Нашим миром правят драконы. Драконы решают судьбу каждого, ибо они - наши боги. Я должна была стать Видящей, нести их волю. Но ради любви иду на предательство. Теперь у меня нет семьи, нет будущего. Только муж - холодный, как горы, и жестокий, как зверь, и смертельное проклятие, внезапно нависшее надо мной.
Кто поможет справиться со всем и найти правильные ответы? Возможно, Драконы?
Каменная крошка скрипела под ногами, когда я поднималась на вершину холма, держась за руку Эдвинга. Он же в ответ лишь слабо сжимал мою ладонь, будто ободряя.
Мне было очень страшно. Сердце колотилось так, что липкая, тошнотворная волна раз за разом подкатывала к горлу, вынуждая делать мелкие и частые вдохи.
Белая свадебная шаль все ещё скрывала моё лицо. Я ничего не видела. Только нечто светлое, пробивающееся через искусно сотканное полотно.
Сегодня, с самого восхода солнца, никому нельзя смотреть на меня. Так велят Боги. Иначе духи прошлого заберут наше будущее семейное счастье.
Лишь когда узел узкого и длинного, расшитого золотом и серебром синта скрепит наш союз, я смогу, наконец, увидеть того, кто же стал моим мужем.
Эдвинг неожиданно остановился и взял мою вторую руку:
— Госпожа, мы почти пришли. Мне придётся вас оставить одну.
— Спасибо, Эдвинг, — едва смогла ответить. Но прежде, чем он ушёл, я крепко сжала его ладони. – Спасибо за все!
— Ничего… Мой господин – хороший человек. Не слушайте ничего и никого. Чтобы вам ни говорили. Слышите? Не верьте! Боги не оставят вас.
Боги? Нет. Они явно отвернулись от меня. Я сделала, возможно, неверный выбор. И теперь не стоит рассчитывать на их благосклонность.
Нынешняя ночь, как и предыдущая, была без снов. Неужели я потеряла свой дар?
Холодный порыв ветра, и я содрогнулась от ужасающего чувства страха. Эдвинг ушёл. Тепло его ладоней ещё оставалось на кончиках моих пальцев. Я спрятала руки под край шали, отороченный широкой золотой полосой. Нервно растирая ладони, ждала.
Вокруг были люди. Я знала это. Чувствовала на себе их взгляды. И когда мы шли узкой тропой к Святилищу богов, расположенного на вершине холма, слышала голоса.
Конечно, такое событие не может оставить всех в стороне. Наместник князя женится…
Интересно, Йонхет здесь будет? Эрисса? Увижу ли сестру?
Сердце, испуганно колотившееся в груди, неожиданно ликующе забилось, и мои щеки залило румянцем.
Так ли я рада сестре?
Нет.
Стоило закрыть глаза, как тут же всплывало лицо Йонхета. Тогда, в галерее, почти перед самым отъездом. Он так пылко шептал мне на ухо, умоляя ему помочь. Разве можно было устоять? А как смотрел! Никто и никогда так не смотрел на меня. С такой нежностью и любовью.
И больше не посмотрит.
Сдержанно улыбнувшись, выдохнула и горделиво приосанилась, прогоняя прочь непрошенные слезы. Сюда приближался мой будущий муж. Я слышала, как пели женщины. Они радостно расхваливали его, также, как и причитали перед моим приходом. Таков обычай.
Не разливайся, мой тихий Хейм, *
Не затопляй зелёные луга,
Зелёные луга, шёлковую траву!
Голоса девиц и женщин становились громче и протяжней. Теперь к звонкой песне примешался шорох богатых одежд, лязганье чего-то металлического.
Ой, по травушке ходит олень,
Ой, ходит олень золотые рога.
Некому оленя убить погубить,
Убить, погубить и поранити.
Пронизываемая ледяным ветром, я старалась держаться гордо, чувствуя себя одинокой среди наплывавшего в Святилище народа.
Не будет богатого приданого.
Не будет родных.
Не будет родителей.
Не будет их благословения.
Будто выдают безродную сироту, а не… Да, все верно. Я ослушалась родительского наказа. Подвела стольких людей и ради чего?
В голове шумели страшные, злые мысли, но сердце твердило другое.
Я все делаю правильно.
Ой, взялся, принялся един господин,
Един господин, разудал молодец.
На полукруглой площадке стало не так холодно. Даже ветер теперь не пробивался сквозь всю набежавшую толпу. Я слышала странные перешёптывания, голоса. И не было в них радости.
«Не слушайте ничего и никого. Чтобы вам ни говорили. Слышите? Не верьте!»
Эдвинг – пожалуй, единственный, кому можно доверять в этих холодных и неприветливых горах. Здесь все другое, не такое, как дома. Нет зелёных лугов, нет быстрых рек и широких садов.
Только снег. Лёд.
И одиночество.
Перед ним оленюшка взмолился:
«Не бей, не стреляй, разудал молодец!
Не в кое время тебе пригожусь:
Будешь жениться – на свадьбу приду,
На свадьбу приду – всех гостей взвеселю,
— Паче всего – невесту твою,
Невесту твою, лебедь белую».
Женщины смолкли. Резкая тишина окутала всех нас. И только шаги. Уверенные, дерзкие. Край шали приподнялся и моих ладоней коснулись грубые и очень горячие мужские руки.
Тёплая, приятная ткань нежно обхватила запястья, скрепляя их.
Посмотрела вперёд. С некоторой надеждой и страхом.
Сейчас шаль снимут.
И в последних лучах уходящего солнца я, наконец, увижу его.
Ткань податливо съехала вниз, утягиваемая чьей-то рукой.
Щурясь, протяжно вздохнула. Если бы не крепкая и надёжная хватка рук будущего мужа и путы синта, я бы уже со всех ног бежала вниз. Увидев в моих глазах страх, улыбнулся.
«Боги не оставят вас».
Хотелось кричать и плакать. Вырваться, спрятаться!
Только бы не видеть его лица!
Почему Йонхет мне ничего не сказал?
«Мой господин – хороший человек»
Нет!
Я слишком хорошо его знала.
Он — чудовище. Дикий, буйный зверь!
Неужели… неужели он станет моим мужем?
* текст песни взят из книги «Лирика русской свадьбы», Колпаковой Н.П., 1973 г.
— Сэвайя! Сэвайя… Просыпайся, Сэвайя!
— Что? Что случилось? – сонно зевнула и нехотя открыла глаза. Неплотно закрытые резные ставни пропускали косые солнечные лучи. Уже утро, пусть и раннее.
Эрисса внеслась ко мне в комнату, шурша юбками, и с грохотом открыла окно. Потянуло нежным цветочным ароматом.
Весна. Наши яблоневые сады в буйном цвету. Хоть до них и нужно далеко идти, но холодный северный ветер доносил этот пьянящий аромат.
Привстав на локте, потёрла глаза. Эрисса, словно охваченная безумием, открывала все окна. Приподнимаясь на цыпочках, шумно распахивала ставни. Задорно смеясь, поблескивая чуть влажным и ехидным взглядом тёмно-серых глаз, приподняла верхнюю юбку и пустилась в пляс.
— Ты сошла с ума?
— Вовсе нет! – Эрисса просто заливалась смехом, запрокинув голову назад. – Вставай же, соня. У нас будут гости.
— Гости? – резко подскочила в кровати. – Кто? Когда?
Одёргивая нательную рубашку, оглянулась в поисках платья. В отличие от Эриссы у меня оно было скромным и простым. Ведь для старшей дочери уготована другая судьба…
Задумавшись, потянулась за гребнем. Расплела толстую косу и принялась расчёсывать волосы, недовольно морщась от громкого смеха неугомонной младшей сестры. Она как ураган носилась по всей комнате, стуча каблуками и вытряхивая пыль из застаревших покрывал, лежавших на покосившихся стульях. Я вернулась совсем недавно. И неожиданно. Комнату не успели толком подготовить. Думали, что я буду жить с сестрой, но я упросила родителей выделить мне маленькую комнатку под самой крышей. И вот теперь Эрисса наводит тут свои порядки.
— Я слышала, как Рамира с утра гремела своей утварью и о чём-то раздосадовано болтала с другой кухаркой. Они были очень рассержены, что наши родители сказали им слишком поздно, что приедут очень важные гости.
— Важные? – задумавшись, запустила гребень так глубоко в свои белоснежные волосы, что он крепко-накрепко застрял. Выпутывая прядки, наблюдала за уже утихомирившейся сестрой. Теперь она села на стул и, задрав юбки, демонстрировала мне свои ноги в кипенных чулках и красивых парчовых туфельках. Упросила-таки мать. – Важные гости?
— Да! Именно так и сказала. Важные… — Эрисса пропела это слово. Снова захохотав, резко склонилась вперёд. В её глазах бушевал такой страстный и яростный огонь, что мне стало страшно. – Как думаешь, кто это?
— Не знаю. Может, к отцу? Или снова из-за меня.
Я только вернулась из столицы. Прожила там с конца осени и до самой весны, подготавливаясь в самом главном Святилище к своему причащению.
— Ну, хватит, — Эрисса махнула рукой и подпёрла подбородок рукой. – Из-за тебя… Из-за тебя и так всё тут на ушах стоят. Не-е-ет! Точно свататься едут.
— Глупости!
Выпутав гребень, отложила его в сторону. Разделив волосы на две равные части, принялась заплетать косы, укладывая их венком на голове. Ровно так, чтобы их спрятала шаль.
— Рано тебе ещё. Ты же знаешь. Ещё четыре зимы. Да и ты мала.
— Мала? Это где же я мала? – Эрисса гневно нахмурила свои тонкие брови и, подбоченясь, вскинула голову. Золотые косы взметнулись и озорными лентами легли на плечи. – Ничего я не мала!
— Даже если и сваты. Тебя всё равно не пустят.
— Ну, не пустят, так не пустят.
— И встречать не позволят.
— А подсмотреть? Подсмотреть-то можно?
И снова заливистый, звонкий смех колокольчиками, от которого сама невольно улыбнулась.
— Так ты ради этого меня разбудила в такую рань?
— Конечно! Кто же мне поможет, если не ты? Так что вставай, Сэвайя. У нас, быть может, и времени-то не осталось.
Эрисса вновь пустилась в пляс, утягивая меня за собой. С непривычки я запуталась в длинных юбках и налетела на небольшой стол. Он заметно покачнулся. Что-то круглое с громких треском покатилось по нему.
— Нет!
Подхватив ратуну в самый последний момент, с громким вздохом опустилась на колени. Руки дрожали, когда я слишком бережно, чуть дыша, держала круглый полированный шар из горного хрусталя.
— Сэвайя? – Эрисса испуганно замолкла, прижав ладони ко рту.
— Чуть не разбили…
— Что это?
— Мой подарок. То единственное, что я заберу с собой на Голубую гору.
— Да? – Эрисса присела рядом, с любопытством рассматривая матовую поверхность шара. – Что это?
— Ратуна. Око Богов.
— Око Богов?
— Да. Мне сказали, что как только я начну видеть в нём свои сны, то время пришло. Драконы ждут.
— И что? Ты видела там что-нибудь?
— Почти ничего. Только туман и обрывочные, нечёткие моменты. То ли будущего, то ли прошлого.
— Так вот ты для чего ездила… — Эрисса окончательно умолкла, наблюдая, как я заворачиваю ратуну в бархатную ткань и кладу на стол.
— Ты бы хотела дотронуться до неё?
Сестра покраснела, а я улыбнулась.
— Прости. Но тебе нельзя. Только я могу её касаться. Это самое главное сокровище, которое нельзя терять. Их осталось очень мало. Не все Видящие получают его. Меня удостоили высокой чести…
— Тебе страшно? – улыбнувшись, сестра положила ладонь мне на плечо и осторожно сжала его. – Страшно?
— Не знаю. Мне не страшно уходить, — я повернулась к сестре и улыбнулась в ответ. – Мне страшно от того, что я там увижу. И как быть с теми посланиями, оставленными Богами.
— Но ты же видела уже что-то?
Улыбка быстро сползла с моего лица. Видела. Что-то странное. Из будущего. Из моего будущего. То, чего точно не может быть.
– Ну да ладно. Пойдём. Пока нас никто не увидел и не запер наверху, — я схватила Эриссу за руку и потащила прочь её из своей комнаты.
Осторожно спускаясь по широкой лестнице, мы воровато оглядывались по сторонам, в надежде, что нас, всё-таки, никто не увидит. Свернули в боковую галерею.
Эрисса постоянно хихикала.
— Помнишь, как мы всегда сбегали от наших нянек?
— Помню! И отлично помню, как мне потом доставалось от родителей за это! – рассерженно зашептала, одёргивая не в меру развеселившуюся сестру. – Вот погоди, увидишь своего жениха…
— И что? Увижу! – сестра умильно улыбнулась, смущённо краснея.
— Будет тебе хрыч старый!
— Ты что! – глаза Эриссы испуганно округлились.
— А то! Девицы ты видная, с хорошим приданным, из богатого рода. Найдут тебе хорошую пару. Будешь знать, как хохотать, будто дитя малое.
— Это всё из-за зависти! Так же? Ты же просто завидуешь мне! – Эрисса выдернула свою руку и остановилась. Сердито топнув ногой, нахмурилась и попыталась испугать меня своим страшным взглядом. – Ты сказала это из-за зависти, признай.
— Я тебе сказала то, что вполне может быть. И если ты не успокоишься и не начнёшь вести себя… — выдержала паузу, многозначительно изогнув бровь. – подобающим образом, то Драконы именно такого мужа тебе и пошлют. Лысого, пузатого и богатого.
В глазах Эриссы появились слёзы. Всё же она ещё маленький ребёнок. А родители совсем избаловали её, будто она единственное дитя. Ну да, что толку от меня, если на свою двадцать вторую зиму я уйду в снега Голубой горы, чтобы больше не вернуться?
Мать и отец стали слишком холодны ко мне. Наверное, уже прощаются. Мне было больно, но зла я на них не держала.
— Ну и пусть лысого и пузатого! Зато сапожек и платьев у меня будет немерено!
— В этом ли счастье?
— Не знаю, — сестра пожала плечами.
— Ладно, пойдём, — выглянув за угол, убедилась, что галерея пуста, и мы можем спуститься к дверям, предназначенным для слуг.
Потянув на себя тяжёлую створку, я посторонилась, чтобы Эрисса смогла рассмотреть двор.
— Ну что?
— Никого.
Мы вышли на чисто выметенный задний двор. Он был присыпан чистым песком, а пряный, удушающий запах свежескошенной травы просто дурманил голову.
— Куда дальше? – я пугливо озиралась по сторонам. Если нас поймают, ох и влетит!
— На крышу флигеля.
— Что? – рассерженно зашипела, подбирая полы юбки. – Нам уже не семь лет! Ты как себе это представляешь?
— Спокойно. И не трусь.
— Тебе-то легко об этом говорить, достанется ведь мне. Хоть бы раз родители тебе взбучку устроили!
Фыркнув в ответ, Эрисса бросилась к какой-то хозяйственной пристройке. Прошло немного времени, и она вытащила во двор лестницу.
— Куда всё подевались?
Сестра лишь шире улыбнулась, таща лестницу к высокой стене флигеля.
— Перестань задавать глупые вопросы и помоги мне.
Я подхватила лестницу с другой стороны, и мы очень быстро водрузили её на нужное место.
— Неужели не понимаешь? К нам приедет кто-то очень важный. Настолько, что всех согнали в дом. Ты бы слышала, что твориться у главных дверей! Но это пока. Сейчас весь шум уляжется и тогда нам точно будет не забраться наверх!
Я держала лестницу, пока Эрисса, светя чулками, взбиралась на двускатную крышу флигеля. Дерево немного поскрипывало, когда сестра осторожно ставила ноги на крепко сбитые перекладины.
— Всё! Держу! – Эрисса уселась на край крыши, уперевшись ногами в резной деревянный край.
Мне подъём дался с трудом. Видимо, сестричка не брезговала гулять по крыше. То и дело наступая на край юбки, я пыталась поднять её. Шал на голове то и дело съезжала на лицо.
— Зачем ты эту тряпку натянула?
— Эрисса! Ты же знаешь…
— Да знаю я, и что с того? Дома-то можно и без неё. Кто тут тебя увидит?
— Увидят или нет, но нельзя.
— Какая ты скучная стала!
— Не скучная, а взрослая… — запыхавшись, села рядом с сестрой, стараясь не смотреть вниз. – Тебе бы тоже не мешало повзрослеть.
Эрисса надменно хмыкнула и забралась на конёк крыши. Он был рубленным и плоским, но мне хватило одного лишь взгляда, чтобы почувствовать себя нехорошо.
— Ты чего? Высоты стала бояться?
— А ты нет?
— Брось! Конёк широкий, нам-то осталось всего ничего. Вот до того уступчика…
— Ты не думала, как мы будем спускаться, если лестницу уберут?
— Такое было всего раз, и я влезла в дом через окно.
— Какое?
— Которое в маленькой комнатке сбоку…
Вот теперь мне стало очень плохо. Это окошко можно было бы назвать слуховым. Оно было под самой крышей, но, чтобы дотянуться до него, нужно было буквально повиснуть на краю.
Позволив Эриссе утянуть меня в то самое тайное место, едва дышала от страха.
Только мы успели спрятаться за выступающей крышей нашего главного дома, как к воротам подъехал экипаж. Было слышно хрип уставших коней.
Сестра с любопытством выглядывала, рассматривая странных гостей.
— Ну что? Видно кого-нибудь?
— Да.
— И кто приехал?
Места для двоих не хватало, поэтому я просто ждала, пока Эрисса не подвинется и не пустит меня.
— Сейчас на коне въехал молодой мужчина. Красивый… — сестра протяжно выдохнула. – А одежды-то у него золотом расшитые.
— Тебя только это волнует.
— О! Вот и второй… Боги, да он же невероятно красив! Первый так уже и не так хорош.
— Подвинься, дай глянуть.
Эрисса нехотя потеснилась. Я, встав на цыпочки, выглянула поверх крыши. Действительно. Двое молодых мужчин. Пока они были вдалеке, мне было сложно их рассмотреть. Но как только они подошли к дому поближе, кровь отхлынула от лица, а губы задрожали.
— Сэвайя, ты что?
Всхлипнув, осела. Закрыв лицо руками, старалась не расплакаться. Сердце забилось часто-часто, а внутри словно огонь разгорался.
— Ты знаешь их?
— Знаю.
— И кто они?
— Первый – Дайрат. А второй… Второй — княжич Йонхет.
— Что?! Княжич? – Эрисса едва не упала с крыши, так сильно высунулась, стараясь получше рассмотреть лицо молодого сына князя.
Я же испуганно теребила край шали. Жаркие и стыдливые воспоминания так и лезли в голову. Что, если Йонхет все расскажет? Что, если...
Как же быть?
Что сказать родителям?
Что сказать Эриссе?
Я хлюпала носом и утирала слёзы, крепко держась за тёплую и такую приятную на ощупь мужскую ладонь. Плохо разбирая дорогу, поняла, что мы направляемся к восточному крылу, туда, где широкая галерея переходит в круглый зал для самой большой ратуны.
— Куда мы идём?
— В одно место, где нас никто не увидит.
— Не нужно… Отпусти меня! Это всё неправильно, неправильно! – вновь зарыдав, попыталась вырвать руку из сильного хвата, но ничего не вышло.
— Не говори глупостей!
Сбегая вниз по лестнице под изумлённые взгляды одиноких служителей Храма, мы старались как можно быстрее скрыться от посторонних глаз.
— Отпусти меня, прошу!
Свернули за угол и зашли в какую-то комнатку, без окон, с очень пыльным и спёртым воздухом.
— Йонхет!
— Тс! Молчи! – он прикоснулся пальцем к моим губам, и я неловко замерла. – Молчи… Не нужно ничего говорить.
Йонхет, наконец, отпустил меня. Медленно пятясь назад, одной рукой упиралась в грудь молодого мужчины, а второй растерянно искала позади себя в воздухе защиты. Натыкалась только на прохладное и шершавое дерево, скользкое стекло странных сосудов. Упёршись спиной во что-то большое, услышала звон. И тут же Йонхет зажал меня между высоким шкафом и собой.
Узкая полоска света слабо освещала комнату: дверь немного приоткрылась.
Я видела, как тяжело дышит Йонхет, с какой жадностью он смотрит на меня. Тёплый взгляд серых глаз полыхал яростным огнём вожделения. Йонхет сдерживался из последних сил.
Вцепившись в край шали, уверенно стянул её с моей головы. Я попыталась вырвать её, но силы были не равны. Всхлипнув, молилась Богам, коря себя за такую слабость. Сама же виновата!
Дёрнул конец ленты, и мои волосы тяжёлыми волнами упали на плечи. Сейчас они будто светились изнутри. Казались неимоверно белыми, яркими. Облизнув губы, Йонхет дотронулся до волнистой пряди, свесившейся мне на лицо.
— Ты невероятно красива, Сэвайя. Говорили тебе такое когда-нибудь?
Испуганно мотнула головой, сжимая руки в кулаки. Ладони взмокли, немного трясясь от охватившей меня паники, мелко и часто дышала, бросая осторожные взгляды на дверь.
— А тот огонь… — пальцы Йонхета коснулись щёки, медленно скользя к губам. – Тот огонь, что живёт в тебе, разве можно такое скрывать? Мне кажется несправедливым прятать подобное сокровище.
Склонился ко мне, почти касаясь своими губами моих. Замерев, заворожённо смотрела Йонхету в глаза.
— Ты страстная, пылкая, — нежно поцеловав меня в щеку, прижал всем телом к шкафу. – Твоё имя совсем тебе не идёт. Ледяная нежность… Кто придумал такую глупость? Пусть твои волосы белы, а глаза будто два осколка льда, но в душе…
Рука Йонхета коснулась моей груди, и я вспыхнула. Дёрнувшись, попыталась прикрыться, но мой искуситель ловко поймал руку и нежно сжал её.
— Те письма, что ты слала мне. Такой риск. Опасность. Тебя это подстёгивало? Ведь так? Ты устала жить такой скучной, ясной жизнью. Твоя судьба расписана до самой кончины… — Йонхет понизил голос и вновь поцеловал меня, на этот раз едва задев губы. – Как и моя. Мы знаем с тобой всё о своём будущем. И это скучно. Но сейчас мы бросаем вызов самим Богам!
Я вспыхнула и дерзко посмотрела ему в глаза. Заливаясь болезненным румянцем, кусала губы, пытаясь подобрать нужные слова.
— Тогда ты тем более знаешь, что нам нельзя быть вместе… — переходя на сбивчивый шёпот, с трудом отведя взгляд. – Йонхет, иногда мы не принадлежим самим себе. Я давно с этим смирилась.
— Лжёшь! – яростный и гневный поцелуй в губы лишил меня сил. Запустив руку в мои волосы, Йонхет вынудил склонить голову. Жгучая, неведомая ласка распаляла странное желание. – Лжёшь! Ты – маленькая лгунья! Или ты хочешь сказать, что все те письма – выдумка? Те слова, те признания… Те сокровенные желания, которыми ты со мной делилась. Ты была честна или лгала?
Сходя с ума от жаркого дыхания, пыталась сопротивляться до последнего.
— Нет. Я не лгала. Но это была моя слабость. То, что я должна сделать, гораздо важнее моих чувств к тебе.
— Чувств? Каких чувств? – губы Йонхета со всей злостью и страстью впились в мою шею. Задевая разгорячённую кожу зубами, едва не выпивал из меня все силы. – Какие чувства? Какие, Сэвайя? Скажи, какие?
Всхлипнув, обмякла. Бороться не было желания. Оно пало, сметённое бурным потоком чувств и эмоций, скрываемых глубоко внутри.
— Какие, Сэвайя? Какие?
— Моей любви к тебе…
Очередной поцелуй мне даже понравился. Теперь я несмело коснулась тёмных кудрей Йонхета. Они оказались грубыми и жёсткими, совсем не такими, как мои волосы, напоминающие самый тонкий шёлк. Осторожно трогала их, боясь коснуться лица любимого. Но Йонхет резко схватил мою ладонь и стал пылко целовать её, прижимая к своей щеке.
— Йонхет, мы не должны… Не должны… Ты же знаешь…
Горячие пальцы коснулись ключиц, когда Йонхет резко потянул ворот платья вниз.
— Нет! – слабо вскрикнула, но сделать уже ничего не могла. – Йонхет, стой! Не надо, пожалуйста…
Слова застыли на губах, когда жаркий поцелуй опалил кожу груди. Задрожав, вцепилась в шкаф. От такой неведомой ласки меня бросало то в жар, то в холод. Царапая пальцами холодное дерево, сдерживала стоны, рвущиеся из груди.
Осторожное и терпкое прикосновение к моему бедру испугало не на шутку. Сладкое наваждение мгновенно растаяло, когда Йонхет, задрав юбки, пытался добраться до тонкой шнуровки панталон.
Накрыв своими губами мои, оттянул мягкую ткань вниз. Дерзкая, неестественная ласка едва не довела до крика.
Увидев мои слёзы на щеках, громко прошептал:
— Я хоть и сумасбродный, но вовсе не дурак. Не бойся, ты останешься чиста.
Было очень горячо. Я металась будто в бреду. Теперь хваталась за Йонхета. Всхлипывая и уперевшись затылком в шкаф, прикрывала рот ладонью, бессильно покусывая пальцы и глуша крики. Закинув мою ногу к себе на бедро, торопливо закатывал юбки, изредка морщась от такого обилия одежды.
Взяв мою вторую руку, положил к себе на живот, увлекая её в самый низ.
Мой недоуменный взгляд рассмешил его.
— Сэвайя, ты уже взрослая девочка...
— Сэвайя? Сэвайя! – меня кто-то тряс за плечо. – Сэвайя, ты в порядке?
— Что? – глупо переспросила, обернувшись к сестре.
— Ты так побледнела… Что-то не так? – лицо Эриссы выглядело очень взволнованным. – Откуда ты знаешь их?
— Я… я видела их несколько раз. В храме.
— Да? – в голосе сестры послышалось недоверие.
— Да, — отвернулась, чтобы случайно не выдать себя испуганным взглядом и немного покрасневшим лицом.
— А кто второй? Этот Дайрат. Он хорош… — Эрисса вновь выглянула из-за крыши, рассматривая гостей. – Такой подтянутый и… очень красивый.
— Тебе же княжич по душе пришёлся.
— И что? Они оба хороши! – Эрисса смущённо покраснела.
— Не переживай, он тоже сын князя, — нехотя открылась сестре.
— Что?!
— Что слышала. Пойдём. Нам нужно вернуться к себе. Если ты там не нужна, то за мной точно придут.
— С чего ты взяла?
— Долго объяснять. Пойдём, быстрее!
Большой зал был залит солнечным светом. Родители явно переживали, стоя возле большого, круглого стола. Также здесь был Фреир, наш управляющий, Балдер, поверенный, и Ньёр, давний друг семьи. Я подошла к матери, потупив взгляд:
— Матушка?
— О, Сэвайя… — тёплые объятия чуть не выбили слезы.
— Матушка, что-то случилось?
— Ничего. Ничего страшного. Но нам понадобится твоя помощь. Ты захватила ратуну?
— Да, матушка, — сжимала в руках уже потеплевший небольшой шар из горного хрусталя.
— Хорошо. Просто стой рядом.
Двери услужливо открыли и внутрь вошли несколько мужчин, из них я знала только Дайрата и Йонхета. Других четверых видела впервые.
Вперёд сразу вышел Дайрат. Он сильно изменился. Приосанился, выглядел не таким холодным и угрюмым. Длинные, гладкие чёрные волосы собраны в низкий хвост. Дерзкий взгляд синих глаз сразу заставил меня покраснеть. Впрочем, сам Дайрат не подал и вида, что что-то не так.
А сейчас всё было не так!
Сжимая ратуну вспотевшими руками, лихорадочно покусывала губы, пытаясь не смотреть на Йонхета, маячившего за широкой спиной Дайрата.
— Мир этому дому!
— Мир!
Я еле проговорила это слова, рассматривая ратуну так, будто никогда в жизни её не видела. Матушка сделала небольшой шаг в сторону, закрывая меня. Выдохнув, мысленно поблагодарила её.
Как же мне хотелось уйти отсюда. Но причащение уже состоялось. И теперь родители вполне могли обратиться ко мне за помощью. Никто из присутствующих не сомневался, что это сватовство. И сватать будут Йонхета и Эриссу. Не меня же, в конце концов! Я ведь драконья невеста…
Облизав пересохшие губы, не вслушивалась в спокойную и размеренную речь Дайрата. Я лишь бессмысленно рассматривала его чёрный короткий сюртук, расшитый золотом.
Интересно, почему прислали именно его?
Скосив глаза, мельком взглянула на своего отца.
Он плохо скрывал свои эмоции, глядя на Дайрата. Но последнего, впрочем, это мало волновало. Сейчас он несёт волю князя и до нашего мнения ему и дела нет.
Мрачно бросив на меня взгляд, Дайрат с лёгкой усмешкой посмотрел на ратуну. Будто его рассмешило моё присутствие.
Отец держал речь уверенно, но в голосе явно сквозило нечто запретное. Он не мог побороть своего отвращения. Немногие знали, что Дайрат – бастард. И Йонхета опекал по прямому указанию князя. Стал для него нянькой.
И тогда, в той маленькой комнате, именно он нашёл нас…
— Князь Ансгар просил передать вам это… — голос Дайрата напоминал бархат, такой же мягкий, обволакивающий и завораживающий. Бросая на меня мрачные взгляды, приосанился и отошёл в сторону, пропуская вперёд статного, бородатого мужчину, нёсшего на вытянутых руках богато декорированную шкатулку. – Эрисса станет украшением нашего рода.
Отец благодарно склонился в ответ, перенимая в свои руки бесценный дар князя. Открыв её, повернулся к маме и ко мне.
Внутри лежал белый бархатный синт, расшитый серебром и буквально усыпанный драгоценными камнями.
В горле запершило. Я подняла взгляд и с тоской посмотрела на Йонхета, тот лишь улыбнулся мне одними уголками губ. Его серые глаза ничего не выражали. Держался он так, словно ничего и не произошло. Словно не было этой гадкой шкатулки и омерзительного синта, от которого моё сердце окаменело. Да, всё так и есть. Он же перестал отвечать на мои письма.
— Если вы согласны, то Йонхет хотел бы…
— До обряда? – отец ошарашенно воскликнул, передавая шкатулку моей матери.
— До обряда, — Дайрат учтиво склонился, опуская взгляд. – У нас есть на то веские причины. Поэтому вам нужно принять решение прямо сейчас.
— Сэвайя? – отец обратился ко мне, отчего мне стало не по себе.
Я знала, что нужно делать, но уничижающий взгляд Дайрата сбивал меня с толку. Сделав пару шагов, нехотя коснулась синта и сжала ратуну.
Холод. Смертельный. Пронизывающий. Он тёк по моему телу от самых кончиков пальцев. Морщась, чувствовала, как немеет лицо. Сейчас я очень сильно напугаю всех.
Глаза закатились сами собой, покрывшись белёсой плёнкой. Невидимый порыв ветра выбил остатки воздуха, сделав мой голос сиплым и страшным.
— Венец власти ляжет на их головы неотвратимым бременем. Судьбы переплетутся, и крепкая вязь скрепит навсегда любящие сердца…
Шипя, безучастно смотрела на мелькавшие перед глазами картинки. Сейчас я была не здесь, а там, на Голубой горе. Я видела оскаленную клыкастую пасть, вкладывавшую в мои уста каждое слово.
Но видела и кое-что ещё. Что-то странное. Что-то, что видела уже не раз. Пристальный взгляд жёлтых драконьих глаз заставил упустить это, промолчать.
Выдохнув, устало опустила руки, едва не выронив ратуну.
Уже и не видела, как отец даёт своё согласие. Как Йонхет подходит ближе, а презрение Дайрата становится и вовсе ощутимым.
Зрение постепенно возвращалось ко мне. Сквозь слёзы смотрела на помутневшую ратуну.
Венец.
Княжий.
С ним что-то не так.
Каждый раз он покрывался чёрным налётом и лопался на голове Йонхета, обрекая того на мучительную смерть…
…Холодный и колючий снег обжигал ноги. Я медленно взбиралась по склону горы, недоумённо оглядываясь по сторонам. Ледяной ветер кидал в лицо целые ворохи снежной крупы. Прикрывая глаза ладонью, смотрела вперёд. Там, чуть дальше, на небольшой и округлой площадке возвышалось нечто большое.
Уже не чувствуя холода и почти не стесняясь своей наготы, я несмело вышла к плоским каменным ступеням почти полностью разрушенного храма.
Высокая каменная чаша пустовала не догоревшими, отсыревшими дровами. Здесь должно было полыхать пламя, освещая вход в главное Святилище. Но каменные двери уже ничего не скрывали. Они лежали грудой камней, на которых кое-где ещё было видно затейливую вязь защитных заговоров и грубые, крупные узоры, напоминавшие роспись мороза на стекле.
Дальше чернела пустотой огромная пещера.
И всё же…
Я видела нечто. Оно было здесь!
Тонкая грань между явью и сном окончательно растаяла. Я что-то чувствовала, но не так сильно, будь это на самом деле. Отряхнув снег с распущенных волос, утёрла лицо тыльной стороной ладони, радостно подмечая, что снега нет и ветер совсем утих.
Тщательнее осмотрев площадку, заметила две разрушенные статуи. От них ничего не осталось. Только самое основание. Узнать, что же здесь было, уже нельзя.
— Мир вам!
Моё приветствие глухо разлетелось по площадке, не встретив ответа.
— Мир вам! – крикнула, что есть сил, приложив руки ко рту.
Сверху посыпалась каменная крошка. Гора затряслась. От хриплого рёва, перерастающего в гул, заложило уши. Закрыв их руками, невольно сжалась и отвернулась.
С заснеженного склона спускался огромный дракон. Его когтистые лапы поднимали волны снежной пыли, когда вонзались в мёрзлый камень. Взмахнув крыльями, он одним прыжком оказался на площадке, и я поняла, что она не такая уж и большая: места совсем не осталось.
Едва не высекая искры шипастым хвостом, дракон осматривал меня, не решаясь подходить ближе.
Я же убрала руку и, наконец, смогла рассмотреть его лучше.
Большой и мощный, серая шкура, словно в тонкой ячеистой паутине, отливала серебром и казалась неимоверно твердой. Тонкие, но невероятно сильные лапы имели зазубренные когти. Клацая ими об камень, дракон топтался на месте, складывая на спине огромные кожистые крылья.
Опустившись, дракон лёг на заснеженную площадку, приблизив свою морду ко мне.
Жёлтые глаза словно околдовали меня в один миг. Беспомощно наблюдая, как дракон облизывается, со страхом смотрела в его клыкастую пасть.
— Сэвайя?
Голос раздался прямо в моей голове. Мягкий, свистящий и такой завораживающий. Не было сил сопротивляться ему. Он видел все мои помыслы и побуждения, все тайны, всё моё прошлое и будущее.
— Сэвайя…
— Да? – я открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука, но между тем чётко слышала свой ответ. – Да, я – Сэвайя. А вы…
— Я тот, кого ты будешь слушать, Сэвайя! – дракон шумно втянул воздух, раздувая ноздри, и приподнял морду, обдав меня своим жарким дыханием.
Я не знала, что нужно было делать. Опуститься на колени или склониться, или…
— Это сон? – сама не ожидала, что скажу такую дерзость.
— Нет… Это будущее, твоё будущее, Сэвайя!
— Моё будущее? – растерянно оглянулась. И тут страшная догадка поразила меня. – Это Голубая гора?
Дракон сощурил глаза и склонил морду набок, словно сомневался, отвечать на мой вопрос или нет. Стукнув хвостом, поднял целую тучу снега и каменной крошки.
— Это мой дом.
— И что же здесь произошло?
— Истина.
— Истина? – задумавшись, вспомнила то, что совсем недавно так обеспокоило меня. – Это вы были в ратуне? Вы показали мне…
Но дракон не дал мне договорить. Он приподнялся на передних лапах, устрашающе возвышаясь надо мной.
— Ты просила совета! Требовала его, и я услышал. Я дал ответ на твой вопрос.
— Почему тогда велели молчать?
— Потому что ты жаждала большего. Но эти крупицы будущего, как взвесь в воде: то поднимаются, то опускаются. Это может случиться.
— Может? Но разве наше будущее уже неизвестно?
— Есть судьбы, которые напоминают прямую нить. Есть, что сплошь усыпаны узлами. Можно дёрнуть нить и узел развяжется. А можно дёрнуть и затянуть узел так крепко, что никто и ничто не в силах будет его распутать.
— Моя судьба, как вторая нить? – несмело переспросила. Теперь передо мной было белоснежное брюхо. Морда оказалась совсем высоко, и я не видела её.
— Нет. Твоя судьба с началом, но без конца. И поэтому я показал тебе лишь то, что может помочь.
Я закрыла глаза, ярко и живо представляя себе то пугающее предсказание.
Йонхет сидит на троне. В полном одиночестве. Венец власти плотно прилегает к его голове, оттеняя тёмные кудри желтоватым цветом. Сначала кажется, что ничего не происходит. Но потом я вижу на золоте странные, расплывчатые пятна. Они быстро темнеют, расползаясь с невиданной силой. И когда металл начинает осыпаться в прах, на голове Йонхета выступает кровь. Она чёрная и густая. Лениво стекает по лбу и вискам.
От пронзительного мужского крика кровь стынет в жилах, а в животе что-то мерзко сворачивается липким и гадким клубком. Он кричит. Кричит так, что дух перехватывает. А потом и он обращается в прах.
— Значит, Йонхет погибнет? Умрёт?
Дракон фыркнул и, резко присев, оттолкнулся, взмывая вверх. Он так и не дал мне ответ, пусть я и повторяла этот вопрос.
— Йонхет умрёт?
Но я видела лишь удаляющуюся от меня тень дракона.
Зачем он показал мне это, если говорить об этом нельзя?
Или я задала неправильный вопрос?
Проснувшись вся в холодном поту, я подскочила в кровати. Облизывая ставшими солоноватыми губы, затравленно озиралась по сторонам. Комната. Ещё не очень поздно. Сумерки только начали сгущаться. Неплотно закрытые ставни глухо бились о раму.
Сама не помню, как дошла до постели. Всё как в тумане. Виски будто железным обручем стянуло.
Не в силах лечь обратно, я нехотя встала.
Теперь в моей комнате был идеальный порядок. В углу на небольшом резном столике на бархатной подушке лежала ратуна. Она слабо поблёскивала. Внутри неё клубилось нечто белое, дымчатое, кажущееся очень мягким на ощупь.
Я не могла отвести глаз от ратуны. Выступившие слёзы напомнили о страшном сне, преследующем меня не первую ночь.
Стало прохладно, а нательная рубашка, промокшая от пота на груди и спине, теперь неприятно липла к телу. Замёрзнув, растёрла плечи и лицо, прогоняя остатки кошмарного видения.
Сама не знаю, зачем взяла стул и села к ратуне, протянув к ней руки. Едва пальцы коснулись ледяного хрусталя, пушистая дымка завертелась быстрее.
«Зачем ты показал мне это, если я не могу предупредить Йонхета о грядущей опасности?»
Вопрос остался без ответа. Хоть я и понимала, что дракон меня слышит, но говорить со мной он не желал. Или я снова задаю не те вопросы? Так что же мне нужно спрашивать?
Наверное, я вижу только образы. В этом всё дело.
Ведь свадьбу Йонхета и Эриссы я видела слишком отчётливо и явно, будто сама там присутствовала.
От этого в сердце появилась приглушённая боль. Но… ведь так и должно быть? Разве нет? Мне уготовано одиночество. Я должна буду подняться на вершину той горы, зайти внутрь Святилища и окончательно исчезнуть из жизни людей. Лишь раз в год мне будет разрешено спуститься, чтобы рассказать всё, что поведали драконы.
Уже сейчас я была одна. Отношения с родителями безвозвратно утеряны. Они словно похоронили меня. Только Эрисса не понимала, что же будет дальше. Может, это и к лучшему? Что моя сестра станет княжной. Это отвлечёт её от болезненного расставания. Она ведь, по сути, ещё ребёнок и не понимает, каким образом устроен наш мир. И что за их счастье и богатство, я расплачусь своим счастьем и жизнью.
Моя мама проходила через это. У неё была младшая сестра. И ей предрекли быть Видящей. Наверное, поэтому дар проснулся и во мне. Я – часть рода, того наследия, что оставили нам Драконы. В мне есть их кровь. Как и в Эриссе. Но это тяжёлое бремя легло на мои плечи.
Вспомнив ещё один сон, я упрямо сжала губы и нахмурилась.
«Это тоже моё будущее?»
На этот раз ратуна прояснилась. Клубящийся в ней дым улёгся. Теперь это просто прозрачный, полированный хрусталь. И ничего больше.
«Решать тебе».
Голос в голове прозвучал слишком громко. Теперь он был чистым и высоким. Совсем не таким, как во сне.
«Разве это возможно?»
«Твоя судьба ещё не предопределена, Сэвайя».
Ратуна стремительно темнела, наливаясь жидким, струящимся туманом. Он серел, замысловато извиваясь в хрустальном шаре.
Это всё, что я должна знать? Как это может зависеть от меня?
Такое… Нет. Невозможно! Этого просто не может быть!
Но если дракон прав? Что тогда?
С печалью посмотрела на собственные ладони. Как жаль, что во сне я видела лишь руки и ничего более. Его лицо для меня загадка.
Встав из-за стола, лихорадочно металась по комнате, пытаясь понять, как же мне быть.
Я видела только Йонхета. Эриссы в моих видениях не было. Означает ли это, что смерть Йонхета всего лишь образ? Попытка донести до меня настоящий смысл будущих событий.
Мои учителя были правы: я ещё не готова быть Видящей. Мало обладать даром, мало видеть будущее. Нужно уметь его понять. Пока мне этого не дано.
Но и бездействовать я не могу!
Подойдя к небольшому шкафу, достала чернильницу, перо и лист плотной, желтоватой бумаги.
Просто напишу Йонхету об этом. Не буду говорить подробности. Достаточно предупредить.
Теребя край пера, думала, с чего же начать.
«Милый Йонхет! Я знаю, что между нами теперь настоящая пропасть. Уже давно не жду от тебя ответа…
Пишу тебе это, не пытаясь вернуть былое. Я очень рада за Эриссу и тебя. Ваше совместное будущее будет светлым. Так говорят Боги.
Но есть кое-что, что очень беспокоит меня. Я не могу всего сказать, поэтому заклинаю тебя: будь осторожен! Береги себя. Обещай, что сумеешь сохранить свою жизнь.
Мне было приятно видеть тебя снова. Наверное, в последний раз. Позаботься об Эриссе: она будет любить тебя не меньше, чем я».
Присыпав письмо мелким песком, аккуратно стряхнула его и сложила бумагу вчетверо. Теперь нужно как-то передать это Йонхету. Возможно, когда в ближайшее время кто-то поедет в столицу, я смогу попросить доставить это письмо. Или… Это опасно, но можно попробовать.
Пряча письмо под тяжёлую деревянную резную подставку, я вздрогнула от скрипа неожиданно открывшейся двери. Обернувшись, с удивлением увидела сестру.
— Эрисса? Что-то случилось? Ты такая бледная…
Та лишь мотнула головой и опустила взгляд. Прикрыв дверь за собой, направилась к кровати. Сев на её край, посмотрела на меня странным, пугающим взглядом.
Эрисса плакала?
— Сэвайя, скажи мне правду. Откуда ты на самом деле знаешь Йонхета?
Сердце ухнуло в пятки. Руки задрожали, я вцепилась в край стола пытаясь не выдать себя. Нарочито ровным и спокойным голосом тихо ответила:
— Я знаю его не так долго. Ты же знаешь, я почти полгода прожила в Варесе. Многому училась. Это родной город Йонхета. Было вопросом времени, чтобы новую Видящую представили князю.
— Значит, ты так с ним познакомилась?
— Да, — соврала, не моргнув глазом. – Почему ты спрашиваешь?
Повернувшись к сестре, изо всех сил надеялась, что она не почувствует моего вранья. Но Эрисса печально смотрела в окно. В её взгляде не было прежнего веселья. Словно искорка её счастья мгновенно потухла.
— Эрисса?
— М? – словно вернувшись из забытья, сестре ещё больше побледнела, посмотрев мне в глаза.
— Та расскажешь, что случилось?
Сестра встала с кровати и подошла к столику, где лежала ратуна. Проведя пальцем по бархатной подушке, Эрисса неожиданно заговорила чистым и немного грудным голосом:
— Знаешь, я всегда тебе завидовала. Мне все твердили, что это глупость. Что тебя ждёт тяжёлая жизнь. И за это счастье и богатство получим мы, а не ты. Но, Сэвайя, я всегда смотрелась блёкло рядом с тобой. Ты умна, красива, спокойна. Ну какая из меня выйдет княжна?
— Хорошая княжна. Ты ещё слишком мала. Пройдёт время, и ты многому научишься, многое поймёшь.
— А что до этого? Что?
— К чему ты завела этот разговор?
— Нас оставили всего на минуту. Даже не одних. С нами остался Дайрат. Но он отвлёкся и Йонхет… он…
— Что? Что Йонхет? – чувствуя неладное, сжала платье в руках, до боли в пальцах.
— Он подошёл ко мне вот так… — Эрисса быстро подбежала ко мне и взяла моё лицо в свои руки, приблизившись ко мне. Мы едва не касались губами. – Вот так. Начал горячо шептать. Что я тепла и красива, но холодна внутри. Что во мне нет огня…
Залившись румянцем, тяжело выдохнула и посмотрела Эриссе в глаза. Она так вглядывалась в моё лицо, ища правды, что успела сильно побледнеть.
— Что я – не ты… Чтобы это значило, моя горячо любимая старшая сестра?
— То, что мы с тобой разные. И это видят всё, — моё слабое возражение не устроило Эриссу.
Та оставила меня в покое и сделала шаг назад.
— Да? Почему тогда он так сказал?
— Потому что он тоже избалованный ребёнок. Я, видимо, понравилась ему тем, что недоступна, — встав со стула, подошла к сестре и крепко её обняла. Сердце разрывалось от боли. – Пойми же, глупенькая, всего четыре зимы. Четыре! Неужели ты думаешь, что что-то изменится? А ты… — отпустила сестру, взяла её за плечи и широко улыбнулась. – Ты – будущая княжна! И я видела только счастье. Слышишь? Счастье! Вы будете счастливы! Разве нужно что-то ещё?
— Разве можно быть счастливым, когда любишь другого?
— Боги! Откуда у тебя такие глупости в голове? – сердце не просто болело, оно ныло, саднило, выбивая крики и слёзы. Но я упорно продолжала убеждать Эриссу в её неправоте. – Послушай, разве могла я соврать? Нет! Я сказала то, что видела. И не нужно выдумывать ничего лишнего. Просто… тебе страшно. Ты боишься. Я испытываю то же самое. Иди с миром и ни о чём не переживай.
— Что если…
— Это всего лишь слова, Эрисса. Никогда не придавай им много значения. Важны только поступки.
— Сэвайя! – Эрисса обняла меня и разрыдалась. – Сэвайя, я не хочу, чтобы ты уходила. Слышишь? Не хочу!
Мне удалось сдержать слёзы. Поцеловав сестру в лоб, отправила её спать:
— Иди с миром, Эрисса.
Пряча лицо, она вихрем вынеслась из комнаты, громко хлопнув дверью. Я еле дождалась этого момента. Задвинув запор, с воем упала на кровать.
Зарылась лицом в подушку, кусая грубую, но всё же приятную и родную мне ткань. Крича, я ненавидела весь мир. Всех и вся. Богов. Князя. Родителей. Сестру. И Йонхета.
Как же жестоко он обошёлся со мной! Разве не знал, чем обернётся наша любовь? Чем всё закончится? Что с нами будет?
Я думала, что уходить на Голубую гору будет легко, а теперь. Не хочу! Ненавижу свой дар! Ненавижу эту трижды проклятую ратуну! Разбить бы её вдребезги…
Сказала ли я правду Эриссе? Или Дракон вновь ловко провёл нас всех?
Сев, быстро утёрла лицо и решительно отправилась к ратуне. Сдёрнув с неё бархатную накидку, скомкала её и отложила в сторону. Никогда я ещё не касалась шара в таком гневе и ярости.
Воспоминания жгли огнём моё сознание. Будто волны боли шли от пальцев к моей голове. Я видела рассерженный взгляд дракона. Видение камнем ударило по мне.
Задохнувшись, прогнулась назад и упала на колени.
Богатый, расшитый серебром, золотом и украшенный каменьями синт плотно обвивал две руки. Мужскую и женскую. Я чувствовала, как счастливы эти люди. Не было ничего, чтобы могло их разлучить. Они будут идти рука об руку до самой смерти. Боги более чем благосклонны к этому союзу.
И вновь жёлтый, пронзительный драконий взгляд. Стена огня. Меня смело ею.
Закричав, я упала навзничь. Слёзы текли по моему лицу. Обожжённые руки ныли и дрожали от боли. Всхлипнув, аккуратно привстала и увидела, что ратуна светится ровным красным светом, а исходящий от неё жар опалил подставку.
Нельзя гневить Богов. А я только что сделала это, выразив своё неверие и неуважение.
Немного успокоившись, утешила себя, что сказала правду сестре.
И в то же время смутное беспокойство не давало мира моей душе.
Йонхет!
Как же быть с тем видением?
Раз Эриссе и Йонхету суждено жить долго и счастливо, то причём тут тогда его такая страшная смерть?
Венец. Именно о нём я думала. Что… Что если речь шла не о Йонхете? А о княжестве в целом? Что, если в этом дело? Я же видела их жизнь, а не правление Йонхета.
Значит ли это… что всем нам грозит опасность?
Я впервые оказалась в таком большом и красивом городе. Деревянные мостовые аккуратно вычищены. И это в самом низу, здесь явно жил обыкновенный люд. Дальше, вверх по склону, почти примыкая к горной вершине, возвышался другой район Вареса, главного города нашего княжества.
Мне всегда было интересно узнать, сколько же человек здесь живёт?
Самым высоким зданием, первым, привлекающим к себе внимание был Храм. По легенде он был высечен прямо в каменной породе горы. И именно оттуда началась история человеческого рода.
Шурша юбками, подошла к лестнице и стала торопливо подниматься наверх. Ианна молча несла мои вещи. Матушка, наверное, специально выбрала именно её: нелюдимая, мрачная, строгая. Ещё обожала всё докладывать моим родителям – с такой не забалуешь.
Склонила голову и мельком посмотрела на рослую, но очень сутулую девушку. Чёрная шаль почти скрывала её лицо, постоянно сползая на него. Раньше я думала, что у Ианны и мужа-то никогда не было. И только сейчас вдруг придала значение её тёмным одеждам.
Остановившись, подождала девушку и неожиданно задала ей вопрос, прямой и грубый:
— Ианна, зачем ты напросилась ко мне?
— За вами нужен уход, юная госпожа…
— Ианна, мне скоро в горы уходить. И жить я там буду одна. Стоит ли говорить что-либо о моём уходе? Зачем ты поехала со мной?
Девушка учтиво склонилась, явно показывая, что отвечать она не собирается. Недовольно выдохнув, я вновь схватилась за юбки и стала подниматься по ступеням, казавшимся бесконечными.
Вскоре мы, наконец, поднялись наверх. Здесь уже улицы были вымощены брусчаткой, а дома и вовсе на весь первый этаж сделаны из камней. Больших, серых, с небольшими белёсыми и розоватыми прожилками. Точно такой же узор делал храм блестящим и немного расплывчатым. Видимо, камень брали прямо из горы.
— Ианна, ты знаешь, куда нам нужно идти?
— Да. Ваша матушка подробно рассказала, где находится дом вашей двоюродной тётки.
Мы свернули с широкой мостовой в узкий проулок. Тут почему-то пахло сыростью, а ещё устрашающе гремели ставни. Пройдя с треть проулка, остановились перед красивым и аккуратным домом. В отличие от других, здесь дверь была сплошь покрыта затейливым узором, а ставни выкрашены в белый цвет.
— Ианна… Знаешь что… — я задумчиво рассматривала Храм, манивший меня своей простотой и чистой красотой. – Ты останься пока здесь. Я хочу сегодня попасть в Храм, пока не слишком поздно. Тебя всё равно туда не пустят. Дом этот я запомнила, к вечеру вернусь.
Девушка немного опешила, но ослушаться не посмела. Доля правды была в моих словах. Тётку я и так не знала. Конечно, это некрасиво, приехать и зайти не сразу. Но и я не ради этого отправилась с другого конца княжества в столицу, чтобы выказывать любезность тётке, которая потом, в частности, будет жить за мой счёт – родня ведь.
Оставив Ианну одну перед домом, чуть ли не бегом направилась к мостовой. Впервые чувствовала себя такой свободной. Сладкое ощущение пьянило меня. А любопытство и вовсе подзуживало не сразу пойти в храм, а немного прогуляться по городу. Посмотреть, что да как. Наши южные городки вовсе не такие. Даже дощатые мостовые редкость, а тут – камень!
Не веря своим глазам, улыбалась сама себе и с удовольствием рассматривала свои ноги: идти по такой улице – одно удовольствие.
Незаметно для себя вышла на небольшую площадь. От неё шли две широкие улицы. Одна вела к храму, а вторая, видимо, к замку князя. Замерев, задумалась, пытаясь выбрать, куда же мне пойти.
Я даже не сразу услышала рассерженные мужские голоса. Они стремительно приближались ко мне. Опомнившись в последний момент, отошла в сторону, в надежде спрятаться за углом. На удивление в тихом проулке никого не оказалось.
Голоса разделились. Один мужчина остался, а второй явно бежал, и бежал прямо сюда!
Испугавшись неизвестно чего, я хотела скрыться за углом.
— Стой! Йонхет, стой!
— Да иди ты!
— Йонхет!
— Отстань! Чего прицепился?
— Йонхет, я сказал стой! – грозный рявк вынудил меня испуганно вжаться в стену. – Я не буду бегать за тобой! Пусть отец сам с тобой разбирается!
Шаги стали очень громкими, я даже готова была поклясться, что слышала чьё-то тяжёлое дыхание.
Зажмурившись, решила переждать в этом уголке, где точно меня не заметят.
Но таинственный беглец тоже так решил. Ему показался соблазнительным небольшой закуток между домами.
Со всей силы в меня врезался молодой мужчина. Он сбил меня, я в панике вцепилась в его руки и утянула за собой.
— Проклятье!
Рывком поставив меня на ноги, повернул спиной к выходу в проулок и присел на ступени чёрного хода. Притянул к себе и накрыл наши лица шалью.
— Что…
Поцелуй.
Я не просто опешила. Я онемела от такой наглости и дерзости! Перестав жмуриться, гневно, с вызовом смотрела в серые глаза наглеца. И видела там только мелкие смешинки и необычайное самодовольство.
Когда к нам приблизились чьи-то шаги, нахал не только не отпустил меня, но ещё и укрыл свои ноги моей широкой юбкой. Сильнее притянул к себе, нагло положив руку мне на талию, а второй крепко держал за шею сзади, не давая ни малейшего шанса на отступление.
— Помо…
— Тихо! Он уйдёт, и я отпущу тебя.
Второй поцелуй показался гораздо слаще и приятней. Никогда в жизни я не мечтала о таком. Для меня подобное было всегда под запретом. Но сейчас какой-то красивый и самодовольный тип решил, что я отличный способ скрыться от кого-то, кто его преследует.
Шаги стали тише. Затем вновь вернулись. Короткий миг тишины и всё прекратилось. Тот второй мужчина ушёл.
А поцелуй всё длился. Под шалю стало неимоверно жарко от нашего дыхания. Молодой мужчина лишь ослабил хватку на шее, чтобы скользнуть губами к моей щеке. Усыпая кожу лёгкими, воздушными поцелуями, он пылко прошептал мне на ухо:
— Спасибо, сладкая! Прости за беспокойство.
Выглянув и удостоверившись, что мы совсем одни, он рывком усадил меня на ступени, а сам бегом бросился прочь, лишь на мгновение обернувшись ко мне и шутливо помахав рукой.
Отдуваясь, я обмахивалась шалью, растерянно трогая пальцами припухшие губы.
Сладкая?
Закрывшись у себя в комнате, в очередной раз пыталась увидеть хоть что-нибудь в ратуне, кроме тех трёх навязчивых видений. Словно Дракон и не хочет ничего говорить, кроме Йонхета, его свадьбы с Эриссой и…
Вот последнее я так и не поняла. Сначала я успокоила себя, что до этого видела Эриссу и Йонхета, а не себя. Но сейчас в этом не уверена. Просто заметила одно отличие: молодожёнов связывали разными синтами.
То видение при сватовстве, тогда точно был княжеский бархатный синт. А в том сбивающем меня с толку предсказании обычный шерстяной, пусть и богато украшенный. Но не бархатный. И цвет был совершенно другой.
Я видела две разные свадьбы. И одна, получается, моя. Потому что преследовать меня это видение начало после моего чудесного спасения.
Выдохнув, убрала руки со ставшей бесполезной ратуны. Из-под подставки желтел уголок письма: я так и не отправила его. Побоялась. Вдруг после моего предупреждения всё станет только хуже? Вдруг действительно подвергну Йонхета опасности?
Коснувшись бумаги одной рукой, второй случайно дотронулась до тёплого бока ратуны. Хрипло выдохнула и едва не вскрикнула. Что-то ослепительной вспышкой вонзилось в мой разум.
Большая спальня.
Окровавленные простыни.
Неверный свет свечей.
На кровати лежит распростёртое тело. Мужчина. Немолодой, в богатых одеждах. По правой руке стекает одинокая капля крови.
Картинка смазалась, рывком приблизив меня к кровати.
Лицо…
В ужасе закричав, с трудом оторвала руку от ратуны, я словно приклеилась к ней. Толкнула стол и в панике упала на пол. Закрыв лицо руками, глухо рыдала, пытаясь справиться с тем страхом и болью, что поселились во мне.
Всхлипывая и постанывая, даже не пыталась встать. Надсадно дыша, хватала ртом жаркий воздух, не в силах успокоиться.
Не верю!
Почему я увидела это? Почему я?!
Лихорадочно соображая, что же делать, заламывала руки и перебирала варианты.
Да. Нужно сделать именно так.
С трудом поднявшись с пола, я достала то самое письмо Йонхету и торопливо дописала пару строк. А потом написала короткую записку для своего наставника в Храме.
Закрепив оба сургучом, с трудом дождалась, когда можно было бы, наконец, отправить их.
Время мучительно медленно текло. Барабаня пальцами по столу, буквально пыталась ускорить ход событий одним взглядом.
Можно!
Схватив оба письма, дрожащими руками открыла дверь и сбежала по лестнице. Юбки только мешали, и я несдержанно ругалась про себя, когда запиналась в очередной раз.
Надеюсь, дядя Балдер ещё не ушёл. Довериться кому-либо другому я не могла. Он был очень близким другом отца, почти нашей роднёй. Тем более, что моровая ещё несколько лет назад унесла всю его семью.
Испуганной птицей мечась по широкой галерее, выглядывала во двор, ища взглядом его лошадь. Здесь он или нет? Неужели время упущено?
Нет! Вот! Выходит.
Я припустила к выходу, расталкивая нерасторопных слуг. Не извиняясь, со всей силы двинула плечом кого-то. Позади меня раздался странный шум и болезненный вскрик.
— Госпожа?
Не оборачиваясь, бежала вперёд. Вот тяжёлые двери со скрипом открылись, и я во дворе.
— Дядя! – спотыкаясь и едва не падая, позвала ещё раз. – Дядя, стой!
Рослый мужчина, наконец, услышал меня. Он уже взял поводья лошади, когда удивлённо обернулся ко мне.
Время щадило его. Пусть седина уже серебрила виски и окладистую бороду, но лицо казалось молодым и чистым.
— Сэвайя?
— Дядя!
Я бросилась к нему в объятия, радостно вдыхая тёплый и терпкий запах родного мужчины.
— Дядя, как хорошо, что вы ещё не уехали.
— Сэвайя, что случилось?
— Дядя… — облизала пересохшие губы. – Я к вам с очень странной просьбой. Но сделать это нужно очень срочно! И, прошу вас, об этом никто не должен знать! Никто! Я могу только вас попросить… как Видящая.
— Хорошо. Вижу, дело важное, — дядя, мгновенно изменившись в лице, приобнял меня, окидывая внимательным взглядом. – Что же нужно сделать?
— Тут два письма. И их оба нужно как можно скорее доставить в Варес. Одно, — протянула первое, мельком взглянув на сургучную печать, — княжичу Йонхету. Его нужно передать лично в руки! И никому другому. Второе – в Храм. Наставнику Лэшу. Об этом никто не должен знать, никто!
— Ты скажешь в чём дело?
— Это всё сложно, дядя. И я не уверена, в том, о чём написала этим людям. Но это очень и очень важно!
Увидев мой серьёзный настрой, дядя крепко сжал мою руку, с интересом рассматривая письма.
— Пожалуйста, дядя!
— Хорошо. Пожалуй, я отправлюсь прямо сейчас. Не беспокойся, тайну сохраню.
— Спасибо! – бросилась ему на шею и едва не расплакалась от облегчения. – Спасибо, дядя!
Сунув письма за пазуху, дядя Балдер сел на лошадь.
— Постараюсь передать твои послания как можно быстрее. Не переживай, Сэвайя, я всё оставлю втайне, если того требуют сами Боги.
Пришпорив коня, он быстро выехал со двора, поднимая клубы пыли. Я долго провожала его взглядом, пока он совсем не скрылся из виду.
Обняв себя руками, дрожала от перевозбуждения и страха. Сейчас на меня смотрело больше десятка глаз. И родители точно узнают, что что-то случилось. Будет сложно сохранить всё в тайне.
Надеюсь, дядя Балдер сдержит своё слово, потому что теперь речь шла гораздо больше, чем о моём будущем или будущем Эриссы, и даже Йонхета.
Теперь моё видение касалось всех нас, если не целого княжества.
Закрыв глаза, вновь увидела знакомое, обескровленное лицо.
Дни тянулись бесконечной лентой, один за другим, похожие, блёклые и пустые. Я в замирании ждала чего-то, будто надо мной нависла огромная беда. Нутром чувствовала, что что-то грядёт.
Теперь не было никаких видений. Ночные кошмары сменились обеспокоенным, тревожным и прерывистым сном.
На удивление родители не проявили интереса к произошедшему, а вот Эрисса… Она немного отошла от пережитого, даже немного смирилась со своим неотвратимым будущим. Но слова Йонхета не выходили у неё из головы.
Мои слова мало успокоили её. Она резко отдалилась от меня, явно подозревая что-то. А у меня не было ни сил, ни желания убеждать её в обратном. Сейчас меня волновало только одно: правильно ли я поступила?
Открыв ставни, печально наблюдала за настоящим проливным дождём. Он начался ещё с утра, разбудив себя меня мерным стуком. Всё вокруг затянуло расплывчатой дымкой, скрывая широкий двор, забор, раскидистые сады и поля.
Ничего. Только зыбкое марево.
Пропустив завтрак, чувствовала себя неважно. Почему дядя Балдер так долго не возвращается? Что-то случилось?
Странный звук вынудил меня лучше вглядеться во двор. Стук копыт. Он приближался, изредка сменяясь плеском воды и чавканьем грязи. Высунувшись в окно, едва не вывалилась, так хотела узнать, кто же приехал.
Что-то мелькнуло, приглушённые голоса. Скрип ступеней и нарастающий, непонятный, бормочущий гул.
Я бросилась к двери, отпирая засов.
Неужели вернулся дядя?
Голоса приближались ко мне. Раздражённые и очень громкие. Незнакомые.
В дверь постучали и я, выждав некоторое время, рывком открыла её.
На пороге стояла матушка. Она была очень испугана и бледна, даже волосы растрепались, и теперь мелкие светлые завитушки торчали во все стороны из-под тонкой, кружевной шали.
Рядом с ней стоял высокий и очень худой мужчина. Он стряхивал с дорожного плаща капли дождя и хмуро смотрел на меня. Лицо у него было немного сердитое и суровое. Густые брови нахмурены, тёмные, почти чёрные глаза внимательно разглядывали меня. Небольшая и аккуратная борода не скрывала прямых, узких губ, кривившихся в странной ухмылке.
Мужчина молча протянул мне немного влажное от дождя письмо. Я лишь облизала губы и под недоуменный взгляд матушки начала раскрывать его.
Прочитав пару строк, чуть не упала в обморок. Побледнев, с трудом оторвалась от письма. Вновь посмотрела на мужчину и хрипло пробормотала:
— Когда?
— Лучше сейчас.
— Сейчас?
— Он ждёт.
Я растерянно обернулась и осмотрела комнату. Собравшись с духом, обратилась к матушке:
— Мне нужно отлучиться, матушка. Ненадолго. Я скоро вернусь.
— Сэвайя?
Но я не стала ничего слушать. Просто схватила шаль и, поцеловав мать, кивнула мужчине.
Раз Йонхет сам приехал и просит встречи. Не как друг, а как княжич… у Видящей. Отказать я не могу.
Дрожа от холода, почти промокнув насквозь, я потянула дверцу кареты на себя и торопливо забралась внутрь. Откинув капюшон, убрала мокрые прядки волос с лица.
Йонхет. Он сидел прямо напротив меня и казался очень спокойным. Даже не посмотрел в мою сторону, лишь плотнее задвинул шторы, и мы погрузились в приятный полумрак.
— Что-то случилось?
— Я прочитал твоё письмо.
— И из-за этого ты приехал сюда? – я поправила плащ и отряхнула юбку. Сложила руки на коленях и, борясь со смущением, посмотрела княжичу прямо в лицо.
— Нет.
— Тогда что же? Зачем я тебе понадобилась?
— Я хотел поблагодарить тебя. Если бы не письмо, мы бы слишком поздно нашли моего отца.
Испуганно выдохнув, зажмурилась.
— Но… мне уже сказали, что он вряд ли выживет. Ранение тяжёлое, — Йонхет склонился ко мне и, взяв мою руку, сильно сжал её. – Сэвайя, кто-то пытался убить моего отца!
— Йонхет, я написала сразу же, как увидела… это. Я очень хотела спасти князя! Предупредить тебя!
— Я знаю, Сэвайя. Знаю. Но мы всё равно опоздали, — Йонхет склонился ко мне ещё ближе, я даже почувствовала его горячее дыхание на своей коже. Покрывшись мурашками, судорожно сглотнула вязкую слюну. – Ты понимаешь, что теперь будет, Сэвайя?
— Нет, — ответила как можно честнее.
— Мне придётся занять его место.
Вздрогнув, испуганно посмотрела на Йонхета.
— И… ты хочешь что-то узнать?
— Нет. Я хочу кое-что попросить.
— Что же?
— Я хочу, чтобы ты вышла замуж.
— Что?! – выдернув руку, отпрянула назад и вжалась в жёсткую спинку сидения.
Теперь Йонхет встал передо мной на колени, уперевшись в стенку кареты, зажал меня в угол. Опять.
— Послушай, Сэвайя… Я не могу тебе объяснить всё, но с ранением отца и его неминуемой и, скорее всего, быстрой смертью, обострятся многие проблемы, — Йонхет заглянул мне в глаза. – Сэвайя, не все хотят видеть меня с венцом на голове.
Перед глазами сразу встало то предсказание.
— Если я не смогу склонить других наместников, не заручусь их поддержкой… Тогда всё пропало! Может случиться всё, что угодно.
Так вот что означал разрушающийся венец! Крах нашего княжества. Его гибель.
— И как тебе поможет моя свадьба?
— Ты же знаешь, есть и вовсе глупые законы, обряды, которым люди придают слишком много значения.
— Ты про что?
— Младшая сестра не может стать женой, вперёд старшей.
— Но я и так сосватана! Ты же знаешь. Я уже прошла причащение. Осталось не так много.
— Четыре зимы. Это очень много, Сэвайя! Пока ты не уйдёшь на Голубую гору, Эрисса не сможет стать моей женой. А мне очень нужна такая поддержка. Породниться с родом видящих. Твоя тётя сразу бы стала на мою сторону. А она одна из самых сильных Видящих за последние десятки лет. Мне это нужно, Сэвайя! И Эриссе. Твоей семье. Народу. Нам не нужна война, не нужны междоусобицы.
— Йонхет, ты понимаешь, о чём просишь? Если… если я это сделаю, то никогда не смогу стать Видящей! – в панике воскликнула, пытаясь подальше отодвинуться от княжича.
— Я всё продумал. Даже нашёл тебе мужа. Он не тронет тебя. Как только вы сыграете свадьбу, мы с Эриссой сможем тоже заключить союз и тогда ничто не помешает князю, — Йонхет специально выделил это слово, — освободить тебя от клятвы.
— Я буду опозорена!
— Не будешь! Ты взойдёшь на Голубую гору и всё будет так, как и должно быть.
Задумчиво кусая губы, я не могла отделаться от того видения. Что, если именно для этого его послал мне Дракон? Значит, Йонхет говорит правду? Если я смогу выйти замуж и взойти на гору…
Теперь всё становилось немного более понятным.
— Йонхет…
Поцеловав меня в щеку, он убрал прядь волос мне за ухо и жарко зашептал:
— Ты мне должна, Сэвайя. Не вынуждай меня взывать тебя к долгу.
— Хорошо, Йонхет. Я согласна.
Закрыв глаза, отвернулась.
Если бы только именно чувство долга двигало мною сейчас…
Дождь барабанил по плотной ткани плаща. Я фыркала, сдувая назойливые капли воды со своего лица. Впереди меня маячила широкая спина Ангуса, поверенного Йонхета.
Возвращалась я в подавленном состоянии. Не выдержала, согласилась. Сдалась. Потому что до сих пор люблю. Именно это чувство мною двигало, когда я сказала «да». Именно оно. А не чувство вины или долга. И, что противнее, не из-за сестры.
Я пыталась поступить правильно. Защитить Йонхета, княжество и всех тех людей, что в нём живут.
Любовь. Запретная. Очень страстная. И безответная.
Выдохнув, склонила голову ещё ниже.
Чувство долга…
Воспоминания нахлынули терпкой волной, выбивая из меня дух.
Большие, пушистые хлопья снега медленно падали с неба. Я радовалась этому как ребёнок. Дома не было такого великолепия. У нас зима была скоротечная, очень быстрая и дождливая. Мокрый снег часто сменялся порывистым потоком воды, сметающим всё на своём пути.
А тут небольшой мороз, который сладко кусал за щёки, мягкие и большие сугробы, в которых я уже успела поваляться, пока никто не видел.
Плотнее запахиваясь в меховую накидку, я ждала у порога своей тётки Ианну. Она, почему-то, опаздывала. Нервно теребя застёжку, изредка поглядывала на величавую вершину горы. Сегодня она была затянута туманом.
Наконец, Ианна вышла, поправляя тёплый, чёрный платок на своей голове.
— Куда мы сегодня идём?
— Простите, госпожа, но мне нужно сходить в одно место. Одной.
— Почему я не могу пойти с тобой?
— Это вам не нужно, госпожа.
— Ну… — я потёрла изрядно подмёрзшие щёки, и тихо ответила. – Сегодня у меня свободный день. И я никуда не спешу.
Ианна тяжело выдохнула и захлопнула за собой дверь.
— Госпожа, я собираюсь на кладбище. Это будет вам не интересно.
От этих слов я осеклась и отошла в сторону. На кладбище?
— Ианна, прости меня за назойливость, но…
Вместо ответа, девушка подхватила за локоть и повела за собой, упорно храня молчание. Мы прошли проулок, свернули на оживлённую и шумную улицу. Уворачиваясь от экипажей и всадников, направлялись куда-то наверх, в тот район, в котором я никогда не была.
Видимо, Ианна хорошо знает Варес. И бывала здесь не раз.
Пройдя шумные центральные районы, вышли в тихий и спокойный квартал, утыканный сплошь деревянными домами, с резными коньками.
— Ты хорошо знаешь Варес, Ианна, — девушка уже давно не держала меня, и я решилась немного поговорить с ней.
— Да, госпожа, я здесь выросла. Вот там, почти у самой крепостной стены был когда-то мой дом.
— Почему же ты уехала так далеко? Бросила всё…
Ругаясь про себя, стыдилась своей несдержанности и бестактности. Было видно, что Ианна сегодня слишком грустна, опечалена. И я лезу со своими вопросами. Это бы Эрисса выведала бы уже всё, с её лёгкостью и взбалмошностью. Но не я.
— Потому что здесь ничего не осталось для меня. Одинокой вдове живётся очень трудно.
Ианна уверенно шла вперёд. Теперь она направлялась к старой, начинающей разрушаться лестнице, а не в тот район, в котором когда-то жила.
Я же застыла на месте. Опустив взгляд, чувствовала себя неважно. Очень гадко и мерзко.
— Госпожа? – Ианна ждала меня на нижней ступеньке, торопливо поправляя тёплую шаль и отряхивая с неё крупные хлопья снега.
— Иди, Ианна. Я догоню тебя.
— Хорошо, госпожа. Кладбище за мостом. Если хотите, можете постоять там. Вид оттуда невероятно красивый.
Учтиво поклонившись мне, девушка начала быстро подниматься наверх, приподнимая тяжёлые юбки.
Вдова?
Теперь многое встало на свои места. Мне даже стало очень жалко эту бедную девушку. Сколько ей? Она ненамного старше нас с Эриссой. Так рано потерять мужа! Понятно, почему она захотела поехать вместе со мной и почему матушка ей не отказала: когда бы ей выпала такая возможность вернуться в Варес и навестить могилу мужа.
У неё, видимо, ничего не осталось. Она жила у нас и никогда никуда не отпрашивалась. Постоянно проводила время вместе с нами. Молчаливая, угрюмая, замкнутая.
Я и не заметила, как поднялась на мост. Ианны не было видно. Осмотревшись, поняла, что стою здесь в полном одиночестве. Внизу шумно плескалась бурная, горная река. Было не так холодно и лёд лишь только начал сковывать её берега хрупкой, серой коркой. Чёрные потоки пенились и шипели, напоминая какое-то ведьминское варево.
Уперевшись руками в каменный парапет, выглянула вниз. Река завораживала, околдовывала. Заглядевшись на этот чарующий поток, не почувствовала, как руки скользнули по заледеневшему камню. Крик застрял в горле.
Падение было быстрым, не успев ничего понять, я с силой ударилась об воду. Боль опалила тело и разум, сковывая меня огненной нитью. Платье и накидка быстро намокли, утягивая меня на дно.
Вскидывая руки, пыталась вскрикнуть, позвать на помощь. Но ничего не выходило. Страха не было. Только яркое осознание конца.
Вода уносила меня прочь от моста. Шумные водовороты, меня швыряло и кидало льдистые берега, камни, выступавшие то там, то тут.
Боль сменилась жутким, смертельным холодом. Коченея, пыталась схватиться за что-нибудь. Волны, игриво плещась, топили меня. Захлёбываясь, чувствовала, что не выплыву.
И тут чьи-то крепкие руки подхватили меня. А я только ощущала лёд на губах и в горле, в животе, что скручивал меня и вынуждал хрипло дышать и дрожать.
Кто-то держал меня, утягивая к берегу. Толчок, и я увидела мужское лицо. Всё плыло перед глазами.
— Вы меня слышите? Слышите?.. – горячие руки коснулись щёк, но мне, почему-то они показались обжигающе холодными.
Меховая накидка и шаль улетели в сторону. Мужчина стягивал с меня верхнее плотное платье, растирая мою грудь и руки. Затем меня накрыло тёплой пеленой.
Дрожа и стуча зубами, я почти ничего не видела. Тело тряслось, меня бросало в болезненный жар.
Одна. Я лежала одна. Никого. Только снег падал на моё лицо.
Последнее, что я услышала перед тем, как впасть в чернеющее и пугающее беспамятство было:
— Сладкая, что-то мы с тобой часто встречаемся.
Сладкая.
Сладкая…
Так меня назвал тот мужчина в переулке. Как же его имя? Имя...
Йонхет.
Йонхет.
От одного имени на губах появлялась непонятная сладость. И вместе с тем было немного горько и грустно. Подняв голову, наткнулась взглядом на широкую спину Ангуса.
Мы так и ехали вперёд. Дождь почти прекратился, теперь в воздухе висела непонятная морось.
Что я скажу родителям? Как объясню свой отъезд? Да ещё такой быстрый, стремительный и непонятный даже для самой себя.
Коснувшись пальцами губ, вспомнила о несдержанности Йонхета. Всегда, когда стоило нам остаться наедине, он тут же пытался залезть мне под юбку в прямом смысле этого слова. А сегодня… Сегодня лишь коснулся губами моей щеки. Так робко и осторожно, будто боялся спугнуть. Но и этого хватило, чтобы с новой силой разжечь то чувство, что я так старалась заглушить всеми силами.
Как мне смотреть Эриссе в глаза? Даже зная, что теперь именно она его невеста, он пытался поцеловать меня. И это сбивало с толку.
Если раньше Голубая гора казалась мне единственным вариантом, то теперь и замужество, пусть и поддельное, тоже звучало заманчиво.
Только муж. Йонхет так яро его защищал и клялся в его верности и преданности, что мне даже стало интересно. Кто же этот честный и замечательный человек, который станет настоящей радостью и усладой для любой невесты.
Фыркнув, мотнула головой и подняла взгляд к небу. Небо было затянуто тучами, солнце не пробивалось сквозь эту мутную и плотную пелену.
Куда я поеду? Где теперь будет мой дом? Мне придётся почти год провести вдали от дома и семьи со своим «новым мужем».
Поморщившись, вздрогнула от нахлынувших на меня мурашек. Вот уж не думала не гадала, что я стану чьей-то… женой.
— Ангус, мы должны уехать именно сегодня?
— Да, — мужчина кратко бросил мне через плечо, чуть притормозив. – Экипаж уже ждёт.
Вот как! Йонхет уже всё решил и без меня, раз отправил экипаж к моему дому.
— Мы не можем задержаться?
— Нет. Через три дня будет обряд.
Я чуть с лошади не упала. Вцепившись в поводья, сжала губы так, что лицо судорогой свело. Вот как всё будет.
Не знаю своего мужа, не знаю кто он, и где живёт. Не знаю, где будет свадьба, но знаю когда.
— А ехать долго?
— Три дня.
Ангус не отличался словоохотливостью. Он, по словам Йонхета, теперь будет отвечать за мою сохранность. Именно Ангус должен был быстро доставить меня к месту.
Что же… Три дня в одиночестве. Перед целым года непонятной и пугающей новой жизни.
Вернувшись домой, первым делом встретилась с расстроенными и обеспокоенными родителями, ждавшим меня на пороге. Заходя во двор, я лишь проводила Ангуса внимательным взглядом к экипажу.
— Сэвайя? – мать осеклась, посмотрев на рассерженного отца.
— Сэвайя, как это понимать? Кто эти люди? Что за странные письма и тайные встречи?
— Отец, я могу всё объяснить, — опустив взгляд, собралась с мыслями. – Мой дар стал слишком ярко проявлять себя. У меня не было выбора, кроме, как рассказать всё… нужным людям. Я оказалась права и теперь мне нужно уехать из дома.
— Куда?
— Я не могу этого сказать.
— И как же нам найти тебя?
— Никак. Я сама вам напишу при малейшей возможности.
— Но Сэвайя, дорогая, — мать обняла меня, сдерживая слёзы. – Ты же ещё не Видящая! Ты не можешь…
— Матушка, я не отказываюсь от дара и дороги к Голубой горе. Но я честно не могу всего рассказать. Это слишком важно.
— Это правда? – во дворе появилась Эрисса. Она выбежала вся заплаканная и только сильнее растревожила родителей. В руках сестра держала письмо. То самое письмо, что я получила утром от Ангуса и так опрометчиво оставила в своей комнате. – Это правда, Сэвайя?
Эрисса громко плакала. Оттолкнув маму, грубо ткнула меня в плечо.
— Что это? Что это, Сэвайя… — её губы мелко дрожали, а в прелестных голубых глазах застыли слёзы. Шмыгая покрасневшим носом, она утирала щёки и зло смотрела на меня. – А как же твои слова? Как же всё то, что ты говорила мне? Про любовь. Про счастье. Про моё будущее!
— Эрисса! – матушка возмутилась, но, получив письмо в руки, растерянно замолчала.
Да. Я знала, что там написано. Всего две строчки.
«Милая Сэвайя! Я очень жалею, что мы так и не смогли с тобой поговорить. Сейчас же мне очень нужна твоя помощь! Больше мне обратиться не к кому. Прошу, не отказывай. Это Ангус, и он отвезёт тебя ко мне. Твой Йонхет».
Нужно ли что-то объяснять теперь? Оправдываться?
— Эрисса, я тебя не обманывала. Твоё будущее будет именно таким, каким мне показали его Боги.
— Кроме того, что он любит тебя! Тебя! Тебя, а не меня! – Эрисса бросилась на меня с кулаками, но матушка вовремя поймала её.
— Теперь всё будет не так, Эрисса, — не обращая внимание на разгневанные взгляды родителей, продолжала говорить. – И Йонхету придётся смириться этим. Я уезжаю, Эрисса. Очень далеко и не вернусь, наверное, до самого восхождения на Голубую гору.
— Если оно будет… — резкая фраза отца очень обидела меня. – Надеюсь, ты не успела опозорить нашу семью.
На это я промолчала. Просто потому что было больно оправдываться и признаваться в том, что я не смогла удержаться от запретного. Но даже это я не стала бы обменивать на дар Видящей.
Больше не стала ничего говорить. Развернулась и направилась к дому. Вещей у меня не так много. И самая дорогая из них – ратуна. Пожалуй, я бы забрала только её.
Провожали меня всё, кроме Эриссы.
Родители же держались холодно и отстранённо.
Чего они боялись больше всего? Позора? Потерять обещанное богатство? Или меня?
Слова на прощание помогли найти мне правильный ответ:
— Если ты уедешь сейчас, то позор ляжет только на твои плечи, Сэвайя. Потому что, перешагнув наш порог, ты откажешься от семьи.
И я сделала этот шаг.
Как никогда сильно я хотела оказаться на Голубой горе. Боги, в отличие от людей, более терпимы и милосердны.
Женские руки крепко схватили меня за плечи. Шнуровка медленно ослабевала. Смотря в никуда, я лишь молчала и наблюдала за приготовлениями.
— Сэвайя? – тёплая женская ладонь коснулась моей щеки.
— Всё хорошо, Сира.
— Ты уверена?
— Да, — я слабо улыбнулась и отвела взгляд.
Никогда не думала, что буду проходить через это всё.
Сира закончила распутывать шнуровку и потянула вниз платье. Оно с шумом упало на пол и две девушки торопливо убрали его. Я осталась в одной нательной рубашке, но и её скоро придётся снять.
Как быстро пролетели эти три дня в дороге.
Сначала думала, что меня везут в Варес, но на полпути мы взяли гораздо севернее. Я с горечью рассматривала приближающиеся заснеженные вершины. Где-то там Голубая гора. Там было моё будущее, но теперь оно такое туманное и неопределённое.
Ангус пересадил меня в другой экипаж утром второго дня. Меня встречала пожилая супружеская пара: Сира и Эдвинг. Обходились со мной очень учтиво, были добры и приветливы. Сразу показались мне теми людьми, которым можно доверять.
Эдвинг расположился на козлах, в то время как Сира, накинув на меня тёплую меховую накидку, села рядом со мной и с улыбкой дотронулась до моей руки.
— Сира?
— Да, госпожа.
— Не называй меня так. Сэвайя, зови меня по имени.
Женщина удивлённо кивнула головой, посчитав мою глупую просьбу какой-нибудь блажью.
— Сира, скажи мне, кто мой будущий муж?
— Я не могу, гос… — запнувшись, женщина склонила голову, — не могу, Сэвайя. Господин запретил делать это. И я не могу нарушить этот запрет.
— Он хороший человек?
— Замечательный! Но вы и сами всё скоро узнаете. Не переживайте…
Я кивнула, хотела что-то сказать, но неожиданно расплакалась. Взвыв, прижалась к плечу Сиры. Та испуганно приобняла меня и утешающе погладила по голове.
— Не бойтесь, господин – хороший человек. Он не причинит вам вреда!
— Но как мне с ним жить, если люблю я другого человека? Я люблю другого! Как мне быть? Как быть с тем, что мне предназначено?
Сира выдохнула и робко шепнула мне на ухо:
— Иногда любовь не так важна. Не всегда мужчины и женщины проходят обряд по любви. Есть вещи гораздо важнее…
— Какие, Сира? Какие? – утирая слёзы, печально смотрела ей в глаза.
— Я всё объясню тебе…
Три дня. Промелькнувшие как одно мгновение. Щелчок пальцев. И я высоко в горах, где даже летом лежит снег. Где дует северный, пронизывающий до костей ветер. Где каждый смотрел на меня волком.
Где я неожиданно приобрела двух… друзей? Наверное. Эдвинг и Сира. Они ни на шаг не отходили от меня, окружая заботой и лаской. Не напускной, лживой и холодной, которую я привыкла ощущать день за днём в родительском доме.
Сира потянула ленты и распустила мои косы. Я знала, что сейчас будет. Это я уже проходила в храме, после причащения. Тогда я клялась быть драконьей невестой, сейчас же будет всё немного иначе. Наверное.
Или не будет?
Мы зайдём, да красны девицы,
Во чужу да светлу хоромину,
Во чужу да светлу светлицу,
Во высоку да белу горницу…
Девушки затянули совсем невесёлую песню. Взяв меня за руки, повели вперёд, к широкой, округлой бадье. В неё уже налили горячую воду, от которой теперь шёл пар.
Сира подхватила песню и присела, взялась за подол моей рубашки и потянула его вверх.
Как во стадике да лебедином
Есть подстрелена да лебедь бела,
Как во круге-то да во девочьем
Есть просватана да красна девушка…
Невидящим взглядом обвела комнату, пыталась найти хоть что-нибудь, что привлекло бы моё внимание.
Горячая вода уже и не казалась такой горячей. Пока Сира чесала мои волосы, девушки быстро омывали меня, постоянно добавляя какие-то травяные отвары.
Безвольно поднимала и опускала руки, позволяя им делать своё дело.
У нас щелоки наделаны:
Первый щелок-то осиновый,
Второй щелок-то рябиновый,
Третий щелок-то черёмховый.
Первым щелоком омоешься –
Ты омоешь, красна девушка,
Ты омоешь горючи слёзы;
Закрыв глаза, беззвучно заплакала. Я уже не могла ничего сделать. Нет пути назад. Как же тяжко следовать зову сердца. Перед глазами встало лицо Эриссы.
Ей тоже скоро придётся пройти через это. Но у неё всё будет иначе. У неё будет Йонхет…
Только от одного воспоминания о нём сердце отозвалось сдавленной болью.
Вторым щелоком омоешься –
Смоешь со бела лица кручинушку;
Третьим щелоком омоешься –
Уж ты смоешь, красна девушка,
Ты свою да девью красоту.
Теперь меня обтирали душистыми настойками, подсушивали кожу мягкими полотенцами.
Сира закончила колдовать над моими волосами, она заплела мне две тугих косы, перевязав их белыми лентами.
Не успела я опомниться, как девушки уже внесли моё свадебное платье, шаль и большой венок из свежих цветов. Их плотные, немного жилистые лепестки едва не мерцали в этом приятном полумраке. Нежный, светло-голубой цвет так и напоминал о моих глазах.
— Что это за цветы?
— Иглика, — Сира нежно погладила меня по плечу. – Первоцвет, у вас он зацветает ещё весной, а у нас появляется только к лету.
— Красивые.
— Господин сказал, что они прекрасно подойдут вам. Что когда он смотрит на них, то вспоминает о вас и ваших глазах.
— Что? – словно очнувшись от странного сна, я вцепилась в руку Сиры и сильно её сжала. – Что ты сказала, Сира?
Но женщина мгновенно умолкла, поняв, что сболтнула лишнего.
Мой будущий муж прекрасно знает меня, как я выгляжу? Но откуда?
Кто же он такой?
Каменная крошка скрипела под ногами, когда я поднималась на вершину холма, держась за руку Эдвинга. Он же в ответ лишь слабо сжимал мою ладонь, будто ободряя.
Мне было очень страшно. Сердце колотилось так, что липкая, тошнотворная волна раз за разом подкатывала к горлу, вынуждая делать мелкие и частые вдохи.
Белая свадебная шаль все ещё скрывала моё лицо. Я ничего не видела. Только нечто светлое, пробивающееся через искусно сотканное полотно.
Сегодня, с самого восхода солнца, никому нельзя смотреть на меня. Так велят Боги. Иначе духи прошлого заберут наше будущее семейное счастье.
Лишь когда узел узкого и длинного, расшитого золотом и серебром синта скрепит наш союз, я смогу, наконец, увидеть того, кто же стал моим мужем.
Эдвинг неожиданно остановился и взял мою вторую руку:
— Госпожа, мы почти пришли. Мне придётся вас оставить одну.
— Спасибо, Эдвинг, — едва смогла ответить. Но прежде, чем он ушёл, я крепко сжала его ладони. – Спасибо за все!
— Ничего… Мой господин – хороший человек. Не слушайте ничего и никого. Чтобы вам ни говорили. Слышите? Не верьте! Боги не оставят вас.
Боги? Нет. Они явно отвернулись от меня. Я сделала, возможно, неверный выбор. И теперь не стоит рассчитывать на их благосклонность.
Нынешняя ночь, как и предыдущая, была без снов. Неужели я потеряла свой дар?
Холодный порыв ветра, и я содрогнулась от ужасающего чувства страха. Эдвинг ушёл. Тепло его ладоней ещё оставалось на кончиках моих пальцев. Я спрятала руки под край шали, отороченный широкой золотой полосой. Нервно растирая ладони, ждала.
Вокруг были люди. Я знала это. Чувствовала на себе их взгляды. И когда мы шли узкой тропой к Святилищу богов, расположенного на вершине холма, слышала голоса.
Конечно, такое событие не может оставить всех в стороне. Наместник князя женится…
Интересно, Йонхет здесь будет? Эрисса? Увижу ли сестру?
Сердце, испуганно колотившееся в груди, неожиданно ликующе забилось, и мои щеки залило румянцем.
Так ли я рада сестре?
Нет.
Стоило закрыть глаза, как тут же всплывало лицо Йонхета. Тогда, в галерее, почти перед самым отъездом. Он так пылко шептал мне на ухо, умоляя ему помочь. Разве можно было устоять? А как смотрел! Никто и никогда так не смотрел на меня. С такой нежностью и любовью.
И больше не посмотрит.
Сдержанно улыбнувшись, выдохнула и горделиво приосанилась, прогоняя прочь непрошенные слезы. Сюда приближался мой будущий муж. Я слышала, как пели женщины. Они радостно расхваливали его, также, как и причитали перед моим приходом. Таков обычай.
Не разливайся, мой тихий Хейм, *
Не затопляй зелёные луга,
Зелёные луга, шёлковую траву!
Голоса девиц и женщин становились громче и протяжней. Теперь к звонкой песне примешался шорох богатых одежд, лязганье чего-то металлического.
Ой, по травушке ходит олень,
Ой, ходит олень золотые рога.
Некому оленя убить погубить,
Убить, погубить и поранити.
Пронизываемая ледяным ветром, я старалась держаться гордо, чувствуя себя одинокой среди наплывавшего в Святилище народа.
Не будет богатого приданого.
Не будет родных.
Не будет родителей.
Не будет их благословения.
Будто выдают безродную сироту, а не… Да, все верно. Я ослушалась родительского наказа. Подвела стольких людей и ради чего?
В голове шумели страшные, злые мысли, но сердце твердило другое.
Я все делаю правильно.
Ой, взялся, принялся един господин,
Един господин, разудал молодец.
На полукруглой площадке стало не так холодно. Даже ветер теперь не пробивался сквозь всю набежавшую толпу. Я слышала странные перешёптывания, голоса. И не было в них радости.
«Не слушайте ничего и никого. Чтобы вам ни говорили. Слышите? Не верьте!»
Эдвинг – пожалуй, единственный, кому можно доверять в этих холодных и неприветливых горах. Здесь все другое, не такое, как дома. Нет зелёных лугов, нет быстрых рек и широких садов.
Только снег. Лёд.
И одиночество.
Перед ним оленюшка взмолился:
«Не бей, не стреляй, разудал молодец!
Не в кое время тебе пригожусь:
Будешь жениться – на свадьбу приду,
На свадьбу приду – всех гостей взвеселю,
— Паче всего – невесту твою,
Невесту твою, лебедь белую».
Женщины смолкли. Резкая тишина окутала всех нас. И только шаги. Уверенные, дерзкие. Край шали приподнялся и моих ладоней коснулись грубые и очень горячие мужские руки.
Тёплая, приятная ткань нежно обхватила запястья, скрепляя их.
Посмотрела вперёд. С некоторой надеждой и страхом.
Сейчас шаль снимут.
И в последних лучах уходящего солнца я, наконец, увижу его.
Ткань податливо съехала вниз, утягиваемая чьей-то рукой.
Щурясь, протяжно вздохнула. Если бы не крепкая и надёжная хватка рук будущего мужа и путы синта, я бы уже со всех ног бежала вниз. Увидев в моих глазах страх, улыбнулся.
«Боги не оставят вас».
Хотелось кричать и плакать. Вырваться, спрятаться!
Только бы не видеть его лица!
Почему Йонхет мне ничего не сказал?
«Мой господин – хороший человек»
Нет!
Я слишком хорошо его знала.
Он — чудовище. Дикий, буйный зверь!
Неужели… неужели он станет моим мужем?
Дайрат…
Дайрат!
Почему Йонхет выбрал его? И почему Дайрат согласился?
Он же ненавидит меня!
Как же мне хотелось убрать свои руки, убежать отсюда. Задрожав как от жуткого холода, затравленно посмотрела в лицо мужчине. Дайрат лишь крепче сжал мои ладони и хмуро улыбнулся.
Вот и всё. Сейчас он поцелует меня.
Выдохнула и закрыла глаза. На удивление Дайрат совсем нежно коснулся губами моих губ. Мне даже показалось, что просто едва задел их. Так был осторожен и аккуратен.
Несмело подняв взгляд, увидела, что глаза Дайрата едва не полыхают от гнева и с трудом сдерживаемой ярости.
Я стала женой настоящего зверя!
Земля уходила из-под ног. Перед глазами всё плыло. Я почти не закрывалась и не жмурилась, когда нас осыпали зерном, монетами и цветами. Нужно было бы поберечься, но я всё никак не могла справиться со своим страхом. Дайрат всё так же крепко сжимал мою ладонь, не собираясь отпускать меня ни на миг. И когда ступени резко взяли крутой поворот, подхватил меня и даже прикрыл собой от жадных и злых взглядов, от всего того, чем нас так богато осыпали.
Унимая дрожь, сморгнула слёзы и посмотрела прямо в лицо Дайрату. Знакомый взгляд, от которого мурашки по коже и внутренности леденеют. Кровь отхлынула от лица, я чувствовала, как холодеют щёки, как дрожат губы, как сводит дыхание.
Он всегда смотрел так на меня. С самого первого момента. С той самой встречи в храме.
Я говорила с наставником, когда двери в зал открылись и внутрь самым бесцеремонным образом не зашёл высокий молодой мужчина. Его тёмные одежды были расшиты серебром и сильно выделяли своего владельца среди прочих людей. Всё сразу неловко замерли, провожая его внимательными и осторожными взглядами.
Мужчина же в ответ презрительно ухмылялся, его синие глаза казались самой мрачной бездной. Мне сразу же подумалось, что подойди к воде, она покрылась бы ледяной коркой, а цветы сразу бы пожухли. От него словно исходили странные, жуткие волны.
Опустив взгляд, я даже не решилась рассматривать его, хоть любопытство было очень сильным. Искоса посматривая на наставника, видела, как он бледнел и гневно раздувал ноздри. Такому гостю никто не был рад.
— Наставник Лэш мне нужно срочно переговорить с вами… — спокойный тон мог лишь сначала ввести в заблуждение. В голосе мужчины были странные нотки. Самодовольства. Власти. И презрения. Я чувствовала это кожей. То, как он ненавидел всех тех, кто присутствовал сейчас в этом зале. Наставников, служителей и меня. Сжавшись, невольно опустила голову ниже и сделала робкий шаг назад.
— Конечно, Дайрат. Вы подождёте, мне нужно договорить с моей ученицей?
— Это она подождёт. А наш разговор слишком важен, чтобы я тратил своё время на какую-то…
Не выдержав, в гневе подняла голову и посмотрела в лицо мужчине. Какая-то? Я могла бы с удовольствием воспользоваться своей властью. Даже князь сделает всё, что я скажу. Стоит только заикнуться. А он… Совершенно не уважает ни храм, ни Богов, ни тех, кто верно и исправно служит им.
— Это Сэвайя, будущая Видящая, — наставник Лэш коснулся моего плеча, словно пытаясь смягчить мой оправданный гнев.
— Да мне плевать на это, — мужчина громко и отчётливо произнёс эти слова, будто презрительно выплюнул их. Буравя меня холодным, мрачным взглядом, кривил рот усмешкой. Дайрат выпрямился, расправив плечи. Ему было действительно всё равно. – Меня это не волнует.
— Сэвайя, прости меня.
Наставник Лэш сдержано выдохнул, утешающе сжал моё плечо и удалился с Дайратом. Какими же взглядами провожали этого человека, словно у него на спине была нарисована мишень. Только ленивый не выказал ему своей ненависти и презрения. И в то же время все его дико боялись. Он одним своим присутствием подавлял волю и внушал панический ужас.
Вот и сейчас я не знала, что же мне делать. Внешне Дайрат казался внимательным и учтивым. Но его глаза…
Тёмно-синие, почти матовые от злости, они напоминали небо перед грозой. Стоило ему посмотреть на меня, как я готова была поклясться, что видела в его зрачках отблеск молний.
Зачем он согласился, если я ему настолько… противна? Ведь противна же. И даже знаю почему.
Тогда, в тот вечер, в той тесной комнатке, когда Йонхет открыл для меня новый и непонятный мир наслаждений, Дайрат нашёл нас. Мы так увлеклись, что даже не заметили, как он вошёл.
Йонхет ничего не понял, когда Дайрат схватил его за шиворот и с лёгкостью откинул к стене. В полумраке всё выглядело очень устрашающе. Дайрат был выше Йонхета почти на голову и гораздо шире в плечах.
Я испуганно вскрикнула и прикрылась шалью. От стыда щёки онемели, а во рту пересохло. Поправляя платье, смущённо отводила взгляд и корила себя за такую преступную неосмотрительность.
— Ты что творишь? – Йонхет рассерженно зашипел, потирая ушибленную голову. Он даже и не думал вставать, так и лёжа возле стены. – Что позволяешь себе?
Дайрат сверкнул глазами, окинул меня уничижающим взглядом и схватил Йонхета за грудки. Поднял его с пола и с такой силой ударил об стену, что я едва не оглохла от пугающего хруста костей. Приподняв Йонхета, снова с силой приложил его об холодный камень. Ловко увернувшись от удара, тихо и спокойно проговорил:
— Дурак. Даже ругаться с тобой не хочу. Ты меня утомил. Нагадишь, а мне потом расхлёбывай. Чем тебе обычные девки не угодили, что ты решил… — многозначительный взгляд на меня, — попортить и её? Совсем умом двинулся?
— Это ты умом двинулся! Недоносок! Больной ублюдок! – Йонхет вспыхнул и попытался вновь ударить Дайрата. На этот раз он не промахнулся.
У меня дыхание перехватило. Беспомощно сжимая край шали, наблюдала, как краснеет Дайрат в этом неверном и тусклом свете, пробивающимся внутрь комнаты из галереи.
— Как ты меня назвал?
— Ублюдок! – Йонхет язвительно улыбнулся.
Дайрат отпустил княжича ровно на миг. На очень короткий, опасный миг. Его тяжёлый кулак с хрустом лёг на лицо Йонхета. Затем ещё и ещё. Последний удар пришёлся в грудь. Йонхет задохнулся и согнулся пополам.
Тяжело дыша и поправляя растрепавшиеся волосы, Дайрат зло процедил:
— Только попадись мне ещё на глаза. Убью.
Я жалась к шкафу, в надежде раствориться во тьме, исчезнуть. Как же мне хотелось оказаться как можно дальше от этого невероятно сильного и злого мужчины.
Вспомнив обо мне, Дайрат с такой яростью вцепился в мою руку, что я закричала от боли.
— Закрой рот, потаскуха.
Он буквально вышвырнул меня из комнаты. Летя вперёд, я только и успела что беспомощно вскрикнуть. Ударившись об стену, испуганно замерла и дрожа всем телом, прижалась лицом к холодному лицу.
— Тоже мне, Видящая. Пошла вон отсюда! И чтобы я не видел тебя рядом с ним. Иначе тебе придётся не только Богам доказывать свою невинность, — от холодного и спокойного тона внутри всё сжалось, а сердце и вовсе замерло. – Если она у тебя ещё осталась.
Тяжёлые, удаляющиеся шаги немного успокоили меня. Утирая слёзы, я посмотрела вслед мужчине. Он сложил руки за спиной, всё ещё гневно сжимая кулаки. Не оборачиваясь, с такой быстротой шёл, чуть ли не бежал.
И вот теперь этот человек ведёт меня в свой дом. Теперь он будет называть меня женой, а мне придётся звать его мужем.
Многообещающий взгляд живо всколыхнул былое и странным образом вернул туда, где я пряталась за шалью и заворожённо наблюдала за его яростью. Как он прерывисто и тяжело дышал, как зло поджимал губы и заливался румянцем.
Если и бы и были звери в человечьем обличье, то у них был бы такой же взгляд и выражение лица как у Дайрата, старшего брата Йонхета, незаконнорождённого сына князя.
Мир плыл и качался перед глазами. Иногда мне казалось, что мучительные мгновения тянутся бесконечной нитью, отсрочивая мою неминуемую гибель. Я не выживу… Не переживу!
Застолье было недолгим. Мне и кусок в рот не лез. Я смотрела в этот бушующий поток человеческих лиц и видела только взгляды: жестокие, холодные. Таким же был взгляд Дайрата. Но при этом я чувствовала, что весь страх и ненависть были предназначены не только мне.
Дайрата здесь не любили. И меня теперь тоже будут ненавидеть только потому, что я стала его женой. Ну а все тонкости нашего замужества никто не узнает.
Столы и арки, украшенные цветами, стояли прямо под открытым небом не так далеко от святилища. Столы не ломились от еды, наоборот всё было очень скромно. Дайрат явно не хотел затягивать всё до поздней ночи. Солнце только скрылось за горизонтом, а Дайрат уже давал молчаливые указания.
Пригубив медового взвара, я испуганно посмотрела на своего мужа. Он хмурился, переглядываясь с Эдвингом. Тот же словно чего-то ждал, последнего приказа.
Тоскливо обвела взглядом пляшущих людей и обернулась назад. Невдалеке, на крутом склоне чернели остатки поместья. Обширное и когда-то красивое, теперь оно наполовину сгорело и щерилось подпалёнными остовами.
Когда я только приехала сюда, то сразу заметила его. Пока Эдвинг распрягал лошадей, а Сира подгоняла малочисленную прислугу, я получила возможность осмотреться.
Поместье было неподалёку, но крутая, осыпавшаяся от времени лестница говорила о том, что добраться туда довольно сложно. Невольно задумалась, почему же мой будущий муж живёт в таком месте. Ведь тот дом, перед которым я стояла, казался просто крохотным по сравнению с поместьем. Он был даже меньше родительского дома. Основательный, крепкий, но лишённый какой-либо красоты, выглядел немного… странно.
Сира не стала мне ничего объяснять, только провела меня на маленькую женскую половину дома, сказав, что это временно.
Вот музыка смолкла, и Дайрат крепко сжал мою ладонь.
Поджав губы, я тихонько вздохнула и поняла, что всё. Время пришло. Мы встали из-за стола и направились к дому. Протоптанная дорожка медленно, но уверенно вела нас наверх по большому, но пологому холму.
Трава приятно шелестела, а тонкие цветочные запахи совсем меня не успокаивали. Дайрат не торопился, но он с такой силой сжимал мою ладонь, что я с трудом удерживалась от слёз. Ноги не держали меня. То и дело запинаясь, ловила на себе раздражённый взгляд Дайрата. Мягче он не стал. И чем дальше мы уходили от других людей, тем быстрее таяли его вежливость и сдержанность.
Перед самим домом Дайрат рывком подхватил меня на руки. Испугавшись, вцепилась в его шею. Он насмешливо посмотрел мне в глаза и, заметив там слёзы, недовольно поморщился.
Перед нами открыли двери, и мужчина переступил порог, всё так же держа меня на руках. Не выдержав всего, закрыла глаза и отвернулась от Дайрата. Тёмные комнаты сменялись одна за другой, пока вдруг не стало гораздо светлее. Приоткрыв один глаз, увидела, что мы в узкой, невысокой, но всё же просторной спальне.
Кровать, украшенная цветами и травами, была застелена белоснежным покрывалом, расшитым серебряными и красными нитями по самому краю.
Сердце ухнуло вниз, когда Дайрат осторожно опустил меня и прикрыл двери за нами.
Всё выглядело так, будто… Будто… Но как же быть? Йонхет, он же обещал мне! Дал слово!
— Ты так и будешь стоять истуканом?
— Что? – глупо переспросила Дайрата, погруженная в свои мысли и страхи.
— Так и будешь стоять у дверей? – сиплые нотки в его голосе заставили меня приподнять голову и посмотреть на мужа. Выглядел он недовольным, уставшим и злым. Буравя меня тяжёлым взглядом, стоял рядом и внушительно возвышался надо мной. – Да?
Сглотнув вязкую слюну, я понимала о чём он говорит, но верить не хотелось. Может… может, это всё для отвода глаз?
За дверью послышались знакомые девичьи голоса, затянувшие очередную песню. Только в этот раз добавились ещё и мужские.
Протянув руки к Дайрату, замерла, затравленно посмотрев на дверь.
— Думала, что нас оставят одних? – мужчина не выдержал, схватил мою ладонь и положил на застёжку плаща. – Давай быстрее. Я не хочу с этим затягивать.
Вздрогнув, выдернула руку и отошла назад.
— Йонхет обещал мне… — мой голос сильно дрожал, когда я решилась обратиться к Дайрату. – Он обещал мне, сказал… сказал, что ты меня не тронешь.
— Правда? – мужчина недовольно свёл брови и сам расстегнул застёжку накидки. Затем последовали завязки сюртука. – Мой братец любит обещать невыполнимое. Ты поверила ему?
Я с дрожью наблюдала за тем, как неторопливо раздевался Дайрат. Мне нужно было сделать это самой, но от ужаса я напрочь забыла обо всех этих обрядах.
— Дайрат, — впервые обратилась к мужу по имени, — ты же понимаешь, что это невозможно. Ты же знаешь, кто я…
— Знаю, — сдержанная улыбка сильно напугала меня. – Ты моя жена. Или ты хотела сказать, что ты Видящая? Да? Именно это?
Дайрат присел на край кровати и начал стягивать сапоги.
— Да. Это… — всхлипнув, медленно шла назад, пока не упёрлась спиной в стену. – И ты знаешь, что мне нельзя…
— Знаю. Но тебе это не помешало развлекаться с Йонхетом. Или с ним Боги тебе разрешили?
— Йонхет меня не трогал…
Взгляд Дайрата был слишком красноречивым: он совсем мне не поверил. Более того, вспомнив об этом, лишь сильнее разозлился. Глаза стали почти чёрными. Оставшись в одной рубахе, Дайрат пнул сапоги и встал, опасно приближаясь ко мне.
— Дайрат, прошу… Не надо!
— Сэвайя, — он подошёл ко мне и осторожно снял венок с моей головы, — ты сама согласилась. Ты стала моей женой. И, кажется, тем самым отказалась от своего дара, разве нет? Я что-то пропустил?
— Я не отказывалась! Я согласилась на том условии, что… что Йонхет освободит меня от клятвы.
— Вот, значит, как… — Дайрат стянул шаль, взъерошив мои волосы. – Мне он об этом забыл сказать. И хочу тебя расстроить: отказываться от тебя я не собираюсь, — откинув мои косы за спину, требовательно коснулся плеч.
— Я не хочу… — выдохнув, едва уняла дрожь. – Не хочу! Можно же что-то придумать. Можно?
— Утром сюда зайдут. В любом случае. И я даже был согласен оставить втайне ваше маленькой развлечение. Но теперь всё будет по-другому, — пальцы Дайрата вцепились в шнуровку, потянув её на себя, – ты моя жена.
— Возьмёшь меня силой? – всхлипнув, повысила голос.
— Нет, — Дайрат расправился с завязками, и платье с шелестом упало на пол. Стыдливо прикрывшись руками, сжалась и повернулась к мужчине боком. – Зачем? У тебя есть всего два пути: разделить со мной постель как жена, либо выйти за дверь опозоренной и отвергнутой. Тогда твоя жертва будет и вовсе бесполезной, и Эрисса не станет княжной.
Мужчина потянул меня за собой, направляясь к кровати. Белое, свадебное покрывало теперь казалось мне смертным саваном.
Меня загнали в угол.
Тяжёлое дыхание. Шорох травы. Хруст камня.
Я задыхалась. Судорожно хватая ртом воздух, надсадно сипела, держась руками за разрушенные ступени, упорно взбиралась наверх. К тому сгоревшему, полуразвалившемуся поместью.
Утирая пот с лица, отбрасывала косы назад.
Стоило только оглянуться, как воспоминания тут же выбивали из меня слёзы. Остановившись на широкой ступеньке перед очередным поворотом, облизала пересохшие губы. Солёные капли пота стекали по лбу и щекам. Дрожа, с отвращением вспоминала его глаза. Дуновение ветра напоминало о его дыхании.
Беззвучно всхлипнув, зажмурилась и отвернулась.
Мне нужно попасть в это поместье! Мне нужен алтарь! Мне нужно знать…
Ступени стали надёжнее. Теперь не нужно было помогать себе руками. Подвязав рубаху повыше, торопливо взбегала по лестнице. Каменная крошка, осколки чего-то острого и щепки. Здесь было полно их. От боли ноги горели огнём, будто языки пламени лизали мои пятки. Но я гнала прочь эту робкую надежду, эти напоминания о произошедшем.
Ведь я сама согласилась.
И теперь у меня множество вопросов, на которые никто не ответит.
Сжав зубы, невольно возвращалась к затуманенным воспоминаниям о первой ночи. Пылкие, но ласковые поцелуи. Он собирал губами слезы, пытаясь успокоить меня. Гладил моё лицо и был очень нежен.
Всхлипнув, пошатнулась. Кровь прилила к лицу, и я чуть не упала, испуганно схватившись руками за первое, что попалось на пути: колючие и сухие ветки. Обдирая ладони в кровь, с трудом удержалась, так и не упав вниз.
Загнанно дыша, бросила осторожный взгляд назад: дом остался далеко внизу. Теперь передо мной была пугающая темнота бездны. Вновь облизнулась, прогоняя едкое желание отпустить руки и прекратить всё одним махом. Вздрогнула от странного шороха и вспомнила, зачем же я лезу к этому проклятому поместью.
Смутные ощущения жара и боли размывали всё вокруг. Словно я резко оказалась в тумане. Время текло плавно, но мне было страшно даже пошевелиться. Дайрат лежал рядом и, кажется, спал: его рука на моей груди не двигалась.
Песни давно затихли. Гости услышали то, что хотели.
Почти не дыша, решилась встать с кровати. Тенью подошла к двери и осторожно открыла.
— Сэвайя? – Сира встала со стула и быстро подошла ко мне. Пусть все и ушли, но она осталась караулить. – Сэвайя, всё хорошо?
Хорошо? Мне… мне… должно быть хорошо?
Я сжимала рубаху, комкая её в руках. Она была влажной на груди и спине, а внизу… Опустила взгляд, увидев с какой жалостью Сира рассматривала меня. Алые пятна. Их было немного, они казались почти прозрачными, светлыми, расплывчатыми.
— Сэвайя…
— В доме есть алтарь?
— Что? – женщина удивлённо переспросила, подойдя ко мне очень близко. – Алтарь?
— Да. Алтарь.
— Нет, Сэвайя. Здесь его нет.
— А там?
— Там? – лицо Сиры посерело от страха. – Уж не думаешь ли ты…
— Нет, Сира, нет. Но… — я сильно дрожала, стараясь не смотреть вниз. Ладони взмокли, а лицо покрылось испариной. – Ты можешь принести мне кое-что. Ратуну.
— Что?
— Ратуну, хрустальный шар. Он в той небольшой шкатулке, про которую ты спрашивала.
— Хорошо. Я принесу. А ещё чистую рубаху. Только… — Сира понизила голос и ласково погладила моё плечо. – Только подожди внутри. Двери я закрою.
Но дожидаться Сиру я не собиралась. Едва дверь закрылась, я тут же с омерзением стянула с себя нательную рубашку и бросила её подальше от себя. Мне пришлось взять рубашку Дайрата. Она была чистой и сухой, пусть и пахла чем-то терпким, мужским.
Открыв ставни, я с облегчением увидела, что до земли не так высоко. А наши детские забавы с Эриссой, и её вечная жажда приключений немного закалили меня.
Эрисса… Ты так ненавидишь меня… Но у тебя были на то причины.
Бегство в поместье было единственным выходом узнать… правду.
Отдышавшись, я отпустила ветки и прислушалась. Мне до сих пор казалось, что за мной кто-то гонится. Со страхом вновь посмотрела во тьму: никого.
Последние ступени дались слишком легко. Сходя с ума от боли в ногах и руках, я растерянно осматривалась на пепелище. Я видела брошенные брёвна и доски, они сгорели не до конца. Словно… Словно поместье отстраивали, а оно загорелось. Брошенные телеги и подъезд, заросший кустарником и заваленный камнями. Теперь сюда была одна дорога – только по разрушенной лестнице.
Внешне всё выглядело крепким и надёжным, пусть на дереве чётко виднелись подпалины. Где-то здесь должен быть алтарь.
Я бродила по полуразрушенному дому. Крыши не было, а верхние этажи давно сгорели дотла. Но раз Сира сказала, что алтарь здесь есть, то так оно и было. И пожар его не уничтожил.
Ноги подкашивались от страха и усталости. Оставляя кровавые следы на дереве, я беспомощно хваталась за остатки стен.
Где же он?
Споткнувшись о что-то очень твёрдое, завалилась набок и осела на землю. Под догоревшими балками, весь усеянный пеплом стоял алтарь. Мне стоило сил расчистить его. Каменная чаша с замысловатым узором совсем не пострадала. Водя пальцами по её краю, просила Богов о помощи, беззвучно, едва шевеля губами. Но в моей голове было пусто. Не было того пронзительного взгляда жёлтых глаз. Ещё ни разу дракон мне не отказывал у алтаря. Ни разу.
— Прошу! Ответь мне! Ответь! Не бросай меня! – вцепилась в холодный камень, чувствуя жжение в израненных ладонях. – Прошу, не бросай…
Слёзы вновь потекли по щекам. Всхлипывая, опустилась на колени.
— Ты же сам показал мне… Сам показал обряд! И всё остальное! Я сделала это ради других, и теперь ты меня бросаешь?
— Я же сказал, что не откажусь от тебя, — тихий мужской голос прозвучал как гром среди ясного неба.
Испуганно закричала и прижалась к каменной чаше. В разрушенном дверном проёме стоял Дайрат. Едва одетый, он тяжело дышал, сжимая что-то в правой руке.
— Уйди! Оставь меня! – истерично закричала, мотая головой.
— Что, твои Боги молчат, Сэвайя? – мужчина осторожно приближался ко мне. Лицо у него было белым от гнева. Губы едва дрожали, а в глазах будто горел проклятый огонь. – Почему же они не отвечают? Чем же ты их прогневила?
— Не подходи! – завизжав, попыталась лягнуть его ногой. – Я ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу!
Дайрат ловко увернулся от удара и быстро присел рядом со мной, бросив мне на колени ратуну. Хватко вцепился в мои плечи и с силой сжал пальцы. Вскрикнув, я дёрнулась, но вкрадчивый мужской голос наводил на меня настоящий ужас:
— Ненавидишь? Ненавидь. Это не страшно, — Дайрат усмехнулся и вплотную приблизился ко мне, едва не касаясь своими губами моего рта. — Скажи, Сэвайя, почему же твои Боги молчат? Почему? Ты просишь о помощи, но они глухи к твоим мольбам. Может… Может, это потому, что их нет?
Услышав это, я неверяще посмотрела Дайрату прямо в глаза. Холодные, синие, с лёгким отблеском они казались сейчас мне настоящими, живыми. Такими, какими я никогда их не видела.
— Это всё ложь. Искусная, тонкая и смертельная. Признайся, Сэвайя, нет никаких драконов, нет никаких богов. Есть только люди. И одни ловко используют других, — Дайрат склонился к моему уху и жарко зашептал. – Например, Йонхет. Он пользуется тобой, а ты ведёшься. Сэвайя, ты маленькая, глупая девочка, верящая в сказки.
— Нет, Дайрат, нет… Ты ошибаешься. Они есть, — глотая слёзы, мотала головой. – Они существуют. Я говорила с ними. Я видела их. Иначе… Иначе я бы не согласилась на эту свадьбу. Я не сказала бы «да», не покажи он мне вязь синта на наших руках.
— Раз так, то почему он не показал тебе того, что будет после? Почему? Ты же была просто уверена, что первой ночи не будет. Ведь так? Поэтому ты поверила глупым россказням моего милого братца. Ему ты верила всегда… — при этих словах глаза Дайрата недобро блеснули.
На это мне нечего было ответить. Я просто была уверена, что меня не тронут. После видения я даже не сомневалась в этом. Могла ли я неправильно его понять? Неужели это моя вина?
— Я его люблю. И да, верила и… буду верить, — страшная догадка едва не вызвала у меня вспышку гнева. – Это твоя месть своему брату? Да? Ты же всех ненавидишь. Меня, Йонхета, других людей. Как же ты живёшь? Как?
— Вот ты мне и ответь, — Дайрат убрал волосы с моего лица. Сам он был слишком спокойным и серьёзным. Давно успокоился, и теперь лишь глаза выдавали его неподдельный интерес к нашему разговору. – Ненавидеть очень легко. Правда? Не испытываешь мук совести, нет чувства вины. Просто видишь в других зло.
Я тяжело дышала, исподлобья разглядывая Дайрата, не в силах отвернуться от него. Ненавидеть очень тяжело. Словно ты взвалил на себя неподъёмную ношу.
Она давит, гнетёт, уничтожает тебя.
Сжала ратуну и, наконец, отвела взгляд. Гладя нежный и холодный хрусталь, я видела, как шар покрывается кровавыми разводами. Но видений не было. Не было жжения в моей голове. Не было сипящего голоса, вкладывающего в мои уста правду. Не было ничего.
Мысленно звала дракона. Молила его дать мне хоть что-нибудь! Но ответом была тишина. Пустота. Только моё тонкое, с присвистом и тяжёлое, хриплое дыхание Дайрата. И стук сердца. Даже ветер унялся и сейчас на пепелище было очень и очень тихо.
— Ты не прав. Не прав во всём! Ненавидеть это ужасно, а мстить собственному брату так ещё хуже. Я ради Эриссы готова на всё, – крепче сжала ратуну, едва сдерживая слёзы горечи. – И я видела… видела многое! Видела! Боги есть! Если ты в них не веришь, это не значит, что их нет!
Дайрат выхватил ратуну из моих рук и приблизил её к своему лицу. Внимательно рассматривая её, пренебрежительно отмахивался от моих попыток забрать шар обратно себе.
— Отдай!
— Говоришь, мстить это плохо? – выражение лица мужчины стало слишком странным и пугающим. Я вцепилась в ладонь Дайрата, но сил разжать пальцы мне не хватило. – Кто кому мстит, Сэвайя? Но оставим месть людям. И вернёмся к твоим горячо любимым Богам. Ты так и не ответила: помогли ли они тебе? Показали хоть раз настоящую правду?
Зажмурилась и мотнула головой. Голос Дайрата стал таким мягким, вкрадчивым, что я почти ощущала его в своей голове. Будто он забрался внутрь и теперь наводил свои порядки.
— Или ты видела только то, что хотела? А раз так, то, как смеешь ты убеждать меня в том, что Боги не выдумка? Почему они не остановили меня? Почему не спасли тебя?
Дайрат отстранился и нехотя встал, всё ещё сжимая ратуну в своей руке.
— Увидят ли они то, что я хочу сделать? Помешают ли мне? – мужчина в задумчивости запрокинул голову и посмотрел на небо. Время шло, а я не могла пошевелиться от тяжкого ощущения чего-то непоправимого: что-то произойдёт. – Так помешают? Помешают?! – Дайрат повысил голос. Не услышав ответа, мрачно посмотрел на меня. – Вряд ли.
— Нет! – я слишком поздно поняла, что же он хочет сделать.
Он замахнулся и с силой кинул ратуну в чашу. Звонкий хруст, и меня обдало волной мелких осколков. Шар разбился вдребезги.
Не веря своим глазам, растерянно смотрела на блестящую пыль на своих ногах, россыпь крошечных осколков возле чаши. Всего два или три кусочка ратуны остались большими настолько, чтобы их можно было без боязни взять в руки.
— Нет… — руки сильно дрожали. Я встала на колени перед осколками и до сих пор не могла поверить, что Дайрат сделал это. – Что же ты сделал…
— Я так и думал, — едкая усмешка лишь напомнила о том, что сейчас произошло. – Теперь нет нужды врать. Ты делала всё это не ради Йонхета или Эриссы. Вовсе нет. Ты сделала это ради этого маленького куска хрусталя.
— Что же ты наделал… — я закрыла лицо руками и беззвучно заплакала. — Что же ты наделал!
Дайрат коснулся моих плеч, его ладони были обжигающе холодными.
— Рано или поздно ты бы узнала правду.
— Какую правду? Какую?
— Что всем правят люди, а не Боги. И именно люди сделали этот мир таким. Когда-нибудь ты поймёшь, что быть игрушкой в чужих руках – незавидная доля.
— Что? – глотая слёзы, обернулась к Дайрату. – Значит… значит, ты меня спас? Да? Я должна быть благодарна?
— Я этого не говорил. Считай, что сейчас ты свободна от своей клятвы. Теперь тебе не нужно идти на Голубую гору. Не нужно хитрить и обманывать остальных. Ты можешь выбрать себе другую жизнь.
От этих слов стало совсем тошно. Безвольно поникнув, вновь коснулась чаши рукой.
О чём говорит Дайрат? О чём?
— Я не хотела другой жизни, — прижалась лбом к краю чаши и сжала его израненными ладонями.
— Вставай. Ты должно быть уже замёрзла. И нужно осмотреть твои ноги и руки: они сильно кровоточат, — Дайрат с усилием поднял меня с колен и подхватил на руки. – Пойдём домой.
Сил отбиваться не было. Мне просто хотелось, чтобы меня оставили в покое. Хотелось умереть.
Рассматривая звёздное небо, не могла выбросить слова Дайрата из своей головы. За что же он меня так ненавидит? За что ненавидит Богов?
Страшная догадка могла всё объяснить. Приподняв голову, я с трудом открыла рот. Только сейчас поняла, как же сильно я замёрзла.
— Я правда хотела спасти твоего отца.
— Что? – Дайрат остановился и зло посмотрел на меня. – Что ты сказала?
Но мне уже было не до этого. Дрожа всем телом, обмякла. Усталость и страх пережитого, боль погружали меня в непонятную черноту.
— Я очень хотела ему помочь. Прости…
На улице шёл дождь. В комнате пахло сыростью, а ещё чем-то противным и гадким. Устало зевая, с трудом открыла глаза. В теле была непонятная ломота.
Со стоном перевернувшись набок, увидела лишь пустую стену.
С удивлением привстала на локте. Это не спальня. Голые стены, добротная, но очень грубо сколоченная мебель. Стол, стул, короткая лавка и кровать.
Толстая перина казалась слишком мягкой. Пройдясь рукой по тёплому покрывалу, попыталась вспомнить хоть что-нибудь.
Дайрат.
Он разбил ратуну. И он же принёс меня сюда…
Села и задрала подол рубахи: ноги были аккуратно перевязаны, а ладони были в странных тёмных пятнах и пахло от них чем-то горьким и резким.
Попыталась встать, но сдержанно выдохнув, отказалась от этой затеи. Ноги буквально выворачивало от боли. Вновь осмотревшись по сторонам, остановилась взглядом на двери: замка или запора не было. Значит… Значит, ко мне сможет зайти любой.
От неожиданного стука в дверь вздрогнула и хрипло спросила:
— Кто там?
Дверь приоткрылась, и внутрь заглянула Сира. Увидев её, я радостно улыбнулась и расслабилась. Подняв ноги с пола, осторожно легла на кровать, кивнув головой на её свободный край.
— Я не хотела вас тревожить, Сэвайя. Решила заглянуть и осмотреть ваши ноги.
Женщина поставила на стол небольшой кувшин, плошку и ломоть хлеба, повернулась и, приветственно склонившись, быстро подошла ко мне.
— Повязки чистые, перестало кровить. И слава Богам! Если бы не господин…
Услышав о Дайрате, дёрнулась, как от удара, и покраснела от гнева.
— Если бы не он, то ничего бы этого не было. Он оправдывает своё имя — Зверь. Дикарь!
— А вы оправдываете своё, — Сира поджала губы и ловко взяла мою правую ногу, отодвинув край повязки, принялась рассматривать израненную кожу. – Холодны и слишком изнеженны.
Прикусив язык, я недовольно выдохнула и отвернулась от женщины.
— Что? Скажете, что он хороший человек? – сердце испуганно замерло, а во рту пересохло, стоило только вспомнить его лицо, побелевшее от гнева, и чернеющий взгляд, преисполненный злости и ненависти. Зверь же!
— Легко говорить о человеке, ничего о нём не зная.
— Сира, — нагнулась к женщине и взяла её за руку. – Он вас запугал? Вы так защищаете его! Неужели вы не видите? Как смотрят на него все? Как он ведёт себя? Как держится и как разговаривает? Как поступает?
— Вижу. И от этого мне невыносимо больно, — Сира подняла взгляд, и я увидела в её глазах слезы. – Впрочем, вам до мужа, — она слишком яро выделила это слово, — дела нет. В отличие от Дайрата.
Во мне клокотала и бурлила злость. Как она смеет меня упрекать! Я даже не удивилась, услышав, как она назвала его по имени.
— Кстати, где он? – скрестив руки на груди, пыталась успокоиться. Но перед глазами была разбитая ратуна и самая кошмарная ночь в моей жизни.
— Уехал.
— Уехал? – лицо вытянулось само собой. Удивлённо сдвинув брови, я вновь посмотрела на Сиру, та уже заканчивала с моими ногами.
— Да. Уехал.
— Куда?
— Господин не сказал. Велел уложить вас в этой комнате и исполнять любые просьбы или приказы.
— А… почему… — слова путались во рту, словно я жевала очень густую кашу. – Но…
— Господин решил, что вы не захотите быть с ним. Поэтому эта комната теперь ваша. Больше мне ничего не было сказано, — Сира выдохнула и оставила мои ноги в покое. Встав с кровати, взяла плошку и хлеб, вновь села на кровать, но уже рядом со мной. – Запоздалый обед.
Я благодарно взяла скромную пищу и с трудом откусила кусочек хлеба. На удивление голода я не чувствовала, есть не хотелось совсем.
— Так куда же уехал… мой муж?
— Я сказала, что не знаю. Но господин был зол. Очень зол.
— Он же всегда такой… — не удержалась и съязвила, но поймав на себе укоризненный взгляд, молча уткнулась в плошку.
— Нет, не всегда. С вашего приезда господин подобрел и стал спокойнее.
Подавившись, громко раскашлялась. Взялась за ложку и запила вставший комом хлеб тёплой и очень вкусной похлёбкой.
— Стоило увидеть ему вашу рубашку… Ох, какие же у него были глаза! Он как одурелый выскочил на улицу. Каких трудов стоило удержать его и уговорить хотя бы одеться.
— Разозлился, что я ушла?
Сира поджала губы и посмотрела на меня, как на маленького ребёнка.
Что ж… Дайрат был слишком уверен, что с Йонхетом меня связывало нечто большее. Похоже, мой муж ещё не привык, что ему я не вру и говорю только правду. И неважно, чего это касается: княжича или Богов.
— Как только убедился, что с вами всё в порядке, приказал седлать коня и утром же уехал. Один, что совсем непохоже на нашего господина.
Это всё из-за слов про его отца? Или он так успокаивается? Или решил каким-нибудь странным способом загладить свою вину? Ох, последнее ему точно не по плечу!
— Ты так хорошо его знаешь, Сира? Ты и Эдвинг. Пойми, это выглядит очень странно: слышать про Дайрата что-то хорошее.
Поняв, что есть я не собираюсь, Сира забрала у меня плошку.
— Молока?
— Что? – недоумённо переспросила.
— Молока? Я принесла вам молока.
И только сейчас почувствовала дикую жажду. Поймав мой взгляд, Сира улыбнулась и тотчас же подала мне холодный кувшинчик.
Вкусное, сладкое молоко будто вдохнуло в меня новую жизнь. Так торопилась, что едва не начала захлёбываться. Делая жадные глотки, поглядывала на довольную женщину.
Ополовинив кувшинчик, заела молоко хлебом.
— Если вам что-то будет нужно, просто крикните меня.
— Не нужно, Сира. У тебя, наверное, много дел. Мне сможет помочь кто-нибудь другой.
Женщина криво улыбнулась и немного побледнела.
— А никого больше и нет. Здесь только я, Эдвинг, Рохель и старый Одогир.
Поставив кувшинчик себе на колени, утёрла рот тыльной стороной ладони.
— Как нет? – глупо переспросила, ничего не понимая. Такой большой дом и нет слуг? – А где же остальные?
— Их нет, — Сира сцепила руки в замок и тихонько выдохнула. – Сэвайя, прошу вас, не ходите больше к поместью. Оно и так отняло у нас слишком многое. Если вам всё равно на мужа, то пожалейте остальных. Мы не переживём очередной беды.
Женщина забрала плошку с похлёбкой, оставив мне только молоко и недоеденный ломоть хлеба. Улыбнулась и вышла за дверь, оставив ту немного приоткрытой.
Я же продолжала глупо облизывать губы, думая о последних словах.
Что значит, отняло слишком многое?
— Ну зачем вы встали? – Сира охнула, увидев меня. Утерев руки об фартук, она сдержанно улыбнулась и поправила выбившиеся из-под косынки пряди когда-то тёмных волос. Теперь их жадно съела седина. – Ваши ноги ещё не зажили, Сэвайя. Не нужно было…
— Пустяк. Мне надоело сидеть одной в той комнате, — улыбнулась в ответ, с ужасом думая, как напугало бы меня одиночество и какими бы были годы жизни на Голубой горе. – А отвлекать тебя по пустякам не очень хотелось.
Прошло уже больше трёх дней, а Дайрат и не думал возвращаться. Проплакав весь первый день, решила, что будет глупо плакать постоянно. Тем более что теперь я не в силах изменить что-либо.
— Вы не пустяк, Сэвайя. И ваше здоровье очень важно для меня.
Сира, отставив в сторону большую и увесистую кадушку, с интересом поглядывала на меня. Я же, не зная, как себя вести, осторожно села на край скамьи и огляделась в просторной, но низкой кухне. Из неё сразу вело несколько дверей. Но что за ними мне было невдомёк. Даже в родительском доме я редко спускалась в чёрные комнаты. Если только мельком, одним глазком посмотреть, да подслушать краем уха, о чём сплетничает кухарка.
Теперь же я смогла разглядеть большую печь, занимавшую собой почти всю стену, широкий, выскобленный стол, немного колченогие табуреты, лавка во всю длину кухни. Порядок и чистота говорили о том, что Сира – хорошая хозяйка.
— Всё в порядке, Сира. Занимайся своим делом, я просто посмотрю.
Женщина с недоверием бросила взгляд на мои ноги и, хмыкнув, вернулась к кадушке.
— От Дайрата никаких вестей?
— Нет, — Сира нахмурилась и потянулась за ножом.
Хороший муж, и свадьба отличная. Никаких тебе застолий и празднований. А ведь он не последний человек, пусть и незаконнорождённый, но всё же сын князя. Да и я не из простой семьи. Мы бы должны были лихо отплясывать, петь песни и гулять…
Впрочем, может, оно и к лучшему? Веселиться я бы не смогла. От одного воспоминания тошно становится.
Поёжившись как от холода, чуть снова не расплакалась. Сдавленно всхлипнув, прогнала мрачные мысли.
— Почему в доме больше никого нет? Где другие слуги?
— Никто не хочет жить в этом доме. И работать тоже. Какие бы деньги ни предлагали, — Сира выбрала крупный кочан капусты и принялась за него с ножом. – Все бегут.
Мне так хотелось, что с таким «господином» и собаки сбегут, но сдержалась: расстраивать Сиру не хотелось. Ведь тогда я снова останусь одна. А мне это не нужно.
— Почему же вы не сбежали? Остались, живете здесь. Ты, Сира, совсем не кухарка. И не дворовая. Но между тем следишь за домом.
— Давным-давно я поклялась оберегать и защищать одного маленького мальчика. До самой своей смерти. И я последую за ним всюду.
— Этот маленький мальчик – Дайрат?
Сира не обернулась ко мне. Так и продолжила стоять боком, лишь сильнее склонила голову и словно не расслышала моего вопроса.
— А другие?
— Эдвинг принял мою клятву как свою. Он слишком сильно любит меня. Рохель – сирота. Идти ей некуда. Здесь ей живётся неплохо, пусть она и очень суеверная и боязливая. Вечно тарахтит о своих приметах. Вы услышите её и не раз. Одогир всю жизнь был конюхом. Он служил ещё при бабке господина. Просто не захотел уходить. Вот мы и живём здесь впятером. Теперь вшестером, — лукавый взгляд не внушил мне доверия.
— Дайрат настолько беден?
Вот уж не думала…
— Нет. От старого наместника осталось его поместье. В нескольких часах езды отсюда, но господин не захотел оставлять родительский дом. Так что все живут и останавливаются именно там. А мы здесь.
Как странно. Если есть нормальный дом, зачем ютится тут, у пугающей и мрачной скалы, рядом с остатками напрочь сгоревшего поместья?
— Не понимаю…
— Пусть господин вам сам всё расскажет.
Вот уж чего я точно не собираюсь делать. Злить и расспрашивать человека, который и без этого готов убить меня. Я прекрасно помнила его взгляд, когда он услышал от меня про своего отца. Удивлена, что он меня прямо тогда не сбросил с этой проклятой скалы.
Поэтому и уехал. Думаю, всё дело в этом.
Не нужно было говорить.
Я слишком поздно поняла, что от меня ничего не зависит. Наставник, Йонхет… Никто не смог ничего сделать. Теперь и Дайрат.
Живя на Голубой горе, легко скрыться от людского гнева и недовольства.
— Ты же знаешь, Сира, он ничего мне не расскажет. Я… я вызываю у него только зубовный скрежет и до сих пор не понимаю, зачем он согласился.
— Не всегда то, что мы видим, является истиной, — Сира устало выдохнула и, наконец, повернулась ко мне лицом. – Сэвайя, это очень долгая и тяжёлая история. И тебе бы лучше о ней не знать. Не зря же все считают, что мы прокляты…
На пепелище было пусто и тихо. Стоило преодолеть последние ступени, как суровый северный ветер таинственным образом пропал. Наученная собственной глупостью, я взяла накидку и должным образом обулась.
Улизнуть из дома, в котором живёт всего четыре человека, очень легко. И хоть Сира очень расстроится, когда узнаёт, что я ослушалась её, но после её рассказа, я не могла не вернуться сюда.
Мне нужно было увидеть всё собственными глазами.
Это — не пепелище, а самая настоящая могила! Зачем же Дайрат так держится за это место?
В одну ночь исчезли все, кто здесь жил. Слуги и мать Дайрата. Их просто не нашли.
Сколько ему тогда было? Три года?
Трёхлетний мальчик провёл несколько дней один в этом пустом и брошенном поместье. Его нашли голодным и холодным в одной из комнат.
Это могло быть бегством, если бы не одно «но»: мать ни за что не бросила бы своего ребёнка.
Неладное обнаружилось, когда поместье загорелось, и народ из близлежащих деревень бросился его тушить.
Ни крови, ни тел. Ничего. Только маленький мальчик.
В ту ночь пропал и единственный сын Сиры, он был ровесником Дайрата, а сама Сира – его кормилицей. Только по случайности она и Эдвинг отлучились из поместья в тот роковой день.
И теперь эта женщина корит себя вот уже больше двух десятков лет, что не уберегла своего же ребёнка.
Поместье тогда не сильно пострадало. Сгорела только крыша.
Проходит двадцать с лишним лет и Дайрат решает вернуться в родительский дом, чтобы, наверное, узнать правду. Отстраивает поместье.
И очередной пожар. Погибает много людей, сам Дайрат выживает лишь чудом, но всё равно остаётся здесь.
Невесёлая жизнь…
В задумчивости пнула головешку и с тоской посмотрела вперёд: чаша даже сейчас выглядела нетронутой. А возле неё блестели осколки ратуны.
Неудивительно, что все боятся подниматься сюда. Бормочут про духов, злые силы.
Я же вижу только пепелище. И больше ничего. Пусть сердце сейчас сжимается от страха, а внутри всё дрожит.
Вряд ли кто-нибудь, когда-нибудь узнает, что же здесь произошло на самом деле…
Ноги сами меня привели к чаше. Хрустя осколками, я со вздохом присела, даже не пытаясь сдерживать напрашивающиеся слёзы. Один кусочек хрусталя лежал у самого основания чаши. До сих пор блестел на солнце и выглядел чистым и прозрачным.
Протянув руку, осторожно взяла его.
Яркая вспышка. Ощущение полёта и хриплый, надсадный крик боли.
Глаза.
Яркие. Бирюзовые. Неживые.
Сизый дым скрыл их лишь на мгновение. Раззявленная пасть щерилась обломанными клыками и… костями. Словно наросты, они скрывали череп дракона. Он выглядел скелетом!
Боль сковывала тело. Не в силах пошевелиться, уже ощущала на себе его зловонное, сладковатое дыхание.
Хруст и бряцанье: дракон приподнялся на лапах, устрашая меня белизной своих костей.
— Время пришло, Сэвайя!
— Госпожа! – дверь с грохотом открылась. На пороге стояла раскрасневшаяся и запыхавшаяся Рохель. Толстая русая коса совсем растрепалась, косынка давно съехала набок, почти не покрывая головы. – Госпожа! Ваш муж вернулся.
Встрепенувшись как ото сна, я устало посмотрела на неё.
— Госпожа… — радость как водой смыло. Теперь девушка несколько испуганно разглядывала меня.
Бессильно опустила голову и слабо кивнула. Сидя за столом у самого окна, бесцельно рассматривала осколок ратуны. Он казался мутным и тусклым. Наверное, оттого, что я без конца трогала его и гладила. Стоило вглядеться в такой маленький кусочек хрусталя, как тут же передо мной появлялась пасть дракона и его безжизненный взгляд ярко-бирюзовых взгляд лишал меня последних сил. Чем сильнее я вглядывалась в облик дракона, тем больше мне казалось, что в его глазницах просто плещется жидкий огонь. Да и сам скелет объят непонятной дымкой.
Это тот же дракон, который пришёл мне впервые? Что же с ним стало?
Наставник Лэш говорил, что каждая Видящая устанавливает контакт только с одним драконом. Один раз и на всю жизнь…
Или…
Я убила своего дракона?
Но разве такое возможно?
Осколок тускло блеснул, отражая солнечный луч. Я моргнула и посмотрела на ждущую меня Рохель. Девушка так и не думала уходить куда-либо. Просто стояла в проёме и мяла юбку, затравленно посматривая на меня.
Выдохнув, шире открыла глаза. Тяжелеющие веки после бессонной ночи так и норовили скрыть от меня всё.
Я боялась спать. Боялась ночных кошмаров. Боялась сгореть в этом сизом пламени под взглядом бирюзовых глаз.
«Пришло твоё время, Сэвайя».
Что это значит?
Я всё равно уйду на Голубую гору? Но ещё слишком рано. Так что же имел в виду этот дракон? Чего он хотел от меня?
В голове путались мысли, мне так хотелось лечь головой на стол и хоть на чуть-чуть закрыть глаза. Но эта настырная и настойчивая Рохель буквально вынуждала меня встать и последовать за собой.
Последний, кого бы я сейчас хотела видеть – Дайрат! Страх и ужас ещё трепыхались где-то внутри, но было и что-то другое. Он не верил мне, а не верила ему. Но… Но как же быть теперь? Я просто не могу говорить с драконом. Но вчера говорила! Разве такое возможно? Разве не должна была я потерять свой дар? Выходит… выходит Дайрат был в чём-то прав.
От этой мысли в животе всё сжалось в тугой комок, а к горлу подступила липкая, мерзкая тошнота.
В чём он был ещё прав?
Почему я даже сейчас слышу его настойчивый, вкрадчивый шёпот в своей голове?
«Признайся, Сэвайя, нет никаких драконов, нет никаких богов. Есть только люди. И одни ловко используют других».
Ах, как бы мне сейчас хотелось поговорить с наставником Лэшом! Он бы точно ответил на мой вопрос! Помог бы! Показал нужный путь…
Как же быть?
Со стоном накинула шаль на плечи и встала из-за стола.
— Пойдём, Рохель.
— Вам нездоровится, госпожа?
— Нет, всё в порядке. Пойдём…
Перед глазами всё плыло, а голова казалась такой тяжёлой, что я чудом не заваливалась навзничь. Покрыла голову шалью и обхватила себя руками. Эти дни в одиночестве показались мне настоящим подарком. Присутствие Дайрата угнетало. Мне ведь нужно было бы говорить с ним. Как-то быть рядом. Это было бы сущим мучением, самой невыносимой пыткой.
Теперь же мне нужно встретить его. Радостно. Показать, как я ждала его.
Притвориться.
Выйдя во двор, болезненно зажмурилась. Солнце слепило меня. Слёзы вступили сами собой. Утирая щёки, я смотрела, как Одогир распрягает коня. Вот Дайрат слишком нежно и любяще обнимает Сиру.
Я невольно поджала губы. Слишком уж это не походило на Дайрата. Как трепетно и ласково он прижимает к груди эту женщину. Закрыл глаза, а лицо кажется безмятежным и добрым. Таким я никогда не видела его.
С какой же страстью и заботой Сира вглядывается в Дайрата. Словно и не верила, что он вернётся. Или она просто видит в нём своего давно пропавшего ребёнка?
Дайрат стал для неё всем.
И с ней рядом он совершенно другой.
Увидев меня, Дайрат сильно изменился в лице. Так тучи скрывают солнце. Клубятся, хмурятся и чернеют с каждым мгновеньем всё сильнее и сильнее, пока не разверзнутся и не обрушат на землю нескончаемые потоки воды, перемежая их раскатистым громом и ослепляющим светом молний.
Моё присутствие не вызвало у него радости. Сосредоточенный, угрюмый взгляд почти не задевал меня. Я была слишком вымотана и обессилена. Как же мне хотелось закрыть глаза и упасть на кровать. Или, на худой конец, в траву. Забыться спокойным, тёмным сном. Без кошмаров, без этого огненного взгляда и смрадного дыхания.
Сердце мне подсказывало, что от этого дракона нужно ждать дурных вестей.
Мёртвые никогда не делятся хорошим.
А этот дракон был мертвее мёртвых, если так можно сказать про бессмертного Бога.
Кого же я увидела в том осколке?
Дракон ли это?
Дайрат отстранился от Сиры, молча, но горячо пожал руку Эдвинга и двинулся ко мне.
Прислонившись боком к резному бортику крыльца, я мрачно смотрела на приближающегося мужа. С каждым его шагом во мне сильнее разгорался страх.
Что он скажет?
Как поступит?
Добавится ли к моим кошмаром новый дурной сон? Что это будет? Очередная ночь в одной постели? Или какая пытка похуже?
— Тебе нехорошо, Сэвайя? – горячее касание к моему лицу вызвало дрожь и волну омерзения. Дёрнувшись, опустила взгляд и сильнее сжала губы. – Плохо спала?
Мой взгляд заставил его едва усмехнуться одними уголками губ.
— Ты совсем не рада меня видеть.
— С чего бы мне быть радой?
Сколько всего мне хотелось ему высказать, но я трусливо глотала слова и просто крепилась. Прикосновение его пальцев, жар тела порождал лишь новый страх и дрожь.
Что если он сейчас силой вынудит меня спуститься из своей комнаты в спальню?
— Ты не скучала?
— Нет.
Как же хотелось сказать, что без него мне было очень даже хорошо! Я даже готова была помогать Сире по дому, лишь бы не быть рядом с этим извергом.
Дайрат скользнул пальцами по моей щеке и поправил шаль, убрав вьющуюся прядь волос под него. Его тяжёлый и пытливый взгляд заставил меня покраснеть.
— Тебе нужно отдохнуть. Я скажу Сире, чтобы тебя никто не беспокоил. Надеюсь, вынужденное одиночество пошло на пользу.
От неожиданного и резкого поцелуя я зажмурилась и невольно сжалась всем телом. Это не было чем-то большим. Просто… просто поцелуй.
Но стоило мне открыть глаза, как я увидела перед собой оскаленную пасть дракона.
«Время пришло, Сэвайя».
Задыхаясь от молчаливого крика, я видела, как преображается лицо Дайрата. Как загораются огнём его глаза. Как слезает плоть и оголяются кости. Их кипенно-белый цвет сводил с ума.
— Мама! – пронзительный детский крик. – Мама, где ты?
Плач. И снова крики. Хриплые, с завываниями.
Как же больно. Огонь опаляет губы, а глаза слезятся от невыносимого жара.
— Мама?
Нет Дайрата. Нет дома. Нет ничего.
Только череп дракона, объятый сизым огнём.
И крик.
Мой.
Детский.
Рёв дракона.
— Мама!
Я хочу это прекратить, но ядовитый огонь уже перебрался на меня. Горю и плачу. Лицо заливает чем-то горячим, липким. Как заворожённая смотрю в эти мёртвые глаза и слышу этот трижды проклятый детский крик, от которого сердце разрывается от боли:
— Мама!
Снег перестал падать мне на лицо. Моргнув, поняла, что его и вовсе не было. Это всего лишь привиделось мне. Гора. Дракон. И тот осколок ратуны. Ничего этого не было.
Потолок. Ещё кружится и вертится, вызывая нудную боль в висках.
В комнате темно. Свеча почти догорела. Её неверный, трепетный свет окрашивает красным стены.
Как же тяжело дышать, словно камнем придавило. С хрипом и стоном выдохнув, повернула голову и чуть не закричала от испуга. Рядом со мной на кровати лежал Дайрат. Прижался лбом к моему плечу, обхватив руками. Именно его железные объятия и не давали мне дышать полной грудью.
Дёрнувшись, поняла, что мне не выбраться.
— Как ты себя чувствуешь?
— Что? – сипло переспросила, всё ещё не веря своим глазам.
— Ты проспала весь день. Стоило мне тебя поцеловать, как ты тут же с криком завалилась навзничь. Сира уже три раза отправляла меня за травником или лекарем. Что произошло за эти дни, пока меня не было дома?
Липкий, тонкий страх, похожий на тонкую паучью нить, опутывал меня, превращая в маленький, беззащитный кокон. Только это сдерживало все те слова, что так отчаянно рвались наружу.
— Отпусти меня.
Дайрат убрал руки, и я со стоном вскочила с кровати, желая убраться как можно дальше от мужа. Любое его прикосновение могло принести мне настоящую боль. Всё не могла понять, что же произошло там на крыльце. Что я видела? Что слышала? И почему ощущала всё это…
Боль и страх. Они были реальными. Я чувствовала… Словно была этим ребёнком. Как бы мне хотелось забыть всё это!
Сжимая маленький льняной мешочек, висящий у меня на шее, затравленно смотрела на окончательно проснувшегося Дайрата. Непонимание в его глазах постепенно сменялось гневом.
— Я никуда не уйду, Сэвайя.
— Зачем ты пришёл сюда? Это… это моя комната.
— В этом доме всё моё, Сэвайя, — от этих слов мне стало плохо. – Я понял, что было большой глупостью оставлять тебя одну. Ты не хочешь ничего мне рассказать?
Дайрат сел в кровати и устало потёр лицо ладонью. Впервые он выглядел таким собранным и спокойным.
Сидя в углу, я с испугом наблюдала за каждым его движением. Теперь Дайрат заметил, мешочек со спрятанным внутри осколком ратуны.
— Что это?
— Это моё. Единственное, что здесь не принадлежит тебе. Раз… раз даже я стала вещью.
От этого слова Дайрат помрачнел. Сердито раздувая ноздри, с немым упрёком смотрел мне в глаза.
— Разве я это говорил?
— Тогда зачем я тебе? Почему б тебе не отпустить меня? Любить я тебе не буду. И уважать не могу… — сама не верила своим ушам. Это всё ратуна. И дракон. Его назойливое присутствие. Его пугающие послания.
— Если ты будешь там сидеть, то замёрзнешь. Ночь будет становиться холоднее. А эта комната самая студёная.
Дайрат намеренно ушёл от ответа?
— Дайрат, отпусти меня! Прошу.
— Ты же знаешь, я не могу.
— Можешь. Но не хочешь.
— И куда ты пойдёшь?
— Тебе разве есть до этого дело? – чуть не захлебнулась от собственной наглости. Язык бы прикусить, но мне было уже не остановиться. Разрыдавшись, вцепилась двумя руками в мешочек и закрыла глаза. – Ты ведь разрушил всё, что было мне дорого. Разве тебе есть до меня дело?
— Ошибаешься, Сэвайя, — Дайрат встал с кровати и направился ко мне. – Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за всё.
От этих слов я словно окаменела. Неужели… Неужели он сам во всё это верит?! Благодарна? Благодарна…
— Не подходи ко мне. Не подходи!
Эти ненавистные объятия. Ни к чему не обязывающие, но явно говорящие, что я его!
— Сэвайя, что случилось? Ты можешь мне рассказать?
Сжимаясь в комок, только плакала и вырывалась. Не хочу видеть его. Не хочу слышать. Не хочу ничего знать! Зачем я согласилась на уговоры Йонхета? Зачем слушала дракона? И зачем… зачем забрала этот проклятый осколок ратуны. Нет теперь покоя.
И я не знаю… не знаю, как мне жить дальше!
Почему до сих пор я слышу этот пронзительный детский крик?
Почему он не оставляет меня?
Отчаянно боролась, но вырваться из крепких и сильных объятий было невозможно. Я даже боялась коснуться Дайрата.
Что я увижу на этот раз?
Это наказание?
За грех? За то, что полюбила? За то, что между богом и человеком, я выбрала последнего? Только он совсем не любит меня.
— Сэвайя! Успокойся и расскажи, что случилось! – Дайрат с силой поднял меня с пола и рывком усадил на кровать. – Что случилось?
— Оставь меня! Не трогай!
— Сэвайя!
Вскрикнув, скинула его руки со своих плеч и наотмашь ударила Дайрата по лицу. Забравшись на кровать с ногами, отползла от края, уже почти не плача, только тонко всхлипывая.
— Уходи!
Но вместо ожидаемой ярости или злости, ответного удара или всплеска гнева, последовало нечто совершенно другое. Дайрат одним движением сдёрнул покрывало с кровати и накрыл им меня. С боем и отчаянным упорством, уложил меня и сел рядом.
— Сэвайя, когда я говорю, что ты – моя жена, значит, моя жена. Если я говорю, что это — мой дом, значит, мой дом. И если я прошу тебя рассказать всю правду, то лучше тебе так и сделать.
— Ты мне всё равно не поверишь. Да и…
— Сэвайя! – Дайрат повысил голос и с силой сжал моё плечо, почти до хруста.
Кошмар. Тот ужас, что снился мне этой ночью. И то, что я увидела утром, стоило Дайрату коснуться меня губами.
— Свейн, Свейн, мой малыш… — я звала кого-то из своего кошмара. – Я спою тебе песню, Свейн, чтобы твоя ножка быстрее зажила.
Закрыла глаза, вспоминая страшный, непонятный сон. Все те запахи, звуки. И песню. Я никогда не слышала такую.
Ветер горы облетает,
Над горами солнце тает,
Листья шепчутся устало,
Гулко яблоко упало.
Подломился стебель мяты,
Жёлтым яблоком примятый,
Месяц солнце провожает,
По цветам один гуляет.
Дайрат замер. Он молчал, ослабив свою хватку. Я нехотя открыла глаза.
Пристальный, немигающий взгляд тёмно-синих глаз. Испуганный. Очень испуганный.
— Кто такой Свейн, Дайрат? Ты знаешь его? — я задала самый главный вопрос. Неужели в том поместье был третий ребенок? Ведь сына Сиры звали совсем не так.
— Откуда…
— Боги, Дайрат, боги, — не выдержав, я достала из мешочка осколок ратуны. – Но ты же не веришь в это. Тебе плевать на них, как и на меня.
— Кто тебе рассказал?
— Дракон.
— Ты лжёшь! – до чего же испуганным выглядел Дайрат. Его глаза стали почти чёрными от страха. – Кто? Сира? Это она, да?
— Почему ты мне не веришь, Дайрат?
— Она столько лет молчала… Молчала! Сира! – Дайрат яростно взвился и выбежал из комнаты. — Сира! – его разгневанный вопль эхом разнёсся по пустому дому. – Ты обманула меня, Сира! Обманула! Сира!
Перевернувшись на другой бок, не мигая, смотрела в чернеющий дверной проём. Напевая песню, вдруг вспомнила последние слова дракона. Я их почти не расслышала, но сейчас, рассказав всё Дайрату, моя память стала ясной, как никогда.
«Пришло твоё время, Сэвайя. Время для истины и возмездия».
Крики сотрясали пустой дом. Дайрат уже охрип от яростного ора. Треск ломаемой мебели. Грохот шагов и женский плач.
Сира.
Вой Рохель.
Я прижималась к подушке, в ужасе закрыв глаза. От каждого вскрика и всхлипа, от каждого нового упрёка из груди вырывался испуганный вздох. Вздрагивая и сильнее жмурясь, всё ждала, что вернётся Дайрат и силой выбьет то, что ему нужно. Тот ответ, который устроит только его.
Внезапно крики стали затихать. Только женский плач. И стон. Надсадный. Полный боли и отчаяния. Мне даже показалось, что это стонет дом. Что это ветер тревожит крепко сбитое дерево. Но нет.
Накрывшись одеялом с головой, молча поглаживала мешочек с осколком ратуны.
Дайрат ничего не боится, даже Богов. Ему плевать на запреты, плевать на чувства и веру. Для него всё очень просто и понятно. Но в погоне за этой простотой, он растаптывает других.
Сжав грубую ткань, тонко и с присвистом выдохнула. Насколько же мощной была ратуна, что достаточно такого осколка, чтобы вновь увидеть драконов.
Эта мысль не выходила из головы.
Как и то, о чём меня предупредил дракон: выбор будет сложным.
Экипаж подпрыгнул на ухабе. Я опёрлась рукой в сидение и мрачно посмотрела на Дайрата. Хмурый и сосредоточенный он в упор не замечал меня. Словно меня и не было. Злился. На нас.
На меня и Сиру. Вбил себе в голову, что виноваты перед ним. И если Сира очень страдала от такого отношения, я выдохнула с облегчением: столько всего произошло, мне очень хотелось побыть одной.
Засыпая холодными и промозглыми ночами в ледяной постели, вспоминала слова Дайрата, что комната студёная. Мне достался ледник какой-то! После такого не очень верится в его слова о «заботе» обо мне.
— Куда мы едем? – с тоской посмотрела за окошко, окидывая взглядом жухлые поля и потрескавшиеся каменные склоны.
— Тебе не всё ли равно? – Дайрат огрызнулся и болезненно поморщился, как от зубной боли.
— Нет. Не всё равно. Ты насильно усадил меня сюда и везёшь непонятно куда. Могу ли я хотя бы это узнать?
— К твоему драгоценному возлюбленному Йонхету, — кривая усмешка коснулась уголков губ Дайрата. Моя радость была недолгой: это всего лишь очередная издёвка. – У наместника есть обязанности. И у тебя, как у моей жены, они тоже имеются. Хочешь или нет, но весь этот день тебе придётся провести рядом со мной. И чтобы меня вновь не одаривали богатыми взглядами, постарайся изобразить благодушие. Улыбайся и молчи. Больше от тебя ничего не требуется. Это-то ты сможешь?
Сухо кивнула в ответ, опешив от такой гневной тирады. Показываться перед людьми… Вместе…
Сглотнув, облизала губы. Мне хватило тех взглядов на свадьбе. Перепало очень много всего того, что должно было достаться только Дайрату.
Целый день!
Обычно Дайрат уезжал с утра и возвращался к позднему вечеру. После той ужасной и гневной сцены ужинал он в одиночестве. Сира, обиженная и уязвлённая, отстранилась от меня. Словно это я настроила Дайрата против неё.
— Почему сейчас?
— Что? – Дайрат лениво переспросил меня, даже не повернув ко мне головы.
— Почему сейчас?
— Потому что мне нужно с тобой поговорить без лишних ушей и истерик Сиры.
Как мне объяснить ему эту истину? Как донести? Если он просто не хочет слушать и слышать меня? Вспыхнув, дёргано оправила богато расшитое платье. Щёки наливались румянцем, от которого стало очень жарко.
— Ну и зачем? Ты же не веришь мне. Или ты думаешь, что сейчас я расскажу тебе что-то другое?
— Ты хорошая лгунья, Сэвайя. Сразу видно, тебя учили этому с детства.
Теперь огненный жар расплывался по шее и ушам. Сжимая руки в кулаки, рассерженно наблюдала за довольным Дайратом. Ему казалось забавным выводить меня из себя.
— Так злишься… Разве ты не лгунья, Сэвайя? Лгунья!
— Мне сказал это дракон!
— Врёшь! – гневный восклик и яростный, уничижающий взгляд от которого внутри всё скрутилось в тугой ком. – Тебе самой-то не противно?
— Я не лгу, — выдохнув, взяла себя в руки. Поджав губы, спокойно принялась рассматривать мелькающие мимо пейзажи. – Ты просто не хочешь слышать меня, Дайрат.
— Я слышу тебя. Но принимать слова на веру от той, к которой веры нет…
— Чем же я это заслужила? Твоё недоверие?
— А ты сама подумай, — Дайрат нахмурился и откинулся на спинку сиденья, одаривая меня многозначительным взглядом.
— Ты хочешь доказательств? Того, что я сама это видела?
— Это глупо.
Закрыв глаза, отвернулась. Желание быть правой перекрывало страх и ненависть. Он просто не прошибаем! что бы я ни сделала, он не поверит мне. Давным-давно своим необдуманным поступком, я убедила его в своей порочности.
Воспоминание оказалось таким живым, что я пересела на край сиденья и взяла руки Дайрата в свои. Тот заинтересованно замер, ожидая дальнейших моих действий.
— Свейн, Свейн, мой малыш! – подняв руку, коснулась тыльной стороной ладони щеки Дайрата. Плавно проведя рукой вверх, откинула его волосы и провела пальцем по лбу. – Не плачь, Свейн. Я спою тебе песню. Зачем же ты погнался за котом? Сбил колени…
Зажмурившись, погружалась в яркое и красочное прошлое какого-то маленького ребёнка.
— Сейчас я поцелую тебя в лоб, и боль уйдёт. Пой вместе со мной, Свейн, пой…
Ветер горы облетает,
Над горами солнце тает,
Я всё водила пальцем по лбу Дайрата, словно вычерчивая странный, затейливый узор.
Листья шепчутся устало,
Гулко яблоко упало.
Схватила свободной рукой ладонь Дайрата и сделала вид, будто сунула ему яблоко.
Подломился стебель мяты,
Жёлтым яблоком примятый,
Открыла глаза, вспоминая последние строчки. Дайрат недоверчиво смотрел мне в лицо, повторяя шёпотом за мной слова. Увидев, что я не тороплюсь допевать, прибавил голоса, сжав мою ладонь в ответ:
Месяц солнце провожает,
По цветам один гуляет.
Тишина. Мы молча смотрели друг на друга и каждый думал о своём. Первой решилась заговорить я:
— Так пела она.
— Кто?
— Женщина в синем платье. А глаза у неё были…
— Словно два кусочка неба?
Дайрат вновь замолчал и отстранился от меня, отпустив ладонь. Я недоверчиво заглядывала ему в глаза, но он лишь прикрыл их ладонью, явно не желая продолжать наш странный разговор.
Уже подъезжая к какой-то деревне, я решилась задать главный вопрос:
— Дайрат, кто такой Свейн? Кто этот маленький мальчик?
Мимо мелькали дома, запахло свежим хлебом. А мой муж упорно молчал, избегая моего взгляда.
Экипаж остановился у высоких и резных ворот спустя почти три часа. Дайрат выжидательно замер. Было видно, что что-то его очень беспокоит. Я потянулась к дверце, но Дайрат ловко перехватил мою ладонь и быстро, но нехотя проговорил:
— Та женщина – моя мать. А Свейн… Свейн – это я. Мало кто знает, что раньше меня звали совсем по-другому. Только Сира. Только она.
— И… и как же она тебя обманула? – опешив, неожиданно для самой себя охрипла.
— Её не было в тот день. Она не могла знать, что я упал и сбил колени. Если только… Если только не соврала мне, — Дайрат открыл дверцу. – Так кто же мне врёт, Сэвайя?
Большой округлый зал. Высокие потолки и резные перекладины, украшенные лентами. Видимо, здесь до сих пор не кончили праздновать нашу «свадьбу».
Я трусливо озиралась по сторонам, поправляя шаль, хоть та и ладно сидела на моей голове. Дайрат задерживался. Его позвал какой-то мужчина, совсем ненадолго. И вот теперь мне приходится ловить на себе то заинтересованные, то жалостливые, то гневные взгляды.
Людей было много, лишь крепкие руки мужчин в красных одеждах сдерживали их напор. Просящих было столько, что весь зал напоминал живое море.
Наконец, Дайрат вышел в зал под злобный шумок и чьё-то рассерженное улюлюканье: похоже, и здесь моего мужа не жаловали.
Дайрат взял меня за руку, и мы сели на два крепких кресла, обитых тёмно-красной тканью. Позади нас встал тот самый знакомец Дайрата.
Первым к нам подошёл пожилой мужчина с седой, окладистой бородой. Приветственно склонившись, он стянул шапку с головы и начал сбивчиво говорить:
— Мир вам, наместник! Пришёл я из Сайака. Посчитай тридцать душ, а платим мы исправно…
Просящий ещё долго перечислял все заслуги этой маленькой деревни. Было видно, что мужчина заметно волнуется. Он так сильно сжимал свою шапку, что пальцы стали белее снега.
— Нам бы зерна… — старик стыдливо опустил глаза.
— Будет вам зерно, — Дайрат махнул рукой и позади нас что-то заскрипело. – Будет зерно в Сайаке.
Мужчина радостно прижал шапку к груди и, отступая назад, продолжал кланяться.
Я недоумённо посмотрела на Дайрата: разве сейчас такое плохое время? По одобрительному шёпоту в зале поняла, что почти все здесь пришли за зерном.
Женщины, мужчины, старосты, просто посланники, иногда и целые семьи – все они просили только зерно. И когда Дайрат поднимал руку вверх, давая своё согласие, глаза людей переставали быть такими гневными и озлобленными.
Растолкав толпу, вперёд вышел мужчина средних лет в богатой одежде. Мне и отсюда было видно, что этот просящий из знатного рода. Выражение его лица было таким, что я поневоле отвела взгляд. Мужчине явно претило присутствие бедного люда, сам порядок обращения и Дайрат. О, если бы он только мог, то превратил моего мужа в кучку пепла одним только взглядом.
— Мир вам, наместник, — процеженные сквозь зубы слова вызвали у Дайрата снисходительную усмешку. – Стоит ли говорить о всём добре, сделанном…
— Ты про отказ от платы и укрывательство? – Дайрат повысил голос так, чтобы все присутствующие услышали этот разговор.
Мужчина стремительно краснел, сердито поджимая губы и буравя нас взглядом.
— Пять десятков душ. Столько значилось за тобой, за стольких ты и вносил плату. Не один год… А зерна просишь на две сотни, — лицо Дайрата непередаваемо изменилось. Мне даже стало не по себе. – Так пятьдесят или две сотни?
— Княжий сынок посадил сюда ублюдка! Эва как! Ничего, и на тебя управа будет!
Мужчина бросился прочь, выкрикивая ругательства. Народ перестал роптать, с интересом разглядывая Дайрата. Тот же, едва склонился вбок и пальцем подозвал своего помощника:
— Дай ему четверть от требуемого. Придёт ещё раз – отрублю голову. За измену. Так ему и передай…
Я испуганно посмотрела на Дайрата: это его месть за «ублюдка»? Каждый раз, когда его так называли, он словно сходил с ума. И этого мне было не понять. Неужели ему было невдомёк, что правда не может обижать? Или дело в другом? В тоне? В самом пренебрежении. Всё считали своим долгом выказать Дайрату своё презрение. Даже Йонхет. Он, пожалуй, презирал и ненавидел своего брата сильнее всех.
Домой мы возвращались в странной, пугающей тишине. Дайрат выглядел невозмутимым и даже довольным собой. Изредка он чему-то хмуро улыбался.
— Почему ты не дал тому мужчине то, что он просил?
— Какому мужчине? – Дайрат встрепенулся как ото сна и недовольно посмотрел на меня.
— Тому самому. Которому ты пригрозил голову отрубить.
— Ах, этому… — Дайрат улыбнулся, мерзко и очень гадко. – Это так удивительно? Или ты ожидала, что он получит награду за свою ложь?
— Может, он и не врал.
— Врал, Сэвайя, врал. Здесь меня многие не любят именно за это. Стоило вернуться сюда и навести порядок, как тут же заслужил гнев и презрение. Я своими глазами видел его земли. Его дом, слуг… — глаза Дайрата недобро блеснули. – Он лжёт мне, лжёт и не боится этого. Раз прежний наместник всё спускал ему с рук, не стоит ожидать этого же и от меня.
— Своими глазами? – неверяще переспросила.
— Только дурной хозяин не осмотрит своих владений. И не будет знать, что же творится у него в доме. Сэвайя, ты же мало что знаешь о жизни. О другой жизни. Без богов и богатых пиров.
— Да что ты знаешь обо мне?! – терпение лопнуло как слишком натянутая тетива. Почти с таким же глухим хлопком и лёгким треском. Кровь прилила к лицу. Глубоко и хрипло дыша, стиснула кулаки и с вызовом посмотрела Дайрату прямо в лицо. – Что ты знаешь обо мне? Ничего!
— Я знаю о тебе почти всё, Сэвайя. Только дурной хозяин не будет знать, что творится у него в доме. Поверь, о тебе я знаю очень и очень многое.
От этих слов мне стало не по себе.
— Я знаю, что сейчас здесь голод. Второй неурожай и люди оказались в самой настоящей беде. И я знаю, что Йонхету на это плевать. Я знаю, что голод не только у нас. И я знаю, что будет, не женись мой братец на твоей очаровательной сестре, — Дайрат нахмурился ещё больше. Улыбка пропала. Теперь он выглядел уставшим и немного грустным. – И о твоих письмах к Йонхету я тоже знаю. Когда отвечаешь за жизнь молодого княжича, приходится быть напористым и наглым.
— Ты… ты их читал? – побледнев, перевела взгляд за окно.
— Читал. Я все их прочитал.
Сира была на женской половине. Найти женщину в полупустом доме не составляло труда. Кивнув Рохель не дверь, я зашла в привычно низкую, но очень светлую и чистую комнату.
— Сира, ты поговоришь со мной?
Женщина нехотя обернулась ко мне. Она сидела на скамье и что-то вышивала.
— Прошу тебя, поговори со мной. Я… я не хотела тебя обижать. Я не знаю, чего тебе наговорил Дайрат, но меня он и слушать не хочет! Я объясняла ему…
— Не оправдывайтесь, Сэвайя. Вас я ни в чём не виню.
Поняв, что обиды нет, я осторожно присела рядом с Сирой.
— Если не в этом дело, то тогда в чём?
— Я вину только саму себя. Что не верила…
— Во что? Или кому? – заглянула Сире в лицо и чуть с ужасом не отпрянула назад: взгляд у неё был диким и затравленным. – Сира?
— Он говорил, а я не верила ему… Если Боги дали вам увидеть это… Может… Может…
— Сира?
— Может, они все ещё живы?
— Кто они, Сира?
— Его мать, мой сын…
Молча смотрела в тарелку. После недавней поездки аппетит пропал. Слова Дайрата о том, что люди голодают, не выходили у меня из головы.
Голодают.
А стол у нас совсем обычный.
Стоило закрыть глаза, как я видела счастливое лицо старика, когда он услышал заветно слово «зерно», как тряслись его руки. Как бы ни старалась, но забыть это у меня не получалось.
Отодвинув от себя тарелку, хотела встать, но пристальный взгляд Дайрата буквально пригвоздил меня к месту.
— Ты куда собралась?
— Я не голодна.
— Садись и ешь. Не оскорбляй тех, кто готовил для тебя, — Дайрат повысил голос. – Многие и этого не имеют.
Вспыхнув, вскочила со стула. Я больше не могу терпеть! Почему он так со мной обращается? Тыкает носом, указывает и вечно стыдит. Почему рядом с ним я чувствую такую большую и едкую вину? Что я ему сделала? За что он меня так ненавидит?
— Знаешь… — мой дрожащий голос выдал меня с потрохами. Все сидящие за столом испуганно притихли. – Я не сделала ничего дурного. И я вовсе не глупа. Ты бы мог мне объяснить всё. Но вместо этого… унижаешь и показываешь мне, как же я отвратительна. Прости, но после того мне кусок в горло не лезет. Мне стыдно, ты доволен? Стыдно!
— Сядь и ешь, — Дайрат волком посмотрел на меня и продолжил ужинать как ни в чём не бывало. – Не устраивай сцен.
— Я не могу! – хлопнула ладонью по столу. – Не могу!
Всхлипнув, выбежала вон, не обращая внимания на разгневанные крики мужа.
Запереться в комнате у меня не было никакой возможности. Я придвинула к двери лавку и уселась на неё. Прошло недолго времени, как в дверь постучали. По этим тяжеловесным, глухим звукам сразу стало понятно, что за мной пришёл Дайрат.
— Сэвайя! Возвращайся за стол, не глупи.
— Я не хочу… — шмыгнула носом и самым позорным образом разревелась. Так долго крепилась, не хотела показывать ему как же сильно задевают меня его слова. – Уходи! Я тебя ненавижу, слышишь? Ненавижу!
Теперь звуки были такими, словно по двери били кувалдой. Всё вокруг дрожало и скрипело.
— Сэвайя! Не вынуждай меня ломать дверь и силой уводить за стол!
— Ты только так и можешь! Ломай! Ломай её! – выкрикнув, вскочила с лавки и плотнее придвинула её к двери. – Ломай! Слышишь? Ломай!
Удар был такой силы, что я упала назад, больно ударившись спиной об пол. Лавка, взвизгнув ножками, отъехала в сторону, а дверь едва не слетела с петель.
Взбешённый Дайрат тяжело дышал и утирал рот рукой. Тёмно-синие глаза опасно сузились и буравили меня взглядом полным презрения и ненависти.
Пнув подвернувшуюся под ноги лавку, Дайрат почти ласково взял меня за руки и поднял с пола. Я же вжала голову в плечи и затравленно смотрела на него.
— Прошу тебя, Сэвайя, спустись вниз, — голос был сиплым, но спокойным. – Не вынуждай меня применять силу.
— Зачем, Дайрат? Ну зачем всё это? Зачем? Я же противна тебе. Каждый день я ловлю на себе твои презрительны взгляды. Я знаю, что кроме ненависти и отвращения, ты ко мне ничего не испытываешь. Тогда объясни зачем всё это? Ты хочешь помучить меня? Отомстить? Мне? Йонхету? – слёз не было. Только непонимание и желание разобраться во всём.
— Ты действительно так считаешь? – Дайрат отпустил меня и выглядел теперь не таким грозным.
— Да. Разве это не так?
— Нет, Сэвайя, не так.
Не выдержав, отвела взгляд. Зачем он обманывает меня? Ну есть ли в этом смысл?
— Тогда я не понимаю.
— Сэвайя, если бы ты была, — Дайрат сделал тяжёлый вздох и поморщился, — обычной, то этого разговора не было.
— Да и не о чем было бы разговаривать. Я ни за что на свете не стала бы твоей женой! – вспылив, выкрикнула эти слова ему в лицо.
— Конечно. Я прекрасно это знаю… Ведь кроме как «ублюдком» меня и назвать нельзя? Так ты писала?
— Плохо же ты читал… — сделала шаг назад. – Я всего лишь сказала, что, возможно, люди правы, называя тебя так.
Дайрат одним движением закрыл дверь. Он стал каким-то сдержанно-злым. От него веяло сухим жаром, почти опаляющим мою кожу.
— Значит, я – ублюдок?
— Я знаю, как действует это слово на тебя. И я не буду повторять его. Ты и так прекрасно понял меня.
— Нет-нет, Сэвайя, ответь, — Дайрат медленно приближался ко мне, сложив руки за спиной. Совсем также как тогда в храме. От этого воспоминания в горле пересохло. – Я – ублюдок?
— Да, — тихо проговорила себе под нос.
— Что? Я не расслышал.
— Да!
Он с такой силой вцепился в мои плечи, что я вскрикнула от боли. Раздражённо прижал меня к стене и вынудил посмотреть ему в глаза.
— Да! Разве это неправда? Ты же…
— Как странно, Сэвайя. Как странно, — Дайрат всё сильнее и сильнее вжимал меня в стену, отчего я начинала медленно сходить с ума. – Неправда. Или правда. Истина… Ты и подобные тебе так сильно трясутся за это слово. Истина, — он почти пропел это слово. – Истина. Истина! Истина?! Вот что дают тебе Боги! Истину! Ты несёшь её нам, обычным людям! Эту истину! Эту никому не нужную, вредную истину!
— Дайрат…
— Заткнись и слушай! Ты никогда не задумывалась об ответственности? Об ответственности за сказанное? Не за то, что ты выдумала и утаила, не за то, что тебя вынудили сказать, а за последствия твоей гнусной лжи! Вы выгораживаете князей и сильных мира сего, даёте им такую власть в их жадные, грязные руки!
— Я не лгу, Дайрат! Всё что я вижу – истина!
— Ты больная, Сэвайя. Ты видишь то, чего нет.
От этих слов мне стало так больно и обидно, что щёки снова обожгло солью слёз.
— Не смей так говорить!
— Нет! Я смею! Я имею полное право на это! Твоя тётка, самая могущественная из Видящих… Ох, что же она наплела моему отцу. Какие красивые, дивные сказки. Что моя мать – его судьба и жить он с ней будет до самой смерти. Что родится у них много детей, а их первенец – станет достойным князем, который приведёт эти земли к процветанию. Что их жизнь – под взором Богов! И они охраняют их союз… — Дайрат судорожно облизнулся и поднял голову, вопрошающе разглядывая потолок. – Вот что сказали Боги. Точнее, Видящая. Что же из этого сбылось? Ничего. Нет моей матери. Она пропала, исчезла, быть может, умерла. Нет крепкой семьи и других детей. И я так и не успел стать достойным сыном моего отца. Он так торопился, что просто отбросил все условности. Как жаль, что моя мать исчезла за несколько месяцев до свадьбы. Вот так я стал ублюдком, Сэвайя. Так теперь ответь мне: ты несёшь ответственность за свои слова? За всё сказанное? Ты готова поклясться жизнью? Если нет, то радуйся, что твой муж всего лишь ублюдок и молча спускайся ко столу. Если да… То будь готова отвечать за свои слова. С недавнего времени за ложь и обман в моих землях можно поплатиться головой.
Погода стремительно портилась. Поднялся сильный ветер. Он гнал волны на густых, зелёных полях, сбивал в кучи большие пушистые облака. Становилось всё холоднее и холоднее.
— Буря будет, — Эдвинг сел рядом со мной на скамейку. – Сильная буря.
— Да? – я нехотя оторвалась от темнеющего неба и вопросительно посмотрела на мужчину.
— Здесь так всегда. Погода очень переменчивая. С утра может быть солнце, а вечером снег выпадет. Такое не редкость.
Мужчина задумчиво почёсывал бороду, вглядываясь вдаль своими выцветшими от времени глазами. Когда-то они должны были быть голубыми. Сейчас же их будто паволокой подёрнуло. Но свет и ясность они не потеряли.
Я отвела взгляд и прерывисто вздохнула.
— Всё ещё сердитесь на него?
На этот вопрос я предпочла не отвечать. Хватит того, что после того скандала весь дом на ушах стоял. Ловить косые взгляды и чувствовать себя неблагодарной дрянью – не очень приятно. Пару дней я ни с кем не разговаривала. Отсиживалась в комнате, с ужасом ожидая, что вернётся Дайрат. Но он словно забыл обо мне. Выпалил страшную правду и теперь не хотел об этом говорить.
Почему мне никто об этом не рассказывал? Может… Может, это Дайрат ошибается? Эх, спросить бы сейчас у тётушки или наставника Лэша. Он-то точно должен знать об этом. Написать письмо? И как же его втайне отправить?
— Эдвинг, тогда перед свадьбой ты сказал, что Дайрат – хороший человек, и чтобы я никого не слушала. Скажи, сейчас бы повторил эти слова?
— Моё мнение, госпожа, похоже на скалу, а не на переменчивый ветер. И ничто не может переубедить меня в обратном. Зови человека дурнем, он и поверит в это.
— И что же в нём хорошего? – последние слова я пропустила мимо ушей.
— Ну как я вам могу объяснить это? Выгораживать мужа в глазах жёны… Неблагодарное это дело, — Эдвинг хохотнул и замер на мгновение. Поднёс ладонь козырьком к глазам и посмотрел куда-то вдаль. – Ох, быть беде, если не вернётся господин к сроку.
Я тревожно посмотрела в сторону дороги. Ничего. Лишь темнеющий край неба говорил о том, что ночью будет буря.
— Посмотри на наш дом, как мы живём, — Эдвинг будто вернулся к прерванному разговору. – Я и Сира. Кому мы нужны? Нас бы давно уж прогнали, да господин настоял на своём. Мы же поперёк горла костью встали Яринге, новой жене князя. Она дала такое имя — Дайрат, зверёныш. Это её заслугами наш господин лишился отца и провёл в отсылке многие годы. Вырос среди обычного люда, далёкого от всей этой грязи, тайн и лести. Он как молодое здоровое деревце среди больной, засыхающей чащи. Ему очень сложно... Ублюдок – самое хорошее, что он слышал от родных ему людей. Разве он виноват в этом?
— А я? Разве я виновата? Почему он со мной так?
— Поступает так же, как и вы. Разве нет? Сложно ожидать от человека хорошего отношения к себе, если вы к нему не испытываете добрых чувств. Вы же боитесь и чураетесь его. Так же ненавидите. И требуете чего-то иного? – Эдвинг спрятал широкую улыбку в поседевшей бороде. – Вот Рохель. Всё отговаривали её идти сюда, мол, место проклятое и господин – распоследний злыдень. А теперь и уходить не хочет! Ей бы семью свою, мужа ладного. Господин ей даже приданое приказал собрать: тяжко сиротке одной, ему ли не знать? Одогир… — тяжкий вздох. – Одогир и подпругу-то застегнуть толком не может. Господин сам всё делает, иногда и я помогаю.
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.