Фиолента. Ната Чернышева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9

АННОТАЦИЯ

Цикл "Земная Федерация"

   Практикум по практической космоархеологии от Старотерранского Ксенологического Университета? Не угадали.

   Филиал ада в Галактике! Студентам мешают спать гормоны, чёрным копателям – опасные артефакты исчезнувшей цивилизации, начальник безопасности – самовлюблённый спесивый жбан-нечеловек с отрядом головорезов в подчинении, ну, а я – руководитель всего этого дурдома ака исследовательской экспедиции к планете Фиолента.

   На первый взгляд, ничего нового, я бы справилась, как справлялась всегда.

   Но планета внезапно преподнесла нам неприятный и страшный сюрприз...

ГЛАВА 1

Что вы делаете, когда опаздываете на вызов Большого Начальства? Правильно, спешите. А что делает в этот момент драгоценное Мироздание?

   Старательно подсовывает вам подножки, одну за другой. Причём такие, что каждое твоё слово звучит глупо, когда пытаешься оправдаться. Тебе не верят даже цветы в кадках вдоль панорамного окна кабинета, не то, что их хозяин.

   «Я опоздала потому, что мне под ноги кинулась сумасшедшая белка...» «Ха-ха», говорите?

   Вообще не смешно, вот я вам что отвечу.

   Белок в университетском парке действительно много, и они, закормленные и заласканные студентами, никого не боятся. Видно, считают, что вся планета принадлежит им, и не без оснований. Одна такая королева природы и кинулась мне под ноги в тот момент, когда я поднималась по лестнице.

   Лестниц у нас много, наследие докосмической эпохи. Их можно переоборудовать, конечно же, но... Высшая Школа Космической Археологии обязана беречь и сохранять древние артефакты изо всех сил, даже ценой здоровья и жизни собственных сотрудников(сарказм). То есть, вот тебе старая бетонная лестница, будь добра вверх-вниз по ней каждый день да не один раз в день.

   Из-за обезумевшей белки, сгинувшей среди ветвей ближайшего дерева в тот же миг, я потеряла равновесие, нелепо взмахнула руками в безуспешной попытке ухватиться за воздух, нога соскользнула со ступени, и полетела я назад впереди собственного визга. Вся моя неправедная жизнь промелькнула перед глазами, включая сорванную по моей вине экспедицию. Это же травмы и травмы и травмы. Руки, ноги. Позвоночник. Две недели на восстановление, а улетаем, можно сказать, вчера. А-а-а!

   А потом я в кого-то врезалась.

   «Ну, вот, – мелькнуло в сознании паническое, – сейчас ещё и человек из-за меня пострадает...»

    Но человек страдать не стал. Каким-то образом он удержался на ногах, с силой отпихнул меня от себя так, что я едва не села наземь, и ядовито посоветовал мне вставить в затылок механику, раз собственная оптика не позволяет смотреть, куда я лечу. Прямо на добропорядочных граждан, не иначе, как с целью преднамеренного убийства!

   Я поглядела на него и с трудом проглотила застрявшее в глотке матерное слово.

   Нашла человека! Высокий, мощный мужик в чёрном свободном костюме, чёрные, с просинью, волосы, собраны в короткий хвост на затылке, глаза – вполлица, пронзительно-синие, с ромбовидной звёздочкой зрачка. У нас полный интернационал, со всей Галактики приезжают на учёбу, кого только ни встретишь, но вот такие стали появляться совсем недавно.

   Воевали мы с ними раньше. Долго. Рука сама судорожно схватилась за отсутствующий плазмоган: влепить горячего промеж глаз. Рефлекс, так сказать. На генетическом уровне.

   Плазмогана при мне не оказалось. Я, хоть и имею право на ношение огнестрела, ходить по общественным местам с пушкой не люблю. И это спасло моему новому знакомцу жизнь. Вместо выстрела в лоб пришлось извиняться.

   Судя по его кислой роже, в гробу он мои извинения видел. Так примерно и сказал:

    – Смотри в другой раз, куда прёшь. Не все из нас такие добрые, как я.

   Я от неожиданности дар речи утратила: ах, ты ж, нелюдь такая, считаешь себя хозяином, и где! Здесь, у нас! В парке Старотерранского Ксенологического университета! На материнской планете Человечества! Но пока я придумывала достойный ответ, этот гад спокойно пошёл себе вверх, перешагивая сразу через две ступени, благо длина ног позволяла. И не оглянулся ни разу, подлец!

   Делать нечего, пришлось собирать с языка все обидные слова и заталкивать их обратно. Не кричать же в спину уходящему! Можно подумать, он обернётся, остановится и внимательно выслушает. Так, выдохнуть и успокоиться. Я этого типа вижу в первый и последний раз. На моём потоке студентов его расы нет, значит, не о чём волноваться: не встретимся. В ближайший учебный семестр наверняка.

   Если ты торопишься, то уже опоздала. Я всё-таки подвернула ногу на проклятущей лестнице. Не до такой степени, чтобы вызывать медиков, но и не так, чтобы вовсе не обращать внимания на боль. И явилась я на совещание в лучшем виде: хромающая встрёпанная подстреленная утка. Опоздавшая утка, уточняю. Они на меня так все посмотрели...

   Ректор наш. Коллеги. И вселенское светило космоархеологии с длинным перечнем заслуг перед Федерацией, автор потрясающего цикла «Галактика до начала времён», посвящённого наследию давно исчезнувших рас. Я как увидела его знаменитый профиль, так сердце в пятки и оборвалось.

   Можно ещё, конечно, наивно предположить, что он тут не по мою душу. Солнце разгневанное, сделай так, чтобы не по мою!

    – Вы опоздали, госпожа профессор Зимина, – железный лязг в голосе ректора не различил бы только глухой.

   Плохо быть перфекционистом. Живёшь в мире, который нарочно создан именно для того, чтобы тебя раздражать...

   Пришлось объяснить про белку. С ожидаемым эффектом: короткие смешки коллег, ухмылка знаменитости, лопнувшая от злости физиономия начальства.

    – Я могу понять вашу нелюбовь к очным собраниям, госпожа профессор Зимина. Но вам не кажется, что белка – это уже чересчур?

   Мне не казалось, особенно, если вспомнить, кто спас меня от переломов на той проклятой лестнице. Но вот про него-то я как раз и умолчала. Нечего потому что.

   Между тем, ректор счёл, что с меня достаточно, и представил знаменитости:

    – Профессор Зимина Александра Олеговна, одна из лучших полевых сотрудников Университета. Доктор Кармальский Игорь Игоревич – полагаю, в в дополнительных характеристиках вы не нуждаетесь, мой друг.

    – Рада знакомству, – я постаралась, чтобы голос не дрогнул.

   Мы же впервые увидели друг друга именно сегодня, здесь и сейчас, не так ли? Вот.

   Кармальский зыркнул на меня чёрным глазом – знаю я этот его взгляд! – и тоже сказал, что очень рад.

   Рассказывают, что однажды на сервисной станции где-то на окраине обитаемой Галактике мастер-инженер выставил счёт за ремонт двигателей клиенту. Клиент попался несознательный, внимательно изучил все пункты с расшифровкой, а потом с удивлением спросил: а что это за деталь такая со странным названием «Прокатило», да ещё с пятизначной суммой?

    – Не прокатило, – со вздохом ответил мастер, и вычеркнул этот пункт из счёта.

   Я эту бородатую байку к чему вспомнила? Моя глупая наивная вера в лучшее разбилась вдребезги. Не прокатило! Знаменитость явилась сюда по мою душу именно. Может быть, по чью-то ещё тоже, но конкретно здесь и конкретно сейчас – по мою.

   Чёрт! Как же я ненавижу, когда лезут в мою работу всякие там... из прошлого...

   В общем, сидела я тихонько и понимала, почему всех собрали очно. О таких вещах через информ не сообщают никому и никогда.

   У Кармальского имеется свой собственный исследовательский флот. Вот такой человек, безумно увлечённый космической археологией. Наследство в своё время от бабушки получил и преумножил его, занимаясь популяризацией такой увлекательной науки. Что сказать, имя его гремит не только в узких кругах. Несколько успешных (ещё бы!) серий вроде тех же «Галактики до начала времён» и «Тайн древних цивилизаций» и так далее и тому подобное.

   Одним словом, Кармальский готов предоставить нашему Университету услуги своего исследовательского флота. Делает это чисто по доброте душевной и из любви к науке, по списку. В этом году пришла наша очередь.

   Сейчас в приоритете несколько направлений, ознакомьтесь, пожалуйста. На них нужны лучшие из лучших...

   Ага, все планеты – в буферной зоне, в спорных пространствах... Почему я не удивлена? И почему я уверена, что экспедицию, которую я готовила полгода, сейчас отдадут кому-то другому? Иначе смысл был меня сюда вызывать, да ещё срочно. Лучше бы я свернула шею на лестнице! Сейчас лежала бы в травмпункте в реанимационной капсуле и горя бы не знала.

   У коллег глаза разгорелись. Они давно зуб точили на эти миры, и тут им конфетку принесли, с финансированием и всяческой поддержкой. Частная компания – не федеральный бюджет, развернуться можно на широкую ногу! И, между делом, в радостный гомон вклинивается вкрадчивый голос знаменитости:

    – Возьмёте Фиоленту, Александра Олеговна?

   Ах, ты ж, чёрт, какая улыбочка знакомая! Делаю морду лица кирпичом:

    – Возьму. Очень интересный для археологии мир, рада буду познакомиться с ним.

   Можно подумать, мне оставили выбор! Кошу глазом на ректора, у того тоже рожа кирпичом. Знает? Не знает?

   Как всё плохо. Я-то думала, на следующей неделе уже улечу из кабинетов на любимую окраину в дорогие сердцу раскопы, и вся эта административная похребень останется позади. Агащаз. Новая экспедиция – новые хлопоты. С нуля. Не люблю людей! То есть, не собственно собратьев по расе, представителей Человечества, а людей как носителей разума, неважно, к какому биологическому виду они принадлежат. Ещё конкретнее – чиновников, которые, дай им волю, не выпустят в космос ни одну экспедицию потому что не выпустят никогда.

   Интраверт я, короче. Полевой учёный.

   А когда все расходились, возбуждённо обсуждая перспективы, Кармальский подгадал – о, случайно, конечно же! – так, чтобы выйти из кабинета сразу следом за мной.

   Мир застыл, отдаваясь в ушах неприятным слабым звоном. Темпоральная капсуляция, что же ещё-то.

    – Зачем? – злобно зашипела я, оборачиваясь.

   Никто не услышит, можно не стесняться!

    – Я в отставке, мать твою! Я – мирный гражданский учёный! Я завязала, ушла на пенсию, всё!

    – С нашей службы не уходят, Сандра, от нас выносят, – холодно напомнил он мне. – Вперёд ногами!

    – Если ещё остаётся, что выносить, – мрачно ввернула я.

    Он пропустил мою шпильку мимо ушей. Полезный навык, слышать только то, что хочешь услышать.

    – Слушай и запоминай, времени мало. Ты отправишься к Фиоленте. Безопасность экспедиции будут обеспечивать наши новоявленные друзья...

    – Фак! – вырвалось у меня против воли. – Только не это!

    – Иначе мы не получили бы разрешение на пролёт в пространство Фиоленты, ничего не поделаешь. Начальником службы безопасности экспедиции будет Мриз Бавернош...

    – Не слышала о таком.

    – Об Александре Зиминой тоже никто у них не слышал.

   Космоархеология – отличное прикрытие. Можно заглядывать в такие места, куда кому-то другому проникнуть крайне сложно. Поэтому Кармальский и светит рылом на всю Галактику: ему терять давно уже нечего, спалили все, кому не лень, и даже те, кому лень. Меценат, энтузиаст науки, отважный исследователь, известный видеоблогер, автор захватывающих учебных и познавательных серий... которые ему всем спецотделом создавать помогают, включая лютый пиар.

   Полковник Кармальский тащит за собой чужое недоброе внимание как комета хвост. Отвлекает. Даёт возможность нужным людям работать в тени.

    – Хочешь сказать, этот Бавернош – наш коллега из-за той стороны забора? Мне надо начать против него Игру?

    – Бинго! – Кармальский поднял оба больших пальца. – Выясни, что его интересует на Фиоленте. Скорее всего, там находится законсервированный центр биологических изысканий, и Бавернош должен его эвакуировать. С большой вероятностью мы предполагаем именно это. Помешать. Уничтожить.

    – Вывезти образцы?

    – По обстоятельствам.

    – А с Баверношем что делать? Тоже... по обстоятельствам?

    – Именно. Тайна твоей личности дороже. Но если сможешь остаться в тени, пусть живёт.

    – Поняла.

   Он коснулся моего плеча кончиками пальцев, единственное проявление чувств, на какое полковник особой службы Игорь Кармальский имел право.

    – Будь осторожна, Сандра.

    – Служу Федерации, – привычно ответила я.

   И в тот же миг временная капсула исчезла. Я неизящно споткнулась и наступила Кармальскому на ногу. Всем своим весом. Компенсация, так сказать. Он ведь не поверит, что я не нарочно, да и правильно сделает.

    – Прошу прощения, Игорь Игоревич, – покаянно произнесла я. – День сегодня у меня что-то не складывается...

   Он скривился, как скривился бы любой человек, которому отдавили ступню, но ответил вежливо, мол, с кем не бывает. На том и разошлись.

   Со стороны никакого криминала в происшествии невозможно заметить, а чтобы засечь манипуляции с хронополем, нужны необходимые сканеры, умение с ними обращаться и точное знание, когда и как возможна такая капсуляция. Но тому, кто всё это знает, уже нет никакого смысла пристально следить за мной и Кармальским. Так что вероятность подозрений к моей персоне после совещания в кабинете нашего ректора стремится к нулю.

   Ну, и славненько, если так.

   Сразу к себе я не пошла. Отправилась бродить по университетскому парку, он у нас сам по себе археологическая ценность. Основан ещё в докосмическую эпоху Старой Терры, когда о свободных полётах к звёздам Человечество могло лишь мечтать исключительно в самых смелых своих фантазиях...

   Лестницы. Переходы. Арки. Барельефы. Памятные камни. Растения-эндемики прошлой эпохи, которые можно встретить только под куполами городов, построенных по принципу замкнутого цикла, как космические станции. Старая Терра несколько веков тому назад сорвалась в ледяной век, в нём и осталась. За пределами городов могут жить лишь носители пирокинетической паранормы. Все остальные прячутся под защитными куполами.

   Если поднять голову, то сквозь кроны деревьев можно разглядеть характерную рыжину в зените, её придаёт небу полотно защитного купола. Там, снаружи, снова идёт снег, и автоматическая система очистки не поспевает убирать его.

   Что вы хотите, осень. Деревья в парке тронула характерная осенняя желтизна, а деревья за пределами города остались только хвойные, с тем же «горячим» паранормальным довеском в геноме. Нет, они не могут генерировать огонь, как звери или люди, но отдают тепло и способны противостоять лютым зимним морозам...

   Гениальное решение, если вдуматься. Не можешь изменить планету, меняй себя.

   Я подняла к лицу ладонь, пошевелила пальцами. Слабый рыжеватый огонёк побежал по коже. Да, паранорму не спрячешь, все генномодифицированные обязаны носить на одежде знаки строго определённого дизайна. У нас, пирокинетиков, это алая молния в круге. Но вот светить официально истинный индекс Гаманина необязательно...

   А уж пользоваться специальными навыками ради того, чтобы облегчить себе жизнь, вообще запрещено.

   Так что я упала бы на той лестнице в точности так же, как упала бы обычная женщина не юного возраста, в глаза не видевшая нашей Службы. Со всеми вытекающими из этого травмами. Первое, чему нас учат: отключать слепой инстинкт самосохранения напрочь. Учат жестоко, зато на совесть. Чтоб потом не думала, что и почему делать, как вести себя, выполняя приказ.

   Нет, наши обращались ко мне и раньше, конечно же. Но я всегда была лишь на подхвате. Оказать содействие... предоставить транспорт и средства связи... накормить, наконец. Те, кто приходил ко мне в дальних экспедициях, сами не знали о моём реальном статусе, а я не спрашивала у них, в каком звании сейчас они. Меня вполне устраивала такая тихая научная жизнь. Набегалась по закоулкам Галактики, навоевалась, хватит уже.

   Но только сейчас, получив серьёзное задание, впервые за долгие годы я поняла, как же мне не хватало оперативной работы! На острие атаки. По тонкому льду. С умным и опасным врагом. Аж кончики пальцев подгорели.

   Мриз Бавернош, говорите? Я его сделаю!

***

Я просматривала информацию по Фиоленте в информе, и думала. Непросто, обладая спецнавыками, вести жизнь обычного обывателя. Предполагается, что за тобой следят всегда – вирусные нейросети противника, например, ещё не обнаруженные и не вычищенные службой информационной безопасности. И как только ты допустишь какой-нибудь прокол, разрушающий твою легенду, тебе, как тайному сотруднику Службы, хана. То есть, я сейчас, после общения с Кармальским в кабинете ректора, включена в приоритет, можно даже не сомневаться. Просто потому, что пересеклась в одном пространстве с хорошо известной врагу личностью.

   А это значит, что я не должна ничего искать о Бавенрао вообще и о конкретном Мризе Баверноше в частности. Я ещё их не знаю никого! Я о них ничего не слышала. Мне пока что предложили возглавить – и организовать! – экспедицию к Фиоленте. А значит, и интересоваться в информе я должна Фиолентой, Кармальским, как спонсором экспедиции, перспективными студентами, которых должна отобрать в полёт, снабжением, контактами управляющего войса флота Кармальского, техническими характеристиками кораблей, климатом Фиоленты, одеждой, снаряжением, новинками сезона в развлекательной индустрии, чтоб закачать себе в терминал и не скучать в дороге, и тому подобным...

   Ничего. Погляжу на врага по факту, когда нас друг другу представят.

   Но до личной встречи прошло немало дней, заполненной организационной суетой. Принять зачёты у своих студентов и отобрать двенадцать подходящих кандидатур из всего потока – ей-право, не самое страшное. Хотя вот уж где кипели страсти. В дальний космос рвался каждый. Но не каждого же возьмёшь. Понимая, на что летишь. Куда тащишь этих восторженных детей...

   В белых перчатках по Галактике не путешествуют. Я собиралась держать студентов как можно дальше от своих дел. Им хватит работы! Будут ползти из раскопа и сразу падать в постели без задних ног, уж я позабочусь. Всё будет хорошо.

   Но интуиция тихонько подсказывала мне, что хорошо будет далеко не всё. Если что-то может пойти через одно место, будьте уверены, оно пойдёт именно через него. И об этом надлежало всегда помнить.

   Флот Кармальского оставался на орбите. Хотя его корабли имеют допуск «атмосфера-пространство», зачем Старой Терре принимать на своих наземных космодромах лишние лоханки? У нас уже очень давно с поверхности ничего серьёзнее челночных шаттлов не стартует. Забота об экологии, все дела. И карантинные меры.

   Корабль среднего тоннажа может притащить из дальнего космоса что угодно. От вирусов и бактерий до мелких паразитов, которых потом с планеты не выставишь. Как ни ухищряйся с карантином, но если из космоса на поверхность валятся один за другим самые разные гости в большом количестве, где-нибудь да прорвётся. И мало не покажется. Поэтому на Старую Терру запрещено садиться всем, кто не общественный челнок, курсирующий строго до орбитальной станции и обратно.

   Частные яхты местные держат на Луне. А большие межзвёздные транспортники даже в планетарную систему не заходят, на периферии к их услугам пересадочные GVS-станции.

   Местом сбора нашей экспедиции назначили Селеналэнд. К Луне мы все и полетели, для начала. Я – заранее, само собой.

   И вот в одном из офисов, арендованных службой Кармальского, нас, меня и этого Баверноша, познакомили. Официально донельзя. Со всеми реверансами. Он старался быть вежливым, очень старался. Железной выдержки тип. А я...

   А я не просто играла в обывателя, я им и была, в нашей работе без умения врастать в легенду долго не живут. Лестница, белка, «смотри в другой раз, куда прёшь» – всё на лице, печатным шрифтом.

   Потому что именно на него я и налетела тогда в парке. И он прекрасно меня узнал. Что же ты делал на Старой Терре, дружок, вот ведь вопрос. Не где-нибудь, а в нашем Университете! Следил за мной? Подозреваешь? Знаешь точно? Или та наша трагикомическая встреча всё же чистая случайность? А как узнать. Не у него же напрямую спрашивать!

   «Простите, пожалуйста, уважаемый гражданин спецагент условного противника, не вы ли, случаем, закодировали ту несчастную белку на агрессивное поведение, чтобы навесить передающее устройство на мою спецназовскую персону?» Смешно? Ещё как.

   Устройства никакого не было, на паранормала-пирокинетика такое в принципе не прицепишь ни за что, я бы сразу засекла и приняла меры. Не выходя за рамки легенды, кстати говоря.

   А потом официальная часть беседы закончилась. Все разошлись, кто куда. Я осталась в коридоре с панорамным окном.

   Кармальский ни в чём себе не отказывал. Офис арендовал наивысшего класса: окно было настоящее. Внешняя часть делового купола, изначально спроектированная как видовая панель. Дорого, престижно, создаёт правильное впечатление о финансовой мощи принимающей стороны.

   На Луне нет атмосферы, спутник нашей планеты используется как перевалочная база, промышленная зона и деловой центр. Здесь, помимо космодромов и заводов, находится всего один город со ста миллионами постоянного населения, Селеналэнд, старые купола которого – вполне себе предмет космической археологии, раздел «новое время», потому что им свыше шести сотен лет.

    – Красивый вид, – сказал Бавернош.

   Он подошёл ко мне сам. Удивил. Я думала, наше общение сведётся к официальному обмену посланиями через личные терминалы. Но он решил иначе.

   И теперь стоял совсем рядом, протяни руку и коснёшься. Смотрел сверху вниз, усмехался уголком рта, руки держал у пояса, заложив большие пальцы за ремень. Выглядело очень агрессивно.

   Я отодвинулась от него. Ответила вежливо:

    – Да, вид красивый.

   Над куполами Селеналэнда висела половинка Старой Терры. Когда долго живёшь на планете, привыкаешь, что именно Луна висит над головой, целая, пополамная или в виде месяца. Обратная картинка укладывается в мозгу не сразу.

    – Вы довольны, госпожа Зимина? – иронично спросил Бавернош. -

    – Господи, чем? – удивилась я.

    – Теперь вы будете мной командовать. Отыграетесь за происшествие в парке.

   Я внимательно посмотрела на него. Встретила ледяной синий взгляд, абсолютно серьёзный, цепкий, оценивающий. Да он же нарочно меня бесит! Чтобы пронаблюдать за реакцией. И сделать выводы.

    – Мы летим в опасное место, – холодно сказала я. – Везём с собой студентов. Вам, конечно, на их жизни наплевать, как плевать на всех, кто не вашей крови. Но мне – нет. И вот ради них я не буду ни на ком отыгрываться. Не дождётесь.

   Он шевельнул пальцами:

    – Ещё не поздно отказаться от сотрудничества... По причине, скажем, психологической несовместимости.

   Слабый горьковатый запах, чем-то напомнивший старотерранскую «горячую» полынь...

    – Прекрасно, – мягко улыбнулась я. – Подавайте заявление. Я согласна лететь на Фиоленту с кем-то другим.

   Он качнулся на носках, и я напряглась: вдруг ударит ещё... От него всего можно ожидать. Вон какой огромный, злющий и страшный! А я маленькая и хрупкая, и драться совсем не умею, ходить мне с фонарём под глазом, светить им на половину Галактики, эх...

    – Насколько вам важна именно Фиолента? Не всё ли вам равно, куда лететь?

    – Шутите? – возмутилась я. – Древнейшее нивикийское поселение, сохранившееся почти полностью, датируется десятью тысячами лет от базового времени... Конечно, мне не всё равно! А вы сами-то что на Фиоленте потеряли? Вы не археолог.

    – Личные причины, – отрезал он.

   Предполагается, что на этом я должна заткнуться и побежать, роняя обувь, писать заявление о переводе в начальники другой экспедиции. Однако!

   Догадываюсь о его причинах. У Фиоленты типичная история: выжечь с орбиты всех партизан, не убивая планету, нереально, терпеть их в тылу – невозможно, плюнуть и уйти, раздолбав к трёпаным псам орбитальную инфраструктуру, – не вариант вообще. Планеты так называемого голубого ряда, где можно комфортно жить на поверхности без скафандров высшей защиты встречаются не так часто, как хотелось бы. Так что кому-то из близких родственничков нашего Баверноша в наземных боях прилетело в лоб не по-детски. Вот он и хочет почтить их память. У них с родственными связями всё очень сложно, наверчено так, что мама не горюй. Две тысячи самостоятельных слов в языке, обозначающих ту или иную степень родства, говорят сами за себя.

    Годная легенда. Хотя, скорее всего, не совсем легенда, на Фиоленте, вероятно, на самом деле нашли своё какие-то родичи Мриза Баверноша. Может, даже прямые, как знать!

    – Я не уйду, – прямо заявила я. – Но давайте договоримся не пить друг у друга кровь без острой необходимости. Это-то мы с вами сделать можем, не так ли?

   Он усмехнулся уголком рта. Кивнул, соглашаясь, совсем как человек.

   В этом всё дело. Они слишком похожи на нас. В жестах, в разговорах, в сроке жизни, в некоторых взглядах на вечные ценности. Общаясь с ними подолгу, легко забыть, с кем имеешь дело, начать воспринимать их как своих, с необычным разрезом глаз и формой носа, да, но своих, и это иной раз бывает последней ошибкой в твоей жизни...

   Чужой менталитет. Абсолютно чуждая культура. Другая основа в мышлении, по внешним проявлениям так похожем на наше...

   Перекрёстные браки, впрочем, случаются, как ни странно.

   Я долго бродила по обзорным галереям нашего купола. Не сиделось мне на месте. Какое-то беспокойство не давало расслабиться, гнало на подвиги. Спишем на обычный мандраж перед отлётом. Тогда как на самом деле...

   Пирокинетическая паранорма даёт своему носителю не только контроль над огнём. Довеском сюда идут неспецифицируемые свойства, такие, как ясновидение или, попросту, умение провидеть будущее. Оракулы из нас никакие, всё же мы не целители, которых специально учат делать прогнозы на состояние пациента. Но методики, развивающие интуицию до предела, существуют и для нас.

   Я знала, чувствовала, шкурой ощущала наведённый промеж лопаток прицел! Меня хотели убить. Кто-то, равный мне или, вот же возмутительно, даже сильнее меня. И не Бавернош. От того угроза исходила бы не так.

   Не просите меня объяснить, как именно! Подобное нереально выразить словами, его можно лишь ощутить собственным телом. И научиться раз и навсегда не отмахиваться стандартными для любого обывателя фразами «да ладно», «да мне кажется», «да что за ерунда», «да просто хандра, надо отвлечься».

   Поэтому я не пряталась, охотно изображая из себя мишень. Рискованно? О да. Но легенда дороже. Я – простой полевой учёный. У меня хандра обыкновенная, одна штука, перед отлётом в долгую и хлопотную командировку, мне надо отвлечься...

   ... Бывает, в толпе внезапно вдруг ловишь чужой враждебный взгляд. И весь остальной мир умирает для вас обоих. Остаётся лишь натянутая между вами струна взаимного узнавания, неприязни и ярости. Слишком уж много соли вы насыпали друг другу на хвосты в своё время, чтобы сейчас разойтись мирно. Беда. Гентбарец-малари, кисмирув по условному имени Илув. Настоящего его имени я не знала, как и он не знал моего. Зато мы прекрасно помнили физиономии друг друга... А ещё по прошлым столкновениям я знала, что Илув – тщеславен, насколько это вообще допустимо для особого отдела.

   Как интересно, агенты Малариса у Кармальского под боком. А тот ведь может и не знать о них. Вникнуть в личные дела каждого носителя разума даже на одном среднем корабле проблематично, а таких кораблей здесь, на Луне, пришвартовалось двенадцать. И то, это малая часть флота, свободные исследовательские единицы, готовые принять на борт учёных со Старой Терры...

    Илув настиг меня в техническом переходе. Уверена, он никому не сообщил о нашей встрече, иначе вообще не стал бы преследовать меня лично прямо сейчас. Самому захотелось выслужиться. Заодно и счёты свести, насладиться агонией, так сказать. Попытка затеряться в толпе и под шумок юркнуть в подходящий служебный шлюз оправдала себя.

   Одна из гидропонных станций, полностью автоматизированная, то есть, технический персонал заглядывает сюда раз в сутки для поверхностного контроля, и всё. Регламентный час уже миновал, следующий наступит ещё очень не скоро. Полезно держать в голове технические схемы и расписания обслуживания таких вот интересных для всякого рода тёмных дел помещений.

    – Попалась, – сообщил Илув, довольно скалясь. – Ты в ловушке, Сандра. В смертельной!

   Я отступила на шаг, по узкому мостику над резервуаром с водой. Эти резервуары не очень большие, в них поддерживается минимальная биосфера: генномодифицированные водоросли, вырабатывающие кислород и идущие на корм рыбе, сама эта рыба, нескольких видов, что-то ещё. Но, в общем, если споткнуться и упасть вниз, будет невесело.

   Смертельно невесело, я бы сказала.

   А как ещё потом убедить инфосферного телепата первого ранга, что не убивала? Всё-таки вероятность того, что перворанговый почует ложь и вроется в мои извилины хглубже, чем надо бы, достаточно высока. Несмотря на все, доступные нам, специальные техники ментальной защиты.

   Перворангового просто так не грохнешь. Вся инфосфера вскинется на дыбы, причём мгновенно. Я наблюдала инфосферные облавы не один раз, знаю, о чём говорю. Уйти от телепатического преследования можно только застрелившись. Ну или активировав струну гиперперехода в полностью чужое, свободное от телепатов, пространство.

   Мостик оканчивался небольшой площадкой с пультом контроля. Дальше пути не было. Ловушка, прав мой враг, ой как прав!

   Илув встряхнул руками, и между его ладонями протянулся плазменный шнур. Я оценила. Эта штука режет всё, кости, черепа – ей без разницы, а крови, считай, почти и нет, кровь прижигается сразу же, в момент разреза.

    – Специально разработан для пирокинетиков, – радостно сообщил гентбарец, счастливо скалясь. – Гасит всех с индексом Гаманина до трёхсот, проверено. Тебе... как это вы, люди, выражаетесь? Вы ещё называете так маленького пушистого белого зверя, эндемик какой-то из ваших планет.

   Болтает много. Так же, как и раньше. Помнит Сандру, но пока ничего ещё не знает об Александре Зиминой, хорошо. Да и о Сандре он знал, прямо скажем, немного. Только то, что я показала ему тогда, во время бунта в пространстве Малариса, а показала я далеко не всё. Иначе мой драгоценный недруг вживил бы себе в манипуляторы резак посерьёзнее. И вообще, наплевал бы на жгучее желание мстить, собрал бы отряд, да и ударил со значительным перевесом в силах тогда и там, где я даже мяукнуть бы не успела.

   А так... Кто-то сейчас умрёт. И этот кто-то не я.

    – Подойди и встань на колени. Тогда, может быть, умрёшь быстро, от одного удара.

   Я не показала ему фак. С трупами не разговаривают, даже жестами. Даже если этот труп ещё ходит, дышит и говорит!

    – Сама выбрала. Сначала я отхвачу тебе ногу...

   Сверкающий плазменный шнур, шипя, понёсся в колено. В последний момент плеть изменила направление и прянула в лицо. Я уклонилась, упала спиной назад. Илув решил, что я пытаюсь нырнуть в воду и так спастись, ринулся добивать.

   Он всё рассчитал. Что в воду упадём мы вместе. Что я до воды не долечу живой. Что на илистом дне можно припрятать моё тело. Пока контроль обнаружит лишнюю органику, пока начнётся расследование, пока у оперов появится хоть какая-то зацепка насчёт личности убийцы, Илува и след простынет.

   Вот только я осталась на площадке – не спрашивайте меня, как! А враг полетел вниз один, промахнувшись на пару миллиметров. Я почувствовала жар, опаливший щёку. Да, плазменный шнур действительно оказался мощной штукой, голой рукой уже не перехватишь...

   До воды Илув не долетел. «Серый тлен», он же – холодная аннигиляция, один из секретных приёмов нашей Службы. Был вооружённый и очень опасный агент маларийской разведки и сплыл, нет его. И, прошу заметить, никогда не было.

   ... Позже я долго сидела над кружкой кофе со стимуляторами, положенными мне по знаку паранормы (никому другому такой кофе просто не подадут). Ощущение сверлящего спину взгляда через лазерный прицел пропало. Значит, я всё сделала правильно. Устала, как... В общем, устала. Я не знаю, почему «серый тлен» забирает в разы меньше паранормальной энергии, чем маскировка одной там, вылезающей из служебного помещения, тушки от видеокамер и досужих прохожих. Никто не знает. То есть, у оружейников Службы есть ответ и даже с подробностями, но я его в своё время не поняла, а потом потеряла интерес. Что поделаешь, паранорма у меня есть, а диплома по паранормальной физике нет. И так оно и останется. Менять вторую профессию не собираюсь, археология мне нравится.

   Я бы, наверное, долго там просидела. Небольшое автоматическое кафе, народу мало, прекрасная обзорная стена с великолепным видом на соседние купола и половинку Старой Терры в небе...

   Кофе с характерной для стимулирующей добавки карамельной ноткой во вкусе и запахом корицы, десерт с умопомрачительным количеством сахара, тоже по знаку паранормы, что ещё нужно для счастья. Определённо не кислая рожа Мриза Баверноша.

   Он нагло уселся напротив меня, заслонив собой весь вид, и я, не переставая с удовольствием потягивать кофе, незаметно подобралась для драки. Если Илув работал с Баверношем в паре и успел сообщить достаточно...

   Бавернош – противник посерьёзнее трепливого гентбарца. А я на паранормальном минимуме сейчас, вот же беда...

    – Что-то случилось? – спросила я нейтрально, стараясь оттянуть время.

    – Четыре часа, – ядовито сообщил он. – Четыре часа вас не было в общем доступе! Как объясните?

    – Никак, – лучезарно улыбнулась я. – Я не нанимала вас в охрану.

    – Вы – ру-ко-во-ди-тель экспедиции, вы всегда должны быть в открытом доступе. Каждую минуту и каждый час.

   Можно было тихонько выдохнуть, Илув, похоже, никому ничего не рассказал, самонадеянно решив, что справится со мной сам, в одно рыло. Никакой дисциплины у коллег из Малариса, безобразие. Пережитое напряжение начало плющить меня в сарказм. И как бы язык свой змеиный придержать на поводке, к чему мне лишние проблемы с Баверношем...

   Впрочем, наша безопасность и так смотрит на меня как на жидкую лужицу застоявшейся коричневой органики. Что я нового сюда добавлю?

    – Простите меня великодушно, – сказала я, покаянно разводя ладони. – Была с мужчиной, не хотела, чтобы меня беспокоили.

    – У вас нет мужчины, – указал Бавернош, сверля меня своими синими гляделками.

   Будь в его глазах дезинтегратор, я бы развеялась в воздухе облачком атомов, навроде того, в какой совсем недавно превратился несчастный Илув. хорошо, что подобную штуку невозможно имплантировать. С ней только родиться, а потом оттачивать подарок генетиков у лучших тренеров нашей Службы... плазму им в нос. Учат-то на пределе. Так, что треть новичков дохнет на первых же отборочных испытаниях. Естественные потери...

    – «Бюро удовольствий», муж на час, – объяснила я свою недавнюю четырёхчасовую недоступность.

   Не про Илува же было мне рассказывать! И времени на более тщательное продумывание объяснения не было ни секунды. Вцепилась в то, что первым в голову пришло.

    – Что, ни разу не пользовались?

    – Никогда, – лязгнул он челюстью, а вокруг похолодало градусов так на десять.

    – Зря, – пожала я плечами и предположила в порыве вдохновения: – А вы, случаем, не девственник, а? Бывает у военных, говорят. Сублимируют сексуальное желание в... пушки.

   Пушка у Баверноша была при себе, причём не одна. Эти ребята без оружия в принципе не ходят никуда. Даже бестолковые гражданские, дохлой мухи не способные прихлопнуть, всё равно таскают на поясе нож или лёгкий мини-плазмоган в кобуре на предплечье. Знак статуса, что вы хотите. Легче без головы остаться, чем без оружия.

   Бавернош сложил руки на груди и улыбнулся так ласково, что сразу же захотелось сбежать от него в противоракетный бункер с многослойной бронёй толщиной в километр.

    – Человек... – выдал он с непередаваемым презрением в голосе. – Мозги в трусах. Срок вылета сдвинулся. Отсчёт восьмичасовой готовности пошёл, – он демонстративно кинул в пространство над столиком голографическое табло настроенных на местное время часов, – ровно четыре с половиной часа назад. В следующий раз, будьте уверены, я позволю вам опоздать, получить астрономический счёт за задержку вылета и опозориться перед командой и вашими же собственными студентами полностью, с головы до пяток.

    – Договорились, – согласилась я.

   Бавернош поднялся и пошёл прочь, не оглядываясь. Делать нечего, пришлось бежать следом. На каждый его шаг я делала два своих. Скорчить рожу ему в спину я не могла, не солидно как-то получилось бы. Поэтому заложила руки за спину и перешла на маленький шаг, как будто щиколотки сжимали магнитные браслеты, не дающие пленнику идти свободно.

   Конечно, для полноты картины за моей спиной должны были вышагивать двое или трое приятелей Баверноша его же расы, держать меня на прицеле и вообще, присматривать. Но и без них получилось отлично. На нас оглядывались. А сам Бавернош догадался оглянуться только в ангаре.

   Я улыбнулась ему и заложила руки за голову, с удовольствием отмечая, как мой недруг лопается от бешенства.

   На самом деле, всё, чего сейчас я хотела, это упасть в противоперегрузочную капсулу, которая полагалась каждому пассажиру в момент старта и маневров в пространстве возле малой пересадочной станции, и провалиться в сон. Каждый шаг давался мне всё труднее и труднее, каждый шаг мог стать последним. Паранормальный минимум штука такая. Косит с ног не хуже плазмы в лоб. С той только разницей, что после плазмы ты в себя уже не придёшь, как ни старайся, а минимум после хорошего восьмичасового сна заканчивается.

   Но мне нельзя было показать Баверношу, насколько я вымотана. Подобное опустошение не спишешь на бурный секс с мужчиной по вызову, оно непременно породит вопросы у представителя расы, славящейся своим врождённым любопытством. Поэтому я валяла лютую дуру, а Бавернош вёлся, не умея распознать истинную причину. Любви ко мне после такой выходки у него не прибавилось, это верно. Но и вопросов не возникло.

   А за кого после всего этого он меня теперь держит, мне наплевать.

   Потом ещё пришлось сказать напутственную речь студентам, положенную руководителю перед стартом. И ответить на вызов доктора Кармальского, стандартно желавшего удачи каждому стартующему кораблю и его начальнику. Оправдываться и извиняться за опоздание. Смиренно проглотить выволочку и штраф. Заодно уж доложить о ликвидации Илува... языком непринуждённых жестов. Со стороны могло бы показаться, что я поправляю причёску там. Или изящно зеваю, прикрывая рот и оправдываясь усталостью.

   Всё, что надо, Кармальский из общения со мной выцепил. Остался доволен, ещё бы! Илув у нас проходил под грифом «живым не брать». Исключительно опасная зараза, не стоящая возни и жертв.

   В конце концов, пытка закончилась, и я с наслаждением вытянулась в своей капсуле. Сейчас усну. Прямо сейчас. Провалюсь в глубокий сон и очнусь уже совсем в другой планетарной локали, внутрь которой наш корабль даже не зайдёт, заберёт всё, что нужно, с периферийной пересадочной станции...

   Сон обрушился на сознание неодолимым прессом.

   Впереди ждала Фиолента.

ГЛАВА 2

Ночное небо Фиоленты перечёркнуто крест-накрест звёздным рукавом нашей Галактики и собственным кольцом. Здесь в тёмное время суток практически не бывает мрака. Всё залито серебристым, золотым и синим призрачным сиянием. И тепло, со Старой Террой не сравнить. Никакого снега, никакой метели, тихий прозрачный летний туман над научной базой и раскопом.

   Нивикийский город, давным-давно оставленный обитателями, за тьму веков скрыли холмы, на первый взгляд ничем не примечательные. Но во время боевых действий макушку одного из холмов вывернуло наизнанку. Тогда-то и обнаружились артефакты древней цивилизации. Начали копать – вскрыли город.

   Работы здесь – просто зубы болят, сколько. А до чего-то интересного – например, чаши озера, на котором стояли Врата, пока ещё не дошли. Город преподнёс нам сюрприз: выстроен по плану, заметно отличающемуся от планов других, известных нам, городов нивикийской эпохи.

   Поэтому орудовать приходится очень осторожно. С минимальными, значит, разрушениями.

    – Не спится?

   Что ж, обзорную галерею Опорной Базы я не покупала. Почему бы и Мризу Баверношу не прогуляться по ней в полночь.

    – Как видите, – ответила я. – Мне не спится.

   Я к нему лишний раз старалась не обращаться. С огромным удовольствием вообще бы в глаза не видела. Но не та у меня должность, увы.

    – Вы пренебрегаете физической подготовкой, Зимина, – сказал он сердито. – Не вижу вас в тренировочной зоне никогда.

   Ещё одна его бесящая фишка, обращение по фамилии. Ни тебе «госпожа» никогда не скажет, ни по должности. Не простил моего кривляния под задержанную тогда, в ангаре космопорта Селеналэнда. Допустим, я бы тоже не простила, но чтобы так уж явно...

    – Дел, – ответила я, – много.

   К тому же тренировочная зона практически всегда занята если не студентами, то гавриками самого Баверноша, вместе с ним включительно. А торчать на глазах у этого типа в спортивном облегающем костюмчике – маечка да шортики – мне не очень-то хочется.

   Видите ли, моё тело далеко от совершенства. Никаких бугров мышц, свойственных выпускникам Альфа-Геспина. С такой мускулатурой на нашу Службу не берут: дня на секретном задании агент не продержится. Военная подготовка светит, что твой термоядерный взрыв, издалека.

   Искусство качать мышцы так, чтобы они не распирали одежду, особый вид спортивных пыток. Так что я внешне – обычная женщина среднего возраста, любящая вкусно поесть и не очень уважающая физподготовку, из-за чего у меня неидеальная форма живота и всего остального вообще. И показываться перед одной там нелюдью в спортивном облегающем костюме я не хочу.

    – В бою от вас толку будет немного, – со вселенской скорбью в голосе сообщает Бавернош. – Жаль.

    – Я руководитель, а не пушечное мясо, – возвращаю ему любезность. – Для драк и пострельбушек из плазмоганов у меня есть вы.

    – Удивляет ваше пренебрежение. Вы ведь пирокинетик, а пирокинетики все – военнообязанные. Значит, как минимум двадцать лет назад вы воевали. А выглядите как...

    – Как гражданская свинья, понимаю, – любезно подсказываю ему. – Ну, извините. Что поделаешь, с моим индексом Гаманина на Альфа-Геспин меня не взяли. Так что воевала я, можно сказать, в тылу, начальником службы снабжения. Что поделаешь, организаторский талант не менее важен, чем умение бить на поражение всё, что шевелится.

   Никак не выдаю себя подобными подробностями. Это всё есть в открытом доступе, плюс Бавернош получил моё досье, где рассказано чуть больше, чем в профиле на федеральном ГосИнформе.

    – Ваш человеческий юмор, – с неудовольствием высказывается Бавернош. – Не могу понять, вы жалуетесь или вы хвастаетесь?

    – Я, – снисходительно отвечаю, – сообщаю вам факты. Я хороший организатор и управленец, это – факт . Вот, к примеру, мне не нравится небо. Вам небо нравится, скажите, пожалуйста?

   Он косит глазом на небо, пожимает плечами:

    – Небо как небо...

    – Небо без защитной орбитальной станции Земной Федерации типа «Аметист», – сообщаю глубокомысленно. – Ваши ведь не разрешили привести такую станцию сюда. А без «Аметиста» как-то неуютно, согласитесь.

    – Чем это неуютно? – бурчит он. – Видал я ваши «Аметисты». Дрянь.

    – Понимаю, сочувствую. А у вас сейчас в непосредственном подчинении сколько кораблей? Восемь?

    – Вы прекрасно знаете, сколько. Потому что если вдруг не знаете, то не такой уж вы хороший руководитель, как хвастаетесь.

    – Ага, угу. А вы хотя бы один из них отправили на орбиту? Ну, так, для порядка... Чтоб пространство сканировал на всякий случай.

   По глазам вижу – нет ничего у нас на орбите. Сидим на поверхности полным составом все. И, скажите мне, пожалуйста, Бавернош действительно не подумал, что прямо-таки кричит о его «профессионализме», или намеренно допустил подобный промах?

   Этот народ ради своего любопытства способен голову в коллапсар засунуть, в момент активации, чтобы поглядеть своими глазами, что там творится. А вот как оттуда назад выбираться, они редко думают заранее. То есть, я хочу сказать, оставить орбиту пустой просто ради того, чтобы проанализировать мою реакцию на подобное вопиющее безобразие, Бавернош вполне себе мог. Рискованно? А кто не рискует, тот проваливает задание.

    – Бедных археологов каждый обидеть норовит, – говорю я. – Отправьте корабль на орбиту дежурить. Хотя я предпочла бы вызвать сюда парочку «Аметистов».

    – Два-то зачем? – холодно интересуется Бавернош.

    – Чтоб спалось спокойнее, – объясняю я. – Вам в голову не приходило, что кто-то может захотеть вас подставить? Обобрать доверенную вам археологическую экспедицию, а то и перебить, а вас оставить в живых. Чтоб вся Галактика узнала, кто такие Бавенрао и чего стоит их профессиональная военная деятельность. Вы, конечно, застрелитесь, не снеся позора, но вашей-то семье в целом это мало чем поможет.

   Смотрит на меня, морщит лоб. Очень хочет перейти на обсценную речь, но воспитание не позволяет. А зря, я бы послушала, может, пару-тройку новых слов узнала бы.

    – Откуда у вас такие извращённые фантазии, Зимина? – спрашивает неприятным голосом.

    – Шпионские развлекалки, – ответ у меня заготовлен заранее. – Захватила с собой всё, выпущенное за последние два года, чтобы не скучать. «Девочка-хана», в частности, там восемь сезонов. Я пока только первый смотрю. Понимаете, там главная героиня – спецагент оперативного отдела Альфа-Геспина, и ей нужно предотвратить войну между двумя могущественными расами. Ситуация типа нашей...

    – Тоже археологи на необитаемой планете?

    – Нет, фермеры. Первая волна колонизации, на орбите бардак, а злые силы реваншистов жаждут развязать бойню, в которую будет втянута вся Галактика.

    – Никогда бы не подумал, что вы способны смотреть подобную чушь, рассчитанную на подростков, – бурчит он, внимательно меня рассматривая.

   Осторожнее, Сандра. Не перебарщивай с сарказмом. Развлекалка про девочку-хану, конечно, у тебя на флэш-кубе есть, и ты её в самое ближайшее время посмотришь. Ах, дела у тебя? Самадуравиновата, на кой пёс тебе понадобилось вообще разговор в эту чёрную дыру уводить. Но, с другой стороны, как ещё показать обывателя? Да, воевавшего когда-то начальником снабжения, но – обывателя. Археолога, годами торчащего в дальних экспедициях. Знающего о спецслужбах исключительно по шпионским развлекательным сериалам.

    – А может быть, я так и не выросла, Бавернош, – говорю тихо. – Может, тот подросток, которым я была, не сгорел на войне окончательно, а проспал под пеплом пару десятков лет и сейчас вдруг вылез наружу. И ему, точнее ей, очень хочется смотреть развлекалки про то, какие крутые наши и какие плохие да глупые ваши. В свободное, разумеется, время. А теперь скажите, что я – дура, у вас на языке же вертится, вижу. Сделайте себе подарок.

   Он медленно сводит кончики пальцев, явно считает про себя. От десяти к нулю или от ста к нулю? Похоже, второй вариант. Я не даю ему досчитать:

    – И отправьте уже корабль на орбиту, чёрные дыры вас разорви! Иначе всё-таки сделаю запрос на прибытие «Аметиста». И буду орать, пока не уступят.

   На этой милой нотке поворачиваюсь спиной и ухожу с обзорной площадки. Бавернош смотрит мне вслед и матерится, но молча, про себя. Раунд за мной? Похоже, что да.

   Защитная станция «Аметист» братьям нашим по разуму активно не нравится, потому что, находясь на орбите планеты, способна натворить немало дел. Чтобы подавить её огневую мощь, необходимо несколько полноценных пилотажных звеньев от двух-трёх несущих кораблей. И без жертв не обойдётся. Да и планету серьёзно задеть во время боя – как два пальца об астероид. Голубой ряд вроде Фиоленты стараются всё-таки беречь...

   Я спустилась вниз и прошлась по базе, отмечая, где порядок, а где бардак. Бардак нашёлся в студенческом секторе, разумеется, где же ещё-то. Нарушение режима труда и отдыха и – первая драка.

   Двое парней отчаянно мутузили друг друга, а девы выстроились вокруг и подбадривали гладиаторов визгом и пожеланиями в стиле «так его!» «вломи ему!» «не будь импотентом!»

   Бестолковые придурки, так ведь и покалечить друг друга недолго. Хотя один вроде как в драку немного умеет и противника слегка бережёт. Не хочется отвечать за сломанную конечность и вывихнутую челюсть, понимаю. Синяки же считать никто не будет, особенно если они не угрожают жизни.

   Девчонки вдруг заметили меня и начали замолкать. Через минуту стояла уже тишина, только злобные вскрики драчунов нарушали её. Я ещё полюбовалась на них с минуту, а потом гаркнула:

    – Ат-ставить вольную борьбу!

    – Дэн, начальство! – взвизгнула одна из девочек, но толку.

   Я пошла вперёд, надевая на руку огненную перчатку. Приём простейший, все пирокинетики владеют.

    – Прекратить. Встать смирно.

   Огонь вразумил. Огонь вообще способствует пробуждению остатков разума. Если, конечно, разум есть. А то не всегда этакое счастье у оппонента имеется.

    – В чём дело? – спрашиваю у парней. – Девушку не поделили?

   Зыркают друг на друга злобно, сопят, молчат. Точно, распря на любовной почве.

    – А чем это от вас так пахнет, мои дорогие? – ласково интересуюсь у них. – Неужели цветами?

   Краем глаза замечаю движение: некоторые девы стараются тихонько раствориться в ночных сумерках.

    – Стоять, – командую, не оборачиваясь. – Ближайший шаттл на орбиту – через полгода, так что смыться не получится. Из-под земли достану.

   Из экспедиции в экспедицию одно и то же. Студенческие гормоны протестуют против размеренного, монотонного и, главное, здорового образа жизни. Хочется веселья, куража и девичьего/юношеского восхищения. А как всё это обеспечить без подручных веселящих средств? Этанола, травки, наркотиков посложнее. Каждый раз, – каждый! – на базу просачивается смердящий кусок дерьма с запасом всякой дряни, а то и не один. И вместо чистой науки возишься с ублюдком, разыскиваешь его заначки, организовываешь ему персональную камеру, составляешь режим каторжных работ...

   Ради одного носителя разума в наши епеня никто полицейский корабль гонять не будет. Сами, всё сами. На раскопах сфера применения тяжёлого физического труда обширна и неисчерпаема, так что скучать и отлынивать от дела арестант не сможет. Но как же противно всем этим заниматься, кто бы знал!

   Обвожу взглядом удава трезвеющие на глазах лица:

    – И какая же сволочь протащила на научную базу «бородатого»?

   Так они и признались, сразу же, причём все. За распространение наркоты прилетит ведь очень серьёзно. А если притвориться веником, то вдруг мимо пронесёт. Это ведь лишь толкать бухло изголодавшимся по впечатлениям дурням весело, а вот отвечать перед законом – уже не так радостно.

   В общем, дивная летняя ночь превратилась в мерзкий, гнусный, тошнотворный скандал с привлечением врачей-телепатов из медцентра. Наркотик был опознан: эйфориак. У расы нашей дорогой безопасности это вещество подаётся молодожёнам как свадебный напиток и способствует брачному союзу. Особенно если молодожёны из правильных старших семей и друг друга ненавидят по всем канонам любовных развлекалок в стиле клановых войн, а дитя во имя семейного союза произвести на свет как-то всё-таки надо.

   На остальные расы действует примерно так же: спускает с тормозов основной инстинкт. Парочки – и не только парочки, там уж как личные предпочтения вывезут, – уединяются, а наутро головы трещат, и хочется сдохнуть. Вместо того, чтобы на раскопе вкалывать.

   Самая дрянь в том, что эйфориак вызывает сильное привыкание. Проще говоря, без него не стоит. Вообще. Ощущения не те. Значит, что? Правильно, новая доза. Больше предыдущей. И, спрашивается, на какого такого трёпаного демона вселенной мне вот это всё в экспедиции нужно?!

   Сказать, что я была зла, значило ничего не сказать. Я осатанела! И когда Бавернош притащил ко мне ублюдка, готова была его убить на месте. Что убить, растерзать на клочки!

   Выглядел он отвратительно. С подбитым глазом и шоулемом на шее, ещё бы. Я невольно потёрла собственную шею, и Бавернош увидел, чёрт глазастый. Шоулем – браслет повиновения или, как его предпочитают называть создатели, контроль агрессивности. Обычно его цепляют на запястья, типа наручников. Но могут и на шею, как дикому опасному животному, которое нельзя пускать на мясо, но и терпеть его взбрыки тоже ни к чему. Выглядит эта штучка изящно: зеленовато-сиреневые округлые камушки, словно нанизанные на невидимую нить. Никакой нити там нет, их держит вместе силовое поле.

   С таким украшением невероятно трудно справиться, это я вам как профессионал говорю. Там, внутри, всё, что нужно для счастья пленного. Следящий маяк, средство ограничения движений, электрошокер, невроиндуктор, несколько порций правдоруба, чтоб уже наверняка язык завертелся со скоростью промышленного вентилятора.

    – Ну, что, друг мой, – сказала я, – сразу про подельников расскажешь или чуть погодя?

    – Я – гражданин Федерации, – злобно огрызнулся тот. – Не имеете права натравливать на меня всяких шароглазых!

   Бавернош медленно сложил руки на груди и свирепо улыбнулся, но промолчал. Они ненавидят, когда их зовут шароглазыми, это примерно как гентбарца обозвать человеком, результат тот же: лютое бешенство.

    – С командой уважаемого господина Баверноша у нас контракт на оказание услуг в сфере безопасности, – объяснила я. – А вот контракта на поставку наркоты я что-то не припомню.

    – Спросите у этого позора своей семьи, какой глаз у него лишний, левый или правый, – невозмутимо попросил Бавернош. – Выколю быстро, без лишних мучений.

    – Зачем выкалывать, – кровожадно отозвалась я, поджигая на пальце огонь. – Лучше выжечь. Крови меньше, стерильность опять же.

    – Разве здесь это стерильность, – поддержал нас врач. – Вот у меня в операционной, вот где стерильность. Проведём ампутацию по всем правилам, и даже под наркозом.

   С нашим врачом я летала уже не в первую экспедицию, мне нравился его чёрный медицинский юмор. Вторая ступень второго телепатического ранга, опять же, позволяла отбрехиваться от других представителей инфосферы: мол, есть у нас уже один высший, больше не надо.

   Чужих я не любила. С ними же общаться надо! Наводить мосты. А вдруг не сойдёмся характерами? И торчать тогда на виду друг у друга полгода минимум, а там как пойдёт. На планетах обычно почти всегда застреваешь дольше расчётного периода.

    – Вы сумасшедшие! – заорал пойманный. – Да вы все головой ёкнулись! Вы уроды! Придурки! Ваша взяла! Не знаю! Не знаю я ничего! Сам вёз! Сам, для себя!

    – Ну, и жрал бы себе в одно рыло, – заметила я. – Зачем остальных с пути истинного сбил.

   Опустил голову. Выдавил трудное:

    – Повеселиться захотелось...

    – Будет тебе веселье, – пообещала я. – Каторжные работы: чистка канализационных фильтров. До конца миссии! Но для начала расскажешь нам, где спрятаны запасы, как провёз, кто помог обмануть систему контроля...

   Запасы мы изъяли и уничтожили. Показательно, на глазах у провинившихся. Объявили приговор, график штрафных работ и всё такое. Но распространитель наркотика так и не сказал ничего о своих подельниках, настаивал упорно на том, что сам, всё сам, только сам!

    – Боится, – сказал врач в приватном разговоре. – Но я не смог пробиться сквозь его страх. Вообще понять не смог: то ли это естественный страх перед тем, кто запугал его, то ли барьер, нарочно выставленный на случай первичного телепатического допроса...

    – А вы не можете провести более глубокий ментальный скан? – спросил Бавернош.

    – Не имею права, – посуровел врач. – Здесь ведь не убийство, а всего лишь наркотик...

    – Всего лишь, – взбеленилась я. – Всего лишь наркотик! Но вы же прекрасно сами знаете, что такое наркотик в полевых условиях. Да ещё эйфориак!

    – Передадим его федеральному следственному комитету, там с ним будут работать по всем правилам. А я – не вправе, прошу меня простить великодушно. Полицейский катер прибудет за арестованным через семнадцать дней. Это всё, чего я смог добиться...

    – Гнилое человеческое соплежуйство по отношению к преступившему закон, – злобно прокомментировал слова врача Бавернош.

    – А что бы сделали вы? – спросила я. – Будь он кем-то из ваших?

    – Повесил бы! – свирепо заявил он.

    – Радикальненько, – покивала я. – Но вряд ли разумно. За ним явно кто-то стоит. Хорошо бы взять за глотку и его тоже. Но если повесите исполнителя, то не получится.

    – Я бы разговорил его. Методикой владею.

    – Даже не сомневаюсь, – я снова потёрла шею.

   Знала я эту его методику. На собственной шкуре испытала, причём не один раз. Дрянь.

    – Пытки вне закона, Бавернош. Так что никакой мне тут самодеятельности. Обойдёмся без калечащих методов воздействия...

   Он со мной не согласился. Но предпочёл промолчать. Пытать арестованного без моего приказа Бавернош не будет, уверена. А я ему такого приказа не отдам.

   Экспедиции по затерянным необитаемым планетам – скучная рутина, говорите? Кому скучная, тому скучная, я бы сказала. Лично у меня без приключений не обходится. Весь вопрос в масштабе этих самых приключений. Мелкий наркоторговец, работающий исключительно на себя, или шестерёнка большого преступного синдиката? Хороший вопрос.

    – Смотрите, Зимина, – вдруг сказал Бавернош. – Рассвет...

   Над холмами разливалось жемчужно-опаловое сияние нового дня. Особенность Фиоленты, за что планета и получила своё название, собственно, – это фиолетовый окрас всех цветов у растений. От тёмно-фиолетового, почти чёрного, до светлого, почти белого. В летний период здесь цветёт всё, что может.

   Какая-то взвесь в воздухе. Смесь пыльцы растений и микроорганизмов. Летом она окрашивает небо в насыщенный фиолетовый цвет. Всё вокруг выглядит так, будто на окружающую реальность наложили фиолетовый фильтр. И когда над фиолетовыми холмами встаёт точка фиолетового солнца...

    – А вы умеете видеть красоту, Зимина, – задумчиво выговорил Бавернош. – Немного странно для вашего возраста и статуса...

   Я вновь поймала на себе его ледяной изучающий взгляд. Ощутила себя бактерией под микроскопом. Очень неприятное чувство, хуже точки лазерного прицела между лопаток, которая возникала от покойного Илува.

    – А для такого головореза, как вы, то же самое разве не странно? – спросила я.

    – Моя мама была гравером, – он так и сказал, «мама». – Она создавала сады иллюзий... Это когда делаешь особые насечки на камнях и располагаешь камни в определённой последовательности. Сочетание естественных, природных материалов и оптической иллюзии, и всё без дополнительной энергии. Очень красиво. Я запомнил. Её работы до сих пор пользуются успехом...

   Я отметила слово «была». Восхитилась: вот же сволочь, пытается навесить на меня вину. Пришли злобные федералы и спалили родную хату. А кто первым начал, если исторические факты поднять?!

    – Вы так уверены в том, что моё личное кладбище меньше вашего, – медленно произнесла я. – Или что его не существует вовсе. Но вы же смотрели мой профиль на ГосИнформе. Не говоря уже о более подробном досье, которое, уверена, вам на меня передали ваши спецы. Вот зачем ковырять прутиком старые раны, а?

    – То есть, вы не хотите предъявлять встречный счёт? – с искренним любопытством спросил он. – Почему? Это же логично.

   Загнал в угол. Красиво. Что бы я ни сказала, как бы ни ответила, моя реакция – до последнего взмаха ресницами или там дрожи в пальцах! – будет отпрепарирована и разложена по полочкам. Любопытник гребаный. Как все они.

    – А смысл? – спросила я. – Война окончилась двадцать лет назад...

    – И вы тут же поспешили забыть своих павших. Как это характерно для всех беспамятных рас! Живёте моментом.

    – А вы вообще не живёте, – спокойно сказала я. – Наследственная память, которой вы так кичитесь, не даёт вам дышать нормально. Не думаю, что вашей маме, будь она жива, приятно было бы узнать, что она стала разменной монетой в пустом споре с какой-то там беспамятной.

   Бавернош промолчал. Ага, возразить нечего! Сам напросился.

    – Наши павшие с нами. Гентбарцы, алаурахо, тайроны, люди, – все, кто не дожил до победы тогда. Раз в год на всём пространстве Федерации горит поминальный огонь в их честь. Никто не забыт. Ничто не забыто. Ваши родные – лишь капля в этом океане скорби. Такой встречный счёт вас устраивает?

    – Не совсем, – медленно выговорил он, но я не дала ему развить тему:

    – Давайте оставим всё это дипломированным ксенологам, специалистам по межрасовому взаимодействию. Вы тут за безопасность отвечаете, вот и занимайтесь своими прямыми обязанностями. А у меня своя работа есть. И контракт на внеплановый вынос мозга в неё не входит.

   Вдобавок, голова ещё болит, из-за бессонной ночи. Но про голову я ничего не сказала.

    – Как скажете, – с явным неудовольствием сказал он.

   Развернулся и ушел, а я долго ещё смотрела ему, уходящему, в спину. Бесишь ты меня, шароглазый, вот что. Как-то неправильно бесишь. Трудновато сдерживаться... или квалификацию потеряла? Беда, если так.

***

На раскопе обнаружилась первая значительная находка: гигантский барельеф во славу анмиваса, то есть, правителя планеты, Кашуурувийка Справедливого. Нивикийцы с правильным уважением относились к культу личности, обожествляя своих правителей. Циклопического размера памятники при таком мировоззрении просто неизбежная деталь любого города.

   И на нашей арке этот самый Справедливый, Отец Народа, Сын Солнца и прочая, прочая, по замыслу должен был надменно взирать на смертных с громадной высоты. Но тысячи веков утопили арку в земле, и теперь уже простые смертные смотрели на солнечного потомка сверху вниз. Дерзость неслыханная, что и говорить!

   По правую руку правителя стоял его военный советник в огненном доспехе, а по левую – зияла дыра. С дырой разберёмся, когда прилетело, десять тысяч лет назад или двадцать. А вот военный советник оказался занимательной фигурой.

   Доспехи. Огонь. Стойка, как у десантника-пирокинетика с Альфа-Геспина. Вообще, конечно, трудно выдумать что-то принципиально новое в драке, если ты гуманоид. А нивикийцы гуманоиды как раз, несмотря на происхождение от копытных хищников.

   Надпись, искусно сплетённая из язычков огня – Стерегущий. Тут же фигурка ящероголовой собаки, единый для всех нивикийцев символ военной силы. В общем, надо аккуратно копать дальше, имя будет внизу, под фигурой. Только у правителей имена гравировали над головой, все остальные такой чести не удостаивались.

   Кашуурувийк, значит, Справедливый. Попробуем определить точное время правления, исходя из уже накопленных архивов по Нивикии. Вдруг этот тип прославился на всю империю, а не только в одном-единственном, вверенном ему, мире...

   Я не знаю, зачем прикоснулась к древнему камню ладонью. Как будто толкнуло что-то. Нет, не телепатическое воздействие, подобному я противостоять умею хорошо. Что-то другое. Как будто находка не была мне чужой. Странное эхо паранормального узнавания овладело мною и спутало мысли: я уже видела нечто подобное раньше, прикасалась, осязала и – оставила след.

   Когда, как, какой след, впервые в жизни вижу, здесь и сейчас!

   Пальцы сами прошлись по искусно высеченным язычкам пламени над головой советника. Коснулись ящероголового пса. И тот вдруг вспыхнул живым огнём! Я не успела отдёрнуть ладонь: пламя охватило кисть, тело обдало запредельным жаром и в ту же секунду всё схлынуло, лишь на ладони остался, стремительно угасая, багровый контур, как ожог.

   А над головой советника уже не было никакой ящероголовой собаки, только выемка, в которой находилась фигурка.

   Твою мать, этого ещё только не хватало! Я обернулась, не заметил ли кто? Никто ничего не заметил, никто в мою сторону не смотрел. Да, но записи! Нужно срочно просмотреть записи! Прежде, чем идти сдаваться в карантинный блок медцентра, нужно срочно просмотреть записи, чтобы понять, что же сейчас произошло.

    Я поднесла к лицу ладонь. Никакого огненного контура, ничего. Проклятая собака растворилась бесследно, как и не было её никогда. Может, её уничтожила моя паранорма?

   Я вывела на экран личного терминала записи видеонаблюдения. Как руководитель экспедиции я имела доступ к данной информации. Более того, я позаботилась о самом полном доступе, не зависимом от Баверноша с компанией. Нечего ему знать, что я сейчас смотрю и как.

   Мы имеем дело с древней воинственной цивилизацией, оставившей после себя немало артефактов разной степени опасности. Наткнуться можно на что угодно когда угодно. Хорошо бы на библиотеку или, на худой конец, разрисованную всякой похабщиной стенку общественной уборной, но бывает, что и наоборот!

   Оружие. Индивидуального или массового поражения. В пределах планеты или в масштабах всей локали. Гравитационные коллапсары блуждающие – такая дрянь, при одной мысли о которой начинает холодеть в затылке. Баек о них достаточно в Галактике ходит, но наша Служба хранит документальные кадры о реальных объектах такого рода. Ничего хорошего в них нет, и никогда не было.

   Правда, по-настоящему опасные штучки нивикийцы всегда помечали знаком разгневанного солнца, то есть, если подходить к работе с умом, то можно было проявить осторожность и избежать беды. На арке с правителем и его военным советником бешеного солнца не было.

   Что ничего ещё не значило: знак мог находиться внизу. Под землёй.

   Так, Сандра, отставить панику!

   Записи не показали ни-че-го. Да, я увидела, как я касаюсь пальцами стены. Но – пустой выемки. Никакой, мать его, ящероголовой собаки в стене не было. Судя по состоянию камня – с характерными трещинами и щербинками, с набившийся в эти щербины и трещины землёй – ничего там не было никогда. Галлюцинация? Ага, уже.

   Я снова посмотрела на свою ладонь.

   Ничего.

   Что бы ни атаковало меня недавно, моя паранорма уничтожила это.

   Для очистки совести я всё-таки отправилась в медблок и заставила врача провести полную диагностику.

    – Паранойя разгулялась? – хмыкнул он. – Недавно же полный осмотр проводил.

    – Считайте, что так, – не стала я спорить. – Есть какие-то изменения?

    – Всё в пределах нормы. Разве что активность пиронейронной сети слегка повышена, но опять же, не критически... Напомните, какой у вас индекс Гаманина?

    – Слишком страшный, чтобы говорить о нём вслух, – мрачно сообщила я чистую правду. – Посмотрите в моём медицинском профиле...

   Правду говорить всегда полезно. Опытный телепат способен воспринять ту крохотную паузу, которая всегда вклинивается между мысленной правдой и выдаваемой на язык ложью, и насторожиться. Но если не давать повода, то всё походит как по маслу. Большинство пирокинетиков с низким индексом Гаманина стесняются своей, как они считают, ущербности... очевидный и всем известный факт. Поймать под ним второе дно способен не всякий.

    – Огненную ладонь покажите, сделаем замеры.

   Я показала. Замеры не выявили ничего особенного. Огонь как огонь, стандартный для любого пирокинетика.

    – Что вы ожидали увидеть, не пойму, – озадачился доктор. – Ну, не спектр же излучения коллапсара! Или там, кварковой бомбы.

    – А их точно нет? Этих самых спектров.

   Врач сделал сердитое лицо:

    – Пошутил я. Не бывает живых коллапсаров, даже среди ваших собратьев по паранорме, Александра Олеговна! Но вы явно чем-то встревожены. Может быть, предложить вам курс успокоительного?

    – Не надо, спасибо, – отказалась я. – Пройдёт само. В новом мире всегда так. Да ещё торговец наркотой этот, чтоб его разорвало на полосочки...

   Мы со вкусом обсудили, куда следует отправлять распространителей любой дури: в миры фронтира, к фермерам, в качестве пожизненного разнорабочего. Труд на природе, лопата, тачка, свободное от работы время остаётся только на еду и сон, романтика.

   Вечером я вернулась к арке. На то, чтобы раскопать её до основания потребуется не один день, так что остатками верхней части пока ещё можно было любоваться, не рискуя свернуть себе шею при вдумчивом просмотре снизу вверх. Колоссальное, циклопическое сооружение, в духе поздней Нивикии.

   Поздней потому, что Кашуурувийк Справедливый правил в последние столетия древней империи. О нём нашлись сведения, скупые, но наши учёные радовались и таким: удалось точно идентифицировать время его правления.

   Одиннадцать тысяч двести сорок два года тому назад юный владыка занял место своего отца, павшего в результате государственного переворота. И правил после этого сто четыре года. Совершенно уникальный срок, никакой другой владетель ни до него, ни после, ни в других мирах не мог похвастаться чем-то подобным. Может, потому, что его поддерживали храмовники-огневики, как знать. С религией у нивикийцев был полный порядок: возбухаешь против политики храмов – гори огнём.

   Такая странная смесь науки и мифического сознания.

   Множество письменных источников. Богатые библиотеки, включавшие в себя всё: от мемуаров военачальников до сравнительной анатомии, от шедевров любовной поэзии до детских прописей.

   Смерть настигла их мгновенно. Всю расу, от стариков до новорождённых. Во всех мирах одновременно. Мы не нашли ещё ни одного скелета младше десятитысячелетнего возраста.

   Как будто что-то атаковало через все Врата сразу и убило. Но что это было? Почему они не сумели защитить себя? Что помешало им?

    – Хорошие вопросы, – сказал Бавернош, возникая рядом со мной.

   Наверное, я забылась и не заметила, как задала эти вопросы вслух. Типичное раздолбайство увлечённого своей работой учёного…

    – Вы меня преследуете? – спросила я, невольно делая шаг назад.

    – Я отвечаю за безопасность, – усмехнулся Бавернош, буравя меня своими синими гляделками. – Мне показалось странным, что руководитель экспедиции торчит на раскопе после завершения дневных работ. Решил проверить, не попали ли вы здесь в какую-нибудь беду.

    – В какую ещё беду? – раздражённо спросила я.

    А сама подумала: где же ты был раньше, недруг дорогой. Когда нужен, днём с огнём ведь не найдёшь!

    – Мало ли, – пожал он плечами. – Какая-нибудь каверна здесь обнаружится, вы провалитесь, вас засыплет... Или ещё что-нибудь.

    – Благодарю за беспокойство, – мило улыбнулась я. – А серьёзно?

   Он помолчал, подбирая слова. Я уже видела, что Бавернош пришёл сюда вовсе не за тем, чтобы ёрничать надо мной. То есть, насчёт ёрничанья за ним не задержится, конечно же. Но что-то его встревожило. Знать бы ещё, что...

    – Вы – паранормал, Зимина, – нехотя, явно делая над собой усилие, выговорил он. – Вы что-нибудь чувствуете?

    – Что именно?

    – Не знаю. Что-нибудь.

   Я медленно обвела взглядом площадку. Осветители... замершую до утра технику... передвижные сканеры... платформу с пустыми контейнерами для мелких артефактов вроде пуговиц и керамических осколков...

   За неровной линией холмов догорал розовато-рыжий закат. Тонкая вязь перистых облаков расчертила небо золотистыми когтями. К перемене погоды... скверно. Дня через три сюда может придти гроза.

   Летние грозы Фиоленты не так буйны, как ураганы Старой Терры, но приятными их не назовёшь: работы встанут на пару дней, если не больше. Надо будет сейчас же отдать приказ о приведении в полную готовность систем консервации раскопа...

   «Вики-вик, вики-вики-вик», – стрёкот местной пернатой живности в низких кустах. Такие птички с длинными клювами, ночные, питаются нектаром из гроздьев фиолетовых цветов, по ночному времени цветы кажутся чёрными, и только медоносная середина их слабо флюоресцирует зеленовато-синим колдовским огнём. Свет-то и привлекает стрекочущую мелочь.

   Небо, перечёркнутое крест-накрест собственным кольцом планеты и рукавом нашей Галактики. Десять тысяч лет, пролетевших под чужим этим небом – мгновение на часах Вечности. Тишина.

    – Так не пойдёт, – решительно заявила я. – Я должна знать, что вас так тревожит, Бавернош!

    – Вы чувствуете, – уверенно произнёс он, поднимая два пальца. – Чувствуете, Зимина! Можете мне соврать... да врите, сколько угодно и кому угодно, даже себе! Но вы чувствуете.

    – Да что я чувствую, мать вашу?! – обозлилась я. – Хватит загадок, говорите прямо!

    – Врата, – ответил Бавернош.

    – Что?..

    – Это первый нивикийский город без горы скелетов на каждой улице, Зимина, вот что.

    – И? – я всё ещё ничего не понимала, что меня здорово злило.

    – И думайте дальше сами. В конце концов, это вы здесь – учёный с научной степенью. Руководитель экспедиции. А я – всего лишь шароглазая безопасность. Могу присмотреть за тем, как вы на базу возвращаетесь, например. Чтобы шею не свернули, споткнувшись о камень.

    Взбесил, подлец. Я выдохнула, злобно улыбнулась и протянула руки:

    – Наручники у вас собой, я надеюсь?

   Он ловким жестом раскрыл браслеты шоулема. Люминесцентный свет от цветов смешался с небесным огнём и послал с кандалов в глаза острый блик призрачного огня.

    – Не вопрос, Зимина, – ухмыльнулся Бавернош. – Исполню ваш каприз в лучшем виде.

   Поганец, припомнил мне клоунаду в ангаре. Я лопнула от злости, на сжатых кулаках подгорело. В переслащённый ароматами ночных цветов воздух добавились запахи костра и озона.

    – Тьфу, – плюнула я.

    Прошла мимо Баверноша, еле сдержавшись, чтобы не толкнуть его плечом. Рыло ему начистить очень хотелось, да вот беда, нельзя. Никак нельзя. Ни с ноги, ни «горячей» ладонью оплеуху выдать, в стиле «лодочка», после которой он не сразу бы встал... Нельзя никак, одним словом. И вряд ли в обозримом будущем станет можно. Издержки профессии, твою же мать!

***

Как ни странно, о правлении Кашуурувийка Справедливого известно оказалось не очень много. Его владения либо ограничивались одним миром, Фиолентой, либо простирались в те области пространства, до которых наука ещё не добралась.

   Врата как средство коммуникации вносили изрядную путаницу: физически планетарные локали могли находиться совсем рядом друг с другом, в пределах всего одного броска через GV-туннель. А то и вовсе у одной звезды. Но принадлежали эти миры разным матавийкам.

   Матавийк – это одна государственная единица в Нивикийской империи, хотя их и империей-то назвать было сложно. Империя предполагает мощную централизацию власти, а здесь, скорее, имелся табор из матавийков, очень разных по внутренней структуре и самоорганизации. Чем-то похоже на Федерацию, и в то же время со своими особенностями. Федеральные локальные пространства включены в общую транспортную сеть, а здесь общая сеть в принципе была невозможна: Врата функционировали строго автономно. За контроль над ними периодически вспыхивали жестокие драки, ведь чем больше Врат ты держишь на своей территории, тем к большему количеству миров имеешь доступ.

   Торговля, обмен военной силой, контроль над ресурсами, союзы одних матавийков против других и вот это всё.

   Какое-то подобие единого пространства принятия решений было у храмов, но опять же, не во все миры и матавийки загребущие ручки храмовников дотягивались. Где-то их влияние было очень сильно, где-то – почти совсем умножено на ноль, где-то держался баланс. Во многих источников служителей храма называли Детьми Огненного/Горячего моря, повелителями огневихрей, подраться священники дураками не были, бойцами считались вышесредними, их откровенно боялись. Военная сила, короче. Спаянная с религией. А вот Врата они контролировали только извне.

   Запускать и, тем более, их строить, храмы не умели и не могли. Только пользовались к своему удовольствию на горе всем остальным.

   Странное, нелогичное, в чём-то даже страшное время, не хотела бы я в нём жить.

   Но что же убило их всех? И почему жителям Фиоленты удалось не умереть, но куда-то – куда? – уйти? Если бы здесь ещё была какая-то местная цивилизация, её можно было бы посчитать потомками нивикийцев, так нет же. Ни крохи разума ни в одном биологическом виде из всех, населявших планету.

   Бавернош явно что-то знает. И не говорит. Формально – не обязан, но по-человечески… господи, о чём я! Нашла человека.

   Через сутки арку, точнее, то, что от неё осталось, освободили от земли лишь на треть. Копать там ещё и копать. Со всеми предосторожностями. Но на поясе военного советника удалось прочитать имя: Сунтар Сиимай. Как всегда, в случае огненного воина, имя ничего не говорило о половой принадлежности: такое имя или вовсе кличку мог носить кто угодно. Как мужчина, так и женщина. Скорее всего, приятель правителя вообще к титульной нации не принадлежал. Бывает. Социальных барьеров в Нивикии существовало гораздо меньше, чем следовало ожидать, хотя, конечно, многое зависело от конкретного матавийка. Ну, а храмовники принимали всех. Этакие благородные защитнички обездоленных и брошенных, растившие из сирот отменных убийц.

    Да уж, вот такая у нас работа. Мало информации – плохо. По скупым сведениям целостную картину сложно, а порой и невозможно, восстановить. Много информации – опять плохо. Попробуй-ка отыскать в ворохе самых разнообразных сведений нужные!

   А потом пришла гроза, и работы пришлось временно прикрыть.

   За непогодой отлично наблюдать, сидя в глубине уютной веранды, с кофе в руке и рабочим терминалом на столе. Шум лупящего в землю проливного дождя, прохлада, свежие запахи промытого леса… Наконец-то прибило всю пыль к земле!

   Но поработать мне спокойно не дали. Экстренный вызов, взволнованный девичий голос – что там взволнованный, истошный! Так, молодёжь, как всегда, решила развлечься. Под дождём.

    – Тише! – гаркнула я. – А ну по существу!

    – Он убьёт его! Он убьёт его! Профессор Зимина! Александра Олеговна! Спасите! Помогите! Он убьёт его!

   Так. Опять любовь не поделили. Что ты будешь с ними делать… Дети.

    – Кто убьёт? Где? Говори толком, не ори!

   Где – у нас же на площади, то есть, прибежала я быстро. Кто – угадайте с одного раза. Наша шароглазая безопасность, чтоб ему провалиться сквозь планетарную кору прямо в магму. А кого – вообще слов цензурных не найти.

   Девчоночка из наших студенточек, золотистые кудряшки, тоненькая, худенькая, дунешь – улетит… Не генная модификация, натуральнорождённая. Марина Мироева, второй курс, из Селеналэнда. И заслоняет собой здоровенного бугая, судя по роже – из подчинённых Баверноша. А тот не знает, куда деваться. Перед начальством отвечать – мало хорошего, но как от себя защитницу оторвать? Не кулаком же по голове глушить. А уж позволять её обижать – тут вообще вариантов нет никаких.

   Цирк уехал, клоуны остались, называется.

    – В чём дело? – сердито спросила я, подходя ближе. – Что тут происходит?

   Ливень унялся, но с неба всё ещё капало. Тонкая блузка промокла быстро, и не в холоде дело, по моим меркам – меркам пирокинетика со Старой Терры, – это никакой не холод, это баня. Дело в том, что меня облепило мокрой тканью так, что я оказалась всё равно, что голая. И кое-кто, не буду тыкать пальцем, кто именно, начал, пользуясь моментом, на меня откровенно пялиться. А рожа, солнце разгневанное, рожа-то! Убила бы.

    – Мироева, – сказала я свирепо, – что за цирк?

    – Он его убьёт!

   Я посмотрела на Баверноша. Тот сложил руки на груди, показывая, что внимательно слушает. Выглядел внушительно, такой действительно может убить.

    – Почему ты так думаешь?

   В ответ на меня вывалился поток сознания вперемешку с рыданиями, суть которого сводилась к тому, что девица явилась к своему любимому за поцелуями именно тогда, когда тот был при исполнении. За поцелуями их обоих и застукали, как и полагается по закону подлости.

    – Марина, никто никого не убьёт, – терпеливо выговорила я. – Отпусти своего друга. Ну. Отпусти.

   На лице Баверноша прописалось чёткое: «Это я не убью?!» А я отметила, что провинившийся относится к девочке совсем уж… нежно. Как он мягко отцепил от себя её пальчики. Пригладил ей мокрые волосы ладонью. Готов. Влюбился. А любят они совсем не так, как люди. Их любовь – гранитная скала, способная стоять века. Или раздавить в один миг, если выдернуть из-под неё опору…

   Беда.

    – А теперь, Марина, ты уйдёшь отсюда.

    – Но, Александра Олеговна!

    – Не бойся. Твоего друга не убьют. Ну, может, он парочки зубов лишится, да одним глазом не всё будет видеть какое-то время… Ничего, у нас хорошие специалисты в медцентре, вылечат. А ты будешь думать другой раз, когда можно лезть с поцелуями, а когда не надо бы.

    – Но…

    – Марина, – я добавила в голос стали. – Уйди. Пожалуйста. Я прочту тебе лекцию… по межрасовому взаимодействию, но немного позже. Ступай. Или мне под арест тебя отправить? Могу.

   Душераздирающая сцена прощания. Но, в конце концов, дурёха скрылась из глаз. Недалеко, на ближайшей террасе. Стоит, трясётся, готовится в любой момент прыгнуть, чтобы грудью, значит, на амбразуру.

    – Можно мне пару слов вашему бойцу сказать? – спросила я у Баверноша.

   Тот, храня зловещее молчание, ладонью показал, мол, давай, разрешаю. Красавец. Дождь его не промочил нисколько, вот что значит молекулярная броня со встроенной опцией климатической защиты, шедевр оружейников наших заклятых друзей.

    – У наших девчонок в этом возрасте мозгов нет, одни гормоны, – сказала я. – Если уж вы связались с такой, то не поддавайтесь на эмоциональный шантаж и манипуляции. Как с ребёнком, который просит луну с неба. Понятно вам?

   Он молча кивнул. На редкость неразговорчивый тип. Хотя под взглядом Баверноша будешь тут соловьём заливаться…

    – Теперь я пойду к девочке. Смотрите, не сожрите его заживо, Бавернош. Он тут больше жертва, чем виноватый.

    – Разберёмся, – пообещали мне.

   Конечно, разбираться будут не до убийства. Но влюблённому придётся плохо, чего там. Не за связь с человеком, а за бардак на дежурстве. Что, в общем, правильно и хорошо, ибо нефиг. Вот так будешь целоваться с подружкой, а мимо враг проскользнёт, который не дремлет. И счастлив твой бог, если убьёт дурака сразу. А то бывает по всякому.

   Марину я крепко взяла за руку и отвела в автоматическую столовую, благо тут, в центре базы, их достаточно, и со свободными местами не напряг. Заставила выпить горячего чаю, себе заказала кофе. Девочка всё порывалась вскочить и бежать спасать любимого, и вообще, судя по всему, на знатный нервный срыв она себе наревела. Руки ледяные, пальцы дрожат.

   Я накрыла её ладошку своей:

    – Всё будет хорошо, Мариночка. Не плачь, не надо. Ты себе придумала чёрт знает что, сама поверила, сама испугалась…

    – Но он такой… ик… такой…

    – Страшный, – подсказала я.

    – Да!

    – Ну и пёс с ним, поверь. Не будет он убивать. Было бы из-за чего. Но ты ведь сама виновата, подруга.

    – Я-а?! – она даже реветь перестала, рот открыла от изумления.

    – Конечно. У тебя бабочки в одном месте загорелись, а у парня неприятности.

   Ой, кажется, про неприятности я зря… Опять слёзы.

    – Короче, не лезь к своему другу, когда тот занят по службе, и будет тебе счастье. Насколько это у тебя серьёзно, кстати? Не торопись с ответом. Подумай.

    – Он хороший, он замечательный, он лучше всех, я его люблюуууу! – зачастила Мироева.

    – Даже не сомневаюсь, – заверила я. – Но он другой расы…

   Она выдернула руку и подобралась вся:

    – Сейчас скажете, что я враголюбка, Александра Олеговна? Да? А знаете, а мне вот наплевать. Вот наплевать и все! Я его люблю!

   Так. Ещё веселее.

    – Кто тебе это говорил? Когда?

    Лучший способ беседы с человеком в истерике – понижая голос. Ему тогда приходится вслушиваться, а вслушиваться и одновременно продолжать истерить задача практически невыполнимая.

    – Никто, – буркнула она в ответ.

    – Вижу, – с сарказмом заметила я.

   В ответ лишь молчаливое сопение. Понимаю. Ябедничать недостойно, но и от факта ведь никуда не деться: травят. Ведь даже мне неприятно и странно понимать, что в шароглазого можно втрескаться по уши. Ладно, я воевала… видела всякое… и любовь окаянную, истинную, от которой одни проблемы, тоже… в обе стороны, между прочим. А эти сопли зелёные, студенты, войну только по информу знают да по скупым рассказам старших, у кого живы, и, конечно, все из себя герои такие могучие. Вот и катят весело по чужим чувствам танком. По тому, кто слабее.

   Ведь предъявлять подчинённому Баверноша – нужна храбрость, на которую не способен тот, кто травит девчонку, виноватую только лишь в том, что влюбилась.

    Нам тут полгода ещё быть, если не больше. Ограниченным контингентом. Давить надо травлю в зародыше, иначе полыхнёт так, что зарево до Старой Терры дойдёт на сверхсвете.

   Я активировала терминал, вывела на главный экран план базы. Связалась со службой обеспечения и велела им расконсервировать жилой модуль в секторе, противоположном. Скинула Мироевой на терминал ключ доступа.

    – В студенческий городок ты сегодня не вернёшься. Не уверена, что тебе выделят место рядом с твоим возлюбленным. Держи доступ в другой жилой блок. В секторе для семейных пар есть одиночные модули, по счастью, заняты они не все. Твои вещи туда переедут сами, не беспокойся о них. На вечерний сбор приди, пожалуйста, это важно. Тут не тебя одну, здесь вас всех, дураков, лечить нужно. Причём срочно.

    – Спасибо, Александра Олеговна, но не стоит такого беспоко…

   Марина осеклась. Я обернулась и увидела её любимого. Вроде он слегка берёг левую руку, а так никакого больше урона не замечалось. Конечно, огрёб от старшего, как у них водится, но, по всей видимости, легко отделался. Девочка тут же упорхнула к нему, повисла на шее, потом они нашли себе столик в дальнем углу…

   Я покачала головой и заказала себе ещё кофе. Молодость – великое дело. Море по колено, горы по пояс, звёзды в глазах любимого. В чём-то даже и завидно. Когда и как мы, взрослые, утрачиваем всё это? Становимся мудрыми, рассудительными, точно знающими, что к добру, а что не очень, сомневающимися…

    – Позволите? – спросил у меня Бавернош, возникая по своему обыкновению бесшумно

   Я пожала плечами. Почему нельзя, можно. Тем более, что проблема у нас сейчас нарисовалась общая, как ни крути. И эта самая проблема как раз и уходила, держась за руки, в шепчущий дождь. Мы проводили их задумчивыми взглядами.

   . Что делать будете, Бавернош? – спросила я.

    – Вы про дурня, связавшегося с человеческой девчонкой? Ничего, если его увлечение не будет мешать службе.

   Ага, что я Мироевой и говорила…

    – Ваши женщины непостоянны, как ветер. Скоро она бросит его сама.

    – Не думаю, – ответила я. – Не тот психотип. Вот такие у нас раненых из-под огня вытаскивали. И продолжали стрелять даже после того, как им оторвало ноги.

    – Война закончилась, – холодно заметил он.

   Ишь, не нравится тебе. А чего ты ждал?

    – Верно, – сказала я. – Закончилась. Но если вдруг начнётся снова, у Мироевой и тени сомнения не возникнет. Она же на вас с голыми руками едва не бросилась. И ведь бросилась бы. Слава богам Галактики, хватило ума меня позвать.

    – Всегда поражался этой безрассудности вашей, – угрюмо буркнул Бавернош. – Безоружными – против танка…

    – Иногда работало, – улыбнулась я и решила сменить тему: – Хороший кофе. Закажите себе тоже.

    – Это не кофе, – угрюмо заявил он, – это, прошу меня простить, помои.

   Я едва не поперхнулась. Оригинал! Я ведь лично проследила, чтобы служба снабжения закупила лучший кофе. Не именной сорт, конечно же, но старотерранский «горячий». Лучшее из возможного, а этот носом крутит, вы поглядите мне только. Помои!

    – Я когда-нибудь угощу вас настоящим кофе, Зимина, и вы поймёте мои чувства.

    – Ловлю вас на слове, – усмехнулась я.

   Он только кивнул. А я себе представила, как он угощает меня кофе, и вышло настолько невозможно, что словами не передать. Воображение разгулялось, так сказать. Эй, Сандра, уймись, ты таких пачками на завтрак ела, этого тебе тоже велено сожрать, переварить и удалить из организма. Кофе тебе? А с ноги да в рыло не хочешь? Вон в углу губозакатывающая машинка валяется, подбери, полезная штука.

    – Кстати, – вспомнила я, – здесь недалеко находится ваша база. Ну, как база… То, что от неё осталось. Несколько часов прямого полёта. Вы там ещё не бывали?

   О, какой взгляд! В нём всё. Даже зрачки сузились, и руку дёрнуло к кобуре, но сдержался.

    – Я был занят, если вы не заметили, – ядовито сообщил он мне.

    – Но вы планируете там побывать, причём, явно не ставя в известность меня, – покивала я. – Не надо, Бавернош. Глупая затея.

    – Угрожаете?

    – Предупреждаю. Если база получила своё в результате наземной операции – а при ударе с воздуха или с орбиты от неё ничего бы не осталось вообще, – значит, там действовал десант Альфа-Геспина. Не понимаете? «Отложенное возмездие», недруг мой. Боевой приём из арсенала пирокинетиков. Проще говоря, прикоснётесь рукой или головой там к чему-нибудь, и не спасут.

    – Откуда вы знаете об «отложенном возмездии»? – подозрительно спросил он.

   Подобрался весь, в глазах лазерный прицел появился. Вместе с срентгеновской установкой «вижу насквозь».

   Осторожнее, Сандра. По тонкому льду пошла. Но допустить к этой базе соплеменников Баверноша нельзя. Голову сломала, как с нею разобраться так, чтобы не возникло никаких подозрений. И время поджимает: будни экспедиции налажены, меры безопасности приняты, появилось свободное время. В любой момент Бавернош может туда выдвинуться. И я ему никак в этом не помешаю, чёрт возьми!

    – Да… в начале службы выпал случай познакомиться поближе, – я покрутила в воздухе пальцами. – На Ровене, может, слышали. Ваших оттуда выперли, но орбитальная инфраструктура накрылась тазиком, а мне надо было что-то делать с гражданскими, как-то их кормить и одевать, раз уж я – Служба Снабжения. И вот, за малым я сама не попала… До сих пор помню, как те двое умирали…

   «Отложенное возмездие» – штука страшная. С помощью пирокинетической паранормы в предмет, сооружение и даже человека закладывается паранормальная бомба. И она как бы заражает всё, к чему прикоснётся. Несколько дней, от суток до недели, смотря, как настроен таймер. Это очень сильно зависит от силы спецназовца, совершающего такое. А потом – тихая аннигиляция по типу «серый тлен». Объект просто и незатейливо рассыпается на атомы.

   А есть и «спящее отложенное возмездие». Когда объект стоит годами. Но стоит только его потревожить, и он взрывается по типу всё той же серой аннигиляции. То есть, тихо и неотвратимо рассыпается на атомы.

   Биологические объекты умирают мучительнее. Там в итоге тоже, конечно, одни атомы, но перед итогом – сутки-двое адовых страданий. И никто не спасёт. Мне лично случаи спасения от активированного «серого тлена» не известны.

    – Вот же вы, федералы, куски дерьма, – задумчиво сообщил Бавернош. – Только ваш извращённый человеческий разум смог додуматься до подобного!

   Всё он знал про «серый тлен». И про «отложенное возмездие» знал тоже, по глазам видно. Встречался либо сам, либо отчёты читал. Вот только о том, что и здесь может на что-то такое же нарваться, не подумал.

    – Учителя, – ответила я, – были хорошие. Может, для начала не надо было к нам лезть?

    – Без нас вы бы торчали в одной-единственной планетарной локали на своей оледеневшей материнской планетке до сих пор!

    – Не факт, – заявила я. – Человечество всё равно вышло бы в космос, так или иначе. Но без вас совершенно точно дышалось бы легче.

   Он улыбнулся. Хорошая, правильная, улыбочка. У кого нервишки послабее, те уже хватались бы за плазмоган, влепить промеж глаз гадине.

    – Зимина, – сказал Бавернош, – мне сейчас очень хочется вас придушить. Недостойные воина эмоции, я понимаю. Душить врагов нужно в состоянии холодного разума. Но тут уже извините, как говорится.

    – Взаимно, – кивнула я. – Но вы обещали мне кофе. А ещё вам отчаянно нужна помощь паранормала-пирокинетика для оценки состояния базы. Поэтому прямо сейчас удушения не будет. Успеете остыть.

    – И вы считаете, что это – повод… как вы там выражаетесь… сесть мне на голову и свесить ноги?

    – Именно, недруг мой, – пришёл мой черёд улыбаться. – Именно! Сесть и свесить. И никак иначе.

   Он медленно сжал и разжал пальцы, видно, слишком живо вообразил себе, как душит меня, причём обеими руками. Выдохнул сквозь зубы с правильным чувством:

    – Человек…

   Я откинулась на спинку лавки и с наслаждением отпила из чашечки. Кофе давно остыл и превратился в бурду, но какие мелочи, право слово. Ах, этот огонь в синих глазах, эта перекошенная морда! И, представляете, даже в рыло я за всё это не получу, потому что гражданское лицо. Военному Бавернош бы вломил, не особо оглядываясь на последствия, а мне не может. Красота же.

   Ничего, это тебе за тот шоулем на раскопе, милый. Когда явился бдить за тем, не сломаю ли я шею, возвращаясь впотьмах назад.

***

Вечерний сбор, как всегда, прошёл на общей веранде сразу за центральной площадью. Дождь прекратился, ветер разорвал и разметал грозовые тучи, и по небу теперь несло рваные клочья облаков. В душной летней влаге аромат ночных цветов усилился. Сладкий, пьянящий, с полынной горчинкой. Полынь сюда занесли с Аркадии первые переселенцы, и, по-хорошему, её следовало бы вычистить в ноль. Но экологов Фиолента давно не видела и в обозримом будущем не увидит, так что полыни – и другим инвазивным видам – на планете теперь быть. Весь вопрос в том, переварит ли их местная фауна или они сами мутируют под здешние условия. Или сдохнут со временем, так или иначе. Печальная судьба всех, не вписавшихся в естественный отбор.

   Я внимательно, цепко следила за собирающимися студентами. Обычные молодые здоровые лбы, в основном, люди. Несколько таммеотов, этих ни с кем не спутаешь, кожа у них в клеточку. Бежевая кожа в белую пунктирную клеточку. Парочка гентбарцев-кисмирув. Они-то меня поначалу сильно беспокоили, кисмирув славятся своим склочным нравом. Но нет. Беда в этот раз пришла не от них.

   При появлении Марины Мироевой все пошло по классике из учебника. От неё отодвигались. Перешёптывались. Один парень заливисто свистнул. Стайка девиц залилась хохотом.

   Марина краснела, стискивала руки и остро жалела, что пришла. В вечерних сумерках за верандой я разглядела тёмный силуэт. Пришёл защитник, молодец.

    – Всем добрый вечер, – сказала я, переждала, пока стихнет возня, после чего продолжила: – Тема сегодняшнего вечера – эмоциональный регресс группы, находящейся в изолированном пространстве.

    – Разве у нас лекция по психологии? – недовольно спросил тот парень, что свистел при появлении Мироевой.

    – Вы предлагаете другую тему, господин Михайлов? – с живым интересом спросила я.

    – Да! – с вызовом заявил парень. – Например, по прямому нашему профилю. По археологии!

   Смелый и дерзкий какой, посмотрите-ка на него. И как обожающе смотрят на него девчонки... Кроме одной-единственной.

    – Я бы с радостью, – любезно улыбнулась я. – Археология – это замечательно. Но детей к серьёзным научным изысканиям допускать нельзя.

   По веранде прошёл шум.

    – Мы не дети! – резко отрезал Михайлов.

    – Да? – удивилась я. – А кто же вы тогда? Неужели взрослые?

    – Мы – студенты второго и третьего курсов Старотерранского Ксенологического!

    – Точно!

    – Верно!

    – Прекрасно, – покивала я. – Тогда какие у вас, господа студенты, претензии к Марине Мироевой?

   Снова классика. «Наябедничала», «сука», «ну ещё узнает, поганая враголюбка» и прочее в том же духе. Отточенный на Службе слух не упускал ничего.

    – Наябедничали, прошу заметить, сейчас вы сами, – указала я. – Своей реакцией. До этого я ещё сомневалась, теперь сомнений нет. В нашем чудесном «взрослом» коллективе студентов завелась ментальная лярва по имени Травля. Михайлов. Какие у вас претензии к Мироевой? Смелее, иначе мне придётся звать сюда нашего доброго доктора-телепата; не думаю, что вам понравится ментальный скан.

    – Не имеете права! – мгновенно сориентировался Михайлов.

    – Упс, – улыбнулась я. – Судебная нейросеть «Арбитраж», раздел «Права и обязанности участников экспедиций на необитаемые миры Галактики». Изучить, пройти тест, доложить о результатах. Так какие у вас претензии к Мироевой?

    – Целуется с шароглазой мордой, – неохотно буркнул он, сжимая кулаки.

    – Почему вас так заботят её поцелуи? Взрослый половозрелый гражданин Федерации имеет право целоваться по любви и согласию с кем угодно, где угодно и когда угодно, если это не нарушает закон об общественном порядке. Или вы хотели бы, чтобы она целовала вас? А, простите, что вы сделали для этого?

   Михайлов покраснел до кончиков ушей. Трудно сказать, что он сейчас испытывает, мысли читать я не умею, увы.

    – Вы были с ней нежны? Угощали её мороженым и кофе? Дарили цветы?

   Судя по смешкам и злому взгляду Марины, ничего из перечисленного Михайлов не делал. А делал, скорее всего, нечто совсем другое. То, что мигом перевело его из категории потенциальных любовников в разряд рвотных порошков.

    – Детсад, штаны на лямках, – безжалостно припечатала я. – Мне нравится вон та девочка в соседней песочнице, стукну-ка я её совочком по голове и отберу у неё ведёрко... А остальные зря смеются, между прочим. С вами всё ещё хуже. Это у Мироевой – хорошо, у неё есть любимый мужчина, и с ним она будет счастлива, так или иначе. А вы останетесь. Все, кто поддерживал Михайлова. И все, кто молчал.

    – Я думал, тут одна враголюбка, а их несколько, оказывается, – буркнул Михайлов себе под нос, но так, что все слышали.

    – Что ты сказал? – мягко поинтересовалась я у него, делая шаг вперёд.

    – Наши отцы и деды воевали, а вы тут за вражьи рожи вписываетесь! – прорвало его. – Да вы…

   Меня окатило злостью. Я сжала кулак, и не удивилась, увидев алое пламя вокруг кисти.

    – Да что ты знаешь о войне, мальчик, в свои неполные двадцать лет? – тихо, бешено спросила я. – Что ты знаешь о том, какова плазма на вкус, и как это, когда твоему другу отрывает ноги, и он продолжает вести огонь, давая тебе шанс спастись самому и вывести из-под удара гражданских, детей и женщин, в основном! Что ты можешь знать о том, что такое голод, настоящий голод, а не тот, когда тебе хочется чего-нибудь перекусить, но в столовую идти лень? Ты не видел атаку вражеского десанта и не бросал свою спортивную машину в лоб бронированному транспортнику, потому что всё кончено и остаётся только продать жизнь подороже, прихватив с собой как можно больше врагов. Да, твои старшие воевали. А ты – нет. Ты не боец и не солдат, ты – вонючее трусло на ножках. Побоялся соперника на поединок вызвать! Он же и в зубы заехать может, а это больно, не так ли? Куда веселее издеваться над девчонкой, которая слабее тебя и не в состоянии повредить тебе личико. Вот такие, как ты, и сдавали всё и вся, лишь бы выторговать себе лишние минутки своей поганой жизни. И вы вот здесь все – ничем не лучше. Потому что молчали. Потому что одобряли! А кое-кто с удовольствием участвовал. Гер-рои, мать вашу! Потомки победителей.

   Я разжала пальцы и сбросила пламя.

    – В общем, так. Сейчас идём за лопатами. И копаем траншею отсюда и до полуночи. По всем правилам наземной обороны. В конце концов, наша база здесь слишком беспечно расположена, мало ли, вдруг вон из-за тех холмов нападут. Заодно может артефакт какой попадётся, всё-таки нивикийский город совсем рядом. А завтра поедете на новый участок. Старый слишком хорош для вас. Всё! – я подняла ладонь и вновь подожгла её. – Возражения не принимаются.

   Так что отправились мои питекантропы копать как миленькие. Я прохаживалась вдоль траншеи и присматривала, чтобы не отлынивали. Нашли стеклянный кувшин с отколотой ручкой, и стеклянного же ящероголового пса. У фигурки не оказалось хвоста, откололся. Хвост нашли чуть погодя. Едва не выкинули, как мусор, за что получили внеочередную лекцию насчёт «мусор, если он десятитысячелетней давности, это вам не мусор, а музейный экспонат».

    Нивикийское стекло отличается особой прочностью и характерными золотистыми, иногда алыми, вкраплениями. За десять тысяч лет стеклянных изделий отрыто очень много, какой-то особой ценности они собой не представляют. Но, по правилам, каждая найденная вещь должна быть сфотографирована, описана и внесена в каталог.

   В полночь все еле тащили ноги. И с огромным облегчением расползлись по жилым блокам, мыться и падать в постельки. Ничего, деточки, завтра я вам устрою сладкую жизнь. Ручками у меня рыть будете, безо всякой механизации, как и положено настоящим археологам. И солнце разгневанное упаси вас что-нибудь из найденного сломать или как-то повредить! Или в отвал кинуть.

   Я ещё раз обошла студенческий городок, для порядка. Желающих творить дичь не нашлось ни одного. Надо думать!

   За городком начинался обрыв, и там, внизу, лениво текла небольшая речка. В зарослях на противоположном берегу светились ночные цветы. Ветер раскидал, разорвал грозовые облака, и сквозь бешено несущиеся куда-то на запад клочья снова пробивался яркий свет – от планетарного кольца и рукава нашей Галактики.

   … Небесный крест… символ Вечности и Смерти…

   Я поёжилась. Самое время припоминать нивикийские страшилки!

   Вдоль обрыва шла прогулочная дорожка, освещённая низкими, по колено, светильниками в форме шаров и кубов. А на одной из лавочек сидела парочка. Приглядевшись, я узнала Марину и её друга.

   Мироева копала наравне с остальными. Что тут поделаешь, я – за равенство и братство в студенческой среде. Так что девушка выдохлась и устала, ноги до нового дома не донесли. Теперь она крепко спала на плече любимого, а тот бережно поддерживал её, не давая свалиться. И, судя по выражению лица, готов был сидеть вот так хоть до самого рассвета. А кому не нравится, тот пускай сам вешается. На собственных кишках.

   Он увидел меня и приложил палец к губам, мол, не потревожьте.

   Я кивнула и отступила обратно. Не так уж мне и горело пройти вдоль обрыва до конца… Есть и другие дорожки вокруг.

   Вот в этом все они, соплеменники Баверноша. Враги они страшные, что тут спорить. Но ключевым словом можно, пожалуй, назвать надёжность. Ни один из них не предаст никогда, если уж подарил тебе свою дружбу.

   Или любовь.

ГЛАВА 3

Палеонтология всегда ходит рядом с археологией. Рядом с костями носителей разума всегда найдутся кости всевозможного зверья или панцири насекомых. Какие-то из них живут на планете до сих пор, какие-то благополучно вымерли ещё в те времена, когда Человечества даже в проекте не существовало.

   Развитие и угасание тех или иных форм жизни в тот или иной периодн времени в том или ином участке пространства даёт учёным немало поводов драть друг другу волосы на всём теле. Теории у них, видите ли, не согласовываются друг с другом. Своя теория – самая верная, чужие – антинаучная ересь и подлежат дезинтеграции на кварки, не сходя с места. Вместе с носителями. Знакомо до скрежета зубов.

   Палеонтологические экспедиции в малоизученные миры часто пристёгивают к археологическим, ради удобства. Опорная база одна, но участки работ совершенно разные, иногда с солидным размахом.

   Однако на Фиоленте палеонтологи нашли себе дело на удивление недалеко от нашего раскопа. Даже недалеко от самого городка. Я даже позавидовала: к нашим ехать надо не меньше часа, а то и двух, а здесь только вниз спуститься…

   Наш городок располагался на каменистом плато, которое заканчивалось резким обрывом. Обрыв уходил вниз метров на тридцать, если не больше. Вдоль скалистого основания бежал узенький шнурок бурной речки. А дальше, до самых гор, простиралась холмистая равнина. Когда-то давно здесь плескалось море, о чём свидетельствовали отметины уровня воды на скалах. Потом море исчезло, а его дно превратилось в благодатную степь с фиолетовыми по летнему времени травами.

   И вот здесь-то, под скалами, палеонтологи обнаружили останки каких-то крупных животных. Нехарактерно крупных для местной фауны нынешнего периода.

   Фауна Фиоленты вообще бедновата была на крупняк. Хотя, казалось бы, благодатные степи, содержание кислорода в атмосфере – двадцать шесть процентов, чуть выше условного стандарта для миров так называемого голубого ряда... То есть, расти в большую дуру не хочу. Но нет.

   … Гранитная стена, вся в ржавых подтёках, загораживала солнце, и здесь, внизу, воздух отдавал холодом и сыростью, несмотря на разгар лета. Речка неслась по камням, вскипая на порогах бурной пеной. Сканеры же показывали залежи, так сказать.

    – Видите, Александра Олеговна, – показывал руководитель палеонтологов, – вот здесь и здесь…

    – Эти пятна?

    – Да, они. Это крупные останки, и их здесь много. Такое впечатление, будто когда-то, давно, с обрыва сорвалось целое стадо. Но и это ещё не всё!

    – Заинтриговали, – хмыкнула я. – Показывайте!

    – Нам удалось освободить череп и провести первую реконструкцию. Пройдёмте, покажем.

   Череп неприятно впечатлил размерами. Три глазницы, полный зубовный набор, мощные клыки размером в локоть. Остальной скелет ещё не был извлечён полностью, уходил вниз, под камни и землю.

    – Будете дальше рыть? – спросила я.

    – Зачем? Здесь не очень-то комфортно копать. Основная работа идёт внизу, а это, так сказать, наглядное пособие. Выкопаем остальных, тогда вернёмся. Вот, полюбуйтесь на модель. Она всё ещё уточняется, но общее представление показывает.

   Голографическая модель показывала приличных размеров свинью на мощных ногах, с раздвоенным копытцами на каждой конечности. Ох, и мяса же в этой туше… Если отвлечься от раззявленного примерно на уровне моего плеча хайла. Такой же кабан просто массой задавить способен. А ведь у него помимо массы ещё и зубы. Клыки!

    – Местные, наверное, охотились на них, – предположила я. – Или разводили. На мясо.

    – Вы точно знаете? – заинтересовался палеонтолог.

    – Пока нет, – покачала я головой. – Мы пока только начали откапывать город. Но не исключено, что какие-то письменные свидетельства могут быть. Или там трофеи. Башка над окном… остатки чучел…

    – Дайте знать. Судя по анализу костей, этот зверь жил примерно десять тысяч лет назад, как раз в период существования ваших дорогих нивикийцев.

    – А третий глаз ему зачем? – спросила я. – Тепловой?

   Трёхглазые твари встречались в Галактике достаточно часто. Третий глаз обычно реагировал не на свет, а на тепло, часто его скрывала тонкая кожа, но иногда в таком органе находили и рудиментарную сетчатку…

    – А это не дыра, – радостно сообщили мне. – Это причина смерти, так сказать. Кто-то вломил нашему вродекабанчику в лоб, предположительно, небольшим, но летящим с высокой скоростью камнем. Из пращи, например.

    – Или ножом, – предположила я.

    – С ножом на этакую тушу лично я остерёгся бы кидаться.

   Я оценила размеры голографической модели. В предполагаемый натуральный рост, о чём сообщала табличка внизу. Масштаб, мол, один к одному. Нож у меня был при себе, обычный армейский «вродеальфовский». Все знают, что настоящие ножи Альфа-Геспина не продаются. Но подделок и качественных имитаций в пространстве Земной Федерации и за её пределами – навалом. Любому тупице туристу из-за внешних рубежей всучат сделанный в кустарной мастерской за углом « тот самый, настоящий». Который один в один как всамделишный, только радости от него нет.

   Мой был настоящий, разумеется. Но выглядел подделкой. Что поделаешь, Служба. Кичимся мы какой-либо настоящестью либо причастностью исключительно в рамках легенды. А легенда – штука такая, во имя Дела может бросить тебя глубоко вниз. И стучись оттуда, из грязи и взевозможных отложений, в социальное дно, в рамках дозволенного всё той же легендой…

   Я покрутила клинок в пальцах и кинула в лоб голографической твари. Нож вошёл в отверстие идеально и брякнул в скалу.

    – Где бы у них там были такие ножи, – скептически выговорил палеонтолог. – Даже имитации вроде вашего…

   Я пошла за оружием. Чёрные дыры дёрнули меня обойти стенд не со стороны голограммы, а со стороны черепа. Я подобрала нож, тускло блестевший рядом с жёлтыми, в грязи и комьях земли, пока ещё не очищенными как следует костями. И клинок вдруг медленно растаял в моих ладонях. «Серый тлен»! Холодная аннигиляция! Только выучка и специальные навыки позволили мне вовремя огородить руки паранормальным щитом. И вместо серьёзной травмы по коже прошёлся лишь ледяной холодок с кислым привкусом смерти.

   Кто посмел? Кому понадобилось?!

   Я свирепо оглянулась. Никого. Кроме… да не может быть. Ещё один агент моего уровня, маскирующийся под учёного? Кармальский предупредил бы. Значит…

    – Вы не там смотрите, Александра Олеговна, – окликнул меня палеонтолог. – Вон ваш нож, справа лежит.

   Справа от скелета и вправду лежал нож. Я подняла его, отряхнула, осмотрела. Мой нож, знакомый мне до последней трещинки на рукояти. Именно его я швырнула в голограмму, в нём ещё теплится мой паранормальный след, прикосновение моей ладони. А что, спрашивается, тогда испарилось из моей руки минуту назад?!

   Резко и неприятно заныло в виске. Здесь нет ни одного телепата-перворангового, связанного с нашей Службой, а то наплевала бы я на все неприятные побочки ментального скана. Мне голову напекло или реально что-то было? Это ведь безумно важно.

   Несколько дней я люто подозревала руководителя палеонтологических работ и проверяла его всеми, доступными мне методами. Напрасно. Человек как человек, мужчина, среднего возраста, натуральнорождённый, ни капли какой-либо паранормы. Помешан на древних костях, может очень долго рассказывать о теории панспермии, приверженцем которой является с ранних лет.

   Эта теория утверждала, будто все формы жизни нашей Галактики, от древних бактерий до носителей разума, имеют общее происхождение, общего предка. Что где-то есть некая Земля Изначальная, откуда белковая жизнь распространялась по Вселенной. И стоит только найти этот сакральный мир, как «дымящийся пистолет» выстрелит, и все загадки Вселенной мгновенно сами собой превратятся в полные и безоговорочные ответы…

   Через несколько дней после происшествия у палеонтологов, Бавернош заявился ко мне рано утром и обрадовал предстоящей поездкой на брошенную базу.

    – Предупреждать надо! – возмутилась я. – У меня, может, другие планы на сегодняшний день были!

    – Зимина, засуньте ваши планы в… В общем, засуньте. Если, конечно, желаете ехать. Могу справиться без вас.

    – Без меня вы вляпаетесь в «отложенное возмездие» и сдохнете, – возразила я.

    – Вам что за печаль? Мне кажется, моей смерти вы только порадуетесь.

   Он выше меня едва ли не на полметра, чтобы посмотреть ему в лицо, приходится задирать голову, да ещё привставать на цыпочки, и как же это бесит!

    – То есть, начальник безопасности рассыпается на горстку атомов, а мне нужно будет этому радоваться, – язвительно сказала я, генерируя взгляд удава.

   От такого взгляда студенты и не только сразу становились ниже ростом, но с Баверношем ничего не получилось. Он выдал ответный взгляд удава, и меня аж по хребту проморозило от его ледяных синих гляделок с ромбовидной звёздочкой зрачка. Слишком много я видела в своей прошлой жизни подобных лиц. В плену, в ситуациях, когда невозможно было применить специальные навыки без того, чтобы не раскрыться и не подставить коллег по Службе. А потому приходилось терпеть.

   Допросы. Пытки, чего уж там. Когда шоулем на шее, и ты можешь его сдёрнуть да заодно распылить мучителей, но не имеешь права. Враг должен видеть перед собой обывателя. Мелкую сошку, которой ничего неизвестно, и которая ни на что не способна. Даже укусить напоследок не сможет никак.

   Иногда Игра серьёзно повышает ставки. Собственная жизнь становится тогда не такой уж значимой ценностью тогда. Всё для Дела. Всё ради Победы...

    – Что с вами, Зимина? Вам плохо?

   Бавернош протянул руку, желая взять меня под локоть. Поддержать хотел, понимаю, но с правильными рефлексами сложно спорить. Я отстранилась:

    – Не стоит беспокойства.

    – Вы меня боитесь, Зимина? – напрямик спросил он.

    – Я? Конечно, боюсь! Вы меня на ладонь посадите, второй прихлопнете и нет Александры Зиминой, один блин. Тонкий.

    – Вы же пирокинетик, – недоверчиво сказал он. – Что помешает вам меня сжечь задолго до стадии блина?

   Я подняла руку и повертела ею в воздухе:

    – Где тут у меня «альфы» космодесанта? Видите хотя бы одну?

    – Кстати, а почему вы не служили в десанте? Все пирокинетики служат именно там.

    – Во-первых, не все, а только те, кто вписывается в их параметры. Во-вторых, меня не взяли.

    – А вы хотели, чтобы взяли, верно?

    – Очень хотела, – заверила я. – Рыдала ночами и землю грызла от обиды, что не взяли.

    – Хорошо, что не взяли, – хмыкнул Бавернош. – Женщина-пирокинетик после службы в десанте превращается в заросшее дурными мускулами ходячее орудие массового поражения. С вашим невеликим ростом, Зимина, получился бы куб на ножках, а так хотя бы посмотреть приятно.

   Ах, ты ж морда твоя шароглазая. Провокация чистейшей воды. Сознательная. Потому что вот так оценивать с табуреточки женщину, да ещё другой расы, позволительно лишь ребёнку вроде того же Михайлова. А когда такое творит взрослый мужик, враг, тут поневоле задаёшься вопросом, на кой чёрт ему это нужно.

   Проследить за моей реакций, разумеется! Посмотреть, как и чем я себя выдам. Р-р-р-р!

    – Жаль, лопаты поблизости нет, – я демонстративно оглянулась. – Прямо беда.

    – В траншею меня отправить хотите? – ухмыльнулся он.

    – В рыло ваше нелюдское засветить хочу, – объяснила я. – Лопатой. Вот так поджечь и зарядить. Чтобы пялились потом в медицинскую повязку несколько суток. Вы мне не любовник, Бавернош, поэтому язык за зубами, пожалуйста, держите. Приятно вам там смотреть на что-то или нет, меня не волнует. Вон с той стенкой делитесь впечатлениями, со мной – не надо.

   Не знаю, куда бы забрёл наш разговор, но мы как раз вышли из административного здания, и я как на Ровену вернулась, на добрых три с половиной десятка лет назад.

   Потому что передо мной стоял бронированный вездеход-летатель класса «земля-атмосфера», «боурисаваль», в поэтичном переводе «демон пожирающий пространство». Мы их «бурухами» звали. И уж бед от этой дряни хлебнули сполна!

    – А что-нибудь поновее взять в экспедицию религия запретила? – язвительно спросила я у Баверноша.

    – Не последняя модель, конечно же, – признал он. – Но машина хорошая, надёжная. Прошла модернизацию по плану в текущем отчётном периоде…

    – Можно я свой спидер возьму? – с надеждой поинтересовалась я.

    – Нет, – с наслаждением ответил Бавернош и эффектным жестом открыл вход в «буруху». – Прошу.

   Делать нечего, пришлось принять приглашение. На самом деле, очень скользкий и опасный момент. Едем за пределы археологического городка, бог знает куда. На военной, очень хорошо защищённой и прекрасно вооружённой машине. Помимо Баверноша в «бурухе» ещё управляющий этим чудным транспортом и парочка дополнительных рыл, все в броне и при оружии.

   А у меня… паранорма…

   … которой пользоваться в полную силу нельзя, нельзя, нельзя!

   Думай, Сандра, как выкручиваться будешь, если вдруг что. Думай, голова, косичку заплету.

   Понятно, устроили меня на почётном месте, а не, по обыкновению, в грузовой отсек мордой в пол. Хороший панорамный обзор, причём не экраны. На тот случай, если вдруг жёсткая посадка и вся электроника вырубится.

   Холмы тянулись до высокого горного хребта, рассекавшего материк пополам. Унылый однообразный пейзаж, наскучивший в первые же минуты поездки.

    – Не возражаете против музыки? – светски улыбнулся мне Бавернош.

   Я пожала плечами. Стало любопытно, что он слушает. Не молодёжный же вынос мозга, в самом-то деле.

   Музыка мягко наполнила собой пространство. Скрипка в обработке… да твою же мать! И этот… этот… наслаждается моим обалдевшим лицом.

    – Ритма Свенсен, из коллекции «Золотое наследие Человечества». Мне нравится. А что, нельзя?

   И взгляд в самую душу. Ледяной, оценивающий.

    – Я полагал, что вам понравится тоже.

   На пути начала попадаться сбитая техника. Верный признак, что мы на правильном пути. Когда-то здесь шёл яростный бой, а теперь и свои, и чужие тихо лежали на общем для всех кладбище. Чем ближе к базе, тем больше. Огромное поле, заваленное хламом.

    – Не боитесь поймать в днище неразорвавшийся снаряд? – спросила я. – Как-то это всё не внушает оптимизма…

    – Боюсь, – абсолютно серьёзно ответил Бавернош. – Но мы осторожненько…

   Ровена. Планета, на которой я застряла надолго. Вот такое же точно кладбище, и мы искали аккумуляторы, горючее, потрошили аптечки. Старались хоронить погибших… не всегда удавалось. Вскрыть сбитый летательный аппарат, чтобы добраться до останков, без спецсредств практически невозможно, а вот снять внешнюю оснастку – можно, если умеючи.

   В дело шло всё! Надо было выжить, вот и выживали. Около пятнадцати тысяч гражданских и тысячи две уцелевших военных. Первый федеральный скаут вышел к планете только через два года…

    – На Ровене мы столкнулись с неожиданно сильным партизанским движением, – невозмутимо продолжал Бавернош. – Грамотные атаки, продуманные отступления. Среди местных нашёлся лидер, хорошо знакомый с теорией и, что немаловажно, практикой партизанских войн. Получились отменные клещи – с одной стороны, обозлённое и организованное население планеты, с другой атаки федерального флота из космоса. Вы попали в плен незадолго перед тем, как принято было решение оставить локальное пространство Ровены. И очень плохо реагировали на стандартные методы ведения допроса. Но полученные записи, к сожалению, оказались неполными. Добыть недостающие фрагменты не получилось за полным их отсутствием. Как же вы выжили, Александра?

    – Никак… – прошептала я почти против воли.

   И в ту же секунду плеснуло диким бешенством: я вдруг очень остро поняла, к чему звучит сейчас «любимая» музыка на фоне живописных следов былого боя. И ведь прокатило бы, если бы меня не назвали по имени!

    – Остановите машину, – потребовала я.

    – Глупо, – пожал Бавернош плечами. – Здесь лучше из-под защиты не высовываться…

    – Остановите, иначе меня стошнит. И убирать за собой лично я не буду.

    – Как скажете.

   Воздух снаружи был тих, неподвижен и как-то торжественно печален. Фиолетовые травы льнули к ногам, осыпая ботинки фиолетовой пыльцой из крохотных колокольчиков-колосков. Я чувствовала разлитые здесь ярость и боль как свои собственные. Тут ведь тоже наверняка никто не собирал погибших и раненых, за планету шли яростные бои, надо было драться. Вся блажь насчёт «своих погибших не бросаем» выветривается в первые же секунды ожесточённого боя. Иногда вместе с мозгами.

   Потому что некогда медлить. Потому что надо драться. Отдадим дань мужеству сослуживцев, когда и если сможем вернуться. А вернуться получается не всегда.

   Войне плевать на твои моральные принципы. На войне твоя жизнь принадлежит не тебе. Как, впрочем, и смерть.

    – Вам стало легче? – заботливо спросил Бавернош. – Может, вернётесь и поедем дальше?

    – Без меня, – резко ответила я. – Дальше вы едете без меня, и пусть вас распыляет на атомы «отложенное возмездие». Отличная смерть для вас! Лучше не придумать.

   Он посерьёзнел, спрыгнул на землю.

    – Вас тащить, Зимина? Не дурите.

   Я выставила огненные ладони:

    – Я не служила в десанте, а вы в полной броне. Так что, скорее всего, огребу паранормальный срыв с летальным исходом по классической схеме. Да и плевать, знаете ли. Объясняйтесь потом с федеральными следователями сами, при каких обстоятельствах потеряли руководителя экспедиции. Не думаю, что это будет полноценный la kaŭzo de la milito ( повод к войне, – прим.автора), но вряд ли ваши старшие вас погладят по голове и дадут вам вкусный пряник.

    – Вы что, собираетесь возвращаться обратно пешком? – насмешливо осведомился он. – Двое суток будете топать!

    – Это мои проблемы, – отрезала я. – Я всё сказала. Не подходите! Ещё шаг, и…

   С неба на нас внезапно упала смерть. Меня спасла паранорма, выведенная на боевой режим (в рамках Игры, разумеется, не сильнее дозволенного), Баверноша спасла броня. Но стрелявший уже заходил на второй круг, и что-то подсказывало мне, что во второй раз он не промахнётся.

    – Вашу мать! – заорала я. – Это ещё что такое?!

    – Маларийский истребитель класса «чим», – хладнокровно объяснил Бавернош, получивший характеристику нападавшего через связь с управляющим искином «бурухи». – Ложись!

    – Откуда он здесь взялся?!

    – Самому любопытно.

   Ответ Баверноша потонул в грохоте разрывов. Я рванулась к ближайшему металлолому, прикрытие слабое, но уж какое есть. Если «чим» долбанёт ракетой планетарного поражения, будет весело. А ведь он тут явно не за тем, чтобы отстреляться и удрать. Ему важно именно убить.

   И если поганец – часть преступной телепатической инфолокали, то веселье быстро перерастёт в пляску эпилептика. Где эпилептиками станем мы. Чтоб чиновников из соплеменников Баверноша вдоль и поперёк разорвало! Это же они настояли на минимальном количестве телепатов в экспедиции, причём не выше второго ранга!

   Кладбище подбитой техники – идеальное место для схрона. Так что убежище ублюдков где-то здесь, совсем рядом. Мы о них не знали. Но они-то не знали, что мы о них не знаем! Подумали, что мы по их душу явились. И вот тебе финал. Во всех смыслах сразу.

   Бавернош сбил меня с ног, и мы вместе вжались в землю, а буквально через миг там, где была моя голова, разорвалась очередь бронебойных мини-бомб. Такая мелкая дрянь, размером в мизинец, и лучше под неё не подставляться.

   «Буруха» прыгнула в воздух и завязался бой: к первому «чиму» радостно примчался на подмогу второй.

    – А я думала, вы внутри, – отплевавшись от попавшей в рот земли, сказала я.

    – Как я мог вас бросить? – огрызнулся Бавернош.

    – Благородно, – оценила я. – Но глупо.

    – Никакого благородства, Зимина, не льстите себе. С федеральными следователями встречаться не хочу, они же все через одного телепаты. Ненавижу телепатов.

   Ага, довелось тебе побывать в шкуре допрашиваемого, недруг мой драгоценный. Прямо на душе потеплело. Не я одна, значит, страдала в своё время в комнатах с глухими стенами!

   Потом по нам снова дали очередь, пришлось перебегать и прятаться.

    – Не касайтесь корпуса! – зашипела я.

    – «Отложенное возмездие»? Не волнуйтесь, это техника у нас не новая, а вот броня…

   Броня у него – молекулярная, последний чих оллирейнских науки и техники. В Федерации, кстати, так и не научились создавать ничего подобного. Ни мы, ни гентбарцы, ни алаурахо.

   Можно получить образец и даже успеть замерить его характеристики до того, как он, разлучённый с телом хозяина, не самоуничтожится. Но технологии, логическое решение, научные изыскания, позволившие инженерам создать столь совершенное средство защиты и нападения взять неоткуда. Разве что захватить несколько десятков планетарных локалей, занятых в производственной цепочке, выпотрошить мозги технологам, заполучить невредимыми учёных-теоретиков… Невыполнимая задача!

    – Не спасёт же!

    – Два-три внешних слоя выгорит, конечно же. Может, четыре... Поглядим.

    – Охренеть, – с чувством выразилась я. – Вы готовы рискнуть своей жизнью только ради того, чтобы посмотреть, сколько слоёв брони сожрёт серая аннигиляция? А если – все?!

    – Производитель даёт большую гарантию по надёжности и устойчивости к агрессивным внешним воздействиям, – невозмутимо объяснил Бавернош.

    – И гроб за свой счёт, ага, – скептически отозвалась я.

   Один из нападавших получил своё, и его расплескало на обломки ещё в воздухе. Второй живо увеличил дистанцию между собой и «бурухой», и вот тут бы ему и кранты, во всяком случае, из такого положения я бы точно влепила ракету в брюхо. Но подчинённые Баверноша не воспользовались моментом.

   По спине прокатило вдруг липким холодом. Маларийцы же! Недобитые мятежники, скорее всего. У них на Фиоленте база! Вот что покойный Илув, астероид ему в зад, делал в Селеналэнде, в сектора, арендованном Кармальским для своего флота! Он хотел пробраться сюда!

   Легально. Уверена, он числился каким-нибудь техником на нашем корабле. Имел отличную репутацию работяги и скромного парня. Уж я-то знаю, как делаются такие легенды. Быстро, качественно и убедительно для первичного контроля. Его спалила случайность, которой никак нельзя было предвидеть.

   Прилети Кармальский на Старую Терру на неделю позже, после того, как я ушла бы в плановую экспедицию. Никогда бы мы с Илувом не встретились! Во всяком случае, не в этот раз.

   Успел ли поганец отправить сообщение своим подельникам обо мне или не успел? Если у мятежников анонимная телепатическая инфолокаль, не зарегистрированная в инфосфере Федерации… а скорее всего, так оно и есть, преимущества этой паранормы слишком очевидны, чтобы ими пренебрегать. Телепатическая связь мгновенна. Группа связанных в единое целое сознаний сильнее одиночек, связанных одной только лишь идеей.

   И если допросить пленного, который знает…

   Я должна добраться до него первой!

   Не раскрывая себя, да.

    – Зимина, посмотрите-ка сюда. Да осторожнее, голову берегите!

   Твою мать!

   За наполовину ушедшим в землю корпусом тяжёлого истребителя класса «атмосфера-пространство» обнаружилось веселёнькое поле с несколькими «чимами», вроде тех двух, что терзали сейчас нашу «буруху», не забывая периодически палить и в нашу с Баверношем сторону.

    К машинам уже бежали пилоты.

    – Десять штук, – хладнокровно отметил мой спутник.

   Посчитал уже. Ну, и нервы у мужика! Стальные тросы.

   Маларийцы уважают двойку, считают её счастливым числом. Боевая единица из двух «чимов», по их мнению, хорошая штука. Похоже, нам конец. Точнее, Баверношу конец. Он не должен видеть Сандру за работой. Списать его смерть на героическое противостояние преступникам будет легко…

   И тут я увидела ракету в подвесе у сбитого истребителя. Одну. Корпус выглядел целым. Остальные, видно, успели отработать по цели, а эта осталась, как-то пережила жёсткую посадку и теперь правильно смотрела в сторону мини-аэродрома маларийцев.

    – Ну-ка, подбросьте меня вон туда, – велела я Баверношу.

    – Куда это ещё… А! – он тоже увидел ракету.

    – Мне только коснуться, – я подожгла ладони. – Давайте! С усилением… на раз!

   Прыжок вышел отменным, хотя за него наши инструкторы по физподготовке не похвалили бы. Старею… сноровка уже не та…

   Время внезапно замедлилось. Я вдруг застыла в воздухе, как муха в янтаре, не в силах пошевелиться. Так странно, так страшно. Я видела хвостовик ракеты, который медленно-медленно приближался к моим ладоням. И одновременно я видела… всё

   Кладбище разбитой техники. Следы боёв. Остатки базы. Схрон маларийских мятежников, причём не один, а несколько. Уходящие в сторону раскопа вражеские машины со смертью на подвесах…

   Какое осиное гнездо мы разворошили… ужас.

   Отчаяние охватило меня: я ничего не могла сделать. Я не могла даже умереть вместе со своими студентами. Потому что была здесь, а не в студенческом городке… и в то же время…

   Нивикийцы метили военные игрушки вроде мин, гранат и прочего такого же образом разгневанного или бешеного, как у нас говорили, солнца. Символ воинской мощи… пылающий огонь, способный покарать врага или отступника.

   Я вдруг поняла, что нужно сделать. Сразу и безо всякой жалости, в том числе, жалости к себе.

   «Серый тлен». То, что у меня получалось лучше всего, причём на дистанции, без касания. Редкий навык, на расстоянии, без касания, инициировать холодную аннигиляцию, имею в виду, не все им владеют… просто потому, что паранормальной мощи не хватает. Ведь таких, как я, на самом деле единицы. Я даже не уверена в том, что есть другие, равные мне. Наверное, есть… по пальцам на одной руке пересчитать. Секретная информация.

   Смерть вышла из меня неотвратимой волной. Несколько мгновений, но показалось, прошла вечность прежде, чем время снова прыгнуло вперёд и мои пылающие ладони соприкоснулись с подвесом подбитого истребителя.

   Ракета, получившая паранормальное ускорение, сорвалась в полёт как миленькая. А меня подхватили, не дали размазаться по земле.

    – Валим отсюда, – завопила я. – Быстрее!

    – Под выстрелы? Напоминаю, на вас нет брони, Зимина!

    – Да хоть в чёрную дыру! «Отложенное возмездие» активировалось!

   Суть «серого тлена» в том, что срабатывает он не мгновенно, а на больших пространствах ещё и неравномерно. Нападавший на нас «чим» всё ещё молотил пушками, а корпус сбитого истребителя, за которым мы с Баверношем прятались, уже колебался, распадаясь на атомы.

   Взрывная волна швырнула нас на землю. Я прикрыла глаза, пытаясь оценить происходящее паранормальным восприятием, и едва не рехнулась от ужаса.

   Горело само пространство. На физическом уровне ещё ничего толком не проявилось, но в паранормальном восприятии всё вокруг плавилось и скручивалось на километры по всем направлениям, и только последний дурак смог бы сохранить при взгляде на разверзающийся ад полное спокойствие.

   Боже, что я наделала! Определённо, я хотела не этого! Такой масштаб… откуда… да, я необычная, да, моя паранормальная мощь велика, но не настолько же! Скорее всего, здесь действительно были заложены метки «отложенного возмездия», и я их от невеликого своего ума задела.

   Откуда я могла знать, что моё вдохновенное враньё Баверношу окажется правдой?! Хотя догадаться должна была. Профнепригодность, Сандра. Пора Службе отправлять тебя в отставку. Контрольным в голову. Чтобы ещё чего-нибудь не натворила.

   Как это потушить? Как остановить? Как?!

   Меня куда-то тащат, потом роняют, затем поднимают снова, шипят в ухо, чтоб шевелилась, тормошат, матерят, не дают сосредоточиться, а ведь это важно, важно, важно… словами не передать, как важно. Остановить. Потушить. Спасти…

    – Зимина, что с вами?

    – Не… трогайте меня, – велела я. – Даже если подыхать буду! Потом объясню, сейчас прыгать надо! Не лезьте ко мне!

   Я не стала слушать, что Бавернош мне отвечает. Снова закрыла глаза и сосредоточилась на паранормальном восприятии.

   «Серый тлен» – убийственная штука, но от него есть спасение. Существует… методика. Из специальных техник нашей Службы.

   Самое приятное здесь в том, что зафиксировать паранормальную активность приборы «бурухи» и брони могут, но определить тип воздействия – нет. Для этого рядом должен находиться такой же паранормал, желательно, с индексом Гаманина выше пятисот. Все остальные просто как те приборы, воспримут, но не поймут ни пса, что это такое было и почему.

   А самое поганое – в масштабе бедствия. Одной меня тут может просто не хватить.

   «Пламя рождает ветер, ветер рождает волны, волны гасят пламя, пламя уходит в землю…»

   Детское упражнение на самоконтроль, к которому привязаны все необходимые паттерны. Приёмы отработаны много раз, вошли в рефлекс, всё, что мне нужно, влить в них энергию.

   Волна на волну, огонь на огонь, аннигиляция аннигиляции, клин клином. Субъективно – вечность, умноженная на бесконечность. Наверное, так чувствует себя провод, через который внезапно пропустили высокое напряжение.

   И высвобожденная по халатной неосторожности запредельная мощь начинает утихать.

   … Я пришла в себя резко, рывком. Под щекой – хорошо знакомый по прошлой памяти пол «бурухи». Солоноватый привкус крови во рту, запах железа, боль в неловко подвёрнутой ноге. Я в плену?! Нет же, сейчас не плен, что-то другое… и руки не скованы.

   На ладони пылал огненный силуэт ящероголового пса. Он как будто ждал моего взгляда, потому что начал угасать тут же. Мгновение, и не стало его совсем, лишь сетчатка ещё хранила багровые очертания, похожие на ожог. Или на клеймо…

    – Вы живы, – кивнул мне Бавернош, почему-то он был без брони. – Это хорошо.

   Я прижала ладонь к себе, искренне надеясь, что он ничего не увидел. Незачем ему смотреть на такое. Ни к чему.

    – Где мы?

   Справиться с речью оказалось непросто. Слова пришлось из себя выталкивать, такая жуткая слабость на меня накатила. Даже дышать было тяжело, не то, что говорить.

    – Движемся по направлению к экспедиционному городку.

    – А…

    – Они все умерли. Там вообще развалилось на атомы всё, вплоть до почвы метров на десять вглубь. Снимки с орбиты показывают впечатляющих размеров котлован на месте разрушенной базы, кладбища сбитых машин и, надо думать, почти всех схронов маларийских мятежников. Почти, потому что не исключено наличие на планете и других убежищ. Вы были правы насчёт «отложенного возмездия»…

   Ага, шалость удалась. Если бы только не эта проклятая слабость… И в глазах Баверноша ещё что-то. Что? Мысли путались, хотелось снова ткнуться носом в пол и потерять сознание. На время или навсегда, неважно.

   По хребту продрало холодом, меня затрясло. А вдруг я поймала паранормальный срыв?! Сдержать чудовищную волну холодной аннигиляции это вам не шутки.

    – Посмотрите, нет ли у меня в голове седины, Бавернош, – потребовала я. – Быстро!

   В самом начале срыва ещё можно принять меры, разработанные нашей Службой как раз на такие вот случаи. Они не панацея, не стопроцентная гарантия спасения, но если повезёт, то будешь жить. Но – только если захватить процесс в самом начале. Чуть промедлишь, и тебе конец.

   Бавернош потянулся ко мне незащищённой рукой, и я шарахнулась от него:

    – Броню активируйте, идиот! Что, сдохла броня? Отлично. Ни в жизнь не поверю, что запасного комплекта нет!

   Запасной комплект нашёлся быстро. Седина в моей голове – нет. Я выдохнула, едва не расплакавшись от облегчения. Не то, чтобы я боялась смерти. Все мы под нею ходим. Но… жить ведь хочется. И каким же счастьем накрывает тогда, когда угроза неминуемой гибели, дохнув в самую душу, всё-таки проходит мимо.

   Бавернош помог мне сесть, прислониться спиной к стене. Какие горячие у него ладони… Правильно, у этой расы температура тела выше примерно на три-четыре градуса, поэтому они так не любят холод…

    – Всё? – спросил он. – Можно убирать броню?

    – Можно, – кивнула я.

   Сверкающая плёнка исчезла с его тела. Он сел рядом со мной и вдруг спросил с доброжелательным любопытством:

    – Майор или полковник?

   Я от неожиданности едва не послала его на гентбарский фак, мигом припомнив возмутительный допрос под музыку. Каков поганец! Да, посмотрим неприятной правде в глаза: Бавернош великолепен. Как враг и как профессионал.

    – Лантарг или ак-лидан? – вернула я ему вопрос.

   Мы смотрели друг другу в глаза максимально честно и невинно. Мол, что за дела? Подозрения какие-то… на пустом месте…

    – Я первым спросил! – заявил Бавернош.

    – Мне любопытно услышать ответ тоже.

    – После вас.

    – Профессор археологических наук, – правду говорить легко и приятно: я на самом деле не майор и не полковник, а всего лишь капитан. – А вы?

   Он развёл руками:

    – Простой солдат, исполняющий обязанности начальника безопасности археологической экспедиции.

    – Ну, да, ну, да, – покивала я, мне стало ощутимо легче, хотя слабость не торопилась уходить. – Простой солдат, знакомый с методикой нейролингвистического допроса…

    – Простой профессор, владеющий «серым тленом»…

    – «Серый тлен» давно уже не секрет Альфа-Геспина, – с досадой высказалась я. – Ему обучают на курсах самообороны всех желающих психокинетиков, у кого работа связана с длительными экспедициями на дальние рубежи. Я прошла такие курсы… попробовала бы не пройти… тут же вывели бы из экспедиционного корпуса. В кабинетные крысы, знаете ли, легко попасть, да выбраться обратно трудно.

    – Вот и мне пришлось научиться раскалывать негодяев, пытающихся пробраться на экспедиционные корабли, – невозмутимо объяснил Бавернош. – Сами ведь знаете, желающих улететь с экспедицией криминальных элементов навалом. От торговцев наркотой до маларийских мятежников.

   Выкрутился, подлец. Возразить нечем.

    – Слушайте, я вас идиотом обозвала, – сказала я, пытаясь сменить тему. – Извините, пожалуйста.

    – Я понимаю.

    – Вы не обиделись, я надеюсь?

   Потому что если обиделся, то беда. Эти ребята очень злопамятны, лучше гасить их обиды сразу, по горячим следам, так сказать.

    – Обиделся, – абсолютно серьёзно сказал он. – И за это вы сейчас ответите мне на один вопрос. Честно и без увёрток.

    – Ладно, – согласилась я. – Давайте сюда ваш вопрос.

    – Как вы выжили на Ровене?

    – Никак, – повторила я свой прежний ответ. – Я умерла тогда.

    – Тогда почему вы не похожи на мертвеца тридцатипятилетней давности?

    – А это, простите, уже второй вопрос, – ехидно заметила я.

   Бавернош ругнулся сквозь зубы от досады.

    – Я действительно умерла, – сказала я. – Последней моей мыслью было «ну, наконец-то всё. Отмучилась». Потом – прилив счастья, за ним – темнота. Затем я очнулась. И увидела, что всё вокруг раздолбано в хлам, а через меня перешагивает десантник-альфовец, в полной броне. И бросает мне через плечо: «Живи!»

   Я её потом видела. Говорила с ней… как говорила, она не из трепливых была. До Альфа-Геспина работала в паранормальной медицине. Многих, кстати, спасла потом. Пока на Ровену Федерация не вернулась, мы же два года там жили сами по себе, безо всякой связи с внешним космосом. Что с ней дальше стало, не знаю. Вроде пропала без вести. Может, нашли уже. Может, ещё живёт где-нибудь, куда её там выкинуло. Может, давно умерла, в бою или нет. Не знаю.

    – Беда, – сообщил Бавернош задумчиво. – Я примерно догадываюсь, о ком вы, Зимина. Да, она в тот период времени была на Ровене. Но сейчас спросить у неё нереально.

    – Если она ещё помнит меня, – ввернула я. – Тридцать пять лет прошло. И я не одна такая, спасённая ею. И не на одной Ровене она была.

   Под носом стало вдруг мокро. Я утёрлась тыльной стороной ладони и увидела дымящуюся кровь. По кисти побежали, щекоча кожу, искры, я сбросила их, и они зло зашипели, соприкасаясь с полом «бурухи». Какая-то хрень с паранормой творится, не могу понять, в чём дело. Посмотрела на ладонь, не проявился ли там силуэт ящероголового пса. Не проявился. Вообще не ощущался никак. Ни обычными чувствами, ни паранормальными.

   Но он со мной, это уже очевидно. Каким-то образом в меня встроился. Усиливает паранорму. Собственно, вопрос о паранормалах среди нивикийцев оставался открытым. Ни опровержений, ни доказательств пока ещё не было найдено. Генетика у них существовала в виде евгеники, в некоторых матавийках перехлёстывавшей в нечто отменно чудовищное. Но, возможно, нивикийские инженеры создавали особые усилители. Вроде этой ящероголовой дряни. Если есть склонность, то получаешь плюшки. Нет склонности, получаешь по мозгам и дохнешь. Храмы тоже ведь не всяких сирот к себе принимали. Может быть, умели различать паранормальный потенциал?

   Загадки, загадки. Вопросы, на которые нет ответов. Пока ещё нет…

    Бавернош протянул мне упаковку бактерицидных салфеток.

    – Вытрите лицо… Может, принести вам воды?

    – Спасибо, не надо.

   Ничего я из твоих рук не возьму. Музыку ещё не забыла, Ритму, мать её, Свенсен. Ненавижу её композиции. Вечно они звучат там и тогда, когда мне особенно плохо. И перепачканные в моей крови салфетки себе в карман положу. Нечего, нечего на меня так смотреть! Генетический материал для всестороннего анализа ты не получишь, вражина этакая. Во всяком случае, не сейчас.

   Экспедиционный городок жил обычной жизнью, ничего не подозревая о смерти, которая едва не ворвалась в него на крыльях маларийских «чимов». Я попросила Баверноша высадить меня у медпункта. Он даже руку мне подал, помогая спуститься по трапу, галантный наш. Я воспользовалась, почему бы и нет…

   И мир вдруг словно бы сдвинулся с места. Горячая ладонь, соприкосновение кожи с кожей, громадное, не передаваемое словами чувство общего. Странное, страшное единство, не объяснимое и потому пугающее. Но оно схлынуло в тот же миг, оставив после себя кислое послевкусие из серии «тебе показалось».

   По самому Баверношу ничего понять было невозможно. Если он что-то и ощутил, то никак этого не показал. Мы мирно простились друг с другом, и я проводила взглядом «буруху», взмывшую в воздух. Стояла и смотрела вслед, пока машина не скрылась с глаз.

   Враг, напомнила я себе. Бавернош – враг. И навсегда таким останется. Не дели с ним хлеб и не пускай его в дом. Вся их раса – враги Человечества. Странные, непредсказуемые, опасные. Сейчас им интересен мир с Федерацией, а потом, когда их интерес угаснет, всё начнётся по новой.

   Я сжала ладонь, в которой жила теперь проклятая ящероголовая собака, военный нивикийский артефакт. Как его достать оттуда, я не имела никакого понятия. Но, с другой стороны, он ведь ничем мне не навредил. Наоборот, помог. Уверена, без Стерегущего я бы просто сдохла сегодня. Безоговорочно.

   Из медцентра вышла студенческая парочка, увидела меня и превратилась в два огромных знака вопроса. Надо думать! Выглядела я так, будто меня дикие звери кусали, волосы встрёпаны, в пыли и мусоре, а на лице наверняка остались разводы, следы плохо затёртой крови из носа.

    – Артефакт откопала, – сообщила я им, лишь бы только не рассмеяться в нервном истерическом тике. – Опасный. Дайте пройти!

***

– Всё у вас в порядке, Александра Олеговна, – сказал врач, разглядывая показания сканера. – Никаких признаков начала паранормального срыва нет и не предвидится, можете успокоиться.

    – Да? – недоверчиво переспросила я.

    – Абсолютно. Активность пиронейронной сети, впрочем, снижена. Но – в пределах нормы. Даже удивительно, для вашего-то возраста.

    – Что не так с моим возрастом? – спросила я недовольно.

   Бесцеремонный, как все врачи. Припомню же я тебе твои манеры…

    – Ваша генетическая линия, Александра Олеговна, давно выведена из программ репродуктивных центров, – объяснил доктор. – Сейчас вы не встретите ни одного пирокинетика из линии «норад» младше пятидесяти лет. Простите меня великодушно, но…

    – Я знаю, знаю, – раздражённо отмахнулась я. – Знаю я про наш средний возраст, и скачкообразное старение и прочие неприятные бонусы своей паранормы. Но, во-первых, бывают исключения, и почему бы таким исключением не стать мне. А во-вторых, к чёрным дырам ваши гериатрические центры, фрукты на палочке и лежание кверху жопкой на уютном пляжике. Я хочу умереть при исполнении. На боевом посту, так сказать. Я буду летать в экспедиции до последнего, точка. Не убедите.

   Врач медленно сложил руки на груди, внимательно меня разглядывая.

    – Пока я не вижу причин для отстранения, Александра Олеговна. Но ваша смерть по естественным причинам может подставить всю экспедицию. Об этом вы думаете хотя бы иногда?

    – Я думаю, что незаменимых нет, – сообщила я серьёзно. – Что без меня все участники экспедиции, включая обслуживающий персонал, не рухнут тут же трупами. Да чёрную дыру вам через тридцать шесть скальпелей прямо в зад, что вы меня раньше времени хороните?!

    – Осторожнее! – нервно воскликнул врач, отшатываясь от меня.

   Я посмотрела на руки. И точно, пальцы горели. Я сдула пламя, сунула руки в карманы, буркнула:

    – Извините.

    – Извините и вы, пожалуйста, – сказал он, потирая ладонью шею. – Я был бестактен…

    – Ничего, – отозвалась я мирно. – С кем не бывает…

   Люблю инфосферу! Пока мы с доктором пикировались в голосовом режиме, на потеху всем приборам слежения, какие здесь были, – а они были, можете не сомневаться! – из моей памяти всплыл заранее подготовленный ментальный отчёт по всему, что произошло между мной, Баверношем, маларийскими мятежниками и взорванной базой.

   Составлять такие отчёты – замучаешься, пока научишься, да и потом сочинять их не в особую радость, если владеешь лишь самыми азами ментального общения. Но телепатический мыслеобмен надёжнее любой пересылки. Гонцов там, направленных импульсных передач через гиперканад. Тем более, если такой обмен идёт внутри военной инфолокали, в которой главенствует наша Служба. Для этого участка пространства – во главе с Кармальским.

   Так что информация ушла куда надо. Врач ничего не понял. Второй ранг не оставлял ему шансов: засекреченный мыслепоток скользнул мимо его сознания.

   Люблю инфосферу, но ставить себе имплант и вливаться в дружную ментальную общагу, – увольте, даже пристрелите, если вам так нравится. Я слишком ценю свою индивидуальность. Я – работаю самостоятельно, без проходного гипертуннеля в голове!

   Но легенда Александры Зиминой, кажется, трещит по всем белым ниткам, скрепляющим швы. Возраст! По документам ей пятьдесят восемь лет. Критический возраст для пирокинетика из устаревшей генетической линии «норад».

   Это значило, что совсем уже скоро придётся искать другую тихую гавань, достойную служить и защищать.

   Служить Человечеству.

   Защищать Федерацию.

   Проклятье! Успела я привыкнуть к археологии.

   Как же жаль…

***

После медпункта я пришла к обрыву, где пару дней тому назад застала Мироеву с любимым. Сейчас была не ночь, даже ещё и не вечер. Вторая половина дня…

   Обрыв. Внизу – хиленький ручеёк, набирающий мощь лишь во время бурь или летнего таяния ледников. За ручейком и россыпями камней – холмы, холмы, холмы, поросшие фиолетовыми травами. За холмами – горы, белоснежно-царственные пики ледников. Отсюда не разглядеть изменений в рельефе, но направление хорошо угадывается. Зияющая дыра, выхваченная из ландшафта холодной аннигиляцией «серого тлена». Если закрыть глаза и сосредоточиться на паранормальном восприятии, то покажется, будто рана в теле планете совсем рядом. Протяни руку и окунёшься в боль…

   Я поднесла к лицу ладонь.

    – Стерегущий, – прошептала одними губами. – Ты ведь здесь, со мной, я знаю. Кто ты? Что ты такое?

   На мгновение – всего лишь на одно мгновение! – контуры ящероголовой собаки проступили на моей ладони пылающим паранормальным огнём. И пропали. Как будто ничего не было. Но я чувствовала: было. Слабый, очень слабый отклик. Не ментально, всё-таки я не телепат. Больше похоже на огонёк на грани восприятия, маленький, тускленький, вот-вот погаснет насовсем.

   Или разгорится в бушующее пламя.

   Я поёжилась, вспоминая посекундно, что случилось на кладбище военной техники, как и почему. Расстояние внезапно исчезло для меня. Я чувствовала, воспринимала эту область пространства, она до сих пор фонила бедой. Первичный паранормальный скан выдавал стандартную жуть, остающуюся после «серого тлена». Но мне казалось, в остаточном излучении сквозило что-то ещё. Что-то, чего я не могла уловить на расстоянии.

   Значит, завтра надо наведаться туда снова.

   Не знаю, почему, но информацию о нивикийском артефакте я придержала при себе. Не отправила Кармальскому. Растёрла между мыслями, не дала ни малейшего шанса второранговому заподозрить хотя бы что-то. На душе кошки скребли. А вдруг именно так проявляется чуждое влияние? Вдруг я попала под ментальное подавление? Нивикийцы такие затейники. Они могли не развивать паранормы, но техномагия, она ведь тоже магия. Какая разница, что именно вышибет тебе мозги, инфосферный телепат или нивикийская игрушка?

   Впрочем, Стерегущий был символом именно грубой военной силы. Армия, оборона, внутренние войска, внешние взаимодействия, шпионская сеть. Моя специальность, одним словом. Артефакт попал точнёхонько по назначению.

   Что мне с ним теперь делать, вот же беда…

   На руки упала тень. Я даже голову не подняла, потому что ещё раньше узнала шаги.

    – Позволите? – спросил у меня Бавернош.

   «Как я тебе запрещу», – угрюмо подумала я, но вслух ничего не сказала.

   Он уселся на скамейку напротив, поджав ноги на свой манер. Весь из себя такой холёный, бодрый и свеженький. Я сразу почувствовала себя взлохмаченной, уставшей и некрасивой.

    – Что это у вас на экране? – бесцеремонно спросил Бавернош.

    – Ничего особенного, – я отключила терминал. – Паранормальный скан местности.

    – Похож на целительский.

    – У нас нет целителей. Наша экспедиция не настолько важна, чтобы командировать сюда врача-паранормала.

    – И всё же. С вами что-то не так?

   Ещё один. Сначала врач, теперь этот.

    – Всё со мной так, – я постаралась, чтобы голос мой прозвучал ровно. – Завтра возьму спидер и слетаю к горам. Надо поближе посмотреть. На расстоянии тяжело очень смотреть…

    – Ни на каком спидере вы никуда не полетите, Зимина, – у Баверноша окаменела челюсть.

    – В «буруху» вашу даже под дулом плазмогана не пойду! – отрезала я. – Я беру спидер, а вы, так и быть, можете лететь следом, если вам неймётся.

    – Если нарвётесь на недобитых мятежников, вам конец.

    – Где они там недобитые, – буркнула я. – Они все сдохли.

    – А вы их трупы видели? – деловито спросил он.

    – Издеваетесь? Какие ещё трупы после холодной аннигиляции!

    – Зимина, не дурите, – проникновенно выговорил Бавернош. – Я здесь для того, чтобы обеспечить вам безопасность. Не отпущу.

    – Знаете что? – в порыве раздражения выдохнула я. – Идите-ка вы в жопу с вашей заботой. Я справлюсь сама!

   Я отвернулась, стала смотреть на горы. Усталость