Уволиться? Жениться! Татьяна Новикова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14

АННОТАЦИЯ

Максима Скворцова назначили моим директором, и жизнь полетела в тартарары. Надменный. Язвительный. Наглый. Он хочет довести меня до ручки. Его не устраивает всё: показатели, внешность, даже мой голос.

   Не мужчина – дьявол во плоти.

   Решено. Увольняюсь!

   Арина Романова досталась мне в довесок к должности. Надменная. Язвительная. Наглая. Она так смешно реагирует на мои выпады. Мне нравится наблюдать за тем, как она искрит от злости. Не девушка – мечта.

   Решено. Женюсь!

ГЛАВА 1

В день, когда Максим Скворцов переступил порог моего кабинета, я твердо решила уволиться. Потому что первой его фразой стало:

   — Сделайте мне кофе. Без сахара, со сливками.

   Вот так. Надменно, в полголоса. Это всё было брошено в мою сторону. От наглости я опешила. Вдумчиво смотрела на незнакомца секунд тридцать. И резко ответила:

   — Нет.

   Очки съехали на кончик носа, придавая лицу строгости

   Человек этот, к слову, не понравился мне с первого взгляда. Знаете, есть такой тип мужчин, для которых нет ничего важнее внешнего вида. Темноволосый и темноглазый. Пробор набок, легкая взъерошенность (сразу видно, напускная), аккуратно подстриженная бородка. Фисташкового цвета рубашка с закатанными рукавами, по которой не понять – она стоит пять тысяч или пятьсот рублей? Зато на запястье смарт-часы известного бренда.

   Он вообще кто такой, что диалог начал с приказа?

   А стриптиз на столе не сплясать, не?

   Имени его я на тот момент, конечно, не знала. Незнакомец пожал плечами — мол, не очень-то и хотел — и двинул прямиком в кабинет нашего директора. Я переглянулась с Людой из техподдержки, с которой мы сидели за соседними столами, и вновь уткнулась в монитор.

   Все-таки последнее, чем должен заниматься инженер отдела разработки, — это готовить кофе всяким придуркам.

   — Интересно, кто это? — спросила Люда, наматывая прядь волос на карандаш. — Симпатичный такой. Да и возраст мой любимый: за тридцать пять. Вкуснятина.

   Всё, девка поплыла. У неё подход к жизни простой: есть мужик — имей мужика! Разборчивостью она никогда не отличалась, из-за чего периодически попадала в тупиковые ситуации. Раза четыре я вызволяла её из чужих квартир в одном нижнем белье. Причем Люду это не смущало, скорее — подстегивало на новые свершения.

   — Наверное, очередной продажник, — предположила Ирочка Ливанова из отдела планирования. — Будет предлагать Валерьевичу всякие базы данных по цене крыла от самолета.

   Скорее всего. Всякие торговцы к нам периодически заходят. Разумеется, с исключительно взаимовыгодными предложениями. Михаил Валерьевич, директор по информационным технологиям завода, всегда их выслушивает, а затем кормит «завтраками» так долго, пока торговцы не отвалятся сами по себе. Он никогда никому не отказывает, просто ни на что не соглашается.

   Валерьевич вообще хороший мужик, только песок сыпется. Он застал те времена, когда компьютер занимал целый этаж, и очень скучает по ним. В принципе, многие знания у него сохранились с тех пор.

   Нас он не донимает. Есть работа – трудитесь. На себя Валерьевич взял организаторские функции, решив не вникать в хитросплетения современного программного обеспечения.

   «Сами придумали — сами справитесь», — любит повторять он с буддийским спокойствием.

   Другие директора уважают нашего динозавра-директора за опыт и особо не лезут. Он спит на совещаниях, зато умеет отстоять своё мнение и отказаться от лишней работы. Точнее – вообще от любой работы, которую Валерьевич считает лишней.

   Что до подчиненных? Нам нравилось работать под его началом. Все программисты и сотрудники техподдержки сидели в одном гигантском кабинете, который разделен только перегородками. Open space, или «открытое пространство», если по-человечески. В конце нашего кабинета стенами из гипсокартона огорожена комнатушка директора. Как смеялись девчонки: «Михаил Валерьевич такой древний, что строить кабинет начали вокруг его стула».

   Короче говоря, этому надменному гаденышу не светило продать нашему директору даже скрепку. Чему я искренне рада.

   Зачем я всё это рассказала? А вот зачем…

   Когда дверь скрипнула, я навесила на лицо максимально гаденькое выражение. Тем страннее было, что Валерьевич вышел перед торговцем и ободряюще похлопал того по плечу.

   — Познакомьтесь, коллеги, — зычно произнес он, — Максим Степанович Скворцов. Прошу любить и жаловать.

   Максим Степанович еле заметно ухмыльнулся и покровительственно кивнул.

   Хм, кто же это? Новый программер? Администратор сетей? Человек, который общается с пользователями по телефону и периодически предлагает им перезагрузить компьютер?

   — С завтрашнего дня Максим Степанович возглавит нашу службу, — продолжил Валерьевич и закончил совсем уж пасмурно: — Я ухожу на пенсию.

   В помещении повисло гробовое молчание, даже затихло клацанье мышью. Ирочка выронила недогрызенный хлебец — так сильно открылся её рот от удивления.

   В смысле, это индюк напыщенный — будущий директор по информационным технологиям? Что за бред?!

   — Я уверен, вы преисполнены непониманием. — Валерьевич с отеческой улыбкой оглядел коллектив. — Что ж, спрашивайте.

   Но ответом ему стала тишина. Гнетущая такая, замогильная, полная безысходности. Даже самые боевые товарищи нашего отдела не нашли, что спросить. Хотя, признаюсь, вопросов накопилось множество.

   И главный из них: какого хрена?!

   Ради приличия Валерьевич ещё с минуту покрутился на месте, а затем сказал: «Они у нас как старый процессор, долго загружаются» и вернулся к себе (уже не к себе!) в кабинет, чтобы передать преемнику дела. Напоследок он попросил не донимать его расспросами до конца рабочего дня.

   — Что ж, вот теперь сделайте мне кофе, — язвительно повторил Максим Скворцов, ни к кому конкретно не оборачиваясь. — Напоминаю: без сахара, со сливками.

   А затем он тоже скрылся в коморке, которая вскоре будет принадлежать ему. Десятки заинтересованных взглядов обратились в мою сторону.

   — Думаю, он имел в виду тебя, — потупилась Ирочка Ливанова.

   — Сто процентов, что тебя, — подтвердила Люда с жалостью. — Ты, конечно, можешь никуда не идти, но...

   — Предатели, — прошипела я обреченно.

   Вот и что теперь делать?..

ГЛАВА 2

Сильнее всего мне хотелось отказаться. Нет, не так. Для начала перевернуть всё к чертям собачьим, разворотить кабинет, вылить на волосенки нового директора воду из-под бамбука. А уже потом отказаться. Я даже представила, как ухожу, громко хлопнув дверью, а вслед доносятся громкие аплодисменты. Почему-то в моих фантазиях мне аплодировали стоя.

   Соблазнительная картинка.

   А потом я вспомнила о кредитах, бесконечных долгах, километровых счетах и чуть-чуть умерила пыл. Самую малость.

   Соберись, Арина, ты всё-таки взрослая и разумная девушка, а не дворовая истеричка. Обдумай, как лучше всего поступить?

   Матом его послать или неприличным жестом?

   Фраза «Да идите вы в задницу, Максим Степанович, и кофе туда же засуньте» почти сложилась в моей голове, когда Люда встала из-за стола и схватила меня под локоть.

   — Пойдем на кухню, — приказала, сверкнув глазами. — Мы с тобой не гордые, сделаем всё, что он просит.

   — Вообще-то я гордая, — помотала волосами. — Он в край охамел. Я разве похожа на секретаршу?

   Люда вдумчиво меня осмотрела. Её взгляд просканировал мои разношенные кроссовки (зато удобные). Пробежался по клетчатой, выцветшей рубашке, которую я горячо любила. Зацепился за кичку из волос. Наконец, коллега, а по совместительству лучшая — и единственная — подруга поправила дужку моих очков и вздохнула:

   — Нет, на секретаршу ты вообще не катишь. Скорее — на бродяжку без определенного места жительства.

   — Спасибо за честность.

   — А ещё у тебя уши большие и сисек нет, — добавила Люда радостно. — Не куксись, я же любя.

   Ну-ну, только истинный друг сумеет втоптать в грязь по самую макушку, ударить по больному и даже не огрести за это.

   Кухонька стояла отдельным помещением, и кофе тут определенно имелся. Да только я не собиралась растрачивать его на какого-то козла, который вот так ворвался в жизнь нашей службы и разрушил всё, что строилось долгие годы.

   Почему Валерьевич не выбрал на должность директора кого-нибудь другого? Да хоть кого, любой справится лучше, чем… чем…

   Меня взяла такая злость, что заскрежетали зубы.

   — Решено, увольняюсь! — Я плюхнулась за обеденный стол и опустила лицо в ладони.

   Люда тем временем копалась в ящичках шкафа в поисках чистой посуды. Таковой у истинных программистов не водилось, ибо разве можно пить из кружки без потеков вчерашнего чая?

   — Ты не уволишься, — покачала головой подруга. — У тебя долгов столько, что даже если продашь обе почки — хватит только на первый платеж.

   Люда знала меня долгие семь лет, и она была чертовски права. Жизненная ситуация не позволит мне уволиться, но и терпеть хамское отношение я не намерена.

   — Тогда переведусь в другую службу.

   — Романова, зайка, — проворковала Люда, включая кофемашину, — успокойся. Посмотри на ситуацию с другой стороны. Сейчас ты зарекомендуешь себя с хорошей стороны перед этим Скворцовым…

   — …и буду до конца дней носить ему кофе, — выплюнула я, подумывая плюнуть ещё и в кружку.

   Подруга вздохнула так тяжело, словно общалась с непроходимой тупицей. В её ясных голубых глазах открыто читалось: «Ты — идиотка», а милая улыбка всё сильнее напоминала оскал.

   — Нет, дурочка. Ты сможешь попросить прибавку, премию, да что угодно! Наконец-то ты покажешь, что представляешь собой что-то дельное. Просто найди подход к этому директору. Или, знаешь, давай я принесу ему этот кофе, получу все плюшки и почести, а ты и дальше строй из себя всесильную феминистку. Это ж так сильно помогает тебе в жизни.

   Я посмотрела на Люду с сомнением.

   Валерьевич никогда не считал меня за полноценного программиста. По его мнению, девушки не разбираются в технологиях. «Ваше дело борщи варить да подгузники менять, а умственный труд оставьте для нормальных людей» — его цитата.

   Проблема в том, что в нашем захолустном городке такого мнения придерживается не только Валерьевич. После института я стерла ноги (и язык) на собеседованиях, но меня брали исключительно в качестве «девочки на телефоне», а что касается разработки — «извините, нам нечего предложить». Вначале это до слез бесило, но я в итоге смирилась. Осела на заводе, притащенная сюда Людой, и планировала со временем переехать в крупный город или работать по удаленке.

   — Если я начну просить премию за кофе — то перестану себя уважать.

   — Ты ничего не понимаешь в женских хитростях, — покачала головой Люда. — Сначала улыбаешься и выполняешь его капризы, а затем подсовываешь свой код и хлопаешь глазками, мол, дяденька, дай денежку. Неужели ты считаешь, что женщины-начальники получают должности за высокие показатели? Ага, — фыркнула она, — особенно Наташка Козлитина, у которой в комнату сначала входит грудь, затем губы, а уже потом главный бухгалтер собственной персоной. Милочка, тебе выпал шанс на миллион. Покажи себя во всей красе.

   — Думаешь, надо прогнуться?..

   Я машинально обхватила холодными пальцами кружку, от которой шел ароматный дымок. По правде, возможность получать чуть больше зарплату была настолько желанной, что мне даже захотелось ненадолго подстроиться под нового директора. В самом деле, неужели носить кофе шефу — это что-то отвратительное?

   Я каждые полгода хожу по собеседованиям, чтобы услышать стандартное: «Вы нам не подходите, убирайтесь». Я считаю копейки от зарплаты до зарплаты и периодически подумываю перейти на диету, состоящую исключительно из овсянки на воде.

   Как называется то, на что меня подбивает Люда? Выслужиться?

   Но другие же выслуживаются, хохочут над тупыми шутками руководства, преданно заглядывают ему в глаза.

   А я…

   — Меньше думай, больше делай. Неси кофе, — приказала Люда и подогнала меня ободряющим шлепком под зад.

   Спину мне прожигали взгляды коллег. Я ещё не понимала, чего в них больше: любопытства, жалости или язвительности? Вот, мол, нашлась гордячка. Уже несется к директору, только бы подлизаться.

   Может быть, о таком никто не думал. Но я почему-то была уверена в обратном.

   Стучаться или не надо? Черт, да что за сомнения?! Я открыла дверь и всунулась внутрь, не спрашивая разрешения.

   — Где сливки? — уточнил Скворцов, приняв кружку, но не отпил из неё.

   Мы с Валерьевичем тоже вдумчиво всмотрелись в кофейную черноту.

   «Где я тебе сливки посреди машиностроительного завода найду, придурок», — чуть не ляпнула я, но вместо этого мило улыбнулась и прощебетала:

   — К сожалению, у нас нет. Купить?

   Оба директора — предыдущий и почти нынешний — глянули на меня. Только во взгляде первого сквозило сочувствием. Мол, какая дурная девочка: и женщины из неё полноценной не получилось, и кофе готовит отвратительный, и детей рожать отказывается.

   А вот второй рассматривал мою персону с особым садизмом, словно тыкал в болезненные точки. Темный взгляд, тяжелый, недоброжелательный. Я вся сжалась, сцепила пальцы в кулаки.

   — Обойдусь. Свободны, пообщаемся позже, — наконец, изрек Скворцов, сделав глоток кофе и поморщившись.

   Я закрыла за собой дверь, зажмурилась до пятен перед глазами, чтобы не расплакаться на месте. Чеканя шаг, вернулась за компьютер. Уши горели от стыда. Вот и всё, в глазах отдела я — девочка на побегушках, которая и кофеек сварит, и ротиком ублажит, и что там ещё про меня можно подумать.

   — Молодец. — Люда показала большой палец, а Ирочка согласно закивала.

   Да и плевать на общественное мнение.

   Плевать же?..

   Почему тогда такое ощущение, что я предала собственные идеалы одним только заходом в директорский кабинет?

***

Разумеется, когда Валерьевич выполз из кабинета во второй раз, молчание сменилось волнениями. Робкие голоса программистов слились в хор из вопросов, криков, возмущений. Директор выслушал каждого, покивал с самым заинтересованным видом и… вышел в коридор. По-хозяйски так вышел, без лишних слов.

   Дверь в коморку Скворцова была закрыта.

   Тогда волнения перешли в стадию истеричных выкриков в пустоту. Парни в дальнем углу перекрикивались с парнями у выхода на тему того, чего ожидать и пора ли рассылать резюме. Девчонки нервно обмахивались листочками бумаги и забивали на телефонные звонки. Я тупо пялилась в монитор.

   — Минутку внимания. — Скворцов бесшумно вышел из убежища застыл посреди кабинета, спиной ко мне. — Я понимаю, вас пугают перемены, но гарантирую, что головы не полетят, и стиль работы останется прежним. Я предлагаю завтра с утра нас познакомиться друг с другом. От вас — короткий отчет по основным заданиям, достижениям, наработкам. С меня — усеченная биография. Я думаю, Михаил Валерьевич сам расскажет, почему так резко решил оставить боевой пост.

   Ага, ща. Тот морозился до последнего. Рабочий день подходил к концу, и Валерьевич первым поспешил убраться с работы. Следом за ним потянулась вереница из работников. Обеспокоенных, встревоженных, недовольных. Все предчувствовали, что грядут перемены, но боялись представить масштаб катастрофы.

   А следующее утро Скворцов начал с полномасштабного знакомства. Ровно в восемь ноль-ноль он ворвался в наш обитель железа и скорби со словами:

   — Доброе утро, народ.

   «И тебе не хворать», — мрачно подумала я, поглядывая на директора исподлобья.

   Какой же он всё-таки красавчик. В плохом смысле слова. Лощеный тип, одетый с иголочки. Казалось бы, обычные черные джинсы, но сразу понимаешь — их стоимость неподъемна для простого смертного. На кедах (разве директора ходят в кедах?!) крошечный лейбл известного бренда. Черты лица восточные, тонкие и острые. Стрижка эта дурацкая, бородка опять же. Взгляд такой хищный, будто у опасного зверя.

   Дьявольская, завораживающая красота. Это не обычный человек, а фотомодель с обложки модного журнала. Как такому подчиняться?

   — Приношу извинения за вчерашнюю ситуацию, — произнес он хорошо поставленным голосом. — Так дела не делаются. Пришел человек и ни слова о себе не сказал. Но обстоятельства требовали срочной передачи полномочий.

   — Что с Михаилом Валерьевичем? — спросила начальник техподдержки испуганным голосом.

   Мы сразу подумали о худшем. О смертельных болезнях в запущенной стадии, например.

   — Он переезжает в Германию, — успокоил нас Скворцов. — Сегодня, если не ошибаюсь, садится в самолет и уматывает. Цитирую: «Заколебался от России, надо хоть старость встретить по-человечески».

   Максим Степанович примолк. Я задумчиво рассматривала шефа. Тот держался важно, приосанившись, покручивая мобильный телефон в пальцах. Не ощущалось, что он нервничает или чувствует себя не в своей тарелке. Хотя стоило бы, потому что ребята поглядывали на него со смесью неодобрения и зависти. Многие годами работали под Валерьевичем, замещали его во время больничных и отпусков.

   А место директора досталось незнамо кому.

   Открыто в конфронтацию никто не вступал, но в воздухе запахло паленым. Быть войне.

   Максим Степанович рассказал, что пятнадцать лет посвятил программированию, что работал в зарубежных фирмах и три года прожил в Финляндии. Что внезапное предложение занять ставку директора его ничуть не испугало. Что он будет биться за своих сотрудников, но не готов мириться с чужой ленью и неграмотностью в рабочих вопросах.

   — Как я вчера говорил, давайте устроим индивидуальное собеседование, чтобы оценить уровень каждого, — Скворцов посмотрел почему-то на меня. — Заходите, мой кабинет открыт, пообщаемся.

   — Я первой не пойду, — покачала головой в ответ на немые вопросы коллег. — Идите сами, а у меня ничего не готово.

   Ребята по одному потянулись на «аудиенцию» к господину-директору. Кто-то держал в руках измятые листки, другие заходили, чуть ли не открывая дверь с ноги. Люда так долго красилась алой помадой, будто хотела нарисовать себе новые губы поверх старых.

   — Он меня похвалил! — заулыбалась она, вернувшись на место после беседы. — Сказал, что мой талант виден невооруженным взглядом.

   Я бросила задумчивый взгляд на декольте подруги, в глубинах которого виднелся не только талант, но и потенциал для будущих свершений. На пятерку талант, конечно, не тянул, но тройка с плюсом была очевидна.

   С другой стороны, если похвалили даже Люду, которая работает хорошо, но особо не выделяется, то чего опасаться мне?

    — Можно?

   Я постучалась. Максим Степанович сидел за столом, покачиваясь на стуле точно в кресле-качалке. На чистом столе — не считая дорогущего ноутбука — лежала только стопка резюме от сотрудников отдела. Я оформить речь в бумагу как-то не додумалась. Да и зачем, не в институте же, чтобы с конспектом переться.

   Босс не дал ни согласительного кивка, ни отрицательного, поэтому я просто села напротив.

   — Арина Романова, инженер отдела разработки, — представилась строгим голосом. — За два года в этой должности я закрыла четыре крупных проекта по разработке ПО , в том числе участвовала во внедрении на заводе системы 1С Пр…

   — Арина, давайте коротко и по делу, — перебил меня Скворцов, ухмыльнувшись уголками губ.

   В смысле, коротко? Как это — по делу? А сейчас я что-то успела сказать не по делу? У меня задрожали коленки как в том самом институте, когда преподаватель задает каверзный вопрос, а тебе и ответить-то нечего, кроме невразумительного мычания.

   Романова, соберись.

   Я поправила очки. Брови сошлись на переносице, и меж ними залегла глубокая морщинка. Я аж почувствовала всю её глубину.

   — Могу продемонстрировать свои наработки.

   — В этом нет необходимости. — Скворцов лениво постучал колпачком ручки по столу. — Я видел ваш код, ничего особенного. Много узлов, сделано грубо и громоздко.

   — Михаила Валерьевича всё устраивало.

   — Михаил Валерьевич сейчас попивает пиво с немецкими колбасками, поэтому придется работать так, чтобы устроило меня, — жестко отбрил он. — Впрочем, если вы поддаетесь обучению, то не всё потеряно. Я найду, чем вас занять, пока же можете быть свободны.

   Если остальные задерживались в кабинете как минимум минут на пятнадцать, то моё «собеседование» не заняло и пяти. Со стороны выглядело, будто мы вообще ничего не обсудили.

   К сожалению, обсудили. Да только этот разговор долго ещё будет сниться мне в кошмарах.

   Я вышла из кабинета и на негнущихся ногах прошла до своего места.

   Это конец?..

   Было глупо надеяться, что моё шествие к боссу останется незамеченным.

   — Так быстро? — изумилась Люда.

   Я нервно дернула плечом и полюбопытствовала:

   — А чем он тебя спрашивал?

   — Да обо всем. О том, как мне работается в техподдержке, нравится ли контактировать с пользователями, нет ли желания плотнее заняться программированием. А тебя?

   — Примерно о том же, — обманула я, чтобы не делиться постыдными подробностями.

   Кажется, новый шеф настолько мною недоволен, что ему даже не о чем со мной разговаривать. Типа: всё и так с тобой понятно, тупенькая, страшненькая, «талантов» особых нет. Сиди себе да кофе мне вари.

   Кстати, про кофе.

   Всё было бы ничего, если бы в кабинете босса не зазвонил стационарный телефон. Думаете, он его взял? Ага, ща. Сбросил вызов и продолжил общаться с коллективом? Не дождетесь.

   Нет, он показательно притащил орущую трубку к моему столу и сообщил:

   — Теперь на мои телефонные звонки отвечаете вы.

   От этакой наглости я даже не сразу нашлась, что сказать.

   — Это не входит в мои должностные обязанности, — не столько отказалась, сколько удивилась через несколько секунд.

   Трубка благополучно замолкла.

   Нет, я всё понимаю, но разве не логичнее поручить звонки сотрудникам техподдержки, которым не привыкать разговаривать по телефону?

   — В вашей должностной инструкции нет строчки «Выполнять распоряжения вышестоящего руководства»? — заинтересовался Скворцов. — Возможно, глава отдела разработки против того, чтобы я нагружал вас дополнительной работой?

   Он метнул взгляд в сторону Вадика, моего непосредственного начальника. Вадик был парнем неплохим, но очень уж трусоватым, и перед руководством он всегда пытался выделиться. Именно поэтому сейчас отрицательно замотал головой, так, что его пухлые щеки смешно качнулись из стороны в сторону как у бульдога.

   — Вот и договорились, — подытожил большой босс. — Соединяйте меня со звонящими только в крайнем случае.

   — Что считать крайним случаем? — проскрежетала я.

   — Проявите изобретательность, — открыто улыбнулся он, но почему-то не мне, а Люде, которая зарделась от столь пристального внимания со стороны директора.

   Ах так?..

   Я решила, что крайних случаев нет. Проблема? Перезвоните позже. Деловое предложение? Увы и ах. Срочно вызывает генеральный директор? Думаю, его просьба подождет.

   — Ты даже не пытаешься, — вздохнула Люда, выслушивая мои короткие диалоги по телефону. — Помнишь о нашем вчерашнем уговоре?

   Да какой может быть уговор?! Меня открыто назвали плохим специалистом, у которого ни достижений, ни поводов похвастаться. Даже код пишу – и тот через одно место. Всё, что мне подвластно, — отшивать надоедливых просителей от его величества босса.

   Ещё и с издевкой такой разговаривает, будто я вообще ничего из себя не представляю.

   Чертовски обидно!

   Впрочем, про генерального лучше рассказать, иначе потом меня прилюдно линчуют на центральной заводской площади.

   Но, не желая идти на поклон к Скворцову, я написала ему по корпоративному чату:

   Вас вызывает генеральный директор

   Скажите ему, что я не приду. Много дел

   ЧТО?!

   Это насколько надо быть наглым, тупым или бессмертным (нужное подчеркнуть), чтобы таким образом отреагировать на распоряжение директора? Да он увольнял и за меньшие провинности, а тут прямой отказ!

   Я перезвонила секретарю генерального и объяснила, что Максим Степанович, к сожалению, сошел с ума не может отлучиться с рабочего места. Секретарь была крайне удивлена, но пообещала передать информацию.

   Кажется, нас вновь ждет смена власти, потому что Скворцова просто обязаны уволить.

   С этого момента я поглядывала на телефон куда как заинтересованнее. К сожалению, от генерального больше никто не беспокоил. Но трубка не умолкала весь день. Как оказалось, о переменах не знали даже другие директора. Меня донимали звонками, вопросами, сомнениями. Всех шокировало то, как быстро Михаил Валерьевич покинул пост.

   Кроме того, люди не понимали, когда Скворцов умудрился обзавестись личным секретарем, и почему он — то есть я — разговаривает в такой хамской манере.

   А мне вот не хотелось заискивать и хихикать. Отвечать – допустим; подстраиваться – увольте. Настроение было отвратительное, и полдня я провела на сайтах по поиску работы, рассылая своё куцее, но всё-таки резюме. Вот где оторвалась в плане достижений, не скупилась на похвалу себе любимой и пообещала быть идеальным сотрудником.

   Пока никто не перезвонил, как не перезванивали и раньше.

   Всё напрасно.

   Зато под конец вечера Скворцов вызвал меня к себе. Ну, как вызвал. Крикнул, не выходя из своей комнатушки:

   — Романова, подойдите!

   — Он тебя уволит, — предрекла Люда, а Ирочка согласно кивнула.

   Вот спасибо, девочки мои замечательные, за то, что подбодрили. Я вошла с таким пакостным настроением, что хуже и не придумать. К чертям, будет оскорблять или высказывать претензии — пошлю в баню. Только самодура-директора мне не хватало. Пусть перед ним другие стелятся, а я сильная и независимая, у меня даже кот есть.

   Все-таки одно дело – исполнять указания начальства, а другое – терпеть унижение.

   Но то, с чего Максим Степанович начал диалог, огорошило меня.

   — Я знаю о ваших долгах и о том, как вам необходимы деньги, — первым же предложением выбил из колеи Скворцов. — Если вам претит быть помощником руководителя, то вы можете взяться за это за дополнительную плату. Что скажете про двадцатипроцентную надбавку к окладу?

   Сразу несколько вопросов крутилось в моей голове. Откуда он знает про долги? Почему хочет взять именно меня? Что означает «помощником руководителя»?

   Где подстава, короче говоря?

   — Наверное, я что-то неправильно понимаю… — начала аккуратно.

   — Присаживайтесь. — Скворцов указал на свободный стул, который ещё совсем недавно был символом моего провала. — Вы всё понимаете правильно. Я искренне удивлен, что у Михаила Валерьевича не было секретаря. Мне нужен человек, который знает завод, умеет работать с документами, собран, и при этом я могу на него положиться. Я ознакомился с вашим личным делом, поговорил с начальником отдела. О вас неплохие отзывы. Кроме того, вы получите за это прибавку. Все в плюсе.

   Он объяснялся ещё и ещё. Говорил что-то про завалы в отчетной документации, закрытие счетов, контроль заявок. Короче говоря, про всю ту бумажную волокиту, на которую Валерьевич когда-то положил всё, что только мог положить.

   Кажется, происходило то, о чем твердила Люда. Неужели вчерашний кофе произвел на директора столь неизгладимое впечатление, что он решил взять меня в секретари?

   С одной стороны, звучит обидно, что все мои заслуги забылись после одной чашкой кофе, в котором даже не было сливок. С другой стороны, прибавка к зарплате. Разве это может не радовать?

   Но не успела я согласиться, как Максим Степанович добавил, откинувшись в стуле:

   — Программируете вы плохо, а вот как секретарша — сгодитесь.

   Я вспыхнула до корней волос.

   Крепись, Романова. Двадцать процентов к зарплате за то, чтобы иногда слушать мерзостные реплики, отвечать на звонки и помогать с документами. Зато можешь добавить в его кофе слабительное, если совсем уж взбесит. Будешь стучаться в туалетную кабинку и жалостливым тоном напоминать: «Вас просили срочно прийти на совещание».

   — Согласна, — ответила, поджав губы.

   — Даже не сомневался, — гаденько ухмыльнулся босс. — Если вопросов нет – свободны.

   Я встала со стула и попыталась уйти максимально грациозно. Подняв подбородок, задрав нос. Осанисто. С чувством собственного достоинства. Увы, моё шествие прервали у самой двери.

   — Ах да, Романова, наденьте завтра что-нибудь приличное.

   — В смысле, приличное? — Я даже как-то ссутулилась и обернулась.

   — В смысле, что-нибудь, что обозначит вас как существо женского пола, — он с ухмылкой оглядел мою зону декольте, скрытую под футболкой. — На совещания и деловые встречи будете ходить вместе со мной.

   Я обреченно простонала. Как и любой нормальный программист, я была существом асоциальным. Мне коллектива хватало за глаза и за уши. Какие совещания? Какие деловые встречи? Там же надо общаться?!

   Одно дело — ответить по телефону. Но другое — оказаться среди десятков незнакомых людей.

   Мамочки…

   — А нельзя как-нибудь обойтись без моего присутствия? — я заискивающе заулыбалась.

   — Можно, — легко согласился Скворцов. — Позовите в кабинет кого-нибудь более сговорчивого. Сделаю помощником его, и тогда ваше присутствие мне не понадобится. Ну что? — он скрестил пальцы в замок.

   — Завтра я надену платье, — ответила покорно.

   — Думаю, мы сработаемся.

   Это вряд ли. Пятой точкой чую: быть беде. Что-нибудь неотвратимо случится, после чего мы переругаемся с боссом, пошлем друг друга в самые неприличные места, а затем я всё-таки уволюсь от безысходности.

   Делаем ставки, когда это случится?

ГЛАВА 3

Знаете, сразу чувствуешь, что в квартире чужак. Не из-за одежды, которая появляется на пустой вешалке (её может и не быть), а по атмосфере. Заходишь и осознаешь: тут кто-то есть.

   Так случилось и со мной на входе в родной дом.

   Я жила одна с двадцати трех лет, не считая наглого кота по кличке Пушок. Пушком он был исключительно в теории, ибо на практике эта гладкошерстная морда даже не линяла.

   Моё логово холостяка заросло пылью. Тут отродясь не водилось милых побрякушек или тюля. Мне даже не нравилось само слово: тюль.

   Аскетично, сурово. Идеальное жилье для одиночки.

   Но сегодня я вошла в дом и почувствовала присутствие незваных гостей. Медленно бросила взгляд на коврик, где валялись две пары обуви — женские туфли и мужские кроссовки, — сброшенные как будто впопыхах.

   Кроссовки, кстати, какие-то знакомые. Хотя как можно узнать чью-то обувь?

   Ладно, кто бы это мог быть? Либо бестолковые воры, которые сумели взломать замок, но потом пригрелись на давно не стиранном постельном белье и решили остаться, либо…

   Я заглянула на кухню и обреченно застонала.

   Лучше бы это были воры.

   Потому что на стуле, поджав ноги под попу, восседала моя младшая сестра и поедала бутерброд с колбасой. Тайфун. Ураган. Смерч. Человек, приносящий разрушение и боль. Маргарита Романова собственной персоной.

   Внешне мы очень похожи. Темные локоны, вьющиеся на концах. Высокий лоб, выдающийся подбородок, глаза цвета темного янтаря. Разве что Марго умеет себя подать и без макияжа не выходит даже вынести мусор, в отличие от меня, для которой нарисовать стрелки – целая проблема.

   Но на внешности наша схожесть заканчивается.

   Что нужно знать про мою сестру? Это человек, который сменил мест десять работы, потому что посылал в задницу работодателя на третий день. Это человек, который дважды поступал в институт и дважды заваливал вступительные экзамены, потому что проспал и тупо не пришел на них. Когда Марго взяли в колледж на платное отделение, все выдохнули с облегчением.

   Ха!

   Не тут-то было, ибо сестрица умудрилась поссориться с преподавательницей и исписать ей двери рисунками детородных органов. Её отчислили со скандалом. Об этом даже в новостях писали, чем сестра особенно гордилась.

   А вы, мол, когда-нибудь бывали в сводке главных новостей дня? То-то же!

   Марго жила с родителями, поэтому об её похождениях я знала лишь отдаленно. И вот теперь она решила внести в мой дом немного разрухи. Разумеется, у неё есть ключи, ибо квартира принадлежит нам обеим. Но, если честно, я всегда думала, что сестренке хорошо под родительским крылом.

   Впрочем, моя сестра — это половина беды, потому что в её ногах, положив голову на колени, сидел парень, один вид которого заставлял мой живот сжиматься судорогой.

   Кирилл. Кирюша. Кир.

   Мой бывший молодой человек.

   Мы прожили с ним два года, выстроили быт и даже собирались пожениться, но потом Кир влюбился в Марго. Тем летом у нас была куплена путевка в Турцию, да меня свалил грипп. Чтобы не пропадать билетам, я предложила сестре съездить вдвоем с моим женихом.

   «А что такого?» — думала наивная дура по имени Арина.

   Короче говоря, на четвертый день поездки Кир написал, что мы расстаемся, ибо он околдован Маргошей. Так и написал. Прямо со словом «околдован». Откуда он взял его вообще, из песен советских лет?

   Она не отбивала его. Нет, он втюрился как сопляк и ушел, чтобы завоевать её сердце. Заваливал подарками, дарил цветы. Обидно, если учесть, что на моих подарках Кир всегда экономил. Говорил, что деньги нужно нести в дом, а не тратить на всякую чушь, которая всё равно не сделает женщину счастливой.

   Фотографии Марго с сотней роз доказывали обратное.

   Сестра долго ломалась и даже спросила моего разрешения. Как я могла отказать? Какими словами?

   На целый год они скрылись с поля моего зрения. От совместных торжеств я успешно мазалась. И вот теперь здесь, на моей кухне, где мы когда-то ужинали вдвоем с Кириллом, обнаружилась эта сладкая парочка.

   Мне пришлось схватиться за косяк, чтобы не рухнуть на нетвердых ногах.

   — Привет, солнце! — Марго помахала мне бутербродом.

   Кирилл нехотя поднял голову с её колен и подмигнул. Я опустила голову.

   Черт, почему рядом с ним я чувствую себя нашкодившей малолеткой? Почему он до сих пор вызывает в моем теле импульсы, от которых хочется рыдать навзрыд? Ведь Кирилл сам ушел. Давно пора перегореть к нему. Но глупое сердце рвется навстречу, наплевав на то, что однажды его уже растоптали.

   — Вы что тут делаете? — спросила я не очень-то гостеприимно.

   — Маман выгнала из дома. — Марго равнодушно дернула плечиком. — Сказала, что я нахлебница, и что я могу идти на все четыре стороны. Перебесится, короче, тогда и вернусь. А пока жить негде. Здесь перекантуемся.

   — С тобой понятно, — ответила холодно, не отлипая от дверного косяка. — А Кир…илл?

   — Так мы вместе живем уже полгода, — улыбнулся тот очаровательно и открыто. — Я перестал арендовать квартиру, как съехался с Ритой.

   О, как интересно складывается. Мама мне даже не обмолвилась, что приютила у себя моего бывшего молодого человека. В принципе, ей-то какая разница. Её зятем он всё равно станет, а уж по младшей дочери или старшей — дело второе.

   — Мы тебя особо не притесним, — вклинилась сестрица. — Не парься, всё будет как раньше.

   — Нет, не будет. Я против вашего переселения. Ты сама должна понимать.

   — А что в этом такого?

   Сестрица удивленно наморщила лобик, будто для неё не было ничего необычного в том, чтобы вломиться в жизнь старшей сестры и раскурочить ту каблуками своих туфель.

   — Видимо, дело во мне, — вздохнул Кир, поднимаясь. — Арина, я думал, у нас всё в прошлом? Разве мы не расстались хорошими друзьями?

   НЕТ! Как ты вообще мог подумать, что я когда-нибудь соглашусь дружить с тем, без кого сходила с ума?! Придурок!

   — Мы расстались друзьями, но я не готова делить с тобой квартиру. Опять.

   В сестре мгновенно проснулась юная фурия, даже взгляд потяжелел. Она мотнула тяжелой копной волос, надула губы и прошипела:

   — В любом случае, мы не уедем. Это моя квартира точно так же, как и твоя. Из добрых побуждений я оставила её тебе, не претендуя на законную половину. Хотя бабушка завещала нам её обеим. И вот чем ты мне платишь?

   — Ты меня ещё упрекни в том, что я жила в одиночестве последние годы. Я не буду тебе напоминать, как нам досталась эта квартира…

   Сестра стухла, но напор не уменьшила.

   — Выгони меня с судом, если тебя что-то не устраивает. А пока я буду жить тут. Возможно, даже не стану возвращаться к матери. Спасибо за теплый прием, сестренка!

   Она вылетела из кухни, а Кир двинулся следом, напоследок окатив меня волной презрения. Я же ощутила себя обмакнутой в ведро с мазутом. Чернота заполнила душу до краев. Глубоко внутри ворочался иррациональный страх. Горькая обида сжигала дотла.

   В своей спальне — последний уголок уединения — я открыла шкаф и долго рассматривала свадебное платье, которое пылилось там целый год. Надо бы выбросить, да рука не поднималась. Оно же такое красивое, цвета Шампань, с кружевной спиной и рукавом три четверти.

   Я набрала номер телефона подруги и всхлипнула в трубку, прижимаясь щекой к платью.

   — Люд, я могу зайти в гости?

   — Конечно, — согласилась та, но уточнила с волнением: — Что-то не так?

   — Ко мне переехала Рита… с Кириллом… жить…

   Люда выругалась так красиво и длинно, что я заслушалась. Если бы те проклятия, которые она обрушила в адрес этой парочки, сбылись, то в лучшем случае у Кира выросло бы мужское достоинство на лбу. В худшем — отсохло бы то достоинство, которое имелось.

   Спустя полчаса мы уже заливали горе домашним вином в крохотной квартирке Люды на окраине города, где она ютилась с матерью и сыном-первоклассником.

***

Я любила этот дом и эту кухню. Здесь всегда можно было вдоволь наплакаться или насмеяться. Никто не осуждал, не пытался вразумить, не делал нравоучений.

   Вот и сегодня меня усадили за кухонный стол с коротким требованием: «Рассказывай». Подруга одной рукой помешивала борщ, а второй доливала мне в бокал красного тягучего вина. Его приготовила сама Люда, поэтому ощущения после употребления непередаваемые. Вроде сладенький компот, но ноги почему-то не ходят, а язык заплетается уже после первого глотка.

   Её сын играл в материнский телефон, лежа на полу. Артем — хороший мальчонка. Пытливый, бескорыстный, искренне любящий мать. Та нагуляла его по глупости в восемнадцать лет, на первом курсе университета, но ошибкой никогда не считала.

   — В моей жизни всего один мужчина, и это мой сын, — любила повторять Люда, меняя любовников как перчатки.

   Сейчас она выслушивала мою слезливую историю о незваных гостях и покрывалась пунцовыми пятнами от гнева.

   — Кошмар! Как они вообще посмели к тебе заявиться?! — злилась подруга, неодобрительно стуча по полу тапкой с ушками. — Изменщик и предательница! Только не начинай опять свою песню про то, что Кирилл тебе не изменял, а ушел, ибо без любви жить не мог. Пусть запихнет себе эту любовь в ж…

   Тёма прекрасно чувствовал, когда мама близка к тому, чтобы сказать какое-нибудь интересное слово, которое потом можно повторять нон-стоп. Он оторвался от игры и поднял на нас хитрую морду. Но Люда быстро закрыла рот.

   — Делать-то что? — Я всмотрелась в вино, словно на дне бокала лежали ответы на все вопросы мироздания. — Оставаться с ними — это унизить саму себя. Выгнать? Так она законная владелица квартиры.

   — Уехать? — предложила подруга.

   Я горько ухмыльнулась.

   — Куда? У меня нет денег на съем. Да и с чего я должна уезжать из собственного дома?

   — Логично. — Люда посмотрела на сына и сказала: — Котеночек, иди в бабушкину комнату. Дай нам по-взрослому пообщаться. Телефон можешь с собой забрать.

   Тёма нехотя поднялся и скрылся из кухни, хлопнув напоследок дверью.

   — Предлагаю тебе с кем-нибудь съехаться и заниматься сексом ночь напролет. Так, чтобы стены тряслись. Ты будешь стонать на всю квартиру, Рите с Кириллом станет стыдно, и они сами захотят съехать.

   «Прекрасная» идея. Именно так, в кавычках, ибо её можно разгромить по всем фронтам. Во-первых, где мне взять этого «кого-нибудь», с кем я не просто захочу переспать, но и разделить одну кровать на длительное время? Во-вторых, с чего Люда взяла, будто это поможет? Моя сестра никогда не отличалась особой скромностью. Решит ещё, что это призыв к действию. Раз нам можно вопить как мартовским котам, то им — тем более.

   А я вот не готова слушать, как Марго стонет под Киром.

   — Для начала мне надо кого-нибудь найти, а это не так уж и легко.

   — Почему? — искренне изумилась Люда, чуть не вылив вино в борщ, но вовремя остановив руку. — Тьфу, задумалась! Так вот, это только ты считаешь, что мужчина обязан прийти и завоевать кого-то. По факту, всё происходит наоборот. Если парень тебе нравится, то затащи его в туалет, отсоси у него в тачке. Прояви инициативу, короче говоря.

   Меня передернуло от житейской мудрости Люды, которая попахивала обычным развратом.

   Всё-таки я считаю, что парень должен добиваться девушку. Куда делась эпоха романтики? Почему нынче не модно дарить цветы или приглашать на свидания? В смысле, пригласить-то могут, но после этого будут ждать ответной любезности в виде минета. А я вот не считаю, что должна сосать за билет в кино или пирожное.

   — Видимо, завоевывать никого ты не планируешь, — прекрасно поняла Люда причины моего молчания. — А как тебе такой вариант? Ходи по дому в неглиже. Рита не выдержит конкуренции, заревнует и уедет.

   Ага, конечно. Фигуристой сестре нечего опасаться, тем более Кир однажды уже бросил меня ради неё. Вряд ли он передумает и вернется к тому, от чего сбежал.

   — Всё-таки попытаюсь перетерпеть. Пусть за коммуналку платят, еду готовят. Не получится — уеду, а комнату сдам каким-нибудь студентам, — вздохнула я под недовольное цоканье Люды. — А потом продадим квартиру, поделим прибыль. Может быть, хватит на студию в строящемся доме.

   — Ты — не боец, детка, — подытожила подруга. — Слушай, а чего сегодня Скворцов вызывал тебя к себе?

   Я честно рассказала о предложении Максима Степановича, и Люда одобрительно захлопала в ладоши. Вот теперь она была прям-таки горда собой (подсказала же, как действовать) и мною (за то, что не ступила и не послала директора куда подальше).

   — Умница! Смотри, всё налаживается. Может быть, смена директора пойдет на пользу нашей службе? — тараторила довольная подружка. — Новая кровь, так сказать. Валерьевич все-таки засиделся, от него старческим маразмом периодически попахивало. Кстати. Как думаешь, мне есть, что ловить с Максимом?

   — С кем? — не сразу сообразила я, потому что рассматривала босса как угодно, кроме «Максима».

   — С директором нашим новоявленным, с кем ещё. Он сегодня так неоднозначно смотрел мне в вырез…

   Она поправила своих «подружек», выглядывающих из шелкового халатика. Люда всегда оставалась кокеткой. Даже в квартире, где нет никого, кроме матери и сына, она ходила королевой. Я вспомнила свой домашний костюм: растянутые штаны и мужскую футболку в пятнах от кетчупа.

   Черт, футболка когда-то принадлежала Киру! От неё точно придется избавиться.

   — Люд, а ты уверена, что надо лезть к Скворцову? Если ничего не получится, тебе работать с ним ещё…

   — А если получится, то у меня будет шикарный мужик. Ты видела его сегодняшние часы? Да они стоят как половина моей квартиры! А разворот плеч? Блин, это же Аполлон в чистом виде. Вообще не представляю, что он на нашем заводе забыл. Кроме того, я же аккуратно намекну ему на симпатию, и всё.

   Глаза Люды заволокло мечтательной поволокой. Не сомневаюсь, она уже представляла себя в жарких объятиях молодого начальника.

   — Я не буду тебя отговаривать. Делай с директором всё, что заблагорассудится, только голову не теряй и потом не плачь.

   — Звучит не очень-то позитивно, — фыркнула Люда, отобрав у меня опустевший бокал, а затем налила до краев тарелку борща. — Ешь давай, а то кожа да кости.

   — Люблю, когда в тебе просыпается мать, — улыбнулась я, хватаясь за ложку.

   Пусть простые разговоры не способны решить всех проблем, но как же приятно, когда у тебя есть человек, к которому можно просто завалиться поздним вечером, выхлебать вино, покушать борща и поплакать.

   Зная, что нет ничего, что могло бы рассорить вас.

***

Вернувшись домой, я перебрала весь гардероб. Точнее — я разделила его на две части: «полное непотребство» и «непотребство неполное». Рваные джинсы, гигантские балахоны и застиранные футболки убрала подальше. На кровати остались лежать блузки времен студенчества (хорошо, когда твой размер одежды неизменен с девятого класса), строгие черные джинсы, редкие юбки.

   Н-да, всё не то. Если Скворцов, действительно, собрался водить меня на совещания, то это стыд и позор. Придет он, весь такой выглаженный, лоснящийся, красивый. Широкоплечий. С часами, которые стоят как половина квартиры Люды. А хвостиком за ним — человек, одетый в платье а-ля «привет, голодные студенческие годы».

   Тьфу, почему я вообще обсасываю внешность директора как аппетитную косточку?! Что-то про Валерьевича я вообще не думала, а тут битый час вспоминаю, какого цвета на нем сегодня был галстук.

   В общем, придет зарплата — обновлю гардероб. Но перед этим потребую, чтобы мне официально подписали надбавку, а то наобещать можно с три короба.

   На моё счастье, весь вечер и утро сладкую парочку было не слышно, поэтому я относительно спокойно легла спать, проснулась и двинула на родной завод. Конечно, на душе скребли кошки. Дикие такие, с гигантскими когтями, они драли мою грудную клетку изнутри. Присутствие Кира рядом с собой — нас разделяла всего одна стена — будоражило воспоминания.

   Застарелые раны вновь кровоточили.

   Короче говоря, на работу я завалилась без пяти восемь, в плохом расположении духа. Максим Степанович пришел сразу после меня. Я выкладывала из пакета контейнер с обедом, когда он прошел мимо со словами:

   — Доброе утро, Романова. Принесите мне кофе.

   Ирочка Ливанова заинтересованно зыркнула в мою сторону. Ожидала какой-то бурной реакции, которой не последовало. Я тяжело вздохнула и отправилась в столовую. То, что меня почти назначили помощником руководителя, как-то не согревало. Всё-таки я долгие годы мечтала быть программистом, а стала секретуткой.

   О, в шкафчике появились сливки. Интересно, их притащил сам Скворцов или кто-то из желающих понравиться новому директору? Я щедро плюхнула их в кружку, на глаз разбавила черной жижей, которую выплюнула кофемашина. Кофе я не пила, а потому и варить его не умела.

   Ну, вроде выглядит съедобно.

   Но когда Скворцов сделал щедрый глоток, стало понятно, что приготовление напитков не является моей сильной стороной.

   — Вы решили бухнуть столько сливок в счет прошлого раза? — Он оставил кружку подальше.

   — Я умею писать код, а не всё это, — развела руками.

   — Не обманывайтесь, код вы писать не умеете, — отбрил Скворцов, заставив меня заискрить от злости.

   Пришлось сжать пальцы в кулаки и натянуть на лицо улыбку. Интересно, он сам хоть что-нибудь разработал? Или умеет только издеваться над подчиненными? Ещё и с ухмылкой этой гаденькой, которую очень уж хочется стереть с его нахального лица.

   — Это всё, что вы хотели мне сказать?

   — Совещание через полчаса. Причешитесь хоть, — подмигнул перед тем, как я развернулась на каблуках и поковыляла к двери.

   Скотина! Какой же он козел безрогий! Слов не хватает, чтобы описать всю ту бурю эмоций, которую я испытываю по отношению к этому человеку. Надеюсь, у них с Людой ничего не выгорит, потому что я не смогу искренне порадоваться за подругу.

   Да что не так с моей прической?!

   Я глянулась в настольное зеркало. Там отразилась разъяренная девица с бледным лицом и горящими гневом глазами. Бледные губы поджаты. А волосы… да нормальные они! Не топорщатся, не лезут во все стороны. Приличный конский хвост, челка убрана.

   Но раз уж он просит.

   — Дай расческу, — потребовала у Люды.

   Та беспрекословно исполнила приказ. Я распустила хвост, встрепала локоны. Прошлась по ним расческой взад-вперед, взлохмачивая. Люда с Ирочкой посматривали с сомнением, ибо с каждым новым взмахом руки я всё больше напоминала ведьму с гнездом на голове.

   Закончив приготовления, я плюхнулась за стол и отпила вчерашнего чая с видом победителя. Девочки переглянулись, но донимать расспросами не стали. И следующие полчаса прошли в монотонной работе.

   — Я причесалась, — сообщила Скворцову, когда он вышел из кабинета и позвал меня за собой.

   — Я вижу, — сощурился тот, не подав, впрочем, никаких других эмоций.

   — Что от меня требуется на совещании?

   Я едва поспевала за его широким шагом. Семенила ногами, с трудом передвигаясь на каблуках (ненавижу туфли!), а Скворцов отдалялся всё дальше и дальше.

   — Просто присутствуйте, — отмахнулся Максим Степанович, даже не обратив внимания на то, что «помощник руководителя» остался за поворотом.

   — Что-то записывать? — уточнила на бегу, ибо смысла в обычном присутствии не видела никакого.

   — Нет, не нужно. — Покачал головой. — У меня неплохая память.

   Так на кой ляд я тебе сдалась?! Сидеть и строить глазки генеральному директору? Тогда нужно было брать с собой какую-нибудь грудастую красотку типа Люды, которая и улыбается зазывно, и флиртует мастерски, и умственную деятельность изображает в разы лучше моего.

   Идиотизм какой-то.

   В чем, мать его, подвох?!

   Чем ближе мы подходили к административному зданию, тем сильнее меня брала дрожь. Если честно, я больших начальников боюсь до одури. Мне потому и нравится программирование, что оно не требует контакта с людьми. Не надо перед кем-то отчитываться, получать нагоняй. Пиши себе и пиши.

   А тут…

   В конференц-зале, где собрались все директоры, мне стало физически тяжело дышать. Я оглянулась в поиске свободных кресел подальше от огромного стола, за которым сидело высшее начальство. Почти нырнула в уголок, но Максим Степанович прошипел:

   — Рядом!

   Чего? Он мне как собаке приказывает?! Ещё б по бедру похлопал да за поводок дернул, мать его.

   Стиснув зубы, я рухнула на соседнее кресло со Скворцовым. Ладно, всё не так плохо. Кроме директоров, здесь присутствуют и секретари, и руководители отделов, и другие неизвестные мне люди. Никто не посчитает меня пятым колесом, ибо тут этих колес — на десяток автомобилей хватит.

   Началось совещание. Скучное, ровно до того момента, как все не начали скандалить друг с другом. Заказ не поступил заказчику, произошел сбой в цикле производства, принтеры перестали печатать — орали по любому поводу. Восхитительная истерия. Я искоса поглядывала на директоров, одетых как с иголочки. В пиджаках, дорогущих рубашках, с запонками. Многих из этих людей я видела только на сайте завода, а лично даже встретить опасалась — такими они были недосягаемыми.

   Интересно, сколько они тратят на обмундирование?

   С другой стороны, Скворцов. Да, одевается симпатично, но вообще не по-представительски. Что за закатанные рукава на рубашке кофейного цвета? Почему галстука сегодня вообще нет? Да и пуговиц расстегнуто чуть больше, чем требуется при деловой встрече.

   Зато женщины как на подбор: в элегантных платьях или брючных костюмах, такие выглаженные, стильные.

   Мне вдруг стало особенно стыдно за свою прическу. Аккуратно начала приглаживать волосы, но те не поддавались. Со стороны казалось, будто я жалею себя, гладя по затылку.

   — Романова, прекратите, — одернул меня Скворцов. — Вы блох вычесываете или что?

   Я так и застыла с пятерней в «гнезде». Медленно опустила руку. Надулась сильнее прежнего.

   Надеюсь, этой позорной характеристики никто не услышал.

   Обратно мы шли привычной процессией: впереди Скворцов, которого нисколько не смутили всеобщие скандалы, а следом ковыляющая я. Единственной мыслью было: застрелите меня. Как люди вообще носят туфли?! В последний раз я надевала их на выдачу аттестатов и уже спустя час сменила на балетки.

   — Что вы поняли из совещания? — спросил Максим Степанович, пропуская меня перед собой.

   — Что на заводе вообще никто не работает? — честно ляпнула я. — Поразительно, как предприятие вообще держится на плаву, если учесть, что мы не можем ничего поставить в срок. Ну а если что-то поставляем, то оно разваливается на подъезде к месту эксплуатации.

   Мне показалось, или директор одобрительно хмыкнул?

   — Мысль правильная. Напишите протокол по итогам совещания. Подписывать нигде не требуется, чисто для меня.

   Э-э-э, начнем с того, что слово «протокол» знакомо мне очень уж смутно. В моей отрасли под протоколом понимается обмен данных между программами, но вряд ли Скворцов требует этого.

   — Я же ничего не записывала…

   — Так вспомните. Маразмом не страдаете?

   На этих словах мы вошли в наше гигантское «открытое пространство», и Максим Степанович скрылся в своем кабинете.

   — Жду документ к полудню, — обронил напоследок.

   Твою ж мать!

   Для начала я отрыла в интернете образец протокола заседания и вдумчиво начала подгонять его под утреннее мракобесие. Выходило плохо, половины я попросту не запомнила, а другая половина была непонятна. Набор слов, которые имеют какой-то смысл для нормальных людей, а для меня — белый шум.

   Хотелось биться о клавиатуру лбом, но гордость и нежелание признаваться в собственной глупости сделали своё дело.

   — Держите. — Ровно в полдень я вывалила лист бумаги перед Скворцовым.

   — Могли бы отправить на почту.

   Он бегло вчитался в содержание, что-то перечеркнул, переписал, дополнил. Черт, он же тоже не записывал, так как умудрился запомнить больше моего? Почерк, кстати, хороший. Размашистый, но читаемый. Грубый. Отдает силой и твердостью характера. Не думала, что когда-нибудь так скажу, но этот почерк заставил меня с любопытством всматриваться в текст.

   — В целом терпимо, — подытожил директор. — А теперь предложите краткое решение каждой проблемы.

   — Чо? — вырвалось у меня.

   — Чо слышали. Проявите креативное мышление.

   Он поднял на меня насмешливый взгляд темно-шоколадных глаз, и мне захотелось утопиться с горя. Ещё и издевается. Почему я?..

   — А программировать когда? — спросила тоскливо.

   — Поверьте, никто не огорчится, если сегодня вы займетесь чем-нибудь более полезным, — подытожил Скворцов. — А, и сделайте мне чаю. Без сахара, черный. Надеюсь, его вы не испортите?

   «Сливок добавить?» — подмывало спросить, но я удержала своё ехидство в узде.

   Ладно, допустим, чай я приготовить способна. Впрочем, сначала нужно расставить все точки над палочками, чтобы не было недосказанности и мне не пришлось работать забесплатно.

   — Максим Степанович, я хотела спросить насчет официальной надбавки?

   — Я уже согласовал всё с директором по персоналу. Ждите, скоро подпишете приказ. Сумма, как и договаривались. В обязанности добавлено: исполнять все — я подчеркиваю — все указания директора по информационным технологиям. Пожалуйста, проявите изобретательность при решении проблем. Иначе я трижды подумаю, не рано ли назначил вас помощником.

   Больше в мою сторону он не смотрел, наоборот, всем видом показывал, что у него имеются гораздо более важные дела, чем общение с назойливой просительницей.

   Я вернулась на рабочее место и написала Люде в корпоративный чат:

   Арина: Когда-нибудь я сожгу твой объект воздыхания

   и решать проблемы, которые не могут решить директора!!!

   Подруга глянула на меня с сомнением и напечатала:

   Люда: Зато задница у него классная

   Арина: Чужие попы не разглядываю

   Люда показала язык, но отвечать не стала. Знала, что сейчас ко мне лучше не приставать, иначе её задернет взрывной волной.

   К вечеру я придумала ответы на две проблемы из семи. Причем очень куцые, а-ля «надо нормально делать — тогда нормально будет». Но ровно в семнадцать часов эти ответы легли на стол к Скворцову.

   Электронной почтой я не воспользовалась принципиально.

   — Я ознакомлюсь, — кивнул он и добавил: — Арина Сергеевна, останьтесь на час-другой. Нужно разобраться с отчетами. Михаил Валерьевич оставил много висяков, за которые мне теперь оправдываться. Поможете?

   — Конечно, — ответила, удивленная, что в какой-то момент из пренебрежительного «Романова» превратилась в уважаемое «Арина Сергеевна».

   — Тогда посмотрите отчеты за прошлый год. Мне нужно их рассортировать по количеству внедренных технологий в цехе, — он объяснил задачу целиком и поднялся, возвышаясь надо мной.

   Да я по сравнению с ним малявка, даже если встану на цыпочки. Как-то до сих пор не возникало столь острого ощущения собственной никчемности. Наверное, потому что мы впервые застыли напротив друг друга вот так: в одиночестве, в тишине.

   — Чай будете? — прервал мои размышления спокойный вопрос.

   — А? — помотала волосами, которые так и не расчесала за весь день. — Да, спасибо.

   — Тогда сделаю вам тоже. Кстати, — он щелкнул пальцами, — перестаньте делиться личными откровениями по заводскому чату. Должны же понимать, что он читается.

   Мои глаза округлились как у кота, которому одновременно наступили и на хвост, и на бубенчики. Сразу вспомнились все постыдные диалоги с Людой, которые мы вели без какого-либо страха быть прочитанными.

   — Э-э-э, вообще-то не понимали…

   Хотела ещё добавить про личную жизнь, в которую запрещается лезть грязными башмаками, но Скворцов перебил:

   — Так вот, вся заводская переписка читалась ещё прошлым директором, а я зашел ради интереса сегодня в программу, а там задницу мою обсуждают.

   Теперь к округлившимся глазам добавился ещё и приоткрытый рот. Вашу ж мать! Это фиаско. Полный провал.

   — Главное, Романова, не жгите меня раньше времени. Я вам ещё пригожусь.

   Он рассмеялся и скрылся за дверью, оставив меня в полном смятении. Остаток вечера я не поднимала на босса глаз, ибо мне было бесконечно стыдно. Не за свои слова, нет. Я сказала всё искренне. Но за то, что это прочел Максим Степанович, который, по сути, выбил мне повышение за красивые глаза — блин, получилось некрасиво.

   Ещё и Люду подвела.

ГЛАВА 4

В домашнем холодильнике не было еды от слова «совсем». Это разозлило меня особенно сильно, ибо с утра оставались молоко, сыр и десяток яиц. Сомневаюсь, что продукты испарились сами по себе. Скорее всего, на них вероломно покусились жильцы соседней комнаты, а по совместительству — мой личный геморрой.

   Получается, сожрать моё — за милую душу; а докупить продуктов — совесть не позволяет?

   Как же бесит!

   Я без стука вломилась в комнату бабушки, которую сестра заполнила своими вещами. Марго дома не обнаружилось, зато на диване валялся в одних трусах Кир. От негодования я даже не смутилась (да и чего я там не видела за два года-то отношений?), а нависла над бывшим коршуном и прорычала:

   — Где вся еда?!

   — Какая еда? — опешил тот, машинально прикрываясь одеялом. — Ты о чем?

   — В холодильнике была еда. Ещё утром. Когда. Я. Уходила.

   — А-а-а. — Во взгляде появилась толика раскаяния. — Мы омлет на завтрак делали, всё потратили. Там крупа осталась.

   Вот спасибо, мои вы замечательные! Оставили мне моей же крупы!

   — Где Марго?

   — У подруги.

   — Когда придет, сообщи ей, что она задолжала мне продукты. А если воровство повторится, то я повешу на холодильник цепь с замком.

   — Арина, ну чего ты преувеличиваешь масштаб проблемы. Мы ж не в коммуналке живем, — цокнул Кир.

   — С чего ты взял? — выплюнула я и убежала в свою спальню, где рыдала навзрыд до полуночи.

   Меня дробило на части от обиды и бессильной злобы. Понятно, что причина была не в копеечном сыре и уж тем более не в пачке молока. Но вся эта ситуация, в которой мой дом становится общим, а у меня отбирают даже еду — это доводило до отчаяния. Все-таки надо уезжать. Незнамо куда, но проваливать отсюда. Кантоваться на вокзалах или спать в рабочем кабинете, только бы не встречаться глазами с Киром и не думать о том, как он целует Марго.

   Этой ночью мне снился Кирилл в те дни, когда мы ещё были счастливы. Улыбчивый и милый, он подошел ко мне сзади, обхватил руками за талию и притянул к себе.

   — Я соскучился, — прошептал одними губами.

   Вокруг нас не было ничего. Вообще ничего, только кромешная тьма и засасывающая пустота. Даже под ногами не пол, а черный, словно вычерченный углем мрак. Я прижалась всем телом к мужчине, втянула носом аромат его туалетной воды. Та горчила, но горечь эта была приятной и будоражила во мне былую страсть. Мне хотелось зарыться носом в волосы Кира, коснуться его кожи губами…

   — Я тоже, — ответила, поворачиваясь к нему лицом.

   Мы застыли друг напротив друга на целую вечность. Всё потеряло значение, и только биение двух сердец звучало в унисон. Моя рука покоилась в его руке, и коже было горячо от жара мужского тела. Это могло бы продолжаться бесконечно, если бы не налетел ветер. Внезапно, не дав возможности опомниться. Он появился из-за спины, взметнул мои волосы, закрыл ими лицо Кира.

   «Откуда тут ветер?» — отчетливо подумала я, осознавая, что нахожусь во сне.

   Но порывы нарастали, пытаясь разъединить нас с Киром. Его черты начали плавиться точно воск. Они размывались, стирались бесследно, пока не преобразились.

   Мгновение.

   Надо мной нависал Скворцов. Шоколадный сумрак его глаз засасывал как в бездну. Мне было не оторвать своей ладони, которую босс сжимал стальной хваткой. Он изогнул тонкие губы в ухмылке. Повинуясь внезапному порыву, я подняла руку — та потяжелела, словно налитая свинцом — и дотронулась до его заросшей щетиной щеки.

   Какой колючий…

   Пальцы коснулись уголка горячих губ. Скворцов чуть слышно зарычал и притянул меня к себе. Властно. Собственнически. Как умеет только мужчина, знающий себе цену и привыкший получать желаемое. Его ладонь скользнула по моей спине, опускаясь всё ниже, и замерла на бедрах. Во взгляде застыл немой вопрос.

   — Не останавливайся… — пробормотала я.

   Рука, огладив попу, скользнула по ноге, пробралась под юбку, дотронулась до полоски нижнего белья. Пальцы кружили по коже внутренней стороны бедер, то касаясь ткани, то отдаляясь невыносимо далеко.

   Я охнула от нетерпения и… проснулась.

   Черт! Черт! Черт!!!

   Что за идиотские сны?

   Я отбросила от себя подушку, в которую вжималась словно в любовника. Стянула одеяло и долго лежала, пытаясь отдышаться. Внизу живота сводило от боли. Мне хотелось коснуться себя там, но я удержалась от глупых поступков.

   Фу, что ещё за непонятное желание? Это же… омерзительно, ублажать себя пальцами.

   Хуже другое. Как теперь смотреть на человека, который практически отымел меня в моем собственном сне?

   Катастрофа.

   В ногах устроился кот, и только тогда я смогла задремать, но просыпалась каждые полчаса, боясь, что непонятные, а оттого пугающие сны вернутся, чтобы окончательно свести меня с ума.

   Утром я старательно избегала босса. Кофе ему принесла (он не просил, но я решила изобразить хорошую секретаршу, раскаиваясь во вчерашнем косяке), но взгляда не поднимала. Совещаний, хвала небесам, не предвиделось, поэтому я спокойно занималась работой, в перерывах пытаясь решить неразрешимые проблемы нашего производства. Отвечала на телефон директора, переадресовывала ему редкие звонки.

   Люде, кстати, сказала, что чат читается, а потому личную переписку лучше вести через интернет. Подругу это ничуть не расстроило.

   — А я от своих слов не откажусь, задница у него божественная, — заявила она на обеденном перерыве. — Я думала предпринять активные действия. Подойду сегодня, якобы с вопросом от пользователя.

   — Это какой такой вопрос от пользователя нужно решать через директора службы? — полюбопытствовала я, отгоняя дурацкие мысли о недавнем сне.

   — Придумаем по ходу действия. — Подруга решительно стукнула кулаком о стол. — Пожелай мне удачи, сегодня в конце рабочего дня Скворцов станет моим.

   Спорить с ней бесполезно, поэтому всю вторую половину дня Люда наводила марафет. Она поправляла прическу и подкрашивала губы так часто, что не успевала отвечать на звонки. Я же смутно догадывалась: это начинание ничем хорошим не закончится. Он же не прыщавый подросток, чтобы повестись на большую грудь или яркий макияж.

   Не подросток же, да?

   А если всё-таки поведется?

   А тебе какое до этого дело, Романова?

   Вечером я выложила перед боссом очередные два решения проблем из импровизированного протокола и хотела уже слинять куда глаза глядят (глядели они в сторону дома), но Скворцов остановил меня жестом.

   — Останьтесь. Есть, чем заняться.

   — Но… — черт, как же отказаться.

   Не говорить же, что сейчас к нему пойдет моя целеустремленная подруга, которая будет флиртовать в жесткой форме, а потому моё присутствие только помешает. Люда давно уже сидела на взводе, готовая сорваться с места и обескуражить шефа глубиной декольте.

   — У меня… дела… — нерешительно закончила я.

   — Неотложные? — Скворцов склонил голову набок, сканируя меня очень тяжелым взглядом. Настолько тяжелым, что таким и пришибить можно точно гранитной плитой.

   Его щека так близко, что можно прикоснуться по-настоящему и сравнить эмоции из ночного сна с реальностью. Интересно, а руки у него такие же грубые? Будут ли они жечь кожу прикосновениями? А губы? Если склониться к нему, как он отреагирует на поцелуй?..

   АРИНА, ТЫ С УМА СОШЛА!!!

   — Оч-чень.

   — Идите, — смирился Максим Степанович. — Там кто-то остался?

   — Ага, Людмила Петрова. Она вас ждет.

   — Пусть заходит.

   Скворцов уткнулся в программу на ноутбуке, и я смогла выскользнуть наружу, пытаясь заглушить адское биение сердца. Оно, казалось, готовилось выпрыгнуть наружу и зайчиком ускакать в сторону выхода.

   — Удачи, — улыбнулась я Люде, и та вскочила с места, обдав меня сладкой волной.

   Ну и надушилась.

   Домой не хотелось. Никто меня там не ждет, кроме кота, да и этот прохвост всегда балдел от Кирилла, а меня воспринимал за домашнего раба. Но куда деваться? Слоняться до ночи по улицам в надежде, что неразлучные попугайчики завалятся спать, когда я вернусь?

   Впрочем, проблема разрешилась сама по себе. Я только шагнула через проходную в сторону улицы, как телефон завибрировал.

   — Арина, подожди меня! — крикнула в трубку Люда. — Я уже иду!

   — Так быстро?..

   — Да не стоит у него, — безапелляционно заявила подруга. — Мне надо выговориться, так что крепись.

   Оказалось, что на вырез Скворцов не засматривался, пламенную речь подруги о нерадивых пользователях пропустил мимо ушей и вообще уткнулся в какую-то бумажку.

   — Читает и хмыкает такой, как будто есть что-то более интересное, чем я! — возмущалась Люда. — Я уже и глазки построила, и склонилась чуть сильнее, и ручку нечаянно уронила. А он аж не отрывается от своего текста. Я всё пыталась разобрать, о чем пишут. А там чепуха какая-то. Штрихкодирование и прочая муть. Тьфу!

   Мы забрали Артема со школы и долго нарезали круги по всем детским площадкам района.

   — Ну, ничего, я его ещё достану. Не мытьем, так катаньем.

   В этот момент телефон пиликнул, оповещая о новом сообщении. Я вгляделась в незнакомый номер.

   Арина, это Максим. Мне понравилось, как вы разобрались с отсутствием штрихкодирования. Думаю, это решение можно озвучить на совещании.

   Ой. С каких пор мы перешли на «Арина» и «Максим»? Ещё днем были по имени-отчеству как приличные люди. Ой-ой-ой. А откуда у него мой номер? Неужели в базе раздобыл? Какое гнусное покушение на персональные данные!

   Почему тогда мне хочется глупо улыбаться, словно я получила первую в своей жизни похвалу?

   — Кто пишет?

   — Да так.

   Не стоит признаваться во всем Люде. Во-первых, она тут же попросит телефон Скворцова для каких-нибудь мерзопакостных делишек, а во-вторых, если поймет, что «бумажки», в которые он вчитывался, были моими наработками — убьет обоих. Без суда и следствия.

   — Принесу завтра пирог на весь отдел, — продолжала размышлять Люда. — Ну и ему кусочек вручу, скажу, что у меня традиция по пятницам готовить вкусности.

   — Ты всерьез считаешь, что человек уровня Скворцова поведется на пирог?

   — Домашний, с повидлом! Где он ещё такой попробует? — Она облизала пухлые губы, давая понять, что пирогом не ограничится.

    — Мам, а мне пирог? — спросил Тёма.

   — Тебе я приготовлю отдельный, котеночек. Будешь сам месить тесто?

   — Да!

   Она потрепала сына по волосам, а я с улыбкой подумала о том, что в погоне за мужчинами Люда никогда не забывает о ребенке. Её можно осуждать за беспорядочность в связах, но плохой матерью не назовешь.

   Сын всегда на первом месте.

   И это главное.

   Мы распрощались на автобусной остановке, и я поехала на дребезжащем автобусе к панельной многоэтажке. Грязно-серого цвета, с ржавыми периллами балконов, этот дом давно прожил свои лучшие годы. Я помню его молодым, когда приезжала к бабушке в гости и с удивлением считала этажи. Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…

   — Бабушка, мы живем на пятнадцатом этаже? — спрашивала маленькая я.

   — Да, — улыбалась та и показывала пальцем на окна нашей квартиры.

   — Так высоко! — восхищалась я, задрав голову.

   Бабушка скончалась три года назад, и после её смерти начал дряхлеть дом. Наверное, впервые я посмотрела на него новым взглядом в день похорон. Помню, как застыла у подъезда, подняв голову, как раньше. Всмотрелась в черноту окон. Сразу высветились все трещины, что рассекали панели. Стали видны замазанные швы.

   Иногда мне казалось, что дом должен развалиться на куски, но он держится.

   Сегодня в окнах бабушкиной комнаты горел свет. Почти как раньше. В груди сдавило от боли, которая не могла утихнуть долгие месяцы.

   Я открывала дверь с тяжелым предвкушением, долго не могла попасть ключами в замочную скважину. Пальцы словно специально не слушались. Неспроста. Потому что внутри обнаружилась счастливая парочка, одетая в одно нижнее белье.

   Они издеваются, что ли?!

   — Привет! — Марго помахала мне неизменным бутербродом. — Я купила продуктов, злюка.

   — Спасибо, — безразлично сказала я, скинув неудобные туфли и пошевелив пальцами.

   — Кушать будешь? — спросил Кир, перемешивающий что-то в кастрюле.

   — Не голодна, — соврала, только бы не пересекаться с семейством нудистов.

   Живот грустно заурчал. Ничего страшного, перекушу хлебцами, а когда Марго с Кириллом уйдут, приготовлю себе что-нибудь простенькое.

   — Да ну, присаживайся.

   Сестра за рукав потащила меня к обеденному столу, который был заставлен пряниками, вафлями, всяческими фруктами. Что это на них нашло? Неужели совесть замучила?

   — Это всё общее. — Марго села на соседний стул, опустила голову мне на плечо. — Знаешь, я скучала по нашим посиделкам. Когда мы в последний раз так собирались?

   — Когда бабушка была жива… — монотонно ответила я.

    — Мне её не хватает. — Сестра запустила руку в мои волосы, начала переплетать пряди в косичку. — И тебя не хватает. Мы очень отдалились, Арин. Я понимаю, что послужило причиной. Наши чувства с Кириллом всё испортили. Но мы не хотели причинить тебе боль, клянусь! Если бы только намекнула, как тебя это расстроило — мы бы даже не начинали… Я могу быть не самым хорошим человеком, но хотя бы постаралась остаться нормальной сестрой.

   Кир понурился, но не полез с извинениями. Я машинально прикрыла глаза, обдумывая, что, возможно, относилась к младшей сестре излишне негативно. В самом деле, разве виноваты два человека, что полюбили друг друга? Они ведь не изменяли, не лгали. Оставались честны.

   — Забей, я не злюсь.

   — Тогда давайте кушать, — обрадовался Кир, расставляя посуду. — Буду кормить своих женщин овощным рагу. Все-таки шведская семья имеет свои плюсы: в два раза больше женских рук для уборки после моей готовки.

   Прозвучало не очень смешно, но Кирилл так гордился своей шуткой, что мы с Марго рассмеялись. Ужин прошел в почти дружеской обстановке, под общие воспоминания и теплые разговоры.

   Но на душе было черно и муторно. Интуиция подсказывала, что дружескими посиделками это не закончится. Должно что-то случиться. Стрельнуть. Нагрянуть, разбив только зарождающийся покой на осколки.

   А совета Люды я все-таки послушалась. Имею полное право ходить по квартире в одних трусах, ибо чего мне стесняться? Раз у нас «шведская семья», то надо соответствовать.

   На самом деле, я просто понадеялась, что сестра поймет, как мне неприятно разглядывать её подтянутый зад в кружевных шортиках. Пусть тогда и на мою филейную часть пялится, облаченную в хлопковые трусики с овечками.

ГЛАВА 5

За соседним столом восседала не женщина, а леди-вамп. Размалеванная как девушка, не обремененная нормами морали. В облегающем платье, которое еле-еле прикрывало бедра. Про вырез и говорить нечего — Люда выставила свою троечку на всеобщее обозрение.

   Не знаю, как насчет Скворцова, но даже наши заторможенные программисты стали поглядывать на неё с вполне определенным интересом, а начальник отдела разработки не смог поздороваться. Промямлил что-то невразумительное и уткнулся в монитор.

   — Ты решила не готовить пирог, а тупо обмазаться повидлом и предложить шефу себя? — уточнила я, пока мы заваривали кофе (для босса) и чай (для нас любимых) на пустой кухоньке.

   — Пусть он видит, что я не только хорошо выпекаю, но и привлекательна внешне. — Люда кокетливо поправила завитый локон. — Я специально ему отдала кусочек на тарелке, чтобы потом невзначай эту тарелку забрать.

   — Ты неисправима.

   — Если не я сама, то кто сделает меня счастливой? Таких мужиков надо ловить на живца. Я удивлена, почему остальные девчонки до сих пор не взяли его в оборот.

   — А ты уверена, что не взяли? Вон, Ирка второй день заливисто хохочет на весь кабинет, Машка каждую покупку картриджа идет согласовывать к директору. Даже Тамара из отдела бюджетирования заходит, а она вообще никогда в наших краях не появлялась.

   — А ты? — Люда посмотрела на меня как-то по-особенному, с недоверием. — Нет желания его оседлать? Он тебя в первый же день заместителем сделал.

   — Не заместителем, а секретарем на выгуле.

   Кофе выглядел сносно. Я понюхала его, осмотрела на свет. Пить можно.

   — Однофигенственно. У тебя прямой доступ к телу Скворцова. Неужели не попробуешь как-нибудь вечерком охмурить его? За дополнительную премию?

   — Иди ты… — начала я, но в кухоньку пришли другие любители утреннего чая, и пришлось свернуть разговор.

   Слова Люды задели за живое. Она сама заставила меня плюнуть на принципы, а теперь изображает ревнивую конкурентку. Нашла соперницу, блин. Я разве похожа на человека, который готов переспать с директором? Да я даже не рассматриваю его в качестве мужчины!

   В голове тотчас помутилось от недавнего сновидения, такого ясного, будто и не сон это вовсе, а параллельная реальность. Неужели мне не хотелось бы ощутить жар тела Максима Степановича?

   Да и какой он Максим Степанович? Сколько у нас лет разницы? Около десяти? Он же молодой ещё, сам назвал себя в смс «Максимом». А у меня вот уже год никого не было, и если…

   Да к чертям это всё! Интриги эти любовные, соперничество, сновидения. Дайте мне просто доработать, расплатиться с долгами и уволиться из этого серпентария.

   — Ваш кофе, — плюхнула чашку на стол Скворцову, и тот с непониманием поднял взор.

   — Вы сегодня не в духе?

   Голос его бархатный, дурманящий, обволакивал. То ли из-за долгого воздержания, то ли из-за идиотских снов, но этот тон заставлял мою кровь быстрее течь по венам. К щекам прилила краснота. Коленки подкосились, потому что память услужливо нарисовала то, как пальцы директора скользят по моему позвоночнику, выводят узоры на талии, медленно опускаются к пояснице… ещё ниже…

   — Нет, всё чудесно.

   — Останьтесь сегодня после работы. Надо обсудить вашу идею с штрихкодированием.

   Я согласно кивнула и рванула прочь. Весь день старалась не заходить к боссу, о звонках оповещала по чату. Практически идеальный секретарь, разве что проходилось всё чаще скрещивать ноги под столом и сжимать бедра, ибо всё моё тело умоляло о разрядке.

   Почему он вызывает у меня такую реакцию? Почему моё дыхание учащается рядом с этим человеком?

   Черт!

   Нужно срочно найти кого-нибудь для свободных отношений, только бы не испытывать подобного.

   Наконец, рабочий день подошел к концу, вереница программистов потянулась к выходу. Остались только мы с Людой. Но я принципиально не смотрела на подругу, а занималась тем, что с самым увлеченным видом меняла картинку на рабочем столе.

   Люда молча встала и, не обернувшись на меня, продефилировала к кабинету Скворцова.

   — Можно? А я тарелочку забрать. Как вам пирог? — донеслось до меня звонкое. — Я обычно в начинку корицу не добавляю, а тут решила поэкспериментировать…

   Хлопнула дверь. Я осталась в тишине, стараясь не вслушиваться в шорохи, доносящиеся из-за гипсокартонных стен. Кабинет полностью опустел. Я бы и сама сбежала при первой возможности, но Скворцов же просил остаться.

   Что-то они долго.

   Не успела я задуматься над тем, чем конкретно Люда может очаровать директора, как та выскочила наружу. Не выскочила даже, а пробкой вылетела прочь. Спотыкаясь на гигантской шпильке, пронеслась мимо меня.

   Э-э-э. Ему не понравился пирог?

   Плачущая Люда обнаружилась в женском туалете. Она сидела на кафельном полу, прижав колени к груди, и рыдала навзрыд. Макияж растекся, помада стерлась с губ и замазала подбородок. Подруга напоминала очень грустного клоуна, пока заливалась слезами и раскачивалась из стороны в сторону.

   Я молча присела рядом.

   — Что случилось?

   — Он… я только попробовала… а он сказал… чтобы я написала… по собственному желанию…

   Что!? Скворцов захотел уволить Люду?! Да чем надо было провиниться перед директором, чтобы тот принял такое решение? У него точно аллергия на корицу. Или он с детства не переносит повидло. А может, он до двадцати лет был толстячком, и одно слово «пирог» вызывает у нашего босса приступы неконтролируемой агрессии?

   — Что ты сделала?

   Секундное замешательство, и она изобразила движение, будто берет леденец за щеку. Мои глаза расширились. Все разумные мысли улетучились, оставив всего одну, да и то неприличную.

   Не может быть…

   — Ты попыталась отсосать Скворцову?!

   Люда закивала как китайский болванчик. Часто-часто. Ещё чуть-чуть, и голова сорвется с шеи.

   — Я только наклонилась… а он… мне нельзя увольняться… у меня Тёма…

   — Ты чем вообще думала?! Твою мать! — Я схватилась за голову. — Ты как работать дальше планируешь?!

   — Никак… меня же уволят…

   Честное слово, я бы сама дала ей подзатыльник и отправила на биржу труда, не будь её подругой. Дура! Какая же она непроходимая тупица! Ладно, подкатывать или строить глазки. Такое повсеместно. Но как ей вообще пришло в голову, что сделать кому-либо минет — это здравая идея, которая поможет закрепиться в статусе возлюбленной?!

   Где она работу-то найдет? Кошмар!

   Мать выгонит эту чокнутую нимфоманку из дома, и Люда кончит свой век на панели. На её могильном камне так и напишут: «Начала в техподдержке, закончила проституткой».

   Вся моя злость из-за утреннего разговора улетучилась, потому что перед лицом беды нет места для мелких склок.

   Надо выручать Люду.

   — Учти, я делаю это не ради тебя. Только из-за Артёма, которому в родительницы досталась идиотка, — решилась я. — Проваливай домой, а я попытаюсь поговорить со Скворцовым.

   — Он дал понять…

   Конец фразы потонул в захлебывающихся рыданиях.

   — Истерику выключила. — Я поднялась, подала подруге руку. — Ничего не обещаю, но постараюсь помочь.

   — Ты лучшая, — всхлипнула Люда и громко высморкалась.

   От туалета до кабинета всего десяток метров, но мне они показались бесконечностью. Я шла по пустому коридору как на каторгу, ибо не представляла, как оправдываться в косяках подруги.

   «Она не хотела»? Ага, чисто случайно опустилась перед вами на колени, чтобы расстегнуть ширинку. Так сказать, не удержалась на ногах и рухнула лицом в ваш член. Как-то само по себе получилось. Упс.

   «Она озабоченная, у неё и справка есть»? Назревает логичный вопрос: зачем держать эту извращенку в приличном коллективе?

   «Она осознавала, что вытворяет, но теперь раскаивается»? Ну-ну, раскаивается из-за того, что маневр не удался.

   Любой из вариантов звучит отвратительно.

   Да и черт с ним.

   Я робко постучалась и заглянула к Скворцову. Тот стоял вполоборота к двери, всматриваясь в горизонт. Хороший все-таки вид открывается из его окна — на низенькие гаражи промышленной зоны и бескрайнее полотно шоссе. Облака опустились так низко, точно пытаясь накрыть город. Нависли над домами белоснежным пухом.

   — Разрешите?

   — Угу.

   Даже не обернулся. Вообще ни единого движения, будто окаменел. Пришлось выдавить из себя:

    — Не выгоняйте её, она ошиблась и очень раскаивается.

   — Арина, дайте я сам буду принимать кадровые решения, — ответил Скворцов устало.

   Черт. Звучит логично. Кто я такая, чтобы запрещать директору службы увольнять подчиненного? Не много ли возомнила о себе девочка категории «подай-принеси».

   — Что ей сделать, чтобы остаться? — я попыталась зайти с другой стороны.

   Максим Степанович невесело усмехнулся.

   — Ей – ничего. Она уже всё сделала.

   — А кому? — уцепилась я за уточнение «ей».

   — Ну… Если станцуете стриптиз на столе – я её оставлю.

   В оглушительной тишине было слышно, как жужжит вентилятор в ноутбуке. Максим Степанович повернулся ко мне на пятках. Неторопливо, словно в замедленной съемке. В глазах цвета горького шоколада плясали дьяволята. На тонких губах играла издевательская ухмылка. Одна бровь была насмешливо приподнята.

   — Вы охренели?!

   — Я на полном серьезе. Стриптиз в качестве платы за вашу подругу. Небольшая цена, если вдуматься.

   Что мне оставалось сделать?

   Разумеется, я сбежала. Дала деру и заперлась всё в том же туалете, где уже не было и следов Люды. Щеки полыхали от стыда и гнева. Онемевшими пальцами я вцепилась в раковину и долго не могла отдышаться.

   Мне послышалось?..

   Он попросил станцевать на столе?!

   Что за бред? Надо пожаловаться в профсоюз или куда жалуются в таком случае? Ага, и что я им скажу? Мол, хотела извиниться за подругу, которая чуть не отсосала боссу, но за это он попросил от меня всякие ужасающие вещи?

   Какой кошмар!

   До чего докатился наш отдел? Сплошной разврат.

   Как быть дальше?..

   Я обмыла лицо ледяной водой и вновь уставилась на себя в зеркало. Мысли расползались тараканами.

   Я не приукрашиваю, когда говорю, что Люда поломала себе жизнь одним необдуманным поступком. Хуже всего придется Артему. У ребенка нет отца, бабушка работает школьной учительницей. Чем его кормить, во что одевать?

   Да и Ларису Ивановну — мать Люды — искренне жалко. Бедной женщине придется тянуть на своем горбу всё семейство, пока дочь не отыщет что-нибудь приличное. Отыщет ли? Неспроста мы так держимся за свои рабочие места. В нашем захолустье черте с два найдешь фирму, где и график достойный, и платят чуть больше, чем ничего.

   Разумеется, можно забить на её проблемы и уйти. Кто меня заставит остаться?

   Да только вспомнились самые тяжелые мои времена, когда подруга костьми была готова лечь, только бы помочь. Когда скончалась бабушка, мои родители сделали меньше для организации похорон, чем чужой человек. Когда Кирилл бросил меня ради Марго, именно Люда не позволила мне скатиться в депрессию. Она могла бы сотню раз сказать: «Извини, мне некогда», но всегда приезжала по первой просьбе.

   Что до меня?

   Танцевать перед кем-то на столе — это унизительно. Отвратительно. Это низко со стороны Скворцова и максимально грязно. После этого я не смогу смотреть ему в глаза. Вообще никогда.

   Сможем ли мы работать вместе?

   Вряд ли.

   С другой стороны, можно ходить с включенным диктофоном и любой последующий намек на непристойности обнародовать в сети. Заявление в полицию вряд ли примут — кто докажет, что Скворцов заставлял меня танцевать. А вот интернет от подобного всколыхнется.

   А вдруг Скворцов расскажет кому-нибудь, что я настолько легко готова раздеться, что меня и уговаривать не пришлось? Вдруг у него есть камера скрытого видеонаблюдения?

   Точно! Нужно включить мою, на телефоне. И записать видео, после которого станет ясно — меня заставили. Потом это видео пойдет в дело. Я и Люду спасу, и себя уберегу от чокнутого извращенца.

   — Твою ж мать… — пробормотала, обращаясь к своему отражению. — Это плохо кончится.

   Насколько мне помнится, я задолжала Люде тридцать тысяч рублей. Думаю, долг будет сполна отплачен после сегодняшнего представления.

   Я нажала на телефоне съемку видео и вошла вначале в общий кабинет, а затем — на негнущихся ногах — к директору.

   — Можно?

   — Вы с деловым предложением? — рассмеялся Скворцов.

   Телефон положила на стул, опустив на чехол таким образом, чтобы хоть частично можно было рассмотреть нас с директором. Надеюсь, это как-то меня обезопасит.

   — Я соглашаюсь не по собственному желанию, — отчеканила занемевшими губами. — Только ради подруги, которую вы собираетесь выгнать. Вы сами поставили ультиматум: либо её увольняют, либо я танцую стриптиз, и она остается.

   — Прекрасно всё понимаю. — Ироничный кивок.

   Черт! Я ожидала от него прямого согласия, которое потом можно было бы однозначно интерпретировать. Но этот нахальный гад только улыбнулся и скрестил руки на груди, ожидая шоу.

   Меня же будто сковало цепями по рукам и ногам. Невозможно ни сдвинуться, ни вздохнуть. Липкий, душащий страх заполнил тело до краев.

   — У вас… есть коньяк?

   — У Михаила Валерьевича где-то хранился виски. — Директор осмотрелся, заглянул в один шкафчик, во второй.

   Наконец, он выудил наружу бутыль с коричневой жидкостью и две стопки. Наполнил обе до краев. Одну махнул, не глядя, а вторую подал мне. Я приняла холодное стекло дрожащими пальцами.

   — За встречу, — прыснул Максим Степанович.

   Хотя какой он, к чертям, Степанович. Я должна отказаться. Ещё не поздно уйти, чтобы не замарать своё имя всякой ересью. Вдруг он попытается что-нибудь сделать со мной?..

   Я стиснула зубы и сделала глубокий вдох. Всё исключительно ради Люды.

   Скворцов развалился в кожаном кресле, откинулся на спинку и закинул ногу на ногу. Весь его вид выражал праздный интерес. Он жаждал зрелищ, но оставался спокоен и холоден.

   Почему я?..

   — Начнете? — подсказал директор.

   Опрокинула стопку, и горячий алкоголь опалил горло горечью, ухнул к животу. В руках потеплело, жар прилил к щекам. Представляю, какого я буду малинового цвета. Надо было нормально пообедать, а то я способна окосеть и от меньшей дозы на голодный желудок.

   Может, не поздно отказаться?..

   Нет уж.

   Нетвердыми движениями я стащила обе туфли и попыталась вспомнить, какое на мне надето белье. Не рваное? Вроде нет. Чистое? Определенно да. Даже недавно куплено. Не шелковая комбинация в рюшках, а обычный хлопок. Но выглядит прилично. Понятное дело, что снимать его я не намерена. Разденусь до трусов и бюстгальтера — и всё. В принципе, ничего страшного в этом нет, на море же как-то хожу в одном купальнике.

   Мамочки. Чем я занимаюсь?..

   А если он уволит и меня за компанию? Скажет, что у нас не служба, а бордель на выезде. Одна сосет пятничными вечерами, вторая стриптиз танцует по первому требованию. Никакие доказательства мне не помогут, потому что сама залезла на стол. пистолет к виску никто не прикладывал.

   Черт, а как стриптиз танцуют вообще? Мне ни разу не приходилось этим заниматься.

   Я поднялась вначале на крутящийся стул — тот скрипнул под моим весом, — а затем вскарабкалась на стол для совещаний. Какой позор.

   — Не стесняйтесь, — босс расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, причем мне показалось, что сделал он это исключительно в насмешку.

   — Вы обещаете не увольнять Люду? — сквозь зубы спросила я, мысленно проклиная и подругу, и свою глупость, и принципиальность директора.

   Не мог, что ли, согласиться на её предложение?! Получил бы удовольствие, а мне не пришлось бы отдуваться.

   — Вам предоставить расписку? — язвительно.

   — Да.

   Скворцов взял лист, исписал его своим размашистым почерком и поставил на половину страницы роспись. А затем сложил вдвое и спрятал в ящик стола.

   — Вначале танец. Музыку организовать?

   — Н-нет… да, давайте.

   Легкое движение пальцами по экрану телефона, и по кабинету разнесся ритмичный напев, под который только и хочется, что покачивать задом. Девичий голос всё глубже утягивал за собой. Мелодично и красиво, самое то для сексуальных танцев

   Осталось только разобраться, как эти танцы выплясывать.

   Алкоголь ударил в голову, стоило мне оказаться сверху, и сейчас растекался по телу дурманной слабостью. Я потянулась пальцами к молнии на платье, но отдернула руку. Наверное, слишком рано. Жар от щек опустился ниже, заполнил собой грудную клетку. Стало невыносимо тяжело дышать. Чисто физически захотелось стянуть ткань и выдохнуть полной грудью.

   Скворцов сложил пальцы домиком. Реакция его оставалась нулевой — никакой вовлеченности в процесс.

   Издевается он, что ли?!

   Легкое покачивание бедрами. Я покрутилась вокруг своей оси — голова закружилась, — и застыла на месте. Дальше-то что делать? Вновь потянулась к молнии, дернула чуть увереннее. «Собачка» обожгла позвоночник холодом. Бочком повернувшись к директору, я показала обнаженное плечо.

   Никакого отклика. Вообще. Ноль. Пустота. Документальный фильм по телеканалу «Культура» смотрят с большим энтузиазмом, чем мой танец.

   Ах так?!

   Виски бил по мозгам, и стеснение сменилось раскованностью. Признаться, ситуация начала меня заводить с первых же нот. Это же очевидно. Не вызывай Скворцов в моем теле импульсов, я бы даже не смогла вернуться в кабинет.

   Романова, признайся самой себе: частичкой сознания, той, которую обычно затыкаешь, той, которая отвечает за бесшабашные поступки, ты хотела этого стриптиза.

   На секунду я представила, что было бы, заставь меня Валерьевич. Да я бы сбежала не в туалет, а домой. Закатила бы скандал от одного только намека. Но когда человек тебе интересен (пусть и на уровне инстинктов), то рассудок отходит на второй план.

   Да лети оно всё к чертям! Раз уж видео записывается, а назад пути нет — надо получить хоть минимальное удовольствие от процесса.

   Я переступила с ноги на ногу, чуть склонилась грудью. Пусть у меня и нет третьего размера, но единичкой тоже можно похвастаться. Особенно, если с рюмки тебя унесло незнамо куда, и тело жаждет приключений.

   Огладила бока, ладонями поднялась выше. По талии, к груди. Пальцы двигались медленно, перебирая складки ткани. Скворцов подался чуть вперед. Я стянула лямку со второго плеча, повернулась к директору спиной.

   Молния разъехалась слишком быстро — а ведь хотелось продлить томительное ожидание. Поворот.

   Страстного танца не получалось, но я увидела во взгляде Скворцова нечто большее, чем обычную издевку.

   Пальцы коснулись груди и медленно потянули платье вниз. Ниже, ещё ниже. Теперь оно болталось в районе талии. На секунду меня прошибло страхом — перед директором в одном бюстгальтере! Но я вновь напомнила себе, что на пляже загораю в лифчике, пусть и купальном. Какая разница?

   Спиной к Скворцову. Я огладила обнаженную кожу поясницы. Позвонок за позвонком руки поднимались по спине. Чтобы волосы не забивались в рот, пришлось собрать их обеими руками и отвести в сторону. Скрипнуло кресло. Скворцов поднялся, обошел стол и застыл сбоку от меня. Я различала его краем глаза. Надо зажмуриться. Надо, чтобы нереальное, какое-то сюрреалистичное удовольствие от танца вновь не смолкло под наплывом дикого стыда.

   Плавное движение всем телом, касание губ кончиками пальцев. Полуоборот.

   Платье упало к ногам. Я переступила через него (а заодно и через свою гордость), приблизившись к Скворцову ещё на шаг. Нас разделяло меньше метра, и я видела, как он рассматривает меня. Прожигает всей своей тьмой. Не отводит глаз. Не моргает. Изучает так пристально, будто в запоминании есть некий особый смысл.

   Это распыляло. В отношениях с Кириллом было море нежности и заботы, но дикой, пламенной страсти — ни капли.

   А тут…

   Я сняла очки, чтобы не видеть выражения лица этого нахала. Всё размылось, смягчились очертания. Мир перестал искрить от животной похоти, что заполнила мускусным запахом всю комнатушку.

   Кажется, я потеряла бдительность, потому что Скворцов оказался слишком близко. Вплотную. Он дышал мне в колени адским жаром, будто огнедышащий дракон. Возможно, я преувеличила от переизбытка эмоций, но по ощущениям — именно так.

   Его ладонь скользнула по моей ноге. Мелкие волоски поднялись дыбом от этого — вполне реального — прикосновения. Кожа Скворцова была шершавой, а движения требовательными. По колену, внешней стороне бедра, к низу живота. Он остановился у полоски трусиков, вопросительно поднял на меня взгляд.

   Я сжала ноги так сильно, что их свело от боли. Белье намокло от одних только прикосновений. Тело жаждало продолжения. Требовательных поцелуев. Жадных прикусываний. Пальцев внутри меня. Не только пальцев, но и…

   Что это, настоящая жажда или последствия стресса и выпитого алкоголя?

   Очевидно одно: нельзя поддаваться.

   — Не надо…

   Я видела, как напряглись желваки на его щеках, видела, как дрогнул кадык, как затвердели плечи. Меня взял испуг. Вдруг Скворцов не примет отказа? Вдруг попробует взять меня силой? Вдруг… я сама не смогу отказать ему ещё раз?..

   Но директор сглотнул и, закусив губу, сделал шаг назад. Напряжение, от которого недавно звенел воздух, испарилось. Я села на край стола, натянула очки. Отдышалась, потому что воздуха катастрофически не хватало. Видео выключила — там изображено слишком многое. Слишком личное.

   Мы оба знали, что я не должна была отказаться. Только не здесь и не сейчас. Не в секунду, когда его штаны натянулись от желания, а мое белье можно было отжимать.

   Романова, ты хотела наказать босса, а в итоге чуть не отдалась ему. Это вообще адекватно? Ещё и про Люду что-то говорила.

   — Держите, — Скворцов оторвал меня от раздумий, протягивая свернутый лист бумаги.

   Не придумав ничего умнее, я развернула расписку. Прямо так, сидя в одном нижнем белье на столе для совещаний.

   «Я не собирался увольнять твою подругу, да и станцевать просил не всерьез. Но заранее спасибо за зажигательное представление. Кстати, я догадался, что ты снимаешь компрометирующее видео. Скинешь потом мне копию?» Дата. Подпись.

   Твою мать! Меня чуть не выжгло изнутри от желания, а он всё это время издевался. Вот почему рассматривал так насмешливо, вот почему до последнего никак не реагировал на неуклюжее раздевание.

   Я вскочила так стремительно, что с трудом удержалась на ногах. Злость заполнила меня до краев. Лютая. Кипящая. Бурлящая.

   — До понедельника, Романова! — Скворцов помахал мне рукой.

   — Пошел к черту! — рявкнула я и, собрав шмотки в кулек, вылетела из кабинета.

***

Максим Скворцов думал, что любит свою девушку. Когда встречаешься с кем-то полгода, невозможно делать это без любви. Она была неплохая, его Лика. Зубастая карьеристка, охочая до сплетен, но по-житейски милая. Забавная. Они познакомились на каком-то корпоративе, куда Максим не планировал идти, но придя — не пожалел. Хорошенькая блондинка сразу взяла Скворцова в оборот. Весь вечер она провела рядом с ним, не отходя и на шаг. Заливисто смеялась над всеми, даже самыми тупыми шутками. В глазах плескалось такое восхищение, каким можно покорить любого мужчину. Бесконечное. Всеобъемлющее.

   А в такси она склонилась к его бедрам, расстегнула ширинку и на живом примере доказала всю заинтересованность в отношениях. Значимый аргумент.

   Спонтанная встреча переросла в первое свидание, за ним последовало второе и третье. Максиму нравилась независимость Лики. Девушка никогда не навязывалась, не истязала смс-сообщениями и не жрала мозг чайной ложечкой.

   За полгода они даже не съехались, хотя возможность была. Но Лика заявила, что не планирует быть нахлебницей в чужой квартире, и вообще ей нравится встречаться без обязательств, а не кашеварить на просторной кухне Скворцова.

   Разве не идеальная женщина?

   Впрочем, у них не всё было гладко. Как говорится, случались и кризисы в отношениях. Страсть постепенно сменилась привязанностью. Лика иногда казалась слишком простой, а иногда — невозможно сложной. Их общие интересы заканчивались, не успев начаться. Порою Скворцов не хотел звонить Лике, потому что не знал, о чем с ней говорить.

   — Мне скучно, — капризничала Лика, если Максим засиживался за своими программами.

   — Давай куда-нибудь выберемся, — хныкала с ужасающей периодичностью, и под «куда-нибудь» подразумевались клубы. От которых Скворцова воротило. Ему нравилась спокойная обстановка, приглушенная музыка, но не долбежка по затылку битами.

   Зачастую казалось: их объединяет только секс. С другой стороны, у всех бывают взлеты и падения. Это нормально.

   Максим Скворцов думал, что любит свою девушку, пока не познакомился с Ариной Романовой. Знаете, бывает такое. Вспышка. Затмение на солнце. Беглый взгляд, короткий диалог — и ты теряешь опору под ногами. Запретный плод манит своей недоступностью, и вот ты проводишь мучительные часы наедине с собой, коря себя за то, как тело откликается на неё.

   Арине было необязательно что-то делать — она могла просто существовать, чтобы заполнять собой мысли Максима.

   Непокорная. Своенравная. Но при этом чувствовалось: она мягкая и податливая точно глина в умелых руках.

   Первая же встреча оказалась роковой. Максим попросил сделать кофе, и Арина отказалась. Одного возмущенного взгляда хватило, чтобы у Скворцова потяжелело в голове. Короткое «нет» сорвало все пломбы. Так началась их игра. Ему нравилось задевать её, наблюдать за тем, как пунцовеют щеки, как расширяются зрачки, как дергаются плечи.

   — Ваш кофе, — фырчала она каждое утро, умудряясь готовить кофе с каждым разом всё отвратнее и отвратнее.

   То забудет сливки, то плюхнет полбанки, то засыплет сахаром.

   — Вам звонили. Опять, — произносила таким тоном, словно нет ничего постыднее, чем отвечать на директорский телефон.

   Далеко не глупая девушка, которая добровольно забилась в скорлупу из комплексов, бурно реагировала на любое высказывание. Её злило наплевательское отношение начальства, но Арина не желала что-то менять. Она могла бы добиться многого, если бы не плыла по течению.

   Скворцову до озноба захотелось растрясти Романову. Растормошить. Довести до точки кипения и однажды увидеть гремучую смесь из чистого гнева, задетого самолюбия и далеко не глупых идей.

   Но в один из дней Максим заметил, что Арина смущается чуть иначе, когда смотрит ему в глаза. Точнее — она старается смотреть куда угодно, только не в глаза.

   И это… пугало.

   Разумеется, у него хватало воздыхательниц. Самых разных, от девочек-секретарш на предыдущих местах работы, до дочерей бизнесменов. Завидный женишок, который родился с золотой ложкой во рту — так шутили друзья. Девиц за ним увивалось столько, что можно было бы поставить рекорд, поимев их всех. Но Максим считал: если уж встречаешься с девушкой, то никаких измен. Даже если тебе на шею сами лезут и намеки оказывают вполне очевидные.

    Так что изменилось?

   Дурацкая шутка, которую отвесил Скворцов подчиненной, послужила началом конца. Кто же думал, что Романова, эта недотрога, так возжелает помочь подруге, что согласится на стриптиз?! Он до последнего надеялся, что она струсит и сбежит, дав ему повод подтрунивать над ней и дальше.

   Не в его принципах кричать: «Остановись!!!», если девушка уже влезла на стол; но и быть мудаком, который принуждает кого-либо, он тоже не собирался.

   Максим даже «расписку» написал с прицелом на то, что Романова попросит прочесть её до начала своего перфоманса. Он бы сначала отнекивался, а потом показал лист бумаги, и всё стало бы понятно.

   Все нормальные люди вначале читают расписку, а потом творят незнамо что!

   Но она не сбежала. Не попросила расписку. Осталась. Смущаясь и краснея как девственница, начала свой неумелый танец. Максим хотел её остановить. Очень хотел. Но не смог. Язык присох к нёбу, когда Романова огладила бедра и потянулась к застежке на платье. Фантазия дорисовала столь желанные образы, что слова забылись. Даже самые простые типа банального «Хватит».

   На недолгий миг вселенная совершила кульбит, и Скворцову показалось разумным подойти к ней… коснуться нежной кожи… вдохнуть цветочный аромат духов...

   Вдруг её тоже трясло от желания?

   Не трясло.

   Она отказала — и правильно сделала. Это ненадолго привело Максима в чувство. Он и сам испугался, чем может закончиться случайная связь. Поэтому отдал бумажку — чтобы уж точно оборвать все нити. Никакой страсти. Никакого вожделения. Это был всего лишь глупый прикол.

   Казалось бы, поиграли, и будет.

   Арина обиделась, сбежала. Всё. Остановитесь. Замрите в этой точке и попытайтесь жить как прежде.

   Почему тогда он долго не мог отдышаться? Почему схватился за телефон и отправил несколько сообщений, даже не задумываясь над их смыслом? Зачем побежал за ней как безумный?

   «Ты делаешь это, чтобы извиниться перед сотрудницей», — убеждал сам себя, рванув к припаркованному автомобилю.

   Но что-то подсказывало: это самообман. Ибо извиниться можно по телефону, можно прислать примирительный букет, можно — в конце-то концов! — не пытаться раздеть подчиненную и не задыхаться от её присутствия. Тогда бы и просить прощения не пришлось.

   Что же он творит?..

ГЛАВА 6

Решено, увольняюсь. Две недели на отработку, постараюсь за это время найти какую-нибудь вакансию. Не получится устроиться в айти-сферу, так пойду хоть продавцом, хоть дворником, хоть листовки расклеивать. Главное — подальше от этого извращенца. Получается, он специально хотел посмотреть на представление. Развел ради прикола. А коль развелась — можно и пристроиться к ноге. Авось чего-нибудь перепадет.

   Скотина!

   Я спускалась по лестнице, когда на телефон пришло лаконичное сообщение от начальника.

   Максим: Арина, не злись. Это идиотская шутка. Тупая. Отвратительная. Мне жаль, что всё так вышло. Предлагаю загладить вину в каком-нибудь ресторане.

   Максим: Романова, твою мать! Какого ты обо мне мнения! Я хочу пообщаться с тобой!

   Раньше надо было общаться, Максим Степанович. Вот же… слов адекватных подобрать не могу, сплошные междометия. Я не стала отвечать, затолкала телефон глубже в сумочку и поплелась к дому.

   От обиды слезы подкатывали к горлу. Хотелось забиться в угол и рыдать до умопомрачения. Жалеть себя, поедать вредные вкусности и проклинать весь мужской род.

   Я бы этим и занялась, если бы на пешеходном переходе меня не подрезала машина. Новенькая иномарка вишневого цвета, тонированная под ноль. Точнее — она затормозила, преградив мне переход. Водительское стекло опустилось, явив миру озабоченную морду Скворцова.

   — Арин, пообщаемся? Позволь мне извиниться.

   — Нет.

   Я попыталась обогнуть машину спереди, но директор — ушлепок он, а не директор! — газанул. Сзади — дал задний ход. Догонялки начали порядком надоедать. Я бы с удовольствием ударила по двери туфлей, да только не знаю, во сколько обойдется мне этот импульсивный поступок.

   — Запрыгивай. В ногах правды нет.

   — Вы пили алкоголь, — подчеркнуто вежливо отозвалась я. — Я не сяду в вашу машину.

   — Всего стопка, это даже не считается.

   Ага, сначала так говорят, а потом врезаются в столб на скорости в сто двадцать километров. Нафиг-нафиг. Пусть врезается, конечно, мне не жалко, но без моего участия.

   Скворцов, впрочем, уговаривать не стал. Он тупо вышел из машины. Вот так, посреди пешеходного перехода, получив несколько витиеватых проклятий от ковыляющей мимо старушки.

   — Чтоб ты сдох! — Клюка последней зарядила по капоту, исполнив-таки мою мечту о членовредительстве.

   «Поддерживаю», — безрадостно подумалось мне.

   — И вам всего самого светлого, — ответил Скворцов, надвигаясь на меня, точно хищный зверь на беззащитную зверушку.

   Чтобы не быть сбитой кем-нибудь другим, кто не станет дожидаться окончания наших игрищ, я перебежала дорогу. Скворцов тоже пробежался и ухватил меня за плечо. Попыталась вывернуться — хватка стала лишь сильнее.

   Ай! Синяки же останутся!

   — Я буду кричать.

   — Кричи.

   Одной рукой босс обхватил меня за талию, второй прижал к себе так плотно, словно силился вдавить в тело. Я брыкнулась.

   — Что вы себе позволяете?!

   — Пока не решил.

   С этими словами он перекинул меня через плечо и потащил обратно к автомобилю. Положил на заднее сидение (я пихалась ногами и грозилась подать в суд), а сам уселся за руль. Щелчок, и двери оказались заблокированы.

   — Вы меня убьете?..

   Вопрос был скорее риторическим. Конечно же, убьет, иначе зачем все эти махинации?

   — Арина, твою мать, я тебя только что похитил. Какое «вы»?

   Машина вырулила на многополосную дорогу и ворвалась в поток, подрезая и виляя как гоночный болид. Скворцов задумчиво изучал меня через зеркало заднего вида.

   — Ты, — послушно поправилась я, — меня убьешь, правильно?

   — Идея неплохая, но на сегодня ограничимся ужином. Я же обещал извиниться. Поверь, мне очень стыдно за то, что между нами случилось. Я готов бесконечно вымаливать прощение. Черт, надо было сразу попросить тебя остановиться. Я же не думал, что ты…

   Он не договорил, но мне и не хотелось слушать. Извинения надменного урода даром не нужны, а уж едой меня вообще нереально заманить.

   Впрочем, когда мы подъехали к одному из лучших ресторанов города, мой пыл немного утих. Похитителя, который отвез девушку не в дремучий лес, а к «Сорок седьмому удовольствию», можно выслушать. Простить — не факт; но послушать — почему бы и нет?

   В смысле, не то, чтобы я оценивала степень привлекательности мужчины по тому, в какой ресторан он меня затащит. Скворцов всё ещё вызывал во мне колючее чувство неприязни и стыда. Да только что-то в его голосе, в его взглядах, брошенных на меня вскользь, вызывало желание остаться. Послушать. И либо окончательно убедиться в том, что мой босс — конченая скотина; либо уволиться без чувства гадливости, потому что виноваты оба.

   Скворцов галантно открыл заднюю дверь и посмотрел на меня с какой-то вселенской тоской.

   — Дашь мне шанс? — вопрос прозвучал искренне.

   — Попробуем.

   Нас встретили на входе и проводили к столику возле панорамного окна. Я с неподдельным интересом разглядывала все эти вилочки, ложечки, фужеры, кои разлеглись на белоснежной скатерти. К столику был приставлен личный официант, который с немым обожанием выслушал заказ Скворцова и уставился на меня.

   Меню вызывало лишь одно желание: утопиться. Салат за несколько тысяч рублей?! Мясо за десятку?! Эта корова питалась золотой травой, а креветки вылавливали поштучно?

   Ужас.

   — Арина, пожалуйста, сделай заказ, — ласковым тоном попросил Скворцов.

   — У меня н-нет денег, — вдруг осознала я. — Вообще никаких. Пятьсот рублей до зарплаты.

   Официант даже не шелохнулся, хотя после такого заявления должен был ткнуть в меня пальцем и громогласно рассмеяться. После чего, конечно же, с позором изгнать из «Сорок седьмого удовольствия».

   — Они тебе и не нужны, — вздохнул директор. — Кто опозорился, тот и оплачивает ужин. Ты ешь «Цезарь»?

   — Д-да.

   — Уже неплохо. Стейки предпочитаешь какой прожарки?

   — Л-любой?

   — Неправильный ответ. — Скворцов покачал головой. — Давайте средней, из мраморной говядины, с картофелем по-норвежски. Тебе лимонад или чего погорячее?

   Вот уж спасибо, горячее точно не надо! Мне бы после предыдущего возлияния остудиться.

   — Можно чая?

   — Конечно, какой сорт вы предпочитаете?

   Официант с особым садизмом взялся за перечисление сортов, и на семнадцатом я решила, что не так уж и хочу пить.

   — Я передумала. Возьму капучино.

   Вряд ли с этим можно ошибиться.

   — Классический, карамельный или венский? Могу предложить вам капучино по нашему фирменному рецепту… — обрадовался официант, не собираясь затыкаться следующие пять минут.

   Блин! Почему всё так сложно?!

   — Классический!!!

   Максим прыснул, но смолчал на тему моей истерии. Вышколенный официант откланялся и удалился, оставив наедине с гнетущими мыслями, первой из которых было: во что я вляпалась?

   — Не стесняйся и ешь по-человечески, — приказал Скворцов.

   «Откармливает на убой», — трагично подумалось мне.

   Перед нами расставили тарелки и чашки, подали салаты. Всё происходило как в замедленной съемке. Мне никак было не собраться. Скворцов что-то спрашивал, я даже отвечала, но губы шевелились сами по себе. Диалог не запомнился.

   Салаты сменились восхитительной говядиной. Если можно отдать душу за кусок коровы, то это тот самый случай, когда её не жалко. Уводите меня в ад, но напоследок накормите стейком.

   — Здесь лучшая говядина в городе, — словно прочитал мои мысли Скворцов. — Согласна?

   — А… да.

   Я до последнего сомневалась и поглядывала с опаской на похитителя-начальника, который с аппетитом уплетал мясо. Какой у него план? Накормить, а потом изнасиловать? Или как это делают богатенькие мажоры, которых устроили на высокую должность явно по блату?

   Скворцов извинился что-то около миллиона раз, причем он умудрялся просить прощения как всерьёз, так и приправляя шуточкой (но при этом опуская взгляд). На миллион первый я даже прониклась.

   Потихоньку стали сглаживаться углы. Может быть, сегодня мне не суждено бесславно кончиться из-за чужой дурости. Да и собеседник он неплохой, и шутит нормально. Даже разрешил перейти на «ты» и называть себя Максимом.

   — Твоя подруга, конечно, зажгла напалмом, — вдруг выдал Скворцов. — Я люблю выпечку, но без сексуального подтекста.

   Я поперхнулась и понурилась. Слишком резкой получилась смена разговора. С другой стороны, не забыл же он о поступке Люды, просто до поры, до времени умалчивал об этом непотребстве.

   — Она хорошая, просто головой совсем не думает.

   — Конечно, не думает. Она ей для других вещей нужна, — ухмыльнулся Максим. — Как тебе ужин?

   — Спасибо, прекрасно. Я не понимаю, чего вы… ты добиваешься.

   — Нам вместе работать, а я через неделю знакомства напоил тебя и раздел до трусов. Не скажу, что мне не понравилось. В любом случае, деловые связи нужно налаживать как-то иначе, хотя бы вот… диалогом.

   Вновь ухмылка, ещё шире предыдущей. В уголках глаз отплясывали смешинки.

   — Ты просишь о стриптизе всех своих секретарш?

   — Только тех, кто сам не против раздеться ради общего дела.

   Я сильнее сжала приборы в пальцах, чтобы те меньше тряслись. Воспоминание о постыдном — и сладострастном одновременно — танце вновь ударило по затылку стыдом.

   — Вообще-то меня вынудили.

   — У кого-то плохое чувство юмора, — не согласился босс, — никто не заставлял тебя раздеваться. Я надеялся, что ты додумаешься открыть расписку чуть раньше, чем приступишь к активным действиям.

   — Ну, извините, приказы бывшего начальника я исполняла безукоризненно. Мог бы и остановить.

   — Вот за это я и готов извиняться бесконечное количество раз. Не подумал, что это будет воспринято как приказ. Скучно же вашему отделу жилось до моего появления.

   Это уж точно. Работали себе спокойно, никого не донимали оральным сексом, не залезали на стол и не ужинали в фешенебельном ресторане.

   — Извини, честное слово. Это была дурацкая шутка. Как мне загладить вину? — Скворцов вдруг смутился как мальчишка. — Хочешь, я тоже станцую стриптиз?

   Я не из тех людей, кому нужно предлагать дважды, а потому согласилась молниеносно. Он ещё фразу не успел закончить, а у меня уже вырвалось:

   — Хочу.

   Лицо Максима вытянулось от удивления. Он ожидал любой реакции, кроме безоговорочного согласия.

   — Ты должна была отказаться.

   — А вот фиг тебе, — показала дулю. — Вези меня обратно на завод, залезай на стол и танцуй.

   В самом деле, мы же решили не враждовать? Глупая шутка чуть не обернулась ворохом проблем, но Максим не показался мне насильником. Нормальный он, даже сумел ненадолго выключить язвительного босса и включить обыкновенного человека.

   Оба хороши. Один предложил, а вторая согласилась. Незачем тут носом крутить, мол, какой же он гад. Кто меня, в самом деле, заставлял доводить дело до конца?

   Да только обида-то осталась. Получается, я танцевала на столе, а он откупится ужином и разговорчиками о том, как-конкретно-ему-стыдно?

   Нет уж! Требую продолжения банкета! Жажду мести. Вот такая перед вами кровожадная особа, готовая раздеть собственного босса. Тем более, раз это вызывает в нем стыдливость. Будет у меня личный компромат.

   — Ты невозможная женщина, — Скворцов вяло ковырнул кусок мяса.

   — Что, пропал аппетит? — Я похлопала ресницами. — Ничего, танцевать лучше на голодный желудок.

   — Язва.

   — Так точно.

   Я доела куда живее и радостнее, проглотила божественный десерт — как можно так вкусно готовить?! — и первой понеслась к автомобилю Максима. Ага, «Ауди», судя по всему новенькая. Смотрит раскосыми кошачьими глазами-фарами. Хорошо, что не шибанула ей по крылу каблуком, иначе бы попала к Скворцову в пожизненное рабство.

   Обратную дорогу мы провели в гнетущем молчании. Точнее — гнетуще молчал Максим, а я радостно подгоняла его и требовала прибавить скорости. А то чего плетемся-то на девяносто? Меня таращило от одной мысли о том, как директор службы стянет свои дорогущие кеды и залезет на стол.

   Это будет моя маленькая победа. Первая в битве со Скворцовым.

   Вот Люда бы удивилась, если бы узнала, чем кончится её увольнение.

   К зданию я подходила, предвкушая нечто особенное. Скворцов уныло тащился сзади. Мне даже стало его чуточку жалко (недостаточно, чтобы отказаться от сумасбродной затеи), но потом я догадалась, что он опять подшучивает. Ибо стоило дверям в кабинет закрыться на ключ — предусмотрительно! — как его зажатость сменилась дьявольской раскованностью. Он вскочил на стол с прыжка и упер руки в бока. На, мол, разглядывай.

   — Музыку включить? — едко спросила я и без разрешения поставила «Танец маленьких утят».

   После этих слов я показательно включила запись видео и направила телефон на босса. Скворцов закашлялся и даже как-то понурился.

   — Я отказываюсь танцевать под такое непотребство.

   — Давай-давай.

   На танцующих утят…

   — Если очень просишь…

   Не представляю, как он умудрился поймать ритм, но плечи задвигались в такт мелодии. Максим провел кончиками пальцев по полям невидимой шляпы и откинул её, вызвав у меня истеричный смешок. Щелчок пальцами. Перекрутился вокруг своей оси, но не пошатнулся. Устоял. Дернул головой.

    Легкое подмигивание.

   Скворцов крутил бедрами так активно, словно полжизни занимался тем, что танцевал перед женщинами за деньгами. Он протянул руку, маня меня к себе. Давай, мол, присоединяйся. Ага, ща. Я покачала головой и развалилась на стуле, даже закинула ноги на стол.

   Максим оставался сосредоточенным.

   Быть похожими хотят…

   Неугомонный босс отвернулся и положил ладони на свой шикарный — как выразилась Люда — зад. Покачивание. Оборот на пятках. Хлопок в ладоши, и руки скрещены на груди. Поглаживание тела сквозь рубашку.

   Вот это да. Полностью отдается процессу! Я одобрительно подняла вверх большой палец.

   — Если тебя уволят с завода, предлагаю устроиться в стриптиз-бар, — подначивала его.

   Он будто меня не слышал. Скворцов пятерней взлохматил волосы и опустил ладонь к вороту рубашки. Я как зачарованная смотрела, как расстегиваются пуговицы. Одна за другой. Медленно. Неторопливо. Обнажая грудь с порослью темных волос.

   Матушки, у него кубики пресса на животе...

   Если я танцевала как деревяшка, то он растворился в музыке, пусть и дурацкой, раскрепостился.

   Быть похожими хотят…

   Максим стянул рубашку сначала с одной руки, следом — со второй. Раскрутил и бросил в мою сторону. Я поймала её. Пахнет мужским одеколоном. Невыносимо вкусный аромат.

   Желание закололо между бедер, засочилось меж ног. Мне пришлось выпрямиться и сесть, скрестив ноги, чтобы сосредоточиться.

   Да только это было невозможно сделать.

   Его движения стали ещё более расслабленными, а покачивания вводили в транс. На загорелой груди остался только галстук. Ногти коснулись кожи, словно расцарапывая её. Опустились к животу. Ещё ниже. Огладили область вокруг ширинки.

   Я напряглась, разглядывая дорожку волос, спускающуюся от пупка к полоске белья, что выглядывало из-под джинсов. Кажется, начинаю понимать, почему одинокие женщины ходят смотреть на эротические танцы.

   Максим ловким движением расслабил галстук, накрутил его на запястье и стащил с себя. Опустившись на колени, он подполз ко мне и словно лассо накинул галстук мне на шею. Притянул к себе.

   — Думаешь удавить? — засмеялась я, но Скворцов не поддержал юмора.

   Его губы оказались так близко, совсем рядом,