половиной? Это как? – растерялось злобное зло.

   – Простите, уточнить постеснялась, – хмыкнула его приспешница. – И потом, вам лучше знать, чем вы в этих кустах занимались...

   – Лично я – защищался! – оскорбленно вскинулся Фолан, побледнев так, что едва заметные, почти невидимые веснушки на носу стали яркими, как весеннее солнышко.

   – Объясните это лэру Вансу, – посоветовала Мика.

   – На месте лэра Ванса я бы молчал, даже будь это правдой, – насупился мэтр.

   – Не скажите. Такую сестру я бы и сама выпихнула замуж за кого угодно. Даже за вас, – не согласилась она.

   Характер у нежной с виду девы был не просто тяжелым, а поистине невыносимым. Вот градоправитель и не вынес... Вернее, решил поднапрячься и перебросить на чужие плечи. Кто ж виноват, что подвернулись именно плечи мэтра?

   Из дома он выбирался редко, но удивительно метко.

   Может, и правы пресветлые жрецы, утверждая, что темная магия до добра не доводит.

   – У тебя, кажется, какие-то личные дела были? – поскучнел чернокнижник.

   – И есть, – кивнула Мика, проследила, как мэтр устраивается в любимом кресле, и с подозрением осведомилась: – Опять за кем-то шпионить собрались?

   – Не шпионить, а наблюдать, – огрызнулся Фолан, прикрывая глаза. – Я кое-кого жду. А ты иди уже отсюда... И вернись до темноты.

   – Боитесь за меня? – поддразнила помощница.

   – Боюсь за себя, – буркнул мэтр.

   – Правильно боитесь, – пробормотала Мика. – Вот врастете в кресло...

   Хотя еще не известно, что хуже: стать частью мебели – или же мужем кого-то вроде лэры Ванс.

   От такой никакие зачарованные носки не спасут.

   И не спасутся.

   – Что? – не расслышало успевшее расслабиться злобное зло.

   – С ворот череп упал, говорю, поставить бы на место, – громко сказала Мика. – Ну заодно и инвентарь собрать неплохо бы.

   – А почему упал череп и что инвентарь делает у ворот? – нахмурился мэтр, приоткрыв один глаз.

   – Потому что в ворота врезалась тележка.

   – И какого беса она туда врезалась?

   – Не беса, а духа, – поправила Мика. – Того, что в нее вселился.

   – Микаэлла... – простонал Фолан, окончательно просыпаясь. – Где ты откопала духа?!

   – Я не копала. Я всего лишь заглянула в пекарню. Он сам привязался.

   – Пекарня в другой стороне Даратта, – вкрадчиво уточнил мэтр. – Как ты там оказалась?!

   – Не могла же я отказать пекарю в маленькой просьбе осмотреть лавку, – скромно опустила глаза Мика. – Там уже пару дней что-то грохочет и стенает, вот я и...

   – Потащилась туда сама вместо того чтобы позвать меня! – вскочило на ноги всклокоченное и до глубины черной-пречерной – по уверениям тех же жрецов – души возмущенное зло.

   – В прошлый раз вы две недели ворчали и бухтели, что я потревожила вас из-за какой-то ерунды, – напомнили ему.

   – В прошлый раз действительно была ерунда!

   Мэтр живо смахивал на кипящий чайник, из носика которого вовсю валит пар, и Мика опасливо отошла поближе к двери, прежде чем сказать:

   – Вы бы памятку, что ли, написали, что считать ерундой, а что – важным событием. А то я уже совершенно запуталась!

   За дверь она вымелась раньше, чем в нее запустили крышкой от котла. Послышался глухой удар, писк, всплеск... короткое, но емкое ругательство.

   Кажется, мышь снова упала в котел.

   Мика со вздохом посмотрела на небо, прикинула, что времени еще достаточно, и вернулась в дом.

ГЛАВА 3

Вылавливали, отмывали и успокаивали мышь в четыре руки, в процессе заляпав и пол, и одежду зельем с неизвестными свойствами, и Мика отчаянно надеялась, что не станет нежно-лиловой. По крайней мере, мышь окрас не изменила, а также не взорвалась, ни в кого не превратилась и в общем и целом – если не считать душевного потрясения – чувствовала себя неплохо. Вымытая и высушенная, она распушилась, словно одуванчик летней порой, куснула зазевавшееся злобное зло за палец и с ругательным писком улетела на второй этаж, где и затихла.

   Не забыть бы проверить кровать перед сном. Вряд ли оскорбленная мышь утолила жажду мести одним лишь пальцем чернокнижника, всего-навсего надкушенным, а не отгрызенным.

   Забинтовав палец непрерывно причитавшему пострадавшему, Мика переоделась, прихватила заранее подготовленную сумку и выбежала из особняка, старательно проигнорировав заляпанный зельем пол.

   Потом уберет. А если мэтру что-то не нравится, пусть сам тряпкой поработает или там жуткомогучие полоотмывательные чары использует. В другой раз трижды подумает, прежде чем в слабых и беззащитных помощниц крышками бросаться!

   Обогнув дом, Мика остановилась возле сплетенной из стеблей роз полукруглой клетки. Она походила бы на просторную беседку, будь у нее хотя бы один вход. Стебли сплетались тесно, да и распустившиеся бутоны мешали обзору, но Мика все же нашла небольшую прореху и затаив дыхание посмотрела на дивное существо, лениво поедающее розовые лепестки.

   Сумрачный конь цвета самой непроглядной ночи, высокий, изящный, с раскосыми глазами, в фиолетовой глубине которых сверкали зарницы, с роскошной гривой, темным туманом стекающей на землю. Чистое воплощение магии. Бесшумное. Быстрое, не знающее устали. Прекрасное. Совершенное.

   И подчиняющееся лишь чернокнижникам.

   Простым смертным даже и мечтать о подобном счастье не стоило.

   Но Мика мечтала. И, вопреки недовольству мэтра, регулярно не только любовалась своей мечтой, но и касалась ее. Вот и сейчас, привычно оцарапавшись, протиснула-таки руку внутрь клетки и разжала ладонь.

   Горсть белоснежных лепестков тут же заинтересовала волшебное создание.

   Белые розы здесь не росли, зато в изобилии водились в саду градоправителя. Вряд ли кто заметит, что оных стало немного меньше... Ну, или много, какая разница. Все равно бы завяли или пали жертвой первых морозов.

   Прикосновение мягких губ к ладони было щекотным и ни на что не похожим. Словно ласковый ветерок погладил, сдувая легкие лепестки. Миг – и ни одного не осталось. Осмелев, Мика сама дотронулась до чудесного создания. Оно отпрянуло, по руке мазнула взметнувшаяся грива. Кончики пальцев закололо, и в голове зашумело, потемнело. Мика торопливо шагнула назад, глянула на ладонь.

   На коже медленно таяли черные узоры. Вместе с тем отступала дурнота.

   Вздохнув, Мика побрела к скрывающейся за кустами шиповника калитке. Там ее ждало еще одно творение мэтра, в отличие от первого целиком и полностью переданное в распоряжение помощницы. Велосипед. Жуткая конструкция из металла и дерева, обладающая характером не менее норовистым, чем живой – или же созданный – жеребец. Мика научилась неплохо с ним обращаться, однако о том, сколько шишек набила в процессе обучения, до сих пор вспоминать было больно. А еще – обидно, потому что злобное зло, выступавшее в роли наставника, скупилось лишь на похвалу, но не на едкие комментарии промахов.

   Мика вывезла велосипед за калитку, оседлала его и медленно поехала по узкой, усыпанной листвой тропке, вдоль которой неустанными стражами застыли клены. Поначалу путь шел в гору, и приходилось прилагать немало усилий, но когда тропа влилась в широкую ровную дорогу, стало легче. Мика успевала и педали крутить, и по сторонам смотреть.

   Осень раскрасила Даратт во все оттенки золота и багрянца, и они переливались под ярким, но уже лишенным летнего тепла солнышком, наполняясь светом и жизнью. Привычные дома казались сказочными, городок – милым и уютным, а будущее – непременно счастливым. И радоваться этому будущему хотелось прямо сейчас.

   Мика и радовалась. Улыбалась, подставляя лицо свежему ветру, и совершенно не обращала внимания на шарахающихся горожан, осеняющих себя священным кругом и – на всякий случай – плюющих вслед пособнику злобного зла.

   Вскоре Даратт остался позади. До Сверта – соседнего городишки – было около двух часов езды на обычном велосипеде, но когда это мэтр Фолан Крайт признавал что-то обычное? Мика крутила педали, пока не устала, а затем нехотя коснулась вделанного в основание руля ярко-алого камня, нащупала выемку и что было сил надавила на нее. Зажмурившись, намертво вцепилась в руль, задержала дыхание...

   Велосипед ожидаемо рванул с места, словно дикий жеребец. Мика подозревала, что он только и ждет подходящего момента, чтобы сбросить наглого седока. Мэтр уверял, что это все фантазии, а в частых падениях виновата лишь ее неловкость и глупый страх. Возможно, так оно и было, но отчего-то сам мэтр наотрез отказался продемонстрировать собственные ловкость и бесстрашие, проехавшись на своем изобретении хотя бы парочку кругов. Во внезапно разболевшееся колено Мика ничуть не поверила, но мазь для суставов приготовила. Жгучую и вонючую настолько, что даже плотно закрытая баночка не спасала. И злобное зло, скрепя сердце и скрипя зубами, под пристальным взором своей приспешницы послушно втер в якобы разболевшееся место все до последней капли.

   С тех пор рискованных замечаний от мэтра не поступало.

   Добравшись до Сверта – с ветерком, едва не сдувшим ее обратно в Даратт, – Мика с величайшим облегчением и таким же трудом отключила артефакт. Нащупать выемку на небольшом камешке, гарцуя на взбесившейся железяке и держась при этом только одной рукой, было трюком, опасным для жизни и психического здоровья.

   Если бы не связанная с одержимой тележкой и нырнувшей в зелье мышью задержка, Мика предпочла бы два часа крутить педали. Небось ноги не отвалились бы. Зато сейчас они дрожали, и вовсе не от усталости.

   Сверт был немного больше Даратта. Чуть шире улицы, чуть выше дома. А вот люди – намного дружелюбнее. Наверное, оттого, что в худом пареньке на скрипящем велосипеде трудно с ходу опознать пособника злобного зла из соседнего городка.

   Мика спокойно доехала до давно примеченного старого заброшенного дома в тихом тупичке и, отогнув две доски, завела велосипед в заросший сад. Вытряхнула содержимое своей сумки прямо на пожухлую траву и решительно принялась за дело...

   Через десять минут в небольшое уютная кофейня с флюгером в виде летящего дракона вошла невысокая девушка в теплом зеленом платье, прикрывающем колени, коротком светло-коричневом пальто и коричневых же удобных туфельках. Она поправила каштановые волосы, заплетенные в аккуратную косу, растерянно оглядела полупустой зал – и просияла, увидев-таки за дальним столиком у окна знакомую фигуру.

   Но в знакомом облике на этот раз было что-то новое.

   Темно-синий брючный костюм, удобный, но при том красивый.

   Кольца из странного дымчатого металла на тонких пальцах.

   Коротко подстриженные темные волосы с густой длинной челкой, в которой выделялись ярко-алые пряди.

   – Микаэлла! – подхватилась с места девушка, заметив немного растерявшуюся Мику. – Как же я соскучилась!

   – Я тоже, Мари! – рассмеялась та, заключая девушку в объятия. – Я тоже.

   Они не виделись ровно месяц.

   Мариэлла, старшая сестра Мики, единственная из семьи умудрившаяся родиться с даром, причем светлым, вот уже второй год училась в Школе волшебных искусств. Жила она там же, и на воле студенты бывали нечасто, недолго и недалеко – всего лишь в расположенном рядом Сверте. По домам мучеников науки не распускали даже во время каникул, полагая, что место недоучек – за надежными, укрепленными стенами Школы под присмотром закаленных суровыми, почти что боевыми буднями преподавателей.

   Полгода назад Мику это очень возмущало и расстраивало. Теперь же она искренне радовалась строгим школьным порядкам... и считала дни до выпуска сестры.

   Оставалось продержаться год.

   Не так уж и много на первый взгляд.

   Бесконечно много – на все последующие.

   Мика сидела за столиком, пила вкуснейший горячий шоколад, слушала звонкий голос сестры и отчаянно надеялась, что она ничего не заподозрит. И не станет расспрашивать слишком уж подробно, как живется младшей.

   Мике повезло: за этот месяц в жизни Мари случилось столько всего интересного, что отведенное для встречи время пролетело, словно миг. Засверкало одно из колечек на пальце Мари, и она замолчала на полуслове, виновато посмотрела на сестру:

   – Совсем я заболталась! Как ты? Что нового? Как здоровье тетушки? Она снова не пришла, ей не хуже?

   – От поместья до Сверта путь неблизок, – безмятежно улыбнулась Мика. – Тетушка здорова, но по-прежнему ленива. Не обижайся на нее. И не переживай. Учись усерднее, чтобы я по праву могла тобой гордиться!

   – Сможешь, – уверенно кивнула Мари, вставая, и тут же погрустнела. – Как жаль, что я не могу тебя проводить! Я на отлично сдала экзамен по перемещениям в пространстве, но меня накажут, если я окажусь далеко отсюда...

   – Брось, – махнула рукой Мика. – Я быстро доеду, и стемнеть не успеет. Не волнуйся. Встретимся через две недели, да?

   Мариэлла вздохнула, обняла сестричку и, попросив передать пожелания доброго здравия тетушке, трижды покрутила кольцо на пальце. Оно вспыхнуло так ярко, что Мика на миг зажмурилась, а когда открыла глаза, сестры уже не было. Лишь золотистые искры медленно таяли в воздухе.

   Мика без сил опустилась на стул и одним глотком допила оставшийся шоколад, остывший, вязкий и заметно горчивший.

   Обманывать сестру ей не нравилось. Но и правду она сказать не могла.

   Пока что не могла.

   – Всего лишь год, – тихо напомнила себе Мика, до боли в пальцах сжимая пустую кружку. – А потом мы вместе пожелаем тетушке доброго здравия, Мари. От всей души.

   Купив коробочку нежнейших сливочных пирожных для охочего до них злобного зла, она вышла из кофейни. Бросила взгляд на высокую башню с часами на противоположной стороне круглой площади и заторопилась к заброшенному саду, с досадой подумав, что вновь придется воспользоваться придающим скорость амулетом, иначе до часа ворона домой не доберется. Не то чтобы Мика сильно боялась оказаться на улицах города в это не очень-то подходящее для одиноких прогулок время, но мэтр нервничал, когда она задерживалась, а нервное злобное зло становилось еще более ворчливым и вредным, а самое страшное – для успокоения принималось варить очередное экспериментальное зелье, бросая в котел все, что подсказывало вдохновение.

   Вдохновение в такие моменты тоже было злобным. Порой – просто-таки убойно.

   Мика прибавила шаг и почти свернула за угол, как позади раздался полный удивления возглас:

   – Микаэлла?! Микаэлла Вэнтариан!

   Увы, этот голос был ей хорошо знаком. Настолько, что она, прижав коробку с пирожными к груди, бросилась бежать, уже не задумываясь, куда именно. Остановилась, лишь оказавшись на людной улице. Прислонившись к стене аптечной лавки, удачно скрытой разросшимся кустом боярышника, огляделась...

   Никто ее не преследовал. А может, просто не догнал.

   Хотя умом Мика понимала, что скорее всего верен первый вариант, от второго отмахиваться не спешила. Съехав по шершавой стене вниз, на все еще зеленую травку, она прикрыла глаза и пару раз легонько приложилась затылком о холодный белый камень.

   Прошедшие полгода совершенно ее избаловали и лишили бдительности, а ведь расслабляться не стоило ни в коем случае. Как и верить тому, что ее и в самом деле оставят в покое.

   Была ли эта встреча случайной? Или же...

   – Милая, тебе плохо?

   Участливый вопрос, раздавшийся над головой, произвел эффект вылитой на нее же ведра ледяной воды. Мика вскочила на ноги, сильнее прижав к себе коробку и наверняка расплющив пирожные, и только потом осознала, что по-прежнему в безопасности.

   Пухлый пожилой мужчина в серо-зеленой аптекарской форме взирал на нее с состраданием, с каковым, должно быть, и следует взирать на не особо здоровых – не столько телом, сколько душой – растрепанных, прячущихся в кустах девиц.

   – Я в порядке, спасибо, – выдавила из себя слабую улыбку Мика и, бочком пробравшись между стеной и боярышником, пошла вниз по улице, настороженно глядя по сторонам.

   Недоверчивое хмыканье доброго аптекаря она предпочла не заметить.

   Мике казалось, что бежала она недолго и забралась недалеко, но страх загнал ее чуть ли не на другой конец города, и обратный путь до кофейни, а оттуда и до заброшенного сада занял немало времени.

   Стрелки башенных часов неумолимо приближались к цифре пять, намекая, что скорость амулета придется выставить на полную мощность.

   А на подходе к потайному лазу в старом заборе Мика услышала, что за ней кто-то идет...

   Осторожно, мягко ступая.

   Но натренированное жизнью в доме беспечного чернокнижника ухо безошибочно различило эти шаги.

   Она торопливо нырнула в дыру, едва отодвинув одну доску и чуть не прищемив косу. Подбежала к прислоненному к яблоне велосипеду, кинула в прикрепленную к нему корзину – в дополнение к уже лежащей там сумке с вещами – коробку и, вцепившись в своего верного железного коня, повела его по узкой тропке, уходящей в глубь сада.

   Где-то там скрывалась калитка, выводящая в заросший овраг. При желании из него можно было выбраться на приличную дорогу. При очень, очень сильном желании.

   Тот ли от страха, то ли на самом деле, но Мика услышала скрип отодвигаемых досок и чье-то недовольное сопение, и это немыслимым образом придало ей и скорости, и сил, и ловкости. Сквозь запущенный до безобразия сад она проскочила, не заметив препятствий, и почти вросшую в землю калитку тоже открыла с первой же попытки. И даже из оврага выбралась без проблем – если не считать оными окончательно растрепавшиеся волосы и экстравагантные украшения в виде репьев.

   О том, что неплохо бы переодеться, Мика и не вспомнила. Едва оказавшись на ровной дороге, оседлала велосипед и, выставив самую большую скорость, активировала амулет...

ГЛАВА 4

По пустынной дороге, ведущей в Даратт, мчался черный всадник на черном коне.

   Глухой стук копыт отмерял мгновения, разносясь далеко окрест.

   Наступал час ворона.

   Неумолимо, капля за каплей сцеживая ранний осенний закат, подменяя его пока еще прозрачными сумерками, которые, сгущаясь, туманным плащом тянулись за всадником.

   Пылало алым заревом небо. Им же, отраженным, пылали колючие кусты вдоль дороги.

   Город приближался. Воздух густел. Тонко звенела разлитая в нем темная магия, и опьяненный ею конь, не сбавляя скорости, едва вписался в особо крутой поворот капризной, на диво дрянной дороги.

   Кто же знал, что в тот же миг с узкой тропы на ту же дорогу вынесет еще одного седока на слишком резвом железном коне?

   Всадник успел натянуть поводья в самый последний миг. Разгоряченный конь взвился на дыбы, молотя копытами; раздался противный лязг, короткий тонкий вопль и ядовитое шипение потревоженных кустов – словно в них влетел выпущенный из пращи булыжник.

   Очень большой булыжник.

   – Вэрто, Тарк! – хрипло выкрикнул всадник, и конь послушно замер, позволяя хозяину спешиться и оглядеться.

   Всадник успокаивающе похлопал коня по шее, нахмурился, заметив на дороге еще одного – железного и покореженного. Шагнул к подрагивающим, изрядно помятым кустам и, резко разведя защищенными перчатками руками колючие ветви, увидел-таки «булыжник».

   Оный сидел, неловко поджав под себя ногу и обхватив плечи. Длинные волосы почти полностью закрывали лицо, и всадник смог разглядеть лишь огромные испуганные глаза, в которых отражались закат, презрительно фыркающий конь и он сам.

   Нечто высокое, с головы до ног обряженное в черное, в низко надвинутой шляпе.

   Зрелище, стоит признать, не для слабых духом.

   И уж точно не для хрупких «булыжников».

   Девчонка гулко сглотнула и попыталась отползти подальше, не обращая внимания на вцепившиеся в волосы, одежду и незащищенную ею кожу колючки. Всадник досадливо поморщился и протянул вперед руки ладонями вверх:

   – Не бойся. Я хочу помочь. Можешь встать?

   Нежданная проблема попыталась, со сдавленным ойканьем шлепнулась обратно и покачала головой, не сводя с него настороженного взгляда из-под растрепанных волос.

   Протянутую руку, однако, принимать не торопилась.

   Правильно, в общем-то.

   Кто в здравом уме добровольно коснется чернокнижника?

   Тем более в преддверии часа ворона, когда, по местным поверьям, один взгляд темного мага способен лишить воли, души и – если верить свежим слухам – кровных сбережений.

   Последнее, признаться, обижало. Ладно еще воля и душа, классика вечна и незыблема, но во все времена чернокнижники зарабатывали достаточно, чтобы не посягать на чье-либо сбереженное, не важно, кровно или не очень.

   Да, в поведении девчонки не было ничего необычного. И чернокнижник уже хотел убрать руку, когда оная девчонка все же в нее вцепилась.

   Неожиданно, решительно и очень крепко. Так, что опешившему магу лишь чудом удалось сохранить равновесие и невозмутимое выражение лица.

***

Это определенно был чернокнижник. И вовсе не характерная одежда и сумрачный конь, нетерпеливо похрапывающий поблизости, выдавали его.

   Дело было в силе. В той самой силе, которую простые смертные не могли видеть, но неплохо ощущали и неосознанно боялись.

   Но только не привычная Мика. Разумно ли бояться ветра или солнца? Магия, будь она светлой или темной, ничуть от них не отличалась. И не делила людей на одаренных и обычных, одинаково ластясь ко всем. Вот и сейчас она щекотными мурашками рассыпалась по позвоночнику, колола кончики пальцев, невесомыми бабочками порхала в животе...

   Впрочем, последнее, скорее всего, было от нервов. Сложно не нервничать, столкнувшись с разгоряченным конем и улетев в кусты, лишь чудом не свернув себе шею и не переломав ноги.

   Последние, пусть даже и не переломанные, дрожали так, что без посторонней помощи Мика вряд ли бы сумела встать. А потому все же решила этой помощью воспользоваться.

   Совершенно внезапно для предлагавшего.

   Цепко схваченный за руку чернокнижник вздрогнул, словно хотел вырваться и убежать. В общем-то простое и понятное желание: нормальная девица ни за что не отважилась бы коснуться темного мага, а от ненормальных, вдохновленных модными романами, любое злобное зло само предпочитало держаться как можно дальше. И не объяснишь ведь, что конкретно у этой девицы свое собственное зло имеется, оттого и чужое ее не пугает. Вот мэтр, вернее, его ворчание и упреки, – дело иное. Именно он ей поначалу и померещился, не иначе как головой при падении слишком сильно ударилась.

   Голова согласно закружилась, и только-только поднявшаяся Мика завалилась на не отошедшего от первого и никак не ожидавшего второго шока чернокнижника.

   Миг спустя стало ясно, что он молод и неопытен. Закаленный жизнью и девицами, подобно мэтру, отошел бы в сторонку, а не ловил ее. И не то чтобы Мика была против, просто...

   Поймать-то он ее поймал, но потом застыл, изображая самобытный памятник герою древности, по дурости спасшего девицу и теперь не знавшего, что с ней делать дальше. Наверняка размышлял, разжать ли руки и позволить ей встретиться с неласковой земличкой – или все же поставить на ноги, которые явно не держали, и тогда не факт, что не придется ловить ее вновь.

   Мэтр, несомненно, выбрал бы первый вариант.

   Саму Мику вполне устроил бы второй.

   Чернокнижник же предпочел третий.

   Он молча подхватил ее на руки и решительно потащил из неохотно расставшихся с добычей кустов на дорогу.

   Мимо останков велосипеда, которые выглядели на редкость жалко и вместе с тем пугающе.

   Прямиком к огромному сумрачному коню, на чьей лоснящейся черной шкуре играли багряные отблески догорающего заката.

   Конь следил за приближающимся хозяином с изрядной долей подозрения. Мика же слишком поздно оценила всю глубину коварства чужого злобного зла.

   Она дернулась, пытаясь вырваться, но не преуспела, и в следующий миг сидела на лошадиной спине, словно на какой-нибудь лавочке. Довольно-таки широкой, горячей, постоянно двигающейся... и на удивление удобной, особенно если учесть, что седла не было и в помине. Зажмурившись, Мика неосознанно вцепилась в гриву – словно ветер в ладони поймала. Теплый, упругий, щекотный.

   И совсем не болезненный.

   Глаза от удивления распахнулись сами. А чуть позже Мика осознала, что конь не стоит, а почти летит, выбивая копытами гулкую дробь, позади, крепко обхватив ее за талию и не давая упасть, сидит чернокнижник, на коленях лежит потрепанная, но все еще целая коробка с пирожными, вряд ли такими же целыми, а вокруг медленно смыкается чернильная тьма.

   Чернокнижник больше не проронил ни слова. Даже не спросил, куда нужно пострадавшей по его вине девице. Впрочем, смысла в этом вопросе не имелось: дорога здесь была одна, и вела она в Даратт, над которым, заключая город в непроглядную тьму, уже распростер крылья невидимый ворон.

   Мика тоже не стремилась нарушить молчание. Одной рукой придерживая коробку, а другую запустив в струящуюся гриву сумрачного коня, она наслаждалась каждым мгновением.

   Она часто представляла, каково это, прокатиться на волшебном создании, но реальность превзошла все мечты. Мика чувствовала себя пушинкой, парящей в потоке горячего, но не обжигающего ветра. Она летела в его объятиях, окутанная темным туманом и пряными запахами осенней ночи, а сердце сладко замирало, и казалось, что за спиной вот-вот вырастут собственные крылья.

   Такие же черные, горячие и совершенно нереальные, как сумрачный конь.

   И что она облетит город, доберется до дома и...

   ...выскажет окончательно обленившемуся и завравшемуся злобному – и, похоже, еще и жадному! – злу все, что думает по поводу его категоричных заявлений о непреодолимой несовместимости простых смертных и сумрачных созданий! Увы, сказка продлилась недолго. Чудесный конь вихрем ворвался в незапертые ворота Даратта, пронесся по темным улочкам, где, с трудом преодолевая магию, едва разгорались фонари. Мика беспокойно завозилась, но не успела и рта раскрыть, как ее мягко приподняло – и осторожно опустило на землю. Прижав к груди многострадальную коробку, она хотела вежливо поблагодарить чернокнижника, но того уже и след простыл. Сумрачный конь растворился во тьме, словно его и не было вовсе.

   А может, и правда не было?

   Мика потрясла головой, избавляясь от глупых мыслей, огляделась... и не сдержалась от нервного смешка.

   Страшный чернокнижник, по весьма популярному мнению воплощение всех грехов и пороков, не просто в целости и сохранности довез до города незадачливую девицу, кою ему народной же молвой приписывалось пустить если не на ужин, то на зелье. Он довез ее до храма, в котором, как считалось, можно безопасно для тела и души переждать жуткий час ворона.

   Двери храма, впрочем, были плотно закрыты и наверняка – Мика не побоялась бы поставить на кон разноцветные носки мэтра – подперты чем-то тяжелым, чтобы никто, не дайте боги, не проник в убежище местного жреца, пуще гнева своего непосредственного, обитающего на небесах начальства боящегося всяческой нечисти.

   К оной, между прочим, были причислены и мэтр со своим помощником, и Мика имела несчастье на собственном опыте убедиться, что выплеснутая в лицо святая вода, коей жрец отчего-то называл ядреный первач, может не только нечисть изгнать, но и выбить слезы и крепкое ругательство из вроде бы терпеливой и почти приличной девицы.

   Ко всему прочему девица оказалась еще и мстительной. Поцарапавшись в двери и тоненько повыв, она услышала раздавшийся изнутри короткий сдавленный вопль и глухой звук, рожденный столкновением холеного жреческого тела с жестким полом, злорадно повторила показательное выступление и с чувством глубокого удовлетворения двинулась прочь от храма.

   Фонари слишком медленно отвоевывали город у тьмы. Улицы были пусты, но отнюдь не тихи. Шорохи, дробный топоток, вздохи и перешептывания, иногда срывающиеся на тонкий лающий смех, сливались с шелестом сухих листьев под ногами. Мика знала, что бояться нельзя ни в коем случае, потому как страх лучше любой приманки привлекает скрывающихся во тьме существ. Знала, но ничего не могла с собой поделать и все ускоряла шаг, почти срываясь на бег.

   Пару улиц и половину пустыря она миновала благополучно, а потом удача, заскучав, резко отвернулась в другую сторону, где явно происходило что-то более интересное. Шорохи за спиной стали четче и громче, предчувствие беды – реальнее, и Мика все-таки побежала. Позади радостно взревело, затрещало; впереди сгустилась тьма, и нечто крупное, отделившись от нее, пролетело над головой едва успевшей пригнуться помощницы злобного зла, разразилось возмущенным хриплым карканьем...

   И все стихло.

   Мика отдышалась, нервно погладила несчастную коробку и двинулась дальше, не оглядываясь.

   Кто еще может помочь в час ворона, если не сам ворон?

   Вредный и капризный, под стать хозяину, но порой совершенно незаменимый.

   И конечно же рассчитывающий на благодарность.

   К калитке Мика добралась не в самом радужном настроении. Оная, к слову, была широко распахнута, а на крыльце дома, задумчиво подперев пустую черепушку иссохшей дланью, сидел скелет.

   Крепенький такой. Беленький. Светящийся.

   Рядом стояли пухлые чемоданы, но на них Мика по вполне понятным причинам должного внимания не обратила.

   Знаете ли, даже к злобному злу такие гости не каждую ночь захаживают.

   Строго говоря, вообще не захаживают.

   Ничего удивительного, что Мика понятия не имела, как их следует встречать: хлебом-солью или пинком под костлявый зад.

   Судя по всему – в первую очередь по целостности незваного визитера, – злобное зло отсутствовало и дать помощнице четкие инструкции не могло.

   Кажется, пришло время самостоятельных решений.

   Но вот незадача: хлеб закончился, делиться пирожными с незнакомцами любой степени живости не хотелось, а пинать жесткие кости здравый смысл категорически не советовал. А потому Мика, стараясь не шуметь, двинулась прочь от ворот.

   В конце концов, если сделать вид, что гостей не существует, то и решать ничего не придется.

   На садовой калитке сидел нахохлившийся ворон. Его взгляд мерцал зеленью и был настолько пронзителен и красноречив, что одно помятое пирожное тут же перекочевало во внушительный клюв.

   Уж лучше заплатить за услугу по-хорошему, чем получить таким по темечку.

   В саду тьма была не столь густой и давящей, как в городе, и в ней точно не пряталось ничего зубастого и когтистого, ибо по части безопасности жилище чернокнижника могло дать фору любому храму. В мертвенно-болотном свете фонарей – конечно же черепообразных, в своих вкусах мэтр сохранял удручающее постоянство – Мика без труда отыскала толстую веревку. Закинуть ее на специально вбитый возле окна крючок оказалось сложнее, но она справилась. Подергала, проверяя прочность, и привычно полезла наверх. Веревка жгла оцарапанные при падении ладони, но этим неприятности, к счастью, ограничились. Толкнув створку окна, Мика перевалилась через широкий подоконник и растянулась на покрытом пестрым ковриком полу.

   Хотелось спать. И в любой другой ситуации стоило бы претворить сие желание в реальность, но... Мику угораздило вляпаться именно в эту, и бездействие грозило ее усугубить.

   Пришлось вставать и идти на разведку, результаты которой не порадовали.

   Мэтра на самом деле не было дома.

   На крыльце по-прежнему сидел неопознанный скелет.

   От тяжести увеличившейся чуть ли не вдвое мыши печально позвякивала люстра.

   Прямиком под ней стоял котел с очередным зельем. На сей раз – нежно-розовым.

   Скелет покачивался из стороны в сторону.

   Зелье настаивалось.

   Мышь выжидала.

   Первым делом Мика аккуратно и бесшумно прикрыла ставнями окна, дабы не искушать гостя уютным огоньком. Потом зажгла-таки этот самый огонек – зеленоватый свет развешанных по стенам черепушек был хоть и атмосферным, но тусклым, – и накрыла котел крышкой, за что удостоилась возмущенного писка и едва успела пригнуться, пропуская над головой увесистый ярко-фиолетовый снаряд.

   Прихваченную из комнаты коробку пирожных Мика торжественно водрузила на круглый столик, за которым злобное зло обычно пило чай. Куда бы оно ни отправилось, наверняка вернется голодным и нервным, чему немало поспособствует приблудный скелет. Готовить не было не то что сил – желания. Ничего, много есть вредно, тем более на ночь, а в качестве утешения вполне сойдет сладкое. Ну а в том, что утешение выглядит не особо аппетитно, Мика находила некую высшую справедливость. Как и в сломанном велосипеде, оставшемся в придорожных кустах.

   Кое-кому врать надо меньше, тогда и кара небес будет не такой страшной.

   А вот сумку было по-настоящему жаль. До одежды добралась-таки мстительная мышь, а в том, что осталось, Мика смотрелась столь же изысканно, как наряженное в мешок пугало. Пришлось подвернуть штанины и рукава куртки, потуже затянуть ремень и повозиться со старой шляпой, норовившей то слететь, то сползти до подбородка.

   Но эта одежда хотя бы была чистой и целой. Мика порадовалась, что она вообще есть, и пообещала себе завтра же сходить в город за новой. Заодно и дверную задвижку купит, чтобы всякие пушистые и крылатые зельеманы не хозяйничали в ее комнате.

   Еще одним поводом для радости послужило то, что удалось избежать серьезных травм. Царапины и синяки не в счет, они даже не слишком сильно болели, а после особого бальзама и вовсе почти затянулись и поблекли.

   Бальзам лично готовило злобное зло. К счастью, его умений и вдохновения хватало не только на сомнительные зелья.

   Где-то глухо бухнуло. Мягко, почти неощутимо покачнулся пол...

   В следующую секунду Мика не хуже выкупавшейся в зелье летучей мыши, едва придерживаясь за веревку, выпорхнула из окна своей спальни.

   В неприятности злобное зло влипало тоже умело и вдохновенно.

   Не слишком часто, да. Зато с размахом.

   И, едва кинув взгляд на ядовито-розовые всполохи, раскрасившие черное небо над противоположной стороной Даратта, Мика поняла, что на этот раз мэтр размахнулся излишне широко.

ГЛАВА 5

Час ворона. Беззаконное время.

   Время чернокнижников.

   Горе тому городу, где заведется хотя бы один темный маг. Дни станут короткими, а ночи – беспросветными. Ибо тьма, не находя места в переполненной ею черной душе, непрестанно плещет наружу, стремится погасить свет. Не только солнца, но и человеческих сердец. Даже если в последних изначально и гасить-то нечего.

   Именно это внушали жрецы далеким от магии людям.

   На деле же конкретному городу не везло не потому, что однажды в него принесло чернокнижника. Это чернокнижника принесло потому, что городу не повезло. При самом его основании. Тщательнее надо выбирать места для новых поселений, а не закладывать первый камень там, где душенька пожелает. Видать, чистотой та душенька похвастаться не могла, раз потянуло ее аккурат к темному источнику. Вернее, душеньки, ибо подобных Даратту «невезучих» поселений было много. И та сила, что каждый день выплескивал источник, всегда привлекала тех, кто способен ею воспользоваться. Чернокнижников, темных жрецов, пророков Тьмы и даже богов. Последних, впрочем, быстро ловили и лечили. Не всегда успешно, зато старательно. Темные жрецы сбегали сами, не выдерживая жесткой конкуренции со светлыми коллегами в борьбе за умы и сердца доверчивых обывателей.

   Чернокнижники оказались самыми трудновыводимыми: ловле, увы и ах, не подлежали, жрецов не боялись, да и вообще слыли особами коварными, злопамятными и мстительными. И бутыль святой воды, разбитая о голову темного мага, могла аукнуться фонарем под глазом осмелевшего жреца. Самое то, чтобы разгонять тьму безо всяких подручных средств.

   Именно так и началось знакомство мэтра Фолана Крайта с местным святошей. И, к сожалению последнего, успевшего обзавестись не только опытом выведения синяков, но и парой-тройкой недостойных представителя светлых богов страхов, до сих пор не закончилось.

   Час ворона мэтр любил и не отказывал себе в удовольствии пройтись по темным улицам, упиваясь ощущением, что весь город безраздельно принадлежит ему. Не то чтобы он жаждал власти... Нет, власть была штукой хлопотной, утомительной и плохо сочеталась с приятной расслабленностью, именуемой непонятливыми помощницами ленью, и здоровым сном. Но иногда – хотя бы раз в день – можно позволить себе помечтать.

   Сила льнула к рукам покорным псом, прыскала в стороны мелкая нечисть, в душе царили мир и покой, а в голове – мысли о вечном.

   О величии темных владык прошлого.

   О том, как измельчали нынешние короли, забывшие, от кого ведут свой род, послушно склонившие головы пред светлыми жрецами.

   О собственном наследии, накопленном и приумноженном за долгую жизнь.

   О том, кому его передать.

   О незакрытой крышке котла, в котором доходило новое зелье...

   Фолан сбился с шага, нахмурился, пытаясь вспомнить, правда ли котел остался открытым, но в конце концов махнул рукой и неспешно двинулся дальше.

   Наверняка Мика уже вернулась и все проверила. А в неготовое зелье мышь не нырнет, на это ее крохотных мозгов удивительным образом хватало.

   Мысль о мыши и зелье сбила весь возвышенный настрой. И уже не так радовали таинственные шорохи, и ветер, взметающий листья, пыль и полы широкого черного плаща, и размеренный стук каблуков начищенных сапог, новых, еще не разношенных, а оттого успевших натереть мозоли.

   Сапоги тоже были черными, как и подобает приличному чернокнижнику. При взгляде на такие никому и в голову не пришло бы, что они скрывают совершенно неподобающие разноцветные носки, один из которых ко всему прочему еще и дырявый.

   Мозоль на большом пальце правой ноги обещала стать особенно болезненной.

   Напоминание о носках окончательно испортило настроение.

   Они не терялись – ни случайно, ни намеренно.

   Они не горели и не тонули.

   О них тупились самые острые лезвия.

   Они не поддавались штопке.

   Они не подлежали замене – новые носки бесследно исчезали, словно красно-синяя парочка по ночам обращалась зубастым монстром и пожирала своих сородичей.

   И забыть их не выходило – каждое утро они упрямо преследовали несчастного чернокнижника, неизменно настигали и с боем – иногда довольно жестоким – занимали свое законное место...

   Вот уже полгода Мика с присущим ей упрямством пыталась избавиться от этого кошмара. И каждый раз в общем-то равнодушный к небесным обитателям Фолан отчаянно молился, чтобы она победила, но...

   В битве против прощального подарка бывшей невесты его помощница оказалась бессильна.

   Что там жрецы вещали о чернокнижниках? Да по степени коварства, злопамятности и мстительности светлые чародейки легко и непринужденно могли обогнать любое злобное зло!

   Но Фолан не сдавался. Потому и экспериментировал с зельями. И не беда, что до сих пор они действовали разве что на мышь. В конце концов, если повезет, однажды она вполне сможет сожрать ненавистные носки, как намедни сожрала его парадно-выходной плащ. И ведь даже несварение не заработала, зараза крылатая.

   Мысли о высоком бесследно выветрились и возвращаться не желали, оставив мэтра один на один с обыденностью, в которой, как ни прискорбно, существовали обязанности. Те самые короли, забывшие свои корни, крепко повязали магов законами и правилами, невыполнение коих каралось строго и несправедливо.

   Хотя наказания при желании, везении и смекалке можно избежать. А вот от собственной помощницы деваться было некуда.

   Тяжко вздохнув, Фолан направился к пекарне. Надо бы выяснить, что там грохочет и стенает, а потом развеять это нечто ко всем бесам, пока Мика вновь с ним не повстречалась и не притащила в особняк. С мэтра и утренней уборки с лихвой хватило. И череп чинить пришлось, еще и силой напитывать... Сплошные хлопоты, суета и трата времени, которое можно было провести более приятным образом. К примеру, в любимом кресле в обнимку с интересной книгой.

   Фолан расправил плечи, вскинул подбородок, придал лицу отрешенно-скучающее выражение и неспешно двинулся к цели, попутно собирая щедро расплескавшуюся в воздухе силу.

   К пекарне подходил уже не преисполненный странных мечтаний маг, домашний, спокойный и – ладно-ладно, так уж и быть! – самую малость ленивый, а настоящее злобное зло, каковым и привыкли видеть его горожане.

   Ему оставалось преодолеть всего пару улочек, когда раздался приглушенный вопль, а вслед за ним отчаянный визг. Всколыхнулась сила, мощным потоком устремилась вперед, чуть не утянув за собой ошарашенного мэтра. Земля покачнулась, яркими солнцами вспыхнули и тут же погасли едва мерцавшие фонари, и небо озарилось ядовито-розовыми всполохами.

   Выругавшись, утратившее степенность злобное зло сорвалось на неприличный бег. Под завывания разошедшейся силы, чьи-то причитания и розовые фейерверки над головой.

   Голова, к слову, нещадно раскалывалась. А ведь пришлось еще и силу к порядку призывать. На бегу, да. Будто какому-нибудь школяру... Или наставнику, всего лишь на мгновение упустившему из виду шкодливого ученичка.

   Ученичок, растерянно чешущий лохматый рыжий затылок, обнаружился в эпицентре взбесившейся силы, на том самом месте, где совсем недавно стояла, никому не мешая, пекарня. Рядом, хватаясь за и так редкие волосы, в одних портах мельтешил пекарь, завывая громче утратившей стабильность магии. Возле своих каким-то чудом уцелевших домишек столпились соседи невезучего мужчины. Они жались к стенам, осеняли себя знаками светлых богов, возносили им же короткие молитвы, перемешанные с забористыми ругательствами в адрес темных, но прятаться не собирались. Когда еще собственными глазами увидишь такое представление? Будет что рассказать. Если выживешь, конечно.

   Фолан решительно прошел к застывшему высокому нескладному парню, привычно дотянулся до розового – в тон небесным зарницам – уха и, выкрутив оное, прорычал:

   – Тяни назад, олух пресветлых лоботрясов, ну же!

   Парень встрепенулся, точно очнувшись от глубокого сна, и, не пытаясь вырваться, последовал доброму совету.

   В который уже раз мэтр поразился его силе. И тому, как оная не соответствует разуму своего одаренного, но совершенно бестолкового хозяина.

   Один из законов чародейства, которыми многие молодые да одаренные совершенно напрасно пренебрегают, гласит: то, что разрушено магией, ею же может быть и восстановлено. Главное, не упустить момент и в созидание вложить столько же сил, сколько было вложено в разрушение. Можно больше. Меньше – нет. Не у каждого мага хватит на подобное не только резерва, но и желания, потому-то сей закон не слишком часто применяется на практике.

   Но мальчишка обладал завидным потенциалом и шикарной мотивацией. Фолан, уловив его сомнения, сильнее подкрутил ухо, которое не спешил выпускать из пальцев, и едва слышно, но очень злобно и убедительно прошипел:

   – Соберись, наказание, не то добрые горожане из тебя самого пирожков к утреннему чаю навертят!

   Ученичок ощутимо вздрогнул и, уже не колеблясь, на одном длинном вдохе вернул выпущенную накануне силу, еще и из окутавшей город тьмы потянул, и она, послушная его воле, по крупицам собрала распыленное – и бережно, неспешно, словно напоказ, воссоздала разрушенное. Дом буквально соткался из воздуха и ярких розовых всполохов; он сиял новизной, будто только что построенный, кирпичик к кирпичику, досочка к досочке, даже пах соответствующе, и внутреннее убранство, ничуть не пострадавшее, сверкало и блестело: натертыми полами, яркими светильниками, отполированной посудой.

   Мальчишка выдохнул, растянул побледневшие губы в счастливой улыбке и красиво осел на добротное – не чета прежнему – крылечко.

   Перестарался: у пекаря такого порядка и чистоты отродясь не водилось.

   Вон как мечется, забыв, что облачен лишь в неприличные портки в мелкий розовый цветочек, то стены трясущимися ладонями огладит, то внутрь забежит, то к прозрачному, словно слеза невинного младенца, стеклу носом прижмется. Да и горожане ожили, загомонили, потянулись к дому, желая убедиться, что коварный маг не подшутил над ними и это не иллюзия.

   Пользуясь воцарившейся суматохой, мэтр уцепил коварного мага за многострадальное ухо и потащил за собой, надеясь, что никто-то сейчас не видит, как улепетывает злобное зло. Не по статусу такое, конечно, и стоило бы остаться, выслушать претензии, извиниться, заверить, что подобного больше не повторится (скрестив пальцы обеих рук за спиной, разумеется). Но при одной только мысли об этом становилось тошно. Спасибо дурацким, давным-давно устаревшим, но отчего-то до сих пор почитаемым традициям, каковые утверждали: чернокнижники учатся всю жизнь, а потому у них нет бывших учеников, и уж коли ты имел несчастье однажды совершить страшную ошибку и взять под свое крыло подающего надежды юношу с горящим энтузиазмом сердцем и гуляющим в голове ветром, то будь добр принимать все успехи и промахи оного юноши как собственные. До конца жизни. Своей или его.

   Неудивительно, что до глубокой старости доживают немногие, а те, кто все-таки доживает – как учитель мэтра, к примеру, – предусмотрительно селятся там, где их не достанут ни ученички, ни сомнительная слава об их деяниях.

   Фолан был гораздо несчастнее своих более разумных и предусмотрительных коллег: по миру бродило целых пять его учеников. Разной степени одаренности и бесшабашности, но одинаково упертых и живучих.

   Последним мэтр втайне гордился, полагая, что этим они явно пошли в своего учителя.

   Некоторые, увы, только этим, в чем он сейчас наглядно убедился – и в чем, несомненно, убедится еще не раз.

   Так сложились обстоятельства, что мэтру Фолану Крайту требовалось присутствие всех учеников. К сожалению что самого мэтра, что горожан, которые пока еще не догадывались, что их тихий и уютный городок вскоре перестанет быть таким уж тихим и уютным.

   Или же вовсе перестанет быть.

   Тут как повезет.

   Да сохранят пресветлые лоботря... хм, то есть боги, конечно же боги! – славный город Даратт.

***

Мика бежала, то и дело глядя на ядовито-розовые всполохи и гадая, что случилось на этот раз.

   В той стороне располагалась злосчастная пекарня. Неужели мэтр решил изгнать пакостного духа? Но что могло пойти не так? Опытный чернокнижник с подобной мелочью разберется походя, даже не заметив. Может, там что похуже завелось?

   Что-то хуже ленивого злобного зла в разноцветных носках.

   Мика нервно хихикнула, бросила очередной взгляд на взбесившееся небо и тут же запнулась обо что-то невидимое в густой тьме.

   Тьма проникновенно взвыла и зашипела, негодующе сверкнули изумрудные огоньки глаз.

   Кошка? Откуда здесь, да еще в час, который животные и разумные люди предпочитают переждать в безопасности, кошка?!

   Обдумать эту, несомненно, важную мысль Мика не успела. Пытаясь восстановить равновесие, дернулась, взмахнула руками – и будто на стену из плотного горячего воздуха налетела. Раздался двойной хлопок, перед глазами вспыхнуло, ослепляя. Мика упала, закрыв лицо ладонями. Третий хлопок прозвучал совсем рядом, отозвавшись дрожью земли и чьим-то придушенным писком.

   Мика осторожно опустила руки и растерянно огляделась.

   Над пустырем, который она преодолела лишь наполовину, низко висел большой кривоватый шар. Он медленно вращался и покачивался, словно решая, когда и куда ему упасть, и излучал привычное уже бледно-зеленое сияние, худо-бедно рассеивающее тьму. И этого неяркого, болезненного света вполне хватало, чтобы осмотреться, ужаснуться и порадоваться собственному везению.

   В шаге от так и не поднявшейся на ноги Мики лежал, лоснясь в скудном освещении лакированными ярко-розовыми боками, чемодан – из тех увесистых и объемных монстров, что не каждый силач поднимет и не каждая лошадь увезет, – набитый так плотно, что, казалось, вот-вот лопнет. На выпуклой крышке красовалась веточка цветущей вишни, совсем как настоящая. Меж створок, чудом сомкнутых и закрытых на амбарный замок в виде алого сердечка, синим языком свисал рукав мужской рубашки.

   Из-под чемодана торчала поросшая пушистой шерстью когтистая лапа, прижатая более чем надежно, но упрямо пытающаяся дотянуться до Мики.

   – Ого! – раздался позади сдвоенный возглас.

   Мика резко обернулась. На миг показалось, что в глазах двоится: над ней, слегка покачиваясь, возвышались два совершенно одинаковых парня едва ли старше ее самой. Высокие, худощавые, с забранными в растрепанные хвосты длинными светлыми волосами и горящими искренним восторгом ярко-синими глазищами в пол-лица.

   Она даже зажмурилась и головой помотала, но дивное видение не рассеялось. Их действительно было двое. И, похоже, эта парочка выпала из кое-как слепленного перехода, с которым столкнулась Мика.

   Эта парочка и их чемодан, на который они смотрели полным предвкушения и азарта взглядом.

   Или вовсе не на чемодан, а на лапу, которая внезапно, собравшись с силами, дернулась особо энергично. Чемодан вздрогнул и едва не опрокинулся, но в самый решающий миг на него мягко запрыгнула позабытая было кошка – неприлично большая, черная, с презрительно сверкающими изумрудной зеленью глазами. Потопталась, устраиваясь поудобнее – и окончательно придавливая несчастного обладателя беспокойной лапы.

   Лапа дернулась, поскребла землю когтями – и застыла безвольной тряпочкой, смирившись с поражением.

   – Вставай, мелкий!

   Отреагировать на сомнительной прелести обращение Мика не успела – ее бесцеремонно сцапали за ворот старенькой куртки и вздернули на ноги.

   Ворот подозрительно затрещал. Ноги неблагонадежно задрожали. А руки зачесались от желания влепить затрещину непрошеному помощнику. Просто так. Для успокоения нервов.

   Мика окинула обоих мрачным взглядом, оценила преимущества противников – в росте, весе и количестве, – и решила, что нервы можно успокоить и чаем. Главное, чтобы от них хоть что-то осталось к тому моменту, когда она доберется до дома.

   Небо над противоположной стороной города было привычным, непроглядно-темным. Что бы там ни произошло, все уже закончилось. Стоит ли спешить туда, где ее помощь больше не требуется? Да и, если рассудить здраво, чем она вообще могла помочь? Рассказать мэтру – непременно высмеет, а потом еще и отругает. И в этот раз будет совершенно прав, ведь в конце концов помощь понадобилась ей самой. Кабы не случай – счастливый для Мики и не очень для близнецов, – кто знает, сбежала бы она от того, что сейчас тихо-мирно лежит под чемоданом?

   Своевременные мысли, ничего не скажешь. И от них щекам стало нестерпимо жарко, а еще захотелось плакать. И съесть шоколадку. Вместе с чаем, но можно и вместо.

   Тем временем парни кружили вокруг чемодана, оживленно переговариваясь и то и дело тыкая его бока носками сапог. Из-под чемодана вяло огрызались, но более активных попыток отбиться не предпринимали.

   Кошка с независимо-отрешенным видом восседала на прежнем месте, величественно игнорируя людскую суету. Ее глаза горели куда ярче наспех сотворенного светового шара.

   И тут Мика словно ото сна очнулась. А шар-то на темных чарах работает! Только они имеют такой окрас, уж в этом-то она научилась разбираться. Что же тогда получается, эти двое – тоже чернокнижники?

   Мика опять помотала головой и поглубже натянула едва не слетевшую шапку.

   Значит, сейчас в городе, считая мэтра, целых четыре чернокнижника?

   Первый, сам мэтр, мотается неизвестно где.

   Второй – на сумрачном коне – тоже вряд ли покинул город, к чему бы ему тогда вообще сюда ехать.

   И эти двое... С розовым чемоданом.

   Неудивительно, что так полыхнуло.

   И необязательно, что по вине мэтра.

   Пожалуй, сейчас Мика почти без колебаний поставила бы на то, что из четырех злобных зол родное зло – самое меньшее.

   И стоило бы дождаться его дома, а не торчать здесь в сомнительной компании светлохвостых юнцов, придавленной монструозным – что по габаритам, что по расцветке – чемоданом нечисти и подозрительной что по внешности, что по повадкам кошки.

   Пользуясь тем, что на нее никто не обращал внимания – не брать же в расчет снисходительный взгляд прищуренных кошачьих глаз? – Мика крадучись направилась в обратный путь, благо что час ворона подходил к концу и вокруг постепенно становилось светлее. Но не успела она сделать и пары шагов, как на ее плечо опустилась изящная, но вместе с тем тяжелая ладонь, а мягкий голос вкрадчиво вопросил:

   – Эй, мелкий, не подскажешь, где живет ваш чернокнижник?

   – С чего бы? – вырвалось у нее. Стряхнув наглую руку и обернувшись, Мика отступила и исподлобья посмотрела на старательно, во все зубы улыбающегося парня.

   Зубы были чудо как хороши. Белые, ровные, крепкие.

   Любой хищник позавидует.

   Вооруженный мертвенно-зелеными чарами близнец зубастого «хищника», опустившись на колени, выковыривал из-под чемодана сопротивляющуюся нечисть. Чемодан судорожно вздрагивал и брыкался. Кошка гарцевала на нем с непринужденностью бывалого всадника, даже позы не поменяв.

   Нечисть отчего-то стало жаль.

   Впрочем, от созерцательно-жалостливого настроения Мику быстро отвлекли.

   – Лови!

   И она действительно поймала. Покрутила меж пальцев медный кругляш не самого высокого достоинства, вскинула глаза на довольного «хищника» и подавилась возмущенным вздохом.

   Ее за мальчика на посылках принимают?

   За настолько нищего мальчика на посылках?!

   Хотя... Именно таковым она сейчас и кажется, что толку возмущаться?

   Ну и ладно. Отведет. Все равно узнают, не от нее, так от добрых горожан, а ей юлить не с руки. Значит, надо довести дорогих гостей до дома... А там пусть мэтр сам разбирается, что с ними делать. Даже если он до сих пор не вернулся, не беда: посидят на крылечке, пообщаются со скелетом...

   Мика нервно хихикнула, пряча монетку в карман – пригодится еще, чего добру пропадать.

   Что-то к ее злобному злу, неизбалованному светскими визитами и никогда-то о том не печалившемуся, слишком много гостей за один-единственный вечер пожаловало, да каких. Может статься, что гости эти и найдут друг с другом общий язык.

   Лишь бы в процессе поисков дом не развалили. Но это опять же на совести мэтра. Мика сто раз говорила, что неплохо бы наложить защитные чары и не позориться больше с выставленными на ограду черепами, которые только от проказливых духов уберечь и могут. Кто ж виноват, что злобное зло оказалось невероятно ленивым?

   Непроглядная тьма превращалась в сумерки обычного осеннего вечера. Твари мрака расползались по своим норам, люди же, напротив, выходили на улицу.

   Нормальные люди.

   Мика шла впереди, борясь с желанием оглянуться. За ней неспешно шагал один из парней; на его плечах с поистине королевским видом восседала кошка. Следом плыл монструозный чемодан. Замыкал маленькое безумное шествие второй близнец, держащий в руке тонкую веревочку, туго перетянувшую горловину сплетенной из чар авоськи. Авоська с хозяйственно отловленной и притихшей нечистью послушно летела чуть позади, словно самый обычный воздушный шарик.

   Зачем им понадобилась дикая когтистая тварь – что одна, что другая, – Мика не спросила. Не ее проблемы. И вряд ли проблемы мэтра, ибо он последний, кто позволит чужим заботам стать его собственными.

   По крайней мере, Мика очень горячо на то надеялась, беспечно позабыв, чем зачастую оборачиваются такого рода надежды.

ГЛАВА 6

Мрак редел. Ярче разгорались фонари, отвоевывая город у тьмы, светлело небо, превращаясь из плотного бархата в полупрозрачный шелк.

   Час ворона был на исходе.

   Фолан, заложив руки за спину, неторопливо шагал по пустынным пока что улочкам. В душе плескались досада и тоскливая обреченность. Конечно, в появлении ученика он повинен сам, просто не ожидал, что оное будет столь эффектным. Раньше Фолан не замечал за собой такой вопиющей наивности. Видимо, стареет. И пора, давно пора отрешиться от мирской суеты, сбросить все дела на преемника и спрятаться подальше, так, чтобы никто из пятерых лоботрясов ни при каких обстоятельствах не сумел добраться до своего учителя.

   Мечты были сладкими. Оставалась самая малость: осуществить их. И эта малость, мэтр чуял всем сердцем, обойдется ему ой как дорого.

   Один из кандидатов в преемники понуро плелся позади и вполголоса бубнил тридцать пять способов изгнания и двадцать три способа уничтожения зловредных духов.

   Надо ли говорить, что среди них разгром места обитания сих духов никоим образом не значился?

   Фолан слушал вполуха и сокрушенно качал головой. Понимание, что знание теории не гарантирует применения оной на практике, было не новым, но оттого не менее печальным.

   Сонер был самым младшим и самым бестолковым его учеником, и мэтр до сих пор не мог сказать, зачем согласился обучать тощего нескладного подростка, дождливым осенним вечером постучавшего в дверь его дома. Того самого, к которому они сейчас и шли, – тогда мэтр уже перебрался в Даратт и даже успел кое-как прижиться. Об учениках он и вовсе не думал – хватило тех четырех, что напрочь вымотали ему нервы за пусть и не особо долгое, но весьма насыщенное время. Но...

   Было ли дело в несчастных глазах мальчишки или же в огромной его силе – сейчас Фолан уже не вспомнил бы, что именно побудило его поменять решение. Впоследствии о той постыдной слабости он не единожды пожалел, а заодно выяснил, что несчастные глаза превосходно сочетаются со шкодливым характером, а впечатляющая сила – с полнейшей беспечностью и неспособностью ее контролировать.

   Нет, тот год все же не прошел даром, и ходячая проблема, коей являлся Сонер, утратила значительную часть опасности. Жаль, не всю, но в чудеса Фолан даже в детстве не верил и был рад уже тому, чего удалось добиться ценой упорного труда, сорванного голоса, пары седых прядей в волосах, едва не сожженного особняка и резко возросшей народной «любви».

   Когда Сонер уехал домой, Фолан вздохнул с облегчением. Вместе с доброй половиной горожан.

   С тех пор минуло не так уж много времени. Вряд ли Сонера и его славные подвиги успели позабыть, а если и успели, он – мэтр ничуть не сомневался – обязательно о себе напомнит.

   Собственно говоря, уже напомнил.

   Задорно, душевно, с огоньком.

   Занятый тягостными думами, Фолан миновал калитку и направился к двери. Сонер как раз описывал предпоследний способ упокоения духов, основанный на уничтожении костей, и представшая глазам мэтра картинка пришлась как нельзя более кстати.

   На нижней ступеньке крыльца сидел скелет. Беленький, сияющий, словно свежевыпавший снег, бодренький, приветливо клацающий челюстью с полным набором великолепнейших зубов. По бокам от него на толстеньких чемоданах примостились два встрепанных, будто после хорошей драки, парня, совершенно одинаковых что по внешности, что по повадкам. Троица вдохновенно резалась в карты, и скелет явно выигрывал.

   Возле крыльца раздутым пузом кверху лежал еще один чемодан, огромный, устрашающе-розовый. На нем изящной статуэткой застыла угольно-черная кошка, и ее немигающие зеленые глаза неотрывно следили за игрой.

   К дверной ручке была небрежно привязана столь же небрежно сплетенная силовая авоська. В ней на манер воздушного шара зависла печального вида мелкая нечисть.

   На перилах, болтая ногами, сидела Микаэлла.

   Судя по азартным репликам, ее симпатии в игре целиком и полностью принадлежали скелету.

   Мягко хлопнули крылья, щеку огладил легкий ветерок, и на плечо скелета опустился ворон.

   Картина, осиянная зеленоватым светом фонарей, сразу же обрела зловещую завершенность.

   Ее участники, к слову, не обращали на невольных зрителей ни малейшего внимания.

   – Мика... эль! – рявкнул потерявший терпение мэтр, сразу обозначая и свое присутствие, и отношение к происходящему, и необходимость соблюдать осторожность. – Что здесь творится?!

   – Ваши гости нашли общий интерес, – пожала плечами помощница – единственная, кто даже не вздрогнул при его появлении. – Заметьте, мэтр, они желали искать его внутри, но я, как ваш самый преданный приспеш... эм, соратник, всегда стою на страже только ваших интересов и не мог допустить, чтобы они обнаружили именно их. – Мика сладко улыбнулась и добавила: – Хотя мне за это заплатили. Скажите, а вы бы устояли пред таким искушением?

   Что-то тускло блеснуло, поймав зеленоватый блик округлым боком. Фолан вскинул руку, сжал в ладони монетку и осуждающе посмотрел на старательно изображающих смущение «гостей».

   На миг он ощутил себя оскорбленным в самых лучших и трепетных чувствах.

   Дешево же ныне оценивают верность пособников злобного зла!

   Словно прочитав его мысли, Мика насмешливо фыркнула, не очень ловко сползла с перил и нырнула в дом, а следом за ней взвился в темнеющее небо ворон, коварно оставив мэтра один на один с собственноручно созданной проблемой.

   Под перекрестьем взглядов пяти пар глаз Фолану стало тоскливо и неуютно. Особо выразительно смотрелись болотные огоньки в глазницах скелета.

   Выразительно и, чего уж там, осмысленно.

   Кошка, впрочем, ему не уступала.

   – Учитель! – опомнившись, вскочили на ноги близнецы.

   Карты посыпались на пол. Намеренно, как заметил мэтр. Видно, дело и впрямь шло к проигрышу неразлучной парочки, сияющей широченными улыбками и невинными, честными глазами.

   Когда-то злобное зло было чуть менее злобным, чуть более наивным и оттого легко велось на это выражение, почти не сходившее с одинаковых лиц. Но грабли – штука жестокая, и пляска на них рано или поздно закаляет характер, разбивает розовые очки и развивает умение отслеживать пакость на подлете.

   Сонеру такому еще учиться и учиться.

   От сильного толчка в бок он едва не сел на землю, обиженно засопел, обернулся к учителю, тоже отпрянувшему на безопасное расстояние, – и передумал выражать недовольство, увидев на том месте, где только что стоял, крупную пучеглазую жабу. Ярко-синюю в желтые сердечки. Противно квакнув, жаба лопнула, разлетелась мелкими брызгами, оставив на память изысканную вонь месяц не стиранных носков.

   И память эта могла бы стать очень, очень долгой, попади хоть одна капля на одежду.

   Мэтр тяжело вздохнул.

   Близнецы разочарованно переглянулись.

   Сонер смерил их многообещающим взглядом.

   Знакомство самых шалопаистых учеников за всю историю темной магии прошло на самом высоком уровне.

   Выше, пожалуй, только передел территорий песочницы посредством деревянной лопатки, опущенной на макушку отвлекшегося на лепку очередного оборонительного сооружения противника.

   Близнецов Лартис Фолану подбросил его собственный учитель. В прямом смысле подбросил – одним вовсе не прекрасным утром невыспавшийся чернокнижник обнаружил за дверью двух мальчишек вида самого что ни на есть примерного и невинного, а при них – чудовищных размеров розовый чемодан и письмо. Не письмо даже, откровенно говоря, так, коротенькая записка, в которой досточтимый учитель сообщал, что отныне эти два отрока – забота Фолана.

   Отвертеться не получилось. Впрочем, Фолан и не особо старался, полагая, что справится играючи – после двух воспитанников он чувствовал себя опытным и готовым к любым неожиданностям и сложностям.

   Как же он ошибался!

   Достаточно будет упомянуть, что через год, выпихнув близнецов в огромный мир, к которому они уже были готовы и который явно не был готов к ним, Фолану пришлось срочно уехать из обжитого, уютного и в целом устраивающего его городка.

   Выпуск братцы отметили с размахом.

   Мэтр оценил.

   Горожане – не очень.

   Особенно жрец, лишившийся своей кривобокой церквушки, остатков шевелюры, тайной подружки, совершенно случайно ставшей явной, а заодно с ней – и репутации святейшего и непогрешимого.

   Именно тогда Фолан и переехал в Даратт. И не то чтобы сильно о том жалел...

   Не жалел, да. Просто тихо надеялся, что подобной истории не повторится. Как-то несолидно в его возрасте сбегать из второго городка подряд. Засмеют.

   Эти же паршивцы и засмеют, несомненно.

   Нужно было поторопиться. И как-нибудь укрепить дом, что ли, чтобы он не рухнул им на головы.

   А ведь Мика предупреждала, что он еще пожалеет о своей лени. Этот нерадостный час наконец-то наступил.

   Но кое-что можно сделать прямо сейчас.

   Фолан скинул на землю плащ и указал на него:

   – Амулеты, накопители и прочие штучки складываем сюда. Живо.

   Братцы Лартис предсказуемо скривились. Уж они-то были большими любителями подобных вещей, при всей собственной силе полностью на нее не полагаясь. Предусмотрительно, конечно, но и опасно. Никогда не знаешь, уживутся ли одни амулеты рядом с другими – как и все напитанные темными чарами предметы, они обладали своим характером, зачастую паршивым.

   Пока близнецы с кислыми физиономиями складывали горку из магических штуковин, Сонер без особых сожалений стянул с пальца одно-единственное кольцо. Неудивительно. Сила парня забивала все амулеты, толку от них не было совершенно. А колечко-то явно особенное, даром что неказистое, скорее всего, фамильное. Такие вещи лучше всегда держать при себе.

   – Забери, – велел мэтр ученику.

   – Учитель! – дружно возопили раздосадованные этакой несправедливостью братцы.

   – Особенности родовых артефактов и их отличие от артефактов обычных, а также от амулетов и личных защитных чар, – скучающим тоном обронил Фолан. – Письменно. В двух не повторяющих друг друга экземплярах. К утру.

   Лица близнецов вытянулись. Сонер, не скрывая торжествующей улыбки, надел фамильное кольцо, на миг едва заметно блеснувшее бледной зеленью.

   – А с тебя, – обернулся к нему мэтр, – те самые способы упокоения духов. Письменно. К утру. Кто не справится, пусть пеняет на себя.

   Парни дружно скрипнули зубами, но смолчали, ибо правило про бывших учеников действовало и в другую сторону: даваемые учителем задания к выполнению обязательны, сколь бы нелепыми оные ни казались.

   Полюбовавшись уже тремя вытянувшимися физиономиями, Фолан поднялся к двери, скрывая довольную усмешку.

   Общие неприятности и враги сближают. Пусть уж лучше вместе дуются на него, чем измышляют очередную пакость друг против друга.

   О том, что пакость, причем совместную, могут измыслить против него самого, мэтр старался не думать. От мелкой по-любому отобьется, а на крупную у них просто не хватит времени и сил. По крайней мере, Фолан отчаянно на это надеялся.

   Перешагнув порог и распахнув дверь пошире, он испытующе посмотрел на учеников. Близнецы, мрачно сопя, устремились следом – и отпрянули, потирая лбы. Тем временем сзади бесшумно подкрался монстрообразный чемодан и ткнулся под колени своим хозяевам, успевшим о нем позабыть. Один из братцев чудом устоял на ногах. Другой неизящно плюхнулся прямиком на крышку агрессора. Кошка ловко спрыгнула в самый последний момент, попутно цапнув неуклюжего парня за не поминаемую воспитанными людьми часть тела, коей он ее едва не придавил. Судя по болезненному возгласу, коготки в мягких лапках скрывались крепкие, острые и для обычной домашней мурлыки совершенно неприличные.

   Позлорадствовать мэтр не успел: кошка прямо в прыжке умудрилась просочиться мимо него в дом.

   И защитные чары даже не колыхнулись!

   Фолан послал хвостатой нарушительнице испепеляющий взор, получил в ответ презрительное фырканье, подобрался было... Но, представив, как под счастливый хохот учеников гоняется за кошкой, опомнился.

   Мрак с ней, заразой шерстяной. Сама уйдет – животные чернокнижников не жаловали.

   Нормальные животные, разумеется.

   Мэтр тяжело вздохнул, прекрасно сознавая, каковы шансы на появление в такой-то компании кого-то нормального.

   Кстати о компании...

   – Кто же в здравом уме ломится в жилище чернокнижника, не получив на то дозволения? – вкрадчиво, словно охотящийся кот, мурлыкнул Фолан. Почудилось, что из гостиной раздалось ответное, полное одобрения мурчание.

   – Кто же в здравом уме, ожидая гостей, не снимает с двери защиту, – непочтительно буркнул особо пострадавший близнец.

   Мэтру даже злобствовать не пришлось – тот получил по шее от собственного брата.

   Преодолев искушение послать учеников на поиски гостиницы, Фолан разрешил им войти.

   Тощие близнецы прошли без проблем. Толстый чемодан застрял в дверном проеме.

   Мэтр вспомнил, что он вообще-то здесь самое злобное зло, и помогать незадачливым ученикам отказался наотрез. Устроился в своем любимом кресле и добрых полчаса наслаждался представлением. Наслаждался бы и дольше, но у Сонера сдали нервы и он от души подтолкнул чемодан магией.

   Сверкнуло, загрохотало, с потолка что-то посыпалось, и с жутким скрежетом, от которого Фолан с макушки до пят покрылся мурашками, чемодан оказался в гостиной.

   Дверной проем, как ни странно, остался на месте. Мэтр сам проверил. Трижды. И украдкой осенил себя священным благодарственным знаком, ибо такое чудо, полное сострадания к ленивому темному магу, могли проявить только излишне жалостливые светлые боги.

   Но на этом дело, разумеется, не кончилось: близнецам взбрело в голову протащить в дом нечисть!

   Только ее Фолану для полного счастья и не хватало.

   – Нечисти в доме делать нечего, – поджал он губы, прожигая взглядом ученичка, прижимающего к груди авоську с подозрительно тихим предметом спора.

   – Это всего лишь страхохват! – взмолился ученичок. – Всего вреда, что кошмар нашлет или за пятку в темноте схватит!

   Мэтр живо представил, как его, вышедшего среди ночи попить водички, сонного и расслабленного, во всегда казавшемся безопасном мраке собственного дома хватают за пятку... и едва удержался от очередного светлого знака, отгоняющего беду и кошмары, но, увы, бессильного против бестолковых мальчишек.

   – Если такое схватит за пятку, одними кошмарами не отделаешься – справедливо заметил Сонер.

   Словно мысли своего учителя озвучил. Подвергнутые нещадной цензуре пару сотен раз.

   Но нечистелюбивый молодец к разумным доводам оказался глух.

   – Это хороший и воспитанный страхохват, он никого ни за что хватать не будет, – заверил он – так горячо и искренне, что Фолан внезапно проникся.

   Нечисть взирала на мир грустными честными глазами, и под этим покорным злодейке-судьбе взглядом мэтр почувствовал себя настоящим порождением мрака, напрочь лишенным совести.

   И столь подходящее злобному злу чувство на поверку оказалось весьма неприятным.

   Оболтус с авоськой смотрел не менее жалобно и проникновенно, не желая расставаться со своим уловом.

   Фолан вздохнул. Прищурился. Еще раз прокрутил в голове недавнюю картинку ночной вылазки за водой. Мысленно снял тапочки, оставшись в одних проклятых носках... И позволил себе крохотную надежду на то, что когти страхохвата окажутся сильнее этой до бесов надоевшей мерзопакости.

   В конце концов, чем мрак не шутит?

   Счастливый обладатель страхохвата в обнимку с еще больше погрустневшим питомцем шмыгнул в дом. Следом степенно вошел второй близнец.

   – После первой же погрызенной пятки это чудо отсюда вылетит! – кинул им в спины мэтр, заметил в дальнем углу гостиной зеленый хищный отблеск и поспешно дополнил: – И за кошкой своей следите!

   – Она не наша, – помотал головой один братец, трепетно прижимая к себе страхохвата.

   – Впервые видим, – подтвердил другой, осторожно пиная чемодан.

   Чемодан вяло подпрыгнул и встряхнулся, словно облитый водой пес.

   Фолан страдальчески скривился, поняв, что столь легкомысленно впущенная кошка стала его собственной головной болью. Но сделанного, увы, не воротишь. Оставалось надеяться, что пушистую заразу удастся выдворить быстрее, чем она что-нибудь натворит.

   Казалось бы, гастроли бродячего цирка на этом должны завершиться, но нет... Мэтр кое-что упустил из виду. Вернее, напрочь кое о чем забыл.

   Сонер, которому приглашения как раз-таки не требовалось, подозрительно знакомо замялся на пороге, так, что Фолан даже глаза протер, опасаясь, что не заметил очередную авоську с очередной редкой тварюшкой.

   Авоськи не было. Ученичок продолжал мяться...

   – Мэтр! Нужен доступ для Элоизы! – наконец выпалил он, тараща на учителя полные мольбы глаза.

   – Для какой еще Элоизы? – напрягся Фолан. – Ты что, притащил сюда девицу?!

   На девиц у злобного зла была стойкая аллергия. Исключая Мику, конечно.

   – Она не девица! – оскорбился Сонер.

   – Сомнительный повод для гордости, – пробормотал мэтр, настороженно всматриваясь в сгустившиеся сумерки, словно ожидая, что из кустов вот-вот выскочит разбитная девица, то есть не девица, и атакует его дом.

   Как выяснилось мигом позже, девицей Элоиза действительно была весьма условно – и очень, очень давно. Рассматривая скелет, играючи подхвативший тяжелые чемоданы и теперь мнущийся на крыльце на пару с Сонером, Фолан тоскливо размышлял о том, что в его времена рабочие материалы были скромнее, тупее, беспрекословно ночевали на улице и конечно же не имели имен. И столь проникновенно смотреть не умели, особенно учитывая то, что и смотреть-то им совершенно нечем, а эта вот... Элоиза, помилуй мрак... смотрит же! Да так, что потревоженная страхохватом совесть, о существовании которой злобное зло и не вспоминало, приоткрыла один глаз и чувствительно куснула хозяина за размякшую в последнее время часть сердца.

   Мэтр поморщился. Оглянулся. И махнул рукой.

   Скелетом больше, скелетом меньше... Не все ли равно?

   Злобное зло стояло у порога собственного дома и чувствовало себя совершенно потерянным.

   Теперь здесь, кроме него самого, помощницы и гигантской мыши с нездоровыми наклонностями, завелась шайка непредсказуемых, как экспериментальное зелье, мальчишек, чудовищный розовый чемодан, страхохват с прогрессирующей меланхолией, разумный скелет по имени Элоиза и кошка.

   Сказать по правде, кошка беспокоила мэтра больше всего.

   Сейчас она ластилась к Мике, которая сидела на нижней ступеньке ведущей на второй этаж лестницы, и выглядела подозрительно обычной и безобидной. Неподкупная пособница злобного зла растерянно почесывала кошку, не сводя настороженных глаз со сгрудившихся посреди гостиной парней и их питомцев.

   В самой гостиной царил легкий хаос. На полу неопрятной лужицей светилось разлитое с утра зелье. Оно уже засохло, но выглядело так, словно здесь зверски замучили какую-нибудь не особо безобидную нечисть.

   Злобное зло открыло было рот, поймало ласковый взгляд помощницы и тут же его закрыло.

   Ничего. Сам уберет. Или кого из учеников заставит. Пусть вспомнят лучшие годы жизни, проникнутся, осознают...

   Лично мэтр уже вспомнил, проникся и осознал.

   Теперь это осознание остро хотелось запить чем-нибудь крепким.

   Или заесть сладким.

   Как-нибудь выживем, – не слишком уверенно решил чернокнижник, закрывая входную дверь.

ГЛАВА 7

«Вряд ли мы выживем», – мрачно думала Мика, разглядывая нежданных и незваных гостей.

   Вот только и правда ли незваных? Помнится, утром этого бесконечного дня мэтр говорил, что кого-то ожидает... Знала бы Мика, кого именно! Сняла бы комнатку в гостинице, уж одну ночь – или даже несколько дней, на сколько там эта веселая компания заявилась, явно ведь не на пару часов! – без пособницы, то есть помощницы, злобное зло как-нибудь обошлось бы.

   Здесь и без нее народа хватает! С избытком.

   В гостиной, которая всегда-то казалась Мике просторной, стало непривычно тесно. «Да и потолки здесь не особо высоки», – рассеянно отметила она, когда один из близнецов, зазевавшись, звучно впечатался макушкой в люстру, благо та была без привычного украшения в виде мыши. Где носило мышь, Мика не имела ни малейшего понятия, но не без толики злорадства подумала, что по возвращении фиолетовую зельеманку ждет величайшее в ее жизни потрясение.

   Люстра протестующе загудела, качнулась. Макушка на первый взгляд не пострадала, а вглядываться пристальнее Мика посчитала необязательным.

   В конце концов, она – помощница злобного зла, а не сестра милосердия при светлом храме.

   Следующим не самым приятным открытием стало то, что вся эта стая чернокнижников была голодна.

   И у каждого уважительное оправдание нашлось!

   Мэтр еще даже не обедал. Справедливости ради, и нечем было, но кто же в том виноват? Мог бы и кашку, на худой конец, сварить. Или в той же пекарне пирожков прихватить. На всех. До того, как сбежать оттуда с ученичком в охапку.

   Помянутый ученичок, нескладный владелец скелета, сам похожий на скелет, потратил прорву сил, восстанавливая разрушенное – собственными руками же, между прочим.

   Близнецы искренне считали, что в их нежном возрасте необходимо плотное пятиразовое питание. Куда оное умещалось и впоследствии девалось, было той еще загадкой.

   Даже кошка смотрела так, словно пришла в самый дорогой столичный ресторан и уже заплатила за обед из трех блюд.

   И только прекрасная Элоиза молча улыбалась, ни на что не претендуя, да страхохват покорно обмяк в своей авоське. Впрочем, Мика заметила пару алчных взглядов, украдкой брошенных им на пятки злобного зла. Которое окончательно обнаглело, вообразив, что его помощница превратится в кухарку!

   Стоило со всем разобраться здесь и сейчас, дабы в будущем ни у кого и мысли не возникло, что она намерена безропотно сносить все выкрутасы больной чернокнижной фантазии.

   Мика окинула голодную компанию, успевшую рассесться за обеденным столом, долгим тяжелым взглядом, напомнила себе, что на такое она точно не соглашалась, и со сладкой улыбкой, от которой тут же свело скулы, причем не только у нее, водрузила посреди стола единственное, что имелось из готового к употреблению съестного – маленькую коробочку пирожных, изрядно помятых в неравной схватке с велосипедом.

   – Приятного аппетита! – пропела она и, не дожидаясь реакции, шустро сбежала к себе.

   Как они будут делить добычу, ее ничуть не волновало, как и то, что крайне невежливо сбегать, даже не познакомившись.

   И если кто-то подумал, что ее терзали муки совести, тот жестоко ошибся: этой ночью вымотавшаяся Мика спала поистине мертвым сном, и даже пробравшаяся под утро в комнату, а потом и под одеяло мышь, возмущенная и всклокоченная, не смогла ее потревожить.

   Не говоря уж о толпе чернокнижников, в глухой ночи ищущих пристанище, то бишь не вполне мирно делящих комнаты.

   Мика спала, но даже во сне, крепком и глубоком, понимала, что с тишиной и покоем в этом доме покончено надолго.

***

Пирожные выглядели так, словно их кто-то пожевал и выплюнул, но все равно вызывали самые теплые чувства, рожденные не сердцем, но истомившимся желудком.

   Однако, оценив хищные взоры голодной молодежи, злобное зло мудро рассудило, что лучше уж пусть ученички слопают пирожные, чем его самого, и с тяжким вздохом отодвинуло от себя коробку.

   Признаться, спокойная жизнь изрядно его избаловала, сделала слишком рассеянным, расслабленным и недальновидным. Мэтр позабыл, каково это – иметь дело с собственными учениками, а может, непростительно наивно надеялся, что за прошедшее время они повзрослели, поумнели и осознали, что являться к учителю на ночь глядя, да еще с пустыми руками (чемоданы, нечисть и скелеты не в счет!) – верх невоспитанности, наглости и глупости и чревато... да хотя бы отсутствием еды.

   Сбежавшую Мику Фолан понимал и не осуждал. Он бы и сам с удовольствием сделал отсюда ноги, но – увы. Придется вспоминать забытые навыки воспитания и укрощения, чтобы прожить эти несколько дней в относительном мире и целом доме. Желательно – сытыми.

   Кажется, где-то в шкафу лежит гречневая крупа...

   Правда, лежит она там очень давно, но разве сие прискорбное обстоятельство может смутить настоящих чернокнижников, привыкших работать и не с такими сомнительными ингредиентами? А если вдруг может, то какие же они чернокнижники? Так, одно название.

   Чем не первое испытание?

   Фолан даже приободрился и обвел ученичков взглядом, неуловимо подобревшим от согревшей сердце идеи. Взгляд, впрочем, тут же погрустнел – слишком уж печально оказалось наблюдать за исчезающими в чужих желудках сладостями, купленными верной помощницей лично злобному злу... и ею же отданными на варварское поругание этим мелким обормотам.

   Предательница.

   Но на ее месте мэтр поступил бы так же.

   – Какой наглый у вас помощник, учитель, – восхищенно присвистнул один из близнецов, ловко уводя из коробочки чуть ли не гармошкой сложенное пирожное.

   – Потому я и предпочитаю живым нахалам мою прекрасную Элоизу, – вставил Сонер, следуя его примеру.

   – А я-то думал, потому, что никто, кроме, хм, нее, не в силах вынести твое общество дольше двух минут, – хохотнул другой близнец, ухватив сразу два пирожных и пытаясь запихнуть одно из них ошалевшему от неслыханного обращения страхохвату.

   Несчастная нечисть, не понимая своего счастья, крепко сжимала острые зубы и мотала ушастой головой. Мальчишка не сдавался.

   Вымазанный кремом страхохват смотрелся трогательно и мило. Пожалуй, сия картина пришлась бы по нраву падким на подобное юным лэри, и мир захлестнула бы новая мода.

   Представив юных лэри, выгуливающих на тонких золотистых цепочках печальных страхохватов с пышными розовыми бантами на хвостах, злобное зло содрогнулось и помотало головой, отгоняя дурное видение.

   – Можно подумать, вас многие выносят, – буркнул Сонер, неодобрительно поджав губы.

   – Мы и не отрицаем, – ухмыльнулись братцы. – Более того – гордимся!

   – А ты просто завидуешь, – добавил бессовестный истязатель невинной нечисти.

   Оная, проиграв бой, жевала пирожное – сначала с видом, будто ей подсунули невообразимую гадость, потом – задумчиво, а под конец и вовсе с воодушевлением, не дающим усомниться: только что в этом доме стало на одного сладкоежку больше.

   – И вообще, – ухмыльнулся брат истязателя, – твоя Элоиза, судя по строению скелета, все же Элоиз.

   – Ну, знаешь ли! – воскликнул уязвленный Сонер. – Несколько нетипичное телосложение еще не повод оскорблять даму!

   Братцы бессовестно заржали.

   Оскорбленная Элоиза, сияя неизменным дружелюбным оскалом и потусторонней зеленью глазных провалов, шагнула к ним и одарила обоих увесистыми подзатыльниками.

   Фолан, в целом склонный согласиться с озвученным близнецами диагнозом, от души порадовался, что не успел его поддержать.

   Над столом, воспользовавшись моментом,бесшумно скользнула пушистая тень.

   Зазевавшиеся мальчишки издали слаженный возмущенный вопль, сопроводивший мелькнувший в дверном проеме черный хвост.

   Вместе с ним испарилось последнее пирожное.

   Злобное зло почувствовало себя одураченным и, тяжко вздохнув, выставило ученичков из столовой, велев самостоятельно подобрать комнаты.

   – Сытое брюхо к ученью глухо, а вам еще доклады писать, – мстительно напомнило оно возроптавшим было мальчишкам. – И вообще, умеренное голодание способствует лучшему течению силы и прочищению мозгов, если они, конечно, имеются.

   Скудный ужин им, видите ли, не по нраву пришелся! Фолану так и вовсе ничего не досталось, но он не жалуется. И милосердно молчит о том, что на завтрак будет гречневая каша, приготовленная первым же попавшимся ему на глаза.

   Как говорится, кто раньше всех встает, тот за всех же и отдувается.

   К себе мэтр поднялся после того, как в доме наконец-то стало тихо. Ступал по лестнице осторожно, смотря под ноги и прислушиваясь к малейшему шороху. И не зря.

   Фолан преодолел половину ступеней, когда сверху послышался грохот, сдавленный писк и топот, словно по коридору мчался табун откормленных диких лошадей. Едва мэтр вжался спиной в стену, как мимо него пронесся верещащий фиолетовый вихрь, за которым в ловком длинном прыжке летела хвостатая черная молния.

   Кажется, усатой морде показалось мало честно уворованного пирожного, а потому она решила заесть оное не вовремя вернувшейся в дом мышью.

   Кто из них кем в итоге откушает, мэтр дожидаться не стал. Отлепился от стены, помянув не особо ласковым словом ученичков, и почти бегом добрался до своей спальни.

   Мышь было жаль. Самую малость. Где-то в неизведанных глубинах души. Впрочем, продлилось сие недостойное чернокнижника состояние недолго.

   Не успел Фолан отдышаться, как в закрытое окно негромко, но настойчиво постучали. Во тьме позднего осеннего вечера, затопившей комнату, стук прозвучал весьма зловеще, настолько, что мэтр невольно вздрогнул.

   Устыдившись и пообещав себе завтра же начать принимать успокаивающую настойку, Фолан, не зажигая свет, решительно распахнул раму.

   Ожившим клочком мрака в комнату влетел совершенно незнакомый ворон. Заложив под потолком круг, опустился на подоконник, хрипло каркнул, роняя письмо в черном плотном конверте без единой пометки, и вновь бесшумно растворился во тьме.

   Брать письмо в руки мэтр не спешил.

   Немало подобных посланий довелось ему повидать – и получать: внешне безобидных, но таящих в себе опасные чары.

   Оно лежало на полу, слегка мерцая и маня скрывающейся в нем тайной.

   Чарами, конечно, фонило, но опасности вроде бы не чувствовалось.

   Мэтр все же зажег свет, захлопнул окно и задернул шторы. Подняв конверт, вскрыл его и вытряхнул тонкий лист белоснежной бумаги, исписанный затейливым почерком.

   Письмо пахло розами.

   Так же, как и предыдущие три раза.

   Помнится, получив такое же послание в первый раз, Фолан просмотрел его, особо не вчитываясь... Удивленно хмыкнул и перечитал, уже гораздо внимательнее.

   За витиеватыми фразами, на беглый взгляд совершенно лишенными смысла, скрывалось предложение, от которого не отказался бы ни один чернокнижник в самом что ни на есть классическом, старательно поддерживаемом светлыми жрецами понимании.

   Мало кто осознавал, что понимание это к реальности никакого отношения не имеет. По крайней мере, далеко не всегда.

   Мэтр поморщился, скомкал письмо и хотел было испепелить его, но в последний момент передумал. Расправил бумагу, аккуратно сложил в конверт, а конверт положил в шкатулку темного дерева, густо украшенную резьбой.

   Он не мог объяснить, зачем ему это. Наверное, просто на память. Не каждый день получаешь такие предложения. Не каждый год. Да и не каждую жизнь.

   Однако через неделю мэтр осознал свою ошибку, и второе письмо, написанное столь же витиевато, но куда более настойчиво, отправилось в шкатулку.

   Еще через неделю там оказалось и третье.

   И вот сейчас Фолан держал в руках уже четвертое послание и знать не знал, что следует предпринять, чтобы от него наконец отстали: согласиться или разозлиться?

   С каждой минутой он все больше склонялся к последнему. И, не будь столь уставшим, непременно бы дал волю эмоциям. Но усталость давила на плечи и оплетала сердце, нашептывая, что незачем злиться сегодня, когда можно сделать это завтра. Или послезавтра. Или тогда, когда решится вопрос с учениками. А там, может, про него все же забудут, и необходимость сия и вовсе отпадет.

   Злость, между прочим, ценный ресурс, которого зачастую не хватает. Зачем же тратить его попусту?

ГЛАВА 8

Никогда еще мышь не испытывала подобного унижения.

   Чтобы ее, полновластную хозяйку особняка и повелительницу двух жалких людишек, гоняла какая-то ободранная уличная кошка?!

   Да такого и в страшном сне присниться не могло, а уж снов за свою долгую и насыщенную жизнь мышь повидала немало.

   И тем не менее это случилось. С полного попустительства ее верных, хоть иногда странных и не ценящих своего счастья, слуг!

   Мышь была оскорблена – от кончиков ушей до острых коготков. Оскорблена, возмущена и, чего уж там, испугана.

   Последнее, пожалуй, вполне оправдывало то, что впервые она наведалась в комнату одного из своих верноподданных с мирной целью.

   Кто же виноват в том, что цели склонны меняться?

   Успокоившаяся, отогревшаяся под теплым одеялом мышь решила, что слишком долго была примерной барышней и что для поддержания почти рухнувшей репутации неплохо бы оное одеяло сгрызть. И не важно, если в разгаре сего процесса под острые зубки подвернется вовсе не плотная ткань, а вполне себе нежное девичье бедрышко.

   Хозяйка бедрышка, впрочем, так не считала и совершенно непочтительно выпнула мышь с уютного ложа. А потом еще и по комнате ее гоняла, размахивая полотенцем и выкрикивая не самые приличные слова, от которых благовоспитанная – в отличие от некоторых, не будем показывать крыльями! – мышь непременно покраснела бы. Если бы могла.

   Девица на удивление быстро выдохлась, уронила полотенце, рухнула на кровать и махнула на мышь рукой. Та, осторожно примостившись рядом, сделала вид, что ничего особенного не случилось, но из комнаты вылетать отказалась категорически.

   После долгих уговоров, в результате которых комната приобрела живописный вид, в коридор таки вышли обе: и девица, и мышь. Только девица – своими ногами, а мышь – верхом на ней.

   Переговоры – великая вещь.

   Главное, измотать противника так, чтобы он согласился на любые условия.

***

Хмурая Мика вышла из комнаты, размышляя о том, что будет рада, если мышь когда-нибудь все же утонет в котле с зельем. Фиолетовое чудовище, вцепившееся в плечо мертвой хваткой, отличалось редкостной упитанностью и потрясающей невоспитанностью. А сама Мика – излишним мягкосердечием. Надо было выкинуть незваную гостью в окно, а не вестись на жалобные писки и потрепанный вид. В конце концов, Мика выглядела не лучше, но приводить себя в порядок не имелось ни сил, ни желания.

   Недовольно пыхтящая, в низко надвинутой на глаза шапке, ссутулившаяся, с надутой мышью на плече, Мика, должно быть, являла собой настоящий идеал пособницы злобного зла. Жаль, оценить в сей ранний час столь темный образ было некому.

   Храп на этаже стоял знатный.

   Незнакомый храп.

   Родное зло на такие рулады было попросту неспособно!

   Не удержавшись, Мика прокралась к двери, из-за которой доносились впечатляющие звуки, и чуть приоткрыла створку.

   Поперек широкой кровати прямо в одежде спали близнецы.

   Молча.

   На мягком коврике, вольготно раскинув лапы и распушив хвост, храпела опутанная слабо мерцающей сетью чар нечисть.

   Душевно, с переливами. И чудилась в этом храпе неведомая мелодия...

   Мышь возмущенно выпустила коготки.

   Мика несильно хлопнула ее по макушке и двинулась дальше.

   С каждой минутой родной почти что особняк все больше и больше походил на сумасшедший дом.

   И пора было выяснить у содержателя сего славного заведения, надолго ли.

***

Фолан искренне считал, что утро по определению не может быть добрым. Это же утро было и вовсе отвратительным.

   Началось оно слишком рано, внезапно и вопиюще нагло: на беззащитное, сонное злобное зло подло уронили тяжеленный камень. Прямиком на живот. И пока несчастная жертва, позабывшая о магии, пыталась сделать вдох, камень отрастил когти и от души по ней потоптался.

   – Кышшш, – просипел отдышавшийся и взбодрившийся Фолан, стряхивая с себя нахальную кошку, невесть как просочившуюся в спальню.

   Ведь он запер дверь.

   Или не запер?

   Словно в ответ на его мысли, дверь резко распахнулась, и на пороге, окутанное предрассветными сумерками, возникло пугающее существо.

   Невысокое, странно скособоченное, с крылатым демоном на плече.

   Демон издал до боли знакомый писк и, подпрыгнув, угнездился прямиком на макушке существа.

   – Поговорим? – покачнувшись, но устояв, угрожающе предложило оно.

   Откуда-то, кажется, из-под кровати, донеслось предвкушающее шипение...

***

Когда мышиные вопли и кошачьи завывания стихли в глубине дома, а усаженная в кресло и снабженная шоколадкой – неслыханная щедрость или же величайшая мудрость – Мика немного успокоилась, мэтр соизволил-таки поведать тайну явления странных парней.

   – Это мои ученики, – признался он, тоскливо и обреченно, так, что Мике на миг – краткий, но пронзительный – даже жаль его стало. – По древней традиции я выберу лучшего и передам ему большую часть своей силы, книгу знаний и этот дом.

   – Зачем?! – вырвалось у Мики.

   Шоколадка закончилась, и приятная сладость резко сменилась странной горечью.

   Чтобы злобное зло – пусть и ленивое, но все-таки в самом расцвете лет – добровольно отдало кому-то силу?!

   Кому-то из тех балбесов?..

   – Я устал, – пожал плечами мэтр. – Сила обязывает. Сковывает. А я хочу в полной мере ощутить свободу. Хочу ощутить, каково это, быть обычным человеком. Почти обычным, конечно, ибо от всей силы просто так не отделаешься, – со вздохом уточнил он.

   Мика смотрела на него во все глаза и понимала: злобное зло явно что-то не то съело... или надышалось своими зельями, или же ударилось головой, настолько сильно, что там все перемешалось, перепуталось и жестоко задушило здравый смысл.

   Ей казалось, что мэтр искренне любит свое занятие. Да, он жутко ленился, и часто приходилось с боем выпихивать его на подвиги ради спокойного сна горожан, но...

   Как можно отказаться от собственной сути?

   Все дело в банальной скуке? Или в одиночестве, от которого, как уверяла тетушка – тьфу-тьфу, чтоб не накликать! – люди склонны дичать и творить безумные вещи.

   Злобное зло вон вконец одичало.

   Растрепанное, в теплой пижаме в сине-белый горошек и тоской во взоре, выглядело оно на редкость уютно, мило и трогательно.

   Совсем как потерянный щенок.

   Ну просто обнять и плакать.

   – А давайте мы вам лучше невесту найдем! – неожиданно даже для самой себя выпалила Мика.

   А что? Вот оно, решение всех проблем, простое и изящное!

   Невеста и обнимет, и поплачет, и лишнюю дурь из жениха выбьет. На законных основаниях.

   Мэтр вздрогнул, зачем-то кинул быстрый, ставший каким-то затравленным взгляд на ноги, как всегда облаченные в разноцветные носки, по-детски обиженно поджал губы и воззрился на помощницу с видом умученного жизнью человека, которому расписывают все ее сомнительные прелести, и вдохновившаяся было Мика сникла, поняв, что ее столь блестящий план пришелся злобному злу не по душе.

   – Никаких невест, – отрезало оно, становясь злом хмурым. – Я уже все решил.

   Решил он!.. И даже не подумал, в какой тупик это решение поставит его верную пособницу.

   – А как же я? – шмыгнула носом она, с ужасом чувствуя, что готова разреветься.

   И так страшно стало...

   Действительно, как? Если злобное зло, единственный человек, оказавший ей помощь, уедет отсюда, то... Как тогда быть?

   – Передача силы – дело не быстрое, – проницательно глянул на почти раскисшую помощницу мэтр. – Так что я здесь задержусь. Возможно, даже до того дня, как истечет срок нашего договора. А потом... Я в полной мере оценил присутствие в жизни незаменимого и толкового помощника. И буду рад, если ты поедешь со мной.

   Плакать резко расхотелось. Незаменимая и толковая помощница чернокнижника вновь шмыгнула носом, успокаиваясь, и медленно кивнула.

   Предложение определенно стоило обдумать. Но не сейчас.

   Сейчас, когда этот вопрос перестал давить на сердце, можно было разобраться и с другими.

   – Посмотрим, – буркнула Мика, сложив руки на груди. – Но, если уж вы давно и окончательно все решили, почему не предупредили об этом меня?!

   В доме, который она за полгода привыкла считать если и не своим, то уж точно безопасным, поселились чужаки, и у нее не было времени свыкнуться с этой мыслью.

   Обидно.

   – Не хотел заранее тебя пугать, – пожал плечами мэтр.

   Вот уж кто не видел в этом проблемы. Но как раз таки у него она имелась!

   – А как же ваш секрет? – медовым – хоть на хлеб намазывай – голосом осведомилась Мика. – Или перед вашими учениками мне необязательно его хранить?

   – Обязательно, – поморщился Фолан. – Пожалуйста, постарайся, чтобы они ни о чем не узнали.

   – Нажалуются? – полюбопытствовала Мика.

   Среди чернокнижников, в отличие от других магов, и в самом деле не принято вовлекать в чародейные дела женщин. И следят за этим не то чтобы строго, но... Темный Ковен преступившего обычай мага по голове не погладит.

   Невежественные, по самые лысины увязшие в дурацких, мхом поросших традициях старые сморчки!

   – Засмеют, – отрезало злобное зло.

   Ну... Эти могут. Несомненно.

   – И что же делать? – изогнула брови Мика. – Прикажете мне и дома шапку носить?

   Мышь будет в восторге. Воспитаннички мэтра – тоже. Уж если они учителя не постеснялись бы высмеять, то что уж говорить о его помощнике?

   Подобного отношения Мика точно не стерпела бы.

   – Это будет странно, – хмыкнул чернокнижник. – И глупо. Ты же видела моих умников. Распусти им волосы да обряди в платье – от девиц не отличишь. Мода, чтоб ее. Но нам на руку. Думаю, из тебя выйдет премилый хвостатый оболтус.

   Мика невольно представила учеников, наряженных в кружевные платьица, и нервно хихикнула. В здравом уме перепутать их с девицами, на ее взгляд, было невозможно.

   Но, как она уже убедилась, сегодня злобное зло и здравый ум шли разными путями. Строго параллельными.

   На Мику накатила необъяснимая тоска. Почти такая же, какая плескалась в глазах мэтра.

   – А может, есть чары, отводящие излишнее внимание? – без особой надежды спросила она. – Ну... чтобы ко мне не приглядывались слишком пристально?

   Отчего-то не хотелось выглядеть глупо в глазах этих «умников и модников».

   К тому же... О таких чарах Мика обязательно спросила бы, даже не появись внезапные, как снег посреди жаркого лета, ученички, ибо повторения нежданной встречи в Сверте она ничуть не жаждала. И если уж есть возможность стрясти полезный амулет, не вдаваясь в истинные причины, то грех оной не воспользоваться.

   – Так сильно надо? – тоскливо вопросило до неприличия ленивое злобное зло.

   – Надо! – горячо подхватила Мика. – Очень-очень!

   – Ладно, – неохотно кивнул мэтр, и она утвердилась в мнении, что соглашается он только потому, что сам же эту кашу и заварил. Иначе бы точно не допросилась. – Мне нужно украшение, которое ты носила... Лучше всего – из драгоценного металла. Но ведь у тебя такого нет? – с явной надеждой воззрился на помощницу чернокнижник.

   – У меня такое есть, – мрачно отозвалась она и, дабы не дать ленивому злу шанса передумать, рванула к себе.

   Вещица отыскалась на самом дне сумки, с которой Мика когда-то пришла в этот дом. Завернутая в старую тряпицу, давно уже не знавшая тепла рук...

   Тонкий браслет неярко сиял в мягком свете волшебного огонька. Мика и сама не знала, почему не выбросила его. Наверное, чтобы помнить, чем может обернуться дружба, и никогда не повторять подобных ошибок.

   Так или иначе, но теперь этот сомнительный дар пойдет ей на пользу.

   Злобное зло без особого энтузиазма взяло браслет и обещало зачаровать его к завтраку. А может, к обеду. А может...

   – Если до завтрака ничего не сделаете, я выйду в столовую в платье, – пригрозила его пособница и была невежливо выставлена прочь.

   Немного послушав пламенные речи о качестве воспитания современной молодежи, доносящиеся из-за закрытой двери, Мика фыркнула и пошла к себе.

   Качественно воспитанная лэри ни за что бы здесь не выжила. Да она бы здесь даже не оказалась! Уж это-то мэтр должен был понимать как никто другой. Так чего теперь жаловаться?

   В своей комнате, надежно закрыв дверь, Мика долго стояла у зеркала. В общем-то мэтр был прав. Слишком невзрачная да тощая она для девицы. Платья да прически хоть как-то исправляли печальную ситуацию, но эта одежда скрывала ее фигуру. Кто в здравом уме к ней приглядываться-то будет?

   Мика стянула шапку, задумчиво коснулась волос. Распустила их и собрала в высокий хвост, перевязав его синей лентой... И обнаружила, что и в самом деле не слишком-то отличается от того же Сонера. Только выглядит младше.

   Недурно получилось. Даже мило. Жаль, что подобное раньше в голову не пришло.

   Мэтр обрезал волосы до плеч, большинство горожан коротко стриглись, и до сей поры Мика не видела, чтобы мужчины носили такие прически.

   А ведь в тех же романах лэры Айрил все чернокнижники предпочитали длинные волосы. Пожалуй, на этом их сходство с настоящими исчерпывалось.

   Мика разочаровывалась все сильнее, только пока и сама не понимала, в чем больше: в романах или же в реальной жизни.

   Горечь разочарований помогла скрасить горячая ванна, полная благоухающей белыми пионами и спелой малиной пены. Отмокала Мика долго и с наслаждением, от души радуясь, что в ее комнате есть отдельная ванная, которую ни с кем не придется делить.

   Одевшись и вновь собрав волосы в хвост, Мика еще немного покрутилась у зеркала и решила наведаться в столовую прямо сейчас, пока ее не наводнили голодные чернокнижники. Вряд ли на свете существует волшебство, способное за ночь из ничего сотворить сытный завтрак, а потому следовало заранее позаботиться о себе. Она слишком маленькая и хрупкая, чтобы беспокоиться еще и о здоровых взрослых парнях, которые вполне могут сделать это самостоятельно. А если не могут, то пусть учатся. Ведь мэтр говорил же что-то о том, что маг обязан обогащаться знаниями и умениями каждый день своей жизни.

   В гостиную Мика спустилась уже почти спокойной. Ничего, как-нибудь все утрясется. Сейчас она выпьет чаю с надежно припрятанной – прямо как наперед знала! – шоколадкой, а потом...

   Осторожный стук в дверь застал ее посреди гостиной и мыслей о будущем, напрочь выбив из головы последние.

   Кто мог явиться в логово злобного зла в столь ранний час?

   Не девицы же окончательно страх и совесть потеряли?

   Или...

   Что там мэтр говорил о количестве учеников?..

   Томимая нехорошими предчувствиями, Мика отворила дверь... и живо ее захлопнула. Тупо уставилась на темные доски, поморгала, вновь приоткрыла дверь – чуть-чуть, ровно настолько, чтобы разглядеть стоящего за порогом.

   А стоял там – вот уж сюрприз – тот самый чернокнижник, что довез ее до города на сумрачном коне.

   Конечно, тогда она не разглядела его толком, но ощущение силы было тем же, ни с чем не спутаешь, не обознаешься.

   Кое-как справившись с глупым, недостойным единственной и неповторимой пособницы злобного зла волнением, Мика распахнула-таки дверь и опасливо уставилась на чернокнижника.

   Высокий, да. Сейчас он был без плаща и шляпы. Длинные черные волосы забраны в хвост – и правда мода, что ли? Черная же одежда, простая, удобная, самое то для дороги, но и для неофициальных визитов вполне сойдет, тем более что чернокнижникам и не такое дозволено. Кожа светлая, едва тронутая загаром, глаза темно-синие, внимательные, взгляд ожидающий...

   Ах да.

   – Вам чего?

   Прозвучало абсолютно невежливо, но вся и без того невеликая вежливость «некачественно воспитанной» лэри Микаэллы испарилась в неизвестном направлении еще накануне, испугавшись нашествия учеников мэтра.

   Гость Мику явно не узнал. Попросту не мог узнать: вчера она была в платье, с вороньим гнездом на голове и грязью на лице. Да такое чудо-юдо в принципе опознать невозможно!

   По крайней мере, Мика отчаянно на это надеялась. И, судя по поведению чернокнижника, надежды ее полностью оправдались.

   – Линран Энлиш, ученик мэтра Крайта, – слегка поклонился он. – Может ли он принять меня?

   Мика вновь растерялась.

   Неужели у злобного зла все же есть один приличный ученик, знающий, что такое вежливость и хорошие манеры?!

   От неожиданности Мика даже сама о манерах вспомнила. Ровно настолько, чтобы пробормотать «Подождите» и, прикрыв дверь, опрометью кинуться наверх, в комнату мэтра.

   Пусть поторопится, в конце концов, будет обидно, если единственный нормальный чернокнижник передумает и уйдет.

   Вернее, уедет.

   Наверняка за воротами его ждет чудесный сумрачный конь.

   Перепрыгивая через ступеньку, Мика едва не наступила на кошку – к вящему восторгу оккупировавшей люстру потрепанной, но не утратившей боевого духа мыши, – почти растянулась в начале коридора и чуть не сбила с ног кого-то из близнецов, сладко зевавшего прямо на ее пути.

   Мика думала, что придется вытаскивать злобное зло из омута работы.

   А пришлось – из-под одеяла.

   От возмущения помощница на миг лишилась дара речи. Она почувствовала себя наивной девицей, попавшейся в сети коварного сердцееда и жестоко обманувшейся в самых светлых своих надеждах.

   – Я все сделал, – невнятно донеслось из глубин одеяльного кокона в ответ на возмущенный возглас, в котором явственно ощущалась острая девичья тоска по крепкой воспитательной лопате. – Возьми на подоконнике.

   Браслет действительно оказался там. Мика повертела его в руках, придирчиво разглядывая, но, увы, отличить простое украшение от зачарованного не наделенному даром человеку было не под силу. Пришлось поверить на слово и защелкнуть браслет на запястье.

   Кожу легонько кольнуло, на ней проступили и тут же исчезли причудливые черные завитки – обычная ее реакция на темную магию. Что ж, кажется, в этой схватке с ленью мэтр вышел победителем. Но оставить его наслаждаться заслуженным отдыхом Мика не могла.

   – Вас там еще один ученик ждет, – сказала она предельно ласково, подступая поближе к кровати.

   – Пусть, – буркнуло затаившееся там злобное зло.

   – На пороге, – уточнила Мика.

   – Да хоть у ворот, – не сдавалось оно и, подумав, сладко всхрапнуло.

   Мика примерилась и пнула ножку кровати – аккурат в едва заметное на светлом дереве пятно.

   Кровать, некогда облитая сомнительным зельем, вздрогнула, тоненько заголосила и взбрыкнула подобно молодой норовистой кобылке, коей пришелся не по нраву седок.

   «Седок», на совесть обмотанный одеялом, с глухим шлепком свалился на пол. Из эмоционального монолога на темном наречии Мика поняла только свое имя, но тон заставлял сомневаться насчет приличности незнакомых, но звучных выражений.

   – Неправильно это, разбрасываться ценными вежливыми учениками, – заявила помощница, когда чернокнижник одолел коварное, будто сроднившееся с ним одеяло и как-то по-особенному злобно уставился на нее.

   – Какая еще вежливость! – скривился он. – Являться ни свет ни заря...

   – Время завтрака, – возразила Мика.

   – Толку-то, если еды нет и не предвидится, – укоризненно вздохнул мэтр.

   Зло, скрестив ноги сидящее на полу и жалобно взирающее на помощницу, выглядело не злобным, а милым, и прекрасно об этом знало.

   Закаленная Мика упрямо промолчала и взгляд выдержала, не дрогнув.

   Эту битву она вчера честно выиграла и сдавать свои позиции не собиралась!

   Здесь трое парней. Уже четверо. Не у всех же четверых лапки, как у злобного зла?!

   А даже если и так, эти лапки вполне сгодятся, чтобы сбегать до пекарни или кофейни и купить свежеприготовленную еду.

   Выживание голодающих – дело рук самих голодающих.

   Мир жесток. Все претензии – к создавшим его богам.

   Немой поединок взглядов длился недолго и завершился безоговорочной победой Микаэллы. Мэтр тяжко вздохнул и пообещал, что скоро спустится, и пришедшая в хорошее расположение духа Мика решила заварить чаю.

   Чай, в отличие от пирожных, в доме водился с избытком.

ГЛАВА 9

Едва за неприлично бодрой помощницей закрылась дверь, как Фолан попытался нарушить данное ей слово и вернуться в кровать. Однако кровать была категорически против. Не на штуку обиженная непочтительным обращением, она скакала по комнате бешеной козой и в конце концов едва не забодала собственного хозяина. Оставив ее в покое, мэтр покосился на изрядно потоптанное одеяло и с сожалением признал, что прикорнуть на полу не выйдет.

   С появлением под этой крышей ученичков размеренная жизнь пошла страхохвату под хвост.

   Обойдя настороженно замершую посреди спальни кровать, Фолан скрылся в ванной. Холодная вода немного взбодрила, но оптимизма отнюдь не прибавила. Посмотрев в глаза своему бледному с интересной прозеленью отражению, мэтр вслух напомнил себе, что скоро все закончится, а жизнь станет еще размереннее и спокойнее.

   Прозвучало на редкость неубедительно.

   Облачившись в черные рубашку и брюки и скрыв злополучные носки в мягких ботинках, Фолан собрался с духом и решительно распахнул дверь в коридор, по которому, озираясь и заглядывая в каждую нишу и за каждую вазу, крался один из братцев Лартис.

   – Что-то потерял? – кровожадно улыбнулся мэтр, сцапав зазевавшегося парня.

   – Н-нет, – мгновенно побледнев, мотнул головой тот. – Упражняюсь!

   И в подтверждение своих слов пару раз присел, заставив так и не выпустившего воротник его рубашки учителя совершить добровольно-принудительные наклоны.

   – Рад видеть, что ты полон нерастраченной энергии и энтузиазма! Так направим же их в полезное русло, мой юный друг! – схватившись за подозрительно хрустнувшую поясницу, предельно ласково проворковало злобное зло, и ученик обреченно затих, понимая, что влип по самую светлую макушку.

***

Гость, к счастью, никуда не делся. Когда Мика, груженная подносом с пузатым, исходящим ароматным паром чайничком, двумя чашками и шоколадкой, отвоеванной у обнаружившей тайник Элоизы, вышла на крыльцо, он сидел, прислонившись к перилам, и читал извлеченную из объемной дорожной сумки книгу. Пухлую, с толстой обложкой и пожелтевшими страницами, по которым рассыпались совершенно непонятные Мике символы темного наречия. Мэтр наотрез отказался обучать помощницу этому языку, напомнив ее же собственное обещание, что от магии она будет держаться как можно дальше, и Мике пришлось смириться с очередной несправедливостью.

   Рядом с чернокнижником на освещенной ярким, пахнущим разноцветными листьями солнцем ступеньке развалился вчерашний страхохват. Накануне Мике было не до того, чтобы его разглядывать, и сейчас она признала, что нечисть довольно симпатична: чуть побольше упитанного кота, с пушистой, отливающей медью шерстью. Ушки-лопушки, большие и мягкие, огромные светло-фиолетовые глаза, подвижный ярко-розовый нос затмевали и делали незначительными мелочами полную острых зубов пасть и внушительные когти, сейчас надежно спрятанные в подушечках кажущихся безобидными лапок.

   Линран Энлиш неспешно переворачивал страницы, свободной рукой, указательный палец которой обхватывало массивное кольцо с матово-черным овальным камнем, почесывая разомлевшего страхохвата за ушком.

   Мика неловко кашлянула, внезапно почувствовав себя третьей лишней. Чернокнижник захлопнул книгу и приветливо улыбнулся. Нечисть встрепенулась и, потянув нежным носом, с надеждой уставилась на поднос.

   – Кыш, – шикнула Мика, и оскорбленный страхохват метнулся к ней, явно нацелившись на пятку.

   Но помощница злобного зла оказалась быстрее. Нога, облаченная в легкую домашнюю туфлю – надо бы сменить, раз уж тут завелись зубастые твари, – ловко пнула кусачую заразу под пушистый хвост. Обиженно тявкнув, страхохват влетел в приоткрытую дверь, и Мика поспешно захлопнула ее, понадеявшись, что неблагодарная пакость непременно нарвется на мэтра и получит по заслугам.

   Почти сразу в доме что-то взвизгнуло, грохнуло, и на крыльцо, будто бес из глубин мрака, выскочило злобное зло. Спешно прикрыв дверь, привалилось к ней, обвело диким взглядом поднявшегося ученика, Мику, поднос в ее дрогнувших от дурного предчувствия руках... И мгновенно уничтожило половину шоколадки, запив ее горячим чаем. Прямо из чайника.

   – Ты! – указало на ученика зло, пока его пособница хватала ртом воздух, не в силах выразить переполнившее ее возмущение. – Запомни! Ты можешь быть сколь угодно сильным и бесстрашным, но даже это не спасет тебя от дикой твари, подвернувшейся под ногу во время спуска по лестнице!

   Мика подавилась оформившимся-таки высказыванием.

   Страхохват все же встретился с мэтром. А может, то была кошка?

   – Порой внимательность гораздо важнее силы и бесстрашия, учитель, – усмехнулся Линран.

   – Самый умный, да? – проворчал Фолан и потянулся за оставшейся половиной шоколадки, но Мика проворно отступила к двери.

   – Заварю еще чаю, – с невинной улыбкой, от которой мэтр вздрогнул и торопливо спрятал руки за спину, сказала она и юркнула в дом, по пути убирая потрепанное лакомство в карман.

   И не зря. На кухне, кроме неприкаянной Элоизы, обнаружились ученички. Бледные, явно не выспавшиеся, раздражающие почти так же сильно, как и накануне.

   Хозяин скелета, разложив на столе листы бумаги, что-то спешно царапал на них самописным пером. Перо жутко скрипело и щедро оставляло кляксы, но поймавшего вдохновение парня это ничуть не смущало. Один из близнецов, заложив руки за голову, опасно раскачивался на стуле и чему-то мечтательно улыбался. Второй, состроив несчастную мордашку, пыхтел у плиты, звеня посудой. К его ногам жался очень послушный и милый страхохват.

   Мэтр все же нашел выход из ситуации. Правда, не слишком изящный и вряд ли полезный для здоровья.

   Нещадно пахло подгоревшей гречневой кашей и валерьяновой настойкой, которой здесь, кажется, никогда и не водилось.

   Мика сгрузила поднос на край стола и звонко щелкнула по боку большой металлический чайник. Он тут же мелко затрясся и мерно загудел, грея заранее налитую воду.

   Иногда у злобного зла получались на диво полезные предметы, облегчающие жизнь.

   Жаль, ученики – по большей части – получились так себе, и жизнь они только усложняли.

   На кухню вплыла кошка. Принюхалась, блаженно прижмурилась. Скользнула к Мике, потерлась о нее, едва не свалив с ног, и прыгнула на колени замечтавшегося близнеца. Тот охнул от неожиданности и чуть не рухнул вместе со стулом, но внезапный и весьма сомнительный подарок судьбы сгонять не стал. Спросил лишь, глядя почему-то на Мику:

   – Мне кажется, или же вчера эта зверюга была гораздо меньше?

   Зверюга предупреждающе оскалилась. Мика пожала плечами.

   Может, и меньше. Какая разница? У них в доме живет странная мышь, так почему бы не завестись и такой же странной кошке? Если она не будет купаться в зельях и портить одежду, Мика, пожалуй, даже привыкнет к ней.

   А вот к ученичкам, наверное, ни за что не привыкнет.

   Заскучавший, а может, понявший, что ничего съедобного сегодня не предвидится, страхохват не выдержал и цапнул за пятку бесцельно слоняющуюся по кухне Элоизу. Та дернулась, толкнула под руку несчастного кашевара. Огонь на плите взвился к потолку и опал. Запах гречки просто горелой резко превратился в запах гречки, сгоревшей окончательно.

   На горестный вопль в кухню заглянула мышь, так и не научившаяся извлекать из печального опыта уроки. Заметившая ее кошка сиганула с колен расслабившегося блондина, и стул все же повело в сторону. В той стороне творил укушенный музой рыжий...

   Перо с особо противным скрежетом жирно перечеркнуло неровно прыгающие по бумаге строки.

   К запаху безнадежно испорченной каши примешалась резкая нота давно зревшего скандала.

   Мика с достойным пособницы злобного зла спокойствием увернулась от просвистевшего в воздухе самописного пера, выключила воду, пригнулась, пропуская над головой рой мелких зеленых молний, задвинула ногой под стол душевно, до противных мурашек подвывающего страхохвата, засыпала в заварочный чайничек ароматные травы и залила их кипятком.

   Совершенно точно не привыкнет, – решила она и со всей немалой, накопившейся за ночь и нелегкое утро злостью шваркнула большим чайником по столу.

   По кухне поплыл густой звон. Он безжалостно ввинтился в уши и неплохо прочистил дурные головы.

   Горе-повар выронил ложку, коей отчаянно пытался отскрести кашу от кастрюли. Элоиза вжалась в стену. Страхохват наконец-то замолчал. Драчуны застыли, будто камень-девой поцелованные. В воцарившейся хрупкой тишине с кончиков пальцев их воздетых к закопченному потолку рук медленно опадали искры неиспользованных чар.

   – Чайку? – дружелюбно оскалилась Мика, нежно обняв чайник и обводя ошарашенную компанию взглядом, не предполагающим отказа.

***

Утро походило на каплю свежего меда, густого, ароматного, насыщенно-желтого. В по-осеннему прозрачном, прошитом солнцем и легчайшей паутинкой воздухе ощущалась терпкая горечь увядающих листьев, и казалось – так пахнет само небо, бесконечно синее и безумно уставшее от летней суеты.

   Медленно и неуклонно наступало время покоя, и предчувствие его разливалось по венам ленивым теплом и невесомо обволакивало сердце, полное предвкушения и неясной тоски.

   Фолан присел на нагретую ступеньку, подставил лицо золотистым лучам, пробивающимся сквозь редеющие кроны обступивших дом кленов.

   Неподалеку хрипло каркнул ворон. На макушку мягко спланировал крупный ярко-багряный лист.

   – Давно приехал? – вопросило злобное зло, стряхивая его с волос.

   – Вечером, – ответил ученик, присаживаясь рядом.

   – Что ж сразу не пришел? – приподнял брови мэтр.

   – Полагаю, вы и без моего присутствия не скучали, – усмехнулся тот.

   Линран Энлиш. Самый первый и самый разумный его ученик. Единственный, пожалуй, за кого ему не приходилось краснеть и беспокоиться.

   И если бы не дурацкие – чтоб их бесы во мрак утащили! – традиции, Фолан не раздумывая отдал бы все свое наследие именно Лину.

   Но, увы и ах...

   Сей сладостный миг придется отложить. И постараться дожить до него с наименьшими потерями, что, судя по вчерашним событиям, будет ой как нелегко.

   Осталось дождаться последнего ученика, который не спешил являться на зов своего учителя. Это в общем-то не удивляло, но по-прежнему раздражало.

   Фолан тронул еще один лист, упавший на колени, желтый с изумрудной каемкой, тонкий, почти прозрачный, и порыв ветра подхватил его, закружил, увлекая за собой.

   На краткий миг мэтр почувствовал себя таким же листом, влекомым ветром судьбы – или же собственной глупостью – неведомо куда.

   – Зачем вам это, учитель? – спросил Линран, внимательно глядя на него. Словно в самую душу посмотрел, умело подцепив с ее дна то, что и сам Фолан выловить не мог. – Вам нравится то, чем вы занимаетесь. Всегда нравилось. И ваша сила... Думаете, сможете жить без нее?

   Лист все еще кружил в объятиях ветра, притягивая взгляд.

   – Я устал, – рассеянно откликнулся мэтр. – Просто устал. Хочется отдохнуть, попробовать что-то новое, не зависеть от силы, от необходимости постоянно ее подпитывать и контролировать. Я хочу уехать отсюда. Хотя бы ненадолго. Я не знаю, смогу ли. Но хочу попробовать.

   Линран помолчал, тоже следя за завораживающим танцем, кивнул и легко улыбнулся:

   – Тогда выбирайте не лучшего ученика, а того, кому ваша сила не нужна и кто с радостью вернет ее вам, если вы вдруг передумаете.

   – За кого ты меня принимаешь? – досадливо поморщился Фолан. – Я не намерен разбрасываться словами...

   Ветер исчез, и лист упал на тропинку. Еще не иссохший, но уже не такой яркий. Полностью бессильный. Почти мертвый.

   – Не разбрасывайтесь, – согласился Линран, – просто изначально по-другому сформулируйте причину, по которой собрали нас. Назначьте не преемника, а хранителя.

   Фолан задумался, не сводя глаз с потрепанного листа. Как ни крутил он идею Линрана, изъяна в ней не находил. И отчего ему самому такое в голову не пришло? Ведь одно дело – отдать силу, будучи стариком, пусть и не собирающимся покидать бренный мир, но уже не способным управлять ею, и совсем другое – в самом расцвете лет, лишь потому, что устал...

   Мика бы сказала – окончательно обленился и, возможно, была бы права.

   Стоит все оговорить заранее, тогда и обмана никакого не будет. И однажды он действительно сможет вернуться. Если, конечно, того пожелает. Чем мрак не шутит?

   Словно в подтверждение последней мысли, помянутый мрак застил сияющее осеннее утро, всколыхнул магический фон и рассыпался во вновь посветлевшем воздухе темно-фиолетовыми искрами.

   Раздался густой звон, от которого заложило уши, заныли зубы... и включилась голова.

   – Мика, – растерянно пробормотало мраком ушибленное зло и ринулось к двери.

   Что бы ни случилось, ученичкам оно вряд ли навредит, а вот помощница... Его единственная и незаменимая помощница!

   Мэтр с разбегу влетел в дверь. Дверь не поддалась. От выплеска магии ее заклинило, похоже, намертво. Брошенные потирающим пострадавший лоб Фоланом чары дверь с сытым чавканьем поглотила, еще и облизнулась довольно, явив удивленно икнувшему мэтру ярко-розовый язык. Мэтр пнул паршивку, припомнив, что ставил защиту, будучи не совсем трезвым, и едва успел убрать ногу, уворачиваясь от звонко щелкнувших зубов.

   В доме меж тем воцарилась пугающая тишина.

   Линран решительно отстранил горестно взвывшего учителя и, не обращая внимания на корчащую страшненькие рожицы дверь, просто снес ее с петель. Без помощи магии.

   Он же первым вбежал в дом. Мэтр запнулся на пороге, махнул руками в попытке удержать равновесие, и ему в объятия бросилась мышь, а под ноги – кошка.

   Каким-то чудом кошку он перепрыгнул. Крепче прижал мышь и с колотящимся у горла сердцем влетел в кухню...

   За столом, чинно держа наполненные ароматным чаем чашки, сидели трое парней и скелет. Одна чашка стояла на полу. Из нее, прижав ушки и обернув хвостом лапки, осторожно лакал страхохват.

   Живая и здоровая Мика в обнимку с чайником обнаружилась во главе стола. Она улыбалась столь ласково, что злобному злу, резко почувствовавшему себя злом совершенно незлобным, нестерпимо захотелось выйти.

   Зря он сомневался в способностях своей единственной и неповторимой помощницы.

   И напрасно верил в кулинарные таланты ученичка.

   Ни с чем не сравнимый аромат горелой гречки вышибал слезы и отбивал аппетит, что было весьма кстати: завтрака, как и ужина, сегодня явно не предполагалось.

   При виде начальства улыбка помощницы стала еще ласковее.

   – О! Мэтр, лэр Энлиш, – протянула она, погладив выпуклый бок чайника, – не желаете ли чаю?

   Обычно чай у Мики получался вкусным, но, судя по страдальческому выражению, одинаково исказившему три физиономии, сегодня пожелать приготовленный ею чаек посмел бы только безумец. Отказаться, впрочем, тоже.

   Пока Фолан, прижав к груди протестующе пикнувшую мышь, выбирал из двух зол меньшее, Линран бесстрашно подошел к столу, присел рядом с Элоизой и не дрогнувшей рукой взял предложенную ему чашку.

   Мика в упор посмотрела на начальство. Начальство нервно сглотнуло, попятилось – и совершенно не по-начальственному выругалось, когда отчаявшаяся решить дело миром мышь впилась в его ладонь.

   Выгрызшая свободу мышь рванула прочь из кухни.

   Из гостиной раздался короткий вопль и грохот.

   Ни мышь, ни кошка на такое попросту неспособны.

   Фолан шикнул на подхватившихся было ученичков и, развернувшись, неспешно направился в гостиную.

   Если вашу репутацию уронили и от души потоптались на ней в тесном, почти семейном кругу, ее всегда можно поднять, тщательно отряхнуть и явить миру во всем сияющем – вернее, ужасающем – великолепии. Плаща у злобного зла сейчас не было, зато была магия. Она черной дымкой окутала плечи, смахивая усталость, заставляя горделиво расправить их, заструилась по телу, заколыхалась длинными, осязаемыми складками; невидимой рукой прошлась по волосам, разглаживая спутанные пряди, позволяя им развеваться на неощутимом простым смертным ветру.

   К незваному гостю, споткнувшемуся о поверженную дверь и растянувшемуся у порога, вышел не замученный собственными домочадцами, вынужденный питаться горелой кашей мужчина, а самый настоящий, суровый и несокрушимый, кушающий непочтительных обывателей на завтрак чернокнижник.

   Обыватель, кстати, оказался весьма упитанным, и Фолан остро пожалел, что очередная байка вновь разошлась с реальностью.

   Возле бледного, трясущегося гостя прохаживалась кошка, и впору было заподозрить, что она, как истинный питомец злобного зла, тоже не прочь попробовать на зуб аппетитную добычу, по собственной глупости сунувшуюся в обитель тьмы.

   Подойдя ближе и наконец-то разглядев безумца, посмевшего побеспокоить не выспавшегося и голодного чернокнижника с утра пораньше, Фолан с сожалением признал, что конкретно этим обывателем мог отравиться даже сказочный злодей, ибо оный обыватель был немолод, имел склонность к нездоровой пище и слабость к вину не самого лучшего качества.

   Да и градоправитель наверняка не пришел бы в восторг от необходимости срочно подыскивать нового секретаря.

   – Секретарь Тар, – неприветливо скривилось злобное зло, отпихнув кошку и дождавшись, когда мужчина соберет остатки достоинства и поднимется на заметно подрагивающие ноги. – Какими судьбами?

   – Лэр Ванс хочет видеть вас, – запинаясь, выдавил несчастный и промокнул обширную, покрытую испариной лысину кружевным платком. Повеяло ядреной смесью пота, успокоительных капель и сладкого, явно женского, парфюма. – Неофициально. Прямо сейчас.

   – В таком случае мог бы прийти сам, – проворчал мэтр, стараясь не дышать. – В приличное время. Приличным способом.

   – У вас было открыто, – смутился секретарь, попятившись к двери, и нервно обмахнулся платком.

   Злобное зло слегка позеленело, но устояло. И всерьез вознамерилось вышвырнуть наглого гостя прочь, когда он произнес волшебную фразу:

   – Лэр Ванс приглашает вас разделить с ним завтрак. И он прислал за вами экипаж.

   Все это сильно напоминало мышеловку, но больно уж привлекательным виделся лежащий в ней кусочек сыра. Тем более, зная градоправителя, можно было с уверенностью предположить, что одним кусочком дело явно не ограничится.

   – Что случилось, мэтр?

   В гостиную отважно вышла Мика, вооруженная чайником. Большой и увесистый, он вполне мог послужить метательным снарядом, а отсутствием меткости, как и присутствием излишнего пиетета перед облеченными властью, помощница злобного зла никогда не страдала.

   Чуть позади с видом бывалого телохранителя застыл Линран. Из-за его спины выглядывали остальные ученички, радостно воспользовавшиеся поводом прервать чаепитие.

   – Меня приглашают к градоправителю, – задумчиво рассматривая вжавшего голову в плечи, но все еще пребывающего в сознании секретаря, протянул мэтр. – Для какого-то важного, судя по всему, разговора.

   – Если хотите, я схожу, – с готовностью предложила Мика.

   – Дело личное! – ожил секретарь. – Не для посторонних ушей!

   – С каких пор мои уши стали посторонними? – оскорбилась помощница, и вполне справедливо, ибо как раз ее уши за полгода выслушали больше жалоб, чем те, которым жалобы эти адресовались.

   – Я сам! – погасил зарождавшийся скандал мэтр, сообразив, что это единственный шанс не только нормально позавтракать, но и ненадолго сбежать из дома, таинственным образом превратившегося в сумасшедший. – Подождите меня в экипаже, я скоро буду, – обернулся он к секретарю, и тот совершенно несолидно припустил к калитке.

   За ним потянулась безумная смесь ароматов и кошка.

   Злобное зло слабо понадеялось, что удастся вручить ее если не секретарю, то градоправителю. В качестве дара. Вряд ли они рискнут отказаться.

   – За старшего остается... – Фолан обвел взглядом собравшихся, вздрогнул, наткнувшись на хмурую помощницу, и выдал: – Мика.

   – Почему он? – выразил недовольство Сонер.

   – Потому что не разрушал пекарню и не притаскивал в дом страхохвата и кошку? – изогнул брови мэтр.

   – Кошка не наша, – в один голос возмутились близнецы.

   – Зато закопченный потолок – определенно ваш, – отрезал он и, незаметно подмигнув усмехнувшемуся Линрану, ободряюще хлопнул зависшую Мику по плечу: – Только тебе я могу доверить целостность этого дома.

   Отчаянный вопль «За что?!» она мужественно проглотила, ибо ответ и без того прекрасно знала.

   Мэтр ничуть не сомневался, что эту шпильку ему еще припомнят, но в том было особое очарование, уютное, домашнее и привычное, столь ценное именно сейчас, когда вокруг – и в нем самом, чего уж там – царил сплошной хаос.

ГЛАВА 10

Утро плавилось под слишком жарким для осени взором солнца, медленно превращаясь в день.

   Злобное зло, окутанное мраком, сбежало вслед за секретарем градоправителя, оставив помощницу на растерзание своим ученичкам. Еще и повелело впустить последнего, когда он соизволит-таки явиться.

   А чего его впускать, если все защитные чары как ветром сдуло?

   Дверь, похоже, и вовсе ураганом снесло.

   Мика осторожно подцепила носком ботинка створку, поморщилась: тяжелая. С калиткой тоже было неладно, охранные черепа взирали на пустырь и распростершийся за оным город потухшими глазницами. Теперь они выглядели совершенно обычными, ничуть не страшными. Эдак юные и не очень лэри потеряют скудные остатки совести и ворвутся в утративший даже видимость защиты особняк.

   И поделом, – с внезапной злостью подумала Мика. Пожалуй, она не прочь увидеть такой исход. Запасется шоколадкой, займет место поуютнее и сполна насладится тем, как девицы будут загонять чернокнижников в свои сети. В самом прямом смысле, да.

   Прикрыв глаза, Мика залюбовалась возникшей пред ними яркой картинкой и вздрогнула, когда кто-то коснулся ее плеча.

   – Перегорели, – сказал неслышно подошедший Линран, легко снял со столбика череп и покрутил его в руках. – Ничего, сейчас будет как новенький.

   Мика зачарованно кивнула, наблюдая, как артефакт в ладонях чернокнижника наполняется ядовитой зеленью и та растекается по деревянной поверхности, впитывается, зажигая привычные огни в провалах глазниц. То же самое Линран проделал и со вторым черепом. Установил оба артефакта на положенные места, коснулся ажурных завитков калитки, и ограду прошила золотисто-зеленая молния, заставив ту возмущенно загудеть, а Мику – поежиться от ощутимого всплеска темной силы.

   – О, – только и смогла сказать она, отступив на пару шагов.

   Даже сейчас, среди белого дня, от ограды веяло чем-то потусторонним, жутковатым, а ночью время от времени пробегающие по ней искры и вовсе должны смотреться впечатляюще. Мика набралась смелости и осторожно коснулась ручки в виде изогнувшего спину дракона.

   Кончики пальцев слегка кольнуло и тут же ласково пощекотало, словно невесомые пушинки одуванчика.

   – Своих не тронет, – пояснил внимательно наблюдавший за Микой Линран.

   – А что будет с чужими? – уточнила она, понимая, что поджаренные девицы, конечно, поспособствуют репутации злобного зла, но отнюдь не долгой и счастливой жизни.

   – А у чужих напрочь отобьет желание наносить непрошеные визиты, – усмехнулся Линран.

   – Посмертно? – подозрительно прищурилась Мика.

   – Пожизненно, – поправил чернокнижник. – Не волнуйся, никого не убьет, – успокаивающе добавил он и насмешливо сверкнул глазами: – С первого раза.

   Перелетевший ограду ворон облюбовал левый череп, переступил с лапы на лапу, расправил крылья и, в упор уставившись на помощницу злобного зла, задушевно каркнул.

   Мика передернула плечами, разгоняя противные мурашки, вздохнула и решила махнуть на все рукой. В конце концов, сама выпрашивала у мэтра нормальную защиту. Так к чему жаловаться, получив желаемое?

   К тому же вряд ли романтичные дурочки подойдут слишком близко, даже если привычной Мике не по себе. А вот пятый ученик... Глядя на уже собравшихся, она ощущала смутные сомнения в здравомыслии последнего воспитанника мэтра.

   Линран ушел в дом, пообещав починить дверь, а Мика задержалась, глядя на полыхающий в глазницах черепов зеленый огонь и нахохлившегося ворона, который в слепящем солнечном свете казался ненастоящим.

   Чуть скрипела на поднявшемся ветру приоткрытая калитка. С тихим урчанием, мазнув дернувшуюся Мику мягким боком по ногам, в сад проскользнула кошка. Зеленоватые искры рассыпались по густой черной шерсти и растаяли, не причинив хвостатой нахалке вреда.

   Мика усмехнулась и, поддавшись порыву, забралась на правый столбик, с трудом подвинула череп и устроилась на краешке, пусть и без комфорта, но вполне надежно. Ворон неодобрительно покосился на неожиданную соседку и нахохлился еще сильнее, она же блаженно зажмурилась и подставила лицо теплым лучам. Возвращаться в дом не хотелось. Да, там оставалась бешеная троица учеников, скелет, страхохват, мышь и кошка, и вся эта компания вроде как на совести Мики, но... Именно сейчас ее совесть была безмятежна и спокойна и требовала минутки тишины и единения с природой. Тогда – и только тогда – имелся шанс, что помянутая компания доживет до возвращения мэтра.

   Но, похоже, сами боги были против такого шанса.

   Сначала Мика услышала шум. Страшный, не предвещавший ничего хорошего. А потом увидела его источник и чуть не свалилась на землю.

   Изумленно каркнул ворон, взмахнул крыльями, едва не задев свою соседку, и предпочел убраться от греха подальше.

   Пыхтящее чудовище, приближающееся к особняку, извергало едкий дым и грохотало так, что закладывало уши. Оно подпрыгивало на ухабах пустыря; казалось, что оно вот-вот опрокинется на спину, словно огромный жук, и беспомощно засучит лапами.

   Мика конечно же знала, что это такое, дикаркой она отнюдь не была. Но одно дело – видеть эдакое чудо на картинках в журналах, выписываемых теткой из столицы, и совсем другое – оказаться с оным лицом к лицу.

   Магомобиль был чудом скорее механическим, чем магическим, и, к счастью, редким. В принципах его работы Мика разбиралась слабо, но искренне считала, что работает оно из рук вон плохо: шумное, вонючее и вряд ли удобное. Некоторым, впрочем, нравилось.

   Меж тем магическо-механическое чудовище докатилось до особняка, надсадно чихнуло, окутавшись облаком грязно-серого дыма, судорожно дернулось и застыло. Мика с облегчением вздохнула и чуть подалась вперед, стремясь разглядеть того, кто выбирался из металлического нутра. Дым понемногу рассеивался, и приближающаяся к калитке фигура становилась все отчетливее. Помощница злобного зла приложила ладонь козырьком ко лбу, чтобы яркий свет не бил в глаза, да так и замерла.

   Ей часто снилось прошлое. То, что она хотела забыть, раз за разом воскресало в ее снах, наполняя их кошмарами, которые, впрочем, послушно таяли на рассвете.

   И вот сейчас кошмары просочились из снов в явь и таять не спешили, напротив, наливались красками и жизнью.

   Мика сидела, до боли вцепившись в острые края столбика, и смотрела на остановившегося аккурат перед ней человека.

   Так, верно, смотрит мышка на сытого, но опасного кота.

   Тот, в свою очередь, тоже разглядывал ее, причем с таким видом, словно чего-то ожидал. Впрочем, его терпение быстро иссякло.

   – Долго собираешься там сидеть? – процедил нежданный гость, и Мика скатилась-таки вниз. Потерла оцарапанные ладони, повела зудящими от щекотных чар лопатками и взглянула исподлобья на высокого молодого мужчину в дорогом дорожном костюме, с аккуратно подстриженными темно-песочными волосами и раздраженно прищуренными серыми глазами.

   И не изменился ни капельки.

   Хотя, конечно, сложно измениться за полгода до неузнаваемости.

   К величайшему ее, Мики, сожалению.

   Он нетерпеливо передернул плечами, сделал шаг вперед – и Мика неосознанно отшатнулась, вжалась мгновенно вспотевшей спиной в калитку, зажмурилась...

   Вспыхнули зеленые огни в глазницах черепов.

   Сверкнула ослепительно-белая молния.

   Когда Мика рискнула приоткрыть глаза, гость сидел на тропе в ворохе опавших листьев и шипел сквозь зубы что-то вдохновенное, но явно неприличное.

   Калитка резко распахнулась, и Мика, не устояв на предательски ослабших ногах, угодила прямиком в объятия злобного зла.

   Действительно злобного, безо всякого преувеличения.

   Сейчас Линран Энлиш заслуживал это звание гораздо больше своего учителя.

   – Что ты себе позволяешь?!

   Вопрос прозвучал тихо, но настолько проникновенно, что Мика втянула голову в плечи и попыталась стечь на землю, но Линран держал крепко, к тому же, как она поняла мгновением позже, обращался вовсе не к ней.

   – А что я себе позволяю? – прищурился оживший кошмар, поднимаясь и небрежно отряхивая одежду. – Всего лишь хотел попасть туда, где меня ждут.

   – Не дождавшись позволения войти? – уточнил Линран и наконец-то отпустил плечи Мики, а сама она как-то незаметно оказалась у него за спиной. И только тогда смогла нормально вдохнуть.

   Гость уточнение проигнорировал. Нашел взглядом не вовремя выглянувшую из-за надежной спины Мику и с поистине королевским самомнением повелел:

   – Принеси мои вещи. Они в мобиле.

   Мика растерялась настолько, что и с места не сдвинулась. Картинка происходящего медленно складывалась воедино: его здесь ждали, Линран его знает, приехал с вещами...

   Неужели он и есть пятый ученик мэтра?!

   Пока она пыталась свыкнуться с реальностью, Линран отрезал:

   – Сам занесешь, не принц крови. Здесь слуг нет.

   – А это кто? – хмыкнул гость, указав ему за спину.

   – Личный помощник учителя. И если в слове «личный» тебе что-то непонятно, то мне искренне тебя жаль.

   – Ты все такой же псих, Энлиш, – скривился последний ученик злобного зла.

   – А ты – все такой же придурок, Волтан, – не остался в долгу Линран. – Бери свои вещи и заходи. Дорогу найдешь, не заблудишься.

   Развернув Мику, он легонько подтолкнул ее в спину, и она, ожив, припустила к дому.

   И лишь на крыльце поняла, что Айнэлл Волтан ее не узнал.

   Вчера, в Сверте, умудрился разглядеть издалека, а сейчас...

   Сейчас он ее не видел. Вернее, видел не ее.

   Сработал-таки амулет, не подвел! Более того – превзошел все ожидания.

   Радость взметнулась и схлынула, уступив место осознанию, что придется жить под одной крышей с тем, кого Мика видеть не желала. Она запнулась о ступеньку и чуть не вписалась лбом в отремонтированную дверь. В щиколотке что-то подозрительно хрустнуло...

   Но задерживаться Мика не стала. Похромала в гостиную, надеясь укрыться в своей комнате, но едва переступила порог, как ее подхватили сияющие близнецы и отконвоировали на диван. Мика не успела возмутиться, как ей вручили устрашающий на вид, но источающий божественный аромат бутерброд.

   – Откуда? – только и смогла спросить она, вгрызаясь в него.

   – Линран притащил, – буркнул хозяин скелета, обнаружившийся тут же.

   Элоиза стояла за его спиной, и ее оскал казался особенно зловещим. На блестящем черепе восседала мрачная мышь. Кошки, как и страхохвата, видно не было.

   Бутерброд и размышления, питаются ли кошки нечистью, отвлекли Мику от переживаний. Ровно до того момента, как дверь резко распахнулась и в гостиную вплыл увесистый чемодан. Следом вошел хмурый Айнэлл. За ним, закрыв дверь, появился Линран.

   – Вот же бесы, – хором простонали близнецы, разглядев, кого эти самые бесы принесли в обитель злобного зла.

   Новое зло остановилось посреди гостиной, прямиком под люстрой, и обвело собравшихся презрительным взором, коий ни на миг не задержался на сжавшейся Мике.

   Под ярким солнцем ей действительно показалось, что Айнэлл не изменился, но она ошиблась.

   Взгляд стал тяжелее. Черты лица – резче. И горькой складки возле губ раньше не было, как и нескольких серебристых прядок в волосах.

   А еще... Полгода назад Айнэлл Волтан совершенно точно не был магом.

   Вернее, Мика не ощущала той силы, что сейчас окутывала его.

   Впрочем, имело ли это хоть какое-нибудь значение? Как выяснилось, настоящего Айна Мика никогда не знала. Мало ли какие амулеты на нем тогда были. Мало ли чего он хотел добиться на самом деле.

   Айнэлл обвел собравшихся цепким взглядом, поморщился при виде точно так же скривившихся близнецов, насмешливо приподнял брови, остановившись на Элоизе.

   – С годами требования учителя к ученикам стали еще забавнее, – ухмыльнулся он, в упор глядя на вспыхнувшего рыжего.

   – А ты вообще кто? – враждебно прищурился он, вскочив на ноги и закрыв собой Элоизу.

   – Айнэлл Волтан, старший ученик мэтра Крайта, – нарочито церемонно поклонился новоприбывший.

   – Второй, – буркнул один из близнецов.

   – Не суть важно, – отмахнулся тот, не спуская глаз с насупленного рыжика. – А ты?..

   – Сонер Артэн, – сквозь зубы ответил он.

   – Последний ученик, – удовлетворенно кивнул Айнэлл, и Мике отчетливо послышалось несказанное: «Как по счету, так и по способностям». Видимо, не ей одной; Сонер скрипнул зубами и сжал кулаки, но заносчивый чернокнижник уже перевел внимание на Мику. – Помощник учителя, значит, – протянул он. – И как же к тебе обращаться, помощник?

   «Никак!» – хотела было отрезать она, но с ужасом поняла, что язык словно онемел.

   – Его зовут Микаэль, но я бы не советовал тебе хоть как-то к нему обращаться, – спокойно сказал Линран, избавив ее от необходимости напрямую беседовать со своим личным кошмаром.

   Мике показалось, что Айнэлл едва уловимо вздрогнул. Скользнул по ней быстрым взглядом, но ничего интересного, хвала мэтру и его талантам, вроде бы не заметил.

   – Твои советы мне ни к чему, – хмыкнул он и, заняв свободное кресло, подцепил с низкого столика один из уцелевших бутербродов. – А вы чего примолкли, Женьшень?

   – Кто? – поперхнулся успевший немного успокоиться Сонер.

   – А вы что, до сих пор не познакомились? – делано удивился Айнэлл и невежливо указал на действительно затаившихся близнецов пальцем. – Левый – Жень. Правый – Шень. Лэра Лартис в молодости обожала цаньские романы и совершенно не разбиралась в ботанике.

   – Достаточно, – предостерег Линран, оценив каменное выражение лиц братцев, но Айнэлла уже понесло.

   – Ходят легенды, что у них есть нормальные имена, – не внял разумному совету он, – но если произнести их вслух, можно вызвать их досточтимую матушку.

   – И что в этом страшного? – не выдержала Мика, которой, сказать по правде, захотелось бросить в личный кошмар что-нибудь тяжелое.

   Ну или чтобы на него рухнула люстра.

   – Полагаю, ты видел их чемодан? – криво усмехнулся он. – Поверь, это меньшее проявление ее заботы. Большее способны пережить не все.

   Похоже, близнецов Айнэлл любил не особо.

   Мика сильно сомневалась, что он вообще хоть кого-нибудь любил.

   Сдвоенное проклятие врезалось в быстро выставленный Айнэллом щит, срикошетило, отразилось от старинного, вмиг почерневшего зеркала, задело жалобно звякнувшую люстру, чуть не попало в испуганно заметавшуюся по комнате мышь... И бессильно зашипело, пойманное Линраном.

   Он сжал ладонь, уничтожая чары – совершенно жуткий вышел звук, громкий и зловещий, – обвел притихших коллег нечитаемым взглядом, под которым близнецы разом утратили воинственность, и ровно спросил, обращаясь к Айнэллу:

   – Поздоровался? Подкрепился? Повеселился? Тогда не пора ли найти комнату и разобрать вещи?

   Мика едва справилась с желанием обхватить себя за плечи – в гостиной значительно похолодало и потемнело, а еще воздух словно загустел, и на ладонях проступили черные узоры.

   Сила Линрана подавляла. И даже самоуверенный Айнэлл мгновенно скис и, поднявшись и подхватив чемодан, молча удалился наверх.

   Мика от души понадеялась, что там его встретят стархохват, сбежавшая в панике мышь или кошка. Лучше всего – одновременно.

   – Ну и придурок, – выдохнул Сонер, прерывая мертвую тишину.

   – Полнейший, – поддержали его близнецы.

   Мика мысленно согласилась и тоже встала – ей нужно было сию же минуту выйти на свежий воздух, под теплое солнышко, – но щиколотка отозвалась острой болью, позволив сделать лишь несколько шагов.

   Она невольно зашипела и ойкнула, когда один из близнецов – Шень – подхватил ее под руку и дотащил до дивана.

   – Сиди, – строго велел он дернувшейся было Мике и ловко снял с пострадавшей ноги ботинок.

   – Что ты делаешь? – растерянно пробормотала она, безуспешно пытаясь вырвать из цепких пальцев собственную ступню.

   – Расслабься, Мик, – хмыкнул Жень, и в его голосе ясно прозвучали покровительственные нотки. – Когда я приводил домой друзей и девушек, брат таскал туда всякую нуждающуюся в помощи мелочь, как живую, так и не совсем. Это не лечится.

   Мика опешила настолько, что перестала сопротивляться, позволив чернокнижнику осторожно ощупать припухшую щиколотку. Получается, ее уподобили страхохвату?!

   – Какой ты тощенький, – жалостливо запричитал Шень, надавив на больное место так, что Мика охнула. Похоже, с людьми он обращаться не умел. – Как только ветром не уносит?

   – Изыди, – отстранил его Линран и строго добавил: – Он не зверушка и не нечисть.

   Шень надулся, но подчинился, уступив место старшему. Мика невольно напряглась, раздумывая, не уползти ли сейчас, пока ее до смерти не залечили, или постараться сохранить остатки гордости и принять муки с высоко поднятой головой.

   Линран легко коснулся ее щиколотки, и стопу охватил приятный холодок. Он ласковой волной прокатился по телу, рисуя на коже черные кружева. Мика зачарованно смотрела, как прихотливые завитушки перетекают из одной в другую, наливаются чернильной тьмой – и медленно исчезают, унося с собой не только боль, но и напряжение.

   Наконец Линран отпустил ее ногу, поднялся и внимательно посмотрел на подневольную пациентку:

   – Все в порядке?

   Мика с опаской покрутила ступней. Натянула ботинок, встала, потопталась и растерянно кивнула.

   Все действительно было в порядке. Если не считать того, что там, где кожи касались его пальцы, до сих пор словно огненные язычки плясали.

   А еще нестерпимо горели щеки и сердце билось чаще, чем ему положено.

   Побочный эффект темной магии, не иначе.

   Наверху пронзительно заверещал страхохват и упало что-то тяжелое. Шень тут же рванул туда, перепрыгивая через несколько ступенек. За ним, покачав головой, не столь поспешно двинулся второй близнец, а когда до гостиной донесся противный кошачий вой, не выдержал и Линран.

   Кажется, искреннее пожелание Мики все же сбылось. Пусть и мелкая, но радость.

   – Надеюсь, эта пушистая шайка ему что-нибудь отгрызла, – пробурчал Сонер, единственный, кого не озаботила судьба соученика или же питомцев, за что немедленно и поплатился.

   Мика, прищурившись, одарила рыжего пристальным взором. Проклятый Волтан выбил ее из равновесия, заставил растеряться и утратить контроль над ситуацией, и теперь ученики, признавшие было авторитет помощницы злобного зла, смотрели на нее как на ребенка, нуждающегося в защите, что безмерно раздражало и столь же бесконечно смущало.

   Айнэлл все испортил.

   Снова.

   И нужно было что-то делать, как-то это исправить, пока не стало слишком поздно и новая маска, не Микой выбранная, окончательно к ней не приросла.

   Так почему бы не совместить полезное с полезным?

   Не сводя глаз с явно что-то заподозрившего, но все еще не сообразившего сбежать Сонера, Мика нащупала в кармане сложенный вчетверо листок бумаги – список продуктов, составленный мэтром накануне да так и позабытый во всей этой безумной круговерти.

   Почерк у злобного зла тоже был злобным. Казалось, буквы рассыпались по строчкам в диком танце, корча угрожающие рожицы и дразнясь: ну-ка, попробуй прочти! Но Мика не сомневалась, что ученики за время обучения, как и она за полгода, поднаторели в нелегком искусстве расшифровки. А если вдруг нет... Будет еще один повод для самосовершенствования, которому, как известно, нет предела.

   С этими мыслями коварная пособница злобного зла и вручила растерявшемуся ученику исписанный мэтром листок.

   – Это что? – недоуменно спросил Сонер, держа бумагу двумя пальцами, будто она в любой момент могла превратиться в змею и ужалить.

   В чем-то он был, конечно, прав.

   – Список, – мило улыбнулась Мика. – А это, – кивнула на низкую тумбочку у входа, – сумка и кошелек с деньгами. Берешь Элоизу и идешь в город. Покупаешь то, что здесь перечислено, только в три раза больше. Возвращаешься сюда. Задача ясна?

   – Почему я? – возмутился Сонер.

   «Потому что не научился вовремя уносить ноги», – могла бы сказать Мика, но сказала совершенно другое.

   – Потому что ты знаешь город и у тебя есть Элоиза, которая дотащит покупки без ущерба для окружающих. – Физического так точно, а моральный помощницу чернокнижника заботил мало. – И никакой магии, – с нажимом дополнила она, памятуя о выдающихся разрушительных способностях рыжего.

   – И все равно я не обязан, – скрестил руки на груди он.

   – Конечно же нет, ты – свободная личность и гордость темномагической науки, кто тебя может обязать, – великодушно согласилась Мика. – Естественно, ты вправе отказаться. Но тогда все вновь останутся без ужина. В том числе и мэтр. И когда он спросит, по чьей вине...

   – Понял! – мигом сдался побелевший Сонер.

   Он спрятал список в карман, схватил сумку и деньги, махнул Элоизе, и они покинули дом.

   Вслушавшись в отдаляющиеся шаги и приглушенное ворчание, Мика победно улыбнулась.

   Восстановление репутации – дело сложное и хлопотное, но она непременно справится.

   Иначе в этом сумасшедшем доме не выжить.

   Нестерпимо захотелось чаю. Вид кухни, далекой от чистоты, заставил болезненно поморщиться и задуматься, на что еще способна темная магия, кроме разрушения и лечения. Судя по всему, восстановить разрушенное она тоже в силах, а что насчет уборки? Мика осмотрела пострадавшие плиту и потолок, припомнила испорченное зеркало в гостиной и помотала головой. Нет уж, рисковать в отсутствие злобного зла нельзя. Обойдутся ведром воды, тряпкой и собственными холеными лапками. Авось не развалятся.

   Сладостные – и несбыточные, чего уж там – мечты, как растрепанный Волтан до блеска натирает полы, прервало явление кошки. Распушившаяся, похожая на огромный черный одуванчик зверюга запрыгнула на стул и требовательно уставилась на Мику. Следом пришел Шень, неприлично довольный, сияющий ярче шпиля столичного светлого храма в погожий день.

   – Волтан жив? – оценила его вид Мика, пытаясь согнать нахалку на пол.

   – Да чего ему будет, – отмахнулся Шень. – От укушенной пятки и пары царапин через всю физиономию еще никто не умирал.

   На сердце немного потеплело, и пособница злобного зла, оставив попытки спихнуть кошку, благодарно почесала ее за ухом.

   – Зря Лин вмешался, – посетовал меж тем Шень. – Уверен, эта красотка смогла бы отгрызть придурку нос. – Он нахмурился и с сомнением пробормотал: – Или красавец?

   По мнению Мики, это было более чем очевидно. Ну какой еще красавец – при такой-то стати, манерах, характере? Да и вообще...

   – Судя по форме мордочки – красотка, – высказалась Мика.

   – Нетипичная мордочка еще не повод оскорблять почтенного лэра, – явно кого-то передразнил Шень и с пугающим энтузиазмом потер ладони. – Этот вопрос требует всестороннего изучения!

   Мика вздохнула. Все же на диво бестолковый чернокнижник ей попался. Почему бы этим не воспользоваться, как и полагается верной приспешнице злобного зла?

   – Проверь, – очень добрым тоном посоветовала она.

   Почувствовавшая неладное кошка уставилась на них тяжелым, пробирающим до мурашек взглядом, но, увы, Шеня уже подхватили волны неудержимого исследовательского интереса.

   Увы для Шеня, конечно же.

   Мика от души веселилась, наблюдая, как оскорбленная хвостатая дама гоняет потерявшего всякий стыд двуногого кавалера, имевшего наглость под этот самый хвост заглянуть. И, честно признаться, болела приспешница злобного зла вовсе не за чернокнижника.

   Кухня приобрела еще более жалкий вид.

   В гостиной, куда выкатилась вошедшая в азарт парочка, тревожно зазвенела люстра.

   Мика с наслаждением потянулась и удовлетворенно кивнула: вот и нашелся тот, кто наведет здесь порядок. Любопытство до добра не доводит. Причем не только кошек – что взять с тех, у кого настоящие лапки? – но и рискнувших связаться с ними чернокнижников.

ГЛАВА 11

Если день не задался с самого утра, глупо ожидать чего-то хорошего в дальнейшем.

   Об этой прописной истине забывать не следовало нигде, никогда, ни в каком состоянии.

   Все началось с кошки. Изворотливая зверюга крутилась возле экипажа, но в руки не давалась, магией не ловилась и внутрь не заманивалась. Предпринимать более активные попытки при болтливом секретаре злобное зло постеснялось, дабы не нанести своей пострадавшей репутации еще больший урон. Пришлось отправляться к градоправителю с пустыми – зато не исцарапанными – руками.

   Следующим испытанием стала сама поездка. Солнышко припекало, в закрытом экипаже было душно, и уже через пару минут секретарь лэра Ванса заблагоухал так, что мэтр едва справился с желанием выпрыгнуть на полном ходу и пройтись пешком.

   К особняку градоправителя, раскинувшемуся в самом центре Даратта, приехало изрядно позеленевшее, напрочь утратившее аппетит, но все еще не сломленное зло. А то, что мрак за его плечами слегка потускнел, вряд ли кто заметил.

   Экипаж остановился перед высокими ажурными воротами, похожими на изящную хрупкую снежинку. Настоящее произведение искусства, они не смогли бы служить обитавшей здесь семье надежной защитой, если бы не прочно вплетенные в серебристый металл чары, самые что ни на есть светлые, несильно, словно предупреждая, куснувшие чернокнижника на входе. Что, естественно, ничуть не прибавило настроения и без того мрачному мэтру.

   За воротами раскинулся ухоженный сад, своими размерами скорее напоминающий парк. На чисто выметенных дорожках не было ни листочка, и все-то здесь казалось правильным, аккуратным, идеальным. Просто до отвращения.

   Фолан с превеликим удовольствием подарил бы градоправителю в комплекте с кошкой своих учеников – только чтобы посмотреть, во что они превратили бы это безобразное благолепие. Во что превратится его собственный дом за время отсутствия хозяина, мэтр предпочел не задумываться, однако решил на обратном пути заглянуть к аптекарю и запастись успокоительными настойками.

   Особняк градоправителя, легкий, до неприличия воздушный, словно целиком состоящий из белоснежных колонн, арок и солнечного света, казался драгоценной жемчужиной в обрамлении яркого осеннего золота. Двустворчатые двери отворились ровно в тот момент, как хмурое, словно грозовая туча, злобное зло преодолело ведущие к ним мраморные ступеньки, на которых в разных позах возлежали, восседали и вос...

   Существа, казалось, провожали гостя недобрыми взглядами, и стоило больших усилий смотреть только вперед, игнорируя неприятный зуд между лопатками.

   – Следуйте за мной, мэтр Крайт, – чопорно поклонился возникший на пороге дворецкий, седой, высокий и тонкий, будто давным-давно высохший, тронутый инеем стебель, и, не оглядываясь, двинулся вглубь дома.

   Фолан последовал за ним. В затылок тяжело дышал раскрасневшийся, едва не сомлевший в экипаже секретарь, который, пожалуй, был чужд этому гармоничному месту чуть ли не более, чем сам чернокнижник.

   Мэтру приходилось бывать у градоправителя и прежде, но почему-то именно сейчас возникло это странное, неуютное чувство, колючим ежом свернувшееся в солнечном сплетении. Тревожило гулкое эхо, рожденное высокими потолками, большие светлые коридоры и лестницы, напоенный цветочными ароматами воздух и сами цветы, в изобилии украшавшие особняк. А при виде градоправителя, поджидавшего гостя не в просторной столовой, а в кабинете за столом, заставленным книгами и стопками бумаг вместо тарелок с обещанным угощением, чувство-еж развернулось в полный рост, выпустило колючки и рассерженно зашипело, заставив сотканный из мрака плащ взметнуться за плечами подобно черным крыльям, секретаря и дворецкого – отшатнуться с приглушенным воплем ругательного содержания, а лэра Юджина Ванса – подняться с удобного стула, очаровательно улыбнуться и с противным хрустом сжать в холеной ладони прозрачную сферу.

   И хлынул свет. Ослепил, яростным потоком пронесся по комнате, захлопнув окна и дверь, развеяв призрачные крылья – и оставив один на один довольного собой градоправителя и чернокнижника, ошеломленного внезапно накатившим бессилием и человеческим коварством.

   Нет, сила не исчезла; она отчаянно билась внутри, будто перепуганная птица в невидимой клетке, но дотянуться до нее не получалось.

   – И как это понимать?! – с едва сдерживаемой яростью прошипел мэтр, в упор глядя на Юджина Ванса.

   Градоправитель буквально сиял от детского восторга. Он, со своими вечно непослушными светлыми кудрями, огромными голубыми глазами и хрупким телосложением, всегда-то казался едва оперившимся юнцом, хотя месяц назад ему исполнилось тридцать, но сейчас и вовсе выглядел ребенком, которому показали настоящее чудо.

   – Внезапно, – с растерянной улыбкой пробормотал лэр градоправитель, перевел взгляд на свою руку, которая все еще слабо мерцала, и вздрогнул, когда потерявший терпение Фолан, стремительно преодолев разделявшее их расстояние, с размаху припечатал ладонями столешницу.

   Стол тоже вздрогнул и подозрительно заскрипел, ровные стопки бумаг накренились, полетели на пол – да так и застыли в воздухе, беспомощно трепеща исписанными крылышками-страницами. В кабинете потемнело, остро запахло осенней грозой, а потом особняк вздохнул всем своим белоснежным, пропитанным светлой магией телом – и на этот вздох отозвалось что-то темное, древнее, сладко спящее глубоко под землей.

   – Это перешло все допустимые границы, лэр Ванс, – сухо обронило злобное зло, расправляя плечи, вновь покрытые сотканным из мрака плащом.

   Мрак беспрестанно колыхался и нервно вспыхивал фиолетовыми искрами – ему тоже не пришлись по нраву непонятные игры этого мелкого, невесть что о себе возомнившего человечка.

   Мрак желал его поглотить. Прямо здесь. Целиком. И чуть ли не впервые за долгое, долгое время Фолан искренне понимал и разделял желания самой темной части своей души.

   – Простите, мэтр! – покаянно воскликнул Юджин Ванс. Он торопливо обогнул стол, задел трепыхавшиеся бумаги, и они все же осыпались на пол. Не обратив на них внимания, градоправитель подошел к чернокнижнику и виновато улыбнулся. – Это была всего лишь шутка. Признаться, я не верил, что на вас может подействовать, и только потому согласился...

   – На что? – грубо перебил Фолан, изо всех сил заглушая навязчивый шепоток, уговаривающий протянуть руку и свернуть этому цыпленку тощую шею.

   Невелика потеря, да и компенсация для оскорбленной тьмы тоже так себе, но оставлять подобное безнаказанным недопустимо, ибо где одна шутка, там и другая, и не факт, что с ее последствиями удастся справиться столь же легко.

   Фолан понимал, что доля истины в этом есть, и немалая. Знал он также, что, пожелай сейчас отомстить, будет в своем праве. Но...

   Это затянется. Выяснения, объяснения. Бумаги и проверки. Сморчки из Ковена...

   А у мэтра полон дом оболтусов.

   И злая помощница, которая все объяснения начальства пошлет к дохлым троллям, в придачу с Ковеном.

   А еще вернулся голод. Неизвестно, где он до сих пор пропадал, но на обратном пути успел из обычного превратиться в зверский, и даже перспектива отобедать горелой гречкой уже ничуть не пугала.

   Потому зло решило сегодня побыть не злобным, а снисходительным, и в ожидании ответа уставилось на нервно сглотнувшего Юджина тяжелым взглядом, полным лиловой, по-осеннему зябкой тьмы.

   – К нам прибыл талантливый артефактор. Из столицы. Говорят, сам король ему благоволит, – хрипло вымолвил градоправитель, откашлялся, взял себя в руки и продолжил куда более уверенно: – Он заявил, что его творения способны на все, в них столько света, что они могут справиться с тьмой даже там, где она сильнее всего. Я... Ох, не смотрите так, мэтр Крайт! Я не поверил ему. Я ничуть не сомневался, что уж вы-то ему не по зубам... И не зря. Его безделушка вас не раскусила.

   Не раскусила, верно. Всего лишь надкусила. Слегка. Но это оказалось на редкость неприятным и невероятно раздражало!

   Встретиться бы с этим столичным талантом. Выяснить, чего он стоит без своих мерзких игрушек. И наглядно продемонстрировать, на что способна тьма, если ее как следует разозлить.

   И куда только смотрит король?! Или же нынешнему величеству настолько надоели принятые его предком законы, уравнявшие свет и тьму в правах?

   Слишком уж некрасиво все выглядело со стороны.

   Сначала – потерявшие стыд и меру святоши, чуть ли не на каждом углу поносящие чернокнижников, теперь еще и это... Подумать только – артефакт, гасящий мрак!

   И что будет дальше?

   – Могу ли я побеседовать с обласканным королевской милостью талантом? – поинтересовался Фолан, чувствуя настоятельную потребность разобраться с этим вопросом здесь и сейчас. Без магии. Исключительно при помощи рук и, возможно, ног.

   – Боюсь, что нет, – ответил Юджин Ванс. – Он уехал рано утром. И вся вина за необдуманный поступок целиком лежит на мне, мэтр. Прошу прощения, мне в самом деле жаль. Разделите со мной в знак примирения завтрак?

   По мнению Фолана, с этого стоило начинать, тогда и разговор сложился бы иначе. Сейчас же предложение, несмотря на все возрастающий голод, утратило соблазнительность. Мэтр желал одного: немедленно покинуть место, где приличных чернокнижников угощают не свежесваренным кофе, а сомнительными артефактами в лоб.

   Фолана немного утешала мысль, что в результате пострадала не только его гордость: из-за отклика темного источника в доме напрочь сгорели все светлые чары, и поддавшемуся недостойному взрослого, облеченного властью человека любопытству Юджину придется раскошелиться на кругленькую сумму, дабы оплатить услуги светлого кудесника.

   – Благодарю за приглашение, – криво улыбнулся Фолан, отметив, что в особняке стало легче дышать. – Вынужден отказаться. Дела, знаете ли, не ждут.

   О том, что его «дела» сами способны натворить дел, мэтр благоразумно умолчал.

   Но, как оказалось, градоправитель был прекрасно о них осведомлен.

   – Ваши ученики, мэтр Крайт, тоже весьма талантливы... и неповторимы, – усмехнулся Юджин, на глазах превращаясь из растерянного, виноватого мальчишки в собранного, уверенного в себе и своих действиях градоправителя.

   Он неспешно вернулся на свое место, опустился на стул и жестом предложил нахмурившемуся чернокнижнику присесть. Стул для посетителей выглядел не столь роскошным, как у хозяина кабинета, а на поверку и вовсе оказался предметом не просто неудобным, а поистине пыточным.

   – Вчерашнее происшествие, мэтр, вызвало волну слухов и паники, – продолжил лэр Ванс, покрутив в длинных пальцах остро отточенный карандаш. – Люди взволнованы, и это понятно: в городе появился еще один чернокнижник... И это они пока не знают, что их уже... сколько? Четверо?

   – Пятеро, – сквозь зубы поправил Фолан. – А что, существует закон, по которому нам нельзя собираться в одном месте?

   – Бросьте, мэтр, к чему поминать законы в сугубо дружеской беседе? – обманчиво мягко улыбнулся градоправитель, облик которого окончательно утратил мальчишескую неуклюжесть. Трудно было поверить, не увидев собственными глазами, что этот человек может выглядеть виноватым и растерянным.

   Юджин Ванс виртуозно менял маски, и Фолан, увы, не сказал бы, какая из них являлась его истинным лицом.

   – Я никак не могу понять ее смысл, – поморщился мэтр, устав от околичностей. – Чего вы добиваетесь, лэр Ванс? Кто-то остался недоволен? Написал жалобу? Возможно, пекарю пришелся не по нраву новый дом? Или его соседям, которым повезло – или не повезло? – не попасть под чары моего ученика?

   Градоправитель молчал, по-прежнему вертя карандаш. Фолан резко поднялся, едва не опрокинув бесов стул, всего за несколько минут обеспечивший его незабываемыми ощущениями, и хотел уйти, но Юджин тихо, но как-то по-особенному веско сказал:

   – Позавчера исчезла Ирма Гарт. Неделю назад – Арика Майт. Две юные лэри из хороших семей, мэтр Крайт, словно растворились в воздухе.

   – И что? – раздраженно спросил Фолан, уже зная ответ.

   – Я ни на что не намекаю, – нагло солгал градоправитель, смотря ему прямо в глаза. – Но, мэтр... В городе, полном чернокнижников, пропали две невинные девицы. Как считаете, чем это чревато?

   – Я считаю, что справляться с досужими домыслами – ваша задача, – процедил Фолан, с трудом сдерживая желание немедленно, не сходя с места, оправдать звание злобного зла. – Или же то и не домыслы вовсе, и вы располагаете весомыми доказательствами, свидетельствующими против меня или моих учеников?

   – Что вы, мэтр Крайт, – правдоподобно оскорбился Юджин. – Повторюсь, это дружеская беседа, и я всего лишь говорю вам о царящих в городе настроениях...

   – Ну коли так, – невежливо прервал его Фолан, – настоятельно советую разобраться с пропажей благородных девиц, не вмешивая непричастных и не подбрасывая хворост в огонь, который и без вас есть кому поддерживать. Прощайте!

   На этот раз градоправитель не пытался остановить своего гостя, и он ушел, напоследок от души хлопнув дверью.

***

Дверь за взбешенным чернокнижником с грохотом закрылась, чудом не соскочив с петель и зародив в глубине стен дрожь, и тут же бесшумно отворилась дверь другая, потаенная, спрятанная столь искусно, что и сам хозяин кабинета, бывало, не мог ее разглядеть.

   Шагнувший из темноты тайного хода человек, высокий и болезненно худой, зябко поежился и крепче закутался в длинный теплый плащ, словно оказался посреди заметенного снегом леса, а не в уютной, залитой солнцем комнате. Оглядевшись, уверенно подошел к столу и, проигнорировав стул для посетителей, присел на край столешницы.

   С неожиданно громким щелчком, разрывая плотную, неестественную тишину, треснул карандаш. Юджин брезгливо отбросил неровные обломки, отер пальцы о рукав рубашки и перевел взгляд на нового гостя, который, в свою очередь, изучал его из-под упавшей на глаза длинной челки.

   Глаза были пугающе светлыми, будто прозрачными, и обычно их обладатель предпочитал носить очки с затемненными стеклами, чем, несомненно, делал одолжение окружающим. Градоправитель первым отвел взгляд, и его гость понимающе усмехнулся. Убрал непослушные пряди с лица, бледного, почти бескровного, коснулся темно-русых волос, забранных в низкий хвост. Вытащив длинную шпильку, со вздохом щелкнул по венчавшему ее стеклянному шарику, который недавно лучился от переполнявших его чар.

   – Весь свет выжег, мраков сын! – В хрипловатом голосе отчетливо слышалась странная смесь восхищения и отвращения.

   – Я же говорил, что нашего мэтра так просто не взять, – с гордостью, словно помянутый мэтр был его личным, любовно выпестованным злобным злом, произнес Юджин.

   – Силен, – протянул гость, задумчиво потирая переносицу. Тонкие губы тронула едва заметная усмешка, в жутковатых глазах вспыхнули голубые искры. – Но так даже интереснее...

   Он неспешно подошел к стене, ласково погладил ее раскрытой ладонью, которую охватило яркое свечение, и дом благодарно принял подношение, вновь оживляя погасшие чары и наполняясь неземным сиянием.

ГЛАВА 12

Злобное зло шествовало по коридорам градоправительского особняка, и от каждого шага ослепительно-белый пол покрывался черными узорами. Они, впрочем, исчезали почти сразу – дом, подозрительно быстро вновь напитавшийся светлой магией, сам отторгал все неуместное.

   Хотя что может быть уместнее ярости чернокнижника, обманом завлеченного в сие царство праведности и образцово-показательной чистоты?

   Как? Как его могли заподозрить в подобном?!

   То есть конечно же ясно как. Кого еще винить во всех бедах, особенно если беды происходят с невинными, аки слезы младенца, девицами, как не злокозненного чернокнижника? Нет, это было привычно и понятно, но все равно обидно. До желания свернуть тощую шею какому-нибудь светлому жрецу.

   Никто бы, в конце концов, не удивился.

   Как и самому мэтру не стоило удивляться, когда на его пути возникла тонкая женская фигурка.

   Это-то и стало его ошибкой.

   Хрупкая, как фарфоровая куколка, светловолосая девица в воздушном белом платье ловко подхватила растерявшегося чернокнижника под руку и с неожиданной силой и прытью повлекла за собой. Прямиком в распахнутые двери, которые мягко закрылись, стоило коварной девице и ее беспечной жертве переступить порог небольшой светлой комнаты в бело-розовых, совершенно девчачьих тонах.

   Мэтру отчетливо послышался лязг захлопнувшейся мышеловки, но отталкивать преградившую дорогу девушку вдруг показалось отчаянно неправильным. И пока он колебался, сраженный непонятными мыслями, девица пошла в атаку.

   Слава мраку, словесную.

   – Мэтр Крайт! – мелодичным, теплым, обволакивающим, будто шелк, голосом начала она. – Я бы хотела извиниться. Мне невероятно стыдно за то, какие слухи, должно быть, дошли до вас...

   – Вы про три с половиной раза, лэри Ванс? – с непередаваемой интонацией вопросило злобное зло, и девица смущенно потупилась, а на белоснежных щечках расцвел нежный румянец, вид которого мгновенно лишил зло и злобности, и способности связно мыслить, и даже дыхания.

   Лиллэн Ванс по праву считалась первой красавицей Даратта. Излишней скромностью, чуть ли не главной добродетелью юных лэри, она не страдала и откровенно наслаждалась восторженным вниманием мужчин – и, как казалось со стороны, находила немалое удовольствие в банальной женской зависти.

   И Фолан терялся в догадках, что именно столь блестящей девушке, которая одним лишь щелчком ухоженных изящных пальчиков могла получить любого, даже самого завидного мужчину, понадобилось от нелюдимого чернокнижника, у которого нет за душой ничего ценного, а по клятвенным уверениям светлых жрецов и самой-то души не имеется.

   – Это было преувеличение! – заломив тонкие руки, горячо заверила Лиллэн. И, словно смутившись этой своей горячности, шепотом добавила: – Художественное.

   – Ну если художественное, – протянул Фолан, за нарочито ядовитым тоном скрывая собственное, невесть отчего пробудившееся смятение, – то это, конечно, в корне меняет дело!

   – И я всего лишь пыталась досадить брату! – В голубых глазах, обрамленных пушистыми ресницами, блеснули слезы, и нестерпимо захотелось сказать, что все в порядке, что не стоит вспоминать о давно прошедшем, что...

   – А досадили мне! – в сердцах – на самого себя за нелепую слабость и странные желания – бросил мэтр, и тут из-за дверей послышался шум, который неотвратимо приближался.

   Смутные подозрения наконец стали ясными, и все неловкие, ненужные и пугающие чувства лопнули, словно огромный мыльный пузырь, оставив горьковатый привкус непрошеного разочарования.

   – Ну знаете, лэри!.. – сквозь крепко сжатые зубы выдохнуло очнувшееся злобное зло и одним прыжком оказалось у окна. Рвануло раму, распахнуло створки, выпуталось из нежно-розовых, благоухающих цветочными духами занавесок и, перемахнув подоконник, мягко приземлилось в саду.

   Странно, как же здесь не додумались выставить охрану?

   – Мэтр! – воскликнула Лиллэн Ванс, подбежав к окну, – вы все неправильно поняли!

   Но Фолан этого уже не слышал. Обретшее желанную свободу злобное зло не преминуло оной воспользоваться, словно и в самом деле испарилось – подобно кусочку тьмы под ярким солнечным светом.

   Зато неосторожное восклицание услышал тот, кому его слышать не стоило.

   – Кто и что не так понял? – рявкнул Юджин, без стука распахнув дверь.

   – Ты. Свою роль в моей жизни, – не растерялась Лиллэн, резко задернув занавески и обернувшись к недовольному брату. – Ты ее слишком преувеличил! Не художественно!

   И, задрав носик, она величественно проплыла мимо опешившего градоправителя.

   Однако надежда ускользнуть сначала от брата, а потом и из дома увяла, не успев расцвести: на пути лэри Ванс возникло нежданное препятствие. Препятствие отвесило вежливый поклон, протянуло руку и с улыбкой, достойной встретившего добычу волка, вопросило:

   – Не соизволит ли прекрасная лэри прогуляться со мной в саду?

   Очень кстати вспомнилось, что она вообще-то под домашним арестом.

   Все из-за тех злосчастных кустов. А в них, между прочим, Лиллэн оказалась вовсе не с теми целями, о которых все подумали! Истинные причины, по которым она раз за разом попадала в неловкие ситуации и обзавелась своеобразной репутацией, были тайной, хранимой давно и трепетно и оглашению ни при каких обстоятельствах не подлежащей. В этот раз о них тоже пришлось умолчать, хотя последствия вынужденных недомолвок и собственной глупой несдержанности аукались Лиллэн до сих пор: мерзко хихикали так называемые подружки, отчаянно ей завидовавшие и оттого охотно разнесшие грязные сплетни, снабдив их нелепыми подробностями; мэтр Крайт, похоже, всерьез обиделся; а брат...

   Как же орал брат, узнав о ее очередных приключениях! Грозился запереть дома. И ведь запер же.

   Вернее, он так полагал. Лиллэн была достаточно взрослой для того, чтобы самой принимать решения и отвечать за них. Не перед братом, разумеется, ибо на службе она не состояла, что бы он там себе ни думал. И особняк лэри Ванс изучила гораздо лучше и знала по крайней мере на два тайных хода больше, чем Юджин.

   Но отказать нежеланному кавалеру, прикрывшись уважительной причиной, не вышло.

   – Соизволит, – буркнул братец, наконец-то перестав изображать страдающего одышкой ежа. Выдержал полный возмущения взгляд сестры и мстительно добавил: – И прогуляться, и проследить за приготовлением званого обеда, и на этот самый обед явиться. Не правда ли, драгоценная моя Лили?

   Драгоценная Лили скрипнула зубами и мило – так, что наглый гость заметно вздрогнул, – улыбнулась.

   Несносный Юджин! Не колеблясь разрушил все планы Лиллэн, заполнив день никому не нужными и ничего не стоящими мелочами, которые обошлись бы без ее внимания!

   Но оставался еще вечер, когда он, занятый делами личными и невероятно таинственными, не сможет сунуть любопытный нос в дела сестры.

***

Время близилось к полудню. Солнце, перепутав осень с летом, припекало все сильнее; одуряюще пахло опавшими листьями, и к пряному аромату примешивалась едва уловимая горчинка далеких костров; в поредевших кронах, наслаждаясь теплом, самозабвенно чирикали мелкие пташки.

   По уютным, разнежившимся под нежданной лаской красно-золотым улочкам, пугая горожан шествовало совершенно чуждое столь волшебной погоде, окутанное мраком злобное зло, хмурое, голодное... и сильно озадаченное.

   За всю свою отнюдь не короткую жизнь оно впервые покидало чужой дом через окно, да еще запнувшись о подоконник и едва не пропахав носом землю. Точно нашкодивший юнец, право слово. Если бы о том узнали ученики и Мика... О нет, они об этом никогда не узнают! Не от Лиллэн же, в конце концов. К тому же сейчас есть проблемы куда серьезнее, чем собственное нелепое поведение, с ними и стоит разобраться в первую очередь.

   Мэтр не без труда выкинул из головы глупые, ненужные мысли и продолжил путь, полностью погрузившись в себя, прислушиваясь к дыханию города – и к тому, что дремало под ним. Волнения темного источника не ощущалось. Он был стабилен и спокоен, и в ровном его мерцании не виделось ни единого багрового всполоха.

   В последнее время жертв источник не получал.

   Но девушки, тем не менее, исчезли.

   А еще были те письма...

   И бесов артефактор, чтоб его светом по маковке приложило, невесть как попавший в город – и точно так же покинувший его. Ворон о нем молчал, а он любил поболтать о чужаках.

   В тихом и скучном Даратте, в котором, казалось бы, ничего-то за это утро и не поменялось, творилось что-то неладное.

   Как и в обители злобного зла.

   Признаться, к дому Фолан подходил с опаской. Смутная тревога усилилась, едва он увидел брошенный перед калиткой магомобиль. Но защита на ограде, не просто восстановленная, а обновленная и усиленная, порадовала и внушила надежду, что дом устоял.

   Дом и правда был целехонек. По крайней мере, снаружи. И даже дверь нашлась на прежнем месте, а на ней – все те же защитные чары, без раздумий признавшие хозяина дома.

   В гостиной было просто сказочно чисто, тихо и мирно, а головокружительные, аппетитные ароматы, дразняще пощекотавшие нос, стоило лишь переступить порог, и вовсе заставили мэтра заподозрить, что он таки упал в голодный обморок – и теперь попросту грезит о несбыточном.

   Внезапный и невероятно бодрящий укус в пятку мгновенно вернул злу и ощущение реальности, и полагающуюся злобность, и понимание, что домом оно все же не ошиблось.

   Мэтр взвыл и затряс ногой. Страхохват держался крепко, намертво вцепившись в ботинок зубами и передними лапками, прижав к голове уши и вытаращив глаза. Роскошный хвост развевался в воздухе, словно победное знамя.

   Высыпавшие из кухни ученички во главе с Микой завороженно уставились на злобное зло, бодрым козликом скачущее по гостиной и пытающееся избавиться уже не от страхохвата – от ботинка, на котором оный болтался. Не сразу, но попытки увенчались успехом, и в разочарованно заурчавшую нечисть полетел второй ботинок, который – без наличия в нем вкусной и питательной пятки – не вызвал совершенно никакого интереса.

   Прикрывшись благовидным предлогом – забрать обувь, – Фолан подошел ближе и сунул под нос насупленному страхохвату ногу в дырявом носке. Нежно-розовый нос дернулся, принюхиваясь к подозрительно щедрому подношению. Раз, другой... И страхохват, смачно чихнув, невежливо продемонстрировал мэтру хвост.

   Фолан раздосадованно фыркнул, подхватил ботинки и обернулся к застывшим в дверях домочадцам, с поистине детским восторгом наблюдавшим за перипетиями нелегких отношений чернокнижника и мелкой нечисти, которую давным-давно следовало пустить на воротник.

   С желанием метнуть обувь в особо ехидно ухмыляющихся близнецов удалось справиться лишь потому, что паршивцы удачно стояли позади Мики, на руках которой блаженно жмурила нахальные глазищи кошка.

   Оглянувшись, мэтр увидел застывшего посреди лестницы Айнэлла Волтана – и выдохнул со странной смесью облегчения и сожаления.

   Ожидание закончилось.

   Неприятности же, судя по всему,