Купить

Королевская кобра. Лариса Цыпленкова

АННОТАЦИЯ

У Надин есть работа, родственники, жилье. Чего еще желать? Но работу Надин ненавидит, жилье требует ремонта, а с такими родственниками и врагов не надо. Бабушка, единственный близкий человек, недавно умерла от рака. Девушка впадает в депрессию, и ей начинают сниться странные сны: последовательные, реальные до реальности, но и в этих снах ей не найти покоя.

Надин невольно оказывается участницей отбора невест для Его Темнейшества Леннарта Пятого, и ее соперницы готовы в буквальном смысле идти по трупам. Никто не спрашивает девушку, хочет ли она себе такой судьбы, и у Надин остается единственный путь: вперед, к финалу отбора, к победе.

***

Ophiophagus hannah («поедатель змей»), или королевская кобра, питается преимущественно другими видами змей, в том числе и сильно ядовитыми. Нередко нападает на змей, которые уже охотятся на кого-то.

ГЛАВА 1

Я ехала в полупустой электричке, смотрела в запыленное окно на падающий снег и вспоминала сегодняшнее утро, проведенное в нотариальной конторе. Сначала очередь в узком забитом коридорчике – вроде и небольшая, но каждый посетитель проводил в кабинете не меньше пятнадцати минут, а то и полчаса. Мы с кузинами уступили тете Шуре единственное свободное место на банкетке и стояли рядом, опираясь спинами о стену, потея и задыхаясь: топили в бизнес-центре знатно, зато кондиционер не работал, а за наличием масок строго следил охранник, регулярно проходивший по этажу. Я молча радовалась, что не стала надевать нарядное платье ради корпоратива, оделась как обычно на работу: в белую хлопковую блузку и юбку шанель. То-то бы мое синее шерстяное платье благоухало к вечеру, да и помялось бы знатно… Сестры тоже страдали от жары и духоты, но, увы, не молча: шипели и бухтели; я с трудом удерживалась, чтобы не рявкнуть на них.

Когда я хоронила бабушку, Нинель Валерьевну Санину, ни одна из них не соизволила даже прийти, не то, что помочь с организацией похорон и поминок. Молчу уж о деньгах, которые пришлось потратить на все эти ритуальные хлопоты! Я выгребла подчистую и свою зарплатную карту, и накопительный счет, чтобы достойно накормить-напоить бабушкиных подруг, бывших коллег и соседок – тех из бабушкиного списка, что смогли и захотели приехать.

Нинель Валерьевна вообще была дамой предусмотрительной: к своим похоронам она начала готовиться сразу после того, как смирилась с мыслью о своей неизбежной скорой смерти от рака. Так что в гробу она лежала в специально сшитом платье из фиолетовой с золотом парчи, скрывавшем роскошное кружевное белье, а я действовала по написанной ею инструкции – с телефонами, именами и ценами. Цены, конечно, выросли, но… Бабушка меня любила, заботилась, а долги надо платить. Ну, и список приглашенных бабушка приготовила заранее, также с телефонами и адресами и дополнительным указанием оплатить такси всем желающим. Что ж, я оплатила. И выбранный бабушкой гроб, и поминальный обед, и такси для пожилых дам, тоже не отличавшихся здоровьем и силами. И все пришлось делать самой: ни тетка, ни ее дочери словно не заметили смерти Нинель Валерьевны, хотя я и сообщила им СМС-ками, а после перезвонила лично каждой.

Сегодня же они все явились на оглашение завещания и в качестве группы поддержки приволокли мужей и каких-то вовсе неизвестных мне людей. Среди них, как диковинная птица в вороньей стае, выделялся мужчина в щегольском бежевом пальто с кофейным кашне, в дорогущих туфлях и с ролексом на запястье. Тетка что-то бормотала щеголю на ухо, злобно поглядывая на меня. Хорошо еще, что помощник нотариуса предупредил, очень жестко и безапелляционно, что в кабинет будут допущены только наследницы, но никак не их супруги и прочие посторонние для покойной люди. К тому моменту, как нас вызвали, я была готова взорваться от жары и тихой ненависти к родственницам.

– Кто по делу Саниной, проходите! – выглянул из двери секретарь, и тетка с дочерьми рванула в кабинет с лаконичной табличкой “Нотариус А.В.Пашнин”. Мужчина в бежевом пальто пропустил меня, придержав дверь, и вошел следом.

В просторном кабинете нас встретили пожилой нотариус в инвалидном кресле, его помощница и секретарь. А еще – приятная прохлада. Наши документы проверили (неизвестный мужчина оказался адвокатом тетушки, и ему позволили остаться) и начали оглашать завещание. Моя тетка, две ее дочери и я – четыре наследницы, как и ожидалось. Я не очень внимательно слушала: в конце концов, бабушка дала мне прочитать завещание, прежде чем поехать с ним к нотариусу. Имущество продается через агентство, деньги делятся поровну на четверых. Нотариус закончил чтение, помощница раздала каждой из наследниц копию, и я уже собиралась уходить, когда кузина Валя вдруг обратилась к нотариусу:

– А я вот слышала, что некоторых лишают наследства. Недобросовестные наследники это называется, да?

Нотариус замер, как собака в охотничьей стойке, и очень осторожно подтвердил:

– Такое случается, но это очень серьезное обвинение. У вас есть какая-то информация по этому поводу? Кто-то из наследников покушался на жизнь наследодателя?

– Ну-у-у, я не могу утверждать стопроцентно, – протянула Валя, оказавшаяся в центре внимания и наслаждавшаяся этим. – Но я вот не уверена, что бабуля умерла своей смертью. Ей и семидесяти не было. Рак, конечно, но… Надин увезла ее из собственной квартиры, а для пожилых людей это совсем не полезно. Пенсию забирала. Да и откуда мне знать, что бабулю правильно лечили… и лечили вообще? Может, бабулечка вообще не в себе была, когда завещание оставляла?

Последняя фраза была лишней. Хоть я и не юрист, зато бабушка Нинель юристом была, и я точно знала: ни один нотариус не будет рисковать хлебным местом и принимать завещание от человека “не в себе”. Так что Пашнин наверняка всерьез напрягся, но заметить это можно было разве по поджатым губам и резко изменившемуся тону.

– Если вы полагаете, что права наследодателя или ваши, как наследника, были нарушены, вы можете подать в суд, – сухо и холодно произнес нотариус. – Однако рекомендую посоветоваться с вашим адвокатом прежде, чем официально обвинять кого-либо. Особо обращаю ваше внимание на пункт 10.3 в завещании, согласно которому любой наследник, попытавшийся его оспорить, лишается половины своей доли, и деньги отходят благотворительному фонду “Слезинка”. У “Слезинки” отличные юристы, кстати.

Адвокат что-то начал шептать по очереди моим родственницам, а я в очередной раз мысленно поблагодарила бабушку за подробную инструкцию и поднялась с места.

– Господин нотариус, прошу, – я подошла к столу и положила перед Пашниным большую папку с документами. Тот вытащил первый лист, пробежал взглядом и вскинул голову.

– Протокол вскрытия?

– Бабушка велела, – я пожала плечами. – Она не была религиозна, зато была юристом – как говорили, хорошим.

По губам нотариуса скользнула тень улыбки.

– Ваша бабушка была весьма предусмотрительной дамой. Господин Сенчин, – обратился он к адвокату, – не желаете ознакомиться?

Адвокат пожелал. И с протоколом вскрытия, и с историей болезни, и с копиями чеков, и с банковской распечаткой моих трат на больницу и лекарства. Я достала из сумки вторую такую же папку.

– Вы можете забрать с собой, – предложила я адвокату, протягивая ему папку. – Здесь копии, заверенные у другого нотариуса, чтобы не было конфликта интересов.

Адвокат с нотариусом понимающе переглянулись.

– Благодарю, госпожа Шереметева, – чуть поклонился Сенчин. – Непременно ознакомлюсь, со всем вниманием, хотя на первый взгляд не вижу, в чем бы вас можно упрекнуть.

Краем глаза я увидела, что Валя уже открыла рот для очередной гадости, но тетка сильно дернула ее за рукав, и кузина заткнулась. И на том спасибо. Будут ли они подавать в суд, меня не особо волновало: опротестовать завещание им не удастся, разве что время потянут, а я и без бабушкиных денег с голоду не умру. До зарплаты точно доживу, хотя… Чем я думала последний месяц?! У меня же осталась шкатулка с бабушкиным подарком, да и деньги какие-то там были – “гробовые”, как она их называла. Вернусь домой – проверю; глядишь, и наступающий новый год отмечу чем-нибудь повкуснее овсянки. С родней деньгами не поделюсь: мне еще памятник Нинель Валерьевне ставить, а сестрицы с теткой точно не пожелают скинуться.

Меж тем адвокат наговорил моим дражайшим родственницам что-то такое, что они неохотно, но двинулись-таки к выходу, злобненько на меня поглядывая. Конечно, трешка в Москве лучше делится на троих, чем на четверых… Перебьются! Я попрощалась с нотариусом Пашниным, поздравила его и сотрудников с наступающим и вышла в коридор. Родня и группа поддержки обступили адвоката, передавая из рук в руки содержимое моей папочки, и я воспользовалась моментом: проскользнула мимо, сбежала по лестнице на первый этаж и выскочила на улицу, на ходу застегивая парку. Кажется, тетка что-то крикнула вслед, но я предпочла ее не услышать. Мне надо было успеть на электричку в 14:36 до Павловского Посада; опоздаю – придется почти час ждать на вокзале.

Успела. Теперь за окном проплывали грязно-серые заборы и крыши, темные скелеты деревьев, а на все это унылое убожество падал снег: густой, крупный, тяжелый. Электричка остановилась у платформы, из вагонных динамиков раздался долгий невнятный хрип, а потом поезд дернулся и начал опять набирать скорость. Снежные хлопья бились в стекло, ветер отбрасывал их куда-то назад, к хвосту электрички. Колеса равномерно стучали, нагоняя сон. Тоска-а-а… Вряд ли у нас в офисе кто-то еще работает. Последний рабочий день года закономерно должен перейти в корпоратив, и наши дамы наверняка уже накрывают на стол, мужчины отрядили гонца в ближайший магазин за пивом или чем покрепче, а шеф размышляет, что заказать на всех: пиццу или пироги. На корпоратив идти совершенно не хотелось, но шеф считал такие мероприятия обязательными, и если раньше я ссылалась на больную бабушку, то теперь у меня такой надежной отмазки нет. Я поудобнее устроилась на узкой скамье, прислонилась головой к стене вагона, понадежнее устроила сумку, пару раз обернув ремень вокруг запястья, и задремала – до самого Посада.

Проснулась я, как от толчка. Электричка стояла, немногочисленные пассажиры толпились у дверей, поспешно покидая вагон. Я глянула на часы; проходившая мимо женщина, не оборачиваясь, бросила: “Конечная, девушка. Павлов Посад”.

На перрон я вышла последней. Снег все так же валил, засыпая недавно вычищенный асфальт. Натянув поглубже капюшон парки, я осторожно перешла по мосту к привокзальной площади и кое-как доползла до Магнита. Снег, под ногами прохожих превратившийся в грязную кашу, прямо-таки намекал: не поймать ли мне такси? Но я стойко держалась, пока не вышла из магазина с пакетами фруктов (хоть что-то надо положить на общий стол). Тут меня и поймал таксист, пообещав небо в алмазах и мгновенную доставку. Мысль о наличке, ждавшей меня дома, окончательно добила внутреннего жмота. Черт с ним, поеду на такси.

Потрепанная “Киа” едва ползла по заснеженным улочкам, забитым транспортом, и в офис я добралась часам к пяти, когда уже стемнело. Как и ожидалось, дорогие коллеги суетились у накрываемого стола. На меня не особо обратили внимание, да и я не стремилась общаться, только заглянула к шефу и сообщила, что вернулась от нотариуса. Тот отмахнулся, продолжая орать в трубку и требовать горячую пиццу вот прямо сейчас, раз уж не привезли полчаса назад. Я покивала и улизнула раскладывать по одноразовым мискам мандарины и бананы, а потом – мыть виноград.

У стола ожидаемо царила секретарша шефа. Вот прямо классическая секретарша: в алом обтягивающем трикотажном платье экстремальной длины (в смысле, экстремально коротком) с почти бездонным декольте. Волосы отбелены пергидролью до сухости. Трехсантиметровые алые когти, серьги-кольца с огромными “рубиновыми” подвесками, агрессивный макияж, туфли на высоченных шпильках. Интересно, как жена шефа терпит эту… даму из разряда “Дам, конечно, дам!”? Впрочем, не мое дело. Если бы Мариша еще и меня не трогала, было бы замечательно, но, увы, не с моим счастьем.

– А где ты сегодня была, Наденька? – промурлыкала эта стерва с нежной улыбкой. Знает, что ненавижу вот это уменьшительно-ласкательное “Наденька”, и нарочно злит. Выдра крашеная!

– У нотариуса, – коротко ответила я, выставляя на стол пластиковые миски с фруктами.

– А зачем? – Мариша сделала большие глаза.

– Бабушка умерла, завещание зачитывали, - так же коротко ответила я, надеясь, что секретарша отстанет.

– А-а-а, – ненадолго Мариша даже понизила голос: вероятно, пыталась изобразить сочувствие. Но ненадолго. – А чего ты ничего на стол не принесла? Нет, фрукты – тоже хорошо, конечно, но чего салатиков не сделала? Могла бы хоть мясную нарезку, что ли, купить. Здесь мужчины все-таки, их кормить надо!

На последних словах голос ее поплыл, сделался мечтательным. Ах, мужчины! Разве может быть что-то важнее? Какой там нотариус, какая бабушка…

– Их пусть дома кормят, – отрезала я. – Моего мужчины здесь нет, а вокруг чужих прыгать не приучена.

Глаза нашей первой блондинки вспыхнули злобой. Правильно, в ее огород камушек. Шеф не разведется, даже если шесть таких Маришек постарается.

– Вот поэтому ты и одна. Муж-то когда ушел? И до сих пор никого.

– Переживу, – я пожала плечами и начала складывать опустевшие пакеты.

Уже пережила. Я даже вполне понимала Виктора, своего бывшего. Мы встретились в Москве, когда оба учились, у нас были общие мечты и планы, была перспектива. Оба закончили с красным дипломом, я – биотехнолог-фармацевт, он – финансист. Мы легко нашли работу в Москве и планировали набраться опыта, через несколько лет открыть свою аптеку, потом – производство а потом, возможно, отдел исследований и разработки лекарств.

И тут заболела бабушка. Вернее, болела-то она давно, но мне казалось, что это просто старость, а оказалось – рак. У тети Шуры не было условий для размещения Нинель Валерьевны (ну, конечно, в московской трешке, где тетка проживала вдвоем с мужем, места действительно маловато), у Валечки случились какие-то проблемы в семье, Дашенька еще учится (шестой год на платном) и живет в однокомнатной квартирке. В общем, бабушку Нинель забрала я. Не скажу, что я ни разу не опускала руки, особенно в последние полгода, когда из благородной дамы бабушка на глазах превращалась в иссохшую мумию, воющую от боли, но ни разу не подумала отказаться от своего долга.

А вот Виктор сдался очень быстро. Бабушка жила у нас всего два месяца, когда, вернувшись домой, я нашла письмо от мужа. Виктор не претендовал на мое жилье, на общие накопления, он просто хотел развода и всего того, о чем мы раньше мечтали вдвоем, и о чем мне приходилось теперь забыть. Карьера, свой бизнес, путешествия… Вместо всего этого у меня на руках оказалась больная раком бабушка. Что ж, спасибо бывшему, что не стал тянуть до последнего, сразу, так сказать, озвучил выбор.

В следующий раз мы встретились в ЗАГСе. Поскольку детей не было, развели нас моментально. А еще через полгода я была вынуждена уйти с хорошего места в Москве и искать работу поближе, чтобы больше времени проводить с бабушкой. Сейчас я впариваю салонам красоты лечебную косметику, кое-как набирая минимальные продажи.

Неудивительно, что мне было не до мужчин в последние три года: болезнь Нинель Валерьевны прогрессировала и отнимала все больше моих сил, времени и денег. Кажется, за это время я ни разу не покупала себе новую одежду, разве что сапоги месяц назад, а то старые промокали уже через несколько шагов по улице. Плевать! Теперь расходов станет меньше – прости, бабуля, за такую меркантильность! – можно будет и одеться, и работу поискать по специальности, и…

Мои мечты грубо прервал зам шефа.

– Надин, лапуля, с наступающим!

– Вас также, Андрей Петрович! – отозвалась я с фальшивым радушием, хотя у меня зубы заныли от его высокого сверлящего голоса. Зам подражает шефу во всем: в манере одеваться (о, эти широкие галстуки попугайных расцветок!), в барственно-покровительственных интонациях, в попытках полапать всех окружающих дам. У шефа это получается как-то даже и необидно, и похож он в целом на эдакого современного Портоса: шумный добродушный толстяк, который даже не пытается зайти дальше этих игривых шлепков. А вот Андрей Петрович – дело другое. Уже несколько раз он мне намекал, что с планами продаж я не справляюсь, и мне стоило бы взять у него несколько уроков. На дому.

Ничего, скоро я от них от всех избавлюсь и забуду, как страшный сон. И Андрея Петровича с его поползновениями, и Маришиных подпевал, возжелавших именно сейчас одарить меня рецептами мясных салатиков, и нажравшегося в хлам Димочку Косого, который пытался меня полапать сразу после Андрея Петровича…

Корпоратив удался настолько, что через час я уже сбегала от хорошо выпивших коллег. Шеф меня на празднике видел – и отлично. Если что, пожалуюсь потом на родню, совру, что голова разболелась и пришлось выпить таблетки, а на алкоголь они легли ужасно. Я тихонечко прокралась в маленький холл с ресепшеном и гардеробом для клиентов (парку я предусмотрительно оставила там, а не в шкафу для персонала), вызвала такси и через полчаса уже ехала в старенькой черной “Ладе” в сторону Электрогорска, где у меня была хоть и плохонькая, зато своя двухкомнатная квартира.

Квартира встретила меня тишиной. Не включая свет, я заперла дверь на ключ, сбросила сапоги и парку и в одних носках пошла в бабушкину комнату. После похорон бабушки я сутки мыла и оттирала все – от паркета до карниза, залезая на стремянку, чтобы достать потолочный плинтус и люстру, распластываясь медузой на полу, чтобы забраться под шкаф. Мыла и плакала, то ли от сердечной боли, то ли от облегчения. Специальную медицинскую кровать у меня купили за полцены, не прошло и суток, как я выставила ее на Авито. Наркотики вернула под расписку на следующий день после смерти Нинель Валерьевны, прочие лекарства по объявлению разобрали страждущие. Бабушкины вещи я перебрала, все приличное отвезла в ближайшую больницу. Как ни странно, не всякий храм готов забрать ношеные вещи, а вот больницы - почти все, особенно зимой. Врач-рентгенолог рассказала мне как-то, что именно зимой к ним везут бомжей, обмороженных, с воспалением легких. Одежду с них проще выбросить сразу, а по-хорошему еще и нанести знак биологической угрозы, как на оружие массового поражения. Ладно, в больнице их, как прочих пациентов, обряжают в халаты, но, рано или поздно, всех выписывают. И вот тут-то возникает проблема: одежду для бомжей больнице не выделяют. Вот и несут медики одежку: свою, членов семьи, друзей… Поэтому я собрала теплые, прочные еще кофты, юбки, брюки, длинный пуховик и осеннюю куртку, сложила в большой пакет для мусора и в таком виде передала в регистратуру. Взяли, да еще благодарили.

Теперь бабушкина комната выглядела нежилой; слабый запах хлорки все еще витал в воздухе. Я подошла к окну, невольно стараясь ступать потише. С этой стороны дома начинался частный сектор. Дома завалило снегом, улица была пустынна: почти все уже добрались до дома и сидели сейчас кто за семейным столом, кто за телевизором. Мне ничего не хотелось, и я бы попробовала уснуть, если бы не желание разобраться с деньгами и подарком.

Забрав с подоконника черную лакированную шкатулку, я ушла на кухню. Налила в чайник воды; напор был слабый, струйка негромко журчала. Надо бы набрать воды в несколько бутылей, а то как начнут готовиться к новому году: стирать, убираться, готовить, – так и будешь наливать чайник по десять минут. Когда уже трубы поменяют?

Поставив чайник на огонь, я, наконец, добралась до бабушкиного подарка. В шкатулке, прикрытый двумя толстыми конвертами, лежал серебряный браслет в виде змеи шириной сантиметра три; чешуя была из мелких камешков, серых и черных, а глаза горели красным. Тоже странно. Все ее украшения сейчас лежали в банковской ячейке, ожидая продажи, а этот браслет она подарила мне еще при жизни: как положено, с заключением геммолога, с заверенной дарственной, которые и лежали в одном из конвертов. Вроде бы и не особо ценный (кажется, серебро и мелкая шпинель), но почему-то Нинель Валерьевна взяла с меня твердое обещание, что я его не продам, не отдам, и надену после ее похорон.

Расставаться с ним я и так не собиралась, а вот надеть забыла. Нехорошо. Ну, лучше поздно, чем никогда. Я надела змейку на правое запястье, защелкнула замок, покрутила рукой. Красота! Эдакая сверкающая гадюка – или кобра? Вроде бы они обе могут быть черно-серыми. Залезла в конверт с заключением экспертизы. Что-о-о? Платина? Дарственная, квитанция об уплате налога… множим на… Ну, бабуля! Квартирку на себе я еще не носила. Я подумала было снять браслет и убрать куда подальше, но успокоила себя: никому и в голову не придет, что в жалкой подмосковной двушке, даже не в сейфе, хранится такое сокровище. Можно даже спокойно носить на работу, все равно сочтут бижутерией.

Чайник заверещал, как свинья, которой отпиливают хвост, и я подскочила, бросилась к плите. Выключила газ, насыпала в чашку растворимого шиповника, залила кипятком. Теперь еще чайную ложечку меда добавить, и мне, наконец, будет хо-ро-шо, впервые за сегодняшний день.

Прихлебывая напиток, я, наконец, добралась до конверта с деньгами. Пухленький, однако. Если тут есть хотя бы полтинник, то можно будет разориться на несколько пар чулок, на поход в секонд-хэнд, на баночку красной икры… Все равно до осени памятник ставить не нужно, успею заработать, даже если потрачу все до копейки. Бабушка, если ты меня слышишь, будь спокойна: не обижу!

То ли рука дрогнула, то ли… Конверт я вскрыла так неловко, что толстая пачка пятитысячных высыпалась на стол и, скользя, разъехалась по клеенке “под дерево”. Очень аккуратно я отставила чашку с шиповником и начала собирать рыжие купюры. Одна, две, десять, двадцать… Двести пятьдесят тысяч. А я собирала все свои заначки, продавала что могла, тихо злилась на бабушку за расточительство! Дура! Вот они – “гробовые”, их Нинель Валерьевна и отложила на расходы, которые я оплатила из собственного кармана. Бабушка, прости меня! Я перебирала новенькие, еще пахнущие краской купюры, и тихо плакала. Хватит и на мои хотелки, и на памятник, а родне и знать не надо об этих деньгах и браслете.

Усталость подступила внезапно и резко, так, что уже и допивать шиповниковый чай не хотелось. Убрав деньги в конверт, я кое-как доплелась до спальни и рухнула на диван, не раздевшись, только и успела натянуть на ноги старенький любимый плед. Сон накрыл меня, как ватное одеяло, теплое и тяжелое, и я почти мгновенно уплыла куда-то в темноту, подальше от родни, коллег и прочей нечисти.

ГЛАВА 2

Во сне я проснулась. Забавно звучит, но я точно знаю, что спала, а потом проснулась в каком-то безумно пестром шатре. И, проснувшись, точно знала, что сплю.

Путано, да? Я сама запуталась – и в ситуации, и в тонком, но теплом лоскутном покрывале. Розовые и белые занавеси, белый кисейный полог, мягчайшие подушки с ярким бело-красно-черным орнаментом, многоцветные ковры, накрытый низкий столик, за которым явно полагалось сидеть без стульев, – чем не киношный Восток? Довершала картину сидевшая у моего ложа девочка лет двенадцати в голубых брючках, напоминающих шальвары, топе с короткими рукавами и безрукавке. Черные волосы собраны в косу, туго стянутую голубым шнуром, глазки скромно опущены, руки осторожно подергивают покрывало, в которое я закуталась, пока спала.

– Сьера невеста, сьера невеста, вставайте, сьера невеста! - негромко и уныло повторяла девочка.

Вроде никакой развлекательной литературки я давно не читала, телевизор был полностью в распоряжении бабушки, откуда же такая яркая фантазия? Я пошевелилась, пытаясь выбраться из кокона, в который сама же себя и замотала. Девочка радостно взвизгнула.

– Сьера невеста, вам через полчаса выходить, вставайте скорее!

Интересно, чья я невеста и куда мне выходить? Глупых вопросов задавать не стала: сон есть сон. Не лучше ли насладиться непривычным комфортом, послушной служанкой и интересным сюжетом? Загадочная все-таки штука – человеческое подсознание; такого напридумывает, что профессиональные сценаристы спрячутся под стол и будут громко плакать от зависти.

Девочка помогла мне выпутаться из покрывала, усадила перед накрытым столиком и сняла крышки с блюд. Ну, приступим! Творог, каша с кусочками каких-то ароматных фруктов, горячие лепешки, мед и сыр… И кофе! Божественный кофе, не имеющий ничего общего с бурдой из быстрожориков или даже Кофемании. В меру горчащий, с привкусом шоколада и нотами экзотических фруктов, с многогранным ароматом… Дорогое подсознание, посылай мне такие сны почаще, пожалуйста!

Пока я завтракала, служанка заплела мне косу (таких роскошных блондинистых волос у меня в реале не было и быть не могло, ну, хоть во сне можно насладиться) и приготовила на выбор два брючных костюма: один – из тонкой кожи, второй – изо льна. Я подошла к выходу и выглянула наружу; солнце поднялось еще не очень высоко, но над травой колыхалась дымка от испаряющейся росы или дождя. Судя по всему, оказалась я где-то на югах, так что лен – определенно выбор дня! Девочка помогла мне переодеться. Я отметила, что белье выглядит вполне современно, а блузка и брюки застегиваются на пуговицы, так что одеться я смогла бы и без служанки. Удобно. Из обуви я предпочла кожаные сандалии с длинными ремешками.

Девочка торопила: не словами, но резкими движениями, недовольными взглядами, которые, впрочем, старалась скрыть. Чувствуется, у них тут строгая дисциплина, и невеста тоже должна ей подчиняться.

– Оружие, сьера невеста? – закончив с моим одеванием, спросила вдруг служанка. Потом отдернула одну из занавесок и отступила в сторону, открывая моему взгляду… ну, пожалуй, это можно назвать оружейной. На стойках и подушках кто-то разместил мечи с прямыми и волнистыми лезвиями, разные изогнутые сабли, копья длинные и короткие, кинжалы и дубинки, луки и арбалеты, и чего тут только не было. Ничем из всего этого стального великолепия я пользоваться не умела, оттого зависла на пару минут, разглядывая оружейную.

– Поспешите, сьера невеста, через несколько минут сьер распорядитель начнет второй тур отбора.

Опять невеста. Стоп, отбор? Оу! Да это же отбор невест! Вот откуда взялся сон! Пару месяцев назад я сидела в коридоре больницы, ожидая бабушку, и в руки мне попала забытая кем-то книга. Пока мы мотались по всем этажам и десятку кабинетов, книга так и путешествовала со мной. По сюжету как раз некий принц искал себе жену, и со всего королевства съехались желающие. Главная героиня по замыслу автора была скромная и бедная, зато умная, гордая и красивая. Наверно, она даже победила, но я не дочитала: бабушка закончила обследование, нужно было вызывать спецтакси, я отложила книгу на стул и позабыла о ней – до этого момента.

Что ж, ни к чему тянуть и нервировать девчонку. Я выбрала приличных размеров кинжал, напомнивший мне мой самый большой кухонный нож, и служанка помогла мне надеть пояс с подходящими ножнами.

– Что-то еще желаете взять, сьера невеста?

– А… Ну, дорожный мешок там, еду… – неуверенно начала я, но девочка замотала головой.

– Это выдадут перед самым выходом, сьера невеста. Я могу вам дать только одежду и оружие.

– Тогда не надо больше ничего, – я пожала плечами. Что ж тут за отбор такой? Вроде голодных игр, что ли?

Девочка придирчиво осмотрела меня с головы до ног, поправила ремешок сандалии, завязанный под коленом, затянула тесемки на рукавах понадежнее.

– Вы готовы, сьера невеста?

Дождавшись моего кивка, девочка проводила меня к выходу и выпустила на залитый солнцем луг, где стояли сотни шатров вроде моего. Алые, желтые, голубые, лиловые – их стенки трепетали на ветру, словно крылья огромных бабочек или птиц, и только растяжки, казалось, не позволяли взлететь этой яркой стае. С трех сторон луг был окружен высоким лесом, с четвертой возвышалась скала, украшенная какими-то вымпелами и флагами; у ее подножия устроили помост, сейчас окруженный толпой. К ней шли еще девушки – видимо, туда мне и надо.

Я слегка опоздала: какой-то тучный мужик на помосте уже начал митинг-накачку. В отличие от моей служанки, одет он был в совершенно европейский костюм – кажется, средневековый; не очень-то я в истории моды разбираюсь. Костюмчик из лилового бархата под климат явно не подходил, полнота в жару тоже не айс, оттого мужик потел и то и дело вытирал лицо большим платком, но долг свой выполнял: громко вещал что-то про отбор, его величество Леннарта, благословение какой-то Хивьи (богиня, что ли?). На отбор мне было плевать, поэтому почти все я пропустила мимо ушей, и только в самом конце мне пришлось буквально заткнуть себе рот, закусив рукав. Мужик заканчивал свою речь очередной пафосной конструкцией и последними его словами был девиз прямо-таки из древнего “Горца”: “Останется только одна!”. Толпа подхватила девиз и начала скандировать: “Одна! Одна! Одна!”. Девчонки орали дружным хором, едва не разбрызгивая слезы. Я героически не заржала и удержала лицо.

Меж тем десятка три молодых людей европейского вида разделяли нашу девичью толпу на группы. Нет, этот Леннарт явно крут, раз за него соперничает несколько сотен девиц! Меня тоже сосчитали и направили, куда положено. Тетка средних лет сняла с повозки и выдала мне какой-то мешок на лямках, с кучей ремешков и кармашков – что-то вроде рюкзака, в общем, и рявкнула: “Не задерживайтесь! Следующая!”. Я поспешно отошла в сторонку, к тем, кто уже получил свое снаряжение.

Потом нас повели к стене леса и начали по очереди выпускать на тропу, уходящую куда-то в заросли. Как я поняла, моя задача – пройти по этой тропе до какого-то там озера. Ну, в выпускном классе мы ходили в поход, но удовольствия мне это не доставило. Комары, сырость, неровная земля под тонкой пенкой… Ладно, переживу. В самом худшем случае проснусь у себя в теплой уютной постели.

До меня очередь дошла часа через три. Меня чуть не за руку довели до начала тропы и, пожелав удачи, вытолкали в джунгли.

Нет, правда, я попала в настоящие джунгли! Мой путь явно расчистили: в темной зелени листвы видны были светлые срезы недавно обрубленных веток, кое-где у широкой тропы высились кучи веток, поверх которых навалили охапки увядающей травы и листвы. А главное – запах прели, перекрывающий цветочный аромат и живо напомнивший мне лето и скошенные газоны.

Тропа вилась между высоченных деревьев, увитых лианами толщиной в руку. Цвело, кажется, все – и лианы, и деревья, и какие-то мелкие цветы в густой траве. Дальше от тропы, правда, травы становилось меньше: не хватало света, слишком плотно смыкались кроны наверху, но мне туда и не надо было. Я шла по расчищенному пути, и раздражал только рюкзак, который был не слишком тяжел, но неудобен. Я никак не могла справиться с его ремешками, затянуть так, чтобы и рюкзак не болтался, и содержимое на спину не давило.

В таинственной зеленой темноте джунглей шла какая-то активная жизнь, судя по звукам. Пение птиц, какой-то подозрительный шелест, похрустывание веток – то ли от тяжести лиан, то ли под чьим-то приличным весом. К счастью, обитатели подлеска на залитую солнцем тропу не выходили. Кое-как я приладила рюкзак, и теперь, наконец, шла легко и могла позволить себе полюбоваться окружающим лесом.

В самом деле, когда еще мне приснится такая красота? Вот, угрожающе гудя, пролетел тяжелым бомбардировщиком жук, сверкающий бронзой и зеленью. Вот почти на самую тропу рухнуло дерево, заплетенное лианами так, что самого дерева и не видно. Зато вся эта груда умирающей и жирующей зелени покрыта сотнями, тысячами гроздьев мелких бледных цветов с удушающе-сладким ароматом, словно одичавшая клумба. Вот тропа проходит под гигантским деревом с такой плотной листвой, что под ним царит душная влажная тьма, и даже трава не растет, земля покрыта почти перепревшей листвой. Чтобы такое обхватить, понадобилось бы три или даже четыре меня! И тут я по-настоящему испугалась, хоть это был и сон: морщинистая темная кора гиганта вдруг зашевелилась, и я шарахнулась назад со сдавленным воплем… А потом так и осталась стоять, раскрыв рот. На стволе зашевелились сотни бабочек, огромных, в мою ладонь. Покуда они сидели неподвижно, их сложенные крылья показывали серо-коричневую сторону, мимикрируя под цвет коры, а теперь сверкали лазурью с кофейной окантовкой. Шевелясь, крылья отливали то изумрудным, то фиолетовым, они блестели металлом и словно светились в темноте джунглей.

Невольно я шагнула поближе, и тут бабочки дружно сорвались с места, словно голубая метель, вырвались из-под деревьев на прогалину и засверкали под солнцем драгоценными камнями, поднимаясь выше и выше. Я стояла, позабыв обо всем, запрокинула голову и смотрела на это тропическое чудо во все глаза, пока меня не охватила внезапная слабость. Спине стало жарко, справа нарастала тупая боль, и голова вдруг закружилась. Я попыталась подойти к огромному дереву, чтобы опереться, пока не закончится головокружение, но земля вывернулась из-под ног и я неловко упала на мягкую прель лесной подстилки. В глазах мелькали черные мушки, неподалеку били какие-то барабаны… Или это кровь бьется в виски? Я лежала почти лицом в гниющей листве, и не было сил повернуть голову.

Ритмично подрагивает земля. Теперь точно – чьи-то шаги. Мне помогут, вот сейчас!.. Передо мной остановились чьи-то ноги, обутые в изящные, расшитые бисером сапожки; что там выше, я увидеть не могла. Ноги маленькие – женщина? Я попыталась попросить о помощи, но из горла вырвался только слабый хрип. Шорох одежды. В поле зрения оказалась узкая рука с длинными пальцами. Ну точно, конкурентка! Девушка взяла меня за руку, почти потерявшую чувствительность, а после отпустила. Рука безвольно упала перед самым лицом, и я с изумлением обнаружила на запястье бабушкин браслет. К нему, правда, был подвешен шарик с номером – 137.

Нет, ну что же эта дура медлит?! Надо скорее позвать кого-нибудь! Должны же тут быть врачи – хорошо, целители! Сапожки не двигались, конкурентка выжидала. Мне становилось все хуже: спину жгло болью, в глазах темнело, на грудь словно дерево упало. Я уже почти не видела собственную руку, лишь змейка сверкала красными глазками. Девушка надо мной тихо хмыкнула и ушла. Просто ушла, бросив меня одну! Сапожки протопали по темной палой листве, и на джунгли опустилась тишина. А потом тишина и темнота поглотили меня и мой последний вздох.

***

Проснулась я в падении: запутавшись в пледе, рухнула с дивана. Паркет встретил жестко, но к счастью, обошлось несколькими ушибами. Голова раскалывалась от боли, болели правая рука, нога и почему-то спина – под ребрами справа. Ничего себе сон в зимнюю ночь! Достойное завершение вчерашнего отвратительного дня. Уже рассвело, мутный зимний свет заливал спальню. Я освободилась от пледа, доковыляла до ванны, поплескала в лицо холодной водой и напилась прямо из-под крана, жадно, почти захлебываясь. Нет, сегодня – только отдых, а домашние дела и рабочие проекты идут лесом.

Я отключила телефон, переоделась в домашнее (полинявший до невнятно-бирюзового оттенка трикотажный комплект из футболки и узких штанцов до колена) и поползла завтракать. Банан и йогурт, больше ничего не влезло. Разложила диван, плюхнула на него подушки, плед и ноутбук; сама устроилась перед монитором с миской сушеных яблок. И ка-ак врубила “Дневник Бриджит Джонс”, все части одну за другой. Поплакала, посмеялась – и в самом деле, жизнь уже не кажется такой безысходной. Потом прошлась по традиционным новогодним фильмам, отрываясь только на быстрые простые перекусы, а там уже и вечер наступил, и спать я легла почти умиротворенная.

Уже в постели вспомнила о бабушкином браслете. Так хорошо он на руку сел, что не мешал совершенно. Не вставать же теперь, чтобы снять-убрать, пусть себе остается. Лениво не то что из-под одеяла выбираться, а на другой бок повернуться. Рука лежала перед лицом, точно как во сне, но теперь мне не было ни страшно, ни больно. Крохотные камушки таинственно мерцали и переливались в рыжеватом свете уличного фонаря, как будто змейка живая и медленно ползет, обвивая запястье и поблескивая красными глазками. Не люблю рептилий, но эта очень уж красива. Я любовалась черно-серым узором и медленно засыпала. Меня укутывала темнота, в которой шуршали падающие снежинки и сухая, теплая змеиная чешуя.

***

Кто-нибудь подумал, что мне снились карибские пляжи и мускулистые мулаты, предлагающие коктейли? Не с моим счастьем! Глаза я открыла в тех же джунглях, качаясь в гамаке, под пологом, который, видимо, должен был защитить от насекомых. Во всяком случае, когда я барахталась, пытаясь выбраться из гамака (тот еще квест с непривычки), с полога дождем посыпалась какая-то мелкая живая гадость и тут же начала разбегаться куда подальше. Хорошо, хоть не змеи.

Отчего-то я совершенно не удивилась своему появлению в этом мире, хотя и не порадовалась. Тело было другое, не как вчера. Каштановые волосы заплетены в косу чуть ниже лопаток, костюмчик из коричневой и серой замши, шитые бисером сапожки, как у моей вчерашней убийцы. Или она все-таки не убийца, а так, мимо проходила? А, без разницы!

Гамак и полог я снимать и тащить не собиралась, сразу полезла в рюкзак-колобок. Там нашлись еда – сухари, вяленое мясо, сушеные фрукты – и фляга для воды с двумя горлышками, завинчивающимися пробками. Видно, внутри есть фильтр, слышала я про такие: с одной стороны заливаешь, вода процеживается, а ты потом из другого горлышка пьешь. Собственно, возле горлышек и метки были в виде стрелочек. Удобно. Еще было что-то вроде патронташа с метательными ножами, от которого пользы мне не было, и я без сожалений выбросила оружие, чтобы не тащить лишнюю тяжесть.

Новое тело проголодалось, и я быстро позавтракала, то и дело оглядываясь: как-то не хотелось повторения вчерашнего. Поразмыслив, я решила, что вчера кто-то меня убил; может, прилетел такой вот метательный нож в печень, а может – отравленная игла. Так что надо быть повнимательнее. Вода во фляге закончилась; если встречу какую-нибудь речку или родник, надо будет наполнить. В нескольких метрах от лагеря начинался густой подлесок, а за ним джунгли разрубал поток солнечного света: там вилась тропа, скрытая молодой порослью. На одном из деревьев бывшая хозяйка тела вырезала метку в виде стрелки; значит, мне в ту сторону.

Выбравшись на тропу, я потопала в нужном направлении. Сегодня я уже не тупила, часто оглядывалась и прислушивалась. Честно говоря, умирать мне не понравилось, хоть и во сне. Больно и страшно. Лучше уж дойти до цели быстро и, желательно, без эксцессов. Вчерашняя беспечность растаяла, как сахар в кипятке, и теперь каждый звук под пологом листвы, каждое дуновение ветра, каждая пролетающая птичка-бабочка заставляли вздрагивать и напрягать все чувства, чтобы не пропустить возможных убийц.

Через пару часов меня уже трясло постоянно, без малейшего повода. Когда впереди я услышала ровный шум, то мгновенно убралась с тропы и пошла вдоль нее, вытащив из ножен на поясе какой-то широкий ножик с шершавой рукояткой. Меж стволов словно зеркало засияло, и я сообразила, что так шумит. Река. Быстрая, порожистая. судя по звуку. Оглядываясь, я выбралась на каменистый берег.

Река оказалась неширокой, но не просто порожистой: тропа выводила прямиком к невысокому водопаду. Я вышла ниже по течению, к обширной заводи, в которую с высоты всего полутора-двух метров с неумолчным шумом рушились струи, взбивая белоснежную пену. Заводь показалась мне глубокой и какой-то подозрительной, и я вернулась к тропе, поднявшись по скользким, зеленым от мха валунам: раз тропа, значит, должен быть или мост, или брод.

Моста не было, зато прямо перед водопадом кто-то расположил крупные камни с плоским верхом; расстояние между ними было небольшое, перешагнуть можно. Река прорывалась в оставшиеся щели, бурля и пенясь, и водная взвесь рождала мелкие радуги. Камни были мокрыми от брызг, но достаточно большими, чтобы удержаться на них, даже если поскользнешься. На каждом свободно могли бы сидеть две-три таких девушки, как я – ну, или мое нынешнее тело. Перебраться будет не сложно. Да, кстати, можно же еще воды во флягу налить!

Я огляделась, никого не заметила и убрала кинжал в ножны. Аккуратно шагнула на первый камень. Сапожки не скользили: поверхность камня была неровной, шершавой, да и подошва была, кажется, рифленой. Один камень, второй, – и вот уже середина речки. Вода грохотала, падая в заводь, и я не слышала собственных шагов. Отсюда казалось, что водопад гораздо выше, чем на самом деле. Не хотелось бы сверзиться! Еще раз оглядевшись, я опустилась на колени, отцепила флягу от пояса и, открыв, подставила горлышко под струю. Фляга наполнилась быстро, я завинтила крышку и начала подниматься, когда мне в плечо прилетел сильный удар. Я пошатнулась, теряя равновесие, как-то нелепо взмахнула руками – и получила еще один удар толстой палкой. Невольно отступив, я почувствовала, как сапожок срывается с камня, и я лечу, падаю вниз, в ту заводь, от которой поднялась несколько минут назад.

Уф! Все-таки два метра – это не ужас-ужас, решила я, вынырнув, отфыркиваясь и оглядываясь. Глянула наверх. Над краем водопада хорошо видна была девичья голова в ярком зеленом платке; девушка поглядывала по сторонам и словно чего-то ждала. Как я ее прозевала? Конечно, шум водопада, все дела… Надо было оглядываться почаще, вот как она сейчас. Только чего она добилась, спрашивается? Плавать я умею, рюкзак легкий, до берега метров двадцать – ерунда, в общем. А что вымокла – тем более ерунда, на такой жаре обсохну моментом. Я поплыла было к нужному берегу, как вдруг в густых зарослях что-то зашевелилось, что-то крупное. Э, нет, туда нам не надо!

Развернувшись, я заработала руками-ногами, стараясь выгрести на недавно покинутый берег как можно быстрее. С девицей разберусь как-нибудь потом. Сон или не сон, а умирать тут больно! За спиной я услышала хороший бултых, перекрывший даже шум водопада, и гребла уже изо всех сил. Сердце колотилось, как сумасшедшее, но берег приближался на глазах, осталось сделать всего несколько гребков! И тут из-под берега, слева, метнулось нечто огромное, темное, похожее на ожившее бревно, а потом бревно раскрыло гигантскую пасть, вонючую, полную зубов. Челюсти твари сомкнулись на моем плече, и меня рвануло вниз, в глубину. И пришла боль. Я билась и орала, пока вторая такая же тварь не схватила меня за правую ногу, которой я пыталась от нее отмахнуться. У меня перехватило дыхание, а потом наступила милосердная пустота, и я позволила себе потеряться в ней.

ГЛАВА 3

…И пришла в себя от собственного крика. Да чтоб так у коллег моих каждое воскресное утро начиналось! Болело левое плечо, правое бедро и почему-то бок. Кажется, за эти места меня и рвали во сне крокодилы. Или аллигаторы? Как-то не успела разобраться, а сами рептилии не представились. Встала я с трудом, мышцы устало ныли, словно и не спала, голова была тяжелой, кожа – холодной и липкой от пота. Зеркало в ванной напугало: бледность, синяки под глазами, осунувшаяся физиономия. Душ и кофе не спасли, меня колотил озноб. Я сидела на кухне, медитировала на кружку с кофе – уже вторую – и царапала клеенку коротко остриженным ногтем. Откуда-то взялась уверенность, что эти дурацкие сны меня так просто не оставят. Да что ж такое-то?! Что за дрянь мне снится? Разве это вообще нормально: видеть такие вот сны с продолжением? Такие… яркие, настоящие, да еще запоминать до последней подробности, до этих отвратительных крокодильих глазок, похожих на черные мокрые камушки, до треска ломающихся костей. Бр-р-р! Может, у меня крыша едет? Или я переработала?

Гадать можно было бесконечно, и я решительно приволокла на кухню ноут. Попасть к врачу-специалисту по полису – песня долгая и тоскливая, поэтому я быстренько нашла телефон медицинской сети в Москве и позвонила в регистратуру. Милая девушка записала меня на прием к неврологу на следующий же день. Тридцать первое декабря – а они работают, вот что значит платная клиника! Приду завтра, доктор пропишет таблетки, а уж я буду лечиться честно и добросовестно, мне мой рассудок почему-то очень дорог.

Настроение чуточку поднялось, и я взялась варить себе овсянку. Ну, как варить: в керамический горшок насыпала хлопья и изюм, залила кипятком и на пару минут отправила в микроволновку, а потом хорошенько укутала горшок и пошла одеваться в удобный брючный костюм. Даже подкрасилась слегка, чтобы не пугать людей жутким обликом. Через полчаса поела дошедшей каши, прихватила продуктовый рюкзак и отправилась закупаться перед праздниками.

Улица встретила снежной кашей, пешеходами и медленно ползущим потоком авто; колеса порыкивающих машин месили снег. Коммунальщики справятся с последствиями вчерашнего снегопада не раньше вечера, а то и к Новому году. Посмотрев на буксующих железных коней, я моментом отказалась от идеи поехать на автобусе или такси: пешком быстрее. Правда, по неубранному тротуару идти оказалось тяжело и куда дольше, чем я рассчитывала. Благо, до центра было не так уж и далеко. Столпотворение во всяких магнитах-пятерочках было ожидаемо, и я, посмотрев на очереди у касс, пошла на рынок. Героически купила хлеб, побольше сухофруктов, йогуртов и творога, на чем покупки и завершились: к мандаринам не пробиться, бакалеи и так хватает, в сторону алкоголя я даже смотреть побоялась. В домашний магазин на обратном пути заглядывать не стала. Всякие вкусности попробую завтра в Москве купить, если невролог не вызовет бригаду со смирительной рубашкой.

Как бы то ни было, поход за продуктами занял часа три. Закинув купленное по местам, я осталась наедине с тишиной. За окном медленно темнело, и меня заранее пугала предстоящая ночь. Ну… Разумный человек уже сделал, что мог, а теперь можно дать волю тому голосу, который зудит внутри, как комар над ухом, и требует подготовиться к следующему испытанию. Я вновь устроилась за кухонным столом, открыла ноут и набрала в поисковой строке первый запрос: “как выжить в тропическом лесу”. И до самой ночи, пока глаза не начали слипаться, я выясняла, как разводить огонь, строить плот, уберечься от ядовитых змей и насекомых и делать много других совершенно необходимых дел. На диван я ложилась уже вооруженная каким-никаким знанием; оставалось надеяться, что этого будет достаточно. Главное – держаться подальше от остальных девушек, потому что с оружием я обращаться не умею совершенно, и интернет мне не поможет.

Как бы я ни хотела ошибиться, но мои опасения сбылись: я открыла глаза под пологом тропического леса. Знакомый гамак, полог над ним, а мои руки нежно обнимают рюкзак-колобок. Похоже, все снаряжение у претенденток одинаковое.

Аккуратно стряхнув с полога всякую мелкую живность, стараясь не шуметь, я выбралась из гамака. Размялась, позавтракала. На этот раз вещички я собрала; закрепила планки гамака в специальные петли рюкзака, полог еще раз хорошенько отряхнула и убрала в карман-клапан. Волосы были замотаны платком, который за ночь сбился, и я решила повязать платок заново.

Распустила узлы, дергая волосы и шипя, а потом едва не села прямо на рюкзак: я хорошо запомнила этот ярко-зеленый платочек, пока моя вчерашняя убийца наблюдала со мной с уступа. Это что же получается: меня убивают, а потом кто-то забрасывает мою личность (или душу, как ни назови) в тело убийцы?

Вот ничего себе! Какой-то прямо экспресс к финалу отбора, и ничего делать не надо. Только, во-первых, сильно сомневаюсь, что тот, кто запихивает меня в чужие тела, позволит бездействовать и плыть по течению, а во-вторых… Умирать больно, страшно и совсем не хочется, пусть даже это сон. А чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что это обычный сон. Еще и браслет! На правом запястье и сейчас красовалась драгоценность немыслимой цены, но на эмалевой подвеске было другое число – 42. Если вспомнить, то браслетики-то я видела в той толпе участниц отбора. Отличительный знак? Маячок? Я подергала змейку, та сниматься не пожелала; видно, замочек сломался. Такому ювелиру руки бы оторвать!

Встряхнувшись, я убрала волосы под платок, надела рюкзак, подхватила копье длиной метра полтора, которое прошлая хозяйка тела прислонила к дереву рядом с гамаком, и продолжила путь. Я не стала возвращаться на тропу, пошла сбоку от нее, ориентируясь по полосе солнечного света, разрубающей плотный полог джунглей. Не кралась, но шла как можно тише и быстрее. Вроде тот мужик-распорядитель говорил, что на третий день (сегодня, получается) мы должны дойти до озера. В своем теле я бы не успела, но меня, можно сказать, протащили.

Забавно, как страх смерти меняет восприятие действительности. Впервые оказавшись тут, я любовалась и восхищалась всем: буйной зеленью, роскошными цветами, дивными ароматами, всякими там птичками-бабочками… Сегодня джунгли выглядели другими. Опасными. Вон в тех зарослях вполне может скрываться человек, с другой стороны тропы треснула сухая ветка, а вот там, в зеленых сумерках, зашуршало и вроде бы промелькнуло что-то: девичья фигурка? Зверь? Просто тень от ветви, которую колыхнула взлетевшая птица? Под тем выворотнем не может ли скрываться хищник? А эти крупные, сантиметра два, муравьи, бегущие потоком по своей дорожке – вдруг они огненные?

Я то и дело останавливалась, чтобы оглядеться и прислушаться, это меня и спасло. Проходя мимо большого, едва не до пояса мне, муравейника, я в очередной раз услышала подозрительный хруст и резко остановилась, разворачиваясь на шум. А в следующий миг отшатнулась с невольным вскриком: в каких-то жалких сантиметрах от лица пролетела палка и как-то боком впечаталась в муравейник, разметав половину холма. Пару мгновений я потеряла, тупо глядя на эту… нет, не палку, а что-то вроде короткого копья. Меньше метра длиной, с широким листовидным наконечником – таким если и не убьешь, то рану нанесешь жуткую. А сбоку приближался чей-то топот.

Я вскинула взгляд. Бегущая на меня девушка с копьецом в поднятой руке (и еще двумя в другой) была уже в нескольких шагах, а я сжимала свое копье и не представляла, что с ним делать: то ли отбиваться, то ли ткнуть в противницу. Я не могу и не умею с ним сражаться! Беспомощно оглядевшись, я в последний момент выронила копье, упала на колени, уворачиваясь от оружия – дротик, я вспомнила! – брошенного в меня неумело, но со всей дури. Погрузила ладони в разворошенный муравейник, царапая пальцы о какие-то веточки, песок, даже крохотные камушки. Зачерпнула обеими горстями этот мусор и, резко вскинувшись, швырнула в лицо вражине, подбежавшей почти вплотную.

Девушка взвизгнула, зажмурилась и начала махать своими дротиками во все стороны, так что мне пришлось припасть к земле и отползать от нее на четвереньках. Может, я и муравьев зачерпнула, потому что правой рукой противница начала тереть глаза, а потом тоненько взвыла и, бросив оружие, отцепила флягу от пояса. Браслет на ее запястье сверкал жестко и голодно. Я подхватила свое копье и рванула прочь, едва не споткнувшись о брошенный рюкзак противницы. Позади меня девушка выла и каталась по земле.

Я вырвалась на тропу и побежала прямо по ней, уже не прячась, а желая оказаться как можно дальше от этой агрессивной девки. Убивать я была не готова, но и покорно умирать – спасибо, нет! Раз уж меня сюда затащили и отпускать не собираются, я еще побарахтаюсь! Я им покажу отбор невест! Этот Леннарт у меня будет волком выть за все эти издевательства! Если победю… или побежу… в общем, если поженимся, всю оставшуюся жизнь будет у меня этот отбор вспоминать!

С такими злобными мыслями я и неслась по тропе, даже не оглядываясь. Молча, конечно, чтобы не сбивать дыхание; хотя был бы тут Леннарт, я бы и вслух высказалась, и в ближайший муравейник макнула бы извращенца. Почему извращенца? Да потому что нормальные люди девушку добиваются, ухаживают за ней: цветы, конфеты, комплименты, – а не устраивают игры на выживание! Кто он такой, чтоб за него биться?!

Бежала я удивительно долго: видно, убийца к отбору готовилась, тренировалась, в отличие от меня. Тело двигалось легко и плавно, дыхание оставалось ровным, и меня хватило не меньше, чем на полчаса. Потом, конечно, пришлось сбавить скорость, а после и перейти на быстрый шаг. Только сейчас я сообразила, что ночью прошел дождь (полог над гамаком был влажный, и с растений до сих пор не испарились крупные капли воды), а на тропе – ни единого следа. Похоже, остальные девушки, как и я поначалу, осторожничают, не выходят из-под защиты зарослей. Вряд ли они при этом ждут соперниц с целью убить, это глупо: можно самой погибнуть, получить увечье или просто опоздать к месту сбора, а это, насколько я поняла, означает вылет с отбора. Подумав, я решила так и топать по тропе, периодически уходя в заросли передохнуть. Буду вести себя нагло – девушки десять раз подумают, стоит ли меня трогать.

Часа два я шла по тропе, прежде чем впереди в просветах меж стволов забрезжил свет: поблизости была большая поляна. Тут я уже задержалась, прислушалась и огляделась. В лесу поблизости никого не было, а вот с поляны доносился довольно громкий шум: множество голосов, шаги, хлопанье ткани на ветру; кто-то рубил дрова, звонко громыхнул металл, словно уронили поднос с посудой… Вцепившись в копье обеими руками, готовая отбиваться от кого угодно, я осторожно вышла на поляну.

Опасаться было нечего: здесь явно была мирная зона, как в компьютерных игрушках, которые очень любил мой бывший, Виктор. Добрая сотня ярких шатров, среди которых гуляли участницы отбора – без оружия, в легких праздничных платьях с летящими рукавами – и суетилась куча слуг, готовивших обед в некотором отдалении от жилой части лагеря. У того места, где тропа выбегала на поляну, ожидали под полотняным навесом местные администраторы и служанки. Чуть в стороне парочка воинов в кожаных доспехах скучала над оружием, сваленным в неаккуратную груду.

Меня встретили с каким-то даже обидным равнодушием. Пожилой сухонький писарь сверил номерок на браслете со списком, сделал отметку и окликнул: “Севина!”. Девочка лет пятнадцати, смуглая и золотоглазая, с десятком черных длинных кос, подскочила ко мне, помогла снять рюкзак. Тут же один из вояк с вежливой улыбкой забрал копье и нож, пообещав, что для прохождения следующего этапа мне дадут оружие и предложат еще много разного.

Севина повела меня мимо чужих шатров к тому, в котором мне предстояло провести остаток дня и ночь. Честно говоря, я бы хоть прямо сейчас легла спать: настолько меня вымотало постоянное напряжение в джунглях и это дурацкое покушение, но девочка сказала, что вечером будет торжественный ужин и, главное, распорядитель расскажет о следующем этапе. Один раз я его не послушала и заплатила двумя смертями, больше такой ошибки не совершу.

В шатре я первым делом содрала с себя пропотевший кожаный костюм и льняное белье, которое откровенно воняло. А потом… потом я оказалась в раю! Севина, сноровисто помогавшая мне раздеться, отдернула занавеску, а там, внезапно, стояла огромная деревянная бадья с горячей, парящей водой! Я даже не стала ждать, пока вода остынет до комфортной температуры, и с шипением и стонами влезла в бадью, чтобы испытать невероятное наслаждение: ни один любовник такое дать не сможет! Вода жгла все царапины и ссадины, полученные в лесу, а мышцы моментом обратились в кисель, но мне было на-пле-вать! Я ожесточенно скребла себя настоящей лыковой мочалкой, то и дело черпая мягкое, как крем, мыло с запахом земляники. Наконец, почувствовав себя по-настоящему чистой, я откинулась на прикрытой полотном край бадьи и расслабилась. Теперь мной занялась уже Севина.

Служанка разобрала мою темную косу, бережно расчесала и вымыла волосы, под голову приспособила какую-то подставку. Я лежала в медленно остывающей воде, наслаждаясь, наконец-то, покоем, комфортом и, главное, безопасностью. Я даже задремала – ненадолго, потому что уходившая куда-то девушка вернулась, и я проснулась с бешено колотящимся сердцем. Руки судорожно искали что-то – оружие? Севина принесла три платья на выбор, одинакового фасона, но разных цветов, подходящих под мой типаж. Она помогла мне ополоснуться и выбраться из бадьи, а после – одеться в нижнюю рубашку и распашное платье из тонкого льна, с разрезанными рукавами, едва прикрывающее лодыжки. Платье подгонялось по фигуре боковой шнуровкой, и я сама могла бы справиться, но почему не отдаться в надежные руки опытной служанки?

Волосы собрали досыхать в длинный хвост, а после Севина отвела меня в соседнюю “комнату”, где на низком столике ожидал обед. Еда! Не сухари, не жесткое вяленое мясо, настоящая еда! Острая бобовая похлебка, нарезанные овощи, запеченные птички вроде перепелок с гарниром из незнакомой крупы. И персики! Боженьки, что за персики! Небольшие, но ароматные, румяные, спелые донельзя, словно светящиеся изнутри, истекающие сладчайшим соком. Я даже до похлебки добралась только после того, как слопала парочку фруктов. Ничего, и похлебке отдала должное, и птичкам… Правда, очень постаралась не нажираться: день уже клонился к вечеру, скоро очередной митинг, после него будет торжественный ужин, а там наверняка предложат что-нибудь еще более вкусное и экзотическое.

А пока можно, например, осторожно расспросить служанку, которая разбирала мой рюкзак. Кожаный костюмчик и белье она уже убрала в полотняный мешок, и сейчас вытаскивала из клапана полог. Вместе с тканью из кармана выскользнул белый листок, закружился и спланировал на пол. Севина быстро наклонилась за бумагой, но я ее притормозила:

– Оставь! Дай сюда.

Девушка подала листок и продолжила разборку рюкзака: выгрузила в отдельный мешок остатки еды, вытряхнула рюкзак над расстеленным куском полотна, чтобы уж точно ничего не пропустить.

– Вам что-нибудь из этого еще понадобится, сьера невеста? – поинтересовалась служанка.

Я задумчиво осмотрела какие-то баночки и пузырьки, связку листьев, швейный набор, какие-то непонятные палочки. Что в пузырьках? Яды или косметика? Я этого не знала, на себе проверять не хотела, и потому все имущество моей убийцы для меня было бесполезно.

– Нет, спасибо. Хотя… швейный набор пригодится. Мало ли.

– Как пожелаете, сьера невеста.

Служанка переложила швейный набор на столик, рядом пристроила рюкзак, а сама собрала барахло в отдельный мешок и унесла все куда-то… на склад, что ли? В чистку? Костюмчик, конечно, стоит почистить.

Оставшись в одиночестве, я вцепилась в лист – из плотной глянцевой бумаги, примерно формата А4, с кучей гербов, водяных знаков и прочего такого. “С милосердного благословения Темной Хивьи, величайшей и прекраснейшей, Его Темнейшее Величество Император Гартаны Леннарт Пятый объявляет отбор невест!”. О-о! Это же то, что надо! Сейчас я все и узнаю – ну, или хоть что-то! С чашкой божественного кофе в одной руке и с объявлением – в другой, я устроилась на ложе среди подушек и покрывал. Поднятая и подвязанная занавеска на входе пропускала достаточно света, чтобы при чтении не приходилось напрягать глаза.

Итак, что у нас тут? Сроки, место сбора, требования: не дворянское происхождение, здоровье, возраст, невинность, грамотность… Вполне стандартно, кроме, разве что, происхождения. Почему не взять в жены аристократку, по определению грамотную, образованную, которую готовили управлять, как минимум, поместьем мужа? Прочие условия – компенсация в случае смерти или увечья, изгнание в случае отказа претендентки… Ничего себе! Я невольно сделала большой глоток, и горячий кофе обжег гортань. Всю семью вышлют, да еще имущество конфискуют. Так-то смысл есть: если не будет хоть каких-то ограничений, то любая дура захочет попробовать стать императрицей, а при таких условиях десять раз подумает.

Хорошо, а что насчет правил-то? Ага! Вот про браслет: надевается самостоятельно, что автоматически подтверждает согласие на отбор. Ну прямо галочка в лицензии на софт! А вот снимается браслетик только распорядителем при отказе от отбора, при получении увечья и невозможности продолжать… или с мертвого тела. Что еще? “Убивать желательно без свидетелей, прямое убийство не обязательно, но выбор в любом случае за вами. Помните: до начала последнего этапа вы можете выйти из отбора! После же вы или погибнете, или станете императрицей. Останется только одна!”, – и это было единственное, что напоминало правила.

Вот так просто? Убей или умри? Что же за извращенец этот Леннарт, если ищет такую супругу? На пару будут в пыточных развлекаться, что ли? Я задумчиво посмотрела на браслет. А может, отказаться вот прямо сейчас? Но тогда, как я понимаю, всю семью этой девочки вышлют из страны… э-э-э… неизвестно куда, без имущества и денег. Девочка готовилась, родные наверняка вложили кучу денег в учителей, книги и все такое, и за такое вот отступление могут доченьку и придушить. Все-таки не зря тут про Тьму талдычат, вряд ли Гартана – страна розовых пони. И что еще со мной произойдет, если тело не умрет? Далеко не факт, что вернусь в реальность, могу так и застрять тут, во сне. А уж та сила, которая устроила мой перенос, способна отомстить и похуже; например, девочку не убьют, и мне придется жить в нищете, а то и в рабстве. Бр-р! Меня передернуло. Кофе закончился, и я поставила чашку на прикроватный столик.

А вот кстати, что это за сила? Божество местное – Хивья? Или еще кто-то, вряд ли тут одна богиня на весь мир. Если есть тьма, то и свет обязан быть, а то еще и сумерки какие-нибудь. Впрочем, не до богов сейчас. Надо уже готовится к официальной вечеринке.

Как раз вернулась Севина и плотно за меня взялась: помогла одеться в алое вечернее платье, усадила перед зеркалом, заплела косу и уложила короной вокруг головы, подвела глаза, таинственно мерцавшие в полумраке шатра, нанесла бальзам на губы. Потом служанка попросила меня подняться, осмотрела со всех сторон и с довольным видом подвела к большому ростовому зеркалу, и я впервые смогла разглядеть свое новое тело.

Да, в зеркале отражалась красавица: яркая, гибкая, изящная, как статуэтка. Осанка была воистину королевской, а в короне темно-каштановых волос поблескивали тончайшие золотые цепочки. Больше ей и не надо было украшений, она сама сверкала, как драгоценный камень. Я на миг испытала чувство неловкости и, пожалуй, вины: если бы я не захватила это тело, то моя убийца могла бы легко и красиво дойти до финала. Корона на ней смотрелась бы естественно и заслуженно. Впрочем, какого черта?! Не моя вина, не я это начала, так и стыдиться нечего. Надо пользоваться тем, что есть: новым прекрасным телом, новой жизнью.

Я поблагодарила служанку и вышла из шатра под темнеющее на глазах небо. Севина выскользнула следом и пошла в полушаге позади меня, шепотом указывая дорогу. Меж шатров возвышались тонкие высокие столбы из растения, смахивающего на бамбук; на их верхушках закрепили фонари, испускающие ровный светло-золотистый свет. Фонарных столбов стояло так много, что в лагере было светло, почти как днем, и я издали увидела собравшихся девушек. Невест стало заметно меньше, от силы – сотня; кто-то не дошел, кто-то отказался продолжать. Рядом со мной тоже шли несколько конкуренток, но я не разглядывала их, лишь отслеживала краем глаза, чтобы они не слишком приближались. Они и сами держались подальше, тоже не стремясь к общению, а я больше внимания уделила тому, что происходило у столов.

Столы, кстати, расставили интересно: в центре был небольшой круглый столик, а от него, подобно солнечным лучам, расходились длинные столы человек на двадцать каждый. Столы-лучи уже сверкали фарфором и хрусталем, красовались на них блюда с яркими закусками и свежеиспеченными ароматными лепешками, но стулья для девушек были еще пусты, а за центральным столиком расположились толстячок-распорядитель и еще трое мужчин, выглядевших весьма аристократично. Роскошные ткани, вышивки, кружевные воротники, шляпы с перьями (которых они не сняли даже за столом) – и изящные движения, надменные лица, гордая осанка. Подозреваю, что все эти господа – не самые последние люди при дворе Темнейшего.

Севина подвела меня к группе девушек, старающихся держаться подальше друг от друга, и несколько минут мы ждали задержавшихся соперниц. Вот высоко и нежно прозвенел гонг, и служанки тут же повели нас на предназначенные места. Я последовала за Севиной, стараясь не глазеть ни на придворных, ни на своих возможных соседок. Ну а что, может, я каждый день ужинаю в такой обстановке? И э-э-э… с десятком одних только вилок?! И еще ножами, ложками и ложечками и еще какими-то щипцами и крючком…

Севина, наконец, остановилась и отодвинула для меня стул, я благодарно ей улыбнулась и чинно села на свое место, стараясь удержать доброжелательное выражение лица. Очень бы не хотелось, чтобы соперницы увидели мою растерянность. Но как же всем этим едят?!

ГЛАВА 4

Участницы отбора рассаживались по своим местам молча, бросая быстрые взгляды на соседок. Служанки оставались за спиной временных хозяек, лишь отступали на пару шагов. Я не спешила брать салфетку. Лучше быть не первой и не последней, верно? Нет, но зачем столько приборов? Десять блюд – здесь, в лесу? Глубоко сомневаюсь.

В ожидании сигнала к началу ужина я сложила руки на колени и обвела соседок равнодушным взглядом. Девушки, кажется, были в шоке. Ладно, я – чужачка, иномирянка, не знаю тонкостей здешнего этикета. Но остальные-то? Ни за что не поверю, что большинство из девушек не готовилось к отбору. А значит, те, кто побогаче, должны были нанять каких-нибудь учителей танцев, этикета и вообще хороших манер. Если мои соперницы растерялись, то такая сервировка им не известна, несмотря на все обучение. Стоп! Может, это своего рода стресс-тест? Положили больше приборов, чем нужно, и смотрят на реакцию. На умение держать лицо, на находчивость… или что-то вроде. Так себе тест, но нравы тут попроще, чем в реальности, вряд ли водятся профессиональные психологи, а у девушек точно нет опыта собеседований на место офис-менеджера.

Значит, не суетимся, ждем, пока распорядитель подаст знак к началу ужина, и берем тот прибор, что покажется удобным.

Соседки, кстати, большей частью тоже сидели спокойно и расслабленно. Лишь немногие похватали салфетки, и всего две девушки уже налегли на закуски, никого не стесняясь. Одна наворачивала салат – слава богам, вилкой, – другая набрала на тарелку канапешки, фаршированные яйца, горку каких-то овощей… И бедняжка едва не подавилась яйцом, когда вновь прозвучал гонг.

– Достойные девы! – голос толстячка звучал со всех сторон, не то чтобы громко, но словно распорядитель находился в шаге от меня. Магия? Артефакт? – Вы почти прошли этот этап, тяжелый и опасный, и осталось вас гораздо меньше, чем вышло из стольного Ремина. Мы намеревались завершить этап нынешней ночью, но Его Темнейшество милостиво подарил вам эту ночь для отдыха. Завтра утром мы сообщим вам, какова цель дальнейшего этапа, а также прочие детали. Сейчас же отдыхайте и наслаждайтесь! Кухари приготовили для вас изысканные блюда, кравчий замка Ловаж лично подбирал вина, которые помнят еще прадеда нашего императора. Ясной ночи, достойные девы!

Гонг пропел еще раз, и из-за ширм появилась вереница лакеев, несших подносы, блюда, супницы; некоторые из слуг несли большие вилки и ножи для разделки блюд, а вслед за мужчинами спешили служанки со стеклянными кувшинами, в которых таинственно мерцало красное вино и живым золотом сияло белое.

Я сняла серебряное кольцо с салфетки и положила ее на колени, ожидая, когда дойдет черед до меня. И он дошел! Я согласилась на первое же предложенное блюдо. Кусок тушеной говядины с пряным, непривычным запахом, примирил меня с предыдущими мучениями, а последовавший за мясом плов (вместо риса была крупа, похожая на перловку, но куда нежнее) с фруктами и орехами привел бы в восторг любого жителя Средней Азии. А вино… Красное вино, которое мне подали с мясом, было по вкусу как разведенный родниковой водой виноградный сок с нотками терновых ягод, и алкоголь не чувствовался совершенно. Потрясающе!

Единственное, что могло бы испортить ужин, так это неприятное соседство. Конкурентка справа была невыносима. Нет, выглядела она вполне: крупная блондинка с классическими чертами лица, но вот манеры оставляли желать. Девица ела, расставив локти, вытирала салфеткой все, что ни попадя, от губ до платья на коленях, куда уронила птичью ножку, – эдакая карикатурная купчиха.

Ухитрилась и меня толкнуть под руку, так что с моей вилки слетела маринованная слива и плюхнулась в бокал соседки слева. Пришлось извиняться; одно утешение: лишенная мной вина девушка оказалась неконфликтной. Бокал ей заменили, а виновница словно и не заметила неловкой ситуации. Когда я вернулась к еде, “купчиха” страстно обгрызала ту самую уроненную и пойманную птичью ножку. Глянула на меня с каким-то злобным любопытством – так мальчишка смотрит на жука, которому оторвал крылышки и лапки, – и отвернулась, потянулась к вину.

Больше происшествий не было, и я смогла насладиться поданной нам экзотической роскошью. Долька того, ягодка этого, ломтик, канапе… К тому моменту, как мужчины поднялись из-за центрального стола, я совершенно неприлично объелась и погрузилась в состояние теплого сонного блаженства.

Девушки тоже начали покидать свои места, а за ними и я поднялась со стула и последовала за Севиной к своему шатру. Там служанка разобрала мою прическу, заплела волосы в косу и помогла раздеться, а после подала ночную рубашку из тонкого льна. Когда я устроилась в гнезде из подушек и одеял, Севина спросила, не желаю ли я теплого молока перед сном, но я отказалась, уже предвкушая приятную дрему. Девушка ушла из шатра, унося с собой мой алый наряд.

Темноту шатра разгонял лишь крохотный живой огонек в светильнике. Я смотрела на пламя: маленькое, трепещущее, упрямо не гаснущее, – и в голове моей плыли ленивые мысли ни о чем. Воспоминания о смертях размылись, подернулись туманом забвения, словно рассудок стремился как можно скорее стереть их.

Я слышала, как вернулась Севина, улеглась на ложе у входа в шатер и очень быстро утихла. Ко мне сон все не приходил. Тени в занавесках и складках шатра трепетали вслед за огоньком, завораживали безмолвной игрой. Все-таки зря я так много ела, теперь в желудке тяжесть какая-то, еще и в пот бросило. Я повернулась на правый бок, и тут дыхание перехватило: живот скрутило болью, и тут же меня замутило. Я едва успела приподняться, как меня стошнило прямо на роскошный шелк покрывала. На языке появился противный металлический привкус.

– Севина! – окликнула я, отчего-то охрипнув.

За занавеской зашуршало, и служанка заглянула ко мне.

– Севина, дай воды! Кажется, я съела что-то не то, - попросила я. Меня охватил внезапный озноб.

– Конечно, сьера невеста, – Севина подала чашку воды, поставила рядом с ложем кувшин и медный тазик. Вынесла наружу испорченное покрывало, вернулась и несколько минут наблюдала, как меня полощет.

– Вы как хотите, сьера невеста, – сказала вдруг служанка, – а я позову целителя.

Не слушая моих протестов, Севина поспешно ушла, оставив меня в обществе тазика. Мне становилось все хуже и хуже. Кончики пальцев онемели, дышать стало тяжело. Если бы я была в своем мире, я бы предположила… Да откуда?! Еду не могли отравить. Убивать всех невест не стали бы, кто какой кусок или блюдо выберет – не угадаешь, не прямо в тарелке же яду подсыпали? Не на глазах же у меня?

Я бы вспотела сейчас, если бы уже не была вся в липком поту. На глазах-то не стали бы, но я отворачивалась от тарелки. Ненадолго, всего лишь извинилась за чертову сливу, но отворачивалась, а яд подсыпать или подлить – дело пары секунд, если приготовить его заранее. Я думала, “купчиха” – быдло с дурными манерами? Нет, это я – дура. Повелась на отвлекающий маневр… Врач! Где же этот врач?! Я не знаю здешних растений, не смогу определить…

У входа послышался шум шагов, и Севина отдернула занавеску перед одним из мужчин, ужинавших сегодня с претендентками. Позади, в темноте, стоял распорядитель и еще двое. Врач, средних лет темноволосый господин, заглянул мне в глаза, взял за запястье, считая пульс, а потом спросил коротко и холодно: “Пальцы немеют?”. Я кивнула, и врач мягко положил мою руку на подушку.

– Желтый башмачок и ночной душитель, – констатировал он. – Сударыня, у вас есть противоядие? Вы можете исцелить себя?

Голоса у меня не осталось, я слабо помотала головой. Резь в животе и тошнота не прошли, но как бы отдалились. В ушах высоко и тонко звенело.

– Сьер распорядитель, вы слышали. Агония может длиться до утра. Полагаю, ни к чему мучить девушку, – равнодушный голос врача плыл мимо меня, слова заплетались в розовые кольца, запах горящего светильника перебивал сладкий аромат неизвестных цветов. Я сама плыла и кружилась в океане боли и расплавленной меди.

– Прошу вас, мастер Горум, окажите девушке милосердие, – этот голос я не узнала: пустой и плоский, затянутый дымом. Вкус меди пылал на языке и немеющих губах.

Глаза мои закрылись. Чьи-то ледяные руки повернули меня на бок и держали, пока шею не обожгло тонкой нитью и наступил покой.

***

Разбудила меня резь в животе, к ней тут же добавилась жуткая тошнота. Я едва успела добежать до туалета, а покинула его только через полчаса. Что же я вчера такое съела? Йогурт, что ли, хранился неправильно? Или… Я еще живо помнила ощущения от приснившегося яда: та же резь в кишечнике, такой же металлический привкус на кончике языка. В ход пошли но-шпа и лоперамид из аптечки. Проклятые сны! Мне еще к врачу сегодня ехать как-то. Может, заодно к терапевту заглянуть, если будет так мутить? Ах да, браслет! Надо бы снять, а не светить дорогим украшением в электричке и клинике. Однако тут меня ожидал конкретный облом, как и во сне: застежка сломалась, и все мои попытки расстегнуть браслет или хотя бы стянуть его, натерев кожу мылом, оказались бесполезны. Ломать бабушкин подарок у меня рука бы не поднялась, а найти ювелира за несколько часов до нового года просто невозможно. А-а, да никто не сообразит, в конце концов! Я бы сама не поверила, что умотанная дамочка в электричке носит на себе не мельхиор со стекляшками, а ювелирный шедевр. Рукава подлиннее, вязаные митенки – и никто даже не увидит.

Не знаю, что меня спасло: лекарства или крепкий организм, но через пару часов об отравлении напоминала только слабость, и я отправилась-таки к врачу. В теплой, мерно качающейся электричке меня опять начало клонить в сон, и пришлось достать баночку леденцов, а потом и пару пластинок жевательной резинки, чтобы легче было бороться со сном. Еще не хватало устроить тут показательные выступления с воплями и постэффектами очередной смерти.

До Москвы доехала без происшествий, а там – метро, пятнадцать минут пешком по асфальту и неровной плитке, и клиника радушно отворяет двери. Ждать не пришлось, ровно в 14.00 над кабинетом вспыхнуло табло с приглашением войти. Красота! Еще один плюсик платной медицине. Когда стану долларовой миллиардершей, буду ходить только по платным клиникам. Невольно улыбнулась своему оптимизму и с этой кривоватой улыбочкой зашла к неврологу.

– Здра-а-авствуйте, дорогая моя! – пропела дама лет пятидесяти в нежно-салатовом форменном костюме и мокасинах на босу ногу.

Голова ее напоминала одуванчик: коротко стриженые светлые волосы завивались естественными кудряшками, пушились и, казалось, готовы были оторваться и улететь с первым же порывом ветерка. Впрочем, врач, кажется, от этого ничуть не расстроилась бы; она буквально излучала оптимизм и сияла каким-то внутренним светом.

– Ну, рассказывайте, что вас беспокоит! – продолжала дама. – Меня зовут Анна Семеновна, но вы можете обращаться просто по имени, Анна.

В первый момент я слегка растерялась, но потом… Выбора у меня не было, и я вывалила на Анну все, начиная со смерти бабушки и заканчивая кошмарными снами. Анна умела слушать: когда нужно – молчала, когда я запутывалась в собственных словах и мыслях – осторожным вопросом выводила в нужную сторону. Минут двадцать я говорила без умолку и рассказала куда больше, чем собиралась: и о своих коллегах, и о бывшем муже, и браслет показала (хорошо, хоть не проболталась о его ценности).

– А скажите мне, дорогая, как вы себя чувствуете в остальном? Я смотрю, вы бледненькая, да и мешки под глазами, – Анна наклонила голову к плечу, как птица, а я вздохнула и продолжила жаловаться, теперь уже на падение с дивана, отравление и прочие радости жизни.

– Все с вами ясно, – сочувственно покивала врач, когда я выдохлась. – Депрессия и переутомление, еще и съели что-то несвежее вчера, вот организм и орет: дескать, хозяйка, я держусь из последних сил. Сейчас назначу вам таблеточки и травяной сбор, попьете до конца новогодних праздников. Спите – сколько захотите и сможете, гуляйте по парку, да хоть просто по улицам, сколько сможете и захотите. Постарайтесь поменьше читать, кино смотреть разрешаю только позитивное и ненапряжное, телефон отключите к чертовой матери. Если вы на диете, то забудьте про нее на пару недель, ешьте все, что вам вкусно и хочется. Да, вот еще витаминки попьете.

Анна говорила и что-то набивала на клавиатуре. Пальцы ее порхали, губы постоянно складывались в улыбку. Я тоже так хочу!

– Третьего числа натощак сдадите анализы – лучше у нас, тогда я смогу их сразу проверить и сообщить вам, если вдруг что серьезное. Не волнуйтесь заранее, я уверена: все чисто, но по протоколу мы должны исключить все иные возможные варианты. Если я не позвоню в течение пары дней, а лечение не поможет – приходите после праздников. Будем уже с анализами решать, куда вам – к психологу или эндокринологу. Или вообще работу менять, не дожидаясь визита к психиатру.

Я невольно рассмеялась, а Анна подмигнула мне:

– Гадюшник не в каждом офисе, дорогая, и иногда стоит уйти в никуда. Здоровье, знаете ли, бесценно.

Поликлинику я покидала обнадеженная, со списком лекарств для аптеки и с десятком направлений на анализы. Аптека нашлась неподалеку, а потом я и в супермаркет забежала. Дорого, зато без очереди. Набрала мандаринов и прочих фруктов, пирогов, красной икры и прочих деликатесов, оплатила наличными и, забросив туго набитый полотняный рюкзак за спину, отправилась гулять. В зоопарк уже не пускали, к сожалению, и я поехала на Чистые пруды.

Темнело, падал мелкий искристый снег. Бульварное кольцо стояло в одной большой пробке. Кажется, сегодня кто-то доползет до дома к самым курантам. Машины перемигивались, гудели, деревья на бульваре были оплетены разноцветными лед-гирляндами, и снег под ногами плавно менял цвет вслед за фонариками. Я задержалась посмотреть на подростков, игравших в снежки. Девчонки дружно визжали, парни ржали, как молодые жеребчики. Вроде не так давно я и сама так же веселилась, неужели за три года стала старухой в душе? Мне всего двадцать семь, откуда это чувство безысходности?

Звонок смартфона я услышала не сразу: может, из-за шума машин, может – из-за девичьего радостного визга. На экране высветилось “Валя кузина”. Говорить с Валей не хотелось совершенно, но с нее станется названивать хоть всю ночь, так что я сцепила зубы и нажала “принять”.

– Надин, можешь говорить? – сестра не потрудилась поздороваться, но я не обиделась: она всегда такая.

– Могу, – я тоже не стала проявлять любезность.

– Слушай, вот скажи: зачем тебе деньги?

– Что? – опешила я.

– Зачем тебе деньги? – спокойно повторила Валя. – Вот нам они нужны. Мы с Данькой собираемся рожать еще одного, нам расширяться надо. Дашенька в однушке ютится, как неродная. Маме ремонт бы сделать не помешало. А тебе зачем? Тебе двушки мало? Ну ладно, ремонт сделать стоит, наверно, но на это и пол-ляма хватит. Куда тебе долю от бабушкиной квартиры?

Мне показалось, что я молчала минут десять. Показалось, конечно, Валя столько бы ждать не стала.

– Вот видишь, ты даже не знаешь, куда столько потратить, – заявила кузина. – Будет правильно, если ты сама откажешься от наследства в пользу мамы, а она тебе потом выделит тысяч пятьсот или даже шестьсот. Сделаешь себе ремонт, тряпок купишь, а то выглядишь, как нищенка какая.

Вот тут меня и прорвало. Я, значит, выгляжу нищенкой? Я?! Отказавшаяся от карьеры, личной жизни и всего, что можно, ради нашей общей, между прочим, бабушки? Нищенка?!

– И ремонт сделаю, и тряпок куплю, и машину тоже куплю, – нежно пропела я. – Так что обойдетесь без моей доли.

– Какую машину? – опешила Валя.

– Еще не решила, никак не могу выбрать, – театрально вздохнула я, а потом якобы спохватилась. – Ой, может, ты посоветуешь: матиз или мерседес?

– Ты с ума сошла? Какой мерседес?! У тебя вообще совесть есть?! – заорала сестрица.

– Ах, совесть? Наверно, нет. Это у нас семейное. Вы же бабушку на меня бросили, не помогали ни деньгами, ни еще чем. Сколько я своих кровных потратила, пока Нинель Валерьевну по врачам на такси возила? Машинки-то своей нет, а вы заняты были, ага. Все три года. А сколько мне спецпитание стоило, представляешь? А время, время? А…

– Ну, знаешь, – фыркнула Валя, – по закону мы не обязаны были…

– Стоять! Так мы будем дальше разговор вести по закону или по совести? Ты уж выбери что-то одно. Как по закону, вам нотариус и адвокат разъяснили, мне кажется, а по совести – кто еще кому должен? Не хотите по совести внести свою долю за похороны-поминки? Еще памятник надо будет ставить, кстати. С вас три четвертых так-то!

– Ты… Стерва ты бессовестная, змеюка подколодная!

– Я тебя тоже люблю, сестрица! И не звони мне, пока не определишься, как мы с тобой будем жить: по закону или по совести!

Я нажала на кнопку, прерывая разговор. Уф! Ну, с-с-сестренка! Даже не буду ничего плохого желать: и без моих пожеланий на злобу изойдет, устроит близким такой праздник, что мало не покажется.

Вроде и победила я в словесной перепалке, но настроение подпортилось, да и время к вечеру, а до дома еще добираться и добираться. Глянула в смартфоне расписание электричек – нормально, на семнадцать сорок успеваю. Подтянула лямку рюкзака и вернулась к метро; с запасом успела на электричку и в половину восьмого уже была на вокзале Электрогорска. Такси проигнорировала, решила пройтись пешком, раз уж доктор Анна советовала. Вот прогуляюсь по холодку, дома выпью таблетки, чай с пирогом, а там уже и Новый год. У меня еще порция свежего тирамису из супера есть, и мандарины, и икра! Бабуля, алкоголь мне нельзя, но чаем с тортиком я тебя помяну. Ведь и болезнью, и смертью ты мне помогла, показала истинные лица и родни, и бывшего. Жаль, твоих денег не хватит на какой-нибудь особенный памятник, но ничего: сделаю для начала простую плиту с фоткой, а уж когда появится возможность…

С такими мыслями незаметно дошла до дома. Пока раздевалась, ставила чайник и разбирала рюкзак с продуктами, уже и к девяти близилось. Таблетки, травки в чай, кусок капустного пирога, пара бутербродов с икрой, мандарины в большой фарфоровой миске. Аромат у мандаринов настолько новогодний, что их даже есть не надо, чтобы на душе стало празднично. И да, помянула бабушку Нинель вкусным чаем с головокружительным пряным ароматом, а после уже перешла на успокоин.

Несмотря на две чашки травяного сбора, спать не хотелось. Может, я подсознательно боялась заснуть: вряд ли лекарства помогут быстро, несколько ночей еще придется пострадать. Сидела над чашкой, сна – ни в одном глазу, зато мысли все крутились там, вокруг моей второй жизни. Если верно мое предположение о правилах переноса, то сегодня моим станет тело той соседки по столу, “купчихи”. Готова спорить, это она меня отравила, дрянь блондинистая! Или меня закинет в того человека, который добил? Нет, вряд ли. Меня явно хотят видеть среди участниц отбора. А вот интересно, если самоубиться, то, может, меня и не перенесет в новое тело? Проснусь здесь, а там подходящего тела-то и нет.

Нет. Умирать все-таки больно и страшно. Пусть не до конца умирать, но… я не смогу. Да и не уверена, что мне дадут так легко спрыгнуть с этого паровоза, который меня тащит к финалу. Чем дальше, тем больше мне кажется, что тот, второй, мир так же реален, как и наш, и кто-то невероятно могущественный выбрал именно меня и запихивает в этот отбор с какой-то своей целью. Попытки увернуться вряд ли приведут к чему-то хорошему, а то еще Сильномогучий и Таинственный придумает что похуже, чтобы наказать непослушную игрушку. Что ж, поиграю пока по чужим правилам. Я мотнула головой, залпом выхлебала травяной чай и открыла ноутбук – как раз на бой курантов. Едва не с последним ударом понеслось: засвистело-затрещало, и в небесах громыхнула и рассыпалась алыми искрами первая ракета. Разухабистая музыка, грохот фейерверков за окном, радостные вопли детей и взрослых… С новым годом, Надин! Жуй свое тирамису, запей обычным черным чаем и иди дрыхнуть.

“Перед смертью не надышишься”, – напомнила я себе и честно выполнила намеченное. Десерт, чай, постель. Правда, заснуть удалось не сразу, только часам к трем, когда на убыль пошли фейерверки и прочий шум. Мысли о самоубийстве крутились в голове: может, найти все-таки безболезненный способ? В конце концов, вены резать не так больно, как заживо попасть в зубы очередного крокодила… Сон пришел сразу, избавив ото всех страхов и пустых размышлений.

ГЛАВА 5

Я открыла глаза медленно, с внутренним трепетом, буквально кожей узнавая мир своих снов. Внутренние часы утверждали, что едва-едва наступило утро. Апельсиновая ткань шатра надо мной мягко сияла, будто собственным теплым светом; видимо, солнце уже взошло. Хлопал от ветра плохо закрепленный полог, утренний холодок забирался под покрывало. Это ненадолго, скоро солнце осушит траву, согреет землю и воздух, и приятная прохлада сменится тяжелой влажной жарой. Но сейчас, кажется, еще есть время до побудки, никуда не надо бежать, можно подумать о важных вещах. Главное – как жить дальше, что в реальном мире, что в этом. Нет, пора уже признать – реальны оба мира, и в обоих я живу очень даже по-настоящему.

Бабушка не могла не знать, что представляет собой браслетик, и ведь не в наследство оставила, а позаботилась, чтобы змейка досталась именно мне! Значит, надеялась, что я попаду сюда и выиграю? Но я же ничего не знаю об этом мире. Может, и не нужно знать что-то особенное? Может, достаточно проявить какие-то качества, чтобы пройти этот смертельный марафон? Отвагу, хитрость, осторожность, проницательность… Что еще? Наверняка способность к интриге, безжалостность. Я никогда не верила в белых и пушистых правителей, особенно почитав про наших, земных королей и императоров. Размяк, поддался жалости, благодушию и праздности – и привет, заговор или даже революция! А вот какой-нибудь Людовик, который “государство – это я”, наслаждался долгой, роскошной и счастливой жизнью, придворные лизали ему пятки, дамы задирали юбки, а крестьяне и не думали о бунтах.

С соперницами все понятно. Как бы они себя ни вели: дружелюбно, сочувственно, хамски, – неважно. Можно быть точно, абсолютно, без сомнений уверенной в одном: каждая из них хочет меня убить. Это не уютненький офисный гадюшник, тут сплошь мамбы да гюрзы. Жаль, что я слишком мало знаю не только об отборе и девушках, но и о мире вообще, а потому и не могу придумать хоть какую-то стратегию. Значит, пока не разберусь, что где, надо притворяться ветошью и вести себя осторожно. Как минимум, не оставаться наедине с кем-то из этих девиц, по возможности не есть в их присутствии, всегда иметь при себе оружие, хотя бы простой кинжал. Для защиты, потому что убивать я не готова. Я попыталась представить, как ударю кинжалом хотя бы ту соседку слева, и передернулась от омерзения. Нет, свою убийцу с удовольствием потравила бы тем же ядом, но… Я выпуталась из покрывала, перекинула на грудь соломенную косу. Ага, точно, “купчиха”. Кто-то уже расплатился с отравительницей, отдав мне ее тело.

У входа заворочалась служанка “купчихи”, вернее, уже моя. Зашуршала одеждой, тихонько вышла из шатра по каким-то своим делам. Скоро вставать.

Ладно, здесь я более-менее поняла, как действовать, а что дома? Бросить работу? Можно, но сначала поищу новое место. Шеф привык, что я то и дело отпрашиваюсь, вот и попробую проскочить, побегать по собеседованиям. Может, в Москву послать резюме, на прежнее место? В любом случае, от наследства не откажусь. Валька вообще что, с дуба рухнула, простите мой французский? Впрочем, в последние месяцы я и в самом деле сдала. Ничего не видела, кроме работы и бабушки Нинель, опустилась, потухла, вот сестрица и решила, что поддамся даже такому тупому давлению. Надо брать себя в руки. Отбор рано или поздно закончится, и вот тогда…

Стоп! А что будет после финала? Так и останусь здесь, в теле победительницы, или сдохну окончательно? Я тяжело вздохнула. Гадать бесполезно, надо вставать и готовиться к новому дню, тем более, что на вешалке меня уже ожидает кожаный костюмчик, а на столике рядом – чистое льняное белье и рубаха. Откинула одеяло, сбросила ночную рубашку и поежилась от утренней прохлады.

Служанка, хорошенькая южанка в голубых шальварах и платье, вернувшаяся с кувшином горячей воды, нашла меня уже одетой. Я переплетала недлинную, чуть ниже лопаток, косу, и служанка заторопилась, захлопотала вокруг меня с неприятной угодливостью, словно я была уже императрицей. Странно, Севина так не прыгала. Может, блондинка требовала от служанки, чтоб та пресмыкалась? Как бы девочка не заподозрила неладное, если мое поведение очень отличается от вчерашнего! Я постаралась держаться отстраненно и холодно, глядела поверх служанки, словно не замечая ее.

Вроде бы ничто не предвещало неприятностей. Я умылась, позавтракала в шатре (и хорошо, что еду принесли сюда, а то предпочла бы остаться голодной), причем служанка даже без моего приказа пробовала от каждого блюда по кусочку или по ложке. Да, вот что значит – подготовка. “Купчиха” явно лучше меня понимала, что к чему, и страховалась. Впрочем, даже такая вот дегустацией не давала полной гарантии. Если вспомнить курс токсикологии, есть и многокомпонентные яды, и контактные, да и противоядие служанка могла принять заранее. Но, думаю, хотя бы один прием пищи должен быть полноценным и без отравы, организаторы наверняка об этом позаботились, иначе можно выпасть из отбора уже от истощения. А вот за общим столом лучше погонять еду вилкой по тарелке.

С оружием сегодня было бедновато. Девочка сразу выдала рюкзак с едой, флягу, пару мотков веревки и мачете, а на выбор предложила только всякую мелочь для ближнего боя: кастеты, кинжалы, стрелки как для дартса. Интересный набор… Через джунгли прорубаться? Тогда зачем веревка? Мост, что ли, строить? Расспрашивать служанку я не стала, все равно не ответит, и прихватила кинжал: и защититься можно, и веревку обрезать, – да мало ли! Вручив положенное снаряжение, девушка быстренько спровадила меня на очередное сборище.

Там, где вчера проходил общий ужин, сегодня столпились готовые ко всему невесты. Кто с мачете, кто с топором на короткой рукояти, кто с широким ножом, и у каждой – тонкая прочная веревка. Нас посчитали, убедились, что все на месте, и повели куда-то по широкой просеке. Девушки (и я тоже) подозрительно косились друг на друга, помалкивали, но никто не пытался с воплями напасть на соперниц.

Долго идти не пришлось; минут через десять-пятнадцать девичья толпа вывалилась на расчищенный берег озера. На свежесколоченных (ошкуренные бревнышки еще не потемнели, сияли свежей кремовой древесиной) мостках ожидали вчерашние придворные во главе с распорядителем. Кстати, из них один наверняка врач, второй – палач или убийца, мастер Горум, вроде бы. Кто третий мужчина? Какой-нибудь наблюдатель? Вряд ли лично Леннарт, хотя я на месте Темнейшего взяла бы отбор на контроль. Может, и в самом деле император под иллюзией? Что здесь с магией вообще?

Позади мужчин, в конце причала, на волнах покачивалась широкая лодка, в которой со скучающими лицами сидели шестеро гребцов и рулевой.

Девушки рассыпались по берегу, я тоже сделала несколько шагов в сторону, оторвав взгляд от придворных, и тут-то меня и накрыл эстетический шок. Посреди невероятно голубого озера красовался поросший густой зеленью остров, из которого словно вырастал замок. Такой, как в кино, совершенно Диснеевский сказочный замок. Из белого камня, с высокими стенами, изящными башенками, крытыми переходами, ажурными галереями и огромными окнами. Зеркальные стекла, яркие витражи и медные крыши без следа прозелени сверкали в солнечных лучах, стяги на башнях полоскал влажный теплый ветер. На берегу острова напротив нас красовалась пристань: тоже белокаменная, с полосатыми бело-красными навесами, под которыми пока было пусто. На стенах собрались люди; лиц не разглядеть, но яркие одежды могли принадлежать скорее благородным, никак не слугам или стражникам. Нас ждут. “Не желаете ли в гости?” – Муху приглашал Паук.

Не так далеко от нас к острову вел мост – ажурная конструкция, опиравшаяся на высокие быки, – однако сейчас последняя секция моста была поднята на цепях. Замок отказывался принять гостей через парадный вход. Видимо, нас будут ждать на пристани.

И верно. Распорядитель на этот раз не стал тратить слова и время, коротко и по-деловому объяснил задачу.

– Прекрасные девы должны добраться до пристани. Как вы это сделаете: вплавь, держась за ствол румбана, на плотике из того же румбана, – выбор за вами. Впрочем, плыть я бы вам не советовал: в озере водится рыба понсу, а она, как известно, может сожрать и быка. Замковая охрана специально подкармливает понсу в прибрежных водах, поэтому чем ближе к острову, тем выше риск. Если позволите дать вам отеческий совет, то я бы предложил поразмыслить о совместной работе, но еще раз подчеркну: выбор за вами, девы.

Девушки начали было переглядываться, оценивающе и задумчиво, но мужчина перевел дух и продолжил речь, почему-то глядя на меня:

– Еще одно важное замечание. До сих пор вы очень успешно избавлялись от соперниц, но на острове и в замке действуют иные правила. Если хотите убить – делайте это красиво, а лучше – вообще чужими руками и так, чтобы не осталось свидетелей, иначе вам могут и предложить кубок с ядом, если его темнейшество пожелает того. В конце концов, император ищет не безумную убийцу, а супругу, которая сможет защитить себя и детей, и которой его величество сможет доверять. Именно поэтому закон Гартаны требует, чтобы невеста выбиралась не из благородного сословия, но из тех, кто не имеет связей при дворе. Думаю, все вы понимаете, что участие в заговоре для будущей императрицы бесперспективно.

Ну да, бесперспективно, мысленно согласилась я. Съедят и не подавятся. Распорядитель стащил с головы бархатный берет, вытер им лоб и шумно выдохнул, подбирая слова.

– Безусловно, вас будут испытывать в разных ситуациях, искать слабые места, а потому помните: у вас нет друзей, есть лишь соперницы и враги. Единственный, кому вы сможете полностью довериться – его темнейшее величество Леннарт, правда, только после свадьбы. Однако не возбраняется заключать союзы, краткие или долговременные. На сем, девы, я прощаюсь с вами. Буду рад встретить вас на пристани замка Наренн.

Не дожидаясь вопросов и просьб, распорядитель развернулся и спустился в лодку, его спутники последовали за ним. Мужчины разместились на покрытых ковриками лавках, и гребцы взялись за весла, а рулевой отвязал лодку и скомандовал: “Весла на воду! Хой!”.

Весла без всплеска вошли в озерную гладь, разбив ее на тысячи мелких волн и отражений, и лодка резво пошла к острову под счет рулевого. “Хой! Хой!”, – разносилось над водой все тише и тише.

Я отошла в сторону и задумчиво оглядывала прочих участниц отбора, когда одна из девушек, что-то для себя решив, пошла к границе леса, где были свалены стволы, похожие на бамбук: такие же коленчатые. Девушка деловито осмотрела поленницу и с помощью мачете отрубила целое колено длиной метра два, а потом – еще одно такое же. Управлялась она с ними так легко, что становилось ясно: они и полые, как бамбук. Связав их вместе веревкой, решительная претендентка одной рукой закинула их на плечо и, во второй руке держа мачете наготове, потопала в сторону моста.

Остальные девушки пока не спешили что-то решать и делать: ждали, чем закончится попытка соперницы. Идти ей было недалеко, метров шестьсот-семьсот, да и длина моста не превышала трехсот метров, и совсем скоро отважная дева уже закрепила веревку где-то на перилах с помощью одного куска дерева (как его правильно называть – румбан, кажется?), второй же кусок привязала к другому концу веревки и аккуратно спустила в озеро. А после спустилась по веревке сама, упираясь ногами в мостовой бык. Хорошая подготовка. Думаю, этой девушке хватило бы сил доплыть и от берега, но она хотела держаться подальше от конкуренток. Теперь она отвязала бревно от веревки и неспешно плыла вкруг острова, загребая одной рукой.

К сожалению, берег острова укреплял высокий и отвесный каменный парапет, и выйти на берег можно было только на пристани, где парапет расступался и открывал вход в крохотную полукруглую бухточку. По краям ее от самой воды начинались широкие лестницы. Сейчас как раз по ним поднимались выгрузившиеся из лодки придворные во главе с распорядителем. Их встречали; на пристани началась какая-то суета, но подробностей я не разглядела, потому что меня отвлек вопль. Визг, исполненный животного ужаса и боли. Визг разносился над водой и я, внутренне содрогаясь, перевела взгляд на пловчиху, уже догадываясь, что произошло.

Там, где только что девушка с куском румбана неторопливо рассекала зеркальную гладь озера, вода теперь кипела. Пловчиха кричала и билась, а вокруг нее сновали крупные серебристые рыбины, то и дело выпрыгивая из воды, падая на девушку. Она упустила свой мини-плотик, пытаясь отбиться от хищниц, и полое древесное колено теперь медленно плыло к нашему берегу. А рыбы, казалось, собрались со всего озера и намеревались получить свою долю добычи. К счастью, девушка замолчала очень быстро – и, кажется, шевелилась уже не сама, а от того, что рыбы рвали на куски уже мертвое тело. Считанные минуты продолжался кровавый пир, а потом озеро успокоилось и вновь стало зеркалом, отражающим сияющую синеву неба.

– Понсу, – негромко сказала одна из соперниц, и явственно содрогнулась.

– Вы как хотите, а я не поплыву, – заявила другая девушка. – Ни сама, ни даже на плоту.

Она сбросила с плеча мотки веревки, сложила на узкую полоску песка, туда же полетел топор. Несостоявшаяся императрица развернулась и двинулась обратно в лагерь. Поколебавшись, за ней последовали еще шесть или семь девушек, уходя по одной, по две. Оставшиеся переглядывались, но нерешительно молчали, покуда одна, высокая девица с чеканным профилем и рыжей косой, не топнула ногой.

– Что стоим, кого ждем? Все же понимают, что надо делать плоты, иначе на тот берег не добраться. Ну, кто со мной? Беру троих, делаем плот и догребаем. Понсу плоты и лодки не трогают, а грести удобнее и быстрее вчетвером.

Из толпы неуверенно выступила одна, потом другая, а потом начался такой галдеж и дележ, что можно было оглохнуть и свихнуться. Одна кому-то не доверяла, вторая хотела не в ту компанию, куда ее звали, две поцапались из-за места в команде, которая вместо них взяла вообще третью. Я только наблюдала в тихом ужасе, не имея ни малейшего желания спорить, орать и размахивать бритвенно-острым мачете. Когда все устаканилось и успокоилось, я внезапно оказалась членом одной из команд и вовсю разделывала местный бамбук-румбан на пятиметровые бревнышки.

Честно говоря, я опасалась, что какая-нибудь из команд решит напоследок выждать подходящий момент и подсократить число конкуренток, но нет, резни не случилось. Девушки сосредоточенно собирали плоты, путаясь в веревках, тихо и зло шипели друг на друга – и все на этом. Первая команда закончила свой плот часа через два, и две девушки поволокли свой транспорт к воде. Рядом еще одна волокла длинные шесты и примитивные весла: расколотые вдоль отрезки стволов румбана. Четвертая шла позади, вертела головой и держала наготове оружие: по мачете в каждой руке. Не знаю, насколько эта дева умела с ними обращаться, но вид имела решительный и отчаянный; никто на эту команду и не покусился. Хоть плотик и вышел небольшой, но команда-лидер уместилась на нем полностью, и остальные участницы ненадолго прекратили работу, наблюдая за отплывающими. Поначалу две девушки довольно умело работали шестами, но метров через двадцать от берега им пришлось перейти на весла. Гребли все четверо, не спеша, под счет одной из них. Плотик поначалу забавно вилял, но после гребцы приноровились, стали двигаться почти синхронно, и все быстрее уходили к острову.

Минут двадцать прошло, прежде чем они достигли пристани и поднялись по широким каменным лестницам. Наша команда вернулась к работе и какое-то время молча разделывала бревна. Конкурентки тоже взялись за свои плавсредства, большинство явно ускорились. Мои товарки тоже попытались было работать поскорее, но я их притормозила.

– А я бы не торопилась, – сказала я как можно тише, чтобы мои слова разобрали только те, кто рядом. – Лучше плыть последними. Если в толпе, то могут и пакость какую-нибудь устроить.

– Какую пакость? – удивилась девушка с внешностью эдакой райской гурии: черноволосая, кареглазая, с правильными чертами лица, золотисто-смуглой кожей и фигуркой типа песочные часы. Типичная южанка. – Нельзя же убивать на публике, правила же изменились!

– Щас! – фыркнула я. – Маленькое уточнение: правила меняются на том берегу. Как там распорядитель сказал? На острове и в замке. А по дороге можно и чужой плот повредить, и столкнуть с него кого-нибудь веслом… Оно нам надо?

– О! – южанка даже опустила топор и зависла на полминуты, потом тряхнула головой. – Может, ты права, может – нет, но рисковать как-то не хочется.

– Я даже больше скажу, – продолжила я. – Пусть прозвучит некрасиво, но… Если будет драка, то рыба эта, понсу, будет уже сыта, когда до нас дойдет очередь. Так что, не спешим?

– Сыта она не будет, – вздохнула южанка. – Она жрет и жрет без продыха. Она даже траву жрет, хоть и хищница. Скорее уж, рыба со всего озера соберется туда, где кормят. Но спешить и в самом деле ни к чему. Плот у нас большой, понсу не перевернет, да и вряд ли будет пытаться: не по ее зубам кусок.

Две наши товарки согласились, и мы продолжили уже не спеша, аккуратно связывая стволы друг с другом и с поперечинами, проверяя каждый узел. Даже перерыв сделали, чтобы перекусить, благо, в рюкзаках имелась простая сытная еда: свежие лепешки, вяленое мясо и сухофрукты. Команды одна за другой заканчивали строительство, спускали плоты на воду и гребли к острову. Некоторые даже отчаливали одновременно. Время от времени я отрывала взгляд от веревочных узлов (пригодился мне сайтик про морские узлы!) и поглядывала на плывущих.

Мое любопытство было вознаграждено парочкой происшествий: кого-то столкнули с плота, и вскоре раздался такой же ужасный вопль, как и в первый раз. Команда не помогла девушке выбраться, напротив, стала грести еще быстрее. А потом уже поблизости от острова столкнулись два плота, и моя команда (да и прочие) напрочь позабыла про работу, наблюдая за начавшейся дракой. В ход пошли и кулаки, и весла, и, кажется, мачете; под солнцем не раз блеснула сталь. Внезапно один из плотов начал расползаться на отдельные бревна, и девушки на нем подняли дружный визг, попытались перебраться к соседкам, а те отгоняли соперниц веслами.

Во мне смешались жалость к погибающим и отвращение к победительницам, но я понимала, что рано или поздно окажусь перед тем же выбором: убить или умереть. Умирать не хотелось от слова “совсем”, и я осознала, что тоже не протянула бы руку утопающей. Меня замутило от осознания собственной трусости и мерзости. Вот такая я на самом деле? Я отвернулась и не видела, как все закончилось, хотя еще минуты три были слышны мольбы и вопли тех, кто оказался в воде и кого заживо жрали рыбы. Слишком хорошо слышны, как по мне. Теперь я поняла милосердие мастера-убийцы, и, если до этого дойдет, я не буду отталкивать противницу. Я лучше сразу ее убью.

Работа по сути была закончена, и мы ее лениво имитировали, ожидая, пока остальные команды уйдут вперед. Больше никто не плыл рядом, плоты держались подальше друг от друга и к пристани подходили по очереди. Мои мысли занимал вопрос: будут ли попытки убийства от своих? Я надеялась только, что девушки из моей команды слишком разумны и не станут затевать разборки на плоту. В конце концов, скинешь соседку и окажешься одна против двоих оставшихся, которые отправят тебя в воду не ради мести, так хотя бы ради собственной безопасности.

Наконец, на берегу остались две команды, кроме нашей. Мы переглядывались, пока наша южанка не решилась заговорить первой.

– Эй, как насчет сделки?

– Какой? – нестройным хором отозвались девушки.

– Плывем по очереди. Никто из нас не хочет на обед к понсу, ага? Я бы предпочла честную сталь или яд. Так давайте плыть по очереди? Один плот добирается до середины, и только после этого отправляется второй.

– Ну, я тоже не хочу, чтобы меня ели, – хмыкнула изящная девица европейской наружности. – В какой очередности плыть будем?

– Да без разницы. Давайте в медведя разыграем, что ли? По одной от команды.

– А давайте!

Команды пошушукались и выставили по одной участнице, от нас, ожидаемо, пошла южанка. Договорились, что сначала разыгрываем последнее место, потом предпоследнее. Посреди пляжа три девушки встали на некотором расстоянии, и южанка завела считалочку:

– Дева, охотник, медведь. Кто в лесу главный, ответь!

Девушки одновременно выбросили вверх кулаки, и наша южанка радостно взвизгнула:

– Мы последние!

Похоже, игра – местный аналог нашей “камень, ножницы, бумага”, потому что для всех (кроме меня, разумеется) результат был очевиден. Никто не спорил, хотя конкурентки покривили личики. Южанка по новой проговорила считалку для двух команд, и очередь была определена. Нам оставалось только ждать.

Первая команда отправилась в путь. Девушки поглядывали назад, конечно, но мы действительно не стремились устраивать морской бой, поэтому плот спокойно проплыл до середины озера и проследовал дальше. Теперь зашевелилась вторая команда. Спустили свой транспорт на воду и дружненько так погребли к острову. Мы честно ждали; убрали оружие в ножны (я так вообще мачете в ножнах в рюкзак запихнула), сидели на своем “судне” и грызли сухофрукты из выданного пайка, запивая остатками воды. Первая команда уже поднималась на пристань, когда вторая добралась до середины озера.

Вот тут и мы двинулись к воде.

ГЛАВА 6

Плот у нас действительно получился великоватым и довольно тяжелым, так что до воды его пришлось волочь вчетвером. Хотя полые коленчатые стволы румбана и были легкими по отдельности, но, будучи связанными в плот, весили уже немало. В последний раз проверив надежность узлов, мы притащили и весла, и шесты, немного отвели плот от берега, чтобы не сел на мель, пока мы загружаемся. Переглянулись. Южанка пожала плечами и первой забралась на плот, села справа впереди, я – за ней. Слева впереди устроилась ничем не примечательная девица (красивая, конечно, как и все участницы отбора, но похожих можно встретить в любом российском городе), а позади, рядом со мной, – русоволосая девица с миндалевидными карими глазами и ресницами такой длины и густоты, что, будь я дома, непременно спросила бы адресок салона красоты.

Медленно и неуклюже работая шестами, мы отошли на глубину, где пришлось взяться за весла. Южанка начала счет, чтобы делать гребки одновременно. Поначалу мы гребли вразнобой, так что плот едва не закрутился на месте, но вскоре начали действовать довольно слаженно и медленно поплыли к острову, даже почти не виляя. Минут через десять такой гребли руки уже сами делали, что надо, и появилось время на подумать.

Только теперь я сообразила, что мы даже имена друг у друга не спросили, и, похоже, в других командах та же картина. В чем-то это, наверно, правильно. Дружить на отборе не получится, если только против кого-то, а врага не нужно знать по имени, даже вредно. Чем меньше человеческого в противнице видишь, тем легче будет ее обмануть, подставить, убить.

Мы проплыли уже добрую половину пути, и, похоже, до пристани осталось минут десять, от силы – пятнадцать. Я размышляла, смогу ли убить своих товарок по команде? Вряд ли у меня это получится легко и без угрызений совести, так что постараюсь как можно дольше держаться в стороне от этих змеиного кубла. Ох! Что ж я раньше не подумала? Было бы отлично притвориться эдакой простушкой; теперь уж не выйдет: я показала какой-никакой интеллект и сообразительность. А как бы можно было сыграть! Ведь от кого избавляются в первую очередь? Правильно, от самых умных, хитрых, опасных конкуренток. А какую-нибудь деревенщину поначалу не трогают, все равно опасности никакой, а пользу принести может.

Вот если подумать, то кто из девушек на моем плоту самый опасный? Я обвела их взглядом и на миг обомлела, сбившись с ритма, так что плот повело: на коленях у кареглазой соседки слева лежала развернутая полоска ткани с нашитыми кармашками, из которых торчали оперенные хвостовики дротиков.

– Вы чего там, сзади? – недовольно окликнула южанка, а соседка повернула голову, и бестрепетный взгляд карих глаз встретился с моим.

А потом все случилось очень быстро: я отпустила весло, обеими руками толкнула стерву, та легко поддалась, молча и мягко соскользнула с плота и ушла в воду, утащив за собой перевязь с дротиками. Она не дергалась, замерла в воде неподвижно, неожиданно улыбнулась мне с какой-то радостной злобой, а потом подняла над водой руку и метнула дротик. Я вскрикнула от боли, когда тяжелая стрелка вонзилась мне в плечо. Из-за нашей возни плот занесло, и он даже немного крутанулся вокруг себя.

– Что там у вас?! – рявкнула южанка, разворачиваясь только для того, чтобы словить дротик в лицо.

Третья стрелка тоже нашла свою цель, и последняя из нашей команды зашипела, роняя весло: ей повредили руку. Я снова повернулась назад. Стерва в воде не шевелилась, чего-то ожидая. Закусив губу, я вырвала из левого плеча дротик, и рукав рубахи тут же начал заплывать красным. Позади меня раздался стон, я обернулась в недоумении. Южанка держала свой дротик двумя пальцами, закрыв глаза и ритмично раскачиваясь. Она побледнела, или, вернее сказать, посерела, и на лице ее ужас сменялся отчаянием. Девушка даже не пыталась остановить струйку крови, стекавшую со щеки на подбородок и ниже, уже испачкавшую рубаху и жилет.

– Тар-калбуш, – почти провыла она. – Она смазала дротики тар-калбушем. Мы умрем сейчас. Мы даже до пристани не догребем.

Я осмотрела свой дротик, поднеся к глазам: на острие были остатки чего-то вроде темного коричневого лака, а за запахом моей крови скрывался другой, пряный и острый, с нотками гречишного меда.

– Сначала отнимутся ноги и руки, потом все остальное онемеет. А потом и сердце остановится, – тихо причитала южанка. – Мы все уже трупы.

И в самом деле, ногам становилось холодно. Я пошевелила пальцами ног, поняла, что они теряют чувствительность, и на миг показалось, что холод уже подступил к самому сердцу. Опять умирать? Снова?! Я вновь посмотрела на тварь, ожидавшую нашей смерти. Она улыбалась самодовольно, надменно. Думаешь, выиграла, гадина?!

– Говоришь, мы все трупы? – не своим голосом прошелестела я, как змея по сухому тростнику. – Еще не все. Но сейчас мы это исправим.

Оскалившись, неотрывно глядя на предательницу, я сняла рюкзак и вытащила из него мачете в ножнах. Тварина презрительно ухмыльнулась. Думает, что я брошу мачете в нее, что ли? Нет, дорогая, не угадала. Я ответила своей убийце нежной улыбкой, размахнулась и со всей дури рубанула по веревке. Южанка позади охнула.

– Что ты делаешь? С ума сошла?!

– Мы трое уже умерли. Почему бы не забрать с собой и ее? – ответила я и еще раз ударила по веревке, стараясь попасть в то же место. Пальцы ног я уже не чувствовала, немели кончики пальцев рук. – Или ты хочешь, чтобы она поднялась на трон по нашим трупам?

Позади сдавленно всхлипнули, а потом – один за другим – раздались два удара, а потом еще и еще. Веревка, хоть и толщиной с палец, была более чем крепкой, чтобы разрубить ее, требовалось несколько ударов. А узлов навязали столько, что один-два разрыва не позволят плоту развалиться. Мы молча и яростно рушили плот, который совсем недавно строили с таким тщанием. Рубили и рубили, чувствуя, как холод поднимается все выше, как приближается смерть. Моя левая рука онемела и бессильно свисала, но правая еще действовала, и я рубила. Девушка в воде уже не улыбалась. Взгляд ее метался между нами троими, предательница то и дело вздрагивала. Казалось, она прикидывает, что случится раньше: умрем мы или развалится плот? Если последнее, то придется гадине самой плыть к берегу, где ожидают вечно голодные рыбки.

Я не заметила, как из пальцев выскользнуло мачете. Из меня словно вынули все кости, и тело помимо воли опустилось на мокрые бревна плота, ритмично сотрясаемые ударами топора и мачете. Все. Остается надеяться, что девушки справятся и без меня. Хоть я и ударилась затылком, больно не было. Выцветшее южное небо кружилось так близко, казалось, что вот-вот провалишься в эту бездонную голубизну.

Я понимала все, что происходит кругом, но не могла ничего сделать, вообще ничего, кроме того, чтобы мысленно проклинать браслет, бабушку Нинель, предательницу, дурацкий отбор, козла и извращенца Леннарта и долбаную рыбу понсу. Да все мироздание, чтоб ему!.. Дышать стало невозможно. Я бы, наверно, билась в борьбе за глоток воздуха, но ни одна мышца не повиновалась, и беспомощность вызывала еще больший ужас, чем подступающая смерть. Спустя долгие мгновения в глазах потемнело, но, уже теряя сознание, я с мстительной радостью почувствовала, как подо мной начал разъезжаться плот. Глухо, словно из-под слоя ваты, прозвучал отчаянный крик предательницы.

***

Я рванулась из объятий одеяла, подскочила на диване, задыхаясь и всхлипывая. Левое плечо, в которое попал дротик стервы, онемело, и вся левая рука – тоже. Поначалу я даже испугалась, что у меня инсульт, но кожа ощущала прикосновения, а через минуту-другую по всей руке побежали короткие уколы. Всего лишь отлежала. Вскоре чувствительность вернулась, и я едва не рыдала от боли в руке и в легких. Да сколько можно убивать эту дебильную панду?! Я так скоро в реальности сдохну, от того же инсульта или инфаркта!

В соплях и слезах доползла до ванной, кое-как приняла душ. Закутавшись в толстый махровый халат, добралась до холодильника, где с вечера ожидал пакет с манговым соком – холодным, ароматным, сладким. Зубы от него заломило моментом. Пришлось запить кипяченой водой, а заодно и чайник поставить. Я плюхнулась в угол, к столу, и тут зависла, пораженная сладким осознанием. Да ведь эта дрянь тоже сдохла! А значит… Да ничего пока не значит. Или меня закинет в какое-то другое тело, или я буду сегодня ночью спокойно спать, потому что переселяться уже некуда. И не пришлось самой экспериментировать, и этот Таинственный Всемогущий не должен обидеться. Вот и посмотрим. Чайник пошел на взлет, и я выключила газ. Не спеша залила кипятком успокоительный сбор лекарственных трав номер какой-то там, достала из холодильника упаковку селедки под шубой, разморозила кусочек бородинского хлеба. Ну… с Новым годом, что ли?

После завтрака прогулялась до Теплых прудов. Никогда их не любила, но сейчас мне нужна была хоть какая-то привязка к реальности, какой-то надежный якорь, нечто неизменное и привычное. Если вокруг будет что-то нормальное, то и ощущать себя будешь, наверно, тоже нормально? Все магазины были закрыты, горожане еще не проснулись после новогодней ночи, и снег, под утро укрывший пустынные улицы, лежал ровным гладким ковром. Хоть снегопад и кончился, одинокие снежинки еще падали, словно нанося последние штрихи на картину зимнего утра. Я долго гуляла по скверу и у прудов, наслаждаясь тишиной и каким-то светлым, дивным покоем.

В конце концов я устала, замерзла и вернулась домой, чтобы устроить себе день полного отдыха. Обед, парочка юморных сериалов, таблеточки – и спать. Ну, во всяком случае, я так планировала, но… Уже на второй серии совершенно отвязной “Сексуальной жизни студенток” я не выдержала и закрыла видео: сегодня мне было не смешно.

Чтоб мне лопнуть, если меня опять не закинет в тот мир, уже в замок! Значит, что? Значит, надо хоть немного понимать, что там может происходить и как нужно себя вести. Вспоминая одежду дворян (служанки – не показатель, почему-то я уверена), я предположила, что в Империи Гартана культура близка к западноевропейской, а время плюс-минус соответствует нашим временам знаменитой королевы Марго и прочих Людовиков. Ну, по крайней мере, в сериале было нечто похожее. А значит, что? Значит, открываем поисковик и гуглим все, что можно. Начнем с тогдашней табели о рангах, или как оно там называлось. Названия должностей и чинов в Гартане, конечно, свои, но я буду иметь хоть приблизительное представление, кто кому подчиняется, кому опасно переходить дорогу… и вообще. Конечно, от какой-нибудь купчихи или крестьянки не ожидают правильного поведения, но лучше не наживать врагов на пустом месте. Потом – придворный и застольный этикет, мода, управление слугами и поместьем, финансы... И яды, яды освежить в памяти! Где-то у меня валялись институтские конспекты по токсикологии, а еще был факультатив по лекарственным травам. Обыскав антресоли, кое-как сняла тяжеленную коробку с тетрадями, зарылась в интернет, в конспекты и справочники, а оторвалась от экспресс-учебы только тогда, когда глаза начали слипаться, а плечи и спина мучительно ныли от неподвижности.

Теперь я была… нет, отнюдь не готова ко всем испытаниям! Теперь я точно понимала, что почти все мои знания катастрофически не те, что необходимы для хотя бы выживания при дворе, что уж говорить о победе в отборе! Но я также понимала и то, что выбора у меня нет. Попытаться не спать? Надолго меня не хватит, да и учиться будет невозможно. Остается собраться с духом и все же лечь в постель. Может, мне все-таки повезет, и проснусь я утром, на любимом диване?

***

Не с моим счастьем. Я поняла это, едва открыла глаза: над головой вместо белого натяжного потолка красовался балдахин. Не шелк, конечно, хлопковая или льняная вуаль. Наверняка необходимая штука в тропиках, потому как москиты и прочие насекомые тут водятся в количестве, качестве и разнообразии. Блин, блин, блин! А я-то надеялась, что подходящего тела не найдется… Нет, меня опять затащило в этот чокнутый и жестокий мир; отбора мне явно не избежать, поэтому буду выживать, как умею. Умирать надоело! Больно, страшно, и вообще, кажется, смерть здесь влияет на единственное и неповторимое тело там; не хочу однажды проснуться в своей квартирке полным инвалидом. И начну с изучения мира, отбора, замка и всего, до чего дотянусь.

Я села, сбросив пахнущие лимоном простыню и тонкое одеяло, и огляделась. Небольшая комната с белеными стенами и узким окошком, через которое и проникал рассеянный утренний свет. Занавески из полосатой плотной ткани были отдернуты, и я могла насладиться видом плотной зеленой листвы, за которой едва виднелась белая замковая стена. Простовато для императорской невесты, но у организаторов наверняка есть причины для такого размещения.

Я сползла с кровати на коврик, где меня ожидали розовые бархатные тапочки; кровать, кстати, не кинг сайз, но вполне широкая и высокая, с мягким матрасом. Кроме нее, мебели было немного. Креслице возле кровати, пара сундуков у стены, туалетный столик с зеркалом и пуфик рядом, ну и умывальник с фаянсовым тазиком и кувшином. Не водопровод, но сойдет. Я перелила теплую воду из кувшина в умывальник вроде наших дачных: давишь снизу на пимпочку – вода течет. Отпускаешь – под собственным весом пимпа опускается, вода прижимает ее ко дну и течь перестает. Полужидкое мыло в баночке пахло жасмином слабо и вполне приятно, не сушило кожу. Сойдет, в общем. А как тут с гигиеной вообще? Я принюхалась к ночной сорочке – только запах лимона и чистоты. Видимо, девушкам вчера предоставили возможность помыться и привести себя в порядок.

Но почему никакая служанка не пришла убедиться, что я уже встала? Помочь умыться, одеться… Я еще раз осмотрела комнату и обнаружила возле кровати толстый шнур с кистью – как раз, чтобы можно было дотянуться, не вставая с постели. Ага! Сонетка для вызова слуг. На креслице ожидало меня розовое платье-халат из плотного шелка; никогда не приходилось носить такую красоту! Без особой отделки – так, узкое кружево и такие же узкие шелковые ленточки, но совершенно умопомрачительной нежности и до томности приятное на ощупь. Разрезные, подобранные лентами рукава, в которых видны были тонкие рукава белой хлопковой сорочки, глубокое декольте, из которого выглядывал вышитый воротник. Цвет, конечно, я бы такой не выбрала даже для пеньюара. Поросенок после бани – не мое. Хотя… Может, нынешнему телу как раз подходит?

Я накинула пеньюар, с осторожностью подошла к зеркалу и осмотрела себя со всех сторон, насколько оно позволило: все-таки не ростовое светлое, а старинное. Темно-золотистое, скорее, а не сияющее серебро. Ну… Бывшая хозяйка тела просто любила розовый цвет. С этим оттенком ее русые волосы превращались в мышиные, а серые глаза казались совсем бесцветными. Мда. И в целом выглядит… не очень по тем меркам, к которым я привыкла. Крупноватые черты, нос картошкой, обветренная кожа, выцветшие под солнцем брови и ресницы. Широкая кость, некоторая коренастость и лишний вес; не толстуха, но крепко сбитая деваха. Нет, если ее правильно одеть-накрасить, научить держаться, то будет очень даже хороша, этакая красавица народная, валькирия. Коня на скаку, в горящую избу и все такое. Диагноз – простушка деревенская. Кто ж ее такую пропустил на отбор? Королева или императрица так выглядеть не должна, от взгляда владычицы подданные должны на колени падать, а не на сеновал приглашать.

И тут до меня дошло… Я же хотела притвориться недалекой неуклюжей девочкой, да? Вот, пожалуйста! Мой неизвестный покровитель (или мучитель) подогнал мне очень даже подходящее тело, я выгляжу безопасной и наивной. Конечно, всю жизнь прожить в таком теле не хотелось бы, зато можно дойти почти до финала, будучи никем не замеченной. Кто воспримет меня как конкурентку? Эту большую неловкую мышку с россыпью веснушек и восторженной улыбкой? Да никто! Я посмотрела в зеркало еще раз и улыбнулась, постаравшись сделать лицо попроще, а взгляд – доверчивей. Вышло без труда: отличный исходник. Добавить соответствующие платья и косметику, и выйдет красотка с большими… глазами и ушами, на которые вешать лапшу – одно удовольствие. Никто не удивится, что такая конкурсантка чувствует себя неловко, помалкивает и временами задает глупые вопросы.

Хорошо,

Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

95,00 руб Купить