Залечь на дно в санатории. Яна Таар

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19

АННОТАЦИЯ

– Лечиться тебе надо! – припечатала Марго Селивёрстова, и через три дня мы оказалась в санатории. Марго, как истинная дочь замминистра, сразу потребовала для нас квадроцикл и мальчиков. Но квадроциклы здесь не держали, а в роли мальчиков по очереди выступали наглый газонокосильщик, поэт – одинокое сердце, австрийский барон и сам директор санатория.

   Можно оправдать безумие Марго: она клином вышибала любовь к «бывшему», но где была моя голова? На двух ногах и с чемоданом летних тряпок я добровольно явилась сюда и, спустя шестнадцать лет дверца ловушки захлопнулась.

ГЛАВА 1

– …мужа я нашла на мусорке. Он поставил «Мазду» так, что перекрыл дорогу к мусорным бакам. Просто невозможно пройти с пакетом! Мы насмерть разругались, и я вышла за него замуж.

   – А я бежала с работы и увидела длинную очередь. Подошла к огромному бритоголовому типу, мающемуся в хвосте последним, и спросила: «Что дают?». Он ответил басом: «Рыбу». И всё. Вышла замуж.

   Геля приоткрыла один глаз и покосилась на стеклянную перегородку, которая отгораживала ее от соседей по процедуре. Хотелось бы взглянуть на счастливиц, но не было возможности подняться: на спине холодными бляхами лежали испускающие ток электроды, и подопытную ощутимо потряхивало. Она смотрела на толстое стекло и обдумывала полученную информацию.

   О замужестве Геля даже не помышляла, но чужой опыт озадачивал. Исходя из подслушанного, с мусорным пакетом следовало выходить при полном параде и в боевой раскраске. Чтобы взбодрить кожу лица, с утра наносили увлажняющую маску, а чуть позже, слой за слоем, дневной крем, тональный, румяна на скулы, помаду на губы, – и все потому, что возле баков с отходами прогуливались неженатые мужчины. Пакеты для мусора должны быть зелеными. Серые и фиолетовые – это отстой, безвкусица и антисексуальность. Хуже только белье телесного цвета.

   Геля опасно выгнула шею, приподняла одеяло и взглянула на свои простенькие бежевые слипы.

   «Не готова!»

   С точки зрения удобства – ее трусы прекрасны, но совершенно не подходили для встречи с будущим супругом.

   Поморщилась.

   Медсестра обещала, что во время процедуры она почувствует лишь легкую вибрацию. Геле же казалось, будто кожу возле загривка грубо собирали в кулак, а после отпускали. Плечи нервно вздрагивали. Двухсекундный перерыв, и очередной удар током. Терпи, больная!

   Так и есть. Она здесь не отдыхающая, а больная, попавшая в санаторий по великому блату и природной глупости. И все из-за Марго, которая пока не приехала.

   Ее подруга Маргарита Андреевна Селивёрстова держала руку на пульсе жизни. В отличие от нерасторопной Гели, она моментально выхватывала важное из потока информации. Приходила, куда надо, и, с кем следует, знакомилась. Полгода назад Марго занесло в раскрученную социальную сеть, где она, руководствуясь нюхом, отыскала группу «Селивёрстовы, объединяйтесь!» Будучи расчетливой, Марго объединилась с абсолютной тезкой, Маргаритой Андреевной Селивёрстовой. В марте обеим стукнул тридцатник, и эти две грымзы стали дружить против всех Селивёрстовых.

   Упомянутая однофамилица оказалась дочерью замминистра железнодорожного транспорта, и Марго немедленно принялась извлекать пользу из чужого семейного положения. Неделю назад дочь замминистра по личным причинам раздумала ехать в санаторий, а горящую путевку подкинула любезной сердцу однофамилице. Марго сразу же взбрело на ум лечить нервы и коленку, которую она, по чужим воспоминаниям, ушибла в глубоком детстве. Но бродить по дорожкам санатория в одиночестве было бы скучно, и Селивёрстова прицепилась к подружке. Выманила Гелю в город на очную ставку и обвинила в том, что та…

   – …сидит за компьютером день и ночь, буквой «зю» согнувшись. А потом у тебя спина болит! Или шея?

   – Все нормально.

   – Сейчас болит? – не отступала Марго.

   – Почти нет.

   – Глаза красные. Опять дедлайн, а ты в команде?

   – В команде, – осторожно подтвердила Геля.

   – Слушай, Штосс, – это Марго обратилась к подружке по фамилии. В родственниках у Гели числились немцы, – ты мужика от женщины отличишь? Или вы уже там все бесполые в штанах и кроссовках-унисекс? То, что было отличием, благополучно сгладилось и заросло?

   – Начинается.

   Селивёрстова работала врачом-гинекологом и цинизма в ней – цистерна. Хоть ковшом черпай.

   – Санаторий по тебе, Штосс, плачет. И по мне. Телефон и ноутбук забудь дома.

   – Не-ет! У меня…

   – Брейк. Отпуск. Скажи всем, что прохудилась твоя гениальная крыша, и ты будешь латать ее целых десять дней.

   В санаторий «Солминводы» Геля прибыла седьмого июня в полдень. Приехала одна, не считая компании чемодана с наспех собранными вещами. Накануне у Селивёрстовой объявилась важная пациентка, которую она не могла обделить врачебным вниманием.

   – Задержусь на день.

   И Гелю дерзким пионером «отправили осваивать земли и торить пути-дороги».

   – Тебя встретит лучшая из устроительниц Лариса, телефон ее СМС-кой сбросила. На всякий случай, твой корпус – четвертый. Не вздыхай, я приеду вечером или на следующий день. Скажи им, что Маргарита Андреевна в дороге. Пускай бдят.

   Устроительница Лариса явилась к воротам в сопровождении высоченного парня, который сразу отобрал чемодан у Гели. В ней мутной водицей всколыхнулись задавленная опаска и плохое предчувствие. Подсознание давило опытом «непуганых пропавших сестер». Она твердо решила, ни под каким предлогом, не вручать в чужие руки паспорт. А тряпки пусть горят синим пламенем! Все одно ничего путевого.

   Разливаясь соловьем, Лариса заманила Гелю на облагороженную территорию и повела по дороге, где та буквально захлебнулась свежим запахом хвои и сладким ароматом цветущей акации. Одурманенная, она была готова упасть на первую попавшуюся скамейку и расплакаться от неожиданного счастья.

   Все растительное вокруг будоражило праздничной раскраской. Разворачивали розовые бутоны цветы шиповника, свесила белые кисти нежная акация, и повсюду целые поля из одуванчиков, тянущие круглые головки в синее небо. А чуть дальше, если гулять между березами и елями, первозданные участки нескошенной травы. Должно быть, приехав сюда, отдыхающие сразу попадали в рай.

   Ошеломленную Гелю завели в четвертый корпус, заботливо направили к лестнице на второй этаж, впустили в двести пятый номер. На тот момент она бы отдала и паспорт, и деньги, лишь бы ее оставили здесь жить. Совсем недолго, хотя бы на пару дней. Следом за устроительницей она прошла через квадратную прихожую и оказалась в большой комнате, из окон которой открывался живописный вид на старую башню. Ее пустые бойницы располагались как раз напротив окна.

   «Точно два дуэлянта со взведенными курками, мы смотрим в глаза друг другу и…»

   – Вам нравится? – пожилая женщина вошла в номер и встала рядом с Гелей.

   Новая жиличка промычала нечто восторженное, заставляя себя оторваться от картинки за окном.

   – Меня зовут Мария Семеновна, и я ваш врач. Сейчас мы побеседуем…

   Геля во все глаза смотрела на даму-врача, которая тянулась к ней с рукавом тонометра.

   «Селивёрстова, ты хотя бы предупредила, что меня будут встречать, как жену президента. Ах да, кто-то же у нас превратился в дочь замминистра!»

   Геля присела на предложенный табурет, растянув губы в механической улыбке. Дальше опекунов стало четверо: присоединилась горничная, которая сдувала с подоконников невидимые пылинки. А у «больной» меряли давление, слушали взволнованное дыхание, считали участившийся пульс. Тактично интересовались здоровьем. Геля в растерянности выдавала чистую правду, жалуясь на боль в области «спина-шея». Ее заверили, что уже сегодня она примет лечебные процедуры.

   «Приму обязательно. А завтра явится Маргарита Андреевна, самая наглая из всех Селивёрстовых, и пускай отдувается за обман».

   Сейчас Гелю и вчетвером бы не выпроводили из санатория. Красная башня в окружении нескошенных одуванчиков – это сладкий сон, дивный мираж, ее личный рай. Никуда она отсюда не уедет. Не сегодня. И не завтра тоже.

   Через двадцать минут, дружно восхитившись инициалами Гели, полное ФИО которой звучало как Ангелина Францевна Штосс, ей вручили санаторно-курортную книжицу, где черным по белому расписали причитающиеся процедуры. Сразу же обязали сдать все анализы. Согласно робкой просьбе, добавили плавательный бассейн и, хлопотливо попрощавшись, разбежались. В номере осталась энергичная Лариса, которая повела Гелю на обед.

   – По этой дорожке, Ангелина Францевна.

   – Можно на «ты» и просто Геля.

   – Видишь двухэтажный корпус? Это ресторан. Будете там питаться.

   – С другими отдыхающими? – уточнила Геля.

   – С другими, – подтвердила устроительница. – Сейчас диет-сестра укажет номер столика, и пойдешь знакомиться с соседями.

   Геля потянула ворот свитера. Только-только избавилась от излишка внимания и, на тебе, очередной представитель радушного персонала.

   К ее радости, диет-сестра за три минуты заполнила формуляр и распорядилась насчет стола.

   – В крайнем ряду, возле окна, шестой. Место третье. Уже накрыли. Четвертое место приедет позже?

   – Абсолютно точно, – подтвердила Лариса с ослепительной улыбкой. – Маргарита Андреевна прибудет завтра утром.

   И наступило счастье. Все опекуны разбежались, оставив Гелю в блаженном покое. Как обычная отдыхающая она подошла к шестому столику и вежливо поприветствовала равнодушного брюнета лет тридцати и дамочку неопределенного возраста. Эти двое сидели рядышком на противоположной стороне стола.

   – Приятного аппетита. Я буду вашей соседкой.

   Дамочка выстрелила в «соседку» оценивающим взглядом и, забыв поздороваться, коротко представилась:

   – Алла.

   – Геля.

   – Рей, – отрекомендовался брюнет, занимаясь исключительно рассольником.

   Геля деликатно покосилась на Аллу. Та же, совершенно не стесняясь, в упор рассматривала новоприбывшую блондинку. Взгляд Аллы зацепился за соломенные волосы, обрезанные строго по прямой, оценил серые глаза под светлыми бровями, мазнул по бледной коже, слегка припорошенной мелкими веснушками, не одобрил объемный спортивный костюм, который превращал в квадрат любую фигуру, и застрял в толстой подошве тинэйджерских кроссовок. Да уж, нелепая девица лет двадцати шести или…

   – Двадцать восемь, – поправила Геля чужие мысли.

   – Простите? – оскорбилась соседка.

   – Мне двадцать восемь лет.

   И задумалась, сколько же годочков доброжелательной соседке?

   «Тридцать? Омолаживающая инъекция еще не рассосалась: лицо Аллы было слегка одутловатым и неестественно-гладким. Тридцать пять? Рыжего цвета волосы художественно разметались по плечам. Аккуратный дневной макияж. Глаза зеленые. Линзы? И грудь. Высокая грудь, подчеркнутая кофточкой с низким декольте».

   Геля еще раз улыбнулась и села за стол, чтобы по примеру Рея заняться обедом. Как только она поднесла ложку ко рту, ее настиг вопрос от любопытной соседки:

   – Вы по профсоюзной путевке или через соцстрах?

   – Не знаю, – призналась новая отдыхающая. – Завтра приедет моя подруга, которая оформляла поездку, и расскажет вам всю правду.

   Алла поджала губы:

   – О-о, так вы пополамщицы?

   – Да, восемнадцать дней разделили на двоих. И номер тоже.

   – Кем работаете?

   Геля замешкалась. Отвечать не хотелось, но сочтут грубой.

   – Художник. Диджитал. Специализация – компьютерные игры. Рисую персонаж…

   Алла с осуждением отмахнулась:

   – Сейчас модно целый день таращиться в экран компьютера или часами висеть на телефоне. Лет десять назад таких бы работников назвали паразитами.

   Соседка откровенно нападала, не утруждая себя подбором слов.

   – Я работаю в офисе, и мне некогда зависать в телефоне.

   – Для вас придумано точное слово – «офисный планктон».

   – Словосочетание, – пробормотала паразитка и вернула подачу: – А кем вы работаете? Комбайнёром?

   Рей не сдержался и подавился смехом. Геля осторожно покосилась на развеселившегося соседа. Судя по тому, что его ноги с трудом помещались под столом, парень он высокий. К росту прилагалась породистая голова с крупными чертами лица, кудрявые темные волосы и густые брови. Сосед смахивал на известного рокера из девяностых.

   Рокер изучал салат в тарелке.

   «В упор меня не видит. Может, губы накрасить? И не розовым, а вишневым или темно-сливовым. Угу. Вместо спортивных брюк – набедренную повязку со свисающими кусочками ткани в остросюжетных местах, как у моих персонажей-воительниц. Мало. Надо лифчик нацепить с шипами, ошейник, налокотники и наколенники, еще наплечники стальные с чеканкой, рунами и остальной дребеденью. Тогда обратит внимание. Или нет? Самое беспроигрышное, взять в руки меч и приставить к горлу рокера. Плюс стопятьсот заметит».

   – Я врач-гастроэнтеролог, – фальцет Аллы вторгся в размышления Гели. – Частная клиника.

   «Два врача за одним столом? Это уже слишком. Ей бы и Селивёрстовой с головой хватило».

   – Вы тоже доктор? – вцепилась Геля в рокера.

   Он бросил ворошить вилкой салат, поглядел на нее внимательно и выдал признание дня:

   – Комбайнёр я. Пшеницу скосил и сразу сюда.

   – В начале июня скосили, – согласилась Геля.

   Не хочет говорить и не надо. Мутный тип. Бровями играет по-клоунски: то приподнимет их домиком, то опустит поочередно, потом в одну линию сведет.

   – Рей, вы мне Вячеслава Бутусова напоминаете, – голос Аллы обрел бархатные нотки, – солиста группы «Наутилус Помпилиус».

   – Родственник я его. О-очень дальний.

   «Вот врун! Ведь ни слова правды».

   Алла рассыпалась дребезжащим смехом, будто стакан стеклянный разбила и распинала осколки по углам.

   Комбайнёр пожал плечами и продолжил ворошить салат. Что уж он там искал?

   Какое-то время все молчали, а потом Рей покинул неинтересную компанию и отправился на выход.

   – Шифруется, – доверительно заявила Алла. Ее распирало посплетничать. – Сначала отрекомендовался Реймондом, а когда я удивилась, превратился в Рея. Вроде не иностранец, говорит без акцента. Вдруг шпион?

   – В санатории, – кивнула Геля. – Шпионы сюда косяками тянутся. Раны боевые залечивают.

   – Знаменитость, – решила соседка. – Или олигарх.

   – И что он делает за нашим столом? Сидел бы в вип-зоне. – Геля кивнула на столики за резной перегородкой. – Там бы никто вопросов не задавал. И блюда изысканные, а не курица.

   Она подвигала вилкой остывшую ножку.

   – Скучно им, богатым, – додумывала Алла. – Хочется острых ощущений. Идут к простым людям.

ГЛАВА 2

После обеда Геля вернулась в корпус, чтобы рассмотреть апартаменты без свидетелей. На этот раз номер встретил ее тишиной и приветственно взметнувшейся алой занавеской. По комнате гулял ветер. Ее чемодан по-прежнему стоял возле шкафа, как бы намекая, что неплохо бы вещи разобрать, а одежду повесить.

   Она присела на придвинутую к стене кровать, окидывая взглядом незатейливую меблировку. Второе ложе стояло чуть поодаль, строго параллельно первому. Возле каждой кровати – тумбочка, в изголовьях – бра. Дальше стандартно: стол, два стула, маленький холодильник, шкаф, электрический чайник на табурете, телевизор и кондиционер. Сушилка и утюг притаились в углу. Комната без намека на уют.

   – Надо обживать, – бормотала Геля, выгружая вещи из чемодана.

   Позже она переоделась в длинную цветастую юбку и белую футболку с розовым самолетиком на груди. Лицо и волосы замаскировала широкополой шляпой из коричневой псевдосоломы.

   На выходе взглянула в зеркало: плечи расправлены, нос независимо задран, радостное ожидание в глазах. И время самое подходящее для исследования: персонал занят работой, а большинство отдыхающие предпочли послеобеденный сон.

   Сначала Геля спустилась к бювету, оценив крутые марши тройной лестницы с боковыми ограничениями в виде кованых перил. Каждая уголок ступеньки – в стальной окантовке. Длинный спуск был роскошно оформлен стилизованными под старину фонарными столбами, а сами фонари выполнены из темно-коричневого стекла, украшены завитками и для полноты образа чуть подкопчены сверху. Последний лестничный марш заканчивался дорожкой, которая вела к пузатому мосту через добродушно журчащую речку.

   Геля медленно сошла на обочину, побродила по узкой лужайке, нашла в траве детскую кепку и, не задумываясь, повесила ее на еловую лапу, после чего направилась к мосту. Перейдя на противоположный берег, она увидела овальной формы бювет, от входа в который разбегались две дороги. Обе вели в лес.

   – Хоть бы какие-нибудь указатели поставили.

   За неимением собеседника Геля разговаривала сама с собой.

   – Налево пойдешь – покой потеряешь, направо… вот засада! – испугалась она.

   Справа обнаружилась спина Аллы. Соседка по столу гремела орехами, призывая на обед вездесущих белок. Рыжухи с показной беспечностью скакали по деревьям, но к дарительнице не подходили, не доверяя ее подозрительной щедрости.

   Геля незамедлительно свернула налево, куда совсем не собиралась. Сейчас ее походка напоминала спортивную ходьбу, причем физкультурница неловко путалась в длинной юбке. Левая дорожка превратилась в тропинку и довольно бодро повела в гору. Через сто метров беглянка остановилась в тени молодой березы. Вдох-выдох, помахала руками, вдох-выдох и огляделась. В следующее мгновенье, буквально в десяти шагах от себя, она увидела самый прекрасный холм на свете. Подъем шел круто, под сорок пять градусов и заканчивался метров через тридцать почти плоской вершиной. Но сейчас ей не было дела до метража и крутизны. Сказочный холм живописно порос густыми травами, сквозь высокую зелень которых пробивались тысячи полевых цветов, создавая изумрудно-бело-розовый волнистый ковер.

   Завороженная дикой красотой, исследовательница рванула вверх. Она вдохновенно напевала себе под нос и карабкалась, пока не споткнулась обо что-то охнувшее. С коротким воплем Геля рухнула на подвижное препятствие.

   – Не кричите, – попросило препятствие. – И, пожалуйста, плотнее к земле.

   Требование сопровождалось бесцеремонным движением сильной руки, которая прижала ее заднюю часть к мощному торсу.

   Секундой позже озадаченная Геля разглядела, что в роли препятствия выступает сосед Рей, лежат они крест-накрест, и смотрит комбайнёр не на нее, а сквозь траву. Она тоже вгляделась в просвет между цветами и увидела Аллу, вышедшую на послеобеденную охоту. Соседка по столу озиралась, разыскивая шуструю беглянку.

   – Почему вам в номерах не отдыхается? – глухо ворчал сосед. – Бродите по территории.

   – Тихо! – шикнула на него Геля. – Она смотрит в нашу сторону.

   И вжала соседа в землю. Хорошо, юбка у нее пестрая, незаметная на фоне травы и цветов. Три минуты лежали тихо, а потом сосед возмутился:

   – Удобно?

   – Не очень, – фыркнула Геля. – Ваш локоть причиняем мне дискомфорт.

   – Это не локоть, Ангелина Францевна, – парировал Рей, выползая из-под жаркой девицы.

   Какого! Где он услыхал ее полное имя? Ах да, в столовой. Лариса ее величала.

   – Ангелина? Еще и Францевна! – почти с неба возмутился голос Аллы.

   Геля позавидовала острому глазу и физической подготовке этой целеустремленной фрау. Она метле сюда прилетела?

   – Чем думали ваши родители, когда давали ребенку подобное имя? – бушевала ведьма. – Францевна! Вы же не баронесса какая-то. Но, если хотите, буду вас Анжелой звать.

   – Не хочу, – отказалась баронесса, хватаясь за протянутую руку соседа. – Меня Геля устраивает. У Реймонда тоже имя редкое. Интересно, чем думали его родители?

   – Я, и правда, барон, – вошел в пике комбайнёр. – Как только подлечусь, сразу уеду в родовой замок, сяду на трактор и буду баронствовать.

   Геля побежала вниз по склону, не беря во внимание ни завравшегося барона, ни рыжую ведьму. Надо завязывать со случайными знакомствами, а то отдых неправильным получается.

   – Опаздываю на процедуру, – на ходу выкрикивала она. – Остеохондроз проклятый замучил.

   Таким образом, после приключений на холме распласталась она амебой на медицинской кушетке с холодными электродами на спине. От нечего делать подслушивала откровения двух счастливиц, где и каким образом они познакомились с мужьями. Дамы хвастались, а ей очень хотелось присоединиться к обществу и рассказать, как лежала она сегодня на предположительно холостом бароне, нос ей щекотали розовые маргаритки, юбка задралась до колен, а в грудь упиралось…

   В размышления Гели вклинился еще один голос. О-о, их там не двое, а трое!

   – …мужа себе я нашла в лаборатории НИИ, работала там младшим научным сотрудником. Однажды меня попросили сходить в смежный сектор и передать конверт его руководителю. Вхожу к соседям со словами «вам письмо», и все до единого сотрудники развернулись в мою сторону. Из подсобки выглянул очкарик, кудрявый и задумчивый, достал лист из конверта, прочитал и озадачено почесал лоб. Да, девочки, уже двадцать лет, как я замужем.

   – Что было в том листке? – спросила голос дамы, чье счастье обитало возле мусорки.

   – Пару строчек всего. «Не будь дураком. Хорошая девушка. Даю тебе шанс». Лично принесла потенциальному супругу свою блестящую рекомендацию. Коллега-шутник постарался.

   Геля подумала, что раньше были прекрасные времена. Люди друг другу письма писали, толкались за дефицитом в очередях, в транспорте знакомились. А сейчас расстояние между пешеходами полтора метра или на электрических самокатах пролетают бесплотными тенями. И не слышат они ничего, потому что наушники, и не видят они никого, потому что глаза уперлись в цветной экран смартфона. Проходит-проезжает мимо жизни миллионная армия одиноких и самодостаточных, цель которых отстоять персональные границы и... дальше неинтересно.

   Расстроенная, она доплелась до номера, упала на кровать, в приступе малодушия решив пропустить ужин. Не было сил отбивать словесные атаки вредной Аллы.

   «Вдруг Рей добавит что-нибудь обидное? Нет, хватит плохого на сегодня. Следует дождаться Марго, и тогда все наладится».

   После энергично проведенного дня и утомительных процедур ее потянуло в сон. Проснулась Геля от грохота. Одновременно со вторым ударом уставилась в незнакомый потолок, перевела взгляд на окно. За стеклом сгущались лиловые сумерки.

   Нетерпеливый стук в дверь повторился, трижды усиленный воплем Марго:

   – Штосс, открывай! Умерла что ли?

   – Не дождешься, – зевая, пробормотала Геля.

   Подружка в своем репертуаре. Хоть бы позвонила и предупредила. Нежданное эффектное явление – фирменный стиль Маргариты Андреевны.

   Геля открыла дверь и очень удивилась. В комнату ввалился кто-то чужой, несчастный, с опухшим красным носом.

   – Что случилось? И где твои… твоя грива?

   Роскошные, почти до пояса, волосы брюнетки Селивёрстовой стали раза в полтора короче и выглядели слегка пощипанными. Вроде и неплохо, но чтобы Марго в здравом уме и в твердой памяти рассталась со своей шевелюрой?

   – Обрезала. В знак траура.

   – Что случилось? – испугалась Геля.

   – А-а! – со слезой в голосе отмахнулась Селивёрстова и, едва не сорвав порожек, втащила чемоданище в комнату.

   Уронила его посредине, сама упала на истерически взвизгнувшую кровать подруги и пожаловалась:

   – Жизнь моя кончена.

   Уставилась на кирпичную красавицу за окном.

   – Будь это Девичья башня, можно и головой вниз.

   Душераздирающий вздох и прерывистый всхлип.

   – Эдик, – сообразила проницательная Геля. – Что натворил?

   Откуда взялся прохвост Эдуард Олегович, она уже и не помнила. Загорелый сероглазый красавец, щедрый на подарки и охочий до романтики, холостой руководитель отдела смет «Облгорстроя», Эдик вошел в жизнь подруги строевым шагом и принялся маршировать там без устали. Неглупая Марго неожиданно для всех впала в любовное умопомрачение, вообразив, что нашла свою вторую половину. Заговорила о скорой свадьбе. Через неделю Эдуард Олегович переехал в квартиру будущей супруги, потому что ее жилплощадь располагалась немного ближе к его офису. Спустя месяц с блестящего жениха потихоньку отпала лепнина с позолотой и стала проступать ободранная штукатурка настоящего Эдика. Молодой и красивый, с этим не поспоришь, но рабочий на стройке. Не женат сейчас, но дважды в прошлом: где-то за МКАДом маленькие дети укоризненно топали ножками. С деньгами тоже пошли неприятности: откуда-то вылезли внушительные долги любимого, и следом потянулись голодные волки-кредиторы.

   В отличие от подруги невлюбленная Геля оценивала метаморфозы с Эдиком холодно и трезво, проникнувшись огромными подозрениями. Марго же день за днем преодолевала чужие трудности. Сначала она вознамерилась подыскать будущему супругу подходящую работу. Любимый послушно уволился со стройки, но выходить на новое место не спешил, третий месяц заседая в обжитой квартире. С чужими финансовыми трудностями тоже боролась энергичная невеста. Эдик в меру сил развлекал будущую супругу, желая познакомить ее с детьми от прошлых браков: «Ритуль, у тебя получится», потом пристал с мамой: «Ты ее полюбишь!». Селивёрстова сопротивлялась.

   – Что случилось? – спросила Геля. – У него родился третий ребенок, но он тебя любит?

   – Он меня больше не любит, – всхлипнула Марго. – Все кончено.

   Геля не стала вслух озвучивать, что от Эдика-прилипалы совсем не просто будет избавиться. Попьет крови. Это на словах «все кончено», а на деле ушлые Эдики умеют вести осаду и побеждать в войне полов. Если подруга, конечно, не придет в себя и не превратиться в прежнюю Марго Селивёрстову, умную и расчетливую.

   – Рассказывай, – вздохнула Геля, наливая воды в электрический чайник и нажимая на кнопку. – Вечер долгий.

   И Марго рассказала, как адски устала она за последний месяц. Никогда так не уставала. Провалы по всем фронтам: в квартире постоянно что-то рушилось и ломалось, по телефону звонили чужие люди, по дороге перехватывали незнакомцы, а в двери стучали заёмщики. Даже в сплоченном коллективе, где она проработала два года, начались склоки и неприятности.

   Поездку в санаторий Марго восприняла, как подарок свыше. Отрешиться от всего лишнего, успокоить нервы, собрать мысли в кучку и понять, почему все пошло кувырком. По идее, любовь – прекрасное чувство, и влюбленная женщина должна летать на крыльях, а она дергается и плачет. Всякое начинание – мимо, ничего не получается! Спать стала с таблетками, мысли плохие, будущее неясно очерчено. В понедельник обнаружила, что руки дрожат. Поэтому решила не откладывать поездку на завтра, а уехать в санаторий прямо сегодня.

   Утром она приняла двух пациенток, ближе к обеду помчалась домой, чтобы спешно собрать чемодан. Помахав Эдику, который сосредоточенно проходил очередное онлайн собеседование, поехала на автовокзал. И только на месте сподобилась проверить паспорт и билет, после чего обнаружилось, что портмоне с документами путешественница оставила на холодильнике, – разрывалась между срочными сборами и приготовлением ужина для любимого.

   Спустя час, в крайнем раздражении, она подруливала к дому на такси и была невероятно удивлена, когда из подъезда в обществе принаряженной дамы вышел улыбающийся Эдик. Парочка по-голубиному ворковала. Потом неверный возлюбленный интимно подхватил партнершу под коленки и поставил небожительницу на лавочку. Чтобы Марго не сомневалась, эти двое страстно поцеловались и побежали навстречу радуге.

   – А ты? – спросила Геля.

   – Проводила их взглядом, на автопилоте добрела до квартиры, забрала все и по второму кругу отправилась на автовокзал.

   – И что теперь? Простишь или отобьешь у дамы?

   – Если бы хотела отбить, никуда бы не поехала. А я здесь.

   – Ты же его очень любишь.

   – Не знаю уже. Я никогда еще так много не плакала. По ощущениям, моя любовь сдохла в муках, и я ее похоронила.

   – Вот и отдохнули, – расстроилась Геля.

   – Завтра начнем отдыхать, а сейчас спать. Я уже месяц нормально выспаться не могу. Знаешь, кто была та дама с коленками? Заведующая моей больнички. А я все думала, какого дьявола она ополчилась на меня в последнее время. Цепляет, говорит гадости за спиной и в лицо, а вчера посоветовала уволиться.

   – Подари ей Эдика. Пускай она помучается бессонницей.

   – Возможно, когда я вернусь, его не будет в моей квартире. Стану брошенкой.

   – Хорошо бы.

   – Завтра чемодан разберу, – брошенка нещадно зевала. – Сейчас пижаму найду, душ и баиньки.

   Пока подружка принимала душ, Геля застилала ее кровать. Проходимца Эдика она на дух не переносила, а Марго жалко. Страшная штука – слепая любовь. На тяжелую болезнь смахивает. Человек глупеет и теряет себя, осатанело вращаясь вокруг объекта любви, вспыхнувшего сверхновой. Некоторые сгорают до пепла.

   Селивёрстова вышла из душа с еще более красными глазами. Легко отпустить Эдика не получалось. По дороге к кровати она потеряла тапки, бухнулась в постель лицом вниз и вроде бы засопела.

   Геля лежала в темноте и пыталась читать электронную книгу. На самом деле таращилась на двадцать шестую страницу романа, название которого не помнила, вздыхала и думала, чем бы отвлечь подругу. Первое, что пришло в голову, «клин клином», второе – загрузить Марго по самую макушку, чтобы времени не нашлось ни на Эдика, ни на гадкую заведующую, ни на обиду с разочарованием.

   – Много процедур, – бормотала Геля, – каждые три часа воду пить, часто плавать в бассейне, играть в волейбол и…

   Комнату заполнил жуткий вопль Селивёрстовой, и Гелю снесло с кровати. Она подбежала к подружке, схватила ее за руки, пытаясь удержать в постели.

   – Тихо! Тс-с.

   Марго ощутимо трясло.

   – Опять проклятую хибару видела, – жаловалась она, откидывая со лба мокрую прядь. – Сколько можно?

   Этот дом снился Марго уже в течение семи лет, сновидения начались сразу после выпускного в университете. Самые первые «серии» ей даже нравились. Дом комнат на пять, огромный и просторный. Бесконечно длинные коридоры, много окон, деревянная веранда, летняя кухня, парадная и задняя, черная двери. Без ремонта, правда. Если апартаменты довести до ума, потолки выровнять, покрасить стены, окна поменять, то конфетка получится. Время шло. Он снился пару раз в год все в том же необжитом состоянии. Марго туда приходила, мечтала о ремонте, даже что-то планировала и просыпалась. В последние два года строение начало сильно ветшать. Ставни перекосились, стекла грязные, задняя дверь висела на одной петле. Неуютно и тягостно стало находиться в доме. Она уже ничего не планировала, желая быстрее проснуться.

   – Дверь передняя выбита, – сонно рассказывала подружка, – пустой проём и дальше мрак. Страшно заходить. Сидела на крылечке и тряслась.

   Геля держала Марго за руку и разговаривала с ней, как с маленькой:

   – Это сон. Нет никакого дома. Ты в санатории. Здесь есть я.

   – А я? – спросила Марго.

   – А ты красивая, – уронила Геля, задумавшись о причинах повторяющегося сновидения.

   – Кхм-м, – фыркнула пробудившаяся Селивёрстова. – Дожилась, дурой обзывают.

   Они грустно рассмеялись. Свет страницы электронной книги разгонял темноту, выхватывая из мрака два надломленных силуэта.

   – Ложись, Штосс. Я больше не буду орать.

   Геля ей поверила. Это был сложный и длинный день. Она закрыла электронную книгу и спустя минуту провалилась в глубокий, без картинок, сон.

ГЛАВА 3

За окном желто-розовыми переливами занимался июньский рассвет. Неяркие оттенки небесных красок, умиротворяющий шелест молодой листвы, мирное стрекотанье кузнечиков в росистой траве, тихий щебет проснувшихся птиц.

   – Р-р, дых-дых, р-р, дых-дых! – взревело под окнами корпуса номер четыре, круша утреннюю идиллию.

   Геля и Марго синхронно подскочили в кроватях. И если первая, в положении сидя, так и не смогла открыть глаза, то Селивёрстова вцепилась пятерней в волосы, зло дернула за них и разразилась воплями возмущения:

   – Кто?! Совсем с ума сошли?

   – Который час? – зевнула Геля, с усилием приоткрывая один глаз.

   – Пять! – негодовала подружка, отбрасывая одновременно телефон и одеяло. – Пять утра! – Телефон полетел под кровать, одеяло – в ноги.

   У Гели победил сон, и она снова обняла подушку. Чтобы как-то отгородиться от назойливого рычания, прижала ладонь к уху.

   Марго же прилипла к окну, разыскивая источник шума. Щурилась, всматривалась в мужской силуэт, крутила из волос гулю и хрипло чертыхалась. Рёв не смолкал. Наоборот, его виновник, как нарочно, бродил под самыми окнами спящих девиц.

   – Это надо прекратить, – решила Селивёрстова и, в чем была, отправилась скандалить.

   Геля слышала невнятные возгласы подруги, где-то вроде бы хлопнула дверь, а за окном глухо рычало. Через время рев затих, и она уснула с блаженной улыбкой. А потом с новой силой взревел мотор, и проснувшаяся Геля обнаружила, что сидит она в кровати и смотрит на смятую простыню Селивёрстовой. Самой фигурантки в комнате не наблюдалось.

   Геля забеспокоилась: подруга в гневе способна натворить много разных дел. Только сейчас вспомнила про хлопок входной двери, и в душе зашевелилось дурное предчувствие. Она подхватилась на ноги и робко позвала:

   – Марго!

   Впрочем, кто тебя может услышать в таком шуме. Под окнами яростно надрывался неведомый зверь, в котором Геля угадала газонокосилку. Причем не простую, а очень мощную. Она облокотилась на подоконник и уставилась на спину безумного газонокосильщика, в процессе ознакомления задумчиво ерошила волосы на затылке. Загорелый парень в черной майке и цветной панаме неторопливо косил траву возле их корпуса, будто сейчас не раннее утро, а…

   Геля не слышала, как повернулся ключ в замке. В комнату ворвалась взбешенная подружка.

   – Не-ет, ты представляешь? Кх-х!– хрипела и покашливала она. – Косит. Кх-х! Никому не мешает, только мне. Остальным нравится.

   – Мне не нравится, – воспротивилась Геля и запнулась, не зная, как донести до Марго здравую мысль.

   Подружка, скажем так, выглядела немного сумасшедшей. Лохматая кривая гуля в районе макушки, шелковая пижама, причем на рубахе застегнуты всего две пуговицы и те неправильно, ноги в разных тапочках. Зеленый с вышивкой – хозяйский, а розовый тапок с помпончиком – Гелин. Переполошенной райской птичкой полетела Марго выяснять отношения с газонокосильщиком Должно быть, сразила загорелого в панаме наповал.

   Шум за окном стих. Ударник труда ушел на перекур. Или на второй завтрак.

   – Разбудила дежурную в нашем корпусе, – сипела Селивёрстова, – а она говорит, мол, что я могу сделать, и посоветовала мне выпить корвалолчика.

   Геля посветлела лицом и побежала к своему чемодану, который пристроился в уютной нише между холодильником и стеной. Покопалась в переднем кармане и вытащила полупрозрачную сумку-аптечку. Вытряхнула оттуда блистер с маленькими таблетками, выдавила три штуки и протянула на ладони.

   – Пей.

   – Что это? – испугалась Марго.

   – Слабительное, чтобы удержать тебя в комнате. Я шучу. Легкое успокоительное.

   Геля плеснула воды в стакан и практически насильно заставила подружку выпить все таблетки.

   – Ты почему хрипишь? – продолжила она допрос.

   – Голос сорвала, когда кричала на этого с косилкой.

   – Что кричала?

   – Много чего. Например, что отдыхаю здесь и мне нужен покой, а если он не остановится, я взорву его вместе с адской машиной.

   – А он?

   – Он бубнил, что ему надо работать и «шли бы, девушка, лесом, не мешали». У него, представляешь, даже группа поддержки была. У меня никого!

   Геля осуждающе мотнула головой, но вины не признала. Была бы картина маслом: из корпуса выбегают две истерички в пижамах, разных тапках и с дикими воплями.

   – Сидит один такой толерантный на скамейке, – Селивёрстова перешла на зловещий шепот, – расслабленно покуривает и говорит: «А когда ему еще косить?»

   – Мир сошел с ума, – подтвердила Геля. – Надо пожаловаться директору санатория.

   Марго зевнула, еще один раз зевнула, потерла глаза и отправилась к своей кровати.

   – Как только проснусь, сразу пожалуюсь. Что-то убойное проглотила. Всем посылаю лучи добра.

   Повторное пробуждение буйной Марго состоялось через два с половиной часа.

   – Пропустим завтрак, – грозилась Геля, выходя из ванной. – Становись под душ и бегом в ресторан. Здесь прием пищи длится всего сорок пять минут, после официанты в темпе убирают.

   Селивёрстова молча кивнула. Голос, увы, не восстановился, а возмущение, напротив, притупилось и было слегка неудобно за утренний скандал в расхлябанном виде. Нет, с нервами определенно надо что-то делать. Странно, но вместо опостылевшего дома и неверного Эдика приснился красавец-газонокосильщик. Без майки, но в бриджах. Играл бицепсами-трицепсами, загадочно усмехался и грозил пальцем. Сегодня пятница, а с четверга на пятницу сны сбываются. Ой, мамочки, неужели газонокосильщик сбудется? И аппетит зверский проснулся. Как бы не опоздать на завтрак.

   Она сначала метнулась к окну, но полуголого красавца там уже не наблюдалось, потом побежала в ванную. Под струями душа на нее накатило воспоминание, от которого стало жарко до дурноты. Она вернулась в комнату взбудораженная, лицо в алых пятнах, глаза несчастные.

   – Опять Эдика вспомнила? – посочувствовала Геля.

   Марго помотала головой и виновато засопела. Было страшно говорить, но лучше признаться сейчас, потому что лучше.

   – Не все рассказала, – просипела она и кивнула на окно. – Я там не просто ругалась.

   Геля так и застыла с расческой над головой.

   – Только не говори, что подралась, – просила она.

   Марго елозила тапочкой по полу.

   – Я его ущипнула, – прошептала она. – За руку. Что теперь будет?

   – В тюрьму тебя посадят, гусыню, – пригрозила Геля. – Лет на десять. Ты ущипнула, а он?

   – Не знаю. Поседел, наверное. Если увидишь седого газонокосильщика, не трогай его. Он – мой.

   – Марго, ты сошла с ума.

   – Знаю. Может мне на завтрак не ходить. В номер принесешь?

   – Так ему и надо, – вывернула ситуацию Геля, которой не понравилась идея Селивёрстовой бегать с кастрюльками. – Днем пусть работает. Заслуженно пострадал.

   – Стыдно-то как. Штосс, дай таблеточку, я буду спать и спать.

   – Если причешешься и снимешь пижаму, он тебя наверняка не узнает. Я уже не узнаю.

   – Очки солнечные надену, – обрадовалась Марго, – и стану кудрявой.

   – Некогда кудрявиться, – Геля стучала в дверь ванной. – Без пяти восемь.

   – Штосс, десять минут погоды не делают.

   Спорить с Селивёрстовой – бесполезное занятие. Геля уселась на кровать и стала терпеливо ждать преображения.

   Марго и правда умудрилась накрутить волосы за четверть часа. Следуя неписанным правилам этикета, – опоздание в рамках приличия. Когда подруги подошли к столу, Рей изучал яблоко, запеченное под шапочкой из творога. Алла, меж тем, решительно расправлялась с котлетой под опасным названием «Любительская».

   – Утро доброе, – недобро заявила она, разглядывая что-то за их спинами.

   – Здравствуйте. Приятного аппетита! – пожелала Геля и нарвалась на выговор.

   – Опаздываете. И ужин вчера пропустили.

   Новую соседку Алла не замечала намеренно.

   – Подругу встречала, – объяснила Геля, переводя стрелки на Селивёрстову.

   – Марго, – сипло представилась та, окончательно пав в глазах утонченной соседки.

   – Вы курите? – возмутилась Алла, оценив взглядом девицу в черных очках. – Голос ужасный.

   – Если я вам не нравлюсь, – не обиделась Селивёрстова, – вы всегда можете пересесть.

   Ее голосовые модуляции и смелое заявление заинтересовали Рея. Он даже яблоко отодвинул. Это блюдо было не достойно внимания настоящего мужчины.

   – Марго сорвала голос, – объяснила Геля. – Она поругалась с газонокосильщиком, который в пять утра уничтожал траву возле нашего корпуса.

   – Зачем с ним ругаться? – Алла не оценила подвига сиплой девицы. Она бы никогда до такого не опустилась. – Надо жаловаться директору санатория. Кстати, обернитесь, он здесь. Громадный брюнет в черной футболке со словом «Yes» на груди. Возле раздатчицы стоит.

   Геля не торопилась рассматривать громилу, а вот Селивёрстова обернулись, после чего придушенно выругалась, шокировав соседку. Алла демонстративно вздохнула, пожала плечами и обратилась к комбайнёру:

   – Что-нибудь уже скажите ей!

   – Очки у вас классные, – одобрил Рей маскировку Селивёрстовой. – Чей бренд?

   Но Марго сидела совершенно огорошенная. Молча ковыряла яблоко, зацепила котлету и обратилась к Геле:

   – Где мой чай?

   – В бойлере, – подруга кивнула на серебристый термопот. – Здесь каждый себе сам наливает.

   – Демократично.

   И опять впала в прострацию. Геля прихватила две чашки и ушла разживаться чаем.

   – Вы уверены, что это директор санатория? – прицепилась Марго к нелюбезной соседке. – Слишком молодой.

   – В прошлом году другой был, – отозвалась дама с соседнего стола. – Интеллигентный старичок.

   Геля не выдержала и обернулась, чтобы оценить молодого директора, но увидела лишь его неинтеллигентную спину, которая чудом поместилась в дверной проем.

   Алла провела салфеткой по губам и торжественно объявила:

   – Я позавтракала. Приятного всем аппетита.

   Отдыхающие стайками покидали зал, оставляя после себя разгром из смятых салфеток, перепачканных тарелок и чашек с недопитым чаем. Троица за шестым столиком никуда не торопилась. Рей смотрел в окно, внимательно наблюдая за теми, кто присаживался на скамейки возле фонтана. После плотного завтрака у многих не оставалось сил отойти дальше.

   Геля заметила одну странность, которая ее позабавила. В сквере, и вдоль дорожек, скамейки были выкрашены в разные цвета: синий, красный, желтый и зеленый. И дамы интуитивно выбирали тот, который был созвучен основному тону их одежды. Полная женщина в голубом джинсовом платье устремилась к синей скамейке, а ее напарница в нежно-лимонной блузке притормозила возле желтой, не одобряя странный выбор голубого платья. Геля оценила свои брюки цвета хаки, перевела взгляд на красную футболку Марго и поняла, что сейчас они подерутся.

   Додумать не дали. Селивёрстова коротко ответила на звонок по мобильному и мотнула головой, мол, выходим.

   – Чем тебе не понравился директор? – спросила Геля, придерживая входную дверь.

   – Всем. Этот хмырь сидел рядом с моим газонокосильщиком.

   – Однако ты не того ущипнула.

   Марго издала тоскливый горловой звук и по узкой тропинке направилась в четвертый корпус. Она смятенно поглядывала на желтые цветочки нескошенного чистотела, думая о ком угодно, но только не об Эдике. Любимый блеклой тенью отступил на задний план.

   А возле двери их ждала делегация из устроительницы Ларисы, знакомого врача и новой дежурной по корпусу: приятные до слез приветливые лица.

   – Здравствуйте! – улыбающаяся Лариса прижимала к груди маленькую собачку. – С приездом, Маргарита Андреевна!

   Марго кивнула и молча распахнула дверь в номер.

   – Как спалось, Ангелина Францевна?

   – Неплохо. Соловьи здесь волшебно поют по ночам.

   Все дружно растянули губы, но молчание Селивёрстовой гостей настораживало.

   – Маргарита Андреевна голос сорвала, – пояснила сердобольная подружка. – Ругалась. С пяти утра у нас под окном рычала газонокосилка. Директор вашего санатория лично курировал рабочего.

   Устроительница и врач переглянулись. Лариса от огорчения даже собачку выронила:

   – Наш директор в отпуске. А это временно исполняющий его обязанности. Сверху назначили.

   И она показала пальцем на потолок. Все пятеро уставились вверх, будто бы опасаясь, что им на головы свалится работящий назначенец.

   – Не в меру энергичный. Сам не косил?

   – Руководил процессом, сидя на скамейке.

   – И не спится ему в пять утра, – вздохнула дежурная. – Вчера на планерке грозился всех выгнать. Особенно пенсионеров.

   – Желаю ему остаток жизни на пенсию прожить, – фыркнула пожилая Мария Семеновна. – Но перед этим пусть ему на ногу уронят газонокосилку.

   Чувствовалось, что назначенца, мягко говоря, в санатории не жаловали. Селивёрстова шмыгнула носом и вытерла повлажневшие глаза. Солидарность – ядреная вещь, слезу вышибает.

   – Присаживайтесь на стул, Маргарита Андреевна, – суетилась Лариса, – сейчас вы расскажете, что вас беспокоит.

   – Нервы, – призналась Селивёрстова, – голос и колено.

   – Голос восстановим, нервы укрепим, колено подлечим, – пообещала врач. – Чай пили? Стало легче?

   Селивёрстова благодарно кивнула.

   – Больше теплой жидкости, больше. Водичку нашу лечебную пейте. Сейчас напишу, когда и сколько. Грейте горло чаем и молоком. Еще можно смешать три чайные ложки меда с тремя каплями лимонного сока и добавить пятьдесят граммов подогретого коньяка. Употребить внутрь маленькими глотками.

   – Сейчас сделаем и принесем, – выступила вперед Лариса. – Вы у нас, Маргарита Андреевна, быстро заговорите.

   Последнее утверждение звучало угрожающе, но общий смысл пришелся Селивёрстовой по душе. Подобно саламандре в лучах солнца, она с удовольствием купалась в лучах внимания. А шустрая собачонка мячиком скакала по ее постели, перепрыгивая с одеяла на подушку, но бесцеремонное поведение животного совершенно не волновало пригревшуюся Марго.

   – Муза, ач! – Лариса подошла и подхватила дрожащую собачку на руки. – Веди себя прилично. Чихуахуа моей мамы, – объясняла она Геле. – На время забрала Музу к себе. Маму положили в больницу.

   – Что такое «ач»? – спросила Геля.

   – «Нельзя». Это мама придумала. Трудно с Музой. Избалованная, непослушная, команд не выполняет.

   Марго не прислушивалась к разговору устроительницы и подруги, она внимала врачу. А та, помня о расшатанных нервах пациентки, расписывала несомненную пользу циркулярного душа и жемчужных ванн с биолонгом, ратовала за ароматерапию и настаивала на посещении психотерапевта.

   – Групповая терапия, а если не подойдет, то индивидуальные консультации. Еще походите с подругой на моделированные токи. Нормализуете сон и снимите общее нервное напряжение. Для колена – озокеритовые аппликации. Знаете, что такое озокерит?

   Селивёрстова зачаровано кивнула, но Марию Семеновну было не остановить.

   – Уникальный природный минерал. Обладает противовоспалительным, обезболивающим и антисептическим эффектом.

   Геля поморщилась. С некоторых пор она невзлюбила слово «уникальный». Слишком много повсюду расплодилось уникального: песня, роман, контент, дом, дверь в доме, гвоздь в двери.

   Мария Семеновна наизусть шпарила методичку, а Муза яростно металась по подоконнику, намереваясь покончить с мучением под названием жизнь, сиганув со второго этажа, но прочная сетка не приветствовала смертоубийство животных.

   – …на первом этаже водолечебницы с десяти утра до часу дня вы можете выпить успокоительный травяной настой. Он проходит в нашем списке под номером один, – врач сознательно нагружала Маргариту Андреевну процедурами. – Как насчет гидромассажа?

   Больная осоловело кивнула, и гидромассаж размашисто вписали в ее санаторно-курортную книжицу.

ГЛАВА 4

Когда со здоровьем Селивёрстовой было покончено, делегация удалилась. Музу к этому времени благополучно отловили и, прижав к груди, вынесли из номера.

   – Отдохнула? – поинтересовалась Геля. – Тогда идем к администратору и распишем твои многочисленные процедуры. Календарный план, регулярность, часы посещения.

   – Ой, сложно все, – попробовала возразить Марго. – Давай просто погуляем?

   – Позже, – Геля не отступала.

   Нервы подруги – это святое. Утро высветило проблему, которую надо решить.

   Спустя два часа Селивёрстова выглядела немного растерянной. Жемчужная ванна ее успокоила, микротоки взбудоражили, а травяной чай вогнал в задумчивость.

   – Хватит на сегодня, – заявила она, дожидаясь Гелю на улице. – Гулять.

   – Пить воду и обедать.

   – Какая же ты занудная, Штосс. Сразу видно, что наполовину немка. В номер заглянем?

   – Времени нет.

   – Я как-то по-другому представляла отдых. Погулять некогда.

   Геля покосилась на Марго. Подружка вертела головой и прислушивалась. Слово «гулять» прозвучало уже три раза. И в какую сторону Селивёрстову гулять поведет?

   – Пошли вниз, покажешь знаменитый бювет, – решила задачу подружка. – Быстрее идти можешь?

   Бювет не произвел на нее никакого впечатления. Крутой спуск со старинными фонарями тоже не зацепил «задавленного неприятностями» чувство прекрасного. Судя по вздохам, Марго было «все до фонаря». Геля начала побаиваться, что на смену вчерашних слез и сегодняшнего гнева, к Селивёрстовой пришла апатия, грозившая превратится в депрессию. Будьте вы неладны, Эдуард Олегович!

   На выходе из бювета, они свернули направо. Свое хождение «налево», Геля еще не забыла, и воспоминания смущали. Впрочем, противоположное направление девиц совершенно не порадовало. Там их ждали. У ждуна были желтые, как у токайского геккона, глаза и очень приветливая улыбка. Он просто сочился липкой сладостью, и от ее количества становилось приторно.

   Ждун застыл поперек дороги в странной позе: слегка оттопырив худосочный зад и вытянув вперед руку. На раскрытой ладони лежали два ореха.

   – Маленькие, идите сюда! – подзывал он бабьим голосом, глядя на неуверенно приближающихся девиц.

   Геля оглянулась на подружку и обнаружила, что окрепшая духом Селивёрстова шарит глазами по обочине. Сейчас отыщет в кустах дрын и угостит ждуна.

   – Он белочек кормит, – негромко пояснила она и кивнула на дерево, по стволу которого бегали две рыжухи.

   – Белочек кормлю! – радостно подхватил ждун.

   Впрочем, белки не торопились спускаться вниз, тоже не доверяя такому количеству елея. Но доброхот зря времени не терял. Он успел примкнуть к Геле, слаженно ступая с ней в ногу.

   – Девушки, а вы недавно приехали? Меня Анатолич зовут.

   Анатоличу было за сорок, его голубой рубашке в полосочку – столько же, он в ней родился и вырос, а жизненной цепкости ждуна мог бы позавидовать дикий репей: такого не стряхнешь, не отдерешь.

   – Вчера на концерт ходили? Я там выступал. Не хотел, отказывался. Но ведущий говорит: «Анатолич, ты же поэт! Прочитай нам стихи о любви». Буквально вытащил на сцену, и я начал: «Зигзагом молнии любовь сверкнула. Гром грянул… – добавляя натуральности, Анатолич от души впечатал кулаком в сосну.

   С дерева шуршащим дождем посыпались шишки. Самая меткая стукнула Селивёрстову аккурат в темечко. Одновременно с шишками выпала белка, разминувшись с носом поэта на полсантиметра. Все-таки не зря рыжухи не доверяли Анатоличу.

   – Вам куда? – спросила у поэта рассвирепевшая Марго.

   Они как раз пришли к классической развилке из трех дорог. В том месте даже камень приметный стоял, сказочной атмосферы ради.

   – В магазин, – спрятавшийся за сосной поэт махнул куда-то вперед.

   – Нам не по пути, – Селивёрстова подтолкнула Гелю в другую сторону.

   Та безропотно потопала в указанном направлении, и тропинка привела девиц к озеру, берега которого поросли гибким ивняком.

   – Зачем нам сюда? – не понимала Геля, бродя по скрипучим мосткам и вглядываясь в зеленоватую воду.

   Впрочем, то сломленное дерево, что справа от них, выглядело на редкость эффектно. На берегу остались его вывороченные корни, в озере – густая макушка, над водой – изогнутый, подобно спине дикобраза, длинный ствол с сухими ветками-иглами.

   – Да хоть куда! Совсем глупая, Штосс? Знаешь другой способ, как избавиться от Анатолича? Если нравится, что кто-то вываливает на тебя свой богатый внутренний мир… поэт, видите ли, он.

   – Сказал, чтобы тебя заинтересовать.

   – Почему сразу меня?! – взвилась Селивёрстова.

   Геля подумала, что интенсивнее надо лечить подружку. Как-то возненавидела Марго всех мужчин оптом и… и внезапно неподалеку затарахтела газонокосилка. Встрепенувшаяся мужененавистница подпрыгнула на месте и чуть не свалилась с мостков. Ее щеки пошли пятнами румянца, глаза заблестели, и рванула Марго на адский звук с возгласом ликования.

   – Ты куда? – поразилась Геля.

   Но подруга убегала, с треском прокладывая дорогу в непролазных кустах. Геля по инерции тянулась следом.

   «Неужели снова начнет орать и щипаться. Уже ни в какие рамки не лезет! И что делать, если Марго затеет драку? Растащить драчунов? Вмешаться и стать третьей? Или сразу психиатра вызвать?

   Додумать не успела. Кусты раздвинулись, выпуская из затянутых паутиной недр хмурую Селивёрстову.

   – Это не он.

   – Кто?

   – Не мой газонокосильщик! – у охрипшей прорвался голос.

   – Ты ущипнула немого газонокосильщика? – испугалась Геля.

   – Отстань от меня, Штосс! – бушевала Марго и отворачивалась.

   Ей было немножко стыдно. Минуту назад она, камнем из пращи, вылетела на лужайку, перепугав внезапным появлением мужчину пенсионного возраста. Пенсионер-газонокосильщик отпрыгнул в сторону почти на метр, а «больная» зависла на ручке, задыхаясь от эмоций и взятого темпа. Потом она буркнула «сорри» и сбежала.

   – Обедать, – Марго явно удирала от «немого» газонокосильщика.

   И они стали вышагивать по странной лестнице, ступеньки которой были неудобно-широкие, сантиметров восемьдесят, поэтому сгибаешь при подъеме только одну ногу. Например, задираешь правую конечность и поднимаешься на ступеньку. Потом выпрямленной левой ногой переступаешь по квадратной площадке и снова сгибаешь правую. Идешь, будто хромаешь.

   – Хромые ступеньки, – буркнула Селивёрстова, оценив неуклюжую Гелину походку.

   Ресторан встретил их гулом разговоров и пунктуальными соседями. Рей привычно отгородился от мира наушниками, Алла сворачивала голову, прислушиваясь к звонкому скандалу за смежным столиком. Конфликт разгорелся из-за отсутствующей соли. И сахара мало в сахарнице! Когда недисциплинированные девицы уселись за стол, она перешла в наступление.

   – Вы к нему ходили?

   – Приятного аппетита, – ответила Геля. – К кому?

   Рей снял наушники и улыбнулся девушкам.

   – К директору.

   – Не ходили, – буркнула Марго.

   – Почему?

   Геля и Рей одновременно потянулись за сметаной, налитой в пластиковые стаканчики. Как и бывает, взялись за один стакан. Их пальцы встретились, оба отдернули руки, извинились и так же синхронно схватились за второй стакан. Рей засмеялся, а Геля покраснела.

   – С краю ваш, – сказал Рей, – второй мой.

   – Или мой, – влезла Селивёрстова, хватая сметану под номером два.

   – Так почему не ходили к директору? – дожимала ситуацию Алла.

   – Некогда было, а потом забыли, – объяснила Марго.

   Алла поджала губы, порицая чужую безответственность. Разве можно забыть поругаться?

   Геля же вообще ничего не слышала. Она сидела напротив Рея, поливала сметаной сырники и думала, что бы такое сказать. Например: «Красивый спуск к бювету, не правда ли?», – расстроенно взмахнула ложкой. Банальности в голову лезут. Сосед ухмыльнется и сделает вид, что он занят исключительно обедом.

   – Вам понравился спуск к бювету? – услышала она от соседа. – Красивый, правда?

   Любительница банальностей радостно закивала, обратив внимание, что кончики ушей у Рея слегка покраснели. Смутился.

   – Какой спуск? – влезла Селивёрстова.

   – Вы не пили воду? – началось выступление святой Аллы.

   – Пила. Кажется. Просто хлопоты… разные-всякие.

   Геля с трудом сдерживала смех. Хлопоты у Селивёрстовой не всякие, а вполне определенные. Газонокосильщик в приоритете. Эдик – вчерашний день.

   – Как можно выйти к бювету и не увидеть спуск? – не могла взять в толк Алла.

   – Кружным путем, – вступился Рей. – Я знаю четыре дороги к бювету.

   – Огородами пришли, огородами вернулись, – согласилась Марго. – С Анатоличем познакомились. Он белочек с сосен стряхивал.

   – А-а, этот, – пренебрежительно фыркнула Алла. – Что делал?

   – Сосны качал, – рявкнула излечившаяся Селивёрстова. – И давайте без вопросов пообедаем. Мне о любви подумать надо.

   Куда подругу завели мысли, Геля узнала через пару часов. После обеда они заглянули в номер, а по дороге Марго вручили волшебный напиток для голоса, состоящий из меда, лимона и коньяка. Под бдительным взглядом дежурной больная выпила добрую часть лекарства, заверив, что голос возвращается, и скоро она всем споет.

   Галоп Селивёрстовой по комнате окончательно утвердил Гелю в ее фантастических предположениях. Подружка стопудово что-то почувствовала к газонокосильщику. А иначе, зачем бы она красила ресницы-губы и выводила брови? Потом долго возилась с волосами – кое-кто даже успел вздремнуть с книжкой в руке – и, наконец, выступила из ванной комнаты при полном параде.

   – Пошли, – скомандовала Селивёрстова, одним глотком выхлебав вторую половину коньячной настойки.

   – Куда? – зевнула Геля, используя послеобеденное время по назначению. – Воду пить рано.

   – Гулять.

   Ох, догуляются они сегодня. Марго перла вездеходом, подминая под гусеницами вялое сопротивление подруги.

   – Все выйдут к пяти.

   – Мне, Штосс, как раз все и не нужны. Хватит валяться! В санатории принято двигаться, а не лежать часами в кровати.

   Они вышли, и Селивёрстова превратилась в одно большое ухо. Она сусликом привстала на ступеньках и обратилась в слух. Санаторий безмолвствовал. Нормальные люди спали, обеденная сиеста вступила в силу и, по здешним понятиям, она была в пять раз важнее утреннего сна.

   – Мы пойдем другим путем, – заявила Марго, указывая на пятиметровый плакат-размахайку под реликтовым названием «Доска почета».

   Рассматривая пустые рамки, Геля печалилась, что ей не с кого брать пример. Давным-давно канули в небытие все гордые ударники труда и энергичные флагманы производства. Бурчащая Марго протащила ее чуть дальше, почти ткнув носом в деревянный щит, на котором был намалеван детальный план территории, принадлежащей «Солминводам». Щит выкрасили в зеленый цвет, что сделало его абсолютно неприметным на фоне травы и разросшихся кустов. Но Селивёрстова щит заметила, место запомнила и в нужный момент воспользовалась ценной информацией.

   – На маленькое озеро мы уже ходили, – изучала план Марго. – Корпус номер два, позади шестой, наш ресторан и кинотеатр, где мы еще не были. Но вот с другой стороны – приличных размеров водоем, причем даже с лодочной станцией. Если оставить озокеритолечебницу справа, первый и пятый корпус слева, то выйдем через лес к озеру. Пошли.

   Геля не горела энтузиазмом бродить по пригоркам, о чем не замедлила высказаться:

   – Что там за красавец, ради которого мы будет бегать по территории в самое пекло?

   Селивёрстова покосилась на проницательную Гелю, обиженно засопела и выдала военную тайну:

   – Загорелый блондин с голубыми глазами. Квадратный подбородок и при этом аристократически-прямая линия носа и взгляд такой м-м…

   – …нахальный?

   – Пронзительный. В самое сердце. Ты бы видела его мускулы, Штосс!

   – Кто-то их даже щупал. Очередной смазливый красавец.

   – Он не смазливый! У него шрам вот здесь, – Марго ткнула Гелю в правое плечо и следом чуть ниже левого локтя, – и здесь.

   – Клин клином вышибаешь?

   И вздрогнула: в двадцати-тридцати метрах за спиной взревела адова газонокосилка. Селивёрстова издала торжествующий клич индейцев навахо и понеслась на звук. Геля же тянулась еле-еле, не желая быть свидетелем любовного безумия. Впрочем, такового не случилось. Марго вернулась чрезвычайно быстро.

   – Опять этот пенсионер, представляешь? Какого его носит по территории? Увидел меня, подпрыгнул и стал багровым. Я испугалась, что мужика удар хватит, поэтому опять сбежала.

   Они медленно спустились к озеру, молча посидели возле лодочной станции и вдоволь налюбовались на лодки, спущенные в воду. Вид у Селивёрстовой был отрешенный: в мечтах она каталась по озеру в венецианской гондоле, а напротив нее мужественно ворочал веслом голубоглазый блондин.

   Позже подруги сошли к бювету, выпили воды и отправились бродить по аллеям, примыкающим к ресторану с тыла. Звук газонокосилки снова нажал кнопку «вкл» в голове Марго.

   – Когда мы уходили, пенсионер косил?

   – Косил. Но зачем рисковать? Или тихонько…

   Селивёрстова отмахнулась и с победным гиканьем выполнила контрольный забег в молодую поросль орешника.

   Оторопелая Геля осознала, что куда бы газонокосильщик не спрятался, целеустремленная Марго его найдет. Через полминуты она с удивлением наблюдала, как из кустов, двумя переполошенными куропатками, в разные стороны порхнули Селивёрстова и пенсионер с газонокосилкой. Причем вопль последнего, вероятно, был слышен возле бювета.

   Вернулась Марго. Вид озадаченный, в волосах застряла земля и свежескошенная зелень.

   – Он в меня стожком запустил. Большим таким.

   – Защищался. Любой бы суд доказал. Стоит ему включить газонокосилку, из кустов с воплем выскакивает психованная баба и виснет полотенчиком на аппарате. Дальше они орут вместе, и чокнутая убегает. Завтра твой пенсионер прихватит с собой вилы.

   – Штосс, а давай теперь ты пойдешь в разведку?

   – Не пойду. И ты не бегай. Твой красавец со шрамами, похоже, и не косильщик вовсе. Дружок директора. Только зачем они бродили под нашими окнами в пять утра?

   – Завтра у него обязательно спрошу. Смотри, народ возле ресторана толпится. Пойдем всех растолкаем и будем за столом первыми. Пусть у нашей змеюки исчезнет повод шипеть.

   Ужин проходил в мирной обстановке. Расфранченная Алла кокетливо откидывала рыжие пряди за спину, играла сережкой в правом ухе и, буквально, излучала счастье и довольство. Девицам следовало бы насторожиться, но они плохо изучили вредную соседку, поэтому просто слегка недоумевали. Рей же был на удивление обходителен: всем налил чая, подал булочки и совершенно забыл про наушники.

   – Я решила ваш вопрос, – подавилась смешком Алла, снисходительно взглянув на Селивёрстову. – Можете не беспокоиться.

   – Какой вопрос? – у Марго дрогнула рука, и она расплескала чай.

   – Вашего газонокосильщика уволили. Я пошла к директору и устроила разборку. Говорю, женщина из-за вас неврастеничкой стала. Голос сорвала, хрипит, руки, вон, трясутся, впору психиатру показывать. Директор у нас очень обходительный. Представляете, на диван меня посадил и поклялся, что больше никаких газонокосильщиков в пять утра. Говорит, досадная ошибка. А этот уволен за профнепригодность.

   Марго повертела шеей, глубоко вдохнула и длинно выдохнула.

   – Зачем вы делаете то, о чем вас не просили? – просипела она.

   Геля дотронулась до ее руки. Алла дернула плечиком и улыбнулась Рею, который смотрел на нее очень странно.

   Скандал набирал обороты. Ситуацию спасло лишь одно: Селиверстова не до конца восстановила голос:

   – Я вас уполномочивала решать свои вопросы? Почему в разговоре, который вы обозвали разборкой, упоминалось мое имя? По какому праву?

   Она закашлялась.

   – Сегодня булочки необыкновенно вкусные.

   Алла аккуратно откусила кусочек «вкусной булочки» и, не удержавшись, насмешливо фыркнула. Накатило чувство, сродни эйфории: ой как весело! Провокация удалась, потому что дурочка сама подставилась.

   Марго неожиданно быстро успокоилась. Она сделала глоток теплого чая и обратилась к Рею:

   – Вы заняты вечером?

   Алла закатила глаза и пожала плечами, демонстрируя Рею, что она-то понимает всю беспардонность вопроса.

   – Не занят, – вскинулся Рей. – Давай на «ты».

   Марго кивнула.

   – Мы с Гелей хотим покататься на лодке по озеру. Составишь нам компанию?

   – Рей, пожалуйста, передайте сливочное масло, – влезла Аллочка, давая соседу время сформулировать вежливый отказ.

   Он остался предупредительным. Передал масло и вернулся к разговору.

   – Конечно, составлю. Лодку возьмем напрокат, и возле причала есть кафе. После прогулки можно съесть по мороженому.

   – Я – за! – подняла руку Геля.

   Селивёрстова и Рей отсалютовали в знак солидарности. Алла фыркнула и тоже подняла руку. Но пока она мазала булку маслом, остальные дружно встали из-за стола и вышли из зала. Уходя, никто не пожелал «четвертой лишней» приятного аппетита. Масло показалась ей безвкусным.

   Геля, Рита и Рей обогнули фонтан по кривой, неспешно направляясь к корпусам. Все трое смеялись: Рей вызвался грести, Геля предупредила, что она будет на подмене. Селиверстова же предлагала серьезно подойти к вопросу безопасности: на грудь – спасательный жилет, на талию – круг, на шею – надувную подушку…

   – …в руки – воздушный шарик, – добавил Рей.

   Удаляясь, они не заметили, что стали объектами чужого внимания. На полускрытой кустом шиповника скамеечке сидел блондин-газонокосильщик. Он с привычной ухмылкой наблюдал за удаляющимся трио и неторопливо пил кофе из бумажного стаканчика. Обитая жестью дверь, считающаяся запасным выходом из ресторана, распахнулась, и на порог вышел и. о. директора санатория.

   – И куда они? – спросил он у блондина.

   – На озеро. Собираются кататься на лодке.

   – Он времени не теряет.

   Газонокосильщик кивнул и, прищурив один глаз, наблюдал за удаляющейся Марго.

ГЛАВА 5

Наступающее утро с его сонной безмятежностью выглядело полной противоположностью вчерашнему сумасшедшему подъему. Во-первых, Геля и Марго хорошо выспались. Во-вторых, их разбудило деликатное птичье щебетанье, а не оглушающий рев техники. В-третьих, обе проснулись в чудесном настроении.

   Геля потянулась в постели и взглянула на престранно тихую подружку. Марго очень прямо сидела на матрасе, сложив ноги по-турецки, и старательно дышала, коротко сославшись на некую «пранаяму». Загадочная улыбка Джоконды гуляла на губах Селивёрстовой.

   – Сейчас продышусь, – уронила она. – Правильное дыхание помогает удалить болезни и омолаживает тело.

   – Дыши, – разрешила Геля и, присев в постели, задрала к потолку выпрямленные ноги.

   Ноги и корпус напоминали латинскую «V».

   – Хорошая асана, – похвалила подружка. – Ты продвинутая йогиня, а я – начинающая: поза горы, поза стула и поза собаки, смотрящей вниз.

   Геля фыркнула: Марго любила из простого сотворить сложное и своеобразно назвать получившуюся фигню. Продвинутая йогиня легла на спину, закрыла глаза и решила не загружать с утра мозг всякими…

   – Поза трупа, – прокомментировала Селивёрстова и ловко поймала летающий тапочек.

   – Пить воду и завтракать, – приказала Геля.

   Еще ей хотелось побродить дорожками парка и вспомнить детали вчерашней прогулки. Выяснилось, что кататься втроем на лодке, очень весело. Все горели желанием грести. Рей демонстрировал силушку, Селивёрстова – тягу к обучению, а Геля – давно полученный опыт. Они зигзагами носились по озеру, со смехом отбирая друг у друга весла, пока не заметили, что солнце превратилось в красный шар и наполовину спряталось в деревьях.

   – Размахнуться негде, – сокрушался Рей. – Мало воды, а то я бы показал.

   – Едем на море, – предложила Марго. – Два часа на легковушке, и ты на море.

   Геля радостно кивала, горячо соглашаясь с каждым высказыванием. Правда на море ей особо не хотелось. И здесь хорошо. Потом они ели мороженое. Рей выступал в роли золотой рыбки. Селивёрстова заказала три разноцветных шарика: ванильный, клубничный и фисташковый, а Геля – пломбир с горячим шоколадом и ананасами.

   За столиком они разговаривали обо всем, включая погоду, спорт, личные пристрастия и работу. Умница Рей не задавал неудобных вопросов и ни одной из них не отвешивал сомнительных комплиментов. Ей было легко и комфортно в его необременительном обществе.

   Посмеиваясь, они выходили из номера, когда ожил телефон Селивёрстовой.

   – Эдик, – скривилась Марго, застревая на пороге. – Рано проснулся. Я не хочу с ним разговаривать. И, по-хорошему, надо послать, чтобы он выехал из моей квартиры.

   – Посылай, – хмыкнула Геля. – Отдай мне чашки, воды принесу.

   – Держи, – вздыхала подруга. Ей отчаянно не хотелось сидеть в номере и ругаться с бывшим. – Война войной, а обед по расписанию.

   – Мы приехали восстанавливать здоровье и отдыхать. Скандалы, войны и Эдики лечению противопоказаны.

   Геля вышла из корпуса, сбежала вниз по ступенькам и врезалась в Анатолича, который, как ей показалось, выскочил из-за ствола ближайшей березы.

   – Привет! Воду пить? – Поэт внезапно перешел в наступление. – Я тоже. Пошли.

   И деловито потрусил на полшага впереди, изображая из себя вожака стаи.

   – Уже семь двадцать пять, – руководил вожак. – Нам еще сорок минут гулять после воды. Ходу, иначе на завтрак опоздаем.

   Ей тоже не хотелось ругаться с утра, но и гулять с Анатоличем – категорическое «нет»!

   – Идите сами, – разрешила Геля, сворачивая к скамейке. – Мне надо пару асан в одиночестве скрутить: рухнувшее дерево и подбитый воин. Слышали про такие? Для исполнения требуется полная концентрация и много места. Она на ходу изобретала правила.

   Анатолич открыл рот, но Геля не позволила ему сформулировать отказ:

   – Идите же! Я сосредотачиваюсь.

   – Но я…

   – …мешаете.

   И широко шагнула левой ногой вперед, а правой рукой занесла над головой воображаемое копье. Взгляд у «воина» стал отрешенно-суровым, и Анатолич сдался: запрыгал растерянным зайчиком вниз по ступенькам.

   Как только он вышел на второй пролет, Геля уселась на скамейку и начала медитировать, вспоминая вчерашнюю улыбку Рея.

   – Вы уже выпили воду? – вторгся в ее мечты пронзительный голос Аллы. – Опоздаете на завтрак. А нам еще…

   – …гулять, – открыла глаза Геля. – Идите скорее вниз. Там вас союзник ожидает. Погуляете вместе.

   – Рей? – обрадовалась Алла.

   Геля молча уходила в противоположном направлении. Рядом с рестораном еще один бювет имеется. Пусть он не пользуется сокрушительным успехом, как этот в лесу, но испить воды в менее популярном месте, пожалуй, для души целительнее будет. Она стопроцентно не встретит там радетелей здорового образа жизни. Эти одержимые особи себе дни-ночи испортили, а теперь, подобно зомби, в нормальных людей вцепляются и волочатся следом.

   Возвращаясь, она увидела в беседке возле корпуса озадаченную Селивёрстову.

   – Я думала, что меня трудно удивить, – поделилась возмущением подруга, – но он спросил, где лежит сковородка. Не про то, благополучно ли я доехала, где живу, как мое лечение? Говорит, не могу найти сковородку, а собираюсь блинчики жарить. Геля, он не умеет готовить.

   – Новая любовница умеет.

   – Ее, вероятно, забавляет пикантность ситуации. Радуется моему провалу?

   – Сколько ей лет?

   – Сорок два. Вроде и мудрость близка.

   – А она живет в квартире уехавшей в санаторий коллеги, с чужим любовником, блины ему печет и, наверное, в халате твоем ходит.

   – У меня нет халата, но мысль поняла. Работу сменю, квартиру и мебель продам, одежду выкину.

   – Радикально. Эдика продашь и выкинешь?

   По дороге в столовую их перехватил Анатолич и, преданно семеня рядом с Гелей, заявил:

   – Тоже буду йогой заниматься.

   – Занимайся, – разрешила Селивёрстова. – Только самостоятельно. Штосс моя подруга, а третий йог – лишний.

   Анатолич даже присел на скамейку, чтобы разобраться с ответом. Он часто моргал и хмурил лоб, а после решил, что чересчур впечатлителен и лишнее придумывает. Скорее всего, неправильно понял. В следующую встречу надо сразу стихи читать.

   Геле же сейчас было не слишком уютно. Она спиной ощущала чужое внимание и пристальный взгляд. На уровне инстинкта чувствовала приближающуюся опасность. Алла интригу затевает? Или в санаторий на сковородке примчится очнувшийся Эдик и будет скандал-скандал? Она молча завтракала, не принимая участия в пикировке Селивёрстовой и вредной Аллы. Рей тоже предпочитал слушать музыку. Для разговоров вполне подходил вечер.

   В девять тридцать Геля и Марго покинули корпус, чтобы посетить водолечебницу. Не успели подруги спуститься с крыльца по ступенькам, как из-за куста шиповника выкатился потирающий бок Анатолич с речитативом, начало которого затерялось: «…любовь настала. Она сама собой пристала. Рвалася страстью из груди…». Закончить поэт не успел, за ним погналась озверевшая Селивёрстова.

   Процедуры сегодня были новые: аппликации озокерита, Геле – на спину, а Марго – на колено, циркулярный душ и ароматерапия на одиннадцать тридцать. Предпоследнее испытание изрядно ошеломило. Эти безжалостные колючие струи, бьющие в самые чувствительные точки. Геля замучилась метаться по душевой.

   Слегка утомленные, они сидели возле кабинета и ожидали прибытия медсестры. Время близилось к двенадцати, народу – человек двадцать, и некоторые нетерпеливые пожаловались на опоздание. А потом появилась она, злая медсестра, не допившая чаю! В край раздраконенная, сумела зацепить каждого, а заодно поведала про нового директора, который разрешил ей опаздывать, после чего загнала ропщущее стадо в пыльное стойло. Не заморачиваясь, погасила люстру: по местам рассаживались впотьмах и наощупь.

   – Телефоны выключить! – рявкнула протеже директора и врубила музыку, от которой у Марго заломило в затылке.

   – Если ароматерапия, то должно чем-то пахнуть? – принюхивалась она в кресле.

   – Сегодня ничем, – ответила невидимая соседка слева. – В прошлый раз была другая девушка, и от камней пахло эвкалиптом.

   – Штосс, – заныла Селивёрстова, – хватит таращиться в потолок. Это не настоящие звезды! Через дыры в черной тряпке горят дешевые лампы. Пошли лучше чайку успокоительного глотнем, а то я сейчас медсестру ущипну.

   Геля молча подхватила пакет и, не отсидев положенные двадцать минут, они вышли из аромакомнаты.

   – Вы куда? – рявкнула «не допившая чаю».

   – К директору, – честно ответила Марго. – Жаловаться будем. Ничем там не пахнет, и нету мира в нашей душе. Пусть вам люлей выпишут, – договаривала она, спускаясь на второй этаж.

   К начальству девицы спешить не стали. Если подождать, то мимо обязательно проплывет труп твоего врага, например, в вестибюль вынесет «не допившую чая» или Аллочку. Сидя на зеленом диване, они пили успокоительный чай, повторяли мантры и ждали. Потом Селивёрстова сообщила, что допилась до ручки, и убежала в туалет. Вернулась минут через десять в крайне задиристом настроении и заявила:

   – Я договорилась!

   Геля чуть чашку не выронила.

   – Опять? – возмутилась она. – Ты можешь с людьми нормально разговаривать?

   – С ума сошла? – удивилась Селивёрстова. – Я потолковала с нужным человеком про гидромассаж. Сегодня в пятнадцать ноль-ноль нас обеих ждут на процедуру.

   – Лучше бы я поспала в пятнадцать ноль-ноль, – тихо вздыхала Геля. – Вчера днем не отдыхали, потому что газонокосильщика ловили. Сегодня останемся без сиесты: массировать будут. Когда мы уже станем нормальными отдыхающими?

   – Не надейся, – оборвала стенания Селивёрстова. – Это омолаживающая процедура, обновляющая клетки кожи. Депрессию, стресс и бессонницу снимает за раз. И половое бессилие заодно.

   – Ты сейчас про Анатолича подумала?

   Давясь смехом, девицы вышли на порог озокеритолечебницы и нога за ногу побрели по дорожке, стиснутой с обеих сторон ветками разросшегося кустарниками. За живой изгородью тарахтела газонокосилка, но Марго только фыркнула, не поддавшись на соблазн. Дошли до поворота, развернулись и увидели в пяти шагах от себя загорелого газонокосильщика. Геля даже пакет уронила.

   – В самое сердце, да? – поняла ее Селивёрстова. – Дьявольски красив.

   Красавчик заметил девиц и выключил свою адскую машину.

   – Привет, Геля! – поздоровался он. – Как дела?

   – Нормально, – пробормотала та, поднимая пакет с асфальта. – Марго, я подожду тебя в номере.

   И пошла по некошеной траве, почти побежала, глядя исключительно под ноги, пока не столкнулась с кем-то огромным, кого не обойдешь. Заранее страшась, подняла глаза и прочитала на белой футболке черное английское «NO».

   – Что ты здесь делаешь, Плотников? – спросила она, переводя взгляд с букв на лицо хозяина футболки.

   Его короткие жесткие волосы стояли ежиком, серые глаза прищурены, рот изогнулся в ухмылке, отчего дрогнул шрам, тянувшийся тонкой белой нитью от виска к подбородку.

   – Работаю директором.

   Она саркастически хмыкнула:

   – Угу. А Вьюга работает твоим заместителем. Нет? Обычным газонокосильщиком?

   – Алешка отдыхает здесь. Как и ты со своей подругой.

   Ловко перевел стрелки. Сейчас Геля станет виноватой, а Марго – подозреваемой.

   – Хорошо, я поверила. Ты здесь просто так.

   – Что вы хотите от меня услышать, Ангелина Францевна?

   Быстро переключился на официоз. Браво! Мастер слова и дела.

   – Правду хочу услышать, Егор.

   И шагнула назад, освобождаясь от его рук, что приобняли ее плечи.

   Плотников склонился к ее уху и прошептал:

   – Тогда слушай правду, Геля. Только никому, тс-с! В этом санатории я ищу золото партии.

   Она отпрянула, глядя на него с настороженным удивлением.

   – Какой еще партии?

   – Коммунистической, конечно, – громко возмутился он.

   – Врешь.

   Она уходила от него по кругу, а он насмешливо наблюдал за ее маневрами.

   – Не вру. Клянусь здоровьем твоего австрийского барона.

   Театр абсурда! С Плотниковым и его закадычным дружком Вьюгой ничего не бывает нормально. Если свяжешься с этими двумя, считай, спокойная жизнь закончилась.

   – Ты про кого?

   – Про того самого, с кем ты лежала на пригорке, каталась в лодке, ела мороженое и…

   – Рей – австрийский барон? Шутишь так?

   – Не шучу, Ангелина Францевна. Рей – это Реймонд Антон фон Баллинлоу.

   – Фон – барон, – растерянно рифмовала Геля, почти бегом удаляясь от Плотникова.

   Ее тяжелый пакет висел на двух пальцах и при каждом шаге шлепал девицу по ногам. Потом на белой коже появятся мелкие синяки. Егор хмыкнул и покачал головой. Эх, Геля, Геля!

   Селивёрстова нагнала подругу возле самого корпуса. Шикнула на выдвинувшегося из-за угла Анатолича и придержала дверь, которая едва не впихнула Штосс в холл. Судя по рассеянному взгляду, та не видела и не слышала ничего. Вся во власти воспоминаний или тревожных дум.

   – И что это за колоритная парочка, осчастливившая нас своим мужским вниманием? – Марго, когда не была влюблена, рассуждала вполне здраво.

   Вытащила из сумки банку с леденцами, сунула ее подруге.

   – Будешь? Кисленькие.

   Геля мотнула головой и рассказала коротко о главном:

   – Учились вместе в юридическом. Директора зовут Егор Плотников, а газонокосильщика – Алексей Вьюга.

   – Штосс, ты у нас юрист? – поразилась Селивёрстова. – Когда успела?

   – Не закончила. Отучилась полгода и забрала документы из деканата. Не мое оказалось.

   – Какая ты решительная однако… в девятнадцать лет? Немного подробнее про ваши отношения с директором.

   Геля поморщилась. Не было никакого желания воскрешать воспоминания, да еще вслух.

   – Вы просто дружили? – цеплялась Селивёрстова.

   Не было никакой дружбы. Была любовь размером с океанскую волну. Она захлестнула Гелю, утащив на дно и, пока ее не бросили, не видела и не слышала ничего. У этой парочки, мажор и его друг, какое-то время было очень много девиц, которые не держали скромницу Штосс за соперницу. Но Егор «подружился» с Гелей. К тому времени она считалась лучшей студенткой на потоке: талантлива, старательна, умела учиться за троих. И училась, пока другие гуляли. А после зимней сессии ее внезапно бросили. Еще вечером они строили планы на каникулы, в которых фигурировали лыжи и бунгало в горах, а днем Геля застала своего Егора целующимся с другой «умницей». По этому поводу очень злой Вьюга высказался непривычно-жестко:

   – Думала, что особенная? Ты как все!

   Вместо гор эти двое уехали на дачу, прихватив за компанию новых девиц, а «старая» утонула в горе. Казалось бы, ничего нового в лучшем из миров, банально до тошноты. Но Геля нахлебалась так, что не смогла выплыть. Просто четыре стены, потолок, пол и диван, лежа на котором она умирала от любви и отчаяния. Кое-как добрела до ВУЗа, забрала документы и уехала с папой-академиком за границу, радикально поменяв окружение и устремления. В качестве терапии ей посоветовали выплеснуть эмоции на холсте или бумаге.

   Позже она много рисовала, причем не только в традиционной технике – красками, пастелью, карандашами, но и выполняла рисунки в графическом редакторе. Со временем стала востребованным диджитал-художником. Много позже вернувшись в Россию, Геля начала работать концепт-артером в компании, специализирующейся на разработке и издании компьютерных игр.

   – Со мной было выгодно дружить, – она постаралась улыбнуться. – Задавали нам рефераты, и я писала три реферата. Так во всем.

   – Да уж, непростые ребята. В пять утра очень бодро под нашими окнами траву косили. Получается, Егор тебя вызывал на свидание, а выскочила я? В пижамке на голое тело, томная и хриплая.

   – Угу. Вьюгу поразила в самое сердце.

   Селивёрстова подняла обе руки и заявила на полном серьезе:

   – Нет, с вашим Алешкой я связываться не буду. Эдика как-нибудь переживу, но юрист-газонокосильщик… эту планку мне не взять. Вчера точно больная за ним бегала. Фух, пора завязывать с любовным безумием.

   – А он отпустит?

   – Ты про себя беспокойся, Штосс. А то снова свихнешься от любви и подвяжешься под чем-нибудь серьезным. Ты же, как выяснилось, мастер на все руки. Станешь, например, главным бухгалтером этого санатория. Потом посадят нашего зиц-председателя.

   Они синхронно вздохнули и переглянулись. За шутками скрывалось беспокойство. Любовь ведь не спрашивает, хочешь ли ты впускать ее в сердце. Войдет победителем и оставит твою жизнь в руинах.

   – Тяжелая артиллерия в ход пошла, – пожаловалась Марго. – Почему они сюда приехали?

   – А мы почему?

   – Отдыхать. Мои нервы лечить и твою спину.

   Геля к тому времени уселась на кровать, взяла лист бумаги и стала легкими карандашными штрихами набрасывать рисунок. Контур здания, смахивающий на их корпус, дорогу, силуэты двух женщин.

   – Тебя подталкивали ехать сюда? – спросила она у подруги. – За спиной дышали? В дверь звонили? Запугивали чем-то?

   Марго присела на кровать и уставилась на руки, судорожно сцепленные на коленях.

   – Было, – призналась она. – Давили из-за долгов Эдика. Он негодовал, кричал по телефону, даже один раз напился и плакал. Изначально я просто сочувствовала, но позже ввязалась во всю эту войну и докатилась до нервного срыва.

   – Тебя загрузили чужими неприятностями.

   Марго вспомнила, что две недели назад поменяла номера телефонов, а вечером в дверь постучали коллекторы. Каким образом они ее нашли? Она нигде не афишировала своих отношений. Из подруг о существовании Эдика знали только Штосс и Маргарита, – та самая дочь замминистра. Черт!

   – Рита слушала мои жалобы, очень волновалась, а десять дней назад вышла с предложением: «Отец, не спрашивая, подогнал путевку, а у некоторых другие планы на июнь. Езжай-ка ты, Марго, в санаторий вместо меня! Скроешься на время, подумаешь в тишине, нервы подлечишь. Поверь, райский уголок и море недалеко. Если скучно, возьми свою подругу Штосс. Не переживай, все будет по высшему разряду».

   – Леска и крючок, – кивнула Геля. – На одну наживку вдвоем попались.

   – И кто рыбак? Твой Плотников спустя… э-э девять лет решил, что сильно любит и не может больше ждать ни секунды, а потому с разбега придумал эту жесткую комбинацию? Подсунул мне Эдика с долгами, Риту с путевкой, тебя уработал дедлайнами до больной спины. Штосс, бред!

   – Конечно, бред, – легко согласилась подруга и продолжила рисовать.

   Марго хмуро изучала набросок. Все объекты, включая корпус номер четыре и двух девиц, неожиданно погрузились на дно морское. Кроме водорослей и скал, рядом с подружками сновали рыбы, медузы и осьминоги, а еще присутствовал сундук с вываливающимися бусами и золотыми слитками.

   – Что это? – не поняла Селивёрстова.

   – А это мы залегли на дно в санатории. Плотников признался, что ищет золото коммунистической партии. Мы с тобой имеем отношение к сокровищам?

   – Ой, мама! – испугалась Марго. – Кто он, твой бывший? Глаза у него такие, как у моего старенького соседа-прокурора, насквозь прожигают. Честно, я к золоту – никакого отношения. Может ему сказать, что я не дочь замминистра, а так, мимо проходила. Маленькая ошибочка вышла.

   – Думаю, они уже догадались, – глубокомысленно заявила подружка. – Тебя Вьюга пристально рассматривал?

   – Тогда или сейчас? А, один фиг, очень пристально. Думала, что парень влюбился.

   – Кто? – удивилась Геля. – Вьюга? Марго, включи мозги в конце-то концов.

   – Да-а, я круглая дура. Обедать?

   Они вышли из корпуса, и сопровождаемые упертым Анатоличем, шарахающимся от лысой елки к худой березе, неспешно побрели к ресторану. Погода стояла солнечная, где-то ненавязчиво тарахтела газонокосилка, и долбил сосну трудолюбивый дятел. Прогуливающиеся парочки улыбались таким же беззаботным отдыхающим, перебрасываясь на ходу короткими фразами. Иногда встречались мобильные группы, в которых обязательно кто-то хромал. Людей становилось все больше. В толпе желающих пообедать мелькнуло лицо Рея.

   – Полное имя нашего Рея – Реймонд Антон фон Баллинлоу. Он – австрийский барон, – Геля на всякий случай просветила подругу.

   Селивёрстова вытаращила глаза и схватилась за сердце. Она и в самом деле уже не понимала, то ли ей прямо сейчас разучить придворный реверанс и попытаться выйти замуж за аристократа, то ли прикинуться недееспособной, забиться в угол и лишний раз не отсвечивать.

   – Много новостей для одного дня, – хрипловато заметила она. – Думала, хоть этот – свой парень.

   – Зато теперь не удивишься, если он вдруг натянет на себя все черное, возьмет в руки колонку и пройдется по местному Бродвею под звуки австрийского военного марша.

   Марго покосилась на подругу, подозревая, что Геля шутит, но на всякий случай спросила:

   – В свете… э-э последних событий, будем дружить с ним или бояться?

   – Дружить. Только пусть нас станет много. Аллочку в нашу компанию возьмем, Анатолича не станем отталкивать. Пускай держатся рядом.

   Селивёрстова решила, что она никогда не вылечит нервы. Дерганная приехала, психованная уедет, а если застанет в своей квартире неверного Эдика, пристрелит гада.

ГЛАВА 6

Обед проходил в дружественной обстановке. Марго вела себя прилично, оперируя ножом и вилкой, Алла, на удивление, скромно, не терзая окружающих вопросами. Геля всем нежно улыбалась, а Рей озадаченно рассматривал внезапно перевоспитавшихся фигурантов.

   – Чем вы собираетесь заняться вечером? – церемонно поинтересовался австрийский барон.

   – На концерт пойдем, – Геля растянула губы в дежурной улыбке. – Оперная певица, лауреат премии… какой-то, дважды. Преподаватель вокала.

   Рей помахал головой, мол, читал про лауреата.

   – Репертуар у нее интересный, – поддержала разговор Марго. – Обещает исполнить восемнадцать произведений, начиная от «Призрака оперы» и заканчивая «Море, море!», хит Муслима Магомаева.

   – Цыганский романс в списке присутствует, – миролюбиво вставила Алла. – Но музыкальная подборка настораживает.

   Все дипломатично закивали.

   – Пойдем? – спросила Марго и обвела глазами Рея и Аллочку.

   Последняя даже вилку выронила. Ее включили в группу!

   – Я бы рискнула, – осторожно оборонила она.

   – Пойду, – решился Рей.

   – Тогда без десяти семь встречаемся у входа в кинозал, – объявила Марго. – Алла, вы знаете, куда приходить?

   – Да! – вскричала та. – Я не подведу!

   Чувствовалось, что воодушевленный врач-гастроэнтеролог будет сторожить их возле входа, начиная с половины седьмого.

   За столиком номер шесть установилось блаженное перемирие, во время которого Селивёрстова проинформировала общество о гидромассаже в три часа дня. Ни у кого из присутствующих не имелось направления на подобную процедуру, поэтому все очень заинтересовались. Алла склонялась к мысли о джакузи с дырочками, из которых под напором хлещут тонкие струи воды, обогащенные пузырьками воздуха.

   – Будет приятно и полезно для нервной системы, – решила она. – Может, и мне надо? Я сегодня утром ходила к психотерапевту. О-очень позитивный мужчина, много шутил, а на восьмой минуте я уснула.

   – Лечебный сон, – кивала Геля. – Марго пойдет завтра.

   Без десяти три Геля и Марго нога за ногу шли по дороге к водолечебнице. Стояла несусветная жара, и настроение у обеих оставляло желать лучшего. Геля мечтала о полноценном двухчасовом сне, «как у людей». Она только-только задремала, а уже надо подниматься. Селивёрстова же была раздраконена пятиминутным разговором с Эдиком. На этот раз вольному соколу понадобилось постельное белье, «то, новое, итальянское. Я не могу его найти».

   – Марго, неправильно было там его оставлять, – пыталась вразумить подругу Геля. – Все вынесет.

   – Пусть выносит. Сама бы приехала и выбросила. А итальянское белье, моя шуба, кое-что из украшений и другие ценные вещи стоят в твоей прихожей в двух чемоданах. Штосс, я, конечно, страдала тогда и плакала, но не выжила из ума, чтобы оставить этим двум трудом нажитое и сердцу дорогое.

   – Ты ничего не говорила.

   – За полчаса упаковала чемоданы и отвезла в твою квартиру. Ключи у меня есть. Потом на автовокзал плакать и сюда ехать. Уже без пяти три. Слушай, давай в темпе, а то опоздаем на процедуру.

   Они не опоздали, даже немного ждали, когда появится их медсестра-командирша. Она сегодня работала за троих: металась между циркулярным душем, душем Шарко и гидромассажем.

   – Первая снимает одежду, надевает шапочку, по ступенькам сходит в ванную и привыкает к воде.

   Ванна порадовала ярко-оранжевым цветом, современной панелью управления и большим количеством отверстий-форсунок.

   – Вода вскипит пузырями и наступит блаженство, – заявила Марго.

   Геля стояла в ногах у подруги и внимательнейшим образом рассматривала панель управления. Обе девицы были в купальниках. Однако Геля сомневалась, стоит ли раздеваться до трусов и лифчика, очередь-то не подошла, поэтому осталась в футболке, завязанной мудреным узлом в районе талии.

   – Развлекай меня! – приказала Селивёрстова, нетерпеливо бултыхая ногами в воде.

   – Тебе сказку рассказать? – вздохнула Геля-аниматор, в целом проклиная идею гидромассажа.

   – Танцуй, – придумала капризная подружка.

   Геля постучала себя по лбу, потом по панели управления, взглянула на свои купальные трусы и ее озарило:

   – Помнишь «Правдивую ложь», комедию и боевик в одном флаконе? Я только что почувствовала себя Хелен, женой Таскера.

   Судя по лицу Селивёрстовой, не помнила она никакой Хелен.

   – Не может быть? – удивилась Геля. – Все этот фильм смотрели. В главных ролях Арнольд Шварценеггер и Джейми Ли Кёртис. Он – крутой секретный агент, но его жена, Ли Кёртис, не знает об этом, считая супруга простым офисным клерком.

   – И что? – спросила Селивёрстова. – Потом узнала?

   – Ты меня с ума сведешь. Узнала, конечно. Шварценеггер вечно мотался по воображаемым командировкам, а дома играл роль примерного семьянина. Его жена проводила вечера в одиночестве. Однажды она так заскучала, что ее чуть не соблазнил дешевый интриган, который прикинулся крутым разведчиком.

   – Почему «чуть»? Что ему помешало?

   – Шварценеггер помешал. Рассердившись, он решил проучить неверную супругу, заставив играть Ли Кёртис роль ночной бабочки.

   – Разыграл втемную, – зевнула Селивёрстова.

   – Да. Заманил в гостиничный номер, приказал раздеться до белья и танцевать. Женушка, синий чулок, в страхе закрыла глаза и сначала руками вот так…

   Стоя в торце ванны, Геля изображала неумелый танец Ли Кёртис, а Селивёрстова нещадно зевала, разморенная усталостью и теплой водой. Чтобы взбодриться, вытянула руки вверх и вытаращилась на панель управления, где маячила заветная кнопочка «ON/OFF». Если на нее нажать, то из дырочек на дне ванны начнут бить струйки воды и…

   «Ли Кёртис» уже перешла ко второй части танца, где присутствовал сексуальный подтекст. Она как раз провела руками по груди, по животу, открыла глаза и… заорала.

   Из воды, из-за плеча Селивёрстовой, взбешенной коброй восстал шланг. Он уставился на танцовщицу пустой глазницей брандспойта и, выдав водяной залп, отбросил «Ли Кёртис» к подоконнику. Веером воды окатил окна, стены, пол и начал прицельно добивать мечущуюся жертву.

   Марго ничего не понимала. Геля бегала и кричала, а отовсюду, даже с потолка, лилась вода, и нервы Селивёрстовой не выдержали. Она заорала в унисон с подругой и забила руками-ногами в ванной. Это, как ни странно, привело «Ли Кёртис» в чувство.

   – Ты кнопку включила? – выкрикнула Геля, отбиваясь от зловредной струи.

   – Да, – ошарашено призналась Марго.

   – Выключи, – приказала подруга.

   Бултыхающаяся Селивёрстова большим пальцем ноги ударила по проклятой кнопке, совершив спасительное «OFF».

   Наступила тишина. Марго и Геля тяжело дышали, по кафелю стекала вода, а по полу в направление сливного отверстия дрейфовали листы бумаги и ручка, смытые струей с подоконника. В отсек вбежала взволнованная медсестра.

   – Все живы? – выкрикнула она, окидывая опытным взглядом обстановку. – Кто кнопку нажал?

   – Я, – обреченно призналась нервнобольная Селивёрстова. – Нечаянно. А что случилось-то?

   – Шланг поднялся, – объяснила Геля. – Он позади тебя.

   Селивёрстова вслепую нащупала металлический наконечник и вытащила его из воды.

   – Этот?

   – Он самый. – Медсестра отобрала у нее шланг. – Если кнопку нажать, то вода подается под приличным давлением и, что было дальше, вы видели.

   Она развернулась к Геле и сурово указала на дверь.

   – Сушиться на солнышко. Пятнадцать минут. А мы здесь массажем займемся без свидетелей.

   Ничего не понимающая Геля оказалась в коридоре. Из одежды на ней были футболка и купальник, на ногах – сланцы. Все мокрое. Как в таком виде маршировать через три этажа водолечебницы, она не представляла. А еще не понимала того, почему должна сидеть в сыром купальнике на скамейке перед кабинетом. В конце длинного коридора раздался судорожный вздох: Анатолич разглядел Гелю в трусах и, потрясенный, прирос ногами к полу.

   На скамеечку рядом с купальщицей присел Плотников. Хмыкнул и спросил:

   – Что случилось-то?

   – Ничего, – огрызнулась Геля, разгребла свисающие сосульками волосы и натянула мокрую футболку на колени.

   – Почему орала?

   – Испугалась. Я танцевала, как Ли Кёртис, но Шварценеггер включил брандспойт и меня смыло с пляжа. – Геля многозначительно показала прямой путь, сложила руки крестом на груди и закрыла глаза.

   То, что во вверенном ему объекте появился сам Арнольд Шварценеггер, временного директора чрезвычайно удивило. Впрочем, пляж на втором этаже как-то тоже не вписывался в архитектуру водолечебницы.

   Плотников снял с себя льняной пиджак и набросил на плечи сумасшедшей Гели. Она обиженно шмыгнула носом и плотнее закуталась в сухую одежку. А Егор мудро решил, что позже разберется с иностранным агентом, проникшим в водолечебницу, а сейчас очень важно успокоить бывшую, а то наворотит дел в аффекте.

   Непутевый день плавно перешел в непутевый вечер. Часы показывали семь пятнадцать, а обитательницы двести пятого номера плюс их гостья сидели в комнате и маялись неопределенностью. Сегодняшний концерт внезапно отменили: капризная оперная дива перенесла сольное выступление на завтра.

   – Давайте погуляем, – вздыхала Аллочка, сидя на кровати Марго. – Еще один бесконечный вечер в своей комнате я не переживу.

   Однако настроенная на высокую музыку Селивёрстова отказывалась бродить по исхоженному парку.

   – Там Анатолич и дождь, – скривилась она и повернулась к Геле. – Потри в этом месте. Нет, девочки, если бы я знала, что меня будут варварски массировать струей из шланга, причем под давлением, я бы далеко послала такую процедуру.

   – Жесткий массаж, – согласилась Геля. – Его еще называют подводным. Говорят, снимает стресс, депрессию и бессонницу. Как думаете, синяки не появятся?

   – Синяки! – выкрикнула Селивёрстова. – Называется, сняла я стресс. Штосс, дай таблеточку.

   – Перед сном, – подруга была непреклонна.

   – Как-то не рассчитали сил вы с этим массажем, – сочувствовала Алла и предлагала помощь Селивёрстовой. – Хочешь, еще раз потру.

   Уже три часа Селивёрстова печалилась, что гидромассаж сдвинул ей диски в позвоночнике, и теперь она по-настоящему будет больной и горбатой. Геля же настаивала, что процесс омоложения запущен, надо только подождать. Через неделю они помолодеют лет на пять, а спустя месяц впадут в детство.

   – Если выступление отменили, а в парке Анатолич в кустах прячется, тогда… тогда пойдем на дискотеку, – чувствовалось, что Алла страх, как боится одиночества, и готова пустится во все тяжкие.

   Геля подумала, что Плотников вряд ли побежит на танцы, а вот Рей тоже скучает в номере. Вдруг?

   – Пойдем, – внезапно согласилась Селивёрстова и покосилась на подругу. – Таблетку все равно не дают.

   – Во что наряжаемся? – Аллочка писала круги по комнате, совершенно не сдерживая волнения.

   – В джинсы, – сказала Геля.

   – Джинсы, – подтвердила Селивёрстова и пошла в ванную.

   – Если я пойду в зеленом брючном костюме, это нормально? – Алла прижала ладони к заалевшим щекам.

   Геля закивала, вытаскивая из шкафа короткую и широкую футболку с розовым жирафом на груди. Жираф пил коктейль из синего стакана и выглядел не от мира сего.

   – Марго губы накрасила, – комментировала Алла, всматриваясь в выходящую из ванной комнаты Селивёрстову.

   – Тоже накрашу, – решилась Геля и произошла смена караула в ванной.

   Когда она вернулась, Алла беспомощно оглянулась на Селивёрстову, которая сразу выдвинула претензию:

   – Ты, мать, даешь! Не слишком красно?

   Геля взглянула на себя в зеркало, расчесала соломенные волосы и сказала:

   – Сейчас ресницы накрашу.

   Следующий ее выход поверг обеих зрительниц в глубокую задумчивость. Ресницы у Гели были светлые и очень длинные. Несколько мазков коричневой туши превратили их в опахала, и они органично вписались в образ с ярко-красной помадой.

   – Я ни разу не видела, чтобы ты красила ресницы, – призналась Марго. – Ладно, неважно. Сейчас мы будем разучивать танец. Встали треугольником, в метре от меня и в двух друг от друга. Штосс, на груди у тебя жираф, и доходит до тебя, как до жирафа. Метр, я сказала!

   – Зачем нам танец? – не понимала «жирафа», нехотя достраивая треугольник.

   Если Геля сопротивлялась, то Аллочка полностью доверилась чутью Селивёрстовой. С такой не пропадешь.

   – Потому что, Штосс, на подобных мероприятиях представители сильного пола всегда в дефиците. Согласно народной мудрости, будет восемь девок на одного пацана. И этот пацан должен стать нашим!

   Алла энергично мотнула головой, зато Геля никак не могла уразуметь, зачем Селивёрстовой дополнительный пацан. Мало ей Эдика и Вьюги, подавай еще одного?

   – Правую руку вверх, левая – вдоль тела. Трижды сгибаем-выпрямляем правую руку и качаем бедрами, вот так. Потом мельница, меняем положение рук. Прямая левая направлена к небу, правая – вниз, к полу. Сгибаем левую на счет раз-два-три и параллельно качаем бедрами. Смотрим на меня. Аллочка, огонь! Штосс, веди себя скромнее, жираф трубочкой уже давится.

   Геля поняла, что ей хочется смеяться. Она совершенно не представляла, как они где-то выстроятся и начнут втроем отплясывать. Но Селивёрстова явно что-то знала.

   – Правой, левой, правой, левой и потом синхронный полуоборот. Внимание, повторяем!

   И Селивёрстова подпрыгнула, совершив лихой разворот на сто восемьдесят градусов. У Аллочки подскок вышел со второй попытки, а у жирафы Штосс – с четвертой.

   – Как танец называется? – выдыхала измученная Геля.

   – Я скажу. Итак, контрольный прогон.

   Спустя полчаса, вооруженные танцем, они отправились отлавливать того самого единственного пацана.

   Дискотека была в самом разгаре, когда туда явились три воительницы. Гелю по негласному договору пустили вперед, отчего она почувствовала себя «той, кого не жалко»: и дорогу отыщи, и двери открой, и в людное место первой войди. Последнее, вообще, не в ее характере.

   Зал был огромен. Под его потолком в стиле буйных девяностых переливался зеркальный шар, по стенам метались цветные огоньки, освещая ряды стульев по внушительному периметру, а в центре зала танцевали отдыхающие. Немного их было и немало.

   – Самый раз для нашего выступления, – одобрила Марго и брякнулась на сиденье. Сняла с плеч курточку и пристроила на вешалку, что выпячивалась черным рогом над пустым стулом.

   Девицы тоже сели и с недоумением переглянулись. Аллочке очень хотелось показать себя, но опытная Селивёрстова выжидала момент, постукивая кроссовкой в такт «неподходящей песни». Геля только вознамерилась поволноваться, как внезапно услышала:

   – Эта нам подходит. Итак, девочки, как только заканчивается первый куплет, мы встаем… встали, рассредоточились. Внимание, начинаем с припева. Равнение на меня! Петь можно.

   – «Эй, отставить страх, отставить панику…»

   Геля стояла справа от Селивёрстовой и не отводила взора от «вершины треугольника», но не потому что переживала за пару нехитрых движений, а потому что боялась взглянуть на зрителей.

   «Только бы никто не засмеялся! Если услышу, сбегу. Навсегда. Больше на дискотеку ни ногой! Фух, успела развернуться на сто восемьдесят градусов. Дергаем правой рукой. Алла вошла во вкус, улыбается и подмигивает кому-то в темноту. Мне тоже улыбнуться? Или не надо?»

   Последнее па вышло эффектным у всех троих. Высоко задирать руку девицы научились.

   – У нас команда, – объявила Селивёрстова, когда они, задыхаясь от взятого темпа, упали на стулья. – Правильно я говорю, Геля?

   – Правильно, – кивнула та и всполошилась. – Медленный танец!

   Товарки подобрались. Сейчас они узнают, клюнул ли «пацан» на их крючок.

   Первым солидным лайнером подплыл очень высокий и крепкий мужчина. Покачивающая бедрами строгая Алла произвела на него неизгладимое впечатление, и он перешел в наступление:

   – Разрешите?

   «Ура! Первой пригласили!»

   Аллочка чувствовала себя на седьмом небе. Это была грандиозная победа, настоящий успех, ее достоинства оценили. Она выпрямила спину, задрала подбородок и отправилась покачиваться в чужих объятиях.

   – Паша, – отрекомендовался неизвестный. – Сражен.

   Вторым принесло Вьюгу.

   – …ю мать, газонокосильщик! – донесся стон Селивёрстовой.

   – Ты, Ритуль, на акулу охотилась, – улыбнулась Геля. – Добрый вечер, Алексей. Как же вы сами? Без друга верного?

   Вьюга ей подмигнул, что означало ни да, ни нет, и закружил Селивёрстову в приватном танце. В зале царил полумрак, и даже если эти двое дрались, все одно ничего не было видно.

   А потом пришел черед Гели. Третьим подоспел Рей, обогнав копошащегося возле стула Анатолича. Бедный поэт уже понял, что невезение – штука страшная. Надо же было ему сесть на стул с гвоздем, шляпка которого, за каким-то лихом, вцепилась в его задний карман, не давая возможности оторваться от сидения. Он вставал, а за ним поднимались все три стула, намертво соединенные друг с другом внутренней рейкой. Грохот стоял неимоверный, и выражение лица у Анатолича было испуганным. На виновника с недоумением оглядывались, и ему хотелось извиниться перед каждым. Пока он собирался с духом, про него все забыли.

   Геля радостно танцевала с повеселевшим соседом и даже продемонстрировала, как надо правильно махать рукой под «песню, идущих на дно».

   – Впечатлен, – признался Рей. – Очень эффектно прыгали.

   Они провели на дискотеке чуть меньше часа, когда Селивёрстова скомандовала:

   – Уходим.

   – Набиваем себе цену, – сообразила Геля.

   – Если останемся, потянутся следом. Алла, ты желаешь, чтобы тебя провожали?

   – Не знаю. Этот Павел все время перекрикивает музыку и хвастается, что шахтер.

   – Не паразит, – обрадовалась Геля. – Как ты и хотела.

   – Я хотела танцевать спокойно, – бубнила Алла. – И чтобы никто на ухо не орал.

   Беседуя, они обходили зал по периметру, проскальзывая между танцующими.

   – Что еще говорил?

   Селивёрстова никак не могла успокоиться: «тот самый пацан» клюнул на более яркую наживку.

   Алла мысленно закатила глаза и, копируя шахтера, выдала басом:

   – Зайка моя, я – не рыбак, я – охотник. Бью метко и без промаха.

   – Смелая презентация, – одобрила Геля.

   Аллочка только скривилась и начала первой спускаться по лестнице. Считай, руководила отступлением. Дверь придержала, одобрила улыбкой пустой вестибюль и пристроилась в хвост, прикрывая тылы.

   Они вышли из здания и направились к фонтану, который, по случаю позднего вечера, не работал. На скамейках – тоже ни души. Зато в уютной тени деревьев старательно выводил арию трудяга-соловей, пение которого не смогли заглушить отзвуки доносящейся песни.

   Селивёрстова закружилась возле фонтана, подхватив ойкнувшую Аллу, а Геля брызнула на вальсирующих водой. Они бегали и смеялись. Ни одна из них не взглянула вверх, забыв, что на эту сторону выходит длинная лоджия. И сейчас там, рассредоточившись по темным углам, стояли четверо: Рей был задумчив, Вьюга усмехался, Паша обиженно моргал, а Анатолич шлепал губами и проклинал гвоздь, который сломал ему программу вечера.

   Все четверо проводили взглядом хохочущих беглянок, понимая, что легко с этими норовистыми девицами не будет. Заслышав начало медленного танца, Вьюга удалился с лоджии первым. Вероятно, не хотел терять приятных бонусов сегодняшнего вечера. Остальные топтались на месте: то ли сожалели, возможно, прятались, или недоброе замышляли.

ГЛАВА 7

Утро следующего дня началось со странного вопроса:

   – Ходить пойдешь?

   Геля перевернулась на другой бок и послала Селивёрстову:

   – Ритуль, иди, куда хочешь.

   И Селивёрстова, видимо по дурной привычке, в шесть двадцать отправилась осваивать нордическую ходьбу. Она еще прошлым вечером приставала к подруге с историями про древних пастухов, которые день и ночь бегали с палками по горам, «используя их как опору в условиях сложного рельефа». В полдвенадцатого ночи словосочетание «сложный рельеф» вызвал у Гели дурное предчувствие, и она категорически отказалась выходить из корпуса ранним утром.

   Благословив Марго на все четыре стороны, вторая жиличка преспокойно спала, пока в начале восьмого не возвратилась буйствующая Селивёрстова. Согласно ее возмущенным выкрикам, она была атакована парочкой Анатолич-Вьюга. Первому за каким-то бесом тоже не спалось и он «ждал их» в компании восьмидесятилетней бабули. Кстати, эта бабуля в «вырви глаз» розовом спортивном костюме вчера нехило отжигала на дискотеке, а сегодня утром, полная энергии, готова была штурмовать горы.

   – Откуда силы, Штосс? Идем мы, значит, втроем, гремим палками…

   – А как же резиновые наконечники?

   – Да самые обычные лыжные палки без захвата для руки и без наконечника. Не отвлекай! Мы с бабулей впереди. Анатолич следом трусцой бежит и стишок бесовской читает про какую-то распутную бабу в черных трусах, и внезапно из-за третьего корпуса вылетает Вьюга с газонокосилкой. Сталкиваемся нос к носу, и я сразу говорю: «Опять будешь измываться над отдыхающими?» Он нагло отвечает: «Что и на озере косить нельзя? Ты там тоже спишь?» и обошел меня по кривой. Движемся втроем дальше. Через пятнадцать минут добежали до эстрадной площадки, а там Вьюга косилкой по траве водит. Увидел меня, за голову схватился. Что-то недоброе сказал, упомянув мою фамилию. Мол, не скроешься, не спрячешься, а работы в санатории валом. И завтра здесь будет.

   – Ты вчера, когда танцевала, говорила о планах ходить по терренкуру?

   – О чем-то надо было говорить.

   – А-аа! И ты хотела, чтобы Алешка спал, когда ты сонная и теплая по территории слоняешься?

   – Поджидал, распутник! – радовалась Селивёрстова. – Правда, хорошо здесь? Воздух такой бодрящий. Мы идем живую воду пить?

   – Десять минут.

   Геля стояла под душем, ловила губами прохладные струи и думала, что роману между что Вьюгой и Селивёрстовой быть. Две стихии летят навстречу друг другу и лучше где-нибудь в сторонке переждать грозное столкновение. Анатолич опять угодит в эпицентр. Хорошо, если уцелеет. Эстрадная площадка, надо же. Там она видела дверцу в неприметную в гримерку. Вьюга не зря рядышком косит, про ближайшие планы рассказывает. И все-таки, зачем ему Марго?

   Последний вопрос она задала вслух, но Селивёрстова услышала. Под дверью сторожила.

   – Понравилась я ему сильно. Или влюбился смертельно. Штосс, какая разница? Я женщина взрослая, жизнью трепанная, и ты сама говорила про клин клином.

   Воду они выпили без происшествий. Во время прогулки фотографировались у бювета, у сосны, на мостике, под мостиком в зарослях цветущего чистотела и на причале маленького озера. Рисковая Селивёрстова даже на турнике зависла, и Геля ее щелкнула, заверив, что снимок будет оригинальный. Она вообще решила с фотоаппаратом не расставаться. Здешние пейзажи достойны внимания, почему бы не запечатлеть пару десятков для пользы дела и на память.

   Без пяти восемь они встретились возле фонтана с Аллочкой. Судя по цветущему виду последней, у нее наступил прекрасный период в жизни. Выглядела она выспавшейся и умиротворенной. Правда, строгая прическа слегка растрепалась, и в глазах скакали мелкие бесы.

   Они дружной троицей явились на завтрак, и Рей встал, галантно усаживая сплотившихся дам. Он тоже заметил преображение Аллочки, и подлил масла в огонь:

   – Паша огорчился вчера. Страдал, провожая вас взглядом.

   – Я никому ничего не обещала, – гордо ответствовала «Алла, разбивающая сердца». – А сегодня концерт будет?

   – Самое время приобщиться к прекрасному, – влезла Селиверстова, возвращаясь от термопота с двумя чашками чая. – Правда, Штосс?

   Геля сунула фотоаппарат в рюкзачок и кивнула, согласная, как на прекрасное, так и на любое другое времяпрепровождение.

   – После завтрака на процедуры? – спросил Рей.

   – Да. Сегодня у нас с девяти до одиннадцати.

   – После одиннадцати мы – свободные птицы, – ласточка Селиверстова мечтала расправить крылья и лететь на звук газонокосилки.

   – Счастливые, – позавидовала Алла. – До двенадцати буду бегать между корпусами озокерита и водолечебницы. А после двух пойду к косметологу.

   Геля поняла, что вечер Алла встретит во всеоружии. Рыбак Паша превратится в дичь, подстреленную меткой охотницей.

   Разморенные травяными ваннами, они полулежали на скамейке возле водолечебницы и потягивали из пластиковых стаканчиков успокоительный чай. Между девицами сидел фигурант из местных, ухмыляющийся железный мужик с вытянутой рукой. Пальцы мужика сжимали то ли флягу, то ли чашку, намекая на целебную воду местного разлива.

   – Мы слишком много пьем, – сказала Селивёрстова и икнула. – Пардон.

   – Здесь все много пьют, – подтвердила Геля и с отвращением посмотрела на чай. – Доктор говорила, что надо пить воду пять раз в день, а мы с тобой три. Не долечиваемся.

   – И не надо. У меня, и-ик, все булькает.

   Марго зевнула и уснула на одну минутку. Из состояния нирваны ее вывело чье-то тонкое повизгивание. Нехотя открыв глаза, она уставилась чужие руки, прижимающие к груди маленькую собачонку.

   – Лариса? – удивилась Селивёрстова, вырываясь из сонного плена. – Привет, Муза!

   Собачонка приветственно тявкнула, вырываясь из рук хозяйки, и Ларисе пришлось спустить ее на землю.

   Муза подбежала к Геле, дотянулась миниатюрными лапками до ее колена и преданно уставилась на девицу влажными карими глазами. Загнутый колечком хвостик трогательно подрагивал.

   – Не забыла, – похвалила малявку Геля и подхватила собачонку на руки.

   Так благодарно заурчала и устроилась на чужих коленях.

   – У меня проблемы, – пожаловалась Лариса. – Надо уйти по делам на час, а Музу девать некуда. И погулять бы с ней надо.

   – Где ты с ней гуляешь? – спросила Геля, перехватывая поводок у хозяйки. – В лесу? Когда-то и у меня была собачка.

   Лариса даже руками всплеснула, демонстрируя радость и счастье.

   – Как хорошо, что я встретила вас. Гуляю в лесу. Идите по этой дороге прямо-прямо, мимо озера с лодочной станцией и дальше. Муза умная, сама вас поведет. Через час-полтора я вернусь. Девочки, с меня шоколадка!

   – Мы будем ждать тебя возле нашего корпуса, – договорилась с ней Геля.

   – А я люблю кошек, – объявила Селивёрстова. – С детства кто-нибудь из семейства кошачьих бродил по нашим комнатам. Помню черную Матильду, серого Петьку и рыжую Асю. Пока кошки обитали в доме, в жизни был порядок. Не стало хвостатых, и начался форменный бардак.

   Лариса торопливо отсалютовала на прощанье и почти побежала в направлении ресторана. Размеренное течение санаторской жизни ее точно не касалось. Должно быть, непросто работать устроительницей.

   – Гулять! – объявила Геля, вешая на грудь фотоаппарат и перехватывая ловчее катушку с поводком.

   – Слушай, давай пакеты оставим у администратора, – ныла Селивёрстова. – Не бродила я по лесу с полотенцами. Так хорошо спала на скамейке, и тут собачка прибилась.

   Геля вручила ей свой пакет, и обремененная вещами подруга побежала вверх по лестнице.

   Пока новая хозяйка стояла в ожидании, Муза рвалась на прогулку. Оглядывалась, недоуменно тявкала, подгоняла. Она была самостоятельной собакой, и правду говорила Лариса: Муза сама определяла маршрут. Девицам оставалось только подчиняться, поторапливаясь следом. Впрочем, дорожка, по которой они шли, выглядела элементом нарисованного пейзажа, высокие деревья давали прекрасную тень, а малявка вела себя прилично: в кусты не удирала, круги возле елок не описывала. Она трусила по краю заросших обочин, что-то долго вынюхивая в молодой траве. Марго и Геля тоже расслабились. Они успевали найти поваленное дерево или трухлявый пень и сфотографироваться.

   Девицы давно прошли мимо маленького озера и углубились в лес. Широкая дорога незаметно превратилась в тропинку, но Муза все бежала и бежала, пока путь не перегородила срубленная береза.

   – Возвращаемся, – опомнилась Геля.

   – Давай хоть сфоткаемся, если уж забрались в такую чащу, – воспротивилась диктату Селивёрстова. – Бери малявку на руки. Будешь дамой с собачкой.

   Фотосессия Гели прошла на отлично, но минутой позже, когда они передавали Музу из рук в руки, она внезапно взбрыкнула и умчалась в лес вместе с коротким поводком. Ранее мирная собачка превратилась в дикого кабанчика, который несся сквозь деревья, волоча за собой цепляющуюся катушку.

   – Назад, Муза! Ач! – выкрикнула Геля, но ее команда лишь подхлестнула убегающую животинку.

   Дальше девицы мчались за собакой молча, проламываясь сквозь сухой валежник и колючие кусты. В какой-то момент обошли ее с двух сторон, и Марго первая отыскала в молодой поросли зацепившуюся катушку. В четыре руки выпутали присмиревшую собачку, и Геля со слезами радости прижала ее к груди. Эйфория длилась пять секунд, потом со словами «атас, Штосс» ее чувствительно пихнули в бок. Она обернулась и увидела, что Марго прижимает указательный палец к губам, а другой рукой тычет в просвет между деревьями.

   Оказалось, что Муза вывела их к большой поляне, откуда прослеживался ухабистый выезд к дороге. На поляне стояло серое убитое авто, возле которого слонялись Вьюга и Плотников. Первый покусывал стебелек травы и рассматривал лес без привычной ухмылки, а второй, опершись на капот, разговаривал с кем-то по телефону. Спустя полминуты рядом с машиной появился третий мужчина. С виду местный, деревенский, одетый в шорты и куцую футболку, а из обуви – шлепки на босую ногу. Шел мужичок решительно, сжимая в руках лист цветной бумаги. Когда подошел ближе, демонстративно помахал бумажкой над головой, и Геля удивилась нелепости его поведения.

   Она опустила Музу в траву, сунула поводок Селивёрстовой, а сама взялась за фотоаппарат. Не в силах объяснить свое поведение, небрежно щелкнула раза четыре камерой, запечатлев для истории Алешку с Плотниковым и «деревенского». Лист бумаги ее заинтриговал. Даже издали он напоминал карту.

   А Муза настойчиво тянула девиц в обратный путь. И они начали «отступать». Незамеченные участниками сходки, тихо удалились с места встречи.

   – И что это было? – удивлялась Марго. – Госбезопасность на работе?

   – Угу, а третий – самый главный шпион.

   – Смахивал на сумасшедшего. Знакомства у нашего директора неправильные.

   – Муза, ач!

   Геля оттащила собачонку от кулька с подозрительной начинкой. Все эти случайные события ей очень не нравились. Неприятное ощущение сжимающегося круга.

   Они еще минут двадцать ходили по лесу, пока не набрели на дорогу, которая вывела их к знакомому магазину. Там тревожился Анатолич, потерявший след обожаемых девиц. Дальше они уже втроем плюс собачка прошлись вдоль озера, завернули к бювету, зарядились лечебной водой и по ступенькам поднялись к своему корпусу, где их дожидалась благодарная Лариса.

   – Спасли! – радовалась она, подхватывая скулящую собачонку. – Сегодня на редкость удачный день. И новый директор под ногами не путался.

   Геля и Марго растянули губы в улыбке, совершенно не желая делиться информацией. Сходка шпионов – дело опасное, а Муза сделала из них невольных свидетелей. Им очень повезло, что собака не лаяла. Зато сейчас при виде Анатолича, она скалилась и рычала, отчего бедный поэт снова прятался за деревьями.

   – Охраняет, – пояснила Лариса. – На матушку мою похожа. Ужас, до чего скандальная. Близко никого не подпускает. Это нарушает ее личные границы.

   – Ты про Музу сейчас или про матушку? – не могла сообразить Селивёрстова.

   – Про обеих.

   Они распрощались с Ларисой и поспешили за своими пакетами в водолечебницу. Но при подходе к корпусу Геля неожиданно взбрыкнула:

   – Обедать не пойду. Не хочется.

   Угрозы и уговоры Селивёрстовой не принесли никакого результата. Объяснять плохое настроение подруга отказывалась.

   После обеда, который прошел без странной Гели и захлопотанной Аллочки, Селивёрстова и сухой паек отправились в номер. Голодная подружка лежала на кровати, старательно изображая глубокий сон, но подрагивающие ресницы выдали истинное положение дел. Геля притворялась!

   – Штосс, что произошло? Не пугай меня.

   – Всё нормально, – сообщила та, не открывая глаз.

   Марго схватилась за фотоаппарат и стала просматривать кадры.

   – Что ты здесь увидела?

   Геля сразу «проснулась» и потянулась за фотоаппаратом. Но разве можно у взявшей верный след Селивёрстовой что-либо отобрать? «Мисс Марпл» отбежала к окну и, прищурившись, изучала последние снимки.

   – Двое наших красавцев и ничего подозрительного. Хотя нет, машинка подозрительная, в хлам убитая.

   – Наших красавцев? – возмутилась хозяйка фотоаппарата.

   – Хорошо, пусть они будут твоими. Следующий кадр – местный дурачок бежит с бумажкой. Что за фигня там нарисована? Сейчас приблизим…

   Геля сорвалась с кровати и метнулась в сторону не в меру догадливой подружки.

   – Карта? Это же море и берег. Полуостров? Если хорошо подумать и попросить помощь Гугла…

   И она лишилась фотоаппарата. Геля вернула собственность с очень недовольным видом.

   – Штосс, ты же не любишь море! Кстати, почему?

   – Неправда. Я Балтийское море люблю, и Северное… тоже. Нравится, когда холодное.

   – Сама как ледышка. Черное море для тебя нереально горячее? Поэтому ненавидишь?

   Ледышка неопределенно повела плечами.

   – Я отдыхала там в детстве. Каждый год.

   Геля отвечала неохотно и с долей обреченности. Будто тайну великую открывала. Потерла плечо, потом шею. Явно нервничала. И, что любопытно, у Марго напрочь исчезло желание шутить, даже появилась трусливая мысль свернуть разговор. Судя по лицу Штосс, ни к чему доброму досужие расспросы не приведут. Но странности, что происходили в санатории, пугали. Прятать голову в песок – не слышу, не вижу – было бы неправильно.

   – С кем отдыхала? С мамой, папой, тетей?

   – С мамой.

   – А за границей жила с папой. Геля, где твоя мама?

   – Погибла.

   Марго уставилась на карту, которая в увеличенном масштабе заняла весь экран. Размытая, но где-то узнаваемая.

   – Утонула в море? – ужаснулась она.

   – Не утонула. Автомобильная авария в горах. Микроавтобус с туристами упал в пропасть. Там было девять человек. Все погибли.

   Селивёрстова показала на фотоаппарат.

   – Она отдыхала на этом пляже?

   Геля улыбнулась.

   – Там, где ставили палатки, и пляжа-то не было. Мыс, скалы. Чтобы поплавать, приходилось спускаться в воду по железной лестнице, которую мы специально привезли с собой и установили.

   – Кто «мы»? Кто были те погибшие девять человек?

   – Сотрудники исследовательского института комплексной автоматики, НИИ КА. Каждый год начальство арендовали кусочек морского побережья, желательно безлюдного и скалистого, везли с собой компрессор, походную кухню, палатки, снаряжение всякое, акваланги.

   Геля перестала обнимать фотоаппарат и отошла к окну. Воспоминания они такие. Если уж потекли тонкой струйкой, то потом превращаются в ручеек и реку. Затопить могут.

   – Научные сотрудники занимались дайвингом?

   – Они были отличными дайверами. Дорогое и захватывающее развлечение. Иногда приезжало много ученых, привозили жен и детей. Человек тридцать-сорок. В другие года меньше. В тех местах было очень красиво: берега отвесные, вода между скал, природная «чаша любви». В дни, когда дул сильный ветер, по чаше с морской водой шла волна.

   У Селивёрстовой что-то не срасталось. Она хотела спросить о важном, но никак не могла сформулировать, ухватить ниточку вопроса за кончик.

   – Твой отец – академик. Мама тоже была научным сотрудником?

   – Доцентом.

   – Геля, ты не поехала с мамой в последний раз?

   – В августе всех школьников отправили в лагерь. Директор постарался. Каким-то непростым вышел тот год. Многие напряженно работали, поэтому отпускников было мало.

   – Получается, что ты не ездила? Отдыхала в лагере?

   Геля смотрела мимо, а потом призналась:

   – Ездила. Лагерь был тоже на море, недалеко от институтского бивака.