Золотой гребень для русалки. Наталья Солнцева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36

АННОТАЦИЯ

Встретила ее Москва, словно мачеха. Людей много, а чувствуешь себя одинокой. Да еще сумку с деньгами украли. А ведь просто пожалела брошенного мальчишку.

   Как тут не довериться первому встречному? Чтобы не замерзнуть зимней ночью, отправиться в его квартиру, согреться… Он рассказывает странные вещи – про русалок и огненного пса Семаргла. В мир входит зло… Да он маньяк! Кричи – никто не услышит. А он шепчет на ухо: «Повторится то, что уже было… Боги гневаются на нас. Пей…» Маньякам нельзя перечить.

   А тем временем в усадьбе готовятся к празднеству. Огромная елка, сияющие шары и гирлянды, камин, русалки, пляски, ритуальные игрища - будет жарко! Но кому-то не суждено пережить эту новогоднюю ночь...

   В романе:

   # магический обряд «русалии»,

   # сокровища чародеев-волхвов,

   # золотой идол,

   # заколдованный колодец,

   # портал в славянское княжество,

   # город, где родилась Снегурочка,

   # предания про деда Мороза,

   # усадьба, занесенная снегом,

   # новогодний маскарад,

   # нежная история любви русалки Леи.

   Тайны. Мистика. Детектив. Артефакты. Загадки истории. Любовная драма. В этом романе найдется что-то ценное для каждого.

***

«Волхвы не боятся могучих владык,

   (А.С.Пушкин)

ГЛАВА 1

Москва. Три года тому назад

   – Кто ты? – спрашивала она.

   – Скажу тебе правду, – не поверишь, – отшучивался он.

   – Поверю!

   – А вот и нет. Я умею заглядывать в будущее, поэтому не спорь.

   Они познакомились у Ярославского вокзала.

   Мальчишка лет семи, прикинувшись голодным и брошенным, вызвал у нее жалость, а потом украл сумочку. Вырвал из рук и побежал. От растерянности она даже не закричала, не кинулась догонять. Она поделилась с ним домашними бутербродами – он жевал, выжидая момент, чтобы выхватить сумку. И дождался.

   Она плакала от обиды и безысходности. Куда теперь идти – без денег, без блокнота, где записаны нужные телефоны? Хорошо, что паспорт она положила во внутренний карман куртки, как мама советовала.

   – Ты чего плачешь? – по-свойски обратился к ней парень в джинсах и ветровке. – Заблудилась? Большой город все равно что лес.

   – У меня… сумочку украли…

   – Вместе с кошельком?

   – Угу.

   – А родственников и знакомых у тебя в столице нет. И податься некуда. Угадал?

   Она кивнула.

   – Я даже домой позвонить не могу. Мобильника нет, а телефонную карточку купить не на что.

   Парень смотрел на нее сверху вниз. Она не была низенькой, это он был великаном: рослый, плечистый, голубоглазый. Не будь она так расстроена, влюбилась бы.

   – Ладно, хватит хлюпать. Слезами горю не поможешь.

   – Может, в полицию обратиться? – все-таки всхлипнула она.

   – А ночевать где будешь? В отделении?

   Встретила ее Москва, словно мачеха, – по-иному не скажешь. Людей много, а чувствуешь себя одинешенькой.

   – Первый же пацаненок, к которому я со всей душой отнеслась, оказался вором.

   – Ничего, привыкнешь, – серьезно сказал парень. – Тебя как звать-то?

   – Дина…

   – Врешь, – усмехнулся он. – Ну, видно тебе так надо.

   Она взвилась:

   – Думаешь, родители меня Мотрей назвали, да? Или Фросей? Раз приезжая, значит, обязательно Фрося! Злые вы, москвичи!

   – Я тоже не здешний. Не кипятись…

   Почему она не назвала ему своего настоящего имени? Первый опыт общения с обитателями столицы сделал ее осторожной, во второй раз ее будет трудно обвести вокруг пальца.

   – Я не вор! – прочитал он ее мысли. – Можешь меня не бояться.

   – Я и не боюсь…

   – В самом деле? Тогда поехали ко мне.

   Она подумала, что он сутенер, который подбирает на вокзалах несчастных девчонок и делает их проститутками.

   – Куда это? В притон?

   – Ты не за того меня принимаешь. Я студент, снимаю комнату. Правда, район спальный, – Южное Бутово. Там много квартир сдается. Недорого.

   Ей было все равно, она не знала Москвы – даже не поняла, что означают слова «спальный район».

   – В квартире живут еще молодые муж и жена, но они уехали в отпуск, – добавил он. – Видишь, я тебя не обманываю. Хотя мог бы.

   – Значит, мы будем там… вдвоем?

   – Получается, да. Ты ляжешь на диване, я на полу перекантуюсь. Утром что-нибудь придумаем. Решайся!

   Был ли у нее выбор? В тот момент она думала, что нет. На самом деле выбор есть всегда. Она могла все-таки пойти в отделение полиции, и тогда ничего бы не случилось. Но все произошло так, как предсказали звезды. С ними не поспоришь.

   Парень привел ее в обычную съемную московскую квартиру – запущенную, но чисто убранную, насколько это возможно, с кое-какой мебелью.

   – Давай, располагайся. Есть горячая вода, – радостно сообщил он. – Мыться будешь? Полотенце я дам.

   Она приехала в Москву встретиться и переговорить с одним человеком. Он обещал помочь с работой, ссудить деньгами на первых порах, подыскать жилье.

   – Ты что же, совсем без вещей? – спросил парень.

   У нее напрочь вылетело из головы! Чемодан…

   – У меня чемодан в камере хранения.

   – Уже лучше. Завтра поедешь, заберешь. – Он протянул ей большое синее полотенце. – Иди в душ. А я займусь ужином.

   Она стояла под теплыми струями, шепча: «Вот она, новая жизнь…»

   – О-о! А ты красивая! – воскликнул парень, когда она появилась на кухне. – Садись сюда, поближе к батарее. Осенью у нас холодновато, плохо топят. Водки налить?

   Она кивнула.

   За едой он пытался развеселить ее. Рассказывал странные вещи – про древние времена, когда не знали русичи единого бога, но поклонялись Перуну, Роду, Яриле, Сварогу и Ладе. Про русалок и леших, про языческие капища и поклонение священному крылатому псу Семарглу, божеству огня, Луны, дома и очага.

   – Ударил Сварог молотом по бел-горюч камню, высек искру. Из той искры родился Огнебог и все небесные Ратичи – воины Сварожьи. Повелитель ветров Стрибог начал раздувать первозданное пламя. Тогда Великий Черный Змей подполз к заветному камню и тоже ударил по нему молотом. От его удара рассыпались по миру черные искры. То было рождением всех темных сил, демонов. С тех пор Семаргл оберегает белый свет от зла, день и ночь стоит он на страже с огненным мечом. И только раз в году покидает свой пост, слыша голос Купальницы, зовущей его на любовные игры…

   – Откуда ты все это знаешь? – спрашивала она. – Имя у тебя какое-то несовременное: Велидар. Может, ты и вправду пришелец… из прошлого? Шел, шел, и заблудился. Попал вроде бы к своим, а вокруг все чужое, незнакомое.

   – Может, и так, – смеялся он. – Родители мои увлекаются славянской мифологией, культурой дохристианского периода. Мама статьи пишет, отец помешан на ювелирных изделиях XII–XIII веков, где преобладает языческая тематика. Он готовит иллюстрации к своей работе «Игрища древних славян». Там таки-и-е ритуальные браслеты-наручи из серебра, закачаешься! Оказывается, княгини и боярыни имели по два разных набора украшений. Золотой – для торжественного официального выхода, для пира или посещения собора. Серебряный, с языческими заклинательными элементами, – для ритуальных плясок. Думаю, дамы из высшего придворного круга исполняли во время зимних и летних русалий главный ритуальный танец. Тайком от духовенства, которое осуждало «бесовские плясания».

   – Покажешь браслеты?

   – Рад бы, да родители живут далеко от Москвы. Они сейчас под Рязанью, какой-то клад откапывают.

   – Как интересно! Ты тоже кладами увлекаешься?

   – В некотором роде.

   – А что такое – русалии?

   – Магический обряд.

   Он помрачнел, замолчал. Ей захотелось расшевелить его, растормошить, вызвать на откровенность.

   – Ты зачем меня сюда привел? Понравилась, да?

   – Я знал, что сегодня тебя встречу. Ты мне нужна… – Он вдруг весь напрягся, насторожился. – Слышишь?

   – Что я должна слышать?

   Тикали часы, за стеной бранились соседи, где-то выше этажом приглушенно звучала музыка.

   – В мир входит зло…

   «Он ненормальный, – испугалась она. – Маньяк, как пить дать. Сейчас бросится на меня… Мамочка! Что же я наделала!»

   – Повторится то, что уже было… – бормотал он, закрыв глаза. – Ничего нельзя ни предотвратить, ни изменить… Потому что Великие Боги гневаются на нас. Семаргл больше не стоит на страже. Светозарный, он больше не является в огненном вихре, сжигая всю скверну. На своем коне с гривой из золота и шерстью из серебра он скачет по иным просторам… Дым – его знамя! Там, где он проезжает, за ним тянется черный выжженный след…

   У нее сердце ушло в пятки, а волосы на голове зашевелились. Она позволила этому маньяку привести ее в квартиру, запереть дверь…

   – Ты будешь спать там, в другой комнате! – заявил он. – К счастью, соседи оставили мне ключи. Сиди тихо, как мышка, что бы ни происходило. Поняла?

   – П-поняла…

   Он налил ей полстакана водки.

   – Выпей!

   Она замотала головой.

   – Я… уже и так…

   – Пей!

   Она поспешно проглотила спиртное, закашлялась. Маньякам нельзя перечить, это приводит их в бешенство…

   * * *

   Москва. Наше время

   Лето и осень прошли для Астры в раздумьях. Она переехала на Ботаническую улицу, в квартиру, оставшуюся ей от бабушки. Как ни уговаривали родители поселиться у них – в очередной раз, – Астра отказалась.

   – Для кого я такую домину выстроил? – сокрушался отец. – Нам с матерью одного первого этажа хватило бы. Из-за этаких площадей целый штат прислуги нанимаем. А единственная дочь ютится в двух комнатах. Скажи ей, Лёля! – взывал он к жене.

   Та только вздыхала. Непослушная Астра выросла, непокорная. Все по-своему делает, никаких советов не признает. У нее идет какая-то другая жизнь, непонятная, непостижимая для Ельцовых-старших.

   – На девочку личная драма повлияла, – неуверенно объясняла поведение дочери Лилиана Сергеевна. – Перед свадьбой узнала, что жених ей изменяет, а потом он и вовсе погиб. Теперь она не может решиться на семейные узы. С Матвеем у нее, кажется, тоже не ладится.

   Юрий Тимофеевич сердито сопел. Для кого он капитал зарабатывает не покладая рук? Компанию развивает? Астра, что ли, будет продолжать страховой бизнес? Он на внуков надеялся, мечтал мальчишек растить, непременно двух, – чтобы один другого краше был и умнее. А дочь и не думает замуж выходить и тем более рожать.

   – Ты пойми, Лёля, ей уже тридцать стукнуло, – не выдерживал он. – Еще лет пять, и придется это… как его… в пробирке детишек выращивать!

   Жена хмурилась, поджимала губы.

   – Не преувеличивай. Некоторые и в сорок рожают. Вон Нинка…

   – Хватит меня баснями кормить! – взрывался Ельцов.

   Потом, конечно, успокаивался. У каждого – своя судьба. Он дочери не указ. Пусть живет, как хочет. В кого она такая? Не в отца, не в мать… Что она любит? Во что верит? На что надеется? Черт ее разберет.

   Отношения Астры с Матвеем Карелиным складывались сложно. С одной стороны, они начались драматично, имея все предпосылки перерасти в глубокое чувство. С другой – в них изначально была заложена ложь, и эта ложь удерживала их от развития. Мнимое положение жениха и невесты, под которым подразумевалось опять-таки мнимое гражданское супружество, ужасно запутывало ситуацию. Ельцовы смирились, что дочь живет с молодым мужчиной без официального оформления брака. Это не редкость. Но когда она заявила: «Мы разъезжаемся!» – они пришли в недоумение.

   – Мы хотим проверить свои чувства, – объясняла Астра. – Поживем порознь. А вдруг, мы ошиблись, и вместо любви испытываем друг к другу просто симпатию? Принять дружеское расположение за любовь так легко!

   Мать с отцом молча разводили руками. Что они могли сказать? По-видимому, первый опыт дочери, когда она собиралась выйти замуж за человека, который спал с ее подругой, наложил свой отпечаток. Обжегшись на молоке, девочка дует на воду.

   – По-моему, этот Матвей – неплохой парень, – говорил Ельцов. – Раз терпит ее выкрутасы.

   На семейные торжества в загородную резиденцию Ельцовых они продолжали приезжать вдвоем, но после – отправлялись каждый к себе. Матвей подвозил Астру на Ботаническую и прощался, проклиная себя за нерешительность.

   Она не приглашала его ни выпить чаю, ни посидеть, поболтать. На ниве частного сыска, которым Астра занималась от скуки, наступило затишье. Никаких расследований, как назло, не подворачивалось.

   Оба не подавали виду, что им чего-то не хватает. Матвей с головой погрузился в работу – его конструкторское бюро набрало заказов, и сотрудники не справлялись. По будням он до позднего вечера сидел в офисе, выходные проводил в военно-спортивном клубе «Вымпел». В октябре отправился со своей группой «трудных» подростков в пеший поход по Новгородской области, показывал места бывших боев, заброшенные монастыри. Маршрут выбрал экстремальный, чтобы как следует встряхнуть изнеженных барчуков. Учил выживать в условиях болотистой местности, разжигать костры под проливным дождем, оборудовать жилье в лесу. Вернулись в Москву уставшие, но довольные. Парни не ныли, проявили характер и не посрамили своего наставника. Оказывается, они успели много почерпнуть на тренировках, выработать необходимые навыки. Бросок на дальнее расстояние не выбил их из колеи, а, наоборот, мобилизовал.

   – Если в лесу заблудитесь, с голоду и холоду не умрете, – хвалил их Матвей.

   В пустой квартире все напоминало ему об Астре. Компьютер, за которым она просиживала ночи напролет, кресло, которое она облюбовала для чтения, расставленные повсюду бесчисленные свечи: желтые, красные, зеленые, толстые и тонкие, фигурные – всякие. «Буду приходить в гости и зажигать, – улыбалась она. – Обожаю огонь!»

   Это произнесенное ею вскользь «в гости» резануло слух. Неужели они только друзья? От Матвея впервые ушла женщина – не жена, не любовница. Ту мимолетную близость, что случалась между ними, нельзя было назвать интимной связью. Скорее платонической любовью. Идиотской, нелепой.

   До сих пор он первым расставался с дамами и никогда не жалел о прошлом. Что ушло, то ушло. Из-за Астры он порвал со своей пассией – Ларисой Калмыковой. Вот бы она повеселилась, узнай, как у него обстоят дела на любовном фронте!

   Матвей не мог понять, что с ним происходит. Перед Ельцовыми он строил из себя чуть ли не зятя, а наедине с Астрой становился колючим, язвительным и пуще всего боялся показаться влюбленным. Да, жениться он не собирался. Так ведь и она к браку не стремилась. Кто-кто, а она его точно под венец не потащит.

   Карелин не решался признаться себе, что его влечет к Астре не столько физически – между ними существовало какое-то более тонкое и таинственное притяжение, которому и названия нет. «Я попал в страшный плен, самую неодолимую зависимость», – осознавал он.

   У него в ушах еще стояла произнесенная Астрой однажды фраза: «Я хочу твою душу!» И у Матвея по коже мороз пошел, будто кто-то холодом дохнул, заледенил кровь в жилах.

   В декабре окончательно установилась зима с розовыми рассветами и холодным солнцем. Шел снег – густой, хлопьями. Белая, чистая, сверкающая Москва готовилась к новогодним праздникам. Пахло хвоей, повсюду уже продавались елки и елочные игрушки. Матвей не выдержал, позвонил Астре.

   – Снег идет… – сказал он, чувствуя себя по-дурацки счастливым.

   «Раздели со мной эту радость».

   – Ко мне приехала двоюродная сестра Катя, – сказала она. – Из Богучан. Не хочешь составить нам компанию в Третьяковку?

   Он хотел. Очень.

   – Вы меня приглашаете?

   – Разумеется. У тебя же машина!

   Астра имела удивительный талант все испортить. Он не остался в долгу.

   – А что, «Мерседес» господина Ельцова в ремонте? Ради такого случая…

   – Я предпочитаю тебя в качестве водителя, – перебила она. – Заодно угостишь нас ужином в каком-нибудь экзотическом ресторане. Завтра. Сегодня у нас по плану Царицыно.

   Матвей смирился. Они давно не ужинали вместе…

ГЛАВА 2

Москва. Три года тому назад

   Жизнь круче любого вымысла. Эту истину она открыла для себя в первый же вечер в столице. Самые худшие предположения не шли в сравнение с реальной ситуацией.

   «Я угодила прямо в лапы сумасшедшему, – думала она, борясь с опьянением. – Он заманил меня в свое логово… чтобы… чтобы…»

   Мысли путались, обрывались. Утомительная дорога, нервное напряжение, неизвестность, тревожные ожидания и заключительный аккорд – кража сумки – сделали свое дело. Молодая неопытная девушка потеряла бдительность, расслабилась, поверила первому встречному и оказалась у него на крючке. Она сама пришла с ним в пустую квартиру, позволила запереть дверь, напилась…

   «Он напоил меня! Налил полстакана… Что мне оставалось? Перечить? Опасно. Маньяка раздразнить легко, а как его потом утихомирить? Возьмется за нож… или за веревку… »

   От ужаса темнело в глазах. Этим вечером она узнала запах и вкус страха. Неужели пришел конец ее короткой незатейливой жизни? Она ведь еще не успела ничего узнать: ни любви, ни счастья, ни славы…

   Она хотела молить о пощаде, но слова застряли в горле. Сознание заволакивал алкогольный дурман. Тело почти не слушалось ее, мысли вспыхивали и гасли, подобно искрам догорающего костра…

   Велидар казался внешне спокойным. Он крепко взял ее за руку – она пошатнулась, и он обхватил ее за плечи. Какой все-таки, красавец! Только теперь эта красота ее пугала.

   – Вот и хорошо… – шептал он, препровождая ее в другую комнату. – Ложись…

   Она опустилась на продавленную тахту и обреченно сомкнула веки. Сопротивляться не было сил. Сейчас он начнет ее душить… насиловать…

   Звук закрывающейся двери, щелчок язычка… тишина.

   «Он что, ушел? – шевельнулось в ее уме. – Вернется с ножом или… О, нет! Почему это должно было случиться именно со мной?»

   Он не возвращался. Она, не веря себе, вскочила, и метнулась к окну. Вернее, это ей так представлялось – на самом деле она неуклюже сползла с тахты и кое-как доковыляла. Высоко…

   – Если прыгну, разобьюсь насмерть. Зато умру быстро. Все лучше, чем мучиться…

   Ее юное здоровое тело восстало против собственной гибели, рука не поднялась распахнуть оконные створки. Грудь свело спазмом. Едва отдышавшись, она обвела комнату отчаянным взглядом. Что она искала? Утюг? Тяжелую вазу? Трость? Что-нибудь, чем можно защищаться… Может, у нее есть еще шанс спастись?

   На глаза попалась пара гантелей. Она с трудом взяла одну, прижала к себе – только бы не уронить. Водка ударила в голову – все вокруг плыло, мутилось…

   Чудом держась на ногах, она сделала пару шагов к шкафу. Спрятаться! Зарыться в одежду, распластаться по стенке… Господи! Помоги…

   Шкаф оказался слишком мал, чтобы послужить ей убежищем, – она в нем не помещалась, ни сидя, ни стоя. А маньяк вот-вот явится к своей жертве… он дышит там, за дверью… наверное, ищет орудие убийства… Свет! Надо выключить свет…

   В темноте ее обуяла жуть – не дай бог, она уснет и не сумеет вовремя дать отпор убийце. Куда же спрятаться? Через окно в комнату проникала луна, бледная и зловещая. В углу, за шкафом стояло что-то, накрытое старым покрывалом. Кажется, свернутый ковер. Если втиснуться между ковром и стеной, опуститься на корточки…

   От страха ее тело то ли ужалось, то ли приобрело удивительную гибкость, но ей удалось проделать этот трюк. В углу пахло пылью и средством от моли – она поправила покрывало и оказалась в кромешной тьме. Звуки доносились как бы издалека, приглушенные и невнятные. Время замерло.

   Ее клонило в сон… Незаметно, исподволь ею овладела дрема. Она то просыпалась, то вновь погружалась в забытье. Затекли ноги, но она их не чувствовала. Да и переменить положение было невозможно.

   Она встрепенулась, когда кто-то открыл дверь и остановился на пороге, не зажигая света. Потом щелкнул выключателем. Она похолодела. Вот и пришла ее смерть…

   Покрывало оказалось дырявым. Кто-то двигался по комнате – бесшумная темная тень. Потом свет выключился, и все стихло. Или она просто оглохла от ужаса? Боль в затекших ногах заставила ее пошевелиться… Сколько еще так сидеть, скрючившись, замирая от каждого шороха, в мучительном ожидании конца? Пальцы правой руки не разжимались, и она вспомнила, что так и держит гантель. У нее есть орудие, которым можно проломить череп!

   – Только попробуй, сунься! – беззвучно вымолвила она.

   Маньяк как будто забыл о ней. Неужели он вошел в комнату, увидел, что ее нет, и не стал искать? Но… почему? Сбежать ей отсюда некуда. Впрочем, разве в поступках сумасшедшего есть логика? Больной ум подчиняется другим правилам, созданным им самим. Он далек от здравых рассуждений.

   Нервное потрясение и последующий, пусть и некрепкий сон ослабили алкогольное опьянение: ее сознание прояснилось, мысли заработали четче. Где этот… Велидар? Что задумал? Почему затаился?

   Словно в ответ на ее вопрос из соседней комнаты послышался какой-то стук, возня. Что он там делает? Ищет свою жертву? Его замутненный мозг не в состоянии анализировать ситуацию. «В таком случае у меня появляется возможность спастись, – подумала она. – Надо попробовать обмануть его, перехитрить!»

   Пересиливая страх, она придвинулась ближе к шкафу и выглянула из-под покрывала. От пыли щекотало в носу и горле – хоть бы не чихнуть! Дверь в другую комнату была открыта, оттуда лился рассеянный желтый свет. Кто-то большой и темный ходил там из угла в угол, сопел… Вдруг шаги прекратились. Невидимый злодей стоял, размышляя, куда могла подеваться девчонка.

   «Забудь обо мне! Забудь! – заклинала она. – Реши, что ты меня придумал! Никакой встречи на вокзале не было! Это всё плод твоего воображения! Твои фантазии не всегда осуществляются наяву!»

   Невероятно, но ее заклинания возымели действие. Маньяк еще некоторое время находился в комнате, что-то делал… Потом раздались его удаляющиеся шаги, мягко закрылась входная дверь. Он даже не погасил свет…

   Она не верила своим ушам, а встать, покинуть свое укрытие и осмотреть квартиру мешал страх. Что, если убийца только сделал вид, что ушел, а сам ждет, когда жертва выдаст себя? Невыносимая боль в затекших ногах и во всем теле вынуждала ее двигаться. Сначала она медленно, стараясь не дышать, выбралась из-под покрывала и просто сидела, ощущая, как кровь разгоняет оцепенение, как мурашки бегут по мышцам, по спине – возвращается чувствительность. Потом, не выпуская из рук гантели, подкралась к дверному проему и осторожно выглянула. Маньяка не было. Оставалось проверить кухню, ванную и туалет. Ее сердце громко, сильно стучало, в горле пересохло.

   Квартира оказалась пуста, дверь захлопнута. Но она легко открывалась изнутри, стоило оттянуть рычажок, и…

   – Что-то здесь не так, – прошептала гостья. – Маньяк отправился на новую охоту? А клетку не запер? Он уверен, что жертва ускользнула?

   Интуиция подсказывала иное. Страх выбросил в кровь очередную порцию адреналина. Гостье стало зябко. Что-то скрипнуло, и по квартире загулял ветер – занавеска надулась белым парусом. Балкон! Как же она сразу не заметила, что балконная дверь приоткрыта? Порыв ветра распахнул створку…

   Она вышла на воздух – октябрьская сырость наполнила легкие… и выплеснулась наружу в сдавленном крике. Велидар полулежал на балконе, на боку, головой к перилам, его ноги были согнуты в коленях – при своем росте он едва помещался в этом маленьком огороженном прямоугольном пространстве. К балкону примыкал соседний, их разделяла решетка. К счастью, там никого не было – никто не вышел покурить, проветриться после обильных возлияний.

   «Ночь же! – сообразила она. – Люди спят!» И с трудом заставила себя наклониться.

   – Боже мой!

   Молодой человек был мертв. На его шее виднелась рана, но из поврежденной артерии кровь уже не лилась – повсюду на одежде убитого, на балконном ограждении и даже на полу образовались темные сгустки.

   Ее затошнило. Она едва успела перегнуться через перила вниз, как ее вывернуло. В голове звенело, и громче этого звона звучала мысль: «Бежать! Бежать! Немедленно! Куда глаза глядят!» Она боялась, что убьют ее, а убили почти незнакомого парня, который привел ее в чужую квартиру. Кто здесь хозяин? И почему погиб Велидар? Убийца может вернуться, и тогда…

   «Повторится то, что уже было, – вспомнились ей слова молодого человека. – Ничего нельзя ни предотвратить, ни изменить…»

   Он что же, знал о своей смерти?..

   * * *

   Москва. Наше время

   Калганов был вне себя от возмущения.

   – Вы что, думаете, смазливые мордашки и пышные сиськи вам дорогу проложат? – зло отчитывал он своих подопечных. – Работать надо, сладкие мои! Не то скатитесь на дно, откуда я вас вытащил – отмыл, причесал и петь научил. Где Юна? Где Лея?

   Он сыпал руганью и угрозами. Девушки обиженно молчали, сдерживали слезы. Они и так вкалывают, как каторжные – ни сна, ни отдыха, ни нормальной еды. А Рома еще орет.

   – У Юны мама заболела, – жалобно пропищала Чара, жгучая брюнетка с черными глазищами на бледном лице. – Ей из дома позвонили. Она собралась и…

   Калганов разразился замысловатой бранью.

   – Нет у вас ни мам, ни сестер, ни братьев, ни мужиков, ни друзей – никого! Зарубите себе на носу! Вечером у нас выступление в клубе «Спичка»! Бабки я уже получил, так что…

   – Рома, ты же сам пообещал нам неделю отдыха!

   – Какой я вам Рома? – взвился продюсер. – Я вам – Роман Витальевич! Запомните, голосистые вы мои! Почему она мне не сообщила?

   – Юна тебя набирала… – бросились защищать подругу девушки. – Связи не было.

   Калганов вспомнил, что сам отключил телефон на пару часов – его любовница терпеть не могла, когда во время секса звонил мобильник. Источая флюиды негодования, продюсер стоял посреди комнаты, всем своим видом демонстрируя укор неблагодарным девицам. Не ценят они его усилий, его трудов. Как-никак, а вывел он их, вчерашних неумех и неудачниц, на сцену – пусть пока группа выступает преимущественно в кабаках и на молодежных тусовках. Это поправимо. Девчонок ждет большое будущее. Он в шоу-бизнесе не первый год, у него нюх на подобные вещи. Конкуренция, конечно, бешеная – многие не выдерживают, вылетают с дистанции. Но Калганов умел зацепиться и уверенно, не спеша, развивать проект.

   Гастроли группы по маленьким городам прошли успешно, залы не вмещали всех желающих. Впереди по плану – областные центры. Два клипа они уже записали, раскрутка идет, как положено. Популярность растет, скоро диск выйдет в продажу. Главное, не давать девушкам спуску, чтобы не расхолаживались, поддерживали тонус.

   – Где Лея? – повторил он вопрос. – Тоже маму проведывать отправилась? Забудьте о родственниках! Забудьте о парнях!

   – Она в аптеку выскочила, сейчас вернется.

   – Кто-то заболел? Мне плевать! Все равно поёте! Если через час не будете готовы, оштрафую! Лишитесь гонорара за выступление.

   Он повернулся на каблуках, окинул взглядом скромное жилище – две смежные комнаты, уставленные раскладными диванами и шкафами с одеждой, кухня и совмещенный санузел. Царские апартаменты! Когда он начинал, жить приходилось в общаге, делить тесную комнатушку еще с тремя приятелями, спать на полу, питаться кефиром и булочками. Денег даже на курево не хватало. И ничего, выбился в люди, достиг, чего хотел. Голод подстегивает, сытость располагает к лени.

   – Разбаловал я вас, – сурово произнес Калганов. – Распустил. Пора закручивать гайки. Через час за вами придет машина. Не опаздывать!

   – А Юна? – робко спросила блондинка с непомерно высокой грудью.

   Ее звали Мио – все девушки взяли себе сценические псевдонимы.

   – Споете вчетвером. С Юной я разберусь после, когда вернется. Солистка у нас Лея. Надеюсь, с ней все в порядке?

   – У нее отравление, – поспешно объяснила Мио. – Желудок болит. Пошла за таблетками.

   – Меня это не касается, – разозлился продюсер. – Варите себе манную кашу или овсянку. Нечего всякой дрянью питаться!

   Он вышел, громко хлопнув дверью. Девушки понуро молчали, не глядя друг на друга.

   – Рабство какое-то, – тяжело вздохнула Бэла – такая же черненькая, как и Чара, только с раскосыми глазами. – Мы свободные люди или подневольные? Почему он на нас орет, как плантатор на рубщиков тростника? Послать бы его куда подальше!

   Она щелкнула зажигалкой, раскуривая длинную сигарету.

   – Рома запретил курить, – строго произнесла Мио.

   – Ой, девчонки, уехать бы домой… – мечтательно протянула Чара. – Выспаться всласть, наесться досыта… Задолбалась я уже с этой фигурой! Денег у нас стало больше, зато мы света белого не видим. На кой черт мне красота, если я с парнем встретиться не имею права? Замуж выйти тоже не могу. А ведь лучшие годы проходят!

   – У нас контракт…

   – Что дома делать-то будем? Опять на дискотеках петь, где одна пьянь да рвань? Копейки считать? На косметике экономить? Рома хоть и сволочь, но свое дело знает. – Бэла выпустила из яркого рта облачко дыма. – Я уж привыкать стала к столичной жизни. Ладно, девахи, хватит лясы точить. Собираться надо. Где Лейка? Не дай бог, задержится.

   – В аптеке, видно, очередь длинная…

   Чара многозначительно хмыкнула.

   – Может, хахаль какой объявился у нашей солистки?

   – Набери ее.

   – Ха! Вон видишь, ее сотовый валяется? Не взяла телефон наша прима, забыла.

   Все девушки были родом из провинции. Калганов подбирал их на региональных конкурсах, предлагал создать свой коллектив.

   – Вы плохо поете и неуклюже двигаетесь, – без обиняков заявлял он. – Но у вас есть потенциал. Если договоримся, устрою вас в Москве.

   Они с восторгом соглашались. Тогда предложение известного продюсера казалось им неслыханной удачей. Никто и думать не смел ставить какие-то условия, оговаривать пункты контракта – подмахнули не глядя. В сущности, он не оставил им выбора. Сразу предупредил:

   – Будет, как я скажу. Или распрощаемся прямо сейчас.

   Надо ли говорить, что девушки ухватились за Калганова крепче, чем утопающий за спасательный круг. Будь контракт куда более кабальным, они бы и его подписали.

   Подводные камни договора выявились позже, когда началась работа. Продюсер выжимал из подопечных соки, а они и пикнуть не имели права. Оказалось, все права у Ромы. А у них – одни обязанности. Даже название их маленькому коллективу придумал Калганов: «Русалки». Не советуясь, не ища одобрения.

   Как бы там ни было, группа сложилась, спелась и стала набирать популярность.

   Изюминкой проекта Калганов сделал «языческую составляющую» в репертуаре ансамбля.

   – Что за хрень? – обсуждали нововведения девушки. – У нас – молодежная аудитория. Нас осмеют, освищут!

   Однако их мрачные прогнозы не сбылись. Наоборот, необычные приемы заводили публику, наэлектризовывали атмосферу так, что впору было сверкать молниям и греметь грому. Более того, сами участницы группы неожиданно увлеклись «бесовским пением и многовертимым плясанием», как церковь много веков назад называла старинные обряды. Наверное, от предков вместе с генами наследуется и зов крови, отклик на древнейшую магию, – потому что новое оказалось хорошо забытым старым и проснулось как в участниках, так и в зрителях.

   Калганов велел девушкам освоить и ввести в обиход свирели, простейшие гусли, бубны и трещотки. Наряду с обычными песнями непременно исполнялись одна-две композиции, уподобленные языческим игрищам, – с переодеванием, с характерными ритмами, с заклинаниями и действиями, порой непонятными самим исполнительницам. Это вызывало у слушателей недоумение, которое перешло в интерес и сблизило группу с аудиторией – молодежь вовсю подпевала, притоптывала, скакала и вертелась вместе с «Русалками».

   Как любое неординарное явление, творчество девушек вызвало разные толки в среде шоу-бизнеса:

   – Фольклор и попса – несовместимы! Это нонсенс. Дичайшая смесь…

   – Почему же? И то и другое одинаково примитивно…

   – Сравнили!

   – Где вы видите фольклор? Грубая подмена народной культуры современными приемчиками…

   – Безвкусица! Псевдославянщина!

   – Полное отсутствие стиля…

   – Нынче мода пошла на самоварную Русь…

   – Опорочить древние обычаи! Какая наглость!

   – Шабаш полуголых девиц с дудками и бубнами…

   – Позор!

   – Вы видели, как они входят в раж? Это же транс, который демонстрируют шаманы, напившись настойки из мухоморов!

   – Откуда вы знаете, что они там употребляют перед выступлением? Возможно, какое-нибудь наркотическое средство…

   – Тогда нечему удивляться!

   Мнения разделились. Одни «Русалок» ругали и злобно высмеивали, другие хвалили, третьи – забавлялись. Нашлись и рьяные почитатели. Никто не отрицал, что если обычные песни можно исполнять под фонограмму, то «языческие» – только живьем. Это и стало коньком группы. У девушек появились поклонники, их начали приглашать на гламурные тусовки, чтобы внести свежую струю и взбодрить пресыщенную публику.

   «Спичка» – ночной клуб, где проводит время не только молодежь, но и люди старше тридцати, не отягощенные пуританской моралью и твердыми принципами. Заведение престижное, хотя и не из самых дорогих.

   «Русалки» собрались, осталось спуститься во двор. Калганов позвонил, что послал за ними машину.

   – Где же Лея? – нервничала Мио.

   Выступать без солистки будет непривычно и сложно. Что скажет продюсер, когда увидит вместо пяти девушек – трех?

   – Да расслабься ты… – буркнула Чара. – Придет она. Успеет!

   В подтверждение ее слов в дверь позвонили.

   – Фу-у… Лейка, напугала! Где тебя черти носят?

   – Что случилось-то?

   – Давай, одевайся бегом, в «Спичку» едем. На всю ночь! Рома пригрозил, что не заплатит, если опоздаем.

   – О, боже! Мог бы заранее предупредить!

ГЛАВА 3

С той роковой ночи прошло три года, но она ничего не забыла. Ни глаз Велидара, ни его слов, ни его мертвого тела в загустевшей крови…

   Говорят, преступника неизменно тянет на место преступления. А что тянуло ее в Южное Бутово, к дому в Чечерском проезде?

   Тогда, не помня себя, она схватила куртку и выбежала прочь из страшной квартиры. Ей не пришло в голову позвонить в полицию. Да и что бы она сказала? Кто бы ей поверил? Она долго пыталась понять, как убийца попал в квартиру. Похоже, Велидар сам впустил его. Но зачем он это сделал, если предчувствовал гибель?

   Судя по тому, что кровь была только на балконе, его убили там, где она обнаружила тело. Значит, убийца и жертва вышли на балкон… Так не проще ли было бы столкнуть Велидара вниз? Не проще. Он высок, силен, и оказал бы сопротивление. А он позволил себя убить.

   Получается, все выглядело по-другому. Велидар вышел на балкон один – посмотреть на звезды или просто подышать перед сном. Убийца подстерегал его на соседнем балконе, за решеткой. В темноте его могло быть не видно. И как только парень оказался в пределах досягаемости, ударил его в шею чем-то острым и толкнул… Тот упал, а преступник спокойно перелез на чужой балкон и оказался в квартире. Он не знал, что этим вечером молодой человек привел девушку.

   Зачем он ходил по комнатам? Что-то искал? Деньги, ценности? К счастью, гостья вовремя спряталась, и убийца ее не заметил. Он сделал свое дело и ушел через дверь.

   Она пыталась вспомнить, что изменилось в квартире после его ухода – много ли вещей было разбросано, где и как они лежали. Панический страх гнал ее прочь, хотелось одного: поскорее унести оттуда ноги.

   Она долго бежала по пустынной ночной улице, пока не выдохлась и не рухнула на скамейку в каком-то дворе: унять бешеный стук сердца, прийти в себя, опомниться. Где она? Как здесь очутилась? Что с ней произошло? Ей повезло, и она избежала смерти? Или в ее жизнь вторглось нечто враждебное, жуткое и совершенно необъяснимое?

   Внутренний голос не прибавлял спокойствия, настаивая на том, что встреча с Велидаром не случайна и теперь именно это обстоятельство будет определять ее судьбу.

   Она сидела в неухоженном дворе, в окружении темных домов, как в горячке, не замечая ледяного ветра… Постепенно холод проникал под одежду, и ее начал сотрясать озноб. Зуб не попадал на зуб, руки окоченели. Куда было ей идти? Опять на вокзал? Пешком, через весь ночной город? Все ее деньги остались в кошельке, в сумочке, которую украл подлый мальчишка. Не то, что такси поймать – ее даже в метро не пустят. Она взглянула на часы – скоро пять утра, пока развиднеется, она превратится в ледышку, подхватит ангину или того хуже – воспаление легких. Этот город отторгал ее, а ведь на него – вся надежда! Она сделала непомерно высокую ставку, оказалась плохим игроком. Первый же решительный шаг окончился крахом. Хоть иди в подземный переход просить милостыню, как оборванцы, которые заученно гундосят: «Извините, что обращаемся к вам… Нас обокрали, нам не на что купить билеты и вернуться домой. Помогите, кто чем может!» Она видела таких в электричках, на вокзале и не верила им. Вот бог и окунул ее «мордой в грязь». Не гордись, мол, твоя беда рядом ходит. Самой придется петь ту же песню, а люди, проходя мимо, будут бросать в твою сторону оскорбительные реплики.

   «Какой у меня выход? – затравлено думала она. – Идти в полицию? Там дозвонятся до ее родни, или дадут телеграмму с просьбой выслать денег».

   С самого начала надо было не слушать Велидара, но она взглянула на него и обомлела, растаяла от его красоты, приятного голоса. Расплата оказалась скорой!

   Она подышала на руки. Перчатки и шарф в чемодане, а до него еще надо добраться. Мама говорила: «Не модничай, одевайся теплее. В чужом городе ты никому не нужна, дочка. Зря ты это затеяла!»

   Пальцы скрючились от холода, дыханием их не согреть. Она сунула руки в карманы – там что-то хрустнуло. Деньги! Откуда? Целых пять тысяч! Она бредит, тронулась умом от пережитого ужаса. Но тысячные купюры были вполне реальными – на вид и на ощупь…

   Догадка обожгла ее. Велидар! Только он мог положить деньги в карман ее куртки. Выходит, он не собирался ее убивать? Конечно, не собирался! И в мыслях не держал. Она все придумала, неблагодарная, трусливая дуреха. Заподозрила его черт знает в чем и сама лишнего страху натерпелась.

   Она вспомнила про паспорт и полезла во внутренний карман. Все в порядке. Фф-у-у-у… не хватало еще без документов остаться… А это что? Вместе с паспортом она вытащила сложенную вдвое записку. От кого?

   Глаза торопливо побежали по строчкам, наливаясь слезами. Странные, непостижимые слова… чушь какая-то… И подпись: Велидар. Кто же еще мог написать эту записку и сунуть в карман, где лежал ее паспорт?

   – Значит, между нами ничего не кончено, – прошептала она. – Ты продолжаешь говорить со мной… даже с того света. Разве мы уже где-нибудь встречались? Разве нескольких часов знакомства достаточно… для любви?

   Она встала со скамейки и побрела, не разбирая дороги. Ноги сами несли ее. Ветер стих, края неба посветлели, над крышами висел тусклый месяц в молочном ореоле. Редкие прохожие зябко кутались в шарфы и воротники, шагали, не глядя по сторонам, – сонные, недовольные. Парень в спортивном костюме и шапочке резво бежал по тротуару. Дворники шаркали метлами, убирая нападавшую за ночь листву.

   Осень, серый асфальт, дома со слепыми окнами, бледные фонари, листва под ногами, прохожие – все это казалось ей призрачным миром, по которому скользили тени. И она была в их числе – такая же бесплотная тень, без чувств, без желаний. Куда она шла? Бог знает… Что-то заставляло ее двигаться – наверное, холод. Она спустилась в метро, дождалась поезда и поехала – ей было все равно, куда. Вышла. Наверху рассветало – уже появились маршрутки, троллейбусы, серые в унылых сумерках легковушки. Москва просыпалась, просыпалось и сознание приезжей провинциалки.

   Она купила телефонную карту. С трудом удалось вспомнить домашний номер одного человека – пришлось набирать наугад, методом «тыка», пару цифр поменять местами. В конце концов, ей ответил именно тот, кого она искала. Повезло.

   В какой-то момент мелькнула мысль – Велидар подсказал. Разумеется, она ее отбросила. Наступал рассвет новой жизни…

   Те первые сутки, которые она провела в Москве, оставили неизгладимый след в ее памяти, глубокую зарубку в сердце. Что бы она ни делала, о чем бы ни размышляла, мысли ее возвращались к встрече с Велидаром, к записке, к его нелепой и страшной смерти. Она провела те кошмарные часы в таком отчаянии, что была поражена, когда ее потянуло в Южное Бутово. Недоумевала, обвиняла себя в безумии, долго сопротивлялась… и все же поехала.

   Просто удивительно, как она по прошествии нескольких месяцев сумела найти тот дом. Поднялась на пятый этаж, увидела коричневую дверь, – дыхание сбилось, по телу побежали мурашки. Рука потянулась к звонку… Она ее отдернула. Кто ей откроет? Та семейная пара, которая была в отпуске? Новые жильцы? Никто? За дверью стояла враждебная тишина…

   Задребезжал лифт, из его недр на площадку выплыла дородная матрона лет шестидесяти, с крашеными волосами, в полупальто из искусственного каракуля, она окинула девушку недобрым взглядом.

   – Ты кто будешь?

   Зычный голос матроны эхом прокатился по всем этажам.

   – Я… квартиру ищу…

   – Туда не иди, – пухлый палец тетки показал в сторону коричневой двери. – Там человека убили. Жильца! С тех пор никто не идет. С убиенным еще молодая пара комнату снимала, так они сразу съехали.

   – Уби-и-или? Ужас! – девушке пришлось изображать изумление и страх. Впрочем, она не очень-то и старалась: все вышло естественно. – А кто?

   – Не нашли злодея. Скрылся и орудие убийства с собой прихватил. Полицейский по всем квартирам ходил, расспрашивал. Да всё без толку! Разве в наше время преступников ищут? Так, пошебуршат для проформы и закроют дело-то. Им лишнее беспокойство ни к чему. Это в кино складно показывают – анализы там всякие, эспе… экс… экспертизы, собаки обученные, которые по следу убийц находят. А в нынешней жизни, дочка, порядка нету!

   – Что же, никто из соседей ничего не видел, не слышал?

   – На этой площадке все квартиры сдаются, – почему-то понизила голос матрона. – И я свою сдаю. Жильцы меняются, друг друга в лицо не знают. Один съедет, другой поселится. Полнейший кавардак! Жалко парнишку… Славный парнишка был, вежливый, всегда здоровался. Не то что остальные. Я сюда часто наведываюсь. Квартиранты без присмотру такого наворотят, не расхлебаешь! Месяц назад кран сломали, нижний этаж залили. Скандал был. А позавчера…

   Дама в искусственном каракуле оказалась охотницей поболтать. Но главного не сказала: кто и почему убил молодого жильца из несчастливой квартиры…

   * * *

   Период бурного восхищения Москвой сменился у Кати подавленностью и мигренями. От музеев и театров кружилась голова, гудели ноги. Лихорадочная беготня по магазинам – благо дядя, отец Астры, щедро снабдил деньгами «на карманные расходы» – наскучила. Племянница отродясь такой суммы в руках не держала, бросилась душить Ельцова в объятиях, от чего тот сначала оторопел, потом умилился. Давно отвык от простоты выражения чувств.

   Жители мегаполисов становятся особой кастой, считала Астра, не говоря уже о так называемом среднем классе, который позволяет себе посматривать на других свысока. А богатые люди все больше становятся каким-то инопланетным обществом, окруженным стенами роскошных особняков, охраной и затемненными стеклами дорогих автомобилей, – далеким от нужд и чаяний своих сограждан. Астра всеми силами старалась избегать этой самоизоляции, которая ей претила. Потому, наверное, и отвергла предложение отца работать в его компании, неохотно брала у родителей деньги и стремилась к самостоятельности. Бизнес – не ее предназначение. Она не то, чтобы выражала протест, она отстаивала свою индивидуальность, взгляды на жизнь и свое право выбора.

   Гостья из Богучан не сразу разобралась, как складываются взаимоотношения в семье московских родственников, и засыпала двоюродную сестру вопросами.

   – Есть, но я их не ношу. Иногда только надеваю, в случае надобности, – терпеливо объясняла Астра. – Актрисы из меня не вышло, к сожалению. А талант за деньги не купишь.

   – Почему замуж не выходишь? – недоумевала Катя. – С твоим-то приданым? Неужели женихов нет?

   Сестра отшучивалась:

   – Я любви хочу, как в индийских фильмах. Чтобы непременно со слезами, с танцами, а бедный и красивый молодой человек чтобы оказался в конце сыном раджи.

   – Не смешно. Возраст у тебя, между прочим, критический. Кстати, почему ты не живешь с родителями в вашем шикарном доме? Квартира, конечно, тоже отличная… но маловата. Я бы на твоем месте…

   Загородный коттедж Ельцовых казался Кате сказочными хоромами. Особенно поразили ее ванные комнаты на каждом этаже и зимний сад.

   Астра водила гостью на художественные выставки и нашумевшие спектакли. Но в театре Катя клевала носом, а на выставках ее куда больше интересовало, где бы перекусить, нежели шедевры модных живописцев. Она полюбила тонкие блинчики с шоколадной начинкой, пиццу, картофель-фри, гамбургеры и постоянно тащила Астру в «Макдональдс» или пиццерию.

   В метро Катю подташнивало, с таксистами она ругалась из-за непомерно высоких цен, и Юрий Тимофеевич милостиво предоставил девочкам машину с водителем.

   – Ух ты! – восхитилась Катя, боясь притронуться к красавцу автомобилю. – Вот это тачка! Расскажу подружкам – не поверят. Астра, сфоткай меня! Подожди, я дверцу открою, как будто сажусь. Или лучше рядом встать? А?

   Астра прыснула, но послушно достала фотоаппарат. Шофер Миша сохранял вежливую невозмутимость – выучка.

   – Куда едем, Астра Юрьевна? – осведомился он после окончания фотосессии.

   – В Царицыно. Покажем Кате парк.

   Прогулка длилась около часа. Вокруг лежал снег, его белизна оттеняла цвет построек из красного кирпича – причудливых галерей, арок, мостов и дворцов. Катя замерзла и страшно проголодалась.

   – У меня ноги окоченели-и, – хныкала она. – Я есть хочу-у…

   – Посмотри, какая красота!

   Катю решительно не интересовала ни загадочная история усадьбы, ни масонская символика, ни личная драма зодчего. Ведь Екатерина II забраковала дворец и приказала его сломать. Изумительные зимние виды, заиндевелые деревья, блеск снега, равно как и творения Баженова, оставили Катю равнодушной.

   Астра выбилась из сил и сдалась. Миша отвез их на Ботаническую.

   – Все! Я больше не могу, – простонала Катя, с наслаждением сбрасывая в прихожей модные сапожки на каблуках. – Какой ужас этот ваш город! Как вы только тут живете? У меня голова кружится. Завтра я из дому ни ногой!

   – Как это? А Третьяковка? А ужин в ресторане?

   – Третьяковка… – растерянно пробормотала гостья. – Это картинная галерея… живопись, да? Я, наверное, не так люблю картины, чтобы…

   – Побывать в Москве и не посетить Третьяковскую галерею? – негодующе перебила Астра. – Этого я тебе не позволю! Разве ты не хочешь познакомиться с… – она собиралась сказать «с творчеством знаменитых художников», но сочла аргумент неубедительным и на ходу изменила концовку: – …с моим женихом?

   Глаза Кати полезли на лоб.

   – У тебя есть жених? А что же ты до сих пор молчала? Я уже две недели тут живу, и… Почему ты мне сразу его не показала?

ГЛАВА 4

Она еще не раз приезжала в Южное Бутово, бродила вокруг того дома, смотрела на окна той страшной квартиры, на балкон, который выходил во двор, и ломала голову: кому понадобилось убивать Велидара? Что означает его записка? Чего он от нее ждет? Что она должна сделать?

   Неспроста он положил деньги в карман ее куртки, неспроста написал те взволнованные строчки. Он будто предугадал свою гибель, и он заранее все просчитал. Потому и велел ей выпить водки, закрыл в соседней комнате. Попадись она на глаза убийце, он бы и ее тоже прикончил. Свидетелей в живых не оставляют. Он осмотрел всю квартиру, дабы удостовериться – она пуста, кроме мертвеца на балконе, в ней больше никого нет.

   – Я не спросила у Велидара ни фамилии, ни адреса, – запоздало сокрушалась девушка. – Я ничего о нем не знаю.

   Прошел год, второй. Жизнь текла своим чередом. У нее все складывалось удачно – то, о чем она мечтала, сбылось. Только нет-нет, да и приснится ей голубоглазый великан с располагающей улыбкой, с мягкими манерами. В последнее время все чаще…

   Она не могла встретиться с Велидаром наяву и представляла себе, как они вместе гуляют, пьют вино, целуются… Иногда – изредка – он напоминал ей о той записке.

   – Что мне нужно сделать? – спрашивала она.

   – Придет время, поймешь.

   На третий год подобных воображаемых свиданий она ужаснулась.

   – Неужели, я полюбила… мертвого? Как такое возможно?

   В детстве и юности она почти не читала книг. Куда интереснее было гулять во дворе с подружками, смотреть телевизор или слушать популярную музыку. Она отдала дань обычным увлечениям молодежи провинциального поселка – шумные вечеринки с выпивкой, пикники, дискотеки, волейбол, лыжи. Но ей всегда чего-то не хватало, всегда влекло куда-то, хотелось настоящей жизни, яркой, бурной, полной событий. Как всякая девочка, девушка, она мечтала о любви, но эта любовь должна была быть особенной, неповторимой, романтической, «вечной», быть может, трагической. Если бы ее жениха, например, убили на войне, она бы оплакивала его и хранила верность до гроба. Или пусть бы он был знаменитым покорителем горных вершин – отважным альпинистом – и сорвался бы со скалы, разбился насмерть… она бы продолжала его любить и ни на кого другого даже бы не взглянула. Такие сентиментально-слезливые девические бредни занимали ее ум и воображение. В сущности, она мечтала о герое, достойном сильного чувства, безусловной преданности, – не важно, жив он или мертв. Напророчила, накликала! Судьба преподнесла сюрприз, который превзошел все ее выдумки. Слишком красочные фантазии опасны тем, что… они могут осуществиться.

   Встреча с Велидаром стала одновременно и разлукой – они расстались, не успев ни разу поцеловаться, прильнуть друг к другу, содрогнуться от страсти. Он не раскрыл ей свою тайну, рассказал ей так мало…

   Она принялась восполнять пустоту ума, погрузившись в чтение книг. Где еще она могла почерпнуть те знания, которые приблизили бы ее к пониманию случившегося? По мельчайшим деталям, по крохам она собирала повсюду, из самых разных источников то, что, по ее мнению, объясняло слова Велидара. Пыталась построить из сотен призрачных кирпичиков его зачарованный мир. Проникнуть в его мысли, понять его душу…

   Больше всего ее волновал вопрос: если он умел заглядывать в будущее, то почему ничего не сделал, чтобы спасти свою жизнь? Может быть, истина состоит в том, что никого ни от чего нельзя уберечь – в том числе себя? Это как фильм. Сколько раз ни смотри, твой любимый герой в конце умирает – хочешь ты того или нет. Нельзя предотвратить гибель Помпей, катастрофу «Титаника», дуэль Пушкина. Даже если знаешь наперед, что и как, – невозможно остановить извержение вулкана, задержать в пути айсберг или отвести пулю Дантеса. Все безнадежно. Можно ли с этим смириться?

   Она искала, но не получала ответа, который удовлетворил бы ее. Она искала ответа у древних – вдруг, им было известно что-то такое про жизнь, от чего современный человек далек. Иногда ей казалось, разгадка близка… Однако эта близость была обманчива, как отражение на воде. Протяни руку – и только намочишь пальцы.

   Она задавала этот вопрос самому Велидару – в воображении, – а он неизменно отворачивался, молча уходил прочь. Догадывайся, мол, сама! Ищи истину в себе. В других местах ее не бывает.

   Невольно, она многому у него училась – он на многое открывал ей глаза. Можно сказать, она пристрастилась к чтению, благодаря ему.

   Оказывается, полюбить мертвого – вполне реально. Не она первая, не она последняя. Ее поразили стихи средневекового японского поэта Рубоко Шо. Он испытывал мистическую страсть к изысканной куртизанке, которая тоже писала стихи. Спустя сто лет после ее смерти! Ее звали Оно-но Комати. Он провел с ней 99 ночей любви и запечатлел их в 99 танка.

    «Снова по бедрам

    Взбегаю губами

    Стан твой лаская

    В трепете быстрых крыл

    Ласточка промелькнет».

   В любви столько непостижимого. Сплошная непостижимость.

   Глубочайшее внутренне перерождение свершалось в ней незаметно для окружающих. Только она сама ощущала и видела, как из обычной девчонки превращается в удивительную женщину, не похожую на себя прежнюю. Как не похоже семечко на таящееся в нем дерево.

   Эту новую себя она берегла для Велидара, для него одного…

   Во всем остальном она вела жизнь, ради которой приехала в Москву. Впрочем, не совсем. В ее жизни поселилось ожидание…

   * * *

   К полуночи завсегдатаи клуба «Спичка» только начинают съезжаться. Полукруглый зал поделен на зоны: кто-то любит уединение, кто-то – шумную компанию. То же и со светом – ярко иллюминирована только часть зала, остальное пространство погружено в темноту. Но эстрада видна отовсюду. Напитки здесь подают отменные – два бармена состязаются в искусстве смешивать коктейли и славятся фирменными рецептами.

   Менеджер клуба – расторопный элегантный парень – по-свойски приветствовал Калганова.

   – Привез своих девчонок?

   – Они будут только петь. Никакого стриптиза, никаких приставаний.

   – Обижаешь. Стриптизерши у нас штатные, публика приличная. Может, кто из посетителей глаз и положит на русалочек, но все в рамках клубного этикета. Охрана у нас вышколенная, так что никаких эксцессов.

   – Надеюсь, – буркнул продюсер.

   – Ты останешься?

   – Нет, надо дома хотя бы иногда ночевать, а то жена выгонит.

   Менеджер понимающе усмехнулся.

   – С женой ссориться – последнее дело. Не волнуйся, я прослежу, чтобы девочки отработали и отбыли в целости и сохранности.

   Калганов обратил внимание на взгляд, которым менеджер проводил девушек. Они хоть и родом из захолустья, но все, как на подбор, – тонкие, грудастые, длинноногие, пригожие. Две платиновые блондинки – Лея и Мио; две жгучие брюнетки – Бэла и Чара. Огненно-рыжая Юна, к сожалению, отсутствует, но общую картину это не портит.

   Рома подумывал, чтобы в будущем создать запасной состав, – дублеров. Тогда любых неувязок можно будет избежать.

   – Теперь ты за них отвечаешь, – сказал он менеджеру.

   Тот с готовностью кивнул. Ему не впервой встречать и провожать артистов, все отлажено, притерто до мелочей. Обслуга прошла суровый отбор, каждый знает свои обязанности.

   Он проводил Калганова и вернулся в комнату для персонала, спросил у помощника:

   – Вишняков уже здесь?

   – В зале…

   – Через четверть часа начинаем. Я – к девушкам, а ты позаботься, чтобы наш клиент остался доволен. Если ему в клубе понравится, ты премию получишь. Он денег не считает, и наша задача – обеспечить максимум комфорта и сделать его траты приятными. Пусть его душа радуется, а кошелек худеет.

   Помощник выскочил в коридор, как ошпаренный, кинулся в зал, угождать важной персоне.

   Егор Вишняков приехал в клуб три дня назад, зашел в кабинет администратора и изложил свою просьбу.

   – Хочу провести время в обществе прелестных «Русалок». Слышал, ваш клуб приглашает для выступлений молодых талантливых артистов. Можно ангажировать эту женскую группу на всю ночь?

   – Разумеется, но… у девушек есть продюсер. Он заломит такую цену, что «Спичка» останется внакладе.

   – Я заплачу. Сумма гонорара будет намного превышать амбиции этого…

   Господин Вишняков щелкнул в воздухе пальцами.

   – Калганова, – услужливо подсказал менеджер. – Фамилия их продюсера – Калганов. Мы немного знакомы.

   «Нельзя упустить такой шанс, – подумал он. – У клиента, по-видимому, есть личный интерес, при том нешуточный. Вряд ли Вишняков станет экономить в подобном случае. Он вообще слывет транжирой».

   – Сколько времени вам потребуется на переговоры?

   – Полагаю, пару дней, – сглотнув, ответил менеджер.

   – Хорошо.

   Клиент положил на стол конверт с деньгами.

   – Первый взнос, – улыбнулся он. – Вы постарайтесь, и я в долгу не останусь.

   – Сколько… причитается клубу?

   – Половина того, что в конверте. Впредь будет так же.

   Потом, после его ухода помощник менеджера вышел из-за перегородки и выразительно закатил глаза.

   – Небось, запал на одну из красоток, – фамильярно предположил он. – Решил приударить. Как будто случайно заглянул на огонек… а тут такие девушки поют про любовь! Сердце ведь и у богатых не камень.

   Менеджер его одернул.

   – Нас это не касается. Особенно тебя! Давай, звони Калганову… Ладно, я сам. Только и умеете, что подслушивать.

   – Стены-то картонные… – обиженно протянул парень. – Что же мне, уши затыкать?

   Долго уговаривать Калганова не пришлось. Тот назвал цену, менеджер не торговался. И вот «концерт по заявке» должен начаться с минуты на минуту.

   Отчего-то на сердце у менеджера стало неспокойно. Он отправился к раздевалке, отведенной для артистов, деликатно постучал в дверь.

   – Еще минутку! – донесся до него девичий голос.

   – Не торопитесь. Я проверю, все ли в порядке со звуком.

   «Куклы, – беззлобно подумал он. – В клубе, и то под фанеру поют. Впрочем, Вишнякову явно наплевать на их вокальные данные. У него другое на уме».

   Наконец, все приготовления завершились, и «Русалки» появились на сцене – под жидкие аплодисменты зрителей. Они «исполнили» несколько тривиальных песенок на тему неразделенной любви. Завсегдатаи приняли их прохладно. Один только Вишняков встал и громко крикнул «Браво!» На него оглядывались.

   «Интересно, какая ему нравится? Блондинка или брюнетка? – гадал менеджер, невольно раздражаясь. – Что он в них нашел? Крашеные, искусственные, фальшивые до мозга костей. Не поймешь, чего в них больше, глупости или наглости? Обнажились, как на пляже… и скачут. Таких, с позволения сказать, певичек нынче пруд пруди!»

   Он не хотел признавать, что злится из-за кажущейся доступности девушек, которые на самом деле ему не по зубам и не по карману. Сколько ни пялься, – ничего не обломится.

   «Русалки», между тем, пустились в пляс под быстрый, зажигательный ритм, – разогревали публику. Молодежь лениво пританцовывала. Вишняков не сводил с артисток глаз. В перерыве между песнями ему принесли охапку роз, и он бросил цветы под ноги блондинке с розовым шлейфом в блестках и стразах, изображающим русалочий хвост.

   – Это их солистка! – возбужденным шепотом сообщил менеджеру помощник. – Лея! Смотри, какая у нее грудь…

   Тот неожиданно взорвался.

   – Чего ты путаешься у меня под ногами? Иди, займись делом!

   «Русалки» удалились на отдых – привести себя в порядок, выпить воды. Солистка собирала розы, Вишняков кинулся ей помогать.

   «Недолюбливают девицы свою приму, – отметил менеджер. – По тому, как они раскланялись и ушли, даже не взглянув на цветы, нетрудно понять, что не все гладко в их отношениях. Завидуют, ропщут, – но втихаря. Возможно, Лея спит с Калгановым. Тогда Вишнякову придется отбить ее. Или выкупить…»

   Тем временем прелестная розовая русалочка упорхнула с роскошным букетом, а Вишняков вернулся на свое место за столиком. Нашел глазами менеджера и подозвал его.

   – Пригласи девушку сюда, я хочу ее угостить. Вели подать шампанского, фруктов. Икра у вас есть?

   – И черная, и красная.

   – Черную несите, и побольше. Она любит икру?

   – Не знаю, – пожал плечами менеджер.

   – Ладно, несите, разберемся.

   Господин Вишняков с довольным видом откинулся на спинку мягкого стула.

   – Лучше после выступления, – робко возразил менеджер. – Будет вторая часть.

   – Пусть сделают перерыв!

   Он произнес это тоном, не терпящим возражений.

   Менеджер привык к подобному обращению. Чем больше у человека денег, тем труднее ему сохранять видимость вежливости. Он уже не просит – повелевает.

   Вишняков сделал состояние, играя на фондовой бирже. Ему везло, или природа наградила его необыкновенным чутьем, – но он рисковал и неизменно выигрывал. Поговаривали, что у него темное прошлое. Он был хорош собой, высокомерен, ненавидел репортеров, имел узкий круг друзей. Любил приударить за актрисами или начинающими певичками. Предлагал спонсорскую поддержку, заманивал пташку в крепкие сети и… Об остальном можно было только догадываться. Через его руки прошло не одно молодое дарование женского пола.

   Менеджер приказал помощнику накрыть для девушек отдельный угловой столик в затемненной стороне зала – за счет заведения. А сам постучался в дверь комнаты, где «Русалки» отдыхали и переодевались.

   – У нас еще полчаса, – донеслось оттуда.

   – Лея! Вы можете выйти? – повысил он голос. – У меня к вам дело.

   Девицы явно догадывались, зачем он вызывает солистку.

   – После выступления, – отрывисто произнес кто-то из них. Возможно, Лея.

   Менеджер не мог вернуться к Вишнякову ни с чем. Это было немыслимо.

   – На одну минуту! – взывал он. – У нас в клубе принято в перерывах между выходом на сцену… общаться с публикой. Мы накрыли для вас столик… все лучшее от шеф-повара. Вас не будут беспокоить. Разве что автограф кто-нибудь попросит или сфотографироваться. От вас не убудет.

   За дверью послышались приглушенные голоса, какая-то возня. Девицы спорили, идти или нет. Победил молодой здоровый аппетит.

   Первой вышла в коридор Лея – менеджер узнал ее по красному сарафану, по рубашке с длинными, до полу, рукавами, по массивным серебряным браслетам на запястьях. Остальные девушки были одеты и бледнее, и скромнее.

   – Мы так и пойдем, – с вызовом сказала она, неприязненно глядя на менеджера.

   Тот радостно закивал, взял ее под локоток. От Леи пахло какими-то странными духами: травяной горечью, шиповником. У него закружилась голова.

   – С вами желает познакомиться наш постоянный клиент, – слегка приврал он. – Егор Вишняков.

   Лея поморщилась – она была наслышана об этом господине. Вот они, плоды популярности. С другой стороны, отказать неудобно. Клуб «Спичка» не поскупился на гонорар за выступление пока далеко не звездной группы. Если отказать их клиенту, следующего раза может не быть.

   Лея спиной чувствовала взгляды подруг – любая из них с восторгом займет ее место. У них на лбу написан вопрос: «Чем она лучше нас?» Надо соглашаться…

   – Не вижу ничего предосудительного в том, что вы познакомитесь с господином Вишняковым, – бубнил менеджер. – Он весьма импозантный, щедрый мужчина. Ничего лишнего себе не позволит, я гарантирую.

   Вишняков встал, увидев входящую в зал Лею, поспешил навстречу.

   – Я очарован вашим талантом, – неожиданно смутился он. – Околдован вашим дивным голосом…

   «Что он несет? – губы менеджера самопроизвольно разъезжались в саркастической ухмылке. – Какой голос? Сейчас техника из вороны соловья сделает!»

   Он вспомнил, что вторая часть программы будет в живом звуке. Вероятно, Вишняков раньше имел возможность слышать Лею…

ГЛАВА 5

Катя ходила кругами, заглядывая в спальню. Астра слишком долго сидит у зеркала. Видно, любит своего жениха, раз так тщательно прихорашивается. Раньше она и десяти минут на макияж не тратила. Расчешет волосы, мазнет по губам помадой – и готово.

   – Почему ты ничего себе не покупаешь? – изумлялась гостья из Богучан.

   Астра добродушно улыбалась.

   – У меня все есть, – объясняла она. – Одежда не должна бросаться в глаза.

   – Это еще почему? Наоборот…

   – Профессия обязывает.

   – Так ты ж не работаешь.

   – Временно. Вообще-то я занимаюсь… кое-чем…

   Глаза Кати, и без того круглые, превратились в два блюдца. Она взмахнула руками, словно собиралась взлететь.

   – Чем же таким ты можешь заниматься? – недоверчиво прищурилась она. Неизвестно, что пришло ей в голову, но Катя себе не поверила. – Да ладно, разводишь меня. Думаешь, раз я в медвежьем углу родилась, то совсем дура? У меня, между прочим, природная смекалка!

   Она не хотела показаться простофилей, поэтому молча засопела и отправилась на кухню, жарить блинчики. Они у нее получались тонкие, ровные и просто таяли во рту.

   – Иди обедать, – спустя сорок минут позвала она. – Пока блины горячие. Нельзя же на голодный желудок по музеям ходить. Слуша-ай, сколько можно ждать?

   Не получив ответа, Катя заглянула в спальню.

   – Чего ты там высматриваешь, в зеркале?

   – Гадаю, придет или не придет. Это не простое зеркало, оно из венецианского стекла. Видишь, амальгама золотистая?

   – Покажи! Ух, ты! Какая рама! Неужели позолоченная? Где ты его взяла?

   – Вынесла из горящего дома.

   Астра сказала чистую правду. Это зеркало с выбитым на обратной стороне именем ALRUNA принадлежало баронессе Гримм^Читайте об этом в романе Натальи Солнцевой «Свидание в Хэллоуин»^, у которой она работала компаньонкой. Во время пожара ей чудом удалось спастись. Когда дом загорелся, баронесса была мертва… и Астра взяла из ее вещей только «венецианское» зеркало.

   – Врешь, – опять не поверила Катя. – Все ты придумываешь. Артистка! Не зря ты в театральном училась.

   В доме баронессы был тайник – как раз в той самой комнате, где поселилась Астра. Она обнаружила в тайнике сухой корешок, завернутый в алую тряпицу, и флэшку. Корешок имел вид человеческой фигуры. Астра решила, что нашла мандрагорового человечка Альрауна – магического помощника, который оберегает своего хозяина и повсюду следует за ним.

   Альрауна она Кате показывать не рискнула. Сестра и так считает ее немного чокнутой. В чем-то она, наверное, права.

   – Ой! Блины небось остыли совсем! – спохватилась Катя.

   Она смирилась с посещением Третьяковки. Если туда с ними пойдет Матвей, жених Астры, она готова вытерпеть скучное блуждание по залам с картинами. А вечером он пригласил их в ресторан...

   * * *

   Кира сидела в салоне красоты, ждала, пока истечет время, положенное для окраски волос – она в очередной раз осветлила свою шевелюру. За окном шел снег, небо, улица и дома были белыми.

   В углу салона уже стояла искусственная елка в бегающих огоньках. Здесь начали готовиться к Новому году: развесили блестящую мишуру, расставили стеклянные кубы, наполненные золотыми шарами, – в духе современного дизайна.

   – Пора смывать, – сказала девушка-парикмахер.

   И Кира опустила голову на черную мойку, удобно устроившись в специальном кресле. Зашумела вода, запах краски смешивался с запахом шампуня. Кира закрыла глаза.

   – Теперь нанесем бальзам…

   Руки мастера порхали вокруг ее головы – вытирали, расчесывали, сушили, укладывали. Шумел фен, из динамиков доносились простенькие мелодии песен о любви. А есть ли эта любовь? Или люди создали ее, выдумали чудесную игрушку – от безысходности, от тоски? Чтобы было о чем мечтать, слагать стихи, петь… Чтобы впереди, в туманном будущем проступал мираж счастья.

   Когда Кира посмотрела в зеркало, она осталась довольна. Светлые шелковистые волосы обрамляли лицо с нежными скулами, с удлиненными глазами, с изломанной линией бровей. Такую форму природно-густым бровям Киры придал визажист, он же научил правильно пользоваться декоративной косметикой: выделять достоинства черт и сглаживать недостатки.

   – Только легкая неправильность делает лицо живым и прелестным. Нет безукоризненных линий, есть их гармоничное сочетание.

   Кира Сарычева с детства ненавидела свое имя и свою внешность, а более того – свою жизнь. Жалкое прозябание в богом забытом поселке с названием Сухая Балка не сулило ей ничего, кроме постылой работы, несчастливого замужества и горьких слез. Полная безнадёга. Пожалуй, она тоже сопьется, как ее мать, в молодости – первая певунья, плясунья и красавица. К матери сватались лучшие парни, а вышла она за матроса с буксира «Вольный», бесшабашного забияку с кудрявым чубом и маслеными глазами. Он играл на гармошке, всегда был навеселе, скалил белые зубы и целовался, как черт. Бабы сохли по нему, а он выбрал Маньку – за ее звонкий голос, за тонкий стан и пышную грудь, за точеные ножки, за ямочки на румяных щеках.

   Кира невзлюбила своего отца – его волосатые руки с толстыми пальцами, вытатуированными якорями и въевшейся в поры грязью; его потные тельняшки, гнилое дыхание и пьяную забористую ругань. Он бил жену, к дочери обращался не иначе, как шалава, а все деньги тратил на водку. С утра лица отца и матери, опухшие, синие, напоминали Кире каких-то упырей из фильмов-сказок.

   Вместо завтрака ее посылали собирать бутылки или покупать пиво «на опохмелку». Когда подросла и пошла подрабатывать посудомойкой в буфет, начали тянуть из нее деньги.

   – Сколько вы будете мою кровь пить? – однажды возмутилась она.

   На что отец обложил ее матом и пригрозил «выдрать как сидорову козу». Кира не испугалась, ей стало противно до тошноты.

   Единственным способом уйти из родительского дома в Сухой Балке было замужество. Однако пример матери отбил у Киры охоту идти этим тернистым путем. Уж лучше одной вековать.

   Судя по старым фотографиям, лицом и фигурой она уродилась в мамашу, ростом – в отца. Ее нелюбовь к ним Кира перенесла на нелюбовь к себе. Ей и в голову не приходило, что она далеко не дурнушка. Но желание вырваться из тягостного существования, похожего на стоячее болото, заставляло ее предпринимать попытки вынырнуть и глотнуть свежего воздуха. Несколько раз Кира ездила в Кострому, искала, кто бы взял ее на работу без образования. Как водится, предлагали распространять пищевые добавки и прочие товары, клеить объявления или разносить рекламу. Деньги мизерные, перспективы никакой. Просилась куда-нибудь секретаршей – безрезультатно. О дальнейшей учебе она и не думала – в школе едва тянула. Тройки ставили за участие в художественной самодеятельности. Их вокальный ансамбль «Орешек» даже брал на фестивалях и конкурсах призы. Карьера певицы представлялась Кире заоблачной вершиной, о которой она и не помышляла. Слух у нее был хороший, голосок так себе, а в музыкальной грамоте она ничего не смыслила. На выпускном вечере «Орешек» исполнил свою последнюю песню… о чем Кира не жалела. Страсти к вокалу она в себе не обнаружила – так, нравилось покрасоваться на сцене, повыпендриваться перед непритязательной публикой.

   Она регулярно покупала газеты и обводила фломастером объявления из раздела «Требуются на работу…», которые обещали легальное трудоустройство в Костроме. Отказы уже перестали ее разочаровывать.

   Однажды Кира случайно прочитала объявление о кастинге для съемок рекламного ролика. Сердце екнуло – а что, если это шанс «себя показать и на других посмотреть»? Хоть увидит, какой надо быть, чтобы ее взяли сниматься.

   В коридоре перед заветной дверью с табличкой: «Тихо! Идут пробы» – толпилась добрая сотня девушек. Кира ловила их пренебрежительные взгляды, чувствовала себя неуютно. Чего она сюда приперлась? Какой кастинг? С ее внешним видом только веником и шваброй орудовать.

   Из комнаты вышел парень лет двадцати пяти, встал у окна, распахнул створку и закурил. Он откровенно присматривался к кандидаткам на съемки, отворачивался, выпуская дым на улицу, и снова искал кого-то глазами. Кира невольно втянула голову в плечи, спряталась за спины других девушек. Но парень успел ее заметить и не отпускал, прямо-таки сверлил взглядом. Она готова была сквозь землю провалиться. Сейчас он при всех окликнет ее, выругает, опозорит и выгонит.

   Парень выбросил в окно сигарету и поманил ее пальцем. Слава богу, он хочет отчитать ее по-тихому, не прилюдно. На подгибающихся от волнения ногах, Кира приблизилась.

   – Я только посмотреть хотела… – пролепетала она. – Мне интересно… Я…

   – Выйдем, поговорим, – повел он головой в сторону лестницы.

   – Вы меня извините, я из Сухой Балки приехала, ничего не знаю…

   Он молча пробирался через толпу девушек, Кира старалась не отставать. У нее мелькнула мысль юркнуть куда-нибудь и сбежать, но она ее отбросила. Поймают, хуже будет.

   Парень спустился по ступенькам на один пролет. Она послушно следовала за ним. Он резко остановился, так, что Кира едва не налетела на него.

   – Ой!

   – Дай-ка глянуть… – он бесцеремонно взял ее за подбородок и повернул к себе. – Да стой ты, не брыкайся. Не съем.

   Кира замерла. Сердце бухало в висках и пятках.

   – Ничего, пойдет, – одобрительно кивнул парень. – А ну вот так… Отлично! И откуда ты взялась такая?

   – Из Сухой Балки…

   – Отлично! – повторил парень. – Из Сухой Балки – это то, что надо. Родители есть?

   – Ага, пьющие, – простодушно призналась она.

   – Хорошо, – опять одобрил он.

   Кира так не считала.

   – Что ж хорошего? Алкаши оба, горькие пропойцы. Все из дому тащат…

   – И тебе такая жизнь надоела…

   – Еще как надоела! Я хочу уехать он них, далеко, работу хорошую найти.

   – Правильно мыслишь, – похвалил парень. – Значит, ты на кастинг пришла? Сниматься решила? И какие у тебя таланты имеются?

   Кира неожиданно осмелела.

   – Я петь могу, танцую неплохо. Это у меня от матери. Отец на гармошке играет. У меня слух есть.

   – Слух! – засмеялся парень. – Вижу, бог тебя не обидел. Ты, наверное, послушной девочкой росла? И вот награда – беру тебя в свое шоу. Без всякого кастинга. У меня глаз верный.

   Кира поперхнулась, закашлялась, мучительно краснея под его взглядом.

   – Ну как, согласна?

   У нее от такого предложения дар речи пропал. «А вдруг, он девчонок вербует на панель? – метнулось в ее уме. – Паспорт отберет и будет держать взаперти, как собаку».

   – Я… не проститутка…

   – Да что ты? – удивился он. – Правда? Спасибо за предупреждение. У меня, кстати, не публичный дом, а музыкальное шоу. Я вообще-то принял тебя за будущую артистку – звезду эстрады.

   Она открыла рот, так и застыла.

   – Как зовут тебя?

   – Кира…

   – Имя колючее, грубое… Мы его поменяем, – как будто она уже дала согласие, рассуждал парень. – Волосы, к счастью, длинные – не надо будет отращивать. Фигурку в порядок приведем, мордашку подчистим, подкрасим. Двигаться научим, у нас хореограф – зверь, три шкуры дерет с таких, как ты. Уроки вокала будешь брать…

   У Киры все поплыло перед глазами. Неужто она спит и видит волшебный сон?

   – Ну нам здесь больше делать нечего, – сказал парень. – Паспорт у тебя с собой?

   – Ага…

   – Тогда пошли.

   Так Кира оказалась зачисленной в непонятный коллектив, где девушки и юноши обучались танцам, пению и правилам хорошего тона. Деньги ей платили смешные, но зато занимались всерьез и жилье предоставили бесплатное. Тесное, убогое, но она и такому была рада. Изредка на тренировку или «репетицию», как выражался их молодой продюсер, приходили женщины или мужчины – выбирали какую-нибудь девушку или парня и забирали с собой.

   – Наш коллектив – кузница кадров для столичного шоу-бизнеса, – однажды проговорился продюсер. – Ох, чует мое сердце, ждет тебя, красавица, большая сцена!

   Кира уже перестала в это верить, когда на «репетицию» заглянул респектабельный господин, которому она сразу приглянулась. Он показал пальцем в ее сторону.

   – Эту я забираю…

   Они с продюсером долго шушукались в углу. Наконец достигли компромисса.

   – Иди сюда, – подозвал ее господин. – Поедешь в Москву. Будешь петь в моей группе. Я – Роман Калганов. Слышала?

   Все стремительно изменилось в жизни Киры. Даже имя.

ГЛАВА 6

Матвею нравилась кухня ресторана «Вена», и он решил побаловать молодых женщин австрийскими блюдами.

   – Закажем белое вино этого года. Молодое, в Австрии его называют хойригер. Вы не против?

   Катя сказала «да!» с видом знатока молодых вин. Она исподтишка рассматривала деревянные панели отделки зала, лепной потолок, люстру с хрустальными подвесками. Каждый столик украшали свечи в стеклянных подставках и низкие букетики живых цветов.

   Из горячих блюд Матвей предложил женщинам на выбор жареного цыпленка с картофельным салатом или венское жаркое из фарша.

   – Мне цыпленка, – сказала Катя.

   Матвей уговорил Астру попробовать жаркое.

   – У них бесподобный повар. Знает секрет!

   Катя, изучив убранство зала, переключилась на жениха сестры. «Красивый, – думала она. – Астре не мешало бы похудеть. Такого мужчинку вмиг отобьют. Вон, девицы за соседним столиком так и зыркают!»

   Матвей привлекал внимание. Высок, строен, широкоплеч, пластичен. Просто неотразим. Темные волосы и светлые глаза – убийственное сочетание.

   Молодое вино слегка ударило в голову. Астра улыбнулась, вспоминая хождение по картинной галерее. Третьяковка погрузила Катю в транс. Если бы не Матвей, который забавлял ее своими комментариями, Катя превратилась бы в сомнамбулу. Зато в ресторане она оживилась – смотрит по сторонам, с удовольствием слушает его болтовню. Ну и славно…

   После дела о Кинжале Зигфрида в жизни Астры наступило затишье. Нет сомнений, что оно на исходе. Приближается новое расследование – его приметы Астра увидела в зеркале. В золотистом тумане на мгновение возникли очертания новогодней елки, Деда Мороза и Снегурочки.

   Она поделилась догадками с Матвеем.

   – Конечно, дорогая, – рассмеялся он. – В конце декабря, если ты помнишь, люди обычно празднуют Новый год.

   Официант принес жаркое и цыпленка на подогретых тарелках, и все занялись едой.

   – Когда-то я сама, будучи компаньонкой баронессы Гримм, готовила для нее шницели и пасту, – вспомнила Астра. – Кстати, получалось очень неплохо. А вечерами мы сидели у камина, смотрели на догорающие поленья…

   Она умолчала о том, как уходила к себе и раз за разом просматривала флэшку со странным содержанием, найденную в тайнике.

   Эти отрывочные, как будто не связанные по смыслу эпизоды она считала пророчествами, которые оставил мертвый убийца. Красивая змея, извиваясь, ползет по стволу могучего дерева… охотники за диким кабаном, которых поглощает густой туман… мрачные своды замка и булькающий над старинным очагом котелок… бронзовая русалка с чешуйчатым хвостом, сидящая посреди водоема... венецианский карнавал… любовники в масках… отрубленная голова на золотом блюде… старинная усадьба… сожжение соломенного чучела… звездная россыпь на ночном небе… статуя Афродиты в венке… корова, жующая траву… виселица с повешенным… туристы, бросающие монетки в фонтан…

   Кое-что уже исполнилось, остальное ждет своего часа.

   – О чем задумалась? – дотронулся до ее руки Матвей.

   К их столику подошел метрдотель, принес бутылку вина и блюдо с шоколадными пирожными.

   – Это госпоже Ельцовой от господина Вишнякова, – поклонился он. – Вот его визитка.

   Вишняков… эту фамилию она уже слышала. На визитке – его телефоны и надпись от руки: «Можете уделить мне полчаса? Очень нужно поговорить».

   В зале половина столиков не были заняты. Позже посетителей прибавится, а сейчас вся публика на виду. Импозантный мужчина лет сорока приподнялся и сделал приветственный жест. Астра пыталась вспомнить, знакомы они или нет.

   – Ой, пирожные! – обрадовалась Катя. Она быстро расправилась с цыпленком и подумывала, как бы деликатно намекнуть на десерт. – А где же кофе?

   Матвей заказал себе со сливками, дамам черный «мокко».

   – Здесь уйма калорий, – пробормотала Катя, уписывая пирожные. – В жизни не ела ничего вкуснее.

   Официант принес кофе, воду в стаканах и сахар.

   – Вода-то зачем? – недоумевала Катя.

   – Господин Вишняков просит вас за свой столик, – склонившись к Астре, сказал официант. – Что ему передать?

   – Я подумаю.

   – Извините…

   Официант отошел, а Матвей укоризненно покачал головой.

   – Надеюсь, ты не собираешься потратить вечер на этого Вишнякова?

   – Может быть, это потенциальный клиент. Я только узнаю, что ему нужно. Наверное, нас где-то знакомили – на каком-нибудь фуршете или банкете. Давно. – Астра встала, – Я ненадолго.

   Матвей со смешанным чувством досады и восхищения смотрел, как непринужденно она идет через зал, какая у нее исполненная достоинства походка.

   – Простите, не припомню, где мы встречались, Егор Николаевич, – светским тоном произнесла Астра, опускаясь на стул, поданный господином Вишняковым.

   – На какой-нибудь невыносимо скучной вечеринке или презентации. Какая разница, несравненная Астра Юрьевна? Ваш отец – президент компании «Юстина», не так ли? Я не раз прибегал к его услугам, а теперь вот решил обратиться к вам. Хорошо, что мы оба сегодня ужинаем в «Вене». Это удача. Я верю в судьбу.

   – Но я не имею отношения к компании.

   Вишняков выглядел уставшим и встревоженным. Одет он был с иголочки, и светлый галстук освежал его лицо.

   – Речь пойдет не о страховых полисах, Астра Юрьевна…

   – Можно просто Астра.

   – Хорошо. У меня к вам не совсем обычное дело. Одна особа рекомендовала вас, как… – он запнулся. – Вы обладаете экстрасенсорными способностями? Можете видеть жив человек или мертв, где он находится, что у него на уме?

   – Я не умею читать мысли, если вы об этом. И я не предсказательница.

   – Вы помогаете людям в очень щекотливом положении, когда они… не надеются разрешить ситуацию другим способом. Я имею в виду сложные случаи… личного порядка.

   – Лучше расскажите, что с вами стряслось, – располагающе улыбнулась Астра.

   – Сначала я должен знать, возьметесь вы распутать этот клубок или нет? Я не могу довериться вам, пока вы не дадите согласия.

   Господин Вишняков не привык быть в роли просителя и ощущал крайнюю неловкость. Астра не казалась ему надежным человеком, способным разобраться в проблеме. Однако более подходящей кандидатуры не было. Вишняков не мог пойти с этим в детективное агентство – он не хотел попасть в смешное положение. Астра все-таки относилась к близкому ему кругу, и ее не интересовали деньги в той степени, когда люди пускаются во все тяжкие ради лишней тысячи долларов. Кроме того, ей легче будет понять его…

   Разумеется, он ей заплатит. Он всегда щепетилен в расчетах. Эта молодая женщина не обязана ломать голову над чужими загадками.

   – Мне говорили, у вас особый метод, – понизив голос, произнес Вишняков. – Вы прибегаете к подсознанию и задействуете неизведанные резервы психики.

   – Давайте без научных терминов.

   – Так вы беретесь?

   Астра вспомнила скептическое выражение на лице Матвея. Что он теперь скажет?

   – Пожалуй… да.

   * * *

   Костромская область. Деревня Сатино

   Бригадир плиточников нервничал – хозяин подгоняет, хочет за неделю до Нового года покончить с ремонтом.

   – Успеем? – спрашивал он в каждый свой приезд.

   – Постараемся…

   Строители старались, но на сроки влияли разные факторы: дорога, которая вела к дому, оставляла желать лучшего, с доставкой материалов возникали задержки, электричество частенько отключали. Глубинка, какие тут порядки? Зима и вовсе внесла свои коррективы. Снег выпал, на провода налип – неделю света нет. Мороз ударил, отопление из строя вышло – приходится печки топить. Газ сюда не дотянули, а котлы на электричестве. То одного не хватает, то другого. Мастер себе руку повредил, его работу выполнять некому. Бегай, ищи – и ведь не какого попало плиточника, а хорошего специалиста.

   Такая же картина наблюдалась у паркетчиков, сантехников, столяров – у всех.

   Прораб сперва наложил табу на спиртное, потом сам же отменил. Стресс как-то снимать надо?

   Господин Борецкий – человек богатый, но со странностями. Зачем-то дом этот ветхий приобрел, решил придать ему прежний вид, чуть ли не отреставрировать. Кто ж помнит, какая тут была внутренняя отделка? Легче новое здание построить, чем старое латать.

   – Нынче каждый барином желает быть, – ворчал прораб. – Им уже мало трехэтажный коттедж отгрохать, им помещичий дом подавай, усадьбу, имение. Слава богу, хоть не царский дворец! Выкупят развалюху с парком, который больше похож на лес, и пытаются в нем Версаль устроить. Думают, что так они из бандитов аристократами станут. Только ведь голубую кровь в жилы не зальешь – она от рождения дается.

   – Чтобы к концу декабря здание было пригодно для проживания! – потребовал Борецкий. – Иначе заплачу вдвое меньше обещанного.

   Работяги приуныли, однако делать нечего. Торопились, как могли. «Успеваем? – прикидывал прораб. – Почти. Если плиточники не подведут, есть шанс встретить Рождество с деньгами». Жена-полька обратила его в католическую веру, и теперь прораб в первую очередь заботился о религиозном празднике, а потом уже о светском.

   «Куча недоделок не в счет, – рассуждал он. – Это потом можно наверстать. Главное, чтобы в доме были готовые комнаты, зал, кухня, работало отопление и санузлы. Старина стариной, а комфорт должен быть на современном уровне. Борецкий справедлив, но строг – оплошности не спустит».

   Положа руку на сердце, прораб возводил на хозяина напраслину. На бандита господин Борецкий не походил – вел себя пристойно, деньгами не сорил, но и не жадничал, до нецензурщины не опускался. Умел держать данное слово, без нужды людей не оскорблял. И место для «усадьбы» выбрал красивое – бывший помещичий дом с парком, с окрестными угодьями, правда, сильно запущенный. Сейчас мода пошла выкупать имения бывших князей да графов, отстраивать и воссоздавать дворянский быт.

   Прораб невольно проникался настроениями людей, которые его нанимали. Те, для кого период накопления капитала окончился, хотели пожить в свое удовольствие. А кто, кроме помещиков, умел жить со вкусом? Вдали от придворных интриг, борьбы за место под солнцем, политики, на лоне природы, в тишине, в покое… в умиротворенной размеренности.

   К дому вела дубовая аллея. Борецкий велел ее расчистить. Голые деревья стояли по пояс в снегу, в глубине парка стволы терялись в синей морозной дымке. Дышалось легко, хорошо. Деревня Сатино лежала чуть поодаль, за полями, на белом пологом холме, – деревянные домики казались игрушечными, как на рождественских открытках. Только дым из труб шел настоящий. Вечерами в окошках теплились огни.

   Такого черного неба с крупными яркими звездами прорабу видеть не приходилось. Луна тоже была большая, ядреная, желтая, как золотое блюдо, – бередила душу. В ее свете все преображалось – и дом, и парк, и снег, и деревня вдалеке, – все становилось призрачным, ненастоящим. За стволами словно кто-то посмеивался, перешептывался, и по спине прохожего прокатывалась холодная дрожь.

   Мороз пощипывал ноздри, и прораб спешил обратно, в тепло, в душный воздух флигеля, где жили строители. Там было накурено, светло, шумно – безопасно; пахло дровами и жареным луком.

   – Что-то не так с этим местом, – однажды сказал прорабу мастер-печник. – Идешь, и будто тебе в спину глядит кто-то… Аж дыхание спирает.

   Борецкий наряду с паровым отоплением приказал оставить печи, – поправить дымоходы, облицевать изразцами, – на всякий случай. Случаи не замедлили посыпаться: то ветер провода порвал, то обледенение, то еще какая-нибудь оказия.

   – Автономный источник питания надо ставить, – советовал прораб. – Надежный, экономный. Все ведь на электрике – и насосы, и плита, и котлы.

   – Да знаю я, знаю! – вздыхал хозяин. – Не все сразу.

   Зато он настоял, чтобы вычистили и углубили оба колодца – одного мало будет. Особенно если гости приедут.

   Колодцы печника тоже пугали. Он был человеком суеверным, и страх его усугублялся ожиданием чего-то недоброго. В один из вечеров, когда свистела метель, а обесточенный дом погрузился в кромешную тьму, печник отправился по воду. Прибежал он со двора с неприсущей ему прытью, зеленый от ужаса.

   – Ведро-то пустое, – развеселились работяги. – Ты чё, дед, забыл, зачем тебя к колодцу послали? В чайник же налить нечего.

   Печник с трясущимися губами дернул головой, бросил ведро и забился в свой угол. Пришлось по воду идти парню, который дежурил по кухне.

   Это происшествие дошло до прораба, и он принялся расспрашивать деда, что да как. Тот и признайся – видел, мол, девушку у колодца: она стояла и волосы расчесывала. Сама золотистая и прозрачная, как лунный свет, а волосы – черные, смоляные.

   – Какая луна? Какой свет? – рассвирепел прораб. – Темень стояла, хоть глаз выколи! Что ты за бредни придумываешь? Ты мне так всех рабочих переполошишь. Парень-то, что после тебя воды принес, никого у колодца не встретил. Может, ты выпил лишнего?

   – Дак… я что? Я молчал… Вы сами ко мне пристали с расспросами… – обиделся печник. – А водку я не пью. Язва не позволяет.

   Прораб потому так близко принял к сердцу эту историю, что ему самому черт знает какая чепуха мерещилась.

   – Почему никто больше не жалуется? – злился он.

   Печник только разводил руками. Скорее бы работу закончить и уехать домой. Он жил не в Сатине, а в соседней деревне, и печи ладить его всюду звали. Лучшего мастера было не сыскать.

   Недоразумение быстро забылось, ремонт шел своим чередом. Но и время не стояло на месте. Приближалась середина декабря, а на холл не хватило плитки.

   – Ты без ножа режешь, – отчитывал прораб бригадира плиточников. – Как ты считал? Как мерил? С понедельника начнут завозить мебель.

   – Ну, ошиблись мы…

   – Делай что хочешь. Сам поезжай за плиткой! Машину я тебе дам, но чтобы до понедельника все доделали!

   Было сумрачно. Дул ветер. У крыльца за день намело сугробы. Только после обеда метель утихла. Прораб вышел распорядиться по поводу машины, и его взгляд невольно упал на колодец. Кто это там? Женский силуэт мелькнул и рассеялся во мгле… или просто обсыпался с веток накопившийся снег?

ГЛАВА 7

Москва

   – Видите ли, со мной произошло весьма странное происшествие, – заговорил Вишняков. – Даже не знаю… с чего начать.

   Астра бросила взгляд на оставшихся вдвоем за столиком Матвея и Катю. Сестра с наслаждением поглощала пирожные. «Жених» пил кофе. Он не оборачивался, но не было сомнений, что внимание его течет к Астре, к тому, о чем она беседует с респектабельным господином за бутылочкой хойригера.

   Вишняков замолчал, и Астра не торопила его. Ему нужно время, чтобы преодолеть смущение, ведь обращаться за помощью к женщине – тем более, со щекотливой просьбой – для него в новинку.

   – Этот ресторан – словно маленький уголок Вены посредине Москвы, – отвлеченно произнес он. – Вы бывали в Австрии?

   – Один раз, с мамой, на кинофестивале. Она мечтала о карьере актрисы. Я тоже актриса по профессии, но, к сожалению, не по призванию. Так после учебы ни разу и не вышла на сцену.

   Вишняков оценил ее откровенность.

   – А мне приходилось бывать в Вене. Там царит культ услуг. Портье, официанты, таксисты, продавцы просто излучают вежливость. Я люблю маленькие уютные кафе и музыку. Штраус, Моцарт…

   Он все не решался перейти к сути дела. Что-то его останавливало. Возможно, опасение быть не понятым.

   – Доверьтесь мне, – сказала Астра. – Я умею выслушивать самые невероятные истории.

   – Да, простите. Не буду отнимать у вас время понапрасну.

   Вишнякову было невыносимо осознавать, что женщина проявляет сочувствие и пытается его успокоить. Сильный пол должен оправдывать свое название!

   – Признаться, я несколько растерян… Ну да ладно. Начну издалека… Вы что-нибудь слышали о поп-группе «Русалки»?

   – Я не увлекаюсь подобной музыкой.

   – Я тоже. То есть… – он смешался. – Мне нравятся молодые девушки… ну, вы понимаете. Когда они поют и ритмично двигаются, в этом есть нечто завораживающее. Знаете, кто такие сирены? Морские нимфы или морские девы, которые своим чарующим пением заманивали моряков в гиблые места. У них – рыбьи хвосты вместо ног и острые птичьи когти. Зато тела этих созданий блистают вечной молодостью и красотой, обещая неземные наслаждения. Может быть, образы сирен порождены скукой и воздержанием, одолевающими мужчин в длительных путешествиях через океан?

   Астра улыбнулась.

   – Не иначе! Одиссей, кажется, тоже страдал этой разновидностью «морской болезни». По крайне мере, проплывая мимо острова сирен, он приказал своим спутникам залепить уши мягким воском, а себя крепко привязать к мачте. О, плыви к нам, великий Одиссей! – нараспев продекламировала она. – Чтобы насладиться нашим пением! Все знаем мы… что претерпели по воле богов под Троей греки, и что делается на земле…

   – Теперь я вижу в вас актрису. – Вишняков постепенно освобождался от сковывающего его напряжения. – Как бы там ни было, а русалки присутствуют в мифологии многих народов. Они… мм-м… необычайно популярны. Тому должна быть причина.

   – Наверное, когда-то вы были моряком и влюбились в морскую деву, – пошутила Астра.

   Вишняков воспринял ее слова с неожиданной серьезностью.

   – А знаете… может быть. Я не думал об этом в таком ключе.

   – Вы хотите, чтобы я избавила вас от пагубной страсти к русалкам? Или мне следует отвадить их?

   Егор Николаевич рассмеялся. Они уже разговаривали как старые добрые приятели.

   На маленький помост в углу зала, где стоял рояль, вышли музыканты – скрипач и пианист. Заиграли Штрауса. Публики в ресторане прибавилось.

   – Вы меня развеселили. Конечно же, нет. Все куда более запутанно… или прозаично. Посмотрите на ситуацию трезвым взглядом, не зачарованным голосами сирен. Мне нужен сторонний наблюдатель…

   – Так изложите ситуацию. А то я теряюсь в догадках.

   – В сущности, все как будто обыкновенно и даже… пóшло, – скривился Вишняков. – Меня пригласили на одну частную вечеринку, где выступали «Русалки» – та группа, о которой я упоминал. Пять девушек, весьма не примечательных: рыжая, две беленьких и две черненьких. Пели, пританцовывали, потом исполнили что-то вроде фольклорной сценки, в народных костюмах… Сам не пойму, что меня привлекло в их солистке. Девица кружилась, размахивала длинными, чуть ли не до пят, рукавами под гудение дудок и битье в бубны. Идольская пляска! Глупо звучит, но я глаз не мог от нее отвести. Не знаю, как реагировали другие, мне было не до них. А меня она словно приковала к себе. Помните сказку про Царевну-лягушку? Уж она плясала-плясала, вертелась-вертелась – всем на диво! Махнула правой рукой – стали леса и воды; махнула левой – стали лететь разные птицы. Верите? Я приехал домой, отыскал сказку и перечитал. Там у Лягушки, жены Ивана-Царевича, на пиру тоже длинные и широкие рукава были. Она в один рукав вино лила, в другой кости бросала…

   – …а жены старших царевичей ей подражали, – подхватила Астра. – Как не помнить? Потом они принялись руками махать, только эффект оказался не тот. Вместо озера и лебедей, которые должны были появиться на диво гостям, царю в глаз косточка попала. Он обиделся.

   – Да-да… – Вишняков снова стал рассеянным и говорил бессвязно, думая о том, что его беспокоило. – Есть такое меткое народное словцо – «присушила». Видимо, такое случается, даже в моем возрасте. Я… мне тридцать семь, успел дважды жениться и развестись. Жизненного опыта мне не занимать. И вдруг совершенно глупо попал под влияние молодой и распущенной женщины… Все эти провинциальные девицы охотятся за состоятельными мужьями. Ради них они приезжают в Москву, прыгают полуобнаженные по сцене… подписывают любые контракты с ловкими продюсерами и даже ложатся с ними в постель. Обязательно ложатся! – убежденно повторил он. – Как можно не понимать их мотивов, думал я. Легко рассуждать о других, когда тебя самого это не касается. А вот коснулось и… я про все забыл. Здравый смысл умолк, и заговорила дикая совершенно страсть, какое-то… безумное вожделение. Мгм-м…

   Он прочистил горло, преодолевая неловкость.

   – Вы не преувеличиваете?

   – Нисколько. Я люблю женщин… всегда любил. Из-за чего оба моих брака распались: жены не нашли в себе сил терпеть мои похождения. Я скорее циник, чем лирик. Легко зарабатываю деньги, легко трачу, еще легче нахожу себе подруг и расстаюсь с ними, удовлетворив желание и утолив потребность в новизне, некоем романтическом начале. Романтика быстро выветривается, как только я вступаю в близость с женщиной и вижу, что она… мало отличается от всех остальных. Простите…

   – Ничего, продолжайте, – улыбнулась Астра.

   Он налил себе и ей вина в бокалы, выпил. Она сделала пару глотков. Вино имело кисловатый вкус зеленого винограда.

   Музыканты закончили одну пьесу и заиграли вальс.

   – В общем, как вы уже догадались, я захотел познакомиться с этой девушкой, Леей, – заговорил Вишняков.

   – Ее действительно так зовут, или?..

   – Псевдоним, разумеется. «Русалки» все выступают под вымышленными именами. Чара, Бэла – довольно безвкусные прозвища, как и репертуар. Словом, я выбрал ночной клуб средней руки – приличный, но не из самых престижных, – и заказал шоу «Русалок». Менеджер клуба обо всем договорился… Лишние подробности я опущу, с вашего позволения. Все шло своим чередом. После первой части программы я пригласил солистку за мой столик. Ничего необычного в ней не было: стройная длинноволосая блондинка с пышной грудью, каких на эстраде навалом. Мы побеседовали… Умом девушка не блистала, я испытывал разочарование… и вместе с тем странное любовное томление. Не скрою, очень захотелось мм-м… переспать с ней и поскорее избавиться от наваждения. Я все думал, как бы поизящнее намекнуть даме… Не успел. Она вдруг встала и заявила, что пора готовиться к выступлению. Я не посмел удерживать…

   – И что?

   – Она ушла. Ее подруги ели за угловым столиком – кстати, в ту ночь их почему-то было не пятеро, а четверо. Точно! Трое сидели и закусывали, а солистка удалилась. Я посидел немного и последовал за ней. Комната для артистов находится в конце коридора. Я ни о чем не думал, просто шел, влекомый непреодолимым желанием. Не знаю, что я собирался делать, в голове образовалась м-мм… звенящая пустота. Вам знакомо это состояние, когда вы словно уже ощущаете оргазм… предвосхищаете его... в воображении? Впрочем, воображение ли это? Какая-то сила начинает управлять вами против вашей воли, а вы… не оказываете сопротивления…

   – Эрос! – выразительно произнесла Астра.

   Вишняков очнулся, его туманный взгляд просветлел.

   – Эрос?... М-да… вероятно…

   Он замолчал, потянулся за вином. Бутылка опустела, и официант принес другую. Астра ждала, прикидывая, что же произошло там, в клубе, между этим мужчиной и солисткой «Русалок».

   – Я толкнул дверь – она оказалась не заперта – и увидел в полумраке ее, Лею. Горел маленький зеленоватый светильник. Вероятно, я уже был пьян, потому что комната показалась мне… подводным царством.

   Астра наклонила голову, скрывая улыбку. Она могла бы и не делать этого – Вишняков, окунувшись в прошлое, перестал замечать все вокруг.

   – Я шагнул к ней – она не отстранилась, прильнула ко мне… ее руки тонули в рукавах. Она показалась мне красавицей, со сладкими губами и горячим телом… совсем не той девушкой, которая пела и танцевала на сцене. Совсем не той… Я чувствовал ее огонь сквозь плотную ткань одежды. Мне даже не пришлось ничего говорить, ничего объяснять ей… В дверь внезапно постучали: громко, требовательно. Это были охранники клуба. Она оттолкнула меня и бросилась в сторону, к ширмам для переодевания. Охранники вели себя корректно, но непреклонно. «Извините, но наши правила не позволяют посетителям заходить в комнату артистов, – заявили они. – Вы можете встретиться с девушкой за пределами клуба. А сейчас просим вас вернуться в зал». Я вынужден был подчиниться. Не устраивать же скандал или драку? Это не в моем стиле. Признаться, я был ошарашен своей несдержанностью. У меня и мысли не возникало врываться к артисткам – ничего такого. Затмение ума!

   – Вам пришлось уйти?

   – Конечно. Она… Лея… не проронила ни звука – я не видел, что она делала. Наверное, спряталась за ширмы. Я хотел обернуться, но мои шея и спина задеревенели, я не мог пошевелиться. Охранники проводили меня к столику. Не помню, как я шел. Я сел, как в дурмане… плохо соображая, что произошло. Я еще чувствовал сильное возбуждение и тепло женского тела. – Увлекшись, Вишняков не подбирал выражений, не старался выглядеть пристойно. У него пересыхало в горле, и он пил вино, как воду. – Объявили вторую часть выступления девушек. Но они так и не вышли.

   – Вообще не стали выступать? – удивилась Астра.

   Он покачал головой.

   – Нет. Мне уже полегчало… я имею в виду… Черт, не важно! Я подозвал менеджера, которому заплатил кругленькую сумму, и спросил, в чем дело. Оказалось, Лея исчезла… а без солистки девушки петь отказались. Ни для кого не секрет, что они выступают под фонограмму, а эта часть идет у них в живом звуке. Поэтому без Леи ничего не получится.

   – Куда же она делась?

   Господин Вишняков развел руками.

   – Ума не приложу. Сначала я подумал, сбежала из клуба. Через окно, например, или, никем не замеченная, воспользовалась черным ходом. Верхняя одежда девушек находилась там же, в отведенной для них комнате. Чего ей стоило накинуть на себя курточку и… Я не стал ничего больше выяснять – честно говоря, это меня взбесило. Что за блажь? Деньги уплачены, а… Хотя, не в деньгах дело. Я уехал домой и до сих пор не могу прийти в себя.

   Астра молчала. Чего он хочет? Отыскать непокорную солистку «Русалок» и примерно наказать? Или взыскать не отработанную сумму? Так с этими вопросами не к ней. Она уже открыла рот, чтобы объявить свой вердикт, но Вишняков ее опередил. Очевидно, выражение лица выдало ее мысли.

   – Вы неправильно меня поняли. Выслушайте до конца…

   – О чем вы с ней беседовали? С Леей… Она вам как-то представилась, рассказала о себе?

   – Нет. Я поинтересовался ее псевдонимом – оказалось, это производное от Лорелея. Знаете, над Рейном существует скала с таким названием. На ней сидит красивая девушка, расчесывает длинные волосы и своим пением завлекает рыбаков. Что-то из Гейне. Мой приятель из Германии показывал мне эту скалу.

   – Девушку тоже зовут Лорелея?

   – Именно так. Вслушайтесь, как это звучит – словно вода, журча, перекатывается между камней…

   – Значит, настоящего имени певица вам не сказала?

   – Нет. Я не стал допытываться – принял ее слова за игру, женское кокетство. Потом, когда она… когда я решил сам найти ее… позвонил продюсеру группы Роману Калганову. Он наотрез отказался говорить. Просто отключил телефон. А со мной начали твориться странные вещи. По ночам, во сне ко мне приходит девушка – бледная, прекрасная, с длинными светлыми волосами и шепчет: «Плету, плету саван покойнику, плету покров мертвецу…»

   * * *

   Костромская область. Деревня Сатино

   – Несите сюда… Осторожнее по лестнице…

   Господин Борецкий сам руководил разгрузкой и расстановкой мебели. Отреставрированные в специальной мастерской шкафы, столы, буфеты и диваны XIX века не представляли музейной ценности, но обошлись недешево. Часть он приобрел с рук, часть – в антикварных магазинах, выложив не запредельную, но ощутимую для его кошелька сумму. Борецкого нельзя было назвать ни расточительным, ни скупым. Он тратил в меру, не выходя за рамки своих возможностей.

   – Самое дорогое не обязательно самое лучшее, – любил повторять он, выбирая вещи.

   Понедельник выдался морозный, светлый. Все блестело. Парк стоял серебряный, ослепительный в лучах зимнего солнца. На крышу дома намело снега. Примыкающую к входу аллею и крыльцо с утра успели расчистить, а флигель тонул в сугробах.

   Борецкий, в шубе нараспашку, без шапки, с красными щеками бегал со двора в дом и обратно, покрикивал на грузчиков, давал указания рабочим. Привезенная им из города экономка, – как он называл домработницу, – обходила комнаты, осматривалась, готовилась взять бразды правления в свои руки. Илья Афанасьевич приказал к Новому году все обустроить, подготовить к приему гостей. Он что-то грандиозное задумал, настоящие святочные гулянья закатить – во всю широту русской души.

   Коренной костромич, Борецкий поднялся на перевозке грузов по Волге, на торговле рыбой, лесом, и недавно обзавелся собственной маленькой флотилией. Его мечтой был пассажирский красавец-пароход, роскошно отделанный в стиле ретро, как «Ласточка» господина Паратова из кинофильма «Жестокий романс». Переезд в Москву не отбил у него охоту прокатиться по Волге на собственном пароходе.

   Другую свою мечту – обзавестись помещичьей усадьбой – он уже осуществил.

   – Ну как, Ульяновна, нравится тебе здесь? – спрашивал он дородную экономку, похожую на купчиху, – с забранными в узел волосами, в темном, наглухо застегнутом платье, в накинутом на плечи пестром платке. – Правда, хорошо? По-нашему, по-домашнему. Я потом за флигелем баню велю срубить. Любишь париться?

   – Люблю, – степенно отвечала женщина.

   Она относилась к Борецкому как к сыну. С женой хозяину не повезло, хилая попалась, квелая, ни к чему не пригодная, – ни к домашним хлопотам, ни к работе, ни к деторождению. Жили супруги раздельно уже годков семь, но официально не разводились.

   – Вы бы на улицу не выскакивали без шапки-то, – сказала ему Ульяновна. – Декабрь нынче лютый. Небось все двадцать пять градусов морозу. Простудитесь, а мне потом горчичники ставь.

   – Так ведь тебе в радость…

   Борецкий относился к Ульяновне уважительно, прислушивался к ее мнению и даже мог спросить у нее совета по поводу крупной покупки или продажи. Чутье экономку еще ни разу не подводило. Как скажет – так все и исполнится. Видно, и вправду она купеческого роду-племени.

   Сам Илья Афанасьевич слыл человеком со странностями. С детства имел склонность к старинному укладу жизни, к народным гуляньям, ко всему исконно русскому – от одежды до пищи, приготовленной в печи. Если бы не бизнес, то ходил бы в шелковой косоворотке, в поддёвке^Длинная верхняя мужская одежда в талию, с мелкими сборками^, в сапогах; ездил бы на лошади. А так – положение обязывает. Костюм, галстук, туфли, карманный компьютер, сотовый телефон, новенькая «Ауди». Но отдыхать все равно предпочитал на Волге – ловить рыбешку, ходить на охоту, сидеть ночью у костра… Телевизор не смотрел принципиально, зато в свободное время с удовольствием читал.

   Литературные пристрастия его имели большой разброс. «Мысли» Блеза Паскаля были настольной книгой Ильи Афанасьевича. Он постоянно обращался к трудам сего французского философа и ученого, который творил в восемнадцатом веке, и находил там подтверждение собственным взглядам. Что человек есть «мыслящий тростник», и что трагедия его заключается в хрупкости и неустойчивости, в попытке сохранить равновесие на зыбком мостике между бесконечностью и ничтожеством.

   Еще Борецкий обожал пьесы Островского, называя их источником душевной мудрости. Паскаль – то мудрость ума, результат философских рассуждений. Русским же присуща некая языческая связь с природой, постижение мира через красоту и страдания, мучительные поиски смыла жизни.

   На его прикроватной тумбочке всегда лежал томик сочинений знаменитого драматурга. «Бесприданница», «Таланты и поклонники», «Бешеные деньги», «Сердце не камень» – разве не кладезь житейской мудрости, глубокой правды о людских слабостях и величии характеров?

   То, что Островский жил и написал множество своих пьес в деревне Щелыково Костромкой области, вовсе не казалось Борецкому простым совпадением.

   – Только наша земля могла родить такой талантище! – твердил он.

   Илья Афанасьевич пару раз ездил в Щелыково, в мемориальный дом-музей, рассматривал личные вещи писателя и проникался духом подлинной обстановки, в которой жил и работал Островский. Любовался деревянной двухэтажной усадьбой, живописными окрестностями. Там и появилось у него желание приобрести нечто подобное, устроить такое же уютное, привольное поместье. Приглашать туда гостей, развлекаться, как деды и прадеды, чтить забытые обычаи.

   – Кому, как не нам, костромичам, возрождать славу земли русской? – напыщенно восклицал Борецкий.

   – Ты, Илья, совсем в патриархальщину ударился, – посмеивались над ним друзья. – Заведи еще в офисе порядок, как в боярском тереме. Секретаршу в сарафан наряди, вели за прялкой сидеть. Сам бороду отпусти, а деньги в сундуках запри. Вместо электричества – свечи, вместо телефона – голубиная почта.

   – Не надо утрировать, – сердито возражал тот.

   Однако прислушался, поубавил свой пыл. Но усадьбу в Сатине все же приобрел и начал облагораживать. Теперь будет здесь Святки праздновать – не в московской квартире, не в шумном ресторане, а в загородном доме, среди заснеженного одичавшего парка, под песню вьюги, под треск дров в печи.

   – Портрет куда вешать будем? – спросила Ульяновна, отвлекая хозяина от раздумий.

   Он с юности вбил себе в голову, что семья их ведет род от боярыни Марфы Борецкой, больше известной как Марфа Посадница, – супруги новгородского посадника Борецкого, после его смерти унаследовавшей владения и выступившей против Москвы. Она была заточена в монастырь, где погибла при невыясненных обстоятельствах.

   Илья Афанасьевич считал Марфу героиней и гордился таким родством, ничем, впрочем, не подкрепленным, кроме его собственного убеждения.

   – В большом зале, на почетном месте, – распорядился он.

   Портрет Марфы, написанный маслом по его заказу, занял центральную стену. Хозяин отошел на несколько шагов, любуясь картиной в массивной бронзовой раме, одобрительно качнул головой.

   – Хороша. А? Что скажешь, Ульяновна?

   Экономка во всем поддакивала. Марфа Семеновна на портрете и впрямь вышла царицей – легкая полуулыбка, исполненный достоинства взгляд, золоченый кокошник, жемчуга, вышитая накидка.

   – С вашей матушкой поразительное сходство!

   – Ты мне льстишь, – смутился Борецкий. – Все равно спасибо. Приятно осознавать, что…

   Их беседу прервал зычный голос прораба. Он, громко топая, появился на пороге зала.

   – Печнику заплатить надо, – сказал он. – Человек работу закончил, я принял. Печи у вас, Илья Афанасьевич, как в музее: зеленые изразцы, кованые заслонки. Я себе захотел такую же сделать.

   Прораб приблизился, оглянулся на Ульяновну и прошептал:

   – А дом того… освятить бы следовало…

   – Чего-о? – не понял Борецкий.

   – Освятить бы надо, говорю. Нечисто тут… Кабы беды не приключилось…

ГЛАВА 8

Москва

   Девушки с завистью поглядывали на густую, от природы вьющуюся шевелюру Юны.

   – Везет же некоторым, – вздыхала Бэла. – Ни завивка не нужна, ни особый уход. Растут волосы буйно, как сорняки на грядке. Мне бы такие! А то я и масла разные втираю, и феном стараюсь не пересушивать, а как расчешусь, сразу горсть волос долой.

   Рыжая «русалка» молча накладывала грим. В другой бы раз сплюнула, чтоб не сглазили, по дереву бы постучала. Но сейчас суеверия отступили на второй план: все мысли были заняты болезнью матери. Врачи не обнадеживали – сказали, необходима сложная операция. Лучше делать ее в Израиле или в Германии. А где таких деньжищ набраться? Одолжить не у кого. Девчонки сами на мели – Калганов прибыль гребет подчистую: на клипы, на новые костюмы для шоу, на аппаратуру, на рекламу, – а им дает только на еду, на тряпки и карманные расходы. По контракту – имеет право. Они заикнулись было, полушутя:

   – Когда ты нам зарплату прибавишь, Рома?

   Продюсер огрызнулся, показал перечень расходов.

   – На ваше же продвижение бабло трачу. Рты не разевать! Придет время, все у вас будет: и машины дорогие, и шубки меховые. А пока – терпите и вкалывайте.

   Юне досталось от него на орехи за трехдневное отсутствие.

   – Ты что себе позволяешь? – орал Калганов. – Как посмела уехать без спросу? Я тебя не отпускал.

   – Прости, Рома, сестра позвонила, что матери совсем плохо. Я кинулась по аптекам лекарства покупать, шприцы, капельницы. В нашем поселке больница никакая, ни препаратов нет, ни специалистов. Боялась, не успею все достать, привезти.

   – Ладно… – смягчился он. – Я ведь не зверь. Вхожу в ваше положение. Но и вы меня должны понимать. Я гонорар за выступление взял, а группа не в полном составе. Хорошо, что на сей раз с рук сошло, люди не дотошные оказались. Так вы все равно меня подвели! Еле отмазался.

   – Это не мы. Это Лея…

   – Так! Я сам знаю, кто виноват и что делать! Смотрите у меня, держите языки за зубами! Кто пикнет – вышвырну на улицу, туда, где я вас подобрал. Я с вами вожусь, вожусь, а вы… Только неприятностей мне не хватало! Разборок с таким, как Вишняков! Теперь в «Спичку» нам путь закрыт. Оставь вас без надзора! Овцы бестолковые…

   Он подошел к солистке, бесцеремонно взял ее за подбородок и зло процедил.

   – Веди себя правильно. Запомнила?

   Девушки притихли, отвели глаза. Почему никого из них Калганов не поставил на место Леи, не сделал примой? Почему они на вторых ролях?

   После недавнего выступления в «Спичке» у них началась черная полоса. Юна ходила, как туча, думала, где раздобыть денег на лечение матери. Просила у Калганова – тот не отказал, но дал немного, сославшись на «производственные издержки».

   – Такой суммы у меня нет. Ищи, спрашивай, может, еще кто-то раскошелится.

   – Кто? У меня в Москве ни одной живой души нет, кроме тебя и девочек.

   – Извини, Юна. Я предупреждал: придется туго. Шоу-бизнес – не благотворительная кампания. Здесь деньги добывают потом и кровью. Если я начну заниматься вашими родственниками, не видать вам известности, как своих ушей.

   Бэла приболела – у нее открылось кровотечение, она нервничала, принимала таблетки и отказывалась идти на обследование.

   – Моя старая проблема, – жаловалась она Мио, с которой сошлась ближе всех. – Дисфункция яичников. Надо пить гормоны, а от них поправляются. Толстуху Рома в группе не потерпит, выставит без сожаления. Какой смысл идти к врачам? Я знаю, что они скажут.

   Чара вторую ночь не спала, мучил зуб мудрости.

   – Только бы щеку не раздуло, – причитала она, разглядывая себя в зеркале. – Господи, что за напасть?

   Одна Лея держалась особняком, никаких разговоров не поддерживала и, казалось, полностью ушла в себя. Калганов строжайше запретил ей выходить из квартиры и отвечать на телефонные звонки. Мобильник он у нее отобрал.

   – Вы еще не звезды, а уже чуть ли не охрану нанимать приходится, – негодовал продюсер. – Меньше задницами крутите, больше внимания уделяйте вокалу. А то… ударились в стриптиз.

   – Ты же сам разрабатывал наши костюмы. И хореографию одобрил, – робко возражала Чара.

   – Недооценил вашу сексуальность.

   Рома лично сопровождал девушек на выступления, никого к ним не подпускал, а солистке приказал сразу после окончания программы уходить со сцены. На поклоны оставались только четыре «русалки». «Языческие игрища» он временно отменил, чему Лея несказанно обрадовалась.

   – Ты работай! – сурово приказал он. – Раскачиваться некогда.

    Жизнь в Москве не обманула ее ожиданий, но оказалась гораздо жестче, чем можно было предположить. Тяжелее всего девушка переживала отчуждение подруг. В чем она перед ними провинилась? Сама удивилась, когда Калганов назначил ее солисткой группы.

   – Я? А вдруг… не справлюсь?

   – Это уже моя забота. Справишься, или мы распрощаемся.

   Ее никто ни о чем не спрашивал. Она поняла, что мнение продюсера не обсуждается.

   – Ты контракт читала, когда подписывала? – сверкал глазами Рома. – Я тебя не заставлял. Сама согласилась. Есть еще вопросы?

   Вопросов не было. «Разве не об этом я мечтала? – думала Лея. – Я молиться должна на Калганова. Бога благодарить за такое стечение обстоятельств».

   Инцидент в клубе «Спичка» поставил ее в особые условия. Калганов пошел на вынужденные меры, и девушки с ними смирились. А что они могли изменить? Связанные договором по рукам и ногам, «Русалки» не имели права голоса.

   «А если бы Вишняков не ворвался в гримерную? – гадала Лея. – Если бы он сумел обуздать свою страсть? Если бы группа в тот вечер вообще поехала в другое место? Если бы…»

   Целая карусель «если бы» кружилась у нее в голове. Что заставляет события развиваться так, а не иначе? Как сложилась бы ее жизнь, не случись в юности той роковой встречи? С тем незнакомым, ненавистным, проклятым, который сломал ее судьбу, разбил сердце, украл ее мечты.

   Все девочки, подрастая, рисуют в своем воображении будущую любовь, жениха, свадьбу, детей, счастье в кругу семьи. Они с завистью смотрят на старших сестер и подруг, на невест в белых платьях, на героинь телевизионных сериалов – этих Золушек, которые становятся принцессами. Жестокие сказки для взрослых порождают ожидания, которым не суждено сбыться. Жестокие – потому что в реальности все по-другому, проще и безнадежнее.

   Она тоже видела волшебные сны и ждала принца, пока окружающая действительность не разбила ее розовые очки. Черно-белый мир наводил на нее уныние. Только нетронутая красота природы давала ей отраду, питала ее душу. Почему бы из леса не выехать какому-нибудь Робину Гуду, прекрасному романтическому разбойнику, не посадить ее на своего коня и не увезти в убежище посреди непроходимой чащи? «Бредни!» – сказала бы ее мать. А что не бредни? Беспросветная бедность, деревянные дома без удобств, огород, монотонная грязная работа – и никакого будущего. Муж-алкоголик, который будет ее бить, плаксивые болезненные дети, вечное безденежье, стирка, кастрюли, грядки, резиновые сапоги, платок – после сорока она будет старухой с желчным характером и расшатанным здоровьем.

   Наверное, она сгущала краски. Уж больно хотелось в большой город, туда, где течет яркая жизнь, полная удовольствий и неисчерпаемых возможностей.

   Она всегда жила мечтами – с детства, с тех пор, как начала себя осознавать. Мечтала о красивых платьицах и туфельках с бантиками, о красивом доме, о красивой любви. Кто сказал, что детям снятся только игрушки и сладости? Ее посещали другие сны. Увидев на сцене поселкового клуба мальчиков и девочек в расшитых блестками костюмах, уже ни о чем другом думать не могла. Вцепилась в руку матери и давай вопить: «Я тоже так хочу! Я тоже!»

   Разве не счастье – нарядиться в пышное платье с оборками, вплести в волосы ленты и цветы, плясать, петь, быть в центре внимания, получать аплодисменты? Больше всего ей нравилось восхищение окружающих. Разучивать песни и танцы было скучно, неинтересно, – но без этого на сцену не выйдешь. Кто станет просто смотреть на долговязую нескладную девчонку, белобрысую, с тощими, как у журавля, ногами?

   Повзрослев, она поняла, что продолжения у этой сказки не будет. Слишком тернист путь на большую сцену, и в одиночку его не одолеть. Будь у нее талант, и тогда пробиться было бы трудно. А уж бесталанным и вовсе рыпаться не стоит. Музыкальный слух и кое-какой голосок, чувство ритма, природная грация, которая требует шлифовки, – не в счет. Таких «одаренных» – пруд пруди.

   Осознав полное отсутствие перспективы, она наступила на горло своим ожиданиям, но, видимо, задушить их на корню не удалось. Ростки детской мечты о красивой жизни, о блеске и огнях сцены, упорно пробивались…

   Уже в старших классах школы за ней начали ухаживать мальчики. Не самые привлекательные и не самые умные – почему-то она вызывала нежные чувства у хулиганистых, трудных подростков, двоечников и драчунов. Надо ли говорить, что такие «Робины Гуды» пришлись ей не по вкусу. Чего-то в них не хватало. Может быть, лоска, своеобразной чести, внутреннего достоинства, присущего герою английских баллад. Как ни парадоксально, разбойник, чтобы завоевать ее сердце, должен был быть благородным.

   Спрос рождает предложение. Благородный разбойник не замедлил появиться. Романтический герой выехал прямиком из леса и пустил коня шагом по просеке, где она собирала землянику. Конь был под стать хозяину – такой же ухоженный, явно не здешний. К добротному седлу приторочена кожаная сумка с пледом, с провизией. И таким неправдоподобным казалось появление этого всадника, весь его вид, что она не поверила своим глазам.

   – Эй, красавица! – окликнул ее всадник. – Мы с конем пить хотим. Есть вода поблизости?

   Справа от просеки тянулся овраг, внизу звенел ручей. Она махнула рукой в ту сторону.

   – Покажешь? – с надеждой посмотрел на нее Робин Гуд.

   Могла ли она отказать? Она шла впереди, он, спешившись и ведя коня под уздцы, – за ней. Солнце горячо, по-летнему светило сквозь кроны деревьев. Пахло можжевельником. По склонам оврага цвели мелкие белые и лиловые цветы. На дне ручья, в прозрачной воде были видны каждый камешек, каждая песчинка.

   Она шла, двигалась, что-то отвечала ему – как в тумане. Наверное, то была не совсем она, а ее воображаемый образ, освещенный майским солнцем, рядом с образом всадника…

   Само собой получилось, что мужчина расстелил на поляне круглую скатерть, угостил девушку коньяком, бутербродами с копченым мясом, бужениной, свежими помидорами. Сам почти не пил – только ей подливал в теплый, нагретый солнцем серебряный стаканчик. У нее закружилась голова – от крепкого напитка, от близости всадника. Запах его одежды из кожи, пряной туалетной воды, спиртного мешался с запахом цветов, хвои и конского пота. Бабочки порхали над скатертью, конь, отмахиваясь хвостом от насекомых, пощипывал молодую травку.

   Лицо всадника – не юноши с пушком над верхней губой, а сильного зрелого мужчины – склонилось над ней. Они оба не совладали с голосом крови, разбуженным звуками и запахами весны, леса. Зов природы взял верх над запретами…

   Она впервые оказалась во власти мужских ласк, отдалась чужой страсти. Как могла она противиться? Ведь ее грезы осуществлялись наяву… Неискушенная в любовных играх, она не сразу опомнилась и позволила ему перейти опасную черту, откуда уже нет возврата. Его руки скользнули к ней под кофточку, потом опустились ниже, к молнии на ее истертых джинсах… Потом она уже ничего не помнила, кроме неистовых поцелуев, своего слабого сопротивления и его натиска. Сопротивлялась даже не она – ее нетронутое девичество, еще не сломленная стыдливость, робкая чистота любви, не знающая физического акта. Плотское вторглось грубо, с болью, на миг затмившей сознание, со стоном, с криком, с наслаждением и ужасом от содеянного…

   – Что ж ты молчала? – растерянно пробормотал он, увидев кровь.

   А что она могла бы сказать? Ему, пришедшему из волшебных снов? Из Шервудского леса, сотканного нитью ее мечты… Он пришел по-разбойничьи и, не спрашивая, взял ее, похитил ее девственность и ее душу. Поступил с ней так, как поступают лесные люди с глупыми, наивными девушками. Робин Гуд в кожаной одежде, которой ей до сих пор видеть не доводилось, с запахом, которого она ни разу не ощущала, с лицом и глазами, не похожими ни на какие другие. Со шрамом на левой брови, с горячими и требовательными губами, с руками нежнее шелка…

   – Почему ты меня не предупредила? – нахмурился он. – Сколько тебе лет, лесная колдунья? Надеюсь, не пятнадцать?

   Ей было шестнадцать. Она плакала, но не от горя – от счастья. Наверное, мужчина по-своему истолковал ее слезы. Она ничего не успела сообразить, как разбойник вскочил на коня и скрылся из глаз. Ускакал прочь…

   Напрасно она день за днем, месяц за месяцем приходила на то место. Робин Гуд бесследно исчез…

   Может, ничего и не было? И та вспышка молнии почудилась ей – под сладостный шепот ручья, под вздохи ветра. Она просто перегрелась на солнце, и ей все привиделось. То было наваждение, которое наслал на нее леший…

   Однажды ей в голову пришла страшная, беспощадная мысль: «Романтический герой» воспользовался случаем, напоил ее и… изнасиловал. Она же сопротивлялась! Пусть вяло, но…

   «Не лги себе, – эхом отозвался ее внутренний голос. – Ты сама хотела этого. Ты могла не пить столько, могла сразу уйти. Могла дать решительный отпор». Могла, не могла! Какая теперь разница? Ужасно, что воспоминания о тех мгновениях стали ее единственной радостью. Она бы все отдала, лишь бы та встреча в лесу повторилась…

    * * *

   «Когда оживет мир зазеркалья, первой проснется рыба… – гласит древнее поверье. Лицо зеркала подернется туманом, блеснет золотой чешуей, и неподвижные рыбьи глаза встретятся со взглядом человека…»

   – Недаром золотая рыбка исполняет все желания, – прошептала Астра. – А русалки – это женщины с рыбьими хвостами. Тут что-то кроется. Давай, Алруна, помоги мне.

   Пока Катя складывала чемоданы, она решила посвятить часок своему любимому занятию, – сидению перед зеркалом. Зажгла двенадцать свеч… Рыбы – двенадцатый, последний знак Зодиака, символизирует завершение цикла, переход, конец старого, начало нового.

   – Мы на поезд не опоздаем? – крикнула из гостиной Катя. – У меня вещи не помещаются.

   Еще бы! Накупить столько тряпья…

   Астра деликатно промолчала.

   – Одолжи мне какую-нибудь большую сумку, – хныкала Катя.

   – Позвони Матвею, он привезет.

   – А ты?

   – У меня нет больших сумок. Мне они ни к чему.

   – Нет, я не про то. Ты сама ему позвони. Я стесняюсь!

   – Ничего, не волнуйся. Он будет рад.

   Астра злорадно усмехнулась, представляя себе лицо Карелина, когда он услышит про сумку. Ведь тогда он просто вынужден будет не только приехать на Ботаническую, но и отвезти их с сестрой на вокзал, посадить Катю в поезд и долго махать рукой, глядя на отъезжающий вагон с ее заплаканным лицом в окне.

   – Он у тебя замечательный! – с трогательной горячностью воскликнула Катя, набирая номер без пяти минут родственника. – Интересный мужчина, элегантный… остроумный. Души в тебе не чает! Сейчас хорошего жениха днем с огнем не сыщешь.

   Она хотела добавить: «И чего ты носом крутишь, не пойму!» – но в трубке прозвучал приятный баритон Матвея.

   – Слушаю… Катя… это вы? Конечно… у меня есть сумка… одолжу, с удовольствием… Когда поезд? Через три часа? Я к этому времени успею. Раньше? Постараюсь…

   – Золотой мужик! – заключила Катя, с негодованием уставившись в сторону сестры. – А ты… мымра! В ресторане проторчала за чужим столиком битый час – с чужим человеком болтала. Наши богучанские парни такого не потерпели бы. А твой Матвей даже бровью не повел. Как будто так и надо, чтобы его невеста напропалую с другим мужчиной кокетничала!

   – Я не кокетничала. У нас была деловая беседа.

   – Как же! – пыхтела Катя, наваливаясь на чемодан в отчаянной попытке застегнуть его. – Я видела твои блестящие глазки. Меня не проведешь… – Она сползла с чемодана, и крышка упрямо открылась. – Что за наказанье! Может, его веревкой перевязать? Оставь же свое зеркало, помоги мне!

   Астра невольно хихикнула, взглянув на ее красную физиономию и растрепанные волосы.

   – Подожди Матвея. Переложишь часть вещей в сумку, и все поместится.

   Но Катя не слушала. Отдуваясь, она притащила из прихожей большущий пакет с одеждой и обувью, села на пол и чуть не заплакала. Столько добра! Неужели придется что-нибудь оставить?

   – Не расстраивайся… Повезешь прямо в пакете.

   – Тебе легко говорить. Здесь-то вы меня до поезда доставите, а как я домой добираться буду? У меня только две руки, между прочим…

   Причитания Кати мешали Астре думать о разговоре с Вишняковым. Она согласилась взяться за работу, но пока плохо представляла себе, в чем та будет заключаться.

   Солистка «Русалок», которая неожиданно исчезла из клуба «Спичка», на самом деле была жива, здорова и продолжала принимать участие в выступлениях группы. Только теперь сразу уходила со сцены, не общалась с поклонниками и не отвечала на телефонные звонки. Это и понятно. У продюсера свои принципы, у девушек – свои. Неизвестно же точно, как повел себя с Леей господин Вишняков. С его слов получается одно, а другую сторону Астра еще не выслушала.

   – Чего он от тебя хочет? – поинтересовался Матвей, когда они ехали из ресторана домой. – Чтобы ты помирила его с певицей? Или уговорила ее встретиться и объясниться?

   Катя в тот вечер объелась, выпила много хойригера и прикорнула на заднем сиденье. Молодое вино сразило ее наповал.

   – Мне показалось, Вишняков напуган, – сказала Астра. – Он сам толком не понял, что произошло. Лея произвела на него сильное впечатление. Он, можно сказать, влюбился без памяти. А продюсер чинит препятствия их отношениям. То есть он просто оградил Лею от какого бы то ни было общения. Со всеми! Наверняка, Калганов забил в контракт с девушками условия, по которым они не имеют права выходить замуж и заводить любовников в течение оговоренного срока. В отношении моделей такое практикуется, в шоу-бизнесе, возможно, тоже. Продюсер изыскивает средства на раскрутку коллектива, вкладывает деньги в проект и, естественно, стремится свести финансовый риск к минимуму. Если все его пташки разлетятся, кто будет нести золотые яйца? Вряд ли муж или состоятельный любовник захочет, чтобы дама его сердца прыгала по сцене в неглиже и проводила ночи в развлекательных заведениях.

   – Почему? Некоторым это нравится.

   – Вот именно – некоторым. В основном, мужчины собственники.

   Матвей сбавил скорость, притормаживая. Джип впереди повело, и он едва не выскочил на встречную. В снегопад аварии на городских трассах не редкость.

   – Осторожнее… – запоздало посоветовала Астра. – Не гони.

   – Я и так еду, как черепаха. Чем Вишняков напуган, по-твоему? Не Калганова же он боится?

   Астра помолчала, глядя на дорогу. Впереди, в свете огней, падающий снег казался новогодним конфетти. «Дворники» не успевали очищать лобовое стекло. Сзади громко посапывала Катя.

   – Конечно, нет. После той ночи в клубе у него начались галлюцинации.

   Матвей присвистнул.

   – А как у сего господина с наркотиками? Не употребляет?

   – Вроде нет. Не похоже.

   – Что же тогда? Безумство от любви? В этом случае ему не к детективу обращаться надо, а к психоаналитику. За границей люди не дураки, давно сообразили, что с мозгами шутки плохи. Современный темп жизни и постоянные стрессы не каждый выдержит. Крыша едет, народ расстреливает ближних своих, как рябчиков. Жуть! Глюки – это еще полбеды.

   – Ему сказали, что я экстрасенс, – засмеялась Астра.

   – Да-а? И Вишняков попросил тебя почистить ауру?

   – Не угадал.

   – Снять порчу? Избавить от родового проклятия? Заштопать астральное тело? Подкорректировать карму? Ладно, сдаюсь…

   Катя на заднем сиденье зашевелилась, зачмокала губами. Наверное, ей снился цыпленок с картофельным салатом.

   – Он хочет узнать, кто такая Лея, не встречались ли они в прошлой жизни. Почему его преследует образ девушки, которая угрожает смертью…

   – Ему угрожает?

   – Вишняков говорит, что да. Якобы, она «плетет саван покойнику», а этот будущий покойник – он и есть. Кто же еще?

   – Ну и ну! – ухмыльнулся Матвей. – Странные речи приходится нынче слышать от трейдеров. Прошлая жизнь, виртуальные угрозы. Вишняков же рисковый мужик, игрок – он такие операции на бирже проворачивал. И вдруг – испугался бесплотного видения! Суеверия распространяются, как чума. Я думал, он про фьючерсы будет говорить, про опционы, акции, облигации… Ошибся. Никудышный я психолог.

   – Да, неважный.

   Астра так охотно подтвердила его несостоятельность, что Матвей оскорбился.

   – Кстати, Вишняков может использовать тебя вслепую. Ты уверена, что он был полностью откровенен? Человек, зарабатывающий десятки тысяч долларов на спекулятивных операциях с финансовыми активами, должен обладать недюжинным хладнокровием и держать в узде свои эмоции. Иначе он давно бы прогорел. А тут какое-то недоразумение с девушкой выбило его из колеи. Звучит неправдоподобно.

   – Знаю. Раз он встревожен до такой степени, что обращается за помощью к экстрасенсу, – прыснула Астра, – значит, дело серьезное. По пустякам такие люди не дергаются.

   – Это не смешно. Я бы на твоем месте отказался. Вдруг, Вишняков страдает нервным расстройством? Ему нужен врач. В больной голове такие фантазии рождаются – нарочно не придумаешь. Не стоит связываться.

   – Как же он с больной головой участвует в биржевой игре?

   – Может, он уже и отошел от дел. Я наведу справки.

   Астра повернулась к нему, обняла за шею и прикоснулась губами к щеке, зашептала, обдавая горячим дыханием с привкусом вина и мяты:

   – Зря стараешься, милый. Я уже дала Вишнякову согласие и получила аванс. Весьма внушительный. Меня скука одолевает. Зеркало обещало новое расследование. Вот оно! А ты не верил.

   Матвей озабоченно вздохнул. До Ботанической улицы он ни слова не проронил. Въехал во двор, остановился.

   – Возможно, Калганов сам имеет виды на Лею? – вдруг спросил он.

   – Ты всю дорогу думал об этом?

   – Насколько мне известно, Калганов женат, имеет маленького сына.

   – Разве жена и дети мешают крутить романы на стороне? – удивилась она. – Но при чем тут саван для покойника?

   – Калганов воздействует на соперника методом черной магии. – Неуловимая ирония проскользнула в голосе Матвея. – Это входит в моду.

ГЛАВА 9

В домашнем кабинете господина Вишнякова было много книг, в центре располагался стол красного дерева на «львиных» ножках и такое же кресло, обтянутое гобеленовой тканью. Целую стену занимала коллекция миниатюрных статуэток. Плотные шторы с кистями, собранные по бокам, пропускали мало света, и здесь даже в дневное время горела лампа. Окно выходило на север, на ухоженный сквер с расчищенными от снега дорожками, с белыми деревьями и бледным морозным небом.

   Егор Николаевич отложил в сторону бумаги с аналитическими выкладками по тенденциям рынка ценных бумаг. Он не собирался менять свои принципы – всегда торговал по наитию, доверяя своему чутью, и будет придерживаться этого в дальнейшем. Его опыт позволял ему с одного взгляда на ценовой график понять состояние дел и найти способ получить прибыль. Он умел извлечь пользу даже из убыточных сделок.

   Но в последние дни его ум отказывался работать, а интуиция молчала. Неужели, всему виной – досадное происшествия в клубе «Спичка»? Когда это дамский выбрык, даже самый нелепый и вопиющий, оказывал на него такое опасное влияние? Он любил женщин, питал слабость к их прелестям, не больше. Две женитьбы свидетельствовали о его искреннем стремлении обзавестись семьей, но постоянство претило ему.

   Обеим женам он дал отступного, и те оставили его в покое. Девушки, с которыми он проводил время, удовлетворяли его сексуальные потребности – ни на что другое он не претендовал. Отношения с ними даже нельзя было назвать романами. Да, ему нравились молоденькие певички, красотки из подтанцовки, кордебалета. Он с удовольствием заводил с ними ни к чему не обязывающие интрижки и с тем же удовольствием обрывал их. Его погоня за новыми эротическими ощущениями превратилась в хобби или одержимость.

   – В тебе сидит демон похоти, – в сердцах сказал ему как-то отец. – Обратись к экзорцисту, сынок.

   Вишняков был по-своему разборчив. Например, он не признавал связи с проститутками – ни с дешевыми девицами по вызову, ни с дорогими «элитными» путанами. Любовь – не товар. Пусть это любовь на час – она не должна продаваться. Он готов заплатить за даму в ресторане, в гостинице, преподнести ей роскошный презент, но все его существо восставало против сексуальных услуг. Он, мужчина, располагает не только кошельком, а и другой способностью доставить женщине наслаждение.

   Стриптизерши тоже не годились. Он не мог ложиться в постель с дамой, которая раздевается для всех. Особенно, если обнажаться – ее работа. Настоящая эротика тем и отличается от порнухи, что она эксклюзивна: ее нельзя поставить на поток.

   Вишняков потому и менял партнерш – искал в женщине некую неповторимость, таинственные флюиды страсти, экстаза сродни эманациям древних языческих идолов. В храмах вавилонской Иштар, египетской Изиды, карфагенской Танит сотни людей погружались в священный транс. Почему сексуальные оргии входили в разновидность обрядов, мистерий и ритуалов? Боги питались энергией любовного совокупления – пили этот напиток бессмертия, амброзию, эликсир вечной жизни.

   Испробовать божественный нектар и через него познать состояние небесного блаженства стало идеей-фикс господина Вишнякова. Он тщательно скрывал истинную подоплеку своих сексуальных исканий. Люди настолько невежественны, что, пожалуй, поднимут его на смех.

   Дабы уберечь себя от критики и обрести свободу делать то, что вздумается, Егор занялся игрой на фондовой бирже. Деньги были нужны ему не столько для материальной независимости, сколько для духовной, что ассоциировалось у него с любовной. Он должен обладать полной свободой в отношениях с женщинами. Состоятельный человек многое может себе позволить, в том числе и в сексе.

   По сути – Эрос толкнул его к богатству. Заработав начальный капитал, Вишняков осознал, какому идолу стоит поклоняться. Он придумал себе образ финансового гения, интеллектуала, хладнокровного и умелого игрока. Подсознательно чувствуя пульс рынка, он неизменно попадал в такт – и это свое умение приписывал покровительству Эроса.

   Старик Фрейд был чертовски прав, когда высказал мнение, что в глубокой древности люди поклонялись самому влечению, превозносили именно его, то есть чистый Эрос. В наше время человек склонен переносить акцент на объект влечения, и это уже что-то другое. Иная ипостась.

   Вообще, древние были ближе к пониманию сути вещей, чем принято думать. Язычники-славяне, к примеру, в некоторых сказаниях связывают возникновение людей с огнем. Боги-де сотворили мужчину и женщину из двух палочек и разожгли между ними огонь – первое любовное пламя. Священно именно пламя, а не палочки.

   Господин Вишняков искал и находил этому подтверждения в культурных обычаях стародавних цивилизаций. Покрытые эротическими росписями светильники, чаши, ларчики для хранения благовоний, пряжки, подвески, флакончики и вазы – подобными предметами быта пользовались жители древних городов, «не ведая стыда». Эротические сценки находили на египетских папирусах и на стенах Помпей и Геркуланума. «Невинная непристойность» повсюду окружала наших предков, не испорченных всевозможными догмами и табу.

   Вишняков обожал подобные вещицы. Но его консервативный респектабельный имидж не предполагал такого пристрастия. Поэтому он взялся приобретать всевозможные фигурки бога любви, почитаемого греками и римлянами.

   Собранная за десять лет коллекция статуэток Амуров, Купидонов и Эротов из мрамора, фарфора, бронзы, кости и прочих материалов стала его иконостасом. Эти милые упитанные кудрявые младенцы с ямочками на пухлых щечках и стройные юноши были его тайными кумирами. Их волшебные луки и колчаны, полные неумолимых стрел, говорили об их власти над сердцами смертных.

   Не то, чтобы Вишняков считал себя неуязвимым для оружия этих шаловливых спутников Афродиты, но в его душе, словно покрытой броней, не просыпалось чувство любви, безумной страсти. И он все искал и искал женщину, способную зажечь в нем священное пламя.

   «Дело не в них, а в тебе… – хихикали Эроты. – Ты холоден, как ледяная статуя, и загораешься только на миг, краткий, животный миг телесного соития. В тебе говорят низменные инстинкты. Ты подобен оленю, преследующему олениху…»

   Он слышал их насмешки в снах и наяву. Были минуты, когда он опасался за свой рассудок. Но все обходилось, возвращалось в привычную колею. Господин Вишняков снова пускался в погоню за воображаемой девой, наделенной колдовским искусством обольщения…

   Он убедил себя, что обычная женщина никогда не даст ему всей полноты экстатического опьянения, которое возвысит смертного до состояния любовной нирваны, вознесет его в чертоги богов. Где же ему отыскать ту единственную, что подарит крылья? Эти крылышки за спиной Амура неспроста, ох, неспроста.

   – Дразнят они меня! Завлекают, раззадоривают… – шептал Вишняков.

   Опомнившись, пугался. Вот он уже и сам с собой разговаривает – явный признак душевного неблагополучия.

   Пытаясь испробовать все способы достижения вожделенного трансцендентального оргазма, он совершенствовался в искусстве секса. Перечитал множество литературы, от всевозможных интерпретаций «Камасутры» и любовного Дао до тантрических техник, оттачивая свое умение доставлять и испытывать наслаждение. Женщин ему легко удавалось довести ласками до умопомрачения, но сам он вспыхивал и рассыпал холодные искры, как бенгальский огонь.

   Изучив всевозможные традиции ритуального секса, Вишняков вспомнил, что славяне тоже были язычниками. К сожалению, этот пласт древних обрядов, совершаемых нашими предками, как-то совершенно выпал из народного сознания: почти не сохранилось ни устных, ни письменных источников, где можно было бы почерпнуть сакральные знания подобного рода. Но кое-что он все-таки обнаружил.

   В ходе поисков мировоззрение господина Вишнякова подверглось серьезным испытаниям – перенасытилось элементами чужих культур, уподобилось мозаике из выхваченных отовсюду сведений и утверждений. Он, например, уверился в существовании колеса сансары – череды воплощений, через которые ему уже пришлось пройти и которые ждут его в будущем, то есть в повторяющемся прошлом. От этакой замысловатости мозги его едва не закипели, взбунтовались, и ум отказался подвергать данные анализу. Во избежание взрыва, Вишняков решил не углубляться в дебри.

   Встречу с «Русалками», возникшее непреодолимое влечение к солистке группы и происшествие в клубе «Спичка» он счел звеньями одной цепи, которая странным образом прикреплена к какому-то животрепещущему эпизоду в прошлом… Это прошлое крепко держало его в плену.

   «Единственный способ освободиться – понять, что связывает меня с Леей, – думал Вишняков. – Ведь она сначала ушла от меня, а сама как будто ждала в той комнате для артистов, не сомневаясь, что я за ней побегу… И потом появились эти жуткие видения – девушка с распущенными волосами, зловещее бормотание про саван, покров для мертвеца…А какое у нее странное имя, – Лорелея…»

   Он вспомнил прошлогоднюю поездку в Германию и живописную скалу на Рейне. На ее вершине якобы появляется прекрасная девушка, она расчесывает свои длинные золотистые волосы и поет песню… Кто услышит голос Лорелеи, обречен на гибель. Много рыбацких лодок и торговых кораблей потонули в пучине…

   Подняться на скалу можно было по вырубленной в камне лестнице.

   – Сверху открывается чудесный вид на реку и расположенные неподалеку замки, – говорил немецкий приятель Вишнякова, тоже любитель биржевой игры. – Там устроили музыкальную площадку, где в теплое время года проходят концерты на воздухе. А под скалой спрятаны сокровища Нибелунгов – по крайней мере, об этом гласит одна из средневековых легенд.

   * * *

   Сонный официант принес Астре мартини, оливки и лимон. Ресторанный зал клуба был оформлен в молодежном стиле: много стекла, металла, блестящих поверхностей, висячих ламп. В дневном освещении все это резало глаз – технический дизайн был не в ее вкусе. Странно, почему Вишняков выбрал именно этот клуб для знакомства с «русалкой»…

   – Я бы съела что-нибудь, – сказала она. – Горячую отбивную. Или форель под белым соусом.

   – Горячее у нас подают только вечером, – оправдывался парень. – С утра все отсыпаются. Повара работают посменно, но один заболел. Некоторые клубы вообще закрыты до полуночи. Это у нас хозяин требует, чтобы заведение работало круглосуточно.

   – Я его понимаю, – улыбнулась Астра. – Прибыль нельзя упускать.

   Вытянутое лицо официанта порозовело от скрытого возмущения.

   – Какая днем прибыль? Видите – пусто? Если кто и забредет, закажет чашку кофе или пиво с орешками. Только зря торчать в зале приходится. Не дай бог отлучиться куда-нибудь! Менеджер застукает, такую головомойку закатит, мало не покажется.

   – Строгий он у вас?

   – Не то слово. Зверь… – буркнул паренек. – К каждой мелочи цепляется.

   Он даже негодовал вяло – сказывалось утомление. Его красные веки припухли, уголки губ опустились. Сколько ему лет? На вид – не больше восемнадцати. Худой, высокий, с коротким ежиком волос. Похоже, любит поговорить.

   – Составьте мне компанию, – располагающе произнесла Астра, пустив в ход актерские способности. – Обслуживать вам все равно некого. Закажите себе выпивку за мой счет.

   Он подавил вздох, опустил глаза:

   – Нам запрещено…

   – А если клиент требует? Посетителей нет, мне скучно.

   – Пить во время работы? – мотнул головой парень. – Нет уж, увольте. Выгонят! У меня испытательный срок.

   – Тогда лимонад себе закажи, – Астра перешла на «ты». – Не обижаешься, что я к тебе по-свойски обращаюсь?

   – Да нет, пожалуйста. Вы же старше…

   Он прикусил язык и залился краской.

   – Ну вот, ожил наконец! – засмеялась она. – Чего смущаешься? Я и правда старше. В мамки тебе гожусь.

   Она намеренно перегибала, пытаясь расшевелить его.

   – Что вы? – вспыхнул официант. – Вы еще молодая…

   – Ладно, я не обидчивая.

   Он оттаял, заулыбался. Совсем молоденький мальчик, наверное, только-только со школьной скамьи. Каково ему обслуживать капризных отпрысков современных нуворишей? Пресловутую «золотую молодежь»?

   Паренек принес себе лимонад, скромно опустился на край стула. О чем его спрашивать? Может, не он разносил заказы в ту ночь?

   «Он, – подсказал ей внутренний голос. – И вероятно, запомнил подробности происшествия. Скандалы в подобных заведениях не редкость, но солистки группы, которым уплачено за выступление, убегают не всякий раз. Мальчику такое в новинку, небось, до сих пор гадает, что да как».

   – День рождения отметить хочу, – обвела она взглядом зал. – Подыскиваю место. Ваш клуб вроде ничего. Подойдет. У вас чем публику развлекают? Я слышала, «Русалки» здесь пели.

   – Их клиент пригласил, за свои бабки.

   – Так и я не против. За чем дело стало? Дорого взяли девицы?

   Официант пожал угловатыми плечами.

   – Не знаю… Думаю, да. Потому что клиент был вне себя от злости. Они ведь только несколько номеров отработали и все, смылись.

   – Как это?

   – Вернее, одна из этих… девушек… взяла и убежала. Она у них солистка… без нее никак. Клиент рвал и метал. Администратор аж пóтом покрылся – извинялся, расшаркивался. Хотя при чем тут он? Он был не виноват. Его никто не спрашивал…

   Паренек горячо защищал менеджера, на которого недавно жаловался. Простодушный еще, не испорченный «ночной» жизнью. Говорит грамотно, без жаргонных штучек. Видать, хорошо учился, собирался продолжать образование. Не поступил и теперь работает по протекции кого-нибудь из родственников. В ночной клуб такого уровня с улицы не берут.

   – Ты, случайно, не журналистом хотел стать? – брякнула Астра. – Стихи пишешь?

   Попала в точку. Официант от неожиданности распахнул красные глаза, глотнул лимонада. Кадык сильно выделялся на его тонкой шее.

   – Я учусь заочно. Буду филологом.

   – Какой курс?

   – Первый. А вы откуда… как догадались?

   – На лбу написано. Значит, говоришь, администратор не виноват?

   – Что он мог сделать? Та девушка, солистка «Русалок», в общем, господин Вишняков пригласил ее за свой столик, и она согласилась. Они сидели, пили шампанское, он ее угощал. Потом она поднялась и вышла из зала. Он – за ней. Наши ребята, охранники, говорят, что застали его в раздевалке артисток. Девушка тоже была там. Они попросили клиента вернуться за столик – очень вежливо, корректно. У нас строгие правила. Хозяину не нужны неприятности.

   – Вишняков подчинился?

   – Да.

   – А потом что было?

   – Остальные девушки ужинали, то есть мы накрыли для них столик за счет клуба. Они тоже встали и отправились готовиться к выступлению. Все ждали, когда они выйдут на сцену…

   Астра внимательно огляделась.

   – Где ваша сцена?

   – Вон там, – паренек показал на возвышение в углу зала. – Вечером включают подсветку, бегущие огни. Публика уже успела здорово набраться, хотела танцевать. Другой музыки не было, потому что господин Вишняков заказал на всю ночь «Русалок», а они так больше и не появились. Он пришел в бешенство. Солистку искали, но ее и след простыл. У нас первый раз такое…

   – Куда же она подевалась?

   Официант развел руками.

   – Черт ее знает! Выскочила через окно, наверное. У нас хоть и первый этаж, но решетки не везде. В той комнате как раз не было. Вроде бы видели ее следы – под окном, в сугробе. Может, она обкурилась или испугалась чего-то. Психоз напал! Я слышал, с наркоманами это случается. Сиганула в окно, и все. Забора нет, до дороги рукой подать. Поймала авто и фьють – ищите, сколько влезет!

   – Думаешь, она употребляет наркотики?

   Паренек мялся, молчал.

   – Кто их разберет, этих певиц? Они иногда бывают немного чокнутые. Я к ней не присматривался. Люди заказывали еду, выпивку, бегать приходилось туда-сюда.

   – Ты ничего странного не заметил в ту ночь? – спросила Астра.

   – Кроме того, что девушка сбежала и сорвала выступление, ничего. Хотя… охранники говорили, ее верхняя одежда осталась в клубе. Значит, она выскочила в сценическом костюме на мороз. Было градусов двадцать, не меньше…

ГЛАВА 10

Костромская область. Деревня Сатино

   Ульяновна осваивалась в новом доме. Красиво, просторно. На первом этаже – кабинет Ильи Афанасьевича, библиотека, бильярдная, большой зал с камином и кухня; на втором этаже – гостевые комнаты, малая гостиная и спальня хозяев. Все новое, необжитое, неустроенное.

   – Составь список, что еще требуется закупить, – сказал Борецкий. – Тридцать первого декабря съедутся гости. Всех надо разместить, обеспечить уют и комфорт. Будем по старинке праздновать, как наши деды и прадеды. Святочные гулянья устроим. Деда Мороза пригласим, Снегурку. Или нет… В общем, я еще подумаю.

   – Елку в большом зале ставить?

   – А как же. Игрушки и гирлянды в двух коробках где-то должны быть, я привозил.

   – Кто мне помогать станет? – заволновалась экономка. – Строители по домам разъезжаются.

   – Одного кого-нибудь уговорю остаться, – решительно заявил Борецкий. – Заплачу как за сверхурочные. Или двое нужны?

   – Лучше двоих оставить. Мало ли, какая оказия приключится.

   – Понял. Уже иду договариваться.

   Во флигеле царили шум и беспорядок. Рабочие собирались уезжать.

   – Вернемся не раньше десятого, – сказал прораб. – У всех семьи, дети. Забыли, как мы выглядим.

   – Парни, у меня личная просьба, – обратился Борецкий к молодым отделочникам. – Есть холостяки? Кого детишки не ждут? Останетесь, заплачу втрое против обычного, спиртное и закуску обеспечу. Какая вам разница, где гулять?

   Ребята переглянулись, уставились на прораба.

   – Решайте сами, – вздохнул тот. – Надо бы уважить человека. И деньги вам не помешают. Система отопления едва опробована, сантехника и канализация тоже. Синоптики обещают морозы, метели и обильный снег.

   – Ко мне люди приедут Новый год встречать, – подхватил Борецкий. – А ну, как что-нибудь выйдет из строя? Где мне ремонтников искать? И по хозяйству помочь надо Ульяновне, – поднести, унести, елку установить. Работа не тяжелая, деньгами не обижу.

   – Ладно…

   Двое парней – мастера на все руки – согласились остаться. Борецкий обрадовался, похлопал их по плечам.

   – Спасибо. Не пожалеете!

   Он вышел из флигеля на крыльцо, дождался прораба. Во дворе стоял автобус, приехавший за строителями. Водитель поглядывал на часы.

   – Поторопитесь, а то засветло не успею вас развести, – сказал он. – Погода портится. В снегу застрянем, не поздоровится.

   Прораб повернулся в сторону колодца, поежился и быстро перекрестился.

   – Значит, советуешь батюшку вызывать? – спросил Борецкий. – Пусть молитвы отчитает, кадилом помашет, святой водой все сбрызнет?

   – Не помешало бы.

   – А что тебя настораживает, Петрович? Про какую такую нечисть ты упоминал?

   Сам хозяин ничего подозрительного не замечал ни в доме, ни в парке. Правда и бывал он здесь редко, от случая к случаю. Ночевал всего раза два-три, спал, как убитый.

   – Может, почудилось печнику, – помрачнел прораб.

   – Темнишь, брат…

   – Не люблю зря болтать.

   – А ты не зря… Я же сам тебя прошу! Мне положено знать, что в моих владениях творится, – полушутя сказал Илья Афанасьевич.

   Прораб понизил голос, хотя рядом никого не было. Строители собирались во флигеле, водитель курил, стоя лицом к аллее.

   – Печник девку видал у колодца – голую, с длинными волосами…

   Борецкий едва сдержал смех.

   – Пить меньше надо, мужики, – подавляя улыбку, посоветовал он. – Тогда и бабы голые мерещиться не будут.

   – Не пьет он. Язва у него.

   – А остальные? Еще кто-нибудь видел… ту девку?

   Петрович покачал головой.

   – Не знаю. Если и видели, промолчали. Самому разок почудилось что-то – врать не буду, девка то была или просто тень мелькнула, точно не скажу. У страха глаза велики.

   – Чего ж ты испугался? Может, из деревни какая бабенка любопытная заглянула к нам? Почему сразу – голая? Или из твоих парней кто по женской ласке соскучился и привел к себе деревенскую красавицу?

   – Я бы знал.

   – Да в доме столько комнат – заблудиться можно! А уж девицу потискать проще простого.

   Прораб не спорил, но и не поддакивал.

   – Ну, вам виднее… – со вздохом произнес он. – Только я бы на вашем месте принял какие-то меры. Мне зачастую не по себе бывает. Идешь по двору, и будто кто крадется за спиной. Оглянешься – ничего нет, а волосы чуть ли не дыбом встают, и в груди холодок. В парке – то же самое. Словно мелькает что-то между деревьев – особенно в полнолуние.

   – Чепуха! – махнул рукой Борецкий. – Ветер, тени, ветки качаются и деревенская детвора балует.

   – Лучше бы так. Вы хоть знаете, кому это имение раньше принадлежало? Кто были хозяева?

   – Конечно, – радостно подтвердил Илья Афанасьевич. – Этим я в первую очередь поинтересовался. Владельцами усадьбы были Соколовы, приличные люди, дворяне. Разорились, имение с молотка пошло, потом вовсе захирело. Жаль, исторической ценности не представляет, но хоть какой-то памятник старины.

   – Старые дома, старые тайны, – неодобрительно кивал прораб. – Не по душе мне все это. Дом для себя надо новый строить. Ей-богу, сделали бы вам коттедж западного типа, с современными коммуникациями, с бетонными перекрытиями – и мама не горюй.

   Строители уселись в автобус, шофер открыл дверцу и, высунувшись, крикнул:

   – Петрович! Давай, тебя ждем, а то смеркается уже.

   Небо потемнело. Начал падать снег. Колеса автобуса оставляли на дороге ясно различимые следы. Ульяновна зажгла фонари у входа, они горели неровным желтым светом.

   «Напряжение падает, – подумал Борецкий, зябко запахивая куртку. – Пойду-ка я ужинать и спать».

   Несмотря на разговор с прорабом, он чувствовал себя в доме спокойно и умиротворенно. О таком «родовом гнезде» мечталось сызмальства, – чтобы комнат было много, и во всех стояла удобная мебель, висели красивые шторы, лежали ковры. Чтобы гудел огонь в печи, а с кухни доносился бы запах пирогов. Чтобы за окнами бушевала непогода, а в уютной гостиной с зажженными лампами шла игра в преферанс или текла неторопливая задушевная беседа. Чтобы стол был накрыт к чаю, и посредине благоухала бы вазочка с вишневым вареньем. Чтобы…

   Его благие мысли прервал голос экономки:

   – Котлеты поспели. Подавать?

   Она принесла горячую картошку, соленья, грибы, горку румяных котлет и, разумеется, любимые хозяином пирожки с ливером. Начинку Ульяновна готовила по особому рецепту, душистую, с перцем и жареным луком.

   Илья Афанасьевич наслаждался едой, сидя за большим столом, накрытым вышитой скатертью. Будь экономка помоложе, женился бы на ней. Умом она легко заткнет за пояс его Лидию, а уж про домовитость и говорить нечего.

   – Ты ничего странного не заметила? – спросил он, насытившись и наблюдая, как она наливает в чашку густо заваренный чай с сухими листьями смородины.

   – Где? В доме?

   – В доме, во дворе…

   – Вроде ничего.

   – Никто за тобой не ходит? Не глядит на тебя из темных углов?

   Ульяновна подняла на него серые глаза, села и сложила на груди полные руки. Истинно боярыня.

   – Кому на меня глядеть-то? Разве что святым с образов. Так вы не велите вешать.

   – У себя в комнате – сколько угодно. Ты дом с церковью не путай. Иконам место в храме. Мы картины по стенам развесим. «Грачи прилетели» Саврасова, мое любимое полотно. Я нарочно копию заказал, чтобы точь-в-точь как оригинал.

   – Жену привезете сюда? Или она в Москве праздновать будет?

   – Умеешь ты настроение испортить, – с сердцем произнес Борецкий. – Так хорошо было! Лидия ничего этого не поймет. Ни печек изразцовых, ни тишины, ни стряпни твоей. Она японскую кухню предпочитает – рыбу полусырую, рис недоваренный. Я на соевый соус смотреть не могу, не то, что есть. Знаешь, что он мне напоминает?

   Домработница засмеялась, и на щеках ее образовались милые ямочки.

   – Вот-вот… – улыбнулся он. – Вижу, что поняла.

   Разговор о Лидии вызвал неприятные мысли. Жена встретила в штыки его желание купить кусок земли в Костромской области с руинами бывшего помещичьего дома.

   – Зачем нам возиться с какой-то рухлядью? – возмущалась она. – Давай построим дом за городом, если уж тебе невмоготу. Предупреждаю сразу: ноги моей там не будет. Мне противопоказан воздух с пыльцой цветов, с хвоей, с запахом сена, с дымом. А ты наверняка разведешь дым. Ты же всегда мечтал о камине, о печке.

   Илья Афанасьевич пытался возражать:

   – По-моему, природа все болезни лечит. Неужели московский смог тебе милее?

   – Ты смерти моей хочешь? Так и скажи. Не выйдет! Поезжай в свою Чухлому, а я останусь в нашей московской квартире.

   «Чухломой» она называла все населенные пункты, кроме Москвы и Питера. Лидия забыла, что сама родилась и выросла вовсе не в столице.

   Она по-прежнему говорила и думала о себе и муже как о семье – «мы», «нам», «наше». Жили Борецкие под одной крышей, но в разных комнатах. Лидия страдала сильными мигренями, у нее были проблемы с желудком и аллергия на все подряд. Она давно потребовала, чтобы Илья спал отдельно и не беспокоил ее «домогательствами».

   Он согласился. Когда-то родители Лидии дали за ней солидное приданое. На эти деньги Борецкий начал в Костроме свой бизнес и значительно приумножил капитал. Но он не забывал, что успешным стартом обязан средствам жены, и выражал благодарность как мог – заботой, взаимопониманием. Лидия ни в чем не нуждалась, но вялая любовь между супругами угасла в первый же год совместной жизни.

   Сначала Борецкий болезненно воспринимал сексуальную холодность жены, ее душевное равнодушие, а потом привык и перестал обижаться. Они жили, как близкие родственники, которых связывают кровные узы.

   Со временем супруга, с ее вечным нытьем, недомоганиями, полной неспособностью вести хозяйство и поддерживать деловой имидж мужа, довела Борецкого до раздражения и злости. Как можно быть такой мямлей, тютей? Вдобавок она взялась критиковать его, и это совсем было невыносимо.

   Лидия наотрез отказалась праздновать Новый год и святки в Сатине.

   – Сидеть в глуши? Смотреть в окно на деревенских кумушек?

   Илья Афанасьевич умолчал, что окна дома выходят в парк, и вокруг только сосны, липы, клены и вековые дубы. Жена бы разразилась длинной возмущенной тирадой: «Ты хочешь запереть меня в лесу, где нет ни одной живой души? Мои подруги не смогут даже позвонить в твою глухомань! Я, по твоей милости… » Он был даже рад, что Лидия останется в Москве. Ее присутствие тяготило его.

   С этими мыслями он уснул, растянувшись на старинной деревянной кровати в своей спальне на втором этаже. Простыни пахли мятой и полынью – Ульяновна везде рассовала мешочки с высушенными травами. За окном в черной ночи шел белый снег…

   Борецкому приснилась Снегурочка – она вышла из глубины парка, в серебристой шубке и шапочке с белоснежной опушкой. Ее лицо лунного цвета, большие печальные глаза и темные губы поразили его отрешенной, холодной красотой. Она стояла напротив окна и смотрела, как будто ждала чего-то…

   Илья Афанасьевич, не в силах противиться ее зову, распахнул створки и спрыгнул вниз, в глубокий рыхлый сугроб, и пошел к ней навстречу как был, в пижаме и босиком, проваливаясь в снег… Стволы деревьев обступали его, как богатыри, охраняющие внучку Деда Мороза, смыкались, заслоняя от него сияющий образ Снегурочки…

   – Эй! – крикнул он, отмахиваясь руками от острых колючих веток. – Ты где? Э-э-эээ-эй!

   Звенящее эхо пронеслось по парку. С шорохом сыпались сверху белые хлопья, окутывая все вокруг плотным покровом. Борецкий пробирался вперед на ощупь, ничего не видя, кроме снежного мелькания, натыкаясь пальцами на заледенелую кору…

   Внезапно деревья расступились, и его взору явилась Снегурочка – совершенно нагая, с молочной кожей, с рассыпавшимися волосами. Ее тело, твердое, словно изваянное из лунного камня, было неподвижно… Борецкий с ужасом увидел обвивающую ее стан грубую веревку, дотронулся до ее груди… Да она мертва! Мертва…

   Он вскочил, весь в испарине, с дрожащими руками… В спальне мирно горел ночник, смятая подушка свалилась на пол. Одеяло, перекрученное, сбилось в ногах.

   – Господи… – прошептал Илья Афанасьевич, судорожно дыша. – Господи! Ффу-у… Ну и сон! Наслушался глупых россказней…

   Его взгляд невольно скользнул к окну. Чье-то бледное лицо заглядывало в комнату.

   Борецкий со стоном зажмурился. Когда он открыл глаза, за окном ничего не было – только намело на подоконник горку снега.

   Он вдруг вспомнил, что и в прошлый свой приезд видел необычный и неприятный сон…

ГЛАВА 11

Москва

   – Сначала осмысли ситуацию, потом проводи прием, – терпеливо объяснял Матвей. – Русский стиль основан на осознанном анализе. Шевели мозгами.

   Он отрабатывал с ребятами приемы рукопашного боя. Клуб «Вымпел» был удобен для занятий спортом, проведения специальных тренировок. Недавно здесь оборудовали тренажерный зал, сауну, отремонтировали душевую. Спонсировали благоустройство клуба родители подростков, которые его посещали. Матвей тоже подбрасывал денег: на оплату уборщицам, на приобретение инвентаря. К Новому году купил на свои средства мягкие диваны и аквариум в комнату отдыха.

   – Медленнее… не торопитесь… – он внимательно следил за борцами. – Каждое движение сначала нужно понять. Подсознание само все впитает. Но только через ум.

   – Пока будешь думать, тебе живо накостыляют! – проворчал новенький.

   – Думай в зале, – сказали ему. – В реальном бою сознание не успевает…

   Матвей похлопал в ладоши. Это было не одобрение, а знак к окончанию занятий.

   – Всё, всё! Пора по домам.

   Ребята потянулись в душ, а он позвонил Астре:

   – Как дела?

   Сухо, официально, без теплоты в голосе. Ему бы признаться, как он соскучился, как ему не хватает ее милой болтовни, неугомонности, разбросанных повсюду женских мелочей, беспорядка, наводимого ею в его холостяцкой квартире. Ее зеркала, постоянно зажженных свеч, ее несусветных идей, которые, как ни странно, удавалось воплотить. Ее неуемного любопытства, звука ее дыхания, стука ее сердца…

   – Поужинаем вместе?

   – Приезжай ко мне, – пригласила она. – Только купи еды. У меня пустой холодильник.

   «Еще бы, – подумал он. – Готовить тоже придется мне. Ясно, как день!»

   И все-таки он с удовольствием заскочил в супермаркет, набил два больших пакета продуктами и ощутил себя счастливым. Это эйфорическое состояние предвкушения встречи с женщиной, далекой от его идеала, наполнило его радостным изумлением. Он не думал ни о любви, ни о сексе, но был готов подпрыгивать, как мальчишка, насвистывать простенький мотивчик и вести себя глупо. С Астрой не надо было заботиться о сохранении лица. Естественная простота ее располагала к такой же простоте.

   Она с восторгом повисла у него на шее, расцеловала, потащила в кухню распаковывать еду.

   – С тех пор, как уехала Катя, я питаюсь бутербродами, – весело причитала она. – Что мы будем есть?

   – Утку и овощи: фасоль, цуккини, помидоры. У тебя есть лук? Кажется, я забыл купить…

   – Я люблю тебя! – прошептала она, вкладывая в эти слова не тот смысл, который он хотел уловить.

   А разве он чего-то хочет от нее? Вздор. Ему интересно, как продвигается дело Вишнякова, и только. Нашла она неведомого врага, насылающего порчу на респектабельного господина?

   – Вот… – Астра протянула ему пару луковиц. – Это последние.

   Она нарезала овощи, без умолку тараторя про шоу-бизнес, попсу, фанеру, растущие как грибы женские группы, жесткую конкуренцию и нечистоплотность некоторых продюсеров.

   – Тебе удалось что-нибудь выяснить про солистку «Русалок»? – спросил Матвей, отправляя утку в духовку.

   Астра вздохнула, вытерла руки о фартук и села.

   – К ней не подступишься. Этот Роман Калганов – сущий цербер. Охраняет своих девиц, как будто на них кто-то покушается. Группа не достигла того пика популярности, который позволяет нанимать охрану, жить на широкую ногу и не считать денег. Но у них есть свой транспорт, предоставленный продюсером; водитель по совместительству выполняет роль охранника. Они сменили адрес – переехали куда-то на новую квартиру. Пока непонятно, в связи с чем такая конспирация. Фанатов у них мало, папарацци за ними не охотятся, скорее наоборот. Калганову положено привлекать внимание прессы, в том числе и желтой, к своим подопечным. А он ведет себя странно.

   – Я же говорю, продюсер сам не прочь приударить за солисткой, поэтому и оберегает девушек от посягательств других мужчин. Возможно, он спит с ними всеми… Окружил себя этаким поющим гаремом, как восточный султан.

   – Это уж слишком.

   – Ты плохо знаешь сильный пол – в некоторых из нас вдруг просыпается тоска по господству над женщинами. Или она всегда присутствовала, подавленная коммунистической моралью и строгим общественным мнением. Эта пружина имеет свойство распрямляться. Сексуальное рабство порой принимает самые извращенные и скрытые формы. Кстати, брак может легко стать одной из них.

   – Намекаешь, что все «Русалки» – любовницы Калганова? И он склоняет их к групповухе в обмен на продвижение? Или они по очереди отрабатывают в постели потраченные на них средства?

   – Я хочу сказать, что у продюсера есть веская причина никого к девушкам не подпускать. Особенно к одной из них, то бишь к Лее. Значит, у него существуют виды на солистку.

   – Раньше такого не было, – возразила Астра. – Серьезные ограничения начались с происшествия в клубе «Спичка». Калганов вообще слывет любителем «ежовых рукавиц», но он знаток своего дела. Инцидент с Вишняковым каким-то образом задел его лично. Что здесь взыграло? Профессиональный интерес? Он боится потерять ведущую певицу? Ревность? Или… не знаю. Я в тупике. Я даже не понимаю до конца, почему Лея в ту ночь сбежала, а расспросить ее возможности нет. В самой загадке уже кроется ответ, – пробормотала она. – Выходит, продюсер именно потому и прячет Лею, чтобы она ничего не рассказала. А что она может рассказать? Чем Вишняков ее напугал, заставив выскочить на мороз без верхней одежды? Но ведь девушка исчезла уже после того, как охранники клуба попросили клиента вернуться в зал. Ей ничего не угрожало.

   – Это ты так думаешь. А вдруг администратор «Спички» – тайный торговец «живым товаром»? Отправляет наших красавиц в Турцию или на Ближний Восток?

   Матвей захохотал от собственного предположения. Глупо придумывать версии, когда нет достоверной информации. Пустая трата времени.

   Он достал из духовки утку, переложил ее на блюдо и разрезал.

   – Я ужасно голодная, – Астра взяла себе изрядный кусок и принялась жевать. – Ой, как вкусно…

   Слегка насытившись, она вернулась мыслями к его шутке:

   – Между прочим, ничего смешного. Торговля людьми существует.

   – Не спорю.

   Астра выбрала себе поджаристый утиный бочок с крылышком и облизнулась. Какой аромат…

   – Боюсь, к нашему случаю это не относится, – заявила она с набитым ртом. – Я тут просматривала флэшку…

   Матвей закатил глаза. Опять! Сейчас она ловко подведет случай в клубе под «пророчества», записанные на видео сумасшедшим убийцей. Кельтская символика, языческая магия и прочая дребедень… Он успел забыть ее излюбленный лейтмотив. Сейчас она заговорит о потустороннем мире, о том, что оттуда можно проникнуть сюда и обратно. Что эти миры пересекаются, а интересы людей в значительной степени обусловлены причинами, которые далеко не очевидны…

   Астра не обманула его ожиданий.

   – Там есть эпизод с русалкой, вернее, бронзовая статуя девушки с чешуйчатым хвостом, которая сидит посреди круглого водоема. Помнишь?

   – М-м… смутно…

   – Древние кельты, кроме богов, верили в существование разных духов, эльфов, фей, не рассматривая их как исчадия зла, но считая весьма опасными. Феи, например, могли насылать на людей чары, заманивать в лес или внутрь волшебных холмов, откуда тем было уже не выбраться.

   – И при чем тут русалки?

   – Кельтские жрецы отправляли свои ритуалы в священных рощах, обожествляли деревья, а в их кронах жили дриады, лесные нимфы. Чем не прообраз русалок? Пушкин же не зря писал: «Русалка на ветвях сидит»!

   – Я думал, они в воде живут, – неосмотрительно высказался Матвей.

   – И в воде тоже. Кельты почитали Рыбу как символ природных сил и женской сексуальной энергии. В языческих гробницах находили изображения женоподобного божества, похожего на рыбу. А в древнем Вавилоне поклонялись могущественной богине луны Атаргатис, полурыбе-полуженщине. Позже ее отождествляли с Афродитой…

   – Так это же богиня любви.

   – Но родилась-то она из пены морской!

   Матвей выпустил из виду столь весомый аргумент, и, посрамленный, молчал.

   – И вообще, Рыбы входят в зодиакальный круг, замыкая его и одновременно давая ему начало, новый виток. Упоминания о русалках содержатся в фольклоре всех стран мира. Греки называют их сиренами; славянские народы – вилами, духами озер, чистых родников и колодцев; в Прибалтике и Германии – ундинами и наре. Лунными ночами они выходят из воды и поют, – соблазнительно прекрасные, блистая и сверкая всеми цветами радуги. Многие мечтают полюбоваться их красотой, да редко кому это удается. Русалки завлекают мужчин сладостными голосами, обольстительной внешностью и запахом своего тела.

   – Чем же от них пахнет? Водорослями?

   Астра снисходительно усмехнулась:

   – Вряд ли. Таких циников, как ты, они хватают за ноги, затягивают в глубокий омут и топят. А еще они любят выходить из воды и, сидя на камне, расчесывать свои длинные волосы золотым гребнем. Любопытного могут защекотать до смерти. Если какой-нибудь мужчина влюбится в русалку, то ни один знахарь его не спасет.

   – Бедный Вишняков, – с наигранным сочувствием произнес Матвей. – Перспектива у него более чем печальная. И твои попытки заведомо обречены на провал.

   – Я не знахарь. У меня есть шанс.

   У Астры на тарелке выросла горка утиных костей. Она с удовлетворением отодвинулась от стола и прислонилась к спинке кухонного диванчика.

   – Ты хотя бы знаешь, что от тебя требуется?

   – Расплывчато, – призналась она. – Господин Вишняков жил – не тужил, зарабатывал деньги, развлекался, волочился за молоденькими девочками… и в какой-то момент в его приятное существование вкралось нечто враждебное и пугающее. Он встревожен, но не в состоянии определить причину этой тревоги. Человеку свойственно всему искать объяснение. Непонятное вызывает страх. Естественно, что он обратился ко мне…

   – Ты полагаешь?

   В глазах Матвея прыгали искорки смеха.

   – Я не психиатр, не экстрасенс и даже не совсем сыщик, а что-то среднее между ведьмой и детективом, – она прыснула. – Какой чудесный гибрид!

   – Ведьмы в тебе больше.

   – Спасибо! Пока я применяю традиционные методы. Побывала в клубе, поговорила с официантом, который в ту ночь обслуживал посетителей. Молодой человек подтверждает версию Вишнякова. Все, с кем мне удалось переброситься парой слов о том происшествии, повторяют одно и то же.

   – А что говорит зеркало? – не преминул съязвить Карелин.

   – Показывает Деда Мороза и Снегурочку…

   – Это я уже слышал. Новый год на носу. Где будем отмечать?

   Астра потупилась.

   – Ты не против совместить праздник с работой? Господин Вишняков приглашает нас в одно современное поместье. Хозяин – его приятель, помешанный на русских обычаях. Главное, что туда должны приехать «Русалки»! Разумеется, мой клиент просил хозяина сохранить его присутствие в тайне. Иначе Калганов откажется от выступления, даже потеря большого гонорара его не остановит.

   – Вишняков там будет инкогнито? – не поверил Матвей. – Всю новогоднюю ночь?

   – Почему бы и нет? Маскарад как раз в традициях этого праздника.

   – А потом, когда все откроется?

   – Наверное, разразится маленькая скандальная сцена… Впрочем, не обязательно.

   – Какова наша роль?

   – Пить, есть, веселиться и внимательно наблюдать за гостями, особенно за «Русалками».

   – Вишняков хочет воспользоваться моментом и поговорить со своей зазнобой?

   – Он еще не решил.

   * * *

   Ворох карнавальных масок, кафтанов, камзолов, шаровар, военных мундиров и расшитых звездами плащей привел Егора Николаевича в ужас. Заведовала всем этим богатством его тетка, Марианна Даниловна, которую он по-семейному называл Марьяшей. Шитье и выдача театральных костюмов напрокат приносила кое-какие деньги, и пенсионерка потихоньку подрабатывала. Ассортимент был невелик, зато качество не страдало. Марьяша, всю жизнь посвятившая истории одежды и, выйдя на пенсию, продолжала шить по индивидуальным заказам. На всякий товар есть купец.

   – Что же мне выбрать? Не хочу в глаза бросаться… – растерялся Вишняков.

   Пожилая дама задумчиво подперла рукой щеку.

   – Тебе для чего? Разыграть кого-нибудь или так, покрасоваться на костюмированной вечеринке.

   – На вечеринке, – кивнул племянник. – Подбери что-нибудь поскромнее, но желательно закрыть лицо.

   – Шлем с забралом? Извини, Гоша, рыцарских доспехов у меня нет.

   Вишняков поморщился. Он терпеть не мог, когда его называли Гошей, но делать тетке замечание не стал – стара она уже привычки менять.

   – Какие доспехи? Мне бы костюмчик попроще, чтобы за столом было удобно сидеть, двигаться, танцевать.

   Он питал надежду приударить в новогоднюю ночь за Леей, оставаясь неузнанным. При любом раскладе он сумеет хотя бы поговорить с девушкой, выяснить, почему она избегает его.

   – Вот, возьми шута! – предложила тетка. – Или звездочета. Куда уж проще.

   – Нет…

   Вырядиться в дурацкий колпак? Вишнякова передернуло от одной мысли об этом. Наряд звездочета тоже не подходит. Может, взять гусарский мундир?

   – Знаю, что тебе нужно! – Марьяша сняла с плечиков облачение волхва: длинный балахон с широкими рукавами, с вышивкой на груди. – Здесь много складок, а вот этот вышитый круг – солнце, окруженное знаками Зодиака, – с гордостью расхваливала она костюм. – К нему парик есть и маска только на верхнюю часть лица. А нижняя будет открыта, – сможешь и есть, и пить, и никто тебя не признает.

   Вишняков собрался возражать, но она ловко нахлобучила на его голову парик и подала зеркало.

   – Смотри. По-моему, замечательно! Тебе очень идет.

   – Н-да, идет, как же…

   – Бери, не сомневайся. Родная тетя плохого не посоветует.

   Племянник сдался на ее уговоры, примерил наряд и смирился. В гусарских лосинах он будет выглядеть совсем глупо. Если бы не насущная потребность скрывать лицо, он бы ни за что не согласился на пошлое переодевание. Все это только ради встречи с Леей, разговора с ней. Запала она ему в душу, лишила сна, покоя…

   Стоило ему подумать о ней, тотчас словно кто-то зашептал в ухо: «Плету… плету саван покойнику… плету покров мертвецу…»

   – Тьфу ты… ч-черт! – выругался Вишняков.

   – Что с тобой? – всполошилась тетка. – Не нравится костюм? Бери другой!

   – Нет, нет, все нормально. Все хорошо. Спасибо, Марьяша. – Он вскользь прикоснулся губами к ее сухой щеке. – Я пойду.

   На улице дул морозный ветер, гнал белую поземку. Егор Николаевич подошел к своей машине и сел прогревать двигатель. В голове крутился невесть откуда взявшийся куплет:

   Никто на белом свете

   Красавицу не влек,

   Но кто попал к ней в сети,

   Спастись уже не мог…

   Заунывный свист вьюги, казалось, служил мелодией для тоскливой песенки. Вишняков в раздражении тронулся с места…

ГЛАВА 12

– Мама, давай повесим две гирлянды, – настаивал мальчик.

   Жена Калганова, погруженная в невеселые мысли, машинально брала из коробки елочные игрушки, вешала, что-то отвечала сыну, наугад, не слушая его недовольное нытье. Будь ее воля, плюнула бы на все, уехала к родителям встречать Новый год, Рождество. Рома ее не замечает, как будто она ему не жена, а нянька его ребенка, которая заодно убирает и готовит еду. Что ни скажи, ответ можно угадать заранее: «Отстань! Мне некогда!» или «Работы прорва! Кручусь, как белка в колесе. Хоть ты не доставай!»

   – Зато в деньгах он тебя не ограничивает, – успокаивала ее подруга. – Ромка хоть не жмот! А мой? Дома не увидишь, да еще и считает, сколько я на хозяйство потратила. Знаешь, какое я сделала открытие после свадьбы? Богатый мужик – не значит щедрый. Это не синонимы.

   – Я не за деньги выходила…

   – А я за деньги! – откровенно призналась подруга. – Ты моего Юрасика видела? Маленький, пузатенький, личико мышиное. Без ста грамм в постель не ляжешь. Едва привыкла. Калганов – орел по сравнению с моим квазимодой. И ничего, терплю.

   – Зачем же терпишь?

   – Затем же, что и ты. Дочка растет, семья, какая-никакая.

   – Вот именно, никакая! – разозлилась Калганова.

   – А у других, думаешь, сахар, да? Та же рутина, только впроголодь. Я на прошлой неделе Нельку встретила. Помнишь отличницу нашу? Вкалывает на двух работах, ведет бухгалтерию какой-то частной фирмы, еще домой берет отчеты, корпит над ними по ночам, и с трудом сводит концы с концами. Супружник ее, обалдуй ленивый, попивает, троих детей ей настрогал, а сам по пьяни с лесов свалился, спину ушиб. Теперь на инвалидности.

   – Как это – с лесов?

   – Строительных. Он же инженером был, а потом в каменщики переквалифицировался, шабашить стал. Ну, употреблял на работе втихомолку, вот и не удержал равновесия-то, упал. Был бы трезвый, компенсацию бы выплатили за травму на производстве. А так – выперли и забыли. Нелька бьется как рыба об лед. Мне ее по-человечески жалко.

   После истории про Нельку жене Калганова стало совестно. Ей еще грех жаловаться, бога гневить. Все у них с Ромой есть – и квартира, и машина, и денег хватает. Во всяком случае, экономить ей не приходится. Солярий, косметический салон – пожалуйста. Тряпки модные себе и ребенку – пожалуйста. Отдых на море – когда угодно: хочешь, в Турцию езжай, хочешь – в Сочи. Продукты ей по заказу домой привозят. Райская жизнь! А она грызет Калганова, устраивает разборки.

   – Тебе не понять, – с горечью вырвалось у нее. – На твоего Юрасика бабы не вешаются. Они от него шарахаются! А Рома… Я давно подозреваю, что у него есть любовница. Ведь вокруг него рой молодых девчонок вьется, резвушек-поскакушек! И каждая за счастье почтет ублажить продюсера. Как ему удержаться?

   Подруга распахнула обведенные французским карандашом глаза:

   – Да, тут и святой согрешит.

   Калганова смахнула с ресниц злые слезы. Опомнилась – они с сыном елку украшают к Новому году!

   – А папа с нами будет праздновать? – картавя, спросил мальчик. Он плохо выговаривал «р». – Или на концерт уедет?

   – С нами, с нами…

   Она не была в этом уверена и крикнула мужу в другую комнату:

   – Рома! Какие у тебя планы на новогоднюю ночь?

   Праздники – горячая пора для артистов. А когда у них холодная пора?

   Роман Витальевич вразвалочку вошел в гостиную, окинул взглядом елку до потолка, одобрительно кивнул.

   – Ничего получается… Сейчас принесу стремянку. Иначе до верхушки не достанете.

   – Ты нам помоги, – обрадовался ребенок. – Звезду прицепить надо.

   – Я тороплюсь, сыночка, опаздываю.

   «Ну, разумеется, – подумала жена, стараясь оставаться спокойной. – Он спешит! Он всегда занят. Ему не до нас!»

   – Ты мне не ответил, – сказала она.

   – А! – весело воскликнул продюсер. – Не бери в голову! Что-нибудь придумаем…

   – Если ты уедешь со своими девочками, – она имела в виду «Русалок», – я заберу сына, и мы проведем Новый год у бабушки.

   – Не хочу к бабушке… – захныкал мальчик. – Я с папой хочу! Он меня на оленях обещал покатать… Он Деда Мороза обещал…

   Калганова бесила эта ее манера выяснять отношения при ребенке:

   – Давай обсудим это потом, – сквозь зубы процедил он.

   – Что ты с ними носишься, как с писаной торбой? – распалялась жена. – Как будто «Русалки» – твой единственный проект! Что в них такого особенного? Противно смотреть, как ты из кожи вон лезешь, лишь бы твои девицы с чешуйчатыми хвостами набирали очки. Оч-чень оригинальный прикид ты им придумал. Крик «подводной моды»! Тебе не стыдно за эти дешевые трюки? Ты с ног сбился, а им еще далеко до участия в хит-парадах! Их если приглашают, то в ночные клубы или на приватные посиделки.

   Она осеклась, вспомнив о сыне, который отложил в сторону елочные игрушки, раскрыл рот и уставился на родителей. Его глаза наполнились слезами.

   – Замолчи… – запоздало выдохнул Калганов.

   Жена и так прикусила язык, виновато опустила голову. Она не собиралась ссориться – ее понесло. Она представила себе юных длинноногих девиц, не обремененных моралью, готовых на все ради популярности, и сластолюбивого Рому, который не прочь сорвать плод наслаждения с молодой ветви. Она его не осуждала, ее сердце обливалось кровью от ревности, от неспособности что-то изменить в отношениях с мужем, от ужасной несправедливости жизни. И ведь некому пожаловаться, сама на это пошла. Знала, понимала, что такое шоу-бизнес, богемная среда, эта «свобода нравов», попросту говоря, распущенность, – и не отказалась выйти за Калганова. Даже хвасталась подружкам, какой у нее известный жених. Может, Рома бы и не связывал себя узами брака, если бы не ее беременность. Он хотел сына, и, увидев на УЗИ крошечного мальчика, сразу сделал ей предложение. А она, балда, чуть с ума не сошла от радости. Дура дурой!

   – Я постараюсь, сыночка, чтобы мы праздновали вместе, – сказал Калганов, отпустившись на корточки перед малышом. – Не плачь. Смотри, какая у нас большущая елка, какие красивые бусы я для нее привез, какие шары…

   – Совсем помешался на этой своей работе. Окончательно чокнулся! – всхлипнула жена.

   – Ты ничего не понимаешь. У меня грандиозные планы насчет «Русалок». Ими заинтересовались зарубежные партнеры, поступило выгодное предложение…

   * * *

   Борисов, начальник службы безопасности компании «Юстина», работал бок о бок с Юрием Ельцовым не первый год. Они сроднились, понимали друг друга с полуслова. Дочь босса имела независимый характер, сладить с ней отцу удавалось далеко не всегда. Борисов привык выполнять для семьи Ельцовых разные деликатные поручения, в том числе и выручать Астру из щекотливых ситуаций. Она просто притягивала к себе всевозможные неприятности…

   «Привычка совать нос в чужие тайны до добра не доводит, – заключил начальник службы безопасности. – А когда дело касается нечистой силы, тем более». Сам он предпочитал «не будить лихо, пока оно тихо».

   Астра якшается со странными личностями, и вокруг нее происходят зловещие события. Началось все со смерти ее жениха и пошло-поехало…

   Борисов предпочитал понятные и логически объяснимые вещи. Затрудняясь дать факту рациональную оценку, он терялся. Нечто, выходящее за рамки его представлений, погружало его ум в спячку – Борисова сразу одолевали сонливость, зевота и желание как можно скорее покончить со всем этим.

   Астра обращалась к нему крайне редко, и каждый раз он внутренне холодел – как бы чего не вышло. Но никогда не отказывал.

   Вчера она позвонила и попросила отыскать новое место обитания поп-группы «Русалки». Девушки внезапно сменили адрес, а ей жутко любопытно, какую они ведут жизнь. В какие ходят магазины, во что одеваются, прогуливаются ли по вечерам… на какой машине ездят.

   – Вы не увлекаетесь современной музыкой? – доверительно спрашивала она. – А я вот стала поклонницей «Русалок». Просто фанатею!

   «Пудрит мне мозги, – настороженно подумал Борисов. – Интересно ей, что носят какие-то певички! Как бы не так. Она сроду в фанатках не ходила, даже в юном возрасте, а теперь и подавно. Наверняка, что-то задумала».

   – Вы только папе меня не выдавайте. Он будет недоволен, что я к вам пристаю с пустяками.

   – Обижаете, Астра Юрьевна. Я ведь не доносчик, я друг.

   Не понравилось ему это поручение, ох, не понравилось. Но, как всегда, не отказал. С его возможностями узнать адрес «Русалок» оказалось делом на полчаса.

   Астра удивилась такой оперативности. Значит, и Вишняков вполне мог получить эту информацию без проблем – за деньги или задействовав связи. Выходит, Егор Николаевич принципиально избегает предавать огласке свой интерес к солистке «Русалок», что тоже понятно. Если девушка поймет свою выгоду, станет веревки из него вить.

   – Обо мне и так любят посудачить. Зачем же подливать масла в огонь? Вы уж поаккуратней, – попросил Вишняков.

   Астра прикинула, как быстро она доберется до Перовской улицы, и приуныла. Далековато забрались красавицы – вероятно, Калганов довел экономию до абсурда: ведь потеря времени наносит самый ощутимый урон по бизнесу любого рода. Впрочем, возможно, выбор места обусловлен необходимыми мерами безопасности. Подальше от центра, от любопытных глаз и вездесущих охотников за «жареными» фактами.

   Зазвонил телефон – легкий на помин Егор Николаевич сообщил ей, что взял у тетки наряд придворной дамы восемнадцатого века.

   – Для вас, Астра Юрьевна. Думаю, платье придется вам впору.

   – Я возьму заранее, примерить.