Оглавление
АННОТАЦИЯ
Этой зимой жизнь Мэй перевернулась. Злой дух Шан оставил метку на ее ладони, и теперь ее дар проклят, а душа и тело принадлежат ему. Единственный способ избежать такой участи – стать невестой бога рассвета, Сияющего лотоса. Пускай придется отринуть мирскую жизнь, зато спасти себя. Мэй отправляется в поселение Хай. Там, среди заснеженных гор, стоит храм Сияющего лотоса, где жрецы подготовят будущую невесту бога к испытаниям.
В обители Мэй знакомится с молодым жрецом Лингом. Что тревожит этого светловолосого юношу, похожего на снежного духа? И что будет, если земная любовь, словно нежные лепестки сливы, коснется сердца Мэй?
ГЛАВА 1
Окунув кисточку в тушь, Мэй задержала дыхание и плавным движением провела еще одну линию на рисовой бумаге. Новая ветка сливы ожила и будто покачнулась от порхнувшей с нее птицы. Мэй склонила голову набок, оценивая рисунок. Затем взяла самую тонкую кисточку, осторожно коснулась ею туши и стала прорисовывать на ветке лепестки. Она мысленно увидела белые цветы, сквозь которые струится свет солнца, ощутила дыхание весны. Затем перевела взгляд на окно.
Сад был окутан белым покрывалом. Снежинки налипли на окно, медленно растекаясь капельками воды. До весны еще далеко. Но она жила в картинах Мэй, развешенных по всей комнате. Цветущая вишня. Журавль среди ветвей бамбука. Бабочки, порхающие над ирисами. Мэй закрыла глаза. Ей показалось, что дуновение теплого ветерка ласково коснулось лица, всколыхнув выбившиеся из прически темные пряди волос.
Внезапно воздух в комнате сгустился и стал холоднее. Мэй, вздрогнув, открыла глаза. Висящие под потолком расписанные иероглифами светильники мигнули и погасли. Раздалось шипение, будто незримая огромная змея распахнула свою пасть. Затем от окна отделилась темная тень. Мэй закричала и отшатнулась, задев рукой баночку с тушью. Та опрокинулась, густая черная лужа растеклась по рисунку.
Послышался лязг металла. Из тени появилась мощная высокая фигура, скрытая под черным плащом. От нее веяло ледяным холодом. В один миг Мэй почувствовала нарастающую панику. Фигура приблизилась. Из-под плаща показалась рука в металлической перчатке и вцепилась в запястье Мэй.
– Моя, - прошипел голос. - Отдана мне. Навеки.
Пальцы ледяной болью сомкнулись на тонком запястье. Охваченная ужасом, Мэй вновь закричала, изо всех сил пытаясь освободить руку. Вдруг на груди что-то зажужжало. В тот же миг фигура дернулась, отпустила руку Мэй и отшатнулась. С воплем злой досады незнакомец метнулся к окну.
– Моя! – прошипел он, теперь уже с гневом. – Скоро. Я вернусь за тобой.
Он обратился тенью и исчез. Тяжело дыша, Мэй разглядывала свою руку, на которой остались красные следы от металлических пальцев. А еще на внешней стороне ладони кое-что появилось, чего не было раньше. Знак, будто нанесенный черной тушью. Замысловатый незнакомый иероглиф.
Затем Мэй коснулась пальцем продолговатого кулона из нефрита, который висел на серебряной цепочке на шее. Он был теплее, чем обычно. А на камне появилась трещина.
Дверь в комнату распахнулась, на пороге появился встревоженный отец.
– Что-то случилось? Я слышал твой крик…
– Папа! – выдохнула Мэй. Темные глаза все еще выражали испуг. Здесь кто-то появился. И…
Отец опустил взгляд на ее руку, и, как показалось Мэй, побледнел.
– Собирайся, - сказал он севшим голосом. – Нужно кое-куда сходить.
***
Снежинки плавно кружились в воздухе, падая на расчищенную мостовую. Мэй с отцом остановились возле небольшого дома на краю города. На синей крыше с загнутыми краями искрился в лучах солнца снег.
Отец постучал в дверь. Ему открыл невысокий мужчина в теплом халате. Голова его была полностью обрита, над губой вырисовывались тонкие усики. Мэй знала этого человека. Он гадатель.
– Добрый день, господин Дэшэн! - поклонился он при виде гостей. - Проходите. Чем обязан вашему визиту? – спросил уже в прихожей.
– Нам нужны ваши способности, Ченг. - Нервно ответил Дэшэн.
Хозяин дома кивнул, затем провел их в круглую комнату, украшенную расписными бамбуковыми панно. На небольшом алтаре у окна стояла статуэтка жабы и несколько кристаллов горного хрусталя. От тонкой ароматической палочки поднималась витиеватая струйка дыма, наполняя комнату запахом сандала – таким сильным, что у Мэй защекотало в носу, и она несколько раз чихнула. Вместе с отцом она присела на топчаны вокруг низкого столика. На нем лежало несколько птичьих перьев, камней и черепаший панцирь.
Ченг вопросительно поглядел на гостей. Дэшэн обернулся к дочери и попросил:
– Мэй, покажи…
Рукав зеленого шелкового халата скользнул к локтю, когда она приподняла руку. Ченг едва только взглянул, как его лицо вытянулось. Они с Дэшэном тревожно переглянулись.
– Метка Шана, - выдохнул Ченг, и в его голосе улавливался испуг.
Отец еще больше побледнел и закрыл глаза.
– Что означает иероглиф? – тихо спросил он.
– Вы позволите? – Ченг протянул руки и коснулся ладони Мэй.
Затем принялся внимательно разглядывать символ.
– «Моя», - расшифровал он, наконец.
Лицо Дэшэна исказила боль и обреченность. По пути сюда Мэй пыталась стереть с кожи иероглиф, но не получилось.
– А кто такой этот Шан? – подала она голос, видя, что тревожное молчание затягивается.
Ченг покачал головой.
– Яогуай. Темный дух или демон, как вам будет угодно. Он ищет себе невест по всему свету. И та, кого он отметит, навеки будет ему принадлежать.
Мэй сделала короткий испуганный вдох. Ее глаза расширились.
– Он появился у меня в комнате. Но этот камень, кажется, прогнал его.
Она вновь коснулась кулона на шее.
– Да, нефрит способен защитить от злых духов, - кивнул Ченг. – Но, боюсь, надолго это его не задержит, даже если обвесить себя множеством таких камней. Видите, кулон треснул? Шан вернется, с каждым разом сил у него будет больше.
– Но почему… я? – сглотнула Мэй.
Отец не выдержал и издал короткий вопль.
– Это я… я во всем виноват! – с выражением страдания на лице он воздел руки к потолку. – Прошу, духи, прокляните меня, но защитите мою дочь!
Мэй, испуганно моргая, уставилась на него. Дэшэн не сразу смог говорить. Лишь через несколько минут немного успокоился и начал:
– По молодости и глупости я отправил своих людей в Забытый курган. Соблазнился рассказами о сокровищах, зарытых там. Слуги принесли мне несколько вещиц. В их числе был серебряный кинжал, украшенный обсидианом и черным агатом. У него была рукоятка в виде головы демона. Кинжал приглянулся мне. Но оказалось, он был привязан к душе Шана. И, когда кинжал вынесли из кургана, яогуай вышел на мой след. И однажды появился в моем доме.
Дэшэн содрогнулся. Мэй внимала, широко раскрыв глаза. Она никогда не слышала эту историю.
– Яогуай появился перед нами и указал на мою Фанг. Он хотел забрать ее. Я умолял не делать этого, ведь она – мое сокровище. И сказал ему, чтобы он брал все, что пожелает, но не ее. Шан ответил: "Хорошо. Я приду через восемнадцать лет и заберу другое твое сокровище". Тогда я не придал значения этим словам. Мне не жалко было любой безделушки, какую бы он мог забрать. Лишь бы оставил нас в покое. Но оказалось...
Дэшэн содрогнулся, в его глазах блеснули слезы.
– Он теперь пришел за мной, - словно в трансе проговорила Мэй.
– "Другое мое сокровище" – это ты, - совершенно убитым голосом сказал Дэшэн. Фанг была тогда беременна. Со временем эта история забылась. А сейчас... сейчас он вернулся.
– Но зачем ему столько невест? - глядя в пустоту, произнесла Мэй.
Вместо отца ответил Ченг. Он опустил глаза.
– Яогуай черпает силу из юных и светлых девичьих душ. Насколько я знаю, ваша семья владеет даром?
Мэй пожала плечами. Она бы не назвала это даром. Просто иной раз, проходя мимо засохшего цветка, который забыли полить, она могла вернуть ему жизнь и дать еще один шанс. Когда Мэй собирала букеты из трав и цветов и дарила их кому-нибудь, люди отмечали, что у них поднималось настроение. А если подавала чай, то он получался особенно вкусным и даже избавлял от головной боли. Похожими способностями обладала и мать. Жаль, что несколько лет назад ее не стало.
– Светлые души с даром – такие и нужны Шану, - сквозь туман мыслей послышался голос Ченга. – Он потихоньку, поцелуй за поцелуем, забирает из своей новообретенной жены силу. А уж когда между ними наступает близость…
Мэй в страхе расширила глаза.
– Довольно! – нервно вскрикнул Дэшэн. – Этого не случится. Прошу, Ченг, подскажите, как защититься от яогуая?
Ченг ответил не сразу. Взял черепаший панцирь, плеснул туда воды, бросил несколько мелких камешков и начал вглядываться. Сердце Мэй неистово стучало. Наконец, Ченг вновь поднял глаза.
– Если кто и может противостоять яогуаю, то лишь Ксиодан, именуемый также Сияющим лотосом. Как тьма отступает перед лучам нового дня, так и Шан не посмеет посягнуть на верную служительницу Владыки рассвета.
Мэй слышала о таком божестве. Ему поклоняются в восточной части империи.
– Значит, я должна стать жрицей?
– Не просто жрицей, а невестой, - пояснил Ченг, поджигая еще одну ароматическую палочку. - Это глубокое служение богу, когда юная и чистая дева посвящает ему всю себя. Но знайте, что с того момента мирская жизнь и земная любовь уже не будут для вас доступны.
Мэй все еще пребывала в растерянности. Столько шокирующих новостей за один день. Значит, либо она становится невестой бога, либо женой демона, который выпьет ее всю до дна.
– Полагаю, у меня и выбора нет, - Мэй опустила глаза. При мысли о возвращении яогуая, страх колол ее ледяной иглой.
– Отправляйтесь в храм Сияющего лотоса, что в горах Шанти, - сказал Ченг. – Там вас подготовят, как невесту. В самое ближайшее время. Нельзя медлить. Я зачарую бусы из нефрита, их воздействия должно хватить на дорогу в храм. И напишу письмо Верховному мастеру.
Мэй повернулась к окну. Хрупкие снежинки танцевали на ветру. Еще с утра она ходила по дому и улыбалась. Жизнь была полна планов и надежд. А сейчас… все изменилось в один миг. Как теперь это принять?
ГЛАВА 2
Запряженная двумя белыми жеребцами колесница мягко двигалась сквозь падающий снег. Поселение Хай, затерявшееся среди гор Шанти, было устлано вечерним туманом. Мэй разглядывала невысокие дома, скалы, голые силуэты деревьев, укутанных снежными покрывалами. Они будто плыли в призрачной дымке. Всему виной туман и снег. Душу не покидало опустошение. Прощание с отцом и родными краями далось нелегко. Но дома случилось еще кое-что.
Перед отъездом, Мэй, чувствуя себя подавленной, проходила мимо стоящих на подоконнике горшков с белыми орхидеями и вдруг обнаружила, что они почти засохли. Но ведь она исправно поливала их! Подойдя ближе, Мэй протянула ладони, чтобы наполнить цветы живительной силой своего дара, и тут случилось ужасное. Прямо на глазах цветок рассыпался черным пеплом. Повеяло запахом гнили. Мэй отшатнулась, в ужасе уставившись на свои руки. Ее дар! Что с ним стало? Она подошла к другому горшку и все повторилось. Лишь черный прах – вот что оставалось от любимых цветов. Похоже, теперь Мэй проклята. И всему виной метка яогуая. Это осознание вызвало новую волну страха и отвращения к себе. Она ожесточенно терла ладонь мылом, но добилась лишь того, что кожа покраснела. Метка не сходила. Мэй хотелось срезать себе кожу, лишь бы избавиться от проклятого клейма. Оставалось надеяться, что жрецы Сияющего лотоса смогут ее исцелить.
По дороге Шан снова появился, преградил путь колеснице и попытался схватить Мэй. Защита сработала и на этот раз. На Мэй были нефритовые бусы, брошь и браслет. Ченг зачаровал эти украшения. Шан вновь попятился и исчез, а нить бус лопнула, и они упали в снег, распадаясь мелкими бусинами. Мэй тревожно перевела дух. При мысли о том, что это жуткое существо могло схватить ее и утащить к себе, охватывал ужас.
Храм и обитель жрецов располагались в отдалении. Первым, на что обратила внимание Мэй, был пруд рядом с храмом. Вода в нем, несмотря на мороз, не превратилась в лед. На ней покачивались белые и нежно-розовые кувшинки. Позади пруда возвышалась гладкая белая статуя высокого мужчины. Скульптор запечатлел его так, словно длинные волосы и полы халата развевались в стороны. В вытянутых вперед руках мужчина держал хрустальную чашу в виде лотоса. Обитель жрецов располагалась справа, за белой кованой оградой. Как и у храма, здесь была красная крыша с загнутыми вверх краями. Свет от расписных фонарей, висящих над крыльцом, выхватывал из тумана внутренний двор и раскидистое сливовое дерево, чьи ветки, несмотря на зимнюю пору, были покрыты красными лепестками. Некоторые опали и алыми мазками усыпали снег. Этот контраст белого и красного так зачаровал Мэй, что она долго не могла отвести взгляд.
Едва колесница приблизилась к белой ограде, один из жрецов вышел встречать Мэй. Мужчина с голубой лентой на голове, одетый в голубой халат с узорами в виде белых лотосов. Его длинные черные волосы были собраны сзади в хвост. Он открыл ворота и поманил гостью за собой. Кутаясь в соболиную шубу, Мэй осторожно прошла через двор внутрь. В холле молча протянула письмо от Ченга. Жрец взял его, затем повел Мэй к лестнице наверх. Откуда-то раздавались обрывки песен, молитв, звуки флейты. На втором этаже Мэй ждала комната с большим окном, которое выходило во двор со сливой. Из меблировки только стол, стул, небольшой шкаф и циновка на полу. Жрец оставил ее одну, а вскоре принес пиалу с теплым молоком и рисовые лепешки.
– Отдохни с дороги, странница, а потом спускайся. Верховный мастер Бао ждет тебя.
Мэй вновь осталась одна, прислонившись к стене и закрыв глаза. Чувство горечи не покидало ее. Вскоре ждала встреча с Верховным мастером. Он принял ее в своем кабинете, где пахло лотосом. Мэй заметила, что мужчины и женщины, которых она встретила, пока спускалась, похожи друг на друга. Темные волосы, убранные в хвост, голубые халаты, расшитые лотосами. А еще у всех на одной из ладоней были светлые отметины в виде распустившегося лотоса. Бао не стал исключением, только его одежды и лента на лбу были серебристого цвета. В остальном такое же лицо, с выражением отрешенности на нем, как и у всех жрецов.
Бао неспешно прочитал письмо Ченга, после чего окинул Мэй внимательным взглядом карих глаз, задержавшись на ладони с меткой.
– Ты девственна? – спросил он. Его голос звучал мягко и певуче.
От этого вопроса краска залила лицо Мэй.
– Я спрашиваю, ибо чистота тела и духа – важное условие на пути к тому, чтобы стать невестой Владыки рассвета, - пояснил Бао.
Мэй едва заметно кивнула, хотя стыд все еще стучал в висках.
– Осознаешь ли ты, что путь к посвящению себя Владыке рассвета приведет к отказу от мирской жизни? – Бао задал новый вопрос.
– У меня нет выбора, - тихо произнесла Мэй.
Верховный некоторое время размышлял, затем сказал:
– Жаль, что к служению Владыке тебя привело отчаяние, а не добрая воля. Но Ксиодан всегда дает шанс тем, кто обращается к нему. Станешь ли ты его невестой – покажет время и испытания. А пока отдыхай. С завтрашнего дня Тинг займется твоей подготовкой. Имей в виду: подъемы у нас ранние.
***
Спать на жесткой циновке оказалось совсем не удобно. Мэй долго ворочалась, пытаясь найти удобное для спины положение. А еще мешали мысли. Страх, горечь, грусть, отчаяние – все соединилось в тугой клубок, который никак не желал распутываться. Прошло несколько часов, прежде чем Мэй удалось погрузиться в некое подобие сна. Ей показалось, что прошло совсем немного времени, как раздался вибрирующий звук гонга, который проникал наверняка в самые отдаленные уголки обители. По крайней мере звучал он будто прямо здесь, в комнате, хотя на самом деле исходил снизу.
Заспанная Мэй кое-как поднялась, чувствуя, как затекли мышцы. В комнате было темно, лишь бумажный фонарик на столе источал мягкий свет. Вчера в распоряжение Мэй дали несколько голубых халатов, в том числе и теплый с капюшоном. Отчаянно зевая, она закуталась в него, сунула ноги в кожаные туфли и взяла фонарик. Освещая себе дорогу, Мэй спустилась по лестнице вниз. По пути она встречала жрецов, которые так же шли с фонариками. Они направлялись на улицу, и Мэй последовала за ними.
Холодный воздух дохнул на нее, едва она вышла за порог. Не заметив в полутьме ступеньки, Мэй поскользнулась и чуть не упала, выронив фонарик. Но ее кто-то подхватил за руку. Мэй обернулась, увидев молодого жреца, чей необычный вид побудил задержать на нем взгляд подольше. Его длинные волосы, выглядывающие из-под наброшенного на голову капюшона, были светлыми. А глаза, вопреки обыкновению, не такие узкие, будто светились золотистыми огоньками. Или это просто свет фонаря отражается в них? Ободряющая улыбка мелькнула на тонких губах парня. Он мягко отпустил руку Мэй, затем поднял упавший фонарь и протянул ей. Она осознала, что смотрит на него дольше, чем допускают приличия, потому быстро пробормотала слова благодарности, взяла фонарь и отвернулась.
Все жрецы направились за ограду, к пруду со статуей. Мэй с удивлением отметила, что они одеты в легкие халаты, и почти все без головных уборов. При этом не заметно было, чтобы они испытывали дискомфорт. Хотя Мэй уже продрогла в своем теплом халате.
Все собрались вокруг пруда, опустив фонарики на бортики впереди себя. Получился круг из золотистых огоньков, которые отражались в воде. Бао воздел руки вверх и нараспев произнес:
– Ксиодан! Владыка утра. Благослови новый день. Одари нас щедрыми лучами солнца!
Затем все вытянули вперед ладони и замерли с умиротворенным выражением лиц. Мэй повторяла. Шли минуты. Все продолжали стоять. Холод сильнее проникал под одежду, да и руки стали затекать. Сколько же это продлится? Стоять в неподвижной позе, да еще на морозе, казалось настоящей пыткой! Мэй чувствовала себя оледеневшей статуей, у которой стучат зубы.
Внезапно воздух рядом мигнул, будто всколыхнулась невидимая преграда. Повеяло запахом тлена, и появился он. Фигура, будто продолжение предрассветной темноты. Страх кольнул в груди Мэй, но жрецы отреагировали молниеносно. Почти синхронно они вытащили из складок халатов жезлы, на концах которых сверкнули голубые камни, пронзившие тьму. От их сияния образовался мощный полупрозрачный купол. Яогуай отступил на шаг. Из-под капюшона послышался его грозный голос.
– Среди вас та, кто принадлежит мне!
Мэй ощутила, как метка на ладони стала жечь ей кожу, и непроизвольно встряхнула рукой.
– Уходи, - невозмутимо ответил Бао. - Здесь тебе ничего не принадлежит.
Рука в железной перчатке властно указала на Мэй.
– Она под защитой Ксиодана, Владыки нашего, - продолжал Верховный мастер. – И, возможно, станет его невестой.
Мэй показалось, что из-под капюшона раздался сухой смешок.
– Что ж, я умею ждать, - проскрежетал голос. - Если ваш "господин" отвергнет ее, она по праву моя!
Мэй облизнула закоченевшие губы. Не хотелось даже думать об этом "если".
Шан исчез в облаке серого дыма. Жрецы упрятали за пояс жезлы и вернулись к прежнему занятию. Страх обдал Мэй жаром, стало чуть менее холодно. Но стоять с вытянутыми руками по-прежнему было трудно. Вдруг розовый луч появился над хрустальной чашей в руках статуи бога. Он наполнил ее сиянием и, удивительным образом преломившись, пролился на всех присутствующих. Лиловые, розовые и оранжевые оттенки сплелись в этом сиянии. В один миг Мэй ощутила прилив несравнимой благодати. Сразу и холод отступил, и боль покинула тело. Под этими нежными лучами душа будто согревалась, даже страх перед будущим померк. Затем жрецы вознесли благодарность Ксиодану, подняли с земли фонарики и, друг за другом, последовали в обитель.
После завтрака, где Мэй отогрелась горячим чаем, ее поманила за собой невысокая смуглая женщина с гладко зачесанными назад черными волосами. Они вошли в кабинет, где всюду на полочках были расставлены ониксовые фигурки слонов, жаб и оленей.
– Здравствуй, Мэй. Меня зовут Тинг, - представилась женщина, указав на кушетку возле письменного стала. – Бао рассказал о тебе и попросил стать твоей наставницей. Обращайся ко мне, если у тебя возникнут вопросы или сомнения.
Мэй кивнула.
– Тут совсем не боятся холода? – спросила она то, что больше всего удивляло.
Тинг улыбнулась.
– Вера и тренировки дают нам устойчивость. Тепло Владыки всегда с нами, оно согревает даже в самую холодную стужу. Тебе трудно было выстоять?
– Ну… мне было холодно. И страшно, когда…
Мэй вздрогнула, вспомнив угрожающую фигуру Шана.
– Однако ты проявила стойкость, и это хорошо. Ничего не бойся. Утренние молитвы важны. Мы ждем первого луча, знаменующего зарождение нового дня. Первого касания Владыки. Это благословение. Ты почувствовала, как Сияющий лотос посетил нас?
– Да… это было прекрасно.
Тинг удовлетворенно кивнула.
– Как видишь, Ксиодан вознаграждает за терпение. Что еще ты хочешь узнать?
Мэй опустила глаза. В душе слишком много всего смешалось.
– Как мне называть вас? – спросила она.
– Мастер Тинг. И на «ты». Здесь нет титулов, только ступени. Мастер, Старший мастер и Верховный мастер. Но ко всем обращение одинаковое. Так и тебе тоже следует забыть о своем знатном положении. Здесь все равны.
– Хорошо. Мастер Тинг… а что означает быть невестой Сияющего лотоса?
Слегка прикрыв глаза, Тинг устремила взор в окно, на заснеженный двор.
– Невесты Владыки нашего – это круг чистых дев. Высшие жрицы. Они проходят подготовку в храмах, а затем, отрекаясь от мирской жизни, отправляются на гору Тяо. Там они хранят священную чашу с рассветными лепестками, передавая ее каждое утро друг другу. Так и посылаются лучи рассвета в каждый уголок мира. Можно сказать, невесты – первые приближенные к богу. Они остаются вечно юными и чистыми. Некоторые становятся ангелами и отправляются на небеса. А взамен в круг вступают новые невесты. Это как движение солнца по небу. Круг жизни.
– И что мне нужно делать, чтобы Ксиодан принял меня? – продолжала размышлять Мэй.
– Тренировать свое тело, разум и дух, как и все мы. По мере обучения тебя ждут особые испытания.
– Я должна еще сказать кое о чем, - Мэй нерешительно коснулась ладони с ужасной меткой. – Мой дар… Он теперь…
– Знаю, дитя. Не переживай. Вера поможет тебе очиститься.
На лицо Тинг вдруг набежала легкая тень. Словно облако нашло на солнце.
– Но если не докажешь свое право войти в круг невест, от Шана тебе не спастись. Ксиодан милосердный, но справедливый бог. Сейчас у него что-то вроде договора с Шаном. Если ты не станешь его невестой, он уже не сможет защитить тебя от яогуая.
Мэй сглотнула. Что ж, она постарается этого не допустить.
ГЛАВА 3
После легкого завтрака, в просторном зале на втором этаже все собрались на гимнастику – дыхательную и телесную. Сквозь большие окна проникал свет зимнего дня. Мэй поразилась, насколько хорошо жрецы владеют своим телом. У них была великолепная растяжка, каждое движение отдавало гибкостью и плавностью. Их тела иной раз принимали такие позы, что это казалось немыслимым. Свое собственное тело виделось Мэй неуклюжим и деревянным. А от дыхательных упражнений быстро закружилась голова. Несколько раз Мэй ловила на себе взгляд того светловолосого парня, с которым столкнулась утром на пороге. Когда это происходило, она чувствовала, неловкость и смущение. Наверняка ему забавно видеть, какая она неуклюжая. И лишь ободряющий взгляд Тинг напоминал, что не все дается сразу.
Затем последовали молитвы. Все сели в круг, Бао начал водить деревянным пестом по краям медной чаши, и от этого рождался продолжительный вибрирующий звук, заполнявший собой всю комнату. Под этот звук жрецы нараспев возносили короткие молитвы Ксиодану. Звучало удивительно гармонично, хотя Мэй так и не удалось попасть в общий ритм. Все время казалось, что ее голос выбивается, звучит чужеродно и неуместно.
После этого все сели в позу лотоса и начали медитировать, слушая тишину внутри себя. Мэй тоже попробовала, хотя ее поза получилась далекой от лотоса. Очень скоро затекли ноги. Какое уж тут погружение в себя, когда тело чувствует дискомфорт! Помучавшись немного, она села, обхватив руками колени и... не заметила, как уронила голову, а потом и вовсе скатилась на бок, да так и уснула. Сказались пережитые испуги, почти бессонная ночь и прочие испытания тела. Когда Мэй проснулась и осознала, что произошло, тут же испуганно вскочила. После спонтанного сна болела голова, не покидало чувство потерянности. Медитация уже закончилась, жрецы расходились. Проходя мимо Мэй, они едва заметно улыбались, вынуждая ее испытывать желание провалиться сквозь землю.
– Не переживай, - похлопала по плечу Тинг. - Со временем все получится.
У тревоги и растерянности Мэй были свои причины. Не покидала мысль, что вдруг каждый такой промах влияет на ее пригодность стать невестой Ксиодана. А это означает лишь одно: загребущие руки Шана приближаются. Закрыв глаза на миг, Мэй показалось, что страшная тень нависла на ней, почудился запах тлена... Она тут же открыла глаза и тряхнула головой, прогоняя наваждение.
После медитации был обед, а затем пара часов свободного времени. Кто-то из жрецов отправился в библиотеку, кто-то – на прогулку, а кто-то занялся рукоделием. Несколько человек собрались в кучку и вели беседы. Тинг принесла Мэй книги по духовному развитию. Та попробовала читать, но мысли разбредались. Тогда Мэй отложила книги, накинула шубу и вышла во двор.
Лучи солнца порхали по белому снегу, рассыпаясь тысячей крохотных самоцветов. Красные лепестки сливы казались наполненными изнутри сиянием.
– Весна посреди зимы, - раздался мягкий голос сзади. - Символ красоты и стойкости даже во время суровых испытаний.
Мэй обернулась. Светловолосый жрец стоял чуть поодаль и смотрел на нее. Волосы были собраны в хвост. Легкая улыбка пробежала по лицу. Мэй вновь задержала на нем взгляд. Что-то в его облике привлекало, и дело не только в необычной внешности. Сама его кожа казалась такой, будто... У Мэй возникла странная ассоциация, будто она светится изнутри.
Парень подошел ближе.
– Я Линг, - представился он. Мэй почувствовала легкое смущение под взглядом его золотистых глаз.
– Я Мэй, - тихо произнесла она.
– Значит, слива*, - он с интересом переводил взгляд с дерева на Мэй. - Символично.
Чтобы скрыть смущение, она подошла к дереву. От него исходил тонкий сладкий аромат. Мэй протянула руку и коснулась пальцем одного из лепестков. Внезапно легкая тень упала на дерево. Повеяло тленом. Несколько мигов спустя лепесток, которого касалась Мэй, осыпался на снег маленькой горсткой пепла. Она так резко отшатнулась, что острый отросток на одной из веток оцарапал руку. Снова нахлынула волна отчаяния и отвращения к себе. Теплая ладонь Линга коснулась ее руки, но Мэй тут же отдернула ее.
– Не надо! - вскрикнула она. - Лучше отойди. Я... проклята. Вдруг и людям могу причинить вред.
Ободряющая улыбка не исчезла с лица Линга. Он вновь приблизился и протянул руки. Парализованная отчаянием, Мэй больше не находила сил даже пошевелиться. Линг аккуратно приподнял край широкого рукава халата Мэй и положил обе ладони ей на локоть, где виднелась кровоточащая царапина. Его пальцы стали по-особенному теплыми, почти горячими. С них заструилось оранжевое сияние. А затем царапина исчезла, оставив кожу цвета персика нетронутой. Мэй заморгала. Пальцы Линга несколько секунд еще касались ее руки, отчего на щеках выступил румянец.
– Иной раз даже в самый теплый день туча заслоняет собой солнце, - проговорил Линг, не сводя глаз с Мэй. - Но оно от этого не теряет своего сияния. Вот и ты... Никакая тьма не способна затмить свет твоей души.
От его слов Мэй почувствовала нечто странное. Будто лепесток порхнул с дерева сливы и нежно коснулся ее груди. Но, опомнившись, она опустила руку и пробормотала:
– Спасибо.
Затем побрела в дом. Несмотря на то, что захлестнувшее ее там, под деревом, отчаяние расступилось, горечь от осознания своей судьбы никуда не делась. Видимо, от пережитого страха, стук сердца гулко отдавался в ушах. По пути Мэй чувствовала на себе взгляд Линга, и от этого лишь ускорила шаг.
*Имя «Мэй» в переводе с китайского означает «слива».
***
В четыре часа дня все жрецы собирались на общую чайную церемонию. Проходила она в специальной Чайной комнате, украшенной оранжевыми фонариками. На низком столике примостилась ониксовая фигурка жабы, именуемая Чайным собеседником. На разные ноты звучали несколько поющих чаш. От ароматических палочек спиралью поднимался к потолку дым, наполняя комнату запахом лотоса. Распорядителем чайной церемонии был мастер Зиан – седовласый поджарый мужчина с задорным выражением лица и короткой бородой. Пепельные пряди волос все время выбивались из его пучка и лезли в глаза, и Зиан сбивал их легким дуновением или быстрым движением головы. Разливая ароматный улун по маленьким глиняным чашечкам, он, казалось, совершал алхимическое преобразование. Перед тем, как отпить, все вознесли молитву Сияющему лотосу. А после Зиан произнес мудрость дня:
– Бывает только неправильный путь, но не бывает безвыходного положения.
Затем мастер обвел взглядом всех присутствующих, и Мэй показалось, что на ней он задержался подольше. Впрочем, наверное, все же показалось. В последнее время она чувствовала, как становится чересчур мнительной. Но с каждым глотком чая настроение все улучшалось. Когда Мэй ловила взгляды Линга, тут же опускала глаза, подавив улыбку, которая так и норовила коснуться губ. За чаем велись разговоры, но Мэй по большей части летала в своих мыслях.
Вот в зал вошел еще один жрец. Разговоры тут же смолкли. Мэй моргнула. Казалось, он всего лишь переступил порог, при этом лицо ничего особенного не выражало. Но в тот же миг в воздухе ощутимо повисла тревога. Мэй уловила это каким-то шестым чувством.
– Цзянши, - произнес вошедший мужчина. - В поселении.
У Мэй поползли вверх брови. Цзянши – это ожившие мертвецы, которые нападают на живого человека и вытягивают из него энергию ци, тем самым оставляя лишь пустую оболочку. Она слышала об этих жутких существах еще с детства, из сказок, считая, что только там они и водятся. Мысль о том, что мертвецы появились где-то неподалеку, вызвала внутренний страх.
Лицо Бао сделалось сосредоточенным.
– Жу, Ханг, Чун – разберитесь.
Несколько жрецов кивнули, затем поднялись и направились к выходу из комнаты. Дальнейшее чаепитие проходило в молчании, каждый погрузился в свои мысли.
После церемонии Тинг занималась с Мэй духовными практиками и медитациями. Давались они совсем не легко. Голова никак не желала освобождаться от мыслей, в нее лезло что угодно, кроме покоя. Сложно было сидеть в одной позе, отчаянно стараясь не зевать. Она пробовала раскрыть свой разум для благодати Сияющего лотоса, но, видимо, бог не спешил посещать новичков.
Перед вечерней молитвой оставалось еще немного свободного времени. Жрецы собрались в просторной гостиной, оформленной в нежно-голубых и розовых тонах, чтобы общаться и музицировать. Стены украшали бамбуковые гобелены с изображением Ксиодана. Под потолком висели золотистые расписные фонарики с кисточками. Мэй заметила множество цветов в напольных вазах и горшках на подоконниках.
Она побыла со всеми какое-то время, затем вышла прогуляться по дому. Оказавшись в коридоре, услышала звуки флейты сяо. Мелодия была нежной и, в то же время, преисполненной тихой грусти. Мэй прислушалась. Звуки доносились из террасы, куда вела дверь позади лестницы. Подошла ближе, осторожно приоткрыла дверь и заглянула в щелку. Терраса вся состояла из больших окон от пола до потолка. Подвешенные снаружи фонарики давали тусклое освещение.
В самом центре стоял Линг и играл на флейте. Глаза его были закрыты, распущенные волосы разметались по плечам. За окнами тихо кружились снежинки. Было что-то загадочное в этой гибкой фигуре, которая раскачивалась в такт мелодии. Тонкие пальцы порхали над флейтой. Мэй снова показалось, что от его лица будто исходит едва уловимое свечение. Печаль вырывалась из каждого вдоха флейты. Удивительным образом музыке удавалось затронуть нити души. Мэй так заслушалась, что и не заметила, как приоткрыла дверь шире. В какой-то момент до нее дошло, что Линг перестал играть, опустил флейту и теперь смотрит на нее. Мэй вздрогнула и смущенно попятилась.
– Ты так хорошо играл, что я не удержалась... Прости, если помешала.
Он улыбнулся краешками губ. Правда, улыбка получилась мимолетной и грустной.
– Да нет, ничего. Музыка для того и создана, чтобы радовать уши.
Линг устремил взгляд в окно. Повинуясь странному порыву, Мэй прошла на террасу и встала рядом с ним.
– Тебя что-то тревожит? - она и не заметила, как спросила это вслух.
Линг долго вглядывался куда-то сквозь стекло. Золотистые глаза оставались серьезными.
– Нынче неспокойно, - только и сказал он.
Мэй вспомнила о цзянши, и по ее спине невольно пробежал холодок.
– Они тут часто появляются?
– Насколько я знаю, нет, - ответил Линг, не поворачивая головы.
Отчего-то Мэй сделалось тревожнее, но она не смогла объяснить, в чем причина. Тут раздался звук гонга, зовущий всех на вечернюю молитву. Линг вздрогнул, будто очнувшись от оцепенения.
– Пойдем, - повернулся он к Мэй.
Его лицо выглядело усталым и бледным. Впрочем, к вечеру Мэй и сама чувствовала усталость. Надо бы найти способ нормально выспаться на неудобной циновке.
***
Все же некоторое время пришлось помучиться, выбирая удобное положение. Дома постель была мягче. Но усталость взяла свое, и Мэй провалилась в сон, однако он получился рваным, тревожным. Гнетущие образы то и дело вспыхивали в подсознании Мэй. Она брела сквозь синеватый туман, дрожа от холода. Тут и там в нем мелькали неясные фигуры, слышались странные звуки, чей-то сухой смех. Мэй вздрагивала на каждом шагу. Все время чудилось, что за спиной кто-то стоит. Но когда она оборачивалась, там никого не было. Однако краем глаза успевала замечать скользнувшую в сторону тень.
Так Мэй дошла до пустыря, на котором росло одно единственное дерево. Слива, чьи лепестки расцвели алым цветом на фоне белого снега и тумана. Но едва Мэй сделала шаг, как тут же в нос ударил запах тления. Цветы на дереве вмиг почернели и стали пеплом осыпаться на снег. Мэй осталась стоять, будто льдом скованная, а в груди медленно разливалась горечь. И вдруг из тумана выскользнула тень. Фигура в черном балахоне и шапке с кисточкой. Мертвенно-бледная кожа, неестественно длинные руки с острыми загнутыми когтями, пепельные космы. Вместо глаз – черные провалы. Вытянув вперед руки и издав сухой скрежет, фигура на негнущихся ногах потянулась за Мэй. Та продолжала стоять, овеваемая ужасом, но не в силах сделать шаг. И вот тень уже близко. Мэй открыла рот, чтобы вскрикнуть, и в этот момент проснулась.
ГЛАВА 4
Утром Мэй вновь чувствовала себя усталой и разбитой. Похоже, известие о цзяньши так впечатлило ее, что тревога проникла даже в сон. Каждое движение отдавало скованностью. А уж когда вновь пришлось стоять на холоде, в ожидании первого луча рассвета, она едва не окоченела намертво. Мороз с утра был еще суровее. Впрочем, на остальных жрецах это никак не сказалось.
Лишь теплый чай и утренняя зарядка помогли немного разогнать кровь и почувствовать себя в своем теле.
Мэй с тоской заглянула в зеркало и тут же расстроилась. Кожа, цветом некогда походившая на персик, сейчас казалась бледной, а под глазами и вовсе серой. Шелковистые иссиня-черные волосы потеряли прежний блеск. В глазах притаилась тревога, взгляд стал тусклым. Мэй с неприязнью коснулась отметины Шана. Даже на расстоянии, яогуай медленно отравляет ей жизнь.
Когда выдалась свободная минута, она спросила у Тинг:
– Цзянши... они все еще опасны?
Тинг одарила ее теплой улыбкой.
– Мы защитили людей. Все хорошо. Не переживай.
Мэй кивнула. Казалось бы, должно полегчать, но тревога продолжала клубиться в груди.
Дни накладывались друг на друга, словно несколько слоев тумана. Сложно было отличить их. Мэй без особого энтузиазма старалась постигнуть философию Ксиодана. Его главное кредо: даже после самой длинной ночи всегда приходит рассвет. Будет ли когда-нибудь рассвет в ее жизни? Священный лотос учил соблюдать чистоту тела и ума, развиваться, открывать свою душу для прощения и милосердия. В своей прежней жизни Мэй не отличалась особой религиозностью. Как и все в Юане, она чтила духов и Янлин – богиню урожая. Украшала волосы цветами, ходила в ее Лесной храм по праздникам. Здесь же духовные трактаты и правила нагоняли скуку. Медитации все так же трудно давались, мышцы и связки скрипели, стонали от непривычных нагрузок.
Скучая по отцу, Мэй написала ему письмо. Тинг сказала, что он сможет приехать, но позже и ненадолго. Чтобы воспоминания о доме не слишком тянули ее назад, особенно в начале пути. Хоть Мэй пока еще доступны маленькие земные радости, мало-помалу все это нужно будет отсекать. Ведь ей же уготовано быть не просто жрицей, а невестой. Ах, будь это все неладно!
Когда Мэй сталкивалась с Лингом, замечала, что лицо его выражает обеспокоенность. Она часто видела его за молитвой или играющим на флейте в дальнем углу сада и на террасе. Тогда Мэй останавливалась чуть поодаль и слушала. Его мелодии навевали чувство прекрасного, но одновременно и щемящую тоску. Будто музыка странно перекликалась с ее душевным состоянием.
В один из дней Мэй почувствовала, как настроение обители изменилось. Тревога повисла в воздухе, словно готовый сорваться вниз меч. Это незримо улавливалось. Жрецы собирались за закрытыми дверями и о чем-то разговаривали. Мэй не слышала этих разговоров, но чувствовала общее напряжение. А еще казалось, что жрецы часто задерживают на ней взгляд. Мэй попыталась вспомнить, когда это началось. Несколько дней назад вернулись Жу, Ханг и Чун – те, кого Бао отправил в поселение. Все старшие мастера тут же собрались на совет. И вот после этого что-то изменилось. Мэй пробовала выяснить у Тинг в чем дело, но та опять заверила, что все в порядке. Хотя лицо ее казалось усталым и озадаченным.
Дабы отвлечься, в час свободного времени Мэй решила заняться тем, что расслабляло ее ум лучше всего: рисованием. После жуткого появления яогуая, она не брала в руки кисть. Но внутренняя потребность творчества уже давала о себе знать. Взяв в библиотеке листы рисовой бумаги, черную тушь, она устроилась у себя в комнате за столом. Обычно в такие моменты чувствовала спокойствие ума и легкость в руке, держащей кисть. Рисуя с натуры, Мэй стремилась передать не идеальное сходство, а отобразить саму суть, образ. Часто ей в голову приходили наброски и она рисовала спонтанно, даже не задумываясь.
Но сейчас Мэй чувствовала пустоту внутри. Рука непривычно дрожала. Когда она окунула кисть в тушь и поднесла к бумаге, с кончика тут же соскользнула капля, упала и растеклась. Мэй раздосадовано вздохнула. Капля начала увеличиваться, приобретать странные очертания. Будто осьминог посреди океана. Мэй прищурилась, подумав, что это странно: из небольшой капли такое пятно. А оно меж тем все увеличивалось, и в тот момент, когда тревога всколыхнулась в сердце Мэй, с бумаги порхнула черная тень. Словно огромный ворон взмахнул крыльями. Тень приземлилась рядом. Перед Мэй предстала ужасная фигура, в точности как из ее сна. Черные бездны глаз уставились прямо на нее, в то время как Мэй замерла, скованная ужасом. Вот цзянши приблизился, источая холод. Самое время распрощаться с жизнью. Но вместо того, чтобы поглотить энергию Мэй, он открыл рот и проскрежетал:
– Гробница... Приходи одна. Иначе всем конец.
В следующий миг вытянутый силуэт цзянши расплылся, прямо на глазах стал уменьшаться в размерах, пока снова не сделался каплей туши на рисовой бумаге. Мэй шумно вдыхала и выдыхала. Она уже не видела грани, где реальность, а где иллюзии. Зато в голове все начинало складываться. Ожившие мертвецы, выпивавшие энергию ци. Похожим образом действовал и Шан. Это он направил их на людей, чтобы...
Мэй сорвалась с места, выбежала в коридор, затем по лестнице вниз. Из комнаты собраний на первом этаже раздавались голоса. Мэй толкнула двери и вбежала внутрь. Комната была полна жрецов. Все тут же обернулись к ней.
– Это ведь из-за меня появились цзянши! - выпалила она, остановившись.
Стук сердца эхом отдавался в ушах. Все голоса разом смолкли. Мэй заметила, что жрецы переглядываются.
– Что взволновало тебя, дитя? - мягко спросил Бао.
– Я только что видела тень. Она сказала, что я должна прийти в гробницу, иначе... пострадают другие.
Жрецы вновь переглянулись.
– Вы ведь об этом знали, - тихо сказала Мэй. - Почему не сказали мне?
Ее обуревали разные ветра чувств. Самый доминирующий – ветер горечи. Она казалась самой себе вестницей бед. Бао подошел ближе. Этот взгляд напоминал взгляд отца Мэй.
– В поселении действительно появились цзянши, с которыми нам не удается до конца справиться. Они возрождаются и приходят снова. Да, с их мертвых уст срываются требования привести к ним "Нареченную яогуая". Но какие бы испытания не посылала жизнь, сияющий свет Ксиодана даст нам силы справиться.
Мэй сглотнула. Наверное, в глубине души теплилась искорка, что она ошиблась, и никак не связана с ужасными цзянши. А теперь эта искорка потухла.
– О какой гробнице они говорят?
Взгляд Бао сделался задумчивым.
– Мы проверили все ближайшие гробницы. Нигде нет следов цзянши.
Мэй продолжала стоять и слушать гулкий стук сердца.
– Отдыхай, дитя, - ободряюще кивнул Бао. - Помолись, и помни, что ты под защитой Владыки. Здесь тебе ничего не грозит.
Сбросить тяжесть с души Мэй все не удавалось. Позднее, вернувшись в гостиную, она увидела в окно, как группа жрецов вышла из обители и направилась в сторону поселения. Мэй провожала их взглядом, пока они не растворились в снежном пейзаже. Сосредоточиться на молитвах так и не смогла. Лишь вечером, слушая звуки флейты Линга, удалось немного отвлечься. Сегодня мелодия казалась теплой, ровной, успокаивающей. В ней сплелись звуки весенних ручьев и пение малиновки. На секунду Мэй показалось, что Линг своей музыкой старается ее приободрить. Но эта мысль быстро упорхнула, словно дым от ароматической палочки. Мир не вертится вокруг нее, пора бы уже это принять.
Ночь опять навалилась грузом кошмаров. Мэй чувствовала себя прикованной к постели, в то время как вокруг шипели и плясали тени. Вдруг они обернулись видением. Люди в поселении… группа жрецов, которую Мэй видела в окно. Все они стояли на коленях посреди бескрайнего снега. Их тела казались поблекшими, губы синими. А вокруг пировали цзянши, жадно вытягивая из истерзанных тел последние капли энергии. Мэй глядела во все со стороны, охваченная ужасом и отвращением. Вдруг один из мертвецов повернул к ней голову. Темные провалы глаз хищно сузились.
– Нареченная яогуая… Приходи, или им всем конец!
Мэй едва не задохнулась от нахлынувшего ужаса. Видение так запечатлелось в ее подсознании, что, даже открыв глаза у себя в комнате, она продолжала видеть перед внутренним взором жуткую картину. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. И внезапно ее пронзила решимость. Кое-как Мэй поднялась на ноги и подошла к окну. Узкий круг света от фонариков выхватывал безмолвное дерево с алыми лепестками.
«Яогуай не может причинить мне вред, пока Ксиодан не отрекся от меня, - напряженно размышляла Мэй. – Но эти люди… Что, если я способна им помочь?»
Она вгляделась во тьму ночи. Проскользнувшая мысль казалась безумной. Но Мэй также понимала, что выбора у нее нет. Она быстро оделась, накинув сверху шубу. Взяла со стола фонарик, подула на него. Он тут же вспыхнул мягким золотистым светом. Осторожно ступая, Мэй вышла из комнаты и спустилась вниз.
Тихо скрипнула входная дверь. Морозный воздух окутал Мэй, изо рта порхнуло облако пара. Не успела она сделать и несколько шагов, как на снег впереди легла тень.
– Ты куда? - раздался голос сзади.
Мэй вздрогнула, чуть не выронив фонарь. Обернувшись, увидела Линга. Даже в золотистом свете его лицо казалось бледнее обычного. На голову надвинут капюшон.
– Цзянши что-то хотят от меня, - сбивчиво проговорила Мэй. - Я должна понять и помочь людям, если это в моих силах.
Линг резко замотал головой.
– Прошу, не надо. Это опасно.
Мэй сделала нервный глубокий вдох.
– Я пойду. Иначе все равно не найду покоя.
Линг сокрушенно опустил голову. Его губы что-то бессвязно бормотали.
– Я иду с тобой, - вдруг сказал он и сделал решительный шаг, встав рядом с ней.
Мэй растерянно заморгала.
– Но... мне велели приходить одной.
– Ты не слуга им, чтобы исполнять "веления".
Его лицо сделалось каменным, давая понять, что от своего намерения Линг не отступится. Мэй почувствовала внутреннее облегчение. Тот порыв, из-за которого она порхнула вниз, словно бабочка на огонь, понемногу остужался на морозе. Вряд ли она одна далеко уйдет в ночи, не зная даже направления. С Лингом и впрямь безопаснее.
Они молча двинулись от обители. Мэй чувствовала повисшее меж ними напряжение.
– Куда идти? - спросила она тихо. - В моих снах мертвецы упоминали какую-то гробницу. Но Бао сказал...
– Если они так настойчиво звали тебя, значит, укажут путь, - в голосе Линга послышалось раздражение.
Интересно, он считает ее виноватой в произошедшем? Наверное, все считают. Мэй чувствовала это неприятное щекочущее чувство в груди: как только она здесь появилась, сразу начались проблемы. Привкус горечи все нарастал. Нигде ей теперь нет места. Куда бы она ни пошла, проклятие отравляет все вокруг.
Внезапно Линг остановился, вышел вперед и взял Мэй за плечи. Она вздрогнула от его прикосновения. Золотистые глаза будто излучали такое же сияние, что и фонарь. Но в них мелькали молнии. Мышцы лица нервно подрагивали.
– Что бы ни случилось – ничего не бойся! - воскликнул он с жаром, почти ожесточением. - Помни об этом.
Линг отпустил плечи Мэй. Дальше они пошли молча.
ГЛАВА 5
Мэй не знала, как объяснить то, что происходило. Ноги будто сами вели ее по петляющей тропинке вниз, с горы. Она чувствовала себя как в трансе, ведомая тонкой ниточкой, тянущейся от нее к кому-то незримому. Ноги, обутые в кожаные туфли, то и дело скользили по льду, припорошенному снегом. Пару раз это случилось в опасном месте, где Мэй едва не полетела вниз, по крутому склону. Твердая рука Линга всегда вовремя подхватывала ее.
Мэй не запомнила, как долго они спускались и куда шли потом. Очнулась уже стоя перед входом в гробницу, вырубленную прямо в горе. Пальцы задрожали. Недобрая аура исходила от этого места. Гробница казалась наглухо запечатанной. Но вновь повинуясь неведомому знанию, Мэй подошла ближе и коснулась ладонью холодного камня. В тот же миг блеснула зеленая вспышка и с глухим скрежетом каменная плита отъехала в сторону, обнажая зияющий темный проход. Мэй сглотнула. Затем, почти одновременно с Лингом, сделала решительный шаг, отозвавшийся глухим эхом.
Воздух внутри стоял тяжелый, затхлый. Свет от фонарика выхватывал из темноты расписанные иероглифами стены, мраморные урны, расставленную на каменных выступах посуду. Вещи были на вид дорогими, значит это гробница кого-то знатного. Помня рассказ отца, Мэй старалась даже случайно не коснуться предметов. Ведь из-за вынесенного много лет назад из кургана кинжала он обрек свою дочь на ужасное проклятие.
Тишина казалась тревожной, давящей. Из зала, начинавшегося сразу после входа, вело три низких проема. Один у дальней стены, два по бокам. Мэй обернулась к Лингу, чтобы понять, куда идти, как вдруг заметила, что его рядом нет. Тут же подпрыгнуло в груди сердце. Куда он подевался?! Ведь только что стоял здесь. Мэй в страхе облизнула губы, затем не выдержала и окликнула его. Голос вернулся к ней эхом. После него послышался такой же взволнованный окрик Линга, звучащий издалека. Некая сила разделила их, раскидав по разным уголкам гробницы! Идти в одиночестве было страшно. Но Мэй поняла, что, стоя на месте, ничего не решишь, и наугад свернула в правый проем.
Подуло невидимым сквозняком. Вдруг прямо перед Мэй возник силуэт. Она в страхе отшатнулась, чуть не выронив фонарь. Но, когда пригляделась… ее брови изумленно поползли вверх.
– Отец?!
Он стоял перед ней. Темные с проседью волосы, убранные в пучок, взволнованное, покрытое несколькими глубокими морщинами, лицо, синий халат. Таким она запомнила отца перед отъездом.
– Мэй, как хорошо, что я тебя нашел! – облегченно прошептал он, беря дочь за руку. – Пойдем, пока они не услышали.
– Папа, но как ты здесь оказался? – Мэй ошарашено оглядывалась, позволив вести себя вперед.
– Ш-ш-ш, - Дэшэн приложил палец к губам, затем испуганно оглянулся. - Ченг помог мне. Я пришел избавить тебя от проклятия.
– Но как…
– Позже! Я все объясню тебе.
Он повел ее по коридору и дальше, через несколько комнат. Изумленная Мэй больше не разглядывала стены и не обращала внимания на обстановку вокруг. Облегчение приятной волной разлилось по телу. Как хорошо, что отец тут! Сейчас бы еще найти Линга и можно ничего не бояться.
Дэшэн привел Мэй в зал, наполненный тусклым багровым светом. По углам возвышались несколько статуй хищных древних божеств. Их лица были настолько жуткими, что Мэй тут же отвернулась. По центру, на небольшом мраморном постаменте стояла чаша. В ней поблескивала зеленая, дурно пахнущая жидкость. Дэшэн подвел туда Мэй и указал на чашу.
– Повторяй за мной, а потом выпей, - его глаза возбужденно блестели. - Так ты отвяжешь себя от него.
– Что там? - недоверчиво поморщилась Мэй.
– Зелье, - коротко ответил отец. - Нет времени. Он следит за нами. Начнем прямо сейчас! Повторяй за мной.
Дэшэн взял Мэй за запястья и начал что-то шептать. На нее нашло странное состояние, когда перед глазами все померкло. Красная комната, статуи, взволнованное лицо отца – все смешалось в одну безликую картину. Мэй толком не слышала, что говорит отец, но странным образом повторяла. Ее губы двигались словно сами собой.
Дэшэн умолк и протянул Мэй чашу.
– Выпей со словами "Я отрекаюсь..."
Она взяла чашу, стараясь не нюхать содержимое. Отец ободряюще улыбнулся. В голове застыл туман. Губы вновь зашевелились, складываясь в слова:
– Я отрекаюсь...
«Мэй, очнись!» - вспыхнул в голове чей-то надсадный голос.
Она вздрогнула, и странное безмятежное состояние разрушилось. Чаша выпала из рук, напиток пролился на пол. С ужасом Мэй осознала, какие слова только что чуть не сорвались с ее губ: "Я отрекаюсь от тебя, Ксиодан"
– Па-апа? - ее обдало новой волной страха.
В один миг улыбка слетела с лица Дэшэна. Черты лица исказились, глаза втянулись, образовав темные провалы, и стало ясно, что не отец это вовсе. Мертвец издал низкий утробный звук и бросился на Мэй. Она закричала, заслонившись руками, ожидая столкновения. Но цзянши обернулся тенью, пролетел над ней, обдав ее запахом гнили, и принялся вихрем кружить по комнате.
– Ты отказалась... - раздался свистящий голос. - Что ж. Теперь все обречены. Жертвы. Много жертв.
Перед глазами Мэй появились видения. Они сменяли друг друга, но были одинаково ужасны. Люди из поселения, погребенные заживо под толстым слоем льда. Жрецы, чьи пустые оболочки замурованы в этой гробнице. А потом отец. Он тонет в кровавом снегу, а глаза его полны ужаса, на лице застыла гримаса страдания. Мэй стояла, ни жива, ни мертва. Увидев отца, она закричала и с мольбой протянула к нему руки.
– Еще не поздно все исправить, - сладко прошептал в ушах голос. - Отрекись и прими господина нашего! Ты знаешь, что говорить.
Мэй дрогнула. Пустым взглядом уставилась вперед. Может, он прав? Но уже в следующий миг на ее лице проступила решимость. Она открыла рот и выкрикнула:
– После долгой темной ночи всегда приходит рассвет!
Раздался вопль ярости и боли. Из ладоней Мэй выстрелил ослепительно-яркий свет. Он заполнил собой весь зал, прогоняя неестественное и жуткое красное освещение. Под этим чистым и ярким сиянием, точно под лучами утреннего солнца, тени скукожились, померкли и осыпались на пол горсткой праха. Мэй покачнулась. Силы покинули ее, а свет ослепил. Не издав ни звука, она мягко осела на холодные плиты.
***
Легкий ветерок трепал ее волосы, гладил руки. Стало щекотно, и Мэй открыла глаза. Вначале она увидела только разноцветные пятна, но понемногу зрение возвращалось. Аромат лотоса окутал ее, было светло и тепло. Над Мэй склонилась фигура в голубом халате. Выходит, не ветер всколыхнул ее волосы и прошелся по коже, а чьи-то руки. Приглядевшись, Мэй поняла, что это Линг. А сама она лежит на циновке в зале для медитаций. Память тут же вернулась, а вместе с ней и страх.
– Гробница! - Мэй дернулась и села. – Там... там...
– Не бойся, - Линг осторожно коснулся ее плеча. На губах появилась ободряющая улыбка. - Все позади.
Мэй задумалась. Она запомнила себя лежащей на плитах в гробнице. Выходит, Линг принес ее сюда. При мысли о том, что он держал ее на руках, щеки Мэй залились краской, и она отвернулась, чтобы это скрыть.
– Там был мой отец, - пробормотала она. - Пытался заставить меня отречься...
Обрывки мыслей хаотично вспыхивали и тут же гасли. В окне голубым росчерком пронзал темноту свет нового дня, который еще не полностью вступил в силу.
– Зло способно принять любой облик, - раздался голос Верховного мастера, - чтобы отвернуть невинную душу от утреннего света Владыки нашего.
Притворив за собой дверь, в зал вошел Бао и сел на коврик напротив Мэй. Она склонила голову, почувствовав жгучий стыд.
– Верховный, прости. Я пошла туда одна. Думала, что смогу помочь. Но вместо этого...
Мэй содрогнулась. Но, к огромному изумлению, она не увидела на лице Бао осуждения.
– Иногда испытание само находит человека. Даже если, кажется, что еще слишком рано. Там, в гробнице, ты прошла свое первое испытание. Взглянула в лицо страхам. Выстояла перед темными силами и получила благословение Владыки нашего.
Мэй вспомнила тот свет, который заструился по красному залу. Он исходил... от нее? Она опустила глаза и с удивлением увидела на своей ладони, рядом с клеймом Шана, золотистую отметину в виде одного лепестка лотоса.
– Теперь ты на шаг ближе к тому, чтобы стать невестой Ксиодана, - с улыбкой заключил Бао.
Мэй недоверчиво моргнула. Перед глазами все еще стояли жуткие картины из гробницы.
– Но что там произошло?
Лицо Бао сделалось серьезным.
– Шан всерьез желает заполучить тебя. Он не мог причинить прямой вред, но хотел обманом заставить тебя отречься от Сияющего лотоса. Потому и пробудил цзянши, чтобы они напали на людей. И вынудил тебя прийти в гробницу. Я не могу понять только одного...
На лицо Бао нашла тень. Лоб пронзила складка.
– Почему, когда наши мастера недавно осматривали гробницы, не нашли там цзянши? И почему нашим силам не удавалось прогнать их? Владыка рассвета терпеть не может нежить. Обычно одного лишь его святого символа хватает, чтобы прогнать мертвецов. Но сейчас... мы оказались бессильны. Только ты смогла разогнать тьму.
– Что ж, в этот раз Мэй стала проводником божественной силы, - подал голос Линг. Он все еще оставался бледным и уставшим. - Из нее выйдет хорошая жрица. Как хорошо, что все кошмары позади!
Бао кивнул.
– Сегодня можешь отдохнуть, - с теплом сказал он Мэй. - После пережитого тебе пока не до занятий и медитаций.
Верховный поднялся и направился к выходу. Мэй тоже попробовала встать, но у нее тут же закружилась голова. Линг протянул ей руку. Мэй сокрушенно вздохнула от осознания, какой немощью она всегда перед ним предстает.
– Спасибо. И за то, что помог мне там, в гробнице. Я слышала твой голос.
Линг едва заметно кивнул.
– Шан разделил нас и запутал. Рад, что мне удалось с тобой связаться. А ты... очень сильна духом. Уверен, тебя ждет большое будущее.
Мэй с грустью пожала плечами. Может, ее будущее и считается "большим", но вряд ли оно такое уж радужное.
– Тебе помочь дойти до комнаты? - поинтересовался Линг.
– Спасибо, думаю, я справлюсь.
Хоть помощь Мэй и не помешала бы, но при мысли, что он снова возьмет ее за руку, щеки алели. Потому она поспешила отвернуться и, пошатываясь, пойти к выходу. Почему-то была уверена, что Линг провожает ее взглядом до самой двери.
ГЛАВА 6
После обеда все молились за души погибших от цзянши людей из поселения. Как оказалось, мертвецы утащили накануне вечером двоих жрецов. Мэй, когда узнала об этом, побледнела. Не могла перестать себя винить во всем случившемся. Ведь не появись она здесь, этого не произошло бы.
– В мире много зла, - сказала Тинг, поняв, что беспокоит Мэй. – Никогда не знаешь, где оно появится. А призвание жрецов – нести утренний Свет, прогоняя тьму. Мы не боимся смерти, ибо знаем, что возродимся на небесных пагодах Владыки нашего.
Не сказать, что слова Тинг так уж успокоили Мэй. Но терзаться она стала меньше. Сидя в библиотеке за столом напротив окна, она любовалась сливой. Часть лепестков уже опала, устлав красным покрывалом снег. А часть еще оставалась на дереве. Мэй вновь потянулась к бумаге и кисточкам с тушью. В груди засело неприятное ощущение. Некоторое время она вглядывалась в нетронутую поверхность бумаги, не решаясь провести на ней линию. Опасалась, вдруг опять кто-нибудь выскочит. Наконец обмакнула кисть в тушь и длинным мазком нарисовала первую ветку. Она вышла нервной, не такой, какой ее задумывала Мэй. А еще с кончика кисти вновь соскользнула капля и упала на бумагу. Мэй дернулась, ожидая, что сейчас уж точно перед ней появится очередной цзянши. Этого не произошло, но от резкого движения с кисти упало еще несколько капель, тотчас же въевшись в бумагу. Мэй раздраженно отбросила кисти и закрыла глаза, переводя дух.
– Тебя что-то тревожит? - раздался сзади голос.
Мэй обернулась и увидела Линга. Светлые волосы, разметавшись по плечам, были слегка растрепаны. Почему-то они вызывали ассоциацию с птичьими перьями.
– Я не видел твоих рисунков, - Линг подошел ближе. - Но, мне кажется, они прекрасны.
Этот взгляд. Мэй смущенно отвела глаза в сторону. Сердце застучало быстрее.
– Я не смогу, - прошептала она. - Больше не смогу... В моих рисунках проявляется тьма. Наверное, все из-за этого.
Она с ненавистью поглядела на метку Шана.
– Он хочет, чтобы ты думала так, - мягко возразил Линг. - Хочет лишить тебя всего, что приносит радость. Не дай ему это сделать.
Мэй размышляла над его словами. Линг меж тем протянул ей руку.
– Пойдем. Тебе нужно больше вдохновения.
Вновь ощутив робость, Мэй согласилась. Они вышли на улицу. Линг протянул шубу.
– Ты еще не привыкла к холодам.
Его ладони. Такие теплые.
– Что? - улыбнулся Линг.
Мэй осознала, что вновь задержала на нем взгляд, и густо покраснела.
– Просто мне иногда кажется... - она на миг умолкла, затем смущенно рассмеялась. – Ах, прости! Глупость. Не обращай внимания.
Мэй поспешила застегнуть шубу, чтобы скрыть неловкость. О, ну почему она так глупо себя ведет! Рядом с Лингом вмиг становится несуразной, говорит какую-то нелепицу. Мэй казалось, что каждый ее жест и движение словно деревянные. Она мысленно посмеялась над собой.
Впереди показался пруд. Вода в нем отсвечивала хрустальным блеском. Покачивающиеся кувшинки создавали удивительное ощущение гармонии. Не хватало только плавающих лебедей.
– Почему она не замерзает? - спросила Мэй, глядя, как снежинки падают на воду и растворяются в ней.
– Это благословенный пруд Ксиодана. Владыка согревает воду своим дыханием.
Мэй поглядела на статую. Лицо бога с тонкими красивыми чертами казалось преисполненным благодати. Но взгляд зорко следил за всем, что происходит. Мэй не сомневалась: от него не укроется ни одна тайна, ни один замысел.
– И все-таки? - услышав голос Линга, она вздрогнула. Не заметила, как ушла в себя. - О чем ты хотела сказать?
Он прищурился, поставив одну ногу на бортик пруда. Снежинки облепили его волосы, сделав их пушистыми. На фоне светлой, почти снежной кожи, его глаза казались двумя теплыми огоньками. Мэй подловила себя на том, что с трудом отводит взгляд.
– Мне иногда кажется, - робко начала она, - что ты снежный дух. Потому и удивляюсь, когда вижу, что твои руки теплые, как у всех нас.
Мэй не выдержала и рассмеялась.
– Я предупреждала, что скажу глупость.
– Скорее уж водный, - усмехнулся Линг, задумавшись о чем-то. - Люблю эту стихию.
Он поднял с земли камешек и кинул его в пруд, отчего вода пошла кругами. Мэй показалось, что в золотистых глазах Линга мелькнуло что-то похожее на тоску.
– Откуда у тебя... столь необычная внешность? - решилась спросить Мэй. - Прости, если вопрос чересчур бестактный.
– М? - Линг будто очнулся. - Ох, я не знаю ответ на него. Не знаю, кто мои родители. Меня в раннем детстве нашли жрецы монастыря в Цэдуне. Там я и воспитывался. А потом начал странствовать по разным обителям Ксиодана. Я и сюда прибыл не так давно.
– Служение богу – это твой путь?
Линг улыбнулся странной грустной улыбкой.
– Можно сказать, выбор был сделан за меня.
Эти слова особенно отозвались Мэй. Она вспомнила печальный напев флейты, но спрашивать подробнее о том, что в душе Линга, было бы уже слишком.
Они двинулись дальше, по тропинке. Вдруг внимание Линга привлекло чье-то трепыхание в снегу. Он наклонился и, спустя несколько секунд, Мэй увидела в его ладонях маленького замерзшего воробья. Птица слабо пищала и едва шевелила крыльями.
– Замерз, - вздохнул Линг. - Не долетел до кормушки.
Он перевел взгляд на Мэй, затем улыбнулся и протянул ей птицу.
– Ты можешь спасти его.
Она несколько секунд ошарашено моргала, затем резко замотала головой и отошла назад.
– Нет! Ты что. Я сделаю, только хуже.
Линг едва заметно покачал головой. Улыбка продолжала лучиться на его губах.
– Ты можешь сделать это. Как и тогда, в гробнице. Свет Ксиодана с тобой. Только в твоей власти решить, что выпускать на волю – свет или тьму.
– Я... не...
В глазах Мэй все еще стоял ужас. Но от Линга будто исходила невидимая ободряющая волна. Сама от себя такого не ожидая, Мэй протянула руки. Линг приблизился и вложил в них птицу, жизнь в которой теплилась слабым огоньком. А затем коснулся ладоней Мэй. Он стоял так близко, что чувствовался аромат вереска, исходящий от него. Щеки Мэй снова налились жаром. Казалось,
