Оглавление
АННОТАЦИЯ
Что делать, если ты карьеристка до мозга костей, душу отдала работе, а тебя уволили? Конечно, начать шпионить для конкурирующей компании. Вот только для этого нужно получить допуск к делам фирмы. А что если устроиться няней в дом Босса?Да легко! Но детей я ненавижу, воспитывать их не умею. Да и девочки подопечные мне попались непростые: подросток ЭМО и мелкая беззубая хулиганка, по прозвищу Козюлька. Они превратили мою жизнь в сущий кошмар и изменили отношение к миру. Я уже не понимаю, кто я на самом деле и зачем мне нужна эта дурацкая карьера.
ПРОЛОГ
— Алла Борисовна, вы уволены! — радостно сообщила мне начальник отдела кадров.
Старая кошелка, смотрит на меня из-под наращеных ресниц, которые на ее морщинистой физиономии смотрятся, как волоски на заднице бракованной кошки сфинкса — у моей подруги такая: зрелище душераздирающее, должна я вам сказать. Хотя там и не сфинкс даже. Вальке просто продали за бешеные бабки бритую котейку породы «уличная превосходная».
— И за что, позвольте спросить? — нахально поинтересовалась я, чувствуя себя уверенно.
Ну как можно уволить человека, который ведет самый успешный проект компании?
— По статье профессиональное несоответствие, — радостно хмыкнула старая корова, показав мне документ. — Вас заменит более грамотный специалист, разбирающийся в маркетинге, а не играющий в бирюльки.
Ну конечно. Как же я не догадалась сразу?! Адке тепленькое местечко. Этой овце, которая появилась в компании без году неделя. Выскочка, зато племянница коммерческого. А мне, выходит, коленом под зад?
— Значит, я это направление создала, вела его два года, подбирала поставщиков, модельеров, проводила показы, а меня просто, как дворовую собачонку? — недобро прищурившись, спросила я у мымры, с превосходством на меня поглядывающей. — Развели тут кумовщину. Думаете, я не знаю, что вы все тут спелись? Рука руку моет, да? Ну, ничего. Я вам устрою, дойду до хозяина этой гребаной богадельни, в которой охреневшие в край старухи правят балом, при этом его же и накалывая! — я бесновалась, брызгая ядовитой слюной, которая едва не шипела, попадая на столешницу, но не доставляла ни малейшего неудобства ехидно улыбавшейся кадровичке. Судя по всему, в искусстве плевания ядом ее мне не превзойти никогда.
— Вали давай, страдалица, — после пяти минут моего спича выплюнула она. — Хозяину похрену, что тут происходит. Ты его тут видела когда в последний раз? Он получает прибыль, и на этом его интересы заканчиваются. Так что если желаешь — вперед! А теперь иди, собирай вещи и не мешай мне работать. Тоже мне, фря вавилонская.
Такого я стерпеть не смогла. Да ко мне на «ты» лет пять уже никто не обращался! Ну, может, бабуля только.
Я наблюдала, как белые листы, скинутые мною, буквально сметенные со стола наглой старухи, кружась, опускаются на покрытый зеленым ковролином пол.
— Я вызову охрану! — взвизгнула тетка, но меня уже было не остановить — понесло по кочкам. Я планомерно принялась громить кабинет. — Ах ты сволочь!
Кадровичка подскочила ко мне и оттолкнула от стеклянного шкафа. Я почувствовала, что падаю, в этот раз любимые туфли на десятисантиметровой шпильке меня подвели. Падая, стараясь сохранить равновесие, я схватилась за первое, что под руку подвернулось — за кадровичкину голову. Минута, и я лежу на полу, сжимая в пальцах что то похожее на дохлую кошку. Боже это же ее волосенки! На гадине был парик?.. Парик! А она стоит напротив меня, красная, как помидор, и абсолютно плешивая, как коленка. От такой картины я даже забыла о боли в отбитой заднице и в голос заржала. До слез, умываясь слезами.
…Короче, из здания фирмы меня выволокли под руки два охранника, которые раньше вежливо и с почтением меня приветствовали и кроме как по имени-отчеству не обращались. Выкинули, как отработанный материал, и коробку с моим барахлом вдогонку швырнули.
— Ну, ничего. Умоетесь еще кровавыми слезами! — погрозила я кулаком, отвлекшись от собирания разлетевшегося по земле имущества, уже зная, куда пойду потом.
Ну, конечно же, к конкурентам! У меня много чего есть им рассказать. Тем более что они давно пытались меня переманить.
— Да уж, — услышала я отвратительно визгливый голос, — вот именно это твое — ползание на коленях по заплеванному асфальту! На! Возьми! — сказала Ада Рощина, бросая мне под ноги, как нищенке, пятисотрублевую купюру.
Сука, дождалась-таки своего звездного часа. Именно из-за нее меня уволили, но даже этого ей мало! Она хотела меня унизить, и, надо сказать, это ей удалось. От злости я задохнулась, а когда пришла в себя, ее и след простыл. А я стояла на улице, как оплёванная, сжимая в пальцах чертову пятихатку, даже не помня, когда и за каким чертом ее подняла. Видимо, чтобы порадовать соперницу и окончательно потерять лицо.
ГЛАВА 1
Алла
Итак, меня зовут Алла. Алла Борисовна Звягинцева. Специалист по маркетингу в фирме, занимающейся продвижением модной одежды. Ну, точнее уже бывший специалист. И сейчас я сижу в кухне у подруги Вальки и планомерно напиваюсь мартини, закусывая его отвратительными мягкими маслинами. Вот интересно, почему в любой другой стране они не похожи на жеваные тряпки?
— И эти твари конкуренты, знаешь, что мне сказали? — спросила я, гоняя во рту косточку от маслины и отчаянно борясь с тошнотой. — Ты, говорят, нам нужна была, когда у Зотова работала. А сейчас толку с тебя — ноль. Шпионка им нужна, понимаешь? А теперь я даже на эту малодостойную роль не гожусь. Представляешь?
— Слушай, так дай им то, чего они хотят. Проблема, что ли? — пьяно икнула Валька, подперев рукой подбородок, она как выпьет, всегда так делает, чтобы фейсом об тейбл не приложиться. Ей надо-то две рюмки, чтобы оставить отпечаток своего профиля на столешнице. Вот и сейчас ручонка того и гляди подогнется, а поди ж ты, умные речи вести пытается. — Или моральных терзаний боишься? Так зря, у тебя отсутствует этот, как его… «атавизьм»
— Ты меня слушаешь, вообще? — вызверилась я, проглотив от злости косточку. — Трудно шпионить, когда тебя на пушечный выстрел к офису не подпускают. Я пока еще не обзавелась суперспособностью быть там, где меня нет.
— Ну и дура, — хмыкнула Валька, обрушившись-таки многострадальной физиономией на стол.
Противная лысая кошка, уже начавшая обрастать клочковатым пушком, взвыла возле стула, на котором сидела ее хозяйка, и я поняла, что помощник из моей подруги, которую даже продавцы на птичьем рынке легко обводят вокруг пальца, ну никакой.
«Ладно, посплю, а утром решу что делать», — подумала я и свалилась на Валькину кровать, предварительно перетащив ее бездыханное тело.
Утро встретило меня головной болью, осознанием собственной бесполезности, нелюбовью ко всему миру и Валюхой, сладко сопящей на моей груди и пускающей слюни на дорогой костюм, который я вчера так и не удосужилась снять.
— Просыпайся, — приказала я, толкнув подругу так, что она с грохотом свалилась на пол, точнее — на уродку по имени Клеопатра, которая разразилась таким душераздирающим воплем, что у меня едва не остановилось сердце.
— И что делать думаешь? — спросила Валька, пожирая приготовленную мною яичницу спустя полчаса после пробуждения. — Я бы на твоем месте постаралась к боссу пролезть. Как, знаешь, в фильмах. О, точно — устройся к нему в дом прислугой, стань доверенным лицом и всем отомсти к чертовой бабушке, как в том кине. Как там оно называлось-то? А, да — и шпионством кучу денег заработай, а потом всем факи показывай и фиги крути.
— Ты вчера перебухала, что ли? — с подозрением посмотрела я в блестящие глаза подруги. — Я прислугой? Да я тебя. . . .
— Да ладно, шучу я, — хмыкнула нахалюга. — Не хочешь, как хочешь. А этот, как его, Зотов, он как, кстати? Красавчик, или боров жирный, как все миллионеры?
Я закатила глаза. Конечно, знаток миллионеров великий — Валентина Елкина. Она их и не видела, наверное, никогда, разве только в своих влажных эротических фантазиях. Конечно, если представлять мужиков, больных зеркальной болезнью, ясно, что со сто процентной вероятностью фригидность заработаешь, да еще и отягощенную поносом. Теперь понятно, почему она до сих пор мужиком не обзавелась. А Зотов… Что Зотов? Я имела честь посмотреть на босса издалека от силы раза три. И все три раза ловила себя на мысли, что при удачном стечении обстоятельств я бы, конечно, ему отдалась с превеликим удовольствием. Черноволосый красавец с глазами такого пронзительно голубого, похожего на родниковый лед, цвета, что можно заморозиться только от одного его взгляда. Высокий и невероятно привлекательный.
— Ясно, — завистливо хмыкнула Елкина, — Ален Делон.
— Блин, Валя, ты в каком веке живешь? Какой, к псам, Делон? Я не знаю, с кем сейчас сравнивают богов, но уж точно не с ним. И тем более даже в наше время эталоном был Брэд Питт.
— А ты погугли, — вредно ответила Валька, — а заодно и работу поищи, потому что наблюдать твою физиономию больше чем три дня я не намерена, да и просто не выдержу. Знаешь же, мне надо книгу заканчивать, а с тобой это нереально.
Я, вздохнув, признала поражение. Права ведь овца моя любимая. Хотя писатель из нее как из нее же художник, вышивальщица и все ее остальные ипостаси, пройденные за последние три года. Вздохнув, я села за компьютер. И вместо сайта с вакансиями первым делом угадайте, что набрала в поисковике? Зотов Алексей Михайлович. Прямо как бес под руку толкнул.
Алексей
— Надя, что с тобой снова произошло? — поморщился я, разглядывая ядовито-розовую шевелюру дочери-подростка, почему-то решившей, что она эмокид. Ну ладно хоть так, месяца два назад она панковала, а это в разы страшнее. — В бак с краской свалилась? Только не говори, что сделала это с собой добровольно.
— А то что, папочка? — оскалилась девочка. — Лишишь меня карманных денег? Так мне они не уперлись никуда. В моей культуре деньги — мусор. И сколько раз говорить, не зови меня этим дурацким именем! Интересно, что вы курили с мамулей, когда решили меня так назвать?
— Не смей так говорить о матери! — выплюнул я, почувствовав, что меня будто ударили под дых, выбив из легких весь воздух. Любое упоминание об Ольге — моей умершей три года назад жене — отдается болью. — Если ты не приведешь себя в порядок, точнее, в подобающий вид, я тебя обрею налысо, как там тебя… Элифита вроде, прости господи. Что за имя дебильное ты себе придумала?!
— Это не она, — подала голосок вяло ковыряющаяся ложкой в тарелке с кашей Козюлька. Точнее, ее зовут Лидочка, она моя младшая дочь, но прозвище Козюлька отражает ее внутреннюю хулиганистую сущность лучше. — Это ее приятель — Болт.
— Убью, — рыкнула Надюшка и тут же запустила в сестру яйцом, до этого мирно стоявшим на подставке.
Козюлька долго не стала ждать, с визгом вскочила на стол и бросилась на обидчицу. Послышался звук бьющейся посуды — потасовка набирала обороты.
— А ну прекратили! — заорал я так, что аж подавился и позорно закашлялся, чем привлек внимание драчуний. И слава богу, потому что на мои вопли они обычно не обращают никакого внимания. — Я вам больше не нянька! Три года я положил на вас, положив на работу то самое имя, которое носит твой чокнутый приятель! В этом году никаких Испаний! Завтра же я найму вам няню, такую, которая не сбежит через день, подвергшись вашим атакам! И все, больше от меня не ждите никаких поблажек, я ясно изложил?! — уже почти на ультразвуке спросил и со всей силы швырнул на стол полотняную салфетку, довершая начатый дочерями погром.
— Да, папочка, — ангельским голоском пропела Надежда.
Но по взглядам, которыми обменялись две тотчас же ставшие единой командой сестрички, понял, что любой няньке, которая появится в этом доме, не жить. Да и я сильно сомневался, что хоть одна фирма по подбору персонала согласится работать со мной в этом направлении. Потому что имя гувернанткам, мамкам, нянькам, сбежавшим с воплями из моего дома — легион. И это все дело рук сидящих напротив меня с ангельскими личиками симпатичных девочек, моих дочерей, совсем отбившихся от рук после смерти матери.
— А пока… — я зверски улыбнулся, слушая торопливое цоканье каблучков по паркету, — чтоб вы поняли, что в этот раз я не шучу.
— Только не Адольфовна, — одними губами синхронно прошептали мои дочери, — папочка, умоляю, скажи, что это не она! — взмолилась Надя, став похожей на обыкновенного подростка, без всяких этих ее закидонов.
А я уже и сам пожалел, что пригласил свою тещу присмотреть за девочками, пока не найду им подходящую няню.
— Так, так, — раздался у меня над самым ухом голос, похожий на разрывание медведем-шатуном палатки ранним утром в поисках замаринованных в аммиачно пахнущих штанах молящихся сиятельному Вицлипуцли о спасении медвежьей души от греха убийства туристов. — Ну конечно, снова едите какую-то кошачью блевню.
Тещу мою вообще-то зовут Прозерпина Альбертовна. Адольфовной ее прозвала наша домработница Нюша, попав не в бровь, а в глаз. Мамуля моей покойной жены, если хорошо присмотреться, похожа на печально известного всему миру немецкого диктатора. Даже темные усишки под носом, которые она усиленно эпилирует, тратя на процедуры бешеные деньги, только еще более усиливают портретное сходство. Маленькая, коренастая, невероятно тощая, она выглядит лет на сорок, и то если только рассматривать ее сквозь телескоп. Но характер у нее, как у того же австрийца, совсем не нордический.
— Мне пора, — малодушно вякнул я и ломанулся к двери, чувствуя спиной, как прожигают меня ненавидящим взглядом три пары глаз, на ходу пообещав «Не переживайте, Прозерпина Адольфовна, няня появится в этом доме в ближайшие семь дней».
— Я Альбертовна, зятек, чтоб тебя черти в аду затрахали! — полыхнула огнем мамуля.
Вот, твою мать, как же я снова перепутал ее отчество? Всю жизнь удивляюсь, как эта горгулья смогла родить такое ангелоподобное создание, подарившее мне короткое счастье, которым я и насладиться-то не успел. Так бывает: что-то дает бог, например, финансовое благополучие, отбирая при этом того, кого любишь. Ольга умерла от лейкемии, и никакие деньги не смогли спасти мою жену. Козюльке на тот момент было всего два года. Как я пережил ее смерть — история отдельная. С тех пор у меня не было серьезных отношений. Не было и не будет. Интрижки не в счет — природа-то требует. Я поклялся себе, что у моих любимых девочек никогда не будет мачехи. Хотя сейчас я, конечно, поступил подло, оставив моих малышек на растерзание любящей бабули, способной задолбать даже дятла, если тот с какого-то дуру решит залететь в ее пенаты. Я бы на его месте, заслышав похожий на визг циркулярки голос Адольфовны, облетал ее владения по широкой дуге.
— В пять у меня эпиляция, будь любезен до этого времени явиться домой. Я не намерена пропускать процедуру из-за этих двух нестерпимых спиногрызок! — проорала мне вслед любящая бабуля.
До машины я добежал за считанные секунды, побив все марафонские рекорды, и, вдавив педаль газа в пол, стартанул с места, не жалея покрышек. В салоне запахло жженой резиной и свободой. Прибавив радио, где как раз крутили мою любимую Металлику, расслабился в удобном кресле, наслаждаясь одиночеством. Да, им можно наслаждаться, особенно если ты вот уже пять лет проводишь все свое время в компании вредных, крикливых, пусть и очень любимых детей.
Маленькая, худенькая женщина, одетая в дорогущий деловой костюм и легкий плащ отвратительно серого, какого-то мышиного оттенка, материализовалась прямо посреди дороги. И откуда она взялась? Я понял, что если не среагирую вовремя, то просто размажу эту идиотку по потрескавшемуся асфальту, и вывернул руль. Только и успел почувствовать, как с хлопком расправляется подушка безопасности, и боль в явно сломанных ребрах.
— Эй, вы живы? — голос строгий, даже не дрожит. Странно, другая бы умерла от ужаса.
— Вы идиотка?! Какого черта вы шляетесь по дороге? — прохрипел я, борясь с ускользающим сознанием и ставшей вдруг нестерпимой болью.
— Ищу адрес. Я на работу пришла устраиваться. А тут вы. Неслись как ошалелый, так вам некогда было, — пропыхтела девка, с силой так не вязавшейся с ее доходяжным телосложением вытягивая меня из искореженной машины. — Я вызову «скорую», а вы не дергайтесь, кто его знает, что вы там повредили? Хотя за голову, думаю, можно не переживать. Судя по всему, там нечему повреждаться, — вредно закончила она, доставая из маленькой сумочки, болтавшейся у нее на плече, телефон.
Я прикрыл глаза, прислушиваясь, как незнакомка четко, как военный, сообщает оператору об аварии. «Интересно, кому это так фортануло? К кому-то же эта снежная королева пришла на работу устраиваться», — мелькнула шальная мысль.
ГЛАВА 2
Алла
Я ненавижу детей. Эти несносные крикливые существа никогда не вызывали у меня умиления. Только один ребенок смог украсть у меня сердце, душу и весь остальной ливер — мой брат Степка, которого мне так и не удалось сохранить. Я потеряла всех сразу: маму, отца и единственного сладкого малыша. Они погибли в аварии, когда мне едва исполнилось тринадцать. Ушли, вырвав у меня из груди сердце вместе с умением чувствовать что либо. С тех пор я ненавижу детей… Ах да, я же это уже говорила. Меня воспитала, за что я ей нескончаемо благодарна, бабушка — странная взбалмошная старушка без возраста, похожая на Рину Зеленую. А больше у меня и нет никого, ну разве что Валька и ее уродская Клеопатра. С мужчинами — отдельная история. Я не хочу себя связывать обязывающими отношениями. Не нужны они мне. Как говорит моя бабуля, ты сильная и независимая тупая курица. Возможно, это и так, но мне очень хорошо одной. И, кроме того, я боюсь привязанности, ведь если вдруг я потеряю кого-либо еще, то просто не переживу. Слишком свежи в памяти страшные воспоминания.
— Вот, смотри, Зотов твой няньку ищет своим дочерям, — ткнула пальцем с обкусанным ногтем в экран монитора Валька. — Странно, обычно богатенькие через агентства персонал подбирают. А тут даже адресок есть. Может, позвонишь? — сделала подруга ударение на вторую букву «о» в слове «позвонишь». Я едва поборола желание треснуть ее по маковке — бесит меня, когда говорят неправильно.
— Вот скажи мне, как у тебя так получается сразу мне в душу нагадить? — оскалилась я.
Знает ведь подруга, что я соглашусь на что угодно, лишь бы уделать обидчиков, кроме работы с милыми детишками. Могу себе представить этих мелких мажорочек, в жизни не испытывавших даже малейших трудностей. Там и мамуля, скорее всего, зажравшаяся стерва, думающая только о тряпках и тачках.
— Ну и зря. Подумаешь, недельку со спиногрызками поваландаешься, зато отомстишь, да и деньги за шпионскую деятельность неплохие предлагают. Станешь, как Крез, богатой, можем даже на недельку на острова махнуть. Да и у бабули твоей квартира давно ремонта требует, сама же говорила. Позвони ему, может, тебе еще и откажут.
— Нет, съезжу по адресу. Рекогносцировку местности проведу, — вздохнула я, признавая правоту слов Валюшки. Что ж я с двумя детишками не справлюсь? Отделом в концерне же как-то заведовала.
— Зря ты костюм надела. Слишком уж он дорогой для прислуги, — посетовала Валька, разглядывая меня с головы до ног, привалившись плечом к косяку входной двери.
Вот блин, я-то хотела слинять без ее нравоучений. И позвонить моим новым работодателям не успела. Хотя зачем? Они же ясно сказали, что возьмут меня на должность, подобную той, которую я занимала в концерне, только при условии, что приду к ним с информацией.
— Я не прислуга. Ты что, предлагаешь мне в дерюгу облачиться и ногти обкусать? — взорвалась я, понимая, что вот сейчас совсем не права.
Валька открыла рот, чтобы что-то сказать, но я совсем ее слушать не собиралась.
— Я вообще-то хотела тебя попросить пивка на обратном пути купить. Но, видимо, тебе шлея под хвост попала. Иди уже, и пусть великий Сенцонуицнауа освещает твой путь… ну и все такое, — оскалилась Валька, прихлебывая из уродской кружки, расписанной голыми тетками, которую она же мне и подарила и явно сама вручную расписала, дымящийся кофе. Тоже мне, знаток ацтекской мифологии, а не знает, что вот это слово, которое я без бутылки фиг выговорю, означает не одного, а четырех божественных особей. Нахваталась, блин, как гусь говна, от своего последнего любовника — профессора истории по совместительству. Он ей такие дифирамбы слагал, но в постели был полный ноль. Явно даже несчастные боги не смогли справиться с половой немочью болезного.
— Федырыча вспомнила? — хихикнула подруга. — У тебя такое лицо, словно ты в Клепозаврины какахи наступила.
— Иди ты в пень, — хмыкнула я. Надо же, когда это Елкина научилась мысли читать? — Ладно, пойду я к Зотову, твоя взяла. Но костюм не сниму, не тронь мое самосознание.
— Ну и дура, — лаконично отозвалась подружейка, закатив глаза.
— А вот это ты зря. Мозг свой даже если увидишь, разочаруешься, — злорадно засмеявшись, я вышла в коридор, громко ботнув дверью.
Валька этого не выносит, а меня буквально обуяла противная вредность.
— Овца, — раздалось из-за воротины, но я поскакала по ступенькам не обратив внимания на полюбовное обращение ко мне подруги.
На душе отчего-то было крайне неспокойно, но я списала это на нервоз и похмелье — сердце-вещун, не к месту открывшиеся третий глаз и десятая чакра сигнализировали о том, что стоило бы остаться дома у Елкиной, запереться на все замки и зашторить окна. Но кто обращает внимание на глупые сигналы космоса? Тормоза придумали трусы, как говорится.
Короче, из елкинского дома я выпала через час, задыхаясь от злости, ну и от того, что долбаный лифт опять отказался доставить мое бренное тело на первый этаж с одиннадцатого. Уже на улице обнаружила, что ключ от машины остался благополучно лежать на Валькином комоде. Проклиная все на свете, я поковыляла обратно, на все лады костеря подругу за то, что живет так высоко, что она мне не напомнила про долбаные ключи и вообще просто за то, что она овца бесячая.
— Пути не будет, — радостно сообщила Валька, откусывая от огромного бутерброда с докторской, когда я растрепанная и злая появилась на пороге, отсвечивая бордовой физиономией.
— Иди Клепе под хвост, — ласково ответила я и, схватив ключи, выскочила за дверь.
Опомнилась уже на первом этаже, когда увидела соседа, выходящего из лифта. Блин, заработал адский механизм.
В общем, вы понимаете, в каком состоянии я приехала в коттеджный поселок, получивший в народе название Эльдорадо. Теперь я поняла почему. Домишки нуворишей выглядели, как неприступные крепости, ощетинившиеся видеокамерами. Правда, посмотрела я на это великолепие издалека, потому что в поселок меня не пустили бдительные охранники.
— Вертай назад, — приказал мордатый переросток, окинув брезгливым взглядом машину, которой я очень горжусь, между прочим.
Я отъехала на расстояние, с которого мой автомобиль не был заметен секьюрити, припарковала его под раскидистой елочкой и решила пройтись, оценить обстановку, так сказать. А что, может, найду какую-нибудь дырку в похожем на тюремный заборе. Только колючей проволоки не хватает, вот честное пионерское.
И откуда он взялся? Я хрюкнуть не успела, как на меня вылетел огромный черный джип. Честно говоря, вся жизнь перед глазами успела пронестись, по крайней мере, самые гадкие ее отрывки, и я вдруг поняла, что мне вот совсем не страшно расставаться с этим дурацким даром небес. Замерла на месте, зажмурив глаза и ожидая удара, потому что предпринять ничего я явно не успевала.
Странно, боли не было, зато раздался грохот, и скрежет сминающегося металла.
Я приоткрыла один глаз и уставилась на то, что осталось от шикарной машины после встречи со стоящим у дороги столбом. Точнее, ранее стоящим, потому что теперь он лежал поперек дорогущей крыши. «Блин, там же человек, скорее всего, он пострадал», — эта мысль привела меня в чувство. Я засеменила в сторону искореженных столбом нескольких десятков миллионов рублей, по моим скромным прикидкам.
— Какого черта вы шляетесь по дороге? — прохрипел водитель, которого я узнала сразу.
Ну конечно, кто же еще, с моим я-то везением? Теперь он точно меня не возьмет не то что на работу, а даже на пушечный выстрел к себе и своим детишкам не подпустит. Я бы не подпустила сумасшедшую тетку, бродящую бесцельно с безумным взглядом вокруг поселка, вот честно. Придется Елкиной погодить с островами.
Кстати, что-то давненько она не звонила, обычно каждые полчаса сует свой длинный нос в мои дела.
— Если бы вы не неслись, как сумасшедший, вряд ли бы я вам помешала, — буркнула, лихорадочно соображая, что предпринять.
Машина нехорошо дымилась, и единственным правильным решением было вытащить пострадавшего по моей вине Зотова из его лайбы, прости господи. Это ведь словечко из бабулиного лексикона. Я ухватила бывшего босса под мышки и с силой потянула на себя его каменно-тяжелое тело. Зотов поморщился, но промолчал. Уложив его на асфальт, успела заметить, как хорошо он сложен. И эти бугрящиеся под тонкой рубашечной тканью мышцы… Ммм… меня просто вынесло, вот честно.
— Я вас где-то видел, — простонал несчастный и отрубился.
Блин, ну надо же, на раз уделала красавца. И как у меня так получается?
— Это вряд ли, — прошептала я.
Только этого мне не хватало. -то есть вот вообще не надо. Остается надеяться, что он все же приложился башкой, и его одолеет амнезия, как какого-нибудь СиСи Кэпвелла, черт бы его побрал вместе со всей Санта-Барбарой, которой меня в детстве мучила бабуля. Надо же, памятливый какой. Лучше бы за делами фирмы так следил, тогда бы всякие кобылы не могли уволить меня с тепленького местечка.
…Скорая приехала быстро. Видимо, потому что адресок тут не простой, местность за сто километров воняющая роскошью и огромными деньгами. Если бы я в Валькину фатерку вызывала, ждать дня три пришлось бы, а тут десять минут — и нарисовались ангелы в белых халатах, алчно поблескивая глазенками, явно чувствующие поживу.
— Вы ему кто? — спросил меня один из эскулапов. — Сопровождать будете?
— Буду, — вздохнула я, проигнорировав вопрос о своем статусе.
Конечно, буду, куда ж я денусь? В конце концов, положа руку на сердце, это же я вылезла Зотову под колеса.
Алексей
Первым, что я увидел, открыв глаза — лицо незнакомки. Я слегка пошевелился и задохнулся от боли. Черт побери, и как меня угораздило? Она дернулась на месте, видимо, от неожиданности, и уставилась на меня серьезными серыми глазюками.
— Как вы? — голос ровный, даже равнодушный, я бы сказал. Могла бы хоть вид сделать сочувствующий.
— Какого черта вы тут делаете? — ответил я вопросом на вопрос, пытаясь понять, где нахожусь.
Но, положа руку на сердце, меня просто ее тон задел — ледяной, аж мурашки по коже. Да кто она такая, дьявол ее побери?
— Ну не могла же я просто бросить вас. И, кроме всего прочего, с трудоустройством я все равно, похоже, пролетела. Так что надо же мне чем-то себя занять, — хмыкнула она, сморщив маленький курносый нос, на котором я заметил россыпь мелких, невероятно милых веснушек.
— Не стоило так затрудняться, — выдохнул, чувствуя, как каждое мое слово выкручивает мои же ребра.
Странно, почему она так меня раздражает? Вроде же ничего плохого не делает, а мне почему-то хочется ее разозлить, вывести из себя.
— Я уже тоже жалею о своем порыве, — ехидно улыбнулась она, вставая со стула. — Вот уж не думала, что вы, едва открыв глаза, превратитесь в несносного капризулю. Так что я, пожалуй, откланяюсь.
Надо же, нахалка какая. И посмотрела на меня, словно на пустое место. И я бы не остановил ее никогда в жизни, пусть бы проваливала, если бы в это время не зазвонил мой телефон, а сам я до него добрался не мог.
— Эй, как вас там, — позвал я, и наглая девка замерла с прямой спиной, словно аршин проглотила, — будьте любезны, пока вы не совсем слились. Подайте мне этот гребаный телефон.
Да что со мной такое? Я вообще-то всегда вежлив и предупредителен с дамами, а тут, как на грех, словно черти меня за язык дергают.
— Вы предлагаете порыться в ваших карманах? — приподняла она слишком идеальную для натуральной бровь.
— Я предлагаю вам не тупить, и подать мне долбаный мобильник, — прошипел я, едва не взвыв от боли. — Ведь это по вашей милости я сам не могу добраться до него.
— Хамло, — хмыкнула нахалюга, протягивая мне трубку.
Теперь уж могла бы и проваливать. Нет, стоит, прожигает меня взглядом.
Ну конечно, теща звонит. Блин, я дома должен быть уже пятнадцать минут как. Если Адольфовна пропустит эпиляцию,-то мне не жить. Да и до Армагеддона в глобалном масштабе недалеко.
— Я так и знала, что на тебя ни в чем нельзя положиться! — заверещала трубка голосом любимой тещеньки. — Ты где шляешься?! Знаешь же, что любимых внученек я больше пяти часов не могу вынести, паразит!
— Я в больнице, попал в аварию, — прохрипел, стараясь, чтобы голос не дрожал от злости. Давно пора уже поставить на место старую ведьму. Совсем распоясалась, уже не помнит, на чьи деньги усы свои дергает. Мне порой кажется, они у нее из золота. — Так что придется вам потерпеть, мама.
— Ты жив, судя по всему, — хмыкнула любящая теща, — и весьма бодр, как я слышу, раз можешь исходить на мыло от злости.
Надо же, и как у нее получается распознавать мое настроение? Точно ведьма.
— Через полчаса ноги моей в твоем доме не будет. Тоже мне благодетель, — театрально обиженно прошептала старая пройда. — Раз меня тут не ценят, уйду в монастырь, богадельню, к черту на рога. Тогда вспомните бабулю, да только я уже на том свете буду. Сколько мне там осталось?! — уже прорыдала эта артистка погорелого театра. Я не Немирович-Данченко, но даже я понял, что Адольфовна села на любимого конька, и страшно переигрывает. Так и тянет сказать «Не верю». — Короче, девчонок оставлю с Нюшей, пусть ей мозг парят, а у меня мигрень начинается, — всхлипнула она, прервав театральную сцену в своем исполнении, и бросила трубку.
Это значит, у меня всего полчаса.
— Проблемы? — поинтересовалась незнакомка. Блин, я про нее и забыл совсем, а она и не думала уходить. Смотрит на меня и снисходительно улыбается. Хорош же я был, судя по всему, когда мямлил в телефон. — Что, богатые тоже плачут, да?
— Слушайте, вы же вроде работу ищете, так? — осенило меня, я аж подскочил на неудобной больничной кровати. А что делать, другого-то варианта у меня нет. А на безрыбье, как говориться, и рак рыба.
— И? — снова бровь дугой.
Красивая баба. Даже это наглючее выражение лица ей невероятно идет.
— Мне нужна няня! — выпалил я и только тогда понял, как это прозвучало.
Девка аж щеки надула и покраснела, лишь бы не заржать в голос. Только в глазах черти пляшут огненные.
— Вам? Няня? Прелестно. Я польщена, конечно, только вот никак не могу представить, что будет входить в мои обязанности. Сразу предупреждаю, подгузники менять не буду, да и кормить с ложки тоже. Вы уже большой мальчик.
— Вы не поняли, — поморщился я, — няня нужна моим дочкам.
— И когда я должна дать ответ?
— Пятнадцать минут назад, — прорычал я.
Терпеть не могу, когда надо мной смеются. А эта наглая баба даже не пытается скрывать издевку в голосе. Да ее надо взашей вгнать, вот только у меня нет особого выбора, потому что только господь бог знает, сколько я проваляюсь в этой богадельне, а мои дочки нуждаются в постоянном надзоре. Очень уж неохота вернуться домой и обнаружить там руины с бродящими по ним Надей, Козюлькой, Нюшей и Адольфовной. Представив себе эту картину, я вздрогнул:
— Так что? Тем более что я по вашей милости оказался в этом богоугодном заведении, — спросил, не сводя глаз с задумавшейся мадам.
Я, видно, с ума сошел, черте кого отправлять к детям — может, она маньячка? Но вот мне почему-то кажется, что она не сбежит из моего дома через час с дымящейся шевелюрой, как последняя нянька моих дочерей.
— По рукам, — кивнула она, протянув мне тонкую ладошку. — Сейчас давайте обсудим жалование и условия работы. Договор я подготовлю.
— По рукам, — хмыкнул я.
Надо же, деловая колбаса. Ну, посмотрим, как ты выдержишь шалости моих дочурок, даже интересно. «Очень знакомое лицо», — мелькнула в голове мысль, но тут же растворилась в раздумьях о том, что ожидает эту самоуверенную дамочку в моем доме. Почему-то очень захотелось, чтобы Козюлька и Надежда устроили ей достойный прием, может быть, это собьет с нее спесь и сотрет это наглое выржение с красивого личика. В первый раз со мной такое. Обычно мне жаль несчастных нянек, а тут просто какое-то наваждение.
— Что ж, надеюсь, вы любите детей.
— Ну как вам сказать… бэзу-у-у-умно, — глосом фрекен Бок ответила нахалка и криво улыбнулась. — И нервы у меня железные, чтоб вы знали.
— Я заметил, — не без яда ответил, — потому что вам они очень пригодятся.
ГЛАВА 3
Алла
В этот раз охрана меня пропустила, и я даже благосклонно получила из рук не изуродованного интеллектом охранника пропуск в поселок нуворишей. Зотов расстарался — позвонил и начальственным тоном приказал, чтобы у меня был доступ.
И вот стою возле огромного особняка и, задрав голову, рассматриваю лепнину, которой он украшен. Страшный кич, на мой искушенный взгляд. Интересно, что мой новый работодатель имел в виду, когда сказал, что нервы мне понадобятся? По-моему, здесь все очень мило и пасторально.
Я шагнула на крыльцо и едва успела занести руку, чтобы позвонить, как дверь распахнулась, словно по волшебству, и на пороге появилось «нечто», заставившее меня открыть рот и заорать во всю мощь легких. Сердце упало куда-то в район левой пятки и теперь трепыхалось там, вызывая жуткую почесуху.
Предо мной стоял монстр, который в полумраке показался огромным и отвратительным: серо-зеленая, покрытая слизью кожа, куча щупалец, топорщащихся, как иглы взбесившегося дикобраза, и отвратительная слюнявая пасть — вот что я узрела, со всей силы сдерживая мочеиспускание.
Честно говоря, мне хотелось развернуться и бежать без оглядки, ломая каблуки об идеально выложенную декоративным камнем дорожку, но я храбро замерла на месте, впав в ступор от охватившего мое сознание леденящего ужаса.
— И чего орешь? — спросил монстр детским голоском, отчего стало еще страшнее. — Ты кто, вообще? Надо же, какая слабенькая. Раньше-то папочка похрабрее теток находил.
— Ня-ня-ня-ня…— заклинило меня. Я, как болванчик, кивала головой, пытаясь справиться с заиканием и дрожащими ногами.
— Это было клево, — услышала я радостный смех. — Козюлька, ты превзошла себя, дай пять! Костюмчик — огонь! Где взяла?
— На «Али» заказала, — хмыкнуло чудовище, — называется он там «монстр, воняет, страшная, уродская тварь». Я глазам не поверила — огонь у них там описания. Прям бомбические!
— Жаль, отец так уже не реагирует на нас, а-то бы еще веселее было. Как тогда, помнишь, когда мы с тобой крови бычьей в инете купили? Ооооо, это было волшебно! Он так орал, у меня аж уши заложило, — хихикнул тонкий голосок, непонятно откуда доносившийся.
Или просто у меня отшибло здравый смысл, и я не сразу поняла, что голос несется из глубины дома. Какая-то фантасмагория, честное слово.
Наконец, из полутьмы коридора появилась девочка-подросток с волосами такого розового оттенка, что я тут же почувствовала, как мигрень запускает свои щупальца в мозг, и не сразу заметила, как жуткий монстр начал разваливаться на части, являя моему взору мелкую, беззубую, отвратительно-симпатичную девочку с такой хитрой физиономией, что увидь ее Али Баба, удавился бы от зависти и навсегда потерял титул одного из самых известных хитрецов.
— Убью! — рыкнула я, наконец, взяв себя в руки. — Порешу обеих!
— А вы наша новая няня, да? — не обратив внимания на мой зверский вид, спросила розововолосая, на что я лишь кивнула. — Ну тогда велкам в ад, — хихикнула девчонка, и я сдуру — а может, с испугу — опять не обратила внимания на ее слова. Как бог разума лишил.
— Смотри-ка, тетенка-то не понимает, — хмыкнула беззубая, наблюдая, как я протягиваю руку к валяющейся на пороге монстрячей морде.
На ощупь она оказалась не такой уж противной. Первое впечатление было обманчиво. Надо, кстати, экспроприировать у паразиток уссыкательный костюмчик и порадовать Елкину, заявившись в нем к ней в гости. Ей понравится, я уверена.
Усмехнувшись своим мыслям и уже до конца придя в себя, я сделала шаг вперед и ухватила малышку за запястье:
— Еще раз повторится, что-то подобное — пеняйте на себя, — прошипела, слабо представляя, что тогда предприму.
— А вот это вы зря, нянюшка, — сквозь зубы просипела розововолосая Надя, — мы не любим, когда тупые тетки вторгаются в наше личное пространство. А ну убрала руку от моей сестры!
— А-то что? — уставившись прямо в глаза мерзавке, спросила я.
Надюгка промолчала, а маленькая Лидочка выдернула у меня из руки ладошку, пропела тоненьким голоском «Безумству храбрых поем мы песню». И так это страшно прозвучало, как в фильме ужасов. Ну, знаете, тонкий детский голосок, угрожающие интонации в нем. Сразу вспомнилась считалочка из фильма моей юности: «Раз, два, Фредди идет за тобой» — ну и дальше по тексту. Я даже пальцы разжала от охватившего душу непонятного страха, чем и воспользовадлась маленькая хулиганка.
— Это война, — хмыкнула девчонка, показав щербатую кривую ухмылку.
Мелкие оставили меня в холле и испарились, как и не было их, всем своим видом давая понять, что я лишняя на этом празднике жизни. Я встала в центре огромного помещения и задумалась, что делать дальше. Так, значит, одну из моих воспитанниц кличут Козюлькой,-то есть Лидочкой, как мне сказал Зотов, значит розовокосая — Надежда. Что ж, приколистки, не думайте, что я вам прощу свой сегодняшний позор. Посмотрим, кто будет последним смеяться. Война, так война. Тоже мне амазонки, блин. Только вы еще не знаете, с кем связались.
— Так, значит, это вас мой непутевый зять на растерзание спиногрызкам отправил? — услышала я голос, полный яда, и заозиралась по сторонам.
Да что такое?! Прям дом с привидениями,-то монстры меня встречают,-то вот теперь это.
— Хлипкая, долго не выдержит, — проговорил кто-то за моей спиной.
Я резко развернулась и уперлась взглядом в похожую на сдобную булочку миловидную женщину.
— Тебя, Нюша, кто спрашивал? Твое дело кашеварить, а не лезть в хозяйские дела.
Черт побери, да кто это говорит-то?! Я снова обвела глазами комнату и, проследив за взглядом кухарки, посмотрела вниз. Передо мной стояла женщина, больше похожая на собачонку, ну точно, ушастую такую. Чихуа-хуа. Тот же злобный взгляд, как у этих собачих недоделков, почему-то считающих себя вершиной творения: маленькая, худенькая. И ее можно было бы принять за девочку, если бы не лицо: гладкое, как коленка — явно переборщила дамочка с уколами красоты — и невероятно вредное и капризное выражение на нем.
— Простите, не заметила вас сразу, — улыбнулась я, но, увидев, как перекосило дамочку, испугалась, что сейчас ее расшибет удар, и сделала шаг назад.
— А вот это зря, милочка. Не с того начинаете. Начальство надо знать в лицо.
— Я прошу прощения, — ну конечно, как же я забыла?! Зотов же предупредил меня о том, что за девочками приглядывает его теща! — Вы Прозерпина Адольфовна.
— Альбертовна! — взвизгнула тетка. — Моего батюшку звали Альберт!
Я пожалела, что ни к чему привалиться спиной, стоя посреди огромой залы, как пресловутый тополь на Плющихе, слушая визг, похожий на вой цирклярки, и, конечно, сразу поняла, что и у этой фурии не снискала расположения. Чудненько, за пятнадцать минут успела испортить отношения со всеми Зотовскими домочадцами.
За моей спиной хрюкала от смеха повариха, а я стояла и мечтала сбежать, роняя лабутены. Зря похвалилась стальными нервами, сейчас я поняла, что они у меня ни к черту, и вообще уже почти на исходе. Ну спасибо, Алексей Михайлович! Удружил! Ну ничего, я вам устрою гвадалахару! В конце концов, я тут ненадолго. Разнюхаю, что надо, и забуду, как страшный сон, этот дом и всех его адских обитателей, напоминающих мне пресловутую семейку Аддамс.
Да, кстати, стоит, наверное, на «Али» заглянуть, там, похоже, можно интересными вещами разжиться.
— Ну вы дали, — вырвал меня из размышлений тихий голос, и только сейчас я поняла, что больше не слышу визга Зотовской тещи, — Адольфовна теперь вам устроит. Вреднющаяя баба, никогда не прощает даже чиха, а тут вы ее прям уконтропупили. Не любит эта сколопендра, когда ее тщедушную персону не замечают. Прям корчит болезную. Да еще и Адолфовной обозвали. Не знаю теперь, какое из зол в этом доме для вас страшнее: бабка или малышки. Я Нюша, кстати. Пойдемте в кухню. Вы проголодались, наверное, а у меня пирог с ревенем поспел. Да и ввести вас в курс дел надо. Хозяин не любит непрофессионализма.
— Да-да, — растерянно ответила я. И пошла за доброй пышечкой, как коза на веревке, потому что живот вдруг редательски заурчал, сообщая о давно забытом голоде. Ела-то я вчера еще, да и-то противные маслины. — И давайте на «ты».
Алексей
— Где ты нашел эту профурсетку? — даже не поздоровавшись, спросила Позерпина Альбертовна, бросив мне на живот пакет с горячо ненавидимыми мною яблоками.
И знает ведь, что я терпеть их не могу, но все равно приволокла, точно издеваясь. Ребра обожгло болью, я поморщился, но теща не обратила на мое недовольство никакого внимания, собрав губы в куриную попку. Я заметил пятна на лице недовольной женщины, оставленные эпиляцией, и ухмыльнулся.
Да уж, желание быть красивой порой перебарывает в ней здравый смысл. По мне так лучше уж усы, как у лихогоЧапая, чем незаживающие раны на лице, которые не успевают зарубцеваться до следующей поросли.
— Дай мне телефон агентства, я им устрою такую камбоджу! Будут знать, как всякую шелупонь нормальным людям подсылать! Надо же, сопля такая, строит из себя черте кого! — возбухала Адольфовна.
— Я не в агентстве ее взял, — криво ухмыльнувшись, сказал, уже предчувствуя, какой концерт меня ожидает.
Интересно, что эта нахалка такого сделала Прзерпине, что ее так колбасит? Хотя там и стараться-то не надо особо, достаточно просто косого взгляда на мою тещу, чтобы навсегда попасть в стан ее лютых врагов. Меня она, кстати, тоже ненавидит, терпит только из-за боязни снова переехать в свой Подзалупинск в десятиметровый апартамент. Я все удивляюсь, почему до сих пор не отправил ее по месту прописки? Скорее всего, потому что теща все еще является звеном, связывающим меня с моей любимой Олей, так рано нас покинувшей.
— В наш дом ни одна нормальная няня идти не хочет. И в этом и ваша заслуга, кстати. Эту я нашел на улице, — торжественно закончил, с удовольствием глядя на Адольфовну, стоящую с отвисшей челюстью и обалдением в глазах.
Мне захотелось выпить коньяка, чтобы обмыть свой триумф. Такого выражения лица у своей тещи я еще в жизни не видел. Жаль, телефон далеко, не дотянуться, а то бы я даже снимок сделал.
— Как на улице?.. Ты в своем уме?! — наконец, совладав с собой, заголосила мегера. — Приволок в дом черт-те кого! Может, она детей ест?! Варит на медленном огне с укропом и обгладывает! А ты тут прохлаждаеься в это время! Так, всё!.. — рыкнула Адольфовна и быстрее ветра выскочила из палаты.
Точно побежала увольнять няню. Ну и хорошо, мне не придется этим заниматься. Я уже и сам пожалел, что связался с этой нахалкой. А тут, как говорится, и вдоволь, и без греха. И Адольфовна удовольствие получит. И я, когда вернусь домой, буду избавлен от лишней головной боли.
С трудом поднявшись с кровати, я подошел к тумбочке и взял мобильник, на экране которого отразилось штук пятнадцать непринятых вызовов от Бекетова — моего зама. Интересно, какого черта ему нужно? Вот именно с ним у меня разговаривать сейчас нет никакого желания. Ольга сразу невзлюбила Бекетова, как только впервые его увидела, но я лишь отмахнулся от жены, тогда уже больной, но еще об этом не знающей.
— Он плохой человек. Леш… — просто сказала она, едва увидев стоящего на пороге нашего дома улыбающегося Андрюшу Бекетова, отсвечивающего лоснящимися щеками и одетого в украшенную дурацким пальмами поношенную рубашонку.
Где он ее взял только, я таких уже лет пятнадцать не встречал. Да и вообще видок у него еще тот был. Это сейчас он может отличить Бриони от Хьюго Босс, а тогда выглядел, как нищий с вокзала. Да и откуда ему было разбираться в мужской моде, если он всю свою сознательную жизнь служил на складе и даже дослужился до звания подполковника, пока ему не дали под зад коленом, поймав на мелкой краже тушенки с военного склада.
— …Хватишь ты с ним горя.
— Слушай, не могу же я один лямку тянуть. Все тебе не нравятся. А этот хоть хозяйственник хороший, — грубо ответил я тогда, за что себя корю до сих пор.
И ведь права она оказалась. А я, дурак, взял Бекетова, да не просто замом, а компаньоном сделал. Зачем, спрашивается? Ретивое взыграло, решил Ольге назло доказать, что не права она.
— Я обзвонился. Тут работы выше крыши накопилось, — услышал недовольный голос компаньона.
Точно в офисе заседает. Я вот всегда удивляюсь этому. Дома жена, дети. А он с утра до глубокой ночи, даже в выходные, сидит в кабинете, перекладывая с места на место бумажки. Ольга звала его дураком с инициативой. И ведь права была. Это страшная, гремучая смесь.
— Что-то случилось? — спросил я без интереса.
Концерн работает, как отлаженный механизм, принося неплохие дивиденты. На заднем плане раздался тихий женский смех, в котором я уловил фальшь. Ну все ясно, Андрюша в своем репертуаре, опять естествует какую-то свою подчиненную. И как я ему не объяснял, что гадить на рабочем месте — последнее дело, он с упорством продолжает трахать глупышек, думающих подняться по карьерной лестнице.
— У нас проект горит. Ну тот, новая линия одежды для жирных баб. Я уволил его руководителя. Эта овца совсем не справлялась с работой.
— А может, просто тебе не дала? Или ты для своей очередной шалавы место освободил? — зло спросил я и по молчанию в трубке понял, что так оно и есть. Попал не в бровь, а в глаз, так сказать. — Слушай, Бекетов, если ты из-за своих мудовых страданий завалишь мне год работы, я тебя урою, ты понял? И эта линия одежды для женщин плюс сайз, а не для жирных баб, как ты изволил выразиться. Нужно с уважением относиться к тем, кто носит тебе золотые тугрики. Бабу найти. В ногах у нее валяйся, но чтобы вернул. Ты понял меня?
— Я нашел другого руководителя, — Бекетов был зол, я понял это по дрожащему голосу и представил, как Андрюша пытается расслабить галстучный узел толстыми пальцами. — Она справится. Опытная девочка. А эта. Я ее в глаза ни разу не видел, обычный винтик в механизме, посредственность. Так что не стоит из-за какой-то там овцы копья ломать, братан. Справится моя малышка, еще лучше даже, вот увидишь.
— Ладно, — пустой спор начал меня утомлять. В конце концов, какая мне разница, кто выполнит работу? Важен конечный результат. Андрей явно понял мое настроение и расслабился. — Завтра домой меня отвези. Сколько можно тут валяться?
— А ты где? — спросил Бекетов. — И что случилось? Бабу себе нашел наконец-то? Сам-то что до дома не доедешь?
— Нет у меня машины больше, Андрюша, — ухмыльнулся я, — так что, друган, придется тебе подсуетиться. Со сломанными ребрами тяжело променады даются.
Отключив телефон, я обессиленно откинулся на кровать и прикрыл глаза. Что стало с моей жизнью? После смерти Ольги я словно заморозился. Исчез с этой земли, только девочки до сих пор держат меня, не дают сойти с ума. А все остальное вдруг стало пресным. Даже того азарта от работы и денег я больше не ощущаю. А встреча с этой странной незнакомкой что-то вдруг всколыхнула в душе. И бровь эта ее выгнутая как вызов моему мужскому эго. Правильно, зачем мне эти проблемы? Хорошо, что Адольфовна ее уволит. Нет человека — нет проблем. Выкину из головы и забуду, как страшный сон.
— Ага, и продолжишь тосковать по умершей жене. Хоронить себя раньше времени. А то, может, сопьешься от горя. И девочки твои по миру с протянутой рукой пойдут. Зря думаешь, что они кому-то, кроме тебя, нужны, — тут же отозвался вредный внутренний голос, — давай жалей себя, это очень по-мужски.
— Да пошел ты! — разозлился я, гоня из головы дурацкие мысли, которые почему-то никак не хотели исчезать, крепко засев в мозгу.
Ну ничего, завтра выйду на работу, чтобы не думать о глупостях.
ГЛАВА 4
Алла
Комната, в которую меня привела Нюша, мне понравилась. Светлая, не очень большая, обставленная со вкусом, без вычурности, но дорого. Видно, что кто-то очень старался, обустраивая небольшое помещение.
— Не знаю, но почему-то мне кажется, что хозяин не будет злиться, что я тебя сюда поселила, — вздохнула повариха, оглядываясь по сторонам, словно сканируя пространство взглядом.
— А почему он против должен быть? — спросила я.
— Это комната хозяйки, — тихо пояснила Нюша, и мне стало не по себе.
Я так и не узнала, кстати, куда делась мать девочек, но то, что в этом доме женского присутствия не ощущалось, было ясно с первого взгляда. Нет, прислуга и теща, и даже девочки не в счет. Просто дом был какой-то неуютный, не хватало милых женскому сердцу мелочей, которыми обычно украшают свое жилище хозяйки. Он словно впал в какую-то странную спячку и никак не желал из нее выходить, даже стараниями девочек их отца.
— Ольга Владимировна умерла, — всхлипнула повариха, и я поняла, что она была очень привязана к женщине, чье имя, казалось, повисло в спертом воздухе комнаты. — В последнее время она жила здесь. Не хотела мешать Алексею Михайловичу и пугать дочек. Светлая была женщина. Ангел. Думаю, она им и стала.
— Простите, я не знала, — с трудом сказала я, оглядываясь по сторонам. — Так, может, тогда не стоит мне здесь селиться?
— Не знаю, но у меня ощущение, что именно это ваша комната, — дернула плечом Нюша, — располагайтесь. Через час ужин.
Повариха ушла, а я свалилась на мягкую, покрытую лоскутным ярким покрывалом кровать, и прислушалась к себе. Организм требовал душа и отдыха.
Я пошла в ванную комнату, отметив, что Нюша все предусмотрела вплоть до новенькой зубной щетки и средств гигиены, выстроившихся на полочке ровной батареей. Шампунем я таким обычно не пользуюсь — по цене он превосходит мой любимый в разы. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба.
Пустив горячую воду, я уселась на бортик ванны, наблюдая, как она набирается, и задумалась, что делать дальше. Миссия моя ясна, тем более что хозяин конкурирующей с Зотовской фирмы дал точные вводные, и я знала, какая информация для него ценна. Вот только, судя по всему, Алексей Михайлович не тащит в дом работу, и потому моя деятельность под угрозой срыва.
А еще я поняла, что в концерне и без меня есть крот, да не просто какой-то лох, а человек, имеющий доступ почти ко всем делам. И это тоже ставило мой план под угрозу. Зачем платить бесполезному шпиону, если и так есть вся интересующая информация? Вот бы узнать, кто та сука, которая сливает все конкурентам.
Вода достигла бортиков, я, опустив в нее руку, проверила температуру и, удовлетворенно хмыкнув, сняла костюм, почувствовав невероятное облегчение. Жаль только, что после банных процедур мне вновь придется напяливать на себя несвежее белье и дурацкую тряпку. Дома-то я не была, потому сменной одежды у меня нет. Завтра нужно будет на пару часов отпроситься и съездить домой, потому что я тут, видимо, застряла надолго.
Расслабившись в теплой воде, я прикрыла глаза, прислушивясь к тихому шипению пенных пузырьков, и едва не уснула — так хорошо мне было. Будильник в телефоне разразился противным писком. Черт побери, я же забыла про ужин! На который Нюша настоятельно рекомендовала не опаздывать. Похоже, в этом доме живут не люди, а роботы. Неужели Зотов такой педант? Или просто самодур, показывающий, кто в доме хозяин? Ладно, разберемся.
Я схватила с полочки флакон с шампунем и щедро плеснула себе на макушку. То, что с шампунем явно что-то не-то, почувствовала сразу, едва коснулась пальцами своих и без того не самых густых кудрей. Точнее, пальцами я просто прилипла к своей многострадальной головушке и никак не могла выпутать их из слепленных в сосульки волосенок. Принюхавшись, поняла, что чей-то коварный план удался. И как я снова попалась на проделки мелких хулиганок? Ведь поняла же уже, что тут надо держать ухо востро. И, кроме того, прикол-то старый. Мы сами с Елкиной развлекались, подливая ее матушке в шампунь яичный производства фабрики «Желтая плесень» кленовый сироп, отмыть который с волос было делом бесперспективным.
Твою мать. Я едва сдержала рвущийся из груди крик.
После получаса бесплодных попыток смыть с себя адский сироп я сломала несколько ногтей и добилась того, что у меня на скальпе появились кровоточащие раны. Ресницы, кстати, тоже слиплись, глазенки щипало от попавшего в них мыла. Я схватила с тумбочки фен в надежде хоть немного привести себя в божеский вид. Нажала на кнопку и взвыла.
Поверьте, дом, скорее всего, привыкший к крикам несчастных нянь, в этот раз содрогнулся по-настоящему. Фен обдал мою многострадальную башку горячим воздухом и облаком муки, котрую мелкие заразы догадались в него засыпать. Надо же какая буйная фантазия у малолеток! От злости я едва не сгрызла расческу, хорошо, что она намертво застряла в моей шевелюре, придавая ей вид очень креативный, если не сказать — безумный.
На ужин я, конечно, опоздала, за что удостоилась такого взгляда о Адольфовны, что будь у меня нервишки послабее, умерла бы на месте от разрыва сердца.
— Прекрасно, — прошипела старая грымза, — вы потому опоздали, что перепутали прием у короля франции Людовика пятнадцатого и ужин в тесном семейном кругу? — ехидно поинтересовалась она, явно намекая на мою прическу, расческу из которой я так и не смогла извлечь.
Ну да, увидь меня сейчас любая фавритка его величества, загнулась бы от зависти. Девочки ели молча, с торжеством поглядывая в мою сторону. Особенно беззубая Козюлька. Теперь понятно чьих рук дело мой позор. Этой развитой не по годам малышки.
— Вас что-то не устраивает? — спросила я, глядя прямо в глаза хозяйской тещи, что ее, кстати, ничуть не смутило, хотя обыкновенные люди — в смысле, не зло в чистом виде — стараются моего взгляда избегать. — Вы так-то тоже не фонтан выглядите. Пятна на лице шарма не добавляют. И учтите, я не люблю, когда со мной разговаривают в подобном тоне.
Старуха прожгла меня взглядом и закашлялась, подавившись кашей, которую не успела проглотить. Явно не ожидала от меня отпора. Девочки перестали жевать и уставились на меня с интересом и, показалось, толикой уважения, что меня определенно порадовало.
— Ты уволена! — взвизгнула Адольфовна, брызнув ядовитой слюной на красивую вышитую скатерть. — Вон пошла, дрянь! Вон, вон, вон!
Я молча посмотрела на беснующуюся фурию и зачерпнула из тарелки ложкой невероятно соленую кашу. Ну конечно, ничего нового.
— Вкусно, я бы еще присолила, — громко сказала, повернувшись к замершей в предвкушении шоу Козюльки. С трудом пропихнув в себя вставшее поперек горла противное месиво, я с улыбкой людоеда племени Мумба Юмба повернулась к Адольфовне, которая уже замолчала и лишь бешено вращала выкатившимися из орбит глазами. — Я уйду, только когда хозяин дома сам мне сообщит об увольнении. А до этого и с места не двинусь, — лелейно пропела, зачерпывая вторую ложку каши. Пусть знают наших. — Надеюсь, вы поняли это, Прозерпина Адольфовна, — сделала я ударение на отчестве злюки.
— Клево, — шепнула Надя.
Тихо шепнула, но я услышала и налила себе вина из графина. Надо же отпраздновать эту пусть и небольшую, но победу. Только вот голова чешется жутко, и волосы, наверное, придется состричь, потому что сейчас я похожа на больного проказой бомжа.
Залпом опрокинув в себя рубиновый напиток, я доела гадскую кашу, от которой у меня точно случится несварение и изжога, и с видом царствующей особы поднялась со стула и молча пошла к выходу из столовой, понимая, что нажила себе такого врага, что и врагу не пожелаешь, простите за тавтологию.
— Всем спать, — приказала, обернувшись уже возле двери, нащупывая в кармане, найденный в комоде в моей новой спальне тюбик суперклея, — я через полчаса проверю. И да, Козюлька, крахмал лучше муки. Он твердеет сильнее, и смыть его практически нереально.
Тишина, повисшая в столовой, показалась мне райской музыкой. Этот раунд остался за мной.
***
А? Что?
Я проснулась от вопля и от неожиданности упала с кровати, запутавшись в одеяле. Просто не сразу сориентировалсь, что нахожусь не у себя дома в уютной кроватке, а в обители зла, где царят Адольфовна и две маленькие мерзавки, устроившие мне вчера веселенький вечерок.
Детский крик несся по дому, как разрушительное торнадо, так, наверное, орали подыхающие в агонии храбрые берсерки. Я откинулась на подушку и расплылась в довольной улыбке. Значит, мой ответ дошел до чемберлена.
Дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась Козюлька, отсвечивая пунцовыми щеками, что, видимо, означало крайнюю степень неудовольствия. Не зря я ночью совершала диверсионную вылазку. Правда, адской бабке отомстить я очканула, спит она наверняка чутко, как гиена, не приведи господи встретиться с ней в ночном коридоре. Можно и родимчик словить.
— Ты… ты… ты… — задохнулась мелкая паразитка, размахивая перед моим носом ручонками — к правой намертво приклеились зубная щетка, к левой — тюбик с пастой.
Суперклей, оказывается, говно. Запомните этот мой месседж. Я только вымазала несмывающейся ничем идиотской субстанцией пальцы, и все. Сохнет, зараза, на воздухе, за считанные секунды, превращаясь в похожую на лишаи корку. Я погуглила и нашла в сети чудесную ему замену — лепильце, которое застывает только под воздействием тепла. Классная штука клеит намертво все, включая кожу. Даже не поленилась выйти ночью к будке ораны, чтобы встретить курьера, тем более что клеем я не обошлась, но об этом позже.
— Ну да. Я, — озарилась я улыбкой, рассматривая возмущенную девочку, у которой вот прямо сейчас, как мне показалось, из хорошенькой головки начнут пробиваться адские рога, а из курносого носика повалит дым.
— Что ты натворила? — пробухтела кКозулька, маша руками, как ветрянными мельницами, пытаясь скинуть прилипшие к ним намертво артефакты.
— Ты похожа на фею. Щетка в руке смотрится вполне модняво, а тюбик завершает лук.
— Убью! — взвилась девчонка и с разбегу заскочила на мою кровать, я едва успела свалиться с нее на пол.
И, думаю, она бы выполнила с обещание, если бы еще более дикий вопль не озарил теперь уже точно проснувшийся дом. Да что там дом — поселок и часть великой и могучей столицы.
Козюлька замерла, а потом уставилась на меня уже более осмысленно и даже с интересом. На время забыв о моем смертоубийстве и как-то по-охотничьи поведя носом спросила:
— Надька орет только в крайних случаях. Даже мне ее удалось довести только один раз, когда я ей в постель ужика подложила. Он, кстати, умер, бедолага, от разрыва сердца, когда моя сестрица его в стену бросила со страху. А ты ничего так. Бабку вчера здорово уделала.
Девочка, больше ничего не говоря, развернулась и побежала к выходу. Ее явно гнало любопытство. Что ж, думаю, хулиганке понравится то, что она увидит. А я для себя решила, что перед сном надо обязательно проверять ложе на предмет непредвиденных гостей, дабы избежать ранней седины и хрогического поноса.
Наслаждаясь триумфом, я прошлепала в ванную, накинув на плечи халат, найденный в шкафу. Все лучше, чем двухдневный трусняк, пожелтевший на косточках лифчик и до чертиков мне осточертевший костюм. Грех признаваться, но стоило все-таки послушаться Елкину, надеть, по крайней мере, джинсы.
Я с удовольствием почистила зубы, поразившись, правда, что паста воняет не мятой, а противным нашатырем, хоть и слегка ароматизированным. Но чем черт не шутит, может, она отбеливающая. Эти богатеи же извращенцы все, могут и кремом из кошачих слюней мазаться, подумаешь — паста со вкусом аммиака.
Умывшись, я посмотрела на себя в зеркало и едва сдержалась, чтобы не заорать. Причем матом. Зубы у меня были розовыми. Такого цвета, что Барби бы хватил эпилептический припадок от зависти, если бы ей довелось увидеть меня сейчас. Да уж, похоже, не я одна шлындала сегодня по дому. Но удовольствия мерзавкам я не доставлю, орать не буду. Хотя очень хочется.
Тем более что паразитки уже стоят на пороге моей ванной, жадно ожидая продолжения концерта. Старшая, кстати, смотится клево, с нарисованными на физиономии несмывающимся маркером, пышными Чапаевскими усиками и насупившаяся, как хорек. Я едва сдержалась, чтобы в голос не захохотать. «То ли еще будет», — промелькнула в мозгу вредная мыслишка, вытеснившая здравую: «Боже, что я делаю? Воюю с детьми…» Но заказанные мною орудия мести и полученные ночью от воровато осматривающегося по стронам курьера ждали своего часа. А отступать я не намерена. За нами правда, и все такое.
— Мы все отцу расскажем, и он вышебет тебя к чертовой матери, — сквозь зубы и усы прошипела Надежда.
— По рукам, — нагло ответила я, — и валите давайте отсюда. Встретимся за завтраком.
— Встретимся в аду. Разминайся, — хмыкнула Козюлька, выглядывая из-за спины сестры. И мне даже на минуту стало страшно от того, каким взглядом меня обожгла малышка.
Алексей
День не задался с самого утра. Откровенно говоря, я был зол до такой степени, что даже донимающая боль в ребрах уже не производила особого впечатления. Начал мой сегодняшний Армагеддон Андрюха, разбудивший аж в шесть утра и заплетающимся языком предупредивший:
— Братишка, сорян. Не смогу приехать. Заболел, прям ноги не держат, — радостно протянул он в трубку. Фоном неслись женские голоса и фривольный смех. — Ты это, шоферу своему звякни.
— Он в отпуске, пузо на Турецком пляже греет. Не думаю, что парень согласится все бросить, чтобы доставить мое бренное тело домой, — сквозь зубы выплюнул я, с трудом подавив желание послать своего компаньона в пеший эротический тур.
Хотя, судя по всему, у него в этом отношении и так все как надо. В смысле дорогого бухла и не обремененных моралью баб.
— Ну, такси возьми, блин. Что мне теперь подыхать, что ли? — полыхнул огнем друг и бросил трубку.
Странное дело, вот вроде он у меня работает, я его, можно сказать, на помойке нашел, отмыл, очистил от очисток, а он мне фигвамы рисует. Надо же, чувствую себя, словно побывал на ковре у деспота-начальника. Ладно, Андрюша, я это запомнил.
Я взял мобильник и только решился набрать номер странной няньки, может, она приедет за мной, тем более что ее дурацкая машинка, которую во времена смутные называли просто и емко «Шмаровоз», так и осталась стоять на въезде в поселок, как увидел на дисплее имя тещи. Блин, вот совсем не вовремя, только ее не хватало.
— Эта тварь… — заверещала Прозерпина, так что у меня зазвенело в ушах, а перед глазами поплыли цветные пятна. Я отключился. Как это делал всегда, дабы не сойти с ума от злобного словесного поноса «любимой» родственницы. Пришел в себя, только услышав ее последние слова, из которых понял, что нянька-то оказалась ей не по зубам. — Сам расчикивайся с этой… — плюнула ядом теща.
Ничего себе! А девка-то не так проста, как показалось на первый взгляд, раз даже Адольфовну смогла вывести из себя.
— Алло, — услышал я, наконец, чуть хрипловатый голос Аллы. Она сняла трубку не сразу, пришлось выждать пять гудков. Интересно, зачем я их считал? — Ну говорите же, черт вас дери.
— А вы всегда так разговариваете с работодателями? — ехидно поинтересоовался, надеясь сбить с нее спесь.
— Только когда работодатели отвлекают меня от завтрака, — парировала она, — мы с девочками едим, вообще-то. Да, кстати, я хотела ненадолго отпроситься, чтобы заехать домой за вещами, но ваша Адольфовна свинтила с самого утра, оставив меня на растерзание ваших адских детишек. Так что ставлю в известность, что я заберу их с собой, иначе вам некуда будет возвращаться. Их натуру я уже поняла и скажу вам: детей надо лучше воспитывать. Ну ничего, я исправлю огрехи в их поведении, раз родной отец не в состоянии приструнить дочерей.
— Что сделала Адольфовна?.. Тьфу, то есть Прозерпина Альбертовна? — переспросил я.
Забавно, но из уст чопорной дамочки мне нравилось слушать сленг.
— Лыжи смазала, свалила, так вам понятнее? — съехидничала мерзавка.
— Ты не забудь отцу рассказать, что с нами сделала. Пап, она няня из преисподней, хотела нас освежевать! Не позволяй ей таскать нас с собой! Она же заживо сдерет с нас шкуру и кости по ветру развеет! Даже Козюлька… — закричала Надя, но Алла, судя по всему, прикрыла динамик телефона рукой, и мне так и не довелось дослушать историю дочери до конца.
Хотя, признаться честно, за девочек я не испугался. Они умеют за себя постоять. Странно только, что няня не плачет в трубку.
— Так что я вас предупредила, дорогой начальник. А теперь адьос, я люблю завтракать в спокойной обстановке. А не пикироваться с нахалами, которые не понимают нормальной русской речи.
— Алла, подождите, — выкрикнул, чтобы привлечь ее внимание. — У меня к вам просьба. Не могли бы вы забрать меня из больницы?
— Мы же договорились, — хохотнула она, явно что-то жуя с таким аппетитом, что у меня тут же забурлило в животе от голода, — я не работаю с большими, нахальными мальчиками. Вы забыли?
— Господи, и откуда только вы свалились на мою голову?! — прорычал я. Ее манера разговаривать начала меня не раздражать — бесить.
— Меня принесло попутным ветром, — весело засмеялась нахалка.
Бедные мои девочки, даже они не выдерживают новую няню, обычно-то наоборот няньки сбегают из моего дома с дикими криками. Ну ничего, сегодня же выставлю вредную бабу из своего дома. Тоже мне, Мерри Поппинс, блин. Скорее уж фрекен Бок по характеру.
— Ладно, заеду. Только после того как со своими делами разберусь. И как только вы миллионером стали, такой немощный? — всъязвила Алла, весело при этом чавкая. — Девочек беру. Или пусть они тут на хозяйстве?
— Берите, — обреченно вздохнул, — и поесть захватите чего-нибудь. Жрать охота, быка бы съел.
— Ну вот, начинается: покормите, трусы смените, до дома доставьте. Я с вас за это отдельно деньжат сдеру, — пообещала нянька и отключилась.
Блин, ну вот как так-то? Почему мне всегда везет, как утопленнику? Я откинулся на подушки и приготовился ждать. «А что делать-то? Делать-то нечего».
ГЛАВА 5
Алла
— И долго вас ждать? — проорала я так, что аж подавилась воздухом и чуть не задохнулась.
— А мы никуда не поедем, — появилась в поле зрения розовокосая Надя и уставилась на меня своими наглючими, как у отца, глазюками.
— Ну и зря. Я бы вас с Елкиной познакомила, — хохотнула я, вспомнив подругу и ее три сине-зеленые волосины, торчащие из плешивого скальпа. А надо думать, когда красишься не в салоне, а в задрипанном подвале у криворукого стилиста Славика, господи прости, — тебе бы она точно понравилась
— А кто это? — спосила Козюлька, высунув из-за спины сестры хитрую физиономию.
— Дура одна, — махнула я рукой и, не оглядываясь, пошла к выходу.
Ну не хотят — как хотят. Было бы предложено.
— Эй, а ты куда? — удивленный возглас заставил меня обернуться, но не остановиться. Так на ходу я и врезалась в дверной косяк.
— В смысле? Я же сказала, что у меня есть дела. Да и папашу вашего кто-то должен доставить домой. Вы со мной решили не ехать. Что ж мне, в ногах у вас валяться?
— Ты так-то няня, если что, — взвилась Надежда, став просто копией родителя. Те же молнии в глазах, и нос сморщила, как папашка. — Вот и няньчайся с нами.
— Я няня, а не соплевытиралка. Тебе сколько лет, девочка? Да мы с Елкиной в твои годы нос себе ржавыми иглами прокалывали, и на башке трамплины для блох сооружали с помощью пива и сахарной воды. А этой нянька нужна. Тоже мне Эмо, или кто ты там? Обычная избалованная девчонка. Все достижение, что башку в розовый цвет выкрасила, — выдала я, глядя на наливающуюся свекольной краснотой девочку.
А ничего. Шокотерапия тоже иногда полезна.
— Ты… Ты… ты… — прошипела Надя, не в силах подобрать слов.
— Мы поедем, — голос Козюльки прозвенел в воздухе, и я поняла: война заходит на новый виток. А сестрички-то молодцы, друг друга в обиду не дают.
— Даю десять минут на сборы, — приказала я, рассуждая в этот момент, к какому западло мне готовиться в скором времени — что он последует, я не сомневалась ни на минуту.
Девочки собрались быстро. Видно, желание отомстить мне гнало их похлеще, чем грешников гонит адский пес. Козюлька была сама невинность, загружаясь в мою машину, и я расслабилась, честно говоря.
— А зачем вы носы протыкали? — спросила Надя, развеяв гнетущее молчание, повисшее в авто.
— Панковали мы, — нехотя ответила я.
Ну да, была и такая веха в моей биографии. Юра Хой, хаир, куча цепей, как у каторжника, обмотанные вокруг лодыжек и шеи, и прочая атрибутика. А главное — кольцо в носу, это был писк. Меня-то пронесло, а вот Елкина занесла себе инфекцию. Шнобель у нее разнесло, и она сделалась похожа на дикого Снусмумрика в период полового гона. Только вот стоит ли рассказывать ребенку о своей глупости, я сомневалась. Так-то это не педагогично, если что.
— Прикольно, — равнодушно ответила девочка и, уставившись в окно, больше не проронила звука до самого Елкинского дома.
Козюлька всю дорогу ерзала на месте, и мне стало интересно, что же творится в симпатичной головке этого мелкого разрушителя.
— Прибыли с дружественным визитом, — наконец, выдохнула я, в душе радуясь, что хоть до места мы добрались без приключений.
Девочки вытряхнулись из машины, как из стручка горошины, и замерли, задрав головы, с интересом рассматривая панельную тринадцатиэтажку. Ну да, даже тут Елкиной не повезло. Число тринадцать преследует ее всю жизнь, что, впрочем, не мешает ей не унывая ни на минуту творить страшные глупости и впутывать в них меня, кстати, сказать.
— Ты тут живешь? — с придыханием спросила мелкая паразитка.
Интересно, что ее поразило? Неужели она не видела до сих пор такой красотищи, воняющей мусоропроводом и мочой Додика с теплотрассы? Наверное, нет, раз ее так восхищает этот клоповник.
— Нет, тут живет Елкина, — авторитетно сказала я и пошла к подъезду, прислушиваясь в топоту детских ножек за своей спиной.
Лифт, падла, опять не работал, чтоб его в аду драли черти, наматывая на свои копыта уродские тросы. Одиннадцатый этаж. Это, я вам скажу, не кот начхал.
Когда наш маленький отряд взлез на вершину «Олимпа», мы с девочками дышали, как астматики в период цветения олеандара, вот честное слово. Даже Козюлька растеряла оптимизм и выглядела, мягко говоря, помято.
То ли еще будет. Я их научу любить свободу.
Зря я расслабилась, что-то, видно, с мозгом моим произошло. Может, волнения на солнце. Или просто врожденный кретинизм поднял голову, черт его знает. Но я не обратила внимания на то, что мелкая паразитка, лучезарно улыбаясь, дернула себя за бусы, висящие на тоненькой шейке. Крупные бусины с веселым стуком раскатились по Елкинской прихожей.
— Кто тут? — Валька появилась, словно ниоткуда, иииии…
***
— Ну вы, блин, даёте, — прохрипела валяющаяся на полу Елкина и завозилась, пытаясь собрать в кучу разъезжающиеся на бусинах конечности.
Получалось у неё плохо, да и, судя по яростному шепоту, из которого я уловила только слово «мать», было ей не очень хорошо. Правая нога синела и раздувалась прямо на глазах. Это ещё хорошо, что у моей подружейки болевой порог высокий. Боится она только татуировщика Жору с его шайтан-машинкой, сделанной самостоятельно на коленке в подвале тату-салона со славным названием «Хелл». Ну да, так и написано, прямо русскими буквами на картонке, криво прибитой над дверью.
— Тут дети, вообще-то, — робко буркнула я, зная, что в такие моменты с Валюхой лучше в полемику не вступать.
— Где дети?! Эти, что ли?! — зыркнула она на притихших девочек. — Ты на физиономии-то их глянь! Они таких слов побольше тебя знают. А у меня, похоже, нога сломана, к чертям, и сотрясение мозга!
— Сотрясение чего? — тупо переспросила я, вот честно, без задней мысли.
— Ну да, только нога, — легко согласилась Валентина и зарыдала, видимо, дошло до неё, что перелом — это очень болезненно. — И что дела-а-а-ать? Как я жить-то теперь буду?! С Клепой мы теперь с голоду сдохнем, по миру пойдём! Тебе-то на нас с высок-кой колокольни плева-ать, о-о-о-о, — причитала она, а я судорожно соображала, что предпринять.
По всему выходило, что придётся просить помощи, как бы я этого ни не хотела. Но и оставить Елкину в таком состоянии у меня не было сил. Да и желания, после того как она в красках расписала, как будет шкрябать культями по полу в попытках доползти до туалета, честно скзать, вот не было совсем. Да и к врачу ей надо, а я не могу оставить девочек. Права, короче, зараза. Не до нее мне сейчас.
— О чем задумалась? — перестав стенать, спросила Валюха. — Надеюсь, ты не думаешь….
— Именно, — ухмыльнулась я, глядя на враз всбледнувшую подругу.
— Нет, ты не можешь так со мной поступить, — просипела Елкина, но я уже схватилась за телефон под заинтересованные взгляды сестричек Зотовых.
— А кому она звонит? — спросила Козюлька у Вальки, не сводя глаз с моих дрожащих пальцев, не попадающих по клавишам телефона.
— Хихикающей бабуле, — с придыханием произнесла пострадавшая, находящаяся в прединфарктном состоянии.
Я не помню, кто назвал первым мою бабушку именем английской маньячки, но прозвище прижилось. Хотя, конечно, не все там так печально, просто бабуля слегка экстравагантная. Да нет, чёрт возьми, она страшно экстравагантная, эксцентричная и имеет ужасный, ядовитый характер! Но больше мне не к кому обратиться.
— Кстати, тебе она понравится, — хрюкнула Елкина, повернувшись к Наде.
— Сомневаюсь. Алла мне обещала, что я и от тебя в восторге буду. Но что-то пока никакого пиетета лысая тётка у меня не связывает, — хмыкнула вредина.
— Ну-ну,— хихикнула Валентина, не найдясь, что ответить. — И я не лысая. Это у нас с Клепой стиль такой, — показала она на котейку, жмущуюся к ее здоровой ноге.
— Ага. Называется он «Помогите, мы сами не местные. Отбились от тифозного эшелона», — хихикнула Козюлька, но тут же замолчала, наткнувшись на мой зверский взгляд.
Еще бы, только мне позволено глумиться над подругой. Но в данный момент я с трудом сдерживала хохот, потому меня так перекосило. Шутка девочки мне понравилась.
Бабуля явилась спустя десять минут. Вот, кстати, еще одна ее особенность.
— Отпад, — прошептала Надюшка, рассматривая старушку, похожую на Рину Зеленую,облаченную в клепаную косуху и обтягивающие все ее дряблые прелести кожаные штаны.
Волосы бабули вполне себе соперничали по цвету с волосами девочки. Разве что были не розовыми, а ядовито-салатового цвета. Вырви глаз, как говорится. На предплечье пожилой красотки в довершение лука,болтался мотоциклетный шлем, расписанный под хохлому, но черепами и костями. Та еще красотища, скажу я вам.
— Привет, — икнула я, не зная, как заговорить с родственницей.
Мы уже давно с трудом находим общий язык. Просто совсем разные. Не знаю, как у нее получилось вырастить меня человеком, потому что, откровенно говоря, росла я как придорожный сорняк в канаве.
— Молись, чтобы ты побеспокоила меня по серьезному поводу, — изрекла бабуля, — а это что за спиногрызки? Твои?
— Ты совсем сума сошла? Или с мотоцикла своего упала? — вздохнула я.
— Я думала, это внуки твои, — хмыкнула бабуля. — Выглядишь — краше в гроб кладут. Звала чего? Некогда мне лясы точить с вами. Меня Змей ждет. У нас мотопробег, между прочим.
— А меня с собой возьмете? — отмерла от созерцания бабулиной красоты Надя.
— И меня! — взвыла Козюлька и ломанулась к странной старушке, споткнувшись о сломанную ногу валяющейся на полу Елкиной. Валька взвыла, ее уродская кошка заорала дурниной и взвилась по занавеске до самого потолка, оросив нас ароматной мочой.
— Лехко, — согласилась бабуля и показала такой жест, что даже я покраснела.
— Ша! — заорала я, чувствуя, что теряю главенствующую роль в разговоре вместе с остатками терпения.
Рядом тоненько подвывала Елкина:
— У меня, наверное, открытый перелом, — скулила она, — ты видела, как я руками кость на место поставила?! Теперь начнется сепсис, гангрена, мне отрежут ногу, и я пойду на паперть протягивать заскорузлую ручонку в поисках пропитания. А все потому, что кому-то начхать на подругу, и кто-то решил сбазлать меня на неадекватную старушку-байкера.
— Ладно, возьму, но тольк уродку, — блеснула глазами бабуся, глядя на Валюшку и жмущуюся к ее больной ноге Клеопатру.
— С ума сошла? У тебя же аллергия, — выдохнула я.
А кстати, чего это она сейчас не синеет и не задыхается при виде лысого убожища? Блин, ну конечно, она мне врала, просто не желала, чтобы я просила домашнего любимца в детстве.
— Хрен тебе, внуча, — словно прочтя мои мысли, ухмыльнулась бабуся, показав миру белоснежные, все до единого свои, зубы, — я кларитину нажралась, прежде чем к вам ехать. Знаю, что у вас тут вечный треш. И кто сказал, что я кошака брать решила? Сказала же — уродку, а это слово женского рода.
— Так и Клеопатра девочка, — ехидно ослабилась Елкина, забыв о боли и своем ницщебродском будущем, радуясь, что может уесть мою бабушку.
Ее, кстати, не Хихикающая старушка по-настоящему зовут, а Евдокия Павловна. Но она предпочитает имя Каракула, что, кстати, неплохо отражает ее суть.
— Ага, то-то у нее мандаринки из-под хвоста до самого пола болтаются! — радостно заржала Каракула. — Тебе бы, девочка, мужика завести хоть какого завалящего, ну чтобы ты хоть на нем мужскую анатомию изучила. А то дожили с внучей моей до седых мудей, а дяденьку голого, поди, только во сне видали. Спиногрызки-то вон, поди, и то знают, — показала она взглядом на сидящих на диване странно притихших девочек, сраженных наповал мощью моей родственницы, — что если у животного присутствуют шарандулы, значит, это он. Как, говоришь, зовут зверюгу?
— Клеопатра, — вякнула Валька, озадаченно заглядывающая под хвост вырывающейся котейки.
— Клеопетр, значит, — в голос засмеялась бабушка, — ладно, сейчас отвезу в больницу калеку, хотя черт ее знает, как я размещу ее на байке. Привязать, может, чтоб не потерялась?.. — задумчиво пожевала она губами, не обращая внимания на побледневшую Валюху. — Кошак… думаю, твои внучки будут в восторге. Ты ж у меня всю жизнь гада какого-нибудь клянчила, так что карт-бланш тебе.
— Но я не могу. Мне надо шефа забрать из больницы. — заблеяла я, пропустив мимо ушей месседж про внучек. Мне двадцать пять, между прочим, а Каракуле в этом году семдесят пять исполняется. А если девчонки мне внучки, это значит. . .
— Замерла чего? — голос бабушки вывел меня из ненужных размышлизмов. — Езжай, говорю, за начальником, непуть. Я метнусь до больницы и приеду за девочками. Не благодари. Мешок с блохами, так уж и быть, подержу у себя. С тебя коробка кларитина.
— Мы поедем на мотогонки? — оживилась Козюлька.
— И со Змеем познакомишь? — глаза Надюшки блестели.
Да кто он такой, черт возьми, этот Змей, что даже вредная розовокоска его знает?
— А то. Братишка мой, — чикнула себя по зубу бабуля.
— Постойте, а вы, значит, Каракула? Что, правда?
Я так и присела. Блин, ну надо же, страна-то, оказывается, знает своих героев и с восторгом рассматривает. А по мне где-то недалеко плачет парикмахер, нервно клацая ножницами в ожидании. Потому что кленовый сироп с волос так и не отмылся.
Надя восторженно смотрела на недовольную старушку, а я пыталась осознать, в чем моя проблема. Почему я так неправильно живу.
— Значит, так, сколопендры, — глянула фирменным взглядом на девочек бабушка, — ждете меня тут, а то никакого мотокросса, ралли и прочих сралли. Я ясно изложила?
Девочки закивали, и я, поняв, что они с места не сдвинутся, с облегчением взвалила на горб подругу и поперла ее к адскому транспорту.
Вот странно, почему мне в голову тогда не пришло просто вызвать «скорую» и отправить Вальку в больницу? Видно, бог разума лишил. Но мне казалось, что я все делаю правильно. И даже слова вредной бабки о том, что двоих она не увезет, почему-то не произвели на меня особого впечатления. Конечно, мне ж некогда было. Я пыталась усадить подругу на мотоцикл, нога которой торчала в сторону сантиметров на пятьдесят, как шлагбаум, хоть верхом, хоть как.
— Ты ее на пузо клади, — посоветовала адская старушка.
Я уложила Елкину буквой зю и смахнла рукой пот. Телефон в кармане требовательно зазвонил.
— Сколько вас ждать? — раздался из трубки требовательный голос Зотова. — Где вы и где мои дочки, черт вас дери?
— У меня проблемы. Но все уже под контролем. С девочками все в порядке, они с моей бабушкой, — отрапортовала я, задыхаясь, как после бега.
— У вас полчаса, иначе придется нам распрощаться. И да, вы совсем не жалеете старушку, раз решили оставить с ней моих детей. Я жду, — хлестко приказал босс и отключился.
Вот совсем некстати мне сейчас терять то, чего еще нет, а конкретно — эту идиотскую работу няньки.
Я подождала, пока хромрованный байк с громким ревом покинет елкинский двор, унося лежащую на сиденье кверху объемной задницей стреноженную Вальку, и ломанулась в машину, посмотрев на окно подругиной квартиры, из которлго с интересом выглядывали две любопытные детские мордахи и одна острая кошачья. По крайней мере, так мне показалось. Одиннадцатый этаж ведь, хрен там чего увидишь.
Всю дорогу я успокаивала себя. Бабушка у меня ответственная, в конце концов, она меня же вырастила. Ну и что что я росла как придорожный сорняк у канавы. Зато много чего добилась в жизни. Нянькой вон стала.
— Эх, — вздохнула я, выруливая с парковки.
За полчаса да по пробкам добраться до больницы нереально. Ну, если ты не Шумахер, конечно. А меня учила водить машину бабуля. Так что Шумахер бы нервно курил и плакал, если бы видел мою манеру вождения. Жаль, что это нереально. Ему бы я с великим удовольствием преподала пару уроков.
Алексей
Я был зол. Аж задыхался от ярости. Нет, я, конечно, давно уже понял, что кто-то сливает информацию по проекту, который должен был принести концерну немалую прибыль. Но чтобы так нагло и беспардонно!.. Явно, я бы сказал. Откуда я узнал? Все очень просто — в ожидании сумасшедшей вредины спустился в фойе больницы и словно черт меня под руку толкнул заглянуть в валяющийся на стойке администратора модный журнал.
— С вами все в порядке? — спросила встревоженная медсестра.
Видимо, ей показалось, что меня сейчас хватит удар, потому что зубной скрежет, изданный мной, мог посоперничать по силе разве что со звуком отбойного молотка в зале Павелецкого вокзала.
— Все в порядке, — выплюнул я, разглядывая морду Соловьева — моего главного конкурента, белозубо улыбающегося с центрального разворота издания для дам.
Рядом с ним так же искуственно скалилась его ведущая модель, облаченная в платье, модель которого я самолично утвердил для проекта, и которое должно было стать жемчужиной долбанной коллекции. Твою мать, кто? И эта ненормальная Алла, которая давно уже должна быть тут, что-то не особенно спешит. Хотя я привык, что мои подчиненные делают то, что я им говорю, по первому требованию. Все, только не эта наглая баба.
Она ворвалась в фойе, словно ураган. Вот реально. Вмиг заполнив своим тщедушным тельцем пространство. Так что я даже не понял, почему так трудно стало дышать.
— И чего вы врали, что не можете добраться на такси? — громко спросила она. Так громко, что все редкие для этого часа посетители больницы сразу уставились на нас, ожидая шоу. — Я, между прочим, неслась, как на пожар, савраской, аж вся жопа в мыле, а он тут шлындает бесцельно. А мне девочек надо было оставить ради того, чтобы здорового лба домой доставить.
— Вам не кажется, что вы забываетесь? — наконец, взяв себя в руки, прохрипел я и, крепко схватив ее за острый локоток, потащил за собой в палату, даже не вспомнив о больных ребрах. Да и черт с ними, эта нахалка смогла довести меня до бешенства! — Я ваш хозяин, между прочим, так что будьте любезны вести себя как подчиненная, а не как базарная торговка. И соблюдайте субординацию, черт вас дери!
— Работодатель, — нагло хмыкнула Алла Борисовна, пропустив мой спич мимо маленьких ушек, украшенных скромными серьгами, — хозяев у меня нет, привыкайте. Ладно, идемте уж, горе немощное. — Подхватив сумку, эта девка зашагала размеренным шагом, а я поплелся за ней, как щенок на веревке. Блин, ненавижу эту нахалюгу. Убил бы. — Ну садитесь уже, домой вас отвезу и за малышками поеду. А то как бы чего не вышло, — задумчиво протянула она.
Нянька стояла возле своего «Шмаровоза», призывно распахнув дверцу.
— За бабушку боитесь? Не бойтесь, мои дочки старушек не жарят на углях, — подколол я, но Алла отреагировала вяло.
— Зато некоторые бабули с этим неплохо справляются, — прошептала несносная девка, но я на эти ее слова не особо внимание обратил.
— Нет, Алла Борисовна, едем в офис, — приказал я, — бабушке вашей я доплачу за неудобства.
— Ей не нужны деньги. Слушайте, вы меня наняли за детьми присматривать, а не быть вам личным шофером, — в ее голосе послышались напряженные нотки, даже, показалось, испуганные.
— Я не приказываю. Прошу, — посмотрел я на Аллу Борисовну совсем другими глазами.
Она, оказывается, очень симпатичная: глазищи синие, нос курносый и слегка конопатый, что придает лицу немного детское выражение, и капризно оттопыреная нижняя губка делает ее очень сексуальной. Я с трудом сдержался от желания укусить ее за эту розовую, похожую на вишенку губу. Твою мать, надо наведаться к Снежане спустить пар, я у нее уже месяц не был. Иначе скоро на всех бросаться стану. Даже на эту. . .
— Вы о чем задумались, вообще? И почему так на меня смотрите? — нарушила Алла повисшее в салоне автомобиля тягостное молчание. — Отвечайте, мне не по себе.
— И как же я, по-ашему, на вас смотрю?
— Словно сожрать хотите, — хмыкнула нахалка.
Я поспешно отвел глаза. Неужели у меня на лице написаны все мои мысли? Или она просто ведьма?
— Не льстите себе. Вы не в моем вкусе, — вредно ответил, с ужасом наблюдая за дорогой.
Алла Борисовна расслабленно крутила руль, вдавив педаль газа в пол и лавируя между несущимися по дороге машинами, хаотично перестраиваясь из ряда в ряд. Отвлекшись на созерцание ее красоты, я не сразу обратил внимание на ее манеру вождения, но сейчас почувствовал, что у меня на загривке дыбом встают волосы, а по телу толпами несутся ледяные мурашки.
— Тормози! — заорал я, не сводя взгляд со светофора, который подмигивал мне красным глазом.
— Тормоза придумали трусы, — хихикнула эта идиотка, на полной скорости пролетая в миллиметре от капота грузового монстра.
Боже, кому я доверил своих детей?
— Вы уволены… — прохрипел я, когда машина остановиларыльсь у крыльца концерна, и выпал из дурацкой машинки, чувствуя, как дрожат колени.
И, кстати, откуда она узнала, куда меня везти? Я ж не говорил ей адрес.
— А вы мне адрес еще в больнице сказали, — белозубо улыбнулась Алла, предвосхищая мой вопрос и пропустив мой месседж об увольнении. — Я отъеду ненадолго, чтобы не торчать тут, как волосок на лысине, позвоните, когда вас забрать.
— Вы не поняли. Я сказал — вы уволены. Скажите, куда заехать за девочками. И вы свободны, — зло выплюнул я.
Она дернула острым плечом, достала из захламленного бардачка обгрызенный карандаж и, мазнув по грифелю розовым язычком, накарябав адрес на жирной салфетке, протянула мне. Впервые в жизни няня не сбегала из моего дома с воплями и подпалинами в волосах и на теле, а я ее уволил. Так странно.
Алла Борисовна молча махнула мне тонкой ручкой и так газанула с места, что меня обдало облаком пыли и мелких камешков.
— Господи, слава богу. Больше я никогда не увижу эту адскую бабу, — подумал я, но сердце что-то предательски карябнуло.
Какая-то непонятная жалость. Прогнав ненужное чувство, я зашагал по ступеням крыльца, размышляя, кто же та тварь, которая продает мои идеи конкурентам. Найду и прилюдно колесую, чтоб другим неповадно было. Я, конечно, сам виноват — совсем забросил работу, но теперь я вернулся. И вернулся насовсем, а это значит, что никому не позволено так нагло и беспардонно распоряжаться моим делом, которое я поднял когда-то с нуля, вложив все, что у меня на тот момент было, даже старую отцову «Ауди» продал — последнее, что у меня осталось от родителей.
Расправив плечи, я толкнул тяжелую дверь и шагнул в кондиционированную прохладу офисного холла. Шагнул и тут же был сбит с ног стройной маленькой шатенкой, ослепнув от боли.
— С вами все в порядке? — встревоженно спросила красотка.
— Да, — кивнул, рассматривая женщину. Не в моем вкусе. Волосы цвета воронова крыла зачесаны нзад до гладкости, так что кажется, что их вообще нету, что-то хищное во взгляде и родинка крупная над губой — полная противоположность Алле. Тьфу ты черт, далась мне она!
— Я Ада, — протянула мне руку женщина, желая помочь подняться.
Я взял ее за теплую ладонь, глядя, как улыбка преображает миловидное личико, делая его похожим на маску. Моргнул, прогоняя наваждение, и поднялся с пола
— Спасибо, Ада, — игриво ухмыльнулся. А она ничего! Попка, как орешек. Симпатичная. — Меня зовут Алексей Михайлович
— Я знаю, босс, — игриво ответила симпатяжка и, поведя крутым бедром, пошла туда, куда направлялась, пока я не встретился на ее пути, — увидимся.
Я стоял, как истукан, провожая ее взглядом. Надо будет распросить Андрюху, что за птичка. Хотя, наверное, он уже отметился на дамочке. Обычно мой зам не пропускает таких лакомых кусочков...
— Выглядишь — краше в гроб кладут, — вместо приветствия прогудел Андрюха, поднимаясь навстречу из моего кресла.
Моего, твою мать!
— Какого черта ты тут делаешь? — поинтересовался я, с трудом справляясь с яростью, глядя в улыбающееся лоснящееся лицо зама.
— Исполняю обязанности, — спокойно ответил он и уставился на журнал, который я позорно свистнул у несчастной администраторши в больнице и теперь с громким стуком бросил на полированную столешницу перед не ловящим мышей Андреем Михайловичем Славовым. — Ты чего нервный-то такой? Или обиделся, что я тебя домой не отвез?
— Что это? — не обращая внимания на увещевания, спросил я.
— Ну, Соловьев. Гад, конечно. Но выглядит с иголочки, как всегда, — сказал Андрей, явно намекая на мой сейчасашний непрезентабельный вид.
— А рядом?
— Рядом баба в платье. Ничего такая, кстати. Я б ей вдул. Да чего ты взъелся-то, объясни?
— Она в нашем платье! — больше не сдерживаясь взвыл я. — Ты вообще о чем-нибудь, кроме баб своих, думаешь?! О семье своей несчастной, например? Или вот о работе? Как она идет, кстати? И выключи ты на хер этот долбаный телевизор! — я махнул рукой на мерцающий экран, который как раз сейчас транслировал какой-то идиотский репортаж о городских байкерах и мотопробеге.
Вот лучше бы я не смотрел в этот долбанный ящик. Одного взгляда хватило, чтобы выхватить из толпы нечесанных голов суетящихся на экране немытых мужланов знакомую розовую шевелюру.
Андрей схватился за пульт, но я буквально вырвал у него из рук дистанционку и, не обращая внимания на то, что Славов смотрит на меня как на умалишенного, вперил взгляд в экран.
Ошибки не было. Обхватив за спину бородатого мужика, одетого в клепаную кожаную жилетку, на меня смотрела счастливо улыбающаяся Надюшка. На соседнем байке в обществе старушки, смутно похожей на паразитку-няню, заливалась радостным смехом Козюлька.
Откровенно говоря, я давно не видел своих дочерей настолько счастливыми. Но как эта идиотка няня посмела подвергать моих дочерей такой опасности?! И, судя по всему, я доверил своих детей сумасшедшей, причем потомственной, не в первом поколении.
— Убью! — зарычал и ломанулся из своего кабинета под сочувствующим взглядом Андрюхи, на ходу набирая номер Аллы Борисовны.
Успел увидеть миллион непринятых от Прозерпины Адольфовны. Точно тоже смотрела телевизор, старая грымза. Ну все, теперь хоть домой не возвращайся.
— Ты бы отдохнул, брателло, — крикнул мне вслед Славов, — а я тут разберусь, че почем, хокей с мячом.
Да пофигу мне сейчас был и он, и Соловьев, и гребаное платье. Я желал поймать и убить нахалку, которую сдуру пустил в свой дом. Видно, и впрямь я головой приложился в аварии. Я даже в лифт не сел — сбежал по лестнице, задыхаясь от ярости. Не понял что произошло, но кто-то сдавленно охнул и упал к моим ногам. Интересно, кого я сбил?
— Видимо, нам судьба встречаться таким образом, — хмыкнула черноволосая красотка.
Как там ее звали? Ада вроде.
— С вами все в порядке? — спросил я, помогая женщине подняться.
— Ну-у-у, наверное, будет в порядке. Если пригласите меня на ужин, — сразу взяла быка за рога Ада, протягивая мне визитку. — Я буду ждать звонка. И, кстати, у меня есть информация, кто крот, — лучезарно улыбнулась женщина.
Подслушивала, зараза. Хотя я и не говорил с Андрюхой о том, что кто-то шпионит. Ладно, некогда мне сейчас разбираться.
Я взял из тонких пальцев картоный квадратик, глядя в лицо Ады, которое перекосила улыбка. Красивая она все-таки, но что-то неприятное есть в ней, змеиное какое-то, не в моем вкусе.
— Позвоню, — пообещал, — простите, мне сейчас правда некогда.
— Я буду ждать, — кокетливо хмыкнула женщина, отряхивая юбку-карандаш легкими, едва заметными движениями.
Алла трубку не снимала, что приводило меня в бешенство. Я выскочил на улицу и только тогда почувствовал сковавшую боль в сломанных по вине паразитки-няни ребрах. Как раз в этот момент, ни раньше, ни позже, телефон в кармане завибрировал. С трудом справляясь с непослушными руками, я вытянул на свет божий млобильник и не говоря ни слова приложил его к уху.
— И чего надо? Вы то меня гоните,то снова звоните. Вы уж определитесь, — услышал я недовольный голос нахалки.
— Я был неправ, — хмыкнул. — Заберите меня отсюда, и мы снова будем друзьями.
— Че, правда? — удивление в голосе Аллочки было не просто восхитительным. Она была в шоке, как мне показалось.
— Нет, мать вашу! — заорал я так, что на меня начали оборачиваться прохожие, праздно шатающиеся по улице.
ГЛАВА 6
Алла
Ну конечно. А как же иначе? Вот ни раньше, ни позже надо было позвонить! Как раз тогда, когда я стояла на карачках кверху филеем и отчаяно пыталась дотянуться до забившегося в самый дальний угол под диваном адского кошака, который орал, словно его режут на колбасу, и метил приснопамятный угол то ли от страха, то ли от злости, а может, это было комбо, и воздух в Елкинской фатере явно не озонировал. И вот когда я, наконец, схватила за хвост усатую падлу, телефон разорвала противная трель. Видно, сиятельный Кецалькоатль в этот раз решил для разнообразия не одарить меня мудростью, а, наоборот, лишил остатков разума, когда я поставила на звонок этот рингтон.
— Если это не срочно — урою! — заорала я в трубку, чувствуя, как поросший легкой щетиной хвост елкинского уродца ускользает у меня из пальцев.
Этот аспид извернулся и хотел полоснуть меня по руке, но промазал и попал по диванной штанге. Когти, видимо, у котейки выкованы из закаленой стали, судя по скрежету, которому бы обзавидовался сам Фредди Крюгер, вот ей богу.
— Ох, простите, Алла. Я так виноват перед вами, — услышала я голос Зотова. — Вы хотите, чтобы я это сказал?! — уже не сдерживаясь, проорал этот мерзавец.
Вот точно, самое ему определение— мерзавец и есть. И девчонки у него потому такие противнющие. От осинки не родятся апельсинки.
— Да нет, в принципе, от вас воспитания я и не ожидала, — радостно хрюкнула, вытащив мешок с блохами из убежища и едва не сплясав от радости краковяк вприсядку, — Че надо? Так думаю, вам будет понятно. Хамам всегда ясно, когда с ними разговаривают на понятном им языке. Андестенд?
— Вы… вы… вы… — задохнулся Лексей свят Михайлович. Могу я с мужиками разговаривать, вот прям мое это. — Короче, я беру вас обратно на работу.
— Ха, а оно мне надо?! — жизнерадостно поинтересовалась я, натужно пыхтя.
Ну потому что Клеопетр никак не хотел лезть в выуженный из недр елкинской кладовки саквояж.
— Вы там что делаете? — поинтеесовался мерзавец. — Что это за звуки?
— Ну, говоря откровенно, я стою на карачках возле дивана и пытаюсь запихнуть усатую особь мужского пола в подругин чемодан.
— Избавьте меня, пожалуйста, от подробностей вашей богатой личной жизни! — гаркнул Зотов. — И заберите меня оттуда, где оставили.
— И почему я должна бежать к вам по первому требованию? У меня дел вагон. А вы меня уволили. Первое слово дороже второго, между прочим.
— Если вы не хотите, чтобы я написал заявление в полицию о похищении вашей бабулей моих детей, вы сейчас же поедете за мной без разговоров.
— Не страшно вообще. Ну ладно. Скоро буду. Вы без меня скоро пукнуть не сможете. Какой из вас отец? Потому и девочки такие невоспитанные у вас. Отец — тюфяк, бабка — козлиха горная. Одна я луч света в вашем аиде.
— Я жду, — выдохнул он и отключился.
***
Через полчаса я подъехала к знакомому зданию под неумолчный рев адского кошака. Зотов ждал, нервно притопывая ногой. А он красавчик! Я невольно залюбовалась: высокий, около двух метров, плечи широкие, бедра узкие. Прям Апполон, мать его за ногу. Надеюсь, у него там под фиговым листом не так мало, как у приснопамятного божества. Мы с Елкиной, когда в музей ходили, пожалели, что лупу не взяли.
«Эх, — сказала тогда Валюшка, — вот так всегда, ничему нельзя верить. Надо было у бабки твоей бинокль свистнуть, в который она за соседями пасет. А то тут и с лупой его причиндалы фиг отыщешь, даже если фонарем подсветить».
И я, кстати, согласилась с ней тогда. О чем это я, ах да. . .
— Вы так и будете глаза таращить в пустоту? — нервно сросил мерзавец, распахнув дверцу, чем напугал меня до чертей.
— Задумалась просто, — вынырнула я из воспоминаний. Странно, кошак затих, едва Алексей Михайлович втиснул свое немаленькое тело в мою маленькую машинку. Я чуть не захохотала, увидев его коленки, затянутые в джинсовую ткань, чуть ли не к ушам прижатые.
— Алла Борисовна, пожалуйста. Давайте заберем девочек, Прозерпина Альбертовна уже телефон мне оборвала.
— Так вот оно что! — разразилась я злодейским смехом, с удовольствием наблюдая, как перекосило моего шефа. — Я думала, вы за девочек боитесь, а вы обыкновенный каблук.
— Да я вас…
Я не стала дослушивать, что он меня. Смею надеяться, что это не то, о чем я тут же подумала и даже представила в красках. Блин, надо бы себе мужчину, что ли, завести, а то на этого мерзавца скоро кидаться начну. Хотя он, конечно, красавец. Мне всегда брюнеты нравились с синими глазами. И подбородок такой волевой.
Эх! Только вот я не за этим в его доме появилась. Выполню свою задачу и свалю в туман. Странно, а почему это мне так не хочется ему пакостить? Он же вредный, противный нестерпимый...
— Приехали, — вытолкнула я сквозь пересохшие связки, показав глазами на толпу полудурков, оседлавших своих пердящих выхлопными газами коней.
В арьергарде конницы, конечно, торчала моя бабка. И чего ей покоя нет? Сидела бы, носки вязала, скатерки на худой конец. Не такой худой, как у апполона из музея. Тьфу ты черт, дался мне этот несчастный.
Алексей Михайлович, решительно дернув дверцу, выскочил из машины и твердым шагом направился к сборищу байкеров. Нет, даже при всей моей неприязни я не могла позволить, чтобы больного человека со сломанными ребрами отмудохал какой-нибудь бородатый ушлепок. А дружки моей бабули именно так и действуют. Сначала бьют, а потом уже разбираются, что за кент к ним пожаловал. А этот Дункан мак Лауд прям словно специально вломился в толпу вонючих байкеров. Ну все, начались в колхозе танцы.
— Ты кто такой?! — взревел бородатый мужлан, больше похожий на медведя-шатуна, нежели на представителя рода человеческого.
Ну конечно, надо же было именно на Бармалея нарваться!
Вообще-то зовут дядьку Валерий Павлович, и он в миру милейший человек, детский психолог и, надо сказать, неплохой. Очередь из маленьких пациентов к Бармалею расписана на месяцы вперед. Но по вечерам — а может, от фазы луны это зависит — чудесный душевед превращается в неудержимое яростное существо, к заднице которого намертво приклеивается ревущий турбодвигателями мотоцикл. Бармалеем его, кстати, прозвали не и-за внешнего вида. С фамилией мужику повезло. Она у него исконно-русская и даже местами красивая — Лейкин. Сначала его друзья-бандерлоги трансформировали приятеля в Бармалейкина, а потом это прозвище сократили до Бармалея.
Так вот, эта гора мяса, затянутая в кожу, нависала сейчас над расправившим плечи Зотовым, мечущим молнии своими шикарными синими глазищами.
— Он со мной! — заорала я, пытаясь встать перед своим работодателем, дабы не остаться опять без хорошо оплачиваемого труда. Нет, ну а что, где я еще столько приключений на жопу найду, да еще за зарплату?
— А ты кто? — не сразу въехав, что картинка перед ним сменилась, с интересом поитересовался Бармалей, фокусируя взгляд на моей тщедушной персоне.
— Конь в пальто, — вызверилась я, — ты мозг совсем, что ли, растряс с этим своим мотоциклом?
— А, ведьма на реактивной тяге, — обрадовался мужлан, и в глазах его промнелькнуло узнавание. Сзади меня хрюкнул Зотов. Вот паразит, теперь точно будет подкалывать. — Бабушка твоя там, — махнул рукой здоровяк, теряя к нам интерес моментально, словно это не он хотел на тряпки порвать мерзавца всего минуту назад.
— А они хорошо вас знают, — издевательски шепнул мерзавец, — в самую точку попали с подобранным вам определением.
— Если вы не закроете рот, — ощерилась я, — скажу им, что вы шпион Драконовской групировки и вообще редиска. Представляете, что будет дальше, когда я, махнув на прощанье ручкой, свалю в туман, оставивив вас один на один с толпой разъяренных берсерков? Как вам перспективка?
Зотов промолчал, вот только страха в его глазах, выискивающих в толпе своих детей, я, как ни старалась, не увидела.
— Пойдемте, — нервно выплюнул он и, схватив меня за руку, потащил за собой…
Надя сидела на ревущем мотоцикле, крепко обхватив за талию бабулиного другана Змея, явно собиравщегося сорваться с места. Я оглянулась по сторонам в поисках Козюльки и облегченно вздохнула. Девочка щербато улыбалась, не замечая ничего и никого вокруг. Конечно, такое приключение! Я бы тоже на седьмом небе от счастья была свалить от занудного отца и чокнутой Адольфовны!
— Не делайте резких движений, — вякнула я, но кто меня услышал?
Зотов словно телепортировался, вот реально! И как он так быстро успел оказаться возле ревущего железного коня и схватить за руку Надюшку, а я даже глазом не успела моргнуть?!
— Руки убери от ребенка! — заорал Змей так, что меня едва не снесло звуковой волной.
Бедный мерзавец, он ведь находится в самом эпицентре.
— Этот ребенок, моя дочь, между прочим. А вот кто ты такой? И почему моя несовершеннолетняя дочь тебя обнимает — это вопрос на сто миллионов! — не уступая по децибелам Змею, взвился Алексей Михайлович, приведя меня в бурный восторг.
Надо же, а он не так безнадежен, как мне показалось сначала.
— Ты его знаешь? — спросил Змей, кивнув на Зотова.
— В первый раз вижу, — ответила розововолосая мерзавка.
Вот же, блин... Придется мне теперь вмешиваться, потому что кольцо вокруг моего работодателя нехорошо сжиматлось, и на зверских лицах бабулиных друзей вот совсем не написано любви ко всему человечеству. Эти люди — ну или кто они там — уже приняли девочек в свой ковен и теперь за них просто затопчут, если придется.
Я посмотрела на Надю, до которой только сейчас начало доходить, что она натворила, на Зотова, сжавшего челюсти и явно приготовившегося принять свою судьбину, и заорала так, что у меня у самой в уша зазвенело.
Но кто же мог подумать, что мой вой послужит сигналом к началу боевых действий? Я лишь хотела отвлечь агрессивно настроенных мужланов от Зотова, а получилось, как всегда у меня, все наоборот.
Что тут началось!.. Смешались в кучу кони, люди. Им это нравилось, я поняла по блеску в глазах бабулиных друзей, что лучшего развлечения просто не сыскать в целом мире. Они даже не разбирали, куда бьют, остервенело квасили морды друг другу.
— Уведите девочек! — крикнул мне ожесточенно работающий кулаками Зотов.
— Нет уж, фиг я вас тут одного оставлю! — рыкнула я, ввязываясь в самый эпицентр разрастающейся, как снежный ком, драки. — Отвечай потом за вас. Вы же мой работодатель.
— Идиотка! — крикнул Алексей и свалился к моим ногам спелой грушей, настигнутый чьим-то похожим на кувалду кулаком.
Я взвыла и бросилась на спину нападающего, пытаясь достать ногтями его глаза. А потом мир перевернулся, и меня накрыла теплая тьма.
Алексей
Откуда только берутся такие ненормальные бабы? Я был озадачен, пока не увидел бабушку моей новой няни. Теперь для меня нет загадки в этом. Ненормальность 99 LVL — это наследственное.
— Эй, мужик, ты жив? — проорал мне в ухо кто-то, похожий на Джигурду, и точно таким же голосом.
У меня аж волосы по всему телу дыбом встали от такой мощной звуковой волны.
— Жив, но если ты будешь мне в ухо так орать, точно отдуплюсь, — буркнул я, с трудом разлепляя глаза. — Гле мои девочки?
— Тут это, такое дело. В общем. . . — замялся здоровяк. Я проследил его взгляд и едва сдержал стон. Байкеры разной степени подбитости жались к своим мотоциклам, образовав неровный круг, в центре которого на земле лежала чокнутая Алла. Но даже не это меня напугало. Над похожей на спящую белоснежку няней стояли две дамы преклонного возраста и били копытом, выпуская из ноздрей клубы дыма, готовясь схлеснуться в смертельной битве.
Ну конечно — Адольфовна прибыла. Куда ж без нее… Вот всегда меня удивляет: с внучками она не очень-то ласкова, но если вдруг им что-то угрожает, ну или она так думает, несется на всех парах спасать девочек. Найдет их даже в адском пекле, если понадобится, и отбьет у демонов, используя только маникюрные ножнички и расческу. И в гневе Прозерпина страшна. Уходит, не оставив камня на камне.
— Я на Каракулу поставил, если что, — вякнул «Джигурда».
— Напрасно, братан, — нервно хохотнул я, — моя теща — достойный противник.
С трудом поднявшись на ноги, я огляделся и, увидев Надюшку с Козюлькой, заковылял к ним. Да уж, хороший же я пример своим дочерям: лицо разбито, футболка — точнее, то, что от нее осталось — болтается на шее, как у каторжника, ребра переломаны. Красавец, в общем.
— Пап, прости, — всхлипнула Лидочка, — мы не хотели.
— Дома поговорим! — рявкнул, глядя на дочку, которая так легко отказалась от меня ради какого-то бородатого урода.
Надя отвела взгляд, по вздрагивающим худеньким плечам я понял, что моя девочка плачет. Сердце тут же зашлось от жалости и тоски. Я ведь сам виноват, не могу дать им материнской любви, а только муштрую, как солдатню. Она сжалась, когда я ее обнял, и, уткнувшись мне в плечо, беззвучно заплакала.
— Ничего, дома успокоимся все, — прошептал, погладив мою малышку по голове.
— Аллу бы надо забрать, а то ее бабки растерзают, — по-взрослому вздохнула Козюлька.
Черт, я совсем забыл, что назревает военная ситуация. Да уж, несчастной няньке туго придется. Судя по зверским физиономиям бабуль, у нее осталось совсем мало времени. Уже давно пора отползать. Только нахалюга в глубоком ноккауте. И я, конечно же, буду потом жалеть о своем порыве, но и оставить девушку, которая с таким жаром бросилась меня защищать, я тоже не могу.
— Стойте тут. С места не двигайтесь, — приказал дочерям и быстро, насколько это возможно в моей ситуации, зашагал к сверлящим друг друга взглядами, как бойцы на ринге, пожилым дамам.
— Старая ты кляча! — взвизгнула Адольфовна, видно, почувствовав мое приближение, чем дала знак бабушке Аллы к боевым действиям.
Каракула молча, не тратя на пустую болтовню энергию, выкинула руку и схватила мою тещу за жидкие волосенки, уложенные руками умелого парикмахера так, чтобы смотрелись шикарной, крашенной в платиновый блонд гривой.
Алла лежала между двумя ведьмами, но мне показалось, что она приоткрыла один глаз, чтобы оценить обстановку. Да что ж это такое?! Эта ненормальная за два дня умудрилась превратить мою налаженную жизнь в театр абсурда!
— Надя, бери Лидочку, и бегите к машине Аллы Борисовны, — шепнул я. Дочь попыталась возразить, но у меня сил не было на споры. — Бегом! — приказал и пошел разнимать фурий, в противном случае они рисковали поубивать друг друга.
Моя любимая теща не стерпела издевательства над своей прической и с визгом вцепилась в лицо обидчицы дорогущим маникюром. Тетушки обе свалились на Аллу, превратившись в орущий, брызжущий ядом клубок. Байкеры молча полезли в карманы, видимо, ставки были сделаны всеми, тотализатор вступил в действие.
— Слушайте… — Откуда взялась возле меня наглая нянька, я не понял, словно из воздуха материализвалась. Вот же только валялась в пыли, притворяясь мертвой. — Вы так и будете на это безобразие смотреть? Хиляем отсюда, пока в памяти. А то еще и нам наваляют.
— Алла Борисовна, вы в своем уме? — поморщился я. — Неужели вы думаете, что я буду спокойно наблюдать, как две почтенные дамы квасят друг другу морды и не вступлюсь за свою тещу?
— Ваша теща сама за кого хочешь вступится, — хмыкнула Алла, — обыкновенно, соперницы сдаются на милость моей бабули спустя две минуты после начала потасовки, а тут прям и не знаю, что сказать, я в восторге. Адольфовну пора в Рембо переименовывать, хотя он щенок в сравнении с милейшей бабулей. Так что я предлагаю дергать отсюда, пока в памяти. Чтобы не отгрести люлей от победительницы. Ничего с вашей тещей не случится, а девочкам не надо видеть, как бабушка дерется, словно боец на ринге. Это подорвет неокрепшую детскую психику.
— Ну хорошо, — малодушно согласился я, косясь на возбудившихся мотогонщиков, которые скандировали имена мадам, потрясая руками и бородами и ожесточенно выкрикивая именя своих фавориток.
— Вот и умничка, — хмыкнула Алла и ломанулась к своей тарантайке, таща меня за руку. Девочки уже сидели в машине и нервно ерзали на сиденьи. Что-то меня насторожило в их мордашках, но я опять не обратил на свое предчувствие никакого внимания. Вообще мышей