Монахиня и Хулиган. Альбина Крон

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35

АННОТАЦИЯ

Альтернативный мир со своими законами, другая реальность и религия. Девушка, которая уже не своя среди деревенских, но все еще чужая среди благородных. И он: полу-законный наследник престола, чужой среди своих. У них много общего, но смогут ли они быть вместе?

   Жестокость, аморальность, боль, Боги - все переплелось в тугой клубок похоти и страсти, любви и ревности. Лишь одна нить способна притянуть возлюбленных - любовь.

   Но до нее еще нужно дойти и не погрязнуть в интригах и ярости.

   Сумбурно, откровенно и не всегда справедливо.

ГЛАВА 1.

— Это твой новый дом, - с необычайной гордостью продекламировала сухонькая старушка в черной рясе.

   Я с унынием смотрела на жалкое жилище. Келья представляла собой крохотное помещение, в которое непонятно как втиснули жесткую лежанку. Старое ведро служило столиком, на котором красовалась неизменная книга молитв и история богини Патриции. Огромный деревянный крест красовался на белой, щербатой стене, прямо над лежанкой. Над потолком зияло скромное оконце, которое наверняка пропускало ледяной ветер в длинные зимние ночи. Здесь пахло сыростью, безнадежностью и унынием.

   Я кивнула так благодарно, как только могла. Об этом монастыре ходили легенды. Нравы здесь строгие, а наказания суровые. Значит, злить матушку настоятельницу не следует. Монастырь святой Патриции славился своей аскетичностью и тишиной. Каждая новая монахиня должна принести обет молчания на месяц, полгода или год, в зависимости от тяжести грехов на её душе. Мне лишь предстояло это испытание. Сначала необходимо было освоиться. В это время я буду жить не в главном корпусе монастыря, а в пристройке вместе с другими новенькими. До тех пор, пока не пройду испытание в виде безостановочных молитв, самобичевания и молчания. Затем последует церемония пострига. Меня обреют налысо и набьют чернилами слова Патриции мученицы и мужа ее, Аскера, на черепе. Лишь после, мне выдадут чёрную, а не коричневую рясу и переведут в главный корпус. Тогда и начнется моя служба длиною в жизнь.

   Я бы могла, наверное, сбежать, но просто не знала куда. К тому же, девушке, которую сослали в монастырь нельзя противиться судьбе. За это последует расплата – смерть. Хитрый черт загнал меня в ловушку. Либо подчинение и ссылка, либо казнь. Добрый муж, ничего не скажешь. Неожиданно, даже для самой себя, я испытала прилив ненависти к покойному отцу. Зачем он выбрал его мне в мужья? Неужели не слышал сплетен по поводу лютого нрава моего мужа? Неужели мечта отца о благородном продолжении рода была выше его отцовской любви?

   Я сложила ладони домиком и помолилась богине Патриции, чтобы изгнать греховные мысли из головы. Не очень-то и помогло. Отец любил меня и хотел лучшего, я не должна его винить. Без веры молитвы не помогали успокоить ни совесть, ни гложущую меня обиду. А чтобы провести всю жизнь в молитвах и почтении к Богине нужно хотя бы немного веры. Я же слишком верила в науку и религиозной точно не была. Тем страшнее для меня эта ссылка.

   Я сложила рясу из грубой ткани, по ощущению напоминающую наждачку на линялую простынь и, видимо, слишком громко вздохнула. Лицо матушки моментально стало злым:

   — Это тебе не графские покои, дорогуша. Но здесь твой дом до конца жизни, так что не морщи свой хорошенький носик.

   -То, что покои не графские я могла предположить, но то, что они хуже, чем камеры в Обливерейской тюрьме не имела ни малейшего понятия.

   -Таким, как ты самое место в Обливери, но, к сожалению, королевским законом не запрещено прелюбодеяние.

   С этими словами старушка захлопнула дверь с такой силой, что крест на стене чуть пошатнулся. Я повторно вздохнула. Если бы мой муж мог, то он несомненно сослал бы меня в Обливерейскую тюрьму. Но на это даже его влияния на короля не хватило. Правитель у нас справедлив и чтит религиозные законы. Я с неудовольствием оглядела своё новое пристанище. С самого детства я росла избалованным ребёнком у зажиточного купца. Была единственной дочерью уже довольно пожилых родителей. У меня были многочисленные наряды и прислуга, изысканные пирожные и золотые тарелки. Единственное, что мне не мог дать отец — это титул. Под конец жизни он просто помешался на этой мечте. Мы же с мамой не понимали подобной одержимости. Я никогда не хотела быть Леди. Мне нравилось бегать босыми ногами по свежескошенной траве, играть в войнушку с деревенскими и пить ледяную родниковую воду прямо из ручья. Отцу не нравились мои увлечения, но отказать он мне никогда не мог. Тем более, что оторваться с местными ребятами мне удавалось крайне редко. Многочисленные занятия музыкой, языками и наукой занимали почти все время.

   В мои полные пятнадцать лет мама умерла от лихорадки. А отец… От горя его мечта превратилась в одержимость. Он во что бы то ни стало решил выдать меня замуж за благородного. Благодаря его стараниям и многочисленным учителям, в шестнадцать лет я мало чем отличалась от истинной Леди внешне. Я владела этикетом, была одета словно принцесса, говорила на четырёх языках, разбиралась в искусстве и неплохо музицировала. Но в душе… В душе я навсегда осталась свободной деревенской девчонкой. К сожалению, в нашем мире важнее внешняя обертка, чем внутреннее содержание. Моё образование плюс нехилое приданное дали наконец отцу возможность осуществить мечту о титуле для единственной дочери. Я вышла замуж за одинокого и нищего графа.

   Сказать, что муж был мне отвратителен — это ничего не сказать. Меня передергивало от его отношения к рабыням и ко мне. Он был высокомерен, жесток и несправедлив. Несмотря на то, что граф на людях выказывал мне должное почтение, наедине он называл меня не иначе, как «крестьянская подстилка». Он стал мне противен еще на смотринах, но замуж я вышла. Отец делал столько всего для меня, что я решила, что обязана осуществить его мечту. Через три месяца после свадьбы родитель умер, в полной уверенности, что дочь пристроена, а внук не будет простолюдином.

   Я не стала ему на смертном одре рассказывать, насколько жёсток был мой муж, и что брачное ложе, скорее служило местом преступления, а не местом исполнения супружеского долга. Граф брал меня, не заботясь, о моем удовольствии. Наоборот, ему хотелось причинить мне как можно больше боли, унижения и слез. Наверное, мстил так за то, что ему пришлось взять меня в жены. Ведь, без моего приданного, его поместье спустили бы на торгах. После смерти отца, он получил наследство и решил большую часть своих проблем. Видимо после, я стала ему не нужна, и он придумал все же способ от меня избавиться. Я сама ему в этом помогла, совершив непростительную ошибку. Результатом стала ссылка в это место, о котором, по-моему, даже сама богиня Патриция уже давно успела забыть.

   Повторюсь, религия никогда не была в списке моих интересов. От этого наказание графа было ещё более унизительно. Вот так я потеряла все состояние моей семьи и оказалась в месте, куда и лютого врага сослать - слишком жестоко.

    Я разделась и с отвращением надела на себя грубую ткань. Кожа моментально покраснела и покрылась мелкими пупырышками. Я еще раз внимательно просмотрела стопку вещей, что мне дали. Никакой нижней рубашки, значит рясу нужно носить на голое тело. Они что сшили ее из крапивы? Очень похоже, что так. Поясом служила обычная веревка, которую следовало продевать в крупные петельки. На ноги предлагали натянуть жуткие серые колготки. А ступни еле поместились в тесных калошах из неведомого мне дерева. Голову можно было не покрывать, но платок мне все же выдали. Вроде бы настоятельница сказала, что его следует носить лишь во время работы в саду. О прогулках там же она не упомянула ни слова.

   Я не знала, как выгляжу, потому как в келье зеркало не было предусмотрено. Вообще, любоваться собой или просто часто кидать взгляды на свое отражение считалось грехом. Зеркало было лишь в одном экземпляре в медицинском крыле. Я это знала благодаря тому, что когда-то давно читала о нравах в подобных монастырях.

   Лучше бы та книга никогда не попадала мне в руки, потому как я с ужасом ждала тех страстей, что там описывались. Строгий режим дня, монотонная работа в молчании изо дня в день. Даже когда обет молчания подойдет к концу, разрешалось говорить лишь по необходимости, дабы не нарушить тишины и уединения других сестер с Богиней. Заводить друзей среди служительниц категорически запрещалось, а если дружба все же возникала, то монахинь немедленно разделяли всеми возможными способами: не отправляли на одну работу, переселяли в разные концы коридора, запрещали сидеть вместе во время трапезы. Мужчин в монастыре не было, им вообще запрещалось даже подходить близко к этой территории. Если же путнику необходима помощь, то на границе участка стоял большой колокол. Заблудившийся охотник или грибник должен был в него позвонить и ждать, пока матушка настоятельница не придёт, чтобы оказать ему посильную помощь. Ей одной разрешалось говорить с мужчинами, наверное, из-за преклонного возраста.

   Я села на низкую кушетку и разрыдалась. За что мне такая судьба? Почему несмотря на то, что наша главная Богиня – женщина, нас в этом мире продолжают держать за бесправных животных? Если бы я не вышла замуж за чертова графа. Я рыдала так остервенело, что совершенно забыла о своей вине в произошедшем. По сути, наказание было законным, вот только легче мне от этого почему-то не становилось. Несмотря на то, что суд проходил без моего участия, вину за собой я знала. Но не призналась в этом графу. Ему я громогласно отвечала лишь то, что он сам меня довел. Знаю, это было аморально и бесчестно, но видеть, как его корежило от злости, когда он узнал об адюльтере было лучшей неделей моего брака.

   Будь я благородной по праву рождения, то могла бы подать обвинение о жестоком обращении со стороны мужа в Королевский суд. Тогда, мою судьбу решал бы Правитель, а наказание получил бы уже сам граф. Но сколько я не билась, сколько не пыталась использовать связи покойного отца, везде мне отвечали отказом. Я стала графиней лишь благодаря мужу и те связи, что были мне нужны, были его стихией и его окружением. А гильдия купцов могла мне лишь посочувствовать. Получилось так, что моей судьбой распоряжался супруг. Глупые и нелепые законы! В конце концов, чаша терпения переполнилась, а может, я просто заразилась его аморальностью, и совершила грехопадение со своей первой любовью из нашей деревни.

   Я влюбилась в Мирона еще в восемь лет, но с самого детства знала: отец не позволит нам пожениться. Мирон был всего лишь сыном пекаря в одной из мелких лавочек. Одержимая мечта отца сделать из меня благородную раз и навсегда поставила жирный крест на нашей любви. Но, в пору юности, об этом еще не думаешь. Сначала мы дружили, потом, будучи подростками, неловко признались друг другу в любви. Несмотря на обуревавшие нас чувства, мы никогда не преступали границу дозволенного. Однако, первая любовь, словно крепленое вино, ты чувствуешь легкость и не замечаешь, что пьянеешь так сильно, что грани этого дозволенного постепенно стираются. Видимо, мой отец заметил некое томление в нас, и потому, пока не случилось необратимое, поскорее выдал меня замуж. Как оказалось, это не помогло. Даже самой себе, я не могла ответить на вопрос, была ли супружеская измена ответом на жестокость мужа, или же, я просто-напросто прикрылась этим оправданием, словно одеялом, чтобы хоть раз в жизни испытать физическую близость с тем, кого любишь, а не презираешь?

   Сейчас это было уже не важно. Я оказалась здесь и могла лишь надеяться, что Мирон смог убежать от гнева графа. Он не был рабом, так что мог вольно уехать, куда ему захочется. Надеюсь, он нашел счастье в этом мире, и, в отличии от меня, сейчас его судьба радостнее.

   Я прорыдала почти час. Истерика закончилась так же неожиданно, как и началась. Утерла слезы и приказала себе не мучиться понапрасну. Может быть наказание и было жестоким, но все же унылые стены монастыря для меня меньшая из зол. Здесь нет графа, а значит – монастырь почти мой рай…

ГЛАВА 2.

Монастырю принадлежала огромная территория. Два корпуса находились в самой глубине участка. Сзади был лишь непроходимый лес. Нужно было пройти достаточно далеко, чтобы обнаружить фермерские хозяйства. Практически единственный источник дохода для монахинь. Свежее молоко, яйца, овощи и фрукты покупались селянами. Чаще всего к главному входу подходили женщины, только им можно было беспрепятственно и даже без разрешения пройти к главным корпусам.

   Здесь так же была конюшня, а за ней простирался зеленый луг, на котором сейчас счастливо паслись мелкие козочки. Вокруг я не встретила никого. Это было странно. В монастыре постоянно жили около трехсот монахинь, только со мной прибыло примерно сто новеньких. Куда же все подевались?

   Мне следовало бы насторожиться, но я бездумно бродила по огромной территории, наслаждаясь, пением птиц и видами дикой природы. Все здесь дышало умиротворением. Возможно, мне бы здесь понравилось. Конечно, только в том случае, если бы я сюда заехала просто погулять и насладиться пейзажами. Как только я вспоминала, что это пожизненная ссылка, и что больше я никогда не увижу ничего другого, кроме этих бескрайних лугов, да шатких построек, сердце наполнилось горечью и мукой.

   Я уже подходила к главному корпусу, когда неожиданно двери распахнулись, и толпы монахинь вышли наружу. Все как одна уставились на меня.

   -Э-э-э, чего это вы?

   Расталкивая толпу острыми, как ножи, локтями, матушка настоятельница вырвалась вперед и в гневе на меня уставилась.

   -Ты почему пропустила приветственную службу? Я же сообщила тебе, что она обязательна для всех и пропускать ее, значит проявить неуважение не только к о всем нам, но и к Богине Патриции.

   Я закашлялась. Возможно, неприятная старуха что-то подобное и говорила, да вот только я последние пару дней плаваю в тумане жалости к своей судьбе и почти ничего не слышу вокруг.

   -Чем ты занималась все это время? – темные глаза бусинки метали молнии.

   -Гуляла, - опустив голову сказала я правду.

   Темные глаза бусинки с неприязнью на меня уставились. Похоже, что я только что нажила себе кровного врага. Остальные опасались на меня смотреть и скромно потупили взор.

   Старуха еще раз гневно зыркнула и властно приказала:

   -Следуй за мной.

   Я покорно пошла за настоятельницей, пока несколько сотен пар глаз провожали меня со все нарастающим сочувствием. Узкими темными коридорами, мы прошли до кабинета матушки настоятельницы. Окна проходили по периметру монастыря вдоль стен, но все равно не пропускали достаточно света с улицы.

   Она решительно прошла и села на темно-зеленое кожаное кресло и продолжила буравить меня взглядом. Повисло неловкое молчание.

   -Простите, я не знала, - тихо сказала я. -Я не хотела высказать неуважение ни к устоям монастыря, ни к богине, ни к сестрам.

   -Свежо придание…, - поджала губы старуха. -Меня твой муж предупредил о несносном характере и непокорности. Что ж, здесь это все выбивается, юная леди.

   -Я не Леди.

   -Ты все еще считаешься благородной, по линии замужества. Ваш брак не расторгнут.

   -Конечно, он не расторгнут. Ведь иначе, все мое имущество мужу пришлось бы вернуть.

   Старуха резко хлопнула по столу.

   -Не сметь в этом священном месте жаловаться на законы!

   -Я жалуюсь на несправедливость, - гордо вздернула я подбородок. -Я не виновна и ссылки не заслужила.

   Матушка настоятельница долго смотрела на меня с неприязнью прежде, чем поднялась с кресла и двинулась прямо на меня. Я не шелохнулась. Старушка была почти вдвое ниже меня, и теперь я смотрела на нее сверху вниз.

   -Многие женщины приходят сюда в надежде, что мы их примем. Для них – это не ссылка и не наказание, а шанс единения с Богами. Тебя же сюда отправили лишь только по тому, что жене графа не положено служить в менее известном приходе. Ты должна быть благодарна.

   Я хмыкнула.

   -Быть благодарной за то, что меня сослали в эту богадельню?

   Ну вот и все, как я не старалась убедить себя, что смогу здесь не нажить врагов и провести жизнь в смирении, моя душонка видимо все же слишком слаба для подобных подвигов. Я грублю матушке настоятельнице в свой первый же день.

   Ее взгляд на миг потеплел, но тут же вспыхнул новой волной гнева.

   -Ты дерзкая, несносная девчонка! В тебе я не вижу Бога, вместо него в душе твоей огонь…

   Она тихо прошептала:

   -Огонь грешников и блудниц.

   А я вдруг поняла одну вещь: передо мной самая настоящая фанатичка, страдающая манией величия и жестокостью. Мне стало страшно.

   -Я не блудница, так как суд не учел всех обстоятельств дела.

   -Суд людской служит исполнению воли божьей, кто ты такая, что смеешь сомневаться в нем?

   -Невинно осужденная, - упрямо повторила я. -Я не виновна, а значит и монастырь не может служить мне наказанием. Я требую пересмотра дела и передачи его на Королевский суд.

   Старуха усмехнулась.

   -Ты не дочь графа, глупая. Ты лишь его жена. Королевский суд не положен неблагородным. Лишь по праву рождения можно получить то, о чем ты просишь.

   Если бы был жив отец, то сейчас точно бы заработал сердечную болезнь после слов матушки. Подумать только несмотря на то, что он все же выдал меня замуж за благородного, до конца Леди я так и не стала.

   -Я дочь благородного человека, матушка. А то, что у него не было титула, не делает его или меня - его дочь, недостойными.

   Я вздернула подбородок. Не могу сказать, что всегда отличалась подобным неуважительным поведением, но характер мой покорным никто и никогда не называл. Что уж удивляться, что сейчас от испытанного унижения, несправедливости и клеветы, я не могла сдержаться там, где это было более, чем необходимо.

   Глаза старухи будто осветили факелы сотен чертей, плещущихся в глубине темных зрачков.

   -За твой проступок и дерзость, полагается наказание, -громко продекларировала матушка громким торжественным голосом и вернулась к своему креслу. Но не села в него, теперь она стояла за столом и была похожа на судью, выносящую приговор.

   Я приготовилась. Сейчас заставит выучить пару псалмов наизусть или читать проповеди на утренней службе. Реальность была куда хуже, и о ней не писали в книгах. Об этом я узнала позже, в тот момент, во мне бурлило столько гнева и боли от несправедливой судьбы, что я не выказали ни страха, ни покорности, что от меня ждали, а лишь молча кивнула.

   Матушка настоятельница позвонила в колокольчик, тут же тяжелые деревянные створки отворились, и в кабинет вплыла ну просто очень огромная монахиня. Она была примерно под два метра ростом, а комплекцией напоминала медведя.

   -Сестра Лучия, - обратилась к ней старуха, - наша новенькая не выказывает уважения к нашим устоям, смеет дерзить мне, но самое страшное ее прегрешение – это отсутствие веры. Ты знаешь какое наказание следует за эти прегрешения?

   Огромная, гориллообразная монахиня кивнула с величественным видом.

   -Более того, - продолжила старуха, - Лучезара обвиняется в греховном падении с мужчиной, который не являлся ее мужем перед Богами. Суд решил, что она виновна. Лучезара же сей факт не признает. По законам Божьим, ее признали блудницей, но она смеет не покоряться воле судей, и считает себя невиновной. Ты знаешь, что за наказание наш монастырь назначает за подобное прегрешение?

   Горилла снова кивнула. Я со все возрастающим недоумением переводила взгляд со старухи на сестру Лучию. Они что спятили? Почему настоятельница говорит таким тоном, будто приказывает этой великанше меня убить? Я с ужасом смотрела на фанатичный блеск в глазах обеих. Да они тут вдали от цивилизации окончательно чокнулись.

   Я медленно стала отступать назад. Но сестра Лучия, неповоротливо повернулась ко мне и в секунду схватила за шиворот. Я с ужасом смотрела на свои ноги, которые оторвались от пола и теперь беспомощно болтались в воздухе.

   -Подождите, - в исступлении закричала я, -но в устоях монастыря нет информации о том, что вы имеете право наказывать нас физическим воздействием.

   -Закон говорит, что отныне ты принадлежишь монастырю. Ты сюда не пришла сама, а тебя сослал суд. Те устои, что ты, возможно, читала являются сводом законов для тех, кто пришел служить Богине добровольно. Для тех, кто был сюда сослан, писан другой свод. И там четко говорится, что я могу делать все, что угодно для спасения твоей заблудшей души.

   Мать настоятельница почти с сочувствием мне все это сообщала. Неужели она всерьез верит, что спасает меня?!

   Я лишь беспомощно мотала ногами в воздухе, когда сестра Лучия, все так-же молча, несла меня прочь из кабинета.

ГЛАВА 3.

Меня несли из главного корпуса куда-то вглубь участка. Куда-то далеко за конюшни и луга, сам корпус теперь казался таким маленьким, что приходилось напрягать зрение, чтобы его разглядеть. Сестра Лучия не сбивалась с ритма и монотонно продолжала идти с тяжелой ношей в виде меня на плече.

   -Эй, -воззвала я, - я и сама идти могу. Тебе же тяжело. -Отпусти.

   Она не произнесла ни слова с того момента, как я ее увидела и полностью игнорировала все, что я говорю. Похоже, монахиня отбывала свой обет молчания.

   Я почувствовала, что в том месте, где заканчиваются ребра проступают первые синяки. Вообще, быть ношей на плече у великанши занятие не из приятных. Мне натирала ряса, тело висело, словно тряпичная кукла, от этого каждый ухаб был болезненным. Я перестала требовать поставить меня на ноги и решила смириться. Странно было то, что местная горилла, казалось, ничуть не устала, а ведь я дама высокая, соответственно далеко не легкая. От демонстрации ее силы, мне стало не по себе.

    Спустя где-то еще полчаса мы приблизились к небольшой деревянной постройке.

   Сестра подтолкнула меня в сторону хлипкой лестницы в подвал. Я с опаской начала спуск. Была уверена, что нас двоих хлипкие ступени ну точно не выдержат, однако, со скрипом, но нам удалось спуститься и не свернуть себе шеи.

   С любопытством огляделась. Мы стояли в довольно большой пустой комнате, обитой камнем. По периметру большого пространства располагались камеры с решетками. Я была не уверена, но, по-моему, углядела кандалы. Ужас пронзил меня, пока я стояла там и монотонно смотрела на решетки. Они серьезно?! Наказание за дерзость – тюрьма? Не слишком ли это чересчур?

   Пока я находилась в шоке и пыталась усмирить стадо мурашек, ползущих по телу, мои глаза не фиксировали то, чем занималась сестра Лучия. А она в этот момент подошла к небольшому ящику в центре комнаты и что-то оттуда достала. Я могла это понять по звукам, но увидеть успела лишь в последний момент. Чертова фанатичка достала кожаную плеть, толщиной в половину моего запястья.

   -Ты чего? – испуганно забормотала я, к неудовольствию отмечая, что голос предательски задрожал.

   Она ничего не ответила и начала на меня надвигаться с черным кожаным оружием.

   -Эй, в тебя демон что ли вселился? Ты это…даже не думай!

   Тщетно, меня не слышал голос ее разума, зато фанатичный блеск в глазах не оставлял ни малейшей надежды на спасение. Я отступала каждый раз, как она на меня надвигалась. Но это решение было временным. Так как вокруг не было ни оружия, ни места, чтобы спрятаться, а огромная монахиня преграждала мне путь.

   -Да что ты творишь?! – завопила я. -Одумайся! Что это за религия такая, что за дерзость заставляет бить человека кнутом? Ты вообще в своем уме?!

   Мои уговоры не действовали. Отступать уже было некуда и я начала двигаться по кругу, вдоль камер. Сестра Лучия продолжала надвигаться. Я вскрикнула, когда она замахнулась в первый раз и закрыла лицо руками.

   Удар пришелся на руки и тут же, я почувствовала ожог на коже, по-моему, я даже услышала, как она лопается.

   -Больная что ли?! – в удивлении вскричала я. Но тут же пришлось замолчать, так как кнут опасным изгибом снова взметнулся ввысь. Я закричала и повернулась спиной к своей мучительнице, а руками вцепилась в решетки. Снова огненная полоса боли прошлась по телу. Теперь пострадала спина.

   Меня никогда не били, за всю мою жизнь. Даже соседские мальчишки обращались со мной в играх, как с благородной, то есть почти меня не трогали. О таких жестоких избиениях я лишь слышала. Некоторые из господ жестоко наказывали рабов, но мои родители никогда не использовали подобные методы. Они были добрыми хозяевами. Однажды отец даже дал свободу влюбленной паре, после их неудачной попытки бежать вместе, так как девушка оказалась беременной. Любой другой хозяин мог и убить за подобное непослушание, но только не мои родители.

   Даже граф никогда не поднимал на меня руку, он предпочитал другие виды пыток. Заставить меня сидеть в своих покоях безвылазно целый месяц или подать к столу лошадь, которую мне на шестнадцатилетние подарил отец. Это были методы самовлюбленного урода. Но никогда меня не били.

   Сейчас же, на меня обрушилась вся суть моего нового наказания. Унижение, подчинение и смирение. Я была готова на все, лишь бы только не было нового витка этой боли. Сколько еще будет наказаний? И похоже, это не самое жестокое. Я в ужасе кричала, плакала, умоляя это прекратить. В тот момент, меня никто бы не назвал дерзкой, так как я была лишь жалким комком унизительной мольбы. На меня обрушивались все новые удары, а я в бесполезных попытках старалась отклониться от жгучего хлыста. В отчаянии я уже ползала, в бессмысленных поисках пятого угла, где можно было бы спрятаться от надвигающейся ежеминутно угрозы. Деваться было некуда. Куда бы я не отползала, как бы не закрывалась руками, кнут все равно настигал меня.

   Не знаю в какой момент я потеряла сознание, но очнулась уже у себя в келье. Мои раны были перевязаны, а на столе стоял поднос с водой, со стаканом молока в глиняной кружке, сыром и большим ломтем хлеба. Я облегченно выдохнула, не знаю почему, но я считала, что меня поместят в ту камеру с кандалами после экзекуции.

   Аккуратно осмотрела раны, для это мне пришлось снять рясу, которую на меня надели поверх повязок. Она все еще была жутко колючей. Я с отвращением стянула с себя грубую ткань и отбросила в сторону. В некоторых местах повязки пропитались кровью, болели они жутко, так что похоже, были очень глубокими. В местах, которые были не скрыты материей аллели красные ожоги. Видимо это от ударов, что пришлись по касательной. Я с ужасом смотрела на свое израненное тело. Что же получается, теперь, меня будут чуть что вот так лупить?

   Гнев в душе поднялся такой силы, что я буквально заорала, что есть мочи. Дверь тут же распахнулась и в келью втиснулась пухлая девушка, в той же коричневой рясе, что я сняла пару минут назад.

   -Тише, - шепнула она, - матушка настоятельница только что ушла.

   Скорее от неожиданности, чем от страха перед матушкой, но я все же захлопнула рот и уставилась на незнакомку.

   -Я Амира, -представилась девушка. -Мне приказали за тобой ухаживать четыре дня.

   -Почему четыре? – глупо спросила я.

   -После, каким бы не было твое состояние, ты должна будешь работать, как все.

   -Лучезара, - чуть позже, чем следовало бы представилась я.

   Девушка была светленькой, пышной, с большими голубыми глазами и широкой, ласковой улыбкой. В глазах плясали веселые черти, а сама она была до того ладной, что я сразу же невольно прониклась к ней симпатией.

   Пухляшка улыбнулась.

   -Красивое имя. Но рясу ты зря сняла, нам сообщили, что это часть очищения перед богом. Снимать ее можно лишь на время омовений. Даже ты, несмотря на раны, должна ее носить.

   -Она колется, будто сделана из крапивы.

   — Это специальный материал, там действительно в составе есть крапива, хоть и ошпаренная, так что вроде как, так сильно колоться не должна. Но все равно колется, - пожаловалась она на прописную истину и с удовольствием почесалась.

    Все четыре последующих дня, Амира за мной ухаживала. Мы старались не говорить громко и не засиживаться допоздна. Дружить в монастыре было запрещено, а мы подружились. Казалось бы, всего четыре дня, но я почувствовала себя увереннее, когда поняла, что не одна. Мою новую подругу тоже сослали сюда в наказание. Она украла у хозяйки серебряный гребень, та не пожалела Амиру и сослала ее в монастырь.

   -На кой черт тебе был нужен гребень? – шепотом спросила я, во время вечерней молитвы.

   -Я его не крала. Просто хозяин спал со мной, - бесхитростно выдала Амира. -Потом его жена о нас узнала и велела меня продать. Хозяин категорически отказался. А потом его вызвали к королю, он уехал примерно на месяц. Жена быстро придумала причину, чтобы запихнуть меня сюда. Ведь из монастыря ему меня уже не забрать. Мы обретаем свободу от прежних хозяев, когда вступаем в сестринство.

   -Жуть, - посочувствовала я.

   -Не говори, но хуже всего то, что я его больше не увижу.

   Амира так грустно вздохнула, что у меня сжалось сердце.

   -Ты любила его?

   -Стала бы я спать с ним просто так, - повела она пышным плечиком, - уж придумала бы как отвадить его от своей спальни.

   Я рассказала новой подруге свою историю. Вкратце, не вдаваясь в детали, но все равно произвела на нее неизгладимое впечатление. Она лишь тихо смахнула слезы, когда я закончила, а затем молча меня обняла.

   Больше мы никогда не говорили об этом.

    Через пару дней, мои раны покрылись коркой, но уже не кровоточили. Хоть и доставляли мне жуткие неудобства. Корка чесалась, трескалась, а беспрерывная работа на фермерских угодьях не давала времени им быстро заживать. Я молча терпела. Неприятно было признаваться, но наказание меня испугало до такой степени, что я стала послушной. Лишь иногда, продолжала мечтать о свободе и плакала, вспоминая серые глаза отца и голубые матери.

   С Амирой мы продолжали общаться, но делали это тайно. Ни я, ни она, не хотели потерять ту частичку доверия, что зародилась, между нами. А правила были очень строгими. Поэтому мы почти не разговаривали на людях, не садились вместе часто трапезничать и не рвались на одни и те же занятия.

   День начинался в четыре утра. Сначала необходимо было отстоять двухчасовую службу, затем перейти в трапезную и съесть овсянку. Питание было скудным, как оказалось, лишь больным полагалось молоко и сыр. Мы же ели в основном крупы, иногда немного овощей и пресных лепешек. После завтрака начиналась непрерывная тяжелая работа, затем опять молитвы, трапезы, и все это сливалось в такой круговорот уныния, безрадостности и отчаяния, что хотелось просто выть.

    Я молча все терпела. Не знаю почему мысли о побеге оставили меня, но все реже я вспоминала роскошные наряды, веселые балы и вкусные пирожные. Если бы я знала, что мне отведено лишь короткое счастье и долгие годы беспрекословного подчинения, я бы сделала все, чтобы отговорить отца от неугодного брака. Мысль о том, чтобы не совершать адюльтера не приходила мне даже в голову. Стыдно признаться, но я не жалела о своем грехе. И вспахивая поле, я часто беспричинно улыбалась, когда представляла, как бесится граф. Старается скрыть свои рога в обществе и проклинает день, когда решил отправить меня в монастырь с глаз долой. Уверена, сейчас он жалеет о скоропалительном решении. Я здесь, без него. А значит меня никто не мучает, не насилует и не унижает. А это больше похоже на мою победу и на его поражение.

   И все же жизнь в монастыре была тяжелой. Радость от того, что я смогла-таки вырваться из лап мужа, пусть и таким своеобразным способом постепенно начала затухать. Настоящее было наполнено серостью. Казалось, я стала существовать в каком-то коконе, и выполнять поручения механически лишь телом, а разум где-то спрятался за ненадобностью.

   Спустя пару месяцев, когда я разогнулась от сбора урожая и огляделась вокруг, мне почему-то пришла в голову мысль, что я не одна такая.

   Некоторые монахини, вроде сестры Лучии были ярыми фанатичками. Они-то как раз и испытывали, какой-то свой, дурманящий кайф от всего этого раболепного подчинения. Другие же, как и я, просто смирились с судьбой. Я не знала, сколько монахинь прибыло сюда в результате ссылки, а кто пришел добровольно, но мне казалось, я начинала их отличать. И, к ужасу своему, осознала, что большинство были все же в тюрьме, а не у подножия веры.

   Божьими законами лишь прикрывались, чтобы сослать неугодных в мирском обществе женщин. Тех, кого по закону невозможно было отправить в тюрьму. Мы были лишь запуганным стадом. И я, несмотря на весь свой запал в самом начале, покорилась этому сонному царству и сдалась в его липкие сети.

   Апатия…она покоряет человека, забирает его эмоции. Словно накладывает несколько слоев бело-серой краски поверх яркого холста. Первый слой лишь оттеняет калейдоскоп цветов, но каждый последующий превращает картину в общий безликий натюрморт безнадежности и печали. Я чувствовала себя этим холстом, а монастырь видела художником. Каждый день новый слой светлой краски наносился на мою душу. Чувства и эмоции, будь то злость на графа или банальное желание спать в мягкой постели с каждым днем тускнели, уступая место безысходности и смирению. Это смирение не имело ничего общего со смирением перед Богами, нет, это была скорее капитуляция. Я сдалась и не видела больше смысла бежать или бороться с судьбой.

ГЛАВА 4.

В беспрестанной работе, молитвах и практически в тишине прошел весь мой следующий год. Я совсем не удивилась, когда мне объявили, что за мои прегрешения, обет молчания придётся держать целых двенадцать месяцев. Удивило бы меня скорее обратное. Поэтому не высказала никакого неповиновения. Матушка настоятельница была довольна.

   Я не держала обет, ровно, как и Амира. Мы все так-же успешно скрывали нашу дружбу и вместе ненавидели монастырь с жестоким режимом. Это был наш последний и единственный протест против системы. Мы уходили за травами в лес, и там весело болтали. Однажды, даже забрались подальше и всласть орали, да так громко, что обе охрипли и следующую неделю соблюдать на людях обет было уже легче, голоса мы обе лишились.

   В такие моменты мне казалось, что мы стираем пару слоев краски и обнажаем свои истинные натуры. Неповиновение позволяло чувствовать себя живыми, пусть и ненадолго.

   Сейчас мы уже обе могли разговаривать, год обета закончился неделю назад, и через пятнадцать дней мы пройдем обряд посвящения. Амира полоскала белье в ледяной воде, я его отжимала и складывала в корзину возле ног. Руки у нас потрескались и раскраснелись, но мы уже привыкли. Я смотрела на подругу, которая за последний год из пышечки превратилась в худую и измученную девушку. Внезапно, мне стало так жаль нас, что на глазах выступили слезы. Я быстро их смахнула, так как не хотела расстраивать Амиру.

   -Интересно, а больно это, когда наносят тату на череп?

   -Я думаю, что больно. Те девушки, которые уже прошли обряд выходили из него со слезами.

   -Да, но вспомни, ни одна из них не пискнула во время нанесения чернил.

   -А ты не знаешь? – удивилась я.

   -Чего?

   -Кричать и издавать звуки нельзя, за это последует наказание. Меня матушка предупредила.

   -А меня нет, - растерянно пробормотала подруга.

   -Думаю мне она сказала специально, так как думала, что я буду визжать, как свинья.

   Старуха была недалека от правды, именно так я и намеревалась пройти постриг. С визгом и проклятиями, чтобы они ни на секунду не поверили, что я это делаю добровольно.

   -А что за наказание?

   Я машинально погладила шрам на руке, который остался после плетки.

   -Не думаю, что мы сможем его вытерпеть, так что главное не ори.

   -Знаешь, моя мама была религиозна и в детстве часто говорила мне о Богах.

   -Да? И что же?

   -Она рассказывала, что богиня Патриция и ее окружение, были добры, уважительны и никогда не наказывали никого. Они лишь оберегали добрые души. Мама так же рассказывала о монастырях, и в них не было ничего из того, чем мы занимаемся здесь. Во-первых, даже в книге о жизни Богах написано, что в монастырь нужно идти лишь готовым к испытанию души. Это сугубо добровольно и заставлять кого-то насильно – тяжкий грех. А во-вторых, телесные наказания строго под запретом. А я все еще слишком ясно помню, что сделали тогда с тобой за дерзость.

   -Религия лишь прикрытие, - с жалостью объяснила я подруге. — Это обычная тюрьма для тех, кто разгневал влиятельных господ. То, что происходит здесь, - я обвела пустой двор рукой, — это не вера, а самоуправство.

   -А как же матушка настоятельница? Она же вроде верующая.

   -Фанатизм тоже ничего общего с верой не имеет, -буркнула я. -Скорее напоминает болезнь духа.

   -Лучезара, - неожиданно позвала Амира. Я растеряно вскинула голову, когда с удивлением заметила, что лицо подруги искривилось, и через секунду она разрыдалась.

   Я мигом подскочила и обняла ее за дрожащие плечи.

   -Я не хочу здесь жить всю свою жизнь. Мы ведь, не сможем сбежать после пострига. Ведь нас неминуемо ждет смерть. Стоит кому-нибудь заметить тату на черепе и все – пройдите на эшафот, отступницы.

   Я растеряно гладила подругу по волосам.

   -А откуда ты знаешь, что это тюрьма для неугодных женщин? – вдруг спросила она.

   Я растерялась.

   -Сама посуди: в честном суде мне отказали, зато за прелюбодеяние тут же последовало наказание. Но, если мой грех, хотя бы как то соизмерим с наказанием, то вот твой уж, прости меня, никак. За один несчастный гребень сослать человека на пожизненные муки…Ты думаешь здесь не обошлось без жены твоего лорда?

   Амира вдруг резко схватила меня за руку.

   -Лучезара, я видела, как одна хорошо одетая женщина передавала матушке настоятельнице большой кошель.

   -И что? – не поняла я. -Может пожертвование?

   -А то, что сразу после этого привезли ту молодую новенькую, ну которая еще вечно рыдает. Говорят, она внебрачная дочь какого-то герцога. Более того, тот признал дочурку. А это значит…

   -Что она может претендовать на его наследство, - протянула я.

   -Ага, - по-детски всхлипнула Амира. -А что монахиня после пострига? А то, что не имеет права посвященная в тайные обеты на собственность. Удобно, скажи?

   -К чему ты клонишь? – спросила я ее, хотя уже догадалась, что именно мы обсуждаем.

   -Неугодная для законной супруги и детей наследница, хорошо одетая Леди и кошель с золотом. Из нас двоих, образованная ты, так что это ты мне скажи к чему я клоню.

   Я задумалась.

   -Думаешь матушка настоятельница берет золото за наши души?

   -Старуха – сам дьявол, -кивнула Амира. -Нам необходимо все узнать, -страстно зашептала она, и напугала меня лихорадочным блеском в глазах.

   -Узнаем мы и что? -разозлилась я. -Думаешь грохнуть старуху, забрать кошель и бежать?

   -А почему бы и нет? Сама посуди, очень скоро последует наш постриг! После этого, все будет кончено! Мы не сможем бежать и останемся здесь навсегда.

   Я задумалась. Амира права, терять то нам нечего. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Пусть нас поймают, но ведь есть большой шанс на то, что мы справимся. Тем более с кошелем золота.

   — Вот, что, дай мне три дня, я все обдумаю и придумаю план. Здесь надо действовать осторожно, любой наш промах и пойдем на эшафот.

   Со стороны корпуса послышались шаги, я торопливо побросала отжатую одежду в медный таз и посеменила прочь от теперь уже улыбающейся подруги. Теперь, когда впереди замаячила пусть и крохотная, но надежда, не нужно было, чтобы нас слишком часто видели вместе.

***

Однако, терпение никогда не было добродетелью моей подруги, потому что на следующую же ночь я проснулась от ее зловещего шепота.

   -Лучезара!!!

   -Ты что здесь делаешь? – зашипела я. -Что, если кто увидит? Тогда нам несдобровать, и уж точно не убежать. Зачем так рисковать?

   -Ты не поверишь, что я узнала, - глаза подруги даже в темноте, развеваемой лишь маленьким огоньком свечи, горели нездоровым блеском.

   -Что?

   -Меня послали укрепить балку в сарае, что в пристройке за главным корпусом.

   -И? – не поняла я.

   -Да слушай же, просыпайся.

   -Сколько время?

   -Скоро все проснутся на утреннюю службу, так что у нас мало времени, - отмахнулась подруга.

   Она тут же начала поднимать меня с постели, словно маленького капризного ребенка.

   -Амира, да к чему такая спешка?! Нас ведь могут увидеть.

   -Не увидят, если ты не будешь такой вялой и наконец соберешься.

   Я нехотя поднялась и быстро оделась.

   -Плащ не надевай, в нем если что, сложно будет убегать.

   Заинтригованная, я послушалась подругу, вместе мы тихо вышли из моей кельи и начали пробираться к выходу из корпуса. Мне хотелось задать кучу вопросов Амире, но сдержалась. Все же дружба предполагает доверие, скоро я сама все узнаю.

    На улице было не просто свежо, а дико холодно. Ночь уже не была темной, скорее серо-синей, в предрассветных сумерках можно было разглядеть влажный туман, покрывающий землю. Тонкий слой инея лежал на траве, которая скрипела под нашей деревянной обувью так громко, что мне, казалось, будто мы сейчас весь монастырь разбудим.

   Амира шла четко вперед, мертвой хваткой вцепившись мне в руку. Я чувствовала себя разбитой кобылой, запряженной в плохо смазанную телегу. Поступь подруги была твердой, а походка уверенной. Что мне казалось еще более удивительным, так это ни малейшего следа страха на ее лице.

   Я постаралась последовать ее примеру, но у меня плохо получалось. За долгие месяцы в монастыре я привыкла к послушанию настолько, что растеряла свой боевой дух, стала послушной, и любое нарушение правил пугало меня до чертиков.

   К счастью, наш поход был недолгим, мы дошли до главного корпуса, обогнули его и оказались прямо перед пристройкой, куда, между прочим, ход был нам строго настрого закрыт.

   Я в ужасе отпрянула, когда заметила сестру Лучию. Непонятно каким образом гориллообразная сестра сладко спала, укутанная в теплый плед. Оставалось только позавидовать ее богатырскому сну.

   -Не боись, не проснется, - громким шепотом сказала Амира.

   Я с удивлением на нее посмотрела.

   -Я подсыпала ей сонных капель в питье, дозы хватило бы на целую роту или на одну сестру Лучию, - нервно хихикнула моя спутница.

   -Ради святой Патриции ответь мне: зачем ты это сделала?

   Я была просто в шоке, что нашло на мою взбалмошную подругу на этот раз?

   Амира тем временем тянула меня вглубь постройки. Я послушно последовала за ней, но скорее от шока, чем от любопытства. Внутри пахло гнилой картошкой и сыростью. В углу раздался громкий шорох.

   -Тут крысы!!

   -Лучезара, ну что ж ты такая трусиха! – грозно зашептала Амира. -Я возможно нашла нам путь из этого ада до того, как нас постригут в монахини, и мы останемся здесь навсегда. Соберись!

   Я с содроганием в который раз за вечер последовала за подругой.

   Вместе, мы подошли к железному лазу в полу. Было видно, что тюки с подгнившими овощами кто-то сдвинул, чтобы проем в полу был на виду.

   -Надо будет потом все вернуть обратно, -забормотала себе под нос Амира.

   Затем она сняла с шеи ключ на крепкой металлической цепочке и открыла массивный замок. Здесь мое любопытство проснулось уже окончательно, поэтому без всяких пререканий, я молча полезла в лаз.

   Внутри было темно, так как кладка оказалась каменной, ни один лучик света не пробился бы сюда даже в солнечный день, что уж говорить о темной ночи. Подруга оказалась подготовленной, чиркнула спичкой и зажгла керосиновую лампу.

   Я огляделась. Мы стояли посреди огромных тюков. Больше вокруг ничего не было, то есть абсолютно.

   -И что? – разочарованно спросила я, - ты притащила меня сюда, чтобы показать, что нас кормят несвежей капустой? Так мой желудок об этом знал и без тебя.

   Не обращая внимания на мой недовольный бубнеж, Амира зажгла еще одну лампу, что стояла у самого входа и сунула мне ее в руки. Затем подошла к одному из мешков и аккуратно его развязала.

   Звук показался мне подозрительным и через секунду я поняла почему.

   Мешок был доверху набит золотыми монетами.

   -Что это? – в недоумении спросила я.

   Амира жарко зашептала. В тени, что отбрасывала свеча, ее силуэт показался мне почти зловещим. Хотя, скорее всего, это было из-за сестры Лучии, спящей у входа в место, где нас не должно было быть.

   -Я еще раз продумала нашу теорию о том, что в этот монастырь ссылают не только тех, кто совершил какое-либо преступление, но и безвинных.

   -Тоже мне новость, ты сама одна из таких, нам это давно известно, -не поняла я.

   -Да, но мы то думали, что простого слова жены лорда достаточно, чтобы сослать глупую служанку, ан нет. Господа, которые хотят незаконно избавиться от рабынь или сестер, например претендующих на поместье, могут сослать сюда неугодных лишь за большой кошель с золотом. Матушка настоятельница лично за этим следит. Мы были правы в наших догадках, Лучезара! Вот он шанс!!

   -Но она ведь такая набожная, - удивилась я. -Я все же до конца не верила в нашу теорию. Как религиозная фанатичка смогла предать все устои древнейшего монастыря?

   -Монеты она любит больше Богов. Лучезара, мы могли бы сбежать, понимаешь?! Главное сделать это до пострига, тогда по закону нас не смогут долго преследовать. Если мы сопрем мешок, а может и сразу два, то у нас хватит денег купить любые документы себе! Я знаю одного умельца, который состряпает такую родословную, что сам Правитель не заподозрит в тебе неблагородную. А я буду служанкой при тебе.

   -Почему? Мы можем и тебе купить родословную, -ввязалась я в глупый спор.

   Амира постучала по лбу.

   -Алле, я, как и большинство рабынь ни читать, ни писать не умею, как я тебе сойду за Леди? А ты запросто. Решать нужно быстро, буквально через час сестры проснутся, а до этого мы должны спрятать хотя бы один мешок в безопасное место. Второй раз усыпить сестру Лучию у меня вряд ли получится, жутко подозрительная баба. «Ну так как?» — с надеждой закончила подруга.

    У меня и выбора то особого не было. Подруга проделала такую работу…Оставить ее сейчас, означает – предать.

   Я молча вцепилась в ближайший мешок и с трудом уложила его себе на плечи. Амира просияла, потом ловко, словно подушку, подняла второй мешок и мы, очень аккуратно, понесли свою ношу.

   -Нас могут увидеть с главного корпуса, - прошептала я, больше от натуги, чем из понятий конспирации.

   -Нет, матушка настоятельница сегодня ночует в больничном крыле, у нее подагра разыгралась, и к себе она просто не смогла бы подняться. А в это время лишь она может шляться по главному корпусу, остальные сестры так устают от ежедневных трудов, что спят без задних ног, уж поверь мне.

   -Хорошо, но у нас мало времени, предлагаю спрятать мешки где-нибудь поблизости, а затем вернуться и перепрятать их.

   -Дельная мысль, -просипела Амира.

   Мы отошли недалеко от границ монастыря, пока не увидели заброшенный колодец.

   -Насколько я знаю, только мы с тобой покидаем постоянно территорию монастыря, остальных ведь никогда не встречали, - нелогично предположила Амира.

   — Это не значит, что они не ходят никуда, -возразила я. -Сама сказала, большинство здесь не по своей воле, так зачем им следовать строгим правилам? Уверена, что многие, как и мы сбегают на свободу при любой возможности.

   -Выбора то у нас все равно нет, - выдохнула подруга. С этими словами она перекинула тяжелый мешок через деревянное заграждение и приготовилась его сбросить.

   -Стой, -закричала я. -Как мы его потом то поднимем обратно?

   Амира на секунду замерла, затем хлопнула себя по лбу и рассмеялась.

   -Я видимо совсем уже от страха отупела.

   Я быстро развязала пояс на своей рясе, он был довольно длинным, но все же до дна колодца бы не дотянул, а вес даже одного мешка вряд ли бы выдержал.

   -Может спрячем в другое место? – с сомнением протянула подруга.

   -Нельзя, -отмахнулась я, - времени мало.

   -Давай просто сбросим их вниз, а когда вернемся за ними, то приготовим веревку?

   Предложение показалось дельным, мы с трудом перекинули оба мешка в колодец и замерли, когда услышали тихий булькающий звук.

   Амира с опаской перегнулась и с облегчением выдохнула.

   -Порядок, не видно, если специально не смотреть.

   -Как бы вода не начала пребывать, - с сомнением протянула я.

   -Придется рискнуть. К тому же, сбежать нам нужно как можно быстрее, а за пару дней ничего не поменяется. Мы покидали в колодец жухлой травы, что росла вокруг и наконец выдохнули с облегчением.

   Пропажу мешков вряд ли бы обнаружили скоро, так как их было уж чересчур много в подвале. Приходилось надеяться, что нам повезет.

   Обнявшись, пошли обратно в монастырь. С того момента, план побега начал медленно, но, верно, завладевать нашими мыслями.

   А слои белесой краски уныния стали постепенно отпадать один за другим. Я впервые за год дышала свободно, а улыбалась искренне.

ГЛАВА 5.

Хулиган.

    Мы находились у низины, где стоял монастырь. С высоты он казался просто огромным.

   -Говоришь, там в подвалах просто мешки с золотом? – спросил я бродяжку.

   Та выглядела до того жалкой, что верить ее словам – не уважать ни себя, ни Богов.

   -Да, сир. Я жила там целых пять лет прежде, чем смогла бежать. Меня сослали туда господа, так как я, как они считают, удушила ребенка.

   -Что случилось на самом деле?

   Не то, чтобы мне было интересно, просто информация, полученная от бродяжки, решала бы все финансовые проблемы сразу двенадцати моих земель.

   По ее словам, в монастырь ссылали за горсть золотых монет неугодных женщин. Тех, чьи судьбы решались благородными господами, а не судьями. Если ее догадки верны – мы сможем обогатиться на годы вперед.

   -Ее удушила сама хозяйка, герцогиня дер Борден. Она сошла с ума после родов, не подходила к малышке совсем. Мне велено было стать ребенку няней. Однажды, хозяйка зашла в детскую, а меня отослала на кухню, согреть молока. Когда я вернулась, малышка лежала без признаков жизни. Я тут же позвала на помощь, но герцог мне не поверил. Однако, он догадывался о болезни духа своей жены, иначе потребовал бы суд. Ведь по закону, за мое преступление меня бы ждала казнь. Неужели он не хотел справедливого возмездия? Но нет, он отправил меня в эту богадельню. Лишь спустя годы я узнала правду о монастыре. Подслушала разговор матушки настоятельницы про одну новенькую, что должны были привезти в скором времени. Муж этой девушки сообщил, что хочет проучить супругу за неверность, а потому просил ее не посвящать девушку в монахини, но всячески наказать прелюбодейку. Он отдал старухе целый мешок золотых монет. Когда мужчина ушел, я проследила куда настоятельница отнесла кошель.

   Там стояли целые тюки с золотом, но меня почти поймали. Одна сестра увидела, что я подглядываю. К счастью, она была безграмотной и писать не умела, но через три месяца обет ее молчания должен был подойти к концу. Я решила не дожидаться наказания и сразу сбежала. Однако, чтобы бежать далеко, мне нужны документы, которые можете выписать мне вы, сир, и деньги, - закончила оборванка.

   -Если ты врешь, я прикажу своим псам сожрать твой язык. Если же ты говоришь правду – получишь официальную свободу и золото. Тебе хватит до конца жизни.

   -На то и надеюсь, сир, - поклонилась женщина. -Будьте спокойны, я не вру.

   Я махнул рукой и старуху увели.

   -Что скажешь, Кристофер? – я протянул своему генералу подзорную трубу. Тот взял ее и еще раз внимательно осмотрел окрестности.

   -Не могу понять, Ваше Высокопревосходительство, почему монастырь не охраняют, коли там несметные богатства.

   -Мы скакали сюда несколько дней, кто еще сюда доберется? К тому же, местные люди верующие и не посмеют напасть на скромный с виду монастырь. Это настолько глупо, что может оказаться правдой.

   -Как прикажете, сир, но вам стоит помнить, что мы рискуем. Правитель не должен узнать то, что мы затеваем.

   -Не узнает, - пообещал я.

   Развернул коня и помчался обратно в лагерь.

    Следующие пару дней оказались безрезультатными. Мы не могли найти ни одного, даже косвенного признака, что информатор говорила правду.

   -Они живут словно животные, -сокрушался генерал. -Носят плебейскую одежду, питаются, словно рабы. Никакого золота там нет.

   Однако, чем больше я всматривался в ежедневную рутинную жизнь монастыря, тем больше убеждался – оборванка была права.

   У постройки сзади монастыря постоянно сменяли друг друга женщины. Что они там делали? Наверняка охраняли. А что можно охранять в бедном монастыре? Икону? Вряд ли. Иконы с драгоценными камнями давно вне закона. Да и спрятать их можно было бы в кабинете у главной матушки, а не в амбаре.

   -Там что-то происходит, - однажды днем сказал я Кристоферу. -Надо напасть.

   -Хулиган, ты навлечешь на себя беды, если не прав.

   Я поморщился. Терпеть не мог это прозвище. Лишь моему генералу разрешалось меня так называть в лицо.

   -Риск – дело благородное, - не согласился я с ним. К тому же людям необходимо размяться. Если монастырь пустой, пусть хоть возьмут женщин в рабство. Платить то мы им не сможем.

   -Как прикажешь, - равнодушно пожал плечами. -А пока может съездим верхом? Надоело здесь торчать безвылазно.

    Я согласился и спустя час, мы мчались по бескрайним лугам наперегонки, не жалея лошадей. Ветер трепал волосы, а сердце замирало от восторга и этой дикой свободы.

   -Почему нельзя жить так всегда, Кристофер? – спросил я, когда мы поравнялись у берега бескрайней реки.

   -Можно, друг, но тогда придется отказаться от прелестей вроде шелков, серебряных тарелок и юных рабынь, -заржал он.

   Я улыбнулся.

   Мы спешились и пошли искать хворост, чтобы развести огонь. От места, где оставили лошадей отошли уже довольно далеко, когда генерал вдруг схватил меня за руку.

   -Ты чего? – удивился я.

   Он приложил палец к губам и мотнул головой куда-то в сторону. Я прислушался. Женский смех.

   -Похоже доносится оттуда, - прошептал друг и ткнул пальцем куда-то за камыши.

   Крадучись, словно на охоте, мы тихо обогнули заросли камышей и вышли на пологий пляж. У самой кромки воды лежал ворох скромной одежды, похожей на рясы монахинь.

   -Что они тут делают? – зашипел я на ухо генералу. -Разве монахиням можно покидать территорию монастыря, да еще забираться так далеко? Какого лешего мы тогда поставили лагерь столь близко?

   Кристофер в ответ тихо прошептал:

   -Похоже мы с вами натолкнулись на двух бунтарок, мой Господин. Они сбежали. Прислушайтесь.

   Я пригнулся и услышал плеск воды.

   -Они купаются?

   -Похоже на то.

   Мы с интересом подобрались к дикому пляжу и аккуратно выглянули из-за своего укрытия. Взору открылась поистине волшебная картина для двух мужчин: две монахини, совершенно нагие, купались в озере с диким хохотом и брызгами.

   -Лучезара, ты невозможна. Все еще не веришь, что я одолею тебя в любой схватке?

   Немного угловатая беленькая девушка с громким криком набросилась на хрупкую брюнетку. Я видел ее подругу лишь со спины, но сразу в голове вспыхнули непристойные картинки.

   Спина девушки была прямой и изящной, а кожа отливала белизной. Закат был уже не за горами и последние лучи солнца будто бы проникали через кожу незнакомки, словно подсвечивая ее изнутри.

   Лучезара в ответ на подзуживание подруги отреагировала веселым смехом. Я стоял будто оглушенный. Ее смех не был по-детски звонким, скорее звучал с хрипотцой.

   Девушка отвернулась от летящих в нее брызг, копна влажных каштановых волос взметнулась и открыла мне ее лицо. Она была красивой. Той чистой красотой, которую не встретишь у женщин на балу, на которых лежат несколько слоев краски. Неизвестной мне Лучезаре не стоило идти в монахини, перед ней бы открылись все двери столичного дворца.

   Я сглотнул, когда взгляд опустился на упругую грудь с небольшими розовыми сосками. Они были до того притягательными, что мне сразу же захотелось почувствовать их на вкус. При каждом движении ее рук, полные груди колыхались, заставляя низ живота наливаться тягучим чувством возбуждения. Ее тело все еще купалось в лучах предзакатного солнца, а потому она показалась мне недостижимой лесной феей.

   Девушка легко, словно рыбка, нырнула в воду и вынырнула лишь у самого берега реки.

   -Амира, нам стоит возвращаться. Путь предстоит неблизкий, а идти далеко, давай выходи.

   Но несносная подруга девушки уплывала все дальше от берега, весело выкрикивая все новые дразнилки. Мне было все равно, меня так поразила лесная фея, что я и секунды не хотел терять на другую. Мои глаза жадно пожирали каждую капельку воды, стекавшую по молодому красивому телу, когда девушка грациозно выбиралась из воды.

   Вот она уже стоит на берегу, к нам спиной, а я наконец смог разглядеть ее упругие ягодицы. Длинные ноги, тонкая талия, белоснежная кожа, казалось, в ней было идеально все.

   Лучезара вытирала волосы, затем развернулась, чтобы подобрать одежду, а я испуганно отпрянул назад. Заметила? Мы ведь находились всего в паре шагов от купальщицы, скрытые высокими камышами. Нет, обошлось. Я с облегчением продолжил следить за непослушной монахиней, которая аккуратно натягивала безобразную рясу на голое тело, скрывая от меня красоту за жуткими тряпками.

   Девушка развернулась, мне показалось, что она посмотрела прямо на меня. На секунду я перестал дышать. У нее были необыкновенно синие глаза. Не просто голубые, нет. Они отливали такой синевой, что небо в летний день бледнело перед этим цветом. Она посмотрела вдаль всего секунду, а я был все же слишком далеко, чтобы оценить глубину ее очей, но почему-то был уверен, что именно глаза в ней – самое прекрасное. Хотя напряжение в штанах со мной бы не согласилось, слишком свежи были воспоминания о гибком девичьем нагом теле.

   -Хулиган, нам пора уходить. Девчонки могут нас заметить и донести настоятельнице, что в округе кто-то бродит, тогда весь план насмарку.

   Я отмахнулся от него, как он надоедливой мухи, все еще пожирая глазами девушку. Она должна стать моей. Если до этого момента я и сомневался в том стоит ли нападать на монастырь, то теперь, я готов был сокрушить целый город, лишь бы похитить ее.

   -Мы должны ее похитить, - прошептал я Кристоферу, хоть девушки уже и не могли нас слышать.

   -Да, хороша кобылка, я был бы не прочь ее объездить, - заржал генерал.

   Я без всяких добрых чувств на него посмотрел.

   -Позарился на мое, генерал?

   Тот в миг собрался и стал серьезным.

   -Нет, Хулиган, ты чего. Просто неудачно пошутил, друг.

   -Прежде чем брать монастырь, убедись, что эта девушка в безопасности, не хочу, чтобы наши люди добрались до нее.

   -Как прикажешь.

    Следующие две недели мы готовились к набегу. В лагерь пребывали все новые солдаты из моих земель. Нам не нужно было много людей, чтобы захватить монастырь, но рисковать я не любил.

   Мне же по большей части делать то уже было нечего, когда главное решение было принято. Поэтому я решил запечатлеть девушку на холсте, пока выдалось свободное время, а воспоминания еще были свежи.

   Я не рисовал очень долго, последний раз, наверное, это было лет в пятнадцать, теперь же Кристофер с трудом, хоть и с долей недоумения достал для меня краски и кисти.

   Я тут же принялся за работу. Не могу сказать, что получилось неплохо, но определенное сходство было. Я предпочел нарисовать девушку в предзакатных лучах солнца, но в легком шелковом платье. Мне хотелось спросить у генерала похожа ли картина на оригинал, но я не хотел, чтобы он еще хоть раз смотрел на ее тело, пусть и нарисованное моей собственной рукой.

   -Скоро станешь моей, монахиня, - пробормотал я с улыбкой, когда первые мазки были нанесены на набросок.

   Генерал лишь недоумевал, глядя на мои испачканные в красках руки.

   -Жалко девчонку, - задумчиво пробормотал как-то.

   -Почему? – не понял я.

   Друг, казалось, засмущался.

   -Хулиган, ты ведешь себя странно. Что значит почему? Ты ведь знаешь свой дикий нрав. Девчонка слишком хрупкая и может не выдержать подобные игры.

   -Эта не для игр, Кристофер, ее я не трону.

   Друг скептически поджал губы, но ничего не сказал.

   Я же продолжал смотреть на творение рук своих и закрыл глаза. Я обещал себе, что не трону ее. Обещал, что когда она станет моей, то не будет просто рабыней, которой я, снова забывшись, нанесу хоть какой-то серьезный вред. Она слишком чиста для такого грязного животного, коим я видел себя.

***

Нападение лучше начинать через три часа, - доложил Кристофер.

   -Отправишься в рядах с первыми, найдешь мне ту девушку с озера, Лучезару. Подругу ее тоже не смей трогать, не хватало еще, чтобы девушка посчитала меня монстром.

   -Но, Хулиган, позволь, не могу же я…

   -Там группа безоружных монахинь, - жестко оборвал я его. -Справишься.

   -Ты совсем помешался на этой девице, - недовольно выдал Кристофер. – откуда ты вообще знаешь, что она не разочарует тебя?

   Я с тоской посмотрел на завершенную картину, что самолично написал. Я и сам задавался этим вопросом. С чего меня вообще так расперло? Уж кто-кто, а я и влюбился в незнакомку? Непостижимо. Да еще к тому же в монахиню, которая даже не видела меня ни разу. Врагам скажешь – не поверят.

   Но почему то, глядя на ее портрет, я испытывал доселе неизвестное мне чувство. Я и сам не смог бы его описать полностью, но мне хотелось оберегать ее, проводить пальцами через густую копну каштановых волос, овладевать ею, но не так, как обычно. Что это? Нежность?

   Мне на секунду стало страшно, захотелось немедленно отдать приказ генералу заколоть девушку мечом. Слишком все было ново, непонятно.

   Однако, я уже знал, что с момента, как увидел Лучезару там на озере, наше с ней будущее было предопределено. Обстоятельства непреодолимой силы, неизбежная судьба, подобрать можно было много слов, но точно я знал лишь одно – отныне она моя.

    Проблема же заключалась главным образом в том, что я не был создан для любви. Голодный шакал и то подошел бы для роли возлюбленного больше, чем я. Я не умею любить или привязываться. Черт, да я даже не умею заниматься с женщиной любовью так, как другие мужчины. Мне обязательно нужна боль, страдания и слезы.

   Душевник говорит, что причина, по которой я такой больной, кроется в моем детстве, но как по мне, так это не более, чем его фантазия. Болезнь духа – не настоящий диагноз, а карлик не более, чем неудавшийся лекарь.

   Что если с ней все повторится? Что, если я не сдержусь и очнусь, лишь только увидев бездыханную девушку в своих объятиях? Я с силой сжал кубок, из которого пил кукурузное вино. И тогда мое желание превратит меня в настоящее животное. Пока, мне удавалось сдерживаться, пострадали лишь шесть рабынь, да и то, в конце концов все оправились. Но с этой монахиней…

   Я бросил еще один взгляд на картину. Святая Богиня, я еще с ней не познакомился, а она уже заставила меня взять в руки краски. Внизу живота свело знакомой судорогой, которая случалась каждый раз, как я вспоминал ту одностороннюю встречу у реки.

   Я хотел ее гораздо больше, чем любую женщину в своей жизни. А это значит, что и навредить ей смогу гораздо серьезнее, чем предыдущим любовницам.

   Тень сомнения вновь прокралась в разум. Может стоит отпустить это все? Оставить ее в руинах после набега? Просто приказать своим людям не трогать девушку? Тогда она останется такой же жизнерадостной, как тогда на диком пляже. Чистая и светлая, не оскверненная моей грязью.

    Кристофер негромко закашлялся, привлекая мое внимание.

   Я грозно на него уставился.

   -Так, что ты решил? – не выдержал он первым.

   -Ты мой друг, генерал, но оспаривать приказы – не смей.

   Он почтительно кивнул и вышел из шатра.

   Я еще долго всматривался в картину прежде, чем накрыть ее атласной тканью. Знаю, что становлюсь одержимым, но мысль о том, что кто-то мог на нее смотреть и видеть то же, что и я, бесила меня до красной пелены перед глазами.

    -Ваше Высокопревосходительство, люди готовы.

   -Приступайте, - приказал я. -Пусть сразу же отправляются с нагруженными тюками ко мне в замок.

   -Прикажете разбирать палаточный лагерь?

   -Подождем, пока не прибудут хорошие новости, - остановил я слугу, - я знаешь ли, суеверен.

   -Как прикажете, сир.

   Ожидание растянулось на долгие часы. Я уже начал подозревать неладное, когда в шатер ворвался наконец генерал.

   -Все прошло без сучка, без задоринки, Хулиган. Баба не соврала, в том месте, где она указала мы нашли сотни килограммов золота.

   -Хватит на нужды моих земель?

   Кристофер широко улыбнулся.

   -Хватит с запасом, думаю нам не скоро еще предстоит подобная вылазка.

   -Хорошо, -улыбнулся я. -А то, другое дело?

   -Девушкам удалось спрятаться в конюшне. Они сидели и дрожали от страха в обнимку. Я сразу же их заметил, нам повезло, по какой-то причине эти две монахини работали во дворе, хотя время было позднее. Они услышали приближение людей за несколько минут и успели спрятаться. Я все это видел через подзорную трубу, сразу же встал перед конюшней и управлял ситуацией оттуда, чтобы никто не вошел к ним.

   Я с удовлетворением кивнул.

   -Где она теперь?

   -Обеих поместил в повозку с золотом, лишь она оказалась свободной. В монастыре было гораздо больше монахинь, чем мы думали. Большинство не покидало стен главного корпуса монастыря.

   -Почему?

   -У них там куча обетов, друг. Обет на молчание, на беспрестанную молитву и так далее. Как оказалось, около семидесяти монахинь не покидали стен главного корпуса долгие годы. Большинство оказались девственницами, уж наши то оттянулись. Потому нападение и продолжилось так долго.

   -Но Лучезару никто из них не трогал?

   -Даже почти не видел.

   -Хорошо, - улыбнулся я. -Почему у тебя все лицо в крови?

   Да, так, - чему-то улыбнулся Крис, -пустяки. Хулиган, могу я кое-что спросить?

   Я был в эйфории от того, что скоро девушка станет моей, поэтому благосклонно кивнул.

   -Девчонка эта…С характером. Не испугалась почти, даже попыталась защитить подругу. Она…показалась мне хорошей. Не заслуживает она…

   Генерал замолчал.

   -Ну же, заканчивай, друг. Отважная монахиня не заслуживает такого, как я?

   Кристофер взглянул мне прямо в глаза и четко произнес:

   -Да.

   Я в удивлении поднял брови. Мы с генералом прошли дьявольские своды и божественные врата, чего только не было за нашу долгую дружбу. Многие удивлялись, почему я держу его возле себя и вот сейчас, он вновь напомнил мне причину.

   Кристофер был честен и не боялся меня. Никогда. То ли потому, что мы дружили с детства, а может, потому что он был единственным, кто знал, пусть и не до конца о том, что со мной произошло в детстве. Я доверял ему, как себе, но сейчас, сомнения в его голосе породили во мне почти животную злость. Пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не наброситься на друга детства с кулаками.

   -Крис, я тебя очень ценю. И мне небезразлично твое мнение. Но здесь, ты перешагнул недозволенную границу.

   Генерал долго смотрел на меня, пока наконец, не стряхнул с себя мрачные сомнения и с улыбкой не спросил.

   -Прикажете разбирать лагерь, мой Господин?

   Я медленно кивнул.

ГЛАВА 6.

Темнота накрыла своды монастыря столь быстро, что я и одуматься не успела. Еще пару минут назад, мы с Амирой вовсю занимались стиркой при вечернем свете, как вдруг, сразу же тьма. Не знаю почему, но столь резкий переход от вечера к ночи меня напугал. В нем было что-то зловещее. Дурными предчувствиями с подругой я делиться не собиралась. Документы были готовы и надежно спрятаны, и завтра нам предстоял побег. Пугать впечатлительную девушку не стоило.

   Мы неплохо поднаторели в вылазках из монастыря. Похоже, что никто и подумать не мог, что две сестры, столь низко склонившие головы перед судьбой, посмеют затеять побег.

   -Как думаешь, никто нас не заподозрил, когда мы вызвались на стирку?

   Стирка отнимала кучу времени и сил, частенько приходилось задерживаться затемно, вот как сейчас. Обычно монахинь посылали на эту работу лишь в качестве наказания, а потому Амира переживала не зря, нас и в правду могли заподозрить. И все же приходилось рискнуть. Это наш последний шанс почти безопасно обсудить детали побега. Весь завтрашний день будет посвящен тому, чтобы усыпить бдительность матушки настоятельницы, которая по моим личным ощущениям начала что-то подозревать.

   -Не думай об этом. Что бы ни случилось, они считают нас слишком напуганными и сломленными. Матушка давно подозревает о нашей дружбе, наверняка посчитала, что мы используем эту работу просто как повод поболтать.

   Последнее было правдой, хоть близкие дружеские отношения и были под запретом, я заметила, что на них смотрели почти сквозь пальцы. Все же, настоятельница не была дурой и понимала: если не дать женщинам хоть немного свободы и радости общения, волна греховных самоубийств не заставит себя долго ждать.

   -Но все же…- начала Амира и резко замолчала.

   -Ты чего? – удивилась я и перестала выжимать рясу.

   Все уже были на вечерней трапезе и мне хотелось закончить поскорее. Неожиданная настороженность подруги меня испугала. Сейчас, мы затронули чересчур опасные темы, и, если кто нас подслушивал…Весь наш план полетит к чертям.

   -Нас кто-то подслушивает? – поделилась я либо своим подозрением, либо животным ужасом.

   Вдруг, Амира сделала нечто и вовсе странное. Она резко наклонилась к земле и припала ухом к промерзшей траве. Я не на шутку испугалась за ее рассудок.

   Не успела у нее спросить, какого лешего она творит, как та резко вскочила, схватила меня за руку и потащила в сторону конюшен и курятников.

   -Ты чего?

   -Надо спрятаться, надо!

   Она в ужасе металась из стороны в сторону и так сильно меня тянула, что я не осмелилась ей перечить. Надо, так надо, потом спрошу.

   Мы внеслись в конюшню, когда я наконец услышала топот копыт. Но не одной лошади.

   -Сколько же их? – шепотом спросила я подругу, когда мы вместе на корточки присели в свободном стойле.

   -Не меньше тридцати всадников, - тоже шёпотом ответила она. -К несчастью, здесь нас найдут, но убежать дальше мы бы все равно не успели. Остается надеяться, что найдут нас после того, как разграбят монастырь, тогда у разбойников не останется на нас сил и нас просто уведут в рабыни, - нелогично закончила она.

   -По-твоему, это хорошо? – вскрикнула я.

   Подруга тут же закрыла мой рот ладонью и жарко зашептала в ухо.

   -Молчи. Да, хорошо. Поверь, тебе не хочется даже видеть того, что эти варвары сотворят с монахинями. Нетронутых они заберут в рабыни, потому что тех, с кем развлекались, все равно уже не продать.

   Я в ужасе закрыла рот рукой и послушно заткнулась. Меня одолевали вопросы, но я не рискнула их задать.

    Через пару минут, мы услышали, как всадники уже остановились у главного корпуса. Властный грубый голос негромко отдавал приказы. Мы многого не слышали, но из обрывков, поняли, что они собирались ворваться в главные ворота, не особо опасаясь, что монахини успеют бежать. Монастырь находился на пустыре, среди бескрайних лугов и спрятаться, как и бежать было просто некуда. Окружай нас стена из леса, мы бы с Амирой, наверняка успели укрыться в чаще.

   Следом раздались такие визгливые крики и громкое мужское ржание, что мы закрыли уши руками, чтобы не свихнуться от ужаса.

   -Нам надо выбираться, -уже в голос сказала я, -разбойники наверняка захотят разграбить конюшни. А так у нас хоть будет шанс.

   -Нет, -замотала головой Амира. -Поверь мне, я слышала о зверствах, что творят эти люди. Если они нас найдут сейчас, то мы…Лучезара, просто поверь мне.

   Я поверила. Послушно села возле трясущейся от страха подруги и крепко взяла ее за руку. В глубине души, я считала, что Амира слишком испугана, чтобы рискнуть, но рискнуть было надо. Однако, я бы просто не смогла ее оставить. Да что, греха таить, мне самой было очень страшно.

   Повсюду слышался топот копыт, мольбы о помощи и дикий смех насильников. Женщины бежали, но их тут же настигали и, судя по звукам, сбивали с ног стеками, потому как вместе с падением тел, слышны были звуки копыт. Невыносимые звуки, они раздирали душу и наполняли сердце жутким страхом перед неизбежным. Не укройся мы в конюшне, то стали бы первыми жертвами разъяренной и голодной мужской толпы. Я боялась произнести хоть звук, в надежде, что нас не заметят в пустом стойле. Примечательно то, что даже в такой момент, мы обе и не подумали вознести молитву. Матушка настоятельница отвадила нас от веры, а всадники окончательно убедили в том, что Богов нет.

   Через час, когда звуки начали стихать и вакханалия жестокости стала сходить на нет, в конюшню кто-то вошел. Мы обе перестали дышать, что показалось мне бесполезным, ведь сердце стучало слишком громко, а кровь в ушах казалось отбивала барабанную дробь.

   Я почувствовала запах табака, хотелось выглянуть и посмотреть, но храбрости не хватило. Мы сжались в комок, держались за руки и смотрели в пол. Все звуки снаружи показались приглушенными, от охватившего ужаса. В тот момент пришла в голову глупая мысль, что сейчас я запросто смогла бы выдержать обет молчания по-честному. В наступившей псевдо-тишине тяжелая поступь шагов заставила дрожать еще сильнее. Я почувствовала, что Амира вжалась в меня, в безнадежной попытке найти защиту. Шаги затихли в одном метре от нас.

   -Так-так, - растянуто послышался тихий голос.

   Я не выдержала и подняла взгляд на мужчину. Ему было лет тридцать, тридцать пять.

   Высокий, подтянутый, с густыми черными волосами, он показался мне благородным. Может из-за взгляда, который смотрел на нас почти ласково, а может, потому что он улыбнулся вместо того, чтобы сразу начать нас избивать.

   Хотя, конечно, титула у него не было. Благородные не грабят монастыри и не насилуют монахинь.

   -Две птички успели спрятаться, -усмехнулся он в густые усы.

   Я вздернула подбородок и покрепче прижала всхлипывающую Амиру к себе.

   Мужчина зашел в стойло и навис над нами, внимательно осматривая. Я твердо смотрела прямо ему в глаза, не знаю почему, но в тот момент, мне не хотелось показывать ему свой истинный ужас. Он мягко взял меня за подбородок пальцами и приблизил мое лицо к своему:

   -Какие-глаза… - восхищенно прошептал варвар с почти изысканными для стойла манерами.

   Про глаза мне не говорил только ленивый. Они у меня действительно были яркими и занимали пол-лица. Когда-то, в другой жизни, поклонники говорили, что в них плещется целый океан, но теперь, наверное, этот океан давно иссох.

   -Встань, дева.

   Я послушно встала и прикрыла Амиру.

   -Не трону я твою подругу, - отмахнулся мужчина. -Дай себя осмотреть и все будет хорошо, согласна?

   Я замотала головой.

   Мужчина тихо выругался и стал объяснять мне, словно маленькой.

   -Я тебя не трону, твою подругу тоже, более того, не дам своим людям надругаться над вами. Есть у меня на твой счет свой план.

   Его планы испугали меня даже больше, чем спокойный тон, с которым он пытался разговаривать. Я кожей чувствовала, этот человек опасен.

   А мужчина, не обращая внимания, на мой протест стал крутить меня в разные стороны. Пощупал волосы, приподнял рясу и плотоядно хмыкнул.

    С каким-то животным удовлетворением он трогал мою грудь и почти нежно погладил живот. Я задрожала, но не от страха, скорее от гнева. Когда похотливый мужлан запустил руку мне за спину, прижимая к себе, я не выдержала и укусила его за ухо.

   Вместо того, чтобы разозлиться странный человек меня поцеловал. Страстно, дико и до того неожиданно, что я на пару мгновений оторопела. Его язык проталкивался мне в рот, вызывая рвотные позывы, дыхание мужчины становилось все более неровным, а моя ряса, как назло, болталась где-то в районе шеи.

   Паника и отчаяние сковали меня, а секунды стали казаться часами.

***

Пытка не продолжалась долго несмотря на то, что мне казалось будто прошел минимум час. Амира, которая была предоставлена самой себе, не растерялась и накинулась на моего обидчика сзади. Она обхватила ногами крепкий торс, а ногтями впилась в глаза моему обидчику.

   Неизвестный разбойник заорал и попытался вырваться, но не тут-то было. Долгие месяцы практически беспрестанного тяжелого труда сделали наши мышцы крепкими, а тела выносливыми. И это несмотря на скудное питание.

   Но мужчина не оставлял попыток, когда все они закончились провалом, и по его коже заструилась кровь, он с разбегу попытался врезаться в стену спиной, на которой висела моя боевая подруга.

   Я услышала ее жалкий всхлип и наконец очнулась. Не придумав ничего лучше, упала на колени, прямо под ноги насильнику и, что есть силы, укусила его в икру, покрытую плотной тканью камзола.

   Раздался прямо-таки нечеловеческий рык, в котором слышалось больше обиды и удивления, чем боли. К нашему сожалению, даже самое выносливое женское тело не идет ни в какое сравнение с натренированным мужским. Нам скорее просто повезло, грубиян не ожидал сопротивления, и мы смогли на него напасть, использовав элемент неожиданности.

   Теперь же, он взял ситуацию под контроль и раскидал нас столь легко, словно мы были всего лишь взбесившимися насекомыми, не более. Я отлетела в одну сторону, Амира в другую.

   В безумном страхе, что схватка продолжится, и нам уже не выйти из нее невредимыми, я моментально вскочила на ноги и подбежала к подруге. Встала прямо перед ней, закрывая собой. Амира все еще не могла подняться, двумя руками придерживала голову и была до того бледной, что я не на шутку испугалась.

   В глупейшей надежде на лучшее, я вытянула вперед кулаки и дико заорала:

   -Отойди, оставь нас в покое, грязное животное!!!

   Несмотря на бессмысленность сопротивления, я не представляла, как можно просто вот так взять и вытерпеть то, что мужлан собирался с нами сделать. Почувствовала, что Амира за моей спиной начинает вставать и с облегчением выдохнула. Значит, ничего серьезного.

   Вдвоем мы уставились в глаза насильнику. В конюшне было темно, но все же не настолько, чтобы не увидеть, что разбойник…улыбается, нет смеется.

   -Чего это он заливается? – удивленно прошептала мне в ухо подруга.

   Я с все возрастающим недоумением смотрела, как плечи мужчины содрогаются в беззвучном смехе.

   -Эй, - неуверенно позвала я, - с тобой все в порядке? Ты часом не из этих, - я неопределенно мотнула головой в сторону, - не из дурачков от рождения?

   Мужчина продолжал хохотать, теперь уже громко, почти до икоты.

   -Богиня Милостивая, - просипел он, задыхаясь, - я искал в конюшне двух монахинь, а обнаружил чертовски боевых амазонок!

   Мы с подругой недоуменно переглянулись.

   Мужчина тем временем уже успокоился и взял себя в руки. Хоть улыбка все еще проскальзывала на его лице, в целом он выглядел собранным и серьезным.

   -Идемте, - приказал он.

   Не то, чтобы мы хотели его слушаться, но выбора то особого и не было. Мы послушно отправились за его отдаляющейся спиной, в надежде, что наше послушание зачтется.

   Не успели мы выйти, как в конюшню ворвались трое мужчин на перевес с ножами. Мы испуганно взвизгнули.

   -Этих не трогать, -властно отдал приказ странный мужчина. - Эта, -он мотнул головой на меня, - рабыня Хулигана.

   Вошедшие кивнули, но тут же их взор упал на Амиру.

   -Ее подругу тоже, - правильно угадав их мысли остановил их мужчина. -Девчонку нельзя пугать.

   Я удивленно обернулась на подругу. Та от удивления тоже перестала трястись и смотрела на неожиданного спасителя полными надежды глазами.

   Трое грабителей молча вышли из конюшни, о том, что они недовольны было понятно лишь по их лицам. Высказать возражения вслух они не рискнули.

   -Меня зовут Кристофер, - представился наконец варвар. -Следуйте за мной.

   Не знаю почему, но мы послушно засеменили наружу. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Повсюду виднелись всполохи огня. Монастырь жгли. Тут и там, я видела трупы сестер, заколотых ножами. Многочисленные мужчины сгружали все ценное, что могли найти в монастыре в повозки. Криков о помощи больше не было слышно. Лишь тихие всхлипывания.

   На другом конце я заметила, что самых молодых монахинь гуськом заставляли встать в очередь и рассаживали по повозкам. Похоже, что Амира была права и выживших отправляли в рабство. К сожалению, и мы с ней не смогли избежать этой участи. Нас посадили в отдельную повозку, странный спаситель-насильник куда-то исчез. Еще более удивительным было то, что в повозке мы были одни. Лишь большое количество тюков окружало нас.

   -Как думаешь, что в них? – шёпотом спросила Амира.

   -Не знаю, но догадываюсь.

   -Странно только, как догадался Хулиган, -загадочно пробормотала подруга и принялась развязывать тюки.

   -Ты что делаешь? – зашипела я. -Сядь немедленно.

   Воспоминания о недавней стычке были еще слишком свежи в памяти.

   Амира тем временем издала тихий клич.

   -Что там?

   Теперь и я не смогла сдержать любопытства. Подруга молча показала мне содержимое одного из тюков. Я увидела целую гору золотых монет.

   -Но откуда они узнали? – в шоке спросила я.

   -Наверняка им кто-то донес, что монастырь - тюрьма для неудобных для господ женщин. А дальше и догадаться легко о том, что благородные господа готовы платить немалые деньги, чтобы избавиться от соперниц, - с этими словами она указала на себя, - или на строптивых жен. Ее палец ткнулся мне почти в глаз.

   Мы уселись обратно. Увиденное, не сильно удивило, чего-то подобного мы и ожидали.

ГЛАВА 7.

Бурлящая по венам кровь, еще не давала нам времени осмыслить, что произошло. Так же, мы еще не успели расстроиться, что наш побег не удался. Подумать только, реши мы бежать на день раньше…

   -Что это за Хулиган? И как ты узнала, что это его люди? – чтобы отвлечься от навязчивой мысли «ах, если бы мы сбежали вчера», спросила я.

   Даже в темноте я заметила, как вытянулось лицо подруги.

   -Ты не знаешь? О нем знают буквально все в моей деревне.

   Я перебрала в памяти все, что читала о разбойниках и растерянно ответила:

   -Ничего не припоминаю.

   -Хулиган – это незаконнорожденный сын правителя. Он дал ему титул, но не тот, что получили законные сыновья. Хулиган благородный, хотя многие оспаривают законность его титула. Он вырос в замке на окраине земель, со временем стал злобным затворником. Создал банду разбойников, которые в основном являются бастардами благородных господинов, вместе, они грабят земли. Продают в рабство женщин и детей, но обычно не на территории правителя. Поэтому-то, наверное, монастырь совсем не охраняли. Мы чувствовали себя в безопасности. Мелкие разбойники не посмели бы напасть на святое место.

   -Почему же он напал на подданных своего отца?

   -Наверное, решил его разозлить или еще что-то. Грабежи помогают ему содержать деревни. Он ничем не гнушается. А в последнее время в моей деревне ходили слухи, что Хулиган планирует подать прошение на трон.

   -Разбойник на троне? – не поверила я. -Не может быть, кто его примет!

   -Старший законный сын правителя – наркоман. Он целыми днями курит гашиш и проводит дни в праздности. Второй сын – ученый, его не интересует политика, лишь книги. Хулиган же управляет своими землями вполне успешно. Поговаривают, что сам Правитель выделил ему двенадцать больших деревень. Многие считают, что эти земли узурпированы, но на деле – Хулиган ими правит, показывая отцу, что он лучший из претендентов.

   -Подожди, -нахмурилась я. -Не имеешь ли ты в виду герцога Нервского?

   -Хулиган и есть герцог, - кивнула Амира. -Ты его знаешь?

   -Слышала, -кивнула я. -Но мне рассказывали о нем, как о герцоге, а не о Хулигане и разбойнике. И я считала, что он завладел землями незаконно, Правитель все еще пытается отвоевать их обратно.

   -Сплетни, - отмахнулась подруга. -Все же, он сын правителя. А хотел бы король свои земли назад- так давно бы вернул. У Хулигана просто не хватило бы людей, чтобы оказать достойное сопротивление. То, что он разбойник – известно многим, но Правитель все еще пытается спасти репутацию монархии и опровергает слухи, касаемо своего бастарда. Но правда – вода, она все равно просачивается. Я удивлена, что ты не знала.

   -А откуда ты знаешь?

   -Я жила в одной из деревень, недалеко от земель Хулигана. Нам известно больше, чем остальным. Ведь фактически он – местный правитель. Да и не забывай, я служила у господ. Ты же у нас дочь купца, про политику наверняка, вам немного было известно. А твой муж…сомневаюсь, что он с тобой делился новостями из столицы.

   Я согласно кивнула. Действительно. Родители были зажиточными купцами, но не имели возможности ходить на королевские балы и участвовать в политической жизни страны. Балы, что мы устраивали лишь так назывались, а по сути были обычными вечеринками. Мои родители не интересовались законностью наследников. У них хватало других дел. Хотя, конечно, о герцоге я слышала от многочисленных учителей. Никто не называл его Хулиганом, а слухи о том, что он сын правителя называли сплетнями.

   -Почему же тебя отправили в монастырь сюда? Насколько я помню из своих уроков земли герцога очень далеко отсюда.

   -Лучезара, так в том то и смысл. Отправить меня как можно дальше.

   -Так я не поняла, - не успокаивалась я, - он узурпатор или герцог земель?

   -Деревни, отданы Хулигану во временное правление, при чем скорее всего законно. Это означает, что свои законы или границы герцог устанавливать не может, однако управлять – вполне. Скажем так – его положение полузаконно. В любой момент маятник может качнуть как в сторону трона, так и в сторону эшафота.

   -Почему Хулиган? – только и смогла спросить я ошарашенно. Амира никогда мне ничего подобного не рассказывала.

   -А он в детстве устроил шалость, -хихикнула подруга. -В честь рождения второго законного сына правитель приказал испечь торт, да, чтобы почти до самого потолка огромной залы. Потребовались целые мешки ингредиентов. Наш маленький герцог видимо приревновал отца, потому что подменил сразу после проверки все мешки с сахаром на такие же мешки, но с солью. Хулиганство практически не имело шансов на успех, так как повара должны были пробовать тесто. Каким-то чудом они этого не сделали, слишком торопились, наверное. Хотя я думаю, что все они заметили, просто уже было поздно замешивать новое тесто, ведь приказ поступил буквально за пару дней. До последнего никто не ожидал сына, повитухи говорили будет дочь. В страхе перед гневом правителя, они промолчали. А когда гости стали выплевывать угощение, свалили все на маленького герцога. Правитель не хотел терять лицо перед многочисленными гостями и выдал все за невинную детскую шалость. С тех пор кличка и закрепилась.

   Меня история не впечатлила.

   -Почему же я никогда не слышала ничего подобного?

   -Официально, герцог – всего лишь герцог, каких у нас много. Ведь чаще всего герцоги управляют деревнями, а городами лишь законные наследники. Старший сын Правителя – наркоман. В его городе царит почти беззаконие. Второй наследник - Великий герцог, управляет городом поменьше, но из-за возраста ему помогает целая свита советников. Говорят его больше интересует наука и мальчики, чем политика государства, если ты понимаешь, о чем я, - вздернула бровь подруга. - Наверное, поэтому Правитель отчаялся и выделил своему бастарду земли. Вдруг незаконный сын будет единственной надеждой для страны? Однако несмотря на то, что Хулиган управляет огромными территориями, серьезным соперником для законных сыновей его считать не принято. Он славится своей жестокостью и незаконными способами заработка, - грустно ухмыльнулась подруга и мрачно обвела взглядом телегу, в которой мы сидели.

   -Слухи о нем не особо распространяются. Вот если бы Правитель выделил ему город…а так, он один из множества герцогов, пусть и правит необычайно большим количеством деревень, подумаешь. Многие вообще не знают, что у правителя три сына, а ты удивляешься, что не знаешь о его набегах.

   -Но, если правитель его любит и даже выделил ему земли, зачем он грабит? Тем более, если собирается занять трон?

   -Несмотря на то, что правит он достаточно успешно, трон ему все равно не занять. Правитель его неплохо скрывает. Стал бы он это делать, если бы хотел видеть своего бастарда у власти? А это не может не расстраивать герцога. Через две недели он достигнет совершеннолетия, ему исполнится двадцать пять. Наверняка будет большой праздник. После, он подаст прошение, но скорее всего, отрицательный ответ уже пришел, ведь подавать бумаги можно заранее. Вот Хулиган и лютует на землях отца.

   -Ты как будто успокоилась…- немного задумчиво пробормотала я.

   Амира удивленно на меня посмотрела и только сейчас я заметила, что все ее лицо залито слезами. Это было до того неожиданно, ведь она только что, так подробно мне рассказывала о каком-то разбойнике абсолютно спокойно.

   Но как оказалось, это было шоковое состояние. На самом деле подруга страдала. Мне тоже было страшно, поэтому я прижалась к ней так близко, что мы могли слышать сердца друг друга и стала напевать ей песенку, что постоянно пела мне моя мама.

   -Лучезара, мы так и не убежали, - почти безжизненно пробормотала подруга, проваливаясь в сон.

   -Убежим, дорогая. Обязательно. Документы надежно спрятаны, а колодец давно пересох, наше золото и свобода дождутся нас, вот увидишь.

   Мы с тобой везде прорвемся, - баюкала ее я. -Слышишь? Сейчас отправимся. Ехать долго, но мы в повозке одни, а значит нас не смогут обидеть.

   И, действительно, звуки потихоньку утихали, послышался стук копыт, а криков о помощи уже почти не было слышно. Через пару минут и наша повозка тронулась. Я была слишком испугана и думала, что мне не уснуть, но мерный стук колес, ровное дыхание Амиры и покачивание сделали свое дело. Я вырубилась практически моментально, обхватив подругу во сне руками.

ГЛАВА 8.

Хулиган.

   -Все готово к празднику, герцог.

   Я уныло разглядывал потолок и равнодушно кивнул. Праздник меня волновал мало.

   -Правитель так и не выделил нам содержание, - аккуратно начал отчет советник.

   -Зато не поленился собрать налоги, - усмехнулся я. — Вот скажи мне, советник, почему налоги берут с моих людей, а на нужды деревень я должен их находить сам?

   -Если позволите, Ваше Высокопревосходительство, то смею предположить, что Правитель хочет, чтобы вы не справились с поставленной перед вами задачей. Тогда он сможет с чистой совестью отдать трон одному из законных сыновей.

   -Да-да, - отмахнулся я, - сам не дурак. Он мог бы отдать его абсолютно законно одному из моих сводных братьев, зачем эта показуха?

   -Затем, что все больше и больше благородных лордов предпочитают видеть на троне вас.

   Я засмеялся. Громко, с надрывом.

   -Не смеши меня, карлик.

   Карлик сохранял серьезное выражение лица.

   -Отнюдь, Ваше Высокопревосходительство. Во вверенных вам деревнях царит покой и благость. Этим не может похвастаться ни один из принцев. И это несмотря на все повышающиеся налоги.

   -Так это не заслуга моего политического таланта, - горько ухмыльнулся я, -если бы не грабежи, мы бы и пары месяцев не продержались.

   -Однако, мы справляемся, так что не вздумайте расстраиваться, мой господин. Тем более перед своим совершеннолетием. Праздник уже на носу, так что пора готовиться.

   -Организуй все сам, -махнул я рукой. -Завтра приедут мои братья, правитель и мачеха. Надо приказать стелить комнаты. Используй лишь лучшие ковры, гардины и постели.

   -Как прикажете, Ваше Высокопревосходительство.

   -И как ты только умудряешься выговаривать это глупое обращение, - покачал я головой.

   Карлик дружелюбно улыбнулся.

   -Мой секрет, Господин.

   Он откланялся. Я остался в одиночестве и устало потер лицо. Последнее время кольцо вокруг меня сжимается. Недавно поймали двух наемников, которым каким-то образом удалось проникнуть в замок, несмотря на тщательную проверку. Меня пугало лишь одно подозрение, что их послала не мачеха, а родной отец. Не может быть, но в то же время зернышко сомнения в сердце проникло.

   Я встал и прошелся по кабинету, выглянул в окно и вдохнул полной грудью. Не знаю как там на счет лордов в столице, но в моих владениях все было гладко. Меня окружали верные подданные, а значит, мне нечего опасаться. Прорвемся, и не из таких передряг выпутывались.

   Я глядел в даль, прямо под окнами кабинета располагался сад. Он был моим личным, войти в него можно было прямо из спальни этажом ниже. Поэтому я несказанно удивился, когда увидел там движение. Кто мог бродить в моем личном саду тем более в такой час? Я внимательно вгляделся, в сумраке мне удалось разглядеть две фигуры, определенно женские. Обе были одеты в длинные платья, а в голову они зачем-то вплетали друг другу цветы.

   Я нахмурился, две девицы были мне совершенно незнакомы. Я открыл окно и прислушался.

   -Говорила же тебе, здесь мы найдем более экзотичные цветы, - раздался мелодичный голос с легкой смешинкой.

   -Лучезара, ты видимо начинаешь вспоминать былые деньки, -вторил ей второй голос. -Графиня, не соблаговолите ли заплести мне косоньку?

   Низкая блондинка сделала шутливый книксен.

   -Перестань, я давно уже не графиня, - засмеялась Лучезара.

   Я невольно улыбнулся. Со всеми этими приготовлениями, я совершенно забыл о своей миниатюрной рабыне. Когда уже можно будет к ней подобраться? Я хотел сделать это не как обычно.

   Конечно же, я мог просто приказать, ведь теперь она официально – моя собственность. Но мне было интереснее заставить ее чувствовать ко мне ту же дрожь в руках, что появлялась у меня самого, когда я вспоминал о ней.

   Я внимательно посмотрел на высокую брюнетку. Ее голос не звенел так ярко, как у блондинки, скорее он напоминал благородный тембр талантливой певицы. Неужели она и в правду графиня? Каким же образом благородная девица оказалась в столь жутком монастыре? Наверняка, девицы просто дурачатся, благородных нельзя отправлять в столь аскетичные места.

   Богобоязненной она мне не показалась. Насколько я знал, в монастыре святой Патриции дружба была запрещена. Так же, как и купания нагишом вдали от территории корпусов. К тому же, девушки здесь всего ничего, а уже вроде бы оправились и весело щебечут в саду. Я не мог не заметить, что наряды они себе выбрали более, чем нескромные.

   Я распорядился выделить им на выбор пару десятков нарядов и теперь мог любоваться, как тонкая материя, почти прозрачная, облегала тело Лучезары. Нет, девушка точно не пришла в монастырь служить Богине. Не было в ней ни фанатичной преданности устоям, ни даже просто скромности. Даже сейчас, бегая по чужому саду, Лучезара весело хохотала, что так же не вписывалось в мои представления о настоящей монашке. Так почему же графиня оказалась в таком месте?

   Стыдно признаться, но брюнетка словно наложила на меня неведомые чары. Я не мог отвести взгляд от хрупкой фигурки. Жадно осматривал каждый кусочек ее тела. От моего взора вновь не укрылась высокая грудь и длинные ноги, то и дело выглядывающие из длинной юбки, когда девицы начали бегать друг за другом, приподняв подолы. Перед глазами будто прямо сейчас появилось ее нагое влажное тело, настолько притягательное в своей красоте, что мне пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от видения.

   Я вновь приковал сам себя невидимыми цепями к бегающей фигурке. Она двигалась легко и плавно, то и дело подпрыгивая, чтобы обрызгать подругу каплями воды из фонтана.

   Очнулся лишь спустя пару минут наблюдений. Надо бы мне вызвать одну из рабынь, похоже я сильно заработался. Тут, греховные мысли сменили более земные. Да, что ради всех святых Богов, они забыли в моем личном саду?!

   Я позвал карлика, но вместо него зашел стражник.

   -Чего это они там бродят? – гневно спросил я, кивнув на окно.

   Охранник побледнел.

   -Простите, мой Господин, но вы же сами распорядились на счет этих девушек. Мы относимся к ним, как к дорогим гостьям, а не рабыням. И, конечно, они не могут наглеть настолько, чтобы разгуливать в ваших личных садах. Простите, если что не так, я сейчас же прикажу выгнать их.

   -Не трогай, - улыбнулся я, потому что увидел, что Лучезара в этот момент повалила подругу на траву и принялась дико хохотать. Их гомон, наверное, был слышен аж в главном зале.

   -Как прикажете, Ваше Высокопревосходительство.

   Охранник удивленно на меня взглянул и молча вышел.

    Я в который раз за вечер, грустно усмехнулся. «Ваше Высокопревосходительство» … Обращение ко мне было, как к принцу, а на самом деле для всех, я - помесь дворняжки и благородного льва. Если бы только моя мать была фавориткой при дворе, а не безродной дочерью кузнеца…О чем только думал отец, когда тайно встречался с простолюдинкой? Поговаривали, он даже хотел сделать ее Леди, даровать титул… Может успей он сделать это, моя жизнь сложилась бы по-другому. А так…С детства я лишь слышал унизительные оскорбления от великосветских господ и их отпрысков. Несмотря на то, что титул мой был далеко не низших слоев, ко мне относились как к какому-то купцу или обычному торговцу. Не скажу, что меня перестало это злить. Помню, что, еще будучи десятилетним отпрыском я горько рыдал, прогуливаясь по личному саду, тому самому, который недавно оккупировали две несносные девчонки. Я всегда рос на окраине наших земель. У меня не было личных покоев в главном дворце, мне каждый раз отводили новые из большого количества гостевых, для важных гостей. Несмотря на роскошь комнат, не иметь свои покои в доме отца – было тяжелым испытанием для ребенка. Тем более, когда сводные братья и сестры были просто окутаны любовью, почетом и гордостью своих родителей. В честь моего рождения не палили из пушек, не устраивали гуляний и не заказывали огромный торт, высотой до сводов главного зала.

   Девушки уже давно скрылись из поля зрения, но я продолжал вспоминать детство. Поток самокопания прервал стук в дверь.

   -Войди.

    В кабинет вошел главный генерал.

   -Что там с казной?

   -Пополнена, Хулиган. Наводчица была более, чем права – монастырь был лишь прикрытием, в подвалах мы нашли десятки килограммов золота. Привезли шестьдесят рабынь.

   -Отдай их в услужницы членам совета в качестве благодарности. Тех, что служили в монастыре добровольно, а не в качестве наказания – распустить.

   -Хорошо. Что прикажешь делать с девушками?

   -Пусть будут гостьями на моем празднике. Объясните им, что они рабыни, чтоб не думали качать права или ослушаться, но пусть чувствуют себя как дома.

   Кристофер нахмурился.

   -Могу я спросить, что же ты затеял?

   -Хочу влюбить ее в себя, - просто ответил я.

   Друг громко засмеялся. Меня это оскорбило. Да почему обо мне сложилось мнение, будто я тиран неотесанный? Из-за того, что парочка рабынь слегка помялась под моими руками? Или из-за грабежей? Так на то была причина, и даже несколько. Но ведь Крис – мой друг, почему же он считает меня неспособным на благородство, любовь или даже преданность? Несмотря на то, что я не считал возможным влюбиться вот так, с первого взгляда, смех главного генерала меня покоробил.

   -Чего смеешься?

   -Прости, Хулиган. Прям так и представил, как ты даришь ей цветы и возишь на конные прогулки, -утирая слезы сказал генерал.

   -Может и подарю, и отвезу, ты имеешь что-то против? Или считаешь, раз мы друзья, то тебе позволительно смеяться надо мной? Рассказать, что стало с последним, кто на это осмелился?

   Смех тут же оборвался. Лицо друга приобрело серьезное выражение.

   -Прости, я не должен был.

   -Не забывай свое место, друг.

   -Всенепременно.

   -Теперь ступай.

   Генерал вышел, а я наконец решил, что на сегодня работа окончена, когда в кабинет прошмыгнул карлик.

   -Ты несносен! - гневно закричал я, -сколько можно приказывать тебе стучать!

   -Простите, мой Господин, всегда забываю.

   Он низко поклонился. Я устало откинулся на спинку кресла. А карлик принял самый покаянный и жалкий вид из своего арсенала талантливейшего актера и плута.

   -Ну и глупый у тебя вид сейчас.

   -Дык, это…-забормотал карлик. -Перед своим Господином я и должен иметь вид придурковатый, граничащий с тупостью от рождения.

   — Это еще почему? – невольно заинтересовался я.

   -Дык, как же…Дабы гениальностью своей не затмить ваше скудоумие, Ваше Высокопревосходительство.

   Карлик посмотрел на меня самым серьезным взглядом.

   Я не удержал грозное выражение лица и громко засмеялся.

   -Мне следовало сделать тебя своим шутом, а не главным советником.

   -Вы бы многое потеряли, сир.

   -Давай уже закончим на сегодня, что там у тебя?

   -Всего пара объявлений. Подарки продолжают пребывать со всех уголков страны. Так же, гонцы донесли, что Правителя и его свиту следует ожидать к утру, после рассвета. Ваш старший брат, - генерал закашлялся, -Простите, его Высокопревосходительство Принц Дитрих прислал письмо с извинениями, сказался больным. Шпионы донесли, что это притворство.

   Я равнодушно махнул рукой.

   -Черт бы с ним.

   -Его Высокопревосходительство, принц Жордж, сообщил, что прибудет чуть позже, ближе к вечеру. Он добирается из…

   Советник прокашлялся.

   -Простите, сир, но, даже прикажи вы меня казнить, я бы все равно не выговорил название этого учебного заведения. Оно находится далеко, за океаном. А сей слог для меня недоступен.

   -Велю казнить, - грозно выдал я.

   Карлик покраснел от натуги и принялся старательно зачитывать название университета, в который снова занесло моего братца.

   -Крын…Дрен…Шторг…Имени Крун…

   -Расслабься, мне это не важно, -сжалился я над несчастным.

   -Слава Богине, Ваше Высокопревосходительство. Милость ваша не знает границ.

   С этими словами, надоедливый слуга наконец откланялся.

   Я все еще улыбался, когда за ним захлопнулась дверь. Надо же, как быстро ко мне вернулось хорошее расположение духа. А казалось, что еще полчаса назад я плавал в печальных мыслях.

   Это было глупостью, но мне показалось, что причиной этому было дурачество двух девиц в моем саду. Я вдруг и сам захотел побегать за кем-нибудь по зеленой траве. Как давно я не дурачился? Уже и сам не мог вспомнить.

   По какой-то неведанной мне причине, две дурочки, вплетающие в волосы драгоценные цветы, которые мне привезли с другого континента, заставили меня почти с предвкушением ждать праздника.

ГЛАВА 9.

Чернокожая служанка укладывала мои волосы, когда в комнату вбежала, словно тайфун, Амира.

   -Лучезара, ты выглядишь словно сказочная принцесса!

   Я через силу улыбнулась.

   -Если не думать о том, что отныне мы рабыни, то я могла бы даже найти удовольствие в прическах и нарядах, -кивнула я на ложе, заваленное отрезами шелка.

   -Наш герцог очень любвеобилен. Многие дамы при дворе просто мечтают оказаться в его покоях, вдруг он выберет одну из нас?

   Я поморщила нос и отвернулась. Мне не хотелось обижать Амиру, но она родилась и выросла в рабстве. Рабыня не могла понять ценность свободы. Для меня же все происходящее было унизительно. Отдать меня, наследницу самого богатого и уважаемого купца в округе, словно бесправную собаку, в рабство…Я вновь порадовалась, что родители не дожили до моего позора.

   Побег из рабства не карался смертью в наших землях, в отличии от побега монахини из монастыря. Это значит мое положение улучшилось, а не наоборот. Да и обращались с нами, как с принцессами. Не обижали, а считали практически за своих. Про судьбу других сестер мы ничего не знали, но, мне показалось, что им повезло меньше. Непонятно только с чего бы это к нам такая милость спустилась с небосвода.

   Амелия, наша чернокожая служанка тщательно рассказала мне об обычаях и законах своих деревень. Когда понимаешь, что вокруг тебя происходит, приспособиться гораздо легче.

   Я не перечила, не грубила и была вежлива со всеми, от генерала до кухарок. Похоже, что здесь меня полюбили. Генерал приносил мне сладости, когда навещал и уточнял хорошо ли со мной обращаются. Служанка, которую приставили к нам, каждый вечер приносила в постель стакан теплого молока, потому что я никак не могла заснуть. То ли мягкая перина была тому причиной, то ли тот факт, что в спальне, в отличии от кельи было тепло и не пахло сыростью. Все были настроены к нам доброжелательно, но я все равно была отстраненной.

    В отличии от Амиры, которая весело проводила время и постоянно примеряла все новые наряды и украшения. Радость подруги была мне бальзамом на душу, но я боялась, что ей здесь понравится настолько, что она откажется бежать, когда придет время.

   Несмотря на дружелюбие окружающих и хорошее обращение, я мечтала о настоящей свободе, а не просто об отсутствии физической работы.

   -Ты будешь самой прелестной дамой на празднестве, - улыбнулась служанка.

   -Спасибо, Амелия.

   Надо же, оказывается в этих землях чернокожие рабы были обыденностью. Помнится, когда отец выписал из далекого континента мою помощницу, все в округе были шокированы. Не думала, что двенадцать относительно небольших деревень шагают в модных тенденциях вровень со столицей.

   -Готово, теперь платье.

   Амелия подвела меня к портновскому манекену, на котором всеми переливами жемчуга висело платье на вечер.

   Роскошное, белоснежное, оно было расшито крошечными полудрагоценными камнями. Длинный шлейф заструился по полу, когда я с благоговейным трепетом надела на себя тяжелое произведение искусства.

   -Почему Амире разрешили выбрать любое платье, а меня обязали надеть это?

   Служанка неопределенно пожала плечами.

   -Я не оспариваю приказы.

    Амелия тут же принялась шнуровать спину, а Амира захлопала в ладоши. Я невольно засмеялась. Подруга выглядела до того восхищенной, что грустные мысли меня невольно покинули.

   В этих землях и вправду царила благость.

   О своей судьбе спрашивать было бесполезно. Генерал лишь неопределенно хмурился и замолкал стоило мне задать хоть один вопрос.

   -Просто великолепно, портниха превзошла саму себя, - восхищенно прошептала Амелия.

   Я посмотрела на свое отражение в большое зеркало, которое Амира уже успела подтянуть поближе. Платье действительно выглядело роскошным. Мне уже наложили макияж, а волосы завили крупными локонами и оставили распущенными. На голову Амелия надела тонкую диадему из нежно голубых камней. В целом, я никогда еще не выглядела так хорошо. Вот только для чего? Меня помыли и вычесали, словно лошадь на ярмарку. От этого улыбка снова сползла с лица. Я не была столь наивна и оптимистична, как Амира, а потому знала: за все наряды, уютные комнаты и вкусные яства последует цена, что нам с ней придется заплатить. А когда не знаешь цену, радоваться дарам – непростительная глупость, которая может обернуться чем-то нехорошим.

   Обе, и Амелия, с которой мы успели подружиться за последние два месяца, и Амира не понимали моих душевных терзаний. Сам факт рабства девушек нисколько не заботил. Им было важно лишь добры ли с ними хозяева. Я старалась не показывать им как сильно страшит меня выбранная мне разбойниками участь. Это бы лишь расстроило подруг, а этого делать мне не хотелось. Тем более, что обе с нетерпением ждали праздника.

   -Я не могу дождаться бала! Правда здорово, что генерал нас пригласил? Я слышала, что там будет сам Правитель с семьей.

   Амира мечтательно сложила ладошки и поднесла к лицу. На несколько минут ее болтливая натура оставила нас в покое. Но следом, девушка схватила Амелию в охапку и закружила по комнате.

   -Только представь, как мы будем кружиться в бешеном танце, - смеялась она. -Может даже какой-нибудь лорд влюбится в меня.

   Амелия звонко рассмеялась и смущенно выпуталась из цепких рук взбалмошной Амиры.

   Я же не могла так радоваться и почти ругала себя за то, что не умею наслаждаться в жизни меньшим. Мы в безопасности, нас не бьют и не заставляют работать. Так почему я не могу просто улыбаться и ждать праздника, как все девушки замка?

   Слишком свежи были в памяти истошные крики несчастных сестер. А ведь все это происходило по приказу человека, на праздник которого мы собираемся. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.

    Быть вечно грустной и недовольной, на фоне радостных подруг показалось неправильным. В конце концов, я приказала сама себе не светить кислой миной и постараться положиться на судьбу. Ведь еще совсем недавно, в монастыре, с нами обращались в разы хуже. Теперь же, у нас была теплая постель, вкусная еда, нас не били, а спать разрешали почти до полудня. Здесь мне нравилось гораздо больше, чем в плену у религиозных фанатиков.

    Мы успели вдоволь насмеяться пока не раздался стук в дверь. Генерал громко объявил:

   -Девушки, церемония вручения подарков уже началась. Лучезара готова?

   Я похолодела. Амелия вмиг стала серьезной и принесла мне нежно-голубой плащ, под цвет тиары. Амира помогла ей надеть на меня накидку так, чтобы не испортить прическу. Широкий капюшон полностью скрывал лицо. Я была этому рада, так как боялась, что не смогу сдержать слезы.

   Амира поймала мой взгляд и в миг погрустнела.

   - И почему генерал приказал тебе идти на праздник в его сопровождении? Я так хотела, чтобы мы отправились туда вместе.

   -Я сразу же найду тебя, -успокоила я подругу, -не думаю, что генерал сможет позволить себе весь вечер торчать возле меня.

   -Хорошо, только обещай, что сразу.

   Амира вдруг вскинула руки.

   -Святые угодники, я забыла свою тиару!

   Она взметнула подолом легкого платья из нежного атласа и тут же скрылась за дверью.

   Мы с Амелией остались одни. Генерал терпеливо ждал за дверью.

   -Я была его рабыней, - вдруг тихо призналась служанка.

   Я в удивлении подняла на нее глаза.

   -Чьей?

   -Герцога. Это он приказал тебя нарядить в это платье. Никому другому это и в голову бы не пришло.

   -Ты думаешь, что герцог имеет на меня какие-то планы?

   Амилия медленно кивнула.

   -Он жестокий, Лучезара. Очень. Иначе бы не смог скорее всего удержать земли и заставить Правителя считаться с ним. Возможно, он и должен быть таким, чтобы пробиться к трону. Для нас, простых рабов, все это слишком сложные материи. Не знаю точно, что он задумал, но вот, что я тебе скажу: ни одной рабыне не выделяли здесь никогда штат прислуги, не шили наряды и уж точно не кормили перепелками. Он что-то затевает. Так что слушай внимательно:

   Не перечь ему, не спорь и делай все, что тебе прикажут. Я смогла выдержать, в конце концов он отпустил меня. Теперь я свободна и получаю оклад за свою работу. Я не жалуюсь, свобода всегда была моей несбыточной мечтой. Герцог превратил ее в реальность…

   Она замолчала, но выражение ее лица сильно отличалось от того, что она говорила. Казалось, что свобода была ее наказанием, а не мечтой.

   -Так если он подарил тебе свободу, то может он и со мной так поступит? – в надежде прошептала я.

   -Возможно, но ради всего святого, не проси его об этом сама. Он разгневается. Не терпит Хулиган неповиновения и споров. Особенно от своих рабынь.

   -Их у него много? – удивилась я. -Зачем? Амира же сказала, что у него целые толпы поклонниц.

   -С ними нельзя делать то, что можно с рабынями, - почти неслышно ответила она.

   Ее глаза стали еще темнее, из карих, в миг превратившись в черные омуты. Она не отрывала от меня взгляд, когда медленно оттянула высокий воротник своего платья.

   Я в ужасе зажала рот рукой. От середины шеи шли глубокие шрамы, некоторые были еще совсем свежие.

   -Он – садист?

   Вновь кивок. В моей голове кипела лава. Так вот значит какая цена за все то, что мы здесь получили. Извращенец мечтает сделать из нас с Амирой игрушки для удовлетворения похоти. Чувство брезгливости и почему-то стыда окатило меня с ног до головы. Несмотря на то, что я два часа назад полностью искупалась, все мое тело, как мне казалось, покрылось невидимой коркой грязи, от которой шел запах гнили.

   Отчаяние, что окутало меня было более темным, чем самый черный день в монастыре. Рабыня для утех…Проще сразу же отправиться к праотцам, чем стать настоящей падшей женщиной.

   Я не успела задать Амелии новые вопросы, коих роилось в моей плохо соображающей голове, великое множество. В этот момент генерал уже просто выламывал дверь и кричал о том, что мы опаздываем.

   Амелия поцеловала меня на прощание, а когда я выходила, то резко обернулась.

ГЛАВА 10.

Генералу похоже мой внешний вид понравился, так как стоило ему меня увидеть, он явственно сглотнул.

   -Ты выглядишь, просто…потрясающе, - пробормотал он.

   -Спасибо, значит именно так должна выглядеть шлюха?

   -Что?! – на секунду он оторвал от меня блуждающий взор и нахмурился. -О чем ты?

   -А разве нас сюда привезли и одели словно путан не ради утех?

   По его лицу пробежала тень вины. Значит, все правда! Амелия не соврала! И судя по тому, кто приказал нарядить меня в это платье я предназначалась извращенцу герцогу.

   -Амира значит для вас, а я для герцога? Так что ли? Вы себя тут султанами возомнили? Решили пополнить гарем новыми жертвами?

   -Да с чего ты взяла?! – взвился Кристофер.

   Удивительно, но взрослый мужчина стоял и блеял передо мной, словно провинившийся ребенок. Признаюсь, меня это поразило. Я и не помню, когда уже видела тень вины на лице мужчины за плохое обращение. Мой муж лишь глумливо скалился после очередного оскорбления.

   Видимо на моем лице отразилось смятение, потому что Кристофер весь подобрался и выдал:

   -Тебя не продали в рабство к какому-нибудь старому купцу. Не отдали на тяжелые работы за пару серебряных сентаво, наоборот, тебя здесь холят и лелеют, так почему же ты разговариваешь со мной в подобном тоне?

   -Я графиня, жена графа Рикера! Несмотря на то, что вы нашли нас в монастыре, постриг мы принять еще не успели. А значит, не можете брать нас в рабство!

   -Твоя подруга находилась в монастыре за воровство, постриг не приняла, так что официально, она – рабыня. Как и ты, впрочем.

   Хоть он и говорил спокойно и уверенно, я заметила, что генерал напрягся, когда услышал про моего мужа. Значит есть еще шанс?

   -Что же касается тебя, птичка, то поверь мне, герцогу совершенно плевать на то, что ты замужем. Здесь тебе не Королевский суд, твои права никого не волнуют.

   Он взял меня под руку и почти силой потащил по коридору, в сторону центрального зала, откуда уже были слышны звуки начинающегося празднества.

   -Это не законно, - шипела я, -немедленно отправьте гонца в мое поместье! И не смейте трогать Амиру, считайте ее моей личной помощницей. Муж заплатит вам за нее выкуп.

   Если честно я не была в этом уверена, но брать в рабство жену благородного – незаконно. Был шанс, что они ограничатся лишь поверхностной проверкой и не узнают, что моего мужа устроит как раз-таки самое унизительное для меня - рабство. А там, глядишь, и мы с Амирой успеем бежать.

   Лицо генерала пронзила судорога, но он ничего не ответил.

   -Поговори об этом с герцогом, возможно он и примет во внимание твои доводы, - вполне по-человечески произнес генерал перед тем, как мы вошли в зал.

    Меня его слова успокоили. Все верно, во всей кутерьме грабежа они могли просто не знать кого схватили. Как только выяснится чья я жена, то они сразу же меня отпустят. А я потребую отпустить Амиру со мной. Придется соврать, что я беру ее в рабыни. Жене графа поверят на слово.

   Я постаралась унять трепет в душе. Все сработает. Лишь бы они не додумались и в правду отправить гонцов в мое поместье. Гребаный Пролиф Рикер сразу же отправит весть в ответ, что со мной могут делать что угодно, тем более если это унизительно, аморально или заставляет меня мечтать о самоубийстве.

   Видимо дрожь мне унять не удалось, потому что Кристофер сжал мою ладонь и примирительно произнёс:

   -Не знаю, что тебе там наговорили, но не думаю, что ты повторишь судьбу Амелии.

   -То есть я не получу свободу, как она?

   -Я не про это, -смутился генерал.

   А я поняла, что он имел в виду шрамы девушки. Спаси и помилуй, и считает, что успокоил меня!

   Я несколько раз вздохнула, призывая все свое самообладание.

   Под руку с генералом, прошла в главную залу, продолжая мучиться от непонимания и странного предчувствия беды. От блеска огней, роскоши драгоценных камней на дамах, а также от громкой музыки я просто остолбенела. Наверняка сбилась бы с шага, если бы генерал не держал меня за руку. В основном гости рассредоточились по периметру огромной залы, а в центре выстроились те господа, что собирались преподнести герцогу подарки и поприветствовать его лично. В большинстве своём, это были люди из высшего света, так как остальным предлагалось просто оставить свой дар на входе. Это я знала от учителей, которые много рассказывали мне об этикете при дворе.

    Генерал отвел меня в сторону, к большому столу с напитками и закусками. Молча подал мне бокал с шампанским и игриво подмигнул. Вот уж шут настоящий. Хотя ему то, что, это не его напудрили во всех местах для извращенца. Я огляделась в надежде найти Амиру, но нигде не мелькнуло ее довольно заметное платье.

   В центре залы на невысоком пьедестале восседал седовласый господин в роскошных фиолетовых одеждах. Рядом с ним стояла красивая женщина, по правую руку на троне поменьше сидел худощавый парень, совсем еще молодой. Ему было лет семнадцать от роду, не больше. По левую восседал угрюмый именинник. На вид ему было лет тридцать, хотя все собрались праздновать его двадцатипятилетние. Он был крепким мужчиной, с широкими плечами и строгим взглядом. Глаза по-хозяйски осматривали помещение и всех вокруг. Будто мы все были его рабами. Он даже на отца смотрел с нескрываемым презрением. Кем он себя возомнил? А может мне просто показалось? Я внимательно смотрела на человека, которого мне еще предстояло уговорить отпустить нас с Амирой.

   Невольно вновь передернулась от мысли, что теперь придётся мириться с ролью рабыни. Герцог был красив той суровой мужской красотой, которая не признавала парики или глупые лощеные наряды. Чуть большеватый нос ничуть его не портил, скорее лишь придавал некую завершенность мужественному образу. Я не могла рассмотреть его хорошо, но даже отсюда видела капризно изогнутые губы при виде каждого подарка, что ему преподносили. Он вежливо кивал головой, но равнодушие сквозило в каждом жесте. Черные, как смоль волосы спадали на лоб. Длинные пальцы, которые в данный момент держали изогнутую ножку кубка были унизаны большими перстнями. В отличии от отца и брата, одежды его были свободными, без увесистых украшений и перьев. Приталенный жакет, расшитый серебром, чуть свободные слаксы и широкий пояс.

   В целом, герцог наверняка покорил не одно женское сердце, в нем не было и намека на пустое щегольство или самодурство.

   Так же было в нем что-то такое, что заставляло трепетать. Я почти залюбовалась, пока не вспомнила, что меня приготовили для мерзких утех этого избалованного герцога. Душу будто наполнили раскаленным железом, ноги стали такими тяжелыми настолько, что я бы точно упала, если бы генерал вовремя не подхватил меня за талию.

   -А посередине сидит правитель? – шепотом спросила я у него. Как-будто это и так не было ясно. Тот коротко кивнул.

   Правитель выглядел так же, как и на многочисленных картинах, что я видела. Художники ни капли не приукрашивали его. Все тот же волевой подбородок, широкие плечи, резкий взгляд. Он был красив и совсем не походил на старика, скорее на крепкого мужчину, который все еще любил охотиться, стрелять из лука и скакать до упора. В нем будто кипела сама жизнь. И не было в нем той ауры агрессии, что была у герцога. Я перевела взгляд на младшего принца. Этот скорее походил на скромного ученика престижного университета, чем на наследника престола.

   Вокруг пьедестала у самого подножия расположились принцессы. Дочери Правителя помогали складывать подарки: принимали их из рук дарителей и передавали слугам.

   Мне хотелось сбежать отсюда прямо сейчас. Я взглянула на генерала и поняла, насколько бесполезны мои планы. Меня схватят, как только я сделаю первый крохотный шаг. Кристофер не отпускал мою талию, будто подозревал о крамольных мыслях.

   В голове настойчиво бились варианты того, как избежать унизительной участи. По законам наших земель пленниц, осужденных судом, можно было продавать и использовать в качестве рабынь. Несмотря на это, похищали монахинь не так уж часто, в округе было уже мало преступников, да и приходы обычно охраняли. Наш же монастырь не имел никакой охранной системы: ни пунктов наблюдений, ни колоколов, просто рай для грабителей. Единственное, что нас защищало – это скромность, которая оказалась такой ложной. Разбойники не могли предположить, что в монастыре, где монахини ходят в полотнищах из крапивы, да питаются в основном капустой, могли быть хоть какие-то ценности. А рабыни…Похитить целую кучу женщин не так уж просто, нужны верные люди, которые не побоятся гнева Богов и Правителя. Да и не очень это то и прибыльное дело. Ведь почти половину придётся отпустить – тех, кто пришел в монастырь по своей воле и тех, кто уже дал обеты. Их свободу гарантирует Правитель.

   С такими же как я, все было по-другому. Я своей свободы лишилась в результате преступления и теперь не могу ею распоряжаться. Мои грехи были бы полностью прощены после посвящения в монахини. Я бы получила свободу от мирского брака и суда, но навсегда стала бы служительницей. В этом случае меня бы пришлось отпустить безоговорочно. Но вот проблема: нас похитили за пару дней до посвящения и меньше, чем за сутки до планируемого побега. Что же тогда остается?

   По решению суда – я сослана за прелюбодеяние, но обеты дать не успела. Значит прав у меня не больше, чем у рабыни. С другой стороны, я – все еще живая жена графа, а значит благородная по мужу.