Купить

Хвост Греры. Вероника Мелан

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Она решила понести наказание за мелкое правонарушение, избрав провести тридцать дней на экспериментальном Уровне. Кейну Дельмар никто не предупредил о том, что во мраке тумана, там, где материя зыбка, а дороги, предметы и здания пропадают через минуту, водятся существа инородного происхождения. Роковая встреча с таким оборачивается наличием в клетках Кейны «подселенца».

   Он жесток, рационален и холоден. Его работа на СЕ заключается в том, чтобы мутанты – в человеческом теле или без него – не вышли на поверхность. Если носитель «заразен», его необходимо заставить страдать, потому как гормон стресса – яд для инородной субстанции. Лиам Карра – Комиссионер, он всегда верен долгу и собственным принципам. Даже в том случае, если очередным носителем окажется хрупкая на вид человеческая девушка. Даже если ему придется ее «сломать».

   

***

Хвост Греры

   (Уровень: CE)

   

ПРОЛОГ

(TTL – Deep Shadow)

   Как однажды поведал мне человек, вынырнувший из тумана, Уровень СЕ (Crucial Elements) – место, где Комиссия ставит опыты над истончившейся материей. Разрывает ее, изменяет ее свойства, ввиду чего пространство искажается, а миры начинают пересекаться.

   – И мы, люди, здесь живые датчики, понимаешь? Они следят за изменениями в наших телах, после чего решают, можно ли использовать открытия или нововведения в повседневной жизни. Думаешь, здесь безопасно?

   Я знала, что здесь опасно. Любой дурак ощутил бы это в первую минуту прибытия, и отвечать не имело смысла.

   – Мы здесь жив?метры, – добавил незнакомец с обреченным смешком, прежде чем нырнул обратно в мутную мглу.

   Наверное, он имел в виду «дозиметры». Живые измерители.

   И да, его слово звучало вернее, оно звучало жутко и правильно.

   Живометры.

   

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

Тринадцатый день на СЕ.

   Я скучала по небу. По любому: облачному, ясному, закатному, хмурому, пестрому, как дымчатая кошка, но неба здесь, наверное, не было. Зато всегда был туман, расходившийся так редко, что, когда это происходило, казалось, к тебе вернулось зрение.

   Вечная ночь. Рассвет изредка являлся, но не чаще раза в сорок восемь, а то и в семьдесят два часа, и законам не поддавался. Как и все здесь.

   Я шла в магазин. То и дело косилась на браслет-компас, вшитый в рукав робы. Без него, браслета, отыскать здание с продовольствием не представлялось возможным, так как последнее всегда меняло местоположение, а тьма путала.

   В первый день прибытия на СЕ мне казалось, что здесь город. Безымянный и очень странный, но все-таки человеческий, пусть и потонувший во мраке. Эта иллюзия сохранялась по сей день, хоть теперь я не рисковала сворачивать в незнакомые переулки, как когда-то. Этот город врал. То тут, то там туман проявлял неоновый свет, и верилось, что рядом голоса, музыка и даже бар, но попытки отыскать его всегда оборачивались глухими тупиками. Лужи никогда не отражали блеклый свет фонарей и выглядели черными дырами – наступать на них я не решалась.

   Я Кейна. Кейна Дельмар. И была сослана сюда Комиссией отбывать наказание сроком в тридцать дней. Не так уж долго, скажете вы. Я тоже так считала… А теперь все чаще склонялась к мысли о том, что мужчина, сопровождавший меня в Нордейле из зала Суда до комиссионной машины, тот мужчина, который предупредил, чтобы я не выбирала СЕ (*речь о диалоге Кейны и Рида Гехер-Варда из книги «Билет «Земля – Нордейл». Прим. автора), был прав. Отправься я на год в закрытый Корпус, читала бы сейчас спокойно книги, спала по расписанию и ела три раза в день.

   Здесь спать почти не удавалось.

   Иногда здание трясло. Иногда что-то гудело снаружи так, что хотелось зажать уши, и было страшно, что на месте моего временного дома и меня самой к утру обнаружится очередная черная дыра. Страх пожирал. Но моя временная обитель пугала еще сильнее. Три этажа, длинные коридоры, и, кроме меня, ни души. Я, помнится, в первый день пыталась стучать в закрытые двери в надежде, что одна из них откроется, но этого не случилось. Никого. Теперь, после двух недель одиночества, я (не верится, что я однажды сказала бы такое в привычном светлом мире) была бы рада любому обществу. Даже если этим обществом оказался бы идиот, тупая малолетка или алкоголик. Лишь бы кто-то дышал рядом, кто-то живой. Окончательно я разлюбила собственный дом, когда, задумавшись, случайно прошествовала по лестнице на четвертый этаж. Этаж, которого не было. Это случилось на третий день моего пребывания на СЕ. Назад я рвалась с хриплыми криками, бегом, опасаясь, что пол подо мной растворится, что я навсегда застряну в нигде.

   «Нигде» отлично описывало это место. Если вчера ты мог пройти по улице, похожей на городок, выросший вокруг заброшенного прииска, то сегодня не имело смысла искать те же строения – все ежеминутно менялось. Можно было обернуться на здание, которое ты только что миновал, и не найти его позади себя. Это выбивало почву из-под ног и, чтобы не свихнуться, оборачиваться, несмотря на странные звуки из тумана, я отучилась.

   Магазин, согласно электронной карте, располагался в трех кварталах от каземата. Камер нет; на СЕ люди спокойно перемещались по Уровню, потому что сам Уровень являлся тюрьмой, и запирать не имело смысла. Наоборот, нам ставили ловушки. Еще ни разу мне не довелось добраться до продуктового без приключений. То странный, жгущий даже бетон кислотный дождь, то яркий свет столбом из провала в асфальте, то полное отсутствие дороги. Лишь однажды я добралась до супермаркета без помех и тогда (как сейчас помню, туман разошелся полностью) на месте магазина обнаружился кратер такой ширины, будто на СЕ упала комета. Кратер размером с Луну.

   Назад я брела на дрожащих ногах, вытирая вышибленные страхом слезы.

   Запасов провизии в комнате не существовало. Она выдавалась в магазине бесплатно, не более чем на три порции. Обычно маленькая упаковка крупы, мясные консервы, иногда хлеб. Редко перепадали сушки, макароны, один раз мне перепало печенье. Магазин я любила: здесь были люди. Всегда разные, никогда одни и те же лица не попадались дважды, но здесь можно было поговорить. И, если бы отсюда не гнали, я бы осталась у светлой витрины жить.

    Хотя нет, не после случая с «кратером».

   

   Сегодня мне дали гречку и очередную банку тушенки.

   Торопливый путь назад. Вернусь, поставлю кастрюлю на плиту, запрусь в комнате. Буду растягивать пищу так долго, как только смогу, чтобы совать нос на улицу еще раз не в ближайшие пару дней. Потому что, если рассвет (а по моим внутренним ощущениям он должен был случиться скоро), из посветлевшего временно тумана станут доноситься хрипы неизвестных существ, начнут мелькать их силуэты.

   Вечером принесут открытки (здесь их по непонятной причине называли «письмами» – круглые плоские зеркальца), иногда в количестве трех, иногда пяти штук. Их приносили всем и каждый день, наши «письма счастья», и зеркальца эти демонстрировали то, что нам было дорого и мило. Например, знакомые улицы снаружи, витрины любимых кафе, иногда из «писем» звучали мелодии – те самые, которые ты раньше крутил в плейлисте. Доносились даже запахи булочек, выпечки, деревьев – Создатель, я скучала по деревьям не меньше, чем по нормальному солнцу и небу. Я бы свихнулась, если бы не открытки. Позволь мне, я бы коллекционировала их и пялилась в их глубины часами, предаваясь мечтам, но письма работали не более пяти минут. Редко когда семь, десять. По истечении короткого времени экран гас – возможно, садилась невидимая батарейка, – а после куда-то исчезали и сами зеркальца. Я никогда не могла их найти, хоть всегда оставляла на тумбочке. И каждый день ждала новые. Иногда видела в них лица своих знакомых, друзей, даже слышала разговоры о себе, старалась не разреветься, когда понимала, что кто-то по мне скучал.

   Тринадцать дней. Осталось чуть больше половины.

   Если я выйду отсюда… «Конечно, выйду!» – поправляла я себя, но надежда почему-то таяла. Я буду говорить тем, кто спросит: «Это был дерьмовый Уровень». Очень дерьмовый. И никогда не смогу описать насколько. Пусть сегодня принесут письма с видом моей любимой лавочки в парке, пусть зазвучит мелодия «Ori – Gortensy», пусть кто-нибудь щедрый сфотографирует этим зеркальцем ватрушку, посыпанную сахарной пудрой. И кофе.

   Здесь мы пили только затхлую воду.

   Наверное, «письмами» нас пытались поддерживать. Заменяли ими отсутствие солнца, общения, помогали бороться с депрессией. Она действительно отступала ненадолго, минут на десять. Вот если бы не садилась батарейка…

   Я была на полпути назад, когда браслет замигал.

   «Что-то еще выдают в магазине, – прочитала я по знакам, – что-то редкое».

   Возвращаться?

   Я обернулась, взглянула на туман за спиной, поежилась. Не хочется. Но очень хочется чего-то душевного. Это душевное здесь необходимо, без него не прожить – слишком много ужасного, слишком мало хорошего. Вдруг дадут вафельную трубочку с кремом? Кусочек шоколадки? Иногда мне казалось, что «награда» напрямую зависит от испытаний, а под кислотный дождь, обжегший когда-то макушку и руки, я не попадала уже неделю.

   Все же развернулась.

   Если дадут еще один пакет крупы, смогу не выходить из дома неделю.

   

   Я радовалась тому, что вернулась.

   Четыре незнакомых человека – две девушки, одна женщина и мужчина. Мы сможем пообщаться. Ярко и привлекательно светятся витрины, как в праздник, как в канун Нового года. И неважно, что нет снега, что сыро и тепло, что вокруг темень. В мой прошлый визит я людей не застала (возможно, нас распределяли по времени?), в этот мне повезло. Останусь поболтать, пока меня не выдворят на улицу, быть может, смогу сходить к кому-нибудь «в гости», может, даже уговорю кого-нибудь съехаться, чтобы разбавить утомившее одиночество. Вдвоем с кем бы то ни было, даже когда гудят стены, не так страшно.

   Не знаю, для чего существовала парковка – она всегда пустовала. Здесь не было машин: ввиду вечного густого тумана они попросту не смогли бы передвигаться. Сейчас, однако, туман вокруг супермаркета рассеялся, даже дышать стало легче.

   Я не успела ее пересечь – эту самую парковку, – когда ударил из-под земли луч. Яркий, обжегший глаза. Одновременно с этим треснуло пространство – завизжала женщина, уронила пакет. Бросились обратно в магазин девчонки помоложе.

   То, что показалось из замерцавшего воздуха, из кармана размером с двухметровую дверь, зависшую в воздухе, я не успела даже рассмотреть. Черная тварь. Текучая, гибкая и очень быстрая. Наверное, так когда-то давно выглядели политые нефтью драконы, если им обрезать крылья и добавить несколько рядов клыков. Тело толстого червя, клочки мрака вместо чешуи, голова на длинной шее…

   Дальше все смешалось: тварь крутанулась на месте, а после ударила хвостом. Ударила так сильно, что хвост распался на части, расползся живой черной материей – часть его впиталась в бетон, часть продолжала рыскать. От удара мне в висок прилетел камень; зеркальным дождем ссыпалось стекло в витрине…

   Спустя мгновение из ниоткуда возникли Комиссионеры. В голове дурман; снаружи замедленный фильм. Люди в форме что-то делали с лопнувшим пространством – зашивали его, утягивали, латали. Черная тварь юркнула обратно в небытие с первым ударом лазерного луча; быстро и точно зачищалась синим светом территория.

   По моему виску текла кровь, я не могла подняться с асфальта.

   – Забирайте ее, – послышалось сбоку.

   «Как давно я не слышала человеческих голосов».

   – Ее могло задеть.

   Было глупо радоваться, но я радовалась даже рукам в перчатках и еще тому, что меня посадили в машину. Помогут восстановиться в изоляторе, в местной больнице? Кто-то живой, наконец, будет рядом?

   «Значит, машины здесь все-таки есть…»

   Мутилось в голове, ныл затылок.

   В темном салоне едва ли кого-то удалось разглядеть. Только запах кожи сидений, только едва слышный рокот мотора.

   – «Территория зачищена, – послышалось из динамиков, – проверяйте людей на предмет остатков хвоста».

   Остатков хвоста? Тех самых черных сгустков? Они, кажется, были от меня далеко…

   – Проверим, – отозвался мужчина, сидящий сбоку от водителя.

   Тогда я не знала, что радовалась напрасно. Что скоро выясню, что моя «счастливая» жизнь на СЕ закончилась. Что тварь эту называли Грерой, что чернота ее, слившаяся с человеком, одна из самых опасных вещей, способных по возвращении на поверхность взрезать ткань бытия. И что Комиссионеры никогда не допустят твоего выхода наружу, если есть хоть малейший шанс на то, что ты носитель частицы мутанта.

   

ГЛАВА 2. Белая линия

(Ruelle – Game of Survival)

   Если я планировала очнуться в госпитале, то сильно ошибалась. Проснулась я на лавке – длинной и узкой, – залитой светом комнаты. От неудобной позы затекла шея, онемели мышцы спины; навалилось стойкое ощущение, что в сон меня в машине «положили» принудительно, ведь, как известно, спящие не брыкаются.

   Мы все были здесь, все пятеро – несчастные узники, имевшие глупость находиться у магазина, когда тварь ударила хвостом. У дальней двери двое охранников с незнакомыми на вид бластерами в руках, головы защищены шлемами, на телах похожие на космические костюмы, лица под зеркальными масками.

   Сделалось дурно. Я впервые ощутила себя так, будто заражена радиацией или смертельным вирусом.

   «Изгои… Мы теперь для всех изгои…»

   А на полу толстая белая линия – подсвеченная полоса.

   «Аэродром для прокаженных».

   Наверное, будь со мной хоть кто-нибудь, с кем можно было посмеяться или пошутить, я бы улыбнулась. Но все были настолько напряжены, что могли этим напряжением питать лампы под потолком. Никто не двигался с места.

   – Сейчас по одному, – донеслось от мужчины справа от двери, – проходите по полосе. Медленно.

   «Молитесь, чтобы у вас вышло…» – почему-то эти слова показались мне недосказанными.

   Белая линия вроде бы обычная, шириной в полшага – не нитка канатоходца, чтобы опасаться с нее «упасть», не тонкий канат. Вполне достаточный путь для того, чтобы спокойно пересечь несколько метров. Но никто не решался. Что-то с ней было не так, с этой полосой – она тихо гудела.

   – Давай, пошел!

   Обратились к мужчине, и я впервые разглядела его со спины и в профиль, когда тот обернулся, посмотрел на остальных. Увидела потный лоб, неровной формы нос, поджатые губы. И еще уловила взгляд злых глаз. «Нет, он не был тем, кого бы мне хотелось в сожители». Кажется, накануне я переборщила с предположением о том, «лишь бы рядом кто-нибудь дышал». Этот снаружи мог наворотить любых дел – ограбить, убить, покалечить.

   – Во мне ничего! – выкрикнул он зло, приклеившись к месту.

   – Вот и докажи это. – «Масочники» общались спокойно. Для них мы были ежедневной работой, рутиной. Да и остатки Хвоста они, вероятно, зачищали по несколько раз в неделю. – Вперед!

   Мужик, наверное, решил, что он должен быть мужиком – сильный пол как-никак. Позади только бабы в количестве четырех штук. Тем более, «в нем ведь ничего». Я как раз силилась вспомнить, где этот дядька находился в момент появления мутанта, когда незнакомец сделал первый шаг по полосе.

   Казалось, ничего. Первая, вторая секунды прошли спокойно – кто-то успел выдохнуть облегченно. Ерунда, мол, а не испытание, формальность…

   А после внутри человеческого тела что-то начало натужно визжать. Так тонко, так ужасно, что моментально начало тошнить, свернулись в трубку и уши, и внутренности. Закрыть бы глаза, но вместо этого я смотрела, как человека на белой полосе начало распирать. С ним случился странный оптический эффект – мужика раздвоило, – а после (этот кошмар будет сниться мне ночами) наружу полезли черные сгустки.

   Синхронно ударили световые пушки.

   Ослепли мы все. Девчонка с пегими волосами визжала, женщина постарше опустилась на колени и зашлась в рыданиях; мужик повалился набок. Неживой, с почерневшими глазницами.

   Его уволокли. Я, зажав лицо ладонями, слышала, как вошли «уборщики», как проволокли тело прочь из комнаты.

   Не дышать, прочь из этого фильма ужасов. Хотелось каким-нибудь образом слиться из этой реальности в пустоту.

   «Прав был тот Комиссионер, предупреждавший не выбирать СЕ». Кажется, слишком поздно. Переиграть бы…

   – Вторая, – раздался приказ.

   И прицел указал на девчонку с редкими светлыми волосами, за которую цеплялась полная подруга.

   – Ланка, нет… – шепот крашеной девицы с пирсингом в брови.

   «Эти хотя бы жили вдвоем, имели шанс общаться. Счастливые».

   «Надолго ли…» – мысль – ледяная змея.

   – Не трать наше время, – люди в костюмах не желали выделять нам время для моральной подготовки. – Пошла.

   – Ланка, – шепот сзади, когда высокая девчонка лет двадцати пяти на вид, зажав себе рот ладонями, шагнула на полосу. Она даже не делала второй шаг, просто стояла, просто ждала, что ее начнет рвать тоже… но этого не случилось. Рыдания прорвались наружу – второй шаг, третий, четвертый… Не успела Ланка сойти с полосы, как прицелы качнулись вновь, указывая на подругу.

   – Следующая.

   – Давай! – теперь молилась Ланка, подбадривала синеволосую подругу-неформалку. – Я прошла, ты тоже сможешь…

   Я с похолодевшим нутром думала о том, что никто не знает, сколько черноты каждому из нас досталось. Это определяет полоса. Страшная, хирургическая.

   –…будем снова вместе, – мечтала с дрожащим подбородком счастливица, – вернемся, я тебе чай заварю…

   Жить проще, когда есть планы.

   Они мне не нравились – ни пегая девушка, ни ее странная подруга, – но горя я им не желала, боли тоже.

   «Корова» шагнула на полосу.

   И даже сделала три шага прежде, чем это случилось вновь – визг пространства, раздвоение тела, черная муть наружу… На этот раз я зажмурилась до того, как ослепнуть, и поняла, что не смогу, наверное, даже встать с этой лавки, чтобы пройти тест. Подругу утаскивали за полные безвольные руки-плети; шуршал под ее одеждой светлый пол. Вновь черные глазницы. Мне хотелось рыдать, а женщина постарше передо мной стала глухой и немой. Высохли в ее глазах слезы, ровным, безучастным стало выражение лица – кажется, заключенная номер четыре стойко готовилась к смерти. Даже к полосе подошла сама, без приглашения; я же боялась смотреть. Только не опять этот визг, только не еще один труп. К горлу подкатывала тошнота, когда я думала о том, что женщина эта выглядела обычной и, если бы не застывшая гримаса, даже милой. Такая вполне могла работать продавщицей, кассиршей, выдавать лотерейные билеты в киоске.

   «За что ее сюда?»

   «А меня за что?» За украденную в магазине еду? Просто спешный переезд от несчастной любви в другой город, просто не нашлось работы и закончились деньги, просто отсутствовали у меня в Северной столице знакомые, у которых можно было перехватить… Неважно все это теперь. Я даже имя этой женщины не узнаю… скорее всего…

   Она действительно пошла по полосе сама. Как по эшафоту. Зажмурившись, ставя на линию сначала носок старой туфли, после – каблук. Сжав зубы так, что слышался их скрип.

   И также зажмурившись, сошла с нее. Целая, невредимая.

   «Чистая?»

   Среди мути из чувств мелькнула радость.

   Означал ли проход по линии, что наличия энергии мутанта в нас нет?

   В нас… Я еще не прошла. А в комнате уже никого – живые вышли, мертвых унесли. Остались только двое с оружием, я и линия.

   – Поднимайся, – посоветовали мне холодно. – Давай к полосе.

   Я не хотела к полосе. Совсем. И умирать тоже. Умирать дерьмово в любом случае, но, когда на тебя смотрят не лица, а зеркальные маски, когда есть шанс, что твое нутро порвет сначала тварь, а потом бластеры, хочется вообще до этого момента не доживать.

   – Я не хочу, – прошептала я жалко. Стыдно скулить, стыдно обнажать слабость. Можно я ее просто обползу, вашу полосу, выползу из этой комнаты и на карачках вернусь в свой каземат, чтобы там дожить свой век? Пусть в темноте, пусть в голоде…

   – Я считаю до пяти, – произнес тот, кто слева. Голос низкий, вполне человеческий. – И тогда шансов на выживание у тебя не будет.

   Меня пристрелят прямо тут, как скулящую псину, на лавке.

   «Похабная смерть», – почему-то подумала. Когда ты оказался жалок настолько, что не смог даже подняться с места, не попробовал выжить. В конце концов, есть шанс…

   Не знаю, каким образом мне удалось встать и даже приблизиться к «старту».

   – Четыре, – тем временем считал масочник, хотя счет мне уже не был нужен. Я шагну вперед хотя бы потому, что не желаю быть убитой на лавке.

   – Три…

   Потому что не хочу жить с монстром внутри.

   – Два…

   Потому что окажусь сильнее собственных страхов и чужих приказов.

   Шаг вперед я сделала до цифры «один». Напряглась так, что заболела голова – полоса под ногами гудела. От ужаса сводило руки и подводило зрение. Пока ничего. Еще шаг. Гудение сквозь все тело – его просвечивали невидимые сканеры. Видимо, сгустки черноты реагировали на них… Пока не во мне. Шаг номер три… Если не порвет сейчас…

   «Не порвет уже никогда», – с выдохом облегчения подумала я, преодолев четвертый шаг и сходя с полосы.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

199,00 руб Купить