Отобрать конфетку. Лариса Цыпленкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Госпожа Тиана Кэрве Эстревен-и-Лор, обер-гофмейстерина и ближайшая подруга Ее Величества, не отдыхает даже на балу. Как начальница канцелярии королевы, она обязана проследить и за тем, чтобы у послов дружеского Иларина была приятная компания, и за поведением фрейлин, которые эту компанию составляют, и найти жениха отставной фаворитке принца, и выяснить, какую девицу принц наметил в фаворитки на этот раз… Что? Племянницу Тэю?!

   Тэя влюблена и уверена, что принц разорвет свою помолвку с принцессой Иларина и женится на ней - дочке провинциального барона. Но ее мать, сестра Тианы, мыслит трезво и хочет уберечь девушку от участи временной любовницы, пусть даже и принца. Госпожа Тиана, дама практичная и со связями, берется обеспечить будущность наивной девушки на свой вкус и своими способами.

   Посвящается моей маме

ГЛАВА 1

Бальный зал королевского дворца сиял тысячами огней. Свечи горели в хрустальных люстрах и канделябрах, отражались в зеркальном потолке, натертом паркете из розового клена и зеркалах простенков, повторяющих формой высокие окна, распахнутые сейчас настежь. У одного из выходивших в сад окон и стояла баронесса Кайла Кэрве Турин, резко обмахиваясь желтоватым костяным веером, словно желая насладиться ароматами ночных цветов и отдохнуть от танцев и духоты. Увы, баронессе было не до наслаждений. В ее возрасте танцевать всю ночь уже было даже неприлично, пожалуй, – сорокалетней даме больше пристало следить за собственными дочерьми. Именно это баронесса сейчас и делала, и с каждой минутой лицо ее все больше каменело, зато глаза обретали выражение, свойственное отчаявшейся, загнанной дичи.

   Тэя Турин, ее очаровательная, добрая, но такая наивная и неопытная дочь, уже второй раз танцевала с его высочеством Лиамом. Еще один танец – и девочка себя скомпрометирует. Принц – мужчина, его скандал не коснется, а будущность Тэи окажется под угрозой. Стоит признать, рядом они смотрелись красиво; словно сговорившись, оба были в белом, и теперь выделялись в яркой, пестрой толпе танцоров, как две водяных лилии на темном пруду. Кайла беспокойно провожала взглядом идущую в куранте пару: ее девочка, такая хрупкая и легкая, как мотылек, все внимание отдавала его высочеству, который ей с жаром что-то говорил. Поистине Лиам мог бы претендовать на титул Прекрасного Принца! Высокий блондин с густыми длинными локонами и ярко-синими глазами, широкоплечий, с узкой талией и бедрами, совершенное лицо склоняется сейчас к восторженному личику Тэи…

   Будь Кайла моложе, она и сама позволила бы себе помечтать о таком мужчине – но лишь помечтать! Музыка стихла, и Кайла с трепетом ожидала, не поведет ли принц девушку на третий танец? Прикрыв рот веером, выдохнула с облегчением: Лиам вел Тэю к матери, как полагается. Обмен парой вежливых фраз, и Лиам оставил дам, на прощанье обласкав Тэю жарким взглядом, от которого девушка вспыхнула нежным румянцем.

   – Ты великолепно танцевала, дорогая, – похвалила Кайла дочь. – Но уж слишком откровенно ты восхищаешься его высочеством. Бесспорно, он восхитительный мужчина, но…

   – Мама! – прервала ее девушка, совершенно забыв о вежливости и почтении. – Мама, Лиам признался мне в любви!

   – Нет! – сдавленно вскрикнула баронесса, тут же скрывшись за веером и стараясь вернуть самообладание.

   – Мама? – изумленный взгляд серо-голубых глаз сразил баронессу наповал.

   – Дорогая, мне жаль, но его высочество помолвлен, – как можно мягче произнесла Кайла. – Идари деи Альда, принцесса Иларина – не та невеста, которой можно безнаказанно пренебречь.

   – Ах, мама, он меня любит! Я уверена, принц, как благородный кавалер, не заговорил бы о любви, если бы у него не было серьезных намерений. Он разорвет помолвку, вот увидишь, и женится на мне!

   Тэя сияла, как утренняя звезда, и была уверена в своих словах так явно и безусловно, что ее мать не нашла слов для спора. Чтобы собраться с мыслями и выиграть время, баронесса подобрала выбившийся из прически дочери золотисто-рыжий локон и подхватила его тонкой невесомой шпилькой – целая россыпь таких шпилек хранилась в парчовой бальной сумочке опытной дамы.

   – Дорогая, я ничуть не сомневаюсь в благородстве его высочества, – осторожно начала баронесса, – но, умоляю, веди себя сдержанно и молчи! Ты помнишь, что этот бал дан в честь посольства Иларина? Нельзя, чтобы принцесса узнала, как ее пока еще жених ухаживает за другой девушкой. Разрыв этой помолвки – дело не только деликатное, но и политическое, поэтому раньше времени даже намек на скандал не должен дойти до послов.

   – Да, мама, Лиам мне уже объяснил, все непросто, и нам придется подождать, пока все решится. Принцу придется убедить их величеств и разорвать помолвку со всем возможным почтением к ее высочеству, я понимаю. Этого требуют государственные интересы.

   Девушка была серьезна, как будто и в самом деле понимала, что происходит.

   – Я рада, что ты готова подождать – ради государства, конечно. О! К нам идет какой-то молодой человек, кажется, младший Гаррэ. Прими приглашение, будь милой и не подавай пищи для слухов. Держи лицо, доченька!

   Младший Гаррэ действительно пригласил Тэю, получил согласие и повел улыбающуюся партнершу в круг: начинался живой, огненный ригодон. Баронесса проводила молодых людей ленивой снисходительной улыбкой, но, едва прозвучали первые такты, покинула облюбованное место у окна и со всей возможной поспешностью, которая могла не привлечь внимания, отправилась по анфиладе парадных залов. Стараясь придать себе скучающий вид и казаться просто гуляющей, дама выискивала в толпе гостей единственного человека, который мог бы ей помочь – свою сестру, графиню Тиану Кэрве Эстревен-и-Лор, обер-гофмейстерину ее королевского величества.

   А дама Эстревен-и-Лор, в девичестве Кэрве, в это время была на службе. По чести, Тиана всегда была на службе, даже когда спала в своей одинокой постели. У Тианы не было личной жизни, вся ее жизнь была служением королеве Надайн. В любой момент она готова была явиться пред своей августейшей повелительницей и исполнить – даже не приказ, а минутный каприз. Муж Тианы уже лет десять как не приезжал ко двору из загородного поместья, что никого не удивляло: восьмидесятилетний старик окончательно забыл, кто он такой, и не узнавал ни жену, ни прислугу, ни собственных детей от первого брака. Любовника обер-гофмейстерина, может, и завела бы, но опыт придворной жизни лишил ее иллюзий, и любой флирт увядал, не начавшись. Тиана прекрасно понимала, что юные красавцы слетаются на ее высокое положение – ну и, отчасти, на внешнюю красоту, – ровесники ищут необременительной постельной связи и пользы от ее, Тианы, связей при дворе, а от мужчин постарше уже и толку в постели не будет. Графиня уже давно махнула рукой на любовь и прочую чепуху и заботилась о своей внешности только для собственного удовольствия и по долгу службы: начальница канцелярии королевы не имела права выглядеть неухоженно и не соответствующе статусу.

   Вот и сейчас Тиана стояла рядом с ее величеством, совсем немного, на грани дозволенного, уступая ей в роскоши – чуть короче шлейф, чуть меньше декольте, чуть поуже кружева и мельче жемчуг в волосах… Даже цвета платьев перекликались: чистое золото и кружево цвета слоновой кости королевского – и золотая отделка кофейного платья Тианы. Позволила бы себе такое другая дама – тут же получила бы явное свидетельство королевского недовольства, но Тиана не просто занимала высшую должность при дворе, доступную женщине, нет. Тиана была единственной подругой ее королевского величества.

   Когда покойный король в свои шестьдесят выбрал совсем юную Тиану в фаворитки, он велел невестке, принцессе Надайн, дать девушке должность фрейлины. Поначалу Надайн холодно отнеслась к Тиане Кэрве, поскольку свекровь свою хоть не любила, но уважала. Однако, присмотревшись, принцесса поняла, что Тиана не рвалась к нынешнему положению и полна отнюдь не гордости, а стыда и растерянности. Притом вела себя королевская фаворитка скромно, с достоинством, подарков и должностей не выпрашивала, при королеве глаз не поднимала, принцессе готова была услужить в любой момент. Надайн потеплела к девушке, а потом случилось… Никто при дворе так и не узнал, что такое случилось, что принцесса Надайн сделала Тиану Кэрве камер-фрейлиной, а королева при встречах стала любезной с фавориткой мужа. Король же как-то очень быстро охладел к любовнице, выдал ее замуж за графа Эстревен-и-Лор, этим браком весьма поправившего свое финансовое положение, и, кажется, ожидал, что бывшая фаворитка покинет двор, ибо должность фрейлины могли занимать только незамужние девицы.

   Однако Надайн не только не лишила Тиану должности, а, напротив, возвысила ее до статс-дамы, после назначила гофмейстериной, а взойдя на престол, как супруга нынешнего короля, – и начальницей своей канцелярии. Дружба этих дам выдержала и время, и интриги завистниц, и чего только она не выдержала такого, о чем даже в альковах не рисковали шептаться! Но никогда, несмотря на дружбу, Тиана не позволяла себе забыть о служебном долге.

   Оттого никто не удивлялся, что в одной из парадных гостиных ее величество выслушивает доклад обер-гофмейстерины. А Тиана наблюдала за королевой, скрывающей недобрую усмешку, и понимала, что в очередной раз угадала и угодила. Три дня назад принц Лиам сообщил фаворитке, что обязан прервать их отношения в связи с прибытием посольства от его невесты. Девушке срочно надо было подобрать супруга – и не самого лучшего. Бывшая фаворитка Лиама ухитрилась, если можно так выразиться, оттоптать ноги всех сколь-нибудь значимых при дворе фигур, и даже с королевой неоднократно была смела до дерзости. Что ж, Тиана предложила ее величеству кандидатуры одна другой интереснее. Самой Тиане особенно нравилась та, которую она приберегла напоследок.

   – А еще, ваше величество, барон Руспен ищет супругу, и дело не движется. Он не слишком хорош собой, вы помните: этот шрам через все лицо и хромота, и девицы не рвутся за него. А ведь он получил ранения на службе государству! Очень богобоязненный кавалер, не пьет, не азартен. Ну, грубоват немного, но ведь не тиран! Его покойная супруга, помнится, не жаловалась, очень молчаливая была дама. А жена барону нужна срочно! Его через месяц отправляют на северную границу, в горы, а у него дочь-подросток, и девочке совершенно необходимы материнские забота и наставление. Полагаю, что девушка с опытом придворной жизни может оказаться самой подходящей кандидатурой. Правда, в крепости Гардэ-Деванж не дают балов, а до ближайшего города – неделя пути… Но в таких условиях ничто не станет отвлекать будущую баронессу от забот о семье, рукоделия и чтения священных книг, не так ли?

   Королева тонко улыбнулась: наглая девчонка не умела управляться ни с иглой, ни со спицами, а читать ненавидела – даже романтические истории, что уж говорить о житиях святых и молитвословах.

   – Вы, как всегда, исполнены заботы о ближнем, дама Эстревен. Решено! Барона я видела недавно в буфетной, обрадуйте его: свадьба через неделю. И, наконец, Тиана! – Надайн перешла на дружеский шепот. –Я собираюсь сыграть пару партий в реверси и посетить музыкальный салон, а ты отдохни сегодня. Потанцуй, поболтай с сестрой – не зря же ты отправила приглашение ей и племяннице. Не желаю тебя сегодня видеть на службе – только в танце или с семьей!

   – Вы великодушны, ваше величество! – Тиана радостно присела в неглубоком реверансе. – Бегу радовать предстоящим браком барона Руспена! Надо будет посоветовать ему, чтобы купил супруге медвежью шубу: говорят, в горах Деванжа зимой жуткие морозы, а снег лежит с октября до середины мая!

   Королева рассмеялась, а ее наперсница поспешила в буфетную комнату, где, действительно, обретался у стола с закусками барон Руспен, немолодой уже, суровый полковник. Тиана потратила лишь несколько минут, чтобы порадовать барона предстоящим браком. Тот прекрасно понимал, что предложенная ему девица – совсем не девица, но видел и свою выгоду: безупречная невеста не пожелала бы выйти замуж за стареющего вояку и ехать в северную глушь. Руспен получал молодую красивую жену с приличным приданым, а что не он окажется первым в ее постели – так это мелочь. Он уж позаботится, чтобы больше никто, кроме него, в этой постели не оказался, и суровая простота гарнизонной жизни ему поможет.

   Потому барон рассыпался в искренних благодарностях ее величеству и Тиане лично. Обер-гофмейстерина скромно отмахнулась, но Сезар Руспен был не новичком при дворе, знал, кто шепчет на ухо королеве и с чьей подачи получил такую невесту, и сделал себе зарубку на память – отправить даме Эстревен цветы и какой-нибудь достойный подарок. В конце концов, у него растет дочь, ее надо будет представлять ко двору (и тогда весьма кстати придется приданое молодой жены). К кому же обращаться за протекцией, как не к графине? “Определенно, – решил Сезар Руспен, – подарок должен быть весьма достойным”.

   Тиана распрощалась с бароном и подошла к столу с напитками. Хотя дама не танцевала, разговоры и духота вызывали жажду. Взяв бокал оранжада, она быстрыми мелкими глотками выпила почти половину разом – и тут ее и нашла сестра. Бледная, с неживой, будто приклеенной улыбкой, Кайла с преувеличенной веселостью бросилась к Тиане.

   – Ах, дорогая, как я рада тебя видеть!

   Дамы обнялись и изобразили сестринский поцелуй, мазнув губами по воздуху, не касаясь напудренных щечек. Тиана быстро опустошила бокал и подхватила сестру под руку.

   – Где ты оставила мою дорогую племянницу?

   – Танцует с молодым Гаррэ. Если ты не возражаешь, мы могли бы дойти до бального зала, а то я не предупредила Тэю, что отойду.

   – Конечно, дорогая, пойдем. А что Гаррэ? Имеет виды на Тэю?

   – Ах! – баронесса, кажется, побледнела еще сильнее и прикрылась веером, чтобы никто не прочитал ее слова по губам. – Я об этом и хотела с тобой поговорить. Умоляю… Сделай что-нибудь! Принц Лиам… Тэя…

   – Тише! Улыбайся, – Тиана сама улыбнулась идущей навстречу фрейлине Руаль, сопровождаемой одним из послов Иларина, Гардисом. Надо будет присмотреть за девочкой, а то слишком уж горят глазки. – Говори тише, Кайла. Что случилось?

   – Пока ничего. Но они танцевали, и Лиа… В общем, он признался, – выдохнула несчастная мать, с треском складывая веер. – Она думает, что выйдет за него замуж, представляешь? Ты была на ее месте, ты меня поймешь.

   – Понимаю. Сейчас вряд ли произойдет что-то… неправильное, не в присутствии всего иларинского посольства. Постарайся увести Тэю как можно быстрее, чтобы они не сговорились о свидании, а завтра утром жди меня в своих апартаментах. Я приду пораньше, тогда и поговорим.

   Дамы с видимой неторопливостью, но неуклонно продвигались в бальный зал. Тиана держала сестру под руку, рассылая улыбки и кивки встречным придворным, Кайла кусала губы и нервно терзала веер.

   – Может быть, мне обратиться к королеве…

   – Нет! – отрезала Тиана. – Сейчас, среди бала? Не сходи с ума, до завтра ничего не случится. Скажи Тэе, что тебе нездоровится – и уходите. Ничего – слышишь, ничего! – без меня не предпринимай, если тебе дорога репутация твоей дочери!

   Сестры зашли в зал как раз вовремя: ригодон закончился, и кавалеры возвращали дам их матерям, компаньонкам и супругам. Гаррэ склонился перед сестрами Кэрве, отпуская руку Тэи, осыпал всех трех комплиментами и был отпущен с миром и благоволением. Сама же Тэя встревоженно смотрела на мать.

   – Мама, что случилось? Ты так бледна!

   – Не знаю, дорогая. Наверно, просто душно, или я перетянула корсет, – слегка запинаясь, ответила баронесса, невольно поднося руку к горлу: дышать было тяжело. – В груди что-то жмет и побаливает.

   – Нет, Кайла, – покачала головой Тиана. – Ты действительно очень бледна, и под глазами тени пролегли. Тэя, деточка, проводи маму в ваши апартаменты, я пришлю докторуса Монля. Не огорчайся, это не последний твой бал.

   – Что вы, тетушка, какой бал! – Тэя мгновенно подхватила мать под руку. – Разве можно сейчас беспокоиться о таких мелочах! Мама, пойдем, полежишь, пока придет докторус.

   Тиана проводила уходящих родственниц мрачным взглядом. “Хорошая девочка, – подумала она, – но слишком мягкая. Здесь ее испортят”. Вновь заиграла музыка, и графиня узнала размеренное вступление аллеманды. В дверях дамы Турин разминулись с вернувшейся в зал парочкой – Руаль и Гардисом, которые тут же влились в прихотливый рисунок танца. Да, за Руаль надо последить, как бы не наделала глупостей. Впрочем, девочка знает, чья рука ее кормит. Если будет умницей, то сможет немало узнать от посла: у него глаза тоже горят, а в постели можно так разболтаться… Глядишь, и наберется информация – предложить канцлеру Эдану на обмен. Тиана усмехнулась про себя: она все еще на службе, раз следит за подчиненными; надо бы выполнить королевский приказ и развлечься, но душа не лежит к танцам, слишком непростую задачу поставила перед ней сестра. Тиана подала знак ближайшему лакею и, когда тот подошел, велела отыскать придворного докторуса и от ее имени попросить навестить семью Турин, и как можно скорее. Боль в груди – не шутки, как бы не оказалась грудная жаба! (1) Оставшись в одиночестве, женщина всерьез задумалась.

   Что же делать? Обратиться к королеве? Смешно. Лиам – ее сын; в лучшем случае, Надайн спросит у девушки, чего она хочет, а та определенно увлечена и согласится на все. Нет, королева не поможет. Покинуть двор? Так никто не отпускал, да и батюшка у Тэи тот еще мужлан, ему на чистую душу и репутацию дочери наплевать. Скорее сам уложит девочку в постель принца, чтобы выгадать для сыновей должность или поместьице. Выдать замуж? Можно, даже нужно, но принцам, как известно, и замужество не помеха. Тиана размышляла, поглядывая на танцующих, когда одно лицо привлекло ее внимание, и женщина замерла. Глаза ее хищно вспыхнули, и искренняя улыбка впервые за последний час коснулась губ. Вот оно! Тэя выйдет замуж за очень, очень важного иностранца, и этот иностранец сразу же увезет ее из столицы и из самой страны, подальше от пылкого Лиама. Девочка пострадает и смирится, а принц не станет противиться, опасаясь скандала, потому что Тэя выйдет замуж не за кого-нибудь, а за Морна Ридана, сына иларинского посла. Конечно, ни Тэя, ни Ридан не желают этого брака, но кто же их спросит?

   Меж тем аллеманда завершилась, и оркестр заиграл быстрый гавот. Тиана Эстревен с чистой совестью нашла себе самый удобный диванчик, с которого могла наблюдать за молодым виконтом Риданом, который вел в танце одну из подопечных Тианы – камер-фрейлину Мариз Дебро. Начальница канцелярии получила информацию о послах и вообще членах посольства еще до того, как состав был окончательно согласован, и теперь вспоминала то, что набрали ее конфиденты на виконта. Красивый мужчина – о да, Тиана не могла с этим не согласиться, видя перед собой ожившую античную статую. Кудри как вороново крыло, живое лицо с благородными чертами, темные жгучие глаза, двадцать пять лет, хороший воин и всадник, знаток поэзии – и сам, по слухам, не чужд поэтических опытов. Замужние дамы и служанки, хоть раз попав в его постель, стремятся повторить сей опыт. В жестокости, пьянстве, извращениях не замечен. Отец, правда, им слегка недоволен: молодой человек излишне прям и честен для дипломата, но этот недостаток пройдет с возрастом и опытом.

   Морн Ридан и Мариз закружились так, что у девушки поплыл взгляд, она едва не оступилась, но была вовремя подхвачена кавалером и притянута чуть ближе, чем это допускают приличия. Ловок, шельма! Этот свою будущую жену убережет от любых соблазнов, да и одну в постели не оставит. Тиана хмыкнула и кивнула сама себе: подходит. Судьба Морна и Тэи была решена.

   А теперь можно и развлечься, выполняя приказ царственной подруги. Графиня раскрыла веер из перьев золотой цапли с жемчужной кистью и несколько раз нарочито медленно махнула им к себе, показывая, что желает танцевать. Тотчас среди придворных наметилось движение, и к началу пламенной жиги вокруг дамы Эстревен собралось четверо кавалеров, оспаривающих право вести ее в танце. Тиана выбрала пятого.

   (1) Грудная жаба – устар. стенокардия, болезнь сердца.

ГЛАВА 2

Спала Тиана обычно мало, но в эту ночь совсем уж недолго, не более четырех часов, и встала едва не с первыми лучами солнца. Еще во время бала графиня поручила секретарю подготовить кое-какие документы касательно обучения одной из юных фрейлин; девочка умна, перспективна, поэтому ей назначены уроки этикета и танцев, обольщения и защиты (с оружием и без), парфюмерии и верховой езды... и прочая, прочая, прочая. Перед сном, принимая ванну, устроенную в особой комнатке за шелковой ширмой, графиня надиктовала дежурной помощнице список приглашений на утро, и к тому моменту, как даме Эстревен подали утренний кофий, вызванные уже ожидали в ее приемной. Раздав фрейлинам простые, но важные поручения, Тиана пригласила к себе в кабинет старшую горничную.

   – Адейла, доброго вам утра! Что-то вы сегодня устало выглядите, – нахмурилась хозяйка кабинета.

   – Мое почтение, ваше высокопревосходительство, – поклонилась немолодая уже женщина. – Посольство, вы же понимаете. Девки совсем головы потеряли. Парочку вышвырну, как только послы уедут и полегче станет.

   – Адейла, сколько уже лет мы с вами знакомы, и сколько раз вы мне помогали! Я думаю, ни к чему нам такая официальность. Наедине и в деловой беседе можете называть меня просто – дама Лор.

   Тиана никогда не фамильярничала с прислугой, но такое разрешение – называть ее по личному титулу – не уронит ее достоинства, зато авторитет Адейлы поднимет ощутимо. Старшая горничная прекрасно это понимала, оттого и оживилась, вспыхнула ярким румянцем, не сдержав короткую торжествующую улыбку – ох, и утрет она нос старшей горничной малого двора!

   – Благодарю, ваше… дама Лор! Чем могу служить?

   – Меня как раз интересуют эти ваши… девицы, особенно те, которых вы собираетесь выгнать. Как выглядят, как себя ведут, что умеют?

   – Девицами их уже не назвать, – по-девичьи хихикнула Адейла. – А так – что ж, как обычно. Убрать комнату, застелить постель, почистить одежду, – все, как горничной и положено. Умеют-то они все, да только работать норовят поменьше, а больше хвостом крутят перед господами. Девки красивые, гладкие, не дуры. Одна попроще, другая – поумнее будет.

   – Мне как раз нужна такая для совершенно особых поручений, понимаете? Хорошей девушке, девице, – многозначительно подчеркнула Тиана, – не всякое и поручишь.

   – Конечно, госпожа, – закивала старшая горничная. – Мне, верно, лучше и не знать, что им поручить изволите. Меньше знаешь – меньше разболтаешь. Прислать их вам?

   – Да, обеих. Лучше после королевской прогулки, часов в шесть пополудни. Выберу одну и пришлю с ней записку. Переведете ее официально в мой штат, плату повышу. Вторую можете увольнять, когда вам будет удобно.

   – Слушаюсь, дама Лор.

   – Благодарю, Адейла. И, прошу вас, угощайтесь, – Тиана улыбнулась и протянула служанке плетеную из соломы корзиночку с оставшимся от завтрака пирожным, демонстративно уронив в нее несколько золотых(2) . Сумма приличная, но высокий пост предполагает и высокие траты. – Уж очень вас утомили ваши подчиненные, а сладкое, как утверждают докторусы, улучшает настроение и самочувствие – если не забывать об умеренности, конечно.

   Старшая горничная поблагодарила – скромно опустив глаза, скрывая неуместную вспышку радостной гордости, – и приняла корзиночку. Тиана отпустила Адейлу легким взмахом руки, и та отступила к двери, поклонившись напоследок куда ниже и искренней, чем прежде. “Главное – дать человеку понять, что ты его ценишь, и не ошибиться в цене”, – мимолетно подумалось Тиане, прежде чем в кабинет влетела двенадцатилетняя баронесса Эвени Ранно, ставшая фрейлиной полгода назад. Графиня вскинула левую бровь, чуть склонив голову: врываться без стука?

   – Ах, простите, госпожа Эстревен! – мгновенно сообразила запыхавшаяся девочка и присела в приличествующем реверансе. – Вы велели сразу сообщить, его высочество соизволил проснуться!

   – Благодарю, Эвени. Вы славная девочка, но вам еще учиться и учиться. По вашему виду никто не должен заметить волнения и спешки, даже если вы дюжину раз обежите вокруг розария, узнаете о заговоре против короны или увидите замужнюю даму в объятиях его высочества.

   Девочка покраснела, мгновенно нарушая прозвучавшее наставление.

   – Нет, милая, я вас не упрекаю, – Тиана улыбнулась такой непосредственности. – Нельзя упрекать того, кого не учили должным образом. Вы пробыли при дворе достаточно долго, чтобы я могла оценить ваш потенциал и решить, достойны ли вы столь ответственного поста, или проще найти вам мужа и заменить вас другой девицей. Итак, я решила назначить вам личную наставницу – камер-фрейлину Мариз Дебро.

   – Ах, ваше сиятельство! – юная баронесса засияла от восхищения и благодарности, как утреннее солнце: Мариз была одной из любимиц королевы и самой Тианы, а значит, отныне и перед Эвени открываются потрясающие перспективы при дворе.

   – Вы можете идти, дитя мое. Возьмите у моего секретаря пакет, отнесите его камер-фрейлине Дебро и оставайтесь в ее распоряжении. На словах передайте, что ваше обучение имеет наивысший приоритет – кроме дежурства при ее величестве, разумеется. И не бегите, умоляю!

   Девочка с благодарностями покинула Тиану, а та одним глотком, как крепкое вино, допила остывший кофий. К чему огорчать подчиненных прямыми запретами, если можно, напротив, оказать доверие и дать ответственное поручение? А график обучения и проверочных испытаний для Эвени намечен настолько плотный, что Мариз и думать забудет о флирте с сыном иларинского посла.

   Тиана со вздохом записала в дневник время встречи с горничными, пытаясь понять, как втиснуть все дела в отведенное время. Безнадежно. День обещал быть насыщенным. Тиана покинула свои апартаменты, кивнув дежурившим в приемной помощницам. Джермэйн Блан, кандидатка в камер-фрейлины, подхватив блокнот и свинцовый карандаш, последовала за начальницей. Тиана благодарила богов, что после балов королева отдыхает до полудня, поскольку обер-гофмейстерина обязана присутствовать при утреннем туалете ее величества. Сейчас же у дамы Эстревен оставалось время посетить сестру, что Тиана и сделала, позволив себе чуточку ускорить шаг, подходя к апартаментам семьи Турин: у дверей разгорался тихий, но упорный конфликт.

   Графине хватило одного взгляда, чтобы разобраться в происходящем: мальчишка-паж, ровесник юной Эвени, пытался прорваться в покои, размахивая конвертом официального вида, а приставленная к дамам Турин служанка стояла насмерть, не впуская дерзкого захватчика. Мальчика Тиана знала: паж его высочества Лиама, всего пару недель как вступил в должность, а его сестра – фрейлина из тех девиц, что годятся только приносить забытый веер и подавать кофий. Что ж, и такие нужны.

   – Виконт Терсо! – негромко и холодно окликнула Тиана.

   – Ваше сиятельство? – паж обернулся в недоумении. Красивый мальчик, но совершенно не готов к службе!

   – Нет ничего хуже непрошеных советов, – начала графиня, – однако сейчас вы в таковом нуждаетесь. Скажите, вам было велено учинять скандал у дверей уважаемой семьи?

   – Но я должен… Приглашение… – мальчик мучительно покраснел.

   – Вы должны передать приглашение от малого двора для кого-то из семьи Турин, верно? – подсказала Тиана. Юный виконт с облегчением кивнул. – Великолепно. Отчего вы не передали его через горничную?

   – Но… Его высочество велел…

   – Его высочество велел вам доставить не личное послание, а официальное приглашение, насколько я могу видеть, – отрезала Тиана. – Такие документы нет необходимости передавать лично в руки адресату. К тому же учтите, что в утро после бала дамы редко встают до полудня, то есть будут отдыхать еще пару часов. В любом случае, вас не примут, не одевшись. Или, возможно, приглашение срочное? Или вас ждут с ответом?

   – Нет, – несчастным голосом выдал паж. – Приглашение от малого двора на завтрашнюю игру в мяч.

   Тиана укоризненно покачала головой, а Джермэйн отчетливо хихикнула.

   – Скажите, виконт, вам уже назначили наставника?

   – Нет, ваше сиятельство, – голос пажа упал почти до неслышимости.

   – Печально. В наставнике вы определенно нуждаетесь. Ваше усердие чрезмерно, и репутацию даме вы могли испортить. Вряд ли именно это являлось целью его высочества. Полагаете, он будет доволен, если дама покинет двор в слезах? К тому же, баронессе Турин вчера нездоровилось, ее посещал докторус. Что, если ей станет хуже от того шума, что вы тут устроили?

   – Пожалуйста, ваше сиятельство, – в глазах растерянного мальчишки стояли слезы. – Пожалуйста, скажите, что я должен делать?

   Графиня недолго колебалась, стоит ли тратить драгоценное время. В иной ситуации она бы и пальцем не пошевелила, пусть бы малый двор разбирался сам и с неуклюжим посланником, и с наставничеством, но сейчас… Виконт Терсо будет ей хоть немного, но обязан, а главное – проникнется доверием.

   – Хорошо. Сейчас просто отдайте приглашение слугам того лица, которому оно назначено, и составьте компанию виконтессе Блан. Через полчаса я освобожусь и намерена посетить оранжерею, выбрать цветы для ее величества. Вы можете сопровождать меня и виконтессу, если пожелаете, и я расскажу вам, как правильно передавать послания при дворе – и официальные, и личные. Нет-нет, не благодарите, – остановила вспыхнувшего мальчика Тиана. – Вы еще проклянете меня, если я займусь вашим образованием вплотную. Кстати, Джермэйн, пока вы ждете, объясните, пожалуйста, виконту, когда следует использовать обращение по должности, а когда – по титулу. Со всеми тонкостями. Не хотелось бы краснеть за вас, если вы забудете какую-нибудь мелочь.

   Пусть девушка не думает, что ее жестокий смешок остался незамеченным. Маленькое, почти символическое наказание напомнит ей о правилах поведения и избавит от излишков самоуверенности.

   У сестры Тиана задержалась дольше, чем планировала. Докторус Монль оставил для баронессы успокоительную настойку, сердечные капли и велел избегать волнений, но Кайла надумала себе столько ужасов за ночь, что уже и капли, кажется, не помогали. Тиане пришлось едва ли не повысить голос на старшую сестру, пытаясь вернуть ей самообладание и трезвость рассудка. Помогло только напоминание: если Кайла не будет держать себя в руках, то кто поможет Тиане следить за устремлениями и действиями племянницы? Если Кайла будет лежать в постели, то кто будет сопровождать Тэю на прогулках, королевских обедах, балах? Графиня могла бы найти компаньонку, но нет надежнее компаньонки, чем собственная мать.

   – Кайла, я обещала помочь, я от своего слова не отказываюсь. Но ты не имеешь права страдать и ждать, что все само собой разрешится. Ты – мать!

   – Но как, Тиана? Как можно уберечь ее от того, к чему она сама стремится?!

   – Хорошо, – устало вздохнула Тиана. – Слушай. Но упаси тебя боги распустить язык при муже или дочери! Не пройдет и двух недель, как мы выдадим Тэю замуж за виконта Ридана, сына иларинского посла, и он увезет девочку подальше от его высочества. Как я этого добьюсь – моя забота, твоя же – следить за Тэей и ставить меня в известность о любых записках, беседах, случайных встречах и самых мелких и дозволенных подарках, не говоря уж о цветах!

   – Да, я помню, язык цветов, – кивнула бледная Кайла. – Но я не уверена, что разберусь, это было так давно…

   – И не надо, дорогая, просто сообщи мне. Ничего не делай, не спорь, не мешай девочке, если не хочешь стать ее врагом, ведь юность так ранима. Только следи и ставь меня в известность обо всем.

   – Но Иларин! Я не смогу видеть мою девочку годами!

   – Кайла! – графиня в изнеможении опустила веки. Она закатила бы глаза, не будь это вульгарно. – Или ты будешь видеть свою девочку любовницей его высочества, а потом – женой какого-нибудь немолодого вояки, или она уедет. Иного выбора нет. Сейчас ты, наконец, возьмешь себя в руки и скажешь мне одно слово. Иларин или принц, Кайла?

   Баронесса молча плакала и терзала зубами платок, не замечая, как рвется халланское кружево. Конечно, в попытке надавить на сестру Тиана слегка слукавила: неужели она не нашла бы для племянницы более-менее приятного и небедного супруга? Но выбор для бывшей фаворитки действительно сужался, особенно после того как при покойном короле герцог Лурдон сбежал от навязываемого брака и женился на какой-то сельской простушке (дворянке, конечно, до простолюдинки герцог не опустился, хвала богам), всеми достоинствами которой были юность, красота и незапятнанная девичья честь. Венценосный сват кипел, ярился, удалил кузена от двора, бывшей королевской фаворитке после такого позора пришлось поступить в обитель Милосердных Сестер, а Лурдон жил себе припеваючи с добродетельной, любящей и заботливой супругой. Детей у них, помнится, было то ли шесть, то ли семь.

   – Я жду, сестра. Выбирай и помни: возможности передумать не будет. Иларин или принц?

   – Иларин, – беспомощно выдохнула Кайла, глядя на сестру огромными ореховыми глазами.

   – Так, – графиня поднялась, ободряюще похлопав сестру по руке. – Тэя сейчас получит приглашение от малого двора. Не тревожься, я приставлю к ней самых своих ответственных девочек. К тебе я пришлю двух-трех своих служанок, ты их узнаешь по черно-белому банту на корсаже. Девушки окажут тебе любую услугу, но их главная задача – приглядывать за корреспонденцией Тэи и, если необходимо, быстро доставить мне сообщение от тебя. Поцелуй за меня племянницу, когда проснется, а я тебя покину: меня давно ждет служба.

   Графиня покинула апартаменты родственников, понимая, что в оранжерею придется поспешить. У дверей Джермэйн Блан с видом скромным и доброжелательным сидела на пуфике и рассказывала что-то виконту Терсо; Тиана отметила, что девушка ведет себя идеально, но тут же позабыла и об оплошности, и о наказании: с колен Джермэйн с радостным, безудержным лаем сорвался рыже-белый вихрь и начал прыгать на юбку графини в порыве слепого обожания.

   – Лили! – нежно воскликнула Тиана, приседая, чтобы собака могла допрыгнуть и лизнуть ей руки. – Моя чудесная девочка! Джермэйн, неужели она сама прибежала, без присмотра?

   – Нет-нет, дама Лор, Хани ван Мун привела ее! Никто бы не посмел оставить Лили одну!

   – Что ж, пойдемте тогда в оранжерею! Лили, драгоценная, пойдешь с нами?

   Собака радостно залаяла и, не замолкая, начала носиться вокруг хозяйки, подпрыгивая, словно мячик. Лили была подарком Тиане от королевы – мелкая собачка франской породы орейль, для которой характерны стоячие ушки с длинной шерстью на них, подобные крыльям бабочки, а хвост с такой же длинной шерстью изящной аркой выгибается над спинкой. На ощупь шерсть орейля кажется потоком прохладного шелка. Лили и Фуфик, принадлежащий самой королеве, были из одного помета; обоих отмечали почти одинаковые рыжие пятна на спинках, похожие на трехлепестковую лилию, и оба были равно любимы королевой и ее наперсницей, а потому дозволялось им абсолютно все. Счастье, что нрав у собачек был хоть и задиристый, как у всех франов (и двуногих, и четвероногих), но в целом добродушный, иначе быть бы покусанными многим придворным, вызвавшим неудовольствие высочайших дам.

   Тиана направилась в оранжерею, подобрать утренний букет без запаха: вчера Надайн слушала музыку и, как натура чувствительная, опять наверняка не могла уснуть до рассвета. В итоге, когда королева проснется, у нее будет болеть голова, и тяжелый аромат роз или, упаси боги, лилий оказался бы совсем некстати. Нет, лучше попросить у садовника полевых цветов: ромашки, колокольчики, что-то милое, простое и расслабляющее.

   Молодые люди последовали в полушаге за всесильной дамой, выслушивая неспешные наставления о приличествующей доставке корреспонденции. Так много всего надо учитывать: и титулы, и статус при дворе, и отношения, и какого рода послание, и еще много-много всего! Юный Терсо и Джермэйн (хоть фрейлина далеко не впервые слышала эти правила) впитывали каждое слово: не каждый день обер-гофмейстерина лично одаряет знаниями! Вокруг них беспечно гонялась за бабочками ушастая Лили.

   А после день пошел своим чередом. Утренний туалет королевы, завтрак, к которому графиня Эстревен была приглашена, как и каждое утро на протяжении последних пятнадцати или шестнадцати лет. Букет Тианы красовался на столике среди простого белого фарфора; королева мечтательно улыбалась, глядя на цветы, и говорила о милых пустяках. Присутствовали также Лили и Фуфик, для которых рядом с креслами дам поставили особые высокие стульчики с шелковыми подушками. Конечно же, собачки выпросили и получили лакомые кусочки сыра, фруктов и даже пирожных, а после завтрака были унесены фрейлинами на прогулку в парк. А потом настало время трудов и для ее величества: прием просителей, подписание брачного договора барона Руспена и его будущей супруги (которая выглядела бледновато и жалко, несмотря на ласковую улыбку королевы), рассмотрение письменных прошений о брачных союзах, о вспомоществовании, о должности... Надайн прервалась лишь на дневной чай и прогулку с его величеством, а после королеве уже пора было одеваться к ужину. Ужин в честь послов ожидался торжественный, в иларинском стиле, но до того Тиану ожидала своя работа в кабинете – проверка счетов, графика дежурств и прочее, и прочее. И да, конечно, разговор со служанками.

   Между всеми этими занятиями Тиана не забыла поинтересоваться у Джермэйн, не намерена ли она в ближайшее время встретиться со своим поклонником Граном Арро-Вейль, секретарем канцлера? Ах, намерена! Тогда… Почему-то графине кажется, что маркиза Арро-Вейль заинтересует новость: его высочество вот-вот представит двору новую фаворитку, как бы не в присутствии иларинских послов, прибывших обсудить условия брачного договора.

   Возможно, если милая Джермэйн упомянет об этом маркизу, тот получит шанс подняться по службе, ведь канцлер ценит осведомленность и инициативу. Кто фаворитка? Ну, это уж была бы совсем подозрительная осведомленность для секретаря! Довольно с него и самой новости.

***

Горничная Лисс бесконечно восхищалась своей новой хозяйкой, графиней Эстревен-и-Лор. Слуги графини никогда не болтали ни о ней, ни о своей работе, ни… вообще ни о чем не болтали. Не то чтобы они как-то высокомерно относились к дворцовым, но отдыхали только в своей компании, пили мало и редко, а если все же случалось, то свои же товарищи уводили разошедшихся гуляк. Правда, известно было, что платит ее сиятельство щедро и за верность вознаграждает не только монетами; иной раз невыполнимое для простолюдина желание исполняется по одному слову госпожи. Если же слуги графини покидали ее, по старости или болезни, то лишь ради того, чтобы переехать в Лор, личное поместье госпожи на юге, из которого присылали к королевскому столу медовый виноград, густое сладкое вино и сводящие с ума ароматом клементины. За все время во дворце Лисс никогда не слышала ни об одном слуге, который бы перешел от графини к другому хозяину. Лисс всегда было любопытно: каково это, быть на службе самой важной дамы двора – после королевы, разумеется? Сегодня она узнала.

   Графиня Эстревен добрых полчаса пытала ее странными вопросами: какие цветы и цвета любит ее будущая горничная, быстро ли бегает, может ли отличить иволгу от лимонного вьюрка, насколько хорошо знает грамоту и счет, сколько мужчин побывало в ее постели, как именно Лисс предпочитает заниматься любовью… Последняя тема даже слегка шокировала горничную: графиня (по слухам, непременным спутникам каждого хоть сколь-нибудь заметного человека) была совершенно чиста, и, кроме покойного короля и ныне безумного супруга, не была близка ни с одним мужчиной, несмотря на редкостную свою красоту. Однако о любовной стороне жизни госпожа графиня расспрашивала со знанием дела.

   До нынешнего дня Лисс прекрасно понимала, к чему все идет. Госпожа Адейла, старшая горничная, давно уже высказывала недовольство ее поведением, но работа была девушке скучна, зато очень много времени отнимали куда более важные дела. Это же так любопытно и волнующе – услышать то, что не предназначено для чужих ушей, или увидеть запретное! А какие чудесные книги можно почитать в господских комнатах, если отвлечься от застилания постелей! И так радостно-гордо бьется сердце, когда тебе улыбается какой-нибудь красавчик-барон, да и монетки, которые этот барон опускает в корсаж после жалкой четверти часа в укромном уголке, тоже не лишние. Иногда и золото доставала Лисс из-за корсажа!

   Но все чаще хмурилась, глядя на нее, госпожа Адейла, а сегодня вызвала к себе ее и Минон, которая тоже не очень-то справлялась с обязанностями, правда, исключительно из-за природной лени. Минон, не так чтоб глупая, но и не слишком-то сообразительная девица, мило улыбалась начальнице, а Лисс стояла неподвижно и мрачно размышляла о том, куда сможет устроиться после того, как ее вышвырнут из дворца. Вряд ли хоть один приличный дворянский дом возьмет такую горничную! А ее вышвырнут. Это было ясно по взгляду госпожи Адейлы, отстраненному, равнодушному: женщина уже мысленно рассталась с обеими подчиненными, и дальнейшая их судьба не беспокоила ее совершенно.

   Однако, против ожиданий Лисс, госпожа Адейла вместо немедленного увольнения отправила обеих девиц в приемную обер-гофмейстерины и велела дожидаться графиню, не уходя с места, хоть бы уже настала ночь или конец света. Минон, приняв слова начальницы за шутку, засмеялась, показывая мелкие белые зубки, а Лисс испытала прилив надежды. Возможно, у ее сиятельства найдется для нее какая-то особая служба, тогда… Запретив себе надеяться, Лисс глубоко поклонилась госпоже Адейле и поблагодарила за заботу о ней, неразумной. Старшая горничная изумленно вскинула бровь, тяжелым оценивающим взглядом окинула беспутную подчиненную – и внезапно улыбнулась, так мимолетно, что девушка не была уверена, что ей не показалось.

   Ее сиятельство приняла горничных по очереди, и проскочившая первой Минон была отослана с каким-то пустяковым поручением почти сразу, не прошло и нескольких минут. Лисс мысленно поблагодарила богов и, трепеща, постучала в дверь кабинета. Мелодичный голос госпожи пригласил войти; девушка переступила порог, и мгновенно взгляд бездонных, прекрасных, невероятных зеленых глаз пригвоздил ее к месту. Будь у Лисс такие глаза… Весь мир был бы у ее ног, во всяком случае, мужская его половина!

   Тогда-то и начался почти допрос, к концу которого девушка обливалась потом и серьезно сомневалась, что выйдет от обер-гофмейстерины живой, но отвечала ей честно. Графиня что-то отмечала в книге с кожаной обложкой, не упрекала ни в излишнем любопытстве, ни в распутстве, хотя девушка прекрасно отдавала себе отчет, что грешна и в том, и в другом. А потом обер-гофмейстерина сделала горничной такое предложение, от которого в душе Лисс вспыхнул целый фейерверк чувств: и благодарность, и восторг, и восхитительное предвкушение яркой, пылкой, богатой приключениями жизни. Сама не заметив, девушка упала на колени, глядя на свою новую хозяйку, как на звезду удачи, и принесла клятву верности, отдавая Тиане Эстревен всю себя. Свою верность, жизнь и самую душу.

   Когда в темнеющем небе зажглись первые звезды, Лисс стояла у дверей покоев Морна Ридана, сына иларинского посла. На первый взгляд серое платье девушки было таким же, как у дворцовой прислуги, лишь на корсаже закреплен черно-белый бант – цвета графини Эстревен. Никто из господ не посмотрит на служанку дважды, а вот госпожа Адейла и прочие слуги будут знать, что Лисс отнюдь не бездельничает, а выполняет поручение такой высокой особы, что лучше бы придержать любопытство и отвести взгляд. Графиня честно предупредила Лисс, что не все поручения окажутся приятными и безопасными, но сегодняшнее девушка выполнит с истинным удовольствием: Морн Ридан молод, красив и, говорят, хорош в постели. Лисс легонько постучала, дождалась недовольного: “Войдите!” и проскользнула в приемную, плотно затворив за собой дверь.

   Морн Ридан был разочарован в прошедшем дне и в женщинах. Восхитительная фрейлина, так живо танцевавшая с ним вчера, не смогла прийти на свидание – именно не смогла, хотя и желала, в этом Морн не мог ошибиться. Он видел девушку на королевской прогулке, но за ней хвостиком ходила совсем юная девица с фрейлинским шифром, похожая на серую мышку. Прелестница только и смогла, что передать Морну короткую, в несколько слов, записку с извинениями. Впрочем, Морн Ридан понимал, что такое долг. Что ж поделать, если его несложившейся пассии выдали ответственное поручение по линии канцелярии ее величества, от которого камер-фрейлина никак не могла отказаться. А жаль! Насколько он знает женщин, Мариз из тех пылких, веселых натур, которые берут от жизни все. Им было бы легко сойтись – ненадолго, без обязательств, но к немалому взаимному удовольствию.

   Стук в дверь вызвал прилив досады, но лишь до тех пор, пока Морн не разглядел вошедшую. Однако! Горничные здесь едва ли не привлекательнее фрейлин! Во всяком случае, та, что стояла у двери с подносом, на котором с ловкостью удерживала большой кувшин,стопку полотенец и салфеток, какие-то баночки и скляночки. Молоденькая служанка была так хороша, что ее ладную фигурку не портило даже форменное серое платье, а из-под изящного батистового чепца кокетливо выбивались рыжие локоны. Девушка стрельнула глазками в Морна, скромно уткнулась взглядом в пол и пропела таким медовым голосом, что мужчине захотелось слизнуть этот мед с пухлых, влекущих губ:

   – Горячая вода для вечернего умывания, ваша милость!

   – Благодарю, красавица! Можешь называть меня просто Морн.

   – Ах, ваша милость, как можно? – понизив голос, мурлыкнула девица.

   Серое платье, неглубокое декольте… Как, ну, как эти женщины могут изображать из себя невинных скромниц, и в то же время всего лишь выставленной из-под подола платья туфелькой, наклоном головы, легким придыханием говорить мужчине: “Будьте же смелей!”? Морну достаточно было бы и меньшего намека. Глядя на рыженькую служанку, он позабыл об очаровательной Мариз. Право слово, кто станет тратить время на ухаживание за фрейлинами, если есть шанс заполучить такую красотку – и прямо сейчас? И никакого риска, что явится отец, брат, кузен с требованием немедленно жениться! Наступающая ночь обещала стать волшебной.

   – Красавицам можно все! – игриво заявил Морн. – А как зовут тебя?

   – Лисс, ваша милость! – девушка присела, балансируя подносом. Декольте над этим подносом… интриговало.

   – Вот что, Лисс, отнеси-ка воду туда, в спальню. Польешь мне, пока умываюсь. И называй меня по имени. Это приказ!

   – Как пожелаете, ваша милость Морн! – почти простонала в предвкушении Лисс, обожгла мужчину взглядом темных глаз и направилась в спальню, покачивая бедрами и ухитряясь держать поднос с таким изяществом, словно он был не тяжелее кленового листа.

   А Морн Ридан закрыл дверь на засов и поспешил следом за горничной. Умываться.

    (2) Несколько золотых - заработок горничной за несколько лет.

ГЛАВА 3

С вечера дама Эстревен позволила себе лечь пораньше и оттого нынешнее утро встретила отдохнувшей и посвежевшей. Во всяком случае, увиденная в большом веницейском зеркале дама: с ясными глазами, лилейной кожей и нежным природным румянцем, – Тиане понравилась. Она любила это недолгое утреннее время наедине с собой, когда не нужно скрывать эмоции и можно чуть-чуть побыть не железной статуей, а настоящей – одинокой, но вполне довольной жизнью женщиной. Отфыркиваться во время умывания, улыбаться солнечному лучу, пробравшемуся в узкую щель меж портьер и гардин, азартно перебирать в памяти гардероб, вспоминая, какие приятные события связаны с каждым платьем, и прикидывая, какое из них подойдет к сегодняшнему настроению.

   Увы, совсем скоро приходилось надевать маску доброжелательного безразличия и звать прислугу: одеваться. После наступит время утреннего кофия, к которому обер-гофмейстерине подадут доклад обо всем важном, что случилось прошедшей ночью, а там уже и раздача поручений, и проверка дежурных фрейлин – благополучно ли прошла ночь ее величества? А потом и ее величество королева соизволит проснуться, и Тиана будет присутствовать при ее утреннем туалете и позавтракает вместе с Надайн.

   Но размеренный распорядок сегодня нарушился. Графиня еще не успела одеться; камеристки едва пришнуровали к лифу нижнюю юбку-фрипон цвета лесных каштанов, своей очереди ожидала верхняя, из той же ткани, что и лиф: плотного алебастрового шелка с вышитым цветочным узором мардоре (3). Именно в этот ответственный момент в спальню с самым расстроенным видом прошмыгнула Неруэ, ее старшая горничная.

   – Ваше сиятельство, – виновато прошелестела уже весьма немолодая служанка, – простите, что прерываю, но в приемной ожидает господин канцлер.

   – Давно? – невольно вырвалось у Тианы. Чтобы граф Астор Эдан-и-Амери соизволил подняться с постели ранее десяти утра, должно было случиться что-то серьезное: война, например, или крупный дипломатический скандал.

   – Четверть часа, – Неруэ потупилась, ожидая выговора за то, что затянула с докладом.

   Отчитывать служанку графиня не стала; Неруэ служила ей с самых первых дней при дворе, и ее забота о госпоже была несомненной, хоть временами и чуточку чрезмерной.

   – Неруэ, распорядитесь, чтобы кофий подали на двоих, и еще насчет закусок для канцлера, – велела Тиана. – Девушки, отложите вы юбку, с ней слишком долго возиться. Подайте распашной контуш! Да не этот, несите муаровый! Жюссоль, уберите мне волосы под чепец, прическу будем делать после.

   Камеристки засуетились, надевая на Тиану свободный домашний контуш, пряча неприбранные волосы. Неруэ покинула спальню и слышно было, как она посылает подчиненную на кухню, за пирожными и кофешенком (4).

   Тиана ни о чем не собиралась просить графа, ей нужно было добиться того, чтобы он сам ее попросил… о том, что она сделала бы в любом случае. Тогда он не только окажется в долгу перед дамой Эстревен, но и послужит прикрытием для ее действий; если все пройдет как надо, то и агентуру канцлера можно будет использовать в этом деле. Поэтому нужно выдержать правильную паузу и довести графа до такого состояния, чтобы он был раздражен и оттого не очень внимателен, но не разъярен.

   Канцлер Эдан действительно ожидал появления обер-гофмейстерины с некоторым раздражением, и ему уже несколько раз приходилось напоминать себе, что в такое время ни одна придворная дама (кроме, разве что, дежурящих при королеве фрейлин) не бодрствует. Пока даму Эстревен разбудят, пока она оденется – о, надеть придворное платье – это и искусство, и тяжкий труд! Вряд ли ожидание затянется меньше, чем на час, скорее уж на полтора… Появление служанки оказалось внезапным.

   – Ее сиятельство ожидает, – негромко сказала немолодая женщина, открывая дверь, и склонилась, опустив взгляд в пол.

   Не тратя слов, канцлер прошел в кабинет. Дверь за его спиной затворилась с тихим щелчком.

   Тиана ждала посетителя, сидя в кресле у кофейного столика. Аромат свежесваренного напитка кружил голову, холодные закуски и кремовые пирожные радовали взгляд, и канцлер с благодарностью отметил на столике вторую кофейную пару. Слегка небрежный наряд графини представлял собой своеобразное заявление: взгляните, граф, я не заставляю вас ждать и даже сократила время одевания. Что ж, Астор Эдан оценил и заботу, и спешный прием, и очарование графини, подчеркнутое таким почти домашним видом.

   – Ваше сиятельство! – канцлер склонился к руке Тианы, одобрительно пробежав взглядом по изящной, как статуэтка, фигуре дамы. – Вижу, я прервал ваш утренний туалет. Чем мне искупить мой тяжкий грех?

   – О, только не предлагайте помощь в одевании, как госпоже Вардейль! – лукаво рассмеялась Тиана, намекая на случай, когда красивая, но чересчур смело одетая провинциальная дама запуталась в словах и вместо того, чтобы упрекнуть канцлера в равнодушии к женскому полу, почти пригласила его себя раздеть. Граф Эдан безжалостно этим воспользовался, заявив, что госпожу Вардейль он предпочтет не раздевать, а одевать, дабы двор не ослеп от ее выдающейся… красоты. Муж дамы, если и почувствовал себя оскорбленным, то виду не подал; но со следующего дня наряды провинциалки выглядели более чем прилично, и выдающаяся красота не пыталась при каждом движении вырваться из слишком низкого выреза лифа.

   – Вам я охотно предложил бы любую другую помощь, – галантно ответил канцлер, – но, боюсь, вынужден буду просить вашей.

   – Нет-нет, ни слова о делах, покуда не выпит кофий! – твердо заявила дама Эстревен. – Сначала мужчина трудится так, что не успевает завтракать, потом он забывает ужинать, а потом у него случается смущенный желудок(5), и ему уже не до трудов.

   Граф Эдан, не чинясь, рьяно вступил в бой с закусками, уничтожая канапе с ветчиной, фаршированные трюфелями яйца и сыр с инжиром. С противником канцлер расправился быстро и, уже не спеша, перешел к кофию. Тиана допивала первую чашку: она почти не ела, ограничившись кисточкой винограда и пирожным в виде лебедя.

   – Так что я могу для вас сделать, граф? – поинтересовалась она и добавила себе кофию из серебряного кофейника.

   – Даже не знаю, с чего начать, дама Эстревен, – вздохнул канцлер. – До меня дошли слухи, что принц вот-вот объявит новую фаворитку.

   – До меня они тоже дошли, – тонко улыбнулась Тиана. – Вас, полагаю, смущает не сам факт, а его… несвоевременность?

   – Да! Не наше с вами дело указывать его высочеству, с кем и когда ему стоит… развлекаться, но можно же как-то повлиять?

   Тиана только фыркнула.

   – Как вы себе это представляете, граф?

   – Может быть, ее величество?..

   – О, это вряд ли. Его высочество – ее единственный ребенок. Вы же не пытались поговорить с его величеством? И то, и другое равно бессмысленно.

   Астор Эдан откровенно скривился, словно только что сжевал не пирожное, а недозрелый лимон. Венценосные супруги действительно позволяли единственному драгоценному сыну все, забывая иногда и о государственных интересах. Пытаться прямо запретить что-либо великовозрастному наследнику не то что бесполезно – он назло сделает то, что запрещено. В то же время графиня Эстревен обладала некоторыми возможностями. Нет, ничего особенного: поставить одну фрейлину на дежурство при ее величестве, задержать другую в своей приемной, отвлечь принца беседой с одной из статс-дам. А иногда случается странное: задерживаются послания, любовные записки попадают в руки мужа, официальные документы теряются. Вроде бы мелочи, но канцлеру не раз приходилось с изумлением наблюдать совершенно невозможные события, к которым, казалось бы, обер-гофмейстерина не имеет отношения, но чувствовал, чувствовал граф Эдан касание нежной женской ручки!

   – Послезавтра мы встречаемся с послами Иларина для окончательного обсуждения приданого ее высочества, а на следующий день подписываем соглашение о добрачном имуществе, – продолжал жаловаться канцлер. – Те условия, которых мы добились на предварительных переговорах, открывают Лассару великолепные перспективы! А новая фаворитка в такое время – это не просто скандал, это потерянные рудники Дермойна, это пошлины за проход по Бертонскому проливу, это… Ах, графиня, я боюсь подумать, что еще мы можем потерять!

   – Не говорите мне о перспективах, господин канцлер, – погрозила пальцем Тиана. – Я – всего лишь женщина, и мне не пристало рассуждать о политике и экономике.

   – Вы – умная женщина, ваше сиятельство, – возразил собеседник. – Подозреваю, о политике и экономике вы могли бы рассуждать со знанием дела, и лишь природная скромность вам мешает. Прошу вас, придумайте что-нибудь такое… неявное! Лассар будет в долгу перед вами. Я лично буду в долгу!

   – Оставьте это, ваше сиятельство, – укоризненно нахмурилась Тиана. – Разве я отказываюсь? И к чему говорить о долгах? Ваше, мужское, дело – решить, в чем состоит благо государства. Я же, в меру своих слабых сил, поспособствую. Могу ли я обращаться к вашим людям в случае необходимости?

   – Разумеется, драгоценная дама Эстревен! Я отдам распоряжение сейчас же. Покидаю вас с надеждой и восхищением!

   Тиана проводила канцлера, обмениваясь любезностями до самого порога, и бросилась в спальню, где в боевой готовности ожидали камеристки: с алебастровой юбкой-модест, уже распяленной на руках, и горячими щипцами для волос наперевес. К покоям королевы обер-гофмейстерина почти бежала, по дороге давая указания секретарю и раздавая поручения фрейлинам. Казалось, за ней, как за флагманом, следует целый флот, от которого то и дело отделяются корабли, получившие приказ. “Отчего бы в голову с самого утра приходили военные словечки? – подумалось Тиане. – Впрочем, что-то вроде военной кампании я и затеяла. Лишь бы не пришлось выбрасывать белый флаг!”. К утреннему туалету королевы графиня успела.

   После завтрака дама Эстревен попросила дозволения королевы покинуть ее, дабы заняться служебными делами. Присутствия обер-гофмейстерины пока не требовалось, ее величество отпустила подругу, хоть и с сожалением, и Тиана получила несколько часов на планирование своей кампании.

   Прежде всего Тиана позаботилась о сегодняшней игре в мяч. При малом дворе фрейлин не было, в связи с отсутствием у наследника супруги, и полторы дюжины подчиненных обер-гофмейстерины получили приглашение на игру. Секретарь подал список, и Тиана тут же отметила в нем нужные имена. Через четверть часа Руаль Тишо, Хани ван Мун и Джермэйн Блан стояли в ее кабинете. Графиня едва не под клятву о молчании сообщила им о нависшей над Лассаром угрозе, девушки прониклись и выслушивали начальницу с трепетом. Задание у них было весьма важное: сразу после игры увлечь беседой принца и Морна Ридана, а Тэю увести как можно быстрее под любым приличным предлогом. Так скоро за добродетель племянницы Тиана и не опасалась, но лучше, если встреча с принцем пройдет под бдительным присмотром опытных придворных девиц.

   Руаль сегодня выглядела слегка вялой и бледной, Тиана была уверена, что девушка спала очень мало. Гардис? Что ж, на вечер у Руаль будет еще одно задание, а пока можно отпустить девушек.

   – Дамы, надеюсь, вы справитесь. Скандал Лассару не нужен, но и оскорблять его высочество надзором… Вы понимаете. Руаль, за час до королевской прогулки вы мне понадобитесь здесь.

   Фрейлины удалились, а Тиана погрузилась в размышления. Что ж, вчерашний день прошел вполне удачно: у Мариз нет времени на флирт с молодым Риданом, сам Ридан занят новой любовницей (которая в нужный момент отойдет в сторону), канцлер – о, вот это маленькая, но важная победа! – клюнул на подброшенный Тианой слух. Теперь многое, очень многое можно будет списать под его собственную просьбу о помощи, да и должок при случае стребовать. Последнему придворному цирюльнику понятно, что все пафосные речи графини не отменяют долга, в который канцлер загнал себя сам. Тиане хотелось танцевать.

   Теперь нужно занять посла, графа Ридана, чем-нибудь таким, чтобы он не заметил паутины, в которую Тиана собиралась поймать его сына. Графиня дернула сонетку и велела явившемуся секретарю принести ей список даров невесты, привезенных посольством. Так. Шпага и кинжал, драгоценности, книги, – все не то. Вот! Свадебная мужская рубашка из северного льна, украшенная веницейским кружевом, с объединенным вензелем жениха и невесты, собственноручно вышитым ее высочеством, – вряд ли ее и в самом деле вышивала лично принцесса, но и другой такой рубашки не найти. Если кто-то неловкий прольет на нее вино, то придется посольским секретарям и слугам побегать в поисках искусной прачки, а то и вышивальщицы, причем так, чтобы это осталось тайной. На пару дней послу будет повод поволноваться и занятие помимо самих переговоров и дворцовых развлечений, а там, того и гляди, случится еще какая-нибудь мелкая неприятность. Раз Руаль вхожа в Посольский флигель, надо будет поручить это дело ей, а чтобы отвлечь от исполнительницы внимание, дать ей напарницу и двух маленьких четвероногих сообщников.

***

Малый двор и приглашенные – молодые кавалеры посольства и фрейлины ее величества – собрались на кленовой аллее, достаточно широкой для игры, затененной от палящего солнца плотной резной листвой. Суть игры в мяч состоит в том, что игроки пробрасывают небольшой кожаный мяч через кольцо на подставке. Те, кому это не удалось, выбывают, кольцо отодвигается на несколько шагов, а оставшиеся игроки вновь бросают мяч – и так до тех пор, пока не выявится победитель.

   Дамы, как обычно, выступали в роли зрителей. Их мало волновал счет, который с азартом вели мужчины, зато можно было оценить и сравнить стать и ловкость игроков. Понаблюдать за его высочеством и прочими молодыми кавалерами было, безусловно, немалым удовольствием, а уж какие пари заключались дамами – мужчинам и в голову не могло прийти. Выиграл, как и ожидалось, принц Лиам, а виконт Ридан уступил ему самую малость, зацепив последнее кольцо краем мяча, и оба были в отличном настроении. Возбужденные, с волосами и рубашками, влажными от пота, они представляли собой весьма соблазнительное зрелище; дамы оценили по достоинству и ширину плеч, и игру мускулов под тонким льном.

   Поручение обер-гофмейстерины фрейлины выполнили с непринужденным изяществом: едва игра закончилась, Руаль и Джермэйн затеяли спор, вовлекли в него его высочество вместе с высоким гостем, а с Хани ван Мун случилась досадная неприятность: сломался каблучок туфельки, и совершенно случайно ближе всех к ней оказалась Тэя Турин. Наивная и добрая девушка мгновенно прониклась сочувствием, глядя на слезы, стоявшие в больших золотистых глазах Хани (придворный парфюмер Мюиссон берет всего два золотых за флакон безвредных и надежных слезоточивых капель), и охотно протянула, в буквальном смысле, руку помощи. Пока Тэя провожала прихрамывающую фрейлину до ее комнаты, пока Хани благодарила и поила спасительницу холодным лимонадом, малый двор удалился на пикник. Его высочество какое-то время еще искал взглядом новую пассию, но вскоре увлекся беседой с Морном Риданом об особенностях иларинских и лассарских клинков, и Тэя была на время позабыта.

   Руаль была более чем довольна сегодняшним днем, а вечер обещал быть еще и забавным. Обер-гофмейстерина дала ей поручение, ставившие под удар репутацию в случае провала, но если все удастся, то веселье обеспечено, и не только самой Руаль. Сейчас она вместе с Дион Таву, молоденькой фрейлиной первого года службы, выгуливала пару орейлей – Фуфика, любимца ее величества, и Лили, собачку ее высокопревосходительства. Орейли ловили бабочек, носились друг за другом вокруг фрейлин, прятались в цветах и выскакивали из них с веселым лаем. Приглядывая за собаками, девушки прогуливались и непринужденно щебетали, обсуждая прошедшую игру в мяч и предвкушая завтрашнюю пастораль, которую обещают показать возле Грота Влюбленных. Беседа увлекла обеих, и незаметно, совершенно случайно парковые аллеи и дорожки вывели девушек и собак к Посольскому флигелю.

   По летнему времени и окна, и парадные двери, и черный ход были открыты, чтобы по комнатам гулял хотя бы легкий сквознячок. Приставленный почетный караул королевских гвардейцев жарился у дверей на летнем солнце; хоть вечер и близился, до прохлады было еще далеко. Мужчинам даже говорить было лень, не то что изображать из себя грозную охрану. Ну кому, скажите, придет в голову нападать на посольство в королевском дворце Лассара? Не этим же очаровательным фрейлинам, проходящим мимо! Хм… А девицы и впрямь хороши!

   Гвардейцы засвистели, привлекая внимание дам, раскланялись, подметая перьями треуголок мощеную мозаикой площадку перед флигелем. Девушки замедлили шаг, заулыбались и вовсе остановились. Одна присела в неглубоком реверансе, вторая наклонилась к собачке – и тут это и случилось. Что заставило орейлей замереть, а потом с лаем броситься к флигелю? Особо громкий свист гвардейца? Промелькнувшая в дверях кошка? А может, сдержанный, но четкий жест Руаль Тишо и тихая фраза, игриво сказанная почти на ушко собачке: “Лили, пошалим!”?

   Как бы то ни было, за несколько ударов сердца два бело-соболиных урагана с лаем проскочили площадку, ворвались в открытые двери Посольского флигеля и захватили его без сопротивления. Спустя жалкие мгновения изнутри раздался женский визг, звон разбившейся посуды и густая тяжелая мужская ругань. Спохватившиеся гвардейцы рванулись к дверям, сопровождаемые отчаянным криком Руаль:

   – Не трогайте их, это любимые собачки королевы!

   Кто-то из гвардейцев крякнул от досады, помянул все силы ада, и отважные воины бросились спасать послов от собачек – или собачек от послов, неважно. Важно было как можно скорее поймать паршивок, не навредив им и не привлекая внимания гостей из Иларина. Впрочем, последнее было невероятно: из флигеля доносился несмолкающий звонкий лай, топот и вопли прислуги, ругань вояк и – время от времени –звон бьющегося стекла. Девушки, разумеется, не стали ожидать снаружи и тоже побежали за собаками, и их окрики вплелись в общую какофонию. Надеяться, что посольские ничего не узнают об инциденте, не смог бы и самый наивный простак.

   Никто не стал останавливать фрейлин, прислуга и охрана были слишком заняты собаками и изрядно опередили девушек, которым мешали высокие каблуки и придворные платья. В какой-то момент они разделились: Дион показалось, что она заметила метнувшуюся за угол собаку, и девушка бросилась вдогонку. Руаль же целенаправленно бежала к той парадной гостиной, в которой, как ей было известно, хранятся дары, предназначенные для принца Лиама. Поднявшись в бельэтаж, она огляделась и прислушалась. Шум и грохот раздавались снизу, из цоколя, и по лестнице простучали вниз чьи-то каблуки, а в парадных залах стояла тишина. Надо было спешить.

   Девушка пробежала по анфиладе до самого конца, в гостиную, откуда унесли обычное убранство и приспособили для хранения подарков. Здесь на столиках и комодах, на полу и на особых подставках, в открытых сундуках и запертых на ключ ящиках красовались вещи столь драгоценные и прекрасные, что даже у придворной дамы дух захватывало, а какая-нибудь деревенская простушка пришла бы в молитвенный экстаз. Сверкали драгоценные камни, таинственно мерцала парча, мрачным блеском отвечала ей сталь иларинских клинков, терпко пахли сундуки из красного дерева и ларцы с пряностями и благовониями. Руаль нашарила в поясном бархатном кошеле флакон с красным вином и начала обыскивать комнату. Проклятая рубашка не находилась! В открытых сундуках ее не было, на манекенах висели только шитые золотом ткани; возможно, собственноручная вышивка принцессы ценится так высоко, что хранится в каком-то из закрытых ларцов? Может, даже в этом, инкрустированном перламутром и жемчугом, с объединенной монограммой их высочеств… Что же делать?

   Драгоценные секунды утекали, как вода. Руаль заметалась по гостиной в поисках ключей. Ведь может быть такое, что посол не носит их с собой постоянно? Боги, спасите неразумную дочь свою, пожалуйста, ключ! И ключ нашелся. Лежал себе на золотом блюдечке на столе, рядом с восхитительной золотой же скульптурой. Руаль схватила его, шепча благодарственную молитву, бросилась к перламутровому ларцу – и сердце ее упало. Ключ явно не подходил. В другом конце анфилады раздался шум, метнулся кто-то из орейлей, раздался визг и мужской вопль: “Эта тварь меня укусила!”, а потом хрустальным колокольчиком прозвенел голосок Дион: “Фуфик! Да бросьте же на него хоть покрывало, болван!”. Охота вступала в завершающую стадию.

   Руаль живо отступила к стене. Если сейчас ее не увидят, то она сможет присоединиться к загонщикам и изобразить, что все время была с ними. Лай одного из орейлей изменился, стал глуше: видимо, совет фрейлины был использован с толком. Однако вторая собачка сбежала и, похоже, приближалась к Руаль. Девушка вспомнила про ключ и хотела было вернуть его на место, но… Теперь, когда она бросила на золотую скульптуру более внимательный взгляд, она поняла – это не просто фигурки, это обрамление для часов. Часы были невероятно малы и изящны, в отличие от обычных, размещавшихся в отдельном шкафчике, их можно было поставить на стол; не зря на той же мраморной подставке располагался письменный прибор – чернильница, ножичек для очинки перьев… Значит, ключ от них. Руаль несколько мгновений смотрела на восхитительную пару – кавалера и даму, венчавших скульптурную группу, и в глазах фрейлины разгорался огонек восторженного азарта. К чему какая-то рубашка, если – вот оно!

   Девушка с коварной улыбкой дождалась, когда за стеной разгорелась финальная охота. Лили с неумолчным лаем – ее звонкий голосок невозможно было спутать с чьим-то еще – носилась по комнате, за ней топали гвардейцы, стучали каблучки Дион, раздавались вопли: “Держи, держи! Бросай покрывало!”. Кто-то упал, потом вскрик – и упало еще несколько тел. Руаль глубоко вздохнула и выскочила в кутерьму носящихся слуг и господ, бросилась в самую ее гущу, упала на колени – и Лили одним прыжком оказалась у нее на руках, а сверху на обеих рухнула пыльная портьера. Руаль картинно задергалась под плотной тканью, еще больше запутываясь в ней, и вслепую нашла на замшевом собачьем ошейнике, с внутренней стороны, кармашек. Ключ от часов отправился туда, и девушка спешно завязала горловину кармашка на шнурок и закрепила его. К тому моменту, как задыхающуюся и чихающую от пыли фрейлину и утомленную собачку достали из-под портьеры, у Руаль не осталось ничего, что могло бы уличить ее в краже. Конечно, если бы кто-то вообще вспомнил об этом ключике.

   – ...А потом мы долго извинялись перед послами за собачек, гвардейцы извинялись передо мной за испорченное платье и прическу, а перед послами – за шум, послы извинялись перед нами за неловкую ситуацию, а слуги извинялись перед всеми и за все! – весело рассказывала Руаль своей начальнице, сидя в ее кабинете. Конечно, девушка промолчала о том, что успела обменяться с любовником парой фраз и сегодняшнюю ночь проведет в Посольском флигеле – но совсем, совсем не с официальным визитом.

   Лили, лежавшая на коленях у Тианы, утомленно зевнула; от орейля пахло ванилью и шоколадом: во время погони собачка на некоторое время улизнула от ловцов и успела полакомиться тортом. Дамы долго оттирали влажными полотняными салфетками крем от мордочки и лапок. “Надо будет предупредить псаря, пусть внимательнее следит за здоровьем девочки сегодня-завтра – все-таки взбитые сливки в таком количестве ей не полезны”, – подумала Тиана и любовно потрепала ушки-крылышки. Она сама изрядно повеселилась и не раз смеялась, как девчонка, пока Руаль описывала переполох в Посольском флигеле. Ключик давно уже был извлечен из ошейника Лили и надет на прочную цепочку, чтобы не потерялся.

   Руаль была права: часы были гораздо лучшей целью. Без ключа их невозможно завести, а, стало быть, и подарить не работающую диковинку невозможно. Как бы такой подарок за оскорбление не сочли! А между тем, наличие даров будет проверяться по списку: королевская свадьба требует такой отчетности, что любой министр финансов ужаснется. О, посол Ридан и его подчиненные будут так заняты поисками ключа, что за спиной графа можно женить хоть целый полк сыновей!

   Графиня расспросила фрейлину, кто где стоял, и не могли ли ее заметить. Убедившись, что скорее всего никто ни в чем девушку не подозревает, Тиана отпустила ее, попросив только отнести сонную объевшуюся Лили к псарю, который занимается исключительно нежными и деликатными орейлями. А напоследок дама Эстревен все-таки задала вопрос, который девушка надеялась не услышать:

   – Почему, Руаль? Почему вы так охотно рискнули своей репутацией? И баронет… Вы хранили свою невинность, когда вам предлагали длительные отношения, обещали осыпать драгоценностями, – и это были достойные молодые люди. Почему сейчас – и почему именно Сай Гардис? Я не хочу допрашивать вас, я не граф Эдан, но, возможно, я могу для вас что-то сделать?

   Руаль помолчала, опустив взгляд, потом посмотрела на Тиану прямо и безнадежно.

   – Вы не поможете, дама Эстревен, и репутация ничего не значит. А Сай… Его кандидатуру мой отец даже не стал бы рассматривать. Иларинский баронет не достоин получить в жены дочь маркиза Тишо, верно? – горькую иронию в голосе девушки можно было пить вместо ивового отвара от лихорадки. – У меня будет недолгое счастье, но оно – мое! Позвольте мне удалиться, ваше высокопревосходительство.

   Попытка отстраниться Тиану не обманула. Девочке было больно и… страшно?

   – Идите, дама Тишо. Вы плохо высыпаетесь в последние дни, так что сейчас ступайте отдыхать, а завтра можете не выходить на службу. Хотя, если угодно, я даю вам поручение составить компанию баронету Гардису – на весь день, или как вы пожелаете.

   – Благодарю, ваше высокопревосходительство! – официальное обращение диссонировало с заблестевшими глазами и улыбкой Руаль.

   Девушка присела в реверансе и увела Лили, но Тиане не пришлось остаться в одиночестве: в еще не закрывшуюся дверь деликатно стукнул секретарь.

   – Что там, Сюрвей?

   – Пришла эта девица, Лисс, – с заметным пренебрежением сообщил молодой человек. – Утверждает, что ей назначено.

   Графиня нахмурилась.

   – Попросите ее подождать пару минут, а сами зайдите ко мне.

   Секретарь повиновался и, закрыв дверь, принял почтительную позу, ожидая распоряжений. Тиана машинально крутила в пальцах ключик и задумчиво смотрела на него каким-то неожиданно тяжелым взглядом.

   – Сюрвей, напомните мне, когда я обращалась к вам пренебрежительно?

   – Ваше сиятельство? – секретарь изумленно смотрел на госпожу. – Вы… Никогда, ваше сиятельство! Не могу припомнить, чтобы вы вообще… к кому-нибудь.

   – Хорошо. Я действительно стараюсь себе такого не позволять. Тогда почему вы позволяете себе свысока смотреть на тех, кто у меня на службе?

   – Но, госпожа, это же просто горничная! А ее поведение? Ваше сиятельство, я не понимаю, как вы, образец чистоты, ангел, сошедший на землю, вообще приняли на службу эту распутницу!

   – Лисс находится на своем месте и выполняет такие задания, которые вы, например, выполнить не сможете, – холодно отрезала Тиана. – Эта девушка, как любой из моих людей, имеет право на вежливость, даже если вы не можете ее уважать. Ваше высокомерие неприемлемо. Если вы не можете справиться с собой, скажите мне; я подыщу вам другую должность.

   – Ваше сиятельство! – ахнул секретарь.

   – Определитесь, Сюрвей, и в три дня дайте мне знать, если вы желаете покинуть место. Поверьте, хоть я и буду сожалеть, но дам вам отличные рекомендации и, если угодно, сама найду хорошего нанимателя. А пока вы не решили, я жду от вас прежней безупречной службы. Будьте любезны, подберите мне все новости о семье маркиза Тишо и, пожалуй, сведения о них за последние лет десять. И пригласите девицу Лисс.

   Пристыженный секретарь вышел в приемную, и дама Эстревен услышала, как он неловко просит служанку пройти в кабинет. Не сказать, чтобы Тиана была ангелом и считала всех людей равными, но она прекрасно знала, что мухи охотнее слетаются на мед, чем на уксус, а простые люди не меньше благородных ценят вежливое обхождение. Сколько раз она с легкостью подкупала неподкупных, казалось бы, слуг, всего лишь выказывая интерес и уважение, а кошель вручая небрежно, в качестве малозначимого подарка; сколько раз сочувствие и понимание, подкрепленные несколькими монетками, развязывали языки обиженных горничных, избитых грумов и осыпанных руганью посыльных! Нет, Тиана предпочтет придержать собственную гордыню, свойственную высокородным, зато ее люди останутся ее людьми, даже если им предложат втрое от того, что они имеют сейчас (хотя вряд ли кто на это пойдет: на плату слугам дама Эстревен денег не жалела). От размышлений графиню отвлекло осторожное:

   – Ваше сиятельство?

   Девушка, беззвучно вошедшая в кабинет, неуверенно топталась в ожидании приказа.

   – Вы вовремя, Лисс. У меня для вас поручение.

   (3) Мардоре – цвет из красно-коричневой гаммы с золотым отливом.

   (4) Кофешенк – лицо, отвечавшее за приготовление кофе, шоколада, чая при дворе или в дворянском доме, в поместье.

   (5) Смущенный желудок – так в XVIII веке во Франции называли язву желудка.

ГЛАВА 4

Следующим утром Лисс явилась к графине с некоторым опозданием, но дама Эстревен не стала упрекать девушку: она задержалась в интересах госпожи. Лисс сегодня выглядела так, что Морн Ридан не узнал бы свою пылкую и живую любовницу. Ни волоска не выглядывало из-под грубого полотняного чепца, глаза опущены долу, кожа серовато-смуглая, даже полные яркие губы казались тонкими, плоскими и бесцветными. Что только не сделает женщина с помощью краски и пудры! Кроме того, платье было совершенно не по фигуре Лисс, талия казалась широкой, плечи – сутулыми, и в целом даже силуэт девушки был неузнаваем. Служанка присела в глубоком поклоне, виновато опустила голову.

   – Маркиза заметила, ваше сиятельство. Слишком холодный лимонад…

   – Ничего страшного. Было бы наивно всерьез надеяться, что она не заметит. Она неоднократно теряла голос из-за холодных напитков, на ее месте я бы тоже осторожно пробовала все, что дают.

   – Как же теперь? – служанка вскинула глаза на даму Эстревен в надежде, что не будет наказана.

   – А теперь придется маркизе и графине сделать все самим, – улыбнулась графиня. – Вы, Лисс, отлично поработали, не ваша вина, что маркиза подозрительна. Жюссоль, Суан, идите и позаботьтесь, чтобы камеристка графини Безуэн вас хорошо расслышала.

   Девушки захихикали и выбежали в коридор: им якобы срочно надо было погладить накидку из веницейских кружев, а такую драгоценность дворцовой прислуге не доверишь. Тиана дождалась, пока Неруэ закроет за ними дверь и удалится.

   – Сейчас девушки будут болтать достаточно громко, чтобы до нужных ушей дошла новость: маркиза Руммот выпила холодного лимонаду и потеряла голос.

   – Но как же… Тогда графиня Безуэн подумает, что сегодня в пасторали она будет исполнять главную роль… О! – глаза Лисс вспыхнули.

   – Именно, – мечтательно промурлыкала Тиана. – И что сделает эта благородная дама?

   – Пойдет позлорадствовать… то есть, извините, ваше сиятельство, высказать соболезнования? А маркиза вовсе не больна, и она подумает… – служанка смотрела на Тиану восхищенно, почти ужасаясь ее коварству. Дама Эстревен одобрительно кивнула; Лисс оказалась очень удачным выбором: не только хорошенькая, как та, Минон, но и сообразительная, информированная и чувствующая потайные дворцовые течения.

   – Да. Поэтому, дитя мое, вы прямо сейчас пойдете в мою гардеробную, смоете краску и переоденетесь. Неруэ вам поможет. Ведь вас никто лишний не видел, верно? А Севье Руммот никогда не приглядывается к прислуге.

   Маркиза Севье Руммот, признанная лучшей певицей двора и всего Лассара, была в гневе. На истопника, который зачем-то протопил с вечера камин в ее спальне – что-то там отремонтировали, какие-то требования безопасности… Бред! На прислугу, которая додумалась закрыть окна наглухо, так что певица плохо спала от жары и духоты и проснулась от мучительной жажды. На горничную – страшненькую корову, которая принесла слишком холодного лимонада. Да это был даже не лимонад со льдом, а лед с лимонадом! Если бы не привычка маркизы пробовать все одними губами, то сегодняшнее театральное представление погибло бы! Есть, конечно, замена, но совершенно негодная: графиня Безуэн. Воистину гусыня – такая же серая, горластая и бездарная! На камеристку маркиза тоже начинала гневаться. Где эта кошка драная гуляет по ночам, что с утра едва шевелится? Никак не может уложить волосы, хоть цирюльника вызывай. Так можно и опоздать на встречу труппы, а виконт Илер, композитор и постановщик, не терпит опозданий!

   В дверь осторожно постучали, и в щели показалось растерянное лицо горничной.

   – Ваше сиятельство, к вам ее сиятельство графиня Безуэн… Выразить соболезнования.

   – Что? – изумилась маркиза. – Ну, проси. Узнаем, к чему эти соболезнования.

   Графиня ворвалась, как ураган, сразу же впившись взглядом в полуодетую певицу. Сливочно-белое платье поверх алого фрипона, в пепельных кудрях – добрый десяток страусовых перьев, скрепленных рубиновым аграфом, рубиновое же ожерелье и подвески, – Лато Безуэн выглядела торжествующей победительницей, и такие же торжествующие ноты прорывались сквозь деланное сочувствие.

   – Ах, дорогая маркиза! Какая невероятная, ужасная новость! Потерять голос перед премьерой!

   Маркиза едва в действительности не потеряла голос. Во всяком случае, слов она не находила достаточно долго, чтобы графиня разошлась во всю ширь души.

   – Конечно, я буду вынуждена вас заменить – о, исключительно по необходимости! Поверьте, я изо всех сил постараюсь, чтобы виконт Илер не огорчился этой заменой. Отчего же вы были так неосторожны? Холодный лимонад для вашего слабого горла просто губителен!

   – Лимонад? – почти одними губами прошептала маркиза, с невероятным трудом удерживая равнодушное выражение лица.

   – Ну да, ведь вам подали холодный лимонад, верно? От этого вы и потеряли голос, – безмятежно улыбалась графиня.

   В чем в чем, а в глупости Севье Руммот замечена не была. Итак. Жаркая комната посреди лета, ледяной лимонад, незнакомая горничная – и маркиза должна была потерять голос. Этого не случилось, но Безуэн уверена в обратном. Если она подослала горничную с лимонадом, то должна бы знать, что ничего не вышло, разве только… От Безуэн не раз перепадало прислуге, то горячими щипцами по лицу, то кочергой по рукам. Горничная могла просто сбежать – и правильно сделала, если так, потому что графиня отыгралась бы на ней за неудачу. На какое-то мгновение Севье Руммот даже пожалела ту страшненькую девочку, но тут же забыла о ней, поглощенная всеобъемлющим праведным гневом на истинную виновницу – Лато Безуэн. А та продолжала щебетать, скатившись уже к полной фамильярности:

   – Как вы полагаете, дорогая Севье, платье, что шили на вас, мне вполне подойдет? Конечно, талия у меня потоньше, но ничего, шнуровка все исправит.

   – Мое платье? – прошипела маркиза и отвернулась от зеркала, смахивая рукавом со столика все флакончики и баночки. Золотисто-соломенные волосы ее, не закрепленные камеристкой, тут же рассыпались, и маркиза поднялась с кресла, растрепанная и яростная, как ангел мщения. Голос ее взлетел высоко и сильно, поразив графиню своей чистотой. – Ты, тварь, подослала ко мне ту девку! Ты и вправду надеялась, что я настолько глупа и не догадаюсь?

   Графиня некоторое время пыталась осознать, каким чудом к маркизе вернулся голос, и не отвечала. И, окончательно забыв о достоинстве, этикете и прочих несущественных материях, лучшая певица Лассара с невероятно высоким визгом набросилась на соперницу, целя остро заточенными ноготками в глаза. Оторопевшая на миг графиня Безуэн едва успела увернуться и отделалась только царапинами – но какими! Отбиваясь от обезумевшей маркизы, графиня чувствовала, как саднят следы когтей этой злобной фурии, а случайный взгляд в зеркало подтвердил: вся щека расцарапана, и нижняя губа – боги! – окровавлена и уже начинает распухать. Премьера? Да с таким лицом невозможно выйти из спальни! Главная роль в пасторали, расшитое барочным (6) розовым жемчугом платье пастушки Верели, флирт с посольскими кавалерами, – все, все пропало!

   Графиня Безуэн ответила визжащей приме столь же проникновенным воплем (правда, не столь чистым и высоким) и изо всех сил вцепилась обеими руками в распущенные локоны маркизы Руммот. Кто-то из них наступил себе на подол, и обе, потеряв и без того шаткое равновесие, рухнули на пол, но ни одна не отпустила соперницу. Метавшаяся вокруг камеристка выбежала из комнаты, призывая на помощь хоть кого-нибудь, а две благороднейшие лассарские аристократки катались по ковру, выдирали друг у друга волосы, царапались и кусались, как последние желтые тряпки (7), не поделившие пьяного морячка.

***

Лисс переоделась, обрела свой обычный обольстительный облик и была отпущена поспать до обеда: этой ночью девушка спала еще меньше маркизы Руммот, хотя и по гораздо более приятной причине, а даме Эстревен служанка нужна была выспавшейся и сообразительной. Сама же графиня занялась обычными делами, как ни манила ее лежавшая на краю секретера шевровая папка (8), в которой секретарь принес информацию о семье Тишо. Через четверть часа дама Эстревен с досадой оставила проверку присланного с кухни меню для фрейлин на следующую неделю, поскольку мысли все равно были далеко от списка блюд, а взгляд то и дело обращался к таинственной папке.

   Тиана потянулась к ней и уже коснулась было бархатистой кожи, когда в дверь кабинета постучали. Пришлось откликнуться, а папку убрать в ящичек: никому не стоило знать, что обер-гофмейстерина собирает сведения об одной из фрейлин, в первую очередь – самой Руаль Тишо. Что-то было нехорошо в этой семье, и Тиана чувствовала себя обязанной разобраться и помочь Руаль, если это будет в ее силах. В конце концов, девушка была предана и ее величеству, и лично Тиане, и до последнего времени вела себя безупречно. А сколько раз она рисковала, выполняя поручения обер-гофмейстерины? Тиана не любила оставаться в долгу.

   – Ваше сиятельство, – вошедший Сюрвей был обескуражен, – к вам посыльный от его высокопревосходительства Лидо Варда!

   – Просите, – кивнула Тиана.

   Вошедший вслед за секретарем мальчик был из дворцовых служащих, бойкий и обученный, о чем свидетельствовал и его грациозный правильный поклон, в котором юный посыльный и замер, ожидая позволения говорить.

   – Слушаю вас, юноша, – ободрила его дама Эстревен.

   Мальчик выпрямился, но на графиню глаз не поднял.

   – Его высокопревосходительство обер-церемониймейстер герцог Вард шлет приветствия ее высокопревосходительству обер-гофмейстерине графине Эстревен-и-Лор и покорно просит снизойти до встречи с ним в апартаментах маркизы Руммот со всей поспешностью, которую ее высокопревосходительство графиня Эстревен-и-Лор сочтет возможной и приличествующей!

   На мгновение посыльный сверкнул взглядом голубых глаз, сияющих гордостью, – ни единой запинки! – и вновь поклонился.

   – Благодарю вас, – улыбнулась Тиана, вставая от секретера. Два шага – и в ловко подставленную ладонь мальчика упала серебряная “корона”. – Сюрвей, проводите юношу.

   Секретарь увел посыльного, а Тиана, прежде чем выйти в приемную, заперла секретер и накинула на плечи кружевную накидку: не зря же ее камеристки трудились и отглаживали веницейский шелк!

   – Сюрвей, я встречусь с герцогом Вардом, – сообщила Тиана, стоя перед зеркалом в приемной и закалывая кружево аметистовой камеей. – Надеюсь, это ненадолго, но если до моего возвращения пришлют от ее величества – отправьте посыльного в апартаменты маркизы.

   – Да, ваше сиятельство.

   Обычный придворный или гость дворца видит лишь его парадную сторону: роскошные залы, светлые анфилады гостиных, молчаливых расторопных слуг. Мало кто из благородных дам и кавалеров вообще знает, в какой стороне находится кухня, в каком флигеле живет прислуга и как пройти в библиотеку, а уж лестницы и узкие коридорчики для слуг – вообще тайна за семью печатями. Дама Эстревен за двадцать лет изучила дворец до последнего закоулка и кладовки; ее подчиненные шутили, что от обер-гофмейстерины можно спрятаться только в аду. Сколько пойманных в укромном уголке фрейлин и провинциальных дурочек, сколько спасенных и испорченных репутаций и свадеб, сколько раскрытых заговоров! Впрочем, о последнем не шутили даже шепотом.

   В иное время Тиана неспешно прошла бы к парадной лестнице, поднялась на этаж и с большой лестничной площадки, отделанной большими, в рост, зеркалами и позолоченной лепниной, перешла в крыло дворца, где отведены апартаменты для тех, кто придворного чина не имел, при этом имея право состоять в королевской свите. Однако сегодня времени было мало: королева проснется не позже, чем через полчаса, и Тиана опоздает к утреннему туалету. Слишком долго пришлось ждать приглашения от герцога Варда; то ли мужчины надеялись справиться своими силами, то ли слуги были нерасторопны, разнимая дам и вызывая помощь. Последнее казалось графине более вероятным: обеих не любили ни прочие дамы, ни прислуга. Конечно, простецам не позволено иметь мнение о благородных дворянах, но разве это проконтролируешь? О, слышали бы скандалистки, как говорят о них на кухне! И счастье, что они никогда не узнают, что о них думают.

   Графиня огляделась; коридор был почти пуст, лишь две горничные перьевыми метелочками смахивали пыль с картинных рам. Тиана дошла до нужной картины, нажала на ничем не отличающийся завиток лепной арабески под ней, и из-за соседнего гобелена послышался тихий щелчок. Тиана еще раз убедилась, что кроме девушек-горничных ее никто не увидит, и скользнула за гобелен, упираясь в стену рукой. Потайная дверь отошла в сторону, и дама Эстревен оказалась в проходе для слуг: достаточно широком, чтобы можно было пройти с подносом, охапкой дров или парой ведер. Никто бы не стал украшать эти ходы и лестницы, но тут было чисто и светло: через равные промежутки на стенах висели масляные фонари.

   Тиана быстро спустилась в цоколь, никого не встретив, и вышла в маленькую прихожую у черного входа, а после покинула крыло. Перешла двор, где на строгих геометрических клумбах с низкорослыми гвоздиками прихотливо вились арабески из белой речной гальки, и нырнула в такую же неприметную дверь для слуг, а потом осталось пройти мимо пары кладовок и выйти в общий коридор прямо под господской лестницей. Графиня глянула на себя в зеркало, убедилась, что на пути ей не попалась ни пыль, ни паутина, и неторопливо поднялась во второй этаж, откуда слышался шум: чьи-то искренние рыдания, фальшивые причитания и ядовитые шепотки.

   Картина, которая открылась перед дамой Эстревен, вполне соответствовала ее ожиданиям. Рыдающие по углам маркиза Руммот и графиня Безуэн, горничные и камеристки под личным руководством Адейлы, утешающие дам (и придерживающие, когда на них находили приступы гнева), мечущийся в истерике виконт Илер (ах, эти музыкальные гении! такие чувствительные и неприспособленные к суровой реальности!) и, наконец, герцог Вард, опасно кипящий под маской сдержанности. За всем этим безобразием с тайным злорадством наблюдала добрая половина дворцовой прислуги. Надо было брать дело в свои руки, чтобы успеть хотя бы к концу туалета ее величества.

   – Госпожа Адейла! – окликнула Тиана, и старшая горничная порхнула к графине, как мотылек.

   – Ваше высокопревосходительство?

   – Будьте любезны, дайте прислуге поручения, а то, мне кажется, у них слишком много свободного времени.

   – Слушаюсь, дама Лор, – Адейла быстро поклонилась, а в следующие пару минут ее голос ледяной волной смыл бездельников из коридора. Тиана слушала и с трудом сохраняла маску безразличия: голос немолодой уже женщины был куда сильнее и выразительнее, чем у обеих певиц, страдавших сейчас в разных углах спальни маркизы.

   – Чем еще могу быть вам полезна, дама Лор? – вернулась Адейла.

   – Пожалуйста, пока оставайтесь здесь, – благосклонно улыбнулась Тиана. – Через некоторое время надо будет проводить графиню Безуэн в ее апартаменты – убедитесь, что прислуга позаботится о ее здоровье и внешности.

   Позабыв о старшей горничной, дама Эстревен обратилась к герцогу Варду.

   – Что здесь произошло, ваша светлость?

   – Ваше сиятельство, все пропало. Я опозорен, двор опозорен!

   Тиана только бровь вскинула, а потом ей оставалось сочувственно кивать, ахать и ужасаться, пока обер-церемониймейстер рассказывал ей о происшествии.

   – Виконт Илер утверждает, что не может дать ни одной постановки, – возмущенно закончил герцог. – Обе его лучшие певицы не в состоянии не то что петь – даже выйти на сцену, а больше никто не знает главных ролей!

   Графиня внимательно оглядела соперниц. Да, царапины у обеих, синяк под глазом у маркизы и распухшая с левой стороны губа у графини. Испорченные шевелюры – не беда, всегда можно надеть парик, сломанные ноготки – спрятать под перчатками, но вот лица…

   – Неделя – самое меньшее, – согласилась Тиана. – Виконт, мои соболезнования.

   Виконт нечленораздельно простонал что-то, налил себе лимонаду и выпил залпом.

   – Однако, виконт, разве вы не готовили постановку “Охоты на белого оленя”? – вкрадчиво поинтересовалась графиня Эстревен. – Мне говорили, что вы написали восхитительную музыку к этому поэтическому творению племянника обер-егермейстера, как там зовут это юное дарование – барон деи Рю, кажется? И там нет женских ролей, совершенно.

   Виконт застонал уже отчетливее и вновь схватился за кувшин, но тот, увы, уже опустел.

   – Что не так? – вопросил с отчаянием герцог Вард.

   – Это невозможно! Мы репетировали это… “Охоту”, верно, для представления на именинах маркиза деи Но, но это невозможно представить иностранным послам или их величествам! Я пытался, уверяю вас, пытался изо всех сил, но их не хватило! – Илер почти рыдал. – Для представления пошили великолепные костюмы – о, если бы вы видели эти вышитые туники и сандалии из золоченой кожи! Участники знают роли так, что повторят их во сне, а как поют! И да, я написал шедевральную музыку, это воистину вершина моего таланта! Но стихи… Ваши высокопревосходительства, убейте меня, это невозможно!

   – Ваша милость, – покачала головой Тиана, – у вас нет выбора. Вам понадобится не менее двух-трех дней, чтобы подготовить новую исполнительницу, а представление заявлено… в полдень, верно?

   – И в полдень оно начнется, – сурово подытожил обер-церемониймейстер. – Виконт Илер, двор желает насладиться постановкой “Охоты на белого оленя”. Дама Эстревен, найдется ли у вас для меня немного времени?

   – Безусловно, герцог, только скажу несколько слов дамам, – обер-гофмейстерина обратила суровый взгляд на растерзанных аристократок. – Ваши сиятельства! Ее величество будет поставлена в известность о происшествии незамедлительно. До решения о вашем дальнейшем пребывании при дворе будьте любезны не покидать своих апартаментов. Госпожа Адейла, пусть ваши подчиненные проводят графиню Безуэн и проследят за исполнением. Ваша светлость, – Тиана обернулась к Варду с беззаботной улыбкой, – я вся в вашем распоряжении.

   Предложив даме руку, герцог вывел ее в коридор и повел к парадной лестнице. За ними, отстав на приличествующее расстояние, последовали секретари и прочие помощники. Где-то совсем позади плелся уничтоженный виконт.

   – Графиня, я намереваюсь попросить вас о том, что не входит в круг ваших обязанностей, но все же касается ваших подчиненных. Виконт Илер не справляется с дамами – да вы и сами видите. Его тонкая натура просто не выносит приземленных склок.

   – Вы предлагаете мне заняться постановкой? – изумилась Тиана.

   – О, нет, – рассмеялся обер-церемониймейстер. – В этом виконт непревзойден. Однако я просил бы вас подобрать ему двух-трех девушек из числа фрейлин на замену выбывшим певицам – с неплохими голосами и, главное, с хорошими манерами. Если бы вы проследили еще за их поведением, пока послы находятся в Лассаре? Мы не можем себе позволить еще одного скандала!

   – Понимаю, – кивнула дама Эстревен. – Скандал бросит тень на весь двор, не только на виконта. Разумеется, я займусь этим вопросом.

   Обер-церемониймейстер рассыпался в благодарностях: хотя бы одна забота была сброшена с плеч.

   – Может быть, я могу что-то сделать для вас прямо сейчас, сударыня?– с непритворным облегчением поинтересовался герцог.

   – Оставьте, какие между нами счеты? Хотя… – Тиана сделала задумчивое лицо и на четверть раскрыла кружевной веер, подчеркивая неуверенность в своей просьбе. – Право, не знаю, удобно ли… Моя племянница на днях была представлена ко двору. Девочка скромная, очаровательная – и любит поэзию. А я слышала, что виконт Ридан, сын иларинского посла, тоже поэзии не чужд. Тэя уж точно не преподнесет неприятных сюрпризов, зато виконту будет о чем с ней поговорить. Если это не нарушит ваши планы, можно ли посадить их рядом во время представления?

   – Ах, дорогая графиня! Ради вас я готов полностью поменять посадку!

   – Такую жертву я бы не приняла! – Тиана склонила голову и кокетливо прикрылась веером; глаза ее смеялись, и герцог не мог не улыбнуться в ответ. Если бы он мог хотя бы предположить, что только ради этой маленькой просьбы графиня стравила двух благородных дам, он, конечно, не был бы благодушно настроен.

   А так… Действительно, какие счеты между ними? Не в первый раз они оказывали друг другу такие вот небольшие, но весомые услуги, и каждый вправе был ожидать ответной любезности. При лассарском дворе, в отличие от многих иных, высшие чины старались не переходить друг другу дорогу а, напротив, держаться вместе. Умные люди всегда могут договориться, верно? Так что живи сам и давай жить другим; а если кто-то считал иначе, то Тиане не составляло труда шепнуть кое-что на ушко королеве Надайн, а неким почтенным господам – его величеству Аргайлу, и зарвавшийся дворянин внезапно терял чин, бывал удален от двора, а то и обнаруживал себя под арестом.

   Меж тем герцог и графиня дошли до лестничной площадки, где и распрощались: Тиана отправилась к ее величеству, а обер-церемониймейстер по своим, не менее важным делам.

   Конечно, дама Эстревен опоздала: ее величество встала уже полчаса назад. Королеву уже обтерли влажными ароматизированными губками, расчесали и убрали под утренний чепец волосы, одели в батистовую нижнюю рубашку и сейчас затягивали корсет. Надайн была недовольна всем: то шнуровку затянули слишком туго, то излишне слабо, и корсет не садился как должно… Приход Тианы ее отвлек, и камеристки вздохнули с облегчением, вновь принимаясь за шнуровку.

   – И отчего же моя обер-гофмейстерина позволяет себе опоздание? – капризно спросила Надайн. – Может быть, ей не хочется видеть свою королеву?

   – Что вы, ваше величество! – весело возразила Тиана. – Мне хотелось только развлечь вас свежими новостями!

   – Какими же? – против воли заинтересовалась королева.

   – О! Маркиза Руммот – вы же помните этот небесный голос? – так вот, маркиза напала на графиню Безуэн! Оттаскала за волосы, как плебейка!

   Придворные дамы, допущенные к утреннему туалету ее величества и толпившиеся в спальне, ахнули и обратились в слух: новость была поистине свежайшей.

   – Напала? – глаза ее величества загорелись любопытством. – Из-за чего же? Неужели – мужчина?

   – Нет, – заговорщически прошептала Тиана, достаточно громко, чтобы услышали все. – Из-за роли пастушки Верели!

   Дамы вновь ахнули, и королева – первая. Капризы и плохое настроение были забыты.

   – Ну же, дама Эстревен, не томите нас, рассказывайте!

   – Повинуюсь, ваше величество! – пропела Тиана.

   А дальше она в лицах пересказала всю историю, преувеличивая страсти разве что самую чуточку. Слушательницы всплескивали руками, ахали и ужасались – кое-кто искренне, а кое-кто – не очень; у маркизы и ее соперницы было достаточно врагов при дворе. Королева то и дело смеялась, даже не замечая, как камеристки закончили шнуровку, надели поверх корсета лимонно-ванильный лиф, вышитый крохотными лесными фиалками, и обе юбки – того же цвета модест и сливовый фрипон. Опомнилась, лишь когда ей поднесли ларец с драгоценностями, дабы она выбрала, что наденет. Опоздание графини было прощено и забыто, и ее пригласили к завтраку.

   Легкая болтовня о природе и погоде, о поэзии – и Тиана не забыла предупредить ее величество, что “Охота на белого оленя” – это очень спорное произведение. После парочки цитат ее величество заявила, что стихи неповторимы и незабываемы. Как жаль, что у нее сегодня очень, очень много работы. Вот, например, надо рассмотреть и одобрить прошения о брачных союзах. И непременно сегодня! Дама Эстревен понимающе покивала, разламывая сладкую булочку и намазывая ее свежевзбитым маслом. Ей самой придется посетить постановку, хотя бы самый финал, чтобы сгладить последствия и переговорить с виконтом относительно замены певиц, но, к счастью, она может отсутствовать почти до самого конца, выполняя обязанности при королеве.

   День обещал быть жарким, и ее величество пожелала заняться прошениями в беседке у пруда, на котором цвели белые водяные лилии и жила семья лебедей. Ивы склонялись к самой воде, затеняя беседку и даря благословенную прохладу даже в послеполуденный зной. Королева и придворные дамы могли работать в приятных условиях, но если кто-то полагает, что эта работа была чисто символической, то этот кто-то жестоко ошибается. Каждое прошение надо было занести в особый реестр, после чего проверить: не является ли данный брак особо запрещенным священниками? Не слишком ли близко родство предполагаемых супругов? Достаточно ли близко их положение в дворянской лестнице? Также стоило рассмотреть приданое, и если девице полагались земли, то следовало оценить владения жениха – не слишком ли крупное землевладение образуется в результате брака, не приобретут ли потенциальные потомки излишнее влияние в Палате Пэров? Да и родители женихов и невест – не пытаются ли усилить свою партию при дворе? А еще может быть такое, что после цепочки браков появится на свет некий ребенок, у которого королевской крови будет не меньше, чем у правящего короля, и найдутся те, кто пожелает возвести такое дитя на трон.

   Конечно, проситель и сам должен был позаботиться о том, чтобы будущий союз соответствовал законам и обычаям, но не раз ее величество находила такие моменты, которые могли повлечь за собой весьма неприятные последствия – пусть при жизни ее правнуков, но все же. Королевская власть должна оставаться незыблемой, а такая вот несерьезная, на первый взгляд, женская забота, как брачный союз, есть один из столпов, на которых держится государство.

   Регламент рассмотрения сложился уже давно. Сначала обер-гофмейстерина читала прошение вслух, затем вносила его в реестр, а статс-дамы готовили соответствующие документы, отражавшие родословную, связи и имущество жениха и невесты. Каждая дама отлично знала свою часть работы, и королева могла бы и не проверять ничего, если бы не ее высочайшее чувство ответственности. Надайн лично изучала все поданные документы и лишь после, если не находилось никаких препятствий, подписывала заполненное одной из статс-дам высочайшее дозволение на брак. Графиня Эстревен тут же вписывала в соответствующую графу реестра резолюцию ее величества, и можно было переходить к следующему прошению.

   Сегодня все шло, как и обычно, без неожиданностей, покуда перед обер-гофмейстериной не лег очередной гербовый лист. Прежде, чем читать вслух, графиня пробежала его взглядом – и помертвела в душе. Впрочем, внешне это почти не отразилось на ее безмятежности, лишь сильнее сжались тонкие пальцы на плотной гладкой бумаге; если бы дама Эстревен могла, она разорвала бы это прошение в клочья, а просителя придушила, как ядовитую змею. Теперь Тиана поняла, отчего Руаль бросилась в любовную интрижку с Гардисом, словно в омут головой. Графиня окинула взглядом беседку; все были заняты, убирая бумаги после предыдущего прошения, и Тиана быстро схватила перо, после чего на лист упала большая капля чернил, а перо отправилось на место, в чернильницу.

   – Ах, ваше величество! – вздохнула Тиана. – Тут у нас испорченное прошение.

   – Как так? – подняла бровь Надайн.

   – Чья-то неосторожность, полагаю. Наследник герцога Муэра собрался жениться.

   – Опять? – не смогла скрыть досаду королева.

   Маркиз Дени а-Муэр к сорока годам был женат уже трижды – и трижды овдовел. Жены его никак не могли выносить ребенка, и ходили слухи, что дело было отнюдь не в них, ибо если ради развлечения и со всей дури бить непраздную женщину, то ребенка она может и скинуть. Тиана не представляла, кто из придворных бы мог отдать за маркиза свою дочь, но, похоже, таковой нашелся. Конечно, если у тебя пять дочерей и титул маркиза, а состояния хватит от силы на два приличных приданых, которые требует твое положение… Но графиня Эстревен, которую боги не благословили детьми от короля или супруга (за что она их благодарила ежедневно), ни за какие деньги не отдала бы не то что дочь, а даже и провинившуюся гусятницу такому мерзавцу, как маркиз а-Муэр. Увы, у королевы не найдется законных возражений против этого брака: юристы у герцогов Муэр наверняка проверили все документы и законы до последней запятой, а личная неприязнь к маркизу, увы, не повод для отказа.

   – Взгляните сами, ваше величество, – Тиана положила прошение перед королевой, став между ней и дамами, так, что никто не мог бы разглядеть текст.

   Ноготок дамы Эстревен скользнул к имени, над которым дрожала и переливалась капля чернил. Надайн прочла имя одной из своих фрейлин: “Руаль Тишо”. Она подняла голову и посмотрела в глаза Тиане; та умоляюще смотрела на госпожу, прикусив нижнюю губу. Королева медленно кивнула, взяла перо и неочиненным кончиком размазала чернила, скрыв имя фрейлины. Одними губами произнесла: “Сегодня вечером”; Тиана склонила голову.

   – Действительно, невозможно разобрать, – недовольно заявила королева и собственноручно убрала лист в кожаную папку, предназначенную как раз для подобных случаев. Даже испорченный документ не должен быть доступен кому придется. – Вносить в реестр пока не будем, пусть пришлют новый экземпляр. Графиня, кто у нас там следующий?

   – Одно мгновение, ваше величество!

   Тиана порхнула за свой столик и взялась за следующий лист, к счастью, на этот раз – безобидный, и взмолилась богам о том, чтобы без особых потерь пережить “Охоту на белого оленя” и весь этот так удачно начавшийся и так печально продолжившийся день.

   (6) Барочный жемчуг (жемчуг барокко) – обычный речной или морской жемчуг, отличающийся неправильной формой жемчужин. Название происходит от французского слова «baroque» – причудливый, вычурный.

   (7) Желтая тряпка – здесь продажная женщина. Желтый цвет еще со средневековья во многих городах являлся обязательным для упомянутых дам – где-то шарф, где-то вуаль, головной убор или просто кусок желтой ткани.

   (8) Шевро (с франц. «сhevreau» – козленок) – кожа, выделанная из шкур козлят до 6 месяцев. Очень красивая, плотная, эластичная, с оригинальным рисунком на лицевой стороне в виде мелких морщинок.

ГЛАВА 5

Грот Влюбленных, возле которого было объявлено представление, считался одним из самых романтичных мест. Эту часть дворцового парка оставили почти нетронутой; здесь не было высаженных рядами кустов или деревьев, не было строгих дорожек и геометрически правильных цветников. Садовники лишь немного облагородили Дикий парк, подсеяв в траву лесные цветы, посадив небольшие куртинки ползучей гвоздики, незабудок и медвянки. Сейчас кое-где еще цвели нестриженые кусты северного жасмина, на прихотливо вьющихся тропинках из каменной крошки плясали тени и солнечные зайчики: легкий ветерок колыхал ветви лип и каштанов.

   Не менее полдюжины таких тропинок сбегались к небольшому пруду, заросшему водяными лилиями, возле которого и возведен был искусственный грот. Белый колотый мрамор давно порос зеленым мхом, а с одной из стен сбегал миниатюрный водопад, наполняющий глубокую чашу в виде раковины, инкрустированную перламутром. Переливаясь через край, вода падала в выложенное мелкой белой галькой русло и стекала по нему в темный пруд. От грота тянуло прохладой, а воздух наполнял аромат белых и розовых лилий, высаженных подле грота в художественном беспорядке, словно бы не рукой человека, а по капризу природы.

   Сегодня напротив грота установили кресла и столики для зрителей, чуть в стороне – стулья для оркестра, столы с напитками, возле которых суетились горничные и буфетчики, а еще немного поодаль – ширмы для тех, кому понадобится освежиться. Ширмами же была огорожена часть пространства возле самого грота, вход в него скрывала плотная занавесь. Театральные служители постоянно пробегали то туда, то сюда, кто – с охапками платья, кто – с реквизитом. Из грота временами слышался грозный голос виконта Илера и робкие реплики его подчиненных.

   За полчаса до начала представления музыканты расселись по местам, дирижер объявил гавот – и вовремя: по тропинкам начали подходить придворные дамы и кавалеры; лакеи под руководством двух церемониймейстеров встречали их и провожали на те места, кои были им предназначены. Не обошлось, разумеется, без недоразумений и обид, но – сдержанных, к немалому облегчению герцога Варда, который и сам прибыл в свите его высочества Лиама.

   К полудню у Грота Влюбленных собрался цвет лассарского двора во главе с принцем, а также посольство Иларина. Разумеется, посол Ридан был приглашен составить компанию его высочеству; баронесса Аннен деи Соле, статс-дама иларинской принцессы (приписанная к посольству для обсуждения деликатного вопроса приданого принцессы Идари) была усажена рядом с обер-егермейстером лассарского двора Родолфо деи Но – и так далее. Что касается сына посла, виконт обнаружил своей соседкой совершенно очаровательную девицу с золотисто-рыжими кудрями, изящной фигуркой, в изысканно простом платье перваншевого шелка, отделанном серебристыми кружевами-блондами. “Тэя Турин, дочь барона Турина”, – шепнул распорядитель, провожавший Морна к его креслу. Молодые люди завели вежливый легкий разговор: о чудесной погоде, естественной красоте парка, романтичности Грота Влюбленных и на прочие приятные темы. Горничная поставила на крохотный столик бокалы с лимонадом, а спустя несколько минут его высочество дал знак распорядителю, тот – дирижеру, и музыканты прекратили играть. Настала пора для представления.

    Одинокая флейта завела тихую песню, и молодые люди обратились в слух, ожидая чего-то такого… невероятного. Придворные представления Лассара были известны всему цивилизованному миру, а виконт Илер недаром считался лучшим композитором современности, оттого Морн и Тэя были вправе ожидать чего-то прекрасного, яркого, незабываемого. К нежной флейте присоединились одна за другой скрипки и виолончели, зазвенели колокольчики и кастаньеты – словно кавалькада всадников промчалась по парку – и все стихло. Из-за занавеса вышел Пролог (9) , закутанный в алый плащ, в черно-белой маске, и напевно продекламировал традиционный монолог.

   – Мы представим пьесу вам сейчас,

   Что ни разу не видали прежде.

   Будьте благосклонны, просим вас,

   На терпенье ваше мы в надежде.

   Тэя недоуменно оглянулась на соседа и встретила такой же растерянный взгляд. А Пролог продолжал:

   – Когда богов мы чтим не много,

   Случается все то, что худо.

   Ведет нас к бедствиям дорога,

   И нас спасает только чудо.

   И, перейдя на благословенную прозу, торжественно объявил:

   – И о том поведает вам ныне пьеса, стихи к которой писаны бароном деи Рю и посвящены его почтеннейшему дядюшке, маркизу Родолфо деи Но. Итак, благородные дамы и господа, – “Охота на белого оленя”!

   Пролог поклонился и удалился со “сцены”, маркиз деи Но растроганно всхлипнул и трубно высморкался в огромный шелковый платок, а среди зрителей пробежали шепотки, как ветер в ветвях.

   – Что это? – вырвалось у Тэи, к счастью, шепотом.

   – Не знаю, – Морн дернул плечом. – Я не слышал про такого поэта. Будем снисходительны? Все-таки это только пролог.

   – Вы полагаете, дальше будет лучше?

   – Ну, это все-таки не суп, у которого один вкус с первой до последней ложки! – неуверенно сказал виконт.

   Тэя с сомнением покачала головой, но спорить не стала. Меж тем принц подозвал распорядителя, спросил его о чем-то, выслушал ответ и громко потребовал:

   – Вина мне и господину послу, да крепкого, из Порту! И охотничьи кубки!

   Посол Ридан, сохраняя доброжелательную улыбку, задумался: не слишком ли увлекается вином будущий жених? И пить крепкое вино так рано, всего лишь в полдень? А уж когда Тор Ридан увидел огромные хрустальные кубки, оправленные в серебро и вмещающие едва не бутылку вина каждый… Впрочем, забегая вперед, скажем, что не пройдет и получаса, как посол не только поймет причину такого раннего винопития, но и будет искренне благодарен его высочеству.

   А пока на сцене разворачивалось феерическое действо. Охотники были одеты в лосины и легкие короткие туники на манер одежд трехсотлетней давности – и дамы с немалым интересом обсуждали стройность ног и ширину плеч благородных актеров. К сожалению мужской половины зрителей, женских ролей не было, но пьеса от этого ничего не потеряла. Согласно сюжету, король Дурман услышал, что его егеря нашли в лесах белого оленя, и, естественно, пожелал на него поохотиться, но забыл просить благословения священников. Олень ушел от загонщиков, и король жаловался на неудачу егерю.

   – Сердце мне терзает боль! – пел Дурман, вернее, баронет Риссо.

   – Что случилось, мой король? – тревожился представляющий егеря рыцарь Верде.

   – Я охочусь целый день, где же бегает олень?

   Тэя тихо хихикнула, прикрывшись подаренным тетушкой веером из перьев белой цапли с зеркальцем посередине. Пользуясь интермедией, когда музыка сделалась громче, а охотники танцевали балет на траве, долженствующий изображать погоню за оленем, Морн Ридан заговорщически шепнул:

   – Какое счастье, что поэт позабыл о других рифмах к слову боль – например, соль или роль!

   – Не сыпьте мне на рану соль, невыносима эта роль! – невольно срифмовала Тэя, виконт от неожиданности взорвался смехом и укрылся за собственной треуголкой, которая прежде лежала у него на коленях.

   – Сударыня, не отбирайте лавры у поэта! – выдавил Морн, когда слегка отдышался.

   – О нет, виконт! – взмахнула ресницами и веером Тэя. – Бедному королю Дурману и так нелегко, того и гляди – споет: “Когда бы не жара и лень, разбил бы я главу об пень”!

   Морн Ридан закусил перчатку и вновь спрятал лицо в треуголке, а позади юной пары послышались сдавленные смешки. Сидевший в первом ряду, слева от его высочества, обер-егермейстер обернулся, но ничего подозрительного не увидел: сын посла обмахивался треуголкой, а его милая соседка огромными глазами смотрела на сцену, как и прочие зрители. Покрасневшие лица? Ах, такая жара сегодня! Меж тем балетная интермедия закончилась, вновь запел король Дурман, и маркиз деи Но повернулся к сцене и погрузился в спектакль. Охота нашла след оленя и гнала его по лесу, сопровождая действие то хоровым пением, то балетом, то метанием копий.

   Его высочество Лиам пил. Сначала понемногу, мелкими глотками, но после второй интермедии золотистое вино стало убывать из хрустального кубка, как вода из прохудившегося кувшина. Посол, поначалу почти не пивший, был вынужден налечь на вино после прямого вопроса, заданного слегка заплетающимся языком: “Граф, вы не желаете со мной пить?”. Когда подобный вопрос задает наследный принц дружественной державы, ответ может быть только один: “Конечно, желаю! Всю жизнь мечтал, ваше высочество!”

   Тэя поглядывала в сторону возлюбленного Лиама и не понимала, что происходит. Впрочем, через некоторое время девушка полностью увлеклась тихой беседой с виконтом Риданом; конечно, темой послужила не “Охота”, поскольку шутить над убогим грешно, особенно если он – поэт или полагает себя таковым.

   Нет, Тэя с Морном обсуждали новую книгу поэта с далекого Востока, из страны, восточнее которой нет земель, лишь море – и солнце, которое из этого моря встает. Поэт Су Ви Линь писал о природе – но с каким тонким чувством, с каким глубоким видением! Описывая всего лишь цветение дикой сливы, Су Ви Линь размышлял и о судьбе человека, который этим цветением любуется, и о непредсказуемости жизни, и о вечности – и все это в десятке строк! Не далее как пять дней назад книготорговцы выставили на продажу недавно переведенную книгу – “Лунное затмение”, и истинные ценители, к которым относился и Морн Ридан, уже приобрели ее для своих библиотек. У семьи Турин не было денег на такую дорогую и бесполезную покупку (во всяком случае, отец Тэи считал книгу бесполезной, и переубедить его было невозможно), поэтому девушке пришлось читать “Лунное затмение” в дворцовой библиотеке. Теперь она хотя бы не ударила в грязь лицом, смогла поддержать разговор и даже процитировать на память запомнившиеся строки.

   Из приятной беседы молодых людей вырвала музыка: тревожная, бурная, с почти кричащими виолончелями, с гремящим звоном литавр. Все же музыка Илера была восхитительна, гениальна, бесподобна, хотя и не могла спасти спектакль. На сцене возлежал раненый король: кто-то из охотников метнул копье в оленя и промахнулся.

   – Как же так случилось, как случилось так? – страдал Дурман. – Копье в меня вонзилось, ведь вроде бы – пустяк!

   Тэя и Морн обменялись подчеркнуто трагическими взглядами и прыснули, прикрывая лица. Король Дурман закончил арию – и рухнул на руки прочих охотников. Объявили антракт. Зрители испытали такое облегчение, что аплодисменты обрушились на актеров, как гигантская волна на берег моря.

   Дама Эстревен незаметно присоединилась к зрителям за несколько минут до антракта, и у нее была возможность понаблюдать за племянницей. Глядя, как девушка непринужденно и мило беседует с соседом, Тиана вздохнула с облегчением: молодые люди совершенно не были друг другу противны, у них нашлись общие темы для разговора, оба молоды, красивы, – в общем, у будущего брака есть все шансы оказаться счастливым. Вместе со всеми аплодируя актерам, дама Эстревен убедилась, что Тэя и Морн не собираются разбегаться на время антракта, и утвердилась в своем решении окончательно.

   Меж тем, пока актеры отдыхали, подновляли грим