Оглавление
АННОТАЦИЯ
Я хочу её. Хочу её крови, её слёз и стенаний. Хочу играть в неё, пока не сломаю, а после уничтожить, испепелить, растворить её в себе. Я хочу её всю без остатка. Хочу стать её тенью, её сном и явью. Её кошмаром. Я одержим ею настолько, насколько может быть одержимым больной психопат.
Она называет меня жестоким, а я кайфую от её страха и боли. И так же сумасшедше желаю её любви и страсти.
ГЛАВА 1
Открываю глаза и тут же вижу его лицо. Мрачная, самодовольная ухмылка Вайнаха заставляет поёжиться. Я не была в восторге от его брата, долбаного насильника, а теперь и вовсе проваливаюсь в уныние. Мне никогда не избавиться от этой проклятой семейки и их адских игрищ. Им нравится меня истязать, нравится играть мною, словно мячом, то забирая друг у друга, то пиная обратно.
Ненавижу… Как же сильно я их ненавижу. Этих двух ублюдков, испоганивших мне жизнь. Один уже за это поплатился. Я видела его окровавленное тело, валяющееся у обгоревшей машины. Хотя… Он спас мне жизнь. Проклятый насильник спас меня, вытолкав из салона до взрыва. Но этим оказал мне медвежью услугу, потому что теперь я попала в руки к ещё более злобному зверю. К его брату… Извергу, из-за которого меня изнасиловали. Извергу, отобравшему у меня прежнюю жизнь и мужа. Извергу, который сделает всё, чтобы доломать меня, стереть в пыль.
— Нет… Нет… — мотаю головой, силясь встать с дивана, на котором лежу, но он придавливает меня своей огромной лапищей, положив её мне на грудь и склонив своё лицо так низко, что едва не касается губами моих губ.
— Соскучилась, красивая? Ничего не говори, — его рука движется по моему телу вверх, пальцы ловко и быстро сжимаются на горле. — Я знаю, что соскучилась. Поздравляю тебя. Ты выполнила свою миссию.
— И что теперь будет? — сглатываю вязкую слюну, но пересохшее горло смочить так и не получается.
— Для тебя всё кончено, — его усмешка, словно острое лезвие ножа, полосует меня по остаткам нервов, и я закрываю глаза, не в силах смотреть на него.
— В каком… В каком смысле кончено? Ты меня убьёшь?
Скорее всего. Ведь он отомстил брату, а значит, и я больше не нужна.
— Уже убил. Тебя больше нет. Ты не существуешь. Числишься погибшей, как и мой брат.
Я широко распахиваю глаза и, вперившись в него острым взглядом, поднимаюсь на руках, но он снова надавливает мне на грудь, при этом цепляя сосок сквозь майку. О том, почему я сейчас в одном белье, думать не хочется.
— Что это значит? Объясни. Как это не существую. Я же здесь… Я жива, — ответ я, конечно же, уже знаю. Вижу по его наглой ухмыляющейся морде. Я догадываюсь, что он сделал, но всё ещё отказываюсь верить. Он не может быть подонком настолько!
— Позже покажу тебе свидетельство. Говорят, твой муж очень горюет. Ужасно убивается. С ума сойти, — с наигранным сожалением качает головой, а я чувствую, как губы кривятся в улыбке. Хмыкаю с истерическим смешком и отодвигаюсь от него, насколько могу. Не намного. Лишь освобождаюсь от давившей на грудь, словно камень, руки.
Имран поднимается, поправляет чёрный пиджак. Под ним чёрная рубашка и брюки того же цвета. Словно траур.
— Зачем? — шевелю губами, но голос свой не слышу. В ушах стучит и шумит.
— Хочу посмотреть, что будет с твоим возлюбленным. Как его корёжить будет. Как он орать будет и выть на луну. И тогда, быть может, избавлю его от мучений.
— О ком ты? Об Антоне? — мотаю головой, категорически не понимая, зачем ему страдания моего мужа. Разве он его не отпустил, забрав меня в уплату долга?
— Да нахрен мне твой муженёк. Я вернул должок брату. Ты же помнишь моего брата? Или уже забыла? — скалится, словно акула, отпивает что-то из стакана и протягивает его мне. — Выпьешь? — спрашивает так просто, так спокойно, словно не он только что объявил мне о моей же гибели.
— Разве Булат не погиб?
— О, нееет, — тянет довольно. Мы с братом заговорённые, нас так просто не сгубить. Хотя, конечно, попытки были. Но нет, у меня не было цели убивать его. Зачем? Я хочу, чтобы он горел в огне, как когда-то горел я. Убивать его нет смысла.
— Но он думает, что погибла я… Да?
— Ну наконец-то. Дошло, — он щёлкает пультом и устраивается в кресле, будто позабыв о моём существовании. А я оглядываюсь вокруг, панически соображая, что делать дальше.
Встаю с дивана, босиком шагаю по ковру. Здесь прохладно, или меня знобит.
— Отпусти меня, — произношу тихо, встав за его спиной и кутаясь в плед, которым была укрыта. Мы в комнате вдвоём, но я понимаю, что, стоит мне напасть на него, на шум сбегутся охранники. Я ещё помню гориллу Ваху. Да и сам Имран вряд ли будет бездействовать. Только если вырублю его с первого удара, что сделать будет крайне трудно, даже если вооружиться чем-нибудь тяжёлым. К примеру, вон той кочергой у камина.
Я не решаюсь действовать так. Это глупо и необдуманно. Не успею даже пикнуть, как Вайнах размажет меня по стене, словно назойливую муху. Тем более что искать меня теперь уже точно никто не будет. Все, кто меня знал, теперь думают, что я погибла при взрыве. На Антона, конечно, надежды у меня не было и до этого. Он мог уже сто раз поднять город на уши. Так сделала бы я на его месте. Но муженёк расплатился мною за свои долги, разумеется, этот трус не станет переть на Вайнаха – больно дрожит за свою шкуру.
А вот Булат… Булат меня искал бы. Только с ним всё неясно. Кажется, он сам пострадал при взрыве. Я помню, что видела его в луже крови с изувеченным лицом. И Имран сказал, что он тоже вроде как считается хорошо погибшим.
Какой же страшный человек… Смотрю ему в затылок, на беспорядочно растрёпанные, слегка вьющиеся черные волосы и не могу себе представить, каким нужно быть подонком, чтобы сотворить такое с родным братом. Мне страшно от этого и хочется плакать. Хочется бежать, но куда? Прямо в окно? И там решётка… Как в тюрьме.
— Отпусти меня! — повторяю громче, но Вайнах будто не слышит, продолжает смотреть новости, как ни в чём не бывало. — Имран! Пожалуйста… Я уеду. Далеко уеду. И не вернусь сюда больше. Только позволь мне уйти отсюда. Я никому ничего не расскажу. Пусть твой брат думает, что я погибла, хорошо! Но позволь мне уехать и забыть всё это, как страшный сон.
— Ваха! — зовёт своего цепного пса, и тот незамедлительно появляется на пороге. — Уведи её отсюда, я хочу новости посмотреть.
ГЛАВА 2
— Пусти меня! Пусти! — отбиваюсь от гориллы, схватившего меня за руку своей гадкой лапищей, и визжу до хрипоты. — Пусти, сказала! Не лапай меня своими ручищами! Имран! Имрааан! — ору так, что, кажется, стакан в его руке сейчас лопнет, сам же Вайнах даже ухом не ведёт, сосредоточившись на своей проклятой плазме. — Ты подонок, слышишь?! Я всё равно убегу! Всё равно избавлюсь от тебя, даже если мне придётся перерезать тебе глотку! — я нарываюсь. Хочу, чтобы он хоть как-нибудь отреагировал. Но сволочь молчит, словно специально.
Ваха больно встряхивает меня, рычит на ухо:
— Уймись, а то порву!
— Не уймусь! Я не позволю вам и дальше ломать меня! Я человек, мать вашу, уроды! Я – человек! Не ваша игрушка!
Ваха вытаскивает меня в коридор, и, когда дверь в кабинет Вайнаха закрывается, я впечатываюсь в стену спиной, отчего перехватывает дыхание и боль простреливает позвоночник. Горилла хватает меня за шею, сдавливает и кривит свой рот.
— Я сказал, уймись, сука. А то я тебя…
— Ваха, не трогай её! — слышится повелительное из кабинета, и обезьяна тут же убирает лапищу.
— Повезло тебе, курица. А теперь пошла впереди! И чтоб ни звука мне.
— А что ты сделаешь? — скалюсь, как зверёныш, пойманный в сети. Мне больше некуда бежать, нет никакого спасения. Только отбиваться, кусаться и царапаться до последнего… Пока силы не оставят. Я больше не буду покорной игрушкой. Пусть либо отпустят, либо убьют.
— Ты что, мразь, провоцируешь меня? — шипит злобно Ваха, нависая надо мной огромной, бесформенной скалой. Гора отборного дерьмища.
— Да кто ты вообще такой, чтобы я тебя провоцировала? Ты же челядь! Огромное, уродливое ничто! — ору ему в морду, а глаза Вахи наливаются кровью. Вот-вот ударит. Я закрываю глаза, приготовившись к увесистой затрещине. Надеюсь, не останусь после этого инвалидом.
И Ваха таки замахивается, но в последний момент его руку перехватывает Имран.
— Ты что, блядь, оглох? Или попутал чего? Я что сказал тебе?
С едкой ухмылкой наблюдаю, как Ваха опускает голову перед своим хозяином и тихо бормочет слова извинения.
— Прости, шеф. Она меня спровоцировала.
— Мне поебать, что там тебе не понравилось. Ты знаешь, что делать, — произносит Имран, и Ваха, кивнув, вздыхает, словно собирается с духом. А в следующий момент ломает себе указательный палец. Раздаётся омерзительный хруст, и мне становится дурно. Ваха шипит и кривится от боли, отчего его лицо становится ещё более страшным, но упрямо смотрит вниз, не поднимая глаза на хозяина. — А теперь ты, — Имран шагает ко мне и, как только собираюсь открыть рот, ударяет меня по лицу тыльной стороной ладони. Я заваливаюсь на задницу и ею же скольжу по начищенному до зеркального блеска полу. — А теперь пошла в комнату, пока я тебе нос не сломал. И чтобы не вылезала оттуда, пока я тебе не позволю.
Не дожидаясь, пока поднимусь на ноги, Имран хватает меня за шиворот, отдирает от пола и тащит вперёд по коридору. Зашвыривает в комнату, где я уже была, позади слышится отборная ругань Вахи и стон боли, затем краткое: «Не ной. Заслужил». А потом щелчок замка и тишина. Да, досталось горилле. Только мне урода не жаль. Они тут все твари беспринципные. Даже разницы не чувствуют, кому-то руки ломать или себе – всё одно им. Уже завтра палец у него заживёт, как на собаке.
А вот мне по-настоящему больно. Не столько ноет ушибленная скула, сколько обидно и мерзко на душе. Во что они превратили мою жизнь? Один изнасиловал, второй избивает и запугивает. Заперли в логове зверя и как теперь вырваться?
Понемногу гнев утихает, и я прихожу в себя. Понимаю, что сглупила, когда начала нарываться. Они с лёгкостью могли снести мне голову. Либо обезьяна Ваха, либо его шеф. А мне выжить надо. Мне выбраться отсюда надо. А иначе всё, что уже выдержала до этого, было зря, и мне следовало вскрыться ещё до изнасилования.
Еду приносит другой охранник. Ставит на журнальный стеклянный столик поднос с шашлыком и неаккуратно нарезанными овощами и молча удаляется, не забыв запереть за собой дверь.
Я с ненавистью смотрю на поджаренные, как назло вкусно пахнущие дымком куски мяса и исхожу слюнями. Первые пару минут упрямо не подхожу к столу, решив устроить голодовку, а потом, немного подумав, решаю, что всем здесь на меня плевать и сочувствия я не добьюсь.
А силы нужны. Сколько я уже не ела? Сколько вообще провела в отключке? Судя по закату, вечер. Но под ложечкой так сосало, словно я проспала два дня. Нужно поесть.
Переборов гордыню, села на край кровати и потянулась за мясом. Ещё горячее, сочное…
— С ума сойти… — проворчала с набитым ртом и проглотила мясо, почти не жуя. Опустошив внушительную тарелку, запила всё газировкой и залезла с ногами на кровать. Легла набок и, свернувшись «калачиком», уснула.
Зелёных лугов и цветущих полей я не видела во сне. Только обезьянья морда Вахи и бородатая нахальная физиономия Имрана. Последний, злобно усмехаясь, направлял на меня пистолет и явно собирался выстрелить.
Кажется, я вскинулась от собственного крика и, распахнув глаза, быстро огляделась. В комнате я была одна. Но не могу сказать, что сильно этому обрадовалась. Мне нужно поговорить с Имраном. Узнать, что этому подонку от меня нужно, и по возможности выторговать себе свободу.
ГЛАВА 3
До утра я то проваливалась в беспокойный сон, то выныривала из забытья, вспоминая, где нахожусь. Сейчас пребывание в квартире Булата казалось мне не таким и ужасным, как до возвращения в дом Вайнаха. Хотя в душе всё ещё шевелилась тоска от того, что он сделал. Раньше я воспринимала насилие, как нечто эфемерное. Что-то типа документального фильма о серийных маньяках. Вроде оно и есть, но от меня далеко. И хорошо.
Но Антон заставил меня войти в мир, где ударить, изнасиловать или даже убить женщину могут с такой лёгкостью, словно муху прихлопнуть. И сейчас я не знала, что ждёт меня дальше. Каким будет следующий удар. Какую пытку придумает для меня Имран сегодня?
Когда на улице рассвело, а за окном раздались голоса охранников, я сползла с постели, нехотя прошла в ванную. Как бы там ни было, личную гигиену ещё никто не отменял. Пусть даже сегодня меня пристрелят…
Наспех ополоснувшись в душе, укуталась в банный мягкий халат, выглянула из ванной и, только убедившись в том, что по-прежнему одна, вышла в комнату. На столе уже стоял завтрак, и желудок неприятно заныл от запаха шашлыка. Серьёзно? Опять? А нормальную еду здесь не готовят? Так и до гастрита недалеко.
Забористо выругавшись, проглотила завтрак, оставив пару кусков мяса, как намёк, что шашлык не может быть ежедневной едой у девочек. Хотя мало кому есть до этого дела. Я в этом доме не гостья, я тут пленница.
За мной так никто и не зашёл. Только в обед открылась дверь, и в комнату вошёл охранник, что и до этого приносил еду. Поставил на стол обед (да, снова мясо!) и, забрав грязную посуду, пошёл к двери.
— Стой! Ты можешь передать Имрану… — но договорить мне не дали, хлопнув перед носом дверью. — Вот урод! — кинула вслед охраннику и снова замерла в ожидании.
Время шло, но меня больше никто не навещал, а за дверью, сколько я в неё ни стучала, не было слышно ни звука. И когда я уже отчаялась увидеть Имрана, он сам вошёл в мою тюрьму и встал напротив, чуть склонив голову набок и сложив перекачанные, татуированные ручищи на груди. Вопреки обычаю, сегодня он был в одной белой майке и светлых джинсах. Его смуглая, покрытая мрачными рисунками кожа сильно контрастировала с одеждой, и я даже не сразу подняла глаза на его лицо.
— Ну что, созрела для разговора?
— Я ещё вчера хотела с тобой поговорить, но ваше величество, видать, не были настроены, — буркнула вполголоса.
Он усмехнулся уголком рта, взял одной рукой стул и, развернув его спинкой наоборот, присел, широко расставив ноги в стороны. Эдакий огромный жлоб с самодовольной улыбкой и злым взглядом тёмно-карих глаз.
— Если бы ты не была ебучей истеричкой, поговорили бы. Но ты была настроена на скандал, а я не люблю, когда на меня лает какая-то шавка.
Задохнувшись от злости, сжала кулаки и почувствовала, как щеки вспыхнули огнём. Однако не произнесла ничего из того, что вертелось на языке в ответ на его оскорбления. Мне нужно поговорить с ним.
— Какие у тебя планы на меня? — спросила ровным тоном, хотя мысленно расчленила этого подонка раз сто за прошедшую минуту.
— Какие у меня могут быть планы на шлюху? — развязно ухмыляется, хотя взгляд остаётся таким же ледяным, как и прежде. — Обслужила моего брата, теперь будешь обслуживать меня, — ему явно доставляет удовольствие моё лицо в этот момент, потому что я, позабыв о данном себе обещании, начинаю закипать.
— Что, прости?
— Ты глухая? Или тупая? Я сказал, обслужила моего брата, — эту фразу он проговаривает по слогам, злобно скалясь, словно я была его женой и посмела ему, такому лапушке, изменить. — Обслужишь и меня. А потом продам тебя в какой-нибудь бордель. Или просто прикопаю в лесочке. Там уж как пойдёт. Будешь стараться, быть может, перепродам кому-нибудь.
Я смотрю в его глаза и не верю тому, что слышу. Какая же мразь. Тварь законченная!
— За что? Что я сделала тебе такого, что ты так меня ненавидишь? Мм? Что? Скажи. Ты забрал меня у мужа. Лишил меня моей прежней жизни. Сделал из меня какую-то грёбаную Мата Хари местного разлива, подложил под своего братца, который, кстати говоря, взял меня силой! А теперь ещё шлюхой называешь?! За чтооо?! — последнее слово я проорала ему в лицо, хотя изначально не собиралась показывать свои эмоции. И тем не менее ублюдок умело вытянул их из меня.
— Закрой свой рот, сука, пока я тебе его не порвал, — произносит тихо и так спокойно, что, если бы я не расслышала каждое его слово, подумала бы, он о погоде вещает.
Его предупреждение, правда, моментально заставляет меня заткнуться, потому что я помню и до сих пор чувствую, насколько тяжела его рука.
— Отпусти меня. Пожалуйста. Я просто хочу уехать. Подальше от всех вас… Твой брат никогда не узнает, что я жива. Мне и самой это не нужно. Я просто исчезну и всё, — начинаю позорно плакать, потому что ничего другого не могу. Чувствую свою беспомощность, и ненависть вперемешку со слепой злостью съедают изнутри. Но я упрямо держусь и продолжаю корчить из себя жертву. Я должна его обмануть. С Булатом почти получилось, получится и с ним. Должно получиться.
— Отпустить, говоришь? — он запрокидывает голову, издевательски оценивает меня взглядом. — Если хорошо поработаешь над моим членом, я подумаю. Кто знает, может, настолько умело сосёшь, что я даже пожалею тебя и действительно отпущу. Почему нет? — сволочь поганая.
— Я сделаю всё, что угодно, кроме этого — поёжившись от одной мысли о том, что я стою перед ним на коленях, и… Фу! Да ни за что!
— Покажи мне, как ты хочешь на свободу, — расстёгивает пуговицу на своей ширинке, а я, громко сглотнув, опускаю взгляд вниз.
— Сейчас? — произношу потерянно, а он, привстав, убирает из-под себя стул и делает шаг ко мне, расстёгивая и молнию.
— А почему нет? Приступай.
ГЛАВА 4
Я с ужасом смотрю на то, как он вытаскивает из штанов огромный, толстый член и, взяв его в руку у основания, проходится сжатой ладонью по всей длине.
— Ну? Чего застыла? На колени вставай. И покажи мне, как ты умеешь удовлетворять мужиков, что они так по тебе с ума сходят. Давай! — приказывает уже более резко, а я качаю головой, не в силах произнести ни слова.
Теперь ещё и он будет меня насиловать? Я не выдержу, не перенесу этого во второй раз.
— Нет, — отступаю назад, пока не упираюсь в кровать. — Имран, я не буду. Не заставляй меня, — качаю головой, пока он надвигается, продолжая надрачивать свой здоровенный причиндал.
— А с моим братом была-а-а, — тянет, скалясь, словно зверина.
— Он меня изнасиловал. Я не хотела этого. Не поступай со мной так же, если считаешь себя лучше него.
Вайнах улыбается. Его забавляет мой страх. Грёбаный маньячила. Садист проклятый. У него даже член встал на мой страх.
— Ладно, — отвечает спустя минуту и застёгивает штаны. Хотя удаётся ему это с трудом, та дубина, которую он вернул обратно, так и норовит порвать джинсы. — Потом отработаешь. Сейчас у меня важная встреча, и я зашёл сказать, чтобы ты вела себя тихо. Если кто-то, кроме моих бойцов, узнает о том, что ты жива и находишься в моём доме, мне придётся исправить свою ошибку и показать брату твои останки. Так что будь хорошей девочкой, Злата. Поняла меня?
— Поняла. Я буду сидеть тихо, — обещаю честно, потому что шок от возможного насилия ещё не прошёл, и я сейчас пойду на всё, лишь бы избежать его в будущем. — Только…
— Что такое? Ты мне условия ставить будешь? — резко выбрасывает руку вперёд, хватая меня за лицо. Ушибленная скула всё ещё болит, и я морщусь от новой порции дискомфорта.
— Нет… У меня просто маленькая просьба. Пожалуйста, — шепчу, шипя от усиливающейся боли.
— Ну? — отпускает, но не отходит, а мне душно рядом с ним. Всё тело словно в огне полыхает. Даже Булата я так не боялась, как этого кукловода. Да, именно так. Кукловода. Он играет людьми, словно игрушками на верёвочках. Просто ради удовольствия. Просто потому, что ему так хочется. Нет более опасного человека, чем обладающий силой и властью психопат, которому нравится играть чужими жизнями.
— Можно мне иногда выходить отсюда? И еда… Я не могу есть одно мясо.
Он приподнимает брови, будто удивившись моей просьбе.
— Это всё?
— Пока да, — отвечаю твёрдо, стараясь скрыть свою дрожь.
— Как прикажешь, красивая моя, — отвечает отвязно, хватая меня за волосы сзади и собирая их в свою ладонь. Больно тянет, запрокидывая мою голову. — Я обязательно тебя оприходую. Попозже. Потом сравнишь и скажешь, кто из нас двоих лучше ебёт, — его акцент снова усиливается, что свидетельствует о возбуждении… И я громко сглатываю, отворачивая лицо в сторону настолько, насколько позволяет его захват. — Бьюсь об заклад, тебя ещё толком не ебали. Уж точно не твой бывший муженёк-тряпка. А что насчёт моего брата? Тебе понравилось?
Я зажмуриваюсь, сжимаю челюсти, чтобы не плюнуть ему в рожу.
— Ты ненормальный. Тебе лечиться нужно, Имран. Я серьёзно. Запишись к психиатру, — цежу сквозь зубы, а он ловит меня второй рукой за подбородок и выдыхает в губы:
— Я уже был у него. Он с ума сошёл, когда я озвучил ему свои желания. Ты тоже сойдёшь. Ты будешь выть и умолять меня, чтобы я остановился, — а потом набрасывается на мои губы и больно мнёт их своими, царапая зубами и оставляя кровавые следы. — Мой брат тебе, сука, покажется невинным девственником, когда я возьмусь за тебя. А теперь сиди тихо и ни звука мне. Успеешь ещё поорать. И не зли Ваху. Он всё ещё обижен на тебя за палец.
Когда он уходит, я обессиленно падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку, намереваясь излить ей всю свою боль, но привлекает внимание внезапный шум на улице. Это машины?
Я вскакиваю на ноги, бегу к окну. Прилипаю к стеклу и вижу, как во двор въезжают несколько чёрных седанов. Из-за собравшихся у ворот охранников не могу разглядеть, кто приехал, а когда всё же вижу представительного, высокого мужчину, окружённого охраной, встаю на носочки, чтобы рассмотреть гостя Вайнаха получше.
Он уже не молод, выглядит очень презентабельно и важно. Прямая спина, стройность, неприсущая пожилым людям, и лицо… Лицо мне знакомо. И не потому, что я видела его раньше, а потому, что они очень похожи с Имраном. Как две капли воды просто.
Его встречает сам Вайнах. Идёт так же прямо, уверенно. Мужчины сходятся, жмут друг другу руки. И правда, сильно похожи. Только гость чуть ниже Вайнаха. Мне кажется, или существует какое-то напряжение между этими двумя? Они недолго говорят, потом Имран делает приглашающий жест рукой, и мужчины направляются к порогу, а безопасники остаются у ворот.
Я бегу к двери, хотя вряд ли смогу что-нибудь расслышать. Комната находится в другом крыле. Но когда хватаюсь за ручку двери, та вдруг открывается. Имран не запер дверь! Забыл? Или проверяет меня? Если выйду, не наткнусь ли на обезьяну Ваху? А тот давно уже мечтает меня пристукнуть. Но соблазн узнать что-нибудь о Вайнахе, какой-нибудь его секрет или даже мелкую подробность его жизни, чтобы в дальнейшем использовать это в свою пользу, оказывается сильнее.
Была не была! Тихонечко выхожу из комнаты и на носочках бегу к коридору, ведущему в другое крыло, откуда меня привели.
ГЛАВА 5
Отец недоволен. Даже зол. Ещё бы. Наследника своего лишился. Хотя на убитого горем он не похож, а значит, догадывается, что Булат жив. Да и не зря же он примчался.
— Здравствуй, Имран, — хмурится, увидев сына, смотрит исподлобья.
— Здравствуй, отец, — Имран подаёт ему руку, и Валид, немного помедлив, жмёт её. Приветствие так себе. Но объятия в их семейке неприняты. Не стреляют друг в друга при встрече, и то удача.
— Как дела, сын? — спрашивает мрачным тоном, и становится понятно, что Имрана ждёт трудный вечер.
— Нормально. Даже отлично, я бы сказал, — улыбается назло отцу, хотя и не привык ему так открыто противостоять.
— Да что ты? — Валид вскипает, но, конечно, не покажет этого. Он привык прятать эмоции глубоко внутри. А вот сыновья так этому и не научились. Ни законнорождённый, ни ублюдок.
— Давай пройдём в дом, — жестом руки приглашает отца внутрь особняка, а тот, поджав губы, всё-таки соглашается, делает шаг вперёд.
Как только они усаживаются за стол, отец отмахивается от Вахи, что ставит перед ним чашку с кофе и задаёт вопрос, ради которого приехал:
— Где Булат?
— Так он же… — начатую Имраном фразу отец обрывает властным движением руки. Движением, которого в детстве маленький ублюдок боялся, как открытого пламени. Сейчас оно лишь вынуждает замолчать. Чисто из уважения к родителю, не более.
— Не ври мне. Я знаю, что Булат у тебя. Он ранен? Ты хотя бы оказал ему помощь? — и, поняв, что сын не ответит, продолжил давить авторитетом. — Имран, пора прекратить вашу вражду. Это бессмысленно. Вы оба мои сыновья и ими останетесь, как бы ни ненавидели друг друга. И вы братья по крови, а кровь – это тебе не вода, её нельзя проливать просто так. Так где он? Куда ты спрятал Булата?
— Отец…
— И даже не думай водить меня за нос. Я не твой тупорогий Ваха, ты не убедишь меня в том, что твой брат погиб при взрыве, да так, что даже тела не осталось. Не убедишь, Имран, я не идиот! — Ваха поджимает губы, опускает голову. Обиделся великан. Имрану даже жаль его стало. Не такой он и тупой. Просто… Медленный.
— Выйди, — кивает ему Имран, и тот по-медвежьи топает к двери.
— Что такое? Ты пожалел челядь, но не пожалел своего брата? Серьёзно, сын? Этому я тебя учил?
— Ты знаешь, что мне на всех плевать.
— Даже на меня? Даже на свою мать? — отец заходит с тыла и бьёт прямо по темени. Это нечестно, но Имран принимает удар.
— Чем ты отличаешься от моего брата, отец? Ты тоже спокойно смотрел, как я корчусь в агонии. Так почему твоё слово должно хоть что-то для меня значить? — это достойный ответ. Правда, старику он не нравится.
— Не смей! Слышишь? Не смей так со мной говорить! Я твой отец! — всё-таки не выдерживает, склоняется над столом, явив свои эмоции. Да, действовать на нервы и бить по больному Имран тоже умеет. Не хуже своих родственников. — Моя вина тоже есть в том, что вы враждуете едва ли не с пелёнок. Но я никогда не хотел, чтобы мои сыновья пускали друг другу кровь! В итоге я вас обоих лишу наследства! Ясно?!
Наследство… Огромное состояние, за которое они с братом грызли глотки друг друга ещё до появления Маши. Всегда и во всём соперничали, и всегда Имран был первым. Во всём. Наверное, это и свело с ума Булата. А может, всё-таки Маша… Она умела кружить головы, но при этом оставаться неприступной.
— Разве в наследстве дело? Она была моей женщиной! Маша была моей! Пока твой сын не лишил меня её! — рявкнув, опустил кулак на стол, а старый ублюдок, позеленев от ярости, поднялся с кресла.
— Из-за русской шлюхи ты проливаешь кровь своей семьи? У неё что, дырка золотой была?!
— Уходи отец, — Имран поднимается вслед за ним, упираясь кулаками в столешницу. — Сейчас не лучшее время для продолжения этого разговора.
— Верни Булата домой, где бы он сейчас ни был! Слышишь? А то я возьмусь за твою челядь!
***
Тихонечко, на носочках добираюсь до кабинета Вайнаха и припадаю к двери, почти распластавшись на ней. Слышу голоса и даже звуки, но не могу разобрать, о чем речь. Да чтоб вас! Они говорят на незнакомом мне языке. Зачем-то встаю на носочки, словно это поможет мне понять, о чём говорят эти двое.
Слышу резкий окрик. Голос не Имрана, другой. Хотя чем-то похожий, наверное, хрипотой. Это точно его родственник. Интересно, кто? Ещё один братец? Хотя, судя по возрасту, скорее, отец.
Затем раздаётся голос Имрана. Тоже резкий, злой. И единственное, что могу разобрать, – слово «Маша». Маша… Мою сестру тоже так звали. Интересно, где она сейчас? Жива ли? А может, с ней поступили так же, как и со мной? И никто не спас, никто не помог. Может, её убили или покалечили… А я всё винила их с матерью, что бросили меня.
Спустя пару секунд, с разочарованием отлипаю от двери и поворачиваюсь к ней спиной, собираясь уйти, пока меня не засекли. Но вдруг до моих ушей доносится звук закрываемой двери, и я останавливаюсь, не в силах повернуться и посмотреть на того, кто вышел из кабинета Имрана.
— Стоять! — шипит Ваха, а я прикусываю губу, не зная, то ли радоваться, что это не Вайнах, то ли бежать, потому что орангутанг мечтает сломать мне все кости.
Собираюсь с духом и поворачиваюсь к нему лицом. Если что, буду орать. Раз я всё ещё здесь и на своих двоих, значит, зачем-то нужна Имрану, и прибить меня он не даст.
— Что ты тут вынюхиваешь, а? — здоровяк приближается, кривит и без того страшную морду.
— Кто такая Маша? — нагло задаю ему свой вопрос, а обезьяна сначала немного удивляется, о чём свидетельствуют поползшие на лоб брови, а затем кривит губы в презрительной ухмылке.
— Тебе никогда не стать такой, как она. Тебя и тебе подобных выбрасывают на помойку после первого использования; ради таких, как ты, не воюют, — он явно доволен тем, что унизил меня. Хватает за предплечье и тащит по коридору, словно тряпку. — Пошла, сука тупая!
Я морщусь и стону от боли, пытаюсь вырваться, но Ваха лишь набирает скорость.
— Так это из-за женщины, да? Все эти их потасовки? И я страдаю из-за какой-то бабы?
— Плевать на тебя! Ты просто грязная подстилка! — скалится, потешаясь. — Иди давай, не беси меня, сука!
— Я не подстилка, ублюдки! Я не подстилка! — верещу, пиная его ногой в лодыжку. — Уроды гребаные! Пусти меня! — пока в пылу бьюсь в его захвате, не сразу соображаю, что пинок остался безнаказанным и пальцы Вахи на моём запястье ослабли. А сам он смотрит куда-то назад.
Я осторожно поворачиваю голову и встречаюсь с тёмным взглядом незнакомца. Он совсем близко, и теперь я улавливаю в нём ещё больше знакомых очертаний. Это точно отец Имрана.
Мужчина скользит по мне пристальным взглядом всего пару мгновений, а затем направляется к выходу мимо нас.
— Стойте! — кричу ему и чувствую, как тяжёлая лапа обезьяны Вахи сжимается на моём запястье стальным обручем.
— Заткнись, — шипит мне тихо, а я продолжаю, уже глядя на застывшего напротив мужчину:
— Помогите. Пожалуйста! Меня здесь удерживают против воли!
ГЛАВА 6
— Она шутит, — глупо скалится Ваха, оттаскивая меня с прохода к стене. Я же упираюсь изо всех сил, хотя их, конечно же, маловато, чтобы противостоять такому бугаю.
Мужчина осматривает меня с таким выражением лица, словно перед ним не человек, а букашка, не стоящая его драгоценного внимания, но посмевшая его потревожить своим назойливым жужжанием.
— Она похожа на ту девку… — произносит он, то ли обращаясь к Вахе, то ли просто думая вслух. — Как там её звали? Маша?
— Да, Маша, — слышу голос Имрана, вышедшего из своего логова и медленно, походкой огромной чёрной кошки приближающегося к нам. — Мою женщину звали Машей. Она была красивой, как и её копия, — тут его взгляд падает на меня, и я уже понимаю, что никто мне не поможет.
— А ещё такой же наглой и невоспитанной, — закончил его папаша, и я окончательно поникла.
— Она будет наказана за то, что задержала тебя. Ваха, отведи Ирину в комнату.
Чего? Какую ещё Ирину? Этот придурок имя моё забыл? Или… Или назвал меня другим именем специально?
— Злата! Меня зовут Злата! — ору в лицо мужчине, пока Ваха грубо протаскивает меня мимо него. — Я – Злата! — знаю, что такая выходка даром мне не пройдёт. Имран с меня шкуру живьём сдерёт. Но я не хочу погибнуть в этом бандитском логове безымянной подстилкой. Не хочу! — Пошёл ты, Имран! Пошёл ты! Слышишь?! Пошёл ты, ублюдок! — я визжу и трепыхаюсь, пока Ваха тащит меня дальше по коридору, и с жалостью к себе замечаю, что отец Имрана уходит, а сынок спускается вниз по лестнице вслед за ним. В этот дом не приходят нормальные люди, помощи ждать неоткуда.
— Приятных сновидений! — зубоскалит Ваха, зашвыривая меня в комнату, и с садистской ухмылочкой захлопывает дверь.
Дура. Какая же непроходимая тупица… Нужно было бежать, как только обнаружила дверь открытой. Хотя бы попытаться. А вдруг удалось бы проскользнуть? Но тут же выглядываю в окно и убеждаюсь, что это всё пустые иллюзии, не имеющие ничего общего с реальностью. А реальность такова, что я здесь надолго.
Полчаса тянется, словно вечность. Я жду прихода Имрана и знаю, что он обязательно наведается… Чтобы открутить мне мою глупую, горячую голову. И зачем я так вспылила? Могла же молча пересидеть в комнате. А там, глядишь, меня перестали бы запирать.
Беспокойные мысли хаотично пляшут в голове, и я мечусь из угла в угол, лишь бы скоротать время и не сойти с ума, и даже начинаю успокаиваться. Но когда дверь распахивается, ударяясь о стену и отлетая от неё, я мгновенно забиваюсь в угол и прекращаю дышать, по-детски надеясь, что он не заметит меня или спутает со стеной.
Имран делает шаг вперёд, закрывает за собой дверь и медленно, но уверенно приближается ко мне.
— Ну что, соскучилась по мне? — его взгляд цепляет моё лицо, и пухлые, капризные губы искажает оскал. — Что ж ты такая дурная, а? Отчего у тебя такая жопа неспокойная? — снова этот его акцент. А мне страшно до одури. Весь запал я спустила ещё там, в коридоре, и теперь единственное желание – выпрыгнуть в окно. Я бы так и сделала, если бы не грёбаные тюремные решётки. — Что скажешь в своё оправдание, глупая ты баба, а? — он зол, как цепная псина. Вроде улыбается, но глаза молнии мечут, а мысленно уже, наверное, раз десять шею мне свернул.
— Пусть твоя обезьяна ручная оправдывается, а мне не за что голову пеплом посыпать. Он назвал меня подстилкой, а я не подстилка, ясно вам? Я… — Закончить мысль мне не даёт его ладонь, которой он затыкает мне рот и нависает сверху, склонив голову так низко, что я чувствую его дыхание на своём лице.
— Ты и есть подстилка. Моя подстилка. Шлюха моя. Моя вещь. Ты ничто и никто. Просто тёлка, которую я подложил под своего брата и собираюсь поиметь сам. Не более. Ты моя дырка.
Мразь… Какая же мразь. Ему доставляет удовольствие обижать меня.
И я не выдерживаю. Прыскаю истерическим смехом, а через секунду слёзы выжигают мне глаза, и становится больно в груди. Я опускаю голову и безвольно реву, содрогаясь и прижимая руку к желудку, который скручивает спазмами тошноты.
За что? За что эти подонки отыгрываются на мне? Откуда взялась такая страшная ненависть ко мне, ни разу не перешедшей дорогу на красный свет? Я никогда не нарушала закон, никогда не делала подлостей и гадостей. Я даже не сплетничала ни о ком. Никогда. Может, в этом всё дело? Может, я до этого времени жила как-то неправильно? Нужно быть сволочью и дрянью, чтобы тебя хоть немножечко уважали? Или что? Чем я заслужила такое отношение?
Мои молчаливые рыдания обрывает его рука, сильно схватившая меня за щеки. Саднящая скула вспыхивает от боли, но я упрямо смотрю в его чёрные глаза.
— Перестань, — хрипит тихо, а я прекращаю всхлипывать. Вместо слёз из меня начинают литься слова, обжигающие своей горечью горло.
— Почему я, Имран? Почему именно меня вы выбрали для всех этих пыток и унижений? Я была простой девчонкой. Осталась сиротой, совсем одна… Никуда не лезла, молча сносила все тяготы. У меня был муж, которого, как мне казалось, я любила. И думала, что он любит. А потом он отдал меня тебе за долги, как какую-то вещь. А ты и твой брат… Он же изнасиловал меня. Знаешь ли ты, что такое изнасилование? Это самое страшное преступление, которое можно совершить против женщины. А твои побои? Твои слова. О том, что я твоя дырка… Даже твой цепной пёс считает своим долгом унизить меня и обозвать сукой или подстилкой. Чем я заслужила такую жестокость, Имран?
Его пальцы на моих щеках сжимаются сильнее, а я всхлипываю, но уже не от обиды, а от боли физической.
— Думаешь, меня можно разжалобить соплями моей шлюхи? Хер ты угадала. Ты до сих пор дышишь, потому что я тебе позволил. И настоятельно советую тебе ценить это, а то ведь завтра я могу не быть таким добрым. На будущее, — он тянет меня за лицо кверху так, что приходится встать на носочки. — Никогда не нарушай дисциплину в этом доме и не смей мне перечить. Высунешься без разрешения ещё раз, и я сломаю тебе ноги. Показательно. Потому что никто не может меня ослушаться в моём доме. Я за это делаю больно. Очень больно. Будь уверена, ты не вывезешь, — отталкивает меня от себя так, что ударяюсь об стену и, сжав челюсти, впериваюсь в его бородатую морду ненавидящим взглядом.
— Тебе меня не сломать, — шепчу охрипшим голосом.
— Посмотрим, — презрительная усмешка, и я с облегчением вижу, как он уходит. Но послабление длится недолго. — Я зайду к тебе ночью. Будь готова. И чтобы голая ждала. У двери и на коленях.
***
Он здорово удивляется, увидев меня на полу, стоящую перед дверью, на коленях, голую… Застывает на входе, почёсывает бороду.
— Неожиданно.
— Разве ты не этого хотел? — цежу сквозь зубы, потому что эта жутко унизительная поза и образ потрёпанной девочки по вызову меня бесят, и сердце требует войны. Войны кровавой и жестокой. И если мне не удастся его обыграть, то я буду трахнута этим здоровенным мужиком, глядящим сейчас на меня, словно на кусок мяса, которое он так любит жрать по утрам.
Улыбается. Доволен собой. Тем ужасом, что наводит на меня одним своим присутствием в этой комнате.
— Хочешь сказать, ждёшь, пока я тебе засажу. С какой вдруг радости ты стала такой покладистой? Что ты задумала, дура? — его «дура» бьёт меня наотмашь, похлеще «подстилки» Вахи. Не знаю, в чём причина этого, но оскорбления из уст Вайнаха причиняют большую боль, чем та, которую причиняют другие. Что примечательно, боль мне причиняют все, начиная с бывшего муженька, отправившего меня в этот чудный круиз по бандитскому миру и заканчивая долбаным слугой Имрана. Вот же твари… Как они только засыпают по вечерам?
— Мне всё равно. Трахни, если тебе так хочется. Я же всего лишь вещь. Бесправная и безголосая. Бери и еби, ты же этого хотел, — пожимаю плечами для пущей убедительности, и Вайнах медленно ступает на ковёр, закрывая за собой дверь.
— Хорошо подготовилась, — останавливается у моего лица, и я вонзаюсь взглядом в его блестящие кожаные ботинки. — На что надеешься? В чём твоё спасение? — его явно заинтересовал мой ход. Он не ожидал, что я так легко сдамся и по одному его приказу упаду ниц перед его величеством. И, конечно же, он ждёт подвоха. Не зря, надо заметить.
— В твоём сочувствии, — произношу, поднимая голову кверху, а он тут же склоняется и ловит меня за лицо.
— В чём? — усмехается, а я вдруг удивляюсь… Как может такой внешне красивый человек быть таким мерзким внутри? Что с ним не так? Как мне залезть в его голову? — В сочувствии? Ты, ебаная дура, думаешь, я тебя пожалею? Ну-ка, открывай рот, — рывком расстёгивает молнию на своих чёрных джинсах, а я, бросив взгляд на выпирающий там член, понимаю, что момент наступил… Пора определить границу. И если он не перешагнёт её, значит, я молодец. А если же перешагнёт, то я ошиблась, предположив, что он человек.
— Я открою рот… Если ты хочешь сделать это так… Зная, что я тебя не хочу и выполняю твои приказы только от страха, пусть будет так. Я не могу постоять за себя, и у тебя нет ко мне никакого человеческого сочувствия. Что ж, насилуй. Мне плевать. Я уже однажды пережила это, а ты ничем не лучше Булата. Давай, вытаскивай свой хер, отсосу. Ты ведь по-другому не можешь. Только так и встаёт, — выплёвываю ему с ненавистью сквозь слёзы.
За то время, что я говорила, Имран не шелохнулся и даже не убрал руку с ширинки. Так и стоял, держа пальцами наполовину расстёгнутую молнию.
— Ты что творишь, сука? Я же тебе рот сейчас порву, — хватает меня за волосы, больно тянет вверх. — Что творишь, спрашиваю?
— Подписываю себе приговор, — горько улыбаюсь, глядя прямо в глаза жестокому подонку. — Давай, делай, что задумал. Или уйди. Если ты мужчина, уйди, не тронь.
— Ай, сукааа, — тянет, качая головой, и… улыбается. То ли от злости, то ли, и правда, ему смешно. — Ты пожалеешь об этом, глупая баба. Зря взялась играть со мной. Мою игру ты не вывезешь.
— Пусть так. Зато твоё сраное самолюбие не даст меня изнасиловать. Я готова на всё, лишь бы выжить. Слышишь? Я не ваша с Булатом бывшая. Во мне есть сила.
— Как скажешь, сучка, — бросает резко и дёргает молнию вверх. Хватает махровый халат, в котором я была до тех пор, пока он не пришёл, швыряет мне. — Надевай! — Я поднимаюсь с пола, морщусь от ноющей боли в коленях, но халат накидываю. Нечего провоцировать этого психа ещё больше. А Имран идёт к двери, распахивает дверь, и я почти ликую. Неужели уйдёт? Неужели… — Ваха! Сюда! — орёт в коридор и поворачивается ко мне. — Говоришь, на всё готова?
Я не успеваю ответить, да и подумать, в общем-то, ничего не успеваю, потому что в двери, будто из-под земли появляется Ваха.
— Отведи эту овцу в подвал и закрой там, — потом поворачивается ко мне. — Выйдешь оттуда, когда захочешь меня, красивая. Захочешь так, что сама запрыгнешь на мой член и будешь умолять, чтобы я тебя отымел. Давай, — последнее слово – указание горилле, и тот, пропустив своего шефа, движется на меня.
Подвал? Опять? Серьёзно? Он что, решил меня окончательно сломать?
— И пусть! Пусть отведёт меня в подвал! Я там жить буду! Зато не тронет никто из вас, подонков! Имран! — кричу так, что становится больно горлу. Он останавливается уже в коридоре, прислушивается. — Я не буду твоей. Никогда. И как только мне подвернётся возможность, я тебя убью. Так и будет, вот увидишь.
Он кривит капризные губы, наблюдая, как Ваха вытаскивает меня из комнаты, и только сейчас я замечаю, что у последнего сломана рука. Он тащит меня левой, а правая в гипсе. Морда гориллы искажена муками боли и страданий, и я перевожу ошалелый взгляд на Имрана. Это он? Или Ваха споткнулся где-то на лестнице? Он, конечно, здоровый и тупой, но ходит вроде ровно. Да и чтобы руку такому сломать, нужно навернуться минимум с Эвереста.
Ваха уводит меня вниз по лестнице, а я молча следую туда, куда меня тащат. Сопротивляться нет смысла, а вот поговорить с Вахой без шума и наедине мне очень нужно.
— Стой! — хватаю его за здоровое запястье, когда подводит меня к двери подвала. Ну и ручищи. Разве можно так упасть, чтобы сломать их? — Кто это сделал? — киваю на гипс, а Ваха закатывает глаза.
— Чё ты бесишь меня? — выплёвывает злобно, а я быстро мотаю головой.
— Нет! Я не издеваюсь! Я серьёзно! За что он так с тобой? — да, я лукавлю. Мне совсем его не жаль. Но игру уже затеяла, надо вживаться в роль. — Пойми, ломать тебе конечности не имеет права никто. Даже он.
— Да что ты понимаешь, женщина? — кривится Ваха, отталкивая меня в сторону и вставляя ключ в железную, тяжёлую дверь. — Ты вообще ничего о нас не знаешь, вот и не суйся.
— Подожди! — я цепляюсь за него, силясь удержаться на свободе, но с Вахой прогадала. Он не настроен на общение. Заталкивает в подвал, и меня поглощает абсолютная тьма.
ГЛАВА 7
Темно. Везде темно. И ужасно холодно. Подвал огромный и почти пустой, я помню его еще с тех времен, когда сидели здесь с Антоном. Каждый звук отдаётся эхом, и я никак не могу найти выключатель. Около получаса шарю ладонями по стенам, но всё тщетно. Вполне возможно, свет в подвале включается снаружи, а скотина Ваха «чисто случайно» забыл его включить.
— Сволочи, — устало вздыхаю и сажусь на верхнюю ступеньку. Вниз спускаться страшно, здесь могут быть крысы. Впрочем, подняться по лестнице им тоже не составит труда. А что, если я усну, а они обгрызут мне пальцы или уши? Я как-то читала нечто подобное. Голодные крысы те ещё звери. Хотя… Ударила кулаком по железной, толстой двери. Те, которые меня здесь заперли, похуже любого зверья будут. И это мне ещё крупно повезло, что Имран меня не поимел, как собирался. А ведь он с лёгкостью мог наплевать на мои слова и сунуть мне в рот свой член, он хотел, я видела. Нет, мне просто нечеловечески подфартило.
Расслабиться не решаюсь. Прислоняюсь к холодной стене и, обняв свои колени, жду. Чего? Пока не знаю. В любую минуту за мной может вернуться Ваха, хотя, скорее всего, Имран захочет меня помучить, а значит, выпустит отсюда нескоро. Также остаётся угроза быть сожранной заживо живностью, а потому время от времени я меняю положение рук и ног, шарю ими в темноте, чтобы отпугнуть крыс, если они действительно есть.
Спустя время засыпаю, сидя под стеной. Сон не особо крепкий, и я то и дело вскидываюсь, то ли услышав какой-то звук, то ли просто нервишки шалят. Последнее вообще неудивительно, учитывая тот факт, что я заперта в тёмном подвале одного из самых сволочных бандитов.
Крысы меня так и не побеспокоили, а вот пить захотелось зверски. Ближе к утру (разумеется, по ощущениям) я снова принялась колотить в дверь, но если меня кто и слышал, то открывать явно не торопился.
— Сволочи! Откройте! Слышите? Если вы меня не выпустите, я… — Что? Захлебнусь воплями? Иссохну от жажды? Что я сделаю этим уродам? — Хотя бы воды дайте!
Но ответом мне была тишина, и я предположила, что ещё слишком рано и все упыри этого дома во главе с графом Дракулой спят и меня попросту никто не слышит. Может, позже принесут завтрак и попить?
Ещё спустя пару часов затекли ноги и спина, пришлось встать и перебороть свой страх. Скользя пальцами по стенам, спустилась по лестнице вниз и также на ощупь начала шарить по полкам, пытаясь найти хоть что-нибудь, что может мне помочь. Помнится, моя мать когда-то хранила в подвале банки с помидорами и огурцами. Я уже была готова пить даже из лужи. Лишь бы утолить жуткую жажду. Вряд ли Имран ездит летом на дачу и собирает там огурчики, но мало ли… Да и не мешало бы найти хоть какое-нибудь оружие в виде куска арматуры или чего-то острого. Так, на всякий случай.
Смешно. Я так спокойно об этом думаю, что даже страшно. Неужели теперь всегда так будет?
Наткнувшись на какую-то бочку, вскрикиваю и хватаюсь за ушибленную коленку. Снова нащупываю деревянную поверхность, а вскоре слышу звон разбитого стекла. Приседаю, ищу осколки и, порезавшись об один из них, макаю пальцы в какую-то жидкость. Судя по запаху, вино. Причём хорошее, выдержанное.
Быстро нахожу полку, с которой свалилась бутылка и нащупываю вторую, уже целую. Эх, жаль, нет штопора. Я бы с удовольствием испробовала бы винишка, которое хлещет подонок Вайнах.
Когда наверху открывается дверь, я поднимаю голову и поначалу слепну от яркого света. А через пару секунд выхватываю в сиянии утреннего солнца мужскую фигуру. Это не Ваха – больно мал для него. И не Имран – тот чуть повыше.
— Злат, ты где? Иди сюда! — зовёт он меня вполголоса, а я судорожно хватаю воздух, потому что узнаю этот голос… Мирный.
— Егор? — поднимаюсь по ступенькам и не могу поверить своему счастью. Вот кто поможет мне сбежать! Ура, товарищи! — Это ты? — взбегаю по лестнице так прытко, словно это не я провела бессонную ночь в холодном подвале. Порывисто обнимаю спасителя, а тот мягко меня отстраняет.
— Потом радоваться будешь. Нам пора, — взяв меня за руку, выводит из подвала и осторожно ведёт за собой. — Нужно поторопиться, пока у безопасников пересменка, а Имран спит. Ему вчера двух шалав привезли, долго будет дрыхнуть.
В груди радостно трепещет сердце, и я не верю своему счастью. Я уже и забыла о существовании Мирного. А он, оказывается, не забыл. Ждал момента, когда сможет мне помочь.
Помню наш последний разговор перед тем, как я попала в лапы Булата. Он тогда сказал, что может меня спасти и даже поставил свои условия. Но сейчас я так рада, что не могу думать больше ни о чём, кроме того, что вот-вот окажусь за проклятыми воротами. А с Егором мы уж как-нибудь договоримся. В конце концов, мы друзья детства. Да что там… Мы первая любовь друг друга!
— Так, а теперь слушай меня внимательно, — Егор останавливается за углом, где мы ещё можем прятаться. А вот шаг влево – и всё. На нас смотрят камеры и куча охранников у ворот. Эх… Кажется, зря я так рано обрадовалась. — На меня смотри, Злат, — привлекает к себе внимание, дёрнув за предплечье. — Сейчас я иду к воротам, а ты ждёшь здесь. Ждёшь, пока я не уведу их оттуда, а потом бежишь так быстро, как только можешь. Поняла? Быстро, не останавливаясь и не оглядываясь. Всё ясно?
Я сглатываю, но в горле всё равно першит.
— Поняла. И куда мне бежать?
— Прямо. Там будет дорога и небольшая посадка. Спрячься за деревьями, пока я не подъеду. Всё, давай! — и, не дав мне перевести дух и собраться, выходит из нашего укрытия и направляется прямиком к воротам, а я, притаившись всё за тем же углом, с опаской слежу за обстановкой.
Как же страшно, мамочки… Хотя что я теряю? Ну поймают, ну изобьёт меня Имран. Это лучше, чем сидеть на заднице без движения, ожидая с моря погоды, и терпеть те же издевательства. Так хотя бы попытаюсь спастись.
И вскоре мне начинает казаться, что всё получится. Егору, и правда, удаётся увести трёх охранников в будку, где обычно они восседают, а двое других отправляет к дому. И вот путь уже чист, мне остаётся только пролететь мимо будки незамеченной, но, думаю, и об этом Егор позаботится.
Я срываюсь с места и, мысленно себя подбадривая, мчусь что есть мочи. При виде открытых ворот и маячащей за ними свободы у меня вырастают крылья. Вот только длится это недолго, потому что я не успеваю покинуть территорию особняка… Сначала слышится громкий выстрел, а потом, будто в замедленной съёмке, я падаю на землю, сделав в воздухе какое-то неправильное сальто. Перед тем, как закрыть глаза, вижу блестящие ботинки из крокодиловой кожи, хозяин которых медленно и уверенно идёт ко мне.
ГЛАВА 8
Вайнах никогда не отпускал их. Своих баб. Не потому, что всех без исключения любил. Просто не выносил мысли, что то, что принадлежит ему, будет лапать кто-то другой.
И эту, разумеется, отпускать не собирался. Слишком она ему Машу напоминает. Или его лучшие годы? Может, то время, когда он ещё верил в братскую любовь? Или хотя бы какую-нибудь любовь. В отцовскую или в любовь мужчины к женщине. Машка, конечно, любила, но в итоге Имран всё равно разочаровался, когда она оттолкнула его.
Чуйка у Басаева всегда срабатывала вовремя. Сработала и сейчас. Сдетонировала, он сказал бы. Ни с того, ни с сего проснулся ни свет ни заря и уставился в потолок. Что-то происходит в доме. Что-то, что ему не понравится. Ваху он отпустил вечером и, хотя тот сопротивлялся, велел ему не приходить до понедельника. Верзиле тоже нужно отдыхать.
А раз Вахи нет, то безопасность Имрана лежит на нём самом. Потому что не доверял он больше никому. Верзила единственный, к кому он мог повернуться спиной и при этом не опасаться получить удар по затылку. Много у него врагов, больше, чем друзей.
Подошёл к окну, обвёл взглядом территорию. Охрана на месте. Но всё равно что-то не так. Чуйка же.
И когда увидел Мирного, прокрадывающегося к подвалу, словно вор, понял, что именно не так.
— Ах ты ж, сука, — усмехнулся, склоняя голову набок и наблюдая, как хитрый крысёныш тащит за руку его, Имрана, вещь, а у той аж глаза горят. Размечталась. Неужели она до сих пор ничего не поняла? От Басаева ей не убежать. Если только вынесут отсюда. Он сам, своими руками вытащит её за ворота и там зароет. Но это случится не раньше, чем состоится его месть.
Всё так же спокойно наблюдал, как Егор отвлекает парней, чтобы расчистить сучке дорогу. Умно. Потом ведь первыми полетят головы ни в чём неповинных парней. А Егор бы за это время успел прихватить бабу и свалить с ней куда-нибудь подальше. Хер ты угадал, сынок.
Нужно было выстрелить ей в затылок, когда бросилась бежать. Так было бы правильно. И послужило бы уроком всем, кто в нём ошибался. Но жадность, она даже ему запрещала портить свои игрушки. Хотя бы до тех пор, пока не наиграется.
Спустив курок, двинулся к ней, лежащей на земле и стонущей от страха. Улыбнулся. Дура подумала, он её ранил. А он лишь под ноги выстрелил, подняв пыль. Жаль ведь портить такую шкурку.
— Доброе утро, красивая, как спалось в подвале? Вышла на пробежку? — дёрнул её вверх так сильно, что у девки едва голова не отвалилась.
— Больно… Больно очень. Нога… — заскулила та, а Басаев бросил короткий взгляд вниз, чтобы убедиться, что всё-таки не ранил.
— Не ной, ушиб просто.
— Но… Ты же выстрелил в меня! — посмотрела на ноги и сразу же на него. — Нет. Не в меня.
— Не обольщайся. Я промазал, — схватив её за шиворот, толкнул к порогу дома. — Пошла! Парни! Этого крысёныша в подвал!
Девка дёрнулась назад, на что он закатил глаза. Идиотка. Совсем без башки эта баба. Может, её, и правда, разок выпороть кнутом? Или на цепь посадить, как суку?
Хотя… Нет. Пусть трепыхается. Ему по кайфу наблюдать. Аппетит скорее нагуляет. Тем слаще будет её драть.
— Нет! Не трогай Егора! Слышишь, ты… — она бросилась на Имрана с кулаками, и он уже было поднял руку, чтобы всечь ей, но в этот момент что-то помешало. Наверное, тот самый её взгляд. Затравленный, испуганный, но с вызовом. Машка такой же была. Сколько раз он хотел закрыть ей рот затрещиной, и никак не поднималась рука. И копия вдруг стала его раздражать. Она не Машка. Она просто дырка. И плевать на неё и её сраные чувства.
— Закрой свою пасть и иди вперёд, пока я твоему хахалю у тебя на глазах шею не свернул! — разозлило и то, что дрянь спелась с Мирным, который раньше, его, Басаева, как огня боялся. И вряд ли что-то изменилось с тех пор. Но ведь предал, сука. Боялся, дрожал, а предал. Булат тот вообще своей жизнью ради неё рискнул.
Что такого в этой бабе, что все мужики по ней с ума сходят? Что такого в ней, что он не может от неё избавиться? Впервые в жизни нарушил свои планы из-за бабы. И очень зря. Месть Имрана Басаева должна свершиться, чего бы это ни стоило ему или ей.
Позади слышались возня и ругань, охрана скручивала Мирного. Девка то и дело рвалась, чтобы посмотреть, и Имран, в конце концов, не выдержав, схватил её за волосы, рывком развернул лицом к безопасникам, тащущим Мирного в подвал.
— Гляди, красивая, что ты сделала. Теперь его жизнь на твоей совести. Потому что я не прощаю предательства и об этом тебе говорил. А ты его так подставила. Видишь, как плохо ты поступила. Это ты убила Егора.
Она заревела, качнула головой.
— Не я… Ты можешь этого не делать. Ведь можешь же? Не нужно быть таким жестоким. Он просто хотел помочь мне.
— Он тронул то, что принадлежит мне. Это предательство и воровство. За это раньше руки отрубали. Да и сейчас подобная процедура кое-где практикуется. Например, у меня. Но не волнуйся. Ты всё увидишь своими глазами, — не без удовольствия произнёс последнюю фразу ей на ухо. — Рашид! В мою комнату её! — девка полетела в руки охранника, а Басаев направился к подвалу, где его уже ожидал предатель. — А теперь ты, Егорка. Вредитель долбаный.
ГЛАВА 9
Я очнулась от беспокойного сна, преисполненного кошмарных видений, и обернулась на дверь. Показалось… Кажется, я здесь уже сутки, хотя, скорее всего, прошло несколько часов. Бессонные ночи дают о себе знать, я время от времени отрубаюсь. Снова прихожу в себя и затравленно смотрю на дверь.
Сейчас боюсь не за себя. Если бы Басаев хотел, он убил бы меня сразу, пристрелил бы там, во дворе, как собаку. Сейчас мне жутко до дрожи от мысли, что он, и правда, убьёт Егора. Я боюсь, что откроется дверь и он войдёт сюда. Чтобы сказать, что всё кончено. Чтобы посмотреть мне в глаза и насладиться моей болью.
Я уже достаточно изучила Имрана. Ему доставляет удовольствие причинять мне боль, мучить, истязать. Это для него желаннее идиотской мести брату. И теперь я понимаю, что Булат, по сравнению с Имраном, был не самым большим злом.
Но всё ещё верю, что Басаев не такой. Что он пощадит Егора, ведь тот служил ему не один год и, скорее всего, они доверяли друг другу. Это позже я узнаю, что жестокая тварь Басаев не доверяет даже самому себе.
А когда дверь всё-таки открылась, я сжалась в комок в кресле, где ожидала его прихода. Устремила взгляд на Имрана и похолодела изнутри. Костяшки его рук содраны и кровоточат, словно он несколько часов бил ими стену. Или не стену…
Егор. Что же от него осталось там, после такого-то?..
А глаза Вайнаха горят адовым огнём. Словно у зверя, почуявшего кровь и не насытившегося одной жертвой. Ему нужно больше.
— Что с ним? — произношу еле слышно. Я не хочу знать, не хочу… Зачем спросила? А он будто только этого и ждал. Криво скалится, вытирает со лба пот тыльной стороной ладони и наступает на меня.
Рывок – и я повисла в воздухе, а его пальцы сжимают мою шею. Хватаюсь за его запястье, впиваюсь в него ногтями и хриплю, пытаясь вырваться или хотя бы ослабить хватку этого урода, но он лишь жадно облизывается и опускает взгляд на мои губы.
— Заводишь, сука. Одним своим взглядом заводишь меня. Отъебать тебя, что ли? — О нет, не я завожу… Его заводит кровь и страх. Побои и пытки. А теперь чёрная душонка подонка требует продолжения банкета.
— А может, ты просто садист? — произношу на последнем дыхании, потому что темнеет в глазах.
— Не исключено, — шепчет с ухмылкой и лижет мою щеку, как голодный хищник. Кажется, вот-вот вцепится мне в глотку клыками.
— Теперь понятно, почему ты убил Егора. Ведь издеваться над слабой, беззащитной женщиной куда приятней. И отдача не прилетит. — Издевательская усмешка – последнее, на что меня хватает. Слабну, обмякаю в его руках, но отрубиться он мне не позволяет. Хлопает по щекам, стальной зажим на шее ослабевает.
— Нет. Смотри на меня. Хочу видеть твои глаза, маленькая сука, — а затем набрасывается на мой рот, и я слышу, как трещит ткань, так нетерпеливо он сдирает с меня халат, измазанный подвальной пылью, землёй и травой. — Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, — швыряет меня на кровать, зажимает своими коленями мои, словно тисками, и ложится сверху. — Смотри, сказал, женщина! — он вне себя от похоти, что очень чётко ощущаю животом, куда тычется его член. Пока ещё сквозь штаны...
— Нет, — хнычу беспомощно, силясь увернуться, но Басаев ловит меня за щёки, фиксируя лицо.
— Хочешь, чтобы я оставил его жить? Открой рот и отсоси у меня. Обслужишь качественно – я отпущу твоего хахаля.
Я мотаю головой, реву, захлёбываясь слезами. Как же я ненавижу этого подонка. Как же презираю его, мерзкого гада.
— Нет. Я не хочу. И никогда тебя не захочу. Ты мне омерзителен, слышишь? Ты омерзителен!
Он замахивается, а я закрываю глаза, приготовившись к тому, чего уже и так не миновать, но проходит пару мгновений, а я ничего не чувствую. Открываю глаза, наблюдаю, как Вайнах опускает руку и поднимается, оставляя моё дрожащее тело на кровати.
Подрагивающей, накачанной ручищей расстёгивает джинсы и, встав коленом на постель, нависает сверху. Перед моим лицом покачивается огромный, налитый кровью и похотью член. Имран хватает меня за руку, обхватывает ею свой ствол и сильно сжимает, в то же мгновение толкаясь в мою ладонь. Он мастурбирует себе моей рукой!
Отворачиваюсь, чтобы не видеть этого и по возможности не участвовать, но каменная, горячая плоть не даёт забыть. Он трахает свой прибор моей рукой, и я с ужасом представляю, куда этот урод решит кончить. Возникает желание сдавить его хер так, чтобы Басаев взвыл от боли, однако не решаюсь, потому что это будет последнее, что я сделаю.
Его движения становятся сбивчивыми и быстрыми. Ещё несколько толчков в руку, и крупные брызги спермы падают мне на шею, грудь, живот.
— Не секс, конечно, но тоже неплохо, да? — слышу его смешок и, стиснув зубы, хватаю покрывало, чтобы стереть с себя его следы. — Нет, — выдёргивает тряпку из моих рук, отшвыривает в сторону. — Так ходи. Моя вещь помечена мной. Всё, как и должно быть.
Я ничего ему не отвечаю. Ложусь на бок, сворачиваюсь в позу эмбриона. От меня и правда пахнет спермой – запах резкий, пряный. Хочется в душ, смыть это с себя. Я обязательно так и сделаю. Чуть позже. Когда он уйдёт.
Но Имран не уходит. Ложится позади меня, о чём свидетельствует жалобно прогнувшийся матрас, и его тяжёлая, словно каменная глыба, лапища ложится на мою талию.
ГЛАВА 10
Вещь. Именно ею он меня считает. Бесправной, безголосой вещью. И теперь я действительно чувствую себя ею. Безвольной куклой, чьим телом пользуются, как угодно хозяевам. Дырка – так называет меня Басаев. Таковой же считал и его брат, который трахнул меня, даже не спросив на сей счёт моего мнения. Впрочем, и сам Имран не против удовлетворить свою похоть за мой счёт. К тому же, последнему очень нравится унижать и причинять боль. Он ещё хуже Булата. Абсолютное зло.
Глаза опухли от слёз, и всё тело задеревенело, но я продолжаю делать вид, что сплю, чтобы он не видел, как мне дерьмово. Не хочу доставлять подонку радость.
Он уже не спит. Слышу, как встаёт, идёт в ванную, а через десять минут выходит и босыми ногами шлёпает к шкафу. Шуршание одежды и его шаги по направлению к кровати. Нет, только не ко мне...
— Хватит рыдать, красивая. Ты всё ещё жива и даже передвигаешься на своих двух. Всю ночь ревела, не дала мне поспать.
Я жмурюсь, по-детски глупо оттягивая неизбежное, а когда его рука непривычно ласково ложится на мои волосы, распахиваю глаза и в ужасе вздрагиваю.
— Только не начинай вопить, а то удавлю, — его голос звучит ровно, спокойно и даже, как ни странно, тепло. И только по паскудной ухмылочке я вижу, как ему нравится мой страх. — Хороша. Немного дура, но это ничего. Баба и не должна быть слишком умной. Ну так что, мир? Попробуем наладить наши отношения? — снова потешается, сволочь. При этом гладит меня по голове, словно, и правда, жалеет.
— Наладить отношения? И как же? — я продолжаю смотреть в стену, куда пялилась всю ночь, так и не уснув в его кровати. Сбежать из его комнаты мне, конечно же, не дали.
— Ты будешь хорошо себя вести, а я, так и быть, сделаю твоё существование здесь более сносным. Ну так что?
Ухожу в сторону из-под его руки, сажусь на кровати. Радует, что за ночь смогла отвоевать себе одеяло и теперь мне есть чем прикрыть наготу.
— Хорошо себя вести? — спрашиваю не ради праздного любопытства. В понимании Басаева это может быть всё что угодно. Кажется, на мне до сих пор его сперма, хотя я всю ночь оттирала свое тело одеялом, так что сильно не обольщаюсь.
— Для начала, не трепать нервы мне и моим парням. А насчёт остального договоримся по ходу дела, — берет меня двумя пальцами за подбородок, склоняется к губам. — Мы договорились?
— Ладно, — не злить его и не провоцировать. А ещё усыпить бдительность подонка и его псов. Хороший вариант, как по мне. Неделька отдыха не повредит. — Только у меня условие.
— Опять? — улыбка Вайнаха тускнеет. Как бы не испортить ему настроение.
— Ты больше не будешь ко мне прикасаться.
— Как? Вот так? — Басаев дёргает одеяло вниз, слегка оцарапав кожу моей груди браслетом золотых часов, ловко ловит меня за грудь, сжимает.
Вскрикнув, уворачиваюсь и пытаюсь отползти на другую сторону кровати, но Имран ловит меня за лодыжку и в одно мгновение подминает под себя.
— Отпусти! — рычу, бесполезно суча ногами, а он, прижав меня животом к матрасу, обдаёт ухо своим горячим дыханием.
— Вот так не трогать? Или так? — проклятый пробирается между моих ягодиц, быстро находит тугое колечко и медленно скользит по нему, пока я отчаянно борюсь за свой многострадальный зад. Силы, разумеется, не равны, да и драться, лёжа на животе, совершенно неудобно, а потому спустя несколько минут я выдыхаюсь и ослабеваю.
Тем временем пальцы Басаева находят мой клитор и начинают массировать его круговыми движениями.
— Не трогай! Отпусти! Если ты мужчина... — да, ещё в прошлый раз нащупала его слабое место и сейчас обязательно воспользовалась бы этим знанием, если бы вторая рука не зажала мне рот.
— Заткнись. Я не собираюсь тебя насиловать, — вопреки своим словам, толкается двумя пальцами в промежность, отчего я сжимаюсь всем телом и мычу ему в руку. Мне не больно, но чувствуется дискомфорт и хочется заплакать, сдерживают лишь остатки гордости. И так весьма жалкое положение. — Я вообще не собирался тебя трогать изначально. Но когда ты начинаешь трепыхаться... Бляяя, как же заводишь... — его шёпот становится хриплым, а дыхание учащается. — Ты уже мокрая, чувствуешь? Нравится, а, шлюшка? — толчки становятся настойчивей, и там правда становится влажно, хотя о желании или возбуждении речи не идёт, просто моё тело пытается облегчить эти муки. Но Имран воспринимает всё по-своему.
Прикусывает мочку моего уха, рычит, прижавшись щекой к моей щеке.
— Горячая сука...
От нехватки кислорода у меня кружится голова, а глаза против воли начинают слезиться. Когда его рука соскальзывает с моих губ, а Басаев резко отстраняется, будто его отшвыривает какая-то неведомая сила, я вскакиваю с кровати и зажимаюсь в углу, кое-как прикрывшись руками.
Но Имрану до меня уже нет никакого дела. Он застёгивает рубашку на татуированной груди, накидывает пиджак.
— В общем так. У меня много срочных дел. Поэтому сегодня ты будешь проводить время с Вахой. Не советую его злить, а то меня может не оказаться рядом, когда он захочет свернуть тебе шею. Если опять накосячишь, знай: я вернусь домой, и тебе пиздец. Усекла? — Ещё не отошедшая от шока, киваю, а он, сунув руку в свой шкаф, вытаскивает оттуда чёрную футболку и швыряет её в мою сторону. — Надень.
Быстро облачаюсь в футболку, мысленно вою от унижения.
Имран открывает дверь, и я вижу огромную тень. Вскоре в проёме появляется рубленная рожа Вахи.
— Возьми её и отвези по магазинам. Пусть купит себе, что там ей надо. Но вези подальше, чтобы никто не увидел.
Ваха кривится, словно килограмм лимонов сожрал, а после покорно склоняет свою чугунную голову.
— Как скажете, шеф.
— И следи за ней. Чтобы не сбежала, — тут же поворачивается ко мне. — Не вздумай. А то сломаю тебе ноги, — перед тем, как уйти, он достаёт из бумажника пластиковую карту, протягивает её мне. — Это твоя зарплата, помнишь, я обещал? Ни в чём себе не отказывай, красивая. Накупи себе шмотья, чтобы мне было что снимать, а то никакой загадки не осталось, — не упускает возможности унизить меня, но я пропускаю его слова мимо ушей и забираю карту. Я так рада, что вырвусь отсюда хотя бы ненадолго, что даже забываю о происшедшем несколькими минутами ранее.
— А в чём я поеду?
Вайнах окидывает меня своим нахальным взглядом, усмехается.
— В моей футболке. Пусть все видят, что ты моя шлюшка.
ГЛАВА 11
И я действительно еду в футболке. Высоко задрав голову, иду к машине в сопровождении приунывшего Вахи, прохожу мимо оторопевшей охраны и сажусь в салон. Точно так же, горделивой походкой выбираюсь из машины у торгового центра, куда меня притащил Ваха, и иду в первый попавшийся магазинчик, ожидая вызвать ажиотаж и ввергнуть продавцов и других посетителей в состояние шока. Но меня практически никто не замечает, наверное, тем и хорош большой город. Всем на всех плевать. Я могла бы даже начать вопить о том, что горилла, идущий рядом, удерживает меня силой, и попросить о помощи, но меня никто не услышит. А кто услышит, тот предпочтёт сделать вид, что оглох.
Да и сломанные ноги – это мелочь по сравнению с тем, что мне грозит, если я снова попытаюсь сбежать или выкину что-то в этом роде. Сейчас побег кажется неосуществимой мечтой, потому что Ваха следует буквально по пятам, а когда я делаю шаг в сторону, это воспринимается, как попытка к бегству, и стальная лапища обезьяны мгновенно сжимается на моём предплечье, где уже и так имеется несколько синяков.
Я больше себя не жалею. Я злюсь и презираю тварей, которые обращаются со мной, как с ничтожной рабыней. И про себя обещаю, что исправлю своё положение. Первой своей жертвой выбираю Ваху. И пусть он просто выполняет свою работу, но я ненавижу этого гориллу всей душой и оправданий ему не ищу.
Чтобы сбить оскомину и немного развеять удушающую злобу, скупаю всё, что попадается мне на пути. И когда обе руки Вахи уже заняты пакетами из бутиков, магазинов косметики и белья, начинаю ощущать некое подобие свободы.
— Может, хватит? — ворчит, глядя на меня исподлобья, но я мотаю головой и иду дальше.
— Нет, не хватит. Имран сказал тебе, что я должна купить всё, что мне нужно, так? Вот я и покупаю. Я девочка, забыл? Мне много вещей нужно.
Ваха сегодня необычайно молчаливый, даже не отпускает в мою сторону мерзкие шуточки и оскорбления, что довольно странно. Лишь, недовольно сопя, тяжело ступает следом.
Ещё несколько магазинчиков, где я снова гребу шмотки без разбора. Пижамы, нижнее бельё, халаты, платья, джинсы, толстовки. Мне кажется, чем больше одежды я куплю, тем сильнее буду защищена от посягательств Имрана. Хотя в моей голове уже выстраивается некий план, частью которого является именно соблазнение Вайнаха.
Да, я решилась. Решилась и скрепя сердце накупила целый ворох сексуальных пеньюаров и комплектов. Во мне всё этому сопротивляется, но другого выхода нет. Я должна выбраться из этого дерьма, а секс… Это просто секс. В конце концов, я всё равно не защищена от насилия, пока нахожусь во власти Басаева.
Он играет со мной, забавляется, как с игрушкой, и тащится от того, что приходится меня гнуть и ломать. Я лишу его этого удовольствия или же заставлю уважать меня. Хотя последнее кажется какой-то бредовой идеей.
— Так… Ну, теперь, кажется, всё, — вздыхаю, осознавая, что только что дала согласие Вахе отвезти меня обратно в логово Басаева. Тот молча сворачивает к выходу, а я хватаю его за рукав. — Стой! Ещё в одно место забегу и всё! — и, пока тот не начал ворчать, убегаю в первый попавшийся мужской бутик. Горилла спешит за мной, таща все покупки и матерясь в полголоса, но я его не слушаю, наспех выбираю мужской костюм. Благо нужный размер каким-то чудом оказывается прямо на витрине. — Ну-ка, подойди! — приказываю Вахе, а тот, недоверчиво сощурившись, поджимает губы.
— Что ты ещё придумала? — Ваха, как и все мужики, панически боится даже самых малых перемен, оттого и таскает один и тот же застиранный костюм. Он уже изрядно потрёпанный, хотя чистый и аккуратный, что для Вахи уже огромный плюс.
— Примерь, — протягиваю ему костюм, на что горилла тут же отвечает отказом. — Я сказала, примерь! — стою на своём и с удовольствием замечаю, что к нам подплывает улыбчивая консультант. При ней Ваха не посмеет меня послать куда подальше или же угрожать расправой. А для продавца мы лакомый кусок, что видно по бесчисленным фирменным пакетам в руках Вахи. И мне, честно говоря, плевать, что я трачу деньги Вайнаха. Абсолютно. Он мне должен гораздо больше.
— Замечательный выбор! — нараспев подхватывает блондинка-консультант, а Ваха с подозрением косится в её сторону.
— Мне не нужно! — бурчит.
— Ещё как нужно! Посмотри на себя. Работаешь у самого Басаева, а выглядишь, как охранник с рынка.
Вахе сравнение не нравится, хмурит свои кустистые брови и швыряет пакеты на пол.
— Ты уже меня достала! Дай сюда! — вырывает из моих рук пиджак и, стащив свой поношенный, надевает обновку. И ему, этому недочеловеку с повадками и лицом пещерного человека, очень идёт новая одежда. — Всё? Довольна? Теперь можем ехать?
— Теперь можем, — повелительно киваю. — Но только после того, как купим этот костюм.
Ваха теряется. Впервые вижу в его глазах беспомощность и… Что это? Горилла покраснел? Серьёзно?
— У меня нет денег на такой костюм. Я обычно подешевле покупаю. На рынке, — последнее предложение пробубнил себе под нос, и я поняла, в чём дело… Он девушку-консультанта застеснялся.
Едва не прыскаю от смеха, но каким-то чудом удерживаюсь. Я поймала Ваху за жабры и отпускать не собиралась.
— Я куплю, — показываю ему карту, которую перед уходом вручил мне Вайнах.
Ваха мнётся, сомневается.
— Это он тебе дал. На шмотьё.
— Ну и что? А кто ему скажет? — беспечно пожимаю плечами. — Он разрешил мне тратить эти деньги. На что – не уточнил. Значит, я могу потратить их на что угодно. И да, твой хозяин мне порядком задолжал.
Ваха сконфуженно отдаёт пиджак девушке, улыбка которой так и не сошла с её губ, а после покорно шагает за мной к кассе. И я чувствую, что лёд тронулся. Цепной пёс в растерянности и не знает, как реагировать на мой поступок. А я почему-то жалею его. Дура, знаю. Но как-то странно всё… Ваха, который работает у небедного Басаева, при этом явно получая отнюдь не гроши, почему-то не может себе позволить купить нормальную одежду. А ещё я заметила в его глазах то, чего не замечала раньше – эмоции. Растерянность, стыд, смущение.
Домой едем не спеша, Ваха словно о чём-то задумался, хотя до этого я была уверена, что он в принципе не умеет думать. А спустя какое-то время негромко произносит:
— Спасибо.
— Не за что, — улыбаюсь, отвернувшись к окну.
Попался.
ГЛАВА 12
Остаток дня провожу в своей комнате, где раскладываю новые вещи. Раньше я сошла бы с ума от счастья, получив столько шмотья. Но сейчас нифига не радостно. Я чувствую себя игрушкой, которую одевают или раздевают, в зависимости от желания хозяина. Так себе роль.
Подумать только, не выйди я замуж за Антона, моя жизнь могла бы сложиться иначе. И сейчас, вполне возможно, я бы нянчила своих детей от любимого мужа, который, в свою очередь, заботился бы обо мне, носил на руках, любил. Да, я нуждаюсь в любви, как никто. Устала от одиночества и беззащитности.
Жаль, что нам с Егором не удалось сбежать. Может, он бы стал для меня тем единственным? Или это я уже в крайность ударяюсь?
Мысли о Егоре отметаю. Мне бы для начала узнать, жив ли он ещё… Потому что в человечность Имрана я не верю.
Интересно, а чем сейчас занимается Антон? Всё ли хорошо у этого подонка? Не мучает ли его поганая совесть? Как вообще спится по ночам этому предателю? Ведь он не мог не понимать, что Имран испоганит мне жизнь, когда отдавал меня ему в рабство.
Дабы немного охладить жар, разгорающийся в груди, я обещаю себе, что когда-нибудь отомщу бывшему за его предательство. Но сначала Басаев. Он ответит за всё, что сотворил со мной.
Когда шаги главного подонка приближаются к двери, и я слышу, как он входит в комнату, становится не по себе. В принципе, это уже вошедшее в привычку ощущение. Я почти срослась с ним в этом жутком логове.
— Как дела, красивая? Шопинг удался? — он в настроении, чего не скажешь обо мне.
— О, да. Всё замечательно, — улыбаюсь, поворачиваясь к нему, и взгляд Имрана тут же опускается на декольте моего нового платьица.
— О,
