Оглавление
АННОТАЦИЯ
4-я часть в серии квартета.
Я не могу его видеть. Я не могу слышать его завораживающий голос. Я хотела бы забыть о нем и жить своей жизнью, но…
Наша дочь выбросила скрипку, покрасилась в зеленый цвет и собирается делать революцию в музыке. И пусть чертова звезда попсы не думает, что ему удастся остаться в стороне! В конце концов, дочка-то вся в него!
ГЛАВА 1
Ты знаешь, иногда бывает,
Что нужно просто взять и встать.
Не оборачиваясь выйти.
И не оглядываясь жить
(С) Анна Табурянская
ВК Котята с пирожками. Избранное
Карина
– О-о-ох!
Створки автоматической двери с довольным выдохом съехались за моей спиной, отсекая жару, пробку и трассу. Мой путь домой, который начался еще затемно, но никак отчего-то не мог закончиться.
Вроде бы до дома и до мамы, ну, и до признания моего поражения по жизни оставалось всего двадцать километров, но проехать их… Пробка. Мертвая.
Может, мне тут и поселиться, на заправке?
Кажется, трассу нормальную между Москвой и Сочи обещали когда? Эх, ладно. А то вдруг построят. Хоть какую-то дублирующую. Как же тогда без серпантина, пробок и удушающего, муторного ожидания, что все сдвинутся. И погонят к морю и отдыху.
Я пересекла на удивлениебезлюдный магазинчик. Кинула алчущий взгляд на еду. Как-то у них пустовато. Странно прямо.
– Не подвезли, – правильно истолковала мой взгляд продавщица. – Авария впереди, так все до Сочи стоит.
– Сосиску, – с вожделением простонала я. – И кофе. Эспрессо. Я сейчас.
– Хорошо, – широко улыбнулась девчонка.
Но когда я вышла из двери с надписью «WC», то обнаружила, что нашего полку прибыло. За столиком у окна сидел огромный накачанный мужик. Короткая стрижка, темные волосы. В громадных руках со странно-длинными изящными пальцами была булка. С сосиской. Он склонился над ней. Сверкнули белоснежные зубы, мелькнул розовый язык.
Я вздохнула, представив, как он прокусывает кожицу розовой, вкусной, вожделенногорячей сосиски и… у меня вырвался подозрительный всхлип.
Незнакомец поперхнулся. Отложил сосиску. Как же он смог это сделать? Вот я бы точно не смогла. Как завороженная, уставилась на то, как он вытирает руки о салфетку. Зачем-то стаскивает роскошные солнцезащитные очки, поднятые на лоб.
– Сергей, – сказал он басом и широко, ясно, но как-то профессионально улыбнулся, засверкав синими-синими глазами.
Я посмотрела на него, пожала плечами.
– Очень приятно, – сообщила человеку с самым ненавистным мужским именем на планете.
Отвернулась и отправилась покупать себе еду.
– Простите, – девушка-продавщица поставила передо мной бумажный стаканчик с экспрессо. – Но последнюю сосиску забрал… э… господин.
Я медленно обернулась.
Господин. Матерь моя! Только сейчас обратила внимание, что этот ненормальный, он… в коже! Какие-то невообразимые джинсы с защитой на коленях, черная футболка – и рядом на скамейке кожанка, шлем… И перчатки.
Придурок! По такой жаре! Мужик, э-эй! Июль. Ты под Сочи!
Мужчина, поймав мой взгляд, интенсивно и зло задвигал челюстями… И подавился. Прокашлялся. Сделал глоток воды.
– Говорят, – проворчал он гулко и низко, – если человек подавился, это значит, что кто-то жадничает!
Жадничает?! Да у меня с утра, как я под Джубгой в пробку встала, и маковой росинки во рту не было! А серпантин тянулся и тянулся. Это же не езда, а полный ездец! А этот… отнял. И ест. Жрет! Сосиску.
Мерзавец.
– Хотите?
И он, поднявшись, протянул мне остаток МОЕЙ поруганной сосиски.
КОЗЕЛ!
Мужик отпрянул от моего взгляда. Запнулся о скамейку. Чуть не навернулся, удержал равновесие. И… булка полетела в одну сторону, сосиска – в другую. А кетчуп и горчица чудеснейшим образом украсили его черную, на вид совершенно простецкую футболку.
– Й-йес! – вырвалось у меня.
Да, нехорошо получилось. Да, стыдно даже. Особенно когда я поймала на себе укоризненный взгляд – странно даже, что у этого медведя оказалась настолько выразительная мимика.
Он не выругался, только вздохнул. Проворчал:
– Поел, называется.
И одним плавным движением стянул футболку. Развернулся огорченной спиной. Поднес пострадавший трикотаж к носу. Зачем-то понюхал.
Мама… моя. Я сглотнула. Это же просто мужчина мечты. Его же рисовать надо! У меня просто кончики пальцев зазудели. Вот так рисовать, спиной. Как у него напряглись мышцы. О! Его косым мышцам просто оды слагать надо!
Я шумно выдохнула. Мужчина плавно, словно выполняя па на уроке хореографии, развернулся. (Господи, какой бред! Этот дубо-медведь и танцы, вот же примерещится после серпантина и плохо спатой ночи!) Синие глаза, ехидные, насмешливые, уставились на меня.
Поняла, как выгляжу. Чучелко-чучелком, взмыленное, после дороги в полторы тысячи километров, рыжая беда закручена в дульку повыше, чтобы в глаза не лезло и шея меньше потела. На лице – ни грамма того, что делает женщину привлекательной. Даже туши. И эта нечеловеческая красота смотрит на мужчину. И только что слюни не пускает.
Мрак!
Я выскочила из магазинчика так, словно за мной черти гнались. Хорошо хоть умные раздвижные двери успели среагировать и разъехались. Видимо, опасаясь за свою жизнь при встрече с ненормальной мной. А то был бы позор: впечаталась личиком в стекло.
Долетев до своей белоснежной девочки-красавицы, я заскочила вовнутрь. Передернула плечами. За несколько минут, что я провела в магазине, внутренности машины раскалились до состояния адской топки.
Заурчал мотор, вкрадчиво зашуршал климат-контроль, обещая, что вот-вот безобразие прекратится. И внутри станет хорошо. Моя красавица, моя любовь. Моя аудяшечка. Ни за что с ней не расстанусь, и плевать, что с потерей работы мне такая роскошь не особо по карману. Зато что спасибо человеку-певцу с ненавистным именем Сергей.
Я аккуратно вырулила на дорогу, поморгала, меня пропустили. Встала в очередь таких страдальцев, что жаждали моря и отдыха. Авария впереди – ладно, перестоим. Главное, не заснуть за рулем. Потому что вот такое подползание по метру в час убаюкивает, как ничто другое.
Ничего. И не такое переживали. Квартиру в Москве я сдала, на выплатыпо ипотеке и автокредиту хватит. Что-то на прокорм еще останется. Пересижу у родителей лето, там посмотрим, что с порушенной карьерой делать. И с волчьим билетом, с которым меня выставили из пафосной дизайнерской фирмы. И ведь все понимали, что моей вины в том, что случилось – нет! А есть дура Лидочка, секретарша и племянница генерального, которая умудрилась перепутать все на свете.
Дурацкая, на самом-то деле, ситуация. Из серии нарочно не придумаешь. Началось все с удачной идеи нашего шефа о сотрудничестве и некой строительной компанией. Они строят, мы отделываем, все довольны. Были. Пока два их клиента с домами по одному проекту не обратились к нам. В один день. И с одинаковым пожеланием: сделайте все по высшему разряду, но под ключ и быстро-быстро. Так, чтобы клиенту не пришлось тратить драгоценного времени на дурацкие поездки на объект.
Шеф наш, разумеется, радостно согласился, содрал с обоих за срочность, записал пожелания золотым паркетом по бумажке из слоновьего дерьма – и поручил оба проекта мне. Вот только телефонов клиентов не дал.
«Кариночка, это очень, ты понимаешь, ОЧЕНЬ важные клиенты! Их нельзя отвлекать от ОЧЕНЬ важных дел! Мы же не хотим, чтобы они переметнулись к этим рукожопым халтурщикам? К этим подлым ворюгам?!»
Рукожопые халтурщики – это заклятые конкуренты из «Жуковка Имидж». Офис напротив нашего, открывшийся в прошлом году. А наш называется… Бинго! «БарвихаСтайл»! И мы – не рукожопые халтурщики, серьезно. По крайней мере, я. Ведущий дизайнер фирмы с момента ее основания и до прошлого месяца. Десять лет, как одна копеечка.
Так вот. Пожелания клиентов, которые закон – были с точностью до наоборот. Один восхотел семейное гнездышко в духе скромного французского короля Луи XIV, другой – уютную берлогу швейцарского медведя. Мне-то что, я и Версаль могу, Версаль частенько заказывают наши скромные рублевские буржуа. А с берлогой я и вовсе оторвалась, вот честно, сама бы в таком не оказалась жить.
Проекты я нарисовала. Шефу отдала. Шеф клятвенно меня заверил, что клиенты в восторге, выбор материалов оставляют полностью за художником, и «действуй, Кариночка, у тебя карт-бланш!».
Ага. Карт-бланш и месяц на все. Месяц! На два проекта! Ежу понятно, что я дневала на одной стройке, ночевала на второй. Изредка ела, иногда спала часа по четыре. Потому что «Кариночка, дорогуша, это совершенно новый уровень! Твоя карьера взлетит! Я стану платить тебе на целых пятнадцать процентов больше!». При том, что с обоих Особо Важных Персон он содрал больше раза в полтора. За мои же, кстати говоря, премии и грамоты, украшающие стену в его кабинете.
И я, как хорошая девочка, все успела. Все! Без единого часа просрочки! Ко дню рождения ВИПа номер раз, который желал гнездышко аля Версаль, все было готово –даже духами побрызгано!
«Беги, Кариночка, отдай ему ключи лично в руки, и обязательно сфотографируйтесь вместе! Нам нужны эти снимки!» – напутствовал меня шеф в восемь вечера.
Я прождала ВИПа до часу ночи. На чертовых каблуках, в деловом костюме и стервозном паричке-блонд, потому что «ты должна соответствовать стилю нашей компании, Кариночка, ты же понимаешь». Одна, потому что фотограф в одиннадцать обматерил всех, включая правительство, и свалил домой, к семье. В час с четвертью, когда к дому подвалил весь этот богемный шабаш, я готова была сама их всех проклясть и подкинуть дровишек в костерок. Но я улыбалась. Встретила человека-певца по имени Сергей (ненавижу!), попозировала их пиарщице, какой-то шебутной девчонке как бы ни пятнадцати лет. За ручку провела в дом, мечтая скинуть орудие пытки (каблуки) и просто куда-нибудь упасть сразу, как только получу свое законное «спасибо».
И…
Оказалось, что этот урод не хотел Версаль! Он хотел берлогу! А я, дура такая (остальное не привожу, остальное нецензурно), все испортила.
Он орал на меня так, что я ощущала себя двоечницей из второго «Б» класса. Его приятели, сплошь такие же звездищи мировой попсы, пялились и ржали. Пятнадцатилетняя пиарщица в шапочке с помпоном все это снимала.
Все мои попытки объяснить, что он сам подписал проект, что ему раз двадцать посылали фотоотчеты и образцы материалов, ушли как в песок. Он хотел берлогу, он подаст на нас в суд, мы сто раз пожалеем, что уродились рукожопыми халтурщиками.
Каких трудов мне стоило сдержаться и не заехать по орущей харе! И как я жалею, что сдержалась и не выдрала его козлиную бороденку! Может, хоть моральную компенсацию бы получила.
Потому что на утро меня уволили. Шеф лично.
«Карина, я десять лет терпел твои выходки, но это уже чересчур! Как ты могла! Подвести меня перед такими клиентами! Ты хоть представляешь, какие убытки понесла моя компания!» – и в таком духе полчаса.
От моих слов, что я каждый божий день посылала клиентам отчеты, отмахнулись. Потому то эти отчеты, как оказалось, Лидочка просматривала сама, сама же и одобряла, чтобы не отвлекать Очень Важных Персон от Очень Важных дел. Мне же говорила, что все хорошо, работайте дальше, Карина Пална.
Она же, дорогая наша Лидочка, в свое время и перепутала адреса. Ну действительно, какая разница, делать Версаль на Березовой, 5, поселок Никольское-1, или на Липовой, 14 в Ромашково? Дома-то по одному проекту!
По одной Лидочкиной извилине, если точнее.
В общем, в присутствии чудовищного адвоката, присланного шоу-козлом, я получила бумажки на выход. Потому что шоу-козел поставил условие: или увольняйте виновных, или получите такой скандал в прессе, что не отмоетесь. Виновной оказалась я, как автор проекта. Ну не Лидочка же, в самом-то деле. Лидочка у нас – лучший работник. Не просто секретарша, но и дизайнер. Оказывается-то. Она ж целые курсы закончила!
Само собой, гонорара я так и не получила. Зато мне выдали волчий билет (потому что репутацию фирмы надо спасать любой ценой) и намекнули, что я должна быть благодарна. Ведь любой нормальный бизнесмен заставил бы меня покрыть убытки, нанесенные моей халатностью и разгильдяйством. А шеф, истинно ангел небесный, взял все на себя. И ведь сам себе поверил! Ну, насчет убытков. Хотя второй мой проект, который «берлога», покрыл те убытки вдвое как минимум. Потому что ВИП, заказавший Версаль под ключ, успел развестись со своей гламурной мадемуазель и оценить настоящий холостяцкий уют.
Как мне потом одна из заклятых подружек, она же бывшая коллега по «БарвихеСтайл» по секрету сказала, еще и доплатил за «тонкое понимание настоящих потребностей заказчика».
Ну, в общем, удачи шефу. И Лидочке. Мои начатые (и тоже не оплаченные) проекты, три штуки, отдали ей. Вот пусть теперь и доделывает. А я – домой, под Сочи.
Возможно, зря. Выпроводив чудовищного адвоката, генеральный намекнул, что я могу и остаться. За месяц-два бы все утихло. И если бы я повела себя правильно, помогла бы с проектами для Лидочки, чисто по-дружески… Меня быснова приняли бы на работу. На других, конечно, условиях, но ты же понимаешь, Кариночка…
Я поступила неправильно. Ушла. В тридцать четыре. Строить карьеру заново.
Из мыслей меня выдернуло негромкое, аккуратное такое «Пэ-э-э». Я подпрыгнула даже. Нет-нет-нет! Не заснула же.
Посмотрела в окно и обомлела. По обочине лихо катит байкер. С заправки. У меня сердце замерло. Обочина – всего ничего, символическое жестяное ограждение. И пропасть.
Снова негромкое, ненавязчивое: «Пэ-э-э». Широкая улыбка. Глаз не видно, но я помню, они синие.
Я притормозила, пропуская человека с ненавистным именем. Ладно, лети!
Он ловко перестроился, взмахнул, рукой, попросившись левее. Впереди меня парень чуть притормозил тоже, пропуская. Старенький«Шевроле» с номерами… восемьдесят девять. Кто ты у нас? Ого. Ненецкий автономный округ, а я еще ною, что из Москвы сюда добиралась.
Байкер подобрался – и послал свой навороченный красивучий байк вперед. По разделительной. Только ах! – и нет его.
А на ногах у него сапоги. Это ж просто уму непостижимо…
Я рассмеялась.
Сергей
Артур пел. Вода в душе ему аккомпанировала. И Анна вступала время от времени. Голоса сливались. Это было прекрасно. Но…
Бесило страшно. Ну, не должны же люди, которых ты любишь (за исключением тех моментов, когда хочешь убить), не должны они рождать подобных реакций.
Артур взял особо высокий, звенящий пассаж.
Задушу!
Казалось бы – дорогой жилой комплекс в городе Сочи. Таунхаусы, в которые заселили квартет по воле Томбасова, включившего барина дикого. Даже бассейн есть. Перекрытия нормальные. Звукоизоляция присутствует. А слышимость такая, что…
– Аня-а, – простонал Артур за картонной перегородкой.
Сергей бы зарычал – и погромче. Но… У друзей же все наладилось. И мешать им нельзя. Не по-дружески это.
Он тихонько прокрался к выходу, стараясь ступать бесшумно, подхватил набитый рюкзак. И вышел в зной, тихонько прикрыв за собой дверь.
–Сбега́ешь? – послышалось насмешливое, едва Сергей вышел из кондиционированной прохлады в полуденное пекло.
Лева был весь в белом. В цвет мерса. Ну, не считая огромных солнцезащитных очков. Баритон уже подогнал машину к дверям и ожидал свое семейство.
–Можно подумать, ты нет! – подмигнул ему Сергей.
Оба заржали. Счастливо.
–Прошлым летом ты ошибся, дружище, – вздохнул Лева. – Нынешний дурдом еще дурдомнее. И отпуск наш накрылся. Как думаешь, с концами?
Сергей поднял глаза к небу. Оно было белесым. И совсем не ярким. И как обычно, совершенно не давало ответа на вопросы.
Первая неделя июля. Они же… как папы Карло. Впахивают. До конца мая – мюзикл. Гнали и гнали, потому как гонорарам даже избалованный Бонни впечатлился. Потом неожиданный переезд в Сочи – Томбасов, у которого наклевывался тендер на строительство дорог по Краснодарскому краю и Крыму, звездить изволил. А квартет обеспечивал культурную программу, пафос и красоту. Да с размахом. Да так, чтобы чертям от этого размаха тошно стало.
Только Сергей знал, исдавать информацию не собирался ни парням, ни даже Олесе, что Томбасов считает квартет чем-то вроде талисмана. Потому что первая крупная сделка, завязанная на совсем уж неприличные деньги, была заключена им, когда он организовал пафосное культурное мероприятие с участием «Крещендо».
Так что так. Они были в роли чебурашек на Олимпийских играх в Сочи. Сергей вздохнул: с одной стороны, другу помочь необходимо. С другой – в отпуск хочется неимоверное. Камчатка. Медведи. База отдыха, с которой шлют отчеты – один другого краше. Отчеты. Которым он с некоторых пор не верил вовсе.
– Папа! – раздалось ликующее.
И Лева, засияв лицом и разом сделавшийся каким-то беззащитным, что ли, подхватил на руки свою уменьшенную копию.
– Привет, Сереж. – К ним подошла Ирина.
Он улыбнулся жене Левы. Можно было б подразнить приятеля, обняв его сильно беременную жену и понаблюдав, как зеленые глаза становятся злыми. Но по такой жаре как-то не хотелось.
– Так, – сказал он, окидывая взглядом счастливое семейство. – Меня не искать, я переселяюсь.На репетиции буду.
– Куда это? – вскинулся Лева, которому без тотального контроля над всеми жизнь была не мила.
Сергей закатил глаза, надел шлем, очки. Оседлал свой новенький «Драккар» – был таков.
Дорога его успокаивала. Настраивала на позитив и дарила надежду. Хотя… ему сорок два года. Одинокий волк. Кстати, никогда он не тяготился фактом отсутствия семьи. Женщины, которая ждала. Ребенка, который вот так бы запрыгнул на руки.
А в этот год… странно, но прилетело. Наверное, потому что у всех вокруг все устаканилось. В личной жизни. У Томбасова появилась Олеся. И юный Томбасыч – ее дочь Маша, которая, вот ведь странность, была похожа характером на Олега побольше, чем родные сыновья. А скоро будет и пополнение.
Лева… Лева! Эталонный плейбой! Женился. Пожалуй, у всех, кто его знал, этот факт рождал наибольшее изумление. Но Ирина настолько гармонично вписалась в жизнь что Левы, что квартета… Как будто всегда там была.
А поющего от счастья Артура он удушит. Точно! Рано или поздно. Но это не мешает радоваться за неугомонного тенора. Аня вроде как осталась в Москве, театр «Оперетты» никто не отменял. И увольняться она не собирается. Но в Сочи прилетает при всякой оказии, обещает провести законный отпуск с семьей. Катя с Артуром ее ждут. А все остальное… Ну, дурацкая конструкция у дома, общей коробки, поделенной на пять квартир. Что делать, если искусство опять требует жертв.
Иван же встречался с Аней в аэропортах. Строго в противоположном направлении. У него второму сыну был месяц. Понятно, жена в Сочи не подорвалась. Вот он и носился. Туда-сюда. Сюда-туда. Невыспавшийся, бледный. Похудевший. Но счастливый.
Вот как тут не задуматься о себе, любимом, глядя на всю эту красоту. И идиллию.
«Что со мной не так?» – спросил он как-то у Олеси.
Ответа так и не получил. Потому как выходило – все так. Но…
В последнее время накатывала хандра. Она сменялась отчаянной надеждой. Вдруг. Ну, вдруг… Он понял, что все, кто раскрашивает надежду в яркую, красивую и привлекательную обертку – или глупцы, или лжецы. Его надежда была болезненной. Как надорванная связка. Она дергала и не давала покоя, заставляя оглядываться. И искать ту, рядом с которой хотелось бы проснуться поутру и разделить любовь к берлогам, Камчатке и ледяным лососевым речкам.
Потом приходит откат. И…
Нет, надо уже просто взять себя в руки. Успокоиться. И жить, как жил до этого. Близкие люди у него есть. Любимое дело – есть. И вообще, наблюдая, как иной раз жены выносят мозг мужьям… Даже Олеся иной раз. Да ну такое счастье.
Он понял вдруг, что дорога, серпантином вьющаяся от Сочи в сторону Туапсе, заманила его, зачаровала и запутала. Он проскочил поселок Головинка, где по сети выбрал себе небольшой домик. Дерево, камень, стекло – и ничего лишнего. К тому же огромным плюсом было то, что находился домик с другой стороны семейной гостиницы, подъезд был отдельный. Крошечный дворик. Значит, людей можно почти не видеть. Еще б в идеале и не слышать!
Так. И куда его занесло?
Навигатор показывал, что аж на пять километров дальше.
Надо разворачиваться. И хорошо бы поесть. Чуть впереди виднелась заправка. А в обратную сторону, к Сочи и к Головинке заодно, тянулась пробка.
Сергей улыбнулся. Хорошо, что он не на машине. Газанул, долетел до заправки.
Хорошо, что никто не видит, как он вцепился в сосиску. Вредную, ядовитую, неестественно розовую. С химическими удобрениями в виде кровавого кетчупа и ядрено-желтой горчицы. Так. Ванька в Москве. Убивать некому. Главное, не проболтаться самому. А пока – кусить ее, вожделенно сочную…
И поперхнуться от чужого взгляда.
С таким вожделением на него не смотрели. Никто и никогда. Нет, восторженными, пламенными, вожделеющими взглядами он обделен не был. Глазами его раздевали, порой занимались с ним сексом. Но… вот так… Чтобы настолько…
Тягучий, как мед, сдобренным жгучим перцем. Взгляд в упор. Он воспламенял и лишал воздуха в груди. Но него смотрели смело, не скрывая желания. И когда их взгляды соприкоснулись, грудь рыжей – о небо, рыжей! Не накрашенной! –бестии под белоснежной футболкой напряглась. А из горла вырвался низкий горловой стон.
«Вот бы она еще берлоги любила», – мелькнула мысль, пока приветствовал женщину почти своей мечты.
И…
На имени «Сергей» она чуть ли не отпрыгнула. Через миг стала равнодушной. И спустя долгую минуту он понял, что ее сладострастные взгляды были обращены не к нему. А к СОСИСКЕ.
Нет, к такому облому его жизнь категорически не готовила. Ну, ладно когда Томбасов отбивает у него женщин. Но проиграть сосиске?! Обычнойдешевой сосиске… Он зло вгрызся в нее, как будто вкусная и вредная еда была в чем-то виновата.
…Уезжая, он смеялся. Потому как маленький стриптиз утолил в нем жажду мщения. К тому же, рыжая изнывала в пробке. Он помахал ей рукой. И поехал заселяться в свою берлогу.
ГЛАВА 2
Жил на свете белом
Одинокий лось.
Сердце никому так
И не отдалось
(с) А. Хвальский
Депрессяшки
Сергей
Это был дом его мечты. Определенно. Небольшой, всего две комнатки наверху и гостиная-кухня на первом этаже, с окном во всю стену, выходящим на микроскопический, но настоящий сад. Дерево и камень. Стекло. Идеально. И что немаловажно! Стояла избушка задом к людям, которые заполонили все, в том числе и этот двор, расположенный неподалеку от моря.
– Вас все устраивает? – приветливо поинтересовалась хозяйка, немолодая подтянутая дама. Тоже рыжая. Ему сегодня везет на этот цвет.
– Еще бы не пел никто, – вздохнул Сергей, вспоминая вокализы Артура под душем.
– Вечером под вино случается, – не стала лукавить хозяйка. – Дети опять же бегают.
Сергей огляделся. Перед домиком обнаружился газон, три низенькие раскидистые яблони, два куста с какими-то шарообразными цветами. И качель с балдахином. В тени.
– Все замечательно.
– Ужин и завтрак. Я принесу меню на согласование, пароль от вайфая на холодильнике, – улыбнулась хозяйка. – Вас покормить когда?
– Сейчас.
– Пока есть только борщ и котлетки.
Ну, после сосиски «диете» уже не было страшно ничего, поэтому он кивнул.
– Сейчас принесу. Помидорчиков порезать?
– Обязательно.
Женщина ушла.
Он наконец-то остался один. Достал из кофра рюкзак, зашел в домик, под включенный кондиционер.
Хорошо как!
Повесил куртку в шкаф. Стащил сапоги, носки, с удовольствием пошевелил босыми пальцами.
Закинуть вещи в стиралку. Понадеяться, что любимая футболка отойдет от ядовитого кетчупа. По крайней мере, солью ее любезная продавщица на заправке засыпала более чем щедро.
И – в душ.
Замурлыкал под прохладной водой, без слов, настолько хорошо было. Заржал от полноты чувств.
Переодевшись, вышел на террасу. Обнаружил еду, прикрытую полотенчиком. И полное отсутствие людей. Хозяйка – умница! Быстро все умял. Помыл посуду. И босиком отправился к качели. Раздумывая по пути: пойти ли за едой, потому как какой-то запас сделать надо. Пустой холодильник – это не дело. Или не стоит? Потому как лень.
Жизнь определенно начала налаживаться, подумал Сергей перед тем как закрыть глаза и провалиться в блаженный послеобеденный сон.
…Рыжая бестия возмущалась, уперев руки в боки. Надо же – девица с заправки и в сновидения к нему пожаловала. И тут, кстати, чем-то недовольна. Какая она все-таки возбуждающая! Ну, зачем ругаться даже во сне, если его можно сделать вполне себе эротическим?
Сергей потянулся вперед, поймал рыжую незнакомку и уронил на себя. Она ойкнула. А он стянул резинку с ее волос, пропустил пушистый огонь между пальцами. И сделал то, что очень хотелось сделать еще на заправке: легко обвел нижнюю ее губу, погладил большими пальцами шелк щеки. И нежно– он сам чуть не сошел с ума, насколько нежно – прижался к ее губам. Пламя просто взвилось в нем. Но чем больше оно рычало внутри, тем сильнее отчего-то хотелось замедлить темп до жаркого, вынимающего всю душу своей неторопливостью dolcecantabile.
Она затрепетала, обняла, погладила плечи. И… ответила на поцелуй. Он осторожно приоткрыл глаза – хотелось не только чувствовать ее, но и видеть близко-близко, а еще было страшно интересно, какого цвета у нее ресницы.
Рыжие. Темно-темно рыжие и золотистыми кончиками. И глаза закрыты. Словно она вся в этом поцелуе, вся в его руках – трепещет, льнет, светится от удовольствия…
Да. Она – совершенство! Потом, когда проснется, он ее найдет. А пока Сергей скользнул ладонями под ее футболку, ощутил под пальцами атласную спину, вдохнул терпкий запах разгоряченной женщины.
Она всхлипнула ему прямо в губы. Так и не открыв глаз. И этому нежному, откровенному звуку что-то откликнулось в нем. Яркое и жаркое, первобытное, хищное. Он прижал ее к себе, вклиниваясь коленом между ее ног, углубил поцелуй…
И чуть не подпрыгнул от боли в нижней губе.
Она его укусила! Пребольно!
От неожиданности он ослабил объятия и тронул губу языком. Мокро и солоно. До крови укусила. Вот же… рыжая!
А искать ее не придется, потому что никакой это не сон. Во сне не бывает так больно.
Рыжая вывернулась из его рук, запуталась в ногах, потому как прыгать из положения лежа на мужчине, который сам лежит на качели – вообще не вариант. Сергей успел подхватить ее до того, как девица грохнулась, и сам же ударился головой о стойку качели.
– Черт! Ну ты!.. – прорычал он, пытаясь одновременно поставить ее на ноги и не свалиться самому, что из крайне неудобной и идиотской позиции «две каракатицы запутались друг в друге» было чертовски неудобно.
Но он справился. Поставил ее и встал сам, мысленно поблагодарив задолбавшего всех своей хореографией Бонни Джеральда. Но вместо благодарности получил яростный зеленый взгляд и шипение:
– Ты совсем спятил? Ты кто такой? Ты вообще…
Она задохнулась от собственной злости.
А Сергей понял вдруг две вещи. Первая: ему повезло, как… да слов таких нет, чтобы описать его везение! Эта рыжая, которая обалденно целуется и совершенно невероятно стонет от страсти – взяла и приперлась с той заправки прямиком в его новый дом. В смысле, арендованный. И вторая: он ужасно этому рад. Настолько, что… угу, стоять неудобно, джинсы давят на самое нежное. И не поправишь. Неприлично как-то при даме.
А дама, она же рыжая бестия, чуть отдышавшись и сощурив кошачьи глаза, ткнула в него пальцем:
– Убирайся отсюда!
От такой несправедливости Сергей окончательно выпал из прекрасной полуденной грезы. О, этот звон разбитой мечты! Вот почему в реальности женщинам всегда надо все испортить?!
– Вы что – меня преследуете? – не остался он в долгу, мгновенно переключаясь в привычно-ненавистную роль «сукина сына, у которого лучшие адвокаты».
– Да как вы… – выдохнула бестия, пронзая его убийственным взглядом.
Лев бы с ума сошел от зависти. Здесь бы ее и закопал, чтоб неповадно было конкуренцию составлять. А вообще очень удачно, что у нее нет ружья, как у Томбасова. Или чайной ложечки, как у Олеси. А то бы закапывать пришлось его. Труп, в смысле.
Но никакие убийственные взгляды не смогли бы остановить его разбушевавшуюся от полуденного солнца (и обжигающего огня чьих-то всклокоченных волос) фантазию.
– Может быть вы террористка? Или фанатка-террористка?! – грозно рыкнул Сергей. Не то что веря сам себе, хотя…
М-м-м… А под майкой у нее полный третий размер в тротиловом эквиваленте. Черт. Да она чертовски опасна. Этак она в самом деле захватит его территорию. Не то чтобы он был так уж против…
– Я? – взвилась рыжая. – Я – фанатка?! Что вы вообще делаете в моем доме?
О. Когда она вот так сверкает глазищами – это вообще… ага. Вообще.
– Простите. Но это мой дом, – заявил Сергей, подбираясь к дикой бестии ближе на полшага.
– Как это ваш? – Она даже тон сбавила от удивления.
–Я тут буду жить как минимум этот месяц, – пояснил он и тут же улыбнулся со всем возможным миролюбием и очарованием. Заодно и сокращая расстояние между ними еще на полшага. Пока она потеряла бдительность. – Впрочем, если вы захотите составить мне компанию, я возражать не стану.
– Мама! – крикнула рыжая, на те же полшага отступая.
Хм. Странная реакция.
– Нет – так нет, – пожал плечами Сергей и тоже отступил. На всякий случай.
– Мама! – голос рыжей прозвучал решительнее и злее. Так, словно она призывала кого-то в свидетели… хм… его домогательств?!
Черт. Вот только неадекватных феминисток ему не хватало! По судам же затаскает! Япона мать.
– Что вы так кричите? Подумаешь, дом. – Заговаривая ей зубы, он нащупал в кармане телефон и включил запись. – Не единственный же дом на все побережье. Пройдитесь по дворам, здесь везде сдают жилье. Не стоит так… возбуждаться!
Дослушав его с нечитаемым выражением лица, она снова заорала:
– Мама!
–Кариночка! – раздалось с другой половины двора, когда Сергей уже почти был готов звонить Самуилу Абрамовичу, чтобы тот спасал его из лап этой сумасшедшей. – А мы тебя не ждали в этом месяце. Что ж ты не предупредила?
Если кому-то в этот момент послышался стук – то это точно была упавшая челюсть Сергея. И он не смог бы точно сказать, упала она от офигения или от облегчения. Кажется, нападение сумасшедших отменяется.
Хотя, конечно, не факт. Не факт.
Карина
Дом-дом, милый дом. Я обернулась к растерявшейся маме. Что ж. Вполне логичное завершение истории о девчонке, что удрала из родного городка и отправилась покорять столицу. И даже в чем-то преуспела. До поры до времени. Вытереть злые слезы – еще не хватало позориться перед этим… этим!
Поэтому я отвернулась от этого совсем и сделала шаг маме навстречу.
– Карин, – беспомощно посмотрела на меня мама. – У тебя не бывает отпусков в июле. Что случилось?
И что тут ответишь? Не вываливать же на маму все мои злоключения при незнакомом мужике. Тем более при наглом и безбожно красивом мужике. С которым я только что целовалась.
Ну ты и докатилась, Кариночка.
Жар окатил меня с ног до головы, и виной этому был вовсе не солнечный полдень. А чтобы мне мало не показалось, что-то крайне горячее, раскаленное, я бы сказала, приблизилось ко мне со спины. На плечи легли тяжелые ладони.
– Слушайте, Карина, – огорченно пробасил этот, обжигая дыханием мое ухо. – Не переживайте так. Не стану же я выгонять вас из собственного дома. Мне есть куда уехать.
– Спасибо огромное, – вздохнула мама. – Как мы можем компенсировать доставленные неудобства?
– Пригласите меня на ужин, – голос этого стал мягким, и еще он явно улыбнулся, я это ощутила. – И я поеду, пока не стемнело.
Мама кивнула, хорошо скрывая разочарование. Очень хорошо скрывая. Но я слишком давно ее знаю, чтобы не увидеть, да и причину я отлично понимаю.
– Нет, – я покачала головой. – Нет.
Лишать родителей заработка за целый месяц было бы крайним эгоизмом. Зарплата учителей – слезы, и они весь год живут на то, что заработают в туристический сезон. Гостиница у них крохотная, и половина дохода это мой домик. Мой. Любимый. Лично вымечтанный, спроектированный и сделанный.
– Не покормите ужином? – недоверчиво переспросил этот.
– Да нет же. – Я развернулась практически в его объятиях. Мой лоб оказался напротив его губ, так что я почувствовала его дыхание. И рук он так и не убрал. – Вам не нужно уезжать. Я вполне могу пожить в большом доме.
– Спасибо, – сказал он так, будто ему в самом деле было это важно.
И приобнял меня чуть ближе. Ну не нахал ли?
– Отпустите меня, – тихонько приказала я.
Нехотя этот отступил, успев провести ладонями по моим плечам. Совершенный нахал.
– Мам, сейчас я приду, только машину отгоню в общий двор, – максимально легким тоном сказала я, увеличивая расстояние между собой и эти невозможным наглецом с невозможно синими глазами. Противозаконно синими. И улыбаться так ему следует запретить!
– Хорошо, – кивнула мама. – Карина?..
– Ничего не случилось, мам. Все хорошо, – легко соврала я.
Мама отчего-то переглянулась с Сергеем, бр-р, все-таки имя премерзкое. И, понятное дело, не поверила ни слову. Но хоть задерживать меня не стала. Так что я сбежала – переставить мою лапочку и остыть.
Да. Надо остыть и подумать…
– Мы же увидимся за ужином? – у самого выхода со двора догнал меня проникновенный, искусительный бас, от которого мурашки разбежались по всей коже.
Спокойно, Карина Пална. Улыбочку! Твои проблемы никого не касаются. В том числе проблемы тридцатилетней женщины, которой делала-делала карьеру, да так ничего и не сделала. А времени на что-то кроме карьеры не было. И теперь вы, Карина Пална, неадекватно реагируете на любого привлекательного самца. Потому что адекватные женщины не позволяют себя целовать при первой же встрече!
«Второй, – уточнил внутренний перфекционист-зануда. – «И вообще, у тебя отпуск, ты на курорте, так что все нормально. Имеешь право закрутить маленький романчик. На месяц».
– Непременно! – обернулась я, посылая этому солнечную улыбку и проходясь взглядом с головы до ног.
Ну а что? Если ему нравится лохматое, потное и ненакрашенное чудо природы – кто я такая, чтобы возражать! Отпуск у меня, в конце-то концов, или где!
ГЛАВА 3
Эх, всю бы лапшу с моих ушей –
И в голодающие страны
(С) Уже классика, что поделать
Сергей
На общий ужин он не пошел. Ну, в конце концов, не для того он сбегал из хорового пионерского лагеря имени «Крещендо» – привет-привет, родной интернат! – чтобы кого-то видеть вечером. И не дай Бог, разговаривать.
Теперь к нему подошел хозяин – как ему повезло с понятливыми людьми! – молча… Счастье есть! Выдал шашлык на шампурах. Молча же показал на бутылку коньяку, осторожно покосившись на виднеющийся в темноте большой дом.
Сергей, неожиданно для себя, кивнул. И тоже с опаской покосился на дом, где обитала рыжая бестия. Ну, на всякий случай. Мало ли.
– Помидорчиков соображу, – тихо проговорил хозяин. И ненадолго испарился, оставив музыканта наедине с сочным, горячим, ароматным мясом.
– Завтра надо бегать и плавать, – вслух решил Сергей и вздохнул, подумав о том, что, может быть, ему повезет и у Ваньки от усталости встроенные внутренние весы отключатся. И он не станет особо наседать на пропаганду здорового образа жизни. Потому что голос все-таки надо кормить. И надо набраться мужества и сообщить хозяевам, что он ест все на пару и низкокалорийное, потому что…
– Помидорчики. Зелень. И лимончик.
«То, что вокалисту доктор прописал», – подумал Сергей, но перед искушением не устоял.
Звезды подсматривали за ним, склонившись низко-низко. Чернота ночи укутывала, разливаясь коньяком по венам и обещая что-то сказочно-хорошее. Чего и не ждешь. Уже.
Хозяин посидел с ним недолго, просто за компанию, не навязываясь. Просто потому, что для полного счастья не хватало как раз глотка коньяку, рыжего, как волосы… Карины…
Карина…
Он проснулся на рассвете в полной уверенности, что снилось ему что-то очень-очень хорошее. Вышел на террасу, с удовольствием касаясь досок босыми ногами. Полюбовался на облако, что наползало на гору, укутывая бархатную зелень белоснежной ватой. И решил идти к морю. Пока все в мире спало.
Асфальтированная улочка вела вниз. Огромная мохнатая собака лениво приподняла голову, но явно удивилась – кому же не спится, когда солнце только-только понялось. И самые сладкие несбыточные сны подкрадываются. Как их пропустить?
Ну, не объяснять же глупой псине, что сны снами, а отдыхать когда-то надо. В тишине и одиночестве. Увы, расслабиться в присутствии людей у Сергея никогда не получалось – профдеформация, причем с ранне-юношеских лет. А на побережье людей полным-полно – это факт. Пренеприятный, надо признать. Нет, для трудовой деятельности обилие публики – хорошо, просто отлично. И не зря взгляд Левы, обозревающий этот Клондайк, становится загадочно-искушающе-мечтательным, но…
Как ни крути, это не отдых. Даже близко.
Чтобы попасть на берег, надо было перейти через железнодорожные пути. И потом спуститься вниз по насыпи. Чисто русская экзотика. Ну где еще люди умудрились бы испоганить железной дорогой то, ради чего сюда и едут: пляжи? Исключительно в родной и любимой.
Впрочем, когда пути остались позади, а перед глазами от горизонта до горизонта раскинулось море – бирюзовое, прозрачное, томно вздыхающее о чем-то своем и, главное, безлюдное – на все прочие особенности местного пейзажа стало плевать. А для полноты счастья осталось лишь скинуть шорты и футболку, не забыть снять солнцезащитные очки и, разбежавшись по каменному пирсу, что уходил далеко в море, прыгнуть.
Ласточкой.
Счастье все-таки есть! Вынырнув, он заорал во всю глотку от полноты чувств. И от весьма прохладной воды тоже. А потом поплыл. Вперед и вперед. К солнцу.
Он изображал дельфина долго и с наслаждением. Плотная вода уже не казалась холодной, наоборот, приятно остужала разгоряченные, ожившие от работы мышцы. Плеск воды, не нарушаемый посторонними звуками, ласкал слух. Солнце просвечивало воду, и казалось – он не плывет, а летит в густом свете.
Хорошо-то как!
Он развернулся к берегу, когда уже начало припекать. Подумал, что надо бы арендовать какой-нибудь катерок. Да и заплыть подальше, чтобы берега было почти не видно. И – никого на пять километров вокруг!
Уже подплывая к берегу, он увидел яркий силуэт на самом конце пирса. Подол алого сарафана и рыжие волосы победно развевались на ветру, одной рукой она придерживала соломенную шляпку. Почему-то Сергей сразу понял, что это она. Карина. Из всей тысячи рыжих женщин, отдыхающих на черноморском побережье, сюда и сейчас пришла именно она.
«Ну, алые паруса просто, – рассмеялся он про себя. – Только наоборот».
И прибавил ходу, стремясь, однако, чтобы выглядело это со стороны красиво. И эротично. И вообще, чтобы Ка-ри-не… Какое все-таки имя возбуждающее… понравилось.
Он лихо выпрыгнул из воды у ее ног и взлетел на пирс с победной улыбкой, ощущая себя… ну, примерно как ощущал в семнадцать лет, впервые солируя на сцене в БЗК (Большом Зале Консерватории) перед полным залом и прекрасной Зоей где-то на втором ряду. Радостно выпендривающимся мальчишкой, короче говоря.
– Ой, – сказала Карина удивленно и чуть попятилась.
И только тогда он понял, что его спортивного заплыва она не видела. Потому что смотрела не на него, а на море. Просто на море. А не на впавших в детство звезд эстрады.
– Прости, – рассмеялся он. – Я не хотел тебя напугать.
И потряс головой, потому что вода в ушах – не сильно хорошо. А вода в ушах вокалиста – вообще может стать трагедией.
– Море, – тихо проговорила она. – Пожалуй, я только по нему и соскучилась. Не считая мамы с папой.
– Море – это хорошо, – согласился он и удобнее уселся на краю пирса. – Не то, правда, на котором я хотел бы оказаться в это время года…
– А что? – вдруг ощетинилась она. – Без Бали и жизнь не та?
Сергей с удовольствием посмотрел на рыжего ежика, встопорщившего все свои колючки. И неторопливо ответил:
– Да я как-то больше по Северу. Камчатка. Байкал. Карелию люблю. Море – так Белое.
Она фыркнула. Потом уселась рядом с ним. Опустила ноги к воде. Он завороженно смотрел на маленькие изящные ступни. На ноготки, покрытые внезапно оранжевым лаком. На то, как осторожно она тянется пальцами ног к воде, выгибая тонкую щиколотку.
– Ой! – пальчики отдернулись от прозрачной воды, но тут же вернулись. – Ты как плавал-то? Вода после шторма холодная.
Он рассмеялся, сам не особо задумываясь, чему именно. Просто так.
– Ну, в сравнении с Белым, наверное. – Она искоса глянула на него, в болотно-зеленых, с золотой искрой глаза мелькнуло…
Ему хотелось думать, что желание. По крайней мере, он, любуясь на ее губы, думал о поцелуе. Так отчетливо думал, что почти ощутил прикосновение ее нежных, чуть-чуть обветренных губ безо всяких следов помады.
– На самом деле, – хрипловато продолжила она, не отводя взгляда, – здесь хорошо.
– Людей слишком много. – Сергей махнул куда-то за спину, на пляж, что уже начал заполняться любителями прожариться на солнцепеке.
Она рассмеялась и пожала плечами:
– Было бы странно…
– Покажи мне, – внезапно севшим голосом шепнул он и, поддавшись какому-то сумасшедшему порыву, подался к ней и коснулся кончиками пальцев ее нижней губы.
Зрачки в широко распахнутых зеленых глазах расширились, и она почти неслышно спросила:
– Что?..
Но не отшатнулась, а так и продолжала смотреть ему в глаза.
Медленно, чтобы ее не спугнуть, Сергей склонился к ней и поцеловал в уголок рта. Едва-едва касаясь и чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Словно у мальчишки перед первым в жизни сексом.
Не то чтобы его первый секс был каким-то особенным и неземным. Он вообще не очень-то его помнил. Студенческие годы, гастроли, запретная выпивка, глупый кураж… а, все это было давно и неправда. Просто сейчас, через overдо тучи лет, почему-то хотелось попробовать заново. По-настоящему. Так, словно им обоим по пятнадцать лет, и очень важно сделать это именно с ней, с рыжей бестией в красном сарафане.
Только в отличие от своих реальных пятнадцати он не станет ни напиваться, ни спешить. И сомневаться тоже не станет. В сознательном возрасте есть свои преимущества.
– Может быть, я хочу, чтобы мне тут понравилось, – так же тихо продолжил он, чуть-чуть отстраняясь. – Покажи мне что-то такое…
Зеленые глазищи засверкали чем-то, подозрительно похожим на «вызов принят». Или на «я тоже тебя хочу». Или на все сразу. Сергея устраивал любой вариант.
– Только на моей «Ауди» мы туда не проедем. И на байке там опасно.
О да! Вызов не только принят, но и дан ответный. Что-то вроде «тебе придется высоко прыгнуть, чтобы забраться на мой балкон, наглый Ромео».
Рыжая бестия. Прелесть. Совершенство. Интересно, она кусается? Вот он – да. И ему очень хочется ее укусить. Вот тут, где бьется голубая жилка между шеей и плечом. Совсем легко укусить, чтобы она удивленно ойкнула…
– Нужно что-то мощное и устойчивое? – В голове почему-то мелькнула картинка джипа с широким задним сиденьем, такого, чтобы не слишком-то раскачивался в процессе… черт! Если он попробует ее завалить прямо здесь, она сбежит. А он сам будет ржать над собой до следующего века. – Я что-нибудь придумаю.
– Ага, – кивнула она, не отрывая от него взгляда и слегка порозовев. – Завтра?
Завтра? То есть она собирается сейчас от него избавиться?..
Черт. А ведь она права. Сегодня концерт, и сбегать придется именно ему. Золушка, твою мать.
– Завтра, – согласился он и, ставя печать кровью на своем дьявольском контракте, прижался губами к ее руке. К запястью, обвитому тонкой золотой цепочкой, к синим венкам под прозрачной кожей, прямо к быстрому пульсу. – А сегодня позволь угостить тебя обедом? Я все еще должен тебе за ту несчастную сосиску.
– Обедом? – она посмотрела на него насмешливо.
– А сколько вообще сейчас времени? – Телефон, как и часы, он оставил дома. И как-то кольнуло его нехорошее предчувствие, что…
– Девять утра, – широко улыбнулась девушка.
– Завтрак? – с облегчением выдохнул Сергей. Он не опаздывает. И… вдруг есть захотелось так, словно он уже неделю голодал.
Карина улыбнулась, словно прочитала его мысли. Быстро натянуть одежду. И… рассмеяться. Как-то в его жизни, если дело и доходило до завтрака, то все было не так. А вот кстати… До того, чтобы проснуться вместе и отзавтракать. Нет. Практически никогда, кстати, потому как совместный завтрак это дело, пожалуй, даже более интимное, чем… интим.
А сейчас…
– Пошли.
Гид из Карины вышел просто отличный. Не то чтобы в крохотном поселке были какие-то особые достопримечательности, кроме моря да какого-то особенного старого дерева.
– Тюльпанное оно, понимаешь.
Он кивал и смеялся.
Рядом была она. Рыжая бестия с невероятно искренней улыбкой, золотыми ресницами и голыми, чуть тронутыми веснушками плечами.
– Ты не сгоришь? – спросил он, куда больше интересуясь ее кожей, чем живописными южными домиками, мимо которых они проходили.
Она глянула так удивленно, что Сергей растерялся.
– Я что, нарушил какое-то местное табу? Все жители побережья огнеупорные?
– Да нет, – повела плечами Карина и лукаво улыбнулась. – Я не огнеупорная, да и давно здесь не живу. Просто…
– Просто у вас тут пекло.
Она фыркнула, но позволила накрыть свои плечи полотенцем. И не возразила, когда он задержал руку, пропуская сквозь пальцы огненно-рыжий локон.
– Пекло – в Москве, – вздохнула она и чуть заметно поморщилась. – Ненавижу московское лето.
– Я тоже, – согласился Сергей, скользя взглядом по афишам, уродующим чей-то забор. – И работать летом ненавижу, но кто б меня спрашивал.
– Я думала, ты здесь на отдыхе… – как-то отвлеченно сказала она, и Сергей проследил за ее взглядом. На те же афиши, в том числе их собственную: сегодняшний концерт в Сочи. – Опять. Каждый год одно и то же.
Прозвучало с искренней ненавистью.
– Не любишь эстраду?
– Не люблю зазвездившихся звезд, – фыркнула рыжая бестия и отвернулась от афиш. – Не будем о плохом, будем о хорошем. Чем ты здесь занимаешься?
– Эм… ну… вообще-то в основном вечерними пьянками.
М-да. Прозвучало не очень. Ну может слегка лучше, чем: «Да мы тут, понимаешь, поем и звездим со страшной силой. Просто афиша отвратная, вот ты меня и не узнала. А вообще мы не такие страшные, как эти криво намалеванные черти».
– Ты не похож на… – она не договорила, дернула плечом.
– Ну да. Это не мои пьянки, если что. То есть выпить иногда я не прочь, но в основном ради дела. Переговоры, корпоративы… В основном я тут ради одного своего друга. – О, вот правду говорить куда легче! – Он затеялся в местный тендер, собирается тут кое-что строить.
– Ты занимаешься строительством?
– Нет. У меня турбазы на Камчатке и в Карелии, ну и вложения там и тут.
– А, то есть партнер по бизнесу.
– Точно. Друг и партнер по бизнесу. Но это не слишком интересно. Лучше расскажи, чем занимаешься ты?
– Отдыхаю. Рисую. – Она пожала плечами. – И не хочу думать ни о чем серьезном.
– Да мы с тобой братья по разуму. Я тоже не хочу. Думать. Вообще, поверишь? Слишком яркое солнце, я ослеплен и таю, как мороженное.
Говоря это, он снова пропустил сквозь пальцы рыжий локон и коснулся зарозовевшей скулы.
– Для мороженого ты слишком горячий, – сверкнула глазами она и этак лукаво усмехнулась.
– Да-а… пора бы слегка охладиться.
Он не очень-то понял, чему они оба засмеялись, да и думать в самом деле не хотелось от слова совсем. Кажется, это лето имело шанс стать не таким уж поганым, несмотря на барские замашки Олега и золотую лихорадку Льва. Да к черту их обоих вместе с гребаным чесом и сотней корпоративов! Перед ним – самая изумительная женщина на всем чертовом побережье, от нее пахнет солнцем, морем и жасмином, ее губы так близко…
Нежные, горячие, отдающие шоколадом губы, и она так сладко стонет прямо ему в рот…
Из наваждения его вырвал удар по плечу. И тут же – маленькая ладонь, с немаленькой силой упершаяся в грудь.
Он нехотя отстранился от сладких губ, открыл глаза…
– Это ты называешь охладиться? – Она раскраснелась и метала глазами молнии.
Он кивнул, улыбаясь, как дебил:
– Ага. Это все ваше солнце. Оно меня стукнуло. – Он для убедительности коснулся собственной раскаленной макушки, изобразив шипение пара, и тут же сделал большие невинные глаза. Как в детском саду. – Мне срочно требуется помощь.
– Бедняжка, – покачала головой Карина. – Сейчас вызову скорую. Или достаточно будет окунуть тебя в фонтан?
– Фонтан – это мелко. Но я согласен на поцелуй.
Она попробовала снова возмутиться, но не выдержала – и рассмеялась. Пожалуй, он был не прав. Она – не самая лучшая женщина на всем побережье. Она – лучшая в мире.
– Ладно, – сказала она, отсмеявшись. – Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь.
И горделивым движением закинула край белого полотенца на спину, словно это был шелковый шарфик Остапа Бендера.
Да. Совершенство. Наконец-то ему повезло.
ГЛАВА 4
- А чего ты хочешь?
- Хочу прокатиться на единороге
по радуге. А ты?
- Нормальных человеческих отношений.
- Ну… Такого не бывает
(С) ВК опять же
Карина
Да! ЙЕС-С-С! Это того стоило.
Он даже солнцезащитные очки поднял на лоб, который прорезала морщина, чтобы лучше разглядеть, в какой вертеп я его привела. И лицо у него стало… просто прекрасным. Заморский, то есть московский, гость обстановку заценил. А что? Он просил отвести его в самый приличный ресторан в Головинке. Где и собирался кормить меня завтраком. «Самый». «Ресторан». «Головинка». Ничего странным в сочетании слов ему не показалось, нет?
Серьезно нет?
А зря.
Сергей… имя все-таки… б-р-р-р. Серый. Он отодвинул серую москитную сетку, оглядел, не спеша и с чувством, большое помещение, стерильно белое во всем, ну, кроме, пожалуй, ярко-красных пластиковых подносов да таких же стульев.
Вот на все это великолепие с восхитительным выражением лица, типа: «Куда я попал? За что мне все это…» – и уставился гость нашего замечательного приморского поселка. Потом перевел взгляд на меня. В синих-синих глазах плескалась бескрайняя как море укоризна.
Я постаралась ответить ему самым что ни на есть невинным взором. Но что-то мне показалось, что в этом не преуспела.
– Это месть? – низко и гулко спросил он. – За сосиску?
Я рассмеялась:
– На всю Головинку два кафе с домашней едой. «У Лауры» – вообще лучшее. А за пафосом – это, пожалуйста, в Сочи по серпантину. Пошли завтракать?
И я решительно направилась к подносам. Где мои любимые сырники с фруктами? Но не успела я сделать и пары шагов, как услышала громогласное:
– Кариночка!
Вот, блин! Хозяйки всего этого великолепия обычно не бывает по утрам в кафе. А! Да что ж такое! Вот это я попала…
– Кариночка! Приехала! И ко мне. Ай, умничка. Красавица ты моя.
И тетя Лаура, по совместительству мама моей одноклассницы, выплыла к нам, прекрасная как самый большой авианосец нашего Черноморского флота.
Московский гость вздрогнул, покоренный децибелами. Меня же прижали к груди безразмерной, облобызали. Через какое-то время я даже смогла дышать.
– Девочка моя! Что же ты не предупредила. И с утра. У нас и покормить тебя нечем таким особенным. Не в столице, особых разносолов не держим.
– Тетя Лаура! – рассмеялась я, прекрасно представляя количество разносолов, которых «не держали».
– А это с тобой кто?
И томный взгляд черных очей на моего спутника.
– Тетя Лаура, мы позавтракать хотим. Просто позавтракать. Сырнички там…
– И мне… на работу надо, – вздохнул Серый.
– О! Голодные… Сейчас… Фаина!
Нас чуть снесло воплем. Скатерть за одним из столов появилась как по волшебству. И стало не до сырников, потому что… Какие сырники? Какие девять утра? Какой вообще завтрак. Что-то я со своей местью за сосиску погорячилась.
– Нас же двое. Только двое, - простонал Серый, глядя на аппетитную долму, сочный люля-кебаб, алые помидоры, цыпленка табака, свернутые рулетиками баклажаны с домашним сыром. Всевозможную зелень. Бутылку с красным вином и кувшин с чачей.
– Шашлыки не подоспели еще, – пожаловалась тетя Лаура, – Ренат не подошел, но вот вечером…
– Я работаю, – поспешно открестился Серый.
– Ай, молодец. Работать – хорошо, а кем?
– Лаура, – донеслось с кухни. – Дай дети поедят.
– Все-все. Не мешаю.
Мне налили вина, московскому гостю – чачи. И тетя Лаура совершила личный подвиг. Она отошла от столика, не выведав ответы на сто вопросов, которые горели у нее на языке.
Я положила себе долму. И баклажаны, которые уже и отвыкла называть правильно – «синенькими». Ой, как вку-усно-о!
Вот что меня удивило – так это тяжелые вздохи, которые Серый издавал при взгляде на еду. А добило меня:
– Ванька меня убьет, – горестно сообщил он перед тем, как впиться зубами в истекающий соком кебаб.
Я вежливо подождала, пока он прожует – все-таки мама и папа меня слишком хорошо воспитали. И только дождавшись практически экстатического возгласа – что-то мне подсказывает, что заниматься с ним любовью будет феерично – спросила:
– А Иван это?..
Он погрозил мне пальцем, схватил долму и опять ушел в гастрономическую нирвану.
– Лучше, чем у Инны Львовны, – сообщил он мне с видом человека, сознающегося в государственной измене. И снова тяжело вздохнул.
И вот умирай теперь от любопытства, кто это такие.
– Ох, – снова высказался Серый, у которого очередь дошла до цыпленка. – Водички бы.
Во рту у него бушевал вкуснейший огонь. И всяко Серый ощущал себя драконом. Я поднялась за компотом – вряд ли тетя Лаура стала бы давать дорогим гостям воду. Но не удержалась и кивнула на чачу.
– Ты смеешься? Мне же за руль.
Голос был хрипловатый. Но ел мужчина с превеликим аппетитом.
Пока Фаина метнулась к гостю с фирменным вишневым компотом, тетя Лаура схватила меня за руку и прошептала:
– Карина-а, красивый мужик. Нравится. Мм-м-м! – Она поцеловала кончики пальцев. – Кушает хорошо. Маловато, правда, но с удовольствием. Берем.
Я расхохоталась.
– Девке тридцать шесть, не замужем. И все хохочет! Бери, говорю.
Я вернулась за столик, когда Серый погасил пожар компотом и снова взялся за люля-кебаб. Да уж, кушает в самом деле с удовольствием. Как будто дома его одной овсянкой кормят.
Вышли мы из кафе, тяжело груженные. Нам все, что мы не съели, сложили в судочки и выдали три огромных пакета. В третьем призывно булькали чача и вино.
– Тетя Лаура, – покачала я головой, когда хозяйка отказалась брать деньги. Ладно бы у меня, так и у Серого, который стоял какой-то аж обиженный.
– Оставь, – приказала хозяйка кафе. – Твои мама с папой с моих обормотов тоже деньги не брали, когда к институту готовили. Кланяйся им.
– Хорошо.
Жарило уже страшно. Шевелиться не хотелось. Не то, что говорить. Дышалось и то с трудом – потому что мы ведь попали в руки к тете Лауре – это же надо понимать…
– Все, – простонал вдруг Сергей. – С завтрашнего дня – на диету. Цветная капуста…
– В кляре? – не смогла я не подколоть, хотя о еде не хотелось и думать.
– На пару. И рыбка такого же свойства.
Бедная мама. На пару. Она, конечно, не тетя Лаура, но свои представления как гостя следует кормить и принимать у нее тоже есть. Юг же все-таки. Так что исторический момент, когда гость придет с таким требованиями, надо, пожалуй, заснять. Чтобы потом маме продемонстрировать ее лицо.
– Ты что – модель что ли? – спросила я у мужчины-загадки. Который, кстати, к даже к красному вину не притронулся.
– Нет, – он явно удивился. – Хоть от этого Бог миловал.
– Странно, а за вес так переживаешь.
– Тяжело двигаться, – пояснил он.
Белая дорога вела сначала вдоль моря, что спряталось за железнодорожной насыпью. И чем ближе мы подходили к тому месту, где начинался асфальт, тем все слышнее и слышнее становились…
О нет!
– «Черные глаза… замираю, умираю. Черные глаза…»
– О, черт!
Я замерла на середине дороги, всерьез задумавшись – а не рвануть ли в пампасы куда подальше.
– О че-ерт, – простонал мне в тон Серый. – Вот зачем, а? Тихо же было. Хорошо.
Я с обожанием посмотрела на человека, который разделял мою ненависть к тому, что нынче называлось когда-то великим и гордым словом «музыка». Вздохнула. Поняла, что спрятаться не получиться, тем более что я приехала не на неделю, как обычно. И пошла вперед.
– Карина!
Попросить что ли моего спутника, чтобы он изобразил…
Я и додумать не успела, как Серый шагнул вперед, навстречу моему однокласснику, который настырно, с самой школы, не хотел слышать мое «нет».
– Привет, Артурчик, – пискнула я, не показываясь, однако, из-за широкой спины, за которой было уютно и спокойно.
– Артурчик, – вдруг совсем неприлично заржал мой спутник. – И на белом мерсе.
– Э-э. И чо?
– Просто у моего друга, которого зовут Артур, тоже белый мерс. Бывают же совпадения.
– Бывают, – согласился одноклассник. – А ты сам кто?
– Мужчина Карининой мечты, – был ответ.
Я подумала – и ущипнула этого гордеца за бок. Это оказалось увлекательно. С трудом остановилась.
– Значит, ты не одна, – обидился Артур. И бесконечные «Черные глаза» грянули как-то осуждающе.
– Да, – вышла я вперед и стала рядом с Серым. Даже под руку его взяла, несмотря на дикую жару. – Сергей, это Артур. Артур – это Сергей.
Мой спутник поставил призывно звякнувшие сумки на асфальт и, широко и хищно улыбнувшись, протянул руку Артуру. Тот крякнул, хрюкнул и слился, едва его руку выпустили.
Счастье все-таки есть!
– Спасибо, – сказала я очень-очень проникновенно. – Ты мой герой.
– Если ты мне сейчас бросишься на шею – будет круто, – сообщил Серый, приглашающе распахнув руки и сделав большие наивные глазки.
– Да щас, – ответила ему. В основном, потому что жарко.
– Ладно, – согласились со мной бессовестно легко. – Куда сумки ставить, хозяйка?
– Э, нет. Это все тебе. Моя мама сама готовит. И продукты чужой хозяйки на ее кухне… ну… я бы не рисковала.
Он рассмеялся:
– Больше всего мне хочется затащить тебя в твой же домик…
– Посмотрим, – коварно ответила я. И ускользнула на целых два шага.
– Водопады. Завтра с утра, – напомнили мне, так и не сделав попытки поймать.
– Договорились.
Я одарила его кинематографичным взглядом через плечо и сбежала. Под кондиционер и переваривать. Не только стряпню тети Лауры, но и странное ощущение, что все хорошо. Просто отлично. Неужели так бывает, а?
ГЛАВА 5
На улице был вторник, на душе – вечер пятницы.
Хотелось чего-то сказочного, не связанного
со словами «карьера», «концерты», «Лева».
Особенно почему-то «Лева»
Мысли Сергея
Сергей
«Черные глаза-а-а»…
Судя по тому, как на него посмотрели три пары глаз, он мало того, что крутил это попавшую ему на зубы прелесть в голове всю дорогу от Головинки до Сочи. Он, что? Реально пел вот это, заходя в зал?
Хотя… И это не могло испортить ему настроения в этот день. Даже если бы Лева объявил вдруг, что они прямо сейчас, не утруждаясь репетициями, работают эту ужасно пристающую к зубам песню, да еще и с местными колоритными танцами в виде бонуса – да и пусть.
От сумок пахло так, что у него самого начиналось бурное слюноотделение. И это несмотря на то, что каким-каким, а сытым он был. Да как там еще призывно звякало все, что ему выдали…
И не только Лаура. Он уже почти уезжал, как к нему принеслась мама Карины. Да такая заполошная, что он на миг испугался: не случилось ли чего.
Оказывается, случилось! Гость отбывал с чужой едой. А она, хозяйка, синенькие делает лучше. И шашлык у ее мужа лучше. И… вот.
Ему протянули еще одну сумку.
– А…
– Ну, на работе покормите товарищей. И чача у нас лучше.
Теперь же его товарищи: раздраженный Лев, пофигистически настроенный ко всему Артур (ну еще бы, к нему Аня приехала, теперь до тенора никому не достучатся) и сияющая Олеся – смотрели на него удивленно.
– Это, видимо, доставка еды, – не удержался Лева. – Артур, ты заказывал?
Тот просто улыбался, не реагируя ни на что. Сергей на него посмотрел – и тоже широко улыбнулся. У него завтра свидание. Водопады. И внутри что-то потряхивает от искушения. Пробраться к ней, только приехав с концерта, пока все кипит внутри. И…
– Привет, Сереж, как устроился?
– Может, ты еще и расскажешь, где?
Лева шипел, оркестранты настраивались. Вот-вот они начнут репетицию. Жизнь то вообще – прекрасна! Главное, не проговориться, где именно он обитает. Еще припрутся всем честным собранием. И мало ли кого из них опознают. А палиться перед Кариной он совершенно не собирался. Хотя вот странно. Вся страна любит певцов. И эстраду. А вот девушка-мечта – нет. Может, обидел ее кто? Надо будет выведать осторожно.
– О-о-о! – послышалось сладострастное. Это Олеся уже поднялась и тут же засунула любопытный нос в сумки: – Сережа, откуда такое чудо?
Артур тоже оказался около еды. Разом и незаметно глазу. Не иначе, телепортировался на запах.
– Вы что делаете? – поинтересовался Лева. Но тоже как-то неуверенно.
А через минуту уже все вкушали поистине райскую пищу.
– Вас ни на день оставить нельзя! – раздалось от двери гневное. – Вы что? Едите?!
Застигнутые врасплох Артур и Лева замерли, как были. В одной руке люля-кебаб, в другой – лаваш. В третьей… если бы она была – баклажаны… В глазах паника – и неверие: неужели это они? Вот попали…
Сергей рассмеялся. Потому что есть он пока просто не мог, не лезло. Но…
– А ты чего гогочешь? – накинулся Ванька и на него. – Да ты за эти несколько дней килограмма три наел. Как минимум.
– Это он за последние сутки, – тут же наябедничал Артур, для убедительности демонстрируя люля-кебаб. – Он от нас сбежал. Чтобы развратом заниматься. С едо-ой.
Слово «еда» прозвучало примерно как «съемки в порно с невинными котиками». Или что там заслуживает расстрела на месте.
– Оргией практически, – проворчал Сергей. Перевел взгляд на злющего Ваньку и спросил: – Ты чего рычишь? Случилось что?
– Лев случился! – Самого Льва Ванька принципиально не замечал. – Со своим ме-енеджментом!
О, вот это было даже круче, чем «еда» в интерпретации Артура. То есть тянуло на четвертование и сожжение.
– О, у нас что-то новое, а я не знаю? – резко захотелось присоединиться к команде четвертующих и сжигающих Зло на костре. Потому что Лева и менеджмент – суть Зло в чистом виде. – И почему знаешь ты?
– Потому что мне позвонили. И сообщили, что со следующей недели у нас чес по побережью. Забег Сочи-Геленджик.
– Черт! – Сергей невольно зажмурился. Или вольно. Чтобы Льва не видеть. И не убить чисто случайно. В состоянии аффекта.
– Раз уж мы все равно тут зависли, – развел руками Лева, воплощенная невинность и забота о ближнем своем, – такие привлекательные. Что зря время терять?
За это «зря» кое-кто еще ответит. У Сергея тут, можно сказать, мечта воплощается, и нате вам – чес. Время, вычеркнутое из жизни. Оно же путешествие а Ад. Плевать, что высокооплачиваемое! Цена мечты деньгами не измеряется!
– Я попробую договориться с Олегом, чтобы он вас отпустил, – вздохнула Олеся, что-то такое разглядев в его лице.
– Бесполезно. – Сергей все-таки знал друга лучше, чем Олеся – мужа. – Еще недели три. Как минимум.
Иван махнул рукой и тоже направился к еде.
– Цыпленка не трогай, – в последний момент успел предупредить Сергей, – огнетушителя нет.
Когда он так нужен. Должен же кто-то и как-то погасить Левин менеджерский энтузиазм!
Карина
Глупо признаться, но я ждала, пока Серый приедет. Что ж у него за работа такая, что уже черным-черно. А его все нет. Я сидела на качеле, давно закрыв супермодную книжку «Мери Поппинс для квартета» – в которой прочитала не больше двух страниц и совершенно не помнила, что там было, на этих двух страницах. И ждала.
Так и задремала, наверное. Но вдруг мелькнули тревожные огни фар. Сыто прорычал дорогой автомобиль. Нет, два автомобиля. Остановились у ворот. Хлопнула дверца, послышались шаги по гравию. Открылась еще одна дверца.
– Приехали, шеф, – сказал незнакомый и какой-то опасный голос.
Что в нем было опасного, я не знала. Просто чувствовала. За десять-то лет в «Барвихе» научилась.
– Издева-аешься, – проворчал… Серый. Чуть невнятно, словно изрядно выпил.
Почему я вскочила и побежала – на цыпочках! – на открытый балкон, с которого открывался отличный вид на дорогу, я бы тоже сказать не смогла. Или не захотела. Как удачно, что никто и не спрашивал, правда же?
– Что с тобой делать еще, – вздохнул все тот же, опасный. – Хорошо погулять.
– Спасибо, что подбросили.
– Обращайся. Но чачей ты не отделаешься, даже и не думай.
– Ладно. Заметано.
И довольный смех на два голоса. А следом – пиканье сигнализации и вспышка фар.
Я как раз успела взлететь на балкон и увидеть, как Серый хлопает по капоту блестящий «ЛендКрузер» и идет к калитке, покачивая на пальце брелок с ключами.
А его собеседник – невысокий, седой, с военной стрижкой в полсантиметра и военной же выправкой, идет к джипу «Армада». Насколько Карина могла разглядеть в свете фар, одет был Опасный в дорогой костюм. Черный. Но сидящий как офицерский мундир.
Задняя дверь «Армады» открылась, из нее выскочил мужчина (тоже в черном, тоже с военным прошлым) и почтительно открыл перед Опасным переднюю дверцу. Опасный сел, человек в черном – тоже, «Армада» сорвалась с места и умчалась. И все это – пока Серый неторопливо дошел до калитки.
Крузак остался на крохотной парковке перед воротами.
Вот же… – подумала я, отступая в тень.
Не занимается он ничем особенным, ага. Чисто с другом за компанию приехал. Да-да. Поэтому носит футболочку, гоняет на байке неизвестного производителя (какой-то «Драккар») и его называет шефом бывший не то ФСБшник, не то ГРУшник, который сам вполне тянет на шефа немаленького бизнеса.
Простая бизнесменская скромность.
«Моя работа – чужие пьянки».
Лишь бы не киллер была твоя работа.
Дождавшись, пока Серый добрался до нужной двери, – слегка покачиваясь и что-то неразборчиво ворча под нос, – я наконец-то пошла спать. Киллер или не киллер, но «что-то мощное и надежное» он придумал. Для завтрашних водопадов.
«А я хочу с ним завтра на водопады?» – спросила я себя на всякий случай.
И честно признала: да, хочу. Ведь не потащит же он с собой свой «скромный» бизнес и полный джип охраны. Наверное.
Проснулась я рано. Птички чирикали, солнце сияло, мама на кухне уже гремела посудой и напевала. Слава богу, хоть не «Черные очи», а что-то более ретро.
– Кофейку, Кариночка? – спросил мама, не оборачиваясь от плиты.
– Кофейку, – кивнула, усаживаясь на любимый кухонный диванчик, оплот семейного тепла и уюта.
– Я вам собрала с собой немножко. – Мама небрежно так кивнула на сумку-холодильник. – Сегодня вернетесь?
– Конечно, вернемся. Мы всего лишь на водопады.
Мама обернулась с такой сияющей улыбкой, что мне на миг стало страшно.
– Такой милый молодой человек. Интеллигентный.
Интеллигентный, да уж. Точно не киллер? Точно-точно? А так похож!
– Мам, я за него замуж не собираюсь, – чтобы разом прекратить все разговоры на эту острую тему, заявила я.
– Конечно, милая. И не надо вот так сразу замуж. Ты бы Денису о нем сказала, а?
– Это еще зачем?
– Ну как…
– Мам. Спокойно. Дениса это не касается. Это просто маленький курортный романчик. Легкий. Приятный. Между двумя взрослыми, самодостаточными людьми. И не парь мне больше мозги. Пожалуйста.
– Хорошо-хорошо, милая. Ты у меня умница, ты сама прекрасно разберешься. А Сережа очень милый…
– Ма-ма.
– Молчу-молчу. Вот, скушай кутабу, с щавелем, как ты любишь. Я вам с собой тоже положила…
Жуя сумасшедше вкусную лепешку с щавелем, кинзой, зеленым луком и сулугуни, я вполуха слушала мамины заботливые охи. Похоже, нас с Серым успели не только собрать в поход на Эверест, но и поженить. Всей Головинкой. Родина, любимая родина! Из Москвы идея вернуться и остаться казалась вполне привлекательной. Что бы там ни говорил бывший шеф, а портфолио у меня роскошное, в любое местное агентство с руками оторвут. Правда, деньги будут совсем другие.
Но мне и не нужно местное агентство. Отлично справлюсь и сама. Частная студия дизайна, можно без офиса, сейчас это даже модно.
Вот только от того, что все встречные и поперечные в курсе моей жизни, и мало что в курсе, но и считают своим долгом выразить свое бесценное мнение – как-то я уже отвыкла. И привыкать обратно не очень-то хочется.
Слишком свежа память о том, как меня встретили на каникулах после первого учебного года в Москве…
А, к черту неприятные воспоминания. У меня отпуск и роман с потрясающим мужчиной. Наверняка он и в постели хорош. Целуется уж точно обалденно.
– …спальник, конечно, не новый… – продолжала описание подготовки к восхождению на Эверест мама.
– Отличный спальник, мам. Все просто замечательно! Ты у меня самая лучшая на свете! – Вскочив из-за стола, я обняла маму. – Самая заботливая! Самая предусмотрительная! И кутабы у тебя самые вкусные в мире!
– Надеюсь, ты тоже будешь предусмотрительной, а не как…
– Мама! Я так тебя люблю, мамуля!
– …в прошлый раз…
– Все-все, мне уже пора. Слышишь, Серый проснулся.
Быстро чмокнув маму в щеку, я сбежала.
– Сумку, сумку забыла! – понеслось в спину.
Пришлось вернуться, пропустить мимо ушей сто первое мамино наставление про осторожность, включенный телефон, головной убор…
– Конечно, мамочка, я тоже тебя люблю! – нежно прервала нескончаемый поток я и все же сбежала.
Вытирая со лба пот. Потому что педагог – это не лечится, а если мама-педагог, то и у детей потом не лечится. Пожизненный диагноз. Как хорошо, однако, что я сама закончила общение с учебными заведениями сразу по выпуску из Строгановки.
С этими оптимистичными мыслями я выскочила во двор – и… нет-нет, упасть не успела. Меня поймали. И сумку-холодильник тоже. Правда, при этом что-то уронили.
– Это судьба, – насмешливо пророкотал знакомый бас.
На черной футболке прямо перед глазами расплывалось томатное пятно.
– Прости, я… – подняв взгляд, я задержалась на твердых, испачканных томатным соком губах, невольно сглотнула…
Утренний поцелуй со вкусом помидора – это прекрасно. Даже несмотря на умиленный взгляд мамы, однозначно решившей уж на этот-то раз выдать дочку замуж за «милого и интеллигентного молодого человека».
Ох. Надо срочно, немедленно валить на водопады! Потому что иначе меня прямо сейчас завалят на качель!
– М-м… так мы едем?
– А?.. – уставились в полном недоумении небесно-синие глаза.
А настойчивые руки так и поддерживали чуть пониже спины. То ли чтобы не упала, то ли чтобы не сбежала.
– Пора ехать, Серый.
Потому что первый секс здесь – это плохая идея. Слишком много заинтересованных взглядов, чувствуешь себя, как футболист на стадионе.
– Ага, – глубокомысленно ответили мне и снова поцеловали. На этот раз легко и нежно. – Поехали, я готов.
Рыжие легко краснеют. Рыжие очень легко краснеют. И как же удачно, что не мне за руль! Хотя за рычаг переключения я бы прямо сейчас подержалась… вот прямо за этот, который готов. Ехать. Ехать на водопады, а не то, что ты там ощущаешь животом, кошка озабоченная.
– Ага, – не менее глубокомысленно кивнула я, аккуратно выпутываясь из мужских рук. И застывая на месте.
В общем, положение спас папа. Вежливо покашляв и сообщив, что вот этот баул – кубометр, не меньше – надо положить в багажник. Потому что тут полотенца, плед… ну и всякое такое по мелочи.
Милый, хороший, деликатный папа. Он даже не спросил, когда свадьба и не забыли ли мы чего важного. Оставалось только надеяться, что папа не положил это важное (в количестве минимум двух упаковок, с клубничным и банановым вкусом, на выбор) во все тот же баул умеренного тоннажа.
ГЛАВА 6
Некоторые фантазии
скромных приличных барышень
гораздо ярче,
чем все немецкое цветное концептуальное кино
(С) Ну, кто мы, чтобы спорить с Инетом?
Особенно, когда написана чистая правда
Карина
Такой подставы я никак не ожидала.
Серого остановили на выезде из Головинки, и кто остановил-то? Димка, двоечник несчастный, а ныне – цельный капитан ГИБДД.
Павиан мордатый. Не поленился даже сам вылезти из патрульной машины, оставив в прохладе напарника, парнишку лет двадцати.
– Ваши документы, гражданин, – с суровым выражением на лоснящейся красной харе велел Димка.
Не мне, разумеется, а Серому.
Тот лишь пожал плечами и вытащил из бардачка целую пачку бумажек.
Димка заглянул в документы одним глазом, а второй скосил на меня. Неодобрительно так скосил. Мол, вот что тебе неймется, дуре? Такой отличный мужик, друган мой Артурчик, пропадает, вон вчера красиво как подкатил – на всю Головинку слышно было, про черные-то глаза! А ты? С москалем клятым катаешься!
– Багажник откройте, – мерзким казенным голосом продолжил Димка.
Как будто собирался найти у Серого килограммов наркоты.
Я тоже подошла. Чисто на всякий случай. И камеру смартфона наставила.
Димка недовольно пошевелил белесыми бровями.
– Это еще зачем? Не мешайте осмотру, гражданка.
– Для передачи «Двойники», – солнечно улыбнулась я. – Вы та-ак похожи на моего одноклассника, гражданин! Прям одно лицо.
Димка сердито хрюкнул, а Сергей удивленно на меня посмотрел. Мол, что за шекспировские страсти? Я лишь пожала плечами. Вот такие у нас страсти. Надеюсь, наркоты у тебя в багажнике нет. И трупов тоже.
– Прекратите эти глупости, гражданка. Я при исполнении.
– Замечательно, – еще радостнее ухмыльнулась я и подошла еще на шаг. – А что это у вас в карманце, гражданин при исполнении?
Серый хмыкнул и поднял бровь. Димка покраснел еще сильнее и втянул пузо, а руки заложил за спину. Не оценил цитаты из мировой классики, но хоть догадался, что цитата, и то хлеб. Ох, в свое время мама с ним намучалась, пытаясь научить его отличать Пушкина от «Сектора газа». Ну а чо? Стихи же, о любви! Ну, почти же.
– Вас не касается, гражданочка! – ужасно сурово, но при этом краснея еще больше, выдал Димка.
Вздохнув про себя, я убрала-таки телефон. Все же он хоть и павиан мордатый, а подкидывать наркоту в чужой багажник не станет. Хоть его дружбанАртурчик и оскорблен до глубины души, но берега-то еще не потеряли.
– Что в бауле? – продолжил Димка. – Наркотики, оружие? А это что за чехол? О!..
От его довольного возгласа я аж подпрыгнула. Что он там такое нашел? Явно не домашнее вино произвело такое положительное впечатление. Радуется – как будто Трою откопал. Вперед Шлимана.
– О, – согласился Серый, высоко подняв соболиную бровь. – Но разрешение есть. Наркоты, черной икры и шкур бенгальских тигров – нет.
– Слушай, юморист! – насупился Димка.
– Где-то в пачке документов, – как ни в чем не бывало прокомментировал Серый Димкино археологическое открытие.
И закопался в бумажки.
Сунутое в руки разрешение (на оружие, точно на оружие!) Димка изучил внимательнее, чем банкомат четырехтысячную купюру.
– Так-так. – Поднял взгляд на Серого, прищурился. – Интересненько. Карабин, выходит, ваш.
– Мой, – кивнул Сергей. – И что дальше?
– А машина не ваша.
«Сразу ж видно, угнали мы ее», – очень хотелось съязвить, но я сдержалась. Не лезть поперек мужских разборок я научилась очень-очень давно. И не сказать, что тот опыт был приятным.
– Моего друга машина. Фамилия указана в техпаспорте. Мы можем ехать?
Серый был идеально спокоен, даже удивительно. В отличие от Димки, отчетливо сдувавшегося по мере изучения документов. И от меня. Это все меньше и меньше походило на невинное приключение со скромным законопослушным бизнесменом. Какая к черту скромность и законопослушность с карабином в багажнике крузака? И что это за владелец крузака такой, что Димка, павиан мордатый, одарил меня злобным взглядом, а Серому на прощание честь отдал?
Я как-то даже слегка засомневалась, а стоило ли переться с ним на водопады. Не то чтобы опасалась за собственную безопасность прямо сейчас. Но… опыт взаимодействия с господами, имеющими отношение к криминальному бизнесу (а какой у нас в России не криминальный, кроме торговли укропом с лотка?) был. Очень запоминающийся. Захочешь – не забудешь. И хоть на последствия я не жаловалась, но повторять историю не хотелось. Совсем-совсем.
Впрочем, как и спрыгивать прямо сейчас. Ну, я просто предупрежу Серого, что отношения не пойдут дальше курортного романа, и все. Наверняка он будет совершенно согласен. Господа бизнесмены не очень-то любят лишние обязательства. Это я тоже прекрасно усвоила.
Однако промолчать вовсе не смогла. Тем более Серый сам начал:
– Одноклассник? Ты выглядишь намного младше.
– Я кушаю не так много. Пью тоже. А так мне те же самые тридцать шесть.
– Прекрасный возраст, – улыбнулся Серый. – Приятно общаться со взрослыми людьми, не потерявшими детской непосредственности.
В синих-синих глазах промелькнула лукавая чертовщинка. Уж он-то точно оценил мем из «Хоббита».
– Мне тоже, – улыбнулась я в ответ. – Что у тебя за друг такой, что Димка аж сбледнул?
– Да ладно, где сбледнул-то? Он не умеет!
– Умеет. На целых полтона!
Серых почему-то хихикнул. Коротко.
– Ладно, поверю на слово. Ты ж художник.
– Не, ну если твой друг – какой-нибудь Япончик или Басмач, можешь не говорить, – пожала плечами я. – Меня это не касается никаким боком.
Серый чуть не подавился.
– Какой еще Японичик, Карин? Он умер давно! Откуда ты вообще…
– Вот и я говорю, меня это не касается. У меня отпуск скоро кончится, твой черноморский вояж – тоже. А все, что было в Сочи, остается в Сочи.
Хоть и немножко жаль. Серый мне нравится. С ним весело. И вообще… ну… иногда же можно помечтать о нормальном мужчине? Чтобы взрослый, умный, веселый, романтичный и не козел. И не из этих, у которых долларовый эквивалент вместо сердца. Глупо, конечно. А все равно – мечтать не запретишь.
– Остается в Сочи, говоришь… – с ноткой грусти повторил Серый. – Поживем-увидим, ага?
– Ага, – кивнула я и замолкла, глядя на дорогу.
Там было на что посмотреть. Хоть и знакомые вдоль и поперек, эти места всегда вызывали восторг. Что-то в этом белом каменном русле, по которому журчал тонкий ручеек, было волшебное. В яркой и разнотонной зелени гор, в изысканной вязи старых грабов и горных сосен, в редких ярких мазках мальвы, глубоких мшистых тенях… В резких скалах, тут и там торчащих из непролазной лесной зелени. В силуэте парящего коршуна. В пенных обрывках облаков на бледном небе.
– Олег Томбасов, – так ровно и незначительно, словно речь шла о повороте налево, сказал Серый. – Никаких чертовых криминальных дел. Никогда. И карабин охотничий. Мы, знаешь, частенько с ним ездим в тайгу, там без оружия дальше сортира рекомендуется не отходить. А лучше и в сортир с карабином. Медведям и волкам чхать на табличку «частная собственность».
– Тот самый Томбасов? – так же ровно уточнила я.
Ощущая, как камень упал с души. Внезапно. Вроде и не было никакого камня, а он взял и упал. Чудеса, однако.
– Тот самый.
– И дела у тебя с ним, да?
– С ним. Ничего особенного, на самом-то деле. Мой профиль – организация культурного отдыха.
– Медведи, тайга…
– Пьянки, корпоративы. Не знаю, какого черта его понесло сюда. Восемь утра, а уже пекло.
– Выезд из пекла – еще двести метров и налево, – усмехнулась я. – Слышишь, водопад уже близко.
Серый отрицательно покачал головой, потом выключил кондиционер. Разом открыл все окна.
В салон тут же ворвались шелест и звон падающей воды. И это несмотря на рычание мотора. И первые нотки свежести ощущались. Ну, так, слегка. Для тех, кто знает этот крышесносный запах.
– И что будет на выезде из пекла? Райские кущи?
– Увидишь.
– Мне уже нравится то, что я вижу, – мягко-мягко сказал Серый, глядя вовсе не на дорогу.
– Ты только не отвлекайся. Еще чуть-чуть… осторожно, там после поворота камень торчит!
– Пфе, камень! – отозвался Серый, собрался сказать что-то еще по-мальчишески крутое и… – Ух ты…
– Ух я, – гордо, словно летящие вниз белые струи в обрамлении яркой зелени были моей личной заслугой, кивнула я. – Можно поставить вон под теми грабами.
– Ага-а… – явно не очень-то меня слыша, отозвался Серый.
И я первой выпрыгнула из машины. Потому что чертовски соскучилась по этому месту! Так соскучилась, что готова была обниматься и с грабами, и со скалами, и даже с торчащим прямо на самом виду гигантским гнилым пнем. Но прежде всего – с Серым. И обязательно, непременно показать ему тут все-все! И рассказать, и…
Сильные руки поймали меня со спины, прижали к себе.
– Потрясающий вид, – прошептали мне в ушко.
– Погоди, – вырвалось у меня.
Для себя самой неожиданно. Почему? Не знаю… Честно говоря, я не думала, что Серый остановится. Слишком тяжело бухало у него сердце, слишком прерывистым было дыхание. Но…
Он чуть прикусил мое ушко. И выпустил из объятий. Шагнул назад. Для верности заложил руки за спину и пропел:
– Первым делом, первым делом водопады. Ну, а…
И рассмеялся. Хрипло.
Блин. Он не настоящий. Совершенство настоящим не бывает. Я замерла, как заколдованная, глядя в синие-синие глаза. Где не было ни обиды, ни возмущения. Только радость – огромная, как небо над нами. И предвкушение, от которого закипала кровь.
Я рассмеялась. Беззаботно. И… бросилась бежать.
– О! – донеслось мне в спину. И этот невозможный мужчина стал отсчитывать мои шаги. Фору он мне давать вздумал?
Я уже была на тропинке, ведущей к водопаду. Понятное дело, снизила скорость. Игры играми – а вот навернуться с кручи не хотелось бы.
– Горная козочка. Аккуратнее.
Меня страховали. Спокойно, ненавязчиво. Надежно. И при этом смотрели так, что все внутри плавилось и пело.
Мы забрались в грот, который был «для своих». Если точно не знаешь, куда идти – ни за что не догадаешься, что прямо за водопадом, в хитросплетении воздушных корней и дикого винограда есть вход в крохотный рай.
Совсем крохотный и всегда прохладный.
– Ай, – вздрогнул разгоряченный Сергей от ледяных струй, ударивших по плечам, спине и голове.
И тут же расслабился, запрокинул голову и улыбнулся. В рассеянном свете, в каплях радуги, он выглядел… ох же черт, как он выглядел! Мокрый насквозь, со стекающими по лицу и плечам ручейками, довольный… Он еще и потянулся с этаким хрипловато-дразнящим стоном!
– Как тебе местная водичка? – проведя ладонью по горячему плечу, обтянутому черным мокрым хлопком, спросила я. Тоже подозрительно хрипло.
– Класс! – Он сверкнул синими глазами так, что я всерьез усомнилась, относится его восторг к водопаду или ко мне. Тоже мокрой насквозь и такой же довольной.
– Не Камчатка, но чем богаты, тем и рады. Смотри, как тут…
Он тут же – очень послушно! – перевел взгляд с моих глаз ниже. На губы. Загоревшиеся, словно мы стояли не под водопадом, а под раскаленными софитами. И шея, по которой он скользнул взглядом, тоже запылала. И грудь. Я невольно порадовалась, что надела не самый удобный, зато самый красивый лифчик, кружевной и совершенно прозрачный. Так что сейчас под белым хлопком рубашки отчетливо проступал рисунок кружева. И темные ореолы торчащих сосков. На которые Серый смотрел так, словно сейчас слизнет, как вожделенное мороженное.
Не то чтобы я была против, но… почему-то торопиться не хотелось. Мы уже здесь, и этот роскошный мужчина никуда не денется. От одной этой мысли меня бросало то в жар, то в холод, губы пересыхали, а в животе нарастало томительное тепло. Словно я разом выпила бокал отличного красного вина.
– Не туда смотри. – Прикрыв грудь одной ладонью, второй я взяла его за плечо и подтолкнула, чтобы повернулся.
– Ладно, – вроде бы послушался он, развернулся обратно к водопаду.
Но стоило мне выдохнуть и самую капельку расслабиться, как меня сгребли в охапку, поставили перед собой и надежно зафиксировали обеими руками. Почти невинно. Если, конечно, не считать того что между нами не осталось ни миллиметра пространства. Ничего, кроме мокрой тонкой ткани, сквозь которою я всем телом ощущала его тепло. И его дыхание. И… черт, его рука на моем животе, поверх мокрой рубашки, это…
– С ума сойти как красиво, – восхищенно шепнули мне на ушко и коснулись горячими губами.
Я замерла, глядя на мир сквозь завесу из переливающихся капель воды, не желающих сливаться в ровный поток. Каждая была сама по себе. И играла на солнце, как ей хотелось.
Так же, как его губы – путешествующие по моей шее. И его руки, исследующие мой живот. Почти невинно, да. Он даже под рубашку не проник, а я уже… уже…
Когда он легко прикусил мою кожу между плечом и шеей, я застонала. Этот стон родился где-то внизу живота, где спереди меня касалась невыносимо горячая рука, а сзади не менее горячие бедра откровенно возбужденного мужчины.
– Кари-ина, – почти пропел он мне в шею, – рыжая бе-естия…
Я снова застонала и выгнулась, уже не очень-то понимая, а чего мы, собственно, ждем?
– Вы привлекательны, – в тон ему почти-пропела я, притираясь к нему спиной и тем, что пониже, – я чертовски привлекательна…
Продолжить мне не дали. Одобрительно хмыкнули, одним движением – словно в танце – развернули меня к себе лицом и нашли губами мои губы. Если я и хотела до этого что-то еще сказать, то сейчас напрочь забыла, что именно. Целовался Серый… о, как он целовался! Меня унесло – в фейерверк ощущений и красок, словно радуга под закрытыми веками, а его руки… ох, до чего же правильно его ладони легли на идеально подходящие под них округлости, и стиснули, еще сильнее вжимая в жесткое, горячее мужское тело…
Я судорожно вдохнула, когда он оторвался от моих губ. Сердце колотилось, в животе разворачивалась тугая спирать желания… нет, потребности. Необходимости! В его руках, в его силе и тепле, в его надежности и восторге… Боже, он опять смотрел так, словно я – единственное, на что вообще стоит посмотреть в этом мире, и он готов делать это вечно. Что ничуть не помешало ему расстегнуть пуговицу на моих джинсах, вжикнуть молнией и запустить ладонь внутрь, на обнаженную кожу бедра.
Так же, глядя ему в глаза – какой в этом кайф, кто бы мог подумать! – я обеими руками расстегнула его ремень, пуговицу, молнию… Едва не задохнулась от ощущения горячей кожи под пальцами…
– Кар-рина… – прорычал он, впиваясь в мои губы, дергая мои джинсы вниз… – Черт! Мокрые…
Он рвано засмеялся, упершись лбом мне в лоб, потянул чертовы мокрые джинсы вниз уже обеими руками.
Чертов прилипший деним не поддавался. Стоял насмерть, как полиция нравов перед стриптиз-баром. И зачем я, спрашивается, надела узкие джинсы-стрейч? Ду-ура… Юбку надо было надевать, юбку!
На середине этой ценной мысли меня снова поцеловали. Жадно, нетерпеливо, с трепещущим где-то в горле рычанием… Черт, да я готова кончить от одного этого!.. Ненавижу джинсы!..
Наконец, мы в четыре руки победили это адское изобретение, и тут сквозь звон водопада и наше тяжелое дыхание послышалось:
– Не отстаем! Все сюда! – учительским голосом через матюгальник.
ГЛАВА 7
Жизнь полна…
Обломов
Сергей. Накануне ночью
– Слушаю.
– Привет, Петя, – совершенно трезвым голосом сказал Сергей.
Начальник охраны Томбасова сделал паузу: прислушался жизнерадостным звукам на заднем плане. Сергей его не видел, конечно, но образ безопасника появился, как будто тот был перед ним: этот достойный последователь Дзержинского еще и прищурился. Да что там – он и принюхался. Как будто от смартфона может чем-то пахнуть. К примеру, чачей. Отличной, надо сказать, чачей!
– Вы там что? В изумление пьяные?
– Мы? – Сергей даже глаза честные сделал.
– Вы хотя бы беременную Олесю не напоили?
– За кого ты нас принимаешь?
Сергей искренне возмутился. Что они, звери какие? Или самоубийцы? За такое дело Томбасов их всех поубивает.
– Тебе сказать? Или сам догадаешься?
– Слушай, а как ты понял? – стало вдруг любопытно.
Вроде бы лыко он пока вяжет – только ноги как-то ходить отказываются, а голова, на самом деле, ясная. Да и с речью нормально. Он же профи, что ему какая-то чача.
– Ты меня Петей называешь, только когда пьяный, – с удовольствием ответил начбез.
– Никогда не замечал.
– Поэтому ты поешь. А я – охраняю. И блюду, – со сдержанной гордостью заявил безопасник, и где-то на заднем (воображаемом) плане послышалась трогательная мелодия из «Семнадцати мгновений весны». – Так что ты хотел, Сережа?
– Крузак на завтра.
– Ты изменишь своему мотоциклу?
– Байку!
– Да без разницы.
– Мне надо что-то повышенной проходимости.
– Хочешь, самосвал подгоним? – заботливо-заботливо поинтересовался Петя. – Барышня твоя будет под впечатлением.
– И все-то ты про всех знаешь, – фыркнул Сергей, невольно представляя сверкающую глазами рыжую бестию за рулем КамАЗа. Рыжей бестии очень пошло.
– Даже комментировать не буду. И с тебя бутылка, кстати.
– За крузак?
– За конспирацию. Лев не позже чем завтра начнет выяснять, где ты обитаешься. Тебе дорогие гости нужны?
Сергей зажмурился и головой помотал. Гости в Головинке, да боже упаси! Рыжая бестия его ж тогда безо всякого самосвала раскатает. Под асфальт. Чтоб не звиздел на тему «я скромный бизнесмен, никакой эстрады, зуб даю».
– Чачей возьмешь? – вздохнул он, признавая трудность и опасность на первый взгляд невидимой службы Пети. Бормана на него нет.
Глумливый смех был ему ответом. И короткие гудки.
Потом Сергей долго прощался с парнями, тоже ставшими благодушными и веселыми, несмотря на тяжелый концерт. Потом выносил мозги охране, умоляя аккуратно перегнать байк от концертного зала к коттеджам, где за ним так и остался номер. Потом допрашивал бритого наголо шкафа, умеет ли тот ездить на байке. И под конец пытался уехать, не отдав ключи.
– Сережа, достал! – рявкнул на него Петр… Не называть его Петей, а то поймет, насколько бас не трезв. Не называть!
Они влетели в тихую и пустынную Головинку ближе к часу ночи. Он с Петром Иванычем на крузаке, парни из охраны на «Армаде». Грозно прорычали моторами, хищно и тревожно ослепили дальним светом не спящих еще туристов. Скорость, правда, пришлось сбросить – улочки кривые и узкие. Деревня как она есть.
– И вот где тут взять ресторан? – вздохнул Сергей. – Представляешь, я должен теперь завтрак. И ужин. Наверное, и обед. И! Сосиску. Сосиску – так точно.
Розовую, толстенькую сосиску, которую рыжая бестия будет есть у него на глазах. Жмуриться от удовольствия. Облизывать губы… И зачем только он об этом подумал? Теперь бы развидеть и успокоиться.
– В общем, как земля колхозу. Хорошее начало романа, – рассмеялся Петр Иванович, бессовестно заметив его вполне однозначную реакцию. – Ладно. Ромео.
Точно, Ромео. Даже жаль, что чачи было маловато. Уж точно недостаточно, чтобы он среди ночи лез к ней на балкон.
– Документы в бардачке, – продолжал Петр Иваныч. – Весь комплект. Монтировка под сиденьем.
– Классика, – вздохнул Сергей.
Шекспир, мать его. Ромео с монтировкой. Это уже какой-то Гершвин получается. «Вест-Сочинская история». Может, спеть ей под балконом? Гершвин у него отлично звучит, даром что бас, а не тенор…
– А то. Рацию дать для связи?
Сергей фыркнул. И Пете, и размечтавшемуся себе.
– Слушай, я на водопады, а не на спецоперацию все-таки. Ты еще мне калаш в багажник запихай. Вот гайцам радости-то будет.
Петр Иванович отчего-то грустно улыбнулся, похлопал его по плечу.
Сергей на несколько мгновений прикрыл глаза. Длинный был день. И как-то не заметил, как они остановились.
– Приехали, шеф, – почему-то уже снаружи раздался голос Петра Иваныча.
…
Он должен был догадаться, что это будет день всенепременных обломов. Наверное, потому что, что слишком хотел.
Но… Видимо, если чего-то хочется до бешеного перестука барабанов в голове, до рваного дыхания, которого просто не хватает – и это у него-то…
То получи. Сначала – дурацкие какие-то гайцы. И не постеснялись остановить машину с номерами такого плана, что… Вот Петр Иванович удивится, когда узнает. Кстати, большое спасибо ему за карабин, юморист-затейник, блин. Хоть бы предупредил что ли. Потому что футляру с карабином, принадлежащим, на самом деле, Томбасову, больше всех удивился сам Сергей.
Карабина не должно было быть в Сочи. Ну, не собирался же Олег искать тут медведей, право слово. На кой черт начальник охраны притащил его? И ведь если предъявить свое возмущение, то что ответит милейший гэбист? Которых, как известно, бывших не бывает? Правильно. «Лучше выстрелить и перезарядить, чем спрашивать: «Кто там?»
Хорошо хоть ружье осталось в багажнике крузака. И он не выпалил по любопытствующим особям детского полу. Эх, а вот можно карабин зарядить солью?
Надо бы узнать.
Водопады. Злость и смех.
Вот странно. Но подлючие узкие джинсы натянулись лихо и быстро. И когда в грот – «только для своих, никто это место не знает…» – заглянули пионэры, то все было вполне пристойно. Ну, двое взрослых людей, мокрых насквозь и старательно любующихся водопадами. Так лето же. Город-курорт Сочи, который, как известно, приветствует всех.
Юные смертники скроили весьма и весьма глумливые лица. Сергей посмотрел на Карину, та – на него. И… оба неприлично, захлебываясь заржали. Физиономии у детей стали огорченными.
– Куда полезли?.. – услышали все вопль несчастной сопровождающей. Два, четыре, восемь… Где Сережа и Ваня?
Мальчишки вздохнули.
– Сергей. Иван!
И столько мата в педагогическом голосе… Столько же, сколько у него в голове, не меньше.
– Да там они, – радостные детские голоса сдали беглецов.
– Вы что здесь делаете? – рявкнула дама, заглядывая в грот. – Карина, привет.
– Привет, – обреченно ответила рыжая.
А потом… Потом они с рыжей бестией и вовсе согнулись пополам. От истеричного, неудержимого до боли в животе и слез из глаз смеха.
Романтика, одиночество. Красота ж. Хорошо, что джинсы стали насмерть на страже нравственности, а то получился бы секс в компании пионеров и сопровождающих их лиц с матюгальником.
– Вот тебе и уединенное место, – проворчал Сергей, когда чуть сумел остановиться.
– Все меняется, – проговорила женщина-мечта. Задыхаясь от смеха.
Сергей же… снова засунул голову под водопад. Уже целенаправленно. Где его хваленая флегматичность?
– Эх. Хорошо, – вынырнул он. – Твои пионеры – епическая сила. Антисекасная.
– Епучая они сила, – покачала головой Карина, – убила бы.
Понимающий и поддерживающий хмык был ей ответом.
– Вот поэтому Камчатка лучше, – широко улыбнулся он. – Там, скорее, встретишь медведя, чем людей.
– Этим утром я даже не буду с тобой спорить, – махнула рукой Карина. – Камчатка так Камчатка. Погнали прям сейчас. Еды, думаю, хватит.
– Ты не будешь спорить? – он сделал большие, круглые глаза. – А что так?
В ответ она подошла – и поцеловала. Нежно. Многообещающе.
К сожалению, пионеры были только первыми ласточками. Место оказалось весьма и весьма обжито всеми, кто возил туристические группы.
– Эх, – только и проговорила Карина, озираясь около машины на толпы. – Эх…
Сергей, достал полотенце из багажника, закутал Карину и энергично растирал ее.
– У тебя есть, во что переодеться?
– Нет. А у тебя?
– Не знаю, но скорее всего…
Он нырнул в багажник, провел там изыскания:
– Есть.
Нашлась даже футболка для Карины. Она выглядела как вполне себе платье-мешок. И Сергей посматривал на это все весьма плотоядно.
– Погоди, я соображаю, – потерла она лоб. – Ну, где-то что-то должно быть безлюдное!
«Олеся, Олеся, Олеся-а-а», – взвыл его телефон. Наверное, сговорившись с джинсами и пионерами стоять на страже нравственности.
– Да, – он схватил трубку.
– Приезжай. Ваню бомбануло.
Карина
Что ж там случилось? Что за барышня позвонила – и голос у нее тревожный. Кто она? И почему у Серый лицо просто изменилось? Стало как из цельного куска высокопородного гранита. Ваня – это кто? Не сын ли? А Олеся – может быть, жена? Или… бывшая жена? Нет, спрашивать не буду. У нас – курортный роман, все что происходит в Сочи, остается в Сочи.
Уже подъехав к дому, Серый глубоко вздохнул и легонько коснулся губами моих губ. Посмотрел в глаза – что он там хотел разглядеть? Злюсь я или нет?
Да черт его знает. Хотя бы вообще вспомнил о моем существовании. Потому что, пока мы летели от водопадов в Головинку, я вот вообще не была уверена в том, существую ли я в принципе.
Обидно? Конечно. Наверное. Хотя… меня подробности его жизни не касаются.
– Я… – начал было он, проведя кончиками пальцев по щеке. Но тут же замолчал.
– Поезжай, – улыбнулась я и выбралась из машины.
Глупо все как. Крузакстартанул, я осталась в его футболке… М-да. Эротическая фантазия на выезде как она есть. Жаль только закончилась эпическим обломом.
Тут я подпрыгнула, потому что и у меня в руках заорал телефон. Безо всяких песен. Просто гулко бьющая по нервам вибрация.
– Да.
– Добрый день. Карина? – спросил холеный женский голос.
– Да.
– Вас беспокоят из компании «Сочи стайл».
Вот тут я просто подпрыгнула. Та-а-а-к… Любопытно.
– Слушаю вас.
– Наш генеральный директор хочет с вами познакомиться. Ваши бывшие клиенты из Москвы дали вам самые лестные характеристики. Подъезжайте, пожалуйста, сегодня.
– Хорошо, – ответила я максимально аккуратно.
Вот так бывает – сидишь себе в Головинке, о работе думаешь в перспективе, а… Слухами земля полнится. Особенно, если это земля родная, южная. Интересно, кто кому и что напел? Кому спасибо-то сказать?
– Ждем.
– Еху-ух! – завопила я во все горло, перепугав всех окрестных собак и туристов заодно. И понеслась. Куда там Серому с его крузером. Ха!
Быстро-быстро! Голову вымыть, высушить. Укладка. И главное, никаких белокурых паричков. Ни-ког-да!
Лицо нарисовать доброе к людям. И не вспоминать об обломах! Ни в коем разе. Полотняный костюмчик, каблучки. Вперед. Взбодрим славный город Сочи.
Подошла к своей девочке, похлопала по теплому – в тенечке поставила! – капоту.
– Нас ждут великие дела! Поехали!
Серпантин вился раскаленной змеюкой, почти пустой – не повезло в любви, пусть хоть в остальном везет. Деревья обступили дорогу, время от времени справа мелькало море. Душа пела что-то русское, народное, широко-раздольное.
Работа! Проекты! Снова крутиться как белка в колесе, спать урывками, жить рисунками. Как же я по этому соскучилась, за пару недель-то! И море. Море-море-море, любовь моя…
Я кинула взгляд на безупречную синеву, так похожую на глаза мужчины-мечты. Улыбнулась. Мысленно попросила: «Пожелай мне удачи, Серый!»
Контора поблизости от порта была немыслимо пафосная, вся белая и чуть ли не в сусальном золоте. Стиль «рашнбьюти», бессменно популярный в нашем, не побоюсь этого слова, дорогом городе. Двухэтажное здание удивительно просто походило на золотую помесь трона с унитазом, так выбесившего урода из шоу-биза. И чего он мне вспомнился? Хотя стиль, конечно… Но нет, мой «Версаль» был много приличнее. Даже как-то элегантнее. Для какого-нибудь Киркорова – самое то, и чего отказался, не понимаю.
Ну… ладно, понимаю. Я бы в таком и даром не жила, и с приплатой бы не стала. У меня подходящего диагноза типа манечки-величечки не хватает.
Здесь – хватало. Начиная от вполне себе дворцовой входной двери и великолепной секретарши за бело-золотой (ну кто бы сомневался, да?) округлой стойкой. Лилии. Здесь остро не хватало геральдических лилий.
– Добрый день, – чуть не дотягивающая до порнозвезды размером бюста и губ блондинка одарила меня широкой улыбкой, чуть не дотягивающей до голливудской. Увы-увы, сочинские стоматологи хоть и дерут не меньше, лос-анджелесские, но создать настолько же бриллиантовые оскалы не способны.
– Добрый, – куда сдержаннее улыбнулась я в ответ.
– Проходите, Карина. Шеф как раз свободен.
Блондинка встала, продемонстрировав бесконечные ноги на бесконечных каблуках. Хм. Я точно не в Голливуде, на съемках малобюджетной порнушки?
Отогнав какие-то не слишком подобающие для общения с будущим (возможным!) начальством мысли, я издала вопросительное:
– Хм?..
Блондинка неодобрительно на меня покосилась. Ну, как-то наверное она ожидала, что я не просто знаю имя директора данного богоугодного заведения, но и с детства мечтаю работать именно в их компании.
– Марат, – снизошла она, не теряя голливудского оскала, – просто по имени, у нас так принято.
И она распахнула передо мной тяжелую резную дверь. Белую. С позолотой.
– Добрый день, Марат, – впорхнула я бабочкой, излучая уверенность, дружелюбие и всякое стремление трудиться на благо.
– Добрый, Кариночка, – раздалось в просторном, несколько пустоватом и слегка… э… избыточно великолепном кабинете.
За министерским по размеру и версальским по оформлению столом восседал в золотистом кожаном кресле Сам. В смысле, Марат. Знойный брюнет в белоснежном пиджаке поверх кремовой, с расстегнутым воротом рубашке. На возлежащей поверх бумаг ухоженной руке сияли золотые часы… ну… подешевле, чем у моего бывшего шефа раз так в пять. Навскидку. Лет господину директору было не больше тридцати. И в целом образ неплохо бы смотрелся на эстраде, где-то между Киркоровым и Стасом Михайловым. Или в Голливудской малобюджетной порнушке.
Вроде бы именно там как-то не принято предлагать дамам, пришедшим на собеседование, присесть. Вот и этот – не предложил. И сам не поднялся.
Хм. Ростом не вышел, что ли? Со знойными брюнетами это иногда случается, знаете ли.
– Мне тут рассказали, – он осмотрел меня с многозначительной полуулыбкой, – что в наших краях появилась звездочка.
Звездочка? М-да. Любезность и доброжелательность зашкаливают.
Я вежливо кивнула, мол, продолжайте, а я пока послушаю умного человека. Может, в самом деле чего интересного скажет.
– Скоро у нас тут будет горячо по тендерам. Сам Томбасов заявился, – молодой человек мечтательно закатил глаза, а я мысленно хмыкнула: второй раз сегодня слышу эту фамилию. – И столичная штучка в нашем агентстве будет в плюс. Это вы, Кариночка, вели проект господина Стародубского? Он рекомендовал вас.
Тот Стародубский, которому достался дом-мечта из камня, дерева и стекла. Идеал и ничего лишнего. Спасибо ему, доброму человеку.
– Да, я, – так же вежливо и ровно ответила я.
– Неплохо, – снисходительно кивнул Марат, – хотя мы тут привыкли к большему размаху. Я готов предложить вам работу, несмотря на вашу подмоченную репутацию. Разумеется, для моей компании это некоторый риск. Однако мы с вами земляки.
Я сияюще улыбнулась, мол, земляки-земляки, даже не сомневайся.
– Приятно вернуться на родину, – кивнула я энергично, снова всем своим видом демонстрируя, что готова бежать. И дневать, и ночевать. Во благо порно… тьфу ты, дизайн-индустрии.
– Вот и славненько.
По пухлым губам Марата снова скользнула полуулыбочка. Он поднялся, взял лежащие перед ним бумаги и обошел свой стол (вокруг которого троллейбус надо было пускать). С каждым шагом, по мере того, как он приближался, мне все меньше и меньше нравился масленый раздевающий взгляд.
– Вот твой контракт. Эксклюзивные условия для нашей столичной звездочки.
Распечатанный договор он передал мне в руки и не отходил, пока я читала условия. М-да. Если эксклюзив выражается в смешном окладе и минимальном проценте, то… ладно, черт бы с ним, на первое время сойдет.
Еще бы господин генеральный директор, оказавшийся и в самом деле невысоким, примерно вровень со мной, отошел и не вызывал во мне острого желания чихнуть от слишком терпкого «брутального» одеколона!
Однако я нацепила профессионально-восторженную улыбку, поднимая взгляд от бумаг…
– Ты будешь хорошей девочкой? – «жарко», но по сути – душно, выдал он и прижался ко мне, облапав за талию.
Внезапно. И омерзительно. До тошноты.
Я передернулась и велела:
– Отойдите.
К черту такую работу! У меня нет диплома порноактрисы, и получать его я не собираюсь!
– Ой, да что ты ломаешься, крошка? – Он схватил меня и второй рукой, пониже спины, попытался притянуть к себе еще ближе.
Гнусность какая! Фу! А его запах! Меня сейчас стошнит!
Я вырвалась, забыв о вежливости, благоговении и чего он там еще ждал от «безработной крошки». И не моя вина, что он чуть не опрокинулся на собственный министерский стол.
– Ты что, …, очумела совсем? – интонации гопоты явно были для него куда роднее стиля «евродемократия».
Тьфу. Гадость.
– Всего хорошего, – буркнула я, быстро отступая к двери кабинета.
– Ах ты, шкура! Сучка драная, да что ты о себе думаешь!..
Рвануть ручку на себя, толкнуть дверь, сшибив подслушивавшую под дверью блондинку – и бежать, бежать отсюда… И не слушать, что не несется в спину – как из помойки! Со мной, мол, разберутся, а работать я на побережье не устроюсь даже уборщицей, и если только сунусь в чужой бизнес – найдусь в турецком борделе…
Тяжело бухнувшая за моей спиной дворцовая дверь наконец-то отрезала ор господина Марата. Но я не остановилась, пока не отбежала на полкилометра, к скверу. И только там выдохнула, присела на лавочку и посмотрела на собственные дрожащие пальцы.
Черт. Зря я надеялась, что за почти двадцать лет моей московской жизни в местном бизнесе что-то серьезно изменилось.
ГЛАВА 8
У каждой крыши – свой стиль езды.
Все зависит от тараканов за рулем
(С) Кладезь мудрости в ВК
Сергей
– Что тут у вас происходит? – Сергей зло рванул дверь. – Парни, я просто в бешенстве. Как никогда. Что. Тут. Происходит?
Единственным ответом ему было напряженное, грозовое молчание. Мертвое.
– Как меня все достало сегодня. Нет, вы просто представить себе не можете, – он тарабанил в дверь Ивана, который не открывал, - какой сегодня просто препоганый день. Иначе…
Он вздохнул, посмотрел на единственно приличную часть этого дорогого, но изумительно плохо сделанного жилища – на дверь. Скривился. Крепкая, зараза.
– Иначе вы бы не рисковали… - ворчал он, обходя дом, поторапливаясь, чтобы внезапно взбесившийся Иван никуда не удрал. А то ищи его потом по всему Сочи, а это, как он помнил по обзорной экскурсии – три с половиной тысячи квадратных километров. Хотя, Ванька махнет в аэропорт. И поминай как звали.
Подтянулся, влез на балкон, что был с другой стороны их танхаусов. Балкон был общий – достаточно символические перегородки не в счет.
– В общем, кто не спрятался… - проговорил Сережа уже громко, но тут замер, вспомнив и о других товарищах, живущий тут. Ну, Катя, предположим, пообщавшись с Машей, только видео снимать кинется. За Аню он тоже был как-то спокоен. Но вот перепугать беременную Ирину да Сашу. Он снял очки и почесал дужкой нос. Потом позвал. Тихонько:
– Ирочка.
– А они уехали, – вдруг ответило откуда-то голосом Артура. – Их всех Олеся увезла к себе.
– Отлично, – одновременно с этим Сережа подналег на балконную дверь. Нежно, по-портосовски. И… она, не застонав даже, влетела вовнутрь. Похоже, что с частью стены. – Тук-тук, – гордо сообщил бас, ощутив себя чуть ли не Терминатором. – Ва-ня!
– И с тобой разговаривать не хочу, – тенор даже не удивился и не вздрогнул, увидев разрушения. – Я решил. Я ухожу.
Бас тяжело вздохнул. Вот и правда, что ему было сказать? Сам он такое уже выделывал.
– Жалеть не будешь? – вырвалось у него.
– Буду, – тряхнул снова отросшей по самый подбородок светлой челкой тенор, – но…
И он упрямо поджал губы. Сбежал со второго этажа. Загородился чемоданом. Бас рассматривал его: взъерошенного, несчастного и… решившегося.
Блин. Да что сегодня за день, а?
– Вань.
– Помолчи, а. И вот смотри: ни Лева, ни Артур сами не пришли. Тебя прислали. Вот с чего? Выдернули.
– Или сами боятся, – рассмеялся бас. – Или меня не жалко.
– Ха.
– Ха, - не стал спорить бас. – Мало мне гаишников и пионеров, так еще и вы.
Иван тут же ощетинился снова.
– Хочешь уйти – твое право, – вздохнул Сергей. – Но ты хоть объясни: с чего.
– Вот ты много наобъяснял, когда психанул.
– Как мы выяснили опытным путем, я был не прав. Надо было хоть Леве в морду дать.
– Вот что сразу Леве-то? – донеслось возмущенное.
Ага. И художественный руководитель «Крещендо» пропалился. Вот тут он, голубчик. Через стену.
– Вань, – спустя долгое молчание проговорил бас. – Так что.
– Лева соврал, – ответил тенор. Да так, что всем стало понятно – мир рухнул.
– Да иди ты, – восхитился Сергей. – Лева же не врет. Он слишком высокомерен для этого
– А в этот раз – соврал, – безапелляционно заявил блондин.
– И это связано с?..
– Концертами, – ответил сквозь зубы Иван. И отвернулся.
– И это все в день, когда у меня должно было состояться свидание моей мечты с сексом такого же плана… У меня все равно секс. Только отчего-то в мозг, – проворчал бас, подумал. Сел на диван, поближе к оскорбленному тенору. И уставился на него. Прямо в раздраженный, по-новому остриженный золотистый затылок.
– Что? – не выдержал тот буравящего взгляда.
– В водопадах вода холодная, говорю.
Иван отшвырнул чемодан и заметался. Сергей с интересом наблюдал за всем этим. Обычно так реагировали на все или сам же виновник торжества Лева. Или Артур, что скорее. Но вот от Ивана, который выбрался из музыки и семьи и вдруг отреагировал на что-то вот так бурно? Нет, Левины экзерсисы никому удовольствия не доставляли. Не то, что не хотелось денег. Но просто не было никаких сил. Ладно еще корпоративыТомбасова отработать – ресторан это все же не концертный зал. Да и все это безобразие вполне сочетается и с водопадами, и с романом, и… Сергей потянулся – его как огнем опалило, как он вспомнил сегодняшнее утро.
– Лева не мог договориться о концертах сейчас, - внезапно остановился Иван напротив баса. И с подозрением глянул тому в лицо, внезапно покрасневшее. – Ты меня вообще слышишь?
Сергей кивнул.
– Такого рода договоры заключаются за полгода.
– Месяца три-четыре как минимум, – не стал спорить бас, начиная соображать.
– Все было решено еще в Москве. Еще в феврале-марте. Самое позднее – в апреле, на свадьбе Олеси.
Сергей с уважением посмотрел на тенора. И правда. Лето, море. Народа тьма, и не только отдыхающих, но и всех, кто на этих отдыхающих может заработать.
– Значит, Лева врет, – с абсолютно несчастным видом, на совершеннейшем форте возопил тенор.
– Зачем, – только и спросил бас.
– Сволочь потому что.
– А ты, – донеслось из-за стенки обиженно, – истерик. Крик поднял, Олесю испугал! Уходить вздумал. И из-за чего?
– Пошел ты, Лева, знаешь куда, – не остался в долгу тенор. – Достал. Мало того, что я семью не вижу. Мало того, что тебя даже женитьба человеком не сделала. Так ты посмел еще и врать!
– А правда, Лев, ты когда о концертах договорился? – донеслось из-за соседней стены. – И чего нас лечил?
– И ты, Артур, туда же?!
– Да что вы все орете? – возмутился Сергей, и дом дрогнул. И стало тихо. Только тихо и грустно осыпалась штукатурка с разрушенной стены.
Сергей вздохнул. Ответов он так и не получил, Иван снова впал в задумчивость.
– Так, – снова рявкнул он. – Пошли разгружать еду, у меня в машине ее на полк. Жалко, пропадет по жаре. Все вместе. А потом мы с Ванькой пойдем стрелять.
Вот тут тенор посмотрел на него испуганно.
– Думаешь, я поставлю перед тобой Леву с яблоком на голове? – заржал бас. – Хотя, если карабин зарядить солью…
– Да пошли вы! – заорал и Лева. – Можно подумать, я вреда кому хочу. Все такие молодцы – никому уже и денег не надо. Вот они сами собой возьмутся. И на рояли, и на квартиры, и на прочие…
– Так что не сказал-то? – неугомонный Артур возопил из-за соседней стенки.
– Сначала пожадничал. Там условия – закачаешься, – признался Лева. – Потом не знал, как сказать.
Машину они разгрузили. И ушли с Иваном в тир.
– Утром решишь, – вздохнул бас.
И тенор согласно кивнул.
Выгуливались они с Иваном до самой темноты. Тот не так стрелял, как показывал фотографии. Рассказывал, какой это кайф быть со своими, которые засели на даче. Сергей улыбался, думал о своей рыжей… Когда вдруг ее и увидел.
– Карина?
Женщина обернулась. И в первое мгновение ему показалось, что он ошибся. Слишком хотел – вот в сумерках и принял незнакомку в офисном льняном костюме за рыжую бестию. Но в женщине на скамейке, что сидела, уставившись в пустоту, не было огня. Не было жизни. Словно призрак. Но… это была она.
– Карина? Что случилось?
Иван посмотрел на него с удивленной насмешкой, словно увидев что-то новое, неожиданное.
Сергей подошел к женщине, обнял ее. Она рванулась от него, не так даже, как на качели, когда он попутал явь и сон. А зло, отчаянно.
– Карина, тише. Это я. Тише.
– Сережа, – прошептала она. И расплакалась.
ГЛАВА 9
- О, времена. О, твари.
- Может быть, нравы?
- Может быть. Хотя, нет. Твари
(С) Великий и могучий Интернет
Карина
Я не могла успокоиться. И уговаривала, и за щеку себя изнутри кусала – ничего не помогало. Слезы как катились градом – так и продолжали. Ровно с того момента, как я почувствовала себя в безопасности в сильных теплых руках. Вдохнула запах, ставший… родным. Когда? Почему? Зачем?..
И… вот теперь я рыдала так, что, похоже, центральному парку города Сочи грозил потоп. А Серому – истерзанная нервная система. И очередная испорченная футболка.
Он гладил меня по голове, прижимал к себе, бормотал что-то успокаивающее. А потом вдруг тихо и отчаянно спросил у кого-то:
– И что делать, Вань?
Значит, моему истеричному позору был еще один свидетель. Жуть!
– Мороженое? Не знаю… Клубничное девочки любят… – донесся до меня мягкий, звучный, красивый, но очень смущенный голос.
Я все же скривилась – не на голос, нет. Хотя перед посторонним человеком было жутко неловко. Ну, если подумать, то и перед Серым тоже. Вообще, зареванная физиономия и состояние истерики, которую ты не можешь контролировать – это в принципе не воодушевляет. Но мороженое как успокоительное. Да еще и клубничное…
– Может, лучше пострелять, – пророкотал над моим ухом Серый. Неуверенно.
– Да! – вырвалось у меня.
Как-то подозрительно сладострастно. Должно быть, чересчур, потому что Серега рвано вздохнул. И прижал к себе что было силушки молодецкой. Ой. Ого-гой. В смысле, он извращенец – хотеть зареванную меня. Но… приятно.
– В тир? – с надеждой спросил Сергей.
Я задумалась. И даже слезы высохли. На самом деле, я понадеялась, что он сейчас расчехлит свой охотничий карабин, который с утра привел всех в такой экстаз. Протянет мне, прищурившись и изогнув соболиную бровь. Скажет, низко, рокочуще, да так, что у меня все волоски на теле встали дыбом, даже те, что были уничтожены при эпиляции:
– Давай, детка, вмажь ему.
И я… схвачу… Но, боюсь, сначала не карабин и кучу патронов. Сначала… Ух, что мне тут же услужливо предоставило воображение на тему «за что бы такое внушительное схватиться и что с ним сделать»… А тело, зараза предательская, как отозвалось, да как одобрило план с дополнениями и вариациями… ой. Ой-ой. Кто-то тут совсем с дуба рухнул, мечтать о буйном сексе посреди центрального, мать его, Сочинского парка!
«Стресс, это просто стресс, успокойся, Кариночка, не набрасывайся на мужчину, он не поймет. И косметика у тебя размазалась!» – попробовала напомнить себе о реальности я.
Не очень-то получилось. Все внутри дрожало, тянулось к горячему мужскому телу – такому крепкому, большому, надежному, способному любому Марату оторвать бошку и все прочие выступающие части тела… Очень-очень эротично оторвать, так чтобы мышцы перекатывались под кожей… вот тут, прямо под моими пальцами… Ох, как здорово-то!..
– С тобой все хорошо? – обеспокоенные синие глаза уставились на меня.
А до меня внезапно дошло, что последний «ох» сказался вслух. Простонался. Блин. Позорище!
Пользуясь тем, что Серый меня обнимал, я спрятала лицо у него на груди. И вздохнула. Откуда же он взялся-то? И есть ли у меня в сумочке влажные салфетки? С потекшим офисным макияжем я как-то не слишком комфортно себя ощущала.
– Вот видишь, Ваня. Все же стрелять! – ликующе произнес мужчина моей мечты. И легонько поцеловал меня в макушку: – Ты – совершенство.
Тут я на него с удивлением посмотрела. Вроде бы не издевается. Как-то странно даже. И выглядит умиротворенным и счастливым. Словно в лотерею миллиард выиграл. Причем в долларовой валюте.
В ответ ему раздался одобрительно хмыкнули. И сунули мне в руки упаковку влажных салфеток. И… я мельком, краем глаза заметила на ухоженной мужской руке гладкое золотое кольцо. Клубничное мороженое, салфетки с собой и кольцо. Ага. Ваня женат, причем давно и похоже счастливо.
Почему-то меня это обрадовало. Уютнее как-то стало.
– Спасибо, – пробормотала я, вынимая салфетку из пачки и отворачиваясь от Серого. Снятие потекшего макияжа – дело слишком интимное. И зеркальце не помешало бы.
– Ваня, – скомандовал тем временем Серый, – придумай или нарисуй мне фломастер. Черный.
– Фломастер-то зачем?
– Карина нарисует того, кто ее обидел. Будем палить.
– В голову? – с редким пониманием сути дела уточнил Ваня.
– Ну, в конечном итоге и туда, – не стал спорить Серый.
Он развернул меня к себе, вытянул из пачки еще одну салфетку и бережно стер с моего лица остатки безобразия. Этак легко, непринужденно и чуть ли ни привычно, словно тысячу раз помогал зареванным дамам ликвидировать последствия аварий.
А я, не пытаясь больше прятаться, искоса глянула на его друга. Того самого Ваню, из-за которого Серый сорвался. И унесся, будто асфальт под колесами горел.
Ваня был блондином. Тонкий, звонкий, изящный. В чем-то невозможном для нормального человека кислотно-оранжевом, сияющем даже в нашей бархатной ночи. Апельсиновое солнце. Только солнце хмурилось, сжимало и кусало губы, и занавесилось длиннющей челкой так, что половины лица было не видно. В сочетании с кепкой козырьком назад и узкими белыми штанами… Не знай я, что Ваня – друг Серого и не заметь обручальное кольцо, дала бы ему лет двадцать от силы. И пламенную любовь к аниме.
Что ж. С Ваней более-менее понятно, а вот кто такая Олеся? М… жена Вани? Или все же...
Так. Уймись, Карина. Не придумывай имена вашим с Серым шестерым детям. Лучше улыбнись и скажи:
– Спасибо… э… Иван?
Мне в ответ улыбнулись из-под челки.
– Приятно познакомиться… Карина.
– Карина, – подтвердил Серый. Гордо так. И обнял за плечи, мол, не просто какая-то там Карина, а моя личная Карина. – Идем стрелять.
В ближайшем тире нашлось все. Как по волшебству. Возможно, волшебство заключалось всего лишь в нескольких купюрах – только возможно. Серый сделал свое чудо как-то на удивление непринужденно и деликатно. В общем, было все.
Винтовки.
Ватман.
Цветные маркеры.
Детский восторг – в моей душе, как результат волшебства. Я говорила, что Серый – мужчина мечты? Так вот. Подтверждаю. Таких больше не бывает, мир не вынесет два совершенства одновременно. Рухнет от счастья.
Впрочем, Ваня тоже был ничего так. Пока Серый устраивал волшебство с ватманом и маркерами, Ваня…
– Ты достойна лучших райских яблок, но это же Сочи, – и мне протянули персик.
Персик был огромный, мягкий и сочный. Я изгваздалась им по самые ушки, Ваня довольно улыбался, а Серый грозно сверкал на него синющими глазами, обнимая меня и сцеловывая персиковый сок с моих губ.
Ну как так можно, а? Это вообще незаконно, так целоваться! И быть таким, таким…
– На, твори, – вручили мне маркеры и та-ак многообещающе улыбнулись, что я едва не забыла, кого же мне так хотелось пристрелить. А потом гордо пояснили для благодарной публики: – Кариночка у меня художница!
Прозвучало почти как «Кариночка у меня круче Ренуара».
Черт. Ну приятно же!
– Как там зовут злодея, обидевшего принцессу? – спросил Ваня, примериваясь к одному из пустых ватманских листов, уже приколотых к задней стенке тира.
– Марат, – сказала я. – Но на злодея он не тянет. Так. Гнусь мелкая.
Серый понимающе хмыкнул. Хотя что он там мог понять? Вряд ли его хоть когда-то принимали на работу с условием «будешь хорошей девочкой прямо на этом столе».
М-да. Посмотрела бы я на того смельчака – потом, в больничке, со свернутым носом и переломанными хваталками.
Пока я отвлеклась на прекрасную мечту – Марата в гипсе – Ваня подписал оба листа. Один «Марат» и один «Лев, царь звездей».
– Ваня-Ваня, – прогудел Серый не то укоризненно, не то сочувственно.
– Душа просит, – задорно встряхнув челкой, ответил Ваня. – Требует даже! Или ты против?
– Ну что ты. Я даже запечатлею для потомков, как грозен наш Ваня.
Пока они обсуждали Ваню Грозного и оценят ли потомки, я творила шарж. Быстрый. Вдохновенный. Отличный, надо сказать, шарж. В меру гнусный, в меру самовлюбленный, не в меру похотливый. Особенно удались глазки. Этакие… ну… что прямо кирпича просят. Или перцу. Черного, молотого.
– Вах! Талантливый дэвушка! – восхитился владелец тира. – Стрэлять такой жалка, ай, жалка! Нарисуешь меня, а? Будешь мой постоянный клиент, стрэлятьбэсплатно!
– Кариночка подумает, – вместо меня отозвался Серый. О-очень дипломатично.
Нет, честно. Я оценила. Он даже не зарычал как ревнивый Отелло, просто обозначил диспозицию: Кариночка имеет право сама распоряжаться своим временем и талантом, а я поддержу, чтобы Каринчка ни решила. Ну, мне показалось, что прозвучало именно так. Или просто я его идеализирую.
Имею право, между прочим!
– И как выглядит этот ваш «царь звездей»? – спросила я у Вани.
– Царь наш… э… а вот! – и мне показали фотку в телефоне.
Некто интеллигентный до мозга костей, с лицом английского лорда и зелеными глазами за профессорскими очочками-хамелеонами. С первого взгляда ясно: сволочь та еще. Крепкая такая, породистая сволочь. Богемная. И смутно знакомая. Где-то я не так давно эту стервозную морду видела.
– Красавчик, – прокомментировала я. – Лев, значит?
– Сука он, а не Лев, – с чувством пояснил Ваня.
– Нарисуешь? – у Серого тоже глаза загорелись. И на карабины покосились.
То есть сука этот Лев, видимо, не только в понимании Вани, но и в мироощущении Серого тоже. Что ж.
– А нарисую!
И я нарисовала. Дурное-то дело нехитрое, ага? А некоторые рожи вот прямо так и просят, чтобы их в тир.
– Прям как настоящий! – восхитился Серый моему шаржу и сфоткал пока еще не расстрелянных, но приговоренных.
То есть я просто уверена, что снайпер смотрит в оптический прицел именно так, как Серый – на этих двух.
– Из чэгострэлятьбудэшь, красавица? – спросил хозяин тира. – Винтовка, калаш? Что зарядить?
– Винтовка, – улыбнулась я.
– И мне винтовку, – кивнул Ваня.
– Бери левую, – посоветовал Серый, – там прицел не так сбит. А то… хочешь, я его.
Я покачала головой.
– Тогда я потом, – согласился он. – Контрольными.
– Идет.
– Обоих, – уточнил Ваня.
Правда, стало легче. Вот сильно легче. А уж когда мы с Ваней начали стрелять! А Серый – подбадривать и комментировать! Под музыку «Queen», особенно подходящую к случаю!
– Wewill, wewillrockyou! – фальшиво подпела я, целясь в поганый похотливый глаз.
– Есть! – обрадовался Серый, все это время снимавший наши с Ваней стрельбища на смартфон.
– Есть! – Я подняла винтовку вверх. – Но пасаран!
– Но пасаран! – поддержал меня Ваня: его царь звездей был расстрелян вполне профессионально, несмотря на сбитый прицел.
– Мой – контрольный, – напомнил Серый. – Милая, на позицию!
Я снова прицелилась, ожидая, что Серый возьмет еще одну винтовку. Но вместо этого он прижался ко мне сзади, накрыл своими руками мои, навел прицел – и выстрелил. Ровно в центр лба нарисованному Марату.
А потом – еще четыре раза, украсив и так дырчатый ватман аккуратным крестом. Черт. Все-таки он киллер. Но я почему-то его не боюсь.
– Вах!.. – хозяин тира разразился восторженной тирадой, которую я не слушала.
Потому что…
Потому что развернулась и поцеловала Серого. Сама. Прямо за стойкой тира. Моя кровь кипела, мое сердце пылало, и хотелось сотворить что-то… что-то… вот совсем-совсем безумное и прекрасное!
– Идем, – велела я, глядя в круглые и ошалелые синие глаза.
– Куда?.. – В ошалелых синих глазах было крупными буквами написано «где тут ближайшая кровать?!».
– На карусель! – припечатала я и потянула Серого за собой.
Туда, где в душной южной ночи сверкало, визжало, грохотало и рычало Раммштайном. «Sonne».
– Карусель! – с непередаваемо злым весельем повторил Иван. – Ага, идем!
– Кари-ина… – прошептал Серый и вдруг рассмеялся.