Купить

Ярче, чем Жар-Птица. Диана Будко

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Принц Туллий - самый загадочный из всех правителей стран Архипелага. Его редко видят, но слухи о его жестокости разошлись по всему свету. Ни один волшебник ещё не смог надолго задержаться в его стране.

   По воле случая к нему на службу попадает Волшебница Ирис. Теперь ей предстоит не только выпутаться из паутины придворных интриг, но и разгадать главную тайну Принца Туллия.

   

ПРОЛОГ

Оранжево-красные – как сердолик – отсветы вулканов, что таились под островом, отражались на черных скалах, пробиваясь сквозь них и толщи пронзительно-голубого, словно сливающегося с небом, снега. Конечно, он был белым, но из-за постоянных вспышек подземного света, дыма, метелей и зелени моря вовсе не казался таковым. Он, как и все здесь, скрывал свою суть, отдаваясь на откуп первому впечатлению случайно забредшего странника. Жуткое, негостеприимное место. Иным не может быть остров, облюбованный столетия назад драконами.

   Бредущий к берегу Великого моря мужчина, казалось, вообще ничего не чувствовал. Его богато украшенный кафтан с отделкой из меха был неряшливо распахнут, а бледное лицо могло принадлежать статуе, но не живому человеку.

   Он уже несколько часов в растерянности плутал в белой пустыне Кирзака, надеясь, что отдаленное эхо волн все же приведет к морю. Прекрасному, необъятному, непознанному, но могущему понять и успокоить его терзания. В последнее время его мотало по жизни совсем как хрупкий плот по бурным водам, а раз так, то этот коварный рулевой должен подсказать, где конечный порт безумного плавания.

   Он словно не ощущал мороза и даже не старался закутаться потеплее. Несколько часов в обществе огнедышащих драконов согреют кого угодно, но точно не его. Холод все равно пронизывал насквозь, неважно, в жаркой Балтинии или здесь.

   «Все от моего большого ума. Сам виноват! – Он закрыл ладонями лицо. – Так должно! Так должно! Так должно! Бери пример с кудесников! Важны не события, а отношение к ним».

   Но как можно изменить отношение к изначально страшным вещам? Может, стоит пойти к какому-нибудь колдуну и упросить его обратить драконом? Тогда внешность станет соответствовать изначально отвратительной сути.

   Повелитель Островов – власть, которую ему преподнесли на блюдечке. Ему, человеку, который всю свою жизнь невольно или вынужденно приносил в жизнь других лишь смерть или страдания. Убийца своей матери, своего брата, своего неродившегося ребенка… Пусть и не своими руками, не руководствуясь желанием, но для него это не меняет сути. А сколько еще других?

   Однако волей-неволей это можно стерпеть, оправдать – не стоит брать на себя вину всего мира. Нельзя только смириться с тем, что он по собственной вине чуть не погубил любимую женщину. Может, она простила его, но он прогнал ее когда-то – и с той самой минуты забыл покой.

   Воспоминания оглушали его, ослепляли, ему всюду мерещился ее звонкий смех, а запах тела вырывался из памяти и бил в нос, стоило лишь остаться одному. Иногда руки предательски сводило от того, что он не может тотчас ее обнять и вообще больше никогда не коснется ее. Глупые размышления для Повелителя Островов! Но все равно – будь ему подвластно все исправить, тогда он сказал бы ей, что любит и готов отдать жизнь, лишь бы она всегда была рядом. Вот чего он хочет больше всего на свете, но никакие слезы, что сейчас скользят по его щекам, не могут на это повлиять.

   – Создатель, что же мне делать? Как мне убедить себя, что так должно? Как? Помоги мне! – хрипло крикнул он, запрокинув голову, но и эхо его не поддержало. Лишь шум волн поглотил его слова и унес за собой в морские глубины.

   Он насилу заставил взглянуть себя на Великое море и твердо, не отрывая взгляда и надеясь на подсказку или помощь, пошел вдоль берега…

   

ГЛАВА 1. САМОЕ СТРАШНОЕ КНЯЖЕСТВО

– Нитка, отливающая то солнечным блеском золота, то лунным бликом серебра, а то и прозрачной рябью воды, на простом льняном полотне превращалась в замысловатый узор с такой легкостью, словно не следовала за иголкой, а сама собой вплеталась в ткань. Со стороны казалось, будто у вышивальщицы все получается само собой, а ее пальцы лишь для потехи порхают над рисунком – настоящее волшебство. – Ирис окинула слушательниц таинственным взглядом и добродушно рассмеялась. – Я смотрю, все устали от меня.

   – У меня же день рождения. Расскажи еще! – капризно скривила губы стройная девушка с длинными темными волосами.

   – Тростник, я сегодня привлекла к себе слишком много внимания, – скромно возразила Ирис. – Зелье красоты, танцующие стрекозы – всем, наверное, хочется приступить к угощению.

   Как только другие гостьи узнали, что среди них есть волшебница, праздничный вечер превратился в рабочий – с той лишь разницей, что здесь пожелания раздавались одновременно, и слова Ирис о том, что она не гадает, не привораживает и не насылает заклятий на давних недругов, просто тонули в новых просьбах. Пришлось смириться и показать пару безобидных заклинаний.

   – Всем интересно, – упрямилась Тростник.

   – В кои-то веки можно послушать балтинскую сказку, – разочарованно пробубнила одна из приглашенных.

   – Кто нам еще ее расскажет? – поддержала ее гостья, устроившаяся поближе к столу.

   – Да, уж поживи год во Флорандии и усвоишь, что все балтинское пропитано пороком, – хихикнула Тростник.

   – Ты не боишься Принца Пиона? Он не позволяет таких рассказов?

   – А Принца Туллия? В Балтинии ни один волшебник жить не может.

   – У нас в Эмерае говорят – никогда не знаешь, что на уме у Принца Туллия.

   Каждая из приглашенных торопилась задать вопрос, будто перед ними было всезнающее существо, принявшее обличье человека. Ирис решила ухватиться за последнюю фразу, надеясь перевести разговор на другую тему:

   – У меня есть приятель из Эмерая, – улыбнулась она, вспомнив на миг, сколько иронии, тепла и гордости за свой родной край было в голосе Эмеральда, когда юноша о нем рассказывал.

   – Почему ты нам решила рассказать балтинскую сказку? – пискнул кто-то, явно намекая, что от ответа уйти не получится.

   – Не задумывалась. В любой истории можно найти нечто интересное. – Ирис равнодушно пожала плечами. – Эта показалась весьма занятной. – Она добродушно оглядела слушательниц, семерых девушек. Самым разумным будет прекратить пустую болтовню и продолжить сказку. – Что же, раз всем хочется, то… Входная дверь скрипнула…

   

***

Возвращаясь домой, Ирис уныло рассуждала о том, что все же ей стоит проявлять больше интереса к самым банальным и скучным зельям и заклинаниям, раз уж не терпится открыть собственную мастерскую. Или окончательно отстранить кудесника Хабмера от дел, чтобы получить больше опыта. Хотя разве можно отстранить того, кто сам уступил тебе место и перепоручил все дела?

   В свои двадцать три года Ирис, с одной стороны, была робкой, скромной, послушной и инфантильной, как и подобает девушке из знатного рода, а с другой – могла проявить упрямство, бойкость и самостоятельность, когда что-то или кто-то осмеливался встать на ее пути в кудесницы. Это превращение происходило всякий раз, стоило ей очутиться за прилавком в мастерской своего учителя или же продемонстрировать умения перед другими волшебниками и кудесниками, но лишь когда об этом попросят, не выставляя себя напоказ и не перебивая ничьей беседы – чем грешат многие ученики и начинающие волшебники.

   Неоднозначен был и облик Ирис – в одежде, даже самой изящной, легкая небрежность, и наряды волей-неволей висели на волшебнице мешком, подчеркивая небольшую полноту и свойственную ей с детства неуклюжесть. Однако эта простота лишь вводила в заблуждение. Густые темно-рыжие волосы блестели, как парча на солнце, а тонкие черты лица могли принадлежать лишь настоящей фее.

   Саму Ирис мало интересовали как древность рода ее отца, так и то, что ее мать – потомок фей и русалок, живших в этих краях за столетия до Зимнего союза и исчезнувших в вечности, как и полагается легендам. Для девушки было важнее находиться в сословии, куда ее без каких-либо возражений приняли шесть лет назад. Здесь были все ее мечты и устремления, а другого пути для себя она и не желала – пусть ее еще тысячу раз назовут глупой и упертой.

   Девушка была настолько погружена в мысли, что совсем не обращала внимания на окружающий ее пейзаж. Можно ли заблудиться во Флорандии? Вряд ли. Широкие пустынные зеленые поля и яркие, высокие – до самых звезд – растения, которые расползаются по острову, заставляя ощутить себя насекомым, плутающим в глубоких зарослях и пробивающим путь сквозь слои древесины. Большинство флорандцев ни разу не видели окружавшего их моря, потому что считали, что вода и ветер могут принести больше бед, чем радости, а раз подземные источники питают деревья и пробиваются наружу, позволяя себя укрощать, то зачем озираться, раз нет ненастья. Это все равно, что делать искусственные цветы.

   Но Ирис – может, в этом были виноваты крылья, которые могли у нее появиться столетия назад, – разумеется, чувствовала себя невесомой и проворной стрекозой, которая не устраивает авантюр, подобно мотылькам, а созерцает окружающий мир, любуясь не только корнями да листьями, но и брызгами соли и порывами ветра. Каждый раз, бывая здесь, она усмехалась про себя способности флорандцев сливаться с окружающим миром.

   Некогда одно из самых прекрасных княжеств Архипелага, вот уже лет двадцать пять оно представляло собой весьма прискорбное зрелище. На острове не было ни одного источника пресной воды, и оказалось лишь две возможности ее раздобыть: аккуратно, почти священнодействуя, собирать дождевую воду и росу или обратиться к скрытым под землей источникам. Эти трудности настолько вплелись в повседневную жизнь флорандцев, что те перестали их замечать и даже, по наблюдениям некоторых лекарей, иным коренным жителям требовалось гораздо меньше влаги, чтобы чувствовать себя превосходно.

    Однако дедушке Принца Пиона, Принцу Курбу, пришла в голову мысль изменить жизнь подданных к лучшему. Он вызвал самых лучших строителей и ученых не только из княжеств Архипелага, но и запредельных стран. После нескольких лет непрерывных замеров и споров был придуман план «поднятия» потоков воды на поверхность острова, закончившийся тем, что большая часть участников работ оказалась погребена на самом дне, а вода ушла вглубь и теперь ее хватало лишь на то, чтобы питать многочисленные гигантские растения.

   На несколько лет Принц Куруб испортил отношения с соседскими княжествами, чьи правители поставили произошедшее ему в вину, тем более что пострадали люди, приписанные к их землям. Постепенно былые обиды стали почти незначимыми, но не забылись, а вот сама Флорандия так и не оправилась от произошедшего.

   Поэтому Ирис, гостившей в этом княжестве вот уже целый месяц, ничего не могло приглянуться или напугать: ведь все, кроме моря, здесь было на виду.

   И сейчас она медленно шла, отмечая, как непросто здешним волшебникам искать необходимые ингредиенты для самых пустяковых зелий.

   – Я-то думал, куда ты запропастилась? – окликнул девушку низкий шипящий голос.

   – Мярр, тут негде теряться. – Она запрокинула голову и хихикнула, настолько дракон выглядел забавно, цепляясь острыми когтями за высокий корень и пытаясь разместить на нем свой крупный зад. – Спускайся вниз!

   – Премного благодарен за совет! – Он затрясся всем телом, рассчитывая прыжок, и совершенно незаметно, не шелохнув и травинки, оказался подле девушки на земле.

   Ирис потеребила Мярра за ушком, однако на его морде было лишь недовольство. Примерно полтора метра в высоту в холке, с выпирающими из пасти толстыми клыками, облаченный в лучшую броню – жесткую чешую серо-лавандового цвета, с длинным хвостом, увенчанным шипами. Крылья он складывал в узкую полоску на спине, так что казалось, их и в помине нет. Такой дракон мог запросто повергнуть кого угодно в панику одним только блеском своих янтарных глаз с темно-фиолетовыми ромбовидными зрачками.

   – Что ты хотел мне сказать? Я немного устала. – Ирис нарочно широко зевнула, подтверждая свою замотанность.

   – Веселиться и трындеть? Ты устала от этих милых вещей? – Язвительность Мярра часто проявлялась даже в самых безобидных моментах.

   – Веселье для меня закончилось в тот момент, когда я начала варить для них очередное зелье. Знаешь ли, это чуточку утомляет. – Девушка зевнула еще раз и машинально сорвала подвернувшийся под руку листок. Задумчиво покручивая стебель в руке, села на корень и громко вздохнула: – Мне здесь не нравится. Не хочу возвращаться во дворец.

   – Пожалуй, Принц Пион – человек редкого обаяния. – Дракон положил узкую голову ей на колени и сомкнул веки.

   – Меня не покидает ощущение, что он неспроста пригласил нас. – Ирис продолжала теребить лист, не обращая внимания на пожелтевшие от сока пальцы. – Мы с мамой ему, конечно, родня, но ни один Принц в здравом уме не приблизит к себе любого, даже самого дальнего родственника. Это может позволить себе только Князь, которому нечего бояться.

   – Знал, гадюка, что на его приглашение невозможно ответить отказом, – подытожил Мярр. – Может, все же вернемся во дворец?

   – Куда мы денемся? Нам здесь еще недели две торчать.

   Дракон убрал голову и широко зевнул.

   – Везунчик, ты хотя бы ночуешь в саду, а не в этом склепе.

   Девушка лениво слезла с корня, но не смогла двинуться вперед из-за зацепившейся за сучок темно-синей мантии. Осторожно отцепляя бархатную ткань, подумала, что все же весьма кстати не оставила ее по совету мамы дома. Флорандская мода резко отличалась длиной платьев и штанин, которые едва достигали колен, и девушка не была уверена, что толстые чулки до щиколоток уберегли бы ее ноги от царапин и заноз, да и при всем равнодушии Ирис к туалетам, совсем не хотелось портить милое алое платьице, сшитое специально для поездки. Расправив ткань и удостоверившись в целости шелковой рубиновой подкладки, девушка грустно вздохнула и зло пробормотала, но чтобы Мярр точно расслышал:

   – Завтра же убираемся отсюда.

   – Ты же хотела вдоволь наговориться с Тростник, – напомнил дракон.

   Он выгнул спину и, разминая лапы о землю, придавил хвостом небольшую клумбу ноготков. В воздухе на несколько секунд вспыхнул характерный резкий запах.

   – Ей без меня скучать не приходится. Другие ее подружки сейчас здесь. Да и она уже нашла нового кавалера, – ухмыльнулась Ирис, – а в такие моменты кто угодно лишний. Мы за это время виделись с ней от силы раза два. Я не могу больше здесь находиться! – От отчаянья, будто ее нарочно удерживали на этом самом месте, приковав к нему цепями, Ирис лягнула корень.

   – Мне думается, ты не найдешь понимания у родителей. – Мярр предпринял попытку успокоить ее, зная, что это бесполезно.

   Ирис ничего не ответила. Она упрямо зашагала по парку, стараясь выдумать тысячу-другую самых надежных аргументов, лучший из которых был – представить все как нечто само собой разумеющееся. В первую очередь она юркнет в отведенную ей комнату, соберет все вещи, а потом объявит о своем решении родителям.

   

***

Придя в неуютную каморку, выделенную Принцем Пионом, Ирис, без особых успехов пытаясь остановить граничащее с истерикой отвращение к Флорандии (а откуда оно у нее появилось, еще и такой силы, ей было некогда разбираться), просто взмахнула руками, прошептав: «Засидем Ирис». На полу появился небольшой бордовый ларец, украшенный по краям золотыми вензелями и выгравированной на крышке жар-птицей. Девушка покрутила мизинцем, и все ее вещи сами собой повылезали из ящиков, слетели с полок и уложились прямо в ларец, захлопнув за собой крышку. Ей только и осталось – потереть его правую стенку, чтобы он растворился в воздухе.

   На всякий случай она еще раз осмотрела комнату: заглянула под кровать, раскрыла шкаф, зачем-то придирчиво провела рукой по широкому пыльному подоконнику и брезгливо вытерла перепачканную из-за этого ладонь о занавеску, не стиранную, пожалуй, с того самого пасмурного дня, как ее водрузили на этот подозрительный карниз. В каморке не осталось и намека на чье-то пребывание. Отнюдь не аскетичная и суровая, а скорее скучная и безликая обстановка превращала комнату в кладовую.

   Ирис хрипло вздохнула и нервно вынула из прически пару шпилек, с яростью подхватила волосы и заново закрепила кривой ракушкой на затылке, которая, оправдывая название, сползла вниз, будто покоряясь отливу.

   Голова стала очень тяжелой, а затылок начало сильно ломить. Девушка завернулась в мантию, продумывая пылкую речь, которая окажется достаточно убедительной для ее родителей, и причины скорого отъезда, не оскорбительные для его светлости.

   Не желая и дольше находиться в этом склепе, Ирис суетливо вышла из комнаты, но, пройдя пару шагов, вернулась и плотно закрыла дверь. Хотя вряд ли в темноте кто-то мог заметить ее отсутствие.

   Принцесса Тирлипат, супруга Принца Пиона, никак не могла изжить многовековую дворцовую привычку: экономию на свечах. Их зажигали только в честь особых торжеств, а в остальное время обходились естественным светом, не делая различия между солнечным утром и пасмурным вечером. А камины и вовсе затапливались лишь пару раз в год. Поэтому по длинным, к счастью, широким коридорам все пробирались на ощупь. Только обитатели дворца, в отличие от гостей, делали это более успешно, заведомо избегая известных им опасных углов и никчемных декораций.

   Ирис зло вспомнила, как на прошлой неделе маленький наследник со всей радостью и непосредственностью врезался в какой-то столик, и мало того, что брызнувшая из небольшого пореза на голове кровь залила белую шелковую обивку стен, так еще и его крепкий лоб вступил в «спор» с самим столиком, ножки которого просто сломались, а коллекция фарфоровых ваз отправилась в лучший мир к своим предыдущим владельцам. Конечно, Ирис злорадствовала не над разревевшимся Вереском, а над уроном, пусть и совсем небольшим, нанесенным гордецу Принцу, с которым у нее как раз произошла небольшая стычка. Скуповатый Пион, трясущийся над каждой мелочью, впал в состояние, близкое к беспамятству, но любовь к сыну все же оказалась сильнее, и мальчик обошелся простым наказанием – его поставили в угол. Но это мало подействовало на пятилетнего негодника, и он с прежней непосредственностью продолжил постигать мир. Пару раз он сталкивался с «тетушкой Ирис» и пристыженно опускал глаза, не выпуская из ручонок приятный бархат мантии. Она не делала ему никаких замечаний, а лишь шутливо предупреждала, что иногда стоит проявлять чуть больше предусмотрительности, а то ненароком можно сделать дырку в дворцовой стене – и вдруг это окажется восточная стена, та самая, за которой находится огромный розарий? Тогда из мальчика можно превратиться в настоящего ежика. Вереск озорно отпрыгивал и храбро спрашивал, сумеет ли она превратить его в ежа и правда ли, что из маленьких плаксивых девчонок, таких, как его младшая сестра, волшебники делают лучшие конфеты и самую воздушную сахарную вату. Она качала головой, а он заливисто смеялся в ответ и тихонечко следовал по пятам, надеясь разузнать нечто необычное. Вообще при каждой возможности он старался крутиться неподалеку от Ирис, а то и вовсе залезал ей на колени, что немало пугало Принцессу Тирлипат, считавшую, что ребенку незачем находиться подле ведьмы, но Вереска это мало заботило.

   Сейчас же Ирис сама готовилась выступить в роли несмышленого ребенка, осмелившись взбунтоваться против родителей. Приняв благообразный и чуть покорный вид, она громко постучала в их покои. Получив разрешение, неуклюже, зацепив ковер и расправив его ногой, вошла в комнату.

   Родители были погружены в свои обычные вечерние занятия. Принц Пион выделил своей родственнице лучшую гостевую комнату, поэтому уходящее солнце скудно освещало страницы книги Лиато и вязание феи Сирень, отчего те казались залитыми свежим ягодным соком. Сквозь жирные облепиховые полосы на небе сквозило брусничное напоминание о будущем ветре.

   – Ирис, ягодка моя, ты уже вернулась! Как погуляла? – Фея Сирень с довольным видом отложила рукоделие, но, бросив беглый взгляд на дочь, с раздражением сдвинула брови, так что на переносице обозначились глубокие морщинки. – Ты ходила на праздник в своей мантии?

   – Да, мама. Здесь не принято обнажать плечи. – Ирис недовольно обхватила пальцами края рукавов, как будто скользкий шелк мог защитить от вполне мирных нападок.

   – Я знаю. – Фея Сирень поправила лавандовую вуаль, скрывавшую ее волосы, концы которой эффектно и даже несколько величественно ниспадали на грудь. – Но ведь ты могла надеть вуаль, например, ту, что тебе привез папа из Аквалии, или накидку с рукавами.

   – Мне нравится моя мантия, – огрызнулась Ирис. – И я уже могу сама выбирать себе наряды.

   – В том-то и дело, что ты их не выбираешь…

   Лиато вздохнул и вмешался:

   – Ирис, хоть ты и волшебница, но все же принадлежишь к древнейшему роду, не говоря уж о происхождении твоей матери. – Он пригладил короткие седые волосы и поудобнее устроился в кресле, вытянув вперед свои длиннющие ноги. Опершись подбородком о кисть левой руки, покачал головой и добавил: – Все же пора решать.

   – Ты прекрасно знаешь, что я давно все решила. И сам поощрял меня. – Ирис села на сундук и прикусила пухлую губу. – Я вовсе не фея, мама, у меня даже волосы не того цвета! Какой уж ты меня родила, – добавила она, чуть подумав, аргумент специально для феи Сирень.

   – Но это не лишает тебя права заявлять о своей принадлежности к этому роду, – печально напомнила мать. Она приблизилась к дочери и провела кончиками пальцев по ее щеке, пытаясь то ли приободрить, то ли вразумить. – Ирис, мы с папой, конечно, поможем открыть тебе лавку, как и обещали, но может быть, стоит сконцентрироваться еще на чем-то. Иначе жизнь пройдет, а ты ничего, кроме своих склянок и котлов, не увидишь.

   Ирис склонила голову и сжала пальцы ног, всеми силами желая сохранить самообладание. Она понимала, что родителям хотелось поддержать глупую дочь и вернуть ее на путь истинный, но почему-то это всегда оказывались дороги с разными направлениями. Иной раз она даже начинала ощущать себя тринадцатилетним подростком в их обществе и, оправдывая это, всерьез злилась, что они словно игнорируют ее какой-никакой авторитет у посетителей кудесника Хабмера и среди других волшебников. Единственным утешением было лишь то, что так обращались со всеми незамужними девушками ее сословия, особенно с потомками фей.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

120,00 руб Купить