Не рычите, маэстро, или счастье для Льва. Тереза Тур

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

2я часть в серии квартета.

   Что может быть общего у знаменитого певца и известного плейбоя с кандидатом наук, преподавательницей китайского? Ничего, скажете вы. А если я написала о нем скандальный роман? Тоже ничего? А если он грозится подать на меня в суд за оскорбление светлого образа?

   Мне совсем не хотелось напоминать ему, что случилось между нами несколько лет назад, но... кажется, отступать уже поздно.

ГЛАВА 1.

Вот говорят: счастье тебя найдет.

   (С) Кладезь мудростей – ВК

   - Это. Еще. Что?!!!

   Лев двумя пальцами, словно дохлую лягушку держал в руках книгу. Он только что вытащил ее из красивого блестящего пакетика, на ручке которого был кокетливо привязан бантик.

   - «Счастье для квартета», - прочитал он. И название прозвучало как грязное ругательство. И переспросил: - Что. Это?

   - Книга, - заботливо ответила Олеся и задумчиво посмотрела, будто раздумывая, как человек, пусть и певец, пусть и красавец, мог дожить до тридцати пяти лет и не знать таких простых вещей. Томбасов, дремавший в кресле и терпеливо ожидавший, пока закончится весь этот цирк, язвительно хмыкнул.

   - А почему я на обложке?

   - Да почему ты? Просто кто-то широкоплечий и длинноволосый. Со спины к тому же. И вообще там четверо изображены.

   - И рояль! – обвиняюще поднял Лев палец вверх.

   - Не, ну Лев. Рояль есть только у тебя. В стране. Нет, пожалуй, в целом мире.

   - Мне тоже подарили, - Иван зашуршал похожим пакетиком.

   - У всех, - кивнул Сергей. – Любопытно.

   Артур повертел книгу в руках:

   - Что тут у нас. Ага. «Квартет музыкантов, плейбоев, звезд и любимцев дам распался. Что делать? Смириться? Ну уж нет! И лучшие подруги берутся за дело. Что у них получится? Что их ждет? Только ли исполнится их заветная мечта - попасть на концерт? Или случится еще что-то чудесное?» Гадость какая.

   - Почему гадость? Нормальный женский любовный роман. Отдай.

   - Мне подарили. Не дам, - и Артур прижал книгу к груди.

   А Лев еще пошуршал в пакетике и извлек записку:

   - Дорогие наши «крещендовцы». О вас уже книги выпускают! Радость какая! - он зарычал. – Радость как же. Скажите, а как вы относитесь к тому, что про вас написали? Насколько это соотносится с реальностью. И еще вопрос: это была ваша идея – написать такую книгу? Как вы выбирали автора? Спасибо! Мы вас любим.

   Олеся расхохоталась. Четверка переглядывалась с каким-то смущением. А казалось бы, уже ко всем должны были привыкнуть: картины им писали, стихи тоже. Клипов фанатских было – море. Но вот книга…

   - Давайте фотографироваться, - Маша стояла с камерой и терпеливо ждала. – В сети уже паникуют, почему фотки нет. Мы же билеты на концерт в Питере должны разыгрывать.

   - Идем, Маш.

   Солисты собрали охапки букетов – каждый свою. И дисциплинированно выстроились. Но только трое. Лева же, как загипнотизированный листал книгу.

   - Мы ждем, между прочим, - нахмурилась Маша.

   Олеся подошла и безжалостно отняла печатное слово. Руководитель группы посмотрел на нее недовольно.

   - Лева! – завопили слажено остальные трое. – Да в самом деле. Брось гадость.

   Маша решила, что после концерта надо фотографировать солистов «Крещендо» с цветами, что им подарили благодарные зрители. Да так, чтобы лицо и тело были закрыты, а в поле видимости были только цветы и ноги. И потом в инстаграм устраивать конкурс – где кто. Поклонницы веселились отчаянно, конкурс пользовался неизменным успехом, комментарии были самые восхитительные. За лето и начало осени это стало традицией.

   - Иду я, иду, - проворчал лидер группы, а с недавних пор и официальный художественный руководитель.

   - Вы еще не готовы? – заглянули в дверь организаторы. – А уже все накрыто. Вас ждут. Стынет.

   - Буквально полсек, - улыбнулась им Машка. И рявкнула тут же. – Да Лева-а-а-а-а!

   Тот упорно косился на книгу, которую взяла полистать Олеся и его длинный любопытный нос было видно из-за цветов, что просто уничтожало всю идею.

   - Давайте-давайте! – торопили хозяева, - пирожки уже доставили. Теплые пока.

   Кто пустил слух о том, что товарищи из «Крещендо» любят выпечку и ничего так не может их порадовать, как пирожки после выступления, так и осталось загадкой. Маша клялась, что не она. Олеся смотрела с сочувствием на вечно худеющих солистов, особенно на Ивана, который как раз пирожки любил, но фанатично тренировал силу воли, духа и тела заодно. Да и Артур с Сергеем тосковали, потому как с такого питания вес набирали мгновенно. А потом отчаянно скидывали. И с ненавистью смотрели на Леву, который как раз мог есть все, что угодно в любых количествах и не толстеть. Но к выпечке как раз был достаточно равнодушен.

   Иван с невыразимой печалью посмотрел на Артура с Сергеем, те на него. Маша зарычала. Сфотографировать квартет нормально сегодня никак не получалось. Томбасов гнусно расхохотался, Олеся бросила на мужа взгляд, полный подозрения. Но не может же быть, чтобы солидный бизнесмен, владелец заводов, газет, пароходов и теперь уже не владелец группы «Крещендо» - он отпустил их на волю. Под процент, правда. Но не может же ее любимый супруг так мелочно напакостить парням. Или?

   - Замрите! – скомандовала Машка. И у нее наконец получилось сделать снимок, который ее устроил.

   Олег же любовался супругой. Вообще, эта неделя, когда они проехались по Дальнему Востоку вслед за гастролирующим квартетом, как те жены декабристов, получилась просто замечательная. Это парни работали, Маша, соскучившись по работе, потому как ей школу никто не отменял, бегала за ними и бесконечно снимала. И не было счастливее ее. А Томбасов брал в охапку жену – и они вместе смотрели красоты. Олеся рядом. Это было волшебство, на которое он и не смел уже надеяться. А крошечная пакость квартету. Ну, что он, не человек что ли. А вот не будут с обожанием смотреть на Олесю. Это его жена. Упрямая, своенравная. Ядовитая. Просто невозможная порой. Женщина-мечта, которая все равно отправилась в школу. Выпускать свой класс. Потому что, понимаете ли, обещала. Второй работой были крещендовцы. Она-таки подписала с Левой контракт. Так что пирожки – это меньшее, что он мог сделать для господ артистов.

   - Вот, Олеся, - выговаривал Артур, пока они направлялись через спящий уже концертный зал к машинам. – Почему ты перестала платья надевать на концерты? Тебе они больше идут, чем смокинги. Они такие…

   Тенор что-то изобразил руками: возвышенно-прекрасное.

   «Голые», - подумал Томбасов и мысленно пообещал себе придумать для «Крещендо» еще что-нибудь. Пусть так, как Машка креативить он не умел, зато что-нибудь от души – с превеликим удовольствием.

   - Слушай, - засмеялась Олеся над певцом, - давай я тебя наряжу в платье, длинное, ты встанешь на шпильки, а потом кто-нибудь – вон, Олег Викторович, выскочит и потащит тебя на сцену. Да еще и бегом, мухой, потому что тебе вступить надо вовремя.

   - В принципе и я могу его тащить, - мощный Сергей хищно посмотрел на Артура. – Будет креативненько. Оживит выступление.

   Иван и Лев загоготали.

   - Ты – иди в сад, - отрекомендовал Артур. - А Олесю я могу на руках донести.

   Сегодня он был просто бесстрашен и с удовольствием рисковал жизнью.

   - Лучше тогда я, - пробасил Сергей. – Уронишь еще.

   Они увидели бешеный взгляд вечно ревнивого Томбасова и счастливо рассмеялись. Не то, чтобы кто-то всерьез собирался кидать Олегу Викторовичу вызов. Нет. Сергей так вообще совершенно искренне радовался за друга. Но вот поддерживать бизнесмена в тонусе – дело благое.

   - Таскать на руках они меня будут. Вам же петь. Клоуны, - морщилась Олеся. – Вот Артур, я вообще не понимаю, как ты после беготни вообще умудряешься звуки издавать.

   - Я ж дико талантливый, - голосом Карлсончика ответил тенор.

   - Кто б спорил.

   …

   - Я вообще не понимаю, чего ты бесишься.

   Сергей, Артур и Иван кивнули, поддерживая Олесю. Они вернулись в Подмосковье, через несколько дней должен был состояться концерт в Питере. Надо было репетировать. А они. Сидели и обсуждали книгу.

   Клео, растянувшаяся на рояле и уже всем попозировавшая, смотрела на них с недоумением. Какие беседы? А работа? А пение? А труд на благо в том числе совершенной меня? Но Леву было не унять:

   - Вы что – правда слепые? И не понимаете, что книга о нас. Смотри, там их четверо. И нас четверо.

   - А еще есть четверо мушкетеров, - вздохнула Олеся. Ей нравилось подтрунивать над Левой. И вообще с этой книжкой он как-то ожил. Стал проявлять хоть какие-то эмоции где-то еще, кроме сцены. А то все больше молчит, клавиши рояля перебирает. И отсутствует. Спасибо Дане и его собственной дури, но явно же человек в лютом депрессняке. И как выводить неясно. И после отпуска стало только хуже. А тут! Смотри-ка. Глаза горят зеленым яростным светом. Что бы его не зацепило – только в добрый путь!

   - Четверо битлов, - выдвинул предположение Иван.

   - Из наших – бит-квартет «Секрет», - улыбнулся Сергей. – Из зарубежных - «IL-Divo». По рокерам пойдем перечислять?

   - Слушай, - миролюбиво сказал Артур. – Ну даже если и про нас. С чего ты взбеленился?

   - Да потому что я там – козел просто. И придурок редкостный. Тиран вообще.

   Народ радостно переглянулся и просто заржал. Счастливо, искренне и в голос.

   - Вот это было обидно, - проворчал Лева. – И потом, вот я прочитал. И…

   - Ты читаешь женские любовные романы? – Олеся, явно переигрывая приложила ладони к груди. – Никогда бы не подумала.

   - Олеся-я-я-я! – протянул Лев раздраженно.

   - У меня жена прочитала, - улыбнулся Иван. – Ей понравилось. Она сказала, что мы там милые.

   - А-а-а-а-а! Значит, про нас, - обрадовался Лев.

   - Но милые! – поднял палец вверх Иван.

   - Да ладно тебе, Лева, - похлопал по плечу товарища Сергей. – Хорошая книга. Я вот первые четыре страницы прочитал – и заснул. Сладко-сладко.

   - Тебе бы лишь бы выспаться.

   - Да. От этого голос лучше звучит.

   - А мне понравилось, - тихо проговорил Артур.

   - Ты что? Серьезно? – Лев воззрился на него как будто тот заявил, что они меняют концепцию группы и теперь будут читать рэп.

   Тенор независимо пожал плечами – типа, вот такой я супернеординарный.

   - Олеся! Ну, ты же филолог. Ты учитель русского в конце концов. Ну, скажи – про нас или нет? – Лев и сам не мог сказать, с чего его так зацепило. Просто как въедливая осенняя кусучая муха поселилась в голове. И никак не давала покоя.

   - Да про вас, про вас, - подняла руки вверх Олеся, сдаваясь. – Жесты очень точно описаны, мимика схвачена прекрасно. И кстати то, что ты, Лева, улыбаешься, когда злишься – верно подмечено. Вставки с интервью обыграны. Аккуратно очень, но есть. Блоги фанатские – те просто обработаны на загляденье. И мне еще показалось, что автор был на каком-то из ваших концертов.

   - Почему? – жадно спросил Лев.

   - Потому что очень точно энергетика описана. По-моему, так не придумаешь, хотя все может быть.

   - А кто автор?

   - Откуда же я знаю, - удивилась Олеся. – Псевдоним какой-то. Ни о чем не говорит. Я нашла в сети, что это дебют.

   - Надо найти, кто написал эту гадость. И…

   - Лева. Что сразу гадость? Хорошая милая книга, с эмоций просто сносит, прекрасный язык, пользуется дикой популярностью, фанатки в восторге. Чего тебе еще надо, а?

   - Это гнусный пасквиль.

   - Слушай, не гневи судьбу и автора. Все могло было и по-другому. Там такая химия между баритоном и басом… Просто искрит.

   Лев и Сергей удивленно переглянулись. Иван и Артур гнусно заржали.

   - Что? – захлопал ресницами Сергей. – Я и не заметил.

   - Ты все проспал, - у Артура на глазах даже слезы выступили. – Все искры.

   - Мне там вообще все время казалось, что фанатки лишние. Там настолько искрило между парнями. А в одном месте - сердце просто замерло. Думала все. Приплыли.

   - Это где? – Артур азартно посмотрел на Олесю.

   - Это где Глеб, баритон, приехал к басу мириться. Нашел того на пляже. И они шли навстречу друг другу. По обжигающему песку. Вот там жаркие объятия просто просились. Простите ребята.

   Под сверхэмоциональное «ФУ-У-У-У-У-У-У!!!» Льва и Сергея, двух альфа-самцов, Бондов и Дон Жуанов в одном флаконе, остальные просто закатились.

   - Погоди, - наконец смог проговорить Иван, распрямиться и сквозь смех проговорить: - Так это нас с Артуром обычно записывают. У нас же высокий тембр голоса.

   - Увы. Иван. Сними корону – отдай другу, - серьезно сказала Олеся.

   - Смирись, брат, - Артур похлопал второго тенора по плечу.

   Грохнули уже трое – Сергей не сдержался. Один Лев смотрел на этот балаган с странным выражением лица.

   - Я все равно ее найду. И скажу все, что думаю.

   - Стоп, - разом перестав веселиться, совершенно серьезно проговорила Олеся. – Зрительницам книга зашла. Следовательно. Она вам нравится. Вы благодарны. Никаких скандалов. Никаких выяснений отношений. Лева. Пожалуйста. Не надо.

   Тот явно нехотя, но кивнул. Потом мрачно посмотрел на троих сотоварищей и недобро проговорил:

   - Концерт скоро. А мы расслабились совершенно. Работать!

   Клео кивнула, соглашаясь.

ГЛАВА 2.

   Иногда все происходит так стремительно, что даже не успеваешь офигеть.

   (С) великий интернет

   Питер встретил его пронизывающим ветром, метелью. И одиночеством. Не было вокруг парней с чемоданами и перекинутыми через ручку концертными смокингами, улыбающихся организаторов и шоферов. Только снующие по своим делам озадаченные люди. Лев вздохнул – и влился в поток.

   Зачем он сюда заявился? Что хочет узнать от женщины, которая написала книгу? Бред же просто. В свои единственные два выходных – а в этот месяц их больше не предвидится – он рванул сюда. Не затусил с очередной понимающей барышней модельного плана как Артур. Не уехал подальше в северный лес, как Сергей. Не остался с семьей как Иван. А маму и папу надо было б слетать и навестить. Сто лет уже не виделись. Неловко уже как-то.

   Вместо этого он, подняв воротник пальто и поглубже закутавшись в шарф, ждет такси около вокзала.

   - Куда едем? – спросил у него водитель.

   Лев молча сунул бумажку с адресом, которым разжился в издательстве. Обаятельная улыбка, два билета на концерт «Крещендо» в Кремле. И пожалуйста. Адрес у него есть, как и настоящая фамилия. Книгу про квартет написала некая Королева. Какая замечательная фамилия. И зачем с такой фамилией псевдоним, спрашивается.

   Осталось понять, что ему надо от этой самой Королевой.

   Он и сам не знал. И только злился, когда спрашивала Олеся, когда язвили парни. Наверное, ему просто хотелось посмотреть на женщину, что угадала его? Со всеми тараканами, злым смехом, когда что-то идет не так, неумением поддерживать длительные отношения, повернутости на работе. Эгоизмом. Одиночеством. И страстным желанием стать кому-то нужным настолько, что этот кто-то примет его со всеми его загонами.

   В какой-то момент ему показалось, что такого человека он нашел. Это была Дана. Очаровательная блондинка, умеющая сказать: «Здравствуй» так, что вскипала кровь. Понимающая его с полуслова, никогда не истерящая из-за задержек, появления домой к часу ночи – при хорошем раскладе. И вечном музицировании на рояле. Или гитаре. Или чем-то, что попалось ему в руки. Отлучкам по месяцу, когда гастроли. Корпоративам в декабре, двадцать четыре на семь, потому как декабрь год кормит.

   Не женщина – идеал. И он… он, дурак, собирался жениться. Хорошо, что у барышни сдали нервы. Как жаль, что все оказалось тем, чем оказалось. И выгрызающее его чувство вины перед Сергеем. И Артуром, потому что ему казалось, что развод тенора – ой, не спроста.

   Сегодня дороги ему не было. Но был снег, что заметал этот серо-желтый, неуютный город. Он растерянно смотрел в окно на завораживающий танец с ветром, на замерзшие, будто съежившиеся дома.

   - Заметает зима, заметает, все, что было до тебя… - пело радио. Старая запись. Лев прикинул, как бы разложил голоса, какую аранжировку можно было б организовать. Стал наигрывать на колене, беззвучно подпевая.

   - День жестянщика, - пояснил водитель, сбивая музыканта с мысли. – И зима пришла неожиданно, и снега не ждали.

   - Что? – переспросил Лев, отвлекаясь от оркестра в голове.

   - Стоим в мертвую, - пояснил водитель. И тут же заботливо спросил: - Радио не мешает?

   - Нет, - вот музыка, причем любая, ему никогда не мешала. Чего не скажешь о людях.

   - Тучков, - пояснил водитель. – Тут всегда так.

   Лев вздыхал, понимая, что никто не виноват, а дороги в городе есть дороги в городе. А водитель хочет как лучше. А у него самого - выходной. Он никуда не торопится. Он свободен. Или просто забыл что-нибудь сделать?

   Посмотрел в телефоне, сколько оставалось ехать до улицы со странным названием Глухая Зеленина. Выходило, что около часа. Хотя расстояние по карте – чуть больше двух километров.

   - Знаете, я, наверное, пойду пешком.

   Водитель только плечами пожал: дело-то хозяйское. Минут через сорок гость северной столицы понял, что небольшая улица не зря носила такое странное название. Во-первых, она реально хорошо спряталась в закоулках старых домов. Во-вторых, навигатор вывел его к какой-то стройке века, где был забор, котлован и толпа рабочих. Гугл же упорно сообщал, что если Лев перелезет через забор и прорвется через стройку, то сразу будет нужный дом.

   - Глухо, как в Зеленино, - проворчал музыкант, который к тому же стал замерзать в замечательном изысканном кашемировом пальто песочного цвета, что, как выяснилось мало соотносилось с пешими прогулками по северной столице. Ветер с реки и мокрый снег стеной хорошо объясняли.

   - Еще простыть не хватало!

   Кто-то как будто издевался над ним: ни пробок, ни машин в этих кварталах не наблюдалось вообще. Прохожих как-то тоже. К тому же начинало смеркаться.

   - Прогулка по городу удалась. Как есть удалась. – Подумал, соотнес гордость со здравым смыслом. И вытащил телефон. Или он позвонит Олесе, повеселит ее. Или просто вызовет такси и поедет. Потому как экскурсий по Санкт-Петербургу ему пока хватит.

   - Ты в Питере? – рассмеялась руководитель проекта. – Значит, я ребятам по сотке проспорила.

   - Вы спорили на меня, - попытался возмутиться Лева, но только лязгнул зубами.

   - Где ты, турист?

   - Что такое ПС? – посмотрел он на бумажку.

   - Петроградская сторона. Волшебные места, - рассмеялась она.

   - А ты еще говоришь, что в Москве ничего не понятно, - пожаловался он ей.

   - Так. Ты где вообще. И куда тебе надо?

   - Около стройки я.

   - К черту подробности. Улица какая?

   - Пионерская, - прочитал он надпись на доме через дорогу.

   - А куда путь держишь?

   - На Глухую Зеленина, - чихнул он.

   - Как тебя туда занесло? На Пионерскую?

   - Откуда я знаю. Навигатор вывел.

   - Так. Любитель индивидуальных прогулок. Видишь реку и мост.

   - Вижу.

   - Иди к нему. Дойдешь – повернешь направо. Тебе нужна Большая Зеленина. По ней пойдешь вперед. Там будет указатель.

   - Спасибо, - Лева выразительно хлюпнул носом.

   - Заболеешь, даже я не успею тебя придушить. Парни подоспеют раньше, - сообщила ему добрая Олеся.

   - Спасибо.

   - Иди уже, призрак справедливости.

   И он пошел. И, как ни странно, наткнулся на указатель. И даже свернул, куда надо. И ровно через час, промокший и продрогший, был на месте. Желтый старинный дом. Из него как раз выходила парочка и Лев прошмыгнул в подъезд. Теплый подъезд. Превозмог желание прижаться как последний бомж к батарее. И стал подниматься по лестнице.

   - Вы к кому? – строго спросил у него дедок, выглянувший откуда-то.

   - В десятую, - дисциплинированно ответил Лев. – К Королевым.

   - К Антонине Георгиевне? – консьерж чуть ли не поклонился. – Прошу.

   Это был третий этаж. Высокие пролеты старого дома. Он дошел, нажал на звонок. Подумал: может, никого нет дома. И вся его затея мало того, что глупая. Так еще и безрезультатная.

   - Добрый день.

   Дверь вдруг открылась – а он и не слышал, как проворачивался замо́к. На пороге оказалась пожилая дама с платиновыми кудряшками на манер английской королевы Елизаветы и пронзительным взглядом, свойственным, наверное, опытным работникам ЧК, а не благообразной старушке. Хотя, кто его знает, какими они должны быть тут, в Петербурге. На улице Глухой Зеленина.

   - Добрый. – От чего-то Лева совсем растерялся. Выходит, книгу написала вот эта дама? И что он ей скажет? Как-то глупо все.

   - Чем обязана?

   Вот тут Лев, тридцатипятилетний мужчина, успешный мало того, что музыкант, так еще и бизнесмен, не самый бедный, кстати говоря, почувствовал себя продавцом китайских неработающих миксеров и заранее сломанных мясорубок, что нахально пытался прорваться в приличный дом.

   - Я по поводу книги, - промямлил он, начиная себя уже просто ненавидеть за сегодняшний день.

   - Проходите, - строго проговорила статс-дама, поморщилась, но сделала шаг назад, пропуская музыканта.

   Лев еще подумал: а оно ему надо? Никаких скандалов устраивать и в мыслях не было, зря Олеся переживала. Какие тут скандалы – он взглянул на хозяйку квартиры. Понял, что просто в ужасе. Ведьма она, что ли?

   - Проходите-проходите, - приказали ему. - Прошу, - не предлагая раздеться, кивнули на какую-то дверь. Он зашел и оказался в большой кухне-столовой, обставленной с минимализмом, на современный манер. Поморщился, увидев около одной из стен фортепьяно. Надо, куда поставили инструмент. На кухню. Разве можно.

   - Вас интересует монография об особенностях употребления деепричастных оборотах в аспектах современной речевой ситуации?

   Сесть ему опять-таки не предложили. Но на шапку взглянули так, что он ее стащил разом. С пальто капало, в ботинках хлюпало. День откровенно удался.

   Лев закрыл сначала один глаз. Потом другой. Потом не торопясь, раскрыл оба. Не помогло. Старушка, недовольно потряхивая кудряшками, смотрела как Елизавета Английская на голых дикарей племени мумбы-юмбы. И замечания не сделать – воспитание не позволяет. И смотреть на обнаженные «достоинства» сил нет. Лева себя чувствовал дурак дураком. Что было странно, непривычно. И очень-очень противно.

   - Простите, - изо всех сил спокойно проговорил он. И губы растянулись в дежурную улыбку. – Мы, кажется, друг друга не поняли. Я по поводу другой книги. Обо мне.

   На него посмотрели с недоумением:

   - Если вы не глагол и не существительное, то книг о вас я всяко не писа́ла.

   - Простите, я ошибся, - Лев развернулся и, с облегчением выдохнув, направился к входной двери. Бежать! Бежать отсюда!!!

   - Но о каких-то мужчинах пишет моя внучка, Ирина. И эту гадость даже печатают. На первый взгляд, солидные издательства. Куда катится мир, - донеслось ему в спину. – Может быть, там есть упоминание и о вас?

   - Ирина? – остановился он, развернулся. И внимательно посмотрел в синие глаза дамы.

   Она величественно кивнула:

   - Так что, если у вас есть свободное время, вы можете ее подождать. Она скоро будет.

   Минуты тянулись долго-долго-долго. Когда наконец раздался звук открывающейся двери, Лев вздохнул с облегчением. Раздался лай, шкрябание по полу, и звонкий голос приказал, смеясь:

   - Джес. Мерзавка! Лапы.

   - Вот и Ирочка, - проговорила дама. – Надеюсь, вы не боитесь собак.

   Собак он, предположим, не боялся. Это же не Клеопатра. А вот рыжих крокодилов с оскаленной пастью, вываленным языком и несущихся так, что задние лапы скользили по паркету вперед передних – умеренно опасался. Рыжая бестия долетела, запрыгала, замотала башкой. Припала на задние лапы, прыгнула на него.

   - Сидеть! – негромко проговорили от двери. И собака застыла, опустившись на пол.

   Только глаза стали несчастными – не дали добраться до чего-то любопытного. Крокодилица сидела у ног гостя и изо всех сил изображала нечто изумительно приличное. Только глаза стали печальным-печальными. И лоб прорезала глубокая вертикальная складка. Ну точь-в-точь, как у Клеопатры, когда та впадала в философское настроение и задумывалась о тщете всего сущего.

   - Я и не знала, бабушка, что у нас гости, - на пороге появилась женщина. Остановилась, прислонившись к дверному косяку. Сложила руки на груди. Мелодично звякнули браслеты.

   - Добрый день, - Поздоровался вежливый Лев. Похоже, сегодня он превзошел самого себя в демонстрации хорошего воспитания. Мама вполне может им гордиться. Собака дрогнула, но, повинуясь жесту хозяйки, осталась сидеть на полу.

   Лев оглядел автора книги. Блондинка. Длинные льняные волосы. Симпатичная. Фигура скорее спортивная, нежели выдающаяся, глаза хороши – синие, огромные. Но смотрят недовольно. И вообще. Блон-дин-ка! Какой кошмар. Как именно к женщинам этой окраски волос Лев испытывал в последнее время стойкую неприязнь. Но, судя по взгляду женщины, и длинноволосые зеленоглазые мужчины с хорошей фигурой – предмет гордости, на самом деле! – ее не привлекали совсем. А вот это было просто возмутительно! Ну, Снежная королева какая-то.

   И вот странно. Откуда-то появилось стойкое ощущение, что он ее знает. Только отчего-то не может вспомнить. Очень странно. И вдруг, словно солнце засияло посреди этого безумного дня. Он готов был в этом поклясться – она его узнала, в ее синем как нормальное теплое небо взгляде мелькнула радость, смущение, что-то еще… Он как завороженный глядел ей в глаза, но… она быстро опомнилась, вздохнула, словно просыпаясь – и разозлилась.

   - Чем обязана? – холодно спросила у певца женщина. А он еще думал, что у бабушки этой барышни взгляд какой-то не такой. Ха! Да на него смотрели так, будто решали – прикопать его тут же, невзирая на паркет. Или вывести на ближайшую помойку и прикончить там. Что-то он не привык к подобным женским взглядам.

   Статс-дама, которая принимала его, покачала головой, вздохнула и проговорила негромко:

   - Я вас оставлю.

   И действительно ушла, бросив его на растерзание собаки и ее хозяйки. Лев чуть было не воскликнул: «Я с вами!» - но в последний момент сдержался.

   - Итак? – подняла на него взгляд синих глаз женщина.

   - Я бы хотел узнать. – С каждым мгновением в этом доме Лева чувствовал себя все страньше и страньше. – Ваша книга о квартете. Она… обо мне?

   - Я не писала книгу о вас, - был ответ. И голос такой – ледяной, колючий. Просто невозможно терпеть.

   - На этом я вас больше не задерживаю.

   Музыкант кивнул холодно, снова становясь самим собой. И ушел. Дверь за ним закрылась беззвучно.

   - Ты же сама хотела с ним поговорить, - бабушка тихо подошла к внучке, которая, не отрываясь смотрела в окно на то, как мужчина выходит из дома, садится в такси. Как отъезжает – нехотя, как будто в замедленной съемке машина. И наконец пропадает за стеной снега.

   - Хотела.

   - И что?

   - Он меня не узнал, понимаешь.

ГЛАВА 3.

   Привет, я настроение.

   (С) Инет

   Это он считал, что злился, когда обнаружил книгу в пакетике, а потом и прочитал ее? Когда он узнал в одном из героев себя? Нет. Будем считать, что он был в недоумении. А вот злился он сейчас.

   Бесился. Негодовал. Нет, каков идиот, а?

   Сейчас, в такси, Лев придумывал сто вариантов язвительных, прекраснейших ответов. Он поражал этих двух высокомерных женщин: и статс даму постарше. И снежную королеву помладше. Он заставлял их смущаться, краснеть и бормотать что-то невразумительной. Да он просто смотрел на них, как на оркестр и парней на прогоне перед концертом! Просто одаривал взглядом, о который, как говорила Олеся «зарезаться можно».

   А вместо этого, спрашивается, что?!!! Что это все было?

   Лев оглушительно чихнул. Вот если он заболеет – это будет вообще катастрофа. В ответ на эти мысли зазвонил телефон.

   - Олеся! Олеся! Олеся-я-я-я, - запел квартет у него в трубке.

   - Привет, - еще раз чихнул он.

   - Как поездка? – ехидно осведомилась женщина-несбыточная мечта. Хорошо, что Томбасова.

   - Слушай, вот тебе не надоедает быть во всем правой, - проворчал он.

   - Нет. Это слишком приятно. Знакомство удалось?

   - Более чем. Сначала некая госпожа Королева допытывалась не являюсь ли я существительным или глаголом. Потом…

   - Да иди ж ты! – судя по звукам, Олеся там подпрыгнула: - Королева? Антонина Георгиевна?

   - Да, - с подозрением проговорил Лева. Вот не Олеся ли затеяла весь этот дурацкий перфоманс, чтобы вытащить его из депрессии?

   - И как тебе?

   - Сложные, непривычные ощущения.

   - Я тоже себя чувствовала дура дурой, когда находилась рядом, - призналась Олеся.

   - Ты? Да быть не может.

   - Брось. То не человек. То – монстра просто. Человек-легенда.

   Лев вспомнил кудряшки, взгляд и повадки. И кивнул, соглашаясь.

   - Она у нас морфологию преподавала. После преподавателя в кабинет можно не заходить - не пустит. За каждый пропуск – по пять конспектов. И не просто там статья. Нет. Монографиями тетради исписывали. И у всех студентов приметы была: сдашь Королевой – диплом будет. Знаешь, как народ радовался тройке с первого раза.

   - А у тебя что?

   - Четыре, - с умеренной гордостью человека, который знает себе цену, проговорила Олеся.

   - Как тебе удалось?

   - Я боялась ее до дрожи в коленях, поэтому учила все, как проклятая. Она у нас еще семинары вела. Как сейчас помню, субботой, первой парой. Мы стонали. Но ходили. А потом на доске с расписанием кто-то повесил записку для нашей группы, что будут дополнительное занятие в воскресенье, в восемь утра.

   - И вы? - развеселился Лева.

   - Мы пришли. Всей группой. А потом сообразили, что первое апреля. Как тут не сообразить, когда дверь закрыта. Охрана нас посылает. Пускать не хотят. Мы ж догадливые – только потом сообразили, что нас развели.

   - С ума сойти.

   - Доброжелателей мы так и не нашли. А больше всего возмущалась Антонина Георгиевна.

   - А она чем?

   - Что ей не сказали, что группа была готова заниматься дополнительно. И она бы подошла. А охрана бы точно пропустила детей узнавать новое, а не дурака валять в воскресенье. – Вдруг Олеся задумалась и изумленно спросила: - Не хочешь ли ты сказать, что книгу о квартете написала Антонина Георгиевна?

   - Нет, - поморщился Лев. – Ее внучка. Ирина. Может быть, ты и с ней знакома.

   Вопреки его желанию получилось ядовито. И с намеком.

   - Я не заказывала книгу, - вздохнула Олеся, словно сожалея, что такая замечательная идея не пришла ей в голову. – И если ты посмотришь по событийному ряду в тексте – не сливала информацию.

   - Прости. – Помолчал. И все-таки спросил: - А что ты знаешь об этой Ирине?

   - Лично не знакома. Она на восточном училась. Кажется. Не на русской филологии точно. Так что толком я о ней ничего не знаю. Известно лишь только, что у Антонины Георгиевны дочь и зять погибли. Я как раз училась, мы все тогда узнали. И она осталась с внучкой.

   Лев замолчал и уставился в окно. Ехали они к Московскому вокзалу. Ну, как ехали. Снова большей частью стояли. Но самое противное было в том, что снег, как по волшебству, прекратился. Оставил сугробы, белые крыши, дорогу, по которой ехать было затруднительно – и исчез. Словно его и не было.

   - Ты заедешь к нам? – спросила Олеся.

   - Нет. Я сразу домой. А что такое морфология? Кстати?

   - Это про русский язык, Лева. И части речи, - пояснила Олеся. И ему, конечно же, все сразу стало ясно.

   - И про деепричастия, - злобно проворчал он. Почему-то именно это дурацкое слово казалось ему олицетворением дурацкого дня.

   Она не стала спрашивать, узнал ли он то, за чем приезжал. Все и так было ясно.

   Музыкант подумал-подумал и набрал еще один номер телефона.

   - Здравствуйте, Лев, - услышал он в трубке.

   - Здравствуйте, Петр, - поздоровался он с начальником безопасности Томбасова.

   - Чем обязан.

   И Лев сделал то, что, наверное, надо было сделать с самого начала:

   - Мне нужна вся информация о Королевой Ирине, отчество не знаю. Есть адрес.

   - Сделаем.

   - Это автор книги о квартете, - зачем-то пояснил руководитель этого самого квартета.

   - Тем более. Сколько это будет стоить, я скину, информация будет в ближайшее время.

   Лева вспомнил, что Томбасов отпустил их на волю. Со всеми вытекающими отсюда как плюсами, так и минусами.

   - Конечно, - вздохнул он. – А лично вам – билеты на концерт…

   - Которые я не пью, - рассмеялся начальник службы безопасности. – Лев. Не все любят музыку, представляете. Я вот больше как-то по коньяку.

   - Отлично, - рассмеялся музыкант. – С меня бутылка.

   …

   Как она там в детстве любила приговаривать, веселя всю их дружную академическую семью? «Хочу, чтобы за мной приехал прекрасный принц на белом коне. Увидел. И упал».

   Пожалуй, сегодня ее наивное детское желание сбылось. Частично, конечно. Но. Уронить Льва она не позволила, хотя собака-улыбака жаждала играть с человечком. Но теоретически было можно. Получилось бы громко.

   Мда. Стоило себе признаться в том, что сказки не вышло. Сколько она мечтала о том, что он придет. Практически обомлеет, запылает. Молвит: «Ты»… И что? Вот получила. Пришел. Посмотрел. И ничего. Ни принца. Ни коня. Ни воспоминаний. НИ-ЧЕ-ГО.

   А она. Дурында. Сколько всего хотела сказать. Просто коснуться. Сколько себе всего нафантазировала, пока писала книгу. О нем ли написана книга. Ага. О битлах, блин! А сама стояла как в ступоре. Смотрела. До чего хорош. Ничуть не изменился за пять лет, разве что взгляд зеленых глаз стал злее. И уголки губ чуть опустились вниз, как будто устали улыбаться. Она так растерялась, что повела себя, как девочка на первой дискотеке, которую в первый раз в жизни пригласил на медленный танец симпатичный мальчик. Зло и вызывающе.

   Хотя надо отметить, вот этот «мальчик» был более чем.

   Какая несусветная глупость. Она же несколько лет не слушала песни в их исполнении, если видела на экране – переключала канал, чтобы не вспоминать. Но стала писать книгу, когда узнала, что квартет «Крещендо» распался. В смысле, ушел Сергей – просто божественный бас. Тогда она переслушала старые записи, посмотрела новые. Поняла, что музыка как-то ушла вместе со старый солистом, словно обиделась. Осталось громыхание. Ей хотелось просто кричать: «Вы что же? Не слышите этого? Как можно петь без музыки?» Чего это ее так завело? Кто знает. Наверное, потому что это было неправильно. И потому, что у Льва лицо стало… злое и отрешенное. Он больше не наслаждался музыкой – она это видела совершенно отчетливо. И только удивлялась, почему этого не видели другие.

   Ирина стала писать книгу. Ехидную, весьма ядовитую. Скорее в качестве мсти и для сцеживания яда, потому как Лева никак не шел у нее из головы. Писала упорно, как делала все в жизни. Выложила на одном из сайтов – и… как водится, когда ничего не ждешь – грянуло.

   - И вот одного я понять не могу, воробушек, зачем ты все это затеяла? – Ворвался в ее мысли бабушкин голос. Ирина замотала головой, прогоняя мысли. Но, к сожалению, бабушка говорила о том же самом. И курила. Нервничала, а потому курила. Беломор в янтарном мундштуке. Профессорская привычка, что ни говори. Где кстати, уважаемая госпожа профессор добывала нынче беломор – для Ирины лично оставалось загадкой. Но бабуле удавалось все. Всегда. И любимые папиросы не были исключением.

   - Вот такая я загадочная.

   - Знаешь, внучка, привлечь внимание молодого человека можно было и более простым способом, - ответствовали с балкона. – И зачем нам в доме пожарная сигнализация? И так все ущемляют мои права и не дают мне курить! Даже в доме приходится мерзнуть на балконе!

   Ирина рассмеялась, подумав, что пообщаться со Львом можно было, написав ему на официальную почту квартета «Крещендо». Вот бы народ повеселился. Или подкараулив его после концерта и подарив ему книгу. Можно. Наверное. Но ведь перебор же.

   - Я вообще не понимаю – зачем? - бабушка проговаривала вслух то, что не давало самой Ирине покоя. - Книжка эта? Современный любовный роман. Это же… просто неприлично. К тому же тебе – умнице, красавице, преподавателю университета. Зачем хоть как-то пересекаться с человеком, который просто с другой планеты?

   Ирина вздохнула. Кто бы ей объяснил. Хотя вот по поводу книги она решительно была не согласна. Книга получилась просто замечательная. И когда она ее писала, то было просто счастлива.

   Покачала головой:

    – Если ты о том, что я написала книгу – так это потому, что я ее написала. Точнее, она сама написалась.

   - Да-да, - рассмеялась госпожа профессор. – Лучше б у тебя докторская так же написалась. Легко и за месяц, как эта беллетристика.

   - Ну хорошо. Я была зла. Чертовски. Потому что уничтожать такую музыку, такую полифонию – это просто преступление. И как только я узнала о том, что они развалили квартет. Я написала книгу.

   - Да-да. Все произошло исключительно из-за твоей любви к хорошему вокалу.

   - Ты знаешь, - рассмеялась она. – Очень многое в моей жизни произошло из-за любви к хорошему вокалу.

   - Как ты с таким подходом к музыке не стала певицей, - издевательски поморщилась бабушка.

   - Семья бы не одобрила. Ты бы хваталась за сердце, мама и папа вздыхали. Как можно.

   - А тебе твоя жизнь не мила?

   - Почему не мила. Она хорошо, устроена. И я всем довольна. И преподавать я люблю. И получается у меня. Все, в конечном итоге случилось так, как должно было случиться. Наверное.

   - То есть ты просто решила поглумиться?

   - И поглумиться, и выплеснуть яд. Всегда полезно. А то еще язык прикусишь – и сдохнешь в муках.

   - В нашем семейном случае всегда есть такой шанс, - не стала спорить бабушка.

   - А то. – Ирина выглянула на балкон, холодина какая! – Поцеловала морщинистую щеку. – Я ушла.

   - Давай, детка.

   - Моя бабушка курит трубку, - промурлыкала она, с любовью глядя на даму с повадками английской королевы и беломориной в зубах. – Джес, гулять.

   Стафордширская терьериха, дурында, собака-улыбака и личное лекарство от плохого настроения и дурных мыслей, зашкрябала и загрохотала навстречу. Звуки были такие, как будто в коридоре выгуливались тиранозавры. Стаей причем.

   - Пошли, - вздохнула Ирина. Погода шептала. Ну, ничего. Лыжный костюм, капюшон во все лицо. И вперед. К тому же им было недалеко.

   Три высоких лестничных пролета, тяжелая входная дверь. И она вываливается в метель под «Он придет, он будет добрый, ласковый, ветер перемен…» В проезжающей мимо машине. Угадаем, в чьем исполнении? Увы, «Крещендо». Довольно. Хватит с нее воспоминаний. Они делают слабыми, напоминают о глупости. Восхитительной, упоительной, которую она бы, без сомнения, повторила бы. Прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает.

   Снег заметал город, укутывал серость неба и желтизну домов, обещал что-то сказочное, невероятное. Но люди, кутаясь в шарфы, глядя только себе под ноги, совершенно не хотели этого замечать. Не хотели верить в чудо. И поэтому оно и не происходило, обижалось и исчезало за стеной снега.

   Ирина подняла голову вверх. И улыбнулась:

   - Ну, привет.

   Джесс тоже запрокинула лобастую башку наверх. Особо крупная и дерзкая снежинка нахально спикировала ей на нос. И собака чихнула недовольно.

   - Вперед.

ГЛАВА 4.

   Никогда не думал, что плохое настроение можно испортить

   (С)

   - Лева в мраке, - позвонил Олесе Артур. – Слушай, это как-то даже для него странно.

   - Он там не простывший? – спросила руководитель проекта, ощущая себя, скорее, даже не классной руководительницей подростков, а воспитательницей в детском саду.

   - Нет, - озадаченно ответил тенор. – Это было бы катастрофой. А что – должен был?

   - Да как сказать, - не стала она сдавать Леву товарищам. – Как слетали в Омск?

   - Отлично, - было слышно, как Артур улыбается. – Отработали. Теперь Питер на подходе.

   И вот кто его знает почему, но Олеся рванула в Подмосковье, на репетиционную базу «Крещендо». Да здравствуют сапсаны, в которых она поселилась и уже научилась спать. И их завуч, что составила такое расписание, что Олеся могла себе это позволить без отрыва от учебного процесса.

   На репетиции поймала себя на том, что улыбается. Парни, Евгений, Маша с камерой. Уже как-то по-родному. Так, что тепло на сердце становится. Только Лева все отвлекался, посматривая на телефон. Даже лютовал не в своем обычном объеме, от чего все нервничали.

   Когда все допели и стали разбредаться по своим делам и домам, то Лева остался в гостиной. Инна Львовна сказала, что баритон в последнее время ночевал не дома, а на базе. Что, как Олеся знала по личному опыту, являлось для музыкантов показателем депрессии, неустроенности и какого-то жизненного краха.

   Она зашла и обнаружила Льва в кресле, сосредоточенного листающего свой телефон. Лоб прорезали поперечные морщины. Олеся взглянула на него вопросительно, но мужчина не обратил на это внимания. Где-то он был не здесь. Потом раздраженно отшвырнул телефон. Встал и прошелся.

   «Ладно, я не вовремя», - подумала она. И стала тихо отступать в столовую, где Инна Львовна приготовила ужин – и никакой выпечки! – от которой уже стонали все.

   - Слушай, если бы я писал книгу, я бы назвал ее «Ощути себя идиотом», - проговорил вдруг Лев.

   «И если этот книги писать вздумает – все окончится катастрофой», - подумала Олеся, а вслух осторожно спросила:

   - Это история связана с твоей поездкой в Питер?

   - С поездкой в Питер, с поисками дурацкой улицы с дурацким названием. С дамой, ее собачкой и бабушка, - Лев рухнул в кресло, запустил длинные пальцы в волосы. – И вообще, вы, женщины, это просто кошмар!

   - Да ты что! – Олеся уселась в кресло напротив, радуясь, что несмотря на ворчание мужа, приехала сюда.

   - Кошмар-кошмар. Все эти брови, ресницы, волосы. Вот скажи, с чего, а?

   «Любопытно загон у Левы пошел, - подумала она и стала наблюдать за расстроенным и разгневанным музыкантом с любопытством ученого, тыкающего палочкой в замысловатую козявку. – Брови и ресницы ему чем не угодили?»

   - Вот зачем вы их красите, наращиваете. Вообще вот становитесь на себя не похожи!

   И он протянул Олесе телефон, с которого смотрела на них улыбающаяся девчонка радикального вороного цвета, с глазами, подведенными мощными стрелками.

   - Симпатичная, - только и сказала Олеся.

   - Симпатичная. Пять лет назад, - он раздраженно пролистал несколько фотографий. – А вот так она выглядит сейчас.

   Блондинка. Красивая и неприступная. Как снежная королева. Перемена просто разительная.

   - И потом – дело было во Владивостоке, пять лет назад. Как я должен был догадаться? Что она там вообще забыла? Если живет в Питере?

   - У-у-у-у-у, - до Олеси стало доходить. – Так у тебя с этой писательницей пять лет назад был роман?

   - Олесь, вот женщин, с которыми у меня был роман, как ты выразилась, я помню. Как ни странно. А тут.

   - Роман был, но ты не помнишь?

   Лев снова заходил по гостиной:

   - Мы были приглашены после концерта. Замечательная вечеринка, местное гостеприимство. Все как обычно. И ушел я с вечеринки – с ней. Потом через сутки улетел в Москву. Или еще куда. Все.

   Олеся только плечами пожала:

   - Тогда я вообще не пойму, чего ты переживаешь. Чего бесишься. Все было давно и замечательно. Книга – тем более при таких вскрывшихся фактах твоей бурной биографии – написана более чем гуманно и к тебе, и к квартету. Из Питера с любовью, надо отметить. А можно было б всю чернуху слить. Поэтому, скажи автору спасибо – и уймись.

   Лев кивнул:

   - Хорошо.

   И снова заметался. Олеся склонилась над телефоном:

   - Разреши?

   - Конечно, - кивнул Лев. – Там все, что собрали на нее. И ее семью.

   «Королева Ирина Ильинична, тридцать пять лет. Родители погибли. Из родственников бабушка. И сын, Александр, четырех лет». Олеся заморгала. На нее с фотографии смотрел Лева. Только совсем маленьким. Те же зеленые глаза, знакомый ехидный прищур. Губы. Вот ничего маминого в этом мальчике не было.

   ООООООО….

   Посмотрела на Леву. Может, он так завелся, потому что сообразил. Но, судя по всему, она слишком многого хотела от мужчины.

   Оооооооо.

   - Слушай, какая замечательная детская фотография, - кивнула она на телефон. – Одно лицо практически.

   - Олесь. При чем тут я? – Лева бросил взгляд на фотографию. – Это сын писательницы.

   - Мда? А тебе он никого не напоминает?

   - Слушай, я уже запутался, кто мне кого в этой истории должен напоминать. Говори прямо. Пожалуйста.

   - Ну, на мой взгляд, тебя можно поздравить со счастливым отцовством.

   - Что?

   Вот Лева уронился в кресло. Через мгновение подскочил. И заорал, да так, что все задрожало:

   - Слушай. Бред же! Ты слышишь, что ты говоришь!!!

   - Очень похож. Посмотри.

   - Это. Полный. Бред! – Лева взял себя в руки и стал говорить холодно р отрывисто, бросая на Олесю взгляды-кинжалы. – Этого просто не может быть. Ты представляешь себе, какой бы это был хайп. До неба просто. И потом – мне никто ничего не сказал.

   - Скорее всего, так оно и есть, Лева, - поднялась Олеся. – Хотя у нее в это же самое время мог быть в любовниках еще один зеленоглазый красавец с твоими чертами лица. Я ж не спорю. Вполне.

   - Олеся! – рявкнул певец.

   - Тебе виднее, - она примирительно вскинула руки, но уже выходя из комнаты, не выдержала и промурлыкала. Еле слышно. Но Леве должно было хватить:

   - Но оказалось, что она беременна с месяц.

   А рок-н-рольная жизнь исключает оседлость…

   И вышла, вдохновленная замечательным рычанием.

   …

   Ночь.

   Он играл до изнеможения, сам не понимая, что рождается под пальцами и как это звучит. Бред-бред-бред – злились ноты. Бред-бред-бред – билось в голове.

   А потом он замер под умирающие звуки рояля, как будто споткнувшись. Пианино на кухне. На улице Глухая Зеленина. Чуть ли не «Красный октябрь». И если оно расстроенное. Он вспомнил себя… Сколько ребенку? Четыре?

   Четыре года.

   Музыка как чудо. Музыка как игра. Музыка как сказка, о которой всегда не получалось рассказать родителям. Некогда. Потому как у них гастроли, репетиции. Два пианиста.

   И что бы с ним было, если б звучало фальшиво? Он до сих пор воспринимал любой звук мимо как физическую боль. И если Олеся права, то… этот мальчик.

   Он вскочил. Заметался по репетиционной, чуть не снес стойки с микрофонами, в последний момент перехватил, поставил на место.

   Глупости. Какая лихая несусветная чушь! Да если б это произошло, то девица явилась бы к нему. Трогательная и страдающая. И он бы платил. О да. Щедро. Естественно, щедро. И, кстати, хорошо, если б пришла к нему сразу. А не куда-нибудь на ТВ, рассказывать подробности и получать бабосы. Так что фантазии Олеси – это только лишь ее фантазии. К счастью. Или к сожалению? Черт его знает.

   Что он вообще помнит о той девчонки с вечеринки?

   Много. Все. Он тяжело вздохнул и признался: о той девчонке он помнил все. О ночи, которая вдруг превратилась в целые сутки удивительной, отчаянной страсти. Странной, обжигающей. Словно кроме них не осталось больше людей во всей Вселенной, и время катастрофически истекало. По крупинками безжалостных песочных часов.

   Ее вскрики – он готов и сейчас проиграть их по нотам. Его ликование – словно он обрел что-то родное и чудесное. Их жадность и ненасытность.

   Шум океана под окнами и крики чаек бэк-вокалом. Шипение сгоревшей яичницы – они под утро захотели есть до дрожи, стали что-то соображать. И… он нечаянно коснулся ее руки, когда она возилась со сковородкой. Стол был крепкий, а еду пришлось выкинуть, а потом сбежать на террасу от невозможного запаха и заказывать на рассвете роллы. Как они хохотали, поедая их, встречая рассвет, обнимаясь на террасе. И это было как-то естественно что ли? Как же это было хорошо! Ветер неспешно катил волны, все усиливался, как будто звал за собой.

   После обеда его начали искать, вдруг загудел телефон. И… сказка исчезла. В нее было настолько сложно поверить, что он решил посчитать все произошедшее… просто замечательным сексом. Но и не более. Сейчас он вдруг осознал, совершенно отчетливо, что она это поняла. И… чему-то усмехнулась, как будто убеждаясь в чем-то. Он торопливо поцеловал ее в щечку, когда за ним пришла машина – музыканты отчаянно опаздывали на самолет. И сбежал от неловкости, которая вдруг захлестнула его, как волны берег.

   И все.

   Теоретически – он мог ее найти. На той вечеринке чужих и случайных не было. Кто-то ее привел, кто-то знал. Имя Лев, правда, не запомнил. На представлении пропустил мимо ушей, а потом… им было как-то не до этого. Почему не стал искать, хотя одно время ему снилось, как они занимаются любовью? Снова был коттедж на берегу океана, их страсть. В его ли мечтах? В другой реальности. Кто знает. Но он побоялся разочарования. Посмотреть в синие глаза – и увидеть самую обычную девчонку. А смысл?

   То, что девчонка – его ровесница в его длинноволосую голову это как-то не пришло. Странно все.

   …

   Ночь. Ирина не могла уснуть, сидела на подоконнике и вглядывалась в снег, заметающий город. Гудел ветер. И, казалось, закрой глаза – и ты услышишь отчаянный, зовущий за собой крик чаек. Окажешься там, на берегу океана. В коттедже, который она снимала.

   Пять лет назад она уехала, практически сбежала из Питера. От своей личной неустроенности, от слишком серьезной жизни, от вечного состояния девочки из академической семьи. Китайский она знала, трудностей жаждала. И вообще – нет преград человеку с высшим образованием. А бунт? Бунт - это так прекрасно.

   Синхронный перевод, новые знакомства, люди, которым все равно, что у нее фамилия Королева. И апофеозом всему – концерт группы «Крещендо» - «ты же, Ира, любишь хорошие голоса», вечеринка для своих, длинные взгляды. Она и Лев. Ночь. День. И… все.

   Говоря бабушке о том, что позвонить она ему могла на официальный телефон группы, выложенный на сайте или, например, подкараулить после концерта… Лукавила она. И бабушка это знала. Она вообще все про всех знала. Телефон – личный, Ирина нашла. Будучи еще во Владивостоке. Не такая это была и проблема. Адрес? Можно было б попросить бабулю. Ее кругу знакомства только позавидовать. Было бы желание.

   Она даже позвонила. После дикого приступа токсикоза, как только вселенная перестала вращаться и пытаться подготовить ее в отряд космонавтов, Ирина позвонила. Ей никто не ответил. Написала сообщение, объяснила, кто она такая. Да это было самое тяжелое, что ей в своей жизни писать пришлось! «Здравствуй, это я, у нас был замечательный секс во Владивостоке, после чего ты сбежал…»

   И так тридцать попыток облечь в слова все, что она чувствовала.

   Отправила она в конце концов что-то нейтральное, с просьбой перезвонить и поговорить.

   Ничего.

   Она сутки смотрела на телефон, вздрагивала от любого блямканья.

   Ничего.

   - Ты будешь с ним встречаться? – спросила тогда бабушка. И Ирина, подумав, отрицательно покачала головой.

   Зачем? Увидеть в его глазах пренебрежение, не узнавание. И ощутить, это брезгливое «навязывается». Поотвечать на вопрос, холодея от поджатых губ и ледяного прищура глаз – а точно ли от меня. Средств же индивидуальной защиты было изведено немеряно.

   Сейчас. Как же.

   Спасибо за прекрасные сутки. Спасибо за прекрасного ребенка. Ей на тот момент было тридцать лет – и Сашка – лучший итог того приключения, который только можно себе представить.

   А принц, его конь, сотоварищи и их божественное пение… на сцене. Где им самое место. Может быть, еще в ее книге. Вот разрешила она себе похулиганить! А что? Ей можно.

   Негромко рассмеялась.

   - Спать! – приказала она себе. А то завтра у нее пары, а она будет сонной мухой.

   Заглянула в спальню сына.

   - Ты чего? – спросила шепотом.

   - Проснулся, - сообщили ей важно. – Думаю.

   - Прелесть какая. И о чем же?

   - Есть ли мальчики-Дюймовочки?

   Она с вопросом посмотрела на своей сына.

   - Ну мама-а-а-а! – он вылез из-под одеяла, забрался к ней на колени. – Смотри. Если есть девочки-Дюймовочки, который возникли из цветка, то должны же быть и мальчики. Ну, такие как я.

   Ох ты ж! Возвращаемся к вопросу о папе. Хорошая трактовка. Осталось решить – смеяться или плакать. А пока не решено – отвлекать.

   - Мы с тобой поедем в музей Мумий Троллей, - сообщила она ярому фанату Туве Янсон. – Я уже заказала все. На новый год.

   - А сколько дней осталось? А мы на чем поедем? А дадут ли нам шляпу волшебника? А я Сниф или Снусмумрик? А сейчас Мумий Тролли спят?

   Какие замечательные вопросы. В отличие от того, первого. И самое главное, она знает, что на них ответить.

   - Все завтра. Спать!

ГЛАВА 5.

   Хотел взяться за ум, но оказалось слишком сложно.

   (С) Великий ВК

   План был просто гениальный. Хорошо, что остальные звезды квартета пришли каждый по очереди и тем самым дали возможность Леве его осуществить.

   - Как тебе? – руководитель квартета сунул Артуру, который, как ни странно, пришел первым, телефон с фотографией ребенка.

   - О, слушай, приколько оцифровалось. Что за редактор? У меня тоже фотки детские лежат, мама давно просила. Скинешь?

   Лев кивнул, ничего не поясняя. Тенор посмотрел на него. Махнул рукой – и ушел в репетиционный зал.

   Следующим явился Сергей. Лева вышел на крыльцо, чтоб Артур случайно не вмешался и не сбил чистоту эксперимента.

   - Как тебе?

   - О, ты фотки наши детские к клипу собираешь? Я и забыл совсем. Когда крайний срок сдачи?

   Лева с недоумением посмотрел на баса. И хлопнул себя по лбу. Они же хотели к весенней серии концертов записать песню про маму. И сделать нарезку из детских фотографий. Он, получается, забыл про это со всей этой историей, остальные же…

   Лева грозно посмотрел на Сергея.

   - Да принесу я, принесу! Что сразу так смотреть. Я что – последний?

   - Нет, - злобно проговорил Лева. – Но Олесю я на вас натравлю!

   - Что сразу угрожать-то? Ну, не все, как ты совершенны.

   Руководитель зарычал: совершенство он. Как же!

   - Будет тебе все. Только к родителям надо съездить. Фотки же не в цифровом виде, - и Сергей постарался удрать поскорее.

   А Лева, поеживаясь от холода, остался на крыльце ждать Ивана. Странно, обычно тенор являлся первым. Да еще и заранее. Не случилось ли чего?

   - Привет, - ворота наконец открылись и въехала вишневая Бентли, на которой тенор ездил или в минуту душевной невзгоды, или если что случалось с его б/ушным автопарком, к которому он испытывал странную привязанность. – Я опоздал, не злись.

   - Да ничего. У тебя все в порядке?

   - У меня – да. Жена тошнится совсем. Думаем, не лечь ли в больницу.

   - Что-то серьезное?

   - Меня можно поздравить, - Иван выглядел измученным, словно это ему было плохо всю ночь. – Я стану дважды папой.

   - Поздравляю, - Лев растерянно похлопал друга по плечу.

   - Угу. Давайте сегодня поскорее. Мне домой надо.

   - Хорошо. Только скажи мне сначала. – Лев, верный привычке все доделывать до конца, протянул тенору телефон. – Как тебе?

   Иван пристально смотрел на фотографию. Спустя томительную минуту поднял взгляд на Леву:

   - Похоже, и тебя можно поздравить?

   - Ты уверен? Я вчера повздорил с Олесей на эту тему.

   - Она тебя кинулась поздравлять? Ты вызверился? А сейчас ты будешь ругаться со мной?

   - Я не уверен, что это мой ребенок.

   - Отнеси фотографию своей маме. Она тебе скажет точно.

   - Чтобы она меня убила?

   Иван рассмеялся:

   - Моя бы убила точно.

   Работалось не то, чтобы плохо. Вообще никак. Иван был не здесь. Лева тоже. Он даже не отреагировал на вопль Артура, обращенный к нему:

   - Я дождался! Е-е-е-е!!! Я ждал этого с шести лет! Двадцать девять лет!!! Он умеет петь мимо!

   Этот клоун протянул вытянутые ладони остальным. По которым ему радостно и стали хлопать.

   - Нашли чему радоваться, - скривился Лева.

   Мимо. Он и не заметил.

   Евгений только ворчал на тему: зачем его вызвали, если никто работать не собирается. Олеся еще утром уехала в Питер, только дождалась Машу с репетиции. Сергей посматривал на все это с изумлением. Потом перестал петь посреди куплета, чего с ним тоже не бывало. Обычно он, чтобы ни случилось, дотягивал песню до конца, не сбиваясь. А тут тихо проговорил:

   - Парни, может, вам помочь чем?

   - Отпустите меня домой, а? – попросил Иван. – Не могу. Мне надо быть со своими.

   - Ты б по телефону это сказал, - проворчал Лева. – И занимался спокойно семьей, чтоб не дергаться.

   Трое «крещендовцев» и постановщик посмотрели на Леву так, словно он стал объяснять всем петь можно и под фанеру – чего заморачиваться. Руководитель и дальше потряс всех:

   - Давайте на сегодня закончим.

   - Лева. Ты здоров? – осторожно спросил у него Артур. А Сергей посмотрел встревоженно. И вот этот взгляд, полный желания помочь, поддержать. В котором не было ни злобы, ни злорадства, ни даже воспоминаний обо всем, что Лев творил, когда решил, что Сергей хочет уничтожить квартет. Вот этот взгляд снес руководителю крышу совсем.

   У него даже руки затряслись. От ненависти ко всему, что его окружало. А больше всего – к самому себе. Он рванул к выходу. Вскочить в машину – и гнать, гнать, гнать, пока…

   - Стоп! – перегородили ему дорогу остальные. – А ну, успокойся.

   Лева окинул их всех совершенно ненавидящим взглядом, но это ни на кого не подействовало.

   - Что у тебя случилось? - спросил Артур. Остальные дружно кивнули. Иван молчал.

   - Еще не знаю. Но, пожалуй, мне надо к Самуилу Абрамовичу, - тихо проговорил Лев.

   - Поехали, я тебя отвезу, - проговорил Сергей. – Вот за руль тебе совершенно не надо.

   - Может, вискаря? – со знанием дела предложил Артур. – Клео не здесь. Можно рискнуть.

   Народ посмотрел на него удивленно, не понимая, каким образом кошка Олеси связана с тем, что тенор перестал пить (бокал шампанского после концерта не в счет, понятно). Лева подумал. И кивнул, соглашаясь.

   - Твое состояние связано с фотографией, которую ты всем показывал? – спросил Сергей, когда они уселись в машину.

   Лева, который застыл вполоборота к водителю, кивнул, не поворачиваясь. И тихо проговорил:

   - Я давно должен был извиниться.

   - Забей.

   Лева повернулся, зеленые глаза горели мрачным огнем. Бас только флегматично пожал плечами:

   - Слушай. Ты вел себя как придурок конченый. Я – дурак дураком. Если злится на тебя, значит, надо и на себя тоже. А зачем?

   - Хорошая философия. Жаль, что я не могу…

   Сергей только пожал мощными плечами.

   - Пережили – и пережили. Чего уж теперь?

   Лева прошипел что-то злобное.

   - Ну, хочешь, будем мириться как в книге, - вдруг заржал Сергей. – Пойдет друг к другу по обжигающему песку… В идеале где-нибудь в Испании. Куба тоже подойдет.

   Лева махнул рукой и тоже рассмеялся.

   - Ага. Еще и заснимем этот исторический факт.

   - Только надо, наверное, не Машку с камерой.

   - Олесю, - хором постановили.

   А Сергей задумчиво добавил:

   - Может, тогда Олег перестанет к каждому из нас ее ревновать? Ну, по крайней мере, к нам двоим.

   Самуил Абрамович встретил Леву вопросительно поднятыми бровями, посмотрел повнимательнее. Вздохнул.

   - Надеюсь, не шампанское? Водка? Коньяк?

   - Виски, - Лев решил не мешать напитки.

   - И что у вас стряслось?

   Певец молча достал телефон, нашел фотографию и положил перед Самуилом Абрамовичем.

   - Ну, судя по вашему скорбному лицу, это не ваша фотография в детстве, сделанная вашей прекрасной мамой.

   - Не моя.

   - И что хочет барышня?

   Лева посмотрел на адвоката удивленно.

   - Содержание, алименты, ваше вырванное сердце? Сколько?

   Лев вспомнил Ирину. Ни про ребенка, ни про деньги они как-то не поговорили. Да они вообще ни о чем не поговорили. Она его просто выставила.

   - Она понимает, что мы будем настаивать на генетической экспертизе? И я составлю бумаги, где пропишу, что она должна будет говорить, если эта история вылезет наружу. В целом, ничего страшного.

   При словах «генетическая экспертиза» перед глазами музыканта встала милейшая старушка, что встретила его на пороге. Пожалуй, он не рискнет. Да и Самуила Абрамовича не отправит. Еще не хватало объясняться с Томбасовым, почему в цвете лет погиб его адвокат.

   - Или вы вообще не хотите признавать и платить? Тоже, конечно, можно сделать. Но тут уже репутационные риски возрастают. Надо подумать.

   Музыкант вздрогнул. В голове зазвучала песня, которую напомнила ему Олеся. И которая кружила и кружила, не давая ему покоя: «А она, что она… Родила и с ребенком живет. Говорят, музыканты – самый циничный народ».

   - Лева, - с отеческой заботой посмотрел на него Самуил Абрамович. – Что вы сами хотите от жизни?

   - Не знаю, - ответил руководитель квартета, звезда шоу-бизнеса, бизнесмен и прочая, прочая.

   И подумал, что с ним такое первый раз в его жизни.

   - Допустим, - адвокат отнесся к этому спокойно, ему и так всякое приходилось видеть в жизни, что там удивляться музыканту в раздрае. Всяко люди творческой профессии существа нежные и эмоциональные. – А что хочет дама?

   - Ничего.

   - Совсем ничего? – вот тут адвокат удивился. – Ну, какие-то требования она озвучила?

   - Чтобы я убирался из ее дома.

   Самуил Абрамович с подозрением скривился. Поведение барышни было на корню неправильное. И вызывало ряд нехороших подозрений. С другой стороны. Он полистал документы. Мальчику пятый год. Маме – тридцать пять. Преподает в университете. Как и где они вообще с певцом могли пересечься? Странно. Но…

   - Лева, - аккуратно проговорил он. – Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но похоже вам повезло.

   - И что мне теперь делать?

   - Если нет никаких требований, если она не хочет денег… Да живите вы, как и жили. Спокойно и радостно. Только…

   - Что? – вскинулся Лева.

   - В следующий раз активнее пользуйтесь средствами индивидуальной защиты.

ГЛАВА 6.

   И создал Бог женщину.

   (С) Интернет, великий и могучий

   Питер встречал их метелью. Вот действительно, что менять традицию? Улыбалась Олеся, искренне, добро. Лев, который в последнюю встречу с ней повздорил, смотрел на все это с опаской. Но руководитель проекта словно и забыла. Машка тоже была на вокзале. Понятное дело, с камерой снимала торжественный выход певцов из поезда.

   - Привет!

   - Ты какая-то замученная, Олеся, - с тревогой посмотрел на любимого руководителя Сергей.

   - Мало сплю, много бегаю. Нормально все, - махнула рукой Олеся.

   - Мама со своими девятиклассниками возится, до одурения, - наябедничала Маша. – Впрочем, ничего нового.

   - Вторая четверть короткая. Там Новый год. Отдых.

   Музыканты рассмеялись. Перед Новым годом был декабрь. А его еще отпеть по корпоративам, елкам, выступлениям на площадях надо. И так в состоянии жизнерадостного энергичного и музыкального зомбика дожить до первого января. Чтобы прийти домой. И упасть. Хотя, как они поняли, у Олеси перед новым годом тоже свои развлечения в школе. И как ее Томбасов туда выпустил? И кто там теперь изображает охрану?

   - Заселяться, прогон я поставила на сегодня. Гулять по городу когда будем? – спросила Олеся.

   Иван, непривычно дергающийся, только рукой махнул. Вот прогулки по городу его сейчас никак не привлекали. Артур и Сергей радостно сказали, что гулять вместо прогона концерта – так они хоть сейчас, вместе с чемоданами готовы. Благо, те на колесах. А Лева как-то даже не отреагировал на такое ярое нежелание работать.

   Больше всего ему хотелось сказать, что прогон, оркестр, репетиция и гуляния будут завтра. А сейчас он хочет отправиться на встречу, которую назначил Ирине. И по поводу которой он дергается как никогда в жизни.

   - Лева-а-а-а-а, - он понял, что Олеся хлопает его по плечу. – Ау.

   - Да.

   - Если тебе надо уехать – то так и скажи. Как есть, - Олеся посмотрела на него с легкой насмешкой, в которой было все: сочувствие, принятие, понимание.

   - Спасибо. – Он замер, потом взял ее руку и поцеловал.

   Она обняла его. И скомандовала:

   - Вперед!

   Лев покачал головой:

   - Ну, «свидание» у меня назначено на шесть вечера, поэтому мы все вполне успеем прогнать.

   Когда остальные ушли чуть вперед, он подошел к Олесе:

   - Ты не злишься?

   Она посмотрела удивленно:

   - Нет. А если бы ты реально меня разозлил, так бы и сказала. Сразу и прямо. Не переживай.

   - Олесь. Вот что мне надо, а?

   - Узнаешь – расскажи, - похлопала она его по плечу. – Самой интересно.

   Лев рассмеялся:

   - То есть подсказывать ты мне не собираешься?

   - Слушай, - поморщилась Олеся. – Это же не контрольная работа.

   «Скорее, скорее, скорее!» - стучало в висках у Левы. Первый раз в жизни ему не было интересно, что происходит вокруг.

   В виду полного отсутствия Левы на прогоне (петь у него еще получалось, но вот метаться, слушать, сводить и контролировать – уже нет) за дело взялись остальные. Артур следил за музыкантами, Иван – за ритмом, а Сергей – чтобы все вступали вовремя. Особенно Лева, которого, чтобы он запел, надо было хлопнуть по плечу.

   - Это будет треш и позор, - приговаривали все трое по очереди.

   - Мы так еще не работали, - страдал Сергей. – Может, Леву по башке треснуть?

   - Думаешь, поможет? – ласково спрашивала у баса Олеся.

   - А я думала, что в Твери был кошмар-кошмар, - печально проговорила Маша. – Была неправа.

   Артур психовал, переставал петь, начинал просто орать. Получалось ужасно: очень громкий и очень металлический звук, перекрывающий всё и всех. Иван в какой-то момент вышел вперед, рявкнул на квартет, оркестр, растерявшегося дирижера, и стал дирижировать, чтобы хоть как-то было по-человечески. Вид при этом у него был самый разнесчастный. Но вдруг все словно очнулись. Артур вспомнил, что у него прекрасный голос, которым он владеет в совершенстве. Лева – зачем они, собственно, собрались. Сергей выдохнул с облегчением – и просто стал петь. То, что он любил больше всего.

   Квартет зазвучал. Оркестр зазвучал. Музыка ожила.

   - Уффф, - выдохнула Олеся с облегчением, когда все закончилось. И пошла узнавать, что они делают завтра с утра.

   Лев скомкано со всеми попрощался, извинился за репетицию. И быстро ушел.

   Вчера он позвонил Ирине. По телефону, который был в папке, собранной начальником службы безопасности.

   И, пока он говорили, все время вслушивался в то, что происходило на заднем плане. Надеясь услышать детский голос. И по нему хоть что-то понять. Ситуация его напрягала. Злила безумно своей нелогичностью и неправильностью. И – бесконечно изумляла. Его собственной глупой, дурацкой, идиотической просто реакцией. По большому счету: да какая ему разница, кто отец этого мальчика, имеет ли он вообще отношение к нему. Или мама отличилась и просто перебрала музыкантов страны по принципу красивых глаз? Или же после той ночи залетела от него?

   Что ему до всего этого? До – по сути – двух посторонних ему людей, вычеркнутых без его участия из его же жизни.

   Не напиши Ирина свою возмутительнейшую книжку, не подари фанатки ему экземпляр – жил бы он спокойно и знать бы не знал. И правильно не знал же! Или нет. Не правильно?

   Тут он понял, что стоит перед цветочным магазином. И раздумывает – даже не о том, стоит ли туда войти. А о том, какие цветы могут понравиться Ирине.

   Похоже, он слишком плохо и бездарно провел свой отпуск в августе. И прежде всего мозгами совсем не отдохнул. Иначе такие… какой тут подобрать эпитет? Идеи в голове бы не витали.

   Какие цветы? Вспомни, дурак, вчерашний сухой безэмоциональный разговор! Ее ледяной голос. Свои отрывистые фразы. Потому что сразу подхватил тон «беседы».

   Самое главное – она согласилась встретиться. Значит, есть возможность все решить сегодня. И успокоиться. Потому что работать на таком взводе – по сути, манкируя своими обязанностями – это просто… никуда не годится. И любого другого из квартета «Крещендо» он бы сам уже просто замешал, зачморил и затеррироризировал.

   Бред же просто.

   Он пришел в ресторанчик, где назначил встречу, за пятнадцать минут. В гардеробе приняли пальто.

   - Вас уже ждут, - предупредил его администратор.

   Лев скривился: вот что за женщина, а?

   Она ждала его, напряженно рассматривая Казанский собор в огромном круглом окне, перечерченной черными рамами крест-накрест. Он вдруг вздрогнул: узнал. Вот теперь, несмотря совершенно на другую подачу, цвет волос и пять лет, он узнал ту девчонку из незабываемой ночи. В тот момент, когда он уезжал, а она провожала его таким же точно долгим-долгим взглядом, вот так же понимающе, печально и чуть насмешливо улыбаясь.

   И как молния его пронзила мысль, что дураком он был не сейчас, когда не мог уже сколько времени найти покоя. А тогда. Пять лет назад.

   Очарование уничтожил официант, который любезнейше и буднично проговорил:

   - Вы готовы сделать заказ?

   Она вздрогнула, возвращаясь в реальность.

   - Капучино, пожалуйста. Самый большой, какой есть. Без корицы.

   - Может быть, что-то на ужин? – предложил Лева.

   - Это лишнее.

   Пожалуй, в метели за окном было больше эмоций. И если бы он не слышал веселый звонкий голос, говорящий с собакой, он бы поверил, что вот такая она и есть. А той девчонки, веселой и отчаянной, просто-напросто не было. Вот приснилась она ему от усталости. Где-то там, на краю света, под ироничный вечный океан.

   - Мне тоже самое, - кивнул Лев, хотя есть хотел отчаянно. Посмотрел на женщину-зиму, что так изысканно смотрелась на фоне падающего снега. – Добрый вечер.

   - Добрый. Вы хотели со мной поговорить. О чем же?

   «О вечных образах в литературе», - чуть было не съязвил он. Но понял, что все как-то слишком серьезно.

   Лев только кивнул, принимая ее правила игры. Отстраненное «вы». Ну, пусть будет так. Вздохнул и сказал:

   - Признаться, я был шокирован тем фактом, что у вас четырехлетний сын. Очень похожий на меня.

   Женщина взглянула на него с легким изумлением:

   - Признаться, полагала, что речь пойдет о книге, которая, похоже, вам не понравилась.

   - Я как-то забыл про это, - улыбнулся Лев. А ведь и правда забыл. Какая разница, какой он был в книге – то всего лишь неправда.

   - Надо полагать, что вы распорядились собрать информацию обо мне? – напряженно спросила женщина.

   - Да. Вы меня заинтриговали. Я все пытался понять при нашей встрече у вас дома, почему мне ваши глаза показались столь знакомыми.

   - И…

   Их прервал официант, который принес кофе.

   Они замолчали, не отводя друг от друга взгляда. Лев видел в пронзительно-синих глазах досаду. И его это злило.

   - Что-нибудь еще? – раздался голос официанта.

   - Рыбу с каким-нибудь салатом из овощей, - распорядился Лев. Да в конце концов. Если он от голода начнет кидаться на людей! И не расцепляя взгляда спросил: - Вы рыбу едите?

   Она машинально кивнула.

   - Тогда две порции.

   Ирина поморщилась.

   - Это мой ребенок? – прямо спросил у нее Лев, как только официант отошел.

   - Этот. Ребенок. Мой, - слова прозвучали так, что он вздрогнул.

   - Но…

   - Послушайте, Лев, - она поднялась, он тоже встал. И они замерли, как два фехтовальщика, ожидающих, кто первый дернется, следовательно совершит ошибку в защите и будет убит. – Может быть, для кого-то из ваших барышень вы – предел мечтаний. Красивый. Богатый. Успешный. Да еще и шоу-бизнесмен. Звезда.

   Лева даже дернулся, как у нее ядовито получилось это самое «звезда».

   - Роман с вами, ребенок от вас, - пренебрежения в голосе у женщины было более чем. - Деньги, которые можно стрясти, если провести генетическую экспертизу и кому-то что-то доказать. В идеале – провести несколько лет… хотя о чем я… несколько месяцев рядом. В ожидании, как вечная Хатико. Чтобы вы появлялись за это время раза три, одарили вниманием. Ну, может быть, отмузицировали. Это вы умеете, что ни говори.

   - Но вот вас это не устраивает? – обронил он.

   Она рассмеялась:

   - Это занимательно. Более того, феерично. А секс с вами – просто мечта. Но, понимаете ли, на бо́льшее вы не способны.

   Лев хотел возразить, но его прервали властным движением руки. И он – вот странность какая! – покорился.

   - Семья. Верность. Любовь. И не только ту, что вы хотите получать от всех. Ту, что вы готовы дарить. В вас этого нет. Просто нет. Вот поете вы хорошо. Нет. Хорошо – не точное слово. Вы живете музыкой. Вы божественны в ней. Ну так, там и оставайтесь. Не надо тревожить нас, простых смертных.

   Она подхватила сумку и пальто и направилась к выходу.

   - А если я буду настаивать на общении с сыном? – спросил он.

   - Зачем? – обернулась к нему. - Один, ну, два раза явиться, сломать всю картину мира ребенку, сделать так, чтобы он привязался. А потом исчезнуть? Кому от этого будет хорошо? Вам?

   - Но…

   - Еще раз. От вас – ничего не надо. Вы же этого больше всего боитесь? Поэтому. Просто оставьте мою семью в покое. Доброго вечера.

ГЛАВА 7.

   На некоторые поступки меня толкает мысль:

   (С) ВК

   Утро началось с рассвета. Ну, как с рассвета. Часов в десять, перед тем как ехать на телевидение писать интервью, квартет и Олеся вдруг обнаружили, что Лева пропал. Телефон сообщал, что он выключен или находится вне зоны. Всего и сразу.

   - Вечером его кто-то видел? – беспомощно спрашивала Олеся у остальных, пока Иван химичил в своем телефоне, запуская программу с маячком, определяющим местоположение каждого из них, Сергей звонил начальнику охраны Томбасова, а Артур несся вниз, попытаться хоть что-то узнать у служащих отеля, где они остановились.

   - Телефон рядом совсем, - сообщил Иван. – Около Казанского собора. Может, просто пройтись решил?

   Первым в гостиницу прилетел Томбасов, посмотрел на остальных членов квартета так, что им захотелось закопаться под снег самим и закопать Леву – хоть бы с ним ничего не случилось!

   - Найду я его, найду, - обнял он дрожащую жену. – Олеся, не надо.

   - Хорошо хоть Маша в школе, - всхлипнула она. – Не знает.

   - В гостинице он не появлялся с вечера, - прибежал Артур.

   Все переглянулись. Твою ж!

   Загулял?

   Получил по башке?

   Похитили?

   Заблудился?

   Куда он делся после разговора с Ириной? Вот почему они его просто так отпустили? Не проследили?!

   - Так. Мы сейчас едем на интервью, - Артур, необычно суровый – только желваки ходят. – Съемку срывать нельзя.

   Сергей и Иван растерянно кивнули.

   - Держите нас в курсе, - растерянно проговорил бас. – Мы телефоны отключать не будем.

   - Потом нам куда? – Иван посмотрел на остальных.

   - В концертный зал, - решил Артур. – Будем ждать там.

   - Договорились, - кивнул Томбасов.

   Час. Другой. Третий.

   Льва не было нигде. В моргах, больницах, в полиции. Телефон нашли быстро. Его выкинули в мусорку, которую, по счастью, еще не убрали. Камеры зафиксировали Леву на Невском – глаза горят, пальто развевается, лицо с самым демоническим выражением. И… все. Карточкой воспользовался – расплачивался в ресторане, потом снял деньги в банкомате. И пропал.

   Исчез. Растворился в городе, как будто никогда и не было.

   - В гостинице останутся охранники, - через три часа скомандовал Томбасов, - поехали в Концертный зал. Туда парни подъезжают. Они же просто сходить с ума будут.

   Олеся кивнула.

   В тот момент, как они подъезжали к БКЗ, то увидели странную картину: четверо товарищей самого оригинального вида – маргинально хипстерского – за руки – за ноги, запинаясь, но очень целенаправленно тащили пятого, который признаков жизни не подавал. В окне мелькнуло длинное тело, когда-то песочного цвета пальто…

   - Лева, - прошептала Олеся, не веря своим глазам. Потом закричала во весь голос: - Лева! Стойте!!!

   Водитель остановил машину. Охрана тормознули за ними, выскочила, кинулась к пятерке. Четверо, что тащили, кинули пятого на снег, но удрать не успели. Их скрутили. Олеся и Томбасов бросились к Леве.

   - Живой?! – воскликнула Олеся. – Олег?

   - Да что ему будет? – плаксивым голосом возопил один из маргиналов. – Мы ж со всем уважением. Видим, горе у человека. Видим, ну, просто блаженный он. А как поет! Как пое-е-е-ет!!!

   - Хорошо же сидели.

   - Он сразу сказал, что у него – концерт, - раздался бас еще одного.

   - А че вы сразу?

   - Налетели.

   - Мы ж и понесли.

   - Доставили в лучшем виде.

   - Спекся. Не привычный, - загомонили все разом.

   - Живой, - с облегчением вздохнул Томбасов, только огромным усилием воли сдерживаясь, чтобы не отпинать баритона, валяющегося на снегу. Максимально болезненно. Может даже с привлечением сил охраны. Лев был мертвецки пьян. – Отпустите их.

   Охрана четко выполнила приказ.

   - Этого – заносите, - скомандовал Томбасов, - кивнув на Леву.

   Охрана с тоской посмотрела на бомжей, явно раздумывая, не использовать ли их для переноса тяжестей. Высокое злое начальство посмотрело на своих парней так, что они подняли Леву. И потащили. Олесе показалось – или пару раз они им стукнули по плитке. Томбасов кивнул шоферу – Вадим стал расплачиваться с приютившими певца бомжами – взял под руку Олесю. И они быстро направились к БКЗ.

   - Нашелся? – раздался позади крик Сергея, Ивана и Артура.

   - Да, - развернулся Томбасов. – Но…

   …

   Они стояли и любовались на изумительную картину. Лева, поставивший на уши весь Питер, прилегающие окрестности, сладко спал на диванчике. Тот был маленький для долговязого баритона, ноги решительно не помещались, но Лева все пытался свернуться в клубочек. Очень старался. А еще он сладко посапывал.

   - Может, его под ледяную воду? – предложила Олеся, нервно поглядывая на часы.

   - Зачем? – мрачно сказал Артур. – Давайте сразу отвезем к Неве и притопим.

   - Пробки. Ты же видел, пока ехали, - меланхолично заметил Иван. – Можем на концерт не успеть.

   - Дотащим? – скривился Сергей. – На ручках. Я вот готов.

   - Тогда сами. Охранников не привлекать, - поморщился Томбасов. – Хотя, Нева, по-моему, замерзла.

   - Очень жаль.

   - Слушайте, ну, надо же что-то делать! Может, докторов? Промоют, откапают.

   Олесину гуманность никто не оценил.

   - Не надо, - отрицательно покачали головой остальные. – Встанет и отработает.

   Олеся и Томбасов переглянулись удивленно. Потом посмотрели на Левино тело – оно как раз всхрапнуло – внимательно. Лева поводов для подобного оптимизма не подавал. Он снова пытался свернуться клубочком. И практически упал с диванчика.

   - Вы уверены? – Олеся недоверчиво посмотрела на остальных троих.

   - Главное, надо сказать нужные слова с правильной интонацией.

   - Какие?

   - Пой, урррод!

   Получилось дружно. Действительно, с какой-то незнакомой интонацией. И – самое странное – Лева раскрыл глаза и спросил, совершенно осознанно:

   - Что работаем?

   …

   А на концерт Ирина пошла.

   Зачем? Мало ей вчерашнего шока было, когда Лев заговорил о сыне. Да еще так, словно она что-то была певцу должна. Она не сдержалась и высказалась. Много чего. И правильного. И лишнего. И справедливого. И не очень. Умом понимала, что не совсем права, и Лева, точно так же, как и она ему, ничего не должен.

   В конце концов, он ничего не знал.

   А она понесла на него, как сварливая жена с многолетним опытом совместной жизни. Но идея о том, что он заявится в их с Сашкой жизнь – вот просто потому что его перемкнуло с какой-то радости, показалась ей настолько возмутительной, ненужной, что… просто взбесило это все.

   Ну, поёшь ты. Богат, знаменит, живешь в другой реальности. С чего бы там и не остаться? «Общаться» его потянуло. В промежутках между концертами, гастролями, любовницами. И вообще – у него некая Олеся есть. Вон, какие фотографии замечательные. И смотрят они друг на друга настолько нежно, настолько понимающе, что…

   Красота же просто!

   Так. Это совершенно не ее дело. Сложится – и дай Бог. Пусть будет счастлив. А вот слушать его пение, как и всего остального квартета – это же редкое удовольствие. Тем более, что поют они в правильном составе. Так отчего же себя радости лишать? Тем более, что она же не собирается дарить цветы, просить автограф и заниматься какой-нибудь подобной чушью. Как же. Она хочет прекрасной музыки. Только музыка. Ведь без музыки нельзя.

   Перед концертом объявили, что по техническим причинам концерт будет в одно отделение, в два с половиной часа. Сначала кольнуло в груди – не случилось ли чего. Потом как-то странно заметались парни, вытаскивая стойки под микрофоны.

   Свет медленно гас. Мгновение темноты – и прожекторы высветили четыре фигуры.

   - Дорога без конца. Она когда-то выбрала тебя.

   Твои шаги, твою печаль и песню. Только вот идти по ней

   С каждым шагом все больней,

   С каждой ночью все светлее, с каждой песней все смертельней,

   С каждым шагом все трудней.

   Честно говоря, Ирина опасалась. Что она услышит голоса, а сказка ее не позовет с собой. Сейчас же она поняла, что ошибалась. Стоило только поплыть первым звукам: сначала оркестра, а потом и сильным, звучным голосам, рассказывающим о любви, о разлуке и о жизни так, что хотелось верить и плакать. Она закрыла глаза, чтобы певцы на сцене ее не отвлекали – и разрешила себе погрузиться в чудо.

   Они чуть изменились. Ирина вспомнила, как прочитала как-то, когда писала книгу, один из комментариев. Какая-то дама, послушав что-то из романсов, грустно заметила: «Да, мальчики, мало вы любили. Что это такое, толком не знаете». Теперь же они знали. Да. Точно. И еще… похоже, все четверо подустали играть в вечных зажигающих мальчиков. И превратились в крышесносных мужчин.

   Сергей. Чуть печальный, погруженный в пение, как будто оборвись оно – и он не сможет дышать.

   Иван. Убравший волосы с лица, словно увидевший весь мир. Он сегодня дирижировал. Как крылья его руки выпевали каждую мелодию вместе с квартетом.

   Артур. Необычайно сосредоточенный. Необычайно серьезный.

   И Лев. Прекрасный. Расслабленный. Погруженный в музыку настолько, что казалось – его здесь и нет вовсе. Осталась только музыка.

   И поняла вдруг, с чего на самом деле она вчера сорвалась. Поняла – и вздрогнула. Ей хотелось, до дрожи, до покалывания кончиков пальцев, подойти и обнять его. Не разговаривать, не делить, не выяснять. А тем более, не ругаться. Подойти. Прижаться. С пониманием, что ты имеешь на это право. Даже не так. Что это для него так же желанно, как и для тебя. Что ты подходишь, а зеленые глаза вдруг загораются радостью. И ты видишь в них любовь, купаешься в этой любви. И у тебя в голове просто нет сомнений, что это так.

   Какая восхитительная, прекрасная, несусветная чушь! И надо же – она лезет в голову ей. Как будто она не изучила жизнь этого музыканта вдоль и поперек, когда работала над книгой.

   Жесты, отточенные, совершенные, в котором чудился оттенок самолюбования, по временам ядовитые интонации во время прямых эфиров, метания на репетициях, вот даже ей убить хотелось. Нехорошая история с Сергеем, странно, что бас вообще вернулся. Многочисленные любовные похождения, гадкое совсем расставание с последней любовницей. И – в противовес всему этому редкий талант. И изумительной красоты голос… Летящий, легкий. Волшебный.

   На сцене тем временем произошла какая-то заминка: Лев направился к роялю. Ей показалось – или он покачнулся? Рядом тут же оказался бас, подставил плечо и к роялю они пошли вместе. Какие-то выразительные взгляды теноров – зал переживал эту пантомиму с восторгом, словное им открылось что-то неведомое, тайное, скрытое, но такое притягательное. Понятно, что все срежиссировано – смотрится просто завораживающе. Все их безмолвные разговоры, перевзгляды – производить просто крышесносное впечатление.

   Сергей кивает, отходит к микрофонам, что установлены на стойках чуть поодаль.

   Лев касается клавиш:

   - Такого снегопада, такого снегопада давно не знали здешние места…

   Ирина понимает, что остальные трое работают на бэк-вокале. Даже нет. На подголосках, нежно-нежно, по краешку оттеняя пение Льва.

   У нее сердце зашлось, словно прекрасный баритон звучал только для нее, словно никого не было вокруг и он – как только отзвучит последний аккорд – поднимется из-за рояля. И сделает тот самый, нужный, правильный шаг к ней навстречу.

   - Заметает зима, заметает. Все, что было до тебя…

   …

   - Да я больше всего переживал, когда он за цветами наклонялся, - басил Сергей. – Думаю: сейчас как рухнет под ноги восхищенным зрителям. Вот это будет просто триумф.

   - Ну да. Пока стоял – еще как-то. Держался. А вот любые проходы туда-сюда. Я вот, честно говоря, нервничал, - голос Артура звучал устало.

   - Ну, ты нервничал. А я ловил.

   - А как он к роялю попер!

   - Мы ж его предупреждали – сольники убираем. Не до них. Просто стоим около микрофонов. Ванька дирижирует. И поем. Без изысков.

   - Ага. ЩАЗ.

   - Я никогда не думала, что в таком состоянии можно мало того, что петь. Так еще и на рояле играть, - вздохнула Олеся. – И вообще вы, парни, прекрасные лжецы. Как послушаешь интервью: «Мы не пьем. Мы за голос». За голос они. Ага.

   - Ну, по молодости бывало всякое, - в голосе Сергей появилась задумчивость. И даже какая-то легкая мечтательность.

   - Да и когда с семи лет по гастролям, тоже многое чего видишь, слышишь. И в разном состоянии разобранности выходить работать приходилось. И, кстати, не обязательно что-то связано с алкоголем.

   - А слова волшебные чьи?

   - Руководителя хора, понятное дело. Хоровое пение у нас было поставлено…

   - «Пойте, урроды» – это же классика. Сначала спеть. Сдохнуть потом.

   - Любого поднимало. Проверено.

   Лева слушал голоса, доносившиеся до него как из-под слоя ваты, чувствовал себя как-то странно. Не собой. И – самое странное и жутковатое – совершенно не помнил вчерашнего дня. И вообще – что обсуждали эти трое? Почему не слышно голоса Ивана? И самое главное – что с концертом?

   Концерт!

   Его аж в жар бросило. В висках заломило, он огляделся. Его номер в питерском отеле, только вон система стоит, бутылки, капельница прикручена, незнакомая женщина в больничной одежде дремлет в кресле. А голоса доносятся из соседней комнаты.

   Что с ним?

   Он вскочил, голова закружилась, внутри черепной коробки отчаянно задолбило. Лев ухватился за спинку кровати, чтобы не рухнуть.

   - Не надо резких движений, - негромко, привычно проговорила женщина. – Тихонько. Спокойно.

   - Что?..

   Лева обвел взглядом все великолепие номера, обнаружил брошенный на пол смокинг, брюки, измятую рубашку – ну, просто выкинутый белый флаг поражения. Кто так обошелся в его концертной одеждой! Понял, в каком виде стоит перед женщиной.

   Да твою ж!

   Даже голова перестала болеть.

   Женщина рассмеялась и поднялась:

   - Если вы в душ, то не надо дверь закрывать. На всякий случай. А то у вас всю ночь давление скакало. Сначала рухнуло, потом поднялось. А потом спазм – вы вообще задыхаться начали. Так что…

   Лева схватил чемодан и покатил его в сторону ванной. Уже прикрывая дверь, услышал ироничное:

   - Пациент скорее жив.

   И какое-то обидный и очень многообещающий смех.

   Так. Что с ним вчера было?

   Ирина. Ее слова. Жестокие. Как вонзающийся нож. В чем-то справедливые. В чем-то – нет. Но от них как-то сразу стало больно дышать.

   А потом? Провал.

   Вода рухнула на голову. Стало чуть легче. Но вопросы-вопросы-вопросы. И главный. Концерт. Он его отработал?

   Очень болела спина, как будто он ударился ей несколько раз. И нос. Лева его попробовал. Чуть отек, но не сломан.

   Кряхтя, как старик, вылез из душа, оделся. И вышел в люди. Узнавать правду.

   Когда он вышел в гостиную, то воцарилась мертвая тишина. Три пары глаз уставились на него так недобро…

   Лев пожалел, что медработник ушла. В конце концов, неизвестная ему женщина давала клятву Гиппократа и не должна была позволить вот этим вот… как их точнее назвать… растерзать его.

   Баритон увидел, как Сергей вдыхает во весь объем своих легких воздух, как складываются губы у Артура, прочитал, какое слово тот сейчас произнесет… Но… никто ничего не успел.

   Олеся произнесла – негромко и четко, не повышая голос, замысловатую, выразительную, очень емкую матерную тираду, посвященную Леве и его манере поведения.

   Мужчины с изумлением уставились на учительницу русского языка, которая просто поражала их воображение обилием словоформ, сочетаемости и оборотов.

   - Я концерт отработал? – с ужасом спросил у коллег Лева.

   - Да плевали все на этот концерт! – рявкнула Олеся. – Ты понимаешь, что мы за тебя, дурака, переживали! Что мы подумали, когда тебя найти не могли по всему городу. В тебе подростковые загоны проснулись? Так набери смс. Я живой! Остальное все – неважно.

   И она вышла, хлопнув дверью.

   Лева жалобно посмотрел на остальных.

   - А Ванька где?

   - Домой улетел сразу после концерта. К семье.

   - А… Нос у меня почему опух?

   Тенор и бас переглянулись и заржали.

   - Ты как только за кулисы зашел после концерта – рухнул как подкошенный.

   - Никто и среагировать не успел.

ГЛАВА 8.

   Душа просит покоя, сердце просит любви, тело просит разврата.

   (С) старая, бородатая шутка, но от этого не менее классная)))))

   Воскресенье. По дому льются звуки. Саша и пианино. Саша и музыка. Мда. От осинки не родятся апельсинки, вот уж точно.

   Нет, они занимаются еще шахматами, плавают в бассейне и по воскресеньям ходят либо в музеи, либо в театры – благо сейчас для детей этого всего очень много всего. И это счастье – смотреть, как горят глазенки ее мальчика-почемучки, которому все интересно, и так же точно, как и ей все в радость.

   Но музыка… Музыка – это наше все.

   - И… ручку более округлую, как будто шарик держишь.

   Голос преподавательницы, которую бабушка нашла по своим знакомым.

   Ирина же листала новостную ленту в Интернете. Как-то «Крещендо» сегодня были просто лидерами по злословью. В фокусе – вчерашнее выступление. Женщина поморщилась: такое ощущение, зрители смотрели один концерт, а те, кто писали статьи – совершенно другой.

   «Крещендо» – как образец крайнего неуважения к зрителям».

   «Отработали только одно отделение».

   «Собрали деньги – петь не стали».

   «Возмущение зрителей не знает границ»

   «Даже не вышли на поклон».

   И фотографии – на пустой сцене непонятно кто в затрапезных футболках собирает цветы, за которыми музыканты даже не вышли.

   Удивительно. Она же была на концерте. И никакого возмущения зрителей не заметила. Странно конечно, что музыканты на поклоны не вышли. И, кстати, песню на «бис» не спели. Удивиться народ – удивился. Но не больше. Насколько она помнит, вот такого точно никогда не было. И неспетая песня ее огорчило гораздо больше, чем несобранный урожай цветов.

   Но вот что вокалисты плохо отработали концерт – вот что неправда, то неправда! Правда, что одно отделение – так зато два с половиной часа. Нет, конечно, если бы было два отделения да по два с половиной – зрители бы тоже не возмущались. И вообще – вот лично она настолько была очарована, что даже не обратила внимания на всякие поклоны, цветы и прочие глупости.

   А теперь, прочитав всякие возмущенно-иронично-язвительные реплики, озадачилась.

   Что же там могло случиться?

   Ее внимание привлекло какой-то демонический смех бабушки, которая что-то читала в папочке, что ей утром доставили с посыльным.

   - Еще и пьет по-черному, - резюмировала милейшая Антонина Георгиевна. И фыркнула. Довольно что ли?

   - Кто пьет? – рассеяно спросила Ирина, рассматривая свежую фотографию с концерта – «Крещендо» выстроились напротив стоек с микрофонами, и пытаясь понять, что ей не нравится.

   Замученные они что ли?

   Раздерганные?

   Странно, но вчера она ничего не заметила.

   - Лев! – с гордостью объявила бабушка.

   - Какой? – даже не поняла Ирина в первый момент, задумавшись, о каком литературном персонаже идет речь. Ну, не Трусливом же Льве, в самом деле! И не о Толстом… Хотя тот еще тот гусар был. Но вот запнувшись о издевательский просто взгляд, поняла. И смутилась. Словно это ее уличили в чем-то непристойном.

   - Как по-черному? И почему? А ты откуда знаешь?

   - Знаю – оттуда. – Антонина Георгиевна Королькова торжественно подняла глаза. Ну, наверное, к небу. – Мало ли кем становятся благодарные дипломированные филологи. Знание языка всегда было преимуществом. Могут вполне и пойти на встречу старому преподавателю и собрать досье.

   - Обалдеть!

   - Да не то слово.

   - И что там в этом досье? – Ирина жадно посмотрела на папку.

   - «Характер устойчиво скверный. Не женат», - процитировала бабушка любимый мультик. – И, главное, Олеся.

   Олеся. Что же тут скажешь. Светлый образ прекрасной дамы в алом платье, которая вчера сидела на первом ряду, аккурат перед Ириной, несказанно беспокоил. Хороша собой, умна, сумела добиться того, чтобы коллектив снова стал работать. Ее называли чуть ли не женой Льва. Правда, злословили, что у нее бурный роман со всеми певцами из квартета, но… Ирина была просто уверена, что… Лев же – лучший.

   Бабушка на вздохи внучки смотрела с веселым недоумением.

   - Олеся – жена их продюсера, - наконец проговорила она. – В конце лета была свадьба. Информации о муже нет, - она кивнула на папочку, - видать важная птица.

   - А-а-а-а-а-а-а-а, - у Ирины как-то разом закончились слова. – А-а-а-а-а-а. Алкоголь при чем?

   - Да перед последним концертом Лев пропал, представляешь, безответственность какая. Его найти не могли, всех по тревоге подняли, будто Эрмитаж украли. То же мне, нашли важность.

   У Ирины заломил затылок. Перед концертом. Значит, после их разговора…

   - И телефон еще и выбросил, детский сад какой-то. А сам напился. Ну, понятно, как еще расслабляться звезде. Устал, видимо от успеха. Вот и чудит.

   - Можно мне? – она кивнула на папку. Постаралась, чтобы голос звучал хоть как-то не похоже на овечий трясущийся хвост, но, судя по тому, как бабушка поджала губы, получилось не очень.

   - Да пожалуйста. Только. Ира. Подумай.

   Первое, что ей бросилось в глаза – это фотография. Лев лежит, рухнув, уткнувшись лицом в пол. Не подавая признаков жизни.

   - Это же…

   Действительно – закулисье БКЗ – вон, занавеса кусок. Над ним столпились остальные трое – с такими лицами только убивать.

   Так вот почему они не вышли на поклон!

   На следующей фотографии была еще и дама в алом. Лицо испуганное, склонилась надо Львом, что-то говорит по телефону.

   Значит, напился.

   Почему-то ей стало стыдно. Невозможно, удушающе.

   - Ирина Ильинична? - услышала она голос Сашиного преподавателя. – Мы закончили на сегодня.

   - Хорошо.

   Она думала обо всем произошедшем, пока они с сыном ходили по Зоологическому музею. Пока ехали обратно. Пока, сама себе удивляясь, не могла заснуть.

   Лев-Лева-Левушка. Дурная ты головушка… Почему же так все получилось? По-глупому. С другой стороны, пора избавляться от дурацких мыслей, что все в жизни Левы хоть что-то зависит от нее. Пение, настроение, желание напиться. Хорошо или плохо отработать на концерте. Ты еще придумай, что они люди, просто созданные друг для друга.

   Дура!

   Все, что у было – секс. Прекрасный. Волшебный. Удивительно-нежный и в тоже время страстный… Такой, что другие отношения не складываются. У нее. Пока что.

   А вот, судя по СМИ в его жизни все в порядке. Карьера, гастроли, друзья… Успех. К ней все это просто не имеет никакого отношения. А подобные мысли, это просто… гордыня какая-то!

   Вытереть слезы. Вытереть, сказала!

   И ей нестерпимо захотелось повторить ту ночь. Почувствовать вкус его губ на своих. Ощутить, как от первого же прикосновения, просто сносит. Как – резко, неожиданно – начинает бурлить огонь в крови. Как она бы отдала – не все, но все же многое, чтобы столкнуться с ним. Неожиданно. Удивительно. Буквально нос к носу. И…

   Ага. Ты еще позвони. И предложи себя. То-то он после разговора в ресторане удивится. Особенно в полпервого ночи. Ирина тихо, чтобы не разбудить сына рассмеялась, представив изумленные глаза Великого маэстро. Впрочем, когда-то она уже имела неосторожность отправить ему сообщение. И ничего не получила в ответ. Так что нечего придумывать себе всякую сказочную чушь. Спать!

   …

   Он как-то странно себя чувствовал. Помесью дурака и начинающего Ганнибала Лектора. Подумать только – он крался за дамой, хорошо, что без собачки, по заснеженному Питеру. А он мог бы просто спать. Обнять подушку. И… Мечта, а не времяпрепровождение. Нет. Он, прилетел с выступления не домой. А… сюда. Снова в район улицы Глухая Зеленина. Снова бродил и не мог найти, словно город водил его кругами. Смешно. Нелепо. И, когда он был готов отказаться от своей затеи, отправиться в отель и лечь спать, ведь завтра ему было снова лететь на концерт, то… Практически уперся в узкую изящную спину.

   Ирина.

   Лев застыл, чтобы не налететь на женщину, сбавил широкий шаг, подстраиваясь под нее. Любопытно, что будет, если он ее сейчас догонит, положит руку на плечо. Развернет к себе – и просто поцелует. Жадно, неистово. Как тогда… Боже, прошло пять лет, а он помнит вкус ее сладких, до дрожи манящих губ. Помнит.

   Он – идиот. Ему не забыть поцелуи женщины, с которой какого-то дьявола решил не видеться. Грезит женщиной, от которой удрал. О которой так старательно забывал, что даже запретил себе видеть ее во сне. И странность какая! У него даже получилось. Целеустремленный он. Или целеупертый. И вообще – вот что он будет делать, если она – вот прямо сейчас – обернется. Ну, не целоваться же, в самом деле! Что ей сказать? Лев подумал. Пришел к глубокомысленному выводу, что скажет «Привет». А там дальше – по обстоятельствам. Главное, чтобы она не запалила его до того момента, пока не дойдет до детского садика. И он не увидит Сашу. Сына. В этом он не сомневался. Но. С какого момента это стало навязчивой идеей?

   А вот с того самого, наверное, как он, после приезда из Питера, после занимательной беседы и последовавшей за ней исторической попойки, толком перестал спать. Так что этой зимой самолеты, поезда и даже автомобили, были ему просто спасением. Там он вырубался сразу, как только тело приобретало устойчивость. А дома. Слова, которые сказала ему Ирина, начинали биться в голове, словно поселились у него в доме и подкарауливали целыми днями, скучая в его частые отлучки.

   И ведь он даже не мог себе сказать, что эти слова были несправедливыми. Неужели он может только требовать что-то от других, ничего не отдавая взамен. И способен существовать только лишь в таком режиме? Вспомнилось вдруг, сколько он обещал заехать к маме и папе. А добрался лишь тогда, когда ему понадобились детские фотографии для клипа.

   - Мама! – услышал он ликующий крик.

   И вот тут его принакрыло. Потому что одно дело рассматривать фотографии. А совсем другой – вот так, через забор, смотреть на свое отражение.

   - А мы пойдем на площадку? А ты поэтому без Джесси? А почему снег такой крупный. А ты купила билеты? А когда мы уезжаем? А почему…

   Горящие глаза, незакрывающийся рот, сумасшедшая жестикуляция, от которой он себя старательно отучал…

   Это было сумасшедшее узнавание, от которого голова шла кругом. От того, чтобы броситься вперед, его останавливало понимание, что мальчик может испугаться, если рядом с ними откажется высокий незнакомый человек, с сумасшедшим взглядом. О! он просто был уверен в том, что выражение глаз у него в этот момент просто ненормальное.

   А с Ириной придется договариваться. Потому что – вот теперь он понял это совершенно отчетливо – он не готов быть просто посторонним этому мальчишке. И, наверное, его маме.

   Хватит. Оба хороши. В конце концов, могла бы известить, а не скрывать. И если ему надо научиться любить, а не только требовать что-то для себя, он готов. Может, Ирине прислать цветы?

   Ага. Вот прямо сейчас заказать. И приложить записку: «Я за тобой следил». Чтобы она еще и в полицию для внесения разнообразия в их непростые отношения обратилась.

   Он шел за этими двумя совершенно счастливыми созданиями, даже не вслушиваясь в слова, просто наслаждаясь интонациями и голосами.

   «Именно так – в этой тональности, с этими интонациями звучит счастье», - понял он. И мелодия, которую он обязательно напишет, как только доберется до рояля, зазвучала в нем. Да так, что даже кончики пальцев зазудели.

   - Мама, смотри! – детский голос вернул его в реальность.

   Оказывается, мальчишка уже был на детской горке, яркой и веселой, как новогодняя сказка. Он жизнерадостной макакой карабкался по перекладинам, ловко цепляясь. Ирина улыбалась ему, при этом она держала руки поднятыми, чтобы успеть подстраховать, если что.

   Засуетившись, Саша неловко поставил ногу, поскользнулся. Лева, как в замедленной съемке, увидел, как Ирина пытается поймать сына и понял, что рухнут они оба.

   Странно, но пока он на это все «смотрел» и даже анализировал, тело жило какой-то своей жизнью. Он перемахнул через загородочку – и успел перехватить Ирину и сына.

   - Держу, - прошептал он, прижимая их обоих к себе, умудряясь при этом удержаться на ногах. Да здравствует Ванька с его маньячеством по поводу спортивной формы всего квартета. – Держу!

   …

   Такое странное ощущение, когда мечты сбываются. То ли сейчас раскинешь руки – и взлетишь. То ли обернешься к мужчине, что прижимает тебя и сына, как две величайшие драгоценности, словно от этого зависит вся его жизнь – и начнешь орать, как базарная баба. На предмет – откуда ты тут вообще взялся…

   То ли…

   Она подняла голову. И тут ее просто затрясло. Перекладины. Саша наверху. И она бы его не удержала. Высота, лед, заборчик…

   - Тихо, тихо… - Лева шептал ей на ухо, щекотал дыханием. – Все. Все хорошо.

   Саша решил тем временем, что обнимашек уже предостаточно – и решительно освободился. Ирина, честно говоря, хотела поступить так же – слишком уж жаркие и крайне неприличные мысли проносились у нее в голове, хотя Лев просто удерживал ее, не давая упасть. Однако ноги решительно отказывались ее держать. Вот с чего она размазалась, как какая-то размазня!

   - С тобой все в порядке? – тихий низкий голос снова защекотал шею. Да что ж такое! А?!

   - Мама, ты чего рычишь?

   А вот что ей оставалось делать, злясь на свою слабость? Ирина решительно высвободилась из затянувшихся объятий, успела заметить огонек сожаления в глазах Левы. Покачнулась. Лева, вздохнув, подхватил ее за руку и отвел к скамейке. Ну и все равно, что она мокрая и в снегу. Ирина опустилась на нее.

   И мысленно рассмеялась – ну, просто тургеневская барышня. Поникшая. И безмерно страдающая. И тут она перевела взгляд на сына. ОООООО.

   Это она до этого момента считала, что у нее сын – почемучка? И очень-очень любопытный мальчишка. Нет. Судя по блеску глаз, он четыре года своей жизни готовился к этому знаменательному дню.

   - Здравствуйте, - Саша бросил недовольный взгляд на маму, став вдруг очень-очень похожим на прабабушку, к которой с почтением и сильной опаской относилось даже высокое университетское начальство. Недовольство переросло в вопрос. Взрослые тупили, никто ничего не объяснял. Они просто смотрели друг на друга. Как-то странно смотрели. – Мама?

   - А? – словно очнулась она. – Саша, познакомься. Это…

   И она как-то беспомощно посмотрела на мужчину.

   - Лев, - протянул руку ребенку.

   Тот взглянул на него с восхищением.

   - Муравьиный?

   - Практически.

   - А вы любите чай?

   Лева, который отродясь ничего, кроме экспрессо, в количествах, смертельных для нормального человека, не пил, отчего-то кивнул. Чай – так чай. А если еще и горячий. И тут он понял, насколько замерз.

   - А вы любите печенье или конфеты?

   - Вот к сладкому отношусь равнодушно, - почему-то ответил Лева во-первых, правду, а во-вторых, серьезно, как взрослому. Опыта общения с маленькими детьми у него не было, но вот с этим малышом сюсюкать желания не возникало вообще. – А пирожки – вообще ненавижу.

   - Мама?

   Ирина рассмеялась. Ну, восхитительная требовательность во взоре.

   - Лев, позвольте пригласить вас на чай, - смирилась она. – Пирожков нет, могу вас уверить. Но можно сварить кофе.

   Саша чинно взял ее за руку, хотя обычно не любил подобного. Потому как не к лицу такая излишняя опека молодому и самостоятельному человеку четырех лет. Но сегодня было как-то по-другому.

   - Спасибо, - тихо проговорила Ирина, понимая, что с этого, пожалуй, надо было начинать.

   Лев взглянул на нее удивленно. Потом вздохнул и так же тихо проговорил:

   - Я рад, что приехал.

ГЛАВА 9.

   Они были созданы друг для друга.

   (С)

   - Только с Джесси придется познакомиться поближе, - предупредила Ирина, когда они поднимались на третий этаж. – А то она будет нервничать.

   Лева кивнул. Вот собака, пусть даже самого крокодильского толка, его смущала мало. Это не бабушка, с которой он себя ощущает как в прицеле снайперской винтовки. С другой стороны. И с бабушкой надо будет договариваться. Любопытно, что сработает: билеты на концерт некого квартета? Или бутылка коньяку? Может, рома? Что-то ему подсказывало, что песенным творчеством сердце гранд-дамы растопить ему не удастся. Ладно, посмотрим. Может, какой-нибудь редчайший словарь по этому самому русскому языку ей подарить. Или что-нибудь про деепричастия. Надо будет спросить у Олеси.

   - Прошу, - перед ним распахнули дверь квартиры. Лева вздохнул. Он взрослый самодостаточный храбрый мужчина. И… Саша взял его за руку. Провел за собой.

   Они зашли вместе и хором рассмеялись чему-то. С протяжным сладострастным стоном на них выскочило рыжее чудовище. Виляя… нет, даже не хвостом. А всей задней частью, что начиналась, похоже, сразу за лопатками. И ее оскал – Лева вдруг понял совершенно отчетливо – это же счастливая искренняя улыбка. Вот это и есть выражение абсолютной радости.

   - Лев – это Джесси. Джесси – это Лев. Со стола ничего не давать. Будет гипнотизировать. Не поддавайся.

   - А можно погладить? – спросил он у Ирины, невольно начиная улыбаться в ответ псине.

   - Конечно.

   Он провел по рыжей башке – собаченция тут же с грохотом рухнула на пол и подставила пузо.

   - Ну, все, человек, - перевела Ирина, рассмеявшись. – Ты попал в пузочесательное рабство.

   - Потом, - решительно отверг притязания собаки на гостя Саша. - Мы обещали гостю чай. И, - он внимательно оглядел Льва, - может быть, вы играете на пианино?

   - Да, - ответил Лев, растерявшийся от этого дня, собаки, которая выразительно застрадала, требовательного мальчишки с серьезными манерами и… Ирины, со странным взглядом. А была еще и бабушка, которая…

   - Антонины Георгиевны нет дома, - проговорила Ирина с таким видом, будто собралась напеть «Родители на даче – значит, все идет как надо»*.

   - А, - с независимым и немного гордым видом ответил Лева – теперь-то что. – Я еще в прошлый раз был просто восхищен. Восхищен.

   - Пианино, - напомнил Саша.

   - Кофе может все-таки? - предложила Ирина. – Если верить разным интервью…

   - Чай я практически не пью. Что правда, то правда.

   Ей захотелось съязвить про алкоголь – вот просто кончик языка зазудел! Но она все-таки сдержалась. И вечер портить не хотелось. И все-таки неловко. Это его «держу» она помнить будет всегда.

   Лева сел у пианино, скривился. Тронул клавиши, скривился еще раз. Пробежался по клавишам – от самого нижнего регистра до самого верхнего. Саша смотрел на все эти священнодействия просто с восторгом. Музыкант же тяжко вздохнул:

   - Ира, оно же не строит!

   - Настройщик был недавно, - ответила женщина, напряженно смотрящая на турку. Весь мир, казалось, был сосредоточен для нее коричневой жидкости, что могла убежать.

   - Мда?

   - А вы сыграть можете? – Саша устал ждать, пока эти странные взрослые решат свои совершенно неважные вопросы.

   - Эммм?

   Лева задумался. Предложил, явно растерявшись:

   - «Во поле березка стояла»**? «Детский альбом» Чайковского?

   - А вы можете подобрать песню из «Смешариков»? И научить меня?

   - Эммммм. Ира?

   От плиты раздался веселый, заразительный смех, тут же одобрительно басовито гавкнула Джесси. Зашипело, обидевшись, что про него забыли, кофе.

   - Что смешного? – нахмурился мальчик.

   - Я просто…

   - Ловлю, - спохватилась Ирина. И сняла турку с огня.

   - Так можете? – требовательно проговорил Саша.

   - Могу, но у меня проблема. Я не знаю, кто такие «Смешарики».

   Саша посмотрел на него с сочувствием.

   - А когда вы были маленьким, вы какие мультики смотрели?

   Лев стал вспоминать. Ничего на ум не приходило.

   - Ну, «Утиные истории» какие-нибудь, - стала подсказывать Ирина. – «Черный плащ»?

   Лева отрицательно покачал головой.

   - «Я – ужас, летящий на крыльях ночи»? Тоже нет?

   Ирина и Саша переглянулись.

   - Кошмар! – сказали хором.

   - С детством у тебя было что-то странное, - решила женщина и протянула ему белоснежную чашечку костяного фарфора.

   - Не знаю, - растерянно ответил Лева. – Мне всегда казалось, что нормальное. И хулиганил я, и в футбол играл. Вот с мультиками как-то не сложилось.

   - Ясно, - ответила Ирина. И в голосе ее он услышал: «Будем просвещать». – Но сначала кофе, пока не остыл.

   Взрослые чинно общались за кофе. К нему Лева получил еще и огромный бутерброд. Саше выдали молоко с медом. А потом. Потом Лева смотрел мультики. И хохотал до слез. Подбирал он, в конечном итоге, и «Кто в ночи на бой спешит, побеждая зло…» - пели хором. На три голоса. И дирижировать он успевал. И «От винта…» из «Смешариков» - в результате, насмеявшись, он скачал припев себе в телефон и поставил звонком на всех остальных «Крещендовцев». Идеально же! И… много чего еще – даже он как-то и забыл на этот вечер, что пианино с ужасным звуком и несколько клавишей не держат строй. Посиделки как-то быстро переросли в ужин, который Ирина готовила, пока они с Сашей музицировали. Мальчик – он вдруг понял, что даже в мыслях боится называть его сыном – все схватывал на лету.

   Было совсем поздно и задерживаться было совершенно неприлично. Он стал прощаться, получалось как-то неловко.

   - Вы придете еще? – спросил у него Саша прямо.

   Лев только растерянно посмотрел на Ирину.

   - Если у нашего гостя будет время, - тихо проговорила женщина.

   - Будет, - Лев посмотрел ей прямо в глаза.

   - Тогда добро пожаловать.

   Саша был отправлен чистить зубы и умываться.

   - Ты просто потряс его воображение.

   Получилось как-то недобро. Лева даже поморщился – такой разительный контраст с чудесным, добрым вечером, ради которого стоило прыгать с самолета на самолет, рискнуть и приехать в Питер, несмотря на острую нехватку времени и – самое главное – свои страхи.

   - Если бы про то, что я появился – и исчезну…

   - Просто через несколько дней декабрь. И…

   - У меня плотный рабочий график, - Лева отчего-то начал злиться. – Особенно в декабре. А еще в феврале. И… весь этот год. Пусть так часто, как мне бы хотелось, навещать Сашу не получиться, но все же…

   - Просто если он привяжется.

   - Ирина. В конце концов – это ты мне ничего не сказала.

   - Ты бы мог взять трубку. Или ответить на смски.

   Замечательно! Теперь они стояли в коридоре около входной двери и практически беззвучно шипели друг на друга. Ну, как две стосковавшиеся гадюки! Изумительный финал практически семейного вечера!

   - Да не получал я никаких смсок.

   - Да что ты!

   - Ну, посмотри у себя в телефоне. Ты не отсылала на мой номер ничего. Посмотри. Я тебе звонил. Проверь по сообщениям на мой номер.

   - Чтоб ты знал – у тебя номер не высвечивается.

   - Да? А, мне же Петр выставлял.

   - Петр?

   - Начальник охраны.

   - У тебя и охрана есть?

   - Не у меня.

   Ирина унеслась на кухню. Вернулась через мгновение с телефоном.

   - Вот!

   И показала на сообщение, пятилетней давности.

   - Я сохранила!

   Лев посмотрел на сообщение – все очень нейтрально. Объяснения, кто она такая. Действительно, по имени, которое он и не знал, ее бы он и не вспомнил. Дурацкая история… Какая… дурацкая.

   - Тут цифры местами перепутаны. В конце. У меня телефон на «девять-три» заканчивается. А тут «три – девять».

   …

   Это был какой-то дурацкий понедельник. Из разряда «В понедельник Штирлица повели на расстрел. Да. Неделя не обещала быть легкой». А все почему? Да потому, что нельзя и близко подходить к работе, а тем более к студентам и коллегам с дурацкой счастливой улыбкой, в состоянии ненормальной любви к миру и его окрестностям.

   Окружающие это чуют. И начинают решительно окружать.

   - Я прошу вас! – стонала перед ней чья-то мамочка, заламывая руки. И хорошо, что только свои. – Дайте Светочке шанс.

   - Простите, - осторожно проговорила Ирина, - какой шанс. Дополнительная сессия закончилась еще в сентябре. Сейчас конец ноября. Ваша дочь отчислена. И я, кстати, не помню, чтобы она активно приходила на пересдачи.

   Честно говоря, девицу эту она вообще не помнит. Конечно, память у нее на студентов послабее, чем у бабули. Та вообще помнит всё и всех, но…

   - Но девочка просто не знала, что надо прийти! Вы ей не объяснили, насколько все серьезно.

   - Послушайте, это университет, в конце концов. Может быть, ваша девочка просто не хотела знать?

   - Что вы такое говорите. Я буду жаловаться.

   Ирина только головой покачала. Жаловаться. Снова. В добрый путь.

   - Ирочка, - беззвучно кричала из-за спины заполошной мамаши лаборантка их кафедры, делала большие и страшные глаза и всем своим видом изображала, что нужно куда-то бежать со страшной скоростью.

   - Простите, мне надо идти.

   Она обогнула женщину и направилась к лаборантке, хотя больше всего хотелось удрать, запереться в кабинете. А еще лучше – забаррикадироваться. И просто пережить этот понедельник.

   С тяжелым вздохом посмотрела на Олечку.

   - Новый год! – торжественно объявила та.

   - Зима близко. И?

   - Номер художественной самодеятельности.

   - Слушайте. Китаисты на новый год традиционно поют «Катюшу». И все на этом. Вот что в этом году-то не так?

   - Новый декан. Он сказал, что не хочет слышать «Расцветали яблони и груши». У него – аллергия.

   - Весь Китай в караоке хочет. А этот – нет, - проворчала Ирина. – Вот с чего?

   - Может, с того, что он из Китая только что вернулся.

   Ирина только тяжело вздохнула.

   - Ириночка Ильинична. Ну, вы самая молодая! Самая креативная! Ну, придумайте что-нибудь, а?

   - «В лесу родилась елочка»***.

   Лаборантка посмотрела на нее с укором.

   - «Напилася я пьяна, не дойду я до дома »?

   Тяжкий вздох.

   - «Щелкунчика» спеть? Танцевать я так не станцую. Столько мы не выпьем.

   - Времени у нас – до среды. Там заседание кафедры. Будем программу составлять.

   - Надеюсь, учебную.

   - Нет. Празднования нового года. И новый декан попросил подойти к вопросу ответственно.

   - Тьфу.

   - Да. И на нас снова написали жалобу.

   - Теперь что?

   - Нашим студентами не интересно.

   - Значит, будут на экзаменах петь «Щелкунчика». На китайском. Только сначала напишут стихотворный текст. Ударим нашим креативом по их разгильдяйству.

   Ладно. Надо просто доработать последнюю пару. И домой. А по поводу песнопений и номеров самодеятельности – можно будет посоветоваться с Левой. Она даже негромко рассмеялась. «Посоветоваться с Левой». Что-то странное происходит в ее жизни. Заставляющее глупо улыбаться.

   До конца пары оставалось минут тридцать – группа тупила, пришла не то, чтобы подготовленная. И ковырялась в иероглифах с весьма заметным отвращением. Вот спрашивается – зачем тогда вообще заниматься китаистикой, если от этого не получать удовольствия? Зачем вообще учиться, если тебя от этого не прет. Не понятно.

   Звонок. Незнакомый номер. Ирина пожала плечами и отбила. Сначала закончила занятие. Перезвонила.

   - Мы вас уже полчаса как ждем! – возмущенно сказали ей. – И дома никого нет!

   - Дома собака, - ответила она. И тут же почувствовала себя дура дурой. Да что ж за день такой, а?

   - Собака может нам дверь открыть?

   - Не думаю. А вы вообще кто?

   - Доставка из магазина музыкальных товаров.

   - И что вы хотите, уважаемый?

   - Вы заказывали рояль?

   - Что?

   Похоже, сегодняшний день по абсурдистике переплюнет все остальные. Ирина даже присела. И уставилась в окно, раздираемая острым желанием просто кричать матом. Вот что за… Вот как же, а…

   - Ну что же вы, - укорили ее. – Мы на такой погоде на улице такой инструмент держим. «Стенвей» все-таки. Концертный.

   «Гамлет за сценой. «Мать. Мать. Мать». Перевод Михаила Лозинского». - Отчего-то всплыло в голове.

   - Вы – Королева Ирина Ильинична? – продолжали допытываться до нее.

   - Да.

   - И живете по Глухой Зеленина.

   - Да.

   - Тогда что вы…

   Несколько тяжелых вздохов, словно там, около ее подъезда кто-то давил в себе что-то неприличное, что рвалось из глубин души.

   - Подъезжайте, пожалуйста, мы занесем рояль. А потом уже будете разбираться, откуда он взялся.

   - Ну, положим, откуда он взялся, можно и догадаться, - рычала Ирина, пока сбегала по лестнице, на ходу натягивая пальто и одновременно пытаясь дозвониться до Льва, который – вот ведь странность какая! – не брал трубку.

   - Абонент как обычно!!! И какой смысл в номере телефона с правильными цифрами, если результат все равно один и тот же!

   Уже подъезжая к дому, пытаясь втиснуть машину, она задумалась. А куда ставить рояль?! Эта мысль настолько ее взбесила, что она чуть не въехала сразу в две машины, между которыми пыталась втиснуться.

   - Ну, слава Богу, - поприветствовали ее грузчики. – А то мы ждем-ждем.

   - Скажите, а можно отменить заказ?

   - Эмммм. Ну…

   Они обреченно зашуршали документами, бросая на нее полные укора и раздражения взгляды.

   - Вот! – радостно затыкал пальцем в бумажку тот, что до этого говорил с ней по телефону. – Заказывали не вы? Оплачивали не вы?

   - НЕТ! – рявкнула Ирина.

   - Значит, отменить вы не можете. Можно, мы его уже занесем. А то холодно. И у нас еще другие заказы. А мы тут стоим.

   - Заходите, - смирилась Ирина.

   Ожидаемо рояль – здоровый такой – в комнату Саши не влез. Грузчики прошлись по дому. И – решили, что в спальню Ирины он вполне встанет. Ну, если вынести кучу всего ненужного, включая кровать, стол, огртехнику и даже шкафы с книгами.

   Так что квартира обрела замысловатый вид – как после разгрома. В коридоре было не протиснуться, спать было не на чем – кровать стояла, прислоненная к стене. Матрац – отдельно. Письменный стол, комп, принтер…. Книги, шкаф…

   - А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

   - Погодите. Еще табурет.

   - Какой.

   - Кожаный. С регулируемой высотой и подставочкой под ноги.

   Она просто кивнула, дождалась табурета. Доплатила – неприличную просто сумму – за вынос мебели из ее комнаты. Вынос ее мозга шел бонусом, дополнительным и бесплатным.

   А теперь надо было бежать за Сашей в садик. Быстро. Потому что еще минут пятнадцать – и он закроется!

   - Убью! Убью!!!

   Лева позвонил глубокой ночью, когда она ворочалась на диване в кухне-столовой и никак не могла заснуть.

   - О-о-о-о-о-о-о, - сладострастно проговорила Ирина, накинула куртку на пижаму и прокралась на лестничную площадку. – О-о-о-о-о-о.

   - Привет!

   Лева был радостен и воодушевлен.

   - Рояль уже доставили? Я попросил поторопиться.

   - Лева…

   - Те дрова, что у вас на кухне, надо выкинуть. Настройщика приличного я вызвал, мне телефон дали нормального.

   - Лева.

   - Табурет сразу надо отрегулировать, чтобы руки были под правильным углом к инструменту, переучивать очень тяжело. И смотреть, чтобы спина прямая.

   Ирина зарычала.

   - Я приеду на днях, не могу понять только, как выскочить, мы с самолета на самолет, из аэропорта в аэропорт.

   - Слушай, - Ирина изо всех сил пыталась не сорваться на крик. – А хотя бы известить меня о том, что собираешься покупать рояль? Узнать, встанет ли он в квартиру? Трех с половиной метровый? Будет ли кто-то дома?

   - Я дозвониться не мог. Но смски отправлял. Надеюсь, рояль