Искра Божья. Елена Третьякова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ. Осознание своей ошибки
• ГЛАВА 1, в которой появляется главный герой и сражает сердца читательниц наповал
• ГЛАВА 2, в которой открываются тайны семьи
• ГЛАВА 3, в которой герой принимает важное решение
• ГЛАВА 4, в которой появляется главная героиня и сражает сердце героя наповал
• ГЛАВА 5, в которой герой и героиня просто живут
• ГЛАВА 6, в которой герои живут в любви
• ГЛАВА 7, в которой страна любви – великая страна
• ГЛАВА 8, в которой случился фатальный поворот сюжета, но герои выстояли
• ГЛАВА 9, в которой все изменилось
• ГЛАВА 10, в которой герой все понимает
• ЭПИЛОГ. Принятие целой жизни

АННОТАЦИЯ

Говорят, что судьба отмеряет человеку ношу по силам. Никогда не назначит больше, чем он сможет вынести.

   Но любовь — та же ноша, и надо иметь смелость, чтобы за нее бороться, чтобы потом спина к спине выстоять против тех же стереотипов общества и непонимания родителей.

ПРОЛОГ. Осознание своей ошибки

Пусть на листьях не будет росы поутру,

   ( В.С.Высоцкий. 1969г. Лирическая)

   — Третья, возьмите вызов. Роженица. На Балтийском вокзале.

   — Шурка, ты офонарела. У нас смена закончилась час назад. Дай хоть выдохнуть.

   — Ну, вы же свободные и рядом совсем. Завезите в роддом и можете ехать по домам.

   Старший бригады — врач Николай — ругался с диспетчером скорой помощи только для виду. Был он мужиком правильным, порядочным и никогда не отказывал никому в помощи. Чем бессовестно пользовались другие бригады, но, как ни странно, это ценилось и поощрялось руководством в виде премий и отгулов при необходимости.

   Бригада у Николая Семёновича была давно слаженная и отлично функционирующая. Водитель – Петрович, с молодости на скорой, знает город как свои пять пальцев. Любит рассказывать про своих двух внучек и травить похабные анекдоты. Полина — опытная медсестра, молчаливая и серьезная мать—одиночка. И совсем молодой фельдшер, принятый на место вышедшей на пенсию Анны Петровны.

   — Адрес, данные диктуй, — сдался Николай

   Ночь была не самая тяжёлая, можно и за роженицей съездить, тем более, действительно, недалеко.

   Женщину нашли быстро. Кто—то сердобольный отвел ее в зал и устроил в кресле; рядом стоял сотрудник полиции и отгонял зевак – на вокзале всегда куча праздно шатающегося народа. Проводили в машину, уложили на носилки, и Полина принялась заполнять документы, пока диспетчер выясняла, в какой роддом вести. Тимофея, как самого молодого, ещё в самом начале отправили за кофе. Все равно он роды ни разу не принимал, помощи от него никакой.

   — Так вы не местная? Без прописки. Тогда только Купчино и примет, — окликнула Полина, разговаривающего с диспетчером, Николая.

   Тут к машине подошёл Тимофей, передал стаканчик с кофе Петровичу, сунул в руки Коле и прошел внутрь. Мельком взглянул на девушку на носилках и замер.

   — Чего застыл? – пнула его Полина, — родов ещё не было?

   Тим ошалело помотал головой.

   — Ничего, все бывает в первый раз. Двери закрывай.

   — Куда везём? – осипшим голосом спросил у Полины, не отрываясь от лица девушки, которая лежала на носилках спокойно, не стонала, но дышала иногда судорожно, хватая воздух ртом, видимо, когда приходили схватки, ещё не сильные и нерегулярные.

   — Купчино, — бросила Полина, заполняя бланки. – Не местная…

   — Ясно. Что мне делать?

   Было видно, что молодой фельдшер растерялся, то и дело поглядывая на девушку на носилках.

    «Она, конечно, симпатичная: голубые глаза, светлые длинные волосы, собранные в растрёпанный хвост, но все же не настолько, чтобы глазами то и дело стрелять», — подумала Полина, отрываясь от бумажек.

   — Давление измерь, температуру. И сядь, успокойся. Первые роды не быстрые, довезем, успеем.

   Тимофей послушно измерил давление, продиктовал цифры Полине и сел сбоку от носилок, все так же поглядывая на роженицу.

   «Вот ведь, — с удивлением подумала медсестра, — влюбился что ли с первого взгляда?».

   — Может водички хотите? – тем временем поинтересовался молодой человек. Чем ещё помочь, он не знал, а сидеть спокойно рядом, когда на носилках лежит беременная и почти рожает, не мог.

   Роженица мотнула головой и попросила:

   — Позвоните мужу, пожалуйста. Я же к нему приехала, он должен был встретить на вокзале, но задержался! Переживает, наверное, меня ищет.

   — Диктуйте номер, — доставая телефон из кармана, произнес Тим. Собственное бездействие в данной ситуации его нервировало, поэтому он с радостью бросился выполнять просьбу.

   Раза с третьего он смог донести до мужа роженицы, что она в порядке, рожает, и что ехать надо сразу в роддом. То ли мужчина сам по себе был медлительным и туговатым, то ли отупел от полученной информации. Но Тимофей надеялся, что нужное и важное собеседник понял.

   Завершив смену, несмотря на то, что дежурство было ночным, молодой фельдшер направился на Балтийский вокзал, взял билет на электричку и, устроившись возле окна, прикрыв глаза, принялся вспоминать, как ехал этим же маршрутом полтора года назад.

   Роженица с голубыми глазами и светлыми волосами помогла Тиму принять единственно верное решение, которое он ехал сейчас озвучивать той, что важнее всего на свете, своей фее Динь—Динь.

ГЛАВА 1, в которой появляется главный герой и сражает сердца читательниц наповал

Волк не может нарушить традиций —

   ( В.Высоцкий. Охота на волков. 1968г)

   — Так, Мария, ты у нас новенькая, ещё не в курсе всех нюансов. Тебя Тамара Васильевна после летучки подробно проинструктирует, что к чему. Но основное запомни: сегодня к нам на отделение приходит Тихомиров — самый—младший.

   — "Самый—младший" — это как? – Мария захлопала длинными ресницами.

   — Ну, Тихомирова—кардиолога знаешь? Он в академии лекции читает вводного курса по торакальной хирургии ( Торакальная хирургия — это хирургия органов грудной клетки). Ну и потом специализацию.

   — Нет, я же из колледжа, — потупившись произнесла девушка. На фоне Екатерины Владимировны, врача—анестезиолога с образованием и опытом в пару лет, Мария казалась себе совсем неопытной медсестрой и несущественной пигалицей.

   — Ай, черт забыла. Одним словом, он — очень крутой врач, кардиохирург, круче него только его отец. Но тот уже не оперирует, возраст. Так что считай, что Тихомиров—младший почти бог.

   — Хорошо. Считаю. Так, а самый—младший — тогда это кто?

   — Это внук старшего и сын младшего.

   — У них тут, что, семейный подряд?

   — У них тут медицинская династия, — уверено произнесла анестезиолог, — Тихомиров—дед, Тихомиров—сын и Тихомиров—внук. Дед и сын врачи от бога, что называется с божьей искрой. А вот на внуке природа, говорят, отдохнула. Он к нам приходит после ординатуры на полставки, а ещё будет в хирургии числиться. Надо за ним смотреть в оба глаза, никуда не пускать, ничего не доверять, всё контролировать.

   — Как это? Контролировать? А лечить он как будет, а оперировать?

   — Да не будет он никого лечить и оперировать, — Екатерина Владимировна, работающая в этом частном медицинском центре вот уже два года, считала себя многоопытный барышней, поэтому с видимым превосходством наставляла на путь истинный свою молодую и неопытную коллегу, проще говоря разносила слухи: — Посадят его в кабинете, будет бумажки перебирать, печати ставить, на симпозиумы ездить и защищать докторские, которые за него будут писать другие.

   — А что так можно? – Мария совсем растерялась.

   Попала в медицину она случайно, не то, чтобы по призванию или сильному желанию. Просто тётка помогла поступить в медколледж, так же как и устроила в частный медицинский центр постовой медсестрой в дневном стационаре. Дальше идти учиться у Марии не было никакого желания, зато была вполне определенная цель удачно выйти замуж. Для этого место работы подходило идеально: и врачи все при хороших зарплатах, и пациенты все сплошь обеспеченные.

   — Можно, нельзя! – Екатерина Владимировна махнула рукой с коротко остриженными ногтями без колец, но с красивыми явно дорогими часами на левом запястье. – Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

   — Что? – Мария, не знакомая с данной крылатой фразой, наморщила лоб, пытаясь сообразить, причем тут планеты и быки.

   — Ой, проехали. Уясни две вещи. Первое: следишь за Тихомировым в оба, все докладываешь Тамаре Васильевне. Второе: глаз на него не кладешь, планов не строишь. Он парень видный, красавчик и бабник. Его в центре все знают. Но Маринка первая успела отхватить такой лакомый кусочек, а за ней ещё очередь. Ты, если местом дорожишь, Марине дорогу не переходи. Снесет и не заметит.

   Мария покивала головой, про себя подумав, что может и стоит потягаться с Маринкой за лакомый—то кусочек. И внешность у Маши не подкачала, и возраст ещё самый смак. Но для начала надо бы посмотреть на того самого—младшего Тихомирова, стоит ли он усилий.

   А Тихомиров—самый—младший, с детства привыкший к сплетням и слухам, шепоткам за спиной, стоял за дверью в отделение и прислушивался к разговору анестезиолога Катеньки и новенькой постовой медсестрички.

    Ничего нового для себя Тимофей не услышал. Да, хорош собой; да, не гений и проигрывает на фоне звездных деда и отца. Так он и не стремился их никогда переплюнуть. Медицину выбрал по зову сердца, а не по принуждению. Никому ничего не собирался доказывать или в чем—то кого—то убеждать. Благодаря маменькиным стараниям обладал Тим вполне адекватной самооценкой, даже немного завышенной. Но за плечами 6 лет обучения в военно—медицинской академии, где каждый преподаватель, лаборант, завкафедры и даже дворник Малбек знали и уважали, боготворили деда или отца или обоих сразу. Год интернатуры и три года ординатуры добавили Тиму иммунитет на перешептывания, переглядывания.

    Единственное, к чему он так и не смог привыкнуть, это к тому, что называли его чаще всего не по имени или имени—отчеству, а по принадлежности к отцу или деду. «Вот внук Тихомирова пошел. Познакомьтесь, это сын Тихомирова». Поначалу это злило, бесило, потом вызывало глухую обиду, пока его куратор, старый мудрый Лазарь Моисеевич Кичиц, переживший карьерные и взлеты и падения, но не отказавшийся от имени и фамилии своих предков, не вправил ему мозги:

   — Вы, Тимофей Алексеевич, сын своего отца и внук своего деда. Ваши предки не делали недостойных вещей, которых стоит стыдиться, наоборот, вам надобно гордиться такой великой фамилией. А если вас, уважаемый Тимофей Алексеевич, не устраивает та тень, которая падает вам от славы ваших достойных предков, так добудьте свою славу и купайтесь в её лучах.

   Вот тогда Тим вполне закономерно решил, что затмить деда и отца на их профессиональной ниве он не сможет, а вот стать хорошим врачом – вполне. А для этого нужно не обращать внимания на пересуды и разговоры за спиной, а просто идти к намеченной цели.

   Правда, иногда Тим все же сбивался с пути…

   — Здравствуйте, девушки—красавицы, — широко улыбаясь, Тимофей вышел из дверей, прерывая такой занимательный диалог между Машенькой и Катенькой.

   Девушки покраснели и потупили глазки, испугавшись, что получат сейчас нагоняй за сплетни и разговоры на рабочем месте, но Тим вытащил из кармана белоснежного отглаженного медицинского халата две шоколадки и презентовал медсестре и анестезиологу.

   «Задобрить и прикормить персонал – первое правило успешного руководителя», — как говорит дед. А он уж точно знает в этом толк.

   — Угощайтесь, швейцарский шоколад. Полезен для настроения, — сверкая зубами в ослепительной улыбке, Тим развешивал комплименты по ушам благодарных слушательниц.

   Целью его было заручиться как можно большей поддержкой сотрудниц медцентра, чтобы максимально облегчить себе жизнь и работу. Всё—таки, добиваясь своей славы, Тимофею не так уж и хотелось надрывать спину. Совет наслаждаться жизнью, пока молод, он тоже получил от своего наставника – мудрого еврея. И этим советом Тим пользовался, в отличие от того, который проигнорировал по окончанию обучения лечебному делу, о чем теперь жалел. Но, да, дело сделано.

    Рефлексировать Тим был не обучен, поэтому, подкорректировав намеченные цели, принялся покорять новые вершины.

   Однако из подслушанного разговора Тимофей запомнил фразу про то, что оперировать его не пустят, а посадят бумажки подписывать. Это настораживало, потому что такого уговора с отцом не было. А всё—таки дыма без огня не бывает. Поэтому, сделав себе зарубку на память заскочить к родителям в ближайшие дни и переговорить с отцом, он отправился в кабинет к заведующему дневным стационаром обозначить свое появление.

   Пока свежеиспечённый врач Тимофей Алексеевич шел по коридору медицинского центра, директором которого ему предстоит впоследствии стать, перехватив бразды правления у деда с отцом, он вспоминал историю своей семьи.

***

А история медицинской династии Тихомировых началась с Афанасия Тимофеевича, который во время Великой отечественной фельдшером промотал всю страну в составе санитарного поезда. Закончив только медицинские курсы, в возрасте 20 лет работал сначала в военном госпитале в родном осажденном Ленинграде, а потом уже был прикомандирован к медицинскому эшелону.

   Афанасий оказался весьма талантливым врачом, за годы войны дослужился до полевого хирурга, многих людей спас, оперируя под взрывы бомб, свист пуль, по ходу поезда и на стоянках и перегонах. А после войны закончил медицинскую академию и много лет оперировал в военном госпитале, продолжая свой нелегкий путь хирурга. Имел медали и ордена, был уважаемым человеком.

   Еще в 43—м на одной из станций подобрал мальчонку лет пяти из разгромленного поезда с беженцами. После окончания войны выправил пареньку документы на имя Тихомирова Тимофея Афанасьевича 1938 года рождения. Потом женился уже в мирном Ленинграде. И зажил жизнью достойного гражданина.

   Только детей с женой у них не случилось, вот они всю любовь и вложили в Тишку. Парнем тот оказался славным, умным, порядочным. Пошел по стопам своего приемного отца, выучился на сердечно—сосудистого хирурга, прекрасно делал операции по шунтированию, вел переписку с мировыми медицинскими светилами, внедрял новые заграничные методики, разрабатывал свои собственные. И все это в рамках ведомственного госпиталя для членов КПСС. Такому карьерному росту способствовал и талант Тимофея, и заслуги его отца Афанасия.

   Помимо «золотых» рук природа одарила Тимофея Афанасьевича ясным умом и предпринимательской жилкой, поэтому после развала Советского союза он не растерялся и выехал в Германию вместе с семьёй на пару лет. А вернулся оттуда с небольшим капиталом и парой инвесторов, которые готовы были организовать и «крышевать» частный медицинский центр, где Тихомиров был ведущим кардиохирургом.

   Схлынули мятежные 90—е в мутной пене, а Тимофей Афанасьевич продолжал преподавать на кафедре в военно—медицинской академии, проводил операции как в государственной, так и в частной клинике. Был уважаем и как врач, и как человек. Сплотил вокруг себя дружный коллектив отличных врачей, за счёт чего и пользовался его медицинский центр спросом и популярностью, разрастался и ширился с годами.

   К тому же Тимофей Афанасьевич смог привести в медицину своего единственного сына Алексея Тимофеевича, талантливейшего кардиохирурга, специализирующегося на проведении операций на работающем сердце. И проводил он эти операции так филигранно, что имел минимальный процент летального исхода.

   Вот так, имея в анамнезе двух таких столпов отечественной кардиохирургии, пытался Тихомиров—самый—младший не стушеваться, не затеряться в тени своих предков, отвоевав себе персональную славу, и вторично опровергнуть распространенное мнение о том, что на детях гениев природа отдыхает.

   Заведующий дневным стационаром терапевтического отделения – Тарганов Константин Михайлович – был не в восторге от того факта, что ему в отделение навязывают молодого хирурга на полставки. Но спорить с владельцами клиники он не рискнул, а в силу характера явно намеревался отыграться на Тимофее, исподволь и намеками давая понять, какой Тим никудышный специалист.

   В этом и была суть уговора отца с сыном. Тим на семейном совете отстоял свое право расширить опыт и практические знания за счёт подработки в терапевтическом отделении центра, без ущерба для основной своей профессиональной деятельности в хирургическом отделении. В травмпункт Тимофея не пустили ни дед, ни отец, хотя туда он и не рвался.

   Алексей Тимофеевич знал, как отнесётся к его сыну заведующий, а может даже и проинструктировал его насчёт линии поведения, чтобы Тим побыстрее сбежал из стационара, плотно осев в хирургии.

   Тимофей сплоховал после окончания «лечебного дела», выбрав специализацию хирургию. Поддался на уговоры деда, матери, повелся на пренебрежительные ухмылки отца. Ну как же, такой удар по репутации – в династии хирургов иметь обычного участкового терапевта. Хуже мог бы быть только венеролог, по мнению отца. Даже гинеколог вызывал у Алексея Тимофеевича большее уважение, чем специалисты в кож—вен—диспансере.

   А парень хотел быть именно терапевтом. По его наивному мнению важность этой специализации заключалась в том, чтобы вовремя диагностировать начинающееся заболевание и отправить к узкопрофильным врачам. А ещё лучше предотвратить профилактикой болезнь, чем лечить ее запущенные формы. А все те гриппы, ОРВИ, повышенное давление и прочие повсеместно распространенные заболевания у населения рассматривались Тимом как неизбежная рутина.

   Поэтому окрылённый тем, что договорился с отцом об удобном графике работы сразу в двух отделениях, он и не подумал уточнить, какую именно работу отвели ему в хирургическом отделении. Отец был умным, хитрым и опытным главврачом да и просто непростым человеком. В какой—то степени разочаровавшись в сыне, он вполне мог готовить для него место номинального оперирующего врача, при этом не пуская его в операционную или контролируя любой его шаг. Постепенно подводя сына к мысли, что в медицине он не врач, а управленец, разбирающийся с бумажками, кадрами и работающий лицом в рекламе для привлечения новых клиентов.

   Такое отношение отца Тима расстраивало, но его компенсировало слепое обожание мамы и сдержанное, но уважительное принятие деда.

ГЛАВА 2, в которой открываются тайны семьи

Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал,

   ( В.Высоцкий. Маски.1971 г.)

   Отношения в семье Тихомировых были образцово—показательными, без громких скандалов, но с долей сплетен и с кучей вываливающихся то там, то здесь скелетов из шкафа.

   Познакомились родители Тима не случайно, а с благословения Тимофея Афанасьевича и одобрения его супруги и матери Алексея – Нинель Антоновны.

   Сама Нинель – женщина крутого нрава и властного склада характера, приехала в тогда ещё Ленинград из—под Пскова, окончила кулинарный техникум и на одной из городских танцевальных площадок познакомилась с молодым, но очень перспективным коренным ленинградцем Тимофеем или как его по молодости называли друзья — Тишкой.

   Познакомилась и влюбилась без памяти в высокого симпатичного кареглазого брюнета. Он тоже был покорен голубыми огромными глазами и толстой косой пшеничного цвета, перекинутой через покатое плечо на крепкую девичью грудь. На фоне тогдашних модно стриженных вечно худеющих девушек Нинель выделялась фигуристостью и ладностью, чем и западала парням в душу. Тиша не стал исключением.

   Умом Нинель тоже не была обижена, общие интересы и точки соприкосновения у молодых людей нашлись быстро, не смотря на разницу в образовании и уровне воспитания.

   В семью девушку приняли без вопросов. Бросились с энтузиазмом помогать молодой семье после рождения Алексея. Обласканные властью отец и сын с семьями жили обеспеченно, в хорошей 6—ти комнатной квартире. Нинель после рождения сына на работу не вышла, но вела быт большой семьи наравне со свекровью и стала верным помощником своему Тишке. Не имея должного образования, но обладая отличными организаторскими способностями, Нинель здорово облегчала труд мужу: быстро могла организовать деловую переписку, договориться насчет семинаров, уладить все вопросы с билетами, подготовить брошюру на печать в типографии, встретить и гостеприимно угостить нужных людей и завести полезные знакомства – это и ещё многое другое несла Нинель на своих покатых плечах во имя служения гению мужа.

   Тишку своего она обожала слепо, боготворила и прощала ему многочисленные интрижки и увлечения. Которые он, надо отдать ему должное, всё—таки старался не афишировать, и объяснял их необходимостью. Вроде как – способ скинуть напряжение после сложной операции и ничего более.

   Алексея, своего единственного ребенка, родители любили, но воспитывали в оставшееся от работы и слепого служения время. Он рос любознательным, не проблемным ребёнком, уважал отца, любил мать, но все же чувствовал себя на вторых ролях.

   Для матери он был на втором месте после отца, для отца – после работы. Поэтому в многочисленных связях с девушками повзрослевший Алексей пытался найти такое же обожание, с которым смотрела мать на отца, чтобы компенсировать этот комплекс недолюбленного ребенка. К тому же учась и работая под крылом отца, он знал о его походах на сторону от матери, видел ее всепрощение и воспринимал это как данность. Что в последующем сослужило для него недобрую службу.

   Вернувшись из Германии со связями и капиталом, открыв клинику и поставив ее на ноги, Тимофей Афанасьевич решил, что пора женить своего сына и в отделении присмотрел молодую медсестричку – Алину. К тому моменту пыл и страсть по отношению к дамам Тимофея Афанасьевича подугас, и зажили они с Нинель душа в душу, похоронили Афанасия Тимофеевича с супругой и родителей Нинель и принялись мечтать о внуках, чтобы в них реализовать свои любовь и амбиции.

   Алина приглянулась Лешке своей искренностью и открытостью.

   Так рассуждал Алексей, беря в жены Алину Максимовну на семь лет моложе себя. Она к тому моменту выучилась на медсестру и провалила вступительные экзамены на врача, по счастливой случайности устроилась в частный медицинский центр и готовилась поступать ещё раз в следующем году.

   В мужа Алина влюбилась, как кошка, в этом повторяя путь свекрови. Поступила не без помощи свёкра в медицинскую академию и на третьем курсе родила сына, которого на семейном совете, проходившем во все той же 6—тикомнатной квартире Тихомировых, решено было назвать Тимофеем.

   Нинель Антоновна убедила молодую невестку не уходить в академотпуск. Мол, справимся, а ты учись. Уже заканчивая академию перед самым дипломом Алина забеременела повторно. И тогда произошел случай, перевернувший устоявшуюся жизнь семьи Тихомировых.

   Алина, желая обрадовать мужа первым, в тот солнечный майский день заскочила к нему на работу в клинику и, не найдя на месте, отправилась в государственную больницу, где Алексей несколько дней в неделю проводил плановые операции или приезжал экстренно для внеплановых, но важных операций.

   Специалистом он был ценным, к нему стремились попасть под нож пациенты чуть ли не со всей России. Алексей же понимал, что не у всех есть деньги на лечение в их с отцом клинике, поэтому оперировал и на бесплатной основе.

   Не позвонив и не предупредив заранее, Алина приехала в больницу, где сердобольная, а по правде сказать — желчная и склочная, санитарка, желая ей открыть глаза на истинное лицо Алексея, провела молодую женщину быстренько в кабинет.

   В кабинете Алина застала неприятную картину: ее любимый Лешенька после сложной операции расслаблялся с молоденькой операционной медсестрой. Скидывал напряжение, как говорил его отец. Быстро, походя, не раздеваясь, лишь едва приспустив штаны.

   Лина от удивления лишилась дара речи, стояла и смотрела, как под аккомпанемент тонкого, повизгивающего женского стона муж ритмично двигается, негромко порыкивая. Отмерев, она тихонько прикрыла дверь и ушла, провожаемая недоуменный взглядом санитарки. Уж та надеялась на громкий скандал, который могла бы закатить жена, узнав о неверности мужа. Но уж никак она не могла предположить, что эта малахольная просто развернется и уйдет.

   Алексей, вернувшись домой как ни в чем не бывало, жену дома не застал. И кинулся искать ее только вечером, когда Лина не вернулась к ужину и ни разу не позвонила узнать, как дела у трехлетнего Тимки.

   Нашлась Алина в больнице, куда поступила по скорой прямо с улицы с маточным кровотечением. Плод не спасли, да и операцию провели так неудачно, что шансов на повторную успешную беременность практически не было.

   Вышла из больницы Алина совсем другим человеком. Замкнутая и отчужденная, затаившая обиду на мужа. Только в сыне она теперь видела отраду. Защитила диплом, собрала немного своих вещей и сына, уехала к родителям, намереваясь устроиться на работу и подать на развод с мужем—предателем.

   Алексей, чувствуя свою вину и за умершего ребенка, и за свою разрушенную, ещё недавно хорошую семейную жизнь, готов был в ногах валяться у Алины, только чтоб вернуть все назад. Но разбитую чашку не склеить в новую, да и фарш в мясо назад не провернуть. Алина была непреклонна… первые пару месяцев.

   А потом возвращать сбежавшую невестку к сватам поехала сама Нинель Антоновна. И ей даже удалось убедить Алину в том, что все эти «рабочие отношения» ничего не значат, привела в пример свою жизнь, как она перетерпела, переждала, а теперь они с Тимофеем Афанасьевичем живут в любви и согласии.

    И Алина сломалась и сдалась под натиском тоски по мужу и тяжестью аргументов свекрови. Сдалась и вернулась, но обиду не забыла, предательство Лёши не простила. А приняла к сведению житейскую мудрость своей свекрови о том, что виноватый мужик в хозяйстве – очень полезная вещь. Приняла и стала активно пользоваться. Тем более, что Алексей вину чувствовал и всячески пытался загладить, идя на поводу у жены.

   По настоянию Алины шикарную многокомнатную квартиру семьи Тихомировых разменяли на две не менее шикарные трёхкомнатные. Старшее и младшее поколения разъехались и встречались теперь только по праздникам. Нинель Антоновна, конечно, утратила часть своего влияния на сына и внука, но компенсировала это закручиванием гаек своему мужу.

   Алина же, став полноправной хозяйкой в своем доме, принялась наводить порядки и в семье, и в профессиональной жизни мужа: так и не выйдя на работу по специальности, Алина заменила мужу помощника и освободила от многих необходимых дел, не связанных непосредственно с медициной. Со временем она и вовсе перетянула на себя решение многих управленческих вопросов в медицинском центре.

   Так безумно Алина мужа уже не боготворила, и со временем Алексей все равно стал похаживать на сторону. Но этот факт адюльтера уже не ранил жену. Она научилась смотреть на это философски, убирая слишком ретивых любовниц, которые могли метить на ее место, подальше от мужа и примечая покладистых и спокойных, связь с которыми не угрожала устоявшейся власти Алины.

    Всю свою нерастраченную любовь Алина дарила сыну, так же слепо, как и до этого любила мужа. Но теперь она требовала отдачи и весьма ревниво относилась к любому проявлению чувств своего сына по отношению к другим людям.

   Спасал Тима только стойкий характер, который ему явно передался от прадеда Афанасия Тимофеевича, и его же, прадедовские, понятия чести и морали. Обладая шикарной внешностью героя—любовника, Тим никогда не крутил отношения сразу с несколькими девушками. Хотя расставался и сходился легко и часто, перед всеми своими пассиями был честен: замужество не обещал, любовь до гроба не предлагал, ухаживал нежно и расходился красиво.

   Отца своего с вереницей необременительных связей Тим не осуждал, но именно для себя решил, что, встретив свою женщину, изменять ей не будет. Если вместе людям хорошо, то не до измен, а если плохо – то нечего мучить друг друга, надо прощаться.

ГЛАВА 3, в которой герой принимает важное решение

Я из повиновения вышел:

   ( В.Высоцкий. Охота на волков. 1968г)

   В просторном кабинете заведующего дневного стационара Константина Михайловича приятно пахло кофе и почему—то лимоном. За огромным столом с новеньким компьютером сидел сам хозяин кабинета – высокий грузный мужчина пятидесяти лет. Его небольшие глаза серого цвета смотрели на Тима строго, а насупленные брови добавляли суровости выражению лица.

   Не будь Тим закален общением со всевозможными профессорами, докторами и чиновниками, даже мог проникнуться пиететом к своему начальнику. Но нет. Тимофей в силу обширного круга знакомств и связей своей семьи успел в свои молодые годы побывать на разных мероприятиях и повидать, а то и пообщаться в разными людьми, обличениями властью любого уровня. Поэтому пасовать перед заведующим не собирался. Что тоже не добавляло ему плюсов в глазах Константина Михайловича.

   — Здравствуйте, Константин Михайлович.

   —Здравствуйте—здравствуйте, Тимофей Алексеевич. Проходите, присаживайтесь. Сегодня я до обеда свободен, готов ввести вас в курс дела и определить объем работ на ближайшее время, — спокойно произнес заведующий и только тот факт, что он не протянул руку для приветствия, говорил о его настоящем отношении к появлению Тима в отделении.

   После того, как Тимофей уселся в кресло напротив, продолжил:

   — Согласно договоренности с вашим уважаемым батюшкой я принимаю вас в свое отделение на четверть ставки. К пациентам я вас, конечно же, не допущу. Вам выделили небольшой кабинет возле поста. Задания будете получать от меня или главной медсестры Тамары Васильевны. По выполнению работы отчитываетесь или мне или ей и можете уходить в свою хирургию.

   Сцепив зубы, Тим сидел молча, чтобы не наговорить лишнего. Рассматривал в окно высокие деревья в парке клиники. Отец действительно отправил его на бумажную работу, перекрутив их договор по—своему. Но разговаривать с отцом надо дома, еще лучше заручится поддержкой мамы и деда. А сейчас, не подавая вида, что разозлен, улыбаться и идти в свой кабинет, проставлять печати на больничные карты. Тим не позволит позлорадствовать Константину Михайловичу на свой счет, не выдаст своего истинного отношения ко всему происходящему.

   Закончил Тимофей свой мартышкин труд около четырех часов и решил сразу уехать домой к родителям, не разыскивая отца в клинике. Уходя из отделения, отбил парочку пробных подкатов со стороны Машеньки на посту. Видимо, она все же не прониклась предупреждениями и решила попытать счастья. Тим хмыкнул про себя: даже Маринки не испугалась, отчаянная девица. Или просто недолго работает, ещё не в курсе крутого нрава операционной медсестры в кардиологическом отделении Марины Игоревны.

   С Мариной у Тима были ненавязчивые отношения, с точки зрения молодого человека, и перспективный роман – с точки зрения девушки.

   Марина была как раз из тех любовниц отца, недолгих, но опасных по мнению Алины Максимовны. А ещё она была на пять лет старше Тима, хотела замуж и отличалась предприимчивостью. Получив первое и единственное предупреждение от жены Алексея Тимофеевича, тут же перекинулась на сына. Родители Тима этого не одобряли, но мать, видя несерьёзное отношение своего сына к «этой профурсетке», решительных мер не предпринимала. Отец же считал это дурью, которая быстро пройдет.

   На парковке Тим встретил поджидающую его Марину и с неохотой, но все же предложил ее подвезти.

   — К тебе домой? – призывно улыбаясь, спросила женщина. – Есть что поужинать, или в ресторан закатимся вначале?

   Тимофей с двадцати лет жил отдельно в просторной двухкомнатной квартире, подаренной ему дедом. Из—за этой квартиры и переезда Тима дома в свое время состоялся грандиозный скандал. Когда Алина Максимовна поняла, что сын выходит из—под ее влияния, попыталась всячески надавить на деда, потребовав забрать квартиру. Но Тимофей Афанасьевич был непреклонен, а Тим, заручившись поддержкой деда и бабушки, переехал в свое жилье. Хотя остался при этом на родительском содержании и на дотациях деда, который пообещал внуку после окончания школы, что если Тим поступит в ВМА, да ещё и на бюджет без помощи со стороны отца, то получит банковский счёт с процентами от прибыли медицинского центра в свое безвозмездное пользование.

   Тим поступил на бюджет и получил от деда обещанные дотации. А о том, что отец подсуетился для поступления, не знала даже Алина Максимовна, не говоря уж и о Тимофее.

   — Я подброшу тебя до метро. Мне к родителям надо.

   Марина надула обижено губки. Его охмурение, на вид простачка из обеспеченной семьи, проходило не плану и никак не сдвигалось с мертвой точки, что сильно расстраивало молодую женщину.

   — Ресторан будет на днях, хорошо? – Тим умел неплохо сглаживать острые углы, сказывалась семейная атмосфера.

   Был отличный сентябрьский вечер, тепло, и сочная зелень листвы не окрашена золотом и багрянцем. Обильный поток туристов схлынул, и приятно пройтись по Летнему саду или побродить по Таврическому, посидеть на летней веранде кафе, выпив ароматного чая. Но Тим словил себя на мысли, что все это не с Мариной. С ней, если быть откровенным, приятно только в постель завалиться. А хотелось чего—то другого, чего он сам и не знал.

   Марина же рассчитывала на то, что за две недели сентября плотнее приблизится к Тиму, чтобы на юбилее Алексея Тимофеевича составить официальную пару его сыну.

   — Хорошо, — здраво рассудив, что надо усмирить свои недовольства и проявить заинтересованность, Марина полюбопытствовала: — Как на новом рабочем месте? Как Костя тебя принял?

   — Костя? Как ты фамильярно. — Не отнимая глаз от дороги, проговорил. – Плохо, если честно, — сказал и тут же пожалел. Тим не планировал распространяться на эту тему с посторонними.

   — Почему?

   — Костя, как ты его называешь, не планирует меня пускать к пациентам, делиться опытом тоже не собирается. Он поручил мне печати проставлять в карты и оформлять электронные больничные листы.

   Марина засмеялась.

   — Ну и что?! Это же отлично! Никакой головной боли, никаких недовольных болезных. Красота, а не работа! Чем ты недоволен, не понимаю?

   — Не понимаешь? – злость на Марину легла вторым слоем на злость к отцу, и Тим почувствовал как закипает и бурлит все внутри. – Я врач! Я хочу лечить людей! А где мне брать практический опыт, если меня к людям не пустят? И в хирургии не пустят в операционную, отец не позволит. Я и там, по его мнению, буду только бумажки подписывать.

   — Ну и подписывай. Будешь управляющим клиникой, решать все организационные дела, — женщине это было даже на руку. Стать женой менеджера высшего звена престижнее, чем женой врача. О том, что клиника по большей части принадлежит семье Тихомировых особо не афишировалось.

   — Решает организационные дела управленец, а я – врач, — обречённо повторил.

   — Да какой из тебя врач, Господи. Ты как врач – всего лишь сын и внук Тихомировых. А вот управляющий выйдет хороший! – Марина и не поняла, что, продавливая свою точку зрения, она окончательно подписала себе приговор. – Ты шикарно будешь смотреться в деловом костюме. Будешь летать за границу, заключать контракты, вести переговоры по тендерам, — молодая женщина уже уплыла в свои мечты, не замечая изменений в атмосфере салона машины.

   Первая мысль, которая появилась в голове у Тима, когда он провожал взглядом фигурку Марины до входа в метро, была: «Как я умудрился так вляпаться?» То, что отделаться без проблем от женщины не выйдет, он уже понял. Придется приложить усилия, чтобы разорвать эти пятимесячные отношения.

   Второй мыслью была: «Даже эта не видит во мне врача!». И именно это ранило его намного сильнее.

   Паркуя во дворе родительского дома свою Анжелику (как нежно величает он новенького черного немца), Тим прикидывал, как повести разговор с отцом и стоит ли заранее перетянуть мать на свою сторону.

   Дома мама оказалась одна, отец ещё не приехал. Тимофей даже обрадовался: давно не приезжал, только созванивался с мамой по телефону, а тут такая возможность просто поговорить спокойно.

   — Ты голодный? – извечный мамин вопрос.

   Кивнул положительно.

   — Вот, если бы ты позвонил заранее, предупредил, то я бы чего—нибудь вкусненького приготовила. А так только грибной суп и рыба с овощами. Пирог лимонный к чаю.

   Тимофей улыбнулся в ответ.

   — У тебя и суп грибной объедение, ма.

   — Это просто ты питаешься кое—как, на бегу и в сухомятку. Так и язву недолго заработать, — начала мама свои причитания. – А я тебе предлагала помощь по дому, ты сам отказался.

   Да, было дело. Когда переехал в свою квартиру, на второй или третий день свободы, она прямо с утра заявилась с инспекцией. Хорошо, что новоселье Тимофей запланировал отмечать в выходные. Дома никого, он не проспал пары и стоял уже в коридоре, одетый и обутый. Это и помогло выставить маму, не пустив дальше порога. Ещё пару атак отбил доводами про то, что нечего ей сумки таскать с едой, это тяжело, а для уборки есть пылесос. Договорились в итоге на том, что каждую неделю по вторникам Тим, как примерный сын, ужинает, а по субботам обедает у родителей.

   Смирившись с отсутствием доступа к телу сына, Алина Максимовна начала штурм мозга посредством телефонной связи. Звонила чуть ли не каждую минуту. Осадить ее в этом напоре оказалось сложнее, но в итоге мать и сын пришли к компромиссу, что Тим сам без напоминания звонит маме по понедельникам и средам. Мама же звонит, когда действительно что—то важное. Со временем Алина Максимовна переняла у бабушки бразды правления научной и издательской деятельностью деда и отца, стала жутко занятой, а сын – относительно свободным.

   — Хорошо я питаюсь, хорошо. Я всё—таки врач, все про язву желудка знаю.

   Только тут же припомнился разговор с Мариной и ее фраза «Да какой ты врач!». Но мама, конечно, такого не скажет. Хотя мама необъективна в своей слепой любви к сыну, и для неё своя правда. Тогда кто же скажет ему настоящую правду? Да и есть ли она?

   Отец пришел поздно, когда Тимофей решил было остаться ночевать у родителей и переговорить с ним уже с утра. Тот отказался от ужина, засев в кабинете, куда сын и отправился, расставлять все точки над и.

   — Пап, я хочу с тобой поговорить.

   — Проходи, садись, — кивнул головой Алексей Тимофеевич в ответ и отложил стопку бумаги на край стола.

   Кабинет у Тихомирова—сына был сделан по образцу кабинета Тихомирова—отца, а на внука всегда наводил трепет огромный массивный секретер и дубовый стол. Себе Тим такого кабинета не хотел, хотя и признавал, что выглядит это солидно и представительно.

   Сев в кресло, сын внимательно посмотрел на отца. Тот ответил ему тем же.

   — Мы с тобой не правильно друг друга поняли, пап, — начал Тимофей. – Я не хочу перебирать бумажки, проставлять печати и договора степлером скреплять. Я хочу реальную работу, пациентов хочу своих. Пусть и под контролем, но лечить. А в хирургии хочу оперировать, а не исполнять обязанности управляющего.

   Алексей Тимофеевич тяжело вздохнул. Он, имея поддержку своего отца и обладая неоспоримым талантом оперирующего кардиолога, поднялся легко и уже так высоко в своей профессии, давно состоялся как хирург, что ему было тяжело представить, каково его сыну пробивать путь самому. Тем более, что таланта у Тима особого и не было, а позволить тому стать посредственным врачом, позорящим фамилию, Алексей не мог. Вот и получалось, что по мнению отца, наилучший вариант для него – это управляющий клиники. Мнение сына в этом вопросе не учитывалось.

   Договориться с Тимом по—хорошему не получилось, пришлось, выкручивая руки, идти на хитрость в надежде, что упорствовать сын не будет. Повозмущается, поругается, но примет все как должное и начнет вникать в дела медцентра. По мнению Алексея, сын был из той рыхлой породы людей, которых устраивало благополучное существование, ради которого можно и поступиться собственными интересами и планами.

   Занятый больше работой, карьерой, преподавательской деятельностью, Алексей видел Тимофея однобоко – как вполне беспроблемного, довольного своим положением ребенка, позже подростка и уже юношу с квартирой, машиной и вереницей девиц. В важных вопросах Тим пасовал или шел на удобный отцу компромисс. Принципы не отстаивал, свои суждения чаще всего держал при себе. Не видел отец в сыне стержня, не воспринимал всерьёз его намерения и даже предположить не мог, что Тим решится на следующие слова.

   — То есть ты тоже считаешь, что я не врач?

   — Ну, не всем быть врачами, Тимофей, – внимательно посмотрел на сына, словно тот до сих пор был ребёнком. – Кто—то же должен этими врачами управлять, тендеры выбивать, зарплату платить, клиентов новых приводить.

   Тимофей ответил спокойно и твердо, не сводя глаз с отца, чем еще больше обескуражил Алексея.

   — Я не хочу управлять. Я хочу лечить. Оперировать, если на то пошло.

   Алексей вдруг рассмеялся.

   — Ты настолько самовлюблен и не видишь дальше своего носа? Считаешь, что у тебя есть талант? Хочешь угробить жизнь пациента? Думаешь, мы с дедом сможем прикрыть такое?

   Тимофей резко втянул воздух и замер не дыша. Наверное, впервые отец так откровенно высказался насчет него и его талантов. Раньше Алексей такую откровенность себе не позволял, до резких слов в адрес сына не скатывался.

   — То есть ты считаешь, что я коновал? – тихо и как—то спокойно уточнил Тим.

   Алексей Тимофеевич уже пожалел о своих словах, но давать заднюю не стал:

   — Я не вижу в тебе таланта оперировать. И да, я настолько не уверен в тебе как в хирурге, что считаю своим долгом оградить тебя от операционной.

   — Тогда отпусти в терапию?

   Отец видел, что Тим закусился и уже так просто не отступится, но и сам тоже пошел на принцип.

   — Пойми, лучше быть хорошим управленцем, чем плохим врачом, будь то хирург или терапевт, не важно! – начал потихоньку закипать Алексей.

   — Важно, пап, важно, — все также тихо произнес Тимофей. – Рядом с тобой и дедом я даже управленцем хорошим не стану, вы не дадите.

   Тимофей внимательно посмотрел на отца, отмечая его уставший вид и глубокие морщины на лбу, и вдруг отчаянно захотел узнать правду:

   — Скажи, я, действительно, поступил сам в ВМА или ты договаривался?

   — Не суть уже. Учился же ты сам.

   — Значит, договаривался, — Тим кивнул, но не отцу, а как будто своим мыслям.

   — Ты и сам хорошо сдал экзамены, но я просто подстраховался…

   — Мама знала? – будто не слушая оправдания отца, перебил.

   — Нет, и дед тоже не знал. Ты честно заработал свои дотации, и квартиру, и машину тоже, — Алексей вдруг испугался, что единственный сын сейчас может наворотить дел, отступил, пытаясь его задобрить.

   — Спасибо за честность, пап, — Тим поднялся на ноги и вышел, не прощаясь, из кабинета.

   В душе у парня все бурлило и кипело, набегала пена обиды и непонимания, но обвинять было некого, как и некого винить.

   Попрощался с мамой, ночевать не остался, несмотря на уговоры. Отец вышел из кабинета проводить, крепко пожал руку. Интуиция, развитая в операционной, подкрепленная опытом множества сложнейших и удачных операций, подсказывала Алексею, что Тима он увидит нескоро и что в воспитании своего единственного ребенка он многое упустил, так и не поняв до конца характер сына.

   Стоило только захлопнуться двери в родительском доме, как Алина рванула к мужу в кабинет, потребовав рассказать всё и объяснить, куда так поздно уехал её мальчик.

   Алексей выслушал претензию молча, тихонько сдавив виски. Ему совершенно не хотелось докладывать всю суть, но не рассказать о разговоре он просто не мог.

   — Похоже, сын пошел упрямством в тебя, — тихонько проговорил, наконец взглянув на жену.

   Та осела в кресло, словно уже предчувствуя невозратимость сказанного.

   — Что ты имеешь ввиду?

   — Он захотел оперировать! Его не устраивает должность управленца, можешь себе представить? — Воодушевился Алексей.

   — И что же ты ему сказал? — Обманчиво тихо уточнила женщина. — Надеюсь, ты дашь ему эту возможность?

   Муж опешил, на миг замерев. Ему казалось, что Алина, хоть и безоговорочно любит, но все же видит реальность незамутненной материнской привязанностью.

   — Конечно же нет, я не дам ему стать никудышным врачом!

   Только вместо того, чтобы продемонстрировать понимание, кротость и согласие, женщина вскочила как кошка, начав защищать своё единственное дитя.

   — Если он уйдет от нас, поверь мне, я тебе этого не прощу!

   Что до Тимофея, то отцовское мнение, пренебрежение и навязывание сильно задели его за живое. Не так, как если бы ему, зарвавшемуся юнцу, корону лопатой поправили, а так как будто одним тяжелым ударом забили в плинтус по самую шляпку. После такой нелестной характеристики своих талантов от родного человека, хотелось опустить руки и не сопротивляясь плыть по течению.

   А с другой стороны, чтобы хоть чуть—чуть вернуть веру в свои силы и возможности, Тиму требовалось слово от авторитетного для него человека. Мама тут не подходила, а вот дед или старый мудрый наставник – самое то. А ещё лучше, чтобы и дед, и Лазарь Моисеевич похвалили Тимофея, выявили его сильные стороны, приободрили, вселили веру в себя.

   Звонить деду было уже поздно, а вот наставнику, не обремененному супружескими обязательствами и семейными узами, предпочитающему укладываться далеко за полночь, самое то нагрянуть с визитом в девять вечера.

   Но, наверное, впервые в жизни Тимофей, привыкший нести свое даже маленькое горе к близким и родным людям, чтобы поделить пополам и получить поддержку, а иногда и получить дельный совет, не поехал к своему мудрому наставнику. А добрался домой, сел в кресло и принялся думать. Не лишнее и весьма полезное занятие для молодого человека 27 лет от роду, привыкшему к лёгким победам и несложным путям.

   Думал он долго, так и этак прокручивая свой последний разговор с отцом, всплывший факт собственного поступления в академию, перспективы и желания, цели и потери, которые непременно будут независимо от выбранного пути. Припомнились ему и все шепотки за спиной, слухи, кривые ухмылки однокурсников и профессоров, косые взгляды и это пресловутое «внук Тихомирова, сын Тихомирова».

   Заснул Тимофей здесь же в кресле, не раздеваясь, а проснувшись с утра пораньше, понял, что принятое им в ночи решение единственно верное. Но это решение должно остаться только его решением, чтобы никто не мог переубедить, столкнуть с верного пути. И первый, кто об этом должен узнать, будет Лазарь Моисеевич.

   Умывшись и не позавтракав, Тимофей выскочил из дома, направляясь с визитом на Воскресенскую набережную, где в уютной квартире жил его многоуважаемый наставник. Прихватив в ближайшем магазине розовый зефир, к которому профессор торакальной хирургии (примечание: торакальная хирургия – хирургия органов грудной клетки) питал слабость, Тимофей уже через час сидел на кухне перед чашкой чая и, нервно постукивая пальцами по столу, рассказывал обо всех думах, родившихся в его голове.

   — А что, молодой человек, растете, взрослеете. Похвально, похвально, — Лазарь Моисеевич всегда с уважением обращался к студентам и даже на пересдаче экзаменов у злостных прогульщиков не повышал голоса. – Может, из вас ещё и выйдет толк.

   — Да вышел уже весь, одна бестолковость в голове и осталась, — Тимофей обречённо вздохнул.

   — Ну что вы, мой друг, что вы! Ещё не все так безнадежно. Вы, конечно, человек, поддающийся влиянию, сомневающийся. И, откровенно говоря, в операционной я вас не вижу, — профессор уставился в окно на набережную, на реку, на снующие автомобили и спешащих людей.

   Он по молодости был идеалистом и считал, что правда, даже если она горькая как полынь, лучше сладкой приторной лжи. А потом жизнь показала молодому врачу все грани своей фантазии. Были у Лазаря Моисеевича и карьерные взлеты, и падения, расставания и ошибки, потери и бесконечный бег времени, неукротимый отсчёт лет. И вот на закате жизни к нему за советом пришел молодой человек, для которого узнать правду болезненно, но так необходимо?

   — То есть отец прав, я — коновал?

   — Нет, ваш многоуважаемый отец не прав. А не прав он в том, что вознёс свой талант оперирующего врача на пьедестал, считая, что все остальные врачи годятся только ему в подмастерья, — он помолчал ещё немного, уже рассматривая понурого Тимофея, и продолжил: — Но для успешного проведения операции важна помимо знаний реакция. Скорость мысли, принятия решений, другими словами. И уверенность в своих решениях. Иногда счёт идёт на секунды, на доли секунд, и хирургу нельзя спросить совета, сбегать за помощью. Понимаете меня, Тимофей Алексеевич?

   — А я тормоз? – уже совсем убитым голосом спросил Тим.

   — Да, — наставник решил забивать гвозди в крышку гроба Тимкиных надежд громко и бескомпромиссно. – Если хотите выражаться такими словами, то да! Вы – тормоз! Вы могли бы стать хорошим диагностом, терапевтом, но хирургом вы будете отвратительным.

   — Почему же вы раньше этого мне не говорили? – Тимофей был в недоумении.

   — Вы не спрашивали, молодой человек, не спрашивали. А я не имею столь вредной привычки лезть к людям с непрошенными советами. Пошлют—с, знаете ли, а у меня нет желанию туда ходить, годы уже не те, — внимательно разглядывая своего собеседника, проговорил профессор.

   — И что мне делать? – растерянно спросил парень.

   — Но вы же уже все решили. Вот и действуйте. Это вполне ваш путь. Я даже могу вам помочь в некотором роде, если не боитесь забраться совсем уж в глушь.

   — Глушь? – Тимофей не знал, хочет ли он в глушь или нет. Но жить без горячей воды из крана и интернета он не пробовал.

   — Да, в N.

   — Где это?

   — Часа четыре езды от Санкт—Петербурга, если на машине. А если с пересадками на двух электричках, то подольше будет.

   — А интернет там есть? – задал насущный вопрос Тим.

   Лазарь Моисеевич рассмеялся в ответ:

   — Помилуйте, любезный, это же не совсем дыра. Там целый районный фельдшерский пункт, обслуживающий десяток деревень и пару городков покрупнее. Вы может удивитесь, но там даже аппарат УЗИ есть исправный и в штате десяток врачей разных профилей. Ну, что? Согласны?

   — Да, — Тимофей решительно кивнул головой.

   — Вот и отлично. Я позвоню своему хорошему знакомому, замолвлю за вас словечко. Но учтите, Тимофей Алексеевич, там придется работать, в прямом смысле слова.

   — А что есть непрямой смысл этого слова? – развеселился Тимофей. После принятого решения и дышалось как—то намного легче.

   — Может и есть, но я имею в виду, что имя ваших достойных предков вам не поможет. Там вы будете не сын, и не внук, и даже не Тихомиров, а так – молодой—зеленый врач, которого будут учить все от санитарки до главврача. И вам придется учиться.

   — Значит, буду учиться.

ГЛАВА 4, в которой появляется главная героиня и сражает сердце героя наповал

Наверно, я погиб: глаза закрою – вижу.

   (В.Высоцкий. Она была в Париже. 1966г.)

   Приняв решение, Тимофей, не позволяя себе передумать, принялся активно действовать. Приехал в клинику, переговорил с Константином Михайловичем, принес ему отличный коньяк и свои извинения за доставленные неудобства, уверил, что терапия – это не его и не стоит отнимать время у столь занятых врачей и их пациентов. Заведующий был так рад избавиться от балласта на отделении, что на радостях отвесил кучу комплиментов здравомыслию и разумности молодого человека.

   В отделе кадров Тиму пришлось сложнее. Начальница – строгая Анна Гавриловна, которая начинала свой карьерный рост ещё при Тимофее Афанасьевиче – тут же мотанулась докладывать деду о том, что его внук решил уволиться и требует трудовую книжку. С трудом, но Тимофею удалось убедить кадровичку, что все делается с согласия деда и отца, и что не зачем их беспокоить.

   Получив на руки трудовую, прихватив из дома диплом и наспех собранную сумку, Тимофей отбыл на Балтийский вокзал.

   Надо сказать, что он не был совсем уж неблагодарным сыном и внуком. Тим оставил для родных записки, где подробно пояснял мотивы своих поступков, высказывал свои надежды и мечты. В конверте с письмом к деду и бабушке он вложил банковскую карточку с дотациями, твердо намереваясь отныне жить по средствам – то есть на одну зарплату. Правда карту с накопленной суммой «на черный день» он прихватил, надеясь, что этот день не настанет. В конверте к маме и отцу он оставил ключи от машины.

   Вещи молодой человек собирал крайне бестолково, опираясь на опыт своего ежегодного заграничного отдыха, где все необходимо, но забытое дома, можно с лёгкостью купить в первом же попавшемся магазине.

   Добирался Тим до городка долго и нервно. Привыкнув к комфортному передвижению на собственном автомобиле, он смутно представлял, где покупается билет на электричку, как стыкуются маршруты по времени и что сидячие места в вагоне нужно добывать с боем, потому что сентябрь, последние теплые деньки и садоводы—огородники стараются успеть до заморозков переделать кучу важных дел на своих дачах—огородах—фазендах—плантациях.

   Он чуть было не проспал пересадку на скамейке безымянной платформы и в последний момент влетел в вагон, чтобы проехать вторую часть пути. Но и тут надо было держать ухо востро, потому что нужная ему станция — не конечная остановка, и важно не зазеваться и успеть сойти за четыре минуты стоянки.

   Был уже поздний вечер, прохладный, сентябрьский, когда Тим вышел из вагона, перекинул сумку через плечо и оглядел платформу. Вместе с ним из электрички вышла одна пожилая женщина с ребенком лет семи, но и они быстро скрылись в сгущающихся сумерках.

   Вокзала, такого как представлял себе Тим, на станции не было. Только небольшая будка для кассира, закрытая по причине позднего времени, и пару скамеек под навесом.

   «Про гостиницу можно и не заикаться» — подумал парень, рассматривая колышущуюся на ветру лампочку под навесом. Поставив сумку на скамейку, чистую и целую, что приятно удивило, он достал свитер и накинул на себя. В записной книжке телефона был забит номер товарища наставника, тот самого, с которым договаривался на счёт Тимофея. Лазарь Моисеевич выдал четкие инструкции: доехать, позвонить Степану Аркадьевичу. А там заведующий межрайонного фельдшерского пункта сам решит, куда определить на ночлег молодого специалиста.

   — На ночь глядя на перроне тебя не бросят, не переживай, — проинформировал профессор.

   Тим и не переживал, но поймав драйв от самостоятельных поступков и решений, хотел теперь быть самостоятельным до конца, а не бежать за помощью к старшим. Выйдя на небольшую площадь за так называемым вокзалом, Тимофей понял, что пора поступиться принципами и включить благоразумие: ни души на улице. И это в одиннадцать вечера. В пятницу! Да в Питере в центре в это время жизнь кипит и бурлит: местные спешат отдохнуть, туристы, как тараканы, расползаются по всем улочкам и переулкам центра, да и в спальных районах точно ещё не наступает тишина.

   Степан Аркадьевич, которому Тим все же позвонил, подошёл к вокзалу минут через двадцать. За это время парень успел изучить площадь, окружавшие ее трёхэтажные одно— и двухподъездные дома, аллеи деревьев, уходящие двумя лучами от площади. Выходить за пределы освещенного пятачка Тим не рискнул, хотя мимо него за все время ожидания не прошло ни одного прохожего. Только вальяжный серый кот скрылся между домами, никак не обратив внимания на парня.

    Воздух в городке был… сладкий и как будто звонко прозрачный. Небо высокое—высокое. Тимофей постоял несколько минут, запрокинув голову и рассматривая луну, облака и звёзды. То ли ощущение свободы так пьянило голову, то ли терпкий запах подпревающей листвы, яблок и цветов. Откуда—то Тим знал, что это именно запах яблок, наверняка же в садах ещё висят на ветках деревьев.

   А ещё он был уверен, что пахнет астрами — теми невзрачными цветами, что похожи на мохнатые шары всех оттенков розового и ассоциируются с первым сентября и букетами в школу. Хотя сам молодой человек будучи школьником тащил учительнице элегантный и дорогой букет из орхидей, лилий и роз – мама сама составляла цветочную композицию, но он точно знал, что астры выращивают специально ко дню знаний.

   Степан Аркадьевич оказался крепко сбитым, высоким мужчиной, на вид ровесником отца Тима. Светлые, возможно серые, умные глаза и коротко стриженая русая шевелюра, есть ли седина, как у папы, в темноте Тим не разобрал. Вот лицо у мужчины было примечательное – как будто грубо высеченное из камня: острые углы подбородка и скул, резко очерченный нос и надбровные дуги, тонкие четкие губы. Природа явно поскупилась на мягкость, создавая это лицо, но тем не менее характерность и гармоничность ему были присущи.

   — Степан Аркадьевич, — протянул руку мужчина.

   — Тимофей Алексеевич.

   Крепкое рукопожатие теплой широкой ладони напомнило Тиму о наставнике и его премудростях. «Если у вашего визави ладонь при встрече холодная и мокрая, то обратите внимание на сосудистую систему и эндокринологию. Но если при прощании руки потеплели, то это чистой воды психосоматика, нервы, пациент боится вас до колик в животе. И это тоже надо учитывать, мой юный друг. Любая мелочь может решить судьбу человека».

   — Что ж, Тимофей Алексеевич, добро пожаловать в N. Мы, конечно, не северная столица, но не совсем глушь. Работы много, опыта наберетесь – хоть сразу по всем специальностям докторские защищай. Лазарь Моисеевич проинформировал, что вы хирург? – увлекая за собой в темноту переулка, Степан Аркадьевич легко вел разговор.

   — Да, но диплом только получил. И больше меня тянет в терапию.

   — Диплом предъявите кадрам и можете убирать в стол, в работе он вам не пригодится. Важны реальные знания, ну и опыт. А это дело наживное. Молодым у нас дорога. Всему обучим. Жить пока будете у меня. Вы без семьи?

   — Без, — Тимофей рассматривал улицу, по которой они шли. Многоквартирные дома закончились, и начался частный сектор, дома за высокими заборами, палисадники за штакетником. Все ему было интересно и внове, поэтому отвечал Тим односложно, все больше крутя головой.

   — А почему никого нет на улицах? – спросил все же не удержавшись.

   — Так а кому шастать? Клуб в другой стороне, там молодежь с вечера собралась и ещё не расходилась, магазины тоже там же, а здесь район спальный, семейные живут да пенсионеры.

   Значит, клуб всё—таки есть и магазины, во множественном числе. Это обрадовало Тима, ребенка цивилизации.

   — Лазарь Моисеевич так неожиданно позвонил, что я не успел придумать, куда вас подселить. Есть пару идеек, но надо с хозяйками переговорить. А пока и у нас расположитесь, места хватит. В эти выходные я не дежурю, вызовут только если что—то экстренное. А в понедельник уже пойдем оформляться и входить в курс дела.

   С этими словами они как раз подошли к высокому забору и прошли в калитку. Большой добротный кирпичный дом стоял в стороне ближе к дальнему краю участка, а рядом с забором был гараж и небольшое строение, оказавшееся кухней. В вольере нервно залаяла собака — овчарка.

   — Не бойтесь, — приятным голосом окликнула его женщина, вышедшая из дома. – Зося надёжно заперта в будке, она быстро к вам привыкнет и перестанет кидаться, но на дружбу не рассчитывайте— она признает только своих.

   — Светлана Викторовна, моя супруга и терапевт в нашем пункте, — представил Степан Аркадьевич, улыбнувшись подошедшей жене, отчего от глаз веером разбежались лучики—морщинки и лицо приобрело удивительно нежное выражение. – А это наш новый молодой врач – Тимофей Алексеевич, жаждет набираться опыта именно в терапии! Что, Светочка, возьмёшь на поруки?

   — Ну отчего же не взять! Приятно познакомиться! — улыбаясь светло и мило, женщина протянула руку для рукопожатия.

   Она была не высокого роста, намного ниже своего мужа, стройная, с короткой стрижкой и выразительными глазами на пол—лица. Симпатичная, можно сказать даже красивая, только Тим все же любил, когда у женщин длинные волосы. Мальчишечьи стрижки, по его мнению, портили женственный образ. Наверное, это было что—то в генетическом коде Тихомировых, передающееся от деда, влюбившегося в пшеничную косу Нинель Антоновны, к отцу и внуку.

   Тим стушевался в первое мгновение, но руку аккуратно пожал, не лобызать же ее, как гусары делали?!

   — И мне очень приятно, — улыбнулся в ответ, потому что не улыбнуться этим людям было просто невозможно.

   — Вы, наверное, устали с дороги? Может ужин? Поздний, конечно, но могу устроить: рыба, салат?

   В животе у Тима предательски заурчало: в дороге он перебивался колой и чипсами, а при упоминании рыбы понял, что страшно проголодался.

   Светлана рассмеялась:

   — Тогда точно ужин, пройдёмте в кухню.

   За ужином, простым, но очень вкусным, Тим узнал, что супруги приезжие, живут в городке уже больше двадцати лет, что у них двое детей: сын—подросток Васька и дочка Юля. Сам Степан Аркадьевич родом из Санкт—Петербурга, а его жена – из Великого Новгорода, но встретились уже в городке и поженились. Тимофею было интересно, каким ветром могло занести в небольшой городок врачей из Питера и Новгорода, но спрашивать не стал. Он с удовольствием наворачивал ужин, слушал собеседников, изредка отвечая на вопросы.

   Рабочие темы за ужином не поднимались, оставив их на понедельник. А вот городок Степан Аркадьевич обещал показать и ещё пообещал договориться насчёт места проживания, потому что хоть в доме у супругов и была лишняя комната, но они планировали к зиме перевести пожилую мать Светланы. Поселить Тимофея на долгий срок они никак не могли.

   Тиму вообще—то было не так уж и важно, где именно жить, большую часть времени он планировал проводить на работе. О личной жизни в данный момент не задумывался вовсе, хотя и предполагал, что парню из Питера прохода не будут давать местные девушки.

   А утром Тимофей проснулся в какую—то дикую рань. Он поначалу даже и не понял, ночь на дворе или раннее утро. В окно орал петух. Нет, орал он не прямо в окно, а где—то у соседей в курятнике, но Тиму показалось, что кричит пернатое ему прямо в ухо. Парень перевернулся на другой бок, накрыл голову подушкой и попытался снова уснуть.

   Второй раз его разбудил звонок телефона. Мама, понял по классической мелодии, Ещё не до конца проснувшись, он ответил на звонок:

   — Да, мам, — сонно выдохнул в трубку, потирая лицо ладонью.

   — Здравствуй, сыночек. Я разбудила? Уже одиннадцать часов, пора вставать! – вроде и нежно, с воркованием, но очень категорично заявила Алина Максимовна. – Ты сегодня будешь на обед, — даже не спрашивая, а скорее утверждая. — Что приготовить?

   — Нет, мам, сегодня не буду, — Тим потряс головой, чтоб быстрее прийти в себя после резкого пробуждения, поежившись, потому что в комнате было прохладно, и с замиранием сердца ответил, как в воду ледяную ухнул: — Я уехал, мам. Надолго. В другой город. Жить и работать, — рваными фразами как будто телеграфировал.

   На том конце наступило молчание. То ли мама не услышала, то ли ещё не до конца поняла. Тим приготовился к истерике и стенаниям.

   — Я в квартире оставил письма тебе и деду. У тебя есть ключи, забери. Я все изложил как можно доступнее. Но правда, мам, мне очень надо поступить именно так.

   — Я поняла, отец тебя очень обидел в ваш последний разговор, — с ноткой истерики, но пока ещё держа себя в руках, начала Алина Максимовна. – Я с ним уже поговорила! Он осознал свою вину!

   Тим хмыкнул, потому что попробовал бы отец не осознать. Он, наверное, уже тысячу раз пожалел о том, что уступил маме роль серого кардинала в их семье. Она упивалась своей властью, подавляя мужа и сына. Об истинных причинах такого положения вещей Тимофей не знал и даже не догадывался, что привело его маму к роли воинствующей царицы. Конечно, он видел измены отца, но свято верил в то, что мать об этом не знает. Сын не одобрял отца в этом вопросе, но и не осуждал, предпочитая занимать место стороннего наблюдателя. Хотя именно опоры и жалости жаждала от сына Алина Максимовна.

   — А как ты уехал надолго? А работа? – до мамы Тима стал постепенно доходить масштаб бедствия.

   — Я уволился из клиники. Буду здесь работать, мам.

   — Как уволился? Нет, это ерунда какая—то, розыгрыш! Ты меня разыгрываешь, Тимушка? – с надеждой спросила Алина Максимовна.

   — Нет, ма. Это правда. Я не обиделся на отца, я его услышал. И принял решение. Свое собственное решение. Поработаю здесь врачом, наберусь опыта, пойму в конце концов чего я стою без фамилии деда и без папиных договоренностей! – к концу своей пламенной речи Тим начал заводиться, чего в разговоре с мамой нельзя было делать категорически.

   Она, как энергетический вампир, улавливая слабину оппонента, могла раскачать на сильные эмоции даже унылого флегматика. А уж болевые места мужа и сына она знала отлично. Знал такую особенность мамы и Тим, поэтому давно приноровился не выказывать ей сопротивление и не обнажать накал эмоций, чтоб не за что было зацепиться.

   — Ты всё—таки обиделся на папу, — так и не услышав то, что пытался донести до нее сын, Алина Максимовна продолжала гнуть свою линию. – Он был не прав! Возвращайся, отец точно пустит тебя в терапию. Я обещаю.

   — Нет, мам. Я уже решил, — обречённо вздохнул Тимофей. Как объяснить маме свою точку зрения, он не знал. Вот уж поистине «не спорьте с дураками».

   — Я поняла, — трагическим голосом воскликнула мама в трубку, — ты хочешь моей смерти! Ты подумал, как я буду здесь без тебя?! Все! У меня поднялось давление, голова раскалывается, — уже тихим, но надрывным шепотом начала она свою обличительную речь.

   Это был редкий, но действенный фокус, который мама Тима проделывала раньше в крайних ситуациях. В последние пару лет она не прибегала к этому методу шантажа. Все после того, как Тим, испугавшись бледности матери и ее трясущихся рук, вызвал скорую помощь после скандала на тему его отъезда в свою квартиру. Врач, приехавший на вызов, измерил давление, сделал успокоительный укол и посоветовал Тимофею найти для мамы хорошего психиатра.

   Сейчас, видимо, Алина Максимовна решила пустить в ход тяжёлую артиллерию.

   — Тебе не нужна мать! Ты неблагодарный сын! Я ночей не спала! Все, все ради тебя, а ты…! – всхлипывая и подвывая, начала она заходить на новый круг обвинений.

   Тимофей услышал в трубке взволнованный голос отца, подоспевшего на шум.

   — Я благодарный, — отрешённо проговорил, порядком устав от маминых эмоций. – И мама нужна! Но и свои решения мне тоже нужны и важны. Там папа подошёл? Он даст тебе сейчас валерьянки или пустырника, ты успокоишься. Потом перезвони, ма, мы спокойно поговорим.

   Отключив вызов, Тим решил, что день не задался с утра.

   Но день оказался все же лучше, чем утро.

   Тимофей познакомился с детьми врачей Калюжных. Сын Василий оказался тощим и длинным парнем с робкой улыбкой, разбирающийся в компьютерах и прочей технике и страстно мечтающий уехать из своего родного, но такого небольшого городка. В Тимофея парень вцепился как клещ, выпытывая о новинках в области телефонов, ноутбуков и прочей чертовщине, которой Тим пользовался в свое удовольствие, но не интересовался деталями, кроме цены. Дав во временное пользование свой планшет, молодой человек поднялся в глазах Васьки чуть ли не на уровень бога.

   Юля десяти лет отроду приезжим врачом не заинтересовалась, и Тим выдохнул с облегчением. Он не умел находить общий язык с девушками младше семнадцати лет.

   Степан Аркадьевич провел краткую экскурсию для Тима по городу, показал райсовет, парочку продуктовых и хозяйственных магазинов, аптеку, почту с отделением банка, клуб – двухэтажное здание с залом для театральных выступлений и небольшим экраном для киносеансов. Оказалось, что в городке даже две школы, причем не пустующие, спортивный клуб для детей и молодежи, с качалкой в подвале для взрослых мужиков, и дворец творчества с кружками как для детей, так и для пенсионеров.

   Городок оказался не так и плох, как по началу опасался Тим. Интернет не летает, но все же есть. Газификация проведена несколько лет назад. Население – не одни пенсионеры, молодежь и люди среднего возраста тоже есть, хоть и работают в большинстве своем на фермах в соседних деревнях.

   В понедельник Тимофей гордо нёс в не солидном и потрепанном рюкзаке, который ему одолжил Васька, свой жутко солидный диплом, отглаженный белоснежный халат и контейнер с обедом, приготовленный и собранный Светланой Викторовной.

   До межрайонного фельдшерского пункта от дома Калюжных пешком оказалось минут десять неспешного шага. Новый пункт построили пять лет назад. Но не на месте старой полуразрушенной хибарки, которая со времён советского союза стояла на привокзальной площади, а почти на окраине города, в стороне противоположной железной дороге. Это место выбирал Степан Аркадьевич из тех соображений, что пункт будет на большое количество деревень и поселков, и подъезд к нему должен быть удобным. Местный глава вместе с заведующим умудрились выбить из районного бюджета средства не только на постройку и оснащение пункта, но и на асфальтирование части дороги.

   Фельдшерский пункт представлял собой новенькое двухэтажное здание, облицованное светло—бежевыми плитами, с двумя входами, явно больше, чем представлял себе Тим.

   — В правой половине на первом этаже у нас детское поликлиническое отделение, на втором – стационар. В левой половине – взрослое. В подвале – гардероб и лаборатория, администрация, ну то есть мой кабинет, сестринская, комната приема пищи, общее все. Да и врачи у нас общие: просто разделили здание на два крыла для удобства, — с видимой гордостью рассказывал Степан Аркадьевич про свое детище.

   То, что пункт имеет такой вид, укомплектован врачами и исправно принимает и лечит население, было явной заслугой заведующего. Он был здесь и царь, и бог, радел всей душой и трудился не покладая рук на благо населения. Население отвечало ему по большей части взаимностью, это успел заметить Тимофей во время экскурсии по городку. Степан Аркадьевич пользовался уважением и авторитетом.

   — Тут у нас что—то вроде регистратуры. Все карты в бумажном варианте, компьютер есть только у меня. Но у Марии Александровны все в полном порядке. Она работает с восьми до пяти с понедельника по пятницу, — продолжал рассказать Степан Аркадьевич, заходя внутрь помещения. – МарьСанна, доброе утро, — зычно поздоровался заведующий с немолодой дородной женщиной в белом халате за стойкой.

   Тим тут же вспомнил длинноногих красавиц на ресепшене фамильной клиники, корпоративные цвета в отделке, сверкающие улыбки врачей и медсестер и бесплатный чай да кофе. Здесь все проще, но на порядок искреннее.

   — Доброе утро, Степан Аркадьевич, — выкладывая в вазу на столе яблоки, приятным грудным голосом произнесла МарьСанна. – Врача привели? Не сбежал от нас за выходные? – с насмешкой спросила женщина и протянула Тиму большое краснобокое яблоко: — Ну—ка, касатик, за храбрость. Зовут—то как, любезный?

   Тимофей принял яблоко и в тон женщине ответил с усмешкой:

   — Я не из пугливых. А зовут Тимофеем Алексеевичем.

   — Так и отлично. Смелость города берет. А то, что молодой, так это ничего! Научим — грамотным будешь, — у Тима стало закрадываться подозрение, что коренных жителей в городке нет совсем, уж очень правильно, грамотно и без акцента говорила пожилая женщина, явно не по—деревенски. – Ты главное, нам девок не порть и за нос их не води. С мужиками совсем туго; будут одолевать красавицы наши, ты приходи ко мне – я их мигом на место поставлю.

   Степан Аркадьевич хмыкнул:

   — Это он как—нибудь сам, МарьСанна. Отобьется уж, не маленький!

   Женщина внимательно посмотрела Тимофею в глаза и покачала головой:

   — Не отобьется, пропадет. Точно говорю.

   Парень вопросительно уставился на заведующего, а тот в ответ только махнул рукой и повел Тима дальше, показывая и рассказывая, как все устроено.

   — Лаборатория у нас совсем маленькая, делаем общий анализ крови и так, по мелочи. Реактивы выбиваем с боем, но все же что—то можем. Ирина Игоревна работает два раза в неделю или если экстренно, то может подойти. Зарплата маленькая, сам понимаешь, она ещё подрабатывает лаборантом в школе, может подменять учителя химии.

   Тим важно покивал на слова заведующего, хотя слабо себе представлял как можно и кровь брать, и анализ делать, и уроки химии проводить.

   — Сегодня летучка в девять часов, познакомлю тебя со всеми. Коллектив небольшой, но дружный. Не без скандалов, конечно, но особо змей у нас нет, — с этими словами Степан Аркадьевич открыл дверь сестринской, где уже находились две девушки и мужчина средних лет, который в момент их прихода