Если тебя объявили преступницей, самое время бежать. Особенно когда знаешь, что правосудие не очень-то и право.
Сбежать, найти самый глухой угол и спрятаться
Разве я виновата, что в этом дремучем селе кто-то вызвал демона?
Разве могла знать, что за околицей рассадник нежити?
Разве могла предположить, что чернокнижник, которым пугают маленьких детей, решит поцеловать меня, а затем убить? Надеюсь, не потому, что плохо целуюсь.
Однажды я «украла» силу мага. И меня казнили…
Нет, это совсем неправильное начало истории.
Правильнее начать так: «Жила-была Айка Озерная, была она бела как снег и помыслами чиста…»
Опять мимо, особенно с чистотой помыслов.
Тогда лучше так: «Много чудищ невиданных ходит по дорогам тарийским: чаровники, что убивают, не глядя на возраст и заслуги перед отечеством; водянки , что шепчут непонятные слова над зеркальной гладью рек; вирийские чернокнижники, что поедают маленьких детей на завтрак, а, возможно, на обед и на ужин; а уж о безыскусной нечисти и нежити я вообще молчу, пока голову не откусили…»
Нет, так слишком длинно. Как же начать? Расскажу как есть.
Эта история началась в день моей казни, одним теплым осенним вечером, когда добропорядочные граждане Велижа поднимали кружки хмельного эля, желая всяческих бед воровке чар, что еще недавно, нарядившись в рубище по случаю торжественного события, стояла на эшафоте. Магический город гудел от пьяных песен, смакуя свершившуюся казнь.
Но по капризу богов воровка чар не умерла. Я выжила, что очень не понравилось магам-палачам. Они привыкли делать свою работу на совесть.
Дожидаться, пока чаровники придумают новую кару, было не с руки, и я сбежала в компании… так и хочется сказать: народных героев, безвинно томившихся в остроге. Но нет, скорее, в компании закоренелых преступников. Я сбежала с тем самым «обкраденным» мною учеником мага, со страшным чернокнижником и с деревенским стрелком, который хоть и обзавелся арбалетом, но так и не научился стрелять.
Сбежала через северо-восточные ворота, очень боясь, что наши планы раскрыли, и тяжелые, укрепленные магическими заклинаниями створки захлопнутся перед самым носом, но…
Из ворот нас выпустили. Хмельные стражники даже не поинтересовались, кто мы и куда нас демоны понесли.
Город давно скрылся за холмами, а мы все не снижали темпа, летели сквозь рощи, заросли кустарников, петляли между оврагами — до самого вечера, пока лошади не захрипели, мышцы едва не сводило судорогой, а пальцы, сжимавшие поводья, отказывались шевелиться; пока чернокнижник Вит, задающий направление, не указал рукой на опушку леса.
Собирались в спешке, никто не подумал о припасах, только о железе и лошадях. От предыдущего путешествия в сумках осталось немного круп и кореньев. Хорошо хоть торбу с травами и настойками забрали вместе с железками. Я лишилась запасной одежды и денег, Вит был полностью безоружен. Хотя, с этим наверняка можно поспорить, чернокнижники любят преподносить сюрпризы.
Мы ели в тишине, загребая из котелка кашу, сваренную из остатков крупы, и никто не решался заговорить первым. Наверное, потому, что с этого момента никто из умных старших уже не мог указать путь. Сейчас все придется решать нам. Самим! И отвечать — тоже. Сначала за меня решала бабушка, потом маги, потом суд и палачи. А теперь предстояло научиться делать это самой.
Стоило ли преодолевать столько препятствий на пути в Велиж, чтобы покидать его вот так — бежать, поскольку тебя считают едва ли не большей преступницей, чем раньше?
— Куда едем дальше? — первым не выдержал Рион, тот самый «невиннообкраденный» ученик мага, из-за которого мне пришлось стоять на эшафоте.
— Разве не в княжество чернокнижников? — удивился стрелок Михей, выскребая котелок. — Раз говорят, что там точно не найдут…
— Я бы поостерегся слепо верить чужим словам, — чернокнижник посмотрел на огонь и попросил: — Рион, дай карту.
Парень скривился, но огрызаться не стал, быстро расстелил на земле исчерканный лоскут кожи.
— Вот здесь граница ближе всего, — указал ложкой Михей.
— Она везде близко, — отмахнулся чернокнижник. — Айку начнут искать, и когда выяснится, что я бежал с вами, дальнейший путь просчитают без труда. На границе нас будут ждать.
— Давайте сначала решим, сколько нас? И кто именно с кем едет? — проговорила я. — У Айки, может быть, есть свое мнение.
— Слушаю тебя, — серьезно сказал Вит.
— Неподалеку от Солодков как-то ловили Перка-душегуба, — задумчиво начала я. — Не помню, скольких мужик порешил, но мотало его от Верхних Холмов до Малого Поймища.
— Поймали? — с интересом спросил Михей.
— Собаками затравили.
— К чему ты все это рассказываешь? — поинтересовался Рион.
— К тому, — ответил вместо меня вириец чернокнижник, — что нас, скорее всего, поймают.
— И что, можно никуда не ходить? — разозлился ученик мага.
— Я сказал — «скорее всего», а не «обязательно», — поправил его Вит. — Все будет зависеть о того, насколько им нужна Айка.
— Это если верить внезапно воспылавшему чувством вины и решившему помочь ей с побегом чаровнику, — кивнул Рион и спросил: — А мы верим?
— Не знаю, но проверять как-то не тянет, — я поежилась и добавила: — Давайте представим, что верим. Так вот, когда…
— Если… — перебил Вит.
— Если нас поймают, то вам, — я посмотрела сначала на ученика мага, потом на деревенского рыбака Михея, — не удастся убедить чаровников, что просто мимо проходили.
— С каких это пор ты думаешь о ком-то, кроме себя? — хмыкнул Рион. — Или тебя так перекроило после эшафота?
— Я думаю о себе. Одной уйти куда проще, чем в компании с недомагом, недострелком и недо…
Вит поднял брови, и я не стала договаривать.
— Добрая она у вас, — улыбнулся вириец, но тут же стал серьезным и добавил: — Она права. Я-то в любом случае для тарийцев ярмарочный уродец, причем опасный, потомок дасу , а у вас еще есть шанс остаться людьми.
— Правильно говоришь, — кивнул Михей и вопреки всему добавил. — Поэтому я еду с Айкой.
— Зачем? — Я отложила ложку, которую вертела в руках.
— Что? — не понял стрелок.
— Зачем ты едешь с Айкой? То есть, со мной?
— А чего мне дома делать? Смех за собственной спиной слушать? Рыбу ловить? Так батя вместе с лодкой утоп. И сетями. Да ну, — он махнул рукой. — И…
— И замуж за тебя никто не пойдет, — закончил Рион. — Все это мы уже слышали. Вот сгинешь, так сразу невестами обзаведешься на том свете.
— А сам? — посмотрел на него Вит. — Не хочешь отправиться на поиски учителя?
— Я тоже с вами, — Рион не отвел взгляда. — Прослежу, чтобы ты Айку своим чернокнижникам не сдал. На опыты.
— Так, — мужчина хохотнул, — обоих сдам, еще и орден получу от верховного некроманта.
— Ну, хоть кому-то прибыток, — я потянулась. — Итак, куда едем?
— Предлагаю направиться вот сюда, — вириец склонился над картой и коснулся пальцем ничем не примечательного места.
— Север Тарии необитаем, граничит с Озерным краем. Кто в здравом уме туда сунется? — возмутился Рион.
— Вот именно, — кивнула я. — Никто. Они же не знают, что у нас об уме и речи нет, а уж о здравом — тем более.
— Думаю, на деле сведения о пустынности этих мест сильно преувеличены. Готов поклясться — деревушек и хуторов там не меньше, чем на юге. Люди живут везде, — чернокнижник оглядел нашу компанию.
Его лицо, освещаемое бликами костра, вдруг показалось мне слишком грубым. Нос, скулы, запавшие глаза, бледная кожа и грязные волосы. Говорят, так выглядят дасу, когда принимают человеческое обличье. Ну, и еще у них огонь выходит из глаз, из ушей, изо рта.
— Мне все равно, — сказал Михей, — на север так на север.
— Я согласна.
Мы посмотрели на Риона.
— Давай, чаровник, — поддел Вит. — Айкину родню навестим. Когда еще представится случай.
— Там не может быть хуже, чем в Вирийском княжестве, — согласился, наконец, чаровник. — На север.
Следующим утром мы двинулись в северном направлении. Проезжих дорог избегали, пробирались узкими стежками и перелесками. Кроме Облачка и деревенского мерина у нас были две длинногривые, тонконогие лошадки рыжеватой масти. Интересно, на сколько динов мы разорили магов? Надеюсь, на много.
Поля, холмы, редколесье сменяли друг друга. Этот край впрямь не пользовался в народе любовью, селения встречались лишь изредка, но мы старались объезжать их по широкой дуге. Иногда вслед лаяли собаки, иногда выли волки. И то, и другое настораживало, но погони, если таковая и была, мы пока не замечали.
Михею с третьей попытки удалось подстрелить зайца. Кто больше удивился этому, мы, стрелок или покойный косой, сказать трудно.
К полудню третьего дня задававший направление Вит натянул поводья, заставив лошадь перейти с рыси на неторопливую иноходь, а потом и вовсе остановился. Облачко тихонько заржала.
— Дымом пахнет, — проговорил чернокнижник. — Впереди селение.
Возможно, мы слишком долго убегали, оглядываясь через каждый вар , а может, дело в том, что нас никто не торопился догонять, но Михей неожиданно прогудел:
— Я бы припасов купил. Хотя бы соли. Мы ведь уже далеко от Велижа?
— А я бы дорогу спросил, — согласился Рион. — Заведет нас чернокнижник к дасу в пасть, потом не выберемся.
— Вы и так не выберетесь, — Вит вгляделся в зеленые кроны.
— Почему нет дороги? — спросила я, отводя норовившую задеть лицо ветку. — Село есть, а дороги к нему нет?
Ответили мне стрелой. Она вылетела из переплетения ветвей и воткнулась в землю в пальце от копыта Облачка. Лошадь затрясла головой, совершенно не радуясь такому подарку.
Вит в мгновение ока спешился, щелкнула тетива заряжаемого стрелком арбалета, Рион вполголоса выругался. Я слезла с Облачка и погладила кобылу по морде, стараясь успокоить. Вторая стрела попала в кусты правее и, жизнерадостно прошуршав среди листвы, упала на усыпанную листьями землю. Вириец поднял ее. Грубо сработанное древко, кривоватое, явная самоделка — наконечник, и тот слетел.
Осваивать военное искусство тут начали явно недавно. С чего бы? Места вроде тихие.
Рион раздвинул ветки, выглянул на просеку. Село больше походило на военный пост или гарнизон. Дома были обнесены сплошным частоколом, из-за которого виднелись только крыши. Судя по не успевшему потемнеть дереву, укрепление вокруг селения возвели совсем недавно.
Вит был прав. Пахло дымом, где-то печально мычала корова.
— Ну, чего стоишь? — буркнул Рион, глядя на вирийца. Парню, как и кобыле, очень не понравилась воткнувшаяся в землю стрела. — Давай, покажи, в чем сила чернокнижников?
— Чего изволите? — Вит сделал вид, что закатывает рукава заимствованной у Тамита рубахи. — Спалить всех к дасу? Или вывернуть наизнанку?
— Тьфу, — сплюнул ученик мага.
— Конечно, ты — «тьфу», а я пачкаться должен. Сам и покажи удаль чаровницкую, тогда живо ворота откроют. Или думаешь, я не знаю, что ты по горло полон силы? — Мужчина посмотрел на парня, который инстинктивно схватился за кристалл на шее. — Теперь это всего лишь побрякушка, ты уже перелил все в резерв. Правильно сделал, только не строй из себя беспомощного, а то я, того гляди, поверю.
Еще одна стрела, прервав спор, попыталась воткнуться в ствол дерева между мужчинами, но стрелок не рассчитал, и она упала, оставив наконечник в коре.
— Кто такие? Чего надо? — закричали из-за ограждения.
— Путешествуем. Сами из Гардрика. Просим пристанища, — закричал в ответ Вит, разглядывая частокол. Михей тоже пытался разглядеть стрелявших, только поверх прицела арбалета. Но понять, кто с нами говорит, с такого расстояния было невозможно.
— Путе-шест-ву-ете? — по слогам проговорил гостеприимный хозяин. — Вот и шествуйте себе дальше. Тепло, чай, не околеете. Разъездились всякие, житья не стало, — голос с легкой хрипотцой принадлежал мужчине, наверное, уже немолодому, но, несмотря на резкие слова, в нем слышался страх.
— Они чем-то напуганы, — словно прочитал мои мысли вириец и снова прокричал: — До ближайшего села далеко?
Ответили не сразу, видимо, совещались, как далеко и надолго нас послать. Чего они так боятся? Нас всего четверо, не штурмом же будем их брать?
— Восточнее на озере заброшенный скит. Вроде живет в нем кто-то.
— Далеко?
— Полдня верхом до прокля… — начал другой голос помоложе.
Но его прервали:
— Пошли прочь! Иначе собак спустим! — словно подтверждая слова хозяина, где-то вдалеке тявкнула шавка. Судя по всему, мелкая, такой только цыплят гонять. Ей грустно ответила мычанием корова.
— Уходим, — скомандовал вириец.
— Мне послышалось или они говорили что-то о проклятии? — обеспокоенно спросил Михей, беря под уздцы мерина.
— Не имеет значения, — чернокнижник повел свою кобылу мимо села, поглядывая на частокол. Дороги по-прежнему не было, лишь просека в лесу. — Мы не идем ни в какой скит.
— Но зачем же ты тогда спрашивал? — не понял Рион.
— Затем. Мало ли кто после нас сюда забредет? Деревенские — народ говорливый, — ответил чернокнижник.
— Про этих я бы такого не сказал, — загрустил стрелок.
Вириец забирал все дальше на север. Просека сузилась, нам то и дело приходилось спешиваться и проводить лошадей между стволами. Солнце терялось в листве, еще минуту назад оно висело над правым плечом чернокнижника, а сейчас уже было за спиной. Долгое молчание тяготило, стук копыт раздражал, болезненно отдаваясь в висках. Вириец чертыхнулся и вдруг развернулся направо, резко изменив направление.
— Мы заблудились? — спросил Рион таким тоном, что сразу стало ясно: ничего другого от отродья дасу он не ожидал.
— Нет, — Вит остановился и выругался. — Нас заблудили.
— Что? — не понял Михей.
А я продолжала смотреть на золотистый диск, снова неведомым образом переместившийся нам за спины, хотя меньше минуты назад вирийец оставил его по правую руку.
Что его беспокоило? Все вроде неплохо, никаких темных ям, бурелома или таинственных зловещих знаков, какие видят герои баллад на каждом замшелом пне. Ручейки, кусты, деревья.
Может, именно это? Картинка — яркая, правильная, почти лубочная. Там, где живут люди, так не бывает. Где скошенная трава, сломанные ветки и поваленные стволы? Где следы волокуши, на которую складывали хворост? Где срубленные деревья?
— Кто знает, что такое «единый путь»? — спросил чернокнижник. Плечи его поникли, и он спокойно пошел вперед, не выбирая направления.
— Это заклинание, — с видом знатока ответил Рион. — Его накладывают, когда хотят, чтобы путники не сбились с пути. Очень сложное и затратное по силе. Проще встретить и проводить.
— Для кого-то не проще, — Вит обернулся и тоже посмотрел на солнце.
— Мы на «едином пути»? — спросила я, уже зная ответ.
— Да.
— Но кому это понадобилось в такой глуши? — фыркнул Рион. — А ты не преувеличиваешь?
— Я два раза менял направление и два раза возвращался, мы все время идем на восток, куда бы ни сворачивали.
— Леший водит, — выдвинул новую версию Михей и поводил пальцами в воздухе, делая отвращающий знак.
— Скоро узнаем, что за леший, — пообещал чернокнижник таким голосом, что я бы на месте лешего поостереглась выходить и знакомиться.
Заброшенную постройку из серого камня мы увидели издалека и несколько минут стояли, бестолково пялясь, словно сбившаяся в кучу стая полевых мышей, у которых не хватает духа пробежаться до амбара и обратно.
— Будь готов, — загадочно сказал Вит чаровнику.
— Ты ожидаешь нападения? — забеспокоился Рион.
— Нет. Я ожидаю, что вот-вот появится тот самый заброшенный скит, который нам сватали местные воители. Если повезет, не совсем развалившийся дом, самое большее — с живущим там бродягой. Возможно, он не может выбраться как раз из-за заклинания «единого пути».
— А его можно обойти? Этот «единый путь»? — уточнила я.
— Можно, — обнадежил Вит, — только надо жертву принести.
— Какую… — начал Рион, но чернокнижник поднял ладонь, призывая парня к молчанию, и тот шепотом закончил: — Жертву? Я не умею приносить жертвы.
— Это ваша общая беда. Лошадей привяжите. Идем по двое, Рион со мной, Айка с Михеем. При необходимости — защищайтесь всем, чем можете. Только друг друга не угробьте, — дал указания Вит.
И мы вышли из тени деревьев.
Скит казался заброшенным, от большинства построек остались замшелые, раскрошившиеся от времени камни, поросшие травой, деревьями и кустами. Старые дома со сгнившими крышами и темными провалами вместо дверей и окон. Большой скит, около десятка дворов, ранее окруженных стеной, сейчас местами обвалившейся и поросшей мхом. Покинутые, забытые развалины, оставленные жестокому суду времени. Безмолвие и полумрак. И никаких следов недавнего присутствия людей.
— Рион, Михей, надо обойти скит и удостовериться, что мы одни, — скомандовал Вит. Его голос в тишине показался пронзительным и громким. Заряжавший арбалет Михей утвердительно кивнул. — Вы справа, мы с Айкой слева.
— Почему это ты с Айк…— начал чаровник и умолк, когда его слова отскочили от стен и затерялись в развалинах.
— В каждой паре по чаровнику, да и стрелок более полезен в схватке, чем девчонка, — прошептал вириец и взмахнул рукой, начиная обход.
Я не протестовала: чем меньше от тебя ждут, тем проще.
Ступая следом за чернокнижником, я то и дело ловила на себе встревоженный взгляд Риона. Они с Михеем, обходя скит с другой стороны, то появлялись, то исчезали за развалившимися строениями. Иногда из-под ног скатывался камешек, и все вздрагивали. Но кто бы ни прятался в старом заброшенном скиту, кто бы ни наложил на округу заклинание «единого пути», он оказался не особенно гостеприимным хозяином и не спешил показываться на глаза.
В полном молчании мы обошли заброшенное селение. С противоположной стороны тоже когда-то стояла стена. Ткт она сохранилась гораздо лучше. Круглые валуны прижимались друг к другу, образуя узкую арку.
Подошедший с противоположной стороны Рион вытянул шею, желая заглянуть за стену, и неохотно спросил:
— Туда тоже пойдем?
— Конечно, — обрадовал его Вит.
Пресекая не успевший начаться спор, стрелок перехватил арбалет и первым нырнул в проем. Следом Вит, потом раздраженно дернувший головой чаровник. Я миновала старую арку последней.
Конечно, мы ожидали какой-нибудь гадости: заклятие и старые развалины — идеальное сочетание для всяких неприятных сюрпризов. Каждая минута тишины заставляла нас еще больше нервничать и тревожно озираться по сторонам.
Раньше здесь был сад. Наверное, красивый, с мраморными скамейками. Я посмотрела на позеленевшие от времени остатки скульптуры, в которых угадывались чьи-то ноги, не очень аккуратно отделенные от тела. Когда-то здесь стояли статуи.
Яблони одичали. Их ветви раздались в стороны. Розы с годами превратились в колючие кусты, похожие на шиповник. Я присела, разгребла траву, вырвала с корнем несколько пучков. Так и есть, под тонким слоем земли, травы и старой листвы обнаружилась мощеная дорожка.
— Айка, сюда, — позвал стрелок, и я подняла голову.
Михей стоял в сотне шагов от меня и указывал на нагромождение камней слишком правильной круглой формы.
— Мне чудится или это… — спросил он, когда я подошла ближе.
Обычные обломки, их тут всюду полно. Вот только раскиданы немного странно, по кругу. Словно здесь когда-то лежало большое блюдце, а проходивший мимо великан наступил на него, оставив после себя россыпь осколков. А еще цвет — кремовый с золотистыми прожилками мрамор, смутно знакомый не только мне, но и стрелку. Неужели это…
— Источник силы? — прошептала я.
— Он самый, — подошел к развалинам Вит.
Михей присел и провел рукой по осколкам камней.
— В Тарии был еще один Источник? — не поверил Рион. — Не может быть! Мы бы знали, — чаровник смотрел на остов каменной чаши с ужасом и недоверием.
— Кто это мы? — усмехнулся вириец. — Чаровники? А ты уверен, что они этого не знают?
— Теплый, — удивился Михей, убрав руку с камня.
— Здесь еще осталась энергия, мало, но… — чернокнижник подобрал крупный осколок и вдруг протянул стрелку. — Теплый, говоришь? А этот?
— Положи на место! — раздался шипящий голос.
От неожиданности я подпрыгнула. Щелкнула тетива, болт ушел в кусты, стрелок в очередной раз промахнулся. На ладонях Вита вспыхнули языки агатового пламени. Один Рион остался безучастным, он продолжал смотреть на разрушенную чашу и даже голову не повернул.
Из-за старого дерева, на котором давно уже высохла половина ветвей, вышел невысокий кряжистый мужчина в крестьянской одежде. Странный мужчина. Я бы назвала его молодым стариком, если бы меня кто-то спрашивал. Его лицо, почти без морщин, казалось едва ли не детским, а волосы незнакомца были полностью седы. Он поднял руки, показывая, что не вооружен.
— Не думаю, что разумно что-либо уносить отсюда. Даже камни, — сказал мужчина. — Я отшельник по воле Эола и не причиню вам зла.
Михей опустил арбалет. Вит был не столь легковерен, черное пламя продолжало танцевать на его ладонях. Рион рассматривал светлые камни с таким видом, словно узрел пришествие Эола и его ближайших сподвижников.
— Что ты здесь делаешь? — напрямую спросил чернокнижник.
— Живу. И приглашаю вас разделить со мной кров и ужин. Близится ночь.
— Мы согласны, — ответил за всех Рион. Он не прикоснулся ни к оружию, ни к магии. — Давайте уйдем. Не хочу здесь находиться. — И, обращаясь к вирийцу, добавил: — Остынь, убить его всегда успеем.
Обитал молодой старик в лачуге из грубо сколоченных досок, построенной не иначе как им самим примерно в варе от скита. Честно говоря, строитель из богомола оказался так себе, жилище больше походило на сарай, в котором постеснялись бы жить даже козы.
— Смирт я здешний, Теиром кличут, — проговорил отшельник, присаживаясь на чурбак, заменявший ему стул. — Вот уж не думал магов здесь увидеть, — служитель повесил над огнем котелок и стал раздувать угли. — Ваше племя к нам калачом не заманишь. Откуда такие смелые будете?
Я огляделась и, не найдя второго чурбака, села прямо на земляной пол. Одна комната, очаг, тряпье у дыры в стене… о, простите, постель у окна, храмовое изображение Эола в углу, воняющие жиром свечи. С потолка свисали вязанки трав и плетенки лука и чеснока, они были настолько старыми, что не проросли только по причине своей давнишней бесславной гибели.
В отличие от своего грязного нищего жилища, сам служитель выглядел хоть и бедняком, но бедняком опрятным. Одежда старенькая, но все прорехи аккуратно заштопаны, крепкие боты на ногах, волосы седые, но чистые.
Но… что-то было не так. Какая-то деталь на миг выбилась из общей картины. Я внимательно оглядела лачугу. Грязно, уныло, никаких излишеств.
Мужчина не обращал внимания на криво сложенный очаг, мало чем отличавшийся от ямы в земле, он не видел грязи на ворохе тряпок, заменявших ему постель, ему не мешали щели в стенах и протекающая крыша.
— Из Гардрика. Ездим, опыта набираемся. Я Торн, — ответил Вит и, прежде чем кто-либо успел возразить, представил остальных: — Орин, — кивок на Риона, — Мирон и Ася.
— Хорошее дело — опыт, — одобрил смирт и стал сыпать в кипяток крупу.
— Так ведь… ведь… — Рион мотнул головой. — Раньше тут был Фонтан силы?
— Наверняка, — пожал плечами Теир.
— Что произошло? Кто его разрушил? Зачем?
— О, Эол, откуда я знаю? Пять веков минуло! — рассмеялся смирт.
— А о том, что место это считается проклятым, знаете? — вкрадчиво поинтересовался Вит, разглядывая жилище отшельника с не меньшим любопытством, чем я.
Михея, переименованного в Мирона, больше интересовало содержимое котелка, к которому парень с удовольствием принюхивался.
— А вы оглянитесь вокруг, — взмахнул ложкой молодой старик. — Рухнувшие дома, дикие звери, туман по утрам… Места объявляли гиблыми и за меньшее, — он указал на угол, там на круглом камне теснились глиняные плошки. — Давайте миски.
— Сел в округе много? — спросил Вит, передавая посуду.
— Одно, дворов на пятьдесят, а хуторов да заимок без счета, — из самой верхней плошки смирт невозмутимо вытряхнул паука и стал накладывать кашу. — Я как раз поутру в Волотки собирался, телегу обещали прислать. Помер у них кто-то, отпеть надобно. — увидев, что вириец нахмурился, мужчина предложил. — Торн, хотите — со мной поезжайте, а нет, здесь оставайтесь, за хозяйством присмотрите.
— А как же «един…» — начала я, но, поймав взгляд Вита, замолчала. Смирт не упоминал о заклинании, не давшем нам свернуть с пути, и вириец, видимо, не хотел, чтобы я об этом спрашивала.
— Мы подумаем, — сдержано ответил чернокнижник.
Старик пожал плечами и передал Михею тарелку с кашей.
Ночевали в лачуге. Хоть и пришлось устроиться прямо на полу, а в качестве одеял использовать плащи, никто не изъявил желания продолжить путь на ночь глядя.
— Раньше-то здесь лепота была, — рассказывал отшельник внимательно слушающему Виту. — Пока скит не разорили.
Я слушала отшельника вполуха, сквозь подступающий сон. Вот бы и правда завтра телега пришла, тогда часть пути можно проваляться, глядя в синее небо, а не трястись верхом. Тут я снова вспомнила о заклинании и… И ничего. Смирт о нем не знал или не хотел говорить. Хотя, возможно, он знал, как выйти из-под власти чужих чар.
Последнее, что запомнила, засыпая — как лежащий неподалеку стрелок вертел в руках осколок белого мрамора. Все-таки взял на память.
— Пожалуйста… Во имя Эола прошу, — проскулил кто-то, вырывая из яркого беспокойного сна, в котором я бесконечно пробиралась сквозь лесные заросли. Сев, протерла глаза, стараясь что-то рассмотреть в окружающей тьме.
— Ви… Торн, — не сразу вспомнила я новое имя вирийца, — что случилось?
Никто не ответил. Я поднялась. Сквозь черную пелену проступали очертания предметов, неровные стены, погасший очаг.
— Во имя Эола, во имя Эола, во имя Эола… — исступленно бормотал чей-то голос.
Я повернулась. Глаза уже привыкли к темноте, но увиденное едва не заставило меня зажмуриться. Совсем как в детстве, когда долго смотришь на солнце, а потом пытаешься избавиться от цветных пятен в глазах.
На ворохе тряпья стоял коленопреклоненный смирт и монотонно повторял одну и ту же фразу. Но, видимо, бог сегодня был глух к взываниям своего служителя. Отшельник отвесил земной поклон, и я увидела сидевшего у стены напротив Вита. Вириец с не меньшим интересом наблюдал за ночной молитвой.
— Давно он так развлекается? — шепотом спросила я.
— Не очень, — едва слышно ответил мужчина. — Но дело не в нем. Прислушайся! — Вит одним молниеносным движением поймал в очередной раз приложившегося лбом к земле Теира и зажал тому рот, заставив отшельника замереть в странной позе.
Тишина. Завернувшись в плащ, посапывал у очага Михей. Шумно дышал, выглядывая в одну из щелей, Рион. Сжатые кулаки парня белели в темноте, словно он готовился к рукопашной. Или злился. Или боялся…
Подул, загудев досками, ветер, зашелестела листва, и на грани слышимости я уловила тоненький издевательский смех. Так смеется ребенок, таская кошку за хвост. Злой и уверенный в своей безнаказанности ребенок. Жестоко, с ноткой превосходства. Представить бродящее ночью по заброшенному скиту веселое дитятко упорно не получалось, а потому…
— Игоша ? — предположила я.
До этого видеть то, во что превращались души убитых детей, мне не доводилось. Как-то не так я планировала восполнить пробелы в данном бабкой образовании.
Смех сменился резким отрывистым тявканьем и визгом, от которого зачесались пятки.
— Скорей всего, — кивнул Вит, — А где уродец, там и другие притворы , и кардуши и злыдни , и еще боги знают, кто.
— Лошадей задерут, — простонал чаровник и, словно в ответ, послышалось тонкое конское ржание.
— Лошади на заднем дворе, так что первыми задерут нас, — успокоил его чернокнижник, — а потом задерут и их. Мясо есть мясо.
— Если затаимся, может, им и лошадей хватит? — только что сокрушавшийся о судьбе животных Рион посмотрел на Теира. — Насытятся и уйдут.
Отшельник дернулся, вытаращил глаза и сделал попытку вывернуться из захвата чернокнижника.
— Завоешь — шею сверну, — шепнул тот и отпустил смирта.
— Не уйдут. Там капище. Нечистое святилище! Он унес его часть! — Отшельник ткнул пальцем в спящего стрелка.
Я едва не выругалась вслух. Капище — это не просто плохо, это почти верная смерть.
— Теперь, как собаки, по следу пойдут… все равно найдут… Придут… убьют… найдут… найдут…— смирт снова впал в оцепенение и начал повторяться.
— Выкиньте эту гадость, и дело с концом, — предложил чаровник.
— Можно, но нам это не поможет, — разочаровала я парня.
— Ты-то откуда знаешь?
Бормотание отшельника снова свелось к упоминанию Эола и земным поклонам в сторону вирийца. Я подняла глаза: прямо над чернокнижником висела картинка с божественным ликом. Эол на ней выглядел хмурым и недовольным, а может, просто показалось в полумраке.
— Знаю, — не стала вдаваться в подробности. — Эти твари, как гончие, для них главное — запах. Всех, кто касался камня, убьют. Ну и остальных за компанию. Так что, выбрасывать камень надо вместе со стрелком.
— И со мной, я его тоже трогал, — Вит поморщился.
Рион обернулся, по его лицу я поняла, что избавиться от чернокнижника он не прочь, а вот Михея жалко.
— Понятно, почему скит считают проклятым. Эй, блаженный, — позвал Рион. — Чего сразу-то не рассказал? По-человечески? Мы бы поверили…
— Потому и не сказал, — вириец посмотрел на бьющего поклоны отшельника, — что поверили бы и на ночь здесь не остались. Чтобы сойти с «единого пути», нужна кровь, а еще лучше жертва, и уж совсем хорошо, если человеческая. А выбор у нас не так велик.
— Но мы бы никогда не тронули святого человека, — поразился ученик мага.
— Говори за себя, — прошептал Вит.
— Других способов нет? — спросила я.
— Есть, — вириец встал, обошел коленопреклоненного смирта и аккуратно выглянул в окно. — Вернуть осколок на место до того как нечисть обнаружит недостачу во вверенных ей развалинах. Запах им, конечно, все равно не понравится, но… если сытые — по следу не пойдут. Одна трудность. Сад сейчас кишит разными тварями, и так просто нам туда не пробраться, особенно, если хотим жить долго и счастливо.
— А если бы… — Рион отвернулся от щели в стене, — если бы… — я скривилась, понимая, до чего додумался ученик Дамира. — Говорят, народ вордов не оставляет следов. Совсем.
— Правда? — с живейшим интересом переспросила я. — Почему, как только что-то надо, я — ворд? А как пакость на другом конце села — так ведьма?
— Айка, ну зачем так? — покачал головой парень, забыв, что чернокнижник нас переименовал, да, наверное, это уже не имело значения, если только кто-то выживет и не поленится выбить имена на могильном камне. — Ты не оставляешь следов — это может стать выходом для всех. Отнесешь камень и…
— И стану первым блюдом, а за вторым нежить идти поленится, так?
— Тьфу, — сплюнул Рион и снова стал вглядываться в темноту сквозь дыру в стене.
— Айка, — позвал чернокнижник. — А если я скажу, что твоя «бесследность» может стать спасением? Для тебя.
— Скажи, — я села на свой плащ, раздумывая, разбудить Михея сейчас, чтобы вместе с нами мучился, или проявить доброту. Эол учит великодушию, особенно на пороге вечности. Наверное, поэтому пнуть стрелка захотелось еще сильнее.
К тихому смеху в саду добавилось низкое рычание.
— Злыдни пожаловали. Веселье только начинается, — грустно прокомментировал Рион.
— Ты помнишь, откуда Михей взял камень? — спросил вириец.
Я кивнула, глядя, как только что упомянутый парень неловко завозился на своем плаще и приоткрыл глаза.
— И помнишь, как близко от разрушенного Фонтана стена?
Стрелок несколько раз моргнул и резко сел.
— Помню. — Я подняла взгляд на Вита.
— Ты можешь попробовать уйти. Если не сожрут сразу… — Вит многозначительно замолчал. — Если не смогут взять след…
— Слишком много «если», — я свернула плащ.
— Что происходит? — растерянно буркнул стрелок.
— Сколько у нас времени? — спросила, натягивая куртку.
— Кто знает, — Вит пожал плечами. — Лучше считать, что его совсем нет.
Рион стал вполголоса рассказывать Михею о том, в каком месте нас угораздило заночевать и чем придется расплатиться за взятый на память камушек. Смирт продолжал молиться, его завывания были созвучны визгливому лаю и рычанию нежити.
— Может, дверь подпереть? — предложил спустя минуту Михей.
— Не-а, — не поддержала идею. — Во-первых, — я указала на подгнившие доски, — это не дверь. А во-вторых, помнишь, что говорят о притворах?
— От притворы нет затвора, — ответил Рион. — Там не только нечисть, там еще и нежить. Игоша, например, не имеет тела, он и сквозь стены пройдет.
— Так, что ты решила? — Вит едва заметно усмехнулся. Раны на его лице почти зажили. — Попробуешь спастись? И попутно спасти нас? Или ждем дорогих гостей?
— Давай осколок, — я посмотрела на Михея.
Стрелок замотал головой.
— Сам пойду. Раз из-за меня все случилось.
— Я тоже хорош, — чернокнижник сел у окна. — Капище не признал.
— Давайте, вы потом покаетесь и сравните, у кого вина больше, — попросила я, прислушиваясь к ночным звукам. Кажется, визгливый лай приблизился. — А то, боюсь, восторг от собственной смелости быстро пройдет, я передумаю, забьюсь вон в тот угол и начну выть вместе с нечистью и нашим гостеприимным отшельником.
— Сам пойду, — упрямо повторил стрелок.
— Толку от твоей самостоятельности, — нервно рассмеялся Рион. — Твои следы для них, как красная ковровая дорожка.
— Камень, — попросила я, чувствуя, как слабеют колени.
Называла идиотом Риона, а сама… Правда, у моего поступка было другое название. Подлость. Или даже не так. Трусливая подлость.
Стрелок нехотя отдал мне камень. Тяжелый осколок с иззубренным камнем, самый обычный, если не считать цвета и холода, шедшего от поверхности. А ведь Михей сказал, что он теплый?
Я спрятала камень за пазуху, проверила, легко ли выходит из ножен клинок. Проверила, скорее, чтобы потянуть время, вряд ли эта железка спасет меня, даже если успею пару раз взмахнуть.
— Айка, — позвал Рион, когда я распахнула дверь, и пожелал: — Удачи.
Не могу описать, насколько мне полегчало от этого напутствия. Михей бубнил что-то невнятное и очень похожее на извинения.
Я вышла, ощущая спиной их взгляды. Дверь снова открылась, и еще до того как чужие руки легли на плечи, я знала, кто вышел вслед за мной в серую ночь.
— Дойди до стены, перебрось камень и беги в лес, — тихо проговорил Вит, склонившись к самому уху.
Я выдохнула. Наверное, слишком шумно, потому что именно это я и собиралась сделать.
— Нечисть все равно пойдет по следу Михея. Он касался их святилища, он забрал его часть, пусть они не умеют считать, но они…
— Чувствуют, — закончила я.
— До хижины нечисть дойдет в любом случае, а как только унюхает людей…
— А как же ты? — вырвалось у меня, хотя нужно было спросить «как же вы?». Нужно. Но я спросила другое.
— А я положу всех, кого смогу, и Рион мне в этом поможет. У Михея есть арбалет. Шанс выжить остается, и… — Его руки сжали мои плечи чуть крепче. — Этот шанс не зависит от того, будешь ты с нами или нет.
Я хотела повернуться, хотела посмотреть ему в глаза, даже если зрачки снова стали вертикальными, но вириец не дал, встал почти вплотную ко мне. Его шепот сливался с ночными шорохами, с отдаленным рычанием и смехом.
— Доживешь до утра, возвращайся в хижину, твари уйдут с восходом. Чтобы сойти с «единого пути», нужны кровь и смерть. И того, и другого здесь будет вдоволь, потопчись как следует, вымажи подошвы так, чтобы в обуви хлюпало, и иди на восток. Поняла? — Я не ответила, и он повысил голос. — Поняла?
— Я поняла, что дурная слава чернокнижников сильно преувеличена.
— Люди должны нас бояться, иначе на шею сядут, — тихо рассмеялся Вит. — На самом деле, если бы был хоть малейший шанс, я бы тоже ушел. Не упусти свой, — шепнул мужчина вместо прощания и отступил.
Скрипнула закрывающаяся дверь, и я осталась наедине с ночью и криками.
Лунный свет заливал округу. Развалины скита проступали сквозь силуэты деревьев причудливыми черными мазками. Звуки разносились далеко — смех, бульканье, рычание. Первый шаг дался мне с огромным трудом — ноги словно одеревенели. Второй шаг дался легче, хотя нерешительность сменилась страхом.
Я медленно двигалась вдоль развалин скита. Остовы домов выглядели зловеще, сейчас все, даже небо, казалось исполненным злого умысла. Из каждого проема, из каждого темного провала за мной словно наблюдали чужие недобрые глаза.
Вопреки ожиданиям у арочного прохода никто меня не поджидал, ни чтобы откусить голову, ни чтобы оторвать ногу и приготовить холодец. Никто — ни живой, ни мертвый. Путь был открыт. Но войти туда меня не заставила бы никакая сила. Идти в гости к кровожадным созданиям через парадное — скорейший путь успеть к трапезе, причем в качестве главного блюда.
Я пошла вдоль старого каменного забора. Через сотню шагов обнаружилась расширяющаяся кверху трещина. Когда-то давно часть стены обвалилась, и теперь в неровный проем задувал ветер, шевеля листьями чахлых кустов.
Трещина была не очень широкой, но протиснуться тощей девчонке вроде меня вполне можно. Только надо ли? Проще размахнуться и зашвырнуть осколок подальше в кусты. Он упадет и, может быть, стукнется обо что-то, а может быть, бесшумно зароется в листву.
— Что ты творишь? — прошептала я, осторожно ставя ногу на потрескавшийся камень. — Жить надоело?
На той стороне рос колючий кустарник. Нога соскользнула с камня, кто-то или что-то визгливо захохотало. От этого смеха кровь застыла в жилах. Ветки качнулись, цепляясь шипами за одежду. На миг в небе показалась круглая, как головка сыра, луна.
Играть в прятки с нечистью смерти подобно, а с нежитью еще и бессмысленно. От притворы нет затвора. Очень многие перед смертью убедились в этом. Если нечисть захочет, найдет человека и за высокими стенами, и за железными засовами, и на дне морском, и под землей. Хитростью, силой или магией, но доберется до добычи. Если захочет. Главное, чтобы не захотела. Тут либо ты, либо тебя, единственный способ остановить — убить. Чаровники именно так и поступают. Но всех не убьешь. Нечисть, нежить, нелюдь…
Эол, что я здесь делаю? Пытаюсь обмануть судьбу?
Но, тем не менее, именно этим я и собиралась заняться. Кто бы мне сказал — почему? Я и сама не могла этого объяснить. Не могла понять, почему украдкой выглядываю из зарослей, вместо того чтобы замахнуться и швырнуть камень подальше?
Что с тобой, Айка? Ты всегда думала только о себе. И считала это правильным.
Эол, я до сих пор так считаю. Тогда — почему? Шансов же почти нет. Но это маленькое «почти» держало крепче любых кандалов, не давая развернуться и уйти.
Ну разве кому-то будет лучше, если я умру вместе с парнями? Нет.
Но все-таки шанс был. Вернуть камень на место, и если обитатели капища не голодны и не злы, они останутся внутри. То есть, я надеялась на самую распространенную человеческую черту. На лень.
«Хватит мямлить, Айка! — скомандовала себе. — Решайся или уходи! Третьего не дано!»
Эол, как же страшно! Почему никто не говорил, что поступать правильно так трудно? Что со мной? Я заразилась «правильностью» от Риона? Или «неправильностью» от Вита? А может, «слабоумием» от стрелка?
Я выглянула из кустов. Раздался отрывистый лай, звук затерялся в темноте. Белевший впереди остов статуи показался вполне надежным укрытием. Бросилась бежать, молясь лишь о том, чтобы кусты трещали не очень громко.
Да, я не оставляю следов, трава поднимается, пыль сразу ложится обратно, запах развеивается, а сломанные ветки… Сломанные ветки так и остаются сломанными, но еще ни разу никто не разглядел в них следов, видимо, я как-то не так их ломаю, не тем местом.
Я нырнула за старый камень и прислушалась. Кто-то рычал, кто-то плакал, пока ничего нового. Сменила беловатый каменный остов на ствол векового дерева, потом на куцые кусты, едва не упала в вырытую гигантскими лапами яму. И снова услышала, как где-то смеется мертвый ребенок. Вечно мертвый и вечно веселый. Рухнула в высокую траву около сломанной скамейки и замерла.
С правой стороны раздались шуршание и шаги. Нет, не шаги, а всего лишь обман, плод воображения. Я знала, что Игоша близко, а остальное дорисовал страх. Рука сжалась на рукояти оружия и тут же разжалась. Это бесполезно, железо не поможет против того, кто и так мертв.
Время растянулось, словно патока, липкая и нескончаемая. Каждый вдох занимал вечность, а выдох — две. Если уродец меня заметил, если почувствовал… Нежить убивает быстро, в отличие от нечисти. Мертвые не играют с едой, они выпивают жертву всю — сразу и без остатка. У них нет своей жизни, и они жаждут чужой.
Ветер снова зашуршал в траве, следующий приступ смеха Игоши прозвучал уже вдали. Сердце билось, как сумасшедшее, странно, что никто, кроме меня, не слышал. Я подняла голову. Сдвинуться с места оказалось очень трудно, почти невозможно.
А ведь еще не поздно вернуться. Пока не поздно!
Я заставила себя встать, заставила сделать первый шаг и еще дюжину следующих. Где же развалины Фонтана? В темноте все виделось совсем иным, нежели при свете дня.
Раздалось рычание, поначалу едва слышное, оно усилилось и перешло в громкий рокот, скрипучий и неприятный, будто пустую бочку покатили по мостовой. В ее чреве выл ветер, а о бока стучали камни. Захрустели ветки, я нырнула в ближайшие кусты, густотой так себе и совсем невысокие, но выбора не было. Меня тут же накрыла тень выше человеческого роста. Оглушительный рык почти заставил сердце остановиться, а потом пуститься вскачь.
Я видела очертания звериного тела сквозь кусты, видела блестящую черную шкуру.
Базыга казалась обманчиво неповоротливой. Здоровая нечисть, похожая на чешуйчатого крота. День пережидает, зарываясь в землю. Слепая, но нюх у нее исключительный. Всеядная, говорят, способна переварить рыцаря вместе с доспехами и лошадью, но никто, проверив это на собственной шкуре, не смог потом поделиться достоверными воспоминаниями.
Зачем я все это затеяла? Ведь знала, что геройство еще никого до добра не доводило. Знала, и все равно полезла, видно, и вправду заразилась геройством от парней.
Нужно слиться с качающимися ветками. Не шевелиться и даже не дышать.
Сквозь редкую листву я видела мерно вздымающийся чешуйчатый бок.
«Уходи», — мысленно взмолилась, когда мышцы заболели от напряжения.
Базыга зарычала, и ей, о чудо, ответили. Неловко развернувшись и задев ветви моего убежища, нечисть поползла прочь. Я медленно выпрямилась. Тело ломило от усталости. Оказалось, что постоять несколько минут неподвижно — гораздо труднее, чем пробежать тысячу вар.
Впереди росло корявое дерево, у самого основания ствол раздваивался, дальше виднелись три ряда жиденьких кустов, а за ними… Белеющие на земле осколки старого Источника.
Дошла! Полдела сделано.
Я перебежала к дереву, ухватившись за корявую ветку, залезла на соединяющиеся стволы и прижалась щекой к сухой коре. На лицо лег тусклый отблеск, лег и пропал. Да, ночью все было совсем не таким, как днем.
Обломки каменной чаши мягко пульсировали багровым светом, словно расколотое на тысячу кусков сердце. Над светом ядовитым сгустком висела тьма, как грозовое облако, внутри которого то и дело вспыхивали алые молнии.
Вокруг расколотой чаши бродили тени. Живые и мертвые. Я почувствовала, что не могу не вдохнуть, так сильно что-то сжалось внутри. Никогда не видела и не знала, что увижу это. Многие счастливо проживают жизнь, не сталкиваясь ни с одной из таких тварей, а может, как раз именно поэтому.
За спиной раздался отрывистый лай, и я едва не завопила от страха. Вздрогнула, но заставила себя сохранять неподвижность и по-прежнему прижиматься к стволу дерева.
Меня здесь нет. Никого нет. Только звери, только мертвые души, только…
Они рычали, хрипели, выли. Базыга наткнулась на двухвостого волка, тот рыкнул и тут же отвернулся. Создания, смысл жизни которых — пускать кровь живых существ, вели себя на капище удивительно миролюбиво. Горбатый шакал, чья слюна парализует человека, оставляя в сознании и до последнего вынуждая чувствовать, как зверь выгрызает бьющееся сердце, равнодушно отвернулся от беловатой пелены, которая то распадалась, то собиралась в сгорбленный силуэт.
Некоторые твари подходили к парящей над обломками тьме и пили ее, как воду, заставляя сгусток терять однородность и расплываться в стороны рваными лентами. Далеко расплываться, это походило на разбегающиеся из темного летающего озера ручейки.
О том, чтобы сунуться туда, не могло быть и речи. Вряд ли твари сделают вид, что не видят человека, разгуливающего по капищу. Придется швырять обломок отсюда. И надеяться, что на это не обратят внимания.
Эол, такое даже звучало бредово! Впрочем, вся затея изначально была глупостью, но уже поздно плакать.
Я полезла в карман и… замерла. Пальцы коснулись ткани, и только ткани. Карман был пуст. Страх холодными пальцами обхватил затылок. Тонкая нить, что удерживала меня на грани самообладания, натянулась.
Стоп! Стоп! Никакой паники! Я заставила себя проверить еще раз. Снова ничего, лишь ткань, крошки и несколько потрепанных нитей. Я начала проверять одежду скорее от отчаяния, так как точно помнила, куда положила обломок. Ничего! Снова проверила карман и попала пальцем в прореху.
Черт! Черт! Черт! Потеряла осколок, просто взяла и потеряла!
Теперь нужно уходить отсюда — из парка, из скита, как можно быстрее.
Я медленно опустила ногу, не спуская глаз с капища, отпустила ветку. Очередная ошибка, не первая и не последняя. Надо смотреть, куда ставишь ноги. Особенно на нечистом капище.
Пока я любовалась на нечисть, ручеек тьмы, пройдя сквозь растительность, изогнулся и окружил древесный ствол. Сапог прошел сквозь тьму и мягко коснулся земли.
А меня в этот момент охватил ужас. Эол, сколько раз я пугалась, и каждый раз думала, что сильнее этого страха уже ничего быть не может. Может. Оказалось, что существует такая тьма, такой беспричинный, мгновенно пронизывающий ужас, от которого хочется завыть волком.
Источник силы в Велиже бил жизнью, он был наполнен тысячью бьющихся сердец, людскими желаниями и мечтами. Источник в старом скиту наполняла смерть.
Черное марево боли и гибели. Тут умирали люди. Мгновенно или мучительно медленно рвались нити их судеб, исчезали желания и помыслы, растворяясь в ужасной темноте. Мгла коснулась ноги, разлилась по венам густым ядом.
Тошнота подступила к горлу. Колени ослабели, и я, как куль с мукой, рухнула в траву. Сапог вырвался из висящей над землей тьмы. Выжегший кровь яд оставил в душе пустоту. Эол, как тошно, как страшно! Как ты мог допустить существование этого ужасного мира! Не могу даже смотреть на него. Не хочу. И не буду. Пусть катится в Дасу. И парни пусть катятся. И я тоже. Нет никакой разницы, где и когда умирать, а потому…
Я перевернулась на живот, заставив одеревеневшие конечности шевелиться, и поползла. Меня не волновала тишина, не волновали потерянный камень и рассвет. Все, чего я хотела, это оказаться подальше отсюда. Отравленное тело стало тяжелым и неповоротливым. Я вцепилась руками в траву, подтянулась, уронила голову на землю и несколько минут лежала неподвижно, а потом подняла руки и повторила все сначала.
В какой-то момент под руку подвернулся камень и до крови расцарапал ладонь. Кусок золотистого мрамора треугольной формы с неровной иззубренной стороной. Тот самый, который я умудрилась потерять. Удивление вышло вялым. Мне и в самом деле стало все равно.
Осколок мерцал тем же красноватым светом, что и остальные камни. Вот как они узнают о пропаже? Все развалины до последнего кусочка связаны магией. Хотя этот камешек вроде отличался. Иззубренный край отливал серебром. Не то чтобы сейчас это имело значение, я отметила разницу походя и тут же забыла про нее. В ушах шумело, руки и ноги слушались все хуже. Кто-то зарычал над ухом, скорее удивленно, чем угрожающе.
Подняла тяжелую голову, встретилась взглядом с нечеловеческими, светящимися янтарем глазами. Звериные вертикальные зрачки сузились.
На расстоянии шага стояла злыдня и, кажется, была удивлена не меньше меня. Тощий хвост раздраженно стеганул по земле. Никогда не видела нечисть так близко. И вполне обошлась бы без этого.
Черная шкура отливала серебром. Я могла поднять руку и…
Зверь едва слышно зарычал.
…могла дотронуться до черной треугольной морды. Поднять руку и тут же лишиться пальцев? По-моему, не лучшая мысль перед смертью.
Злыдня продолжала смотреть на меня с аппетитом, но с места не сдвинулась. Были бы силы, я драпанула бы так, что только пятки сверкали бы. Останавливала мысль, что нечисть быстрее, а к веселой игре в догонялки наверняка присоединятся все остальные.
Зверь шумно фыркнул, лицо обдало горячим дыханием. Пахло из пасти злыдни скверно, совсем как у сына кузнеца, пытавшегося пригласить меня на сеновал.
Тварь наклонилась и с интересом обнюхала мои волосы. Квадратные ушки постоянно шевелились, поворачивались в разные стороны. Она напоминала кошку, очень большую и тощую, состоящую из одних костей.
Я зажмурилась, готовясь лишиться половины головы и заорать, если останется, чем, а главное, все-таки вскочить и побежать. Плевать, что это заранее обречено на провал. Я просто больше не могла оставаться на месте.
Тварь мотнула башкой и вдруг боднула меня лбом в щеку. Я распахнула глаза, зверь махнул хвостом и боднул еще раз, едва не опрокинув на землю.
Знаете, что мне напомнило это нарочитое «бодание»? Так парни у нас в Солодках в шутку пихали друг друга кулаками или хлопали по спине, мол, чего ты, не тревожь попусту душу, лапоть сплетется и из сырой бересты…
Ну и кто из нас сошел с ума? Я или злыдня?
Настал мой черед мотать головой. Тварь одобрительно рыкнула. Мы обе стояли на четырех конечностях и по очереди трясли головами. Наверное, был в этом какой-то тайный смысл, но пока я не поняла.
Одно хорошо, встреча с нечистью отвлекла от страшных видений, и я снова смогла думать, хоть и не поручусь за разумность этих мыслей.
Если злыдня не собиралась меня есть прямо сейчас… Я покосилась на тварь, та с готовностью раззявила полную острых зубов пасть. Допустим, она не собиралась меня есть, тогда еще не все потерянно. Осколок надо вернуть, и у нас появится шанс уйти. У меня появится шанс.
Я качнулась и рывком села. Тьма внутри всколыхнулась, перед глазами промелькнули тошнотворные картинки. Смерть, такая разная и такая одинаковая. Она снова заслонила все…
Тварь угрожающе зашипела. Шерсть на загривке встала дыбом. Злыдня снова приблизилась и вдруг лизнула меня в щеку шершавым кошачьим языком. Один раз, второй, почти царапая кожу, почти причиняя боль… Такую приятную боль. Она лизала мне щеку, и с каждым движением ее языка смерть отступала. Тьма уменьшалась, словно я была сосудом, а зверь лакал из меня тьму, как молоко из блюдца. Глоток за глотком, как лакомство.
Минута, и я снова смогла дышать. Всего минута, и картины смертей померкли. Я посмотрела в горящие глаза напротив. Черная морда так и лучилась самодовольством, словно только что отведала отборных сливок, а меня так и тянуло потрепать ее за ушами, словно самую обычную домашнюю кису. Слава Эолу, не успела.
Что там поют менестрели об истинных парах, способных делиться силой? Кажется, я только что нашла свою.
Злыдня выгнулась и издала пронзительный вой. Ей со всех сторон многоголосо ответили. Мелькнула массивная тень базыги, заскрежетала каркуша, снова залился веселым смехом Игоша, сама тьма шевельнулась, отвечая на призывный крик нечисти. Кто-то прошел за спиной, я почувствовала его мимолетное движение как порыв холодного воздуха. Прошел и… ничего не сделал — сломав ветки кустов, скрылся в окружающей Источник тьме. Корявая ерка, так похожая на высохший и искривленный временем древесный ствол, игриво коснулась плеча руками-ветками. Я не смогла сдержать дрожь. Ерка — это то, во что после смерти превращаются невинные девушки, наложившие на себя руки, те, кому отказано в погребении по законам Эола. Скитающиеся высохшие души. Нежить. И эта нежить, откликнувшаяся на призыв злыдни, совсем не собиралась перекусывать случайно забредшим к столу человеком. А человеком ли?
Злыдня оборвала вой и еще раз лизнула меня в щеку. Отливающий в свете луны серебром бок коснулся плеча. Ее шкура была горячей и жесткой, словно вымоченное в соде покрывало, которое забыли прополоскать. Я чуть повернула руку и тыльной стороной кисти провела по боку твари. Та вроде бы совсем не возражала. Она вела себя так, словно не было ничего необычного в том, что человек среди ночи сидит на нечистом капище и позволяет вылизывать себе лицо. Она вела себя так, словно знала меня, словно…
Я вздрогнула. Злыдня отстранилась и заглянула в лицо казавшимися невозможно яркими глазами. Светлыми глазами. А что, если, называя меня «водянкой», люди были чересчур добры? Что, если я вовсе не представительница вордов, пусть и опасная, но все же принадлежащая к людскому роду девчонка, что, если я… нечисть?
Злыдня одобрительно тряхнула головой, задев кончиком хвоста ногу в сапоге.
Ведь не зря богинки приняли меня за свою, не зря звали с собой.
Игоша продолжал смеяться. Луна нырнула за облако, оставив меня в полной темноте.
«Может, потом погорюешь? — раздался в голове бабушкин голос. — Оплачешь нелегкую долю нечисти подальше от этой самой нечисти?»
Я хмыкнула, потому что, будь бабушка здесь, именно так и сказала бы. И, возможно, подкрепила бы воспитательный эффект подзатыльником. Действительно, какой смысл плакать о том, чего нельзя изменить? Никакого, а вот, кое-что другое — еще можно.
Я сжала в руке осколок, иззубренный, мягко светящийся край врезался в ладонь. Кое-что еще можно. Вернуть нечисти то, что взяли. Тогда, возможно, нам дадут уйти. Мне дадут.
Я привстала, замахнулась и непослушной онемевшей рукой швырнула осколок во тьму, запоздало представив, что будет, если камешек не долетит до развалин Фонтана. Но камешек долетел… Ох, как долетел!
Вспыхнуло так, что осветило и заросли, и разрушенный Фонтан, и очумевшую от светопреставления базыгу. Наступила тишина. Ватная, ненастоящая, выжидательная, от которой у тварей шерсть на загривке встала дыбом. А потом грохнуло так, словно сам Эол взял в руки молот и ударил по земле. Воздушной волной меня опрокинуло на спину. Злыдня рыкнула и прыгнула в кусты, оборвал смех Игоша, ломая ветки, стала удаляться базыга. Все собравшиеся здесь этой ночью мертвые и нечистые твари стали не просто расползаться с капища, они почти бежали. Уносили ноги, руки, ветки и челюсти со священного для них места.
В животе заурчало от голода. Или от страха. Не знаю.
Подняться удалось только с третьей попытки, мышцы слушались с трудом, словно я три часа кряду перебирала горох, голова кружилась. Я поковыляла к раздваивающемуся дереву, подняла голову и, не сдержавшись, ойкнула, словно наступившая на подол сарафана косолапая Ксанка.
Выглянувшая из-за облаков луна показала капище во всей его неприглядности. Источник разнесло на мелкие крошки, словно разрушений, произошедших много лет назад, было недостаточно. Среди каменной россыпи лежали тела. Немного, но они были. Это те, кто слишком близко подошел к каменной чаше. Одна злыдня, непонятное — состоящее из одних волос — существо и истлевающий древесный ствол — все, что осталось от ерки… Может, зацепило кого-то еще, но, чтобы разглядеть, надо было подойти ближе, а у меня такого желания не появилось.
— Айка, — раздался голос за спиной. Я обернулась. От стены ко мне приближался Вит, за ним бледный Михей с заряженным арбалетом. — Ради всех святых Тарии, скажи, что ты сделала?
— Не… не знаю, — прошептала я. — Просто бросила осколок, а когда он упал… — Я беспомощно развела руками и поежилась, оглядываясь.
— Может, вернемся? — Стрелок нервно поводил арбалетом из стороны в сторону. — Как скоро уродцы возвратятся?
— Очень нескоро. — Вит обогнул сросшееся дерево, осмотрел капище и выразительно присвистнул. — После такого выплеска силы они еще пару дней, вернее, ночей будут в себя приходить. Да что там нечисть! — Он махнул рукой. — Всем досталось. — Стрелок снова поежился. — Всем, так или иначе причастным к магии: людям, нелюдям и даже, — он поддел носком сапога ветку, — заклинаниям. Например, «единому пути», будь он не ладен.
— И что нам теперь, не обязательно резать того смирта или еще кого-то и марать руки и сапоги кровью? — тихо спросила я, но Михей все равно услышал, открыл рот, но ничего не сказал. Иногда он умеет быть умным, а иногда нет. Впрочем, так можно сказать о каждом из нас.
— Нет, — Вит прислушался к чему-то и подтвердил. — Можем уйти в любой момент, выплеск силы уничтожил заклинание. И не только его. У меня подчистую снесло ограничитель, который поставили криворукие тарийские чаровники. Теперь, слава Рэгу , восстановлюсь полностью.
— Ну, хоть кому-то польза, — я, покачиваясь, отошла от ствола, чернокнижник тут же протянул мне руку, не давая упасть. — Может, и вправду уйдем? Мне здесь не по себе.
«Как и всей остальной нечисти, — мысленно добавила я, — как и всем тем, кто удирал отсюда без оглядки».
— Согласен, — Михей развернулся и махнул арбалетом на тьму, то ли подгоняя, то ли указывая направление. — Да и Рион ждет.
Вит помогал мне идти, поддерживая под локоть, и даже один раз поймал, когда, запутавшись в собственных ногах, я твердо решила прилечь на усыпанную листьями землю. Чернокнижник обхватил меня за талию, позволив уютно устроиться на своей широкой груди. Надо же, и как я раньше не понимала, что привлекательного находили в этом девицы! А вот сейчас оценила. Широкая грудь — это практично, будь рядом кто-то вроде Риона, я бы нас обоих опрокинула, а так ничего, можно даже расслабиться, закрыть глаза и слушать, как где-то сзади топает стрелок, как ветер затихает в листве, как…
— Айка, — позвал Вит и вдруг спросил: — Почему ты не удрала?
Я напряглась. И он это почувствовал, провел рукой по спине, вроде бы успокаивая… Вроде бы, потому что спокойнее не становилось, а сердце, наоборот, колотилось так, что, будь здесь злыдня — точно услышала бы.
Почему? Я замотала головой, пытаясь отогнать далекое и почти забытое воспоминание и одновременно показать вирийцу, что ответа он может не ждать.
Под ногами Михея шуршала трава.
Почему? Да потому, что я до сих пор иногда видела ее во сне. Заплаканную или улыбающуюся Майку, свою единственную подругу, что возвращалась ко мне в мире снов, как бы напоминая: за тобой долг, Айка!
Девчушка бежала через утренний лес. Ветки и репей цеплялись за одежду, путались в волосах, ноги промокли от росы. Но это ее не печалило. Звонкий чистый смех летел над верхушками деревьев.
Она остановилась на поросшей клевером поляне, украшенной розовыми соцветиями, так похожими на маленькие клубки ниток. Трудно сказать, чем эта поляна отличалась от десятка таких же, через которые девочка пробежала, даже не оглянувшись, но эта отличалась. Может, поваленным древом? А может, раскидистым, усеянным черными ягодами, кустом с резными листьями?
Малышка остановилась и нахмурилась. Того, кого она ожидала увидеть, еще не было. Грусть, как облачко, на мгновение заслонившее солнце, развеялась. Надо просто подождать.
Девчушка влезла на поваленное дерево и достала из-за пазухи два яблока. Одно, подумав, убрала обратно, а во второе вонзила зубки и принялась болтать тощими ногами.
На вид девочке было лет шесть. Худенькая, с большими светлыми глазами и белесыми волосами, заплетенными в уже успевшую растрепаться косицу.
Бабушка уехала еще затемно. Иногда она так делала, оставляла внучку одну на день или даже на ночь. В первый раз было страшно, казалось, во всех углах избы копошатся мыши или еще кто-то похуже. Но потом девчушка привыкла. Она уже большая и справится. А бабушкина отлучка ей даже на руку: можно поиграть с подружкой, не придумывая никаких отговорок. Раньше девочка играла одна. Всегда. Другим детям запрещали водиться с ней. Взрослые говорили, что она неправильная.
Девочка хихикнула. Какое смешное слово — неправильная. А вот Майка так не считает.
Они познакомились случайно. Девочка собирала травы для бабушки, а Майку послали за грибами. Встретились возле старого оврага, зашли немного дальше, чем разрешали взрослые. У Майки тоже не было друзей. Ее семья жила на заимке ниже по реке, а в деревню каждый день ради игр не набегаешься. А еще у Майки было пятеро младших братьев, за которыми, по словам подружки, нужен глаз да глаз.
У того оврага встретились две одинокие души. Встретились и подружились. С тех самых пор, когда удавалось оторваться от домашних дел, девчушки играли в лесу, не заходя, впрочем, слишком далеко — и та, и другая знали, как опасна чаща.
Сегодняшний день обещал стать особенным. Семейство Майки отправилось на ярмарку в Алафу. Девочка смогла убедить родителей оставить ее дома, якобы помогать старой тетке. На деле же старушка со всем справлялась сама и отпускала племянницу гулять.
Сегодня Майка обещала показать что-то особенное. Обещала, обещала, обещала! Девочка продолжала раскачиваться на высохшем стволе, с нетерпением ожидая подругу.
Майка пришла. Не успела первая девочка доесть яблоко, как из-за деревьев вышла другая — постарше, повыше и пошире в кости, с длинной черной косой и синими глазами.
В отличие от первой, одетой в рубаху и штаны, на старшей был сарафан, на голове платок, а в руках холщевая котомка.
— Айка, слезай, — с напускной строгостью сказала старшая. — Не ровен час, свалишься.
Айка легко спрыгнула на землю, рассмеялась, подбежала к подруге и, подергав за мешок, спросила:
— Чего там?
Аккуратно высвободив котомку, Майка поправила платок.
— Хлеб, сыр, лук, орехи. Мы же на целый день уходим. А ты, я вижу, об обеде не подумала.
Младшая озорно хихикнула.
— А вот и подумала, — с торжествующим видом достала из-за пазухи второе яблоко и протянула подруге.
Майка вздохнула, но присоединила дар к своим припасам. Взявшись за руки, девочки пошли в лес. Через несколько минут кроны деревьев вздрогнули, в небо устремилась стайка пичуг, напуганная громким смехом. Похоже, младшей все же удалось расшевелить подругу.
— Старое поймище, — сказала Майка, когда девочки вышли к ручью. — Так его называют. Осталось недалеко.
Через полвара ручей изогнулся, расширился и сильно обмелел. Младшая замерла и ахнула. Старшая довольно улыбнулась. Не зря она привела подругу сюда. Этот выдох и расширенные от изумления глаза Айки того стоили.
На месте убывшей воды росли кристаллы. Разной формы и размера, группами и поодиночке. Солнце отражалось в их гладкой поверхности, щедро даря округе бессчетное количество цветных искр. Ничего красивее девочкам видеть не доводилось.
— Наше волшебное королевство! — Старшая, довольная произведенным эффектом, весело рассмеялась.
Айка запомнила этот день навсегда, столько всего в нем было, столько радости и смеха! В тот момент она ощущала себя абсолютно счастливой.
До вечера девочки играли в свои, одним им понятные игры, воображая себя то прекрасными принцессами, то лесными нимфами, то могучими чаровницами. Их веселые голоса разносились далеко вокруг, вторя ласковому журчанию ручья.
Напоследок каждая отломила себе по кристаллу — в качестве талисмана. Не удержавшись, младшая лизнула свой и скривилась.
— Фу, соль, — потом задумчиво добавила: — А к нам соль из Алафы возят.
Старшая пожала плечами, дела взрослых ее не очень интересовали.
Обратный путь занял больше времени, слишком уставшими и довольными были девочки. На поляне с поваленным стволом они попрощались, договорились встретиться через четыре дня и снова пойти к ручью.
Старшая уже скатала пустую котомку и стала убирать ее за пазуху, когда обнаружила пропажу.
— Мой кристалл! — запричитала Майка, лихорадочно осматривая одежду. — Его нет! Я потеряла.
С выступившими на глазах слезами девочка бросилась обшаривать кусты и землю. Младшая растерянно семенила следом. Они прошли, наверное, треть пути и остановились у кучи валежника, когда стало ясно, что пропажу не вернуть. Поймище далеко, сходить за новым кристаллом до темноты девочки уже не успевали. Старшая разрыдалась, закрыв лицо руками.
— Майка, ну что ты! Ну, не плачь!
— Тебе легко говорить, — сквозь всхлипывания ответила девочка. — Твой волшебный кристалл на месте.
Айка достала прозрачный камешек, и тот заиграл на солнце. Все правильно, она свой не потеряла. А вдруг из-за этого Майка не захочет с ней больше дружить? Ведь друзья все делают вместе — играют, гуляют, находят и теряют. Мгновение поколебавшись, младшая протянула кристалл подруге.
— Возьми.
Майка все еще всхлипывала, но голубые глаза уже загорелись надеждой.
— Ты отдашь его мне? Тебе не жалко?
— Жалко, — призналась младшая. — Но я из-за него не буду плакать. А ты плачешь. Значит, тебе нужнее.
Слезы исчезли, и старшая, робко улыбаясь, осторожно взяла подарок.
— Тогда за мной долг, Айка, — совсем по-взрослому пообещала Майя. — В следующий раз мы найдем тебе новый, самый красивый на свете, — подруга улыбалась, еще не зная, что у них не будет следующего раза. Ничего не будет. И Айка навсегда запомнит ее такой: все еще заплаканной, но уже улыбающейся.
В этот день девочки успели прийти домой вовремя, никто из взрослых ничего не узнал.
А еще через четыре дня младшая напрасно весь день ждала подругу на поляне возле поваленного ствола. Сначала девочка не беспокоилась. У взрослых всегда найдутся причины не отпустить ребенка играть. Но время шло, а подруги все не было.
Айка пришла на поляну на следующий день, и на следующий. Как только выдавалось свободное время, она бежала на заветную полянку в надежде увидеть Майку.
Раньше подруга никогда не пропадала надолго. Младшая даже хотела сходить к ручью, но, к счастью, остановила себя. Это их место, и пойти туда они должны вместе.
А потом по деревне поползли слухи, один страшнее другого. Нечисть напала на Белохорову заимку. Ночью, когда никто не ждал. Выживших не осталось. Выпотрошили всех, от новорожденного младенца до старенькой тетушки.
И Айка, вытирая соленые слезы грязным рукавом, поняла, что подруга больше не придет. Никогда.
Через несколько лет бабушка, обучая внучку, рассказала ей, что у каждого вида нечисти есть свое священное место для сбора — капище. А в качестве примера привела ту старую историю. Она предположила, что кто-то случайно или намеренно унес что-то с ящерова капища на старом поймище. А ящерлики выследили вора и разорили заимку.
Вот тогда девочка поняла, почему соль привозят из другого селения и что значил кристалл, подаренный подруге. А еще — на ком из них на самом-то деле долг.
— Айка, Айка, проснись, — меня трясли за плечо.
Ну, что такое! Едва глаза закрыла.
— Ты плачешь, — сказал Вит. — Плачешь и зовешь какую-то Майку.
Я села и потерла лицо — щеки были мокрыми от слез. Повозка покачивалась, запряженный жеребец фыркнул и махнул хвостом, недовольно косясь на парней. Облачко послушно шла рядом с мерином Михея, зато лошадка Вита то и дело всхрапывала. Возница, седовласый крестьянин, отвернулся от уходящей в утренний туман дороги и бросил на нас обеспокоенный взгляд. Думаю, он и сам был не рад, что поддался порыву и согласился подвести трех едва не падающих из седел мужчин и почти лежащую на шее кобылы девку средней помятости.
Проклятый скит мы покинули сразу же, не дожидаясь утра. Оседлали лошадей, вытащили из лачуги Риона и забыли все еще пребывающего в религиозном экстазе Теира. Тот нисколько не возражал. Мало того, не возражал никто из парней, ни в ком внезапно не проснулось человеколюбие. К добру ли, к худу, но служитель капища остался в скиту.
— Ты не спал? — спросила я вирийца, вытирая лицо грязным рукавом. Рион лежал с закрытыми глазами на краю повозки и лениво перекатывал во рту соломинку. Михей, сгорбившись, сидел рядом с возницей, по-прежнему сжимая в руках арбалет.
— Нет, — кратко ответил чернокнижник. — Не до того было.
— А до чего?
Михей спросил мужика об урожае, и тот с готовностью пустился в объяснения, изредка причмокивая и легонько понукая массивного тяжеловоза вожжами.
Вит отвернулся и стал задумчиво смотреть на дорогу.
— До того, что произошло на капище, — ответила я за него. — Все еще гадаешь, почему я не сбежала?
— Нет, гадаю, что ты такое сотворила, если нечистое капище вдруг омыл свет?
Соломинка во рту Риона замерла.
— Я просто кинула камень, как ты велел.
— И все? — Вириец повернулся и посмотрел мне в глаза.
Почему-то врать ему не хотелось, но и рассказать о том, как дружелюбно злыдня заглядывала мне в лицо, я не могла. Не сейчас, возможно, потом, когда сама пойму, чего стоит ждать от жизни.
— Не все, — нехотя призналась я. — Еще была тьма, она светилась, и все эти развалины светились, и даже осколок…
— Отстань ты от нее, — Рион выплюнул соломинку и сел. — Сомневаюсь, что это она очистила капище.
— Тогда кто? — раздраженно спросил чернокнижник. — Ни ты, ни я этого не делали. Я не знаю, как вас учат в Тарии, а у нас в Вирите твердо вбивают в голову, что вопросы без ответа — самый верный путь к Рэгу на тот свет. А я еще не готов к такой встрече.
— Нас учат исключать лишнее, — к удивлению чаровник не полез на рожон, а спокойно продолжил. — Нас там было пятеро. Я этого не делал, ты тоже, — Вит кивнул. — У того блаженного ни сил, ни способностей, но, даже если мы проглядели в нем великого колдуна, — чернокнижник хмыкнул, — он все время был с нами, так что, это точно не он. Можно предположить, что это Айка…
— Можно, — согласился Вит.
— Можно-то можно, но вряд ли это она, — парень виновато шмыгнул носом. — Несмотря на все ее странности и магию, которую никто никогда не видел, и которая вроде бы исчезла навсегда вместе с резервом… Это не она.
Телегу тряхнуло на кочке, и я едва не прикусила себе язык. Так и тянуло выругаться.
— Поясни, — потребовал чернокнижник.
Рыжеватая лошадка Риона вдруг вытянула шею и заржала. Запряженный в телегу тяжеловоз недоуменно покосился на нее.
— Ты наверняка сталкивался раньше с капищами, — сказал Рион и признался: — А я только читал, но хорошо запомнил, что нужно для того, чтобы очистить проклятое место. Помимо сил и умения, магу нужны…
— Чистые помыслы,— тут же ответил Вит, с сомнением глядя на меня. Еще бы — я бы и сама на себя с сомнением посмотрела. — Чтобы смыть грязь, нужен маг, чистый мыслями, силой и совестью.
— Вот-вот, а это — точно не Айка, — чаровник снова виновато глянул на меня.
Надо сказать, прозвучало обидно, хоть и правдиво, словно кто-то заставил посмотреть на себя со стороны. А ведь картинка-то выходила неприглядная!
— Хорошо, — согласился чернокнижник. — Не ты, не я, не смирт, не Айка, тогда остается…
Мы посмотрели на разговаривающего с мужчиной стрелка. Рион тряхнул головой, словно не понимая, откуда в ней взялась мысль о Михее. О нашем Михее с арбалетом, который очень мечтал стать магом, но по капризу Эола им не являлся.
Возница обернулся и громко спросил:
— Господа хорошие, вы со мной до Волотков? Али уже оклемалися и своим ходом сподобитесь?
— А Волотки — это…? — нахмурился Вит.
— Волотки — это Волотки, — исчерпывающе ответил мужчина.
— Казум говорит, у них магам завсегда рады, — бесхитростно заявил стрелок, и возница с готовностью закивал, стало быть, «чистый помыслами» парень сдал нас давно.
— Завсегда, — подтвердил Казум. — Сам я за старшего, а еще я и мельник до кучи, так что можете у меня остановиться. А можете и у Пелагеи вдовой, кровати найдем, тарелку каши тоже…
— Каши? — поинтересовался Вит. — А ты не боишься тащить к себе в дом незнамо кого? Мало ли как мы назвались, а на деле, может, тати какие, идущие непонятно куда и откуда. Или притворы. Шкуру снимем да и сдадим за три череня на рынке?
— С самих едва не сняли, а туда же, грозятся, — попенял чернокнижнику совсем не испугавшийся мельник. — Знамо дело, с черного капища бежите. Сладили с нечистью-то?
Рион выплюнул травинку и повернулся к вознице, Вит продолжал хмуриться, Михей провел по лежащему на коленях арбалету…
— Нет, — ответила за всех я. — Не сладили, а откуда вы…
— Знаю? Так, дорога там одна, и по ней давненько живые не хаживали.
— Заклинание «единого пути», — выплюнул сквозь зубы чернокнижник.
— Не сладили… — нисколько не огорченный Казум кивнул. — Но раз ноги унесли, значит, не последние чаровники среди вас имеются, я так и сказал Михею, — стрелок снова погладил приклад. — А чаровникам мы завсегда рады, — повторил возница. — И каши не жалко.
— Тогда пусть будут Волотки,— согласился чернокнижник и тут же спросил: — И часто у вас маги по лесным тропам пробегают?
— Вы на моей памяти вторые, — возница отвернулся к дороге. — Тела находят, но тоже редко, чаще тряпье да оружие.
— А первые давно были? — спросила я, только магов нам здесь и не хватало! Спрятались, называется.
— Уууу, вспомнила, девонька. Давненько, дюжина годков точно минула, а может, и больше.
— Что, и они с капищем не сладили? — насмешливо поинтересовался Рион.
— Куда там. Сам еле выжил. Один он был, чаровник, подранком подобрали да в дом к Орьке-прачке на постой определили, травницы у нас тогда не было. Ходила баба за ним, как за родным сыном, а он, как оклемался, отплатил ей за доброту, — Казум покачал головой. — Видно, совсем гнилой чаровник был.
— Чем отплатил? Неужели куриную хворь не изжил или мышиное поголовье не извел? — на этот раз насмешничал чернокнижник, но мельник только головой покачал.
— Хуже, у Орьки-то дочка была на выданье, Аська-хитруха, вот он и того… ее, значится, оприходовал, — мельник задумался и добавил: — Оно бы и на здоровье, мы новой крови завсегда рады, да только девка-то с ним и сбегла. Проснулась баба Орька поутру: ни дочки, ни мага, ни кувшина с медяками, на корову скопленными. Так тужила, так печалилась, что, не прошло и полгода, померла, хотя бабы болтали… — возница замолчал.
— Что? — с любопытством спросил Михей.
— Что девка-то не простая была, печатью Эола отмеченная . Говорили, что с колдованцем своим мать извела, мол, оставила в доме сглаз али порчу, вот прачка и того…
— Занимательная история. Я бы после этого поостерегся подранков на лесных дорогах подбирать, — заметил Вит. — Вы куда ехали-то?
— Теир не к вам поутру собирался? Говорил, телегу пришлют, отпевать кого-то надобно, — вспомнил Рион. — Вы и есть та самая телега?
— Агась, — подтвердил мужчина.
— Так почему его не забрали? — прищурился вириец. — У вас же там покойник дожидается?
— Вот пусть и дожидается, ему не к спеху. В Волотках живым маги нужнее, — видимо, вспомнив про живых, возница повеселел и снова стал понукать конягу. Тот пошел куда бодрее, словно разделяя радость хозяина от того, что странные, встреченные на лесной тропинке то ли чаровники, то ли тати, решили завалиться к нему домой и съесть всю кашу. — В Волотках-то тоже не все ладно, господа чаровники, вы хоть одним глазом гляньте, а мы заплатим, даже не сумневайтесь.
— Расскажите о капище,— прервал мельника Рион.
— А чего о нем сказывать? — удивился Казум. — Оно далеко, мы с Волотков туды не лазим. А о погани не рассказывать надо, а давить.
— Чего ж не давите? — выпрямился чернокнижник.
— Дык, не по чину нам чудища-то всякие, а как задерет какой страхолюд пастуха, дите осиротит, бабы вой на все Волотки поднимут… — веселье сменилось грустью. — Мы уж и в Велиж писали, и в Вышград. Гонца отправляли, даже верховному смирту челобитную подавали.
— И как? Дошла челобитная? — Рион повалился обратно на сено, словно разговор стал ему неинтересен.
— Только она и дошла, — признался мельник. — Теира прислали, уж как я радовался, как на Эола уповал! Говорил, враз смирт от погани нас избавит. А вышло что?
— Что? — с интересом спросил Михей, отвлекаясь от арбалета.
— А то, — возница сплюнул. — Теир живет там, твари как шатались, так и шатаются, словно стол у них туточки накрытый, а молитвы аппетиту прибавляют. Эээх…
Облачко тоже, словно сочувствуя, вздохнула.
— Значит, в Волотках знают о капище? — сказал чернокнижник, по примеру Риона заваливаясь на сено.
— А как не знать, чай, не слепые.
— Вы удивитесь, если узнаете, как часто люди теряют зрение, слух и разум, когда что-то пугает их до судорог, — Вит закрыл глаза.
Возница продолжал говорить, но уже не так громко, больше для себя и снова повернувшегося к дороге Михея.
— Странное капище, — проговорил, не открывая глаз, чернокнижник.
— Можно подумать, ты много их видел, — поддел вирийца Рион.
— Да, поболее твоего, ученик. А странное оно тем, что…
— Их там было много,— сказала я, упав на телегу между парнями и, по примеру чаровника, взяв в рот соломинку.
— Айка, — попенял Рион. — На капище нечисти всегда много.
— Даже монна поняла, а ты — нет,— шевельнулся Вит. — Мне страшно за будущее Тарии.
— За себя бойся, кудесник. За свой болтливый язык.
— Бабка говорила, у каждой нечисти свое капище, — прервала я начинающуюся перепалку. — У ящерликов, у базыг, у злыдней. У всех свои святыни, а здесь… — я поерзала, устраиваясь поудобнее. — Кого только не было. Словно на бал в королевский дворец явились хлебопашцы и стали в лаптях котильон отплясывать.
— Каждой нечисти свое,— подтвердил Вит. — Хотя хлебопашцы во дворце — это не так страшно.
— Случалось пахать в поле? — поинтересовался Рион.
— Нет, случалось бывать во дворцах.
Волотки встретили нас ливнем и колокольным звоном. Дождь начал накрапывать еще на подходе, а стоило телеге миновать околицу, зарядил по полной. Я натянула куртку, Вит, чертыхаясь, укрылся плащом, Михей поежился и, осенив себя знаком Эола, проводил взглядом часовню, на которой бил колокол.
Вопреки уверениям Казум привез нас отнюдь не к мельнице. Повозка остановилась у приземистого сруба, который видал на своем веку не одно поколение владельцев. Бревна быстро темнели от влаги, усыпанные ягодами кусты в такт дождю качали поникшими листьями, дверь на просевшем крыльце не закрывалась.
— К Пелагее вас определю, — попытался перекричать шум дождя Казум и указал на сарай: — Коней там оставьте.
Михей кивнул и принялся отвязывать лошадей. Рион начал помогать, мы с Витом последовали за возницей в дом, где, вопреки ожиданиям и явно нуждающейся в починке двери, приятно пахло картошкой и хлебом.
— Теир? — в сени выскочила худенькая невысокая женщина с полотенцем в руках, — Теи… А я подумала… — она испуганно посмотрела на меня, да так и не договорила, осталась стоять с раскрытым ртом. Я даже ухватилась за капельку маскировочного амулета, испугавшись, что потеряла его во время чехарды на капище, но нет, камень привычно холодил ладонь. Хозяйка перевела непонимающий взгляд с меня на вирийца, с него на Казума.
— Вот, Гея, встречай гостей. Чаровники, почитай, из самого Велижа.
— Да? — с сомнением переспросила хозяйка и, словно спохватившись, всплеснула руками. — Конечно, проходите к огню, — она развернулась и, торопливо вытирая красные натруженные ладони, скрылась в комнате.
— Вы не думайте, Пелагея — хорошая хозяйка, — пробурчал под нос мельник.
— Только ждала она явно не нас, — чернокнижник встряхнулся, словно мокрый пес. — А одного знакомого мне служителя.
— А разве смиртам не положено хранить целомудрие? — громко спросил вошедший в дом Рион. Вода текла с темных волос, следом громко топал стрелок.
— Не дается Теиру целомудрие, — крякнул Казум, впрочем, без особого осуждения, и последовал за хозяйкой.
— Как и молоток? — Михей задумчиво покачал скрипучую дверь. Порог заливала дождевая вода.
— Не торопился бы ты ремонтом, — я стащила мокрую куртку. — Неизвестно еще, зачем нас сюда привезли и чего хотят.
— Да брось, — ухмыльнулся Рион. — У селян известные беды: либо скисшее молоко, либо мыши в подполе, в самом запущенном случае — лиса в курятнике.
— Вынужден согласиться с неучем, — кивнул Вит и тут же спросил: — Что тебе не нравится?
А я едва подавила желание сказать: «Все». После капища я чувствовала себя странно. Настороженно, словно дикая кошка, учуявшая запах степного тура, который имеет привычку разорять птичьи гнезда. Гнезд было не жалко, злило присутствие чужака, которого я никак не могла рассмотреть сквозь заросли камыша. Злила неизвестность.
— Не знаю, — ответила, направляясь в комнату, где слышался тихий голос Пелагеи. — Например, то, что крысой в подполе может оказаться базыга, учитывая, что до капища меньше дня пути.
Парни ничего не ответили. Михей наконец-то оставил в покое перекошенную дверь.
Дождь лил до середины ночи, и напуганные его силой базыги, селяне и лисы не высовывали на улицу носа до следующего утра, дав нам время выспаться. Рион и Вит успели пару раз поругаться, а Михей почистить и отладить арбалет.
Строили Волотки рядами, дом за домом, участок за участком, как граблями по земле провели — более десятка прямых улиц соединялись между собой маленькими проулками. Село дворов на пятьдесят, не больше, имелась в нем и часовня. Лес подступал к оградам крайних домов почти вплотную, высокие деревья смыкались кронами над дорогой и лишь немного расступались, подходя к пашням. Это то, что принято называть глухим эоловым углом.
Вряд ли сюда часто забредали торговцы или сборщики налогов, здесь не выступали уличные артисты и не устраивали ярмарки. Наверное, тут ничего не изменилось за последнюю сотню лет. Но Волотки были еще живы, мы смогли убедиться в этом прямо за завтраком.
Лаяли собаки, слышался стук топора — сосед Пелагеи колол дрова. Какая-то женщина кому-то что-то высказывала, и этот кто-то вяло отнекивался в ответ. Где-то заплакал ребенок, потом успокоился. Послышались веселый смех и разухабистая пьяная песнь раннего гуляки.
Простые и привычные звуки. Словно и не уезжала никуда.
— Вы уж не побрезгуйте, — бормотала местная травница, молодая девушка, представившаяся Майаной, и торопливо выкладывала на стол кабачки, репу, банку с огурцами.— Я ж от чистого сердца, — она опустила глаза и, торопливо скомкав полотняную суму, выскочила из светелки.
Тут же появилась Пелагея с полным чугунком картошки, проводив взглядом травницу, уверенно проговорила:
— Хорошая девушка, — и посмотрела на меня.
— Да мы не сомневаемся,— кивнула я, и женщина отчего-то смутилась, видимо, меня к этой категории причислить было трудно: таскалась с тремя парнями по лесам. Хотя спали мы в разных комнатах — я на террасе, они в спальне, что уступила им хозяйка, перебравшаяся на печку…. — Вы уж не побрезгуйте, — повторила она загадочно и снова ушла.
— Кто-нибудь понял, чего она хотела? — нахмурился Рион.— Кроме того, чтобы мы съели ее продукты?
В ответ Михей крякнул и запустил черпак в котелок. Снова хлопнула входная дверь, в комнату торжественно вошли три матроны внушительного вида с котомками и корзинками.
— Наши дары колдованцам, — поклонилась самая высокая и принялась перечислять: — Яйца, хлеб, соленья, копченья…
— С личной коптильни старосты, — вставила стоявшая справа пухленькая женщина в расшитом платке.
Из-за печки выглянула Пелагея, окинула взглядом стол, на котором почти не осталось места, и снова исчезла.
— Который здеся самый могучий чаровник? — поинтересовалась высокая, закончив выкладывать продукты.
— Он, — тут же указал на стрелка Вит.
Михей от такой чести выронил ложку, она стукнулась о тарелку, часть каши плюхнулась на скатерть.
Женщина, что стояла слева, нервно поправила седые, забранные в пучок волосы, придирчиво оглядела стрелка, как лошадь на ярмарке, и вынесла вердикт:
— Пригожий, — а потом повернулась к чернокнижнику: — Но и ты ничего, не беда, что кровей не ненашенских.
— А парнишка-то совсем молоденькой, — вставила та, что в платке, с жалостью глядя на Риона.
— Так, любезные, — не стал вдаваться в причины, вызвавшие жалость, чаровник. — Вы полюбопытствовать пришли или по делу? Продукты — дело хорошее, но…
— По делу, — прервала его самая высокая. — Вы, господа чаровники, про указ короля Ирина Первого слышали?
Рион вдруг закрыл лицо руками, худые плечи задрожали, то ли от плача, то ли от смеха.
— Нет, — ответил за всех Вит. Я согласно кивнула, хотя что-то такое вертелось в голове, что-то скабрезное, вон и Михей старательно морщил лоб, не забывая, впрочем, накладывать кашу и присматриваться к банке с огурцами.
— Вы обязаны обеспечить постоянный прирост поголовья колдованцев в посещаемом селении, — выпалила пухленькая и посмотрела на стрелка.
Но парень продолжал невозмутимо есть.
— В каком смысле — обеспечить? — не понял Вит. Или понял, но никак не мог поверить услышанному.
— В прямом, — сдавленно ответил Рион, уши которого наливались краснотой.
— Для сей благой цели, — добавила седовласая, — мы готовы предоставить вам своих дочерей, племянниц или любых других женщин по вашему выбору, — закончила она и снова кокетливо поправила прическу.
Михей опять выронил ложку.
— Указ издал основатель династии Тиринов, — Рион замотал головой. — И он до сих пор не отменен.
— Вы уж не побрезгуйте, — проговорила уже знакомые слова женщина в платке.
Стрелок покраснел и уткнулся в тарелку, Пелагея снова выглянула и снова исчезла.
Чернокнижник сидел неестественно прямо, видимо, пытался понять смысл выражения «обеспечить постоянный прирост поголовья» применительно к себе. Судя по выражению вирийского лица, со смыслом было туго.
Я слышала об этой давней традиции. Причем слухи походили на бабкины сказки. Рассказывали, что в древние времена чаровники ездили по деревням и старались оставить как можно больше потомства. Насколько я помню, такое уже три столетия не практиковалось. Потому что способности к магии наследовались настолько редко, что больше это походило на совпадение. Да и, как поговаривали, многие маги злоупотребляли этим правом, недовольные крестьяне слали жалобы в Велиж и даже подбрасывали «наследничков» к стенам города магов.
И вот теперь в этих забытых всеми Волотках парням предлагали увеличить… хм… магическое поголовье. Мало того, всячески готовы были послужить высокой цели, даже продуктов принесли…
— А ты, малышка, тоже чаровница, что ль? — глядя на меня, просюсюкала женщина в платке. — Худая какая и хлипкая, — она покачала головой. — Но не боись, и тебе полезное применение найдем. А хош, замуж выдадим? У меня сынок как раз в возрасте. Высок, как дуб, силен, как бык, и ест за троих. Чем не муж?
Я криво улыбнулась. Впервые пожалела, что на мне маскировочный кулон, а так — посмотрела бы я на этих сватов! Сынуля еще и жрет от пуза, ясное дело, от такого подарка судьбы надо избавляться, то бишь — подарить другому.
— Стрига я, тетенька, — с легкой придурью ответила ей. — За предложение спасибо. Четверых мужей уж схоронила. От пятого не откажусь.
Женщины, как по команде, подняли руки и поводили перед собой в отвращающем жесте. Но поводили с уважением. Нечисть отгоняли. Темный народ, ну с какой стати той же злыдне бояться их размахиваний руками?
За окном кто-то вскрикнул, в ответ кто-то засмеялся, кто-то попросил пропустить его к крыльцу. Похоже, у домика Пелагеи собралась большая часть населения Волотков, и наверняка все с припасами.
— Так, — Рион резко поднялся, задел стол, банка с огурцами качнулась, но не упала. — Так, — повторил он и зашагал к выходу.
Я отодвинула тарелку и пошла следом. Тетки попятились. Чаровник распахнул скрипнувшую дверь, которую с той стороны явно чем-то подперли. Чем-то оказался мужик с усами и мешком картошки, терпеливо ожидавший своей очереди, чтобы вручить нам часть заготовленных на зиму припасов. Здесь что, дом приема помощи особо голодающим чаровникам?
— Любезные, — гаркнул маг, перекрывая гомон. Народу собралось немало, женщины и дюжие дядьки, пара старушек и босоногий пацан с прутиком.— Вы по какому поводу здесь топчетесь?
Все заговорили разом. Женщины толкали друг друга локтями, один из мужиков весомо потрясал кулаками, девочка лет пяти на всякий случай заплакала, бабка беззубо пошамкала губами и огрела половником какого-то парня (надеюсь, она сюда не для того, чтобы увеличить магическое поголовье, пришла). Улыбающийся Казум стоял справа от двери и, кажется, гордился делом рук своих.
— Дело ясное, что дело темное,— пробормотал Рион и поднял руку, призывая к тишине.— У каждого своя беда, верно?
Притихшая толпа снова загомонила. Дверь за нашими спинами скрипнула, и на улицу вышли давешние матроны.
— Так вот, у господ колдованцев сегодня неприемный день. Все жалобы и предложения прошу излагать письменно и оставлять на крыльце. Ясно?
Ответом ему была тишина. Видимо, столько незнакомых слов они слышали в первый раз.
— Значит, ясно, — констатировал чаровник. — Расходитесь.
Парень скрылся в доме и с такой силой закрыл дверь, что едва не прищемил мне руку.
— Чего ты злишься? — спросила я, и дверь тут же распахнулась. К счастью, крестьяне действительно стали расходиться, пусть и с неохотой. — Кто же знал, что вместо того чтобы заставить извести мышей в погребе, тебя попросят… — я не удержалась и хихикнула.
— Айка, — возмутился парень и снова дернул за ручку. Непослушная дверь снова открылась.
— Другой бы на твоем месте пользовался случаем, — я бросила взгляд за порог и начисто забыла, что еще собиралась сказать.
Две женщины, спорившие у кустов бузины, пошли прочь. За ними стояла третья, чуть сгорбившаяся, в темном платке, из-под которого выбивались рыжие пряди, худенькая, молодая и знакомая…
— Айка? — насторожился Рион, но я уже распахнула дверь и выскочила на улицу.
— Лиска! — позвала рыжую.
И она услышала. Вздрогнула, подняла голову и… бросилась бежать. На этот раз пропавшая Лиска из Хотьков не спешила расточать улыбки.
Я кинулась следом, за спиной раздался удивленный и немного испуганный крик Риона. Кумушки в платках проводили меня заинтересованными взглядами, мужик с бородой отбросил топор, который зачем-то взял на встречу с колдованцами, и, приложив ладонь ко лбу, посмотрел вслед девушке. Я бежала. Не зная, зачем, и что будет, когда догоню. Если догоню. Почему это стало важным? Мало ли, что она здесь делает. Может, замуж вышла за одного из местных обжор, а может, дурман-травами приторговывает.
Девушка ринулась в проулок, выскочила на соседнюю улицу, пробежала до конца и юркнула в проход между домами. Узкое пространство, с трех сторон ограниченное заборами. Я оказалась там, на мгновение позже, но этого времени Лиске хватило, чтобы исчезнуть.
Дальше пути не было. Вряд ли девушка успела бы перелезть через ограду. Скрипнула низкая калитка, наполовину скрытая диким вьюнком. Закрытая, но не запертая.
Я приоткрыла дверцу и вошла в чужой сад. Ухоженная тропка вела от забора к боковой двери дома. Кстати, чуть ли не единственного двухэтажного в Волотках — под новенькой черепичной крышей.
Стоило ступить на утоптанную тропинку, как из-за угла выскочил лохматый вислоухий пес. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять: дружбы со зверем не получится. Не знаю, что меня в этом убедило — белоснежные клыки, которые он продемонстрировал, или та стремительная бесшумность, с которой пес бросился к калитке.
Я отпрыгнула назад, калитка бесшумно захлопнулась, начавшие желтеть листья качнулись. Пес остановился и посмотрел на меня черными глазами.
— Эол, — зло проговорила я, вглядываясь в окна. Показалось или в одном действительно дрогнула занавеска?
Лиска пересекла двор и выскочила на другую улицу? Или прячется в доме? Я снова посмотрела на пса, застывшего по ту сторону забора. Но как же тогда этот молчаливый сторож?
Скрипнула дверь, и на дорожку вышел детина, на вид — родной брат нашего кузнецого сына — широкие плечи, пудовые кулаки, низкий, не отягощенный раздумьями лоб.
— Ээээ? — красноречиво протянул мужик.
— Ташик, — раздался взволнованный женский голос, и из-за угла показалась запыхавшаяся женщина. Кажется, именно она сватала мне сыночка. Остановившись, матрона с тревогой посмотрела сначала на детину, потом на меня. — А вы, госпожа стрига, почто тут?
Пес вяло вильнул хвостом, но от забора не отошел.
— Наследство… тьфу, хозяйство осматриваю, — ответила я.
Нет, занавеска совершенно точно качнулась.
— Ээээ, — повторно выдал детина.
— А у вашего сыночка, совершенно случайно, нет другой невесты? — Я посмотрела на окно.— Рыженькой такой?
Женщина вытаращила глаза, что можно было трактовать как угодно. Парень сморщил лоб, открыл рот и в третий раз выдал:
— Ээээ.
Была бы на самом деле чаровницей, они бы у меня сейчас все выложили. Наверное. Ну, не грозить же им карой Эола, на самом деле? Или грозить? На моем лице отразилась внутренняя борьба… Жених хрюкнул и прогудел:
— Матушка?
— Ташик, — с надрывом ответила та и не менее трагично добавила:— Госпожа чаровница…
Занавеска больше не качалась, была здесь Лиска или нет, теперь она в любом случае уже далеко. И это отчего-то тревожило.
— Не губи-и-и-и! — вдруг завыла тетка и бухнулась на колени. — Ааа!
Пес завертелся на месте и на всякий случай зарычал. Матрона тюкнулась головой о землю и продолжила голосить, на соседнее крыльцо выскочила светловолосая молодая девушка в фартуке. На Лиску она совсем не походила. Из сарая напротив вышел мужик с вилами. Женщина стенала, охала, увлекаясь все больше и больше, получалось громче и громче.
Эол, далась мне эта Лиска? Ну, догнала бы, ну, призвала бы к ответу, что очень сомнительно. И что? Почему она вообще убегала? Я что, такая страшная? Девушка не раз видела меня и без амулета, первый испуг не в счет. Или как раз в этом все дело? Она меня узнала. А я ее.
Пропавшая Лиска из Хотьков. Помнится, девушка, была напрямую связана с тем, что происходило в селе Михея.
Так это она, мой камышовый кот, которого я не вижу? Что на самом деле не давало мне покоя с тех самых пор, как мы переступили порог домика Пелагеи?
Я обернулась и обнаружила мужика с вилами в непосредственной близости. Доигралась! Давно ли на тебя в последний раз с вилами ходили? По всему выходило — давно, успела запамятовать.
Я оскалилась, коснулась капельки медальона.
—Чёй-то я не пойму. Это ты за Ташиком пришла, что ль? — наконец, спросил доброволец с оружием.
Матрона взвыла так, что даже глухой услышал бы.
— Хм… уважаемая…
— Стрига она, Лимт, — заорала женщина. — Я-то по дурости решила, что чаровница, а она ведьма ползучая!
Звучало так, словно я нарочно переметнулась от магов к ведьмам, только чтобы досадить местным. И почему именно ползучая?
— Брата не отдам, — изрек дядька.— Лучше заколю, — и для наглядности потряс вилами — вдруг я их сразу не разглядела.
Вопрос — «кого?» я благополучно проглотила, против обыкновения посоветовав себе подумать, а уж потом говорить. Девушка на соседнем крыльце спрятала лицо в фартук.
— Что тут происходит? — спросил, сворачивая в проулок, Рион — брови сурово нахмурены, плечи расправлены, в голосе сталь… Именно с таким лицом малолетний карапуз вперевалочку бежит за старшим братом и изображает взрослого. В любой другой ситуации я бы засмеялась, сейчас же внезапно обрадовалась тому, что не придется удирать от разгневанных крестьян. А если и придется, то не в одиночестве.
— Я спрашиваю, что здесь происходит? — переспросил чаровник и между пальцами как бы невзначай проскочила оранжевая искра. Она произвела гораздо большее впечатление, чем любое взывание к Эолу. Боги с их карами далеко, чаровники с их пламенем куда ближе.
Вилы опустились, стенавшая баба затихла, собака вяло вильнула хвостом, разом потеряв интерес к моей персоне.
— Эээ, — в очередной раз выдал таинственный звук детина.
— Да вот, пытаюсь узнать, как пройти к травнице, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал весело, а не истерично.
— Узнала? — в свою очередь сделал вид, что поверил, чаровник.
Я перевела взгляд на мужика с вилами, но тот продолжал хранить молчание, баба упорно разглядывала едва подсохшую после вчерашнего дождя грязь. Над забором показалась голова Казума, вернее, он сам оперся о частокол и уставился на меня немигающими глазами.
— Майана живет за северной околицей, возле озерца, — ответила девушка с белой косой, — там тропа широкая, не ошибетесь.
— Спасибо.
Я отвернулась от гостеприимного дома, обошла мужчину с вилами и почти поравнялась с Рионом, когда раздался голос давешней матроны, которой все еще не давало покоя сватовство:
— А еще на северной окраине у Селехи дом с красным петухом на крыше. И корова в хозяйстве имеется, наша-то Милка еще в прошлом годе копыта на холодец откинула, — женщина тяжко вздохнула, видимо, воспоминания пробуждали в душе печаль. Рион взял меня за руку и потащил прочь.— У Селехи пятеро сыновей, — повысила голос матрона, боясь, что ее не услышат.— И все на выданье.
— И вилы в хозяйстве тоже наверняка есть, как и топор, — пробормотала я.
— Айка, — зашипел парень, — мы сюда не с крестьянами воевать приехали, а…
— А с кем? — перебила, вырывая руку и оглядываясь.
Обитатели дома остались за забором с псом и вилами. Казум уже шел вниз по улице и даже не смотрел в нашу сторону. Странный он сегодня, то улыбается от уха до уха, то, как сейчас, делает вид, что ему нет до нас никакого дела, вон, штаны успел где-то изгваздать.
— Ни с кем, — отрезал чаровник. — Воины из нас — так себе. Мы просто ищем достаточно глухой угол, чтобы переждать бурю. Это тебе в первую очередь надо, — не удержался он от упрека.
— Я помню, но Лиска…
— Далась она тебе, — Рион раздражался все больше и больше. — Вы с чернокнижником — два сапога пара. Везде враги мерещатся, даже в трактирной стряпухе.
— Она была в Хотьках, потом в Велиже на казни, теперь здесь. У этой трактирной девки непереносимый зуд в ногах, — крестьянин с бородой, что шел нам навстречу, скомкал шляпу, поклонился чаровнику и перешел на другую сторону улицы. — Увидев меня, она очень испугалась! С чего бы это? Могла просто плюнуть вслед, как остальные.
— Она просто тебя узнала, — отмахнулся Рион и вдруг замер столбом посреди улицы. — Но как? В Хотьках и в Велиже ты была без амулета, а сейчас… — он не договорил, остановился, всмотрелся в мое лицо, словно надеясь увидеть вторую личину, настоящую, бесцветную, что так пугала крестьян. — Как она узнала тебя?
— Об этом я у нее тоже хотела спросить.
— Дасу знает, что творится, — неопределенно буркнул парень и снова пошел вперед.
Улицы в Волотках тянулись с запада на восток. До северной околицы добирались переулкам. Нас провожали поклонами, перешептываниями и любопытными взглядами.
И это тоже выводило из себя. Отчего-то нестерпимо захотелось уйти. Вот прямо сейчас выйти за околицу, миновать березовую рощу, обогнуть озерцо с мостками, в котором наверняка полощут белье, собирая пиявок и ряску. Не останавливаться у кособокой избушки, стоящей у самой воды, которую наверняка заливает по весне. Просто уйти. И никогда сюда не возвращаться. В лесу не так уж и плохо, там можно скрыться от чужих глаз…
Я передернула плечами. Опять этот странный зуд между лопатками и ощущение чужого выжидательного внимания, от которого хотелось по-звериному вздыбить шерсть на загривке и зашипеть.
— Айка,— позвал Рион, как-то неуверенно дернув меня за рукав.
— Что? — повернулась к парню.
— Ничего, — он вдруг поднял обе руки. — Ты вроде к травнице собиралась, — чаровник кивнул на избушку, оставшуюся по правую руку. Я ведь и в самом деле чуть не ушла в лес. — Не скажешь, зачем тебе травница?
— Травница?— переспросила я и, подойдя к двери, тихо добавила, — Самой бы вспомнить. — Но все-таки подняла руку и постучала.
В доме что-то упало, звякнуло и наверняка разбилось, раздались негромкие, но душевные ругательства, и через минуту дверь распахнула растрепанная девушка в льняном платье, что давеча приносила нам кабачки.
— Ой, — сказала Майана вместо приветствия, перевела взгляд поверх моего плеча на Риона и густо покраснела.— Это… это вы?
Я оглянулась на парня и подтвердила:
— Мы. А ты ждала кого-то другого?
— Не… не знаю, — пробормотала она и посторонилась.— Проходите.
Избушка у травницы оказалась маленькой: сени да комната, служившая и кухней, и спальней, и рабочим помещением. Немного захламлено, но уютно. На полу у стола осколки глиняной чашки. Коричневая жидкость медленно впитывалась в темные доски. Пахло травами, горьковатым маслом и ягодами. Запахи словно вернули меня в детство. И желание спрятаться в лесу на миг отступило. Захотелось вернуться домой в Солодки, к неулыбчивым крестьянам, новобрачной Ксанке и ласковым руками бабы Симы.
— Садитесь, господа чаровники, — зажигая одну за другой свечи, суетилась хозяйка. — Я тут… я сейчас… — она обернулась на широкую кровать, небрежно прикрытую вязаным одеялом, и покраснела еще гуще.
— Мы не увеличивать магическое поголовье пришли, — поспешила успокоить я девушку, но добилась почему-то прямо противоположного эффекта, да еще и Рион закашлялся. — Лучше скажи, ты всех в Волотках знаешь?
— Конечно, — она замерла с лучиной в руках, беловатый дым поднимался к потолку.
— Нет ли у кого в родственницах рыжей девушки, — я описала Лиску. — Она могла на некоторое время уезжать, или наоборот, объявиться сейчас, нежданно-негаданно свалиться родным на голову?
Майана задумалась.
— Нет, не было такого. У нас вообще рыжеволосых нет.
Причин не верить травнице не имелось, но вот беда — я была уверена, что Лиска в деревне. Значит, она скрывается. Интересно, зачем? Почти так же интересно, как и у кого?
Я немного помялась, не зная, что еще спросить.
— Это все, что ты хотела узнать? — подняв брови, поинтересовался Рион и попенял, словно маленькой: — Айка, Айка…
Это должно было разозлить меня, но не разозлило. Зато снова потянуло в лес, такой темный и такой тихий. Там под еловыми лапами всегда прохладно, и, если затаиться, охотник может пройти в шаге от тебя и ничего не заметить.
Чувство опасности накатило внезапно, только что ничего не было, а через миг…
«Бежать! — стучала в голове мысль. — Немедленно!»
— Айка, — осторожно позвал Рион.
— Надо идти, — сглотнув, проговорила я, удивляясь, как непривычно низко звучит мой голос, будто после простуды. Майана испуганно перевела взгляд с меня на Риона. — Надо, — еще уверенней повторила я и бросилась вон из избы.
— Айка, что ты… — чаровник выскочил следом.
Вместо ответа я дернула головой и пошла, почти побежала по лесной тропе… Нет, не по ней, я побежала к лесу.
— Эол, что же это! — запричитала за спиной травница.
— Айка, — в третий раз крикнул ученик мага, нагнал и схватил меня за руку, заставив отвернуться от спасительной тени леса.
Рион не понимал. Никто не понимал, даже я.
Не знаю, чем бы все закончилось, вряд ли чем-то хорошим. Парень перехватил мои руки и не давал вырваться. Он что-то говорил, даже кричал, травница бестолково скакала рядом. Я вырывалась и, кажется, шипела…
Они не понимали. Что-то назревало вокруг, что-то большое и недоброе раздувалось, как пузырь в мыльной воде. Оно заставляло меня скулить и торопиться. Оно заставляло меня бояться. И еще немного удивляться тому, что остальные этого не ощущают, ведь сам воздух пах предчувствием.
А потом оно лопнуло, разлетелось грязными брызгами, которых никто не видел. Разлетелось яростным, захлебывающимся криком. Так выл пес, попавший под тяжелую телегу кузнеца, выл, пока были силы, а из брюха вываливались дымящиеся внутренности. Кузнец свернул ему шею, чтобы не слышать этой смертной тоски и боли в крике животного.
А здесь, в Волотках, завыл человек.
Я остановилась. Рион вздрогнул, Майана стала озираться. Крик замолк. И больше не повторялся. Странная будоражащая тревога схлынула, как вода по весне, оставив после себя непонятное чувство узнавания. Словно все это уже было, жизнь сделала круг и вернулась к началу, повторяя события — деревня, тревога, крик… Сейчас я побегу и найду кого-нибудь мертвым.
Но первым бросился вперед Рион, за ним травница, а за ней я, все еще оглядывающаяся, все еще принюхивающаяся к воздуху, все еще ожидающая… чего?
Тело лежало возле ограды, за которой начинался яблоневый сад, деревья мягко шевелили листочками, отяжелевшие от плодов ветки опирались на забор, роняя к ногам мертвеца спелые плоды.
— Что это? — очумело спросил Рион, останавливаясь. — Кто это?
Вместо ответа Майана упала на колени возле неподвижной женщины. Несчастная совершенно точно была мертва, мне это стало ясно и без осмотра, но травница упорно пыталась услышать биение сердца или дыхание.
Тело лежало на боку, голова откинута, глаза закрыты, как у спящей, вывернутая рука прижата туловищем к земле. Крови не было. Совсем как тогда…
Девушка бормотала молитву Эолу, одновременно ища на поясе необходимую склянку или кулек со снадобьем. Жаль, лекарства от смерти еще не придумали.
— Она мертва, — сказала я.
Травница вздрогнула, замотала головой, снова зашептала что-то, вытирая слезы.
— Ты ее знала? — тихо спросил Рион
— Игнара, — голос Майаны опустился до едва различимого шепота. — Седмицу назад сломала руку, на чердак лазила, оступилась. Я ее лечила… Да примет ее Эол.
— Или Рэг, — добавил кто-то. Девушка вздрогнула, торопливо сотворила отвращающий знак.
Я обернулась. На дороге стояли Вит с Михеем, у стрелка в руках — заряженный арбалет. Но вот странность — направлено оружие было отнюдь не в сторону. Оно смотрело аккурат на чернокнижника. Стрелок дрожащими руками перехватил арбалет и выглядел при этом напуганным.
— Что здесь произошло? — вириец спрашивал так, словно имел на это право.
— Мы не знаем, — развел руками Рион, — мы были у травницы, а потом… — он посмотрел на меня, но все же продолжил: — Айка сошла с ума, стала рычать, шипеть, то ли убежать хотела, то ли покусать кого-то. Я как раз схватил ее, когда закричала женщина, — чаровник опустил голову, разглядывая мертвое лицо. — И все.
— С господином вирийском чаровником было почти то же самое, — буркнул Михей, качнул оружием, встретился взглядом с Витом и, сглотнув, добавил. — Тока он не кусался и в лес не бежал, но очень уж на зверюгу, что за черень показывали в лийском балагане, походил: рычал, аки волк, и слюна капала…
— Как же все не вовремя, — запустил пятерню в волосы Рион. — И что теперь делать? Может…
— Не может. Надо уходить, иначе нас в ее смерти обвинят, — я огляделась, но на дороге пока никого не было. Тишина, ни одна собака не залаяла. Даже странно.
— С чего бы это? — не понял чаровник.
Я могла бы ему рассказать, «с чего», но вряд ли тот, кого ни разу не закидывали камнями, поймет того, кто неплохо научился от этих камней уворачиваться.
— Как проклял кто-то, — расстроено сказал Михей, опуская, наконец, оружие.— Словно шалые — все беды да несчастья цепляем.
— Какая интересная мысль, — протянул чернокнижник.
— Предлагаю обсудить ее не здесь, — сказала я.
— Поддерживаю, — кивнул Вит.
— Никто никуда не пойдет, пока вы не объясните мне, что это было? — Рион скрестил руки на груди. — С Айкой и с тобой. Я не собираюсь поворачиваться спиной непонятно к кому.
Молчаливая Майана переводила взгляд с одного лица на другое и, в конце концов, снова стала смотреть на труп. Правильно, так оно безопаснее.
— А ты можешь остаться, — великодушно разрешил Риону чернокнижник, кивнул мне и зашагал по улице. Даже поднятый и нацеленный в спину арбалет не заставил его обернуться. Я помедлила не дольше секунды и бросилась за Витом.
— Что это было? — первым делом спросила, поравнявшись с мужчиной. — Мне-то хоть скажи.
— Да ничего серьезного, — отмахнулся он.— Кровь отреагировала на готовящийся выплеск силы.
— Какая кровь? — спросил Рион, догоняя вирийца, Михей пыхтел рядом.
Я обернулась — травница все еще стояла на коленях радом с телом. Меня кольнуло чувство легкого недовольства. Не дело, если ее застанут рядом с убитой. Ох, не дело, она, конечно, травница, а не ведьма, но от одного до другого рукой подать.
А вообще, разве это мое дело? Не мое. Отчего же недовольство лишь усиливалось?
— Обычная темная кровь, — буднично поведал Вит. — Все мы — потомки дасу, но в ком-то она спит, а в ком-то просыпается.
— Дасу? — рявкнул Рион, и за соседним забором залаяла собака. — Ты спятил, кудесник? — Рион недовольно поморщился. — В том, что ты нелюдь, я никогда не сомневался, но Айку в это не впутывай.
— Решать не тебе и не ей. Предки за нас уже все решили, — усмехнулся Вит. — Зря ты так дергаешься. На себя в зеркало сначала посмотри и подумай, откуда у простолюдина из Пограничья такая светлая кожа? Оглянись, чаровник, и раскрой глаза пошире.
— Да как ты смеешь, отродье…
— Я хотела убежать в лес, — перебила чаровника.— И убежала бы, если бы не Рион. В воздухе словно разливался… разливалось… Я не знаю, что это было.
— Предчувствие опасности, — кивнул Вит.— Знаешь, как дикие звери бегут от лесного пожара, всегда инстинктивно выбирая правильное направление? Вот и здесь так. Что-то вроде инстинкта.
— Но раньше такого не было, — нахмурилась я. Впереди показался домик Пелагеи. — Неужели мой папочка и в самом деле маг? Вернее, демон? — Я задумалась, засомневавшись, что лучше.
— Уверена, что не было? — прищурился мужчина.— И по спине никогда не пробегали мурашки из-за предчувствия неудачи?
— Пробегали, — призналась я, стараясь отогнать воспоминания о твари в родной деревне Михея и о колодце с живым туманом. — Убежать мне хочется часто, особенно, когда смотрю на тебя. Но не покусать тех, кто пытается помешать.
— А кто-то пытался? На самом деле? Наш геройский маг? Айка, кровь не обманешь, иногда ты знаешь, что бежать бесполезно, а иногда знаешь, что незачем. К примеру, если тебя настигает не огонь, а охотник. Надо просто развернуться и дать бой. Тарийские недоучки даже не поняли, что попало к ним в руки, — покачал головой вириец. — А насчет папочки — не знаю. Может, мамочка, а может, двоюродная бабка, — он пожал плечами. — Крови капля, но она есть. И она проснулась. Тебе придется с этим жить. — Вит открыл дверь в дом Пелагеи.
— Или умереть, — недовольно пробурчала я, заходя следом. Эта капля едва не превратила меня в зверя, я даже думать ни о чем не могла. Такого раньше не было!
— То, что произошло сегодня, — Вит обернулся, — просто…
— Сегодня вы оба чуть не спятили, — закончил Рион.— Исходя из твоих объяснений, нам едва не оторвали головы, а мы и не поняли этого?
— Точно, чаровник, — согласился чернокнижник. — Вот видишь, ты тоже умеешь думать, когда напряжешься.
Михей закрыл дверь и с беспокойством спросил:
— А теперь что? Седлаем лошадей?
— Ничего, — ответил Вит. — Мы ничего не знаем, ничего не делали и ничего не видели. В конце концов — это правда.
— Но как же… — не понял стрелок.
— Никак, — неожиданно согласился с вирийцем Рион. — Это не наше дело. Пока. А вот если нас попросят разобраться, то мы должны будем …
Что «мы должны будем», так и не услышали, потому что в дверь громко постучали. Где-то за окном тоскливо завыла собака, по спине побежал холодок нехорошего предчувствия.
Стук повторился, настойчивый и нетерпеливый. Мы переглянусь, словно мыши, застигнутые котом у миски со сметаной.
— Господа колдованцы! — закричали с улицы, и мы узнали голос Казума. Михей даже неуверенно улыбнулся, а вот я радоваться не спешила. — Господа колодованцы, дело до вас есть. Спешное!
— Точно, — пробормотала я. — Спешно на костер препроводить.
— Айка, — покачал головой Рион, но без особого удивления, и громко выкрикнул: — Заходите.
Мельник не заставил себя ждать — так и не починенная дверь скрипнула, мужчина тяжело переступил порог, миновал сени, вошел в комнату и с облегчением вывалил на стол перед Витом ворох бумажек.
— Вот, — удовлетворенно выдохнул Казум, а я заметила, что он уже успел переодеть портки, так как рыжая грязь исчезла.
— Что это? — удивленно поднял брови чаровник.
Тот же вопрос мучил и меня. Честно говоря, я ожидала чего-то более неприятного вроде топоров и факелов. А тут бумажки, лежат себе тихо, мирно, не кусаются. Скрученные листки, некоторые даже с ленточками, некоторые без, некоторые небрежно сложены, с рваными и истрепанными уголками, будто бумагу уже использовали, причем не один раз.
— То, что просили, — качнул головой мельник и добавил: — Надобности. Сами же велели. Чин по чину, усе сделали, написали, как было сказано. Потом еще добавим.
— Так это — не все? — сел за стол вириец.
— И откуда столько грамотеев взялось? — удивился Рион.
— Так к Ламару-писарю все подались, — сказала появившаяся вслед за мельником Пелагея.
— Точно, — подтвердил Казум. — Остальное Хирей-пасечник донесет, если у Ламара рука раньше не отвалится.
— Зато корову — точно купит, — вставила хозяйка, вытирая руки фартуком. — Ну, не корову, так козу.
— «Досточтимые господари чаровники, — чернокнижник развернул ближайший свиток, отбросил в сторону яркую алую ленточку, явно позаимствованную из чьей-то косы, и стал читать вслух, — на милость вашу уповаю, дозволенья испросить имею, дабы первейшей доставить до вас дщерь свою для последующего… — вириец запнулся, сделал круглые глаза и закончил: — поноса».
Рион закашлялся, Михей покраснел и сделал вид, что угол печи интересует его гораздо больше, чем бумажки на столе.
— «Девка ликом красна и кругла, славна косою, а посему вызывает охоту и приязнь. Доселе не венчана. Бела, пышна, бед… бедриста и полногруда, тем паче понести и разрешиться смогёт без труда. Вопрошаю за разрешенье нужды. — И подпись: — Кагора-ткачиха».
— Кто про что, а эти все о том же, — пробормотал Рион и проводил взглядом Пелагею, которая отправилась переставлять чугунки в печке.
Следующий листок, замызганный и небрежно скомканный, Вит брал с явной опаской.
— У мужичка шишок сдох, — через минуту сказал чернокнижник. — Требует заселить нового.
— Изгнать, — поправил его Рион.
— Нет. Подселить. Скучно человеку. Прежнего он схоронил «по-людски» и теперь страдает от одиночества.
— Как это он умудрился нежить бестелесную земле предать? — спросила я.
— Полна земля тарийская чудес невиданных, — почти пропел Рион.
— И первача, перебражённого в количествах немеряных, — в тон ему заметил вириец, отбрасывая бумажку.
— Дядька Казум,— позвала я, подергав мельника за рукав, пока парни разворачивали следующий листок. — Мне послышалось или кто-то кричал? Знаете, так, словно руку дверьми прищемил? Или не руку…
Знаю, этот вопрос задавать не стоило. Не стоило вообще привлекать внимания, но… Меня все еще преследовало это странное чувство, будто кто-то смотрит в спину. Оно чуть притупилось, но не исчезло. Я даже оглянулась на красный угол, но там был только лик Эола. Бог взирал сурово и даже с укором, вряд ли ему нравилось, чем мы тут занимались.
— Да нет, — отмахнулся мельник.— Вернее, да, — тут же поправился он. — Я тоже слышал, уже грешным делом подумал, что у пастуха Жига жинка снова в родах, а оказалось… — он вздохнул. — Игнара-пьяница к Эолу отправилась. Допилась, вестимо.
— То есть, она умерла от…
— Да не знаю я, от чего. Браги перебрала, все давно к этому шло, прошлую годовщину сошествие Эола так встретила, что пластом седмицу лежала, даже сил выть не было. Майана так и сказала: коль заливать не перестанете, кишки вспучит. Она не перестала, — мельник пожал плечами, а потом, словно спохватившись, добавил. — Жалко, конечно, хоть и дурна баба. Я как раз у писаря был, когда девки голосить начали, но сразу к вам поспешил, ибо нужды людские — они важнее. Там сейчас Шугар, на ледник ее свезет. Эхх, все-таки придется за Теиром ехать, уже двое преставились, схоронить надобно…
Я ничего не сказала. Не смогла, так как кишки свернулись узлом не только у неведомой Игнары-пьяницы. Потому что еще недавно в Хотьках тоже гибли люди, и тоже от пьянства. Три ночи подряд.
Парни тем временем разворачивали одну бумажку за другой. Свитки, перетянутые цветными лентами и бечевками, содержали по большей части предложения доставить к чаровникам ту или иную дщерь или племянницу в качестве матерей для будущих чаровников. Такие послания просто отбрасывали в сторону, видимо, предполагаемые отцы не горели желанием стать оными.
— Просят снять порчу с глаз… нет, сглаз. Черт его знает, как правильно.
— Тут женщина хочет заговорить мужа от пьянства.
— А другая просит срочно ввести своего в запой «на подольше». Ибо спасу от него нет. «Доколе в избе сиднем сидеть буде, да жизни поучать!»
— Так устроили бы родственный обмен, — предложил Вит.
Рион хмыкнул и зачитал следующее:
— Вразумите Гишку, козла безрогого. Бодает всех. Даже курей. Накануне и вовсе с петухом подрался. Объясните неразумному, что раз рогов нема, то и биться нечем.
В дверь снова постучали. Вит поднял голову. И в его глазах я увидела отражение своего страха, своих настороженности и предчувствия. Чернокнижник сидел за столом, читал записки, спина прямая, плечи напряжены… Он ждал так же, как и я, пусть Михей уже давно опустил арбалет, а Рион пренебрежительно хмыкал над «просьбами». Мы знали, что-то близится, неслышно подступает к самому порогу и скоро заглянет на огонек…
На этот раз проситель не стал дожидаться разрешения, возможно, боялся его не получить, он ввалился в дом Пелагеи без спроса — высокий худой мужчина, пахнущий дымом и горелым маслом. За ним в комнату вбежала растерянная Майана.
— Вам чего, Шугар? — спросил мельник, скорчив недовольную мину, словно вошедший ему не нравился. Вернее, судя по брошенному на Риона заискивающему взгляду, Казуму было неловко за неопрятного и вонючего односельчанина. Так же смотрел на чистильщика выгребных ям наш староста, когда тот явился в храм Эола пред светлые очи заезжего смирта. Староста не стыдился самого чистильщика, он стыдился того, что односельчанина в таком виде увидел тот, перед кем он не хотел ударить в грязь лицом.
— Казум, ты чего, шутковать изволил?
— Охолони, Шугар, не видишь, господа колдованцы заняты.
— Да я-то чего, — смутился вновь вошедший. — Сам же послали за покойницей, сам сказал, а потом сам же и…
— Дядька Казум, — пролепетала Майана, — Игнара пропала.
— Как пропала? — не понял мельник. Вит повернулся к травнице, Михей осенил себя знаком Эола. — Ты куда ездил-то?
— Дык, куда сказал — на северную окраину, к дому Сурьки, токомо тама никого не было. Я ведь даже сунулся к ней, а дурна баба сказала, что ты сам давеча приходить изволил и тело на телегу грузил. Оно и ладно бы, токомо зачем меня звал тогдась? Работы и так по маковку…
— Майана, — перебил мельник. — Чего он несет?
— Я оставила Игнару там, где мы… — она посмотрела на меня, — ее нашли, и побежала к Тюрке-омывальщице. А надо было остаться или Сурьку попросить, — расстроилась девушка.
— Я приехал, а там никого, значится. Вот, думаю, неужели Казум-старшой пошутил наш Шугаром, и не помирала Игнара-то. Мало ли, сомлела, а потом оклемалася да до дому пошла, не в первый раз ведь…
— Нет ее дома, — вставила травница. — Да и не могла она никуда уйти, мертвая же была, — взгляд девушки остановился на мне.
Я промолчала, не спеша ни соглашаться, ни спорить с травницей. Михей повторно осенил себя знаком Эола.
— Да-да, — с готовностью подтвердил Шугар, — даже Сурька на крыльце голосила, что ты сам, значится, покойницу забрал, и неча мне тут шастать…
— Да не забирал я ничегось, я тут с господами колдованцами был, — Казум заморгал и тоже осенил себя знаком Эола. — Ты с утреца уже опохмелился что ль, Шугар?
Шугар отвел взгляд.
— Ну, что за сказки? — попенял им Рион, поднимаясь.
Травница в сильнейшем волнении повторила жест мельника, а за ней и заглянувшая в комнату Пелагея.
— Кому сказки, а кому и… — Казум не договорил, а Рион уже поднялся с места, я даже не стала спрашивать, что он намерен сделать. И так понятно, влезть по уши в новую историю. А меня, как назло, снова потянуло в лес…
Тяжелый взгляд ожег затылок, заставил переступить с ноги на ногу. Я едва удержалась, чтобы не повернуться и не показать Виту язык или не швырнуть в него чем-то. Глупая девчоночья выходка сейчас казалась донельзя уместной. Только вириец умел так колоть и ласкать глазами одновременно. Что на него нашло? А на меня? Давно ли я стала ощущать его взгляды спиной?
— Значит, так… — начал Рион.
Но я перебила:
— Дядька Казум, вы сказали, что раньше умер кто-то еще. Вы ведь приехали в скит за Теиром, чтобы соборовать умершего?
— Да, — кивнул мельник. — Паркуса-лудильщика.
— Как он погиб? — спросил Рион, судя по напряженной позе, до парня, наконец, дошло, почему у меня такие плохие предчувствия. Даже Михей нахмурился и стал что-то высчитывать, загибая пальцы. Чем Эол не шутит, вдруг они тоже внезапно полюбят лес?
— Погиб? — удивился мельник. — Нет, он просто умер. Старый был. Пришел его черед отправиться к Эолу.
— Дома почил?
— Нет. За старой кузней поутру нашли. Госпожа стрига, а зачем вам Паркус?
— Просто, — не дал мне ответить чернокнижник, — хотим знать, кому мы обязаны тем, что встретили вас на лесной дороге.
— Все во власти Эола, — покачал головой Шугар. — Поди, опять от кузнеца по утреннему холодку возвращался, когда навь встретил.
— Только нави нам здесь и не хватало, — проговорил Рион. От прежнего веселья не осталось и следа.
Глупыми парни не были, даже Михей. Пусть стрелок иногда казался немного наивным и простоватым, а Рион излишне правильным, как может быть правильной проповедь смирта, но не глупыми. Вит, который многого не знал, чувствовал куда больше всех нас вместе взятых. Чувствовал, что время истончается, тает, словно воск на зажженной свече, и все же сидел здесь и перебирал бумажки. Опасность, разливающаяся в воздухе, и нарочитое спокойствие и веселье вирийца…
— Давайте посмотрим на вашего лудильщика, — встал чернокнижник. — От греха подальше, а то вдруг окажется, что он тоже погулять вышел.
Пелагея охнула и спряталась за печку.
— Интересно, — пробормотал Рион, следуя за вирийцем, и тихо, так, чтобы слышали только мы с чернокнижником, спросил: — Происходит что-то необычное?
— Думаешь? — иронично спросил Вит, когда Шугар, что-то бормоча и прося прощения, посторонился, выпуская его из дома.
— Ага, — кивнул чаровник, — вас с Айкой словно подменили после капища, рветесь людям помогать. Уж не вселились ли в вас дасу?
— Может, святой водой окропить? — предложил стрелок, пристраивая арбалет на плечо.
— Окропи, кто же тебе мешает. Кстати, о святой воде, — Вит посмотрел на купол часовни, о чем-то усиленно размышляя.
Я обернулась и глянула на дом: на крыльцо вышли Пелагея, Шугар, Майана. Казум шел с нами, указывая дорогу. Дверь покачивалась на ветру, и почему-то у меня возникло впечатление, что чинить ее уже поздно.
У нас в Солодках жила Гурьяна-вдова, ее еще плакальщицей прозвали, а за глаза, так и вовсе бедой. Она всегда и во всем видела лишь плохое. Ветер с севера — выморозит посевы, с юга — к засухе, вообще нет ветра — однозначно грядет мор и пора сколачивать гробы. Хорошо, что уехала в прошлом году, а то рано или поздно ей пустили бы красного петуха в избу. К чему я ее вспомнила? К тому, что сегодня сама себе очень напоминала Гурьяну.
Успокойся, Айка. Покойники не ходят. Я покосилась на чернокнижника… Наверное. Ну уж, во всяком случае, не в этом Эолом забытом селении. Не ходят и не исчезают, если их не заставят, конечно.
— Сбегать? — предложил вирийцу Михей, кивнув на часовню.
— Сомневаюсь, что она там есть, — проговорил Вит и, повысив голос, спросил у Казума: — У вас нет своего смирта?
— Так Теир и есть наш смирт, — удивился мельник. — Благословенный человек, — он осенил себя знаком Эола. — Не побоялся, взялся покаяние на проклятом капище нести, дабы изгнать погань с земли тарийской, даже обет дал, что останется там до тех пор, пока… — мельник вздохнул и снова пошел вперед. — Вот и приходится за ним туда-сюда ездить, когда кто-нибудь сподобится помереть или родиться.
— Что, так и катаетесь до самого скита? И нечисти не боитесь? — Вит пошел следом.
— Спаси Эол, — снова поднял руку в защитном жесте Казум. — На просеке жду. Нет туда никому хода, коли жить охота.
И в этот момент я поняла — словно увидала уши степного кота, показавшиеся над камышами. Поняла, отчего оборачивалась на образ Эола в углу…
— Поэтому вы так и удивились, увидев нас? — спросила я.
— Сразу смекнул, что вы не просты, — похвалился Казум, сворачивая к восточной окраине села.
Два крайних дома стояли очень близко. Почерневшие, старенькие, они наклонились друг к другу крышами, словно заговорщики. Михей вдруг споткнулся и грохнулся в пыль. Щелкнула спущенная тетива, и болт, сердитой осой прожужжав мимо головы мельника, с сухим треском вошел в одну из досок чердачного окна правого домика. Ставня гулко хлопнула по стене.
Мельник крякнул, тряхнул головой, открыл рот, потоптался у дома, но выругаться не решился, хотя в такой ситуации, как говорят, сам Эол велел.
— Может… ну… это… того… оно… поосторожнее бы, — начал мельник, — если вы из-за того, что Шугар тама наговорил, осерчали, так брехня это все. Не увозил я Игнару, да и зачем мне покойница? Вот, хоть Эолом побожусь! — Казум начал сотворять охранные знаки.
Михей тем временем поднялся и стал задумчиво рассматривать арбалет.
— Чей дом? — нахмурившись, спросил Вит.
— Изба Орьки-прачки. Та померла давно, вот мы в ее старой избе ледник и устроили. Я же сказывал про Орьку и дочку ее непутевую? — спросил мельник, косясь на арбалет. — Тут подземный ручей близко, подмыл избу-то, да соседнюю тоже, зато в погребе всегда холодно. — Мужчина распахнул дверь и вошел в дом.
— Не заряжал бы ты игрушку, — попенял Рион стрелку, но тот упрямо вставил болт в ложе.
— Как думаешь, смирт жертвы приносил и с нечистью поладил или ваш Эол дал своему слуге особое разрешение покидать зачарованные места независимо от степени вложенной в заклинания магии? — иронично спросил меня Вит.
Наконец-то я поняла, что не давало покоя с того момента, как мы, слушая болтовню Казума, вошли в дом Пелагеи. Дом, где жил смирт, когда возвращался в Волотки… Ключевое слово «возвращался». Теир мог сходить с заклинания «единого пути», мог уходить к капищу и возвращаться.
— Постойте, — выкрикнул догнавший нас в дверях Рион. — Вы хотите сказать, что смирт…
Не договорив, чаровник нахмурился.
— Смотри-ка, парень растет не по дням, а по часам, — хмыкнул чернокнижник, и уже для меня серьезно добавил. — Спина чешется. Чешется так, что хочется развернуться и зарычать.
Вместо того чтобы успокоить, его слова напугали меня еще больше. Слишком лично прозвучало признание, слишком интимно, словно только я одна могла понять смысл этих слов.
Рычать пока не хотелось, и я очень надеялась, что никогда больше не захочется. Лучше уж на самом деле убежать в лес. И там обосноваться, свить гнездо на дереве или выкопать землянку, а еще требовать со случайных путников дань грибами, ягодами и берестой… Эол, опять чушь из детских сказок лезет в голову!
Тело лудильщика лежало там, где его оставили, и вроде бы никуда не торопилось убегать. По моему мнению, стоило прикопать его еще пару дней назад. Ледник ледником, а запашок в подвале, где некогда хранили припасы, стоял знатный.
Не знаю, что хотел увидеть Вит. Мне тело пожилого мужчины, лежащее на лавке, не показалось особо интересным. Все части на месте. Седые растрепанные волосы, синюшная кожа и глаза, которые никак не хотели закрываться…
Я отвернулась, когда чернокнижник открыл покойнику рот и с живейшим любопытством заглянул туда. Рион с восторгом присоединился, правда, заинтересовался отнюдь не внутренним устройством, а, скорее, внешним, и стал водить руками над телом. Стрелок снова начал разглядывать арбалет, и Казум отступил от Михея на пару шагов.
— Не могу понять, от чего он умер? — нахмурился Рион. — Очень похоже на…
Он не договорил, но я поняла и так. С самого утра этими совпадениями кто-то просто тыкал нам в глаза, а мы, словно слепые котята, отказывается замечать очевидное.
В Хотьках тоже погибали люди, и тоже неизвестно, от чего, вроде бы от пьянства, но… Но совершенно точно не от него.
В селе Михея люди гибли с интервалом в день, а здесь от первой смерти до второй, судя по запаху, прошло не меньше пяти. Значит, либо лудильщик и правда почил сам, и парни зря заглядывали ему в рот, либо для… (тут самое время спросить — для чего?) промежуток не важен.
Что еще общего у этих деревень? Лиска. Имя заставило меня поежиться. А может, это от холода, царящего здесь. Чернокнижник и чаровник продолжали возиться с трупом и еще ни разу не поцапались. Трупы, они такие, объединяющие, это не я, это наш гробовщик сказал, когда на похоронах старого гончара помирились его жена и гулящая девка, которая тоже не отказалась бы от вдовьего платка и, вполне возможно, даже имела на него некоторое право.
Вит перевернул труп и задрал рубашку. Я, не говоря ни слова, вышла. Покойники меня не пугали, во всяком случае, смирно лежащие на лавках и терпеливо дожидающиеся погребения. Но смотреть на деловитые движения вирийца было неприятно. Хотя чернокнижник никогда не притворялся служителем Эола.
Поднялся ветер, и волосы растрепались еще больше, косу я не переплетала дня два, и, надо сказать, выглядела она не лучшим образом, но это подождет. Все подождет — и мятая одежда, и волосы, и даже голод. Эол, как же хочется есть!
Все подождет, кроме взгляда в спину и предчувствия беды.
Я подобрала прутик и, немного подумав, села в пыль у дороги. Из дома прачки доносились голоса. Я начертила на земле круг.
Это Хотьки, рядом река, лес, домик травницы — к кружку добавилось несколько линий. Первую жертву нашли на опушке — я поставила точку. Вторую — кажется, мужчину, звали Асин — обнаружили на берегу. Последнюю, бабку — на дороге. Три жертвы — три точки. Я посмотрела на собственные каракули, наклонила голову и соединила точки линиями. Любопытно…
Кружок деревни, словно круглое слуховое окно, оказался внутри треугольного чердачного фасада.
Теперь Волотки — рядом я нарисовала овал. Совсем другая застройка, улочки вытянутые. Первая точка — лудильщика нашли рядом с кузней на юго-западе, вторая — Игнара-пьяница почила на северной околице. Если уж искать дальнейшее сходство, то скоро будет еще одна жертва. Или не будет, если я рехнулась после ритуала покаяния. Вон, снова в лес потянуло…
Но если пойти на поводу у своего воображения, то третью жертву, чтобы получился такой же красивый рисунок, как в Хотьках, нужно принести на юго-востоке. И еще колодец. В селе Михея центром этого безобразия был колодец, значит, и здесь должно иметься что-то подобное. Или не должно? Что я вообще знаю о магии?
Что там плел Рион о магических каналах и отражениях? Я не очень прислушивалась, что-то про зеркало-ключ и колодец-замок, про канал, по которому в наш мир явно приползет что-то очень нехорошее. И голодное. Почти как я. Меня тогда больше интересовало то, что все живы, обет мага выполнен, и нам можно уехать из этих несчастных Хотьков. Да и потом, маги в Велиже обещали разобраться. Вот вам, разобрались.
— Что это? — тихо спросили из-за спины. — Что это такое?
Я обернулась. Чернокнижник уже закончил знакомство с покойником и вышел из дома прачки. Вышел и увидел мои каракули.
— Что это? — Глаза мужчины потемнели, зрачок вытянулся, слова больше походили на рык.
— Вит… — я поднялась, на крыльцо уже вышел Рион, он что-то в полголоса втолковывал Казуму.
Чернокнижник не дал мне договорить, не дал даже выпрямиться, схватил за горло, вздернул, заглянул в глаза. Только вот смотрел на меня отнюдь не человек. И в этот момент я поняла, что имел в виду Рион, когда говорил о вирийцах… Вернее, конкретно об этом вирийце. Человек, которого кровь дасу превратила в зверя. Сейчас этот зверь держал меня за горло, заставляя ворошить пыль носками сапог, стирая так разозливший его рисунок.
— Ви…шшт, — позвала я. — Пожалуйсс-с-ссс-ш-шшштта…
Закричал Рион, потом, кажется, Казум. Щелкнул арбалет, но стрелок в очередной раз промахнулся, а чернокнижник продолжал смотреть на меня. Продолжал сжимать мое горло.
Его пальцы были сухими и жесткими, губы чересчур красными, зубы чересчур белыми, кожа смуглой, но сквозь загар просматривалось нечто иное. Нечто переливающееся, как внутренняя поверхность ракушки, какие я иногда находила у реки.
— Отпусти ее, демон! — закричал Рион, и щеку опалило жаром — чаровник применил магию. Жалко, что толку от этого почти не было. Чернокнижник дернул бровью, и только.
— Ай-ка, — нараспев произнес Вит, проглотив среднюю букву, словно ему было неудобно ее произносить, словно его горло не могло воспроизвести человеческие звуки. И мое имя прозвучало совсем иначе, четче и жестче, оно прозвучало как «А-ка».
— Не надо, — шепотом попросила я, цепляясь за его руки.— Не…хххррр.
Я тоже хрипела. И тоже рычала, потому что моя кошка, та самая, которую едва не разорвали на части чаровники Велижа, вдруг подняла голову и рыкнула. Без особой злости, скорее, для оснастки, так собака фыркает на расшалившихся детей, таскающих ее за уши. Тихий недовольный рык без желания обнажать зубы.
Что это? Магия или, как сказал чернокнижник, кровь? Потому что магию из меня вытянули, чаровники не глупы, они, скорее, жестоки. Но что, если это кровь?
Вит склонился к моему лицу, обнажил зубы, кошка зевнула и немного раздраженно дернула хвостом. Где-то рядом безостановочно ругался Рион.
Чернокнижник мог разорвать мне горло, все, что надо было сделать — это наклониться и заставить меня запрокинуть голову. Но вместо этого щеки коснулось что-то теплое и шершавое. Кошка выгнулась, и я выгнулась вместе с ней, по коже побежали мурашки. Словно домашний пес лизнул.
— Сладкая А-ка, — прорычал вириец и разжал руку.
Я грохнулась в пыль у его ног. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как светящийся шарик врезался в плечо Вита. Чуть поодаль, на дороге, бледный Рион уже создавал новый. Золотые нити огня сплетались в его ладонях в плотный клубок.
— Детская игрушка, — проговорил чернокнижник, слегка пошатываясь. Огненный шарик растекся по куртке. Запахло горелой тканью, рукав осыпался пеплом, а золотой огонь втянулся в смуглую кожу.
Чернокнижник развернулся и перехватил занесенный над головой арбалет, который отчаявшийся Михей решил использовать вместо дубины. Схватил, вывернул и ударил коленом стрелка в живот.
Что бы я ни думала о парнях — об уме Михея или о несговорчивости Риона — именно сейчас, в данный момент, я осознала, что не забуду этого. Не забуду, как они вступились за меня на пыльной дороге, ввязались в схватку с заведомо более сильным противником ради вредной чужой девчонки. Как не забуду и пальцы Вита на шее, и его шершавый язык на щеке.
Михей упал на дорогу. С ладоней чаровника сорвался шарик. Вит перехватил арбалет, замахнулся и опустил приклад на голову хозяина.
Вернее, попытался опустить, потому что чернокнижник с воем затряс рукой, отбросил арбалет, словно простая деревяшка обожгла ему ладонь.
И все кончилось. Кончилось так же внезапно, как и началось. Вит отступил, огненный шарик пролетел мимо, врезался в забор на противоположной стороне, сухое дерево тут же занялось огнем. Арбалет упал на дорогу, Михей очумело смотрел на чернокнижника, и наверняка так же на него смотрела я. Кошка зевнула и уснула, лишь самый кончик хвоста еще подергивался.
Вириец тряхнул головой, на миг закрыл глаза, а когда открыл, он снова был знакомым нам Витом. Да — загадочным, да — опасным, но не диким и злым, как выпущенный из преисподней зверь.
— Я в порядке, — хрипло проинформировал он, увидев, что Рион начал махать руками, то ли создавая новое заклинание, то ли отгоняя мух.
— А мне наплевать, — ответил чаровник. — Таких, как ты, надо в бочках с солью прикапывать, а мы поверили… Почти поверили, что ты человек.
— Да прекрати ты, — чернокнижник стряхнул пепел с рукава. — Для «сети Эрира» нужна концентрация, так ты ее не соберешь, слишком психуешь.
Рион и не подумал опускать руки, продолжал стягивать что-то невидимое.
— Прошу прощения, монна, — чернокнижник повернулся ко мне и протянул руку. Жест был слишком нарочитым. И одно то, что он вернулся от Айки или А-ки к «монне», говорило, что ни черта у него не в порядке. Вернее, у нас не в порядке. — Просто не каждый день деревенская девчонка, пусть и с каплей темной крови, рисует в пыли знак вызова дасу. Вот и не сдержался. Виноват.
Странные слова произносил Вит. В них не было лжи, но в них не было и правды. Он не врал, но для вирийца это были просто звуки, настоящей вины чернокнижник не чувствовал.
— Господа колдованцы! — раздался крик, и из-за угла дома выглянул Казум. За его спиной топтался Шугар с вилами. — Вы тама разобралися промеж собой? Али нам еще подождать?
— Разобрались, — ответил за всех чернокнижник и опустил руку, в которую я так и не вложила свою ладонь.
Мельник покивал, но, судя по всему, верить не спешил, обернулся к вилоносцу и стал о чем-то его спрашивать. Шугар с разнесчастным видом отвечал.
— Да откуда Айка может знать, как вызвать дасу, если даже я этого не знаю? — Рион посмотрел на полустертый рисунок.
— Твое невежество меня как раз и не удивляет, — мужчина скривился.
— А меня удивляет, что в княжестве карают за знания. Может, зря мы туда едем? — Чаровник зло взмахнул ладонью, но заклинание отказалось появляться на свет. В который раз Вит оказался прав.
— Она начертила схему вызова дасу и воззвала к части моей крови напрямую. Думаешь, легко не обернуться, когда кто-то на улице кричит твое имя?
Михей тяжело поднялся, подобрал арбалет и стал его осматривать на предмет нанесенного ущерба. Ущерб, нанесенный собственной шкуре, похоже, волновал стрелка куда меньше. Я вспомнила, как Вит отбросил арбалет… Нет, не отбросил, а уронил, словно схватился за раскаленную кочергу и не сразу это понял.
— Айка? — повернулся ко мне Рион. — Скажи, что он врет.
— Он врет,— послушно повторила я, поднимаясь. Горло горело. — Я всего лишь вспоминала Хотьки, — стрелок отвлекся от разглядывания арбалета. — Отмечала места, где находили тела.
— Так, — встал Вит, поднял прут и, протянув Риону, скомандовал: — Рисуй.
— Щас, — скрестил на груди руки чаровник. — Чтобы ты мне тоже лицо облизал? Обойдешься.
— Дурак ты, тариец. Дураком и помрешь. Скоро, — пообещал чернокнижник.
— Господа колдованцы, — снова закричал Казум. — Вы это… сами к Пелагее дойдете, али еще какие покойники надобны? Кладбище на юго-востоке, но если копать надумаете, Шугара кликните, — мельник обернулся. — Шугар грустно посмотрел на вилы.
— Рисуй, обещаю не облизывать, сразу обглодаю,— Вит сделал шаг к Риону, но парень вместо того, чтобы взять прут, стал снова стягивать силу, сжимая и разжимая пальцы.
— Третью жертву как раз нужно принести на юго-востоке, — сказала я. — Чтобы все было, как в тот раз.
Вит обернулся, посмотрел на меня так, что… Не знаю, как. Так на меня никогда не смотрели, ни парни-односельчане, ни Рион с Михеем, ни Тамит, ни Дамир. Он посмотрел так, словно видел нечто важное. По-настоящему значимое. Я — Айка Озерная — вдруг стала важна. А может, не я сама, а сказанные мною слова? Или капля темной крови?
Какая разница? Я подняла руку к шее, и Вит едва заметно поморщился.
Спина снова зачесалась, а темный лес показался почти родным и удивительно уютным.
Чернокнижник бросил прут в пыль и быстро пошел по дороге, как раз в сторону Казума и его помощника. Те сразу решили, что у них найдутся дела поважнее и, желательно, подальше отсюда. На перекрестке остались сиротливо лежать вилы.
— Ах ты ж, — высказался Рион. — Ты куда? Просветите, господин кудесник, нас, недалеких!
— А ты, господин чаровник, сначала реши, чего больше хочешь, прикопать меня в бочке с солью или выслушать.
Рион выругался и бросился следом. Появившийся в его ладонях шарик голубоватого огня с тихим хлопком исчез. Не знаю, видел ли Вит, но для меня это был ответ.
На юго-востоке Волотков действительно находилось кладбище. Когда мы появились, чернокнижник стоял среди нескольких десятков могил и вертел головой. Боюсь, местные решат, что мы охочи до покойников и не гнушаемся разорять могилы. Интересно, нас сразу отправят на костер или подождут до утра?
— Ну, что он там делает? — поинтересовался Рион.
— Ищет табличку «Осторожно, совершается жертвоприношение. Просьба не мешать», — ответила я.
— Было бы неплохо, — ответил Вит и присел рядом с одним из памятных знаков.
— Думаешь, здесь будет так же, как в Хотьках? — спросил Рион.
— Если в ваших Хотьках вызывали демона, то да, — ответил чернокнижник, выпрямляясь, — Вот поэтому кровь и просыпается. И во мне, и в Айке. Кто-то взывает к ней.
— Демона? — с каким-то детским восторгом переспросил Михей. — Настоящего дасу?
— Самого что ни на есть настоящего, — клятвенно заверил стрелка Вит.
— Так чего ты бесишься, когда прыгать от радости должен? — Чаровник пересек первый ряд могил, отчего-то поежился и пошел дальше.
Я посмотрела на покосившийся знак Эола на ближайшем темном потрескавшемся дереве и на табличку с парой скупых строк. Мне потребовалось несколько минут, чтобы прочитать:
«Орьке-прачке, старой лисе, да примет ее Эол. От дочери».
И дата смерти, более десяти лет назад. На соседнем памятном знаке не было даже таблички, видимо, не расщедрились, или в момент установки грамотных в селе не нашлось.
Я снова почувствовала чужой недобрый взгляд, но оборачиваться не стала, все равно там никого нет. Как сказал Вит? Кровь просыпается? Кошка согласно рыкнула.
— А вы, тарийцы, действительно думаете, что мы демонов хлебом и солью встречаем, ну или кишками и кровью? Девственниц им кидаем?
— Ну, с чего-то пошел род кудесников, — не остался в долгу Рион.
— Лучше тебе не знать, с чего. С кого. Дасу берут все, что хотят, не спрашивая разрешения. И мало того, — на этот раз Вит смотрел прямо на чаровника, — там, где они появляются, не остается ничего живого. Издержки магии, так сказать.
— Давайте уедем, — попросила я. — Прямо сейчас, возьмем и уедем.
Словно отвечая на мои слова, вдалеке пророкотал гром. Мы задрали головы, небо на востоке стремительно наливалось чернотой. Нет, сегодня у местных с костром точно не срастется.
— Поздно… Развели разговоры, — убитым голосом проговорил Вит. — Уже можно никуда не ходить.
Налетевший ветер предостерегающе зашуршал листьями склонившегося к ограде дерева. Почему-то их шелест показался мне злым предостерегающим шепотом. Листья повторяли:
«А-ка, А-ка, аашшш».
Я обхватила себя руками, вспоминая ночь в Хотьках, а еще — затерянную в лесах деревушку, тела и тучи мух.
— Это просто гроза, — покачал головой чаровник и добавил: — Сильная гроза.
— Приход дасу в наш мир всегда сопровождает что-то подобное: гроза, буря, наводнение, землетрясение…
— А в Хотьках? — спросил у Риона Михей, но тот пожал плечами.
— В Хотьках был туман, — ответила я. — Это считается?
— Да, — ответил Вит. — Все демоны разные.
Мы продолжали смотреть на небо. Михей сглотнул и отчего-то зажмурился. Минута шла за минутой, но ничего не происходило, лишь ветер усилился и растрепал темные волосы чернокнижника. Стрелок выдохнул, открыл глаза и огляделся. Ничего не изменилось. В крайнем справа огороде, отделенном от кладбища пыльной дорогой, высокая женщина в сером платье быстро снимала с веревок белье, где-то печально замычала корова… Дорогой гость с того света задерживался.
— Пусть так. Пусть ты умный, а мы дураки, пусть будет пришествие демона. Пусть, — поднял руки Рион. — Но вы, господин кудесник, забываете одну важную вещь. В Хотьках мы выжили. Все выжили.
Вит медленно, очень медленно повернул голову и посмотрел с надеждой на мальчишку, которого считал бесполезным.
— Рассказывай. — Впервые это был не приказ, впервые это была просьба. — Рассказывай, — повторил чернокнижник и добавил: — Хоть раз не ломайся, как девка на сеновале.
Гроза обрушилась на Волотки в тот момент, когда мы бежали по центральной улице и, изрядно веселя народ, искали колодец. Колодцев в селе оказалось столько, что хоть армию демонов вызывай!
— А это обязательно? — спросил Михей, обходя покосившуюся, утопавшую в кустах лавочку. — Колодец?
— Нет, — ответил Рион.
— Чтобы сформировать канал-ход из нижнего мира, подойдет любая отражающая поверхность: вода, стекло, драгоценный камень. Еще нужен ключ-артефакт, тогда у вас было… — приглядываясь к окнам ближайшего дома, начал перечислять чернокнижник.
— Псише для вызова ведогони, — кивнул чаровник, обходя забор. Небо над головами чернело на глазах. — Я не настолько неуч и теорию вызова помню. Канал, ключ, заклинание вызова, энергетические точки для активации.
— Как ты красиво о трупах сказал, — скривился Вит. Я как раз пробиралась сквозь заросли жгучеяда, тихо шипя и ругаясь, когда колючие стебли ранили кожу. — Красиво и правильно. Чтобы заставить канал открыться, нужна смерть. Жертвы, принесенные в определенных точках, как на Айкином рисунке на дороге. Если убить людей в нужных местах, энергия стечет к центру и…
— И после этого к нам снова придет чудище? — Михей почесал макушку, посмотрел на улепетывающего в сад гуся и указал рукой на чужой огород: — Еще один колодец, пятый, да?
— Или шестой. Поверь, когда чудище придет, ты поймешь. Вы в своих Хотьках дасу даже не видели, лишь исполнителя, скрытого завесой, а о чем это говорит?
— О чем? — Рион задрал голову к небу. Первые редкие и тяжелые капли ударились о землю. Чернота стремительно приближалась. Где-то заголосил петух.
— О том, что он не хотел быть увиденным и узнанным.
— Но если все должны были погибнуть, какая разница? — не понял чаровник.
— Не знаю, — честно ответил Вит, перебегая на противоположную сторону улицы. — Того дасу вызывал не я.
— Да куда ж нам чаровников узнавать, — вставил стрелок, потрясая вслед птице арбалетом. Впечатленный гусь припустил еще сильнее. И с этим я была полностью согласна. Не нам, всего пару раз выезжавшим из деревень на ярмарки, знать магов в лицо.
— Ахшшш, — прошипела я, ударившись обо что-то коленями. — Чтоб тебя…
В кустах невесть для каких надобностей лежал старый молотильный камень.
— На этой стороне еще два колодца, — крикнул Рион.
На центральной улице Волотков жили люди зажиточные. По меркам наших Солодков — зажиточные. И нищие по меркам того же Вышграда или Велижа. Почти в каждом дворе был колодец. И теперь мы метались, не зная, какой из них станет дверью в нижний мир.
Крупные капли одна за другой падали на теплый камень, растекаясь по отполированной до блеска поверхности.
— Тут камень, — крикнула я. — Старый, раскрошившийся, но, если приглядеться, я почти вижу в нем свое отражение. Силуэт точно вижу.
— Кто бы мог подумать, что в этих Волотках столько… — Сверкнуло, Риона прервал тяжелый рокочущий звук грома. День окончательно померк.
Я выбралась из кустов, редкие капли сменились пеленой дождя, сквозь которую едва можно было рассмотреть парней. Яблони печально опустили листья. Снова громыхнуло, кажется, что-то закричал Рион. Или Вит. Михей совсем пропал из виду, под ногами чавкало.
В последнее мгновение я что-то почувствовала. Даже не я, а моя кошка. Дуновение… нет, легкий, едва уловимый выдох за спиной, и внутренний зверь ощетинился, поднял шерсть на загривке. Я успела слегка отклониться, разворачиваясь, когда что-то невыносимо вонючее прижалось к лицу, лишая возможности дышать. Я замотала головой, стараясь сбросить чужие руки, сделать вдох и уже понимая, что не получится. Что тот, кто подошел сзади, оказался сильнее. Воздух пах еликой, скудной колючей травой, что растет на болотах. Бабушка Сима варила из нее отвар от приступов падучей, еще он хорошо помогает от родильной горячки, успокаивает и погружает беспокойную роженицу в состояние полусна. При вдыхании трава действует не так сильно, да и выветривается быстро, но…
Эол, я все-таки не выдержала и вдохнула полной грудью. Горло защипало, из глаз брызнули слезы. Неизвестный тут же разжал пальцы, и я упала на колени, в жирную, разбухающую от влаги грязь. В ушах засвистело, шум дождя стал отдаляться. Кто-то схватил меня за волосы, заставляя поднять голову. Черный силуэт дрожал и казался ненастоящим, как пятно в темноте, которое иногда улавливаешь краем глаза. Губ коснулось что-то холодное, металлическая чашка стукнула о зубы, и язык обжег терпкий настой. Последнее, что я увидела — это расплывающуюся фигуру Риона, который махал руками и что-то кричал Виту, и коричневые, покрытые рыжей дорожной грязью сапоги неизвестного. Шумел дождь…
Из темноты меня выдернула боль. Отдаленная, дергающая. Вполне можно отмахнуться. Раз голова болит, значит, ее никто не оторвал за ненадобностью. По телу разливалось странное, даже приятное ощущение онемения, так бывает, когда сунешь руку в ледяную воду.
По лицу текли капли разошедшегося дождя, гром молотом ударил по ушам. Веки казались неимоверно тяжелыми, а тело ватным, так уже было один раз, когда я вместо бабушки выпила чай с сонной травой. Сегодня мне любезно преподнесли отвар елики. И, кажется, переборщили. Сколько в меня влили? Глоток? Два? Пять? Последнее вряд ли, иначе я бы не проснулась.
Руки и ноги не слушались. Темнота, неподвижность. Сижу? Стою? Лежу? Эол, как же страшно!
Бабка рассказывала, что однажды травник из Куряков не рассчитал с этим отваром. До смерти, конечно, больного не довел, только до паралича. Эол! Мне предстоит провести остаток жизни закованной в эту мглу? Запертой в ловушку неподвижного тела, где каждый миг тянется, как вечность? Нет уж! Выбираю белый платок и деревянный ящик. Самое время врагам меня добить, и побыстрее.
— Смотри, кто проснулся! — произнес знакомый голос.
— Ммм, — промычал еще кто-то. Видимо, я.
Глаза открылись с трудом. Мир расплывался цветными подвижными пятнами, словно камешки за толщей воды. Сверкнула молния, и самое большое пятно превратилось в человека. Хорошо, хоть не в дасу…
— Потерпи немного, сейчас станет получше, — уверил тот же голос.
— Мммшшт, — ответила я непослушными губами.
На самом деле должно было прозвучать:
«Конечно, можете не торопиться, я все равно никуда не уйду».
Наверное, и хорошо, что не прозвучало. Благоразумие на этот раз окончательно меня покинуло, его сменил страх. Не просто страх, а испуг, сильный, как удар кнута, и такой же обжигающий.
Почему я не могу двигаться? Почему не могу говорить? Что со мной? И вообще, кто-нибудь собирается меня спасать? Или уже некому? В последнее верить упорно не хотелось. Надо же, Айка Озерная, привыкшая в этой жизни полагаться лишь на себя, лежит непонятно где и надеется на помощь. Эол, ты великий шутник, особенно, когда собираешься поучить кого-то из своих неразумных детей жизни.
Так, не об Эоле сейчас надо думать, а о себе!
Тело все еще отказывалось слушаться, вот только глаза… Я часто заморгала, стараясь смахнуть ледяную влагу. Похожее на человека пятно качнулось, налетевший ветер обжег холодом воспаленные веки.
— Ну как? — Человек склонился, и я, наконец, смогла его увидеть. Не его. Ее. — Какая же ты настырная, — попеняла рыжая Лиска. — И везучая.
— Или наоборот — невезучая, — добавил другой голос, ко мне склонилась еще фигура, высокая, нечеткая, окутанная туманом.
Я бы заорала, если бы могла. Но на деле вышло уже привычное:
— Пшшш!
Как сказал про него Вит? Маг, скрытый завесой? Та самая тварь, которой мы до дрожи в коленях испугались в Хотьках. Та самая фигура из тумана. Фигура, от которой веяло такой жутью, что хотелось завыть. И собственноручно выкопать себе уютненькую могилку. А что же будет, если в наш мир придет дасу?
— Не отвечай. Все равно не получится, — любезно произнесло нечто.
Я дернулась вопреки всему, вопреки онемению тела, вопреки тяжести и страху. Пересилила себя и действие отвара, отодвинулась, возможно, всего на палец, но отстранилась. Смогла отвернуть голову, прежде чем ватная тяжесть снова опустилась на тело. Дыхание вырывалось из груди с присвистом, ледяная дождевая вода попала в рот. Она была безвкусной. Сверкнула молния, разделив небо пополам.
Рыжая девушка с озорными зелеными глазами протянула руку и откинула волосы с моего лба. Было в ее жесте что-то ласково-издевательское, чужая беспомощность доставляла ей удовольствие.
— Больше ты нам не помешаешь, — пообещала она и тут же, замахнувшись, ударила меня по щеке. Ласка вылилась в ярость. Лицо на краткий миг обожгло болью, которая тут же прошла, сменившись онемением. — Бледная тварь! Из-за тебя все сорвалось, а мне пришлось скрываться, как последней…
Лиска снова замахнулась, склонилась к моему лицу, из-за ворота ее плаща выскользнула цепочка и качнулась в воздухе.
— Стоять! — рявкнула фигура.
Замерли все. И Лиска. И я. И даже цепочка с камешком в виде капельки. Черной, переливающейся и очень знакомой капельки. Точно такая же сейчас лежала на моей груди. Маскировочный амулет, благодаря которому я смогла стать своей среди людей. А может, не только я?
— Аччшша! — прошипела в ответ. Язык ворочался с трудом.
— В этом нет смысла, Лиса. Она все равно ничего не чувствует. Не растрачивай ярость попусту.
Пару мгновений мне казалось, что она его не послушает и сорвет на мне накопившуюся злость. Но девушке удалось взять себя в руки, и она отстранилась. В поле зрения попал памятный знак, за ним еще один, и еще. Дождь разбивался о влажный камень, громыхнуло почти над головой, и шум в ушах сменился звоном.
Я задрожала, ощутив вдруг ледяной холод камня под спиной, сырость и грязь. Место оказалось знакомым. Кладбище на юго-западной окраине Волотков. Я лежала на могильной плите, а над головой возвышался знак Эола с покосившейся медной табличкой, надпись на которой была сейчас неразличима. Место последнего успокоения Орьки-прачки, чей дом использовали для хранения покойников, а могилу, видимо, приспособили под более интересные нужды.
— Надеюсь, на этот раз никаких ошибок не будет? — строго спросила фигура, поднимая и небрежно комкая в руках или призрачных лапах черно-белую тряпку. Такие еще принято вывешивать на воротах деревень, где резвится проказа, мне доводилось видеть такую … один раз. Я снова вспомнила хутор в лесу, тучи мух, разъезд вирийцев и детские тела. — Мне нужна одна жертва! Поняла?
Лиска с готовностью кивнула, в изящных пальцах затанцевал тонкий ножик.
— Поняла. Никаких ошибок, мэтр. Даю слово. К утру живых здесь не останется, — девушка рассмеялась. — Верно, дрянь?
Вместо ответа с моих губ слетела слюна, но вряд ли они впечатлились.
— Залом тебе поможет.
— Мэтр, — возмущенно закричала Лиска. — Только не Залом, уж лучше Теир! А еще лучше — я сама…
— Молчать, — скомандовал маг, оборвав Лиску на полуслове. — Это не предложение, это приказ, мне не нужны осечки.
— Но, мэтр, Теир справился бы не хуже.
— Справился бы, но сейчас он пытается докричаться до Эола. А тот, как водится, занят. Залом, — позвала фигура, и кто-то встал у меня над головой. Я не видела его, но чувствовала. — Помните, с третьим молотом Эола! Не раньше и не позже! Одна жертва. Подойдет любой из этих крестьян. Ясно?
— Ясно, — недовольно ответила Лиска. — А почему не она? — и пихнула меня рукой в бок.
— Потому что, — весомо ответил маг, — распоряжение самого. — И стал удаляться. Вместе с ним отдалялся ужас, так ледяная рука, стиснувшая сердце, постепенно разжимается, и с каждой секундой становится легче дышать. Кожу начало покалывать…
Нависший над головой Залом, или как там его, двинулся куда-то в сторону. Холодные капли текли по моему лицу, забирались под одежду. Лиска встала, я видела, что она недовольна, это ощущалось в ее чуть напряженной позе, скупой линии стиснутого рта. Ее силуэт на несколько мгновений скрылся за струями воды. Странно, я была уверена, что, как только этот «мэтр» уйдет, девушка отведет на мне душу.
Залом подошел ближе, словно нарочно, показался на глаза. Высокий, широкоплечий…
— Тысссс, — зашипела я, разглядев лицо.
Удивительно гладкое, знакомое и незнакомое одновременно. Казум-мельник, Казум, старший Волотков, Казум, что ходил за нами по пятам. Казум и совсем не Казум.
Что это? На него наложили чары? Опоили?
Мужчина скользнул застывшим взглядом полудохлой рыбы по моему лицу, груди, рукам. Склонился к животу, и там поселилось сосущее чувство беспомощности, коснулся лежащей рядом руки. Я снова увидела пятно рыжей грязи на его домотканых штанах.
Я ведь уже видела его, именно этого Казума-Залома, видела у того дома и, помнится, удивилась равнодушному взгляду.
Ладонь кольнуло, раз, второй, третий… А потом боль острой иглой вошла в палец, коснулась кости и заставила меня мысленно заорать. На деле же вышло привычное:
— Аххшшшш!!!!
Помилуй, Эол, спаси и сохрани!
Залом выпрямился, в узловатых пальцах было зажато толстое сапожное шило. Дождь быстро смывал с острия капли крови. Улыбаясь, мужчина, взял мою руку в свою, поднял так, чтобы я ее видела, и вогнал шило под ноготь большого пальца.
Я кричала, как никогда в жизни. А они не слышали. Орала, металась, запертая в неподвижном теле, издавала шипящие невнятные звуки.
— Ты что творишь, идиот? — закричала на похожего на Казума мужчину Лиска и дернула за руку, заставив отпустить мою ладонь.
Рука упала вместе с воткнутым шилом. Рукоять стукнулась о камень, посылая новую волну боли в обездвиженное тело. Я скулила, и вместе со мной скулила моя кошка, худая и облезлая, та самая, что так хотела убежать в лес и спрятаться, только ее скулеж чередовался с рычанием.
— Совсем ума лишился? — спросила девушка. Залом, не мигая, смотрел на нее. — А впрочем, зачем я спрашиваю, ты ведь даже не понимаешь, чертов юродивый, — пошел бы лучше, кого-то из местных выпивох привел, они обычно тебя слушаются. Ну, не совсем тебя…
Она наклонилась, выдернула шило и резким движением отбросила в темноту. Залом повернул голову и молча пошел куда-то, скрывшись за струями дождя. Мы встретились взглядами с Лиской. В моем была боль, в ее — брезгливость и раздражение.
Рион, Михей, Вит! Эол, я даже согласна на твое божественное вмешательство в виде молнии! Кто-нибудь, кто угодно, вытащите меня отсюда! Ну, же парни, вы же знаете, где должна быть принесена последняя жертва, так почему еще…
Молния, зародившаяся в черных бугрящихся тучах, разделила небо надвое и ударила в землю за кладбищем. За миг до этого волоски на теле встали дыбом, губы мгновенно высохли, мир показался ломким, как кусок слюды.
Удар Эола. Вспышка и гром, от которого внутренности словно сплющились. Мир зазвенел и стал белым-белым. Говорят, когда Эол хочет наказать грешника, он бьет по земле небесным огнем. Наверное, поэтому старуха-маслобойщица в Солодках, увидев на горизонте грозу, вечно трясла палкой, то ли призывая кару на наши головы, то ли радуясь, что на этот раз досталось кому-то другому.
Я заморгала, вода заливала глаза, мир снова потемнел. Внутренности неохотно вернулись на место.
— Первый удар, — прокомментировала, тряся головой, Лиска. — Мэтр начал ритуал, — между тонкими пальцами сверкнуло узкое лезвие. — Тебе повезло, увидишь то, что простым смертным и не снилось.
Кошка, что жила во мне, прижала уши и зарычала, девушка склонила голову и прищурилась, словно могла видеть… или… действительно могла?
— Знаешь, это даже символично, приносить жертву на этой могиле. Уверена, матушка совсем не против такой компании.
Матушка? Орька-прачка? А Лиска, значит, вовсе не Лиска, а та самая Аська-рыжуха, непутевая дочка, что сбежала с заезжим магом? А теперь вернулась… И что? Люди ее не узнали? Вряд ли. Или Лиска кого-то еще может называть матушкой, какую-нибудь кикимору? С нее станется.
— Злишься? — с интересом спросила она. — Вижу, что злишься.
«Мне больно. Я до чертиков напугана. Мне надоело глотать дождевую воду, и еще безумно чешется задница», — вот что я могла ей ответить, а на деле выдала очередное:
— Хааассс!
Губы не слушались, язык казался чужим. Мы с кошкой оскалились. Боль дергала руку, словно больной зуб опухающую челюсть.
А Лиска вдруг задрала верхнюю губу и оскалилась в ответ. В ней тоже жил зверь, зверь крови или зверь магии. Он походил на ласку, небольшой, юркий, подвижный, с острыми меленькими зубами. Мое рычание сменило тональность. Рычание, которого никто не слышал. Кроме Лиски. Но ведь Рион говорил… Хотя, какая разница, он говорил много всякой ерунды.
— Удивлена? — насмешливо спросила девушка, склоняясь к моему лицу. Боль в руке и не думала утихать, ладонь горела, посылая эфемерные языки пламени чуть ли не к плечу. — А ты думала, что одна такая? Я тоже маг, — она скривилась. — Это они сказали, только мой резерв настолько мал, что впору завидовать травнице. Но я нашла способ все исправить.
Я смотрела на зеленые глаза, на потемневшие от влаги волосы. Да, она нашла. Я помнила, что рассказал Тамит о своем брате. Тот отдал силу девушке с таким же кулоном. Способ «забери у ближнего» далеко не нов.
Руку в очередной раз свело от боли, кошка внутри мяукнула. Правая рука оставалась неподвижным бревном, а вот левая, та, куда втыкал шило Залом, горела. Я чувствовала каждый палец, ладонь, локоть, плечо…
— Осуждаешь? Зря, — Лиска коснулась острием ножичка ключицы, подцепила цепочку, звякнули звенья. — Я посмотрю на тебя, когда ты поймешь, что сможешь все вернуть, поймешь, что даже чаровник без резерва может колдовать. Это в первый раз я ошиблась, — нож поднялся к горлу. — С молодым мальчишкой-магом, у которого были старший брат и семья, — она задумалась, вспоминая. — А если забрать природные силы необученного или не подозревающего о своем даре человека, то можно усилить магические возможности без всяких неприятностей вроде печати смерти. Правда, только на время….
Я не осуждала. Честно, просто сейчас было не до ее моральных терзаний. Рука горела, я попыталась согнуть пальцы, и когда они коснулись ладони, едва не закричала. От боли и восторга. Но, спасибо отвару из елики, с непослушных губ сорвалось лишь шипение, которое Лиска истолковала по-своему.
— Да, этот путь долог, труден и, что уж говорить, грязен. Но мы нашли его в старых рукописях. Нашли ответ на наши вопросы, — голос девушки зазвенел от восторга. Именно с таким апломбом наш смирт грозил старосте и всем остальным огненной карой Эола. — Нашли неисчерпаемый источник магических сил. Не только для меня, для всех. Для Тарии!
Я чего-то не понимаю, или вызов дасу — и есть этот источник? Как-то не так я представляла себе всеобщее счастье. Благодетель твой мэтр! Потомки его не забудут.
Я сжала и разжала кулак. Больно. Очень больно, но ладонь двигалась. Залом, сам того не понимая, оказал мне услугу. Боль заставляла кровь быстрее бежать по венам, прогоняя онемение.
— Что значат по сравнению с этим никчемные жизни крестьян? — нож замер у моей скулы, чуть покалывая кожу. — Ничего они не значат! Но всегда найдутся жалостливые и поднимут вой. Как проказа выкосит, так на все воля Эола, а как магия, так чаровников на кол!
Она говорила и говорила, скорее всего, оттого, что раньше ее никто не слушал. У нас кузнец тоже, как выпьет, его на откровения тянет, и все скабрезные. Вот и Лиску тянуло, хотя пьяна она была не от вина, а от осознания происходящего, от вседозволенности.
— Эта несчастная деревенька со всеми ее жителями не перевесит блага, что ожидают нас. Люди глупы и…
Воздух наполнился напряжением, оно было солоновато на вкус, сушило губы и заставляло волосы потрескивать. Эол ударил снова. Огненный язык лизнул землю, сквозь камень я ощутила ее вибрацию за миг до того, как грохот перевернул внутренности.
Рука Лиски дрогнула, острие прочертило на моей щеке тонкую обжигающую линию. Я чуть согнула руку в локте.
— Ты тоже глупа, он быстро в этом убедится, не обольщайся.
По тому, каким тоном было произнесено «он», я поняла, что рыжая имеет в виду, как минимум, самого Эола.
Земля дрожала, белая вспышка все еще стояла перед глазами, влажная серость возвращалась крайне неохотно.
Второй удар Эола. После третьего будет поздно. Кошка прижала уши и изготовилась к прыжку, ее мышцы дрожали, и я ощущала их дрожь как свою.
Ну, где же Вит? Сам же говорил, что приход в наш мир дасу всегда сопровождает непогода, а уж не заметить два раза ударившую в одно и то же место молнию не смогли бы даже Михей с Рионом. Тогда где же они? Или… Мысль заставила замершее сердце забиться быстрее. Или уже некому замечать и приходить?
Где-то там этот «мэтр», ушедший то ли за жертвой, то ли за шилом, Залом, и, кажется, еще Теир.
Кошка раздраженно рыкнула. Правильно, не сейчас. Сейчас надо думать о себе.
— Ты сорвала нам второй ритуал, — лезвие остановилось у глаза. — Я убивала и за меньшее.
Так себе признание. Пованивает, как по мне, гордиться тут особо нечем.
— Ты знаешь, ему, — она опять выделила слово голосом, — все равно — два глаза у тебя или один. — Она нажала на блестящее от дождя лезвие.
Острие вошло в кожу под глазом, боль ударила в голову, ослепила. Кошка прыгнула. Нет, не так. Кошка, обернувшись серой лентой, скользнула в руку, растворяя онемение и наполняя вялые мышцы силой. Все-таки Лиска что-то почувствовала, или ее зверь видел моего. Одна капля темной крови против другой. Она замешкалась. Всего на один удар сердца. Но мне хватило, я подняла тяжелую руку и вцепилась в лезвие, отводя его от лица.
Лиска взвизгнула, выворачивая клинок. Но я и не старалась его удержать. По ладони и лицу текла кровь. Серый зверь, что жил во мне, перетек из руки в позвоночник, посылая силу всему телу. Не знаю, на что это было похоже. На обливание холодной водой поутру, когда на тебя с размаху опрокидывают бадейку из колодца… Дыхание перехватило, я не могла даже кричать, воздуха не хватало…
— Ссссс, — едва не прикусила язык.
Девушка снова замахнулась. Я схватила ее за руку, приподнялась и смахнула воду и кровь с глаз. Снова громыхнуло, на этот раз в отдалении, как-то обиженно и ревниво. Обычный гром, вряд ли имеющий отношение к ритуалу.
Руки дрожали, тело все еще было ватным, но я с лихвой восполнила это злостью. Настоящим и молчаливым рычанием. Желанием причинить этой зеленоглазой такую же боль, как и она мне. Зачем ей два глаза? Вряд ли для «него» это имеет значение.
Я оттолкнула ее от себя, приподнимаясь с могильного камня.
— Залом! — закричала рыжая.
Мы с кошкой рычали. Она была готова драться даже с превосходящим по численности противником. Я не разделяла столь яростного стремления, но… момент для отступления и бегства казался очень уж неблагоприятным.
Мужчина, может, и был юродивым, но не был глухим. Он появился справа, вынырнул из пелены дождя и, схватив меня за волосы, опрокинул обратно на чужую могилу. Я выпустила руку Лиски, извернулась, а кошка… Кошка вцепилась мужчине в запястье. Вцепилась моими зубами.
Кто-то всхлипнул…
Солоноватый привкус крови во рту. Сердце стучало в ушах.
Залом не закричал, скорее, удивился, насколько может удивиться такой, как он… Замахнулся и второй рукой ударил меня в лицо, разбил скулу. Я упала, стукнулась виском о камень, ноги и задница оказались на земле. Лиска еще что-то верещала, но из-за шума дождя было не разобрать, что, или так сильно звенело у меня в голове…
Я упала и увидела ее. Босые ноги, перемазанные землей, льняная юбка, платок на плечах, волосы, обычно забранные в пучок, растрепались и повисли мокрыми прядями. Усталое лицо казалось постаревшим. Но, видимо, для ритуала внешность жертвы не имела значения.
— Пшшшш, — просипела я.
«Пелагея! — вот что это означало. И еще я хотела добавить: — Беги!». Но ничего не вышло, кроме шипения.
Женщина трясла головой и явно не понимала, где находится. В отличие от меня, на нее отвар елики тратить не стали.
Залом дернулся и, зашипев от боли, схватился за бок. Схватился за появившуюся там рукоять смутно знакомого ножа. Зеленоглазая замолкла. Из серой хмари дождя выскочил Вит, такой же серый и такой же злой, лишь глаза горели алым.
— Кровь дасу! — взвизгнула Лиска, а я едва не рассмеялась. Какой музыкой прозвучали для меня эти слова!
Эол, как я была рада видеть его в эту минуту! Именно такого ужасного в своей нечеловечности!
Кровь дасу! Если бы могла, я бы сейчас бросилась ему на шею. Кошка замурчала, полностью разделяя мое желание. На что я там злилась? На то, что он мне шею сдавил и щеку облизал? Эол, какую только ерунду ты вкладываешь мне в голову…
Лиска замахнулась ножом. Какой неуклюжей она казалась по сравнению с кудесником, какой нелепой и злой. Что-то тонкое и хлесткое сорвалось с его пальцев и ударило девушку. Рыжая взвизгнула, на светлой коже предплечья расцвели алым две полосы. Она упала на соседний могильный камень, без таблички и без знака Эола. Ее зверь, ее ласка, верещала едва ли не громче хозяйки. Эол, я на самом деле это слышу?
Залом схватился за рукоять, вытащил нож и посмотрел на меня. Другой на его месте давно катался бы по земле, и выл дурниной, этот продолжал смотреть пустыми глазами. Бабушка Сима рассказывала, что юродивый Ир тоже мог воткнуть в ладонь гвоздь, ходить и скалиться, а малышня в это время с визгом разбегалась. Боль существовала словно бы отдельно от него, так бывает, когда башка работает с перерывами.
Пелагея что-то промычала, качнулась, коснулась руками памятного знака, но пока не пыталась встать из рыжей кладбищенской грязи.
Бок мужчины окрасился кровью. Долго он на ногах не простоит, но вогнать ножичек мне в брюхо вполне успеет. Залом перехватил чужой клинок и пошел на меня. Молча и все так же бесстрастно. Шаг и удар.
Кошка зашипела, возвращая телу подвижность и обжигая тем же холодом. Давая силу мне и слабея. Я перекатилась, лезвие высекло из камня искры, которые тут же погасли. Руку снова дернуло болью, но на этот раз по-другому, ладонь напоролась на что-то острое и мокрое. На обломок памятного знака или еще какой-то камень, валявшийся в траве. Не раздумывая, я схватила его и ударила мужчину. И еще, и еще….
Лиска захлебнулась визгом, не знаю, что там сделал Вит, но я всецело одобряла его действия.
Первый мой удар пришелся в плечо, второй в руку, третий в шею. Мужчина опрокинулся на могилу, где еще минуту назад валялась я. Залом взмахнул ножом, на этот раз движение вышло смазанным, но, тем не менее, удар достиг цели. Лезвие вскользь прошлось по моему плечу, по ключице, теплая кровь потекла по груди…
Я испугалась. Наверное, впервые в жизни так испугалась. Не чего-то постороннего, не фигуры в темноте, не мага за пеленой тумана, от которого веяло жутью. Я испугалась того, что могло сделать со мной обычное железо, небрежно прошедшееся наискосок по телу. Испугалась настолько, что даже не смогла опустить голову и посмотреть, насколько глубока рана. Я просто замахнулась и ударила Залома камнем. Била снова, и снова, не обращая внимания на то, что нож уже отлетел в сторону, не видя, что вода смешивается с кровью. Кошка рычала, в упоении обнажив когти, ей нравилась эта охота, нравилась добыча.
Воздух в легких вдруг сжался, осел солью на языке, потрескивая и чуть вибрируя. Эол поднял молот в третий раз. А я просто не могла остановиться. Мы ударили одновременно. Я камнем, а он молнией, раскалывая мир, делая его ослепительно белым. Громыхнуло так, что в ушах зазвенело, а голова стала легкой-легкой. Через мгновение вся тяжесть мира опустилась на плечи. И исчезла.
Залом, не мигая, смотрел в темное небо, дождевая вода стекала с широко раскрытых застывших глаз. Я покачнулась, дыхание с шумом вырывалось из груди, словно я пробежала не одну тысячу вар. Пелагея тихо плакала, она позволила себе лишь разок взглянуть на меня. Опасливый взгляд, словно на дикого зверя. И зажала рот руками.
Камень выпал из рук.
Лиска захохотала. И столько всего было в этом булькающем неровном звуке…
Кто-то подхватил меня под руки. Не кто-то, а Вит. Моя кошка почувствовала его запах и тут же уютно свернулась клубочком. В ее понимании битва была выиграна, и можно было отдохнуть.
— А-ка,— позвал вириец, оттаскивая меня от каменной плиты. С соседней неловко поднималась Лиска, живая, пусть и несколько потрепанная, — А-ка…
Вит снова глотал звуки.
— Третий удар, — торжественно прокричала рыжая. — Жертва принесена.
«Да, — хотела ответить ей, — и принесла ее я».
Но непослушные слова застряли в горле.
Небо заворчало. Где-то там готовился войти в наш мир дасу.
— А-ка! — повторил Вит, выдохнул и уже голосом, более похожим на человеческий, добавил: — Ради Рэга, сейчас не время для обмороков.
Вириец встряхнул меня. Ожидаемого результата это не принесло. Грудь жгло, смотреть на заливающую одежду кровь было по-прежнему страшно, поэтому я продолжала таращиться на труп Залома и кривить губы. А Пелагея продолжала скулить.
— Нужно остановить ритуал, иначе мы все покойники!
— Вы и так — покойники, — гортанно засмеялась Лиска, пусть в этом смехе и слышалась боль.
— Вот именно, — ответила я. — Мы дасу не противники.
— Тебе напомнить, кто уже остановил один ритуал? — Вит почти кричал мне в ухо, и кошка невольно отодвигалась от его колючей злости. Или это была я?
Вириец снова встряхнул меня.
— Бежать уже поздно! Айка!
Последнее он почти простонал, и я очнулась.
— Надо найти отражающую поверхность и закрыть проход, — прошептала я, отступая от тела. — Только здесь этих отражающих поверхностей…
И в этот момент Лиска решилась, она бросилась вперед, даже не успев вытереть окровавленные губы. Она бросилась… но отнюдь не к ограде. Девушка кинулась к каменному знаку, к мертвому Залому-Казуму, и вцепилась в рубашку мужчины. Я даже подумала, что она сейчас заревет, как самая настоящая плакальщица. Но вместо этого девушка…
— А вот это предоставь мне, — Вит шагнул к могиле, вернее, — к Лиске, словно возле мертвеца у них была назначена встреча.
… девушка сплюнула, изо рта на траву упал зуб, дождь быстро смыл текущую кровь. Взгляд снова метнулся к телу Залома, но я заставила себя отвернуться. Не сейчас. Не здесь. А может, и вообще никогда, если дасу все же пройдет сквозь открытую дверь. Вит прав, сейчас не время. Он всегда прав, даже когда поднимает руку и ласково касается лица девушки, а глаза загораются алым. Если он сейчас будет ее облизывать, я закричу. И вряд ли потом смогу сказать что-то осмысленное.
Но закричала Лиска. От боли. Когда тонкие красные линии потянулись от кудесника и впились девушке в лицо, забрались под кожу. Стоп. Я на самом деле это вижу или ливень играет со мной злые шутки? Небо разочарованно заворчало.
— Где вы откроете проход? — спросил Вит, и нити чуть шевельнулись. — Где и чем? Что будет ключом?
Рыжая вздрогнула, замотала головой, словно кукла-марионетка, подвешенная на алых нитях, которые были настолько тонки, что вот-вот грозили порваться.
Она отступила на шаг, всего на шаг. Раздался едва слышный треск. В ее руке осталась покачивающаяся тесемка. Наши девки на таких обереги от сглаза таскали. Казум-Залом тоже таскал. Только не оберег, а черную капельку амулета, на которую я вытаращила глаза. Маскировочный амулет! Еще один!
Я опустила взгляд на мертвого мужчину. Черты мельника исчезали, как исчезает к полудню утренняя роса. Лицо Залома было иным. Абсолютно незнакомым. Ничем не примечательный мужчина. Мокрые русые волосы казались почти черными, распахнутые глаза заливал дождь пополам с кровью.
Лишь кровь не изменилась.
— Где вы откроете проход? — снова спросил чернокнижник и пошевелил пальцами. Ему не было дела до амулетов.
Лиска захлебнулась криком. Амулет выскользнул из ее руки и упал в грязь.
Сколько таких черных капелек «ходит» по Тарии? Одна у меня, одна у Лиски, одна у Залома. Я не спрашиваю, зачем они, потому что ответ очевиден. Именно так приносили жертвы. Какой селянин откажется прогуляться со старшим до околицы? Залом был «своим».
Откуда они их взяли? Как один из артефактов попал к Дамиру? И куда пропал сам действительный маг?
— Ну, — поторопил Вит, давая рыжей краткую передышку от боли.
— Там! — выдохнула она. — Там, у колодца Гнуса-плетельщика.
— Ключ?
— Нее…— простонала Лиска.
— Ключ! — потребовал чернокнижник.
— Не знаю!
Магические ниточки вздрогнули и стали жесткими, словно их окунули в крахмал и высушили…
— Не знаю! — завыла девушка. — В прошлый раз, когда псише попало к девчонке, мэтр сказал, что это не моего ума дело, — выкрикнула она и стала повторять: — Не знаю! Не знаю! Не знаю!
Нити оборвались с сухим хрустом, как ветки собранного в засушливое лето хвороста. Голова рыжей безвольно повисла, ноги разъехались. Вит разжал руку, и девушка упала в кладбищенскую грязь.
И тут в Волотках завыли собаки.
— Канал открыт, — повернулся ко мне Вит. — И дасу уже вступил в него. Времени почти не осталось. — Он схватил упавшую Лиску за волосы, приподнял и приказал:— Показывай, где там живет ваш Гнус, и что он плетет. У меня не то настроение, чтобы ходить по гостям и спрашивать дорогу. — рявкнул чернокнижник, заставляя рыжую встать. — Бегом!
Грязь чавкала под ногами, Лиска периодически подвывала, два раза падала, тогда вириец тащил ее за собой, словно куль с мукой или волокушу, не замедляясь ни на секунду и не думая, что рядом с ним живой человек.
В одном из амбаров с распахнутой дверью горела дававшая скудный размытый свет лучина. Задумчиво жующая траву коза проводила нас равнодушным взглядом. Самая мирная картина, которую можно представить в дождливый летний день. Где-то квохтали куры. Выли собаки.
Раздался тихий, на грани слышимости, свист. Вит отпустил волосы Лиски, та упала в грязь лицом и, кажется, даже не собиралась подниматься, лишь, повернув голову, судорожно, часто дышала.
— Ты долго, — прошептал появившийся из темноты Рион. Только я заметила, как из руки вирийца исчезло какое-то переливающееся заклинание, которое едва не полетело в голову чаровнику. — Нашел Айку? — Парень пригляделся к Лиске, нахмурился, поднял голову и, наконец, увидел меня. — Во имя Эола, что произошло?
— Я не верю, в Эола, — ответил Вит.
— Да какая разница! — выкрикнул Рион. — Айка, ты как?
— Если еще стоит, значит, царапина, иначе давно бы уже лежала на обочине, — не дал ответить мне чернокнижник.
Не знаю, что меня так зацепило в его словах, может, легкость, с которой он их произнес, а может, злость, но… После этого я, наконец, смогла опустить глаза и, подцепив мокрую, надорванную у ворота рубаху, посмотреть на рану. Не скажу, что царапина, не скажу, что маленькая, но не смертельно — жить буду.
— Нашли убивцев? — спросил появившийся из-за ближайшего плетня Михей. — Так где будет ритуал-то? Может, ну его? Спать пойдем, не верю я, что дасу в такую сырость нос сюда высунет…
Я бы, может, тоже не поверила, особенно вспоминая жующую траву козу в сарае, но… Собачий вой стих, словно всем шавкам в округе вдруг зажали пасть.
За забором, там, где сквозь дождь проступали очертания колодца, вдруг полыхнуло белым, словно зарница. Полыхнуло и потухло.
Вириец одним движением перепрыгнул плетень, Рион неуклюже полез за ним, Михей заряжал арбалет, хотя в такой дождь толку от него чуть. А я задалась вопросом, стоит ли лезть напрямую? Может, проще обойти по широкой дуге и…
— Айка, — позвал Михей, перехватывая оружие, и я, конечно, полезла следом. Воистину, отвар елики не шел мне на пользу.
Чернокнижник первым достиг бревенчатого сруба, сейчас казавшегося осклизлым и грязным. Глаза мужчины полыхнули алым, я муркнула, словно домашняя кошка, которую хозяин мимоходом погладил по загривку. Слава Эолу, шум дождя заглушил все звуки.
Парни остановились у колодца. Вспышка растворилась в сыром мареве дождя. Михей осторожно обошел сруб, грозя мокрому дереву арбалетом. Бревна остались равнодушными. А больше оценить его героические намерения было некому.
— И что теперь? — спросил Рион.
Ответом ему стала очередная вспышка, только половиной вара правее, совсем у другого колодца, в другом огороде. Вириец выругался и бросился дальше.
Следующий колодец, у второго тонущего в серости дома, ничем не отличался от предыдущего. Лишь шум дождя, да тишина. Собаки больше не выли.
— Испытываю желание протереть глаза, — буркнул чаровник и спросил у кудесника: — Сталкивался с таким раньше?
— Не уверен, — напряженно ответил Вит.
Снова вспыхнуло чуть левее, и тут же, без перерыва, еще раз позади нас. Больше всего эти вспышки походили на белые лучи света, что так любят рисовать в книгах о магах художники и вышивать на гобеленах мастерицы.
Еще одна вспышка — за дорогой, по которой мы пришли и на которой оставили Лиску.
— Во имя Рэга, — процедил Вит, бросаясь обратно. — Он знает, что мы здесь!
— Кто? — на ходу выкрикнул Рион.
— Маг, что вызвал дасу.
Вит перепрыгнул закачавшийся плетень, снова помянул темного бога и вдруг плюхнулся в грязь у ближайшего куста. Рион завертел головой, помянул Эола и с энтузиазмом присоединился к вирийцу. Странно было видеть у магов такое единодушие. Странно и немного страшновато.
Михей вопросами не задавался, он просто грохнулся в лужу, подняв тучу брызг. Лиски на обочине уже не было.
— Эх, надо было допросить, — посетовал чаровник и крикнул: — Айка, не маячь там!
— Он все равно знает, где мы,— сапог угодил в лужу, и я потрясла им, как ногой — коза на привязи.
— Откуда? — завертел головой и арбалетом стрелок.
— Знает, — подтвердил Вит. И осторожно оглядел дорогу. Последняя вспышка потухла на том конце поселка. — И все эти светлячки — не что иное как представление для заглянувших на огонек детишек.
— Он что, нас боится? Или боялся, что мы поговорим с Лиской? — усмехнулся Рион.
— Не обольщайся, — Вит вытянул правую руку и пристально посмотрел на пальцы. — Вот ты, много тайн доверил бы девке?
Чаровник отвернулся и покраснел.
Я откинула волосы с лица, тело пробрала дрожь. Я была мокрой с головы до ног. Все вокруг было мокрым, словно Эол или Рэг взрезали молнией черное небо, и теперь этот мир был обречен утонуть. Кошка со вздохом согласилась. Мир обречен, и бежать в лес — такой темный и такой уютный — уже поздно.
— И что теперь делать? Вы вообще уверены, что есть этот «он»? Мы битый час бегаем под дождем и… — разозлился Рион.
Что-то теплое, маленькое собралось на кончиках пальцев чернокнижника, и мы с кошкой с интересом уставились на красноватые искорки, пробегающие по его ладоням.
— Не веришь мне, спроси Айку. Третья жертва принесена.
— Я верю, — влез Михей, избавив меня от необходимости отвечать, особенно о третьей жертве.
— Тогда что нам делать? Все на стороне этих… этого мага. Он про нас знает, мы про него — нет. Он почти закончил ритуал, а мы даже не догадываемся, где. Такое ощущение, что играем в прятки. И проигрываем. — Рион сжал кулаки.
— Надо найти ключ. — Искорки вспыхнули ярче, освещая ладони Вита.
— Ключ? — шмыгнул носом стрелок.
— Артефакт типа того зеркала, — вспомнила я.
— То, что откроет дверь дасу, — добавил Рион.
— Как вы думаете, много ли в этой деревеньке найдется артефактов? — спросил чернокнижник, встряхнув рукой.
Множество красноватых звездочек, так напоминавших искорки костра, которые по странному капризу не гасли под проливным дождем, сорвались с его рук и разлетелись в разные стороны. Одна из них зависла прямо напротив моего лица и вдруг нырнула под ворот рубашки, заставив черную капельку маскировочного амулета загореться.
Некоторые искорки, покружив над дорогой, погасли, некоторые устремились к лесу, штук двадцать вернулись в Виту, осели на коже, расцвечивая ее алым, словно мужчина сам по себе был артефактом.
А еще три… еще три осели на арбалете стрелка. Приклад вдруг стал походить на выструганный из красноватого дерева, ложе — на отлитое из меди, на которой едва заметно поблескивал серо-стальной болт. Искорки превратили обычное оружие во что-то загадочное. Во что-то, чему совершенно не место в широких ладонях деревенского парня.
— Здорово, — совершенно искреннее восхитился Михей.
Жаль, что Рион не разделял его восторгов. Чаровник отреагировал в лучших традициях: то есть, сначала ударить, а потом поинтересоваться, понравилось ли. Он создал в ладони огненный шарик, слава Эолу — маленький, и швырнул в стрелка.
Вит дернулся, но не успел ему помешать. «Успел» арбалет. Огненный шарик помчался к Михею, но вдруг, изменив направление, не ударил парня в лицо, а прилип к прикладу оружия, словно шерстяная нитка к одежде. Огонь растекся по дереву, как кусок масла на горячей сковороде, и втянулся внутрь арбалета.
Это только укрепило желание Риона влепить в лоб стрелка магический заряд. Но тут вмешался вириец.
— Хватит,— приказал мужчина. Мы с кошкой почувствовали движение его магии, Рион поперхнулся, и очередной огненный шарик лопнул у него в ладони.
— Но он же… — закричал чаровник, взмахнув мокрыми руками, — он же…
— Кто?
— Михей, рыбацкий сын, — обиженно проговорил деревенский парень. — Хотите, в храме Эола побожусь?
— Да!
— Нет!
Маги ответили одновременно.
— Так божиться или нет? — не понял Михей.
— Мне неловко напоминать, — проговорила я. — Но пока вы тут беседуете, один маг готовит торжественную встречу дасу. И вряд ли тот согласится подождать.
— А если… а если это он? — в отчаянии Рион ткнул пальцем в стрелка, и тот обеспокоенно оглянулся, ожидая увидеть за спиной ни много, ни мало — самого демона. Не обнаружил, задумался, глаза приобрели восторженно-мечтательное выражение. У нас в Солодках с такими глазами мельник, старый охальник, наблюдал, как девки в пруду купаются, и спросил: — Я маг?
— У него нет резерва, — вириец откинул мокрые волосы со лба и как бы невзначай оглядел пустынную улицу. — Даже такой неуч, как ты, должен это видеть. Михей, откуда у тебя арбалет?
— Дык, дед с первой озерной комп… камп… войны привез, — бесхитростно пояснил парень. — Сказывал, что наши тогда даже до Озерного края не дошли. Он эту стрелялку у какого-то писаря отобрал, тот все равно не знал, с какой стороны за нее держаться…
— Будто ты знаешь, — буркнул Рион и добавил. — Привез, и что? Велел беречь как зеницу ока?
— Нет, — удивленно заморгал Михей. — Из него все стрелять учились: отец, брат, я… — он вздохнул, видимо, вспомнив об успехах на этом поприще. — Дед его как-то раз Петришу на бочонок браги едва не сменял, да не дошел до трактира, нашел, где задарма опохмелиться.
Вит продолжал напряженно вглядываться в дорогу. Дождь лил, изредка подсвечивали черное небо вспышки молний, но ничего, похожего на удары молота Эола, больше не повторялось. Обычный ливень в глухой деревеньке… Если бы не томительное ожидание, от которого моя кошка раздраженно дергала хвостом.
— А что, если… — начал было Рион.
— Потом, — отмахнулся Вит и посоветовал стрелку: — Держись за свою стрелялку, парень, если мы переживем эту ночь, так и быть, расскажу тебе, что это такое.
Я вспомнила, как чернокнижник пытался повернуть артефакт против владельца, а потом тряс рукой, словно его… Что? Обожгло? Деревянным прикладом?
Вит снова шевельнул пальцами и совсем другим, напряженным голосом добавил:
— Поисковики за что-то зацепились. Это не дупло лесного духа, — он бросил взгляд на темнеющий лес, подсвеченный алыми искорками. — Это что-то побольше. А арбалет хоть и артефакт, но точно не ключ. — Рион возмущенно засопел, и чернокнижник добавил: — Клянусь кровью дасу.
Будто слова вирийца показалось недостаточно, стрелок торопливо зачастил:
— Я научусь стрелять, господин Рион, матушкой покойной клянусь, раз уж у вас почтения к Эолу нету. А матушка моя, чтоб вы знали, и с того света кого хошь достать может…
— Ну, чего он тянет? — сквозь зубы проговорил Вит и снова пошевелил пальцами, дергая что-то невидимое. Несколько алых искр взлетели и осели на поверхности ближайшей лужи.
— А мы его уже торопим? — поинтересовалась я, по примеру чернокнижника оглядывая раскисшую от дождя дорогу. — Или все-таки хотим остановить?
— Одно другому не мешает, — вириец приподнялся и, словно на что-то решаясь, вышел из укрытия.
Странно, но ничего не произошло. Никто не кинулся на него с ревом и не оторвал голову. Лил дождь, деревья качали поникшими ветками.
— Ну, это уже ни в какие ворота не лезет.
Словно отвечая на его возмущение, снова взвыли собаки. На этот раз жалобно, с повизгиванием, так скулит преданная, но глупая шавка, ползет на брюхе к хозяину и надеется, что в этот раз обойдется без пинка. Они боялись. И мне не в чем было их упрекнуть.
Вит дернул рукой, будто удерживая невидимые вожжи, и пошел вперед. В другой раз я восхитилась бы его смелостью. А сейчас мне очень захотелось обозвать его идиотом, а еще… коснуться щеки. Нет, этого я точно делать не буду. Во всяком случае, не сейчас. И не здесь.
Кошка одобрительно оскалилась. Наживка вышла на дорогу, а когда маг поймет, что мышь не так беззащитна, как кажется, будет уже поздно. Пора начинать охоту.
Вит сделал несколько шагов вперед, продолжая удерживать «вожжи», Рион привстал, вглядываясь в дождь, Михей повел сияющим, как усеянная светляками болотная кочка, арбалетом. Магические искорки продолжали оседать в лужах, отказываясь гаснуть и подсвечивая воду изнутри. Я изогнулась… Нет, не я. Кошка. Или уже все-таки я? Где заканчивается она и начинаюсь я? Внутренний зверь рыкнул, предлагая не отвлекаться на ерунду…
Земля задрожала, сначала еле-еле, словно по дороге проехала тяжелогруженая телега, потом все сильнее и сильнее.
Чернокнижник остановился, собачий вой перешел в визг. Рион поперхнулся очередным огненным шариком, Михей плюхнулся на задницу, я оттолкнулась от плетня и выскочила на дорогу, потому что…
Потому что вириец падал.
Чернокнижник повалился на спину, вцепившись свободной рукой во вторую, которая еще недавно управляла искрами. Пальцы скрючились и почернели, словно он сунул их в золу.
— Вит! — закричала я и упала на колени, поддерживая его голову. — Что… Что с тобой?
Хвост раздраженно стегал по земле, хвост, который никто не видел. Надеюсь, что не видел…
— Магия, — прохрипел он. — Магия — это палка о двух концах, ты бьешь ею, и ею же бьют тебя, пока… хрррр… — Он захрипел, цепляясь за руку. — Недооценил… было слишком тихо, а он ждал… ждал меня… и я пришел. Самонадеянный дурак.
Лай захлебнулся, и в небо устремился столб зеленоватого света. Он мало чем напоминал те вспышки, за которыми мы гонялись по селу, как игривые котята. Он был похож на вековой дуб, что рос у кольцевой дороги в Солодках, широкий и поросший грязным мхом. Только вот от того дуба не хотелось убежать сломя голову и забиться в подпол.
— Это там! — выскочивший на дорогу Михей взмахнул арбалетом. — Там, где Айка нашла старый жернов.
«И где меня нашла Лиска с друзьями», — мысленно добавила я.
В ближайшей темной луже зажглись два алых глаза…Тьфу, нет, все-таки не глаза, искры чернокнижника, вот парочка плавает и не гаснет.
— И что нам делать? — с другой стороны над лежащим чернокнижником склонился Рион.
Напуганный и взлохмаченный. Впервые напоминавший именно того, кем был на самом деле — обычного мальчишку, которого угораздило родиться магом, а вот ума это ему не прибавило. Вряд ли он понимал, что именно и у кого спрашивал. Вряд ли он потом вспомнит об этом. Если у нас будет это «потом».
Холод коснулся позвоночника, словно кто-то уже стоял за спиной и готовился нанести удар. Шерсть на загривке встала дыбом.
В зеленоватом столбе света заметалась багровая тень.
— Закройте портал, — проговорил Вит, глядя на меня.
— Но мы же… — начал чаровник.
— Вы уже закрыли один. Закройте и этот, поверните ключ обрат… — вириец закатил глаза. Рука, которой он держал запястье второй, упала, чернота на коже дошла до середины предплечья.
— И что он этим хотел сказать? — не понял стрелок.
— Что от таких дураков, как мы, неприятностей не ждут, — проговорила я, поднимаясь.— Не стойте истуканами, помогите.
Я схватила Вита за куртку и потянула к обочине, опомнившийся Михей закинул арбалет за спину и взялся за ноги чернокнижника. Мы перетащили мужчину обратно к плетню.
— Земля! — вдруг закричал оставшийся на дороге Рион. — Смотрите на землю!
Там, куда он указывал, нарастал лед. Каждая лужа, каждая яма с грязью и даже каждая капля лившегося с неба дождя застывали беловатой пленкой на черной земле. Кажется, я слышала даже хруст, как зимним утром, когда бежишь в кусты…
Словно кто-то разлил по земле холод, и он тек и тек от опушки леса к центру села, превращая воду в лед. Совсем как туман в Хотьках.
Вит не шевелился. Кошка фыркнула. Охота продолжалась.
Я пошла вдоль забора, не выпуская из поля зрения зеленый свет. Тонкий лед даже не проминался под мягкими лапами.
— Айка, — зло зашептал Рион, и ледяная корка под его сапогами оглушающее захрустела.
— Шшшша,— обернулась я, шипя.
— Понял, — кивнулал маг, поднимая мокрые руки. Дождь и не думал прекращаться.— Молчим, — тут же, противореча сам себе, добавил: — А план у нас есть? Другой план, кроме плана чернокнижника?
— Нетуть, — ответил вместо меня Михей, обогнал и пристроился сбоку. Его арбалет продолжал сверкать, под сапогами оглушительно хрупало.
Я склонила голову, и на миг мне показалась, что в замерзшей луже отражаюсь вовсе не я, не Айка Озерная, а кто-то другой, размытый, нечеткий и какой-то далекий. Миг, и видение пропало, лед стал беловатым и мутным, как и положено любому порядочному льду.
— Видел бы меня сейчас учитель, — попенял непонятно кому чаровник и оглянулся на лежащего на земле Вита, хорошо хоть глупых вопросов задавать не стал.
До перекрестка и зарослей, в которые кто-то закинул старый жернов, да так его и забыл за ненадобностью, мы добежали за считанные минуты. Не особо скрываясь, но и не выходя на середину дороги, как кудесник. Ближайшее будущее виделось смутно, моя кошка сосредоточилась на простых действиях: переставить лапы, махнуть хвостом, порычать на зеленый свет, которому, кажется, было абсолютно безразлично мое рычание… Тьфу!
Я остановилась у очередного забора, на этот раз из досок разной степени гниения, и осторожно отодвинула мокрые ветки, вяло удивляясь тому, что делаю это не лапами, а вполне нормальными пальцами.
— Ну, что там? — остановился за спиной Рион. — Есть артефакт? А канал, куда его надо бросить, чтобы закрыть лавочку по вызову демонов к чертям собачьим?
— Есссть,— прошипела я, с трудом отстраняясь от кошки и от ее звериной натуры, которая требовала рычанием, вздыбленной шерстью и выпущенными когтями устрашать врага — главное, чтобы он сам знал, что должен устрашиться.
Зеленоватый столб света исходил как раз из того камня, что я нашла, он поднимался вверх, словно призрачное дерево, выросшее на мертвом основании. Позади этого зеленого света угадывалась фигура мага. И это она мне казалась жуткой? Да по сравнению со столбом света, в котором то и дело прорастали тени, маг казался просто добрым сказочником из легенды о прекрасной принцессе.
Лиски нигде не было, и это настораживало. Мы с кошкой предпочитали держать врагов перед глазами.
— Есть,— более человеческим голосом повторила я, присматриваясь к камню, на котором осело сразу несколько десятков искорок Вита.
— Отлично, — воодушевился Рион. — Значит так, вы отвлекаете мага, я беру артефакт и закидываю его в портал. А потом мы все вместе на прощание машем дасу ручкой.
— Думаете, злодейский маг просто постоит в сторонке? — Михей попытался заглянуть мне через плечо.
— Вопрррросссс не в этом, — прошипела я, чуть отклоняясь. В окне дома за забором потухла лучина, погашенная дрожащей рукой. Вот теперь проняло и жителей, и, наверное, ту козу. — Вопроссс в том, как ты поднимешь эту штуку, чтобы кинуть куда бы то ни было?
— В колодец она точно не влезет, — присмотрелся к жернову Михей.
Рион привстал, и с минуту мы разглядывали горящий камень. Разглядывали и молчали. Фигура мага воздела призрачные руки к небу, тени заметались сильнее.
— Они учатся на своих ошибках, — с сожалением протянул Вит. — Это вам не ручное зеркало.
— Может, не надо его никуда тащить, господин чаровник? — хмыкнул стрелок и пояснил: — Ведь они же не тащили.
— Что? — переспросил Рион, подаваясь вперед.
— А то, что «ключ» еще в «замке», — я посмотрела на Михея, тот шмыгнул носом и вытер лицо рукавом. — Не только нам не поднять эту махину.
— А ведь верно, — прищурился чаровник, — если жернов — это ключ, то замок… — он указал сначала на столб света, а затем на собирающуюся под камнем лужу. — Впрочем, это не так важно. Что мы будем с этой махиной делать? Хорошо Виту, нагнал страху, дал задание и лег спать. Но жернов — это не зеркало, в луже не утопишь. Эол, почему все каждый раз иначе, почему они своих черных книг не придерживаются, а придумывают новое? — спросил парень у темной улицы. — А ты голову ломай, вот что прикажешь делать, когда ключ больше замка?
— Может, расколоть, господин чаровник? — предложил стрелок. — Сломанный артефакт будет работать?
— Нет, — Рион, поморщился, когда услышал очередное «господин чаровник».
— Мне кажется, что-то тут неправильно, — пробормотала я.
— Что?
— Не знаю, — я едва сдержала рычание. — Сколько мы тут возимся? А до этого? Шушукаемся, строим планы… У мага руки не затекли? А дасу, почему он никак не может заглянуть на огонек?
— Предлагаешь разойтись по домам? — переспросил чаровник и, не дождавшись ответа, продолжил: — Чем можно расколоть камень?
— Словно мы играем. В прятки. Сначала водил он, теперь мы… И кто кого ловит — непонятно. — Продолжила я, а кошка согласно рыкнула.
— А если молотом хряпнуть? — предложил стрелок и сам себе ответил: — Нет, дядька Трик как-то пытался по-пьяни, и промахнулся, три пальца расплющил, а камню хоть бы хны.
— Молотом? — прищурился Рион. — Да, только не простым, а молотом Эола.
— Господин чаровник умеет вызывать молнии? — восхитился стрелок.
Я тоже заинтересованно повернулась к Риону, ожидая ответа.
Где-то вдалеке робко тявкнула псина и, словно устыдившись, замолкла. Маг все еще стоял с поднятыми руками.
— Нууу… — протянул чаровник.
— Значит, нет, — констатировала я.
— Я читал, — вскинул мокрую голову Рион, — вроде ничего сложного.
— Тот-то я и вижу, что маги на каждом углу молниями кидаются.
— Айка, у тебя есть план получше?
Моя кошка прижала уши к голове.
— То-то. Так, мне нужна энергия, — стал рассуждать чаровник, закатывая мокрые рукава. — Накопитель и, — стрелок тут же нарисовал пальцем прямо в грязи спираль, получил еще один одобрительный взгляд Риона и едва не зарделся, аки девица на выданье. Так они снова скоро вернутся к «Риону» вместо «господина чаровника». — Немного времени, но его-то нам как раз и не дадут, как только маг почувствует, что я тут делаю… — Он не закончил, но мы и не нуждались в объяснениях. — Значит, план такой: вы развлекаете мага, я бью молнией в камень. И мы машем дасу ручкой.
— Далось тебе это махание, — проговорила я. Михей перехватил арбалет. — Пошли развлекаться, а то бедный дасу скучает, небось.
Я не знаю, на что мы рассчитывали. Вернее, на что рассчитывали парни, потому что от меня к тому моменту уже мало что осталось. От Айки Озерной, что жила в Солодках и уворачивалась от летящих в спину камней и плевков. А новая еще толком не понимала — кошка она или человек. Но зверю любая охота в радость, даже смертельная. Особенно смертельная. Особенно, когда охотится стая.
Уловив последнюю мысль, я вместе с кошкой махнула хвостом, возвращаясь в настоящее. Вожак сам о себе позаботится, пусть сейчас он и лежит без сознания в сточной канаве.
— Айка! — зашипел Михей, красноречиво тряся арбалетом, и я осознала, что уже пару минут пялюсь на зеленый, исходящий из жернова свет.
Легко сказать, пошли развлекаться, а на деле?
— Айка, — снова зашипел парень и вдруг предложил: — Мне в него выстрелить?
Он взмахнул рукой, указывая то ли на призрачную фигуру мага, то ли на околицу с бродячими собаками.
Лучшая идея за сегодняшний вечер, ибо других не было. Ну, не выскакивать же мне из кустов с криком: «А вот и я!» Но, думаю, одну глупость вполне можно заменить на другую, раз ничего умного в голову не приходит.
Я оглянулась на заросли у дороги, где мы оставили Риона. Парень махал руками, словно ветряная мельница, и едва слышно читал заклинание. Человек не услышал бы, а вот кошка живо насторожила ушки. Нет, не читал заклинания, а ругался нехорошими словами, да с таким разнообразием, что дал бы фору дядьке Верею. Сразу видно, переживает.
Вот только маг — не человек. Он тоже слышал. Призрачная фигура развернулась к ограде. Михей вскинул арбалет, прицеливаясь, я наклонилась и зачерпнула холодной грязи.
Глупость, но почему нет?
Замахнулась и швырнула липкий ком прямо в призрачную, скрывающуюся за зеленым столбом света фигуру. Не добросила. «Позорище», — как сказал бы Кихор, заводила всех парней в Солодках. Грязный ком влетел в луч света и осел на… Честно говоря, не знаю, на чем, может, на жернове, а может, на нашем долгожданном госте. До сих пор помню тоненький смех Ксанки, когда вот такая же противная и склизкая горсть размазалась по моей новой рубахе. Ох, и влетело же мне тогда от бабы Симы.
Глупо думать, что дасу могут обуревать те же чувства, что и деревенскую девчонку, но…
Опять это «но», сегодня ночь этих «но».
Мир вздрогнул. Именно так. Словно тебя поместили в бочку из-под дождевой воды и хорошенько пнули. Что-то взревело там, в зеленом мареве. Михей все-таки выстрелил, болт ушел в зеленый свет, в отличие от комка глины, миновал его и… вернулся обратно. Как хорошо, что парень не умеет стрелять. Пущенный неумелой рукой снаряд прошел чуть левее его уха и пробил одну из гнилых досок ограды.
С той стороны зеленоватого столба послышались не менее заковыристые ругательства.
И хотя голос был искажен, на миг мне показалось, что я его уже слышала. Кошка согласно рыкнула. Я зачерпнула еще грязи и… больше ничего не успела. Меня подбросило в воздух, перевернуло и со всей силы швырнуло вниз. Перед глазами замелькали цветные пятна, где-то рядом закричал Михей, арбалетная тетива щелкнула. Зеленый свет мигнул.
Я, наконец, очутилась на земле, крутящийся мир остановился. В висках тюкала боль, что-то текло по скуле… Наверняка дождь. Так думать приятнее.
Маг опустил вытянутую руку.
Швырнуло не только меня, но и Михея. Я упала правее, а вот стрелку не так повезло, он, продолжая что-то бормотать, барахтался в столбе зеленого света прямо на жернове.
Теперь магу точно не скучно.
Мы с кошкой замотали башкой, стараясь собрать лапы в кучу. К ругательствам Риона и злодейского мага добавились неловкие рассуждения стрелка о собаках и их матерях.
Объявляю общество тарийских сквернословов открытым.
Земля снова вздрогнула, в зеленом свете выросла массивная тень, пока еще плоская…
И предлагаю назначить дасу его главой.
— Что ж, — прогудел маг, его расплывчатая фигура качнулась, неторопливо выплывая из-за жернова. — Я, конечно, ждал, что рядом с девкой отирается вкусное блюдо, но, — спрятанный за пеленой маг опустил руки, — этот тоже сойдет.
— Блюдо? — повторила я, прижимая уши.
Вот как бывает, одно слово, вроде бы обычное, но от него в голове будто что-то сдвинулось, как сундук, что однажды свалился со ступеней лестницы, когда мы с бабушкой пытались затащить его на чердак. Он упал с шумом и грохотом, едва не придавив меня. Бабка в него нагревательные камни сложила. Так и это слово, как тяжелый сундук, упало и…
Михей еще раз выругался.
— Блюдо, — повторил маг.
Зеленый свет шевельнулся, мы с кошкой взвизгнули. Она отчаянно и безнадежно. Я зло. Наши звериные инстинкты просто кричали о том, что надо улепетывать. Да, уже поздно. Да, мы умрем, но оставаться на месте нельзя, надо бежать, надо…
Но человек заставил зверя остаться на месте. Я заставила. Та новая я, что только осознавала себя. А вот прежняя сбежала бы, как сбегала всегда.
Фигура, постепенно проступавшая в столбе зеленого света, обрела четкость и объем. Был рисунок, а стала поделка из… из мяса. Из столба света вывалился отросток, больше всего похожий на жабий язык, с которого ободрали кожу.
— Я собрал знатную мышеловку для дасу, осталось только положить в нее сыр, — призрачный маг был собой очень доволен. — И хотя я планировал дать ему кусок повкуснее, этот тоже сгодится.
Отросток изогнулся, Михей поднял голову, судорожно дернул рычаг арбалета, силясь его перезарядить. Лишенный покрова «язык», состоящий из сочащихся сукровицей мышц, опустился, обвиваясь вокруг туловища парня. Тот только охнул, хотя я бы на его месте визжала, как оглашенная. Демон схватил парня поперек туловища и вздернул кверху. Оружие упало на светящийся жернов и, отскочив от камня, словно клубок ниток, отлетело во тьму.
Столкнулись два артефакта: старое оружие и гладкий камень, ставший ключом к замку, что открыл проход в наш мир. Стукнулись и оттолкнулись друг от друга, как две ягоды в одном лукошке.
Блюдо — вот причина странной медлительности мага. Нас ждали. Ждали, когда мы придем и торжественно уляжемся на место приманки в мышеловке.
Привередливые нынче демоны пошли. Дверь им открыли, но надо еще и хлеб-соль на рушнике преподнести, да с поклоном.
— Блюдо из порченой крови было бы намного вкуснее, — в голосе мага послышалось легкое недовольство. — Блюдо из крови и плоти демона.
— Порченая кровь там, — я мотнула головой.— В сточной канаве. Пахнет отвратно, но раз дасу у вас непривередливый, могу сбегать.
— Давно хотел тебе язык укоротить, белая дрянь.
— Кто бы говорил, — кошка фыркнула, выпуская когти. Ни одной причины придерживать свой непослушный язык я не видела. Умирать, так с песнями, как орал по пьяни пастух Мишек. — Маг, скрывающийся за пеленой. Маг, не желающий, чтобы его узнали, — я стала медленно отползать от светящегося жернова.
— Спаси, Эол, и помилуй, — взвыл Михей, судорожно дергаясь в объятиях дасу.
— Он не слышит тебя,— отмахнулась расплывчатая фигура мага. — Он давно уже никого не слышит.
— Не соглашусь, мэтр, — из тени напротив вышел Теир, почти такой, каким мы его запомнили, в старой одежде, с кривящимся, почти безумным лицом. Казалось, он вот-вот начнет судорожно читать непонятные молитвы. — Он слышит. Не отвечает, ибо мы недостойны, но слышит и внимет. Всегда.
— Эол! — Стрелок почти взвыл.
Щупальце дернулось, поднимая его выше, зеленый свет колыхнулся, дасу готовился вступить в наш мир, войти в распахнутую настежь дверь.
— Прими наше подношение, — маг снова воздел руки к темному дождливому небу.
— Не хочу подношения, — совсем по-детски выкрикнул Михей, а небо раскололось молнией.
У Риона все-таки получилось. Не соврал чаровник, читать он точно умел. И не промахнулся, как можно было предположить. Небо озарилось яркой вспышкой, ветвистый всполох в очередной раз разделил мир пополам и ударил в землю. Ну не совсем в землю — в старый, выброшенный за ненадобностью жернов.
Вот только маг был готов. Думаю, он ждал чего-то подобного, знал, что мы малость не в себе и обязательно преподнесем какую-нибудь каверзу. Наученный, еще с Хотьков.
Призрачные руки качнулись, по шерсти словно ветерок прошел, и молния раскололась о невидимый щит, будто чашку из дорогого олинского стекла увеличили в несколько раз, перевернули и накрыли старый жернов, мага и дасу с подвывающим на одной ноте Михеем.
Молния раскололась, раздвоилась и с громким шипением испарилась. Все-таки напортачил чего-то наш Рион, или не было у парня книги на тему, как ученикам бороться с действительными магами. А в том, что там, за пеленой, действительный, я даже не сомневалась.
Рион, судя по сквернословию, тоже. Маг усмехнулся, качнул рукой, ругательства оборвались, и только кошка смогла расслышать звук падающего тела.
«Магия — это палка о двух концах, ты бьешь ею, и ею же бьют тебя», — сказал Вит. Сейчас пришла очередь Риона получать тумаки. Так мы скоро совсем без магов останемся. Вернее, уже остались. Почти… Кошка почуяла это «почти» раньше всех.
В тот момент, когда маг наказывал осмелившегося вмешаться в ритуал чаровника, что-то снова коснулось загривка, что-то тягучее и невыносимо приятное. Так и хотелось изогнуться и подставить холку под ласковую руку. Магия…
Что-то чавкнуло, примерно с таким звуком топор мясника врезается в баранью тушу, и отросток, лапа или язык — не сильна я в организмах демонов — отвалился. Вместе со стрелком. Михей второй раз грохнулся на жернов, но на этот раз куда больше обрадовался.
Демон задергался, заревел, звук наждаком прошелся по спине, на камень полилась черная кровь. Отрезанная магией конечность изогнулась, словно червяк в луже после дождя.
Из тени вышел Вит, кошка удовлетворенно заурчала. Эол, надеюсь, этого никто не слышал. А ведь она знала, с самого начала знала, что охота продолжается. Она… Пора уже говорить «я».
Я видела, как Вит упал, как трудно ему было говорить. Красивая замена — упасть в неравном бою, дрожащей рукой указав последователям на цель… И как я не расплакалась?
А вот мага вместе с его покалеченным демоном стало жалко. Перепутал наживку с охотником. Фатально перепутал. И пока мы все, в том числе и Рион, развлекали мага, чернокнижник продолжил охоту.
Вит встал рядом, маг рыкнул что-то непотребное, снова шевельнул рукой, но чернокнижник легко поймал… эээ… — что бы это ни было — в ладонь, и картинно отряхнул ее. Михей, покрытый кровью дасу, пытался отползти от извивающейся конечности. Демон бесновался за пеленой зеленого света, а Теир… Теир молился, закрыв глаза, что-то бормоча и почти впадая в экстаз от собственных слов.
— Весссьрррезеррррфффрррастррратил? — рычащее спросил Вит.
— Порченая кровь, — выплюнул маг, его фигура колыхнулась почти как плащ. Или мантия. Я видела такие. В Велиже. На суде.
— Она ссссамая,— не стал отрицать родословную вириец. — Истррратил-истрррратил. Ссссколькооссссталось? Кьята два? Пять? Ударрр по мне, шшшшвыррнуть детей поближе к дверрри, защитный купол, потом пррроучить недоучку и снова меня… — рычание медленно исчезало из его речи, тогда как глаза оставались алыми, как у зверя. — Да еще и поррртал надо поддерррживать, — чернокнижник покачал головой. — Твой кувшин почти пуст, чаррровник.
Зеленый свет становился все насыщеннее и ярче, будто пыльный витраж из цветного стекла протерли чистой тряпкой.
— Ты ведь даже дасу не удеррржишь? — Вит нахмурился и сам себе ответил: — Не удержишь. На что же ты рассчитываешь? Выпустить в наш мир бесконтрольного демона? Зачем, ради Рэга? Он убьет всех и вся, даже тебя. Так зачем…
Чернокнижник не договорил, Теир вдруг закричал, наверное, это все же был призыв к Эолу, хотя мне показалось, что где-то снова завыла полоумная псина, да так проникновенно, что тянуло присоединиться. А вот Михей решил на сдерживаться и присовокупил к святым словам ругательные, он пытался отползти от дасу, от зеленого света…
Демон услышал. Эол знает, что ему не понравилось, а может, ему просто надоело ждать, но он изо всех своих сил рванулся сюда, в этот мир. Рванулся в приоткрытую дверь, сшибая все на своем пути. Вит не успел ничего сделать. Я не успела даже вскочить на лапы. Михей не успел свалиться с жернова. Теир не успел зарыть рот. А маг… маг ничего не собирался успевать.
Камень вздрогнул, на миг зеленый свет стал настолько ярким, что хотелось зажмуриться, а потом почти погас,
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.