По ту сторону синих гор. Александра Снежная

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Они – наши враги… Вечные и непримиримые. Чьи имена в Эринее всегда произносят шёпотом и с опаской. А лично я предпочла бы никогда в жизни не встречаться ни с одним из них, но…

   У Двуединого, видимо, на всё свои планы, раз он зло пошутил, позволив отдать меня на откуп кайгенам в знак перемирия.

   И теперь мне предстоит не только попытаться выжить среди врагов, но и узнать, какую тайну они скрывают по ту сторону синих гор…

ПРОЛОГ

Мы воевали с кайгенами всегда. По крайней мере, вражда эта началась ещё до моего рождения, и всё ещё продолжалась после того, как я выросла. Сколько себя помню. И от территории дикого и жестокого народа нас всю жизнь отделяли лишь синие вершины Фрайтэри.

   Маленькой я смотрела на них с высоты Иктовой башни, и когда спрашивала няню, кто живёт за сапфировыми пиками гор, покрытых пышными шапками снега, в ответ получала неизменное: «Чудовища».

   Да, чуть позже я поняла, что таковыми они и были… Безжалостные, свирепые, одетые в дублёную кожу и звериные шкуры, окружённые полчищами жутких тварей, кайгены и сами казались дикими зверями. И воевали они точно хищники: яростно, остервенело, зубами цепляясь за жизнь, сражаясь до последнего вздоха.

   Раз в десять лет в ущелье Ледяных Ветров таяли снега, перекрывающие единственный проход из Сивильгарда, территории кайгенов, в Эринею. И следом за талыми водами, через оголившееся ущелье, в долину приходили несметные полчища дикарей, единственной целью которых было уничтожить цитадель, нерушимым щитом стоящую на пути к моей родине.

   Нашим неоспоримым преимуществом в борьбе с противником всегда оставалась лишь магия. И только благодаря силе одарённых, эринейским войскам удавалось сдерживать натиск врага на протяжении года. Ровно до тех пор, пока в ночном небе над холодными вершинами Фрайтэри не загоралась Звезда Забвения и сияние её золотых лучей не пробуждало уснувшие ветра, поднимающие снежную бурю, в белой пелене которой исчезали и проклятые кайгены, и дорога, по которой они приходили в наш мир.

   Эринея вновь получала десять лет передышки и возможность подготовиться к новому нашествию. Вот только в этот раз что-то пошло не так…

ГЛАВА 1

Густой сумрак медленно редел, складывая распахнутые тёмные крылья, которыми он накрывал горы и долину, и на юго-востоке, в неясной сине-сиреневой дымке, проявлялись очертания заснеженных вершин, подсвеченных лучами медленно просыпающегося светила.

   На сторожевых башнях крепости ярко горели факелы, и косые шевелящиеся тени бесшумно скользили по каменной кладке древних стен, как большие крадущиеся звери.

   Под моими ногами хрустнул снег, но звук этот совершенно не встревожил спящих дозорных, привалившихся к дощатому навесу и склонивших головы на грудь.

   Толкнув одного из них в плечо, я поймала на себе мутный расфокусированный взгляд его глаз, в которых первоначальная сонливость мгновенно сменилась вопросом.

   – Госпожа магиана... – мужчина пошевелился, разбудив соседа, и теперь оба охранника смотрели на меня с настороженным почтением, не решаясь произнести лишнее слово.

   – Не спите на посту, – недовольно обронила я и, развернувшись, пошагала по стене в другую сторону.

   Это была уже четвёртая замеченная мною пара караульных, дремавших в дозоре. Понятно, что перед рассветом сонливость всегда накатывает сильнее, а особых причин для беспокойства именно сейчас вроде бы нет, поскольку снега в ущелье начнут таять только через три месяца. Но дисциплину никто не отменял, и я собиралась незамедлительно выразить своё недовольство самому главному человеку в цитадели, Первому магу Эринеи, господину Криду.

   Широкие ступеньки глухо отбивали стук моих каблуков, и на какой-то миг у меня голове возник странный вопрос: сколько подобных шагов на своём веку отсчитали эти камни? Чернильное небо над головой и сиреневый морозный туман окрашивали их в пурпурно-синий, и весь мир вокруг сейчас был цвета индиго: монолитные громады разновысоких башен, словно вросших в скалистые утёсы, острые углы неприступных бастионов и соединяющая их фланки ломаная гранитная стена. С высоты птичьего полёта цитадель напоминала гигантскую снежинку, упавшую среди скал и застывшую там навечно. И название у неё было соответствующим: Хель-Тери – Каменная Звезда.

   А сейчас эта звезда мирно дремала в окружении величественных гор, а вместе с ней спал расположившийся внутри цитадели гарнизон. На своём посту, как оказалось, бдели лишь кухарки, в столь ранний час уже успевшие установить над очагами огромные котлы с водой и загрузить в печи формы с тестом. С высоты просторной террасы, на которую я успела спуститься, мне хорошо были видны внизу мелькающие в освещённых распахнутых проёмах подсобных помещений женские тени, слышны голоса и звон сковородок.

   Смешно! Самыми дисциплинированными служителями гарнизона были поварихи. Они уж точно понимали, что если проспят свою вахту, то на завтрак голодная орава солдат устроит им взбучку пострашнее нашествия кайгенов.

   Мой взгляд скользнул по центральной башне цитадели, зацепился за освещённые окна кабинета господина Крида, и, мысленно обозначив конечную точку своего маршрута, я двинулась вперёд.

   Охрана у дверей Первого мага в отличие от той, что дежурила на стенах, бодрствовала. Словно владелец этих покоев был важнее всей цитадели. В целом это соответствовало истине: Магнус Крид, с почти безграничными возможностями его силы, стоил половины гарнизона, включая одарённых. И хотя мне подчинялись стихийная, рунная и охранная магии, что ставило меня на одну ступень с опытными боевиками, владеющими лишь одной гранью дара, против Первого мага я была сопливым младенцем. И не будь я приёмной дочерью Эурезы, меня к Магнусу и близко не подпустили бы.

   А так, заметив меня, один из караульных вежливо склонил голову, незамедлительно постучал костяшками пальцев по деревянной плотно закрытой двери и, спустя несколько секунд, из-за неё раздалось ёмкое и чуть хрипловатое:

   – Да, войдите!

   Свет зажжённых в канделябрах свечей плеснул золотом через порог, и, шагнув в его яркое сияние, я обнаружила Магнуса в глубине комнаты склонившимся над столом, устланным расправленными свитками.

   Заметив меня, мужчина быстро свернул в рулон одну из бумаг с начерченной на ней сложной магической схемой, а затем с улыбкой протянул мне руки:

   – Рейна, я ждал тебя раньше.

   Ладони мага были большими и тёплыми. После ночного холода улицы от них веяло уютом и спокойствием.

   – Я приехала несколько часов назад, магистр. Простите, что зашла не сразу. Не терпелось обойти цитадель и посмотреть, как здесь всё выглядит спустя столько лет.

   – Удовлетворена увиденным?

   – Не могу ответить вам утвердительно, – не стала миндальничать я.

   Седые брови Магнуса вопросительно приподнялись, высокий лоб прорезали глубокие морщины, и в совершенно удивительных глазах заплясали лукавые смешинки. Перепутать Первого мага с кем-то другим, даже если ты никогда не видел его в лицо, было крайне сложно, поскольку только у него в Эринее одна половина радужки была серо-ледяной, а другая – коричневой. Словно Двуединый провёл ровно по центру каждого зрачка вертикальную линию и раскрасил разделённые ею половинки в разные цвета.

   Во дворце говорят, что именно в этом и заключается невероятная сила мага, а разноцветность лишь указывает на её уникальность. Не буду ни с кем спорить, но если верить утверждению, что глаза – зеркало души, то душа у магистра Магнуса действительно была особенной.

   – Что же так не понравилось юной айдэ*?

   – Полагаю, что половина дозорных гарнизона бессовестно спят на посту!

   Магнус отпустил мои руки, мягко усмехнулся и направился к окну, устремив сквозь него взгляд к выплывающим из сумрака громадам гор.

   – Видишь ли, дорогая, в отличие от тебя многие из них несут этот дозор не один десяток лет, а потому точно знают, откуда и когда ждать опасность.

   Я была не согласна с этим утверждением, и магистр прекрасно знал, почему. Чуть повернув к плечу голову, он посмотрел мне в лицо, тихо и с сожалением обронив:

   – Тот раз был исключением, Рейна.

   – Возможно… Исключением, но не случайностью! – возразила я. – Десять лет назад кайген пробрался в цитадель задолго до того, как открылся проход в долину! Вы не задавались вопросом, как у него это получилось и какую цель он преследовал?

   – Мне жаль, что тебе пришлось пережить такую сильную эмоциональную встряску в столь юном возрасте, – вздохнул метр.

   – Встряску? – со священным ужасом в голосе уточнила я.

   Я могла назвать ту встречу как угодно – кошмаром наяву, вечным напоминанием о собственной уязвимости, но никак не «встряской»!

   Мне было десять, когда Эуреза привезла меня в Хель-Тери за несколько месяцев до открытия прохода в ущелье.

   Пока она обсуждала с магами и военачальниками цитадели стратегию предстоящей войны, я отправилась в путешествие по стене, посчитав для себя собрание взрослых скучным и утомительным.

   После роскоши и удобства столицы цитадель казалась мне мрачным, загадочным и исполненным тайн местом. А что может быть интереснее тайн для юной особы, обожающей древние легенды, мифы и сказания, которые каждый вечер перед сном ей во всех красках рассказывала старенькая нянюшка?

   Верно. Только разгадка самой тайны.

   И я свято верила, что отыщу её где-то среди многочисленных башен крепости, обнаружив там невидимый магический артефакт или волшебную руну. Ни того, ни другого в тот день я не нашла. Вместо этого за очередным поворотом я впервые в жизни столкнулась с настоящим кайгеном.

   От страха и неожиданности мне вначале показалось, что с ограждающего стену бортика в проход прыгнул не человек, а зверь – жилистый, гибкий, покрытый густой чёрной шерстью. А потом он медленно разогнулся, поднял низко опущенную голову, и взгляд его леденящих душу глаз буквально парализовал моё тело. Синие, как вершины Фрайтери, они светились изнутри каким-то пугающим сиянием, словно в радужках плескалось свежесваренное чар-зелье.

   Кайген был довольно молод, но, несмотря на это, просто огромен. Даже под чёрными меховыми одеждами, скрывающими его тело, было понятно, что грудь мужчины необъятна, а плечи настолько широки, что на них можно уложить целого телёнка.

   Угольно-тёмные волосы длинными рваными прядями обрамляли широкое безбородое лицо с высоким лбом, выступающими надбровными дугами и хищно искривлёнными губами. Он дёрнул ноздрями, принюхиваясь ко мне точно дикий зверь, в руке его блеснул нож, и я, выйдя из ступора, с отчаянным криком о помощи побежала прочь.

   Он догнал меня в считанные секунды, подхватив с земли, грубо зажав ладонью рот. И чего я не смогу забыть никогда – это запаха кайгена. Неожиданной смеси ароматов древесины, дыма, хвои, морозной свежести и чуть влажного из-за растаявшего снега меха.

   Запах так резко диссонировал со своим жутким хозяином. Он не внушал страха! Он был каким-то уютным и домашним. Наверное, именно осознание этого что-то сдвинуло внутри меня, выпуская на волю дремавшую в моём тщедушном теле магию.

   Я укусила руку мужчины со всей силы, а когда почувствовала на языке солёный вкус его крови, мир вокруг меня внезапно изменился…

   Так пробудился мой дар.

   Крёстная говорит, что первый выплеск проснувшейся магии всегда невероятно разрушителен, потому что бесконтролен.

   Я плохо помню, что тогда произошло, но тело кайгена вдруг отлетело к парапету, впечатавшись в один из венчающих его зубцов. Мужчина зарычал, точно обезумевшее чудовище, готовое наброситься и разодрать меня на части. Я вскинула в защитном жесте руки, и с пальцев моих сорвались упругие струи воздуха, рассекая лицо кайгена словно острозаточенные ножи.

   На присыпанный снегом камень брызнула алая кровь. Я закричала от ужаса, и крик мой породил очередную волну магии, сбросившую окровавленного мужчину со стены, как будто он весил не целый кантар, а был лёгким подобно щепке.

   – Прости, Рейна, я не так выразился, – врываясь в сумбур моих воспоминаний, заговорил Магнус. – Я старый закалённый солдат, и мне сложно мыслить мерками маленькой девочки, впервые в жизни столкнувшейся с настоящей опасностью. Могу только представить, что ты тогда чувствовала. Мне жаль. Но тот случай действительно был исключением. С тех пор ничего подобного больше не происходило.

   – А вы не думали над тем, как он сюда попал? Что, если есть другой проход через горы, и кайген его нашёл?

   – Он мёртв, Рейна! Пусть напавший на тебя чужак и сумел как-то перейти горы, но вернуться обратно, чтобы рассказать об этом своим сородичам, он уже не смог.

   Я слышала это не один раз в течение многих лет, и хотя маловероятно, что упавшее с тридцатиметровой высоты на скалы живое существо могло выжить, меня всё равно терзали сомнения.

   – Я много думала по этому поводу. Тот случай произошёл приблизительно в такое же время. А вдруг именно сейчас где-то в горах уже появилась брешь? Надо усилить охрану и предупредить посты! Я и приехала пораньше, чтобы поговорить с вами об этом.

   Магнус нахмурился, вздохнул и спустя минуту молчания коротко кивнул:

   – В твоих опасениях есть резон. Я отдам приказ постам усилить бдительность и приведу гарнизон в повышенную степень готовности. Лишняя перестраховка никому не повредит.

   Мой невольный выдох облегчения вызвал у магистра улыбку.

   – Ты привыкнешь к этому месту, Рейна. На самом деле оно не так опасно, как кажется. Хотя после дворцового тепла здесь действительно очень суровые условия жизни.

   – Меня не пугают трудности. Вы же знаете. А цитадель тем более. Я слишком хорошо знаю, какой натиск врага она способна выдержать. Я больше переживаю за тех, чья безопасность зависит от крепости этих стен и правильности наших действий.

   Маг сухощавой ладонью доверительно и ласково похлопал меня по плечу, снимая таким простым жестом всю мою нервозность и напряжение. Кроме всего прочего, Магнус был ещё и целителем, и если таким образом мужчина применил ко мне свою магию, то я её даже не почувствовала, настолько осторожным и точечным был её выброс.

   – Эуреза передала вам письмо!

   Спохватившись и вспомнив о главной причине моего визита, я полезла за ворот сюртука, доставая оттуда запечатанный королевской печатью конверт.

   Лицо Магнуса утратило мягкость, а взгляд мгновенно стал сосредоточенным и острым.

   – Отлично. Я ждал его, – забрав у меня послание, он довольно тактично указал на дверь: – А теперь ступай, передохни с дороги, милая. Встретимся и поговорим за завтраком.

   Не смея больше отвлекать мэтра от дел, я отправилась на поиски заведующего хозяйством крепости, собираясь получить у него ключи от комнаты, дабы переодеться и немного поспать.

***

Интенданта я отыскала в южном крыле цитадели, и этот плотный лысоватый мужчина невысокого роста на корню зарубил мою мечту об отдыхе, когда потащил меня на склад – выдавать, как он выразился, амуницию, обмундирование и прочее добро.

   Под амуницией он подразумевал боевые артефакты, которые, учитывая мой уровень силы, были мне совершенно без надобности. Но как только я попыталась отказаться от ненужной нагрузки, мил-человек мгновенно окрысился, сунул мне в руки шкатулку и погрозил пальцем:

   – Положено! И предупреждаю: за утерю ценных боеприпасов – штраф и холодная!

   – Я маг четвёртого уровня! Мне не нужны ваши боеприпасы. Я сама практически оружие!

   Взгляд интенданта прошёлся по мне с головы до ног, и могу точно сказать, что пиетета и уважения в нём не проблёскивало. На меня однозначно смотрели не как на опасное оружие, а скорее как на облезлую метлу, оставленную возле стенки.

   – Положено! – снова гаркнул мужчина, раздражённо загремел ключами и открыл очередную дверь, за которой обнаружился склад всевозможных доспехов, от наручей и нагрудников до полного боевого облачения.

   – Жидковатое нынче оружие пошло! – глядя на меня, кисло скривился он, зачем-то облапал мои плечи, а затем, отступив, полез в самую гущу наваленного грудой металла и стал копошиться в нём, как муха в навозе.

   Спустя несколько минут манипуляций он выволок оттуда кирасу, повторяющую форму человеческого торса, и самонадеянно заявил:

   – Эта должна подойти! Надевайте!

   – Слушайте, это вообще лишнее… – попыталась вразумить его я, но интендант, похоже, не осознавал, с кем имеет дело, а потому был непреклонен и бесстрашен:

   – Положено, я сказал! И кстати, магов четвёртого уровня, даже если они самоуверенные девицы, в холодную тоже сажают!

   Понятно было, что спорить в данном случае бесполезно и утомительно, поэтому я отложила артефакты и забрала у интенданта доспех, облачившись в него без лишних слов.

   Мужчина обошёл меня по кругу, затянул у меня на боках специальные ремешки и, прицокнув языком, удовлетворённо кивнул:

   – Тютелька в тютельку село! У меня глаз-алмаз! Так-то оно посолиднее будет, а то какой из вас маг четвёртой степени? Чистый срам! И глянуть-то не на что! Ни лица, ни фигуры!

   От подобной бесцеремонности у меня дар речи пропал. Нет, предположим, что особо выдающейся фигурой я действительно не обладала, но лицо-то моё чем ему не понравилось? Вполне себе обыкновенное лицо, без каких либо изъянов и уродств, а глаза, если верить Эурезе и моему жениху, так и вовсе очень выразительные и красивые.

   Пользуясь моим замешательством, интендант защёлкнул у меня на запястьях металлические наручи и, довольный результатом, отошёл в сторону.

   – Маг, а особливо четвёртой степени, должен внушать уважение и трепет! И если не мощной статью и устрашающим лицом, то хотя бы внешним видом! Я знаете, сколько на своём веку магов повидал? Понимаю, о чём говорю! Сейчас выдам вам постель и одеяло, и можете идти занимать свою комнату. И учтите, барышня, служанок тут нет! Обслуживать себя сами будете!

   Важно задрав массивный, похожий на картошку нос, мужчина направился к очередной двери, видимо, за той самой обещанной постелью и одеялом, а я с некой растерянностью посмотрела на свои закованные в железо руки, а потом осторожно потрогала закрывающие грудь латы. Доспехи доходили мне до середины бедра, и хотя были на удивление достаточно лёгкими, всё же значительно сковывали движение. Для меня, привыкшей к ежедневным упражнениям с мечом или шестом, подобное обмундирование приравнивалось практически к кандалам. А потому я твёрдо решила для себя: когда доберусь до своей комнаты, спрячу их от греха подальше в сундук и забуду об их существовании до окончания военных действий.

   Интендант тем временем вытащил из очередной кладовки стопку чистого белья и едва собрался торжественно мне его вручить, как через открытые двери склада послышался отдалённый звук сигнального горна.

   – Что это? – оборачиваясь назад и тревожно вслушиваясь в сигнал, перешедший в нарастающее гудение, спросила я.

   Мужчина недоумённо пожал плечами, всем видом выражая непонимание ситуации. Сделав шаг по направлению к выходу, я внезапно почувствовала под ногами вибрацию и, больше ни минуты не раздумывая, помчалась вперёд, поймав удаляющейся спиной гневное: «Куда? А расписаться в хозяйственных книгах?»

   Признаться, в этот момент хозяйственные книги меня волновали меньше всего, а через секунду я забыла и о разгневанном интенданте, потому что в цитадели творилось что-то непонятное и пугающее.

   Вековой камень дрожал у меня под ногами, пока я стремглав поднималась по ступеням на крепостную стену. Краем глаза я заметила выбегающих из подсобных помещений внизу кухарок и солдат, услышала крики сторожевых наблюдателей на вышках слева и справа, а потом, к моему полному ужасу, в центральную башню цитадели, которая возвышалась на северной, обращённой к горам стороне, и где сейчас находился магистр Крид, с чудовищным грохотом врезалась сокрушительная снежная лавина.

   Гигантская белая волна снесла величественное строение, развалив его до основания, словно карточный домик. Ещё миг – и стена между двумя бастионами с той же стороны рухнула под напором очередного безудержного удара стихии.

   Пальцы моих рук сложились в необходимом жесте практически по инерции, одновременно выплетая воздушный щит и рисуя руну устойчивости. Пол подо мной сильно встряхнуло, и если бы не магия, я бы пересчитала носом все ступеньки.

   Взобравшись на стену, я успела только раскрыть над собой купол, а затем увеличить площадь и толщину щита, когда в него с сокрушительной силой врезалась очередная волна снега.

    Меня не сбросило вниз только по чистому везенью, но я на пределе собственных сил всё ещё сдерживала грохочущую стихию. Пот градом катился по спине, а мышцы на руках и ногах дрожали от невыносимого напряжения. И где-то на периферии сознания отчаянно билась мысль, что в происходящем есть нечто неправильное и неестественное. Как получилось, что каменную крепость, веками стоявшую среди гор, внезапно накрыло и разрушило несколькими лавинами? Сама по себе природная снежная стихия не могла быть столь разрушительной и мощной!

   Миг озарения… Хрупкий и непостижимый, как медленно пролетающие мимо меня снежинки. Казалось, время притормозило, чтобы я могла потрогать их руками.

   Мой щит сдерживал не удар разгневанной стихии, а чью-то замаскированную под неё магию! И магия эта была первобытной, грубой и могучей, как гнев бога.

   Тот, кто атаковал цитадель, был невероятно, просто неимоверно силён – высший боевой маг как минимум.

   От одной этой мысли меня захлестнули ярость и злость. Свой?.. Неужели на Хель-Тери напал кто-то свой?

   Дрожащие пальцы выплели новый магический конструкт, и окружающие меня прозрачные щиты стали медленно нагреваться, а затем вспыхнули алым пламенем, с шипением и гулом растапливая таранящий меня снежный вихрь. Посланная мною вслед воздушная волна рассеяла пар, позволяя обозреть панораму всей крепости, от вида которой у меня на затылке зашевелились волосы.

   Из всех стен цитадели полностью уцелела только южная, где сейчас находилась я. В остальных зияли огромные проломы, к которым из засыпанной белым снегом долины стекались толпы жутких чудовищ.

   Страшные лохматые звери стремительно пересекали белую пустошь. Их мощные гибкие тела двигались легко и красиво. Словно подчиняясь чьему-то приказу, чёрная стая огибала полуразрушенную цитадель, окружая её со всех сторон.

   Пребывая в каком-то гипнотическом оцепенении, я наблюдала за тем, как существа быстро проникают сквозь разломы во внутренний двор Хель-Тери и буквально рвут на части уцелевших после схода лавины солдат, вступающих с ними в бой.

    Повсюду схлёстывались когтистые лапы и клинки, а чистый снег стремительно темнел от пролитой на него крови.

   В зияющем провале северо-восточной стены внезапно появилась фигура огромного лохматого зверя, верхом на котором под стать ему сидел кайген. Здоровенный, темноволосый, одетый в кожаную броню и меховой плащ, он казался мне каким-то элементом сюра, возникшим посреди творящейся вакханалии. Ровно до тех пор, пока мужчина не поднял руку, и посланный им магический импульс не обрушил остатки бастионов, мешающих ему двигаться дальше.

   Двуединый! Кайген был одарённым!!! Даже не так… Этот дикарь играючи манипулировал потоками энергии, которые окружают нас, без преобразования их во что-то другое! Он управлял маной* в её первозданном виде, что до сих пор оставалось за гранью понимания смертных! И если мог в цитадели кто-то ему противостоять, то только магистр Магнус, тело которого сейчас было погребено под обломками центральной башни.

   Моё замешательство было недолгим. Крики и стоны гибнущих внизу товарищей лишили меня всяких сомнений и страха.

   «Живи ярко. Умри достойно!» – таким был девиз на гербе моего королевского дома.

   Хладнокровно рассчитав радиус наибольшего поражения, я выплела «Аркан Смерти», отсрочив действие заклинания на несколько секунд, а потом, запустив его в гущу врага, нарисовала руну левитации и прыгнула со стены вниз.

   Удар, нанесённый мной, вышел эффектным и сокрушительным. Расширяющееся кольцо огненным смерчем прошло сквозь скопления чудовищ, мгновенно обугливая их лохматые тела и распространяя по воздуху жуткий смрад.

   Опустившись на землю и не давая врагу опомниться, чтобы понять, откуда пришла атака, я выпустила в сторону северного разлома ещё одно заклинание, которое взорвалось с оглушающим грохотом и разбросало звериные тела в разные стороны.

   Слева и справа вспыхнули фиолетовые вспышки магических зарядов, очевидно, выпущенные кем-то из уцелевших боевиков, но не успела я обрадоваться подкреплению, как туда полетела ответка – столь мощная, что её ударная волна задела и меня.

   Прокатившись по снегу, я вскочила на ноги, выплетая вокруг себя светящуюся сеть защиты.

   Извилистый узор расписал воздух, я выгнула магему дугой, создавая на её внешней поверхности заклятие Зеркала, а потом метнула пульсирующий сгусток магии в высоченную фигуру кайгена, мелькающую среди дыма и огня в суматохе боя.

   Я не надеялась, что мой Аркан причинит значительный ущерб столь сильному противнику. Мой расчёт был иным. Понимая, что в ответ кайген обязательно будет атаковать меня с удвоенной силой, я рассчитывала с помощью созданного мной рикошета поразить врага его же оружием.

   Молодость всегда излишне самонадеянна, а потому зачастую глупа – так любил говорить мой учитель по боевой магии, когда кто-то их юных эринейских дарований в попытке превзойти самого себя совершал грубейшую ошибку.

   Это утверждение соответствовало моменту как никогда, потому что моя самонадеянность в итоге обернулась против меня.

   Раскалённый фаербол кайгена врезался в созданный мною магический каркас словно комета и, подпитываясь удерживающей его стихией воздуха, рванул, разнеся мои щиты в пух и прах.

   Я чувствовала, как вспыхивают свечой мои волосы, заплетённые в длинную косу, как огонь облизывает лицо, раскаляет металлические наручи и защитную броню.

   Боль. Обжигающая. Невыносимая. Изъедающая плоть жестокой пыткой.

   Несколько мгновений свободного полёта, и…

   Моё тело приземлилось в сугроб, на какой-то миг наполняясь восхитительной лёгкостью. Холод снега нейтрализовал боль от полученных ожогов, позволяя не потерять сознание и поднять голову. Мой затуманенный взгляд различил впереди движение, и я пошевелила пальцами, собирая силы для своей последней атаки.

   Правая рука не слушалась, ощущаясь обугленным куском мяса, а пальцы левой с трудом сложились в нужный символ. Но несмотря на полученные травмы и практически истощённый магический резерв, отдавать свою жизнь без боя я не собиралась.

   Со стоном подтянув под бок локоть правой руки, я приподнялась на нём, чтобы лучше видеть тех, кто в данный момент медленно окружал меня со всех сторон.

   Взгляд мой вонзился в мощную широкоплечую фигуру приближающегося мужчины, и сердце ухнуло, обрываясь в груди.

   Из-под тяжёлых надбровных дуг холодными глазами зверя на меня смотрело чудовище. Мой страшный сон и кошмар.

   Ослепительно-синие радужки кайгена недобро сверкнули, наливаясь пугающей темнотой. Косой белёсый рубец шрама, пересекающий переносицу и часть заросшей тёмной щетиной щеки, дёрнулся, когда мужчина втянул носом воздух, словно почувствовал ту, что обезобразила его лицо, по запаху.

   Мягко и осторожно окружающие мага звери двинулись в мою сторону.

   Это был мой час!

   Дождавшись, когда они подойдут поближе, я выплеснула свою магию.

   Воздушные клинки резанули пространство, со свистом рассекая мощные звериные тела и доставая кайгена. Послышались вой, гортанный окрик, а следом за этим наступила удушающая тишина.

   Бессильно уронив голову на снег, я устремила взгляд ввысь. На меня падало непроглядно-серое небо, плачущее пушистыми снежинками. Одна из них на мгновение застыла в воздухе, словно для того, чтобы я могла оценить хрупкость и красоту её безупречных форм, а потом опустилась на мой обожжённый лоб, и моё сознание провалилось вместе с ней в благословенную тёмную бездну.

ГЛАВА 2

– Госпожа, вам помочь?

   Голос служанки за ширмой вызвал у меня глухую досаду, хотя звучал ровно и без какого-либо выраженного подтекста. И тем не менее, я всегда злилась на неё в такие моменты. Наверное потому, что считала бестактным её желание видеть то, что самой мне показывать было горько и больно.

   И хотя Лютея ни разу не позволила себе обмолвиться и словом относительно моего внешнего вида, я всегда читала в её глазах жалость и сочувствие, стоило взгляду девушки коснуться покрывающих меня шрамов.

   Больше всего пострадала правая сторона: рука, которой я инстинктивно закрылась от магического удара, плечо, бок и бедро.

   Горькая насмешка судьбы! Латы, надетые на меня интендантом Хель-Тери, спасли мне жизнь, но изуродовали тело. Расплавленные металлические наручи и броню с меня снимали вместе с кожей, а кое-где и мясом.

   Как я оказалась практически под стенами столицы, до сих пор остаётся загадкой. Моё бессознательное тело нашли рыбаки на обочине дороги, ведущей к Вальдосу. Они же и привезли меня на своей телеге в город.

   Меня опознали только по перстню, подаренному королевой, и я даже не хочу знать, как выглядела в тот момент… Потому что страшно до оторопи!

   Две недели надо мной колдовали лучшие целители Эринеи, но несмотря на все их усилия, вернуть мне полностью прежний облик у них не получилось – слишком серьёзными были нанесённые раны и слишком поздно я получила необходимую помощь.

   Правда, исполненная оптимизма Эуреза считает важным лишь то, что в жестокой мясорубке боя практически не пострадало моё лицо. Сгоревшие брови и ресницы отрастили первыми, а вот от тёмно-русой косы у меня остались одни ошмётки.

   Повреждённые участки кожи на голове удалось восстановить, но длину волос, к сожалению, возвращать никто не стал, хватило проблем с остальным.

   Левую руку мне вылечили полностью, жаль заметить это под перчатками сейчас невозможно, поскольку без них я теперь просто не хожу. Отчасти из-за изуродованных пальцев правой руки, покрытых страшными шрамами, но по большому счёту, это всего лишь глупая попытка скрыть от всех магические печати на ладонях.

   Полученные в бою травмы превратили меня в инвалида, лишив единственного, чем я так гордилась. Теперь я – запечатанный маг, потерявший контроль над своей силой.

   Кто-то скажет – ерунда! Жива – и на том спасибо!

   Я не буду спорить. Лишь отвечу: попробуйте жить без рук, ног или глаз, возможно, тогда вы лучше меня поймёте.

   Впрочем, по большому счёту вы правы и, наверное, у меня нет повода жаловаться. В сравнении с тем, что случилось с остальными жителями Хель-Тери, моя участь оказалась не столь печальной.

   Я единственная, кто вернулся из цитадели живой. Ходят слухи, что кого-то из уцелевших после той битвы солдат кайгены взяли в плен, но до сих пор информация эта остаётся неподтверждённой. Сложно вообще быть в чём-то уверенным, когда вокруг творятся хаос и паника.

   Разрушив Хель-Тери, враг нанёс Эринее сокрушительный удар. Под обломками цитадели остались погребёнными не только опытные боевые генералы, но и лучшие маги королевства.

   Враг выбрал наилучший момент для своего штурма. Уверена, что большая часть погибших солдат даже проснуться не успели, когда обрушились башни и стены крепости.

   Фактор внезапности – один из ключевых принципов военного искусства, а кайгены использовали его дерзко и умело, нарушив управление нашими войсками и нанеся нам поражение даже при недостатке сил и средств.

   За несколько дней проклятые дикари, почти не испытывая жёсткого сопротивления с нашей стороны, захватили едва ли не половину королевства, продвигаясь вглубь Эринеи на своих жутких лохматых тварях с невероятной скоростью.

   Жестокие бои развернулись через пару недель, как раз тогда, когда я находилась на грани между жизнью и смертью. Наши войска упорными боями пытались остановить вторгшуюся орду, но несмотря на яростное сопротивление всё равно отступали, неся огромные потери, а кайгены всё ближе и ближе подбирались к столице.

   Я могу только представить, каким непростым и тяжёлым для Эурезы было решение просить врага о перемирии. Ей, потерявшей в предыдущих схватках с кайгенами всю свою семью: отца, старшую сестру, мужа! Хотя, если честно, думаю, что она и не надеялась на благополучный исход дела, когда посылала к захватчикам своих парламентёров.

   Они вернулись через три дня. Живыми. Что само по себе уже было чудом. А потом оглушили нас новостью о том, что правитель Сивильгарда, Горд Четвёртый, готов заключить с нами мир, но при выполнении Эурезой некоторых условий, оговорить которые он собирался с ней на официальной встрече сегодня. Причём королева была вынуждена согласиться с наглым условием кайгенов, что переговоры пройдут в столице.

   Непостижимо. Кайгены в Вальдосе! Куда катится этот мир? Я боюсь даже представить, что король варваров запросит у Эринеи в обмен на прекращение войны.

   Думаю, что не одна я в Эринее сегодня с замиранием сердца жду, чем закончится встреча двух монархов, и не одну меня не покидает навязчивая мысль, что ничем хорошим.

   – Госпожа Рейна, они едут! – с проскальзывающим ужасом в голосе воскликнула служанка, с грохотом что-то опрокинув по пути к окну. – Двуединый, что это?

   Я вышла из-за ширмы, сделала глубокий вдох и шагнула навстречу своему страху.

   Иктовая башня, где находились мои покои, была самым высоким местом во дворце. Отсюда дороги, ведущие к воротам столицы, были видны, как на ладони. По белому чистому снегу медленно и спокойно двигалась чёрная звериная стая, везя на своих спинах не слишком отличающихся от них людей.

   Мрачные, широкоплечие, темноволосые, кайгены ехали на своих жутких тварях без всякой сбруи и снаряжения, совершенно не опасаясь быть сброшенными на землю на очередной рытвине или ухабе. Словно звери чувствовали их как самих себя.

   Нервно облизав вмиг пересохшие губы, я пояснила служанке то, что не раз слышала от учителей по боевой магии:

   – Они называют их эйтарами. Говорят, что эти звери чуть ли не кровно связаны со своими седоками.

   – Они пьют их кровь? – бледнея, прошептала Лютея, похоже, находясь в предобморочном состоянии.

   – Не удивлюсь, если это действительно так.

   – Хвала Двуединому, что я не благородная айдэ и мне не надо находиться на встрече с этими чудовищами!

   Сообразив, что сболтнула лишнее, служанка прикрыла ладошкой рот и виновато потупила взгляд.

   Я действительно сейчас ей завидовала, потому что в последнее время в своих кошмарных снах слишком часто видела эйтаров и кайгенов, чтобы терпеть их присутствие ещё и наяву.

   – Смотрите, они остановились! – вновь акцентировала моё внимание на приближающейся процессии девушка, и я чуть подалась вперёд, с тревогой всматриваясь вдаль.

   Стая замерла у ворот города, словно кто-то нарисовал перед ней черту, заступать за которую было запрещено. Но часть подъехавших к ней мужчин уже неторопливо начала спускаться со спин хищников.

   Прежде чем шагнуть вперёд, они подали какой-то знак остальным, и те так и остались сидеть верхом, застыв на своих эйтарах, словно затаившиеся коршуны.

   Чем ближе кайгены подходили к стенам дворца, тем тяжелее билось моё сердце, а я испытывала необъяснимый страх. Один из мужчин вдруг откинул объёмный меховой капюшон, покрывающий его голову, запрокинул её вверх, разглядывая каменные башни, и я судорожно вцепилась дрожащими пальцами в подоконник, не желая верить собственным глазам.

   – Госпожа, вам плохо? – испуганно проблеяла служанка, бросаясь к стоящим на столике целительским настойкам.

   Нет, мне не было плохо. Я пребывала в панике. Рядом с разодетым в роскошные меха кайгеном, чью голову венчала невысокая золотая корона, и кто, вероятно, являлся самим Гордом Четвёртым, шёл тот самый синеглазый демон, разрушивший Хель-Тери и мою жизнь. У этого мужчины либо сам Двуединый в покровителях, либо он живуч как кошка.

   – Госпожа, позвать целителей? – видя, что я не двигаюсь с места, неотрывно глядя на кайгенов, запричитала Лютея.

   С трудом взяв себя в руки, я сделала глубокий вдох, отворачиваясь от окна.

   – Не надо. Я в порядке. Подай мне мои перчатки и туфли.

   Служанка растерянно кивнула, видимо, не очень веря моему ответу, но ослушаться не посмела, тут же засеменив к гардеробу.

   Взглянув на своё бледное отражение в зеркале, я подумала, что не имею права показывать врагу страх и слабость.

   – И румян на щёки добавь, – попросила Лютею. – Только немного, чтобы выглядело естественно.

   – Конечно, госпожа, как скажете, – засуетилась вокруг меня девушка, стремясь быть полезной. – А драгоценности какие будете надевать?

   Вообще-то моё платье с высоким воротником-стойкой украшений не предполагало, а других фасонов из-за уродливого рубца, тянущегося по шее до плеча, я больше не носила. Но именно сейчас, когда у меня не было ни магии, ни былой женской привлекательности, хотелось создать хотя бы видимость собственного благополучия. Пустить всем пыль в глаза, чтобы больше не видеть в них снисходительной или брезгливой жалости.

   – Принеси мне кулон с чёрным сапфиром на длинной золотой цепочке. Тот, что я храню в резном ларце.

   Кулон я берегла как зеницу ока, поскольку это украшение – единственное, что осталось от моей умершей при родах матери. По шелковистой сферической поверхности камня при каждом движении бежала яркая сияющая звёздочка. Ювелиры называли этот эффект астеризмом, а Эуреза утверждала, что мамины глаза были точно такими: тёмными, затягивающими, с переливающейся снежинкой в радужке. Я, к сожалению, унаследовала только их цвет. Но глядя на камень, всегда думала, что оттуда на меня смотрит мама. А сейчас её поддержка нужна была, как никогда.

   Как только Лютея завершила последние штрихи в моём облике, я последовала к выходу, напоследок бросив прощальный взгляд на своё отражение в зеркале.

   Визуально я показалась себе выше, чем есть на самом деле, из-за того, что в мои короткие волосы служанка вплела искусственную косу, уложив её вокруг головы наподобие короны. Это странным образом успокоило, словно позволяло на фоне рослых и широкоплечих кайгенов казаться не такой ущербной без привычно отзывающейся мне магии.

   Натянув на себя светскую маску безразличного спокойствия, я отправилась в большой тронный зал, где и должна была состояться судьбоносная встреча.

   В коридорах дворца, привычно пустых и величественно красивых, сегодня было необычно людно. Такое чувство, что вся знать столицы съехалась сюда исключительно с намерением поглазеть на жутких соседей, вокруг которых всегда витало столько домыслов и тайн. Больше всего, как мне показалось, дикари вызывали интерес у слабого пола. Иначе к чему встречающиеся мне на пути женщины так вырядились, нацепив на себя весь запас фамильных драгоценностей? Уверена, столкнись хоть кто-то из придворных дам с кайгенами в Хель-Тери, желание приближаться к варварам у них бы отпало.

   Передо мной внезапно выпорхнула, как потревоженная птица из кустов, одна из фрейлин Эурезы, и я едва не заработала остановку сердца. Взвинченной до предела, мне и так с трудом удавалось унять его беспокойный грохот, а теперь от испуга у меня ещё и тряслись все внутренности.

   – Рейна, где ты ходишь? Ты давно должна была быть в зале! Её Величество несколько раз спрашивала о тебе! Возможно, ты была ей нужна! Твоя помощь! Твоя поддержка! А теперь она уединилась с королём этих дикарей, и кто знает, выйдет ли она оттуда вообще?!

   Я сделала глубокий вдох, успокаивая разыгравшиеся нервы, и холодно посмотрела на девушку.

   – Сей, откуда у тебя эта ужасная привычка драматизировать по поводу и без? В переговорный зал меня всё равно бы никто не пустил. И моя поддержка нужна Эурезе приблизительно так же, как тебе скьявона*.

   Сей, никогда не державшая в руках ничего тяжелее веера, вытаращилась на меня своими огромными голубыми глазами и брезгливо искривила чувственно-пухлые губы:

   – Зачем мне скьявона?

   – Вот и я о том же.

   Пользуясь замешательством фрейлины, я отодвинула её в сторону, освобождая себе путь в тронный зал. Но отделаться от айдэ Тивон так же сложно, как от назойливого гнуса, поэтому через секунду она нагнала меня у самых дверей, безжалостно прикончив мою светлую мечту незаметно затеряться где-то среди толпы сгрудившихся у стен царедворцев.

   – Айдэ Рейна, ваше место подле трона королевы! – подхватывая меня под локоток, зашипела девушка, круто меняя выбранную мной траекторию движения. – Эуреза дала мне это чётко понять!

   Мой тяжёлый и обречённый вздох был неизбежен, но тщетен. С тех пор, как умерла моя матушка, всю заботу о моём благополучии на себя взяла королева, став мне не только крёстной, но и приёмной матерью.

   Своих детей у Её Величества не было, и хотя я по своему рождению никак не претендовала на престол, который достанется родственникам Эурезы по линии её двоюродного брата, во дворце ко мне все относились как к особе королевской крови.

   Несмотря на прекрасную осведомлённость о том, какими будут указания крёстной относительно меня на время приёма, где-то в душе я всё же наивно надеялась, что мне, ещё не совсем оправившейся после тяжёлой болезни, дадут передышку. Я забыла прописную истину: у членов монаршей семьи нет права на смятение, слабость и отдых. Их вечный долг – служить стране и народу! Быть их верой, щитом и опорой.

   А значит, мне следует задавить жалость к самой себе и выстоять под перекрёстным огнём тысяч чужих взглядов с каменной маской спокойствия на лице.

   Двигаясь сквозь расступающихся передо мной придворных к трону, я горячо убеждала себя, что смогу выглядеть равнодушной и бесстрастной, но стоило выйти из толпы, как горло сжалось в болезненном спазме и колени предательски дрогнули.

   С левой стороны, словно вросшие в мраморный пол вековые дубы, стояли кайгены. Так много и так близко… Одинаково огромные, брутальные, темноволосые, своей дикой мощью бросающие вызов цивилизованной субтильности эринейских мужчин. От них не пахло духами! От них несло грубой силой, самоуверенностью и кровью… Нашей! Кровью тех, кого они попросту уничтожили на своём триумфальном пути к столице.

   Я прерывисто выдохнула, и внезапно лица кайгенов как по команде повернулись в мою сторону, будто дыхание моё ужасающе громко прозвучало в абсолютной тишине.

   Тяжёлые, презрительные взгляды мужчин вонзились в меня подобно стрелам, и моё сердце заколотилось где-то в горле, желая выпрыгнуть и позорно удрать.

   Минуты текли нестерпимо медленно, а они всё смотрели. И это было невыносимо!

   Почему они пялились именно на меня? Вокруг было полно достойных восхищения женщин, но кайгены распинали меня своим удушающим вниманием, словно точно знали, кто исполосовал морду их одарённому сородичу и перерезал не меньше сотни его ездовых тварей.

   Я злилась. А без привычного ощущения магии чувствовала себя ещё и бессильной. Сейчас я не способна была дать отпор даже одному дикарю, не говоря уже об их четвероногих монстрах.

   В таком невероятном напряжении я провела несколько часов, и когда открылись двери смежной с тронным залом комнаты, у меня едва не отваливались ноги и дико болела спина.

   Вместе с Эурезой из переговорной комнаты вышел Горд Четвёртый, намеренно замедляя шаг, чтобы пропустить королеву вперёд.

   Моё удивление было настолько сильным, что на миг я позабыла даже о мрачных рожах кайгенов, своими взглядами почти протёрших во мне дыру. Непостижимо: неужели эти косматые варвары знают, что такое галантность?

   Королева между тем натянуто улыбнулась, обвела взглядом замерший в ожидании зал и заговорила, обращаясь ни к кому конкретно, и в то же время ко всем присутствующим:

   – Спешу сообщить, что после долгих и напряжённых переговоров Эринея и Сивильгард подписали мирный договор!

   Где-то за моей спиной послышались облегчённые вздохи. Воздух наполнился шорохами и восторженным шёпотом, а потом раздались бурные аплодисменты.

   Радовались, похоже, только мои сограждане, потому что кайгены всё это время стояли каменными истуканами, не выражая по поводу знаменательного события ни грана эмоций.

   Горд Четвёртый неожиданно поднял руку, и в зале опять стало тихо, как в глухом подземелье.

   Низкий, шершавый голос мужчины заставил меня вздрогнуть, а от того, что я услышала далее, по спине липко покатился пот.

   – Исходя из политических и дипломатических интересов, нами было принято совместное решение закрепить мирное соглашение династическим браком!

   Это известие стало шоком для всех. Эринейцы безмолвствовали, кайгены морщились, с плохо скрываемым недоумением таращась на своего короля, а я смотрела в отрешённо-благородное лицо Эурезы, забывая дышать.

   Двуединый, она что, действительно собралась замуж за этого пещерного монстра? Или это и было главным требованием наших диких соседей?

   Правда, надо отдать должное: в сравнении со своими лохматыми подданными, одетыми в звериные шкуры, Горд Четвёртый выглядел настоящим вельможей. Из-под его дорогого пластинчатого доспеха, сделанного из красно-бурой варёной и красиво выделанной кожи, выглядывала новенькая стёганка в тон с цветом глаз и волос монарха. А меховой плащ вместо обычных кожаных ремней крепился двумя серебряными брошами в виде голов оскалившихся эйтаров. Такие же изображения были у него на ремне.

   У кайгена были ровные белые зубы и живые карие глаза, в которых светился ум. А длинные каштановые с лёгкой проседью волосы мягкими волнами обрамляли овальное, с правильными чертами, лицо, заросшее густой, но аккуратно подстриженной короткой бородой.

   Не испытывай я к кайгенам такой ненависти, сказала бы, что их король очень красивый мужчина. Хотя какая в этом теперь разница, по большому-то счёту?

   Эуреза, бесстрастно скользящая взглядом по фигурам, заполнившим зал, внезапно переключила своё внимание на меня и, к моему полному ужасу, сделала рукой приглашающий жест.

   – Дитя моё, подойди ко мне! – каким-то отстранённо-чужим голосом произнесла она.

   Тишина стала просто пугающей. Сердце моё глухо ударилось о рёбра и замерло, предчувствуя беду.

   Не смея ослушаться, я двинулась навстречу королеве.

   От страха ноги начали подгибаться и дрожать так, что каждый последующий шаг давался мне с неимоверным трудом.

   Двуединый, что происходит? Что она задумала?

   Безмолвный ответ божества, являющего собой единство магии и духа, был быстрым и безжалостным. За спиной Горда Четвёртого стали расступаться скучившиеся кайгены и дипломаты, а тот, кто впоследствии вышел оттуда, просто лишил меня способности нормально соображать.

   У меня не было никаких мыслей! Все они умерли, убитые одной-единственной: мамочка, какой же он огромный!

   Я смотрела в лицо своему кошмару, стоящему всего в шаге от меня.

   Чёрные, как смоль, волосы, синие, словно вершины Фрайтери, глаза, широкое лицо, высокий лоб, тяжёлый взгляд и шрамы… рассекающие переносицу, правую щеку, бровь и шею.

   Полагаю, последний рубец – на горле, был самым свежим, полученный кайгеном при осаде Хель-Тери. И опять…

   Да, вы не ошибаетесь в своих догадках. От меня.

   Моих ледяных рук коснулись тёплые пальцы королевы, запуская мои пульс и дыхание, но прежде чем я успела поблагодарить её взглядом за спасение, Эуреза просто раздавила меня повелительным и спокойным:

   – Мы с Гордом Четвёртым решили сочетать браком мою дочь Рейну и его племянника Бьёрна. Уверены, этот союз укрепит мир между нами сейчас и станет залогом добрых дружеских отношений в будущем!

   Мне хотелось завопить «Нет!!!», а потом проорать ещё бесконечное количество раз это слово. До тех пор, пока не охрипну или не сорву голос. Но вместо этого я обречённо молчала, понимая, что это конец. Всё плыло перед глазами, и где-то внутри разрасталась чёрная пустота.

   Двуединый, за что?! За что она меня убила? То, что не смог сделать синеглазый дикарь, безжалостно довершила моя любимая матушка…

   Пожалуйста, скажите, что это дурной сон!

   – Венчание состоится завтра в полдень, в Храме Стихий, – громко возвестила Эуреза, – А после него молодые отправятся в Сивильгард.

   Слова её ударили по мне, как железное било по колоколу, и в голове оглушительно звенело.

   Будто не своими глазами я отрешённо наблюдала за тем, как Эуреза передаёт мою руку синеглазому демону, и та тонет в его огромной ладони – грубой, мозолистой, шершавой и обветренной, как у простолюдина.

   От прикосновения к кайгену меня будто разрядом магии прошило. Тупо заныли все шрамы на теле.

   Навязанный мне королевой жених внезапно сделал движение другой рукой, и как-то раздражённо и небрежно надел мне на безымянный палец кольцо с квадратным синим камнем. Слишком массивное для моих тонких рук и какое-то совершенно не женское. А без бархатных перчаток, скрывающих шрамы на моих пальцах, оно оказалось бы ещё и большим. Такое чувство, что здоровяк был не готов к помолвке, а перстень просто стянул со своего мизинца либо вовсе у кого-то одолжил.

   Кайген отступил от меня так резко, как будто пытался удрать. И не пребывай я в шоковом состоянии, ещё бы и посмеялась над тем, что свирепый дикарь шарахнулся от меня словно от прокажённой.

   Но сейчас мне было совершенно не до смеха. Разум, парализованный внезапным моральным ударом, начинал медленно приходить в себя, обрисовывая перспективы моего дальнейшего существования, одну ужаснее другой.

   Сквозь толстую вату оцепенения пробивались обращённые к Горду Четвёртому и его племяннику какие-то слова Эурезы, но я не могла разобрать ни одного из них. Я отказывалась верить, что это происходит со мной! Мне казалось, если я сейчас закрою, а потом открою глаза, исчезнут и кайгены, и взирающий на меня с жалостью двор, и подарившая меня врагу королева.

   Я, наверное, что-то прослушала, потому что, когда вынырнула из пучины засасывающих меня мыслей и эмоций, тронный зал начали покидать его посетители.

   Кайгены, сопровождаемые дворцовыми слугами в выделенные для них покои, выходили в одни двери, эринейцы в другие, а мы с королевой так и стояли посреди зала, как две радушные хозяйки, выпроваживающие дорогих гостей.

   Притворство… Одно сплошное притворство…

   Когда стихли последние шаги, Эуреза коротко кивнула канцлеру и своим советникам. Верным подданным не нужны были её слова, они всегда понимали королеву с полу-жеста. И я понимала… К сожалению.

   Она хотела остаться со мной наедине. Я точно знаю, зачем. Только сил слушать её доводы и оправдания у меня больше не было. Душила обида. Жгучая и горькая.

   Я ведь жизнь за неё готова была отдать!

   Лучше бы я с честью умерла в бою, чем жить дальше, зная, что каждый следующий день будет хуже предыдущего.

   Двери закрылись с резким хлопком, и вместе с этим звуком что-то треснуло в моей груди. Сердце, наверное…

   – За что, Эуреза?

   Ноги подкосились, и я упала перед королевой на колени – жалкая, растоптанная и сломленная.

   – Зачем ты приказала целителям меня спасти – для того, чтобы сейчас заставить пожалеть о каждом прожитом дне? Разве ты не понимаешь, что со мной сделают эти чудовища?

   Не стану лгать, я ожидала от неё услышать нечто другое, поэтому ответ меня напугал ещё больше.

   – Я ничего не могла изменить, Рейна. Таково было условие Горда Четвёртого. В обмен на перемирие он потребовал отдать им тебя. Он настаивал на браке своего племянника с моей дочерью. А у меня есть только ты…

   Эуреза выпрямила спину, смахнула выкатившиеся из уголков глаз слёзы и твёрдым взглядом посмотрела на меня.

   – Я обязана думать о своём народе. Таков мой долг. Таков и твой долг как истинной дочери Эринеи. Они уничтожили основной костяк наших магов! Захватили огромную территорию и окружили столицу! Мы не смогли бы долго сопротивляться, и я предпочла рабству и поражению – мир. Тебе в приданое даруются земли, на которых стоит Хель-Тери, волшебные камни из королевской сокровищницы, два сундука…

   – Ты отдала кайгенам Приграничье? – перебив Эурезу, ужаснулась я и поднялась с пола.

   – Я отдала его тебе! – парировала королева.

   – Ты подарила его вместе со мной моему будущему мужу! Приграничье теперь принадлежит кайгенам! Не делай вид, будто этого не понимаешь.

   – Это тоже было одним из их главных требований! – сорвалась на крик королева и тут же взяла себя в руки. – Мы могли потерять значительно большую часть территории.

   – Мы её уже потеряли, – обречённо обронила я. – Они убьют меня, заберут себе Приграничье, а потом станут продвигаться вглубь Эринеи!

   – Они не смогут тебя убить! Это оговорено одним из пунктов брачного договора. Хоть это я смогла выторговать для нас. Приграничье может перейти в наследство только твоему ребёнку, рождённому в браке с кайгеном. И при условии, что ты доживёшь до совершеннолетия своего сына!

   Сына?!.. Я попятилась и сглотнула.

   Это звучало чудовищно. Я и этот северный дикарь?!

   Ну да… Как же я это упустила? Детей ведь делают вдвоём…

   Воображение подкинуло дров в костёр моей паники, и к горлу подкатила тошнотворная волна страха.

   – То есть ты растянула мои мучения ещё на шестнадцать лет? Лучше бы я погибла во время осады цитадели…

   Эуреза схватила меня за плечи и легонько встряхнула:

   – Я придумаю, как вытащить тебя и ребёнка оттуда! Я обязательно придумаю! Мне просто нужно немного времени. Придётся потерпеть, дорогая.

   Потерпеть… Легко советовать такое, когда делать это предстоит кому-то другому.

   Высвободившись из рук крёстной, я почтительно присела в реверансе перед своей королевой и, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, произнесла:

   – Позвольте мне уйти, Ваше Величество. Я устала, а мне ещё следует подготовиться к свадьбе.

   Королева тяжело вздохнула, не сводя с меня грустных глаз, а затем вяло взмахнула рукой:

   – Ступай. У тебя сегодня действительно много дел. Собери свои вещи. Можешь взять с собой всё, что пожелаешь. Это тоже оговорено в брачном соглашении.

   Я кивнула и поплелась к выходу.

   Вещи… Всё, что пожелаешь… Глупость какая!

ГЛАВА 3

– Какого виххарда ты согласился здесь остаться? Мы могли вернуться сюда завтра. Здесь отовсюду несёт подлостью!

   Бьёрн беспокойно озирался по сторонам, и в каждом углу ему виделись подстава или западня. Роскошный дворец, наполненный лживыми и двуличными существами, не вызывал ничего, кроме желания поскорее его покинуть.

   – Успокойся, они ничего нам не сделают. Эту битву мы выиграли! У нас их Первый маг, и Эуреза знает: его прикончат первым, случись что с кем-то из нас. А он ей нужен! Даже больше собственной дочери! Кстати, ты доволен? – с ленивой небрежностью поинтересовался Горд Четвёртый.

   Тихая ярость заклокотала в горле Бьёрна, но он слишком хорошо умел себя контролировать для того, чтобы дать волю лишним эмоциям при дильфаре.

   – Доволен ли я, что ты решил связать меня узами брака с тварью, перерезавшей половину моих эйтаров? – мрачно уточнил он. – Более чем! Даже не знаю, что мне теперь делать с таким щедрым подарком – утопить её сразу, как взбесившегося выродка, или немного помучить?

   – Могу предложить более приятный вариант, – весело ответил мужчина. – Просто представь себе её, ублажающую тебя на коленях каждый день…

   Громыхнул хохот кайгенов, посчитавших скабрёзную шутку своего правителя уместной, в ответ на что Бьёрн нехотя сложил губы в кривой усмешке и угрюмо возразил:

   – Сомневаюсь, что эта мороженная эринейская рыба способна поднять у меня хоть что-то.

   Мужчины зашлись очередным приступом смеха, а Бьёрн со злостью посмотрел на Горда и выплюнул сквозь сжатые зубы:

   – Ты её взгляд видел? Да она же смотрела на нас как на кучу навоза! Надменно задирала свой холёный нос и морщила его, как будто от нас нестерпимо воняло! И ведь ни царапинки на лице! Живучая тварь! Как она вообще смогла выбраться из разрушенной крепости и сбежать?

   – Я понятия не имею! Я тебе уже говорил, что когда мои отряды проникли в Хель-Тери, то обнаружили там только твоих погибших эйтаров и тебя под грудой их тел… Раненого, но живого.

   – Ты обещал отдать магичку моему клану по праву кровной мести, а вместо этого подсунул в жёны, лишив даже возможности на отказ или откуп! Зачем? У королевы достаточно родственников, которыми можно было заменить эту девку! Эта тварь должна была отдать свою магию источнику жизни!

   Горд оглянулся, словно опасался посторонних ушей, тут же увлёк Бьёрна в глухой угол и заговорил очень тихо:

   – Какой толк нам от неодарённых племянницы или двоюродной сестры королевы, раз уж твою жену всё равно придётся забрать с собой? Послушай, я выбрал магичку тебе в супруги по вполне понятым соображениям. Она владеет магией, и убить её, представив всё как несчастный случай, будет крайне непросто. Нам нужен твой наследник. И если эта девка выживет – кайгены получат нового Хранителя. Если сдохнет – значит, такова воля Прародителей. Не подставлять же опять под удар кого-то из своих. Надо всё проверить… Это хорошая идея! Подумай!

   Бьёрн был не мастером по части интриг, предпочитая хитрым вывертам прямоту и грубую силу, но в словах дильфара был резон. И духи священной Ирридэль, никогда не позволяющие мужчине пойти против совести и собственного сердца, сейчас назойливо нашёптывали кайгену, что он должен послушать своего правителя.

   – Ладно. Возможно, ты и прав, – ворчливо вздохнул он. – Я устал хоронить своих жён. Устал от чувства вины и неизбежности всё начинать заново.

   – Я знал, что ты меня поймёшь, – удовлетворённо похлопал его по спине Горд. – Но нам придётся сохранить всё в тайне. Ни одна живая душа не должна знать, что магичка – приманка. Даже Иден.

   Ироничная улыбка невольно тронула губы Бьёрна, а перечёркивающие лицо кайгена шрамы натянулись, не позволяя сделать её шире. Скрывать что-то от того, кто стал практически твоей тенью, было занятием глупым и бесполезным, а потому как быстро Иден разгадает тайну, оставалось лишь вопросом времени.

   – Он всё поймёт. Слишком хорошо меня знает.

   Горд азартно сверкнул тёмными глазами, пряча в короткой бороде самодовольный смешок:

   – Я позабочусь о том, чтобы он понял как можно меньше. От тебя требуется лишь молчание и соблюдение договорённости.

   – Ты не доверяешь конкретно Идену или абсолютно всем?

   – Доверие – опасное чувство. С ним надо быть очень осторожным, – утратил вдруг весёлость дильфар, с затаённой грустью посмотрев в глаза Бьёрна. – Однажды оно либо закроет твою грудь от удара, либо воткнёт тебе кинжал в спину. Так что сделай, как я прошу.

   Посчитав такой ответ абсолютно приемлемым и понятным, тот безысходно вздохнул:

   – Хорошо. Не волнуйся.

   – У нас всё получится! Договор и камни нам передадут утром до свадебного обряда, – уверенно заявил Горд. – Надо только действовать чётко по плану! Пока я буду отвлекать королеву и её придворных, ты обязан выбраться с магичкой из дворца. Если сможем завтра вечером незаметно вывезти её из Вальдоса – до Приграничья доберёмся к утру.

   – Мои эйтары только и ждут сигнала. Я сегодня осмотрю всё вокруг и найду нарисованный на схеме тайный выход. Могу хоть сейчас отправиться…

   – Не спеши, – согласно кивнул правитель Сивильгарда, приглушив энтузиазм Бьёрна. – Дождись темноты. Не надо лишний раз попадаться на глаза эринейцам. А пока можно и отдохнуть. Гляди, какие нам хоромы предоставили! – дильфар повёл рукой, указывая на украшенные барельефом стены, по которым вились золотые лозы, расцветали диковинные цветы и летали сказочные птицы. – Красота!

   Вся эта показная роскошь не вызывала у Бьёрна никаких восторженных чувств. Он не чувствовал в ней самого мастера, только его магию – искусную, тонкую, хитросплетённую, но всё равно неживую. Да в свистульках Идена и то больше души!

   – Ничего красивого я здесь не вижу, – угрюмо буркнул он. – Они, поди, забыли как резец или топор в руке держать! Мебель и та магами сколочена. Я тебе таким дерьмом весь вархейм* могу забить. Только захочет ли на ней кто-то сидеть?

   – Так уж и весь вархейм? – лукаво заломил бровь Горд, покосившись на стену рядом, откуда на него красивыми грустными глазами смотрела грациозная лесная лань. – А такое тоже можешь?

   И хотя Бьёрн точно знал, что дильфар его провоцирует, удержаться не смог. Уж больно чесалось оставить эринейцам «доброе» напоминание о себе.

   – Лучше могу! – ухмыльнулся он, и ударил в стену своей силой, чётко представив, какую картинку хочет получить в итоге.

   По алебастровой штукатурке поползла синяя искрящаяся волна магии, и на месте пугливой лани появилась звериная морда – лохматая и свирепо оскаленная.

   Горд изумлённо отпрянул от художества сородича, несмешливо заметив:

   – На тебя похож. Ты испортил Эурезе стену!

   – Ничего не испортил, – довольно заявил тот. – Будет ей памятка: здесь был я, ваш зять!

   – Бьёрн, – задорно окликнул его Волс. – А давай ей тут про всех нас напоминание оставим?

   – Ага, – поддержал его Орфрид. – Чтоб, как только вошла, так сразу в обморок от напоминания грохнулась.

   – И желательно, чтобы они твою красоту потом даже с магией содрать не могли! – поддакнул ему ещё один побратим.

   – А ну тихо! – беззлобно шикнул на них Горд. – Как дети малые! Дома дурачиться будете. У нас здесь ещё дело незаконченное, так что ведите себя хорошо. И сядьте, поешьте!

   – А это вообще жрать не опасно? – кивнул на длинный, заставленный едой стол Волс. – Вдруг оно отравленное?

   – Ты от стряпни своей Ранди до сих пор не откинулся, а всё о каких-то ядах переживаешь! – насмешливо подмигнул ему Бьёрн, и кайгены, хоть раз пробовавшие жутко солёную или острую похлёбку супружницы Волса, зашлись весёлым хохотом.

   Насупив густые тёмные брови, Волс метнул в Хранителя полный обиды взгляд и в сердцах буркнул:

   – Я посмотрю, чем тебя твоя магичка кормить будет! И сможешь ли ты это переварить!

   Бьёрн замер, свирепо уставившись на парня, и тот, виновато опустив серые со стальным отливом глаза, неловко передёрнул плечами:

   – Прости, оэн*, я не со зла это сказал. Просто не люблю, когда мою Ранди обижают. Может, она и не лучшая в Сивильгарде стряпуха, но меня устраивает.

   Он был прав. Кому какое дело, отчего у зеленоглазой и улыбчивой жены Волса, с утра до вечера поющей, словно сладкоголосая птичка, постоянно пригорали то каши, то жаркое? Главное, что смотрела она на своего мужа как на ясную зорьку, а пела так красиво, что и сам Бьёрн, нередко проходя мимо их дома, заслушивался.

   Ему вдруг стало стыдно за свою неудачную шутку и, протянув побратиму ладонь в знак примирения, он произнёс:

   – И ты меня прости. Не хотел тебя обидеть. Твоя Ранди замечательная хозяйка, а когда поёт, так можно не только о еде забыть, но и о том, куда шёл.

   – Это верно! Вот бы сейчас её послушать, – согласно закивали все мужчины, и губы Волса тронула мечтательная улыбка, совершенно не подходящая облику сурового и хмурого кайгена.

   Где-то глубоко в душе Бьёрна шевельнулось что-то похожее на зависть. Неправильная и необоснованная. Кто же виноват в том, что по возвращению домой Волса ждут ласки и объятия жены, а его, Бьёрна… Впрочем, кайген постарался задавить и тень мысли о том, что его теперь ждёт.

***

В заполненной прислугой и швеями комнате царила тихая и мрачная атмосфера, как будто мне шили не свадебное платье, а погребальный саван.

   Женщины со скорбными, унылыми лицами хлопотали вокруг меня, ловко примётывая по месту выкроенные куски ткани. Общались они между собой шёпотом или знаками, опасаясь, что их болтовня спровоцирует у меня истерику.

   Напрасно. Оплакивала мою загубленную жизнь только Лютея, периодически исчезая за ширмой и появляясь оттуда с опухшим от слёз носом и красными глазами.

   Мне уже было всё равно. Пустым взглядом сухих глаз я смотрела, как за окном хаотично кружат пушистые снежинки, бьются о стекло, тщетно пытаясь ворваться в комнату, наполненную светом и теплом, и не понимают, что здесь их ждёт погибель.

   Мне виделась в этом какая-то аллегория и схожесть с собой. Я, как те снежинки, медленно падаю в неизвестность. Пугающую и безрадостную.

   – Госпожа, мы закончили. Желаете на себя посмотреть?

   Одна из девушек услужливо застыла передо мной с круглым бронзовым зеркалом, но я даже не повернула в её сторону голову, продолжая смотреть в окно.

   – Нет.

   – Платье будет готово к утру, – будто мне было не всё равно, заметила она, помогая остальным швеям снимать с меня смётанный брачный наряд.

   Отрешённо кивнув, я переступила через ворох белой ткани, съехавший к моим щиколоткам, и как только женщины вышли из комнаты, облегчённо выдохнула.

   Позади раздалось тихое сопение Лютеи. Подбирая разбросанные по полу обрезки лент и лоскутов, она тихо давилась слезами, изо всех сил стараясь на меня не смотреть.

   – Перестань. И так тошно, – устало качнулась я. – Принеси мне лучше воды. Во рту пересохло.

   Девушка кивнула, на миг замялась, а потом рухнула передо мной на колени, прижавшись губами к изуродованным пальцам на моей правой руке.

   – Как же это, госпожа? Что же это делается? За что же вас этим извергам на поругание? Как подумаю, что мне завтра постель стелить для вас и этого… Жить не хочется!

   Сердце ухнуло вниз, а ладони вмиг стали липкими и холодными. О том, что случится завтра, я вообще старалась не думать, потому что меня начинало лихорадить и колотить мелкой дрожью. Не такой я себе представляла свою первую брачную ночь.

   – Хватит плакать, – грустно погладила голову преданной и верной служанки я. – Ты меня расстраиваешь. Иди собирай сундуки, Лютея. У тебя не так много времени для этого осталось.

   Встав с колен, девушка горько всхлипнула. Послушно кивая головой, она покинула мои покои, и опустошающая тишина легла мне на плечи тёплым пледом. Как долго ещё будет доступна мне эта маленькая привилегия – думать и грустить в одиночестве?

   Проследовав к окну, я взобралась с ногами на подоконник, подтянула к груди колени, тоскливо обводя взглядом улицу. Серая тень внизу привлекла моё внимание, и я не сдержала тяжёлого вздоха, узнав в запорошенном снегом парне, неотрывно смотрящем в мои окна, Ральфа.

   Я расторгла с ним помолвку через неделю после того, как пришла в себя и поняла, что от меня осталось. Поверил ли он моим жестоким словам, будто я его не люблю и никогда не любила – не знаю, но с тех пор он никогда больше ко мне не заходил, только подолгу стоял под моими окнами, заглядывая в них с ожиданием и щемящей тоской.

   Сейчас мне хотелось плакать, глядя на нахохлившегося, словно замёрзшая птица, парня, и сказать ему, что я никогда не заслуживала такого хорошего мужа, как он.

   Заметив меня в окне, Ральф плотнее запахнул полы своего плаща и, резко развернувшись, пошагал в сторону конюшен.

   Моё разбитое сердце болезненно заныло, и я вдруг уцепилась взглядом за удаляющуюся фигуру Ральфа как за спасительную соломинку.

   Почему я должна отдавать своё целомудрие дикарю, который не испытывает ко мне ничего, кроме ненависти? Я имею право хоть раз в жизни почувствовать, что значит быть любимой женщиной! И плевать, что со мной сделает кайген, когда об этом узнает.

   Соскочив с подоконника, я быстро накинула на себя меховой плащ с капюшоном и, выскочив в потайную боковую дверь, стала спускаться по винтовой лестнице в подвал, откуда по подземному переходу можно было добраться до конюшен. В том, что найду Ральфа там, рядом с его любимой лошадью, я даже не сомневалась.

   Удивительно, как сложно иногда делать совершенно обыденные вещи, когда в твоём арсенале больше нет даже самых простых магических возможностей, будь то умение зажечь щелчком пальцев световой файер или подстраховать себя руной устойчивости от падения на слишком крутой ступени.

   Винтовая лестница, по которой я бегала вверх и вниз, словно белка, всю свою сознательную жизнь, теперь казалась мне неприступным рубежом, преодолев который я совершу личный подвиг.

   Спеша добраться до Ральфа, я забыла взять с собой свечу, и теперь медленно спускалась в кромешной темноте на ощупь, ориентируясь только на число ступеней, что было мне знакомо с раннего детства.

   Я не боялась свернуть себе шею – больше переживала, что Ральф куда-то уедет, и я не успею с ним поговорить. Поэтому, когда в подвале обнаружился оставленный кем-то в держателе факел, схватила его и помчалась по подземелью к выходу.

   В дальнем углу мелькнула какая-то тень, заставив моё сердце совершить немыслимый кульбит.

   Опасаясь быть кем-то узнанной, я бросила факел на пол и со всех ног рванула вперёд, а уже через несколько секунд оказалась на улице, жадно глотая открытым ртом морозный воздух вместе со снежинками.

   Закрыв капюшоном лицо, я юркнула за угол хозяйственных построек, а потом, добежав до двери конюшни, бесшумно проникла внутрь помещения.

   Нос пощекотал запах сухого сена, опилок, овса и лошадей. Мне под ноги с громким урчанием бросился холёный чёрный кот, в надежде получить что-нибудь вкусное от поздней посетительницы места, где он считал себя истинным хозяином.

   Ласково почесав его за ухом, я с тревогой осмотрелась по сторонам, а заметив открытую дверь в стойло Шаболы, выдохнула с облегчением. Ральф был на месте и, скорее всего, разговаривал со своей любимой кобылой, угощая её яблоком или морковкой.

   Трусливо потоптавшись на месте, я сделала нерешительный шаг вперёд, и когда в проходе возник Ральф, замерла, чувствуя, как пульс грохочет в ушах и дрожь простреливает позвоночник.

   – Рейна?

   Я забыла, как мягко звучит его голос, когда он произносит моё имя. Вдруг поняла, что соскучилась по всему этому.

   – Что ты здесь делаешь?

   Его удивление мне было понятно. Кажется, сейчас я вовсю должна была готовиться к свадьбе.

   – Тебя искала.

   Признание вышло быстрым и совершенно ошеломительным для Ральфа. Он застыл, непонимающе дёрнул бровью и хрипловато спросил:

   – Зачем?

   – Хотела попросить у тебя прощения.

   – За что?

   Хороший вопрос! Если бы можно было ответить на него одним словом… Но их в моей голове сейчас было так много, и они никак не хотели складываться в правильные фразы.

   – За ложь и жестокость. Я обманула тебя, когда сказала, что никогда не испытывала к тебе никаких чувств.

   Ральф сжал губы, хмуро свёл к переносице светлые брови и, шагнув мне навстречу, тихо поинтересовался:

   – Зачем? Зачем ты это сделала?

   – Я посчитала, что так будет лучше для тебя. Ты заслуживаешь кого-то лучшего, чем жену-калеку.

   – Я тебе говорил, что для меня это не имеет никакого значения! – возразил Ральф.

   – Ты просто не видел, что со мною стало!

   – Видел! – в серых глазах парня полыхнуло отчаяние. – Я видел, какой тебя привезли в Вальдос! И я достаточно образован и умён, чтобы понимать, какие повреждения на твоём теле смогли залечить, а какие нет. Для меня было важно лишь то, что ты осталось жива. А шрамы не имеют никакого значения.

   Как же больно было слышать его признание! Особенно сейчас, когда уже ничего нельзя было исправить.

   – Помоги мне, Ральф!

   Я бросилась ему на грудь, замирая в тёплых и таких родных объятьях, тая от того, как бережно ладони парня гладили мою спину.

   – Как, Рейна? – со стоном выдохнул он.

   – Поцелуй меня!

   Подняв голову, я потянулась к его губам. Тронула их своими, и Ральф, обхватив моё лицо ладонями, с жадной нежностью стал покрывать его поцелуями. Так, что в голове стало легко и пусто, а в груди вспыхнул пожар, медленно и верно пожирающий меня в своём пламени.

   – Я люблю тебя, Рейна! Всегда любил и буду любить!

   – Сейчас, – дёргая ленты плаща и сбрасывая его со своих плеч, прошептала я. – Люби меня сейчас, Ральф! Мне так это нужно…

   Мужчина отпрянул, с растерянностью и недоверием глядя на то, как я расстёгиваю крючки на платье, а потом схватил меня за руки и сипло спросил:

   – Что ты делаешь, Рейна?

   – Разве не понятно? Я хочу, чтобы в моей памяти осталось хоть что-то светлое и чистое, то, что будет давать мне силы жить дальше!

   – Мы убежим! – внезапно встряхнул меня парень, и у меня невольно вырвался истеричный смешок:

   – Куда?

   – Уйдём во Фригардию или Семиречье! У нас с ними дружеские отношения.

   – Вот именно поэтому они и вернут беглецов Эурезе, потому что, пока на пути кайгенов стоит Эринея, у наших соседей нет особых проблем!

   – Тогда отправимся на юг! Переплывём море и попадём в Хидж...

   – А о том, что после этого станет с Эринеей, ты подумал? Ты понимаешь, на что ты обрекаешь всех, кто нам близок и дорог? Эурезу, твою мать и сестру, наших друзей по учёбе и тысячи простых, ни в чём не повинных людей?

   – Я не могу тебя потерять!

   Ральф бессильно прижался своим горячим лбом к моему, и я погладила его голову дрожащими пальцами.

   – У нас нет выбора. Боюсь, что и не было никогда. Я не прошу тебя совершать ради меня подвиг или идти на безумство. Просто хочу получить немного счастья, хотя бы в память о том, что между нами было. Я всегда думала, что ты будешь моим первым и единственным мужчиной. А если не единственным… будь хотя бы первым.

   – Рейна… – бессильно произнёс Ральф, сжимая меня в тисках своих рук до боли.

   – Пожалуйста!

   Отстранившись, я вытащила из кармана платья ключ от потайной двери моих покоев и вложила его в руку парня.

   – Я буду ждать тебя сегодня ночью. Ты придёшь?

   Тяжёлый вздох.

   Томительная минута тишины.

   Три удара сердца, и…

   – Приду, – прошептал Ральф, с силой сжимая в кулаке ключ.

   Шабола внезапно громко заржала в стойле, а следом за ней беспокойно отозвались другие лошади, заставляя нас Ральфом насторожиться.

   Что могло напугать животных в такой поздний час, я точно не знала, но предположила, что на мои поиски отправили стражей с факелами и собаками.

   – Спрячься, – затолкав парня за наваленные штабелями тюки с сеном, шепнула ему. – Выйдешь, когда все уйдут. Я скажу, что прощалась со своей лошадью.

   Подхватив с пола плащ, я суетливо набросила его себе на плечи и бросилась к выходу, пока ещё никто не успел войти в конюшню.

   Ветер ударил мне в грудь холодным кулаком. Мороз лизнул губы и щёки. У ног закружила позёмка, и из вьюжной пелены зимнего вечера, словно материализовавшийся призрак, вдруг возник кайген.

   Снег белыми нитями застрял его чёрных волосах, а опушённые ресницами глаза в полумраке казались двумя непроглядными тёмными омутами. От холода шрамы на его лице обозначились чётче, и теперь я видела даже тонкие рубцы на подбородке и на лбу с левой стороны.

   Во рту от страха стало сухо, а язык словно задеревенел.

   – Не позднее ли время ты выбрала для прогулок, женщина? – внезапно нарушил наше безмолвие кайген, и все волоски на моём теле поднялись дыбом.

   Голос мужчины был густым, бархатистым и рокочущим. Неправильным. Не таким, как я ожидала. Мне казалось, кайген должен гавкать подобно злому псу.

   – Я просто хотела немного побыть со своей кобылой, – с перепуга выпалила я и вдруг обмерла. Я что, перед ним оправдываюсь?

   – Нравится, как воняют лошади? – не дал мне опомниться он, двигая ноздрями, будто принюхивался, несёт ли от меня конским навозом.

   Злость залила глаза и обожгла нутро, словно хлыст.

   – Лошади пахнут жизнью и силой, а их гривы – ветром и снами! – холодно отчеканила я. – А воняют – медведи, когда после зимней спячки выползают из своей берлоги!

   Лицо кайгена перекосилось от ярости, и на миг мне показалось, что сейчас он меня ударит, потому что слишком хорошо понял скрытый подтекст, который я вложила в свою фразу.

   – Не надо лезть в логово зверя, – вместо этого грозно уронил он, развернулся и пошагал прочь.

   Вьюга кружила вокруг меня водоворотом, хлестала снежными крыльями, но я не чувствовала её холода. Я смотрела вслед огромной удаляющейся фигуре кайгена, и меня потряхивало. Двуединый, как я вообще смогу с ним жить, если от одного его вида все мои внутренности связываются в узел?

   Сердце забилось быстрее, и я воровато оглянулась на дверь конюшни. Самым правильным решением было бы поскорее убраться отсюда, пока меня действительно не кинулись искать, и я решила не испытывать судьбу, возвращаясь к Ральфу.

   Ключ у него, а значит, остаётся лишь немного подождать.

ГЛАВА 4

Случались ли вашей жизни разочарования? Горькие и, казалось бы, безысходные? Когда сердце, как стылую полынью, затягивает ледяной коркой и под ней остаётся всё, что делало вас когда-то живым.

   В эту ночь я умерла. Замёрзла, уйдя под лёд, потому что Ральф… не пришёл.

   Я ждала его до самого рассвета. Ходила по комнате, прислушиваясь к любому шороху, и с каждым таявшим часом таяли и мои надежды.

   Нет, я не винила его ни в чём. Возможно, остыв, он мыслил более трезво, нежели я, хорошо осознавая, чем для меня может обернуться наша единственная ночь в будущем.

   Да, всё правильно: порченых жён никогда не щадили. Умом я это понимала, а вот сердцем…

   Дверь в мою спальню тихонько отворилась, и крадущаяся Лютея удивлённо замерла на пороге, уставившись на мой силуэт у окна.

   – Госпожа, вы что же, и не ложились?

   Вместо ответа я тяжело вздохнула, набросила на сорочку халат и прошла мимо служанки в гостиную, зная, что скоро должны были принести на последнюю примерку свадебное платье.

   – Вы такая бледная, – увязавшись за мной хвостиком, жалостливо пробормотала девушка. – Хотите, чай горячий принесу?

   Мне ничего не хотелось, а ещё меньше я желала, чтобы служанка оставляла меня одну.

   Ещё день – и я больше никогда её не увижу, потому что условиями договора вещи мне с собой взять было позволено, а вот служанку – нет. Да и не стала бы я портить жизнь девушке, всегда служившей мне верой и правдой.

   – Ничего не надо, – похлопала рукой по дивану, приглашая Лютею присесть рядом. – Посиди со мной немного.

   Девушка послушно опустилась на диван, и я, вытянув из кармана халата кошель с деньгами, положила его ей на колени.

   – Это тебе. Там золотые эллары и несколько драгоценных камней.

   Лютея широко распахнула глаза, мгновенно ставшие влажными, и пока она не начала причитать и охать, я её обняла.

   – Хочу, чтобы у тебя был свой дом и свобода выбора. Живи так, как тебе захочется, и вспоминай обо мне иногда.

   – Госпожа… – только и смогла всхлипнуть девушка, заливаясь слезами.

   Я знаю, что буду скучать. По её преданности, заботе, ласке… И по её впечатлительности тоже буду скучать. Потом. А сейчас я сдержанно похлопала служанку по спине и спокойно произнесла:

   – Ну, будет! Скоро сюда придут. Надо привести меня в порядок. Не нужно, чтобы кто-то видел мою бледность и круги под глазами после бессонной ночи.

   Девушка закивала, вытирая нос рукавом, и, быстро поднимаясь, сообщила, что сейчас принесёт мне компрессы для глаз и лица с маслом клинии, мёдом и отваром пальцелистника.

   Но стоило ей открыть дверь в коридор, как до моего слуха донеслись голоса и крики людей, по всей вероятности, находящихся где-то на лестнице за углом или этажом ниже.

   – Что там? – подалась вперёд я.

   Внимательно прислушиваясь, Лютея вытянула шею, а потом, преградив мне дорогу, заботливо попросила:

   – Вам лучше не выходить, госпожа. Мало ли что там могло случиться, пока эти северные дикари хозяйничают во дворце! Я сама сбегаю, посмотрю.

   Кивнув, я вернулась в свои покои и, пока надевала платье, почему-то никак не могла отделаться от необъяснимого чувства тревоги, занозой засевшего в сердце.

   Прошло около получаса, а Лютея всё не возвращалась. Натянув перчатки и закрыв короткие волосы домашним чепцом, я вышла в коридор.

   Шум, который я слышала в прошлый раз, как оказалось, до сих пор не утих и, решив, что служанка так долго задерживается именно по этой причине, я двинулась на звук.

   Чем ближе я подходила к его источнику, тем отчётливее становились слышны голоса дворцовой охраны, резкий командный тон её начальника и чьи-то жалобные всхлипы.

   Ускорив шаг, я добралась до лестницы, а когда начала по ней спускаться, ноги вдруг начали дрожать.

   Бывало ли у вас так, что ещё не видя случившейся беды, вы уже о ней знали, и всё о чём вы могли молиться и просить, когда туман предчувствий рассеется – лишь о том, чтобы все ваши страхи были напрасными?

   Я уже знала, что увижу его там, когда прошла два пролёта и напоролась на спины охраны и слуг, окруживших кого-то, лежащего перед ними на полу.

   Сердце на миг перестало биться, пока я пробиралась сквозь толпу, а потом взорвалось нестерпимой болью, стоило увидеть распластавшегося ничком Ральфа, из спины которого торчал нож – с белой костяной ручкой, обмотанной тонким кожаным шнуром и звериной головой в навершии.

   – Госпожа, не нужно вам на это смотреть!

   Навстречу мне бросилась рыдающая Лютея, но я её не слышала.

   Оттолкнув девушку с дороги, я упала на колени, с ужасом касаясь уже похолодевшего тела любимого человека. Моя рука, движимая неподвластным мне импульсом, ухватилась за нож, и только выдернув его из Ральфа, я почувствовала, как по щекам бегут горячие слёзы.

   Мне казалось, вокруг меня начинают гореть и рушиться стены, погребая меня вместе с мёртвым Ральфом под грудами пепла и пыли.

   Мой мир катился в бездну. И в этой ужасной катастрофе повинна была лишь я сама!

   Я безвольно прижалась щекой к плечу парня, шепча отчаянно и безутешно:

   – Прости меня…

   Над нами вдруг раздалось пробирающее до дрожи: «Что здесь происходит?», и я замерла, словно обожжённая внезапным разрядом магического аркана.

   Медленно подняв голову, я посмотрела в глаза задавшего вопрос кайгена, и наши взгляды высекли искры. А потом моя чёрная ненависть ударилась об его ледяное спокойствие, заставляя меня крепче сжать в ладони нож.

   Как же мне хотелось воткнуть его в грудь моего будущего мужа. Чтобы вошёл с чавканьем! По саму рукоять!

   Тяжело дыша от переполняющей меня ярости, я поднялась и швырнула окровавленный клинок дикарю по ноги.

   – Твой? – уронила я, бесстрашно глядя в холодную синь его глаз.

   Уголки губ кайгена опустились вниз, кривя лицо мужчины в презрительной ухмылке, а затем испуганную, звенящую тишину взорвал его голос:

   – Кайгены не бьют в спину, женщина. Никогда!

   Глаза мужчины под тяжёлыми надбровными дугами ярко сверкнули, и, окинув всех собравшихся ненавидящим взглядом, он молча развернулся и спокойно ушёл вместе с двумя сопровождающими его дикарями, всё это время находившимися с ним рядом.

   Меня лихорадило.

   Я не верила ни одному его слову.

   Кайгены не бьют в спину?!

   Тогда чей нож я только что вытащила из мёртвого Ральфа?

   Руки сжимались в бессильной ярости, и только остатки разума не позволяли мне броситься за синеглазым демоном вслед, вцепиться зубами ему в горло и не разжимать их до тех пор, пока один из нас не сдохнет – он, истекающий кровью, или я, прибитая его тяжёлой рукой.

   Этого они от меня ждали, чтобы потом обвинить в нарушении перемирия? Зачем? Какую преследовали цель? Или, может, хотели показать, что контролируют каждый мой шаг? Смотри и помни: так будет с каждым, кто тебе дорог?

   В моей голове творился хаос, и я запуталась в вихре мыслей, но одну из них всё же осознавала чётко: Ральф по моей вине оказался разменной монетой в чужой игре.

   Боль раздирала душу и сердце. Я не находила себе ни оправдания, ни прощения.

   Кто-то обнял меня сзади за плечи, чтобы оттащить в сторону, но когда я попыталась вырваться, по мне ударили разрядом целительской успокаивающей магии, делая моё тело вялым и непослушным.

   – Унесите Ральфа и уберите здесь всё! – последовал за этим повелительный приказ Эурезы, которую, видимо, уже успели оповестить о случившемся и вместе с целителями привести на место трагедии.

   Приблизившись ко мне, королева с тревогой посмотрела в моё лицо, ласково касаясь ладонью моей щеки.

   – Тебе надо взять себя в руки, Рейна. Через несколько часов у тебя свадьба, – проговорила она. Так спокойно и бесстрастно, словно мы с ней стояли на вершине мира, а не на обломках моей жизни и её королевства.

   Я заторможенно мотнула головой и просипела:

   – Я не могу…

   – Можешь, – жёстко возразила Эуреза, потом стремительно обняла меня, и от её вкрадчивого шёпота у меня по коже поползли мурашки: – Клянусь, они нам ответят! За каждого убитого эринейца! Только помоги мне, дочка.

   Я подняла на королеву размытый слезами взгляд с немым вопросом в нём: «Как?» – и получила ответ:

   – Продержись у кайгенов, пока я не приду за тобой. Веришь мне?

   В её глазах светилась какая-то фанатичная убеждённость, граничащая с безумием. Я вдруг поняла, что мой отрицательный ответ просто разрушит её, лишит единственной опоры под ногами, на которой ещё держится её хладнокровие.

   – Верю, – кивнула я, уловив на губах королевы тень счастливой улыбки.

   – Моя девочка! – с затаённой гордостью произнесла она, крепче сжимая меня в своих объятьях. – А теперь ступай к себе. И будь сильной, как я тебя всегда учила…

   На миг смежив веки, я ушла с головой в заполнившую меня пустоту. Потом вынырнула из неё, сделала вдох и распахнула глаза.

   У меня забрали всё, что было мне дорого, оставив в душе лишь выжженное пепелище и… желание отомстить. Есть ли более сильная мотивация для потерявшего вкус к жизни человека? Не думаю.

   – Хорошо, – кивнула я Эурезе, высвободилась из её рук и, посмотрев на Лютею, приказала: – Идём!

***

Время до венчания прошло как в тумане. Вокруг меня все бегали, суетились и что-то говорили, а я была мыслями совершенно далеко. Я нашла способ отключиться от пугающей меня реальности и теперь витала в своих воспоминаниях, черпая в их теплоте силы, что не позволяли мне сломаться. Я вспоминала Ральфа; сказки старой няни; улыбку Эурезы, всегда желающей мне добрых снов; гонки на лошадях; детские проказы; мой первый огненный файер и… поцелуй.

   Светлые образы мелькали у меня перед глазами, переливаясь всеми цветами радуги, и мне хотелось улыбаться. А ещё больше отвернуть время назад и вновь стать той беззаботной девочкой, верящей, что пробежав под радугой, можно изменить свою судьбу.

   – Айдэ Рейна, всё готово! – кажется, мне повторили эту фразу уже в третий раз, потому что Лютея позволила себе осторожно коснуться моего локтя, чтобы увидеть хоть какую-то мою реакцию.

   – Простите. Задумалась, – безучастно ответила окружившим меня фрейлинам и слугам, по привычке устремив взгляд в окно.

   О вчерашней ночной вьюге напоминали лишь пушистые шапки снега, устилающие подоконник. Яркие лучи солнца бриллиантовыми искрами играли в их хрустальной белизне, а ещё наполняли комнату тёплым, слепящим светом. Даже природа бросала мне вызов, радуясь тогда, когда следовало бы плакать.

   – Я могу уже спускаться вниз? – уточнила у застывших и чего-то ожидающих от меня фрейлин.

   – Вы не посмотрите на себя, госпожа? – с откровенно слышимым в голосе разочарованием спросила служанка, очень долго и тщательно вплетавшая в мои короткие волосы фальшивые косы и нити жемчуга.

   Сквозь силу я заставила себя натянуто улыбнуться и попросить зеркало. Мне было абсолютно всё равно, как я выгляжу, но портних и слуг обижать равнодушием не хотелось.

   Я не узнала себя в отражении. Белое платье, расшитое тончайшей серебряной нитью, словно морозным узором, пускало искристые блики по всей комнате, и в нём я была похожа на снежную принцессу – тонкую, бледную и полупрозрачную. Наряд закрывал все повреждённые участки тела, умело скрывая мои недостатки, но обтягивал руки, талию и грудь, подчёркивая те достоинства фигуры, которые у меня ещё остались. Иди я в этом платье к алтарю с Ральфом – была бы самой счастливой!

   – Спасибо. Очень красиво, – призналась я девушкам, и от их улыбок в комнате стало ещё светлее.

   Хоть кому-то сегодня радостно.

   Не теряя больше времени на разговоры, фрейлины набросили мне на голову прозрачную фату с такой же вышивкой по самому её краю, а стоило закрепить её шпильками, в комнате тот час же появилась Эуреза.

   Несколько секунд королева смотрела на меня с нескрываемым восхищением, а затем, взяв мои затянутые белыми перчатками руки в свои, взволнованно заговорила:

   – Я горжусь тобой, дитя моё! Не могла бы гордиться тобой больше, даже будь ты моя настоящая дочь! Обещаю, что народ Эринеи никогда не забудет, что ты для него сделала!

   Мне не хотелось, чтобы это слышали посторонние, но опасалась, что подобного случая у меня уже не выпадет, поэтому тихо произнесла:

   – Я люблю тебя, матушка.

   – И я тебя, дитя моё! – в глазах Эурезы блеснули слёзы, но, быстро взяв под контроль свои эмоции, она улыбнулась и спросила: – Ты позволишь мне сопроводить тебя до кареты?

   – Ты поедешь не со мной? – расстроилась я.

   Губы королевы сожалеюще дрогнули и она пояснила:

   – Прости, дорогая, но по условиям брачного договора я должна до начала церемонии передать Горду Четвёртому те артефакты, что составляют часть твоего приданого. Я буду встречать тебя в храме.

   – Я понимаю…

   Взяв меня под руку, Эуреза торжественно прошествовала со мной к выходу, и пока мы спускались по лестницам и шли по коридорам дворца, все встречающиеся на нашем пути вельможи низко кланялись, почему-то глядя исключительно на меня, словно пытались выразить мне таким образом искреннюю благодарность.

   Выйдя на улицу, я на миг зажмурилась из-за яркого солнца и белого слепящего снега, а когда открыла глаза, застыла в неверии, не в силах оторвать взгляда от огромной радуги, цветным коромыслом повисшей в небе почти над нами.

   – Радуга… – ошеломлённо прошептала я. – Радуга зимой?!

   Эуреза приложила руку козырьком ко лбу, всматриваясь в небесную лазурь, а потом вдруг подмигнула мне, как маленькая озорная девчонка.

   – Это к удаче, детка! Вот увидишь, всё у нас будет хорошо!

   В «хорошо» я больше не верила, а вот от удачи отказываться не собиралась. Только на неё мне и остаётся надеяться, раз уж жизнь моя стремительно катится под откос.

   Я спустилась по устланным коврами ступеням крыльца к карете и, прежде чем в неё сесть, не удержалась, снова взглянув ввысь. Радуга никуда не исчезла. Разноцветный небесный мост висел над столицей, и получалось так, что на пути к храму мне обязательно посчастливится проехать под ним.

   С моей стороны было наивно и глупо верить в детские сказки, но почему-то в эту минуту об этом не думалось. Закрыв глаза, я загадала желание, а потом решительно села в карету, из окна которой можно было наблюдать за улицей, пока меня по традиции очень медленно везли к храму.

   Вдоль дорог стояли толпы людей, провожая мой экипаж тревожно-сочувственными взглядами. Я заметила, что некоторые женщины тайком утирают платками слёзы, а мужчины снимают головные уборы, выражая мне своё почтение. Наверное, именно в этот миг я поняла, что всё не зря и моя жертва не напрасна. Служение народу, в глазах которого видишь благодарность и уважение, есть наивысшее счастье для любого члена королевской семьи. Ради этого и жизнь отдать не жалко.

   Стоило моей карете подъехать к храму, как на площади начал громко звонить колокол, и от его оглушительных ударов моё с таким трудом обретённое спокойствие разбилось, словно хрупкое стекло. В горле пересохло, ладони замёрзли даже в перчатках, а в желудке болезненно потянуло.

   Я рассчитывала, что выйти из кареты мне поможет Ольбрахт – двоюродный брат Эурезы, или на крайний случай его сын, Шейм, а потому, когда увидела за распахнутой дверью Горда Четвёртого, от неожиданности отпрянула назад.

   Молча пялясь на здоровенного правителя кайгенов, я сидела на месте до тех пор, пока мужчина не подошёл ближе и уверенно не протянул мне свою крепкую руку.

   – Ну же, Рейна, – добродушно подбодрил он. – Не верю, что вы можете кого-то бояться.

   В карих глазах Горда заискрилось едва сдерживаемое веселье, и лицо мужчины, наводящего ужас буквально на всех жителей Эринеи, находящихся на этой площади, вдруг озарилось улыбкой, такой же солнечной, как сегодняшний погожий день.

   Для меня это было так же невообразимо, как радуга посреди зимы: разглядеть за личиной хладнокровного жестокого варвара черты милого и добродушного человека.

   Переведя дыхание, я приняла его помощь, спускаясь по лестнице на едва гнущихся ногах.

   У кайгена была горячая ладонь. Обжигающая. От неё по моим ледяным пальцам побежала горячая волна, и по всему телу расползлись колкие мурашки.

   Словно почувствовав мой озноб, мужчина крепче сжал мне руку, согревая её своим теплом.

   – Эуреза не смогла отказать мне в просьбе отвести вас в храм, – заявил он, устраивая на сгибе своего локтя мою ладонь.

   Очень хотелось выразить своё сожаление по этому поводу, но обстановка, воспитание и этикет не позволяли.

   Правда, не уверена, что мне удалось достаточно хорошо скрыть свои эмоции от кайгена, потому что через секунду он усмехнулся, а затем произнёс:

   – Не нужно притворяться, что вы не разочарованы. Вам это не идёт.

   – Откуда вам знать, что мне идёт и что я вообще сейчас чувствую? – напряглась я, пытаясь разгадать затеянную им игру и роль, которую он собрался отвести в ней мне.

   Горд перестал улыбаться, но и хмуриться почему-то не стал. Его лицо выглядело спокойным и умиротворённым.

   – Мне понятны ваши чувства, потому что вы – Рейна, мужественная девушка, а мужественные и сильные духом люди обычно предпочитают страдать не жалуясь.

   Я не очень поняла, что это было – попытка мне польстить или завуалированный комплимент, а потому решила не ходить вокруг да около и задала кайгену вопрос в лоб:

   – Что вам от меня нужно?

   Видимо, Горд Четвёртый был не из тех людей, которые любили отвечать прямо, собственно, он не очень-то и торопился с ответом в принципе. Зацепив меня взглядом, он вдруг обратил внимание на мамин кулон, который я, пока ехала в карете, достала из-за пазухи, и заинтересованно заметил:

   – Чёрный сапфир с подобным эффектом астеризма – очень красивый и редкий камень! Знаете, как его называют у нас в народе?

   Я понятия о том не имела, а ко всему прочему мне это было ещё и не интересно, но Горд вознамерился меня просветить в этом вопросе и продолжал рассказывать:

   – Его называют Звездой Вольха. Вольх является прародителем всех кайгенов. Так вот, считается, что владелец чёрного сапфира находится под мощной защитой. Камень помогает избегать неприятностей и неудач, позволяет распознавать ложь и уловки других людей. Носителем украшения с этим камнем просто невозможно манипулировать!

   Подобная справка была как раз к месту. Не утруждая себя необходимостью цеплять на лицо маску светского притворства, я позволила себе высказаться – честно и прямо, как чувствовала:

   – Я надеюсь, что манипулировать мной не получится ни у вас, ни у моего будущего супруга, ни у кого-либо ещё!

   Реакция Горда на подобную дерзость была неожиданной. Нелогичной. По крайней мере, для меня. Он согласно кивнул и выразил со мной полное согласие:

   – Я тоже на это рассчитываю. Очень рассчитываю!

   Пользуясь моей растерянностью, король довёл меня до открытых настежь дверей храма, но прежде чем продолжить свой путь дальше, оглянулся назад и указал взглядом на радугу:

   – Прекрасный сегодня день, Рейна! И знак замечательный! Духи предков дарят вам с Бьёрном счастье.

   Звучало как издевательство. Но ещё хуже звучало имя будущего «счастливого» супруга. От одного упоминания о нём у меня панически заколотилось сердце и холодные иглы страха вонзились в затылок.

   Если бы можно было подхватить юбки и бежать…

   Без оглядки.

   Куда глаза глядят.

   Мои глаза, к сожалению, смотрели в зыбкий полумрак храма, и в его священном укрытии видели возвышающуюся над всеми устрашающую фигуру кайгена, от которого мне теперь ни скрыться, ни сбежать уже было невозможно.

ГЛАВА 5

В Храме Всех Стихий испокон веков венчали лишь магов, и только они могли попасть в ту часть святилища, где проводился обряд. И дело было не в принадлежности одарённых к высшей касте, как привык считать простой люд, а в том, что брачующихся, не умеющих управлять хотя бы одной стихией, храм к алтарю просто не пропускал.

   Жениха и невесту туда обычно препровождал хранитель храма, он же следил соблюдением всех тонкостей обряда, а также за появлением магических меток, количество которых наглядно показывало, насколько прочен и выгоден будет союз. Если брак одобряла стихия огня, то на запястье левой руки каждого новобрачного возникал треугольник, острый угол которого смотрел вверх. Если воды – треугольник был перевёрнутым. Земля перечёркивала треугольник огня ровной линией внизу у основания, а воздух, соответственно, добавлял такую же вверху, у вершины. Обычно брак благословляла какая-то одна стихия. Иногда две или три. Объединённый символ всех четырёх стихий появлялся на руках пары крайне редко. И это всегда означало только одно: брак благословил Двуединый, и у соединивших свои судьбы и магии мужчины и женщины родится невероятно сильный наследник – маг высшей категории, избранный.

   Таким на моей памяти был только магистр Крид. Поговаривали, у его родителей на руках было именно четыре знака. У моих, если верить Эурезе, всего два. Но именно благодаря этому уровень моего унаследованного от них магического дара был достаточно высоким.

   Что касается нашей с дикарём свадьбы, то я даже прогнозировать не бралась, какой стихии захочется её одобрить. Вот было бы здорово, если бы ни одной! А ещё лучше, если бы магия храма вообще не пропустила бы его к алтарям. Я бы даже поверила в доброе предзнаменование радуги, уткнись этот пещерный медведь лбом в невидимую стену.

   Да, вы правы…Глупые фантазии! Кайген был магом, а значит, попасть в святилище мог совершенно беспрепятственно. В отличие от его угрюмых сородичей, вынужденных обособленной толпой стоять с правой стороны от входа.

   Никому из эринейцев не хотелось находиться рядом с нашими «милыми» соседями, потому вокруг них образовался своеобразный пустынный остров, ступить на который никто бы не решился и под страхом смерти.

   Горд Четвёртый примкнул к своим подданным, как только завёл меня внутрь и передал Эурезе, а его племянник стоял рядом с хранителем храма и смотрел куда угодно, но только не на приближающуюся к нему невесту. Я бы даже сказала, что стены, изрисованные рунами и древними письменами, вызывали у него куда больший интерес, чем я.

   Меня это вовсе не огорчало. Если бы кайген на меня вообще никогда не смотрел, я бы была ему ещё и благодарна. От его взгляда у меня начиналась паническая атака: деревенели руки и ноги, свистело в голове и холодело в груди. А страшнее всего было до него дотрагиваться. Я не могу объяснить причину таких ощущений, но кайген меня подавлял своей массой и мощью.

   Представьте себе, что вы – муравей, над которым завис тяжёлый сапог. Ещё секунда – он на вас наступит и просто раздавит…

   А я рядом с будущим супругом себя даже муравьём не чувствовала, тот хоть убежать может. Скорее глупой улиткой, пугливо спрятавшейся в своей тонкой ракушке, в надежде на то, что она её защитит.

   Ждать помощи мне было неоткуда, и потому, когда нас с кайгеном повели в алтарное святилище, я её даже у Двуединого не просила. Только чуть порадовалась, что в скрытом от посторонних глаз незнакомом месте дикарь чувствует себя так же неуютно, как и я.

   Хранитель начал подводить нас ко всем четырём алтарям по очереди, заставляя коснуться их руками, чтобы призвать дремлющие в них стихии в свидетели.

   Над серыми овальными камнями вспыхивали пучки мягкого рассеянного света, вызывающие удивление лишь у кайгена. Он переводил свой тревожный взгляд то с красного элементаля огня на синего воды, то с подозрением таращился на белый и чёрный отклик двух других стихий. А когда его попросили встать в центр круга и взять меня за руку, стал ещё более мрачным и пугающим, словно грозовая туча.

   Я чувствовала через его ладонь, как пульсирует в нём невероятная сила, готовая в любую минуту дать отпор и мне, и хранителю, и элементалям.

   Как же я завидовала кайгену! Мне так знакомо было это ощущение дара, наполняющего тебя, подобно сосуд жидкостью, до краёв, вот только воспользоваться им я больше не могла.

   Маг без магии… Кто он? Если вы скажете: «никто», то будете совершенно правы.

   Звучный голос хранителя между тем взял самую высокую ноту в молитвенном гимне, и всё пространство вокруг нас озарилось алой вспышкой, наградив нас с кайгеном правильными треугольниками на левых запястьях.

   Я отрешённо воззрилась на проявившийся знак, находя его очень подходящим для нашей пары. Кто, если не стихия огня, могла её одобрить?

   Огонь – это страсть, а наша взаимная ненависть друг к другу была так на неё похожа.

   Не успела я об этом подумать, как глаза ослепило белым, и треугольник на моей руке вверху перечеркнула горизонтальная линия.

   Воздух… Он тоже одобрял этот брак. Невероятно, но так символично. Я отметила кайгена воздухом, а он изуродовал меня огнём…

   Что-то треснуло у меня за спиной. И только когда всё вокруг заволокло мраком, я поняла, что происходит: стихия земли тоже сказала своё веское слово «за». Но увидеть свою догадку у меня получилось в уже мягком синем сиянии, заливающем всё вокруг, словно вышедшее из берегов море.

   На наших с кайгеном руках чернели два треугольника, которые, переплетаясь между собой, образовывали шестиконечную звезду – символ четырёх стихий.

   Это выглядело невероятно, пугающе и прекрасно.

   Кайген недоумённо хмурился, я вообще перестала дышать, а храмовник смотрел на наши знаки то ли с восторгом, то ли с ужасом. Наверное, с трудом верил, что стал свидетелем чего-то подобного.

   Он вдруг испуганно открыл рот, затрясся, будто увидел самого Двуединого, а потом указал дрожащим пальцем на кольцо, внезапно замерцавшее вокруг звезды на запястье моего теперь уже законного мужа.

   – Пятая стихия… Эфир, – потерянно прохрипел хранитель.

   Я вязко сглотнула, посмотрела на свою руку и обмерла, не в силах отвести взгляд от ещё одного символа, проявившегося на ней.

   Мифический эфир, получить силу которого лучшие маги Эринеи мечтали веками, отметил наши с кайгеном запястья, и что с этим теперь делать не понимали ни храмовник, ни я, ни тем более кайген.

   Знак пятого элемента, являющегося квинтэссенцией всех стихий, до этого момента я видела только один раз – в древнем магическом фолианте, хранящемся в сокровищнице Крайвенов, правящей династии Эринеи. И то мельком, когда маленькой, заигравшись, без разрешения пробралась в кабинет Эурезы.

   На её столе лежала толстая раскрытая книга с пожелтевшими от времени, ветхими и истёртыми страницами, где я и заметила незнакомый символ.

   От страниц веяло затаившейся магией и тайной. И мне вдруг показалось, что книга пахнет солёным морем, терпким дымом, талыми снегами и влажной землёй. Тонкий пергамент листов словно вобрал в себя запах тех времён, когда не было ни Эринеи, ни Сивильгарда, ни Семиречья или других земель, а всюду, куда ни кинь взгляд, простиралась древняя империя Хасфараг, правили которой избранные богами великие и могучие короли. И не было им равных по мощи и силе, потому что умели они двигать звёзды, ходить сквозь камни, поворачивать реки вспять и воскрешать мёртвых. Именно древним правителям Хасфарага приписывали владение Эфиром – вечной и неизменной Первостихией, из которой появились все остальные.

   И вот теперь утраченный элемент магии обозначился на коже моей руки, ввергая меня в ужас и трепет. Я понимала, что каким-то образом являюсь носителем Эфира, тайную магию которого смогу передать лишь своему наследнику.

   Ах, да… Опять забыла. Наследник ведь будет не только моим. И медведя-мужа тоже.

   И весь ужас заключался в том, что как только дикари поймут смысл появившихся на наших запястьях знаков, выдрать меня из их лап Эуреза не сможет уже никогда. Потому что чем больше детей родится у нас с косматым супругом (а он уж постарается, чтобы их было много), тем сильнее будут кайгены.

   От вполне вероятной перспективы рожать синеглазому чудовищу по ребёнку каждый год у меня спину пробило холодным потом. Распахнув глаза, я многозначительно и пристально уставилась на храмового мага, хлопающего раскрытым ртом, словно речной губошлёп.

   Он замер, как будто разгадал в моём взгляде мысленный посыл к нему, нервно дёрнул шеей и, стараясь не смотреть кайгену в лицо, изрёк:

   – Брак свершился. Отныне вы – муж и жена. И да не разлучат люди то, что соединили стихии!

   На этом моменте речи храмовника мой новоиспечённый муж раздражённо вздохнул и угрюмо поинтересовался:

   – Значит мы, наконец, можем выйти отсюда?

   Служитель снова беззвучно открыл рот.

   В этой главной части храма имел право говорить только он. Но невежество кайгена было выше закона, на него сие правило просто не распространялось.

   Молча проглотив неслыханное святотатство, хранитель покинул алтарное святилище, и кайген поспешно отправился за ним следом, не забыв прихватить с собой и меня.

   Его грубая, крепкая рука через чур жёстко сдавливала мою правую ладонь, поэтому и без того страдающие от множественных повреждений пальцы теперь ныли и болели ещё сильней.

   Жаловаться и скулить не позволяла гордость. А делать вид, что ничего не происходит, не давала боль. И чтобы хоть немного о ней не думать, я перебирала в своей голове все мыслимые или немыслимые способы, которыми я сейчас могу отплатить супругу за его несказанную «нежность».

   И первое, что мне хотелось сделать – это в отместку укусить дикаря со всей силы, чтобы он на потеху всем собравшимся взвыл и неприлично выругался.

   Хвала стихиям, что как только мы вошли в помещение храма, он отпустил мою руку, позволяя подоспевшей нас поздравить Эурезе меня обнять.

   – Сколько? – шепнула мне на ухо королева, сохраняя на лице фальшивую маску светской любезности и благодушия.

   Я очень хорошо понимала её волнение. Хранитель, выйдя из алтаря, помня моё предупреждение, не сказал ни слова о благословении стихий. И если кайгены не разбирались во всех тонкостях магического ритуала, то Эуреза сразу поняла: что-то пошло не так.

   Незаметно отогнув край перчатки на левой руке, я показала матушке появившийся на запястье знак, и глаза королевы на миг расширились, заполняясь восторженным ужасом и неверием. Заботливо поправляя на мне фату, она бросила косой взгляд на Горда Четвёртого и его племянника, с тревогой ожидая, какой будет реакция правителя кайгенов.

   Либо в сочетании стихий Горд совершенно не разбирался, либо о проявляющихся на запястьях символах и вовсе не знал, потому что не проявил к ним никакого интереса. Даже руку своего родственника не посмотрел. Лишь обнял его по-отечески и отступил в сторону, вынуждая вернуться ко мне.

   Обретая прежнее спокойствие и хладнокровие, Эуреза как ни в чём не бывало улыбнулась моему супругу, а затем и его королю:

   – Я поздравляю всех нас с успешным завершением сделки! Теперь, когда соблюдены все условия, мы можем отпраздновать это событие! Во дворце всё готово для свадебного пира. Вы ведь не откажете мне в такой малости – вместе с вами поднять тост за счастье моей дочери? И позвольте ей провести последнюю ночь в родных стенах!

   Я не знаю, был ли у этой просьбы королевы какой-то скрытый и неведомый мне план, но я от души была ей за неё благодарна.

   Прекрасно понимая, что брачной ночи с кайгеном мне всё равно не избежать, я хотела провести её на своей территории, в свой комнате и постели, где мне было бы не так стыдно и страшно ощущать себя беспомощной и унизительно-обнажённой.

   Горд, взглянув на меня, коротко кивнул и белозубо улыбнулся королеве:

   – Конечно, не откажу. Какая же свадьба без пышного застолья? Я тоже с удовольствием подниму кубок за счастье жениха и невесты.

   Эуреза благодарно улыбнулась в ответ, принимая от Горда галантно протянутую ей руку, а спустя несколько мгновений правители двух королевств следовали за мной и моим мужем будто два старых приятеля, ведя между собой милую и непринуждённую беседу.

   У нас с кайгеном-супругом так не получалось. Видимо, ни он, ни я не умели притворяться.

   Взявшись за руки, как того требовали традиции, мы молча шли к карете, которая должна была отвезти нас во дворец, не испытывая желания даже взглянуть друг на друга.

   При всей моей антипатии к мужу, именно в этот момент я вдруг поняла, что он такой же заложник обстоятельств, как и я. Вынужденный подчиняться приказу своего короля и долгу перед сородичами. Наверное, для такого, как он, было жутко унизительным взять в жёны женщину, дважды пытавшуюся его прикончить. И всё бы было не так ужасно, если бы напоминание об этих событиях я не отпечатала на его морде как фирменную метку, глядя на которую каждый кайген знал, что их непобедимого мага избила сопливая девчонка.

   Сочувствовала ли я ему? Нет. В данной ситуации себя я считала наиболее пострадавшей стороной. Не я напала на кайгена первой, и мне не стыдно за то, что защищала свою страну и честь как могла.

***

Едва двери нашего экипажа захлопнулись, а лошади двинулись с места, вернулась моя запоздалая паника.

   Мне с трудом удавалось взять себя в руки наедине с дикарём. Он был сильнее физически, магически, да и морально тоже, поскольку вряд ли, глядя на меня, испытывал какой-то доминирующий животный ужас. Я себя даже имя его с трудом могла заставить произнести.

   Бьёрн… Будто кличка звериная. Медвежья. А впрочем, медведь он и есть!

   Кайген в карете ощущался неуместным. Мощный и плечистый, он занимал собой почти всё её пространство, и когда на очередном ухабе задевал плечами или спиной стены, мне казалось, что карета вот-вот рассыплется под ним, как деревянная коробочка.

   Можете представить себе мои ощущения! Мне ведь и смотреть кроме него было больше не на что.

   Скользнув взглядом по его ногам, обутым в высокие сапоги из яловой кожи, я неожиданно заметила на носках и голенище совершенно невероятное тиснение в виде цветочно-растительного орнамента.

   В кожевенных гильдиях Эринеи существовало много искусных мастеров, но столь тонкой работы я ещё никогда не видела. Такая обувь стоила бы приличных денег и позволить её себе у нас могли разве что столичные вельможи.

   Мысленно удивившись, откуда кайген мог её взять, я впервые стала разглядывать во что он одет, и чем больше смотрела – тем больше недоумевала.

   Кожа наручей и пояса варвара была выделана в том же стиле, что и сапоги, в целом создавая образ единого комплекта. Причём исполненного в сине-коричневой гамме, выгодно гармонирующий с дублёной безрукавкой на шнуровке, словно влитой в необъятный мужской торс. Под неё кайген поддел кобальтового цвета стёганку, на которой вместо привычных квадратов или ромбов вышили сложный геометрический узор. Но самым красивым и необычным был кожаный наплечник варвара, выглядывающий из-под мехового плаща, сдвинувшегося с одного плеча, когда кайген пытался уместиться в карете. Доспех был объёмным и многослойным, а изображённая на нём голова оскалившего пасть зверя казалось настолько настоящей, что хотелось дотронуться до неё рукой и убедиться, что это лишь обман зрения.

   Двуединый, да мой пещерный супруг, оказывается, модник! Где он вообще всё это взял? Неужто специально для свадьбы прикупил?

   Карету внезапно тряхнуло, видимо, из-за попавшего под колесо камня, и я, застигнутая врасплох, слетела с сиденья, падая прямо на колени ненавистного мужа.

   У него оказалась молниеносная реакция, даже неожиданная для такого громилы.

   Крепкие пальцы впились в мои плечи как зубья капканов, удерживая меня в одном положении и причиняя моему израненному плечу боль. Кожа после заживших ожогов на нем была ещё достаточно чувствительной, и грубое прикосновение к ней вызывало очень неприятные ощущения.

   Повисла неловкая тишина. Мы молча смотрели друг на друга, словно видели впервые.

   Перечёркнутая шрамом бровь супруга вдруг высоко приподнялась, а ноздри затрепетали. Кайген очень странно меня разглядывал, хищно щуря свои невероятные глаза, в которых то и дело вспыхивало что-то пугающе-недоброе.

   Он резко отпустил одно моё плечо и потянулся свободной рукой к моим покрытым фатой волосам.

   От испуга я вывернулась и отпрянула назад, падая на сиденье. Пальцы инстинктивно сложились в магический знак, готовый создать боевой Аркан, и кайген застыл, потроша меня свирепым сверкающим взглядом.

   – Опусти руку, женщина, если не хочешь, чтобы вместо свадьбы началась бойня.

   Я сглотнула, согнула пальцы в кулак и вжалась в сиденье.

   Идиотка! Что на меня нашло? А если бы он успел ударить в меня магией раньше, чем понял, что я ровным счётом ничего не смогу ему сделать? Мало того, что я сама пострадала бы, меня ещё и обвинили бы в нарушении договора, а кайгены, вот уже сутки стоящие под стенами столицы, просто вошли бы в неё как законные хозяева.

   Я чуть было не совершила ошибку, за которую расплачиваться пришлось бы всему моему народу.

   – Это недоразумение, – заставила выдавить из себя слова извинения я. – Я не собиралась нападать. Просто… привычка.

   Кайген окинул меня угрюмым взглядом с головы до ног, и вдруг с выражением какого-то мрачного спокойствия на лице ровно выдал:

   – Жена с дурными привычками – всё равно, что блохастая псина. Пустишь в дом – и по углам начнут скакать блохи.

   Что?! Это он вообще о чём?

   – Плохие привычки придётся оставить здесь, женщина, – явно подразумевая под «здесь» дворец, столицу и Эринею в целом, бескомпромиссно заявил супруг, и я, тихо скрипнув зубами, мысленно пожалела, что не прибила этого гада ещё десять лет назад, когда сбросила его в Хель-Тери со стены.

   Сам он блохастый пёс! Вернее, облезлый медведь!

   Это прозвище очень прочно засело у меня в мозгах, а грубиян-муж совершенно не спешил обелять передо мной свою репутацию, каждой своей новой выходкой убеждая меня, что мою неприязнь он заслужил.

   Сначала дикарь оконфузил меня перед всем дворцом, когда на выходе из кареты разорвал мою фату.

   Летящая прозрачная ткань случайно зацепилась за крючок для шляп во время моего спуска на подножку. И пока я пыталась аккуратно отцепить её, не повредив целостность, кайген сделал вперёд широкий шаг, протянул руку и дёрнул фату на себя со всей силы. Раздался треск, и отодранный от моего убранства кусок так и остался висеть внутри кареты.

   Недолго думая, кайген сдёрнул с моей головы жалкое подобие некогда красивого покрова, скомкал его и, зашвырнув внутрь экипажа, закрыл дверь.

   – Это была моя свадебная фата… – сделав короткий вдох, сдержанно выцедила сквозь зубы я, стараясь сохранять остатки благоразумия.

   – Кто вообще додумался нацепить тебе на голову эту тряпку, женщина? – раздражённо рыкнул вместо извинения кайген, а затем выдал очередную грубость, заставив усомниться в его умственных способностях: – Новую куплю, если она тебе так нравится!

   Новую купит? Он нормальный? Зачем мне новая фата, если я уже вышла замуж в этой? За болвана, который не знает, что свой свадебный наряд каждая женщина хранит, как реликвию, для будущей дочери!

   Двуединый, о чём я вообще думаю?! Какая дочь? Да и не собираюсь я хранить ничего, что напоминало бы мне о худшем дне в моей жизни!

   Терпеливо поджав губы, я позволила кайгену ухватить меня за руку, изображая счастливую невесту, которую ведут во дворец.

   Моего терпения хватило ненадолго. Ровно до того момента, когда нас усадили за отдельный стол в торце зала, и к нему по давней традиции попытались подойти мои друзья и знакомые, чтобы поздравить жениха с невестой и преподнести подарки.

   Шеймару, Аделине и Варлему, детям герцога Оймара, королевского советника, с которыми я вместе училась в Вальдоской высшей школе магов, сразу же преградили дорогу четыре кайгена, стоящие возле меня и супруга в своеобразном почётном карауле.

   – Пропустите их. Это мои друзья, – вежливо обратилась к мужу я, наивно рассчитывая на его любезность.

   Я не знала, выпадет ли у меня ещё хоть один шанс когда-нибудь повидаться с ребятами, а потому на прощанье хотела сказать им хоть несколько добрых слов.

   Даже не повернув в мою сторону голову, словно я вообще была пустым местом, муж, продолжая хмуро разглядывать банкетный зал, уронил:

   – Я их не знаю.

   Раздражение забулькало внутри, словно забродившее вино, а потом зашипело, подкатываясь к горлу.

   – Достаточно того, что их знаю я! – холодно и спокойно отчеканила, глядя на мужа.

   Он повернул голову, пригвоздив меня уничтожающим взглядом к стулу. В синих глазах полыхнули недобрые огоньки, грозящие разгореться гневным пламенем.

   – Я сказал «нет», женщина! Привыкай к тому, что твоими друзьями теперь будут мои!

   Дикарь указал кивком головы на своих жутких сородичей, а потом добавил:

   – И только мне решать, с кем из них тебе будет позволено разговаривать!

   Я опешила. То есть мне теперь ещё и рот без разрешения нельзя открыть?!

   – Разговаривать… с ними? Увольте! – едко выцеживая из себя каждое слово, насмешливо взглянула на кайгенов я. – Да я лучше пойду в лесу с волками повою. И то быстрее с ними общий язык и взаимопонимание найду!

   Руки супруга, лежащие на столе, сжались в кулаки, а я с вызовом посмотрела ему в лицо, теряя чувство меры и страха.

   – Хочется меня ударить? – верно истолковав его жест и скрытое желание, усмехнулась я. – И что останавливает? Давай, бей! Начну привыкать к своему новому положению прямо сейчас.

   Шрамы на щеке и переносице кайгена побелели от ярости, а губы искривились так, словно мужчина еле сдерживался от злобного рычания. Клянусь, не будь в этом зале так много посторонних – он бы меня прибил.

   Было бы здорово, если бы он сделал это до того, как затащит меня в постель, потому что по своей воле я с ним не лягу.

   Словно почувствовав, что между нами что-то происходит, Горд Четвёртый встал со своего места и, высоко подняв наполненный вином кубок, произнёс тост, пожелав новобрачным долгой и счастливой жизни.

   По залу понеслись одобрительные возгласы. Эуреза кивнула, посылая мне тёплую улыбку, а мне вдруг так гадко стало – хоть плачь. Зачем весь этот балаган, лишь оттягивающий мою агонию? С чем они меня поздравляют? С кошмаром, который теперь стал моей реальностью? Я даже согласна на несчастливую жизнь, только чтобы недолго…

   Горько усмехнувшись, я поднесла к губам бокал, жадно хлебнув кисло-сладкий напиток с пряностями.

   По пустому желудку сразу разлилось успокаивающее тепло, и я, намереваясь усилить этот эффект, сделала ещё один глоток, чувствуя, как ноги тяжелеют, а голова становится лёгкой и пустой. То, что нужно! Напиться и забыться!

   – Хватит! – резко и грозно прозвучало у моего уха, а затем у меня на запястье сомкнулись крепкие пальцы мужа.

   Хотелось взбрыкнуть и послать его бешеному коню под хвост, но если бы я дёрнулась, вино вылилось бы на платье, а позора мне на сегодня и так хватило с головой.

   – Не нравятся пьяные женщины? – не удержавшись от шпильки, поддела я кайгена, ожидая выслушать от него очередную пещерную мудрость про дурных и непослушных жён.

   Несколько секунд он хмурился, разглядывая меня будто потешную зверушку, и вдруг спокойно спросил:

   – Думаешь, это тебе поможет ничего не чувствовать?

   Я сглотнула и крепче сжала ножку бокала, чтобы не выдать предательскую дрожь рук.

   – Ошибаешься, – не дожидаясь моего ответа, нравоучительно хмыкнул муж. – Будет ещё хуже. Полночи ты будешь блевать в первый попавшийся угол, а утром умирать от жуткой головной боли. К тому же в это пойло добавлено столько сока мандрагоры, что для удачного зачатия достаточно и одного глотка.

   Бокал дрогнул в моей руке, и к горлу подкатила едкая тошнота.

   Что?! Мандрагоры? Я не ослышалась? Кто-то добавил в наше вино вытяжку из корня растения, которым в Эринее лечили бесплодие? Здоровым супругам достаточно было выпить всего несколько капель перед возлежанием, чтобы жена понесла, и через девять месяцев появился желанный ребёнок.

   Я перевела взгляд с невозмутимо взирающего на меня супруга на Эурезу и Горда Четвёртого, о чём-то оживлённо и любезно беседующих между собой, поставила на стол вино и обречённо сникла.

   Не имеет значения, кто из них это сделал и какие преследовал цели. По сути, им всем на меня наплевать, но только у моего медведя-мужа хватило совести сказать об этом честно.

   Ну что ж… Придётся научиться жить и с этим.

ГЛАВА 6

Время тянулось невыносимо медленно. Играла музыка, слагали свои стихи трубадуры, публику развлекали нанятые акробаты, танцоры и фокусники, но я на этом празднике чувствовала себя покойницей, по которой справляют достойную её тризну.

   То и дело поднимались тосты, с каждым выпитым кубком становившиеся всё веселей, и притворяться, что я пью, отпала необходимость, поскольку все перестали обращать на меня внимание и замечать, что я ничего не ем и отставляю бокал, даже не пригубив его содержимое.

   За окнами темнело, и в моей душе разливался точно такой же холодный безысходный мрак. Поэтому, когда мой супруг поднялся с места и протянул мне ладонь, собираясь увести в спальню для совершения действия, которым по традиции должен был закончиться свадебный обряд, я была морально к этому готова. Мне казалось, ничто в моём равнодушном облике не выдаёт моих истинных чувств и… страха.

   Но если сохранять видимость хладнокровия меня учили с детства, то со страхом договориться было сложнее.

   Он вился тонким лоскутком пламени где-то в глубине моего сердца, и с каждым шагом, приближающим нас с мужем к опочивальне, разгорался всё сильнее. Обжигал лёгкие, лизал горячим языком пустой желудок, подбирался к горлу и гудел в голове.

   Муж замер перед самым порогом моих покоев, пропуская вперёд сопровождающих нас кайгенов, и я вздрогнула, услышав сдавленный крик Лютеи, не ожидавшей появления вместо меня и мужа группы дикарей.

   – Не трогайте её, пожалуйста! – наплевав на гордость, взмолилась я, резко поворачивая лицо к мужу. – Она всего лишь служанка, которой приказали ждать свою госпожу.

   Из-за дверей в этот момент высунулся один из провожатых и тихо сообщил:

   – Всё чисто, оэн.

   Молча ему кивнув, муж втянул меня внутрь покоев за руку, и я первым делом заметалась взглядом по сторонам, выискивая свою перепуганную служанку.

   Несмотря на то, что Лютея забилась в самый дальний угол, я всё равно видела её полные ужаса широко распахнутые глаза, сверкающие в полумраке, как у кошки.

   Стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости, я фальшиво улыбнулась девушке и спокойно произнесла:

   – Ступай на кухню, Лютея. Поужинай. Ты мне сегодня больше не понадобишься.

   Служанка затравленно взглянула на меня, потом на здоровенных кайгенов, стоящих на её пути к выходу, и срывающимся голоском пролепетала:

   – Слушаюсь, госпожа.

   Муж бесцеремонно подтолкнул меня к открытой спальне, не дав больше и словом обмолвиться с Лютеей, и когда, войдя за мной следом, закрыл за нами дверь, я почувствовала себя пойманной в ловушку мышью.

   На голову обрушилась пугающая тишина. Сердце забилось в горле, отсчитывая, как секунды, шаги приближающегося ко мне мужчины.

   Он замер, нависая надо мной словно каменная глыба, щурясь, втягивая носом воздух и сверкая своими невероятными глазами. В них вихрями закручивалось что-то непонятное и пугающее, не дающее мне и малейшего представления, как на это реагировать.

   Рука кайгена совершила медленное движение, на миг зависнув у меня над головой. Пальцы его вдруг ухватились за бриллиантовую шпильку, ловко выдернули её из причёски, а затем потянули одну из фальшивых кос, безнадёжно уничтожая созданную служанками красоту.

   На пол посыпались разорванные нити жемчуга. Бусины запрыгали по паркету, словно горох. А следом за ними мне под ноги стали падать шпильки и чужие волосы, тщательно и умело вплетённые в мои.

   Я впала в транс, пока кайген потрошил мою причёску. Лишь изредка вздрагивала, когда муж тянул за косы слишком сильно.

   Мои короткие и чуть волнистые из-за укладки пряди наконец свободно рассыпались по лбу и щекам, щекоча кожу на висках и затылке, и кайген, сделав шаг назад, впился в меня взглядом, рассматривая мой настоящий облик то ли с осуждением, то ли со злостью.

   Видимо, сейчас я ему не нравилась ещё больше, чем раньше. Знать бы ещё, почему.

   Он вдруг начал развязывать свой пояс, и все мои мысли тут же вытеснила паника.

   Я оглянулась назад, ища спасения в привычном уюте своей спальни, но натолкнулась взглядом на устланную белым вышитым бельём кровать, и сердце стало колотиться в груди так сильно, что стук его отдавался в голове и ушах.

   С ужасом и отчаянием я ждала, что мужчина начнёт раздеваться. А потому, когда вместо этого он задрал свою стёганку и начал быстро разматывать длинный шнур, плотно намотанный вокруг его талии наподобие корсета, впала в ступор, не понимая, что вообще происходит.

   В отличие от меня, муж мой очень хорошо понимал, что он делает. Шагнув к окну, он ловко повернул щеколду и распахнул деревянную створку, впуская в обогретую камином комнату морозный холод ночи.

   Перегнувшись через подоконник, мужчина поднёс к губам как-то по-особенному сложенные ладони, и в темноту полетел звук, похожий на крик белой совы. Прошло несколько секунд, прежде чем с улицы вернулся точно такой же отрывистый, пронзительный клёкот ночной птицы.

   Я попятилась, начиная догадываться, что задумал супруг. А он, поймав на себе мой тревожный взгляд, ловко завязал петлю на конце верёвки и, вымораживающее-спокойно глядя мне в глаза, пообещал:

   – Позовёшь на помощь, подашь сигнал или применишь магию – твоей служанке свернут шею. Понятно?

   Чего уж тут непонятного? Сейчас кайген разговаривал со мной на давно знакомом мне языке силы. Сделав глубокий вдох, я взяла себя в руки и хрипло ответила:

   – Понятно. Я буду нема как рыба. Но если с головы Лютеи упадёт хотя бы волос – твои мордовороты пожалеют, что на свет родились.

   Моя угроза была пустым сотрясением воздуха, поскольку без магии я могла разве что мелко напакостить кайгенам, насыпав им за шиворот семян почесухи или засунув в их длинные густые гривы горсть репейников. Но мой новоиспечённый муж не догадывался, что ему подсунули бракованную невесту, а потому словам моим поверил.

   Недовольно дёрнув щекой, он набросил на меня петлю и, затянув её на моей талии, подтолкнул меня к окну.

   – Будешь вести себя хорошо, служанку скоро отпустят.

   Рывком подняв меня с пола, кайген водрузил меня на подоконник, взобравшись туда следом. Свободный конец шнура он сначала перекинул себе через шею сзади, потом пропустил под правой рукой, а затем привязал его к своему поясу.

   – Держись крепко за верёвку, пока я буду тебя спускать, – буркнул он, а меня как ошпарило.

   Какое дельное замечание! А то я без него не знала!

   Я – боевой маг, и спуститься вниз таким способом могу вообще без его страховки!

   Нагло глядя в глаза мужа, я стянула петлю со своей талии на бедра и, держась за шнур, уселась на подоконник, свесив на улицу ноги.

   Ветер мгновенно ударил в лицо, играя с моими короткими волосами, но я не чувствовала мороза. Злость бурлила в крови, стучала в висках и подстёгивала к безумству.

   – Упустишь – твои проблемы, – усмехнулась я, беспечно соскальзывая с подоконника вниз.

   Над головой раздалась глухая брань, похожая на звериное рычание, а спустя мгновение свободного падения верёвка натянулась, надёжно удерживая меня на высоте.

   В сноровке «медведя» я даже не сомневалась. Упустит такой… как же! Но до чего же сильно хотелось хоть чем-то ему досадить, увидеть в холодных синих глазах что-то похожее на страх или растерянность.

   Отталкиваясь ногами от стены, я помогала ему спускать меня быстрее. Но как только ступни, обутые в тонкие, совершенно не греющие туфли, провалились в снег, на меня сзади без предупреждения набросили что-то тяжёлое, лохматое и тёплое, спеленав по рукам и ногам, словно младенца.

   Густой ворс забился в нос и рот, мешая нормально дышать, но это совершенно не волновало того, кто, перебросив меня через плечо, будто куль с мукой, куда-то бегом потащил.

   Впрочем, он был не один: под ногами моих похитителей громко скрипел снег, и, напряжённо прислушиваясь к звукам, я насчитала минимум трёх человек.

   Скрип внезапно прекратился, и мне показалось, что мужчины стали спускаться куда-то вниз, то ли в подвал, то ли в какой-то подземный ход, потому что шаги их замедлились и стали звучать гулко.

   – Волс, дай её сюда! – раздался властный приказ, и я почувствовала, как меня снимают с плеча, передавая в другие руки.

   Голос мужа я узнала сразу, а потому не удивилась, что меня схватили крепче и жёстче, чем раньше. У этого медведя была дурная сила и железная хватка. И он даже не осознавал, что, обнимая кого-то, может нечаянно раздавить.

   Я заворочалась в тисках его рук, не имея возможности даже выругаться. Кайген на миг замер, что-то буркнул товарищу, и мне неожиданно открыли лицо, откидывая с него меховой покров.

   Жадно глотнув свежий воздух, я попыталась понять, где мы находимся, но уткнулась взглядом в абсолютную темноту, совершенно не понимая, как кайгенам удаётся в ней ориентироваться.

   Они куда-то быстро бежали, не сбавляя темпа, за весь путь не перемолвившись друг с другом даже словом.

   Спустя какое-то время, судя по движению, мы стали подниматься вверх, а через мгновение над моей головой распахнуло крылья усыпанное звёздами ночное небо – бархатное и тёмное, притягивающее взгляд и заставляющее падать в его глубину.

   – Ну, наконец-то! Мы заждались, – послышались совсем рядом чужие голоса, звук которых вынудил меня повернуть лицо и гулко сглотнуть.

   Мы находились посреди залитого лунным светом заснеженного леса, а из-за каждой растущей рядом лохматой ели не спеша появлялись здоровенные кайгены, радостно скалясь моему носильщику и мне вместе с ним заодно.

   – Как всё прошло? И где Орфрид? – поинтересовался возникший рядом с нами мужчина.

   Он значительно уступал в росте моему супругу, но тёмный пучок волос на макушке, стянутый кожаными лентами, зрительно делал его выше. В правом ухе дикаря хулигански поблёскивало небольшое серебряное кольцо, наталкивая меня на мысль, что кайген довольно молод. На вид я не дала бы ему больше двадцати пяти, но определить точный возраст мешала его густая борода.

   – Твой брат догонит нас с Гордом и остальными, – сообщил ему муж, оглядываясь по сторонам, словно что-то искал. – Вы приготовили то, что я просил? – спросил он, и тот, что с серёжкой, оглушительно свистнул, а потом расплылся в широкой улыбке, глядя куда-то за мою спину.

   Мой медведь-муж резко развернулся, и у меня возникло неестественное желание прижаться к нему ближе, крепче, или вообще спрятаться за спину, потому что из лесной чащи вышли жуткие здоровенные звери, сверкая в темноте влажными глазами и белеющими клыками.

   Эйтары замерли в шаге от нас, выпуская в морозный воздух облачка белого пара из своих раскрытых ртов, и только сейчас я заметила, что на них была надета упряжь, похожая на конную, а за собой они волокли большие сани, устланные меховыми шкурами.

   То ли мой супруг ожидал увидеть что-то другое, то ли ему не понравилась упряжь на спинах его «милых» зверушек, но вместо благодарности он перевёл взгляд с лохматых чудовищ на весело скалящегося бородача и вопросительно изогнул бровь.

   – Что? – развёл руками тот. – Я тут вообще не при чём! Они сами это придумали. Лошади не выдержат наш темп, да и управлять ими будет непросто. А так… Быстро, наверняка, и долг зачтётся!

   Синеглазое чудовище как-то укоризненно мотнуло своей головой, шумно выдохнуло и потащило меня к саням.

   – Ты с нами пойдёшь? – поинтересовался у него парень, пока медведина устраивал меня на сиденье, кутая, как куклу, в несколько слоёв меха и шкур.

   – Нет, – рявкнул муж, усаживаясь со мной рядом. – Охранять её я могу доверить только Идену, но его с нами нет!

   Молодой кайген недовольно сверкнул глазами и оглянулся на своих сородичей, молча наблюдающих за нами со стороны.

   – Обижаешь, Бьёрн. Никто и пальцем её не тронет, раз так приказал дильфар.

   Я подозревала, что вышла замуж за неуравновешенно психа, но что он буйный настолько – стало неприятным сюрпризом даже для меня.

   Он вдруг поднялся с места, нависая над своим приятелем словно тёмная гора, грозящая извергнуть из своих глубин огненную лаву, а потом с проскальзывающей в каждом слове яростью прорычал:

   – Вы не тронете её не потому, что так приказал Горд, а потому что она – моя жена! И я перегрызу горло каждому, у кого на этот счёт несколько иные мысли! Есть желающие со мной поспорить?

   Таких явно не было. Кайгены отводили взгляды, признавая неоспоримое первенство и силу племянника своего короля, а меня вдруг начало потряхивать даже под тремя слоями наброшенных шкур. Двуединый, во что я вляпалась? Да этого громилу до ледяных мурашек боялись даже его дикие побратимы! Что уже говорить обо мне?

   – Мои эйтары, Хильгарда и Берита отправятся со мной! – не дожидаясь, пока кто-то решится нарушить гнетущее молчание, возвестил муж. – Остальные будут ждать Горда. До окончания сияния звёзд вы все должны быть на месте!

   Грузно плюхнувшись на сиденье со мной рядом, кайген исподлобья зыркнул на двух впряжённых в сани монстров, и те, будто услышав его мысленный приказ, трусцой побежали вперёд, ловко петляя по заснеженным тропам леса.

   Через несколько минут из-за деревьев справа и слева выскочило не меньше полусотни громадных чёрных эйтаров, окружив нашу повозку со всех сторон, обеспечивая нашу охрану и защиту.

   Лес начал редеть, впереди показалась залитая лунным светом заснеженная равнина, и звери, везущие сани, побежали быстрей, с каждым новым рывком наращивая темп и унося меня всё дальше от дома.

   Я с тревогой смотрела в ночную даль, такую же тёмную и неясную, как моя будущая жизнь, но с ещё большей опаской косилась на прижимающего меня к себе кайгена.

   Дёргаться после его пламенного монолога я не решалась. К тому же рядом с ним всё-таки было теплей, учитывая крепчающий мороз. Но кое-какие полезные выводы я для себя сегодня сделала, и, видимо, именно это и заподозрил по моему взгляду новоиспечённый супруг.

   – Что? – поймав меня на пристальном разглядывании его профиля, грозно поинтересовался он.

   Я так устала за сегодняшний день от переживаний, страха, внутренней борьбы с собой и неожиданного побега, что не смогла даже притворяться.

   – Ничего. Просто поняла кое-что очень важное.

   На лице кайгена мелькнуло удивление, и это была первая настоящая эмоция, кроме ярости и злости, которую я у него увидела с тех пор, как мы поженились. Он высоко заломил бровь, всем своим видом выражая интерес и невысказанный вопрос.

   Надо бы было промолчать и сохранить интригу, но злой демон уже дёрнул меня за хвост, и я закусила удила.

   – Я поняла, что твои сородичи обожают меня так же сильно, как и ты, но право прибить меня по-тихому ты почему-то оставил за собой!

   Супруг явно опешил от моего заявления, потому что пару секунд хмуро таращился на меня, а потом раздражённо буркнул:

   – Ты договоришься, женщина!

   – Язык оторвёшь? – съязвила я, понимая, что ничего он мне сейчас не сделает.

   – Выпорю! – грозно пообещал муж, и я проглотила собирающуюся слететь с губ колкость, сообразив, что у него рука не дрогнет выполнить свою угрозу, пусть и с отсрочкой вынесенного приговора.

   Разговаривать с «медведем» перехотелось. Зарывшись носом в тёплый мех, я зябко нахохлилась, прячась от бьющего в лицо ледяного ветра.

   Что говорить? К такому способу передвижения я не привыкла. В Эринее кареты были крытыми, да ещё и с магическим обогревом внутри, поэтому в санях я мёрзла, даже несмотря на предусмотрительную попытку кайгена очень тепло меня одеть.

   Не успела я об этом подумать, как муж бесцеремонно пересадил меня к себе на колени и, крепко прижав к груди, укутал ещё и в подбитую мехом полу своего плаща.

   – Спи, – низко прогудел он у меня над ухом, пугая своим голосом даже подвывающий ветер.

   Ко сну это как-то совсем не располагало. Прозвучало не убаюкивающе, а почти как «стоять», «лежать» или «идти в атаку», потому что именно таким тоном наш преподаватель по боевым арканам раздавал свои приказы, а за их невыполнение мог ещё и врезать силовой плетью чуть пониже спины.

   – Ехать ещё долго, – вновь нехотя заговорил кайген. Да он сегодня был просто невообразимо красноречив! – Спи, женщина, и не дёргайся. Так согреешься быстрей.

   Подёргаешься тут, когда тебя замотали в три слоя меха и шкур, как гусеницу в кокон! Эх, мне бы вернуть хоть пятую часть моей магии, я бы «медведя» согрела! Вовек бы не забыл!

   Но в моём нынешнем положении всё, на что я была способна – это огрызаться и дерзить, ведь иногда слова достигали цели и били гораздо эффективнее магии.

   Конкретно сейчас у меня даже на споры не было сил. Я устала. А после бессонной ночи, проведённой перед свадьбой в ожидании Ральфа, действительно хотела спать. Без разницы, что не в объятьях любимого, а в жёстких руках мужа, которого я боюсь и ненавижу.

   Вяло поразмыслив, я поняла: меня не тревожит даже отсутствие крыши над головой, и что везут меня одному Двуединому ведомо куда. Хотя нет. Сжимающий меня в своих крепких лапах «медведь» точно знал, в каком направлении мы двигаемся, но мне на это было уже наплевать, потому что я успела мысленно досчитать до тридцати и моментально вырубилась.

***

Я проснулась не от толчка или настойчивого приказа, а потому, что сквозь вязкую и ленивую дрёму стали пробиваться мужские голоса.

   Говорили тихо, вернее, шёпотом. То ли опасаясь меня разбудить, то ли пытаясь скрыть от меня суть беседы. Голос мужа я теперь могла узнать и в кромешной темноте, а вот кем были ещё два собеседника, оставалось загадкой.

   И хотя подслушивание чужих разговоров всегда считалось унизительным и недостойным айдэ занятием, показывать, что уже не сплю, я не стала.

   Уж очень хотелось услышать, о чём там шепчутся кайгены.

   – Можешь не притворяться, женщина, – внезапно громыхнуло у меня над головой.

   От неожиданности я вздрогнула и распахнула глаза, напоровшись взглядом на заросшее тёмной щетиной лицо мужа, нависающее надо мной.

   Сейчас он мне ещё больше напоминал медведя – свирепого, голодного и невыспавшегося, потому что его посреди зимней спячки вытащили из берлоги и вынудили тащить на себе страшно раздражающую его девицу.

   Как он вообще понял, что я не сплю? Я ведь даже глазом не моргнула! Но хуже всего – я настолько крепко спала, что даже не почувствовала, как сани остановились, и меня из них спокойно вынесли на руках.

   А куда меня, кстати, принесли?

   Испуганно ворочая по сторонам головой, я щурилась, пытаясь что-то разглядеть в темноте, и вдруг заметила впереди, всего в шаге от того места, где стоял кайген со мной на руках, знакомые каменные зубцы, обычно венчающие углы бастионов.

   В груди тревожно кольнуло. Зрение стало привыкать к темноте, и теперь мои глаза отчётливо видели чёрные провалы бойниц, куски разрушенной кладки крепостной стены и присыпанную снегом крышу уцелевшей башни, что когда-то была одной из прекраснейших «жемчужин» в каменном ожерелье Хель-Тери.

   Горло сдавил спазм, и я с трудом смогла сделать вдох.

   Что мы здесь делаем? Зачем кайгенам понадобилось привезти меня в поверженную цитадель?

   Сон и спокойствие словно ветром сдуло. Я смотрела на изломанные, покорёженные стены Хель-Тери, которая безуспешно прятала в темноте своё уродство, и думала лишь о том, как мы с ней сейчас похожи.

   – Они приближаются! – внезапно воскликнул один из стоящих рядом с нами кайгенов, указав рукой куда-то вдаль.

   Раньше на башнях горели факелы и магические маяки, освещая все подходы к цитадели. Сейчас же здесь было темно, как в проклятой Двуединым бездне, и я откровенно не понимала, что дикари в таком мраке вообще могли разглядеть.

   Кажется, ничего не видела только я. Потому что мой новоиспечённый супруг облегчённо вздохнул, напряжённо всматриваясь в ночную темноту, а потом спокойно бросил своим сородичам:

   – Идите встречайте Горда! Я подожду его здесь.

   Неуловимо, словно тени, дикари растворились в полумраке ночи, и у меня по хребту колко проползли мурашки. Нет, не от холода. От страха.

   Здесь и сейчас я, Хель-Тери и кайген обретали какой-то сакральный смысл. Словно мы были опорными точками чего-то великого и непостижимого – частью мироустройства, задуманного Двуединым богом.

   Мы не вписывались в рамки установленных веками правил и порядков, по всем канонам обязанные находиться по разные стороны крепостной стены. И тем не менее мир не катился в бездну, а башня не рушилась под ногами кайгена, с видом хозяина и победителя держащего меня в своих руках, как боевой трофей. Ветер шаловливо играл с тёмной гривой его волос, и возвышающийся над поверженной цитаделью чёрной громадой мужчина с надеждой и упрямством смотрел вдаль, словно видел в её туманном мареве одному ему понятное знамение.

   – Зачем мы здесь? – решив хоть что-то прояснить, обратилась к мужу.

   Слова мои инеем осели на ворсинках укутывающего меня меха, а ответа я так и не услышала. Кайген задумчиво пялился в темноту, как будто меня и не было.

   – Собираешься сбросить меня вниз? – не выдержав напряжения и тишины, поинтересовалась у него я.

   Он перевёл на меня рассеянный взгляд и тяжко вздохнул. Так, словно я отвлекла его от каких-то важных размышлений.

   – Пока ты спала, женщина, я почти передумал это делать.

   Правая бровь мужа лениво приподнялась, кардинально меняя выражение его лица.

   Я на секунду даже замерла от прозрения. Двуединый, да этот косматый медведь надо мной издевался, намекая на то, что с закрытым ртом меня даже можно терпеть.

   – Могу облегчить тебе задачу, – я задёргалась в спутывающем меня коконе, желая из него выбраться. – Прыгну вниз сама!

   Руки супруга прижали меня к нему ещё крепче, и не будь я завёрнута в толстый слой меха, этот громила сломал бы мне рёбра.

   – А может, и прыгать не придётся, – просипела я. – Ты придушишь меня быстрее, и весь этот кошмар закончится. А вы ни с чем уберётесь восвояси!

   Объятия «дорогого» супруга мгновенно ослабли. В морозных сумерках мне было не разглядеть его глаз, но судя по какому-то звериному рыку мужчины, я его достала.

   Мелко, но как же приятно!

   И кто знает, чем закончилась бы наша перепалка, если бы позади нас отчётливо не послышались шаги и из холодного полумрака не выступила мощная фигура Горда Четвёртого.

   Король выглядел… взъерошенным, что ли. Тёмные с проседью волосы беспорядочно вились вокруг его головы, а карие глаза сверкали азартным блеском, словно правитель бежал наверх по уцелевшим ступеням Хель-Тери с кем-то наперегонки.

   – Мы успели! – коротко сообщил он моему мужу, поднял к небу лицо и с облегчением сообщил: – Скоро рассвет!

   – Что вообще происходит?

   Я решила, что с королём кайгенов вести диалог намного проще, чем с угрюмым мужем – и ошиблась.

   Горд Четвёртый впился в меня пронзительным взглядом, будто пытался найти какой-то изъян, а потом с мягкой улыбкой, но скорее удивлённо, нежели констатируя факт, произнёс:

   – Она не спит?..

   – Она больше не пила ту бурду, когда поняла, что в ней, – нехотя, словно с одолжением буркнул «медведь», почему-то обрадовав этим своего правителя.

   – Я был уверен, что она ни о чём не догадывается!

   Почему-то почувствовала себя полной дурой, в присутствии которой к тому же ещё и судачат о её непроходимой глупости.

   – И о чём я не догадываюсь?

   Король кайгенов секунду помедлил, как мне показалось, сомневаясь, стоит ли посвящать меня в свои секреты.

   – О том, Рейна, что ваша королева хотела использовать вас втёмную, дабы обмануть нас и лишить силы подписанный договор.

   – И каким образом она собиралась это сделать?

   В правдивости слов Горда я сильно сомневалась, но послушать, что за заговор он собирался мне открыть, очень хотела.

   – Вам подали во время пира напиток с особым составом, – сообщил мне он то, что я и так уже знала.

   – И почему я должна верить, что подмешать мне мандрагору было идеей Эурезы? По-моему, для вас получение моего наследника намного выгоднее, чем для неё! Это гарантия того, что Приграничье будет законно принадлежать вам.

   Горд снисходительно улыбнулся и заметил:

   – Похоже, вы не очень хорошо разбираетесь в целебных и не очень свойствах мандрагоры.

   Я напряглась. Способностей к целительству у меня не было никаких, а потому в травах и изготовленных их них снадобьях я ориентировалась совершенно поверхностно.

   – Одна капля сока этого растения способствует быстрому зачатию, пять – даже лечат от бесплодия, если принимать их ежедневно в течение месяца, но когда выпить больше тридцати капель сразу, можно впасть в летаргический сон, очень похожий на смерть! Мандрагоры в вашем бокале было достаточно для того, чтобы усыпить лошадь. Утром после брачной ночи моего племянника обвинили бы в вашем убийстве, поскольку выглядели бы вы совершенно как мёртвая. И даже серым цветом кожи от покойницы ничем бы не отличались.

   Я закусила губу и отвела взгляд. Теперь понятно, почему я беззаботно спала всю дорогу.

   Говорил Горд складно и красиво. Теоретически Эуреза действительно способна была такое придумать и… Двуединый, я даже не могу её за это осуждать. План – чудо как хорош! Я согласна была проспать и месяц, лишь бы очнуться в Эринее, во дворце, среди тех, кого люблю и кем дорожу.

   Жаль, что кайгены каким-то образом всё узнали.

   – И что теперь вы намерены делать? – вздохнула я.

   Кайгены переглянулись между собой, и Горд Четвёртый достал из-за пазухи веленевый свиток, на котором был записан и скреплён мирный договор.

   – Мы собираемся создать условия, при которых обе стороны по отдельности не смогут нарушить подписанный мир. Потому что виновная в разрыве сторона понесёт серьёзные потери.

   Король быстро оглянулся через плечо, а я, проследив за его взглядом, вязко сглотнула, заметив, как на обломках разрушенных башен Хель-Тери ярко вспыхивают огни.

   – Камни на месте, – удовлетворённо сообщил Горд. – Можешь начинать, – обращаясь уже к своему племяннику добавил он, и меня тут же поставили на ноги, буквально вытряхивая из тёплых шкур.

   Даже если бы я поняла, что со мной собирается делать муж, всё равно бы не успела и трепыхнуться. С ножом он управлялся не хуже, чем с магией. Укол его был точен, молниеносен и неуловим. А ещё – одним шрамом на моих руках стало больше.

   Из пореза на левом запястье кровь собралась в густую тёмную каплю, которая начала увеличиваться в размерах, пачкая манжет платья и раструб перчатки. Капая вниз, кровь быстро окрасила снег под моими ногами.

   Наверное, при других обстоятельствах я бы оттолкнула или ударила кайгена, но следом за моей рукой он порезал и свою, а как только его кровь окропила кладку цитадели, стало происходить что-то невероятное.

   Волшебные камни, разложенные на полуразрушенных башнях Хель-Тери в каком-то пока непонятном мне, но строго определённом порядке, взорвались слепящими вспышками света, пронзая ночную тьму.

   Горд Четвёртый развернул свиток. И едва положил его на то место, где кровь кайгена и моя уже слились в одно красное пятно, воздух над развалинами цитадели расчертили снопы светящихся синих линии, исходящих из сверкающих камней и образующих паутину из сложнейших узоров, напитанных силами всех стихий.

   Хель-Тери словно была объята ярким голубым пламенем, которое заполняло собой развалы и пустоты поверженной крепости, латая магией то, что ею же было разрушено. Цитадель стала похожа на нереальный чёрно-синий город, построенный из камня и света, где резко обрывающуюся серую гранитную кладку продолжала эфемерная голубая, а сквозь призрачные куски восстановленных башен и бастионов открывался вид на спящие горы.

   Пол под моими ногами завибрировал, словно под землёй пробудилось что-то такое же древнее и могучее, как выплывающие из туманной темноты вершины Фрайтери. А затем откуда-то из-под фундамента Хель-Тери с гулом и шипением начали вырываться водяные потоки, устремляясь лазурными реками по долине и затапливая все дороги, ведущие к цитадели из Эринеи.

   Синяя вода бурлящими волнами устремлялась вдаль, разливалась огромным озером, и там, где на границе с сушей обозначались его неясные берега, поднимались прозрачные сияющие стены, сотворённые магией.

   Я представить себе не могла, что такое вообще возможно! Это не укладывалось в мои познания о создании столь грандиозных конструктов на крови. Но как бы упрямо я ни твердила себе, что такого попросту не может быть – магические границы никуда не исчезали, а когда Горд Четвёртый наклонился, чтобы поднять с земли свиток с текстом, я поняла, что их удерживало.

   На белом пергаменте ярким золотом вспыхивали пункты соглашения, скреплённого печатями Сивильгарда и Эринеи. И каким бы невероятным это ни казалось, но наша с синеглазым кайгеном кровь теперь была неотъемлемой частью вплетённой в документ магии. Он и я становились гарантами заключённого мира, неся ответственность за соблюдение всех оговорённых ранее условий. Если их нарушит мой муж, магия убьёт Горда четвёртого, подписавшего договор от кайгенов, если я – первой под удар попадёт Эуреза. Они связали меня магией крови по рукам и ногам, понимая, что я никогда не причиню своей приёмной матери вред даже в ситуации, убивающей меня медленно и изощрённо.

   И если до этого момента я надеялась, что однажды смогу найти какой-то выход и вернуться домой, то теперь я потеряла всякую веру в обещание Эурезы когда-то прийти за мной.

   Пока мы с ненавистным мне мужем живы, магия никогда не пропустит того, кто решится со злым умыслом нарушить воздвигнутые ею границы – ни дикарей, пожелавших напасть на эринейцев, ни королеву, мечтающую вернуть себе утраченное Приграничье.

   Я была в шоке. И больше не из-за того, что осталась изолированной и беззащитной среди чужого и враждебного мне народа, а потому что кайгены смогли провернуть такой невероятный трюк. Магия крови считалась ритуалом из легенд. Всё, что мне до этого момента о ней было известно, базировалось на домыслах и слухах, больше похожих на вымысел. Ведь создать подобную схему, задействовать в ней по максимуму все стихии и сделать привязку к определённым предметам, людям и месту сильнейшим магам Эринеи было не под силу, даже действуй они сообща.

   Синеглазый кайген играючи сделал это сам. Я лихорадочно рылась в дальних уголках своей памяти и понимала, что его вылазка десять лет назад была неслучайной. Уже тогда он готовился к этому дню, продумав всё до мелочей. А возможно, и не он один…

   Я украдкой посмотрела на Горда Четвёртого, и не смогла отвести взгляд, столько нескрываемого торжества и долгожданного триумфа светилось в его тёмных глазах.

   – У нас получилось! – хрипло обронил он, с улыбкой встречая просыпающийся рассвет.

   Кромку горизонта окрасило серым и голубым, и племянник короля облегчённо выдохнул в ответ:

   – Получилось.

   Кайгены повернулись, несколько секунд не разрывая зрительного контакта, а затем, стремительно шагнув друг другу навстречу, обнялись, уже не скрывая удовлетворения и восторга.

   Меня потряхивало от взгляда на них, от холода, отчаяния и потрясения. Панические мысли хаотично носились в голове, никак не помогая мне собраться и взять себя в руки.

   Наконец они разомкнули свои объятья, и Горд сначала многозначительно посмотрел моему дикому муженьку в глаза, а затем переключил своё внимание на меня и мою порезанную руку, кровь из которой уже даже не сочилась.

   Что-то было в его взгляде, в требовательно приподнятой брови и сжатой линии губ… Странное. Будто он ждал чего-то ещё от своего племянника, и это как-то касалось именно меня.

   – Бьёрн?.. – с ударением произнёс король.

   Тот мрачно сдвинул брови, коротко качнул головой и упрямо возразил:

   – Не сейчас!

   Сбросив со своих плеч меховой плащ, муж укутал в него моё окоченевшее тело, поднимая меня на руки. И только чувствуя чужое тепло, враз поднимающее у меня на коже все волоски дыбом, я поняла, насколько замёрзла. Даже язык не поворачивался что-то сказать.

   – Пора возвращаться домой! – заявил своему правителю кайген, собираясь спускаться со мной со стены вниз.

   На миг мне показалось, что на лице Горда промелькнули тревога и разочарование, но, видимо, это мне просто привиделось, потому что король Сивильгарда тут же отвернулся, любуясь рассветом и результатом потраченных племянником усилий, а потом равнодушно бросил:

   – Возвращайся. Я ещё немного побуду здесь.

ГЛАВА 7

Признаться, я не ожидала, что в Хель-Тери будет так много кайгенов. Пока мы с мужем спускались вниз, я наблюдала их повсюду – на стенах, бастионах, башнях и даже во внутреннем дворе. Все они повернули головы в том же направлении, что и Горд Четвёртый, и на лицах каждого, насколько я могла разглядеть, было выражение полного и абсолютного счастья.

   Я ровным счётом ничего не понимала в происходящем. Либо я не видела и не могла осознать каких-то далеко идущих планов кайгенов, успешным камнем в фундамент которых заложен был сегодняшний ритуал, либо то, что случилось сегодня, всегда было их конечной целью.

   Почему? Зачем?

   Вопросы множились, а давать на них ответы мне никто не собирался.

   Муж донёс меня до саней, и я с облегчением вздохнула, обнаружив, что эйтары, сопровождавшие нас в крепость, куда-то разбежались. Может, в поисках еды, а может, присоединились к своим хозяевам и теперь вместе с ними глазели на волшебное голубое озеро и окружающую его призрачную стену. В любом случае я была не против, мне с головой хватало и тех двоих, что везли повозку.

   Радость моя была недолгой. Из-под тёмной арки южных ворот стремительно вынырнули две огромные чёрные тени, за ними ещё четыре, а через мгновенье целая стая эйтаров уже бежала впереди и позади наших с мужем саней, увозящих меня в пугающую неизвестность.

   Сколько раз, будучи маленькой, я рисовала в своём воображении мир по ту сторону загадочных синих гор. Сколько споров, выдумок и разных слухов ходило вокруг Сивильгарда и его обитателей! Ещё несколько месяцев назад я бы много отдала, чтобы заглянуть хоть одним глазком за завесу окружающей наших соседей тайны.

   А сейчас, когда я была так близка к её разгадке, мне отчаянно хотелось вернуться домой и никогда её не знать.

   Но моего мнения никто не спрашивал. Звери бежали вперёд, словно сорвавшийся с поводка ветер, и горы, всегда казавшиеся мне такими далёкими и неприступными, с каждым мгновением становились всё выше и ближе, поражая своей величественной мощью и тишиной.

   В морозном воздухе слышался только скрип полозьев, скользящих по снежному насту, да громкое дыхание эйтаров, что чудились мне чёрными тенями на белом снегу.

   Изогнутый провал ущелья Ледяных Ветров уже был виден невооружённым глазом, и я непроизвольно ещё плотнее зарылась в укутывающие меня шкуры, понимая, что такое название это место получило не зря.

   А вот моего супруга ни мороз, ни ветер совершенно не пугали. Мало того, что он не забрал свой плащ, когда мы сели в сани, так он ещё и собрал все меха внутри повозки и укутал в них меня.

   Понятно, что после проведённого им магического ритуала кайген меня будет беречь как зеницу ока, но ведь и он является его неотъемлемой частью. Хотя если он окочурится от мороза по собственной глупости, на магию крови его смерть никак не повлияет, правда, и меня от её действия пока никак не освободит.

   Про преждевременную кончину мужа я, конечно, размечталась. Живучий, гад. Даже завидно. У меня такое чувство, что он в воде не тонет, в огне не горит и на холоде не мёрзнет. А ещё как кот приземляется на все четыре конечности, когда падает с высоты, да и заживает на нём всё как на собаке. Вон, шрам на горле, который я ему во время осады Хель-Тери оставила, и тот еле заметен, хотя по всем расчётам мой резаный удар должен был его прикончить.

   Словно услышав мои тайные мысли, «медведь» повернул голову, опалив меня пронзительной синью своего взгляда, и я нагло вперилась в его морду в ответ. Пусть не думает, что может меня запугать одним этим своим видом: «Молчи и бойся, женщина, я здесь главный!»

   Перестать мыслить и высказывать своё мнение он меня не заставит никогда! Как и не сможет помешать дать сдачи, если когда-нибудь вздумает поднять на меня руку.

   От этой крамольной мысли я досадно поморщилась. Без магии драться с громилой-мужем – всё равно, что тыкать в него зубочисткой. Да этот бугай меня в два счёта согнёт в бараний рог, а потом ещё и узлом свяжет.

   – Даже не думай, женщина! – глядя на меня, внезапно буркнул муж, и я удивлённо моргнула.

   Интересно, что такого он увидел у меня в глазах? Решил, что я его разрядом магии собираюсь выбросить из саней? Не спорю, было бы забавно посмотреть, как быстро он бегает, но вот только общество здоровенных жутких зверюг мне не нравилось ещё больше его самого.

   – Разговаривать мне нельзя, думать мне противопоказанно, пить и есть, я так понимаю, мне тоже можно лишь с твоего высокого позволения, а как насчёт дышать?.. Дышать мне ещё разрешается или тоже через раз? – пользуясь словом, как единственным оружием, что у меня осталось, выпалила я.

   Кайген хмуро свёл к переносице густые брови, чуть удивлённо приподняв одну из них.

   – Я не это имел в виду, – снизошёл до туманных уточнений он, разозлив меня ещё сильнее.

   – Ах, не это! Что тогда? Считаешь меня настолько глупой и безответственной, что, поддавшись эмоциям, я нарушу договор, наплевав на свою королеву, страну и народ? Я тебя разочарую, кайген… Ты можешь сколь угодно угрожать мне, запугивать и применять силу, но этим не изменишь моих убеждений и не сможешь меня сломать.

   – Я ещё и не начинал, – гневно сверкнул глазами кайген. – Применять к тебе силу и ломать.

   Наши взгляды схлестнулись в безмолвном поединке, и между нами словно проскочила искра.

   Никто не желал уступать. Кайген давил на меня своей парализующей яростью, заставляющей моё лицо и уши гореть, а я вымораживала его холодом своей неприязни, не мигая и не отводя глаз.

   Кто знает, как далеко мы зашли бы в своём противостоянии, если бы сани на полном ходу не въехали в ущелье, где обжигающе холодный водоворот вьюги мгновенно окутал и меня, и его, забивая нос, рот и глаза колючим снегом.

   Я задохнулась от очередного порыва ветра, теряя из виду силуэты эйтаров, сопровождающих нас в пути.

   Они растворились в белом мареве метели, свалившейся на нашу голову будто из ниоткуда. На расстоянии вытянутой руки стало не видно ни зги. Даже кайген размылся в белой круговерти, став похожим на присыпанный снегом тёмный валун.

   Он вдруг ухватился за опутывающие меня шкуры, резко притягивая к себе, и я задёргалась, пытаясь избавиться от его назойливой опеки и бесцеремонной манеры постоянно хватать меня словно деревянный чурбак.

   – Отстань от меня, медведь! – прорычала я, а в ответ, сквозь подвывающую пургу, до меня донеслось его раздражённое и злое:

   – Закрой рот, женщина, если не хочешь, чтобы Ледяная Дева отморозила твоё осиное жало!

   Надо понимать, под этим он имел в виду мой язык? Злорадно ухмыльнулась, осознавая, что не такой уж кайген, оказывается, и непробиваемый. Но рот всё же предусмотрительно закрыла. Если этого медведя так бесит моё «красноречие», то его стоит поберечь.

   А не прозвучало и десяти ударов моего беспокойно бьющегося сердца, как рот мне невольно захотелось снова открыть. Только на сей раз от потрясения.

   Впереди возникло что-то необъяснимое и жуткое. И тому, что видели мои глаза, по уровню ужаса в подмётки ни годились, ни кайгены со своими лохматыми монстрами, ни мой муж, возводящий границы из магии, ни самые страшные сны, которые я когда-либо видела в своей жизни.

   Снежный шторм, бушующий вокруг нас, внезапно собрался в громадный белый сгусток, и из него появилось женское лицо.

   Как он там сказал? Ледяная Дева?

   Да… Сущность, материализовавшаяся из вьюги, была до жути на неё похожа и казалась настолько настоящей, что хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не галлюцинация ли это.

   Покрытое сверкающей изморозью сине-серое лицо пошевелило заиндевелыми ресницами, и распахнувшиеся сизые глаза уставились на меня леденящим душу мутным взглядом из-под белых заснеженных бровей.

   Воздух начал звенеть и трещать от мороза. Облачко пара, вырвавшееся у меня изо рта, осело на меховой воротник замёрзшими кристалликами. На миг я почувствовала, как холод болью стискивает мои виски, пытаясь пробраться под кожу и череп.

   Вязко сглотнув, я поймала себя на мысли, что не могу стряхнуть сковавшее меня оцепенение и ощущение чужого присутствия в моей голове. Словно Ледяная Дева залезла в мои мозги и видела меня насквозь.

   Мы мчались на неё во весь опор. Казалось, миг – и она, подув на нас, просто превратит в две замёрзшие сосульки.

   Я ждала от неё чего-то подобного, но кем бы ни была снежная сущность, она и здесь меня удивила.

   Ледяное лицо дёрнулось, оживая и меняя мимику. Глаза женщины таинственно сверкнули, и она сделала глубокий вдох.

   Если бы не кайген, я бы выпала из саней, потому что в тот же миг нас подбросило вверх и понесло вперёд, с чудовищной силой втягивая в образованную дыханием Девы воронку.

   Кажется, я орала.

   Позорно!

   Совершенно неподобающе боевому магу и воину. Как излишне впечатлительная барышня, пугающаяся собственной тени и падающая в обморок.

   И когда сани со мной, кайгеном и эйтарами буквально выплюнуло посреди широкой дороги, петляющей между высоких гор, мне стало стыдно.

   Двуединый, как же я злилась на себя за миг проявленной слабости, но ещё больше – на сидящего рядом со мной кайгена за то, что он стал свидетелем моего позора.

   В его синих глазах таилась насмешка, и даже спрашивать не стоило, чтобы понять, кому она была адресована. Гад! Мог бы и предупредить. Не каждый день тебя глотает снежная страхолюдина.

   Что это вообще такое было? Я даже в сказках ничего подобного не встречала! Неужели снежную сущность тоже создал с помощью своей магии мой жуткий муж? И куда она нас занесла?

   Я демонстративно отвернулась, не желая видеть морду кайгена, и сосредоточила всё своё внимание на месте, в котором мы оказались.

   Можно было сказать, что я не увидела вокруг ничего особенного, и это было бы абсолютной ложью. Здесь всё было не таким, как я себе представляла! От нежно-голубых склонов, что поросли лохматыми и запорошёнными снегом елями до отливающих яркой лазурью неба и земли.

   Я недоумевала, пребывала в растерянности и была подавлена, но, несмотря на это, не могла не оценить первозданной красоты природы. Ничего подобного я в Эринее не видела.

   Мир по другую сторону гор был синим! Словно я смотрела на него сквозь цветное стёклышко или глаза взявшего меня в жёны кайгена.

   Бесконечные сиреневые снега, в которых утопали лес и горы…

   Одетые в фиолетовый иней морозом деревья…

   Где-то за горами поднималось солнце, и его ещё матовые и мягкие лучи окрашивали перистые облака, мазнувшие небо, пурпурно-сапфировым цветом. И даже силуэты эйтаров, то и дело мелькающие на склонах между деревьями, казались тёмно-синими. Я не удивлюсь, если поднявшееся в зенит светило внезапно окажется того же оттенка, что и всё вокруг.

   Это было похоже на какое-то первозданное царство заснеженных гор и деревьев, оправленное в хрустальную резьбу зимы. В прозрачно-морозном воздухе скользили переливчатые лучи света, вызывая безотчётное желание протянуть ладонь и коснуться их пальцами.

   Я глубоко вдохнула, и у меня от холодной свежести закружилась голова. А ещё я поняла, что хочу есть, пить и справить нужду. И если еду и питьё я не стала бы просить у врагов, даже если бы умирала от голода, то с последним могли возникнуть сложности, а напоминать об этом непонятливому мужу и вовсе было стыдно.

   Стараясь не делать лишних движений, я молчала. Упрямо смотрела вдаль на извивающуюся змеёй заснеженную дорогу и от нетерпения покусывала нижнюю губу.

   Двуединый, когда мы уже доедем хоть куда-нибудь? Или кайгены действительно живут в каких-то пещерах?

   От самой этой мысли под ложечкой засосало, а желудок вероломно издал жалобный скулящий звук.

   Кайген повернул ко мне голову и подозрительно прищурился.

   – Ты голодна? – поинтересовался он.

   «Нет, я воздухом питаюсь», – очень хотелось сказать в ответ. Учитывая, что с момента нашего бракосочетания у меня во рту и крошки не побывало, только идиот не понял бы, что я хочу есть.

   – Потерпи, – вздохнул он, бросив исподлобья хмурый взгляд на везущих сани эйтаров. – Скоро доберёмся до врат и там сможем немного передохнуть и подкрепиться.

   Врат? Я насторожилась и призадумалась, что же это может означать. Где находились эти врата и куда через них мы могли попасть?

   Мои вопросы не отпали за следующим поворотом. Их стало ещё больше, потому что открывшийся оттуда вид просто лишил меня дара речи.

   Впереди, среди ломаных утёсов и скал возвышалась цитадель! Её возведённые из синего камня величественные башни и бастионы отбрасывали тени на мирно спящие у её стен горы, и я готова была чем угодно поклясться, что точно такую же крепость я уже видела. Только…

   – Хель-Тери! – ошеломлённо сглатывая, прошептала я.

   – Тери-Ра, – мрачно поправил меня муж.

   У меня по спине прополз колючий озноб и мысли стали путано носиться в голове. Мне казалось, я близка к пониманию чего-то непостижимого моего разуму, но пока ускользающего от меня, словно теряющийся в тумане огонёк.

   Тери-Ра выглядела абсолютной копией Хель-Тери, и с языка хасфарагов её название переводилось как Звезда Забвения. Та самая звезда, с восходом которой пробуждались ветра, заметающие и замораживающие проход в Сивильгард.

   Что здесь вообще происходит?! И откуда у кайгенов двойник нашей цитадели, если во всех исторических летописях Эринеи говорилось о том, что Хель-Тери построили много веков назад наши предки для защиты страны от жестоких набегов диких соседей?

   Я смотрела на приближающиеся стены крепости, восстающие передо мной исполинской громадой, и вопросов с каждым мигом становилось всё больше.

   Здесь даже главные ворота были такими же, как в Хель-Тери.

   Тяжёлые герсы в их арочных проёмах одна за другой со скрежетом начали свой подъем, и эйтары, везущие наши сани, на полном ходу влетели во внутренний двор цитадели и остановились посреди засыпанного снегом каменного плаца под громкое улюлюканье встречающих нас кайгенов.

   Они спускались с боковых лестниц бастионов, выходили из помещений внизу, перегибаясь через ограждения на стенах, глазели на нас сверху – одинаково рослые, темноволосые, плечистые, одетые в кожаные доспехи и меховые плащи.

   Волосы практически у всех были длинными. У кого доходили до плеч, а у кого и до середины спины. Правда, сходство их причёсок на этом заканчивалось. У каждого кайгена был свой, какой-то особый стиль: те, что на вид казались старше, предпочитали брить виски, а из оставшихся волос от самого лба заплетать длинные тугие косы, завязывать высокий хвост или скручивать его в узел.

   Более молодые мужчины сразу бросались в глаза своим желанием выделиться из толпы. Тут была масса вариаций: и косой пробор, и выбритые волосы с одной стороны головы; заплетённые косички среди массы ниспадающих локонов; собранные в хвост или пучок верхние пряди, в то время как остальные распущены свободно; переплетённые между собой по всей голове мелкие косы, связанные на затылке в одну.

   Искоса глянув на своего мужа, поняла, что у него тоже был свой стиль причёски – полное её отсутствие. Похоже, ему было совершенно наплевать, что своей косматой чёрной гривой он больше напоминает какого-то дикого хищника. Хотя чему я удивляюсь? У него и манеры от звериных не сильно отличались! Медведь он и есть – медведь!

   Кольцо кайгенов вокруг нас начало медленно и неотвратимо сужаться.

   Мои пальцы инстинктивно сжались и, не почувствовав привычного покалывания магии на кончиках, безвольно расслабились. Ужасно, но как бы ни странно это звучало, сейчас моей единственной защитой был супруг, которого я ненавидела.

   Не сходя с саней, он медленно поднялся на ноги, в который раз поражая меня своими размерами и мощью. И беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – никто из присутствующих мужчин не дотягивал до его выдающихся габаритов. Вот только, несмотря на угрожающий вид мужа, кайгены, разглядывая нас, почему-то кривили губы и щурили глаза так, словно давились еле сдерживаемым смехом. А поскольку мой здоровенный супруг улыбки не вызывал от слова «совсем», я догадалась, что потешаются дикари именно надо мной.

   Кто знает, каким я сейчас выглядела чучелом? Я же себя в зеркале со вчерашнего утра не видела!

   Мне, конечно, было наплевать, за кого меня принимают эти дикари и нравится ли им мой внешний вид, но быть объектом насмешек всё равно было неприятно.

   – Ормунд! – внезапно гаркнул муж, да так поглядел на своих сородичей, что ухмылки враз съехали с их наглых лиц. – Где Альфхил?

   – Сейчас будет, Бьёрн, – вышел вперёд молодой, безбородый, улыбчивый мужчина с ясными голубыми глазами и длинной тёмной косой. – Ему уже должны были сообщить о твоём возвращении. А где дильфар?

   – Позже с остальными будет. Найди и принеси мне женские чуги*, а заодно распорядись, чтобы на кухне приготовили чай и перекусить чего-нибудь горячего.

   Тот, который Ормунд, чуть замялся, заинтересованно взглянув на меня, а затем длинно потянул носом воздух. На миг мне показалось, что в его глазах мелькнуло удивление, но уловивший его взгляд муж, вдруг раздражённо рявкнул:

   – Я что-то непонятное сказал?

   – Прости, оэн, – поспешно кивнул ему мужчина и, развернувшись, быстро пошагал куда-то в сторону хозпомещений.

   – А вам тоже особые объяснения нужны? – обведя молчаливо глазеющих на меня сородичей убийственным взглядом, холодно процедил супруг. – Расходитесь по своим местам!

   Двуединый, его голос подействовал на них как кнут: один удар – и все послушно разошлись в стороны, опасаясь, что за этим последуют более жёсткие меры воздействия! Не знаю, кем для них был кайген, за которого меня выдали замуж, но его здесь, судя по всему, уважали и боялись как огня. От осознания этого на душе стало тошно. Кажется, из всех кайгенов Сивильгарда мне достался самый дикий и буйный.

   В одной из каменных арок слева внезапно появилась высокая фигура мужчины, за которым следовало ещё двое кайгенов, и, заметивший их муж, легко соскочив с повозки, направился им навстречу.

   – Альфхил! – воскликнул он, протягивая круглолицему и плотному бородачу средних лет руку.

   Лицо мужчины озарила широкая улыбка, и уж он-то точно не особо церемонился с синеглазым дикарём, запугивающим всех одним взглядом, когда, обхватив его своими ручищами, крепко стиснул в объятиях.

   – Раз ты здесь, у вас с Гордом всё получилось? – с надеждой всматриваясь в лицо мужа, пробасил он.

   – Да, – кивнул тот, хлопая сородича по плечу. – Мы наконец-то свободны! Дильфар остался в Хель-Тери. Хотел увидеть, как восходящее солнце снова отразится в водах Ситайи.

   – Понимаю… – с налётом лёгкой грусти произнёс Альфхил. – Я бы тоже такое не пропустил. А ты…

   Мужчина, не договорив, вдруг вскинул голову, напоролся на меня взглядом, и в нём загорелось что-то алчное.

   – Это она?

   Кайген стремительно отодвинул мужа в сторону, и у меня возникло спонтанное желание зарыться в мех по самую макушку, а ещё лучше спрыгнуть с повозки и куда-то удрать.

   – Стой, Альфхил! Я не разрешаю тебе приближаться к моей жене!

   Окрик мужа был так же резок, как и движение его выброшенной руки, поймавшей намеревающегося подойти ко мне сородича за предплечье.

   Тот замер, недоумённо моргнул, тяжело дыша и неприлично на меня пялясь.

   – Что?! – перевёл он негодующий взгляд на мужа. – Ты обещал мне, что мои сыновья найдут покой в чертогах Ирридэль, а вместо этого сделал её своей манной?

   – Я выполнил своё обещание – вернул на своё место воды Ситайи! – холодно отчеканил он. – И это значит, что твои дети вернулись домой! А её, – кивнул на меня кайген, – я взял по праву сильнейшего! Так что никто не смеет упрекать меня за это!

   Альфхил молча отступил назад, коротко кивнул и глухо обронил:

   – Как скажешь, Хранитель.

   Я не знаю, что имели в виду эти двое, но после их разговора уяснила одно: мои самые худшие предположения оправдываются. Убить меня муж никому не позволит, но боюсь, смерть всё же была бы для меня в этом месте наилучшим исходом.

   Думаете, я её боялась? Нет…

   Гордо выпрямившись, я бесстрашно посмотрела в лицо ненавидящего меня Альфхила, не пряча глаз и не теряя самообладания.

   Наши взгляды встретились, сцепились, словно ощерившиеся псы, и кайген удивлённо приподнял бровь.

   Странно моргнув, словно чем-то был сильно озадачен, он вдруг хрипло спросил у моего мужа:

   – Как её зовут?

   Сомневаюсь, что «медведь» вообще помнил моё имя. Поэтому, не дав ему раскрыть рта, я с достоинством сообщила:

   – Меня зовут Рейна! И я в состоянии отвечать за себя сама!

   – Рейна… – рокочуще перекатывая на языке моё имя, повторил кайген, и вдруг произнёс то, что удивило не только меня: – Тебе подходит…

   – В чём дело, Альфхил? – настороженно подобрался мой супруг, щурясь и требовательно глядя на сородича.

   – Ни в чём, Бьёрн, – как-то не очень убедительно откликнулся тот. – Простое любопытство. Я, пожалуй, возьму своих парней и отправлюсь навстречу дильфару. Хочу услышать все новости от него самого.

   Он коротко кивнул пришедшим с ним мужчинами и, не оборачиваясь, быстро пошёл к воротам цитадели.

   Несколько мгновений мой супруг напряжённо и недоверчиво смотрел Альфхилу вслед, а потом резко шагнул мне навстречу и подхватил на руки, вытаскивая из саней.

   – Сейчас будет горячий чай с пирогами, – полагая, что меня это должно воодушевить, пробубнил он.

   Живо себе представив, как этот самый чай тонкой струйкой льётся из заварника в кружку, я едва не взвыла. Боюсь, если я сделаю хоть глоток жидкости, то она у меня из глаз польётся, а если «медведь» меня встряхнёт ещё раз, то не только из них.

   – Я не хочу чай, а скорее наоборот! И поставь меня, наконец, на ноги, если не хочешь, чтобы надо мной и тобой потешались все твои сородичи! – вымучено выцедила я, и кайген недоумённо свёл к переносице густые брови.

   – Наоборот?.. Тебе дать холодной воды?

   Двуединый, да он издевается надо мной?! Видимо, когда кайгенам раздавали сообразительность, этот медведь стоял за ней в очереди последним, и ему не досталось ни капли.

   – Я не хочу ни холодной, ни горячей воды! Мне нужно её из себя вылить! Так понятно?

   На хмуром лице супруга разгладились все морщинки от внезапного прозрения. Он смерил меня тяжёлым взглядом и, повернув в другую сторону, на выдохе буркнул:

   – Лучше бы ты сказала мне об этом раньше, женщина. Здесь отхожее место рассчитано на мужчин, и боюсь, что там не очень чисто.

   У меня от изумления даже слов не нашлось. Раньше? Это где – в глотке Ледяной Девы или заснеженных горах? Как-то мне предпочтительнее было оказаться в пусть и дурно пахнущем, но тёплом нужнике, чем в пути светить перед его сородичами голым задом в придорожных кустах.

   Зайдя за угол какой-то деревянной постройки, он поставил меня на ноги, а затем, резко обернувшись через плечо, одним своим свирепым взглядом шуганул нескольких кайгенов, стоящих чуть поодаль. И хотя они тут же исчезли из поля зрения, у меня было стойкое ощущение, что за мной сейчас наблюдают со всех сторон. Причём не с невинным праздным интересом, а с пожеланием утопнуть мне в том самом отхожем месте, до которого я так мечтала добраться.

   Кайген распахнул передо мной дощатую дверь, и я обнаружила за ней тёмную дыру, зияющую в полу. Что-то подобное я видела во дворах простолюдинов, а потому не поняла, почему кайген посчитал это место сугубо мужским.

   Пахло тут, можно сказать, сносно. А о чистоте я вообще постаралась не думать. Полагаю, что моему измятому и испачканному кровью свадебному платью немного грязи на подоле уже никак не навредит.

   – Помочь? – истолковав моё замешательство по-своему, поинтересовался муж.

   Испугавшись, что у него и на такое ума хватит, я живо подхватила юбки и залезла в деревянную будку, сгорая со стыда от одной мысли, что сквозь её тонкие стены кайгену всё будет слышно.

   Никогда я себя ещё так мучительно неловко не чувствовала, а потому когда вышла на улицу, не знала куда отвести глаза.

   Всё вокруг было чужим, неприветливым и настораживающим: пристальные взгляды кайгенов, давящие стены из синего камня, воздух, пахнущий иначе, чем в Эринее, и муж, от которого даже спрятаться было негде.

   Я попыталась себя как-то мысленно подбодрить, но в итоге стало ещё хуже. Просто когда смотришь по сторонам и понимаешь, что вот это теперь твоя реальность, оптимизм куда-то исчезает. Могу даже сказать, где он находит приют. Как раз в том самом грязном нужнике, который я только что покинула.

ГЛАВА 8

Дышать после принятия долгожданного моциона стало легче, и, стараясь не выдавать излишней заинтересованности, я теперь могла исподволь рассматривать крепость, подмечая даже мелкие детали. Внешне она казалась точной копией Хель-Тери, но всё же разительно от неё отличалась. Наша цитадель была живой, дышащей, наполненной шумом, запахами и людьми, а эта ощущалась какой-то неуютной каменной пещерой, где постоянно, видимо, никто и не жил.

   В Хель-Тери гарнизон обслуживало целое поколение различных работников отвечающих за провиант, готовящих, убирающих, стирающих постельное бельё, штопающих одежду и обустраивающих быт воинов и магов. А у служанок в нашей цитадели успели и дети взрослыми стать за то время, пока они там прислуживали. Здесь же я вообще женщин не видела. Даже на кухне.

   Когда муж меня туда притащил, кроме двух молодых кайгенов, хлопочущих у очага, я там больше никого не заметила. Да и особого разнообразия кухонной утвари и продуктов я почему-то, к удивлению, не обнаружила. И это утром, когда у нас в гарнизоне уже все завтракали, а поварихи ещё готовили блюда к обеду и ужину!

   Странно… Кто и чем здесь кормит ораву здоровых и крепких мужиков, а заодно и их лохматых монстров? Хотя предположу, что последние вполне могут поймать себе какую-нибудь живность в окрестностях, но всё равно странно…

   Как я поняла, в ассортименте на сегодня у защитников цитадели была лишь похлёбка, которую для меня из огромного котла, установленного на печи, набрал один из парней.

   Он поставил передо мной обычную глиняную миску, наполненную горячим варевом до краёв, сунул туда деревянную ложку, которую предварительно вытер «начисто» рукавом своей вышитой сложным чёрным узором рубахи и, насмешливо искривив губы, покосился на мои руки в перчатках.

   Я легко могу представить, о чём он думал, глядя на них. Рассчитывал, что изнеженная девица побрезгует даже прикасаться к такой еде.

   Как же приятно было его разочаровать! У него даже улыбка с лица съехала, когда я, зачерпнув густую ароматную жижу, принялась быстро её глотать.

   В столовой школы боевых магов, где я училась, ученики ели в несколько смен. По традиции сначала кормили молодняк, а потом уже более старших ребят. На приём пищи выделялось строго определённое время, а кто не успевал или воротил носом, рисковал остаться голодным до вечера или утра. Сами понимаете, что сил на тренировках это не добавляло, поэтому ели мы всегда быстро и не перебирая харчами.

   Сейчас я завтракала ещё и с удовольствием. Во-первых, была голодна, а во-вторых, как бы непритязательно ни выглядела еда, предложенная кайгеном, она была вкусной. В похлёбку кроме сладковатых, ароматных кореньев и каких-то крупных бобов положили довольно много мяса, поэтому она была ещё и сытной.

   Вычерпав всё до донышка, я тщательно облизала ложку, а затем, отодвинув от себя пустую посуду, вежливо кивнула молодому кайгену:

   – Спасибо. Было очень вкусно.

   У накормившего меня дикаря дёрнулся глаз и выражение лица стало откровенно глуповатым. Оказывается, вежливостью кайгенов можно обезоружить не хуже магии! Надо запомнить.

   Я коротко взглянула на своего мужа, который в это время о чем-то тихо беседовал со вторым кайгеном на другом конце кухни, не обращая на меня внимания, и, пользуясь случаем, решила немного прояснить обстановку.

   – Это ведь вы готовили? – уточнила я у парня, что всё ещё недоумённо на меня пялился. – Отличная похлёбка. Не разобрала только, что за бобы вы туда положили?

   – Это не бобы, это урт – горный орех, – с недовольством, но всё же ответил он.

   – Никогда о таком не слышала.

   – Он здесь растёт повсюду, – пояснил кайген, расслабляясь и разглядывая меня теперь совершенно иначе, словно обнаружил за маской врага лицо обычной любопытной девушки.

   – А что ещё из него готовят? – продолжая ненавязчивую беседу, поинтересовалась я.

   – Кашу, муку, а ещё наши женщины кладут его в пироги и запеканки.

   Это было именно то, чего я от него ждала. Наивно хлопнув глазами, я как бы невзначай спросила:

   – А где ваши женщины? Почему в крепости я не увидела ни одной?

   Рядом со мной на стол с громким стуком опустилась миска с похлёбкой, и я от неожиданности вздрогнула, обнаружив присаживающегося подле меня на скамью мужа.

   Его помеченная шрамом бровь высоко приподнялась, а внимательные глаза посмотрели на меня в упор.

   – Потому что место женщины – дома, рядом с детьми и мужем! – холодно и спокойно обронил он.

   Вот же медведь, всё расследование мне испортил! И когда только успел подобраться так незаметно?

   Спроваженный подальше косым и недобрым взглядом моего мужа молодой кайген тут же ретировался, и мне ничего другого не осталось, как продолжить беседу, но уже не с ним.

   – А если у женщины нет ни мужа, ни детей? – выпалила я.

   Ложка с похлёбкой, которую мой косматый супруг ещё не успел донести до рта, застыла в воздухе, и мужчина скривился так, словно я своей надоедливостью испортила ему аппетит.

   – Значит, она сидит дома с родителями! – раздражённо рыкнул он и принялся есть – жадно и торопливо.

   Но я-то ведь уже утолила голод, а значит, задавать вопросы мне больше ничего не мешало. Тем более, что медведя моя болтовня, явно, жутко раздражала.

   – А если у женщины нет ни дома, ни родителей?

   Кайген сердито стукнул по столу ладонью и, повернувшись ко мне, выцедил:

   – В таком случае её в свой халле* забирает оэн, которому она присягнёт в верности!

   – Халле… Оэн… – многозначительно кивая, протянула я. – А оэн – это что? – изобразила удивление, точно помня, что сородичи именно так называли мужа.

   – Кто! – поправляя меня, гаркнул он. – Оэн – это глава клана!

   – То есть ты у нас глава клана? – снова не давая ему опустить в суп ложку, вопросительно приподняла брови я, и кайген почти озверел.

   – Да, женщина, я – глава клана! – сердито щурясь и жёстко чеканя слова, заявил он. – И запомни: меня не принято перебивать или задавать мне вопросы, когда я ем!

   Не принято, значит… Это замечательно!

   – Надо же! А я думала, кайгены не едят и по нужде не ходят, раз другим не предлагают!

   Думаю, муж прекрасно понял, в чей огород я бросила этот камень. В его синих глазах полыхнул гнев, но я лишь упрямо приподняла подбородок, не желая давать слабину. Хотя если честно, на самом деле мне было страшно. Один удар – и этот мрачный громила сломает мне челюсть, чтобы я наконец заткнулась и больше его не раздражала.

   Несколько мгновений мы кромсали друг друга взглядами, пока кайген раздражённо не выдал:

   – Кажется, голодная ты меньше разговариваешь. Я запомню.

   То есть он меня ещё и голодом морить обещает?!

   – И сразу же забудь! – ехидно возразила я, в который раз мешая ему спокойно поесть – Если по твоей вине я заболею и умру, следом за мной окочурится и твой любимый дильфар!

   На скулах кайгена задвигались узлы желваков. Взбешённо подхватив тарелку с остывшей похлёбкой, он пересел от меня на другой конец стола, напоследок ужалив коротким убийственным взглядом.

   Можно подумать, я расстроилась! Я его сидеть рядом с собой и не приглашала!

   Наше напряжённое молчание нарушил явившийся на кухню тот самый Ормунд, которого муж послал за тёплыми вещами.

   В руках голубоглазый кайген держал сложенную комом шубу, развернув которую, он изнутри быстро достал и поставил передо мной на пол лохматые меховые сапоги, похожие на два волосатых пенька. Первый раз видела что-то подобное. И хотя сапоги выглядели смешными, внутри у них тоже оказался плотный тёплый мех, греющий словно печка.

   По моим окоченевшим ногам поползли мурашки, стоило засунуть ступни в принесённую обувь, и от блаженства захотелось помурлыкать довольной кошкой.

   Поймав на себе любопытный и беззлобный взгляд Ормунда, я демонстративно притопнула ногами и благодарно ему улыбнулась.

   – Спасибо! У меня никогда не было таких тёплых сапог.

   Вежливость снова творила чудеса. Кайген растерянно моргнул и прилип взглядом к моей улыбке, словно мошка к ложке с мёдом.

   – Это чуги. Здесь зимой без них никак, манна, – мягко пояснил он, и в этот момент мой поднявшийся из-за стола муж громко стукнул о стол пустой миской и сердито рявкнул:

   – Ормунд, ты свободен! Скажи Хильгарду и Бериту, чтобы готовили сани, мы скоро выезжаем!

   Косясь на злого, как медведь-шатун, мужа, я надела на себя шубу, не дожидаясь, пока он меня в неё завернёт, словно гусеницу в кокон. Чем этот буйный опять недоволен? Либо его бесит, что мне удаётся выпытать у его сородичей хоть какую-то информацию, либо у них женщинам не разрешают даже разговаривать с другими мужчинами.

   Дикость какая-то!

   – Ты готова, женщина? – голосом, «любезным» до мурашек по спине, внезапно поинтересовался кайген. – Не желаешь ли опять посетить отхожее место или, может, не наелась?..

   Он смотрел на меня с высоты своего подавляющего роста, сверлил своим синим взглядом во мне дыру, и подобие улыбки на его губах было похоже на звериный оскал.

   Несколько ударов сердца я пристально смотрела в его глаза и вдруг поняла: издевается! Не забыл мой недавний упрёк и теперь вымещает на мне своё раздражение.

   Ну, ладно. Сам спросил!

   – Не наелась! – выпалила я. – А где обещанный чай?

   От моей наглости у мужа дёрнулась скула. Губы узко поджались, делая черты лица резкими, злыми. От кайгена повеяло такой лютой мощью, что сердце начало частить, а выдержка давать сбой.

   И зачем я только рот свой открыла? На кой мне сдалось злить этого неотёсанного мужлана?

   Не сводя с меня пылающего лихорадочным блеском взгляда, он медленно подошёл к установленным на плите котлам. Подняв на одном из них крышку, кайген снял с настенной полки кружку. Показательно медленно зачерпнув ею из котла какой-то парующей жидкости, он донёс её до меня, а потом с грохотом поставил посуду на стол.

   – Твой чай! – прошипел муж, внимательно наблюдая за тем, как я тянусь за кружкой и принюхиваюсь к её содержимому. Пахло вкусно. Травами, ягодами и мёдом.

   – Всё? – вымораживающим голосом поинтересовался он.

   Мне бы промолчать, но … Стоило взглянуть на кайгена, во мне рождался протест и что-то ещё, чего я пока не могла контролировать.

   – Нет! Пироги где? – с вызовом спросила я, взбесив мужа окончательно.

   – Съели! – резко рявкнул он, двигая желваками и испепеляя меня взглядом.

   – Вот и верь после этого твоим обещаниям, – задумчиво протянула я и отхлебнула горячего напитка – терпко-сладкого, пряного, растекающегося по гортани живительным теплом.

   – Ты… – с низким гортанным рыком выдохнул кайген, стремительно преодолевая полшага безумства между нами и целую пропасть длиною в ненависть.

   Он навис надо мной, заслоняя собой свет, лишая меня воздуха и ощущения личного пространства. Огромный, разъярённый, пугающий.

   Я боялась его до жути. Видела, как конвульсивно сжимаются его кулаки, и задерживала дыхание. Только показывать свой страх я не имела права. Даже не знаю, где брала силы, но я, не мигая, смотрела в глаза мужа, выдерживая его уничтожающий взгляд.

   – Здесь тебе не Эринея, женщина, – еле сдерживая грозящий вырваться наружу гнев, выцедил кайген. – Если хочешь выжить – подчиняйся! И забудь свои бесстыжие привычки строить всем глазки. Надумаешь с кем-то снюхаться у меня за спиной, помни: неверных жён у нас наказывают!

   Что?! Да за кого он меня принимает?! Я что, похожа на распутную девку?!

   Негодование хлестнуло, словно огненная плеть и, сделав глубокий вдох, я холодно поинтересовалась:

   – А что здесь делают с порчеными невестами?

   Зрачки кайгена расширились, и на дне его взгляда взметнулся пугающий вихрь ярости.

   – Им стригут косы и с позором водят по улицам! – медленно и членораздельно проговорил он.

   Я замерла от внезапного прозрения. Так вот о чём он подумал, обнаружив мои короткие волосы! Уже и клеймо шлюхи поставил… Да наплевать!

   – Значит, не повезло тебе, кайген, – безразлично повела плечом я, и столько лютого холода засквозило во взгляде супруга, что меня даже шуба перестала греть. – Я сыта. Можем ехать дальше, – отставив кружку, заявила ему и бесстрашно качнулась, собираясь оттеснить мужа корпусом, чтобы покинуть кухню.

   Глупая попытка, учитывая его габариты, но меня захлёстывали эмоции, а они не лучший советчик разуму.

   Я толкнула кайгена плечом и тут же оказалась в стальном захвате его рук. На какой-то миг он застыл, продолжая удерживать меня и смотреть так, словно хотел стереть взглядом в порошок, а потом резко поднял и потащил на улицу.

   Вообще-то я бы с удовольствием прошлась сама. И зачем, спрашивается, приказал принести мне чуги? Дикарь! Медведь и дикарь!

***

Мы выбрались через северные ворота крепости, за которыми обнаружилась такая же широкая дорога, пролегающая между гор, как и та, по которой мы сюда въехали.

   Куда ни кинь взгляд – всюду простирались горы и снега. Никаких тебе крупных поселений, небольших хуторов или одиноких охотничьих заимок.

   Могу сказать, что и в этом я нашла для себя схожесть Тери-Ра с Хель-Тери. Возле нашей цитадели тоже не было никаких населённых пунктов, хоть места рядом с ней для жизни были вполне пригодными.

   Несмотря на закон, позволяющий занимать пустующие земли с правом дальнейшего владения ими, никто не желал осваивать территории вблизи Хель-Тери. Такое близкое соседство с кайгенами ужасало эринейцев. Похоже, что у кайгенов бытовало такое же мнение относительно к Тери-Ра, потому что места здесь были невероятно живописными. И сейчас мне казалось, что никакая зима по своей красоте не сравнится с зимой в горах.

   Над острыми вершинами медленно поднимался жаркий диск солнца, и на освещённых им склонах искрился снег, играя всеми цветами радуги, словно мириады рассыпанных драгоценных камней.

   Укутанные в сверкающие белые шубы хвойные деревья склоняли свои ветви под тяжестью снега и казались задремавшими великанами, хранящими сонный покой этого зимнего царства. Здесь даже воздух был полон тишины, и если появлялся какой-то звук – стрёкот белки или крик птицы – он тут же множился многократным и звонким эхом.

   Этим свежим и лёгким воздухом хотелось дышать и думать о хорошем. Жаль только, что никаких положительных мыслей в мою голову рядом с мужем не приходило.

   Он молчал, угрюмо глядя куда-то вдаль, а меня с каждой оставленной позади верстой охватывала всё более глубокая тоска и отчаяние.

   Я так далеко забралась от дома. Куда меня везут? И что там ждёт?

   У меня было много вопросов к Двуединому, и самый главный из них – «Почему я, за что всё это происходит со мной?»

   Занятая своими невесёлыми мыслями, я не обратила внимания, сколько прошло времени с того момента, как мы покинули крепость и как далеко вглубь Сивильгарда успели забраться, когда везущие нас эйтары внезапно остановились и кайген приказал мне выйти из саней.

   В этом месте дорога проходила через густой лес, растущий в котловине между горами, и, оглядываясь по сторонам, я начала подумывать, что доставшийся мне в мужья кайген-медведь действительно живёт в какой-то лесной берлоге.

   – Дальше пойдём пешком, – отпуская эйтаров, заявил он.

   Пройтись я, конечно, была не против, да только не в его компании, но учитывая обстоятельства и совершенно незнакомую местность, у меня и выбора другого не было.

   Стоило лохматым монстрам скрыться из виду, как муж тут же схватил меня за руку, резко дёргая и вынуждая идти с ним рядом.

   Со стороны мы, наверное, казались милой семейной парой, гуляющей по лесу, только вот и я, и он хорошо знали, что это не так. Единственное, что нас объединяло – это ненависть друг к другу, и вот она-то иногда связывала прочнее любых брачных уз.

   Я послушно плелась за кайгеном, радуясь лишь тому, что он схватил меня за левую, здоровую руку, и его крепкое рукопожатие не причиняет мне боль. Сейчас он шёл как-то неторопливо, будто никуда не спешил. И это было странно, учитывая, что его эйтары так быстро мчали всю дорогу, словно их подгоняли кнутом.

   Лес закончился неожиданно. Вот мы вроде шли под гору и деревья были повсюду – и вдруг наверху не осталось ни одного.

   Впереди, в долине, приютившись в кольце сосен и гор, простирался город из дерева и камня, и я застыла, поражённая его необычной красотой, так гармонично вписывающейся в окружающий пейзаж.

   Построенные из синего камня дома, словно птичьи гнёзда, стояли в низине и на поросших деревьями склонах, напоминая своими формами заснеженные пики елей.

   Над их острыми двускатными крышами торчали каменные дымоходы, из которых вились змейки белого дыма, медленно растворяясь в морозном воздухе.

   Далеко, между разновысокими постройками, под каменными дугами моста, раскинувшегося над серебряным зеркалом замёрзшего озера, были отчётливо видны фигурки детей, катающихся по льду. А по широкой улице на окраине лениво двигалось какое-то мощное парнокопытное животное с длинной, густой рыжей шерстью, свисающей почти до земли, и огромными белыми рогами, загнутыми словно полумесяцы. За собой необычный зверь тянул сани, груженные дровами, на которых сидел то ли парень, то ли мальчишка. Издалека было не разобрать.

   В одном ближайших к нам дворов я заметила чистящего от снега дорожку молодого кайгена, за которым с высокого крыльца наблюдала девушка в светлом длинном платье, подвязанном широким поясом. Мужчина обернулся, словно почувствовал затылком её взгляд, что-то грозно крикнул, махнув рукой, и та, кем бы она ему ни приходилась – женой или сестрой – тут же заскочила в дом.

   Воздух был наполнен звуками. Такими разными и уютными. Эхом разносился стук топора. Вжикала пила. Оглушительно запел петух, перекликаясь с такими же, как и он, горластыми сородичами. Где-то громко крикнули, то ли окликая, то ли ругаясь.

   – Мы пришли, – заявил муж.

   Мне показалось, что в глазах его сверкнуло удовлетворение, и выглядел он сейчас как хозяин, важно и с любовью оглядывающий свои владения.

   – Это и есть Сивильгард? – спросила я.

   Кайген повернул ко мне голову, и на лице его отобразилась откровенная насмешка.

   – Это лишь малая часть Сивильгарда, женщина. Запомни, твой дом теперь называется Эдерхейд! Здесь все подчиняются мне и слушаются моего слова!

   – С чего бы это? – вяло буркнула я, тоскливо разглядывая место своего пожизненного заключения.

   – Потому что я – их оэн! – раздражённо выдал супруг и грозно добавил: – И не смей мне перечить при других. А то…

   – Выпорешь, – не дала ему закончить я. – Помню.

   Скорчив недовольную мину, кайген потянул меня за руку, и мы стали спускаться к городу по длинной, изгибающейся полозом дороге, заснеженной, но хорошо утоптанной. Сразу было видно, что по ней ездили и ходили много и часто.

   Чем ближе мы подходили к жилым постройкам, тем сильнее у меня в груди частило сердце, как будто ему было не всё равно, куда меня ведут. Я пыталась себя убедить, что не волнуюсь и мне совершенно не страшно, но получалось из ряда вон плохо. Нервы натянулись словно струны, и я напряжённо косилась по сторонам при каждом подозрительном шорохе.

   Стоило нам пройти несколько домов, как откуда-то сверху раздался громкий возглас:

   – Идут!

   Я занервничала ещё больше. Меньше всего мне хотелось, чтобы на меня всем миром пялились, как на диковинного зверя, которого вывели на потеху толпе. Только тут с моими желаниями считаться никто не собирался, потому что за поворотом открылась широкая улица, и вдоль неё, не выходя на дорогу, уже стояли люди – кто за невысокими бревенчатыми заборами своих домов, а кто и перед ними, видимо, желая разглядеть меня повнимательнее и поближе.

   Я наконец-то увидела, как выглядят женщины кайгенов и их дети, поскольку по большей части именно они и пришли на меня поглазеть. Детвора, раскрыв рты, и ничуть не пугаясь медведя-мужа, почти вплотную бежала за нами следом, а их матери провожали меня недобрыми взглядами, совершенно не скрывая своей неприязни ко мне даже при их оэне.

   – Дохлые что-то нынче магички пошли, – вдруг громко высказалась вслух высокая смуглая красавица с длинными чёрными косами. Сложив руки на высокой пышной груди, она стояла впереди всех, бесцеремонно осматривая меня с головы до ног. – Ни рожи, ни кожи! И глянуть-то не на что!

   – Ещё и белоручка, поди! – поддакнула подпирающая её плечо подруга – тоже рослая, чернобровая да краснощёкая. – Ты на перчатки её посмотри! В таких только за мубрами ухаживать или котлы чистить!

   В толпе послышались ехидные смешки. Я скосилась на мужа, но, не заметив у него никакой реакции, крепче стиснула зубы и окатила волной презрения наглых девиц.

   – Гляди-ка, а Бьёрн-то уже и косы ей успел отрезать! – насмешливо послышалось с другой стороны дороги.

   – Видно, яблочко с червяком попалось, – тут же предположил кто-то ещё.

   – Да гнилое оно насквозь! – полетело в ответ.

   Со всех сторон на меня посыпались оскорбления и насмешки. Дети тыкали в меня пальцами, женщины плевали вслед, мужчины же просто молча наблюдали за всей этой трепотнёй издалека, не вмешиваясь и не затыкая ртов своим базарным бабам. Впрочем, чего ждать от них, если мой собственный муж вступаться за меня тоже не собирался. Тянул меня за собой по дороге и делал вид, что глухой.

   Ярость подымалась во мне жгучей волной, душила и горячила кровь. Вот, значит, для чего он мне сказал, что у них женщин с отрезанными косами с позором водят по улицам?

   Ну что ж, предупредил – и на том спасибо.

   Я шла коридором позора, гордо вскинув голову и отрешённо глядя вперёд, словно меня вся эта грязь не касалась. Эти люди меня ненавидели. Не стану лукавить, в этом у меня с ними была абсолютная взаимность.

   Кайген вдруг свернул направо и остановился перед низким частоколом, как мне показалось, больше огораживающим территорию, чем служащим для её защиты.

   Я подняла взгляд и от удивления едва не открыла рот, обнаружив у калитки беззастенчиво разглядывающего меня мужчину. Если он считался кайгеном, то его смело можно было назвать белой вороной в стае своих сородичей, а вернее – рыжей.

   Никогда ещё я не видела таких красивых парней. И дело было даже не в правильных и утончённых чертах его лица, а в какой-то солнечной ауре, окружающей его высокую фигуру. Его огненно-золотые волосы, заплетённые на висках в тонкие косички с нанизанными на них серебряными колечками мягкими волнами падали на широкие плечи, а в лазоревых озёрах глаз отражался зимний день, такой же ясный, как его лучезарная улыбка, совершенно точно адресованная мне. И хотя на фоне моего мощного супруга он и выглядел изящнее, менее опасным от этого совершенно не казался.

   – Хорошая жена тебе досталась, Бьёрн, – внезапно переведя свой взгляд с меня на мужа, заявил рыжий. – Мудрая, сдержанная и на провокации не поддаётся. Такая и сама в склоку не полезет, и тебе не позволит.

   Муж отпустил мою руку, сделал шаг вперёд, и я впервые поняла, что он умеет улыбаться – совершенно искренне и счастливо.

   – Иден, – коротко пророкотал он. – Как же я рад тебя видеть, брат!

   – И я рад! – крепко обнимая медведину, усмехнулся золотоволосый и украдкой взглянул на меня.

   Не знаю, почему, но я вдруг почувствовала, что смущённо краснею. Мне было стыдно пред братом мужа и за свой диковатый наряд, и за короткие волосы, и за ужасный вид.

   Представляю, каким чучелом я ему показалась. Хотя какая мне разница, что обо мне думает этот красавчик? Все кайгены одинаковые. А красивый враг всё равно остаётся врагом.

   – Как вы тут без меня? – спросил брата муж.

   В его рокочущем голосе послышалась мягкость, неподдельная озабоченность, и я не без удивления посмотрела на супруга, решив, что его каким-то чудесным образом неожиданно подменили.

   Да нет, рядом со мной стоял всё тот же косматый «медведь», у которого за время пути вечно хмурая морда ещё и поросла жёсткой тёмной щетиной.

   – Я очень старался быть таким же мудрым, беспристрастным и справедливым оэном, как ты, – растянул в белозубой усмешке губы мужчина.

   – И как? Получилось? – лукаво прищурился муж.

   Его брат наигранно нахмурился, а в синих глазах засверкали озорные искры.

   – Почти. С эйтарами у нас полное взаимопонимание, а вот с твоим бабьим царством беда... Они меня совершенно не боятся! Не оставляй меня больше с ними так надолго! Женят ведь! – с фальшивым ужасом выдал рыжик.

   Муж беззвучно рассмеялся и опустил на плечо брата тяжёлую ладонь.

   – А тебе давно пора! Сколько я за тебя ещё отдуваться буду?

   Я недоумённо моргнула, вслушиваясь в суть беседы, и мне вдруг стало дурно. О чём это они? «Бабье царство?» «Сколько ещё за тебя отдуваться?..» Я что, не единственная жена у медведины? Двуединый, куда я попала?

   Моя паника не переросла в откровенный ужас только потому, что рыжий переключил всё внимание на меня, спросив:

   – И как же зовут мою прекрасную невестку?

   – Рейна, – ответила я, и он, как-то светло усмехаясь, согласно кивнул.

   – Я должен был догадаться. Только королева может пройти сквозь строй осуждения, пренебрежения и насмешек с гордо поднятой головой.

   Откровенно говоря, я не поняла, с чего вдруг такая лесть. И хотя слова Идена мне были приятны, я всё равно отнеслась к ним с недоверием и опаской.

   – Кайгены редко берут в жёны девушек со стороны, – снова заговорил он. – Поэтому к ним в Эдерхейде всегда относятся с недоверием и осторожностью.

   – Клан должен понимать, кого приютил и берёт под свою защиту! – безапелляционно громыхнул мой муж, наконец-то вспомнив о моём существовании. – Ты не посрамила мою честь, женщина!

   Если бы я не была так зла на кайгена, пожалуй, изумилась бы. Это что вообще было?! Похвала?!

   – В халле всё готово к нашему приезду? – снова потеряв ко мне интерес, взыскательно поинтересовался у брата муж.

   – Женщины ещё не закончили с приготовлениями, – словно оправдываясь, сообщил ему Иден. – Эйтары ведь вернулись не так давно.

   – Тогда пусть несут тростянку и узы! – приказал ему кайген.

   – Я думал, Горд будет с нами на орие*, он и…

   – Дильфар будет позже!

   Супруг так многозначительно посмотрел на своего брата, что тот заткнулся на полуслове и немедля пошёл к дому, оставив нас наедине.

   Жёсткая ладонь мужа вдруг крепко сжала мою, и он снизошёл до скупых наставлений в своей категоричной манере:

   – Стой молча, женщина, и не двигайся, что бы ни случилось!

   Я с тревогой оглянулась через плечо, обнаружив за нашей спиной зевак, дружной толпой переместившихся с обочин улицы к дому своего оэна.

   Стояли они сейчас молча, но выглядели от этого не менее подозрительно. Для полного счастья осталось только, чтобы эти дикари меня ещё какой-нибудь тухлятиной забросали! Возможно, тогда я буду как нельзя лучше соответствовать их высоким стандартам.

   Решив воспользоваться советом мужа, я сделала вид, что мне на всех вообще наплевать, и стала разглядывать жилище кайгена. А оно, надо сказать, очень выделялось из общего числа ему подобных.

   В центре расположенных квадратом добротных бревенчатых построек стоял дом. Наверное, самый высокий и большой из всех, что я смогла увидеть, пока мы сюда шли.

   Его первый этаж был построен из таких же синих обтёсанных булыжников, как и все остальные дома в округе, а два верхних и мансарду выполнили из бруса, брёвен и досок.

   Над каменным ярусом по всему периметру нависали красивые деревянные балконы с изящной резьбой, которые надёжно перекрывала двускатная крыша с приличным углом наклона, далеко выходящая за границы стен. Все деревянные детали: ставни, обрамление окон и перила балкона, были украшены искусной резьбой, а под треугольным навесом по центру находилось высокое крыльцо, к которому вела выполненная искусным мастером лестница.

   На крышах халле и всех окружающих его строений пушистыми тёплыми шапками лежал снег, как и на растущих вокруг них елях и берёзах, так что было непонятно – то ли это дом построен в лесу, то ли лес вырос вокруг дома.

   Тяжёлые деревянные двери отворились, и на крыльцо вместе с уже знакомым мне Иденом вышла женщина средних лет с таким же невероятным, как у него, цветом волос и достаточно схожими чертами лица. Я сразу подумала, что это мать братьев. Непонятно только, почему, но с моим жутковатым мужем я не обнаружила у неё никакого сходства.

   Годы не стёрли её красоту, да и тело не утратило гибкости. Манна – так, если не ошибаюсь, кайгены называют своих представительниц слабого пола – была высокой, хорошо сложённой и, очевидно, достаточно уважаемой среди своих соплеменников, поскольку при её появлении все они перестали даже шептаться.

   В руках женщина держала круглую расписанную деревянную посудину, доверху наполненную какими-то красными ягодами, и смотрела то на меня, то на мужа. Причём на него с теплотой и любовью, а на меня приблизительно так же, как на растущие рядом деревья.

   Иден начал спускаться по лестнице, и только сейчас я заметила, что он несёт к нам три длинные красноватые ленты.

   Правда, при ближайшем рассмотрении оказалось, что полоски ткани сделаны из светлого льна или какого-то похожего на него материала, а вот вышитый по всей их длине обережный орнамент был исключительно алого цвета. И вот он-то как раз и привлёк мой внимание, учитывая, что в рунах я разбиралась не хуже, чем в боевых заклинаниях.

   Чего на этих лентах только не вышили: и защиту от чужих влияний и ненависти; и блоки от страхов, сомнений, сглаза, порчи и негативных мыслей; и руну удачи; и даже помощь в достижении вершин мастерства зачем-то присобачили.

   Но больше всего меня удивило, что этими лентами рыжий начал связывать меня и мужа. Конец одной из лент он привязал к ноге своего брата, а другой закрепил на моей, а уже следом за ногами тот же ритуал Иден провёл с нашими руками и головами, что-то бормоча себе под нос на протяжении всего процесса.

   Я разобрала только то, что мысли у нас с мужем теперь почему-то должны быть одинаковыми.

   Двуединый, кайгены что, действительно в это верили?!

   Хотя в какой-то степени мыслили мы с «медведем» в одном направлении: и ему, и мне ужасно хотелось друг друга прибить.

   Но не успела я опомниться от одного ритуала, как за ним последовал другой.

   Стоящая на крыльце манна вдруг издала странный звук, похожий на птичий свист, а затем, зачерпнув в жменю ягоды, стала осыпать ими меня и кайгена.

   Алые бусины каплями крови упали на снег, закатились мне под ноги, застряли у мужа в волосах…

   Откуда-то сверху послышался шум. Я запрокинула голову и потрясённо распахнула глаза.

   Прямо над нами на гибких ветвях берёз, покачиваясь на ветру, висели деревянные домики, если так можно было назвать небольшие полые чурбаки с круглой дыркой по центру. Очевидно, древесина внутри них была аккуратно выбрана по всей длине, а отверстия в торцах прикрыли двумя спилами, чтобы там можно было жить пернатым обитателям.

   Из круглых окошек торчали птичьи головы, жадно рассматривая рассыпанные по снегу ягоды. Миг – и крылатая стая беспорядочной гурьбой устремилась вниз, налетая на щедрое угощение с писком и гомоном. Бойкие красногрудые птицы суетливо хватали еду, расталкивая и оттесняя друг друга, но моё внимание привлекла самая маленькая, тщетно прыгающая вокруг своих более удачливых подруг, выхватывающих у неё добычу прямо из-под носа.

   Бедняге, как она ни старалась, не досталось ни крошки с моего «свадебного стола». Не знаю, почему, но мне стало её невыносимо жалко. Я внезапно почувствовала в ней родственную душу – одинокую и никому не нужную.

   Опустив голову, я проглотила подкативший к горлу едкий ком и тут заметила застрявшую в воротнике своей шубы ягоду.

   Мой порыв был смешным и глупым. Я поняла это слишком поздно, когда, подхватив алую горошину, протянула её птичке на раскрытой ладони.

   – Иди ко мне! – позвала я, и потревоженная моим голосом стая испуганно взвилась ввысь, а у меня за спиной прозвучал слаженный разочарованный вздох.

   Я забыла о предупреждении молчать и не двигаться. Похоже, я нарушила ритуал и всё испортила. А круглая ягода на моей затянутой в белую перчатку руке теперь алела, словно предзнаменование беды.

   Мой потерянный взгляд уловил какое-то движение на снегу, и я едва не вскрикнула от счастья, обнаружив там ту самую маленькую пичугу. Она резко вспорхнула вверх, а потом стремительно опустилась мне ладонь, смешно вертя шеей и тараща на меня чёрные глаза-бусины.

   – Ешь, не бойся, – прошептала я, хотя точно знала, что красногрудка не испытывает ко мне страха.

   Потоптавшись на моей руке, птица наконец клюнула угощенье, с явным удовольствием поглощая сочную мякоть и спрятанные внутри неё коричневые семечки. Съев всё до крошки, она подняла голову, глядя мне в глаза, а затем громко пискнула, требуя ещё.

   – Прости, но у меня больше нет, – удручённо пожала плечами я, и, словно понимая, что я ей говорю, птичка разочарованно опустила клюв.

   Посидев ещё немного у меня руке, она перепорхнула мне на плечо, звонко зачирикав у меня возле уха.

   Можете считать меня сумасшедшей, но мне кажется, я поняла, что она мне говорит. И оттого, что в этом чужом и суровом краю у меня неожиданно появился маленький добрый друг, на душе стало тепло и радостно.

   Птица улетела буквально через мгновенье, но свет, который она после себя оставила, всё ещё грел моё сердце.

   Увлечённая своими чувствами, я только теперь осознала, что всё это время на меня с молчаливым потрясением смотрели собравшиеся вокруг кайгены. И даже муж, чуть хмурясь, изучал моё лицо, а в глазах его плескалось то ли недоумение, то ли растерянность.

   – Пойдём, – тихо обронил он, чуть подталкивая меня вперёд.

   Учитывая, что ноги наши связали, идти пришлось медленно и осторожно, а главное, шаг в шаг.

   Я думала, что таким образом нам придётся взбираться и по ступеням, но перед ними кайген остановился и стал снимать спутывающие нас узы. Сначала развязал ленты на головах, потом убрал их с рук, а затем освободил и ноги.

   Связав обереги в узел, муж зачем-то сунул их мне, и я даже ойкнуть не успела, как он, подхватив меня на руки, понёс в дом.

ГЛАВА 9

Бывают такие моменты в жизни, когда кажется, что всё вокруг – сон, и это происходит не с тобой или не по-настоящему. Так наше сознание пытается снизить остроту наносящих ему травму обстоятельств.

   Я понимала, что сейчас со мной происходит что-то похожее. Мне никак не удавалось отделаться от мысли, что если я тряхну головой, а потом ущипну себя, то всё исчезнет – и чужая сторона, и синеглазый кайген, и его огромный дом.

   Зачем меня перенесли через порог – я догадывалась. Такая традиция существовала и в Эринее, правда, распространена была в основном среди простолюдинов.

   Они считали, что поскольку невеста в день свадьбы переходила из мира своей семьи в мир чужой, то она как бы символически перерождалась: для своей семьи умирала, в семье супруга рождалась заново.

   Так или иначе, но получалось, что она переходила грань между мирами и становилась лёгкой добычей для злых духов. А порог дома как раз и являлся некой мистической стеной между враждебной стороной внешнего мира и защитой домашнего очага. Поэтому именно невесту старались защитить всеми возможными способами. Перенося любимую через порог на руках, жених обманывал нечистую силу.

   В нашем с кайгеном случае обмануть он, по-моему, пытался только себя, поскольку «нечистую силу» он принёс в свой халле на собственных руках.

   По крайней мере, мне показалось, что именно так на меня смотрят его многочисленные обитатели, выглядывающие из-за всех углов. В большом просторном зале, куда меня внесли через входной тамбур и опустили на покрытый тёмными каменными плитами пол, их было много. Половину центральной стены дома, что делила его на две половины, занимал огромный камин, сложенный из синего грубого камня. В нём жарко и весело плясало пламя, согревая пространство комнаты уютным теплом.

   С левой и правой стороны камина располагались двери, за которыми, как мне подумалось, должны были находиться или какие-то комнаты, или коридор, через который можно было в них попасть. Понять это на первый взгляд было невозможно, поскольку из-за приоткрытых створок выглядывали чернявые детские макушки, загораживающие собой весь дверной проём.

   По периметру комнаты, буквой «П» были установлены длинные столы и лавки. На расшитых алыми рунами скатертях стояли блюда, горшочки и миски с всевозможными угощеньями, от которых по залу шли пряные, острые, насыщенные умопомрачительные запахи, вызывающие мгновенное слюноотделение.

   Высокий дощатый потолок пересекали толстые деревянные балки, с которых на кованых цепях свисали массивные многосвечники. Сейчас, когда в доме было достаточно света, в них не было надобности, но, полагаю, с наступлением сумерек они создавали в доме атмосферу душевного спокойствия.

   Я бы солгала, если бы сказала, что дом кайгена мне не понравился. Несмотря на то, что всё здесь было сделано из легкодоступных и совершенно недорогих материалов, выглядело жилище оэна тёплым и живым. Оно не вызывало тревоги, не пугало своей чуждостью и не раздражало убогой простотой. Как бы негативно я ни относилась к мужу, вынуждена была признать, что живёт он отнюдь не в берлоге, а судя по чистоте и порядку вокруг, он ещё и хороший хозяин.

   Моё замешательство было нарушено тем самым хорошим хозяином, бесцеремонно потянувшим с моих плеч тёплую шубу. Понятно, что в натопленном доме ей на мне не место, но без неё я почувствовала себя почти голой.

   Надетое на меня дорогое, расшитое серебряным узором платье казалось здесь совершенно неуместным. Не говоря уже о том, что корсетов и перчаток здесь, по-моему, отродясь никто не носил. У местных женщин были удобные и не стесняющие движений наряды, сотканные из тонкой шерсти или льна. Неизменным атрибутом всей одежды была невероятно красивая вышивка. Красная или чёрная, она украшала горловины, подолы, рукава, а то и всё платье манны целиком.

   А ещё здесь ценили и умели выделывать кожу. Почти у всех на талии красовались тиснённые кожаные пояса, а на ногах такие же модные сапожки, какие я приметила ещё на свадьбе у мужа.

   Судя по всему, чем искусней была выделка и вышивка на наряде – тем выше по статусу или богатству считалась девица. Я в глазах кайгенов, наверное, казалась какой-то голодранкой, а если учесть, что косы у всех женщин здесь были длинными и ухоженными, то ещё и порченой.

   Потянув меня за собой в сторону заставленных яствами столов, муж занял место в самом их центре, и как только мы с ним уселись на лавку, в дом стали заходить гости. Что самое странное – одни мужчины.

   Почтительно склоняя перед оэном голову, они молча рассаживались вокруг столов, ожидая, пока к ним присоединятся остальные сородичи, а женщины в это время суетливо двигались вокруг, наполняя глиняные кружки каким-то горячим ароматным напитком.

   Когда очередь дошла до нас, муж зачем-то отобрал кувшин у принёсшей его девушки, сначала налив из него себе, и только после того, как попробовал содержимое, наполнил им и мою кружку.

   В груди нехорошо кольнуло, и я тревожно огляделась по сторонам. Двуединый, неужели и здесь мне в питьё могут добавить какую-то гадость?

   Словно прочитав по лицу все мои сомнения, кайген подвинул ко мне кружку и негромко буркнул:

   – Пей, не бойся. Это – шорк. Здесь только хмельной мёд, травы, ягоды и пряности.

   Я боялась не шорка, а того, что выпив его, расслаблюсь и потеряю контроль. А вот от еды я бы не отказалась. Чего здесь только не было: жареная и варёная птица, тушёное в густой подливе мясо, печёная с овощами рыба, пироги, блины, ягоды, орехи, соусы… И не будь здесь так много народу, буквально заглядывающего мне в рот, я бы перепробовала все блюда. А так пришлось довольствоваться тем, что положил мне на тарелку муж.

   Видимо, памятуя о том, что я требовала у него в Тери-Ра пироги, он собрал для меня целое ассорти с разными начинками и водрузил его передо мной высокой горкой. А пока я на неё хмуро пялилась, с места поднялся статный пожилой кайген.

   – Свет и добро твоему халле, оэн. Здравия тебе и твоей манне! – торжественно произнёс он, глядя на нас. – Говорят, что в хорошем супружестве муж – голова, а жена – сердце. Я желаю, чтобы в вашей семье голова не заставляла страдать сердце, а сердце не вынуждало голову болеть. Принимаю твою манну как часть клана, клянусь почитать и уважать.

   Мужчина отсалютовал нам чашей с шорком и, отпив из неё, снова присел на скамью.

   – Пей, – толкнул меня под столом ногой муж, и я вздрогнула, вцепившись пальцами в кружку.

   Я не успела пригубить напиток, как следом за первым кайгеном сказать своё слово пожелал другой.

   – Свет и добро твоему халле, оэн. Здравия тебе и твоей манне! – уже стандартно произнёс он. – Пусть жизнь ваша будет полна, как эта чаша! Испейте её всю до дна, не расплескав! Принимаю твою манну как часть клана, клянусь почитать и уважать.

   Хлебнув шорка, мужчина опустился на место, и его очередь занял очередной гость.

   Один за другим парни и мужчины клана поднимались, желая мне и мужу здравия, рассказывая какие-то притчи, а затем единогласно обещали мне своё почтение.

   Учитывая, что кайгенов за столами сидело точно больше сотни, я только и делала, что поднимала кружку, создавая видимость, будто пью. Будь всё по-настоящему, то уже после пятого пожелания здравия я свалилась бы под стол без сознания. Уверена, местным женщинам это понравилось бы, а к клейму шлюхи они бы мне прилепили ещё и позорное звание пьяницы.

   На пожеланиях очередного сородича мужа я собиралась незаметно отломить хотя бы кусочек пирога, чтобы закинуть его в рот, как только кайген сядет. Но в этот момент парень почему-то придирчиво заглянул в свою кружку и громко заявил, что шорк у жениха с невестой остыл, поэтому его надо подогреть.

   Я недоуменно перевела взгляд на супруга, не понимая, как на это реагировать. В его синих-синих глазах, наблюдающих за мной с каким-то выжидающим интересом, преломился свет, и от смутного подозрения мой позвоночник словно пронзило сотней иголочек.

   Муж медленно поднялся, протягивая мне руку, а у меня от ужаса свело все мышцы.

   – Пойдём, жена! – низко обронил он.

   Сейчас?! Нет! Я была к этому не готова!

   Двуединый, видимо, я никогда не буду к этому готова…

   Поймав мою ладонь, супруг вытащил меня из-за стола, и под прицелом пристального внимания кайгенов повёл к лестнице на второй этаж, которая находилась в дальнем углу комнаты.

   Чуть подталкивая, он вынуждал меня подниматься наверх, и от понимания куда и зачем муж меня ведёт тело стало ватным, а висках начала бешено пульсировать кровь.

   От страха у меня всё расплывалось пред глазами. Я смотрела исключительно себе под ноги, считая ступени, и с ужасом думала о том, что произойдёт, когда они закончатся. А они закончились быстрее, чем я ожидала. Дальше был длинный коридор.

   Передо мной открыли какую-то дверь, втолкнули в комнату, и я перестала дышать, в панике уставившись на покрытую тёплыми мехами огромную кровать с кучей подушек, набросанных в изголовье. Впереди стоял большой сундук, обитый кожей с тиснением, а в стене напротив жарко пылал камин, отбрасывая на светлые доски, которыми была обшита комната, красные тени.

   За спиной раздался шорох, пуская моё дрожащее сердце вскачь.

   Я развернулась, утыкаясь взглядом в мощный торс мужа. Грудь мужчины мерно понималась, взывая у меня желание сглотнуть. Потому что горло сдавил спазм, как только я поняла, что кайген начал раздеваться.

   На пол упали его кожаные наручи и пояс. Их глухой стук о деревянную поверхность отдался болью у меня в затылке, и я отступила к стене, ища в ней опоры для своего парализованного безысходностью тела.

   Мужчина, не сводя с меня пылающих синим огнём глаз, неспешно расшнуровал свою кожаную безрукавку, небрежно швырнув её на прикроватный сундук, а потом, закинув за голову руки, одним рывком стянул с себя стёганку, оставшись в длинной льняной рубахе, в распахнутом вороте которой виднелось странное ожерелье.

   Двойной ряд тонких кожаных жгутов украшали круглые серебряные медальоны, с совершенно непонятным изображением на потемневшей от времени поверхности. Они перемежались с бронзовыми и золотыми чернёными бусинами, разновеликими клыками каких-то животных, а в самом центре дикой композиции висел птичий череп – небольшой, отполированный до белизны и нанизанный на шнурок сквозь круглые провалы пустых глазниц.

   Кайген замер, поймав в капкан своего взгляда испуганный мой, и, стремительно сдёрнув с себя рубаху, шагнул мне навстречу.

   Если бы можно было переключить своё внимание на что-то другое и отвлечься... Но муж занимал собой всё пространство, и я, как парализованная, безмолвно следила за игрой упругих мышц на его большом жёстком теле, пока он неотвратимо приближался ко мне.

   Без одежды он выглядел ещё мощнее. Ужаснее. Бугристые плечи и руки, перевитые лентами сухожилий и вен, казались нечеловеческими. Не может быть обычный мужчина таким… Словно на нём не было ни одного уязвимого и слабого места. Грудь и живот – как каменная броня, шея – будто ствол дерева, а взгляд… От него у меня по хребту ползли ледяные мурашки и холодело в груди.

   Между мной и мужем осталось меньше шага.

   Он протянул ко мне руки, и сердце ухнуло, падая в пульсирующую пустоту желудка. Панический ужас сковал моё тело, и, глядя на полуголого варвара, по-прежнему разглядывающего меня пристально и хмуро, я мысленно повторяла себе, что не заплачу и не закричу ни при каких обстоятельствах, что бы он со мной ни сделал.

   И всё же я не смогла сдержать вскрик, когда он, ухватившись за ворот моего платья, одним движением разорвал его вместе с нательной рубахой практически до подола.

   Превратившийся в лохмотья богатый наряд остался висеть на мне изорванной тряпкой только за счёт уцелевших рукавов, никак не скрывая от кайгена всего, что ему хотелось увидеть.

   Стискивая кулаки и прерывисто дыша, я вжималась в стену в тщетной попытке спрятаться от его тяжёлого взгляда. Он бесстыже скользил по моей обнажённой груди, плечам и животу, и в его тёмно-синей глубине вспыхивало что-то такое, от чего у меня на затылке шевелились волосы.

   Пальцы мужа вдруг бесцеремонно коснулись белёсых сморщенных рубцов, оставшихся после ожогов на моих шее и плече, чуть тронули шрамы на локте и боку, а потом кайген выдохнул что-то совершенно мне непонятное и странное:

   – Эскатэра…

   Резко сдёрнув с моей правой руки перчатку, он взял в свою ладонь мои изуродованные пальцы, разглядывая их долго и внимательно, а затем посмотрел на меня в упор – глаза в глаза.

   Я ожидала увидеть там отвращение и гадливость, а заметила лишь какую-то задумчивую растерянность, будто, глядя на меня, кайген сожалел не о том, какая обезображенная женщина ему досталась, а о том, что случилось это по его вине.

   Он смотрел так долго, что меня начало трясти. Не знаю отчего – от страха, холода или стыда. Я первый раз в жизни стояла перед мужчиной в таком виде. И захлёстывающая меня паника грозила перерасти в истерику. К горлу подкатывал едкий ком, а в груди нещадно пекло. Клянусь, если бы у меня сейчас была возможность использовать магию, я бы ударила ей по кайгену со всей силы, столь близка я была к отчаянному безумству.

   Резко выдохнув, муж отпустил мою руку и отступил, неотрывно глядя в мои широко распахнутые глаза. Неторопливо и мягко, словно огромный гибкий зверь, он прошёлся по комнате и, дойдя до кровати, откинул в сторону покрывающий её мех, задумчиво уставившись на застланные под ним вышитые льняные простыни.

   Сердце моё тарахтело, как барабанящий по пеньку лапой заяц. Дыхание перехватывало, и я следила за каждым движением мужчины, пытаясь предугадать, что он сделает в следующий миг.

   Глупо, потому что я всё равно бы не угадала. Кайген каждый раз своими поступками ввергал меня в ступор. Этот мужчина был непредсказуем, как ураган или гроза.

   Подняв с пола свой кожаный пояс, он вынул из прикреплённого к нему чехла нож и, к моему полному шоку, порезал себе лезвием ладонь.

   Вытянув над постелью руку, муж испачкал белую простынь своей кровью, и пока я мучительно соображала, зачем он это сделал, кайген неспешно двинулся в мою сторону.

   На какое-то мгновение наши взгляды встретились, и мне показалось, что в мерцании его ярких глаз я вижу себя – вжавшуюся в стену, испуганную и упрямо цепляющуюся за жалкие остатки воли, чтобы не сорваться в бездну отчаяния.

   Я не ожидала, что такой огромный и вроде бы на вид неповоротливый мужчина окажется столь быстрым и стремительным.

   Ещё миг назад нас разделяло полкомнаты – и вдруг он в один миг очутился так близко, что я ощутила его тяжёлое дыхание на своём лице.

   Молниеносно ухватившись за последний оплот моей девичьей чести, он с треском разодрал на мне нижнее бельё, и когда его ладонь бесстыдно проникла между моих ног, размазывая по лону и внутренней части бёдер кровь, я едва удержалась от вопля ужаса.

   Я лихорадочно твердила себе в мыслях, что это какой-то страшный сон, от которого я никак не могу очнуться.

   Конечно же, я ждала от мужа очередного насилия, стоило ему, подняв меня на руки, перенести и усадить на кровать. И тем сильнее было моё замешательство, когда он осторожно снял с меня чуги и туфли, разбросав их по сторонам, а затем, смерив меня тяжёлым и хмурым взглядом, отошёл в сторону.

   Мне казалось, время замерло в его взгляде, пока он молча смотрел мне в лицо. В его глазах вихрями закручивались эмоции, но я не могла разобрать ни одной из них. Я не понимала своего мужа, не видела смысла в его поступках и не чувствовала к нему ничего, кроме страха.

   Догадался ли он об этом по моему состоянию? Не знаю. Но супруг вдруг развернулся, раздражённо отшвырнул ногой собственную стёганку, валяющуюся у него на пути, и, обогнув кровать, толкнул рукой дверь в стене рядом, которую я в свете произошедшего даже не сразу заметила. Складывалось впечатление, что кайген зачем-то хотел, чтобы я её увидела.

   Обернувшись на меня через плечо, муж мазнул по мне коротким взглядом и, шагнув к порогу комнаты, резко открыл входную дверь, чтобы через мгновение её за собой закрыть.

   В камине громко треснуло полено, и я вздрогнула. Озираясь по сторонам, я не верила, что всё наконец закончилось и кайген ушёл, оставив меня одну. Мне во всем мерещился подвох.

   Мне чудились шаги и шорохи, слышался скрип половиц и стук дверей, и я ждала, что вот-вот в комнату опять войдёт муж, и кошмар начнётся сначала.

   Время шло, за окном серело, а кайген не возвращался. Понимая, что дальше так продолжаться не может, я осмелела.

   С опаской спустив с кровати ноги, я коснулась ступнями толстого упругого ворса расстеленной на полу меховой шкуры и, помедлив ещё миг, резко встала.

   Кутаясь в куски изорванного свадебного платья, мне не удалось сделать и пары шагов, как в дверь громко постучали, а затем без моего позволения совершенно нагло и бесцеремонно её открыли.

   Я замерла, оторопело уставившись на двух девушек с вёдрами в руках, возникших на пороге комнаты, а они в свою очередь застыли столбами, разглядывая меня с открытыми ртами.

   – О-оэн приказал вам помочь, манна, – промямлила та из них, что была постарше.

   От меня не укрылось и то, с каким злорадством она заметила на кровати пятно крови и как долго пялилась на прикрывающие меня лохмотья.

   И хоть на самом деле это ничего не значило, я очень ясно осознавала, как всё выглядит со стороны. Никогда в жизни я ещё не чувствовала себя такой униженной и растоптанной.

   – Вон! – еле сдерживая звенящую в голосе ярость, холодно обронила я.

   Девушки испуганно попятились, стоило мне двинуться на них.

   – Но оэн приказал… – попыталась возразить мне нахалка, и меня прорвало, словно плотину.

   Я рявкнула на незваных гостей, не скрывая ни злости на них, ни желания схватить за шкирку и вышвырнуть:

   – Пошли вон, пока я вас отсюда не выкинула!

   Побросав вёдра, девушки с визгом вылетели из комнаты, и железный стержень внутри, что ещё держал меня на ногах, неожиданно сломался.

   Колени подогнулись. Из глаз хлынули слёзы.

   Я отчаянно зажимала себе ладонью рот в попытке остановить истерику, но она клокотала в моей груди, рвала горло рыданиями и лилась горючими слезами.

   Кто я теперь? Где та Рейна, что считала себя гордой и сильной? От неё ничего не осталось! Я не смогу жить так дальше! Двуединый, я не смогу…

   Опустившись на пол, я плакала до тех пор, пока поток слёз не иссяк и в душе не осталась одна пустота.

   Комната слишком быстро начала наполняться серым полумраком, потому что солнце уже опускалось, прячась за горы.

   Я замёрзла.

   Огонь в камине уже еле тлел, да и пол, на котором я сидела, начал остывать.

   Поднявшись, я доковыляла до оставленных маннами вёдер и горько усмехнулась, обнаружив, что вода в них совершенно холодная. Возможно, здесь к такой привыкли, а может, наглые девицы специально не стали её греть, чтобы поиздеваться надо мной.

   Сейчас это не имело никакого значения. Плеснув себе в лицо, чтобы немного привести его в порядок, я подошла к той двери, что показательно открыл мой муж, и обнаружила за ней небольшую комнату, тоже обитую деревом и очень похожую на уборную, какая была у меня во дворце. В одном углу находилось что-то вроде большой бочки с низкими бортами, рядом с которой на табуретах стояли кадушка, ушат и небольшие ковшики, а в другом кресло, вёдра и прочая утварь. На стене висели чистые куски полотна, щётки с длинными ручками, холстяная рукавица и пористый камень.

   Предположительно именно здесь посланные кайгеном девицы должны были помочь мне помыться. И плевать, что вода холодная, но я с удовольствием сделала это сама. Хотя даже после того, как, яростно оттирая кожу щёткой, я вылила на себя содержимое двух вёдер, не стала чувствовать себя чище.

   Мне казалось, что я по уши вывалялась в грязи, отмыться от которой не могу уже никогда.

   Кутаясь в кусок полотна, я вернулась в спальню, мрачно разглядывая царящий в ней бардак.

   Без сожаления швырнув в камин свадебные туфли и то, что осталось от остальной моей одежды, я зачарованно смотрела, как их пожирает огонь, находя в этом для себя какое-то странное успокоение. Мне хотелось уничтожить всякое напоминание о том, что со мной произошло. Жаль только, что вместе с вещами нельзя было сжечь и свою память!

   Подкинув в очаг побольше дров, которые были аккуратно сложены в углу между деревянной стеной и камином, я села на прикроватный сундук, греясь у огня, и удручённо подумала о том, что если бы не брак с кайгеном, сейчас Лютея могла бы мне принести тёплого молока с булочкой или пирогом.

   Пересказывая все дворцовые сплетни, какие она услышала от своих подруг-служанок, она бы ласково расчёсывала мне волосы и заботливо ворчала, чтобы я не сидела с босыми ногами, потому что могу простудиться.

   А где мне было взять тёплые чулки или носки, если мне с собой даже нижнего белья взять не дали?

   Взгляд наткнулся на валяющуюся на полу одежду мужа, и я, с озарением вскочив с сундука, на котором сидела, открыла его крышку, заглядывая внутрь.

   К сожалению, женских платьев там не нашлось – только мужская одежда. В огромные рубахи мужа можно было обернуться три раза. И как бы мне ни претила сама мысль к ним прикасаться, они были чистыми, а я – голой. И вот последнее очень сильно перевешивало всё остальное.

   Выбрав самую тёплую рубашку, я влезла на холодную кровать с той стороны, где простынь была чистой. Стуча зубами, я завернулась в толстое пушистое покрывало, и по спине поползли мурашки блаженства. Мех был тёплым и ласково льнул к замёрзшему телу.

   За весь сегодняшний день это было самое приятное ощущение, кроме того момента, когда с моих рук ела птичка. Я подумала, что если завтра мне удастся выйти во двор, я обязательно раздобуду и принесу ей немного крошек или ягод. От самой этой мысли стало как-то светлее, что ли. И я, согреваясь всё больше, широко зевнула, начиная проваливаться в дрёму.

   Пустой желудок обиженно заурчал, требуя еды. Но уставшей мне было совершенно не до него. Перевернувшись на живот, я вяло приказала ему спать и закрыла глаза, мгновенно вырубаясь.

ГЛАВА 10

Внизу был слышен весёлый шум, громкие голоса, и Бьёрн замер на верхней ступени лестницы, понимая, что совершенно не желает сейчас возвращаться к своим эйтарам. Он хотел побыть один. В тишине. Чтобы подумать.

   Перед глазами всё ещё стояла его молодая жена с широко распахнутыми от паники глазами, но с высоко поднятой головой.

   Бесстрашная… До глупости отчаянная и бесстрашная!

   Местные женщины до смерти боялись перечить Хранителю. А эта…

   Бьёрну казалось, что она намерено его злила, вынуждая ударить или применить силу. Зачем? Ведь и мокрого места от неё не останется, если он потеряет контроль!

   Неужели для неё смерть предпочтительнее жизни вместе с ним? Так ведь и он тоже не горел желанием приводить в свой халле такую жену, но…

   Теперь оэн точно знал, что по законам кайгенов не имел права поступить иначе. И оставалось только гадать, знал ли это Горд, когда затребовал эту магичку ему, Бьёрну, в жёны.

   Виххардова бездна, как же он не понял, что метки, которые он всё время чувствовал на ней, не чужие, а его собственные! Подлости от эринейки ждал. Злился. Верил, что, когда сорвёт с неё дорогие шмотки, получит доказательства своих предположений. А так, оказывается, пахла его магия… Вернее, последствия, что она оставила на её теле.

   Как магичка смогла выжить с такими жуткими увечьями?

   Бьёрн поморщился и сглотнул, на миг представив, какую нечеловеческую боль должна была испытывать девушка. И волосы короткие у неё потому, что сгорели, а не потому, что опозорить его перед всеми хотела.

   Стало стыдно. Нашёл с кем воевать – с бабой! Хотя её и бабой-то по-хорошему назвать было нельзя.

   Ведь и смотреть не на что – ни крепких бёдер, ни пышной груди, ни пленительных изгибов…

   Эринейка была хрупкой и тощей.

   Бьёрн выругался сквозь зубы и сам себе мысленно возразил. Нет, новая жена не была тощей, скорее гибкой и тонкой, как молодая берёзка. Из тех, что гнутся, но не ломаются.

   А мужскому началу Бьёрна так и вовсе было наплевать на установленные кайгенами женские эталоны красоты, потому что он возжелал девушку сразу, как только, разодрав на ней платье, увидел её обнажённое тело. Его привлекательность почему-то не портили ни шрамы, полученные в жестоком бою, ни отсутствие пышных округлых форм, ни алебастровая белизна кожи, совершенно не присущая смуглым женщинам Сивильгарда.

   У эринейки в глазах читались упрямство и вечный вызов, и они возбуждали Бьёрна сильнее, чем любые прелести местных красавиц. Она не боялась дерзить, бесстрашно смотреть в лицо и говорить, что думает. И язык у неё был как осиное жало. Ей и магию использовать не нужно было, чтобы достать кого-то до печёнок. Упрямую гордячку до хруста в пальцах хотелось схватить и по праву сильнейшего подмять под себя, но Бьёрн был уверен: она и в этом случае не стала бы просить у него пощады.

   Виххардова бездна, оэн знал, кого она ему напоминала… Его самого!

   Правильно, что не стал ждать Горда!

   Бьёрн не был уверен в этом, когда принял решение о немедленном проведении обряда, но больше не сомневался теперь.

   Женщина принадлежит только ему! И никто – ни дильфар, ни другие оэны – не имеют права приютить её в своём клане, даже если она об этом попросит!

   У эринейки нет другого выбора, кроме Бьёрна, и пусть кто-нибудь посмеет это право оспорить!

   Оэн испытывал от этого непонятное удовлетворение, словно получил в своё единоличное пользование то, о чём давно мечтал. А мечтал ли?..

   Бьёрн всегда думал, что жена у него будет кроткой, ласковой и покорной, одним нежным взглядом усмиряющая его буйный нрав. Такой и была Алва – его первая жена, которую он любил с детства.

   После её смерти Бьёрн поклялся, что больше не привяжется ни к одной женщине, и если бы не долг Хранителя, то и не женился бы вовсе. А брак с эринейкой казался ему холодным расчётом – ровно до того мгновения, пока он не увидел причинённый ей его магией непоправимый ущерб. Несправедливо, если девушка опять пострадает по его вине! Бьёрн считал себя воином, а не подонком. И потому играть в игры Горда больше не собирался.

   Тяжело вздохнув, он развернулся и пошёл обратно по коридору, остановившись у дверей своей спальни.

   За стенкой было тихо. Жена не бросалась поленьями в стены, не ругалась, не выла, и Бьёрн криво усмехнулся собственной глупости. С чего он взял, что такая, как она, будет плакать? Он сомневался, что она вообще умеет это делать.

   И хорошо. Женские слёзы Бьёрн терпеть не мог!

   Потоптавшись на месте, он прошёл до конца коридора и свернул к лестнице, ведущей к кухне и другим хозяйственным помещениям, убеждая себя в том, что его поступок продиктован вовсе не жалостью к эринейке, а соблюдением традиций.

***

Только оэн умел ходить по своему дому совершенно бесшумно, появляясь тогда и там, где его совсем не ждали, а потому услышал, о чём болтали между собой бабы на кухне, издалека.

   Языки без костей! Распустил их Иден! Вот завтра пройдёт второй день ории, и Бьёрн быстро покажет им, кто в этом доме хозяин!

   В большой и тёплой кухне их было как тараканов за печкой. Все женщины, за которых Бьёрн нёс ответственность после смерти их мужей, служили у него в халле, получая пищу, помощь, защиту и, если хотели – кров.

   Многие на ночь возвращались в свои дома, но сегодня, видимо, ни одна из манн покидать жилище своего оэна не собиралась. Куда ж они пойдут, когда тут такое событие?! Мало того, что хозяин привёз жену-чужачку, так ею ещё и оказалась эринейская магичка, повинная в смерти многих кайгенов! Такую, по мнению одной из сплетниц, вещающих на кухне знакомым голосом, полагалось придушить, ведь душа кайгена, убитого магом, не могла вернуться к истокам Ирридэль, чтобы дать жизнь новым поколениям.

   – Так кого ты придушить собралась? – резко распахнув неплотно прикрытую дверь ногой и застыв на пороге, вкрадчиво поинтересовался Бьёрн у Свеи, мгновенно выронившей из рук миску. Та с грохотом ударилась об пол и разлетелась на черепки.

   – На счастье, оэн! – суетливо подбирая осколки, пролепетала молоденькая Сигрид, которую Бьёрн две зимы назад забрал из клана Южной Долины после смерти её родителей.

   Сама защиты попросила. Не хотела замуж за уже немолодого Ульга, что положил на неё глаз и получил одобрение своего оэна. А теперь живёт в его доме и согласно слушает, как поливают грязью его жену?!

   Бьёрн был в бешенстве.

   – Пошла вон отсюда! И чтобы до завтра мне на глаза не попадалась! – рявкнул на девчонку он и перевёл холодный взгляд на Свею: – Так я не услышал ответа?

   Манна молчала, ковыряла взглядом пол и нервно заламывала руки, понимая, что попалась. Сплетен в своём доме оэн не терпел. Все женщины это знали. Не ожидали только, что в разгар пира хозяин вдруг решит посетить их царство – кухню.

   – Я жду! – сложил на голой груди руки Бьёрн.

   Вокруг стало тихо-тихо. Лишь трещал огонь в печи да завывал в дымоходе разыгравшийся к вечеру ветер.

   – Прости, оэн! Виххард попутал, – прошептала Свея, совершенно не убедив оэна в своём раскаянии.

   – То-то я смотрю, что он тебе в тепле да достатке язык развязал! Что-то надо с этим делать! А потому с завтрашнего дня ты помогать здесь больше не будешь! Пойдёшь за мубрами стойла чистить, там им и расскажешь всё, что тебе в голову взбредёт.

   Девушка испуганно кивнула, не поднимая взгляда, а Бьёрн сердито уставился в натянутую спину матери, которая с деланным спокойствием помешивала на плите густой суп. Боялась. Понимала, за что сын на неё злится.

   – Мать, что за бардак у тебя на кухне? С каких это пор манны здесь полы языками метут?

   Исгирда медленно развернулась, не смея смотреть Бьёрну в глаза, и тихо вздохнула:

   – Всем ведь рты не заткнёшь, сынок…

   – Что?! – свирепея, громыхнул он, и мать испуганно вздрогнула:

   – Прости, оэн. Виновата.

   – Сколько тебе помощниц ещё нужно на кухне? – раздражённо уточнил у неё Бьёрн.

   – Достаточно половины.

   – Скажи, кому остаться, остальные пусть убираются! И вот ещё, – ткнув пальцем в Свею, прищурился оэн, – отнесёшь моей жене в спальню тёплой воды. А затем принесёшь всё, что она попросит! Ясно?

   Манна кивнула, и Бёрн, резко развернувшись, пошёл из кухни прямо в людный зал, приняв вид всем довольного молодожёна, вынужденно покинувшего, в знак традиции, тёплое ложе с молодой женой.

   К завтрашнему утру весь Эдерхейд будет знать о том, что Свея увидела в спальне оэна. А значит, и у Горда не будет оснований думать, что эринейка ещё не эль-манна Бьёрна.

   Громкий смех и застольное веселье мгновенно прервалось, стоило Бьёрну появиться на глаза сородичей, придирчиво и с лукавыми усмешками разглядывающих его отнюдь не целомудренный внешний вид.

   Он ненавидел этот идиотский обычай кайгенов сразу из спальни молодой жены спускаться к гостям, чтобы объявить им о свершимся акте закрепления брака и новом статусе своей манны.

   Делать это было приятно лишь раз, когда Бьёрн гордился тем, что первый у своей Алвы, а значит, у неё было право получить к статусу манны приставку «эль» и считаться единственной женой, которой он был бы верен до самой смерти и никогда б не смог уйти к другой.

   Сейчас, когда Бьёрн проходил подобную процедуру в четвёртый раз, она казалась явной издёвкой не только над самой традицией, но и над оэном Эдерхейда, которого в Сивильгарде уже прозвали проклятым из-за постоянно мрущих жён.

   Говорить в лицо Бьёрну никто подобного не решался. Но с каждой его новой погибшей эль-манной слухи обрастали новыми подробностями, бабы в страхе шептались по углам, а кайгены с неохотой показывали Хранителю своих взрослых дочерей, не желая им участи его предыдущих жён.

   Бьёрн и сам стал бояться делать очередной выбор, начиная верить байке, что проклят собственной матерью. И только Горд всегда уверял племянника, что это чушь, поскольку, несмотря ни на что, мать любила его отца. И вот теперь дильфар уговорил Бьёрна на брак с эринейкой, мотивируя это обязанностью продолжить род, а заодно – развеять миф о проклятье.

   Сделав дочь Эурезы заложницей клятвы, Горд обезопасил её от нападок оэнов всех долин. А после того как с её помощью удалось освободить от магии воды Ситайи, эринейка стала для всех неприкосновенна. И если мужчины это понимали и волей-неволей смирились, то объяснить женщинам, почему они должны принять как свою убийцу их мужей, братьев или сыновей, было невероятно трудно.

   Бьёрн не мог их за это винить. Ему и себя уговорить не смотреть на жену как на врага поначалу было сложно. Умом он понимал, что, будучи магом и воином, она должна была защищаться, но сердцем… Сердце говорило, что женщина рождена для того, чтобы давать жизнь, а не отнимать её.

   В проклятой Эринее, видимо, считали иначе, раз учили и посылали сопливых девчонок сражаться против сильных мужчин. В какую больную голову могло такое прийти? И как весь этот бред теперь вытрясти из мозгов его жены? Не воевать же с ней каждый день, раз жить всё равно придётся вместе?

   В мрачном раздумье Бьёрн поднял на находящихся за столами мужчин взгляд и, обнаружив рядом с Иденом Горда и Альфхила, настороженно подобрался.

   Напротив них, трапезничая и попивая шорк, на лавках сидели Орфрид, Хильгард и Берит, а чуть дальше – Торхи, Ингирд и…

   За каким виххардовым проклятьем сюда припёрлись оэны почти всех долин? Что происходит?

   Медленно и спокойно заняв почётное место во главе стола, Бьёрн молча стянул с блюда себе в тарелку горку блинов и вопросительно поднял бровь, глядя на Горда.

   На внешне спокойном лице правителя невозможно было прочесть хоть какие-либо эмоции, и только Бьёрн видел, каким колючим на миг стал устремлённый на него взгляд дильфара и как беспокойно забилась у правителя кайгенов на виске синяя жилка.

   Горд злился. Знать бы ещё почему.

   – Что скажешь нам, Бьёрн? – чуть наклонив голову, исподлобья взглянул на него Альфхил. – Лёд ломал или грязь топтал?

   Интересно, конечно, было знать, с какой такой радости именно Альфхил решил присоединиться к ории, но ещё интересней Бьёрну было увидеть реакцию дильфара на свой ответ.

   Запустив руку в кадушку с тростянкой, он сжал кулак, с чавкающим звуком раздавив сочные ягоды над своей тарелкой. Алый сок густо залил белый блин, и Бьёрн, с довольной ухмылкой свернув его, запустил себе в рот.

   – За здоровье эль-манны! – мгновенно поднялись с мест эйтары Бьёрна, выпивая шорк до дна и швыряя об пол пустые кружки.

   Со звоном и треском билась посуда, осыпая осколками комнату, эйтары кричали: «На счастье!», а Бьёрн с Гордом неотрывно смотрели друг другу в глаза.

   Оэн Эдерхейда – с холодным торжеством, а дильфар Сивильгарда – почему-то с затаённой тревогой.

   – Не пожелаешь моей эль-манне здоровья и плодовитости, правитель? – усмехнулся Бьёрн, первым нарушив затянувшийся между ним и Гордом молчаливый поединок взглядов.

   Дильфар поднялся, отсалютовав оэну кружкой, и, осушив её до дна, резко разбил.

   – Я желаю тебе и твоей эль-манне счастья, Бьёрн, – спокойно произнёс Горд и уселся обратно на лавку.

   – А остальные? – Бьёрн обвёл насмешливым взглядом притихших оэнов. – Что же вы не спешите пожелать мне счастья? Разве не за этим сюда приехали?

   – Ты знаешь, зачем все здесь, – буркнул Орфрид .

   Сидящий радом с Гордом Иден напряжённо сжал кулаки, тревожно глядя на брата.

   – Да нет. Понятия не имею, – пожал плечами Бьёрн, продолжая играть в игру «у кого первого сдадут нервы». – Не припомню, что бы я кого-то из вас к себе на свадьбу звал!

   – Ты привёл в Эдерхейд чужачку! – с вызовом заявил Ингирд.

   – Не в Эдерхейд! – поправил его Торхи и обвиняюще посмотрел на Бьёрна. – Ты привёл чужачку в Сивильгард! А значит, по нашим законам мы все имели право присутствовать на обряде! Связать вас узами должен был дильфар, а оэны всех долин пообещать ей защиту.

   – А ты, никак, надеялся, что она возьмёт и вот так сразу от меня к тебе побежит? – насмешливо поддел его Бьёрн. – Решил счастья попробовать? А вдруг у вас с магичкой новый Хранитель получится?

   – Таков закон, – нехотя вставил своё слово Лейдор. – Мы все имеем право получить Хранителя. И это не из-за гордыни или зависти. Это наш шанс на выживание! Ты должен был подождать. Эринейка могла сделать выбор!

   – Не могла! – холодно и спокойно парировал Бьёрн.

   – Если ты о договоре, то там написано, что земли, на которых находится Ситайя, переходят в наследство ребёнку чужачки, рождённому в браке с кайгеном. И при условии, что она доживёт до его совершеннолетия, – напомнил Орфрид. – Мы все кайгены! Мы все заинтересованы в том, чтобы с головы магички волос не упал! Она могла выбрать любого из нас!

   – Не могла! – упрямо повторил Бьёрн. – Потому что я привёл в Сивильгард не чужачку, а уже свою эль-манну!

   – Брак по законам Эринеи недействителен, – встрял Торхи. – А ты не оставил на женщине свою сатру* перед отъездом из Хель-Тери! Это все видели! Дильфар подтвердит!

   Горд промолчал, мазнув по Бьёрну взглядом, в котором чётко читался немой укор: «Я же тебя просил!»

   – Дильфар просто не знал, что я поставил сатру* на девушке гораздо раньше, – надменно ухмыльнулся Бьёрн, довольный эффектом, произведённым на кайгенов после его слов, – когда во время битвы в Хель-Тери девушку отметила моя магия. У неё по всему телу мои метки! И если вы так ратуете за справедливость, то закон эскатэры ещё никто не отменял! Я обязан был взять её в жёны! Я и взял! Но есть кое-что ещё…

   Бьёрн поднял руку, демонстрируя всему честному собранию появившийся на запястье после обряда в эринейском храме символ.

   – Такая же магическая отметина есть на руке у моей эль-манны. Нас с ней соединила магия! А это значит, если к ней прикоснётся кто-то другой – магия его убьёт!

   А вот сейчас оэн Эдерхейда бессовестно врал. Проявившиеся магические символы, конечно, вызывали у него много вопросов и наталкивали на определённые мысли, одну из которых он только что озвучил, но наверняка Бьёрн этого не знал.

   Но в данном случае ложь нужна была лишь для того, чтобы остудить пыл особо ретивых оэнов и прекратить спор. Попытка поделить эринейку между кланами ни к чему хорошему не приведёт. Именно этого и боялся Горд, когда просил Бьёрна поставить на ней в Хель-Тери свою сатру.

   Оэны притихли, косо переглядываясь между собой и не смея смотреть Бьёрну в глаза. Сейчас, видимо, всё выглядело не так правильно и красиво, как они себе представляли, когда сюда пришли. Мало того, что они без приглашения заявились на свадьбу сильнейшего в Сивильгарде кайгена и Хранителя, так они ещё и устроили ему выволочку вместо того, чтобы поздравить и подарить подарки.

   – Что-то я никак в толк не возьму: мы на ории или на поминках? – дружелюбно разглядывая собратьев, поинтересовался Бьёрн. – Сейчас, когда мы всё прояснили, неужели так и будем сидеть молча?

   – Отчего же? Теперь можно и повеселиться! – молчавший всё это время Альфхил отсалютовал Бьёрну кружкой шорком, а следом за ним это сделали все присутствующие оэны. – За здоровье молодых!

   Звенела разбитая посуда, к крикам оэнов присоединились эйтары Бьёрна, и уже ничего не напоминало о напряжённой и взвинченной обстановке в зале, царившей здесь всего миг назад.

   Прошло ещё немного времени, страсти окончательно улеглись и захмелевшие оэны принялись традиционно подшучивать над женихом.

   – А я смотрю, Бьёрн, что-то ты в спальню к своей эль-манне возвращаться не сильно рвёшься, – неспешно поедая мясо как бы между делом заметил Альфхил. – Так спешил, так спешил своей сделать, а теперь, вон, сидишь – не ешь, не пьёшь, с лица сник… Чай, не оплошал в первый-то раз? Так ты скажи! Может, мы тебе совет какой дельный дадим, чтоб снова не опростоволосился!

   Кайгены начали весело гоготать, и Бьёрн, подперев кулаком голову, усмехнулся Горду, теперь тоже расслабившемуся вместе со всеми.

   Потешаться над женихом, который взял в жёны чужачку, считалось одним из обязательных обрядов на свадьбе. Кайген должен был на собственной шкуре прочувствовать то же, что и его эль-манна, когда шла сквозь строй насмешек.

   – Я опытный, Альфхил. Но за заботу спасибо, – кивнул Бьёрн, решив, что закрыл эту тему.

   – Не знаю, не знаю, – хитро покачал головой оэн. – Магичка – это тебе не простая баба! Тут свой опыт можешь мубрам на рог намотать.

   – Ага! – оскалился Орфрид. – А ты думаешь, чего он с нами сидит? Боится, что она вместо шорка зад ему или оба его урта магией так подогреет, что и опыт больше не понадобится!

   Кайгены громыхнули от смеха, и Бьёрн кисло улыбнулся, делая вид, что ему тоже смешно.

   – А я думаю, вы напрасно в нём сомневаетесь, – внезапно выступил в защиту племянника Горд. – Любят бабы Бьёрна. Чего уж там говорить… Бегут в его халле, как будто мёдом им тут намазано!

   – Так я даже знаю, как тот «мёд» зовётся! – покосился на Идена Торхи. – И пока этот «мёд» пчелу себе не найдёт, так и будут бегать!

   – Не скажи! – упрямо поводил перед его носом пальцем Горд, и Бьёрн сердито нахмурился, уже понимая, что дильфар опять затеял какую-то непонятную интригу. – Девки с детства за Бьёрном бегали. А магичка, я считаю, ничем от них не отличается! Бьюсь об заклад, что не пройдёт и месяца, как она пить и есть будет с рук мужа!

   – Разве что он ей её собственные руки для этого свяжет, – рассмеялся Альфхил.

   – Спорим? – протянул ему ладонь Горд, и оэн Приграничья тут же крепко её стиснул.

   – Спорим!

   – Бьёрн, разбей! – кивнул ему дильфар, и все с интересом уставились на Хранителя.

   Бьёрну очень хотелось разбить – только не руки спорящих, а что-нибудь другое. Хотелось зарычать, грохнуть по столу кулаком и сказать: «Хватит!» Но подобным поступком он при всех оэнах оскорбил бы Горда, который, не спросив Бьёрна, втянул его в нелепый спор, вынуждая играть на своей стороне.

   – Ну же! – видя, что он медлит, заломил бровь дильфар. – Или хочешь сказать, что я не прав и заведомо проиграл?

   Скрежетнув зубами, Бьёрн подошёл к Горду и Альфхилу, разбивая спор, а затем, мрачно насупившись, повернулся и пошагал лестнице, ведущей наверх.

   – Ты куда? – полетел ему в спину невинный вопрос дильфара.

   – К жене, – раздражённо буркнул Бьёрн. – Надоели вы мне! Все!

   Кайгены снова разразились громким смехом, но оэн Эдерхейда их веселья совсем не разделял. От хорошего настроения не осталось и следа.

   Сидеть дальше и делать вид, что всем доволен, Бьёрн был не в состоянии. Притворяться он никогда не умел, а потому боялся сказать что-то резкое и лишнее дильфару. Кто знает, какую очередную каверзу в отместку за это он придумает. В том, что спор на эринейку был ему наказанием за непослушание, Бьёрн даже не сомневался. Только зря Горд это всё затеял. Скалить зубы и лебезить перед магичкой, лишь бы ей угодить, Бьёрн точно не собирался! Пусть привыкает к местным порядкам и к тому, что в мужья ей достался настоящий кайген, а не какой-нибудь глупый тетерев! И вообще… Не бывать бабе войтом! Пару дней посидит в халле, осмотрится, поймёт, что деваться ей некуда, сразу покладистее станет, а там и заговорит по-другому!

   Почти убедив себя в этом, оэн вышел из зала и, потоптавшись на месте, опять пошёл к матери на кухню. Не то, чтобы он опасался подниматься в спальню к жене – просто хотел разведать обстановку. Мало ли… Вдруг она там как раз моется?

   Возле разделочных столов и у плиты сейчас находилось чуть больше десятка манн, и все они, тихонько напевая старинную вечёрку, заняты были своим делом, ловко что-то шинкуя, шкваря и помешивая.

   Бьёрн довольно усмехнулся привычному порядку. Вот это другое дело! Сразу видно, что хозяин вернулся домой.

   – Мать, – мягко позвал он Исгирду, и та, удивлённо вскинув бровь, повернулась к нему вполоборота. Подойдя к ней вплотную, Бьёрн положил на плечо женщины руку, ласково его погладив. – Ты бы оставила вместо себя кого-то и пошла отдохнула.

   – Мы уже почти закончили. Остальное завтра готовить будем, когда эль-манны твоих эйтаров помогать придут.

   Бьёрн рассеянно поскрёб щеку, не зная, как сказать матери, что давеча не хотел её обидеть.

   – Прости, что был резок, – буркнул он.

   – Что ты, сынок! – улыбнулась Исгирда. – Я не в обиде. Сама виновата. Надо было девкам рты сразу позатыкать, но не до них просто было. А ты почему здесь?.. Что-то опять не так?

   – Да нет… – замялся Бьёрн, косясь на готовящих еду манн. – Я уже спать собирался пойти, вот и хотел узнать, может, моя жена что-то просила?.. Не знаю… Гребень там, например…Молока на ночь... Я бы отнёс.

   Исгирда мгновенно опустила взгляд в пол, и Бьёрн мигом сообразил, в чём дело.

   – Что тут уже произошло, пока я сидел за столом с дильфаром? Говори!

   – Ничего твоя жена не просила, сынок. Вон всех выгнала. Прибежали сюда перепуганные Сигрид и Свея, сказали, что она магией их обещала за порог выкинуть, если сами не уберутся. Те вёдра побросали – и дёру. Вот я их от греха подальше и спровадила с остальными помощницами. Боятся к твоей эль-манне теперь девки ходить.

   – Понятно, – буркнул Бьёрн, тяжело вздыхая и мрачнея ещё сильней.

   Похоже, порядок в его халле воцарился ненадолго. А тут ещё и Горд со своим спором!

   – Ты вот что, мать, – чуть подумав, попросил он. – Приготовь мне крынку с молоком да тарелку с пирогами. И воду новую к дверям моей спальни пусть кто-то отнесёт и поставит. А я всё заберу после того, как к ключам сбегаю.

   – Ты что же это, полуголый на мороз собрался? – всплеснула ладонями Исгирда. – Рубаху-то хоть надень!

   Тихо рассмеявшись, Бьёрн поцеловал мать в макушку и лукаво подмигнул:

   – Когда это мне морозы были страшны?

   Женщина укоризненно покачала головой, а Бьёрн вышел из кухни к амбарным помещениям, прошёл сквозь них в мастерскую и, открыв дверь на улицу, глубоко втянул носом свежий морозный воздух Эдерхейда. Запах родины. Лучший запах на свете!

   Ветер взвил у ног кайгена мутную снежную воронку, и колючий снег, словно сотни маленьких иголочек, вонзился в кожу Бьёрна, пробуждая зверя, которому не страшны были ни ночная пурга, ни лютый мороз, ни густая тьма, окутавшая долину.

   Рыкнув, Бьёрн совершил длинный прыжок, сливаясь с темнотой, а затем помчался вперёд наперекор холодной вьюге, набирая скорость и входя в азарт.

ГЛАВА 11

Мне снился Вальдос, мои покои во дворце и Лютея… Она плела мне косы, без умолку трещала, ругаясь на нерасторопных лакеев, всё не несущих мне завтрак, а я смотрела на неё и улыбалась, чувствуя себя ужасно голодной, но невероятно счастливой.

   В двери постучали, и Лютея вдруг рявкнула жутким низким голосом:

   – Пошли вон, мы спим!

   Меня словно ледяной водой окатили с ног до головы. Глаза распахнулись, узрев высокий деревянный потолок с толстыми балками, по которому ползли светлые тени.

   Моя нога коснулась чего-то живого и тёплого, тут же завозившегося под одеялом от моего касания.

   Резко повернув голову, я напоролась взглядом на смуглую щеку с белёсыми рубцами шрамов, и во рту мгновенно пересохло.

   Чётко очерченный профиль мужа так близко я могла видеть впервые, а его длиннющие чёрные ресницы так и вовсе стали для меня откровением. Двуединый, зачем этому медведю такие ресницы?

   В дверь снова несмело постучали, и глаза кайгена резко распахнулись, меча гневные молнии.

   – Да что там такое? – громыхнул он.

   – Оэн, простите, но вас зовёт дильфар. Он собирается уезжать, – послышалось заискивающе из-за двери, и кайген, тихо выругавшись, откинул в сторону укрывающее его и меня меховое одеяло.

   Ног моих мгновенно коснулся утренний холод остывшего за ночь в комнате воздуха, и я поспешила завернуться в мех плотнее. Муж в этот момент резко поднялся с кровати, и меня тут же бросило в жар.

   Кайген был совершенно голым!

   Закинув за голову крепкие мускулистые руки и складывая пальцы в замок, он гибко потянулся, с хрустом разминая суставы и позвонки, а затем, раскинув сжатые кулаки в стороны и привстав на носочки, медленно склонил голову сначала к правому, а затем к левому плечу.

   – Проснулась? – продолжая демонстрировать мне свою широченную спину и то, что находилось ниже, вдруг спросил он. – Тогда вставай. Поможешь мне!

   Спросонья и в шоке от увиденного, сама от себя того не ожидая, ляпнула:

   – Я?!

   Кайген медленно обернулся через плечо, и его отмеченная шрамом бровь вопросительно поднялась.

   – А ты хочешь, чтобы я сюда кого-то ещё позвал?

   Двуединый, только этого мне не хватало!

   Я растерянно открыла рот, собираясь что-то возразить, но кайген явно не намерен был это слушать, потому что, бесстыже сверкая своим голым задом, направился в уборную и спустя миг скрылся за её дверью.

   – Женщина, ты идёшь? – требовательно прилетело оттуда. – Дильфар не любит ждать!

   Я слезла с кровати, вообще не понимая, зачем я это делаю, а когда вошла в уборную следом за кайгеном, решила, что оправдать мою безумную смелость можно только тем, что я ещё окончательно не проснулась.

   – Слей!

   Зачерпнув ковшом воду из ведра, стоящего на полу, он разогнулся, протягивая его мне, и вдруг замер, с выражением откровенного удивления на лице разглядывая мой внешний вид.

   – Что? – с вызовом вздёрнула подбородок я.

   – На тебе моя рубаха, – озадаченно выдал он.

   – И что?

   – Она мужская, – заявил супруг, просто поражая меня своей наблюдательностью.

   – Зато я в ней, в отличие от тебя, не голая! И прикройся хотя бы полотном! В конце концов, это просто неприлично демонстрировать мне свои…

   Взгляд мой невольно сполз ниже талии кайгена, и я густо покраснела.

   Муж недоумённо приподнял брови и спросил:

   – Ты что, раздетых мужчин никогда не видела?

   Он издевается? Будто у нас в Эринее по дворцу каждый день туда-сюда бегают голые кайгены и трясут своими причиндалами!

   – Теперь уже видела, – язвительно буркнула я, и муж, насмешливо хмыкнув, низко склонился над бочкой.

   – Лей! – приказал он, хлопая себя ладонью себе по затылку.

   Честно? Мысленно я себя спрашивала, зачем это для него делаю, но вразумительного ответа почему-то не находила. Утреннее и какое-то ужасно долгое затишье между мной и мужем казалось странным, если не сказать – невероятным. Словно вырванным из какой-то другой жизни, где он – не он, а я – не я.

   Кайген подставлял под льющуюся из ковша воду то плечи, то шею, то голову, тёр себя ладонями и громко фыркал, как большой и ужасно глупый зверь. Почему глупый? Потому что только бестолковое существо могло мыться подобным образом, вместо того чтобы влезть в бочку с ногами и спокойно полить себя сверху! Для этого ему даже я не понадобилась бы.

   Закончив расплёскивать вокруг себя воду, этот медведь как-то по собачьи встряхнулся, обрызгав и меня почти с головы до ног.

   – Холстину подай! – вытягивая в сторону руку, властно дёрнул ею он.

   Да его наглость просто зашкаливала! Может, он мне ещё и вытереть его прикажет?

   Сняв с крючка на стене чистый кусок ткани, я бросила его на мокрую спину мужа и пошла обратно в комнату, не желая дальше наблюдать за его утренними процедурами.

   Чего я не ожидала, так это того, что кайген попрётся за мной следом.

   Засунув себе в рот мисвак*, муж елозил концом палочки с кисточкой по своим зубам, но при этом почему-то разглядывал меня так внимательно, как какую-то ярмарочную игрушку. Хорошо, что хоть полотном обернулся и избавил меня от необходимости лицезреть его «красоту неземную», больше похожую на пенёк, заросший мхом!

   – Прекрати на меня пялиться! – не зная, куда спрятаться от назойливого внимания кайгена, буркнула я, по-моему, вообще не произведя своими словами на него никакого эффекта.

   Он лениво приподнял одну бровь и гордо пробубнил:

   – Мне можно! Я твой муж!

   Сразу возникло желание чем-то в этого самого мужа бросить. Взгляд тут же метнулся в поисках чего-нибудь потяжелее и напоролся на стоящий на подоконнике кувшин. Судя по цвету наполняющей его до краёв жидкости, тот был с молоком.

   Желудок мгновенно связался в узел, и я натужно сглотнула, гипнотизируя сосуд взглядом. Пить вдруг захотелось так, что даже кишки заболели.

   – Там под полотенцем ещё пироги лежат, – кивая на прикрытую тканью горку рядом, неожиданно сообщил мне супруг. – Ешь, если хочешь.

   Если хочу?!

   Рука жадно потянулась к еде, и, быстро выхватив из-под полотенца кусок румяной сдобы, я запихнула его в рот, а затем проглотила, почти не пережёвывая.

   Двуединый, как же это было вкусно! Не знаю, что за начинка была в пироге, но в Эринее такой не делали. Да и молоко было каким-то особенным – густым, сытным, сладким. Я пила и невольно жмурилась от удовольствия.

   На очередном глотке я чуть не поперхнулась, потому как поняла, что всё это время муж не только не сводил с меня глаз, но и успел подойти довольно близко.

   Он чуть заметно щурился, и в синих глазах его то и дело вспыхивал странный блеск. Ноздри кайгена трепетали, будто он жадно принюхивался, только было непонятно – к еде или всё же ко мне.

   – Нравится? – почему-то пялясь на мои губы, тягуче и хрипло спросил он, и я предусмотрительно попятилась, ища пути для отступления.

   Что это он такой подозрительно добрый сегодня? А где его коронное: «Молчи, женщина, я здесь главный»?

   – Что тебе от меня надо? – дерзко выпалила я, и кайген моргнул, словно очнулся от наваждения, тут же превратившись в знакомого мне дикаря – угрюмого, сердитого и вечно чем-то недовольного.

   – Рубашку отдай! – хмуро буркнул он.

   У меня дар речи от такой наглости пропал. Отдам – и в чём останусь? И я сразу решила: без боя не отдам! Кусаться, лягаться и брыкаться буду, но не отдам.

   – Ещё чего! – сжав кулаки, подобралась я. – Не отдам!

   – Это моя рубаха! – возмущённо рыкнул супруг, разозлив меня ещё сильнее.

   Платье и бельё, которое он вчера порвал, между прочим, тоже были моими!

   – Теперь будет моя! – непреклонно заявила кайгену я.

   От моего нахрапа у него дёрнулся глаз.

   – Ты взяла её у меня сундуке! – пыхтя, как закипающий чайник, вытаращился на меня он.

   – Там теперь тоже всё моё, раз мы муж и жена!

   У него в сундуке я, понимаешь ли, взяла! А не надо было оставлять мои вещи в Эринее! Они мне по договору полагались!

   Кайген ошалело закрыл открывшийся было для очередного возмущения рот, и несколько ударов сердца смотрел на меня со смесью недоверия и жалости. Как смотрят на блаженных или душевно больных.

   – Ты что же, и портки мои носить будешь?

   Вопрос застал меня врасплох. Если рубаха мужа мне хотя бы сошла за платье, то в его штанах я бы скакала, как заяц в мешке.

   – Обрежу штанины и поясом подвяжу! – не желая сдавать позиции, кивнула я.

   В глазах кайгена мелькнул откровенный ужас, видимо, воображение ему живо нарисовало, как это будет выглядеть со стороны. Метнувшись к сундуку, он резко выволок оттуда брюки, впрыгнув в них так шустро, словно тренировался этому всю жизнь.

   Порывшись в своих вещах ещё немного, он нашёл там толстые вязаные носки, и я от досады поджала губы. И как я их вчера там не заметила? Носки мне бы точно не помешали!

   Муж тем временем быстро обул сапоги, после чего, не говоря ни слова, вылетел из комнаты.

   Если он думал, что искать в его сундуке ещё одни штаны и носки я не полезу, то он сильно ошибался! Я рассчитывала разжиться у него ещё чем-нибудь полезным и тёплым, раз уж ходить мне было совершенно не в чем.

   Копающейся в его вещах он меня и застал, когда буквально через несколько минут вернулся в комнату, с грохотом опустив на пол большой сундучище.

   И как он его один нёс? Медведь!

   – Вот! – гаркнул он, открывая крышку, хватая в руку и потрясая у меня перед носом длинной белой сорочкой, расшитой по подолу узором. – И положи на место мои вещи, женщина, иначе я за себя не отвечаю!

   Я осторожно вытянула шею, заглядывая в сундук, а обнаружив там сверху на ворохе женской одежды длинные вязаные чулки, тут же выбросила носки мужа, которые я уже успела предусмотрительно прихватить.

   Не знаю, откуда кайген притащил весь этот скарб, но там был целый склад нужных и просто необходимых любой женщине вещей – от нижнего белья до тёплой верхней одежды. Может, что-то и было на меня великовато, но не так критично, чтобы я не придумала, как это можно носить. Где-то подверну, где-то обрежу…

   Я быстро перебирала платья, сорочки, кофты и юбки, когда у меня над головой раздражённо раздалось:

   – Довольна? А теперь рубаху мою отдай!

   Да что он привязался ко мне с этой рубахой? Любимая она у него, что ли?

   Медленно развернувшись, я посмотрела на нависшего надо мной мужа снизу вверх и неожиданно поняла, что если не отдам – он меня из неё просто вытряхнет.

   – Отвернись! – я закусила губу, даже не надеясь, что из этого что-то выйдет.

   Мрачно хмурясь, супруг молчаливо сверлил меня взглядом, а затем вдруг тяжело вздохнул и встал ко мне спиной.

   Одиноко выстрелила мысль: либо кайгена подменили, либо с ним что-то произошло, пока я спала!

   Конечно, я бы перемерила всё, что лежало в сундуке, нашла и надела бы наиболее подходящие по размеру вещи, если бы муж дал мне больше времени, но я сомневалась, что он будет столь терпелив и дальше. А потому я быстро сбросила с себя его рубаху и тут же натянула первую попавшуюся нательную сорочку, горловина и манжеты рукавов которой удобно стягивалась тонкими шнурками, идеально подгоняясь под любую фигуру.

   В идеале её подол, наверное, должен был чуть прикрывать икры, но мне доставал почти до пят и, в принципе, совершенно не мешал. Чуть помедлив, я выхватила с кучи вязаные чулки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся какими-то очень узкими странными штанами. Но раз местные женщины такое носили, то почему бы и мне не попробовать? Тем более, что в них мне никуда не дуло и было очень тепло.

   – Забирай свою рубаху, – ткнула ею в кайгена, выхватывая из сундука простое, тёмное шерстяное платье с целым рядом костяных пуговичек, застёгивающих вырез спереди под горло. Наряд был свободного ровного кроя, и я подумала: если подвяжу его на талии поясом, то и заметно не будет, что оно на меня великовато.

   Муж повернулся, бегло мазнув по мне взглядом, а затем, схватив снятую с меня рубаху, тут же её на себя надел.

   Разгладив ладонями мягкую, чуть смятую ткань на своей груди, он как-то глубоко потянул носом воздух и удовлетворённо выдохнул.

   В синих глазах загорелось что-то новое – коварное, что ли, и я на всякий случай немедля натянула на себя платье, суетливо застегнув его на все пуговицы. Хотя… защита, я вам скажу, так себе! Если вспомнить вчерашний вечер, то этому бугаю и корсет не помеха. В дурных руках – дурная сила.

   Осмотрев меня с ног до головы и, видимо, найдя мой внешний вид вполне пристойным, он категорично заявил:

   – Пойдёшь со мной, жена!

   – Куда? – вырвалось у меня, и кайген недовольно заломил густую бровь.

   Ах, да! Забыла. Мы же – оэн! Нам задавать лишних вопросов не разрешается!

   – К дильфару, – сурово снизошёл до пояснений супруг. – Если он собирается покинуть наш халле, то гостеприимная хозяйка обязана выйти к гостю, чтобы попрощаться!

   Я иронично хмыкнула. Нет, с точки зрения вежливости всё было правильно. Меня интересовало другое: если бы кайген не принёс мне женских вещей и отобрал свою рубашку, в чём, по его мнению, я должна бы была щеголять перед Гордом? В простыне?

   Взгляд мой прошёлся по разобранной кровати, наткнулся на засохшее пятно крови, и до меня неожиданно дошло, зачем муж испачкал постель. Стало как-то не по себе. Неужели по здешним законам кайгену после первой брачной ночи необходимо было предъявить всем доказательство невинности своей молодой жены? И что же тогда получается: медведина, пытаясь выгородить меня, решил всех обмануть? Зачем ему это?

   – Обувайся и пойдём! – вновь заговорил он, настойчиво протягивая мне ладонь.

   Я стряхнула оцепенение, уставившись на неё, и непонимающе моргнула. Я же точно помню, что муж вчера порезал ножом именно эту руку! Тогда, где след от пореза на ней или хотя бы затянувшаяся царапина?!

   Не дожидаясь, пока я отомру и приду в себя, кайген достал из сундука и поставил передо мной простенькие, без всяких украшений кожаные туфли, фиксируемые сверху на стопе шнурком. Присев на корточки, он бесцеремонно всунул в одну из них мою ногу, и озадаченно почесал затылок.

   Туфли были велики. И даже если бы он их стянул шнурком до упора, боюсь, они всё равно с меня слетели бы по дороге.

   – Ладно. В чугах пока походишь! – вздохнул муж, меняя туфли на лохматые сапоги. – Потом подберу тебе какую-то детскую обувку!

   Детскую?! Он серьёзно?

   Подтолкнув растерянную меня к выходу, кайген выдал очередную тираду, буркнув что-то про нерасторопность эринейских магичек.

   Стало обидно. Да кто тут ещё нерасторопный? Медведь неотёсанный! Я бы с на него, обутого в сапоги на три размера больше, посмотрела, как он в них скакать будет.

   Решив с мужем вообще не разговаривать, я хмуро поплелась за ним следом.

   Едва мы начали спускаться по лестнице, как послышались чьи-то торопливые шаги, и наступившая на нижнюю ступеньку девушка испуганно замерла, уставившись на меня и кайгена круглыми от страха глазами.

   – Оэн, простите, – пролепетала она, пятясь к стенке, словно хотела слиться с ней и стать одной из досок. – Я не думала, что вас встречу. Меня за грязным бельём послали…

   – А, Сигрид, хорошо, что ты тут, – протянул медведина, напугав своим угрюмым басом бедняжку ещё сильнее. У неё на лице проступили белые пятна, а трясущиеся руки девчонка мигом спрятала под белым передником, подвязанным на талии.

   Если не ошибаюсь, я вчера эту манну уже видела. А может, мне только показалось, что она была одной из тех, кто принёс мне воду.

   – Прибери всё в нашей спальне и перестели постель! – властно громыхнул кайген, и девушка энергично закивала головой.

   Кончики её тёмных кос, скреплённые на затылке лентами, задёргались, словно дрожащие беличьи уши, и мне стало девчонку жалко. На вид ей было не больше шестнадцати. Если меня, мага-боевика, кайген откровенно пугал, то могу представить, что чувствовала, глядя на него, эта дурёха.

   Она притиснулась к стенке, пока мы проходили мимо неё, а когда я, чуть погодя, обернулась посмотреть на неё через плечо, то увидала только её сверкающие по ступеням пятки, семенящие с такой скоростью, что позавидовали бы и улепётывающие зайцы.

   Двуединый, и что кайгены со своими женщинами делают, что они здесь такие запуганные?

   К слову, через несколько мгновений и моя смелость тоже дала трещину, потому что в зале внизу нас встречали совершенно не те мужчины, которых я видела за столом вчера.

   Эти были выше, мощнее, внушительнее – под стать моему громиле-мужу, хоть и всё равно не дотягивали до его устрашающих габаритов.

   Среди них рядом с дильфаром я заметила того самого, что в Тери-Ра, поглядывая на меня, упоминал о кровной мести, и сердце предательски дрогнуло. Что этому Альфхилу – так, вроде, его звали – здесь понадобилось? Или привёл с собой подмогу, чтобы требовать у медведины мою голову?

   По спине пробежался неприятный холодок, стоило кайгенам придирчиво начать присматриваться к моей фигуре, будто они пытались найти что-то особенное у меня под одеждой.

   Неожиданно я заметила, как у одного из мужчин чуть приподнялись брови и затрепетали ноздри, когда он увидел кисть моей правой руки, изуродованную огнём.

   Взгляды остальных кайгенов тут же переместились к ней, словно им кто-то мысленно приказал смотреть именно туда.

   Желание скрыться от чужого назойливого внимания стало просто невыносимым. До этого момента я всегда носила на руках перчатки, и демонстрировать кому-то свою ущербность было для меня так... Словами не передать.

   Мою покрытую рубцами и шрамами ладонь внезапно накрыла огромная лапища мужа, и, осторожно стиснув её, он медленно сдвинулся влево, пряча мою руку за собой.

   Я даже растерялась от подобного жеста, испытав к мужу что-то похожее на благодарность. Неужели этот дикарь понял, как неуютно я себя сейчас чувствую?

   – Доброе утро, дильфар! – с какой-то торжествующий ноткой в голосе радостно воскликнул он. – Доброе утро и вам, братья! – поприветствовав остальных сородичей бодрым и довольным голосом, в котором отчётливо слышалась совершенно не соответствующая моменту насмешка, добавил супруг, и меня снова посетила назойливая мысль, что мужа мне точно подменили.

   Надменно приподняв голову, он смотрел на всех остальных свысока и улыбался. И когда повернул свою голову ко мне, улыбки тоже не спрятал.

   Двуединый! Медведина что, мне улыбался?!

   – Похоже, Альфхил, рассчитаться с дильфаром тебе придётся уже сегодня, а не через месяц, – неожиданно подал голос молодой плечистый здоровяк, все волосы которого прямо ото лба были заплетены в кучу тонких косичек, а на затылке перехватывались кожаным жгутом в низкий хвост.

   – Посмотрим, – без всякого энтузиазма буркнул мужчина, а стоящий с ним рядом Горд вдруг толкнул его плечом и заговорщически шепнул:

   – А ты не смотри, Альфхил, ты нюхай.

   Кайгены дружно стали смеяться, и только я на их празднике жизни чувствовала себя полной дурой, совершенно не понимая сути происходящего.

   Дверь в зал неожиданно распахнулась, и из входного тамбура, соединяющего дом с улицей, ввалился парень. Встревожено отыскав взглядом мужа, он коротко кивнул ему и скороговоркой проговорил:

   – Оэн, там к нам Улех из Чёрного ущелья прибежал. Помощи просит. У него сын умирает.

   – Впусти! – коротко приказал супруг, и всё пришло в движение.

   Кайгены засуетились, тот, что принёс весть, побежал на улицу, а дильфар тут же шагнул к мужу, хмуро обронив:

   – Я тебя для этого и позвал. Мне сообщили, что в ущелье обвал. Мы с оэнами отправляемся на помощь…

   – Я с вами, – перебил его муж.

   Горд похлопал его по плечу и отрицательно качнул головой.

   – Пока без тебя справимся. Ты сейчас здесь нужнее.

   Двери в зал снова отворились, и на пороге появился мужчина с объёмным свёртком в руках. Средних лет, большой, как и все кайгены, грузный и широкоплечий. В его тёмных с проседью волосах ещё не растаяли застрявшие снежинки, а высокий лоб покрывали бисеринки пота, словно мужчина долго и быстро бежал.

   Он вдруг тяжело осел на колени и опустил на пол свою ношу – укутанного в мех мальчишку лет семи – испачканного грязью и кровью, и не подающего никаких признаков жизни.

   – Спаси, Хранитель, – прохрипел мужчина, низко склоняя перед моим мужем голову.– Он ещё дышит.

   Супруг быстро присел возле ребёнка, опустив ему на лоб свою ладонь.

   – Он уже проходил…

   – Нет! Ни разу, – выпалил мужчина, явно понимая мужа с полуслова.

   – Жаль. Было бы больше шансов.

   – Он у меня один! Единственный. Спаси! Умоляю.

   В голосе кайгена прорывалась такая боль и отчаяние, что у меня по спине поползли мурашки.

   – Ты знаешь цену? – мрачно поинтересовался у гостя муж.

   Тот коротко кивнул, глядя в его глаза с такой надеждой, что мне захотелось пнуть медведину и крикнуть: «Чего ты ждёшь? Помоги ребёнку!»

   Супруг, подхватив свёрток с мальчишкой, поднялся так стремительно, что я от неожиданности вздрогнула.

   – Жди здесь, – приказал он отцу мальчика и в чём был выскочил на улицу – полураздетый, в снег и лютый мороз.

   Я, как и все в зале, инстинктивно шагнула к окну, желая увидеть, что произойдёт дальше, но у меня на пути встал Горд Четвёртый, закрыв собой весь обзор.

   Светло и как-то грустно улыбаясь, он коснулся моей головы рукой, словно хотел успокоить и погладить меня, и я удивлённо распахнула глаза не столько от вольности подобного жеста, сколько от того, каким мягким и естественным он был.

   – Не волнуйся, Рейна. Бьёрн успеет. Никто лучше него не умел удерживать души кайгенов в этом мире.

   Непонимающе хмурясь, я отступила от дильфара на шаг и качнула головой.

   – «Удерживать души?» О чём это вы? И с чего вы взяли, что меня это волнует?

   – У тебя доброе сердце, девочка, – проигнорировав мой первый вопрос, усмехнулся Горд. – Не нужно слов, чтобы увидеть в твоём взгляде, что тебя тревожит судьба несчастного ребёнка. Дети в любом мире остаются детьми, и не сочувствовать их беде и боли могут только отъявленные мерзавцы.

   Я вздохнула и отвела взгляд. Дильфар был прав. Как бы я ни относилась к кайгенам, их раненого малыша мне было ужасно жаль, и я всей душой не хотела, чтобы он умер.

   – Прости, что в спешке нам не удалось захватить с собой положенную тебе одежду, – вдруг снова заговорил Горд.

   Я растерянно уставилась на него, совершенно не ожидая, что дильфар затронет эту тему. Неужели я так ужасно выгляжу в платье с чужого плеча? Печально, конечно, но, с другой стороны, перед кем мне здесь красоваться – перед мужем-медведем, что ли? Так какая разница, как я выгляжу?

   – Королевская дочь не должна ходить в обносках! – заявил дильфар. – Я обещаю, что скоро компенсирую тебе это временное неудобство.

   – Не стоит, – не желая показывать, что подобное положение меня хоть как-то огорчает, гордо подняла голову. – Мне ничего от вас не нужно.

   Если Горда это и задело, то вида он не подал. Мягко усмехнулся и сообщил:

   – Это будет моим свадебным подарком.

   Я промолчала, но про себя невольно подумала, что правитель кайгенов всё же и умён, и хитёр. От свадебных подарков не отказываются, а значит, хочешь не хочешь, одежду от дильфара мне придётся принять.

   Чуть склонив голову, я изобразила свою благодарность Горду, а он вдруг приподнял моё лицо за подбородок и посмотрел в глаза.

   – Кайгены говорят, что во время обряда красногрудка села тебе на руку – это правда? – тихо поинтересовался он.

   Меньше всего я ожидала подобного вопроса от дильфара, но понимая, что задан он неспроста – кивнула.

   – Это как-то нарушило ваши традиции? – осторожно уточнила я.

   Мужчина усмехнулся, и в уголках его карих глаз пролегли тёплые лучики морщинок, делая кайгена каким-то уютным и домашним, абсолютно выбивающимся из образа сурового правителя.

   – Красногрудка для нас священна, – чуть помедлив с ответом, сообщил он. – Испокон веков эти птицы хранят наши дома, предчувствуют беду и оберегают нас от зла. Кайгены считают, что в красногрудках живут души почивших женщин их рода. Поэтому, когда в дом приводят новую хозяйку, одобрения прежних все ждут с трепетом и смирением.

   – Хотите сказать, что мне дали «добро»? – удивлённо приподняла бровь я.

   Горд мягко рассмеялся и, наклонившись ко мне ближе, шепнул:

   – Одна из них взяла тебя под своё крыло. На моей памяти такого ещё не было.

   Дильфар отошёл, а я всё ещё пребывала в растерянности. Даже если предположить, что история про переселение душ – это всего лишь вымысел, всё равно произошедшее со мной, похоже, трактовалось кайгенами неоднозначно. Они в это свято верили, и, возможно, именно поэтому мой супруг вёл себя со мной сегодня как-то иначе. Другого объяснения отсутствию его открытого проявления нетерпимости по отношению ко мне я не находила.

   Моя благодарность к маленькой птичке теперь была ещё сильнее. Кто знает, как со мной сейчас бы обращались, если бы не её покровительство.

   Мне бы хотелось ещё о многом расспросить дильфара. В отличие от мужа, он довольно охотно отвечал на мои вопросы, хотя так же умело и уклонялся от скользких тем, переводя беседу в другое русло.

   Сейчас я как никогда понимала, почему именно он правит кайгенами, а не мой прямой, как голенище сапога, супруг, несмотря на его невероятную магию и силу.

   Я набралась смелости, намереваясь задать Горду ещё пару вопросов, но он, к моему полному разочарованию, в этот миг повернулся, жестом подозвал к себе брата мужа и произнёс:

   – Иден, я хотел бы тебя кое о чём попросить в отсутствие Бьёрна.

   Рыжий мгновенно очутился рядом, и дильфар, кивнув на моё платье, властно изрёк:

   – Сделай с этим что-нибудь до возращения брата. Боюсь, он в женских нарядах ничего не понимает. Жена оэна не должна выглядеть на собственной свадьбе хуже других манн.

   Иден перевёл на меня взгляд, который чуть дольше положенного задержался на моём лице, мазнул по скрытой мешковатой одеждой груди, а затем мужчина мне улыбнулся, да так искренне и широко, что я смутилась.

   – Сегодня вечером она будет выглядеть лучше всех, дильфар, – заявил он. – Обещаю.

   – Вот и славно, – вздохнул Горд, снова повернулся ко мне и с какой-то светлой грустью произнёс: – Мне пора уезжать, Рейна. Но надеюсь, мы скоро увидимся. Ты обязательно должна побывать в Карсхольме – столице Сивильгарда и посетить мой вархейм. Скоро грядёт Радмунд – большой праздник. Мне бы хотелось, чтобы вы с Бьёрном отметили его у меня.

   Я понятия не имела, что такое вархейм, и какое значение кайгены придают своему Радмунду, но могу сказать точно, что испытала сожаление по поводу отъезда дильфара. Рядом с ним я не чувствовала себя ни врагом, ни трофеем, ни пленницей. Рядом с ним я была прежней Рейной. И если бы здесь у меня была хоть какая-то возможность выбора, я бы предпочла уехать с Гордом в его Карсхольм. Лишь бы подальше от этого места и синеглазого медведя, навязанного мне в мужья.

ГЛАВА 12

Спустя мгновение кайгены во главе со своим правителем покинули дом, и я с досадой поняла, что в нем всё равно остаётся куча народу. Кроме Идена и того мужчины, что принёс мальчика, в зале находилось не меньше десяти женщин.

   Перестав провожать взглядами покидающих халле кайгенов, они со вздохами отошли от окон, и вот тут новым объектом их повышенного внимания стала я.

   Сразу возникло ощущение, что меня голую выставили на мороз. Манны в единодушном молчании пялились на меня, бесцеремонно разглядывая моё лицо, волосы и одежду, словно я была каким-то диковинным зверем, случайно выползшим из подпола и попавшимся им на глаза.

   – Чего встали и мечтаете? – внезапно прозвенел строгий и высокий женский голос, и в зал со стороны кухни вошла мать мужа. – Дел нет? – высоко изогнув золотистую бровь, женщина гордо выпятила высокую грудь, поставила руки в боки и сурово зыркнула на манн. – Проводите гостя на кухню, да чаю с пирогами подайте, живо!

   Развернувшись, она встретилась глазами со мной и, смерив меня с головы до ног придирчивым взглядом, едва заметно поморщилась.

   – Сигрид, Бенгта, Кэйа, – громко перечислила она. – Ступайте с эль-манной оэна. Сегодня в помощь ей будете. Покажете, где что.

   Выбранные матерью мужа девушки с плохо скрываемым ужасом уставились на меня, а я с похожим чувством на них. О какой помощи шла речь, если я понятия не имела, чем вообще должна здесь заниматься?

   – Одежду Бьёрна сегодня, так уж и быть, постираю я, – продолжая смотреть только на меня, заявила женщина. – Но отныне забота о муже – твоя обязанность, эль-манна!

   Тряхнув тяжёлыми золотыми косами, она величественно выплыла из комнаты, прихватив с собой пришлого кайгена, оставив меня в растерянности и недоумении.

   Я хмуро разглядывала застывших по разным углам манн, навязанных мне в помощницы, не зная, как себя с ними вести.

   Помощь пришла откуда не ждала. Ко мне незаметно придвинулся брат мужа и таинственно прошептал на ухо:

   – Мой тебе совет: бери себе в товарки Сигрид. Она хоть и ужасная болтушка, но бесхитростная и старательная. От остальных я тебя избавлю.

   Нос кайгена легко задел у меня на виске волосы, а от волны его тёплого дыхания, тронувшего шею, в груди быстрее забилось сердце.

   Удивлённо повернув голову, я посмотрела в искрящееся весельем лицо рыжего и на миг приклеилась к нему взглядом.

   Любая бы на моём месте зависла!

   Густая огненная грива Идена сегодня была стянута на макушке в небрежный пучок, и можно было хорошо разглядеть высокий лоб мужчины, его широкие медные брови, чистые, как озёра, голубые глаза и мягкие чувственные губы.

   Сказать, что брат мужа был хорош собой – не сказать ничего. Смотреть – не насмотреться.

   Поймала вдруг на себе колючие завистливые взгляды находящихся в комнате женщин и поняла, что по рыжему красавцу здесь сохнут чуть ли не все манны. Вон как зыркают! Ещё, чего доброго, из-за него мне и без того короткие волосы повыдёргивают.

   Нет, мне такого счастья и даром не надо!

   Предусмотрительно отступив от Идена подальше, я коротко кивнула ему в знак благодарности и, взглянув на девушек, спросила:

   – Которая из вас Сигрид?

   В зале повисла гробовая тишина. Манны безмолвствовали. И если бы я на лестнице не слышала, кого из них муж назвал этим именем, то, боюсь, ответа мне пришлось бы ждать до его возвращения.

   – Это ведь ты? – сделала я шаг навстречу юной девушке со смешными косичками.

   У неё удивлённо открылся рот, а у остальных женщин в шоке округлились глаза. Манны явно подумали, что эринейская магичка умеет читать мысли.

   Я бы от души посмеялась над этим недоразумением, если бы сама не находилась в ещё более плачевной ситуации.

   – Я Рейна, – изобразив на лице максимум радушия, улыбнулась девушке. – Если ты не возражаешь, я бы хотела взять в свои помощницы только тебя, а остальные могут быть свободны.

   – Не могут! – тут же насмешливо заявил Иден уже намеревающимся улизнуть маннам. – Они отправятся по моим поручениям.

   Сигрид закрыла открытый рот и затравленно покосилась на своих соотечественниц. Похоже, перспектива выполнять поручения рыжего её устраивала намного больше, чем тесное общение со мной.

   Я, собственно, и не настаивала. Унижаться и упрашивать я никого не собираюсь.

   Гордо подняв голову, я развернулась и одна пошла к лестнице. Благо, как добраться до собственной спальни, я помнила.

   Мысли в голове носились мрачные и тоскливые. Я спрашивала себя, что я здесь делаю, но не находила ответа. Чужие неприветливые стены давили на меня, словно арканы магической ловушки, а у меня не было ни сил, ни умения, чтобы из неё сбежать.

   Добравшись до нужной двери, я собиралась было уже её открыть, когда услышала за спиной подозрительный шорох, и стремительно обернулась.

   Подкравшаяся ко мне сзади Сигрид оглушительно взвизгнула.

   Это хорошо, что магию мне запечатали, потому что будь я в прежней форме, девчонка бы уже лежала на полу, скрученная силовой плетью.

   – Я ненавижу, когда ко мне так тихо подкрадываются, – успокаиваясь, резко выдохнула я, и уже достаточно ровно произнесла: – Никогда так больше не делай!

   Молча таращась на меня, девушка быстро закивала головой, вызывая лёгкую усмешку. Она была похожа на испуганную белочку, с этими своими чуть раскосыми тёмными глазами, кисточками косичек, закреплёнными на макушке, и маленьким аккуратным носом, слегка вздёрнутым вверх.

   Роста мы с ней были приблизительно одинакового, отличались только телосложением. Белочка, как я её мысленно прозвала, была фигуристей и крупней.

   – Чего тебе? – спросила девушку я, и глаза её стали ещё круглее.

   – Так вы же сами, эль-манна… приказали идти с вами, – проблеяла она.

   – Я тебе не приказывала, а сказала «Если ты не возражаешь». Насколько я поняла, тебе моя компания не по душе. Что ж, принуждать не буду.

   Сигрид снова открыла рот, как будто я сказала какую-то нелепость, но стоило мне шагнуть на порог спальни, девушка тихо хмыкнула:

   – Вы вообще без помощниц останетесь, ежели так и дальше рассуждать будете. Эль-манна оэна должна уметь приказывать.

   Интересная, конечно, картина по логике Белочки получалась. То есть грубый приказ здесь был предпочтительнее вежливой просьбы?

   – Значит, тебе больше нравится, когда на тебя покрикивают, чем по-хорошему просят? У тебя что, гордости и чувства собственного достоинства совсем нет?

   Девушка растерянно моргнула, очевидно, не очень хорошо понимая, о чём я её спрашиваю.

   Махнув на неё рукой, я вошла в комнату, не ожидая, что Сигрид увяжется следом.

   Потоптавшись у порога на месте и изрядно измяв край передника, который она всё время нервно теребила в руках, девушка решилась заговорить. Правда, выглядела её попытка довольно смешно. Наблюдая за тем, как я перебираю и раскладываю в сундуке принесённую для меня мужем одежду, Сигрид потёрла мыском сапога пол и важно сообщила:

   – А вот манна Исгирда умеет командовать и приказывать. И все её слушаются!

   – Мы не на передовой, и ты не королевский ратник, чтобы я тобой командовала, – буркнула я, складывая в стопку нижние рубахи. – Хочешь помочь – помогай, а нет – ступай языком чесать к своей Исгирде!

   Девушка вздохнула, подошла ближе и заметила:

   – Так у вас все рубахи и платья изомнутся. Вы их не в стопку складывайте, а ровненько вдоль всего сундука расправьте. Дайте покажу.

   Отодвинув меня в сторону, Сигрид ловко стала набрасывать на открытую крышку сундука вещи, а затем, аккуратно разглаживая каждую ладошками, принялась укладывать их на дно, то и дело приговаривая: «Вот так, вот так».

   Хмуро проследив за её работой, я хмыкнула:

   – Это что же, мне каждый раз полсундука перерывать придётся, чтобы достать платье или рубашку, которые находятся внизу?

   Белочка обиженно надулась и спросила:

   – А у вас в Эринее что, по-другому платья в сундуки складывают?

   Я пожала плечами и грустно улыбнулась:

   – В Эринее у меня все платья находились в специальной гардеробной комнате и висели на вешалках.

   – У вас была целая комната платьев? – зачарованно хлопнула ресницами Белочка, вмиг превращаясь в самую обыкновенную любопытную девчонку, теперь мало чем отличающуюся от моей служанки Лютеи.

   – Там были не только платья, – вздохнула я, вспоминая свои удобные форменные брюки и жакеты, тёплые плащи, туфли, сапоги, перчатки и ещё кучу разных вещей, без которых сейчас чувствовала себя неуютно. – А теперь мне даже расчесаться нечем!

   В глазах Сигрид яркими искорками вспыхнуло что-то похожее на сочувствие, и девушка выпалила:

   – А хотите, я вам свой гребень принесу?

   Я мотнула головой.

   – Нет, это неудобно. Тебе ведь он тоже нужен.

   – У меня их несколько, – сообщила девушка. – Оэн подарил. Я когда к нему в мастерскую захожу, чтобы воды принести или мусор убрать, он всегда мне какую-нибудь красивую вещицу дарит. Вот, глядите! – Сигрид резко подняла руку и выдернула из волос совершенно потрясающий гребень.

   Над изящным, изогнутым полукругом основанием с зубцами красовался вырезанный из тёмного дерева цветок лилии, с рельефными выпуклыми лепестками и торчащими над ними тычинками. От цветка в стороны расходились отшлифованные объёмные завитки столь тонкой работы, что я даже засомневалась, деревянные ли они.

   – Ты сказала, его тебе подарил оэн? – переспросила я, дабы убедиться, что не ослышалась. – Это он сделал?

   – Он, конечно, – закивала Сигрид. – Во всём Сивильгарде искуснее его резчика по дереву нет. Сам дильфар его просил свой вархейм резьбой украсить! А его сопилки в каждом доме, где детвора есть!

   Сказать, что меня удивила полученная информация, было бы очень скупо. Я пребывала в шоке.

   Медведь – и резьба по дереву?!

   Мне казалось, всё, что мой дикий муж может сделать с деревом – это выдрать его с корнем или сломать.

   – Вот я глупая, – вдруг сникла Сигрид. – Что же я вам гребень отдавать собралась, когда вам оэн их с десяток сделать может!

   Наивная Белочка! Про десяток гребней она, конечно, погорячилась. Я сомневаюсь, что медведина сподобился бы для меня сострогать хотя бы один. А поскольку ходить и дальше нечёсаной мне совсем не хотелось, то я быстро сообразила:

   – Так это когда будет! А расчесаться мне бы сейчас не мешало. Неси свой гребень. А если у тебя есть зеркало, то и его!

   Радостно кивнув, девушка подхватила юбки и мигом выскочила из комнаты, оставив меня пребывать в лёгкой, но приятной растерянности. Я и не ожидала, что кто-то из местных манн вот так легко захочет со мной разговаривать. Хотя, возможно, Сигрид от них отличается, именно поэтому Иден мне её и посоветовал.

   Улыбнувшись, я закрыла свой укомплектованный сундук и, решив, что посреди комнаты ему совершенно не место, стала двигать к пустой стенке возле кровати.

   Напрягаясь и пыхтя, я преодолела почти половину пути, когда меня сзади за талию крепко схватили сильные мужские руки, бесцеремонно оттягивая назад.

   В чужой стране, доме и месте, не вызывающем у меня добрых чувств, инстинкты сработали раньше, чем логика или мысли.

   Я развернулась, рефлекторно вскинула левую руку и ударила ею лапающего меня кайгена в лицо.

   – Ты что себе позволяешь? – прошипела я и тут же осеклась, обнаружив перед собой удивлённо потирающего ушибленную скулу Идена.

   – Дверь была открыта настежь. Иначе я бы постучал, – растерянно произнёс он.

   – Не во все закрытые двери стоит стучаться и не во все открытые заходить! – буркнула я, отступая от рыжего красавчика подальше.

   И чего он ко мне привязался? Или это муж приказал ему за мной следить?

   – Я просто хотел помочь. Сундук слишком тяжёл для тебя, – оправдываясь, указал на него Иден и, легко подхватив, поднял и переставил к стенке. – Ты могла позвать для этого меня.

   Я, конечно, была не против помощи, но что-то мне подсказывало, что у Идена её просить не стоит. Как бы сохнущие по нему манны потом не наплели моему скорому до расправы мужу, что я заигрываю с его братом. Что он там мне про неверных жён говорил? Их наказывают? Для полного счастья мне только этого не хватало!

   – Спасибо за помощь, – спокойно кивнула я. – А теперь выйди из комнаты. Нечего тебе здесь делать. Да ещё и когда рядом никого нет.

   Рыжий грустно усмехнулся и, отступив к порогу, вдруг тихо обронил:

   – Не бойся. Я никому ничего не расскажу.

   В затылке нехорошо кольнуло, и я напряжённо подобралась, впиваясь в кайгена взглядом.

   – О чём это ты?

   – О том, что у тебя больше нет магии, – внимательно глядя мне в глаза, ответил он.

   Сердце упало куда-то вниз, но я упрямо вздёрнула подбородок и холодно поинтересовалась:

   – И с чего это ты вдруг так решил?

   – Ты могла подвинуть сундук, даже не прикасаясь к нему, – заметил Иден. – И меня ты тоже ударила бы не рукой, а каким-то своим хитрым приёмом с магией, если бы у тебя была такая возможность. Ты не замечаешь, что всё время прячешь свою искалеченную ладонь за спину, а пальцы здоровой сначала складываешь в какую-то фигуру, а потом бессильно сжимаешь в кулак. У тебя на шее у самой горловины платья виднеется шрам, и я чувствую, что в таких же рубцах у тебя под одеждой вся правая сторона тела. Это ведь из-за Бьёрна? Ты лишилась магии из-за моего брата?

   Я не дышала. Легкие жгло, а руки начали дрожать. Слова Идена били словно плети, разбередив чуть зажившие раны. Он так легко напомнил мне о том, кем я являюсь теперь! Наверное, я просто не ожидала, что моя ущербность так очевидна для всего лишь достаточно внимательного наблюдателя.

   – Тебе лучше уйти отсюда, – тихо заявила я.

   – Прости, – нахмурился Иден. – Я не хотел сделать тебе больно. Я просто…

   – Уйди, пожалуйста! – выцедила сквозь зубы я. Видеть в глазах кайгена жалость было невыносимо. А показывать свою слабость перед ним было просто стыдно.

   Согласно кивнув, Иден развернулся и, бросив на меня напоследок полный сожаления взгляд, ушёл, посеяв в моей душе боль и тревогу.

   Как быстро все остальные кайгены поймут, что я больше не боевой маг и никому не могу оказать прежнего сопротивления? И что сделает мой муж, когда узнает обо мне правду?

   В момент моих тяжких раздумий в комнату влетела Сигрид, да так и замерла, в нерешительности протягивая мне зеркало и гребень.

   – Что-то случилось, эль-манна? – шепнула она. – На вас лица нет.

   – Задумалась просто.

   Я растерянно мотнула головой, а девушка, заметив переставленный сундук, вдруг удивлённо ойкнула, указывая на него пальцем.

   – А как же вы его одна?.. – прикрыв ладошкой рот, Сигрид округлила глаза и страшным голосом предположила: – Магией, да?

   – Только никому не говори, – попросила я. – Оэн запретил мне пользоваться в халле магией!

   – Я никому! – жестом закрыв рот на замок, поклялась Белочка, и я по её глазам поняла, что расскажет всем.

   Я, собственно, на это и надеялась. Слухи сразу же расползутся далеко за пределы дома, и они будут поддерживать веру кайгенов в то, что задевать меня опасно.

   Забрав у девушки гребень, я взглянула на себя в принесённое зеркальце, досадливо морщась.

   Видела бы меня сейчас Лютея! Из-за того, что я вчера легла спать с мокрой головой, волосы на ней где-то свалялись, а где-то торчали в разные стороны. Сейчас я была похожа на огородное пугало, а не на королевскую дочь.

   Тщетно пытаясь перечесать залипшую набок чёлку правой рукой, на которой гнулись не все пальцы, я переложила гребень в левую, и Сигрид осторожно предложила:

   – Давайте, эль-манна, я помогу. Вам же неудобно с такой рукой.

   Отдав расчёску, я инстинктивно спрятала ладонь в складках платья, но любопытство Белочки это никак не притушило.

   – Это оэн вас так? – указав взглядом на руку, спросила она.

   Смысла отпираться я не видела, поэтому просто нехотя кивнула.

   – Стало быть, про эскатеру правду говорили, – тяжко вздохнула девушка, а я мгновенно заинтересованно подняла голову, услышав это слово во второй раз.

   – Что такое эскатера?

   – Искупление. Закон, по которому кайген обязан жениться на манне, если он поставил на ней свои метки.

   Метки? Звучало как-то странно, но меня в данный момент больше интересовало другое:

   – А если манна не хочет выходить за этого кайгена замуж?

   Сигрид насмешливо фыркнула и посмотрела на меня как на непроходимую дуру.

   – Как это не захочет? А кому ж она тогда такая вообще нужна будет?

   Я сглотнула горький ком и задавила проснувшуюся в сердце тоску, стараясь не показывать как мне больно. Ральфу я была нужна, даже несмотря на мои увечья.

   – По-вашему, я настолько уродлива, что больше не могу вызвать симпатии ни у одного мужчины?

   Испуганно хлопнув ресницами, Сигрид отрицательно замотала головой.

   – Я не это имела в виду. Просто метки всегда будут напоминать любому кайгену о том, кто их поставил.

   Если честно, я ничего не поняла. При чём здесь какие-то метки и то, что шрамы у меня остались от ран полученных в бою, пусть и с их оэном? А если бы он меня убил – женился бы на мне посмертно? Бред какой-то!

   – Каким образом шрамы на женском теле могут кайгенам о ком-то другом напоминать? А если мужчина вообще не знает, кто их женщине оставил? И почему ему нельзя сказать, что это следы от ожога, например? Или ещё что-то…

   – Так пахнут же! – недоумённо распахнула глаза девушка.

   – Кто пахнет? – вытаращилась на неё я.

   – Метки пахнут, – поражаясь моей недогадливости, заявила Сигрид. – Чужим кайгеном пахнут!

   Я открыла рот, окончательно запутавшись, и, наверное, выглядела ещё более глупо, когда спросила:

   – Как это?

   Видимо, Сигрид моего вопроса не поняла, потому что скорчила лицо в странной гримасе и растерянно пожала плечами.

   – А давайте я вам волосы намочу, а потом расчешу как следует, а то всё без толку! – переключая моё внимание на причёску, посетовала она. – Вот были бы у вас длинные косы – и мучиться бы не пришлось. Неужто у вас в Эринее принято так ходить?

   – Не принято, – горько усмехнулась я.

   – А зачем же тогда косы обрезали?

   – Я не обрезала. Они сгорели. Хорошо, что не полностью.

   Белочка прижала к груди гребень, уставившись на меня с жалостью и состраданием.

   – Вы не переживайте, эль-манна! Волосы ведь не ноги – отрастут! – вдруг горячо заверила меня она. – А я вам для мытья волос отвар из крапивы буду делать. Вот увидите – к весне они станут как прежде!

   Я улыбнулась, поскольку почему-то считала, что в это зимнее царство весна и вовсе не заглядывает.

   Закончив возиться с укладкой, Сигрид предложила мне посмотреться в зеркало, лишний раз заставив меня с благодарностью подумать об Идене. Девушке удалось не только выровнять мои торчащие во все стороны волосы, но и завернуть внутрь кончики прядей так, что причёска казалась пышной и опрятной.

   У Сигрид были золотые руки – такие, как у моей Лютеи. И я не очень понимала, с чего вдруг рыжий красавчик, посоветовав мне девушку, решил взять надо мной опеку. Я терялась в догадках, его ли это была инициатива или просьба всё же исходила от Горда Четвёртого.

   Поблагодарив Сигрид, я неловко замерла посреди комнаты, оглядываясь по сторонам и не зная, что делать дальше.

   – Хотите, чтобы я помогла вам убраться? – истолковав моё замешательство по-своему, обратилась ко мне девушка.

   На мой взгляд, в комнате и так было чисто, поэтому я спросила:

   – А что здесь следует убрать?

   – Пол вымыть, пыль вытереть, шкуры выбить, постель перестелить, воды и дров принести, – стала загибать пальцы девушка, и я бессильно вздохнула.

   – Это всё должна делать я?

   Сигрид утвердительно кивнула и добавила:

   – Конечно, если вы не будете заняты какой-то другой работой. Тогда уборку можете поручить выполнить кому-то другому.

   – Тебе, например? – уточнила я.

   – А хотя бы и мне! – улыбнулась девушка. – Я же теперь, почитай, ваша личная помощница!

   – Это что-то меняет в твоём случае?

   Лицо Сигрид озарилось удовлетворением, и она с открыто звучащей в голосе гордостью заявила:

   – Конечно! Я ведь самая младшая девушка в халле. До этого дня все только и делали, что мной помыкали: Сигрид, поди туда, Сигрид, беги сюда, принеси то, сделай это… А теперь я могу любой из них задание дать и сказать, что так велела эль-манна оэна.

   Я удивлённо открыла рот, а затем начала смеяться. А Белочка, оказывается, была не промах! Ишь ты, уже и выгоду из своего положения нашла.

   – А сама-то ты чем бы хотела заняться?

   – Я? – девушка смущённо зарделась и заломила тонкие пальцы. – Мне нравится кружева плести. Только… здесь на это времени совсем нет, да и материал мне никто не купит.

   – А ты просила? Купить, – заинтересовалась я.

   Сигрид кивнула, и сияние её карих глаз померкло.

   – Манна Исгирда сказала, что по дому и так работы хватает, а кружева мои никому здесь не нужны. Чай не в вархейме дильфара живём. Да я и не в обиде на неё. Меня всё устраивает. Здесь всяко лучше, чем в клане Южной Долины, где я жила раньше. Оэн Бьёрн хоть и строгий, но справедливый. И обещал, что без моего согласия замуж меня никогда не отдаст!

   Учитывая, что моего согласия на брак с кайгеном вообще никто не спрашивал, вышесказанное звучало странно, если не смешно. Выходит, у местных женщин свобод и прав и то больше, чем у меня.

   – А тебя могли отдать замуж без твоего согласия? – удивлённо поинтересовалась я.

   – Кто-то должен был взять меня под свою опеку, когда умерли мои родители. Вот Ульг у оэна Южной Долины и попросил моей руки, а тот согласился.

   – И чем тебе этот Ульг по нраву не пришёлся?

   – Так он мне в отцы годится! – возмутилась Сигрид. – У него старая жена померла, вот он и решил себе молодую взять. А я сбежала от него накануне свадьбы. Всю ночь в Эдерхейд к Хранителю через лес мчалась. Добралась до халле и здесь на пороге без сил упала. Глаза открыла, а на меня наш оэн смотрит, да так жалостливо и спрашивает: «Кто тебя обидел, девочка?» А у меня ком в горле, слёзы в глазах, и сил нет слово вымолвить. Тут как раз и Ульг с эйтарами моего прежнего оэна заявились. Нашли. По следу моему бежали. Стали требовать у оэна Бьёрна меня им отдать.

   Сигрид затихла и задумчиво расфокусировала взгляд, словно углубившись в свои воспоминания, вновь мысленно проживала их. А я напряглась в ожидании развязки.

   – И что дальше?

   – А дальше оэн Бьёрн меня на руки взял, посмотрел на кайгенов и промолвил, что отныне я принадлежу его клану и буду жить в его халле, потому что попросила у него защиту и получила согласие. Я ведь ни слова не успела ему сказать. А он понял! Ульг ни с чем ушёл, потому как оэн заявил, что замуж меня за него не отдаст. Молодая я слишком для замужества.

   Сигрид умолкла, а у меня перед глазами ещё стояла картинка её рассказа как живая. И мне никак не верилось, что говорила она это о моём муже, а не каком-то другом мужчине. Не увязывался у меня хмурый и грубый медведина с тем, кто без слов понял последнюю надежду отчаявшейся сироты.

   – И много таких, как ты, мой муж здесь приютил?

   Сигрид тихо хихикнула и, подавшись ко мне ближе, зашептала:

   – Таких, как я, немного. Я ведь от безысходности к оэну пришла. А другие выгоду ищут. Жить у Хранителя под защитой – всё равно, что в вархейме у дильфара. Все здесь в халле и сыты, и одеты, и в почёте. Сюда ведь все самые видные кайгены приходят. Глядишь, и посватается кто.

   – Что же оэн себе из местных девушек жену не захотел взять, раз они к нему в дом бегут со всех сторон? – с досадой спросила я, и Сигрид простодушно сболтнула:

   – Так брал. Только мрут они все, сердешные, вот и решил оэн, наверное, счастья на стороне попытать.

   Я потрясённо моргнула, переваривая полученную информацию.

   – Что значит «мрут»?

   Удручённо вздохнув, девушка развела руками:

   – Как понесут от оэна, так через какое-то время с ними что-то и случается. Одна утопла; другую в горах камнями привалило; третья оступилась, в овраг упала и шею себе свернула.

   У меня на затылке волоски встали дыбом, а в груди мигом похолодело.

   – Третья? – хрипло выдавила из себя я. – Я что, уже… – невысказанные слова «четвёртая жена» костью застряли у меня в горле и никак не хотели слетать с губ.

   – А всё потому, что мать оэна прокляла его отца и всё его дальнейшее потомство, – не обращая внимания на мой шок, страшным шёпотом поведала мне Белочка.

   – За что прокляла? – как-то само собой вырвалось у меня.

   Сигрид воровато оглянулась на дверь, словно опасалась, что за ней кто-то может её услышать, а затем тихо произнесла:

   – Старые манны говорят, прежний Хранитель мать оэна выкрал и силой взял.

   Я недоверчиво мотнула головой. Не похожа была Исгирда на женщину, проклявшую собственных детей. Что на Идена, что на мужа она смотрела с любовью, но уж точно не с ненавистью.

   – По-моему, ваши манны глупости болтают. Зачем Исгирде проклинать собственных детей?

   – Исгирде? – удивлённо свела брови девушка, а затем озарено воскликнула: – Вы что же, решили, что она родная мать оэна Бьёрна?

   – А разве нет? – растерялась я.

   – Мать оэна умерла при родах. Она и была единственной эль-манной прежнего Хранителя – оэна Расвальда. А Исгирда выкормила его сына вместе со своим новорождённым. Заботилась о нём и покойном Расвальде, как о родных. За это старый оэн её и сделал хозяйкой в доме и почитал как жену. Только женой ему она никогда не была.

   – Так Иден и мой муж не братья?!

   – Братья! – тут же упрямо возразила мне Сигрид. – Только не кровные, а молочные. У нас так принято. Дильфар с отцом нашего оэна тоже считались названными братьями, хотя на самом деле они вовсе не родственники.

   Это всё объясняло. Сейчас для меня так очевидны и понятны стали и внешняя, и внутренняя несхожесть сыновей Исгирды.

   – А я всё голову ломала, как от одной матери могут родиться такие разные дети! Как день и ночь.

   – Как вы верно подметили, – восхитилась девушка. – День и ночь… Иден действительно ясный, как солнышко!

   – Он тебе нравится? – осторожно поинтересовалась я.

   Смущённо вздохнув, Сигрид потупила взгляд и мягко улыбнулась.

   – Иден всем маннам нравится. Он Ирридэль поцелованный. В купели у неё родился – оттого такой красивый. С каждым годом всё краше становится, словно время над ним не властно. За него любая бы с радостью пошла. Только ему любая не нужна. Говорят, он себе асанну ищет.

   – Асанну?

   Я приготовилась приоткрыть для себя ещё одну тайну кайгенов, но стоящая у окна девушка вдруг резко повернула голову, обнаружив на улице что-то интересное, и тут же радостно всплеснула ладонями:

   – Хозяин вернулся! Глядите!

   Я быстро подошла к Сигрид, посмотрев вниз через стекло, и облегчённо выдохнула, заметив сидящего на руке у мужа мальчишку. Из шубы с чужого плеча торчала только его темноволосая голова, но на чумазом детском лице сияла счастливая улыбка, глядя на которую невольно хотелось улыбаться в ответ.

   – Живой! – прослезилась Сигрид.

   Кайген вдруг резко поднял голову, и моё сердце пропустило удар, когда наши взгляды встретились.

   Он отсутствовал в халле довольно долго, а вернулся всё в той же одежде, что и ушёл. Но несмотря на то, что муж был одет лишь в брюки и совсем не согревающую в мороз рубаху, на замёрзшего человека он совершенно не походил.

   Где он был? И что делал с ребёнком, раз кажущийся на вид совершенно безнадёжным мальчишка теперь выглядел абсолютно здоровым?

   Кем на самом деле является мужчина, за которого меня выдали замуж, откуда у него магия и почему сородичи называют его Хранителем? Столько тайн вокруг него, а я пока ни на шаг не приблизилась к разгадке ни одной из них.

   – Идёмте!

   Отлепившись от окна, Сигрид вдруг шустро метнулась к выходу, и я едва успела бросить ей в спину:

   – Куда?

   Девушка замерла и удивлённо спросила:

   – Разве вы не хотите посмотреть, как отец с мальчиком встретятся и что Хранитель расскажет?

   Наверное, разделить радость отца, увидавшего спасённого сына, было бы невероятно трогательно, но мне казалось, что это слишком личное, и глазеть на подобное действо из любопытства – поступок дурного тона. Возможно, для кайгенов это было нормально, но я была воспитана иначе.

   – Я полагаю, в данном случае моё «хочу» не имеет никакого значения, Сигрид. Не думаю, что стоит устраивать развлечение из чьей-то трагедии. Подглядывать за чужой жизнью и подслушивать чьи-то разговоры низко и недостойно. Поэтому ни ты, ни я никуда не пойдём.

   Белочка обиженно поджала губы и хлопнула глазами.

   – Что же мы, хуже других? Все ведь смотреть пойдут. Мы всегда ждём, когда Хранитель возвращается.

   – Почему вы зовёте его Хранителем? Кого или что он хранит? – нахмурилась я.

   Недоумение Сигрид перекрыло даже её обиду на мой запрет спуститься вниз.

   – А вы не знаете?

   Полагаю, девушка удивилась бы ещё больше, если бы поняла, что у меня даже предположений на этот счёт нет.

   Я отрицательно мотнула головой, и Сигрид растерянно произнесла:

   – Он хранит Ирридэль.

   В груди шевельнулось странное предчувствие, словно я стою на пороге какого-то невероятного открытия.

   – Кто такая эта Ирридэль?

   Глаза Сигрид округлились, а губы изумлённо приоткрылись. Она беззвучно шевельнула ими, словно собиралась что-то мне сказать, и вдруг испуганно сглотнула, затравленно заметавшись взглядом по сторонам.

   – Спросите это лучше у оэна, – уклончиво пролепетала она, и я догадалась, что девушка по простоте своей сболтнула лишнее, а теперь опомнилась и жутко испугалась.

   Ирридэль… Я слышала это имя уже не в первый раз, но обратила внимание, что произносили его кайгены с каким-то благоговением и трепетом. Понять, кто она и почему её хранит мой муж, теперь хотелось ещё сильней.

   Решив пока не затрагивать эту тему, я подумала, что внимание Сигрид следует переключить на что-то другое, более приземлённое. Глядишь, девушка успокоится и вновь станет трещать без умолку, выкладывая тем самым мне всё о жизни кайгенов.

   Вежливо кивнув Сигрид, я сделала вид, что обязательно расспрошу мужа, хотя прекрасно понимала – каких-либо пояснений от супруга я вряд ли дождусь.

   – Раз уж ты согласна помогать мне, – меняя тему, заговорила я, – может, покажешь дом и расскажешь, что и где здесь находится?

   Белочка мгновенно заглотила наживку и радостно закивала:

   – Я всё-всё здесь знаю! Только скажите, с чего начать!

   Тяжко вздохнув, я на миг призадумалась, а затем решительно шагнула вперёд.

   – С этого этажа давай и начнём! Кто здесь ещё живёт, кроме нас с оэном?

   Шустро проскочив впереди меня, Сигрид посеменила по коридору и, ткнув пальцем в следующую дверь, сообщила:

   – Тут раньше светёлка прежних жён оэна была, а теперь, стало быть, ваша!

   Открыв комнату, девушка поманила меня за собой внутрь. Переступив порог, я окинула удивлённым взглядом светлые, почти белые деревянные стены, вдоль которых были размещены покрытые льняными полотнами лавки. На некоторых из них возвышались резные ларцы, шкатулки, расписные прялки и рамки для вышивки.

   На полу посреди комнаты стоял заправленный ткацкий станок, а широкий стол, находящийся рядом, устилали разновеликие куски ткани. Это помещение походило на швейную мастерскую, какая была во дворце Эурезы. Только там всегда обитали не менее пяти мастериц, которые всегда что-то шили и вышивали, а здесь было совершенно пусто.

   Если комната теперь принадлежала мне, то я даже не представляла, что буду в ней делать, разве что прятаться ото всех, когда захочется уединиться.

   – Глядите, сколько здесь ниток! – привлекая моё внимание, Сигрид открыла небольшой сундучок у окна и благоговейно сжала в ладонях толстые мотки.

   Не могу сказать, что для меня они имели хоть какую-то ценность. Ну, нитки – и нитки. Что тут такого?

   – Если тебе они нужны, можешь взять, – предложила я девушке, и у неё алчно засверкали глаза, словно я ей отдала бесценный магический артефакт. – Тебе для плетения кружева такие подходят?

   Сигрид кивнула и, смущаясь, добавила:

   – Только без коклюшек я всё равно плести не смогу.

   Коклюшки… Это звучало так же загадочно, как и Ирридэль. Я побоялась, если спрошу, что это такое, меня опять отправят за ответом к мужу, поэтому, небрежно махнув рукой, сказала:

   – Так поищи коклюшки в ларцах. Найдёшь – забирай!

   – Нет их там. Я уже искала, – заикаясь и краснея, призналась Белочка.

   В другой раз я бы, наверное, её пристыдила за то, что она рылась без спроса в чужих вещах. Но сейчас необходимо было укрепить доверие девушки ко мне, и потому я у неё спокойно спросила:

   – А их можно купить?

   – Зачем купить? – простодушно усмехнулась она. – Оэн мог бы их сделать, только я боюсь у него попросить.

   Умолкнув, Сигрид с надеждой уставилась на меня, и я едва сдержалась, чтобы не ляпнуть: «Нет, даже не думай!» Мне, конечно, хотелось бы помочь Белочке, но обращаться за этим к медведине?!.. Кто знает, что он от меня потребует взамен?

   – Пойдём дальше? – фальшиво улыбнулась я, выбираясь в коридор.

   Понуро повесив нос, девушка поплелась за мной следом, а когда я указала на очередную дверь, поинтересовавшись, что находится за ней, Белочка без особого энтузиазма ответила:

   – Добро хозяйское.

   Открыв комнату, она повела рукой, поочерёдно обозначая находящиеся в комнате предметы.

   – Там отрезы, скатерти, постель и полотенца, – кивнула она на подпирающий левую стену деревянный стеллаж, все полки которого были завалены стопками текстиля. – В тех сундуках, что у окна – меха, а в тех, что под стенкой – кожа. Здесь – посуда, – девушка повернулась к противоположной стене, где на лавках и полках стояли корзины и деревянные ящики с ручками, из которых торчали глиняные миски, чашки, горшки и различная кухонная утварь. – Всё тут хранится! – подытожила Белочка. – И даже приданое прежних жён оэна. Кроме того сундука, что у вас в комнате теперь стоит. Он вроде второй жене хозяина принадлежал. Она, говорят, самая тощая из всех была.

   Я едва слышно выдохнула и горько усмехнулась. Вот так, в один день, из королевской дочери и уважаемого мага я превратилась в тощую, убогую и нищую чужачку, донашивающую вещи покойницы.

   Развернувшись, я вышла из помещения. Желание уйти куда-то, где можно бы было просто посидеть и никого не видеть, было невыносимым.

   – Куда вы, эль-манна? Вы же ещё не всё тут посмотрели! – окликнула меня Сигрид, когда я уже успела дойти до противоположного конца коридора и остановиться перед лестницей, по которой можно было спуститься вниз, на первый этаж, или подняться наверх, в мансарду.

   Поскольку я точно знала, что сейчас внизу находится мой муж и все обитатели халле, верхний этаж был у меня в приоритете.

   – Туда нельзя, – выкрикнула Белочка, стоило мне поставить ногу на первую ступень и взяться за перила.

   – Почему? – удивлённо приподняла брови я.

   Взгляд девушки рассеянно забегал, словно она и хотела бы мне ответить, да не знала что.

   – Нельзя потому что, – проблеяла она. – Оэн запрещает даже приближаться к мансарде. Да и закрыто там на замок.

   Я нахмурилась. Запрет выглядел таинственным. Какой очередной секрет кайген скрывал на верхнем этаже? И достаточно большом, если судить по габаритам дома в целом.

   – Там живут духи покойных жён оэна, – прошептала мне на ухо Сигрид, и глаза её совершенно натурально округлились от страха.

   Большей глупости я в жизни не слышала, но Белочка в это, видимо, свято верила, потому что через мгновение добавила:

   – Я даже слышала, как они ходят там по ночам!

   – Ходят? – пытаясь скрыть проскальзывающую в голосе иронию, уточнила у неё.

   – Ага! Скрипят половицами, – испуганно закивала мне девушка.

   А вот это уже было очень интересно. Бестелесные духи вряд ли могли создавать какой-то шум, и, раз скрипели половицы, значит, в мансарде по ночам ходил вполне живой человек.

   Так кого же мой муж там запер, или зачем ходит туда тайком сам?

   – А внизу что? – я напоследок задумчиво посмотрела в сторону мансардного этажа и стала спускаться по ступенькам.

   – Эта лестница ведёт в рабочую половину дома. Там кухня, кладовые, мастерская оэна, прачечная, подсобки… А справа через коридор – жилые комнаты. Мы с маннами на первом этаже обитаем, а Исгирда с Иденом – на втором.

   Я кивнула, отметив для себя, что у кайгенов хозяева дома жили на верхних этажах, что почти не отличалось от уклада эринейской знати. Во дворце Эурезы левое и правое крыло первого этажа, кроме вестибюля в середине, занимали служебные помещения, а уже над ними располагались залы для приёмов, жилые покои и прочие комнаты для придворных.

   Сойдя с лестницы, я остановилась посреди небольшого квадратного коридорчика, из которого вели три двери.

   – Кухня там, – не давая мне долго стоять на месте, указала вперёд Сигрид. – А оттуда можно сразу выйти в зал для трапез. Может, одним глазком взглянем, что там происходит?

   Белочка упрямо пыталась вытащить меня к супругу, видеть которого, если честно, я совершенно не хотела.

   – А в этой стороне что?

   Я толкнула другую дверь и оказалась в проходном помещении, завешенном постиранным бельём. За стенкой рядом располагалась прачечная, а из неё по глухому тёмному коридору и лесенке мы с Сигрид спустились в амбарные помещения в цоколе, где на полу, лавках и полках стояли бочки, кадки, мешки и деревянные короба.

   На одной из лавок я заметила красные ягоды, которыми вчера обсыпали меня и мужа, и рука сама собой потянулась к корзинке, захватывая в горсть угощение для подружившейся со мной птички.

   Я и не надеялась, что смогу сегодня её увидеть. А теперь, когда пальцы холодили твёрдые, как бусины, ягоды, всё, о чём я могла думать, так это лишь о том, как попасть во двор.

   – Отсюда можно выйти на улицу? – перебила я Сигрид, которая, не глядя на меня, перечисляла, что из продуктов в каком мешке находится.

   Девушка умолкла на полуслове и недоумённо махнула рукой вправо:

   – Можно через мастерскую оэна пройти, а зачем вам?

   Зачем? Объяснять было слишком долго, а я боялась, что времени у меня осталось не так много, прежде чем муж отправится на мои поиски.

   Свернув направо, я стремительно открыла какую-то дверь и зачарованно моргнула, обнаружив парящих повсюду белых птиц. Я сначала даже подумала, что они живые, и только потом поняла, что волнистое оперение крыльев и хвоста вырезаны из тончайших ажурных деревянных пластин.

   Птицы на тонких шнурах были подвешены к потолочным балкам и вращались по кругу от малейшего движения потока воздуха.

   Я шагнула вперёд, и под моими ногами зашуршала кудрявая стружка. Она была здесь повсюду. Белая как снег соструганная древесина воздушными сугробами устилала столы, подоконник, лавки и пол, а из-под неё, словно вылезшие по весне первоцветы, проглядывали совершенно невероятные деревянные фигурки.

   Вот на подоконнике, вцепившись жилистыми лапками с тёмными коготками в большую шишку, застыла маленькая пичужка. Открыла свой тонкий клюв, будто собралась звонко чирикнуть, и уставилась на меня чёрными, словно маленькие бусинки, глазами.

   С возвышающейся над столом коряги, нахохлившись и таращась по сторонам, глядела деревянная сова. Она настолько была похожа на реальную, что можно было потрогать каждое искусно вырезанное пёро.

   Из дупла в пеньке выглядывала белка, на стенах сидели деревянные мотыльки, а на полу, уснув на одной ноге, застыла цапля.

   Это место походило на сказку.

   Здесь даже стулья казались волшебными, потому что в ажурном узоре, вырезанном на их спинках, можно было увидеть целые картины: бегущих по лесу косуль, плавающих на дне озера рыбок и парящих в облаках птиц.

   – Правда, красиво? – благоговейно прошептала у меня за спиной Сигрид, и я согласно кивнула. – Я же говорила вам, что лучше нашего оэна резчика во всём Сивильгарде нет.

   Оэна?.. Я недоверчиво качнула головой и потянула носом пропитавший комнату аромат.

   Воспоминания вдруг накрыли меня лавиной, и я потрясённо провела рукой по вороху тонкой древесной стружки на столе, понимая, что именно ею пахла ладонь кайгена, когда зажала мне рот десять лет назад в Хель-Тери.

   Невероятно, но вся эта наполняющая комнату красота была создана моим суровым мужем!

   Судорожно глотнув воздух, я ринулась прочь, подальше от въедающегося в меня запаха хвои и древесины.

   За дверью на противоположной стене оказался выход по лесенке на задний двор. Решительно шагнув в колкую морозную свежесть дня, я запрокинула к небу голову, ловя открытым ртом маленькие холодные снежинки, медленно падающие с неба.

   – Куда вы, эль-манна? Холодно же! Погодите, я сейчас вам хоть шаль тёплую принесу!

   Сигрид попыталась меня вразумить, но я, почувствовав воздух свободы, уже её не слышала. Прошлась по тонкому белому насту и замерла, глядя перед собой вдаль.

   С обратной стороны дома открывался удивительный вид. Вряд ли вы когда-нибудь такое видели. Отсюда горы казались остроконечными свечами, а снег на их вершинах – стекающим воском. На эту сторону дома стоило попасть только ради открывшейся картины!

   Над моей головой звонко пискнула пташка, вырывая меня из отрешённого состояния. Я перевела взгляд и заметила пристроившуюся на углу крыши маленькую красногрудку.

   Сердце взволнованно забилось и, вытянув вперёд ладонь с ягодами, я тихо позвала пичугу:

   – Иди ко мне! Смотри, что я тебе принесла.

   Никогда в жизни я не испытывала такой радости, как в тот момент, когда птица вспорхнула с насиженного места и, преодолев разделяющее нас расстояние, легко села мне на руку.

   Растопырив тонкие лапки, она склонила свою головку сначала вправо, потом влево, внимательно разглядывая меня глазками-бусинками, после чего длинно и заливисто засвистела.

   – Я тоже рада тебя видеть, – произнесла на выдохе, чувствуя, что от счастья взгляд начинают туманить слезы. – Ешь! Тебе ведь понравилось в прошлый раз.

   Птица утвердительно кивнула и клюнула первую ягоду, споро потроша её сочную мякоть.

   – Меня Рейной зовут, – с улыбкой наблюдая за красногрудкой, шепнула я. – А тебя?

   Пичуга подняла голову, на миг оторвавшись от еды, а затем переливчато пропела:

   – Фьють-фьють-тиу-лея.

   – Лея! – тихо рассмеялась ей в ответ. – Можно я буду тебя так звать?

   Красногрудка весело пискнула, вновь взявшись за ягоды, а я всё смотрела на неё с глупой улыбкой на лице, мысленно упрашивая, чтобы она не спешила и ела с моей руки подольше.

   За спиной вдруг громко скрипнул снег. Птица испуганно вспорхнула. Я резко обернулась, и красные шарики ягод алыми точками осыпались мне под ноги.

   В горле мгновенно пересохло, а радость осела в желудке мутным осадком.

   В шаге от меня, возвышаясь словно каменная глыба, находился мой муж, сверля меня пронзительным взглядом своих синих глаз.

ГЛАВА 13

Снег словно искорки света запутался в её тёмно-русых волосах, и Бьёрн поймал себя на мысли, что не может отвести взгляд от чудом преобразившегося профиля девушки, ласково воркующей с сидящей у неё на ладони красногрудкой.

   Пугливая птица, вспархивающая от малейшего шороха или движения, почему-то беззаботно ела с её руки ягоды тростянки и выглядела не мене счастливой, нежели его сияющая счастьем жена.

   Из натянутой, словно взведённая тетива, и готовой в любую минуту к нападению магички она вдруг превратилась в совершенно обычную девушку. Юную, улыбчивую и снежно-чистую, как утро сегодняшнего дня, когда Бьёрн, будто впервые, увидел эринейку стоящей у окна в ореоле солнечного света – с крынкой молока в одной руке и куском пирога в другой.

   Она тогда ела жадно и быстро – жмурясь, то и дело облизывая яркие губы, точно дразнилась. И Бьёрн не знал, почему его это так заводит. Точнее, понимал, что женщины у него не было очень давно: с тех пор, как умерла Иртра, его третья жена, и поэтому мужское тело остро реагировало на возбуждающий его объект. Но было и что-то особенное в том, как хрупко эринейка смотрелась в его необъятно большой рубахе. С этими спутанными и торчащими во все стороны короткими волосами, мягкой впадинкой у горла и стройными босыми ногами.

   Необъяснимо хотелось провести по ним ладонью. От самых икр до бёдер, чтобы понять, такая ли гладкая и шёлковая у неё там кожа, как кажется на первый взгляд.

   От девушки пахло чем-то неуловимо приятным, каким-то особенным, присущим только ей ароматом, к которому Бьёрн жадно принюхивался, запоминая и понимая, что уже никогда и ни с кем его не перепутает.

   Он сглатывал, пялясь на её губы, и в мыслях представлял, как слизывает с них сладкие капли молока, чуть прикусывает нижнюю и с наслаждением накрывает её рот поцелуем.

   Но когда, думая лишь об этом, быстро сделал шаг девушке навстречу, то, наткнувшись на её колючий взгляд, тут же очнулся от наваждения.

   Вот же идиот! Нашёл о чём грезить! Мозги из головы совсем в урды перетекли! Да что же он, бабы полуголой никогда не видел? А тут… было бы на что смотреть!

   И тем не менее вместо того, чтобы напомнить себе сейчас об этом ещё раз, он как заворожённый вновь смотрел на трогающую её губы светлую улыбку, совершенно забыв, что ещё мгновение назад, пытаясь её найти, носился по дому словно угорелый, обещая себе посадить выбешивающую его строптивую девицу под замок.

   За каким виххардовым проклятьем Иден куда-то ушёл из дома и оставил её без присмотра? Просил же – глаз с неё не спускать! С её характером только неприятности на одно место искать.

   Странная… Абсолютно не похожая на местных женщин. Вроде на вид слабая, а внутри сильная. Ни жалоб, ни слёз, ни истерик…

   А ведь Бьёрн поначалу думал, что магичка если не разнесёт его халле к такой-то матери, то сделает его жизнь в нём просто невыносимой. Ждал войны – без передышек и жалости. А она вон – красногрудку кормит и улыбается. Что такого нашла в ней священная птица, раз приняла за свою?

   Бьёрн неотрывно смотрел на девушку, понимая, что пришёл сюда совсем не за этим, но стряхнуть с себя оцепенение, как ни странно, не мог.

   Почувствовав у себя за спиной запах приближающейся Сигрид, он неосторожно шевельнулся, и от звука хрустнувшего под его ногой снега птица пугливо взмыла в высь, а эринейка резко развернулась.

   Тепло её взгляда сменилось промозглым холодом, от которого невольно захотелось нахмуриться. И какое-то время Бьёрн именно это и делал, глядя в настороженное лицо жены.

   – Почему раздетая на улицу вышла? – наконец не выдержал он, и бровь эринейки удивлённо дёрнулась, словно подобный вопрос был здесь совершенно не к месту.

   – Оэн, простите, – заискивающе пролепетала глупая Сигрид, тряся большим пуховым платком, который принести – принесла, а на плечи своей эль-манне так и не накинула. – Это я виновата. Долго за шалью бегала.

   Бьёрн недоверчиво зыркнул на девчонку и перевёл взгляд на магичку. Та упрямо безмолвствовала, и от этого раздражение занозой засело где-то у него под рёбрами.

   – Если она заболеет – с тебя спрошу! – выдёргивая у Сигрид из рук платок и укутывая в него жену, рыкнул Бьёрн, не понимая, с чего вдруг его так задевает её молчание. – Марш в дом! Обе! – резко уронил он.

   Оэн не ждал, что эринейка послушно выполнит его приказ. Думал, сейчас взбрыкнёт и ответит что-то в своей ядовитой манере. А потому, когда жена, гордо вскинув голову, спокойно прошла мимо него к двери мастерской, растерянно округлил глаза.

   Что это с ней? Одумалась или наоборот – что-то задумала?

   Понаблюдав за тем, как девушка неторопливо поднялась по лестнице и вошла в дом, Бьёрн последовал за ней, и от его пристального внимания не укрылся брошенный на подоконник быстрый взгляд эринейки.

   Проследив за ним, оэн обнаружил там вырезанную им как-то фигурку красногрудки, сидящей на сосновой шишке, и задумчиво нахмурился.

   Эта вещица у Бьёрна вышла лучше всех. Однажды в лесу он увидел, как птица нашла набитую орешками шишку и, взобравшись на неё, ловко потрошила свою находку. Картинка очень долго стояла у него перед глазами как живая, оттого и поделка получилась такой настоящей.

   Даже Горд просил её для себя. Чего только взамен за неё не предлагал, только Бьёрн всё равно не отдал. Каждый раз, когда что-то мастерил, невольно посматривал на неё и усмехался. Она словно дарила ему вдохновение и какое-то внутреннее спокойствие.

   Не удивительно, что эринейке деревянная красногрудка тоже понравилась. Любит она, похоже, птичек-то.

   Проходя мимо окна, Бьёрн, не задумываясь, снял оттуда свою поделку, но, сделав несколько шагов, резко спрятал её за спину, устыдившись своего внезапного порыва.

   Вот же дурак! И что он теперь с этой птичкой делать будет? Что скажет? Мол, на вот, жена, дарю? А вдруг она ей и даром не нужна? Может, просто из любопытства на фигурку глянула.

   Угрюмо озираясь по сторонам, Бьёрн молча шёл за девушками следом, досадуя, что, как назло, деревянную птицу и оставить по дороге было негде.

   А ещё Сигрид, будь она неладна, то и дело оглядывалась, как будто проверяла, идёт ли оэн за ней следом.

   Оказавшись у порога спальни, Бьёрн глянул на неё так сурово, что девчонка испуганно попятилась, проблеяв что-то невразумительное: мол, если она пока не нужна эль-манне, то сбегает на кухню.

   – Ступай! – приказал ей Бьёрн с плохо скрываемым удовлетворением. – Да скажи там, пусть на стол накроют. Скоро раад* соберётся.

   Сигрид через миг и след простыл, а оэн, быстро затворив за собой дверь, вновь наткнулся на колючий взгляд карих глаз супруги. Опять она пристально следила за каждым его движением, будто ждала нападения или удара в спину.

   Никогда в жизни Бьёрн себя ещё не чувствовал себя так неуютно в собственной спальне, словно это не эринейка, а он был здесь чужим.

   Простояв напротив неё в напряжённом молчании ещё немного, он резко выдохнул и, вытянув из-за спины руку с фигуркой, водрузил её на каминную полку, для пущей надёжности сурово гаркнув:

   – Тут будет стоять!

   Правая бровь эринейки изломлено взлетела вверх, а в глазах появилось какое-то насмешливое выражение, как если бы девушка мысленно назвала его непроходимым идиотом.

   Тут Бьёрн был с ней согласен. Идиотом он и был! И что на него, спрашивается, нашло? Просто в эринейском дворце в комнатах было много разных безделушек, вот он и подумал…

   Впрочем, собственную комнату действительно следовало обустроить. Она была совершенно не приспособлена для совместного проживания с женщиной, поскольку Бьёрн приходил сюда только спать. И с тех пор, как погибла Иртра, вынес отсюда всю мебель, поделки, и даже вышитые Алвой занавески с окон содрал, лишь бы, глядя на них, не вспоминать и не мучиться чувством неискупимой вины перед женщинами, которых обещал беречь и защищать.

   Прочистив горло, Бьёрн тяжело вздохнул и произнёс:

   – Если тебе что-то хочется поставить здесь из мебели – скажи, я принесу или сделаю.

   Магичка упрямо молчала, и оэн, начиная раздражаться, вопрошающе стал перечислять:

   – Стулья? Стол? Комод? Поставец?..

   – Коклюшки, – внезапно выпалила девушка.

   Бьёрн открыл рот и не смог его закрыть.

   – Какие ещё «коклюшки»? – оправившись от первоначального шока, спросил он.

   – Обычные! Чтобы кружева плести, – просто сразила его наповал магичка, потому что она – и кружева в голове Бьёрна не то что не укладывались, а и на расстоянии версты друг от друга не стояли.

   Она это серьёзно?! Коклюшки?

   Рассеянно почесав затылок, оэн пожал плечами и согласно кивнул:

   – Ладно. Завтра вырежу. Это всё?

   Напряжённо закусывая губу, словно желание попросить и гордость вели внутри неё яростную борьбу, девушка смотрела в камин на танцующее внутри него пламя, и Бьёрн, понимая, что она больше ничего не попросит, решил упростить ей задачу.

   – Пойдёшь завтра утром со мной в мастерскую. У меня там несколько стульев новых стоит. Горд заказывал. Если понравятся – принесу, здесь поставлю, а ему потом другие сделаю. Да и в подсобке тоже новая мебель есть. Может, какая и приглянется. Ну, а если что-то особенное хочешь, то тогда нарисуй.

   Эринейка резко вскинула голову, и холод в её глазах растаял, уступив место удивлению.

   Она что же, полагала, будто он ни чертить, ни по рисункам что-либо создавать не умел? Может, вообще безграмотным его считала?

   Иррациональное чувство гнева желчью обожгло гортань, и Бьёрн язвительно выдал:

   – А если не умеешь рисовать – опиши на словах, я за тебя это сделаю.

   Оэн ожидал, что за ответом жена в карман не полезет и обязательно ужалит своим языком, но она вдруг побледнела, упрямо вздёрнула подбородок и выцедила:

   – Спасибо, ничего особенного мне не надо!

   Её левая рука сжалась в кулак, а пальцы правой странно задёргались, и Бьёрн запоздало понял, что из-за рубцов и шрамов они просто не все хорошо гнутся. Она, вероятно, больше не могла рисовать. И вышло так, что его слова прозвучали как издёвка над её увечьем.

   От досады и злости на себя ему хотелось обернуться и зарычать.

   Никогда ещё он себя так глупо не вёл!

   Чтоб Горду икалось каждый день за то, что подсунул ему в жёны магичку, с которой Бьёрн толком не знал, о чём и разговаривать.

   Тяжело вздохнув, оэн мрачно взглянул на девушку и неловко пробурчал:

   – Сейчас в трапезную спустимся. Пойдём, на руки мне сначала сольёшь.

   Она без особого энтузиазма поплелась следом за ним в уборную, а когда собралась перехватить у него ковш с водой, Бьёрн кивком головы указал ей встать возле ушата.

   – Подставляй ладони.

   Эринейка напряжённо подобралась, словно он ей не руки предложил помыть, а собирался их отрезать.

   – Ты ягодами испачкалась, – устало пояснил Бьёрн.

   Девушка недоумённо растопырила измазанные красным соком тростянки пальцы, а затем, чуть помедлив, всё же вытянула вперёд руки, обмывая их под струёй воды.

   За всё это время она не проронила ни слова, и, исподволь наблюдая за женой, Бьёрн неожиданно для себя сделал открытие, что эринейка, видимо, так же, как и он, не соображает, о чём с ним можно говорить.

   Всё же нелепая у них семейная жизнь получалась. Предыдущих жён оэн не только хорошо знал, но и испытывал к ним чувства – от любви до глубокой симпатии. А тут… Как найти общий язык с абсолютно чуждой тебе женщиной, о которой ты ровным счётом ничего не знаешь? А она так и вовсе не горит желанием делать хоть какие-то шаги в этом направлении. Неужто так и будет, чуть что – замыкаться в себе и к красногрудкам сбегать?

   Мрачно хмурясь собственным невесёлым мыслям, Бьёрн вымыл руки, плеснул себе в лицо холодной воды и принял неожиданное решение: не хочет разговаривать, значит, будет слушать!

   – Пойдём!

   Вытершись полотенцем и решительно отбросив его в сторону, оэн ухватил не успевшую опомниться девушку за руку и повёл за собой следом.

***

Никогда не понимала фразы «Бойтесь своих желаний». В моём случае чего бы я ни захотела – это получалось с точностью до наоборот. И я даже не представляю, в чём причина моих бед: то ли желания у меня неправильные, то ли я такая невезучая.

   Всё, чего я сейчас хотела – просто немного побыть одной. Но у моего мужа на этот счёт было своё мнение, и потому я сидела рядом с ним за длинным столом в пустом зале для гостей и молча наблюдала за тем, как обитающие в халле манны носят из кухни блюда с разными яствами, услужливо расставляя их подле нас.

   Перед моим супругом с поклоном поставили парующую и вкусно пахнущую похлёбку, но вместо того, чтобы взять ложку и приняться за еду, он почему-то недовольно заломил бровь и выжидающе скрестил на груди свои здоровенные ручищи.

   Интересно, чем это медведине уже не угодили? Недостаточно горячую еду принесли или не с той руки подали? Ишь, как глазами сверкает, того и гляди молнии метать начнёт!

   – Мать! – громко гаркнул он, стоило разносящим блюда девушкам испариться из комнаты, и я не успела досчитать до трёх, как в зал вошла Исгирда.

   Её беглый недоумённый взгляд задержался на мне лишь на миг, а затем женщина тут же переключила всё своё внимание на сына.

   Его поза говорила красноречивее слов, и на лице Исгирды, как мне показалось, мелькнула паника.

   – Что случилось, сынок?

   – А почему не поставили тарелку моей эль-манне? – не меня ни позы, ни выражения недовольства на своей угрюмой морде, поинтересовался он. Бровь со шрамом высоко приподнялась, и глаз под ней приобрёл какое-то сходство со звериным.

   Не знаю, что чувствовала Исгирда, а мне после такого и есть перехотелось.

   – Поставили, сынок. Всё давно накрыто для неё на кухне и стынет, – оправдываясь, произнесла женщина, явно не удовлетворив своим ответом великовозрастное дитятко.

   Кайген чуть прищурился и небрежно уточнил:

   – А разве я отдавал кому-то подобное распоряжение?

   Растерянно моргнув, Исгирда машинально заправила за ухо рыжую прядь волос и пояснила:

   – Сигрид сказала, что сейчас соберётся раад, вот я и подумала, что твоя эль-манна…

   – Она останется здесь, – не дал ей договорить муж, и мы Исгирдой слаженно замерли, молча пялясь на кайгена.

   Что этот дикарь опять задумал? И зачем мне следует присутствовать при собрании какого-то раада? Ведь очевидно, что до этого женщин на него не пускали, раз мне даже тарелку не удосужились принести.

   Немного поразмыслить и проанализировать, что происходит, я не успела. Муж демонстративно подвинул ко мне свою порцию и, вручив ложку, приказал:

   – Ешь!

   Причём сказано это было так, что сразу стало понятно: откажусь – и он меня в этой похлёбке утопит, на радость Исгирде и остальным обитателям своего халле.

   – Пусть принесут мне горячее, – спокойно глядя на обескураженную его словами мать, выдал он, после чего перегнулся через стол и подвинул ко мне большое блюдо с пирожками, стоящее на другом краю.

   И при этом у него на лбу было написано ехидное: «Всё, как ты просила».

   Издевался. Долго он мне ещё эти пироги вспоминать будет? Я, конечно, больше одного не съем, но чтобы отбить ему желание потешаться надо мной, возьму – и принципиально понадкусываю все.

   Шутки шутками, но поступки кайгена всё чаще начинали ставить меня в тупик. С одной стороны то, что он сейчас сделал, было очень похоже на проявление заботы, что ли – грубой, неуклюжей, в присущей ему жёсткой манере, а с другой…

   Указать при мне женщине, считающей себя здесь полноправной хозяйкой, её место было не то чтобы бестактно, а скорее, глупо. Неужели он полагал, что местные манны станут относиться ко мне после такого с почтением? Я лучше других знала, что уважение завоёвывается не статусом и именем, а поступками. В школе магов соученики ко мне, как к дочери Эурезы, достаточно долго присматривались, прежде чем поняли, что я не считаю себя какой-то особенной из-за своего высокого положения и не нуждаюсь ни в привилегиях, ни поблажках.

   В заступничестве мужа я тоже не нуждалась. Думать о том, придусь ли я здесь ко двору, надо было когда на мне женился. А сейчас я бы лучше поела на кухне вместе со всеми женщинами, раз так было принято, но подняться и уйти в данном случае выглядело бы как открытый вызов кайгену. Воевать с ним мне не хотелось. Но не потому, что я его боялась. Просто не видела в этом никакого смысла. Зачем усложнять себе и без того несладкую жизнь?

   Думаете, это из-за малодушия? Нет, я просто приняла решение выжить назло всем.

   Почему?

   Вероятно, потому, что где-то глубоко в душе я всё ещё верила, что однажды смогу вернуться домой.

   В дверь, ведущую из тамбура с улицы, громко постучали, и кайген, вскинув голову, громко разрешил:

   – Входите!

   Ожидаемо комнату заполнили одни мужчины. Здоровенные, плечистые и суровые. Я, наверное, никогда не перестану удивляться диковатой внешности кайгенов и их грубой, какой-то даже хищной силе, буквально сквозящей в их движениях, взглядах и голосах.

   И ходили они совершенно не соответствующе своим габаритам – мягко, бесшумно, плавно. Для меня это по-прежнему оставалось самой большой загадкой.

   Мужчины прошли до середины зала и зачем-то столпились там, молча взирая на нас с мужем, сидящих за столом.

   Многих их тех, кто сейчас пришёл, я точно видела вчера на празднике, а может, и всех сразу. Не знаю. Не запомнила их лиц. Но то, что почитать и уважать меня они обещали все без исключения, в моей памяти отпечаталось прочно.

   И вот теперь эти честные, добропорядочные и «небьющие в спину» кайгены стояли как телки у водопоя, не понимая, что делает на их излюбленном месте какая-то пришлая корова.

   – Мир твоему халле, оэн! – наконец заговорил один из них. Сложно сказать, сколько лет было кудрявому темноглазому бородачу, но выглядел он статно и внушительно.

   – И что это вы там встали как засватанные? – небрежно запуская ложку в принесённую ему тарелку с супом, изогнул бровь мой супруг. – Жених тут вроде я один.

   А медведь, оказывается, умел ёрничать.

   Я невольно покосилась в его сторону и заметила, что все пришедшие кайгены бегло переглянулись между собой, а затем неспешно стали занимать места за столами рядом с нами и напротив.

   Пока никто из них не успел открыть рот, я схватила с блюда пирожок, откусила больше половины и быстро стала заедать его похлёбкой. Просто подумала, если они, как вчера, начнут поднимать за моё здравие бесконечные тосты, то я опять останусь голодной.

   Удивительно, но пить, кажется, никто не собирался. Кайгены сидели молча и наблюдали за мной с довольно странным выражением на лицах, как если бы хотели попробовать пирожков, но все их уже съела прожорливая чужачка.

   На всякий случай я схватила с блюда ещё один и, нагло глядя на кайгенов, запихнула себе его себе в рот.

   – А что все молчат? – ехидно поинтересовался медведина, и все присутствующие посмотрели на меня ещё пронзительнее и красноречивее. – Чужих здесь нет, – жёстко заявил он.

   Пирожок застрял у меня в горле, и, схватив обеими руками стоящую возле супруга кружку с каким-то напитком, я жадно принялась его глотать.

   Горячая пряная жидкость оставила кисло-сладкое фруктовое послевкусие во рту, а в груди начало разливаться приятное обволакивающее тепло.

   Кто-то из кайгенов громко крякнул, а следом за ним другой растерянно заметил:

   – Наши бабы-то душегрейку* взахлёб не пьют.

   Пропустив замечание сородича мимо ушей, муж тут же отобрал у меня кружку и хмуро изрёк:

   – Если нечего сказать по существу, то начну я!

   Он сложил на стол руки и исподлобья посмотрел на сидящего напротив кайгена – молодого, безбородого, одетого в кожаную безрукавку поверх чёрной рубахи, вышитой белым геометрическим орнаментом.

   – Я тут сегодня со стороны Мерцающих скал возвращался в халле, и увидел, что Одания у себя во дворе дрова рубит. Сама, – муж многозначительно посмотрел в глаза собеседнику и требовательно спросил: – Почему?

   Тот недоумённо нахмурился, тряхнул шевелюрой с кучей заплетённых косичек и растерянно пробурчал:

   – Я не знал, что Агмунд запасов перед походом не успел сделать, а Одания ничего не попросила.

   – А с каких это пор вдовам у клана помощь просить принято? – сурово поинтересовался у него супруг. – Вы должны были сами пойти и посмотреть, что ей нужно! У неё дети малые!

   – Прости, оэн. Недоглядел. Сегодня сходим к ней и сделаем всё, что следует.

   Муж хмуро кивнул и снова спросил:

   – Что с крышами у Моди и Лильфа?

   – Вчера закончили. Пару дней дома протопятся, и можно будет вселяться.

   – А что на новоселье просили?

   Кайген хмыкнул, и губы его растянулись в насмешливой улыбке.

   – А что они просить могли? Кровати, конечно! Кровать в их случае – самая главная вещь!

   Мужчины дружно заулыбались и, перестав обращать на меня внимание, как-то заметно расслабились.

   Насколько я поняла, все собравшиеся входили в какой-то совет, отвечающий за порядок внутри клана. Что руководило моим супругом, когда он решил меня здесь оставить, я пока не поняла, но врать не стану – слушать, что происходит в Эдерхейде, мне было интересно.

   Ковыряя в тарелке ложкой, я делала вид, что ем, а сама исподволь наблюдала за всеми кайгенами.

   Закончив шутить о членах двух молодых семей, для которых, по всей видимости, общими усилиями клана строили дома, мужчины перешли к более серьёзным вещам и начали обсуждать соседей.

   Первым о них заговорил носатый мужчина с крупными и резкими чертами лица:

   – Логмэр утверждает, что уже несколько раз видел на южной окраине Эдерхейда Хольдена – старшего сына оэна Лунного ущелья.

   – И есть предположения, что он здесь делает? – настороженно прищурился муж.

   – Бабы плетут, что он на Мию, дочку Эгиля, бегает смотреть.

   – И откуда он о ней знает?

   – Вроде Эгиль прошлым летом её с собой на торжище в Карсхольм брал. Там мог и увидеть, – предположил кайген.

   – И что на это Эгиль говорит?

   В голосе мужа слышалась очевидная заинтересованность. Даже его расслабленная поза стала подобравшейся и сосредоточенной.

   – А что он может говорить? Он Мию сыну Айнгера сразу после её рождения обещал.

   – А с самой Мией он общался? Спрашивал, что она думает о визитах Хольдена? – не удовлетворился услышанным супруг.

   – Зачем? – удивился носатый.

   – Затем! – недовольно зыркнул на него оэн. – Если Хольден девчонку ещё летом видел, и до сих пор к ней бегает, значит, отворот она ему не давала. Похоже, что Мие этот парень приглянулся. Надо поговорить с Хольденом и договориться о сватах.

   – Но её же сыну Айнгера обещали! – возмутился кайген.

   – Ты так ничего и не понял, Йорг? – муж недовольно поджал губы и резко выдохнул: – Единственный путь отсюда к Солёным озёрам лежит через территорию клана Лунных. Если Хольден влюблён в Мию, а она в него – они уже пара! Мы можем пойти навстречу сыну оэна Лунного ущелья и отдать ему манну из нашего клана в жёны! А взамен попросим у его отца беспошлинный проход через их земли за солью.

   Носатый озадаченно поскрёб подбородок и подвигал бровями, явно удивляясь, что сам до такого не додумался раньше.

   – Хм, хорошая идея, – согласился он. – Сегодня поговорю с девчонкой.

   – Волс, – муж переключил своё внимание с него на сидящего рядом молодого мужчину – румяного, сероглазого и симпатичного. – Распорядись-ка, чтобы за домом Эгиля с сегодняшнего дня незаметно присматривали. Как только Хольден рядом появится – дайте мне знать.

   Мужчина кивнул, быстро поднялся со скамьи и покинул дом.

   Не успела за ним захлопнуться дверь, как слово взял, самый старший на мой взгляд из кайгенов. Я так решила только потому, что в заплетённых у него на висках косичках виднелась седина, хотя на его лице не было морщин, и старым оно совершенно не казалось.

   – Раз уж о соли разговор зашёл, то давайте обсудим торговлю с другими кланами. На прошлую луну, когда многих из вас не было в Эдерхейде, приезжали представители Заозёрного клана. Хотели договориться о поставках семян жор-мха. Предлагали на обмен рыбу. Я сказал, что без оэна никаких решений принимать не буду. Обещали вернуться за ответом на этой декаде.

   – А какую рыбу обещали? – уточнил один из собравшихся.

   – Речь шла о сильгуте. Он только в красных озёрах водится.

   – Хорошая рыба, – отозвался тот, которого муж назвал Йоргом.

   – Крупная, и жир у неё целебный, – подхватил ещё один кайген. – Бочки только для её перевозки большие нужны.

   Супруг молча побарабанил пальцами по столу и задумчиво глянул в окно.

   – Для еды нам рыбы, выловленной из собственного озера и горных речек, хватает. А что жир у их сильгута целебный… Так не один он в Сивильгарде такими свойствами обладает.

   Помолчав, муж посмотрел на кайгена, проводившего переговоры с соседями, и добавил:

   – А вот пластинчатой слюды таких размеров, как в Заозерье, нет больше нигде. Её на семена мха я готов обменять.

   – А если они не согласятся?

   – На «нет» и суда нет, – обронил оэн. – Только и мох я им за рыбу отдавать не буду. Пусть предложат что-то поинтереснее.

   Кайгены дружно загудели и согласно закивали головами, а я поймала себя на мысли, что мой муж-медведь умнее, чем мне казалось.

   Дальше мужчины стали докладывать, сколько заготовленных на зиму запасов для общих нужд клана ещё осталось, что следует попридержать, а какие излишки можно обменять на мех, железо или самоцветы.

   Из всего услышанного я поняла, что денег как таковых в Сивильгарде нет. Вместо них самой ценной единицей расчёта здесь считаются шкуры, драгоценные камни и металлы – именно ими и пополняли запасы местной казны. То есть между кланами кайгены вели натуральный товарообмен, успешно рассчитывались продуктами, ремесленными изделиями, ископаемыми и даже скотом.

   Именно на обсуждении мужчинами прироста поголовья мубров, тех самых лохматых и рогатых животных, что я увидела в первый день своего прибытия в Эдерхейд, у меня сначала как-то уютно потеплело в груди, а затем в голове стало туманиться и шуметь. Мышцы вдруг налились горячей тяжестью, и вертеть шеей или двигать рукой стало невероятно трудно. Я даже глазами хлопала заторможенно, но при этом испытывала такую необъяснимую душевную эйфорию, словно мне сейчас было море по колено и горы по плечу.

   Да что-там море! Я смотрела на кайгенов, и не понимала, что такого ужасного я в них нашла. Ну, здоровенные – и что? Да я таких в былые времена одним щелчком пальцев могла скрутить в бараний рог!

   Вот с медвединой посложнее! Этот так просто не согнётся, с-собака. Хотя…

   Нет, ну морду-то я ему знатно поцарапала! Значит, не всё потеряно?

   Я подпёрла рукой отяжелевшую голову, откусила очередной пирожок, который, к слову, уже с трудом в меня лез, и, вяло жуя, бесцеремонно стала разглядывать супруга.

   Он запнулся на полуслове, хищно приподнял правую бровь и уставился на меня в ответ.

   Несколько мгновений мы молча изучали друг на друга, а затем «великий и ужасный» оэн сурово рыкнул:

   – Раад закончен! Все свободны!

   Мужчины быстро стали подниматься со своих мест, прощаться и покидать халле, а муж, не сводя с меня сверкающего синего взгляда, вдруг загадочно поинтересовался:

   – Ну что, согрела душу, жена? Не припекает? Может, мне тебя теперь в прорубь окунуть, чтобы протрезвела?

   Я глупо хихикнула. Двуединый, как страшно! Сейчас пирожком подавлюсь.

   Нет, лучше запущу им кайгену в лоб! И что он мне сделает?

   – Попробуй только! Что за манеры у тебя? В прорубь… Выпорю… Медведь пещерный! Я тебя не боюсь!

   – Давно ли? – сложил на груди руки кайген и ехидно прищурился.

   – Что «давно ли»? – фыркнула я.

   – Не боишься?

   Вопрос, конечно, был интересный, и я стала натужно размышлять, с какого по счёту откушенного пирожка я перестала бояться своего супруга.

   На середине счёта он прервал меня тяжким вздохом и снисходительным:

   – Сама встанешь или тебе помочь?

   С чего это он взял, что мне надо помогать? Да за кого он меня принимал?

   Упёршись ладонями в стол, я собралась было резко подняться, и…

   Поняла, что ноги буквально приросли к полу, превратившись в две тяжёлые неподъёмные колодки. Встать самой почему-то не получалось.

   Я сглотнула и посмотрела на супруга. Кажется, с ужасом.

   Он вопросительно приподнял бровь и с ухмылкой протянул мне руку.

   – Что, всё-таки помочь?

   – Пожалуй, – безысходно выдохнула я, и не успела и глазом моргнуть, как кайген легко подхватил меня на руки и неспешно понёс к лестнице, ведущей на второй этаж.

   У него была такая самодовольная морда при этом, что меня просто подмывало сказать ему какую-то колкость.

   – Не споткнись! – вякнула я, стоило ему стать ногой на первую ступень. – Не дрова несёшь, а бесценные три пуда женского тела!

   Муж на миг замер, склонил свою голову чуть набок, и в его синих глазах заискрилась насмешка.

   Нарочито медленно он стал подниматься по лестнице, как-то излишне крепко прижимая меня к себе.

   Заёрзав у него в руках, я возмутилась:

   – А быстрее можно? Ползёшь, как сонная муха. Меня укачивает!

   Кайген загадочно хмыкнул, в два прыжка преодолел лестницу и, пнув ногой дверь, быстро внёс меня в спальню.

   Остановившись посреди комнаты, он осторожно поставил меня на ноги, но как только я, пытаясь сделать шаг, пошатнулась, тут же обвил меня одной рукой поперёк талии и резко притянул к себе обратно.

   В голове как-то вяло шевельнулась мысль, что у мужа невероятно жёсткое, но очень горячее тело. Как печка. Можно греться в мороз.

   Я упёрлась ладонями ему в грудь, запоздало опомнившись, что стою к нему слишком близко. Сейчас между нами и тонкого пёрышка просунуть было нельзя.

   Вторая рука кайгена весомо опустилась мне на затылок, не давая возможности отвернуться, чтобы не смотреть мужу в глаза.

   – А ну отпусти! Быстро! – грозно скомандовала я.

   Улыбка кайгена стала ленивой и хищной.

   – А то что? – медленно приподнимая меня, вкрадчиво прошептал у самых моих губ он.

   Я сглотнула и растерянно моргнула.

   А и правда, что я могу, если у меня даже пошевелиться в его захвате не получается?

   – В глаз дам! – бравируя, пообещала супругу, а он, насмешливо хмыкнув: «Ну, попробуй», вдруг стремительно впился в мой рот поцелуем.

   На миг я потеряла ориентацию в пространстве, вообще не понимая, как такое могло случиться. Кайген меня… целовал?!

   У грубого, состоящего будто из одних острых углов и жёстких линий мужа были совершенно неподходящие ему мягкие губы – тёплые, шёлковые и пахнущие ягодами. Они настойчиво, но не агрессивно льнули к моим, и в голове заторможенно и лениво носились мысли, такие же глупые и пьяные, как я.

   Вместо того, чтобы пнуть медведину ногой, укусить или ударить, я почему-то думала лишь о том, что он хорошо целуется. Так хорошо, что жар в груди после выпитой душегрейки теперь расползался по всему телу, дрожащему и плавящемуся в умелых мужских руках.

   Что-то ужасно ненормальное было в происходящем. Мне ведь не должно это нравиться! И допускать подобное нельзя, потому что…

   Почему?

   На этот вопрос я не смогла себе ответить.

   Здесь и сейчас мой муж целовал меня, крепко прижимая к своей груди, и стук моего сердца, сливаясь с его, создавал совершенно новый звук, становясь отсчётом начала другой жизни – ещё не принятой моим разумом, но уже признанной мной на уровне подсознания.

   Кайген вдруг отпустил мои губы, чуть отстранился, внимательно разглядывая моё лицо, и мою пьяную эйфорию сменил стыд.

   – Т-ты… ты меня опоил! – найдя оправдание своему поведению, выпалила я.

   – Я? – брови супруга удивлённо поползли на лоб, а затем он иронично уточнил: – То есть это я тебе в горло кружками заливал душегрейку?

   – Мне пирожок запить надо было! – возмущённо пожаловалась я. – Откуда я знала, что в твоей кружке?

   В прищуре синих глаз кайгена зажглось что-то коварное.

   – Ты правильно сказала: «Моей кружке»! Моя кружка – моя душегрейка. А перед тобой стоял кувшин с узваром.

   Он бы мне ещё из ведра выпить предложил!

   – Я не пью кувшинами!

   – Разве что узвар, – ехидно заметил муж, и я негодующе стукнула его по плечу кулаком.

   – А ну, отпусти меня, медведина! Вцепился своими лапами, как в бочку с мёдом!

   – Ты слишком тощая для бочки, – насмешливо фыркнул муж. – Скорее на куст малины похожа. Колючая, но сладкая!

   Я открыла рот и тут же закрыла, потому что до меня медленно, но всё же дошёл вложенный в слова кайгена смысл.

   Сладкая?!

   – Да что ты о себе возомнил?

   Хмельная храбрость вкупе с таким же сильно подвыпившим безрассудством полезли из меня фонтаном, и я, боднув наглого здоровяка лбом в подбородок, сердито зашипела:

   – Я тебе вообще не разрешала меня целовать!

   Кайген сердито рыкнул, спуская меня на пол, но не выпустил из своих лап. Ярко-синие глаза налились ночной темнотой, и мужчина спокойно и холодно произнёс:

   – Думаешь, мне нужно твоё разрешение? Ты – моя жена! И если вчера я тебя не тронул, то это не потому, что этого не хотела ты, а потому что так решил я!

   Зря он это сказал. Верно ведь говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Обида, злость, безвыходность, страх, накопленный за последние дни – всё смешалось в гремучую смесь, и она рванула подобно огненному файеру, лишая меня здравомыслия и приличных манер. До уровня распространяющих слухи сплетниц я ещё никогда не опускалась.

   – А что так? Боишься повторить славу своего отца? Или яблоко от яблони недалеко падает? – вскинув подбородок, я задрала голову, бесстрашно глядя в глаза мужа.

   – Что? – непонимающе нахмурился он.

   – Насиловать женщин – это у вас в роду наследственное? Неудивительно, что твои предыдущие жёны предпочли жизни с тобой мир иной. Вы с Гордом поэтому такой предусмотрительный договор заключили? Боитесь, что я наложу на себя руки? А мышиный помёт вам в пирожки вместо начинки! Я из-за тебя помирать не собираюсь! Понял? Знаешь, что я решила? Я лучше сделаю твою жизнь такой же паскудной, как ты мою! И попробуй только тронь меня! Узнаешь, что такое жена – боевой маг!

   Я умолкла, переводя дыхание и ожидая реакции мужа.

   Он больно сжимал своими лапищами мои предплечья, смотрел в лицо, и закипающую внутри него ярость выдавали только узлы желваков, ритмично двигающиеся на его скулах.

   – Ну? – окончательно нарываясь, поддела его я. – А где же твоё излюбленное: «Молчи, женщина, а то выпорю?» Давай, заткни меня! Ты же только это и умеешь!

   – Бабий рот не заткнёшь ни пирогом, ни рукавицей! – выцедил из себя кайген, резко поднял меня с пола и практически швырнул на стоящую рядом кровать. – Проспись сначала! Не протрезвеешь до вечера – я помогу!

   Крутанувшись на каблуках, муж вылетел из комнаты словно кот, которому прищемили хвост, напоследок громко хлопнув дверью.

   – Чурбан! – буркнула себе под нос я и завалилась на спину, раскинув в стороны руки.

   Дощатый потолок почему-то зашевелился и медленно двинулся по кругу вправо, вращаясь у меня перед глазами.

   Резко перевернувшись, я уткнулась носом в меховой ворс покрывала, избавляясь от навязчивого ощущения головокружения.

   Глаза вскоре налились тяжестью, стали слипаться, и прежде чем крепко уснуть, я не забыла помянуть крепким словом всех кайгенов в целом и одного синеглазого конкретно.

   Чтоб я ещё хоть раз выпила их душегрейку – да ни за что в жизни!

ГЛАВА 14

Обидные слова магички всё ещё неприятно звенели в голове. Несправедливые, едкие.

   Возможно, Бьёрн никогда и не был нежным и мягким мужем, вроде Волса, но жён своих никогда не обижал, а тем более не насиловал.

   Противно было даже не то, что чужачка это ляпнула со злости или спьяну, а сам факт, что подобную чушь ей уже успели наплести свои же. А всё потому, что по Сивильгарду упорно гуляли слухи о жестоком проступке отца, а самого Расвальда давно не было в живых, чтобы их опровергнуть.

   Бьёрн в историю с насилием и проклятьем не верил. Вернее, не хотел верить. Кому понравится считать себя выродком, появления которого не желала собственная мать?

   И он искал опровержение и ответы в её комнате, в её вещах, в отпечатках её магии, которую до сих пор хранили созданные ею предметы.

   Дойдя до конца коридора, Бьерн завернул за угол и, ступив на первую ступень лестницы, ведущей в мансарду, замер как вкопанный. Мысль, возникшая в голове, ужалила словно змея, заполняя ядом сомнения всё тело.

   Оэн вдруг подумал, что могло бы произойти в брачную ночь, не окажись на теле эринейки шрамов? Ведь разрывая на ней платье, он и не думал останавливаться.

   Холодный пот прошиб спину, и Бьёрн вязко сглотнул.

   Получалось, что нанесённые им девушке увечья стали своего рода предупреждающим знаком, удержавшим его от насилия? Но это у него так вышло, а что, если у отца просто не было причин не завершить начатое?

   Быстро взбежав по лестнице наверх, Бьёрн приложил руку к замку, что открывался только магией, и, осторожно толкнув дверь, шагнул внутрь запретной комнаты.

   Он придумал для неё такое название ещё в пять лет, когда проследил за тем, куда отец тайком ходит по ночам и что делает в нежилой, всегда закрытой на замок мансарде.

   Мальчику было странно наблюдать за тем, как мощный и высоченный кайген практически бесшумно перемещается по комнате, невесомо касаясь кончиками пальцев гребня, лежащего на каминной полке; странного венка, украшающего стену над ней; красивого платья, разложенного на кровати; шкатулки на подоконнике…

   Совершив этот дивный ритуал, Расвальд всегда садился в большое резное кресло у камина, разжигал огонь и задумчиво смотрел на облизывающие поленья языки пламени.

   Бьёрн видел, как беззвучно шевелятся губы отца, словно он разговаривает с явившимся к нему духом. В такие моменты извечно мрачное лицо родителя всегда озаряла светлая улыбка, которую Бьёрн спустя столько лет так и не смог забыть.

   С тех пор здесь совершенно ничего не изменилось. И не оттого, что кто-то поддерживал прежний порядок вещей в комнате, а потому, что к ним никто не прикасался.

   Бьерн не позволял себе даже переложить с места на место тот или иной предмет, чтобы не нарушить витавшей в комнате магии – необъяснимой, светлой, эфемерной.

   Он лишь повторял движения отца, обходил комнату по кругу, дотрагивался до вещей матери и пытался представить себе её лицо.

   Жаль, что он понял, кому принадлежали эти покои, только после смерти Расвальда, когда что-то у него узнать уже было невозможно.

   И всё же Бьёрн совершенно точно знал, что в этой мансарде заключена какая-то тайна, разгадка которой наверняка изменит его жизнь.

   Оглядевшись по сторонам, оэн опустился в кресло и, заскользив взглядом по витиеватой резьбе, украшающей изголовье большой кровати, устланной обесцвеченным до снежной белизны мехом с длинным ворсом, вдруг вспомнил, где видел подобный рисунок.

   Точно такой орнамент Бьёрн заметил на алых полотнах в тронном зале эринейского дворца.

   Откуда это здесь?

   Оэн поднялся, быстро подошёл к кровати и провёл пальцами по выпуклому узору, не понимая, почему не обращал на него внимания раньше.

   Несомненно, это вырезал отец. Его рука. Только где он мог видеть что-то подобное, и почему изобразил узор именно в изголовье этой кровати?

   Очередная загадка засела занозой в мыслях Бьёрна. Он снова обошёл комнату, только на этот раз позволил себе не просто прикасаться к вещам матери, а внимательно их осматривать. И к своему полному недоумению, похожий узор обнаружил на окладе зеркала, внутренней стороне крышки шкатулки и в плетении кружевного покрывала, накрывающего колыбель.

   Все эти вещи сами по себе не давали оэну ни малейшего ответа на его вопросы, но он точно знал, кто может пролить свет на эту тайну.

   Горд слишком долго уклонялся от попыток Бьёрна узнать хоть что-то о матери. Каждый раз правитель утверждал, что ещё не пришло время, но однажды, когда наступит подходящий момент, он всё расскажет.

   Видимо, такой момент настал. Отговорок Бьёрн больше не примет.

   Оэн спустился из мансарды на второй этаж, по дороге заглянул в спальню и, убедившись, что его эринейская жена спит крепким сном, устало вздохнул.

   Его попытка показать чужачке себя и всех кайгенов такими, какие они есть на самом деле, с треском провалилась. По крайней мере, в нём она видела лишь насильника и злодея.

   Видимо, предубеждение эринейки сильнее её разума. Хотя какой может быть рассудок в хмельной-то голове? Хорошо, хоть проспится до вечера. А то пьяная баба – что курица с отрубленной головой. Башки уже нет, а ноги ещё бегают.

   Прикрыв девушку меховым покрывалом, Бьёрн подкинул в камин дров и отправился вниз. Во-первых, следовало узнать у Исгирды как идёт приготовление к свадебному пиру и не нужна ли какая-то помощь, а во-вторых, расспросить у неё об исчезновении Идена.

   Куда мог без предупреждения запропаститься брат, оставалось загадкой. И Бьёрн надеялся, что у Идена на то есть уважительная причина.

   Но уточнить что-то Бьёрну в этот раз не случилось, потому что как только он вышел в общий зал, с улицы в халле прибежал Волс и сообщил, что Хольден снова появился на окраине Эдерхейда.

   На этот раз, проследив за ним, эйтары выяснили, что к парню на свидание действительно тайно пришла дочь Эгиля, и чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда, Бьёрн не медля отправился на место их встречи.

   Появление Хранителя и его эйтаров для голубков стало полной неожиданностью, поэтому сын оэна клана Лунных не стал отрицать, что без спроса пересекает чужие границы не впервой. Парень клялся, что не имеет никакого злого умысла, а причиной его визитов является лишь любовь, которую он испытывает к Мие.

   Хольден просил прощения за нарушение законов кайгенов и умолял отдать ему девушку в жёны.

   Бьёрн, конечно, изначально именно на это и рассчитывал, но на всякий случай что по этому поводу думает сама Мия, всё же спросил.

   Перепуганная девчонка всё это время тряслась, как осиновый листок и, не смея поднять головы, испуганно смотрела себе под ноги. Впрочем, так себя на её месте вела бы любая провинившаяся манна.

   И глядя на девушку, Бьёрн вдруг некстати подумал, что доставшаяся ему в жёны эринейка ни за что на свете не стала бы отводить взгляд. Что бы ни случилось. Огрызалась бы, дерзила, задирала подбородок, но не тряслась бы от страха.

   Виххардово проклятье! И с какой стати он вдруг стал думать об этой языкатой сумасбродной девице?

   Не следовало её целовать!

   Мысли теперь всё время возвращались к поцелую, и в груди Бьёрна быстрее начинало биться сердце от вспоминания, какими жаркими, сладкими и нежными были губы молодой жены.

   На разбирательство с Хольденом и Эгилем оэн потратил довольно много времени. И когда он встал из-за стола в доме отца Мии, чётко договорившись о дне, благоприятном для визита в Эдерхейд сватов из клана Лунных, на улице уже серело.

   Надо было возвращаться домой, иначе собственное свадебное пиршество рисковало начаться без него.

***

Халле по случаю торжества уже успели нарядно украсить, и в зале для гостей витал хвойный дух от праздничных гирлянд, свитых из еловых веток и перевязанных алыми лентами.

   Столы уже накрыли вышитыми скатертями и по дому суетливо сновали женщины, расставляя посуду и завершая последние приготовления к веселью.

   На помощь Исгирде пришли почти все эль-манны эйтаров Бьёрна, и теперь, завидя своего оэна, они низко ему кланялись, а затем вновь бежали по своим делам.

   Хмуро оглядываясь по сторонам, Бьёрн болезненно поморщился, разглядывая гомонящих между собой и время от времени громко хихикающих женщин.

   Предстоящий пир не только не радовал оэна, а даже несколько угнетал. После войны с эринейцами он мечтал лишь об одиночестве и тишине. Предпочтительно в своей мастерской, где, уйдя с головой в работу, можно было от всего отключиться и забыть о пережитых потерях. Изображать из себя счастливого жениха не было ни настроения, ни желания. И Бьёрн почему-то даже не сомневался, что у его эринейской жены те же мысли на этот счёт.

   Вспомнив о магичке, оэн едва не выругался вслух. В последний раз, когда он её видел, она дрыхла как сурок, впавший в зимнюю спячку. Ещё и сопела, негромко подсвистывая. Что, если жену никто в его отсутствие не додумался разбудить? Когда же она готовиться к празднику будет? Бабы ж по полдня наряжаются, и то им времени мало!

   Бьёрн живо ринулся к лестнице, но в этот самый момент в халле ворвался Иден, сияя улыбкой как начищенный медный казан, мгновенно поднимая умилённую волну женских ахов и охов.

   Именно этот восторженный бабий гомон, всегда сопутствующий появлению брата, и остановил оэна на полпути.

   Развернувшись, он окинул с головы до ног внимательным взглядом Идена, быстро подмечая, что тот взмылен, словно бежал весь день без устали, а волосы его пахнут лесом, снегом и ветром.

   – Ты где был? – делая порывистый шаг вперёд, высоко заломил бровь Бьёрн. – Я ведь тебя просил приглядеть за моей женой! Почему ослушался?

   Иден моргнул, устремив на Бьёрна чистый и ясный взгляд своих глаз. Широкая обезоруживающая улыбка всё ещё играла на его лице, мешая оэну сердиться на брата.

   – Прости, Бьёрн, но я бегал по поручению дильфара.

   – Так, может, ты в Карсхольм переберёшься, чтобы лучше Горду услужить? – едко уточнил Бьёрн. – Я тебя здесь силком не держу!

   – Не злись, – виновато поморщился Иден. – Я же ради тебя и твоей жены старался.

   – Ради моей жены? – Бьёрн прищурился и прошипел: – Ради неё надо было здесь находиться, как я тебя просил! А если бы с ней что-то случилось в твоё и моё отсутствие?

   – Где? В доме? – вытаращился на него брат. – Да твой халле эйтары охраняют почище, чем вархейм Горда!

   Бьёрн сокрушённо покачал головой, понимая, что спорить с Иденом бесполезно. Он всё равно не поймёт, в чём причина такой предосторожности, а проклятая договорённость с Гордом не позволяла объяснить это брату честно и прямо. Нет, дильфар брата, конечно же, ни в чём не подозревал, просто Иден – как раскрытая книга. У него все его чувства на лбу написаны. И притворяться он не умеет. Ещё, чего доброго, весь план испортит.

   – Так что от тебя Горд хотел? – резко поменял тему Бьёрн.

   – Вот! – ткнул ему в руки какой-то свёрток брат.

   – И что это? – буркнул Бьёрн, не желая играть в загадки и отгадки.

   – Платье нарядное! Горд хотел, чтобы Рейна сегодня краше всех была, – радостно сообщил Иден, и имя жены, так легко и спокойно произнесённое братом, внезапно сбило Бьёрна с привычного хода мыслей.

   Сам он называл чужачку как угодно, но только не по имени, и делал это намеренно. Потому что боялся – как только впустит его в свою душу и сердце, обратного пути уже не будет.

   Рейна… Было в этом имени что-то такое одновременно элегантное и жёсткое, очень точно соответствующее характеру его обладательницы. Она как эдельвейс, растущий на камнях – при видимой хрупкости была невероятно выносливой и стойкой.

   – Я утром принёс своей жене целый сундук платьев, – почему-то раздражаясь услужливости брата и самому факту его покровительства эринейке, буркнул Бьёрн. – Этого недостаточно? Зачем нужно было за очередной тряпкой куда-то бегать?

   Иден изумлённо распахнул глаза и добродушно хохотнул:

   – Бьёрн, ты в своём уме? Наши манны себе свадебные платья годами шьют, чтобы перед гостями не опозориться, а ты дал жене одежду с чужого плеча и решил, что в ней можно людям на глаза показаться? Ты же оэн! Тебя первого засмеют, что твоя эль-манна в обноски одета!

   Зло поджав губы, Бьёрн стиснул руками принесённый Иденом свёрток, помянув крепким словом весь бабий род, что из любой ерунды устраивал трагедию. Какая разница, в каком платье перед гостями сидеть? Кто на него вообще смотрит? Окромя самих баб, конечно…

   – Ладно, – хмуро вздохнул он. – Спасибо. Завтра распоряжусь, чтобы ей приобрели новые вещи, раз те, что принёс, не годятся.

   – Не надо, – возразил Иден. – Я уже попросил об этом Бенгту и Кэйю. Дал им кожаные пояса, наручи, безрукавки и сапоги, что успел в твоё отсутствие сделать. Они должны были обменять их на красивые женские вещи.

   В груди Бьёрна что-то неприятно заскребло, и он недовольно спросил:

   – А с какой это стати ты так о моей жене печёшься?

   Брат грустно усмехнулся и тихо ответил:

   – С той, что тебе о её нарядах тревожиться и в голову бы не пришло. Я ведь тебя знаю, брат. Тебе главное, чтобы женщина не голой к гостям вышла, а что на ней надето – белое или красное, ты даже не заметишь.

   – М-м, – угрюмо протянул Бьёрн. – Зато ты у нас всё подмечаешь.

   – Конечно! Ещё и за тобой смотрю. Не то ходил бы, как зверь лесной. Тебе, кстати, тоже переодеться следует, а то так и пойдёшь к гостям, в чём весь день бегал! Давай живо относи платье, и я тобой займусь.

   Махнув на брата рукой, Бьёрн повернул к лестнице, а когда начал по ней подыматься, его снова окликнул Иден.

   – Брат, подожди! Я забыл ещё кое-что отдать.

   Поравнявшись с Бьёрном, Иден полез за пазуху и вытащил оттуда связанную небесно-синей нитью ажурную перчатку.

   – Жаль, Сириль только правую успела связать…

   – Ты мотался за этим аж в Заозерье? – опешил Бьёрн.

   Иден проигнорировал этот вопрос и, осторожно подбирая слова, произнёс:

   – Я заметил, что твоя жена всё время пытается прятать искалеченную руку. Вот и подумал, что с перчаткой ей будет удобно. Все ведь смотреть на неё станут. А так…

   – Я понял, – перебил брата Бьёрн.

   Что руку ущербную магичка пытается всё время за спину засунуть, он тоже подмечал и теперь злился, что не придумал сам, как прикрыть от других следы его магии. Не ровен час, глядя на них, кто-то возьмёт и догадается о его обмане.

   Вздохнув, оэн благодарно кивнул брату и, чуть помедлив, обронил:

   – Не сердись, что сразу с вопросами на тебя набросился. Были у меня причины для беспокойства. Хорошо, что всё хорошо… Ты ступай. Не переживай обо мне. Управлюсь и без твоей помощи. Чай, не младенец. Тебе самому и поесть с дороги, и переодеться не помешает.

   Иден заразительно улыбнулся и покачал головой:

   – Нет, брат, ты так легко от меня не отделаешься! По крайней мере, сегодня! А там, глядишь, за твоим внешним видом жена приглядывать станет. Жду тебя у себя в комнате.

   Легко развернувшись, Иден золотой тенью скользнул в зал и, незаметно подобравшись сзади к девицам, украшающим хвойные гирлянды ягодами тростянки, что-то негромко шепнул им в затылки.

   Тут же раздался заливистый бабий хохот. Зардевшиеся манны стали поправлять косы, стреляя в рыжего красавца призывными взглядами, и Бьёрн, наблюдавший подобную картину не один десяток раз, насмешливо фыркнул и пошагал наверх.

   Брат не менялся. Всё шутил, смеялся и кружил девкам головы, но при этом и близко не подпуская к себе ни одну. Даже интересно было увидеть ту, что однажды украдёт его сердце и заставит остепениться.

   Поднявшись на второй этаж, Бьёрн облегчённо выдохнул в окружившую его тишину. Сюда гам снизу почти не доносился, и в коридоре было пустынно и спокойно. Никто не шастал под ногами, не хихикал и не раздражал.

   С огромным удовольствием оэн сейчас бы завалился у себя в комнате на кровать и просто полежал бы в одиночестве. Но и этой малости у него не осталось, потому что его спальню теперь узурпировала эринейка, с которой не то что спокойно полежать, а и посидеть рядом нельзя. Чуть отвернёшься – она или напьётся до поросячьего визгу, или убежит куда-нибудь.

   От этой мысли в затылке тревожно кольнуло, и Бьёрн быстро приблизился к двери спальни, а затем резко распахнул её, опасаясь увидеть комнату пустой.

   Вместо ожидаемого полумрака в глаза оэна ударил яркий свет, и Бьёрн сначала бегло взглянул на зажжённые повсюду свечи, а затем и на Сигрид, которая вытаращилась на него, спиной прикрывая эринейку.

   – Что это вы тут?.. – нахмурился он, чуть наклонясь в сторону, чтобы увидеть лицо жены.

   Но сначала взор его устремился к тонкой нательной рубахе, в которую девушка сейчас была одета, и её босым ступням, выглядывающим из-под расшитого искусным узором подола.

   – Я эль-манне помогаю к вечеру нарядиться, – тут же вставила своё слово Сигрид, в то время как магичка, заломив правую бровь, сверлила Бьёрна отнюдь не ласковым взглядом.

   – Откуда это? – кивнул он на разбросанные по своей кровати женские вещи.

   – Это Бенгта и Кэйя у наших манн сегодня для хозяйки выменяли. Правда, красивые?

   Сигрид подхватила первое попавшееся платье, рукава которого украшали вышитые цветы и узоры, тыча его Бьёрну с таким восторгом, словно в руках её была не самая обычная тряпка, а кусок золота.

   – Угу, – поморщился он, быстро подошёл к кровати и стал медленно щупать все вещи, игнорируя откровенное женское недоумение.

   Что искал, он и сам не знал, но опасался, что местные женщины, прознав, для кого предназначаются наряды, могли подсунуть эринейке в одежду какую-нибудь пакость. И не важно, что за такое полагалось строгое наказание. Тем, кто потерял в Хель-Тери своих отцов, братьев и мужей, бояться уже было нечего. Бьёрн это понимал и, к сожалению, ничего изменить не мог. Эринейская жена была не его выбором, но теперь стала его ответственностью.

   Не найдя в вещах ничего подозрительного и не унюхав на них никакого постороннего запаха, кроме того, каким должна пахнуть новая одежда, он собрался было уйти со спокойной душой, но вдруг вспомнил, что пришёл сюда с совершенно иной целью.

   – На вот! – Бьёрн ткнул жене в руки свёрток, принесённый Иденом, и ворчливо добавил: – Наденешь сегодня на пир.

   Сморщив нос, эринейка подозрительно уставилась на подарок, явно не собираясь его разворачивать, а пока она ещё, чего доброго, не швырнула его в огонь, Бьёрн решил быстро смыться. Любопытная Сигрид точно засунет в свёрток свой нос, а там, глядишь, и уговорит жену надеть новое платье.

   Уже переступив порог, оэн вспомнил о перчатке и, громко скрежетнув зубами, резко развернулся, напоровшись на пристальный взгляд тёмных глаз жены. Они сверкали, как угли на солнце, и не было в них ни тени страха, ни грана раскаяния за то, что ещё совсем недавно напилась и наговорила здесь Бьёрну.

   Наглая девица! И за что только Горд ею наградил?

   – Это тоже тебе!

   Вытащив из кармана перчатку, Бьёрн протянул её жене, и черты лица эринейки неожиданно утратили подозрение и воинственность.

   Как-то беззащитно моргнув, она взяла перчатку здоровой рукой и, широко распахнув глаза, посмотрела на Бьёрна.

   – Другой нет, – неверно истолковав её взгляд, решил оправдаться он. – Не успели связать.

   Девушка молча сжала в ладони подарок, вздохнула и тихо произнесла:

   – Спасибо.

   Бьёрн опешил. Вскинул голову и растерянно попятился. Она действительно его благодарила? За что?

   И тем не менее он не ослышался. А ещё…

   Он смотрел на жену и не узнавал. Сейчас, когда она не хмурилась, не кривила губы, не язвила, а смотрела спокойно и чуть смущённо, то казалась беззащитной.

   Сигрид что-то сделала с её волосами. Бьёрн не понял что, но эринейке это шло, придавая чертам её лица женственность и мягкость.

   Мелькнула странная мысль, что он хотел бы увидеть, как выглядит жена с длинными косами, расплетёнными и свободно падающими на плечи и спину? Наверное, красиво...

   Испугавшись собственных фантазий, Бьёрн ринулся из комнаты прочь, и только когда спустился по лестнице в другое крыло дома, замер посреди коридора и выругался сквозь зубы:

   – Да что ж она мне весь день сегодня в голову лезет? Тьфу, напасть!

ГЛАВА 15

За мою недолгую жизнь я получала много подарков. Большинство из них были сделаны руками непревзойдённых мастеров и стоили немалых денег, так что удивить меня чем-то было довольно сложно. И всё же у кайгена это получилось. Хотя дело было не в самом подарке, несомненно, сделанном невероятной рукодельницей, а в самом его предназначении.

   Я всё ещё не могла поверить, что грубый и толстокожий муж-медведь заметил и понял, насколько трудно и некомфортно мне выставлять напоказ свою изуродованную руку, но ажурная перчатка, связанная из мягкой, не раздражающей кожу нити, говорила сама за себя. И не важно, что она была одна. Натянув её на правую ладонь, я чувствовала себя облачённой в броню, делающую меня неуязвимой.

   Сложно передать, какие чувства я испытывала в этот момент. Наверное… растерянные. Словно ненавидимый мною враг вдруг отбросил в сторону меч, которым собирался меня прикончить, и протянул мне руку помощи.

   Этот жест был благородным и бескорыстным, а потому лишь усугублял терзающий мою совесть жгучий стыд.

   Я не находила оправдания своему недавнему безобразному поведению, и даже опьянение из-за чрезмерной дозы выпитой душегрейки не шло в счёт. Как я могла себе позволить опуститься до уровня злой склочной бабы, выдвигающей обвинения лишь на основании нелепых слухов?

   Самое гадкое, что я коснулась слишком интимного и личного – родителей кайгена, о которых ровным счётом ничего не знала. Это низко и недопустимо.

   Никогда в жизни больше не буду пить! Даже в мизерных дозах.

   – Эль-манна Рейна, вы только поглядите на эту красоту! – восторженный визг Белочки ворвался в невесёлый ход моих мыслей, и, повернув голову, я задержала вдох, уставившись на удерживаемое девушкой на вытянутых руках платье. – Это же заозёрских мастериц работа! Оэн за него, поди, целое состояние отдал!

   Сердце тяжело бухнулось о рёбра, и я осторожно коснулась пальцами искристой плотной ткани, которая на ощупь оказалась чуть бархатистой и не мнущейся.

   Этот наряд совершенно не походил на те, что я видела на местных маннах.

   Расшитое по подолу и горловине белым речным жемчугом платье было такого же глубокого синего цвета, как вершины возвышающихся повсюду гор, невольно ассоциируясь у меня с глазами супруга.

   Под грудью платье перехватывалось широким, вышитым голубым узором поясом, из-под которого сшитая колоколом юбка струилась к низу мягкими фалдами.

   Рукава наряда тоже приятно отличались от тех, что носили женщины Эдерхейда: сверху они были пышными, а от локтя до кисти сужались и застёгивались на длинный ряд пуговиц-жемчужин.

   Сигрид ничуть не преувеличивала – платье действительно было очень красивым. Скажу больше: я считала его достойным королевы.

   – Да его словно на вас пошили! – прикладывая ко мне подарок мужа, расплылась в широкой улыбке девушка. – Оэн и размеры ваши уже запомнил! Платье подогнали точно на вашу фигуру. Ох, и заткнёт хозяин рты наши маннам этим платьем!

   Я на миг отвлеклась от обновки и непонимающе спросила:

   – А зачем он должен кому-то рот затыкать?

   – Не любит Хранитель, когда сплетничают у него за спиной! Шибко не любит! И если слышит подобное, то лютует! А манны наши давеча шушукались, что, мол, в жёны он вас взял по принуждению, а не потому, что у него к вам чувства возникли. Ну вот!..

   – Что «вот»? – поморщилась я.

   – Теперь все поймут, что оэн на вас запал! – ляпнула Сигрид, ввергая меня в состояние транса.

   Что она несёт? Вот же дурында!

   – Не говори ерунды, – отмахнулась от девчонки я, отбирая у неё платье. – Лучше помоги.

   Распустив шнуровку на спине, я быстро набросила на себя наряд, сожалея, что здесь нет большого зеркала, и посмотреть, как я выгляжу со стороны, нет никакой возможности.

   Закончив со шнуровкой, Сигрид потуже затянула пояс у меня на спине, а после, обойдя сбоку, восхищённо прицокнула языком:

   – А вы говорите – ерунда! Да нашему оэну что платье, что мешковина – всё едино! А тут на такое сподобился! Запал, как есть – запал!

   – Прекрати глупости повторять! – рассердилась я. – И не вздумай ещё кому-то это рассказать!

   – Да отчего же глупости? – обиженно запыхтела Белочка, и даже кончики её косичек негодующе затряслись. – Оэн же это платье аж из Заозерья принёс! Вы хоть знаете, сколько надо бежать, чтобы успеть туда, да ещё обратно до вечера вернуться? Оно понятно, что быстрее Хранителя во всём Сивильгарде кайгена нет, но всё равно путь-то неблизкий!

   Я живо представила себе, что после нашей ссоры, пока я спала пьяным непробудным сном, муж сломя голову бегал куда-то за тридевять земель, чтобы принести мне платье, и по спине поползли ледяные мурашки.

   Двуединый, а зачем он это сделал? Ради меня?

   Тут же вспомнила, как медведина сегодня полез ко мне целоваться, и… слова Сигрид перестали казаться такими нелепыми.

   Да нет! Чушь! Я – враг и в принципе не могу привлекать кайгена! А ещё и после того, как он увидел, сколько на мне шрамов…

   Ну, а платье?.. Да мало ли зачем он мне его притащил? Может, боится, что сородичи на смех подымут за одетую неподобающим образом жену.

   Выдохнув, я сильнее стянула на шее тесёмки нижней рубахи, чтобы не видно было следов от ожогов, и, присев на край кровати, стала натягивать на себя узкие вязаные штаны, которые Белочка называла колготами.

   – А где туфли, которые ты мне обещала? – оглядываясь по сторонам, спросила я.

   Сигрид всплеснула руками и с выражением ужасной трагедии на лице запричитала:

   – Вот я чуфра* нерасторопная! Тютёха-растютёха! Оставила свёрток на кухне, когда вам за водичкой бегала! Сейчас!

   Я не успела и рта открыть, как Белочка вылетела из комнаты, оставив меня совершенно одну. Но я не сердилась на девушку. Не знаю, что бы и делала, не приведи она меня в порядок задолго до возвращения мужа.

   Когда я проснулась, у меня жутко гудела голова, а от сухости во рту мучила жажда. Правда, добраться до нужника хотелось ещё сильнее. И если бы Сигрид не отвела меня в уборную и не сказала, что им является кресло с дыркой в сиденье, под которым стояло ведро, на треть заполненное зелёным мхом, я бы, наверное, оконфузилась.

   Теперь я понимала, о каких семенах жор-мха шла речь на собрании кайгенов. Оказывается, это растение натурально пожирало любые отходы животного происхождения, которые на него попадали – не только перерабатывая их, но и увеличиваясь за счёт этого в размерах.

   Как объяснила Сигрид, мох этот почему-то не приживался в других регионах Сивильгарда, и девушка утверждала, что всё дело в магии Хранителя, за счёт влияния которой жор-мох, усыхающий каждый месяц, выбрасывал семена и начинал возрождаться заново.

   Именно семенами этого зелёного прожоры жители Эдерхейда и торговали с успехом по всей стране, выменивая на них необходимые для жизни товары.

   Уверена, если бы кайгены вместо того, чтобы воевать с Эринеей, решили продавать ей свой мох, то в итоге выиграли бы намного больше. Такой товар у них покупали бы всегда.

   Я ещё допивала оставшуюся в кружке воду, когда в спальню вернулась Сигрид и, опустив передо мной на пол узел, развязала его, открывая спрятанную там обновку – расшитые красивым узором тканевые лодочки на кожаной подошве. Что удивительно – туфли пришлись мне впору, чему простодушная Белочка радовалась, по-моему, больше меня. И не важно, что обувь она выменяла для меня у двенадцатилетней дочери какой-то манны за свою кофту.

   Девушка ходила вокруг меня кругами и попискивала от радости:

   – Я как ножку вашу увидела – так сразу поняла, что туфли Фреи вам подойдут! Туфли же на свадьбе – самое главное! Как без них танцевать?

   – Да не буду я танцевать!

   – Будете! – уверяла меня она. – Все невесты танцуют! У нас же обычай такой! Вот посмотрите, с такой красивой манной все мужчины захотят потанцевать!

   Смеясь, я отмахивалась от болтушки-Сигрид, испытывая к ней невероятно тёплые и нежные чувства. Не представляла даже, как смогу её отблагодарить за доброту. У меня ведь сейчас ничего не было, что бы я могла ей подарить или отдать – ничего, кроме моего сердца и поселившейся в ней горячей признательности к девушке, которую, клянусь, отныне я буду защищать как родную.

   Наше веселье прервалось неожиданным вздохом за моей спиной.

   Резко развернувшись, я обнаружила там загораживающего весь дверной проём мужа, и мы с ним замерли с раскрытыми ртами, пялясь друг на друга, как два идиота.

   Что у медведины есть красивая одежда, я заметила ещё в Эринее на собственной свадьбе. А что, если его побрить и причесать, то он окажется ещё и симпатичным – для меня стало полной неожиданностью.

   Кто-то привёл в порядок его тёмную косматую гриву, зачесал волосы со лба назад, а на висках заплёл их в косички и связал на затылке шнурком. Открытое широкое лицо кайгена не портили даже шрамы, придавая мужчине в какой-то мере неприступный и суровый вид.

   Сейчас самыми выразительными в его облике были глаза, мерцающие глубокой синевой из-под густых чёрных бровей. И надетая на него сапфировая рубаха, подвязанная широким кожаным поясом, лишь усиливала этот эффект.

   Взгляд мужа медленно и удивлённо прошёлся по мне от кончиков туфель до макушки и, встретившись с моим, замер.

   – Я, пожалуй, пойду? – нарушила наше растерянное молчание Сигрид, бочком двигаясь в сторону двери в надежде протиснуться между ней и моим супругом, загородившим весь проход.

   Кайген вздрогнул, словно очнулся от спячки и, посторонившись, молча выпустил девушку из комнаты.

   Тишина стала ещё более давящей.

   Мы с мужем смотрели глаза в глаза, и первым сказать хоть что-то не решался ни он, ни я.

   Собравшись с духом, я набрала в лёгкие побольше воздуха и выпалила:

   – Я прошу простить меня за неосторожно брошенные слова в состоянии… хм… в нетрезвом состоянии. Это было… некрасиво с моей стороны.

   Кайген моргнул, высоко приподнял брови, и я, досадуя, поправилась:

   – Ладно. Хорошо. Это было отвратительно. Доволен?

   У супруга натурально отвисла челюсть, а глаза полезли на лоб.

   – И за платье – спасибо! – скрепя сердце, преступила через собственную гордыню. – Очень красивое. Но не думай, что я всё это сказала из-за того, что ты его мне притащил! Дело вообще не в нём, а в моих принципах. Я не опускаюсь до распространения сплетен! Обычно…

   Муж неожиданно резко подался вперёд и потянул носом воздух, принюхиваясь ко мне.

   – Ты гляди-ка – трезвая! – озадаченно поморщился он. – Надо же, как душегрейка на эринейцев действует! А платье твоё не моя заслуга – Горда и Идена затея. Мне до ваших бабских штучек никакого дела нет! – заявил кайген. – Но… – он вдруг поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб, и ворчливо выдал: – Тебе заозёрский наряд к лицу. Пожалуй, ещё у них закажу, раз нравится.

   А вот теперь челюсть упала у меня. Про «наряд к лицу» – это что, комплимент был?

   Муж, как и прежде, не изменил своим привычкам, оставаясь прямолинейным до зубовного скрежета. Мог ведь промолчать про платье – за язык никто не тянул. И вряд ли я бы я когда-нибудь узнала правду. Но то, что он её сам озвучил, делало ему честь.

   Думаю, в одном я могла быть уверена: лгать мне и притворяться кайген никогда не будет.

   Наверное, только за это я готова была его уважать.

   Мы с ним были абсолютно разными людьми из совершенно противоположных по культуре и быту миров! Но несмотря на то, что мы с мужем не смешивались, как масло и вода, кое-что общее у нас с ним, оказывается, было: честность. Хотя я всё ещё сильно сомневалась, что она нас хоть как-то может сблизить и примирить.

   – Ты готова? – мало обращая внимание на моё замешательство, поинтересовался супруг и протянул мне руку – просто и обыденно, словно для него и меня этот жест был такой же привычкой, как смотреть по сторонам или моргать.

   Я пялилась на его широкую мозолистую ладонь и думала – если вложу в неё свою, то сделаю первый шаг от ненависти к принятию того, что моя жизнь теперь неразрывно связана с чуждым мне кайгеном, и с этим как-то нужно мириться и жить дальше. Научиться понимать, доверять…

   Но для меня довериться кому-то – это всё равно, что распахнуть ему своё сердце и сказать: смотри – в нём, как и в твоём, нет подлости и зла.

   Никто и представить себе не может, как невероятно для меня выглядело подобное доверие к кайгену, которого я пыталась убить. Причём не один раз! И если бы ещё неделю назад мне кто-то сказал, что я подам руку своему злейшему врагу, я бы посчитала того сумасшедшим.

   Сейчас безумной выглядела я, потому что на четвёртый удар сердца опустила в ладонь мужа свою, и его крепкие горячие пальцы тут же сомкнулись на ней, посылая нервную дрожь по моему позвоночнику.

   – Внизу уже все собрались, – на выдохе произнёс супруг. – Пора идти.

   Мне почему-то показалось, что последнее кайген произнёс с затаённой досадой, как будто идти и веселиться ему совершенно не хотелось.

   Если так, то впервые я с ним была согласна. И даже готова была предпочесть его общество устроенному для нас пиру.

   Мне начало казаться, что наша свадьба не закончится никогда, и завтра с утра мне опять расскажут о её очередном раунде.

   Муж между тем подвёл меня к лестнице, и когда мы спустились в большой зал, витавший там гомон и шум на миг стих, а затем обманчивое спокойствие взорвалось весёлым песенным гимном, видимо, положенным по традиции Сивильгарда.

   Пели все: мужчины и женщины. Партии их красиво перекликались между собой, создавая невероятно красивую мелодию. Но звонче и переливчатей всех звучал голос молодой зеленоглазой девушки, рядом с которой стоял уже знакомый мне по утреннему рааду кайген Волс.

   Я почему-то выделила её красивое улыбчивое лицо из толпы и обратила внимание, что она чуть ли не единственная смотрела на нас с супругом с неподдельным восторгом. Похоже, ей действительно нравилось, как мы с мужем сейчас выглядим.

   Местные манны были одеты в светлые наряды, расшитые красными нитями и бусинами. Их головы украшали налобные повязки из лент, декорированные жемчугом и самоцветными камнями, а на вышитых поясах висели золотые и серебряные подвески в виде звёзд, полумесяца и солнца.

   На их фоне моё платье выделялось не только цветом, но и утончённой красотой. И если раньше я убеждала себя, что мне наплевать, как я буду выглядеть перед кайгенами, то теперь понимала, что просто пыталась себя обмануть.

   Если бы не заозёрское платье, сейчас я стала бы объектом для насмешек, и мне стоило бы немалого труда делать вид, что меня это совершенно не трогает.

   Мы с мужем, как и прошлым вечером, заняли место в центре расставленных под стенами столов, и пение тут же прекратилось. Гости подняли наполненные то ли шорком, то ли душегрейкой чарки, а затем, выкрикнув: «За молодых!», дружно выпили их до дна.

   Я не успела обрадоваться тому, что меня саму в этот раз пить никто не заставляет, как толпа снова подняла вверх теперь уже пустые чарки и принялась настойчиво стучать по ним вилками, издавая звуки, похожие на звон колокольчиков.

   Недоумённо повернувшись к супругу, я надеялась услышать от него какое-то объяснение происходящему, но вместо этого…

   Под звонкое дребезжание посуды медведина вероломно сгрёб меня в охапку и, не дав опомниться, припал своими губами к моим.

   Одна его лапища крепко стискивала мой затылок, в то время как вторая стальным обручем обвилась вокруг талии, практически вдавливая меня в горячее тело кайгена.

   Поцелуй его стал откровенным, настойчивым и жарким. В голове гулко зашумело, мысли в ней стали барахтаться вязко и сбивчиво, а сердце падать куда-то в желудок.

   Я понимала, что оттолкнуть сейчас супруга при всех собравшихся не могу, поскольку он, видимо, действует согласно местным традициям. И по моему глубокому убеждению, я должна была испытывать что-то вроде отвращения, будучи вынужденной терпеть его лобызания.

   Должна была, но…

   Ничего подобного в груди у меня даже не шелохнулось. Там разливалось щекочущее тепло, а горячий спазм перехватывал дыхание. И если в первый раз, когда кайген меня поцеловал, я списывала подобные ощущения на состояние алкогольного опьянения, то сейчас мне грешить было не на что.

   Ужас! Возмутительное безобразие! Нонсенс! Я позволяла мужу по-хозяйски тискать меня и целовать, но стыд, который я при этом испытывала, обусловлен был лишь тем, что на нас с ним все вокруг бессовестно глазели.

   По какой-то необъяснимой причине поцелуи кайгена мне не были противны! Ни его запах, ни его близость, ни его прикосновения больше не вызывали резкого отторжения.

   Я перестала его бояться. Нет, не в смысле, что больше не чувствовала скрытой в нём невероятной силы, а просто на бессознательном уровне поняла – он не причинит мне вреда. И не потому, что является заложником договора, а потому, что это не в его характере. Вообще!

   Не знаю, как это объяснить. Но как только кайген отпустил мои губы и посмотрел в моё лицо, прожигая его синим взглядом своих глаз, уверенность в собственных убеждениях лишь усилилась.

   На миг мне показалось, что муж чувствовал себя после поцелуя ещё более неловко, чем я. Хотя готова была поклясться, смутило его вовсе не то, что он со мной делал, а наличие посторонних соглядатаев и их весёлый смех. И если бы сейчас здесь никого не было, вряд ли бы медведина отлепился от меня так быстро.

   Потянув меня за руку вниз, оэн усадил меня рядом с собой на лавку, и удовлетворённая публика тоже стала занимать свои места, громко выкрикивая нам с мужем пожелания здравия и благоденствия.

   В отличие от моей свадьбы в Эринее, где для увеселения гостей были приглашены музыканты, танцоры и акробаты, кайгены развлекали себя сами – в перерывах между трапезой поднимая весёлые тосты, запевая шуточные песни и одаривая нас с мужем подарками.

   Если учесть, что я у него была четвёртой женой, становилось понятно, откуда в кладовых его халле было столько добра. Чего здесь молодожёнам только не дарили! И посуду взамен той, что накануне щедро били об пол, и ткани, и меха, и кожу, и даже плетёные корзины разных размеров.

   В какой-то момент я с иронией подумала, что трижды вдовцом быть, наверное, невероятно выгодно: никаких расходов – одни доходы.

   Мельком взглянула на своего супруга и не заметила у него на лице даже проблеска радости. Однозначно веселье его начинало тяготить. Он угрюмо ковырялся ложкой в своей тарелке, периодически что-то посылая в рот и запивая не хмельным напитком, налитым ему в кружку, а отваром из сушёных ягод и фруктов.

   На меня кайген почти не смотрел, зато исправно следил за моей тарелкой, подкладывая туда еду, как только она пустела. Благодаря этому насытилась я довольно быстро, и когда муж в очередной раз перетянул мне со стоящего рядом блюда кусок мяса, не выдержала и тихо спросила:

   – Мы что, до утра есть будем?

   Бровь кайгена лениво приподнялась вверх, и в синих глазах вспыхнуло насмешливое удивление. Скрестив руки, он облокотился ими о стол и, чуть наклонившись вперёд, усмехнулся:

   – А ты никак наелась, жена? Что-то рано. Или без душегрейки пирожки не идут? Так я могу поделиться!

   Неотрывно глядя на меня, муж подвинул мне свою кружку с коварным напитком, и я сердито поджала губы.

   Вот сволочь! Издевался. Я же попросила прощения.

   – М-м, – мрачно потянула я. – Споить меня решил? Понравилось?

   – Что именно? – уточнил кайген. – Слушать, как ты пьяная храпишь?

   Возмущённо хлопнув губами, я негодующе на него зашипела:

   – Ты врёшь всё! Я не могла храпеть!

   – Ещё как могла, – съехидничал кайген. – Сопела, как сурок! Вот так, – добавил он, и для полной ясности картины сложил губы и тихо засвистел.

   У меня от стыда мгновенно запылали щёки и уши. Двуединый, неужели я правда такое делала? Да нет! Кайген просто надо мной издевается.

   – Я устала. Когда весь этот балаган закончится? – обведя взглядом шумных и весёлых гостей, буркнула я.

   – Закончится? – с иронией поинтересовался он. – Всё только начинается, жена. Вот сейчас все наедятся, и начнутся танцы!

   Про танцы я уже слышала от Белочки, поэтому, если муж хотел меня смутить, то у него это не получилось.

   – Я не буду танцевать! – заявила ему. Не потащит же он меня силком, чтобы опозориться.

   – Как знаешь, – безразлично пожал плечами муж и спокойно продолжил: – Значит, будем целоваться.

   От его наглости у меня дёрнулся глаз, а язык залип во рту, и пока я пыталась придумать достойный ответ кайгену, он дополнил своё заявление:

   – Традиция такая: если невеста не хочет танцевать с гостями, значит, она должна откупиться от них. А ничто так не радует пришедших повеселиться на свадьбу, как поцелуи жениха и невесты. За каждый отказ от танца с гостем нам с тобой придётся расплачиваться поцелуями.

   Я шокировано уставилась в его самодовольную поцарапанную морду и бездумно ляпнула:

   – Ну ты и наглый, медведина!

   – Медведина, значит? – глубокомысленно протянул кайген, и в хищном прищуре его глаз сверкнуло что-то коварно-недоброе.

   – Аппетиты свои поумерь! – игнорируя его выпад, буркнула я. – Не собираюсь я с тобой больше целоваться! Буду танцевать!

   – Ну-ну, – насмешливо кривя губы и лениво подпирая кулаком голову, усмехнулся мне муж. – Какая ты ветреная, жена: то не буду танцевать, то буду… Может, и с поцелуями передумаешь?

   Да сейчас! Размечтался! Метнув в этого наглеца негодующий взгляд, я демонстративно закусила свой гнев пирожком и сделала вид, что последнего вопроса и вовсе не расслышала. Тем более, что вокруг все шумели, смеялись и громко разговаривали между собой.

   Сидевшие за столами молодые мужчины вдруг начали подниматься со своих мест, и по залу полетели радостные реплики и возгласы.

   Кажется, обещанная часть активного свадебного веселья должна была начаться именно сейчас.

   Я мысленно сжалась, ожидая, что кто-то из кайгенов подойдёт ко мне и пригласит на танец. И хотя в Эринее со мной занимались учителя хореографии, которые утверждали, что я прекрасно двигаюсь, всё равно существовал огромный риск опозориться, поскольку я понятия не имела, какие танцы распространены в Сивильгарде.

   Мои опасения подтвердились буквально через миг, когда первый вышедший на свободное от столов открытое пространство мужчина громко хлопнул в ладоши и, резко подпрыгнув, совершил головокружительный пируэт, легко выйдя из которого, приземлился на одно колено.

   Следом за ним под ритмичные хлопки сородичей на центр комнаты буквально вылетел ещё один парень, стремительно крутанулся через голову в воздухе и опустился рядом с первым.

   Дальше я просто наблюдала за происходящим с открытым ртом, потому что кайгены творили что-то невообразимое, выходя в танцевальный круг.

   Я глазам своим не верила, поскольку считала, что по всем законам строения человеческого тела мужчины со столь мощной комплекцией и габаритами просто не могут быть такими гибкими и грациозными.

   Глаза их сверкали азартом, а на брутальных лицах играли широкие улыбки, в корне меняя моё представление о кайгенах.

   – Бьёрн, иди к нам! – призывно глядя на моего мужа, выкрикнул один из них и поманил медведину рукой.

   Все вокруг начали ритмично хлопать в поддержку, сподобив своего оэна лишь на загадочную усмешку.

   Высоко приподняв бровь с белеющим посредине неё рубцом шрама, муж отрицательно качнул головой и достаточно громко произнёс:

   – Извини, Лильф, но я сегодня не танцую! Вообще!

   Зал мгновенно взорвался приступом хохота, а тот кайген, что звал супруга танцевать, расплылся в широкой улыбке, звонко ударяя каблуком об пол.

   – Откуп! – выкрикнул он, и у меня от внезапного прозрения нехорошо ёкнуло в груди.

   Только сейчас до меня дошло, что за отказ жениха от танцев мне тоже придётся рассчитываться поцелуями, а этот косматый бугай, доставшийся мне в мужья, об этом и не сказал!

   – Иди сюда, малинка! – ехидно подмигнул мне он, как-то излишне ретиво хватая меня своими лапищами и притягивая к себе.

   – Ах ты!.. – только и успела негодующе вспыхнуть я, прежде чем рот мне заткнули жадным поцелуем, а где-то на периферии зала переливчато зазвучали свирели, в такт мелодии которых послышались ритмичные хлопки.

   Кайген выпустил меня из захвата своих рук, сыто облизав губы, которыми ещё миг назад меня целовал.

   – Бессовестный обманщик! – зашипела на него я.

   Затянувшиеся грозовой синью глаза мужа недобро сузились, а выражение лица стало натянуто-подозрительным.

   – Поосторожнее с выражениями, женщина. Когда и в чём я тебе солгал?

   – Ты не сказал, что за твои прихоти откупаться придётся мне!

   – Я тебя сразу предупредил, что за каждый отказ от танца придётся целоваться, – невозмутимо пояснил он. – А о том, собираюсь ли сегодня танцевать я, ты меня вообще не спрашивала.

   Прохиндей!