Оглавление
АННОТАЦИЯ
Когда твоя единственная цель — просто выжить, как далеко ты готов зайти ради неё? Обмануть, предать, убить? Остаться человеком, пожертвовать собой ради другого? Они такие разные, но их объединяют обстоятельства — и Цель. Одна на троих. Кому же в итоге судьба подарит шанс на спасение? Самому опытному? Самому сильному? Самому коварному? Или?..
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРАМ
Это был обычный рядовой вылет. Разве что незапланированный, но и такие иногда случались. А уж выручить профессора Мэнсона и вовсе святое дело! Во всяком случае, для Крама. Хотя и другому он бы вряд ли отказал: как шутили бывшие однокашники, Крам Рэйвен — самый безотказный парень на потоке. Почему? А просто фамилия обязывает!
Фамилия у Крама знаменитая. Отец — герой последней войны, первоклассный пилот, за плечами которого сотни успешных операций и тысячи спасённых жизней. Награды, звания, уважение начальства и искренняя любовь и восхищение жителей родной Теи, в очередной раз отстоявшей свою независимость… В числе последних оказалась совсем ещё юная девушка, дочь кого-то из сослуживцев, которая с восторгом приняла его ухаживания и, даже став женой, не утратила этой своей восторженности. Её муж — самый лучший, она им так гордится!
Единственным сыном гордиться поначалу получалось не очень. Вернее, так — его сначала просто безудержно любили. И мечтали, и планировали — как он пойдёт по отцовским стопам и станет новым знаменитым на всю галактику пилотом Рэйвеном. Даже имя ему дали с дальним прицелом — суровое, совершенно не подходящее тихому, мечтательному мальчишке. На одном из старых наречий «Крам» означало «твердыня».
Как бы то ни было, учиться он пошёл в военно-космическую школу, самую лучшую, и, разумеется, на пилота. Был среди первых — умение «слышать» корабль и филигранно управлять им в самых, казалось бы, безнадёжных ситуациях, как не без зависти шутили коллеги, он получил почти что на халяву, с отцовскими генами.
До первой настоящей, приближенной к боевой практики на границе и последующего за ней выпуска оставалось всего пара недель, когда без преувеличения всю Тею потрясло трагическое известие: Трой Рэйвен скоропостижно скончался во время перелёта на соседнюю Гриану. Очередная межгалактическая конференция (после выхода в отставку он частенько развлекался, присутствуя на них в качестве почётного гостя), современный пассажирский корабль, каюта «люкс», знакомый и очень опытный пилот… Нет, на них не напали побеждённые «мстители», варрны, или какие-нибудь залётные пираты — уж что-что, а ближайший сектор теяне и их соседи защищали на совесть, не подвела техника, не вынырнул невесть откуда крупный метеоритный обломок (бывало, но не у них). Просто… сердце. Так глупо — и так фатально. Сидел бы в общем зале, успели бы спасти, но никто не решился беспокоить знаменитого пассажира до самого прилёта. И только когда он не вышел, как обычно, пожать капитану руку и поблагодарить за доставку — старая пилотская традиция — персонал наконец-то забеспокоился. Но было уже слишком поздно…
Мама была буквально раздавлена горем. Она просто не представляла, как жить дальше. Поэтому никто не удивился, что Крам временно забросил учёбу. Куда больше удивились, и это ещё слабо сказано, когда он не вернулся совсем. Просто забрал документы и поступил в сугубо мирный геологический. Впрочем, Рэйвен-младший всегда был со странностями. Да, ответственный, да, надёжный, никогда не подставлял товарищей и не пытался вылезти вперёд, прикрываясь именем отца, но при этом чересчур закрытый. Близкой дружбы ни с кем не водил, в редких и потому вожделенных вечеринках не участвовал и вообще вне учёбы предпочитал проводить время в одиночестве. Таких на потоке больше не было — за время бесконечных тренировок и длительных учебных вылетов пилот и так почти всё время один, не считая незримого координатора, успеваешь истосковаться по общению! Но Крама вполне устраивало общество галанета. Как ни зайдёшь — вечно сидит, уткнувшись в монитор. И добро бы на развлекательных порталах! Нет, читает какие-то скучные научные статьи. Одно слово — чудной.
А вот новые сокурсники знали совершенно другого Крама Рэйвена. Не душа компании, но уж точно не демонстративный одиночка. Он активно участвовал в учебной и неучебной жизни курса: так же как все, яростно спорил с товарищами во время программных диспутов, отстаивая свою точку зрения; не без удовольствия проводил время в любимой геологами «Седой древности», где как-то раз радостно упился до первого в жизни тяжёлого похмелья; до изнеможения работал «в полях» и каждый раз с трепетом вслушивался в незатейливые слова старинных походных песен, которые традиционно исполнялись под аккомпанемент допотопной гитары.
Могло показаться, пилот Рэйвен-младший превратился в совершенно другого человека. Но это было не так. Просто сейчас, впервые за всю свою жизнь, он чувствовал себя по-настоящему свободным. Он наконец-то был на своём месте.
***
Несколько лучших студентов удостоились чести лететь на Дриопу с самим Доном Мэнсоном — известнейшей в их кругах личностью, неутомимым, несмотря на годы, исследователем, как он шутил, «всего, что не движется». Участвовать в его экспедициях мечтали все, но удача улыбнулась немногим. Крама совершенно не смущало, что вожделенная для профессора планета находится вдали от оживлённых межпланетных трасс, в самом малообитаемом секторе галактики. Так даже лучше! Ближе к природе, меньше зевак путается под ногами, меньше всяких бумаг заполнять по прибытии… У Мэнсона было невероятное чутьё на интересные находки, и экспедиция в очередной раз это доказала: среди ничем не примечательных скальных пород они обнаружили поверхностные залежи ценнейшего руодерита. Найденное тянуло не только на очередную научную сенсацию, но и обещало будущим разработчикам сумасшедшую прибыль. Воодушевлённый перспективами, профессор вознамерился отвезти образцы лично, но не на Тею, до которой было добрых две недели пути, а на ближайшую «цивилизованную» планету, где работал по контракту его близкий приятель. Корыстной выгоды в этом не было вовсе: Дон пользовался своим официальным правом выбирать разработчика крайне редко, в основном когда существовала угроза вмешательства в их дела союзных военных ведомств, «которые никогда не думают об окружающей среде и до сих пор применяют для разработки грубые, просто варварские методы!». Мэнсон ратовал за минимально возможное воздействие на экосистему, особенно диких и не слишком перспективных планет, до которых мало кому есть дело. Своей щепетильностью и неподкупностью он нажил себе достаточно врагов, но куда больше было тех, кто, пусть и ради материальной выгоды, стремился не нарушать взятые на себя обязательства. Быть с профессором в хороших отношениях означало работать на перспективу и иметь приличную деловую репутацию — общегалактического масштаба, ни больше ни меньше. Об этом предпочитали помнить.
Разумеется, профессор намеревался взять одну из «илонок», маломерных челноков, предназначенных исключительно для ближних перелётов. Гонять ради этого мощный экспедиционный корабль было чересчур расточительно, а в этой ситуации и просто физически невозможно: при работе на малоизученных планетах его использовали в качестве жилища и мобильной лаборатории. Проблема была в другом: всё та же инструкция категорически запрещала пилотам разделяться. Для управления «этой бандурой» были нужны оба, практически в равной степени. Какие-то непредвиденные обстоятельства, в любой момент требующие немедленной эвакуации с планеты, — к сожалению, во время экспедиций случалось всякое, и Мэнсон тому неоднократный живой (ттт!) свидетель. Поэтому и взялся лететь сам. А пилот из него был… Рэйвен-старший пренебрежительно называл таких, как он, «небесными курицами». А его сын просто поставил наставника перед фактом: они летят вместе. И даже позволил себе слегка укоризненный тон — в отличие от легкомысленных сокурсников, все преподаватели знали, что он не однофамилец, а близкий родственник «того самого Рэйвена». Мог бы и попросить! Хотя чему удивляться, в этом был весь профессор. Крайне скромный, несмотря на мировую известность, он предпочитал не отягощать окружающих своими проблемами и с большинством из них успешно справлялся в одиночку.
Чуть меньше двух суток в пути. Пустынный сектор, признанный полностью безопасным для полётов: ни тебе аномальных зон, ни мало-мальски значительного скопления астероидов. Скукота! Не «вылет», а так, лёгкая прогулка.
Первый день прошёл отлично. Дон, отоспавшись, не уставал развлекать его геологическими байками. Потом они, конечно, обсудили и более серьёзные темы, исключительно научные, потом…
А потом, по ощущениям Крама, он провалился в преисподнюю.
Ледяная тьма разом обступила со всех сторон, стиснула беспечно расслабленное тело, вышибая воздух из лёгких, беззвучно ломая кости (или ему это только казалось?). Неимоверным усилием Крам сумел опустить веки — чтобы хоть как-то отгородиться от этого осязаемого кошмара — и это было его последнее осознанное движение. Тьма затопила его целиком.
Сколько времени длилось это не-бытие — секунды, годы? Крам снова возник в реальном мире и времени так резко, словно его мгновенно, по чьей-то команде, «включили»: вернулись ощущения тела, вернулось сознание, ясное, незамутнённое. Вернулась память, заставив испуганно распахнуть глаза…
На первый взгляд, всё было так, как и раньше. Он, живой и, кажется, невредимый, по-прежнему сидел в кресле пилота. Соседнее пустовало — Дон перед этим ушёл за новой порцией кофе… Дон! Крам машинально дёрнулся, собираясь вскочить… и потрясённо замер на месте. Мозг одновременно обожгли две дикие мысли:
«Ни один прибор не работает!»
«Мы… сели?»
При всей своей дикости, обе они были очевидны. Рубка выглядела абсолютно мёртвой — ни единого огонька на приборной панели, ни единого работающего датчика! А на обзорном экране вместо привычной космической панорамы на него насмешливо смотрел вполне реальный, но вместе с тем совершенно невозможный мир. Невозможный просто потому, что их цель — ближайшая к Дриопе Иола — была на расстоянии суточного полёта. Поправка: тогда была. А сейчас? Где они, чёрт возьми?!
Так, этот вопрос можно пока отложить, важнее убедиться, что профессор в порядке. Парень нервно отстегнул страховочные ремни, которых по пилотской привычке почти не замечал, и поспешил в пищеблок.
На «илонке» всё было компактным. Кухонька и вовсе мизерная, никакого намёка на уют и какие-то излишества: внушительный шкаф со стандартными саморазогревающимися пайками, ящик с посудой, он же подставка для термопота, небольшой стол, пара стульев и диванчик. На нём обычно и сидели — всё равно питались по очереди. Хоть с каким автопилотом пара живых глаз в рубке точно не повредит…
Пришлось включить фонарь: иллюминатора здесь не было, а всё освещение, включая аварийное, вырубилось вместе с остальным оборудованием.
Мэнсон обнаружился на диванчике. Крам внутренне выдохнул:
— Дон, вы как? Руки-ноги на месте? Не обожглись?
— Нет. Я в порядке, — не сразу отозвался тот. Голос звучал странно — невыразительно, будто бы через силу, и Крам вновь насторожился.
— Дон? Вы ранены?
— Глупости, конечно нет.
Разглядеть выражение его лица совершенно невозможно. Проклятье!
— Только не нужно меня успокаивать, договорились? Сейчас я помогу вам дойти до каюты, там света больше, ляжете нормально, и…
— Не стоит, кхе-кхе… Мне и здесь неплохо, — придушенно хмыкнул профессор. — Тащи сюда стандартную аптечку!
— С витаминами и успокоительным? Нет уж, вам надо…
— Я лучше знаю, что мне надо. Не спорь.
Раньше Мэнсон никогда не разговаривал с ним в таком тоне, и Крам машинально послушался. Плюхнул на стол компактную коробку, распечатал.
— Что доставать?
— Двигай сюда, сам найду… Мы же сели? — перевёл тему Дон.
— Сели. Понять бы ещё куда!
— А навигатор..?
— Сдох, как и всё остальное. Связи тоже нет, я проверил, — мрачно доложил Крам. — Хорошая новость — по моим ощущениям, посудина абсолютно цела. Плохая новость — без приборов нам не взлететь. Даже сигнал подать не сможем.
— Нашим — не сможем. Надо понять, что это за место, попробовать связаться с аборигенами, ну, не мне тебя учить. Нас физически не могло отнести далеко от Дриопы. Сходи на разведку, может, и признаешь чего.
— Принесу вам образец породы, — усмехнулся парень. — Вы и признаете.
— Оружие не забудь. И защиту.
— Спасибо за напоминание, — с чуть заметной иронией отозвался Крам. — Я быстро, только осмотрюсь. А потом вытащу вас отсюда и проверю датчиками… Чёрт, они же тоже!.. Короче, так проверю. Не волнуйтесь, ни царапины не пропущу.
Дон «впечатлился» и страдальчески вздохнул.
Сборы заняли от силы пару минут. Защитный костюм, парализатор, ненавистный бластер — всё это хранилось в рубке, рядом с пилотским креслом. Двери пришлось открывать вручную: вернее, отодвигать, предварительно попыхтев над заклинившим механизмом. Прощай, автоматика, здравствуй… как там раньше шутили? — подручная швабра? Похоже, придётся срочно вспоминать исторические хроники, причём сугубо мирные!
Выскользнув наружу, Крам разом оставил посторонние мысли и внимательно оглядел окружающий пейзаж. Какая-то нереальная тишина, ни шелеста ветра, ни птичьих голосов… Ни-че-го. Повсюду, насколько хватало глаз, — высоченный девственный лес (значит, не Иола), и лишь вокруг челнока аккуратная, совершенно лысая поляна. Местные деревья довольно странной формы: ни единого прямого ствола, все изогнуты самым причудливым образом; густые тёмные кроны, кажется, намертво срослись между собой. Не особо приятное зрелище, ну так он и похуже видел. На той же Адорре, где была прошлая практика, пейзажи куда более зловещие… Соваться в лес на разведку нет смысла, успеется ещё.
Крам обошёл «илонку» кругом, бдительно оглядываясь и одновременно отмечая про себя удивительную мягкость посадки: кораблик стоял прямо, без малейшего перекоса, причём на абсолютно целых «подушках», которые и обеспечили эту самую мягкость. При этом он был готов поклясться, что не активировал их! Зачем, ведь до Иолы были ещё сутки пути! Кто же это сделал и с какой целью? Почему тогда вся остальная автоматика безнадёжно мертва? При такой ювелирной посадке этого просто не должно было быть! Впрочем, как и самой посадки — на «сюда — непонятно куда».
Ах да, образец! Крам ковырнул носком сапога блёклую палевую землю, вернее, попытался — безуспешно. Новые попытки завершились столь же плачевно: при всей своей внешней податливости, местная почва оказалась твёрдой как монолит. Её даже прихваченный с собой геологический нож не взял. Похоже, что без специнструментов ни единого камешка на отколешь! Инструменты на борту были, но Крам решил, что невольное научное любопытство подождёт. Сначала он должен убедиться, что профессор в полном порядке, а уж потом…
— Дон, я вернулся!
Оставленный ему фонарик почему-то выключен. Тишина… Заснул?
Крам неловко протиснулся к столу, с шумом свалив незамеченный в темноте стул. Мэнсон даже не дёрнулся. Крам осторожно похлопал его по плечу:
— Дон?
Не упился же он от стресса снотворным? Кто угодно, только не он!
Плюхнулся рядом. Рука зашарила по столу в поисках фонаря, но нащупала… что это? Небольшая плоская коробочка, уж точно не аптечка… Прикосновение оживило её, и это было настолько неожиданно, что парень едва удержался от вскрика.
«Крам, прости, но похоже, я тебя подвёл. Сожалеть поздно, всё равно ничего не изменишь… я это чувствую. Надеюсь, ты не будешь костерить меня, когда выберешься отсюда. Ты выберешься, я знаю.
Не стирай эту запись. Отдашь её Кэбу Стадену, он всё сделает, бумаги я давно составил. И передай Агнеле… я жалею, что не успел. Она поймёт. Прости, мальчик.»
Едва слышный вздох — и тишина. Запись окончена.
Крам с минуту сидел неподвижно, отказываясь воспринимать эту новую страшную действительность, потом вскинулся и бешено затряс профессора:
— Дон! Чёрт, что за глупая шутка, что вы себе позволяете?! Почему, за что вы так со мной?! Дон!
Наставник молчал, деревянной куклой болтаясь в его руках. Короткая запись на унифоне — вот и всё, на что хватило стремительно покидающих его тело сил. Но он всё-таки успел…
Только спустя полчаса и две капсулы успокоительного Крам заставил себя перенести тело профессора в его каюту. В тусклом свете лицо Мэнсона казалось серым, но удивительно спокойным. Отчего он умер, и так внезапно?! Никаких видимых повреждений, абсолютно никаких! «Датчики» — простейший медицинский анализатор, приказал долго жить вместе со всей автоматикой, значит, до возвращения к цивилизации выяснить это не удастся. Если только оно состоится, это возвращение…
Вот об этом и надо думать. К этому надо стремиться. Ради последней воли любимого учителя, ради себя! Нельзя поддаваться панике, это смертельно опасно!
Но… Что же ему теперь делать?..
Для начала, как ни смешно, — просто выспаться. Сейчас он слишком измотан, и физически, и морально. В полёте Крам позволил себе лишь пару часов чуткого сна, по въевшейся привычке не доверяя вести «свой» корабль «чужаку». Нужно хотя бы ненадолго расслабиться, забыться — чтобы потом с ясной головой начать действовать. В любом случае покорно сидеть на месте без возможности подать хоть какой-то сигнал просто верх глупости. Над более умным планом он подумает завтра.
***
Выспался он всё же неплохо. Как показал утренний осмотр, за ночь на корабль никто не покушался: ни какие-нибудь местные дикари, если они вообще имелись в наличии, ни крупные хищники вроде адоррских гигантэр.
Положительные моменты на этом заканчивались. Первым делом Крам заглянул в соседнюю каюту в глупой детской надежде — увидеть своего спутника живым… да, глупо. Потащился на кухню, нашарил в шкафу коробку с едой, так же на ощупь сгрёб пару пакетов мультивита. Выпить горячего уже не судьба, но спасибо и на том, что при должной экономии две, а то и три недели на этих запасах протянуть можно. А вот что будет дальше, если к тому времени его так никто и не найдёт… Усилием воли Крам запретил себе рисовать дальнейшую и, увы, предсказуемую картину. Проблемы надо решать по мере их поступления — эту нехитрую мудрость отец открыл ему ещё в детстве. «Не торопись, не хватайся за всё сразу, сядь и спокойно подумай о том, что сейчас для тебя самое важное. С этого и начинай.»
К концу завтрака нехитрый план на день был готов.
Первое: тщательно осмотреть внутренности «илонки». Вдруг всё же можно реанимировать оборудование подручными средствами и взлететь? Для начала хотя бы на орбиту, чтобы подать сигнал, и можно просто лечь в дрейф и ждать помощи. Шанс на то, что он её дождётся, довольно высок. Только бы взлететь!
Второе, самое тяжёлое: в случае неудачи по первому пункту надо похоронить профессора. С этим, к сожалению, без вариантов — температура внутри корабля скорее комфортная, «за окном» ледников не наблюдается, стало быть, придётся как-то долбить эту непонятную породу.
Третье, с переносом на завтра и последующие дни, если ему суждено здесь застрять: разведка местности. Паршиво, что у него нет ни малейшей информации о том, что это за планета и чего от неё можно ожидать, но выбирать не приходится. Это в его же интересах.
Пока всё.
Нет, ещё четвёртое. Крам дал себе обещание, что прямо с сегодняшнего дня начнёт вести бортовой журнал. Если вдруг все его попытки выбраться отсюда потерпят крах и по каким-то причинам поисковая служба сильно запоздает и не застанет его в живых, мать и коллеги хотя бы узнают о том, что с ним произошло. А пока он жив… Это просто поможет не сойти с ума.
«День первый.
Челнок в полном порядке. Никаких внешних повреждений, внутренних, насколько я могу судить, тоже. Ни единого вырванного болта, всё на месте, обшивка целая, топлива хоть залейся. Значит, мы (зачёркнуто) я нахожусь в прежнем секторе. При этом подняться в воздух не представляется возможным. Перепробовал все возможные способы. Не вижу смысла больше к этому возвращаться.
Далее. Портативный газоанализатор в рабочем состоянии, благодаря ему сделал неожиданное открытие — состав здешнего воздуха годен для дыхания. Проверил на себе, жив. В то же время почва настолько тверда, что даже под деревьями почти не поддаётся воздействию ручного геологического инструмента. Парадокс. Автоматика недоступна, вследствие чего работа продвигается крайне медленно: за четыре часа углубился всего на половину ладони. Сегодня не закончу, вымотался. Тело завернул в одеяло, вытащил наружу, здесь явно прохладнее. Оставил между «подушками», просветы завалил тяжёлым барахлом, зверьё не достанет. Кстати, за весь день не видел ни одного представителя местной фауны, даже самого мелкого, что странно. Флора, впрочем, тоже весьма однообразна — навскидку пара видов. Завтра узнаю точнее. Сейчас иду спать.
Курсант (зачёркнуто) студент-геолог Крам Рэйвен.»
«День второй.
Профессор исчез! То есть тело. Простите, Дон…
Заслоны на месте, внутри пусто, одеяла тоже нет. Посторонние следы отсутствуют. Предположений… много, все сугубо ненаучные, короче, пока одни страшилки в голову лезут. Озаботился дополнительными запорами, в том числе наружным. С корабля уйти всё-таки придётся. Для начала недалеко: опасаюсь потерять ориентир, лес выше. Зато можно попробовать влезть на дерево, возможно, удастся разглядеть окрестности. Бластер, геолипучки, бинокль — что мог, предусмотрел. Ни пуха!
Позднее. К чёрту… «Восхождение» заняло целый час, столько же спуск. Результат почти нулевой — видны лишь более высокие деревья. В одной стороне кроны будто уходят в дымку. На привычный туман не очень похоже, но если это всё же туман, значит, там может быть водоём. Или болото, или просто низина. В любом случае завтра с утра пойду в ту сторону. В лес пока не углублялся, но впечатлений уже хватило, исключительно негативных, несмотря на отсутствие видимых угроз. Сложно объяснить, но он давит. Нет ветра, листья практически не шевелятся, ветки не скрипят даже под моим весом. Тишина полнейшая, воздух вязкий и тяжёлый, хотя показатели ровно те же. Завтра возьму шлем, на всякий случай.
Позднее. Сделал из подручного материала «маяк» — отражатель на длинном шесте, закрепил где смог, до верхней точки челнока, к сожалению, не добраться. По первой прикидке он выше среднего дерева, завтра проверю. Размечтался, что его засекут из космоса...»
«День третий.
Маяк виден.
Устал как собака. До «дымки» не дошёл, без нескольких ночёвок и не дойду. Ничего нового не увидел: животные тут парадоксальным образом отсутствуют как класс, тепловизор не засёк и малейшего движения. Попробую ещё ночью покараулить. Возможно, я нахожусь в какой-то аномальной зоне или скоро начнётся некий местечковый катаклизм, от которого уже сделало ноги всё живое? В любом случае мне идти некуда…
Продолжаю разведку.»
«День четвёртый.
Рискнул развести костёр. Деревья здесь тоже «каменные», но встречаются упавшие, их кора и ветки мягче и вполне прилично горят.
С наслаждением выпил кофе — самый приятный момент за всё это время. Из-за экономии пришлось ограничиться одной чашкой.
Впервые подумал о том, что начинаю тяготиться одиночеством. Раньше я к нему стремился — и вот. Легко желать одиночества, которое можно прервать, просто выйдя за дверь. Сейчас эта роскошь недоступна. Отдал бы полжизни за то, чтобы Дон был со мной…»
«День пятый.
…Всё труднее поверить в то, что нас ищут. Умом понимаю — должны, не ради меня, ради профессора. Значит, просто не могут найти. Куда нас всё-таки занесло? Чувство беспомощности… бесит!!!»
«День шестой.»…
«День десятый.
Привет, Илонка! Наконец-то я это сформулировал! Меня занесло в умирающий мир! Не совсем ещё мёртвый, у него же пока есть я. И та несуразная «бабочка», которую я видел позавчера — как минимум. А всё остальное… Вспомнил строку из классики (не помню конкретно откуда):
«Вдыхаю тлена горький запах
И скоро тленом стану сам.
Но никому я не отдам
Души моей…»
Чёрт, забыл. И немудрено — какая нормальная рифма может быть у слова «запах»?
Про «тлен» это я пока фигурально, но кто знает? Навязчиво преследует ассоциация с увязшим в смоле насекомым, где в роли насекомого — я сам. Кажется, сколько ни трепыхайся, итог очевиден: поглощение и полимеризация. На корабле, в привычной обстановке, это ощущение сильно притупляется, но стоит только выйти наружу… А выходить надо, иначе поглощение начнётся в самое ближайшее время. Что ж, конечно, все мы там будем. Но я, пожалуй, ещё побарахтаюсь!»
«День двенадцатый.
Я был прав. Похоже, превращение меня в «музейный экспонат» идёт полным ходом, просто я этого не замечал. Пока сегодня не обнаружил на кухне запас из семнадцати пайков. Семнадцати! А должно было уже ничего не остаться, я же знаю, сколько там было. Даже на одного — катастрофически мало. Штука в том, что я стал намного меньше жрать. Не по две порции в день (с учётом физических нагрузок самый минимум), но я почти сразу решил экономить, растягивал одну на утро и вечер плюс витаминная капсула из аптечки. На таком прокорме впору только-только ноги передвигать, а я всё бегаю как припадочный — и ничего. Сейчас вот поймал себя на том, что не доел — хватило. Можешь ты это себе представить?! И я не могу. Однако вот — живу, суечусь и даже не особо устаю. Сомневаюсь, что во мне столько скрытых резервов, скорее впору кивать на Доходягу. Ага, я и планетку решил как-то обозвать, а что, мне можно. Доходяга ему вполне подходит, правда? Так вот, додумался я до того, что он пытается то ли продлить мои трепыхания (насколько меня ещё хватит, развлечение с доставкой на дом), или, наоборот, оставить мне меньше «человеческих» привычек, чтобы я… ну, одичал, что ли. Пока ещё вроде с ума не схожу, хотя с кораблём вот уже вовсю разговариваю. То ли ещё будет? Не знаю и знать не хочу, почему так происходит. Знаю одно — сложить руки и смиренно ждать «консервации» не стану. Решил всё-таки дойти до той горы. Там, за «дымкой», гора, я долго наблюдал и теперь почти уверен. И я до неё дойду. Не спрашивай зачем.»
«День тринадцатый.
Доброе утро, моя девочка!
Прости, что оставляю тебя. Не бойся, я постараюсь вернуться. Обещать не могу, но очень постараюсь. Не осуждай меня, я не предаю… Просто знаю, чувствую, что должен туда пойти, что именно там мой шанс на спасение. Жди меня! Твой Крам.»
Последняя запись была откровенно глупой, но он намеренно не стал изливать душу бумаге. Дон знал, что умирает, поэтому позволил себе попрощаться. Не только с ним, но и со своей верной ассистенткой Агнелой, которая осталась на Тее и с которой у него, судя по всему, были особенные отношения. Бедная Агнела…
Крам тоже иногда мысленно разговаривал с матерью и покойным отцом, которому с иронией поведал обо всём, что с ним случилось. И совершенно не удивился, когда «додумал» его ответ: «Это всё потому, что ты изменил своему истинному призванию! Остался бы в ВКШ — летал бы себе сейчас и смотрел на всех свысока!»
Нет, отец бы совершенно точно его не понял. А вот мама не осудила его выбор, и за это Крам был ей очень благодарен. На самом деле она просто боялась остаться одна. Первая боевая практика, потом долгие неспокойные годы, когда единственный сын будет появляться дома лишь изредка и, как и его отец, угрюмо молчать о тех ужасах, которые ему пришлось повидать. Истинно благородное дело — защищать родную Тею и Альянс от неуёмных варрнов, вездесущих пиратов и прочих агрессоров, но… Может, он подумает о более мирной работе? Крам тогда смалодушничал и сделал вид, что отказался от будущей блестящей карьеры лишь заботясь о ней. Но на самом деле он заботился о себе. И причиной была вовсе не трусость — с ней хорошим пилотом просто не станешь — а отчаянный внутренний протест. Он просто не хотел убивать. Даже варрнов, даже пиратов. Вся его сущность восставала против этого. Никто не знает, сколько раз он сам почти решался бросить школу, сколько кошмаров снилось ему по ночам… Отец гордился тем, что физически не смог принять его сын. И, наверное, к лучшему, что он об этом так и не узнал.
Бедная мама. Мирная и столь вожделенная им профессия геолога на деле оказалась не только куда менее престижной, но и достаточно опасной. И долгие отлучки из дома тоже были и будут. Зато у неё есть один несоизмеримый плюс — вместо бластера бродяги-геологи обычно носят с собой парализаторы. Ими убить сложно, разве только с перепугу шарахнуть максимальным зарядом во внезапно зашуршавшую мышь. Но такое случалось крайне редко, и только с девушками. Слабонервные и изнеженные просто выбирали себе другую профессию.
«Мама, не плачь, я обязательно вернусь!»
***
Дорога оказалась предсказуемо нелёгкой. Впрочем, разумеется, никакой дороги не было и в помине: только лес, бесконечный и однообразный. Под ногами едва слышно хрустят опавшие листья, но их на удивление мало, словно они отмирают и испаряются прямо с веток. Палых деревьев то целые непроходимые стены, то совсем нет, и тогда можно хоть как-то разглядеть, что впереди. А впереди всё те же серые корявые стволы и ветки, дающие земле тусклый рассеянный свет. Интересно, какое тут сейчас время года? Осень? Или Доходяга всегда такой… никакой. Ни радостный, ни грустный, если так можно сказать о планете, скорее равнодушный, смирившийся со своим умиранием и не желающий знать о чужих проблемах. Да и зачем ему?.. Кхм, что за странные мысли приходят в голову! Явно от здешнего воздуха. Но идти в гермошлеме всё равно глупо, раз за столько дней не отравился, значит, не всё так плохо, и Доходяга ещё сколько-то протянет. Ну и он вместе с ним.
«Дымка» медленно приближалась. Крам несколько раз взбирался на деревья, которые казались ему прочнее других, и обозревал окрестности. Ночевать пришлось тут же, под очередным согбенным «старцем», чьи «руки» плетями свисали почти до самой земли. Неплохое убежище, от кого только? Пару раз во время ночных «дежурств» парень слышал невдалеке тяжёлое хлопанье крыльев, но их обладатели оставались для него загадкой. Прочая живность ничем о себе не напоминала — ни звуками, ни следами. Зато он наткнулся на настоящее растительное «разнообразие»: клок рыжеватой травы и три невыразительных блёклых цветочка. И на том спасибо.
Ночь прошла нервно, но в конце концов Крама перестала тревожить собственная уязвимость, и он вырубился. С тем чтобы спокойно проснуться утром целым и невредимым. Вещи тоже в порядке, наспех сработанная сигналка не тронута. Можно расслабиться и идти дальше.
К концу второго дня лес начал редеть. Вначале едва заметно; потом открытые поляны начали попадаться всё чаще, а сами деревья стали заметно ниже и тоньше. Крам уже не рисковал на них забираться, да в этом и не было необходимости. Загадочная желтоватая дымка, казалось, становилась ближе с каждым шагом, а за ней, как он и предполагал, пряталась невысокая горная гряда. В бинокль чётко виднелись многочисленные «разрывы», сквозь которые просвечивала светлая, тускло мерцающая порода. Добыть бы образец, изучить как следует... Несвоевременное и даже глупое желание, но ведь интересно, чёрт возьми! А вдруг он откроет какой-нибудь новый, доселе неизвестный минерал? Причём непременно ценный. И назовёт его — да, миолин, в честь матери. А потом, очень скоро, его найдут и спасут. И почти всё будет как раньше…
Снова вспомнились прочитанные ещё в детстве «Исторические зарисовки о нашей Галактике»: давным-давно при отсутствии привычных ныне способов связи у аборигенов разных планет существовала сходная система оповещения. Надо бы воспользоваться опытом предков и выложить на вершине гряды какой-нибудь знак. Только непременно гигантского размера, чтоб и с орбиты разглядели. Пусть призрачный, но шанс. Главное — дойти, но за этим дело не станет!
Похоже, он слишком расслабился, привыкнув считать себя единственным «царём» местного, большей частью гипотетического зверинца. Потому эта встреча и закончилась так нелепо. Если называть вещи своими именами, Крам просто-напросто испугался. Да и неудивительно! Идёшь ты себе, никого не трогаешь, головой, как в первые дни, не вертишь, больше смотришь под ноги — и вдруг сознаёшь, что прямо на тебя с хриплым визгом несётся… Нечто. Большое, лохматое и совершенно жуткое. По крайней мере, на первый взгляд. Что ещё оставалось делать?! Только стрелять. И Крам выстрелил. Машинально схватил не парализатор, а привычный со времён космошколы бластер. Уже с боевым, а не учебным зарядом. Неизвестному зверю хватило одной аккуратной дыры между глаз: визг резко оборвался, и рыхлая туша со всего маху брякнулась на землю. Крам перевёл дух и медленно приблизился, на этот раз с оглядкой. Может, их здесь много водится? Вот же Доходяга, предупредил бы хоть!..
Зверь был один. Вблизи он выглядел скорее не страшно, а странно, будто был слеплен сразу из нескольких знакомых Краму животных. Не то мелкий медведь, не то очень крупная собака — косматый ржавого цвета мех, сплюснутая морда и длинный, загнутый в баранку хвост. Пасть у него была, прямо скажем, внушительная, и Крам попытался убедить себя в том, что всё сделал правильно. Или он тебя, или ты его. Почему же тогда на душе стало так мерзко?!
Невольное чувство вины гнало вперёд, подальше от этого места. Правда, идти с прежней скоростью он уже не мог: приходилось всё время оглядываться и старательно обходить палые стволы и ветки, уж больно «хрустят». Понятно, что у любого нормального зверя обоняние развито куда лучше зрения и слуха, но зачем лишний раз искушать судьбу? Крам решил, что не будет больше стрелять на поражение; затолкал бластер в рюкзак, оставив у пояса парализатор и геонож. Одно дело — убивать, чтобы выжить, но у него-то ещё семнадцать пайков в запасе! Возможно, он потом пожалеет о такой «расточительности», но что, надо было освежевать и закоптить этого мутанта? В конце концов, он может оказаться ядовитым, смысл так рисковать? Нет, он всё же поступил правильно. Кроме того, что нажал на гашетку…
Лес кончился настолько внезапно, что Крам даже растерялся. Последние полчаса он шёл буквально впотьмах — настолько плотными были корявые заросли. Хорошо, что на нём защитный костюм, обычная одежда давно б на лоскутки порвалась. «Полоса препятствий» оказалась последней: за ней, насколько хватало глаз, простиралось обширное открытое пространство. И — горы. Непривычно ровная по высоте гряда с отвесными стенами и удачной для его задумки плоской вершиной красиво поблёскивала в неярком «осеннем» свете. Крам достал бинокль и тщательно обшарил камни на предмет «разумного присутствия». Ожидаемо безуспешно. Опустил взгляд ниже, в предгорье… и едва удержался от громкого радостного восклицания.
«Или я брежу, или между тех странных «сосен» виднеется самый настоящий дом! Значит, там люди!»
***
Крам одолел эти последние километры на одном дыхании.
Нет, конечно, опасения были, и ещё какие, — кто живёт в том доме и как они его воспримут, с ходу начнут стрелять или для начала попытаются выяснить, кого это к ним принесло. А если всё же попытаются, то вряд ли сделают это на всегале, официальном языке Содружества. Аборигены «диких» планет часто и писать-то не умеют, не то что учить чужие языки. Как им объяснить, что его бояться не стоит, и попросить о помощи? Жестами и гримасами, как шимпанзовой акуте? Да, но те же с сородичами «разговаривают»! А тут вообще не знаешь, с кем столкнёшься. Возможно, местные обитатели не человекообразны, а похожи на тех же огромных ящериц-варрнов, или… От пришёдшей в голову мысли Крам резко остановился.
«Чёрт! А вдруг тот лохматый был вовсе не зверь, а разумная особь? Я же не знаю, как они выглядят! Может, он хотел не напасть, а предупредить о чём-то или так энергично здоровался? Не похоже, но… Тогда мне точно кранты.»
Сомненья сомненьями, а «вступить в контакт» всё равно надо. Пусть он сейчас рискует, но развернуться и уйти — просто верх глупости. На корабле его так и так ждёт голодная смерть (пайки когда-нибудь да закончатся), но упускать даже такой призрачный шанс на спасение… Отец бы после этого ему и руки не подал. И был бы абсолютно прав.
«Инструкцию контактёра» заставляли зубрить всех студентов перед первой полевой практикой. Впрочем, реальной возможности оказаться этим самым контактёром практически не было: все обитаемые планеты хоть поверхностно, но исследованы, а на недавно открытые младшекурсников никто и не возьмёт, себе дороже. Самое полезное, что можно было почерпнуть из этой инструкции — при малейшей потенциальной опасности надлежит немедленно связаться с куратором. Он человек опытный, всё поймёт и всё разрулит, а вот излишне инициативные студенты, наоборот, вполне способны поставить под угрозу не только свою жизнь, но и безопасность всей группы. Поэтому — никакой инициативы! Как говорили в старину, улыбаемся и машем. Вернее, очень сдержанно улыбаемся, не делаем резких движений и ждём наставника. Честно говоря, лучше всего Крам запомнил именно это, прочие пункты сразу выветрились из опухшей от новых знаний головы. Но сейчас никакого наставника у него уже не было, так что выбирать не приходилось.
Жителям дома пришелец был виден как на ладони. Открытое пространство, начнут стрелять — надежда только на быструю реакцию и собственные ноги. Пока же Крам шёл нарочито медленно. А потом и вовсе остановился, с невольным любопытством разглядывая окружившие дом забавные «сосенки» с длинными голубыми иголками. Красиво! И так не похоже на типичную здешнюю флору.
Ещё приятнее выглядел ухоженный цветник и пара плодовых (как он надеялся) деревьев, чьи тяжёлые от увесистых «груш» ветви заманчиво заглядывали в окна. Сам дом, вернее, домик — небольшой, но крепкий, был явно сработан из подручных материалов: каменный фундамент (ага, породу, значит, можно расковырять!), толстые, плотно подогнанные брёвна и крыша… А вот крыша странная, сразу и не определить, из какого материала. Если удастся наладить контакт с хозяевами, надо будет полюбопытствовать.
Крам слегка замялся на границе между пустошью и первыми «сосенками». Ему показалось, что в неярком уже вечернем свете на земле слабо мерцает тонкая, словно нарисованная прутиком полоса. Нет, вроде показалось. Вздохнул, откашлялся, пошёл!
Вблизи домик казался ещё более славным и этим резко отличался от всех прочих — унылых и однообразных деталей местного пейзажа. Не подходя вплотную к двери, Крам остановился и как можно дружелюбнее произнёс стандартное приветствие.
Ответом ему была тишина. Никого нет дома?
Похоже на то. Парень на всякий случай повысил голос и сказал ещё пару более-менее подходящих случаю фраз, но за дверью по-прежнему молчали. Решился вежливо постучать по косяку — тот же результат. Хозяева отлучились на добычу прокорма или… Курсант Рэйвен сейчас взял бы оружие на изготовку и крадучись обошёл периметр, подозревая засаду. Студент Рэйвен предпочёл рискнуть и взялся за ручку двери. Она оказалась не заперта.
Вошёл. Фух, кажется, никто на него не… Чёрт!
Крам невольно присел, когда в доме резко включился свет. Не бьющий по глазам, мягкий, рассеянный… Кто-то активировал датчик! Или что там у них?
Минута, другая. Всё по-прежнему — ни звука, ни даже приглушённого шороха, лишь, успокаиваясь, ровнее бьётся подскочившее к горлу сердце. Так, ладно, хоть это и странно, будем считать, что продвинутые аборигены установили у себя автоматику типа «пришёл — включилось». А вот что включилось-то, интересно?
Никаких видимых светильников Крам не обнаружил. И вообще, сказать по правде, внутреннее убранство домика заставило усомниться в том, что его хозяева близко знакомы с достижениями технического прогресса. Уж больно оно, убранство, напоминает иллюстрации к историческим романам, которыми Рэйвен-младший увлекался в ранней юности. Самая что ни на есть скромная обстановка: одна просторная комната, условно разделённая на неравные части высоким стеллажом с книгами. У окна деревянный стол, потемневший от времени, без скатерти, но ровный и чистый; на нём в кособокой металлической кружке небольшой букетик из синих и жёлтых цветов, в изобилии растущих около дома. Стул, кстати, всего один, правда, а чуть дальше, в простенке, жёсткая скамья. Две полки с посудой. Большой сундук в углу (настоящий исторический раритет!). Шкаф с… травами? Крам поскорее прикрыл дверцу и расчихался, старательно прикрываясь рукавом. Заглянул за стеллаж — в закутке обнаружилась лишь узкая, аккуратно застеленная кровать и живописный пень в качестве столика. Всё.
Незваный гость с опаской присел на стул (ничего, крепкий) и ещё раз внимательно огляделся. Внутреннее чутьё не вопит об опасности — хорошо, но… до чего же всё это странно, непонятно! Сам дом явно старый, давно обжитый, обстановка под стать Доходяге — «проще некуда». Бедно, хотя и по-своему уютно: светлые занавески на окнах, контрастно-яркое лоскутное покрывало, над изголовьем кровати — оригинальная инсталляция из подручных средств, отдалённо напоминающая родное Солнце над морем, на столе-пне — деревянная расчёска и замысловато сплетённый браслет из коры. Значит, женщина в доме точно имеется. Но при этом — вопиющее отсутствие очага или иного приспособления для обогрева (Крам читал, в старину на многих планетах с нежарким климатом их делали обязательно); на чём готовится пища, тоже не ясно, хотя вполне узнаваемый по форме чайник — вон на полке стоит. А что в него наливают? Ни воды, ни еды. Не воздухом же они тут питаются! Источников света, несмотря на все старания, тоже найти не удалось, словно он сам по себе разлился под потолком. Никакой техники и, само собой, средств связи. Вообще никаких «культурных излишеств», кроме книг. Может, хоть они что-то прояснят?
Вытянув одну наугад, Крам понял, что просветиться не получится — язык был совершенно незнакомый. Ну то есть абсолютно, без единой зацепки и предположения, из какой части галактики он родом. Другая, третья — то же самое. Все книги, кстати, старые, если не сказать дряхлые, не надо бы их трогать от греха…
Итак, что мы имеем? Чёрт знает что, если честно. Вопросов много, ответов — ни одного. Самый насущный, пожалуй — где сейчас находятся загадочные хозяева? Живы ли? Ушли на охоту или по каким-то своим неведомым делам и скоро вернутся? К ночи? Завтра? А если не вернутся? Жить здесь в их ожидании как-то неэтично. В любом случае надо «прогуляться» в горы и осуществить свою задумку с выкладкой знака, на местный «прогресс», к сожалению, рассчитывать нечего. Сейчас уже темнеет, значит, остаётся надеяться, что если его здесь ночью застанут, то не порешат сгоряча. Потому что идти спать «в сосны» ну очень не хочется… Он даже не станет покушаться на хозяйскую кровать. На полу ляжет, не впервой.
…Стоило пришельцу завернуться в невесомое походное одеяло и залечь в угол, носом к стене, как свет очень плавно стал гаснуть, пока не выключился совсем. Волшебство какое-то! Сильно удивиться мешала усталость; Крам лишь пробормотал безадресное «спасибо», от души зевнул и погрузился в сон.
***
Ночь прошла спокойно. Впервые со дня вынужденного знакомства с Доходягой Крам спал настолько безмятежно и проснулся с позитивным желанием «горы свернуть». Ну, хотя бы для начала покорить!
Единственное, что его смущало — сон, который он увидел уже под утро. Короткий, но настолько странный, что объяснить его себе было чертовски трудно. Во всяком случае, в реальной жизни с приснившейся старухой он точно не был знаком, да и не водилось у них нынче таких колоритных персонажей. Из глубин памяти вылезло забавное имя «Баба-яга», хотя кому оно могло принадлежать, оставалось загадкой. Книжное, не иначе.
Простое заношенное платье, поверх него — меховая безрукавка. На голове нелепо повязанный платок, а уж лицо… В их время «носить» такое женщины себе позволить не могли, что называется, хоть голодай, но на коррекцию накопи. А тут — нос крючком, зубы кривые, брови на глаза нависли. Да ещё бородавка на щеке! Брр.
Тем неприятнее было, что старуха ткнула пальцем прямо в него, грозно нахмурилась и выдала:
— Погаснет светило, листья падут,
Недолго осталось тебе, дружок.
С тобой, без тебя — этот мир умрёт,
И наконец наступит покой.
В грязь или ввысь — уж сам решай.
Только ему умирать не мешай…
И вот что это значит?! В любом случае такой стишок звучит крайне «оптимистично». А с другой стороны, что толку пугаться, если он и сам так думает? Иначе вряд ли обозвал бы эту планетку Доходягой. Вот какая у него интуиция! К сожалению…
Крам решил на всякий случай записать это «предсказание» дословно, чтобы потом занести в журнал. Кхе-кхе, на память. Ещё вчера он заметил среди книг папку желтоватой бумаги и кожаный футляр, в котором наверняка хранят принадлежности для письма. Если позаимствовать штучку, может, хозяева не сочтут его вором? Тем более он взамен оставит им пару пайков, в благодарность за невольное гостеприимство. Должны догадаться, как их употребить, там наряду с инструкцией вполне наглядные стрелочки и рисуночки, за что тянуть и где открывать.
Он не ошибся — в футляре действительно оказались допотопные карандаши разных цветов. Записав сон, Крам оторвал чистую часть листка и, как умел, изобразил на нём улыбающегося человечка с поднятой в приветственном жесте рукой, рядом «илонку» — «я здесь!» и на всякий случай «спасибо». Подумал и добавил сверху теянскую радугу. Красиво получилось! И как раз все цвета есть.
…Увидит ли он ещё хоть раз эту радугу?
Усилием воли Крам отогнал воспоминания о доме. Заглянул в конец папки и невольно улыбнулся: под слоем чистых листов обнаружились рисунки. Необычайно искусные! Ничего общего с его «детским» творчеством. Если положить их рядом, отсталым дикарём обзовут именно его!
На первом листе был дом в окружении цветов и «сосен» — и он выглядел точь-в-точь как оригинал. На втором — захватывающая дух перспектива, явно рисованная с вершины горы. Да, однообразно, не считая голубого пятнышка всё тех же «сосен». Но при этом настолько выразительно, что хочется немедленно залезть на эту самую гору и увидеть всё собственными глазами. И такая возможность у него будет уже сегодня! Следующий лист изображал мужчину и женщину. По виду — стопроцентные люди, что не может не радовать. Оба в непривычной глазу одежде, оба среднего возраста, но ещё красивые, особенно женщина — волнистые рыжие волосы, ярко-синие глаза. Стоят очень близко друг к другу, не иначе, пара. Хозяева? Дальше, наверное, их дочка или сама хозяйка в юности — те же золотые локоны, лишь глаза серые, может, они у них с возрастом меняются? Милая девушка. Только серьёзная слишком, а ведь у неё наверняка чудесная улыбка... Крам не понимал, почему так долго разглядывает этот рисунок, и вдруг поймал себя на том, что пытается запихнуть его в карман рюкзака. Брр, что за наваждение?!
Волевым усилием портрет отправился обратно в папку, а вот следующий Крама натурально ошарашил. На нём была Баба-яга! Совершенно такая, как в его сне! Только лицо спокойное, даже умиротворённое.
Неважно, главное — точно она. Хозяйка в настоящем? Или её старшая родственница — мать или бабка? Может, она какая-нибудь шаманка, или как там они называются, «почувствовала», что у них в доме незваный гость и через сон попыталась его выгнать, в смысле запугать намёком, что недолго ему осталось, если не уберётся?.. Чёрт его знает! В любом случае он и так не собирался здесь задерживаться, даже безо всяких мистических угроз.
Парень невольно заторопился, признаваясь себе в том, что не жаждет встречи с этой старухой наяву. Даже если она не имела в виду ничего такого... Нет уж. Дальше свалишь — целее будешь! Ровняя листы, он случайно упустил один; хорошо, что вовремя заметил, поднял с пола… И испытал новое потрясение. С рисунка, дружелюбно «улыбаясь», на него пялился тот самый рыжий мохнатый зверь, которого он… Сидит себе на травке, рядом большая миска с какой-то непонятной едой, а на шее — чёрт! — миленький бантик из серебристой женской ленты. Так, похоже, он вчера ухлопал хозяйского домашнего любимца. Который, возможно, почуял чужака и решил защитить свою территорию, а возможно, просто бежал знакомиться, как огромный, но на редкость добродушный пёс маминой сестры.
Хочется рычать от досады, да что толку?! Самое правильное, что можно сделать в этой ситуации — уйти отсюда как можно скорее. Свой глупый рисунок он, пожалуй, оставит: захотят его найти и отомстить за «пёсика» — так и без подсказки найдут. А вот двух пайков за эту постыдную ошибку явно маловато. Что у него ещё есть ценного, что могло бы с натяжкой сойти за компенсацию?
Одеяло и оружие не в счёт, ножи у них и самих есть, целых два. Походная зажигалка пришлась бы очень кстати, но он оставил её на корабле. Личные вещи тоже… О! А вот это, пожалуй, подойдёт! В одном из внутренних карманов очень удачно обнаружился «талисман удачи» — небольшое, в пол-ладони, солнышко из золотистого металла, с волнистыми лучами и жизнерадостной улыбчивой «мордахой». То ли пряжка от ремня, то ли элемент женского украшения — он нашёл его в своей первой экспедиции и, по давней студенческой традиции, не стал отдавать археологам, а оставил себе. Симпатичное, хозяйке наверняка понравится. Краму оно и самому нравилось, но его ценность была чисто эстетической, без «талисмана» обойтись можно, а без геоножа вряд ли.
Солнышко заняло своё место на столе, рядом с рисунком и пайками, и пришелец, более не медля, покинул этот странный дом. И даже удержался от соблазна прихватить с дерева пару «груш» на дорожку.
Горы ждут! Угу, ждут — не дождутся…
***
Не мудрствуя лукаво, к гряде Крам направился по прямой, время от времени оглядываясь на «голубой ориентир». Судя по рисунку, аборигены забирались наверх, не отходя далеко от дома. Так что он был почти уверен, что вскоре отыщет приемлемую для неподготовленного восхождения тропу. И не ошибся. Тропа действительно нашлась, и довольно удобная. На отдельных, наиболее крутых участках даже сохранились грубо вытесанные, но вполне надёжные ступени. Сервис, однако!
Куда больше удивило другое: в отличие от местной «каменной» почвы, горная порода была на порядок мягче. Не рыхлая, конечно, но и не монолитная, какой казалась издалека. Образцы даже не надо было выколупывать — смотри себе под ноги и выбирай камешек, какой понравится. Крам не без труда заставил себя ограничиться двумя: навскидку минералогический состав сходный, только вот что это за минералы? На глаз не определить, да и не так это сейчас важно. Главное — надеяться, что у него ещё будет возможность назвать один из них официально. А лучше два. Сверкающий серебристый — в честь мамы, тёмно-синий — в честь отца… и его так и не разделённой сыном любви к небу.
Восхождение заняло всего несколько часов и, конечно, утомило, но не настолько, чтобы тряпочкой рухнуть на вершине, не полюбовавшись открывшимся видом. Сил хватило не только на бездумное созерцание, но и на детальный обзор панорамы через бинокль.
Увиденное ожидаемо разочаровало. Ожидаемо — потому что «пейзаж неизвестного художника» отражал реалии предельно точно, не добавляя для красоты цветущих лугов, несуществующих водоёмов и ярких птиц. Единственный новый штрих — видимый только в бинокль его собственный самодельный маяк. И то еле нашёл. А больше ничего интересного. Всё то же бесконечное тёмное море деревьев за скудной степью, маленькая клякса «сосен», и надо всем этим — равнодушное ко всему бледное небо. И ни единого намёка на присутствие развитой цивилизации. Недоразвитой, впрочем, тоже, кроме единственного дома. Но не один же он на всю планету?! Или?..
Сумерки застали Крама уже спящим. Вымотанным, но очень довольным проделанной работой. Знакомая всей Галактике заветная руна «нуждаюсь в срочной помощи!» получилась слегка корявой, зато, без сомнения, чётко просматривалась из космоса. Какое счастье, что он по наитию взял с «илонки» внушительную ёмкость с универсальной смазкой! Рюкзак она оттягивала будь здоров, и то едва хватило на лаконичную руну. Но без смазки — плотной и насыщенно-чёрной, вся его затея обернулась бы полным провалом, потому что мало-мальски толковой альтернативы в Доходяжьей природе просто не существовало. У местных деревьев слишком извилистые стволы, а линии должны быть по возможности прямыми, да и сколько времени и сил он бы потратил на такую работу? Срубить, протащить сначала через «пустырь», потом как-то поднять в гору… Да он бы скорее помер с голоду, чем соорудил хоть что-то, отдалённо похожее на знак. И то без малейшей гарантии, что это поможет.
Дышалось на вершине гораздо легче, чем в лесу, и Крам крепко и безмятежно проспал до самого утра. С тем, чтобы при свете обнаружить… что руна исчезла. Ровная, девственно-чистая площадка издевательски поблёскивает, словно говоря — ты ошибся, человечек, не было здесь никакого знака и никакой пустой канистры из-под… Стоп. Канистра-то как раз была, вон лежит, воняет! Он её специально подальше отнёс, собираясь забрать обратно на корабль — нормальные геологи не позволяют себе засорять природу. Лежит там, где он её и оставил, совершенно пустая, но где надпись?!
Краму захотелось завыть от отчаянья, но вместо этого из горла вырвался громкий истерический смех. Горное эхо подхватило его, многократно усиливая, повторяя — неприятные, какие-то зловещие звуки. Но Крам всё смеялся, до сорванного дыхания, до слёз… А потом, обессилев, долго лежал на спине и невидяще смотрел в чужое небо. Стало предельно ясно — это жуткое место просто не хочет его отпускать. И не отпустит, заставив медленно и мучительно умирать вместе с ним. Интересно, есть ли смысл возвращаться к кораблю или за время отсутствия пилота он тоже исчез?..
Как бы то ни было, он должен это проверить. Иначе можно ни о чём больше не думать, не суетиться, не надеяться на всё более призрачное спасение — а сдаться. Просто подойти к краю и сделать шаг. Быстро, легко...
И совершенно невозможно для того, кто носит фамилию Рэйвен.
Обратный путь занял больше времени. Крам устал, больше морально, чем физически, и шёл не спеша (куда спешить?). Радовало одно — маяк никуда не делся, значит, его «девочка» стоит на прежнем месте и ждёт своего непутёвого обитателя. Пару раз он умудрялся терять ориентир и отклонялся от курса, но в конце концов всё-таки дошёл. Выдохнул, глядя на безмятежно стоящий корабль, приблизился, ласково провёл по его холодному боку… И запоздало насторожился.
Здесь явно кто-то побывал! Причём не гипотетический зверь, а разумное существо. Во всяком случае, оно (ладно, он, назовём его человеком) выдернул из пазов самодельную задвижку и даже не удосужился вставить её обратно. Вон рядом валяется. Или незваный гость или гости до сих пор на корабле?
Крам осторожно опустил на землю рюкзак, вынул парализатор, убедился, что это именно парализатор, а не бластер, и, держа его наготове, бесшумно проскользнул внутрь.
Прислушался — тихо, ни звука, ни шороха. Эх, сейчас бы сюда те «волшебные» светильники! Относительно светло лишь в рубке, в остальные помещения нечего и соваться без фонаря. Крам всё же рискнул его включить и не прогадал, иначе заработал бы себе как минимум синяки, а то и, споткнувшись, лбом об стену приложился. Потому что на «илонке» царил самый настоящий разгром.
В пищеблоке всё вверх дном, незакреплённое опрокинуто, посуда на полу, кухонный агрегат, судя по всему, восстановлению не подлежит. Зато до пайков, как ни странно, не добрались — наверное, не поняли, как открывается шкаф. Что взять с отсталых аборигенов! В каютах тоже бардак, одежда и постельное бельё разбросано по полу, что-то порезано, что-то похищено. Во всяком случае, сразу бросается в глаза отсутствие тёплого одеяла. Хорошо хоть, он походное с собой взял, потому что второе тёплое исчезло вместе с телом профессора.
В рубку Крам входил с содроганием, и увиденное «не разочаровало»: неизвестные вандалы похозяйничали и здесь. На приборной панели глубокие царапины, кнопки, какие смогли, безнадёжно «утопили» или выдрали с мясом, один из рычагов просто исчез… Но самое страшное — нашли и разграбили второй спецнабор с защитой и бластером. Вряд ли местные знают, как им пользоваться… но ничего, заряда хватит на то, чтобы выяснить это опытным путём. Если не перебьют друг друга, то дадут ещё всем прикурить, и своим, и чужим. И ему в первую очередь. Даже странно, что они ушли, не дождавшись хозяина. Испугались? Вряд ли. Спешили — куда? В свой милый домик среди голубых «сосен», телепатически обнаружив, что, пока они потрошат чужое убежище, кто-то нагло вторгся в их собственное? И предводителем у них старая бабка из его сна?.. Что за чушь!
Несмотря на то, что за эти дни Крам так и не увидел никакого другого жилья, ему было сложно представить, что люди, которые умеют так красиво рисовать, безо всякого повода, мимоходом осквернят чужой дом. Или это такая превентивная месть за «собаку»? Что толку гадать! Сначала необходимо выспаться, потом навести порядок, а потом… Видно будет. Или сами вернутся, или он снова «сходит в гости». Возможно.
***
Гости пришли сами, на третий день. Вернее — гость.
Вечером Крам, как всегда, вышел «на улицу» размяться (форму-то надо поддерживать, и не спрашивайте зачем, просто надо!) и сразу уткнулся взглядом в сутулую фигуру пришельца. Он стоял, тяжело опираясь на толстую деревянную палку, и терпеливо ждал, пока на него перестанут так изумлённо пялиться. Очень немолодой, закутанный в дряхлое, местами дырявое серое пальто, он казался живым воплощением Доходяги. Длинные седые космы неряшливыми сосульками падают на плечи, изрезанное морщинами лицо заросло чуть ли не до глаз. Сам Крам, попав сюда, ещё ни разу не брился — просто не было нужды. Процесс прижизненной «консервации», не иначе — ещё одна издёвка этого мира. А вот к местным это правило, похоже, не относится. И, думается, не только оно.
Теянин решил проявить вежливость и наклонил голову, приветствуя гостя. Тот, к его некоторому удивлению, сделал то же самое.
— Давненько сюда чужеземцев не заносило, давненько.
Вот тут Крам не удержался и вытаращился на старика пуще прежнего. Он его понимает! Как это возможно?!
— Давай присядем, стоять тяжело. И я всё тебе расскажу, что знаю, — предложил абориген.
— А… да. Подождите, сейчас принесу вам стул.
Не на землю же его сажать! А пригласить «в дом»… Рановато пока.
Стул Крам принёс и для себя. Сломать их вандалам так и не удалось, и вообще ущерб от них был скорее моральный. Не считая частично испорченной одежды и похищенного бластера, всё остальное удалось привести в более-менее приличный вид. Хорошо, что они не добрались до технического отсека — устроить по дурости или намеренно пожар с последующим взрывом было вполне реально.
— Моё имя Илизар, — первым представился пришелец. — Я помню тот день, когда ты здесь появился. Алая вспышка в полнеба, я уж подумал, конец света настаёт. Ошибся, к счастью. Сразу прийти не мог, совсем расхворался, но как только полегчало, решил-таки глянуть, что ещё за напасть мне высшие силы наслали. А оказалось, всё наоборот — не напасть, а, прямо скажем, подарок судьбы. Я так рад, что смог до тебя добраться! Никогда не видел таких забавных домов. И ты тоже забавный.
— Кхм, почему это?
— Не обижайся. Можешь считать, что я сказал «необычный», — ухмыльнулся старик. — И я, должно быть, для тебя такой.
— А сколько тогда вас, «обычных»? — прямо спросил Крам.
— До меня так точно больше было. А сейчас, судя по всему, я один. И… — он на мгновение запнулся, — и Тисса.
— Это она живёт в доме у гор?
— Ты был там?! — едва не подскочил Илизар. — И вернулся живым?! Да ты счастливчик, парень!
— А что, возможны варианты? — озадачился Крам.
Да не было там ничего опасного! Вроде.
— Ещё как возможны. Тисса — ведьма.
Тон явно подразумевал, что собеседнику надлежит понятливо кивнуть. Но взгляд Крама красноречиво говорил о его невежестве.
— И?
— Что «и»? У вас, что ли, ведьмы не водятся? Повезло вам тогда, — Илизар вздохнул и ненадолго замолчал. Полез за пазуху, извлёк свёрнутый трубочкой крупный бурый лист с синими прожилками и два мелких камешка. Ударил один о другой, высекая искру, и с нескрываемым удовольствием закурил. Крам смотрел на него во все глаза: пагубную привычку курить на Тее изжили ещё в двадцать втором веке, вскоре после присоединения к Всегалактическому Содружеству и собственного переименования. Та Земля была старше, поэтому без вариантов.
— Что ты вообще знаешь о магии?
— Ничего, — легко признался Крам. Старик аж закашлялся и укоризненно покачал головой. Чудной. А если его спросить, что он знает о межзвёздных перелётах? Можно поспорить, ответ будет тем же.
— Тогда я не буду тебе ничего разжёвывать, а то так и помру в процессе, — отмахнулся тот. — Но если в двух словах… Вот, скажем, если бы я владел хоть какой-то магией, то не чувствовал бы себя развалиной, в свои-то годы. Пятьдесят мне всего, насколько помню, во-во, сам знаю, что на вид куда больше. Да и внутри всё дряхлое, вон хожу еле-еле. А в ком дар есть, тот долго в силах — потому как силу эту из окружающего мира тянет. Природы, живой или мёртвой, а при желании и из людей тоже. Вот тебе… как тебя звать-то?
— Крам.
— М-да, имя тоже непривычное. Вот тебе, Крам, основное отличие обычного мага от ведьмы. Ну или ведьмака, коли это мужик. Эти твари силу как раз из себе подобных забирают. Причём с удовольствием. Вредить, мучить других для них что дышать. Гнилые это люди, все, без исключений...
Сказать по правде, Крам мало что понял. Вернее, понял, но принять, уложить в голове пока не мог. В век безудержного научно-технического прогресса с ходу поверить рассуждениям о каких-то нематериальных, недоказуемых вещах было как-то… тяжело, мягко говоря.
— Ладно, вижу, что зря распинаюсь, — недовольно сказал старик и выпустил струю вонючего дыма прямо в лицо собеседнику. Тот надсадно закашлялся, вытер глаза рукавом и на первый раз смолчал. — Тогда послушай о том, что здесь происходило до тебя, и сам выводы сделай.
Во-первых, сам я тоже родился не здесь. В Урхатте, если тебе это о чём-то говорит. Нет? Я так и думал. Так вот, как сюда попал — совершенно не помню, просто заснул у себя, а проснулся уже в этом проклятом лесу. Один, без вещей… Если память не подводит, десять лет с того дня прошло. Как выжил — до сих пор не понимаю. Пищи не было никакой, воды тоже. Нашёл вон несколько кустов с пахучими листьями, сначала жевал (гадость страшная, но силы хоть как-то поддерживает), потом навострился жечь их и дымом питаться. Как видишь, не помер ещё, с трудом, но ноги таскаю. Так и живу. Мир этот раньше чуток поярче был, что ли, не знаю, как верное слово подобрать, но с каждым годом он словно тускнеет, засыпает…
— Вы хотели сказать, умирает?
— Что, даже ты заметил? Тогда не буду скрывать — да, я тоже так думаю. Сейчас того же зверья раз-два и обчёлся, почти не осталось никого, а в первые годы всяких тварюшек повидал. И цветы красивые. Где они нонче, те цветы? Только у Тиссы перед домом и остались.
— Неужели она живёт там совсем одна? А сколько ей лет? — полюбопытствовал Крам, в душе догадываясь о том, что ему ответят.
— Точно не знаю, но много. Выглядит как моя ровесница, но по силе и тебя за пояс заткнёт. Странно, что вы не встретились, она ж в основном недалеко от дома околачивается. Значит, отлучилась, и это для тебя было самое настоящее везенье. Я-то сам в своё время еле от неё ноги унёс. С тех пор и болею, вытянула здоровье, ведьма! — выплюнул старик. — А за что?!
— Совсем не за что? — рискнул усомниться Крам.
Теоретически могло быть и такое, если эта Тисса действительно «питается» чужой энергией. Ну а если нет? Может, Илизар сам вызвал её неудовольствие? Ту же «грушу», к примеру, попытался обтрясти. Голод толкает людей на скверные поступки, неизвестно, как бы он сам себя повёл без запаса пайков… Да и если бы застал недавних вандалов на месте преступления, что, радушно предложил им не стесняться и продолжать?
Вопреки ожиданию, старик не рассердился. Посопел, почесал пятернёй бороду и буркнул:
— Ну, отчасти я сам был виноват. Глупый потому что, несмотря на годы… Так и быть, парень, признаюсь тебе в одной вещи. Сказал бы я, что это страшный секрет, да кому ты его разболтаешь? Некому уже. В общем, жил я себе здесь худо-бедно несколько лет, бродил туда-сюда, но, кроме редких зверей, никого не встречал. Вернее, натыкался несколько раз на остовы домов, похожих на Тиссин, но, понятное дело, там уже давно никто не жил, померли все. Не знаю, понял ты уже или нет, мир этот таков, что не выносит мертвечины и старается как можно скорее от неё избавиться. Раз у меня на глазах какой-то грызун сдох, от старости видно, ну я его и подобрал. Не морщись, не для еды, воротник хотел меховой для зипуна своего состряпать. Но не стал на ночь возиться, до утра оставил… А утром гляжу — «убёг» мой воротник. Пропал, будто и не было его. Я тогда крепко напугался, думал, крупный зверь его уволок, на следующую ночь за мной придёт — ан нет, оказалось, не в этом дело. В другой раз мёртвого мотыля нашёл, здоровенного такого, принёс к своему шалашу и подле себя положил, а наутро и он исчез, то ли в землю втянулся, то ли разложился за несколько часов без остатка. Уж не знаю, как такое возможно, я человек простой, неучёный… Однако, факт. Э, видать, застращал я тебя, аж побледнел весь! Ну, извини.
Крам неопределённо мотнул головой и на миг прикрыл глаза. При всей своей абсурдности эта версия как раз объясняла исчезновение тела наставника. Жуткий, жуткий Доходяга!
— Так что насчёт Тиссы? — после длинной паузы глухо спросил он.
— А, ну да. Это я тебе к тому говорю, что обрадовался сначала как дурак, когда на её дом набрёл. Как же, хоть словом с кем-то перемолвиться, расспросить обо всём… Нет, вру, не обо всём, а о самом главном. Дело в том, что незадолго до этого сон мне приснился. Впервые с того дня, что здесь живу, да и дома они меня нечасто баловали. Верно, дело в том, что ночевал я тогда аккурат среди развалин одного из домов, что от местных остались, по-своему уютное было место. Жаль, не нашёл я его больше, как ни искал потом... Так вот. Приснился мне парень молодой, по виду твой ровесник, только несуразный какой-то — кожа в зеленцу и светится, глазищи здоровенные, и одет странно, как будто в чешую. Что, говорит, Илизар, хочешь ли домой вернуться или так и помереть в лишеньях да безвестности? Я не шучу, это возможно. Надо лишь добыть один амулет, что хранит старая Тисса, он и перенесёт тебя обратно. Она его тебе сама отдаст… при одном условии. Найди её, она тебе сама всё расскажет. Согласись на это условие с чистым сердцем, будь смиреннее глупого Ор-Шши… Напугался я тогда преизрядно, а с другой стороны, как не поверить в свой единственный шанс? Тем более, думаю, женщина — не мужик, по натуре мягче, если и вправду есть у неё такой амулет и она может его отдать, чего ж не отдаст, не пожалеет страдальца?
— А почему тогда она сама им не воспользовалась? — с подозрением спросил Крам.
— В том-то и соль. Нельзя ей, оказывается. Сказала, что сама я, мол, из местных, последняя, видать, столько лет жду, когда придёт ко мне тот, кому амулет действительно нужен. Тогда и помру со спокойной душой… Как тут не закричать «Мне нужен, мне! Очень нужен!». А коли нужен, говорит, так имей терпенье и силы дождаться того, с кем вы друг другу поможете. Один ты даже с амулетом никуда отсюда не денешься, спутник тебе надобен. Колдовство, мол, на двоих рассчитано. Правда, неведомо мне, в чей мир, его или твой, вы попадёте, но это не так уж и важно. Главное — вы окажетесь далеко отсюда. И всем от этого будет хорошо.
— Не понимаю. Вы не смогли найти спутника? Или он не устроил Тиссу? Почему же она…
— Да за дело, за дело, — поморщился Илизар. — Потому что никуда я не пошёл. А смысл? К тому времени я уже убедился, что шансов встретить здесь разумное существо практически нет. Во всяком случае, в этой жизни, когда каждый прожитый год как камень на шее, всё приближает и приближает меня к грани. Жалел потом, да поздно, сделанного не воротишь. Словно в голове у меня тогда помутилось от отчаянья — ну вот же он, выход, совсем рядом, а она! Забыл, о чём меня во сне парень зелёный предупреждал, схватил старуху, затряс: «Отдавай амулет, вместе в мой мир уйдём, что тебе стоит, всё одно, где помирать, а у меня там дети, внуки!..» Вот Тисса и разозлилась. Ты, говорит, такой же, как все, прожитое тебя ничему не научило. Спасибо, хоть нож к шее не приставил, как прежний молодчик. Потому и не буду всю твою силу забирать, так, чуть-чуть, чтоб запомнил крепко, что грешно руку поднимать на слабую женщину. Иди, говорит, и больше не попадайся мне на глаза, пока спутника не найдёшь. А уж тогда я подумаю, достоин ли ты домой вернуться. Вернее, не я, амулет решит. И выгнала.
Ты меня, конечно, осуждаешь, — глядя в сторону, закончил Илизар. — И за то, что не сдержался тогда, и за моё отношение к Тиссе. Да, я тоже злюсь на неё, а первое время вообще люто ненавидел. Но тебе не понять, каково это — год за годом ждать и надеяться, ждать и надеяться. Сознавать, что ты не живёшь — существуешь, больной, жалкий, никому не нужный… А твоё спасение всё это время находится рядом. Моё по праву — и не моё… Врагу того не пожелаешь.
Крам в ответ лишь покачал головой, в свою очередь избегая смотреть ему в лицо. Осуждать? Да кто он такой? Молодой, полный сил, попавший сюда меньше месяца назад. Одичать — физически и морально, можно и за более короткий срок, а Илизар живёт в этом жутком мире целых десять лет! Нет, кому его и осуждать — разве что Тиссе, но никак не ему.
— Что ж, надеюсь, ваша ведьма не набросится на меня прямо с порога! — преувеличенно-оптимистично заявил теянин. Рассказывать новому знакомому о том, что это вполне вероятно, учитывая убийство «собачки» и последующий за ним визит Тиссы (ну а кого ещё?) на корабль, он благоразумно не стал. — В любом случае я постараюсь убедить её отдать амулет. Когда выдвигаемся?
Илизар расплылся в благодарной улыбке.
— Вот это мужской разговор! Чего тянуть, раз мы друг друга нашли! Соберёшься к завтрему?
— Я — да, а вы?
— А мне и собирать нечего, — отмахнулся он. — Одежда на мне, курево с собой. Ладно, не буду тебе мешать, лягу вон тут, под стеной, хорошо? Утром разбуди.
Крам поколебался, но воспитание победило.
— Зачем спать на земле? У меня две койки. И еда есть нормальная. Пойдёмте.
Илизар демонстративно зевнул и, к его удивлению, покачал головой.
— Спасибо, но мне уж тут привычнее. Давно не мёрзну, да и жрать нормально разучился. Как бы не поплохело с твоей иномирской пищи. Не беспокойся обо мне, парень, я не пропаду. Особенно теперь.
Он плотнее запахнулся в своё пальто, кряхтя сел на землю у самой «илонки», потом неуклюже лёг и закрыл глаза. Крам машинально пожелал ему спокойной ночи и пошёл собираться.
Насколько отходчивая эта «ведьма»? Смирилась уже с потерей лохматого друга, отомстила и согласится выслушать его извинения или попытается и у него силу отобрать? Не то чтобы Крам полностью поверил, что это физически возможно, но беспечность в таком случае слишком дорого может обойтись. С другой стороны, не станет же он драться с женщиной! Даже если от этого будет зависеть его здоровье… Нет, это однозначно за гранью допустимого. Если Тисса откажется отдать амулет, будет уже не столь важно, сколько дней или лет он ещё здесь протянет. Возможно, наоборот, меньше значит лучше.
Оружие он, конечно, возьмёт с собой, но только лишь для того, чтобы чувствовать себя в безопасности по дороге. А ещё возьмёт один из образцов, которые вёз профессор, камешки с горы — как материальное подтверждение того, что Доходяга действительно существует, запас пайков на туда и обратно… И дневник. Кстати, надо записать в него рассказ Илизара. Пока без личных ремарок и скептических рассуждений, всё же за раз трудно перенастроить свои материалистические взгляды на жизнь. Если всё это правда и этот загадочный и абстрактный для него амулет действительно может (каким образом?!) перенести его на Тею… или на родину Илизара, название которой он так и не запомнил, тогда… Ну, вот тогда и видно будет.
Уже засыпая, Крам неожиданно подумал о том, какие всё же загадочные существа эти женщины. Даже пожилые и мстительные. Разгром ему учинила будь здоров, а журнал, который был для него очень ценен, не тронула. И даже оставила вложенный между страницами красивый засушенный цветочек из тех, что росли перед её домом. Сентиментальность или подчёркнутая издёвка? В любом случае, вспоминая цветок, ему почему-то хотелось улыбаться.
***
В путь двинулись рано утром. Крам собрал рюкзак сразу после разговора, а потом ещё долго слонялся по кораблю, проверяя, не забыл ли он что-нибудь важное. Вроде нет.
Спалось ему ожидаемо плохо, можно сказать, и не спалось вовсе. В голове крутились тысячи мыслей: запоздалая насторожённость
