Шаги за край. Yana NeTa

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Порой человек в своей жизни может дойти до края, до предела – терпения, доверия, любви, порядочности, честности…

   У каждого свой предел.

   Кто-то остановится перед ним, потому что некуда и незачем больше идти.

   А кто-то пойдет дальше, шагнет за край и поймет, прав ли он был, ломая старую жизнь и начиная новый путь.

ГЛАВА 1.

Вторая половина августа выдалась очень жаркой, ни капли дождя в течение последних двух недель – казалось, что под ногами плавился асфальт. Зеленые насаждения в городе горели на корню, вода в реке прогрелась до небывалых тридцати градусов. Природа изнывала от пекла. Люди спасались только под работающими кондиционерами. Немного прохладнее становилось к вечеру; тогда улицы оживали, наполнялись веселыми детскими голосами и ленивыми окриками родителей.

   – А что в центре города творится? Настоящий ад, – вздыхая, рассуждал владелец гостевого дома «Базилик». – В нашем-то тихом районе спасает близость к логу: там всегда прохладно, и ветерок хоть какой-то веет. Но откуда здесь возьмутся приезжие или просто желающие переночевать вдали от семейной суеты? Зачем я вообще купил эту гостиницу? Подсунул мне ее ушлый посредник, чтоб ему ни дна, ни покрышки.

   Мощный кулак приземлился на крышку стола, отчего на нем подпрыгнули все предметы, и что-то жалобно треснуло. Мужчина снова вздохнул, понимая, что не рассчитал силы.

   – Из четырнадцати номеров заняты только два, да и те завтра освободятся, а я держу тучу персонала для обслуживания. За каким-то еще и еда в стоимости. Не дурак ли?

   Он продолжал сокрушаться над своим неудачным детищем, но это с ним случалось редко и ненадолго, так как ему принадлежали еще несколько гостиниц в городе, и они с лихвой перекрывали убыток «Базилика». И все же хотелось преуспевать везде. Мужчина встал и прошел туда-обратно по небольшому кабинету, хотя назвать комнату маленькой можно было только из-за самого хозяина.

   Ростом выше ста девяноста пяти сантиметров и весом больше центнера, с бритой головой и аккуратной бородкой, он производил впечатление медведя, посаженного в клетку. Его внешность устрашала любого, кто не знал его близко. Друзей у него было мало, да и тех разметало по всей стране; семья тоже отсутствовала. Но этот аспект жизни волновал его меньше всего: история, пережитая в очень ранней юности, убила самое минимальное доверие к прекрасной половине человечества. Одиночество, бизнес, занятия спортом, а именно бодибилдингом – вот самое главное, что присутствовало в каждом дне сорокапятилетнего Леонида Большакова. Ничему и никому другому здесь места не было.

   Он подошел к полуприкрытому жалюзи окну и посмотрел на соседний участок. Со второго этажа гостевого дома было отлично видно запустение, царившее вокруг небольшого, но еще крепенького дома постройки середины двадцатого века. Это сооружение сильно отличалось от современной архитектуры частного сектора, в котором и располагалась гостиница Большакова. С одной стороны, место было отличным: меньше городской пыли, машин, кипучей деятельности власть предержащих чиновников. Но с другой – и людей здесь было намного меньше, чем в центре или промышленной части города. «Базилик» был построен на выкупленном участке в шесть соток, и Леониду все время казалось, что гостиница зажата соседними владениями. И если слева находился вполне современный огромный коттедж, соединенный с гаражом, то справа весь вид портила эта древняя избушка.

   – Вот бы выкупить землю у хозяев, снести все постройки и сделать здесь автостоянку для постояльцев. Было бы очень неплохо. Очень. Только где же выловить того хозяина. Его внук или племянник обещал помочь с покупкой, а сам куда-то пропал. Нет, видимо, дед не согласен на «продажу родины». А я бы развернулся! Эх, чертова канитель… Что делать-то? Хоть самому продавай «Базилик». Нет клиентов, и все тут!

   В это время на столе зазвонил телефон. Леонид в один шаг преодолел расстояние и ответил на вызов:

   – Да, Большаков. Слушаю.

   Мужской голос показался ему знакомым, а когда стало понятно, кто это, и о чем идет речь, Леонид широко улыбнулся.

   – Конечно, буду рад помочь. Завтра освободятся все номера. Сегодня? К вечеру? А сколько… Можно. Место будет для всех. Да, до встречи.

   Он нажал «отбой» и почесал телефоном мощный затылок, прикидывая, как разместить новых гостей, чтобы им не захотелось искать другое пристанище.

   – Значит, все-таки Валерий Иванович решил перебраться в наш город? Бизнес бизнесом, но такие решения принимаются не часто. Стало быть, не сложилось на родине. А вот это, Лёня, не твое дело, – сказал сам себе Большаков. – Не лезь, куда тебя не звали. Сейчас главное – обеспечить жильем его команду.

   Он снова посмотрел в окно.

   – Вот бы мне сейчас этот участок! Поставили бы свои машины в рядок и не волновались утром, когда надо на работу спешить. Ладно, не все сразу. Разберусь и с этим упертым стариком: в крайнем случае, переселю его в другое место. Может, договоримся.

   Леонид прошел по второму этажу, мысленно выделив одноместные номера для нового постояльца и его команды, а те, что на первом этаже, оставил пока для клиентов, которые вдруг могут появиться. Сам лично проверил каждую комнату, зашел на кухню, чтобы предупредить о подготовке ужина на восемь человек, и уже спокойно вернулся к себе. Его кабинет находился в самом конце коридора, на другой стороне от номеров.

   – Теперь можно и выдохнуть, – тихо пробурчал сам себе под нос и откинулся на спинку кресла.

   В последнее время воспоминания юности все чаще вторгались в сознание, и Леониду это не нравилось. Он начинал злиться, потому что понимал, как его тогда тупо «развели» и использовали.

   Это случилось около двадцати восьми лет назад. Тогда совсем юный Лёнька Большаков уже начал привлекать внимание девушек, но одна из них была особенно настойчива. Ему сразу показалось, что ей вовсе не девятнадцать, как она утверждала, а больше. Только и он не сказал ей правды, смело прибавив себе тройку лет, потому что в свои неполные семнадцать был высоким и мощного спортивного телосложения. Их знакомство развивалось настолько стремительно, что уже на пятый день Лёня впервые узнал, что такое секс. Хотя ему эти отношения казались первой любовью. Девушка многому его научила, даря удовольствие и наслаждаясь сама. Он совсем потерял голову, был счастлив, строил планы на ближайшее и далекое будущее. А через два месяца она исчезла: не пришла на свидание, не звонила, не поджидала его на остановке – месте их встреч. Где ее искать, Лёня не знал, потому что всегда именно она назначала время и указывала адрес. Вспоминая то время, просто не понимал, как можно было так долго оставаться слепым.

   Сначала его изводили мысли, что с девушкой случилась беда; потом он стал догадываться, что она с ним просто играла; но апогеем его страданий оказалась статья в городском глянцевом журнале о жизни местной «элиты». Там Лёня и увидел фото своей возлюбленной… с огромным животом и старым мужем. Как выяснилось, «его девушке» было двадцать девять, а ее супругу глубоко за пятьдесят, но зато он являлся соучредителем, владельцем, хозяином – в общем, королем жизни. Лёньке дико хотелось прорваться через ряды охраны этих людей и все высказать двуликой особе, но потом он успокоился, и ему стало безразлично, для чего был нужен весь этот цирк. Однако «девушка» сама нашла его за неделю до родов. Она ждала Лёню на той же остановке, умоляла поговорить с ней, плакала, заламывала руки, говорила, что на ней грех, и вообще ее преследует страх смерти, как бы между прочим добавив пару слов о необходимости какой-то подписи. Он пожалел измученную женщину, выглядевшую теперь гораздо старше своего настоящего возраста: конечно, она поправилась, но не это поразило его. Ее лицо стало одутловатым, в пигментных пятнах, нос казался несуразно большим. Лёнька, мнивший себя обиженным джентльменом, сделал вид, что не заметил в ней никаких внешних изменений, и согласился сесть в ее машину, о наличии которой и не догадывался в свое время.

   Рассказ будущей матери поразил его своей беспринципностью и высокомерием по отношению к «простым» людям. Как оказалось, ее муж не мог иметь детей в силу какого-то перенесенного в детстве заболевания, но это очень мешало его имиджу будущего политика областного уровня. Брать ребенка из детского дома он не хотел, делать ЭКО молодой жене тоже не собирался, ведь об этом стало бы известно всем. И тогда у них созрел хитроумный план: ей необходимо забеременеть от молодого, сильного, красивого «никого». Чтобы этот «никто» выполнил свои функции и не показывался потом на их чистом, светлом небосклоне жизни. Вот на эту роль и был выбран Леонид Большаков – просто по внешним данным и его принадлежности к бесправному большинству. Так он узнал, что вскоре станет папой, но никогда не сможет видеться со своим ребенком. В семнадцать лет думать о детях и отцовстве Лёнька не планировал, но сам факт того, что его использовали, как племенного бычка, уничтожил еще остававшиеся приятные воспоминания о первой любви. Он лишь спросил, кто родится, и узнал, что это будет мальчик. В груди тогда стало тепло и одновременно больно. Ему даже захотелось плакать, но не перед ней. Собрав волю в кулак, Лёнька сказал, что будет помогать своему сыну. Она замахала руками: «Ты что, с ума сошел? Нет, ни за что! Это не твой, а мой ребенок. Ты не имеешь к нему никакого отношения!» Ему ничего не оставалось, как пригрозить ей обнародованием того, что она развратила несовершеннолетнего. Лёнька довел ее до истерики, но стоял на своем. Будущая мать его ребенка не осталась в долгу и начала запугивать уничтожением самого парня и его родителей. Но это привело только к худшему результату: Лёнька пообещал сейчас же пойти к «журналюгам из желтой прессы». Все, мадам сломалась и согласилась. Она пообещала отправить ему номер счета, на который он сможет высылать свои копейки, но тут же взяла с него письменное заверение, что никогда в будущем Леонид Большаков не будет претендовать ни на что и ни на кого. Он, как в тумане, поставил свою подпись и ни разу в жизни не нарушил своего обещания. Лишь ежемесячно отправлял крохи, заработанные своими руками, на указанный счет, открытый на ее фамилию, которая не была такой же, как у ее супруга.

   А после армии вообще не вернулся в родной город, переехав в этот, промышленный, в котором жил уже больше двадцати лет и привык к нему. Леонид не видел своего сына, лишь знал его имя, а чью фамилию он носит, не интересовался. Несмотря на то, что парню уже исполнилось двадцать восемь, его биологический отец продолжал переводить деньги на карту, и это были уже не копейки и не крохи.

   Вот так и остался Леонид Большаков одиноким мужчиной. Это не тяготило его. Но иногда ему до зверской боли в груди хотелось увидеть своего сына, узнать, каким он вырос, счастлив ли, похож ли на родного отца?

   – И почему все чаще стали приходить мысли о нем? Вдруг ему нужна моя помощь? Чертова канитель! Это же полная ерунда! – тут же ответил сам себе, прибавляя любимое беззлобное ругательство. – Он даже не знает о моем существовании. Эх, сын…

   Серо-голубые глаза под темными бровями подернулись влагой. Крупный, как медведь, мужчина часто заморгал и прижал пальцы к закрытым векам. Он не мог позволить себе такой слабости, несмотря на то, что сердце часто-часто колотилось в груди, требуя выплеска эмоций.

   Через несколько мгновений еще более нахмуренный и суровый владелец гостевого дома «Базилик» вышел на вечернюю улицу, где уже понемногу отступала жара, и направился к соседнему полузаброшенному дому.

   Раздраженный своими же мыслями он сильно постучал по деревянной калитке, как всегда, не рассчитав силы и высоты своего роста. Удары пришлись на верхнюю часть слабенького дверного полотна, одна из досок треснула и наклонилась внутрь.

   – Вот же рухлядь древняя, – возмутился мужчина и оглянулся по сторонам.

   Поблизости не оказалось свидетелей его причастности к разрушению забора, но совесть уже протестовала против варварского отношения к чужой собственности. Прежде чем исправить то, что натворил, Леонид заглянул в образовавшееся «окно»: весь двор зарос высокой травой, едва виднелась мощеная камнем дорожка, ведущая к крыльцу, плодовые кусты почти сбросили листву из-за палящего солнца, обнажив засохший на ветках несобранный урожай смородины и крыжовника. Возле крыльца примостилась швабра на длинной ручке, и почему-то на ум пришло сравнение с метлой Бабы-Яги.

   Но что больше всего поразило Большакова, так это тишина, царившая за забором, словно отрезавшим внешний мир от этого всеми забытого места. Чтобы проверить свои ощущения, он выпрямился, оказавшись снова на городской улице, и потом опять заглянул в «чужой огород»: впечатление осталось прежним.

   «Как на старом кладбище: тихо, сумрачно от деревьев и запущенности. Жутковатое местечко. Жив ли уж хозяин-то? И куда пропал его родственник? Надо все же разобраться, выяснить, кому принадлежит этот участок?» – думал Леонид, пристраивая назад треснувшую деревяшку, словно закрывая окно в другой мир.

   И только, опустив взгляд чуть ниже, заметил маленький навесной замок, упакованный в полиэтиленовый пакет и прочно завязанный бечевкой на бантик с двумя ушками. Мужчина хмыкнул и улыбнулся, глядя на смешную защиту от посягательств любопытных людей. Боясь опять что-нибудь сломать в этом хрупком сооружении, осторожно потрогал замок и убедился в его надежности. Так ничего и не выяснив, потер рукой щетину-бороду и неспешно направился к своей гостинице. В это же время к ней подъехали две большие черные машины. Большаков сразу понял, что это пожаловали его новые жильцы и ускорил шаг.

   – Валерий Иванович, вечер добрый, – протягивая для пожатия руку, сказал Леонид. – Как добрались?

   – Не без приключений, – ответил высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти на вид, принимая приветствие. – Но в целом нормально. Дорога хорошая, свободная. Быстро доехали. Так что, Леонид Петрович, принимайте постояльцев.

   – С удовольствием. Проходите. Это все, или еще кто-то подъедет?

   – Чуть позже еще один человек появится, а в скором времени, я думаю, буду просить вас о найме всей гостиницы.

   – Обсудим все, договоримся.

   Пока команда из восьми человек выполняла необходимые формальности при заселении, владелец гостевого дома наблюдал за ними и сделал вывод, что босса все уважают и даже побаиваются. Валерий выглядел очень уставшим, но это не отразилось на его поведении: корректен, внимателен, отстранен от всех. Леониду показалось, что обычная, повседневная для других одежда мешает этому молодому мужчине. Белая футболка и джинсы, в руках спортивная куртка – все это словно с чужого плеча.

   «Ему бы дорогую рубашку, бабочку, смокинг, вот тогда бы он чувствовал себя в своей тарелке. Но в том месте, где он собрался работать, вряд ли такое возможно. Посмотрим. Может, я и ошибаюсь», – думал Большаков, сопровождая гостей до их номеров.

   Босс занял большой номер с двумя комнатами, одну из которых быстро оборудовал под кабинет. Леонид еще стоял в дверях, а Валерий уже открывал ноутбук, расставлял другую оргтехнику, сам подключал ее, подглядывая на хозяина гостиницы с хитрой улыбкой.

   – Веду себя, как оккупант? – спросил он Большакова, видя его приподнятую бровь.

   – Нет, я просто удивляюсь, как быстро и ловко все делается. Да еще и сам, без всяких айтишников.

   – Привык. Леонид Петрович, не будете возражать, если по имени и на «ты»? Я здесь надолго. Вернее, навсегда переехал, и мне бы не помешал хороший человек из местных.

   – Я только «за». Сам не люблю официоз. Говоришь, навсегда?

   – Да, так получилось… Леонид, сегодня суббота, завтра еще выходной. Может, поможешь освоиться в городе? А то потом некогда будет. Если, конечно, у тебя есть время. Все понимаю: семья.

   – Нет у меня никого. Я сам себе хозяин. Так что все в наших руках.

   – Отлично.

   Валерий подошел к окну, чтобы сориентироваться, где находится его номер.

   – Какое запустение, – сказал он, разглядывая все тот же участок, который не давал покоя Леониду. Их комнаты располагались в разных концах коридора, но окнами выходили на одну сторону. – В силу своей профессиональной деятельности не могу смотреть на такое безобразное отношение к земле и природе в целом.

   Повернувшись к Леониду, спросил:

   – Никто не живет здесь? Дом я отсюда не вижу, но то, что творится в огороде, просто тихий ужас. И сарай покосился.

   – Ни разу не видел хозяина, только его родственника. Молодой мужик все обещал организовать встречу, но не появился больше. Я же хотел выкупить эту землю и построить рядом парковку для машин.

   – Зачем? Тут же рядом платная стоянка есть. Только лишние деньги вложишь, а затраты не окупятся. Но дело твое, конечно.

   Большаков впервые посмотрел на свою идею под другим углом и признал, что Валерий прав. Вот так легко, за несколько минут просчитал все и выдал результат – это вызывало уважение. Леонид покачал головой, думая про себя:

   «И на новом месте не пропадет. Зато сразу стало ясно – опасный зверь. Потому что умный».

   – Не пора ли на ужин? – вслух спросил он. – Обычно у нас только завтраки, или по заранее оговоренному меню обед, ужин, но вы припозднились, и идти сейчас такой толпой куда-то в кафе, да еще по жаре… Короче, я распорядился по поводу ужина. Конечно, все просто, без изысков.

   – Да нам и не нужны изыски. Одни мужики в команде, ты же видел. А ужин это просто мечта.

   К ночи разошлись по своим номерам, Леонид отправился домой, а Валерий еще долго смотрел в окно на заросший травой участок земли. Мысли были не очень веселые. Начинать с нуля и бизнес, и жизнь казалось ему непосильной задачей, но он сам выбрал этот путь. Отступать не собирался.

   Еще во время ужина ему позвонил отставший в пути работник и сообщил, что задержится на день; приедет к вечеру воскресенья, а по какой причине, объяснит при встрече.

   Утром мужчины под предводительством Леонида уехали знакомиться с городом. На это ушел почти весь день, зато теперь Валерий четко понимал, что его фирма найдет здесь очень много работы. Тот договор, который позволил ему перебраться на новое место, открывал горизонты не только на градообразующем предприятии, но и давал возможность найти связи с руководителями администрации. Он понимал, что никто из местных бизнесменов просто так не уступит свои территории, но и Валерий не привык пасовать перед трудностями.

   Когда вернулись в гостиницу, он лишь предупредил свой персонал, что оперативка завтра пройдет в восемь утра в холле, а пока все свободны и вольны заниматься, чем захочется. Вместе с Леонидом прошли в его часть коридора, но перед соседней дверью замерли, потому что оттуда послышался грохот и приглушенное ворчание.

   – Да чертова ты канитель, – говорил из-за двери мужской голос, и Большаков удивился знакомому ругательству. – Что за детские кровати в этом заведении? Проще на полу спать, чтобы опять не навернуться.

   Тихое бурчание продолжилось, потом послышался скрип кровати. Валерий улыбнулся одними уголками губ и покачал головой.

   – Вот же медведь, – беззлобно сказал он и повернулся к Леониду. – Я забыл вчера сказать, да и сегодня вылетело из головы: один из ребят службы безопасности довольно-таки крупный молодой человек. Может, чуть поменьше тебя, да и то я не уверен. Ему маловата стандартная кровать. Нет ли чего больше по размерам?

   – Вся мебель одинаковая, – пожав мощными плечами, ответил хозяин гостевого дома. – Если только из цокольного этажа перенести диван-кровать, тогда можно на нем по диагонали спать. Даже я помещался, когда здесь дневал-ночевал из-за работы.

   – Вот и отлично. Значит, Захар подойдет к тебе, как проснется, покажешь ему, что и откуда перенести.

   – Кто подойдет? – переспросил Леонид, чувствуя, как сердце больно ударило в грудь.

   – Захар, помощник главного по безопасности. Отличный парень.

   В комнате снова послышался грохот, а потом уже негромкий мат со стоном пополам. Валерий тихо засмеялся и постучал по двери.

   – Захар, ты там жив?

   – Жив пока, – открывая дверь, ответил крупный молодой мужчина, одетый лишь в джинсы. Он спросонья щурился и тер глаза, но реагировал вполне мирно на босса и незнакомого мужчину, не уступавшему самому Захару по размерам. – Кроватка маловата оказалась: сначала сам упал, потом стул ногой задел. Честное слово, как слон в посудной лавке. Ведь переломаю тут все.

   – Знакомься, это владелец «Базилика» Леонид Петрович Большаков. Он предлагает поменять твою кровать на диван.

   Они пожали друг другу руки, одинаково кивнув головами и представившись, а Валерий чуть нахмурился, разглядывая двух мощных мужчин, которые были чем-то неуловимо похожи, и он смело мог бы назвать их близкими родственниками, но дипломатично промолчал. Особенно удивляло сходство глаз: у обоих они были серо-голубые с темно-синей каемкой по краю. Волосы Захара чуть светлее, если сравнивать с бородой Леонида. А фактура – вообще, словно их под копирку делали.

   – Сейчас я оденусь, – сказал Захар, обращаясь к Леониду, – и вы мне покажете, куда идти, а дальше я уж сам.

   – Зачем же сам, – спокойно ответил Большаков, – я помогу. Вдвоем-то сподручнее.

   Валерий медленно развернулся и ушел в сторону своего номера, а мужчины этого даже не заметили. Леонид стоял в коридоре и ждал Захара, человека с таким же именем, как у его сына. Он заметил некоторую схожесть с ним самим. Но тешить себя напрасными иллюзиями не собирался.

   «Не может быть таких совпадений, – думал он, навалившись плечом на стену. – Как он мог здесь оказаться? Да еще работать охранником, с такими-то родителями. Но в нем есть что-то от… матери. Такое же, как у нее, удлиненное лицо, русые волосы, большой рот и едва заметная ямочка на подбородке. Правда, я могу только догадываться о ее настоящем цвете волос и глаз: все оказалось фальшивкой. Красивой оберткой без души. А вдруг это не он?»

   Но сердце скакало и кричало: «Он! Захар! Сын». А то, что у него самого ямочка на подбородке, уж и забыл совсем, потому что аккуратная борода-щетина все скрывала.

   – Я готов, – совершенно неожиданно для Леонида прозвучал рядом голос того, о ком он размышлял. – Куда идти?

   – За мной.

   Если бы кто-то увидел их в коридоре, замер бы от изумления, до того они были похожи. Походка, разворот огромных плеч, чуть опущенная вперед голова.

   – Хорошая гостиница, – вдруг начал говорить Захар. – Никаких цветочков, вазочек, все так по-мужски аскетично. Особенно кирпичные стены мне понравились. Минимализм.

   – Можно на «ты»? – спросил старший мужчина.

   – Конечно.

   – Ты дизайнер?

   – Нет. С чего бы такие выводы?

   – Так из твоих разговоров.

   – Да просто красиво сделано. Непривычно. Вроде и просто, но со вкусом. А что на третьем этаже? Цокольный – понятно, для персонала, первый и второй для постояльцев, а последний?

   – Там тренажеры стоят. Качалка.

   – Увлекаетесь бодибилдингом? – продолжал задавать вопросы Захар.

   – Да, с юности, – кивнув, коротко ответил Леонид. – А ты где так раскачался?

   – Так тоже бодибилдинг. Нравится мне это.

   Они пришли в цокольный этаж, который был отведен для хозяйственных нужд, забрали диван и отнесли его в номер Захара; потом переправили кровать вниз. Леонид помалкивал, Захар порой что-то говорил. Так они и общались, попутно передвигая мебель в комнате.

   – Вот и отлично, – довольно сказал молодой мужчина, – спасибо большое. Хоть высплюсь теперь.

   – Не за что. Обращайся, если что.

   – Обязательно. Приятно было познакомиться.

   – Взаимно.

   Уходя в свой кабинет, который имел общую стену с комнатой Захара, Леонид чувствовал, что его жизнь делает крутой поворот. Если не начинается с начала, то уж точно не останется такой размеренной, как раньше, потому что теперь он был абсолютно уверен, что это его сын. Большаков встал спиной к стене, словно желая хотя бы так быть ближе к самому дорогому для него человеку, который и не догадывался об их родстве.

   Ему очень не хотелось покидать вечером гостиницу: казалось, что Захара не будет здесь, когда он вернется. Леонида тянуло обо всем расспросить его, но это выглядело бы странно. И он, словно отрывая половину сердца, отправился домой. А жил он в этом же районе, в двадцати минутах ходьбы пешком. Но утром, задолго до начала рабочего дня уже был в «Базилике». Прислушивался, что происходит в соседней комнате, и успокоился, когда услышал шум воды в ванной.

   Леонид заставлял себя не форсировать события: он не вышел, когда в холле послышались голоса, и команда Валерия пошла на выход, а затем машины отъехали от здания.

   – Ничего-ничего, дольше ждал, – говорил сам себе. – Не хватало еще сейчас все разрушить.

   Для него день тянулся, как год, а для Валерия он пролетел вихрем, ставя новые задачи, рождая идеи и отсекая все лишнее, что могло помешать развитию его бизнеса. В гостиницу вернулись лишь к восьми вечера, когда уже заметно стемнело на улице. Скорый ужин, обсуждение прошедшего дня, и все снова разбрелись по комнатам, чтобы отдохнуть. За много лет работы с Валерием знали уже, как он умеет «закручивать гайки», добиваясь результата. Помимо службы безопасности за своим боссом потянулись почти все, но сейчас с ним были: юрист, секретарь, главбух, зеленхоз и помощник по оборудованию. Остальные приступят к работе с первого сентября. Валерий со своей верной командой намечал фронт работ и искал новые участки.

   Леонид начал собираться домой, но почему-то подошел к окну, посмотрел на старый дом и замер. В это время раздался стук в дверь, Большаков вздрогнул от неожиданности.

   – Леонид Петрович, можно? – послышался в коридоре голос Захара.

   – Заходи.

   – Вы тоже это увидели? Что там происходит? Колдовство какое-то?

   – Не знаю. Сам только заметил. Давай понаблюдаем.

   Двое мужчин встали плечом к плечу у окна и смотрели в одну точку – мерцающую свечу под навесом дома.

   – И часто тут такое бывает? – шепотом спросил Захар, словно боялся, что его услышат на улице, через тройной стеклопакет.

   – Тут вообще никто не жил до сегодняшнего вечера. За полтора года первый раз вижу, что кто-то появился на территории этого участка. Правда, несколько раз приезжал молодой мужчина, но покрутился пару минут и был таков. От него толку, как от козла молока.

   – Ого, там человек сидит! Видите? На скамейке, а руки положил на стол рядом со свечей. И не шевелится.

   – Я ничего не вижу, кроме свечи. Зрение не то уже.

   – Да вот же, смотрите!

   И он начал описывать Леониду то, что видел. Когда глаза привыкли к темноте, Большаков и сам рассмотрел человека в черной одежде: он сидел неподвижно, видимо, глядя на свечу. Понять, кто это, было невозможно.

   – Наверное, что-то случилось с тем молодым мужчиной. Вот этот и оплакивает, – предположил Леонид.

   – Странно все это. И страшно. Сколько он будет так сидеть?

   – А кто его знает? Раз зашел внутрь, значит, ключи есть. Там ведь замок висел. Не через забор же сиганул старик.

   – Наверное, – кивнув, согласился Захар. – Ладно, пойду к себе. У меня даже ближе видно. До свидания, Леонид Петрович.

   – До завтра, Захар.

   Ему так хотелось сказать «сынок», но… он мог это сделать только наедине с самим собой.

   Захар слышал, как щелкнул дверной замок в комнате хозяина гостиницы, потом послышались медленные легкие шаги, что показалось ему странным при таких габаритах Большакова.

   «Классный дядька этот Леонид Петрович. Спокойный, уверенный, немногословный. И вроде нашел общий язык с боссом. Хотя вот это очень странно. Но наш-то в последнее время сильно изменился. Даже успел нажить себе смертельного врага всего за несколько минут. Надо доложить ему, но ведь ничего не хочет слышать. А зря».

   Присев верхом на стул, он не покидал наблюдательного пункта возле окна. Периодически дремал, опуская голову на сложенные крест-накрест руки, но потом вздрагивал и снова видел перед собой мерцающую свечу во дворе дома. В пятом часу утра начало светать. Захар, борясь со сном, заметил, как погас огонек, и кто-то в черном одеянии ушел из-под навеса.

   – Да, чудеса здесь творятся, – тихо сказал он, укладываясь на широкий диван. – Надо завтра, вернее, уже сегодня, понаблюдать еще.

   Почти в это же время в своем номере на другом конце коридора проснулся Валерий. Он тяжело вздохнул, потому что воспоминания сразу же окружили его. То, от чего удавалось забыться в течение дня, когда рядом находились люди, и кипела работа, сейчас подступило, обняв сердце раскаленным кольцом. Перед глазами снова и снова появлялась тоненькая темноволосая девушка, любви которой он лишился, но продолжал любить сам. Ворочаясь на непривычной постели, Валерий проживал день за днем свое потерянное счастье, каждый раз останавливаясь на той встрече, которая все разрушила. Накатившая тоска буквально столкнула его с кровати. Он встал, подошел к окну, раздумывая, не выйти ли прогуляться, пока не так жарко на улице. И вдруг его внимание привлекло движение рядом с покосившимся сараем: там кто-то в черной одежде с капюшоном раскладывал траву.

   – Что за ночные сельхозработы? – удивленно произнес вслух. – Прополкой, что ли, занимался? Да, похоже. Чисто полет. И траву на просушку разложил, чтобы потом места меньше занимала. Интересно.

   Валерий продолжал наблюдать, но скрытый невысокими деревьями человек плохо просматривался. Ясно было, что он занимается уборкой своей запущенной территории. Несколько раз показалось, что вот-вот слетит капюшон, но нет – неизвестный выпрямлялся, промокал рукавом пот со лба и снова наклонялся к работе.

   – Вот бы у меня так все вкалывали, – хмыкнув, сказал Валерий и направился в душ. – Это же не человек, а уборочная машина.

   Около семи он уже был готов к новому трудовому дню. Взглянув на участок под окнами, заметил аккуратно сложенные горки травы, очищенную от сорняков землю и отсутствие работавшего человека. Открыв форточку, услышал, как хлопнула калитка, но ему не было видно ту часть двора. Оставалось только догадываться, что человек ушел. Валерий поспешил на улицу – ему хотелось, как бы случайно встретить соседа, спросить, не нужна ли помощь. Но маленький замок висел на месте, а вдалеке был виден велосипедист в черной одежде, и слышался скрип его двухколесного коня.

   – Не успел. Да и что бы я ему сказал? «Не нужна ли помощь, дедушка?» А он бы мне ответил: «Не пошел бы ты, внучек?» И чего мне дался этот участок? От Леонида заразился, не иначе.

   Так и прошла рабочая неделя: днем соседняя территория пустовала, а ночью все так же горела свеча за столом под навесом. И утром было видно из окон, как оживает земля, очищенная от сорняка.

   Трое мужчин, наблюдавших в разное время суток за домом, терялись в догадках о происходящем там.

   В пятницу Валерий отпустил персонал после обеда, потому что все стремились вернуться к семьям, пока еще позволял подготовительный этап в работе. С боссом остался лишь Захар: кто-то из службы безопасности всегда должен был находиться рядом.

   Леонид собрался домой, когда уже стемнело. Он спустился на первый этаж, где в холле тихо беседовали о чем-то Валерий и его охранник.

   – До завтра, – попрощался хозяин гостиницы.

   – У вас не бывает выходных? – спросил Захар.

   – А зачем? Чего дома-то делать? Завтра утром приду, позанимаюсь в тренажерном зале.

   – А мне можно с вами?

   – Можно.

   Пока они разговаривали, Валерий смотрел в окно за спиной администратора.

   – О, старичок пробрался к себе, – сказал он. – Не дает он мне покоя. Надо бы спросить, не нужна ли помощь? Когда он вообще спит? Такую махину земли поднял! Захар, ты бы сходил, узнал.

   – Валерий Иванович, я же в темноте напугаю его габаритами. Лучше вы сами.

   – Да, – неожиданно поддержал его Леонид, – нас с Захаром и на порог не пустят.

   – Сговорились, значит? – уточнил Валерий. – Ладно, тогда пойду я.

   Он направился к соседнему дому, попробовал толкнуть калитку, но она уже была закрыта.

   – Добрый вечер, хозяева, – чуть повысив голос, произнес Валерий. – Не могли бы вы подойти, чтобы я не кричал на всю улицу.

   Тишина была ему ответом. Он постучал по деревянному полотну, и та самая дощечка, которую недавно сломал Леонид, провалилась внутрь, открывая небольшой обзор внутреннего двора. Удержаться от соблазна взглянуть вблизи на таинственный дом Валерий не смог, но едва его глаза привыкли к сумраку, как сразу же выхватили неподвижную фигуру в черном одеянии, стоявшую прямо перед ним.

   «Судя по очертаниям, это очень щуплый и невысокий человек, – подумал он. – Может, его лицо изуродовано, поэтому он не хочет, чтобы его видели?»

   А вслух сказал:

   – Добрый вечер, дедушка. Я живу в гостинице и вижу, как вы усердно трудитесь, пытаясь возродить землю этого участка. Хотел предложить вам свою помощь.

   Фигура чуть дрогнула, рука приподнялась, показывая прощальный жест, и глухой тихий голос из-под капюшона произнес:

   – Мне не нужна помощь. Уходите. Здесь ничего не продается: ни дом, ни участок. Так и передайте заинтересованной стороне.

   – Никто не предлагает вам продать землю. Я… мы просто хотим помочь. В вашем возрасте нельзя столько работать.

   Вдруг человек в черном сделал несколько шагов к забору, отделявшему участок от городской улицы. Рука снова поднялась и откинула капюшон, голос прозвучал твердо и ровно:

   – Повторяю: мне не нужна помощь. Уходите.

   Валерий отпрянул от калитки и замер. Потом медленно направился к гостинице.

   – Думаю, его послали очень далеко, – предположил Захар. – Он сам-то выражается крайне редко и не любит, когда это делают при нем другие.

   – Скорее всего, ты прав, – согласился Леонид, задумчиво глядя на подошедшего к ним главного постояльца. – Как там дедушка? Нужна ему помощь? Ты призрака, что ли, увидел?

   – Нет, категорически не нужна, – покачав головой для убедительности, ответил все еще удивленный встречей Валерий. – Только там не дедушка, а девушка. И она полностью седая…

ГЛАВА 2.

Проводив незваного гостя, девушка снова взяла свечу с полки, прибитой к внешней стороне дома, и прошла под навес, где села за стол, как делала это, начиная с понедельника, когда ее жизнь снова рухнула. И теперь, пытаясь выбраться из-под обломков, она хотела сжечь некоторые воспоминания; полностью уничтожить, чтобы больше никогда не было так больно.

   – Мне тридцать два, – тихо прошептала, говоря сама с собой, – самое время начинать с нуля. «Абсолютный ноль температуры – это минимальный предел температуры, которую может иметь физическое тело во Вселенной. Абсолютный нуль служит началом отсчёта...» Дальше не помню, да это и не важно. Надо закончить с прошлым, чтобы идти дальше. Одной.

   Снова и снова она возвращалась на десятки лет назад…

   Ирма росла в дружной семье, где все вместе, в одном небольшом доме, жили три поколения: бабушка и дедушка со стороны мамы, родители и дети. Брат Олег был старше на шесть лет. Сколько себя помнила Ирма, он всегда брал ее с собой, заботился, помогал. О таком брате могла бы мечтать каждая девочка. То, что его любили больше, чем ее, Ирма чувствовала, но не завидовала и не обижалась: она сама любила Олега без памяти. Высокий, светловолосый, голубоглазый, красивый, как киноактер, а главное – добрый, честный, правильный. И всегда вместе с ним был его друг-одноклассник Генка, которого Ирма тоже помнила столько же, сколько и себя, со своих шести-семи лет. Если Олег не успевал или не мог чего-то сделать, то рядом был он, готовый ей помочь.

   Бесконечное счастье споткнулось и разбилось, когда Олегу исполнилось восемнадцать. Едва окончив школу, он женился на своей однокласснице Леночке. Их любовь была такой яркой, светлой, что Ирма на цыпочках ходила, боясь дышать рядом. Она уже давно жила в маленьком чуланчике, потому что ее комнату отдали «молодым», объединив с комнатой брата: юные супруги ожидали прибавления в семействе. В августе Леночка родила мальчика. Олег был счастлив и горд. Думал ли о том, что впереди учеба в институте, потом армия? Вряд ли. Он ждал выписки жены и сына из роддома, только этим и жил. Ирма все больше времени проводила с Генкой, едва ли понимая его интерес к ней: ей и было-то всего двенадцать. Олег не замечал внимания друга к младшей сестре, он с шестнадцати лет видел только Леночку. Именно тогда Гена и стал вторым после брата человеком в жизни Ирмы.

   Когда Леночку с малышом выписали, имени у него еще не было, потому что никак не могли договориться: она хотела назвать сына Олежкой, но все были против этого. И молодой отец тоже. Решили не спешить, месяц со дня рождения еще не закончился, и время, чтобы выбрать имя, у них было.

   Тот день Ирма помнила по минутам. Молодые родители захотели поехать на озера, которые находились за чертой города, туда, где когда-то были промышленные разработки. Теперь там остались карьеры, и образовались озера чистейшей воды. Заплывая на середину, можно было увидеть каменистое дно. За ними заехал Генка на собственной машине, подаренной ему богатыми родителями к успешному окончанию школы. Отправились все вместе: впереди Олег со своим другом, сзади Леночка с сыном и Ирма. Собирались на час-полтора, не больше.

   Субботним днем на озерах было много отдыхающих, всем там хватало места. Солнце палило нещадно, ветра почти не было, и с новорожденным ребенком на такой жаре даже часа не выдержали. Уже начали собираться домой, когда Олег вдруг сказал:

   – Последний прыжок с вышки хочу сделать. В честь сына. Я быстро!

   И убежал. Генка что-то кричал ему вслед про то, что толкаться надо сильнее, улететь дальше от берега, но Олег и сам это знал, ведь прыгал там десятки раз. Леночка сидела с малышом на руках на небольшом пригорке и, приложив ладонь козырьком к глазам, с улыбкой восхищения смотрела на красавца-мужа. Ирма тоже не отрывала взгляда от Олега; ее почему-то начало знобить. Она решила, что перегрелась на солнце, но в глубине души молила, чтобы брат не делал этот «последний прыжок». Шаг, который потом нельзя уже остановить.

   Генка стоял у самой воды, задрав голову вверх, глядя, как его друг разбегается на мостике пятиметровой вышки. Но в момент отрыва Олег поскользнулся и не смог оттолкнуться… Он падал головой вниз туда, где под водой было каменистое дно.

   – Бомбочкой! – кричал Генка изо всех сил. – Соберись бомбочкой!

   Нет. Не собрался. Видимо, Олег все же хотел войти в воду красиво, без брызг, рассечь гладь озера сложенными вместе ладонями. Над озером пронеслось всеобщее «ах», а потом повисла жуткая тишина. Ирма встала, глядя на воду, ожидая, когда вынырнет Олег, но его не было. Генка, как был в одежде, бросился в воду. Он нырял и нырял, пока не вытащил друга из воды… Спустя годы Ирме было больно так же, как и тогда, когда она поняла, что брат сломал себе руки, позвоночник, шею…

   Гена пытался, делал искусственное дыхание, Олег еще дышал. Леночка встала, забыв, что у нее на руках ребенок, и медленно пошла к мужу. Плачущий кулек покатился с пригорка к воде. Ирма успела его поймать, качала, баюкала, заливаясь слезами, потому что уже понимала: случилось непоправимое. А Леночка так и не оглянулась на сына. Она уехала с машиной «Скорой помощи», которую вызвал кто-то из отдыхающих.

   В гробовом молчании возвращались с озер Генка, Ирма и сын Олега, чтобы принести страшную весть в дом, который все еще жил счастьем.

   По дороге ребенок начал капризничать, а кроме бутылочки с водой ничего не было. Ирма еле-еле успокоила малыша, но даже она понимала, что это ненадолго, а Леночка вряд ли скоро приедет. Гена заехал в магазин, купил детского питания по советам продавщиц и вызвал «Скорую» к дому друга: он знал, что помощь потребуется матери Олега. И оказался прав. Когда, набравшись сил, сообщил родителям, что произошло с их сыном, началось страшное. Ирма испугалась за всех, кто был рядом с матерью, которая словно сошла с ума в один момент: бросалась на людей, рвала на себе волосы и одежду, разгромила полдома, и даже муж, отец и Генка не могли ее удержать. Ирма унесла ребенка в свой чуланчик и закрылась. Измученный голодный малыш спал, вздрагивая во сне. Потом все стихло, и в дверь постучал Гена, сказав, что маму увезли в больницу. Он же помог приготовить молочную смесь, прочитав инструкцию на коробке; отец Ирмы перепеленал внука, молча показывая ей, как надо это делать; дедушка сидел у окна, не замечая слез, которые уже намочили всю рубашку; бабушка плакала навзрыд.

   Жизнь в одно мгновение разделилась на «до», где не было горя, и «после», где всю семью разметало, будто листья, сорванные с ветки дерева.

   Олег скончался в больнице, не приходя в сознание. Леночка, державшая его за руку, сразу упала в обморок, как только поняла, что он умер. Ее оставили на кушетке рядом с мужем, пока кто-то ходил за каталкой. Она пришла в себя, даже села, но увидев покрытое с головой тело Олега, завалилась назад и больше не очнулась… Их похоронили вместе.

   Мать еще долго лежала в больнице, она была не в себе. Заботы об Олежке легли на плечи деда, прадеда, Ирмы, Генки и иногда прабабушки, которая сразу же «сдала». Внимание к ребенку было распределено между всеми. Вспоминая то время, Ирма признавалась себе, что во многом тогда все держалось именно на друге брата: он перевелся на вечернее отделение, и каждую свободную минуту был в доме Ирмы, чтобы стирать, гладить, гулять, кормить, помогать. В общем, делать все, что необходимо.

   Потом из больницы выписали мать, но она сильно постарела, заговаривалась, часто по вечерам ждала у окна, «когда Олег с Леночкой придут». Тогда впервые Ирма заметила в своих светлых волосах серебряные нити. Она спросила у Гены, что это такое, и он честно ответил: «Седина». Но в двенадцать лет сложно понять, что такие перемены необратимы, да Ирме и некогда было обращать на это внимание.

   В течение года ушли вслед за внуком его бабушка и дедушка. В доме становилось все меньше людей. А Олежка рос счастливым малышом, весело лопотал «мама», обращаясь к Ирме. Она брала его на руки, подносила к свадебной фотографии брата и Леночки, показывая пальчиком: «Вот мама, вот папа». Но племянник по-прежнему называл ее мамой.

   Время летело, жизнь тоже шла своим чередом. И Гена всегда был рядом. Он не претендовал на место Олега для родителей или Ирмы, не удивлялся тому, что малыш не называет его папой – просто все делал для семьи своей единственной любимой девушки, ни разу не намекнув о своих чувствах.

   Когда ей исполнилось двадцать два, ровно через десять лет после гибели брата беда снова постучала в двери: снимок, сделанный перед школой, показал затемнение в легких у Олежки. И снова все легло на плечи Ирмы и Гены: успокаивать родителей, отправлять малыша в санаторий, готовить документы, «взносы» за лечение, ездить к нему каждую неделю. Как-то раз она поймала взгляд Генки на своих волосах.

   – Что там? Испачкалась? – спросила она, отряхивая рукой длинные густые волосы.

   – Все нормально. Только… еще немного побелели, – ответил он, обнимая крепко и прижимая к себе сестренку своего друга, ради которой готов был горы свернуть. – Ты для меня самая красивая. Я люблю тебя, Ирма. Когда-нибудь ты выйдешь за меня замуж?

   – Выйду, – находя укрытие от бед на его широкой груди, шепнула Ирма. – Только Олежку вылечим, ладно?

   – Конечно…

   Через два года Олежка окончательно вернулся домой полностью здоровым. Это был уже другой дом, далеко за городом, где чистый воздух, лес и река рядом. Продать старое жилье, в котором жили воспоминания, не удалось, и его просто закрыли, словно отрезали от той жизни, в которую все ушли. Ирма не переехала с родителями, она осталась с Геной, в его большой квартире, в центре города. Олежка очень скучал по ней, просил чаще приезжать, ведь она для него действительно стала мамой. Ему было сложно с пожилыми опекунами, но ни словом, ни поступком не расстраивал их. Его бабушка часто плакала, причитая, что он – вылитый отец. Дедушка только вздыхал. Такая обстановка в доме была очень тяжелой для подростка, Ирма это понимала, а потому постоянно ездила к родителям или брала Олежку к себе.

   Свадьба с Геной была скромной, несмотря на его процветающий ресторанный и гостиничный бизнес. Ни он, ни Ирма не хотели внимания к себе. Свой дом, семью они считали крепостью, куда зайти могли только самые близкие люди. Оба имели высшее образование, которое получили, невзирая на вечную нехватку времени и сил. А Ирма продолжила учебу уже по другой специальности: она хотела во всем помогать мужу, и поэтому к сельскохозяйственному добавила еще и экономическое образование. И все всегда успевала. И была наконец-то счастлива. И не хотела никому говорить об этом, чтобы не спугнуть хрупкое равновесие в жизни; не вызвать ни в ком зависти.

   Когда они поженились, то начали вместе воплощать в жизнь его мечты, ее идеи. Ирма работала в его первой гостинице, первом ресторане и бухгалтером, и финансистом, и ландшафтным дизайнером. Она создавала шедевры на клумбах, в залах, коридорах; превращала временное проживание постояльцев в уют и желание останавливаться впредь только в их гостинице. Потом занималась подбором персонала для новых проектов, находя людей, готовых вносить что-то интересное в каждодневную рутину жизни. При этом сама стремилась всегда оставаться в тени, чтобы ничей "дурной глаз" не видел их тихого счастья. И Гена поддерживал ее в этом стремлении, словно охранял свою единственную от посягательств других.

   Любила ли Ирма мужа? Ей не хватило бы слов, чтобы описать свои чувства к нему. Как когда-то Олег закрывал собой весь мир, так потом Гена стал для нее всем. Друг, брат, отец, возлюбленный, самый дорогой человек…

   И вот уже прошло двадцать лет со дня гибели Олега, ей тридцать два, и снова наступил август. Ирма не любила этот месяц, но в последнее время все ее мысли занимали проблемы, которые начались в бизнесе Гены. Полгода назад он захотел открыть еще один ресторан недалеко от дома, в центре города, где всегда было много молодежи. Говорить ему о том, что в таком возрасте молодые люди предпочитают гулять, а не сидеть в закрытом помещении, было бесполезно, однако Ирма пыталась убедить мужа отказаться от этой затеи, и свободных денег для этого не было – они все находились в обороте.

   Четыре ночи воспоминаний привели к пятой. Свеча горела не очень ярко, словно не спеша. Не торопилась встречать и прогонять образы, признание ошибок, поиск решений. Пока она всего лишь освещала путь в прошлое, к которому теперь относился и Гена…

   Порой ему предлагали дать интервью в местных СМИ, позировать для фото в глянцевых журналах, но он всегда отказывался. Исключением стала статья о его новом проекте, которая была нужна ему для рекламы и привлечения новых связей. Гена согласился сфотографироваться только с женой, которая к этому времени уже около года не работала. Ирма не возражала, хотя и стеснялась своих полуседых волос, но в этом сезоне такой цвет оказался в тренде, и их совместное фото вызвало огромный интерес и шквал вопросов от читателей, отвечать на которые супруги отказались. Не любили внимание к себе от посторонних людей.

   Скучно ли было Ирме без работы, она даже не успела понять, как начались проблемы с последним рестораном. Гена ей ничего не говорил об этом, и поняла Ирма, что все зашло слишком далеко, когда позвонил отец и спросил, все ли у них в порядке. Этот вопрос удивил и насторожил ее, а главное – родители не получили ежемесячное денежное перечисление. И хотя в свое время они отказывались от помощи дочери, все же привыкли к такой прибавке к пенсии. И Олежка не сидел без дела, помогал «родителям»: он тоже работал на летних каникулах, да и после учебы в институте подрабатывал обязательно.

   Вопрос отца относился больше к семье Ирмы, а не к финансовой составляющей. И вечером, дождавшись мужа, она прямо спросила, что случилось. Врать ей в глаза Гена не мог и честно признался, что взял в долг большую сумму у местного «авторитета».

   – У кого? – упавшим голосом спросила Ирма, боясь услышать ответ.

   – У Клима Лаврентьева.

   – Боже… Это тот, у которого не так давно в разборках убили двух братьев?

   – Да, старшего и младшего.

   – Гена! Зачем? – крик души был уже запоздавшим.

   – Я смогу отдать, – уверил ее он. – У меня срок до конца лета, а сейчас только конец зимы.

   Она понимала всю шаткость его песочного замка, но сгущать краски не хотела: все-таки Гена опытный предприниматель, наверное, он все просчитал. Только почему ничего не сказал ей?

   – Что ты, малыш? – обнимая и целуя жену, спросил он. – Все будет хорошо, только нам надо немного сократить расходы.

   – Может, я вернусь к тебе на работу? – спросила она. – Давай, а? Без зарплаты.

   – Ты хочешь, чтобы я в целях экономии уволил кого-то, а взял тебя? Представляешь, какие сплетни пойдут?

   – А если я найду работу сама, не у тебя?

   – Не надо, Ирма. Ты моя жена, почти год уже не работаешь, и вдруг снова начнешь трудовую деятельность? Да еще у кого-то? Нет. Справлюсь я со всеми проблемами. И родителям твоим переведу деньги – просто закрутился, забыл.

   Она помнила этот разговор и сейчас. Его лицо так и стояло перед глазами, ласкаемое пламенем свечи.

   Вот тогда Ирма и приняла решение: работать, чтобы он об этом не знал, оплачивать самой нужды, связанные с ее семьей, а каждую лишнюю копеечку откладывать. Ей так хотелось помочь ему, услышать, как он рад, что жена – это его опора.

   Гена приезжал домой поздно, был уставшим, но изо всех сил делал вид, что все идет по плану. Однажды он сказал, что кто-то предлагал купить старый дом Ирмы, и ей стало страшно: она почувствовала, как тихой поступью приближается дата – очередные «десять лет».

   – Ты сам ездил к старому дому? – удивленно спросила его, потому что знала, как муж не любил то место.

   – Нет, секретаря посылал, чтобы он посмотрел, все ли там нормально. А к нему подошел какой-то мужик и спросил, не хочет ли хозяин продать участок.

   – Нет, не хочу, – твердо сказала Ирма.

   – Твое дело, – спокойно завершил Гена тот разговор.

   Но она уже поняла, что крах с новым рестораном близок, иначе бы Гена не сказал ей о предложении продать старый дом. Как только утром осталась одна, нашла в записной книжке номер телефона одноклассницы брата и позвонила ей с просьбой встретиться. Та пригласила ее к себе для разговора, потому что отойти днем никуда не могла, а вечером Ирма должна быть дома. Стефания, начальник почтового отделения, предложила ей работу с небольшой зарплатой и пообещала, что никто и ничего не узнает о ней, ее муже и их проблемах. Они договорились. Вот так Ирма и оказалась на другом конце города, на почте, где работали всего пять пожилых женщин, которые не интересовались глянцевыми журналами, зато делились рецептами засолки, вязания, рассказывали о достижениях детей и внуков, не боясь никакой зависти – словом, были из какого-то далекого прошлого, где все еще счастливы.

   И все хорошо получилось: утром на трамвае она добиралась до нужной остановки, а вечером так же попадала домой. Самый дешевый и надежный вид транспорта, который не стоял в пробках, позволял ей все планировать и успевать. Ирма с девяти до шести трудилась разнорабочим, грузчиком, приемщицей-сортировщицей посылок, в общем, выполняла все, что скажут. Заработанных денег хватало на оплату того самого дома, который остался тяжелой памятью. И еще оставалось на продукты. Ей стало чуть спокойнее, потому что никому и в голову не могло прийти, что она жена крупного бизнесмена. Просто была рада, что хоть так может помочь Гене, ведь он всегда хотел видеть ее домохозяйкой и счастливой матерью. Но не получалось у них с детьми, хотя оба были здоровы и не предохранялись. «Всему свое время», – говорили друг другу, веря, что все наладится, ведь они всегда справлялись вместе со всеми бедами.

   Так прошло несколько месяцев.

   В понедельник она возвращалась с работы, когда Гена прислал сообщение, что останется ночевать в гостинице, потому что с утра у него серьезные переговоры по поставкам для нового ресторана. Ирма улыбнулась и спокойно поглядывала в окно трамвая на застрявшие перед светофорами машины; думала о том, что Стефания предложила ей временное «повышение», так как одна из работниц ушла в отпуск. И это очень обрадовало Ирму: и зарплата больше, и работа интереснее. Только надо было принести документы об образовании, а они так и лежали в сейфе той самой гостиницы – ее первого места работы, где остался ночевать Гена.

   С этой мыслью и легкой улыбкой заходила в подъезд своего дома, когда навстречу ей вышел недовольный молодой человек, и, оглядев ее, спросил:

   – Вы Ирма?

   – Да, – ответила она, от удивления не заметив, что он не назвал ни ее отчества, ни фамилии, словно по описанию узнал.

   – Вам тут заказное письмо. Распишитесь в получении.

   Парень был так напорист, что Ирма совсем растерялась. Поставила подпись на каком-то извещении и взяла конверт. Не успела она даже глазом моргнуть, курьера и след простыл. Ирма не обратила внимания на отправителя; словно держа в руках ядовитую змею, дрожащими пальцами надорвала уголок и вынула официальный документ под названием «Свидетельство о расторжении брака» с печатями и подписями, где фигурировали их с Геной имена. Приглядевшись, поняла, что это всего лишь цветная ксерокопия, сделанная не очень аккуратно.

   – Что за ерунда? Это розыгрыш? Детский сад какой-то.

   Но настроение было испорчено специально созданной кем-то ситуацией. Ирма не стала подниматься домой, а медленно развернулась и пошла к гостинице, до которой можно было добраться пешком за двадцать минут бодрого шага. Но спешить не хотелось, несколько раз она останавливалась, понимая, что ведется на чью-то провокацию, и раздумывая, стоит ли идти туда. Последней каплей в споре с собой стала необходимость забрать документы из сейфа, и Ирма смело шагнула вперед, вплетаясь в очередной виток судьбы.

   Когда она подошла к гостинице, сумерки уже уверенно отвоевывали позиции у светлой половины жизни.

   Ей не составило труда пройти незамеченной через боковой вход для персонала ресторана, который в это время, как обычно, постепенно заполнялся клиентами, что порадовало Ирму. Потом она вышла в коридор, покрытый ковровыми дорожками, и, тихо ступая, добралась до лестницы, ведущей в апартаменты директора, то есть ее мужа. Музыка из зала едва долетала сюда. Ирма достала связку ключей, нашла нужный, который так и не сдала после ухода с работы, и открыла им большую дверь. В лицо сразу ударил горячий воздух.

   «Странно. На улице очень тепло, а здесь вместо кондиционера, похоже, камин зажжен. Да, вот и потрескивание дров слышно».

   Но к этим мирным звукам вдруг добавились другие, заставившие Ирму замереть на месте.

   – С*ка! Ненавижу тебя! – голос Гены был злым, даже взбешенным. При этом стали отчетливо слышны ритмичные удары чего-то, хлюпающие шлепки и стоны. – Ненавижу, тварь!

   – Ненавидишь, но тра*аешь! – раздался звонкий девичий голос и громкий стон. – Да! Сильнее, еще, сильнее!

   Ирма сглотнула, покачала головой, словно пытаясь отогнать дурной сон. Все закружилось перед глазами, и она осторожно привалилась к дверному полотну, все еще силясь осознать, куда она попала, и что там происходит.

   – Ты что-то добавила в чай? – рыча, как раненый зверь, но продолжая чем-то стучать, проорал он.

   – А сколько можно ходить перед тобой с голой *опой? Ты хоть грудь мою потрогай! Она твердая, стоит, не шелохнется! Не то, что у твоей д…

   – Заткнись! Не смей ее касаться своим поганым языком!

   – Да нужна-то мне… Еще! Ну, давай же глубже! Да! – буквально завизжала девушка, отчего Ирма опомнилась.

   Приложив руку к горлу, она на негнущихся ногах подошла к арке, ведущей в комнату, и заглянула туда: спиной к ней стоял Гена, не снявший ни брюк, ни черной рубашки, которую сама гладила этим утром, и таранил кого-то, раскинувшего на столе длинные стройные ноги в туфлях на огромных шпильках.

   С этого момента сознание Ирмы просто фиксировало увиденное, отключив эмоции полностью.

   «Оказывается, это стол так стучал, – констатируя факт, подумала она, – дверцы бьются, ящички елозят… И он работает, не покладая органов. Даже раздеться некогда. Уронить что-нибудь? Помешать им? Нет, не буду рисковать. А то еще заклинит их, сцепятся, как тараканы, придется «Скорую» вызывать. Позор-то какой будет для Гены. Не стоит пачкаться, как говорил Олег, когда ему что-то не нравилось».

   Громкий протяжный стон и дерганые движения сильного мужского тела, писклявый возглас и цепкие пальцы на спине Гены, задравшие его рубашку, обнажившие татуировку с именем Ирмы… Ей стало так противно, словно она сама принимала участие в происходящем. С ее именем на теле муж занимался сексом с другой женщиной.

   Ирма увидела, как он отбрасывает руки девушки от себя, продолжая говорить, как ненавидит ее, и вдруг опускается на колени перед широко разведенными ногами.

   «Что он собирается делать?» – в панике забилась мысль в голове Ирмы и тут же была погребена под осколками рассыпавшегося счастья.

   Но Гена всего лишь наклонился под стол за оторванной от брюк пуговицей, открыв взору жены гладко выбритое, блестевшее, розово-натертое лоно своей молодой партнерши. Ирма зажмурила глаза и снова сглотнула, словно проталкивая назад тошноту, подкатившую к горлу. В это время раздался жуткий визг – это расслабленная после акта совокупления девушка увидела в полумраке неподвижную фигуру в черном одеянии с белой головой и закрытыми глазами. Гена подскочил, ударившись головой о крышку стола, и смачно выругался. Ирма, вздрогнув от пронзительного звука, посмотрела на него, не обращая внимания на юную прелестницу в задранной на талию короткой юбке и футболке, поднятой над огромной неподвижной грудью с возбужденными сосками.

   «Два ведра силикона. Кругом обман», – снова, будто со стороны засвидетельствовало сознание преданной жены то, что увидели глаза.

   – Чего уставилась, старая ведьма? – нагло спросила молоденькая девушка, опираясь на локти и откидываясь назад. Она так и не собиралась прикрывать свои натруженные места.

   Ирма молчала в ответ, глядя только на Гену, который поправлял одежду, стоя к ней спиной. Он, услышав, как назвали его жену, тут же дал пощечину девице, чем удивил Ирму: она не представляла, что он способен на такое. Слетевшая со стола полуголая партнерша по играм схватилась за щеку и с восхищением прошептала:

   – Да ты просто зверь. Я не ошиблась в тебе. Но это пойдет прицепом к твоим долгам, которые папочка с тебя вытрясет, или ты женишься на мне.

   – Ирма, не слушай ее! – взмолился он, делая шаг к жене и замирая под ее взглядом. – Клянусь, я этого не хотел. Она…

   – Достаточно, – прервала его Ирма скрипучим шепотом. – Я все поняла. Развод дам сразу же.

   – Нет! – закричал Гена.

   – Только верни мне документы, они в сейфе, – не слушая его, продолжила она, стараясь держать себя в руках, не показать, как ей больно, потому что броня, сотканная выдержкой, уже трескалась.

   Он прошел к металлическому ящику, набрал комбинацию и достал файл с бумагами. Гена смотрел только на жену, а она на него. Он сделал пару шагов к ней, протянул документы, но Ирма даже не успела руку поднять, как девица, сидевшая на полу, перехватила их, метнулась к камину и бросила в огонь. Гена ринулся в пламя руками, но понял, что бесполезно, и снова ударил девушку по лицу, сжигая взглядом ненависти.

   – Давай-давай, подписывай себе и ей приговор, – зашипела она. – Я все папочке расскажу.

   – Детский сад, – не удержалась Ирма, бросая конверт и липовое свидетельство на пол. Она положила связку ключей на маленький столик и повернулась к выходу, продолжая говорить. – Папочка какой-то.

   – Не какой-то, ты, седая клюшка! А сам Клим Лаврентьев.

   – Да мне хоть Сидор Лютый, – почти у дверей сказала Ирма.

   – Кто это такой? Он не круче моего папочки!

   – Тихий ужас, – шепотом произнесла она, уже выходя. – Прощай, Генка…

   Ирма шла по коридору, и до нее доносилось из-за той, закрытой двери, оставленной позади, как Гена разносил комнату, как визжала девушка, как кричал он. Но здесь, в самом дальнем углу этого никто не слышал, да и не посмел бы к нему войти. Она уходила, не оглядываясь, словно сжигала за собой мосты.

   Как тогда ей удалось добраться до старого дома, и не вспомнила бы. Просто все онемело в теле. Мысли были только о том, что самое страшное уже произошло, но главное, что никто не умер, а значит, судьба стала к ней благосклонней…

   Ирма не проходила в дом дальше своего чуланчика. Да и там она проводила всего пару часов до выхода на работу, не включала свет, не подогревала еду, лишь принимала душ и переодевалась в черную одежду, которой было полно в ее маленькой комнате. В сарае хранился старый велосипед: подкачала шины, после первой же поездки смазала скрипевшие детали машинным маслом и пользовалась двухколесным конем, как когда-то, в далеком детстве.

   Чтобы не давать себе возможности думать о случившемся, Ирма изматывала себя работой на участке – быстро и чисто полола траву, мало спала, плохо ела, перестирала всю свою одежду и почти не помнила очередности событий. Для нее существовала только ночь и свеча, как прощание с теми, кто ушел навсегда.

   Как кадры старого кинофильма, проходили перед ней годы жизни, в которой ее мужчине было отдано все, что могла отдать. Сгорали в пламени воспоминания о юном Генке, молодом парне с доброй улыбкой на лице. О том самом, который тысячи раз спасал ее, закрывая собой от проблем, помогая во всем и всегда. Плавился его любящий взгляд, полный тепла и благодарности за то, что она рядом с ним столько лет.

   Запылал в огне Гена, взрослый, верный, сильный. И тот, другой, которого она видела в понедельник вечером, тоже пламенел от жарких поцелуев ада, в который сам себя загнал.

   На улице едва забрезжил рассвет, когда Ирма сама погасила пятую свечу. Предыдущие четыре догорали до самого конца – за Олега, Леночку, бабушку и дедушку. Пятой она не дала закончиться, ведь физически Гена был жив, просто для нее его большое не стало.

   Ирма вздохнула и ушла в дом, чтобы в своем чуланчике снять черную одежду и надеть другую, пусть старую, из далекого прошлого, но зато чистую, незапятнанную грязью ее закончившегося брака.

ГЛАВА 3.

Она вышла на участок, когда солнышко уже вовсю дарило свое тепло миру. Зажмурив глаза, девушка в светлой майке и джинсовых шортах подняла лицо к небу и тихо сказала:

   – Спасибо за силу, данную мне, чтобы пережить и это. Я справлюсь.

   Потом она вздохнула, собрала длинные волосы в замысловатую прическу и осмотрелась, планируя, с чего бы начать новую жизнь. На часах было чуть больше шести, и город едва просыпался в субботний день, поэтому Ирма решила не греметь старой садовой тележкой, а взяла две большие сумки, перчатки, сложила все на багажник велосипеда и отправилась в лог, где хотела набрать камней разного размера для создания своих любимых клумб и альпийских горок. Там же можно было накопать полевых цветов, пусть не самых красивых и модных.

   Ирма вернулась через час, еле толкая свой слабенький транспорт с двумя огромными сумками, висевшими с двух сторон на раме. На багажнике пристроились выкопанные растения. Она не обращала внимания ни на что вокруг, хотя на нее пристально смотрели представители полиции, отделение которой располагалось на пути от лога к ее дому. Длинноногая девушка в коротких шортах, с белой головой, не могла остаться незамеченной мужчинами.

   Осторожно заехав с грузом во двор, Ирма остановилась, перевела дух и продолжила свое рабочее утро.

   Около восьми часов Валерий посмотрел в окно и застыл, округлив глаза: на уже знакомом участке, стоя на коленях, работала седая девушка. Она соорудила горку из земли и песка и теперь раскладывала на ней камни. Он покачал головой, поражаясь ее трудолюбию и выносливости. То, что хотела сделать девушка, еще нельзя было представить, но ему некуда было спешить в выходной день, а потому Валерий периодически подходил и наблюдал за ней. Да и просто приятно было посмотреть на ее длинные ноги, тонкие руки, полную грудь, что казалось очень странным при всей хрупкости телосложения. А волосы поражали длиной, густотой и цветом.

   Но не он один любовался ранней пташкой: с третьего этажа гостиницы, из тренажерного зала на нее смотрели крупные мужчины, занимавшиеся поддержанием своей спортивной формы. Разговоры во время тренировок не приветствовались, но смолчать, разглядывая необычную девушку, Захар не мог.

   – Ни фига себе – у нее ноги! – присвистнул он. – Длинные, как у модели. А грудь…

   – Захар, вернись к штанге, – миролюбиво напомнил Леонид, и это выглядело так, словно мама-кошка учит котенка ходить.

   – Да-да, я здесь, – выворачивая шею, чтобы смотреть в окно с третьего этажа, ответил молодой человек.

   Ирма даже не предполагала, что вызвала такой интерес со стороны гостевого дома. Она вообще работала в наушниках, где звучала музыка Вивальди из цикла «Времена года». Потому и не услышала, когда кто-то громко постучал по хлипкой калитке. Зато мужчины, занимавшиеся в тренажерном зале, обратили внимание на черные машины, остановившиеся рядом с ее забором: два огромных джипа, и между ними блестящий черный BMW последней модели с полностью тонированными стеклами. Именно из него вышел, почти выкатился невысокий плотный мужчина, внешность которого не оставляла сомнений в его принадлежности к криминальным кругам, где он точно был одной из главных персон.

   – Какого черта? – забеспокоился Захар. – Что им могло от нее потребоваться? Надо бы сходить туда.

   – Нет, – строго сказал Леонид. – Нам о ней ничего неизвестно. Может, это ее знакомые? И что ты скажешь? Она тебя и не знает, и не видела. Смотри отсюда. Если что, то мы успеем добежать.

   – Да, пожалуй, вы правы.

   Они видели, как невысокий мужчина-шкаф что-то сказал своей охране, а то, что это были именно они, Захар понял сразу. И их бронежилеты отличались от тех, в которых работали безопасники Валерия: на сопровождавших «авторитета» были надеты профессиональные жилеты-утяжелители, которые могли защитить и от АКМ. С возрастающим волнением он смотрел, как мужчина уверенно заходил во двор и направлялся к девушке, которая работала и не слышала тяжелых шагов за спиной.

   Словно почувствовав, что за ним наблюдают, гость резко оглянулся, суженными глазами сверкнул по окнам гостиницы и заметил двух «качков» на третьем этаже, стоявших плечом к плечу и смотревших на него или хозяйку участка. Кривая ухмылка появилась на губах, потом он снова повернулся к девушке. Она продолжала работать, ковыряя землю небольшой лопатой; в наушниках гремела музыка. Мужчина достал из кармана маленькую конфетку «Мятная» и щелчком пальцев пульнул ее рядом с Ирмой. Она замерла на мгновение, потом отложила инструмент, сняла перчатки и выпрямилась. Ветерок, налетевший со стороны лога, поднял и растрепал длинные пряди белых волос.

   Медленно повернувшись к тому, кто был за спиной, встретилась взглядом с человеком, которого никогда раньше не видела, однако легко догадалась, к каким слоям населения принадлежит гость. Низкие нахмуренные брови, из-под которых на нее смотрели темно-серые глаза; крупный нос с горбинкой; большой рот с кривой ухмылкой; бритая голова с чуть отросшим ежиком волос с проблескивающей сединой, точно такой же, как и на подбородке. Ростом мужчина был чуть выше Ирмы, то есть под метр семьдесят плюс пара сантиметров. Белая рубашка и черный костюм ему совсем не подходили, по ее мнению, но она не осмелилась бы сказать такое вслух. В открытом вороте виднелась толстая золотая цепь. Они смотрели друг на друга уже несколько секунд, когда он заговорил низким густым голосом:

   – В дом иди. И без фокусов.

   – Вы кто? – тихо спросила Ирма.

   – Не Сидор Лютый – это точно, – хохотнув, ответил мужчина, но даже такой смех не коснулся его глаз, в которых была холодная пустота и жестокость. – У меня мало времени, но я повторю: иди в дом. Не стоит втягивать посторонних людей, глазеющих в окна.

   Она чуть подняла взгляд над его бритой головой, заметила мужчин на третьем этаже и снова посмотрела на Клима Лаврентьева, потом сделала шаг в сторону, обогнула его и направилась к дому. Он пошел за ней следом, разглядывая ее стройную фигуру и странные волосы. Ирма остановилась под навесом ближе к крыльцу, где ее уже не было видно со стороны гостиницы. Повернувшись к мужчине, который выражал недовольство сжатыми челюстями, спросила:

   – Можно не заходить в дом?

   – Слушай ты, с*чка, тут решаю я. И в данный момент взвешиваю, как сделать тебя сговорчивее. Со мной десять тупых псов, которые по моей команде пустят по кругу твои сомнительные прелести. Вода будет долго выливаться из всех разработанных дырок, если живой останешься. Изуродуют.

   То, что она испугалась, было видно по синей жилке на шее, которая не билась, а строчила, как пулемет, но светлые глаза Ирмы не моргнули ни разу, глядя в лицо человеку, угрожавшему ей мерзостями.

   – Последний раз говорю: в дом. Пока с тобой иду только я. Еще секунда промедления, и я свистну своим…

   Она отвернулась от него, сжимая пальцы рук в кулаки, и медленно шагнула на первую ступеньку. Ирма не хотела заходить даже в коридор, она обычно мышкой проскакивала в чуланчик и спала там минимум часов, чтобы потом так же быстро покинуть дом. Но сейчас у нее не осталось выбора, и все же Ирма тянула время, которого у Клима не было, как и терпения.

   – Да быстрей же ты, с*ка!

   Ирма от неожиданности оступилась, подвернула щиколотку и начала падать. Схватиться было не за что, и она приземлилась оголенным бедром на ту самую швабру с длинной ручкой, которая стояла в углу. Боль была такая, что показалось, искры полетели из глаз: кожа ноги или лопнула, или сильно оцарапалась. А где-то над ее головой послышался глухой хлесткий удар и отборный мат: Клим получил падавшей палкой по левой стороне лица. Ирма застыла в неудобной позе, понимая, что сейчас ее могут просто уничтожить. Сверху продолжали сыпаться ругательства, перемежаемые смехом мужчины. Потом все резко оборвалось, он поставил девушку на ноги и еще сильнее толкнул ее на дверь. Она скосила на него глаза, увидев побагровевший след от удара палкой, который тянулся от виска через щеку к челюсти. Внутри все дрожало от ужаса, но ее грела мысль о том, что на бандитской роже появится синяк, подаренный старым домом.

   – Шевели костлявой задницей. Хватит глазеть по сторонам.

   Ирма еле могла наступить на ногу. Она, хромая, прошла в коридор и, набрав полную грудь воздуха, шагнула в дом. Села на табуретку прямо рядом с дверью, но жесткие мужские руки снова, как щенка, вздернули ее, схватив за волосы, и швырнули к окну. Она пролетела полкомнаты, больно ударилась ребрами о край стола, там и затормозила свое движение. Клим медленно подошел к ней и, вдавив пальцы в ее плечо, усадил на стул, потом жестко приказал:

   – Сидеть. Я пока осмотрюсь.

   Ирма разглядывала разодранную кожу на бедре, стирала пальцами сочившуюся кровь и старалась не шевелить ногой, потому что щиколотка опухала на глазах.

   – Так, – сказал Клим, усаживаясь напротив нее, – дом – древняя развалюха. Но речь пока не об этом. Я дал большую сумму твоему пока еще мужу, он должен отдать сегодня до шести вечера. Не отдаст, конечно, хоть и сильно старается. Моей дурочке приспичило выйти за него замуж. Мне-то все равно, а с другой стороны, пусть дитё потешится, пока есть, что с него взять. Но она сказала, что ты не даешь развод: смелая такая, даже угрожала мне! Что-то не вижу я ничего подобного.

   – Может, дитё использовало вас для своих целей? – тихо спросила Ирма.

   Он хмыкнул, мотнул головой, отметая ее вопрос, и задумчиво спросил, словно решая, как поступить:

   – Дом дерьмо, не стоит ничего, земли мало. Может, сжечь его к **ям?

   – Вот-вот, это у вас семейное, видимо, – все больше дрожа, обхватив себя руками, прошептала она.

   – Не понял.

   – Дитё… Ваша дочь бросила в огонь все документы, в том числе и свидетельство о заключении брака. О каком разводе может идти речь, если у меня нет документов. И вы тоже – сжечь. Вот я и говорю: семейная черта.

   Он с недоверием смотрел на Ирму, потом встал и снова пошел по дому, одновременно доставая телефон и набирая номер.

   – Тут мне сказали, что ты сожгла документы ведьмы. Это так? – Он остановился напротив свадебной фотографии Олега и Леночки, слушал визгливую речь дочери, а потом рявкнул в трубку, прерывая ее. – Сама дура! Еще и меня от дел отрываешь!

   Клим спрятал телефон в карман и, не оглядываясь, спросил:

   – Кто это?

   – Мой старший брат с женой.

   – Где они?

   – Умерли, – тихо сказала Ирма, – двадцать лет назад.

   Он вернулся к столу, сел.

   – У меня тоже были братья, и их уже нет… Ладно. Значит так: документы я восстановлю. Через два часа привезут оба свидетельства: и о браке, и о разводе тоже. Или ты надеешься получить муженька обратно?

   Она покачала головой и прошептала:

   – Мне не нужен бывший в употреблении товар.

   Нахмуренная бровь изогнулась вверх, Клим криво усмехнулся.

   – Гордая, значит? После моей дочери мужик уже «б/у»?

   – Называйте, как хотите.

   Он посмотрел на большие часы, что сверкнули золотым отливом на запястье.

   – Х*р с тобой. Фамилию девичью впишу в свидетельство.

   – А откуда вы…

   – Дура ты. Проще раздавить, чем возиться с тобой. Ладно, живи пока. Но учти…

   Клим взял ее за лямку майки и дернул к себе: одежда порвалась, сползла, обнажая полную грудь, едва уместившуюся в кружевном бюстгальтере. Его взгляд медленно опустился на открывшуюся ложбинку, потом пополз по тонкой длинной шее, губам, скулам и остановился, «воткнувшись» в ее глаза. Все это время Ирма не дышала, будто кожей ощущая его касания.

   – А то ведь я и сам могу, перед тем, как псам отдать.

   Она молчала, сидя перед ним в рваной майке.

   – Сейчас мне некогда, уже опаздываю. Так мы договорились? Моя дочь больше не увидит тебя?

   – И я этому очень рада, – не удержавшись, прошептала Ирма.

   – Но я с тобой не прощаюсь, – многозначительно сказал Клим, вставая и направляясь к выходу. – Ведьма седая.

   Она ждала, когда за ним закроется дверь, стихнут шаги на лестнице, еле слышно заведутся машины, и все замрет в неподвижности, как в этом доме-склепе, где остановилось время. Ирма вытянула перед собой ладонь в запекшейся крови, выпрямила пальцы, чтобы убедиться, как мелко они дрожат. Осторожно встала, чувствуя жжение в щиколотке, и, улыбнувшись свадебной фотографии брата, тихо вышла из комнаты. В голове не шумело, не мутило от страха, не мерещились по углам псы Лаврентьева. На долю мгновения ей стало все безразлично.

   Закрыв входную дверь на засов, Ирма ушла в ванную, где-то в глубине сознания понимая, что никакие замки не спасут от таких людей, как Клим и его подручные. Под душем она стояла долго, с закрытыми глазами, словно смывая с себя его прикосновения, взгляды, страшные слова. Вместе с розовыми от крови ручейками воды окончательно уходил страх.

   Через час после того, как уехал Лаврентьев, Ирма продолжила работу на участке. Она не смотрела в сторону гостиницы, потому что и не помнила о тех, кто наблюдал за странной встречей соседки. На ней снова была майка, теперь с широкими бретелями, обрезанные по колено джинсы, высокие голубые носки и старенькие кроссовки. Одежда скрывала наливавшийся синяк на ребрах, заклеенную пластырем царапину и перетянутую эластичным бинтом опухшую щиколотку. Рассуждала Ирма просто:

   «Если этот бандит и сдержит слово, привезет документы, то не увидит того, что сделал со мной. Не хватало мне еще такого внимания. Остается надеяться, что или соврал, или не сам явится».

   Проходя мимо калитки, она увидела, что визит гостя нанес ей непоправимый урон: осталась всего одна рабочая петля. Заниматься ремонтом Ирме не хотелось, а потому просто открыла ее, подперев той самой шваброй, заперла дом на ключ и ушла работать.

   – При всем желании взять у меня нечего. Старый велосипед стоит с другой стороны, мне его видно. А там только деревянная защитница и вкопанный стол под навесом. Не унесут.

   Музыку больше слушать не стала, чтобы никто не подошел незамеченным со спины. Потом она переместилась лицом к гостинице и продолжила сооружать альпийскую горку из подручных средств. Работа на земле, с растениями всегда успокаивала ее. Ирма так увлеклась, что вздрогнула от неожиданности, когда из-за угла дома появился крупный молодой мужчина в черном костюме с папкой в руке.

   «Пес», – подумала она, глядя на него из-под упавших на глаза волос.

   Он кивнул ей головой, призывая идти к нему. Ирма сглотнула, выпрямилась и, стараясь не хромать, подошла, остановившись на расстоянии двух шагов. Мужчина смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, словно перед ним не девушка, а пустое место.

   – Клим велел передать, – произнес он.

   Она обратила внимание на тонкую кожу белого цвета, из которой была сделана папка; сняла испачканную перчатку и взяла то, что ей протянул визитер, ни слова не сказав ему в ответ. Мужчина развернулся и ушел, без эмоций, интереса, ухмылок, словно киборг, запрограммированный на выполнение задания.

   От звука заведенной машины Ирма пришла в себя. Ноги задрожали, жар прокатился по телу, сменившись ознобом. Забыв, что у нее повреждена нога, шагнула вперед и поморщилась от боли. Неспешно добрела до стола под навесом, положила на него «подарок» и только тогда увидела сверху надпись, выдавленную золотом: «Для седой ведьмы». Дальше она все делала, как заведенный механизм: движения были короткими, словно Ирма чувствовала, что энергия скоро закончится.

   Умылась в рукомойнике, насухо вытерла ладони и села на скамейку, все еще не решаясь открыть папку. Наконец, собравшись с силами, двумя пальчиками подцепила уголок и откинула одну сторону. Внутри находился ламинированный документ под названием «Свидетельство о расторжении брака». Сердце забилось быстро-быстро, словно крылышки колибри ударяли по горлу, ребрам, груди – будто сама жизнь дрожала последним дыханием…

   Странно было Ирме увидеть свою девичью фамилию, от которой она уже отвыкла за последние восемь лет жизни.

   – Ирма Витальевна Гордеева. Вот я и разведена. Так-то, Гена. Все легко и просто. Ты свободен, волен начинать свою жизнь так, как пожелаешь. Без меня, – тихо и спокойно сказала, обращаясь к бывшему мужу.

   Ирма убрала документ обратно, положила папку на скамейку и невидящим взглядом обвела двор своего дома, фиксируя в памяти все, что нужно было сделать в первую очередь, а что можно и отложить на потом. На глаза попалась старая чашка, которую когда-то выставили из кухни за то, что она треснула. Воспоминание тронуло улыбкой губы, но не глаза.

   Вдруг воскресла картинка: когда была маленькой, просила у мамы не выбрасывать старые кастрюли, чайники, обувь, потому что с детства мечтала подарить им вторую жизнь.

   – Теперь у меня для этого появилось свободное время. Много свободного времени.

   Не уходя далеко от стола, Ирма отмыла чашку в рукомойнике, набрала в нее земли и пересадила цветы, которые росли вдоль дорожки, как сорняки. Полила водой, поставила маленькую клумбу на стол и погладила рукой зелень.

   – Надо бы в сарае поискать «сокровища», да и на чердаке что-нибудь точно есть. Сделаю все, как мне хочется. А завтра приедет Олежка, нужно ему хоть что-то объяснить. Он калитку и починит. Стефания тоже обещала заглянуть. Посидим.

   – Ирма, здравствуй, – услышала она голос, когда-то самый родной и любимый, голос человека, предавшего ее любовь. – Позволишь войти?

   Ирма медленно повернула голову в сторону городской улицы, где в тени деревьев, в открытой калитке стоял Гена.

   «Что же сегодня за день-то такой? – подумала она про себя, чувствуя, как горячо стало в левой стороне груди; жгло, словно раскаленным железом. – Приходят те, кого не знала, или те, кого не ждала. Зачем все это? Где взять сил?»

   Но, собрав остатки воли в кулак, кивнула, разрешая бывшему мужу войти. Ирма старалась не смотреть на него, потому что чувствовала то острую боль, то тупую; то желание заплакать навзрыд, то отвернуться от того, кого любила больше всех.

   Гена тяжело вздохнул и подошел к столу, видя, что она изо всех сил пытается остаться безразличной. Он знал ее, как никто другой. Знал, что потерял навсегда – ее, единственную девочку-девушку-женщину, которая была в его жизни.

   – Можно сесть? – спросил Гена.

   Ирма снова молча кивнула. Она скосила взгляд на белую папку, лежавшую рядом на скамейке, которая не была видна ему.

   – Я должен все объяснить. Нет, не объяснить, а просто рассказать. Понимаю, что прощения мне нет, я и сам себя не прощу никогда. Но я должен это сделать.

   – Это необходимо? – тихо спросила Ирма. – Зачем, если уже ничего не изменить?

   – Это нужно нам обоим, – каким-то скрипучим голосом произнес он и впервые увидел, как медленно ползет ее взгляд к его глазам, в которых закипали слезы.

   – Не надо, – почти шепотом сказала она. – Я никогда не видела твоих слез, даже в самые страшные моменты жизни. А сейчас все живы… Не надо, прошу тебя.

   Ирма сама еле сдерживалась, губы дрожали, она их сжимала, но получалось только хуже.

   – Да, все живы. Но я потерял главное, ради чего жил. У меня больше нет тебя.

   Гена снова вздохнул и продолжил.

   – Я буду говорить все, как было. Твое право, верить мне или нет.

   – Я всегда тебе верила, – чуть усмехнувшись, прошептала, будто легкий ветерок, Ирма. – Говори.

   – Полгода назад в меня словно бес вселился: захотелось расширить ресторанный бизнес еще больше, открыть новую точку, дать тебе возможность воплотить в жизнь все твои мечты, чтобы все, от начала до конца там было твоим. Но с самого первого дня, как только я подписал документы о приобретении, все пошло не так. Ты была права: не стоило взваливать на себя неподъемную ношу, но мне казалось, я вытяну. Но нет. Начались проблемы с поставками, качеством, персоналом – как лавина с горы. И тогда встал вопрос о дополнительных средствах, которых у меня не было. Все в обороте, сама знаешь. Брать кредит в банке под бешеные проценты – не вариант. А тут, как черт из табакерки, появился Лавр с предложением купить у меня комплекс, который расположен в удобном для его деятельности районе: на окраине города, где базируется его «бизнес». Мне бы согласиться, а я полез в петлю: попросил в долг. Лаврентьев тогда ухмыльнулся, но деньги дал.

   Он замолчал, вернувшись мысленно в тот день, когда сам подписал приговор своему счастью.

   – Ты и отдохнуть-то не успела, – словно разговаривая с ней по памяти, как в бреду, ронял Гена слова, – а ведь всю свою жизнь ты только и делала, что работала. С двенадцати лет. Я хотел сделать тебя самой счастливой! Прости…

   Ирма молчала, вцепившись пальцами в скамейку, чтобы ни звуком, ни жестом не помешать ему.

   – В понедельник, когда ты ушла, я вытряс из этой… всю правду. Оказывается, тот журнал, где мы с тобой вместе на фотографии, попался ей на глаза, вот с той поры я и стал целью… Не хочу говорить, но надо… Ровно две недели назад, когда до конца срока оставалось столько же, ее прислал Лавр для того, чтобы напомнить мне о долге. И с того дня выгнать эту… стало невозможно: угрозы сыпались всем, кто в моем окружении, как я потом выяснил. Боялись не ее, а отца. Я видел все ухищрения, направленные на то, чтобы соблазнить, но мне это было мерзко, да и вообще бесполезно. Тогда она решила зайти с другой стороны: воздействовать на тебя. Тот дурацкий, сляпанный документ она специально вручила, чтобы ты заподозрила неладное и пришла в гостиницу. Заставила бывшего одноклассника сыграть роль курьера, запугав расправой с его семьей. Он проследил за тобой, видел, что ты сделала, как надо было, и позвонил ей. Я обычно в это время всегда заказывал на кухне чай с лимоном. Мне его принесла официантка из нашего персонала. Я и внимания на нее не обратил. Выпил все залпом и продолжил работать. Но почувствовал, что мне становится плохо: сердце и голова просто лопались. И к этому добавился дикий… Перед глазами все было красное, словно кровь заливала глаза; я ничего не видел. Только ощутил, что еще жарче стало: оказывается, камин заработал. Я встал из-за стола, расстегнул молнию на брюках – прости, боль была адская. Даже не знал, что кто-то есть в кабинете, решил сам себя… Просто надо было сбросить, казалось, что сдохну от напряжения, уже задыхался. Через какое-то время стало легче, а потом все снова понеслось, набирая обороты: боль во всем теле, ничего не соображал, не видел, все горело огнем. Не знаю, что за мешанину мне подсунули, но к возбудителю точно добавили какую-то наркоту. Вот тут она и… Лучше бы я в камин его сунул… Мне было все равно, кто это; как в беспамятстве находился. Только сразу понял, что это конец. Сам себе этого никогда не прощу. Никогда. Ненавижу их – это не то слово. Уничтожу – вот нужное слово.

   Ирма испугалась: в голосе Гены была холодная решимость, а в глазах такой огонь, что ей дышать стало больно.

   «Господи, вразуми его! Куда? Ведь сотрут в порошок! Я не смогу помочь!» – дикими птицами метались в голове мысли.

   Но она постаралась спокойно сказать:

   – Гена, не надо. Не заставят же тебя насильно жениться?

   – А это и не рассматривалось никогда. Чьи-то больные фантазии выдавать за реальность – нет, мне это не подходит. Если им удалось разрушить нашу жизнь, значит, придется за это ответить. Я с себя вины не снимаю. Но лучше бы мое сердце не выдержало тогда – потому что теперь я сделаю так, как хочу. Желали моего участия? Они его получат.

   – О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю. – Ирма не знала, как отвлечь Гену от его планов, и не нашла ничего лучше, как спросить. – Если бы мы продали старый дом, спасло бы это ситуацию?

   – Нет, даже близко. Не бери на себя мою вину. Я тогда говорил о заинтересованном покупателе лишь из-за того, что тебе тяжело здесь бывать. Ведь дом не может без хозяина, он умирает. За него и дали бы от силы полтора миллиона. Новый проект обошелся мне в десятки раз дороже, если не говорить о разрушенной семье. Ты и так уж сама за него платила. Думаешь, я не знаю ничего? Просто не хотел вмешиваться в твою помощь мне и своей семье. Для тебя это было важно… Стефании привет передавай, когда увидишь. И благодарность, что помогла тебе, спрятала от назойливых глаз. Сейчас бы нас трепали в прессе… Да и так еще все впереди – для меня. Никому не позволю о тебе плохого слова сказать. Лично задушу.

   Ирма вспомнила, как он бил по лицу дочь Лаврентьева: видела сейчас в глазах Гены страшную в своей силе злобу и неотвратимую жесткость.

   – Гена, ты уже что-то сделал? – тихо спросила она, боясь услышать ответ.

   – Времени было мало, поэтому я старался успеть все. Через несколько часов я должен быть у Лаврентьева… Но об этом позже.

   Он достал из-за спины обычный файл с какими-то бумагами. Ирма чуть улыбнулась, вспомнив его давнюю привычку засовывать сзади за ремень что-то важное. В школе это был дневник, который Гена «забывал» дома, потом так же носил лекции, еще позже прятал за спиной букетик цветов или другой сюрприз.

   – Вот, – прерывая ее воспоминания, произнес он и положил на стол файл, – здесь часть восстановленных документов об образовании, дипломы, вкладыши, сертификаты о твоих курсах, свидетельство о рождении, письма-запросы на остальные документы. Но я еще и секретаря отправил по этим адресам, чтобы ускорить процесс. Скоро все будет у тебя. Единственное, что я отложил, это свидетельство о заключении брака.

   У Ирмы, казалось, остановилось сердце. Она видела, чего стоило Гене такое спокойствие, но понимала, что должна показать тот документ, который лежал рядом с ней на скамейке.

   – Ты сама подашь на развод? – еле слышно спросил, подняв на нее взгляд светло-зеленых глаз.

   Красные прожилки были отчетливо видны при солнечном свете, чуть приглушенном навесом над столом. Ирма знала, что такими его глаза становились обычно от постоянного недосыпа и долгой работы с бумагами.

   «Ему надо зрение проверить, – промелькнула мысль о здоровье мужа, – может, пора очки носить? Ох… Теперь это не мое дело».

   Она открыла папку, достала документ о расторжении брака и молча положила перед Геной. Он взял его в руки, удивленно прочитал все от начала до конца, чуть споткнувшись на ее девичьей фамилии, потом отложил и отвернулся в сторону городской улицы, видневшейся в открытой калитке.

   – Откуда? – только и спросил Гена.

   – Господин Лаврентьев восстановил свидетельство о браке, чтобы тут же заменить его документом о разводе.

   – Понятно. Неужели лично приезжал?

   – Да.

   – Угрожал?

   – Предупреждал.

   – Поторопился Лавр.

   Он помолчал немного, улыбнулся и, глядя в глаза теперь уже бывшей жене, сказал:

   – Помни: я всегда любил только тебя. Я ошибся, сделал неверный шаг, который сломал жизнь, разрушил счастье. Никогда не прощу себе этого. Хоть почти ничего и не помню, но грязь словно прилипла ко мне. Не отмыться. Не хочу тебя пачкать… Что теперь? Теперь будет другой шаг. Вернее, он уже сделан, и будут лишь последствия. Я не остановлюсь, пока не воздам должное за внимание к нашей жизни. Тем же самым воздам – вниманием.

   – Гена, не пугай меня. О чем ты говоришь?

   Его ладони поднялись над ее руками, сжатыми в замок, но замерли, так и не дотронувшись. Гена не посмел коснуться своей бывшей жены, сжал кулаки и убрал их под стол. Несколько раз глубоко вдохнул, словно заставляя себя успокоиться, и продолжил говорить:

   – Как я уже сказал, Лавр хотел получить комплекс, который принадлежал нам с тобой. Я ему отказал тогда.

   – Принадлежал? В прошедшем времени?

   – Да. Помнишь, я говорил, что два его брата были убиты в криминальных разборках семей?

   – Помню. А какое это имеет значение? – все больше волнуясь, спросила Ирма.

   – Сейчас объясню. Тогда это был наезд семьи Орловых на семью Лаврентьевых: не могли договориться, поделить зоны влияния. Трое на трое. Орловы, более молодое и беспринципное поколение, устранили двух братьев Клима, но он все еще силен, потому что гораздо дольше удерживал власть. Кровная вражда чуть затихла, но лишь внешне, и Лавр готовит ответный удар. Ему сейчас некогда заниматься ничем другим. Так вот. Я нашел старшего из Орловых и предложил ему купить этот комплекс, расположенный прямо в сердце района Лавра. Он согласился сразу же, не торговался ни минуты, отвалив в два раза больше, чем предлагал Лавр. Оформление уже закончено: «Буревестник» больше не наш. Сумма, которую я должен вернуть, будет возвращена, к большому неудовольствию семьи Лаврентьевых.

   – Гена, – шепотом, с ужасом в голосе заговорила она, – ты развязал войну местных авторитетов? Это же будет страшнее, чем в «Крестном отце»!

   – Пусть будет, – твердо сказал он. – Как только земля загорится под ногами своры Лавра, половина из них перебежит на сторону его врага. Оставшимся, во главе с ним самим, небо с овчинку покажется, потому что их уничтожат. Как он сам со своей шавкой уничтожил нашу семью. Око за око.

   – Ты не боишься, что Лаврентьев тебя первого?

   – Нет, не боюсь. Я всего лишь бизнесмен, который продал имущество по более выгодной цене. Я и понятия не имел, что есть недопонимание между семьями Лавра и Орловых. Да и откуда мне это знать?

   Для пущей убедительности Гена пожал плечами, но в его глазах горела ненависть. Ирма никогда не предполагала, что он может быть таким злым. Хотя знала: для него нет ничего важнее семьи.

   «Месть ли это? Или справедливость? Не мне судить. Он снова сделал очень важный шаг, ничего не сказав мне. А если бы сказал? Остановила бы я его? Нет. Потому что и сама поступила бы так же... Но что же будет дальше?»

   – К тебе это не имеет отношения, – сказал Гена, вставая из-за стола. – Поверь, через день-другой им будет ни до чего, кроме удержания своих позиций в своем преступном мире… Мне пора, Ирма.

   Он направился к калитке, там остановился, обернулся и поднял правую руку, сжатую в кулак. Поцеловал обручальное кольцо и ушел. Тихо заурчала машина за забором, и все стихло.

   – Господи, – устало прошептала она, закрывая глаза и укладываясь лбом на скрещенные руки, – закончится ли сегодняшний день? И чем он закончится?

   Было слышно лишь ее частое дыхание, сильно вздрагивали плечи от сдерживаемых рыданий.

   – Хоть бы его никто не тронул; отдал бы деньги и ушел. Только бы сам не полез на рожон... Гена, как же это? – Ирма накрыла рукой голову и сжала в кулак прядь седых волос. – Меня теперь это не касается. Надо жить дальше, только больше никому никогда не поверю… Что он говорил про шаги? Мне тоже надо их делать.

   Сколько времени она так провела, то сжимая волосы в кулак, то разжимая пальцы, Ирма не знала. Просто не было сил поднять голову от стола, чтобы глянуть на солнечный день, который плавно превращался в теплый вечер.

   – Хозяюшка, здравствуйте, – послышался низкий мужской голос с той стороны, куда ушел Гена.

   Она дернулась, словно просыпаясь от тяжелого страшного сна, посмотрела на очередного гостя и охнула про себя. На том месте, где совсем недавно стоял бывший муж, теперь возвышались почти двухметровые мужчины, огромные, как гунны. Ее глаза, еще не привыкшие к яркому свету, щурились, руки судорожно сжимали одна другую. Вдруг Ирма заметила у одного из них, того, что постарше, настоящую биту, которую он держал так легко, словно это зубочистка. Непроизвольно брови подпрыгнули, выражая крайнюю степень удивления при взгляде на этот предмет устрашения.

   – Здравствуйте, – ответила она, чувствуя, как холодная испарина выступила на коже.

   «Неужели это бандитские псы? Значит, Гену уже… Нет!»

   Видя испуг девушки, заговорил тот, что стоял с битой.

   – Извините, если напугали вас. Мы соседи. Я хозяин «Базилика», зовут меня Леонид. Ваш дом так долго пустовал, а тут вдруг житель появился. Вот мы и решили зайти, познакомиться, узнать, не нужна ли помощь. Может, чего подправить, подлатать надо?

   Ирма выдохнула. От пережитого страха закружилась голова, но позволить себе расслабиться перед незнакомыми людьми она не могла. Мгновенно собравшись, Ирма успела разглядеть странную похожесть двух огромных мужчин, стоявших рядом.

   «Как отец и сын. Может, это только кажется мне из-за их габаритов? Но очень заметное сходство», – подумала она и никоим образом не показала ни капли приветливости, потому что устала от гостей и новостей.

   – Мне не нужна помощь, – только это смогла ответить Леониду.

   Голубая футболка старшего мужчины оттеняла цвет его глаз, в которых затаилась добрая улыбка. Ирма заметила и спортивные брюки на нем, и тяжелые большие кроссовки. Второй, стоявший позади первого, казался еще больше. На нем была черная футболка и серые шорты. Руки, сложенные на груди, выглядели устрашающе: накачанные мышцы, перевитые венами, вводили в ступор своими размерами.

   – Это ваш с… – сама не ожидая того, начала говорить она, но осеклась под неуловимо изменившейся мимикой лица Леонида. Поняла, что он по какой-то причине останавливает ее вопрос, и продолжила говорить, – секьюрити?

   – А похоже, что мне нужна охрана? – удивленно спросил Леонид.

   Молодой мужчина перестал хмуриться и улыбнулся.

   – Вы правильно угадали – я телохранитель. Только у меня другой босс. Я Захар, живу в этой гостинице. И тоже очень интересуюсь: как вас зовут?

   Говоря это больше для поддержания разговора, он прошел во двор и остановился перед ней, засунув руки в карманы. Гости подавляли ее, сидевшую за столом, своими параметрами.

   – Ирма, – ответила она, лишь для того, чтобы прервать их визит. – И мне не нужна ничья помощь. Я уже говорила это вчера другому вашему постояльцу.

   Мужчины переглянулись, и Захар, ни слова не говоря, пошел на участок, а Леонид сел напротив нее, положив биту рядом с собой на скамейку.

   – Мы просто зашли познакомиться, – спокойно сказал он, – по-соседски. Не надо нас бояться. Мы большие, но не злые.

   Ирма с осторожностью кивнула, продолжая про себя оценивать незваных гостей.

   «Этому точно к пятидесяти. Хоть и насупленные брови, но глаза добрые. А второму, наверное, как мне, лет тридцать с небольшим. Тот совсем не добрый. Что им надо от меня? Неужели просто так решили зайти? Что-то не верится».

   В это время вернулся Захар и сел рядом с Леонидом. Массивные плечи обоих закрыли все обозримое пространство перед ней. Угасавший солнечный свет заглянул под навес, окрасив ее снежные волосы в золотой оттенок белого. Мужчины в молчании рассматривали сидевшую перед ними уставшую, худенькую девушку, сжавшуюся в напряжении от их неожиданного визита. Вдруг Захар перевел взгляд на чашку-клумбу, стоявшую на самом углу стола.

   – Ух ты, какая интересная штучка, – проговорил он, протягивая руку к цветам. – Можно потрогать?

   – Да, пожалуйста, – ответила Ирма, удивляясь вниманию такого крупного мужчины к мелкой посудине.

   – А сфотографировать можно? – не отставал Захар.

   Она молча кивнула, не понимая, что происходит. Леонид чуть усмехнулся, покачал головой и спросил:

   – Что случилось с калиткой? Она ведь довольно прочная была.

   – Все имеет свое предел, даже деревянная дверь. Ничего страшного, починю. Воровать у меня нечего; даже если кто-то захочет поживиться, все равно ничего не найдет. А я завтра ее поправлю. Это мелочи.

   – А что не мелочи? – ухватив главное, снова спросил Леонид.

   – Ничего. Все нормально, – снова уходя в глухую оборону, сказала Ирма. – Извините, мне пора заняться участком.

   Она встала, намекая, что их визит затянулся. Мужчины тоже поднялись и направились к выходу.

   – Инструмент свой не забудьте, – кивая головой в сторону биты, напомнила Ирма.

   – Вам не пригодится? Может, оставить? – поинтересовался Леонид.

   – Нет, точно нет.

   После их ухода снова стало тихо. Она закрыла висевшую на одной петле калитку, прижав ее со своей стороны табуреткой, отнесла в дом документы и, чуть прихрамывая, вернулась на участок. Телефон, лежавший в шортах, подал сигнал о входящем сообщении. Ирма дрожащими пальцами провела по экрану, «оживляя» его, но боясь смотреть, от кого и какая пришла весточка. Наконец открыла:

   «Муж», – гласила надпись на экране.

   – А от Гены ли это сообщение? Вдруг кто-то взял его телефон, а он сам… Нет, не может этого быть. Он же обещал мне... – ее голос становился все тише.

   Через мгновение она открыла сообщение.

   «Все хорошо. Я дома».

   Ирма все еще сомневалась, Гена ли это прислал, когда пришло еще одно:

   «Это точно я. Ты моя нежность, ты моя снежность!» – слова, которые говорил ей только он.

   Ирма выдохнула и почувствовала страшную усталость, словно не день прошел, а полжизни. Руки повисли плетьми, заболели сразу все синяки и ушибы, закружилась голова. Вспомнилось, что сегодня ей не удалось ни разу поесть, да и теперь не хотелось. Ирма развернулась и, заметно прихрамывая, пошла к дому.

   – Завтра, все завтра, – шептала она себе, – встану рано утром, доделаю горку, приготовлю что-нибудь вкусное для Олежки. Надо будет добраться до «Пятерочки», пирожных ему купить и Стефанию побаловать, а то вечно она со своим правильным питанием… Надо как-то дальше карабкаться.

   Ирма уснула сразу же, выпив только несколько глотков воды. Не видела никаких снов; будто провалилась в мягкую горячую вату; лишь где-то в уголках памяти всплывали толстые золотые цепи, огромные биты, обручальное кольцо на руке мужа и ее маленькая клумба на столе…

   Гена действительно был дома, в квартире, которую вместе с машиной подарили родители на его восемнадцатилетие. А еще сделали денежный подарок по окончании института для открытия бизнеса и потом полностью устранились из его жизни, сказав, что он сам выбрал свою судьбу в виде семьи погибшего друга. Они переехали жить к морю, и теперь с родителями Гена лишь созванивался. Он не представлял, как сообщит им, что брак с Ирмой закончен; все же к ней мать с отцом хорошо относились.

   В большой квартире было темно, свет включать не хотелось, чтобы не видеть пустоты в том уюте, который создала его жена. Бывшая и единственно любимая.

   Гена подошел к окну, посмотрел в наступившую ночь и погрузился в воспоминания прошедших нескольких часов.

   Он приехал к охраняемому, не хуже секретного объекта, дому Лаврентьева за час до истечения срока. Мог бы приехать и позже, но оставил запас по времени, чтобы «кассир» Лавра успел принять и пересчитать долг. Трехэтажный особняк удивлял размерами и порождал подозрение, что под землей столько же уровней строения. Гена вышел из машины, забросил средних размеров рюкзак за спину и направился к незаметной двери в высоком ограждении, где его обыскали, «просканировали», да еще и обнюхала собака. Только потом он был допущен в дом в сопровождении охраны. Его провели по длинному коридору, затем открыли двери в светлую комнату с зеркалами, оказавшуюся тренажерным залом.

   Пока шел по «дворцовым покоям», думал о везении и случайностях. Повезло, что Ирма сразу, как только они поженились, оформила на его имя доверенность, позволившую ему самостоятельно решать имущественные вопросы семьи; и случайно или нет, но Лаврентьев «развел» их в пятницу, а продажа «Буревестника» совершилась в среду, то есть в момент, когда их брак был еще действительным. Горячая, почти огненная волна прокатилась от головы к сердцу и замерла где-то под ребрами. В этот момент показалось, что его чуть не сбросило с края, на котором завис, балансируя из последних сил.

   Внутри большого спортивного зала находился только Клим, занимавшийся силовой подготовкой. Гена был удивлен: ему казалось, что Лавр просто толстый, почти квадратный мужик. А перед ним находился невысокий культурист, который со страшным выражением лица «тягал железо». Плечи бугрились мышцами, вздутыми венами, тело взмокло, по лицу тек пот в три ручья. Клим бросил взгляд на вошедшего и, криво ухмыльнувшись, сказал:

   – Мы же почти одна семья, да, Гена? Ничего, что я так, по-домашнему?

   – Ничего.

   – А ты, поди, думал, что я – кусок сала? Не угадал. У меня под одёжей всегда пуленепробиваемый жилетик имеется. Если вдруг что…

   Лаврентьев взял полотенце, вытерся, потом сменил мокрую белую майку на такую же, но сухую, и сил перед ним по-турецки прямо на пол.

   – Что скажешь, Гена? Срок уже вышел.

   – Почти вышел.

   – Да? Это имеет значение?

   Клим встал, подняв огромные руки к плечам, покрасовался перед зеркалом и, повернувшись к гостю, спросил:

   – Твоя бывшая любит здоровых мужиков? Да, собственно, без разницы – полюбит, куда ей деваться? Тебя это больше не должно заботить.

   Тон его разговора бесил Гену, но он молчал, выжидая момент, когда Лавр слишком увлечется издевательством и почувствует свою окончательную победу.

   – Позвать тебе, что ли, мою дурочку? Она там усиленно знакомится с советским кинематографом. А то, понимаешь, не знает Сидора Лютого! Позор. Мать ее сбагрила мне год назад, а сама укатила куда-то с новым мужем; побоялась, что тот на молодое тело перебросится. С*ки все – и мать, и дочь. Мне даже жалко тебя: из-за какой-то тридцатки лямов про**ал свою жену. Такая женщина... Что ж, мне лучше сделал. Ирма хороша. А тебе – то, что заслужил. Ты, кстати, потом замени персонал – почти все продажные. А лучше бы их всех в расход. Я научу тебя правильно жить, щенок... Так позвать ее?

   – Нет. Пусть смотрит детские фильмы. Ума не прибавится, но хоть не нагадит никому за это время.

   – Смелый стал? – задал вопрос хозяин жизни и, набычившись, встал в полный рост перед растоптанным человечком.

   – Пригласи своего кассира, – не обращая внимания на попытки Клима вывести его из себя, произнес Гена.

   – Зачем? – недоуменно спросил Лавр.

   – Деньги считать. В обязательстве сказано «вернуть наличными».

   Клим впервые серьезно посмотрел на Гену, нахмурился, потом перевел взгляд на часы.

   – Очень интересно. Ну что же, дело в первую очередь.

   Он вызвал кого-то по рации и пошел к двери.

   – За мной, – приказал гостю.

   В кабинете их уже ждали несколько человек. Хозяин прошел за свой огромный стол, на котором стояли открытыми несколько ноутбуков. Гена опустил рюкзак на стул и начал вынимать из него пачки пятитысячных купюр, запечатанных банковскими бандерольными лентами – все, как положено. Клим, наклонив голову, смотрел на действия человека, которого считал униженным, сломленным и раздавленным. Одними глазами дал команду проверить купюры. Гена не садился. Он стоял и спокойно смотрел на Лаврентьева, пока подручные Лавра считали, складывали. За десять минут до истечения срока было объявлено, что долг погашен с процентами. Гене вернули его расписку. В полном молчании пополненный «общак» унесли, охрана тоже покинула кабинет, но в последний момент в дверь прошмыгнула дочь Лавра и ринулась к «своему почти мужу». Гена впервые пошевелился после того, как отдал деньги: он сделал шаг назад и брезгливо поморщился. Но девушка была настырна: она наступала на него, словно загоняла в угол, тянула руки, улыбалась, зазывно облизывая губы.

   – Пошла вон отсюда! – гаркнул на нее Лавр.

   – Почему это? – возмутилась она. – Время вышло. Ты же обещал мне его! Я все сделала, как ты сказал. Тебе легальный бизнес, мне – его.

   – Пошла вон! – заорал отец и швырнул в сторону дочери четки из какого-то черного полированного камня, которые звонко ударились о стену рядом с ее головой. – Вон! Я с тобой позже разберусь, с*ка тупая.

   Испуганная заплаканная девушка выскочила за дверь, ничего не понимая. Гена, не проявляя никаких эмоций, смотрел на Клима.

   – Откуда взял? – спросил тот. Лицо его побагровело, губы дергались. – Столько кредитов тебе не дали бы.

   – Не имеет значения. Долг погашен.

   – Надеешься вернуть жену? – оскалившись, спросил Лаврентьев. – Да ей на тебя смотреть противно.

   – Возможно и так. – Впервые за все время Гена улыбнулся. Он подошел к столу Лавра, чуть наклонился вперед и тихо сказал важные для него самого слова. – Зато я знаю ее с рождения, и она была моей двадцать пять лет, думала только обо мне, смеялась и плакала, отдавалась и любила, жила и была счастлива. Только со мной. Все это было у меня. А у тебя никогда не будет... Прощай, Лавр.

   Выпрямился, отвернулся от стола и пошел к выходу.

   – Стоять! – взревел Клим, хватаясь за пистолет, лежавший на столе перед ним.

   – Нет, – не поворачиваясь к нему, ответил Гена и взялся за ручку двери. Только тогда оглянулся. – Хочешь стрелять? Давай. Дважды убить нельзя.

   И ушел.

   Лавр дико вращал глазами, не понимая, где и в чем он просчитался: упустил такой куш! Как смог этот «маменькин сынок» выбраться из петли, которую ему накинули и уже затянули? Как??? Он чувствовал взрыв бешенства, который вот-вот разнесет на куски его самого.

   – С*ка! – взвыл он, сбрасывая со стола все, что там было.

   Никто не осмелился зайти в кабинет. Никто не рискнул остановить человека, который вывел из себя их хозяина. Никто не обратил внимания на зареванную девицу, смотревшую то на дверь кабинета отца, то вслед уходившему мужчине. Она тихо шептала, словно помешанная:

   – Ненавижу. Ненавижу. Отомщу.

ГЛАВА 4.

«До конца лета осталась неделя, – думал Валерий, проснувшись рано утром в воскресенье. Он сидел на кровати в гостинице, которая стала на время его домом, и смотрел в окно на чистое голубое небо, планируя свой выходной день. – Надо бы еще поездить по городу, посмотреть на его озеленение. Деревьев-то много, но за ними следят, похоже, раз в сезон. Да нужно проверить, что там мне Захар прислал. Куда-то они с Леонидом вчера ходили?»

   Открыв сообщение, очень удивился, увидев старую чашку с блюдцем, в которой росли обычные полевые цветы. Валере понравилась задумка неизвестного автора, но и только. Больше его поразило то, что Захар где-то это нашел и прислал своему боссу.

   – Тоже переживает за работу. Да, если провалимся на раннем этапе, потом сложно будет поддерживать репутацию.

   Рассуждая сам с собой, он потянулся и подошел к окну. Последние летние дни выдались теплыми, тихими, природа неспешно готовилась к осени, словно прощаясь с чем-то ценным и важным до следующего лета. Как и сам Валерий старался отпустить свою потерянную любовь, которую оставил в родном городе. Отгоняя мысли о любимой девушке, он перевел взгляд с неба вниз, на соседний участок.

   – Не понял. Когда она успела все это сделать?

   Самой седой девушки поблизости не было. А на том месте, где вчера были просто камни, земля, песок и щебень, сейчас расположилось небольшое сооружение из этих материалов.

   Растения, посаженные внутри, были выкопаны с этого же участка. Ничего особенного эта «горка» собой не представляла, но Валерий сразу понял, что мастерица могла бы сделать, будь у нее под рукой все необходимое. Ему захотелось сходить туда и изучить, потрогать, сфотографировать. Профессиональный интерес отодвинул на задний план душевные переживания о прошлом.

   Через некоторое время Валера вышел в коридор, в конце которого увидел Захара и Леонида. Он направился к ним. Поприветствовав друг друга, мужчины решили сходить в кафе неподалеку.

   – Захар, а что за фото ты мне вчера прислал? Где нашел? – спросил босс, оглядывая пустынную тихую улицу.

   – Да мы вчера тут кое-куда заглянули, – кивая в сторону соседнего дома, оставшегося позади них, ответил охранник, – помощь предложили. Нас вежливо послали, но хозяйка разрешила сделать фото этого горшка. Я подумал, может, вам понравится. Мало ли, вдруг пригодится?

   – А вы видели, что она на участке соорудила за ночь или за утро? Уж не знаю, когда она успевает. Колдует, что ли? Может, ей кроты и коты помогают.

   Леонид как-то странно крякнул в попытке скрыть смех, а Захар просто хохотнул.

   – Представил эту картину, – пояснил он. – Как они камни перекатывают, да растения лапками подтаскивают. Ну, Валерий Иванович, и фантазия у вас.

   Так, весело переговариваясь да посмеиваясь, они позавтракали.

   Когда возвращались назад, увидели седую девушку, которая чуть прихрамывая, медленно шла им навстречу с пакетом «Пятерочка» из магазина. Ее странные волосы бросались в глаза даже издалека. На ней снова были короткие джинсовые шорты, серая футболка и высокие кроссовки. Легкий ветерок поднимал пряди белых волос; на большом расстоянии казалось, что снежные вихри кружатся около ее головы.

   В конце улицы, со стороны лога показался высокий светловолосый парень, который бегом припустил за седой соседкой.

   – Мама! Подожди! – долетел его голос до мужчин. – Я помогу!

   Остановились на полном ходу все трое сразу. Она оглянулась, подняла свободную руку, готовясь обнять парня, который был выше ее на полголовы.

   – Олежка! Так рано! Какой ты молодец!

   А мужчины старались изо всех сил, чтобы не выглядеть глупо и не стоять с открытыми ртами.

   – Мама? – первым пришел в себя Захар и одними губами повторил за парнем это слово. – Да как так-то? Сколько ей было, когда она родила?

   Он удивленно посмотрел на остальных, которые ответили ему такими же взглядами, полными недоумения. Пока они приходили в себя, парень взял у нее сумку, девушка оперлась на него рукой и уже легче, быстрее пошла рядом с сыном. Через пару минут они скрылись за своей калиткой.

   – Что это было? – спросил Леонид. – Честно говоря, я ничего не понял.

   – Я тоже, – согласился с ним Валерий. – Хотел сегодня по городу проехать, посмотреть кое-что по работе, но теперь, пожалуй, отложу это мероприятие на вторую половину дня. Любопытство – это не очень-то хорошо, но что-то странное здесь творится.

   Он присоединился к утренней тренировке, проходившей на третьем этаже, откуда был хорошо виден соседний участок. Но там пока никого не наблюдалось. Мужчины, не сговариваясь, по очереди подходили к окну, где на тумбочке под ним располагались необходимые им напитки. Валерий не мог тягаться с любителями больших весов ни силой, ни выносливостью, поэтому он больше времени уделил беговой дорожке. В какой-то момент глубоко задумался и только боковым зрением заметил, что кто-то из двоих давно стоит у окна, не двигаясь. Это оказался Леонид, который застыл, как огромное изваяние, глядя вниз. Наконец и Захар увидел, что его старший товарищ замер с поднятой бутылкой воды, но не пьет. Подмигнув друг другу, босс и охранник медленно приблизились к окну и тоже посмотрели туда же, где остановился взгляд Леонида.

   На зеленой травке соседнего участка лежало большое покрывало, рядом с ним стояли трое и обнимались: уже знакомая седая соседка, ее сын и еще одна девушка. Рассмотреть лицо с такой высоты было сложно, но в глаза бросалось то, что она маленького роста и худощаво-спортивного телосложения. Ее макушка не доставала до плеча парня. А хозяйка участка была выше нее примерно на полголовы. У гостьи были длинные темные волосы и выдающаяся грудь, просто очень выдающаяся, особенно заметная при таком малом росте.

   Валерий и Захар переглянулись, посмотрели на Леонида, который так «завис», что забыл, где он находится.

   «Пропал наш Лёня», – подумали оба, чуть кивнув друг другу.

   Мужчина, стоявший у окна, не заметил, когда остался один в тренировочном зале. Его товарищи ушли, намереваясь все же проехать по городу в поисках зацепок для предстоящей рабочей недели и деятельности фирмы в целом. Леонид пришел в себя, когда девушки скрылись в доме, а парнишка направился в сторону сломанной калитки. Сверху все хорошо просматривалось, и сразу стало ясно, что инструментов под рукой у молодого человека нет. Леня быстро спустился в отведенную самому себе комнату, принял душ, переоделся и вышел из гостиницы с уже сформировавшейся идеей.

   В это время Ирма рассказывала своей давней подруге, по совместительству временной начальнице о том, что произошло в жизни за последнюю неделю. Не вдаваясь в неприятные для себя подробности, описала события и их последствия. Стефания помогала ей готовить, слушала, внутренне сжимаясь от страха, злости, горя – жуткой смеси эмоций и чувств.

   – Вот так я стала разведенной одинокой женщиной, неожиданно вернув себе фамилию, которая тебе так нравилась, – закончила Ирма свою печальную историю.

   – И нравится, – для пущей важности подруга кивнула, подтверждая свои слова. – Ты же знаешь, как я любила твоего брата. Так и не смогла найти никого, хоть немного на него похожего. А он… никогда не знал о моих чувствах. Для него существовала только Леночка.

   – Ты была младше их всех почти на год, хоть и учились вы в одном классе. В столь юном возрасте этот год разницы кажется веком: они все взрослые, а ты малявка. Я уж не говорю о себе. Но, Стеф, я поражаюсь тебе! Неужели никто и никогда не тронул твоего сердца?

   – Нет, не было таких мужчин. Я, наверное, неправильная, но мне надо все – только мне. Твой брат никогда бы мне этого не смог дать. Так и зачем мне размениваться на что-то меньшее? Ты сама-то только Гену и любила. И сейчас любишь?

   – Не знаю, – тихо ответила Ирма. – Он прав, когда говорит, что перешагнуть через случившуюся грязь сложно. Если уж для него это выше сил, что я могу сказать о себе? Любовь… Не хочу больше ничего, понимаешь? Если он такое сделал, то кому тогда вообще верить?

   Она вздохнула, посмотрела на Стефанию, которая, замерев, с грустью любовалась на свадебное фото Олега, ее единственной любви. Потом и она тяжело вздохнула, собираясь сказать что-то не очень хорошее – Ирма это почувствовала.

   – Стеф, что случилось? Я тебя давно такой не видела. С работой что-то?

   – Как ты догадалась? – удивилась Стефания.

   – Не знаю. Говори уже. Это как-то связано с тем совещанием, что было в пятницу?

   – Да, – кивнув, ответила подруга. – Сокращение большое будет с первого сентября. Я все надеялась, что наше отделение не тронут, оно ведь одно на весь район, и живут там только старики: куда же им ходить-то? Нет, не повезло.

   – То есть ты уже не будешь начальником отделения?

   – Нет. Посадят на кассу, в лучшем случае. А то и пенсию по домам разносить отправят.

   – Да ну! Так нельзя. У тебя же высшее экономическое образование, плюс курсы секретаря-референта. Ты на этой почте матери помогала, да так и осталась там, после нее… Это несправедливо!

   – А что ты сама будешь делать? – спросила Стефания подругу, на которую столько всего обрушилось.

   Ирма вдруг поняла, что скоро останется без работы.

   – Ничего, найду что-нибудь. Еще неделя, да? Найду. Теперь-то у меня другая фамилия, никто не привяжет ее к Гене. Да и разведены мы. А вот с тобой надо что-то придумать.

   В доме снова стало грустно и тихо, девушки молча раскладывали всякую всячину по тарелкам, чтобы вынести на улицу и там вместе с Олежкой порадоваться солнечному дню. Вдруг до них донесся его смех и густой мужской голос, а потом какой-то стук.

   – Что это? – с круглыми от удивления глазами спросила Ирма. – Я никого не жду.

   – Пойдем, посмотрим, – почему-то шепотом сказала Стефания.

   Осторожно ступая, они на цыпочках пробрались к маленькому окну, выходившему во двор, где находился стол под навесом. Там, навалившись плечом на стену, стоял Олежка и смотрел на огромного мужчину, который занимался ремонтом деревянной калитки. Парень явно выражал свою заинтересованность в происходящем. Серая футболка, рубашка в клеточку, обычные джинсы – весь его вид подчеркивал, что он обычный мальчишка, без «закидонов», готовый к общению с более взрослым человеком и обучению тем навыкам, которые могут пригодиться в жизни.

   Ирма узнала Леонида, но произнести хоть слово вслух не могла, пораженная увиденным. Рядом с ней приглушенно охнула Стефания, а потом прошептала:

   – Боже, кто это? Я таких только по телевизору видела, да и то сразу выключала: не верила в их реальность.

   – Это хозяин гостиницы, что рядом со мной построили. Он вчера приходил знакомиться, помощь предлагал.

   – И ты, конечно, отказалась?

   – Конечно. Зачем мне его помощь?

   – Ну не знаю, Ирма. На него просто смотреть и то приятно.

   Леонид работал, восстанавливая старое деревянное полотно. Он был в одних джинсах, голубая футболка лежала на скамейке. Молоток в его больших руках казался одноразовой вилочкой. Олежка что-то спросил, мужчина рассмеялся, но ответил, и потом они уже вместе хохотали, да так, что парень сел прямо на землю, не в силах стоять.

   – Хватит прятаться, – шепотом сказала Стефания, – выходи, хозяюшка. Он, видишь, как старается.

   – Мне это не нужно, – упрямо произнесла Ирма. – И я вчера об этом сказала... Ладно, пойдем.

   Они поставили тарелки на подносы и вышли на крыльцо. Леонид их не видел, продолжая колотить гвозди. Девушки прошли на лужайку, Стефания села прямо на травку, оставляя за хозяйкой право беседовать с мужчиной. И вдруг…

   – Мам, у тебя такой сосед классный! – восторженно сказал Олежка. – А почему ты ничего не говорила?

   – Мы только вчера познакомились с твоей мамой, – ответил за нее Лёня и обернулся.

   Его сердце пропустило удар: та маленькая брюнетка сидела и смотрела на него карими глазами, полными любопытства и какой-то детской наивности. Хотя по возрасту она была старше Ирмы, но взгляд седой соседки прибавлял ей годы. Леонид взял футболку, по-прежнему продолжая смотреть на гостью: серая майка плотно облегала ее красивую большую грудь и подчеркивала тонкие сильные руки; такого же цвета укороченные брюки открывали взору изящные щиколотки. Мужчина даже не понимал, что его взгляд выдал с головой интерес к ней.

   Ирма и Олежка улыбнулись. Стефания чуть повернула голову в сторону, словно демонстрируя длинную шею и ровную осанку.

   – Леонид, – произнес владелец гостевого дома «Базилик» и, будто зачарованный, сделал шаг к ней.

   – Стефания, – негромко представилась она.

   Ирма смотрела на подругу, которая от смущения слегка покраснела. Зная ее неопытность в общении с мужчинами, решила отвлечь внимание гостя на себя.

   – Леонид, я же вчера сказала, что мне не нужна помощь. Я справлюсь сама со всем.

   – А я помогаю Олегу, – спокойно ответил он. – Увидел из окна, что у него нет необходимых инструментов и материалов, а у меня еще от стройки остались, вот и предложил.

   Олежка хмыкнул при этих его словах, вспомнив, как открыл рот при виде мужчины, который просто зашел во двор, поздоровался, представился и начал работать. Слово за слово разговорились, но никакого предложения о помощи не было. Леонид сделал так, как решил сам.

   – Я вот еще хотел, – пожав большими плечами, снова заговорил он, – мангал вам предложить, да и шашлыки неплохо бы в воскресенье… Выходной день все-таки.

   Ирма почувствовала, как ее брови медленно поднимаются от такого «ненавязчивого» внимания к их компании, она уже собралась возразить, но не успела. Олежка подхватил идею.

   – Ух ты! Настоящий мангал? Леонид Петрович, а что еще интересного есть у вас там? – спросил он, кивнув в сторону гостиницы. – Вообще, можно посмотреть?

   – Можно. Только давай по-простому, без Петровичей. Я представился, как положено, а дальше переходим к «дяде Лёне» – это максимум. Согласен?

   – Да!

   – Тогда идем на экскурсию. Девушки, не скучайте, – сказал Леонид и чуть сконфуженно улыбнулся, потому что сразу сказал много слов в малознакомом обществе.

   Он направился к выходу, Олежка припустил за ним, задавая на ходу вопросы. Через мгновение их смех был уже слышен за забором.

   – Вот тебе и «дядя Лёня», – тихо сказала Стефания, глядя в ту сторону, куда ушли мужчины.

   – Стеф, он тебе понравился? Прости, что так прямо спрашиваю, но ты очень близкий человек для меня, и я волнуюсь.

   – Ты не забыла, что мне тридцать семь? Я не наивное дитя. Да, у меня не было отношений, да и мужчин вообще, но я кое-что понимаю в людях, – словно оправдываясь, начала говорить Стефания. – Да, понравился. Это плохо? Быстро, да?

   – Чего быстрого-то? Двадцать один год хранишь верность моему брату, которого уже нет двадцать лет. Что ты, Стеф? Тебе бы поторопиться: еще так много надо успеть!

   – Ты уж не замуж ли меня отдаешь? – со смехом спросила подруга. – Он же всего лишь поздоровался, а мы… Ой, не могу! Губы раскатали. Кто знает, может, у него семеро по лавкам?

   – Нет, он одинокий человек, – грустно прошептала Ирма, – я это чувствую. И очень добрый. Может, только недоверчивый. Ладно. Правда, мы что-то не в ту степь уехали. Слушая, Стеф, по поводу работы: а почему бы тебе не обратиться к Гене? Вдруг ему управляющий потребуется? Ты бы позвонила ему?

   – Неудобно как-то. А ты сама? Ой… Не то сказала, прости.

   – Не надо извиняться. Трудно привыкнуть, что мы не вместе после двадцати пяти лет. – Она помолчала, вздохнула, покачала головой из стороны в сторону, будто отгоняя от себя воспоминания. – Нет, мне там больше места нет. Давай о тебе подумаем. Я могу ему позвонить, но лучше бы ты сама.

   – Я поняла. Позвоню. Вдруг повезет?

   Они улеглись на покрывало; провожали глазами редкие облака в высоком голубом небе, чему-то улыбались и едва слышно вздыхали.

   – Мам! Там так здорово! – послышался голос Олежки. – Здание внутри красивое, все в кирпиче, без лишних примочек. Вот прямо мужская многоместная берлога.

   Ирма подскочила, услышав странное сравнение, но хозяина «медвежьего жилища» поблизости не было. А ее племянник разгружал огромную сумку: кисти, банки с краской и лаком, рубанок и что-то еще, чему она не знала названия.

   – Что это значит? – спросила Ирма.

   – Что? – переспросил парень. – А, это. Так калитку же надо доделывать. Как ты будешь оставлять дом? Да не волнуйся, мам. Дядя Лёня хороший! Он скоро приедет.

   – А он уехал? – подала заинтересованный голос Стефания.

   – Да, на рынок, за мясом для шашлыка и зеленью. У него такая машина огромная! Как он сам.

   – Что происходит? Мне кто-нибудь объяснит? – недоумевала Ирма. – Как мой участок превратился в место встреч? Между прочим, Стеф, у Леонида есть еще знакомые: может, тебе кто-то другой больше понравится?

   – Этого не может быть, он лучший, – уверенно сказал Олежка, а потом грустно добавил, – но и Гена тоже хороший.

   Он виновато посмотрел на «маму» и снова вернулся к разбору сумки.

   – Да, хороший, – согласилась она, – только всему есть предел. Или конец.

   Повисла тяжелая неуютная пауза, в течение которой было слышно только, как где-то вдалеке, у лога весело кричат дети.

   – Кстати, мам, ты уже ходила по новому подвесному мосту через лог? – пытаясь сгладить свои слова, снова спросил Олег.

   – Нет еще, не успела. Говорят, там очень красиво стало.

   – Точно. Сходи обязательно. Его укрепили, теперь он не так раскачивается. Я, когда маленький был, страшно боялся по нему ходить: он же дрожал под ногами!

   – Это тебе казалось, – с улыбкой сказала Ирма. – Хороший район все-таки, да? Зеленый оазис в центре промышленного серого города.

   Все согласно кивнули. В этот момент послышался шум машины, и через минуту зашел Леонид, нагруженный сумками. В одной из них весело торчал зеленый лук. Это выглядело так по-домашнему, что в женских сердцах что-то отозвалось печалью потерянного счастья или еще ненайденного. Поставив ношу на скамейку рядом со столом, мужчина молча кивнул Олегу, указывая на выход.

   – Мангал? – спросил парень.

   Леонид снова кивнул. Они ушли вместе и вместе вернулись, неся тяжелый кованый мангал. Олежка покраснел от натуги.

   – Надо бы подкачаться, – не то предложил, не то приказал мужчина.

   – Надо бы, но когда: скоро занятия в институте начнутся, подработка разная, – сокрушался Олежка. – По дому родителям помочь, огород еще. Эх…

   – Придумаем что-нибудь.

   В это время послышалась телефонная трель.

   – Ой, это мой. Интересно, кто бы это мог быть в воскресенье? – удивилась Стефания и встала, чтобы достать телефон из кармана.

   Пока она рассматривала, от кого поступил звонок, Леонид не отрывал от нее взгляда. Казалось, за несколько мгновений он поглотил ее всю. Отметил ее рост не выше ста шестидесяти, определил вес около пятидесяти, размер самой выдающейся части тела примерно «четыре-пять». Но самое главное, Лёня не увидел на ее правой руке никакого следа от кольца, а вот у Ирмы явно проступала более светлая тонкая полоска кожи на безымянном пальце. Все это само отпечаталось в его памяти.

   – Ирма, это Гена, – тихо сказала Стефания. – Что мне делать?

   – Ответь. Не думаю, что он звонит просто так. Может, на ловца и зверь бежит?

   Ее подруга выдохнула и провела пальчиком по экрану телефона, отходя при этом к самому забору, где расположилась горка, созданная хозяйкой участка.

   – Слушаю, – ее голос еле долетал до Леонида, но он и не собирался подслушивать.

   – Дядя Лёня, я шашлык не умею готовить. Лучше я калитку покрашу.

   – Хорошо, только сначала навесим ее на петли.

   Вскоре Олег занимался покраской входа во двор дома, Леонид полностью погрузился в приготовление воскресного угощения, а Ирма с волнением наблюдала за Стефанией, которая уже закончила разговор, только все еще стояла на том же месте, задумчиво постукивая телефоном себе по щеке.

   – Стеф, что-то случилось? – спросила хозяйка гостью.

   Подруга моргнула несколько раз, возвращаясь в реальность, и направилась к Ирме. Она старалась говорить так, чтобы слышно было только ей.

   – Гена предложил мне работу в новом ресторане. Сказал, что меняет весь персонал, и ему нужен человек, которому он может полностью доверять. И это нужно ему срочно, с первого сентября уже приступать к новым обязанностям.

   – Так это же хорошо! – воскликнула Ирма, обнимая Стефанию. – Когда встречаетесь?

   – Завтра. Он сам приедет к нам на почту.

   – Ох, вот это не очень… Ладно, я это время пересижу на складе, не надо нам с ним видеться. Больно обоим, да и опасно.

   – Что опасно? Ты не все мне рассказала?

   – Меньше знаешь, лучше спишь.

   Вдруг послышался голос Олега:

   – Ну, ничего себе! Дядя Лёня, а это кто? Он же больше вас!

   – Да и моложе намного, – кивнув, подтвердил правоту парня Леонид. – Это мои жильцы. Зови их, если хозяйка позволит.

   – Мам, можно? – с молитвенной просьбой в глазах обратился к Ирме Олежка.

   – Да чего уж там, зови, – сказала она, махнув рукой. – Будто тут что-то зависело от меня. Ну, Стеф, смотри на остальных «пришельцев».

   В это время Захар бочком протискивался мимо окрашенной в темно-зеленый цвет новенькой двери, за ним следом заходил Валерий. Стефания лишь удивилась тому, что может связывать этих двух, столь разных мужчин, удивленно посматривавших то на Леонида, который раздувал угли, то на девушек, стоявших рядом друг с другом. Мужчина, вошедший первым, поражал сходством с Леонидом, пожалуй, своими размерами. Олежка стоял, открыв рот и забыв, что надо отвести калитку в сторону, чтобы никто не испачкался. Темно-серая футболка и более светлого оттенка спортивные брюки лишь подчеркивали мощь самого молодого из трех мужчин, который, казалось, немного стесняется своих габаритов, чем тоже напоминал Леонида.

   – Всем доброго дня, меня зовут Захар, – представился он. – С Ирмой я знаком, можно так сказать с большой натяжкой.

   – С очень большой, – подтвердила она. – Это Олег, это Стефания.

   – Валерий, – произнес второй гость. – Здравствуйте, Ирма, Олег и Стефания. Извините нас за столь бесцеремонное вторжение, но дымок от мангала виден издалека, а запах! Вот мы и пришли.

   Высокий, худощавый, он производил впечатление очень уставшего, даже измученного, интеллигентного человека, которого занесло к этому странному двору совершенно непонятным образом – до того не вписывался ни в компанию, ни в окружавшую его среду. И хотя на нем была обычная полосатая футболка и светло-коричневые льняные брюки, сразу стало ясно, что дорогой костюм, рубашка и галстук или бабочка – вот то, что ему подошло бы гораздо больше.

   – Церемонии закончены? – спросил Леонид. – Тогда, мужчины, приобщайтесь к приготовлению. Пусть девушки отдыхают. Угостим хозяев?

   Ирма покачала головой, и Стефания ей вторила.

   – Так не пойдет. Мясо за вами – с этим согласны, остальное сделаем мы.

   – Женское слово – закон, – с улыбкой сказал Лёня, при этом глядя на темноволосую гостью.

   Все засуетились, начали что-то двигать, перетаскивать, мыть, носить посуду. Олежка с сомнением смотрел на этот скучный «движ», а потом спросил:

   – Мам, а можно я буду лентяем?

   – С чего бы это?

   – Я бы пока на школьную площадку сходил, мяч старый погонял.

   – А зачем старый? – удивленно спросил Захар. – У меня в машине новый есть, только сегодня купленный. Пошли?

   – Мам? – хлопая светлыми ресницами и изображая послушного мальчика, снова позвал Ирму Олег.

   – Иди уже, – согласилась она, – только телефон возьми, а то скоро все готово будет. Позвоню тогда.

   – Айда! – позвал Олежка Захара, обрадованно махнув рукой. – Там сейчас никого нет, нам все поле достанется. Тут всего полминуты идти. Моя первая школа.

   – Да я видел, когда мы проезжали там.

   Разговаривая между собой, словно давно знакомы, они ушли, подперев калитку шваброй, при взгляде на которую улыбка Ирмы медленно погасла. Но показывать кому-то свой страх она не собиралась, а потому вернулась в компанию, где ненавязчиво руководила подготовкой к спонтанному обеду, который собирался перерасти в ужин.

   Четверо взрослых людей разговаривали, знакомились, задавали вопросы, не ступая на личную территорию друг друга. Валера много спрашивал о городе, и все по очереди делились своими знаниями. Он попытался повернуть разговор в профессиональное русло, но ему напомнили, что сегодня воскресенье.

   «А ведь действительно, настоящее воскресенье, – думал Леонид, самый немногословный из всех. – Словно душа потихоньку оживает, будто надежда в ней просыпается, что я еще могу сделать женщину счастливой. Без обмана, недоверия, страшной лжи… И сын рядом. Правда, пока не знаю, как с ним поговорить, но важно то, что он хороший человек, правильный мужик, честный, понимающий. Надо бы поближе познакомиться. Всему свое время, успеем еще. Да… Воскресенье, во всех смыслах».

   Он чувствовал, как в нем крепнет желание идти вперед, забыть горечь предательства и те шрамы, что остались с юного возраста. Ему хотелось улыбаться, дышать полной грудью, лелеять маленький росток надежды, который подарила ему своими робкими взглядами красивая женщина с редким именем Стефания.

   Валерий постарался незаметно для Леонида отойти от мангала, переместившись к столу, где женская половина уже заканчивала приготовления к обеду.

   – Стефания, отнеси, пожалуйста, Лёне бутылку с водой. Жарко там, у огня, – сказал он, надеясь, что Большаков разгадает его маневр.

   – Да-да, конечно, – кивая, ответила девушка и, взяв бутылку, ушла к мангалу, да там и осталась.

   Ирма чуть улыбнулась, продолжая нарезать овощи.

   – Хитрый ход, – сказала она.

   – Надо же как-то подтолкнуть их, а то так и будут переглядываться, словно подростки.

   – Уже надо? А может, они сами решат?

   – Что, заметно мое давление?

   – Да, сразу. И повелительный, начальственный тон. Но вам это идет, как второе «я».

   – Ирма, мы же вроде все на «ты» решили общаться.

   – Я стараюсь, но с вами это сложно.

   – Дело привычки. Ты не возражаешь, если я все же вернусь к разговору о работе?

   – Я только «за». О работе проще всего.

   Валерий чуть прищурился, но пропустил ее последнюю фразу без наводящих вопросов.

   – Раскрой мне тайну, Ирма.

   – Какую? – удивленно спросила она и подняла на него взгляд.

   Его сердце пропустило удар, чуть замерев, забирая каплю воздуха, но потом снова размеренно забилось в груди. Глаза девушки поражали чистотой светло-светло-голубого цвета, они напоминали первый лед, хрупкий, тонкий, опасный. И были такими же холодными, безжизненными, но красивыми, как зимний рисунок на замерзшем стекле.

   Она спокойно, не выражая никаких эмоций, смотрела на него, понимая, что мужчина разглядывает ее, будто что-то ищет в глазах.

   «Там ничего нет, только студеная пустота, – отвечала ему мысленно. – Не стоит даже стараться увидеть солнечный свет или тепло. Это не ко мне».

   – Как ты смогла поднять такие булыжники на высоту? Кто тебе помогал в ночной тиши? Я предположил, что это кроты и коты, но Захар отверг мою догадку.

   – И он прав, – улыбнувшись лишь губами, сказала Ирма. – Ни мышей, ни сов, ни какой-то другой живности на моем участке нет. Только жучки-червячки. А сделать это очень просто. Могу показать.

   – Просто расскажи.

   – Беру самую низкую скамеечку, закатываю на нее камень; рядом ставлю стульчик повыше и переваливаю на него; потом табуретка, и камень на нее. И так далее – до нужной высоты. Быстро, легко, никаких травм, только перчатки нужны.

   – Да… Никогда бы не додумался до такого инженерного решения.

   – Это меня брат научил, когда мне было лет десять. Я уже тогда любила сооружать всякие крепости, замки с башнями, сажать в них «пальмы» из обычного сорняка… Давно это было.

   – У тебя настоящий талант создавать красоту из ничего.

   – Может быть. Не знаю. Не пора ли нам звать спортсменов?

   – Да вот один уже пришел, – сказал Валера, кивая в сторону калитки, куда заходил Олежка. – Второго где-то потерял.

   – Захар решил переодеться, – пояснил парень. – Нагонялись мы там. Мам, есть чистая футболка?

   – Возьми у меня в чулане, на второй полке.

   Олег ушел в дом. Ирме показалось, что он немного задумчивый или даже серьезный, но ее от этих мыслей отвлек вопрос гостя:

   – Он же тебе не сын?

   – Нет, Олежка мой племянник, – спокойно сказала девушка, но таким тоном, чтобы спрашивать больше ничего не захотелось. – Это давняя история, не стоит ее вспоминать.

   Вскоре вернулся Захар, потом появился Олег, и шашлык подоспел к этому времени. За небольшим столом все не поместились, учитывая габариты двух крупных мужчин, и снова два самых молодых человека оказались чуть в стороне, но это не помешало вместе общаться и отдавать должное прекрасному обеду на свежем воздухе.

   День медленно угасал, переходя в теплый вечер. Ирма, мало участвуя в разговорах, все больше наблюдала за Олегом, который переоделся в черную одежду и сидел, привалившись спиной к старому сараю. Он по-прежнему был задумчивым, а потому выглядел повзрослевшим. Что могло изменить его обычно веселое настроение, ей было непонятно, но на это как-то повлиял Захар, и Ирма волновалась за племянника. Она очень хотела поговорить с ним и решила проводить его, когда он поедет домой.

   Захар, сидевший на старых досках, кивнул своему боссу, напоминая о времени: все-таки завтра рабочий день. И все как-то сразу засобирались по своим делам. Ирма тихо, незаметно для других выдохнула. Весь день она старалась не показать никому, что ее нервы на пределе; боялась, что Клим выполнит свое обещание и вернется, а ей не хотелось подводить под удар ни своих близких, ни новых знакомых, ни в чем не повинных людей. Ирма устала от переживаний.

   – Надо бы все убрать, – предложил Захар.

   – Нет-нет, я сама все сделаю, – поспешила она отказаться от помощи. – Вот провожу Олежку и уберу. Не беспокойтесь.

   Никого не удивило, что Леонид предложил подвезти Стефанию. Наоборот, все сделали вид, что ничего не слышали.

   Закрыв калитку за гостями, Ирма задала Олегу мучивший ее вопрос:

   – Что случилось с твоим настроением? Почему ты такой грустный?

   – Тебе показалось. Скорее, я задумался о том, что мне двадцать, а я все еще, как ребенок. Захар мне немного рассказал о своей жизни, а я ему о своей. Вот, наверное, грусть и накатила. Пошли, прогуляемся по новому мосту. А то мне уже пора, сама знаешь, будут волноваться.

   Проводив племянника до остановки на другой стороне лога, она дождалась, когда он помашет ей рукой, уезжая на маршрутке за город, где его ждали бабушка и дедушка, которых Олег называл родителями. Потом Ирма медленно возвращалась домой. Сумерки уже опускались на сквер, в конце которого начинался лог. Воскресный день подходил к концу, подарив ей радость встречи с близкими людьми и напомнив о том, что им тоже может грозить опасность. Думала она и о взглядах, которыми обменивались Леонид и Стефания; улыбалась, надеясь, что подруге повезет с этим большим мужчиной.

   Ирма уже подходила к дому, когда услышала странные звуки на своем участке: пыхтение, стук, какое-то ворчание.

   – Господи, кого принесло, на ночь глядя? Что происходит? Почему каждый день стал таким насыщенным? У меня больше нет сил, – тихо прошептала она, чувствуя, как мелкая дрожь начала сотрясать тело, холодная испарина выступила даже на ладонях.

   Ирма свернула в калитку. Не обратив внимания на чистый стол, осторожно прошла по двору и увидела что-то странное на участке рядом с каменной горкой: там появились большие садовые качели.

   Она замерла, не пройдя и шага, остановилась в самом темном месте, откуда ее не было видно, зато сама слышала все, что происходило при завершении сборки металлического каркаса.

   – Валерий Иванович, уберите руки, – тихо ворчал Захар. – Не хватало вам еще пораниться. Вы только мешаете, уж извините.

   – Ты и так все сам собрал, дай я хоть тент подержу.

   – А толку? Темень такая, что нацепим его сейчас задом наперед. Хотя, может, и разницы никакой нет. Вот же досталась нам работенка.

   – Да, Петрович быстро сообразил: сам уехал даму провожать, а нас оставил на разборки. Ирма вернется, ведь даст нам по шее. Тебе-то меньше достанется: ты всю посуду перемыл.

   – Зато вы протирали. Одинаково получим, если что. А Леонид Петрович пусть сам объясняет хозяйке, как он додумался ей качели подарить. Я вообще и пытаться не буду. Мне дали задание, я его выполнил. Правда, пока не до конца: в этой темноте только совы видят, а я уже на ощупь работаю. И где там ваши кроты и коты? Стесняются выйти? Или они только девочкам помогают?

   Слушая тихий разговор мужчин, Ирма немного успокоилась. Она сама не знала, кого боялась увидеть, но никак не ожидала, что ее вечер продолжится в компании соседей.

   – Что здесь происходит? – строго, громко и неожиданно для них спросила Ирма.

   Послышался глухой удар, гудение полой металлической трубы и негромкое ругательство.

   – Чертова канитель! Ирма, зачем так пугать? У меня теперь сотрясение мозга будет, вернее, уже есть.

   – Сотрясение чего? – уточнила она. – Ты мне зубы не заговаривай. Это что еще за самоуправство? Как я поняла, это Леонид решил?

   – Да, мы это делаем по его просьбе, больше похожей на приказ, – заговорил в темноте Валерий. – Он сказал, что еще год назад купил эти качели: все надеялся их пристроить где-нибудь на территории «Базилика». Но там места совсем нет, а у тебя его много, вот он и… Короче, сам все объяснит, когда вернется. Хотя вряд ли это будет сегодня: Лёня потом домой поедет. А завтра отчитаешь его за своеволие.

   – И посуду кто-то убрал, – улыбаясь в темноте, сказала она. – Спасибо.

   – Не за что, – откликнулся Захар. – Обращайтесь, если что.

   – Обойдусь.

   – Я так и подумал. В общем, завтра доделаю. Тут осталось только тент натянуть и подставки под стаканы прикрепить. Зато можешь уже покачаться, матрасы на месте. Иди сюда.

   – На мне решили поэкспериментировать?

   Валерий усмехнулся, видя, как осторожно приближается девушка с белой головой, кажущейся снежной в сумраке ночи.

   – Давай вместе сядем, проверим сборку Захара. Хотя я ему свою жизнь доверяю на все сто.

   – Я пока никому не доверяю.

   – Ого, – удивился охранник, но комментировать не стал.

   Валерий сел посередине и предложил руку Ирме, которая уже стояла рядом. Она взялась за кончики его пальцев, чтобы не выглядеть грубой, и аккуратно присела с краю. Рядом стоял Захар, он немного толкнул качели, и сиденье мягко пошло вперед, потом так же назад. Ирма улыбнулась, почему-то ей стало спокойно, словно отступили все проблемы. Она глубоко вздохнула и тихо сказала:

   – Здорово.

   – Вот и отлично, – произнес Валерий. – Так и передадим Лёне завтра утром, если увидим его.

   – А почему ты не садишься? – спросила Ирма Захара.

   – Я тяжелый. Завтра укреплю низ, чтобы он не утопал в земле, тогда и покатаюсь, если еще предложишь.

   – Да это же не моя собственность, катайся, когда захочешь. Если дверь будет открыта.

   – Это понятно. Без разрешения мы не зайдем, – ответил за него Валерий и встал. – Нам пора, завтра на работу, да и тебе тоже. Всего доброго.

   – И вам, – ответила Ирма, но приглашать «заходите в гости» не стала.

   Она продолжала сидеть на качелях и смотрела, как первым идет Захар, за ним следом Валерий. Светлая футболка охранника была заметнее, но вскоре и она скрылась за углом дома, откуда послышался голос самого Захара:

   – Краска уже высохла. Я защелкиваю замок?

   – Хорошо, – чуть повысив голос, ответила Ирма. – Спасибо.

   Она еще слышала, как они обсуждали завтрашние планы, говорили про тех, кто должен приехать рано утром; потом закрылась дверь гостиницы, и все стихло. А Ирма все еще раскачивалась на качелях. Над головой не было тента, и черное небо, усыпанное звездами, казалось бескрайним, холодным и безразличным.

   «Словно безжизненная и неприступная красота, – думала она, боясь произнести вслух хотя бы слово, чтобы не нарушить этого безликого молчания вечности. – Звезды кажутся такими близкими друг к другу, а на самом деле их разделяют миллионы лет и километров. Совсем, как люди: вроде рядом, но так далеко».

   Качели остановились, Ирма встала и направилась к дому. Глаза уже привыкли к темноте, окружавшей ее. Только было ощущение, что эта тьма поселилась и внутри, спрятав яркие краски жизни, заморозив стужей сердце и душу.

   Появилось стойкое предчувствие, что передышка, подаренная ей воскресеньем, закончилась, а понедельник принесет новости, которые вряд ли понравятся.

ГЛАВА 5.

Погода по-прежнему радовала теплом, последняя неделя лета обещала быть жаркой, лишь к концу синоптики прогнозировали кратковременные дожди.

   Рано утром Ирме некогда было даже выйти на участок, посмотреть на качели, которые занимали место в самом дальнем углу. Она торопилась на работу, где оставалось появиться всего пять раз.

   – Сегодня будет грустный день. Все привыкли друг к другу. Понятно, что пожилые люди будут встречаться и в другом почтовом отделении, они найдут повод, чтобы обсудить свои новые рецепты. Но все это уже будет иначе, и вряд ли кто-то из них устроится на работу. Хорошо, что Стефании повезло.

   Мысли вернулись к бывшему мужу, Ирма прислушалась к себе: тупая боль в груди сразу же отозвалась стуком в висках. Глянув на себя в зеркало, решила надеть солнцезащитные очки, потому что за последнюю неделю глаза стали похожи на океаны непролитых слез, щеки впали, кожа побледнела.

   – И ведь на велосипеде почти каждый день мотаюсь! Почему солнышко не замечает меня? Хоть бы загореть немного.

   Поворчав, Ирма надела серую футболку с длинными рукавами, черные укороченные брюки, кроссовки и вышла во двор. Надев поясную сумку с документами, очки на глаза, она вывела на улицу своего двухколесного коня, захлопнула калитку и, не оглядываясь на гостевой дом, поехала в сторону проспекта. Думала о том, что в их городе с пыльными дорогами, никакой другой цвет одежды неприемлем, если передвигаешься не на машине. Еще думала о том, что сегодня к Стефании приедет Гена, и надо куда-то уйти на время их встречи. А еще, опустив очки на глаза, крутя педали, осматривала улицы и дворы, боясь увидеть начищенные до блеска огромные черные машины, и рядом с ними крупных мужчин устрашающего вида.

   Ее велосипед скрылся из вида, но человек, стоявший у окна, все продолжал в задумчивости смотреть ей вслед, не замечая никого другого на этой улице…

   Все в этот день было, как обычно, и даже сотрудницы-пенсионерки не очень расстроились, узнав, что их почтовое отделение закрывают.

   – Значит, правду говорили, что это помещение кто-то выкупил под магазин, – заявила одна из них. – Да и ладно. Будем больше ходить, гулять, дышать воздухом, правда, не очень чистым, но другого-то у нас в городе все равно нет.

   Удивительная жизнестойкость и оптимизм старшего поколения всегда восхищали Ирму.

   «К сожалению, ничего этого нет в моих родителях. Видно, все мне досталось», – думала она, поглядывая на часы в ожидании обеденного перерыва, во время которого планировала посидеть в сквере или другом месте, чтобы не встретиться с Геной.

   Стефания выглядела собранной, но в какие-то моменты становилась задумчивой, мечтательная улыбка появлялась на лице, взгляд устремлялся куда-то во вчерашний вечер, как подозревала Ирма, но ничего не спрашивала у подруги, потому что не хотела ее смущать вопросами. Понимала, что та сама обратится к ней, если что-то потребуется.

   В подсобном помещении, где на полках были разложены посылки и другие почтовые отправления, тихо работал приемник. Ирма, сверяя номера с записями, услышала слова, которые заставили ее замереть:

   – Сегодня утром нарядом полиции в районе Тракторного завода обнаружены тела двух мужчин со следами огнестрельных ранений. По данным местного отделения, оба принадлежали к преступным группировкам. Более подробной информацией к этому часу мы не располагаем. К другим новостям…

   Руки, державшие карандаш, мелко задрожали, во рту все мгновенно пересохло.

   «Это тот район, где находится «Буревестник». Началось? – спросила она себя. – А может, эти люди не относились к Лавру или Орловым? Ведь, наверное, у нас в городе есть и другие группировки? Господи, зачем мне эта информация? Но хоть бы это были не люди Лаврентьева! Как страшно…»

   В час дня Ирма вышла на улицу, огляделась и, надвинув очки на глаза, отправилась на прогулку. Стоило ей свернуть за угол, как она увидела машину Гены, ехавшую навстречу. Пришлось остановиться и ждать. Она не поднимала глаз от земли, пока он не проследовал к зданию почтового отделения. Поэтому и не видела, как бывший муж смотрел на нее, как медленно ехал, чтобы хоть так, взглядом прикоснуться к потерянной любимой женщине. Он тоже слышал новости, а потому не мог даже помыслом к ней приблизиться, чтобы не привлечь внимания, если за ним все же следили.

   Купив стакан кофе и булочку с маком, Ирма села на скамейку в тени огромных каштанов недалеко от старого здания Дворца культуры тракторостроителей. Когда-то на площади перед ним был большой фонтан, вернее, он и сейчас был, но уже давно не работал. Отсюда ей было видно машину Гены, припаркованную рядом с «Магнитом», а не с их почтой. Примерно через полчаса он вышел и уехал, тогда она спокойно вернулась на рабочее место. Стефания ждала ее, чтобы сообщить о состоявшейся договоренности с Геной.

   – С понедельника выхожу на новое место. Он уволил абсолютно всех, закрыл ресторан на косметический ремонт.

   – Так он его только открыл, – удивилась Ирма.

   – Да, но Гена пригласил кого-то, чтобы проверили все на наличие «жучков». Там их было столько! Не понимаю, зачем и кто их установил? Вот теперь надо все восстановить, набрать новый персонал, перепроверить всех поставщиков. В общем, море работы, зато зарплата в разы больше, чем сейчас.

   – Я очень рада за тебя! Это отличные новости.

   – А еще он сказал, что вам надо обсудить имущество: негоже тебе так жить.

   – Я не буду подавать в суд на раздел имущества. Знаю, как ему сейчас тяжело и сложно. Пусть разберется со своими проблемами. Да и время пока не то.

   – Гена просил тебя быть осторожной. Ирма, что все это значит? Тебе и ему угрожает опасность?

   Стефания боялась услышать утвердительный ответ, и Ирма это видела.

   – Нет, все нормально. Просто Гена переживает за меня: он же всегда был рядом, а сейчас нет. Волнуется.

   Не хотела никого втягивать и пугать своими новыми «знакомствами». До конца рабочего дня опять крутилась, как белка в колесе. После семи вечера она, уставшая, готовилась к поездке домой, когда услышала очередную сводку криминальных новостей о том, что были обнаружены еще двое убитых мужчин в том же районе.

   – По предварительным данным, оба принадлежали к «Орловской» группировке, – равнодушно вещал женский голос из динамика. – Остается предположить, что шаткое перемирие, установившееся после двойного убийства братьев Лаврентьевых, прервано. Стоит ли ожидать дальнейшего противостояния, скоро узнаем. Мы следим за развитием событий…

   Ирма вздохнула.

   «И хотелось бы никуда не выходить отсюда, но это невозможно. Просто надо сделать вид, что все нормально, и меня это не касается. Может, кто-то в это и поверит. Только не я».

   Она выгнала старенький велосипед из закутка, в котором он стоял, даже ничем не закрепленный, потому что на такую раритетную вещь не позарились бы даже дворовые мальчишки. Стефания помахала ей рукой из окна; она всегда уходила последней со своего «капитанского мостика».

   – До завтра, – одними губами шепотом произнесла Ирма и отправилась домой.

   Ей хотелось скорее убраться из этого района, который граничил с той самой окраиной, где начались действия, похожие на военные. Последние несколько лет городские власти устранились от решения проблем этого округа, и он медленно приходил в упадок. Тракторный завод, который когда-то процветал и обеспечивал жителей работой и благосостоянием, теперь еле-еле сводил концы с концами, но не закрывался. Казалось, что время здесь остановилось на изломе двух веков: не ремонтировались дороги и фасады зданий, количество школ и детских садов уменьшилось в разы. Процветали лишь магазины, под которые были выкуплены первые этажи жилых домов. Так и почтовое отделение Стефании доживало свои последние дни.

   Ирма крутила педали, осторожно объезжая выбоины в асфальте, оставляя позади себя жуткое место, постепенно превращавшееся в район-призрак. Через некоторое время она остановилась перед светофором в ожидании, когда можно будет перебраться на другую сторону улицы. Стояла, задумавшись, поставив локти на руль; вдруг почувствовала горячее дуновение, коснувшееся голой щиколотки чуть выше места, перетянутого эластичным бинтом. Ирма задержала дыхание и опустила взгляд. Рядом с ней стояла большая собака неизвестной породы без намордника, с цепями на мощном теле. Короткая, плотно прилегающая шерсть блестела; ее цвет казался серо-голубым. Но не размеры пугали, а взгляд, устремленный в глаза девушке на велосипеде. Человек, стоявший позади, чуть дернул цепь, пытаясь оттащить собаку назад, но она по-прежнему смотрела на Ирму.

   «Кого она мне напоминает? Я совсем недавно видела такой же взгляд».

   – Не бойтесь, – миролюбиво сказал мужчина, державший так называемый поводок. – Он никогда не бросится, если хозяину не угрожает опасность, а вы не похожи на угрозу для меня.

   – Успокоили, – тихо ответила девушка, не в силах отвернуться от животного.

   Послышался звуковой сигнал светофора, и Ирма оттолкнулась от асфальта, набирая скорость движения, оставляя позади странного пса. И тут ее озарило:

   «Пес! Взгляд, как у того, кто привозил мне документы. Подручный Лаврентьева. Пес, который убьет за своего хозяина, если тому будет угрожать опасность, или получит такую команду. Пес… – Испарина проступила на лбу и висках, мгновенно стало холодно, несмотря на то, что на улице было жарко. – Надо успокоиться. Это всего лишь собака! Моя фантазия пугает меня же саму. Красивое мощное животное, обладающее смертоносной силой – если только решит, что хозяин в беде. А в остальном просто пес».

   И Ирма уже не могла понять, о ком именно рассуждала, сворачивая в сторону проспекта, который вел к ее дому. Хотелось спрятаться за его стенами, но и там не было покоя. Вдруг она вспомнила о качелях, которые ночью появились на участке, и неожиданно улыбнулась, прибавила скорость, чтобы увидеть их и убедиться, что это ей не приснилось. Свернув с проспекта на свою улицу, Ирма осторожно поглядывала по сторонам, но не чувствовала опасности или того, что за ней кто-то наблюдает. Уже проехав территорию школы, краем глаза увидела несколько мальчишек рядом с турником, на котором кто-то подтягивался, переворачивался, снова подтягивался.

   «Не иначе спортивная секция заработала раньше, чем сама школа», – подумала она, миновав и гостевой дом, и притормаживая возле темно-зеленой калитки. С непривычки Ирма решила, что ошиблась и проехала мимо, но потом узнала свою дверь и снова улыбнулась.

   – Ирма, привет, – послышался голос Валерия со стороны «Базилика». – Ты позже всех с работы возвращаешься. Где же ты трудишься?

   – Привет, – ответила и кивнула одновременно. – Не поверишь, работаю на почте.

   – Уехала рано утром, вернулась в восемь. В две смены?

   Ирма промолчала, открыла калитку и загнала велосипед внутрь. Валера понял, что его напор здесь не пройдет, и начальственный тон на девушку не действует. Он махнул кому-то рукой и вернулся в гостиницу. Через двадцать минут Ирма уже была на участке с лопатой в руках, размечала следующую клумбу, когда услышала с улицы голос Валерия:

   – Ирма, мы идем на помощь!

   Она обернулась и увидела его и Захара, вооруженных кистями и банками с краской.

   – Доброго вечера, хозяюшка. Чип и Дейл спешат на помощь, – совершенно серьезно произнес охранник. – Ты уж не серчай на нас, но краска осталась, надо бы в дело ее пустить, пока не засохла. Это не наша прихоть.

   – Опять все на Леонида свалите? А он сам-то где?

   – Уехал куда-то. Наверное, твою подругу встречать, – ответил Валерий, надевая перчатки и отдавая указания Захару. – Закончи с тентом, а я пока красить начну.

   Ирма хотела возразить, но махнула рукой и вернулась к своей задумке. Она планировала поработать в тишине, отдохнуть душой рядом с растениями и землей; на спор с мужчинами у нее не осталось ни сил, ни времени, потому что солнышко уже ушло за горизонт, окрасив небо в оранжево-красные оттенки. Всего несколько минут прошло, и Ирма забыла, что за ее спиной кто-то красит и трудится – до того было тихо. Когда же спину начало ломить от неудобной позы, она услышала, как хлопнула калитка, и вздрогнула. Оглянувшись назад, увидела «новый» зеленый забор, качели с натянутым тентом и… никого на участке, кроме нее.

   – Спасибо, – тихо сказала в пустоту, выпрямилась и медленно прошла вдоль деревянного обновленного ограждения. – Оживает земля, очищенная от сорняка; начинают вторую жизнь старые вещи; люди рядом со мной вообще делают первые шаги в чужом городе. И только я по-прежнему остаюсь в своем склепе.

   Она села на удобный матрас, оттолкнулась ногой от земли и закрыла глаза, ощущая, как ее тихонько укачивает.

   – Качели, как моя жизнь. Или жизнь-качели: вперед-назад, вперед-назад. А надо бы уже только вперед. Может, раскачаться и спрыгнуть? Как птица, взмахнуть крыльями и полететь, начать все с самого начала, оставив позади всю боль. Так можно? У меня получится?

   Но ничего не изменилось в жизни Ирмы ни на следующий день, ни к концу недели. Все та же работа, те же люди, та же дорога. И только вечером что-то новое вторгалось в размеренный и однообразный ритм ее существования. Это соседи не давали ей скучать: на качелях появилась москитная сетка, за домом росла куча камней разного размера, щебенка и песок тоже были аккуратно сложены. Захар по заданию своего босса доставил новые лопаты, лейки, ведра, да еще где-то раздобыл резиновую емкость под водоем. Он делал все молча, так же сурово и грозно, как охранял Валерия, который даже не порывался куда-то сходить без своего подчиненного. Ирма знала, что его фирма еще не приступила к выполнению своих обязательств; настоящая работа начнется с первого сентября, с понедельника. И ей почему-то казалось, что именного с этого дня что-то изменится, а пока она чувствовала, как внутри вместо привычного спокойного бриза зарождается смерч. Были ли у нее силы справиться с тем, что предстояло, Ирма не знала, но сдаваться не собиралась.

   Незаметно подошла пятница, последний рабочий день почтового отделения. С утра начался обещанный синоптиками мелкий теплый дождь, похожий на слезы. Ехать в такую погоду на велосипеде означало собрать всю грязь улиц, поэтому двухколесный конь остался дома, а Ирма отправилась пешком через подвесной мост на другую сторону лога, чтобы там сесть на автобус, доехать до конечной остановки и вечером тем же маршрутом вернуться назад.

   Всю неделю сводки новостей пестрили сообщениями о погибших в ходе разборок преступных группировок, но все это проходило за чертой города. То на заброшенной турбазе, то на территории переставшего существовать фермерского хозяйства сталкивались представители Лавра и Орловых: кто в последний раз в жизни,