Дед Мороз из подземелья. Наталия Крас

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Чудовище и Ангел
• ГЛАВА 2. Склад
• ГЛАВА 3. Происшествие за происшествием
• ГЛАВА 4. Дорога
• ГЛАВА 5. Проникновение
• ГЛАВА 6. В мышеловке
• ГЛАВА 7. Кодекс честного вора
• ГЛАВА 8. Лопаты тоже звучат
• ГЛАВА 9. Утро намёков
• ГЛАВА 10. Тени прошлого
• ГЛАВА 11. Кто есть кто
• ГЛАВА 12. Прошлые обязательства
• ГЛАВА 13. Всё не так просто, как кажется
• ГЛАВА 14. Нужны ещё впечатления
• ГЛАВА 15. Это не просто так
• ГЛАВА 16. Побег
• ГЛАВА 17. На работе
• ГЛАВА 18. Встреча
• ГЛАВА 19. Свидание
• ГЛАВА 20. Чем ближе, тем меньше загадок

АННОТАЦИЯ

Она из правоохранительных органов. Он совершенно точно нарушает какие-то законы. Какие именно – она пока не поняла. Из всей информации друг о друге у них только её имя и его воровская кличка. И вот перед Новым годом он приглашает её обворовать богатый загородный дом. А там… планы сильно меняются. Но Новый год они всё-таки встретят. Так, как никто и никогда ещё не встречал, а заодно выяснят много интересного.

   Невероятная новогодняя история, очень веселая и очень на 18+.

   Всем приятного чтения!

ГЛАВА 1. Чудовище и Ангел

Настоящее зимнее очарование в виде белого пушистого покрывала, совсем лёгкого морозца – ровно такого, чтобы только немного скрипел снежок под ногой, полное безветрие и бесконечно синее небо с красивыми молочными облаками, выдающими редкие игривые снежинки, – всё это радовало глаз и душу с утра. Но теперь был уже поздний вечер, и ушедший день безвозвратно сожрал всю красоту и безмятежность, разочаровав неожиданным потеплением и оттепелью.

   Её замшевая обувь на низкой подошве тонула в серой хляби, оставшейся на дорогах большого города после утренних красот. Бесконечно длинные ноги, рельефно очерченные идеальными мышцами, точёная хрупкость, копна роскошных каштановых волос, стоит только их распустить по плечам и спине, и гордая посадка головы на стройной шее балерины – всё это сполна досталось её сестре, которая порхала сейчас атласом пуантов над полом театральной сцены и радовала толпу соотечественников и иностранных зрителей. А перед нами шлёпало по лужам одного из тёмных переулков усталое, хоть и стройное, существо в заляпанных джинсах, старательно пыхтящее над тщетностью выбора чистой дороги перед собой. Выбирать участки посуше ей приходилось, перегнувшись над большим удлинённым предметом, по очертаниям напоминающим гитару в мягком чехле. Она обнимала её двумя руками перед собой, как бывает, если предметом очень дорожат. Из кармана белой куртки раздался телефонный вызов.

   — Ну что, Копейкина, где жизнь прожигаешь? — язвительно, но вместе с тем весело раздалось из смартфона, стоило добыть его из кармана.

   — Сама ты… Копейкина, — прошипела обладательница белой куртки, продолжая прижимать гитару одной рукой к себе и одновременно тряся ногой, чтобы смахнуть с замшевого сапога слякоть, в которую только что угодила. Она окончательно остановилась возле какой-то грязной лужи.

   — Я уже Алябьева! — гордо сообщил весёлый голос. — Ты не забыла мою шикарную свадьбу, Копейкина? — и, не дожидаясь ответа, новоиспечённая Алябьева надуто продолжила: — У меня третий акт закончился, а ты так и не пришла!

   — Трагедия, — односложно подытожила Копейкина, окончательно отчаявшись убрать грязь с ноги, и вздохнула, злобно уставившись в темноту сырого переулка.

   — Ты так и не ответила! — требовательно звенел голос из телефона. — Где ты там была, пока я тут с бывшим оттанцевала весь спектакль перед своим Алябьевым?! Ты бы видела, как он меня подбрасывал в поддержках! — раздался счастливый смех из телефона. — Как никогда! Даже ошибся один раз перед заходом на фуэте… Такой весь встревоженный и… — последовал театральный вздох и затем снова прозрачный смех. — Что ты молчишь?!

   — Трагедия, — отозвалась Копейкина, глядя на свои замшевые угги.

   — Что ты всё со своей трагедией?! — возмутилась балерина.

   — Ну правда же, твоему Шушарову отплясывать теперь вместе с тобой перед Алябьевым – полная трагедия. Новую постановку я уже на генеральной видела – всё очень красиво! А остальное мне и видеть не надо, я и так всё знаю.

   — Тоже мне, сестра! — продолжала отчитывать Алябьева. — Что ты там знаешь?

   — Знаю, что ты сохнешь по своему Шушарову до сих пор, а он – по тебе! Но для полного счастья тебе потребовалось, чтобы ещё и Алябьев на это всё смотрел и ревновал, — внесла ясность Копейкина.

   — Но лучше ведь быть женой постановщика, чем танцовщика… хоть и первого!.. — безжалостно рассуждала балерина. — А Шушаров и так от меня никуда не денется! С кем ещё меня Алябьев поставит в пару, как не с ним? Пусть хоть обревнуется! А мне надо же было женить Алябьева на себе, пока он освободился от бывшей! — она понизила голос: — Ой, что-то я тут разоралась… У нас тут, знаешь, есть кому Алябьеву всё передать и…

   — Трагедия, — вздохнула Копейкина.

   — Что ты всё?.. — нетерпеливо вскрикнула балерина.

   — А что, не трагедия?.. Ради красивой фамилии ты готова на горло себе наступить, лишь бы стать Алябьевой, а не Шушаровой.

   Балерина хмыкнула:

   — Ну сама послушай: Полина Шушарова, и это после Копейкиной – было бы на что менять! — с отвращением произнесла она, а потом полным достоинства голосом добавила: — Или Полина Алябьева! А?! Где лучше звучит?

   — Лучше там, где тебя любят, Поль, — вздохнула Копейкина.

   — Глупости! Меня все любят! — отчеканила звенящим голосом Полина в прошлом Копейкина. — А на горло я себе не наступала! — она явно пыталась что-то доказать сестре. — Это я на Шушарова во втором акте наступила пуантом. Ты бы видела! Он так смотрел снизу!.. Ахахаха… как когда-то… Это такие воспоминания! Его умоляющий взгляд снизу, и я сверху…

   — Не продолжай! — скривилась Копейкина.

   — Ладно, — смирилась Полина, — но всё-таки где ты была? Ради чего ты пропустила мою премьеру с Шушаровым? Мы были неподражаемы!.. А Алябьев так смотрел из зала!.. А у тебя было лучшее место рядом с ним, между прочим!.. Ты бы сама услышала, как вздыхает мой Алябьев…

   — Да, это трагедия, конечно, — съязвила Копейкина, — не услышать вздохи Алябьева.

   — Хм!.. Дай угадаю… Сидела любовалась на своего капитана Майорова допоздна? Когда уже ему дадут майора? Ха-ха… Пока ещё у него неплохие перспективы! Выходи за него, Геля! Будешь – Майорова. Всех своих лейтенантов – забудь! Им до тебя ещё расти и расти, чтобы жениться!

   — Полина, замолчи!..

   — Да, ладно, Копейкина!.. Не надоела тебе эта дурацкая фамилия? Папаша Копейкин давно сбежал и забыл, как нам это наследство оставил. А мама, кстати, даже не стала свою менять. Лучше бы и нас не записывала мелочёвкой какой-то… Так когда свадьба?

   — Ты обалдела? — выпучила глаза в темноту Геля Копейкина. — Какая свадьба?!

   — С майором Майоровым! — покатилась со смеху Полина. — Раньше даже не думай его баловать! Пусть сначала звание получит!

   — Полина!..

   — А что?..

   — Ну то!.. Он почти женат вообще-то… на старшем лейтенанте Похлёбкиной…

   — Ахахаха… на Похлёбкиной… — зашлась Полина. — Ей, конечно, тоже хочется фамилию исправить.

   — И вообще, он мне не нравится! С чего ты взяла?! — раскраснелась Копейкина.

   — Ой, да ладно! Знаем мы!.. — снисходительно фыркнула сестра.

   — Что вы там знаете?! — возмущённо воскликнула Геля и, забыв обнимать гитару, отставила её от себя, придерживая за гриф. Гитара слегка загудела от лёгкого тычка в асфальт, и Копейкина, опомнившись, снова прижала её к себе. — Слушай ты, Алябьева с Шушаровой! Хватит там маму настраивать! Она мне и так все уши прожужжала с этим Майоровым! Не хочу я с ним!.. И вообще, у него живот!.. Почти… Вот!.. А сегодня я не его ждала!.. Но его, конечно, но только, чтобы он ушёл! А мне из вещдоков надо было электрогитару на пару дней стащить, пока её в другой статус не перевели. У нас тут один из подозреваемых вдруг свидетелем стал… Гитару должны вывести из списка вещдоков и вернуть законному владельцу. А я ещё не попробовала, как электрическая звучит!.. Не знаю – покупать или нет, дорого же! Я же не могу бренчать в отделении…

   — Ахахаха… Так это я тебя застукала? Домой вещдоки таскаешь? Преступница! Ахахаха… Но ты не дома… я слышу какие-то звуки!.. Ты на улице? — требовательно взывала Полина.

   Геля немного повернула голову, осматриваясь:

   — Вообще-то… я в какой-то грязной подворотне… И лучше бы поскорее убраться отсюда, просто не хотела чужую гитару по улицам домой тащить, решила обойти переулками… — она опасливо обернулась. Позади действительно раздавались тихие зловещие звуки, как будто тяжёлый металл скрежетал или тёрся о другой металл. Но видно было только поблёскивающую всплесками дальних фонарей лужу. Скорее даже слякотное болотце, образовавшееся из недавнего снега.

   — Ладно, — миролюбиво отозвалась Полина из телефона, — продолжай созерцать свою подворотню, но завтра, чтобы была у нас! Новый год – ты не забыла? У нас будет шикарно! И Шушаров придёт, он мне уже преподнёс ёлочное украшение в виде пуантов, посмотрим, что завтра подарит. Ещё там из наших кое-кто будет… Ну и послушаешь, как Алябьев вздыхает! А можешь прямо сегодня к нам… — продолжала щебетать сестра, частично заглушая тревожный скрежет.

   — Да, трагедия… — на автомате проговорила Копейкина, всё тщательнее всматриваясь в серую слякоть.

   — Не трагедия! А найдём и тебе кого-нибудь кроме Майорова! Должен же быть выбор! Какого-нибудь красавца из театралов… с длинными ногами и волосами… Шушаров тебе подошёл бы, но я его не отдам, мне самой пока нужен!.. Геля, ты где? Ты хочешь красавца с длинными волосами? — беззаботно вопрошала балерина.

   — Мне стриженные парни нравятся, — оторопело произнесла Геля, беспомощно озираясь посреди тёмного переулка.

   — Ахахаха… Я же говорю, у тебя к Майорову слабость… — смеялась сестра, — всё-всё! Я тебе уже пожелала к Новому году длинноволосого! Не отвертишься!.. Брось свою слабость!.. Ахахаха…

   — На меня правда, что-то слабость накинулась… какая-то… — странно прошептала Копейкина.

   — Геля, что ты там делаешь?.. — встревожилась наконец жена Алябьева. — Что с тобой?!

   Вместо ответа на этот вопрос раздался душераздирающий вопль Копейкиной, и она впилась за неимением другого спасения в гриф чужой электрогитары сквозь тканевый чехол. Из лужи показались горящие глаза и уставились они прямо на неё, а над ними расплескались и частично слепились скученным грязным безобразием волосы, которые тоже, как и глаза, как бы светились странным желтоватым светом. Одновременно с этим часть мути вместе с комьями слякотного снега из лужи куда-то слилась, и стало очевидным, что голова, увенчанная слипшимися космами, торчит из люка, тускло подсвечиваясь оттуда же.

   — Гелечка, не молчи! Что там?! — вскричала Полина.

   — Чудовище… — еле вымолвила Копейкина.

   — Беги оттуда!!! — завопил телефон.

   Но Геля вместо бега включила другой инстинктивный позыв и с размаху саданула электрогитарой по грязной голове непонятного существа, выронив одновременно с этим свой телефон. Однако, Копейкина не была прославленной гольфисткой или хоккеисткой, обладающей поставленным ударом, а ещё изрядно переволновалась, и прежде чем увесистый музыкальный инструмент угодил в существо, он саданул по дну лужи и только потом окончил траекторию у лица чудовища. Чудовище в свою очередь проявило неплохую реакцию и частично увернулось от удара, подставив другую часть головы, но от изрядной порции грязной воды ему увернуться не удалось.

   — Ду… ра!.. — закашлялось существо мужским голосом и отчаянно попыталось выжить, а не захлебнуться.

   Телефон же дуры Копейкиной захлебнулся в остатках той самой лужи, сначала вопя ещё голосом её сестры «Беги!!» и «Копейкина!!!», а потом умолк окончательно. Сама Геля в напряжённом ожидании разглядывала голову в люке. Как только голова откашлялась, оттуда показалась рука и резанула ей в лицо светом фонаря:

   — Симпатичная… — раздалось из люка после пары секунд изучения скукоженного от света лица. — А чё такая дура, Копейкина? — вслед за этим, не дожидаясь ответа, ловко показалось тело молодого человеческого существа мужского пола. Его глаза и слипшиеся от грязной воды волосы больше не светились, поскольку фонарь теперь был направлен в Копейкину, и засветилась она.

   — Телефон… — беспомощно проскулила Геля.

   — Да ладно, оживёт, — обнадёживающе заверил мокрый собеседник и, поковырявшись в луже, извлёк её телефон оттуда. Он подержал его над слякотью и немного потряс, сливая нечто безобразное из разъёмов смартфона обратно в лужу. Такое же серое безобразие капало с его волос на куртку. — Мой после воды всегда работает, сто раз ронял, — он протянул ей безжизненный мокрый аппарат и, достав свой, явно дорогой смартфон, продемонстрировал и его.

   — У меня на такой денег нет, — Копейкина с выражением страдания на лице приняла свой телефон обмякшей рукой.

   Собеседник философски пожал плечами, засовывая фонарь в какой-то бесконечный накладной карман куртки, а телефон в нагрудный, потом накрыл люк крышкой, привычно и быстро надвигая её точно на место. Его куртка, не по сезону тонкая и длинная, разъехалась, когда он поднялся, и из-под неё показался комбинезон, похожий на рабочий, только не такой бесформенный, как обычно бывает на людях рабочих профессий, а более качественный со множеством заполненных карманов. Только всё это на нём было изрядно потёртым и грязным. Он поёжился и скорее застегнул куртку на молнию, откидывая длинные мокрые волосы назад.

   — Потерял там резиночку, — кивнул он на люк.

   — Резиночку? — оторопело повторила Геля, переводя взгляд с необычной одежды и высоких ботинок на лицо, которое вдруг оказалось выше, чем её собственное, вместо того, чтобы болтаться под ногами. И ещё, если бы оно не было таким грязным и не обрамлялось слякотным беспорядком волос, то было бы вполне приятным, хоть и покрыто неравномерной щетиной.

   Собеседник скривился и покачнулся на неверных ногах, схватившись за голову в месте ушиба. Копейкина ухватила его за вторую руку у локтя, удерживая от падения. Он выдавил какой-то невнятный сдержанный стон.

   — Как тебя зовут-то? Копейкина… — с усилием выговорил он, утыкая в неё тяжёлый взгляд из-под нахмуренных довольно широких бровей.

   — Ангел… ина… — запнулась она, коверкая имя.

   — Хреновый из тебя ангел! — недовольным голосом выговорил он. — Чуть не вырубила совсем… и не утопила… — он потёр голову. — На меня и так пол-лужи вылилось, пока вылезал, — он поёжился, разглядывая её.

   Ангелина сочувственно поморщилась, глядя на его мучения:

   — Шишка, наверное… да? — она неуверенно вытянула руку к его голове. Он вроде бы не сопротивлялся, и она легонько пощупала место, пострадавшее от удара гитарой где-то между макушкой и затылком сбоку. — Холод надо приложить, — виновато сказала она.

   — По-твоему, мне не достаточно холодно? — с претензией спросил он.

   Она с сожалением оглядела его голову, облитую из лужи, что-то вспомнила и полезла в рюкзак, висевший до этого у неё за спиной. Она достала оттуда белую трикотажную шапочку, не отмеченную никакими женскими украшениями, и протянула ему:

   — На!.. Надень, потеплее будет.

   — Да ладно… — усмехнулся он, качнувшись, — капюшон есть, — и скрылся под глубоким капюшоном куртки.

   Поздний декабрьский вечер не обещал тепла и уюта, и Геля сама натянула свою белую шапку на голову. Недлинные волосы весело растопырились из-под края шапочки. Ставший почти невидимым собеседник внимательно оглядел её ещё раз из-под капюшона и в ответ на расширенные глаза пригласил жестом в темноту переулка.

   — Провожай меня теперь! — насмешливо потребовал он. — А то не дойду, — и взял крепко за руку, опираясь на неё.

   — А-а… может, надо в больницу, голову показать? — участливо предложила она.

   — Это тебе надо! Голову показать… — огрызнулся он.

   Она насупленно засопела, посмотрела в сторону отдалённого света с улицы, потом в ту темноту, куда они собирались двигаться, но никак свои сомнения не обозначила. Зато она вспомнила про гитару, потому что, как только они тронулись с места, та издала странный немузыкальный звук. Копейкина приподняла инструмент за верхушку, которая теперь жила какой-то отдельной жизнью от тела гитары и издала утробный вопль.

   — Слушай, ты уже второй раз так вопишь, — недовольным голосом констатировал человек в капюшоне, но, поняв, что причина кроется на этот раз в чёрном чехле, спросил: — Что там у тебя?

   Копейкина неверными руками открыла молнию и ещё раз не то вскрикнула, не то крякнула, после чего с ужасом на лице уставилась в капюшон. Парень как будто сомневался, сочувствовать ей или выговаривать очередную порцию колкостей. И, похоже, он не смог удержаться ни от того, ни от другого:

   — Поменьше будешь размахивать!.. — злобно высказал он, после этого лицо в сумраке капюшона немного смягчилось. — Ну чего так убиваться-то?.. — он нехотя раздвинул мягкий чехол пошире. Увидев, что голова гитарного грифа практически отпала от самого грифа и держится почти на одних только струнах, он прокомментировал: — Ну, Китай – дешёвка… Даже обидно таким говном по башке получить…

   — Это же Фендер… — потерянным голосом возразила она.

   — Ну Фендер!.. И что? Всё равно дешёвка. Девять тыщ раньше стоила такая, сейчас – не знаю. Ты думала, они все модели в Америке делают?…

   Она кивнула.

   Он, усмехнувшись, помотал головой, но тут же скривился, взявшись рукой за ударенное место.

   — Болит? — посочувствовала Копейкина.

   — Лучше не шевелить сильно, — проскрипел он, — а то… как будто там сковорода… застряла…

   — Прости, — сокрушённо попросила она и всхлипнула.

   — Да ладно… не убила вроде… — успокоил он.

   — Я… да… — покивала она, — я понимаю. Прости… но… мне нельзя было её ломать, мне вернуть надо… такую же… эту… — заплакала она.

   Он вздохнул, глядя на неё, и нехотя спросил:

   — Что, совсем денег нет?

   Ангелина помотала головой:

   — Есть… я бы нашла, но… Даже если девять тысяч, мне нужна эта…

   — Да отремонтируешь!.. Дешевле даже обойдётся… — он недоуменно пожал плечами на её слёзы. — После праздников найдёшь. Есть специалисты, всё сделают за неделю… Может, даже незаметно будет, там укрепляют и склеивают. Если спецклеем фендеровским, то будет держаться ещё лучше, в этом же месте точно не сломается.

   Но Копейкина разрыдалась окончательно:

   — Мне второго на работу… дежурство… — сквозь слёзный поток вставила она, — я должна вернуть… я не могу ждать конца праздников…

   — Блин… — он собрался ещё что-то сказать, глядя на её горе, но не говорил, а только открывал и закрывал рот. — Ладно, не реви! Я знаю, где такую взять, — наконец решился он.

   — Такую же?.. — дрожащим голосом спросила она.

   Он ещё раз отодвинул одну створку чехла, рассмотрев гитару, и, нахмурившись, застегнул гитарный кофр:

   — Точно такую же, — мрачновато пообещал он, — фендеровский Китай, возможно, того же года выпуска. Новую всё равно нет смысла покупать, если у тебя чужая… Она будет отличаться.

   Копейкина с надеждой уставилась на него мокрыми глазами, но больше не плакала:

   — Я найду деньги, я заплачу… — начала она.

   — Да ладно, это не важно, — отмахнулся он.

   — А как тебя зовут? — с готовностью спросила Ангелина.

   Парень с сомнением взглянул на неё из-под капюшона:

   — Пусть будет Ваня, — нахмурился он, — пока…

   — Пока? — удивилась она. — Ты не хочешь говорить настоящее имя?

   — Слушай, тебе зачем?.. — мрачно глянул он. — Я готов откликаться на Васю.

   — Ты сказал – Иван, — растерялась она.

   — Ладно, Иван, — сразу согласился он и приступил к инструктированию: — Значит так, сейчас проводишь меня, — он показал в сторону продолжения переулка, — здесь недалеко. Запомнишь место и придёшь первого, раз тебе ко второму гитара нужна. Пораньше, часов… когда ты очнёшься после Нового года?

   Копейкина пожала плечами:

   — Когда нужно, я не пью…

   — Тогда приходи в восемь… или в семь…

   Она удивлённо подняла брови, но кивнула, соглашаясь на ранний визит первого января.

   — Поедем в одно место, пока там никого нет… Будет тебе гитара. Китайское говно, как ты любишь…

   — Ладно, спасибо… А-а… денег сколько нужно?

   — Ничего не надо. Только телефон свой восстанови как-нибудь до этого времени. И чтобы программа была для вызова такси.

   — А с твоего нельзя такси вызвать? — удивилась Ангелина. — Я бы заплатила в любом случае сама.

   Он что-то напряжённо сообразил:

   — Первого?.. — и ответил: — Не, с моего лучше пока не надо… Свой принесёшь.

   Она испуганно кивнула.

   Он нахмуренно вздохнул, оглядев её ещё раз, взял у неё гитару, но от помощи не отказался, а наоборот навалился ей на плечи второй рукой, как раненый солдат. Копейкина удивлённо двинулась вдоль тёмного переулка. Было не совсем понятно: то ли он неуклюже обнял её, то ли пользуется, как опорой.

ГЛАВА 2. Склад

По мере того, как они шмякали ногами по слякоти, света от фонарей с улицы и из окон домов переулка становилось всё меньше. И вообще, дома здесь не выглядели жилыми. В этом районе жизнь кипела больше по будням, распахивая двери конторским служащим и арендаторам недорогих офисов. А теперь уже все разошлись по домам в надежде встретить главный праздник года в более уютных местах. Кое-где пробивался дежурный неяркий свет сигнализации из окон первого этажа или застеклённых входных дверей. Из чего легко было догадаться, что при желании можно прибегнуть к крайней мере ради своего спасения, разбив пару таких стёкол, и надеятся на помощь полиции или охраны этих помещений. И Копейкина, шаря глазами по этим световым пятнам переулка, видимо, что-то такое и соображала, таща своего подбитого солдата с сомнительным именем и репутацией. Она с тоской посмотрела на гитару в его другой руке, явно сожалея, что лишилась оружия.

   — А… ты где-то здесь живёшь? — робко спросила она.

   — Нет, — односложно ответил он, — не здесь… ночую иногда…

   — А куда мы идём? — ещё тише осведомилась она, но всё-таки старалась делать голос бодрым.

   — Да тут… недалеко… — после этих слов он неожиданно приналёг на её плечо сильнее и повлёк в тупиковое ответвление переулка, где было совсем уж мрачно и тихо. С провисшего провода оторвалась крупная капля и упала Копейкиной на нос. Она вздрогнула и подняла голову. Небо в проходе между притихшими крышами зданий казалось зловеще-синим.

   — Не дёргайся, — посоветовал попутчик, — почти пришли.

   Он приостановился. Она тоже. Впереди их путь упирался в высокий забор. Справа от них мрачнел старый заброшенный дом с выбитыми стёклами и расписанными стенами. Слова, написанные там, хоть и были плохо различимы в темноте, но однозначно приличными не являлись. Подбитый ослабил напор, и Копейкина с облегчением высвободила плечи. Их взгляды встретились. Но его глаз почти и не было видно под капюшоном, поэтому можно было с уверенностью наблюдать только за отблеском в её расширенных глазах. А его выражение лица могло быть в этот момент как удивлённым, так и изучающе-мрачноватым. А, может, оно являло собой всё сразу.

   — Так ты в заброшке ночуешь?.. — уточнила Копейкина. — Ты – бомж? — с каким-то сочувствием прозвучала она. Но всё же её голос предательски дрогнул, и невозмутимостью обезоружить не получилось.

   — А ты можешь предложить что-то получше? — насмешливо прозвучало из капюшона.

   Копейкина лишь неуверенно прочистила горло в ответ и потянула к себе гитару, нащупав надломленный конец грифа под чехлом. Но он не поддался, оставшись подмышкой у предполагаемого бомжа. Он выдержал паузу, как если бы был знаком с напутствием Станиславского об успехе таких театральных пауз у зрителя, и только потом ответил:

   — Не бомж! Чё сразу бомж-то? — его возмущение тоже было ненатуральным и попахивало театральностью пополам с насмешкой.

   Копейкина нервно хмыкнула:

   — Ну разве что у тебя под этой заброшкой шикарное подземелье, — её язвительность тоже звучала не слишком убедительно.

   — Под землёй много интересного, — уверенно ответил отрёкшийся от звания бомжа и шагнул к дому напротив заброшенного, по виду являющемуся складским помещением с глухими стенами без окон и единственными воротами, — можно и шикарным иногда назвать… это как посмотреть… — он остановился у широких ворот со следами ржавчины и всё теми же непристойными надписями и выжидательно направил свой капюшон, а значит и взгляд в Копейкину.

   Она неуверенно прошлёпала по зимней слякоти к нему. К ночи стало кое-где подмораживать, и от этого слякоть чавкала ещё громче, ломаясь под ногой тонкой кожицей льда.

   — Осторожно, тут к воротам горка подходит, — как только он это проговорил, вытягивая к ней руку, её замшевые сапоги на плоской подошве сделали несколько скользящих движений, безуспешно пытаясь зацепиться за обледеневшую поверхность небольшой горки, а Копейкина замахала руками, изображая мельницу, и закряхтела. Он выронил её гитару, но зато ухватил Копейкину двумя руками выше локтей. Она была спасена, но лишь на полсекунды, а затем они оба заперебирали ногами и рухнули в водянистую сырость растаявшего снега.

   Он невольно ругнулся, зависнув капюшоном над её лицом, а Копейкина, не зная что ещё сказать, выдавила из себя:

   — Трагедия…

   — Да, мокро, — подтвердил он.

   — И больно… — скривилась она, втягивая воздух сквозь зубы и подбирая к себе ногу.

   — И голова опять… — пожаловался он.

   — Ударился? — посочувствовала она, кривясь от собственных ощущений тоже.

   — Нет, мне твоей китайской лопаты хватило, — заверил он, лёжа на ней половиной корпуса.

   Они встали совместными усилиями – она, неуверенно прихрамывая, а он, придерживая её за локоть и талию. Но, переступив один раз, они снова чуть не повалились, в основном благодаря усилиям Копейкиной. Он стал наугад хватать её где придётся в попытках задержать в вертикальном положении, а она сначала постаралась убрать его объятия со своего зада, но в итоге лишь крепче ухватилась за его руку на себе. Через несколько хаотичных пошатывай и взмахов они наконец застыли, обретя хоть какое-то равновесие, и тяжело дыша друг на друга.

   — Ты мокрая… штаны… — в конце концов сказал он.

   — Это джинсы, — поправила она, вглядываясь в темноту капюшона, почти накрывшего и её тоже.

   — Да… я понял, — едва кивнул он и пошевелил рукой, чтобы убрать. Но Копейкина не отпускала его, вцепившись изо всех сил. Он удивлённо вскинул брови, разглядывая её лицо.

   — Трагедия… в смысле… просто упасть опять боялась… — смутилась она, отпихивая его руку от себя. Он сразу послушался и отпустил её.

   — Ты очень много падаешь, — сказал он, не сводя с неё глаз, таким тоном, как будто это был комплимент.

   — Подошва скользкая, — оправдалась она, — утром другая погода была, хотелось погулять потом… похрустеть снегом…

   — Да? — искренне удивился он. — Я не видел. Три дня назад, кажется, тоже всё таяло.

   Он протянул руку, и Копейкина с готовностью схватилась за неё. Они маленькими шажками аккуратно пробрались по горке к воротам. Пока она держалась за массивный накладной замок, он наклонился за гитарой.

   — Опять ей досталось, — пожалела Копейкина.

   — Ничего, я тебе другую… — он вдруг заскользил и чуть не упал навзничь, задорно размахивая гитарой, но её одной рукой успела схватить Копейкина, по-прежнему держась второй рукой за замок, и подтянула к себе и гитару, и того, кто держался за неё. Оба товарища по несчастью приникли к воротам, едва справляясь с дыханием и прижимая гитару между собой.

   — Там уже что-то страшное, — пропыхтела Копейкина, кивнув на торчащий между ними чехол.

   — Ага, — покивал и он.

   — Ага, — согласилась она, — полная трагедия.

   — Теперь да, — снова кивнул он.

   — Ну тогда, может, я пойду? — спросила она невпопад, разглядывая лицо под капюшоном.

   Он кивнул утвердительно, но ответил:

    — Нет… мы ещё не дошли.

   У неё глаза поплыли куда-то на лоб от удивления, а ресницы одного из них застряли в перекошенной набок шапке.

   — Там… — кивнул он на ворота, к которым они прижимались, — тебе запомнить надо, а то не найдёшь потом…

   — А-а… — испуганно кивнула она, — трагедия…

   — Да… то есть, ничего страшного… Смотри… тут дверь в воротах… — они оба скосили глаза на узкую железную дверь, вмонтированную в ворота.

   — И замок, — резонно заметила Копейкина, уже не так громко дыша.

   — Да, но он ничего не закрывает… Плиточник оставил его, когда воры петлю с ворот срезали. Приварил для бутафории.

   Копейкина заинтересованно рассмотрела солидный замок, оттопыривая от него пальцы:

   — А кто такой плиточник?

   — Не важно… Ваня… потом поймёшь… там… — он кивнул на железную дверь.

   — Вы тут все Вани, что ли?

   — Не важно… Пощупай за дверью! — он подсунул подушечки пальцев туда, где металл двери слегка отставал от самих ворот. — Я пользуюсь такой отмычкой, — он совсем немного расстегнул куртку и извлёк из маленького кармашка на комбинезоне какую-то загогульку, просунул за дверь и, пару секунд поискав вдоль неё, поддел какую-то металлическую защёлку, но тут же вернул на место. — Попробуй! У тебя и так получится, пальцы тоньше… давай!

   Копейкина просунула пальцы в дверной зазор и поводила вдоль него рукой. Очень быстро она действительно нащупала краешек подвижного металла и откинула вверх. Дверь отчвякнулась от ворот, и они, держась за неё и соскальзывая на вершине горки, пробрались внутрь.

   Тёмное неотапливаемое помещение внутри оказалось огромным складом производственного назначения. Большая часть была занята штабелированными грузами прямоугольных форм, а слева в отдалении по смутным очертаниям угадывался большой станок для гидроабразивной резки камня. Вокруг него на деревянных паллетах были уложены мрамор и гранит в слэбах.

   — Тут же холодно, как на улице, — разочарованно и почему-то шёпотом сказала Копейкина, повернувшись к спутнику.

   — Но зато не скользко, — ухмыльнулся он.

   — Да, но как здесь можно спать? — недоумевала она, шаря глазами по затоптанному бетонному полу и огромным коробам перед собой.

   — Здесь не надо… у Плиточника в каморке тепло. Пойдём, там подсохнем немного.

   Он взял её за руку и повёл за собой между упаковками на деревянных поддонах, которые образовывали подобие узких улочек. Заметив, что Копейкина всё время оглядывается, он объяснил маршрут:

   — Не так важно, где именно проходить, главное – двигаться направо, пока не упрёшься в стену, но вход всё-таки чуть ближе к середине.

   Она уже не оборачивалась, и их тандем бодро проследовал до правой стены склада, безошибочно оказавшись как раз у двери с мутным стеклом вверху, сквозь которое пробивался настоящий домашний свет, обещавший хоть какой-то уют и обогрев. На деревянной двери в железных петлях держался массивный навесной замок.

   — Тоже бутафорский? — предположила Копейкина.

   Он весело кивнул:

   — Угадала. Плиточник гордится своим изобретением, даже на сундук себе повесил.

   — А сейчас он там? — она ткнула пальцем в дверь.

   — Да, спит скорее всего, — он быстро расстегнул куртку сверху и, проникнув рукой внутрь, не мешкая извлёк длинный и тонкий металлический инструмент, слегка изогнутый, на одном конце которого было кольцо, а на другом крючок.

   Всё это явно изумило Копейкину, но она продолжила вести дознавание:

   — Там вроде музыка…

   — Плиточник и не под такое может спать, — ловко нырнув инструментом вокруг дужки замка, он поддел сквозь дверную щель простой крюк, на который дверь была заперта изнутри, и открыл её. Массивный замок вместе с обеими петлями, скрывавший собой всё это, остался висеть на двери нетронутым. Копейкина озадаченно сосредоточилась на том, как необычный инструмент нырнул обратно за пазуху владельцу. Все движения были минимальны и выверены. Обычному человеку, даже привыкшему пользоваться различными инструментами и карманами на одежде, не удалось бы действовать с такой точностью. Над замком молнии едва растянулась уверенная ухмылка.

   — Голова уже не болит? — с подозрением спросила Копейкина, понизив голос.

   Ухмылка быстро стёрлась, и рот, вдохнув, ненадолго завис в обдумывании ответа:

   — Болит, — в конце концов выдал он.

   Копейкина решительно дёрнула дверь на себя и заглянула внутрь. На неё пахнуло сухим теплом с лёгкой взвесью запахов алкоголя и рыбных закусок. Вытянутая узковатая комната открывалась взору не сразу. Временным препятствием был старый холодильник. А уже за ним в свете свисающей с потока лампы, креативно прикрытой синтетическим женским платком, расположился стол из покоричневевших деревянных ящиков, накрытых большим куском мраморного слэба. На кожаном крутящемся кресле без одного колёсика, которое заменяла плотно скрученная газета, восседала всклокоченная дама неопределённого возраста в коротком бархатном платье, изображавшая грацию царицы Нефертити, а напротив неё на ящике сидел довольный чем-то молодой худощавый парень, разливающий красное вино из картонного пакета, типа молочного. Перед дамой стоял бокал на высокой ножке, достойный сервировать стол не самого дешёвого ресторана, а перед ним – гранёный стакан. И, если бы дама была чуть менее опухшей от прошлых возлияний и поаккуратнее накрашенной и причёсанной, то их союз являл бы собой пример сочетания роскоши и нищеты. Это с очевидностью подчёркивалось криво нарезанной селёдкой на тарелке и открытой баночкой красной икры, из которой торчала изящная серебряная ложечка. Позади всей этой эклектики стоял приличный диван с неприлично большой почерневшей дырой от маленького костра, но её почти прикрывало полосатое полотенце. Там же лежал телефон, транслировавший в пространство комнаты песни в стиле романтического шансона.

   Увидев вошедших, парень мгновенно вспорхнул со своего ящика и подошёл к ним. Его довольная физиономия исказилась озабоченным выражением. Он несколько раз перевёл беспокойный взгляд с одного визитёра на другого и несуразно вымолвил:

   — Аристократ… ты пришёл, да? — и глупо захихикал, показав кривые зубы.

   — Как видишь, — последовал суровый ответ, и взгляд из-под капюшона заставил кривозубого слегка втянуть голову в ворот синтетической рубашки. Рубашка на нём была невнятно зеленоватой и новой, с магазинными складками и даже одной маленькой булавкой, оставшейся в воротнике от фабричной упаковки. Копейкина не удержалась и вынула иголку из воротника, который был не по размеру, как и вся рубашка, не обвисавшая на парне только потому, что была ещё новой и топорщилась.

   — А то уколетесь… — извиняющимся голосом сказала она, показывая булавку, — здрасте… — кивнула она.

   Он торопливо поблагодарил её и тут же отбросил булавку на пол, подпихивая дырявым кедом под холодильник. Брюки на нём совершенно точно были только что отглажены, потому что на них торчали вперёд заутюженные стрелки, а вдоль одной из них пролегла коричневая полоса от перегретого утюга. Казалось, что этот след ещё хранил в себе остаточное тепло. И хозяин помещения, растопырив свои ноги в синтетических брюках, как бы не пропускал гостей в комнату.

   — Плиточник… в чём дело? Тебе Кривой мои шмотки принёс? — недобро нахмурился Аристократ.

   — Да-а!.. — выпучил глаза Плиточник. — Всё здесь! Забирай… — он шагнул к огромному сундуку напротив входа и откинул крышку не с той стороны, где висел огромный замок, а с другой. Получалось, что крышка держится именно на этом замке, но несведущий в изобретениях Плиточника человек долго промучился бы с открыванием. Он извлёк длинную спортивную сумку, по виду тяжёлую, и с усилием протянул Аристократу.

   — Чё ты суетишься?.. Я сам мог взять. Первого числа уйду отсюда, не волнуйся, как договаривались. Даже раньше, прямо с утра.

   — А… а… — странно растопыривал рот Плиточник, втягивая голову в воротник, — может, ты ещё где-нибудь?..

   — Что значит, где-нибудь?! — посуровел Аристократ. — Мы же договорились!

   — Ну, понимаешь… я тут подснял кое-кого… — он обеими руками невнятно показал на даму с неухоженными волосами, — ты, я вижу, тоже подснял… Я рад! Что тебе тоже обломится… — выпучил он глаза, нисколько не стесняясь подснятую Копейкину. — Ну только можно не здесь, а?.. — умоляюще скукожился он.

   — Да никого я не подснял!.. — заволновался Аристократ, глянув на розовеющую Копейкину.

   — Понял! Понял! — Плиточник выставил худосочные ладони. — Значит, у тебя всё серьёзно!.. А у меня тоже серьёзно! — заторопился он. — Правда! — он слегка обернулся к даме и убеждённо сказал: — Приличная!.. Видишь, всё как у людей!

   Приличная пьяно ухмыльнулась издалека и состроила нечто кокетливое неумеренно раскрашенным лицом под слова певца из телефона: «А я ревную не тебя…», после чего манерно отпила из бокала красненького.

   — Думаешь? — насмешливо оценил Аристократ и, понизив голос, добавил: — Лет на пятнадцать тебя старше.

   — Всего на восемь, — краем рта заверил Плиточник, — я паспорт видел.

   — Да ладно, — не поверил собеседник, разглядывая даму, — это где ж её так помотало?

   — Ну… — развёл руками Плиточник, — беременность, роды… дочка у неё… в садик водит, всё прилично!.. Сейчас ребёнок с бабулькой остался, угощаемся вот… — он просительно заглянул в глаза, как будто ждал одобрения.

   — Разве от этого так опухают? — с сочувствием шепнул ему Аристократ.

   — Ну… — снова вжал голову в плечи Плиточник, — приличная!.. Рубашку вот подарила к Новому году! — радостно отрапортовал он. — Только вино, говорит, пью…

   — Это сегодня, — обречённо усмехнулся Аристократ, похлопав приятеля по плечу, — а обычно бормотуху с самогоном… А рубашку она не тебе покупала… размерчик не того…

   — Конечно, не мне! — Плиточник и не подумал расстроиться. — Мы же только сегодня познакомились! — он напрягся, сжимая складки мыслителя на лбу, и озарился: — Рита!.. Не, Рая!.. Да фиг с ним, спрошу потом ещё раз… Подарила-то мне! — он гордо дёрнул за ткань рубашки на себе. — Слушай, мне никогда ещё рубашек не дарили!

   — А, может, ей что-то другое нужно? — засомневался Аристократ и, прислонив сломанную гитару к холодильнику, расстегнул свою сумку. Он откинул пару аккуратно сложенных, но несвежих, вещей и выдернул полиэтиленовый пакет, наполненный наличными деньгами – две банковских пачки из красных и синих купюр, а ещё другие наличные разного номинала в таком же количестве лежали там не совсем аккуратно. Он как бы взвесил пакет в руке и вперил взгляд в собеседника.

   — Клянусь – не трогал! — выставил ладони Плиточник.

   Но пакет ещё раз дёрнулся почти перед его носом.

   — Одну взял… пятитысячную… — признался счастливый обладатель новой рубашки, — взаймы! Надо же угощать… Подарочек там… Потом ещё что-то…

   — А я ещё удивился – угощение у тебя какое-то… щедрое…

   — Ты про икру? — недоумённо вытянул лицо Плиточник. — Нет! Это как раз подарочек! Пусть кушает!.. — добродушно разрешил он. — Вот и ложечка старинная пригодилась, которую я на объекте как-то взял… А угощение – это вон: винишко, селёдка…

   — Ну понятно… обмен у вас – рубашка на икру…

   — Ну да!.. — засиял довольный ухажёр, но тут же озаботился чем-то. — Я тебе отдам! Такую же, красненькую, новую, не волнуйся!

   — Ладно, — махнул рукой Аристократ, запихивая обратно деньги, — можешь не отдавать. Что с ночлегом? Мне всего две ночи перекантоваться…

   — Ну, пожалуйста!.. — взмолился Плиточник. — Не у меня, а! — он поискал поддержки в глазах у Копейкиной. — Я бы не против! Вы оба – очень приятные люди! Групповушка, так групповушка… Да я боюсь, дама меня не поймёт… Ну и не смогу я на твоём фоне её покорять… — он перевёл умоляющий взгляд на Аристократа, — а мне надо!.. Может, у нас продолжится потом… Ещё раз, например… Это долгосрочная инвестиция!

   — Засранец ты, Плиточник, — устало констатировал Аристократ, опершись на холодильник, и потёр в задумчивости голову через капюшон, но, наткнувшись на шишку, поморщился.

   — Если б ты пришёл вчера, как собирался, я ваще не стал бы Ритку снимать… Хоть бы предупредил, что придёшь всё-таки… — он виновато поддёрнул худосочные плечи к ушам.

   — Откуда?!! Предупредил… Я по каким-то шкуродёрам там лазил часами… ты думаешь, там сотовые антенны стоят, чтобы бесперебойную связь обеспечивать?! (Шкуродёр – очень узкий лаз, буквально сдирающий кожу – сленг.)

   — А, может, ты в подземке перекантуешься? В метрополитен залаз всем известен… Не первый раз… а? — предложил худощавый. — И тепло там…

   — Ага, с вонючками! Да?! — с претензией высказал Аристократ. — Я думал помыться и отоспаться у тебя…

   — Ну ясно… — понимающе ухмыльнулся Плиточник, одобрительно оценивая Копейкину, — такую к бомжам не поведёшь.

   Она уже не в первый раз смущённо захлопала ресницами и отвела глаза.

   — Ничё такая… приличная… — закончил осмотр довольный Плиточник, — очень даже… Лучше моей, — шепнул он, задорно подмигнув ей, — а, может, с вонючками посидите? Ну там, подальше от них и ничё… Да, может, их и не будет почти… Спрячетесь, там закуточков много, и натискаетесь вдоволь! Я матрас дам… А то ещё у Барыги спросить… Деньга-то есть… снял бы угол, Аристократ!.. — он выжидательно уставился на него.

   Аристократ безнадёжно вздохнул на это:

   — Хватит тут тарахтеть… и смущать… — он бросил сочувственный взгляд на Копейкину, — она и не собиралась у тебя оставаться. Я просто показать привёл. А у Барыги всё на Новый год давно расхватано, сам знаешь. Я же на тебя рассчитывал… Хотел без риска отсидеться, недолго осталось. У Барыги твоего как раз и устраивают регулярное принималово… Среди вонючек тоже под праздник запал могут устроить… — он помотал головой в раздумьях.

   (Принималово — задержание полицией. Запал – задержание, арест, иное нарушение планов посторонними лицами – сленг.)

   — А что это ты рюкзак на гитарный чехольчик сменил? У бродяг новая мода?.. — заискивающе поинтересовался Плиточник, почуяв скорое избавление от визитёров.

   — Да я ж вчера ещё рюкзак утопил! — вскинул голову Аристократ. — Это её гитара…

   — Да ты что!.. — сочувственно покачал головой собеседник.

   — Угу… рядом с подземкой пролезал ракоходом, хотел сократить немного через известный всем залаз, рискнул… А там целый гей-парад дестроевцев каких-то забросился, тел двадцать, наверное… все под веществами… устроили вандализм на объекте… Другие кавесы их запалили, типа, их объект, драка наметилась… убегать пришлось необъезженным маршрутом… Продирался там на пузе, рюкзак впереди себя толкал, ну он и провалился в какую-то дырень. Я думал, достану… Жалко же, столько верья хорошего, снаряги всякой… — он разочарованно махнул рукой, — только зря провозился ещё сутки… Спустился ниже… Крюк сделал нехилый под половиной города… Спал там в обнимку с трубой отопления… всё мечтал, как к тебе доберусь и вытянусь наконец с удобствами на матрасе…

   (Ракоход – узкий лаз, преодолеваемый на четвереньках. Залаз – подземный вход куда-либо. Гей-парад – большое сборище людей, настроенных на хулиганство и вандализм. Дестрой – порча, разрисовывание краской подземных объектов. Заброс – проникновение в подземный объект. Вещество – алкоголь, наркотическое, иное, влияющее на психику вещество. Кавес – низшая каста диггеров, имеющих целью порчу объектов и съёмку этого на видео. Верьё – верёвки для альпинистов. Снаряга – спецснаряжение – сленг.)

   — Ну… — пожал плечами Плиточник, — жизá… чё… Жалко, конечно, твою рюкзачину, знатная там была снаряга… Все завидовали… Ну налобник-то Petzi уберёг? — сочувственно скукожил лицо Плиточник.

   (Налобник – фонарь, надеваемый на голову – сленг. Жиза – жизнь такая – молодёжный сленг.)

   — Да какой там!.. — вздохнул Аристократ. — Всё пропало, когда в эту дыру за рюкзаком сунулся… Ещё и башку потом отбил… — он глянул на виноватую и озадаченную чем-то Копейкину, — ну так, случайно…

   — Ну… это ты зря!.. — разволновался Плиточник. — Налобник французский… это ты зря-а-а… Как же без него?! — не на шутку распалился он.

   — М-да… да… только обычный свет остался, ручной… — покивал Аристократ, — ещё и ты мне… поддых… Куда мне теперь?

   (Свет – фонарик – сленг.)

   — Да шуруй в бомжатник! В зальчик там забуришься… железки потаскаешь, ты же любитель подкачаться… Вонючки это дело не любят, бухать чё-нить будут на праздник… А в качалке есть лавочка…

   — Ты смеёшься? Говорю же, трое суток пролазил, половину из них – ракоходом, на карачках… Подкачайся и на лавочку… — съязвил он под конец.

   — Слушай, — заговорщически приблизился Плиточник, — ну ты же не зря лазил?.. Я тебя знаю… Взял чего-нибудь?

   Аристократ самым довольным образом ухмыльнулся и кивнул:

   — Конечно, взял… Я за этим и шёл. Столько лет карты изучал, думал… где… как подобраться… — он достал из-за пазухи старые бумаги, исписанные от руки в старинном стиле, и трепетно показал.

   — О!.. — удивился Плиточник. — А ценное что-нибудь?..

   — Ценное… — насмешливо передразнил Аристократ и тряхнул перед худощавой физиономией бумагами, — дневники штабс-капитана Гернберга!! Что б ты понимал!.. Белый офицер!.. — выдержав многозначительную паузу, он снова полез в один из внутренних карманов и не менее трепетно вытащил оттуда старинные карманные часы с куском цепочки.

   — Золотые?!! — растопырил глаза Плиточник и дрожащими пальцами потрогал раритет. — Думаешь, тоже его?..

   — Точно его, — уверил Аристократ, — он после большевистского восстания скрывался у одной миллионерши… Может, она и подарила… Всё в одной шкатулке лежало…

   — Ну ты – бродяга!.. — уважительно ткнул его в грудь и хлопнул по плечу Плиточник. — Ну бродя-а-а-га!.. Ну даёшь!.. Нашёл…

   Аристократ радостно кивнул, но потом вздохнул, подумал ещё, пока приятель восторженно разглядывал его добычу, и, покосившись на Копейкину, наконец решился:

   — Ладно, пойдём отсюда! — скомандовал он ей, пряча свои ценности обратно.

   — Ага, давайте!.. Матрас дать? На нём вдвоём можно…

   — Плиточник… — скривился Аристократ, — умолкни уже!

   — Всё!.. Всё!.. — растопырил он руки в радостном нетерпении спровадить всех лишних наконец. — Молчу!.. Развлекайтесь, как хотите!..

   Копейкина на этот последний совет почти отпихнула Аристократа и решительно распахнула дверь, буквально врываясь из тепла и света в темноту и сырость склада.

   — Чё, обиделась? — поинтересовался вдогонку хозяин тепла и света.

   Аристократ, подхватил чехол с пострадавшей гитарой и вышел следом, захлопнув дверь. Крючок за ними сразу закрылся.

   Копейкина летела вперёд, без разбора лавируя между огромными коробами, обмотанными упаковочной плёнкой, а её новый знакомый, не всегда угадывая её логику в поворотах, продирался сквозь узкие проходы, задевая препятствия то спортивной сумкой, то гитарой. Последнюю он старался всё же беречь от ударов. Но, достигнув выхода из складского помещения, он не нашёл там свою спутницу. Безуспешно поискав глазами по тёмным очертаниям грузов, он позвал:

   — Эй, Копейкина!..

   Подождав отклика и поозиравшись по сторонам, он открыл узкую входную дверь, чтобы впустить немного света с улицы. На фоне серой стены в проёме отчётливо нарисовался вытянутый прямоугольник с тёмно-синим небом наверху и снежной слякотью внизу, разделённый посередине мрачными контурами заброшенного дома напротив. Внутри складского зала послышались суетливые шлёпанья плоских подошв и изредка шуршание куртки по плёночному покрытию коробов. Он направился на этот шорох.

   — Чего ты не выходишь? Запуталась? — спросил он, прислушиваясь на одном из узких перекрёстков между упаковок. Не получив ответа, он ругнулся себе под нос и достал фонарь из кармана. Закинув сумку на плечо, он вооружился этим фонарём и пошёл, щупая проходы впереди себя световым лучом. За одним из кубов он нашёл её. Копейкина, прислонившись спиной к стене в плёночном покрытии, насупленно смотрела в противоположный короб, скрестив руки на груди.

   — Ты чего… заблудилась? — световое пятно переместилось на её сосредоточенное лицо. Она только чуть-чуть сощурилась, всё также раздумывая о чём-то. Было видно, что мысли роятся не совсем последовательно в этой голове, и её что-то беспокоит.

   — Фу!.. — она выкинула одну руку, указывая пальцем в сторону и вперивая в собеседника требовательный взгляд. Пятно света изучающе прошлось по недовольной физиономии под белой шапкой. Ноздри её расширились, гневно вбирая в себя сырой воздух склада. — Понимаешь?! — потребовала она.

   — Не совсем, — задумчиво покачал он головой.

   — Всё, что там… — она сжала губы, пытаясь что-то сформулировать, — просто – фу! Гадость!

   Он поднял голову и устремил фонарь в ту сторону, куда она указывала:

   — Там, кажется, станок для резки мрамора, — он снова осветил её лицо.

   Она без раздумий поменяла руки и направление пальца. Теперь он более или менее указывал на комнату, где происходило скороспелое свидание.

   — Тебе не понравилось у Плиточника? — прохладно поинтересовался Аристократ из-под капюшона. — Привыкла к более комфортным условиям?

   — Зачем ты меня туда позвал?! — гневно вскричала она.

   — Я же всё сказал… Показать тебе, где меня можно найти первого числа, ну и обсохнуть немного.

   — Обсохнуть – это с ним? Под музычку, да?!

   — Так тебе Плиточник не понравился? — усмехнулся он, изучая её лицо. — Или музыка не та? — световое пятно мелко заиграло на её скукоженном лице, а капюшон едва различимо затрясся.

   — Да не свети ты!! — она схватилась за фонарь, но рука с ним шатнулась, и Копейкина невольно вышибла источник света. Аристократ, смеясь уже в голос, попытался поймать его, она – тоже, фонарь подскочил вверх от их взаимных притязаний и едва не упал на пол, но Копейкиной всё-таки удалось припечатать его к коробу, который был до этого за её спиной. Вторая ладонь тут же припечатала руку Копейкиной и к фонарю, и к плёнке, обтягивающей короб. Их взгляды встретились, он резко убрал руку, но и она, не успев опомниться, убрала свою. Фонарь упал и погас. Они оба кинулись вниз поднимать его, и стукнулись лбами.

   — Уй… — она от столкновения плюхнулась задом на бетонный пол и потёрла лоб, поморщившись в сторону второго виновника происшествия.

   — Уже второе твоё покушение на мою голову, — подытожил он и тоже потёр лоб, — хорошо, что из лужи не поливала.

   Копейкина схватила фонарь с пола. Они оба поднялись на ноги, и она неловко приткнула фонарь к его животу:

   — На!.. Прости… Это последний, да?.. — виновато посмотрела она. — Но мы оба его разбили!

   — В основном – ты! — он щёлкнул кнопкой, и свет озарил её лицо, ошалевающее от такого несоответствия. — Он противоударный… — засмеялся снова Аристократ.

   — Тебе это всё смешно?! — она пыталась сверлить собеседника возмущённым взглядом, но против света не очень получалось сверлить. Это ещё больше веселило того, кто держал фонарик. — Вот это вот… весь их вечерок там!.. Икра, винишко это дешёвое… Женщина эта… девушка… кто она там?!.. И этот в рубашке!.. Подснял он!.. Ты, может быть, думал… ты меня туда вёл… чтобы… чтобы…

   — Чтобы что? — кивнул он. — Ну, договаривай! Даже интересно… — он уже не смеялся, скорее начинал злиться.

   — Хватит светить в меня! — она попыталась ухватить фонарь, но он отдёрнул его быстрее и, выключив, злобно засунул в большой карман куртки, тут же подкидывая сумку на плече, чтобы держалась повыше.

   — Что тебе так не нравится?! — требовательно спросил он в наступившей темноте. Хотя он-то мог немного видеть её лицо, а Копейкина то хлопала ресницами, то таращилась, не в силах разглядеть хоть что-нибудь после ослепления потоком света.

   — Да он её даже не знает!.. — возмущалась Копейкина. — Она же… Вы все так что ли?..

   — То есть, тебе онá не понравилась, — уточнил он с холодком в голосе.

   — Да мне ничего там не понравилось! Всё не понравилось! А больше всего, что я там оказалась и…

   — И ты почему-то решила, что и я тебя снял! — перебил он, слегка надвинувшись на неё, как будто хотел отчитать или требовал извинений.

   — А… а… да ты… что же ты?..

   — Ну что? Что?! — допытывался он.

   — А вот голова у тебя больше не болит!! Как ты там ныл… — вынесла она приговор. — Ты еле плёлся там! — она опять стала тыкать пальцем наугад как бы в сторону улицы, но не попадала в верном направлении. — И висел на мне!! А теперь прыгаешь! — почти кричала она.

   — И ты решила, что мне понадобилось тебя срочно снять! — он не кричал, но его голос был настолько напряжённым, что как бы звенел.

   — Нет!.. Да!.. — запуталась она, наконец разглядев его в темноте. — Почему ты меня обнимал, когда сюда шли? — недоверчиво спросила она.

   — Что же ты не сопротивлялась тогда? — съязвил он, но не стал дожидаться ответа. — Да потому, что ты прибила бы меня совсем в этой подворотне!.. Гитарой своей долбаной… — закончил он сквозь зубы, смерив её взглядом. — Ещё скажи, не думала об этом! — он совсем приблизился, сверля её взглядом. Теперь стало очевидным, что в его приятной на первый взгляд внешности были особенности, вызывающие определённый трепет у окружающих. Широкие брови и глаза, близко подсаженные к ним, делали взгляд ледяным, а острые черты лица, как будто высеченные из камня, создавали ощущение властности.

   — Думала… — призналась она и немного попятилась.

   — Я так и понял, что тебя надо подальше держать от этой китайской лопаты, — объяснил он уже спокойнее, — а голова всё равно ещё не очень… Так что, ты воздержись, пожалуйста, от резких движений в мою сторону! Если тебе опять что-то покажется… насчёт съёма… то это не так!

   Он был очень убедителен, и Копейкина немного растерялась:

   — Ну просто он… там… так сказал об этом… много раз… Можно было подумать, что вы договорились, и он подыгрывает, чтобы ну… чтобы подыграть… чтобы у тебя получилось, как у него…

   — Да это же Плиточник! — пояснил он добродушно, как будто одно это имя таило в себе море душевного спокойствия. — У него что на уме, то и везде… Но ты-то ему вроде понравилась… Не то, что он тебе.

   — Он, кажется, не слишком разборчивый… — ворчливо отозвалась Копейкина.

   — Да, — усмехнулся он, — эта тётенька ему тоже понравилась… по-своему… У него всегда почему-то были сложности с женщинами… Ну, пусть порадуется…

   — Порадуется?! — возмутилась она.

   — Там всё взаимно, — снисходительно ухмыльнулся он, — ну, пусть люди погреются друг с другом… Тебе жалко?

   — Погреются?.. — повторила она, отшатнувшись от него, как будто услышала гадость.

   — Я имею в виду… вообще погреются, как люди… Человек с человеком, понимаешь?

   — У них там не только это!.. Это… Ты бы тоже так смог?! — она широко раскрыла глаза и совершенно точно ждала откровения.

   Он на какое-то время завис в этом её взгляде, кажется, осознавая всю ответственность за свой ответ.

   — Не хотелось бы… так… — спокойно ответил он в конце концов.

   Она вздохнула с облегчением, отводя взгляд. А он наоборот продолжил изучать её лицо, которое вдруг снова окрасилось тревогой и недоверием. Копейкина резко отвернулась и стала суетливо искать выход, ломясь к станку для распиловки мраморных слэбов. Аристократ поймал её руку, потянув в другую сторону:

   — Выход там, не теряйся больше!

   Она странно дёрнулась, как будто не хотела с ним идти.

   Тогда он остановился и сунул ей гитару:

   — Держи свою лопату!.. — насмешливо подбодрил он. — Чего я всё время её таскаю? А то вдруг это означает, что я тебя снять хочу…

   — Спасибо, — смутилась она, — что взял… Я, конечно, сама могу.

   Он, безошибочно ориентируясь в узких проходах, вывел её к дверному проёму и мельком взглянул на её лицо. Там было явное недоверие.

   — Тебе целая гитара ещё нужна? — спросил он.

   — Очень! — с несчастным лицом воскликнула она.

   — Я сейчас поеду туда… в то место, где её можно взять… Там никого нет, а у меня просто не осталось вариантов для ночлега, так что… Если хочешь прямо сейчас…

   — Да, — с готовностью закивала она.

   Он тоже кивнул, быстро оглядев её с головы до ног:

   — Поехали!

   Копейкина остановила его решительный шаг на пороге:

   — Это далеко? — робко спросила она.

   Он обернулся:

   — Да. За городом. Сейчас, наверное, уже пробок нет… Так что, часа полтора и на месте.

   Она опустила голову, заметавшись взглядом.

   — Да не снимаю я тебя! — раздражённо сказал он, заметив её реакцию на предложение отправиться неизвестно куда. — Сдалась ты мне!.. Странно, что эта тема вообще возникла. Ты не в моём вкусе! — нахмурился он, сверкнув ледяным взглядом.

   Копейкина изумлённо крякнула, не ожидая такого поворота беседы, тут же брякнув:

   — Трагедия… То есть… — и с вызовом продолжила: — Да мне всё равно! Мне тоже такие не нравятся!!

   Он отпрянул, от неожиданности не успев скрыть удивление:

   — Ну вот и договорились, — Аристократ быстро справился со своей реакцией, снова обретая уверенность. Он резко шагнул за порог, едва не задев её сумкой, но его ноги предательски заскользили на обледеневшей горке и понесли тело, размахивающее руками, слишком стремительно. Копейкина успела схватить его за куртку на спине и потянуть на себя, грохнув гитарой по воротам. Он застыл в шатком равновесии, отдуваясь после приложенных усилий:

   — Спасибо… — выдавил он, кряхтя, — у тебя хорошая реакция… — он слегка покачнулся, сумка своей тяжестью продолжила это движение, утягивая вниз и его, и Копейкину.

   — А-а-а!!! — ответила она с такой громкостью, что голуби в доме напротив встрепенулись и закурлыкали, перелетая с место на место за тёмными осколками разбитых окон.

   Две взаимных подножки, сделанные спонтанно при хаотичных переборах ногами, довершили начатое, и они с кряхтением и ошмётками выражений, написанных на заброшке, оказались примерно в том же месте и в той же слякоти, что и перед визитом к Плиточнику.

   Аристократ выругался.

   — Трагедия… — согласилась Копейкина. Теперь она лежала на нём, в отличие от первого совместного падения, но не настолько удачно, чтобы не вляпаться в грязь, раскинувшуюся под обледеневшим спуском у ворот склада.

   — Прости, — добавила она виновато, — я, кажется, опять тебя по голове…

   — Да, — мрачно подтвердил он снизу, — третий раз!..

   Она немного подтянулась на нём, ощупывая и осматривая его голову:

   — Ты как?.. Не кружится?.. — Копейкина отвлеклась наконец от грязной макушки и сосредоточилась на лице, чтобы получить ответ. Это лицо с интересом рассматривало её всё это время. Они взаимно увязли взглядами друг в друге. Копейкина, вдруг осознав что-то, дёрнула ногой, оказавшейся после падения между его ног, и расширила глаза:

   — Там тоже?! Не больно?..

   — Не-е-ет… даже приятно, — он попытался приподняться на локте, — ну ты слезешь?

   — Ой… — она забарахталась на нём, пытаясь встать так, чтобы захватить и гитару из грязи.

   — Не волнуйся, ты её больше не сломаешь, — то ли издеваясь, то ли успокаивая сказал он.

   — Почему? — удивилась она, уже стоя с опорой на остатки гитары, пытаясь одновременно что-то стряхнуть с промокших джинсов и сапог.

   — Я думаю, там уже всё сломано, — он пытался смахнуть со своей спины то, что на неё налипло, и тряс свою свободную куртку, берясь сзади.

   — Как теперь закрывать?.. — кивнула она на открытую дверь.

   — Да очень просто, — злобно прошелестел он, — пусть Плиточник почешется…

   Он достал телефон, заодно выбросив из кармана слякотный комок серого снега, смахнул то же самое с экрана пальцем и набрал своему приятелю, поставив на громкую связь, чтобы не прислонять к лицу.

   — Аристократ, только из уважения к тебе… а то мне тут уже некогда… — отозвался из аппарата Плиточник спустя много гудков.

   — Иди закрывай свою дверь, засранец! Мы всё… укатились оттуда…

   — В каком смысле укатились?.. — не понял Плиточник. — А-а!.. Сработало всё-таки? — обрадовался он.

   — Что сработало?! — почти заорал Аристократ, приблизив трубку.

   — Да я днём полил там кипяточком… несколько раз…

   Аристократ прошелестел что-то одними губами, гневно дыша в экран.

   — Ты понимаешь, — решил внести ясность любитель поливать у входа, — какие-то псы повадились ссать под воротами. Ну я и подумал, пусть суки там спотыкнутся… Вы не сильно там?..

   — Не сильно… — выдавил из себя пострадавший, поглядывая на Копейкину и сдерживаясь от других выражений. Он не стал продолжать разговор, запихнув телефон обратно.

   — Знаешь, мне бы домой позвонить… — сказала Копейкина, намекая на смартфон, только что спрятанный в карман.

   — Звони со своего! — угрюмо отрезал он и тронулся в обратный путь. — Идём!.. — едва обернувшись, позвал он. — Ещё машину ждать неизвестно сколько… Не знаю, как ты, а я промок… Холодно…

ГЛАВА 3. Происшествие за происшествием

Она дёрнула за ручку гитарного чехла, игнорируя зловещие звуки из него, означавшие, что там почти уже несколько предметов, а не один, и поспешила за Аристократом, таращась на его мокрую спину и мокрые штаны под ней. Она попыталась включить свой телефон несколько раз, пока шлёпала за ним по тёмной подворотне, но безрезультатно. Холод пробирался к телу через мокрую одежду всё решительнее. Оба втянули головы в плечи и старались не совершать лишних движений. Шаги сами собой ускорились. После подворотни с заброшкой они завернули обратно на переулок и прошлёпали, уже не сильно стараясь обходить лужи и скопления размокшего снега, до улицы. Аристократ прилип спиной к стене в конце последнего дома и аккуратно выглянул из-за угла на освещённый фонарями тротуар.

   По проезжей части двигались запоздалые автомобили, пешеходов не было вовсе.

   — Давай, вызови такси! — скомандовал он деловым голосом. –– Я скажу, куда ехать.

   — Да мой не включается! — возразила Копейкина, которая всю дорогу до этого пыталась безрезультатно вдавить нужную кнопку в телефонный аппарат.

   — Ну как не включается?! — не поверил он и требовательно выставил руку.

   Она недовольно выдохнула, но дала и ему попробовать. Он несколько раз с разными промежутками потыкал в ту же кнопку на её притихшем телефоне и раздосадовано протянул обратно. Его напряжённый взгляд застыл на её лице, как будто он очень сожалел о своём решении, но всё же извиняющимся тоном он сказал:

   — Ну… иди тогда… на дорогу, тормозни кого-нибудь…

   — Почему не вместе? — удивилась она.

   — Мне нельзя… — он спрятал глаза, почти отвернувшись, — туда…

   — Почему нельзя? — она испытующе пронизала его взглядом.

   Он не поддался, продолжив молчать.

   — Давай с твоего телефона вызовем такси! — нетерпеливо предложила она.

   — С моего нельзя! — нахмурился он, глядя ей в глаза, но ничего не объясняя.

   — Да никто не остановится так! Сейчас уже не машут на дороге!.. Это раньше… — растерялась она.

   Он досадливо вздохнул, безучастно осмотрев верхушку противоположного здания, и сурово, хоть и тихо, повторил:

   — Иди! — он забрал у неё гитару, освобождая ей руки, и ещё раз кивнул в сторону дороги.

   Копейкина немного посопела, но пошла в указанном направлении. Несколько неудачных попыток остановить машину она сопровождала взглядом в его сторону, как бы говорившим: «А я предупреждала!» Но он лишь глубже прятался за своё укрытие. Иногда даже казалось, что его там уже нет. Но вот какой-то слегка скособоченный жигулёнок резко принял к краю дороги из второго ряда в ответ на её взмах рукой. Он лихо развернулся против движения и припарковался у бордюра, брызнув ещё слякоти на её измученные джинсы. Из окошка лилась какая-то незатейливая песенка, в которой автор текста не захотел слишком заморачиваться ни над рифмами, ни над смыслом.

   Подржавленная дверца услужливо распахнулась. На обоих передних сиденьях ритмично кивали головами в такт песне почти одинаковые представители одного из кавказских народов с почти одинаковой чёрной щетиной на лицах.

   — Привет, красауица! — смачно пробасил водитель, многозначительно дёрнув бровями, и вывалил из-за руля волосатый животик, пикантно недообтянутый полосатой кофтой, разворачиваясь к девушке, пожелавшей составить им компанию. Его рот дарил щедрую улыбку толстыми губами, а волосатые пальцы отстукивали ритм звучавшей музыки по рулю. — Садись, покатаем! — он повёл рукой так, будто собирался катать в золочёной карете, запряжённой шестёркой белых жеребцов, ну или на худой конец в известной немецкой иномарке.

   — Здрасте… — растерянно натянула улыбку Копейкина, быстро оглядывая предложенный транспорт, — мы, наверное, другую… до свидания… — она сделала шаг назад, жестами показывая отказ, — извините!..

   — Э… какой дасвиданя!! Давай садись!.. — перестал улыбаться водитель. А его пассажир, чуть моложе и проворней товарища, уже огибал автомобиль. Он всё ещё дежурно улыбался, когда приоткрыл для неё заднюю дверцу. Копейкина ещё более испуганно замотала головой и затрясла руками в знак отказа от увеселительного ночного катания. Но гостеприимные южане уже настроились развлечь даму и отступать не планировали. Видимо, исключительно из гостеприимства, принятого у данного народа, более молодой обхватил её сзади обеими руками за талию и, легко приподняв, стал засовывать сопротивляющееся тело Копейкиной на заднее сидение, а водитель начал вылезать из-за руля, наверное, чтобы продолжить список предложенных развлечений. Но у них что-то пошло не так – раздался громкий «блямц», и молодой вдруг обмяк, выпустив из объятий даму, а водитель что-то закричал недовольным голосом на чуждом ей языке, глядя позади своего товарища.

   Копейкина, получив свободу, быстро отскочила от автомобиля, едва удержавшись на ногах, и увидела раскрасневшегося не то от возмущения, не то от приложенных усилий Аристократа с гитарой наперевес. А настойчивый молодой кавказец неподвижно скукожился на тротуаре. Она мгновенно сообразила, что надо взяться за предложенную руку Аристократа в ответ на его умоляющий взгляд и придушенный матерный возглас и умчаться вместе с ним обратно в темноту переулка.

   Бежать ей удавалось плохо. Получалось, что Аристократ волочит её вслед за собой за руку, лихо несясь и брызгая слякотью во все стороны, а её ноги почти не поспевают за утаскиваемым телом. Но это только на взгляд Копейкиной. На самом деле бежала она гораздо проворней многих её ровесниц и даже более молодых девушек, просто её спутник оказался ещё быстрее.

   — Стой!.. Стой!.. — едва не задыхалась она.

   Он остановился, тоже громко дыша, ещё не достигнув того места, где они познакомились в переулке.

   — Ты его не убил? — срывающимся от бега голосом спросила она, вытягивая шею в сторону света улицы.

   Он тоже присмотрелся. На тротуаре сидя стонал пострадавший, держась обеими руками за голову, а водитель, пробежав немного за ними, старательно вглядывался в их силуэты через пару домов от улицы и громко орал что-то в телефон.

   — Живой. Но всё равно сейчас тут ещё толпа будет… этих… — нахмурился он, — надо бежать!

   Копейкина кивнула и припустила за ним, не жалея сил. Ему всё-таки приходилось двигаться не так мощно, как хотелось бы, чтобы успевать тащить и её за собой. Хотя кроме Копейкиной он тащил и её поломанную гитару, и свою сумку на плече. Так они продирались сквозь мрак и слякоть, двигаясь теми же извилинами, что предлагал им затейливо спроектированный переулок. Дежурный свет из окон и иногда застеклённых входов мрачноватых зданий немного скрашивал их ночной бег призрачным сиянием на мокром асфальте с поблёскивающей корочкой начинавшегося заморозка. Но поскольку их обувь чаще всего разбивала скомканную слякоть бывшего снега, то лёд ещё не успел стать виновником скольжения. Только плоские подошвы Копейкиной изредка проскальзывали на более гладких участках. Они свернули пару раз с одного переулка на другой, и Копейкина, начав отставать, а потому сбиваясь с нужного ритма, уже не могла поддерживать бег в том же бодром темпе, что её спутник.

   — Да стой же ты!.. — в очередной раз она дёрнула его за руку, чтобы остановить. — Всё!.. — она остановилась и дышала как загнанная лошадь, хрипя и открывая рот. — Не могу…

   — Немного осталось… — он тоже громко дышал, но более ритмично, чем она.

   — У меня сейчас… сердце… через рот… выскочит… — выплёвывала она слово за словом, чуть согнувшись вперёд и пытаясь восстановить дыхание.

   Он подождал немного, пока она придёт в себя и перестанет жадно хватать порции воздуха и снова потянул за собой:

   — Пойдём, немного осталось. Там другая улица, машину остановим…

   — Опять?! — вскричала она и покачала головой. — Не-е-ет… мы вызовем такси! И вызовем с твоего телефона!! — она ткнула в него пальцем, посмотрев при этом так, что возражать не захотелось бы никому.

   Но он всё-таки возразил ей, качнув головой:

   — С моего нельзя, — он сказал это спокойно, но так, что возражать тоже не хотелось.

   Но и Копейкина была не из тех, кто сразу соглашается следовать чужим правилам, не подкреплённым аргументами. Она издала какой-то возмущённый клич и красноречиво взмахнула рукой, показывая куда-то назад:

   — С твоего нельзя, а со мной так можно, да?! Подсовывать меня каждому!.. Всяким!..

   — Тормозить машину придётся тебе, — подтвердил он, — а я буду где-нибудь поближе… — он попытался взять её руку и ещё что-то сказать, но Копейкина отпихнула это его движение заранее, возмущаясь ещё больше:

   — Поближе?! А если ты не успеешь?.. А если у них будет оружие?.. А если я вообще – не хочу?!! — она всё время нетерпеливо взмахивала руками, приближаясь разгневанным лицом к нему, чтобы рассмотреть какую-то конкретную реакцию на свою тираду.

   Но Аристократ, снова скрывшийся в капюшоне после бега, казался невозмутимым и бесстрастным, только сумрачно всматривался в её разгорячённое лицо. Было непонятно, что он испытывает сейчас – гнев за её непослушание или сострадание к ней, а, может, и то, и другое вместе.

   — Я всё поняла! Тебе вообще наплевать, что со мной будет! — продолжала она, не получив никакой информации от разглядывания его лица. — Потому что тебе не привыкать! Я так и знала, что ты – преступник!

   — Я? — наконец удивился он.

   — Ты, конечно! Не я же! — она уже не сдерживалась и использовала голосовые данные на всю мощь.

   Он настороженно огляделся. Чуть в стороне от них была ещё какая-то подворотня, а через несколько домов после изгиба переулка светилась фонарём улица, по которой иногда мелькали дальние автомобили.

   — Что ты отворачиваешься? — кричала она.

   — Что-то мне здесь не нравится… — тихо ответил он, шаря вокруг глазами.

   — Да?! — язвительно взорвалась она. — А мне вообще давно всё не нравится! Почему с твоего звонить нельзя? А?!

   — Да потому что, у меня… — он выдернул телефон из верхнего кармана и предъявил ей, как важное доказательство, — у меня только десять контактов здесь! И я никому больше не звоню!.. Не–зво–ню, понимаешь? — было видно, что это всё важно для него, но только не было понятно почему.

   — Ничего я не понимаю! — взвизгнула она. — Почему не позвонить ещё куда-то?

   — Да не могу я! Нельзя! — напряжённо выговорил он, дёрнув ещё раз перед ней телефоном.

   — Почему?! — ещё приблизилась она, пылая гневом.

   Он тоже приблизился, отчётливо злясь на неё, и, перебегая взглядом по её лицу, процедил:

   — Это самые надёжные люди…

   — Плиточник, да? — с претензией спросила она.

   — Он – тоже, — кивнул Аристократ.

   — Надёжный!.. — надсадно выпалила она. — Деньги спёр, чтобы!..

   — Ему можно! — тут же перебил Аристократ. — Он для меня больше сохранял…

   — Больше – это общак, да?! — со знанием дела высказала Копейкина, гордо вскинув голову.

   — Какой общак?.. — презрительно скривился он. — Это мои деньги…

   — Такой общак! — Копейкину было уже не остановить. — Какой бывает у вас, у плиточников с бродягами и аристократами!! Я всё знаю!! — обвиняла она.

   — Что знаешь? — и удивился, и испугался он.

   — Жаргон этот ваш блатной! Хватит прикидываться! Надёжные люди! — язвительно передразнила она. — Блатной блатного це-е-енит, конечно…

   — Кто блатной? Я – блатной? — искренне изумился он.

   — Хватит прикидываться, Аристократ! — в её устах это имя прозвучало как обвинение. — Мне отлично известно, кого так называют!

   — И кого же? — он смерил её выжидающим взглядом.

   — Хха!.. Вор-карманник с супер квалификацией! — выпучила она глаза в ответ на его такие же. — Такую погремуху не зря дают – я знаю! Такое погоняло ещё заработать надо! Как же, как же!.. Аристократ! Аристократы лучше всех карманы режут – не заметишь! Или, как там у вас? Вы ж не режете – вы пишете! — она надсадно засмеялась, как бы с издёвкой. — Писануть пару карманов и можно отсидеться потом у какого-нибудь плиточника… А он тоже в общак добавить может! Плиточник же по рынкам и магазинам промышляет, да?.. Он же с прилавков ворует! Там взял, тут взял…

   — Плиточник?! — явно ошалел его приятель. — Да он на продавщиц смотреть даже боится…

   — Вот! Потому и боится! — торжествовала она. — А свои плиточников всегда уважают! Надё-о-ожные! По понятиям живут! Хоть и мелочь… Бродя-а-ага! Ага! Конечно, он тебя бродягой величает!.. Свой парень, с понятиями!.. Воровской кодекс надо чтить!..

   Во время всей её пламенной речи с выплёскиванием эмоций и размахиванием руками он то с подозрением оглядывался вокруг, то удивлённо застывал взглядом на ней, лишь изредка прерывая своё молчание репликами. Но его сдержанное в целом лицо выдавало иногда прорывающееся возмущение.

   — Что, не нравится правду слушать?! — продолжала она обвинения. — Хватит отворачиваться! Как же ты гитару украсть собрался? Аристократ и в домушники! Не по кодексу!..

   — А ты по какому кодексу её воровала?! — не выдержал он, забыв об осторожности, с которой озирался до этого.

   — Что-о-о?! — возмутилась она.

   — Да то!! — посуровел он, выставив её пострадавшую гитару на обозрение. — Где взяла? Почему так рыдала? Гитарка – говно полное, чего страдать? От такой избавиться – праздник, пошла и новую купила!

   — Да просто на работе взяла… — оправдывающимся голосом пролепетала она, — просто… просто… не моя, вернуть надо…

   — Ну пойди и скажи – сломалась случайно!.. Купи новую – только обрадуешь хозяина!.. — он с победными искорками в глазах уставился на её потерянную физиономию.

   — Не могу… — растерялась она, заметавшись взглядом.

   — Не можешь, потому что сама спёрла! Рассказать – не вариант, значит – украла! Состав преступления – налицо! — торжественно заключил он, глядя свысока.

   — Но… но… я просто хотела понять…

   — Понять что?! — с издёвкой поинтересовался он.

   — Ну как это… ну… электрогитара звучит… Я не насовсем брала, я вернуть хотела! Только попробовать…

   — А-а!!.. Ну это смягчает вину, конечно! — съязвил он. — Привилегированный состав, значит!.. Но всё равно – преступление!..

   — Откуда ты знаешь про составы преступлений?! — с подозрением прищурилась она. — Я же говорю – опытный!

   Он хотел что-то возразить ей, как, впрочем, и она не собиралась успокаиваться. Но из ближайшей подворотни на их крики выскочили две тёмных личности неприятной наружности, которых почти скрывали тесные капюшоны спортивных кофт, надвинутые на лицо сверху и снизу. Один из них приставил нож в бок Аристократу, зайдя сзади него, и посоветовал не рыпаться. А второй, окинув взглядом Копейкину, обшарил быстро её карманы, выкинул её многострадальный телефон в очередную лужу, не восприняв его за ценность, и вежливо попросил снять рюкзак без резких движений и предъявить для осмотра.

   — Да там ничего нет! — заверила она, запустив руку в свой широко раскрытый рюкзак и продемонстрировав всем ворох из скидочных карточек магазинов, каких-то примятых бланков с печатями, салфеток для носа, щётки для волос и кое-какой косметики россыпью.

   Он быстро потерял интерес к ней, вырвал у Аристократа из руки чехол с гитарой, но по звуку быстро понял, что там искать нечего, и отбросил его в сторону. Затем проигнорировал фонарь в нижнем кармане куртки.

   — В сумку его загляни! — скомандовал из-за спины Аристократа второй грабитель, обхватив его рукой вокруг горла.

   Первый снял с плеча спортивную сумку, немного крякнув от неожиданной тяжести.

   — Пусть она! Следи за ней! — снова скомандовал тот, что угрожал ножом, заметив дёрганное движение от неё.

   Копейкиной в руки скинули сумку, отчего она слегка присела, и предложили под внимательными взглядами обоих вынимать ценные вещи. Она с ненавистью осмотрела преступников, зацепив глазами и обстановку вокруг. Позади Аристократа и прижавшегося к нему грабителя было офисное здание, в окне которого желтела пестрая наклейка с надписью «Охраняется полицией». Копейкина пошарила в сумке рукой. Найдя почти сразу полиэтиленовый пакет с наличными под вещами, она оставила его и продвинулась ниже. В пальцах застряло что-то металлическое странной формы. Она выхватила эту штуковину, оказавшуюся старой латунной ступкой для измельчения приправ и метнула в окно с жёлтой наклейкой, кинув воинственный клич на всю округу:

   — Полиция!!!

   Стекло со звоном разбилось. Грабители, ошалело переглянувшись, бросили место преступления и припустили в темноту переулка, из которой ещё недавно прибыли их жертвы.

   — Чего такая тяжёлая? — возмутилась Копейкина, сбрасывая сумку в руки хозяину.

   Он, едва усмехнувшись на это замечание, взволнованно посмотрел на неё, застёгивая обратно молнию:

   — Спасибо, — кивнул он ей, — там на дне Екатерининских медяков килограмма четыре и серебра ещё… монеты старые… — он опять усмехнулся, глядя на то, как она кинулась за своим неработающим телефоном в лужу. — Ты как будто не угрожала полицией, а сама им представилась… Полиция!..

   — Не успел ещё своему барыге сдать наворованные монеты?.. — проворчала она, напяливая свой рюкзак обратно на спину, и стряхивая остатки грязной воды со своего телефона.

   — Не успел, — согласился он, — Барыге не выгодно сдавать… Решил теперь – сам продам… Только почему ты решила, что у меня всё ворованное?

   — А какое у тебя ещё? — насупленно выговорила она.

   — А что же ты меня тогда спасала? От этих… — он кивнул в сторону тёмного переулка.

   — А эти ещё хуже!! — вскинулась она. — Вообще, гоп-стопщики!.. Ненавижу таких!

   — Ладно, давай удирать отсюда! — он подхватил её гитару из слякоти и позвал в сторону улицы.

   — Что, не хочешь показания давать? — съязвила она.

   — Мне нельзя сейчас полиции попадаться, — тихо признался он, не объясняя причин, и посмотрел на неё исподлобья.

   — Я тоже не хочу с нашими… грм-грм… — она нарочно прочистила погромче горло, заглушая свои же вылетевшие слова, — с нашими этими приключениями… с полицией общаться, — она втянула голову в плечи и быстрей зашагала в сторону улицы. Аристократ бодро направился вслед за ней.

   — Но мы всё-таки позвоним в службу такси! — с вызовом сказала она.

   — Твой телефон заработал? — также уверенно спросил Аристократ.

   — Нет! — она приостановилась, сверля его взглядом. Он тоже встал, выжидательно глядя на неё. — Вставим мою симку в твой! — решила Копейкина. — Так пойдёт?

   Он восхищённо уставился на неё:

   — Конечно, пойдёт! — обрадовался он. — Только уйдём отсюда поскорее!

ГЛАВА 4. Дорога

Они устроили ещё одну пробежку по переулку, достигнув улицы. Аристократ на освещённом тротуаре быстро огляделся по сторонам и, не заметив никакой угрозы для себя, достал из многочисленных карманов комбинезона, а точнее одного из них, тоненький раскладной инструмент вроде ножа, только самого ножа там не было. Зато имелось множество других хитрых приспособлений для мелких манипуляций. С его помощью он достал из её телефона сим-карту, вытер от влаги и вставил в кювету своего аппарата. Смартфон загорелся приветственной заставкой, легко согласившись работать с другим телефонным номером. Копейкина забрала у него телефон, огляделась на улице и, заметив на ближайшем билборде рекламу городского такси, позвонила туда. Выслушав короткий инструктаж из-под капюшона, она объяснила оператору место назначения, им стало название какой-то деревни в области. А потом сказала:

   — Нам отсюда никуда уходить нельзя. А то таксист нас не найдёт.

   — Да, я слышал, ты назвала адрес, — он кивнул на номер дома, светящийся рядом на стене здания.

   — Выдержишь десять минут на освещённой улице? — с претензией спросила она.

   — Выдержу, — пообещал он, протягивая руку за своим телефоном.

   Но Копейкина удержала его у себя, а на удивлённый взгляд пояснила:

   — А ещё ты выдержишь мой звонок домой с твоего телефона! Там ведь моя симка…

   Он кивнул, слегка ухмыльнувшись.

   Она набрала номер и объяснила взволнованной её отсутствием маме, что поехала к сестре. А потом позвонила сестре:

   — Привет, Полиночка, не спишь?

   — Нет, Гелечка, — вздохнула та, — мы тут с Алябьевым празднуем мою премьеру. Ну и его… как постановщика… Но скоро спать уже пойду.

   — Я думала, ты волнуешься обо мне, — оторопело усмехнулась Ангелина.

   Полина зевнула:

   — Ну чего волноваться?.. Я в тебя верю, ты всегда выберешься… Я же слышу – ты в порядке. Да?

   — Да, — с сомнением пожала плечом Копейкина, — в общем, для мамы – я у тебя! А для тебя… Раз тебе всё равно, то я у мамы, только не звони ей, чтобы меня там найти.

   — О, нет! — встрепенулась любящая сестру балерина. — Теперь мне уже не всё равно! Кто он? — послышалась звенящая претензия в голосе.

   — Одно могу сказать точно – это не Шушаров, — заверила с издёвкой Ангелина.

   — Это понятно! А кто?

   — Никто, — вздохнула Копейкина, — просто я пока у подруги…

   — Это у той, невзрачной? А мужчины там есть? Желаю тебе сладких поцелуев!.. — пропела балерина со смехом.

   — Да, у неё… Нет здесь никого! Спи! — раздражённо закончила Копейкина и, нажав на отбой, сунула телефон Аристократу.

   Он еле сдерживал улыбку:

   — Только хотел забрать свои слова назад… — насмешливо сказал он, убирая телефон в карман.

   — Это какие? — насупленно поинтересовалась она.

   — Самые первые… — он невнятно кивнул в сторону подворотен, — про дуру… — можно было подумать, что у него промелькнуло виноватое выражение на лице.

   — Самое первое, что ты сказал обо мне осмысленно – симпатичная!.. Остальное было кашлем, — напомнила она. — Тоже жалеешь?

   — Я вообще ни о чём не жалею… стараюсь ни о чём не жалеть…

   — Значит, про дуру – тоже? — с ироничной претензией спросила она.

   — Ты первая обозвала меня чудовищем, когда твой телефон орал в луже: «Копейкина, Копейкина!..»

   — Это сестра орала… — усмехнулась она.

   — Я уже понял, — кивнул он, сдерживая улыбку.

   — И что теперь? Насчёт дуры… — глядя исподлобья спросила она.

   — Я… правда очень благодарен тебе за спасение… Ты – просто молодец, — сказал он по-доброму, — могли прирезать… Потому что я бы, наверное, не смог смотреть, как уносят мои деньги.

   Копейкина покивала:

   — Я тоже благодарна за спасение от тех, в жигулях, — она пожала плечами, — дебилы какие-то!.. — она усмехнулась. — А почему не возьмёшь?

   — Что?.. — удивился он.

   — Ну про дуру… назад…

   — А… — усмехнулся он, — ну глупо же… Собираясь в какую-то даль с незнакомцем, обеспечивать ему полное алиби. Вдруг… он что-то задумал… — Аристократ хитро посмотрел на неё.

   — А ты сомневаешься, что я смогу отбиться от твоих задумок?

   — Нет, — засмеялся он, — уже не сомневаюсь…

   — Ну, то-то же… — кивнула она с улыбкой.

   Мимо них на низкой скорости проплыла патрульная машина полиции и приостановилась в нескольких шагах. Других пешеходов на этом тротуаре не было. А их силуэты могли вызывать определённые подозрения своим грязноватым видом и набитой сумкой за спиной.

   Аристократ вдруг обхватил её плечи одной рукой, свободной от гитары, ошалело уставившись ей в глаза:

   — Обними меня! — напряжённо попросил он.

   Она скосила глаза на полицейских, к которым её спутник стоял почти спиной. С пассажирского сидения к ним внимательно присматривался сотрудник в форме.

   — Неужели приехали на это разбитое окно? — шёпотом спросила она. — Я, честно говоря, думала – просто наклейку кто-то повесил для устрашения…

   — Да обними же!.. — отчаянно прошептал он.

   — Трагедия… — растерянно промямлила она.

   Копейкина ещё раз глянула на полицейских. Стекло в окне машины сдвинулось вниз. Тогда она вплыла руками на замызганные грязью плечи Аристократа и, пронзив его непонятным взглядом, зажмурилась и поцеловала. Он прижал её крепче, и поцелуй вдруг стал взаимным. Она одной рукой примяла капюшон на нём, как бы не желая отпускать, и продолжила тесное общение. Мягкие и поначалу застывшие губы вдруг стали более требовательными, увлекая её в плен поцелуя всё глубже и решительнее. Она выдохнула что-то взволнованное и прижалась к нему, с готовностью раскрываясь навстречу. Он не стал возражать, растопырив ладонь на её спине и притягивая ближе.

   Поцелуй закончился неспешно и как бы нехотя, разомкнув губы на небольшое расстояние. Настолько небольшое, что грозил начаться вновь. Аристократ поискал чего-то в её глазах, вопросительно посмотрел на губы и снова в глаза. Она растерявшись ляпнула:

   — Уехали?

   — Кто?.. А… — он громко выдохнул, безучастно посмотрев на стену дома рядом с ними. Её руки неуверенно поползли вниз с его головы и плеч, задержавшись на груди. Их взгляды снова встретились.

   — Это… — начала она.

   — Это… — подхватил он, вопросительно рыская по её лицу глазами.

   — Это же… просто… для тебя…

   — Для меня… — эхом отозвался он.

   — Или…

   — Или?.. — спросил он одними губами, волнуя дыханием её щёку где-то рядом с носом.

   Она расширила глаза ему навстречу:

   — Или тогда это просто, как там… как у них… на складе, у этого Плиточника. Это отвратительно… — она закончила совсем тихо и неуверенно.

   Он нахмурился, отводя взгляд, но всё ещё продолжая обнимать её, совсем легко прижимая к себе.

   Где-то рядом взвизгнули тормоза и прошипели по асфальту зимним протектором шины, сдавшего задом автомобиля.

   — Это вы такси ожидаете? — спросил голос поблизости.

   Они резко повернулись.

   — Да, мы, — ответил Аристократ и посмотрел назад. Полицейской машины уже не было. Он нехотя убрал руку с её спины. Но Копейкина вдруг вцепилась пальцами в его огромную обвисающую куртку, мокрую после всех валяний в слякоти. Он с готовностью обнял снова, глядя на неё.

   — Скажи, что мы не будем воровать эту гитару! — попросила она с несчастным видом, но тут же спохватилась и исправила просьбу: — Ну или хотя бы, что никто не будет страдать из-за неё…

   Он слегка усмехнулся на её умоляющее выражение лица:

   — Никто не будет… — и подтолкнул к машине.

   — Что это вы грязные такие?.. — пробурчал таксист, критически разглядывая пассажиров, располагающихся на заднем сидении.

   — Трагедия!.. В следующий раз подготовимся получше, — не без раздражения парировала Копейкина.

   — Просто спросил, — обиделся водитель, отворачиваясь от зеркала.

   — А мы просто упали, поскользнулись, — ответила она.

   — Ладно, поехали в вашу Сосновку, — вздохнул водитель и стал настраивать маршрут на навигаторе, а заодно предупредил: — Оплата только наличными, вам сказали? — и назвал приличную сумму.

   — А почему так много? — заволновалась Копейкина. — Ваш оператор мне другую стоимость обещала.

   — Ночной тариф включился, — равнодушно отозвался водитель, — уже за полночь.

   Она приблизилась к Аристократу вплотную, чтобы только он её слышал. Он уже скинул капюшон в машине, и вид его уха, за которое были заткнуты длинные тёмные волосы, отчего-то взволновал её и временно парализовал способность действовать.

   — Ты что-то хочешь? — спросил он, увидев её замешательство.

   — Да, — очнулась она, начав активно кивать, — у меня такие деньги только на карточке, что делать?.. Надо где-то остановиться у банкомата…

   — Не важно, я заплачу, — он едва заметно скривил на лице что-то незначащее.

   — Спасибо, — напряглась она, — но-о-о… мне же ещё обратно потом ехать… Вряд ли я в Сосновке найду банкомат среди ночи.

   — Я посажу тебя в такси и заплачу, — он едва пожал плечами в знак того, что и это не проблема.

   Копейкина приняла гордый вид:

   — Я не хочу на ворованные деньги разъезжать! — отчеканила она.

   — Значит, до Сосновки можно, а обратно на ворованные – никак?.. — язвительно уточнил Аристократ, рассматривая её из-под приподнятой брови.

   Она возмущённо вдохнула сразу много воздуха, раздумывая над ответом. Но водитель, настроив маршрут, расслабленно откинулся на своё сидение и как бы посчитал себя принятым в разговор, который он частично подслушал:

   — Ворованные – не ворованные… какая разница? — философски заметил он. — У кого сейчас нет чего-нибудь такого?.. — с этими словами он тронулся в путь, успокоенный наличием денег у клиентов.

   — У меня нет такого! — возмущённо сообщила Копейкина, выправив осанку.

   Аристократ наклонился к ней и заговорщически шепнул:

   — А это? — он показал на чехол с поломанной гитарой у себя в ногах. Потом, не выдержав, рассмеялся, заставив её опустить лицо и беспомощно захлопать ресницами. — И ты собралась ещё одну украсть… — он явно наслаждался её усиливающимся смущением. — Ну ладно, — миролюбиво согласился он, — я сам всё сделаю, тебе не придётся воровать, — он снова рассмеялся. Его смех был совсем мягким, как бы бархатным. И Копейкина из-за этого смущалась ещё сильнее и выглядела совсем уж несчастной. Он ещё некоторое время рассматривал то, как она поднимала и опускала глаза, не смея долго смотреть на него.

   — Я не воровал эти деньги, — наконец сжалился он.

   Копейкина подняла недоверчивое лицо:

   — А откуда у тебя столько? — она поставила брови домиком, а её рот остался слегка приоткрытым, как бы вздохнувшим. Аристократ невольно задержался на этом событии взглядом.

   — Ты про диггеров слышала? — в конце концов спросил он.

   Она разочарованно кивнула:

   — Слышала, конечно… Любители залезть куда-нибудь под землю? А потом выложить фотки в соцсетях про свои похождения? На фоне неумелой росписи красками из баллончиков…

   — Что, такое вот представление у верхних про нижних?

   — Это в лучшем случае, — презрительно скривилась Копейкина.

   — А в худшем? — невесело усмехнулся он, изучая её лицо.

   — Да как обычно… — с долей раздражения отозвалась она, — испортить что-нибудь, взломать те двери, которые должны быть закрыты, разграбить, сломать, забрать на сувениры бессмысленные для них вещи, но нужные там, где они до этого были… технику, например, с подземного объекта… А то и убить кого-нибудь по пути или покалечить, чтобы не мешали дальше прославляться…

   — М-м… — тихо протянул он и отвернулся, по-видимому, не имея желания комментировать услышанное.

   Она ещё подождала чего-то, глядя на его обиженный затылок, и всё-таки тронула за рукав:

   — Ты тоже… из этих?.. — настороженно спросила она.

   Он глянул на неё, помолчав о чём-то, и снова отвернулся. Она вздохнула и тоже повернулась к своему окну. Но Аристократ не выглядел обиженным, хотя и признаков расположения не выказывал, обдумывая что-то. Через какое-то время он снова глянул на неё, как бы оценивая пути продолжения разговора.

   — Я не привык переубеждать в чём-то людей… — начал он, наклонившись к ней ближе.

   — Это ниже твоего достоинства? — сразу отреагировала она.

   Он досадливо вздохнул и посмотрел в своё окно, но потом снова повернулся:

   — Я просто не вижу в этом смысла, а с тобой…

   — А со мной вообще что-то не так?.. — с вызовом спросила она.

   — Да!.. — разозлился он. — С тобой определённо что-то не так! Ты всё время споришь и не понимаешь, и не… не… — он сжал губы, силясь подобрать слова.

   — Не слушаюсь, да? — с издёвкой спросила она.

   — Да!.. — он как будто сразу пожалел о сказанном. — Да не хочу я, чтобы ты слушалась!.. Зачем мне?..

   — Хочешь, хочешь… — покивала она. — Иди тормозни машину!.. Звони со своего!.. Провожай меня!..

   — Да я просто склад тебе хотел показать!..

   — Нет, ты сразу потребовал, когда ещё про гитару не знал! — прошипела она в ответ на его грозное шипение. Но водитель всё равно их слышал, хоть и не мог разобрать всех слов.

   — Да поцелуй ты её уже! — посоветовал он, подглядывая в зеркало заднего вида. — На улице у вас всё было хорошо… Я даже не понял, что это вам такси нужно… — он со смешком мотнул головой и опять занялся всматриванием в дорогу, потому что навигатор посоветовал свернуть.

   — Да откуда вы знаете!.. — возмутилась Копейкина в голос. — Как у нас было и что было!.. Что вы лезете!.. — она взмахнула рукой, чтобы усилить эффект от своих возгласов, и съездила Аристократу по лицу.

   Он схватил её эту руку. А водитель, совершив нужный манёвр на дороге, опять отвлёкся на пассажиров в зеркале:

   — Как не знать?.. — усмехнулся он. — Все видели, не только я… Там чуть авария из-за вас не случилась, а вы… откуда знаете!.. Хе-хе-хе… И менты вам что-то орали, спрашивали, повыскакивали из своей мигалки… А вам всё пофиг… Такие страсти… — он опять помотал головой с улыбкой и продолжил вести машину.

   Копейкина резко вдохнула, зардевшись от подробностей, и повернулась к соседу по сиденью, качая головой в своё оправдание. Он, нахмурившись, выжидательно смотрел на неё.

   — Что ты мне руку так сжал?! — пропищала она с несчастным видом, пытаясь высвободить ладонь из его захвата.

   — Слушай, хватит уже меня бить!.. — злобно прошептал он.

   Они были так близко, что дыханием касались друг друга.

   — Я не специально, — проскрипела она, безуспешно выкручивая у него свою руку. Потом, обессилев от попыток, расслабилась и выдохнула: — Прости…

   Он тут же разжал пальцы, продолжая сверлить её взглядом совсем близко. Копейкина руку далеко не убрала и вообще вдруг что-то осознала, ответив на его этот взгляд какой-то мягкостью:

   — И спасибо… что мы едем за этой гитарой…

   Он едва кивнул на это и удовлетворённо отвернулся к окну. Она тронула его руку снова:

   — И… ну, продолжай… давай ещё попробуем…

   — Что, поцеловать тебя? — насмешливо спросил он, слегка нависнув над ней.

   — Поцеловать?.. — растерялась она, глядя на его губы. Но тут же очнулась: — Почему это? С какой стати?! — встрепенулась она, услышав ехидный смешок от водителя. — Что за мужской шовинизм? Вы все в сговоре что ли?

   — Вот это мне нравится!.. — язвительно возразил Аристократ.

   — Что нравится?! — сдвинула брови Копейкина.

   — Когда начинается про мужской шовинизм и отстаивание женских прав после десятка оплеух по моей голове и ещё… всякого… — он не договорил, многозначительно примяв улыбку.

   — Десятка?!! — вскинулась она.

   — Ну я округлил, — иронично успокоил он.

   — Какого ещё всякого?!! — не успокаивалась она.

   — Ну ты же первая кинулась меня целовать!.. А я ещё ни разу…

   — Да я… да я… — округлила она глаза.

   — Да я всё понимаю… — протянул он то ли слегка издеваясь, то ли выражая солидарность, — но по факту!.. Ты меня бьёшь; про то, что тебе другие парни нравятся, рассказываешь, и я не в их числе; от бандитов меня отбиваешь; воровать тебе гитару принуждаешь; меня в блатные записала; объяснять ничего не даёшь; целуешь… первая… а мне нельзя… это же отвратительно!.. А теперь про мужской шовинизм!.. Самое время!..

   — Да как ты всё в кучу-то смешал?! — возмутилась она.

   — А ты не смешала?! Я только спросил про… — он не успел договорить.

   — И ты сам сказал, что я тебе не нравлюсь! — выпалила она.

   Водитель тихонечко посмеивался над ними в это время.

   — Конечно, нет!.. — злобно выдавил Аристократ, пожирая её лицо глазами. — Такое не может нравиться!

   — Ну и мне – нет! — выпалила она.

   — Да я и не претендую! А то тебе ведь всё отвратительно?..

   Они как по команде отвернулись к своим окнам в машине, злобно сопя в разные стороны.

   — Вот это я понимаю… — протянул с улыбочкой водитель.

   — Что вы там… понимаете?! — вскинулась Копейкина. Оба пассажира злобно уставились в зеркало на водителя.

   Он окинул их беглым взглядом в отражающем стекле и покачал головой, со вздохом уткнувшись в дорогу:

   — Да всё понятно… — он вздрогнул от невольной усмешки, — не первый год по дорогам колесим… всякого повидали…

   Оба пассажира не проявили больше желания общаться ни с водителем, ни друг с другом. В безмолвном разглядывании темноты за окнами прошло примерно полчаса или чуть больше. Одна дорога сменялась другой такой же чёрной и бесконечной дорогой. Светофоры изредка подмигивали своими разноцветными блюдцами то останавливая, то пропуская вперёд. В конце концов и позднее время, и мерное укачивание стало сказываться на обоих молчащих подельниках. Задуманное преступление не смогло пока что их объединить, а вот равномерно ворчащий мотор автомобиля заставил закрыться все глаза на заднем сидении почти одновременно.

   Копейкина, покачиваясь от каких-то неровностей на дороге, приникла к плечу поблизости, а это плечо, повинуясь усталости хозяина, услужливо наклонилось навстречу и обмякло, подставляясь в самом удобном положении. Голова Аристократа временно успокоилась на её белой шапке сверху. Они оба слаженно кивали, стоило автомобилю слегка подпрыгнуть на какой-нибудь кочке, как будто наконец соглашались друг с другом.

   — Грм-грм!.. — и ещё учтивый кашель раздались над рулевым колесом, а потом понимающая улыбка расплылась на немолодом лице водителя. — Сосновка!.. Платить будем?

   Аристократ очнулся первым, дёрнувшись принять вертикальное положение, но, заметив помеху в виде спящей головы на своём плече, постарался аккуратно приподняться, чтобы оглядеться, скользя взглядом по окрестностям за окном.

   — Какая улица? — шёпотом спросил он, покосившись на спящую спутницу.

   — Как заказывали, Школьная… Боишься? — подмигнул водитель в зеркале.

   Аристократ слегка смутился:

   — Нет… Просто надо ещё чуть-чуть проехать, до Лесной…

   — Да я говорю – свою боишься? — водитель обернулся глянуть на спящую Копейкину.

   Аристократ удивлённо приподнял брови, вопросительно кивнув на голову в белой шапке.

   — Краси-и-ивая… — протянул водитель.

   — Ничего… — согласился Аристократ, ухмыльнувшись.

   — Такую девушку не грех бояться… — сделал вывод пожилой собеседник, вглядываясь в предмет обсуждения на плече пассажира.

    — Выводит только всё время… — беспомощно пожаловался Аристократ, ещё больше приглушив голос.

   — Ну… — развёл руками водитель, — на то и бабы!.. Шоб выводить… А иначе – скучно, — заключил он со знанием дела. — Я вот посидел бобылём после первой… Лет восемь, наверное… Хорошая была… Потом страда-а-ал… А теперь вторая жена у меня… — он растянул рот в довольной улыбке. — Тоже хоро-о-ошая… Орёт, но хоро-о-ошая… — он показал некий объём растопыренными руками и как бы что-то сжал ими в воздухе.

   — М-м… — неуверенно кивнул молодой собеседник.

   — Ты главное – не теряйся!.. И хыть!.. — он опять сжал несуществующий объём в воздухе растопыренными ладонями.

   — Что хыть?.. — насмешливо ухмыльнулся Аристократ.

   Водитель недоумённо задрал брови:

   — Ещё спрашиваешь?! Целуй!.. покрепче… И всё-о-о!.. Дальше по обстоятельствам… — он кивнул головой, указывая собеседнику на его ноги. Там, между его бёдер, пригрелась обмякшая рука Копейкиной. — Видал, как вцепилась?! Влюби-и-илась…

   Аристократ недоверчиво отпрянул лицом от собеседника.

   — Точно тебе говорю! — выпучил глаза водитель. — У меня глаз!.. Намётанный… Я как вторую свою увидел, сразу понял – влюбилась!

   — Как понял? — недоверчиво поинтересовался пассажир.

   Водитель снова выпучил глаза, мотнув головой:

   — Как-как!.. Орёт!.. А я её хыть!.. — он схватил что-то в кулак. — Замолчала…

   — Бил что ли? — нахмурился Аристократ.

   — Не би-и-ил… — скривился водитель, — бабу надо лаской уговаривать, так приятней…

   Молодой собеседник примял улыбочку в уголках рта и, не в силах сдержаться, тихо хохотнул. Копейкина недовольно что-то промямлила во сне, устраиваясь поудобней, и запустила руку поближе к теплу тела между ног.

   — Ничё… — пожилой знаток женщин ещё раз окинул взглядом спящую, — договоритесь!.. Вон как вцепилась… А то, что бойкая – это хорошо!.. Так ещё приятней!..

   Аристократ кивнул, пытаясь скрыть улыбку:

   — Давай… Поехали!

   — Ещё доплатишь? — как бы и не сомневаясь в этом, поинтересовался водитель.

   — Не обижу, — пообещал пассажир.

   Они достигли улицы Лесной, где частные дома имели гораздо более зажиточный вид, чем на Школьной, и включали в свою территорию часть лесного массива. А дорога, проложенная мимо кирпичных высоких ограждений, протяжённость которых исчислялась сотнями метров для каждого участка, имела с другой стороны глухую стену из деревьев, припорошённых недавним снегом. Здесь будто и не было оттепели, обезобразившей город, только снег около кирпичных стен заборов поблёскивал зернистой корочкой наста, намекая на недавнее кратковременное потепление. Асфальтовая дорога была на редкость гладкой и вычищенной для сельской местности, что говорило о неравнодушии и хорошем достатке местного населения. Но какой-то камень всё-таки попался под колесо, так что машину немного тряхнуло, Аристократ в этот момент как раз пытался объяснить водителю место остановки, от всего этого Копейкина внезапно очнулась на его плече. Она секунду соображала, хлопая ресницами, а потом резко села и огляделась:

   — Ой… — насупилась она. Подумав ещё немного, она отдёрнула руку от его паха, — извини… я не хотела… — проговорила она себе под нос.

   — Нет, у самых ворот не надо, — говорил Аристократ, — чуть-чуть ещё вперёд.

   Водитель миновал шикарные кованые ворота с грозными острыми пиками на каждой вершине, за которыми вдалеке угадывался большой дом с современной архитектурой, и медленно прошелестел шинами вдоль снега у забора ещё пару десятков метров.

   — Всё, стоп! — скомандовал пассажир, выглядывая в окно, где были видны лишь подстриженные кусты ландшафтного дизайна, ровный снег и высокая кирпичная ограда за ними. Такси остановилось. Аристократ пошуршал в сумке пакетом с деньгами и расплатился с водителем с большим запасом, по сути дав ему в полтора раза больше, чем полагалось по счётчику.

   — Ну… жизненный опыт тоже доходы приносит, — довольным голосом заключил водитель, многозначительно глянув на Копейкину.

   Она растерянно похлопала глазами, слегка надув губы спросонья. Её сообщник оценил насмешливым взглядом заспанное лицо и надвинул белую шапку ей на ухо, с которого она съехала:

   — Приехали, — сообщил он.

   Копейкина кивнула и выбралась из машины.

   Водитель обернулся к оставшемуся пассажиру:

   — Хыть!.. Пока притихла… — посоветовал он и многозначительно подмигнул, показывая, как хватает что-то большое в воздухе.

   Аристократ, посмеиваясь, вышел из машины.

   — Чем это он тебя развеселил? — насупленно поинтересовалась она под шум удаляющегося такси.

   — Да так… — он прошёлся взглядом по фигуре Копейкиной и опять засмеялся, тихо трясясь на пустой дороге под её изумлённым взглядом.

ГЛАВА 5. Проникновение

Копейкина поёжилась, сумрачно наблюдая за его весельем. Вместе с ней, казалось, поёжился и полупустой рюкзак на спине.

   — Холодно? — задорно спросил он. — Мне тоже.

   — По тебе не скажешь, — она надуто окинула его взглядом, глубже зарываясь в воротник куртки.

   — Очень холодно, — спокойно подтвердил он, — у меня вообще всё мокрое насквозь. Просто под землёй привыкаешь к постоянной сырости, — он обернулся на высокую стену забора, за которой должен был быть чей-то тёплый дом, — надеюсь, скоро согреемся… — с долей сомнения проговорил он, — если коды не поменяли.

   Он позвал её жестом и сам двинулся прямо через снег и кусты к кирпичному ограждению, неся в двух руках её сломанную гитару и свою сумку. Копейкина с недоумением осмотрела высокое препятствие и кинулась за ним, проламывая корочку наста и утапливая под ней в снег каждый сапог по очереди. Аристократ шёл ледоколом напролом в своих высоких ботинках на шнуровке, нисколько не испытывая затруднений. Копейкиной же приходилось сильно напрягать носки ступней, чтобы не терять при каждом шаге обувь. Так она шмякала по снегу, постоянно заглядывая вниз с вытянутой шеей и высоко вынимая каждую ногу подошвой вперёд, и была похожа на неуклюжего тролля с рюкзаком.

   — У тебя что-то с ногами? — спросил Аристократ, уже прижавшийся спиной к кирпичу ограды.

   — Нет! — вытянулась она и с гордым видом рванула к нему, сразу шагнув два раза в носках по снегу.

   Его капюшон тихо затрясся от смеха. Она проворчала себе под нос какое-то двухэтажное ругательство, в котором надстройкой служило неприличное слово, а фундаментом «трагедия», и вошла промокшими носками обратно в сапоги, а потом пошмякала прежней походкой тролля.

   — Тебе к ним надо подтяжки купить, — посоветовал Аристократ, разглядывая её дальнейшие мучения с широкими сапогами.

   — Ха-ха! — с претензией высказалась она, остановившись для этого на полпути.

   Он поставил в снег поклажу и скрестил руки на груди, не без иронии наблюдая за её дальнейшими перемещениями. Когда она достигла забора, то выставила руку вверх и подпрыгнула, как бы соизмеряя свои возможности с высотой, которую надо было преодолеть.

   — Эй! — грозно крикнул её спутник, резво ухватив её за эту руку и пригибая вниз. — Распрыгалась!

   — Что ты мне руку выкручиваешь… — скривилась она, втягивая воздух сквозь зубы.

   — Ты глаза-то разуй! — он аккуратно показал ей пальцем на маленький прибор, вынесенный на кронштейне за пределы кирпичной стены. И тогда отпустил руку.

   — Ой… — испуганно посмотрела она.

   — Не «ой», а оптический датчик, инфракрасный… — объяснил он, — а там, в другом блоке, приёмник инфракрасного луча, который идёт отсюда, — он указал пальцем на другой маленький предмет, торчащий из стены несколько дальше, — просто его не видно. И так каждые шестьдесят метров по всему периметру.

   — И что будет? — округлила она глаза.

   — Пока ничего, ты ведь не допрыгнула, — усмехнулся он, — если нет желания поговорить с ребятами в форме, то лучше не задевать этот луч.

   — И что дальше?.. Всё? — безнадёжно спросила она.

   — Нет, ещё не всё, — насмешливо отозвался он, рассматривая из-под капюшона её растерянность, — там у ворот я наберу код, периметр отключится, и тогда можно будет перелезть, — он кивнул в сторону верха ограды, — вот тогда – всё!

   — Так надо к воротам?! — вытаращилась она.

   Он слегка кивнул, прикрыв глаза, и смял улыбочку.

   — Зачем же мы снег тут месили?! — возмутилась она. — Почему по дороге не подошли?

   — Наверное, потому что ты много вопросов задаёшь… и верещишь по каждому поводу, — с некоторой претензией, но при этом очень спокойно высказал он.

   — Это такое издевательство? — она сдвинула брови.

   — Это такие камеры там стоят, — он вытянул руку в сторону ворот неподалёку, — их я отключить не могу. Хочешь перед ребятами на мониторах помаячить? Иди! Я не хочу. Поэтому пойду вдоль забора, здесь слепая зона, — он тронулся к воротам, по пути говоря: — Они там, конечно, спят или телек смотрят, но вдруг кому-то охота именно сейчас в мониторы поглазеть, я же не знаю.

   Копейкина, не забывая выставлять носы сапог вверх и вперёд, не мешкая тронулась за сообщником. Она дошмякала за его спиной до шикарных кованых ворот и прижалась, как и он, к концу кирпичной стены. Аристократ, обнимая прямоугольную стойку, на которой дальше уже держалась створка ворот, обогнул её и что-то набрал из-за угла на панели, едва заметно попискивая кнопками с подсветкой. За этим больше ничего не произошло и не прозвучало, но он сказал:

   — Можно перелезать.

   — Откуда ты знаешь, что сработало? — заговорщическим шёпотом усомнилась она.

   — Здесь только камеры, микрофонов нет, — нарочито громко сказал он, — можешь не шептать, — и подтолкнул её в обратный путь. Но Копейкина непримиримо нахмурилась, ожидая ответа. Он вроде хотел обойти её, но покосившись на камеру позади себя, которая могла бы зафиксировать его удаление от стены, вынужденно сообщил: — Там индикатор перемаргивает, когда периметр отключается… Ну, всё?! — он снова задал ей вектор движения лёгким тычком в рюкзак. Она поддалась, но только наградив для начала подозрительным взглядом. Компаньоны проследовали обратно до того места у забора, где остались сумка и гитара. При этом задний сопровождающий то и дело посмеивался над странной походкой переднего. Копейкина изредка шелестела что-то себе под нос, слыша эти вспышки веселья за своей спиной, но почти все выдержала и только у самой сумки резко развернулась, и, пылая гневом, прошипела:

   — Ты мог сам отлично сходить до ворот и обратно! Зачем я там понадобилась, чтобы поржать?

   — Какая проницательность! — поддельно удивился он, а потом насмешливо добавил: — Я вас с собой туда не звал, гражданин следователь… Сама потащилась, я думал, интересно.

   На слове «следователь» Копейкина выпучила глаза, но потом это ей даже пригодилось. Она с выпученными глазами так и продолжила возмущаться:

   — Что интересно?! — выпалила она. — За тобой походить что ли?

   — Ну да, — тут же согласился он без тени смущения. А на её дальнейшие попытки что-то сказать и захлёбываться собственными вдохами от возмущения он взял гитару за чехол и, примерившись, перебросил через ограду. С другой стороны раздался лёгкий «блэмц», на что Аристократ удовлетворённо качнул головой и взялся за её рюкзак. Копейкина от удивления перестала возмущаться и растворилась в наблюдениях за его хладнокровными действиями, без вопросов отдав то, что висело у неё за спиной. Услышав лёгкий «шмяк» от рюкзака он взялся за сумку, но вдруг передумал её перебрасывать.

   — Ты заберёшься туда? — кивнул он на стену. Оценив взглядом её замешательство, он поставил сумку обратно на снег. — Давай, подсажу, — предложил он, уже нагибаясь и беря её за бёдра.

   — Не надо!.. — отпрыгнула она от его рук.

   — Почему?

   — А ты как будешь перелезать? — спросила она. — Я так же залезу.

   Он смерил её недоверчивым взглядом:

   — Ты вряд ли сможешь, как я… Тут два с половиной метра.

   — Просто покажи и всё! — решительно заявила она.

   Аристократ с сомнением пожал плечами, взялся за сумку, которая сразу нагрузила руку тяжестью, и одним движением закинул её на забор, подпрыгнув вслед за ней. Он держался за ручки у самого верха, а сумка теперь служила якорем, зацепившимся с другой стороны ограды. Пользуясь этой опорой, он уперся ногами в стену, где протекторы его ботинок ещё и застревали в неровностях между кирпичами, протолкнул своё тело выше, схватившись и второй рукой за ограду, а потом уже вытянул себя наверх. Оседлав забор, он скинул ей сумку. Та с лёгким бряцанием какого-то металла приземлилась возле Копейкиной.

   Она немного помедлила, но взялась за ручки и, приподняв сумку, сделала замах. Сумка тут же уволокла её назад. Копейкина выскочила из одного сапога и уселась в снег, уронив сумку далеко от себя. Потирая плечо, она досадливо уставилась на сообщника по преступлению.

   — Что, опять смешно? — выкрикнула она.

   — Нет, — покачал он головой, оставаясь совершенно серьёзным. Он вздохнул и, перемахнув ногой забор, спрыгнул обратно, задержавшись руками за верх.

   Копейкина натягивала свой сапог, когда он подошёл и наклонился над ней:

   — Вывиха нет? — он тронул её за плечо.

   Она поделала плечом что-то вроде упражнения и помотала головой:

   — Нет вроде, но болит теперь…

   — Конечно… сумками размахивать… — сочувственно сказал он и, подхватив её подмышки легко поставил на ноги. — Я же знал, что лучше подсадить, — он опять вздохнул над ней и беззлобно усмехнулся, — если не будешь спорить, я тебе помогу, и ты уже там.

   — Не буду, — согласилась она не спорить и снова отправилась покорять высоту.

   Но подсаживание помогло только взяться руками сверху за кирпичи, а дальше Копейкина, сорвавшись пальцами с верха ограды, с коротким взвизгом обхватила шею и голову Аристократа вместе с капюшоном. Он вынужденно прижал её к себе, держа высоко на руках.

   — Можем, конечно, и пообниматься… — пробубнил он куда-то в её грудь сквозь куртку, — но тебе надо хвататься за стену.

   Она перестала залеплять ему лицо и отодвинулась вместе с его попыткой обхватить поудобнее:

   — А я тебя и не обнимаю! — заявила она, держась за него двумя руками.

   — Да?! — продышал он в её глаз. — А вот моя шея так не думает.

   — Хватит там меня щупать! — нахмурилась она, кивнув в сторону стены.

   — Если я не буду там тебя щупать, то уроню! — резонно возразил он. — Ты, кстати, мокрая… совсем.

   — Спасибо, а то бы не догадалась! — съязвила она.

   Он смерил её гневным взглядом, прикрикнув:

   — Лезь давай!

   Они оба запыхтели и закряхтели вместе с тем, как он её подкинул и поддержал внизу. Её плоские подошвы зашкрябали по стене, соскальзывая вниз, а руки кое-как ухватились за плоскую кирпичную поверхность, но всё же результатом стало лишь то, что она уселась ему на плечо.

   — Ну что там? — зазвучал он у неё из подмышки. — Ты держишься? Подтягивайся!

   — Не могу! — пыхтела она.

   — Почему не можешь? — удивился он. — Я же помогаю! С поддержкой вроде все могут…

   — Нет, я могу подтянуться!.. Но мне страшно…

   — Что?!

   — Ну перевалиться туда! На ту сторону с размаху… Высоко!

   — Ты ещё долезь туда!.. Тебе пока далеко до той стороны, — он, отдуваясь, подкинул её ещё выше.

   Она, взвизгнув, смогла ухватиться за ограду сверху, свесив пальцы с другой стороны и держась ими же.

   Он глянул наверх, перехватывая рукой, и теперь держал её растопыренной ладонью под ягодицами, а она упиралась коленями и соскальзывающими носками в стену.

   — Ну ещё!.. — призвал он и подтолкнул. — Ногу закидывай!

   Но она упёрлась:

   — Ногу страшно!..

   — Закинешь и ляжешь там животом, — уговаривал он, — ногами и руками будешь с двух сторон висеть. Я помогу слезть потом…

   Она попыталась зацепиться одной ногой за верх, но, ойкнув, остановила попытки.

   — Чего ты там крякаешь? — спросил он, придерживая её в неустойчивом положении от падения обратно.

   — Наверх страшно забираться! — объяснила она, еле-еле удерживаясь на краю одной ногой и криво обнимаясь с забором.

   — Ты пряники ешь? — вдруг поменял он тему, упираясь в её зад рукой.

   — На работе иногда приходится… за компанию, с чаем… — отозвалась она.

   — Представь, что там пряники и лезь! — подтолкнул он.

   Она взвизгнула и не поддалась.

   — Что, невкусно? — спросил он.

   — Я их не очень… — призналась она, — так, хлеб сладенький… — она закряхтела, пытаясь обняться со стеной понадёжней, но заледеневшие пальцы устали и уже плохо слушались.

   Он поднял голову:

   — А что любишь?

   — Ну шоколадка лучше… — проскрипела она из последних сил.

   — Тогда там всё в шоколадках!.. Давай! — и он вытолкнул её над собой.

   Она сделала горлом тоненькое «И-и-и…» и улеглась животом на широкую поверхность ограждения, обняв конечностями по сторонам.

   — Фух… — расслабился он, восстанавливая дыхание, — поздравляю!.. Пей там чай пока… я сейчас…

   — Эй… — окликнула она сверху тоскливым голосом.

   Он поднял голову.

   — А как же обратно? — ещё более тоскливо спросила она.

   Аристократ тихо затрясся:

   — А ты только сейчас об этом подумала? — сквозь смех спросил он, но потом сжалился и, изобразив лицом что-то незначащее, ответил: — Из дома потом всё отключу, прошмыгнёшь обычным способом. Провожу тебя.

   Он поднял свою сумку и проделал ещё раз тот же трюк, используя её в качестве временного противовеса, пока не ухватился за стену понадёжнее, чтобы забраться наверх. Там он, удовлетворённый результатом, скинул сумку вниз, к гитаре, и взглянул в лицо своей сообщнице по намеченному делу.

   — Дом красивый, — выдавила она с несчастным выражением лица.

   Аристократ насторожился от её голоса и вида, но повернул голову в сторону дома, отчётливо нарисовавшегося полуоборотом фасада к ним, после чего утвердительно кивнул ей:

   — Такой же, как и несколько лет назад, — односложно отозвался он о здании в современном стиле с интересными архитектурными выступами и большими стёклами окон. Весь его вид внушал определённое уважение и компактностью, собранной примерно на пятистах квадратных метрах площади, и необременительной для глаза изысканностью форм.

   — Я слезу и тогда тебя там подстрахую, — он вопросительно посмотрел на Копейкину. Но она в этом вопросе явно усмотрела что-то горестное, потому что сморщила лицо ещё больше.

   — Что случилось? — потребовал он.

   — Трагедия… — корявым полушёпотом вымолвила она.

   Он недоумённо оглядел её лицо ещё раз и высказал самое очевидное предположение из увиденного:

   — Ты описалась?

   Она помотала головой, хотя выглядела именно так, и состроила на лице нечто похуже, чем его версия, крепче обнимая верх ограждения.

   Он немного пожал плечами и спросил уже тише:

   — Обделалась?

   Копейкина ткнулась лбом в кирпичи, промычав что-то, а потом вскинула голову и с сожалением призналась:

   — Сапог упал, — и виновато скосила глаза на ту сторону, с которой они только что выбрались.

   Он беспокойно глянул на сумку внизу, с помощью которой забирался, на сапог с другой стороны, потом снова на подельницу и покачал головой:

   — Лучше бы ты обделалась, тогда всё было бы в одном месте.

   Она умоляюще уставилась на него.

   — Ладно, сейчас достану, — он с небольшими затруднениями спрыгнул на территорию дома, подобрал там свою сумку и, бросив укоризненный взгляд на сообщницу, снова забросил свой якорь на стену, после чего начал карабкаться уже испробованным способом.

   — Сумка!.. — вскрикнула она, увидев как на её глазах отрывается ручка вместе с куском материала, и схватила Аристократа за запястье, а потом и под локоть, изо всех сил помогая забираться наверх, а сумка продолжала трещать и обнажать внутреннее содержимое, пока её не сбросили вниз. Они снова встретились, тяжело дыша и сверля друг друга напряжёнными взглядами, на заборе.

   — Если тебе показалось, что мне это очень просто… — начал он.

   Она тут же горестно помотала головой в своё оправдание.

   — То это не совсем так… — продолжил он.

   Она закивала утвердительно:

   — Я понимаю, — ещё раз покивала она, делая большие умоляющие глаза.

   Он ещё раз всмотрелся в неё и молча слез вслед за сумкой и сапогом. Последний он сразу же перекинул через забор на внутреннюю территорию, а над сумкой завис, изучая её надёжность.

   — Не знаю, может и не выдержать больше, — задумался он и посмотрел на лицо, заинтересованно свесившееся с ограды, — придётся тебе меня держать… если что…

   — Да, — она с готовностью вытянула руку, как будто могла и правда втянуть на забор мужчину заметно выше себя и шире в плечах.

   Он усмехнулся, глядя в наивно растопыренную ладонь.

   — Ладно, сейчас попробуем ещё раз, может, не порвётся… — он старательно утрамбовал в дыры сумки всё, что оттуда высунулось, соединил ручки и тряхнул текстильным изделием, проверяя его прочность. Материал от этого ещё немного поехал под местами крепления ручек, но в целом держался. Аристократ, недоверчиво причмокнув на это, всё же закинул, как и в другие разы, свой противовес на ограду. Но, стоило ему доверить сумке свой вес, когда он подпрыгнул, хватаясь другой рукой за кирпичи наверху, надорванный материал обиженно затрещал дальше.

   Копейкина, крякнув, свесилась вниз поддержать своего сообщника и едва не свалилась с забора сама, но вовремя упёрлась в другую сторону стены рукой и ногой. Он дёрнулся вверх, сумка наконец порвалась окончательно и упала, а два соучастника, кряхтя и краснея, втащили совместными усилиями одного из них на ограду.

   Копейкина обернулась снова туда, где они начинали своё проникновение и испуганно сказала:

   — Ой…

   — Что… ещё одна… трагедия?.. — тяжело дыша после нагрузки, поинтересовался Аристократ.

   — Две, — посмотрела на него Копейкина.

   Он с усталой усмешкой мотнул головой.

   — Блеск вывалился и салфеточки, пока тебя тащила… — она покосилась на свою куртку внизу, — из кармана…

   — Что это за?..

   — Ну это помада такая почти бесцветная… и упаковка бумажных платков, — взгрустнула она.

   — Больше не полезу, — мотнул он головой.

   Она обречённо покивала и вздохнула, ещё раз глянув на дорогие сердцу предметы в снегу.

   — Зачем помада, если она бесцветная? — озадачился он, глядя на её губы.

   — Ну как… — она напустила некоторую важность на лицо, — блестит и вишенкой пахнет, — пояснила она, как бы не понимая в чём тут можно сомневаться.

   — М-м… — сообразил он, — да, вкусная была… — ухмылка вползла на его лицо самым нахальным образом.

   Она смяла едва проступившую улыбку и потупилась в кирпичи под собой. Недолго понаблюдав за этим, он спрыгнул, едва не сорвавшись вниз.

   — Что-то уже руки не держат, — проворчал он себе под нос, а свесившейся Копейкиной бодро порекомендовал: — Давай свой зад, поворачивай сюда!

   Но она нахмуренно помотала головой.

   — А как тогда? — удивился он снизу. — Ногами будешь упираться в стену, удобней… Я поддержу.

   Она засомневалась ненадолго, потом попробовала присоединить ногу в носке к другой, но передумала.

   — Ну, я ловлю! — он схватил её выше колена, придерживая и вытягивая вторую руку к ней.

   — Нет, — помотала она головой, — так страшнее…

   Он задумался, слегка нахмурившись в её сторону:

   — Тут тоже всё в шоколаде! — озарился он, показывая на себя и вокруг неопределённым жестом. — Давай!.. Как нибудь уже… — и выставил обе руки навстречу.

   Копейкина доверчиво потянулась к нему раскрытыми ладонями, глядя с надеждой в его удивлённое лицо.

   — Так оба грохнемся, — попытался отговорить он, но было уже поздно, потому что она на большую часть свесилась с ограды, доверившись его рукам, в которые вцепилась мёртвой хваткой. Он успел отставить одну ногу назад для подстраховки, но это всё равно было очень шаткой конструкцией.

   — Голову вниз! — почти заорал он, глядя в её выпученные от страха глаза.

   Копейкина почему-то послушалась, подгибая вниз голову и подставляя ему свою спину, а он обхватил за грудь, потом вокруг живота, прижимая её спиной к себе и вверх ногами. И так, перехватив ещё пару раз, опустил руками в снег, глядя сверху на её перевёрнутое лицо между раздвинутых ног.

   — Слезла, поздравляю, — сказал он, выдохнув с облегчением, и, подтолкнув под зад от себя, опрокинул встать ногами.

   Копейкина принялась за сапог, который он ей подкинул:

   — А я думала, что так ты уже не сможешь щупать и на мой зад смотреть, — она вздрогнула от ощущений, утопив мокрый носок в холодной обуви.

   — Так вот чего ты боялась, — насмешливо отозвался он, изучая целостность многострадальной сумки, — а я думал, что у тебя с высотой какие-то проблемы.

   — Это тоже, — согласилась она, — я вообще это не очень… На полосе препятствий всегда эти стены обегаю, мне за это даже аттестацию не хотели ставить, — разоткровенничалась она.

   — И где ты такие зверства проходила? — удивлённо приблизился он, держа сумку подмышкой и оторванные от неё ручки в руке.

   Она испуганно выпучила глаза:

   — Ну там… за компанию с ребятами пошла…

   Он более внимательно присмотрелся к ней:

   — В рейнджеры что ли готовилась?

   Она неестественно рассмеялась:

   — Не-ет… просто… просто… день рождения был у одного… он всех пригласил…

   — Неужели?.. — недоверчиво усмехнулся Аристократ. — На полосу препятствий… в день рождения…

   — Ну знаешь, на пейнтбол ведь ходят компанией, — нашлась она, — ну и мы все пошли… там постреляли ещё… в тире… интересно… — в конце объяснений её воодушевление немного обмякло под его внимательным взглядом.

   — А аттестация тогда при чём? — дёрнул бровями он.

   — А-а… — она опять выдавила неуместный смех, — это мы так договорились, чтобы… чтобы… интересно…

   — Н-да?.. — усомнился он, но повернулся поднять гитару и позвал её дальше кивком и удаляющейся спиной. — Пойдём в дом! Погреемся уже…

   Она догнала его, сражаясь с сапогами, вязнущими в снегу:

   — А здесь собак нет? — Копейкина настороженно поозиралась вокруг.

   Но кроме самого дома внутри огороженной территории ничего больше не наблюдалось. Было снежно на обширных газонах, один из которых они сейчас преодолевали, так же снежно было на короткостриженных кустиках кое-где вдоль ограды, а кое-где и по территории рядом с беседкой и лавочками, и на круглом газоне перед подъездом к дому. А сама подъездная дорога и довольно большая площадка у дома были досконально расчищены, как и другие дорожки, проложенные по обширной территории. За домом вдалеке у забора, граничащего с соседним большим участком, стройно стояли деревья смешанного мелколесья, их возглавляла ёлка средних размеров, пушистая и по новогоднему убранная гирляндой. Но она не горела, видимо, в ожидании хозяев. Её можно было видеть из дома, но только не в окна фасада, а с другой стороны, которая для пришедших пока оставалась скрытой.

   — А здесь точно никого нет? — заволновалась опять Копейкина.

   Аристократ в очередной раз ответил короткое «Нет». Она постучала ногами, чтобы избавиться от налипшего снега, ступив на расчищенную площадку перед домом.

   — Красиво тут… — тихо сказала она, — как-то не хочется у таких людей ничего воровать…

   — А у кого некрасиво, у тех хочется? — насмешливо уточнил он.

   Копейкина вздохнула:

   — Ни у кого не хочется… — она явно погрустнела. А потом, взглянув на дом с фасада, вцепилась в спину своему напарнику, резко дёрнув за куртку к себе.

   Аристократ еле удержался на ногах:

   — Ты чего?! — опешил он.

   — Смотри!.. — зашептала она, показывая на дом. — Тут везде камеры! — и стала пытаться оттаскивать его назад.

   — Это просто камеры, без микрофонов, — он отодрал её руку со своей спины, — можно не шептать.

   — Но нас видно! — она застыла истуканом и даже лицо заморозила, как будто от этого её станет меньше видно.

   — Да, — насмешливо отозвался он, разглядывая её, — но с этих камер только из дома. А там сейчас никого нет, — он снова двинулся в сторону крыльца.

   У панели с кнопками, когда он уже хотел набрать код открывания, она его взяла за рукав.

   — Зачем стеклянную дверь каким-то сложным кодом закрывать? — спросила Копейкина.

   — Ты опять шепчешь, — сосредоточенно сказал он, как будто его сейчас заботило что-то другое.

   — Но всё-таки это странно… — сказала она как бы сама себе в раздумьях.

   — Странно задавать столько вопросов, — брякнул он ей между делом, сосредоточившись на кнопках. Он набрал код, раздался лёгкий писк, и Аристократ раскрыл перед ней красивую застеклённую дверь, по бокам от неё были глухие створки, тоже сделанные из стекла до самого пола.

   — Ну правда, — не унималась она, не спеша проходить внутрь, — зачем защищать дверь с такими хитростями, если она легко доступна? Да и окон много стеклянных…

   — А ты думаешь, не надо защищать, если всё стеклянное? — он уже передумал её пропускать и стремительно вошёл сам, бросив тут же сумку и гитару на пол. Хотел ещё куда-то идти, но она уже забежала за ним, хлопнув дверью, и снова придержала его за рукав.

   — Надо, по-другому, дома защищать, наверное…

   — Если я сейчас другой код не наберу, то как раз и сработает защита с вызовом кое-кого в красивой форме, — с лёгким раздражением в голосе сообщил он, оставив Копейкину недоумевать в одиночестве, и бросился в сторону маленького шкафа, в котором были спрятаны ещё какие-то панели с кнопками.

   Она застыла за его спиной в темноте просторной прихожей, пытаясь заглядывать через плечо. Он чем-то попикал, потом пощёлкал, и загорелся свет не только в прихожей, но и в большой гостиной, которая начиналась сразу после широкого проёма. Потом послышался шелест из ругательств и более приличное:

   — Систему поменяли… — потом он отскочил от шкафа, выглянул посмотреть через стеклянную дверь на ворота, потом влез обратно, почти утонув в этом шкафу, после чего грохнул внутри него кулаком. Шкаф ответил приятным гулом хорошего деревянного изделия. Аристократ вынырнул оттуда, сокрушённо выдохнув, закрыл дверцы и устало откинулся спиной и затылком на этот шкаф. Он не мигая смотрел из своего капюшона на Копейкину.

   — Что?! — испугалась она. — Код забыл?.. Не успел?

   Он мотнул головой по шкафу, отрицая её слова.

   — Ты не знаешь новый код?! — ужаснулась она.

   — Знаю… он тот же… — отозвался он упавшим голосом, — но… — он безрадостно усмехнулся.

   — Что но?! — уставилась она глазами-блюдцами.

   — Короче говоря, тебе теперь отсюда нельзя выйти. Мышеловка захлопнулась!

ГЛАВА 6. В мышеловке

— То есть как?.. — обомлела она и пошла бледными пятнами. — Сейчас сюда приедут?.. — Копейкина слегка прищурилась, как бы наводя фокус, и подозрительно осведомилась: — Почему тогда сигнализация не включилась?

   — Молодец… догадливая… — покивал он, со вздохом отлепляясь от шкафа, — потому что я её отключил. Но тебе придётся остаться здесь, — он выдохнул что-то сокрушённое и уселся на пол, занявшись развязыванием шнурков на ботинках, слегка склеившихся из-за налипшего снега.

   Копейкина не то кашлянула, не то подавилась, уставившись на него во все глаза:

   — Да как ты?.. Почему?.. Что это такое вообще?..

   Он мрачно посмотрел на неё из своего капюшона снизу:

   — Это система охраны здания… — доходчиво пояснил он и, злобно усмехнувшись, добавил: — Как ты и хотела! Ты же волновалась тут, что плохо защищают стеклянный дом! А тут…

   — А чего ты здесь расселся?! — не дала договорить она. — И почему это ты мне запрещаешь выходить теперь? Что это значит? — допрашивала она, нависнув над ним.

   — Всё?! — прикрикнул он, как только она чуть-чуть остановилась. — Уже можно слово вставить?

   — Говори, что ты там нашуровал!! Или это план такой с самого начала? Или, или ты там всё испортил? Или…

   — Или что?! — вставил он таким тоном, что Копейкина быстро осеклась, он злобно сжал рот и подтянул ближе к себе ботинок, продолжив развязывание мокрого шнурка, который не поддавался замёрзшим пальцам.

   Она плюхнулась на колени рядом и схватила его за этот ботинок, как ребёнок, который хочет отобрать понравившуюся игрушку, добавив на свою перемазанную всем на свете белую куртку ещё и след от подошвы.

   — Ты умеешь молча-а-ать? — язвительно удивился он в ответ на её прожигающий взгляд.

   — Я не собираюсь молчать! — взвилась она, крепче прижимая к себе его ногу.

   Он невольно усмехнулся:

   — Так почему-то и думал, — и взялся за другой ботинок, оставив предыдущий Копейкиной.

   Но она схватила и второй, припечатав ещё один слякотный след протектора к себе.

   — Почему именно мне нельзя выходить? — с подозрением спросила она каким-то звенящим голосом и уставилась в глубину капюшона. — А ты?!

   Могло показаться, что Аристократ на какой-то миг растерялся, но он тут же ответил:

   — Нам… я имел в виду – нам теперь не выйти…

   — А я вот возьму и выйду! — она отшвырнула его ноги и кинулась ко входной двери. Уже у самой дверной ручки, он отдёрнул Копейкину за рюкзак оттуда, да так, что она полетела на него, оказавшись в его руках вместе с рюкзаком.

   — Ты – никуда – не пойдёшь! — тихо и зловеще распорядился он у самого её уха, прижимая спиной к себе.

   Она дёрнулась вперёд, но оказалась практически закованной стальными руками.

   — Я буду орать! — предупредила она.

   — Ори, если охота, тут не слышно всё равно, — разрешил он, — до Сосновки несколько километров, а дом с хорошей изоляцией.

   Её глаза заметались по окружающей обстановке, с очевидностью показывающей весьма впечатляющий достаток владельцев дома.

   — Соседи услышат, — засопела она, пытаясь делать голос спокойным.

   — Я думаю, что их нет, но даже если там… метров шестьсот до ближайшего дома, закрытого на все двери и окна… И забор ещё, и деревья…

   Вопреки аргументам она заорала, что есть силы. Аристократ зажмурился одним глазом, прижимаясь к её шапке щекой и ухом, а потом в наступившей тишине насмешливо спросил:

   — Горло не заболит?

   Она похмыкала и сглотнула, приводя связки в порядок, потом осипшим голосом призналась:

   — Отдохнуть надо… Потом ещё поору!

   — Отдыхай, — разрешил он, не выпуская из железного захвата, — слушай только внимательно: если ты раскроешь дверь…

   — Опять я?! — дёрнулась она, но тут же оказалась прижатой так, что крякнула, выпустив весь воздух из лёгких. — А ты? — просипела она, пользуясь остатками кислорода.

   — Я тоже! — уже раздражался он, но вдохнуть ей дал, немного разжав руки. — Любой, кто раскроет эту дверь, пересечёт инфракрасный луч охранной системы по периметру дома. Вот тогда завоет сирена и пойдёт вызов на пульт охраны, минут за пять приедут ребята на паре красивых машин, в одной из которых будет решётка. Они будут очень злые и расстроенные, что их среди ночи погнали на вызов. А ещё у них будут висеть всякие стрелялки и дубины на поясе. Это понятно?

   Копейкина помедлила и кивнула.

   — Там, на воротах и ограде, тоже включился периметр…

   — Ты же его выключал! Мы перелезали… — дёрнулась она.

   — Да! Мы так долго лезли, что уже точно бы нас сняли с этого забора, если бы что-то сработало.

   — А что же…

   — Ты помолчать можешь? — тряхнул он её.

   Копейкина притихла, смиренно хлопая глазами. Он этого не видел, но почувствовал, что можно продолжить:

   — Есть два режима отключения сигнализации в доме. Либо ты набираешь код отмены тревоги и жмёшь ещё на кнопку отмены периметра, это как бы дневной режим, чтобы выходить и заходить; либо набираешь код и жмёшь «периметр включить» – это на ночь обычно делают. А…

   — И зачем же ты включил ночной? — строгим звенящим голосом спросила она.

   — Ты хочешь всё узнать? — спокойно спросил он.

   Она кивнула.

   — Тогда помолчи ещё минуту!.. — разозлился он, но от его голоса в моменты злости веяло не истеричностью, а прохладной властностью, против которой возражать не хотелось.

   И Копейкина размякла, ненадолго склеив ресницы, и взволнованно задышала, но никто сейчас не понял бы точно почему. Если бы в этот момент за ней наблюдал кто-то непосвящённый во все обстоятельства, то, пожалуй, решил бы, что её сильно волнует и этот властный голос, и непреодолимые объятия. И причина этого волнения не в страхе.

   — Я не включал его специально, — продолжил он совершенно не оправдываясь и не торопясь, — на отмену тревоги при входе в дом есть всего тридцать секунд, а меня тут кое-кто отвлекал!.. Вопросами всякими интересными…

   — То есть, это я виновата?! — дёрнулась она всем телом, так что чуть не вырвалась. — Это я там все периметры навключала?! Это я…

   Он обхватил её крепче и одной ладонью закрыл рот, который впрочем продолжил что-то вопить, хотя уже гораздо более приглушённо.

   — Давай, когда ты захочешь сказать, будешь руку поднимать, как в школе, — внёс он предложение тем же негромким повелительным голосом, от которого Копейкина уже приходила в некоторый трепет. Этот же трепет посетил её снова и она немного обвисла в его руках. Аристократ на мгновение прислушался к тишине и, удовлетворённо кивнув, убрал ладонь с её рта, последовавшая за этим тишина его тоже устроила, и он продолжил неспешно вещать ей в ухо:

   — Времени было мало, поэтому свет я не включал, а код отмены мне хорошо известен.

   — Так надо ещё раз нажать!! — очнулась она, и очнулась сразу громко и решительно, дёрнувшись всем телом.

   Аристократ едва успел схватить её покрепче:

   — Руку!.. Мы договаривались, надо было поднять…

   — Мы ничего такого не договаривались! — задёргалась она. — Надо отключить! Надо попроб…

   Её выступление прервалось по воле крепкой ладони, и его голос в её ухе восстановился в той же тональности и с той же неспешностью:

   — Я уже всё попробовал. Проверил. Когда свет включил, увидел инструкцию для хозяев. Там всё написано и значками отмечено. Как я и догадался, периметр можно установить только один раз… — он приостановился, потому что в его ладони загудело, а голова Копейкиной активно задвигалась, и тело задёргалось. Но он молчал и ничего не менял. Гудение и движения на секунду прекратились, и Копейкина приподняла одну руку. Совсем немного, потому что до локтя она была прочно зафиксирована.

   — Мне нравится, мы начинаем понимать друг друга, — одобрил он и убрал ладонь с её рта.

   — А мне вообще всё это не нравится!! — завопила и задёргалась она. — Надо было раньше инструкции читать! Чего ты вообще лез, раз не знаешь…

   — Я понял, да, — говорил он опять при закрытом источнике лишних звуков ладонью, — ты не дослушиваешь, поэтому у тебя возникает много лишних вопросов. Инструкция мне была не нужна. Раньше эта система охраны работала несколько иначе. Её переустановили без моего ведома, понимаешь? Меня никто не предупреждал. Я не был в этом доме около пяти лет…

   Копейкина снова отчаянно захотела взять слово, начав гудеть и расталкивать крепкие объятия. Он сжал её немного посильнее и спросил:

   — Ты по теме хочешь что-то сказать? Или просто повозмущаться?

   Она активно закивала головой. Он освободил ей рот.

   — Отпусти меня! — потребовала она.

   — Только когда договоримся.

   Она посопела, потом выпалила:

   — Долго же ты не возвращался на место преступления!..

   Он закрыл ей рот и, участливо склонившись над её плечом, напомнил:

   — Ты обещала по теме… — он ещё прислушался к её молчаливому сопению над своей ладонью и разжал рот. После этого он удивлённо приподнял брови, потому что последовало всё то же сопение без намёков на речевой поток, хотя никто не препятствовал этому.

   — Так не бывает, — в конце концов сказала она почти спокойным голосом, её выдавало лишь незначительное дрожание тембра, которое случается, когда внутри всё кипит от эмоций, но приходится себя сдерживать. — Так не бывает!.. — повторила она громче. Не могут эти… кто там охрану ставит, не могут оставить хозяев без возможности выключить периметр и вообще что-то поменять!! — взвилась она под конец, дёрнувшись всем телом.

   Он её удержал, согласно кивнул и, повернув лицо к её полупрофилю сзади, одобрил:

   — Молодец, Копейкина!

   Она недоверчиво обернулась, наткнувшись взглядом на его ухмылку.

   — Мне нравится, как ты рассуждаешь! — опять похвалил он. — У тебя ум, достойный лучшего применения, чем портить чужие гитары об головы первых встречных и залезать с ними потом в чужие дома!

   Она нахмуренно отвернулась, что-то хрюкнув про себя.

   Он притворно вздохнул:

   — Да, возможность у них есть. Всё это отключается сколько угодно, но теперь не из дома, а с пульта. А здесь теперь… наверное, такая защита от воров, вторичный контур, можно сказать… Если уже залезли, то хыть… — он сжал её покрепче и мягко засмеялся, явно что-то вспомнив.

   — Что хыть? — насуплено спросила она.

   — Мышеловку захлопнуть, — объяснил он.

   — И тебе нормально, да?! — с претензией высказала она. — В этой мышеловке… Ты не подумал, искать этот пульт?! — она глянула на него с превосходством, вернее только на его нос, большего ей не позволила поза.

   Он приложился щекой к её голове и мечтательно произнёс:

   — Где же этот пульт?.. Давай подумаем вместе… В шкафу рядом с сигналкой его нет, — он показал пальцем, оттопыренным от Копейкиной на шкаф, в котором пытался отменить полную охрану дома, потом отклонил её немного назад и вбок вместе с собой, показав длинный консольный столик с двумя ящиками и фотографией в рамочке сверху, — на этой тумбочке тоже нет… Хозяев дома нет… Где же пульт?.. Давай, Копейкина!.. Думай! У тебя же аналитический склад ума, ты могла бы расследовать и более запутанные дела!..

   — Хочешь сказать, у хозяев? — недовольно пробубнила она.

   — Уау! — поддельно восхитился он. — Надо же! Как просто! Ведь они приезжают сюда не на автобусе или на чём там обычные граждане разъезжают… Они в машинах сюда приезжают и, наверное, не любят вылезать из своих тёплых насиженных иномарок… А? Как думаешь, Копейкина? На чём они ездят?

   Она дёрнула плечами, надеясь пожать ими, но была слишком плотно обхвачена крепкими руками.

   — Ну всё-таки… — подбодрил он с каким-то азартом.

   — В мерседесах?

   Его это почему-то развеселило:

   — Да нет, на других навороченных марках… — сказал он после непродолжительного бархатного смеха, — но ты права!.. На отечественных никто из них, — он повернул её боком к фотографии семейства на консольном столике, — почему-то не ездит.

   Они оба покосились на изображение хозяев гостеприимного дома, правда пока было непонятно насколько гостеприимны сами хозяева. Мужчина и женщина средних лет, оба ухоженные и хорошо одетые, горделиво обнимали с двух сторон весьма полного юношу, даже скорее непомерно толстого. Лет ему было около двадцати–двадцати двух, но его угрюмость на фоне родительских улыбок испортила бы лицо любого возраста и комплекции. Он явно не был доволен фактом совместного фотографирования и прятался за надвинутую бейсболку и огромную толстовку с капюшоном, но его чрезмерная полнота и угрюмый нрав всё равно были очевидны.

   — Как они тебе? — насмешливо спросил он.

   — Люди как люди… — пожала она плечами, — приятные. Я бы и не залезала сюда к ним, если бы у меня был выбор. А ты вот чего к ним каждые пять лет лезешь? Завидуешь что ли?! — взвилась она.

   Он опять её придержал от вырывания, но рот закрывать не стал.

   — Видишь, я тебя дослушиваю до конца, — мягко сказал он, — хотя мне не всё нравится из…

   — Да мне вообще ничего тут не нравится! — задёргалась она.

   — А сказала, что люди приятные. Значит, врёшь? Не всё…

   — Я никогда не вру! И не ворую у других приятных и всяких, даже если у них машины дорогие! А ты лучше бы пульт получше поискал!! — и она стала пихаться изо всех сил, приговаривая: — Лучше бы… думал, как… выбраться… отсюда…

   — Ну всё… — прошипел он и, перехватив её пониже вместе с руками, приподнял и как следует тряхнул ею над полом. А на её «И-и-и…» и «А-а-а…» поставил обратно и опять закрыл ей рот. — Ты очень-очень непоследовательно мыслишь, — сказал он ей в ухо, нарочно не снижая громкость, и было слышно по его голосу, что он с трудом сдерживается от каких-то эмоций.

   Она сначала сморщилась от громкости в своём ухе, а потом вопреки логике заверещала, пытаясь криками прошибить его ладонь.

   — Очень! Непоследовательно… — ещё раз упрекнул он. — Я так не могу разговаривать. Пульт…

   Она вдруг затихла на волшебном слове «пульт».

   — …я, конечно, собирался искать и дальше. Тут ещё есть неосвоенная мебель. Шансов немного, исходя из того, что я знаю об этой семье, но поискать я хотел, да. Но сначала я просто хотел снять ботинки, в которых я больше трёх суток пролазил, и почти всё это время они мокрые внутри, и ноги я натёр. И мы бы уже поискали пульт, если бы ты просто помогала, а не пыталась выскакивать опять на мороз, вызывая сюда охрану. Она тебе не поможет пульт найти, ты хоть понимаешь?

   Она что-то забубнила в его руку и несильно задёргалась, но, быстро одумавшись, подняла часть руки, которой смогла шевелить.

   — Угу, — удовлетворённо кивнул он, заметив её движение, и освободил ей рот, не убирая далеко ладонь.

   — Так давай искать!! — возмущённо дёрнулась она вместе с возгласом.

   — Видишь, сколько мы времени потеряли… — опять упрекнул он спокойным голосом, — а вернулись всё равно к началу… Давай!.. Искать! Только сначала мне надо убедиться, что ты не будешь пытаться открывать эту дверь, — он слегка развернулся вместе с ней к стеклянному выходу из дома.

   Она внимательно посмотрела на дверь и помотала головой.

   — Что это значит? — он немного отклонился, чтобы заглянуть в её лицо. — Ты не будешь ломиться туда? Или отказываешься сотрудничать?

   Копейкина насупленно покосилась на него, раздумывая о чём-то.

   — Мне тоже надо убедиться… — выдала она в конец концов.

   — Мне кажется, или мы начинаем нормально разговаривать? — насмешливо поинтересовался он.

   — Да я всё время нормально разговариваю! — дёрнулась она.

   Он устало вздохнул на это.

   — Это ты всё время с издёвками своими! — она попыталась провернуться, чтобы усилить воздействие от слов гневным взглядом в упор.

   Он позволил ей это, продолжая держать, и внимательно всмотрелся в её лицо, прогулявшись пару раз по всем чертам, как будто увидел впервые. Она тоже смогла первый раз увидеть подробности вблизи. Так они изучали не очень чистые лица друг друга некоторое время при свете многочисленных бра в современном стиле по стенам прихожей и лаконичной люстры прямо над ними.

   — В чём ты хочешь убедиться? — сказал он нормальным голосом.

   — Что ты не врёшь! — она удивлённо подняла брови.

   Он тоже приподнял свои широкие брови:

   — То есть, ты меня подозреваешь, — высказал догадку он, едва удерживаясь от ухмылки.

   — Конечно! — воскликнула она тоном, не терпящим возражений.

   — Всё-таки у тебя какой-то талант к расследованиям, — усмехнулся он, — только фактам доверяешь, да?

   — Так надёжней, — кивнула она.

   — Ладно, иди!.. Смотри, — он вдруг отпустил её, предусмотрительно загораживая собой отступы к выходу, и подтолкнул к шкафу с управлением сигнализацией. Там они вдвоём зависли у панели управления с кнопками и над инструкцией, которую Копейкина перечитала два раза.

   — А если нажать? — она поднесла палец к кнопке, устанавливающей охрану периметра дома и ограды, но смотрела не туда, а в основном вглядывалась в лицо сообщника.

   — Ну нажми, — кивнул он, усмехнувшись.

   Она нажала. Индикатор рядом заморгал тем же красным и снова продолжил гореть красным. Рядом было нарисовано два кружочка – красный и синий, – и объяснялось, что при красном индикаторе охранный контур замкнут. А в инструкции действительно было прописано, что настройки системы не позволяют дважды менять из дома эти установки без пульта. Изучив всё это, она повернулась к нему, состроив хитрую физиономию:

   — То есть, ты облажался? — одна её бровь устремилась к шапке и даже немного залезла под неё.

   Он сокрушённо выдохнул, устало посмотрев на неё, и нехотя кивнул:

   — Да. Надо было не нажимать, тогда горел бы синий, и всё было бы разомкнуто, — он с надеждой вгляделся в неё, — ты не будешь выскакивать за дверь?

   Она уверенно помотала головой.

   Он отошёл от неё, чтобы открыть ящичек в консоли, на которой стояла фотография. Копейкина догнала его и схватила за руку перед тем, как он готов был запустить её внутрь. Аристократ удивлённо обернулся.

   — Только мы не будем тут всё расшвыривать! — поставила она условие весьма грозным голосом. — А то я знаю, как у вас… придут в дом, всё перевернут, лишь бы найти что-то ценное, а хозяевам потом… — она кивнула на фото в рамочке, — не только убытки подсчитывать, а ещё плакать потом и всё отмывать за вами, и складывать.

   — Я пульт хотел поискать, — объяснил он несколько удивлённо.

   — Да, хорошо… — смутилась она и убрала руку, — я тоже посмотрю, — она выдвинула второй ящик под длинной консолью и ещё раз предупредила: — Аккуратно!

   Он покивал, задумчиво глянув на неё, и стал, как и она, перебирать содержимое мебельной коробки. Оно было не очень насыщенным, как это обычно бывает, если в доме достаточно мебели, и своевременно проводится уборка. Очень скоро подельники убедились, что пульта нет ни там, ни в другой мебели прихожей, и шкаф с управлением сигнализацией они ещё раз обыскали безрезультатно, неизменно складывая на место те вещи, которые брали в руки.

   — Может, в других комнатах? — спросила она с остатками надежды в голосе.

   — Нет, — он обречённо покрутил головой, — я и в эти варианты не очень верил, у них все пульты по машинам рассованы, это и понятно… В гараж доступа из дома нет, он отдельно.

   — Но хозяева должны иметь возможность исправить что-то, если ошиблись с сигнализацией? — с несчастным видом спросила она.

   — Конечно, — иронично ответил он, — они могут просто позвонить дежурному охраны и назвать кодовое слово, которое я не знаю, потом сходить за пультом или на внешней панели пароль ещё раз набрать.

   — Ну да, — горестно согласилась она.

   — Ладно, раздевайся! — скомандовал он и, сняв с неё рюкзак, который повис у неё в одной руке, опять взялся за свои ботинки.

   — Как… раздевайся… — обомлела она, глядя на его решительные действия, — я не буду! — её голос мгновенно набрал обороты, а глаза выпучились.

   Он обернулся на неё снизу:

   — Так и просидишь тут два дня в этой замызганной куртке и сапогах? Хотя бы посушить что-то не хочешь?

   — А… в этом смысле?.. — пролепетала она и пристроила свой рюкзак у консольного столика при входе из большой прихожей в гостиную.

   Он разобрался с одним шнурком и, с явным наслаждением вытаскивая ногу из ботинка, заинтересованно посмотрел на сообщницу:

   — А ты чего хотела? — он не смог удержаться от ухмылки.

   — Ничего… — невнятно ответила она, разглядывая свою перемазанную одежду и пытаясь что-то стереть с неё руками.

   — Ты слышала?.. Два дня придётся здесь сидеть… Ты ещё хочешь выйти отсюда?

   — Да, — безрадостно подтвердила она, — а что, есть варианты?

   — А ты смирилась, что их нет? — опять ухмыльнулся он, рассматривая меняющиеся реакции на её розовеющем лице.

   — Как это смирилась?! — тут же возмутилась она. — Что это, смирилась?! Я хочу выйти!.. А как? — робко спросила она.

   Скинув оба ботинка, под которыми один носок оказался растянутым и съехал с ноги вниз, а другой показывал в дырке большой палец, он поднялся, изо всех сил борясь с весёлым настроением:

   — А мне показалось, что ты уже передумала выходить, — нахально приблизившись, заявил он.

   Она испуганно замотала головой, шагнув назад.

   — А мне показалось, что ты какой-то слишком радостный стал, когда здесь оказался! — не сдалась она.

   Он усмехнулся и, сминая улыбочку, рассмотрел грязные места на её лице и одежде, а потом равнодушно пожал плечами:

   — Сухо и тепло наконец… И гораздо лучше, чем у Плиточника. Даже компания есть. Что ещё?.. Всё отлично, — он расплылся в довольной ухмылке, прогулявшись взглядом по обстановке богатого дома, как будто присваивал всё себе.

   — Рецидивист, — процедила она сквозь зубы, наблюдая за его удовлетворённой физиономией.

   — Ты тоже!.. — дёрнул он бровями, не перестав быть довольным. А на её ошалевший взгляд объяснил: — Уже вторая кража у тебя за сутки, да ещё с незаконным проникновением. Так?

   Она беспокойно захлопала ресницами и засопела, явно расстроившись.

   — Ничего, к этому быстро привыкаешь, — успокоил он, насмешливо наблюдая за её переменами.

ГЛАВА 7. Кодекс честного вора

— Так как же отсюда уйти? И почему два дня надо сидеть? — с несчастным лицом спросила она.

   — Хозяин празднует Новый год с семьёй на островах, под пальмами. Возвращаются второго, — радостно сказал он.

   — Ага, а второго мы их встретим, извинимся и уйдём, да?! — язвительно продолжила она.

   Его это рассмешило, несмотря на суровый взгляд напарницы.

   — Можем не встречать, — насмешливо поправил он план действий.

   — Может, они вообще передумают на этих островах сидеть, — проворчала она, посоветовавшись взглядом с фотографией хозяев дома.

   — У них каждый год одинаково. Тридцатого утром улетают, второго вечером прилетают, — заверил он, — а первого… — он многозначительно дёрнул бровями, — обслуга будет здесь делать уборку и готовить для хозяев.

   — Обслуга? — оторопела она.

   — Да, — легко усмехнулся он, — две женщины из Сосновки приходят, — тогда и улизнуть сможешь. Я их отвлеку.

   — Как отвлечёшь? — растопырила она глаза.

   — Да очень просто, — он вдруг посерьёзнел, едва пожав плечами.

   Она повисла руками на его бесформенной куртке, сжав ткань пальцами:

   — Убьёшь?! — ужаснулась она.

   Он посмотрел на неё как на ненормальную и содрал с куртки её руки:

   — Не убью! — сурово вытаращился он и тут же ухмыльнулся. — Только попугаю…

   — С кем я связалась… — горестно пролепетала она, косясь на фотографию, как будто эти люди могли ей как-то помочь.

   — Ты способна мыслить рационально? — спросил он, снимая куртку.

   Она обречённо кивнула.

   — Я не имею в виду твои постоянные расследования. Просто исходить из обстоятельств ты можешь? — он поискал место для верхней одежды, а потом просто бросил на пол, оценив степень её загрязнённости.

   — Могу, — замогильным голосом отозвалась она.

   — Я, например, очень хочу вымыться и постирать шмотки, — он стоял перед ней в тёмно-зелёном свитере, надетом под полукомбинезон, в котором по разным мелким карманам были рассованы непонятные инструменты, среди которых была даже кисточка. Копейкина обвела его растерянным взглядом, задержавшись на большой дырке у плеча с поползшими зелёными петельками и просто обвисшими нитками, сквозь которые была видна майка и его упругая кожа. Вся одежда на нём была несвежей и промокшей, а от тела исходил густой мужской аромат. Не бомжа, но мужчины, который давно не мылся и ходил в нестиранной одежде. Но ещё сквозь эту одежду угадывалась вполне развитая мускулатура, а под косматой грязной шевелюрой, небрежно заткнутой за уши, всё то же волевое лицо. Сильно обросшее щетиной и довольно молодое, но в то же время что-то говорящее о жизненном опыте и испытаниях.

   Она поводила взглядом по полу в раздумьях:

   — Натоптали тут у них, — безучастно заметила она.

   — А я сразу предлагал разуться! — он выжидающе посмотрел на неё.

   — Я тоже… — покивала она, сосредоточившись на нём, — тоже хочу вымыться… и одежду как-то… Это получается, что и Новый год здесь надо будет встречать? — вдруг осознала она.

   — Ну да, — ухмыльнулся он, — не самое плохое место.

   — И компания, — вздохнула она, глянув на него непонятным взглядом.

   — А что?.. Компания меня устраивает, — решительно заключил он, тоже задержавшись на ней непонятным взглядом.

   — А… — она смутилась и опустила лицо, — это…

   — Ну что ещё? — насмешливо спросил он. — Опять что-то потеряла?

   — Нет… просто… — она подняла на него несчастные глаза, — мы же сюда за гитарой пришли… ну, вернее, я… — она закончила совсем тихо и порозовела.

   — Что-то воровка из тебя… — он скептически поморщился и покачал головой, сверля насмешливым взглядом, — раз влезла, бери гитару! Чего ты сомневаешься? — он явно изучал её.

   — А где её найти? — совсем тихо спросила она.

   — А вон, у этого жирного в комнате, — он кивнул на фотографию, — я покажу.

   Она шагнула к консольному столику и взяла в руки фотографию. Аристократ подошёл сзади:

   — Как он тебе?

   — Это их сын, этих людей, да? — она обернулась. Аристократ едва заметно кивнул и явно ждал её комментария.

   — Ну… полный, да… — она пожевала губу и немного нахмурилась, — кажется, он тут не очень доволен. А папа как будто хочет его подбодрить и, кажется, он им гордится…

   — Думаешь? — Аристократ равнодушно потянул к себе фотографию и посмотрел как бы издалека. Но потом опять оставил в её руках.

   Она потрогала пальцем изображение молодого человека через стекло рамки и погрустнела:

   — Это ужасно… лучше бы я его не видела… — она покачала головой.

   — Что, на такого жирного трудно смотреть? — насмешливо спросил он.

   — Не-е-ет!.. — Копейкина всмотрелась в напарника. — Ты всегда так?.. Изучаешь тех, кого решил обворовать? — её взгляд беспокойно заметался по предметам вокруг. — Ну я же возьму его вещь, а он… вот как он потом без неё?.. — она снова беспомощно уставилась в лицо своего подельника. — Ведь он и так какой-то… какой-то…

   — Какой? — азартно кивнул Аристократ.

   — Ну… потерянный какой-то, а я ему вот так вот… — прошептала она.

   — Да ему пофигу, не волнуйся… — прохладно заверил Аристократ, изучая её лицо.

   — Откуда ты знаешь? — с искоркой надежды посмотрела она.

   — Сама увидишь. Раздевайся!

   Она скинула шапку и куртку, грязную и снаружи, и изнутри, прямо на пол рядом с его вещами и легко вышагнула из своих замшевых сапог. А под насмешливым изучающим взглядом постаралась придать волосам привлекательность. На ней ничего дырявого не было, однако после всех валяний по разной слякоти и снегу голубой джемпер и узкие джинсы имели не самый лучший вид, но всё равно с очевидностью показывали стройную фигуру.

   Аристократ кивнул ей, чтобы следовала за ним, и вошёл в большую гостиную через широкий проём без дверей, оформленный изумительного качества полированным деревом с натуральным рисунком и нежной тонировкой. Вся отделка в доме была светлой и приглушённой, ничем не кричала о своём богатстве или роскоши. Не было здесь ни золочёных деталей интерьера, ни сложных икрустаций, ни вычурного хрусталя под потолком и по стенам, ни затейливых ковров, но мебель, светильники и отделка неведомым образом сообщали вошедшему об исключительном качестве и разумной дороговизне всего, что там находилось. Не было сомнений ни в надёжности диванов и кресел, покрытых приятным текстилем, ни в хорошем вкусе хозяев, расставивших коллекционные вещицы в застеклённых щкафах-витринах, явно предназначенных взору гостей. Гости, скорее всего, там бывали не редко, потому что такие размеры общей комнаты и такое количество мебели были излишними для семьи из трёх человек.

   Незваная гостья этого дома немного притихла, разглядывая всё это, и даже старалась дышать через раз, пробегая или задерживаясь глазами на предметах интерьера. Она удивлённо изучила источник света, который мягко лился из-за обманчиво начинающегося второго потолка и сразу же заканчивающегося недалеко от стен, образуя уменьшенный периметр большой комнаты, отчего она выглядела уютной, несмотря на свои внушительные размеры. Несомненным украшением главной комнаты являлись большие окна, в которых отчётливо были видны беседка с лавочками, затейливо огороженная низким кустарником, дорожки, ведущие к небольшой рощице, и ёлка на фоне деревьев – всё то, что ворвавшиеся через забор компаньоны наблюдали с обратной стороны дома.

   — Ты идёшь? — окликнул её Аристократ, стоя уже на нижних ступеньках лестницы, ведущей из гостиной на второй этаж.

   — Красиво… — ещё раз огляделась Копейкина и последовала за ним, — представляю, как они тут хорошо сидят, а там ёлочка горит во дворе, — замечталась она, шагая по ступенькам, — такие окна большие, что и ёлку в дом заносить не надо…

   Аристократ сначала приостановился на пару ступенек выше, слушая это, а потом сбежал обратно вниз.

   — Давай включим, — сказал он, как будто ничего проще этого и быть не могло.

   Она перегнулась через перила, а он зашёл под лестницу.

   — Кажется, здесь управление электричеством для двора, — зазвучал он снизу.

   — А вдруг это с сигнализацией связано? — испугалась она.

   — Не-ет… — успокоительно протянул он, — это было бы слишком…

   — А никто не увидит? — опять забеспокоилась она.

   — Да нет здесь никого! — он чем-то пощёлкал, и ёлка за окнами действительно заморгала лампочками. — Горит?

   Она сбежала с лестницы и застыла внизу, глядя через высокие окна на территорию за домом:

   — Да, очень красиво…

   — Тут режимы можно менять, выбирай! — крикнул он и поменял несколько вариантов работы новогодней гирлянды.

   Она выбрала освещение для ёлки, при котором цвета медленно менялись один на другой, замирая на время в дружном единодушии, а потом снова разъединялись для отдельных цветовых партий. Ещё больше украшал ёлку самый настоящий снег, накрывший белыми подушечками отдельные зелёные лапы на ветвях. Цельность покрытия частично съела недавняя оттепель, но зато пришедший ей на смену ночной мороз приклеил остатки белого украшения надолго. Застывший снег то тут, то там менял цвет, заимствуя его у гирлянды, и дарил сказку, делая для наблюдающих всё вокруг немного нереальным.

   На втором этаже всё было также просто и вместе с тем шикарно, как и на первом. Свет загорелся, как только они приблизились к верхней ступеньке. Небольшой холл в одном окне показывал ёлку и рощу. Двери из него приглашали в другие комнаты и на верхнюю террасу с видом на основной въезд с коваными воротами перед домом.

   Одну из дверей Аристократ распахнул и ненадолго застыл на входе. Он будто прощупывал взглядом это помещение, вспоминая что-то или желая прогнать призраков прошлого.

   — Там что-то не так? — заговорщическим шёпотом спросила она за его плечом, хотя сама могла уже частично рассмотреть обстановку при неярком свете, который полился из-за потолка, как только открылась дверь.

   — Да всё отлично, — ровным голосом отозвался он и, ещё раз просканировав комнату, вошёл, освобождая ей проход, — а ты опять шепчешь, — иронично заметил он.

   — А почему… — она осеклась и продолжила, сменив шёпот на обычную громкость: — А почему свет везде сам загорается?

   — Ну такая тут система освещения, — равнодушно объяснил он, — датчики движения, датчики присутствия…

   — Но он неяркий… А если почитать надо?

   — Тут где-нибудь пульты валяются… Хочешь, меняй?

   — Нет-нет, красиво… Я просто так спросила, — она продолжала оглядываться в то время, как он запросто прошёл к тумбочке у большой кровати и нашёл там пульт, после чего показал ей и небрежно бросил его обратно.

   — Это, наверное, спальня хозяев, да? — трепетно спросила она, осматривая просторную комнату с двуспальной кроватью, и несмело перемещаясь вдоль стены.

   — Нет, — удивился Аристократ, — это его, жирного… А родители в другой, напротив, она больше.

   — Ещё больше? — изумилась Копейкина. — Куда уж больше?

   — Хочешь, сходи посмотри, — насмешливо пригласил он, неопределённо махнув рукой, — куда и насколько больше. Я и побольше этого видел.

   — Нет-нет, — тут же отказалась она, — это неудобно, так хозяйничать.

   — Правильно, хозяйничай у жирного, раз к нему пришла, — одобрил Аристократ, сминая наползающую ухмылку.

   — Я понимаю, — покивала она, — ты издеваешься надо мной. Но у тебя неужели нет каких-то…

   — Чего? — усмехнулся он.

   — Ну, критериев, по которым ты существуешь… решаешь, что можно и что нельзя. Если ты нарушаешь законы, которые придуманы для всех, то должен быть… какой-то свой… ну…

   — Кодекс? — спросил он насмешливо.

   — Да! — обрадовалась она. — Я хотела сказать, список правил, но кодекс даже лучше.

   — Не знаю, — он весело пожал плечами, разглядывая её, — никогда не задумывался. А у тебя есть этот кодекс?

   — Нет, я – понятно! Я живу как все, а вот…

   — Это ты-то как все?! — он засмеялся, глядя на неё, негромко и очень обаятельно, но этот смех совершенно очевидно был направлен против неё. Так что Копейкиной пришлось несколько уменьшить свой пыл от праведной речи.

   — Я просто хотела…

   — Ты просто хотела стащить гитару где-то на работе…

   — Я собиралась вернуть! — сразу возразила она.

   — Нет, давай по фактам пройдёмся! — безапелляционно предложил он.

   Она нахмуренно засопела.

   — А по факту, — дёрнул бровями он, — ты крадёшь гитару, потом её ломаешь, чуть не покалечив кого-то, едешь с первым встречным воровать другую гитару, и вот ты уже в чужом доме неизвестно где неизвестно с кем… Всё так? — насмешливо спросил он, немного приблизившись к ней.

   — «Так» здесь только одно! — с вызовом ответила она, немного попятившись. — Ты – неизвестно кто! С неизвестно какими моральными принципами, нарушающий неизвестно какие законы!

   — А ты ничего не нарушаешь? — плохо справляясь с ухмылкой, спросил он.

   — Нарушаю… — признала она и тут же расстроилась, — но я не хочу ничего усугублять, понятно?! Я не хочу портить этот дом или что-то в нём, не хочу ничего брать… Ну кроме… этой гитары… Она мне, правда, очень нужна! — с несчастным лицом воскликнула она.

   Он, внимательно слушая и очень внимательно глядя на неё, приблизился совсем уж неприкрыто.

   — Что ты… хочешь?.. — испуганно пролепетала она, попятившись.

   — Хочу сделать то, зачем тебя сюда позвал… — он показал всем своим видом что-то само собой разумеющееся и взялся за её плечо с одной стороны, а потом, не удержавшись, усмехнулся и легонько оттолкнул её в сторону. — Сзади тебя шкаф, — объяснил он, — а этот… — он сдвинул позади Копейкиной широкую дверцу, заезжающую за другую такую же на огромном встроенном гардеробе во всю стену, — этот жирный гитару куда-то сюда забросил, давно ещё, — он приглушённо звучал уже откуда-то из глубины встроенной мебели. Потом вынырнул с чехлом, похожим на тот, что носил за Копейкиной почти всю дорогу, и открыл молнию. Там действительно была практически новая электрогитара, которая с виду не отличалась от сломанного в разных передрягах инструмента.

   — Ой… — прошептала она, с перепугу потеряв голос, — я думала это стена такая деревянная, — она погладила красивую матовую полировку.

   — Ты всё время шепчешь, — понизив голос, выговорил он ей, — такая? — спросил он, предъявив гитару за гриф.

   — Такая! — опять прошептала она, но на этот раз радостно, и закивала. — А он не будет переживать? — забеспокоилась вслух Копейкина. — Может, всё-таки деньги как-то перевести?

   — Да, переведи, — насмешливо согласился он, — не забудь указать от кого и о том, что была у него дома в Новый год тоже скажи, — он всучил ей находку из шкафа.

   — Блин… — расстроилась она, приняв её.

   — А ты хотела всё по кодексу? — он опять рассмеялся над ней.

   — Ну хотела хоть что-то по-честному сделать…

   — Давай назовём его «Кодекс честного вора», — предложил он.

   Она вяло пожала плечами, глядя на вновь обретённую гитару, которая должна была стать избавлением от проблем, но почему-то добавляла новых, судя по её виду.

   — Ладно, я тебе помогу, — снисходительно сказал он.

   — Ты уже помог, — пробормотала она, безрадостно оглядывая приобретение, — спасибо…

   Он отошёл в тот конец вытянутой комнаты, где была как бы её деловая часть с изогнутым столом, не напоминающим офисный, и двумя креслами напротив него у окна. В высоком окне приветливо сияла огнями ёлка, которую они зажгли внизу, отчего строгая оконная рама немного бликовала то синим, то красным, то зелёным или жёлтым. Между креслами на напольных подставках-держателях торжественно высились две другие электрогитары. Аристократ взял в руки один из инструментов и показал ей издалека:

   — Видела? Тоже «Фендер», — он блямкнул по струне неподключенной гитары и поставил обратно на стойку, — только подороже этой твоей лопаты. И ещё тут одна, вообще неприлично дорогая… А ту лопату он в шкаф запихнул, так что она ему вряд ли нужна.

   — А в чём между ними разница? — заинтересованно приблизилась она.

   — А в твой кодекс входит тестирование разных по стоимости гитар? — вкрадчиво спросил он. — Можем всё попробовать и сравнить…

   — Ты меня будешь теперь моим кодексом кошмарить? — засопела она.

   — Это ты сама себя кошмаришь, — легко отозвался он, — ладно, потом послушаем разные струны. Я уже чешусь. Вымыться там, где воруешь гитару, по кодексу как?.. Не наказуемо? А то мало ли…

   — Не знаю, — усмехнулась она, но потом посерьёзнела, — вообще, это всё плохо! То, что мы здесь делаем. Но, раз уж мы тут…

   — Да! — радостно подхватил он. — Раз мы тут… — Аристократ подпихнул её под спину обратно. Копейкина пронеслась с его ладонью в спине до другой двери, которая входом в комнату не была, и, упершись в неё не по своей воле, оказалась в ванной комнате. Свет там тоже загорелся сам собой. — Ну давай! — подбодрил он. — Ты же хотела?

   Она огляделась. Ванная тоже была заметно просторнее обычной, только немного уступая в размерах спальне.

   — А ты? — спросила она.

   — Ты хочешь вместе? — сдержав улыбку, уточнил он.

   Она замотала головой и закрыла перед ним дверь, но потом сразу опять её открыла.

   — Послушай, а…

   — Здесь ещё есть душ, и даже не один, я туда пойду, — он кивнул на выход из спальни молодого хозяина дома всё с той же почти улыбкой, непонятно что означавшей.

   — Да нет, я… — она немного оттянула на себе джемпер, — как ты думаешь, я могу взять этот халат? — она невнятно показала на чёрное махровое изделие большого размера, висевшее на крючке рядом с набором таких же чёрных полотенец, вывешенных аккуратной лесенкой, как в отеле.

   — Ну это я не знаю, — усмехнулся он, — это ты в своём кодексе читай. Как там, у честных воров полагается?

   Копейкина напустила на себя воинственный вид:

   — Я бы вообще тут ничего брать не стала! Или взяла бы только взаймы.

   — А ты в душе обычно чем-то пользуешься? Кроме воды… — насмешливо спросил он.

   — Конечно! — выпучила она глаза.

   — Ну вот и считай! Потом нальёшь в пакетик столько же шампуня, мыла, что там тебе ещё надо? И вышлешь почтой по этому адресу.

   Она недовольно фыркнула и захлопнула дверь.

   — И бочку воды! — добавил он через щель, засмеявшись. — Если выйдешь оттуда голая, я тебя прощу, — добавил он сквозь смех.

   Она посопела какое-то время у двери, борясь с какими-то принципами или мыслями, потом опять открыла дверь. Аристократ уже выходил из комнаты, но услышал и заглянул обратно.

   — А сюда точно никто не придёт? — с надеждой спросила она.

   — Мне всё-таки пойти с тобой?

   Она вздёрнула подбородок и захлопнула дверь, подслушивая у проёма удаляющийся негромкий смех. Потом Копейкина постояла рядом с чёрным хозяйским халатом, явно свежим и чистым, о чём-то посовещавшись с ним мысленно, сбросила свою одежду на пол, вздохнула над голубым джемпером в разводах от луж и заляпанными джинсами и глянула в большое зеркало, расположенное дальше вдоль стены. Она ужаснулась отражению с размазанной под глазами косметикой и решительно отправилась в душ. Она принимала тёплые потоки воды на своё тело, то и дело выглядывая из-за дверки душевой кабины и прислушиваясь, хотя закрылась в ванной изнутри. Но всё-таки она искупалась, не без удовольствия протестировав жидкие средства для тела и волос в изящных, дизайнерски оформленных, флаконах. Там даже нашлись тюбики со средством для умывания лица и для мягкого отшелушивания кожи. В таком уходе после всех передряг тоже было трудно себе отказать. Уже на выходе она спохватилась и, собрав все бутылочки и тюбики с пластмассового сидения, расставила их обратно по полочкам душевой, придав им прежнюю опрятность.

   Вдоль продолжения зеркала была раковина, а рядом шкафчик, в котором нашёлся более чем приличный крем для лица.

   Она подхватила свою одежду с пола и собралась выйти, но потом опомнилась, всё бросила, почему-то покраснев, надела чёрный махровый халат, уютно подвязавшись толстым поясом, оценила себя в большом хозяйском зеркале, наскоро уложив пальцами влажные волосы, пропитанные ароматами уходовых средств из душа, и тогда уже вышла, держа подмышкой свои вещи.

   В пустой комнате она воровато оглянулась и на цыпочках пробежала к гитаре, которую оставила у шкафа. Она её потрогала, словно хотела убедиться, что это именно то, что ей было нужно, а потом, оглянувшись на дверь, совсем уж по-грабительски прокралась к дорогим гитарам у кресел. В окне всё так же мерцала огнями ёлка. Копейкина отложила свои вещи на кресло, завороженно глядя на гитару. На ту, которую трогал её компаньон, а на вторую, неприлично дорогую, она только посмотрела с недоверием во взгляде. Ту, что была просто дорогой, она взяла в руки и тронула струны. Они на неподключенной электрогитаре никак особенно не прозвучали, издав только лёгкий последовательный «бемц-бемц-блямк», но её и это удовлетворило. Она трепетно установила гитару обратно на подставку, стараясь не промахнуться мимо торчащих держателей.

   В этот момент зашёл Аристократ.

   — Что я вижу?! — поддельно возмутился он. — Кодекс пополнился новыми статьями? Или ты его выбросила в окно?

   Копейкина отдёрнула руку от инструмента и застыла не мигая. В её глазах было и смущение, и восторг, и доля трепетного страха. Но весь этот коктейль смятенных чувств скорее всего вызвала не гитара, какой бы дорогой она ни была, а мужчина, появившийся на пороге комнаты. Одет он был только в полотенце, обёрнутое вокруг бёдер, которое закрывало его ноги ниже колена, но и так было понятно, что ноги вполне стройные, а ещё сильные и в меру покрытые упругими мышцами, как и всё остальное его тело, от которого Копейкина, сколько ни силилась, не могла отвести оторопелого взгляда. Мощные грудные мышцы, рельефный пресс и сильные руки ладно и даже изящно были приспособлены к этому телу, так же изящно перемещаясь вместе с ним между широкой кроватью и раздвижными дверями длинного гардероба, образующими сплошную стену. Аристократ как бы между прочим задел полированные дверцы, проскользив по ним на ходу подушечками пальцев, прервавшись только на том месте, где была прислонена гитара.

   Его тёмные, почти чёрные волосы были скользко уложены назад, но не прилизаны, и чем-то заманчиво поблёскивали, а благородное лицо теперь было гладко выбрито, отчего стало казаться даже ещё более волевым и решительным. При его приближении она окончательно смутилась и опустила глаза. Но она зря это сделала. В полотенце ниже живота и задорных завитков волос под ним имелся некоторый объём, означавший только то, что тело принадлежит мужчине. И хоть Копейкина и так могла в этом не сомневаться, она резко вдохнула, расширив глаза и совсем отвернулась. Послышался мягкий смех в ответ на это, и она скосила глаза обратно, проведя ими путь и выше полотенца, и снова вниз. Потом просто повернулась к нему задом.

   — Тебе разве не хочется во что-нибудь одеться? — неуверенно спросила она.

   — У меня ничего нет чистого, я стиральную машину видел последний раз пару месяцев назад, а может и больше, — раздалось за её спиной вроде бы совершенно равнодушно, но она отчего-то заволновалась, перебегая глазами от одного предмета к другому.

   — Но… — выдавила она.

   — У жирного брать его вещи я не хочу, — ровным голосом сообщил он, — предлагаешь у его родителей поискать?..

   — Нет-нет, это правильно… — спохватилась она. — Почему ты его так называешь? — вдруг возмутилась она и тогда нашла в себе силы повернуться. — Ты что-то против него имеешь? Он, кажется, даже младше тебя… Как его зовут?

   — Я даже своё имя уже не очень помню, — усмехнулся Аристократ, — а ты хочешь, чтобы я его как-то называл.

   Она потупилась, потом резко обернулась к креслу и схватила с него свои вещи. Из её кучки выпал лифчик, она совершенно некстати покраснела под насмешливым взглядом и спросила, подобрав бельё:

   — А здесь есть?.. Ты знаешь, где стиральная машинка?

   — Да, внизу, я уже нашёл, — он немного вытянул руку, глядя, как она сумбурно заталкивает одну вещь под другую, плохо справляясь с общим объёмом, — помочь?

   Она усиленно замотала головой, неотрывно и старательно глядя в его глаза, но всё равно не удержалась и скользнула взглядом по телу, а когда вернулась к волевому лицу, то увидела на нём всё ту же ухмылку и слегка опущенные ресницы.

   — Идём! — решительно скомандовала она, кивнув в сторону двери и стараясь уже больше не задевать это тело ни взглядом, ни чем-то ещё.

   Стиральная машина оказалась на первом этаже. Ей была отведена отдельная комната, в которую можно было проникнуть под лестницей. Эта комната, кроме современной стиральной машины, располагала возможностями для просушивания одежды, а также предметами для уборки дома. Но Копейкина опоздала:

   — Это ты уже что-то стираешь? — расстроенно спросила она, увидев колышущуюся пену в круглом окошке.

   Он кивнул:

   — Куртку поставил.

   — Почему куртку?! — возмутилась она.

   — Наверное, потому что она дольше сохнет, — вздохнул он и раздражённо мотнул головой, — или не надо было без твоего разрешения твою грязь трогать?

   — Так ты мне?.. Ты мою?

   — Конечно. Твой пуховик будет дольше всего сохнуть.

   — М-м… спасибо. Да, правильно, — согласилась она, — а…

   — А карманы я без тебя облазил и украл там твои ценности, — он взял что-то с одной из полок на металлическом стеллаже для стиральных принадлежностей, — на! — он всучил ей начатую упаковку жвачки и смятый бумажный платок.

   — Ой… спасибо, — она явно усовестилась от того, что за ней поухаживали, — я потом твои вещи могу тоже… — она заглянула в отсек для моющих средств стиральной машины и добавила ополаскиватель в нужную кювету.

   — Ну, вещей у меня много!.. Если ты так стирку любишь, могу обеспечить, — обнадёжил он, выходя из постирочно-бытовой комнаты. Копейкина осмотрелась. У стены на полу уже валялись его дырявый свитер и комбинезон, а поверх этого майка и трусы. Разные хитрые инструменты из карманов были аккуратно сложены на подоконнике, там же лежал телефон и ещё какие-то мелочи.

   Она пристроила свою кучку с одеждой на одной из пустующих сетчатых полок, старательно засунув внутрь неё своё бельё, и устремилась за ним.

   — А ты не видел?.. В кармане не было?.. — она догнала его в прихожей. Он уже ставил её сапоги и свои промокшие ботинки ближе к симпатичной дизайнерской батарее отопления для просушивания.

   — Я тебе всё отдал, — ответил он.

   Она тоскливо заглянула в окно над батареей, где можно было видеть газон и весь путь, который они шли от забора к крыльцу.

   — Кажется, там кольцо потеряла… — расстроилась она, — когда тебя от камер оттаскивала.

   — Ты тут уже больше потеряла, чем украла, — беззлобно заметил он.

   — Да нет, это не особо дорогое… — она досадливо выдохнула, — колечко такое серебряное, с луной там… Пальцы просто замёрзли, а оно большое немного… слетело кажется… ну, ладно… — она вроде смирилась, но при этом выглядела расстроенной.

   — Я говорю – воровка из тебя не очень, — усмехнулся он и понёс свою дырявую сумку в постирочную.

   Копейкина недолго поразмышляла над заляпанным гитарным чехлом и стала освобождать его от сломанного музыкального инструмента. Чехол она тоже отнесла в стирку, где объяснила, что хочет вернуть ему первозданный вид, чтобы упаковать потом вновь обретённую гитару. Аристократ одобрил:

   — Нет, всё-таки сносная из тебя воровка, следы заметать умеешь. Только на улице зря наследила, — он вывалил прямо на пол содержимое своей сумки, сказав, что всё это тоже надо стирать. Несколько футболок и маек, ещё один дырявый свитер и видавшая виды рубашка, как и единственные джинсы были действительно заношены и давно не стираны. Сверху на кучу одежды из сумки плюхнулись два потрёпанных пакета с разного вида старинными монетами, ещё один с наличными деньгами, который она уже видела. И кроме этого туда приземлились две обшарпанных подржавленных гантели.

   Копейкина рассмеялась:

   — Вот и разгадка! Как же можно с собой гири носить? А я думала, почему такая сумка тяжёлая?

   — Ты её сильно облегчила, когда мой кубок выбросила, — усмехнулся он, с интересом наблюдая за её весельем, — а это не гири, это гантели. Всего по три килограмма каждая.

   — То, что я в окно швырнула, было не кубком! — со знанием дела заверила она. — Это ступка для специй, латунная, у моей бабушки такая. А пестика от неё у тебя нет? Он тяжеленный, на гантель потянет.

   Он помотал головой:

   — Не, ничего такого не было. Ясно. Я думал, кубок старинный, в одном подвале нашёл. Покоцанный, но мне понравился.

   Она опять развеселилась при упоминании кубка:

   — Надо же, никогда бы не подумала, что можно из ступки пить, она такая тяжёлая!

   — Да вроде нет, — он пожал плечом, — как раз удобно.

   Она недоуменно посмотрела на него, потом, снова изучив подробности рельефа его торса, смущённо отвернулась. Он опять поймал её этот взгляд. Казалось, ему это доставляет удовольствие, но вслух он спросил лишь:

   — Ты кроме жвачек что-нибудь ешь?

   — Да! — тут же ответила она. — Есть очень хочется. Тебе тоже?

   — Пойдём, кухня там, — позвал он, выходя из-под лестницы.

   Почти рядом с широким проёмом в прихожую из главной комнаты был такой же широкий вход на кухню, тоже красиво отделанный деревом. Внутри кухни из того же полированного шикарного дерева был большой крепкий стол. Конечно, там была и современная кухонная мебель. Они без труда обнаружили холодильник и запас хлеба. Аристократ не раздумывая распахнул большой холодильник. Там было множество интересных продуктов и припасов. Это подтверждало его слова о том, что хозяева здесь недавно были и скоро должны будут вернуться.

   — А никто сюда не придёт? — тревожно нахмурилась она.

   — Первого числа к пяти будет обслуга, я же сказал. Раньше – никого.

   — М-м… ну, ладно…

   Он достал из холодильника две разновидности вяленой колбасы и стал присматриваться дальше.

   — Кажется, там холодец, — он приоткрыл какой-то плоский лоток.

   — Нет! — решительно восстала Копейкина. — Мы не будем обчищать холодильник! — она схватила его руку, и лоток звучно захлопнулся.

   — А! Значит, кодекс ты всё-таки не выбросила! — догадался он, мрачновато наблюдая за тем, как она проворно покидала обратно на полку мясные деликатесы. — И что же ты собралась тут есть два дня?

   Она напряжённо засопела, борясь с кем-то внутри себя и с видом распахнутого и вкусно пахнущего холодильника, но победил этот кто-то, и она захлопнула дверцу.

   — Бабушка говорила, обязанность любого человека подать страннику воды и хлеба. Значит, это можно брать.

   — Это мы – странники? — заинтересованно нахмурился он. — Поэтому при полном холодильнике будем глодать хлеб с водой?

   Она вдохнула, чтобы что-то сказать, но ничего не сказала, опять попавшись на привлекательность его тела, а потом выпалила:

   — Мы – нет, но это правильно!

   — Это голодно! — резонно заметил он.

   — Зато честно! — возразила она. — Чужое нельзя просто так брать, потому что оно вдруг доступно.

   Аристократ мотнул головой:

   — А бабушка ничего не говорила насчёт чужого стирального порошка? — он присмотрелся к ней и потрогал пальцами кончики её волос, а потом специально поближе к ней потянул носом воздух, обнюхивая голову. — Или про дорогой шампунь? И остальное, что было в душе? А про потрогать чужие гитары? И вообще переночевать без хозяев в их доме на их постели? Или ты будешь на коврике у входа спать?

   — А ты-то сам?! — гневно возразила она. — Ты тоже всем пользовался!

   — А мне бабушка ничего такого не говорила! — легко оправдался он.

   — А что же она тебе говорила? — с вызовом спросила Копейкина.

   — Если голодный – поешь! Вот, что она говорила! — он распахнул холодильник и демонстративно выложил оттуда палку колбасы.

   Она запихнула её обратно, захлопнув дверцу. Он выложил. Она открыла холодильник, выдвинула нижний прозрачный отсек с овощами и засунула колбасу туда. Он, едва дёрнув уголками губ в ухмылке, выдвинул тот же ящик и выложил оттуда морковку. Копейкина в запальчивости сунула её обратно.

   — Про морковку для странников бабушка тоже говорила?

   Она беспокойно засопела, потом сразилась с какими-то демонами, судя по выражению лица, и выпалила:

   — Морковку можно!

   — То есть вегетарианство она бы одобрила? — он слегка приподнял брови и пытался сдержать ухмылку, разглядывая её мыслительный процесс.

   Копейкина издала какое-то прерывистое мычание, глядя на него, заметалась взглядом по кухне и выдала неуверенное:

   — Да…

   — Вот и хорошо, побудем зайцами, — он снова распахнул холодильник и сдвинув несколько разных упаковок на полках, изъял оттуда две разнокалиберных баночки – одну низенькую, почти плоскую, с бежеватого цвета пастой и вторую повыше, но всё равно очень маленькую с коричневыми кусочками и надписью «Tartufi», — хлеб можно, правильно я понял?

   Она взяла в руки эти баночки и расширила глаза:

   — Ты… что?! Это же оливковая паста с миндалём! А это!.. Это же трюфели!.. Итальянские! Три тысячи в супермаркете стоили… — в священном ужасе просипела она, почти потеряв голос. Она, изо всех сил таращась на своего соратника по голодному пребыванию в чужом доме, открыла холодильник и запихнула баночки на верхнюю полку, потом задвинула их к самой стеночке и прикрыла спереди другими продуктами. — Это нельзя! — решительно заявила она, захлопнув доступ к элитным товарам.

   — Я и говорю, колбаса – самое то! — сделал он вывод и хотел опять атаковать продукты.

   Копейкина нырнула впереди него и встала на защиту холодильника, закрыв его своим хрупким телом в обширном халате, шлёпнув по дверце ладонями внизу, как будто готова была держать оборону до последнего.

   Он насмешливо оценил её боевой вид:

   — Ты долго так не сможешь воевать, — заверил он.

   — Хочешь сказать, что убьёшь меня за колбасу? — сузила она глаза.

   — Сама упадёшь! — снисходительно усмехнулся он. — От голода. И твоя бабушка сильно пересмотрит свои взгляды на калорийность продуктов!

   Копейкина вымученно сглотнула при упоминании о калорийности и о продуктах. Она ещё немного посомневалась и наконец выстраданно произнесла:

   — Я думаю, можно хлеб маслом намазать, — это было сказано очень тихо.

   — Гляди-ка, кодекс пухнет на глазах от новых поправок! — язвительно заметил он.

   — Что ты мне всё кодексом тычешь?! Откуда вообще такая осведомлённость про кодексы?! — взвилась она. — Как понимаю, так и живу! Пусть кодекс! Ну и что? Ясно?!

   — В том-то и дело! — посуровел он. — Что ты сама нихрена не понимаешь! Твой кодекс – просто набор каких-то пустых страниц, и ты на ходу их просто белибердой заполняешь!

   — Что не белиберда, по-твоему?! — выкрикнула она.

   — Надо исходить из обстоятельств! Глупо в богатом доме строить из себя неизвестно кого!.. И не жрать, когда уже голод! Ясно?!

   — Хлеб с маслом – это не голод!

   — На один раз – да! Потом всё равно упадёшь! Белки нужны, я знаю, я уже по-разному голодал!

   Она слегка морщилась и иногда зажмуривалась от его настойчивых высказываний, почти выкриков прямо в лицо, но стояла твёрдо. Копейкина ещё раз сглотнула при упоминании чего-то съестного в виде белков и ещё немного сдвинула принципы:

   — Там… кажется, яйца были… Это вроде не дорого, — она вопросительно посмотрела на соперника по кухонным баталиям.

   Он что-то сообразил и смягчил заострённые гневом черты:

   — Это совсем неплохо, — согласился он, — яичницу?

   — Яичницу! — кивнула она и сдвинулась в сторону от холодильника.

   Он быстро разыскал яйца в холодильнике. Но Копейкина издала какой-то звучный ужасающий вдох:

   — Тут написано «био», это значит, что они дорогие! — и хотела опять что-то загораживать своим телом.

   — Так! Хватит! — решительно отодвинул он её. — Я сам пожарю. Ты увидишь просто яйца на сковороде и никакой разницы не поймёшь.

   — Но!..

   — Своё «но» спрячь куда-нибудь до более сытых времён! Ясно?

   Она что-то ещё собралась возразить, но вид продуктов её утихомирил.

   — Ладно, если ты тут справишься?.. — аккуратно спросила она.

   Он сосредоточенно кивнул, уже занимаясь сковородой на плите.

   — Я тогда пойду там… протру пол в прихожей… где натоптали…

   Он усмехнулся в её сторону:

   — Как хочешь.

   Она вернулась в бытовую комнату, ещё раз проверила процесс стирки и взяла швабру с насадкой для мытья пола. Там же над раковиной намочила её и отправилась удалять следы в прихожей. Полы во всём доме были сделаны из приятного тёмного дерева, почти чёрного с выраженным природным рисунком. Поэтому наступать на него босыми ногами было довольно приятно. А в прихожей пол был покрыт крупной плиткой под мрамор. Копейкина быстро справилась с помощью большой швабры с подсохшей слякотью и застыла перед фотографией людей, у которых она невольно задержалась в доме. Она ещё раз вздохнула над мелким изображением молодого человека, действительно непомерно толстого и угрюмого, и сдвинула брови, как и он. А потом перевела взгляд на довольную приятную женщину, улыбнувшись ей немного, и особенно долго задержалась взглядом на старшем хозяине дома, озадаченно изучая его лицо на мутноватом снимке.

   — Ты ещё голодная? Или, может, воды там попила? — насмешливо послышалось из кухни. — Если хочешь, яичница готова!

   — Хочу, спасибо! Водой пока не наелась, — ответила она по пути, пока относила швабру.

   На столе её ждало две тарелки. И ещё её ждал за столом Аристократ, он сидел напротив входа и частично загораживал своими плечами большое окно в кухне, из которого была видна подъездная дорога к дому от ворот и площадка с газоном, а с другой стороны стола он приготовил место для неё.

   — Почему ты не ешь? Меня ждал? — она улыбнулась ему.

   — Приятного аппетита, — сказал он и тогда взялся за вилку.

   Она села напротив него, где был отодвинут для неё стул, но приступить к еде не смогла. Её сразил приступ смеха. На одной тарелке была обещанная яичница из трёх яиц, как и у него, а на второй яркая длинная морковка.

   — Это ты специально для меня почистил? — весело спросила она, когда смогла уже не смеяться.

   — Ешь! — кивнул он, припрятав в уголках рта ухмылку.

   — Ладно, спасибо. Тогда я намажу тебе хлеб, — пообещала она, грызнув морковину, — ты любишь хлеб с маслом?

   — Я теперь всё люблю, — ровным голосом сказал он, положив в рот часть яичницы.

   — А что, раньше было не так? — совершенно искренне поинтересовалась она.

   Он лишь покрутил головой, взглянув на неё. Он ел с аппетитом голодного человека, но при этом опрятно и не слишком торопился, но и никакой манерности в его движениях не было. Она с удовольствием понаблюдала за этим. Но, когда он перехватил её взгляд, спохватилась и переключила внимание на намазывание бутерброда, взяв большой круглый хлеб, лежавший на середине стола на доске рядом с ножом и пачкой масла. Он благодарно кивнул, когда получил нехитрый бутерброд, и тут же умял его с тем же приятным аппетитом. Она подала ему ещё один, попутно сгрызая морковку.

   — Яичница посолена как раз, как мне нравится, — похвалила она, — я так же делаю, — она с улыбкой принялась за остальную часть блюда и хлеб себе тоже намазала.

   Он всё доел быстрее, чем она, и бросил мимолётный взгляд в сторону пустой и даже уже вымытой им сковороды.

   — Может быть… ты ещё?.. — она несмело придвинула к нему свою тарелку с последним яйцом из глазуньи, у которого глазок получился немного подбитым и растёкшимся.

   — А ты? — нахмурился он.

   — Я вот… — она махнула перед ним морковной половинкой, — мне уже хватит.

   — Точно?

   — Угу, — кивнула она.

   Он быстро доел яичницу, досконально подчистив её тарелку, как и свою, и всё равно посмотрел голодными глазами.

   — Тут хлеб какой-то вкусный, — сказала она и намазала ещё один ломтик маслом, потолще, чем предыдущий. Она жестом предложила ему подкрепиться ещё одним куском хлеба, и он без вопросов взял.

   — Вкусный, — согласился он, — там на упаковке написано, из частной пекарни, какой-то особенный хлеб, — объяснил он, — по старинному рецепту.

   — Ой, — расстроилась она, — значит, дорогой. А может, тогда…

   — А не может! — сразу возразил он. — Сколько его тут есть, будем доедать! Они тут так живут!

   — Ну почему надо по ним мерить?! — воинственно заявила она. — Есть же объективные цены на продукты!

   — Да потому что есть определённые условия, в которые попадаешь, из этого и надо исходить! — непримиримо сказал он, для подтверждения пристукнув по столу той частью кулака, которая не была занята хлебом. Но потом по его лицу пробежала едва уловимая ухмылка, и он добавил: — Когда они к тебе заявятся воровать среди ночи, то отомстишь им своими продуктами.

   Копейкина невольно усмехнулась:

   — Они? Ко мне? — она с загадочным выражением лица уставилась на стол, но потом с недоумённой улыбкой пожала плечами: — Даже трудно себе представить, чтобы кому-то из них было до меня… или моих вещей…

   — Мало ли… — многозначительно сказал он, пронзив её непонятным взглядом.

   — Кстати, — задумчиво начала она, собирая посуду со стола, — не могу отделаться от ощущения, что хозяина я где-то видела… — тарелки отправились в раковину, а за ними и вилки. Она открыла воду и поискала принадлежности для мытья посуды на пустой столешнице и раковине.

   — Какого хозяина? — спросил он, подойдя сбоку, и открыл в соседнем шкафчике дверцу посудомоечной машины.

   — Как какого? — удивилась она. — Главного, старшего… Отца этого парня, который… который…

   — Жирный, — закончил он.

   Она нахмурилась:

   — Ну почему ты его так называешь?

   Он оставил её без ответа, начав перекладывать тарелки в посудомойку.

   — Давай, я так вымою, — она стала забирать у него тарелку.

   Но он не отпустил и, придержав её руку, выдернул тарелку, молча настояв на заполнении машинки.

   — Почему? — удивилась она, задрав брови.

   — Почему называю жирного жирным?

   — Это тоже, — вспомнила она, — посуду почему не вымыть сразу? — в недоумении уставилась она. — Всего три тарелки…

   — Ты же тут честный вор, — напомнил он, — вот и будь последовательной.

   Она всё равно непонимающе смотрела на него.

   Он показал ей наклейку на торце дверки с табличкой об эффективности данной машины и её экономичности, в том числе относительно экономии воды.

   — Она вымоет семью литрами с качеством класса «А», — сказал он, — а ты? Не хочешь сэкономить воды?

   — Да?.. — растерялась она. — Ну, ладно… Просто странно как-то несколько предметов мыть в машинке…

   — Странно пытаться везде диктовать свои правила. Вместо того, чтобы просто исходить из обстоятельств, — без тени превосходства объяснил он.

   — Ну, хорошо, хорошо!.. — она проводила глазами последнюю вилку в отсек для столовых приборов.

   После выбора программы и закрывания дверцы с приятным гулом заработала машинка.

   — Ты всё время споришь, — констатировал он, глядя на неё без всякой претензии, как будто просто раздумывал над этим.

   — Ты тоже, — пожала она плечами.

   — Но ты просто постоянно, по любому поводу, — он как бы поставил это на вид, без упрёков.

   Она расширила глаза, отворачиваясь от его пристального взгляда:

   — Давай без споров, — тихо согласилась она, — просто расскажи о хозяине дома… Я где-то его видела… — задумалась она. — Ты знаешь, кто он?..

   — Да наверняка его все видят хоть иногда, — запросто сказал он, — по телевизору, в новостях каких-нибудь. Андрей Кос – владелец добывающей компании, один из владельцев… железная руда… Ну там, по мелочи ещё, пара отелей у него.

   — А-а-а… может быть… — тихо протянула она, как бы прозревая, — фамилия тоже очень знакомая… Кос… — она посмотрела как-то заинтересованно.

   — Говорю же – в новостях что-то было, — и Аристократ вдруг поменял тему разговора: — Пойдём, ты хотела гитару с другими сравнить, — и вышел из кухни.

ГЛАВА 8. Лопаты тоже звучат

Копейкиной пришлось догонять его:

   — Знаешь, что странно?.. — взывала она, семеня позади него.

   Он взбежал на несколько ступенек, не заинтересовавшись тем, что ей показалось странным.

   — Я говорю, странно, что… — она забежала чуть-чуть вперёд и попыталась завладеть его вниманием, слегка разворачивая к себе, но случайно развернулось полотенце на нём, задетое и её, и его руками. — Ой! — она отвернулась.

   Он поднял полотенце, отстранённо осматривая её реакцию, и не спеша обмотался обратно.

   — Уже не страшно, — холодно сказал он.

   Она сначала глянула как бы для проверки, а потом повернулась:

   — Да, извини…

   Они стали подниматься по лестнице рядом.

   — Вот они же поставили эту фотографию… там, у входа… — продолжала она заговорщическим тоном, — а качество снимка не очень, чтобы хорошее…

   — Ну значит, им это не важно, — равнодушно прокомментировал он.

   — Ну ты что?! — она опять положила ладонь на его руку выше локтя, выпучив глаза, но, наткнувшись на его выжидающий взгляд, опомнилась и убрала. — Не может такого быть! — уверила она. — Смотри, единственная фотография на всю прихожую, а, может и на весь дом… — она озадаченно осмотрелась на втором этаже, потому что они как раз успели туда дойти. Выбежав на середину холла, она покрутилась там, немного расставив руки, как бы решая куда кинуться дальше. — А где, ты говоришь, спальня его родителей?

   — Там, — он показал на дверь почти напротив комнаты молодого хозяина дома.

   — Отлично! — загорелась она и решительно двинулась туда.

   Аристократ насмешливо наблюдал за ней. Она распахнула указанную дверь и вдруг остолбенела:

   — Ой, а никого нет?.. — обернулась она, сразу притихнув. — То есть, никого не будет?.. — её глаза быстренько обшарили всю видимую часть этажа.

   Он засмеялся:

   — Оттого, что ты зашла не в ту дверь, точно никто не явится.

   Она отважилась и ворвалась в родительскую спальню с прежним пылом, раздувая на себе полы халата внизу. Очень скоро от неё послышалось нечто восторженно-удивлённое, а потом:

   — Да-а… спальня огромная! Не знаю, где ты там ещё больше мог видеть… — потом было небольшое затишье, а потом воздух разорвался её победным кличем, и она выскочила из комнаты хозяев с видом того, кто понял главное. Она прошагала огромными шагами к двери напротив, где её заинтересованно ожидал почти голый мужчина привлекательной наружности, и выпучила на него сверкающие глаза, но ничего не говорила при этом, только сверкала.

   — Там было привидение? — поинтересовался он, всматриваясь в этот фейерверк.

   Она фыркнула что-то уничижительное по поводу его бредовой версии, а потом упёрлась руками ему в бицепсы и ещё шире раскрыла горящие глаза:

   — Там точно такая же фотография! — с трепетным азартом прошептала она и рассмотрела каждый его зрачок не по одному разу, а потом слегка толкнула. — Ты что, не понимаешь?!

   Он засмеялся, потом сдержался изо всех сил и помотал головой.

   Она глотнула сразу много воздуха и растопырила руки, показывая что-то неимоверное:

   — Одна!.. — выговорила она звенящим голосом. — Та же самая!

   — И что? — его это явно забавляло.

   Она спала с лица, как будто разговаривала с идиотом:

   — Ну та же самая мыльная фотография!.. В рамке из шикарного дерева… — она открыла дверь спальни, прошла внутрь и с размаху села на кровать, потом вскочила и пронеслась к окну. Ёлка всё также приветливо и неспешно зажигала праздничные огни. Копейкина застыла перед цветными переливами в стекле ненадолго, потом с размаху села в кресло и сосредоточилась на каких-то мыслях. Её ноги, заманчиво обрамлённые с двух сторон чёрным халатом, ловили кожей некоторую часть цветных бликов из большого окна поблизости. Он, захватив по пути гитару, сел на край второго кресла и что-то поискал за стойками и за спинкой кресла. Там обнаружились нужные для подключения провода и большой комбоусилитель для электрогитары. Он присоединил инструмент.

   — Знаешь, что я думаю?! — она повернулась к нему с видом прозревшего.

   — Понятия не имею, — с мягкой улыбкой в уголках губ ответил он, прогулявшись взглядом по её ногам почти до их соединения.

   Она заметила и смутившись сдвинула половинки халата. На его лице проскользнуло лёгкое разочарование.

   — Знаешь, что я думаю… — медленно повторила она, — им очень дорога и эта фотография, и их сын… А он почему-то не хотел с ними фотографироваться…

   Аристократ усмехнулся:

   — Я же говорил, белки нужны. Смотри, какое ты сразу мощное дознание развернула.

   Она скептически посмотрела на него и покивала:

   — Я понимаю… Ты всё время издеваешься. Но это всё неспроста, тут что-то есть… — одна её бровь поползла вверх, другая вниз, а губы смешно съехали в одну сторону. От этого она стала выглядеть стратегически значимой и даже коварной. — И, кстати, почему это дознание? — встрепенулась она. — При дознании преступник уже заранее определён, а тут…

   — Я думал, тебе уже из фотографии все фигуранты известны…

   — А откуда ты вообще эти термины знаешь? — с пристрастием спросила она.

   — А ты? — с мягкой усмешкой парировал он.

   — А-а… — Копейкина приняла независимый вид, — так… бабушка рассказывала…

   — М-м… — покивал он, с интересом разглядывая её, — и мне… бабушка… У тебя просто неимоверная тяга к расследованиям. Никогда не думала о такой работе? — насмешливо спросил он.

   — Я? — она выпучила глаза, потом наоборот нахмурилась и замотала головой. — Не-е-е… никогда. Зачем мне?

   Он заиграл что-то простое на гитаре, сбился пару раз и негромко засмеялся:

   — Чё-то… сто лет уже не играл… Ты можешь? — спросил он.

   — Да нет… — виновато улыбнулась она, — просто попробовать хотела, присмотреться… Я так, на обычной несколько песен и всё. А сосед наш электрическую продал, один усилитель остался, он мне его обещал дать напрокат, если я гитару раздобуду.

   Он прикрыл глаза и стал вспоминать какие-то аккорды и переборы, потом смотреть на свои пальцы, которые то цепляли струны, то заставляли их вибрировать, и что-то сбивчиво похожее на мелодию начало проглядывать из-под его пальцев. Она поставила руку на подлокотник и упёрлась подбородком в кулак, заинтересованно развернувшись к гитаристу. Он посмотрел на неё, загадочно хмыкнул, потом, скосив глаза на другие гитары, спросил:

   — Попробуем? Звук…

   — Угу, — закивала она.

   — Кодекс… спрятала? — тихо затрясся он.

   Она нетерпеливо нахмурилась, осуждающе сверля его глазами.

   Он отставил гитару, изъятую из шкафа хозяина, и взялся за одну из дорогих со стойки. Подключил к усилителю и заиграл. Комната наполнилась несколько иным звучанием.

   — О-о-о… — почти беззвучно протянула она, — вообще по-другому.

   Он ещё ей поиграл приятную негромкую музыку переборами иногда с оттягиванием струн в сторону по грифу, иногда с вибрированием струной по нему. А потом протянул руку за неприлично дорогим экземпляром на стойке. У Копейкиной нарисовался священный ужас на лице, густо замешанный на здоровом любопытстве.

   — Сколько же она стоит? — опасливо спросила начинающая гитаристка.

   Аристократ слегка огладил гриф из светлого дерева и показал ей инструмент, продолжающийся чёрным полированным корпусом с небольшой белой вставкой, повторяющей изгиб, на котором заиграли всполохи от уличной гирлянды:

   — Можешь купить одну такую гитару или двадцать таких, — он небрежно махнул в сторону китайской.

   — Двадцать?! — изумилась она. — Ты же говорил, китайская девять тысяч… значит эта…

   — Сто восемьдесят примерно, — кивнул он.

   Она нахмурилась и замахала руками, отказываясь:

   — Нет, тогда не надо… Не хочу…

   — Да от неё ничего не отвалится! На гитарах надо иногда играть, — насмешливо подбодрил Аристократ.

   — Нет, — она решительно мотнула головой.

   — Или ты тут не чужого боишься? — предположил он, присмотревшись к её лицу.

   — Да… Нет, не чужого, — она посмотрела несчастными глазами, в которых ещё не угас огонёк озорного любопытства.

   — Боишься, что понравится? — с сочувствием спросил он. — А купить не сможешь?

   Она еле заметно покивала.

   Он вздохнул над гитарой и всё-таки подключил её к комбоусилителю и приладил себе на ногу:

   — Так нельзя, — спокойно сказал он, — надо всё попробовать.

   — Понимаешь, я в магазине стояла и думала, что за девятнадцать пятьсот – это дорогая, а тут…

   — Я с одним знатоком этого дела разговаривал… Он даже сам когда-то гитары мастерил. Так вот он считал, что всё, что дешевле двадцати тысяч – это просто нечто, заключенное в форму гитары, и играть на этом можно только как бы как на гитаре, но звук и ощущения будут другие. Ну и никогда так и не узнаешь, как она должна звучать.

   — Трагедия… — расстроилась она, потом посопела и испуганно спросила: — А предыдущая сколько стоит?

   — Эта? — он обернулся к стойке. — Эта шестьдесят где-то. Хороший середняк.

   — Середняк… — недоверчиво повторила Копейкина, — ну на эту хоть накопить можно… не сразу. Сто восемьдесят, конечно, просто так не выложишь. Они же даже похожи! — она удивлённо осмотрела ещё раз отставленную в сторону гитару и потом более дорогую. Отделка на них не сильно отличалась. Китайская же была ярко отполированной деревяшкой, отдающей оранжево-рыжим, с металлической пластиной сверху.

   Аристократ что-то подкрутил на усилителе, пощёлкал на дорогой гитаре включателем и ударил по струнам. Звук, внезапно ворвавшийся в тишину, буквально разрезал пространство на до и после, неожиданно заполнив собой и комнату, и вообще всё вокруг. Копейкина завороженно растопырила глаза и тут же испуганно обернулась в сторону улицы, но потом снова заслушалась. Характерные для электрогитар сипловато-яркие аккорды сменились пронзительными пассажами с повизгиванием струн, по которым то и дело елозили пальцы, не стесняясь прижимать их к ладам и жёстко смахивать с них же.

   — Всё, — засмеялся он, — дальше не помню. Но что-то такое…

   — Ну это понятно, — немного испуганно протянула она, — а никто не услышит?

   — Да нет здесь никого! — усмехнулся он.

   — В такой тишине как-то не по себе… — призналась она, — в городе с шумом и машинами спокойнее.

   — В этом месте наоборот. Тут, если начнут машины съезжаться, вот тогда должно стать не по себе. А что, ты сказала, понятно? — заинтересовался он, кивнув на гитару.

   — Ну громче, — уверенно подтвердила она.

   — А звук?

   — Хороший, — кивнула Копейкина, — вроде…

   — Ну ты даёшь, — ухмыльнулся он, — тебе гитару от кастом шоп врубают на всю, а ты – «вроде».

   — А что сказал бы твой знаток? — с претензией спросила она. — Ему бы, конечно, понравилась за такие деньги.

   — Нет, — Аристократ со снисходительной ухмылкой покачал головой, — он вообще всё это презирал, только мастеровые гитары уважал.

   — Свои, конечно, — язвительно вставила она.

   — Нет, не только свои. Но играл на своей, да. Говорил, душа в ней поёт.

   — Значит, на фабрике душу