Егерь. Даниэль ЗеаРэй

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Роден называет себя Егерем и охотится на животных под масками людей. Новое задание приводит ее в престижную клинику для душевнобольных. Там она знакомится с мужчиной по прозвищу Темный и женщиной по кличке Лоскутное Одеяло. Роден подозревает, что ее новые друзья вовсе не те, за кого себя выдают. Но что они делают в подобном месте? И чем могут помочь в ее миссии?

   Тайны прошлого, политические игры и страсть, с которой крайне трудно бороться. Кому уготовано поставить точку в многолетней охоте, что начала Егерь? Ведь вопрос не в том, кто победит, а в том, кто из них выживет.

***

Обращение от автора:

   Дорогой читатель! «Егерь» является второй книгой в цикле «Олманцы». Этот роман можно читать отдельно. Однако если вы хотите в полной мере понять мироустройство и узнать предысторию событий, описываемых в «Егере», рекомендую познакомиться с первой книгой цикла — романом «Полукровка». Желаю вам приятного чтения!

   Даниэль Зеа Рэй

***

Цикл «Олманцы». Книга II

   Егерь

   Посвящается моему отцу — лучшему рассказчику в нашей семье

ПРОЛОГ

Куда ускользает надежда твоя,

   Что пламенем ярости так обжигала?

   Она ведь сияла, она ведь спасала,

   Пока ты на прочность ее проверяла.

   Ты тянешься следом, и пальцы дрожат,

   Ты рвешься за ней, но ее не нагнать.

   И взгляд уж потух, и гнев вдруг угас.

   Жизнь без надежды — вот он твой крах.

   Ни марево мыслей, ни тлен всех побед

   Не смогут вернуть тебе этой потери.

   Останется горечь о прожитом дне

   В пустом бытие, безвольном и сером.

   Куда убежала надежда твоя,

   Что пламенем ярости так обжигала?

   Сквозь трещины этого бренного тела

   Она утекла в закат бытия.

***

— Роден, расскажи, как ты чувствуешь себя сегодня?

   Она хотела поднять голову, но удержать ее не получилось, и голова склонилась набок.

   — Я бо... бо… не…

   — Ты больше не будешь?

   — Да. — Рот Роден распахнулся, и язык вывалился наружу. Было трудно его заправить назад, но она справилась.

   — Каждый раз ты обещаешь вести себя хорошо и снова возвращаешься сюда. С чего мне опять верить тебе?

   — Не… верь…

   — Хочешь прожить остаток жизни в таком состоянии?

   — Не… не хочу…

   — Ты снова отрастила длинные ногти. Мне приказать их остричь?

   — Не-е-ет! Нет! — Роден даже пошевелила пальцами, выражая протест.

   — Знаешь, что изменилось на этот раз? На этот раз всем на тебя плевать. Они устали. От выходок, от вечного чувства вины, от тебя, в конце концов. При встрече со мной твоя мама задала мне лишь один вопрос.

   Роден мысленно улыбнулась, продолжая неподвижно сидеть.

   — Она спросила: «Сколько?» — и достала именную платежную карточку. Уверена, что сейчас ты хочешь расхохотаться. Что касается меня, ты же понимаешь, что мне тоже глубоко наплевать… Моя б воля, я бы отпустила тебя сейчас же. Но твоя мама все оплатила, и придется отработать. С этого дня тактика твоего лечения будет изменена. Завтра тебе перестанут давать лекарства, а через неделю ты станешь участником группы по психокоррекции суицидального поведения. Продержишься три месяца — и я тебя отпущу.

   — По… Пошла ты… на хрен… — промычала Роден.

   — Сеанс окончен. Увозите.

***

Роден сопроводили в комнату психокоррекции и закрыли за ее спиной дверь. Прежде она не раз бывала здесь, вот только в «групповухе» никогда не участвовала. Убогая обстановка «уютного домика» давно набила оскомину. Деревянные полы, деревянный стол, обитые шелком деревянные кресла, диван и даже резная рама на темном смотровом стекле вдоль одной из стен казались дешевыми фальшивками. Становилось жаль деревья, которые загубили ради создания столь безвкусного интерьера. А это матовое стекло? Что может лучше напомнить о том, что ты в неволе, чем подделка под зеркало?

   Роден плюхнулась в кресло, сбросила тапочки и вытянула ноги. Окинув взглядом собравшихся, она скривила губы и отвернулась.

   — Теперь мы в полном составе, — оживилась доктор Кашпо. — Давайте начнем с того, что представимся друг другу и немного расскажем о себе.

   Повисла тишина.

   — Ну что ж, — вздохнула психиатр, — тогда начнем с участника по правую руку от меня и будем двигаться против часовой стрелки. Все согласны?

   Тишина.

   — Пожалуйста, представьтесь, — попросила Кашпо, кивая пухлой девице с розовыми волосами.

   — Элайза Арти, — ответила та.

   — Можно просто имя, — улыбнулась доктор. — Элайза.

   — Да пошла ты! — ответила девица и показала доктору средний палец, чем вызвала у Роден искреннюю усмешку.

   У девчонки руки ходили ходуном. Ее явно ломало. Не то от препаратов, которыми ее не меньше месяца кормили здесь, не то от синдрома отмены чего-нибудь повеселее в свободной от предрассудков жизни.

   — Элайза, расскажи нам, пожалуйста, немного о себе, — вновь попросила Кашпо.

   Девица сжала кулачок и поднесла его к губам.

   — Хорошо, Элайза. В следующий раз, — мягко отозвалась психиатр и взглянула на мужчину, сидящего на диване.

   Роден покосилась на незнакомца и тут же отвернулась.

   — Меня зовут И. У меня депрессия длиною в жизнь, и мне периодически надоедает так существовать. — Он улыбнулся и показал два ряда отбеленных зубов.

   — Чем ты занимаешься, И-и-и? — спросила Кашпо.

   — Кутежом я занимаюсь, — И откинулся на спинку дивана и развел руки по сторонам, устраиваясь поудобнее. — Баб трахаю, в игры играю.

   — Просираешь семейное добро? — не удержалась от комментария Роден.

   Элайза захихикала в кулачок. И вскинул бровь и уставился на Роден.

   — Если есть, что сказать, могу уступить очередь!

   — Себе уступи, — буркнула Роден.

   — Что, прости?

   — Прощаю! — Она развернулась к нему лицом и уперла локти в колени.

   Роден знала, что в вырезе больничной рубашки ему видна ее грудь. Порезанная, покрытая татуировкой грудь. И сглотнул и отвернулся, а Роден вернулась в прежнюю позу.

   — Спасибо, Идрих, — натянуто улыбнулась Кашпо. — Следующий?

   Историю этой женщины Роден желала услышать. Наверное, из всех сидящих здесь, только ей досталось от жизни так же много, как и Роден.

   — Меня зовут Мистроль. Я попала в авиакатастрофу на своем корабле. Теперь я такая, какой вы меня видите. Ни мужа, ни любовника, ни детей. Я всегда думала, что моя жизнь будет насыщенной и яркой. К сожалению, я сгорела не в огне наслаждений, а в пламени пожара. Теперь жить мне не весело, а больно.

   Пациентка замолчала, и настала очередь говорить Роден.

   — Лоскутное Одеяло, — произнесла она и повернулась к Мистроль. — Ты не против, если я буду называть тебя Лоскутным Одеялом?

   — Роден! — гаркнула Кашпо.

   Следует отдать Лоскутному Одеялу должное — она с достоинством кивнула и ответила:

   — Нельзя.

   — Зря. — Роден повела плечом. — Доктор Кашпо говорит, что принятие себя такой, какая ты есть, — один из этапов успешной терапии.

   — Кашпо?! — прыснула смехом Элайза.

   — Да, Язва. Я называю ее доктором Кашпо!

   — Роден, — с угрозой отозвалась психиатр.

   — Доктор Ночной Горшок, если угодно! — повысила тон Роден.

   — Как ты назвала меня? — опомнилась Элайза.

   — Язва, — повторила Роден.

   — Да пошла ты, сука!

   — Ржать в кулачок, пока другие отгребают, — это же про тебя, Язва!

   Лицо Элайзы побледнело, и она отвернулась.

   — Хороша терапия, — засмеялся И. — Может, и мне кличку дашь, Страшила?

   — Красавчик, — как ни в чем не бывало пожала плечами Роден.

   — Хм-м, — кивнул И. — Мне нравится.

   — Не стоит благодарности.

   — Роден, ты расскажешь нам о себе? — устало произнесла Кашпо.

   — Меня зовут Страшила. Я страшная и уродливая, как снаружи, так и внутри. Меня никто не любит, — Роден задумалась, — даже кошак, живущий в нашем имении вот уже тринадцать лет. Всем насрать на Страшилу. А Страшиле насрать на всех. Хотела избавить мир от своего присутствия, да вот, — Роден запрокинула голову и уставилась в потолок, — бляди не дают…

   — Лучше бы дали! — пискнула Язва.

   — Вот и я их прошу, а они меня к доктору Кашпо. Говорю же, бляди…

   — Спасибо, Роден, — вздохнула доктор. — Следующий?

   — Следующий, — отозвался мужчина в кресле, чем привлек внимание Роден.

   Она склонила голову, взглянула на чудака и вернулась к созерцанию потолка.

   — Мы все должны хотя бы представиться, — напомнила Кашпо.

   — Следующий, — повторил мужчина.

   — Но ты последний в группе, Паскаль.

   Мужчина вольготно закинул ногу на ногу и поудобней устроился в кресле.

   — Называйте меня Темный, — попросил он.

   — Темный? — переспросила Кашпо.

   — «И в сумраке печалей не разглядеть его лица. Он отравляет все своим приходом. Он Темный, как его душа, и в то же время Он — посланник Бога».

   Роден медленно склонила голову и уставилась на мужчину, который цитировал поэму Сургида Лавэ — одного из малоизвестных суирских поэтов.

   — «Я верую, что все есть связи в этом мире, — продолжила она. — И там, где правит Свет, в тени нас поджидает Тьма. А если Он десница Бога, то в сумраке печалей у Смерти все же нет лица».

   Хлопок. Еще один. Роден повернулась к аплодирующему Красавчику. Кажется, тот был впечатлен.

   — А мне начинает нравиться ваша компания! — весело заявил он. — Кто написал эту помпезную хрень о смерти?

   — Сургид Лавэ, — ответил Темный.

   — Никогда о нем не слышал. — Красавчик повернулся к Лоскутному Одеялу. — А ты слышала о таком?

   — Нет, — пожала та плечами.

   — А ты, Язва?

   — Пошел ты! — шикнула девушка.

   Красавчик прищурился и наклонился вперед:

   — Может, еще кого-нибудь процитируешь, а, Темный?

   — В другой раз, Идрих, — улыбнулся тот.

   — А ты вообще с какой планеты? — продолжал напирать Красавчик.

   — С дальней, — ответил Паскаль.

   — Опять секреты! Мы же вроде как самые родные в этом месте. Я — олманец, — он указал пальцем на свои светящиеся голубые глаза, — только в гробу погаснут. Одеяло у нас суирянка, — Красавчик подмигнул ей, — если только не крашеная с отбеленной кожей. Язва, — он повернулся к ней лицом, — ты ведь с Ливзеры: вы все там бронзовые, по-моему. Страшила, — он указал пальцем на Роден, — ты ведь тоже суирянка? Ну, или была ею когда-то… А вот кто ты такой, Темный?

   — Мать суирянкой была, — ответил он.

   — А отец? — насупился Красавчик.

   — А отец ее изнасиловал. — Темный закрыл глаза и отвернулся.

   Повисла тишина.

   — Дерьмовое происхождение! — выдала Язва и засмеялась в кулачок.

   Все, включая Кашпо, уставились на нее.

   — Доктор Кашпо, — произнесла Роден, — может, закруглимся на сегодня?

   — В этом я соглашусь с тобой, Роден. Сеанс окончен. Встретимся завтра.

   Темный первым подскочил с кресла и зашагал к выходу.

***

Время вечернего досуга. Роден воротило от него. Их запирали в большом зале со всякими игрушками, где они должны были хоть чем-нибудь себя занять. Хорошо, что заведение престижное. Там был выход на веранду, где, пялясь в окна, Роден могла покурить.

   Окинув взглядом унылое сборище себе подобных, она зашагала в сторону веранды. В правом углу зала Красавчик беседовал с Лоскутным Одеялом. Одеялко посмеивалась, то и дело поглядывая на Темного. Темный сидел в гордом одиночестве за столом и играл в шахматы сам с собой. На косые взгляды Лоскутного Одеяла он внимания не обращал, хотя Роден готова была поклясться, что он их заметил. Язва донимала кого-то в кататонии и радовалась этому, как дитя малое. Дура, что еще сказать.

   Дура обернулась и помахала Роден рукой. Вот она — оборотная сторона «групповухи». Сейчас каждый из них будет считать, что вправе кивнуть, помахать рукой или, что еще хуже, подойти и заговорить с ней.

   Она вышла на веранду, достала елотку и попросила одного из санитаров прикурить. Тот, естественно, не отказал и поднес к елотке зажигалку. И за это им платили. За огонек, за улыбки, за вежливость, за цепкие руки и стальные объятия. Все включено в этом элитарном заведении.

   Роден присела в кресло у окна, затянулась и выпустила колечко дыма. Пачка елоток заканчивалась, а с визитами к пленнице никто не спешил. Можно было дать денег какому-нибудь санитару и попросить его принести новую пачку. Одна проблема: счета Роден мать заблокировала, а наличных у нее не было. Что она вообще здесь делала? Как докатилась до полного отстоя в своей яркой и столь впечатляющей жизни?

   Перед глазами всплыло знакомое лицо, и Роден передернуло.

   — Привет! — улыбалась Одеялко. — Могу я к тебе присоединиться? — И, не дожидаясь разрешения, плюхнулась в кресло рядом.

   Мистроль достала из кармана рубашки пачку елоток и щелкнула пальцами, подзывая к себе санитара. Тот подошел, хотя мог и не подходить.

   — Огоньку не найдется? — кокетливым голоском пропела Одеялко.

   Санитар молча дал прикурить. Она затянулась и вложила бумажку ему в руку.

   — Благодарю!

   — Всегда к вашим услугам, — ответил довольный сотрудник, пряча деньги в карман и тут же удаляясь.

   — Почему я тебя раньше здесь не видела? — поинтересовалась Одеялко.

   — Потому что раньше меня здесь не было, — ответила Роден, отворачиваясь к окну.

   — Я разговаривала с Язвой. Оказывается, она многих здесь знает. И Красавчика помнит, и тебя...

   — Да что ты? — улыбнулась Роден. — И что же Язва обо мне рассказала?

   — Что ты сука, каких поискать.

   — У Язвы распад личности. Не советую слишком много с ней общаться.

   Лоскутное Одеяло прищурилась, глядя куда-то в сторону.

   — Красавчик сказал, что Язва бывала здесь раз пять минимум.

   — Будет и шестой, — вздохнула Роден.

   — Почему? — собеседница повернулась к ней и изобразила на лице неподдельный интерес.

   — Она зависима. Здесь ее кормят одним, на воле она ест другое. Как только передоз — родственнички запирают ее здесь. Круг замыкается. А от постоянных передозов мозги начинают плавиться. У нее уже почти расплавились.

   — Как у тебя это получается?

   — Я просто наблюдательная. — Роден затушила окурок.

   — Эй, девчонки, вы не скучаете?

   — Легок на помине, — буркнула она.

   Красавчик придвинул стул и присел напротив, едва ли не касаясь ее коленями.

   — Скажи, ты вся такая… — он задумался, подбирая слово, — яркая?

   — С какой целью спрашиваешь? — Роден пыталась сохранить хладнокровие и случайно не подправить его аристократический нос.

   — Страшилка, не обижайся. Я любя!

   — Так вот в чем твоя проблема… — она понимающе кивнула. — И давно на уродство тянет?

   Красавчик засмеялся и подмигнул.

   — Люблю баб с характером!

   — Так иди и поищи себе бабу. А мы с Одеялком, как дамы благородного происхождения, тебя здесь подождем.

   — Простите, дамы! — Он поднял руки. — Обознался!

   Роден схватила его за ладонь и выкрутила руку.

   — Если хочешь свести счеты с жизнью, — улыбнулась она, показывая запястье Красавчика с белесым рубцом Одеялку, — резать нужно продольно, а не поперек. Чем глубже, тем лучше. А вот это, — Роден отбросила ладонь, — показуха чистой воды.

   — Тебе виднее, шлюха, — бросил в ответ Красавчик и удалился.

   Роден достала елотку, отобрала из рук Одеялка дымящийся окурок и подкурила от него.

   — Бойся этого урода, — произнесла она. — Он из нашей группы самый конченый.

   — Ты что-то знаешь? — прошептала девушка, явно испуганная замечанием Роден.

   — Я таких тварей чую издалека.

   Лоскутное Одеяло поежилась и отвернулась.

   — А Темный наблюдает за тобой, — произнесла она.

   — Не за мной, — вздохнула Роден. — Он наблюдает за тобой.

   — Нет. Как только ты мимо него прошла, он теперь то и дело на тебя поглядывает.

   — Это потому что ты рядом сидишь. — И, подловив очередной взгляд черных глаз, она с воодушевлением помахала Темному рукой.

   Мужчина тут же отвернулся.

   — Расслабься, — Роден затянулась, — сегодня он на тебя больше смотреть не будет.

   — Злая ты, — вздохнула Одеялко.

   — Сука просто, вот и все. Ты только не расстраивайся. Ты нравишься Темному. Если и он тебе нравится, можешь закрутить.

   Одеялко поморщилась.

   — С Темным?

   — А почему нет? — хмыкнула Роден.

   Одеялко огляделась по сторонам и встала.

   — Хорошо поболтали. Завтра курнем вместе?

   — Завтра будет видно.

   Лоскутное Одеяло зашагала в зал, прошла мимо одиноко сидящего Темного, потом остановилась, обернулась и вернулась к его столу. Дальше Роден не подглядывала. Неприлично это, вроде как… Хотя кому она заливает?

   — Уже девять. Пора отдыхать, — объявил санитар.

   — Пора, — вздохнула Роден и бросила дымящийся окурок в пепельницу.

   — Эй ты!

   Она обернулась, точно так же, как и все остальные, собравшиеся у выхода.

   — Вернись и затуши окурок! — кричал санитар.

   — Сам затуши. Или за эту услугу я не заплатила?

   — Вот дрянь! — гаркнул он, схватил Роден за плечо и повел на веранду.

   Остальные молча наблюдали со стороны. Зеваки, что еще сказать.

   — Туши!

   Лицо Роден оказалась прямо над дымящимся окурком. Она подула на него, чтобы затлели и другие.

   — Туши, я сказал!

   — Мэйфилд, не надо, — послышалось из-за спины.

   — Я с этой сукой хорошо знаком! Она мне руку прокусила, дрянь!

   — Надо же, — хмыкнула Роден. — Запомнил…

   — Туши! — Теперь ее лицо оказалось прижатым к столу.

   Она начала брыкаться, пытаясь скинуть тушу, навалившуюся сверху. Санитар уперся пахом ей в зад и захохотал.

   — Может, ты этого ищешь?

   Роден потерлась о него бедрами и, чувствуя, как ослабла хватка на шее, медленно разогнулась.

   — Может, и ищу, — прошептала она, прижимаясь всем телом и плотоядно улыбаясь очередному извращенцу.

   — Простите, это мой окурок, — произнес знакомый голос, и Роден перевела взгляд на Темного.

   Он затушил все тлеющие бычки в пепельнице и улыбнулся санитару.

   — Моя вина. Простите.

   — Руку с задницы убери, — вежливо попросила Роден и отстранилась от санитара. — Еще увидимся, Мэйфилд, — обронила она и поспешила удалиться.

   Санитар еще долго будет искать утерянную карту пропуска. «Хрен найдешь», — подумала Роден и спрятала ее в карман.

***

— Элайза, расскажи нам, как давно ты здесь находишься, — попросила Кашпо.

   — Вам виднее, дорогой доктор! — захохотала Язва.

   — Если ты не начнешь разговаривать с группой, я буду вынуждена отправить тебя в изолятор на неопределенный срок.

   Гнилой ход, ничего не скажешь. Роден с ненавистью взглянула на доктора, и та заметила этот взгляд.

   — Роден, ты хочешь нам что-нибудь сказать?

   — Доктор Кашпо, вы же находитесь здесь в качестве наблюдателя или, — она повела плечом, — ведущей собрания. Я права?

   — Да. Я вмешиваюсь в процесс только в случае крайней необходимости.

   — Так что же за крайняя необходимость такая угрожать девчонке за то, что она на контакт идти не хочет? Групповые занятия, доктор, дело добровольное. И терапия эффективна, если пациент желает ее проходить.

   — Роден, ты напрашиваешься на неприятности?

   Она пожала плечами:

   — А ты посади меня в изолятор и дело с концом!

   — Не думай, что сможешь избежать занятий с группой, — улыбнулась Кашпо. — Даже если отправишься в изолятор, тебя будут приводить сюда ежедневно.

   — Страшила, закройся! — оживился Красавчик. — Давайте лучше я вам что-нибудь расскажу.

   — Валяй. — Роден махнула рукой.

   — Меня тетушка воспитывала. Родители погибли, когда мне пять было, и тетушка захапала состояние вместе со мной. Мою первую девчонку она подарила мне на тринадцатилетие. Хорошая была проститутка. Опытная.

   — У тебя другие темы для беседы есть? — решила уточнить Роден. — Или мы будем слушать истории про твои сношения ежедневно?

   — Роден! — пригрозила Кашпо.

   — Я выбираю изолятор, — встрял Темный. — С вами неинтересно.

   — А ты приключений ищешь? — пикировал Красавчик.

   — Я их уже нашел. А ты — продолжаешь искать.

   — Доктор, — заулыбалась Роден, — кажется, ваша терапия терпит крах!

   — На начальном этапе такое бывает, — кивнула Кашпо.

   — А может, вы расскажете нам что-нибудь о себе? Не думаю, что у девочки из неполной семьи в жизни никогда не было проблем.

   — Мы говорим не обо мне, Роден.

   — Ты же всех нас ненавидишь, — прошептала Роден, наклоняясь вперед. — Богатенькие детки, которые вляпались в неприятности или надумали их. Нам все досталось легко, а ты горбатилась годы, чтобы обучение оплатить.

   — Роден, если ты не прекратишь, я тебя изолирую.

   — Чего тебе в жизни не хватает, Кашпо? Положение — есть. Состояние наверняка уже заработала. Мужиков много, одним вряд ли довольствуешься. И все мало… Всего этого тебе мало…

   Лицо Кашпо застыло, словно маска. Она медленно поднялась и подошла к Роден.

   — Ну, давай… — прошептала та. — Давай, покажи, как сильно ты меня ненавидишь…

   Доктор несколько раз глубоко вздохнула, а затем вернулась в кресло.

   — Сеанс окончен. Всем разойтись.

   Красавчик присвистнул и подмигнул молчаливому Лоскутному Одеялу.

***

— Зачем ты хотела попасть в изолятор?

   Темный присел в кресло рядом с Роден и продолжил наблюдать за беседой Красавчика и Лоскутного Одеяла со стороны.

   — Она тебе нравится? — сменила тему разговора Роден, прикуривая очередную елотку от предыдущей.

   — Ты весь вечер сидишь здесь и куришь одну за одной.

   — А ты на Одеялко постоянно пялишься.

   — На тебя тоже, и ты об этом знаешь, — парировал Темный.

   — Ты смотришь на меня, потому что тебе интересно. Здесь всем интересно, почему на мне живого места от татуировок нет. Ответ ты не получишь. Тема закрыта.

   — Все вокруг виноваты, не так ли? — внезапно произнес он. — Родня твоя… Они пожалели. По головке погладили. Но от жалости их ты завыла. Им не понять. Им в шкуре твоей не ходить. Заткнуться бы им всем, да не смогли. Взгляды… Пересуды… Шепот… Потом мужика нашла. Необычного такого. Обычные на тебя не клюют. Он улыбался тебе. По галактике на кораблике красивом покатал, подарки дорогие подарил. А ты все понять не могла, чего ж это он руки свои распускать не спешит? Словами по ушам ездил, а ручки-то где? Потом поняла, что не стоит у него на уродство твое. К лицу привык, а как разделась, так и стояку конец. Поняла, что родственнички твои добросердечные бумажек ему дали. Или услугу оказали… Жалко ведь им тебя. Вот они и расстарались. Тогда по-настоящему завыла. Вернулась домой, взглянула на себя в зеркало подумала: а на хрена мне все это? Взяла ножик и располосовала вены на запястье. Тебя спасли. В клинику престижную отправили. Мозги лекарствами промыли. Только жить опять не захотелось. Что осталось? Вернуться домой? Это ты уже проходила. Жалость. Вой. Веревка в сортире. Клиника престижная. Что дальше? Полетела на маленькую планетку с миссией гуманитарной. Детям чумазым жопы подтирать. Переворот на планетке случился. Вояки пришли в эту деревеньку и всех твоих чумазых засранцев перебили, пока ты мудаков на переговорах выслушивала. Ты в деревеньку вернулась, детей схоронила, выследила тех, кто сделал это. Убила. Тебя домой насильно привезли. Как так, ведь в переплет, бедненькая, угодила. А лица деток этих тебе по ночам снятся, как и лицо того самого первого гондона, из-за которого вся твоя жизнь наперекосяк пошла. Вой. Жалость. Шепот. Зато у тебя был пистолет. Собралась мозги себе вынести, а тут провидец какой-то мамашке в очередной раз весточку прислал. Заломили тебе ручки и пистолет отобрали. И вернулась ты в клинику престижную. И гондон какой-то подсел к тебе вечером и рассказал тебе историю страшненькую о жизни твоей неудавшейся.

   Роден затушила елотку и повернулась к Темному лицом.

   — Чтец хренов.

   Темный встал и подошел к окну.

   — Знаешь, как круг порочный разорвать? — спросил он. — Умереть, конечно. В больнице не дадут. Дома тоже не позволят. На передовую бы попасть, но для таких, как мы с тобой, путь туда закрыт.

   Роден тоже встала и остановилась рядом с Темным. Прижала ладонь к стеклу, и силовая решетка на внешней стороне окна тут же засветилась. Ее ноготь заскользил вниз, издавая скрежет и оставляя царапину.

   — Если ты нашел выход, что тогда тут делаешь?

   — Выхода не существует. Тебе придется жить с этим до конца твоих дней. Они скажут, что все хорошо. Они будут говорить тебе это постоянно, как напоминание о том, через что тебе пришлось пройти. Но в их глазах ты будешь видеть собственное отражение и спрашивать себя, почему все еще живешь?

   Хлопок заставил обоих обернуться. Лоскутное Одеяло здорово проехалась Красавчику по лицу, бросила нечто нецензурное и отошла в сторону.

   — Пошла ты, шлюха!

   — Сексоголик хренов, — выдохнула Роден и отвернулась. — Сходи спроси, все ли с ней в порядке.

   — С ней все в порядке, — ответил Темный.

   — Чего ты хочешь? — утратила терпение Роден и заглянула в лицо мужчине. — Чего лезешь ко мне? Таких сердобольных повидала на своем веку. Хочешь потрахаться в туалете — так и скажи. Я подумаю над твоим предложением. А если в психолога поиграть решил — отвали сразу. Достаточно, что мне Кашпо по мозгам ездит.

   Он взирал на Роден с высоты собственной надменности и явно о чем-то размышлял.

   — Чернее личности, чем ты, я никогда не встречал, — наконец выдал он. — В каждом есть что-то светлое, но в тебе света вообще нет. Ты двинутая на всю голову, но действуешь в каких-то дозволенных рамках. Тебе вроде бы на всех насрать, но все же ты защищаешь Язву и Лоскутное Одеяло от тех, кто, по твоему мнению, представляет для них опасность. Дисбаланс не может существовать вечность. Рано или поздно тебя склонит на одну из сторон. И тогда в тебе либо появится Свет, либо тебя сожрет Тьма.

   Роден улыбнулась ему. По крайней мере, сейчас он говорил искренне. Но все же понять, чего он от нее хотел, она не смогла. Роден затушила елотку и, обогнув Темного, зашагала в зал.

   Она подошла к Красавчику, сидящему за столом, и остановилась напротив.

   — Отвали, — буркнул он.

   — Как скажешь.

   Взмах ногой — и брызги крови разлетелись по сторонам. Хруст сломанного носа обласкал слух. Красавчик рухнул на пол и завыл, как девчонка. Язва смеялась. Кто-то кричал. Роден заломили руки и повели в изолятор. Напоследок она обернулась и еще раз взглянула на Темного. Он был неправ в одном: Тьма давно сожрала ее.

***

Изолятор — довольно милое место. Темная комната, обитая поролоном, мягкий пол, на котором приятно лежать, и тишина, благословенная тишина. Роден принесли ужин, включили приглушенный свет. Она поела и кивнула санитару, забравшему поднос.

   Даже в таких местах, как это, среди зверей разных мастей попадаются обычные люди. Обычные — значит нормальные. Хотя где залегает граница этой «нормальности»?

   Роден хмыкнула и легла на пол. Осталось дождаться наступления ночи.

   Он открыл дверь в полночь, как они и условились. Роден вышла в коридор и кивнула санитару.

   — Я дала тебе слово, — прошептала она. — И не подведу.

   — У тебя два часа. Потом меня опять сменят.

***

За ней пришли только вечером следующего дня. Роден встала, пригладила растрепанные волосы на затылке и улыбнулась санитару.

   — Сегодня я пропустила терапию.

   — Сегодня занятий не было. Пойдем.

   — А завтра будут?

   — Никто не знает. Велено всех развести по комнатам.

   — А покурить? — заныла Роден.

   — До завтра покурить не сможешь.

   Роден приняла душ, сменила костюм и прилегла на кровать. Улыбка не сходила с ее лица. Запрыгала, сука, заметалась. Еще бы! Пропала ее маленькая коллекция видеозаписей, и никаких зацепок насчет того, кто это сделал.

***

Занятия в группе не состоялись и на следующий день. Вечером Роден проводили в общий зал. Темный и Лоскутное Одеяло тут же оторвались от игры в шахматы и уставились на нее. Роден улыбнулась милой парочке и остановилась у их стола.

   — Елотки есть? Курить хочу, просто умираю.

   Лоскутное Одеяло молча протянула ей пачку.

   — Спасибо. — Роден кивнула и направилась на веранду.

   Красавчика нигде не было видно. Язва бросила на нее смешливый взгляд и юркнула в туалет. Роден попросила прикурить у санитара и подошла к окну. Одна затяжка, другая. Глотая дым, она считала минуты. Затушив окурок, Роден бросила взгляд на Темного с Лоскутным Одеялом и направилась в туалет.

   — Могу я пройти? — спросила она у санитара, стоящего на входе.

   — Подожди немного. Там занято.

   — А сколько стоит посмотреть? — Она загадочно улыбнулась.

   — У тебя все равно денег нет.

   — Моя подружка заплатит. — Роден кивнула в сторону Лоскутного Одеяла.

   — Деньги вперед!

   Она не без злости метнулась к Одеялку, играющей в шахматы с Темным.

   — Пятерку дай.

   — И тебе привет! — улыбнулась та.

   — Пятерку дай, — зашипела Роден, — быстро!

   Темный прищурился, перевел взгляд на Одеялко и достал из кармана бумажку.

   Роден схватила ее и вновь метнулась в сторону туалета.

   — Держи. — Бумажка легла на грудь санитара, и дверь перед Роден тихо отворилась.

   Она прислонилась к стене и медленно выдохнула. Здесь не было зеркал, значит, в отражение подглядеть не получится. Суирянка припала к полу и нашла их. Две пары ног в третьей кабинке. Она подошла, беззвучно отворила дверь и отошла на несколько шагов, наблюдая за пошлой сценой. Язва полировала Красавчика, стоя на коленях. А Красавчик улыбался, глядя на Роден.

   — Он не достанет для тебя дозу, — заявила она, и Язва замерла. — Он на строгаче, как и ты. И к нему никто не приходит, как и к тебе.

   Язва разогнулась, поднялась с колен и уставилась на Красавчика. Мгновение тишины, секунда чужой боли и море наслаждения в синих глазах чудовища.

   — А-а-а-а! — Язва бросилась на мерзавца, а тот стал хохотать.

   Санитары влетели в туалет. Роден посторонилась и вышла. Тварь, что еще сказать. Ей везет на таких. Она их нутром чует и будто этим же нутром и притягивает.

   Роден вернулась на веранду. Плюхнувшись в кресло, она устало закрыла глаза.

   — Я все елотки тебе отдала…

   — Держи. — Роден протянула Одеялку пачку.

   Лоскутное Одеялко присела рядом и помахала санитару, чтобы прикурить.

   — И что ему за это будет? — спросила она, выдыхая дым.

   — Ничего. — Роден затянулась. — Все добровольно. Это Язве достанется. Посидит в изоляторе несколько дней. Потом вернется. Из нашей группы ее переведут.

   — Как ты поняла? Я имею в виду… — девушка запнулась. — Как ты…

   — Он сексоголик. Холеный, надменный и самовлюбленный фетишист. Внешнее уродство его особенно привлекает. Мы с тобой для него фетиши. Она — пустышка. Мы не дали, она согласилась.

   — Об этом ты меня предупреждала?

   — Да. — Роден выдохнула дым.

   — А что про Темного скажешь?

   Роден взглянула на фигуру мужчины, сидящего к ней спиной.

   — Мне кажется, что этот вопрос я могла бы задать тебе.

   Роден встала, спрятала пачку елоток в карман и вернулась в зал. Подошла к Темному и смотрела на него несколько минут.

   — Иди за мной.

   Она не могла знать наверняка, что он пойдет. Но он поднялся и пошел. Возле туалета стоял давний знакомый.

   — Что, Роден, зачесалось наконец? — хохотнул он.

   Темный впечатал ему в грудь купюру, и Мэйфилд умолк.

   Она вошла внутрь, лягнула ногой дверь первой кабинки и кивнула в сторону унитаза. Темный молча зашел внутрь, опустил крышку и сел. Роден прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Не думала она, что сделать это окажется настолько трудно. Собравшись с силами, она стянула с себя рубашку и сняла штаны.

   — Ты ведь не хочешь этого, — сказал Темный, глядя на ее разукрашенное тело.

   Роден подошла вплотную, развела ноги и села ему на колени. Она склонила голову, с интересом рассматривая его лицо. Заглянула в глаза. А затем схватила за волосы и откинула голову назад.

   — Я могу отличить заботу и жалость от мужского интереса. Тебе интересно. Мне тоже интересно. Ты не фетишист, как Красавчик. Ты вроде бы нормален, но в то же время нет. Разница в том, что с твоими девиациями я вполне могу смириться. Можешь ли ты смириться с моими?

   — Это все, что тебе нужно? Трахнуться в туалете с незнакомым психом, который проявил заботу в мире, где всем на тебя насрать?

   Роден отпустила его волосы. Встала, отвернулась и начала одеваться. Что-то доселе незнакомое душило ее. Обида? Она давно перестала обижаться. Жалость к себе? Она давно перестала жалеть себя. Разочарование? В ее жизни было столько разочарований, что она просто перестала надеяться на что-либо. Что же тогда за дрянь поселилась в ее горле и мешает дышать?

   Роден обернулась. Он смотрел на нее. Она смотрела на него.

   — Прощай, Темный.

   Она уносила оттуда ноги как можно быстрее. Даже свист Мэйфилда остался где-то позади.

   — Хочу в палату.

   — Подождите, вас проводят.

   — Быстрее, — поторапливала Роден.

   Она как будто своими глазами видела смотрящую на нее Одеялко. Видела недоумение и жалость в ее глазах. Видела Темного, вышедшего из туалета. Видела самодовольную рожу ублюдка Мэйфилда.

   — Я провожу, — предложил ублюдок.

   — Давай, — согласился другой.

   — Роден! — От крика Темного она вздрогнула. — Роден, подожди!

   — Опоздал! — загоготал Мэйфилд, выводя ее из зала.

   Вот он — ее момент. Бесконечные беседы с теми, кто через это прошел. Их боль. Их уродство, которое они будут носить в себе вечность. И отсутствие веры в глазах окружающих. Нет доказательств. Шизофрения. Депрессия. Девиантное поведение.

   Роден остановилась перед дверью в палату. Мэйфилд прямо за спиной. Прижался к ней пахом. Дыхание на шее. Не сейчас, Роден. Подожди. Подожди немного.

   Дверь в палату распахнулась и закрылась за спиной ее зверя.

   — А если я не хочу? — спросила она, не оборачиваясь.

   — Я могу и по-плохому. Ты же не хочешь в изолятор?

   — Ты предложил Красавчику девчонку?

   Мэйфилд засмеялся.

   — Она всем дает, а ему тоже хотелось.

   Роден развернулась и улыбнулась Мэйфилду. Не призывно, нет. Она улыбнулась ему, как улыбается Егерь, настигший добычу.

   — Иди сюда, маленькая шлюшка. Иди к папочке.

   Взмах рукой, стойка, движения ладоней, дрожание пальцев. Она плела сеть, из которой ему не выбраться.

   — Что… Что ты делаешь? — Мэйфилд, почувствовав себя плохо, пошатнулся.

   — Хорошо же ты здесь устроился, паскуда. Пригрелся на телах тех, кому никто не верит.

   Его начало трясти. Он кинулся к двери, открыл ее, выпал в коридор и дальше пополз по полу. Роден вышла следом. Она закончила плести сеть. Ему не уйти.

   — Вам плохо? — спрашивала она, следуя за ползущим телом. — Позвать на помощь?

   — Помо… — стонал Мэйфилд. — Помо… гите… Си… тен! Си… тен! По…

   — Доктор Ситен? — засмеялась Роден. — Кашпо тебе ничем не поможет, урод!

   — Си… Си…

   — Стоять! — закричали из-за спины.

   Роден остановилась и подняла руки.

   — Отпусти его!

   Она обернулась. Трое санитаров и Кашпо целились в нее из инъекторов.

   — Никто отсюда не уйдет, — произнесла Роден, сжимая пальцы.

   Мэйфилд зашелся на полу, хватаясь за сердце. Кашпо бросилась к нему. Санитары стали стрелять дротиками с транквилизаторами. Роден метнулась к противоположной стене и побежала по коридору. Два дротика угодили в ногу. Голова закружилась. Впереди лица. Знакомые и не очень.

   — Бюро общественной безопасности Совета Всевидящих! Приказываю всем остановиться!

   Ноги Роден подкосились, и она рухнула на пол.

   — Доктор Роуз Ситен. Советом Всевидящих вам и восьми вашим сообщникам вынесен смертный приговор. Приговор будет приведен в исполнение немедленно.

   Санитары вокруг стали падать один за другим. В расплывающейся перед глазами картинке Роден увидела идущего по коридору Темного. Ему не требовалось плести сети. Он просто протянул ладонь к Кашпо. Хруст костей эхом пролетел по заполненному коридору. Лицо Кашпо перекосило, и она замертво рухнула на пол.

   — Приговор приведен в исполнение. Группа зачистки — на вход. Эвакуировать гражданских. Документы уничтожить. Память стереть и отредактировать. Ответственный исполнитель, агент 8106.

   — Не подвело… — промычала Роден. — Чутье не подвело…

***

Она очнулась, но по старой доброй привычке шевелиться не спешила.

   — Признаться честно, уж кого-кого, а тебя здесь повстречать я не ожидал.

   — Это долгая история. — Лоскутное Одеяло говорила тихо, наверное, старалась раньше времени не разбудить Роден.

   — Твои родственники пребывают в неведении. Три года переписки — это, по-твоему, все внимание, которого они достойны?

   — При первой встрече здесь ты дал мне слово, что они никогда не узнают.

   — При первой встрече здесь я подумал, что у тебя серьезные проблемы.

   Одеялко засмеялась.

   — А теперь что ты думаешь?

   — Что у тебя очень серьезные проблемы. Твоя подруга… Как вы с ней познакомились?

   — Два года назад мы проходили лечение в этой клинике. Она спасла меня от Мэйфилда. Тогда же и прокусила ему руку. Он сломал ей челюсть. Ее родственникам сказали, что она упала и ударилась лицом о борт ванны. Ее мать им поверила. Удивило, что Роден восприняла это как должное. Мы вышли отсюда вместе. Мне предстояло пройти курс реабилитации у Ромери, а она собиралась отправиться домой. Я просто предложила поехать со мной, и она согласилась. Ромери разглядел в ней что-то и взялся тренировать.

   — Так она и есть тот загадочный ученик? — спросил Темный.

   — Скорее всего, загадочный ученик Ромери — это я. Персона Роден в наших кругах мало кому известна.

   — Вы вернулись сюда, чтобы отомстить?

   — Не совсем. В прошлый раз Роден была здесь одна. Согласно плану, она должна была спровоцировать Мэйфилда и устранить его. Но вскрылись интересные факты. Роден поняла, что одной ей не справиться. Что он работает с сообщниками, и убрать всех, не запачкав руки, у нее не получится. В тот раз она ничего не сделала. Пробыла здесь два месяца и выписалась. Тогда же мы и стали готовиться. Я знала, что в существует особый отдел в бюро общественной безопасности, который занимается решением именно таких проблем. Я догадывалась, что у вас свои законы и методы. Мы слили информацию одному из доносчиков в бюро. И, конечно же, их заинтересовало это дело. Я не думала, что ты — один из них… И не ожидала встретить тебя в этом месте и в такой роли. Как только мы получили информацию, что агент бюро внедрен в клинику, мы начали действовать. Думаю, Роден быстро поняла, что мы с тобой знакомы. Но она предпочла оставить эти предположения при себе. Мы продолжали следовать плану, и все получалось. Роден спровоцировала Мэйфилда в тот день, когда ты за нее вступился. Она украла карту пропуска и тайком передала ее мне на групповом занятии. На следующем этапе она должна была попасть в изолятор. Ночью санитары дежурят там по одному, меняясь каждые два часа. Камеры наблюдения установлены только в центральных коридорах. Это место пыток для таких, как мы, и приют безмолвия для таких, как они. Здесь у нас был свой человек. Роден всеми силами пыталась пробиться в изолятор именно в тот день, потому что он как раз заступил на пост охраны. Наш человек выпустил Роден из изолятора в полночь. У нее было два часа, чтобы раздобыть доказательства для Совета Всевидящих. Роден знала, что у доктора Ситен есть особый кабинет в подвальных помещениях. Туда она и направилась. Ситен любила подсматривать за жертвами санитаров и вела видеозапись. Файлы хранила на накопителе в своем логове. Роден забрала накопитель и отдала его нашему человеку. Утром, когда младший персонал уходит домой, всех проверяют. Санитары ничего не могут вынести из этого заведения. Поэтому в игру вступила я. Наш человек оставил накопитель под раковиной в служебном туалете недалеко от моей комнаты. Каждое утро во время сдачи смены санитары собираются на планерку на пять минут. Я воспользовалась этим временем и пропуском Мэйфилда.

   — А камеры наблюдения? Что вы с ними сделали? — спросил Темный.

   — Роден первым делом их отключила и уничтожила все записи за сутки. Серверная ведь расположена в подвале, а у Роден — золотые руки.

   — Почему он вам помог, этот санитар?

   — Его подружка когда-то погибла в этом заведении. Мы пообещали, что отомстим за нее, и устроили его на эту работу.

   — А санитар ваш не мог сам раздобыть записи?

   — Взломать электронную систему защиты в логове доктора Ситен голыми руками могла только Роден.

   — Голыми руками? — переспросил Темный.

   — Это нужно видеть, чтобы понять, — ответила Одеялко.

   — Накопитель у тебя? — спросил Темный.

   — Конечно нет, — засмеялась она. — Ты же понимаешь, что нам с Роден отсюда его не вынести. Накопитель должен был быть передан сотруднику бюро…

   Роден приоткрыла глаза. Пропустить тот миг, когда Темный поймет, ради чего она заманила его в туалет… Лицо Темного не дрогнуло. Он сунул руку в карман рубашки и достал из нее накопитель.

   — Я передала его Роден вместе с пачкой елоток. А она решила действовать сразу.

   — Ты раскрыла меня? — спросил Темный.

   Роден повернулась на бок и засмеялась.

   — Материалы моего вымышленного личного дела ты буквально цитировал.

   Темный внимательно на нее посмотрел. Роден медленно встала.

   — Поздравляю, ты нашел доказательства раньше меня, — улыбнулась она.

   Мужчина продолжал удерживать прозрачный накопитель в руке. Треск стекла. Хруст. Маленькие обломки посыпались на пол. Лицо Одеялка перекосило. Она прижала ладони к груди, непонимающе глядя на Темного. Роден же едва ли не расхохоталась.

   — Доказательства? — произнес мужчина, повысив голос. — За систематические изнасилования и сокрытия — максимум пожизненное. А здесь — десять трупов. Эти доказательства вы собирались представить Совету Всевидящих для вынесения смертного приговора этим людям?

   Роден перестала смеяться.

   — Ты убила Мэйфилда еще до того, как я вмешался. Ты бы убила и Кашпо. На что ты рассчитывала? Что бюро прикроет тебя?

   Суирянка молчала.

   — Вы даже вершины этого айсберга не обнаружили. Мэйфилд был лишь пешкой.

   — Кого ты вел? — спросила Роден и подняла на него глаза. — Кого выбрал в жертвы для ловли на живца?

   — А ты как думаешь?

   — Значит, я тебя не подвела. — Она подмигнула Темному и достала елотку. Ее пальцы заискрили. Треск молний наполнил помещение. Роден поднесла ноготь к елотке и прикурила. Щелчок пальцами — и разряды электричества, оплетающие кисть, исчезли.

   — Их ел Мэйфилд, — произнесла Роден, выдыхая дым. — В подвале твои ребята найдут одну комнату и холодильник, битком набитый мясом. Экспертиза установит, чьи это останки. В этой ролевой игре именно он доминировал над Ситен, а не наоборот. Девочка из неполной семьи всеми силами пыталась выбиться в люди. Ее отец умер от передозировки, когда ей было двенадцать. Думаю, это она убила своего папу. И продолжала ненавидеть мать, которая закрывала глаза, когда отец насиловал собственного ребенка. Сломленная психика и отсутствие должного лечения привели к тому, что девочка превратилась в животное. Серию она начала просто — убила мать-алкоголичку в восемнадцать. Тело матери не нашли. Думаю, она расчленила его и избавилась от останков. В документах значилось, что ее мать пропала без вести. Потом начали появляться эпизоды исчезновений девочек в регионе, где она училась. Разве мог кто-то заподозрить отличницу-стипендиатку в причастности к подобному? К слову, тел девочек так и не нашли. С Мэйфилдом она познакомилась, когда ей было двадцать семь. Богатенький психопат проходил лечение в клинике, где она работала. Они спелись, стали любовниками. В качестве реабилитации Ситен предложила Мэйфилду устроиться на работу в клинику на должность санитара. Он быстро понял, что может на нее влиять. Так Ситен нашла себе нового «отца», который насиловал других, пока она наблюдала со стороны. Первой в их паре убила она. Убила и расчленила тело. А он съел. Потом убивал он. А она приняла на себя роль «матери», которая наблюдала за всем со стороны. Она расчленяла этих девочек, как сделала это когда-то со своей матерью. Абсолютная ненависть к собственному полу и сексуальная удовлетворенность только на этапе кромсания тел. Она открыла собственную клинику, когда ей было тридцать два. Семья Мэйфилда по его просьбе спонсировала заведение. Вот здесь они и развернулись. В штат набирали по собеседованию. За семь лет работы нашли таких же конченых, как и сами. Они превратились в стаю волков, где вожаком был Мэйфилд, а она — матерью-волчицей. Они орудовали на девяти планетах, и это только то, что мне удалось обнаружить. На носителе, который ты так быстро уничтожил, были не только записи изнасилований. Там были и записи, как Ситен расчленяет жертв, а Мэйфилд их готовит.

   Одеялко прижала ладонь к губам и отвернулась.

   — Извини, — пожала плечами Роден. — Подробностей этого дела я не могла раскрыть даже тебе. Знай ты, на кого мы на самом деле охотимся, провалила бы все задание. Одно дело смотреть на насильника, другое — на маньяка-убийцу, поедающего своих жертв. Извини, но я поступила мудро и не завалила дело. Спроси лучше своего друга, кто отдал приказ уничтожить все улики по этому делу?

   Одеялко перевела взгляд на Темного. Тот, как и ожидала Роден, молчал.

   — Ему приказали все уничтожить и зачистить территорию, — ответила Роден за него. — Не будет громких сообщений в новостях. Не будет правды и возмездия в том виде, которого достойны жертвы их деяний. А все потому, что семья Мэйфилда Джеланио — одни из самых крупных поставщиков военного оборудования на Суе. Отдел номер ноль бюро общественной безопасности Совета Всевидящих занимается именно такими делами. И твой друг, судя по всему, им руководит.

   — Это правда? — Одеялко не сводила глаз с Темного, а тот продолжал молчать.

   — Просто есть ситуации, — опять взяла слово Роден, — когда правда способна уничтожить не только влиятельных людей, но и пошатнуть саму власть. «Несправедливо!» — скажешь ты. «Необходимо», — ответит твой друг.

   Роден затушила елотку об оконное стекло и повернулась к обоим лицом.

   — Как тебя звать, агент 8106 по прозвищу Темный?

   — Зафир Кеоне.

   — Приятно познакомиться, господин Кеоне. Я — Егерь. Кстати, почему ты все еще здесь?

   — Хочу поговорить с Сафелией. Наедине.

   Роден снисходительно улыбнулась.

   — Это означает, что он собирается просить тебя вернуться, Одеялко.

   Сафелия отвернулась.

   — Свадьба Стефана через три месяца, — произнес Темный. — Самое время дать о себе знать, если ты…

   — Если я что, Зафир?

   — Если ты готова хоть что-то изменить.

   Сафелия громко рассмеялась и погладила себя по испещренной рубцами руке.

   — Мне очень жаль, — произнес он.

   Она обернулась и вскинула подбородок. Так и смотрела на него, долго, в молчании, как будто сверху вниз, как будто была выше него ростом, выше него и всего гребаного мира вокруг.

   — Зато мне насрать на твою жалость, — наконец произнесла она и вышла из комнаты.

   Роден лукаво улыбнулась, подошла к окну и приложила ладонь к стеклу. Решетка за окном заиграла синими огоньками, переливаясь на свету.

   — Мы навсегда останемся жить в клетках, созданных руками мастеров своего дела. — Она отняла ладонь, и решетка за стеклом погасла. — И я говорю не о внешнем уродстве, — она повернулась лицом к Темному, — а о том, что скрыто под ним. Нет больше девочки, угодившей в переплет три года назад. Пламя сожгло ее дотла.

   — Кем бы Сафелия ни стала, ее семья примет ее такой, какая она есть.

   Роден вновь улыбнулась, на этот раз снисходительно.

   — С трудом верится в это, Темный. — Она прошла мимо него и подмигнула на прощание.

ГЛАВА 1

— Бюро общественной безопасности. — Он нажал кнопку на браслете, и его голографическая карточка высветилась перед лицом следователя.

   — З-з-здравствуйте. — Следователь отступил на шаг и указал рукой на останки, скрытые от посторонних голограммой. — Честно говоря, мы ждали вашего прибытия.

   — Почему территория возле останков не оцеплена? Почему ваши люди топчутся по ней в обычной обуви?

   — Мы просканировали все в радиусе километра отсюда, — оправдывался следователь. — Наши криминалисты уже поработали. Готовим останки к отправке на экспертизу.

   Он обернулся и жестом указал своим людям, чтобы начинали работать.

   — Вы свободны. Все материалы передать моим сотрудникам в течение суток.

   — Но… Но мы можем…

   — Если будет нужна ваша помощь, бюро попросит о ней.

   Таких, как он, называли безлицыми. Кольцо на шее проецировало голограмму, на которой то и дело возникали гримасы людей разных рас. Рассмотреть человека, скрывающегося под такой маской, было невозможно. Голос искажал датчик на том же кольце. Они никогда не представлялись. На заданиях общались между собой, откликаясь на номер или позывной. Они не выпивали в барах после работы и никогда не обсуждали ту жизнь, которую вели за пределами бюро. Они были кем-то в этом мире, но мир не знал, кем именно они были.

   Он активировал защитный костюм и поле на ботинках. Разблокировал браслет, снял его с руки и раздвинул. Получившийся обруч надвинул на глаза. Достал из кармана пару перчаток, натянул их и активировал защитное поле вокруг.

   — Вы все еще здесь? — обратился он к следователю, переминающемуся с ноги на ногу за его спиной.

   Тот нервно кивнул и, помахав рукой остальным, направился к стоянке машин.

   Он подошел к останкам по воздуху. Присел. Следов вокруг — как на общественном пляже в жаркий летний день.

   — Рубин, отсканируй ботинки у всех, кто здесь побывал за последние сутки.

   — Поняла. Сделаем.

   — 3217, с контейнером ко мне.

   — Уже иду.

   — Сова, примешь останки у 3217. Отчет лично мне.

   — Время на анализ дашь или тебе с ходу лепить?

   — Не суетись. Я потерплю.

   Он откинул пленку и приступил к внешнему осмотру останков. Жаль, что нет прибора, блокирующего обоняние. Хотя кто-то говорил, что такой существует…

   3217 подошел с контейнером.

   — Грузим? — спросил он, разматывая силовую сеть.

   — Подожди. — Он взглянул на ту часть тела, где раньше они находили послания.

   Да, кажется, сверток был там. Он аккуратно извлек его пинцетом.

   — Теперь грузи. Глубина грунта — метр. Единым блоком.

   — Да знаю я, — отмахнулся 3217, опуская сеть в землю и замыкая контур.

   Он со свертком отошел от тела, предоставив возможность все переместить в контейнер. Как только крышка белого «гроба» заблокировалась, 3217 потянул его за ручку по воздуху к грузовику.

   Он достал второй пинцет и развернул сверток. Шрифт и строчки на известном языке не оставили сомнений. Это Он.

   — Разве можно так поступать с уликами? — Сова аккуратно распахнул перед ним маленький ящик.

   — Извини. Хотел сразу удостовериться.

   — Ладно. Грузи.

   Он опустил бумагу в пакете в контейнер.

   — Еще немного осмотрюсь и поеду.

   — Как скажешь, начальник, — пожал плечами Сова.

   Подчиненный отвернулся и упаковал пинцеты.

   — Сова, скажи, ты когда-нибудь слышал о Егере?

   Тот хмыкнул.

   — Агент Егерь — это миф. Его не существует.

   — Что за миф?

   — Ну, ходили когда-то слухи об агенте, который работал в одиночку. Вроде он занимался только сериями убийств на сексуальной почве. Якобы у него был высший уровень допуска ко всем делам и статус неприкосновенности. Но этого агента лично я никогда не встречал и дел с ним никогда не имел. А работаю я, насколько ты знаешь, очень давно.

   — И кто же рассказывал тебе об этом агенте?

   — Да так, шептались ребята. Мол, якобы приезжали на захват, а там уже кто-то сработал. Те, кто оставались в живых, ну… жертвы… ты понимаешь, да?

   — Выжившие, — уточнил он.

   — Можно и так сказать. Якобы они говорили, что их спас один из нас, безлицых, и называли его Егерем. Я догадываюсь, почему ты интересуешься им, но увы, Темный, Егеря не существует. Просто ребята придумали себе героя, вот и заливают. А с нашим делом нам придется разбираться самостоятельно.

   — Я тебя услышал. Благодарю.

***

Зафир не единожды посещал Сую за последние три года. Нельзя сказать, что планета ему нравилась, но и отталкивающей ее нельзя было назвать. Пестрая и высокотехнологичная, с огромными городами и маленькими деревушками, с небоскребами и одноэтажными зданиями, с воздушными магистралями и цветущими круглый год садами, с розовыми озерами и белого цвета морями.

   На улицах мегаполисов Суи можно было встретить прохожих в шикарных нарядах, сотканных из иллюзий голографического мира. Они разбавляли пестрое общество полуголых или наоборот, полностью одетых в монохромные цвета людей. В маленьких городках и деревнях одевались проще, но одно оставалось неизменным: суиряне не покидали дом без рисунка на теле. Любой открытый участок кожи должен был быть украшен витиеватым узором, который наносился специальным прибором.

   Лишь самые богатые и избалованные суиряне могли позволить себе носить работы известных мастеров нательного рисунка, уникальные и неповторимые произведения искусства, созданные специально для них. Остальные довольствовались шаблонами, зачастую похожими друг на друга как две капли воды.

   История этого обычая суирян уходила корнями в те времена, когда нательный рисунок рассказывал многое о своем владельце. Служащие не имели права наносить более трех завитков на лицо и руки. Руководители и управленцы — не более пяти завитков. Торговцы и магнаты — не более девяти. И элита среди элиты — представители аристократических знатных родов Суи — не менее десяти завитков на лицо и руки.

   Не носили рисунков только рабы, доставленные на Сую с колонизированных планет. Рабам запрещали разукрашивать тело. Когда рабство на Суе отменили, а империя превратилась в президентскую республику, никто не осмелился распрощаться с нательным рисунком. Рабы стали служащими, управленцы — магнатами, а среди знатных родов выжили лишь те, кто помогли свершить эту революцию. Так нательные рисунки стали неотъемлемой частью облика суирян.

   Зафир никогда не разукрашивал себя, когда бывал на Суе. Многочисленные туристы с разных концов Вселенной не придерживались этого правила. Они стремились приобщиться к культуре тех, о ком раньше только слышали, и порой перегибали палку. Суиряне носили свои рисунки с достоинством, туристы же находили в этом только забаву. В итоге они сами же и становились предметом насмешек.

   Появление туристов на Суе стало возможным благодаря тому, что президент Сомери открыла планету для посещения. Из закрытой обители, о существовании которой знали лишь избранные мира сего, Суя превратилась в центр культурных и массовых развлечений. Теперь деньги текли сюда рекой, что, собственно, и спасло экономику планеты, выдоившей к тому времени все свои колонии под ноль.

   Зафир вошел в приемную резиденции госпожи Сомери и протянул удостоверение секретарю. Спустя несколько минут его проводили в рабочий кабинет президента, что показалось Зафиру довольно странным: раньше он ожидал аудиенции не меньше часа.

   — Ну, здравствуй, Зафир. — Сомери улыбнулась.

   Зафир смиренно замер в поклоне.

   — Проходи. Выпьешь чего-нибудь?

   — Благодарю, госпожа Сомери. Черный кофе.

   Сомери щелкнула пальцами, и охранник быстро скрылся.

   — Как прошел перелет? — Сомери присела за стол и жестом пригласила Зафира занять место напротив.

   — Без инцидентов, — кивнул он и опустился в кресло.

   — Учитывая ситуацию на Олмании и твою занятость, я понимаю, что найти время посетить меня лично было крайне сложно, однако я признательна тебе за то, что ты прилетел так быстро.

   — Если вы желали видеть меня здесь, значит, причины веские и отлагательств не терпят.

   — Ты прав. Дело слишком деликатное, чтобы обсуждать его по сети.

   В кабинет постучали, и Сомери разрешила войти. Охранник принес Зафиру кофе и тут же удалился.

   — Перейдем к делу, — кивнула президент. — Три месяца назад ты обезвредил опасную группировку в одном из престижных заведений Альтранса. Ты понимаешь, о каком деле я говорю?

   — Да, госпожа, — кивнул Зафир. — Подробный отчет о том, что там происходило, я отправил каждому члену Совета Всевидящих.

   — Я прочла твою писанину. А потом до меня дошли интересные сведения. Почему ты умолчал о том, что работал там не один?

   — Думаю, вам известен ответ на этот вопрос. — Зафир пригубил кофе и продолжил делать вид, что не понимает, почему Сомери решила повидаться с ним лично. Хорошо еще, что она только чтец, а не менталист…

   — Сафелия — наследница Доннарской империи! — перешла на повышенный тон суирянка. — Если Фуиджи узнает о том, чем промышляет его дочь, находясь якобы на Суе, он снимет шкуру сначала с тебя, а потом и с меня заодно!

   — Вряд ли Фуиджи под силу тягаться с вами, госпожа. Иначе давно бы это сделал.

   Сомери откинулась на спинку кресла и сложила руки на груди.

   — Там была еще одна персона, которой удалось избежать зачистки памяти.

   — Рискну предположить, что об этой персоне вам известно гораздо больше, чем мне. — Зафир допил горячий кофе в два глотка и поставил чашку на блюдце. — Если честно, я собирался обратиться к ней за помощью и привлечь к расследованию убийств на Олмании.

   — Без разрешения Совета? — едва ли не взвилась Сомери.

   — Почему же, — пожал плечами Зафир. — Запрос на привлечение агента Егерь к этому делу я отправил еще пять дней назад. Разрешение на ее допуск к материалам дела я получил от шести членов Совета. К сожалению, другие семь членов, включая вас, госпожа президент, ответа мне пока не дали. Предполагаю, что именно это прошение и стало причиной моего внезапного вызова на Сую.

   — Не только оно, — Сомери опасно улыбнулась и наклонилась к Зафиру через стол, — агент Темный.

   На этот раз Зафир действительно был застигнут врасплох. Он даже вскинул брови, всем своим видом выражая неподдельное удивление.

   — Что-то не так с моим позывным? — спросил он.

   — С твоим новым позывным, — отчеканила Сомери и весьма неграциозно плюхнулась в кресло. — Это Егерь тебя так назвала?

   Брови Зафира еще выше залезли на лоб.

   — Егерь? При чем здесь вообще Егерь?

   — Это ты мне ответь!

   — Что я могу на это ответить? — Зафир даже усмехнулся. — Егерь к моему новому позывному не имеет никакого отношения.

   Он исподлобья взглянул на Сомери и оценил состояние ее оболочки. Черные пятна пожирали госпожу президента, и сама она прекрасно об этом знала. Значит, ярость ее была неконтролируемой, страх неподдельным, а бессилие — очевидным. Как могут быть связаны Егерь и Темный? Где точка соприкосновения и в чем подвох?

   — Я выбрал этот позывной самостоятельно, — продолжил Зафир. — Выбрал из сотен тысяч других возможных псевдонимов и сменил регистрационный номер на новое имя. Если позывной Темный вам не нравится по каким-то личным причинам, я могу сменить его на любой другой прямо сейчас.

   Лицо Сомери перекосило. Угол рта суирянки поплыл вверх, и губы скривились в омерзительную полуулыбку, больше призванную устрашить, нежели успокоить.

   — Теперь я точно знаю, что она здесь ни при чем, — не то прошипела, не то прошептала она. — Что ж, быть тебе Темным, Зафир. Вот только помни, что в поэме Сургида Лавэ Смерть была повержена рукой Создателя и обречена на вечное существование во Тьме.

   Угроза? С чего вдруг? Из-за псевдонима? Да он выбрал его просто так! Строки из поэмы всплыли в памяти сами собой, как только некая Роден Кенигстен вошла в комнату для психокоррекции в клинике доктора Ситен. Прежде он никогда не видел подобных оболочек. Тьма, окружавшая эту особу, казалась настолько всепоглощающей, что ее обладательницу можно было назвать самой опасной и изощренной в мире убийцей. Не жертва чужой расправы присела в кресло рядом с ним, а сама Смерть. Светло-серые глаза этого существа будто пронизывали пространство, заглядывая в глубины чужого подсознания, чтобы вывернуть оттуда неприглядные секреты. Насколько четко она подобрала новые имена всем участникам той терапии. Язва — жертва наркотической зависимости с распадом личности, которая годами кровоточила в своем окружении, пока не перфорировала самых близких ей людей, вынудив наконец отказаться от нее. Красавчик — сексоголик и фетишист, склонный к манипуляциям и проявлению агрессии, вовремя припрятанный от общества после очередной попытки свести счеты с жизнью. Лоскутное Одеяло — наследница Доннарской империи, ставшая заложницей обстоятельств и непомерной требовательности слишком властного отца. Перфекционизм, взращенный в ней с малых лет, сломался под натиском травмы, изуродовавшей тело. И теперь Сафелия — это другая личность, собранная из лоскутов прежней жизни, как новое одеяло, сшитое из кусков ткани некогда более ярких и красивых одеял.

   Себя Роден назвала Страшилой. Не страшной, не уродливой, а именно Страшилой, как пугало из детской сказки, которое отпугивало птиц. Может, в этом был смысл? Роден Кенигстен стала пугалом, отпугивающим стервятников, кидающихся на легкую добычу. Возможно, в уголке ее сознания и пряталось желание стать прежней, желание вернуть себе нормальную жизнь, но Тьма вокруг сожрала все, и осталось только тело, пугающее окружающих.

   В тот день он назвал себя Темным, и она не стала называть его по-другому. Его привлекательная внешность всегда противоречила содержанию. За облаком чистого голубого свечения оболочки скрывалась такая же непроглядная Тьма, какой обладала Роден Кенигстен. Вне сомнений, в этом они с ней были схожи.

   — Зафир! — второй раз позвала Сомери.

   — Да, госпожа. Я вас понял.

   — Что ты понял? — взвилась она.

   — Что вы по каким-то причинам боитесь Егеря и предупреждаете об опасности меня.

   — Я никого не боюсь, Зафир, — отчеканила президент и отвернулась, сверля глазами книжные стеллажи, установленные вдоль стен. — Хочешь привлечь к расследованию Егеря — привлекай. Но прежде чем сделать это, посмотри, что она может сотворить с тобой и всеми, кто окажется у нее на пути. — Сомери достала из ящика стола электронный накопитель и бросила Зафиру в руки. — Если после всего ты решишь обратиться к этой персоне за помощью в расследовании дела на Олмании, пожалуйста. Я приму любое твое решение.

   — Если она представляет опасность, почему ее не изолировали? — напрямую спросил Зафир. — Почему Егерь имеет доступ к делам бюро общественной безопасности, а Совет Всевидящих даже не знает о том, что она существует?

   — Правило независимости сторон, — улыбнулась Сомери. — У каждого представителя Совета Всевидящих есть ряд внедренных агентов в бюро общественной безопасности. Егерь — мой агент и действует с моего разрешения. Когда я посчитаю, что ее нужно устранить, я сделаю это. А пока она приносит пользу, пусть даже методы ее работы несколько незаконны, Егерь будет делать то, что умеет лучше всего: служить этому обществу.

   — Значит, вы считаете ее хорошим агентом? — улыбнулся Зафир.

   — Лучшим в своем деле.

   Зафир положил накопитель на стол и придвинул его ближе к Сомери.

   — Тогда это все, что мне стоит о ней знать.

   Сомери понимающе кивнула.

   — Если честно, причина твоего вызова ко мне весьма проста. Я хотела лично взглянуть на твою оболочку и убедиться, что ты готов к тому, что я хочу тебе предложить.

   Зафир неопределенно повел плечом.

   — Убедились, госпожа Сомери?

   — Вполне. Итак, ты знаешь, что господин Ромери не очень хорошо себя чувствует в последнее время.

   Зафиру ход мыслей Сомери не понравился, но, в принципе, и к такому повороту событий он был готов.

   — Господин Ромери болеет, но насколько я знаю, это не отражается на его работе.

   — Отражается. И сильно отражается. Я собираюсь предложить ему оставить кресло в Совете Всевидящих и передать его тебе. Ты, как один из лучших его учеников, как достойный представитель олманской стороны, доказавший свою преданность Совету Всевидящих, готов занять его место.

   — Вы еще не говорили с Учителем на эту тему? — мягко уточнил Зафир.

   — Он примет мое предложение, тем более что в качестве замены я предложу ему твою кандидатуру.

   — А если он все же откажется?

   — Он не откажется. — Президент вздохнула и встала. — Главное, чтобы ты оправдал все мои ожидания и не натворил дел.

   А вот и суть. Зафир знал, что самую соль Сомери припасла на конец беседы, и насыплет она ее на какую-нибудь очень болезненную рану.

   — Я вас не подведу, госпожа. — Зафир встал и кивнул.

   — Ты всегда умел находить общий язык с женщинами. С твоей внешностью и вылизанными манерами это не составляет труда. Сафелия была покладистой и уравновешенной девушкой, однако несчастье изменило ее. Сейчас она винит весь мир в том, что с ней произошло, и особенно это касается твоего брата… — Сомери обернулась и улыбнулась Зафиру. — Я хочу, чтобы ты обезопасил семью от ее влияния и в то же время защитил Сафелию от себя самой. Нет лучшего лекарства от депрессии, чем новая любовь, Зафир. Сделай все, чтобы излечить Сафелию. И как можно быстрее.

   У Зафира потяжелели ноги. Такого маневра не ожидал даже он. Соблазнить Сафелию и жениться на ней, чтобы получить место Ромери в Совете?

   — Вы хотите, чтобы я женился на ней? — будто не своим голосом спросил Зафир.

   Сомери кивнула и добавила:

   — Желательно, чтобы заявление о вашей помолвке было сделано до свадьбы Стефана.

   — А если у меня не получится? — решил уточнить Зафир.

   — Ты рискуешь не только местом в Совете. — Сомери выпустила коготки. — Скандал о каком-то насилии трон Стефана может и не пережить.

   А вот и суть ее просьбы. Один и тот же шантаж. Крючок плотно застрял в глотках членов императорской олманской семьи, и Сомери вновь подергала леску, чтобы напомнить, кто держит удочку.

   — Я вас понял, госпожа, — кивнул Зафир и покинул кабинет президента.

***

Она закинула ноги на стол и затянулась.

   — Задолбала курить в доме. Вали на улицу! — Сафелия практически вползла на кухню после тренировки и плюхнулась на стул.

   Роден любезно пододвинула миску с кашей поближе к ней.

   — Ешь, не подавись!

   — Кашу подсластила? — спросила Сафелия, трясущейся рукой опуская ложку.

   — Чем, Одеялко?

   — Задницу оторвала бы от стула и съездила в поселок за сахаром! Уже три дня как он закончился!

   — Пока Учитель не прикажет, моя задница останется в резиденции. — Роден затянулась и выпустила колечко дыма. — Давно хотела спросить, — невзначай обронила она, — как прошла твоя встреча с родственниками?

   — Отлично прошла. — Сафелия набила рот кашей и начала жевать.

   — Быстро же ты от них слиняла. — Роден пустила еще несколько колец дыма.

   — Никогда не понимала, почему Учитель позволяет тебе курить в доме.

   — Потому что если она не будет курить, начнет пить. — Учитель вошел на кухню и отвесил Роден подзатыльник. — Ноги со стола убери!

   — Извините, Учитель. — Роден почтенно склонила голову.

   — Сафелия, как доешь, возьми список покупок и отправляйся в поселок.

   Ученица облизала ложку и встала из-за стола. В молчании помыла посуду и обратилась к Ромери:

   — Учитель, я могу идти?

   — Да, можешь.

   Как только Сафелия покинула кухню, Ромери присел напротив Роден.

   — Ты опять игнорируешь послания от матери?

   — Избавьте меня от этого говна, Учитель!

   Ромери осуждающе покачал головой.

   — Твоя речь, манеры и поведение безобразны.

   — Как и вся я, — улыбнулась Роден.

   Учитель протянул руку через стол и сжал ее ладонь.

   — Меня не отталкивает твоя внешность. Ты необычна. Уникальна. Задайся ты целью, могла бы все начать сначала.

   — Это мы уже проходили. — Она рассмеялась. — Не стоит.

   — Мать не виновата в том, что с тобой произошло.

   Лицо Роден окаменело.

   — Ты убила его. Его больше нет.

   Она выдернула ладонь и встала из-за стола.

   — Но ужас, который он мне подарил, никуда не делся.

   — Пока ты не избавишься от ужаса в сердце, ничто в твоей жизни не изменится.

   — Вылечить мою душу не по силам даже психиатрам, Учитель. Смиритесь, как смирилась я. — Она затушила елотку и прикурила новую.

   — Ладно, Роден. А теперь к делу. Через несколько часов к нам прилетит один высокопоставленный гость.

   Она хмыкнула:

   — Вы по этой причине Одеялко в поселок отправили?

   — Сахар в доме закончился три дня назад, — улыбнулся Ромери.

   — Гостю нужна моя помощь? — Роден выдохнула дым.

   — Да. И я прошу тебя ему помочь.

   Елотка дымила в воздухе, а ученица внимательно смотрела на Учителя.

   — Что происходит? — наконец спросила она и затушила елотку.

   — А тебя что-то беспокоит?

   — За все время нашего знакомства вы ни разу не просили меня кому-нибудь помочь.

   — Роден… — Учитель вздохнул и отвернулся. — Сделай, как я прошу. И не задавай вопросов.

   — Учитель…

   — Роден! — Он повысил голос и смерил ее гневным взглядом.

   Она склонила голову и замолчала.

   — Человек, который прилетит за тобой, мой ученик. Он очень силен. Даже слишком. Я знаю, что у тебя есть определенные цели. Тьма вокруг тебя всегда пугала меня. Но сама ты пугаешь меня куда больше. Этот человек будет на твоей стороне до тех пор, пока ты не станешь представлять угрозу для него или его близких. Ты понимаешь, о чем я?

   Роден молча кивнула.

   — Хорошо, — выдохнул Учитель. — Хорошо, что ты это понимаешь. Помоги ему, и тогда, возможно, он поможет тебе. А теперь иди. Собери вещи. Через час жду тебя здесь.

   — Да, Учитель.

***

— Разрешите войти?

   — Да, Зафир. Заходи.

   — Да чтоб меня! — Роден хлопнула ладонью по столу и тяжело вздохнула.

   — Зафир — один из моих лучших учеников, — улыбнулся Ромери.

   Олманец присел за стол напротив Роден и прищурил светящиеся синие глаза.

   — Один из не значит лучший, — справедливо заметила она.

   — Я прилетел к тебе просить о помощи.

   Суирянка изобразила удивление и с воодушевлением прижала ладонь к груди.

   — Не может быть… — прошептала она. — Это так… неожиданно…

   Ромери отвесил ей очередной подзатыльник, и Роден виновато склонила голову.

   — Простите, Учитель.

   — Ладно, пойду прогуляюсь. — Ромери встал из-за стола и похлопал Зафира по плечу.

   — Учитель? — не поняла Роден. — Вы куда?

   Ромери вышел, не ответив.

   Она вновь затушила окурок и закурила новую елотку.

   — Выкладывай, что стряслось. — Суирянка закинула ноги на стол и приготовилась слушать.

   — Что ты знаешь про иных на Олмании? — спросил Темный.

   Роден начала посмеиваться.

   — Ну и заварили же вы кашу, олманцы… Подняли на уши всю Вселенную, когда признались, что приютили дальних родственников из другого измерения на своей планетке. Суе пришлось это дерьмо за вас разгребать. И что теперь? Мы открыты для всего мира? Хрена с два… И хотя от туристов на Суе теперь отбоя нет, люди все равно знают о нас так же мало, как и об иных.

   — Но теперь, по крайней мере, люди знают о вас, — улыбнулся Темный.

   — И что толку? — Роден выпустила колечко дыма. — Мы продолжаем следовать собственным традициям и разрисовываем лица, чтобы отличаться от всех остальных. Но так же, как и вы, — она искоса взглянула на Темного, — мы боимся иных и того, что они принесли с собой в этот мир.

   — Это тема для отдельной дискуссии, а сейчас времени на нее нет.

   — Я поняла, — махнула рукой Роден, — можешь не оправдываться. Так что там с вашими иными? Как живется им в изоляции?

   — Это временная мера, — покачал головой Темный. — В данный момент они проживают в резервации на территории Олмании и проходят интеграцию. Вживаются в общество, если так можно выразиться. Невеста Стефана — императора Олмании…

   — Я знаю, кто он, — перебила Роден.

   — Хорошо, что знаешь. В общем, невеста моего брата…

   — Одна из них. Она дочь их главнокомандующего. Император Олмании этим союзом желает закрепить отношения двух рас на одной маленькой планетке в надежде, что иные не ополчатся против остальных и не прикончат всех нас.

   — Ты можешь не перебивать? — разозлился Темный.

   — Могу… — пожала плечами Роден.

   — Свадьба через два месяца. А у нас двенадцать трупов иных. Все — женщины. Убиты и расчленены. Возраст от восемнадцати до двадцати двух лет.

   Роден понимающе кивнула.

   — И ты думаешь, что это работа кого-то из них?

   — Я не знаю, чья это работа, но он оставляет послания на древнеолманском языке.

   Она нахмурилась.

   — Это и их язык тоже… И что за послания он оставляет?

   — Я раскрою их содержание только при условии, что ты согласишься мне помочь с этим делом и подпишешь документы о неразглашении.

   Роден выпустила дым и задумалась.

   — Раз ты не справляешься, дело должно быть по-настоящему занятным.

   — Поверь, там есть над чем поломать голову. — Темный слащаво улыбнулся и подмигнул ей. — Если в общественность просочится информация о том, что женщин из расы иных убивает какой-то маньяк, всех ждут очень большие неприятности. Сложность в том, что с иными трудно выходить на контакт. Они неразговорчивы. А нам необходимо найти того, кто это делает, и устранить его. Желательно до свадьбы императора.

   Роден затушила елотку.

   — Документы о неразглашении при тебе?

   Темный активировал браслет, и голограмма высветилась перед лицом суирянки.

   — Хорошо подготовился. — Она убрала ноги со стола, бегло прочла текст и расписалась ногтем на голограмме. — Ну так что за послания он оставляет?

   — Это стихи. — Темный достал из кармана бумажку и бросил ее на стол. — Здесь оригинальный текст.

   Роден развернула листок. Прочла первую строку. Ее руки затряслись, и она бросила бумажку на пол. Встала. Прижала ладони к груди. Сжала пальцы. Она хотела что-то сказать, но в серых глазах застыл ужас.

   — Уходи, — выдавила она из себя.

   — Роден…

   — Уходи отсюда… — застонала она.

   Темный встал из-за стола и подошел к ней.

   — Это известные стихи. Их многие знают.

   — А-а-а-а… — Ее затрясло, как лист на ветру.

   Раздался треск, и молнии охватили руки суирянки. Зафир едва успел отпрыгнуть. Молнии стали бить в потолок. Олманец припал к полу и начал отползать к выходу.

   — Роден! — кричал Ромери откуда-то из коридора. — Роден, остановись!

   — А-а-а-а!!!

   Зафир видел, как она поглощает огромные потоки энергии из окружающего пространства. Словно черная дыра, она втягивала материю в себя. И вдруг — вспышка.

   Темного оторвало от пола. Все замедлилось. Замерло. Молнии. Парящие стулья. Парящий стол и кухонная утварь. Роден стояла в центре всего этого и излучала такой Свет, какого он никогда в своей жизни не видел.

   Зафир подумал, что ему конец. Он понял, что от энергетического выброса такой мощности его разорвет на частицы той самой материи и в мире от Зафира Кеоне не останется и следа.

   И вдруг она развела руки по сторонам и в собственном крике поглотила весь Свет. Как будто кто-то повернул время вспять. Зафир вернулся на пол. Стулья, стол и кухонная утварь на свои места. Молнии исчезали и появлялись в обратном порядке. Крик Учителя в коридоре. Его слова не понять. Роден сделала шаг вперед. Еще один. Искры. Треск. Все погасло.

   Она ухватилась за спинку стула. Обогнула его и присела.

   — Что здесь происходит? — Учитель влетел на кухню и воззрился на Зафира, сидящего на стуле.

   Повисло молчание. Роден взяла со стола елотку. Зажигалку. Закурила. Несколько затяжек, и она откинулась назад, вытягивая ноги.

   — Что… — прошептал Зафир, глядя на Роден. — Что это было?

   Она выдохнула дым.

   — Что ты имеешь в виду? — Она искоса на него взглянула.

   — Как ты сделала это!

   — Что она сделала? — голос Учителя казался встревоженным.

   Зафир взглянул на Ромери: тот вопросительно смотрел на него.

   — Что она сделала? — повторил вопрос Учитель.

   Ромери ничего не помнил. Зафир весьма ясно это понял. Это было написано на его лице. Понятно по его взгляду, требующему у Зафира правдивого ответа очевидца.

   Он снова взглянул на Роден. Она продолжала делать вид, что ничего не понимает. Учитель не знает о ее способностях? Зафир прищурился. Он готов был поклясться, что в этот момент она задержала дыхание. Это ее маленький секрет?

   — Она едва не прикончила меня молниями, — произнес он.

   — Она прекрасно контролирует себя! — внезапно повысил тон Учитель.

   — Наверное, — Зафир пожал плечами, — иначе я был бы уже мертв.

   Ромери медленно повернулся к Роден.

   — Ты ничего не хочешь мне сказать?

   Она отрицательно покачала головой и вновь затянулась. Ее пальцы тряслись. Учитель это заметил.

   — Что ты ей сказал? — Он повернулся к Зафиру. — Хватит сверлить ее взглядом! Я с тобой говорю, Зафир Кеоне!

   — Я показал ей стихи, которые цитирует наш маньяк, — не сводя глаз с суирянки, ответил Темный.

   Ромери поднял листок с пола и бегло изучил текст.

   — Это послание? — Он старался говорить спокойно, но получалось плохо.

   Роден выдохнула дым и не ответила.

   — Кто отправил тебя за помощью к Егерю? — зашипел Учитель.

   — Никто. Я пришел сам.

   — Человек… — Роден затянулась и сбросила пепел, — который любил цитировать эти стихи, давно мертв. Вы правы, Учитель, это послание для меня.

   — Расскажи о том, что с тобой произошло, — попросил Темный, придвигая стул поближе и заглядывая в пустые серые глаза.

   Она отрицательно покачала головой.

   — Зафир, — голос Учителя по-прежнему дрожал, — госпожа Сомери дала ответ на твою заявку о привлечении к расследованию Егеря?

   — Она ответила согласием, — кивнул Темный.

   — Согласием?

   Вопрос Ромери показался Зафиру очень странным.

   — Да. Она дала разрешение, — ответил он.

   — Ты хотя бы понимаешь… — Учитель запнулся, с ужасом глядя на Зафира. — Нет… Похоже, ты ничего не понимаешь…

   — Что я должен понять?

   — Не будь пешкой в руках Сомери, сынок. Никому не позволяй управлять собой, даже Совету Всевидящих…

   — Учитель… — Зафир встал и подошел к нему, все еще не понимая, что впервые за много лет видит в глазах наставника страх. — Я пришел к Роден, потому что мне нужна ее помощь. Ни Сомери, ни Совет не выступали инициаторами этой просьбы.

   Учитель долго на него смотрел. Как будто заново изучал оболочку. Но что ему изучать, если он и так знает Зафира как облупленного?

   — Дай мне слово, — произнес Ромери, кладя ладонь на его плечо. — Дай мне слово, что позаботишься о ней… Что бы она ни натворила, ты не оставишь ее в беде.

   Зафир непонимающе уставился на Ромери.

   — Дай мне слово или проваливай отсюда восвояси…

   Темный поднял ладонь и кивнул.

   — Даю слово.

   — Никогда прежде я не встречал людей с такой Тьмой вокруг. На что способна эта Тьма — одному богу известно. Такие дети не рождаются в мирное время. Они появляются в эпоху перемен как оружие возмездия. Сомери об этом знает. Сомери, а не весь Совет. Понимаешь, что это значит?

   — Она не хочет, чтобы Совет об этом знал.

   — Ее привела ко мне судьба, — ответил Учитель.

   — К вам привела ее Сафелия.

   — Не бывает случайных встреч, Зафир. Каждый из нас нужен для чего-то в этом мире. Она называет себя Егерем и охотится на животных в человечьих шкурах. Возможно, в этом ее предназначение, а может, и в другом… Я не знаю. Помни, что дал мне слово.

   — Я не забуду, Учитель. — Зафир склонил голову.

   — И не верь Сомери. Никому из ее племени не верь.

   Зафир молча повернулся к Роден, внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, что что-то чувствует. Лицо. Ее лицо будто притягивало взгляд. Высокий лоб. Выразительные серо-зеленые глаза. Изящная линия носа, четкий контур губ. Такое молодое лицо, красивое и печальное. Зафиру захотелось прикоснуться к нему. Погладить щеки, заставить губы изогнуться в улыбке. Ему захотелось коснуться ее волос. Перебрать в пальцах белоснежные пряди, играющие холодными металлическими бликами на свету. Тонкая шея, ключицы, узкие запястья и длинные изящные пальцы. Он бы коснулся их, скользя губами и изучая каждый из рубцов на ее коже.

   Она обернулась и в упор взглянула на него. «Что ты хочешь сделать губами?» — возникла мысль в голове Зафира.

   — Ты поможешь мне найти того, кто оставил для тебя это послание? — спросил он, глядя на Роден.

   Она готова была поклясться, что что-то изменилось. В ней. В нем. Что-то произошло. Что-то сломалось и срослось одновременно. Он принес ей эти стихи. Как будто передал послание из прошлого, как будто передал чью-то издевку сквозь время, чтобы уничтожить ее в настоящем и лишить будущего. Но все же… Все же он смотрел на нее так, как не смотрел ни один мужчина за последние семь лет.

   Куда ускользает надежда твоя,

   Что пламенем ярости так обжигала?

   Она ведь сияла, она ведь спасала,

   Пока ты на прочность ее проверяла.

   Ты тянешься следом, и пальцы дрожат,

   Ты рвешься за ней, но ее не нагнать.

   И взгляд уж потух, и гнев вдруг угас.

   Жизнь без надежды — вот он твой крах.

   Ни марево мыслей, ни тлен всех побед

   Не смогут вернуть тебе этой потери.

   Останется горечь о прожитом дне

   В пустом бытие, безвольном и сером.

   Куда убежала надежда твоя,

   Что пламенем ярости так обжигала?

   Сквозь трещины этого бренного тела

   Она утекла в закат бытия.

   — Я помогу, — сказала Роден и отвернулась.

***

Она остановилась у трапа корабля и бросила сумку Темному под ноги.

   — Будь любезен, помоги даме.

   Тот молча взял сумку и поднялся по трапу.

   — Попрощайтесь с Одеялком за меня, — вздохнула Роден и обняла Учителя.

   — Береги себя. — Он погладил ее по спине, как когда-то гладила бабушка, и поцеловал в макушку.

   Роден отстранилась и отправилась на корабль.

   — Ты дал мне слово. — Ромери сжал плечо Зафира. — Помни об этом.

   — Да, Учитель.

   — Красивая игрушка, — улыбнулась Роден, попав внутрь и следуя за Темным к каюте. — На таких корабликах меня еще не катали!

   — Кухня и столовая прямо по коридору. Капитанский мостик в другой части корабля. Твоя каюта.

   Дверь перед Роден распахнулась. Она прошла внутрь, побродила по комнате, заглянула в спальню, нашла гардеробную, туалет и огромную ванну шириной в несколько метров, в которой можно было лежать вчетвером и любоваться видами из иллюминатора.

   — Располагайся. Если что-нибудь понадобится, можешь вызвать одного из служащих или меня.

   — Пепельница, — обернулась к нему Роден. — Желательно не одна.

   — Воспользуйся стаканом. — Темный кивнул на барный столик, заставленный бутылками со спиртным.

   Она подошла к столику, достала елотку и прикурила от пальца.

   — Судя по изобилию напитков, ты любишь топить печали в спиртном. И судя по количеству испитого из этих бутылок, печалей у тебя много.

   — В этой каюте я обычно расслабляюсь, — ответил Темный. — С женщинами, — добавил он.

   — Пьешь и трахаешься. — Егерь затянулась и выпустила колечко дыма. — Как прозаично.

   — Как ты сделала это?

   Роден нахмурилась.

   — Что именно я сделала?

   — Повернула время вспять.

   — Давай это будет наш с тобой секрет. — Она улыбнулась и сбросила пепел в стакан. — Ты не расскажешь об этом никому, а я никому не расскажу о том, что ты способен управлять чужим полем.

   Темный молчал.

   — Вряд ли твои родственники испытают облегчение, узнав об этом. — Роден вновь затянулась и выдохнула дым. — Никто не хочет быть пешкой в чужих руках. Так что нам обоим есть что скрывать.

   — Я принимаю твое предложение, — ответил Темный и покинул каюту.

   — Еще бы ты его не принял, — прошептала Роден.

   Она побродила по помещению, покосилась на свою сумку. Вещей у нее было немного. В основном оружие и игрушки для работы. Впрочем, с собой она взяла все вещи, которые у нее были.

   Раздался звонок по внутренней сети. Она подошла к панели и приняла вызов.

   — Обед через час. Буду ждать тебя в столовой. — Темный был краток и тут же прервал вызов.

   Роден затушила елотку и налила в чистый бокал воды. Стоит попросить материалы дела. Возможно, она не вполне готова сейчас этим заниматься, но другого выхода нет.

***

Сафелия доставала продукты с полок, грузила в тележку и вычеркивала покупки из списка. Учитель был настолько предусмотрителен, что даже отметил средства гигиены для учениц. Она как раз выбирала ежедневные прокладки, когда услышала отголоски грома вдалеке. Люди в проходах замерли, а потом кто-то стал кричать. Гул нарастал, все вокруг затряслось. Продукты стали падать с полок на пол.

   — Ложись! — успела прокричать Сафелия перед тем, как в магазине выбило окна и волна пыли и пепла накрыла всех, кто там был.

   Она ударилась головой. В ушах звенело. Вокруг дым, красные огни.

   Сафелия поползла по проходу в сторону выхода. Люди вокруг шевелились. Живые, значит. Девушка доползла до стены, где когда-то были окна. Там, на улице, сквозь рассеивающийся дым она не увидела горы. Той самой горы, на склоне которой была резиденция Учителя. Чернеющая скошенная поверхность и больше ничего.

   — Нет… — прошептала Сафелия, размазывая пепел по лицу. — Не-е-ет!!!

***

Роден прошла на кухню и огляделась. Темного нигде не было. Кто-то уронил кружку с кофе на пол и не убрал за собой. Она наклонилась и начала собирать осколки.

   — Оставь, — голос Темного звучал как-то иначе.

   Егерь обернулась и по выражению пустых глаз поняла, что случилось нечто очень серьезное. Она подошла к Темному и положила руку ему на плечо в надежде, что это хоть немного успокоит его.

   — Что? Что произошло?

   — Мы возвращаемся.

   — Сафелия? — первым делом подумала Роден. — Она вляпалась в неприятности?

   — Я получил сообщение по сети. На Ксилусе прогремел взрыв. Резиденции Учителя больше нет.

   — А Учитель? — не поняла Роден. — И Сафелия? Они… — Она запнулась и отвернулась от Темного.

   — Я не знаю, — тихо ответил Зафир. — Я пробовал связаться с ними, но они недоступны.

   — Я свяжусь с Сафелией по своему каналу. — Роден бросилась в каюту.

   Нашла наушник, набрала позывные. Абонент в настоящее время недоступен. Роден уронила руки. Что это такое? Что с этим миром не так? Или это она? Она источник всех бед этого мира?

   — За что… — прошептала Роден. — За что ты со мной так…

   — Они могут быть живы, — услышала она голос Темного.

   Когда он оказался за ее спиной? Странно… Она опять не заметила его присутствия.

   — Сафелия отправилась в деревню за продуктами, — продолжал говорить Темный. — Она бы вернулась только вечером. Значит, ее там не было. В доме еще кто-нибудь мог быть?

   — Нет. — Роден пыталась соображать. — От младших учеников он год назад отказался, а Мария полгода как… Мы жили втроем. Значит, Ромери был один. Он никуда не собирался.

   — Может, он успел почувствовать? Учитель мог почувствовать беду.

   — Он чувствовал. — Роден присела на стул и трясущейся рукой достала елотку. — Он чувствовал, что мы все в опасности. Потому с такой легкостью и так быстро отпустил меня с тобой. Потому приказал Сафелии уехать в поселок за провизией. Он попрощался с нами. Понимаешь? — Она вскинула голову и глазами полными слез взглянула на Темного. — Он попрощался с нами.

   — И взял с меня слово…

   — Если это… — зашептала Роден. — Если это сделала она…

   — Кого ты подозреваешь?

   Егерь покосилась на него и ничего не ответила. Бессмысленно доказывать что-либо пешке, участвующей в чужой игре.

ГЛАВА 2

Она вошла в палату и выдохнула, увидев Одеялко.

   — Роден? — прошептала Сафелия. — Ты жива! Жива!

   Роден бросилась к подруге на шею и начала успокаивать.

   — Учитель… Его больше нет. Его нет, Роден.

   — Я знаю…

   — Зафир? — встрепенулась Сафелия, заметив присутствие Темного.

   — Привет, Лоскутное Одеялко. — Он произнес это ласково и улыбнулся по-доброму, будто успокаивая. — Как ты себя чувствуешь?

   — Похороны через три дня, — ответила Сафелия. — Мне нужен прибор, Роден. Я знаю, он у тебя есть.

   Подруга терпеливо промолчала.

   — Здесь соберутся все, понимаешь? — не успокаивалась Сафелия. — Все!

   — Твоя семья не знает, что ты была здесь, — вдруг произнес Зафир. — Но, может, это знали те, кто взорвал резиденцию?

   Сафелия вздернула подбородок и скривила губы.

   — Хочешь сказать, что это меня хотели убрать? Нет-нет, Зафир. Я — никто для этого мира. А вот Учитель или, возможно, Роден… А ты вообще что здесь делаешь?

   — Я прилетел за Роден.

   Сафелия нахмурилась.

   — Зачем она тебе нужна?

   — На Олмании завелся зверь, и есть основания полагать, что он ищет встречи с Егерем.

   Сафелия с опаской взглянула на подругу.

   — Я потом тебе все расскажу. А сейчас отдохни. Завтра мы приведем тебя в порядок и подготовимся к похоронам, — ответила на немой вопрос Роден.

   — Не стоит игнорировать опасность. — Зафир присел на стул. — Следует поговорить с твоим братом и отцом, Сафелия. О покушении на твою жизнь они должны знать.

   Лицо Сафелии мгновенно стало сосредоточенным, в плавающем взгляде появилось некая определенность. Роден знала, что это значит. Зафир — нет.

   — Я скажу своим родственникам, что считаю нужным и когда сочту нужным. — Она чеканила каждое слово, и в этот момент Темный подумал, насколько же Сафелия похожа на отца. — Никто не смеет лезть в мою жизнь и мои планы. Если один из вас хотя бы намекнет о том, что много знает, я исчезну, и больше мы не увидимся. Я говорю это не Роден, Зафир. Я говорю это тебе.

   — Я понял. — Он кивнул. — А о каком приборе шла речь, позволь спросить?

   — В смысле?

   — Ты попросила у Роден какой-то прибор.

   — Никто в моей семье не должен знать, на что я похожа, — с прискорбием улыбнулась Сафелия. — Никто и никогда.

   Зафир поморщился.

   — Но это ведь ты, Сафелия? Это все еще ты.

   — Я, Зафир, лоскутное одеяло, сшитое из многих кусков кожи. И рубцы от этих заплат останутся на мне навсегда. Прибор позволяет мне наслаивать искусственную кожу поверх собственной. Ее не заметить и не отличить. Ее можно носить неделями, месяцами.

   — А что взамен?

   — Зависимость, — произнесла Роден. — От прибора и обстоятельств.

   — Чего же ты на самом деле боишься, — Зафир улыбнулся Сафелии, — реакции родственников или Его реакции?

   — Не примерив нашу с Роден шкуру, ты никогда нас не поймешь.

   — Значит, ты тоже можешь выглядеть иначе? — Он внимательнее взглянул на Роден.

   — Меня в это дерьмо с дермосинтезом не впутывай, — отрезала она.

   — Тогда, зачем тебе собственный прибор? — Темный вопросительно вскинул бровь.

   — Использую иногда для маскировки. — Она протянула руку и погладила Сафелию по волосам. Она не хотела плакать, но слезы лились из глаз ручьями.

   — Мы отомстим. — Сафелия поджала губы. — Слово наследницы Доннарской империи. Мы выследим эту тварь и убьем.

***

Хоронили пустой гроб. Кладбище заполонили люди в черных накидках, красных нарядах, белых костюмах, желтых платьях. Каждый народ нес свои традиции прощания с усопшими. И теперь представители этих народов были здесь. Роден и Сафелия держались в стороне от толпы. Они прятали лица под черными олманскими плащами и наблюдали за траурной процессией с холма.

   Вдалеке Сафелия заметила делегацию с Олмании. Конечно же, ее возглавлял сам император. Это был первый раз, когда она увидела его в сопровождении невесты. Сафелия хотела бы рассмотреть ее получше, но пресловутые олманские плащи напрочь лишали окружающих такой возможности. В ее сторону обернулась Назефри. Сафелия спрятала лицо и отвернулась.

   — Они знают, что я здесь, — прошептала она. — Назефри. Я рассказывала тебе о ней.

   — Уверена, что она почувствовала тебя?

   — Да.

   Роден поняла, что Сафелия права. Поняла, когда увидела, как олманская семья перешептывается, оборачивается и ищет кого-то глазами в толпе.

   — Иди, — прошептала Роден.

   — Не могу. Я не могу…

   — Назефри разговаривает с твоим отцом. Они знают, Сафелия. Иди.

   Та ухватилась за руку Роден и вся затряслась.

   — Не могу.

   — Хорошо. Я пойду с тобой.

   Роден посильнее натянула капюшон и нырнула в толпу. Сафелия следовала за ней. Когда они были практически рядом с доннарской и олманской делегациями, Роден кто-то схватил за руку. Она обернулась и остановилась. Сафелия остановилась рядом, искоса глядя на даму в черном платье.

   — Роден…

   Та ничего не ответила и, выдернув ладонь, направилась дальше. Госпожа Сомери кивнула Сафелии:

   — Мне очень жаль, девочка. Рада, что ты не пострадала.

   — Благодарю вас, госпожа Сомери.

   — Извини, я должна идти. Потом поговорим.

   — Конечно, госпожа. — Девушка поклонилась и направилась дальше.

   Она совершенно потеряла Роден из виду.

   — Сафелия! — громким шепотом позвала ее мать. — Сафелия!

   — Здравствуй, мама. — Сафелия обняла маму и уже едва сдерживалась, чтобы не зарыдать.

   — Мы отправили тебе сообщение, но ты не ответила. Даже не знали, получила ты его или нет.

   — Я получила его, мама.

   — Сафелия. — Отец обнял ее и прижал к себе. — Хорошо, что ты прилетела. Хотя на сообщения лучше отвечать, дочка.

   — Извини, папа… Я… — Она отстранилась. — Пойду к Урджину и Эсте.

   — Они ушли вперед. Ты быстро их нагонишь.

   — Конечно, па…

   — Сафелия. — Эста обняла ее первой. — Сафелия…

   — Как ты? Держишься?

   Эста положила руку на округлившийся живот и погладила его.

   — Урджин был против того, чтобы я летела. Но… это же Ромери. — Она заплакала. — Я должна была…

   — Попрощаться. — Слезы упали на губы Сафелии, и она отвернулась.

   — Привет, сестренка…

   Сафелия обернулась к Урджину и вымученно улыбнулась ему.

   — Рада видеть тебя.

   — И мы тебя, — ответил Камилли, огибая Урджина и обнимая сестру. — Мы не знали, прилетишь ты или нет.

   — Дорогая… — Назефри погладила ее по плечу. — Почему ты сразу к нам не подошла?

   Сафелия молчала, а Назефри, продолжая удерживать руку на ее плече, постепенно изменялась в лице.

   — Не стоит, — предупредила Сафелия и отняла руку. — Побереги силы. Тебе они тоже нужны.

   — Здравствуй, Сафелия.

   — Ваше императорское величество… — Она присела в поклоне, чем изумила остальных.

   — Это лишнее, — ответил Стефан.

   Она не поднимала головы. Говорила из-под капюшона, стараясь на него не смотреть.

   — Мне очень жаль.

   — И мне. Что бы здесь ни произошло, я этого просто так не оставлю.

   Она в ответ промолчала.

   — Познакомься, — будто опомнился Стефан. — Эберроуз — моя невеста.

   Сафелия поклонилась.

   — Эберроуз, Сафелия, сестра Урджина и кузина Камилли.

   — Рада встрече. — Эберроуз протянула ладонь и Сафелия была вынуждена ее пожать.

   Она хотела отпустить руку иной, но та до боли сжала ее кисть и не позволила. Сафелия подняла взгляд. На нее смотрела очень высокая девушка с пронзительно синими глазами. Девушка была красивой, с изящными чертами лица. Сафелия почувствовала себя настоящей уродиной, да еще и коротышкой.

   — Вы ищете кого-то? — спросила Эберроуз, не отпуская ее руки.

   — Да. Подругу. — Сафелия с силой сжала пальцы и заблокировала мысли.

   Эберроуз улыбнулась и наконец отпустила ее.

   — Извините, я должна идти.

   — Лоскутное Одеяло?

   Сафелия обернулась и замерла.

   — Почему ваша подруга называет вас этим именем? — спросила иная.

   Остальные непонимающе глядели то на Эберроуз, то на Сафелию.

   — Потому что я сделана из лоскутов, — ответила она, отвернулась и пошла от них прочь.

   — Сафелия! — звал ее Урджин. — Сафелия, вернись, пожалуйста!

   — В бездну… — шептала она. — В бездну всех вас…

***

Роден взяла горсть земли и бросила на крышку пустого гроба.

   — Прощайте, Учитель.

   Темный шел следом. Минув толпу, Егерь остановилась и поискала взглядом Сафелию.

   — Разве ты не должен быть с олманской делегацией?

   — Моей потери они не заметили. Тем более тебя им буду представлять я, а не Одеялко.

   — Может, не стоит шокировать людей на похоронах? Потом им меня покажешь.

   — Это не обсуждается.

   Роден с порицанием взглянула на него.

   — К Эберроуз старайся не подходить, — напомнил Зафир. — Она чтец. Я предупреждал вас с Сафелией.

   — Ей меня не прочесть.

   — Она хороший чтец.

   — Лучше Сомери? — Роден прищурилась.

   — Не знаю.

   — Меня никто не может прочесть. Даже Сомери.

   — Либо ты хорошо блокируешь сознание, либо поглощаешь не только энергию.

   — Пожирателем мыслей, Темный, меня еще не называли. — Роден нашла взглядом Сафелию.

   Одеялко как раз стояла в очереди тех, кто собирался подойти к гробу Учителя и попрощаться.

   — Почему никто из ее родни ничего о ней не знает? — спросила она.

   — Когда ее забрала Сомери, условие было одно: мы не задаем вопросов. Сказать по правде, я не верил, что ее спасут. Как-то Фуиджи и Урджин пытались навести о ней справки. Сомери тут же вышла на связь и напомнила об уговоре.

   — Зачем ей спасать Сафелии жизнь?

   — Теперь у нее есть рычаг давления на Фуиджи и Урджина.

   Роден почувствовала, как по спине пробежал холодок.

   — Она — заложница Сомери и не понимает этого?

   — Если Сафелия добровольно вернется домой, Сомери потеряет рычаг давления на доннарийцев. Сама понимаешь: это не в интересах Суи.

   — Как и брак Сафелии и Стефана…

   — Как и их брак. Это политические игры, Роден. Каждый тянет одеяло на себя. Вся наша семья отговаривает Стефана от женитьбы на иной. Вся Суя уговаривает его жениться на иной. Доннарийцы пытаются вернуть дочь домой. Сомери покрывает Сафелию и отправляет на обучение к Учителю. И Ромери об этом молчал.

   — Думаешь, она шантажировала и его? Вынудила приютить Сафелию и молчать?

   — Я не знаю, Роден. У Учителя был какой-то план. Должен был быть план.

   Она потерла взмокшие ладони.

   — Давно ты знакома с Сомери? — спросил Темный.

   — Давно.

   — Я не нашел материалов по твоему делу.

   — Можешь не искать, — вздохнула Роден. — Дела нет и никогда не было.

   — Почему такая секретность?

   Роден пожала плечами.

   — Пусть госпожа Сомери тебе об этом расскажет.

   — Скажи, какую кличку ты дала мне в клинике? — спросил Зафир и наклонился к самому ее уху.

   Роден почувствовала дыхание на коже. Мурашки побежали по телу, и так захотелось чуть наклониться и коснуться ухом его губ. Наваждение. Заблуждение. Он играл с ней, как умеют играть красивые мужчины с изголодавшимися по сексу женщинами.

   — Ты сам дал себе подходящее имя, — ответила Егерь и слегка повернула голову, едва ли не касаясь губами его щеки, — Темный.

   Зафир с шумом втянул в себя воздух. Он что, понюхал ее? Ну, это уже ни в какие рамки…

   — Ты очень вкусно пахнешь. — Он сомкнул губы на мочке ее уха, и Роден обмерла. — Интересно, как ты пахнешь, когда возбуждаешься? — Язык коснулся кожи за ухом, и губы запечатлели там поцелуй.

   У Роден отпала челюсть. Не будь она в капюшоне, его подкат не остался бы незамеченным.

   Она резко отстранилась и заглянула Темному в лицо.

   — Что ты задумал? — Вопрос был прямым и понятным обоим.

   — А на что это похоже? — Он плотоядно улыбнулся.

   — Фальшью так и разит!

   — Это разит альзетером, который я выпил с утра. — Зафир взял ее руку в перчатке, поклонился и запечатлел поцелуй на обнаженном запястье.

   Она смотрела, как он разгибается и все так же плотоядно сверлит ее взглядом.

   — Да что с тобой такое? — теряя терпение, зашипела Роден.

   — А с тобой что не так? Я подкатываю, а ты робеешь, как девственница при виде бабника!

   Он зол? Она его разозлила? Да какого дьявола!

   — Я знаю, что ты был привязан к Учителю. И понимаю, что сейчас тебе плохо. Но искать утешение у меня между ног прямо посреди похорон — не самая лучшая идея.

   — Не подхожу, значит, — хмыкнул Темный. — Слишком красив или слишком испорчен? А может, и то и другое? Или дело в тебе? Ты вообще умеешь хотеть? Или у тебя нет такой потребности?

   Подло. Даже слишком с его стороны.

   — Хочешь покувыркаться — сними проститутку, — теряя самообладание, ответила Роден.

   — Неинтересно, — скривился Зафир.

   — Это твои проблемы. И вообще… Отвали от меня!

   В это время Сафелия стала оборачиваться по сторонам, и Роден подняла руку, чтобы обозначить себя.

   — Помоги вернуть ее домой, — едва слышно прошептал Темный.

   Ее снова передернуло. Так ради этого он подкатывал к ней? Он что, готов соблазнить ее ради того, чтобы она помогла вернуть Сафелию в семью?

   — Если захочет — вернется сама, — ответила Роден. — Если не захочет — я буду рядом с ней.

   — А кто останется рядом с тобой, если она захочет вернуться?

   — Никто, — прошептала Роден и зашагала навстречу Сафелии.

***

Траурный вечер близился к завершению. Большинство гостей уже сказали поминальные речи. Кто-то набрался, кто-то перестал рыдать, кто-то, наоборот, начал. В основном все устали и были готовы разойтись.

   Роден все это время пряталась в тени коридора под капюшоном. Сафелия несколько раз подходила к ней, предлагая поесть. Но суирянка отказывалась. Темный изредка приносил ей спиртное и тут же возвращался в общий зал. Спиртное выливалось в ближайший горшок с цветами. Безумно хотелось курить, но елотки закончились, а купить их в этом месте было негде.

   — Устала? — спросил Темный, предлагая руку.

   — Курить хочу.

   — Елотки закончились?

   — Да.

   — Позже купим, не переживай.

   С каких пор он стал говорить о них «мы»? Роден это не понравилось.

   Темный подвел ее к Стефану и его высокой невесте.

   — Стефан, Эберроуз, позвольте представить вам мою спутницу, Роден.

   У «спутницы» ком застрял поперек горла.

   — Ваше императорское величество. — Роден едва не прокаркала эту фразу и быстро согнулась в поклоне.

   — Приятно познакомиться, — вежливо кивнули оба.

   Роден разогнулась и увидела перед собой протянутую руку Эберроуз. Что ж, поиграем в твою игру…

   Она демонстративно откинула плащ с плеча. На ней было черное платье с длинными рукавами, которое Одеялко купила ей вчера. И тонкие перчатки, которые Роден начала стягивать с руки, обнажая цветную кожу и остро заточенные черные коготки. Стефан напрягся, Эберроуз тоже. Видать, не рада была невеста, что руку без перчатки ей протянула. А правила этикета требовали ответить тем же.

   — Такая честь для меня… — Роден протянула ладонь и сжала пальцы.

   Хват иной усилился, и Роден улыбнулась под капюшоном. Хват еще усилился. Неужели невеста вздумала сломать ей руку?

   Роден запрокинула голову, выглядывая из-под капюшона. Иная от испуга дрогнула и выдернула ладонь. А Стефан молодец! Держать себя в руках умеет…

   — Извините, если напугала вас, — хрипло сказала Роден. — Моей внешности часто пугаются.

   — Стефан, Эберроуз, Зафир.

   — Госпожа Сомери. — Стефан кивнул, Зафир и Эберроуз поклонились.

   Одна Роден осталась стоять на месте, в упор глядя на президента планеты Суя. Ее поведение не осталось незамеченным. В зале поднялся гул.

   — Роден… Может быть, ты скажешь несколько слов о господине Ромери? Он ведь был твоим Учителем…

   — Конечно, госпожа Сомери. — Роден сбросила капюшон — гул в зале стих, — стянула со второй руки перчатку — полная тишина вокруг, — скинула плащ и передала вещи Темному.

   — Подержишь?

   — Само собой, — кивнул Зафир.

   Люди расступались, пропуская ее вперед. Чем ближе она подходила к подиуму с микрофоном, тем невыносимее становилась тишина. «Думаешь, сможешь меня этим пронять? Да хрена с два тебе, сука!»

   Роден остановилась у микрофона.

   — Добрый вечер. Мое имя — Роден Кенигстен. Господин Ромери был моим Учителем. Я не буду произносить речей о том, каким человеком он был. Те, кто знали его — гордитесь. Те, кто просто заглянул поесть — приятного аппетита.

   В зале кто-то подавился.

   — Последнее, что сказал мне господин Ромери, было: «Береги себя». Его убили. Не в прямом бою. Исподтишка. Его имение — уничтожили. Библиотека, оружейная, тренировочный зал, комнаты для учеников… Ничего этого больше нет. Тот, кто это сделал… я обращаюсь к тебе. Стоишь ты в этом зале или находишься где-то еще. Я — Роден Кенигстен. И я тебя выслежу. А потом убью.

   Она отошла от микрофона и вернулась в зал. Началось перешептывание. Мимо Роден прошла Сафелия. «Куда она идет?»

   Роден остановилась и проводила подругу взглядом. Одеялко шла к микрофону.

   — Мое имя — Сафелия Бридетон. Господин Ромери был моим Учителем. Последнее, что он мне сказал, было: «Да, можешь». «Сафелия, как доешь, возьми список покупок и отправляйся в поселок». «Учитель, я могу идти?» «Да, можешь». Я слышала, как его не стало. Это было похоже на гром, раздавшийся вдалеке. На месте его резиденции теперь дыра. Тот, кто это сделал… я обращаюсь к тебе. Стоишь ты в этом зале или находишься где-то еще, я — Сафелия Бридетон. И я тебя найду. А потом убью.

   Сафелия отвернулась от микрофона и сошла с подиума. Люди вокруг расступались. Кто-то кланялся. Кто-то нет. Доннарской наследнице было на них наплевать. В тишине она подошла к Роден, взяла ее под руку и повела из зала.

   — Мое имя — Зафир Кеоне.

   Они остановились и вместе обернулись.

   — Господин Ромери был моим Учителем. Последнее, что он мне сказал, было: «Ты дал мне слово. Помни об этом». Тот, кто это сделал… я обращаюсь к тебе. Стоишь ты в этом зале или находишься где-то еще. Я — Зафир Кеоне. И я обязательно тебя найду. А потом убью.

   — Блестящая речь, дорогая, — прошептала Сомери, проходя мимо Роден.

   Зафир спустился с подиума и подошел к ним.

   — Пойдемте отсюда. — Он взял Роден за руку и потащил вместе с Сафелией на улицу.

***

— Ты в своем уме? — орал Фуиджи, стоя перед дочерью. — Ты — наследница империи! Публичное лицо! Как ты могла произнести подобное во всеуслышание?!

   Сафелия в ответ засмеялась. Фуиджи от такой наглости обомлел и отступил на шаг.

   — Посмотри, Роден, какая у меня чудесная семья! — продолжила говорить она. — Никто из них не спросил меня, как я себя чувствую? Никого не интересует, каким образом я попала в Ученицы к господину Ромери и почему ни один из них об этом не знал? Детали произошедшего три дня назад их тоже не интересуют. Знаешь, почему они ведут себя так? — спросила Сафелия у подруги. — Потому что престиж империи гораздо важнее ее детей. — Сафелия обернулась ко всем остальным, рассредоточенным по кухне на корабле Зафира, и развела руки в стороны. — Какой момент! Боже, какой знаменательный момент! Смотри, Роден, сразу двум императорским семьям нечего сказать. А ведь такое бывает редко…

   — Зато тебя не заткнуть, — вставил Камилли.

   — Не жмись, — хмыкнула Сафелия, — дай сестре выговориться.

   — Ты сейчас отца до инфаркта доведешь!

   Сафелия обернулась к побледневшему отцу и учтиво кивнула:

   — Простите, ваше императорское величество.

   — Боже… — произнес Фуиджи. — Что они с тобой сделали…

   Сафелия достала из кармана плаща пачку елоток и зажигалку.

   — Они мне жизнь спасли. — Она прикурила и выдохнула дым. — Дай пепельницу, Зафир.

   Он достал с полки стакан и протянул ей.

   — Благодарю. — Сафелия облокотилась о высокую столешницу, отделяющую зону кухни от столовой, и сбросила пепел. — Итак, с Роден вы познакомились. Зафир любезно согласился присоединиться к нашей дружной компании и бросил вызов.

   — Зафир, — обратился к нему Стефан, — давно ты знаешь о тайном обучении Сафелии и как давно знаком с ее подругой Роден?

   — С Роден мы старые знакомые, — и бровью не повел Зафир. — А вот с Сафелией повстречались всего три дня назад.

   — Давние знакомые? — не скрывая удивления, вцепился Камилли. — Интересные у тебя «знакомые», Зафир.

   — Проблемы, доннариец? — Роден вскинула бровь, забрала из рук Сафелии дымящую елотку и затянулась.

   — Много проблем, суирянка, — едва ли не выплюнул Камилли.

   — Давай решим их сейчас. Не люблю оставлять «хвосты».

   — Кто ты такая и откуда свалилась на наши головы?

   — Нас познакомил Ромери, — ответил Зафир. — Иногда Роден помогает нашему бюро в расследованиях.

   — Еще вопросы обо мне? — Роден выдохнула дым и нахально улыбнулась Камилли.

   — Совет Всевидящих навязал Ромери тренировать тайного ученика, — произнес Урджин, приближаясь к Роден и останавливаясь напротив нее. — Девушку с посттравматическим стрессовым расстройством. Из какой-то знатной семьи. Это была ты?

   Роден вскинула бровь.

   — Тебе не кажется странным, что представитель Совета Всевидящих не знает даже имени этой девочки?

   Урджин молчал.

   — Потому что предложение внесла госпожа Сомери, — продолжила Роден, — и суирские члены Совета ее сразу же поддержали. А вам, всем остальным, было насрать, что это за девочка и как ее зовут. Проголосовали и отправили Ромери отдуваться.

   — Уже за одно то, что ты знаешь, тебя можно убить, — ответил Урджин.

   Роден засмеялась:

   — Подожди, не спеши. Я не закончила. — Она оборвала смех и затушила окурок. — Спроси себя, откуда я столько знаю? Я не менталист. Сафелия таких подробностей заседаний Совета знать не могла. — Роден улыбнулась. — Так откуда мне столько известно?

   — Тебе рассказал Ромери, — сделал вывод Урджин.

   Роден кивнула.

   — К чему он готовил тебя? — спросил Урджин.

   — К этому, наверное. — Роден обвела рукой все помещение. — А может, к чему-то другому...

   — Кого ты подозреваешь в убийстве Ромери?

   — Госпожу Сомери, — честно призналась Роден. — Сработано чисто, ничего не скажешь. Ракеты никто не видел. В воздушном пространстве над резиденцией не было выявлено ни одного незарегистрированного корабля. Знакомая ситуация, не правда ли? На сегодняшний день технология пространственных прорывов уже доступна суирянам, доннарийцам и олманцам. Кто-то открыл туннель и сбросил бомбу на резиденцию. Сомневаюсь, что это сделал Фуиджи или Стефан.

   — Может, это сделали иные, — предположил Камилли.

   — Хорошо, что Эберроуз здесь нет, — подмигнула ему Роден.

   — Зачем Сомери это делать? — расспрашивал Урджин.

   Роден щелкнула пальцами и указала на наследника Доннарской империи, будто целилась в него из оружия.

   — С определения мотива обычно и начинается разгадка. — Она опустила руку и потянулась к Сафелии. — Дай елотку, пожалуйста.

   Сафелия бросила ей пачку.

   — Благодарю. Итак, мотив. — Она закурила и взглянула на Зафира. — Либо Ромери что-то знал, либо что-то собирался предпринять против нее, либо она хотела освободить место в Совете для своего человека.

   — Либо она здесь ни при чем, — вставил слово Фуиджи.

   — Или так, — пожала плечами Роден. — Давайте будем честны хотя бы перед собой. В данный момент мы не вычислим убийцу Учителя. Улик нет — все уничтожено взрывом. Комиссия по расследованию продолжит разбирательство, но это ни к чему не приведет. Сейчас мы должны набраться терпения и ждать. Тот, кто это сделал, проявит себя. Тогда мы его и возьмем.

   Фуиджи подошел к Урджину, стоящему напротив Роден, и обратился к девице, самомнение которой явно переливалось через край:

   — То есть, ты, Сафелия и Зафир бросили вызов неизвестно кому, а теперь вы просто будете ждать?

   — На наш вызов никто не ответит, — пояснил Зафир. — Тот, кто это сделал, не настолько глуп, чтобы подставляться.

   — Тогда зачем вы устроили этот цирк? — взревел Фуиджи.

   — Чтобы он знал, кто на него охотится, — улыбнулась Роден.

   — Сафелия, мы с твоей матерью хотели бы поговорить с тобой, — произнес Фуиджи. — Немедленно!

   — Не сегодня, — ответила дочь и достала кружку из шкафа. — Зафир разрешил мне задержаться на его корабле, и я с радостью воспользуюсь его гостеприимством. — Она поставила кружку в кофейный аппарат и нажала кнопку.

   Кофе полился в фарфор.

   — Сегодня ночью мы вылетаем на Доннару, — отрезал Фуиджи. — Так что собирайся и пойдем.

   — Вы с мамой вылетаете на Доннару, — спокойным тоном ответила Сафелия и сжала кружку с горячим кофе в ладонях. — Куда вылетаю я — мне пока не известно.

   Фуиджи начало трясти.

   — Я заблокирую все твои счета… Посмотрим, как далеко ты улетишь!

   — Думаешь, за три года я к этому не подготовилась? — Она улыбнулась и отпила кофе.

   — Не доводи меня…

   — До свидания, папа. — Она кивнула. — Мама… — Она подошла к матери и обняла ее одной рукой. — Не беспокойтесь обо мне. Я в порядке.

   — Успокойся, отец. — Урджин мягко взял его за плечи. — Мама, уведи его отсюда.

   Нигия сразу же потянула мужа за плечо к выходу.

   — Вы тоже можете идти, — напомнил Зафир.

   — Мы, пожалуй, немного задержимся, — ответил Урджин.

   — Меня интересуют твои планы, Зафир, — взял слово Стефан. — Ты вернешься домой или будешь сопровождать свою «давнюю знакомую» и Сафелию?

   — Роден и Сафелия любезно согласились помочь нам в расследовании на Олмании.

   — Не помню, чтобы просил их о помощи, — надменно заметил Стефан.

   — Ты дал добро на участие Егеря.

   Стефан поморщился и взглянул на Роден.

   — Так ты и есть Егерь?

   Роден пожала плечами и улыбнулась.

   — Эти убийства каким-то образом связаны с делом, которое когда-то расследовала Роден, — добавил Зафир. — Стихи, что оставляет убийца, цитировал человек, которого Роден когда-то знала.

   — И где этот человек сейчас? — обратился к ней Стефан.

   — Мертв. — Роден закурила новую елотку, третью по счету за последние десять минут.

   — Ты убила?

   Роден только кивнула в ответ.

   — Сафелия в расследовании никакого участия принимать не будет, — заявил Стефан, чем вызвал неподдельный смех самой Сафелии.

   — Обо мне в третьем лице заговорил? Как невежливо.

   — Я серьезно. — Стефан взглянул на нее со злостью, которой раньше она в нем не замечала.

   — Да и я тоже, — насмешливо ответила она. — Или проблема в том, что ты не желаешь видеть меня на Олмании? Не беспокойся, я твой покой не нарушу. Даже на глаза не попадусь, если захочешь.

   — Дело не в этом.

   — А в чем тогда? Какие у тебя со мной проблемы?

   — Проблем никаких нет. Я не собираюсь отвечать за твою жизнь перед Фуиджи. Хочешь рисковать — только не на Олмании и только не во время моего правления. В качестве гостьи я с радостью приму тебя в своем доме. Но только в качестве гостьи.

   Брови Сафелии поползли вверх. Она в несколько глотков допила кофе и с грохотом поставила пустую кружку на стол.

   — Как интересно… А что скажут Эберроуз и ее родственники, когда я заявлюсь в твой дом в качестве гостьи? Протянут мне руку, чтобы в голове покопаться и прилюдно вопросы неудобные задать?

   — За поведение Эберроуз я вынужден извиниться. Она не контролирует свой дар.

   — А следовало бы контролировать, если собирается стать женой императора, — выплескивая злобу, заявила Сафелия.

   — Не тебе комментировать поведение моей невесты.

   — Не тебе решать, что мне делать, а что — нет.

   — Ты не с мальчишкой говоришь! — зашипел Стефан, теряя терпение. — Имей уважение! Я — император, в конце концов!

   Сафелия сжала губы и едва ли не зарычала:

   — А я не твоя подданная, чтобы приказы от тебя выслушивать.

   — Думаешь, ты такая сильная? Сколько ты обучалась? Два года? Полагаешь, что за это время достигла высот самообороны и нападения? — с угрозой произнес Стефан. — Любой из иных, в том числе и Эберроуз, может убить тебя за одну секунду. Я понимаю, ты скорбишь об утрате Учителя. Я тоже скорблю. Ты поступила глупо и бросила вызов его убийце — я, изволь заметить, ни слова тебе в укор не сказал. Но сейчас, Сафелия, ты зарываешься. Тебе некуда деться — я приму тебя в своем доме. Живи, сколько захочешь. Но влезать в расследование серийных убийств на территории Олманской империи я тебе не позволю!

   — Это дело напрямую касается Роден, — пытаясь успокоиться и говорить мягко, продолжала Сафелия. — Тот, кто убивает этих женщин, специально пригласил ее для охоты на себя. Роден понимает, что это — прямая угроза. В такую минуту я ее не оставлю.

   — Роден в состоянии постоять за себя сама! — сорвался в крик Стефан.

   — Я тоже в состоянии сама за себя постоять! — закричала в ответ Сафелия.

   — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

   — И что ты мне сделаешь? Пригласишь на ужин за одним столом с твоей невестой посидеть? Или выдворишь с планеты как неугодную империи персону?

   — Сафелия… — прорычал Стефан. — Не доводи меня…

   — До чего не доводить? До исступления? — Она засмеялась и тут же оборвала смех: — Уже довела. А тебе, судя по всему, слишком понравилось.

   Повисла гробовая тишина.

   — Чтобы ноги твоей на Олмании не было, — прошипел император. — Ты все поняла?

   — Я поняла. — Она кивнула с достоинством, с которым может кивать только наследница как минимум великой империи. — Прощайте, ваше императорское величество.

   Тот ничего не ответил. Развернулся и ушел.

   Сафелия втянула в себя воздух и медленно выдохнула.

   — Доигралась? — с укоризной спросил Урджин.

   — Вот она, моя семья. — Сафелия понимающе закивала и отвернулась от брата. — Пошли вы все… на хрен… Без вас жила, без вас и дальше проживу.

   Она развернулась и отправилась на выход.

   — Сафелия! — позвала ее Эста и вскочила со стула, чтобы нагнать, но Урджин ее остановил.

   — Пусть идет. Стефан прав: она многое о себе возомнила и берегов больше не видит. А ты, — он указал на Зафира, — не смей привлекать ее к расследованию.

   — Это не мне решать, — напомнил Зафир.

   Взгляд Урджина упал на Роден.

   — Тебя это тоже касается.

   — Знаешь, в чем комичность ситуации? — устало ответила Роден. — Завтра утром ваш император будет сидеть за этим столом и делать вид, что ничего особенного не произошло. Вопрос в другом: будет ли Сафелия сидеть за этим столом вместе с ним?

ГЛАВА 3

Сафелия взяла с собой только самое необходимое. Дождавшись середины ночи, она покинула каюту. Для Роден она оставила закодированное сообщение в сети. Как действовать дальше, Сафелия представляла с трудом. Раньше были подсказчики. Сомери. Учитель. Роден, в конце концов. Теперь она сама по себе.

   «За два года я достаточно хорошо тебя узнала. Мы никогда не говорили о Сомери. Никогда не обсуждали Совет Всевидящих и роль моих родственников. Ты знаешь то, чего не знаю я, и это пугает. Остается надеяться, что наша с тобой встреча действительно была случайной. Я согласна с твоим мнением. Это дело рук Сомери. Ночью я лежала в кровати и размышляла об этом. Вот тебе моя теория. Я жива потому, что должна была выжить. В Совете Всевидящих восседают двенадцать представителей, семь из которых — суиряне. Каждый из представителей имеет право наложения запрета на решение Совета. Итого, семь против пятерых. После гибели Учителя его место должен занять человек Сомери. Тогда голосов на ее стороне будет восемь. Останутся четверо персон. В отличие от Ромери, на этих людей можно повлиять. Три года я плыла по течению, не задумываясь, почему госпожа Сомери столь добра ко мне. Так вот, человек, который может повлиять на оставшихся четверых, — это я. Моей жизнью никто из них не рискнет. Если теория верна, на следующем этапе кто-то придет за мной. Поэтому я приняла решение вычеркнуть себя из уравнения. Ты знаешь, если что-то случится, моя рука не дрогнет. Об одном прошу: будь осторожна. Не знаю, какие у тебя счеты с Сомери, но уверена, ты доведешь начатое до конца. Дело об убийствах на Олмании явно ловушка, расставленная для тебя. Будь осторожна, Егерь».

   — Далеко собралась?

   Сафелия замерла в коридоре и обернулась на голос. Зафир сбросил с себя светоотражающий плащ и встал с пола.

   — То, что ты делаешь, — настоящая глупость. — Он зевнул и начал складывать плащ.

   — Тебе какое до этого дело?

   — Все более сложно, Сафелия, чем ты себе представляешь.

   — Вижу. — Она указала пальцем на место на полу, где он ее поджидал. — Давно караулишь?

   — Порядком.

   — Зафир, я все равно уйду. Попытаешься меня остановить — нарвешься на неприятности.

   Он усмехнулся в ответ.

   — Извини, конечно, но ты мне не противник.

   — Я — нет. А Роден тебя уложит. Щелчком пальцев, — добавила Сафелия.

   — Удары молний я как-нибудь переживу. — Он подошел к Сафелии, наклонился и заглянул ей в глаза. — Сейчас я задам тебе один вопрос. От твоего ответа будет зависеть слишком многое, поэтому постарайся проглотить обиду и негодование и ответить честно.

   — Ты меня пугаешь, — призналась Сафелия.

   — Ты любишь Стефана?

   Она отступила на шаг и поморщилась.

   — Я не о влюбленности спрашиваю, — продолжал Зафир. — Не о страсти и не о похоти. Ты его на самом деле любишь или мне это только кажется?

   — Тебя ответ на этот вопрос не касается. — Сафелия отвернулась и сложила руки на груди.

   Он долго на нее смотрел. Достаточно долго для того, чтобы принять определенное решение.

   — Если угодишь в беду, позвони мне, — наконец произнес Темный, а затем развернулся и пошел прочь.

   Сафелия была обескуражена не только его заявлением, но и поведением.

   — И это все, ради чего ты полночи не спал? — прокричала она ему в спину, но он не ответил.

   Сафелия покинула корабль через грузовой отсек. Первым делом следовало обзавестись снаряжением. Один из нелегальных перекупщиков жил как раз недалеко от межгалактической станции. Девушка решила отправиться к нему пешком. Плутая по темным переулкам, она намеренно избегала попадания под прицелы камер наблюдения. Задняя дверь одного из ночных клубов распахнулась за ее спиной. Она прошмыгнула к мусорным бакам и спряталась за ними. Отголоски музыки и ругань. Какого-то перебравшего клиента выкинули в переулок и закрыли дверь. Тот замычал и перевернулся на спину. Сафелия приняла решение не задерживаться.

   — Эй! — закричал он. — Эй ты! Помоги!

   Она шмыгнула за угол и прижалась к стене. Задница заныла в предчувствии приключений.

   — Эй, я к тебе обраща… — Голос резко прервался.

   Сафелия достала сигнальный пистолет. У Зафира на корабле таких полно, а ей сейчас и один может пригодиться. Тишина. Значит, профессионал. Или несколько профессионалов. Ждать и вступать в схватку? Она — одна. Одного, может, и завалит. Нескольких — вряд ли. Думай… Думай, Одеяло…

   Доннарийка аккуратно сняла сумку с плеча. Развязала завязку на плаще и скинула его. Убежать не успеет — до поворота метров сто и спрятаться негде. Придется нападать первой. Она медленно выдохнула и метнулась в проход. Лазерное лезвие сверкнуло в воздухе перед самым носом. Сафелия уклонилась и ударила ногой. Нападавший на две головы выше. Лицо спрятано за голограммой. Вновь лезвие у самого носа.

   Она выстрелила. Ракета ослепила ее, икры посыпались во все стороны. Неизвестный бросился к стене. Его только задело. Нож выпал из руки.

   — Кто заказчик?! — прокричала Сафелия, не пытаясь к нему подойти.

   — Ты не стоишь этих денег, — ответил он искаженным голосом и бросился бежать.

   — Дилетант… — прошептала она, хватая плащ и сумку.

   Плечо заныло. Сука… Все-таки зацепил…

***

— Где Сафелия?

   — И вам доброе утро, ваше императорское величество. — Роден прошла мимо сидящего за столом императора и подошла к кофе-машине.

   — Где Сафелия, я тебя спрашиваю?! — закричал он и подскочил.

   — Ты не сможешь ее найти, пока она сама этого не захочет. — Роден поставила кружку и нажала кнопку.

   — Сядь и успокойся, — прошипел Зафир, проходя на кухню и бросая газету на стол. — Я же сказал тебе: Роден ее не выдаст.

   Стефан взял издание и уставился на первую страницу.

   Зафир подошел к Роден, наклонился через столешницу и поцеловал ее в щеку.

   — Почему меня не разбудила?

   От бархатного низкого звучания его голоса у нее волоски на руках встали дыбом. Она медленно выдохнула дым, стараясь со спокойствием воспринимать происходящее.

   Зафир обошел вокруг столешницу и занял место в партере рядом с ней.

   — Сейчас досмотрим сцену и позавтракаем.

   — Что происходит? — не поворачивая головы, спросила она.

   — На первой странице рассказ о том, как наследница какой-то империи сделала громогласное заявление.

   Стефан бегло изучил текст и перевернул страницу.

   — Что еще? — спросила Роден.

   — Наши с тобой заявления на второй странице.

   Стефан перелистнул страницу, и на этот раз обе императорские брови взметнулись вверх.

   — Еще что-то? — Роден затянулась.

   — Твои фото, — пояснил Зафир. — Ты там вместе с каким-то белокурым олманцем. Одна фотография, где вы беседуете в тени деревьев на кладбище. Он очень интимно что-то шепчет тебе на ухо. На другой — ты поворачиваешься к нему, и капюшон закрывает обоих, но ракурс… Ракурс выбран настолько четко, что кажется, будто вы целуетесь. На третьей фотографии он касается губами твоего запястья, а на четвертой ведет тебя за ту самую руку по проходу на церемонии прощания.

   — Мое имя крупным шрифтом? — решила уточнить Роден.

   Зафир хмыкнул.

   — Обижаешь, милая. Крупным шрифтом напечатали мое имя. А твое — так, помельче.

   Роден закрыла глаза.

   — Но даже это еще не все, — добавил Зафир.

   Она мгновенно напряглась и уставилась на Стефана.

   — Заметка на четвертой странице о потасовке в переулке недалеко от нас.

   Стефан бегло изучил текст и поморщился.

   — Кто-то вырубил пьяного дебошира и выстрелил в кого-то из сигнальной ракеты, — пояснил Зафир. — Пистолет не нашли, а на месте преступления следы крови ксилуанина. Он объявлен в розыск.

   Император скомкал газету и отшвырнул в сторону.

   — Говори, что собирался сказать, — произнес он.

   — Одну из аварийных укладок на этом корабле вскрыли ночью. Забрали только сигнальный пистолет.

   На этот раз глаза закрыл Стефан.

   — Ты вообще ничего больше не видишь, не так ли?

   Роден поморщилась, не особо понимая, о чем речь.

   — Сколько можно молчать об этом, Стефан! — гаркнул Зафир. — Все знают, только ты молчишь!

   Император открыл глаза и скривил губы.

   — Вот и молчите дальше. — Он встал из-за стола и повернулся к Роден. Смотрел на нее ярко-синими глазами и молчал.

   — Значит, ты тоже чего-то лишился, — понимающе кивнула она.

   — Дара предвидения, — ответил Стефан.

   — Не только его…

   — Остальное тебя не касается.

   — Сахар в кофе сыпать? — спросил Зафир.

   — Одну ложку, — загробным голосом ответила Роден.

   Кружка с кофе оказалась перед носом. Она поблагодарила Зафира и затушила окурок. Все это время Стефан стоял напротив и не сводил с нее глаз.

   — Хочешь размазать меня по стене? — улыбнулась ему Роден и пригубила кофе. — Попробуй… Правда, если сделаешь это, Сафелию точно больше никогда не увидишь.

   — Вздумала мне угрожать?

   — Она полетит на Олманию, император. В этом я не сомневаюсь. И, конечно же, она подключится к расследованию этого дела.

   — Откуда такая уверенность? — поморщился Стефан.

   — Целей в жизни других не осталось, — с прискорбием улыбнулась Роден. — Понимаешь, о чем я?

   — Не понимаю.

   — Все ты понимаешь. — Она пригубила кофе и поставила кружку. — Нам лететь пора, ваше императорское величество. Да и ваша невеста наверняка переживает. Мало ли какие воспоминания наследницы Доннарской империи ей еще удалось прочесть?

   Стефан молча развернулся и ушел.

   Роден выдохнула.

   — Все же я думала, что он меня ударит…

   — Он был к этому близок, — подтвердил Зафир.

   — Как думаешь, кому на руку печатать наши с тобой фотографии в газетах?

   — Тебе, — улыбнулся ей Зафир.

   Роден скривила губы и едва не расхохоталась.

   — Темный, ты слишком в себе уверен.

   — Это сделал тот, кто хорошо знаком с традициями моего народа. Подобная публикация в газетах и в сети вызовет резонанс на Олмании. Мне придется дать объяснения.

   — Скажи правду, — пожала плечами Роден. — Подруга я твоя давняя.

   — Я так и скажу. — Зафир облокотился о столешницу и потрепал волосы на затылке. — Однако пересуды это не остановит. Член императорской семьи не может светиться в общественных местах подобным образом. Придется объявить о нашей помолвке, подруга давняя моя. Иначе репутацию нашей семьи не отмоем.

   — А если я откажусь?

   — Ты откажешься, — кивнул Темный. — Недели за две до свадьбы. Кольцо сможешь забрать себе.

   — Сто тысяч и кольцо.

   — Двадцать тысяч и кольцо.

   — Сто пятьдесят тысяч и кольцо. — Роден закурила и выдохнула дым.

   — Пятьдесят тысяч и кольцо. — Зафир взял кружку и пригубил кофе.

   — Двести тысяч и кольцо, Темный.

   Олманец повернулся к ней лицом и нагло ухмыльнулся.

   — У тебя ни копейки за пазухой. Платье на похороны тебе купила Сафелия. Ты — нищебродка, которой я предлагаю поулыбаться на камеру несколько месяцев, а затем свалить с крупной суммой в кармане и дорогим кольцом на пальце. Шестьдесят тысяч и кольцо. И куча барахла, что я прикуплю тебе к свадьбе. Мое покровительство, оборудование и оружие. Это хорошая сделка, соглашайся.

   Роден выдохнула дым.

   — Триста тысяч, Темный. Кольцо и все, что ты перечислил. Запомни, — она подошла к нему вплотную, приподнялась на носочки и прижалась к его щеке, чтобы ласково прошептать на ухо: — Члены знатных суирских родов никогда не торгуются. Мы можем только повышать ставку в наказание за то, что нас оскорбляют. Сам знаешь, что для суирян ты и твой император — никто. Желаешь ввести олманцев в высшее общество Суи — заплати мне триста тысяч, и я открою все запертые двери перед тобой и твоей империей.

   — Кто же ты такая, Роден Кенигстен? — прошептал ей на ухо Зафир.

   — Нищебродка, — она отстранилась и вновь затянулась, — которой когда-то кланялась сама Сомери.

   Зафир Кеоне смотрел на нее с высоты своего роста. Она не блефовала, нет. Она демонстрировала ему манеры, на которые раньше он не обращал внимания. Голова в наклоне, угол рта приподнят, подбородок горделиво смотрит вверх. Плавный жест рукой — елотка поднесена к губам, вдох — рука с елоткой изящно повернута в сторону, выдох — дым тонкой струйкой стелется у ее губ. Она позволила себе проигнорировать приветствие Сомери на похоронах и все еще не поплатилась за это. Так в чем подвох: в давней вражде или в бессилии одной из сторон предпринять хоть что-нибудь против другой?

   — По рукам. — Зафир улыбнулся и кивнул.

   — Обслуживание в постели в эту сумму не входит. — Она протянула руку, предлагая ее пожать.

   — А сколько стоит с тобой переспать? — олманец вскинул бровь.

   Роден засмеялась, да так сильно, что даже закашлялась.

   — Так сколько стоит с тобой переспать? — переспросил он.

   — Ты ошибся адресом, Темный. Проституток снимают в другом месте. — Она покинула кухню, заходясь злобным смехом и закашливаясь при этом.

***

Сафелия заперла дверь каюты и присела на узкую койку. Аккуратно расстегнув костюм, она стянула его с плеча и застонала. Дилер продал ей аптечку для таких случаев. Девушка достала ее из сумки и открыла набор. Расстелила пленку на коленях, открыла бутыль с антисептиком и полила на зияющую рану. Слезы боли полились из глаз. Степлер. Она несколько раз вдохнула и поднесла его к коже. Щелчок. Рука затряслась. Щелчок. Щелчок. Щелчок…

   — Госпожа, вы же знаете, повязки снимут, как только раны заживут.

   — Я сыта по горло вашими обещаниями. — Сафелия смотрела на свое забинтованное тело в отражении в окне. — Вы показываете мне новые лоскуты кожи, но не разрешаете посмотреть на себя целиком. Вы сказали, что технологии позволят вам все исправить. Почему мне нельзя взглянуть на себя сейчас?

   — Потому что лечение еще незакончено. Лоскуты приживаются, госпожа, но не так быстро, как нам бы того хотелось.

   — Сделайте еще операцию. Сколько угодно операций! Я согласна! — воскликнула Сафелия.

   — Госпожа, мы делаем все, что в наших силах.

   — Уходите… Оставьте меня одну.

   — Доктор велела быть с вами всю ночь.

   — Вот и будьте! — Сафелия обернулась к медсестре и указала рукой на дверь. — Только там, снаружи!

   — Госпожа, вам пора принимать лекарства.

   Девушка попыталась засмеяться, но не смогла. Кожа на животе натягивалась под повязками, и становилось больно даже вздохнуть.

   — От ваших лекарств моя жизнь представляется мне в розовом цвете. Но она не розовая… Она, твою мать, цвета дерьма…

   — Госпожа, ваши лекарства. — Медсестра протянула стаканчик с таблетками. — Это стандартный протокол терапии в подобных ситуациях. Мы поможем забыть о том, что произошло.

   — А кто поможет мне жить дальше? — Сафелия взяла стаканчик и опрокинула горсть таблеток в рот.

   Медсестра протянула стакан с водой.

   — Запейте, госпожа.

   Доннарийка несколько раз сглотнула слюну и даже не скривилась.

   — Не запиваю, — бросила она и запрыгнула на кровать.

   Не успев коснуться матраца, она поднялась в воздух и стала парить над периной.

   — Постарайтесь уснуть, госпожа. — Медсестра присела у кровати. — Я буду рядом.

   — Меня достало спать в невесомости, — пробурчала Сафелия, переворачиваясь лицом вниз.

   — Мне очень жаль, госпожа.

   Сафелия вспомнила, как спустя несколько минут стало легче. Как безразличие опустилось на ее плечи, и жизнь вроде бы снова потекла своим чередом.

   Степлер выскользнул из пальцев и упал на пол. Взгляд Сафелии потух, и она без сил рухнула на кровать. Нужно нанести биоклей на рану поверх скобок. Она нанесет… Позже… Немного позже…

***

— Господин, вы можете пройти.

   Стефан с голограммой на лице вошел в комнату для допросов.

   — А это что за хрен? — возмутился задержанный.

   — Свободны. — Император кивнул охранникам и те покинули помещение.

   — Эй! Куда! Куда пошли! — Ксилуанин стал бить кольцами браслетов по столу.

   — Ответишь на мои вопросы, и они вернутся. — Стефан присел на стул напротив и вытянул ноги. — Итак, ты знал, кто твоя цель?

   — Я уже сказал, что ни хера не знаю! В переулке какая-то баба вырубила мужика у задней двери в ночной клуб. Я хотел помочь несчастному, думал, она пришить его хочет. Окликнул ее, а она достала ствол и выстрелила в упор! Хорошо, я увернуться успел, но задело, твою мать!

   — Почему ты убежал? Почему никого не позвал на помощь?

   — Я испугался! — заголосил мужик и снова ударил браслетами по столу.

   Стефан вздохнул и сложил руки на груди.

   — Лазерный нож со следами твоей ДНК найден рядом с тем местом, где, с твоих слов, на тебя напали. Сейчас ты проходишь по делам о семи убийствах и как минимум тринадцати случаях разбоя. Хочешь еще и покушение на убийство заработать?

   — Я не знаю, о чем вы говорите!

   — Слушай меня, мудак. — Стефан резко наклонился вперед. — На рукоятке лазерного ножа обнаружены следы крови твоей жертвы. С минуту на минуту она окажется здесь и даст показания. Так что начинай говорить, пока не стало поздно.

   — Как же, даст она! — захохотал мужчина и тут же умолк.

   Он застонал и прижался лбом к столу, изнывая от боли.

   — Я могу остановить твое сердце и заставить его биться вновь, — произнес Стефан. — И никто из стоящих за этими стенами тебе не поможет. Говори, от кого получил заказ.

   — Пошел ты…

   Император сжал кулаки, и мужчина выгнулся на стуле, сползая вниз.

   — Кто сделал заказ на ее убийство! — закричал Стефан и встал с места. — Кто сделал заказ?

   — Я не знаю! — простонал ксилуанин, хватая ртом воздух в минутной передышке.

   — Как он связался с тобой?

   — По сети. Скинул файл с фотографией и написал, где ее караулить.

   — Где он сказал ее караулить?

   — Возле корабля, — стонал мужчина. — Возле корабля, твою мать!

   — Когда ты получил заказ? — напирал Стефан.

   — Вечером, часов около десяти.

   — Ты знал, кто она такая?

   — Да ни хрена я не знал! Девка какая-то. Я решил бабла по-быстрому срубить.

   — Почему взял с собой только нож? — Стефан вновь присел на стул напротив допрашиваемого.

   Тот в ответ злобно засмеялся.

   — А ты как думаешь? — спросил он.

   Император медленно выдохнул:

   — Хотел немного поразвлечься перед тем, как ее пришить?

   — Ну так это… — урод напротив заерзал на стуле, — я смазливых люблю. Слушай, бешеная она, эта девка. Напала на меня первой. Я только и успел, что порезать ей плечо. Если бы знал, что из боевых она, взял бы с собой ствол.

   — Ты не взял ствол, потому что у тебя его не было и достать его ты не успел. Думал, легкую добычу получишь, а она тебе руку едва не отхватила. Сообщение в сети сохранил?

   — Нет. Оно самоуничтожилось.

   — Что ж. Прощай тогда. — Стефан встал и подошел к двери.

   — Эй ты! Ты куда? А сделка? Тебя разве не сделку послали предложить?

   — Живи, тварь. — Император открыл дверь и вышел из допросной.

***

— Тебя долго не было! — Эберроуз протянула руки, чтобы его обнять, но Стефан вежливо отстранился. — Я волновалась.

   — Не стоило. Были дела.

   — Что-то случилось? — Она присела на диван и вопрошающе уставилась на жениха.

   — Ничего, о чем бы стоило беспокоиться. — Он подошел к бару и плеснул себе крепкого в стакан. — Мы вылетаем на Олманию.

   — Конечно. — Эберроуз улыбнулась и сложила руки на коленях. — Зафир тоже возвращается домой?

   — Да. — Стефан выпил порцию и налил еще.

   — А его странная подруга? Она полетит с ним?

   — Ее зовут Роден, — напомнил Стефан. — Да, она полетит с ним.

   — Она меня пугает, — призналась Эберроуз, склонив голову и глядя куда-то в пол.

   — Тебе нечего бояться. Роден поможет Зафиру выследить нашего маньяка.

   — А Сафелия? Ты знал, что они знакомы?

   Стефан со стаканом в руке обернулся к Эберроуз.

   — Перестань лезть в дела, которые тебя не касаются. — Он выпил и поставил стакан на поднос. — Я буду в своей каюте.

   — Долго еще я не смогу к тебе прикасаться? — выпалила Эберроуз, продолжая сидеть все так же склонив голову.

   — Чего ты от меня хочешь? — Стефан замер в дверном проеме.

   — Это ненормально. Мы скоро поженимся, а ты ни разу не позволил мне даже прикоснуться к тебе.

   Он подошел к ней и протянул руку.

   — Прикасайся.

   Она вскинула голову, с испугом глядя на него.

   — Прикасайся! Ты же этого хочешь?

   — Не так…

   Стефан улыбнулся и опустил протянутую ладонь.

   — Извини, Эберроуз, но по-другому у нас с тобой пока не получится.

   — Это потому, что я — иная? Я противна тебе?

   — Это потому, что на Олмании до свадьбы не принято спать с женщиной, на которой собираешься жениться.

   — А спать с теми, на ком жениться не собираешься, принято?

   Ее вопрос повис в воздухе. Император покинул комнату, оставив его без ответа.

***

Роден провалялась в ванне все оставшееся утро. Натирала кожу какой-то пахучей дребеденью, пускала пузыри, курила, даже уснула ненадолго. Зафир объявил по внутренней связи, что корабль берет курс на Олманию. Взлета Роден не почувствовала, лишь в иллюминаторе поверхность Ксилуса стала стремительно удаляться, пока не скрылась за поясом облаков. Красивая планета. Неизгаженная технологиями производства.

   К обеду Роден привела себя в порядок и отправилась в путешествие по кораблю своего «жениха». Побродив по коридорам, она познакомилась с планом корабля на электронной станции управления и все-таки решила поесть.

   На кухне крутились служащие и тут же смылись, как только ее увидели. Суирянка едва не расхохоталась, читая ужас в глазах несчастных. Выпив кофе и насладившись овощами с мясом неизвестного животного, она по привычке вымыла посуду и поспешила наведаться в тренировочный зал. Вошла внутрь и прислонилась к ближайшей стене, наблюдая за тренировкой Зафира. Он «гонял ветер». Старое упражнение, но эффективное.

   — Проходи, не стесняйся, — позвал олманец, когда закончил.

   Роден сбросила сапоги и легкой походкой прошлась по деревянному полу.

   Она грациозно махнула рукой, и Зафир отскочил, уклоняясь от энергоудара. Он прыгнул вперед и замахнулся. Пространство перед Роден исказилось, и волна наползла на тело. Стало больно. Ноги заскользили по полу, все быстрее и быстрее, пока ее не оторвало и не отбросило в мягкую стену.

   — Неплохо… — Она засмеялась, поднимаясь и потирая ушибленный затылок.

   Стойка. Выписав фигуру, Роден сплела сеть и выбросила ладони вперед. От такого удара ему не увернуться.

   Зафир побежал в сторону. Сеть вот-вот должна была его накрыть, но он внезапно прыгнул вперед ногами и завалился на спину. Заскользив по полу спиной, он пролетел под ней и ударил Роден в ответ. Она только вскрикнула. Ее тело полетело вверх и мягко приземлилось прямо ему в руки.

   — Защитные техники хромают, — озвучил Зафир. — Энергоударами ты тоже плохо владеешь.

   — Поспешные выводы — ошибка многих следователей, агент 8106. — Роден спрыгнула на пол и кокетливо подмигнула.

   — Теперь у меня другой позывной.

   — Правда? — Она изобразила удивление. — Только не говори, что зовешь себя Темным.

   — Так и зову.

   Она многозначительно улыбнулась и поднесла палец к губам.

   — Тш-ш-ш… Никому не говори. — Палец заискрил, и Зафир тут же отступил на шаг.

   Суирянка засмеялась.

   — Не волнуйся. На корабле я не стану это применять.

   — Ты же помнишь, что я олманец? — решил уточнить Зафир.

   — Великое племя с великими возможностями, погубить которое способна обычная гроза. Поэтому вы проиграли в войне суирянам. На грозу им было наплевать.

   — В той войне не было победителей.

   — Так уж и не было? — Роден зашагала, вытягивая носки вперед, словно балерина перед тем, как стать на пуанты.

   Зафир присел на пол у противоположной стены. Роден встала в стойку и понеслась. Вперед и назад, вверх и вниз. Она прыгала, кувыркалась, выполняла удары ногами и руками, кружилась и непрерывно плела вокруг себя энергосети. Плетения витиеватые, искусные. Обучение такому мастерству занимает годы и обычно его начинают еще в детстве.

   Зафира никто не учил плести сети. Не было нужды. Он аккумулировал энергию из окружающего пространства так же просто, как дышал, и выбрасывал ее сплошной волной — только увернись. Сети для тех, кто не способен сразу аккумулировать большие потоки. Они вытягивают энергию тонкой нитью и формируют из нее ловушки. Затраты времени для такого энергоудара большие, но и точности его стоит позавидовать. Можно набросить сеть на человека в толпе, можно накрыть ею всю толпу. Можно оставить сеть на жертве и уйти в сторону, скрыться в неизвестном направлении, удерживая нить в руке, чтобы потом, в нужный момент, дернуть за нее и лишить жизни.

   Да, Зафир не умел плести энергосети. Зато он был быстрее. И явно способнее Роден.

   — Стоп! — неожиданно крикнул он.

   Она, как ни странно, остановилась.

   — Левая нога дальше! — поправил Зафир. — Угол наклона ладони бо́льший! Нет! Перебор! Да! Продолжай!

   Роден заметалась по залу, выписывая фигуры руками и пуская волны вокруг.

   — Не сбавляй темп! — кричал Зафир. — Быстрее! Еще быстрее!!!

   Он все подгонял, а ей все было тяжелее и тяжелее контролировать себя. Ошибка. Неправильный жест рукой. Все… Роден подбросило в воздух, и она плашмя рухнула вниз.

   — А-а-а… — застонала она, чувствуя, как из носа полилась кровь.

   Зафир подбежал к ней и присел рядом на корточки.

   — В чем ошиблась? — спросил он.

   — Ладонь развернула в другую сторону, — промычала она.

   Он коснулся пальцами ее лба, и боль моментально оставила тело. Она лежала на зеленой траве на лугу, окруженном деревьями разных цветов. Они цвели, эти деревья, и в лучах заходящего красного солнца неизвестной планеты их лепестки гонял по лугу ветер.

   — Никогда не погружай в транс того, о ком ничего не знаешь, — прошептала Роден и схватила Зафира за руку.

   Они оказались сидящими на этом лугу. Зафир стал оборачиваться по сторонам. Он явно кого-то искал.

   — Ты не создаешь галлюцинацию, — суирянка встала и зашуршала босыми ногами по траве, — ты погружаешь в свои воспоминания. Опасно, Темный. Очень опасно пускать в свои воспоминания посторонних, о которых ты ничего не знаешь.

   Роден обернулась в ту сторону, куда смотрел Зафир. Им навстречу шла женщина с ребенком на руках. Она улыбалась и подзывала олманца к себе. Роден вскинула руку, и женщина замерла на полушаге. Лепестки повисли в воздухе. Время остановилось.

   Она хотела подойти к женщине с ребенком, чтобы рассмотреть ее, но Зафир схватил ее за щиколотку.

   — Стой!

   — Я ничего ей не сделаю, — воспротивилась Роден, вырывая ногу из его хвата и направляясь к женщине.

   — Стой!!!

   Удар настиг ее в полушаге. Спина изогнулась, руки взметнулись по сторонам. Место и время изменились. Теперь они в парке. Впереди озеро с розовой водой. Роден, изогнувшись от боли, падает на колени у самой кромки воды.

   — Я же сказал тебе не лезть в воду! — закричал кто-то позади.

   Зафир обернулся и увидел мужчину. Это был суирянин в белых одеждах, похожих на платье. Он прошел мимо него, будто не замечая. Зафир перевел взгляд на Роден. Она обернулась к мужчине и на лице, искаженном гримасой боли, заиграла улыбка.

   — Прости, папа…

   — Взгляни на свое платье! Юбка в грязи! — орал мужчина. — Он подошел к Роден и замахнулся.

   Зафир только и успел, что протянуть руку. Мужчина замер, а Роден продолжала глядеть на отца и улыбаться.

   — Мы можем исправить наши воспоминания. Можем изменить их. — Она поднялась с колен, отвернулась и шагнула в озеро. Зачерпнула воды, ополоснула лицо. — Но это ничего не исправит. Оригинал всегда будет превосходить наши выдумки. И даже если от него избавиться, — мужчина в белых одеждах исчез, — модель поведения, сформированная нашим опытом, останется. Твоя мать была красивой женщиной, — Роден ступила еще на шаг глубже, — и она любила тебя, — еще на шаг глубже. — Скажи, ты сказал правду о своем появлении на свет?

   — Ты про изнасилование?

   — Про него.

   — Не думал, что это впечатлит тебя, — хмыкнул Темный.

   — Значит, ты соврал, чтобы произвести впечатление на Ситен?

   — Но она ведь пыталась меня лечить. — Темный присел на траву, глядя, как Роден все глубже заходит в воду. — Я дал ей повод для раздумий.

   — Сафелия никогда не вдавалась в подробности, когда речь заходила о ее ближней и дальней родне, — ответила Роден. — Жизни доннарской и олманской императорских семей она всегда описывала парой общих фраз.

   — Но она все равно рассказала тебе больше, чем должна была. Ты же сохранила молчание, ничем не выдав свое происхождение и историю.

   — Скажи, когда в твоей семье появилась сестра, все внимание тут же переключилось на нее?

   Зафир молчал.

   — Ты часто убегал из дома, предпочитая оставаться наедине с природой и с самим собой. Ты знал, что мать найдет тебя и вернет обратно. Это сформировало твою модель поведения. Ты убегаешь от красивых женщин, и если они достаточно напористы в своих желаниях, даешь им то, чего они хотят. Так же ты убегаешь от своих родственников, от всех, кто дорог тебе. Ты прячешься в надежде, что тебя найдут и вернут домой.

   Роден нырнула в розовую воду и поплыла.

   — Зато тебя тянет к властным и жестоким мужчинам! — прокричал в ответ Зафир. — Таким, как твой отец! Подсознательно ты ищешь в них любовь, которую не дал он.

   Суирянка вынырнула и повернулась к Зафиру. Краска начала сползать с ее лица, обнажая белоснежную кожу лба, носа, щек. Она стекала с нее вместе с водой, расползаясь цветным пятном вокруг.

   — Я не ищу любви. — Она улыбнулась, продолжая стоять посреди грязного пятна в воде. — Я только охочусь.

   Он смотрел на ее обесцвеченное лицо, а она смотрела на него. Это лицо было именно таким, каким и было оно под слоями татуировок. Красивым.

   Вспышка — и Зафир вернулся на корабль. Роден отползла от него, размазав кровь по полу.

   — Что это за техника воздействия? — спросил олманец, все еще пытаясь прийти в себя.

   — Не со всеми получается. — Роден встала с пола. — Но, если человек умеет погружать в транс, я в этом трансе чувствую себя как рыба в воде.

   — Меня обучишь?

   — Этому нельзя научить, Темный. Либо ты умеешь это делать, либо нет. И еще одно… — Она зажала кровоточащий нос рукой. — Еще раз погрузишь меня в транс без моего разрешения — я изгажу все твои приятные воспоминания, как только смогу.

   Зафир хмыкнул.

   — Не любишь погружаться в транс или не любишь тех, кто способен погрузить тебя в него?

   — Я тебя предупредила.

   Он улыбнулся. Встал с пола и, взяв ее за руку, потащил за собой.

   — Куда ты меня ведешь? — Она семенила за ним по коридору.

   — Уже пришли. — Он приложил руку к электронному замку на стене, и дверь перед ними распахнулась.

   — Твоя каюта? — спросила Роден, осматриваясь.

   — Да.

   — Моя больше.

   — Да. Ванная там. Умойся и возвращайся.

   Роден склонилась над раковиной и включила воду. Ополоснула лицо и взглянула на себя в зеркало.

   — Ты выглядишь как шлюха! — ревел отец.

   — А ты как всегда жалок!

   Роден отбросило к стене. Ребра треснули, дыхание свело. Раковина и унитаз раскололись на куски. Если бы не блокировка, вряд ли от Роден что-нибудь осталось.

   — Боже! — вопила мать. — Боже, что ты наделал!

   — Молчи! Это твое воспитание! Взгляни на нее! Разоделась, как настоящая потаскуха!

   — Но это же выпускной вечер! Боже, остановись!

   — Честь семьи — превыше всего!!!

   — Теперь я тебе больше нравлюсь, папа? — прошептала Роден, глядя на отражение в зеркале.

   Зафир стоял в дверном проеме и смотрел на нее. Она не сразу его заметила. А когда заметила, тут же отвернулась.

   — Чистое полотенце на полке, — подсказал он.

   — Благодарю. — Роден вытерла лицо и оставила полотенце на раковине.

   — Он жив? — тихо спросил Зафир.

   — Кто? — не поняла Роден.

   — Твой отец. Он жив?

   Она улыбнулась. Не печально, нет, удовлетворенно.

   — Мне было семнадцать, когда его взорвали в прямом эфире вместе с тридцатью членами парламента Суи. Запись теракта транслировали по всем каналам, не переставая. Ответственность взяла на себя одна из радикальных группировок. Сомери лично контролировала расследование. Тех, кто это сделал, нашли и публично казнили.

   — А твоя мать? Она жива?

   — И невредима, — добавила Роден. — Так же, как и мои брат с сестрой.

   — Ты в семье старшая?

   — Да. — Роден остановилась напротив Зафира, она продолжала улыбаться.

   — Это не он, не так ли?

   — Что «не он»? — спросила Роден.

   — Сделал это с тобой?

   — Того, кто это со мной сделал, я убила собственными руками. А папа, к счастью, к этому моменту был уже давно мертв.

   — Почему «к счастью»?

   — Потому что он был бы следующим.

   Зафир посторонился, пропуская ее в комнату.

   — В каждой знатной семье есть свои тайны, Темный, — ответила она, проходя мимо него.

   — Ты определенно фрик.

   — Готовься, Темный. Вскоре ты тоже им станешь. — Она обернулась и погладила себя по щекам. — Мои суициды будут греметь на всю Вселенную, а фотографии разойдутся огромными тиражами. И каждый задастся вопросом, отчего же такой красивый и богатенький мужик выбрал себе в спутницы такую конченую уродливую психопатку? Мне интересно знать, что ты им ответишь?

   — Женщины лучше тебя я просто не встречал.

   — Плохой ответ. — Роден присела на кровать. — Он подразумевает, что ты все еще в поиске лучшего варианта. Но мы-то знаем, что лучше меня просто нет и быть не может.

   — Тогда я скажу, что люблю тебя такой, какая ты есть. — Зафир прислонился к стене и сложил руки на груди.

   — И снова плохой ответ. Ты вроде как осуждаешь меня и смиряешься с тем, что ничего не можешь изменить.

   Зафир пожал плечами.

   — Разве тебя интересует мой ответ?

   — Репутация семьи, Темный, превыше всего. Ответь, что у каждого из нас есть свое прошлое, но мы с тобой нашли друг друга и теперь смотрим в наше совместное будущее.

   — Задайся целью — не придумал бы лучше, — усмехнулся он.

   Роден цокнула языком:

   — Не люблю лесть. Терпеть ее не могу. И еще одно: не улыбайся мне этой слащавой улыбкой. Она портит твое красивое высокомерное лицо.

   — Я учту твои предпочтения. — Зафир хитро улыбнулся и подмигнул.

   Роден засмеялась.

   — Ну и ради чего ты привел меня сюда?

   — Сексом заняться, — бровью не поведя, ответил он.

   Она захохотала. Вытирая слезы, она качала головой, давая понять, что шутка ей понравилась.

   — Почему ты не воспринимаешь меня всерьез? — внезапно спросил олманец. В его голосе сквозило раздражение, и это еще больше рассмешило Роден.

   — Тебя?! — удивленно воскликнула она и оборвала смех. — Всерьез? Взгляни на меня! — Она погладила себя по плечам. — Я знаю, кто я такая и что мне в этой жизни светит. И я вижу тебя насквозь! Ты привык, что все перед тобой стелются, ведь красота подкупает, как ни что другое в этом мире. Хочешь попробовать развлечься с уродиной? — Она снисходительно улыбнулась. — Я не собираюсь обслуживать тебя, пока ты будешь стоять с закрытыми глазами и думать о ком-то еще. Меня это дерьмо не интересует. А с открытыми глазами… — ее улыбка стала грустной, — с открытыми глазами ты не сможешь…

   — Уверена в этом? — с вызовом бросил он.

   — Нет, — она пожала плечами, — но проверять утверждение не стану. Не хочу больше проверять… понимаешь?

   Он все понял. Это было написано на его лице. Читалось в его светящихся синих глазах.

   — Ладно. — Роден махнула рукой, давая понять, что тема закрыта. — Так для чего ты меня сюда привел?

   — Расслабься и смотри, — призвал Зафир.

   — Ты любишь, когда на тебя смотрят? — не скрывая удивления, спросила она.

   Зафир поглядел на нее с сомнением, а затем захохотал. Впервые за долгое, очень долгое время он искренне рассмеялся. И от этого стало вдруг так легко! Он взглянул на нее, присевшую на его кровать и скромно сложившую руки на коленях. Неопытная девочка в комнате у похотливого парня. Она изображала ее с той же легкостью, с которой язвила. Он бы мог влюбиться в нее… Только вот не способен он больше никого любить...

   Темный остановился на ковре в центре каюты.

   — Смотри и не пытайся запомнить! Просто смотри!

   — Обычно это говорю я! — засмеялась Роден.

   — Как скажешь. — Он подмигнул ей и начал выполнять фигуру.

   Роден молча подождала, пока он закончит, а затем встала и направилась к двери.

   — Ты куда? — не понял Зафир.

   — Сомери показывает «суирский дред» только лучшим из своих учеников, — буркнула она.

   — Подожди! — Он схватил ее за руку. — Постой!

   Она отдернула ладонь.

   — Давно в ученики к ней подался?

   — Три года назад.

   — Ромери знал об этом?

   — Безусловно.

   — Спал с ней? — Роден заглянула ему в глаза, зная, что по выражению синих озер без труда поймет, врет он ей или нет.

   — Это ревность? — Он был искренне удивлен.

   — В день, когда я заревную мужика, не забудь врезать мне по лицу и дружески напомнить, кто я такая.

   — Я никогда не спал с Сомери, — серьезно ответил Зафир.

   — Она всегда предпочитала общество красивых мужчин. Если это были ее ученики, Сомери это нисколько не смущало.

   — Откуда такая осведомленность о закулисной жизни президента Суи?

   — Я же суирянка. — Она улыбнулась ему искусственной улыбкой. — Мы лучше знаем своего президента, чем олманцы — императора.

   — Роден Кенигстен — человек без прошлого. — Зафир поднес ладонь и погладил ее по щеке. — Как тебя на самом деле зовут?

   — Роден — мое настоящее имя, Темный. Остальное узнаешь позже.

   — Я могу обучить тебя «суирскому дреду».

   Она поджала губы.

   — Сомери из шкуры выпрыгнет, если узнает, что ты показал мне эту технику.

   — Тогда, не говори ей. — Он потянул ее за собой на ковер и встал в стойку.

   Роден ее скопировала.

   — Хорошо! Следующий элемент.

   Она повторила.

   — Отлично! Следующий. Нет! Плечо уехало. Нет. — Он схватил ее за плечо и зафиксировал. — Зажми. Да. Теперь вверх. Ладонь не опускай. Да. Вот так.

   Спустя час Зафир сидел на полу, а Роден повторяла фигуры без подсказок.

   — Неплохо для первого раза. — Он улыбнулся, давая понять, что урок окончен.

   Роден, в поту с головы до пят, выдохнула.

   — Спасибо! Я в душ!

   Она засеменила к выдоху.

   — Почему Сомери не обучила этому тебя? — бросил он ей в спину.

   Суирянка остановилась на полпути.

   — Потому что ни один из ее учеников не должен превзойти учителя, — ответила она и покинула каюту.

***

Она не явилась на ужин. Зафир решил не тревожить ее покой и отправился спать пораньше. Он проснулся посреди цикла ночи сам. Весь в поту, он вновь слабо помнил, что ему снилось. Внутри как всегда было пусто.

   Зафир принял душ, переоделся и накинул халат. Хотел пойти на кухню и провести ревизию холодильника, как всегда делал в такие ночи, но, проходя мимо каюты Роден, остановился.

   — Мама… Мамочка… Помоги… Помоги мне… Мама…

   — Роден? — Он постучал в дверь. — Роден, это я, Зафир. С тобой все в порядке?

   — Мама…

   Зафир разблокировал замок и влетел в каюту. Она металась по кровати и звала на помощь. Но вокруг… Вокруг нее простиралась Тьма, пожирая пространство и вбирая его в себя.

   — Роден! — гаркнул Зафир, боясь сделать шаг навстречу этой Тьме.

   — Мама… Помоги…

   Зафир ступил вперед. Вокруг ничего. Одна пустота. Он в центре ее Тьмы. Темный протянул руку и коснулся плеча Роден. От прикосновения ее кожа засветилась. Зафир отдернул руку.

   — Мама… — продолжала шептать Роден в бреду. — Мамочка, помоги…

   Зафир вновь коснулся ее плеча. Кожа опять засветилась. Он провел по ней пальцами, и следы света последовали за ними.

   — А-а-а!!! — закричала Роден и вспыхнула на его глазах.

   Зафир резко отступил на шаг.

   Она лежала на кровати и смотрела на него в темноте. Ее кожа… она вся светилась, будто кто-то зажег под ней сотни золотых огоньков.

   — Что… — прошептала Роден и присела в кровати, — что ты тут делаешь? — Она натянула одеяло, прикрыв обнаженную грудь.

   — Извини. Тебе кошмар приснился. Ты кричала. Я не мог тебя разбудить.

   Свечение заволокла Тьма. Все погасло. Все стало, как прежде.

   Роден щелкнула пальцами. Загорелся тусклый свет. Она потянулась к пачке с елотками на тумбочке. Закурила.

   — Спасибо, что разбудил. — Она выдохнула дым. — Так бы и металась всю ночь.

   — Ты всегда голой спишь? — решил напоследок поинтересоваться Зафир.

   — Какие-то проблемы? — Роден потерла взмокший лоб.

   — Никаких проблем. — Он улыбнулся и поспешил покинуть каюту.

   Зафир пил кофе на кухне, когда она вошла, замотанная в махровый халат.

   — И мне налей, пожалуйста.

   — Спать больше не собираешься?

   — Попью кофе и пойду спать. А это что? — Она потянулась к тарелке с нарезанным мясом и взяла кусочек. — М-м-м… И хлеб передай. Ага. Спасибо!

   — Любишь есть по ночам? — спросил Зафир, вгрызаясь в очередной бутерброд.

   — В космосе не бывает дня и ночи. Только циклы, запрограммированные системой, чтобы такие, как мы, с катушек не съехали. Так что сейчас не ночь и не день. А я ем тогда, когда хочу есть.

   — Твой кофе. — Он передал ей кружку.

   — Спасибо. — Она пригубила кофе. — Ну а ты чего не спишь?

   — Покой твой стерегу, — отшутился Зафир.

   — Раз уж мы решили позавтракать посреди ночного цикла, может, обсудим дело, ради которого я лечу на Олманию?

   — Не на этом корабле. И не во время полета. Извини. — Зафир откусил кусок бутерброда и пожал плечами.

   — Не доверяешь, значит, — хмыкнула она.

   — Мы, олманцы, вообще народ странный.

   — Ладно, — согласилась Роден. — Не хочешь о деле, давай о семье твоей поговорим. Родители живы?

   — Не знаю. — Зафир глотнул кофе. — Я приемный ребенок. Меня к дверям приюта в корзине принесли. Приемная мама пыталась найти сведения о них, но тщетно.

   — Она жива?

   — Нет. Их с отцом уже давно нет.

   — Ясно, — вздохнула Роден, доедая бутерброд. — А сестра твоя? Она тоже приемный ребенок?

   — Нет. Она — родной ребенок.

   — Понятно, — кивнула Роден. — Поздний и долгожданный сюрприз?

   — Чудо, — улыбнулся Зафир. — Назефри — настоящее чудо.

   — Тогда все еще сложней, чем я себе представляла. — Она глотнула кофе и закурила.

   — Почему ты думаешь, что все так сложно?

   — Ревность в семье приемного ребенка к родному всегда оставляет более грубые деформации. Но ты, судя по всему, сестру любишь. Так что вряд ли здесь скрыты большие подводные камни. Хотя с женщинами проблемы могут быть серьезные. Ты, случаем, не гей?

   Зафир подавился.

   — Не гей, — кивнула Роден. — Ну, тогда я всецело права. Ты никогда не проявляешь инициативу в отношениях. Так, можешь немного поиграть и потом в кусты. Если женщина настойчива — она тебя добивается. После секса интерес к женщине пропадает. Ты сравниваешь всех их со своей приемной матерью или сестрой, и когда понимаешь, что они им в подметки не годятся, разочаровываешься.

   — Что-то мы все обо мне да обо мне… — Зафир допил кофе и поставил кружку на стол. — Может, про себя что-нибудь расскажешь?

   — Да ты и так уже все рассказал. Люблю красивых, властных и жестоких мужчин. Любила. — Роден усмехнулась. — Теперь они интересуют меня с другой точки зрения.

   — И много в твоей жизни было мужчин?

   Роден его вопросу удивилась.

   — Не волнуйся, — она затянулась, — никто из них к тебе хвастать не придет.

   — А сколько у тебя было мужчин после того, как ты изменилась?

   Роден затушила елотку.

   — А вот это, дорогой, тебя вообще не касается. Спокойной ночи, Темный.

   — Спокойно ночи, Роден.

ГЛАВА 4

Он сидел на полу в своей комнате и вновь задавался вопросом: «Зачем?» На протяжении двух суток, в течение которых они летели на Олманию, он показывал ей новые фигуры, и она заучивала их наизусть. Роден не раз просила передать ей материалы дела, но он наотрез отказывался, предостерегая себя и служащих на корабле от ее возможной истерики.

   Во второй цикл ночи кошмары вновь посетили суирянку, и Зафиру опять пришлось ее разбудить. Правда, кофе ночью после этого он пил в одиночестве. Поутру Роден сделала вид, что ничего не произошло. Странно, что ему не все равно. Сомери до сих пор не вышла с ним на связь, и это был плохой признак. Безусловно, она ознакомилась со всеми публикациями, вышедшими в сеть за последние дни, и наверняка пребывала в ярости. Хуже, если она подумает, что это Зафир заказал эти провокационные фотографии.

   С другой стороны, если бы она думала так, от него бы уже живого места не осталось. Все-таки кто-то сыграл ему на руку. И если бы он вычислил заказчика, скорее всего, сказал бы ему спасибо. Итак, благодаря обстоятельствам, ему удалось временно вывести Сафелию из игры. И это не может не радовать. Но что делать дальше?

   — Эй, ты здесь вообще? — Роден прервала тишину.

   Зафир неспешно поднялся, подошел к ней, подкорректировал положение рук, исправил угол наклона головы.

   — И все же… — задумчиво произнес он, — почему никто не обучил тебя «суирскому дреду»?

   — У каждого рода — свои техники. Мои сети — произведение искусства, но только для сведущих в этом деле лиц. Знания о плетении, о способах крепления и управления ими передавались в нашей семье из поколения в поколение. Остальным ученикам, какими бы одаренными они ни были, никогда не показывали все. В роду Сомери тоже есть секретные техники. О них не знаешь даже ты. И никогда не узнаешь.

   — Значит, Сомери показывает своим ученикам разные элементы одной техники, — улыбнулся Зафир, заглядывая в глаза Роден. — Возможно, и ты могла бы меня чему-нибудь научить?

   — Не боишься, что когда Сомери об этом узнает, ты потеряешь нового Учителя?

   — Я уже очень давно ничего не боюсь, — прошептал он, наклонился и поцеловал суирянку в губы.

   Она смотрела на него, не мигая. Он отстранился и отвернулся.

   — Это что такое было? — прошипела она.

   — Сама как думаешь?

   — Не смей… лезть ко мне… Темный…

   — А не то что? — с вызовом бросил он.

   — Поджарю! — кивнула Роден и продолжила выполнять фигуры.

***

Они приземлились возле дома Зафира. Роден вновь швырнула сумку ему под ноги и попросила «помочь даме». Зафир и слова не сказал. Взял сумку и повел «невесту» в особняк.

   — Красивый дом. — Она с интересом оглядывалась по сторонам. — Вокруг лес. Вообще такое ощущение, что здесь людей в радиусе нескольких километров нет.

   — Так и есть. Ближайшая деревня — в двадцати километрах.

   — А ты знаешь толк в выборе места жительства! — Роден, не дожидаясь приглашения, отворила деревянную дверь и вошла в дом.

   Там явно никого не было. Как не было и пыли на мебели.

   — Здесь кто-нибудь есть кроме нас?

   — Сейчас нет. — Зафир вошел следом и бросил сумку на пол. — Два раза в неделю привозят еду и убирают дом. Готовлю я сам. Так что… — он остановился и обернулся к ней, — мне никто не помешает творить здесь свои злодеяния.

   Суирянка мгновенно изменилась в лице. Кажется, шутка оказалась не совсем удачной.

   — Как и мне, — ответила она вполне серьезно и покосилась на пару керитских мечей, висящих в прихожей.

   — Владеешь таким оружием? — спросил Зафир.

   — Когда-то тренировалась. — Она поджала губы.

   Зафир снял один из мечей с крепления, покрутил рукоять в руке и погладил гладкое лаковое покрытие ножен.

   — Это работа древних мастеров. — Он перехватил рукоять другой рукой и описал боевую фигуру перед лицом Роден. Наконечник легонько коснулся ее носа и застыл в воздухе в нескольких миллиметрах от него.

   Роден даже не вздрогнула. Ее взгляд был прикован к Темному, который явно не знал, перед кем сейчас выпендривается.

   — Ты закончил? — уныло поинтересовалась она.

   Зафир опустил меч и демонстративно выдохнул.

   — Скажи, тебя в этой жизни хоть что-нибудь способно удивить?

   — Зверства, на которые способны люди. А вот твое позерство меня печалит. Тебе что, семнадцать лет?

   — Значит, удивить тебя я ничем не смогу. — Зафир повесил меч на крепление.

   — Надеюсь, что нет. Если с брачными танцами самца перед самкой мы закончили, позволь увидеть твой дом и мою комнату в нем.

   — Вот так отбрила! — хмыкнул Зафир. — Ладно, пойдем дом покажу. — Он протянул ей руку.

   Роден руку не приняла, но следом за ним пошла.

   — Через два часа мы должны вылететь в резиденцию императора. Вечером там состоится семейный ужин. Мы официально приглашены.

   — Я сюда работать прилетела или с семьей твоей ужинать? — разозлилась Роден.

   — Библиотека. — Зафир открыл дверь и тут же ее запер. — Через несколько недель мы будем отмечать праздник Сбора урожая на Олмании. Стефан, согласно традиции, закатит прием. К этому дню объявление о нашей помолвке должно быть сделано. Тренировочная. — Зафир вновь отворил дверь и тут же ее закрыл. — Было бы неплохо, если бы твоя семья прилетела на Олманию и отпраздновала событие вместе с нами.

   — Исключено, — отрезала Роден.

   — Ладно. — Зафир пожал плечами. — Материалы дела покажу тебе завтра утром. А вечером… Мой кабинет посмотришь потом. — Он указал рукой на дверь и прошел мимо. — Комнаты для гостей. Кладовка. Еще одна комната. Моя комната. Твоя комната. — Зафир распахнул дверь и вошел внутрь. — Если не понравится, можешь выбрать любую другую. Они все типовые.

   Роден осмотрелась. Унылая обстановка унылого дома. Стол. Стулья. Шкафы. Тумбочки. Кровать. Дверь в туалет, судя по всему.

   — Годится. — Она подошла к кровати и присела на нее, пробуя матрац на мягкость.

   — Будь готова через два часа.

   — Непременно!

   Зафир принес ее сумку и поспешил удалиться.

   Он не понимал, что с ним происходит. Желание показать себя с лучшей стороны перед женщиной не было ему свойственно. Женщины приходили к нему сами, и для этого не требовалось прилагать никаких усилий. Генетические родители подарили ему внешность, которой многие могли бы позавидовать. И он пользовался благами природы себе в угоду. Впервые внешность не играла ему на руку, и это чувство диссонанса с самим собой он никогда прежде не испытывал.

   А с чего это вообще он стал стараться? Ради интереса, который внезапно проснулся в нем месяца три назад? Разукрашенная жизнью женщина вошла в комнату для групповой психотерапии и… что-то вдруг изменилось. В тот же вечер он вышел на связь со своими и изучил личные дела всех, кого повстречал на сеансе психокоррекции. Даже липовое дело Мистроль Саваж, за именем которой скрывалась дочь императора Доннары, не так привлекло его внимание.

   Сведения о Роден Кенигстен были такими же скупыми, как и ее реакция, когда он озвучил историю ее жизни. А чего он ожидал? И ради чего вообще пытался выйти с ней на контакт? Попытки разузнать историю Егеря впоследствии тоже не увенчались успехом. Женщина-загадка, которую захотелось во что бы то ни стало разгадать.

   Интересно, он пригласил ее помочь с этим делом потому, что верит в талант Егеря, или это был предлог, столь удобный и не требующий объяснений от себя самого, чтобы вновь встретиться с ней и попытаться разгадать загадку?

   Зафир запер дверь и начал раздеваться. Притащить незамужнюю женщину в собственный дом — не самая лучшая идея. Слухи о сожительстве с «неизвестной» до брака облетят всю Олманию, если Стефан вовремя не наложит запрет на распространение информации. Стефан, безусловно, сделает это. Зафиру даже не придется просить об услуге, но к чему все эти сложности? Ведь можно было отправить ее погостить в резиденции или, в крайнем случае, снять для нее квартиру. Опять «старание», которое наверняка вылезет ему боком.

***

Сафелия накинула на голову капюшон и вышла из квартиры, собираясь арендовать машину и съездить на прогулку по незнакомым местам. Она была уверена, что после возвращения на Олманию, Стефан непременно соберет всех родственников под одной крышей. Благо все они здесь.

   Что ж, приятного аппетита, как говорится. У Сафелии же на этот вечер совершенно другие планы.

***

— Ваше императорское величество.

   — Входи.

   Поверенный быстро юркнул в кабинет и запер дверь.

   — Есть новости по поводу вашего поручения.

   — Докладывай.

   — Утром на Олманию прилетела навернийка Миграрет Олсен. Проверка подтвердила полное совпадение биометрических параметров с персоной, которую вы просили обнаружить.

   — Слежку установили?

   — Безусловно, мой император. — Поверенный положил папку с документами Стефану на стол.

   Он открыл папку. Девушка с черными как смоль волосами, с зелеными глазами и чертами лица Сафелии смотрела в объектив камеры службы таможенного контроля.

   — Это определенно она, — кивнул Стефан.

   — Есть осложнения, мой император. Объекту удалось уйти от слежки.

   Стефан откинулся на спинку кресла и с удивлением взглянул на поверенного.

   — Вы ее потеряли?

   — Да. Она покинула аэропорт на поезде и пересела в метро. Там мы ее упустили.

   — Найти! Немедленно! И возобновить слежку!

   — Мы продолжаем наблюдение за окрестными территориями вашей резиденции и дома господина Зафира. Думаю, вскоре она объявится где-то здесь.

   — Найдите ее, где бы она ни была, и установите наблюдение! — закричал Стефан.

   — Да, мой император.

   — Докладывать мне каждые два часа о результатах поиска!

   — Да, мой император.

   — Свободны!

   Поверенный откланялся, а Стефан стал перелистывать фотографии, которые успели распечатать с камер наблюдения агенты службы безопасности. Уйти от слежки агентов безопасности империи? Кого из нее сделал Ромери? И так ли уж блефовала Роден, когда говорила, что без ее участия Сафелию ему не найти?

***

— Бюро общественной безопасности Совета Всевидящих. — Безлицая Сафелия предъявила липовое удостоверение и тут же спрятала его в карман.

   Девушка, сидящая напротив, изменилась в лице и моментально разогнула сгорбленную спину.

   — Чем я могу вам помочь?

   Сафелия протянула ей электронный носитель.

   — База данных по переписи населения иных за три года.

   Предупреждая следующий вопрос, она достала еще одну «липу».

   — Разрешение на передачу базы данных бюро общественной безопасности, подписанное самим императором. — Голограмма с росчерком Стефана замаячила перед глазами обомлевшей сотрудницы Министерства социальной защиты населения Олмании. — Укажите, что данные переданы агенту 8106.

   — Извините, я приглашу начальника нашего отдела, и вы побеседуете с ним.

   Сафелия выдохнула и взглянула в глаза девице. Сотрудница замерла перед ней и потянулась трясущейся рукой к пересохшим губам.

   Спустя двадцать минут доннарийка покинула здание министерства и скрылась в толпе на улице.

***

Роден спустилась по трапу следом за Зафиром и остановилась. Она стала оборачиваться по сторонам, разглядывая красоты нового для нее мира. Деревья с синей и розовой листвой, желтой, красной, зеленой, оранжевой. Дворец из ракушечника, выполненный в лучших традициях древних времен. Ни слуг, ни охраны, ни заискивающих советников. Как будто не император здесь живет, а так, обнищалый аристократ.

   — Как тебе? — спросил ее Зафир, беря за руку.

   — Очень атмосферно. По-домашнему. Красивый парк, прекрасные виды. В архитектуре этого места видна рука мастера.

   — Мастеров было много, — улыбнулся Зафир. — Судя по твоей реакции, ты больше впечатлена этим местом, чем моим скромным домом.

   — В свой особняк ты не вложил ничего, кроме денег. Извини, конечно, но хвастать тебе нечем.

   — Вот так умыла, — засмеялся Темный.

   — Даже деревья вокруг твоего дома не такие яркие, как здесь.

   — Шах и мат, дорогая. Хочешь еще погулять или пойдем в дом?

   — Ты иди. — Она отпустила его ладонь. — Я погуляю. Осмотрюсь.

   — Далеко не уходи.

   Конечно же, она направилась к озеру. По преданиям, которые сами олманцы могли не знать, резиденция императорской семьи была возведена близ центра схождения энергетических потоков планеты. Судя по тому, как манило ее это озеро, скрытое в глубине парка, потоки были сконцентрированы именно в нем.

   Роден остановилась у самой воды и закрыла глаза. Она впитывала в себя эту красоту, проникалась ею и наслаждалась. Она улыбнулась, сняла перчатку и хотела было зачерпнуть воды, как вдруг ее окликнул Зафир:

   — Нас все ждут! Пойдем!

   Роден с сожалением подумала о том, что вряд ли олманцы когда-нибудь разрешат здесь искупаться чужачке, и направилась следом за Темным.

   Их встретил дворецкий. Забрал плащи и проводил в гостиную. Стефан, Эберроуз, Урджин, Эста, Назефри и Камилли уже были там.

   Роден поклонилась императору, его невесте и улыбнулась стоящим поодаль «будущим родственникам».

***

Сафелия вернулась в квартиру и приступила к работе. У нее есть несколько часов до тех пор, пока делом о незаконном скачивании базы данных по переписи населения иных займутся агенты безопасности Стефана.

   Средства массовой информации всегда предоставляют много данных. Заметка в газете, старая публикация в сети… «Обнаружены останки». «Пропала без вести». «Ведется расследование».

   Сафелию интересовал список жертв. Сверяя имена из заметок с базой данных по переписи населения иных, она могла вычислить жертв по делу, которым занимался Зафир. Только иные. Только девушки в возрасте от восемнадцати до двадцати двух лет. В СМИ никогда не указывали принадлежность пропавших или убитых к иным. Тема расы для олманцев была закрыта. Безусловно, Стефан позаботился об этом. Он верит в интеграцию. А для успешной интеграции начать следовало со стирания любых расовых различий.

   В дверь постучали. Сафелия вышла из сети и заблокировала доступ. Она сидела тихо, зная, что стук в дверь ее квартиры не может быть случайным.

   — Госпожа Левиатти! Это домоправительница Озель! Мне бы хотелось переговорить с вами насчет арендной платы за следующую неделю!

   Казалось, голос пожилой олманки вот-вот сорвется, и она зарыдает. Можно было оставить все как есть и смыться через окно на крышу. Пути отхода Сафелии были известны. Новое оборудование она достанет. Логово тоже найдет. Но здесь другое… Здесь беда. А бросать людей в беде, которую она за собой привела… Нет, Ромери ее этому не учил.

   — Госпожа Озель! — прокричала Сафелия, проходя на кухню, — я не одета! Сейчас халат накину!

   — Ко… Конечно! Не спешите!

   Два ножа за голенища сапог. По одному в каждую руку. Доннарийка прижалась спиной к стене в коридоре и потянулась к замку на двери.

***

На ужин подали рыбу, кучу салатов, овощи, фрукты и сладости. За столом оставались свободные места, и Роден не сразу поняла, кого они ждут.

   — Зафий! Зафий!

   В помещение влетели маленькие девочка и мальчик. Оба ребенка облепили Темного, как мухи — леденец. Роден замерла и покосилась на юных отпрысков императорской семьи.

   — Шулин, Ами! Оставьте дядю в покое, — попросила Назефри.

   — Началось, — вздохнул Камилли и потянулся за салатом.

   — Бесполезно просить, — сказала Эста, накладывая в тарелку рыбу. — Зафир уже вряд ли спокойно поест.

   — Вы так выросли! Совсем не узнать!

   — Зафий! — Шулин тут же забралась к дядьке на колени, а Ами стал ныть, что ему места не хватило.

   — Вот это любовь, — произнесла Роден.

   Оба ребенка уставились на нее.

   — Извините. — Суирянка выпрямилась на стуле и отвернулась от детей.

   Остальные замерли. Она могла напугать их своим внешним видом. Могла очень сильно напугать.

   — Тетя? — спросила Шулин у Зафира и указала на гостью пальчиком.

   — Тетю зовут Роден.

   — Йодэн, — повторила Шулин, внимательно разглядывая незнакомку.

   Ами осторожно подошел к ней и коснулся маленькой ручкой колена.

   — Ами, — попросила Эста, — оставь тетю в покое.

   — Сонышко… светит! Касиво! Касиво! — Мальчик забрался к Роден на колени и прижал ладони к ее лицу.

   Вот он — взгляд чистых непорочных детских глазок. Синие-синие, как у его матери, они глядели на Роден с такой теплотой и интересом, что у нее ком поперек горла стал.

   — Меня зовут Роден. — Она улыбнулась. — А тебя как?

   — Ами.

   — Приятно с тобой познакомиться, Ами.

   — Сонышко! Касивая! Касивая!

   — Урджин, забери Ами, — попросила Эста. — Он не даст Роден поесть.

   — Я солнышко? — Роден погладила Ами по темным волосам. — Это ты — солнышко.

   Урджин попытался забрать сына, но тот вцепился в гостью мертвой хваткой.

   — Пусть сидит. Он не мешает.

   — Если надоест — скажешь. — Урджин вернулся за стол.

   — Не стоило их вообще сюда пускать, — ввернул Камилли.

   — Зато теперь Зафир в полном распоряжении Шулин, — справедливо заметила Назефри и улыбнулась.

   Дочь тягала дядюшку за волосы и кормила его ягодами.

   — Эту. Да, давай эту. Ам! М-м-м… Вкусно! — играл с ней Зафир.

   — Сонышко! Сонышко!

   — Нет, — не выдержал Урджин. — С детьми поедим в другой раз.

   Он подошел к Роден и подхватил Ами на руки. Ребенок зашелся криком и стал брыкаться.

   — Ами, что с тобой? — пришла в замешательство Эста. — Тетя никуда не уйдет. Она потом к тебе придет.

   — Сонышко! Хочу сонышко!

   — Солнышко, — произнес Зафир, глядя на Роден. — Кажется, Ами дано видеть то, что остальные лицезреть не могут.

   Урджин вынес орущего сына в коридор, а Камилли подхватил Шулин с колен Зафира. Когда крики стихли, Урджин и Камилли вернулись в столовую.

   — Она золотая? — спросил Стефан, глядя на Зафира.

   — Думаю, об этом лучше спросить саму Роден. — Темный повернулся к ней лицом. — Роден, какого цвета твоя оболочка?

   — Откуда мне знать! — засмеялась она. — Я не обладаю даром лицезрения.

   — Тьма вокруг тебя — это семейное? — не унимался Зафир.

   — А Тьма внутри тебя от настоящих родителей?

   Олманец замер, с опаской глядя на нее.

   — В Зафире нет никакой Тьмы! — отрезала Назефри и опустила приборы на стол. — Он добрый, отзывчивый, внимательный и искренний человек!

   — Правда? — Роден улыбнулась и перевела взгляд на Назефри. — Тьма есть в каждом из нас. Много ее или мало — вот что имеет значение. Вы уповаете на дар лицезрения, как будто он может ответить на любые вопросы, скрытые в мыслях или даже в подсознании людей. На этом прокалывались многие из тех, кто может лицезреть. Чтеца обмануть сложнее. — Роден перевела взгляд на молчащую Эберроуз. — Но и это возможно. Моя оболочка темная, как сама Тьма. — Роден вновь улыбнулась всем сидящим за столом. — Я и есть Тьма. Чтец не способен меня прочесть, лицезреющий не в состоянии уловить изменения в моей Тьме, провидец не может предсказать мое будущее, а менталисту никогда на меня не повлиять. Ами не просто лицезреет. Ребенок смотрит в саму суть.

   — Не бывает Тьмы без Света, — произнесла Эста.

   — Бывает, — покачала головой Роден. — Но я надеюсь, что вам никогда не доведется иметь дело с этими животными под личиной обычных людей.

   — Как довелось вам? — внезапно спросила Эберроуз.

   Роден, не скрывая удивления, уставилась на невесту императора.

   — Эберроуз, — шикнул Стефан.

   Невеста виновато склонила голову, но не извинилась.

   — К их несчастью, полагаю. — Роден изогнула губы в ехидной усмешке и начала наконец есть.

   — Расскажите о своих планах? — сменила тему Назефри. — Нам всем очень интересно, что вы будете делать.

   — Ты про провокационные публикации в сети? — Зафир полил рыбу соусом.

   — И о них тоже, — кивнула Назефри.

   — Объявим о помолвке, как только купим Роден кольцо. — Олманец положил в тарелку салат и рыбу. — Свадьбу назначим месяца через три. Как шумиха уляжется, расторгнем помолвку.

   — В таком случае стоит пригласить родственников Роден на наш праздник, — взял слово Стефан. — И время как раз есть, чтобы изменить планы и успеть посетить нас.

   — Откуда вам известно, что их много? — решила уточнить Роден.

   — Я просто предположил, — улыбнулся в ответ Стефан.

   — При всем уважении, вряд ли их заинтересует ваше приглашение. Гораздо больше их обеспокоит факт, что кто-то решил поживиться добром и благами семейства, заключив брак с двинутой на всю голову дочерью. Так и вижу перекошенные лица! — Роден хохотнула. — Поверьте, как только новость станет известна на Суе, моя мать тут же побежит жаловаться самой Сомери. И вот здесь мне будет очень интересно узнать, что же предпримет госпожа президент.

   — А она может что-то предпринять? — уточнил Урджин.

   — Конечно! — кивнула Роден. — Вопрос только в том, что это будет и когда этого ждать? В любом случае Сомери не допустит, чтобы ее лучший ученик женился на такой черной личности, как я.

   Все как один уставились на Зафира. Роден засмеялась.

   — Неужели он забыл рассказать вам, у кого тренируется последние три года? — Она пригнулась и заговорщицки прошептала: — А они вообще знают, что ты руководишь ее отделом в бюро общественной безопасности?

   — Это не ее отдел! — Зафир повысил тон. — И я служу не Сомери, а Совету Всевидящих!

   — Да что ты! — Егерь хлопнула в ладоши и расхохоталась.

   — Он служит Совету Всевидящих, — взял слово Урджин.

   — Как скажете. — Она подняла руки и пожала плечами. — Не претендую!

   — Почему вы уверены, что Сомери станет препятствовать вашему браку? — спросила Назефри. — Или она знает о вас то, чего не знаем мы?

   — По правде сказать, вы ничего обо мне не знаете. — Роден опустила руки и продолжила ковыряться в рыбе. — Как не знаете ничего о Сомери. У нее свои планы, и они касаются каждого из ее учеников. Возможно, она уже подыскала для вашего брата подходящую кандидатуру в супруги и лишь ждала момента, чтобы свести их. А тут я… Как неудачно…

   — Или слишком удачно. — Эста прищурилась и отпила сок из бокала. — Как и те фотографии с похорон.

   — Я тут ни при чем, — покачала головой Роден.

   — Тогда кто при чем?

   — Я сам во всем виноват, — заступился Зафир. — Стоило быть более осмотрительным на подобном общественном мероприятии.

   — Идеальный способ ввести ее в нашу семью, — заулыбался Камилли. — Вот только кому это выгодно? Ну, кроме Роден, конечно… — добавил он.

   — Тому, кто хочет подпортить репутацию вашей семьи. — Суирянка пережевала рыбу и глотнула воды из стакана. — Тому, кто хотел опорочить одного из вас, выложив сомнительные фотографии в сеть.

   — Или тому, кто очень хотел видеть тебя на Олмании, — добавил Зафир и взглянул на «невесту». — Мы так и не нашли фотографа. В редакции газеты сказали, что фотографии получили по сети от анонимного источника.

   — Я потеряла суть разговора, — вздохнула Назефри.

   — Наш маньяк оставляет послания для Роден, — пояснил Зафир. — Полтора года он орудует на Олмании и ищет встречи именно с Егерем. Возможно, он знает ее? Возможно, он давно следит за ней?

   — Если ты прав, то убийца — не иной, — подытожила Роден.

   — Убийца — не иной! — едва не прокричала Эберроуз. — Сотворить подобное с женщиной… с женщинами… Мы на такое не способны! Никто из нас!

   — Да прям-таки… — едва ли не расхохоталась Роден. — Вот вы жили на своих кораблях. Бороздили просторы бескрайней Вселенной другого измерения. Неужели у вас никого не убивали? Не насиловали? Что, преступников вообще не было?

   — Любое преступление на любом корабле каралось смертной казнью, — ответила Эберроуз. — Мы искоренили жестокость в наших людях.

   — За воровство тоже казнили? — решила уточнить Роден.

   — За любое преступление. В том числе и за воровство.

   — И сколько смертных казней было проведено среди иных, скажем, за последний год до вашего прибытия сюда?

   — Немного, — ответила Эберроуз.

   — Хорошо же вы жестокостью жестокость искореняли. — Роден усмехнулась. — Но я все понимаю. На кораблях места немного, а люди имеют свойство размножаться. Украл — за борт, избил кого-то — за борт, изнасиловал — за борт, убил — туда же. Хороший способ решить демографические проблемы.

   — Ты забываешься, Роден, — напомнил Стефан и злобно взглянул на нее.

   — Извините, если затронула нежные чувства. — Она подняла руки и вежливо кивнула Эберроуз. — Мы будем подозревать всех, вне зависимости от расовых различий. Ничего личного, Эберроуз. — Роден поковыряла салат вилкой. — Если фотографии сделал убийца или их сделали по заказу убийцы, значит, он из нашего мира. Он знаком с моим прошлым. Следует запросить все видео- и фотоматериалы с похорон Ромери. Возможно, он действительно был там. И, возможно, мы с ним давно знакомы.

   — А в чем суть его посланий вам? — спросила Эста.

   — Он цитирует для меня стихи. — Роден глотнула воды. — Одно из животных, которое я убила, тоже цитировал эти стихи. На Суе они вообще довольно известны. Их автор — суирский поэт, славившийся своими садистскими наклонностями. Богема его обожала, пока одна из его любовниц не вышибла ему мозги бронзовой статуэткой. Кажется, это было в прошлом тысячелетии. Хотя я могу ошибаться.

   Назефри откашлялась.

   — А если убийца просто выбрал не те строки для своих посланий, совершенно не представляя, что может тем самым задеть тебя? — спросила она.

   — Тогда ему точно не повезло. — Роден подмигнула ей и вновь глотнула воды. — Кстати, приготовьтесь. В ближайшее время на вашу семью вывернут такое ведро помоев, что тяжело будет отмыться. За мной тянется длинная вереница неприглядных историй, из-за которых пострадаете вы все.

   — Что за истории? — спросил Урджин.

   — Четыре попытки суицида.

   — Она работала под прикрытием, — перебил ее Зафир.

   — И пользовалась настоящим именем? — не понял Камилли.

   — Ну, я же не знала, что господин Кеоне воспылает ко мне… — Роден повернулась к «жениху» и прищурилась. — Чем ты там воспылал ко мне?

   — Страстью, — подсказал Зафир.

   — Воспылает ко мне страстью и захочет жениться. Извините. — Она беспечно пожала плечами.

   — Не знал, что род Кенигстенов вообще существует, — заметил Урджин.

   — Это анаграмма имен моего отца и покойного мужа, — ответила Роден.

   Зафир поперхнулся соком.

   — Конечно, ты ничего не смог накопать на Роден Кенигстен, — продолжала она. — Если честно, моя семья позаботилась о том, чтобы стереть все воспоминания обо мне.

   — Что с ним случилось? — спросила Эста. — С твоим мужем?

   — Он погиб, спасая невинную женщину от лап зверя, — прошептала Роден.

   — Это ужасно… — Эста прижала ладонь к губам.

   — Женщина выжила и стала охотиться на зверей, — добавила Роден. — Славы моему роду это не принесло. Одни только неприятности.

   — Когда это произошло? — Назефри даже наклонилась через стол, чтобы задать этот вопрос.

   — Давно. — Суирянка сложила салфетку и бросила ее рядом с тарелкой. — Извините, где здесь уборная?

   — Я провожу. — Зафир встал из-за стола и отодвинул стул Роден.

   — Если честно, я устала и хочу отдохнуть.

   Зафир знал, что она говорит правду. Ее лицо осунулось, уголки губ сползли вниз. Она переживала. Она до сих пор переживала эту утрату. Она все еще любит его? Мужа, который погиб, спасая ее?

   Стало неприятно. Зверь, притаившийся внутри, зашевелился и открыл глаза. Зафир почувствовал облегчение оттого, что этого мужчины в ее жизни больше нет. Вот она — его Тьма. Вот оно — животное во плоти.

   Он довольно быстро увел Роден на корабль. Она закурила елотку и плюхнулась в кресло в его каюте. Зафир присел на кровать и не сразу подумал о том, что автоматически привел Роден именно в свою каюту.

   — Интересная тенденция. — Она выдохнула дым и потянулась к стакану на тумбочке. — Давно ты стал оставлять пустые стаканы возле кровати?

   — Памятуя о том, что ты куришь везде, где находишься, я позаботился о пепельнице.

   — Логично, — пожала плечами Роден.

   — Сафелия знает, что ты была замужем?

   — Нет.

   — А Учитель знал?

   — Наверное… Учитель знал так много, что сейчас мне трудно что-либо предположить.

   — Родственники твоего мужа… — Зафир осекся. — Ты поддерживаешь с ними отношения?

   — Трудно поддерживать отношения с теми, кто винит тебя в смерти собственного ребенка. Его отец стоял на трибуне рядом с моим отцом, когда прогремел взрыв. Так мы и познакомились… — Роден стряхнула пепел в стакан. — На похоронах. Как познакомились, так и попрощались…

   — Мне очень жаль.

   — Не-а… — Роден цокнула языком и улыбнулась. — Тебе не жаль… Тебя больше заботит, что я была замужем за каким-то хреном, который отдал за меня жизнь. И этого хрена я любила. Возможно, и сейчас его люблю. Красавец и выдающийся олманец, член императорской семьи, ученик самого господина Ромери и самой госпожи Сомери, сидящий задницей на покрывале, которое стоит больше, чем все мои шмотки вместе взятые, беспокоится о том, что какая-то уродка, у которой талантов ему под стать, не обращает на него, как мужчину, никакого внимания. «Почему? — спрашивает он себя. — Почему она не стелется передо мной, как другие? Почему до сих пор не попыталась трахнуться со мной? Я ведь так старался… Намекал на секс. Показал ей секретные техники. Предложил ей денег и кольцо. Признал, что без нее мне не раскрутить запутанное дело. Даже поцеловал, давая понять, что хочу ее. Но ведь я первым никого не целую. Никогда! Так почему же она ломается и не хочет переспать со мной?»

   Роден затянулась и выдохнула дым.

   — Потому что твой интерес, Темный, продиктован твоими девиациями. Потому что я не собираюсь играть в твои игры и потакать твоим отклонениям. Ты красив, не спорю. Возможно, ты даже хочешь меня, как женщину… Возможно, — кивнула Роден. — Но в основном тебе всего лишь требуется самоутвердиться в том, что ты всеми желанный мужчина. Абсолютно всеми. Даже такими талантливыми уродинами, как я.

   Она затянулась в последний раз и затушила елотку.

   — Запомни, Темный. Я пересплю с тобой только в одном случае: если ты сможешь перебороть свой стереотип поведения и приложишь неимоверные усилия для того, чтобы меня добиться. — Роден встала с кресла и подошла к Зафиру, сидящему на кровати. — Как тебе такая игра?

   — Добиться тебя и трахнуть? Ради чего? — Он улыбнулся ей в ответ. — Чтобы доказать, что даже в этом обличье тебя может хотеть красивый мужчина? Или чтобы показать тебе, что ты все еще женщина, которая может хотеть трахаться?

   Роден отвернулась и направилась к двери.

   — Рада, что, по крайней мере, к этому вопросу мы больше с тобой не вернемся.

   Зафир обхватил голову руками и согнулся на кровати. Кажется, этой ночью его демоны вновь нанесут ему визит.

***

Поверенный пришел к Стефану поздно вечером. Эберроуз, которая пила чай в его рабочем кабинете, тут же отставила кружку и удалилась. Что нравилось Стефану в его невесте, так это абсолютное принятие условий ее пребывания в его доме и его жизни в частности. Чувства Эберроуз при этом его нисколько не волновали. Как и его собственные чувства.

   — Что-то случилось? — нахмурился император, глядя на поверенного.

   — Я буквально только что получил сообщение, мой император. Ее опознала домоправительница из Зельхирна. Двое неизвестных пришли к ней вечером и попросили проводить в комнату к девушке, которая сняла квартиру накануне утром. Они пригрозили домоправительнице ножом, и она сопроводила их. Квартирантка открыла дверь, и завязалась настоящая потасовка. Там два трупа. Женщина чудом осталась в живых. Она тут же заявила о происшествии. При составлении фоторобота прошло совпадение по базе.

   — Объект жив? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Стефан.

   — Да, мой император. К сожалению, у нас появились проблемы иного рода. В номере обнаружена ДНК объекта. Личность установлена. Сафелия Бридетон разыскивается полицией по подозрению в двойном непредумышленном убийстве.

   — Закрыть дело. Все данные изъять.

   — Да, мой император.

   — Я хочу осмотреть место преступления.

   — В этом нет необхо… — Поверенный осекся, уловив гневный взгляд правителя. — Конечно, мой император.

   — Вылетаем немедленно. Поиски объекта продолжить. Прочесать все больницы. Она может быть ранена и могла обратиться туда за помощью.

   — Мы этим уже занимаемся.

   — Хорошо, — кивнул Стефан. — Хорошо. — Он встал из-за стола и направился к двери. — Чего вы ждете?

   — Вам стоит переодеться… — Поверенный склонился в поклоне.

   Стефан взглянул на свой расшитый золотом халат и белые пижамные штаны, торчащие из-под него.

   — Встретимся в гараже. До Зельхирна тридцать километров. Доберемся на машине.

   — Конечно, мой император.

ГЛАВА 5

Агент снял силовое ограждение и пропустил безлицых в квартиру.

   — Нам удалось восстановить хронологию событий, — говорил он. — Когда они подошли к входной двери, объект работал над чем-то в сети.

   Картина бойни постепенно разворачивалась перед глазами Стефана. Сафелия сидит за углом и прижимается спиной к стене. Осколки штукатурки и бетона сыплются ей в лицо, попадают в глаза. Вокруг образуется облако пыли, и ей становится тяжело дышать. Она ждет, пока закончится обойма и убийцы начнут перезаряжать оружие. И вот — момент. Она высовывается и метает нож в одного из них.

   — Она ранила его в грудь, и он упал здесь. — Агент указал на следы крови на стене. — Сама направилась в комнату и остановилась здесь.

   Он стрелял ей вслед. Сафелия успела юркнуть за угол и прижаться к стене. Она вновь ждала, когда закончится обойма. Он не стал перезаряжать. Отбросил автомат и достал лазерный пистолет. Она выскочила в проем и попыталась ударить его ножом в грудь, но он увернулся. Задела плечо. Он выстрелил. Мимо. Еще раз. Мимо. «Уловка змеи». «Если враг близко, если у него пистолет, если он тебя выше и сильнее, а в руках у тебя нож — используй «уловку змеи»», — вспомнил Стефан слова Ромери.

   Бросок вниз — росчерк лезвием ножа под коленом — нападавший падает на одно колено. Разворот — отрезала сухожилие на другой ноге — он упал на оба колена. Удар ножом по сухожилиям на запястье — он выронил оружие. Поворот — отсекла лезвием сухожилия на другой руке — он падает на локти. Он сломлен. Ты можешь его допросить.

   — Кто тебя послал? — кричала Сафелия. — На кого ты работаешь?

   — Сука!!!

   Автоматная очередь из-за спины. Она забыла про того, кого ранила в грудь. Она кидается в сторону от пуль и падает на кресло у стены. Спина стоящего на коленях подельника превращается в решето. Она метает нож. Наобум. В никуда. Достает из-за голенища сапога следующий нож и метает его. Еще один… Последний нож. Враг напротив. Пули в нескольких сантиметрах от нее. Последний бросок.

   «Шея — одно из самых слабых мест в теле человека, — прошептал Ромери на ухо Стефану, ослабляя хват на его шее. — Шея врага — твой верный путь к спасению, когда других путей к отходу уже не осталось».

   — Она метнула нож и попала в шею, — продолжал рассказывать агент. — Он рухнул замертво здесь. — Мужчина указал на огромное кровавое пятно на ковре. — Объект ушла из квартиры через окно. Рядом с окном на внешней стороне дома есть пожарная лестница. По ней она поднялась на крышу и перепрыгнула на соседнее здание. Дома в этом районе стоят впритык, так что это не трудно было сделать. Собственно, по крышам она и покинула это место.

   — Почему она сразу не ушла через окно? — спросил Стефан.

   — Возможно, рассчитывала без особого труда уложить визитеров, — предположил агент.

   — А что с домоправительницей?

   — Отделалась легким испугом, если так можно выразиться.

   — Она осталась из-за нее, — сделал вывод Стефан. — Знала, что визитеры не оставят свидетелей. Итак, чья это работа?

   — Пока данных нет, — ответил агент. — Нападавшие находились в розыске. Предположительно участвовали в серии разбоев.

   — Наемники, значит.

   — Скорее всего.

   — Заказчика ищите. За ней вели слежку и явно сработали лучше, чем вы. Одного не пойму: почему они не подождали ее здесь? Зачем привели домоправительницу?

   — Возможно, использовали ее как приманку?

   — Или не успели прийти раньше. Возможно, их вывели на объект в самый последний момент. Они решили не ждать и взяли заложника. Не знали, что она хорошо обучена. Думали, откроет дверь нараспашку и все. А здесь заминка. Она ответила, но не сразу. Значит, готовилась. Значит, вооружилась. Они ждали, пока она подойдет к двери. Щелкнул замок, и они открыли огонь. — Стефан повернулся к агенту. — Что это за оборудование?

   — Несколько голографических проекторов. Установка для объектного моделирования. Всякие электронные примочки. Судя по всему, она с этой техникой на «ты». Мы вовремя перехватили дело. Криминалисты не успели все вынести.

   Стефан прошел в ванную комнату и осмотрелся. Зубная щетка, паста, мыло. Использованное полотенце возле раковины. Он заглянул в мусорное ведро. Там валялась повязка, измазанная засохшей кровью.

   — Она ранена? — спросил Стефан и достал повязку.

   — Судя по всему, это несвежая рана. Эксперты взяли образцы и все отсканировали. В личных вещах найдена аптечка. Такие выдают военным. В аптечке не хватает степлера и биоклея. Использован антисептик и перевязочный материал. Скорее всего, она сама себя лечила.

   — А это что такое? — Стефан поднял с пола маленькую черную коробочку. Неприглядная, она лежала на полу под раковиной.

   — О! Это редкая штуковина. Суирская разработка. Называется «дермосинтез». Позволяет наслоить на кожу новый тонкий слой кожи. Дермоспон — так называется покрытие. Мы узнали о нем совсем недавно. Суирские военные использовали его для маскировки. Ну, знаете, — агент хмыкнул, — с ним легко изменить расу и внешность. У дермоспона есть один недостаток: он чувствителен к кислотам. Если вылить на него, скажем, уксус, он тут же расползется и облезет.

   — Неудобная особенность. — Стефан повертел коробочку в руке и сунул ее в карман.

   — Постойте! Этой штукой заинтересовались наши эксперты!

   — Пусть найдут себе другую.

   — Н-да… — вздохнул агент. — Вляпался наш объект в неприятности. Интересно, что с ней сделает император, когда мы ее выщемим?

   — Это решать императору, — ответил Стефан.

   Поверенный отошел в сторону и начал с кем-то говорить по сети.

   — А девчонка, конечно, молодец, — тихо произнес агент. — Двоих уложить… Да в такой ситуации… Скажу одно: если бы за ней охотились настоящие профессионалы — ее бы уже не было. Мы работаем чисто. Без шума, пальбы и привлечения внимания. А здесь действуют наобум. Ее заказал тот, кто не желает привлекать внимание слишком хорошей работой. Слежку ведут одни — убирают другие.

   — Что вы сказали? — переспросил Стефан.

   — Я говорю, что это делает тот, кто не хочет привлечь к себе внимание, — повторил агент. — Связи и деньги у него явно есть, но руки связаны слишком пристальным наблюдением. Поймите, если мы ее потеряли, а кто-то выследил, значит, этот кто-то на шаг впереди нас. Думаете, те, кто ее отыскал, сделали бы работу так грубо? Нет. Они бы не оставили следов. Тех, кто ее выследил, сняли с задания и передали дело другим. Почему?

   — Кто может сработать лучше службы безопасности императора? — задумался Стефан.

   — Я даже произносить этого вслух не стану, — ответил агент и отвернулся.

   — Ее засекли! — перебил поверенный. — Она обратилась в больницу!

   — Какая больница? — оживился Стефан.

   — Кренчроу.

   — Выслать группу туда! Взять живой!

   — Я понял, — кивнул поверенный.

   — Поехали! — Стефан метнулся к двери.

***

Она знала, что в запасе у нее минут двадцать. Как только доктор осмотрел ее, она попросила тут же закапать ей глаза какой-нибудь дрянью, чтобы они не так слезились, и уколоть антибиотик.

   — Девочка моя… — прошептала медсестра, делавшая инъекцию. — Что с тобой произошло?

   — Долгая история. С плохим концом.

   Наушник в ухе медсестры засветился. Она улыбнулась, отвечая на вызов.

   — Д-да… Конечно, доктор Поусен. Конечно.

   Медсестра подошла к шкафу с лекарствами и зарядила в инъектор несколько ампул.

   — У меня аллергия на обезболивающие и транквилизаторы, — произнесла Сафелия. — Анафилактический шок. Я сказала доктору, но, кажется, он забыл записать это в карту…

   Медсестра замерла у шкафа с препаратами.

   — Я не причиню вам вреда, — прошептала Сафелия и спрыгнула с кровати. — Побудьте здесь, пока я не уйду, а потом позовете на помощь.

   Медсестра молчала.

   Сафелия вышла в коридор и метнулась к подсобке. Заскочила внутрь, заперла дверь и осмотрелась. Дерьмо… Дерьмо!

***

— Служба безопасности империи. — Стефан предъявил удостоверение и спрятал его в карман. — Около часа назад к вам обратилась за помощью эта девушка. — Он показал голограмму с изображением лица Сафелии. — Расскажите все, что знаете.

   Врач стер испарину со лба и присел на стул в смотровом кабинете.

   — Я уже разговаривал с вашими людьми.

   — Расскажите мне все еще раз.

   — Она сразу показалась мне знакомой… Только не мог вспомнить, откуда знаю ее.

   — Теперь вспомнили? — спросил император.

   — Еще при осмотре вспомнил. Тогда много статей было о несчастном случае с дочерью сами знаете кого… Ее фотографии во всех газетах мелькали… Мы любим императорскую семью… Но когда я увидел, что они с ней сделали…

   — О чем вы говорите? — не понял Стефан.

   — Это же уму непостижимо… — прошептал врач. — Они не спасли ее. Они ее изуродовали.

   — О чем вы говорите? — повторил вопрос Стефан.

   — О ее теле. Я никогда в своей жизни такого ужаса не видел. А повидал я многое на своем веку. — Доктор отвернулся и вновь потер взмокший лоб. — Тот, кто лечил ее — не лечил. Ее калечили. Трансплантация кожи проведена с отрицанием всех канонов комбустиологии и пластической хирургии. Так не делается, понимаете? — Он с надеждой взглянул на собеседника. — Тот, кто ее лечил, изувер! Понимаете?

   — Не понимаю, — покачал головой Стефан и присел на кушетку напротив врача.

   — Она вся… Она вся словно сделана из отдельных лоскутов кожи с очень грубыми рубцами между ними. Это произошло неслучайно. Тот, кто проводил трансплантацию кожи, нарушил технологию. Он пересадил лоскуты далеко друг от друга, чтобы сформировались грубые рубцы.

   — Возможно, в ее случае у врачей не было другого выхода? — предположил Стефан.

   — Она сказала, что ей сделали двадцать две операции. И это не считая многочисленных перевязок под наркозом, которые проводят в случаях тяжелых ожоговых поражений. Они сделали за двадцать два раза то, что могли сделать за восемь — десять. Даже наши технологии это позволяют. И не было бы таких грубых рубцов.

   Стефан молчал.

   — Я сказал ей, что рубцы можно исправить. Можно сделать пластику и немного скорректировать их. А она рассмеялась и сказала, что лучше умрет, чем попадет на стол еще раз. Я ее понял. Понял, понимаете?

   — Понимаю, — кивнул Стефан.

   — Сейчас у нее проблемы с глазами. Тяжелый конъюнктивит. Она плохо видит. И рана на плече воспалилась. Она сама ее скобами стянула, но от переноса тяжестей швы разошлись, и биоклей не выдержал. Я рану почистил и снова заклеил. Антибиотики дал. От обезболивающих она наотрез отказалась. Заявила, что у нее аллергия на них и на транквилизаторы.

   — Сколько у нас времени для того, чтобы ее найти и избежать еще больших осложнений? — спросил Стефан.

   — Чем быстрее, тем лучше. Синяки и ушибы заживут, а вот с глазами и раной могут быть проблемы. Если найдете ее, обязательно покажите врачу. И офтальмолог пусть ее осмотрит. Я не офтальмолог… Так, просканировал, подлатал и все…

   — Данные ее медицинского осмотра передадите моим людям.

   — Уже передал.

   — Как далеко она могла уйти с такими ранами?

   — После того, что она пережила? — Доктор хмыкнул и покачал головой. — Дальше, чем каждый из нас может себе представить.

   — Я вас понял. Спасибо за сотрудничество. Вам придется подписать документы о неразглашении.

   — Конечно, — кивнул врач. — Девочка в беде. И я не понимаю, почему она убегает от вас. От нас… Мы же не чужие ей… Она вроде как родня нам… Что после подобного мы должны думать об императорской семье? О Доннаре? О Суе? Что нам думать о них?

   — За ней охотятся наемники, и она убегает от них, а не от нас. Мы — ее семья. Мы ей поможем.

   — Поможете, как же… — хмыкнул доктор. — Уже помогли.

   Стефан спрыгнул с кушетки и покинул смотровую. Поверенный ждал в коридоре.

   — Новости есть? — спросил император.

   — Нет. Камеры засекли ее на парковке. Она угнала автомобиль и оставила его в нескольких кварталах отсюда. На этом след пропал.

   — Твою мать… — прошипел Стефан и отвернулся.

   — Думаю, стоит вернуться домой. Уже глубоко за полночь. Как только появятся новости, я вам сообщу.

   — Найди мне лучшего офтальмолога, лучшего специалиста по незаживающим ранам, пластика и специалиста по ожогам.

   — Комбустиолога? — переспросил поверенный.

   — Да. Пусть будут на связи в любое время.

   — Конечно, — кивнул поверенный. — Позвольте, я отвезу вас домой.

   — Сам доберусь. Останься здесь. Проконтролируй. И еще… Перешли мне все результаты ее обследований. Я хочу знать все. Все о ее теле и том, что они сделали с ним.

   — Конечно.

***

Стефан спустился на стоянку и сел в автомобиль. Завел двигатель.

   — Дерьмо! — Он ударил ладонью о руль. — Что за дерьмо!!! — Ударил обеими ладонями о руль. — Safelia, comor igrectivi nimiso de ir, sogresti ovants imnia? (Сафелия, дьявол бы тебя побрал, что ты творишь?)

   Сафелия приоткрыла слипшиеся веки и вновь закрыла их.

   — Ipterno… (Согласна…) Tere nos vertas mya infella… (Это была не лучшая из моих идей…) — едва слышно ответила она.

   Стефан медленно обернулся назад. Девушка, сгорбившись, лежала на заднем сиденье его самого дешевого автомобиля.

   — Сафелия… — Стефан выдохнул и протянул руку, прикасаясь к ее холодным пальцам.

   — Если попытаешься вернуть меня в больницу — я сбегу. Если попытаешься привезти меня в резиденцию — я сбегу. Если скажешь кому-нибудь о том, что знаешь, где я — я сбегу. Если скажешь кому-нибудь о том, что увидишь — я сбегу.

   Он сжал ее ладонь в своей и погладил запястье. Толстый рубец, словно браслет, оплетал его.

   — Есть одно место, куда можно поехать. Только если расскажешь кому-нибудь о нем — я…

   — Сбежишь? — Она улыбнулась в темноте.

   — Нет. Я буду все отрицать, — ответил Стефан и включил фары.

***

Он заехал на территорию частного охраняемого многоквартирного дома и припарковал автомобиль на подземной стоянке. Помог Сафелии выбраться с заднего сиденья, подхватил на руки и понес к лифту.

   — Ты босая два квартала бежала? — спросил он, прикладывая палец к сканеру на кнопке вызова лифта.

   — Пришлось… Зато комбинезон уборщика хорош, — пробормотала она. — Темно-синий мне к лицу.

   — У тебя глаза не открываются. Нужен офтальмолог.

   — Делай, что хочешь, — буркнула девушка и прижала голову к его груди.

   Он внес ее в холл своего пентхауса. Зажегся приглушенный свет.

   — Тащи в ванную, — подсказала Сафелия. — Пока я буду мокнуть, вызовешь кого-нибудь, чтобы осмотрел мои глаза и сотворил чудо.

   Стефан внес ее в ванную и опустил на дно джакузи. Стал расстегивать комбинезон.

   — Только не кричи, ладно? — попыталась пошутить она, снимая его с плеч.

   Части кожи. Части тела. Ромбы, квадраты, трапеции, между которыми залегали толстые белесые канаты. Они стягивали кожу, приковывая к себе внимание.

   — Насмотрелся? — хмыкнула Сафелия, прикрывая рукой грудь. — Воду включи, пожалуйста.

   Стефан наклонился и обнял ее. Прижал к себе, что было сил, сдавил до боли в пальцах.

   — Мне больно, — простонала Сафелия.

   — Прости меня… Прости меня… Я же люблю тебя… Люблю… Ты это понимаешь? Ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?

   — Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, Стефан, — прошептала она. — Ты император. И ты не имеешь права никого любить.

   — Кто тебе это сказал? — прошептал он, прижимаясь губами к ее щеке.

   — Ты сам мне это сказал, — напомнила она.

   Тогда, на берегу Вершего океана, они не говорили о его помолвке и предстоящей свадьбе. Если подумать, она вообще с ним не разговаривала. Это он заявился к ней посреди ночи, взял за руку и повел на берег. Погладил по лицу, поцеловал. Она ответила. Все.

   Он полагал, что повстречав ее, просто получит ответ на вопрос: любит или нет. И больше ничего не изменится. Он вернется на Олманию, женится на Эберроуз и будет существовать дальше.

   Не стоило ему целовать ее. Не стоило заниматься с ней любовью на пляже. Они встречали рассвет абсолютно голые на песке, и теплая вода омывала их ноги. Он повернулся к ней и сказал: «Я люблю тебя. Но я — император. И я не имею права никого любить». Она ничего на это не ответила. Молча встала, оделась и ушла. Больше он ее не видел. А потом — смерть Ромери. И она на похоронах. А он император. И не дотянуться до нее… Не прикоснуться…

   Он знал, что она бросит его, как только почувствует себя лучше. Понимал, что дверь за ней закроется, и он вряд ли увидит ее вновь. Слезы оросили глаза. С этим больно жить. И жизнь эта больше похожа на беспросветное существование, которому не будет конца.

   Стефан включил воду, и она полилась на дно ванны.

   — Уйди… — простонала Сафелия.

   — Я бы мог тебя искупать… — тихо произнес он.

   — Уходи, — ответила она и отвернулась.

   Ему ничего не оставалось, кроме как выполнить ее просьбу.

   — Да, это я, — услышала Сафелия издалека. — Пришли в мою квартиру офтальмолога и специалиста по ранам. Да, поиски объекта прекратить. Пусть продолжают искать заказчиков. Да. И?.. Скажи ей, что я уехал на совещание. Всем так говори. Да. Срочное. Да. Выполняй.

***

Роден спустилась на кухню в начале десятого в надежде позавтракать в одиночестве. Увы. Темный восседал за столом и попивал утренний кофе.

   — С добрым утром. — Она подошла к кофейной машине и начала искать кружку.

   — Верхний шкафчик справа от тебя, — подсказал Темный.

   — Ты тоже любишь поспать по утрам? — Роден достала кружку и поставила ее в машину.

   — Зависит от того, просыпался ночью или нет.

   Роден обернулась и внимательно посмотрела на него. Он сидел в расслабленной позе и намазывал джем на булочку. Настоящий аристократ в настоящие аристократические одиннадцать утра. Волосы не чесаны, щеки не бриты, пижама измята, халат распахнут, ноги босые. Зато аромат свежеиспеченного хлеба выдает утреннюю доставку из какой-нибудь частной пекарни, где встали с рассветом, чтобы выполнить заказ на три вида булок, горкой лежащих перед едва проспавшимся членом императорской семьи.

   Долго же он не затрагивал темы ночных кошмаров… А она все ждала: ну когда, когда же он сломается и проявит свойственное всем людям любопытство?

   — Извини, если из-за меня ты сегодня не выспался. — Роден включила кофемашину.

   — Ну что ты… — Зафир откусил кусок и даже закрыл глаза, демонстрируя удовольствие от завтрака. — Ты едва не пришибла меня своими молниями в приступе горячки, но об этом не стоит беспокоиться.

   — Я уже извинилась перед тобой. Мне еще раз извиниться?

   — Не стоит. — Он пожал плечами и откусил еще кусок. — Правда, ночную рубашку или пижаму я тебе все же куплю. А может, даже несколько…

   — Я сплю голой, — напомнила Роден и взяла кружку с кофе в руки, вдыхая аромат напитка.

   — Сахар на столешнице слева от тебя.

   — Спасибо! — Она потянулась к сахарнице.

   — В моем доме тебе лучше спать одетой.

   Роден замерла с ложкой сахара в руке.

   — Боишься не выдержать напряжения? — спросила она.

   — Боюсь, что поддамся на твои провокации.

   Суирянка размешала сахар и глотнула кофе.

   — Правила игры я озвучила. — Она достала елотку и прикурила от пальца. — Хочешь — играй, не хочешь — не играй.

   Она подошла к столу, выбрала булочку и вгрызлась в теплый край.

   — Елотка — твой неизменный спутник по жизни. — Зафир пригубил кофе. — Иногда мне кажется, что ты дышишь реже, чем куришь.

   — Не буду курить — начну пить, — пожала плечами Роден, пережевывая и откусывая новый кусок. — Вкусно! Давно их привезли?

   — Кого?

   — Булочки! Теплые еще!

   — Тесто я ночью замесил. А испек утром.

   Роден едва не подавилась. Сглотнув крупный кусок, она вернулась к кружке с кофе и запила удивление.

   — Да неужели! — воскликнул Темный. — Один-ноль в мою пользу!

   — Согласна. — Она кивнула. — Трюк удался.

   — Было вкусно?

   — Очень! Спасибо! — Она затянулась и повернулась к нему лицом. — Так ты, значит, еще и пекарь?

   — У меня много талантов.

   — В этом ты прав.

   — Благодарю. — Он прижал ладонь к груди и скромно поклонился. — На обед я приготовлю для тебя мясо в пряном олманском соусе.

   Роден улыбнулась.

   — То есть булочки ты все-таки испек для меня.

   — Безусловно. — Он глотнул кофе. — Для себя я пеку крайне редко. Гости у меня бывают еще реже, так что… — он хмыкнул, — наслаждайся!

   Не может быть… Не может быть, чтобы он всерьез начал подкатывать к ней. Одно дело почву прощупать, наживку закинуть и ждать. И совсем другое — знать условия и принять вызов.

   Роден как-то странно почувствовала себя… Откуда ни возьмись появилось достоинство. Как будто она достойна того, чтобы мужчина приготовил для нее обед и испек булочки поутру. Никогда раньше она этого достоинства в себе не замечала. Возможно, потому, что никогда раньше никто ничего подобного для нее не делал.

   Она смотрела на Темного, сжимая в руке кружку с кофе. Елотка дымилась где-то в стороне. Стоило скинуть пепел, но олманец, сидящий за столом напротив, приковывал ее взгляд к себе.

   Он встал, подошел к ней, забрал из пальцев елотку и бросил ее в свою кружку с кофе.

   Роден не двигалась. Зафир склонился к ее лицу, встречая серо-зеленый взгляд, внимательно изучающий его самого. Пространство вокруг исказилось. Очертания кухни померкли. Краски смазались, сливаясь друг с другом в непонятное месиво из грязных цветов. Тьма вокруг Роден начала расползаться, втягивая их в себя и пожирая. Эта Тьма коснулась оболочки Зафира и поползла по ней, проникая щупальцами внутрь и тут же пряча их. И в этой Тьме, глядящей на него со всех сторон, ярким Светом светился силуэт самой Роден. Этот свет источала ее тонкая полупрозрачная кожа.

   Зафир коснулся кончиками пальцев ее лица и провел ими по щекам. От этого прикосновения у Роден по спине забегали мурашки.

   «Твою мать», — пролетело где-то в голове, и губы распахнулись сами собой. Пальцы на ее щеках, язык в ней, и неправильно это вроде, но так приятно…

   Роден закрыла глаза и повисла на Темном. Поцелуй сладкий, поцелуй требовательный, поцелуй, от которого пол уходил из-под ног.

   Зад Роден оказался под его ладонями. Когда он усадил ее на стол? Мир вокруг закружился. Мир вокруг продолжал стремительное движение вперед. Это они выпали. Выпали из реальности. И губы Темного такие нежные, и пальцы на ее груди такие теплые…

   Гортанный стон, и он наклонился к ее груди в распахнутом халате. Она уже вся мокрая. Она уже ерзает по столу, желая ощутить его в себе.

   Семь лет одиночества. Семь лет беспросветной муки и отрицания того, что кто-нибудь может ее хотеть. Он извращенец? Возможно. Но он целует и облизывает ее испещренную рубцами грудь. А это уже много. Это так много по сравнению со смущением и отведенными глазами, что уже неважно, нормальный он или нет.

   Она стянула с него халат и рубашку от пижамы, он развел ее ноги. Все по-честному. Ее пальцы заскользили по его спине, его пальцы оказались внизу. Роден застонала, почувствовав, как они ласкают ее. Он оторвался от одной груди и перешел к другой, настойчиво задевая клитор и погружаясь пальцами в нее. Вернулся к губам, убрал руку, погладил бедра. Она стянула с него штаны и поблагодарила бога за то, что Темный извращенец…

   — Хочешь меня? — прошептал он ей на ухо, шире разводя ее ноги и устраиваясь между ними.

   — Хочу…

   Толчок за ягодицы, и Роден громко простонала. Не то от боли, которую он ей принес после стольких лет воздержания и одного стремительного входа, не то от волны дрожи, пробивающей тело насквозь и заставляющей его трепетать.

   Быстрее. Сильнее. Громче.

   Она уже висела на его шее, без зазрения совести оглашая их соитие стонами на весь дом. Что-то было не так. С ней что-то было не так. Будто все вожделение, годами копившееся в ней, внезапно обрело форму безрассудства и под напором выливалось из нее. Тело превращалось в кусок масла, плавящийся на горячей сковородке. Коснись его пальцами — и непременно обожжешься.

   И Темный касался. И почему-то не жгло ему руки, а жгло ее кожу, которую он гладил пальцами. Сколько боли познала эта кожа? Сколько рубцов оставило на ней прошлое? А ему будто все равно, ему все нипочем. Масло на огне его похоти уже расплавилось, и едкий дым вот-вот заполонит кухню.

   Поцелуй. Зафир отстранился и поцеловал снова. И дышать тяжело. И кричать хотелось. Но его язык в ней. И это еще больше заводило. Это было чем-то совершенно ей незнакомым. Тело напряглось, масло закипело. Одна волна, другая. Горло свело судорогой, пальцы впились в его плечи. Роден зажмурилась и закричала. А он всего-то простонал ей в ухо. Всего-то простонал и сжал ее, едва ли не ломая ребра стальными объятиями.

   Запахло гарью. Это — ее унижение. И его самодовольство, ведь он победил в этой игре. Сейчас бы стоило что-то сказать. Что-нибудь незначительное, формальное, дабы разбавить собственное унижение и сделать вид, что ничего особенного с ней только что не произошло. Но язык прилип к небу, а пустой фразы Роден пока не придумала.

   Темный отстранился и покинул ее тело. Она тут же свела ноги и спрыгнула со стола. Накинула на плечи халат, закурила елотку и, выдув дым в сторону, уставилась на свои трясущиеся руки.

   — Как-нибудь повторим, если захочешь, — произнес Темный, и Роден обернулась к нему.

   Вот она — формальная фраза. Блестящий финал ее незаурядного оргазма. Захотелось помыться. И смыться. Сделать все, чтобы забыть о том, что произошло, и больше никогда не вспоминать, что она может вот так кончать. Роден еще раз затянулась и изобразила безразличие на лице.

   — Как-нибудь. — Она пожала плечами. — Возможно.

   И вылетела из кухни с дымящейся елоткой в зубах.

   Зафир оделся, пригладил рукой растрепанные волосы, взял в руки кружку с остывшим кофе и уставился на плавающий бычок.

   — Твою мать, — пробурчал он и поставил кружку на стол. — Твою ж мать…

***

Сафелия распахнула веки. Вокруг было темно. Стефан лежал рядом с ней в кровати и изучал документы, перелистывая на проекции страницы одну за другой.

   — Я не разрешала колоть себе снотворное, — проворчала Сафелия.

   — Да ты вырубилась прямо при осмотре. Я думал, врачи попадают замертво посреди моей спальни.

   — Хороший у тебя поверенный. Вежливый такой.

   — Еще бы он посмел хоть чем-то тебя обидеть, — хмыкнул Стефан.

   — Что ты читаешь?

   — Обращение к народу заучиваю. Всегда видно, читает человек с голограммы или говорит наизусть.

   — Или говорит то, что написал сам, — добавила Сафелия.

   — Если я сам начну себе речи писать — когда мне работать? — хмыкнул Стефан.

   — Действительно. — Она повернулась на здоровый бок и закрыла глаза.

   — Через две недели состоится прием. — Он отложил голопроектор и взглянул на ее исполосованную спину. — Я хочу, чтобы ты там была.

   — Чего еще ты хочешь? — вздохнула доннарийка.

   — Ты должна быть там, — отрезал Стефан.

   — Кажется, не только я изменилась за эти три года. — Она натянула одело повыше и спрятала изуродованную спину. — Власть тебя портит, император.

   — Я приглашаю тебя на прием, — спустя некоторое время произнес он.

   — Благодарю, ваше императорское величество, — прошептала Сафелия и закрыла глаза. — Я подумаю над вашим великодушным предложением.

   — Сафелия… — Он наклонился и прижался к ее щеке губами. — Перестань мучить меня.

   Она едва не захохотала. Бедный, бедный Стефан. Мучает она его…

   — Пошел ты… — прошептала она и хотела подняться с кровати, но он обхватил ее руками и вместе с одеялом прижал к себе.

   Стало больно. Не рану защемило на плече. Это сердце заныло от безысходности.

   — Останься со мной, — зашептал он. — Я помогу тебе. Я защищу тебя. Я найду тех, кто охотится на тебя, и уничтожу их. Ты только не уходи…

   — Быстро же ты забыл о том, как запретил мне появляться на Олмании.

   — Ты вывела меня из себя. Я отреагировал. Забудь. Забудь о том, что я сказал.

   — Даже сейчас ты приказываешь, а не просишь, — прошептала она.

   — Я прошу тебя. — Он прижался губами к ее затылку. — Прошу… — поцеловал рубец на ее плече, еще один и другой, на спине — тебя…

   Ладонь проникла под одеяло, заскользила по коже на живота, по рубцам на этой коже. Сафелия застонала, когда его пальцы оказалась между сведенных ног.

   — Это неправильно, — прошептала она, заглатывая воздух.

   — Я знаю, — ответил он и повернул ее на спину.

   Губы коснулись ее губ. Нежно. Еще нежнее, пока она не распахнула их, приглашая его внутрь. Она испытывала облегчение оттого, что он узнал правду. И еще большее облегчение ей принесла мысль о том, что ему наплевать, как она выглядит. Когда-то Роден сказала ей: «Красоте уродства не понять. Уродство красотой не спрятать». Только сейчас Сафелия подумала о том, что Роден имела в виду не внешнее уродство, а внутреннее. Так, может, она не урод? Может, она гораздо красивее, чем отражение в зеркале?

   Стефан будто заново изучал ее тело. Ласкал каждый сантиметр ее кожи, каждый миллиметр рубцов на ней. Грудь, маленькие соски, плоский живот, лобок, бедра, колени, лодыжки, стопы, пальчики на ногах… Потом развел ее ноги и стал целовать между ними. Она извивалась, стонала, даже хныкала, пока наконец не кончила под его ртом. Он стер с лица смазку и наклонился к ее губам. Поцелуй. Еще один. Снова. И снова. Пока она не почувствовала, как он входит в нее. Хорошо… С ним так хорошо…

   Она тихо стонала ему в губы, отвечая на каждое движение внутри. Он уперся в ее колени и развел ноги еще шире.

   — Я люблю тебя, — прошептал он на ухо, перед тем как ее скрутила судорога оргазма. — Я люблю тебя. — Другая судорога. — Я люблю тебя. — Еще одна.

   — И я тебя люблю, — ответила она перед тем, как он протяжно простонал у нее над ухом.

   Когда он проснулся, ее рядом уже не было. Сафелия забрала вещи, которые для нее принесли еще ночью. Пропал и прибор, что он обнаружил в ее комнате. Стефан оделся и обернулся у самой двери. Теперь все в этой квартире будет напоминать ему о ней.

ГЛАВА 6

Роден продолжала делать вид, что ничего особенного не произошло. Зафир придерживался той же тактики.

   — А это что такое? — Она вошла в рабочий кабинет Темного и изумилась. — Ты не производишь впечатления человека, существующего в рамках собственного мира!

   — Это типичная рабочая обстановка. — Зафир присел на диван и вытянул ноги. — На той стене — фотографии с мест обнаружения тел. На этой — фотокарточки жертв с их данными. На этой — хронология обнаружения тел. На той карте — места обнаружения останков.

   Роден присела на ковер и провела по густому ворсу ладонью.

   — Ковер, конечно, красивый, но кроме него, дивана и обвешанных материалами стен, здесь ничего нет. Ты ничего не хочешь мне рассказать?

   — Нет. — Он прилег на диван и уставился в потолок.

   — Живешь как отшельник. Работаешь как отшельник. От чего ты бежишь, Темный?

   — Если с психоанализом закончили, можешь надеть обруч и подключиться к моему аккаунту.

   Егерь улеглась на ковер и надвинула обруч на глаза.

   — Логин и пароль, пожалуйста.

   — Пожалуйста. — Зафир вошел в соединение по сети и подключил Роден.

   В центре комнаты возникла проекция места обнаружения первых останков. Суирянка тут же поднялась и вошла в проекцию. На промерзлой земле, укрытое пожухлыми листьями, лежало что-то. Роден наклонилась и посмотрела на это что-то.

   — Твою ж мать… — произнесла она, обходя находку вокруг. — Это таз жертвы?

   — Таз жертвы с мягкими тканями, — пояснил Темный. — Ноги отсутствуют от верхней трети бедер. Верхней части тела нет. Петли кишечника оставлены. Промежность разорвана.

   — Сколько пролежала?

   — Около семи дней. Перемещена по воздуху.

   — Листья. Что по ним есть?

   — Все с ближайших деревьев.

   — Следы на грунте вокруг останков, — произнесла Роден.

   — Принадлежат мужчине, который их обнаружил, и следственной группе.

   Роден прищурилась и с укоризной глянула на Зафира.

   — Это — первая жертва. — Он неопределенно повел плечом. — Тогда мы еще не подключились.

   — Ладно, поехали дальше. — Роден разогнулась и осмотрелась. — Здесь речка какая-то.

   — Это канал, — пояснил Темный. — От останков до воды тридцать восемь метров.

   — Контакта с водой из этого канала не было?

   — Не обнаружено.

   — Хорошо, — вздохнула суирянка. — Снимай листья. Рассмотрим ее поближе.

   С проекции исчезли листья, обнажая полусгнившую плоть.

   — Что это… внутри? Вставлено в разрыв промежности, насколько я понимаю.

   — Послание.

   Перед глазами Роден возник сверток.

   — Бумага свернута и упакована в пакет, — пояснил Зафир.

   — Разворачивай.

   В проекции возник старый пожелтевший лист с текстом, написанном на чужом языке.

   — Это что, кровь? — не поняла Роден, следуя пальцем по строчкам.

   — Написано кровью жертвы. Анализ почерка подтвердил, что кистью писала сама жертва.

   — Тип бумаги, тип кисти. Что по ним?

   — Никаких зацепок. Кисть и бумага типовые.

   — Типовая бумага? — не поняла Роден. — Она же старая или с эффектом старения.

   Зафир улыбнулся, глядя на всезнающую Роден.

   — На Олмании до сих пор принято писать друг другу послания на бумаге, — пояснил он. — Многие жители предпочитают листы с эффектом старения. Такая бумага продается повсеместно.

   Роден хмыкнула, касаясь изображения, и провела по нему пальцами, будто по настоящему письму.

   — Олманцы так преданы своим традициям… — прошептала она, изучая древнеолманский текст. — Говорите на родном языке, пишете на бумаге, читаете печатные книги, танцуете с пульсарами, ведете домашнее хозяйство, празднуете сбор урожая и женитесь на девственницах…

   — В отличие от суирян, мы не гонимся за прогрессом, а относимся к нему с осторожностью.

   — Разве я сказала, что это плохо? — Она повернулась к Зафиру и вопросительно взглянула на него из-под прозрачного голографического экрана.

   — Прозвучало как осуждение, если честно.

   — У каждого народа свои история и традиции, Темный. Я не осуждаю, я просто… — Она задумалась.

   — Не понимаешь. — Он отвел взгляд и уставился в потолок.

   — Пытаюсь осмыслить, — ответила она. — В одном из племен на территории суирских колоний было принято в первую брачную ночь укладывать невесту под колдуна. Он якобы очищал новобрачную для мужа.

   — Ну ты сравнила! — хмыкнул Зафир.

   — А в другом племени детей с малых лет учили убивать людей. Тренировали на животных, а по достижении совершеннолетия заставляли убить человека.

   — Еще один неудачный пример, — засмеялся олманец.

   — Вот видишь, — Роден улыбнулась, — ты их традиций не понимаешь. Я же осмыслила это и приняла.

   — И даже не пыталась объяснить им свою точку зрения? — Зафир повернулся к ней лицом.

   — Нет. — Она отвернулась. — Анализ ДНК с останков, послания и… листьев, — вновь включилась в работу Роден.

   — Никаких следов.

   — Убери останки. Посмотрю, что под ними.

   — Ничего, — вздохнул Зафир. — Грунт соответствует местному.

   — Черви, жуки и прочая дрянь — местные?

   — Да.

   Роден разогнулась и вышла из проекции.

   — Это все, что он оставил нам?

   — Остальные части тела не обнаружены.

   — Вообще ничего? — удивилась она.

   — Ничего.

   — Ладно, расскажи о жертве.

   Перед Роден возникла голограмма молодой девушки.

   — Красивая была… — Она закурила елотку и взглянула на Зафира. — От олманки не отличить.

   — Рост сто восемьдесят два сантиметра, — уточнил Зафир.

   — Ну, это кое-что меняет, — согласилась Роден. — Средний рост женщин их расы?

   — Сто девяносто.

   — То есть эта девушка считалась низкорослой?

   — Да. — Темный свесил ногу с дивана и стал болтать ею в воздухе. — Они все были низкорослыми и хрупкими по представлениям иных.

   — Больше похожи на местных олманок, чем на себе подобных… — вслух размышляла суирянка. — Ей восемнадцать лет. Парень был?

   — Нет. Популярностью среди своих она не пользовалась.

   Роден вскинула бровь и повернулась лицом к Зафиру.

   — То есть по их меркам она была некрасивой?

   — Иные ценят в женщинах рост. Длинные ноги, фасад… — Он потряс руками у груди.

   — Зад побольше… — кивнула Роден. — Но и черты лица покрупнее, я права?

   — Да. Эта жертва была слишком мелкой, чтобы перед дверями ее дома стояла толпа поклонников.

   Суирянка скептически улыбнулась.

   — Значит, и Эберроуз не вписывается в их каноны красоты?

   — Зато в наши вписывается, — отрезал Зафир.

   — Они все были такими, не так ли? — задумалась Роден.

   — Совершенно верно. — Он кивнул. — Некрасивых женщин легче обмануть. Они не изнежены мужским вниманием. Возможно, он тоже некрасив по их меркам. Популярные девушки на него не клюют, а для этих его внимание — роскошь.

   — Принимается, — тоже кивнула Роден. — Выбор жертв может быть обоснован его внешностью. Если это так — он ищет легкий путь. Но вот все остальное… Во всем остальном он легкого пути не ищет. Сколько времени прошло от момента исчезновения жертвы до обнаружения ее останков?

   — Месяц. Предположительно, она погибла за неделю до того, как ее нашли.

   — Вот видишь, — воодушевилась Роден. — Он удерживает их, готовит к своему ритуалу. А ритуал определенно есть…

   — Согласен, ритуал есть. Вот только мы о нем ничего не знаем.

   — Значит, плохо смотрим. — Она затушила елотку и прикурила новую. — Верни место обнаружения останков.

   Темный вернул проекцию. Роден вошла в нее и начала оглядываться по сторонам.

   — Далеко резервация от этого места?

   — Останки нашли в резервации. Шестьдесят километров от границы.

   — Что-то в этой картинке не так. Что-то мы упускаем.

   Темный присел на диване и устало взглянул на Роден.

   — Обычный лес для обычной Олмании.

   Роден резко обернулась. Еще раз обернулась. Отошла на несколько шагов назад.

   — Обычный лес для Олмании… Обычный лес… — продолжала повторять она. — Отдались от останков немного, — попросила суирянка, замирая рядом с ним.

   Темный зашевелил пальцами в воздухе, и картинка отдалилась.

   — Еще немного. Да. Поверни на сто восемьдесят. Да. Теперь покажи вид сверху, — попросила Роден.

   Проекция отдалилась.

   — Еще выше. Еще!

   Появились макушки деревьев.

   — Чтоб меня… — прошептал Зафир, подскакивая с дивана и вглядываясь.

   — Голова. — Роден указала на дерево вверху. — Листва не облетела, и цвет желтый. Блондинка. Руки, — Роден указала на полуголые деревья по сторонам, — и ноги, — палец переместился на деревья внизу.

   — Умница. — Темный похлопал ее по плечу и пригляделся к изображению.

   — Значит, ты у нас эстет… — Роден выдохнула дым.

   — Как ты поняла, что дело в деревьях? — спросил Темный.

   — Показалось странным, что деревья вокруг с листвой, а эти четыре — облезлые. Интересно, как он провернул трюк с листьями?

   — Мог деревья отравить.

   — Нужно вернуться и взять образцы. — Роден улыбнулась. — Подготовка места обнаружения останков меня, если честно, впечатляет. Все это — его сцена. Он изучил местность, выбрал площадку, он привез останки и оставил их нам. Символизм во всем. Он умен. Использует оборудование. Знает анатомию: заметь, насколько аккуратно произведено расчленение тела. Он оставил кишечник. Кстати, органы малого таза на месте? — Она повернулась к Темному.

   — Да. Все на месте.

   — Все остальное ты оставил себе… — произнесла Роден, затягиваясь. — Все остальное тебе нравится, кроме этого… Или ты видишь в этом некое второе рождение… Тогда зачем осквернять второе рождение посланием для меня?

   — Подумай о другом. — Зафир взглянул на собеседницу. — Стихи адресованы женщине. Они оставлены в промежности женщины. Он знает, что Егерь — женщина. Значит, он знает тебя.

   — Меня многие знают, — улыбнулась Роден.

   — Ты понимаешь, о чем я! — повысил тон Темный. — При каких обстоятельствах ты познакомилась с этими стихами?

   — Если он на самом деле иной — они не могли быть знакомы… — Роден продолжала улыбаться. — Он зачитывал их своим жертвам, пока измывался над ними.

   — О ком ты сейчас говоришь?

   — О том, кто сделал это со мной, конечно же.

   — Он точно мертв?

   — Да.

   — Ты его убила?

   — Я.

   — Уверена, что убила?

   Губа Роден дернулась.

   — Ты уверена, что убила его, Роден? — переспросил Темный, подходя ближе. — Тело его видела?

   Роден молчала.

   — Ты издеваешься?! — Зафир плюхнулся на пол посреди проекции.

   — Не его это почерк!

   — Тогда скажи мне, что между ними общего. — Темный был зол и не скрывал этого. — Как можно вычислить его, если основная часть головоломки — это ты и твоя история?

   — Он знает, что эту историю я никому не могу рассказать.

   — Ты понимаешь, что связываешь мне руки?!

   Роден не ответила.

   — Чего ты боишься? — давил Зафир. — Олманская империя защитит тебя от всех и вся! Я тебя защищу!

   — А кто защитит Олманскую империю и тебя? — Роден прижала ладонь ко лбу. — Думай… Думай…

   — Что общего между ними и в чем разница? — повторил он вопрос.

   — Общее… Общее… Они оба работают чисто. Ни следов ДНК, ни других улик. Оставляют только то, что хотят оставить. У обоих есть картина места обнаружения останков. Они готовят площадку, и это важно для них. Тела жертв для них — не просто мясо. Они с почтением относятся именно к трупам.

   — С почтением? — едва не рассмеялся Темный. — Где здесь почтение? — Он указал пальцем на останки.

   — Вот в этом и почтение! — воскликнула Роден. — Он аккуратно ее расчленил. Использовал специальный инструмент для препарирования… — Она задумалась. — Они оба владеют техникой препарирования. Для обоих тела — средство выражения себя и своего таланта. Тот, кто сделал это со мной, уничтожал природную красоту, чтобы создать свою собственную, искусственную. Этот же преклоняется перед красотой природы. В действиях обоих есть определенный символизм. Мой зверь мнил себя богом. Этот же считает себя рабом природы.

   — Назови его, — попросил Темный. — Дай ему имя.

   — Эстет. — Роден выдохнула дым.

   — А как звали твоего зверя?

   Егерь усмехнулась.

   — По-другому. Ладно, Темный, давай еще раз посмотрим на жертву. Может, там будут зацепки.

   — Загружаю.

***

— Итак. Лежит снег. Сколько на Олмании длится зима? — спросила она.

   — Четыре месяца.

   — А сколько месяцев в году?

   — Согласно общеприведенной хронологии, в году двенадцать месяцев. Фактически на Олмании в году шестнадцать месяцев. Приведение хронометража времени ко вселенскому мы провели около двухсот лет назад. Поэтому население на планете использует два хронометража.

   — Как и другие планеты во Вселенной, — хмыкнула Роден.

   — Все, кроме Суи, — заметил Темный.

   — Суе просто повезло. — Егерь пожала плечами. — Ладно, это первый месяц зимы. На останках лежит снег. Воды рядом нет. Покажи план сверху.

   Роден отошла на несколько шагов.

   — Деревья вокруг без листвы. Проверь, какой вид деревьев и какая на них должна быть листва?

   — Подожди… — Пальцы Темного зашевелились в воздухе. — Все желтое.

   — Хорошо. Что про останки мне расскажешь?

   — Все как в прошлый раз. Метод расчленения тот же — препарирование лазером. Послание внутри.

   — Дай взглянуть.

   — Пожалуйста. — Он вывел крупным планом послание.

   — Жертва писала? — Роден затушила елотку.

   — Анализ почерка подтвердил, что она.

   — Мы предположили, что он выбирает жертв исходя из принципа, что к ним легче подобраться даже с его внешностью. Но во всем остальном он не ищет легких путей. — Она задумалась и поджала губы. — Мы исходили из того, что он — иной. Но что, если он — не иной? — Роден с надеждой взглянула на Темного. — Что, если он — олманец, который охотится на красивых в его понимании женщин-иных?

   — Любая из них могла бы придушить его одной рукой, а другой — вырвать яйца.

   — Есть множество способов обездвижить жертву. Он мог их ослаблять. Мог измываться над ними…

   — Тогда почему именно олманец? Может, он наверниец? Или доннариец? Этих вообще здесь немерено стало!

   — Он олманец, — покачала головой Роден. — Он пытается работать под иных, чтобы отвести подозрения. Первая жертва — молодая, неприглядная, незамужняя девочка восемнадцати лет. Никто из своих на нее внимания не обращает, но вокруг много олманцев, которым она нравится. Военные, миротворцы, сотрудники бюро по миграции… Олманцы вокруг. За три года она привыкла их видеть. Она привыкла к тому, что нравится им больше, чем своим. Да и сама она больше похожа на них, чем на своих. Он выманил ее. Но как? Втерся в доверие? Или пригласил пройти с ним для проверки? Девочка не возвращается с учебы в общежитие. Идти до общежития недалеко. Там оживленная улица, много людей вокруг, много военных и миротворцев. Затолкай он ее в машину посреди белого дня или затяни в подворотню — кто-нибудь наверняка бы заметил. А сообщений никаких не было.

   — Как и камер на улице, — вздохнул Темный.

   — Да. С этим не повезло, — согласилась Роден. — Но и Эстет знал о том, что на этой улице нет камер. Бьюсь об заклад, что она была с ним знакома. Прикинуться военным просто. Простота не для него. Нужно познакомиться, втереться в доверие, понравиться ей, чтобы она ушла с ним добровольно. Вот уровень его полета! Он мог начать окучивать ее в каком-нибудь магазине или подсесть в кафе. Проверка документов, любой другой предлог. Извинения за неудобства. Несколько приятных слов. Пара улыбок. Она не боится его, потому что на нем какая-нибудь форма. Он на службе. Миротворец? Бюро по миграции? Не военный. Военные их пугают. А этот вроде как на ее стороне… Девочка не рассказывает подругам о своем новом знакомом. Да и как рассказать, если он не их племени? Она возвращалась в общежитие в тот день, и он встретил ее по дороге. «Может, выпьешь со мной кофе? Здесь рядом, недалеко. А давай срежем угол. Я знаю, тут совсем близко». И все. Она ушла добровольно и не вернулась. Он — олманец, Темный. Ему не больше тридцати — иначе бы она восприняла его как «папочку». Он имеет доступ на территорию резервации.

   — Мы проверили всех олманцев, имеющих туда доступ, — вздохнул Темный.

   — Значит, плохо проверили. Проверьте еще раз. Кто в день исчезновения находился там? В дни каждого из исчезновений кто был в резервации? Кто покидал резервацию? Это важно!

   — Да знаю я, что это важно! — прикрикнул Темный, и Роден все поняла.

   — Конечно, ты уязвлен! — воскликнула она и подошла к нему. — Это нормально, когда ты движешься в одном направлении, но приходит кто-то и говорит тебе, что ты неправ.

   — Все лежало на поверхности. Я просто этого не увидел.

   — Зато тебе под силу размазать меня по стене, — справедливо заметила суирянка.

   — Я уже и в этом сомневаюсь. — Он отошел в сторону и присел на пол.

   Роден вспомнила, как злилась, когда у кого-то что-то получалось лучше, чем у нее. Она до сих пор тяжело переносит поражения. А в этом деле уже на начальном этапе она уделала Темного по всем фронтам. И он это прекрасно понимал.

   Роден подошла к нему и присела перед ним на корточки.

   — Я не всесильна. — Она улыбнулась. — Я так же уязвима, как и ты. Взгляни на меня…

   Он поднял глаза.

   — Это уродство — цена за самое большое поражение в жизни.

   — Я не вижу уродства, Роден, — ответил он. — Ты красивая женщина и прекрасно об этом знаешь.

   Она моментально изменилась в лице. И он это заметил.

   — Прости… Я не хотел тебя обидеть.

   Она ничего не ответила. Встала, отвернулась и посмотрела в окно.

   — Загрузи третье место обнаружения, — спустя несколько минут попросила она.

   — Сразу? — не понял Темный.

   — Да. Я хочу бегло просмотреть их все.

   — Хорошо.

   Роден расхаживала по периметру проекции, разглядывая останки.

   — Поднимись вверх. Деревья в снегу. Какая листва на них должна быть?

   — Угадай, — улыбнулся Темный.

   — Желтая, — кивнула Роден. — Он верен себе, хотя в конфликт с природой во втором и третьем случаях не вступал. Он оставил все как есть.

   — Знал, что ты и без листьев все поймешь.

   — Возможно. — Она кивнула. — Четвертое место покажи.

   — Сейчас.

   — И здесь то же самое, — Роден вздохнула. — Это ранняя весна.

   — Да. Деревья с желтой листвой, — подсказал Темный.

   — Пятое место.

   Роден присела на пол, глядя на останки пятой жертвы.

   — Шестое. Хорошо. Седьмое. Хорошо. Восьмое. Твою мать, он не меняет стиль.

   — Знаешь, — Темный отключил проекцию и снял обруч, — пора все же сделать перерыв. Я обещал приготовить для тебя обед. Самое время начать.

   — Ты иди, а я поработаю.

   — Как скажешь. — Темный покинул рабочий кабинет и тихо притворил за собой дверь.

   Егерь осталась одна. Полумрак, вокруг фотографии жертв и мест обнаружения останков… Все это настолько ей знакомо…

   — Ты есть собираешься? — послышался голос из-за двери.

   — Еще немного! Начинай без меня!

   — Без тебя я ничего начинать не собираюсь! Завязывай с этим!

   — А иначе что? — засмеялась она.

   — Догадайся…

   Роден передернуло. Она давно не вспоминала Его. Эта комната… Этот рабочий кабинет как две капли похож на ее собственный… оставленный в прошлом…

   Она подскочила с места и вышла в коридор. Воздуха не хватало. Прошлое клешнями вцепилось в глотку. Комната в конце коридора. Темный не показывал ей эту комнату. Что там?

   Роден рванула вперед и попыталась открыть дверь, но та была заперта на замок. Словно одержимая, она метнулась к себе, достала из сумки электронную отмычку и вернулась к заветной двери. Что она делала? Зачем?

   Роден рвалась в эту комнату по наитию. Потому что подсознание звало. Потому что прошлое накрыло с головой. Потому что ее сломали однажды, и это уже не исправить.

   Дверь распахнулась. Маленькая комната. Маленькая кровать. Маленькая тумбочка, заставленная фотографиями. Роден подошла к ним и начала всматриваться в лица. В лицо. Одно-единственное лицо.

   Она отступила на шаг. Еще на один шаг. Стены вокруг завертелись. Стало трудно дышать.

   — Что ты здесь делаешь?

   Роден обернулась и встретилась взглядом с самой Тьмой. Тело вспыхнуло. Тело заискрило.

   — Что ты делаешь в комнате моей сестры? — переспросил ее Темный.

   — Это не ее комната… — прошептала Роден, покрываясь молниями. — Это алтарь, которому ты поклоняешься…

   — Убирайся отсюда… Немедленно!!!

   — Мне наплевать, что ты влюблен в сестру! — закричала она. — Это — твои проблемы! Ты винил себя за ревность к матери, потому что сестра — родная дочь, а ты — приемный ребенок. Но Темный не может ревновать, это же неправильно! Значит, он будет любить! Он должен любить собственную сестру! Ты создал из нее идола и стал ему поклоняться! Никто и никогда не заменит тебе ее, никто и никогда не сравнится с ней! Пошел ты! Пошел ты со своими девиациями!!!

   Она ударила его электричеством. Он отступил на шаг, морщась от боли. Новый удар. Еще один. Еще!

   Он бросился вперед, схватил Роден за шею и опрокинул на ковер. Навис сверху.

   — Остановись!!! — во все горло прокричал он, и она перестала искрить.

   Пальцы разомкнулись. Он тяжело дышал. Он был зол.

   — Может, пора поговорить о твоих девиациях? — сквозь зубы процедил Темный. — Я напоминаю тебе покойного мужа? Он тоже был красив? Умен? Талантлив? Он тоже, в отличие от твоего отца, проявлял заботу? Гора булок на столе — и ты раздвинула ноги. Как же низко ты себя ценишь, Роден!

   Она ударила его ладонью в грудь. Стало больно, но не настолько, чтобы слезть с нее.

   — Ты хочешь, чтобы о тебе заботились, чтобы тебя любили. Но делаешь все для того, чтобы у всех и каждого отбить это желание. Ты ненавидишь себя за то, что произошло, и ненавидишь весь остальной мир за то, что продолжаешь с этим жить. Я — не твой муж, Роден. Я не буду тебя любить, потому что не способен на это. Хочешь трахаться со мной? Давай трахаться! Но не смей меня лечить! Все поняла?

   Глаза Роден заслезились.

   — Может, я и дешевка… — прошептала она. — Но для меня хотя бы булок испекли. А что сделали для тебя, что ты так завелся?

   — Ну и сука же ты! — прошипел Темный и впился в ее губы.

   Он вошел в нее одним толчком. Она застонала и начала двигаться под ним. Секс, похожий на издевательство, страсть, в которой нет ни капли любви, ни толики заботы… А ей и не нужна эта любовь. Ей не нужна забота. Она отвратительна. Она достойна только этого.

   Слезы полились из глаз, омывая щеки и скатываясь по шее на пол. Роден обмякла, пустыми глазами глядя в потолок.

   Темный остановился.

   — Роден… — будто издалека позвал он. — Роден, ты слышишь меня?

   Она не ответила. Ей было абсолютно все равно, что он делает, как он это делает.

   Зафир прижался губами к ее щеке и закрыл глаза. Перед лицом Роден возникло небо. Чистое, голубое, с проплывающими в нем облаками. Ветер подул в лицо. Трава зашелестела вокруг. Здесь хорошо… Здесь так хорошо…

   — Прости меня, — прошептал он, прижавшись губами к ее уху. — Пожалуйста, прости меня.

   Но она так ничего и не ответила.

***

— Куда ты пропал? Я волновалась! — Эберроуз вошла в кабинет Стефана без приглашения и присела на диван.

   Император оторвался от изучения документов и снял обруч с глаз.

   — Во-первых, добрый день, Эберроуз, — произнес он. — Во-вторых, ты не постучала, хотя правила тебе известны. В-третьих — ни сейчас, ни впредь я отчитываться перед тобой не собираюсь. Это понятно?

   — Да, — тихо кивнула она.

   — Где-то через час к нам приедет твоей отец.

   — Какие-то проблемы в резервации? — забеспокоилась невеста.

   — Участились случаи незаконных перемещений через границу. Меня это беспокоит. Хочу попросить его усилить меры безопасности.

   — Я поняла. — Она кивнула и встала. — Я переоденусь. Думаю, отец захочет повидаться со мной.

   — Безусловно, — согласился Стефан.

   — Извини, — тихо обронила она и так же тихо покинула кабинет.

   Стефан долго смотрел на запертую дверь, затем надел обруч и связался с поверенным.

   — Есть новости по делу?

   — Нет, мой император.

   — Согласно отчету службы безопасности, моя невеста постоянно выходит на связь со своим братом. Я хочу, чтобы ты проверил все его контакты. Особенно меня интересует последняя неделя и период моего отсутствия на Олмании. Если найдешь что-нибудь необычное, сразу поставь в известность меня.

   — Да, мой император.

   Стефан прервал соединение и бросил обруч на стол. Ему уже доложили о том, что Сафелия украла данные по переписи населения иных. Стефан понимал, зачем ей эти сведения. Он даже знал, куда именно и зачем она поедет. Вот почему она забрала с собой его пропуск. И если она вляпается в неприятности в очередной раз, он может не успеть ей помочь.

ГЛАВА 7

Сафелия активировала голограмму и снизила скорость. Проверять все самой ее научила Роден. «В материалах дела ты никогда не найдешь тех деталей, которые поведают тебе родственники или близкие жертве люди. Мимика, выражения лиц, задержка ответов, — все это даст тебе подсказки, в каком направлении двигаться дальше».

   Сафелия пристроилась в длинную очередь машин, пересекающих границу. Спустя минут двадцать она опустила стекло и предъявила удостоверение агента бюро безопасности империи. Брови военного поползли вверх, когда он прочел звание человека, сидящего в подержанной дешевенькой машине.

   — Требуется несколько минут для подтверждения, — ответил офицер и отвернулся от безлицей Сафелии.

   Безусловно, он проверял подлинность удостоверения некоего генерала с малоизвестной фамилией. Военный обернулся, вернул документ и отдал честь.

   — Счастливого пути, мэм.

   Сафелия спрятала удостоверение Стефана в карман и закрыла окно. Естественно, Антроуз Беверин вполне мог оказаться женщиной, а не мужчиной, о чем в пропуске ничего написано не было.

   Спустя час пути она подъехала к дому на окраине маленького поселка и остановилась. Скрывать лицо в подобной ситуации было нельзя. Сафелия вышла из машины и направилась к дому. Звонок оказался сломан, и она постучала. Открыли не сразу. А когда открыли, девушка была вынуждена отступить на несколько шагов назад.

   — Добрый день, господин Алексон! — Сафелия старалась говорить на древнем олманском без акцента, но судя по искривленному лицу двухметрового мужчины, открывшего дверь, у нее получалось плохо. — Я пришла поговорить с вами о вашей покойной дочери, Эмбер. Могу я войти или мы можем пообщаться здесь?

   — Кто вы? — спросил мужчина, не спеша распахивать дверь перед Сафелией.

   — Я — стороннее лицо, которое заинтересовано в расследовании серии убийств женщин на территории резервации.

   — Вы из какого-то бюро? — скривился иной.

   — Нет, — покачала головой Сафелия.

   — Репортер?

   — Нет, господин Алексон. Я — человек, занимающийся расследованием преступлений, о которых кто-то хочет умолчать.

   — Вы репортер! — Мужчина попытался закрыть дверь, но Сафелия вставила ногу в проем, прекрасно зная, что незнакомец может переломать ей кости. — Чего вам надо! — повысил тон иной. — Мы уже разговаривали со следователями и людьми из бюро!

   — Никто из них вам не поможет, — покачала головой Сафелия. — Даже если они найдут его, вы останетесь оплакивать утрату дочери в неведении. А я хочу, чтобы вы знали правду. Чтобы, ложась спать, вы были уверены в том, что убийца мертв и она отомщена.

   Иной медленно отворил дверь и пропустил Сафелию в дом.

   — Ваше имя, госпожа…

   — Лоскутное Одеяло, — вежливо кивнула Сафелия и расстегнула ворот куртки, обнажая толстый рубец на шее. — Называйте меня Лоскутным Одеялом.

***

Иной проводил Сафелию в гостиную, усадил в кресло и принес ей горячий чай.

   — Вы один дома? — спросила она, отпивая из кружки.

   — Моя жена больна, — вздохнул мужчина. — Она не выходит из своей комнаты с того момента, как нашу девочку нашли… Точнее, нашли то, что от нее осталось.

   Сафелия поставила кружку на стол.

   — Я не буду записывать наш разговор, — произнесла она. — Все, что вы расскажете мне здесь, в этой комнате, останется в этой комнате. Надеюсь, так же, как и мой визит к вам.

   — Вы работаете нелегально?

   — Легальные работники вам вряд ли чем-то смогут помочь.

   Иной присел в кресло напротив Сафелии и отвернулся к окну.

   — Пообещайте, что если найдете его… то убьете, — произнес мужчина.

   — Жить он не будет, — кивнула Сафелия.

   — Хорошо. — Мужчина закрыл глаза. — Хорошо.

   — Расскажите мне о вашей дочери. Какой она была? С кем дружила? Где любила проводить время? Расскажите мне о том, как она пропала и где ее нашли. Кто бывал в вашем доме до и после ее смерти? Если помните имена — называйте их. Если имен не помните — описывайте внешность. Мне нужно знать о ней все.

***

— Мирен была обычной девушкой, — не скрывая слез, шептала мать погибшей. — Доброй, покладистой. Подруг у нее было немного, в основном те девочки, с которыми она дружила еще на корабле. Знаете, после прибытия сюда у нее были небольшие проблемы с открытыми пространствами.

   — Так же, как и у вас? — спросила Сафелия, откусывая кусочек орехового печенья и запивая его чаем.

   — Агорафобия — удел многих из нас, — улыбнулся отец жертвы. — Обратите внимание, что даже вечером жители городка предпочитают сидеть дома, а не идти куда-то гулять.

   — Я знаю, что со всеми вами работают психологи. — Сафелия откусила еще кусочек печенья.

   Женщина цокнула языком и отвернулась.

   — Я, мой муж, наши родители и их родители никогда не покидали родных стен нашего корабля. Другие летали на планеты, работали там вахтовым методом и возвращались назад. Многие из них начинали страдать клаустрофобией. А жить с таким на корабле… — Иная покачала головой.

   — Чем они занимались на этих планетах? — спросила Сафелия и пригубила чай.

   — Добывали полезные ископаемые. — Женщина пожала плечами. — Забирали последнее, что осталось. Условия работы там жуткие. Но они хорошо зарабатывали и могли изредка выходить в скафандрах на поверхность. — Иная взяла кружку с чаем и отпила немного. — Работать на планетах брали не всех. Юнри не раз подавал заявку, но… — Она вздохнула и потерла рубец на запястье. У него плохой генотип. Неподходящий для этих работ.

   — Я заметила, что у многих иных… — Сафелия осеклась и перешла на шепот, — что у многих из вас есть вот такие рубцы на руках.

   Супруги переглянулись и тут же отвернулись друг от друга.

   — У Мирен был такой же рубец? — спросила Сафелия.

   Родители жертвы молчали.

   — Все, что будет сказано в этой комнате, останется в этой комнате, — напомнила Сафелия. — Вашу девочку убили. Над ней издевались перед смертью. Вы хотите, чтобы тот, кто это сделал, ответил за все? Если хотите — начните говорить мне правду. Иначе… — Она развела руками. — Иначе он останется на свободе.

   — Нам нельзя об этом говорить, — шикнул мужчина. — Запрещено!

   — Никто не узнает, — прошептала Сафелия и наклонилась к нему. — Почему у вас обоих на руках эти рубцы?

   — Потому что мы — клонаты.

   — Клонаты? — шепотом переспросила Сафелия.

   — Мы родились от многих людей, — пояснил иной.

   Сафелия откинулась на спинку кресла и нахмурилась.

   — Вы — клоны нескольких людей?

   — В нас собран генотип многих людей, — кивнул иной. — Изоляция порождает генетическое однообразие. Чтобы разбавить генотип, создают клонатов. Мы родились в лаборатории на корабле, после чего были усыновлены нашими родителями.

   — Клонатами? — уточнила Сафелия.

   — Да, — кивнула иная. — Клонатам разрешено иметь одного кровного ребенка в семье. Других детей они могут усыновлять, но только клонатов.

   — Мирен была родным ребенком?

   — Нет, — покачала головой женщина. — Наш родной ребенок погиб во время инцидента на корабле.

   — Какого инцидента?

   Оба родителя замолчали.

   — Восстания? — Сафелия старалась произнести это как можно тише, но не получилось. — Восстания клонатов? — переспросила она.

   — Клонатов создавали не только для разнообразия вида. — Иной протянул руку и ждал ладонь супруги. — Нас создавали для определенной работы. Моя супруга — портниха. Я — механик. При рождении нам был присвоен регистрационный номер, — он потер рубец на запястье, — и мы могли заниматься только тем, для чего нас создали.

   Сафелия кивнула в знак того, что понимает, о чем они говорят.

   — Что еще клонатам позволяли делать? — аккуратно спросила она.

   — Выбирать одежду, еду… — Женщина на глазах поникла и опустила глаза.

   — Право голосовать, избираться в органы управления… — Сафелия не спрашивала их, а констатировала, ибо знала, что больше никаких прав у этих людей в другом мире не было. — Все решали за вас?

   — Не только это, — прошептала женщина. — За кого замуж выйти, от кого ребенка родить… — Она прижала кулак к губам и зажмурилась.

   Ее муж молчал. Он старался не смотреть на супругу, как будто испытывал в этот момент чувство вины перед ней.

   — Клонаты — это рабы? — Сафелия озвучила вопрос и осеклась.

   — Рабам не платят зарплату, — мягко улыбнулась иная. — Клонатам зарплату всегда платили вовремя.

   — И вы — восстали…

   — Нас разгромили уже спустя два дня, — ответил иной. — Наш сын погиб в той бойне.

   — Когда с вас убрали регистрационные номера?

   — За неделю до прибытия сюда. Мы все подписали документы. За разглашение — смертная казнь.

   — Значит, я первый человек, которому вы рассказываете об этом? — не поверила собственным ушам Сафелия.

   — Да, — кивнула иная. — Чистокровные это тщательно скрывают. Они боятся, что узнай люди в этом мире о том, каким образом мы выживали на своих кораблях, чистокровные вмиг лишатся своей власти.

   — Чистокровные… — прошептала Сафелия. — Высшие представители? Они сохраняли чистоту рода?

   — Да. — Иная вновь кивнула. — В их семьях часто рождались больные дети… Ходили слухи, что когда ребенок умирал, в качестве замены семье возвращали здорового клона с исправленными поломками в геноме. Но это только слухи, — покачала головой она.

   — То есть чистокровные клонировали собственных погибших детей, но только делали их здоровыми?

   — Так наши говорили… — замялся иной.

   — А Мирен… Как клонат, кем она должна была работать?

   Родители вновь замолчали.

   — Кем должна была работать Мирен? — повторила вопрос Сафелия.

   — В сфере обслуживания… — произнес иной.

   — Какого обслуживания?

   — Для чистокровных… — прошептала иная. — Ее сделали похожей на них.

   Сафелия вцепилась в кружку с чаем и стала глотать. Допив все до дна, она поставила кружку на стол и выдохнула.

   — Если я правильно поняла, чистокровные предпочитали женщин хрупкого телосложения? — набравшись смелости, спросила она.

   — У них всегда были свои предпочтения, — вздохнул мужчина. — Если бы Мирен забеременела, ее ребенка усыновила бы семья чистокровных.

   — А Мирен продолжила бы работать? — едва выговаривая слова, произнесла Сафелия.

   Родители ничего на это не ответили.

   — Скажите, — Сафелия старалась говорить спокойно, но получалось плохо, — Мирен начала работать до того момента, как пропала?

   Мать неожиданно зарыдала и выбежала из комнаты.

   — Мы восстали, потому что должны были восстать… — прошептал иной.

   — Сколько ей было, когда она… — Сафелия осеклась.

   — Шестнадцать, — вздохнул отец и отвернулся.

   — Имена ее любовников вам известны?

   Иной потер взмокший лоб. Говорить он не спешил.

   — Это может быть один из них, — прошептала Сафелия, наклоняясь к нему. — Один из чистокровных ублюдков, который пользовался вашей дочерью, как своей собственностью. Вам никто не поможет его найти, понимаете? Даже если чистокровные и знают, кто он, они до последнего будут его покрывать. Потому что правда… Правда, которую вы мне только что рассказали, может их всех убить. Если Совету Всевидящих станут известны подробности вашего пребывания на корабле, они не оставят чистокровных в живых.

   — Уже оставили! — воскликнул иной и встал с дивана. — Одеяло, или как там тебя зовут… Думаешь, с нашим приходом в этот мир все закончилось? Где чистокровные, а где — мы? Как только император Олмании женится на этой… этой… — Мужчина сжал кулаки. — Как только он женится на этой чистокровной, все их грехи будут забыты. Думаешь, Мирен обслуживала их только на корабле? Нет, Одеяло. Они вызывали ее к себе и здесь. Остальные пропавшие девочки… Они ведь были такими же клонатами, как и Мирен… Никто из их родителей не скажет тебе правды. Потому что понимают: ты ничего не сможешь изменить.

   — Тогда почему вы рассказали эту правду мне? — спросила Сафелия, вставая с кресла.

   — Потому что терять больше нечего, — прошептал иной. — Мы верили, что с приходом сюда все изменится. Что жизнь, которую выбрали за нас, никогда не будет прежней. Мы потеряли сына в борьбе за это. Мы заплатили дорогую цену, Одеяло. Но здесь… Здесь ничего не изменилось. Кто-то забрал у нас дочь. Мы воспитали ее. Мы вырастили нашу девочку и отдали им на потеху. Теперь наша девочка мертва. Поверьте, ни один следователь из бюро общественной безопасности, который побывал здесь, ничем не сможет нам помочь. Не знаю, почему тебя, Одеяло, это дело интересует, но если за твоей спиной нет никого — ты уже труп.

   — Имена любовников Мирен… — не своим голосом произнесла Сафелия. — Огласите их имена, господин Либро.

   Она вышла из дома и села в машину. Руки тряслись. Сердце заходилось. Все это… Все это было похоже на какой-то розыгрыш. Вот сейчас появятся ее братья, их жены, и все начнут смеяться, указывая на Сафелию пальцем. «Поверила, да?» «Ты бы видела свое лицо, сестренка!»

   Но перед машиной Сафелии так никто и не появился. Сжав руль, она прижалась лбом к руке и зажмурилась. Одной ей с этим говном не справиться. Это не просто серия убийств на сексуальной почве. Здесь дело в политических играх иных и их секретах. Рассказать правду Стефану? Сафелия все еще не была уверена, что сама поверила в это. Нужно продолжить копать. Следует вернуться в дома, которые она уже обошла, и снова поговорить с родителями жертв. И еще ей нужны материалы этого дела. Подробности. Ей необходимы подробности.

   Сафелия достала обруч и набрала личный номер Стефана.

   — Слушаю, — ответил знакомый голос.

   Сафелия оборвала соединение, сняла с запястья браслет и отбросила его в сторону. Электронная игрушка отскочила от стекла и упала на сиденье рядом.

***

— Что ты здесь делаешь? — спросил Стефан, проходя в свой кабинет.

   Эберроуз в вечернем платье сидела на диване.

   — Жду, когда ты уделишь мне хоть каплю внимания. — Она как всегда приветливо улыбнулась и кивнула.

   — Твой отец только что уехал. — Император подошел к своему столу и бросил взгляд на браслет, который не мог там оставить. — Вы успели обсудить предстоящие мероприятия?

   — Мы условились встретиться завтра. Он пригласил меня на обед.

   Стефан присел в рабочее кресло, все так же глядя на браслет, лежащий перед ним на столе.

   — Только тебя? — Он взял браслет и покрутил в пальцах.

   — Завтра у тебя плотный график встреч. Отец приглашал нас двоих, но я сказала, что ты очень занят.

   — С каких пор ты определяешь, занят я или нет? — Взгляд Стефана устремился на невесту, которая вела себя непривычно раскованно.

   — Извини, если это оскорбило тебя. — Она пожала плечами и встала с дивана. — Я хотела как лучше.

   — Как ты открыла биометрический замок на двери в мой кабинет? — Стефан надел браслет на запястье и откинулся в кресле.

   — Я ничего не открывала. — Эберроуз указала рукой на дверь. — Я искала тебя после встречи с отцом и решила заглянуть в кабинет. Было открыто, и я осталась ждать тебя здесь.

   — Что ж, ты дождалась меня. — Он улыбнулся и сложил руки на груди.

   — Кажется, ты в очередной раз мной недоволен. Не стану досаждать тебе и отправлюсь спать.

   — Мудрое решение, Эберроуз.

   Она взглянула на него так холодно, что Стефану показалось, будто он сейчас замерзнет.

   — Спокойной ночи.

   — И тебе, дорогой. — Она подобрала рукой подол платья и медленно прошествовала к двери.

   В помещении остался лишь густой аромат ее духов. Слишком приторный и тяжелый для женщины, демонстрирующей ненавязчивость и легкость.

   Стефан активировал браслет и пролистал журнал вызовов. Ему никто не звонил. Он набрал поверенного и назначил встречу в городе. Затем снял браслет и выбросил в мусорное ведро.

***

Роден не спустилась на обед. Не пришла она и на ужин. Зафир спрятал в холодильник все, что для нее приготовил. На многочисленные телефонные звонки и сообщения по сети он не отвечал. От группы известий не было, а дела его большой семьи в данный момент его мало интересовали.

   Раньше такое чувство вины он испытывал только перед одной женщиной. Теперь этих женщин в его жизни стало две. Зафир опрокинул в себя стакан какого-то пойла и отправился спать.

   Он залез под одеяло и накрылся с головой, словно маленький ребенок, прячась от монстров, вздыхающих в темноте. Он свыкся с тем, что его монстры никогда не оставят его в покое. Они одной масти с тем изувером, в лапы которого угодила Роден.

   Сцены из прошлого стали возникать перед глазами Зафира, и он зажмурился. Назефри лежала, не двигаясь, а он на ней. Зафир закричал, зажимая уши руками, и демоны отступили. Он выдохнул, вжался носом в подушку. Давно у него не было приступов. Обычно после секса приступов не возникало.

   Темный вспомнил лицо Роден, светящееся в темноте. Ее грудь. Тепло ее тела и громкие стоны на кухне. Он почувствовал себя лучше. У нее красивые глаза. Когда она улыбается, они улыбаются вместе с ней. И грудь у нее красивая. Беда… Что же он наделал… Что он натворил…

   Щелкнул замок. Зафир повернулся. Дверь приоткрылась и тут же закрылась. Гостья осталась стоять в комнате.

   Он присел, глядя на очертания ее фигуры в полутьме. Роден скинула с плеч халат и прошла к кровати. Откинула одеяло и забралась в постель. Присела рядом с Зафиром. Стянула с него рубашку от пижамы, а затем и штаны. Он не сопротивлялся. Хотел прикоснуться к ее лицу, поцеловать, но она отбросила его руки. Забралась наверх, оседлала его живот. Холодные ладони заскользили по плечам, по его груди. Тело Роден засветилось в темноте. Красивое тело. Красивое лицо. Зафир протянул руку и коснулся ее груди. Она позволила. Сжал пальцами сосок, провел по нему ладонью. Роден опустилась ниже. Еще ниже. Приподнялась и медленно вобрала его в себя. Сухая.

   Темный присел и прижал ее к себе. Она хотела двинуться вверх, но он не позволил.

   — Тш-ш-ш… — Он погладил ее по волосам. — Куда ты спешишь?

   Он коснулся губами ее щеки, спустился к губам. Обволок их языком, раскрыл, скользнул внутрь. Она ответила. Руки заплутали в ее волосах. Они шелковистые, как ее кожа, они непокорные, как ее рубцы, они пахнут весной, как ее смазка. Язык защекотал язык, он втянул его в рот. Глубокий поцелуй, жадный. Ладони заскользили по спине к ягодицам, сжимая, сминая их пальцами и приподнимая, чтобы опустить вниз вновь. Еще. Снова. Ему нужно больше. Гораздо больше.

   Стон ему в губы. Он не отпустит ее рот. Не выпустит ее язык. Зафир опрокинул ее на спину и опять погрузился. Мягко, плавно, настойчиво. Больше ее. Еще больше. Он уложил ее ноги себе на плечи. Она задрожала от этого. От его движений в ней. От этого слишком приятно. От этого он застонал.

   Ее ладони на его спине. Они сжимают, как и ее плоть сжимает его. Быстрее. Еще быстрее. Ее затрясло. Она заметалась. Нет. Он не сбавит темп, он не сменит позу. Кончай… Ну же! Кончай вместе с ним!

   Роден содрогнулась, выгибая спину и подавая бедра навстречу. Еще больше ее. Еще! Она застонала. Сокращения вокруг. Сокращения везде и сразу. Женщина, пахнущая весной… Женщина, светящаяся, словно солнце.

   — Роден, — прошептал он ей в губы.

   Она не сразу зашевелилась под ним. А когда зашевелилась, он ее отпустил. Она перекатилась на край кровати. Встала. Подобрала с пола халат и открыла дверь.

   — Больше ты не будешь испытывать чувства вины по отношению ко мне, — произнесла она и оставила его одного.

***

Зафир открыл дверь и заспанными глазами уставился на Стефана. Молча пропустил брата в дом.

   — Я готовлю завтрак для Роден. — В измятой пижаме он направился на кухню. — Можешь позавтракать с нами.

   — Не откажусь. — Стефан снял плащ и бросил его на тумбочку в холле. — Роден еще не проснулась?

   — Семь утра, — напомнил Зафир, наливая брату кофе. — Она встает не раньше девяти.

   Стефан понимающе кивнул, принял из рук Зафира кружку и присел за стол. Темный как ни в чем не бывало продолжил месить тесто.

   — Не знал, что ты печешь. — Стефан попробовал кофе и встал, чтобы добавить сахар.

   — Не знал, что ты пьешь сладкий кофе.

   — Недавно начал. — Брат насыпал несколько ложек сахара в кружку и размешал.

   — Я давно пеку. — Зафир продолжал замешивать тесто. — Это успокаивает.

   Стефан пригубил кофе и вернулся за стол. В повисшем молчании Темный оставил тесто подходить, достал противень, обмазал топленым маслом. Нарезал тесто, вылепил три вида булочек. Подождал, пока духовка нагреется, и поставил булочки печься. Затем присел за стол напротив брата и подпер голову рукой.

   — Она в беде, — произнес Стефан. — По моей вине. Я знаю, кто охотится на нее. Знаю, кто приказал ее убрать. Но доказательств у меня никаких нет. Я не могу просто изолировать ее или убить. И только сейчас понимаю, насколько у меня связаны руки. Иные передали нам и Сомери все разработки по прорывам пространства. Теперь я обязан ответить. Вчера она украла мой браслет и взломала биометрический замок в моем кабинете. Я не знаю, что она искала, но она определенно что-то искала. На мой браслет в это время поступил вызов с неизвестного номера. Она ответила на него. Разговор длился около пяти секунд. Она сразу же стерла данные об этом вызове. Когда поверенный принес мне распечатку звонков на мой номер за тот вечер, я перезвонил неизвестному абоненту. Абонент недоступен. Я пробил имя владельца. Некая госпожа Миртроуп, которая два года как покоится с миром на Олмании. Каждый час я перезваниваю по этому номеру в надежде, что она вернется в сеть и ответит мне. Я знаю, что звонила она. И знаю, что обстоятельства для этого были чрезвычайными. Значит, она снова в беде и искала помощи у меня. А на вызов ответила Эберроуз… — Стефан отодвинул от себя кружку и откинулся на спинку стула.

   — Из всего вышесказанного, я не понял только одного: ты хочешь убить Эберроуз или Сафелию? — признался Зафир.

   — Эберроуз.

   — А теперь расскажи мне то, чего я не знаю, — попросил Зафир. — Если хочешь, конечно, чтобы я тебе помог.

***

Аромат свежеиспеченных булочек наполнил кухню, и Темный поспешил достать их из духовки.

   — Этот номер она больше не использует. — Он стал выкладывать булочки на блюдо. — Так что перестань звонить. Если бы дело было совсем плохо, она бы вышла на связь с Роден. Значит, у Сафелии есть план и ситуацию на данном этапе она контролирует.

   — Она покинула резервацию вчера около двенадцати ночи, — покачал головой Стефан. — Она не стесняясь использует одно из моих удостоверений, как будто машет рукой у меня под носом. И я ничего не могу сделать.

   — Да брось. — Роден в халате Зафира вошла на кухню. — Если бы ты хотел ее найти и задержать, ты бы уже давно это сделал. — Подошла к блюду с булочками и взяла одну в руки. — Горячая! — Она стала перекидывать ее из ладони в ладонь, чтобы не обжечься.

   — Все подслушала? — поинтересовался Стефан.

   — Конечно. — Роден пожала плечами. — Ты же в дверь позвонил, как приличный человек, а здесь система оповещения во всех комнатах. Разве уснешь после такого гула в ушах?

   — Я отрегулирую громкость, — пообещал Зафир.

   — Было бы чудесно. — Она улыбнулась и откусила кусочек булочки. — М-м-м! Божественно! Спасибо, дорогой! — Роден чмокнула Зафира в щеку и подошла к кофемашине.

   Он любезно выбрал для нее лучшую фарфоровую чашку и поставил ее в аппарат.

   — И ложечку сахара, пожалуйста, — улыбнулась Роден, дожевывая булочку.

   — Как прикажете, моя госпожа. — Темный всыпал сахар и размешал его. — Пожалуйста.

   — Благодарю. — Она сжала чашку в ладонях и прикоснулась бирюзовыми губами к полупрозрачному фарфору.

   Зафир так и завис на этих губах. Она сделала глоток и прилипла ими к чашке, будто целуя хрупкий край. Пространство вокруг исказилось, краски мира померкли. Остались только он и она. Его Тьма и ее Свет. Зафир никогда не умел воздействовать на чужие оболочки. Этот дар ему был неподвластен. Роден считает по-другому. А он молчит, не желая признавать то, с чем она вряд ли согласится. Он проскочил во времени вместе с Роден и помнил все, в отличие от Учителя, который только заподозрил неладное. Этому явлению было объяснение. Объяснение настолько простое, что Роден, услышав его, разобрал бы смех. «Такие дети не рождаются случайно. Они появляются в эпоху перемен как орудие возмездия». Ромери взял с него слово беречь и защищать ее. Выходит, он догадался раньше Зафира? Распознал дар раньше самих учеников, как и положено Учителю?

   Зафир протянул руку во Тьме, окружающей его, чтобы прикоснуться к коже щеки Роден, подсвеченной изнутри сотнями огоньков. Никогда он не видел ничего более прекрасного, чем это! Зверь внутри проснулся и открыл глаза. Он может напасть на нее. Может сделать с ней все что угодно. Зафир почувствовал дрожь внутри. Его похоть неуправляема. Она неподконтрольна ему.

   Пальцы коснулись светящейся кожи. Внутри как будто что-то отпустило. Нет, он не нападет. Кажется, зверь проснулся только для того, чтобы подставить морду Свету в надежде, что Свет приласкает его.

   — Осторожно!!! — крик Стефана откуда-то издалека.

   Голова Роден дернулась в сторону, кружка выскользнула из пальцев. Будто в замедленной съемке, он наблюдал, как ее тело летит в сторону шкафчиков со стеклом, как кофе выплескивается из чашки, как трескается фарфор и рассыпается на куски от той силы, которая обрушилась на него.

   Зафир успел схватить ее за плечо и рвануть на себя. Она ударилась о его грудь и вместе с ним полетела куда-то назад. Дыхание перехватило, боль отразилась во всем теле, заставляя мышцы сжаться в судороге. Они рухнули на пол. Сначала Зафир, а на него — Роден. Шкафчики с посудой разнесло в щепки, и осколки стали разлетаться по сторонам. Тело суирянки засветилось. Этот свет залил все вокруг. Сердце Зафира остановилось. Он почувствовал это. Ощутил, как вопреки всем законам мироздания, он не растворяется в этом потоке энергии, а продолжает существовать. Глухой удар в груди — и все стало возвращаться назад. Его вместе с Роден подняло в воздух, его рука оторвалась от ее плеча, осколки чашки собирались воедино, кофе вливался в нее. Роден прижалась губами к фарфоровому краю. Все вернулось на круги своя. Пространство. Время. Кухня.

   — Осторожно!!! — закричал Стефан.

   Зафир поднял руку и ответил брату той же монетой. Хлопок. Удар Стефана разошелся рябью по воздуху.

   — Она… — еле ворочая языком, произнес император. — Она…

   — Еще раз поднимешь на нее руку, — не скрывая злобы, ответил Зафир, — и я отвечу тебе так, как умею отвечать!

   — Она же… — Стефан отпрянул, увидев во взгляде брата настоящую угрозу. — Питается тобой…

   — И ты это увидел?

   — Я это почувствовал! — закричал Стефан. — Она тянет энергию из тебя и всего, что ее окружает!

   — Не переживай, император. — Роден прищурилась. — На тебя покушаться не стану.

   — Я тебя не боюсь! А вот он… — Стефан указал на брата. — Почему ты… — Он перевел взгляд на Зафира. — Почему ты позволяешь ей это?

   — Это мое дело, не твое, — отрезал Зафир.

   — Она опасна!

   — Роден не причинит мне вреда до тех пор, пока я не причиню вреда ей.

   — Моя Тьма многих пугает, император, — сказала суирянка и поставила кружку на столешницу. — Эта Тьма способна изувечить или убить. — Она достала елотку и прикурила. — Те, кто лицезреют, считают меня исчадием ада. Возможно, так оно и есть. Твой брат прав, — она взглянула на Зафира, — ты должен быть осторожен с моей Тьмой.

   — Ты ее видишь? — не унимался Стефан.

   — Нет. Лицезрением я не обладаю. Зато ее видит Темный. — Роден сбросила пепел, спокойно глядя на побледневшего императора.

   — Почему ты начал называть себя Темным? — Он повернулся к Зафиру.

   — Сомери задала мне тот же вопрос.

   Роден покосилась на Зафира и тут же отвернулась.

   — Сомери тоже показалось странным это имя? — не понял Стефан.

   — Оно кажется странным всем, кроме меня и Роден. Интересно, почему?

   Взгляд Стефана переместился на суирянку.

   — Что-то ты притихла, — заметил он. — Обычно тебе есть, что сказать.

   — Ты едва не прикончил меня только что, а сейчас спрашиваешь, почему Темный выбрал себе такое прозвище? При чем здесь я вообще?

   — Раньше я не задумывался о его позывном. Но сейчас… Сейчас, глядя на тебя, Роден Кенигстен, я думаю о том, что есть подвох.

   — Еще вопросы? — Она сложила руки на груди.

   — Кто ты такая! — заревел Стефан и стукнул кулаком по столу.

   — Не смей! — предупредил Зафир.

   Император отвернулся и посмотрел в сторону выхода.

   — Я разыскиваю Сафелию. Если знаете, где она прячется, скажите.

   — Сафелия была здесь сегодня ночью, — ответила Роден.

   — Что?! — в один голос воскликнули мужчины.

   — Выглядит она хреново, конечно, — Роден затянулась и выдохнула колечко дыма, — но ей не привыкать.

   — Когда она была здесь? — напирал Стефан.

   — Незадолго до твоего визита. — Суирянка сбросила пепел в раковину. — В дверь она не звонила, конечно. Но окно в библиотеке на первом этаже придется заменить. Так же, как и охранную сигнализацию, кстати. Сафелия приносит свои глубочайшие извинения за порчу имущества.

   — С ней все в порядке? — Стефан плюхнулся на стул позади себя и потянулся к кружке с недопитым кофе.

   — Говорю же, жива она.

   — Зачем она приходила? — Зафир настороженно прищурился.

   — За материалами дела, конечно, — пожала плечами Роден.

   — И ты передала их ей? — зашипел Зафир.

   — Безусловно.

   — Твою мать, Роден! — Темный стукнул ладонью по столешнице и отвернулся.

   — Ты должен доверять Одеялку так же, как я доверяю ей. — Роден вновь затянулась.

   — Как ты ее назвала? — взъерепенился Стефан.

   — Ее зовут Лоскутное Одеяло, если ты не в курсе, император! — гаркнула Роден.

   — Да как ты смеешь!!!

   — Стоять! — Зафир поднял руку, ограждая Роден полем. — Сядь и успокойся! — обратился он к брату. — Немедленно!

   — Не знаю, что она нарыла, — Роден затушила елотку и выбросила бычок, — но наводку по нашему делу она оставила. Родители Мирен Либро. Одеялко сказала, чтобы при встрече с ними я не использовала маску и представилась Егерем, которого отправила к ним Лоскутное Одеяло.

   — Значит, она ездила в резервацию, чтобы поговорить с родственниками жертв? — Зафир поморщился. — А как она на них вышла? Данных ведь нигде нет.

   — Твой брат забыл рассказать тебе о том, что Сафелия сперла базу данных по переписи населения иных. Путем недолгих мытарств она вычислила группу девушек, покинувших этот мир в течение последних полутора лет. На это ее сообразительности хватило. А вот о том, что невеста императора желает избавиться от внезапно объявившейся соперницы, Сафелия, увы, не подумала. Я права, император? — Роден улыбнулась Стефану и вскинула бровь.

   — Доказательств нет, — ответил он.

   — Зато мотив и временны́е совпадения налицо! Сафелия появляется на похоронах, Эберроуз жмет ей руку — и понеслось. Твоя невеста слишком многое узнала. У нее было достаточно времени, чтобы поговорить о любовнице императора со своим папашей и сообщить ему, куда поехал женишок после похорон. Папаша времени зря не терял. Нанял первого попавшегося громилу, которого смог найти по сети на Ксилусе. Хорошо, что громила оказался дилетантом. Сафелия выжила и рванула на Олманию. Здесь он ее и поджидал. Иные прекрасно работают. Лучше твоих ребят, император. Но руки свои они сами не марают. Опять наняли кого-то. И опять не повезло. Не то денег им жалко, не то выходов на настоящих профессионалов нет. Все-таки твои люди пасут иных. И их главнокомандующего — в первую очередь. Наверное, по этой причине пока одни осечки с Сафелией. Я свою теорию ей рассказала. Она со мной не согласилась. Думаю, в глубине души Одеялко понимает, что я права. Откуда тогда такое отрицание? Разве можно поверить в то, что невеста императора будет опасаться какой-то изуродованной жизнью девицы?

   — Не смей так о ней говорить! — закричал Стефан.

   — О ком? — улыбнулась Роден. — Твоей невесте или Сафелии?

   — Сафелии!

   — Ты знаешь, как она выглядит. Она неслучайно пришла именно к тебе. И неслучайно набирала твой номер, пытаясь выйти на связь и сказать нечто очень важное. А ты все просрал! Все просрал!!! — Голос Роден сорвался в крик, и по телу забегали молнии.

   — Роден… — Зафир протянул к ней руку. — Успокойся, пожалуйста.

   Молнии исчезли, и Роден отвернулась.

   — Когда мы больше всех нуждаемся в помощи и поддержке, — произнесла она, прикуривая новую елотку, — подсознание диктуем нам адрес. Мать, сестра, брат, муж, любовник, друг, незнакомец… Они — адресаты нашей надежды. Она пришла к тебе. Ты помог. Наверное, даже трахнул ее на прощание. Но ничего не сделал, чтобы ее остановить. А она хотела, чтобы ты ее остановил.

   Суирянка обернулась к Стефану, молча взирающему на нее.

   — Она явила перед тобой нутро, которое скрывает ото всех. Явила его тебе — человеку, который был последним в списках тех, кому она могла бы это показать. Она знает, что ты всем вокруг должен. Империи. Иным. Сомери. Родственникам. Ей ты тоже должен. Она всего лишь хотела узнать: ты на самом деле ее любишь или только испытываешь чувство вины перед ней. «Я всегда буду любить тебя, милая, но долг дороже», — так ты ей сказал? Думаю, смысл схожий. Дерьмовый смысл, если честно. Душу ты ей изгадил этим смыслом. И она ушла. И о порыве своем подсознательном пожалела. Что-то произошло. Нечто очень нехорошее.

   Роден указала на Стефана пальцем.

   — Ты не к нему пришел, а ко мне! Не знал, что подслушиваю? — Роден вновь засмеялась. — Да вы оба все прекрасно знали! Ну а теперь, раз уж ты снизошел до Зафира и диковинной подруги пропавшей Сафелии, давай поговорим начистоту.

   — Да ты и так душой не кривишь! — выпалил Стефан.

   — Хватит бегать за Одеялком и искать оправдания за одержимость ею! — Роден затянулась и сбросила пепел. — Выбери наконец сторону и действуй. Знаешь, что иные затеяли игру по своим правилам? Не хочешь играть — выведи их на чистую воду. И начни с расторжения помолвки. А если собрался и дальше плясать под дудку Сомери и Совета Всевидящих — иди и пляши! Мы с Одеялком во всем разберемся и свалим с твоей планеты — хрен потом найдешь!

   — Если я расторгну помолку, Сомери ее убьет. — Стефан с прискорбием улыбнулся и глубоко вздохнул.

   — Она угрожала тебе? — спросил Зафир.

   — Недвусмысленно намекнула, — ответил император. — Фуиджи, Урджин, Эста и я, — мы все на крючке. Три года так живем.

   — Только Ромери перечил? — улыбнулась суирянка.

   — Ромери всегда перечил. — Стефан постучал пальцами по столу. — Единственный голос, мешающий Сомери ввести проект по колонизации потустороннего мира.

   Зафир даже присвистнул.

   — А там есть, что колонизировать? — Роден затянулась.

   — Там есть антиматерия. — Стефан потянулся к кружке с кофе, заглянул внутрь и отставил ее.

   — Зачем Сомери антиматерия? — задал вопрос Зафир.

   — У иных есть технология пространственно-временных прорывов. Для работы установки требуется антиматерия. У иных не было ресурсов, чтобы ее добыть. У суирян же ресурсы есть, только в нашем мире нет антиматерии.

   — Речь идет о пространственных перемещениях без участия связанных? — уточнил Зафир.

   — Не просто о пространственных, а о пространственно-временных. На это не способны даже Урджин с Эстой. По правилам Совета Всевидящих решение о дальнейшем развитии мира должно быть принято единогласно. Ромери всегда голосовал против. Теперь Ромери нет, и мы должны избрать нового члена Совета. Никто не сомневается, что Сомери предложит тебя. — Стефан с сожалением взглянул на брата. — От такого предложения ты не откажешься. А когда поймешь, во что ввязался, проголосуешь так, как и все мы.

   — Почему ты уверен в том, что Сомери выдвинет мою кандидатуру на место в Совете?

   — Других достойных кандидатов мы не знаем.

   — Вот тебе и мотив для убийства Учителя, — прошептала Роден.

   — Стефан, — Зафир подошел к столу и присел напротив брата, — ты хотя бы понимаешь, что все это на руку иным? Их технология. Их антиматерия. Наши средства добычи. Они сотрут нас в порошок и колонизируют наш мир еще до того момента, как в нем зародится жизнь.

   — Думаю, Сомери рассчитывает сделать то же самое с их миром.

   — Это слишком самонадеянная игра.

   — Ты кого в этом убеждаешь? — Стефан указал на себя рукой. — Меня убеждать не нужно. Я в своем уме.

   — Тогда голосуй против.

   — Тогда Сафелия умрет.

   — Ромери голосовал против, и Сафелия все еще жива! — повысил тон Зафир.

   — Значит, у Ромери был другой рычаг давления на Сомери.

   — Твою мать, — прошептала Роден. — Твою ж мать!!! — прокричала она.

   Зафир повернулся к ней и встал из-за стола.

   — Ты? — Он подошел к Роден и наклонился, заглядывая в глаза. — Ты была этим рычагом давления!

   — Не я, — покачала головой Роден.

   — Ты. Два года назад ты попала к нему. И он тебя принял.

   — Два года назад… — прошептал Стефан.

   — Когда этот вопрос был впервые вынесен на голосование в Совете? — Зафир обернулся к Стефану.

   — Полтора года назад, — ответил тот.

   — Ты. — Темный вновь взглянул на Роден. — Ты сама сказала, что Сомери кланялась тебе. Ты что-то знаешь. Что-то, что способно ее уничтожить. И руки у нее связаны. Учитель об этом узнал. Жизнь Сафелии — и твоя тайна как противовес. Что за тайна, Роден? Почему Сомери тебя боится?

   — Она меня не боится. — Суирянка прикурила елотку и отошла. — Она меня ненавидит. Но если с моей головы упадет хоть волос, моя мать раздавит Сомери. Мнение народа Суи целиком и полностью зависит от мнения знатных родов, населяющих ее. Нас уважают, к нам прислушиваются. Моя мать лично знакома с каждым представителем парламента, с каждым членом этих знатных семей. Пока все они поддерживают Сомери — Сомери будет занимать пост президента. Если кто-то из них отвернется от нее — Сомери конец. Это — стеклянный мир. И она не станет проверять его на прочность. Мог ли Ромери шантажировать Сомери моим именем? — Роден пожала плечами. — Конечно, мог.

   — Значит, я прав, — кивнул Зафир. — Ты была его козырем в рукаве.

   — Теперь Ромери не помеха. — Она затянулась и выдохнула дым.

   — Зато теперь ты козырь в нашем рукаве, — улыбнулся Темный.

   — Не будь столь самонадеянным, — вздохнула Роден. — Если ты прав, а я полагаю, что ты прав, Сафелия до сих пор ее заложник. Он, — Роден указала рукой на Стефана, — может это изменить. Если Сафелия будет рядом с ним — устранить ее станет гораздо тяжелее. Но для этого придется рискнуть.

   — Ею же и рискнуть, — добавил Стефан. — Пока она мешает только иным. Как только я расторгну помолвку, за ней начнет охоту и Сомери.

   — Давайте на время оставим эту тему. — Роден выпустила колечко дыма. — Предлагаю наведаться в дом к семье Либро и проверить наводку. Сафелия раскопала нечто очень важное, но говорить, что именно, не стала. Значит, боится. А Одеялко не из пугливых.

   — Думаешь, если пойдем по ее зацепке, сможем убедить Сафелию вернуться? — с надеждой спросил Стефан.

   Роден улыбнулась императору.

   — В отличие от тебя, мне убеждать ее не в чем…

   — Да как ты…

   — Сядь и успокойся! — вновь закричал Зафир. — А ты, — он приставил палец к груди Роден, — перестань его провоцировать.

   — Ну, он же такой милый, когда злится… — захлопала ресницами Роден и захохотала.

   — Я ее придушу…

   — Я сам, — кивнул Темный. — Сам.

ГЛАВА 8

Роден стояла на пепелище. Дом семьи Либро загорелся поздно ночью. Тела жильцов, точнее то, что от них осталось, нашли только утром. «Короткое замыкание» — сообщили следователи. «Хрена с два», — пробормотала Роден и направилась к машине.

   Пока Зафир и Стефан в масках разговаривали со следователями, Егерь думала о том, что им пора ехать в дом какой-нибудь другой жертвы и беседовать с теми свидетелями, которые все еще живы. Если они все еще живы, конечно.

   Стефан отошел в сторону и начал с кем-то говорить по сети. Роден докурила елотку и села на заднее сиденье машины.

   Олманцев долго ждать не пришлось.

   — Одиннадцать домов объехать придется, — невзначай бросила она.

   — Сегодня мне нужно будет вернуться в резиденцию, — сообщил Стефан. — Левифан требует аудиенции вечером. О чем пойдет речь — он говорить отказался. Эберроуз сейчас с ним, они обедают. Он привезет ее с собой. Думаю, они сами предложат расторгнуть помолвку.

   — Хочешь сказать, что Одеялко вышла на крупное политическое дело и умыла нас с Темным в этом расследовании?

   — Семью Либро устранили. Если ты можешь выйти на связь с Сафелией… — Стефан обернулся к Роден.

   — Я пыталась. Она вне сети.

   — Я прикажу взять под охрану всех членов семей жертв. — Стефан отвернулся.

   — Только пусть охрана твоя не светится. — Роден посмотрела в окно. — Если мы хотим, чтобы они заговорили, их нельзя пугать. Кроме того, Сафелия сейчас где-то в поле. Если заметит наблюдение — смоется.

   — Куда едем? — поинтересовался Стефан.

   — К родителям первой жертвы. — Егерь постучала ногтями по бронированному стеклу. — Думаю, стоит начать с них.

***

— Пойду одна. — Роден прикурила елотку.

   Стефан помахал рукой, рассеивая дым по салону автомобиля.

   — Держи. — Зафир снял с запястья один из браслетов и протянул ей. — Активируй режим инкогнито, достань передатчик и вставь в ухо.

   Суирянка надела браслет и повертела рукой в воздухе. Дорогая игрушка. Садониевый корпус, россыпь мелких датчиков-бриллиантов по торцам. От обычного украшения не отличить. Роден активировала его, выбрала режим инкогнито и достала передатчик. Вставила бусинку в ухо и свернула голограмму.

   — Можно я оставлю его себе?

   — Нет. — Зафир отвернулся и посмотрел на обветшалый дом рядом с дорогой.

   — Жмот. — Она выскочила из машины и направилась к дому.

   Звонок не работал. Роден постучала в дверь. Никто не открывал. Она вновь постучала — внутри тихо, как на похоронах. Она сделала несколько затяжек, затушила елотку о подошву ботинка и выкинула бычок на поросшую сорняком дорожку.

   — Сейчас вернусь, — произнесла она, достала из кармана электронную отмычку и открыла дверь.

   — Куда? — раздалось в ухе.

   — Есть кто дома? — громко спросила суирянка, закрывая за собой дверь.

   Внутри бардак. Вещи разбросаны, полы не мыты, ковры запылены. В прихожей висит чья-то куртка. Женская. Роден открыла ящик с обувью. Поношенные мужские туфли пятидесятого размера и две пары женских туфель сорок седьмого.

   — Дома кто-нибудь есть? — громко прокричала Роден.

   Какой-то шум наверху. Егерь обернулась и подошла к лестнице, ведущей на второй этаж.

   — Все, я иду к тебе. — Темный был очень зол.

   — Не мешай. Я сама. Госпожа Алексон! — прокричала Роден. — Вы дома?

   Что-то разбилось. Роден рванула наверх. Узкий коридор. Все двери заперты.

   — Госпожа Алексон! Меня зовут Егерь. Несколько дней назад к вам заходила моя подруга Лоскутное Одеяло. Она сказала, что я могу поговорить с вами.

   — Убеирайтэсь! — приказала на ломаном всеобщем языке женщина.

   Роден определила дверь, за которой та пряталась. Аккуратно повернула ручку и отворила ее. Женщина метра под два ростом в ночной рубашке сидела на кровати. Она разбила графин с водой, который кто-то оставил для нее на прикроватной тумбочке.

   — Я не причиню вам вреда, госпожа Алексон. Я здесь, чтобы помочь.

   У женщины тряслись руки. Лицо изможденное, худое. Под глазами черные тени. Под белыми глазами…

   — Amber, komo preve? — спросила женщина, поворачивая лицо к Роден. — Amber?

   Роден сняла с запястья браслет, раздвинула его в обруч, надела и запустила переводчик.

   — Amber, komo preve? (Эмбер, это ты?) — повторила женщина.

   — Да, мама, — ответила Роден на древнеолманском и подошла к женщине.

   — Дочка… Дочка! — Мать протянула руки к ребенку, но суирянка отступила на шаг, не позволяя к себе прикоснуться. — Прости меня! Пожалуйста, прости меня!

   — За что ты просишь прощения, мама?

   — Я позволила им забрать тебя… Прости меня. Я не должна была позволять им забирать тебя…

   — Кому ты отдала меня, мама? — спросила Роден.

   — Чистокровным! — Женщина уронила руки и опустила голову. — Я не хотела тебя отдавать, но мы с папой ничего не смогли сделать… Ты же знаешь, мы пытались…

   Думай… Думай, Роден. «Чистокровные». «Чистые линии». Кто они? Сейчас неважно. Она их боится. Она отдала ребенка чистокровным и винит себя за это.

   — Когда они забрали меня, мама?

   — Когда ты пришла со школы, — иная повернула лицо к Роден, — разве ты не помнишь?

   — Помню, мама. Я все помню.

   — Прости меня… Не такой жизни я тебе желала. Не такой!

   — А какой тогда?

   Женщина замерла, глядя безумными слепыми глазами на Роден.

   — Клонаты — не рабы, — произнесла она. — Мы — не их собственность. Отец спасет тебя. Он поможет избавиться от них. Ты будешь на свободе. Они больше не смогут прикоснуться к тебе.

   — Я уже на свободе, мама, — произнесла Роден. — Я теперь свободна.

   — Нет. — Женщина покачала головой и потерла рубец на запястье. — Тебя опять вызывают. Они опять тебя вызывают…

   — Чистокровные?

   — Да, — кивнула иная. — Да, дочка.

   — А если я не пойду?

   — Ты знаешь, что будет. — Иная прижала ладони к груди и легла набок на кровать. — Если хочешь жить — придется идти.

   — Кто я для них, мама? — тихо спросила Роден, приседая напротив и глядя в лицо женщины.

   — Игрушка… Ты нужна им, пока молода. Когда молодость увянет, они оставят тебя в покое.

   Роден все поняла. Стало страшно. Стало мерзко.

   — Мама, скажи, а есть в моей жизни кто-то особенный?

   — Не верь ему! — Мать буквально прокричала это. — Он ничем не сможет тебе помочь! Не верь ему!

   — Как его зовут, мама?

   — Откуда мне знать? Ты же никогда не называешь его имени.

   — В тот день, когда я исчезла… Я ушла на встречу с ним?

   Мать жертвы прижала ладони к лицу и заревела.

   — Мама, я ушла к нему?

   — А-а-а!!! — закричала женщина. — А-а-а!!!

***

— Этой женщине нужна помощь, — произнесла Роден, закуривая елотку и садясь в машину.

   — Им всем нужна помощь, — ответил Зафир.

   Стефан молчал.

   — Ты знал? — Роден наклонилась вперед и посмотрела на императора. — Знал, что здесь творится?

   — Я знаю, что среди них есть привилегированные, как в любом обществе. Они называют себя чистокровными, потому что среди них не принято проводить генетические модификации. Тех, кого усовершенствовали с помощью генетики, называли клонатами. У них были регистрационные номера. Перед прибытием эти номера удалили, чтобы они лучше прошли интеграцию в наше общество. Меня заверили, что их права никогда не ущемлялись, что они были полноценными членами общества иных.

   — Тогда почему эту жертву принуждали заниматься проституцией? — Егерь выдохнула дым и откинулась на спинку сиденья. — Где твоя охрана? Они должны быть уже здесь!

   — Они здесь, — кивнул Стефан.

   — Вот, значит, что раскопала Одеялко. Вы пригрели на груди стадо рабовладельцев и закрыли глаза на произвол, что здесь творится. Это — твоя вина! — едва не прокричала Роден.

   — Я в курсе, — устало ответил Стефан.

   — Надо найти ее мужа и развязать ему язык. С остальными то же самое. Эстет подложил иным свинью. Не удивлюсь, если он один из этих чистокровных ублюдков.

   — Эстет? — переспросил Стефан.

   — Наш маньяк, — кивнул Зафир. — Теперь ты склоняешься к теории, что Эстет — иной? — Он обернулся к Роден.

   — Теперь я точно знаю, что Эстет не ищет легких путей. Нет ничего дерьмовей, чем убийства на сексуальной почве, в которых замешаны политические игры каких-нибудь высокопоставленных уродов.

   — А если он все же выбрал их случайно? — предположил Стефан.

   — Семья Либро мертва. Достаточно веский аргумент в пользу того, что выбор жертв неслучаен?

   — Нам нужны доказательства, — произнес Стефан. — Без доказательств я ничего не смогу предпринять против элиты иных. Нужны свидетели, готовые дать показания в суде.

   — У нас есть как минимум один свидетель, который может дать эти показания.

   — Этой женщине никто не поверит, — покачал головой император.

   — Она говорит не о ней, — произнес Зафир.

   Стефан резко обернулся к Роден и непонимающе на нее взглянул.

   — Одеялко — хороший свидетель. Я обучала ее вести допрос. И одно из непреложных правил, которое я вдолбила ей в голову, гласит: веди запись. Уверена, что она записала разговор с семьей Либро. По-другому быть не может.

   — Мы должны найти Сафелию.

   — Возможно, пока ей лучше остаться в тени. — Егерь приоткрыла окно и выбросила елотку. — А тебе стоит вернуться в резиденцию. Дом Либро сгорел. Расскажи Эберроуз о том, что в этом может быть повинен маньяк. Вырази обеспокоенность ходом расследования. Скажи, что приказал охранять остальных членов семей жертв. Вдруг маньяк к ним заявится? И еще… — Роден задумалась. — Предоставь мне полное досье на Эберроуз и ее семью. Я хочу знать о них все то, что знаешь ты.

   — Под твою ответственность. — Стефан повернулся к Зафиру. — Передай ей все материалы на иных.

   Роден прищурилась и с опаской взглянула на Темного.

   — Вот скажи мне, когда ты все успеваешь? Работа в бюро должна отнимать все свободное время. Так нет, ты еще и на службу безопасности Олманской империи пашешь. Глядя на тебя, никогда бы не подумала, что ты такой трудоголик.

   — В этом-то и смысл. — Темный взглянул на Егеря и улыбнулся ей той самой слащавой улыбкой, от которой дамы обычно млели. — Глядя на меня, ты ничего конкретного не скажешь.

   — Отвратительно. — Роден скорчила гримасу и отвернулась. — Наверняка Сомери тает при виде этой сладострастной физиономии. — Она высунула язык и указала пальцем на горло, изображая рвотный спазм.

   — Странно, что на тебя не действует, — хмыкнул сердцеед.

   — Действует. — Суирянка пожала плечами. — Как рвотное средство.

   — Если этот Эстет иной, откуда ему знать тебя? — прервал их диалог Стефан. — И какие счеты могут быть у иного с Егерем?

   — Самой бы ответить на эти вопросы… — задумчиво произнесла Роден, продолжая смотреть в окно. — Иной он или нет, бьюсь об заклад, что Эстет специально пригласил меня на Олманию.

***

— Я очень устала, — ныла Роден, повиснув на руке Зафира и плетясь за ним по пустому торговому центру.

   — Обычно когда дело доходит до траты денег, у женщин усталость как рукой снимает.

   — Ты не с теми женщинами общался. — Суирянка застряла взглядом на витрине с нижним бельем.

   — А мы и не общались, — улыбнулся Темный.

   Роден проигнорировала реплику и отвернулась от витрины.

   — Хорошо, что ты закрыл этот центр от посещений.

   — Я знал, что тебе понравится.

   — Итак, какой у меня бюджет? — Роден явно оживилась, потому как магазин с ювелирными украшениями становился все ближе.

   — Неограничен, — хмыкнул Зафир. — Одно кольцо — и только то, что будет в этом магазине.

   — То есть заказать нельзя… — пробухтела Роден.

   — Нет.

   Они вошли внутрь, и молодой консультант тут же поклонился.

   — Господин Зафир, какая честь для нас…

   — Мы хотели бы выбрать кольцо.

   — Конечно, господин. — Мужчина кивнул, а Роден откинула капюшон.

   Несчастный замер в полусогнутом положении и не сразу разогнулся.

   — Го… Госпожа… Прошу вас… У нас только лучшие украшения. Ручная работа, высшее качество огранки. Возможно, господин Зафир желает присесть и выпить чего-нибудь?

   — Альзетер, — кивнул Зафир и плюхнулся на кожаный диванчик в углу.

   Консультант выглянул за дверь у витрины и шикнул на кого-то.

   — Госпожа! — радостно произнес он, очевидно, взяв себя в руки, — у вас есть какие-нибудь предпочтения?

   Роден медленно сняла перчатки и положила их на витрину.

   — Покажите мне все самое дорогое, что у вас есть, — произнесла она и удовлетворенно улыбнулась.

   — У вас семнадцатый размер?

   — Шестнадцатый с половиной.

   — Прекрасно! Прекрасно, госпожа!

   В помещение через дверь за спиной консультанта вошла девушка с подносом в руке. Не поднимая головы, она обошла витрину и направилась к Темному.

   — Ваш альзетер, господин Зафир, и некоторые закуски.

   — Благодарю.

   Девушка трясущейся рукой выставляла тарелочки с сыром и еще какой-то дребеденью. Темный при этом вежливо улыбался. Роден наблюдала за ними со стороны, пока консультант прошмыгнул в другую дверь, очевидно, чтобы вынести заначку из сейфа.

   — Еще чего-нибудь желаете? — спросила девушка, не сводя глаз с Зафира.

   — Нет. Благодарю.

   Роден щелкнула пальцами и улыбнулась.

   — А мне кофе принесите, пожалуйста.

   Девушка взглянула на Роден, зацепилась ногой за край ковра и распласталась по полу.

   — Простите… Простите… — едва не рыдая, начала лепетать она, поднимаясь и в полусогнутом положении направляясь к двери за витриной. — Кофе, госпожа? Возможно, добавить молока или сливок?

   — Черный кофе с сахаром. Одну порцию сахара, пожалуйста.

   — Конечно, госпожа.

   Девушка скрылась из виду.

   — Зачем ты с ней так? — спросил Темный, отпивая альзетер из бокала.

   — Чтобы напомнить, что ты явился сюда со мной, — ответила Роден и отвернулась.

   Она не видела, как плотоядно улыбнулся Зафир и как отсалютовал ей бокалом перед тем, как сделать еще глоток.

   — Госпожа, посмотрите, что я для вас принес! — распинался консультант, выныривая из-за двери с большим деревянным ящиком в руках. — Это просто великолепно!

   Ящик оказался на витрине перед Роден. Служащий открыл его и начал разворачивать полки. А он умен, этот проныра… Приволок не только кольца, но еще и серьги, и подвески, и браслеты, и ожерелья… Три яруса по полметра каждый, и там столько всего!

   У Роден учащенно забилось сердце. Консультант надел перчатки и взял одно из колец.

   — «Желтая капля». Желтый бриллиант, девятнадцать карат.

   Суирянка повертела в руках кольцо, примерила на палец. Законы этого мира она знала очень хорошо. Начинать этот торгаш будет с самых дешевых колец. Лучшее он припас на потом.

   — Ничего так. — Роден повернулась к Темному и поиграла камнем на свету.

   Зафир сделал вид, что рассмотрел кольцо, и пригубил еще напитка.

   — Слишком простое для тебя, — произнес он и закинул ногу на ногу.

   В это время девушка с подносом вышла из-за двери и подошла к Роден. Застелив витрину замшевой салфеткой, она поставила на нее кофейную пару и блюдце с конфетами.

   — Ваш кофе, госпожа.

   — Благодарю.

   Девушка юркнула назад, а Роден сняла кольцо и пригубила кофе.

   — Позвольте представить вам «Голубую вечность». Голубой бриллиант, двадцать один карат.

   Роден надела его на палец и вновь обернулась к Темному.

   — Как тебе?

   — Посмотри еще что-нибудь.

   Роден сняла кольцо и вновь пригубила кофе.

   — Покажите мне вот это кольцо.

   — О, госпожа… — Консультант едва не стек по витрине от восторга. — Это — «Черная звезда». Черный бриллиант, двадцать четыре и восемь карата.

   Роден примерила кольцо, и на этот раз Темному показывать его не стала.

   — Хорошо. — Она кивнула и сняла «Черную звезду». — Покажите мне самое дорогое кольцо моего размера, что у вас есть.

   Служащий уже трясся в судорогах оргазма.

   — Госпожа… Только для вас… Только для вас… — Он вышел в другую дверь и тут же вернулся. Наверняка достал это кольцо из сейфа первым и оставил в комнате, чтобы потом с пафосом принести влиятельным посетителям.

   — «Закат». Розовый бриллиант, двадцать восемь и два карата. Это кольцо — венец того, что есть во всей сети наших магазинов. Обычно его примерку заказывают заранее, но вам повезло, госпожа. Повезло, потому что «Закат» был в нашем магазине.

   «Как же», — подумала Роден. Как только этот плут понял, что торговый центр перекрывают из-за визита какой-то шишки, тут же дал команду привезти это кольцо сюда.

   Она надела «Закат» на палец и поиграла камнем на свету. Роден ненавидела розовый цвет. Он ассоциировался у нее с обоями в ее детской комнате, с платьями, в которые ее наряжали для выходов в свет, с помпонами на тапочках матери, в которые она не раз утыкалась носом, когда падала на пол от очередного энергоудара отца… Ее предыдущее обручальное кольцо тоже было розовым…

   Взгляд уплыл на «Черную звезду». «Это — деньги, Роден, — убеждала она себя. — И они будут твоими. Желания? Засунь их в жопу, свои желания. У денег нет цвета. «Черную звезду» ты потом не продашь. Не сможешь. Этот олманец навсегда засядет в твоей тупой голове, и каждый раз, глядя на камень, ты будешь его вспоминать. А тебе этого не надо. Не надо, Роден!»

   Она сняла кольцо и передала его консультанту.

   — Ну что, госпожа? Вам что-нибудь понравилось?

   Роден начало трясти, словно в лихорадке. Ну давай… Не будь дурой… Дурой не будь!!!

   — Говорят, камень выбирает владельца, а не владелец камень, — произнес Темный где-то за спиной.

   Сволочь… Сво-лочь!!!

   — «Закат», — произнесла Роден и выдохнула, отворачиваясь от консультанта.

   — Прекрасный выбор, госпожа! Прекрасный! Госпожа, не желаете ли посмотреть серьги?

   — Не желаю… — промычала Роден.

   — У нас есть браслеты и кулоны из новой коллекции… И ожерелья… Только вчера получили…

   — Нет, благодарю, — отрезала Роден и надела перчатки.

***

— Ты довольна покупкой? — с издевкой спросил Зафир, выходя из магазина.

   — Это лучший подарок, который ты мог мне купить! — слащаво пролепетала разъяренная Роден.

   — Почему не посмотрела серьги и подвески? — продолжал измываться олманец.

   — Можно подумать, ты бы их купил!

   — Нет. Но я бы с удовольствием посмотрел, как ты их примеряешь, надеясь на то, что я их тебе куплю.

   — Сволочь! — Роден шарахнулась от него в сторону, и вновь взгляд упал на витрину магазина с нижним бельем.

   Когда-то… Давным-давно… Она любила выбирать себе белье и домашнюю одежду… Когда-то… Давным-давно… Это доставляло ей удовольствие…

   — Давай зайдем. — Темный потянул ее за руку к магазину.

   — Не-не-не… Трусы одной из своих фавориток купишь потом без меня.

   — Я куплю тебе все, что ты захочешь в этом магазине, но…

   — Что за «но»? — Роден остановилась и вперила в него вопрошающий взгляд.

   — Я буду смотреть, как ты все это примеряешь.

   — Да никогда в жизни!

   Спустя минуту она переминалась с ноги на ногу за спиной Темного, который объяснял консультантам в магазине, чего он хочет. Те с радостью его выслушали и под игривые улыбки принялись закрывать двери и завешивать шторы. Его усадили в углу магазина и принесли альзетер.

   — Госпожа, можно ваш плащ?

   — Конечно. — Роден как обычно сбросила его с плеч и стала снимать перчатки.

   Она забыла… Она впервые в жизни забыла, что может шокировать внешним видом людей…

   Роден обернулась к побледневшей девушке и улыбнулась ей.

   — Приготовьтесь, дальше еще хуже.

   — Г-г-госпожа… Ну, что вы такое гово… рите…

   Суирянка сняла костюм и осталась в одних трусиках. Когда татуировки с красивыми витиеватыми рисунками покрывают, скажем, руку или ногу — это смотрится красиво. Когда же они сплошным ковром из абстракций и разноцветных завитков стелются по коже, не оставляя на ней живого места — это пугает. Тело превращается в полотно, которое может смотреть на своих зрителей, но сами зрители не замечают этого взгляда, ибо увиденное их ужасает.

   Девушки-консультантки превратились в очередных зрителей Роден. Изумленные, испуганные, они стали марионетками, управляемыми собственными страхами. Роден видела из насквозь. И не нужно было быть медиумом, а конкретнее, чтецом, чтобы прочесть их мысли. Нельзя красивым мужчинам выбирать уродливых женщин. Это ломает стереотипы, это напоминает о том, что кроме внешности в окружающих может быть что-то еще, нечто, сокрытое либо уродством, либо красотой.

   — Шелковая ночная пижама лилового оттенка. — Она указала на нее пальцем. — Затем ночные рубашки, начиная с черной и до конца ряда. Лифчики — этот, этот, этот и… этот ряд.

   — И всю интимную серию, — добавил Темный из-за спины.

   — Всю, господин? — переспросила девушка, в то время как у двух других округлились глаза.

   — Всю!

   — Конечно, господин.

   — Милая, снимай трусики! — радостно воскликнул он. — Интимную серию примеряют без них!

   — Трусы в магазинах белья примерять запрещено! — парировала Роден.

   — Здесь можно все, дорогая, — пожал плечами Темный. — Особенно если я дам слово купить все, что ты натянешь на свой обнаженный зад.

   Лицо Роден перекосило, в отличие от лиц консультанток, довольных неожиданным «уловом».

   Зафиру пришлось ждать минут тридцать, пока Роден перемерила все пижамы, рубашки и бюстгальтеры. К его удивлению, она выбрала лишь некоторые из них. Видимо, и в этот раз совесть взяла над ней верх.

   И вот наконец настал его звездный час.

   Роден надела черный кружевной боди с лентами на спине, едва прикрывающий ее упругий зад. Она повернулась к Зафиру лицом, затем спиной.

   — Ну как? — лукаво