Оглавление
АННОТАЦИЯ
Никогда бы не подумала, что стану соперницей собственной матери!
Она всегда превосходила меня красотой, умением флиртовать, жизнелюбием и хитростью.
Но однажды она завела роман с мужчиной, которого я любила четыре года назад. Любила до дрожи в коленках и замирания сердца. Он бросил меня, признавшись, что завёл роман от скуки.
А теперь сделал предложение моей матери. Но я не допущу их союза. И неважно, что мной руководит: месть или любовь!
ГЛАВА 1
— Ты не любишь меня.
Слова прозвучали как шутливый укор. Я не думала так всерьёз, и хотя привыкла к нелюбви, верила, что мне улыбнулась удача.
— Ева, послушай! — Тим выглядел усталым. Конечно, мы ведь провели бурную ночь, занимались любовью, пока в окна не заглянул рассвет.
Не помню, кто в этот раз сделал первый шаг. Он или я. Я или он. Но в итоге оказались в одной постели. Снова. И так продолжалось уже целый год. Он стал моим вторым мужчиной, а я одной из его женщин. Не узнать опытного любовника было бы сложно даже такой простушке и дурнушке, как я.
— Ты же не любишь говорить после этого, — произнесла я и потянулась.
Мы лежали полуодетыми в его спальне. Вчера вечером я заявилась к нему после целой недели ссоры. В квартире пахло выпивкой и другими женщинами. Обидно, Тим мне изменяет, впрочем, какое это имеет значение, когда он вот так смотрит, вот так гладит, вот так берёт, будто во всём мире выбрал меня одну! Несмотря на внешность, скучный характер и комплексы.
— Нам надо, — с нажимом произнёс он и улыбнулся. Ох, эти ямочки на щеках сводили меня с ума. Хотелось плакать от умиления и одновременно раздеваться.
— Валяй.
Чтобы он там ни задумал, я не стану расстраиваться. Потому что слова — это слова, а любовь, даже такая больная, как у меня к нему, кандалы. Я впервые полюбила по-настоящему, ощутила, что нужна и желанна, пусть и не только я. Верность мужчины — облако, кажется, что оно реально, сделано из ваты или чего-то мягкого, а на самом деле — дым.
— Сварю тебе какао, — предложил Тим так соблазнительно, будто ласкал языком. — Напоследок.
— Выгоняешь?
Я не испытывала боли, потому что привыкла к ней. Меня никто не любил. Ни мать — признанная красавица, ни отец, в породу которого я и уродилась таким гадким утёнком, ни дедушки с бабушками. Они находили меня недостаточно своей внучкой.
А Тим, которого я повстречала в супермаркете, долго смотрел, потом решился и подошёл. Я думала, что он меня прямо там и поцелует, но он лишь попросил номер телефона. А узнав моё имя, сказал, что это судьба.
Не знаю почему. Неважно.
— Нет, провожаю, Ева.
— Надолго?
Я встала и начала одеваться. Можно было пойти в душ, но не хотелось смывать его запах.
— Навсегда, ма фам. Навсегда.
Я обернулась с улыбкой, но наткнулась на серьёзный колючий взгляд.
— Я прочитал тебя, моя книга, — сказал он таким тоном, будто речь шла о скучной инструкции. — Ты была занятной, но перечитывать, когда в мире так много неиспробованного, не буду. Прощай, Ева! Оденешься, выходи на кухню. Какао будет готов через пару минут.
Он округлил рот и, подойдя ближе, щёлкнул меня по носу.
— Вы, дурнушки, таите в себе массу сюрпризов.
Он вышел из комнаты, а я так и осталась стоять с рубашкой в руках. Блин, это же его рубашка!
Наскоро одевшись, я сунула её в пакет, впрыгнула в балетки и выбежала в подъезд. Как вор, как любовница женатого. Тим тогда не был женат, окольцевать себя он решил гораздо позже. Через четыре года, когда мы увиделись вновь.
Невестой бывшего оказалась моя мать.
***
Я помню, как я впервые увидела их вместе. В тот весенний день всё шло не по плану, начиная с того, что мама пригласила поужинать вместе в ресторане, предупредив, что познакомит меня со своим новым избранником.
— Будущий пятый муж? — с иронией спросила я.
Некоторые никогда не меняются, но я не осуждала маму. В свои пятьдесят с небольшим она была красива, умна и кокетлива. А также слыла богатой вдовой. Два мужа из четырёх умерли от сердечного приступа, в том числе и мой отец, оставив жену с приличным наследством.
Личная жизнь моей мамы тоже была гораздо насыщеннее, чем моя. Ну и ладно, я была за неё рада, пока не увидела Тима.
Я сразу узнала его, хотя прошло четыре года, но этот профиль, посадка головы, мощная и в то же время изящная шея — всё это вызвало ощущение, будто меня хорошенько так приложили по голове чем-то тяжёлым. Я продолжала стоять у входа в зал и ошеломлённо таращилась на них.
Он и она. Она — красивая, с золотистыми волнами длинных волос, которым позавидовала бы любая диснеевская принцесса, точёный профиль мамы почти не тронуло время, а счастье и влюблённость освещали её лицо изнутри, делая его ещё более привлекательным. Он — мой бывший, Тимофей Баринов, младше матери на двадцать лет, держал её за руку и улыбался.
Он всегда так улыбался, будто ты лучшая девушка в мире!
Это ошибка, дурной сон, сейчас проснусь и разревусь, потому что Тим ушёл из моей жизни, признавшись, что наши отношения ему нужны как собаке пятая нога, и что всё это он замутил от скуки. «После сдобной булочки иногда тянет на корку ржаного хлеба». Нет, это он сгоряча, не всерьёз.
И вот он сидит и целует её пальцы, словно меня не было. А если и была, то это так, не то и не с теми.
Я хотела развернуться и уйти. Гордо запахнуться в плащ и раскрыть зонт, чтобы прохожие принимали слёзы за капли дождя. Он сейчас такой косой и хлёсткий, что всё время норовит обидеть, залезть за шиворот и колючими иголками причинить боль и холод.
Но мама заметила меня и помахала рукой, а он не обернулся, продолжал смотреть на неё, как на новую игрушку. Машинку в упаковке, которую пока не развернул. Или развернул, но не успел насладиться звуками и запахами новой вещи, которые пока ещё та хранила.
И всё же сейчас мы встретимся. Я думала, что всё забыла, оставила в прошлом и законопатила наглухо дверь, а теперь моя уверенность трещала по швам.
— Дорогая, как я рада!
Мама встала, мягко высвободив руку, и поцеловала меня в щёку. Очередное показное лицемерие!
— Познакомься, это мой Тимофей!
«Мой», — только и успела мысленно повторить я, словно эхо, как наши с ним взгляды встретились.
— Очень рад с вами познакомиться, Ева! Ника много о вас рассказывала, — вежливо сказал он, а потом неторопливо поднялся и отодвинул передо мной стул, чтобы поухаживать.
Тим, которого я когда-то знала, никогда не был галантен, скорее нарочито груб, это в нём и притягивало. Звериная сущность варвара, считавшего, что жизнь — это череда битв, в промежутках между которыми надо брать как можно больше женщин, чтобы их тела заставили забыть запах крови.
— Взаимно. Чем вы занимаетесь? — спросила я в лоб, смотря прямо в глаза будущему отчиму.
— Строительным бизнесом. Уже давно, — усмешка у него была всё такой же кривой. Значит, и в остальном мой бывший не изменился.
Я вообще не верила, что кто-то способен измениться. А тем более Тим.
— А ты, Ева? Чем занимаешься?
Он так резко перешёл на «ты», что я вздрогнула и как нашкодившая, но хорошая девочка посмотрела на мать. Та слегка поморщилась и вернула мне сердитый взгляд. «Ты сама во всё виновата», — говорил он. Я привыкла виниться, но обычно не чувствовала вины, а теперь всё было иначе. Я была виновна, потому что позволяла бывшему гладить свою коленку под столом. И потому что мне хотелось замурчать от счастья.
Помнит, он меня не забыл. А у меня не было никого после него. Не считать же за кого-то того парня из полутёмного туалета в сомнительном баре. От него пахло сигаретами и чем-то ещё, какой-то дрянью, а я представляла, что это не он меня имеет, а Тим, внезапно нашедший и теперь сомкнувший сильные руки на моей талии.
За ужином я умирала от голода. Руки дрожали так, будто не ела дней пять, не меньше. Голод был, он проснулся во мне, но не физический. Мысли путались, я отвечала невпопад, краснела, а потом думала о том, что теперь буду видеть Тима чаще, значит, и… Ничего это не значило.
Только то, что он и она решили пожениться.
— Это правда? — спросила я, глядя маме в глаза. Они у неё были такими красивыми, миндалевидной формы и насыщенно-голубого цвета, как у принцессы. Или прекрасной королевы. — И сколько вы вместе? Прости, но я должна задать этот вопрос.
— Конечно, дорогая. Не волнуйся, Тим сделал мне предложение буквально вчера, и я ответила согласием. Я знаю, что ты сейчас думаешь. Что я сошла с ума, что Тимофей Александрович намного меня младше…
Она продолжала оправдываться, кажется, я действительно смутила её, впервые в жизни, но сама думала совсем о другом. Я словно губка впитывала любую инфу о Тиме. Оказывается, у него отчество Александрович.
Больше за весь вечер я в общем разговоре не участвовала. Тим и мама смеялись, рассказывали друг другу интересные подробности прошедшего дня, а я чувствовала себя чужой. Поэтому находила утешение на дне тарелки. К счастью, я была худой от природы. Должно же было хоть в чём-то повезти!
Мама всё время мне в этом завидовала. Она не могла позволить себе и лишнего кусочка хлеба, но делала вид, что это мы с ней не можем позволить съесть пирожного.
И вот теперь в наши и без того сложные отношения вмешался Тим, ворвался ураганом и задурил головы обеим. Не он виноват, и всё же я твёрдо решила в ближайшие дни рассказать всё матери и попросить её не делать нас врагами. Потому что в ином случае быть войне, в которой не будет победителей!
ГЛАВА 2
— Ну, было и было, — легкомысленно пожала плечами мама, когда я всё ей рассказала. И о том, как мы с Тимом познакомились, о наших совместных мучительных днях и сладких ночах, о расставании и моих страданиях. Словом, всё до последней слезинки, чтобы мама не думала, что я вредничаю и не желаю ей добра. Или ревную её, как маленькая девочка.
Не её я ревновала , а Тима, но признаваться в этом не хотела. Меня этот гад отверг, год отравлял кровь страстью и нежностями, вперемежку с демонстрацией полного пренебрежения. Будь я не внутри ситуации, а рассуждала бы со стороны, непременно сказала бы: «Зачем вообще нужна такая любовь?»
Так другой и не было. Так бывает, не случилось у нас с Тимом долгой совместной жизни.
— У тебя ещё всё впереди, — мама притворно вздохнула и налила себе в стакан крутого кипятка. Все наши разговоры всегда велись на кухне.
— Пойми, это мой, возможно, последний шанс.
Мама кокетливо запахнула халатик на груди. Она и сама не верила в то, что говорила, сознавая и пользуясь своей красотой на полную катушку. Мне иногда казалось, что она даже рада такой неказистой дочери, потому что не приходилось соперничать со своей молодой копией.
— Тимофей, он просто невероятный. У меня будто вторая молодость началась, — закончила мама свой рассказ и медленно пригубила зелёный чай, который сама составляла, добавляя в него разнотравье. Я знала, что она ездит к какой-то бабке, чтобы та заговаривала их на продление красоты и женской силы.
— Ты не сердись, Ева, но я выйду за Баринова, против ты или нет. За наследство не беспокойся, никто в мои деньги не залезет. Да и потерпеть тебе лет пять или десять, потом он сам отвалит. Сама понимаешь, я не всегда буду такой прекрасной, — мама захохотала и поднялась с места, томно потянувшись.
А потом подошла ко мне, пьющий свой чёрный кофе без сахара, и потрепала по щеке, как в детстве.
— Хочешь, добавлю тебе на машину? Тысяч двести. Немного, конечно. Да сама понимаешь, свадьба впереди, надо не ударить в грязь лицом. Зато меньше выплачивать в кредит. А на день рождения ещё подкину, досрочно погасишь, платёж уменьшится.
Я кивала и продолжала глотать горький полуостывший напиток. Да, окупиться от меня деньгами стало для мамы привычным ходом.
Так и совесть спокойна, и дочь не брошена на произвол судьбы, и можно дальше нести свой превосходство надо мной в мир. Топтать шпильками мою серую мелкую гордость, ничего, я-то привычная.
Неудачная во всех отношениях. Даже профессию себе избрала не такую воздушную и прекрасную, как у мамы. Она — дизайнер по цветочным букетам, я — переводчик с финского и шведского.
— Ты скажи, как считаешь, какое цвета платье лучше выбрать? Розовое, сразу нет. Не к лицу уже, может, нежно-голубое? Белое тоже вроде как перебор.
Мама принесла свадебные каталоги и принялась щебетать мне над ухом, тыкая наманикюренным пальчиком то в одну, то в другую фотографию. Можно подумать, в первый раз замуж выходит! Неужели непонятно, что мне тошно от одного вида этих счастливых невест!
— А ты не боишься, что он изменит тебе со мной? — спросила я, задрав голову и посмотрев маме в глаза. Вероника Набатова всегда была уверенной в себе особой, вот и сейчас ни капельки не смутилась.
Лишь погладила меня по голове, как девочку, задавшую глупый вопрос от незнания жизни.
— Нет, дорогая. Не боюсь. Во-первых, это будет проверкой на его любовь ко мне, во-вторых, у нас всё хорошо, ты понимаешь о чём я, не останется у него сил на прочих.
Я ухмыльнулась. Мама не сказала главного: кто же после меня, позарится, дочка, на тебя! Наверное, даже считала себя деликатной особой, охраняющей самолюбие дочери. Которого давно нет.
Мне двадцать пять лет, но как-то все родственники уже решили, что замуж я не выйду и останусь старой девой. С лица воду не пить, это точно, но смотреть неприятно, а главное, зачем, если рядом столько привлекательных и готовых на многое девиц моего возраста.
Я и сама поверила, что уродина, хотя зеркало показывало вполне обычную внешность: тёмные маленькие глаза, круглое лицо, жидкие волосы невнятного серого цвета. Ску-учно, как говорил Тим.
— Мне пора, — ответила я, и распрощалась с мамой. К счастью, мы жили порознь. Отец, кроме сомнительной внешности, оставил мне двушку на окраине Москвы. И за это спасибо!
— Ты не сердись на меня, — улыбнулась мама, стоя в прихожей. Она прижалась плечом к стене и склонила голову набок, будто смущённая девушка. Сейчас при тусклом свете ламп она была женщиной без возраста. — Станешь старше — поймёшь.
«А если нет?», — подумала я, зашнуровав кроссовки и махнув рукой на прощанье, чтобы скорее сбежать вниз по лестнице и выйти на свежий воздух.
Нет, я понимала, что мама отчаянно боится перейти в разряд женщин «кому за пятьдесят» и делает вид, что «возраст — это только лживая цифра в паспорте», но то, что она даже не отреагировала на моё заявление касательно общего прошлого с Тимом, задело сильно.
И все эти уверения, что я найду себе ещё, из её уст звучали особенно фальшиво. Я понимала, что она думает: радуйся, что Тимофей Баринов вообще на тебя взглянул! Ладно, постараюсь взять отпуск и махнуть на дачу в Подмосковье. Подальше от этих двоих!
Где-то в глубине души я понимала, что эта идея неудачная, потому что сбежать от самой себя и воспоминаний невозможно.
Можно запихнуть их поглубже, только теперь и это не удастся. Я давно уверила себя, что Тим уехал куда-то за рубеж и соблазняет там местных красоток на пляже, а теперь вот так вот случилось. И что с этим делать, я не представляла.
Напиться разве что!
А вечером позвонил Он сам. Мне, той, кого оставил четыре года назад.
***
— Я так и знал, что ты не сменила номер, — начал он разговор так, будто мы только вчера расстались. Или на прошлой неделе. — Давай увидимся.
— Давай, — согласилась я, подумав, что если откажусь, буду жалеть. Знала ли я о том, к чему всё приведёт? Надеялась, так будет сказать лучше всего.
И дело совсем не в моей матери. Дело в том, что мы не завершили отношения. Я сбежала, больше Тим мне не звонил, посчитав, что уже отдал все долги. Себя, любовь и внимание.
Осталось лишь угостить какао, который я так любила. Вот именно этот напиток он мне и задолжал.
— Только не воображай, что я увидел тебя и расчувствовался, — добавил он осторожно, а я засмеялась.
— Не буду. Только и ты не думай, что я приду и разденусь, как прежде. Угостишь меня какао?
— Договорились. В кафе через час?
Он всегда не любил откладывать дела в долгий ящик и ещё не любил меня. Но сейчас это было неважно, гораздо интереснее будет услышать, что он теперь думает по поводу женитьбы на моей матери.
И то, что Тим назначил встречу в людном месте, меня успокаивало. Значит, не будет искушения снова оказаться в одной койке.
Спать с Тимом я не планировала. Ох уж эти планы! Я вся из них состою, только когда встретила его, всё пошло к чёрту! Но теперь я уже не та дурочка, которой была раньше. Как там, «разбитую чашку не склеить»?
И всё же я не шла, а летела на встречу. Посмотрела на себя в витрину магазина и решила, что непременно схожу в дорогой салон и сделаю модное окрашивание.
Перепрыгнула лужу и, взглянув на туфли, дала себе слово с ближайшей получки купить новые. Просто так. Должна же быть от появления Тима в моей жизни практическая польза!
Но вся моя решимость растаяла, как мороженое под солнцем, стоило войти в стеклянную дверь кафе-ресторана и увидеть его. Он встал и пошёл навстречу. Я представила, как мы встречаемся на средине, смотрим друг другу в глаза и начинаем танцевать танго. Как в старом фильме.
Я отправилась учиться аргентинской страсти после того, как Тим оставил меня. Чтобы занять время и заглушить боль. Выплеснуть в полутёмном помещении нерастраченные чувства и невысказанную страсть.
Получилось неплохо. Обнимая партнёра, я каждый раз представляла, что продолжаю диалог с Тимом, отвергнувшим и покинувшим меня. Обнимаю его за плечи, смотрю в нахальные серые глаза и отвергаю его, мучаю неопределённостью и улыбаюсь так, словно обещаю себя, но не ему.
— Хорошо, что ты вовремя, — сказал он, ухватив меня за локоть. И от нашего соприкосновения по моему телу пробежал электрический разряд.
— Хорошо, что ты решил поговорить, — ответила я. Надо больше слушать и меньше болтать.
— Не о нас, дурочка, — улыбнулся он пресыщено.
Неужели верил, что я буду умолять вернуться? Нет, Тим, ты моя болезнь, а с недугами борются.
—А я думаю как раз о нас. О нас троих. Ты не можешь не понимать, что теперь, в свете выявленных обстоятельств, вам с моей матерью не по пути. Бедняга, наверное, первый раз в жизни влюбился, а теперь такой облом.
Я улыбалась и ехидничала, цепко смотря в его лицо, наблюдая за реакцией и думая о том, как много времени прошло с момента нашей последней встречи.
Не той, что произошла на днях в кафе, другой, когда мы ещё были близки и одновременно так далеки друг от друга.
— Почему облом? — спросил Тим, закуривая и прищуриваясь. — Твоё родство с моей невестой ничего не меняет.
Я немного опешила. Мы сидели друг напротив друга за столиком в дальнем углу, он был расположен так, чтобы входившие не сразу нас замечали, только если бы намеренно искали.
— И тебя, конечно, ничто не смущает? — продолжила я, стараясь казаться равнодушно-холодной, хотя внутри всё бурлило от ненависти. Вернулся в мою жизнь, чтобы служить напоминанием о прошлом? О том самом прошлом, которое я пыталась изжить из памяти, выжечь из сердца?! — Скажи честно, неужели ты и в самом деле влюбился в мою мать настолько, что готов терпеть под боком её дочь?
— Под боком? Интересное предложение.
Тим говорил так, как всегда общался с женщинами, с издёвкой, открыто и провокационно. Ему нравилось вгонять меня в краску, но это было тогда, когда мне минуло двадцать один, с тех пор я стала более циничной и научилась прятать свои чувства за пустыми фразами и шуточками.
— Сейчас ты настоящий, — сказала я, отхлебнув заказанный какао. — А вчера был другим. Что тебе надо от моей матери? Деньги, конечно.
— Не только. Ника мне нравится, приятная, ладная, угождающая. Довольная тем, что имеет и тем, кто имеет её, плюс не требует ничего взамен. И настоящая красавица. Мужчины любят глазами и руками, ма фам.
Последняя фраза была произнесена с особым нажимом и насмешкой, она больно хлестнула по лицу, как пощёчина. Ну ладно, ты ещё узнаешь на что способны дурнушки!
Я слушала его издёвки, прокручивала в голове планы мести, конечно, неосуществимые, но душу они согревали. А она за все последние годы превратилась в хрустальную льдинку.
Слёзы красивой женщины вызывают у мужчин желание утешить и оказать покровительство, слёзы дурнушки — омерзение. Мол, разве она не понимает, что и так непривлекательна, зачем ещё ревёт?!
Я разучилась плакать даже в одиночестве.
— Но этого недостаточно, чтобы жениться на женщине гораздо старше, — прошипела я, наклонившись к нему через столик и особенно выделив слово «недостаточно».
— Не твоё это дела, Ева! — хмыкнул он, но не отодвинулся, напротив, перехватил рукой моё запястье, причинив лёгкую боль.
Тим умел делать больно, чтобы жертва оцепенела, но не захотела вырваться.
— Я позвал тебя сюда, чтобы сказать: твоё появление на моём горизонте ничего не меняет. И если ты не станешь слишком часто попадаться мне на глаза, быть может, я и окажу тебе как-нибудь тёплый приём.
В его глазах зажёгся огонёк, который я слишком хорошо знала. Желание поставить на вещи клеймо с оттиском «была подо мной», вот тогда можно и оттолкнуть её, женщину-вещь, в сторону, чтобы не мельтешила под ногами.
— Обойдёшься!
Я выдернула запястья из его цепких длинных холёных пальцев, электрический разряд кольнул в грудь, отчего та начала ныть, как у ревматика перед бурей.
— Я не позволю тебе, дорогой, облапошить мою мать. Потому что, знаешь ли, её деньги — это немного и мои.
Я специально говорила о деньгах, этот язык Тим понимал лучше прочих.
— Пожалуй, провожу тебя, — внезапно предложил он. — До двери. Не люблю, когда женщина убегает, не получив на то моего разрешения.
Намёк понят, речь шла о нашей последней любовной встрече, когда я сбежала, не дождавшись обещанного какао. Вот сегодня я его выпила, правда, сварил его не Тим, но что нас теперь связывает? Только моя мать. К сожалению.
Я не возражала, чтобы пройти несколько метров рядом с ним. Можно закрыть глаза и притвориться, что прошлое воскресло, или что мы расстались друзьями.
Нет, дружить с Тимом я не хотела, только поскорее выдворить его из своей жизни и забыть. Стать снова серой, ни к чему не чувствующей тепла женщиной.
Мы вышли в апрельскую оттепель, солнце на миг ослепило глаза, я зажмурилась и отвернулась, чтобы тут же почувствовать осторожное касание его пальцев к своим губам. Миг, — и всё кончено.
— Не прощайся, — услышала я над своим ухом и открыла глаза. Тим ушёл обратно в кафе, наверное, ждал кого-то ещё. Что мне за дело?
Я судорожно вздохнула и побрела к остановке. Надо записаться в салон красоты, чтобы обрести иллюзию, что я ещё хозяйка своей жизни. Тим снова оставил последнее слово за собой, но это в последний раз.
ГЛАВА 3
После салона я чувствовала себя так, будто заново родилась. Из зазеркалья на меня смотрела совсем другая особа: нет, я не сделалась более привлекательной, скорее дерзкой и нахальной. Даже взгляд поменялся, стал вызывающим. «А ну-ка, попробуй скажи что-нибудь не то!» — говорил он, и мне это понравилось.
— Теперь и в вас есть немного от колдуньи, — польстила мастер, завершив работу и разворачивая моё кресло к зеркалу.
Рыжий оттенок я выбрала неслучайно, он казался мне самым ярким, противопоставлением моей привычной серости, но покрасить волосы долго не решалась, как-то был в моей жизни печальный опыт, да и мама всё время говорила, что если волос негустой, так никто не поможет. И предлагала стричься.
А я всё время отказывалась, ну не представляла себя с короткими волосами, к тому же это надо каждый день укладываться, а у меня то лень, то депрессия. И ещё фен со времён детства ассоциировался у меня с рыкающим чудовищем. Нет, ну его на фиг!
Словом, вышла я из салона в приподнятом настроении и отправилась бродить по торгушке. Вот оно преимущество фриланса: сам хозяин своему времени, хотя мои старшие родственники с обеих сторон считали, что я тупо сижу на шее у матери. И любые уверения о том, что я полностью себя обеспечиваю, не брались в расчёт.
А мама, зная обо всех этих слухах, не спешила их развенчивать, неся в мир образ сердобольной матери с крестом на плечах. Той, кто должна довести неразумное дитя до пенсии.
Но я её не винила, мы с ней слишком разные. Наверное, для матери было обидно произвести на свет такую неказистую дочь, к счастью, она никогда не говорила мне в лицо, что я не красавица.
А я никогда не спрашивала её, почему такая манкая дама не подумала, когда планировала ребёнка, что рожать надо от привлекательных внешне. Чтобы ребёнок потом не страдал комплексами неполноценности. Как я, например.
В сумочке зазвонил телефон. По мелодии я сразу догадалась, кто это. У мамы было потрясающая интуиция, как только в моей жизни что-то менялось, она сразу проявляла активность.
— Я в торгушке, пью кофе, — сказала я сразу после приветствия, чтобы опередить её расспросы.
— Съездишь со мной сегодня в ветеринарку? Пуську на прививку хочу свозить. Ты ведь не занята?
Последнюю фразу мама произнесла обворожительно-заискивающим тоном, который сводил с ума мужчин. Но не меня.
Она мне сколько раз говорила: «Учись, пока я в силе», да мне все эти ухищрения всегда были противны, как и любая фальшь.
— Ладно, ненадолго, — согласилась я, понимая, что планов на вечер всё равно нет, а Пуську, кота матери породы сфинкс, я обожала.
— Я люблю тебя. До вечера, я заеду за тобой, — искренне сказала мама и отключилась.
Она меня любила, но так, как любят бедную удобную родственницу, которой оказывают покровительство. И я её любила, но общаться тесно с мамой долго не могла.
Как и договорились, она заехала за мой ровно в семь. Мама была чрезвычайно пунктуальной. Я по привычке юркнула на заднее сиденье, где уже стояла сумка-переноска с заключённым внутри котом.
— Ты покрасилась? — резко спросила мама, хотя я уже о том и думать забыла.
— Да. Давно хотела, — ответила я, продолжая играть с котом.
— Тебе неплохо. Но оттенок мог бы быть и поярче. И почему ты не хочешь сделать стрижку?
— Ты вот тоже не хочешь, — парировала я, понимая, что теперь от меня не отстанут до конца поездки. Поэтому решила отвечать резко, односложно и попытаться в итоге свернуть тему.
У меня давно репутация буки, так что терять нечего.
— Ну, я дело другое. У меня густые волны. Впрочем, волосы твои, а то ещё скажешь, что лезу в чужую жизнь.
— Мам, я на свадьбу не приду, — через некоторое время сказала я, хотя видела, что мама и так сердится. Но лучше сразу предупредить, меньше претензий будет.
— Смотри сама, — поджав губы, удивительно быстро согласилась мама, но поняв свою оплошность, тут же попыталась вырулить: — Мы всегда будем рады видеть тебя на празднике и в нашем доме.
Это «мы», сказанное вскользь, резануло слух. Конечно, мама не будет рада видеть меня с её молодым мужем, это лукавство. Если бы не общее прошлое с Тимом, тогда и вопросов бы не было, а сейчас я видела, как мама ревнует. И понимала её.
Хорошо ещё, что она не в курсе нашей встречи с Тимом, а то устроила бы скандал!
— Ты же сама знаешь, что мне лучше с твоим женихом не встречаться! Зачем всё это? Мне неприятно видеть вас вместе, к чему отрицать?!
Лучше сказать всё сразу, чтобы маме не пришлось делать вид, что мы все трое станем семьёй.
— Значит, ты не рада за меня?
— А ты как думаешь? Прости, но нет. Меньше всего я желала бы видеть рядом с тобой Тима. Да, он никогда не был полностью моим, но я любила его. По-настоящему. А он сказал, что завёл отношения от скуки. Думаешь, приятно такое слышать в двадцать один год? Да хоть бы и в тридцать! Больше не говори о нём со мной, хорошо?
Мама кивнула, явно обиженная моей тирадой, но зато остаток пути мы проделали молча. Из динамиков доносилась лёгкая музыка, Пуська, а по паспорту Пусий Второй Астанеку, вёл себя смирно и интеллигентно, даже когда ему сделали укол.
Только возмущённо мяукнул у меня на руках да прикусил указательный палец. Не всерьёз, а так, как бы предупреждая. «В следующий раз такого не потерплю».
— Почему ты такая злая? — спросила мама уже на обратном пути. — Вечно недовольная своей жизнью. Надо радоваться за близких.
— На дорогу смотри, — напомнила я, но мама не унималась:
— Зависть — плохое чувство.
— Ревность тоже. Хорошо, я плохая, а ты хорошая, так лучше? — фыркнула я, скрестив руки на груди и смотря в боковое окно.
И угораздило меня согласиться на эту чёртову поездку! Увидев мой новый цвет волос, мама сразу сопоставила это изменение с моим желанием понравиться Тиму. Нет, это так не работало.
Тиму я не нужна, стань я хоть Анжелиной Джоли! Но мне хотелось что-то поменять, а причёска или новый цвет волос — самый краткий путь. Хорошо, что мама не знает, что я записалась на покрытие ногтей гель-лаком. Кроваво-красным, как моя злость.
— У тебя остались чувства к Тимофею? — удивилась мама так, будто это было бы совсем невероятным событием. Как прилёт инопланетян.
— Не знаю, — ответила я, как можно искренне. А зря, надо было солгать и мило улыбаться им обоим. Нет, так я совсем бы сошла с ума. — Но он тебя не любит, сам когда-то мне говорил, что неспособен на глубокое чувство.
— Так это он тебе говорил, дурочка.
Улыбка у мамы стала такой невесомо-весенней и мечтательной, словно Баринов, про которого мы говорили, сейчас сядет к ней на переднее сиденье с букетом роз.
— Мужчины всегда говорят так тем, кого не любят. А другим они посвящают стихи, уверяют в том, что им хорошо просто смотреть на женщину, которая осчастливила их своим выбором.
Я кивала и помалкивала. Ну-ну, блажен кто верует, тепло ему на свете!
Когда машина остановилась у моего подъезда, я буркнула «пока» и быстро пошла к подъезду. Всё, теперь мама от меня отстанет с разговорами о Тиме. Надолго ли?
***
Со стороны казалось, что я неблагодарная дочь. Мать для меня старается, а я не ценю хорошего отношения, но мне-то виднее, как всё обстоит на самом деле! Вероника Набатова была тем ещё провокатором.
То есть она могла спровоцировать близкого на истерику, злость, даже ненависть, а сама стояла в сторонке и хлопала глазами. Бабушка, мама моего покойного отца, считала невестку глупой особой, но она ошибалась. Мама была не глупой, а хитрой.
Она хорошо разгадывала характер близкого человека и успешно им манипулировала. Когда чувства остывали, прикладывала все усилия к тому, чтобы неугодный муж оступился, тем самым подав ей приличный повод к разводу. Иногда она это делала неосознанно. Чаще — нет.
И поэтому когда мама позвонила мне через два дня и назначила встречу в субботу утром на даче, я насторожилась.
— Будут только свои, — щебетала она в трубку таким тоном, что я сразу догадалась: и Он там будет. А раз мама настойчиво приглашала меня, то дело нечисто.
Я пыталась долго отнекиваться и говорить, что занята, и вообще устаю, сидя до ночи над переводами, но мама была непреклонна и купила меня только тем, что согласилась с моим отсутствием на её будущей свадьбе.
— Ты прости меня, — вздохнула она. — Я чувствую свою вину за то счастье, что на меня свалилось. Конечно, я должна была дать Тимофею от ворот поворот, но он такой настойчивый. Я не смогла. И не смогу.
Голос мамы изменился, в нём появились стальные нотки, но потом сверху снова полилась сладкая патока напополам с маршмеллоу.
— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Оденься так, чтобы хотелось тебя съесть, — добавила она, чем окончательно испортила мне настроение.
— Тогда я не поеду, — ответила я как можно холоднее.
— Ну и сюрприза тогда тебе не видать! — выпалила мама в трубку, снова принявшись описывать, как будет хорошо на нашей благоустроенной даче, которая, к слову сказать, принадлежала её третьему мужу, но тот откупился ею от мамы при разводе. — Ну, пожалуйста! Ради меня!
— Мне неприятно будет Его видеть, — произнесла я устало, исчерпав все аргументы. Маме удавалось успешно давить мне на совесть, я только что выслушала её гневную отповедь, что в кой-то веке матери можно и пойти навстречу. Однако согласиться меня заставил тот аргумент, что она даст мне ключи от дачи для проживания там до лета.
Это было бы прекрасно. Вдали ото всех я смогу залечить душу и примирюсь с тем фактом, что Тим снова возник в моей жизни и скоро станет моим отчимом. Благо, работа позволяла такой побег без ущерба для кошелька.
На даче есть свет, газ, канализация и интернет. Большего мне не надо.
— Ладно, но я приеду на пару часов.
— Отлично! Будут твои любимые шашлыки из свиной шейки. И я закажу специально для тебя хачапури по-аджарски. Те самые, что ты любишь.
Я слушала, соглашалась и угукала в трубку, а сама думала только об одном: я снова увижу Его. И когда это случится, то смогу убедить себя в том, что мы давно, окончательно и бесповоротно другу никто. И мне станет легче. Наверное.
Отключив связь, я пошла в душ и долго стояла под его горячими струями. Появление Тима в моей жизни послужило катализатором. Я снова вырвалась из безразличья, в котором пребывала последние годы. Мне захотелось купить себе новых нарядов, не ради него, ради того, чтобы вернуться к жизни.
До этой встречи с Тимом через много лет я жила в дне сурка. Будущего не было, оно не интересовало меня, как не интересует механическую сломанную куклу всё то, что работает исправно. Она зависла во мгновении, ей кажется, что время растянулось в бесконечную прямую, а рассвет, день, ночь — просто декорации.
Я нацепила пижаму и отправилась спать, чтобы утром, вскочив, как ужаленная в одно место, отправиться по магазинам в поисках удобной одежды для пикника. Пусть я не собиралась одеваться, как того просила мать, потому что знала: она непременно вырядится, как на приём у иностранного посла. Всё равно ей проиграю, как это было каждый раз, когда мы где-то появлялись вместе.
В итоге я остановилась на узких джинсах с прорезями на коленках и рубашке красных оттенков в крупную клетку, которая так гармонировала с моим новым цветом волос. А ещё подчёркивала мою худобу, одновременно делая акцент на наличие неких округлостей в положенных женщинам местах.
Вот так, просто и со вкусом. И волосы оставлю распущенными. Минимум косметики, так я выгляжу моложе, тем более что мама будет при полном параде.
Блин, я совсем не собираюсь с ней соперничать! Пошёл он, этот Тим, к чёрту!
Уже накануне выходных я несколько раз собиралась позвонить и отменить свой приезд. Зачем я им? Что за бесчеловечная пытка?! Но если посмотреть на всё с другой стороны, то потерпеть пару часов будет не так уж сложно. Жила же я как-то без Тима четыре года, думала, что успокоилась.
Мама упомянула, что хочет меня с кем-то познакомить. Тоже неплохо. Буду общаться и веселиться назло всем тем, кто думает, что я снова позволю затянуть себя в депрессию!
А потом мама разрешит переехать на дачу до лета. А эти двое пусть разжигают свой семейный очаг подальше от меня!
ГЛАВА 4
Утром меня посетило странное чувство, что-то среднее между трепетом в предвкушении встречи и досадой на себя за столь неуместные ожидания.
Зачем Тиму смотреть на меня? Рядом с собственной матерью я всегда проигрывала. Вероника Набатова притягивала мужские взгляды, это было так в пору её юности, осталось неизменным и когда мама перешагнула пятидесятилетний рубеж.
Я посмотрела на себя в зеркало перед самым выходом. И снова убедилась в том, что ничего привлекательного там не вижу. Настроение рухнуло ниже плинтуса, но, закусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, я решила ехать.
Такси привезло меня на дачу в ближнем Подмосковье за полтора часа, благо, время я выбрала столь раннее, что основная масса любителей загородного отдыха ещё не проснулась. А если проснулась, то, потягиваясь, пила кофе и завтракала.
Нажав кнопку звонка, я ещё долго стояла в тишине и смотрела на солнце, выглядывающее из-за деревьев. День будет хорошим.
— Что ты так рано? — спросила мама, открыв калитку.
Она выглядела сонной и помятой, под глазами были тёмные круги, лишь глаза сияли, будто драгоценные сапфиры.
Мама переживала конфетно-букетный период, я давно не видела её такой счастливой и довольной, она даже перестала придираться к моей одежде.
— Могу уехать, — пожала я плечами, одновременно обрадовавшись возможности слинять.
— Нет уж. Хорошо выглядишь.
Мама окинула меня ревностным взглядом, но в целом осталась довольна. Я не выпячивала себя и не старалась казаться сильно лучше, чем есть.
— Проходи, сейчас Алёнка напечет оладушек и сделает свежий салат.
Алёнка — это закадычная подруга матери, ещё одна удобная во всех отношения наперсница, которая к тому же и не дерзит, как родная дочь. Они с мамой были ровесницами, но выглядели как старшая и младшая сёстры. С разницей, эдак, лет в пятнадцать.
— Я сварю кофе, — вызвалась я, потому что жутко хотела взбодриться, а приготовление горького чёрного не доверяла никому.
На кухне, выходящей на веранду, в домашней одежде суетилась Алёна Викторовна Светлова. Я тепло поздоровалась с женщиной, чьё истинное призвание было создавать домашний уют.
Рядом с тётей Леной, как я её называла ещё со времён младшего школьного возраста, хотелось завернуться в плед и пить чай с земляничным варением на веранде, сидя в кресле-качалке.
Мы всегда неплохо находили общий язык, и даже в период подростковой дерзости и отрицания авторитета взрослых я никогда не фыркала в сторону тёти Лены.
— Как у тебя дела, дорогая? — спросила она, целуя в щёку. — Прости, у меня руки в муке, обниму тебя позже.
— Хорошо, спасибо.
— Покрасилась? Очень хорошо, аж глаза засияли.
Улыбка тёти Лены была такой тёплой, что я верила: ей не всё равно.
— Что там у Женьки нового?
— Да ничего, в Праге сейчас. Уж не знаю, учится или развлекается.
Большего мы сказать друг другу не успели, на кухню вышел Тим. Он всегда был подтянутым и бодрым, не позволяя себе выглядеть неопрятно. Будто его жизнь — нескончаемая погоня за идеалом. Женщину он тоже выбирал себе такую, чтобы соответствовала его представлению о…
Я запнулась и запуталась в мыслях.
— Доброго утра!
Насмешливый взгляд скользнул по моему лицу, чуть задержавшись на распущенных волосах. Оценил! Тим улыбнулся кончиками губ, как умел он один.
— Я рад, что ты, Ева, приехала. Ника бы расстроилась, — он произнёс это, почти как сытый кот, объевшийся сметаны. Мол, я только поэтому терплю тебя рядом.
— Неправда. Мама бы поняла.
Я склонила голову набок и тоже улыбнулась, глядя в окно.
— Пожалуй, поднимусь к ней.
Я уже вскочила на ноги, чтобы бежать прочь от его взглядов, которые будили во мне воспоминания о прикосновениях. О том, как скользила его ладонь по моей спине.
— Не стоит, — мягко произнёс он, дотрагиваясь пальцами до моей ладони.
Я слишком поспешно отдёрнула руку, как от пламени костра. Если держаться на расстоянии, он тёплый и ласковый, а зазеваешься и протянешь руку погреться — обожжёт так, что останутся рубцы!
— Ника скоро будет, она принимает душ, — Тим говорил, чуть растягивая слова, будто пробовал новый образ влюблённого жениха на вкус и звук. Не фальшивит ли где? Фальшивило.
Тим, которого я помнила, был жёстким и презрительно фыркал при одном намёке на розовые ванильные облака. И по скучающему взгляду хищника, который он время от времени демонстрировал, когда думал, что за ним не наблюдают, я понимала, что мой бывший не изменился.
И что он хочет обобрать мою мать.
— Сварю кофе, — бросила я через плечо и направилась к плите, за которой стояла Алёна Викторовна. Подруга мамы тоже не жаловала Тима.
Некоторое время мы все молчали. Скворчало масло на сковороде с оладьями, пели птицы за окном, тихонько мурлыкало радио над раковиной, а я делала всё нарочито медленно, чтобы было не так заметно, как дрожат руки.
Чувствовала его взгляд на спине, спускающийся ниже и ниже. Меня кинуло в жар.
— Ты что так раскраснелась? — заметила тётя Лена, заставив щёки пылать ещё больше.
— Жарко от плиты. Да и чувствуя себя неважно. Сейчас кофе выпью и всё пройдёт, — улыбнулась я.
Мне хотелось закрыть глаза, прислониться к стене и представить, как Тим подходит ко мне и начинает медленно целовать. Его губы скользят по моим, язык проникает в рот, заставляя судорожно вдыхать и выгибаться, а потом начинает играть с моим языком, вызывая сладкие судороги в теле.
Всё, хватит! Пора на воздух.
— Смотри, убегает! — вовремя сказала тётя Лена, и я выключил конфорку.
«Я бы тоже хотела убежать», — подумала я и разлила ароматный напиток по маленьким чашкам.
— И мне, пожалуйста! — подал голос Тим. — Пахнет очень возбуждающе.
Ох, он один умел сказать так, чтобы двойной смысл был понятен тому, кому он предназначался.
Я поставила чашку на столик. Тим вальяжно сидел в плетённом кресле и смотрел в окно. На секунду наши взгляды пересеклись, а руки соприкоснулись.
— Аккуратно, горячо, — сказала я сухо.
— Ничего, я не боюсь обжечься.
— Я боюсь, — парировала я, стараясь не смотреть на него.
— А я люблю всё горячее, — засмеялась мама за моей спиной. — И кофе выпью.
Она приобняла меня сзади за талию, отодвигая от стола, и села напротив жениха.
— Алён, ну что же твой сюрприз никак не едет? По-моему, самое время появиться прекрасному принцу!
Я только вздохнула и скривилась. Конечно, меня в очередной раз решили свести с «хорошим мальчиком».
С тем, кому лицо неважно, только душа. Это либо скучный ботаник, либо психически неуравновешенный маменькин сынок. Но у Алёны Викторовны была только дочь Женя, так что я удивилась, что мама обратилась к ней.
— Скоро должен приехать, — улыбнулась тётя Лена и робко посмотрела на меня. — Это мой двоюродный племянник, из Вены приехал, он там по работе был. Просто пообщаетесь, ничего больше.
—Понятно, тётя Лен, без проблем, — пожала я плечами и сделала большой глоток кофе, чтобы налить себе ещё чашечку.
Вот опять я буду чувствовать себя вторым или третьим сортом! Залежалым товаром, который непременно надо сбыть с рук, пока он совсем не заветрился.
Понятно же, что этот добрый молодец из Вены не заинтересуется такой, как я! Мамины мотивы я тоже угадала: показать Тиму, насколько я никому не нужна, чтобы у того и мыслей не возникло об интрижке.
Мужское эго, оно такое: никому не нужна, тогда и мне не сгодится.
Я оглянулась на маму и почувствовала Его взгляд. Осталось дождаться приезда моего кавалера, мило пообщаться с ним и сделать вид, что мне срочно надо домой поработать над внеплановым переводом. Сошлюсь на желание истеричного заказчика и большой куш, который мне посулили.
«Жених» приехал через час с тремя вполне стильными букетами ромашек, бутылкой коньяка и шоколадными конфетами.
Он выглядел как модель с картинки мужского журнала. Белозубый, в свитере из овечьей шерсти и брюках, которые можно носить как в пир, так и в мир. И мордашка вполне симпатичная, даже слишком для нашей компании вполне себе обычных людей не без недостатков.
— Рад с вами познакомиться, Ева! Мне много о вас рассказывали, конечно, только хорошего, — произнёс он, некрепко пожимая мою руку.
— Значит, всё это неправда, —с улыбкой ответила я. — Я вполне себе посредственная.
— Вы уже ведёте себя провокационно, так что я вам не верю.
Первое впечатление было вполне позитивным, так что я решила задержаться, хотя близость Тима тревожила и заставляло всё время быть начеку.
Я чувствовала себя тореадором на арене с опасным и хитрым быком. Мне одновременно хотелось, чтобы он отпустил меня, и чтобы показал, что всё ещё помнит о наших встречах. Что я не осталась для Тима одной из, хотя кого я обманываю?!
Мужчины отправились на участок готовить мангал, а я осталась помогать женщинам нарезать овощи. Хотя в основном готовили мы двое, а мама только ела огурчик и рассказывала о том, как это утомительно — выбирать свадебное платье.
— Это вон на Еве всё будет смотреться хорошо, а нам, женщинам с формами, попробуй подбери наряд! — сокрушалась она, и Алёна Викторовна кивала, не забывая тонко шинковать сыр и лимон.
В конце концов мамины вздохи мне надоели, она всегда замыкала разговор на себе, но я не её подруга и была не намерена ей в этом потворствовать.
— В что вы можете, тёть Лен, сказать про этого Борю? Слишком он какой-то идеальный. Только правду, я, сами знаете, не люблю снимать лапшу с ушей.
Алёна Викторовна слегка замялась, я это отметила, но тут снова вмешалась мама:
— Сразу видно, интеллигентный и положительный. И харизма есть. Вон, преподнёс букеты, руки поцеловал, а какой красавчик! Бери, Ева, не раздумывай!
— Ты так его нахваливаешь, будто срочно требуется его пристроить, — съязвила я, и тут заметила, что тётя Лена побледнела и чуть не порезалась.
— Ничего, всё хорошо. Тут что-то душно, приоткрой ещё одну створку, — попросила она меня, и в душе поселилась тревога.
Я просто пятой точкой чуяла подвох, в котором хотелось разобраться. Даже мысли о Тиме временно оставили меня, и это уже достижение!
Вскоре мы присоединились к мужчинам. На веранде было ещё слишком прохладно, поэтому пришлось переместиться в гостиную.
Поставили круглый стол, про который мама всегда не забывала упоминать, что достался он ей от второго покойного мужа и имел длинную историю, и сели завтракать.
Я сидела рядом с кавалером, а по вторую руку от меня на диванчике устроилась Алёна Викторовна. Будущие молодожёны сидели напротив.
Пару раз я случайно встречалась взглядом с Тимом, но всегда первой отводила глаза. Только я думала, что примирилась с тем, что он снова вошёл в мою жизнь, как мне стало не хватать его присутствия, наших редких встреч.
Меня не покидало гнетущее беспокойство о том, что же делать и куда бежать.
И вот тут мне подвернулся под руку этот Борис. Конечно, я не перестану желать Тима, но хотя бы не буду чувствовать себя опустошённой. Пообщаюсь с новым человеком, может, схожу с ним куда-нибудь, если позовёт, а там будет видно.
— Ну как? — спросил меня Борис, и я не сразу поняла, что он имеет в виду. — Шашлык получился?
— Вполне, — улыбнулась я, заметив, что у собеседника такие выразительные тёмно-карие глаза, в которых хотелось утонуть. Но это был не холодный, насмешливый взгляд Тима, а понимающий и поддерживающий взор друга. Борису хотелось верить. И доверять.
Но я уже не спешила раскрывать душу.
— Не дожарен, — вторгся в мой маленький уютный мирок голос, когда-то заставляющий меня дрожать от предвкушения прикосновений. — Шашлык должен делать один, а пробовать могут все. Но потом.
Я почувствовала, как в щёки обдало жаром. Может, мне всё это кажется, и Тим просто имеет в виду жареное мясо?
— Ну, Борис долго жил в Вене, вот и разучился, — пропела мама. — Расскажите, чем вы занимаетесь?
— Живу, — рассмеялся мой кавалер, но как-то невесело. — Я программист, мог бы и в Москве работать, но тогда у меня был в Вене личный интерес.
— Как романтично! — воскликнула мама, я же слушала, уткнувшись в тарелку. Алёна Викторовна беспокойно ёрзала на диване. — Но вы расстались?
— Да, были слишком разными. В Европе многие ведут себя свободно, а я оказался раб условностей. Но это не так интересно, как вам кажется.
— Или вы так думаете, — усмехнулся Тим и, бросив матери салфетку, сказал: — Пойду покурю. Только не ходи следом, не потеряюсь.
Сказано было жёстко, пожалуй, даже слишком. Я видела, как мама сдерживается, чтобы не вспылить, она не привыкла к приказам мужчин.
— Я и не хотела, — улыбнулась она. — У нас вполне приятная компания.
Тим направился в прихожую и, прежде чем выйти, мельком посмотрел в мою сторону.
ГЛАВА 5
Тимофей
Едва оказавшись вне зоны слышимости тех, кто остался в гостиной, я достал телефон и проверил входящие сообщения.
Конечно же, Стас оставил парочку напоминаний о том, что я обещал внести свою долю на закупку материалов в будущем месяце.
Плюсом шла внушительная сумма на ремонт одного из офисов, где арендодатель не собирался заниматься ещё и внутренней отделкой. Место, мол, проходное, ходовое, такое с руками отхватят и в столь жалком виде.
Да и штрафы от пожарной инспекции выкачали немало средств. Словом, деньги мне были необходимы, да такие, что их нельзя просто так достать из кармана и перекачать на банковский счёт.
Чего не сделаешь ради развития бизнеса?! Да в общем, можно было и ничего не делать, но мне хотелось занять одни из лидирующих позиций. Как и найти деньги на взятку, чтобы выиграть тендер на поставку стройматериалов в строящийся торговый павильон. И не только туда.
Как бы я не влезал в финансовую яму, в итоге мне удавалось не только рассчитаться с долгами, но и остаться в плюсе. Весомом выигрыше, а это означает смогу, наконец, выкупить ту виллу в Болгарии, которая полюбилась мне ещё несколько лет назад. Скромная, зато на берегу моря.
Планов громадьё, я всегда стремился развиваться ввысь и вширь, это было сродни игровым ставкам, но здесь я никогда не проигрывал.
А то, что использовал женщин, так они сами подставлял мне руки и остальные части красивых тел, протягивали деньги, фигурально выражаясь, конечно.
Я набрал сообщение Стасу, а также другим кредиторам, заверив, что деньги будут. После свадьбы.
Надо же, пришлось даже пожертвовать свободой ради такого дела, но я пошёл на это с открытыми глазами и лёгким сердцем. Да, у нас с Никой была большая разница в возрасте, но я искренне увлёкся ей, пока… Пока не появилась Ева.
На воздухе дышалось легче. Я закурил и задумался, глядя на ухоженный дворик подмосковной усадьбы невесты. Ника всем хороша: и внешностью, и обращением, и тем, как умела себя подать.
Она была неприступной красавицей в обществе других, и покорной, манкой любовницей наедине с тем, кого выбрала.
Ей хотелось подчиняться, одновременно властвуя над её телом и душой. Мягкая и страстная, я сходил от неё с ума, пока не появилась её дочь.
В присутствии Евы наши с Никой отношения казались невероятно пошлыми, этакой водевильной насмешкой. Наверное, Ника и сама это чувствовала, потому что рядом с дочерью вела себя крайне нервно и начинала утомлять навязчивым вниманием.
Стоило Еве исчезнуть, и мы с Никой снова становились влюблённой парой, не обращающей внимание на предрассудки.
Я докурил одну сигарету и тут же принялся за вторую.
Ева — это проблема. Я не боялся, что она вдруг сможет мне помешать обрести богатую жену, но то, что подпортит отношения с Никой — это факт, с которым не готов был мириться.
Как и с тем, что, глядя на Нику, я всё чаще видел перед собой её дочь. Неказистую, некрасивую, язвительно-пугливую, и от этого немного привлекательную.
Для мужчины разгадать душу женщины, конечно, если она ему нравится, сродни древнему квесту, позволяющему держать себя в тонусе.
Я думал, что прочёл Еву ещё тогда. Чёрт, уверен, что так и было! А сейчас она стала немного иной.
Красавиц прожитые годы губят, а некрасавиц щадят и дарят им определённый шарм, некую уверенность, притягивающую магнитом. «Да, я некрасива, но ты всё равно мне не пара», — будто говорили её глаза.
И это бесило. И заводило. А ещё этот франт из Вены, которого Ника сыскала у чёрта на куличках и заманила сюда, чтобы Ева не смотрела на меня.
Но это не поможет, она будет смотреть, хотя и не так, как четыре года назад. Будь у неё такой взгляд тогда, я бы её так просто не оставил.
Но всё это к лучшему. Ника меня любит, она мне подходит, а то, что немного ревнует, в итоге пойдёт на пользу отношениям.
Ева могла бы смолчать о нашем романе, но не стала. Она могла бы искать со мной встречи, чтобы возобновить связь. Наконец, она могла бы просто исчезнуть. Но Ева осталась. Зачем?
То, что я не понимал её мотивов, слегка подбешивало. Надо всё-таки соблазнить её снова, в постели женщины не таятся, только там они настоящие. И тогда я узнаю о её планах, решу, что с ней делать.
Да, так и надо действовать.
Ева
Тим вышел всего на пару минут, а мне уже стало скучно за этим столом с этими правильными людьми. Правильными на словах, конечно.«Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть», — вот их девиз. «Грех не беда, молва нехороша».
— А вы, Ева? — спросил меня Борис, но я растерянно уставилась на него.
— Простите, я потеряла нить разговора. Задумалась.
— Ева просто впечатлительная, — кинулась объяснять мама, но тётя Лена мягко коснулась её руки и остановила поток излияний.
— Ничего. У меня тоже бывает. Я спрашивал, смогли бы вы всё бросить и уехать с одним чемоданом?
— А ради чего? — спросила я, но, поняла, что получилось слишком грубо и поспешно добавила: — Смогу, если цель будет значимой. Работа — сразу мимо, я не карьеристка, свобода для меня важнее корпоративной этики. Ради мужчины — да.
— Даже если мало его знаете?
Тёмно-карие глаза собеседника, похожие на спелые вишни, смеялись, но не надо мной, а вместе со мной.
— Да. Почему бы и нет?
Тим вернулся. Хмурый и язвительный. И голодный.
Когда-то мы с ним могли съесть две внушительные тарелки пасты с соусом карбонара, сырную пиццу и зашлифовать всё это сверху рыбкой на гриле. А после занимались сексом так неистово, будто голод не исчез, а только спустился ниже пояса и продолжал терзать наши тела.
— А почему сидите, как на утреннике? — спросил Тим и потянулся к непочатой бутылке коньяка. Я с интересом наблюдала, что будет дальше. Бывший пил крайне умеренно. — Борис, давайте с вами тяпнем за знакомство. Вон дамы и лимончик настрогали.
— Я не любитель спиртного, — скривился мой кавалер.
— В завязке? Или подшитый?
— Зачем так грубо? — кавалер прищурился, но ещё пытался соблюсти приличия.
— Закодирован то есть? — напирал Тим, и я видела, как ему нравится этот словесный поединок.
Он обожал унижать противника, я не раз была тому свидетелем, доставалось и мне самой. Тогда я не была способна достойно ему ответить.
— Мне сегодня за руль, — процедил Борис, как бы давая понять, что пререканиям конец.
Тим же, как бульдог, не отстанет. Я видела это по его упрямому взгляду, поэтому вмешалась:
— Мне, пожалуй, уже пора. Работа ненормированная. С переводом торопят.
Блин, я лепечу так, будто оправдываюсь! И смотрю в тарелку, а не на Тима, который мрачно сверлит меня глазами.
Теми самыми, которые я когда-то так любила целовать. Иногда его взгляд, устремлённый на меня, смягчался, и мне казалось, что ему со мной очень даже неплохо, несмотря на то, что я ни на минуту не конкурентка его красавицам.
— Я вас довезу, куда скажете. Если вы не возражаете, Ева, — мягко предложил Борис, и я с радостью кивнула. Нам обоим не помешает отсюда сбежать.
— Лучше будет взять такси, — в голосе Тима сквозил сарказм. Он явно бесился с того, что мы оба ускользаем от него прочь. И пусть!
— Кому лучше, тот пусть и берёт, — огрызнулась я и так посмотрела на маму, что она осеклась на полуслове. Пусть только не смеет мне говорить, что я должна уважать Тима!
Я должна не любить его, но получится ли это?! И вообще, он должен быть мне параллелен.
Каждый день, каждую минуту после того, как мы встретились вновь, я убеждала себя в том, что дела обстоят именно так!
— Если вы не против уехать сейчас, Борис, то я готова.
— Да, я уже включил автозапуск, сейчас прогреется, и махнём, — у нового знакомого даже появились искорки в глазах. Видимо, он тоже был рад сбежать отсюда.
— И я поеду, — отозвался Тим, а мама принялась его уговаривать остаться. Они же так долго планировали этот пикник. — Ну и оставайся, заеду вечером. У вас, женщин, всегда найдётся о чём поболтать. А я делами пока займусь.
Мама не привыкла к тому, что мужчина вот так жёстко её обламывает, но она и здесь сделала вид, что сама планировала такой расклад. На минуту я её пожалела, а потом напомнила себе, что она должна была понимать, с кем связывается.
Тима нельзя держать на коротком поводке, он не будет носить за дамой сумочку и преданно заглядывать в глаза.
Попрощавшись с тётей Леной, я вышла на свежий воздух. Дышалось здесь хорошо, ещё пару лет назад я любила приезжать сюда с мамой, мы бродили в лесу и отдыхали в шезлонгах на веранде второго этажа. И много разговаривали.
Близки мы особо никогда не были, но удавалось поддерживать приятные обеим сторонам отношения. Нам было о чём поболтать, мама умела заразить беззаботным весельем, которого мне так не хватало.
А сейчас всё распадалось на атомы. Сможем ли мы когда-то снова найти общий язык?
— Иди сюда! — услышала я совсем рядом, и Тим схватил меня за руку, чтобы потянуть в сторону. Я должна была сопротивляться, даже хотела закричать, но он закрыл мне рот ладонью.
— Молчи! — Горячий шёпот обжёг лицо.
Мы стояли в закутке с торца, нас было не видать с главного входа. Чёрт дёрнул меня туда зайти!
— Не кричи, — продолжал он и убрал ладонь с моих губ, немного мазнув по ним пальцами. У меня перехватило дыхание. Он снова был так близко, что я перестала соображать и готова была просто стоять и смотреть.
Но он не позволил мне и этой малости. С Тимом нельзя оставаться отстранённой. Он приходит и заполняет собой всё пространство, включая мысли и желания. Особенно последнее.
И наши губы снова встретились, а тела подались навстречу друг другу. Мы целовались так яростно, словно в следующий миг перестанем существовать. Мне хотелось сказать ему, чтобы отвалил, и одновременно, чтобы продолжал быть рядом. Просто смотреть и иногда целовать.
Я судорожно вздохнула, попробовав мягко высвободиться, но он не собирался меня оставлять, а только крепче сжал в объятиях.
«Отпусти!» — нашёптывал разум.
«Наслаждайся!» — возражало тело, и я отвечала на поцелуй, который сжал всю Вселенную до наших ласк.
Его рука скользнула под рубашку, и только это меня отрезвило. Не остановлю его сейчас — не сделаю этого и дальше. Так и отдамся прямо здесь, пока нас не застигнут врасплох.
— Отвали! — коротко выкрикнула я и оттолкнула Тима из последних сил. А потом ни глядя на него, мужчину, по которому, оказывается, так сильно тосковало моё тело, бросилась прочь, смахивая непрошеные слёзы.
ГЛАВА 6
Я пригладила волосы и постаралась скрыть следы волнения, но руки всё ещё дрожали, а губы горели. Неужели вот так запросто я вернулась в прошлое, от которого лечила себя долгие годы?
—Что-то случилось? — спросил меня Борис, открывая дверцу машины.
— Так, семейные неурядицы, — улыбнулась я, запретив себе и думать в сторону Тима.
— Понимаю.
Машина, кстати, «Мерседес» класса D, медленно выехала за ворота. Я оглянулась, но мама провожать не вышла. Это вполне в её духе, а я так толком с ней и не попрощалась. Хотя так даже к лучшему.
Какое-то время мы с Борисом молчали. От него веяло уютным спокойствием и ненавязчивостью, именно тем, что мне было и нужно. И совесть останется чиста.
— У меня тоже с семьёй напряжённые отношения, — начал через какое-то время Борис, приглушив радио, из которого неслось что-то наподобие: «Я буду ждать тебя всю жизнь. Мечтать и смотреть вослед».
Не-а, не буду.
— Я хотел поговорить. Можно на «ты»?
— Конечно, — улыбнулась я, обрадовавшись, что не надо сидеть всю дорогу, напряжённо вымучивая ниочёмные фразы.
— Я не просто так вернулся из Вены, меня, можно сказать, заставили. Дело в том, что у меня весьма влиятельный отец и дядя. Чиновники не средней руки. А я, младший сын, не оправдавший их доверия.
Он сделал паузу, в углу рта мужчины залегла усталая складка.
— Я говорю это тебе, Ева, не просто так, чтобы излить душу. Дело в том, что если я «не возьмусь за ум», то лишусь финансовой поддержки. Не то чтобы я не зарабатывал, совсем нет, но с поддержкой оно слаще и жирнее.
Я только сейчас бросила взгляд на его часы. С одной стороны, вроде бы вполне простые, а с другой, это был Gronefield.
«Часовые братья» явно не предназначались для среднего класса. По крайней мере, так мне объяснял Тим. Он был помешан на наручных часах, считая это неким символом принадлежности к избранным.
— Так вот, мне необходимо жениться. На девушке понимающей, что и для чего я делаю, — продолжил он мягко, словно прощупывал почву.
Я молчала и внимательно смотрела на его профиль. В общем, всё понятно, но я не хотела торопить мужчину.
— Думаю, ты как раз такая.
— Почему? Мы знакомы пару часов.
— Ну, я навёл справки о твоей семье. Ты не охотница за деньгами, не интриганка, не станешь истерить и ревновать. Мне нужна серьёзная девушка, способная соблюдать договорённости и не требовать большего. И не позорящая мою семью. С моей стороны я обещаю, что обеспечу тебя и ребёнка всем необходимым.
— Ребёнка? — улыбнулась я, полагая, что речь идёт о его внебрачном отпрыске.
— Да. Семья не поймёт, если у меня не будет потомства, а значит, и наследства я лишусь. Обещаю, что после того, как ты забеременеешь, я не стану тебе докучать. С твоей стороны требуется выносить и родить ребёнка, а потом ты можешь устраивать свою личную жизнь. При условии, что не будешь этого афишировать и не забудешь о том, что ребёнку нужна мать.
— Подожди, а почему ты решил, что я соглашусь?
— Пока не спросишь, не узнаешь.
Он замолчал, и я тоже не могла говорить. Всё казалось, малореальным, с одной стороны, я не планировала вот такое спонтанное замужество и рождение ребёнка от человека, который мне безразличен. И которому совсем безразлична я. Не очень приятно ложиться в постель без страсти и замирания сердца, по долгу и необходимости.
С другой, такого предложения я могу больше никогда не получить. И шанс утереть нос Тиму грел душу. Равно как и возможность отстраниться от матери.
Оно, конечно, я и так от неё финансово независима, но всё же рада, если она подкидывает подарки, потому что с моей зарплаты мне светит только кредит на машину на пять лет.
— Я хочу знать, почему это надо тебе. Обещаю, что разговор останется между нами.
Прежде чем принимать решение, я должна знать всё.
Какое-то время он молчал.
— Потому что, скажем так, у меня немного нетипичные взгляды на любовь.
— Ты гей?
— Нет, бисексуал. В Вене меня кое-кто ждёт. Поэтому надо решить вопрос с женитьбой как можно скорее.
— И мы будем жить там?
Я не планировала переезд, но в принципе, что меня здесь держит? Чем дальше я буду от Тима, чем меньше о нём слышать, тем лучше.
Для нас обоих и моей матери. И не будет этих вечных угрызений совести и ощущения, что я ворую чужое счастье. Потому что моё мне не светит.
— А если я соглашусь, то как скоро мы поженимся?
— Через месяц. Самое большее два. Ты же понимаешь, моя семья потребует соблюдения формальностей. Подумай. Я дам тебе свой номер телефона, если согласишься, то позвони. Недели на раздумье тебе хватит?
Я поджала губы и кивнула, избегая его взгляда.
— Вполне.
Больше на эту тему мы не говорили, проделав остаток пути в разговорах о Вене. Я никогда не была в Австрии и с удовольствием слушала рассказы о тамошней жизни. Возможно, мне тоже придётся в неё вливаться.
Борис был приятным собеседником, но я понимала, что первое впечатление могло быть обманчивым, о чём не преминула сказать.
— Ты права, — согласился Борис без тени улыбки. — И я рад, что в довершение к прочим достоинствам ты ещё и умна. Значит, не ошибся в выборе. Если ты согласишься,
