Научи меня любить. Каролина Шторм

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА ПЕРВАЯ
• ГЛАВА ВТОРАЯ
• ГЛАВА ТРЕТЬЯ
• ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
• ГЛАВА ПЯТАЯ
• ГЛАВА ШЕСТАЯ
• ГЛАВА СЕДЬМАЯ
• ГЛАВА ВОСЬМАЯ
• ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
• ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

АННОТАЦИЯ

"Меня все предупреждали. С самого первого дня, как я здесь оказалась. И я сама многое видела. Но продолжала на что-то надеяться. Он казался со мной другим. Не таким, как его привыкли видеть".

   "Страшно признаться, но эта девочка зацепила меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. И поэтому я так отчаянно хочу убежать – подальше от этих пронзительных глаз, которыми хочется любоваться, ... от её чистой и нежной души, которую хочется любить. Как можно дальше, дальше – туда, в будущее, которое я сам себе заказал, и в котором для неё уже не будет места. Она ворвалась внезапно, без предупреждения, грозясь нарушить мой привычный ритм жизни. И я ослеп на какое-то время, попав под её обаяние. Теперь же я убегаю, чтобы больше никогда её не видеть. Потому что рядом с ней быть не смогу".

   Эта история о ЛЮБВИ - всепоглощающей, безумной, невозможной. История взросления и поиска себя в большом мире. История, которую хочется прожить вновь...

***

«Нельзя привязываться к людям всем сердцем,

   это непостоянное и сомнительное счастье.

   Ещё хуже – отдать своё сердце

   одному-единственному человеку,

   ибо что останется, если он уйдёт?

   А он всегда уходит»

   Эрих Мария Ремарк

   Посвящается нашим нулевым…

ПРОЛОГ

КСЕНИЯ

   Кажется, я совершила ошибку, когда в ответ на предложение матери снять мне приличную квартиру в центре города недалеко от университета ответила решительным отказом.

   – Мне предоставили место в общежитие, – сообщила я. – В двух шагах от университета. Это гораздо удобнее, чем жить на съёмной квартире.

   – Да, но ты никогда не жила одна, – заметила мама. – В общежитии у тебя помощников не будет. Придётся всё делать самой – и готовить, и стирать, и убирать.

   – Но ты же сама когда-то через это прошла, – напомнила я. Мама не раз говорила о том, что прожила в общежитии всю свою молодость, и только, когда удалось «встать на ноги», найти хорошую работу, она обзавелась, наконец, собственным жильём.

   Моя мама Вероника Сергеевна Золотарёва была человеком непростым. Слушала внимательно, но затем неизменно высказывала свою точку зрения, которая редко совпадала с моей. Она была строга, но – только ко мне. Со старшими сыновьями отношения складывались иначе. Их она принимала такими, какие они есть. Часто хвалила и ставила мне в пример. Хотя мне тоже было чем похвастаться. В школе – отличница, активистка и девочка примерного поведения. Каждый год я наблюдала свою фотографию на доске почёта. Меня любили учителя и обходили стороной одноклассники. За все одиннадцать лет обучения я так и не сумела ни с кем из них подружиться по-настоящему. Единственными моими друзьями, самыми верными и надёжными, были книги.

   А ещё я любила отца… Но ровно три месяца назад он покинул нас…

   Когда мама сказала, что подала на развод, я поначалу решила, что это шутка. Да, они конфликтовали и в последнее время всё чаще. Но разве это могло стать поводом для разрыва? Мне казалось, они любили друг друга. Во всяком случае, отец… Мама на проявление эмоций была более сдержанна. И, когда наступил этот момент, она, к моему удивлению, не проронила ни слезинки. Хладнокровная и несгибаемая, она ни разу не позволила себе согнуться. А отец совсем поник и сидел в зале суда с низко опущенной головой, стараясь не глядеть ни на кого. Я тоже была там и переживала каждый момент болезненно. Мать вела себя очень уверенно. Она всегда знала, что ей делать, и умела следовать своим желаниям. Отец же был другим.

   Удивительно, как они вообще оказались вместе!.. Такие разные по натуре, однако, сумели прожить в законном браке более двадцати лет. Родили троих детей. Двое старших уже давно жили отдельно, создали собственные семьи. Андрею исполнилось двадцать семь, и он уже воспитывал двоих детей. Сергею было двадцать три, и вместе с женой они ожидали первенца. Ну, а я в свои семнадцать лет только-только закончила школу и, сдав выпускные экзамены, подала документы в университет. Две недели назад я узнала о том, что поступила.

   – Почему именно факультет иностранных языков? – недоумевали мои родные и все те, кто хорошо меня знал. – Ты же так любила литературу. Тебе прямая дорога на факультет филологии.

   – Не хочу, – отвечала я. – Слишком просто. Книги – это моё хобби, которое всегда со мной. Я не хочу, чтобы кто-либо учил меня, как их правильно читать.

   В семье мою позицию так и не приняли. Как и моё внезапное решение поселиться в студенческом общежитии. Все знали Ксюшу Золотареву как тихую, домашнюю девочку, опекаемую родителями и старшими братьями. Мне никогда не приходилось никуда выезжать одной. Если я путешествовала, то со своей семьёй. И всегда кто-то был рядом. Я привыкла к этому.

   Потом уехал старший брат. Далее настал черед среднего. Я знала, что однажды так произойдёт, и мысленно готовила себя к этому. Но, оставшись с мамой один на один, я поняла, что лишилась своих лучших помощников и защитников, которые спасали меня от её нападок. А они были слишком частыми. Я не понимала, что сделала ей плохого. Но чувствовала одно: она не любит меня. Любил отец…

   Виктор Степанович Золотарёв, бывший учитель истории, ныне – литературный обозреватель, ведущий свою собственную колонку в газете. Человек многих талантов, но имеющий слишком низкий уровень притязаний. Он никогда не рвался к успеху, а работа была для него одним из способов самореализации, но не зарабатывания денег. В этом отношении мама намного опередила его. Она начинала с товароведа, затем дослужилась до администратора, а после открыла собственное дело. Финансист по образованию и аналитик от природы, она могла видеть наперёд и её прогнозы, как правило, подтверждались. Поэтому очень скоро она заняла свою нишу в сфере бизнеса, и дело её с каждым годом только процветало. Но это не могло не сказаться на взаимоотношениях внутри семьи.

   Она часто понукала отца, критиковала его «формулу жизни», а позже совсем перестала воспринимать как человека, как своего супруга. Разрыв наметился ещё несколько лет назад, но что-то сдерживало их. И только недавно я поняла, что, вернее, кто был истинной причиной.

   – Я не могла развестись, пока ты училась в школе, – объяснила мать. – Это легло бы тенью на твою репутацию. У тебя и так было много завистников. А если бы узнали о том, что родители разошлись, сразу появилось бы множество гипотез. Отец изменил, мать гулящая, ну, и тому подобное, что в таких случаях приходит людям в голову. Мне не хотелось, чтобы на тебя показывали пальцем.

   Казалось бы, что здесь такого? У нас в школе половина учащихся, если не больше, из неполных семей. Но мама права, Золотарёвы всегда на слуху. А город, в котором мы живём, совсем небольшой. Все друг друга знают. Не для этого мать годами выстраивала нашу репутацию, чтобы разрушить её в одночасье.

   На выпускной пришли все члены моей семьи. Старший брат привёз и жену и детей. И отец с матерью держались вместе, будто ничего между ними не произошло. Только он был бледен и худ. Сказались проведённые в одиночестве бессонные ночи. Я знаю это наверняка. Он всё принимает слишком близко к сердцу. И я в самом красивом небесно-голубом платье, струящемся, словно каскад, танцевала в этот вечер со своим отцом, еле сдерживая слёзы. Он всё понимал и старался молчать, чтобы не расстроить меня ещё больше.

   Когда мне на шею вешали «золотую медаль», вокруг раздались громкие аплодисменты. И мои родные и близкие люди, сидевшие в первых рядах, улыбались и радовались вместе со мной.

   Было много напутственных слов, которые я почти не слушала. Я знала, что звучат они правильно, но не могла именно сейчас, в эту минуту принять их так, как следовало бы. Мысли мои блуждали вдали от всеобщего веселья и суеты. Украдкой я поглядывала в сторону – туда, где были приглашённые гости. Я знала каждого из них в лицо. Но волновал меня лишь один человек. Мой неожиданный друг, с которым я познакомилась этим летом. Тот, кто успел завладеть моими мыслями и фантазиями. Артем Баринов. Выпускник нашей школы двухлетней давности, а ныне – студент технического университета.

   Мы познакомились во время экзамена. Я сидела в коридоре, ожидая, когда меня вызовут, и пролистывала учебник по литературе. Мимо кто-то проходил, но я даже не подняла глаз.

   – Неужели это так интересно? – услышала я незнакомый голос.

   Подняла глаза и увидела молодого человека приятной внешности. Светлые волосы падали на лоб, но скрыть бархатных карих глаз они не могли. Я почувствовала смущение.

   – Что вы имеете в виду? – потупилась я.

   – Эту книгу, – он слегка коснулся её. – Мне помнится, ничего скучнее учебника по литературе я не читал. Там, кроме биографии авторов, нет ничего.

   – Не совсем так, – мягко возразила я. – Здесь приведены фрагменты их произведений, есть поэтические строки и…

   – О-о-о! – перебил насмешливый голос. Рядом появился ещё один незнакомец. – Кажется, сейчас нам будут читать лекцию по литературоведению. Спасибо, нам этого в институте хватает!

   Мне стало неловко. Я не знала, что дальше говорить. К счастью, меня выручил обладатель карих глаз.

   – Всё в порядке, – улыбнулся он. – Не обращай на него внимания. Вениамин бывает резким на слова, но в целом парень добрый и отзывчивый. Кстати, меня зовут Артём, – и он протянул мне руку.

   – Ксения, – представилась я.

   Открылась дверь в классный кабинет, и учитель позвал меня. Я не могла ослушаться. Хотя в этот момент почему-то больше хотелось остаться. Но, когда я проходила мимо Артёма, он снова коснулся моей руки и прошептал: «Ещё увидимся, Ксюша». Я зарделась от смущения и пунцовая вошла в кабинет, где мне предстояло сдавать экзамен. К моему облегчению всё прошло благополучно. Мне никому ничего не надо было доказывать. В моих знаниях невозможно было сомневаться. И очередная отличная отметка заняла своё место в моём аттестате.

   Когда я вышла из здания школы, то снова увидела Артёма. Он стоял на ступенях и внимательно смотрел на входную дверь. Увидев меня, он помахал рукой и направился в мою сторону.

   – Ну, как твои успехи? – поинтересовался Артём. – Удалось обмануть преподавателя?

   – Почему обмануть? – я искренне удивилась. – Я никого не обманываю.

   – Да это я так, пошутил. Не принимай близко к сердцу. Составишь мне компанию? Хочу прогуляться по родному городу.

   Это было неожиданно и очень волнительно. Надо сказать, что никогда меня не приглашали на прогулку ребята. Максимум – это была компания одноклассников. Подружки бегали на свидания, а я в это время сидела дома в своем любимом кресле с какой-нибудь книгой в руках. Но, погружаясь в сюжетные сплетения, я представляла себя на месте главной героини, чья жизнь была заполнена приключениями и разными яркими событиями. Привычка мечтать сохранилась до сих пор.

***

С Артёмом мы провели вместе два дня. Потом он уехал сдавать сессию, а когда вернулся, то… был уже не один.

   – Моя девушка Карина, – представил он мне симпатичную блондинку на высоких каблуках. – А это Ксюша, моя новая знакомая.

   С тех пор я поняла, что иногда мечты могут принести вред.

   Карина оказалась весьма приятной девушкой. Она охотно поддерживала разговор, часто обращалась ко мне и, по-моему, старалась подружиться. Меня же её общество тяготило, так же как и присутствие Вениамина, который почему-то всё чаще оказывался возле меня. Мне нужен был Артём – тот, которого я узнала в самый первый день. И он был рядом, но в то же время – уже далеко.

   Карина училась вместе с ним в том же университете, только на курс младше. И, как выяснилось, она специально приехала в наш город к своему парню. Я чувствовала себя лишней среди них.

   На мой выпускной они пришли втроём. Даже Вениамин появился с букетом цветов, который после торжественной части вручил мне. Я поблагодарила его, а затем повернулась к Артёму.

   – Спасибо вам, что пришли, – слова эти тоже были предназначены ему одному.

   – Хотелось поддержать тебя в такой особенный день, – улыбнулся он.

   Они не смогли остаться, к моему большому сожалению. Количество гостей было ограничено. Нам сняли ресторан, а после всех застольных мероприятий мы отправились гулять по ночному городу. Там снова появился Артём, уже без своей девушки. Вениамина тоже с ним не было.

   Я была очень рада. Мы снова гуляли вдвоём, держались за руки и много-много говорили. Я чувствовала себя очень легко с ним, как будто мы знали друг друга целую жизнь. Мне казалось, я могу доверить ему любую тайну. Никогда ещё ни с кем я не была такой счастливой, как с ним. И тогда появилась мысль: а может, это любовь?

ГЛАВА ПЕРВАЯ

КСЕНИЯ

   Дорога от дома до студенческого общежития заняла около двух часов. В машине играла какая-то очень старая музыка, и я почти её не слушала. Гораздо интереснее было смотреть в окно. Поэтому почти весь путь я провела в молчании. Петр Алексеевич (теперь можно просто дядя Петя) также молча вёл машину, не нарушая моих наблюдений. И лишь изредка задавал вопросы типа: как у меня настроение, хочется ли мне ехать, и чего я жду от этой поездки. Я отвечала коротко, порой невнятно, мельком взглянув в его сторону, а потом вновь отворачивалась к окну. Он всё понимал. Так, во всяком случае, мне хотелось думать.

   Когда мать сообщила, что выходит замуж, я оторопела, не в силах переварить услышанное.

   – Ты же только что развелась, – осторожно напомнила я.

   – Ну и что? – глядя на меня с вызовом, произнесла она. – Или, по-твоему, мне нужно выждать какой-то срок?

   Я не знала, что сказать на это. Но мне, по-прежнему, казалось, что для замужества ещё слишком рано.

   – Девочка моя, – уже более мягким голосом обратилась ко мне мама, – пойми: наш развод с твоим отцом – дело давно решённое. Мы ждали подходящего момента. И теперь, когда я, наконец, освободилась от этой ноши, хочу позволить себе насладиться собственным счастьем. Разве я не имею на это право?

   Её счастьем стал давний знакомый, коллега по работе и друг нашей семьи, Пётр Алексеевич Берестов. Вот уж на кого бы я ни за что не подумала!.. Он был частым гостем в нашем доме, сидел с моими родителями за одним столом, поднимал бокалы за здравие всех членов семьи, жал руку моему отцу и… спокойно встречался с моей матерью за его спиной. У меня до сих пор не уложилось это в голове. Я замечала, что он не равнодушен к моей матери, но, поскольку она была женщиной обаятельной, ничего удивительного в этом не было. Но как же я не подумала о том, что она может на такое решиться! И теперь ореол красоты её стал неумолимо таять на моих глазах. Потому что принять красоту без совести и чести я не могла.

   Они поженились почти сразу после развода. Петр Алексеевич вошёл в наш дом. Он поселился в той комнате, что когда-то принадлежала моим родителям; он спал в одной постели с моей матерью, ел из нашей посуды, пользовался нашими вещами и всеми предметами в доме. А я не могла отделаться от мысли, что этот человек – самый настоящий вор. Иначе как можно назвать того, кто присвоил себе всё то, что когда-то принадлежало другому?

   Братья ни во что не вмешивались. А я, чтобы избежать неприятных разговоров, ещё больше увлеклась учёбой. К счастью, мне предстояли экзамены, и на этот период мать решила оставить меня в покое. Ну, а после, когда я подала документы не на тот, по её мнению, факультет, а вскоре узнала о зачислении, между нами пролегла трещина, которая росла с каждым днём. Меня это не огорчало. Напротив, впервые возникло ощущение некой призрачной свободы, которое раньше я никогда не испытывала. Поэтому на вопрос о предоставлении мне места в студенческом общежитии я ответила утвердительно. Мама была в шоке, но именно это меня и радовало. Отныне я поняла, что доставлять ей неприятности мне очень нравится.

   – Ксюша, смотри, въезжаем в город, – сообщил дядя Петя.

   Я тут же очнулась от своих размышлений. Снова выглянула в окно. В лицо дохнул ещё тёплый августовский ветер, мигом растрепав мои длинные каштановые волосы. Сердце забилось от предвкушения чего-то нового, пока не знакомого мне. Я несколько раз была в этом городе, посещала музеи, театры, парки и скверы, интересные выставки. Я знала, как здесь красиво. И всей душой тянулась именно сюда. У меня не получилось стать счастливой в своём родном городе. Может быть, здесь я обрету всё то, чего мне так недоставало? Друзей, знакомых, единомышленников? Настоящую любовь?.. Наверное, каждая девушка в моём возрасте об этом мечтает. Невольно вспомнила Артёма, с которым виделась накануне своего отъезда. Он в своей доброжелательной манере пожелал мне удачи во всём и напомнил, что в случае необходимости он сразу окажется рядом.

   Странное чувство… Мне было и грустно и радостно одновременно. Я знала, что расставание неизбежно и старалась не думать об этом. Но когда этот миг настал, я приняла его спокойно. Видимо, сама себе успела объяснить необходимость разлуки и, таким образом, успокоиться. А мысль о том, что впереди меня ждёт светлое будущее, вдохновляла и окрыляла. Я еду учиться в самый лучший город в самый лучший университет, чтобы получить самую лучшую профессию – переводчика иностранных языков! Разве это повод для грусти?

***

– Ксения Золотарёва, – на меня глянули строгие серые глаза поверх очков. – Так-так… Очень приятно.

   Это прозвучало как-то неубедительно. Комендант общежития – высокая тонкая женщина с большим пучком рыжих волос и неприятным выражением лица, которое, похоже, совсем не умело улыбаться, весьма критично осмотрела меня с головы до ног, словно примеряясь, видимо, подхожу ли я ей. Чувство неловкости завладело мной. Комендант напоминала мою бывшую воспитательницу детского сада. Она была так же строга, а я была совсем маленькой, чтобы противостоять ей. И только покорно опустив голову, повторяла заученные слова.

   – Меня зовут Жанна Аркадьевна, – представилась она довольно чинно. – Я ваш комендант. И я слежу за порядком в общежитии. Вот вам правила – прочтите.

   Помимо меня в кабинете сидело ещё трое. Две девушки и один юноша. Пока они изучали небольшую книжечку с правилами внутреннего распорядка, Жанна Аркадьевна снова обратилась ко мне.

   – И так, Ксения, ты у нас впервые, – другие ребята были со вторых курсов, как выяснилось позже. – Поэтому я обязана предупредить тебя сразу. У нас в общежитии живут разные студенты. Кстати, и не только студенты. Есть несколько семейных пар. Но они точно знают, как нужно себя вести. А что касается всех остальных… – Жанна Аркадьевна выдержала паузу, не забывая при этом внимательно следить за мной. – Словом, веди себя хорошо. И не забывай, зачем ты сюда приехала.

   Это прозвучало очень странно. Что она имела в виду, на тот момент мне было непонятно. Но девочки, сидевшие за моей спиной, прыснули от смеха, и Жанна Аркадьевна на них шикнула. В это время входная дверь широко распахнулась, и в фойе вошёл незнакомец. Быстрыми, уверенными шагами он направился прямо через вахту в сторону лестницы.

   – Стой! – окликнула его Жанна Аркадьевна. – Так торопишься, что даже поздороваться забыл?

   – Мне некогда, – был ответ. – Через час на работу.

   – А здесь тебе что понадобилось?

   – Вещи кое-какие забыл.

   – Знаю я, что ты здесь забыл! – Жанна Аркадьевна была явно недовольна. Впрочем, мне начало казаться, что это было её нормальным состоянием (по крайней мере, здесь). Позже я в этом убеждалась не раз. – Когда ты уже, наконец, съедешь отсюда? – совершенно бесцеремонно поинтересовалась Жанна Аркадьевна, глядя на незнакомца снизу вверх. – От тебя одни проблемы.

   – Зато вам не скучно со мной!

   – Ещё бы! То драки, то сабантуи. А сколько девчонок ты перепортил!..

   – Они сами были не против.

   Это было последнее, что я услышала от этого человека. Захотелось выглянуть из кабинета, рассмотреть его поближе. Кто же это такой, о ком так нелестно отзывается комендант. Девушки, видя мой интерес, шепнули: «Это Павел Сазонов. Студент пятого курса».

   – Вы хорошо его знаете? – спросила я.

   В ответ они снова засмеялись.

   – Кто же его не знает! Тебе самой это вскоре предстоит.

   В это время вернулась Жанна Аркадьевна и прикрыла за собой дверь.

   – Прочитали? – спросила она у ребят. – Теперь подписывайте договор.

   Я сделала то же самое. И после этого мне был вручен ключ от комнаты, которой суждено было стать моей на целых пять лет.

   Петр Алексеевич ждал на улице. Я позвала его, и он вместе со мной поднялся на четвёртый этаж.

   – Да, комнатка тесная, – сказал он, осмотрев её. – Сколько вас здесь будет?

   – Пока двое. Комендант сказала, что моя соседка приедет вечером.

   – Ну, тогда располагайся.

   Комната, действительно, была небольшой и состояла из двух стоящих напротив друг друга кроватей, двух тумбочек и двух шкафов. Стол, два стула и одно большое окно посередине. Я заглянула в него. Высокое дерево протягивало ко мне свои ветви, словно в знак приветствия. Недалеко была проезжая дорога. Значит, отсюда мне будет видно, кто заходит в общежитие и кто выходит из него. Хотя какая разница? Разве я буду стоять и смотреть, как люди снуют туда-сюда? Комендант же ясно сказала: помни, зачем ты сюда приехала.

   Петр Алексеевич помог мне занести все вещи.

   – Спасибо. Дальше я справлюсь сама, – поблагодарила я его, давая понять, что жду его ухода.

   – Ну, тогда, мне пора, – сказал он. – Звони, пиши. Приезжай почаще. Если надо, мы сами приедем.

   Я проводила его взглядом, а потом снова вернулась к окну. Видела, как он садится в машину и уезжает. Мы были в добрых отношениях до тех пор, пока он окончательно не вошёл в нашу семью, разрушив, тем самым, моё доверие. Он оказался предателем, и пережить это было не так просто. В наши редкие теперь встречи с отцом он спрашивал о том, «как поживает мой новый папа». Я отрицательно мотала головой: отец у меня был и остался один, другого не существует. Но моему родному человеку, убитому горем, сложно было принять своё новое положение. Дух пессимизма, присущий ему и раньше, теперь захватил его целиком. И я не знала, как вывести его из этого состояния. Мне хотелось ему помочь, но я не чувствовала в себе сил для этого.

***

И так, завтра первое сентября, и в этот день впервые за одиннадцать лет я не пойду в школу. Волнение охватывало меня всякий раз, когда я думала о том, что мне предстоит. В университете, наверное, будет трудно учиться, по крайней мере, поначалу.

   Я успела разложить вещи по тумбочкам и шкафам, застелить постель. Простая деревянная кровать с уже изрядно вылинявшим матрасом. Мебель с облупившейся краской. Конечно, не таким я представляла своё новое жилище. Привыкшая к совсем другой жизни, я смутно начинала понимать, в какую историю попала по своей же воле. А ведь мама убеждала меня снять квартиру. Но я с высоко поднятой головой убеждала её (и себя, в том числе), что для меня прекрасно подойдет студенческое общежитие.

   – Что ж, – вздохнула мать, сдаваясь, – по крайней мере, ты там многому научишься. Может, и друзья появятся.

   И они не заставили себя ждать. Едва я разложила вещи и включила электрический чайник, как в дверь постучали.

   – Войдите, – несмело сказала я.

   В дверях показалось знакомое лицо. Эту девушку я видела в кабинете у коменданта, когда подписывала договор.

   – Привет! – поздоровалась она. – Я – Настя. Учусь на втором курсе. Факультет социологии.

   Я невольно улыбнулась. Настя оказалась весьма словоохотливой.

   – Очень приятно, я – Ксюша, – представилась и я.

   – Ты одна в комнате?

   – Да, соседка ещё не приехала.

   – Можно мне войти?

   – Конечно. Хочешь чаю?

   Настя охотно согласилась.

   Во время чаепития я многое от неё узнала. Настя Елькина, не самая прилежная студентка, приехала из провинции. Девушкой она была общительной и знала, наверное, каждого студента, проживающего в общежитии, в лицо. Она называла мне новые имена и рассказывала подробно о каждом. Я мало что запоминала, но неизменно удивлялась: откуда она может знать все эти подробности? Кто с кем спит, кто с кем враждует, у кого можно попросить помощи, а к кому лучше не подходить близко. Удивление моё росло с каждой новой историей, рассказанной ею.

   – Сегодня у нас день тишины. Так называемое затишье перед бурей.

   Я поинтересовалась, что это значит. Тогда Настя, хитро улыбнувшись, сказала:

   – Завтра великий день – первое сентября! И вся общага будет праздновать его так, как обычно это бывает.

   Мне стало интересно.

   – Что значит – «как обычно»? Будет шумное торжество?

   – Более чем! – восторженно произнесла она. – А для тебя, поскольку ты первокурсница, это станет настоящим посвящением в студенты, – и, видя моё замешательство, поспешила добавить, – да ты не бойся. Плохого тебе ничего не сделают. Здесь ребята, в основном, добрые. Но шум и веселье я тебе точно гарантирую. А также хмельное застолье.

   – Но я совсем не пью, – заметила я.

   – И не куришь?

   – Нет. Даже не пробовала.

   – Эх… – вздохнула Настя. – Ну, ничего, научишься всему. Не зря же ты в студенческое общежитие вселилась.

   И в этот момент я впервые всерьёз задумалась о том, правильно ли я поступила.

***

Пробуждение было тяжёлым. Вчера допоздна разговаривали с Настей, и когда, наконец, разошлись, на часах была половина третьего. Я не привыкла ложиться так поздно.

   Будильник прозвенел несколько раз. Я выключила его машинально и только потом открыла глаза. Увидев белый потолок и стены в выцветших обоях, я вспомнила, где нахожусь и какой сегодня день. Нехотя встав, я надела футболку с шортами и отправилась в душ. Но, к моему разочарованию, он был занят.

   – Очередь, – пояснила девушка, сидевшая на стуле, принесённом, видимо, из комнаты. Я прислонилась к стене и стала ждать. А в голове мелькнула мысль: неужели теперь так и будет?

   На завтрак не было ничего. Вчера мы с Настей уничтожили все конфеты и целую пачку печенья, что я взяла с собой из дома. Поэтому чай мне пришлось пить с кусочком рафинада. Готовить я совсем не умела, а если бы и взялась, времени всё равно не хватило. Пора собираться в университет.

   Ко мне заглянула Настя и, увидев мои сборы, поторопила:

   – Давай быстрее, а то опоздаем. Совсем не обязательно красить глаза и укладывать волосы.

   Но я привыкла, что надо выглядеть хорошо, особенно, находясь в общественном месте. Настя скептически осмотрела меня с головы до ног, а потом бросила:

   – Если так будешь ходить по общежитию, у тебя быстро появится компания.

   – Мне кажется, это здорово. Одной здесь скучно.

   – Ты ничего не понимаешь, – со вздохом произнесла Настя. – Впрочем, скоро узнаешь, что я имею в виду.

    Университет встретил нас музыкой. У входа были прикреплены воздушные шары. Я сразу вспомнила своё прошлогоднее первое сентября. Территория нашей школы была гораздо больше университетской. Здесь мне показалось тесно.

   Занятий сегодня не было. После торжественной части, что проходила в актовом зале, нас отправили к большому стенду, что висел в центральном холле. Там было расписание будущих занятий, а также висели списки созданных групп. Всего нас поступило восемьдесят с небольшим человек. Лекции мы будем слушать всем потоком в общей аудитории, а семинарские и практические занятия – по группам. Я заметила среди своих однокурсников знакомое лицо. Кажется, эту девушку я видела в общежитии. Она тоже узнала меня и подошла поближе.

   – Привет, – улыбнулась она. – Ну, что удалось попасть в душ?

   Именно её я встретила сегодня утром в этой злосчастной очереди.

   – Значит, ты тоже поступила на ин–яз, – заметила она. – Тогда будем знакомиться. Я – Юля.

   – Ксюша, – я протянула ей руку.

   В общежитие мы возвращались вдвоём.

   – На самом деле я живу этажом ниже, – пояснила Юля. – Просто в наш душ очередь была огромная. Вот я и решила подняться к вам. Думала – так быстрее попаду. Оказалось, это, в принципе, невозможно.

   – Ты живёшь одна в комнате? – спросила я.

   – Нет. Здесь никто не живёт один, – довольно мрачно заметила Юля. – А ты откуда приехала?

   Я рассказала ей свою историю. Она слушала внимательно, не перебивая. Сама Юля приехала из очень маленькой деревни, что на краю нашей области.

   – Домой буду ездить редко, – сообщила она. – Билет стоит дорого, да и тратить столько часов в пути не хочется. Денег лишних у матери нет.

   – А отец? – поинтересовалась я.

   – Он умер, когда я была ещё маленькой.

   Мне стало неловко оттого, что я это спросила. Я всегда избегала подобных тем в разговорах, потому что не знала, как реагировать в таких ситуациях. Я росла в полной семье и с самого рождения была окружена вниманием и заботой. Мои отношения с одноклассниками никогда не были близкими настолько, чтобы они могли доверить мне свои тайны и горести. Я, конечно, знала, что у многих из них не всё так благополучно в семьях, как у меня, но никаких вопросов не задавала. А они обходили меня стороной. И только во время очередной контрольной работы обращались за помощью. Я никому не отказывала и ничего не просила взамен. В душе я надеялась, что они станут ко мне чуточку благосклоннее, и, может быть, захотят со мной подружиться. Но ничего этого не происходило. Я всегда оставалась одна.

   – Прости, – сказала я Юле. – Не знала, что у тебя такие проблемы.

   – Это не проблемы. Я привыкла к тому, что отца нет. К тому же, мать быстро нашла ему замену.

   Как и у меня. С той лишь разницей, что мой отец жив. Но я не нахожу в себе сил общаться с ним так, как раньше. Просто потому что не знаю, что сказать ему, если он спросит о матери. Мне кажется, что бы я ни ответила, ему всё равно будет больно.

   Юля мне понравилась даже больше, чем Настя. Она была гораздо серьёзнее, чаще молчала, внимательно слушала и не задавала лишних вопросов. Когда мы вернулись в общежитие, она поинтересовалась, умею ли я готовить.

   – Нет, – честно призналась я.

   – Так я и думала. Идём на кухню, буду тебя обучать.

   Она ни разу не упрекнула меня за то, что я совсем ничего не умею делать. Даже почистить картошку для меня оказалось трудной задачей. Но Юля была спокойна и терпелива. Сама подготовила овощи, потом добавила их в бульон, и вскоре кухня наполнилась приятными запахами готовящейся еды. Юля сняла кастрюлю с супом с плиты и понесла в мою комнату.

   – Когда приедет твоя соседка? – спросила она, нарезая хлеб.

   – Понятия не имею. Ждала её утром, но она так и не появилась.

   – Если хочешь, я могу пока остаться у тебя. В моей комнате трое девчонок. Они очень милые, но все старше меня. А с тобой мне гораздо приятнее общаться.

   Впервые мне довелось услышать подобные слова. Словно бальзам на душу пролили. Неужели у меня появится настоящая подруга? Это было бы так здорово!

   До самого вечера мы просидели в моей комнате, болтая обо всём. Юля оказалась приятным собеседником. Она была умна и хорошо воспитана. С ней я чувствовала себя легко и непринуждённо.

   Настя вошла без стука. Выглядела она возбуждённой и прямо с порога объявила:

   – Ну, что, девочки, готовы? Сейчас начнётся настоящее веселье!

   Мы с Юлей переглянулись. Что бы это означало?

   А Настя поманила нас за собой.

    – Идём скорее. Все уже ждут.

   Мы спустились на второй этаж, и я поначалу застыла, как вкопанная. Во всю длину коридора были расставлены столы, местами прикрытые скатертью. Возле столов стояли табуретки, целые или слегка поломанные. А чтобы всем места хватило, между табуретками положили деревянные доски – получилась лавка. Я видела такое в деревне у бабушки. Когда приглашали много гостей, стульев обычно не хватало. И тогда пользовались этим нехитрым приспособлением.

   Я окинула взглядом столы. Они были заставлены посудой, но еды было не так много, как напитков. И, в основном, алкогольных. Из закуски я разглядела хлеб, нарезанный ломтиками, овощи, фрукты, домашние соленья. Картошка, сваренная в мундире, красовалась посреди стола в высокой кастрюле. Рядом на тарелке лежала зелень. Ничего лишнего.

   Студентов было очень много. Кажется, здесь собралась большая часть проживающих в общежитии. Как только они все поместились на одном этаже? Я узнала нескольких однокурсников. Все остальные были незнакомы.

    – Добро пожаловать! – прогремел кто-то. Я даже не успела понять, кому принадлежал этот возглас. Нас тут же обступили, представились и предложили занять любое удобное место. Пошарив глазами, я выбрала первый попавшийся стул и опустилась на него. Юля и Настя сели рядом. Подняв голову, я принялась разглядывать всех участников торжества. Вот длинноволосый парень, со своей подругой. Оба – в рваных джинсах, оба явно не трезвы. Вот другой, уже готовящийся опустить лицо в тарелку. Рядом с ним скромный на вид паренёк то и дело толкает его локтем, чтобы он не заснул. Мне стало смешно и, чтобы не смущать ребят, я перевела взгляд на других людей. Интересно, здесь есть тот, кто руководит этим застольем?

   Словно в ответ на мои мысли, из-за стола поднялся невысокий молодой человек в рубашке с короткими рукавами и галстуке и торжественно произнес речь:

   – Дорогие мои студенты! Сегодня у нас особенный день – день знаний! По всей стране отмечают этот великий праздник…

   – Юрец, может, хватит? – перебил его кто-то. – Давай покороче, без этих твоих излияний.

   – А тебе, я смотрю, выпить не терпится? – съязвил тот, кого назвали Юрцом.

   – Конечно. Чего народ задерживать?

   Юрец улыбнулся – широко и радостно.

   – Ну, тогда, господа мои хорошие, предлагаю жахнуть!

   В ответ раздались возгласы одобрения, напомнившие мне звериный рёв. На миг я оглохла. А когда вновь обрела способность слышать, то поняла, что сидевший напротив парень уже в который раз пытается докричаться до меня.

   – Что? – переспросила я.

   – Я спрашиваю, что тебе налить – пива или водки?

    – Нет-нет, я ничего не пью! – испуганно я замахала руками.

   Он посмотрел на меня с недоверием. А Настя незаметно толкнула под бок.

   – Если будешь скромничать, над тобой все посмеются.

   Меня задели её слова. В родном городе такого никто бы никогда не позволил – смеяться над лучшей ученицей школы. Но здесь обо мне никто ничего не знает. И если я хочу влиться в эту компанию, придётся вести себя соответствующим образом. Я тяжело вздохнула и сказала:

   – Хорошо. Я буду пиво. Немного.

   – Есть ещё вино, – парень, сидевший напротив, потянулся к бутылке и, нечаянно задев тарелку с салатом, опрокинул её на пол. Я хотела было встать и помочь ему, но он только махнул рукой.

   – Не беспокойся. Завтра дежурный уберёт. Давай свой стакан.

   Сколько я помнила, вино обычно пьют из бокалов или фужеров. Но ни того, ни другого в наличии не было. Я протянула этому парню обычную кружку, и он наполнил её тёмно-красной жидкостью едва ли не до краев.

   – Рука чуть дрогнула, – пояснил он, возвращая кружку мне. А потом подмигнул и представился. – Фауст.

   – Это фамилия? – спросила я, поднеся кружку к губам.

   – Ага, если бы… Фамилия у меня не такая звучная, чтобы произносить её здесь, за столом. Поэтому просто Фауст. А ты пей. Вино греть не нужно. Невкусным становится.

   Я сделала небольшой глоток и, к своему удивлению, обнаружила, что на вкус вино оказалось весьма приятным. Впрочем, это было лишь первым впечатлением. Потому что вино – это очень обманчивый напиток. Постепенно обволакивая, оно способно затуманить разум и нарушить координацию. Я сделала ещё несколько глотков и почувствовала, что захмелела. А Фауст словно этого ждал. Прихватив свою кружку, он пересел ко мне поближе.

   – Откуда ты приехала? – это был первый вопрос.

   Я ответила. Шум в голове усиливался. Лёгкое кружение мешало сосредоточиться. Фауст говорил много, и я вскоре перестала его слушать. Тогда он переключился на Юлю.

   – Ну, как тебе? Нравится? – склонилась ко мне Настя.

   – Неплохо. Только очень шумно.

   – Ты просто не привыкла. Но это пройдёт. Хочешь сигарету?

   Этого ещё не хватало! Я отрицательно мотнула головой.

   – Ладно-ладно, скромница! – засмеялась Настя и закурила сама.

   – Прямо здесь, в общежитии? – ужаснулась я. – Разве это можно?

   Настя молча кивнула. И я вдруг подумала, а знает ли об этом торжестве Жанна Аркадьевна? И если да, то почему с её строгостью и явным деспотизмом допускает всё это? Но тут же сама себе и ответила: строгость лишь напускная, по факту там ничего нет. Но ввести в заблуждение и запугать таких, как я, первокурсников можно запросто. Я ведь поверила ей там, в её кабинете. А что я вижу здесь? И ведь в это время на первом этаже дежурит вахтёр. Станет ли эта бабушка завтра утром писать заявление о нарушении правил внутреннего распорядка общежития студентами? Что-то мне подсказывает, что нет.

***

Я почти заснула, когда над самым моим ухом раздался громкий голос.

   – Господа, а теперь приглашаю вас всех спуститься вниз и выйти во двор. Там вас ждёт музыкальное шоу! – Юрец, по-видимому, был главным заводилой. После его слов все дружно поднялись, не забыв взять с собой кружки и бутылки, и направились к выходу на лестницу. Меня подхватила Настя и повела следом. Краем глаза я увидела, как Юлю вёл за руку Фауст.

   Мы прошли мимо дремавшей на своём посту вахтёрши. Я подивилась, как эта женщина может спать среди такого бедлама. Видно, ей не привыкать. Юрец распахнул входную дверь и вышел первым.

   На улице оказалось прохладно. Зато я быстро начала трезветь. Подняв глаза, увидела ночное небо в россыпи звёзд. Мне захотелось остановиться и полюбоваться ими. Это было очень красиво.

   Во дворе стояло несколько стульев. Видимо, для тех, кому совсем невмоготу было стоять. Чуть поодаль был небольшой постамент, некое подобие импровизированной сцены. Мне стало интересно. Остатки хмеля разом выветрились. Я села на свободный табурет и оказалась прямо напротив «сцены». Юлю Фауст посадил к себе на колени. А Настя и вовсе пропала. Я поискала глазами, но подругу не обнаружила. Видимо, она нашла более подходящую компанию.

   И в этот момент наступила тишина. Резко, неожиданно. Будто кто-то невидимой рукой сделал знак, означающий молчание. Мне уже начало казаться, что этому миру тишина не свойственна. И так удивительно это было, что я замерла в предвкушении чего-то нового, грандиозного. Что-то сейчас будет?

   И вдруг раздался звук. Струнный звук, гитарный. Он прорезал тишину, будто кинжалом. Разорвал её на две части, а потом искромсал всю вдоль и поперёк. И таким чистым, но в то же время и сильным был этот звук, что затмил собой всё, что было прежде. Ничего не осталось вокруг. Только гитара и Он – тот, кого она слушалась.

   Я подняла глаза. Он сидел почти на краю «сцены». И только теперь я поняла, что видела его за общим столом. Только там он всё время молчал и оттого казался неприметным. А когда взял в руки инструмент и легко коснулся его струн, то заново преобразился для меня и преобразил собой всё вокруг. Тогда я и сумела рассмотреть его получше.

   Парень был высок ростом, это было видно даже несмотря на то, что он сидел на табурете. Волосы его, светлые и слегка растрёпанные, падали на лицо косыми прядями. Глаза синего цвета смотрели печально. Меня поразила та глубина, что таилась на самом дне их. Он словно бы отрешился от всего мирского и разом погрузился в свою музыку. А когда запел…

   Не знаю, какую стойкость нужно иметь, чтоб удержаться в этот момент, не дрогнуть. Парень, явно, талантливый от природы. И голос у него чистый и прозрачный. Такого слушать хочется, не прерываясь.

   – Это наш лучший музыкант, – поведал, склонившись к моему лицу, Фауст, не переставая при этом обнимать Юлю. – Виртуоз.

   – Как его зовут? – спросила я. Мы с ним так и не познакомились.

   – Евгений.

   Хорошее имя. Оно ему подходит. И характер у него, должно быть, мягкий. Словно волны от него исходят и в мою сторону направляются. Я почувствовала, как мне хорошо. Впервые за этот вечер мне, действительно, было хорошо. И дело не только в том, что я выпила почти целый бокал вина. Всё сконцентрировалось на одном человеке, а то остальное, что было вокруг, в один миг расплылось и превратилось в туман.

   Такое возможно?

   Я не хотела думать, не хотела анализировать. Сейчас мне это было ни к чему. Какая разница, как назвать то, что я чувствую, если это приносит мне радость?

   Был момент, когда наши взгляды соприкоснулись. Евгений тут же скромно опустил свои глаза. Я же взгляд не отвела и продолжала на него смотреть. И слушать.

   Не знаю, сколько прошло времени. Я перестала его ощущать. Погрузившись с головой в эту невероятную мелодию, я внимала музыканту всем сердцем. Не знаю, существуют ли на свете такие люди, которые способны быть равнодушными к музыке. Я люблю её бесконечно. Она сопровождает меня повсюду. И если не играет в наушниках, то звучит в моих мыслях. У меня нет музыкальных способностей, но хорошая память позволяет мне запоминать любую понравившуюся мелодию. То, что играл Евгений, мне не было знакомо. Но теперь я уверена, что эта музыка станет одной из моих любимых. Если, конечно, играть её будет он.

   Овации срывались с восторженными криками: «Браво!» Всё происходящее напоминало самый настоящий моно-концерт со знаком «open air». Только происходило всё это действо на территории, прилегающей к студенческому общежитию. Впрочем, никто нам в этом не препятствовал. Моё участие в подобном мероприятии было впервые. Вдохновлённая своими переживаниями, я встала и направилась к Евгению. Мне хотелось поблагодарить его за такой подарок. Но меня опередили. Бойкий молодой человек со смутно знакомым мне силуэтом первым подошёл к Евгению и хлопнул его по плечу.

   – Поздравляю, дружище! Ты, как всегда, на высоте. Я только что подошёл. Буквально с корабля на бал. И сразу такое веселье!.. Молодец! Хорошо подготовился.

   – Спасибо, – Евгений смущённо улыбался. Потом он заметил меня. А я остановилась в двух шагах, не смея приблизиться к нему.

   Его собеседник обернулся и тоже увидел меня. Да, это лицо мне знакомо. Волосы русые, глаза серые или голубые (в полумраке сложно разобрать), но достаточно большие и выразительные. Они говорили красноречивее любых слов. И этот парень, в одну секунду окинув меня взглядом с головы до ног, тут же расплылся в улыбке, а затем протянул мне руку, представившись:

   – Павел.

   «Павел Сазонов», – мысленно произнесла я. Вот мы и познакомились.

   Я назвала своё имя, и Павел, явно довольный, пожал мою руку. Я перевела взгляд на Евгения (он по-прежнему молчал), а потом снова на Павла. Если можно представить себе двух непохожих друг на друга людей, то это были именно они. И дело не только во внешнем различии.

   Один казался хладнокровным,

   второй – горячим, как вулкан.

   И оба были бесподобны –

   в ночи бурлящий океан

   грозился всё смести. Стеною

   они стояли предо мной.

   Тогда не знала, что со мной.

   Тогда лишилась я покоя.

   Эти строки родились в моём воображении и, уже под утро, вернувшись в свою комнату, я достала тетрадь с ручкой и записала их. Со мной такое бывает нечасто. Вдохновение накатывает неожиданно. Особенно, когда есть повод. А сегодня он был. Две пары глаз, обращённых на меня. Нетрудно догадаться, что в них играл интерес. У меня мало опыта, но я не настолько глупа, чтобы не понять.

   Когда я вернулась на своё место, рядом оказалась Настя.

   – Ну, как тебе игра? – поинтересовалась она.

   – Восторг!.. – и это была чистая правда. Я до сих пор находилась под впечатлением. Настя удовлетворённо кивнула.

   – Его за музыку все любят. Когда-то собирался стать рок-музыкантом, но отец ему не позволил. Отправил в наш универ на юридический факультет. Сейчас Женёк уже на четвёртом курсе. Но держат его исключительно ради папаши.

   – А кто он такой?

   – Бывший военный. Сейчас на пенсии. Но связи сохранились. Вот он и проталкивает везде своего сына. Хочет, чтоб он по его стопам пошёл. Но Женек – он не такой.

   – А какой? – заинтересовалась я.

   – Если будешь с ним общаться, всё поймёшь. Он (как бы это сказать?) очень хороший! Добрый парень. Стеснительный только немного.

   – Это я заметила. А что насчёт второго?

   – Кого?

   Я удивлённо посмотрела на неё.

   – Павел. Тот, кто стоял с ним рядом, – сейчас оба стояли в окружении приятелей, щедро разливавших алкоголь по кружкам.

   – Сазонов? – Настя сделала большие глаза. – О, это известный персонаж! Студент пятого курса факультета экономики. Только он редко здесь бывает в последнее время. И это к лучшему.

   – Почему?

   – Ох, Ксюша… – Настя тяжело вздохнула. – Как многого ты ещё не знаешь!.. Да это ведь самый отъявленный хулиган. И это я ещё мягко выражаюсь.

   Я посмотрела на этого хулигана. Одет очень прилично – в брюках, рубашке, только галстука не хватает. И волосы аккуратно уложены. Да он, пожалуй, совсем не вписывается в местную компанию. Такой ухоженный, холёный. Сразу видно – городской. И на хулигана ничуть не похож. Я засомневалась в словах подруги.

   – Ты уверена, что этот Павел именно такой?

   На что Настя уверенно заявила:

   – Ты на его внешний лоск не смотри. Внутри у него чернота! Уж я-то знаю. И любой тебе здесь скажет, что так и есть. Павел Сазонов – это не тот человек, кому можно верить. И тебе лучше держаться от него подальше.

   ПАВЕЛ

   Сегодня первое сентября – начало нового учебного года и – последнего для меня. Сегодня я официально стал студентом пятого курса факультета экономики. Не могу сказать, что в восторге от своей будущей профессии. В экономику меня никогда не тянуло, но низкий проходной балл при поступлении сделал своё дело. И вот теперь я без пяти минут дипломированный экономист.

   Когда уже глубокой ночью подходил к зданию общежития (с фасада оно выглядит также ужасно, как и с задней стороны), до меня донеслись звуки музыки. Не просто музыки. Гитарный звон. И эта аккорды, которые уже въелись в мою память. Стало как-то тепло и приятно внутри. Значит, компания собралась. Значит, меня тоже ждут.

   Сколько лет пролетело – даже не верится!.. И все – как одно мгновение. Будто только вчера впервые оказался под крышей этого «сарая», произведшего на меня тогда ужасающее впечатление. Я, выросший в городе, к такому беспорядку не привык. Да, не могу сказать, что семья моя живёт зажиточно. Во многом нам приходится себе отказывать. Но, тем не менее, отдельная двухкомнатная квартира в хорошем районе с чистыми светлыми улицами – гораздо более приятная перспектива, чем студенческое общежитие.

   Поначалу я не был к этому готов. Думал: приехал в большой город, учиться буду, специальность получать. Как бы не так! Нашлись хорошие люди, быстро объяснили, что к чему. Так сказать, ввели в курс дела. А потом уже я сам привык. Я, вообще, быстро привыкаю. Поэтому и стараюсь держаться на расстоянии. Не хочу ошибок допускать.

   Впрочем, и я не был хорошим мальчиком и, уж тем более, прилежным учеником. Директор школы, вручая мне аттестат, радовался, наверное, больше, чем я. Хотя я мог учиться хорошо и периодически вникал в изучаемые дисциплины, но природная разболтанность и неумение подчиняться правилам и тем, кто их придумывает, мешала ещё тогда. Что касается университета, здесь правила нарушать оказалось ещё проще и гораздо приятнее. С успеваемостью всё было хорошо: я пропускал, но нагонял, и потому долгов никогда не имел. Но поведение совсем не было примерным. Сколько раз меня вызывали на студсовет!.. Павел Сазонов нагрубил преподавателю, Павел Сазонов подрался с однокурсником, Павел Сазонов пытался изнасиловать студентку! Последнее, конечно, чистой воды ложь, но, учитывая мою биографию, мало кто готов был мне поверить. Я никогда никого не насилую. Зачем мне это, если вокруг столько желающих прыгнуть в мою постель? Правда, пока, кроме дышащей на ладан старой железной кровати в общежитии я предложить ничего не могу. Но, как показывает опыт, это никого не останавливает.

   Несколько раз я висел на грани отчисления. Но декан факультета почти всегда был на моей стороне. Кроме последнего случая. Возможно, мне и простили бы очередную драку, если бы я не был сильно пьян. Мало того, что подрался с охранником, не желавшим впускать меня в общежитие в два часа ночи, так ещё и стёкла на вахте разбил. Откуда взялся этот мужик, я понятия не имею. До него всегда дежурили бабульки, которым стоило только улыбнуться и пару ласковых слов сказать, чтобы они с радостью открыли мне любые двери. Но в ту ночь бабулек не было. Поэтому договориться по-хорошему не получилось. Я сунулся в комнату к товарищу, который жил на первом этаже, чтоб он открыл мне окно. Но его, как назло, не оказалось дома. Кажется, это была суббота. А в субботу общежитие чаще пустует. В воскресенье вечером начинает заполняться.

   В общем, не сошлось у меня в ту ночь ничего. Охранник полицию вызвал. Меня забрали. Пришлось ночь в отделении провести. Выпустили только на следующий день. А в понедельник меня ждал декан факультета с приказом на отчисление.

   – Я долго терпел твои выходки, Павел, – строгим голосом говорил он, нацепив на нос очки. – Но это уже выходит за рамки.

   – Только это? – я не мог не вставить свои «пять копеек». – Значит, всё то, что было раньше, считается позволительным?

   – Не испытывай моё терпение, Сазонов! – он повысил голос. – Ты прекрасно знаешь, что я терпел тебя за твои не самые худшие способности. И мне хотелось верить, что ты можешь исправиться. Что из тебя выйдет толк! Что ты станешь специалистом! Что не захочешь больше позорить наш факультет и весь университет!

   – Сергей Николаевич, – внутри шевельнулось что-то похожее на совесть. – У меня никогда не возникало желания вас позорить.

   Но он уже не хотел меня слушать, как раньше. Я слишком много накосячил за это время, чтобы теперь мне сошло с рук это происшествие.

   – Я не хочу тебя слушать, Сазонов, – твёрдо произнес декан. – И видеть тебя здесь больше не хочу. По крайней мере, до окончания учебного года.

   – А потом?

   – Потом ты имеешь право восстановиться на курс, предшествующий твоему, – кажется, он немного смягчился. – Этой привилегии я тебя лишать не собираюсь. – И тут же взорвался снова. – Но как же так, Сазонов? Ты ведь взрослый человек, понимать должен! Или тебя совсем не учили правилам поведения? Если б ты был моим сыном, я бы тебя… ремнём отходил!..

   – Но я не ваш сын, Сергей Николаевич, – холодно заметил я. – И за рукоприкладство полагается нести ответственность.

   – Значит, отец тебя в детстве ремнём не лупил?

   Больная тема. Зря он её начал. Я сжал кулаки и процедил сквозь зубы.

   – У меня нет отца.

   – Что значит «нет»? У каждого есть отец.

   – У каждого есть, у меня – нет.

   – Ты, что, совсем его не знал?

   – Нет, – спокойно отвечал я. – Он ушёл ещё до моего рождения.

   – А мать? – декан продолжал расспрашивать. Зачем, чёрт возьми, ему это нужно?!

   – Мать была и есть.

   – Значит, ты не детдомовский, – облегчённо вздохнул он. – И у тебя есть семья. Тебе дали воспитание, – и снова повысил голос. – Почему тогда ведёшь себя так?!

   – Привычка – вторая натура, – улыбнулся я.

   На этом наш разговор был закончен. Декан выставил меня из своего кабинета и попросил, чтобы впредь я не попадался ему на глаза. Из общежития меня тоже выгнали. Поэтому в спешном порядке пришлось искать работу. Но куда мог пойти девятнадцатилетний студент без образования? Конечно, в ночной клуб подносы разносить. Мерзкая работа!.. Каторжная… Как раз для таких, как я.

   Вернуться к матери было нельзя. Не для того она меня растила, чтобы я ей такую оплеуху вручил. Сам справлюсь как-нибудь.

   Нашёл пацана, сняли вдвоём квартиру. Я работал, он учился. Пьянствовали вместе. Почти полгода так прошло. Затем я вернулся в универ. Как и обещали, восстановили на курс меньше. Пришлось дважды одну и ту же программу проходить. Перезачёт категорически ставить не хотели. Требовали моего присутствия на каждом занятии. Может, думали, что я плюну на это дело и сам документы заберу. Не тут-то было! Мне силы и упорства не занимать. И если поставил себе цель, то иду к ней, несмотря ни на что. Меня никто этому не учил. Я сам так решил для себя. Поэтому и дотянул до пятого курса. Все мои знакомые, с которыми поступали когда-то, уже выпустились. А мне это только предстоит. Но я ни о чём не жалею. У меня появилась работа. Появились деньги. Я стал позволять себе многое из того, что не позволял раньше. Из официантов спустя год меня перевели в промоутеры. Ответственности больше и работы много именно по ночам. Днём на лекциях буквально засыпаю. Хорошо, что остался последний год. Ещё совсем немного, и начнётся производственная практика. А там и до экзаменов недалеко. Диплом я тоже напишу, за это не переживаю. Всё возможно, если есть желание и силы. У меня – так точно.

***

Мой милый друг Евгеша сегодня в своём репертуаре. Ласкает струны, будто девушку любимую. Мне иногда кажется, что ему, кроме гитары, ничего другого не нужно. Хоть и есть подруга, но толку от этого, по-моему, никакого. Люди не меняются. Какой он был три года назад, такой и сейчас. Никакого движения. Сидит на одном месте, не шевелится. Работать не хочет, учиться, вроде, тоже. А о чём ему беспокоиться, когда папочка всё давно за него решил? Ему главное – универ закончить, но и тут, я думаю, всё давно схвачено. Поэтому парень и пропадает. Бездельник он самый настоящий. И все его игры струнные – не более чем лирика – пустая и годная, разве что молоденьким девочкам-первокурсницам.

   Кстати, о них.

   Память у меня отличная. Всех, кто в общежитие появляется, сразу запечатлеваю. Кто мне не нравится, отсекаю сразу за ненадобностью. Друзья давно образовались, и новых я заводить не хочу. Скоро закончится наша учёба, и все разлетимся по разным сторонам. Не факт, что дальше продолжим общение. Много ли я со школьными друзьями общаюсь? Про половину из них вообще ничего не знаю. И неинтересно, если честно. Пусть живут, как хотят. Мне нет до них дела. А здесь мои приятели – Юрец – самый бравый, самый весёлый, душа компании; Толян – парень мутный, но тоже ничего; Фауст – периодически мелькающий (сам он из местных), ну, и Евгеша – наш славный музыкант. Три года мы вместе прожили, под одной крышей. Делили еду, питьё (чаще – алкогольное) и иногда делили девочек. Евгеша, хоть и скромным прикидывается, но в душе совсем не ангел. Просто совесть не позволяет ему поступать так, как хочется. Ведь за это могут наказать. Приходится поступать так, как ему говорят. Поэтому и учится не на том факультете и занимается не тем, чем хотелось бы. Его натура творческая, тонкая, требует вдохновения и полёта. А взамен получает пощёчины одну за другой. Потому что сил не хватает сопротивляться. Потому что слабый он, как баба! Тем и бесит меня! Но и жалость вызывает одновременно. Я привязан к нему, наверное, больше, чем к кому-либо другому из нашей компании. И мне бы хотелось, чтобы у него получилось то, о чём он даже мечтать боится. Но, к сожалению, судьба благоволит не всякому. Евгеша в число её избранников не вошёл.

   Странно, что я много думаю о нём. Мне бы больше о себе. Завтра утром на работу, в первую смену заступаю. Терпеть её не могу. Но выбирать не приходится. Пока я не администратор, а, скорее, подмастерье. Хотя и числюсь промоутером. А по факту – тот же «принеси/подай». Но в этом клубе выше не подняться. Все главные места давно заняты. Мне и так, можно сказать, повезло. К тому же деньги платят хорошие. И пока это всё, что мне нужно.

   – Паш, а ты чего сегодня так поздно? – спросил Юрец, глубоко затягиваясь, а затем выпуская кольцами дым. – Мы уже решили, что ты не приедешь.

   – Как же! Чтобы я – и первое сентября пропустил? Исключено! – и, чуть понизив голос, добавил. – Пришлось задержаться.

   Расставание с девушкой – не самая приятная процедура. А если девушка старше почти вдвое, процедура осложняется вдвойне. Амбиций с возрастом становится больше, а средств их реализации, наоборот, меньше. Я убедился в этом не раз. Как и в том, что с женщинами в возрасте около сорока лучше не иметь близких контактов. Но Татьяна была так убедительно хороша, что на короткое время и мне удалось увлечься и даже слегка потерять голову.

***

– Доброе утро, Пашенька!

   – Доброе утро, Татьяна Николаевна.

   – Брось, что это ты придумал? Ночью меня по имени называл, а теперь?

   – Но вы же сами мне так представились, – напоминаю я ей всякий раз, при этом еле сдерживая смех.

   Татьяна кокетливо надула и без того полные губы. Села на кровать возле меня.

   – Это была первая встреча. Не могла же я при муже просить называть меня просто Танечкой.

   – Зачем сейчас просишь?

   Сегодня мне хотелось с ней поругаться. Не потому что была какая-то причина, а просто так, из вредности. Надоели мне её кружева – что на теле, что в душе. Да и на уме у неё, как оказалось, ничего, кроме кружев я не обнаружил. Скучно с такой. Поговорить ни о чём нельзя. Разум у неё пустой, потому что вместо мозгов – решето, через которое всё просачивается. И ничего там не задерживается. Единственное, что меня по-прежнему рядом с ней держало, – это её бесспорный талант в сфере наслаждений и удовольствий. О, в этом она весьма преуспела!.. В свои почти сорок лет Татьяна была богиней секса. Видимо, имела богатый опыт по этой части. Я ей об этом напрямую и заявил. На что она, нисколько не смутившись, ответила, что так оно и есть, и что она в юности времени даром не теряла.

   – И сколько у тебя их было? – поинтересовался я.

   – Не считала! – весело рассмеялась она. А потом более серьёзным голосом сказала. – Не количеством надо брать, а качеством. У тебя может быть целая сотня любовниц, но при этом по-настоящему значимой станет только одна. Все остальные, как звёздочки на небосклоне – мелькнут на мгновение и погаснут.

   И снова – задорный смех, искорки в глазах и губы, испачканные ярко-красной помадой, тянущиеся ко мне. Я не любил её целовать. Но ей хотелось.

   Мы познакомились пару месяцев назад, когда я решил устроить себе небольшой отпуск и отправился в деревню к бабушке. Заодно помочь ей с ремонтом. Она уже в преклонном возрасте, мужа давно похоронила, а единственная дочь, то есть, моя мать, стала редким гостем. Никогда не любил заниматься ремонтом, но кроме меня помочь бабушке некому. Мать предлагала нанять мастеров за деньги, но бабушка отказалась. Не захотела, чтобы по дому чужие люди ходили, к её вещам прикасались. Поэтому пришлось мне.

   Дачный дом Татьяны и её мужа располагался неподалёку. Но, конечно, назвать этот особняк домом было бы слишком просто. Он разительно выделялся среди других построек нашего садового товарищества. По слухам, хозяин дома занимал какой-то важный пост в нашем городе. Ну, а жена его вполне могла позволить себе ничего не делать. И, пока муж усердно зарабатывал деньги, она с не меньшим усердием их тратила.

   Такой я и застал её, когда вошёл в их дом под предлогом спросить нужный мне инструмент. На самом деле у бабушки в хозяйстве всего хватало, просто меня взяло любопытство узнать, что за люди живут в этом трёхэтажном особняке за высоким металлическим забором.

   Встречать меня вышел охранник. А следом подошла хозяйка дома в распахнутом настежь пеньюаре, не скрывающим практически ничего. Тонкая ткань облегала её объёмную фигуру, а взгляд, которым она окинула меня, был красноречивее слов. Она попросила охранника впустить меня и поинтересовалась, чем она может помочь.

   – У вас есть дрель? – спросил я первое, что пришло в голову.

   – Думаю, найдётся, – она так сладко улыбнулась, что я понял: у этой женщины найдётся всё, что мне может быть нужно. И я не ошибся.

   Уже на следующий день я стоял на первом этаже этого особняка и усердно делал вид, что внимательно слушаю распоряжения её мужа. Татьяна сама придумала эту игру. Сказала мужу, что ей необходимо «освежить интерьер», и «молодой человек готов оказать свои услуги за разумную плату». Мужу, как я понял, было всё равно, в какую сторону сорить деньгами. И предложение своей жены он принял, не раздумывая. Так я получил доступ в этот дом, а заодно хороший гонорар, который мне выдали почти сразу. О том, что к гонорару полагался ещё бонус, не знал никто, кроме меня и Татьяны.

   Она сама затащила меня в постель. Ну, и я, конечно, не был против. Меня забавляла сама ситуация, в которой я оказался. Кроме того, перспектива заработать не могла не радовать. Мне нужны были деньги на оплату обучения. Ведь после того, как меня отчислили, я потерял право бесплатно учиться в универе. А мать сказала, что, раз я вот так взял и похерил всё, что было накоплено ею, то теперь должен сам нести ответственность за свою судьбу. Заработанные деньги я откладывал на оплату каждого семестра. А теперь мне пообещали столько, что я сразу мог оплатить за полгода вперёд. Не важно, что до этого я ремонтом почти не занимался. Татьяна же ясно сказала: достаточно поработать в её комнате. А что там конкретно будет происходить, это уже детали.

   Почти две недели я провёл у неё. Физические нагрузки оказались солидными. Когда я возвращался вечером к бабушке, она, глядя на меня, говорила: «Паша, ты очень устал. Может, пора уже прекратить эту работу?»

   – Скоро, бабушка, – обещал я. – Осталось совсем чуть-чуть.

   Татьяна мне быстро надоела. И это было предсказуемо. Ну, не может страсть к женщине длиться слишком долго. Страсть подобна вспышке молнии – озарит своим ярким светом, ослепит на мгновение, а потом так же быстро отпустит. И следа не оставит. Так произошло и у нас. В один из дней я решил, что мне пора.

   – О чём думаешь, Паша? – Татьяна протянула руку, хотела дотронуться до моих волос, но я отшатнулся. Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются без моего разрешения.

   – Думаю, что нам пора заканчивать эти встречи, – напрямик, глядя ей в глаза, отвечаю я.

   Татьяна выдерживает мой взгляд. Снаружи кажется спокойной и самоуверенной. Внутри, может быть, что-то и изменилось, но мне нет до этого никакого дела. Я не склонен к сентиментальности.

   – Что ж, однажды это должно было произойти, – говорит она.

   – Свою работу я выполнил, – продолжаю я, – пора уходить, – и встаю с кровати.

   Татьяна смотрит, как я одеваюсь.

   – Сколько тебе заплатил мой муж? – спрашивает она.

   – Достаточно, – коротко бросаю. Я начинаю злиться на неё, сам пока не понимая причины.

   – Если хочешь, могу добавить, – и она расплывается в самой отвратительной улыбке, которую я когда-либо видел.

   – Что ты хочешь сказать? – резко вскидываю я.

   – Только то, что ты слышал. Если тебе нужны деньги, я могу их тебе дать.

   – Мне ничего от тебя не нужно! Ни от тебя, ни от кого-либо другого! – я почти кричу.

   Татьяна, видимо, не ожидала подобной реакции. Её глаза округляются, длинные наращенные ресницы хлопают так часто, словно крылья бабочки.

   Ночной бабочки. Это самое точное сравнение.

   – Паша, что с тобой? – недоумевает она. – Ты, что, злишься на меня?

   – Нет, блядь, прикалываюсь! – взрываюсь я. – С какого хера ты решила, что можешь так со мной говорить?!

   Дальше пошёл отборный мат, от которого любой нежный цветок может завянуть. Татьяна, по моему мнению, таким цветком не была. Но даже ей от моих слов стало неприятно – это было видно по её лицу. В конце концов, она созналась:

   – Прости… Я, кажется, сказала что-то лишнее. Но я не думала, что ты так меня поймёшь.

   – А ты вообще хоть иногда думаешь?

   Теперь настал её черед злиться. Она схватила мою одежду и швырнула мне прямо в лицо со словами: «Иди ты к чёрту!»

   – Я там уже был, – парировал я. – И чёрта вижу сейчас перед собой.

   Она хотела выгнать меня. Не получилось.

   Я ушёл сам.

   На прощание она гневно прокричала мне вслед:

   – Не думай, что ты такой смелый и независимый, и всё тебе по плечу. Однажды ты убедишься в собственной никчемности. И тогда будешь просить помощи. Только никто тебе руки не протянет. Потому что ты сам отвергаешь все руки, которые тянутся к тебе! – и скрылась в своём роскошном убежище, в комнате, явно больше не требующей ремонта.

   Я в наполовину застёгнутой рубашке отправился домой. Злость ещё долго не отпускала, и мне очень хотелось набить кому-нибудь лицо. К счастью, подходящей кандидатуры я не встретил, поэтому ограничился тем, что разбил вдребезги свой новый, буквально на днях купленный телефон. Прохожие смотрели на меня с удивлением и испугом. Но мне сразу полегчало, и домой я вернулся в уже более спокойном состоянии. Собрав вещи и попрощавшись с бабушкой, я отправился на вокзал, а оттуда автобусом вернулся домой. В тот же день на честно заработанные деньги купил новый телефон. Номер остался прежним. И, когда я вставил симку, увидел несколько сообщений. Они были от неё. Я вообще не склонен давать свой номер телефона случайным женщинам, мелькающим в моей жизни. Их я называю «однодневками». Но Татьяна такой не была. Поэтому номер мой ей был известен.

   Я ничего не написал в ответ. Уходя – уходи. Я привык, чтобы решение ставить точку было за мной. И не помню, чтобы хоть раз об этом пожалел. Да, Татьяна была хороша. Но всё, что мне нужно было от неё получить, я получил. Так же, как и она. А дальше каждый пойдёт своей дорогой.

   По пути в общежитие я почему-то вспомнил Татьяну. Всё-таки, в своём деле она была очень хороша, и многому меня научила. Может, она и не была такой глупой, как мне представлялось раньше. Может, было в её словах что-то, что зацепило меня тогда и не давало покоя сейчас. Но что именно – я даже не пытался вспомнить. Я покинул её без сожаления. Эта игра изначально велась на костях. Глупо было надеяться на продолжение. И тешить себя иллюзиями. Таких, как я, в её жизни может быть сколько угодно. Таких, как она, в моей, возможно, не будет. Но мне это совершенно не нужно. В большом городе, куда я еду, сотни молодых девушек. Возможно, с одной из них меня ожидает светлое будущее. Ну, а пока пусть всё останется, как есть. И вскоре и Татьяна, и всё, что было с ней связано, забудется, как страшный сон. Я продолжу учиться, работать и… медленно, но верно катиться по наклонной. Я ведь Павел Сазонов. Моя фамилия уже стала словом нарицательным. Так говорят о самых отъявленных избранниках судьбы. И каждый, кто столкнулся со мной, имел возможность в этом убедиться. Ну, а мне скрываться нет причины. Да я и не пытаюсь, честно говоря. Зачем мне прикрываться этими фиговыми листочками? Чтоб репутацию себе выбить? Она у меня уже есть. Может, не самая идеальная, зато – моя. Если бы у меня была визитная карточка, то на ней можно было написать следующее: «Павел Сазонов – студент пятого курса, отчисленный за драку и вновь восстановленный. Отъявленный хулиган, пьяница и бабник, картёжник и матершинник, авантюрист и балагур. А ещё сволочь редкостная». Дружить со мной – себе в убыток. Любить – этого совсем не рекомендую. Простите, но меня этому никто не учил. На лекциях в универе ничего такого не объясняют. А если вдруг представить, что могли бы, я всё равно бы не услышал.

***

Мы веселились до утра. Евгеша, махнув пару стаканов, вновь потянулся к гитаре, но вдруг обнаружил, что забыл аккорды. Воспользовавшись этим, я подошёл к нему, положил руку на плечо и попросил:

   – Друг мой, твоя любимая женщина (так я его гитару называю) умоляет: освободи пространство. Дай и мне поиграть немного. А то от твоей лирики, боюсь, струны заржавеют.

   Вряд ли он обрадовался моим словам. Но место уступил. И гитару отдал. Евгеша парень незлобивый.

   И вот я сажусь на его место с гитарой в руках. Сначала проверяю струны – крепко ли настроены. Потом вспоминаю аккорды. Не так часто я упражняюсь, чтобы навык идеально отточить. Но память меня не подводит. И вот уже, вспомнив, знакомый мотив, резко ударяю по струнам и начинаю играть.

   Я не люблю лирику. В большой компании – не люблю. Она здесь неуместна. Какую-то тоску навевает, хандру. Мне кажется, что нам всем этого в жизни достаточно, чтобы и здесь ещё слушать. Хочется, наоборот, чего-то весёлого, задорного, смелого! Но Евгеша так не умеет. Технически может. Но техника это не самое главное. Подача – вот что важно. А в этом отношении ему куража не хватает.

   Соседка Яночка подсела ближе. Сначала глазки свои стыдливо опустила, потом неловко вскинула. Вроде неплохая девочка. Обед нам иногда готовит, порядок в комнате наводить помогает. И ничего за это не просит. Говорит, что ей дружбы достаточно. Но я давно таким словам не верю. Что значит дружба для того, кто сам её предавал не раз?

   А рядом с ней сидит другая девочка, имени которой я не помню. Но точно знаю, что от девочки в ней мало что осталось. Здесь вообще, если внимательно посмотреть, настоящих девочек не обнаружить. Иначе давно бы в своих комнатах спали, плотно накрывшись одеялами. Что их сюда принесло? Неужели в пять часов утра им всё ещё хочется музыку слушать? А завтра рано вставать и идти на занятия. Но раз вы музыки ищете, будет она вам! Только такая, какую я хочу. Бойкая, дерзкая, подстать моему характеру! И слова в этой музыке – то, что надо! Резкие – как удар хлыстом по лицу со всего размаху! И ещё раз, и ещё!.. Давай, не жалей! Бей так, чтоб не попадя! До крови рассекай! Не жалей и не милуй – никого!..

   – Паша, струны порвёшь! – Евгеша руку протягивает, пытаясь остановить. Как бы не так! Или ты плохо меня знаешь?

   Юрец, видя всё это, решает вмешаться. Он из нас, пожалуй, самый дипломатичный. Способен разрешить любую ситуацию. Недаром на юриста учится. И говорить он умеет красиво. Встаёт, подходит ко мне и ласково так произносит:

   – Паша, тебе не надоело инструмент мучить? Может, лучше по маленькой?

   – Почему же «по маленькой»? – я гитару тут же в сторону откладываю, на ноги поднимаюсь. – Можно и по большой.

   – А вот это – всегда, пожалуйста, – и Юрец расплывается в довольной улыбке. Наполняет мне стакан примерно до середины и протягивает. Затем себе наливает.

   – За здоровье!

   – И – за новые знакомства! – добавляю я и залпом осушаю стакан. По вискам резко ударило, но я быстро взял себя в руки. И чувствую: кровь бурлит, настроение поднимается. Надо было сразу с этого начинать. – Евгеша, друг мой, сыграй теперь ты что-нибудь. У тебя лучше получается, – и хлопаю его по плечу, а потом крепко обнимаю.

   Евгеша скромно улыбается (а по-другому он не умеет). Затем возвращается на своё место. Гитару в руки берёт как святыню. Она ему всех женщин мира заменяет. Начинает играть. Чёрт возьми!.. Может, голос у него и не самый сильный, зато музыка необыкновенная. А ведь он знает, как произвести впечатление. Инструмент в его руках так и мается, так и плачет. Струны натянуты до предела, как нервы в теле моём. Так и льётся эта музыка – горькая, лирическая. В самое сердце проникает, раздирая его до крови. Эх…

    – Что-то мы засиделись! – громко заявляю я. – Не пора ли повторить?

   Юрец уже с тревогой смотрит на меня.

   – Передохни, Паша, – советует он. – Не так быстро. Разгорячишься.

   – А мне, может, это и нужно сейчас! – громко произношу я. Чем пьянее становлюсь, тем сложнее интонациями управлять. – Налей, мой друг, ещё!

   – Давай по последней и будем расходиться, – советует Юрец. – Ты пьяный опасный становишься.

   Драку с охранником мне до сих пор припоминают. Впрочем, Юрец это делает лишь для того, чтобы меня усмирить. Я знаю, он никогда не желал мне зла.

   Смотрю я в «зрительный зал» и вижу, что ряды пустеют. А потом вдруг взгляд задерживается на новенькой девочке, что скромно сидит вдали от меня, опустив руки на колени. Кажется, именно она подходила к Евгеше с чувством восторга, нарисованном на лице. Ну-да, он может обаять таких, как она, молодых и неопытных. Но только пока держит в руках инструмент. А без него он как без рук.

   Девочка, похоже, собирается уходить. Встала, складки одежды расправила.

   – Стой! – не думая, что творю, позвал я её. – Куда собралась?

    Она остановилась и испуганно посмотрела на меня. Ох, какие глаза!.. В такие смотреть опасно. Можно потеряться. Она сама-то знает об этом?

   Я медленно подхожу к ней, а она вся сжимается в комок. Обхватывает себя руками, чтобы защититься, но продолжает на меня смотреть. Мне становится смешно.

   – Не надо бояться, – уже более миролюбиво говорю я. – Извини, что напугал. У меня голос громкий. Просто ты мне на глаза попалась, вот я и заговорил с тобой.

   – Понятно, – кивает она. Но оборону продолжает держать. И тут ей на помощь спешит мой друг Евгеша.

   – Паш, оставь девушку в покое, – просит он.

   – Я разве трогаю её каким-то образом? Посмотри, она на целый метр от меня стоит.

   – Ты трогаешь словами, – пояснил мой друг. – От этого ей страшно.

   Мне хочется толкнуть его в этот момент. Но вместо этого заливаюсь смехом.

   – Да ты поэт, мой друг! По такому случаю предлагаю поднять ещё один бокал! – и увлекаю Евгена за собой, совсем забыв об этой напуганной мною девочке. Но, когда в руке моей оказался очередной стакан, я услышал за спиной, слова, обращённые к ней, но предназначавшиеся, всё-таки, мне.

   – Что я говорила, Ксюш? От него лучше держаться подальше.

   «Ксюша, – повторил я мысленно. – Хорошее имя. Значит, ещё увидимся».

   И, залпом осушив стакан, бросил его на землю, а потом сверху надавил ногой. Ни о чём не жалеть и ни о ком!..

ГЛАВА ВТОРАЯ

КСЕНИЯ

   Мама расспрашивала непривычно жадно, глотая каждое моё слово. Признаться, я не ожидала от неё такого внимания. Наши отношения стали прохладными, и расстояние им теплоты не прибавляло. Я приехала домой вечером в пятницу после учебных занятий. От вокзала добиралась на такси. В девять уже совсем темно, и ходить одной по тёмным улицам мне некомфортно. Да я и не привыкла к таким прогулкам.

   Меня встретили радушно. Дядя Петя принял у меня сумку, затем куртку. Он человек воспитанный и деликатный. Если бы не история с отцом, я бы решила, что матери с её новым мужем очень повезло. Но, увы, родным может быть только один. А значит тот, кто пришёл вторым, всегда будет чужой. Он ничего не просит у меня. Но своих детей у него нет, и потребность заботиться о ком-то, кто меньше, даёт о себе знать. Они завели кота, потом собаку. Вряд ли они захотят завести детей. У матери нас трое, и я не уверена, что она захочет в четвёртый раз попытать счастья.

   Увидев, как я налегаю на еду, мама поинтересовалась, чем я питалась всю неделю.

   – Ты ведь ничего не умеешь готовить, – она любила об этом напоминать. – В столовой, наверное, обедала?

   – Днём – в столовой, вечером – в общежитии с девочками готовили ужин, – я старалась отвечать спокойно, не повышая голоса. Хотя в разговоре с матерью мне часто хотелось именно этого.

   – Подружилась с кем-нибудь?

   – Да, в первый же день.

   – Это очень хорошо, – одобрила мать. – Здесь ты была затворницей. Может, там, наконец, начнёшь с людьми общаться.

   Обида, снова обида!.. Неужели я так остро реагирую на её слова? Ведь по сути они ничего такого не значат. Но нет, мне всё время кажется, что она хочет меня задеть. Только я не понимаю, зачем? У неё ведь в жизни всё хорошо. Чем же я ей не угодила?

   Выходные прошли скучно и однобоко. Я сидела дома и никуда не выходила. Но, когда наступило воскресенье, заметно оживилась. Всё потому что теперь у меня появилось место, куда я могла бы сбежать. Сбежать из родного дома…

   Юля встретила меня первой. Я заранее ей позвонила и сообщила, что скоро приеду. А она ответила, что у неё есть для меня сногсшибательные новости.

   Моя соседка по комнате до сих пор не появилась, поэтому Юля почти каждую ночь оставалась у меня. Я поставила сумку на пол и сразу включила чайник. В тот момент, когда я разливала по кружкам чай, вошла Юля, широко распахнув дверь, и громко объявила:

   – Вчера я лишилась девственности!

   – Вот зараза! – я обожгла руку кипятком.

   – Прости, – Юля кинулась ко мне, засуетилась. – Я, конечно, знала, что это произведёт на тебя впечатление, но не настолько.

   – Ты бы ещё на весь коридор крикнула! А то вдруг ещё не все слышали, – упрекнула её я.

   – Да мне, в принципе, всё равно. Кому есть дело до меня?

   – А как же репутация? – возразила я.

   – Плевать я на неё хотела! – беззаботно ответила Юля. – Здесь мне никто не указ. К тому же мне скоро восемнадцать. Давно уже пора.

   – Давно? – я всегда считала по-другому.

   – Знакомые все уже всё перепробовали. И гораздо раньше. Одна я осталась нетронутая. Зато теперь будет чем похвастаться.

   Я не представляла, как этим можно хвастаться. Видимо, у нас слишком разные понятия о чести и достоинстве. Впрочем, Юля недолго храбрилась. Опустившись на кровать, она мрачно заметила:

   – Если честно, я не так себе всё это представляла.

   – А как? – мне стало любопытно, и я села рядом, чтобы лучше слышать.

   – О чём все девочки мечтают в детстве? О принце на белом коне, о любви неземной и единственной, на всю жизнь. А в жизни получается совсем не так.

   Я уловила грусть в её голосе. И действительно, заглянув в её лицо, я увидела, что она вот-вот готова расплакаться.

   – Как же так получилось? – спросила я. – Выходит, ты не хотела?

   – Сама не знаю. С одной стороны хотела, с другой… Наверное, не с ним.

   Ничего себе признание! Я не знала, что сказать в ответ. Впервые столкнулась с подобной ситуацией. Школьные подруги со мной не откровенничали. И интимная часть взрослой жизни для меня была почти не познана. Разве что имелось некоторое представление на основе порнофильмов, которые я периодически смотрела, находясь дома одна. Мне было интересно узнать хоть что-то. В школе нам, естественно, ничего не рассказывали. Сестер у меня не было, а мать предпочитала не общаться со мной на подобные темы. Конечно, у меня были определённые фантазии, но, как сказала Юля, в жизни всё иначе. И порнофильмы меня не впечатлили. Может, я не те смотрела?

   – Вчера здесь была пьянка, – стала рассказывать Юля. – Мы отмечали День Рождения Фауста. Всё шло хорошо. Потом он вызвался меня проводить.

   – До комнаты? – уточнила я. – А сама бы ты не дошла?

   – Я не настолько была пьяна. Но его предложение меня вполне устроило. Как и последующее…

   – Так это был Фауст? – догадалась я. – А почему… именно он? – на мой взгляд, не самый привлекательный молодой человек. Волосы у него рыжие и бакенбарды тоже. Кроме того, он полноват. Хотя, в общем и целом недурен. Но есть же другие. Евгений, например. После нашего знакомства я думаю о нём каждый день. Жаль, что он редко бывает у нас. Я хотела бы видеть его чаще.

   А Юля продолжала:

   – Вчера я ночевала одна. Мои соседки разъехались по домам. Фауст привёл меня в комнату и,… как-то всё само собой произошло. Я даже не поняла толком.

   – Замечательно! – я вскинула руки. – То есть твой первый раз прошёл почти бесследно? А как же «особые ощущения» и всё такое?

    – Да никаких особых ощущений не было. И боли тоже я не почувствовала. Как и удовольствия. В общем, ничего особенного, – заключила она.

   Я слушала свою подругу и не знала, могу ли я что-то ей ответить. Мои принципы не пошатнулись ни разу. И я убеждена в том, что такой ответственный шаг надо делать осознанно. И уж точно не с первым встречным, а с человеком любящим и любимым. Иначе зачем? Чтобы похвастаться перед подругами: поглядите, я стала взрослой? Чушь! Взрослость – это совсем о другом. И такими способами она не достигается. Думаю, что Юля и сама это понимает, только признаваться не хочет. Она хорошая девчонка, мне с ней очень легко и приятно. Да, и росли мы и воспитывались по-разному. А это очень важно. Я никогда бы не позволила себе поступить так, как она. Нет, это вовсе не означает, что я останусь чиста вплоть до бракосочетания. Но… есть принципы, через которые я не переступлю.

   – У меня никогда и ни с кем ничего не было, – призналась я Юле. Наверное, она сама это поняла. – Ко мне никто ни разу не прикасался.

   – Но ты хотя бы целовалась с кем-то?

   – Пару раз, – нехотя сказала я. – И то мне не понравилось.

   Действительно, что мне могло понравиться в этих неловких попытках малознакомого парня соблазнить тогда ещё пятнадцатилетнюю школьницу? Он приезжал к нам на лето во время каникул. И водил знакомство с моей школьной приятельницей. Вернее, с её парнем. А случилось всё во время празднования его (этого парня) Дня Рождения. Мой новоиспечённый ухажёр отвёл меня в дальнюю комнату, чтобы, как он выразился «поговорить по душам». А там долго тянуть не стал.

   Целоваться с ним мне не понравилось. Да я и не ответила ему по-настоящему. Но мне было интересно попробовать. Не более того. Как и Юле, вероятно. Только я бы никогда не зашла так далеко.

   – Значит, Фауст… – протянула я. – И как он? Хорош?

   – Пока не с кем сравнить, – к Юле вернулась её обычная беспечность. – Вот будет следующий, тогда скажу.

   – Ты уже о следующем думаешь?

   – Присматриваюсь. Например, к Евгению, – и она хитро посмотрела на меня.

   – Как – к Евгению? Почему именно к нему? – мне совершенно не понравилась эта затея.

   Но Юля, похоже, и это знала. Поэтому, обняв меня за плечи и притянув к себе, сказала:

   – Не бойся, я шучу. Евгений, конечно, хорош, но я-то знаю, что кое-кто к нему не равнодушен.

   – О ком ты? – я постаралась изобразить удивление.

   – Не притворяйся, Ксюш. У тебя на лице всё написано. В тот самый первый день, когда вы познакомились. Ты так смотрела на него!.. Думаю, он тоже это понял.

   – Неужели? – но ведь он на самом деле мне понравился. Разве можно скрыть очевидное?

   – Это очень заметно, Ксюш. Но, я думаю, тебе нечего стесняться. Он очень неплохой парень. Жаль только, несвободен…

   Я встрепенулась.

   – Что это значит? – хотя ответ был очевиден.

   – У твоего Евгения есть подруга. Я видела её вчера на Дне Рождения Фауста.

   Юля смотрела на меня с сочувствием. Но я не видела этого. Мой взгляд был направлен сквозь неё – туда, где от меня быстрыми шагами уходило призрачное счастье, ещё несколько секунд назад жившее в моём воображении.

   ЕВГЕНИЙ

   Наутро после празднования Дня Рождения Фауста я с трудом разлепил глаза. Спать было ужасно неудобно. Эти маленькие кровати не предназначены для двоих. Здесь и одному бывает тесно. Сколько раз я летал со второго яруса!.. Хорошо, что приземлялся удачно. Надо какие-нибудь бортики придумать. Мало ли что…

   Лиза спала рядом, отвернувшись к стене. Она не стала снимать одежду, так как в комнате мы были не одни. Неподалёку храпел Толян. А прямо подо мной на первом ярусе – Юрец. Где ночевал Пашка, я понятия не имею. Про Фауста знаю точно, что он ушёл со своей новоиспечённой подругой.

   Я сделал попытку пошевелиться. Шея ужасно затекла и теперь болела. Онемела рука, которую я подложил Лизе под голову. Ненавижу эти общажные кровати! Как будто специально сделаны для того, чтобы убить всякое желание спать. И ещё это правило – размещать по несколько человек в комнате! После такой бурной ночи, как вчера, здесь просто дышать нечем. И какой-то… нехороший человек закрыл окно – единственное отверстие, связывающее нас с внешним миром.

   В комнате стоит перегар. Табачного дыма я не ощущаю, потому что сам курю. Но если кто сейчас зайдёт, рискует отравиться этими парами. Боже мой, в какой клоаке я живу! Я – человек, воспитанный в условиях строгой военной дисциплины, где даже пылинки не допускалось обнаружить на полке, не говоря уже о невыглаженных брюках и рубашках с пятнами от еды, вот уже четвёртый год в этом зловонном месте разлагаюсь, словно гниль, и тону в этом болоте смрада и порока! Как же мне противно чувствовать себя таким дерьмом!..

   Я ничего здесь не могу изменить. Когда я вселился, уже было так, как сейчас. Меняются только лица. Суть остаётся неизменной. Кто бы сюда ни попал, все в скором времени начинают тонуть. И я давно бы ушёл на дно, если бы не крепкая рука отца, держащая меня за волосы и не позволяющая захлебнуться окончательно. Я не люблю это место, но я живу здесь вопреки всему – своим убеждениям, ценностям, идеям. Мне хочется бежать всякий раз, как я вижу, к чему приводят наши ежедневные пьяные посиделки. Но когда стакан оказывается в руке, рассуждать уже поздно. Обратно не вернёшь, на стол не поставишь. Пей, душа, заливай всё, что есть!..

   Мои родные не знают и половины того, что происходит здесь. Но я всё время ощущаю себя как на иголках, ожидая, что в любой момент сюда может войти отец. И тогда… позора мне точно не избежать.

   У меня были попытки уйти, соскочить. Не принимать эти условия буквально. Но что бы я сказал отцу? Что не хочу жить в общежитии среди алкашей и наркоманов? Что сам становлюсь одним из них? Что не могу справиться с собственными пороками? А где же тогда пресловутая сила воли? По-видимому, утонула в стакане с водкой. Поэтому она всё время кажется такой горькой. А ведь продолжаю пить…

   Лизе здесь, конечно, не место. И как хорошо, что она учится в другом городе и сюда приезжает редко. Я бы не хотел видеть, как она превращается в одну из тех, кто здесь по соседству почти наравне с мужиками лакает водку чуть ли не из блюдца, будто кошка – молоко. А потом такие заползают в первую попавшуюся постель и продолжают мурлыкать на ухо, требуя ласки. Мне не нравится вся эта система, но повлиять на неё я не могу. Остаётся молчать, что я и делаю чаще всего.

   В дверь постучали. Ну, вот оно, началось! Не иначе сама Жанна Аркадьевна пожаловала. Наверняка, ей уже донесли добрые люди. Праздник у нас – не спит вся общага. Как же уснуть, если музыка на всю громкость?

   Никто не просыпается, не встаёт, чтобы открыть дверь. А стук всё настойчивее. Жанна Аркадьевна может сколько угодно за дверью стоять. Ей торопиться некуда.

   – Женя, открой! – её голос. Как угадал. Нехотя сползаю со второго яруса, подтягиваю штаны без ремня и босой иду открывать. Не уйдёт ведь, пока своего не добьётся. Поворачиваю ключ в замке и выглядываю из-за двери. – Ну, доброе утро, Евгений! – строгая, прямая Жанна Аркадьевна смотрит на меня сквозь прозрачные очки взглядом воспитательницы детского сада. – Почему так долго не открывал?

   – Спал, – ничего лучше я придумать не мог. Голова ещё плохо соображает.

   – Могу я войти?

   Плохая идея.

   – Э-э-э… у нас в комнате не убрано, – тоже, кстати, правда.

   – А у вас когда-нибудь бывает убрано? Пропусти, Женя, – настаивает она. – Я хочу посмотреть, что у вас в комнате творится.

   Я, похоже, не в себе, потому что отстраняюсь и пропускаю её. Жанна Аркадьевна опытным глазом быстро окидывает комнату, задерживается на мирно храпящем Толяне, замечает Лизу.

   – Почему в вашей комнате девушка? Кто она?

   Я, помявшись немного, отвечаю.

   – Это моя девушка. Приехала в гости.

   – А у нас здесь разве гостиница?

   Дальше началась самая настоящая проповедь. Я готов был сквозь землю провалиться, только бы не слушать всего этого. Да, мне известно, что мы систематически нарушаем правила проживания в общежитии. Да, я знаю, что алкоголь – это яд, и принимать его – опасно для здоровья. Да, у нас в комнате ужасно накурено и не мешало хотя бы открыть окно и проветрить помещение. И да, приводить и оставлять на ночь посторонних лиц в общежитии запрещено.

   – Я вызову вас всех на студсовет, – пригрозила Жанна Аркадьевна. – Получите выговор с занесением в личное дело. Я предупреждала не раз. Но, по-моему, всё без толку. Что делать с вами, Евгений? Может, пора твоего отца вызвать?

   – Не стоит, – голос от волнения стал хриплым. – Отцу, вообще, ничего говорить не надо.

   – И как долго это будет продолжаться? Все эти ваши ночные попойки, гулянья до утра, скандалы?

   – Мы никогда не скандалим, Жанна Аркадьевна, – возразил я. – Мы тихо, мирно.

   – Сказки мне будешь рассказывать? Или ты думаешь, я ничего не знаю? Кстати, а где остальные? – она пошарила глазами. – Не вижу Сазонова. И этот ваш друг без имени…

   – Фауст, – подсказал я. Зачем только напомнил?

   – Именно они. Один отчислен был, второй год назад окончил университет. Почему я постоянно их здесь вижу?

   – Так им место предоставили.

   – Где? В комнате, которая для троих предназначена?

   Я промолчал. Никогда не умел спорить. Да и какие могут быть возражения, если она говорит правду?

   Толян, громко всхрапнув, затем перевернулся на другой бок, а после открыл глаза. Увидев коменданта, он тут же закрыл их, вновь притворившись спящим. Жанна Аркадьевна только рукой махнула.

   – Передай своим друзьям, Евгений, что я намерена поставить вопрос об их выселении из общежития.

   Она развернулась и ушла.

   – Женя, – услышал я тихий голос. Лиза легла на край кровати и позвала меня. – Кто эта женщина?

   – Комендант.

   Лиза села, свесив босые ноги.

   – А она, правда, может вас всех выселить?

   – Правда, – кивнул я.

   – Да ничего она не сделает! – подал голос Толян. – Только пугает, как обычно. Я здесь пять лет живу, и за это время столько слышал от неё всяких угроз! Только всё это на словах. До дела никогда не доходит.

   – Ну, знаешь, терпение у неё не железное. Однажды может лопнуть.

   – Главное, чтобы мы в это время поблизости не оказались, – не открывая глаз, сонно пробормотал Юрец.

   – А мы тогда, Юрка, тебя к ней отправим в качестве посла доброй воли, – сказал Толян. – Ты хорошо умеешь говорить. Нальёшь ей елея сладкого в уши, и она растает.

   – Нет, лучше мы к ней Пашку отправим с бутылкой водки, – возразил Юрец. – Тогда она точно обрадуется. Даже слушать не станет.

   – Да, у неё к Пашке особая приязнь.

   Как будто зная, что говорят о нём, Пашка широко распахнул дверь и вошёл в комнату.

   – Доброе утро, страна! – громко провозгласил он. – Хватит спать! Сегодня такой день!

   – У тебя хорошее настроение? – улыбнулся всё ещё лежащий на кровати Юрец.

   – Отличное! – Пашка вытащил из пакета две бутылки шампанского и поставил на стол. – Это на вечер. Лиза, сообразишь что-нибудь перекусить?

   – Да у тебя, я смотрю, всё серьёзно, – Юрец даже привстал.

   – А то! – Пашка широко улыбнулся. – Есть повод.

   Мы с Толяном переглянулись. Кажется, студсовета нам, всё-таки, не избежать.

   КСЕНИЯ

   Я, действительно, расстроилась, узнав о том, что Евгений несвободен.

   Почему-то раньше мне не приходило это в голову. Мы знакомы чуть больше недели, и с каждым днём мой интерес к нему растёт. Мне хотелось бы думать, что и с его стороны что-то есть. Когда он смотрит на меня задумчиво-печально, я чувствую, что он знает гораздо больше, чем может сказать. Тихий, скромный и невероятно сдержанный. Даже, когда играет. Его длинные пальцы перебирают струны, а взгляд устремлён куда-то вдаль. И никому не ведомо, о чём он думает в тот момент, что представляет себе.

   Я зашла в его комнату под предлогом спросить, была ли здесь Юля. Была, ответили мне, и Фауст её увёл. Ничего удивительного, если учесть, что она мне рассказала об их внезапно начавшихся отношениях. Получив ответ, я уже собиралась уйти, как Юра радушно пригласил меня к их столу «разделить этот вечер». Я взглянула на молчавшего всё это время Евгения и, повернувшись к Юре, сказала: «С удовольствием».

    Мне пододвинули стул, поставили стакан. Я хотела было отказаться, но потом подумала, что это будет выглядеть очень странно: сама же согласилась остаться. К тому же сегодня наливали шампанское. Я и его не люблю, как и алкоголь в целом. Но всё же лучше, чем водка, от одного запаха которой меня воротит.

   За столом помимо меня сидело ещё несколько человек: Юрка (Юрец, как его здесь называют), Толик, Евгений с гитарой и… его девушка. Она протянула мне руку, улыбнулась и назвала своё имя. Очевидно, её обрадовало моё появление, так как находиться одной в компании мужчин не очень приятно. По крайней мере, я бы себя чувствовала неуютно на её месте. Но даже из чувства солидарности я не могу ей симпатизировать, потому что она – с ним. И мне грустно всякий раз, как я об этом думаю.

   Да, она не виновата в том, что узнала его раньше, чем я. Возможно, если бы они познакомились сейчас, всё могло бы быть иначе. Ну, не может он не замечать того, как я смотрю на него. Как замираю в тот миг, когда он начинает играть. Мне кажется, это понимает каждый здесь сидящий. Каждый – но только не он… Самый молчаливый из всех, кого я здесь видела. Длинная чёлка наполовину скрывает его взгляд, а тень от ресниц спускается вниз, оставляя усталые следы под глазами. Он очень хорош собой. И, по-видимому, совершенно этого не знает.

   В коридоре раздался знакомый громкий голос. И следом широко распахнулась дверь, и в комнату вошёл ещё один её обитатель. Вот уж кому самомнения не занимать! Павел Сазонов, первоначально произведший на меня приятное впечатление, в тот же вечер сам это впечатление испортил своей грубостью и резкостью. Да, он, действительно, такой, как о нём говорят. Внешне выглядит щеголем – одет чуть ли не с иголочки, рубашка выглаженная, на брюках стрелочки, ботинки, начищенные до блеска. Я удивляюсь каждый раз, как его вижу здесь в таком образе. Потом вспоминаю, что так он одевается, идя на работу или возвращаясь с неё. А ещё он любит производить впечатление на окружающих. Вот и сейчас, едва поздоровавшись со всеми, проходит к своей кровати и, ни мало не смущаясь, начинает раздеваться. Юра оборачивается к нему:

   – Паша, мы тебе не мешаем?

   – Нисколько, – Павел совершенно спокойно расстёгивает рубашку, затем снимает ремень на брюках. Я отворачиваюсь, пока краска стыда не залила лицо. Впервые в жизни вижу такого, как он. А Толик поясняет:

   – Паша может и догола раздеться. Его ничто не смущает.

   А вот к этому я совершенно не готова. Поэтому хватаюсь за стакан, как за спасательный круг. Остальные воспринимают моё действие как призыв.

   – Меня подождите, – говорит Павел. – Шампанское кто принёс?

   – Кстати, Паша, а что за повод? Ты нам так и не сказал, – вспомнил Юра.

   – Повышение по службе, – Павел подошел к столу, достал единственный свободный табурет и поставил его рядом со мной, потеснив тем самым Толика. – Админ увольняется. На его место хотят поставить меня.

   – О! – воскликнул Юра. – Это большое событие! Пахан, ты просто молодец! Расскажи, как тебе это удалось?

   Павел взял в руку стакан. Осушил его одним махом. Разве можно так пить шампанское? Потом достал сигарету и закурил. Не люблю запах табака. Я отодвинулась немного, насколько позволяло мне пространство. Он бросил на меня беглый взгляд и тут же переключился на Юру. Кажется, я для него не более чем пустое место. И, пожалуй, это к лучшему.

   – Я в этом клубе работаю уже два года, – начал Павел. – Начинал, если ты помнишь, – он обращался именно к Юрке, – простым подметалой. Потому что на нормальную должность не брали. Кроме того, меня отчислили тогда из универа, и вопрос о продолжении обучения висел в воздухе. За два года многое изменилось.

   – Только не у тебя в голове, – Юра был откровенен с ним, как никто. Вряд ли кому-то другому Павел позволил бы так с собой разговаривать. Но к Юрке у него было особое отношение. Юрка, вообще, всем нравился.

   Павел неожиданно усмехнулся.

   – Друг, можешь не переживать за меня. Всё в порядке. Я знаю, что мне нужно делать.

   И он точно знал. Один выпил почти всю бутылку шампанского, а потом потянулся за второй. Я с опаской поглядывала на него, памятуя, каким он бывает агрессивным. Его голос звучал всё громче, движения становились более резкими, порывистыми. Он постоянно сквернословил и не стеснялся, похоже, никого и ничего. Я ловила себя на мысли, что побаиваюсь его. Его движения, порой совсем не контролируемые, вызывали опасение, что он может зацепить кого-нибудь и вряд ли потом попросит извинений. А ближе всех к нему сидела я. И даже присутствие Евгения меня не успокаивало. Когда Павел совсем разошёлся, вступив в спор с Толиком (а делать это ему, явно, нравилось, судя по лихорадочному блеску в глазах), я поняла, что мне пора ретироваться. Встала со стула и только собралась со всеми попрощаться, как услышала громовой голос Павла:

   – Опять пытаешься сбежать? Нет, красота, так дело не пойдёт, – и он, схватив меня за руку, потянул назад. – Ты даже ни одного стакана не выпила.

   – Я больше не хочу, – возразила я. – Мне уже достаточно.

   – А если я попрошу нашего Евгения исполнить что-нибудь для тебя, – останешься?

   Павел смотрел на меня, не мигая. И под прицелом его глаз я ощущала себя неловко. Кто этот человек? Он напоминает мне самого дьявола.

   – Велико искушение, да? – он нагнулся ко мне и прошептал. – У тебя всё на лице написано. Можешь не прятаться.

   – А ты разве умеешь читать по лицам? – внезапно осмелев, спросила я.

   Он улыбнулся и ответил мне: «Умею».

   – Тогда прочти что-нибудь на моём лице, – я выпрямилась и гордо подняла вверх голову. Хватит! Не позволю ему себя запугать.

   А Павлу, напротив, понравилась моя внезапная перемена настроения. В глазах зажёгся интерес. Он скользнул взглядом по моему лицу, внимательно всматриваясь в каждую его черту, затем спустился ниже. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Сейчас опять начну краснеть. Но он сам решил меня успокоить, сказав:

   – Не нужно бояться, Ксюша. Я всего лишь смотрю на тебя. Обещаю, руками трогать не буду.

   От его слов за километр веет опасностью. Он смотрит так пристально, что я ощущаю себя буквально голой. Такой взгляд и под одежду может беспрепятственно проникнуть. Попробуй ему помешай!

   Я забыла, что рядом сидят другие люди. Его глаза меня не отпускали. Они приковали к месту и мешали пошевелиться. Он, действительно, меня не тронул. Но прикасаться можно не только руками.

   – Пойдём, выйдем в коридор, – предложил Павел. – Там и поговорим.

   И я встала и последовала за ним. Он открыл дверь, пропустив меня вперёд, а затем вышел сам. Тишина и тусклое освещение ламп мне уверенности не придали. Почему именно сейчас здесь никого нет?

   – Хочешь? – он вытащил пачку сигарет и предложил мне. Не ведая, что творю, я взяла одну дрожащими пальцами. Он поднёс мне зажигалку, и я затянулась. Курить я пробовала несколько лет назад. Мне ужасно не понравилось, и я решила, что впредь делать этого не стану. Но теперь отступать было уже поздно. Я сама согласилась. Он провокатор, бесспорно. Или змей-искуситель. И то и другое ему подходит. Только не пойму до сих пор, какого цвета у него глаза. Может, зелёные?

   Я поперхнулась и стала кашлять. Он взял у меня сигарету и потушил о стену.

   – Зачем это тебе?

   – Что ты имеешь в виду? – я всё ещё не могла откашляться.

   – Ты же не куришь.

   – Мне захотелось попробовать. Что в этом такого? – я, наконец, обрела нормальный голос.

   – Чего ещё тебе хочется попробовать? Траву? Порошок? Таблеточку для поддержания бодрости?

   – Нет, ты что! – я протестующе замахала руками. – Я никогда ничего подобного…

   – Я вижу, – перебил он. – И сейчас не стоит, – повертел двумя пальцами окурок и бросил его в открытое окно. – А зачем делаешь вид, будто пьёшь наравне со всеми? Ты свой стакан только к губам подносишь, а сама даже не пробуешь. Потом выливаешь незаметно, чтоб никто не догадался.

   Вот это да! А я наивно полагала, что моих маневров за столом никто не замечает. Оказывается, Павел за мной наблюдает.

   – А тебе зачем это нужно? – не придумав ничего лучше, вскидываюсь я. – Почему ты смотришь за тем, что я делаю?

   – Привычка, – ответил он. – Мне интересно наблюдать за людьми, – и уточнил. – Не за всеми.

   – Значит, за мной – интересно?

   – Ты не совсем такая, как другие, – задумчиво произнёс он. – Хотя, возможно, я ещё мало тебя знаю. Скажи, Евгений тебе, действительно, нравится?

   Я решила, что врать ему в этот момент нет никакого смысла.

   – Да, – спокойно сказала я. – А что?

   – Ничего такого. Хотелось проверить, скажешь ли ты правду. Тебе сколько лет?

   – Семнадцать. Скоро будет восемнадцать.

   – Ты маленькая ещё, – и снова – задумчиво. – Зачем ты приходишь в нашу комнату? Чтобы его видеть?

   Как много вопросов, на которые я бы не хотела отвечать!.. Он, что, решил меня замучить сегодня? Жертву очередную себе выбрал? Но ведь не отпустит так просто. Хотя и обещал руками не трогать. Но словами и глазами прикасается так умело, что я не знаю, куда себя деть.

   – Я прихожу не только к нему, – объясняю я. – Мне со всеми ребятами нравится общаться.

   – Да какое тут может быть общение, кроме совместной пьянки? Ты думаешь, здесь с кем-нибудь можно поговорить по душам?

   Это прозвучало как взрыв. Я снова почувствовала страх. А Павел продолжал:

   – Нет, все друзья здесь исключительно собутыльники. Я живу в общаге шестой год, и ничего за это время не изменилось. По крайней мере, в лучшую сторону, – я слушала его внимательно. – Ты думаешь, сидишь в этой компании, слушаешь их разговоры, и все кажутся такими открытыми, приветливыми. Так? А ты не знаешь, что каждый из них мысленно тебя уже раздел и поимел раз десять? Вопрос лишь в очередности.

   – И ты тоже так делаешь?

   – Я – в первую очередь!

   Неожиданное признание меня сбило с толку. Я открыла рот, чтобы что-то ответить, и не смогла. Губы вдруг пересохли, и я машинально облизнула их. Павел следил за каждым моим движением.

   – Что происходит? – спросил он.

   Я подняла на него удивлённые, наверное, ставшие ещё большими глаза. Он громко выдохнул, потом вытянул вперёд руки и обхватил ладонями моё лицо.

   – Только не бойся.

   – Ты обещал меня не трогать, – напомнила я.

   – Запомни: обещания очень легко нарушить. Особенно, если речь обо мне, – и быстро, чтобы я не успела ничего возразить, он притянул меня к себе и буквально впился своими губами в мои.

   Я потеряла разум от страха. И сил на сопротивление у меня не нашлось. Руки уперлись ему в грудь, но это была, скорее, попытка обрести опору. А он прижал меня так крепко, что вырваться просто невозможно. Меня никогда не целовали против моей воли. Но этому человеку совершенно наплевать на чьё-то мнение. И на моё, в том числе. Он захотел и сделал.

   Губы были жадными. Сначала он целовал порывисто, затем темп снизился, стал более плавным, мягким. До меня не сразу дошло, что я отвечаю ему тем же. А когда осознала, что я делаю, то первой мыслью было – отпрянуть. Но он снова не пустил. Ещё слишком рано, чтобы насытиться.

   Я ощутила, как его руки скользят по спине. Он так легко может нарушить обещание!.. Опасно!.. Пора с этим заканчивать.

   – Нет! – воскликнула я, отпрянув. – Не нужно ничего… больше.

   Он отпустил меня.

   – Трусишка, – беззлобно усмехнулся. – Чего испугалась? Мы же в коридоре. Я бы не стал ничего такого делать.

   – Ты уже сделал, – напомнила я.

   – Это упрёк? Мне показалось, ты не особо сопротивлялась.

   – Ты просто застал меня врасплох.

   Он улыбнулся и снова протянул ко мне руку. На этот раз я оказалась шустрее и отскочила в сторону.

   – Не надо меня трогать.

   – Хорошо, – неожиданно согласился он. – Не буду. Пойдём, провожу тебя в твою комнату.

   Когда я открыла дверь и тихо, на цыпочках вошла, то увидела, что Юля лежит на моей кровати. Напротив неё, наполовину лёжа на полу, спит, мирно посапывая, Фауст.

   – А почему он здесь? – спросила я.

   – Не рассчитал сил. Уснул на подходе к кровати, – пояснила Юля. А затем переключилась на меня. – Всё в порядке?

   – Нет. Я пила шампанское и курила отвратительную сигарету.

   – Ну, ты даёшь!.. – воскликнула Юля.

   – А ещё меня целовал Пашка Сазонов.

   – Что-что? – Юля захлопала глазами.

   – Ты прекрасно слышала. Сазонов меня целовал. В губы.

   – А ты?

   – А что я? Я… тоже.

   – Ну и дела… Оставила тебя одну всего на один вечер, а ты уже столько дел успела натворить, – Юля покачала головой. – Как это получилось?

   – Я сама не поняла. Мы сидели в одной компании. Потом разговорились. Вышли в коридор. И там всё произошло.

   Я, действительно, не понимала, как так могло получиться. Он, определённо, к этому шёл. Но я не была готова к тому, что первым парнем, который меня поцелует здесь, будет именно он.

   – Тебе понравилось? – неожиданно спросила Юля.

   Я метнула на неё возмущённый взгляд.

   – А что такого? – удивилась Юля. – Ты же спрашивала меня про Фауста.

   – Да, но… Я в таком смятении, если честно… Никогда не думала, что окажусь в подобной ситуации с ним.

   – Ну, почему же? – Юля стала рассуждать. – Парень он видный, интересный, весьма хорош собой и, по-моему, не дурак. Вот только репутация у него хромает. Но в некотором роде это добавляет ему привлекательности.

   – Только не для меня, – возразила я. – Репутация хулигана меня не привлекает.

   – Но с тобой он вёл себя хорошо?

   – Как сказать? Если бы я не остановила, мог позволить себе лишнее.

   – Ничего удивительного. Раз ты ответила на его поцелуй, значит, он вправе рассчитывать на продолжение, – заключила моя подруга. Что ж, в этом она, пожалуй, права. Женщина подаёт сигналы, мужчина их ловит. Всё естественно и закономерно. Но я совершенно точно не хотела от Павла ничего. Все мои мысли были заняты Евгением.

   – Кстати, как там твой принц? – осведомилась Юля.

   – Со своей принцессой, – мрачно заметила я. – Мы будем ложиться спать? Думаю, на сегодня впечатлений достаточно.

   – Когда твоя соседка уже приедет? Или может, мне уже пора перенести сюда свои вещи?

   – Разве ты ещё не сделала этого? – с улыбкой спросила я. Всё-таки, хорошо, что у меня появилась настоящая подруга, с которой можно поговорить обо всём на свете. Немного смущает присутствие бесчувственного тела на соседней кровати, но в принципе это уже не столь важно. И в подтверждение этой мысли Фауст, немного повертевшись во сне, окончательно сполз на пол.

   – Пусть там и остаётся, – решила Юля. – Гораздо лучше смотрится, чем на кровати.

   – Давай его хотя бы покрывалом накроем, – предложила я. – Замёрзнет.

   Мы укрыли спящего Фауста, затем легли спать. Но сон пришёл не сразу. Взбудораженная произошедшими событиями, я вновь и вновь прокручивала их в голове. Евгений меня не замечает. Или делает вид, что не замечает. Это не может не огорчать. Мне хотелось бы, чтобы он вёл себя по-другому. Например, как Павел сегодня. Ему-то смелости не занимать! Только поведение его мне не понятно. Что ему нужно от меня? Всего лишь одного поцелуя? Слабо верится. Это не о нём. Он человек, не принимающий полумеров. Значит, просто развлекается. А раз так, надо побыстрее забыть этот эпизод, возникший так неожиданно. И не давать ему повода это повторить. Иначе… мне может понравиться…

***

А соседка приехала утром следующего дня. Милая, скромная девушка, ростом выше меня, не очень складная, зато приятная лицом. И совсем не разговорчивая. Она оказалась студенткой пятого курса факультета экономики, и, по её словам, в университете ей в этот период делать нечего. Она довольно равнодушно встретила известие, что теперь она не одна (хотя до этого комната, которую она занимала, считалась «однушкой»). Но, видимо, в этом году приток студентов оказался выше нормы, и пришлось изрядно потесниться.

   Мою соседку звали Маша. Будни она проводила в общежитии, сидя на кровати, читала книгу и пила чай из кружки. Иногда разговаривала по телефону. Друзей у неё, как я выяснила, не было, молодого человека тоже. На контакт со мной она не шла, лишь изредка отвечала на мои вопросы. Странная девушка… Мне было скучно с ней, поэтому я часто покидала свою комнату и уходила в гости к другим своим знакомым – чаще всего, к Юле или, если она была занята, то к Насте. С ней разговаривать было сложнее, потому что она каждый раз норовила дать мне какой-нибудь дельный, с её точки зрения, совет. Но мне почему-то это казалось навязыванием мнения, и слушала я её вполуха. Настя любила поговорить о том, что происходит в стенах нашего общежития, и пообсуждать каждого студента. Мне это не очень нравилось, но я не смела упрекать её. Она была такой, какая она есть. Да, мы не сходились в этом. Но не её вина. Как, впрочем, и не моя.

   С тех пор, как Маша появилась в нашей комнате, количество гостей сразу поубавилось. Пару раз заглянул Фауст, видимо, в поисках Юли, которая периодически его избегала. Заходила и сама Юля, но при виде молчаливой моей соседки сама умолкала. Зато мне было очень спокойно рядом с Машей, и я знала, что нашу идиллию ничто не может потревожить.

   В гости к нашим весёлым друзьям я не заходила с того последнего раза. И у меня были на то причины. Во-первых, не хотелось лишний раз столкнуться с этой Лизой. Мне она не нравилась, и поддерживать с ней контакт не собиралась. Да и не хотелось видеть её рядом с Евгением.

   Была и вторая причина. Я опасалась столкнуться лицом к лицу с Павлом Сазоновым. Неизвестно, что он может выкинуть на этот раз. И оказаться в опасной близости от него я не хочу.

   Но долго избегать этих встреч мне не удалось. В один из вечеров, когда я сидела в своей комнате и готовилась к очередному семинару, формулируя развёрнутые ответы на вопросы, в дверь постучали.

   – Войдите, – сказала я и подняла голову.

   Оказалось, это Юрка. Я обрадовалась его появлению и пригласила войти.

   – Да я ненадолго, – несколько смущённо улыбаясь, ответил он. – Меня делегировали сюда как чрезвычайного посла особой студенческой державы Алко.

   – Замечательное название, – я еле сдержала смех.

   – В связи с этим, милые дамы, разрешите пригласить вас к нашему скромному столу, – торжественным голосом продолжал Юра.

   – Опять какой-нибудь повод? – поинтересовалась я.

   – Да какой может быть повод? Ваш покорный слуга, наконец-то, сессию закрыл.

   – А почему у тебя так рано сессия началась? – не поняла я.

   – Так это с прошлого года!.. Теперь официально переведён на пятый курс, – и, посмотрев на мою соседку, сказал. – Да-да, Мария, к сожалению, это так. Умом не блещу. Зато как красноречив порою!

   Маша скромно опустила глаза. Но, к моему удивлению, предложение приняла. И я, отложив в сторону конспекты и пригладив растрепавшиеся волосы, пошла за Юрой. По пути я думала, почему он решил зайти именно к нам. Неужели другой компании не нашлось? Мне во всём мерещился какой-то подвох. Видимо, я не привыкла к тому, что со мной можно дружить безо всякой корысти. В школе у меня появлялись друзья только, когда надо было списать домашнее задание или помочь на контрольной работе. Нет, они вовсе не были плохими ребятами. Это я, наверное, не была хорошей подругой. Просто не знала, как…

   Юра пропустил нас первыми. Дверь в его комнату была открыта настежь. Но, вопреки ожиданию, я не увидела заставленных бутылками и стаканами столов. Толик нарезал овощи и хлеб, Яна (девушка из соседней комнаты) раскладывала салфетки (!). Евгений сидел на кровати и тихонько наигрывал на гитаре, временами прерываясь и делая какие-то пометки в тетради карандашом. Пашки, к счастью, не было. Я вздохнула с облегчением.

   – Сейчас ещё Фауст подойдёт с подругой, – сообщил Юра. – И, думаю, этого хватит.

   Я не удержалась, спросила, почему так скромно.

   – Непривычно? Дело в том, что на днях к нам заходила Жанна – та, что Аркадьевна, и честно предупредила, что ещё один такой случай наподобие Дня знаний – и можно смело собирать чемоданы. А я, например, пока к этому не готов. И ребята тоже. Так что сидим тихо, скромно. Ждём, когда гроза поутихнет. Заодно, может, поговорим по душам.

   Насколько я поняла, Лизы в этот вечер не предвиделось. Меня это так обрадовало, что я, забыв о своей скромности, села рядом с Евгением и весь вечер посвятила ему. И он неожиданно разговорился. Я узнала о нём много нового. Например, то, что в детстве он мечтал стать лётчиком. Но отец настрого запретил ему. Потом стали появляться другие мечты, но все они пресекались на корню, так и не воплотившись в реальность. Мне стало грустно от его откровений. Оказывается, мы с ним похожи гораздо больше, чем могло казаться вначале. Он тоже вынужден был жить по законам, что постулировались в его семье, а не по велению своего сердца. Отец обложил его границами от и до. И только здесь, вдали от родного дома он впервые ощутил запах свободы. Не в полной мере, не совсем так, как хотелось бы, чтобы полностью стать счастливым, но всё-таки…

   Жаль только, что свобода в его понимании и выражении могла сосуществовать только рядом с пороками.

   – Алкоголь я впервые попробовал ещё ребёнком, – рассказал мне он. Каждый в нашей компании нашёл себе собеседника на вечер, и никто никому не мешал вести диалоги. Мы сели чуть поодаль от всех остальных, в угол его кровати, и тихо беседовали. – Знаешь, Ксюш, мне давно хотелось вырваться. Скинуть эти… оковы, которыми меня связали по рукам и ногам, и делать, наконец, то, что я хочу!

   – И сейчас ты, действительно, делаешь то, что хочешь? – недоверчиво спросила я. – Вот это всё, что мы видим, и есть твоё желание?

   – Ну, не совсем, конечно. Вряд ли я мечтал быть алкоголиком.

   – Разве ты алкоголик?

   – Похоже, что да. Во всяком случае, водку принимаю не реже, чем обычную еду.

   – Ну, что ты такое говоришь? – мне не хотелось думать, что это всерьёз. А если он шутит, то делает это неумело. Но какая-то доля истины в его словах есть. Боже мой, они, действительно, слишком много пьют… И я с ними заодно. Сама не принимаю, но и никак не влияю. А могла бы?

   Терпеть не могу алкоголиков! С детства их ненавижу! У моей одноклассницы отец умер от алкоголизма. Я видела, до чего его довела эта зависимость. Ужасное зрелище! Никогда бы не хотела вновь это увидеть. Хорошо, что в моей семье такого никогда не было. Я бы не перенесла.

   Но Евгений, мой Евгений!.. О чём он только говорит? Откуда в нём столько пессимизма?

   – Если ты сам осуждаешь своё поведение, – сказала я, – зачем снова его повторяешь?

   – А я не знаю, как можно по-другому, – просто ответил он. – Я нашёл самый лёгкий способ уйти от проблем. Мне помогает, хотя и ненадолго. Но ведь всегда можно повторить.

   Мне не хотелось больше это слушать, и я попросила его сыграть что-нибудь. Он охотно согласился. А пока он играл, я думала о том, как неудачно всё складывается. Парень, который мне нравится (а он на самом деле мне нравится), открыто объявляет себя алкоголиком и говорит, что другого пути искать не хочет. А у меня не укладывается в голове, как такое возможно. Если я знаю, что делаю что-то плохое, я остановлюсь, подумаю: а зачем мне это нужно. И скорее всего приму решение не продолжать. Но Евгений утверждает, что он на это не способен. Что другого решения для него быть не может. Что это такое? Склонность к саморазрушению? Для чего она нужна?

   И тут я вспомнила, что говорила мне мать. Я спросила у неё, чем так плох мой отец, что она больше не хочет с ним жить. Она много чего говорила. И сейчас мне вспомнились её слова о том, что «невозможно жить с человеком, который сам на себе поставил крест. Рядом с ним сама волей-неволей начнёшь угасать».

   Я не понимала её слов тогда и не понимаю сейчас. Для меня отец всегда был другим. Добрым, понятливым, любящим, заботливым. Возможно, излишне мягким. Не таким, как просила мать. Но он и не мог стать другим, даже для неё. Она сама его выбрала. Так почему теперь виноват оказался он?

   Мне, конечно, не понять всей сложности их взаимоотношений. И никто мне этого никогда не раскроет. Но сейчас, глядя на Евгения, я уловила некое сходство между ним и отцом. Меланхолия во взгляде и погруженность в свой собственный мир… Да, в этом они похожи.

   Но я – не моя мать! Критиковать и унижать не хочу и не буду. Я бы, напротив, хотела ему помочь. Если бы, конечно, могла. Но у меня слишком мало опыта в жизни. Семнадцать лет я прожила в тереме с забранными решеткой окнами. Никто не пытался ко мне стучать. Все обходили стороной. И мне казалось, так и должно быть. А потом вдруг я вырвалась. Но так ли это на самом деле?

   Лязг порванной струны вывел меня из раздумий. Евгений чертыхнулся.

   – Ну, вот ещё новость!.. – и потянулся за очередным стаканом.

   Нет, он меня как девушку не воспринимает. У него уже есть девушка – его гитара. С ней он готов проводить и дни и ночи. А ещё другая девушка – которая под разным градусом к нему приходит. Втроём они способны творить чудеса.

   Некстати вспомнился Артём, мой недавний знакомый. Он тоже не воспринимал меня как девушку. Вообще не могу понять, зачем он со мной подружился, если ему от меня ничего не надо было. Может, просто пожалел? Хотя жалкой я точно не выгляжу. Не знаю… Мужчин, оказывается, так сложно понять! Наверное, так же, как им – нас, девушек.

   Тёплая мягкая рука легла мне на плечо. Я взглянула на моего Евгения и увидела его полусонные мутные глаза. Алкоголь развязывает не только языки, но и руки. А мне не хочется, чтобы он был таким со мной. Лучше уж как раньше – трезвый, но молчаливый. Не хочу разочаровываться в нём. Он казался почти идеалом.

   Громкий возглас заставил меня вздрогнуть. Так в эту комнату может входить только один человек.

   – Вот это сюрприз! – радостно воскликнул Павел. – А почему так тихо? Я уже подумал, что вы все вымерли.

   – Не шуми, Паш, – попросил всё ещё трезвый Юра. – Ты же знаешь, что мы на особом контроле.

   – Да плевал я на этот контроль! – заявил он. – Жанну, что ли, испугались? Она каждый раз грозит одним и тем же. И что?

   – Но тебя, всё-таки, отчислили, – напомнил Толик.

   – Меня – за драку, это совсем другое. И Жанна тут ни при чём. Декан сам решил.

   Павел бросил взгляд на меня. Оценил нетрезвого Евгения, обнимающего меня за плечи, и присвистнул:

   – Надо же!.. Евгеша, друг мой, ты времени даром не теряешь!

   – Всё в порядке, Паш, – откликнулся Евгений и склонил голову ко мне на плечо.

   Я снова почувствовала себя неловко под пристальным взглядом Сазонова. Он хотел, видимо, что-то сказать, но промолчал. Только поморщился и затем отвернулся. Он осуждает меня? Интересно, за что?

   – Я думал, у вас веселье, – разочарованно сказал Павел. – А тут скука смертная. Стоило только приходить!

   – Ну и оставался бы там, где был, – проворчал Юра. – Зачем вернулся?

   – Там пока на ночь не оставляют, – ответил Павел.

   – А что так?

   – Папенька не разрешает. О чести дочери беспокоится, – съязвил Павел.

   – Знать, честь их высока? – в тон ему продолжил Юра.

   – О да! Товарищ Шумаков Алексей Петрович – особа знатная. К нему на драной кобыле не подъедешь.

   – Шумаков? – переспросил Юра. – Ты хочешь сказать, что…

    – Да, – кивнул Павел. – Ты всё правильно понял, мой друг. Меж нами объявлено перемирие! – он поискал глазами, нашёл пустой стакан. – Поэтому и спрашиваю, отчего вокруг такая тишина? У Паши жизнь налаживается. Скоро семейным человеком стану.

   – Ты уверен?

   – А чего долго думать? Я люблю ставить конкретные цели. И Милада – одна из них, – Павел широко улыбнулся. Потом снова взглянул на меня. Но вряд ли ему удалось что-либо прочесть на моём лице. Хотя он и хвастался, что умеет это делать. Цели, значит? Милада? Имя какое-то странное. Впервые такое слышу.

   Тяжёлая голова Евгения опустилась мне на плечо. Он снова выбрал самый лёгкий путь, чтобы уйти от реальности. Просто взял и заснул. Потрясающе! Он радует меня всё больше и больше. Я попыталась выбраться из-под него. Но это оказалось не так просто. Тогда мне на помощь пришёл Павел. Он обхватил Евгения и переложил его на противоположную сторону кровати.

   – Проспит до утра, – сказал Павел. – А ты?

   – Что я?

   – С ним будешь спать или с кем-то другим?

   От возмущения я не сразу сообразила, что ответить. Вот хам! И это ещё мягко сказано.

   – Паша, не надо так грубо с девушкой, – обратился к нему Юра, наш лучший миротворец. – Она сама разберётся.

   – Не сомневаюсь, – усмехнулся Павел. – Ксюша – девушка неглупая.

   Я поняла, что мне пора уходить. Общество этого человека мне более чем неприятно. Если останусь – рискую нарваться на очередную грубость. И что я такого ему сделала, что он постоянно ко мне цепляется?

   – А ты не думала о том, что нравишься ему? – поинтересовалась у меня Юля, когда мы пришли в её комнату.

   – Этого точно не может быть, – отрезала я.

   – А я бы на твоём месте не была так категорична. Вспомни, несколько дней назад он тебя поцеловал.

   – Ну и что? Для него это, по-моему, ничего не значит.

   – А для тебя? – осторожно спросила Юля.

   – Для меня, наверное, тоже, – вздохнув, ответила я. – Раньше, может быть, было по-другому. Но теперь-то я понимаю, что это даже не знак внимания. Это так, от скуки… Новый вид развлечения.

   – Да он давно уже не новый, – возразила подруга. – Просто ты это воспринимала по-другому. Слишком серьёзно.

   – Мне кажется, я всё воспринимаю слишком серьёзно, – пожаловалась я. – От этого мои беды. Надо проще относиться к жизни. Как, например, моя мама. Ей и море – по колено! Она его переплывёт, глазом не моргнув. А я буду примеряться, безопасное место искать. И всё равно пойду ко дну! Плавать-то не умею.

   – Это на тебя Евгений так повлиял? У него, похоже, депрессия.

   – Ага, на фоне развивающейся алкогольной зависимости.

   – Может, он со своей девушкой поссорился? – предположила Юля. – Вот и решил горе залить.

   – Ничего об этом не знаю. Мне он не говорил.

   Я злилась на него за этот вечер, хотя он, по сути, ничего плохого не сделал. Но меня взбесило то, что он уснул буквально у меня на руках. И ещё мерзкие намёки мерзкого Сазонова добавили масла в огонь. Ни за что к ним больше не пойду! Не умею я с такими людьми общаться.

   – Кстати, – припомнила Юля, – что он там говорил про какую-то Миладу? Ты не помнишь?

   – Не помню, – ответила я, хотя помнила прекрасно каждое слово. Мне не хотелось лишний раз о нём говорить.

   – Кажется, он сказал, что скоро станет семейным человеком, – Юля не унималась, чем тоже раздражала меня. – Это значит, он собирается жениться. И, по-видимому, на этой самой Миладе.

   – Вот и отлично! – гневно выпалила я. – Может, наконец, съедет отсюда и оставит меня в покое.

   Но моя подруга только покачала головой в ответ.

   – Не всё так просто, Ксюша, – сказала она. – Раз ты злишься, значит, и он тебя тоже зацепил. Только не говори, что это не так. Я вижу, как ты теряешься в его присутствии.

   – Это неправда. Я его побаиваюсь – да. И мне не нравится, что он бросает колкости в мой адрес.

   – А почему он это делает, ты подумала?

   – Потому что не может по-другому. Потому что для него удовольствие – сделать какую-нибудь гадость человеку.

   Юля с сомнением посмотрела на меня.

   – Может, ты и права. Я его плохо знаю.

   Я тоже. И дальше ничего не хочу о нём знать.

   ПАВЕЛ

   Проснулся неожиданно посреди ночи. Потёр глаза. Чувствую, как шея затекла. Эти грёбаные кровати предназначены для чего угодно, но только не для того, чтобы на них спали! При каждом движении пружины скрипят. К тому же ещё и тесно. Хочется уже, наконец, выспаться по-нормальному. Отдохнуть по-человечески. Такое ощущение, что выходных совсем нет. Работы много, и сам я беру сверхурочные. Сейчас, как никогда, нужны деньги.

   Евгеша спит спокойно, беззаботно. Ему о деньгах беспокоиться не стоит. Родители полностью обеспечивают. И за учёбу платят. Если бы вёл себя хорошо, давно бы уже квартиру купили в центре города. Но его одного оставлять нельзя. Он же дурак самый настоящий! Контролировать себя совершенно не умеет. Как на такого можно положиться? Нет, ему ещё взрослеть и взрослеть. Что только в нём находят некоторые?

   Некстати вспомнилось. Прогнать бы эти воспоминания, граничащие с фантазиями, только сон уже прошёл. И мелькают образы и картинки, словно назойливые мухи. Глаза огромные, как у маленького ребёнка. Ресницы длинные и пушистые, хотя и настоящие. Носик аккуратный, немного вздёрнутый, который ещё больше придаёт привлекательности. А губки маленькие и вовсе не накрашенные. Зато улыбаться она ими хорошо умеет. И сжимать плотно, когда злится. Ей это тоже к лицу, между прочим. Волосы у неё длинные, ниже плеч волнами цвета спелого каштана спускаются и на концах завиваются. Они, должно быть, мягкие, если прикоснуться. Я уже не помню.

   Она хорошенькая, это бесспорно. И очень-очень соблазнительная. Маленькая совсем. Бывает испуганной, бывает и дерзкой. Сама точно не знает, как себя вести. Как будто делает свои первые, пробные шаги в большом мире. Наверное, так и есть. Хороших девушек из хороших семей сразу видно. Они преподносят себя по-другому. Не так, как все эти местные шалавы, от которых меня воротит. Кроме, конечно, одной.

   Наше знакомство состоялось два года назад. Очередная вечеринка в клубе по случаю празднования студенческой весны. Наш факультет тогда занял одно из призовых мест, и я в некотором роде тоже отличился. Записывал интервью у высоких лиц нашего универа, а потом монтировал, накладывал звук. Получился интересный ролик, который мы вставили в общую презентацию. Так общими усилиями наша творческая команда добралась до призов, и после оглашения победителей мы отправились в ночной клуб отмечать это дело.

   В ту ночь в «Жаре» было не просто жарко. Стены, казалось, готовы были треснуть от напряжения. Обстановка накалялась с каждой минутой. Безудержное веселье и алкоголь, льющийся рекой, сделали своё дело. Я, решив, что на танцполе мне тесно, залез на барную стойку и под громкий свист и улюлюканье начал демонстрировать всем свой номер с раздеванием.

   Я никогда не занимался никакими танцами. Да и спорт известен мне больше обзорно. Но природная грация и без меры высокая самооценка способны творить чудеса. Скоро вокруг меня сгрудилась примерно половина посетителей, преимущественно – девочки. Кто-то из них пытался даже протянуть мне купюры. Но я, поймав одну из них за руку, резко притянул к себе. Девчонка явно такого не ожидала, испугалась, попятилась назад. Я рассмеялся ей вслед и, довольный произведённым эффектом, спрыгнул вниз.

   В одном нижнем белье.

   Навстречу мне вышла другая. Нет, назвать её девочкой было бы неправильно. Она выглядела чуть старше и гораздо солиднее. У меня мелькнула мысль: что она, вообще, тут делает? Такие, как она, подобные места редко посещают. Но, видимо, сегодня был особый случай.

   – Держи, герой, – она протянула мне мою одежду.

   – Спасибо. Предпочитаю остаться, как есть, – улыбнулся я.

   Она, не стесняясь, разглядывала меня, а я – её. Высокая, ростом почти с меня, очень привлекательная. Волосы светлые, почти белые, лежат ровными прядями, глаза голубые, брови с выразительным изгибом. Что касается фигуры, она была просто идеальной. Не девушка – мечта! Только лицо как будто застывшее. И улыбаться она, как оказалось, совсем не умеет.

   Но, впрочем, меня это нисколько не смутило. И, пообщавшись ещё немного, мы с ней решили покинуть это мероприятие вдвоём. Предварительно она уговорила меня одеться.

   Я не думал тогда, куда меня может завести это случайное, на первый взгляд, знакомство. Но Милада (а её звали именно так) с того самого вечера прочно заняла место в моей жизни.

   До неё, можно сказать, я ни с кем не встречался. И не хотелось. Но Миладе удалось приблизиться ко мне. И теперь уже без неё представить меня сложно.

   Отношения с ней складываются не так уж и легко. Девушка она строгая, с большими претензиями и высокими амбициями. Получает второе высшее образование. По первому она переводчик в сфере коммуникаций, сейчас планирует стать управленцем. Учится на отлично. Правильная? Нет, скорее, хочет такой казаться. Для большинства. Но я-то видел её с разных сторон.

   Что мне в ней нравится, так это то, что она умеет ставить перед собой чёткие цели и добиваться их. Милада уже работает в престижной международной компании, занимаясь общественными связями. Иногда берёт заказы на переводы иностранной литературы, но это, скорее, для досуга. Начальник обещал её своим заместителем сделать, как только Милада второй диплом получит. Вот она и старается.

   Есть у неё мечта – переехать жить за границу. В Европу, например. Или Америку. Здесь, по её словам, «перспективы быстро заканчиваются». По этому поводу у нас каждый раз спор возникает. Я за границей ни разу не был и, если отправлюсь туда, только в качестве туриста. А чтобы перебраться насовсем, этого я, пожалуй, никогда не захочу сделать. Мне милее моя родная страна – богатая, обширная, великая. Что толку мне от этой заграницы? Я здесь хочу жить!

   С Миладой сложно бывает договориться. Она привыкла стоять на своём. Неудивительно, что в свои двадцать пять лет ещё не замужем. Хотя меня иногда посещают мысли о женитьбе. Надо только универ закончить и на нормальную работу, наконец, устроиться. Не всё же в этом клубе горбатиться. Я слишком много для них делаю. Они мне возвращают в разы меньше. Если бы меня тогда не отчислили, сейчас уже был бы дипломированным специалистом и работал где-нибудь в офисе. А не по ночам клиентам улыбался, чтоб чувствовали себя желанными гостями в нашем заведении. Я их всех до одного терпеть не могу. Кто чаще всего приходит к нам? Зажравшиеся толстосумы и оборзевшие мажоры, которые ещё требуют к себе уважения. А у меня одно желание – плюнуть каждому их них в морду! Но, увы, нельзя… Пока нельзя.

   С Миладой я не виделся почти два месяца. Была причина. Она уехала на стажировку за рубеж, хотя знала, что я против этого. У неё был выбор – остаться здесь и получить повышение по должности или поехать стажироваться, но без существенных надбавок в работе. Она выбрала второй вариант. Поскольку о деньгах ей беспокоиться не нужно, вполне может себе позволить такие поездки.

   Мы разругались накануне её отъезда. Я ушёл первым, хлопнув дверью. Было желание вернуться, но я не позволил себе этого сделать. Кто она такая, что о себе возомнила? Всего лишь женщина, хотя и роскошная, и весьма дорогая. Но женщина всегда остаётся женщиной. А если её раздеть, то ни следа золота и роскоши на этом теле я не обнаружу. Так, пару татуировок, непонятно, для чего сделанных. Меня эти рисунки на женском теле не привлекают. Милада без них весьма хороша собой. И жизнь у неё такая же роскошная, как и она сама. Что может быть у неё общего с теми, кто живёт со мной по соседству в студенческом общежитии? У её родителей двухуровневая квартира в самом центре города с видом на набережную. У каждого члена семьи свой личный автомобиль. И загородный дом, где они проводят выходные. Отец – начальник крупного предприятия. Мать – заведующая отделом в солидной организации. Милада – единственная дочь, нежно любимая и всячески опекаемая. Только родители иногда по старой привычке её другим именем называют.

   Дело в том, что имя «Милада» она сама себе выбрала. Её назвали Людмилой, а в доме она была просто Людой. Миладе это ужасно не нравилось. Имя казалось слишком простым и совсем не подходившем ей. Она стала просить всех называть её Милой. А позже решила официально сменить имя. Теперь она по паспорту – Шумакова Милада Алексеевна. Красиво, правда? Мне бы очень нравилось, если бы… плеваться так не тянуло бы!..

   Так и хочется сказать: ну, зачем тебе это понадобилось? Какая разница, какое у человека имя, если, по сути, оно ничего не решает? Но Милада стоит на своём: её новое имя – универсальное, оно легко произносится на других языках. А что такое Людмила? И кем бы она была с таким именем? Дура, одним словом!

   В других делах, может быть, она и хороша, равных себе не имеет. Но в этом…

   Мы разговаривали об этом не раз. И неизменно это заканчивалось ссорой. Я как-то сказал, что назло ей буду называть её Людочкой. Она ужасно разозлилась и целую неделю потом со мной не разговаривала. Но и мне не хотелось к ней первым подходить. С чего она взяла, что я должен делать первый шаг к примирению? Влепить бы ей пару хороших затрещин, да не могу. Рука не поднимается. Всё-таки, девушка. А она после примирения ещё извинений требует. И тогда всё начинается по новой. За что извиняться? За то, что свою точку зрения высказал? Нет, этого не будет никогда! И от слов своих я не отступлюсь. Не нравится – можешь уходить!

   Только она не уходит. И я этого на самом деле не хочу.

   Однажды спросил её, почему она при всех наших конфликтах до сих пор со мной?

   – Ты знаешь, я меняться не собираюсь, – заявляю я ей.

   – Знаю. И я тоже.

   – Значит, так и будем ругаться до конца жизни?

   – Всё может быть… Я, когда тебя впервые увидела в том клубе, сразу подумала: этот парень безбашенный и непредсказуемый. От него всего можно ожидать.

   – Значит, тебе это нравится? – я самодовольно улыбаюсь, привлекая её к себе.

   – Иногда – да, – говорит Милада и плотно сжимает губы, противясь поцелую. В такие моменты её убить хочется!

   Но бывает и по-другому. Когда она становится нежной, податливой. Когда делает вид, что слушает меня и подчиняется. Как правило, ей что-то нужно в этот момент. И я просто не могу не воспользоваться этим. Мне нравится, когда она такая. Она может быть разной, и это в ней привлекает больше всего.

   Когда она уехала, я думал, что назад пути уже не будет. Спутался с этой Татьяной. Помимо неё ещё других эпизодов хватало. Я не привык быть долго один. Мне обязательно нужен объект. Эмоций много, желаний ещё больше. Нужен источник. Поэтому всех этих Яночек, Леночек – однодневных и безликих я никогда даже не пытался сосчитать. Для меня они просто тела, движущиеся, говорящие. Их можно попользовать и, собственно, всё. С Миладой, конечно, так не получится.

   Поэтому я искренне был рад, когда она сама мне позвонила. Как будто чувствовал, что ничего ещё не решено между нами.

   – Паша, я скучала по тебе, – жарко дыша в трубку, сказала она.

   – Я тоже.

   Дважды в одну реку не входят. Но я, похоже, из этой реки и не выходил. Как и она. Нас тянет друг к другу. Влечёт на уровне земного притяжения. Она чувствует то же, что и я. Значит…

   Значит, пора мне уже выбираться из этой общаги и с этой работы. Я всегда хотел жить хорошо, красиво. И если она будет рядом, у меня всё это получится. Без неё – тоже, но с ней – гораздо интереснее.

   А со всем, что здесь есть, пора кончать. Друзья, приятели, собутыльники, подруги – это та часть моей жизни, которую я не хочу брать с собой в будущее. Пусть всё остаётся здесь, в этой клоаке, из которой я так рад был бы сбежать хоть сейчас. Пока ещё не могу. Нужны деньги, а их у меня недостаточно. Но я обязательно что-нибудь придумаю. Устроюсь на хорошую работу, сниму квартиру. И тогда можно будет делать ей предложение. Да, я хочу, чтобы Милада стала моей женой. Именно она! И это одна из моих задач на ближайшее будущее.

   Снова пытаюсь уснуть. Закрываю глаза, начинаю представлять мою Миладу в красивом свадебном платье с распущенными волосами и улыбкой – прекрасной улыбкой, которой ей так не хватает! Она очень скупа на проявление чувств. Иногда она напоминает мне застывшую восковую фигуру. Прекрасная, но – холодная. И даже прикасаясь к ней, я иногда ощущаю холод на своих пальцах.

   Я видел настоящую улыбку. Красивую, искреннюю и… не мне предназначенную. Буквально несколько часов назад, когда вошёл в эту комнату в самом прекрасном расположении духа. Но, когда обнаружил здесь эту девчонку в объятиях Евгеши, мне стало как-то не по себе. Никогда не был поборником чистоты и справедливости. Какая мне разница, кто кого обнимает? Это ведь не моя девушка. Нет, не моя. И не нужна мне совершенно. Да, целовал её буквально на днях, но это был всего лишь порыв. Самое обыкновенное влечение, которому не стоит придавать значения. Я уже забыл о Татьяне, а с ней меня связывали очень эффектные переживания. Что меня связывает с этой Ксюшей? Я ничего не знаю о ней и не хочу знать. Но, если она выбрала Евгешу, то она просто дура! Потому что с ним у неё точно ничего не получится. И мне бы не хотелось наблюдать за развитием их отношений, потому что это изначально провал. Я убеждён в этом.

   Меня напрягает только одно. Эта маленькая глупышка почему-то мелькает у меня перед глазами даже сейчас, когда её рядом нет. Я вспоминаю, как целовал её, и понимаю, что хочу большего. Она притягивает меня, но это совсем не то, что я чувствую по отношению к Миладе. Сравнивать невозможно. Однако перед глазами – она. Маленькая, смешная, в какой-то степени неловкая и совсем чужая мне. Девочка, которую хочется целовать…

   Неужели она мне нравится?

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЕВГЕНИЙ

   – И так, Евгений Петрович, вынужден вас огорчить. У вашего сына остались задолженности за предыдущий курс, и если он их не ликвидирует в ближайшие две недели, придётся ставить вопрос об отчислении.

   – Понимаю вас, – отец натянутый, как струна, стоял напротив декана факультета юриспруденции и права, и так же прямо смотрел в его лицо. Он привык держать ответ. Я не помню случая, чтобы кто-либо заставил его опустить голову или отвести взгляд от собеседника. И я также знал, что в эту минуту он готов обрушить на меня весь свой гнев. Но воспитание не позволяет ему сделать это в кабинете декана, который вызвал его, чтобы рассказать о моих «подвигах» на учебном поприще. Мне ужасно стыдно. Не оттого, что я накопил кучу долгов по учебным дисциплинам. Мне эта юриспруденция и всё, что с ней связано, с самого начала была не по зубам. Но мне стыдно потому, что здесь мой отец, который терпеливо выслушивает жалобы на своего непутёвого сына. Мне жаль, что я не могу оправдать его надежд. Я вырос не таким, каким он хотел меня видеть. И я, к сожалению, у него единственный. Компенсировать нечем.

   – Три экзамена и два зачёта, – декан зачитал мой приговор на ближайшие две недели. Срок совсем маленький. Если мне не хватило семестра, чтобы выучить конспекты и нормально подготовиться, то что я смогу сделать сейчас, когда времени почти не осталось? Тем более, если учитывать мои способности. Точнее, их отсутствие.

   Но отец непоколебим.

   – Мы постараемся решить эти проблемы в установленный срок, – твёрдо заявил он. – Сын будет под моим строгим контролем, так что, я думаю, всё будет сделано, как надо.

   – Постарайтесь, пожалуйста, – попросил декан. – На чётвертом курсе быть отчисленным за неуспеваемость студенту не к лицу. Особенно, вашему Евгению.

   Мне хотелось спросить, чем же я такой особенный. Но я бы ни за что не решился. И так ясно – особенный я, потому что мой отец – Евгений Петрович – вот кто, действительно, особенный человек. А я всего лишь его тень. Да и то, не самая удачная.

   Мы вышли из кабинета декана, прошлись по коридорам универа. Отец не произносил ни слова. Только не здесь. Я хорошо знаю его стратегию. Всё, что нужно, он скажет мне потом, с глазу на глаз.

   Мы вышли на улицу. Неподалёку за углом стояло несколько дымящих студентов. Отец недовольно поморщился.

   – Кто у вас здесь следит за порядком? – поинтересовался он у меня. – Возле главного входа курилку устроили! Может, скоро в аудиториях начнёте?

   Я не сказал ему, что это давно уже практикуется. Пока преподавателя нет (мало ли куда мог выйти во время пары), особо смелые курили прямо за учебными партами. Потом открывали окна и дверь и проветривали. Если бы отец знал, что я тоже этим занимался, он бы, наверное, меня убил. Такого разгильдяйства простить своему сыну он бы не смог.

   – Садись, поговорим, – отец открыл мне дверь своего старого автомобиля, который, по-моему мнению, давно пора было отправить на металлолом. Но разве Евгению Петровичу можно такое сказать? Я молча сел и уставился прямо перед собой. Смотреть отцу в глаза было невыносимо. – Что молчишь? – спросил он. – Или сказать нечего?

   – Ты сам всё слышал, – так же, не глядя, ответил я. – Ничего нового к этому я не добавлю.

   – Жаль, – заметил отец. – А я надеялся узнать о причине такого провала с твоей стороны.

   – Причин нет, – я пожал плечами. – Кроме той, что мне не нравится специальность, которую ты мне выбрал.

   – Ах, вот оно что! – взъярился отец. – Ему дали возможность получить хорошее высшее образование, а он ещё недоволен! Да у тебя совести нет!

   – Может, и нет. Только перед тем, как делать выбор, можно было бы меня спросить, чего я сам хочу, – мягко ответил я. Повысить голос на отца никогда не смел.

   – А ты хоть знаешь, чего хочешь? – отец презрительно усмехнулся. – Помнится, когда заканчивал школу, собирался в музыкальное училище.

   – Да, мне, действительно, этого хотелось, – признал я. Музыка – это моё всё.

   – И кем бы ты стал после этого училища? – продолжал отец. – Музыкальным педагогом в детском саду? Репетитором по игре на гитаре?

   Я не знал, что ему сказать. Мои увлечения отец никогда не принимал всерьёз. Когда я дома во время празднования какого-либо события играл на гитаре, ему нравилось. Он даже хвалил меня. Но стоило завести речь о продолжении карьеры, как он, в лучшем случае, резко менял тему разговора. А если был не в духе, то мог высказаться в мой адрес так, что желание говорить с ним об этом пропадало надолго.

   Отец всегда знал, вернее, был уверен в том, что знает, что для меня лучше. И самое печальное то, что моё мнение при этом не учитывалось. Какая разница, что я думаю, если решения принимает он? Я глотал обиду за обидой, не чувствуя в себе сил противостоять ему. А потому уходил в первый попавшийся бар и там заливал и свою обиду, и все невысказанные мной слова. Мать покрывала мои пьяные похождения, и отец нечасто о них узнавал. Но когда узнавал, я получал по полной.

   – Одного не пойму: в кого ты такой непутёвый? – любил говорить он. – Мы с матерью оба приличные люди, достойно себя ведём. Один ты у нас…

   Выродок. Вслух он этого не говорил, но мне и так было понятно. Не такого сына Евгению Петровичу надо бы. Но уже поздно. Что есть, то есть…

   – Ты мне скажи, сам до этого дошёл, или компания помогла? – спросил отец. – В общежитии какого только сброда нет! Отовсюду приезжают. Если тебе мешают твои приятели, ты так и скажи.

   – Да нет, мне никто не мешает.

   – Или может у тебя с девушкой отношения разладились? – продолжал он допытываться. – Как там её зовут?

   – Лиза, – напомнил я.

   – Точно, Лиза. Так у вас с ней всё нормально?

   – Вроде, да.

   – Смотри, – предупредил отец, – хотя бы с ней не наделай глупостей. Ты хотя бы предохраняешься?

   – Пап! – возмутился я. – Мне двадцать лет. О чём ты говоришь? Думаешь, я не в курсе, что и как делать?

   – Судя по тому, что ты творишь в университете, я ничему не удивляюсь. А такого, как ты, лопуха, окрутить очень легко.

   – Лиза не такая, – возразил я, сделав вид, что пропустил такое «ласковое» к себе обращение. – Она порядочная девушка.

   – Все они порядочные при первом разе. Потом только показывают себя во всей красе.

   Мне не хотелось продолжать этот разговор. Не хватало ещё, чтобы отец влез в мою личную жизнь, и стал девушек мне выбирать.

   – Значит, так, – заключил он, – мой вердикт таков: две недели поживёшь дома. Буду тебя каждый день в университет возить, а после занятий забирать. Из дома – ни ногой, пока не вызубришь все конспекты! Довольно я за тебя краснел в кабинете у твоего декана! Впредь, чтобы подобного не повторялось! Иначе, Женя, я не знаю, что с тобой сделаю!..

   Да что ты ещё можешь со мной сделать, папа, помимо всего, что перечислил? Я взглянул на него – лицо суровое, брови нахмурены, губы плотно сжаты. Застывшая маска вечного недовольства. Я забыл, как он умеет улыбаться. И как только мама могла прожить с ним столько лет?

   – Сейчас заедем в твою общагу, – продолжал отец, – возьмёшь всё самое необходимое и вернёшься ко мне.

   – А ты разве со мной не пойдёшь? – усмехнулся я. Неужели отец не хочет своими глазами увидеть тот вертеп, в котором я живу?

   – Нет, я подожду тебя здесь. Мне там делать нечего.

   – Как скажешь.

   Он остановил машину напротив главного входа, где собралась очередная компания студентов. Отец поморщился, увидев, что все они курят.

   – Я так понимаю, что правил здесь нет никаких, – проворчал он. – А где охранник? Где комендант? Почему студентам позволяют курить прямо на пороге у входа?

   – А где им ещё курить, пап? В своих комнатах? Или в коридорах?

   – Этого ещё не хватало! Да если бы я был комендантом, я бы такого не допустил.

   Сказать всегда легче, чем сделать.

   – Пап, это целая система, и с ней бороться практически невозможно, – я вышел из машины и направился к входу в общежитие.

   Поднявшись в свою комнату, я обнаружил, что дверь незаперта. Так и есть. На кровати лежал Павел и читал книгу.

   – Привет, – он поднял голову и тут же снова уткнулся в книгу. – Какими судьбами? С занятий выгнали?

   – Не только с занятий, но и с универа могут выгнать, – я подошёл к своей кровати. – Не помнишь, где моя большая сумка?

   – Это та, в которой мы бутылки через вахту таскали на твой День Рождения? Она же порвалась, и ты её сам выкинул.

   – Вот чёрт! Забыл совсем…

   – А что такое? Ты куда-то собираешься? – Пашка заинтересовался.

   Вздохнув, я тяжело опустился на соседнюю кровать.

    – Отца вызвали в деканат. Рассказали ему про мои задолженности. Дали срок – две недели на исправление.

    – А, это… – он снова вернулся к чтению. – Ты сам во всём виноват. Бухаешь – бухай, но зачем экзамены прогуливать? За тебя никто сдавать сессию не будет. Даже твой папа.

   Меня задели его слова. Пашка знает, как ужалить побольнее. Язык у него ядовитый. И нутро такое же – злостное, гнилостное. Дать бы ему в морду, как следует! Только ведь не за что. Сам знаю, что виноват. Кругом виноват. И никуда от этого не деться.

   – Если не закрою долги, меня отчислят, – сообщил я. Для чего только, не знаю. Может, поддержки от него хочу. Всё-таки, в одной комнате живём уже несколько лет. – Тебя ведь тоже отчисляли.

   – Меня – за драку, – напомнил Пашка. – Долгов я не делал никогда.

   Такое впечатление, что он гордится этим.

   Пашка внезапно отложил книгу, сел рядом со мной.

   – Что будешь делать, если тебя выгонят из универа? – серьёзным голосом спросил он. – Домой вернёшься?

   – Нет. Назад, к отцу – не вариант. Он меня задолбает окончательно. Я с ним сопьюсь.

   – Ты и без него сопьёшься. Неважно, где. Я же тебя знаю.

   Он не упрекал меня, нет. И не поддерживал, как мне, возможно, этого хотелось. Пашка был собой всегда и во всём. Держал дистанцию и не был привязан ни к кому. Таковы его принципы. Если б я мог быть таким, как он… хотя бы иногда!..

   – Не горюй, Евгеша, – Пашка хлопнул меня по плечу. – За две недели можно многое успеть. Возьмёшь себя в руки, выучишь эти нахрен никому не нужные конспекты и получишь свои законные «тройки». Потом приедешь сюда, и всё начнётся заново. Если, конечно, ты не надумаешь сам что-то поменять.

   Я вышел из общаги с двумя пакетами вещей и гитарой за плечами. Пока спускался вниз, прокручивал в голове последние слова Пашки. Какой бы ни был циник, в чём-то он всё же прав. Каждый год одно и то же – как по спирали. В этот раз отец, конечно, крепко за меня взялся. Потому что надоели все эти истории с моим участием. Но я не уверен, что от этого что-то изменится. Нужно самому захотеть, как говорит Пашка. Только я точно знаю, что пока не готов. Чего-то во мне не хватает. Может быть, смелости?

   КСЕНИЯ

   Евгений уехал, взяв с собой вещи. Мне сказала вездесущая Настя сразу, как вернулась из универа. Уехал вместе с отцом, предупредив вахтёра, что вернётся не раньше, чем через две недели.

   – Что могло случиться? – недоумевала я. – Кто-то из родственников заболел?

   – Ходят слухи, что его собираются отчислить, – сказала Настя. – Вот отец и решил вовремя забрать.

   – Насовсем? – я боялась даже думать об этом.

   Но этого мне никто не мог сказать. Расстроенная, я решила всё выяснить сама. За тем и пошла в комнату, где жил мой Евгений. Мой – разве? В фантазиях, уже, да. Удивительным образом меня тянуло к нему. А мысль о том, что я могу нескоро его увидеть, волновала и заставляла нервничать. Только бы не это! Только бы он вернулся!

   Я вошла, даже не постучав. И отшатнулась, увидев новых людей. Вернее, это была одна-единственная незнакомая мне девушка, но пространство, которое она заполняла собой, было таким большим, что я не сразу нашла в нём место.

   Девушка была необычная. И в то же время во всём её облике было столько клишированного, что от одного взгляда на неё мне становилось противно. Высокая, с почти идеальной фигурой (явно не от природы, а от целенаправленной, грамотно распределенной физической нагрузки). Волосы, уложенные опытной рукой мастера, ровными светлыми прядями лежали на плечах. Высокий лоб не очень хорошо сочетался с маленькими глазками, в которых угадывался холодный ум и типичное рациональное мышление. Она показалась мне скучной. Ухоженная, строгая, правильная – ни тени сомнения не должно было возникнуть ни у кого в её слаженности и превосходстве. Я видела таких раньше. И они долгое время числились среди подруг моей матери. По роду деятельности ей приходилось иметь с ними дело. Этакие штампированные бизнес-дамы, у которых в груди вместо сердца, наверное, встроены часы, каждую минуту напоминающие об утраченном времени. «Нужно много работать и всегда быть на высоте, чтобы в жизни во всём сопровождал успех» – вот, что читала я в их пустых, отрешённых глазах. Такие мне никогда не нравились. И я не думала встретить такую здесь. Но что же она тут делает? К кому пришла?

   Сомнения быстро разрешились. Толик шепнул мне: «Это официальная девушка Пашки».

   Официальная? А что, есть неофициальные? Мне не понравилось это словосочетание. Как и эта девушка, которая, кстати, тоже смотрела на меня с явным недовольством. В её взгляде можно было прочесть чёткое «ты здесь лишняя, девочка». Она так и думала. Тем более, мне захотелось остаться. Достаточно я ходила под материнским гнетом, чтобы терпеть его подобие ещё и здесь. Смело посмотрев ей в лицо, я улыбнулась так очаровательно, как только могла. А потом отвернулась к Толику и завела с ним непринуждённый разговор.

   Появился Павел. Кажется, он не ожидал увидеть меня здесь рядом со своей «официальной» девушкой. Теперь буду называть её исключительно так. Как будто она номинальная. Да, так ей больше подходит. А ведь раньше я не замечала за собой такого сарказма.

   Павел всё же представил нас друг другу.

   – Милада? – я не могла удержаться от улыбки. – Какое интересное имя!..

   Она смотрела на меня секунды. Потом потянулась к своему возлюбленному. Похожа на огромную дикую кошку. Гибкая, но только телом. Внутри каменная. И губы почти не шевелятся. Может, в них ботекс закачан? Она мне всё больше и больше не нравится.

   – Жаль, что нашего музыканта с нами нет, – посетовал Юра. – Сейчас так не хватает душевности!..

   И он прав. Мне снова взгрустнулось. Я вспомнила, зачем сюда шла. И поинтересовалась у Юры, известно ли ему, где сейчас Евгений.

   – Насколько я знаю, уехал к родителям. Ему предстоит двухнедельный марафон – преодоление сессионного рубежа, с которым он не справился летом. Так что пока ждать его не следует.

   Всё это уже было мне известно. Легче не стало. Значит, я не смогу его видеть, не смогу слышать. Всё, как и всегда. Не получается у меня никак! Я вижу пары, вижу влюблённых друг в друга людей, и понимаю, что завидую им. Мне бы хотелось, чтобы рядом был кто-то не совсем родной, но способный таким стать. У меня появились друзья, я стала жить отдельно от родителей (по крайней мере, несколько дней в неделю), но я никак не могла избавиться от ощущения одиночества, сопровождающего меня повсюду, словно самый верный друг. Зачем-то вспомнился Артём. Он был рядом какое-то время, и благодаря ему у меня появилась надежда, что всё ещё может случиться. Но и он чужой, близким не ставший. Потом я встретила Евгения – и он оказался за гранью! Почему именно так? Почему мои глаза смотрят именно в ту сторону, где я заранее обречена на провал? Я не могу получить то, что заведомо недосягаемо. Но именно это меня и привлекает. Какая глупость, должно быть!.. Нет, мне ещё учиться и учиться!

   Толик предложил мне сигарету. Я взяла её рассеянно. Потом, когда ощутила горечь во рту и терпкий запах дыма, захотела тут же вернуть обратно.

   – Назад нельзя принимать, – возразил он. – Сама согласилась.

   Всё правильно. Наверное. Я не знаю, по каким законам здесь живут. Я вообще не знаю, как нужно жить, чтобы было правильно. Вокруг меня всё окутано дымом, и я саму себя в нём не вижу. Где я – та, что была раньше? Может, меня не было вовсе?

   Краем уха слышу, как Павел с Миладой переговариваются. Они слишком близко от меня. Хочется отодвинуться, но я продолжаю сидеть на месте и… слушать.

   – Твоё появление неожиданно, – сказал Павел. – Почему не предупредила?

   – Хотела сделать тебе сюрприз. Думаю, неплохо получилось.

   – Во всяком случае, не совсем так, как я рассчитывал.

   Ах, вот оно что!.. Эта номинальная девушка сама сюда заявилась, чтобы застать его врасплох. Проверяет, видимо. Что ж, если бы у меня был такой парень, я бы тоже спокойно спать не смогла.

   – Я смотрю, ты здесь не скучаешь, – бросила ему Милада через плечо.

   – У меня нет причин для скуки, дорогая моя, – он пощекотал её кончиками пальцев за ушком, чем вызвал у меня негодование. Зачем при людях эти нежности? Можно было бы уединиться. Или ему нравится вести себя демонстративным образом? О да, конечно!

   Милада, по-прежнему, стоит как статуя. Не шелохнется. Неужели она не реагирует на его прикосновения? Зачем ему нужна такая бесчувственная?

   – Думаю, ты не будешь против, если я немного нарушу твои планы? – она наконец-то сделала попытку улыбнуться. Только плохо получилось. Всё-таки, ботекс мешает.

   А Павел был сама любезность.

   – Разве ты можешь мне помешать?

   Ему, определённо, что-то от неё надо. В глобальном отношении. Иначе не стал бы вести себя так, как ему не свойственно. А Милада, повернувшись к нему, обвила его шею руками и сказала: «Поехали со мной».

   – Куда?

   – Ко мне, – она произнесла это довольно громко, чтобы всем было слышно. Юра так и застыл, не донеся сигарету до рта. Потом, опомнившись, бросил её в пусту3ю консервную банку, заменявшую пепельницу.

   – К тебе? – переспросил Павел. – Заманчивое предложение.

   Мне было противно наблюдать за тем, как он стал её целовать прямо здесь, у всех на виду. Друзья, видимо, привыкли. Но я не люблю такую публичность. Повернулась к Толику и попросила ещё одну сигарету. Всё, что угодно, лишь бы на них не смотреть. Толик послушный, дважды повторять ему не надо. Я затягиваюсь и при этом ощущаю на себе точечный взгляд Павла. Поднимаю глаза и, действительно, вижу его. Он смотрит с явным осуждением. Ох, ему-то какая разница, чем я занимаюсь? Сам никого не стесняется.

   Когда все вернулись в комнату, какой-то придурок рискнул предложить этой номинальной выпить рюмочку за знакомство. Она презрительно на него взглянула и отвернулась. Да разве станет она пить эту гадость? У этой барышни вкус тонкий, изысканный. Смотрит на своего благоверного выжидающе и пальцы сжимает в кулаки в нетерпении. Ждёт его решения. А он пока медлит. Смотрю на него и снова наталкиваюсь на его взгляд. Он будто обдумывает что-то. При чём здесь я?

   Наконец Павел срывается с места, протягивает Миладе руку и говорит:

   – Идём.

   Она именно этого ждала. За тем сюда и явилась. Чтобы продемонстрировать всем свою власть над этим человеком. Ей, видимо, это доставляет удовольствие. Извращенка! Но он почему прогибается перед ней? Со всеми здесь такой смелый, бойкий! А перед ней неужели пасует? Если так, то он окончательно упадёт в моих глазах.

   Они собираются и уходят. На прощание Павел обещает всем, что скоро вернётся. Мне кажется, что эти слова кому-то конкретному предназначены. Когда за ними закрывается дверь, я обращаюсь к Толику.

   – Что за странные у них отношения?

   – Не знаю, – он пожимает плечами. – А что именно тебе кажется странным?

   – Возможно, вы все к этому привыкли, но мне кажется, она им вертит, как ей хочется.

   – Не совсем так, Ксения, – вмешивается Юра. – Если ты заметила, Милада – девушка с амбициями и большими претензиями. Они встречаются давно, и за это время несколько раз расставались. Характеры сложные у обоих. Павел не уступает ей ни в чём, и она точно такая же. Но сейчас оба пытаются сохранить мир в отношениях, потому что хотят быть вместе. Между ними притяжение, а это очень сильная штука.

   – Что ты называешь притяжением? – поинтересовалась я. – Любовь?

   – Ну, насчёт любви я не так уверен. Скорее, сильное влечение, обусловленное определёнными обстоятельствами и целями, поставленными с обеих сторон.

   – Проще говоря, у каждого своя выгода в этих отношениях, – добавил Толик. – Понимаешь?

   – Нет, я этого не понимаю. Какая может быть выгода, если отношения строятся на взаимных чувствах?

   – Выгода в том, что им так удобно, – сказал Юра. – Ей – потому что рядом есть мужчина, уверенный в себе, перспективный (мы же не станем этого отрицать), молодой, горячий. Павел у нас ещё и привлекательный. А такой, как Милада, будет сложно с кем-то ужиться. В любовницы её, конечно, позовут, но вот в дамы сердца… Это большой вопрос. А ей двадцать пять, и хочется, чтоб по-настоящему.

   – Хорошо, – с Миладой более или менее разобрались. – А Павел?

   – А что Павел? Ему тоже хочется стабильности, надёжности, уверенности в завтрашнем дне. Он полон амбиций и желаний и, в принципе, способен их реализовать. Но ему нужно к кому-то тянуться. Здесь – потолок! А Милада – это лестница, которая стремительно уходит вверх. И вот он карабкается по ней, пытается дотянуться. Может, ты ещё не поняла, но Павел считает себя выше любого из нас. И уверен в том, что ему нужна такая девушка, как Милада. Она – его неиссякаемая перспектива. Она всегда будет его тянуть. А ему именно это и нужно. Иначе давно бы замутил с какой-нибудь местной девчонкой. Ему-то париться по этому поводу не надо.

   Я пыталась осмыслить только что услышанное. Получается, что Павел – отличный стратег, который хочет просчитать всю свою жизнь наперёд. Девушка из хорошей семьи, работа, которая обеспечит ему карьерный рост, связи, которые следует обрывать, если они окажутся бесполезны. Он, действительно, так умён или глуп, потому что не понимает самого элементарного? Как можно заранее написать свой жизненный сценарий? Что если всё будет не так, как он запланировал?

   – У Пашки есть определённые принципы, которых он придерживается, – поведал мне Толик чуть позже, когда Юра вышел из комнаты. – Как-то по пьяни он сам мне их рассказал. Потом, конечно, всё отрицал. И я сделал вид, что поверил ему.

   – Что за принципы? – я поняла, что хочу узнать больше о нём. Этот человек – настоящая интрига!

   – Он не хочет ни к кому привязываться. Ни к друзьям, ни к родным. С девчонками, с которыми он спит (а ты знаешь, это периодически с ним случается, в обход Миладе), никаких отношений Пашка не поддерживает. Раз, другой – не более. И сразу уходит. Некоторые его потом проклинают. Только Пашке – море по колено. Говорит: сами знают, на что идут. Вообще, у меня создалось впечатление, что он ненавидит весь женский род.

   – За что? – удивилась я.

   – Да кто ж его знает! Обмолвился как-то, что мать с ним всегда вела себя равнодушно. А отца у него вообще нет. Получается, рос сам по себе, как неприкаянный. Может, это в нём обиду оставило на всех женщин мира. Плюс – отца нет, и нет нормального мужского воспитания. Пашка – он ведь делает, что хочет, что ему в голову взбредёт. Хотя, надо признать, цели ставить он умеет.

   – Он тебе не нравится? – догадалась я.

   – Он мало кому нравится. Кроме, пожалуй, Юрца. Но тот для всех – родитель. У него душа широкая. Каждому готов помочь, каждого обласкать. И Пашку тоже пытается понять и оправдать. Я придерживаюсь другого мнения. По мне, Сазонов – человек дурной. Главное – не верить ему ни в чём. Он не способен ни на дружбу, ни на любовь. Я бы пожалел его Миладу, если б она сама такой же не была. Смотрятся они друг в друга, как в зеркало. Поэтому и вместе до сих пор. Вот такая правда жизни, Ксюша, – и Толик положил мне руку на плечо. Я сняла её. Мне не хотелось никаких контактов. Достаточно было того, что я узнала сегодня. Никогда не приходилось рассматривать человека под таким углом. Сазонова Павла здесь не любят. Но я так и не поняла, за что. Все твердят: он отрицательный персонаж, ему нельзя верить, его надо обходить стороной. Я чувствую, что это так, но… В то же время ощущение лёгкого сомнения у меня присутствует. Я вспомнила, как он говорил со мной. В его словах звучала забота. И даже какое-то тепло сквозило, совсем мимолётное. Человек не может быть только плохим. Как и во всём только хорошим. Я в этом убеждена. Но его не любят друзья. И девушка, возможно, тоже. А любит ли его родная мать? Раньше такой вопрос никогда бы не возник у меня. Мать любит своего ребёнка безусловно. Или всё же нет?..

   Если человека не любит никто, может ли он сам кого-нибудь полюбить?

   ПАВЕЛ

   Вечер сегодня необыкновенный. Мы вышли на улицу, и я сразу ощутил его тепло. Вдохнул поглубже этот запах уходящего в ночь города и задержал его на какое-то время. Люблю эту жизнь и всё, что её наполняет!

   Чем хороша осень? На город опускается лёгкая прохлада, заменив надоевшую жару. Уже середина сентября, а ощущение, будто лето продолжается. Я поднял голову кверху и увидел, как сквозь облака проступают мерцающие звёзды. Осенью они кажутся мне особенно живыми. Горят так, будто последний раз в своей жизни. И если даже им отмерен срок, что можно сказать о нас, людях? Мы – всего лишь песчинки на ладони Вселенной.

   Милада давно уже отвыкла гулять по ночному городу. Ей милее свет неоновых ламп, огни витрин дорогих бутиков и звёзды земного происхождения. А для передвижения существует автомобиль. Но только не в этот раз.

   – Машина в ремонте, – пояснила Милада. – Сегодня я на такси.

   Водитель из неё никудышный. Ездит, вроде, осторожно, но в повороты зачастую не вписывается. Отсюда – аварии. Сколько машин она успела сменить за то время, что мы вместе! Я же ни одной так и не приобрёл.

   – Твоё предложение всё ещё в силе? – спрашиваю я. – Если да, то можем прогуляться пешком.

   Миладе эта перспектива явно не по душе. Губы надула, лицо скривила. Её гримасы – это отдельная история. Такое впечатление, что она совсем не может управлять мимикой. За исключением случаев, когда надо быть не в меру сдержанной. Это у неё получается. А вот выражение простых эмоций – радости, например, даётся ей с трудом. В такие моменты она мне напоминает куклу. Красивую, пустую…

   И на этой кукле я собираюсь жениться. Да-да, вполне серьёзно. Я много думал над этим и пришёл к выводу, что Милада в качестве жены мне идеально подходит. Немного старше, но разве это имеет значение? Ведь достоинств у неё множество.

   Она красивая, она умная, образованная, перспективная. Она хорошо воспитана. Она знает себе цену. И, наконец, она любит меня!

   В том, что это так и есть, я не сомневаюсь. Слова для подтверждения не нужны, я просто чувствую это. Если бы не было любви, она бы не выдержала эти два с половиной года со мной. Кроме того, она верит в меня и часто говорит мне о том, что у меня хорошие способности, и я могу многого достичь в жизни. Если, конечно, научусь управлять своими эмоциями. В некотором роде мы с ней даже похожи. Я – человек крайне вспыльчивый, и она такая же. Только реагируем по-разному. Она ледяной волной ненависти окатит с головы до ног, я же предпочитаю всем своим внутренним жаром полыхнуть так, чтобы искры полетели. Лёд и пламя, одним словом.

   – Давай вызовем такси, – предложила Милада. – Пешком я идти не собираюсь. Это далеко, к тому же я на каблуках.

   И в красивом платье. Конечно, она ведь знала, куда идёт и зачем. Девочки, увидев её в коридоре, так и ахнули. Ну, да они ей не соперницы. Разве можно соперничать с королевой?

   – Давай пройдёмся немного, – настаиваю я. – Погода отличная! Ну, вспомни, когда мы с тобой вот так последний раз гуляли ночью?

   – Разве что в начале отношений.

   – Что мешает сделать это сейчас?

   – Настроение не то. И романтика ушла. Ты же знаешь, это обычно бывает в парах.

   Как легко и прагматично она рассуждает об этом, как будто очередной доклад на конференции зачитывает! Что же будет с ней в старости? Она превратится в сухарь – грубый и чёрствый. А потом ещё плесенью покроется!..

   – О чём ты думаешь? – спросила она, заметив, как изменился мой взгляд. – Ты недоволен, что я вытащила тебя из общежития?

   – Я не понимаю, для чего ты это сделала, – отвечаю я. – Хочешь побыть вдвоём? Я предлагаю тебе прогулку по ночному городу с последующим визитом на твою квартиру. По-моему, прекрасное завершение дня.

   – А потом ты отправишься к своим собутыльникам и продолжишь веселье?

   – Почему ты их так называешь? Они такие же люди, как и ты.

   Я чувствую, как внутри начинает закипать кровь. Милада знает, что нужно сказать, чтобы вызвать у меня гнев.

   – Если