Купить

Мышеловка для Шоколадницы. Татьяна Коростышевская

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Приключение Катарины Гаррель в магической академии продолжаются. Теперь ей необходимо спасти своего прекрасного рыцаря Армана де Шанвера. Но, кажется, наша мышка вот-вот сама угодит в мышеловку.

   

ГЛАВА 1. Кошмарное начало дня

Последний день септомбра начался, как и любой другой день в академии Заотар, с побудки, объявленной серебристым голоском мадам Информасьен, местного привидения. В прошлом он непременно застал бы меня за дополнительной утренней гимнастикой или другими важно-неотложными делами, но сегодня я открыла глаза ровно в шесть часов утра, поморгала, плохо соображая, где именно нахожусь. Спала я плохо, урывками, поэтому нисколечко не отдохнула. Не удивительно, после стольких-то событий.

   Мой фамильяр, демонический крыс Гонза, уже покинул свою норку в запасной подушке и отправился по своим делам, соседка по комнате Делфин Деманже тоже встала и теперь застилала постель.

   — Доброе утро, Кати.

   — Доброе…

   Мы с Делфин были подругами, то есть, до вчерашнего дня я так думала, но Арман де Шанвер заронил во мне сомнения. Ох уж этот Шанвер, то ли враг, то ли друг, то ли подлец, то ли благороднейший шевалье из всех ныне живущих, с ним ничего понятно не было никогда. Он… Впрочем, неважно. Вчера мы с этим месье попрощались навсегда, как влюбленные в финале театральной трагедии, только что заунывного хора на фоне не хватало. «Ты сильная, милая, ты со всем справишься…» В переводе с пафосного на общечеловеческий: «Вы, Катарина Гаррель, корпус филид второго года обучения — простолюдинка, и абсолютно нам, великолепному Арману де Шанверу, маркизу Делькамбру, без пяти минут опять сорбиру, не подходите». Как-то так. «У меня, великолепного Армана, есть невеста — мадемуазель де Бофреман, которой я, впрочем, нисколько не доверяю, но намерен оставаться с ней, пока…». Что пока? А этого мне как раз не сообщили. Обещали только «придержать» коварную Бофреман, чтоб она перестала меня изводить. Как будто мне эта «придержка» хоть сколько-нибудь была нужна!

   В самых расстроенных чувствах я отправилась в умывальню, постояла под ледяным душем, (нет, нет, с водой в наших дортуарах перебоев не было, но холодный душ по утрам был мне привычнее) и, нисколько настроения не исправив, стала одеваться для утренних занятий физической гармонией: узкие кюлоты, приталенный камзол, мягкие гимнастические туфли, все лазоревого цвета, как и предписано «Сводом законов и правил академии Заотар»: оваты — в зеленом, филиды — в голубом, ну и безупречные сорбиры, сливки сливок – в белом, как снег. Вот, если бы жизнь была устроена хоть немного справедливее, Катарина Гаррель могла бы тоже носить белое, но увы, она простолюдинка, да и женщина к тому же. Два из двух — мимо. И все равно, что эта самая Гаррель, то есть я, за чуть больше года в академии умудрилась не только постичь азы магии и выдержать испытание в отряд «стихий», но и получила от святого покровителя сорбиров Тараниса Повелевающего Молниями волшебную способность, которой одаривают лишь безупречных. А еще у меня появился фамильяр, демон-помощник, которые и не у всякого безупречного водятся. Правда, мой демон лишен большей части своих демонических способностей, но это нисколько моей гордости не умаляет. Увы, как я уже заметила, жизнь несправедлива, мне приходится скрывать как Гонзу, так и свои качества боевого мага. Почти от всех, в том числе и от Делфин Деманже.

   Когда я вернулась из умывальни и занялась одеждой, соседка, уже в гимнастическом костюме, который, к слову, этой высокой, соразмерено сложенной блондинке шел чрезвычайно, сидела в кресле у камина. «Нет, нам непременно следует поговорить с Делфин начистоту, развеять нелепые подозрения, иначе, боюсь, наша дружба будет ими омрачена», — думала я, заплетая перед зеркалом косу.

   Нам, простолюдинам, вообще-то приписывается правилами пудрить прически, но по утрам все студенты этим предписанием пренебрегали. Согласитесь, нелепо совершать пробежку или отрабатывать боевые связки с куафюрой на голове? Пренебрегали все, но штрафные баллы от старосты девочек Лавинии дю Ром за это получали только мы с Делфин, каждое утро, день в день. Ну ничего, недолго осталось. Сегодня после занятий состоится ученический совет, на котором, как я надеялась, на должность старосты назначат более подходящего для нее человека, а именно мою подругу и соседку мадемуазель Деманже. То есть, даже не надеялась, а была почти точно уверена. Делфин — серьезная умная девушка с немалым опытом, она несколько лет была старостой девочек-оватов и справится гораздо лучше этой дурочки Лавинии. Почему я обозвала дю Ром дурочкой? Да уж не без оснований. Она — клевретка моего заклятого врага, Мадлен де Бофреман, коварной, злобной, мстительной…

   Нет, даже думать о ней сейчас не буду!

   Я показала язык своему отражению в зеркале и обернулась к Делфин, прикидывая, с чего следует начать откровенный разговор. «Арман де Шанвер тебя подозревает…?» Нет, не так, лучше: «Вообрази, дорогая, ходят слухи, что Бофреман предсказала наши действия в авантюре с Виктором де Брюссо в мельчайших подробностях!» Да, это немного изящней. Предсказания Мадлен, к слову, не сбылись, я не смогла довести дела до конца: заставить шевалье де Брюссо раздеться догола, облить его медом, обвалять в перьях и отправить на всеобщее осмеяние, но планы-то такие были. Или можно еще начать разговор…

   — Не приходи сегодня на ученический совет, — сказала Деманже.

   — Прости? — я вытаращилась на нее, ничего не понимая. — Но ты ведь сама меня туда пригласила.

   — И теперь свое приглашение отзываю, — Делфин на меня не смотрела, ее невероятно интересовало нечто, что показывали только для нее в танцующих язычках каминного пламени.

   Из десятков вопросов, немедленно возникших у меня в голове, ни одного задавать не пришлось, Делфин Деманже, корпус филид, первый год обучения продолжала с испугавшей меня монотонностью:

   — Не приходи, прекрати за мной таскаться, втягивать в свои бездарные и безуспешные авантюры и вообще…

   — Что вообще? Мы больше не подруги?

   Она наконец посмотрела мне в лицо с ледяным высокомерием:

   — Подруги, Гаррель? А мы разве ими были?

   — Мне так казалось, — пролепетала я, все еще надеясь, что Делфин сейчас рассмеется, признается в нелепом розыгрыше, и все будет как прежде.

   Но девушка резко спросила:

   — Когда, Катарина, тебе так казалось? В тот момент, когда ты не отомстила де Брюссо за мою поруганную честь? Ты знала, что этот мерзавец со мной сделал, знала, но предпочла с ним подружиться! Ну разумеется, шевалье - твой товарищ по квадре «вода», он нужен тебе на турнире стихий, послушный и верный.

   — Я Брюссо в квадру не выбирала, нас распределил лабиринт. Что же касается мести… поруганной чести…

   Мысли в голове путались, поэтому и фразы получались бестолково рваными. Пять или шесть лет назад, меня тогда еще даже в Заотаре не было, у Делфин с Виктором было нечто вроде романа, Брюссо обманул бедняжку-оватку, его страсть оказалась притворной, в результате «блистательная четверка» — компания противных аристократов — над Деманже посмеялась. Да, я об этом знала. И, клянусь, если бы Делфин… Но она сама предпочла обо всем забыть.

   — Хочешь, я вызову Брюссо на дуэль? — предложила я. — Стану твоим клинком?

   Девушка фыркнула:

   — Какое запоздалое благородство, Гаррель! Не трудись, за меня уже отомстили.

   Не сказать, чтоб это меня расстроило, с моими-то невеликими успехами в фехтовании, но Делфин продолжала:

   — Виктор де Брюссо с позором изгнан из «блистательной четверки», потерял покровительство маркиза Делькамбра, бывшие друзья его презирают, он жалок и будет растоптан, когда узнает, кто именно занял его место в компании лучших дворян академии.

   — То есть, — не могла я не уточнить, — за твою честь вступилась де Бофреман? Та самая, что ее когда-то…?

   — Прекрати, — перебила Делфин с горячностью, — Мадлен ни в чем не была тогда виновата, она всего лишь слабая женщина.

   «Ну, в ее руках достаточно силы, чтоб дергать за ниточки своих клевретов, — подумала я, — и ты, дорогая, об этом прекрасно знаешь, но покорно вступаешь в ряды приспешников», а вслух спросила:

   — Не эта ли слабая женщина подсказала тебе замечательную мизансцену в комнате пыток? Обезумевший от афродизиака голый шевалье, липкий мед, перья… Ах, нет, прости, ты ведь предлагала наполнить ночной горшок под потолком нечистотами из клозета.

   Деманже поморщилась:

   — Не умничай, Гаррель, если бы у тебя хватило храбрости исполнить все в точности…

   — Сейчас вы с Бофреман обвиняли бы Шоколадницу из Анси в непристойном поведении, спустив в клозет мою репутацию.

   — Твоя репутация? Катарина, ее у тебя нет! Жалкая провинциальная дурочка, бегающая за чужим женихом, ты ненавидишь Мадлен, потому что никогда ею не станешь. Что ты там себе планировала? Разрушить великолепную четверку? Думаешь, тебе это удалось? Ты получила своего жалкого Брюссо, но его место займет…

   — Святой Партолон! — прозрела я. — Мадлен пообещала включить тебя в эту воображаемую квадру?

   Делфин немного смутилась, покраснела, но горделиво приосанилась:

   — И это станет смертельным ударом для Виктора де Брюссо. Ты, Гаррель, можешь сейчас пытаться возражать, указывать на то, что я общинница, что низкое происхождение не позволит мне занять место на вершине, но можешь даже не начинать. Неделю назад моя семья получила дворянские грамоты от его величества Карломана, и теперь меня зовут де Манже.

   Девушка говорила довольно быстро, и паузы между «де» и «манже» я поначалу не осознала, поэтому растерялась, Делфин же восприняла мое замешательство превратно.

   — Не завидуй, дорогая, — протянула она с противными интонациями Бофреман, — не каждому везет иметь подругой Мадлен, обладающую связями при дворе. Кстати, она также поспособствовала тому, что мой папенька стал королевским мебельщиком.

   — Поздравляю, Манже, — присела я реверансе, — вот что значит, правильно выбирать друзей, браво.

   Соседка прекрасно поняла, что над ней потешаются, я же, если честно, держалась из последних сил: голова кружилась, хотелось забиться в угол и разрыдаться от обиды и бессилия. Нужно уходить, скоро начнется занятие утренней гимнастикой, пореву как-нибудь потом, при случае. Где же Гонза?

   Я побрела к двери, но Делфин не собиралась оставлять за мной последнего слова.

   — Дворянские грамоты, королевский заказ, место в блистательной четверке, — перечислила она звонко, — и сверх того, сегодня на студенческом совете я получу должность старосты девочек-филидов, отобрав ее у идиотки дю Ром.

   «Как будто последнего она не получила бы без Бофреман!» — подумала я раздраженно и обернулась на пороге:

   — И снова браво, Манже! Только, знаешь, не вздумай хвастаться барышами от продажи старых друзей друзьям новым, они аристократы, не поймут!

   Я так сильно хлопнула дверью, что, не будь потолки дортуаров зачарованы, с них непременно бы обсыпалась штукатурка. Брямс! Вот так! Последнее слово все же осталось за мной, но меня это не утешало. Гадость, какая гадость…

   Мой учитель с виллы Гаррель месье Ловкач всегда считал, что от дурных мыслей нет ничего лучше физической работы, и когда его Кати хандрила, он отправлял ее в сад, собирать упавшие яблоки, или на кухню, помогать кухарке Бабетте перебирать чечевицу, чистить котлы, натирать до блеска столовое серебро. Сейчас же я надеялась, что меня излечит пробежка и тренировка. Увы, кроме пота и боли в мышцах, они мне ничего не принесли. Я старалась, чтоб товарищи по квадре «вода» моего плохого настроения не заметили, и это удалось, потому что де Брюссо хандрил еще больше меня, и, в отличие от дочери великой актрисы Дивы Шанталь, притворяться не умел. На расспросы Лазара с Мартеном он отвечал односложно. Да, плохо спал, нет, не расстроен. Шанвер? Они больше не друзья, хотя пока остаются соседями по комнате. Теперь, когда Арман нашел своего фамильяра, ему, скорее всего, предложат вернуться к сорбирам в Белые палаты. Демона видел, огромная, с тигра ростом, генета.

   Значит, вчера я очень вовремя сбежала из родонитовой пещеры, в которой оказалась. Урсула, фамильяр Шанвера, был там, под толщей розоватого с серебряными прожилками волшебного минерала. Последний блокирует большинство видов магии, неудивительно, что, попав в этот капкан, генета не смогла самостоятельно выбраться и была недоступна для поисковых заклинаний. Для заклинаний недоступна, но зелье Мадлен де Бофреман оказалось сильнее магии. Браво, Мадлен. Действительно браво, как бы я тебя не ненавидела. Ты помогла своему жениху де Шанверу, он вернет себе память, стертую в наказание за проступок, который он не совершал, и сможет опять исполнять сорбирское кружево. Простите, но Шанвер и без того колдовал как сорбир. Где Гонза? Нам нужно это обсудить.

   Я попыталась бросить призыв, никаких особых манипуляций для этого не требовалось, просто «громко подумать», ответа не получила, отчего расстроилась бы еще больше, если бы было куда.

   Когда мы, мокрые от пота и шатающиеся от усталости, спускались с парнями с крыши башни Живой натуры, где проходила тренировка, Брюссо оказался рядом.

   — Кати, — позвал он негромко, — а что такого произошло с мадемуазель Деманже? Вчера вечером я попытался вымолить ее прощение, но Делфин… Она показалась мне странной.

   — Неужели? — сказала я, чтоб что-то сказать.

   Рассказывать Брюссо о дворянстве бывшей подруги я не собиралась, она же, наверняка, хочет пригвоздить его своими блестящими новостями, пусть насладится.

   — То есть, — продолжал шевалье, — ты же понимаешь, я не надеялся на немедленное прощение, это был только первый шаг в длительной осаде, ну, знаешь, опуститься на колени, склонить голову…

   Я взмолилась:

   — Избавь меня от подробностей. Мадемуазель не приняла твоих извинений, потому что им недоставало искренности, вот и все.

   — Искренности? Да ею можно было затопить весь Заотар!

   — Ты обвинил во всем Бофреман? — предположила я.

   — Да нет, рассказал Делфин всю правду, — Брюссо пожал плечами, — ну, те крохи, которые помнил, тогда у меня такой кавардак в голове творился, не только у меня.

   И, сколь я не желала остаться в неведении, меня все же просветили. Зелья, много зелий, веселящих, дурманящих, возбуждающих, шевалье из «блистательной четверки» потребляли тогда их без разбора и ограничений. Зачем? Виктор объяснил с интонациями старшего товарища:

   — Для эмоций, Кати, для чувств, ты новичок в ментальной магии, но скоро и тебя ждет пресыщение, ты будешь буквально по крохам искать, чем наполнить контур мудры.

   — То есть, опозорив порядочную девушку, ты теперь пытаешься оправдать свою мерзость помутнением рассудка? — спросила я строго, борясь с желанием залепить Брюссо пощечину.

   Шевалье прижал ладони к груди:

   — Клянусь, я даже не понял, что кого-то там опозорил. Какая-то оватка, простолюдинка, да я имя ее запомнил года через полтора после этих событий. Прости… — Виктор наконец заметил мою ярость. — Прости, Катарина, ты совершенно другое дело.

   Мы стояли у портшезной колонны, поджидая кабинку, Лазар с Мартеном уже уехали, забившись туда вместе, моя нога конвульсивно подергивалась, каблук выбивал дробь по мраморному полу. «Дробь? Да это же то самое стаккато, о котором меня предупреждал Шанвер, фаблер, дар Тараниса — святого покровителя сорбиров. Спокойно, Гаррель, не хватает тебе разрушить еще и башню Живой натуры, или где вы сейчас находитесь». Я перенесла вес тела на непослушную ногу, спросила с преувеличенным дружелюбием:

   — Другое дело? А отчего же со мной ты тоже не был куртуазен? Ты, Брюссо, чуть не залез мне под юбку. Или об этом ты тоже мало что помнишь?

   — Прости, — Виктор потупился, — нет, нет, Катарина, не отмахивайся, я, на самом деле, полон раскаяния, и, поверь, приложу все силы, чтоб заслужить твое прощение, мадемуазель Гаррель из Анси, мой боевой товарищ по квадре «вода».

   Говорил ли он искренне? Так, по крайней мере, выглядело. Только вот я Виктору де Брюссо не верила, впрочем, это касалось любого аристократа Лавандера, поэтому сменила тему разговора, спросила, что подтолкнуло шевалье к смене цвета шевелюры. Виктор — блондин, его волосы, длинные, как у любого дворянина, до середины спины, в этом году приобрели настолько светло-жемчужный оттенок, что издали казались седыми. В ответ на вопрос меня развлекли анекдотом, историей, которая должна была бы показаться забавной, но мне не показалось. Мой товарищ по квадре, дворянин, между прочим, стащил флакончик с притираниями с туалетного столика герцогини Сент-Эмур, когда гостил в ее доме. Немыслимо! Нет, гостил и гостил, тем более, герцогиня — мачеха Армана и родная мать Купидончика Эмери, но украсть?!

   К счастью, наконец появилась кабинка, я кивнула Брюссо, села в портшез. Да где же демоны носят моего демона!? Гонза, ответь!

   До завтрака следовало принять душ, да, опять; я стояла под ледяными струями по два раза утром и, если было желание, повторяла процедуру перед сном. Нет, остальные студенты так не делали, слава святым, в академии хотя бы это не контролировал свод правил. Деманже, то есть простите, де Манже в спальне не было, то ли успела переодеться раньше, то ли задерживалась на своей тренировке (квадра «серебро», отряд «металлы»). Уточнять, заглядывая в ее гардеробную, я не стала, открыла дверцу своего шкафа. Какой кошмар! Лазоревое форменное платье пришло в негодность! Вчера, раздевшись в темноте, я повесила его на специальные плечики, обычно этого хватало, чтоб за ночь одежда стала свежей и отглаженной, хозяйственная оватская магия. Но это обычно, когда я всего-навсего хожу в этом платье по коридорам, посещаю лекции, сижу в столовой. Вчера же я провалилась в пещеру, разодрала по шву юбку, испачкала ткань в какой-то гадости, кажется, это мед из треклятого ночного горшка, ко всему, каркас фижмы оказался поврежден, гибкие прутья попросту поломались.

   «Ничего страшного, — отгоняла я подступающую панику, — я попрошу Купидона все починить, он прекрасный оват, он уговорит форму вернуть прежнюю форму». Идиотский какой каламбур!

   В гардеробе, кроме лазоревого платья, висело еще несколько: то, в которым я уезжала с виллы Гаррель — шерстяное дорожное с крахмальным воротничком, бледно-зеленое, которое некогда казалось мне нарядным, домашнее. Шерстяное на меня не налезло, за прошедший год я немного поправилась в груди. То есть, не немного, а, как оказалось, катастрофически. Зеленое пришлось бы в пору, если бы я в нем прекратила дышать, но увы, этот наряд некогда пострадал, его исполосовали перочинным ножом, Купидон исполнил магию, уговорил, починил, но это было больше года назад, кажется, за это время зеленый шелк утомился, или передумал, или вообще лишился некоей душевной эманации, которой обладают предметы. С отчаянием я разглядывала неаккуратную бахрому, в которую превратилась юбка. Домашнее платье? Увы, с ним произошло то же самое, что и с нарядным. Все это придется сжечь вместе с разодранными вчера чулками.

   Мадам Информасьен уже объявила время завтрака, а я все так же лихорадочно перебирала жалкий свой гардероб, уже не сдерживая слез. Святой Партолон, да за что же мне весь этот кошмар?

   — Какой кошмар, — сказала Натали Бордело, вошедшая в спальню, — и какое счастье, что тебя удалось застать. Не реви, сядь, выпей воды, дай я посмотрю, что можно сделать.

   Я покорно опустилась в кресло, налила из графина воды в бокал, руки дрожали, но мне удалось сделать глоток. Горло сжало спазмом, я закашлялась. Не мой день, абсолютно не мой.

   Натали с деловитой невозмутимостью перебрала одежду, сложила ее стопкой:

   — Это — на утилизацию, лучше сжечь.

   Я поморщилась:

   — Да хоть немедленно. Что делать с формой? Купидон сможет ее починить?

   Бордело пробежалась пальчиками по швам и торчащим из ткани обломкам прутьев фижмы:

   — Увы, дорогая, если бы мы с тобой уже не перешивали это платье, Эмери оватской магией мог бы попробовать на время его исправить, но наше вмешательство изменило саму суть зачарованного изделия.

   Ну да, я еще летом расставила грудные вытачки, из-за того, что моя фигура несколько изменилась с возрастом, а Натали перешивала юбку, устраивая в ней тайное гнездышко для фамильяра, мы с Гонзой тогда только закрепляли свое слияние и не должны были расставаться ни на минуту. Кошмар…

   — Его тоже сожжешь, — решила подруга, от чего стопка выросла еще на один лазоревый этаж, а потом увенчалась, как крышей, парой форменных туфель. — И обувь. Каблук сломан, подметка оторвана, поверь, починка у артефакторов обойдется дороже покупки новой пары.

   — Нет! Никаких трат! — воскликнула я и отчаянно покраснела.

   Натали с улыбкой вздохнула:

   — Не бойся, Кати, я не стану предлагать тебе денег в долг, и вовсе не из опасения оскорбить твой нелепую гордость. У меня их попросту нет, родители, вздумавшие контролировать мои расходы, оставили меня на этот год без единого гроша.

   Бордело говорила это не затем, чтоб я ей посочувствовала, ее родня не была чудовищами, они заранее оплатили академии все необходимые дочери дополнительные услуги и предметы. А наличности лишили, чтоб Натали, наша романтичная кокетка, не смогла подкупить кастеляншу мадам Арамис и прекратила переписку с многочисленными поклонниками за стенами Заотара. Об этом я знала, поэтому пожала плечами:

   — Как-нибудь все образуется со временем. Но сегодня мне нечего надеть на занятия, не могу же я сидеть на лекциях в гимнастическом костюме.

   — Сегодня? — Натали присела около камина. — Позволь мне сжечь с прочим и твое чудовищное шерстяное платье, и я подарю тебе совет.

   — По рукам, но сначала совет.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

150,00 руб Купить