Уговори. Yana NeTa

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5

АННОТАЦИЯ

Однажды в зимнем городе встретились двое: веселая девушка и серьезный мужчина.

   Предновогодние, стремительно летящие дни и короткие вечера дарят ощущение сказки и счастья, которое, казалось, никогда не кончится…

   Но все ли так безоблачно, как видится одному из них?

   Ведь у каждого есть прошлое, которое может напомнить о себе…

ГЛАВА 1.

– Доброго утра всем!

   Девушка, одетая в джинсы и вязаный свитер бело-голубого цвета, стремительно появилась на просторной светлой кухне; поцеловала в щеку сначала пожилого, почти седого мужчину, потом миловидную улыбнувшуюся ей женщину и села за стол. Короткая стрижка пепельных волос выглядела так, словно о ней забыли, или всего лишь провели пятерней вместо расчески. Серые большие глаза с тревогой посмотрели на отца.

   – Пап, как самочувствие? Спина все еще болит?

   – Доброе утро, сорванец. Болит немного, да.

   – Твой папа забывает, сколько ему лет, – взяла слово мама.

   – Вот-вот, папа! Тебе же не двадцать и даже не тридцать.

   – И очень хорошо, – задумчиво сказал мужчина.

   – Серьезно? – удивилась дочь, поливая сырники вареньем из черной смородины. – Ты бы не хотел вернуться в молодость или юность?

   – Зачем?

   – Может, что-то исправить, изменить.

   Отец ответил, не медля ни мгновения:

   – Нет. Не хотел бы возвращаться в то время. И потом: если бы что-то изменилось в прошлом, у меня не появились бы такие замечательные дети. Не думала об этом?

   Девушка замерла на мгновение, остановив руку с чашкой, очень серьезно разглядывая родителей.

   – Мне такие мысли не приходили в голову.

   – Вряд ли кто-то в двадцать лет будет представлять, что он хотел бы изменить в своей жизни, – негромко подвела черту странному разговору женщина. – А папе надо всего лишь меньше времени проводить в тренажерном зале.

   – Теперь уж точно, – согласился он.

   – Папочка, ты самый красивый, добрый, сильный, умный, ты самый лучший! – обняв его за шею, защебетала девушка и повернулась к матери. – Все было очень вкусно, спасибо, мама. Мне пора, я побежала. Да, чуть не забыла! Рафаэль ушел к дедушке в комнату, потому что там теплее всего. И теперь я буду волноваться, чтобы никто не наступил на бегуна. Папа, когда ты все же приделаешь габариты Рафаэлю?

   – Ему же будет неудобно носить на панцире что-то лишнее. Батарейки тяжелые. Да и вообще, он же не подрывник.

   – Пап, придумай что-нибудь, ладно? Все! Убежала!

   – А шапку? – повысила голос мама вслед дочери. – Там же холодно!

   – У меня с собой уши!

   Ее голос звучал все тише, потом хлопнула входная дверь, и все в квартире словно замерло. Женщина встала и пересела на колени к мужу, сразу же почувствовав сильные руки, обнявшие ее. Легкий поцелуй, улыбка, нежный шепот только для своего мужчины о чем-то секретном, но через пару мгновений прозвучал уже серьезный вопрос:

   – Зачем ты подарил ей эти смешные наушники? Она же не ребенок. Ей двадцать лет. Наша девочка выросла, а мы постарели.

   – Не заметил. Ты по-прежнему самая, самая, самая.

   В коридоре послышались медленные шаркающие шаги и дрожащий старческий голос:

   – Я иду! Хватит миловаться. А за мной следом бежит Рафаэль. Возможно, даже обгонит меня и увидит картину не для малышей.

   Мужчина улыбнулся, легко поцеловал жену в губы и пересадил ее на соседний стул.

   – Отец, мы не безобразничаем. Заходи смело. Рафаэля пока не видно, не наступи на него на повороте.

   – Если проживу еще два года, – чуть задыхаясь, сказал белоснежно-седой старик, входя в кухню, – будем отмечать девяносто лет. Да, задержался я на этом свете. Ни Алёнушки моей уже нет, ни твоих… Один я все еще продолжаю коптить небо.

   – Отец, не надо так говорить. И ты не один. Нас много, мы одна семья… А вот и Рафаэль, – произнес мужчина, переводя разговор с грустной ноты на черепаху, стучавшую коготками по паркету. – Спешит к общему столу. Завтрак для всех, да?

   Девушка в это время торопилась на автобусную остановку, на ходу надевая светло–серые наушники, похожие по цвету на ее волосы. Она любила этот необычный подарок отца. Со стороны не сразу можно было заметить что-то на голове, ободок выдавали лишь большие круги из искусственного меха, закрывавшие уши от холода. На этих кругах были нарисованы забавные глазки с ресницами, да еще от них вниз свисали две «лапы». Для роли шарфа они были слишком тонкими, а для общего образа зайца подходили. Всю конструкцию украшали длинные уши, прикрепленные сверху, но их было сложно увидеть в торчавшей прическе хозяйки. Она и сама не сразу разобралась со всеми секретами наушников, а когда поняла, какую игрушку подарил ей отец, надевать шапку уже не захотела.

   Наконец к остановке подъехал нужный автобус, и девушка быстро юркнула внутрь, заняв место на задней площадке. Она достала из рюкзака электронную книгу и перестала обращать внимание на недовольных людей, кутавшихся в воротники одежды.

   «Кругом серость непроснувшегося утра. Уже зима, а снега еще не было. И температура держится около нуля. Брр… пробирает до костей», – мысленно ворчала, погружаясь в чтение одной их любимых историй, которые знала наизусть, но продолжала ежедневно смаковать каждое слово, всегда находя для себя что-то новое.

   Перед одним из светофоров произошло резкое торможение, и кто-то сзади навалился ей на спину, а по волосам прошел ветерок от очень близкого дыхания.

   «Кто такой неуклюжий? Не знает, что держаться надо за поручни, а не за меня? Тогда пусть и получит по носу», – подумала девушка и нажала на одну из «лапок» своих наушников, отчего длинное заячье ухо резко поднялось.

   – Это еще что такое? – прозвучал над головой негромкий мужской голос.

   Она повернулась лицом к тому, кого хотела проучить, и уткнулась носом в пуговицу темной куртки. Сглотнув, медленно подняла голову и от удивления нажала кнопку, ставя торчком второе ухо.

   – Ничего себе! – только и смогла прошептать девушка, округлив глаза.

   Перед ней стоял высокий молодой мужчина и так же изумленно разглядывал девчушку со странным ободком-наушниками на голове. А она моргала глазами, изучая очень смуглое лицо незнакомца.

   «Где же можно так загореть зимой? А глаза! Они желтые, как у кота. А рост! Под два метра. Это же сантиметров на сорок выше меня. Эх, только старый. Как мой Вовка, наверное. Ой… я уставилась на него, как дурочка, еще подумает, что влюбилась».

   И совсем засмущавшись, нажала сбоку на «лапку»…

   Мужчина, смотревший на нее сверху, вздрогнул от неожиданности: по всей длине странного девичьего украшения побежали огоньки, как на новогодней елке. Он покачал головой, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

   – Конечная. Автобус дальше не идет, – объявил водитель. – Просьба освободить салон.

   Девушка моргнула, приходя в себя, и проскочила к выходу, да так ловко и быстро, что через несколько секунд исчезла из поля зрения. Лишь ее светящиеся наушники мелькали в толпе студентов, спешивших в направлении института. Мужчина вышел на улицу и с недоумением обнаружил у себя в руках электронную книгу.

   – Растеряша, – сказал вслух, покачивая головой. – Как теперь это вернуть ей? Я и лица-то не запомнил, только странные серые уши. Чуть в нос случайно не попала, или это отработанная тактика? В чем она была одета? Вот делать мне нечего, как ее тут вылавливать. На вид вроде лет двадцать, не больше, но эта детская забава с наушниками никак не вяжется с таким возрастом.

   Он ворчал, но медленно шел к серым корпусам, надеясь на перемене найти девушку, потерявшую ценную вещь.

   «Что она так увлеченно читала? Надо же! Пушкин, «Барышня-крестьянка». Вроде в школе это проходят. А дальше? Ну конечно, как же без «Ромео и Джульетта». Классика. И что еще тут? Ого! «Пикник на обочине» братьев Стругацких. Удивительный набор книг. Да, странная девчонка».

   На вахте его попросили подождать в холле, так как уже шла первая «пара», а охранник не посчитал нужным рассказывать, кто из студенток носит такой яркий ободок. Мужчина не возражал немного посидеть, отдохнуть, потому что ехал из аэропорта и очень устал после многочасовых перелетов.

   «Сколько лет я не был здесь? Последний раз приезжал года три назад перед командировкой, да и то на один день. Ни с кем не успел повидаться, кроме родителей. Чувствую вину перед ними: как в семнадцать лет сорвался из дома, так и не объяснил им ничего. А надо ли теперь-то? Все быльем поросло. Отпуск впереди, надо принять решение: или возвращаться в Индию, или остаться в городе. Может, и здесь нужны дорожники-мостостроители? Посмотрим, как встретит меня родной город. Вот, например, уже получил ушами от малявки. Правда, мама-то ростом еще меньше этой девчонки».

   Его мысли вернулись в прошлое: там он по окончании школы признался в любви подруге детства. Ему еще не исполнилось восемнадцать, а ей было шестнадцать. Но Оля очень удивилась его словам, не смеялась, а как-то серьезно, по-взрослому посмотрела и сказала:

   – Мы же знакомы с тобой всю жизнь. Ты мне, как брат, Боря. Да и у тебя такие же чувства, просто ты привык ко мне, – и, не отводя взгляда зеленых глаз, продолжила говорить. – Я не смогу полюбить тебя по-другому. Только дружба.

   Ее протянутая для рукопожатия ладонь стала для него концом мечты и началом самостоятельного пути вдали от родных. Он сразу же объявил им, что уезжает в Москву, и ни разу не наведался в родной город за время учебы. Мать с отцом навещали его, так и не задав вопроса о столь скоропалительном решении сына. Затем отслужил в армии, нашел работу по контракту и мотался по всему свету, нарабатывая опыт. Пытался забыть болезненный отказ, полученный от девушки-подростка, которую больше не видел больше и ничего не спрашивал о ней. И вот – вернулся.

   «Если останусь здесь, то придется встретиться с ней. А может, ничего в этом страшного и нет? Все уже отболело? И была ли это любовь, или просто мое обиженное самолюбие, помноженное на упрямство? Вдруг Оля была права, и между нами существовала почти родственная привязанность? Все-таки родители дружили всю жизнь, да и сейчас продолжают… Когда же конец этой «пары»? Домой хочу. Поеду в отцовскую квартиру, высплюсь, в порядок себя приведу, а потом уж к своим».

   Долгожданный звонок заставил вздрогнуть, и через мгновение все здание наполнилось гулом, как огромный улей. Смех, топот, разговоры – звуки и мельтешение лавиной обрушились на уставшего человека, но он внимательно рассматривал всех, кто переходил из корпуса в корпус, читал расписание на длинном электронном табло или торопился выскочить на улицу для «перекура». И наконец, увидел ту, что искал: девушка медленно шла вдоль стены, грустно глядя себе под ноги. Мужчина вряд ли узнал бы ее, не заметь он светло-пепельные волосы, торчавшие в разные стороны. После чего встал, возвышаясь над шумной толпой, расправил затекшие плечи и в несколько больших шагов оказался рядом.

   – Приветствую еще раз, – сказал ей, задержав рукой. – Ты уронила свою книгу. Держи.

   Она от неожиданности снова замерла, не сводя с него глаз, как пару часов назад. Теперь он уже смог ее рассмотреть: рост чуть ниже среднего; джинсы и голубой вязаный свитер с белыми оленями и снежинками на груди подчеркивали стройное телосложение. Что поразило, так это глаза девушки: они были серыми, большими, с длинными темными ресницами, на которых не наблюдалось косметики. Пухлые губы чуть приоткрылись от изумления.

   – Как тебя зовут, растеряша? – вдруг спросил, сам не ожидая от себя такого вопроса.

   – Ва… Ва-ля, – заикнувшись, прошептала девушка, забирая у него свою книгу. – Спасибо вам. Это подарок родителей, жалко было бы потерять.

   – Понятно.

   – А как вас зовут? – несмело прозвучал ее голос.

   – Борис.

   – Вы такой… загорелый среди нашей зимы. Вот я клюв и раскрыла – в смысле, растерялась.

   – Ты меня своими светящимися ушками тоже удивила. Никогда такое не видел.

   На них посматривали студенты, многозначительно перемигиваясь, но звонок разогнал всех очень быстро.

   – Мне пора, – сказала она. – Спасибо еще раз.

   – Не за что. Пока, Валя.

   У самых дверей оглянулся и помахал ей рукой, одновременно показывая на часы и напоминая о следующем занятии.

   – Пока, Борис, – прошептала девушка. – Только я...

   Сидя на лекции, автоматически записывая все за преподавателем, она вспоминала нового знакомого, не замечая, как девчонки-студентки шептались, многозначительно кивали в ее сторону и хихикали.

   «Да разве могла я его не заметить? Это ж надо быть слепой. Такой высокий, взрослый, симпатичный. Пусть и не красавец, как мой брат – тут у Володьки вообще нет конкурентов. Но Борис… Волосы у него русые волнистые, правда, не очень густые, и все же не лысый. А глаза желтые, похожие на янтарь, серьезные, немного уставшие, на фоне загара смотрятся странно. Где можно получить такой цвет кожи? О чем это я? Вряд ли мы еще увидимся, чудес не бывает. У него, наверное, жена есть, а я тут… Эх! Побуду немного глупенькой мечтательницей, чего уж там – в фантазиях можно все».

   Ее дни всегда были насыщенными, наполненными до последней минуты. После занятий в институте Валя бежала в соседний корпус на тренировку по баскетболу, так как играла за сборную своего курса, что могло показаться странным при росте чуть больше метра шестидесяти, но ловкость владения мячом, скорость и отменная координация делали ее незаменимой в команде. Едва успев переодеться, она спешила в библиотеку, где готовилась к следующему учебному дню, собирала необходимую информацию для курсовых работ. Дома ей всегда что-нибудь мешало сосредоточиться. И уже вечером обязательно ехала в частную ветеринарную клинику, где подрабатывала с четырнадцати лет, потому что очень любила животных, всех абсолютно. Сюда ее устроила мама, дружившая с владелицей. Валя находила подход к любому зверьку или птице, весь персонал клиники удивлялся ее доброте и отзывчивости, а она ждала, когда здесь окажется тот самый, никому не нужный, которого сможет забрать домой для компании Рафаэлю. Но пока все животные поступали в комплекте с хозяевами.

   Поздним вечером Валя возвращалась домой в одиночестве, уставшая и задумчивая. Себе она могла признаться, что причиной такого настроения был ее утренний знакомый, с которым хотелось встретиться вновь.

   Проваливаясь в сон, видела высокого загорелого мужчину с желтыми глазами, который протягивал ей… нет, не электронную книгу, а маленького пушистого котенка. Мама, заглянувшая в комнату дочери, увидела улыбку на ее лице.

   – Что тебе снится, непоседа? Или кто?

   Утром следующего дня Валя очень спешила быстрее добраться до автобуса, словно там должна была произойти желанная встреча; даже не почувствовала холодного пронизывающего ветра, все набирающего силу. Когда уже ехала, замирала, представляя, что Борис вот-вот возникнет за ее спиной и снова удивится, глядя на смешной ободок. Но чуда не произошло, и мужчина, занимавший ее мысли, не появился. Стало до слез обидно от осознания несбыточности грез. Вздыхая и шмыгая носом, она спрыгнула с подножки, попав в объятия сильного, сбивающего с ног ветра. Ее всегда интересовал ответ на вопрос, кто додумался построить корпуса института в чистом поле, где и в тихую погоду гулял сквозняк, как в аэродинамической трубе.

   Надеть капюшон никак не получалось, его тут же отбрасывало назад очередным порывом. Руки без перчаток покраснели, затылок продуло, за шиворот будто ведро льда высыпали, озноб мгновенно встряхнул тело.

   – Валя, привет, – раздался сбоку голос, который сразу перекрыл все звуки.

   – Привет, – чуть прищурившись, ответила девушка, разглядывая мужчину, стоявшего внутри остановки вне досягаемости зимнего ветра. – А что вы здесь делаете? Рано же еще.

   – Рано для чего? Ладно, я шучу. Просто подумал, что твои наушники не очень-то подходят для такой погоды, вот и решил навестить тебя, чтобы вручить скромный подарок.

   – Мне? Зачем? Почему? День рождения уже прошел.

   Она так быстро и сбивчиво говорила, что проглатывала некоторые буквы. Борису нравилось, как он действует на эту девушку. Обычно его временные подруги были ровесницами или чуть младше, но таких малолетних знакомых еще не было.

   – Иди сюда, тут не так дует. И поторопись, а то опоздаешь на занятия. – Валя послушно подошла, глядя на него огромными от удивления глазами. – Вот, надевай. Не хочу, чтобы ты простыла. А ушки оставь для праздника.

   В бледном сумраке просыпавшегося утра мужчина казался еще больше, и таким же бесцветным, как все вокруг. Лишь глаза по-прежнему поражали желто-янтарным оттенком, заметным в проблесках фар движущегося по дороге транспорта.

   Борис протянул ей серо-голубую вязаную шапку с небольшим помпоном. Он еще вчера в институте заметил, что она предпочитает эти оттенки в одежде, теперь же убедился, что был прав, увидев на ней и пуховик синего цвета. Валя сняла ободок с наушниками, надела подарок и улыбнулась, сразу почувствовав тепло.

   – Очень неожиданно, но спасибо большое. Я согрелась. А откуда она у вас?

   – Это ручная работа. Не поверишь – мой папа очень хорошо вяжет. Это он мне вручил много лет назад, но я тогда очень быстро вырос, так и не успев поносить шапку. Твой свитер чем-то напомнил его работу. Отец тоже использует норвежские мотивы… Похоже, я тебя задерживаю, ты так опоздаешь на занятия. Смотри, уже никого из студентов нет поблизости. Беги. А я тебя встречу, когда скажешь. Согласна?

   – Дда, – снова заикаясь, ответила она. – У меня с двух до пяти будет свободное время.

   – Значит, в два у главного входа? До встречи.

   Борис направился к машине, припаркованной за остановкой, а Валя, услышав вдалеке звонок, бросилась к зданию института, ощущая, как весело прыгает помпон на голове, и счастливая улыбка появляется на губах.

   «Он думал обо мне! Не хотел, чтобы я простыла. Как приятно и тепло! Даже шапку принес. Ой, у него папа вяжет! Я такого никогда не слышала. Надо у мамы спросить, где она взяла мой свитер. Он мой самый любимый. В смысле, свитер. Снова я не о том думаю. Нельзя так сразу влюбиться. Хотя папа рассказывал, как он увидел маму первого сентября, а ровно через год уже я родилась. У них тоже любовь с первого взгляда. Тоже? Вот я и проговорилась. А вдруг Борису не понравится со мной общаться? Я заикаюсь от стеснения. Но он, похоже, не заметил этого. Ой, в два часа встретимся! Мне не верится».

   Мысли, как пугливые мотыльки, то разбегались в разные стороны, то собирались в стайку, чтобы снова рассыпаться. В таком состоянии чуть не провалила контрольную работу – допуск к зачету, но все-таки смогла сосредоточиться, вспомнив глаза отца, когда он расстраивался из-за ее промахов, а своего папу она не любила волновать.

   «Вот мама никогда не беспокоится и правильно делает. Она-то знает, что я все исправлю, если наворочаю или не успею вовремя. И дедушка всегда на моей стороне. Папа, конечно, тоже в меня верит, только уж очень волнуется. А Вовка вообще дрожит, словно мне все еще год-полтора. Дразнилка…»

   – Сычева, – донесся до нее голос преподавателя, – мы уже закончили. Или решили здесь до завтра остаться? Вы сегодня очень рассеянная.

   – Извините, – буркнула Валя в ответ и, посмотрев на часы, поспешила из аудитории, прощаясь и на ходу надевая шапку.

   Борис ждал ее около двери, кутаясь в шарф, а ветер продолжал свирепствовать, и сумерки снова наползали на город, делая все вокруг серым и унылым. Мужчина был без головного убора, все в той же куртке.

   – А почему вы без шапки? – поинтересовалась она, медленно подходя к нему.

   – У меня ее просто нет, да и на машине я, – пожав плечами, ответил он. – Надеюсь, ты не скажешь сейчас, что мама не разрешает тебе садиться к незнакомцу в машину?

   Взгляд желтых глаз заставлял ее цепенеть.

   «Прямо гипнотизер какой-то. Не могу не смотреть на него. Будто лечу в вихре осенних листьев, и меня уносит далеко от земли, и нет опоры под ногами. Если не перестану на него так глазеть, будет сразу ясно, что я влюбилась. Вот это да! Впервые со мной такое. Никому не расскажу. А надо отвлечься и вспомнить что-нибудь смешное, например, как Рафаэль удирает от дедушки», – подумала Валя, мысленно улыбаясь и уже не чувствуя такого сильного воздействия со стороны взрослого мужчины.

   – Не скажу, но мама и папа именно так говорят, а потому я никуда не поеду на вашей машине.

   – Хорошо, тогда идем к автобусу, а сюда я потом вернусь, заберу замерзший автомобиль. – Борис забрал у нее рюкзак, закинул его на плечо и взял девушку за руку, обратив внимание, что она без перчаток. – Тут такой ветрище, утащит еще тебя.

   – У вас есть младшая сестра, и она в отъезде? Вы так заботитесь обо мне, что только такой вывод и напрашивается. А я здесь почти каждый день хожу, между прочим.

   Он повел ее вперед, прикрывая собой от порывов холодного ветра, но услышав вопросы и предположения, резко остановился, и Валя снова, как вчера в автобусе, уткнулась носом в его куртку. Аромат непривычного мужского парфюма, не такого, каким пользовались отец и брат, закружил голову. Ей показалось, что он медленно проникает в сознание, под кожу, в кровь, словно заставляя чаще дышать и еще больше вдыхать, и еще глубже падать... Сильные мужские руки аккуратно поддержали ее за плечи, а голос прозвучал ровно и спокойно, возвращая в реальность.

   – У меня есть старшая сестра. Но, похоже, я действительно переусердствовал с опекой, да?

   – Угу, есть немного.

   Тем временем показалась остановка, на которой еще толпились студенты, и ехать с ними в одном автобусе под любопытными взглядами и ухмылками девушке не хотелось. Борис это понял и молча кивнул в сторону машины; Валя, поджав губы, так же без слов согласилась. Он открыл перед ней дверцу, помог забраться на высокое сиденье и, быстро обойдя автомобиль, сел на водительское сиденье. Сразу включил двигатель, прогревая его и салон, а потом спросил:

   – Расскажешь что-нибудь о себе?

   – Может, лучше вы первый?

   – Хорошо. Только уговор: переходи на «ты». Не такой уж я и старый, мне всего-то тридцать. Я жил в этом городе раньше, но после школы уехал учиться в Москву. И с тех пор почти не бывал дома. В данный момент в отпуске, а работал в Индии, поэтому такой смуглый. Но загар быстро сходит, не подпитываясь солнцем. Что еще? Да, по образованию инженер, строю и ремонтирую дороги, мосты. Не женат, детей нет. Есть родители и сестра, которая старше на шесть лет. Раньше в нашем доме обязательно были кошка или собака, или все вместе, но сейчас никого. И даже грустно от этого. Сестра всегда выискивала на улице кого-нибудь из беспризорных животных, а потом пристраивала в хорошие руки. Теперь родители следят за внуками, им не до лохматых питомцев.

   – Нет-нет, мне интересно!

   – Все, теперь твоя очередь. Только скажи, куда поедем? Может, в кафе посидим? Я-то город теперь совсем не знаю, многое изменилось. Командуй.

   – Можно и в кафе. На Театральной площади есть тихое, небольшое, «Театро» называется. Я покажу.

   – Поехали. И слушаю твой рассказ.

   Борис старался показать заинтересованность, но чувствовал какое-то раздвоенное состояние: одна его часть присутствовала в машине, а вторая все еще жила прежней жизнью, несбывшимися мечтами и планами…

   Весь вчерашний вечер после визита к родителям он пребывал в растерянности.

   «Какие они стали! Словно в той древней песне – постарели мои старики незаметно, как это бывает… А я все таскаюсь по миру, будто время резиновое. Сколько его осталось, времени-то?»

   И еще его удивило, что они знали, из-за чего сын так стремительно уехал; оказалось, видели его увлеченность Ольгой. Но не посмели вмешиваться в жизнь Бориса, оставив за ним право выбора дальнейшего пути. Ему очень хотелось узнать что-нибудь о ней, но спрашивать не решился. Мама сама ему рассказала:

   – Оля одна, ни с кем не встречается, занимается семейным бизнесом. Ты же помнишь, что у них два спортивных комплекса? Вот Оля ведет тот, которым раньше занималась ее мама, вернее, они теперь вместе там работают. А брат забрал под свое крыло «мужской клуб», пока под руководством отца. Но Юля и Глеб стали больше отдыхать, наконец-то. Только внуков нет у них. Ольга и занятия по самообороне лично ведет, много у нее забот.

   – Но кто-то же был у нее? – сорвался с языка вопрос.

   – Нет, Юля говорила, что никого, а ведь Оле уж двадцать восемь. Одна, словно ледяная принцесса. Наверное, ждет своего единственного. И точно не тебя – ты уж прости, сынок, за правду. Столько лет прошло, пора бы уже понять… Надеюсь, ты изменил свое отношение к ней. Оглянись вокруг, посмотри на других девчонок. Где-то же есть твоя половинка.

   После такого разговора решил хотя бы попробовать что-то изменить в своей жизни.

   «Чего уж перед собой-то прикидываться несчастным, словно верен своей единственной любви. Ведь это не так. Были девчонки в моей жизни, и немало. Другое дело, что ни одна не зацепила, так это мои проблемы… А вдруг Оля увидит меня с девушкой и будет ревновать? Может, так обратит на меня внимание, как на мужчину, а не на друга?» – задаваясь этими вопросами, Борис совершенно не брал в расчет чувства той, с которой собирался что-то начать.

   Поскольку другой знакомой девушки, кроме Вали, у него не было, на нее и направил свои усилия, понимая, что завоевать ее будет несложно. Он сразу заметил, как она на него смотрит, и ему это было приятно…

   «Может, что-то и получится, – думал Борис, сидя рядом с ней в теплом салоне автомобиля. – По крайней мере, видно, что она не из богатеньких, избалованных девиц. Ни шубы на ней нет, ни дорогой обуви, даже меховой шапки нет. Пуховик, кроссовки, наушники из плюша, даже на капюшоне оторочка «из Чебурашки». Пусть девчонка хоть немного почувствует себя в сказке. После праздника, скорее всего, уеду».

   – Мне двадцать, – наконец-то заговорила Валя, – есть родители, старший брат, дедушка и Рафаэль.

   – Кто это? Имя странное такое.

   – Это черепаха, а назвала его так в честь любимого теннисиста Рафаэля Надаля, но он уже почти не играет: травмы, возраст. А если еще честнее, то после просмотра мультика про черепашек-ниндзя.

   – Да, лучше все честно говорить. Врать нехорошо.

   – Я знаю. Меня этому с детства учат.

   – А почему черепаха? Не кошка, не щенок, не рыбки, наконец?

   – Когда я была совсем маленькая, притащила с улицы бездомного котенка. Он долго болел, лечили его всей семьей, но не спасли, – отвернувшись к окну, тихо рассказывала девушка. – Я потом заикалась долго, буквы не выговорила или проглатывала. Да и сейчас, когда волнуюсь, бывает со мной такое... Брат тогда сказал мне, что нужно быть готовой к смерти своих любимцев, а мне и трех лет не было, но я запомнила его слова и больше не захотела держать дома никого, кто мало живет. Вот Рафаэль – самое то.

   – Я где-то слышал, что черепахи надолго засыпают.

   – Бывает и такое, но мой не любит спать. Он все время в заботах, ходит по квартире, следит за всеми, как надзиратель. Смешной такой! А еще я работаю в ветеринарной клинике, там можно любого зверька увидеть. Вчера, например, енота привозили на прививку. Он так с мокрой тряпочкой в лапках и ходит, все время ее трет, будто стирает, а сам только и смотрит, где стянуть что-нибудь. Попрошайка! Все печенье у меня выманил.

   Она рассказывала о животных, а Борис улыбался: так и видел свою старшую сестру Мирославу, которая очень любила «братьев меньших». Да и отец часто вспоминал, как познакомился с мамой, спасавшей от хулиганов котенка, который потом вырос в пушистого белого красавца с разными глазами. Барсик долго прожил в их семье.

   – Если ты так любишь животных, почему учишься в политехническом институте? – спросил он Валю, паркуя машину возле кафе.

   – Я учусь на менеджера, а работать в ветеринарной клинике можно и с такой специальностью. Главное – приносить пользу, помогать тем, кто в этом нуждается.

   Она говорила так искренне, не красовалась перед ним, что не поверить было нельзя. Ему стало немного неловко…

   Они неплохо провели время, много смеялись, делились впечатлениями о разных местах, где побывали. Больше говорил Борис, а девушка внимательно слушала, задавала вопросы, ее глаза горели любопытством и восхищением. Зная особенности освещения «Театро», она села в уголок, чтобы оставаться в тени, зато сама хорошо рассмотрела мужчину.

   «В нем все какое-то большое, – думала про себя, не отвлекаясь от нити его рассказа. – Кроме роста, который первым бросается в глаза, еще и нос такой… крупный, и губы тоже, и челюсти мощные, и плечи здоровенные. Красивый».

   А он отметил про себя, что она отлично управляется со столовыми приборами, знает, какой из них подходит для того или иного блюда.

   Тут, посмотрев на часы в телефоне, Валя заторопилась на работу.

   – Я подвезу, – сказал Борис, – ты не опоздаешь. И, если нет возражений, обменяемся номерами телефонов?

   – Не возражаю.

   Каково же было его удивление, когда увидел, как она, вприпрыжку побежала через дорогу к клинике, принадлежавшей его сестре Мирославе.

   – Вот это совсем ни к чему, не надо Мире знать, что я знаком с Валей. Будет потом попрекать девичьими слезами. Но если я уеду, мне же будет все равно? Или не уеду? Или не все равно?

   Он вернулся в отцовскую квартиру, которая давно принадлежала ему. Не хотелось никуда выходить, на душе скребло и ныло. Было ощущение, что в чем-то поступает неправильно. Чтобы отвлечься, начал готовить ужин, но мысли возвращались к сероглазой девчонке.

   – Кого-то она мне напоминает, не могу вспомнить. Из далекого детства или юности. Ее я точно никогда не видел… Нет, не могу вспомнить.

   Пока на сковороде жарилась картошка, решил спросить Валю, чем она занята. Ответ пришел не сразу, но зато с фотографией, на которой был кот с бритым животом и томным взглядом. Борис удивленно вскинул брови, читая сообщение:

   «Не могла сразу ответить, была занята: уговаривала будущую маму-кошку сделать УЗИ, чтобы узнать, сколько деток у нее в животике».

   «Уговорила?» – вновь спросил он.

   «Конечно (смайлик с улыбкой). Я могу уговорить любого зверя. И человека, чтобы взял этого зверя, если он брошенный. Или никому не нужен (грустный смайлик)».

   Мужчина улыбнулся, прочитав ее слова. И ему захотелось снова увидеть серые большие глаза. Быстро нашел адрес клиники в интернете, выяснил часы работы и кивнул самому себе: надо встретить Валю с работы и довезти до дома, а то мало ли что может с ней приключиться.

   Так и не поужинав, выключил плиту, начал спешно одеваться и уже у самых дверей вспомнил про варежки, которые подходили к подаренной шапке. Вещей в квартире было немного, он сразу нашел вязаную отцом пару и поспешил на улицу, где ледяной ветер гонял замерзшие листья по двору. Борис забыл о том, что может столкнуться с сестрой и напроситься на вопросы, но она сама позвонила ему, узнав от родителей о приезде младшего брата. Короткий разговор поведал, что Мира уже дома, звала в гости. Решили отложить встречу до выходных в родительском доме.

   «Всего несколько минут, а на душе потеплело, – подумал Борис, выходя из машины и направляясь к пешеходной «зебре». – Даже ветер стих, будто его и не было».

   Он ждал Валю на другой стороне улицы и, как только увидел знакомую шапку в дверях клиники, позвонил. Девушка остановилась на ступеньках и ответила:

   – Слушаю.

   – И я тебя слушаю, и даже вижу. Посмотри вперед, вот он я. Беги ко мне. Только осторожно!

   Борис поднял руку и помахал, привлекая ее внимание. Со стороны казалось, что она медленно идет по ступенькам, опасаясь поскользнуться. На самом деле Валя была поражена тем, что он приехал или ждал ее все это время. Она не знала, как себя вести, совсем растерялась.

   – Устала? – просто спросил Борис, встречая взволнованную девушку и надевая ей варежки. – Или есть силы погулять по городу?

   – Не устала. Но в десять я должна быть дома. Ой, спасибо! Такие теплые! Твой папа – мастер «золотые руки».

   – Это точно. Тогда в парк? Я видел, там уже установили разные светящиеся фигуры к празднику.

   – Да? И карета Золушки уже есть? А Умка с мамой? В прошлом году были.

   – Вот сама и посмотришь. А к десяти я тебя доставлю домой. Поехали?

   Валя быстро закивала, и помпон на макушке тоже запрыгал, словно от радости за новую хозяйку. Уже сидя за рулем, мужчина искоса поглядывал на девушку, которая иногда казалась ребенком, а порой, когда ее задумчивый взгляд останавливался на нем, настораживала своим серьезным видом. Он даже не догадывался, что в такие моменты Валя задавала себе вопросы о нем, потому что видела его метания, беспокойство и скрытую боль.

   «Как зверек в большой компании, в которой ему нет места. Или он сам себе такое придумал – что никому не интересен. Так и хочется взять его в ладошки, погладить, отогреть, чтобы из обиженного и грустного он превратился в открытого и веселого. Только Боря не зверек. Что не так в твоей жизни?» – спрашивала его мысленно, не оставляя надежды понять загадочного мужчину, оказавшегося рядом с ней по воле судьбы.

   Но в парке оба забыли о заботах: там уже шли приготовления к самому яркому и шумному празднику, до которого оставалось меньше месяца.

   – Смотри, вон там главную елку ставят, – сказала Валя, показывая направление. – Значит, вокруг будут фигуры. Пошли, посмотрим?

   Они не только смотрели. Борис фотографировал девушку на фоне всех уже установленных светящихся конструкций. Она сама попросила сделать снимки ее телефоном, чтобы потом «показать родителям и заманить их сюда на прогулку». Своей жизнерадостностью девушка заставляла улыбаться всех, кто ее видел. А огромных медведей она обнимала, как старых друзей.

   – Жалко, что снега еще нет, а то бы с горок покатались, – подбежав к Борису, сказала она. – А ведь холодно! Где же наш снег? Куда он ушел?

   – Как ты себе представляешь меня на горке? Я же застряну там. А в снежки я бы поиграл. Или в догонялки.

   – Тогда догоняй! – крикнула Валя и бросилась от него по аллее.

   Он, забыв про свой возраст, кинулся за ней и почти догнал в несколько шагов, оставалось только руку протянуть и поймать за капюшон, но девушка резко присела, и Борис проскочил мимо, а она, смеясь, побежала назад. И как ни старался взрослый мужчина поймать юркую девчонку, ему это не удавалось. Запыхавшись от активной возни, он остановился и чуть наклонился вперед, чтобы отдышаться.

   – Боря, что? Плохо, да? – спросила она, сразу же вернувшись и приседая, чтобы заглянуть ему в лицо. – Ох, глупая я! Мне-то что, через день тренировки, вот и не чувствую усталости, а ты…

   В этот момент сильные мужские руки схватили ее и притянули к себе.

   – Попалась! – со смехом произнес он.

   – Так нечестно!

   – Военная хитрость.

   Борис чуть приподнял ее и закружил вокруг себя, вдруг почувствовав желание поцеловать девушку. Но его остановил возмущенный взгляд, хотя красные губы так и манили...

   – Ой! А который час? – спохватилась она, пытаясь выбраться из его объятий.

   – Без пятнадцати десять. Успеваем. И не обижайся, что я тебя поймал.

   – Обманул, прямо скажем.

   – Есть немного. Так же интересней!

   – Что интересней? Когда хитрят?

   – Не будь такой букой. – Ему понравился вечер, проведенный с Валей, а потому хотелось, чтобы она улыбалась. – Завтра ты меня поймаешь, договорились?

   – Легко! От меня не так просто убежать, хоть я и меньше тебя… Постой, ты сказал «завтра»?

   – Да, а ты против? Я так же заеду за тобой после работы. Что скажешь?

   – Ладно.

   Борис высадил ее на остановке, как попросила Валя. Она выпрыгнула из машины, помахала ему рукой и поспешила во дворы, провожаемая взглядом мужчины, который улыбался, не осознавая того.

   «Интересно, почему она не хочет, чтобы я довез ее до дома? Родители строгие? Или жилища своего стесняется? Забавная девчонка. С ней так легко! Ведь ни разу даже не вспомнил ни о чем и ни о ком. Она, похожа на крылатку-вертолетик – такие мы в детстве под деревьями собирали, а потом запускали их, и они вращались, опускаясь на землю. Красивые, беспокойные, веселые. Как она, Валюшка. Так и хочется поймать ее на ладонь, чтобы больше не улетела. Главное, крылышки не помять, а то не сможет потом кружиться».

   Он все еще сидел в машине, поймав мгновение покоя, из которого не хотелось выбираться. На сердце было тихо, ничего не ныло, не тянуло тяжелым камнем.

   – Вот бы так было всегда, – вслух сказал сам себе, вздохнул и завел двигатель, а потом вспомнил, что до сих пор не позвонил лучшему другу и сразу же набрал его номер, но абонент не отвечал. – Ладно, увидит пропущенный, и сам перезвонит.

   Дома было темно и одиноко, даже включенный свет не разгонял вдруг накатившей тоски. Борис так и не стал ужинать, улегся на диван и достал телефон, которым все-таки сделал несколько снимков Вали, хотя обещал ей не фотографировать.

   – Получается, снова обманул. А она обиделась, когда я перехитрил ее. Маленькая еще, наивная, – рассуждал он, перелистывая фото.

   Телефон в руках разразился трелью, и Борис сразу оживился:

   – Володька, привет! Чего не отвечаешь?

   – Борька, пропащая душа! Где ты?

   – Я в отпуске, домой вот приехал. Надо бы встретиться, так давно не виделись. Последний раз года два назад, в Москве?

   – Да, точно, ты проездом был перед командировкой в Индию, а я к тебе примчался.

   – Давай, назначай встречу.

   – Эх... Теперь я в командировке, в Сибири, договариваюсь по пиломатериалам от производителя. Здесь уже к полуночи время… В общем, я только к празднику вернусь. Дождешься?

   – Пока не знаю, как дела пойдут.

   – Какие-то конкретные дела?

   – Понимаешь, второй день дома, а заняться нечем. У родителей был, там все переделано – отец своими золотыми руками, как всегда. Да и работают они еще, только по вечерам дома. В общем, не привык я в бездействии время проводить – такая скучища! Правда, я тут с девчонкой познакомился.

   – Да ты что? Надо было приехать в родной город, чтобы найти подружку? А с… Олей виделся?

   – Нет. Зачем? Она все сказала еще тогда. Ты и сам знаешь, я же только тебе все рассказывал.

   – Знаю. Но это было так давно, может, она изменила свое отношение к тебе. А ты вот уже завел себе кого-то. Что собой представляет твоя новая знакомая, сколько ей лет?

   – Девчонка совсем, студентка, двадцать ей. Мы в автобусе столкнулись, когда я только прилетел и домой из аэропорта ехал.

   – Ты даешь! Это же юное создание. О чем ты с ней говоришь? А если она влюбится, а ты с Олей будешь? Думал об этом?

   – Как говорил Волшебник в «Обыкновенном чуде», влюбляться полезно. Помнишь тот старый фильм?

   Друг немного помолчал, но потом задал вопрос, который волновал его уже некоторое время:

   – Мне кажется, или ты стал циником, Боря? Это так не похоже на тебя.

   – Все мы меняемся со временем. Стал ли я циником? Честно, не знаю. Но так, как я относился к Оле… Не было в моей жизни никого, кто бы вызвал такие эмоции: чтобы хотелось защищать, оберегать, подарить весь мир. Но Оля ни в чем этом не нуждалась.

   – Борь, это похоже на твое знаменитое упрямство. Но если ты все еще хочешь добиться Ольгу, зачем тогда встречаться с девчонкой? В двадцать лет совсем другой взгляд на мир. Вдруг у твоей новой знакомой это первая любовь?

   – Да какая любовь в двадцать лет? О чем ты, Володька?

   – Это ты задаешь такие вопросы? Тебе самому сколько было, когда ты…

   – Там было совсем другое. Ладно, хватит об этом. Погуляю, посмотрю. Забавная она, Валентиной зовут.

   – Редкое сейчас имя. Короче так, Борис, ты девочке голову не дури, если нет серьезных намерений. Уедешь скоро, а она будет страдать.

   – Разберусь. Ты давай, возвращайся скорее. Постарайся, ладно?

   – Постараюсь.

   После разговора с другом Борис понял, как соскучился по нему, по тому беззаботному детству, что уже никогда не вернется. И одновременно почувствовал, что милая девушка Валя дарит ему то, что он пропустил: юность в родном городе. Рядом с ней дышалось легче, хотелось улыбаться, смеяться, радоваться каждому дню, а еще больше вечеру.

   «Сколько всего уже не возвратить! Родителей видел редко, сестру еще реже, племянников только по фото знаю. К своему стыду даже имен не помню. Кажется, у Миры девочка старшая? А из-за чего все это? Кому и что хотел доказать? Оля отвергла? Так она была честной со мной, как во всем и всегда. Ей было всего шестнадцать. Чего я ждал от нее? Она была младше, чем Валя сейчас, но казалась серьезнее и взрослее. Я даже не знаю, какой у нее теперь характер. Он и раньше-то был несгибаемый. Взяла самые сильные черты от отца и матери. Гены дяди Глеба хоть немного разбавили сталь тети Юли. А их младшего я вообще мало знаю. Сколько ему сейчас? Двадцать пять? Вот он по возрасту ближе к Вале».

   Подумал так и осекся – почувствовал, как его захлестывает негодование даже от мысли, что кто-то другой подойдет к девушке. Взгляд невольно обратился к полке, на которой стояла фотография, сделанная за несколько дней до его признания и последующего бегства. Много лет он проходил мимо, заставляя себя не реагировать на ту, что была запечатлена на ней, а сейчас решительно подошел и взял в руки красивую рамочку. На снимке были две семьи, дружившие давным-давно.

   – Все еще молодые, красивые. А дети – совсем дети. Чего я ждал от Оли? Она же ребенком была. Но ее железное слово и тогда могло больно ударить, и назад никогда бы не взяла. Оля…

   На чуть выцветшей картинке была запечатлена тоненькая серьезная девушка. Длинные волосы казались светлыми, но не такими, как у ее матери, а глазами Оля пошла в отца: зеленоватый цвет и чуть удлиненные уголки придавали взгляду таинственность. Она сосредоточенно смотрела прямо в объектив, словно знала все наперед и предупреждала, что не надо ставить под удар дружбу.

   – Это все мои фантазии. Ничего она не могла знать в свои шестнадцать. А рядом ее братишка, здесь ему тринадцать. Интересно, каким он вырос? Они уже тогда были одного роста, значит, теперь он высокий. Но точно не выше меня.

   Мальчик стоял в пол-оборота и улыбался, глядя на фотографа. Жгучий брюнет с голубыми глазами… Борис снова почувствовал острый укол в сердце, его словно тряхнуло током. Изумляясь своей реакции на неизвестного молодого человека, нахмурился.

   – Я ревную, что ли? Да они, скорее всего, и не знают друг друга, а я тут…

   В это время девушке, о которой он думал, пришло сообщение:

   «Барбариска, привет. Твой старый брюзга очень скучает. Позвони мне, как только сможешь. Время не имеет значения. Жду».

   Валя не сразу прочитала послание, потому что была занята поисками черепахи: из комнаты дедушки он ушел, а вот где обосновался? Так и не найдя пропажу, она уже готовилась ко сну, когда, поставив телефон на зарядку, увидела непрочитанное «письмо». Улыбка тронула ее губы, рука взлохматила волосы и тут же нажала вызов. Абонент ответил сразу:

   – Почему еще не спишь? – ласково спросил негромкий мужской голос.

   – Рафика искала, уполз куда-то. Вот прошу папу приделать ему лампочку, чтобы легче было найти… А ты чего не спишь? У тебя вообще позднее время.

   – Знаешь, Барбариска, старею, наверное, волнуюсь за тебя, всякие страхи лезут в голову. – Валя тихо засмеялась, слушая его ворчание и одновременно гладя варежки и шапку, которые теперь всегда были рядом. Ей казалось, что так она дотрагивается до Бори. – Тебе бы одни хиханьки, а я переживаю.

   – Что с тобой, большой брат? Может, пора жениться? Тогда будет, о ком волноваться, кроме младшей сестры. А у меня все хорошо: зачеты сдаю, допуск к сессии получаю. В следующие выходные будут последние игры – с младшим курсом, сам понимаешь, ерунда, но старшие – эти затопчут. Что еще? Да все нормально у нас. Дедушка ворчит, папа с мамой работают. Ждем твоего возвращения. У тебя как?

   – Хорошо. Жаль, папа не смог поехать, ему бы здесь понравилось... И все же волнуюсь.

   – Да почему?

   – С другом пообщался. Ты его не знаешь, он очень редко появляется в нашем городе. Так вот мне не понравилось ни его настроение, ни планы. Познакомился с молоденькой девчонкой, а сам до сих пор не может забыть свою первую любовь, которая отвергла его двенадцать лет назад.

   – Господи, какой он старый и упрямый, этот твой друг!

   – Не перебивай старших. Так вот теперь он встречается с малолеткой, но надеется, что вдруг его увидит та, первая, и захочет вернуть.

   – Мутный у тебя друг. Как-то не очень красиво поступает по отношению к молоденькой девочке.

   – Вот и я то же самое говорю: влюбится ребенок и будет страдать.

   – Володя, может, я чего не понимаю? Каким боком тут я?

   – Представил тебя на месте этой юной особы, вот и не могу уснуть.

   Валя весело засмеялась, повалилась на кровать и прикрылась подушкой.

   – Я сейчас всех в квартире перебужу своим хохотом. Придумаешь же ты! Спи спокойно, Барбариску никто не обижает. Лучше поговори там с умельцами: может, найдется какой-нибудь мастер, сообразит, как Рафику фонарик пристроить?

   – Ты хоть объясни, чего хочешь. Я не представляю это зрелище.

   – Я тебе скину картинку, сама рисовала, не смейся. Ладно?

   – Давай. Тут и правда, есть хорошие ребята: из ничего такие устройства сооружают! Вот бы тебе такого жениха.

   – Вовка, хватит меня смешить, и так уж живот болит. Ложись спать. А я тебе сейчас фотку скину. Пока!

   – Пока, Барбариска.

   Она нашла на столе рисунок с черепахой, над панцирем которой светилась лампа, сфотографировала и отправила брату.

   Потом полистала сделанные вечером в парке Борисом снимки. Улыбка не сходила с губ, а Володя снова написал ей, прислав еще и хохочущий смайлик:

   «Барбариска, я переименую тебя в Кулибина!»

   Валя загрустила, вспомнив, почему он так ее зовет, и даже родители иногда забывают о настоящем имени. Это случилось вскоре после того, как не стало котенка-найденыша. Маленькая девочка много плакала, стала хуже и меньше говорить, а букву «р» вообще игнорировала. Потому имя Варя в ее произношении превратилось в Валю. Все удивлялись, как легко она произносила второе, не свое имя, но ненавязчиво пытались научить говорить правильно. Все было бесполезно, еще и заикание добавилось. Когда малышка волновалась или плакала, начинала растягивать слова по слогам. Решили на некоторое время оставить в покое впечатлительного ребенка.

   Как-то в выходной день Валя-Варя копошилась в мамином шкафу, выискивая для себя наряд. Нашла короткую юбку-клеш на резинке, надела на себя и вышла в большую комнату, где вся семья смотрела старый черно-белый фильм. Зазвучала песня на иностранном языке, в которой часто повторялась имя «Барбара» с ударением на последнем слоге… Девочка замерла, а потом начала тихонько повторять за исполнителем это слово, кружиться на одном месте, наблюдая, как красиво поднимается подол длинной для нее юбки. Все застыли, боясь спугнуть ее настроение, а она все отчетливее произносила сложное имя Барбара с двумя чистыми буквами «р». Первым не выдержал Володя: он вскочил, подхватил сестренку на руки и вместе с ней запел:

   – Барбара! Барбара! – Потом прижал к себе девочку и улыбнулся. – Варя, Варвара, быть тебе Барбариской…

   Девушка вздрогнула и вернулась из воспоминаний, услышав негромкий стук коготков черепахи по полу.

   «Рафаэль отправился на ночную прогулку. Надо бы за ним понаблюдать. Куда его занесет? За кем собирается следить? Лишь бы не наступить на прохвоста».

   Она надела тапки, вышла в темный коридор и, как на лыжах, осторожно «поехала» вперед, опасаясь столкнуться с домашним бегуном-надзирателем.

   Продвигаясь на звук, Варя поняла, что Рафик ползет к кабинету отца. Из-под двери была видна полоска света, что удивило девушку. Черепаха уже добралась туда и теперь пробуксовывала, упершись головой и продолжая шевелить лапами с постукиванием коготками по полу.

   – Кому это там не спится? – прозвучал негромко мужской голос. – Заходите оба, раз уж нарушаете режим.

   – А откуда ты узнал, что я тоже здесь? – спросила дочь, открывая дверь перед Рафаэлем, который заметно ускорился.

   – Вас обоих слышно издалека, совсем никудышные разведчики. Ладно, этот маленький мечтатель-разбойник – с ним все ясно, любит побродить по спящему дому. А ты, непоседа, почему еще не спишь? Не устала за день?

   Девушка села на подлокотник, обняла отца и прошептала:

   – Не знаю, что такое усталость. Наоборот, словно крылья за спиной, хочется столько всего успеть до праздника.

   – Ты, случаем, не влюбилась ли? – приподняв бровь, спросил он.

   – С чего бы? Вот и Володька те же вопросы задает… Пап, я давно хотела узнать, но как-то не могла спросить.

   – Не пугай меня своей стеснительностью. Что тебя интересует?

   – Я всего несколько лет назад поняла, что наша мама не Володина… Не знаю, как это сказать. «Неродная» так не подходит для нее. Вова любит ее не меньше меня, всегда только мамой зовет. Вы это никогда не обсуждали. Если бы ты не проговорился, что я родилась через год после вашей встречи с мамой, когда ты влюбился в нее с первого взгляда…

   – Так в чем вопрос-то? Да, Юля не рожала Володю, но она для него самая настоящая мама, которая знает его с трех лет и любит так же, как тебя.

   – А где его настоящая мама? – еле слышно прошептала Варя, будто боялась обидеть отца.

   Он вздохнул, нахмурился и попытался что-то сказать, но слова не шли. Отвернувшись к темному окну, мужчина молчал.

   – Пап, прости, я не хо-тела тебя рас-страи-вать! – залопотала она, крепко обнимая его. – Если мне не надо этого знать, не говори ни-чего. Только не хмурься. Ты стано-вишься такой строгий, что я начинаю заи-каться. Прости.

   Отец посмотрел на дочь потемневшими глазами и, собрав все силы, ответил:

   – Понимаешь, Барбариска, если я тебе все расскажу, то перестану быть твоим любимым отцом. Как говорится, мой светлый образ будет разрушен. А мне бы очень не хотелось этого.

   – Что ты говоришь такое? – возмутилась Варя. – Никогда и никто не сможет изменить мое отношение к родителям. Вы у меня самые лучшие! И Володя самый-самый, и дедушка Яша. Я вас очень люблю.

   Ее губы задрожали, глаза наполнились слезами и часто-часто заморгали.

   – Не надо, не говори мне ничего. Пусть все останется, как было.

   – Если уж Володя не спрашивает о ней, то я никак не мог предположить, что тебя это заинтересует. Может, я наберусь смелости и все расскажу о себе. Только не знаю, надо ли? Это ушло так далеко, почти забылось, не хочется доставать скелеты из шкафов.

   – И не надо! Все! Вовка не знает, и я не хочу.

   Она решительно вытерла застывшие на глазах слезы, упрямо мотнула головой и ткнула пальцем в чертежи, светившиеся на большом мониторе домашнего компьютера.

   – Вот здесь что-то интересное. Это новый мост, который собираются строить в городе?

   Отец оживился, кивнул и даже улыбнулся, понимая, какая добрая и светлая душа у его дочери.

   – Да, это планы третьего моста, который начнут строить весной. Он соединит новые микрорайоны и левый берег реки, где находится большой комбинат. Столько лет откладывали это грандиозное строительство, но теперь, когда город задыхается в пробках, пришло время. А я изучаю материалы, которые будут востребованы – может и нам удастся поучаствовать. Тут будут задействованы сотни компаний разной направленности. Проект уже утвержден, договоры заключаются. В общем, очень интересное время подступает.

   – Да, конечно, – внешне миролюбиво произнесла девушка, но по ее тону он понял, что сейчас будет «наезд», – мосты строить легче, чем придумать для Рафика освещение. Я еле шла за ним по коридору, боясь наступить. Он ведь не ходит вдоль стеночки, ему надо топать неизвестными траекториями. Вот даже Вовке картинку отправила, чтобы он нашел инженера-умельца.

   – Ему там совсем некогда… Ладно, показывай свою идею.

   – Да картинка в телефоне. Я тебе быстро набросаю.

   И она схематично нарисовала то, что хотела видеть на черепахе. Отец подпер кулаком щеку и покачал головой.

   – Нет, так нельзя.

   – Почему? Опять скажешь, что не знаешь, как крепить батарейки? Да хоть широкой резинкой.

   – Не в этом дело. Твой Рафик зацепится гибким стержнем лампы за перекладину стула, например, и повиснет под ней. Сколько мы его искать будем? И батарейки сядут, и Раф оголодает – как минимум. Это опасно.

   – Ой. Я не подумала. Да, этот вариант не пройдет. Зря только Володе голову забила. Завтра перезвоню ему.

   – Мы с тобой достанем коробку с новогодними игрушками и поищем там маленькую плоскую звездочку – помнишь, она тоже на микробатарейках. Включается нажатием крошечной кнопки. Вот и пристроим к панцирю: свет будет идти вверх, черепаха не будет пугаться, сможет лазить, где хочет, и мы заметим Рафаэля в темноте. Как тебе мое предложение?

   – Здорово! Звание Кулибина, которым хотел наградить меня Вова, честно передаю тебе. Завтра займемся. Только дождись меня вечером, не начинай в одиночестве, ладно?

   – Договорились. Беги спать, уже час ночи. И я пойду.

   Она чмокнула отца в щеку, пожелала спокойной ночи и вышла из кабинета. А мужчина еще долго сидел в кресле, успокаивая скачущее сердце и тяжелые воспоминания. Не хотел он посвящать дочь в ошибки своей юности и молодости, даже зная, что все тайное когда-нибудь станет явным.

ГЛАВА 2.

Утро в семье Сычевых прошло, как обычно: первой убежала в институт дочь, напомнив отцу на ходу о светящейся звезде для Рафаэля; потом засобирался в свою комнату дедушка, но его остановил глава семьи.

   – Подожди, отец, разговор есть. Я все ждал, когда мы втроем останемся.

   – Не пугай старика, – нахмурившись, сказал Яков Семенович. – Что случилось?

   – Вчера Варя спросила о родной матери Володи, и я растерялся. Не знал, что ответить.

   – Все-таки она заметила, – тихо произнесла супруга Сычева. – Разоткровенничался ты тогда, Вадим, о любви с первого взгляда. А больше ничего не спрашивала?

   – Нет, она не догадывается, что ее любимый, самый лучший в мире папочка был сволочью и сидел в тюрьме.

   – Вот и не надо ей этого знать, – строго приказал Яков Семенович. – Грехи отцов не должны отражаться на детях. А ты за свои «подвиги» понес наказание сполна. Правильно, Юляша?

   – Согласна, – кивнув, поддержала его жена Вадима. – Варя и так очень ранимая, вдруг опять перестанет разговаривать? И не из-за того, что у тебя было в прошлом, а потому что сама подняла эту тему. Будет за тебя волноваться. Да и зачем все это? Почти сорок лет назад, когда тебе было двадцать два, ты натворил дел под руководством… Прости, отец, что напоминаю о Еве. Но с нее потянулась вся цепочка.

   – Да чего уж там, – сказал Яков и махнул рукой. – Отрезанный ломоть. Жива ли уж, нет ли, никому не ведомо. Только, Вадим, не надо детям знать об этом. Володька ни разу не спросил, за что ты сидел, о матери ни слова не сказал, да и Варе не говорил. А уж он мог бы все узнать. Значит, решил, что это уже пережито и ушло. Счастье и любовь просто так не даются в жизни, а тебе, сынок, они достались. Не поднимай тину со дна. Это мое последнее слово. У нас такие светлые дети, не хочу, чтобы они переживали за тебя и за всю семью. Юля стала настоящей мамой нашему Вовке… Что-то сердце защемило. Пойду к себе. Юляша, проверь-ка давление мне.

   Она подхватилась и, взяв под руку Якова, повела его из кухни, а Вадим глубоко задумался. Из этого состояния его вывела жена, вернувшаяся через десять минут.

   – Все нормально, – ответила на немой вопрос мужа, – таким способом он хотел остановить твои мучения. Отец прав: не надо детям знать.

   – А если кто-то расскажет?

   – Кто? За столько лет никто ничего не сказал, и дальше так будет. Успокойся. Варя же сама, наверное, передумала задавать вопросы?

   Вадим кивнул.

   – Вот видишь. У нас очень любящие дети. Ранить их – это за гранью добра и зла. Договорились?

   – Что я делал бы без тебя, моя любимая осень, – легонько целуя ее в губы, шепнул он. – Значит, так тому и быть: прошлому – нет…

   Вечером в парке их дочь снова гуляла с Борисом. Она не вспоминала больше о разговоре с отцом, все ее мысли и эмоции были обращены к своей первой любви.

   – Ну что? Готова меня ловить? Валя, Валя, прием, Земля вызывает Космос!

   – Да я все слышу. Просто рассчитываю, как быстрее тебя поймать.

   – А, теперь ты решила меня перехитрить? Догоняй!

   Со стороны это выглядело очень весело: высокий мужчина убегал по аллее от невысокой девчушки, смеялся, оглядывался, а она быстро его настигала, не произнося ни звука. Не помогали его длинные ноги.

   «Как в старом анекдоте, – думал он, подпуская ближе преследовательницу, – не слишком ли быстро я бегу? Ладно, вот до того светящегося снеговика домчимся, и я сдамся в ее маленькие ручки».

   Боря так и сделал, изобразив, что устал и запыхался. Он почувствовал, как девушка схватила его за рукав, остановился, подхватил ее и закружил вокруг себя. И снова ему захотелось поцеловать пухлые розовые губы.

   – Ты специально мне поддался, да? – спросила она его. – Только не обманывай.

   – Да, – шепнул Боря, наклоняясь к ее лицу. – Просто захотел тебя скорее обнять… и поцеловать. Драться не будешь?

   – Ннет, не бу-ду, – чуть заикаясь, тихо ответила ему. – Только я не у-ме-ю.

   – И очень хорошо.

   Ей показалось, что зимнее темное небо с яркими точками звезд начало вдруг медленно вращаться. Мужские теплые губы нежно коснулись ее щеки, потом уголка рта, и вот уже она сама дотронулась губами до него, удивляясь своей смелости. Осторожно, словно шагая по тонкому льду, Борис целовал девушку, замершую в его руках. Ему пришлось низко наклониться из-за ее роста, но он уже не замечал этого: мягкие неопытные губы манили к себе, напоминая аромат конфет из далекого детства и такой же забытый яркий вкус. Боря не позволил себе увлечься, пустить в ход язык – нет, ему нравилось касаться ее нежной прохладной кожи, чуть прихватывать губы, чувствовать ее наивную доверчивость. Рядом с ней сам себе казался взрослым, сильным, способным защитить от невзгод и подарить радость. Никаких похотливых желаний и мыслей в нем не было, лишь ощущение сверкающей, как первый невинный снег, чистоты крадущегося к ним счастья.

   Зацелованные губы, блестящие глаза, горячее дыхание – у кого-то из них это было впервые, а для кого-то такое доверие значило больше, чем близость.

   Уже и Борис почувствовал, как перед ним поплыли новогодние светящиеся фигуры, парковые фонари, холодные звезды на темном небе, а большие серые глаза, в которых отражались блики огоньков, и плескался восторг, словно звали открыть все тайны вселенной.

   – Ты мой бесконечный Космос, – прошептал он ей на ушко, чуть сжав губами мочку.

   Девушка вздрогнула от такой неожиданной, откровенной для нее ласки и прижалась крепче к мужчине, который дарил обжигающе-солнечные ощущения.

   – Твой? – спросила она, согревая теплым дыханием его шею.

   – Только мой.

   – А можно я спрошу тебя?

   – Спрашивай.

   – Как целуются взрослые? Я в кино видела.

   Борис почувствовал, как мощно и часто забилось сердце, как перехватило дыхание.

   – Валя, не толкай меня в пропасть, я ведь утащу тебя за собой.

   – Мне с тобой не страшно даже с парашютом прыгнуть.

   Он задышал чаще, желтые глаза потемнели, руки сильнее притянули и сжали ее.

   – Ой… – прошептала она, поняв, что своим любопытством вызвала какую-то странную мужскую реакцию.

   – Я тебе покажу, как целуются взрослые, обязательно, только не сегодня.

   – Ладно, – кивнув, согласилась Варя. – Мне всегда напоминают, что любопытной Варваре на базаре нос оторвали. А я опять и опять забываю.

   – Мне нравится твоя любознательность, очень нравится.

   – А время? Время! Уже десять, наверное?

   – Да, почти.

   – Мне пора!

   – У тебя родители строгие? Почему так рано надо домой?

   – Нет, не строгие, у меня они самые-самые! Просто десять часов вечера – это же поздно, и уже ночь. А завтра у меня первый зачет. Потом дома будем елку ставить.

   – Зачет? В субботу?

   Они почти бегом спешили к машине, держась за руки и разговаривая на ходу.

   – Да, теперь каждый день так будет. Только в воскресенье выходной. А в следующую субботу у меня баскетбол, зачет-то поставят и так, но хотелось бы выиграть.

   – Вечером увидимся? Или ты и завтра работаешь?

   – Давай созвонимся. Я пока не знаю: если кто-то вдруг заболеет, то мне придется выйти за него. А ты чем займешься в выходной день?

   – Встреча с родственниками. Я же здесь редко бываю. Новогодний праздник впервые за… много лет дома проведу.

   – Приехали! Я побежала!

   – Стой.

   Борис притянул ее к себе, сам наклонился как можно ближе и поцеловал, сначала легко, потом чуть лизнул уголок губ и отпустил, внимательно глядя на ее реакцию. Девушка выглядела удивленной, растерянной. Она подняла руку в варежке, дотронулась до губ, ойкнула и выскочила из машины. Он смотрел, как она бежит во двор, словно испуганный заяц; на углу вдруг остановилась, обернулась и, отправив ему воздушный поцелуй, скрылась.

   – Космос. Только мой, – тихо сказал Боря.

   Весь оставшийся вечер и ночь, и утро ему не давал покоя ее вопрос о взрослых поцелуях. Он опасался, что не справится со своими желаниями: все-таки взрослый человек, привыкший встречаться с девушками с конкретной целью.

   «Но с Валей так нельзя. Она же совсем юная, неопытная, вздрагивает от всего. А такой поцелуй может сорвать с тормозов, меня уж точно. Да и давненько не было никого. Что-то я, как мальчишка – размышляю, взвешиваю. Девчонка сама интересуется, не отказывать же ей. И все же…»

   К родителям приехал к обеду, и снова стало тяжело на сердце от осознания, сколько лет жизни провел вдали от семьи. Обнял маму, встретившую его на крыльце, и поразился тому, какая она маленькая. Сверху смотрел на ее рыжие густые волосы, заплетенные в косу, выискивая седину.

   – Мам, у тебя такой красивый цвет волос.

   – Краска хорошая попалась, Боренька. Так-то я уж наполовину седая. Твоему отцу ничего не страшно, он давно лысый, а я все еще цепляюсь за молодость. Да вот пока ты внуков нам не подаришь, так и будем с ним «ничего еще».

   – Ты самая красивая мама, а папа самый большой сильный, и я вас очень люблю, – тихо сказал он, чувствуя, как сдавило горло. – Пирожками пахнет, да?

   – А как же! Знаменитые пирожки бабушки Таси. Идем в дом, хоть у отца его вязание отберешь. Ему и очки не нужны: сам хоккей смотрит да ругается, а пальцы свое дело знают.

   – Зато никаких болезней рук не будет.

   Борис-старший сразу отложил спицы в сторону, увидев сына.

   – Борька, хоть прижать тебя, а то опять уедешь, не успею и разглядеть. – Мужчины крепко обнялись, отец чуть прослезился, сын старался изо всех сил сдержаться, мать тоже вздохнула. – Владушка, что там с пирожками? Не сгорят? А то гости придут к уголькам – неудобно получится.

   – Да ладно тебе, какие гости-то, все же свои. Мира вот задержится немного, по субботам много у нее посетителей, но на полчасика все равно заскочит. Я ей пирожков отложу, девчонок на работе побалует.

   – Только Мира приедет? А ее дети, муж? – спросил Боря.

   – Простудилась малышка в садике и старшенького заразила. Вот Сережа с детьми и останется.

   Она замялась, теребя кухонное полотенце в руках, поглядывая то на мужа, то на сына, словно не знала, как подобрать слова.

   – Что, мам? Ты чего-то не договариваешь?

   – Да к нам по выходным обычно Юля с Глебом заезжают.

   – О, отлично! Я соскучился по ним, – с улыбкой сказал он.

   – Думаю, они тоже, Боря. Поможешь накрывать на стол? – спросила Влада, а потом обратилась к мужу. – Борис, а ты уже поставил елку в большой комнате?

   – Да, и коробку с игрушками тоже. Жаль, что малыши не приедут, они любят ее наряжать. Сынок, там тебя верхушка ждет. Пристрой ее как-нибудь, у меня никогда ровно не получается.

   – Ладно, только вот маме помогу.

   Ему стало тепло от этих обычных домашних дел, от которых давно отвык. Снова царапнула в груди вина перед родителями, и страшная мысль вдруг ошпарила мозг:

   «Сколько им осталось? Отцу почти шестьдесят девять, мама на десять лет моложе. Но только по паспорту, а выглядят они ровесниками – радует только то, что папа внешне приблизился к ее возрасту, все же помолодел рядом с мамой… Дурак я непроходимый, бросил их, уехал. А из-за чего? Из-за отказа девчонки? Или потому что сам такой упрямый? Что теперь об этом…»

   – О чем ты думаешь, Боря? – тихо спросила его мать.

   – Да так. Ругаю себя, что столько лет провел без вас.

   – Мы в порядке, не переживай. Ты ведь стал хорошим специалистом, все по заграницам ездишь, контракты у тебя высокооплачиваемые, живешь, наверное, богато.

   – Все так. Но я упустил что-то важное, ценное. Володька Сычев, например, остался с родителями, продолжает дело отца и деда, поддерживает их.

   – Боря, пожалуйста, не произноси эту фамилию. Очень тебя прошу… Борис! Ты где спрятался? Опять со своим вязанием? Иди-ка, встречай гостей, машина уже подъехала. И ты, Боря, тоже иди. Я уж сама все доделаю.

   В большом коридоре Борис-старший принимал верхнюю одежду у пары своих самых верных друзей. Его сын смотрел на почти седого мужчину, все такого же стройного и подтянутого с царственной осанкой, который помогал снять шубу своей супруге. Она почувствовала чей-то взгляд и обернулась: Боря был поражен тому, как мало изменений в ее внешности оставило время. В очень светлых от природы волосах никто не заметил бы седины, тонкая фигура, казалось, не приобрела ни одного дополнительного килограмма, лишь морщинки у глаз и рта…

   – Боись-Боись! – воскликнула Юлия и прижала сжатые кулачки к груди. – Какой ты огромный, взрослый! Вылитый отец, только моложе. Глеб, ты посмотри на него – какой красавец!

   – Да ладно вам, тетя Юля, – обнимая ее, проворчал Боря, приятно удивленный искренним женским восторгом. – Дядя Глеб, здравствуй. Вы оба почти не изменились. Спорт, здоровое питание, прогулки в парке?

   – Да-да, Боря, – кивнул Глеб, с улыбкой глядя на жену, – а еще любовь, семья, лучшие друзья и любимое дело.

   – И всего-то? – с сомнением спросил Борис-младший.

   Все дружно рассмеялись. Влада уже позвала к столу, за которым продолжились вопросы: где, кем работал, что построил, в каких странах мира побывал? Он с удовольствием рассказывал, показывал фотографии, короткие видео. Случайно увидел непрочитанное сообщение, но не открыл его, потому что было неудобно при всех отвлекаться на переписку в телефоне. Боря не заметил, как за окном стемнело, день плавно перебрался в зимний бесснежный вечер, отчего сумерки казались наступившей ночью. Вдруг на пороге большой комнаты среди общего веселья появились двое – Оля и ее младший брат Владимир. Уже без верхней одежды, которую оставили на вешалке, из чего Боря сделал вывод, что они здесь частые гости, не в пример ему. Он замер, не в силах отвести взгляд от Ольги.

   «Она стала еще красивее. Уезжал от малолетней девчонки, приехал к девушке».

   На ней была обычная джинсовая рубашка и черные брюки. Из-за худобы Оля казалась выше своего роста. Длинные, чуть волнистые волосы не давали рассмотреть ее лицо, но она, словно почувствовав его интерес, посмотрела прямо в глаза – так же прямо, как в детстве. И не было в ее глазах восторга, тепла или хотя бы симпатии.

   «Ледяная принцесса – так, кажется, ее мама назвала. Точное попадание. Она смотрит, будто обвиняет меня в чем-то. Упрямый подбородок все так же выдается вперед. Хотя уж точно не мне говорить об упрямстве».

   – Всем привет, кого не видела сегодня, – сказала Оля и улыбнулась одними губами, глаза остались серьезными и чуть грустными. – Рада, что ты приехал, Боря.

   И все, больше на него она не смотрела. Оглянулась в поисках брата, который уже устроился на диване и тоже разглядывал сына хозяев. Голубые глаза Владимира казались холодными и внимательными. Борис снова почувствовал укол ревности, представив его рядом с Валей. Молодой мужчина ничем не напоминал того тринадцатилетнего подростка, что был на семейной фотографии; выглядел старше своих двадцати пяти лет, спортивного телосложения, и одет так же аккуратно, как его отец. Черная футболка, брюки, серо-синяя кофта – все это лишь подчеркивало контраст темных волос и голубых глаз.

   «Чертов перец! – возмущенно подумал Боря, ощущая взгляд «соперника», которого сам выдумал. – Чего уставился, словно я тебе должен? И Оля, и он смотрят на меня, как на чужака. Это они здесь гости, а я дома!»

   – Насмотрелись друг на друга? – спросила Влада, прерывая минутную тишину. – Дети, руки мыли? Тогда за стол.

   Владимир встал с дивана, кивнул Боре в знак приветствия и отодвинул стул для сестры, потом сел рядом с ней.

   – Каждый раз поражаюсь, какой у вас большой стол, дядя Боря, – покачав головой, сказал он приятным бархатным голосом.

   – И каждый раз я тебе говорю, что это твой дед Владимир его нам подарил на новоселье.

   – Мне нравится это слышать, – с улыбкой поддержал разговор брат Ольги.

   – Итак, со свиданьицем? На правах старшего объявляю: по бокалу компота-сока-лимонада, кому что нравится, и ждем Мирославу… Нам тут Боря показывал места, где он работал. Интересно! Столько всего построил далеко-далеко.

   Разговоры за столом возобновились, словно так всегда и было.

   Вскоре приехала и Мирослава. Ростом она была чуть выше своей мамы, и одета, как всегда, в вязаные руками Бориса-старшего вещи: свитер желто-рыжего цвета на размер больше, чем нужно, и сине-серая шапка с пришитой к ней большой пуговицей, собственным вкладом в творчество отца.

   С ее появлением Боря ощутил себя полностью вернувшимся домой: она, как маленький огненный ветерок, ворвалась в комнату, рассыпая вокруг себя смех и улыбки. Затормошила всех, кто попадался на ее пути. Первым обняла и поцеловала в щеку отца, потом маму, следом друзей родителей, а увидев младшего брата, пискнула, как мышонок, и бросилась к нему, да так обхватила за шею его, не успевшего встать, что он закашлялся.

   – Борька! Какой ты огромный! Сиди-сиди, а то я до тебя не достану, и снова не удастся тебе бока намять за то, что так редко приезжаешь. Мои дети не верят, что ты существуешь! Придется тебе в этом году быть Дедом Морозом, потому что все уже были, а тебя мои сорванцы точно не узнают. Лишь бы поправились полностью... А это у нас кто такой красивый? Оля, ты просто модель! Когда же найдется принц, который расколдует ледяную принцессу. Дай-ка я тебя придушу от всей моей любви, – Мира тараторила быстро, не давая никому слова сказать, но все улыбались, даже Оля смеялась, привыкшая к своей старшей подруге, как к осеннему листопаду, неизбежному и прекрасному. – Боже, дай мне силы! Владимир Глебович, ты моя несбывшаяся мечта. Ну почему ты младше меня на… не скажу, сколько лет, а? Женился бы на мне. Такой лакомый кусочек! Я тебя на сладкое оставила – лисой к тебе крадусь, никуда не денешься.

   – Иди-иди ко мне самая добрая и веселая в мире лиса Мира. Слышал бы тебя Серега, не жить Владимиру Глебовичу на этом свете.

   – А мы ему не скажем, – громким шепотом оповестила всех Мирослава, обнимая его за плечи и со вздохом кладя голову на плечо. – И почему я в тебя такая влюбленная?

   Всеобщий взрыв смеха будто вернул назад, когда все еще жили вместе, и никто никуда не уехал. Боря чувствовал в груди тепло, обжигавшее до боли – тепло родного дома и самых близких людей. Он так давно не испытывал ничего похожего. И впервые заметил, что сестра носит очки, чего раньше не было. А она уже уселась рядом с Владимиром, подвинув его на стуле, приговаривая, что она худенькая, и вовсе никому не помешает.

   – Мам, я буду только чай. Посижу минут десять и полечу обратно.

   – Метлу не забудь, – по-доброму подкалывая, сказал ей отец.

   – Ой, метлу надо на техосмотр тащить, срок страховки истекает, да все некогда. Хорошо, что Сережка сейчас из дома работает, хоть за детьми присмотрит. Правда, вечером он падает без сил, до того они его выматывают своими капризами. Пользуются папочкой, пока болеют… Мам! Пирожки положи, девчонок накормлю. Не вышли сегодня двое, пришлось мою малышку с выходного тащить, а у нее зачет сегодня был. И как она все успевает, с ног не валится? Эх, молодость!

   На несколько мгновений воцарилась тишина, пока Мирослава пила чай. Она продолжала молча толкать в бок Владимира, и ему пришлось положить руку ей на плечо, чтобы было удобнее сидеть.

   – Давно бы так, – проворчала Мира, подмигнув соседу по стулу, – а то никак не догадаешься, что нужно делать на сотом свидании с девушкой.

   – Мира, угомонись, – строго сказала Влада, – не смущай мальчиков.

   – Кого-кого? – часто-часто заморгав, спросила ее дочь. – Мальчиков? Вот этих красивых взрослых мужчин? Мам! Хватит оберегать их покой. Пора уж им жениться, а то я одна за всех отдуваюсь… Все! С вами хорошо, но мне пора на работу. Побежала! Боря, не смей уезжать, не попрощавшись. Дождешься уже – укушу тебя, и станешь таким же, как я.

   – Каким? – со смехом спросил ее брат.

   – Маленьким, рыжим и сумасшедшим. Владимир Глебович, проводи меня до машины, а остальные – только до дверей!

   Боря смотрел им вслед, думая о странностях наследственности:

   «Мира внешне похожа на маму, а характер у нее в отца, такой же добрый и всепрощающий. У меня все наоборот – его внешность, а повадки и упрямство в маму. Зато Оля и внешне, и характером в тетю Юлю. Не знаю, что сказать про этого Владимира, но внешне – вылитый Глеб Ильич, только ростом выше. А Вовка Сычев? Тот вообще копия своего отца. Как клон. О характере, пожалуй, лучше не вспоминать. Дядя Вадим молчун, а его сын открытый, светлый, честный… Он, наверное, самый лучший из всех моих знакомых, и как друг, и как человек. Валюшка не в счет. Она просто мой Космос».

   Вдруг вспомнил, что еще так и не прочитал ее сообщение. Пока все провожали Мирославу, он направился в комнату, где стояла елка без игрушек. Включив маленький светильник, наконец, открыл «конвертик от Вали» и заулыбался, увидев несколько фотографий: сначала черепаху со светящейся звездой на панцире, видимо, в отдельно созданном для нее мирке.

   А потом перелистнул галерею и затаил дыхание, разглядывая саму возмутительницу его устоявшейся размеренной жизни.

   «Интересно, кто сделал снимок? Не она сама – это точно. Такие хитренькие глаза, словно что-то задумала или натворила. Прическа, как обычно, все торчком. Никакой косметики. А какая длинная тонкая шея, и рубашка расстегнута, и родинка на ключице… Жаль, фото черно-белое, не видно цвет глаз, губ, кожи. Ямочка на подбородке. Валя…»

   В последнем сообщении она написала, что находится на работе. Боря хотел ответить, но его отвлек шорох за спиной. Оглянувшись, увидел Олю, стоявшую около входа в комнату. Она пристально смотрела на него, и даже при слабом освещении был заметен блеск в глазах.

   – Оля? Почему ты не провожаешь со всеми Миру? – спросил он, услышав смех, доносившийся с улицы.

   – Я с ней вижусь почти каждый день, а ты птица редкая. Очень.

   – Ты злишься на меня за что-то?

   – Злюсь? Я? – удивленно вскинув брови, задала ему вопрос. – Нет, мне уже не шестнадцать, и даже не двадцать. Все это лирика. Лучше скажи, Боря, ты помнишь наш последний разговор?

   – Еще бы! Он врезался мне в память навечно. Только дружба – это прозвучало, как приговор.

   – Да? Зато честно. А что ты мне ответил тогда, помнишь? После того, как пожал руку.

   – А я что-то ответил?

   Теперь удивился он. Оля же горько усмехнулась, но спокойно продолжила разговор:

   – Я так и думала. Только поняла это через несколько лет после твоего бегства.

   Боря нахмурился: одно дело, когда сам себя ругал, и совсем другое – услышать это от кого-то.

   «Но Ольга всегда отличалась прямолинейностью, как и ее мама. Тетя Юля тоже могла влепить так, что мало не казалось», – подумал он, пытаясь не согласиться с обвинением в трусости.

   – Почему ты говоришь о бегстве? Я просто уехал учиться.

   – Что ж, дело хорошее. – Она вздохнула, перевела взгляд в сторону окна, и Боря вдруг увидел в ее глазах такую тоску, что у самого сердце защемило. Но через мгновение на него смотрела все та же ледяная принцесса. – Я напомню тебе твои слова. Ты сказал, что всегда будешь самым преданным моим другом. Несмотря ни на что. Верным, преданным другом – понимаешь? Твоей дружбы хватило на сутки. Ты сбежал, струсил. Я же сказала тебе тогда, что твои чувства ко мне родственные: мы выросли вместе, ты был мне, как старший брат. Защитник, учитель, действительно друг. И вот – так называемый друг улепетывал столь резво, что только пятки сверкали, забыв о словах, которые для него ничего не стоили.

   – Мне было больно! – повысил голос Боря.

   – Да что ты! А что ты знаешь о боли? Я осталась здесь и почти каждую неделю видела слезы твоей матери и грусть дяди Бори. Мира уже не жила с ними. Они остались одни! Ты и от них сбежал. Так же тебе было легче? А нам? Мне было шестнадцать, но я уже понимала, что меня осуждают, косо смотрят, что я чуть ли не персона нон-грата в твоей семье. За что? Вот это друг… Ладно, это мои горести, мои мысли о твоей трусости. Но отец с матерью! Почему ты с ними так обошелся? Почему не приезжал к ним на каникулы, в отпуск? Молчишь. Понятно. Кто я такая, чтобы судить твои поступки. Ты добился высот, молодец. Только ведь можно было не разрушать отношения семей. Хорошо, что Мира со временем смогла успокоить тетю Владу, и твоя мама простила меня, правда, не знаю, за что.

   До него стало доходить, о чем говорила Оля: он действительно предал их дружбу, хотя клятвенно заверял, что ничего не изменится.

   – Да, память избирательна, – тихо сказал Боря. – Я забыл те свои слова, упивался своей разбитой первой любовью.

   – Да брось, Борька! Хватит! О какой любви ты говоришь? – вспыхнула она, но мгновенно взяла себя в руки. – Хорошо, задам тебе вопросы, которые мне даже стыдно озвучивать. Скажи, ты хотя бы раз представлял, как целуешь меня? Ты вообще хотел этого?

   Он изумленно заморгал глазами, начал переминаться с ноги на ногу, наконец, пожал плечами.

   – Нет, Оля, не было такого. Честно, ни разу.

   – Вот! И я о том же: как можно с сестрой целоваться? Ты хотел меня защищать, оберегать, даже говорил, что ни одного мальчишку ко мне не подпустишь. Взыграло в тебе обиженное самолюбие: как же, не по-твоему вышло, не послушалась тебя мелочь своевольная… Господи, как давно это было! – Оля опустила голову, покачала из стороны в сторону, тихо вздохнула и прошептала. – Ты остановил мою жизнь на долгие двенадцать лет.

   Боре показалось, что он не расслышал ее слова.

   – Как? Не понял, что ты сказала.

   – Не имеет значения, – снова выпрямившись, как несгибаемая тростинка, сказала она, – это моя жизнь. Тебя она не касается.

   – Ты больше не хочешь быть моим другом? – заранее зная ответ, все же спросил он.

   – Нет, с меня хватит. Мужчина-друг? Не верю. Самым лучшим другом для меня стал брат. Тринадцатилетний мальчишка оказался крепкой стеной для меня в тот момент, когда все рухнуло мне на голову, когда ты… Он находился рядом, видел мою растерянность и непонимание. Брат помог мне не замкнуться, не озлобиться, научиться снова верить людям. А потом и Мира стала лучшей подругой. В шестнадцать я была слишком мала для нее, но подросла, и теперь мы поддерживаем друг друга, помогаем, когда это необходимо. Я справилась с их помощью.

   Оля оттолкнулась от стены и подошла к нему, чтобы заглянуть в глаза. Это было сложно сделать, так как Боря возвышался над ней почти на голову.

   «Тонкая кожаная куртка бордового цвета, обычная футболка под ней – вроде бы тот же Борька. А не тот. Это уже мужчина. И натворить он может такого, что потом будет страдать не так, как в юности. Тогда: сам придумал, сам обиделся. А сейчас совсем другая песня», – думала о своем Оля и словно пыталась залезть ему в душу или сердце, чтобы узнать мысли.

   Боря сначала смотрел, но потом не выдержал ее взгляда, отвернулся.

   – Прости меня, я упрямый эгоист.

   Она кивнула.

   – Ладно, проехали. Спустя двенадцать лет вопрос закрыт. Но у меня к тебе есть более важное дело, чем мои детские страдания.

   – Что я еще сделал? Только ведь приехал.

   – Я знаю девочку, с которой ты встречаешься.

   – Откуда… Ты следила за мной?

   – Не говори ерунду. Видела вас в парке. Не забыл – там наши комплексы рядом. А вы ничего и никого не видите, когда вместе. Так вот скажи мне, Боря, что будет, когда кончится твой отпуск? Ты снова сбежишь? – Он молчал, а Оля все больше хмурилась, ожидая его ответ. – Не поняла: у тебя это «просто время провести»?

   Она часто задышала, и сама не заметила, как вскинула руки, собрала волосы в хвост, а Боря знал, что Оля это делает, когда собирается драться. Даже в детстве он не мог одолеть девчонку, теперь же со всеми ее «разноцветными поясами» точно не справится.

   – Оль, ты меня бить будешь, что ли? – попятился он и улыбнулся.

   – Если ты ее обидишь, пеняй на себя. Я тебя… Я тебе таких пистонов вставлю, что будешь лететь и отстреливаться. И не только я. Учти. Не смей, Боря, ей дурить голову. Она такая… необыкновенная, светлая, чистая! Не ломай ей крылья.

   Слезы заблестели на длинных ресницах, Оля отвернулась, смахнула их и прошептала:

   – Не надо ее обижать. Если нет сильных чувств… А на меньшее она не согласится.

   В это время послышался шум в коридоре – проводив Мирославу, возвращались родители и Владимир.

   – Оля, где ты? Пошли в мастерскую к дяде Боре, посмотрим вязаные игрушки. Может, я выберу что-нибудь в подарок для кое-кого, – позвал ее брат.

   – Помни, что я тебе сказала, – подняв указательный палец, прошептала она Борису и ушла.

   Тишина и слабый свет в комнате напомнили ему, как он был одинок до возвращения домой.

   «Сегодня многое открылось, но далеко не все понятно. Только ведь Оля больше ничего не скажет. И так долго ждала, чтобы все высказать. Надо потом все обдумать, а пока…»

   Быстро набрал сообщение:

   «Приеду за тобой. Скажи, когда заканчиваешь? Буду на том же месте. Целую в щечку».

   Потом вернулся в большую комнату, где его мама и родители Оли обсуждали подготовку к празднику.

   – Сынок, ты останешься с нами до Нового Года? – спросила Влада. – Когда отпуск заканчивается?

   – Я еще не решил. Да и отпуск… Буду думать. Время еще есть.

   – Ладно, но я ничего не поняла. Пирожки с собой возьмешь?

   – Давай.

   Боря сел у окна и погрузился в телефон, листая фотографии, которые никому не показывал. Ему стало неуютно, душу тянул разговор с Олей, захотелось уехать к себе, чтобы не смотреть в глаза отцу и матери, но решил дождаться ответа Вали.

   – Тетя Юля, а кто сейчас живет во второй половине вашего огромного дома? – спросил просто так, чтобы не казаться чужим в компании взрослых.

   – Владимир там живет, – ответил за жену Глеб. – Оля сказала, что это семейное гнездо, и там должен жить продолжатель рода.

   – А она? – удивился Боря.

   – Живет в однокомнатной квартире на другой стороне парка. По выходным иногда к нам забегает. Да мы каждый день на работе видимся.

   – Одна она живет, Боря, – спокойно сказала Юля. – Много времени уделяет занятиям с девочками в группе самообороны, для себя не остается ни сил, ни всего остального. Да и Владимир не торопится свою холостяцкую жизнь перестраивать, как и ты. Только Мирослава нас всех радует.

   – Успеем.

   Телефон «булькнул» сообщением:

   «Сегодня очень много посетителей, а персонала не хватает. Но помочь надо всем. Наверное, буду до девяти. Если не поздно для тебя…»

   Он улыбнулся и ответил:

   «Не поздно. Буду».

   – Мам, мне пора, – вставая, сказал Боря. – Увидимся еще со всеми.

   Влада кивнула, удерживать не стала – взрослый мужчина, сам знает, как ему жить.

   Уйти, не попрощавшись с отцом, он не мог. Поднялся по лестнице на чердак и застал веселую компанию: Борис-старший демонстрировал вязаных Дедов Морозов, Снегурочек, эльфов, гномов, снеговиков, разных зверей. Оля смеялась, тискала каждую игрушку, Владимир рассматривал серого ежика с корзинкой в лапках, полной пирожков.

   – Дядя Боря, заказ примешь? – спросил он.

   – Вовка, чудак-человек! Бери так. Я с вас денег не возьму.

   – Еще чего! Бизнес есть бизнес.

   – Пап, я ухожу, – прервал Боря их разговор. – Заеду еще. Всем пока.

   – Пока, сынок, – кивнув ему, улыбнулся Борис. – Заезжай, мы будем ждать…

   Сидя в машине в ожидании Вали, он вспоминал вечер, проведенный с самыми родными и близкими людьми, среди которых теперь не чувствовал себя своим.

   «Все это надо переварить, обдумать, чтобы понять, как жить дальше. Впервые не хочется уезжать. По многим причинам. А раньше не мог здесь оставаться, словно жгло что-то. И правильно Оля сказала: самолюбие. И про поцелуй тоже правильно: никакой страсти или желания не было. Просто она должна была делать и говорить, как мне хотелось. Но первое же ее собственное мнение оказалось мне не по зубам. Да и вообще, я не выдержал бы такого характера рядом».

   Взгляд на часы заставил его выйти из машины и поспешить к пешеходной «зебре», по которой уже припрыжку бежала девушка, дарившая радость, улыбку, душевный покой.

   – Боря! Боря! Привет!

   Она махала руками в его варежках, помпон весело подскакивал на голове, а из ворота пуховика была видна длинная шея.

   – Валя, где шарф? – укоризненно спросил он, поймав ее на бегу и закружив вокруг себя, что стало уже традицией при встрече.

   – А зачем? У меня же молния высоко застегивается.

   Боря не смог удержаться, поцеловал прохладную щеку и сказал:

   – Я так соскучился! Мне тебя не хватало.

   – А я тоже о тебе весь день думала, даже на зачете. Потом елку наряжали с папой, а мама с дедушкой подарки прятали. Правда, Рафаэлю уже вручили первый подарок: звездочку на панцирь. Теперь его видно в темноте. Он такой важный стал.

   Ее рассказ прерывался легкими поцелуями. Борис не спешил посвящать девушку в таинства взрослых страстей, но она сама касалась его губами, словно хватала живительный воздух, который был необходим ей, чтобы порхать, летать, кружиться.

   – А мне тоже уже подарили подарок, – сообщила, чуть отодвинувшись от него, и демонстрируя высокие полусапожки. – Вот! Папа подарил! Войлочные, как я хотела. Долго искал.

   – Да где же он их нашел? Неужели такие сейчас выпускают?

   – Мой папа может все! А я так рада! Это именно то, что мне нужно.

   Они шли к машине, держась за руки. Боря смотрел сверху на мелькавшие внизу серые ботинки и никак не мог понять ее восторга.

   «А как спросить-то, чтобы не обидеть? Не могу же я ей денег дать на обувь. Что она родителям скажет? Но надо как-то вызнать у нее материальное положение семьи. Ведь пуховик-то хороший, хоть и с мехом из Чебурашки. Ничего не понимаю».

   – В парк? Или в кафе поедем, а, Валь? – спросил, когда уселись в теплом салоне авто.

   – Сегодня не получится погулять, – вздохнув, сказала она. – Меня дома ждут: думают, что я устала, и мне надо отдохнуть. Вся следующая неделя будет сложной.

   Сняв шапку и скинув с плеч пуховик, отвернулась к окну, а он замер, любуясь ее шеей, задумчивым взглядом, неземной красотой. Ему до дрожи захотелось дотронуться до тонкой, словно прозрачной кожи, провести пальцами по ключицам и ниже, туда, где пропадал тусклый свет уличных фонарей.

   – Ты не обидишься? – вдруг спросила девушка, повернувшись к нему и поймав его странный взгляд. – Ой. Ппочему ты так смот-ришь?

   – Ты очень красивая. Неземная. Космос.

   – Дда?

   – Точно. Едем домой. Родители правильно говорят. А мы еще увидимся. У нас все впереди.

   Но проститься и отпустить ее никак не мог: все казалось, что Валю отберет у него то темный переулок, то двор, то холодное звездно-черное небо. Целовал, прижимал, гладил осторожно, чтобы не напугать своим частым дыханием. Она пыталась ответить на его страсть… и пока не могла – не понимала, что нужно делать. А часы неумолимо отсчитывали минуты.

   – Мне пора, Боря, – прошептала девушка, сводя его с ума припухшими красными губами.

   – Беги. Созвонимся.

   – Да, – кивнула и в расстегнутом пуховике выпрыгнула из машины.

   Через минуту никого на улице уже не было. Боря глубоко вздохнул, восстанавливая резкость зрения и восприятия реальности, завел машину и отправился домой. Он знал, что в одинокой тишине квартиры ему предстоит встретиться с прошлым и ответить на многие вопросы, которые не задала Оля, потому что просто не знала об их существовании.

   Пожелав Вале спокойной ночи, осыпав ее картинками поцелуев, Боря сел у окна, так и не переодевшись. Одежда, в которой он говорил с Олей, словно возвращала его туда, в большую комнату родителей, где еще не нарядили елку. Воспоминания уносили все дальше и дальше: перед ним появился он сам и его лучший друг Вовка Сычев.

   «Уже тогда я не хотел «делиться» ни с кем Вовкой. Он должен был находиться всегда рядом, как верный… кто? Оруженосец? Телохранитель? Я принимал его дружбу, как должное. Вовка всегда бегом бежал в сад, потому что я уже был в группе. А я? Я хоть раз так спешил к нему? Нет. Потом в школе: мы оба чувствовали, что наши родители не ладят, и именно Вовка всегда уходил от отца, чтобы прийти ко мне, хотя моей маме это и не нравилось. Он ни разу не показал, что в чем-то сильнее меня, или быстрее, или добрее… Я хотел владеть всем его вниманием, словно он принадлежал мне, и Вовка не противился. А потом появилась Оля, тоненькая, маленькая, светленькая. И всегда серьезная, задумчивая, даже в детском садике. Помню ее первый класс, большие белые банты, огромные от непонимания зеленые глаза. Я тогда рядом с ней пристроился, изображая взрослого, а сам-то на два года старше – сопляк. Но когда Володька, как обычно, подошел, я встал между ними. И ведь так и не познакомил их. Почему? Надо честно ответить, как это всегда делает Оля. Да потому что не хотел с ней делиться своим другом, а с ним – своей самой-самой подружкой. Во дурак! Эгоист. Собственник. И они оба принимали меня таким, каким я был. Вовка и в Москву ко мне приезжал, а я? Даже когда домой на день заваливался, сам никогда не шел к нему. Знал, что он прибежит первым... А родители? Они никогда не вмешивались, не спрашивали, потому что знали – промолчу, не отвечу. Отец, добрейшей души человек! Почему я не такой? В маму? Неправда. Она тоже очень добрая, честная, открытая. Просто немного вспыльчивая. Как папа говорил: наш ежик опять затопотал лапками – прячься, малышня! Эх… Все ушло. Я сам все отдал на откуп своим обидам. На кого? На Олю? Глупости. Она была права: относился, как к младшей сестренке, но придумал что-то заумное, и вдруг не вышло по-моему. Почему я тогда завел этот разговор, про любовь к ней? Школа осталась позади, впереди ждала учеба в институте… Вот оно! Мы-то с Вовкой выпустились, а она осталась там – значит, могла себе кого-то найти. Как же, нельзя, Оля же моя собственность… Неужели нужно было столько лет, чтобы это понять, заглянуть в свою, не очень-то светлую душу? А Валя? Что я там Володьке говорил? Вдруг Оля увидит, будет ревновать? Влюбляться полезно? Идиот! Хорошо, что они не знают друг друга, а то… даже страшно представить ее глаза, если бы она услышала те мои мысли. Нет-нет, нельзя в таком признаваться. Оля мне сказала прямо, что пистонов вставит. Интересно, откуда она знает мою Валюшку? Голова трещит невыносимо.

   Набрав «Спасибо», отправил на номер Оли, который не открывал двенадцать лет, но упорно сохранял в телефоне. Со спокойной душой лег спать, сквозь сон услышал звук входящего сообщения. Подскочил, прочитал:

   «На здоровье», – от Оли.

   И легко стало на душе, потому что сам сделал первый шаг, и ему ответили, не промолчали…

   Как и сказала ему Валя, следующая неделя оказалась для нее сложной, загруженной до последней минуты, но она находила время и силы, чтобы встретиться с Борей хоть на полчаса. И каждый раз он ее спрашивал:

   – Ты не передумала? Все еще хочешь узнать, как целоваться по-взрослому?

   Девушка краснела до самых ушей, но смело кивала в ответ.

   – Не передумала. А когда?

   Боря смеялся, кружил ее вокруг себя, обещая «скоро-скоро».

   Наконец, к субботе все зачеты были получены, оставались только соревнования между курсами по баскетболу.

   – Я, наверное, до четырех-пяти буду в институте, – сообщила ему Валя. – Позвоню, когда закончится этот ад.

   – Договорились. А потом? Потом поедешь ко мне в гости? – спросил ее Борис, гипнотизируя пристальным взглядом янтарно-желтых глаз.

   – Ззачем? – сразу же начав заикаться, прошептала она.

   – Будем учиться. Так как? Поедешь?

   – Пое-ду…

   Утром он не находил себе места, ему казалось, что она волнуется, ей нужна поддержка. Сколько мог, уговаривал себя дождаться звонка; все же не выдержал и поехал в институт. Боре не хотелось выделяться из толпы студентов и их друзей, поэтому надел джинсы, серо-синюю футболку и темно-бордовую куртку из тонкой кожи.

   – Она говорила, что там будет много зрителей. Может, затеряюсь среди них, хотя с моим ростом это проблематично. Надеюсь только, что спортзал не перестроили, и балконы там еще остались. Когда я тут был-то? В одиннадцатом классе? В волейбол играли, помнится.

   Уже издалека заметил, что машину поставить негде, все было забито. Медленно ехал вдоль ряда автомобилей и вдруг нашел местечко – это показалось ему хорошим знаком.

   «Значит, команда Валюшки выиграет», – загадал себе он и поспешил к зданию института, прикрывая голову воротником куртки от пронизывающего, как всегда, ветра.

   Возле входа в спортзал курили несколько парней, по движениям которых стало ясно, что они болельщики. Махали руками, изображая броски, ругались, пищали, передразнивая девчонок. Боря миновал их, не вызвав интереса. На ходу снимая куртку, поднялся на балкон и удивился, что здесь не так много зрителей; все сидели внизу, кричали, свистели, топали ногами.

   «Правильно она сказала – сущий ад во всем своем многообразии. А мне никогда не нравился баскетбол. Грубый вид спорта, никакой красоты и грации. Почему она его выбрала, ведь крошка совсем среди жирафов. Где ее искать? – Воспоминания о своих спортивных достижениях снова натолкнули его на интересные размышления, пока взгляд скользил по ребятам в спортивной форме. Он вдруг понял, почему ему больше нравился футбол: там не надо было бегать «в стае», вратарь один, и всегда на виду. – Ответственности больше? Да, зато и внимания тоже. А когда играли в волейбол? Все было «заточено» под меня: самый высокий, длинные руки, мощный удар. Там вообще королем был. Нет, я не командный игрок. Вот Вовка – тот да, никогда не выпячивался, только в пять раз больше по полю гонял, чтобы мяч отнять и хороший пас дать. К нему больше тянулись, чем ко мне».

   И тут Боря увидел ее: Валя стояла в группе высоких девчонок и внимательно слушала тренера, кивала, одновременно разминая кисти рук. Все были в одинаковых белых футболках и светлых спортивных шортах, очень коротких. И заметно ежились от холодного воздуха. Команда соперников выбрала темно-серый цвет одежды, похожий на шкурки мышей.

   Валя не чувствовала его взгляда, она была полностью поглощена подготовкой к первой встрече, а когда раздался свисток… Боря даже глаза зажмурил. Он не представлял себе, насколько грубыми могут быть девочки. Они толкали друг друга, стараясь сделать это незаметно для судьи; хватали за одежду; специально наступали на ноги; выбивая мяч, лупили по рукам, получая фолы и предупреждения. Борис забыл, как дышать. Глаза следили за «адом» на площадке, а зрители просто выли, болея за свои команды.

   «Это не баскетбол, это какое-то кошачье побоище! Они же ее раздавят, разорвут! Она такая худенькая, маленькая. И это курс, который младше них, а что же будет с теми, кто старше? Надо забирать ее отсюда поскорее!»

   Наконец, нашел в этом столпотворении свою Валюшку и снова застыл: она носилась, как маленький вертолетик, успевая подхватывать мяч, делать пасы, уворачиваться от загребущих рук соперников. Девушка выполняла на поле работы больше, чем кто-либо другой. Со стороны казалось, что большой оранжево-коричневый мяч привязан к ней, словно на резинке. Он постоянно возвращался в тонкие сильные руки; с какой бы скоростью ни летел к Вале, она принимала его мягко, тут же уводя в пол, обходя соперников, кружилась, приседала, выпрыгивала, передавая игру другому.

   Боря любовался этим танцем крылатки-вертолетика, он уже не боялся за нее, а наоборот, заводился, в душе горя желанием, чтобы его девочка показала им «тысячу чертей». И вдруг… кто-то схватил ее за футболку сзади, дернул, что было силы, и Валя полетела на пол, успев все же бросить мяч в корзину. Игру остановили. Она встала, заметно морщась, присела несколько раз и кивнула: нормально все. Однако футболка была разорвана до самой горловины, Валя поджала губы, сверкнула глазами в сторону дисквалифицированной соперницы и… под шум болельщиков сняла испорченную вещь и бросила ее под ноги той самой грубиянки, оставшись лишь в белой длинной майке. Смех, свист, хохот – все это снизило накал страстей. Невысокая тоненькая девушка, теперь одетая не по форме, сумела остановить начавшийся скандал, подняла руку, призывая продолжить матч.

   Но все уже было ясно: деморализованная команда в мышиной форме проиграла.

   Боря качал головой, медленно приходя в себя.

   – И это только первый матч, – шептал он, не замечая и не слыша никого вокруг, только поедая взглядом Валю, которая сидела на скамейке, заботливо укрытая большим полотенцем. – Как выдержать еще одну битву? Выберемся отсюда, зацелую.

   К его огромному изумлению, вторая встреча была корректной, даже мягкой. Валя отыграла половину, да и то постоянно разминала поясницу: видимо, падение было болезненным. Ее команда проиграла всего несколько очков, но девчонки не выглядели расстроенными. Они ушли с площадки, и через несколько минут Боря получил сообщение: «Я освободилась».

   Он ответил: «Выходи, я жду тебя».

   Она выбежала из раздевалки раньше всех; на ходу надевая на мокрые волосы шапку, выскочила из дверей спортзала, со всей скоростью врезавшись в крепкую мужскую грудь. Начала сопротивляться, но почувствовала аромат знакомого парфюма и, подняв голову, с улыбкой прошептала:

   – Боря!

   Его потемневшие глаза метались по ее лицу, выискивая отголоски боли, но страх за маленькую «крылатку» перевесил все: поцелуй, как собственническая печать, обрушился на девичьи нежные губы. Боре казалось, что вместе с каждым глотком воздуха он забирает ее себе навсегда, навечно. Валя видела его близко-близко: желтые глаза заставляли ее замереть, подчиниться, почувствовать поцелуй – тот самый, который так хотелось узнать.

   Но