Оглавление
АННОТАЦИЯ
Страшно бессмертному магу любить обычную женщину.
Она состарится и умрет, оставив его в горе и одиночестве.
Смириться с потерей? Нет.
Найти ее в новом воплощении и жениться снова!
Но быть женой - не значит любить...
Теперь она – дитя враждебной расы.
Не помнит прошлую жизнь, маг для нее – враг и захватчик.
Как достучаться до сердца любимой?
Ведь там уже поселился ее соплеменник – дерзкий юноша, который ненавидит расу захватчиков и мечтает отомстить…
Действие происходит в том же мире, что в романах Кукловод судьбы, Сожженная земля, Сердце бабочки - но за 3000 лет. Можно читать как однотомник с самостоятельным сюжетом.
ПРОЛОГ
И смерть не разлучит нас…
Над домом мага Нолгара реяли белые ленты – знак траура. Дети и внуки сегодня пришли в родительский дом, проводить в последний путь бабушку и мать.
Они собрались вокруг ложа умирающей, по очереди брали ее руку, говорили ласковые слова и благодарили за жизнь и любовь, что подарила она каждому из них. А старший сын тревожно не сводил глаз с черной фигуры в углу спальни…
Странный человек, которого Нолгар привел в дом, не принадлежал к их семье. Он выглядел дряхлой развалиной – куда более дряхлой, чем женщина на смертном одре. Желтая, как пергамент, кожа, глубоко запавшие глаза под белесыми ресницами, редкие седые пряди свисали с макушки. Некромант.
Те, кого со страхом и почтением именовали Мастера Смерти, обладали долголетием, как и маги. Но тела магов застывали в одном возрасте и оставались такими до смерти. А тела некромантов продолжали стариться весь их долгий век. При встрече с ними обычные люди отшатывались в страхе и отвращении, как от оживших мертвецов.
Лишь знающие люди – такие, как Нолгар, - кланялись с почтением и благоговением. Они понимали, сколь тонкими, сложными и опасными вещами управляют некроманты. Может настать час, когда никто не поможет, кроме этих отталкивающих личностей – как сегодня.
Каждый простился с умирающей. Ее муж – хозяин дома – приказал детям и внукам выйти. Они повиновались, но старший сын задержался. Он видел, что зловещий гость не тронулся с места.
- Что ты задумал, отец? – спросил он и кивнул на некроманта. – Зачем он здесь? Почему выгоняешь нас, но оставляешь его?
Нолгар властно положил ладонь на плечо сына. Между ними была разница в девяносто лет, но выглядели они ровесниками. Старение магов останавливалось между сорока и пятьюдесятью годами.
- Положись на меня, - ответил он, и в его тоне было больше приказа, чем успокоения. – Я знаю, что делаю. Я люблю твою мать и не причиню ей вреда.
- Объясни, - продолжал настаивать сын. – Я имею право знать. Мы все имеем право. Мы любим ее, как и ты.
Нолгар молча смотрел на сына. Словно размышлял, стоит ли делиться с ним замыслом или лучше промолчать. Колебался он недолго. Маг был прямолинейным человеком и не любил ничего утаивать, тем более от семьи.
- Я хочу ее вернуть. Найти после перерождения и воссоединиться с ней.
- Но как такое возможно, отец?! Человек может переродиться спустя десятилетия и даже века, на другом конце земли или даже в ином мире! А может и вовсе не возвращаться, остаться свободным духом в бесплотном пространстве!
- Для этого здесь мастер Вомрубелиохи. Он протянет нить между мной и Дейрани. Поможет ей возродиться недалеко от меня – и скоро.
Сын в ужасе отшатнулся от отца.
- Это кощунство! Свобода души неприкосновенна! Никто не имеет права привязывать ее к земному миру. Ты сказал, что не причинишь ей вреда, но это худшее, что один человек может сделать другому! Душа сама выбирает, когда и где ей воплощаться вновь!
Глаза Нолгара гневно сверкнули. Напрасно он надеялся, что сын поймет его.
- Я не причиню вреда Дейрани. Лишь помогу ей. Она хочет того же.
- Ты ее спрашивал? Мама, ты слышишь? Ты действительно хочешь, чтобы некромант привязал твою душу к отцу?!
Дейрани лежала с закрытыми глазами, утомленная долгими разговорами. Внезапные крики сына и мужа растревожили ее предсмертный покой.
- Нолгар… Эбел… Что происходит?.. Вы… вы ссоритесь?..
- Мама, отец привел некроманта! Он совершит черный ритуал, привяжет твою душу! Скажи ему – может, тебя он послушает! Я не могу его разубедить!
- Довольно! – рявкнул Нолгар.
Невидимый вихрь подхватил Эбела и вытолкнул из спальни. Дверь захлопнулась. В коридоре послышались голоса, в дверь забарабанили. Нолгар прищурился – и все звуки стихли. Комната погрузилась в тишину, обнесенная звукоизолирующим магическим барьером.
Он не собирался прислушиваться к Эбелу и остальным. Разве могут они понять его любовь к их матери?! Мир устроен так, что дети и родители должны отпускать друг друга. Мать лелеет и оберегает ребенка, пока он беспомощен и зависит от нее. Отец учит и наставляет жизни. А потом наступает время, когда ребенок отделяется, начинает сам оберегать себя и учиться жизни. Родители отпускают его, предоставляя собственному пути.
Годы спустя он лелеет и оберегает родителей, беспомощных в старческой немощи. А затем отпускает, предоставляя иному Пути, что пролегает в нематериальной вечности между мирами. Таков порядок бытия – разумный и неукоснительный. Время лелеять, время отпускать.
Но не то между супругами. Прилепившись друг к другу единожды, они становятся ближе и дороже любого человека на земле. Близость между родителями и детьми задана законами природы. Близость между мужем и женой задана потребностью души. Нет большего страдания для души, чем разрыв этой близости – изменой ли, угасанием любви или смертью.
В наступившей тишине раздался неприятный старческий смех. Некромант Вомрубелиохи заговорил, и речь была такой же причудливой, как имя:
- Очередной безумец верит, что сможет возвратить любовь. Ту, что уйдет сегодня в бездну, ты никогда не обретешь. Другая женщина родится. Другое тело, запах, вкус, и голос. И повадки. Не вспомнит ничего, что было между вами. Ты будешь ей чужим. Не вспомнит, не узнает, не полюбит. А ты полюбишь? Будешь смотреть – не узнавать. Не та. Чужая, не родная. Напрасно станешь искать в ней тень другой. Но не найдешь. Подумай. Еще не поздно отменить. Позволить ей уйти своей дорогой, ступить на Путь свободной, без привязок, без цепей. Кто любит, отпускает. А держит тот, кто одержим.
Нолгар стиснул кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в загрубевшую кожу.
- Мастер, мне ведомо, что традиции твоего ремесла предписывают разубеждать каждого, кто обратился к тебе. Так ты проверяешь твердость его намерения иметь дело со Смертью. Мое намерение тверже скалы. Ты не сможешь разубедить меня. Делай то, для чего я тебя нанял.
В этот момент Дейрани открыла глаза и простонала. Нолгар бросился к ней. Женщина выглядела вдвое старше мужа. Он был крепок и моложав, она – старуха на пороге смерти. Но в глазах мага сиял тот же огонь любви, что вспыхнул в нем шестьдесят два года назад, когда он впервые увидел ее шестнадцатилетней на берегу Закатного Океана.
Тогда маг пролетал над побережьем птицей-оборотнем, в обличье кондора. Юная Дейрани плескалась в волнах и пела. Услышав дивный голос, кондор остановил полет и закружился над одной точкой. Надвигался вечер. Лучи заходящего солнца золотили поверхность океана и кожу прелестной пловчихи. От зоркого глаза хищной птицы не укрылась ни одна черта девичьего тела.
Он приземлился на берег и обернулся мужчиной. Девушка вскрикнула и попыталась уплыть от него. Но маг нагнал ее. Дейрани, взбудораженная появлением таинственного человека-кондора, сопротивлялась недолго. Нолгар овладел ею, а наутро увез с собой на северо-восток материка, в край лесов и озер.
Дитя солнца и океана, Дейрани полюбила родину Нолгара. Хоть здесь и было меньше солнца и простора, чем она привыкла. Вместо бескрайнего побережья – темная зелень лесов, вместо просоленного океаном воздуха – запах кедровых сосен. Нолгар не собирался держать любимую вдали от родного края вечно. Много раз за эти годы они возвращались к океану – туда, где случилась их первая встреча и ночь любви.
Почти двадцать лет они прожили вдвоем, бездетно. Первый сын, Эбел, родился, когда Дейрани было за тридцать. Еще через три года – второй сын. Магия Нолгара позволяла с удобством контролировать его способность к зачатию, обе беременности были желанными и осознанными. На этом супруги остановились, решили оставить себе больше пространства друг для друга.
Сейчас Нолгару было сто тридцать четыре года. Дейрани – семьдесят восемь. С нежностью и заботой он собственноручно ухаживал за любимой, когда жизненные силы покинули ее, и она перестала вставать с постели. Омывал ее тело, одевал и раздевал, переворачивал, менял постель.
Не тени брезгливости не испытывал он, касаясь ее морщинистой пожелтевшей кожи. За увядшим, утратившим свежесть и притягательность телом он видел прекрасную душу женщины, что отдала ему себя без остатка, дарила бескрайнее наслаждение близости, родила и вырастила двоих сыновей.
И никакие силы Вселенной не отнимут у него Дейрани. Он не позволит даже смерти разлучить их.
- Нол… Прошу тебя… Что бы ты ни задумал, откажись. Отпусти меня. Позволь себе отгоревать по мне, когда пройдет время. Найди другую женщину. Лучше – такую же волшебницу, как ты сам, чтобы не утратить ее так скоро, как меня… А мне позволь уйти, не удерживай, молю тебя…
- Не надо, Дейрани… Ты останешься единственной. Я не буду искать другую. Только ты, любимая. Навсегда.
По старческим щекам Дейрани покатились слезы. Ей не суждено умереть в покое и безмятежности. Она хотела уйти в свет свободной, простившись с близкими. Но боль мужа, его нежелание смириться с утратой терзали ее.
- Одумайся, глупец! – проскрипел некромант. – Не видишь разве – не хочет любимая твоя менять свободу в посмертии на вечную любовь твою. То не любовь – болезнь. Последний шанс одуматься. Назад пути не будет.
Глаза Нолгара сверкнули пламенем.
- Послушай, мастер. Я не для того привел тебя, чтобы ты читал мне поучения. Заткнись и делай свое дело! Иначе, клянусь, я сделаю свое – собственной магией. Не посмотрю на твою немощь. Тебе не понравится, поверь.
Угроза ничуть не испугала некроманта. Он хихикнул – тонко, неприятно.
- Что ж, дурачок. Коль хочешь – получай. Намаешься изрядно и вспомнишь много раз слова мои. Не оберешься разочарований. Но будет поздно. Будешь связан – своей же одержимостью, глупец.
Некромант засунул руки в складки потрепанного, замусоленного одеяния и принялся извлекать оттуда камни и кристаллы разных форм и расцветок, неразборчиво приговаривая. То ли он коверкал слова общего наречия, то ли бормотал на своем, непонятном Нолгару языке.
Казалось, его карманы бездонны. То, что он вытащил из них, не могло уместиться в складках драного рубища. Вомрубелиохи выложил разноцветную мозаику вокруг смертного одра Дейрани, достал мел и принялся вычерчивать сложную фигуру. Нолгар сидел подле жены, держал ее за руку и не сводил глаз с некроманта. Ритуал, что он готовил, протянет незримую, невещественную нить между магом и его возлюбленной. Нить эта не разорвется, когда душа Дейрани оставит тело. Не позволит ей уйти далеко от Нолгара во времени и пространстве, вынудит возродиться в новом теле скоро и близко. И тогда маг сможет отыскать любимую. Начать их жизнь заново.
Четыре часа спустя ритуал был завершен. Дейрани оставалась на земле еще два. Нолгар преданно восседал подле нее, не желая упускать последние мгновения близости к той Дейрани, что он помнил и любил. Потом она станет другой – некромант говорил истину. Нолгар и сам понимал это… но, видимо, не до конца.
Наконец пробил последний час. Закрыв глаза, Дейрани испустила последний вздох. Мертвые пальцы разжали ладонь мужа. Нолгар неподвижно смотрел на тело любимой, оставленное ею. Ни слезинки не скатилось по его щекам. Когда умирает родной человек, для простых людей приходит время траура и скорби. Для мага Нолгара пришло время напряженного ожидания и поиска. Он найдет Дейрани. Вернет ее любовь в мир живых.
Двенадцать лет спустя…
Черный кондор кружил над тайгой. Густые темно-зеленые кроны деревьев казались бескрайним морем, что простиралось на тысячи миль с юга на север. Восточная кромка леса пролегала у подножия могучих отвесных гор, прозваны Восточными Столбами. Так высоки были горы, что люди, живущие на расстоянии нескольких миль от их подножия, в любую погоду не видели солнца от рассвета и до полудня.
Кондор следовал за незримой нитью, что вела его сердце. Три года он ждал, пока нить станет ощутимой, обретет направление. Три года та, кого он искал, блуждала между мирами, пытаясь уйти от привязи. На четвертый год она наконец вошла в мир, который покинула.
Следующие девять лет человек, привязавший свободную душу, искал точку на другом конце привязи. И когда наконец определил направление, бросился сюда, на восток. Чем ближе к Столбам, тем плотнее ощущалась нить. Так он определил, что не ошибся.
Возбужденно билось сердце. Наконец он увидит ту, кого ждал двенадцать лет… Пусть сейчас она – восьмилетний ребенок, пусть ему придется вытерпеть еще столько же, сколько уже прождал. Он согласен на все. Терпения ему не занимать.
Нить вспыхнула и завибрировала, направляясь в пульсирующую точку. Есть! Кондор спланировал на крону векового дуба, обернулся белкой – более удобное обличье для перемещения в густом лесу. Перепрыгнув по веткам через пару дюжин могучих дерев, белка услышала человеческие голоса. Детские голоса.
Рыжей стрелой она слетела по стволу на землю, и вот у дерева стоял высокий, крепкий мужчина на вид чуть старше сорока лет. Он пошел на голоса, раздвигая руками кусты. И вскоре наткнулся на малинник, а в нем – на двух детишек с большими туесками под ягоду. Парень и девочка. И в этот миг маг Нолгар испытал первое разочарование из тех, что предрек ему некромант Вомрубелиохи.
Дети принадлежали к расе хевья. Не ксаранди, как сам Нолгар и Дейрани. Маг упрекнул себя, что не задумался над этим раньше. В этом краю его соплеменники почти не жили. Только хевья.
Увидев незнакомца, дети закричали и рванули прочь. Но уперлись в невидимый барьер, воздвигнутый магией Нолгара.
- Эй! Тише! – окликнул маг на наречии хевья. – Я вас не обижу. Не убегайте!
- Ты кто?! – воскликнул мальчишка, примерно четырьмя годами старше девочки.
- Друг.
- Глотта нам не друзья!
Глотта. Так хевья называли ксаранди. На их языке – захватчик. Тот, что пришел вытеснить. Пришелец и враг. Ксаранди не понимали этой ненависти. Они не обижали хевья, не проливали их кровь. На Ремидее хватило бы места обеим народностям. Некоторые хевья считали так же и мирно проживали в городах ксаранди.
Но были те, для кого соседство чужаков стало нестерпимым. Такие упрямцы отказывались жить бок о бок с "пришельцами" и "захватчиками". Они отступали все глубже на восток, основывали уединенные общины и культивировали в них ярую ненависть к "глотта". Похоже, что в одной из таких общин и воплотилась Дейрани.
Проклятый некромант. Напророчил. Нолгар одернул себя в собственном раздражении. Хевья ли, ксаранди – это была Дейрани. Он полюбит ее и в обличье чужой расы, раз так сложилось. Маг пробрался сквозь колючую поросль к девочке, взял ее за худенькое плечо. Мягко и бережно, стараясь не напугать. Повторил:
- Я вас не обижу. Как тебя зовут?
- Лесс, - проговорила она, и мальчик тут же стукнул ее по руке.
- Не разговаривай с глотта!
Широкая ладонь Нолгара сжала запястье пацаненка – осторожно, не до синяков.
- Я не глотта. Мое имя – Нолгар. Моя раса называется ксаранди. И у нас есть такое слово – вежливость. Хевья знают, что это? Например, не влезать, когда обращаются не к тебе.
Мальчишка зыркнул на него глазенками, полными ненависти. Нолгар вздохнул и убрал руку.
- Как хочешь. Лесс, - снова обратился он к девочке, - как твое полное имя?
Она пожала плечами. Снова встрял парень:
- У хевья только одно имя, глотта! Это вы коверкаете свои имена пещерным хра на смех.
- Значит, Лесс… - пробормотал маг. – Кто твои родители?
- Рухта-бортник и Бами, - ответила настороженно.
- Проводи меня к ним. И возьми это. Мой тебе подарок.
Нолгар взял детскую ладошку, перевернул и вложил в нее колечко. Тонкий золотой ободок с маленьким рубином – как раз на пальчик Лесс. Девочка, как зачарованная, вглядывалась в сверкающий камень. Маг улыбнулся.
- Надевай.
- Выкинь, Лесс! Не бери подарков от глотта!
Девочка неуверенно скользнула взглядом по другу, потом по мужчине. Она была худенькой, смуглой и темноволосой – как все хевья, с большими карими глазами. Нолгар снова взял ее руку и надел кольцо сам. В сердце вонзились десятки шипов. Маг вспомнил, как семьдесят четыре года назад надел этот перстень на палец Дейрани. Так состоялось их обручение.
Нолгар уменьшил кольцо магией, ровно под ладошку его маленькой невесты. Сейчас тоже состоялось обручение, о котором Лесс из расы хевья пока не знала. Но узнает. Маг не привык скрывать своих намерений.
- Отведи меня к родителям, Лесс.
Мальчишка верещал, предупреждая подругу не вести глотта в деревню. Нолгар схватил его за шкирку, оттащил от Лесс и запихнул обратно в малинник.
- Собирай ягоду и не лезь не в свое дело, говорун. Не пытайся бежать за нами.
Конечно, мальчишка не послушался и рванул с места… но остался стоять как вкопанный. Нолгар проверил, нет ли поблизости медведей, и ограничил действие заклятья десятью минутами. Лесс довела его до селения на три дюжины больших домов. Хевья жили расширенной семьей под одной крышей. По дороге маг расспросил ее о братьях и сестрах. Их было четверо.
Девочка обошла один из домов и подвела к смуглому мужчине с бородой. Он выстругивал снозы – тонкие короткие прутья, которые бортники вставляли в дупло дерева крест-накрест, укрепляя пчелиные соты.
- Мастер Рухта?
Бортник поднял голову. При виде чужака лицо сделалось недружелюбным.
- Мое имя Нолгар. Позвольте побеседовать с вами.
- Слушаю, - бросил бортник.
- Я хочу жениться на вашей дочери, мастер. Не сейчас, - успокаивающе поднял руку маг. – Через десять лет, как дозволяют ваши традиции.
- Глотта не женятся на хевья.
- Иногда женятся. И даже рожают детей. Вот только внуков не могут. Полукровки бесплодны. Но Лесс сказала, что у вас еще три ребенка, два сына и дочь. Ваш род не прервется. А я дам Лесс достаточно любви, чтобы она была счастлива. У меня богатый дом в городе Лудар, что на северном берегу озера Фросах. Лесс поселится в нем, ей станут прислуживать, она никогда ни в чем не будет нуждаться.
- Жить среди глотта, быть женой глотта, родить бесплодных детей или не стать матерью вообще – такое счастье ты обещаешь моей дочери?
- Я окутаю ее заботой и лаской. Посвящу всю жизнь ее счастью.
- Зачем? Если тебе приспичило уложить в постель женщину хевья, неужели в твоем озерном городе мало тех, кто кланяется и угодничает вам?
Нолгар вздохнул. Он мог бы ничего не объяснять Рухте – все равно не поймет. Но маг хотел быть уважительным с тем, чье семя привело Дейрани обратно в смертный мир.
- Религия ксаранди учит, что люди живут не одну жизнь, а много. Двенадцать лет назад умерла моя жена. С помощью магии я узнал, что ее душа возродилась в теле вашей дочери. Вы можете не верить мне или считать мое убеждение глупостью. Пусть для вас будет важным лишь одно – Лесс безмерно дорога мне. Я намерен дать ей лучшее из того, чем обладаю сам.
- Дать? Вы, глотта, только берете. Вы не знаете, что такое давать. Вы приходите и делаете что вам вздумается. Вы не спрашиваете нас. Просто берете то, что считаете своим. Ты не спросил ни меня, ни Лесс. Пришел и объявил решение. Зачем тебе меня умасливать? Ты все равно сделаешь то, что хочешь.
Нолгар стремительно развернулся к девочке, которая таращилась на взрослых во все глаза.
- Лесс, я хочу спросить тебя перед отцом. Хочешь жить в большом красивом доме на берегу озера, кушать диковинные сладости и фрукты, носить шелковую одежду и много украшений с драгоценными камнями? Больше и красивее, чем колечко, что я дал тебе.
Девочка зарделась и пожала плечами. Рухта фыркнул.
- Прибереги свои посулы для разнеженных детей глотта. Наши дети живут в простоте. Их не соблазнишь сластями и побрякушками.
- Хорошо, мастер. Я приду десять лет спустя и повторю свои вопросы Лесс. Посмотрим, что она на них ответит. До тех пор она будет носить мое кольцо. Снять его невозможно – оно зачаровано. Его ширина увеличится, по мере того как Лесс подрастет. Оно всегда будет ей по руке. Чары не позволят причинить ей вред… и лишить девственности. Когда она войдет в девичий возраст, ее целомудрие будет надежно защищено. Десять лет спустя я вернусь. Не пытайтесь скрыть ее от меня – чары кольца приведут меня к ней.
Он повернулся к девочке.
- До встречи, Лесс. Не забывай меня.
Нолгар покинул деревню хевья, и через мгновение в небо взмыл черный кондор. Он уносился прочь, на запад, сохраняя в памяти узкое смуглое личико с большими темными глазами. Так непохожее на то лицо, что он любил… Так сложно видеть в нем Дейрани. Нолгар напомнил себе, что она еще ребенок. Нельзя сравнивать ее с взрослой женщиной, изведавшей мужчину и материнство. Но она – Дейрани. Ее душа в другом теле. Он научится видеть любимую в этой девочке хевья…
Лесс, - проговорил про себя маг ее имя, точно перекатывая птичьим языком внутри клюва. Дочь бортника из дремучего Морехского Леса. Что ждет их обоих? Каким окажется будущее? Лесс…
ГЛАВА 1.
Суженый
В эту ночь я не сомкнула глаз.
Спозаранку, едва небо меж густо-зеленых крон только-только начало светлеть, слезла с лежанки, натянула рубаху, бесшумным ужом выскользнула из дома и побежала прочь из деревни. День обещал быть самым обычным. Все так же мерно покачивались на ветру ветви деревьев, стрекотали неугомонные сверчки, свиристели птицы и пахли лесные цветы.
Он и был самым обычным, этот проклятый день. Для всех, кроме меня. А мне хоть надевай погребальную рубаху взамен нынешней, белёной. Сегодня моя жизнь оборвется. Та жизнь, какую я знала с детства, в селении родичей.
Явится чужак, что объявил меня суженой, без моей на то воли и согласия родителей. Заберет из родимого леса в странное, чужое место под названием "город". Старая Мота говорит, города глотта из камня. Каменные дома, каменная земля, даже небо каменное. И едят глотта камень. Посадит суженый меня перед глыбой и велит: "Грызи".
Так и буду перед той глыбой сидеть, пока не умру с голоду. А потом склюют меня вороны да стервятники. Или муженек-колдун обратит все в тот же камень, да заставит съесть другую жену, глотта, которая умеет камни едать.
Отец на Моту ругался и говорил, что глотта камень не едают, а питаются как люди – мясом, молоком, грибами, медом да ягодами. И с голоду я в том городе не помру. Но лицо при том у отца было смурное. Не хотел он отдавать меня глотта. Да кто ж его спросил, чего он хочет. Глотта всегда делают, что им угодно. А хевья покоряются или уходят.
Суженый сказал – уходить бесполезно. Пометил меня колдовским кольцом. По нему колдун-глотта выследит нас, куда бы отец ни увел семью. Болко-кузнец предлагал отсечь мне палец вместе с кольцом, но отец не дал. Сказал: "Чем мы лучше глотта, ежели начнем изуверствовать над собственными детьми?!"
Так что палец остался при мне, а с ним и демонское кольцо. Замедлив бег, я поднесла руку к лицу, посмотрела на него в очередной раз. Алый камень вырос с тех пор, как я позволила пришлому чародею надеть его мне на палец, оковать себя злыми чарами. Заклятый ободок тоже расширился и блистал в лучах солнца. Кровь в меду, пришло на ум мне, дочери бортника. Красное на желтом. Как пещерный людоед вырвал из груди сердце и утопил в меду, перед трапезой.
Я опустила руку и прибавила ходу. Ни к чему мешкать. Я ведь не просто погулять спозаранку вышла, и даже не за добычей. Помощи просить собралась. Избавления от проклятущего жениха. Если кто и мог спасти от него, так это Хозяин Земли.
Просить Хозяина о защите и милости страшно. Он хранит порядок в лесу. В наши, человеческие порядки не вмешивался. Что мы делаем промеж собой, его не касается. Хотя некоторые старики верят, что Хозяин наблюдает и за нашими нравами и обычаями. Якобы забавляют они его. Бывало, кто-нибудь осмеливался молить его о поддержке и в личных делах, не только в лесных. Откликался Хозяин или нет – никто не признавался.
Сегодня, на краю отчаяния, посмела и я рискнуть. Не осталось выхода, кроме как просить лесного владыку вмешаться в то, что его не касалось… Выйдя на открытую полянку, я опустилась на траву, сложила руки в молитвенном жесте. Вынула из кармана рубахи костяной гребень, положила перед собой. Подношение.
Те, кто ходил к Хозяину с личными просьбами, отдавали ему то, что им дорого и памятно. Хранить мир и порядок – таков его долг. За это люди уважали и почитали его. Но за особенные, запредельные просьбы требовалась жертва. И принимал он не сами вещи, но чувства и отношения, заложенные в них.
Гребень этот вырезал мне старший брат на двенадцатилетие – из берцовой кости тура, убитого им на первой охоте. С тех пор я не пользовалась другими и берегла его как зеницу ока. Лишь крайнее отчаяние понудило меня расстаться с ним. Мало у меня было дорогих вещей – не слишком-то я ими дорожила.
Отложив гребень, я старалась не смотреть на него и не сожалеть о предстоящей утрате. Лучше потерять вещь, чем самого брата. Чем расстаться с родичами и лесом. "Хозяин Тал, - зашептала я, - услышь, откликнись… Не оставляй в беде". Так я бормотала, зажмурившись. А потом раздался голос:
- Малышка Лесс. О чем недозволительном ты пришла просить?
Я открыла глаза. Гребень исчез. А передо мной стояла тонкая фигура в зеленой полупрозрачной рубахе. Надень такую человек – все срамные места виднелись бы из-под нее. Но сквозь Хозяина виднелась трава, цветы и деревья. Не только рубаха – он весь был полупрозрачным.
Кожа у владыки Тала была светлой, и волосы тоже. Длинные и пушистые, они обрамляли тонкое изящное лицо, струились по плечам, испуская бледное свечение. Глаза – зеленые, в цвет одеяния… и леса.
- Благодарствую, что отозвался, Владыка. Не оставил Твою рабу. Чужак придет за мной и заберет из деревни. Из леса. Не хочу жить в каменном городе, хочу остаться с родными. Защити, не дай чужаку забрать! Все сделаю, что прикажешь.
Тал грустно посмотрел на меня. Протянул руку, из рукава выпал мой гребень. Сердце упало в пятки. Хозяин отказывался помочь.
- Почему, Владыка?!
- Не хочу ссориться с братом Фросахом. Твой жених живет на его земле, в городе, что на берегу его озера. Вступлю с ним в схватку – и брат призовет к ответу. А без схватки не обойтись. Настырен твой суженый. Не отдаст тебя просто так. Не надо этой земле, чтобы Хозяева воевали с людьми, а потом еще промеж собой. Да и не причинит он тебе зла – дорожит тобой слишком. Будет холить и лелеять. Может, ты еще переменишь мнение, проникнешься любовью к нему и возвращаться в лес от него не захочешь.
- Не бывать тому! – взъярилась я, забыв, с кем разговариваю. – Никогда не полюблю проклятого глотта!
- Никогда не говори никогда, Лесс, - молвил Владыка Тал. – Вы, люди, переменчивы. Что хевья, что ксаранди.
Меня покоробило, когда Хозяин назвал глотта словом, которым они сами себя величали. Слишком нежным, слишком красивым. Глотта – вот подходящее слово для них. Как удар тесака, которого чужаки заслуживают.
- Так может и он переменится, - буркнула я. – Не лелеять меня будет, а посадит камень грызть!
Владыка Тал расхохотался серебристым смехом.
- Так ведь и ты к нему не с чистыми помыслами идешь, Лесс! О чем Крам с тобой сговаривался на земляничной полянке? Умеешь быть коварной – сумеешь и постоять за себя. Ступай в озерный город, к братцу Фросаху. Поздоровайся там с ним, почти его, глядишь, не оставит без покровительства. Я передам, чтобы приглядывал за тобой. Без защиты тебя не оставим. Но и в человечьи дела вмешиваться не будем. Не нужно оно земле, - повторил Хозяин.
Его рука потянулась к моим волосам – черным как смоль, так непохожим на его, золотистые. Он растрепал их – и сгинул. Истаял в воздухе. Вот и попросила. Ясно теперь, почему другие молчат, не делятся, как владыка их привечает. О чем тут говорить. Склизкий он, что твой уж. Значит, только на себя надеяться…
А про нашу с Крамом полянку, он, значит, проведал… И про сговор наш, про опасные помыслы… Оно и понятно – что утаишь от Хозяина Земли?
На эту полянку я и побрела, встав с колен. С Крамом мы договорились встретиться с утра. Помиловаться в последний раз, прежде чем суженый заберет меня… Уж как люто ненавидел мой дружок демоново колечко! Это он был со мной в малиннике в тот день, когда колдун явился в первый раз. На его глазах чужак опутал меня коварным заклятьем.
Он не просто надел колечко. Еще и запечатал мое женское место. Никто не мог коснуться меня там, кроме меня самой. Ой как Крам проклинал и глотта, и его колечко! Но мы с милёнком не смирились с демоновыми чарами. Не так, а эдак исхитрялись приласкать друг дружку, так что кольцо и помехой не было.
Крам уже ждал меня на укромной полянке. Высоченный, смуглый, с пухлыми губами и жгучим взглядом. Сразу набросился жадно, принялся целовать везде где мог достать. А чары-то нигде и не мешали, кроме самого заповедного места.
Ох как мне в такие минуты хотелось колдуна-глотта придушить! Ему-то самому небось лет сто, а Крам – молодой, крепкий да горячий… Лоно мое ныло и тосковало по нему, а достанется старому чародею. Что за несправедливость, духи-хранители??! За что мне такая недоля?
- Сегодня он придет, Крам… - бормотала я, пока руки парня залезали мне под рубаху, оглаживали живот и спину. – Как же не хочу уходить с ним…
- И я не хочу отпускать тебя, Лесс… Помни, что я тебе говорил. Надо разведать о глотта побольше. Их глупая вера нам поможет. Разговаривай с этим магом, он большая шишка в своем городе. Выслушивай, высматривай. Глядишь, просечешь, как уязвить глотта. Отплатить за притеснения… а может, избавиться навсегда!
- Ох, Крам… Как же мне страшно… А вдруг он узнает? Что тогда сделает со мной?
- Ничего не сделает. Он верит, что ты – мертвая глотта. Его жена. Я же говорю, в кои-то веки глупая вера глотта нам на руку. Он с тебя пылинки сдувать будет. А я буду рядом. Я приду в тот город, найду его дом и глаз с него не спущу. Дам о себе знать. Так что не бойся – я тебя защищу от всех глотта! И, Лесс…
Рука Крама потянулась к завязкам моей рубахи…
- Ты избавишься от кольца. Он хочет сделать тебя женой. Значит, ему придется снять чары, что хранят тебя там, внизу. А как снимет… тогда и я смогу быть с тобой. По-настоящему… Не так, как сейчас. Приду в его дом… Убью, а ты станешь моей.
- Сколько ж до того терпеть-то, Крамушка, - заныла я.
Милёнок стащил с меня рубаху, потянулся губами к моей груди. Взял мою руку и направил мне же между ног… Лишь я сама могла касаться собственного тела в его укромных уголках. Да еще будущий муж, сожри его горные хра…
- Сколько ни доведется, потерпим, - пробормотал он, отрываясь неохотно от меня. – Хевья умеют терпеть. До поры до времени. Но когда придет пора – тогда глотта несдобровать. Кровавыми слезами умоются, твари пришлые…
Злой, лютый огонь промелькнул в глазах Крама. Яро набросился он на меня, едва ли не растерзать хотел мое неповинное тело, запечатанное проклятым демоном. И так жарко мне стало от его ярости; от того, что невозможно утолить ее, впустив в себя, позволить выплеснуться в моем лоне, что загорелась и я сама. Простонала, лаская себя, а потом начала обнимать и ласкать дружка – страстно, истово. Ни капельки этой страсти не перепадет глотта. Пусть умоется. Кровавыми слезами.
Сделав, что могли, мы вернулись в деревню. И вовремя – там стоял переполох. Все, кто не ушли в лес на добычу, а работали дома, толклись у западной окраины. Мужики грозно хмурились и держали правую руку в кармане. Бабы теснились поодаль и с любопытством разглядывали незваного гостя.
Он стоял возле нашего дома и смотрел прямо на меня. А вернее, на мою руку. Ту самую, с его клятым колечком, вложенную в ладонь Крама. Мы вошли в деревню рука об руку. Крам попытался было выпустить меня, но я удержала его. Не хочу прятаться от глотта. Пусть знает, что не ему принадлежу. И не буду принадлежать.
Остановилась, глянула ему в глаза. Прямо, с вызовом. Мол, что теперь сделаешь? Колдун медленно двинулся к нам. Остановился в шаге от меня, уставился словно ждал чего-то. А может, оценивал. Может, не понравлюсь сейчас? Передумает забирать? Вдруг получше нашел жену?!
- Здравствуй, Лесс. Я Нолгар. Помнишь меня?
Ответила дерзко – пусть не думает, что покорюсь и буду в его игру играть. Знай хевья.
- Хотела б забыть, да ты напоминалочку оставил, - помахала рукой с колечком – и плюнула под ноги демону. – Вот моя тебе память да благодарность за нее.
Ни слова не сказал. Молча пялился, прищурившись жутковато. Ну и я взялась его разглядывать в ответку. Помнила я его огромную темную фигуру, что вышла из зарослей малинника – точь-в-точь медведь. Только разговаривал человечьим голосом. Потому и не испугалась сразу, не рванула наутек, а осталась, заговорила с ним да позволила окольцевать… А ведь Крам предупреждал – беги!
Сейчас он казался уже не таким громадным, но все равно был большим. Выше отца, шире в плечах чем Болко-кузнец. Мощные мышцы проглядывали из-под странной рубахи – не просторной, как у хевья, а плотно облегающей тело. Под ее тонкой тканью легко прочерчивались тугие мускулы на груди и плечах.
Волосы короткие, густые и черные, с легким проблеском седины. Лицо – широкое, с крупными мясистыми чертами, словно грубо вылепленное из глины. Глаза странного оттенка в желтизну – то ли светло-карие, то ли бледно-зеленые. Густые брови хмуро нависают над веками. На миг я вдруг подрастеряла всю дерзость, аж сердце в пятки ушло. Суженый-то мой грозен да страшен, настоящий колдун… Ух, что он сделает, если узнает про наши с Крамом забавы на земляничной полянке…
На тропе показался отец, и глотта резко отвернулся от меня к нему.
- Мастер Рухта. Я пришел за вашей дочерью. Готов сочетаться с ней по вашим обрядам. Наверняка это важно для вашей семьи и для Лесс.
Отец не ответил. Кто-то из сельчан выкрикнул:
- Шишигу тебе лесную, а не обряд, глотта! Лесс, пригнись!
Раздался короткий присвист. Все мужики по команде выхватили из карманов пращу и выстрелили в колдуна. Крам тоже. Вот что я у него нащупала в штанах твердое…
Я нырнула к земле. Искоса смотрела, как падали на землю камни. До колдуна не долетел ни один. Вокруг него вдруг очертилась прозрачная ограда, мерцающая синим. Эх, глупые наши мужики. Ну что они могут поделать против чародея? Надеялись, хотели спасти меня.
Глаза глотта полыхнули отсветом колдунских искр. Губы сжались в тонкую полоску, не предвещавшую добра. Он стиснул кулаки и шагнул ко мне. Я думала – сейчас врежет оплеуху. Накажет за дерзость – мою и родичей… Но он встал между мной и деревенскими, словно бы отрезал от них. Я чуть не уткнулась носом в широкую мускулистую спину. Суженый прорычал:
- Жестокие дураки! Если бы Лесс не успела пригнуться, и вы попали в нее вместо меня?!
- Лучше смерть, чем жизнь с глотта! – гаркнул Болко-кузнец.
Я гневно зыркнула на него. Это он хотел отсечь палец мне маленькой. Для него может, моя смерть и лучше, чем жизнь, а для меня не так. Я поживу, пусть и с глотта. Что-нибудь еще придумаю.
- Жаль, что я не забрал ее от вас десять лет назад. Исправлю ошибку. Не хотите обряда, так не будет. Я сочетаюсь с Лесс по своему обряду. А вы ее больше не увидите. Я забираю ее – и свое обещание мастеру Рухте. Я не стану отпускать ее в вашу деревню, как собирался вначале. Моей жене нечего делать среди тех, кому плевать на ее жизнь.
"Не отпустишь? Бабушка надвое сказала", - фыркнула я про себя. И больше ничего подумать не успела. Суженый вытянул руку, коснулся ладонью моей макушки… и мир вдруг начал расплываться и терять очертания. Я попыталась закричать – но из горла вырвался тонкий крик, похожий не на человечий, а на птичий… Земля ушла из-под ног, и больше я ничего не помнила…
***
Изумленные сельчане смотрели, как Лесс и чужеплеменный колдун исчезли, а с земли взмыли две птицы. Черный кондор – и маленькая белая пташка с длинной шеей и изящным хохолком, которую они называли "ясница". От слов "ясный", "чистый", "погожий". На наречии ксаранди эта птица прозывалась элевтерией – от слова "свобода".
***
От восточной кромки Морехского Леса до северного берега озера Фросах Нолгар направлял полет Лесс в птичьем облике. Девушка не была магом, не могла контролировать личину оборотня и даже сознавать себя в ней. Все время полета ее сознание дремало.
Когда они достигли озерного города Лудар, Нолгар снял личины с себя и Лесс. Девушка оставалась без сознания. У простого человека, без магического дара, полет отнимал куда больше сил, чем у чародея. Нолгар отнес ее на руках в комнату, которую выделил ей.
Это была не комната Дейрани. И не его собственная спальня. Лесс еще не стала его женой, и маг не собирался ложиться с ней до обряда. Прежде чем отбыть за невестой, он приказал слугам подготовить уютную комнату, выходившую окнами на восток. В дремучем лесу у подножия гор Лесс никогда не видела восхода. Нолгар хотел сделать подарок суженой. С Дейрани он познакомился на западном краю земли, в лучах закатного солнца. Лесс нашел на востоке. Она станет его новым восходом.
Маг уложил девушку на постель. Всмотрелся в узкое личико, обрамленное шелковистыми волосами, черными, как смоль. Смуглая кожа такая нежная и гладкая, что испускала сияние. Тонкий прямой нос; губы полные, резко очерченные, на уголках – глубокие темные впадинки. Решительный подбородок, заметные скулы, широкие брови – смолянистые, как и волосы, длинные и изящные.
Память коварно подбросила другой образ. Берег Закатного Океана, где в зеленых волнах купалась девушка, юная и счастливая. Русые волосы с рыжинкой, золотистая кожа, острые девичьи грудки, талия такая тонкая, что Нолгар мог обвить ее одной рукой… Как испуганно она вскрикнула, увидев превращение кондора в мужчину… Бросилась вдоль берега, надеялась убежать от него на быстрых и сильных ногах…
Каким стыдливым румянцем налилось ее лицо, когда мужчина настиг, стиснул в кольце крепких, мускулистых рук, развернул к себе, впиваясь жадным взглядом в нагие прелести… Бьется, пытается вырваться, что-то кричит на своем западном наречии. А голосок такой нежный, что ее возмущенный крик кажется Нолгару слаще ласковых нашептываний.
Крик тонет в жарком поцелуе, руки еще жестче сдавливают девичью талию, теснее прижимают к широкому мужскому торсу… Никуда красавице не деться, никак не сбежать… И она обмякает, поддается его напору. Тогда мужчина опускается на колени, ни на миг не ослабляя захват. Волны бьются о его спину, а губы крадутся по шее пленницы, замирают на одной из налитых грудок… Язык ласкает и щекочет; и вот испуг покинул глаза русоволосой красавицы, уступил место томной поволоке.
Нолгар присаживается еще ниже, освобождает одну ногу девушки, перекидывает себе через плечо… Незнакомка снова вскрикивает – уже без страха, с одним лишь смущением… Но и оно покидает ее, когда мужчина притягивает ее к себе ближе и приникает лицом к ее промежности.
А когда через несколько часов оба, истомившись и насытившись, лежали на белом песке, Нолгар понял, что не отпустит ее. Он не думал, догоняя рыжую, на одну ночь желает получить ее тело или на всю жизнь. И лишь сейчас осознал, что не сможет расстаться с ней, не видеть больше бездонных голубых глаз, не слышать мелодичного смеха, не наслаждаться касанием бархатистых пальцев…
Только тогда он спросил ее имя – после нескольких часов дикой страсти, на исходе короткой летней ночи. Дейрани… Сладко, как ее губы… Звонко, как ее смех. Так океан подарил магу его судьбу.
Одно воспоминание о той ночи – и о сотнях ночей после – бросало Нолгара в дрожь. Его мысли возвратились в настоящее, взгляд вновь обратился на девушку в постели. Он попытался найти в себе отголоски чувств, что всплывали в памяти. Ничего. Пусто. Сердце не забилось в яростной, непреодолимой страсти от вида смуглого тела. Нолгар рассматривал невесту внимательно, но отстраненно. Оценивал, пытался увидеть в ней след той, желанной женщины. И не мог. Дейрани не было места в этих чертах.
Нолгар вспомнил, каким взглядом встретила его девушка хевья. Как плюнула ему под ноги, когда он ее приветствовал. Как после такого начала завоевать любовь, добиться принятия? А рука в руке с тем деревенским парнем? Что было между ними? Что они успели сделать, при запечатанной девственности Лесс? А главное, они так подходили друг другу… Оба молодые, смуглые… с одинаковой ненавистью в глазах.
По сердцу прокрался холодок от мысли – а если некромант ошибся?.. Неправильно протянул связующую нить, пустил Нолгара по ложному следу? А следом – мысль еще страшнее. Вдруг вся религия ксаранди ошибается, цикла перерождений не существует? Человек просто распадается в прах и никогда не рождается вновь? Если Дейрани ушла навсегда, а эта девочка не имеет к ней отношения? Если он цепляется за иллюзию?
Усилием воли маг отогнал колючую, пугающую идею. Лесс – это Дейрани. Любимая не покинула его навсегда. Они соединились, через двадцать два года после ее смерти. Он полюбит смуглую девушку хевья, а она его. Не сможет не полюбить. Их души соединены навек, и неважно, каким расам принадлежат их тела.
ГЛАВА 2.
Медовая Грива
Проснулась я с гудящей головой, будто ночью напилась хмельного меду. Разодрала кое-как веки… и глазам не поверила. Потолок надо мной был не бревенчатый и низкий, а высокий, десятка в два локтей, а то и больше. И белый что твое молоко. Повернула голову вбок – и увидела огромное окно, от пола до потолка, да и шириной едва ли не во всю стену. Закрыто оно было чем-то непонятным, прозрачным. Не иначе, колдовским. Бычьим пузырем такую дырень в стене не затянешь!
За окном ярко синело небо – высокое и ясное. А подле окна сидела женщина… Нет, девчонка. Чутка постарше меня, но не сильно. Кожа еще белее, чем странный потолок. Волосы желтые как мед, длинные и волнистые, рассыпаны по плечам небрежной копной. Высокий лоб и скулы, тонкий нос, точеный подбородок. Губы – слегка припухлые, глаза – огромные, отливают зеленью сочной травы. Облегающее платье до пят того же цвета словно бы усиливало их блеск.
Я невольно залюбовалась необычной красотой. Никогда не видела ничего подобного. В деревне у нас все смуглые. Суженый мой, хоть и светлее нас, но кожа у него грубая, не такая белоснежно-ослепительная. Вот значит какие они, женщины глотта. Я тут же обозвала про себя красотку Медовая Грива.
- С пробуждением, Лесс, - произнесла она. Голос журчал как ручеек – мерный и спокойный, не громкий и не тихий, не высоко-пронзительный, но и без низкой бархатной хрипотцы хевья. Мягкий, успокаивающий.
- Меня зовут Эрени, - продолжала Медовая Грива. – Я внучка Нолгара. Если верить ему – то и твоя тоже!
На этих словах она хихикнула – нежно, приятно.
- Согласись, было бы забавно называть тебя бабушкой! Я предпочла бы подругой – если ты не против.
- Глотта не дружат с хевья, - выпалила я, не на шутку обалдев. Ну и дела! У проклятого суженого внучка есть. А так и не скажешь. Собрался жениться на девке младше нее. То-то у нас в деревне говорят, седина в голову, хра в ребро. Ох, во что же ты вляпалась, Лесс?!
- Жаль, если так, - вздохнула Медовая Грива. – Может, все-таки попробуем? Тебе пригодится подружка. Не сидеть же взаперти до свадьбы – да и после. Нолгар слишком занят в городской Базилике. Не так уж много времени сможет проводить с тобой. А я могла бы показать тебе город, с семьей познакомить.
- Свадьба… скоро?
- Через три дня. Разве он не сказал тебе?
Не больно-то он со мной разговаривал. И не больно-то надо. Внучка, кто бы мог подумать! И как этот старый дед на мне женится?! Как будет трогать, как возьмет то, что я хотела Краму дать? И всего-то через три дня… Захотелось взвыть волком, впиться в шею этой смеющейся красавице и удрать из страшного дома с высокими белыми потолками и огромными окнами. Семья… Докатилась, семья-глотта… Что они все сделают со мной?
Я затравленно огляделась вокруг.
- Не бойся, Лесс, - заливала Медовая Грива. – Ты здесь в безопасности. Никто тебя не обидит.
Ласково говорила, с участием. Сунула бы свое участие себе промеж ног, проклятущая глотта. Но тут я вспомнила: Крам велел мне осматриваться в этом городе да узнавать о глотта побольше. Вот и случай. Эта девица сама предлагала мне "помочь освоиться". Если буду с ней поласковее, глядишь, разведаю всякое полезное…
- Как ты сказала, где он занят? Что это за Без-лика?
- Ба-зи-ли-ка, - проговорила Эрени по слогам, как ребенку. – В вашем языке нет такого слова, это из наречия ксаранди. Оно означает – дом правления.
В вашем языке… Только тут до меня дошло, что Медовая Грива говорила со мной на хевья.
- Откуда знаешь нашу речь?
- Учила. Специально, как только Нолгар сообщил нам, что нашел Дейра… тебя. Вряд ли ты выучила бы ксаранди в Морехском лесу. Я подумала, тебе будет скучно и одиноко, если не сможешь поговорить ни с кем из семьи. Вот и попросила родителей нанять мне учителя хевья.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать шесть.
Вот дела. А я-то подумала, девчонка. В этом возрасте женщины хевья уже нянчили нескольких детишек, а не распушали косы и не хихикали. У каждой муж был и хозяйство, не до веселья.
- А муж и дети у тебя есть?
Медовая Грива передернула плечами.
- Зачем? В Лударе не принято рано обзаводиться семьей. Человек должен вызреть и понять, чего хочет от жизни.
- А чего от нее можно хотеть?
- Всякого, Лесс. Очень и очень разного.
Она посмотрела на меня без смешливости, к которой я успела привыкнуть. Зеленые глаза стали серьезными, взгляд словно бы ушел глубоко внутрь себя.
- У души много желаний и устремлений. И не стоит брать на себя ответственность за другие души, пока твоя собственная в них не разобралась. Знаешь, мне не очень нравится, что Нолгар вот так выдернул тебя из родного селения, решил за тебя, что вы поженитесь. Такие решения принимаются вдвоем. Но он упрямее, чем стадо туров. Сколько его помню, всегда таким был. Если чего вбил в голову, никакие силы Вселенной не заставят передумать. А вбил он себе, что ты – Дейрани, и хочешь того же, что она. Его, Нолгара. Просто пока не понимаешь этого. А я считаю, что даже если оно так, ты должна сама прийти к этому. А насильственная свадьба тому не поможет.
Я не понимала половины из заумных речей Эрени, даром что она говорила на хевья. Сама прийти к чему? Что люблю этого Нолгара, которого она упорно не называла дедом, будто от этого он перестанет им быть? Да не бывать тому, даже если солнце вспять повернет! Никогда не полюблю старого глотта, и подружкой его внучке не стану. Хоть говорит она складно и сладко, речи медовые, под стать волосам. Хевья не любят глотта и не дружат с ними. А свадьба через три дня… Поглядим еще, что будет. Может, Крам к тому времени явится за мной. Знать бы еще, далеко ли этот проклятый город от нашей деревни, успеет ли он добраться… А то сама сбегу, без него! Пусть только Медовая Грива расскажет, как тут все устроено.
- А когда ты мне город покажешь?
- Когда захочешь. Можем позавтракать, потом примешь ванну – и пойдем гулять!
- Ладно! А как завтракать?
Мои страхи насчет камней опять всплыли. Никак достанет сейчас из кармана голыши да скажет – грызи, вот тебе и завтрак! Медовая поднялась, оправила платье.
- Пойдем в трапезную, Вилта уже должна накрыть на стол.
Я спрыгнула с лежанки и поняла, что голая. Эрени подошла к стене, коснулась ее, и стена вдруг чудным образом поехала в сторону. Я с ужасом подумала, что сейчас она сшибет угол и снаружи люди увидят мою наготу. Но стена отъехала не до конца. За ней открылся проем, где на длинной перекладине висело множество рубах, платьев и других непонятных вещей. Эрени сняла одну и подала мне.
- Надевай – это домашнее платье. В нем свободно и уютно.
Одежка оказалась из желтой ткани – мягкой, гладкой и теплой. Натянув ее, я почувствовала, как приятно она прилегает к телу. И не колется, как наша одежда. Неплохо же глотта поживают.
- Это твой гардероб, - пояснила медовая. – Вся одежда хранится тут. Как понадобится переодеться, открываешь его вот так, - она показала ручку в обманной стене, которую я сначала не заметила, и за нее снова подвинула странную стену, оказавшуюся дверью "гардероба".
Эрени открыла другую дверь и предложила мне пройти. Я боязливо ступила через порог, ожидая увидеть этот самый город из камня… Но попала в место с таким же высоким белым потолком и окнами на всю высоту стены… За ними виднелись зеленые деревья и полянка с цветами. Прямо как в лесу… Только слишком правильно росли деревья и цветы, будто их кто-то специально сажал в таком порядке… В лесу так не растут.
Медовая Грива взяла меня под локоть и подвела к дыре в полу. Из нее вели ступеньки. Мы рыли такие, чтобы спускаться по крутому берегу к речке. Но здесь ступеньки были не земляные и покатые, а ровные, безупречно отшлифованные. Я побоялась поскользнуться на них, как на льду. Эрени пошла рядом, придерживая за руку.
- Не бойся, Лесс. Понимаю, лестница тебе непривычна. Но она совсем безопасна, и ты скоро привыкнешь.
- Лестница?
- То, по чему мы сейчас спускаемся.
- Ступеньки?
- Да, ступеньки! Они не рухнут, по ним можно спокойно ходить.
Еще бы я боялась, что ступеньки рухнут! Эта ребячливая глотта совсем меня за пещерного хра держит, который ничего не разумеет!
Спустившись, мы оказались в таком просторном месте, что у меня глаза разбежались. Потолок над головой был тот же самый, что и на верху лестницы, и в той комнате, где я спала. Таких высоченных домов у нас в деревне и в помине не было. На стенах висели разрисованные, разукрашенные холсты.
Я не удержалась и подошла ближе к одному. Не смогла глаз отвести. На холсте были нарисованы люди, сидящие за длинным столом. У нас в деревне так пытались малевать детишки на коре березы… Но тут люди казались живыми. У каждого можно разглядеть выражение лица, морщины, взгляд… Кто хмурился, кто хитро улыбался, кто скорбел… Как глотта сделали это?!
- Нравится картина? Это великий мастер-живописец Годфрал. Полотно "Великий Выбор". Здесь изображен момент, когда ксаранди принимали решение покинуть родную землю и уйти в иной мир.
- В мир хевья?
- Не сразу. Наши предки кочевали по разным мирам, прежде чем добрались до Ремидеи.
- Ремидеи?
- Ирди – так вы зовете эту землю. А ксаранди назвали ее – Ремидея. Исцеление. Мы надеялись, что она станет для нас целительной…
Взгляд Эрени снова ушел в себя, как минутами раньше, когда она заговорила о желаниях и устремлениях души. Вот значит как оно было. Шатались-шатались глотта по мирам, а потом явились на нашу Ирди, чтобы она их исцелила. А что с нею самой станет, и с нами – исконными обитателями – им плевать. Исковеркали имя, исковеркали землю.
Медовая Грива провела меня сквозь следующую дверь. Я очутилась в комнате с огромным столом – не меньше, чем на той… "картине". Уж всяко народу за ним усядется не меньше. Интересно, зачем суженому такой громадный стол. Может, все глотта у него собираются едать? Хорошо бы… Я б тогда наказала Краму накопать корешков минусинки – самой ядовитой лесной травы. Насушила бы да покидала в пищу глотта, когда они тут соберутся. Так разом от них избавилась бы.
Эрени указала мне на большой стул с высокой спинкой, обитый толстой и мягкой тканью. Я уселась, она рядом. Из угла к нам двинулась женщина. Перед собой катила странную штуку: несколько тонких досочек ровно друг над дружкой, на каждой стоит половинка идеально круглого шара из непонятного сверкающего материала.
Она сняла одну такую половинку, и под ней оказалась миска. Не грубая и деревянная, из каких едали в нашей деревне. Тонкая и белая, а в ней дымилась ароматная похлебка. Эту миску она поставила перед медовой, потом такую же передо мной… Когда она склонилась ко мне, я наконец увидела ее вблизи. Женщина моего народа. Расставляет передо мной плошки, а я восседаю рядом с глотта и жду, пока моя единоплеменница обслужит меня.
- Пожалуйста, ксара, ваш суп.
- Мой что?
- Суп, ксара. Эта пища из овощей, птицы и бульона. Она называется суп.
- Почему не похлебка? И зачем ты зовешь меня Ксара? Мое имя Лесс.
Женщина хевья растерянно взглянула на Эрени. Та пояснила мне:
- Ксара – это обращение. Мужчина – ксар. Женщина – ксара.
- От ксаранди? – догадалась я.
Эрени улыбнулась.
- Ты сообразительная, Лесс! Все так.
- Но я не ксаранди! Зачем называть меня ксарой?
- Хм. А ведь верно. Как же тогда тебя называть?.. Слуги обязаны обращаться к господам почтительно. Ты – госпожа.
- А как гло… ксаранди называют хевья, которым прислуживают?
- Ксаранди не прислуживают хе…
Медовая осеклась. По ее лицу пробежала тень. Но она быстро овладела собой и вновь заулыбалась.
- Знаешь, Вилта, а ведь Лесс права, зачем ее так называть? Зови ее просто по имени. И меня тоже. Никакая я не ксара для тебя – просто Эрени! Договорились?
Вилта удивленно смотрела то на меня, то на медововолосую, потом пожала плечами.
- Как будет угодно, Эрени.
- Можно даже Эри! Лесс, и ты можешь звать меня Эри. Так зовут меня в семье, а ты ведь теперь моя семья!
Да уж, привели демоны. Глотта теперь моя семья. Ох, владыка Тал, на кого ты меня покинул в этом чужом городе! Лудар… На своего брата Фросаха, сказал. Надо пойти да поклониться ему. Но куда? Тал сказал, Фросах принимает глотта. Значит, где-то они ему воздают молитвы и благодарения. Эрени должна знать. Спрошу ее, когда пойдем гулять по этому городу…
А пока я с осторожинкой зачерпнула ложку похлебки – "супа" – и попробовала на язык. Уж надеюсь, глотта меня травить не собираются, как я их. Зачем было вести меня сюда, чтобы потравить, проще сразу в деревне шарахнуть, чтоб не встала. Похлебка была такой вкусной, что я сама не заметила, как умяла всю тарелку разом.
Следом Вилта поставила еще одну миску – с ароматным мясом и большими мягкими кусочками тех же "овощей", что в похлебке. Надо узнать у нее или медовой, что значит – овощи. Похожи на коренья, что мы откапывали в лесу и тушили, но сочнее, вкуснее. Неплохо глотта едали. И никаких камней. Ни одного малюсенького голыша. Я даже чутка расстроилась. Зря боялась все детство. Верно батя ругал старую Моту, врала она все!
ГЛАВА 3.
Сероглазый интриган
Всю трапезу Эрени старательно сдерживала улыбку. Девушка-хевья так забавно реагировала на все, ждала подвоха из каждой щелки, что Эрени было нелегко воспринимать ее всерьез. Она то и дело напоминала себе: Лесс воспитывали люди, которые ненавидят ксаранди. Она впитала ненависть с молоком матери. Но она молода, ее душа не успела закостенеть в ненависти, все еще можно исправить. Лесс убедится, как хорошо к ней относятся. Никто не желает вреда. Она обязательно полюбит их. Так Эрени воспитывали с детства – люби и получишь в ответ любовь. По-другому не бывает.
После завтрака внучка Нолгара проводила Лесс в ванну, показала, как все устроено и как этим пользоваться. А потом они вышли в город. На прогулке Эрени веселилась еще больше. Лесс все было в диковинку, начиная от мощеных улиц и заканчивая открытым небом, которое не заслоняли густые кроны деревьев. Но веселье быстро оборвалось.
По прогулочной аллее навстречу им шел высокий мужчина. Ветер развевал длинные светлые волосы элегантным ореолом, серые глаза пристально смотрели прямо на девушек. С расчетливым любопытством – на Лесс. Хищно и плотоядно – на Эрени. Та недовольно поджала губы, глядя, как он приближается уверенной походкой. Вышагивает так, будто весь город принадлежит ему. Или вся Ремидея.
Поравнявшись с ними, он поклонился и приветствовал с медовыми интонациями в голосе:
- Ксара Эрени. Рад встрече!
- Ксар Тибальд, - учтиво ответила она, мысленно желая сероглазому провалиться под землю. – Не ожидала встретить вас на улице в такой час. Время заседания в Базилике.
Он снисходительно поморщился.
- Ремонт мостовых, украшение набережной к празднику и прочая скучная текучка. Далагар и Сеймуд справятся без меня. В моей фракции нет разногласий по таким мелочам.
Эрени не сдержала ехидной подколки:
- Сомневаюсь, что в вашей, ксар Тибальд, фракции, вообще есть хоть какие-то разногласия. Ваши последователи единодушны с вами во всем.
- Это говорит, что я хороший лидер, разве не так?
- Это говорит, что вы авторитарный лидер и не позволяете людям иметь собственное мнение.
Мужчина ничуть не смутился, а лишь широко улыбнулся, будто бы услышав отменный комплимент.
- Собственное мнение вредит пищеварению, прелестная ксара. Для большинства людей это проклятье, от которого следует избавляться. В первую очередь – очаровательным девушкам. Их мнение должно быть мнением супруга, ни в коем случае не собственным.
При этих словах он подступил к Эрени так близко, что еще пол-шажочка – и их тела соприкоснулись бы. И продолжал собственнически ухмыляться, будто бы претендовал на Эрени со всеми потрохами, включая мнение…
Она не отпрянула, а проговорила, тихо но непреклонно и саркастично:
- Вам лучше шагнуть назад, ксар Тибальд. Вы стоите так близко, что рискуете пораниться о мое мнение. Оно у меня есть и очень острое. Держитесь от него подальше.
И вновь он не потерял уверенности, а посмотрел Эрени в глаза сверху вниз.
- Знаю, ксара, знаю. У вас острый ум и язычок. Вам не хватает мужа, который их смягчит. Или подрежет.
- Ксар, я привыкла, что вы хамите при каждой нашей встрече. Но мне это надоело. Давайте на сегодня закончим. Отойдите и позвольте пройти.
- Я не держу вас, прелестная ксара.
С саркастическим поклоном он отступил в сторону.
- Вы ведь представите меня своей милой спутнице? Судя по ее молчанию, она не обладает таким острым и колючим язычком. Что ж тогда вас связывает, таких разных, но одинаково очаровательных?
- Моя спутница не говорит на ксаранди, - отрезала Эрени. – Не тратьте на нее свое нахальство.
Она собралась пройти мимо, но Тибальд сказал:
- Дек фрах таграла миртабаш.
"Хорошего дня, красивая девушка" – означало это на хевья. Эрени удивленно расширила глаза. Владение разными языками не вязалось у нее с представлением о Тибальде.
- И тебе, - ответила Лесс, не затруднившись ответить на хвалебное обращение. Должно быть, не считала нужным обращаться ласково к чужаку.
- Меня зовут Тибальд. Я друг Эрени. А твое имя как?
- Тебе что за дело?
Тибальд присвистнул.
- Теперь я понял, что вас связывает с ксарой Эрени! У обеих язычки острые, только у одной ксарандский, у другой хевьянский. Что ж, прелестницы, не стану больше вам мешать. Наслаждайтесь прогулкой!
Эрени и Лесс, не сговариваясь, сердито зыркнули на него. Лесс стояла на месте и пялилась на мужчину, но Эрени подхватила ее под локоть и повела прочь.
***
Тибальд отвесил им поклон, сдерживая смех. Как неласково обе на него косятся –что родные сестренки! Беляночка и смугляночка. Умел он выбешивать женщин, это у него не отнять.
Он продолжал смотреть им вслед, пока они удалялись. Девушка-хевья варварского вида, которая не говорит на ксаранди. В возрасте зрелого девичества. Неужто Нолгар наконец привел в дом перевоплощение Дейрани, о котором десять лет назад судачил весь Лудар?
Прямолинейный маг не скрывал ничего важного ни от родичей, ни от ближайших соратников. И через некоторое время о его находке знал весь город. К сегодняшнему дню почти все забыли о причуде Нолгара. Но не Тибальд. У него была отменная память.
Оба мужчины принадлежали к оппозиционным политическим фракциям в правящем Совете Лудара. Тибальд не позволил бы себе забыть ничего, что можно использовать против соперников. Он пока не знал, как. Но если судьба предоставит ему шанс добраться до Нолгара – он не промедлит ни секунды, чтобы схватить его за глотку.
Была еще одна причина, по которой светловолосый интриган так пристально интересовался политическим конкурентом. Эрени. Любимая внучка, ради которой Нолгар пойдет на все… и которая пойдет на все ради дедушки.
Прожженный циник относился к женщинам потребительски. Он привык брать – и не задерживаться. А женщины тянулись к нему – к его обаянию и власти. Они охотно давали все, в чем Тибальд нуждался. И ничего не смели требовать взамен.
Равнодушие, едва ли не презрение Эрени зацепило мужчину. Чем больше внимания он ей оказывал, тем холоднее и отчужденнее становилась зеленоглазая красавица. Тем сильнее она распаляла Тибальда. Оставаясь внешне спокойным, непоколебимо ироничным, он жаждал овладеть ею любой ценой. И подкарауливал момент, чтобы раскинуть паутину вокруг Эрени. Вокруг ее близких людей, чтобы пользуясь любовью и привязанностью к родным, заманить ее в ловушку…
***
Каменный город глотта оказался дивно красивым и даже не страшным. Верно отец ругал старую Моту – сколько глупых страшилок она наболтала! Дома – огромные, с гладкими белыми стенами. Не иначе, магия глотта делала их такими приятными для глаза и на ощупь. Вдоль домов повсюду росли деревья с раскидистыми кронами. А еще стояли необычные светильники: в землю вбита железная палка высотой с дом, а наверху – странный белый шар.
Медовая сказала, что на их языке это называется "фонарь". Ночью в темноте шар сам собой начинает светиться. А сделан он из "стекла": гладкого, холодного, прозрачного материала. Глотта делали его из песка. Стекло можно было покрасить в любой цвет, и тогда все, на что ни посмотришь через него, отливало этим цветом. А "фонари" окрашивали особой смесью, которая усиливала свечение. Непостижимо колдунство глотта…
Я осторожно расспросила Эрени о Фросахе. Где и как к нему обращаются. Она довела меня до огромной центральной площади на берегу озера, где проводились разные празднества. Там же "горожане" – обитатели города – взывали к Хозяину. Медовая называла его – бог. На их языке Хозяева прозывались богами. Глядишь, слово за слово и выучу наречие глотта.
Если кто не хотел просить Хозяина прилюдно, отправлялись за городскую стену, выбирали любое укромное место на берегу и звали его там. Но чаще собирались на площади несметной толпой, просили о богатом улове, добром урожае, мягкой погоде и милости, чтобы не окатывал их город волнами по весне, а направлял их на другой, необитаемый берег. И восхваляли, конечно.
Я решила, что обязательно выберусь за городскую стену и поговорю с местным Хозяином. Передам привет от Тала из Морехского Леса. И спрошу, как он может мне помочь, избавить от ненавистного суженого. Знать бы еще, как за эту стену выбраться… Убежать бы от медовой прямо на этой прогулке – так ведь схватят же! Похитрее надо быть. Половчее выбрать момент. Они еще узнают Лесс из народа хевья!
Еще я вспомнила белобрысого Тибальда… Ни слова не поняла из его разговора с медовой. Но смотрел он на нее, как волк на зайца. Сожрать хотел. А она на него – как барсучиха, что защищает нору с пометом. Не все гладко у глотта, значит. Грызутся и они друг с другом, как звери. Надобно разведать побольше об этом Тибальде, да почему он с медовой собачится… Может, не только с ней, но и с моим суженым? Вдруг их грызня меня выручит?..
Я собралась расспросить о нем Эрени, но она проводила меня до дома и сказала, что ей пора на урок "музыки". Я спросила, что это за зверь. Медовая расхохоталась.
- Ты песни поешь?
- Ну конечно, как же без песен!
- А бывает, что поешь без слов? Просто мотивчик какой-то тянешь?
- Ля-ля-ля? Ну да.
- Или мычишь напевно. А представь теперь, что такой мотив издает не человеческий голос, а специальная вещь. Инструмент. Мелодия, которую создает человеческий голос, - это пение. Мелодия, которую создает инструмент, - музыка.
Я хмыкнула. Ну не чудаки ли. Не умеют петь, так чего изгаляться-то? Пусть поют те, кому медведь на уши не наступал! Нет ведь, "музыку" придумали! Вещи за них поют. Одно слово – глотта! Чего с них взять.
Оставшись одна, я принялась бродить по дому. Отмечать, как все устроено, как можно отсюда сбежать. Удрать пока не пыталась – заблужусь в этом городе. Здесь не лес, который я знала до веточки, до травиночки. Надо сперва разведать толком все пути-дорожки. Бродила-бродила по дому, да и столкнулась нос к носу с суженым…
- Здравствуй, Лесс.
Точь-в-точь тем же голосом что в деревне. Спокойный, властный. Будто небо и землю повернуть одним пальцем может.
- Прости, что не смог уделить тебе внимание сразу. Как ты освоилась в доме?
Ишь, ласковый какой. Отец говаривал: у глотта язык медовый – не успеешь опомниться, заслушаешься и прилипнешь. Не поведусь. Не на ту напал.
- Зубы мне не заговаривай. Ты меня силой привел в свой дом, осваиваться я тут не хочу. И внимание твое не надобно.
Чего я вовсе не ожидала – что проклятущий заулыбается.
- Ты прямолинейна, Лесс. Совсем как я.
- Мне скрывать нечего. Я никого против воли не умыкала из семьи да из рода. И насильничать никого не собираюсь.
- Я тоже. И в этом мы похожи.
- Да неужто? А как ты миловаться со мной собрался? Думаешь, по доброй воле лягу с тобой? У тебя вон даже внучка есть, видала ее сегодня! Старше меня! Внучка! А ты меня, девку осьмнадцатилетнюю, замуж брать хочешь! И говоришь, насильничать не собираешься?! А как ты еще сможешь меня взять, глотта?
На миг он потерял свою незыблемость. Будто я его оглушила камнем… но лишь слегка. Быстро собрался, шагнул ко мне – резко, как ударить собирался. Я отскочила назад – и уперлась спиной в стену. А суженый завис надо мной глыбой, того и гляди придавит к стенке. Да тут же того… покажет, как это он меня взять сможет.
Мураши пробежали по спине. Ух, какой же он большой да могучий… Страшный. Что я против него поделаю? Такой огромный, да еще и маг. Он же чего хочет, то и сотворит со мной. И пискнуть не даст. Или пищи сколь угодно, да кто прибежит, кто поможет? Его дом, его сила.
Но в следующий миг он отступил. Сошла мрачная туча с лица, снова вернулось прежнее спокойствие и незыблемость.
- Прости, что напугал. Ты права в своих сомнениях. У тебя не было возможность узнать побольше о магах. Понятно, что тебя смущает мой возраст. Пойдем, сядем и поговорим. Я постараюсь тебе объяснить.
Он протянул ко мне руку – да не руку, лапищу здоровенную. Я отскочила вбок, взвизгнула:
- Что ты постараешься? Зубы мне заговорить?! Не хочу тебя слушать, глотта проклятый! И разговаривать с тобой не хочу! Не дам заворожить речами колдунскими! Уйди, постылый, сгинь с глаз!! Не тяни ко мне лапищи, не трогай!
Он стиснул кулаки. Челюсть напряглась, в глазах полыхнуло пламя. Ой, что ж я наделала, дурища непролазная!! Что он сейчас сделает со мной?! Надо было мне дуре сесть с ним, слушать да поддакивать. Пусть бы зубы заговорил, зато жива б осталась, да может, цела… А сейчас – так вообще убьет.
Но он вдруг отвернулся от меня и зашагал прочь. А я пялилась ему в спину, пока он шел до конца каридола… колидора… забыла, как Медовая Грива назвала это место в доме, откуда несколько дверей вели в разные жилища.
Придумают же глотта. Суженый распахнул одну такую дверь, протопал туда и закрыл с громким хлопом. Как только дверь на петлях удержалась… Уф. Кажется, на сегодня пронесло, духи-хранители миловали… Дальше-то что будет?!
***
Захлопнув дверь своей спальни, Нолгар почувствовал, как его обуревает безудержная ярость. Подобно той, что сочилась из уст и очей Лесс, когда она стояла, прижатая им к стене. На кого он ярится? На себя? На девчонку? На проклятого некроманта Вомрубелиохи? Как магу хотелось взвалить вину за эту несуразицу на Мастера Смерти. Но он привык быть честным не только с другими, но в первую очередь с собой.
Он сам создал эту ситуацию. Собственными руками. Надо было приглядеться к Лесс, понять, насколько она похожа на Дейрани. Ни на сколько. В глубине души восставало глупое, абсурдное подозрение… Вдруг гордыня Лесс, ее строптивый характер держат в плену нежную и покладистую душу Дейрани?! Если он постарается, сумеет вытащить ее наружу, освободить ее из-под гнета воспитания хевья… Но какое насилие для этого нужно совершить над ней? Как сломать? Может ли Нолгар это сделать? Ведь страдать будет ее душа, его Дейрани…
А может… отпустить?!..
Шальная мысль закралась в душу мага, пронизала до костей замогильным холодом… Отпустить Дейрани… Смириться, что она ушла навечно, что ее – с любимой улыбкой, голосом, жестами, походкой – больше нет… Ни в одной женщине на земле он не обретет ее, куда бы ни переселилась душа.
Нолгар оцепенел. Меж ребер словно вонзился зазубренный нож, который невидимый враг проворачивал в груди. Захотелось рухнуть на пол, завыть, заорать, заколотить руками и ногами. Кричать, требовать. Верните мое! Верните то, без чего моя жизнь пуста.
Боль, отчаяние, пустота подступили нестерпимо близко. Маг выставил навстречу несокрушимую ограду устремления и решимости. Нет. Он не позволит этим чувствам захватить себя. Он искал выход и нашел. Теперь осталось реализовать задуманное. Он женится на Лесс и добьется ее любви. Даже вопреки ей самой. Свадьбе – быть.
ГЛАВА 4.
Свадьба
Оставшиеся два дня до свадьбы прошли в подготовке – скорой, но без суматохи. В доме Нолгара дела всегда шли четко и отлаженно, без заминок и недоразумений. Главную суматоху причинила Лесс, попытавшись удрать. Она не прошла и пары кварталов. Слуги-хевья нагнали ее и притащили в дом, хоть она яро брыкалась и упиралась. Час церемонии неотвратимо приближался. Избежать ее было не по силам Лесс.
У ксаранди не было храмов, где отправлялись бы религиозные обряды и церемонии. Их собственная религия не имела обрядов и представляла скорее философское мировоззрение, взгляды на устройство Вселенной, на жизнь и смерть, на духовную природу живого. Ритуалов она не включала.
Бракосочетания проводились в домах, старейшинами рода. Но как быть, если в брак вступал сам старейшина? Нолгар был главой семьи. Он собственноручно женил детей и внуков. Кто же мог провести церемонию для него самого?
Собралось все семейство. Седовласый мужчина, который выглядел отцом Нолгара, на самом деле был его младшим сыном по имени Сомар. Женщина лет на десять моложе – его жена. Их старший сын Тармил пришел с молодой женой Керели и семилетним сынишкой Далраном. Эрени, младшая дочь Сомара и любимица Нолгара, тоже была тут.
Потомки Нолгара и Дейрани ждали у окна. По улице к дому приближался роскошный кортеж. Из него вышла женщина – высокая, стройная, в одеянии темно-синего цвета. Прямые светло-русые волосы спускались до плеч, обрамляя точеные черты лица. Женщина была немолода, но привлекательна.
Когда она вошла в дом, все члены семьи склонились перед ней.
- Элатейя Морани, - промолвил Сомар. – Спасибо, что почтили сегодня дом моего отца и согласились сочетать его с невестой. Кроме вас, ему не на кого надеяться.
Элатейя – так ксаранди называли жриц – улыбнулась мягко и тепло.
- Нолгар знает, что всегда может рассчитывать на меня. Где же он сам?
- Я здесь, Мора.
Нолгар спустился по лестнице. Он не поклонился Морани, а обнял ее.
- Спасибо, друг.
- Все для тебя, Нол. Но где же невеста?
- Я сейчас приведу ее. Мора, должен предупредить. Не удивляйся, когда увидишь Лесс. Она выросла в селении одичавших хевья… и ведет себя странно. Она не понимает, что происходит… и не совсем готова к браку со мной. Но я прошу тебя провести церемонию, что бы она ни делала.
- Подожди, Нол… Ты хочешь жениться на девушке против ее воли?!
- Мора, она – Дейрани, но не осознает себя. Ее воспитывали дикари. Она считает ксаранди врагами. Ей нужно привыкнуть к нашему образу жизни. Принять нашу культуру.
- Так пусть она сначала привыкнет, а потом вы поженитесь. Тебе некуда спешить. Если ты насильно женишься на ней, сделаешь только хуже.
Нолгар схватил женщину за плечи, умоляюще глядя в глаза.
- Мора… Так надо, поверь. Она должна быть моей женой. Ты знаешь, как долго я ждал этого дня. Ты не можешь подвести меня сейчас, друг! Ты ведь веришь, что я не причиню зла девушке! Она – Дейрани. Я никогда не сделаю ей плохого. Просто сейчас так надо, Мора.
Женщина смотрела на него с сомнением и печалью. А глубоко под ними скрывалась боль… но этого она не собиралась выдавать Нолгару. Видя, что она колеблется, маг продолжал:
- Я делаю это ради нее же. Здесь все ей чужое – место, люди, обычаи. Она может совершить ошибку… А кто-то – воспользоваться ею. Она молода и горяча. Пусть Лесс будет под защитой моего имени. Никто не посмеет тронуть мою жену. Она освоится тут… привыкнет ко мне. Привыкнет ко всем нам, ксаранди. Освободится от предрассудков хевья. И тогда между нами не останется преград. Она вспомнит нашу связь, почувствует ее… и полюбит меня.
Морани тяжело вздохнула.
- Я хочу верить тебе, Нол. А ты сам веришь себе?
- Я знаю, что делаю. И несу ответственность за все. Клянусь, друг.
Морани изо всех сил удержалась, чтобы губы не скривились в болезненной гримасе. Друг. Нолгар и не догадывался, как ее ранило это обращение. И не должен догадаться.
- Будь по-твоему, Нол. Я сочетаю вас. Тебе отвечать за последствия.
Магу сдерживаться было незачем – он горько скривился.
- Когда было иначе, Мора? Я всегда в ответе за свои решения. Готовься. Я приведу Лесс.
Он поднялся по лестнице, а Морани попросила Тармила провести ее во внутренний дворик дома. Там они ждали, когда раздались яростные вопли протеста, и Нолгар внес Лесс на руках. Девушка брыкалась и пиналась, выкрикивала проклятия на хевья. Морани скептически смотрела на это.
- Нол. Может, лучше не надо?
- Надо, Мора. Я в ответе, не забудь. Начинай.
Нолгар поставил Лесс рядом с собой, сцепив ей руки за спиной, и крепко держал запястья. Она осыпала его руганью, то и дело норовила пнуть – он даже не шелохнулся. Ее удары были для него что комариные укусы.
Эрени кусала губы, глядя на них. Она обожала деда. Он был самым добрым, самым щедрым, самым разумным человеком из всех, кого она знала. То, что происходило сейчас, не укладывалось в ее представление о нем.
Она по-прежнему любила его и верила. Она видела, какой дикой и неразумной была Лесс. Но все же… жизнь человека – его выбор. Так учила культура ксаранди. Почему же сейчас Нолгар делает выбор за Лесс?
Вдруг во дворик вошел новый человек. Он был седым и морщинистым, как пожилой сын Нолгара Сомар. Шагал он резко, решительно. Глаза пылали гневом.
- Остановись, отец! Отпусти девушку. Если душа мамы и впрямь воплотилась в ней, она тебя не простит!
На миг Нолгар растерялся, едва не выпустил Лесс. Чем она не преминула воспользоваться, лягнув его под коленку. Маг пошатнулся, но тут же овладел собой.
- Эбел. Не так я хотел видеть тебя в своем доме. Да не дергайся же, Лесс. Я все равно тебя не выпущу, пинайся не пинайся.
- Посмотри на себя! – воскликнул старший сын Нолгара. – Что ты творишь?! Неужели ты думаешь, мама приняла бы такое? Ты совершаешь насилие над нею. Остановись, прекрати. Верни девушку туда, откуда взял.
- Не вмешивайся, Эбел. Сын не судит отца и не приказывает ему. Я хотел бы видеть тебя гостем. Но раз ты пришел судьей, уходи прочь.
- Уйду. Но сначала скажу кое-что твоей несчастной невесте. – Мятежный сын заговорил на ломаном хевья: - Моя звать Эбел. Я сын Нолгар и Дейрани. Что он хотеть сделать с тобой – я против. Ты нужна моя помощь – проси в каждое время. Я помочь. Моя дом в четыре квартала до юга отсюда. Окна – три ряда вверх. Стены желтые. На входная калитка – голубь. Тебе – удача и сила.
Вымолвив это, он бросил осуждающий взгляд на отца и вышел. Нолгар скрипнул зубами.
- Начинай, Мора.
Элатейя Морани воздела руки. Меж пальцев заклубилось синее свечение – лазурного оттенка, как платье женщины. Она начала произносить слова обряда, не обращая внимания на Лесс, которая пыталась перекричать ее. Нолгар сжал одной рукой ладонь Лесс, второй продолжал удерживать ее запястье за спиной. Переплел пальцы с пальцами девушки и тоже поднял руки над головой. Свечение медленно потянулось к ним и окутало тонкой дымкой. Смуглянка отчаянно верещала, будто магический туман обжигал ее.
"Как ветер льнет к дереву, так я льну к тебе. Дерево крепко, ветер бесплотен. Но дерево качается и склоняется под мощью ветра. Так и мое полнокровное тело склоняется перед бесплотным, но всемогущим духом любви, свободным, словно ветер. Принимаю твое дуновение своими ветвями, о возлюбленная моя. Прими же и ты мое. Да будет так, пока корни наши в земле и не опала листва. И смерть не разлучит нас, а мы сами выберем, пойти ли своим Путем или вернуться вновь друг к другу в новых телах и новых жизнях. Да не покинут нас любовь, мудрость и принятие".
Нолгар повторил слова брачного ритуала. Лесс на мгновение замерла – словно тоже прониклась величием древней клятвы, хоть и не понимала смысла. А потом опять продолжила кричать.
- Папа, почему бабушка Дейрани так кричит? – шепотом спросил Тармила его сынишка. – Если она любит дедушку, почему так злится?
- Она забыла его, Далран, - пояснил отец. – А еще ее научили, что ксаранди злые и обижают хевья.
- Но это же не правда!
- Некоторые хевья в это верят. Она поживет с нами и все поймет. И обязательно полюбит дедушку. И тебя.
Маленький Далран с сомнением посмотрел на орущую девушку хевья. Как-то не верилось, что она может кого-то полюбить. Трудно полюбить, когда тебя хватают за руки и держат там, где ты не хочешь быть…
Нолгар произнес обет и смолк. Лазурное мерцание между ним и Лесс вспыхнуло ярким светом и словно бы вобралось в их руки. Он отпустил ладонь девушки, она тут же ударила его кулаком в грудь. Нолгар даже не пошатнулся.
- Вы… - прошипела Лесс на хевья, обводя взглядом собравшихся. – Вы все пожалеете. Я вам всем отплачу. Всем!
Она повернулась и бросилась прочь из дворика. Нолгар не задержал ее, лишь мрачно смотрел вслед. Когда она скрылась из виду, повернулся к семье.
- Сомар. Спасибо, сын. И тебе, Лаини. Тармил, Керели. Спасибо, что были рядом. Эрени, душа моя. Не оставляй Лесс надолго. Тебе она доверяет больше, чем кому-то из нас. Навести ее завтра. Если она будет злиться и жаловаться – сумей выслушать. Далран, надеюсь, ты получил все ответы от отца. Хочешь спросить и меня?
Малыш помотал головой. Он побаивался деда и никогда не перечил ему. Нолгар казался мальчику чересчур суровым. Хотя тот никогда не повышал голоса на ребенка и ни на кого из семьи.
- Что ж, тогда добро пожаловать на свадебный пир!
Родственники потянулись вереницей в трапезную. Морани пошла в другую сторону. Она не член семьи. Ей больше нечего здесь делать. Нолгар остановил ее.
- Морани… За мной еще один неоплатный долг. Мне не хватит жизни, чтобы расплатиться с тобой за все, элатейя.
- Если бы я хотела предъявить счет, то уже сделала бы это. Не тревожься, Нол.
- Ты великодушна.
- Девочка… твоя жена. Ты пойдешь к ней сегодня?
- Да.
- Она хочет тебя убить. Может, не стоит усугублять? Это будет не брачная ночь, а насилие.
Проговорив это, Морани чуть не прикусила язык. Не следовало. Не ее дело, что случится между Нолгаром и его женой. Она сделала свое – сочетала их древним ритуалом ксаранди. Теперь они – муж и жена. Что между ними происходит, никого не касается. Но она слишком привыкла за годы, что ее касается все, что связано с Нолгаром… Они стали слишком открыты друг другу…
- Я же сказал, Мора, я все осознаю и за все отвечаю. Верь мне, друг. Я знаю, что делаю.
Она коснулась ладонью его плеча.
- Я тебе верю, Нол. Что ж, счастья тебе… и Лесс.
Он благодарно обнял женщину. И не увидел, как мука исказила ее лицо. Когда они отстранились друг от друга, Морани вновь хранила прежнюю сдержанность и спокойствие. Она попрощалась с ним, вышла из дома. И лишь когда села в свой портшез, дала волю слезам. Ни одна душа не должна проведать, что Морани любила Нолгара. Все годы после смерти Дейрани она не переставала надеяться, что он однажды взглянет на нее не просто как на друга. Но он был одержим идеей вернуть ушедшую жену и не подозревал о чувствах элатейи. А теперь… пусть так и остается, раз шанс утрачен навсегда.
***
Задыхаясь, я толкала к двери тяжелую кровать. Не знаю, откуда у меня силы взялись. Наверно, от ярости я сейчас весь этот проклятый дом могла сдвинуть. Ненавижу! Проклятые глотта. Про муженька я вообще молчу. Похотливый хра. А эти?! Медовая Эрени называла меня подругой, а сама спокойно смотрела, как ее дед мне руки выкручивал. Ни слова не сказала, не заступилась.
Даже мальчишка стоял и смотрел. Ну с него-то что взять. Только этот седой глотта пришел, и тот на словах помог, не на деле. Хотел бы помочь, вырвал бы меня из лап папаши да отпустил домой. А теперь придется с ним ложиться. Сколько ж ему зим, коли дети у него старики?! Как мне хотелось растерзать проклятого муженька. И всех глотта.
Вдруг меня толкнуло к стенке. Кровать отлетела от двери, как соломенная. Вошел суженый. Теперь уже муженек. Я сжала кулаки. Ну а чего я хотела – колдун ведь. Надеялась кроватью заслониться, дура. Бежать надо было. Не знаю как, но бежать.
- Не подходи! – прошипела. – Порешу!
Схватила стул и швырнула со всей дури в окно. Стекло треснуло, осколки посыпались на пол. Я выхватила самый крупный, занесла над запястьем.
- Убью себя, но не лягу с тобой!
Опять не подумала, кто передо мной… Проклятый суженый даже не моргнул – просто посмотрел и пальцы мои сами собой разжались, осколок упал на пол. А я окаменела, не в силах даже нагнуться за ним.
Колдун глядел мне в глаза. Тяжело поглядел, смурно.
- Неужели я так тебе противен? Лучше смерть?
- Лучше! – выкрикнула я. Крик вышел тонкий, как мышиный писк.
Он вздохнул, сел на кровать.
- Хорошо, Лесс. Давай просто поговорим.
- Поговорим? Ты меня выкрал, чтобы разговаривать?
- Нет. Но остального ты не хочешь. А я не хочу, чтобы ты себя резала. Поэтому предлагаю уговор.
- Какой еще уговор?
Я ощутила, что руки-ноги уже могут шевелиться. Нагибаться за стеклом не стала. Успею изувечиться. Можно и послушать, что за уговор у него.
- Я не трону тебя. Не стану с тобой ложиться против твоей воли.
- Да неужто?! Домой вернешь?!
- Не верну. О том и уговор.
- Ну так чего с тобой разговаривать, если не вернешь!
- А ты думаешь, тебя дома с распростертыми объятьями встретят? Или забыла, как пращей стреляли, не заботясь, что могут в тебя попасть? А если твои родичи теперь сочтут, что ты заколдована глотта, и убьют?
- Все не с тобой миловаться, - буркнула я, но про себя не была так в том уверена. Жить-то хотелось. Я уж и сама не понимала, как это я себя стеклом полоснуть собиралась… Но знала – приблизится ко мне глотта, смогу опять!
- Уговор мой таков. Ты остаешься в моем доме. Не пытаешься сбежать. Носишь мое имя, участвуешь во всех торжествах, где мне нужно присутствие жены. Учишься нашему языку и культуре. А я не принуждаю тебя ложиться со мной. Если ты того сама не захочешь.
- Захочу?! Да шишигу я захочу! Никогда тому не бывать, не надейся!
Глотта развел руками.
- Не бывать так не бывать. Решать тебе. Мне от тебя нужно только лишь, чтобы ты вела себя прилично и не отвергала наши устои, старалась следовать им. И если через год ты не надумаешь остаться, я тебя отпущу.
- Отпустишь?!
- Даю слово. Могу вернуть тебя обратно в деревню. Или пристроить здесь, если наша жизнь тебе понравится.
Никогда, никогда мне не понравится жизнь у глотта! Но если муженек обещает не трогать меня… потерплю эту жизнь. А заодно… заодно исполню Крамов завет – разведаю о них побольше. Где какие слабинки. Чтобы хевья знали, куда ударить.
- Согласная я!
- Хорошо. Договорились. Еще одно условие. За этот год ты не будешь с другим мужчиной. Мое кольцо продолжит оберегать твою девственность.
Я скрипнула зубами. Вот же ж хра поганый! Девственность мою оберегать собрался.
- Но через год снимешь!
- Если сама не передумаешь.
- Ладно, глотта. Проторчу я с тобой год. А потом отпустишь, как обещал.
- Да. И, Лесс. Называй меня Нолгар. Это входит в условие приличного поведения.
Нолгар-хренолгар. Ладно, назову как хочет. Хоть горшком, а потом в печку засуну! Чтобы жизнь медом не казалась.
- Так и быть, Нолгар. Уходи теперь, коли уговор.
Он улыбнулся. Впервые увидела его улыбку… удивилась даже. Он даже не такой страшный стал.
- Уйду с тобой вместе. Нас ждут на свадебном пиру. Исполни уговор и спустись со мной в трапезную, как подобает супруге.
Я скривилась, но сквозь зубы процедила:
- Ладно.
- И еще кое-что…
- Чего?!
Он кивнул на окно.
- Ты же хочешь оставаться в комнате с битым стеклом.
Под его взглядом осколки взметнулись с пола, встали в оконный проем. Трещины затянулись, как ничего и не было. Могуч чародейник, ничего не попишешь…
- Вот теперь все, Лесс. Пойдем. Прости, что был жестким. Я постараюсь исправиться.
Ничего не ответила. Он предложил мне руку. Я покосилась и отступила на шаг. Так и шла вслед за ним, не прикасаясь, переведя дыхание. Пронесло. Кто бы мог подумать. Не пришлось подчиняться постылому. Даже отбиваться не пришлось.
Уж протерплю как-нибудь годик, выдержу его уговор. А там Крам доберется. Расскажу ему, что разведаю. Глядишь, придумает чего-нибудь… И глотта пожалеют, что явились на нашу Ирди. Ремидея, ишь ты. Шишига им, а не Ремидея. Ирди – наша. Быть ей свободной. Как мне.
***
Нолгар тоже вздохнул с облегчением, выходя из спальни с молодой женой. Уговор, что он заключил, преследовал две цели. Первая – приучить Лесс к нравам ксаранди. Дать ей возможность убедиться, что они не чудища – не пещерные людоеды-хра, а такие же люди, как хевья. Быть может, после того как она привыкнет к чуждой культуре, ее предрассудки отступят и позволят пробудиться Дейрани…
Другая цель – дать время самому себе. Увидеть в Лесс желанную женщину, а не дикарку с примитивным мышлением и несносным характером. А если этого так и не случится… приучить себя к чудовищной мысли, что Дейрани утрачена навсегда. Но ее Нолгар по-прежнему гнал от себя, упорно надеясь на чудо. За грядущий год они оба изменятся. И не смогут не узнать, не вспомнить друг друга самой сокровенной своей сутью. Их любовь не сможет не возродиться вновь.
ГЛАВА 5.
Хозяева стихий
На следующий день после свадьбы Медовая Грива явилась со мной "дружиться". Дружбе ее я и сразу не поверила, а после свадьбы и подавно не собиралась. Не забуду, как она стояла молча и не пыталась деда отговорить. Хотела я держать язык за зубами, да не утерпела. Сказала-таки ей в лицо:
- Что же ты молчала, пока дед твой меня замуж брал насильно? Подругой себя называешь. Говорила, что несогласная с ним. А почему смолчала? Или у вас, глотта, оно правильно, когда девушку силой отдают за постылого?
Медовая отвела глаза. Я не ждала ответа, думала, смолчит. Но она ответила:
- Неправильно, Лесс. Но и неправильно, если младший в роду судит поступки старшего. Нолгар – глава рода. Он отвечает за наши дела – всех своих потомков. Но никто из нас не отвечает за его дела и не имеет воли ему препятствовать. Таков порядок.
- Дурной у вас порядок! – выкрикнула я. – Если потомок воли не имеет, почему тот седой пришел и заступился за меня? Обещал помощь? Он же его сын, значит тоже воли не имеет?
- Эбел откололся от рода. Отныне наш порядок ему не указ и он сам отвечает за своих потомков.
- Дурной порядок, - упрямо повторила я, но любопытство разгоралось. – И как же он смог отколоться? И почему, если у вас оно не принято?
- Когда Нолгар решил удержать Дейрани в смертном мире и жениться на ней вновь, Эбел не простил его. Он сильно любил мать. И считал, что это насилие над ее душой.
Насилие и есть. Не знаю про душу мертвой старухи глотта, но надо мной – уж точно. С чего они все взяли, что я – это она?!
Вслух я, конечно, промолчала, и Медовая Грива продолжала:
- После смерти бабушки Дейрани дядя Эбел возвестил, что отказывается принадлежать к роду отца и основывает собственный род. Это допустимо порядком, но случается редко. Старший сын всегда наследует главенство после смерти отца. Но если глава рода – маг, многим его потомкам так и не удается возглавить род. Некоторые выходят из-под отцовской власти, и это дозволяется. Вот только связь с прежней семьей не должна прерываться. А Эбел разорвал отношения с остальными родичами. Он запретил им общаться с детьми Сомара – младшего брата. Ты видела его на свадьбе. Так что я даже не могу поговорить с тетей Изари – женой Эбела, или кузиной Семейри и кузеном Марелом – его детьми. Или племянниками, детьми Семейри и ее мужа. Это печально – не иметь связи с родичами.
Да уж. Печально. Что она знает о том? Это мне печально, умыкнутой от родичей в неведомые дали. Видать, до медовой тоже дошло. Она положила мне на плечо свою ручонку – тонкую что ивовая веточка.
- Так что я понимаю, как тебе тяжело, Лесс. Я разделена с дядей, кузенами и племянниками, но родители и брат близко. А твоя семья совсем далеко. И Нолгар даже не пустит тебя к ним, потому что они грубо встретили его и рисковали твоей жизнью. Я глубоко тебе сочувствую.
Сочувствует, ха. Пусть поможет убежать, раз сочувствует. А все ее слова – дохлого барсука не стоят!
- Эта баба в синем, что венчала меня с твоим дедом, кто такая? Тоже из вашего рода?
Венчала – не совсем правильно. Это хевья сочетались, надевая друг другу травяные венки на голову. У проклятых глотта были колдунские кольца и колдунский туман. Глотта окольцовывали и затуманивали друг друга.
- Нет, Морани не принадлежит к нашему роду. Она – элатейя. Жрица.
Жрица – так на хевья назывались те, кто отправлял моления и благодарения Хозяину.
- Она служит Фросаху?
- Да. Хочешь, расскажу тебе, кто такие элаты и элатейи?
Я закивала. Еще бы, пусть рассказывает! А я послушаю да прикину, как оно сгодиться может.
- В нашем родном мире элаты были учителями и хранителями высшей мудрости. После исхода каждый уцелевший ксаранди стал сам себе хранителем мудрости… Когда мы обнаружили на Ремидее местных богов – вы называете их "Хозяева", - то стали договариваться с ними, чтобы они приняли нас, помогали и не прогоняли. Тех, кто вел переговоры, называли привычными словами. Мужчина – элат, женщина – элатейя. Впоследствии они стали служителями Хозяев. Делали то же, что ваши жрецы – просили о помощи и проводили ритуалы благодарения.
Вот значит как. Хозяин Тал тоже сказал, что его брат Фросах принял глотта, оберегает их. Но тогда до меня не больно-то дошло. А сейчас прямо резануло по сердцу. Наши Хозяева приняли глотта. Не заступились за хевья – своих детей, исконных обитателей Ирди! Послушались пришлых, их лживых обольстительных речей. Никому нельзя верить в мире, даже Хозяевам! Одно утешало:
- Значит, вся ваша хваленая магия бессильна супротив наших Хозяев!
- Конечно. Даже самый сильный маг не сможет противостоять стихийному элементалю. А уж нескольким, если бы они сочли нас опасными и объединились против нас…
- Стихийному элементалю?..
Мало мне элатов да богов, тут еще новые непонятные слова из языка глотта.
- Воплощенный элемент природной стихии. Природа состоит из четырех стихий – земля, вода, воздух, огонь. В основе каждой стихии лежит свой элемент – отдельная частица целого. Целое – мир, элементы – его составляющие. Понимаешь меня?
С трудом, но я силилась понимать.
- Как мед состоит из цветочной пыльцы и пчелиной крови?
Эрени рассмеялась.
- Да, если так тебе проще! Сущность каждого Хозяина – элемент материи, стихии, из которой он возник и которая подчиняется ему. Например, наш Фросах – Хозяин Воды. И все покровители водоемов – речные, озерные божества, духи ручьев – одушевленная вода.
Я не сдержала любопытство и сказала:
- А у нас в селении покровитель Тал, Хозяин Земли.
- Правильно вы его зовете. Лесные и горные божества – это земля разной степени твердости, способная принимать человекоподобную форму. Расскажи про Тала, что Он делает для вас?
- Бережет людей и дикое зверье друг от друга. Не дозволяет убивать и калечить забавы ради, а не пропитания. Ломать живые ветви там, где есть валежник. Жечь костры в лесу, разорять птичьи гнезда, рушить грибницы, выгребать подчистую соты дикого меда. И уж подавно никто не смеет срубить лишнее дерево без его дозволения, даже самый дерзкий. Кара постигнет все селение.
Медовая Грива слушала и кивала.
- Да, элементали берегут природу от избыточного вмешательства людей. И это прекрасно. Мы видели, куда оно может завести…
- Но и нас Хозяин бережет! Держит лесных хищников вдали от людских жилищ. Может отвести медведя при случайной встрече в лесу, предупредить о скрытом змеином гнезде. В походе за добычей наведет на дичь, покажет грибницы да полянки, богатые ягодой. А еще он комаров отваживает от селения! В лесу от проклятых кровососов спасения нет, но ни одна тварь не пересечет черту деревни!
Эрени захохотала в голос.
- Ох да, это особенно важно!
- Ты сказала, есть еще горные… божества?
- Верно. Хозяева Гор занимают самое высокое положение в иерархии элементалей. Сильнее всех – Атрос. Он воплотился в самой высокой точке Гевазийского Хребта, что на западе Ремидеи. Я покажу тебе его на карте… кстати, тебе доводилось видеть карты?..
Я помотала головой. Еще одно непонятное слово глотта.
- Представь, что птица летит над землей высоко-высоко. И видит все леса, реки, озера, горы, селения, совсем крошечными, почти точками. И то, что видит птица, рисуется на листе бумаги. Бумагу я тебе уже показывала.
Это верно, еще до проклятой свадьбы Медовая Грива принесла мне эту свою "бумагу" – тонкую, но плотную штуку. И "карандаши" – рисовательные палочки разных цветов. Мы в деревне рисовали на бересте травяным соком, обмазывая в нем пальцы. Карандашами на бумаге выходило приятнее, да интереснее.
- Такое изображение земли сверху называется карта. По нему можно увидеть, где находится твое жилье, как далеко от него до других мест…
Ага. Вот это уже кое-что. Значит, по карте я бы смогла узнать, как далеко город глотта от моей деревни. И посчитать, сколько мне ждать Крама. Вот, значит, какая польза может быть от знаний глотта. То есть слушать надо внимательнее да мотать на ус.
- Возле нашей деревни высятся горы. Это и есть тот самый… как ты сказала – Гевази… Гезави… ну в общем, тот Хребет?
- Нет, Лесс. Гевазийский Хребет далеко к юго-западу, - она махнула рукой, показывая направление. – Горы подле твоего селения называются Восточные Столбы. Это самые могучие и непроходимые горы Ремидеи. В их сердце обитает богиня Ирта – еще одна сильная стихийная сущность.
- А Хозяин Тал силен?
Медовая Грива покачала головой.
- Равнинные божества – собственно Хозяева Земли – отвечают за небольшие части пространства. Их сила меньше, чем у духов гор, крупных рек и озер.
- Ты сказала, стихии четыре? Есть еще Хозяева Огня и Воздуха? Где они обитают? Никогда их не видела и не слышала про них.
- Духи огня обитают глубоко в недрах, под землей. Они выплескиваются на поверхность вулканической лавой. Впрочем, ты наверняка не знаешь о вулканах… Их я тоже покажу тебе на карте – они обрамляют восточный берег Ремидеи, далеко за Столбами. Иногда Хозяева Огня могут откликаться через обычное пламя, разведенное руками. Но их редко зовут. Обычно – художники, поэты и музыканты, которым нужно вдохновение для творчества. Ведь вдохновение тоже имеет пламенную природу. А простым людям от огня нужно лишь тепло и пощада – чтобы не нес смерть вольным разгулом.
Вот это Медовая Грива верно молвила! Мы в лесу хорошо знали, какую страшную опасность несет огонь. Молили Хозяина Тала оберегать нас от него. Видать, как-то он договаривался со своими пламенными собратьями, чтобы обходили нас стороной…
Эрени продолжала:
- Наконец, никто никогда не замечал присутствия воздушных элементалей. Они не принимают человеческий облик, не заговаривают с людьми, не покровительствуют и не нуждаются в почитании. Но их существование, чуждое и непостижимое в сравнении даже с другими элементалями, не подлежит сомнению. Другие Хозяева порой упоминают воздушных собратьев. Все элементали общаются между собой неведомыми путями, но не все являются людям.
- А ваш родной мир? В нем тоже есть элементали?
- Нет, Лесс. Более того, элементалей нет даже на других землях – материках – вашего мира.
- Как это – материках?
- Кроме Ремидеи, в вашем мире есть еще два материка. Они отделены друг от друга океанами – огромной толщей воды, что превышает по объему земную твердь. Элементали обитают только на Ремидее. Воздушные и водные – точно.
- Почему?
- Этого никто не знает. Мы не постигли природу элементалей и причину их зарождения.
- А зачем вы ушли из своего мира? Чтобы постигать наших Хозяев?
Медовая улыбнулась. По-обычному мягко, но сейчас мне хотелось ей врезать, смазать улыбку с ее молочной физиономии. Лучше бы они у себя сидели и свой мир постигали, а не наш!
- Наш мир затвердевал. Я пока не знаю, как тебе это объяснить… Постараюсь попозже подобрать слова. Пока могу сказать только, что он стал утрачивать магию. И те ксаранди, кто обладал магическим даром, решили уйти, выбрать иной мир, в котором могли бы жить и чародействовать. Мы – точнее, наши предки – пытались осесть в нескольких мирах… Кто-то оставался, кто-то шел дальше. И вот мы дошли до Ремидеи. Ирди.
- Значит, вы можете уйти и отсюда?!
- Можем. Но ни одна земля прежде не подходила нам так, как ваша.
- А мы?! Почему вы нас не спросили?! Мы не хотим, чтобы вы оставались!
Медовая вздохнула.
- В том месте, куда пришли наши предки четыреста лет назад, людей не было. Мы решили, что эта земля необитаема. То место мы назвали Элезеум – Блаженная Обитель. Это лес за Восточными Столбами, такой же огромный, как Мореха. Мы долго продвигались по материку, прежде чем встретили вас. И решили, что на этой земле хватит места двум расам, чтобы мирно соседствовать. Мне до сих пор непонятно, Лесс, почему вы считаете иначе. Мы никогда вас не обижали, не занимали ваши места обитания, не выгоняли из жилищ. За что вы ненавидите ксаранди?
- Вы… вы чужие! Вы приходите и делаете что хотите! Берете что хотите – как твой дед взял меня! Вам плевать, как мы живем! Вы не уважаете наши порядки!
- Неправда. Если бы Нолгар не уважал ваш порядок, он забрал бы тебя сразу, как увидел. Но он оставил тебя в селении – как полагается у хевья. Невеста остается в роду до восемнадцати лет, и лишь после жених может взять ее в свой род. Твои родичи нарушили порядок первыми, когда напали на человека, не угрожавшего им. И подвергли опасности твою жизнь.
- И вы всегда морочите голову хитрыми словесами! Вы хитры и коварны!
Все это я слышала от своего отца, Крамова отца, других мужчин деревни. Глотта коварны, глотта делают что хотят, плюют на хевья. Так муженек меня и окольцевал.
Медовая Грива покачала головой.
- Надеюсь, ты изменишь мнение, Лесс. Мы хотим видеть тебя частью нашей семьи, а не чужой. А я – подругой, а не врагом.
Вот еще одно доказательство. Чего она хотела. А я хотела домой, но им всем плевать.
Вечером я угодила на "семейный ужин". Все дни до свадьбы я едала или с Медовой Гривой, или одна. Вилта приносила мне пищу в мой закуток. А потом пришлось по уговору трапезничать вместе с семейкой муженька. И с ним, постылым. Уж я сначала хотела дать от ворот поворот. Едание – дело такое, что коли пялятся на тебя недружники, то и кусок в горло нейдет.
А потом поразмыслила… Чего бы не глянуть, как глотта едают все вместе. Прикинуть, как им ядовитых кореньев минусинки подбросить, чтобы перетравить всех. Да и согласилась с проклятым суженым.
За громадным столом сидели рядком. Я – по десницу от суженого. Слева от него – седющий сын, Сомар. Меня все время передергивало, глядя на него. Такой старый, а ведь лишь сын муженька… Какой же тогда дряхлый старик он сам?.. Не удержалась да так и спросила:
- А вот скажи, дорогой супружник… Нолгар, то бишь.
Повернул ко мне голову, сверкнул глазищами. Не иначе их этот… итикет столовый нарушила. Думала, сейчас за волосы оттреплет, чтоб не вякала. Но нет, через миг уже смотрел спокойно, овладел собой.
- Да, Лесс? Что ты хочешь знать?
- Внучка твоя сегодня сказывала мне, что вы, гло… ксаранди, когда уходили из своего мира, все были маги. Вот ты маг, уже и внуки и правнуки есть. А выглядишь словно добрый молодец в расцвете сил. Пошто же тогда сын твой дряхлая развалина?
"Родственнички"-глотта пялились на меня, но ни слова не понимали из моих речей. Видать, никто не говорил на хевья, кроме медовой Эрени. Вот та враз напряглась. Ее папашу дряхлой развалиной обозвала, как же. А еще я заметила недовольство в глазах жены этого самого Сомара. Тетка лет пятидесяти. Кажись, Лаини ее зовут. Значит, и она тоже знает хевья, вот как. Надо запомнить. Да почаще что-нибудь неласковое говорить, чтобы они все себя выдавали. Слабинки свои. А для этого язык бы их неплохо изучить.
Муженьку вопрос про дряхлого сына тоже не по душе пришелся. Гримасу скорчил. Но ответил спокойно, будто и не оскорбился.
- Эрени верно сказала тебе. Все ксаранди, кто решился на Исход, были магами. Но магические способности не передаются по наследству. Новые маги рождались среди скитальцев с такой же частотой, как в нашем родном мире. Большинство – простые смертные.
- И сколько же вы, маги, живете?
- От трехсот до шестисот лет. Чаще всего – четыреста-пятьсот.
- И сколько же тебе?
- Сто пятьдесят два года, Лесс.
Я присвистнула. У хевья строжайше запрещалось свистеть в доме – добра да зажитка не будет. Но что мне за дело до супружникова добра, пусть меньше станет! Число меня огорошило. Не тем, что супружник вдвое дряхлее собственного сына. Тем, сколько он еще проживет. Не дождаться, пока сдохнет. Это если он не передумает отпустить через год.
Видать, мыслишки мои на лице были написаны. Он сказал:
- Да, Лесс, я проживу еще долго. Ты не избавишься от меня естественным путем.
- Что, вас, колдунов, ни зарезать, ни отравить нельзя?
- Можно. Но не советую. Ты видела, что случилось, когда твои соплеменники попытались меня убить. Подумай, что я мог бы сделать с ними, если бы пожелал.
- Ну так ты меня все равно через год отпустишь! Зачем мне тебя убивать. Ежели в койку с собой не потащишь за этот год!
- Не потащу. Только если ты сама этого захочешь. У тебя есть мое слово.
Слово, значит. Но чего стоит слово глотта. Он и отцу моему обещал отпускать меня к родителям, как женится. А повод отказаться нашел. Как знать, какой повод еще за год сыщется…
- С завтрашнего дня Эрени начнет заниматься с тобой языком ксаранди. Полагаю, тебе не слишком удобно, что твою речь не могут понимать остальные, а ты не поймешь, если мы заговорим друг с другом?
Я пожала плечами. Дела мне нет, о чем родственнички-глотта говорят друг с другом. Но предложеньице вышло кстати. Стоило подумать, что неплохо бы их язык освоить, и нате вам! Спасибо, супружник, удружил в кои-то веки.
- Пусть занимается. Может и выйдет толк.
- Обязательно выйдет. Ты неглупая девушка, Лесс. Твои способности нужно развивать.
Ну я-то свой толк имела в виду. Как побольше разведать про глотта да про их город. Но пусть муженек думает про свое. Я его просвещать не собиралась.
***
Ужин с Лесс произвел странное впечатление на Нолгара. С одной стороны, огорчил. Ее ненависть, неприкрытая враждебность печалили мага. Желание навредить ему и его семье было столь мощным и откровенным, что легко читалось в ее больших карих глазах, хитро бегающих по сторонам.
А с другой стороны, ее живые, горячие эмоции оставили у Нолгара странный привкус… Пряный, возбуждающий. Ее импульсивность внесла оживление в атмосферу, а отчаянная враждебность бросала вызов. Впервые у мага появилось желание поиграть с ней, принять вызов. Может ли это стать первой ласточкой влечения к ней?
Он снова вспомнил Дейрани. Начало их совместной жизни. Она началась не в Лударе. В Озерный Город они переехали уже после рождения Эбела. Первые двадцать лет они прожили много севернее, на западной окраине Морехского Леса. В маленьком уютном домике среди кедров, елей и пихт.
Когда он привез туда Дейрани, она не могла поверить, что деревьев может быть столько. Долгое время смотрела на них с суеверным страхом, будто ожидала, что они стронутся с места и заговорят с ней.
Так же пугливо рыжеволосая красавица смотрела и на него, когда он приближался к ней. Большой человек-кондор, говорящий на другом диалекте ксаранди, продолжал вызывать в ней страх.
Нолгар чувствовал в ней этот страх, но это не отталкивало, а напротив, притягивало мага. Он крепко сжимал ее в объятьях, ласкал нежно, но настойчиво, не давая ни малейшего шанса ускользнуть. И Дейрани трепетала в кольце его рук – сперва боязливо, затем взволнованно. Ее робость сдавалась, уступала место возбуждению. Она начинала принимать его ласки охотно, и страстно отвечала на них. Постепенно страх уходил полностью, сменяясь доверием к большому сильному мужчине, завладевшему ее жизнью.
И вот теперь у него была Лесс… Взбешенная куница вместо трепетной, пугливой лани. Как могло случиться, что обе этих личности, таких непохожих, были его любимой Дейрани?! Почему одна душа воплощалась в столь разных характерах?
Норов Лесс стал видеться Нолгару уже не чем-то отвратительным и раздражающим, а скорее загадкой, которую маг хотел постичь. Почему так случилось, почему она выросла такой? Дело лишь в воспитании дикарей хевья, во взращенной ненависти к ксаранди?.. Какой она была в своей общине, где ей было некого ненавидеть?
Маг жалел, что не имел возможности получить ответ. Никто из общины Лесс не станет беседовать с ним о ее детстве и воспитании, не раскроет завесу тайны, внезапно захватившей его. Была лишь сама Лесс, ее натура и повадки. Сможет ли он найти ответ в ней самой? А главное, означает ли его интерес готовность к новой жизни, к новым отношениям? К укрощению этого дикого зверька, который чувствовал себя добычей, но мечтал стать хищником и растерзать врагов?
Нолгар не спешил получить ответ немедленно. Он намеревался выжидать дальше. Наблюдать, как будут развиваться их отношения. Как будет развиваться Лесс.
ГЛАВА 6.
Месяц спустя. Сова и Кот
Каждый день Нолгар проводил несколько часов на заседаниях в Базилике – правительственном здании Лудара. У ксаранди царила демократия. Любые решения, даже самые простые, тщательно обсуждались. Выслушивалось мнение каждого члена Совета, который желал высказаться по любому вопросу. Поэтому один вопрос и одно решение могло затянуться на долгое время.
Сам Совет Лудара – правящий орган – делился на две партии. В них входили сорок представителей самых могущественных семейств города, по двадцать в каждой партии. Первая называлась Партией Лесных Котов. Ее члены носили на шее медальон с символическим изображением клыкастой кошачьей морды. Возглавлял ее Тибальд. Тот самый сероглазый интриган, что тщетно домогался внимания Эрени.
Вторая партия носила имя Сумеречной Совы. Ее члены отмечал медальон с совиной головой. Их возглавляла Морани – жрица, безнадежно влюбленная в Нолгара. Она унаследовала эту должность от матери.
По традиции партию Котов всегда возглавлял мужчина, партию Сов – женщина. Звание и обязанности элатейи никак не сочетались с должностью Морани в Совете. Просто сам Фросах выбрал ее своей жрицей.
Морани, как и Тибальд, не была магом. Магам не полагалось никаких политических привилегий в обществе ксаранди. Они трудились и служили наравне с простыми людьми – только с применением магических талантов.
Политическое противостояние двух партий, как правило, было скорее символическим, чем настоящим. Но в последние годы оно обострилось. С тех самых пор, как Лесных Котов возглавил Тибальд. Талантливый и харизматичный, блондин был прирожденным лидером. Год за годом, постепенно и аккуратно, он стал единолично принимать решения в партии. А еще выдавил из нее всех женщин…
Не слишком много женщин жаждали активно управлять городом. Но такие были, причем в обеих партиях. С воцарением Тибальда они начали покидать Котов. Формально мужчина никого не исключал – просто его высокомерное пренебрежение становилось нестерпимым для немногочисленных "кошечек"… Да еще при поддержке соратников-мужчин. В партии Сов женщин изначально было больше, но тоже немного. С вытеснением "кошек" в Совете осталось совсем немного женщин.
Сегодняшнее заседание в Базилике было особенным. Совет принимал не мелкое решение о текущих делах, а то, что должно определить существование общины Лудара на Ремидее. Обсуждение начал Нолгар. Он состоял в Совах и был ближайшим сподвижником Морани.
- Друзья, коллеги и сородичи. Прошло четыреста лет с тех пор, как ксаранди прибыли на Ремидею. За это время многие из нас свыклись с мыслью, что эта земля станет нашим новым домом. Увы – жизнь показала, что мы ошиблись. Мы должны идти дальше. Это не наш дом. У него есть свои жильцы. И они недовольны нашим соседством.
- Лишь некоторые, - возразил кто-то с кошачьим медальоном на шее. – Большинство хевья приняли нас. А главное – элементали приняли нас. Они не против, чтобы мы обитали на Ремидее. А ведь даже хевья именуют их Хозяевами. Так зачем нам уходить из дома, если хозяева нам рады?
Нолгар сказал:
- Потому мы и прозвали так элементалей, что они – элементы стихий. Стихия существует бездумно. Не анализирует и не прогнозирует. Мы нашли общий язык с элементалями, потому что не причиняем вреда им и их земле. Но способны ли они предвидеть, что случится через годы, десятилетия и века? Мы, ксаранди, сильны способностью постигать вероятное развитие. И знаем, что наше заселение Ремидеи может привести к межрасовой бойне.
На этот раз магу ответил сам Тибальд, глава кошачьей партии:
- А может не привести. Мы не собираемся нападать на хевья, за исключением самозащиты.
- Так и хевья нападут только за тем, чтобы защититься! Защитить себя и свои земли от захватчиков. Мы напали на них лишь тем, что явились жить рядом с ними. Принесли иные порядки и иную культуру, к которой они не приучены. Наше соседство – вызов для их образа жизни. Они не справляются с этим вызовом. Часть хевья перенимают наш образ жизни, ассимилируют в наше общество. Другая часть этим недовольна и считают нас врагами, которые разрушают их бытие. Они пытаются уйти от нас все дальше и дальше. Но мы размножаемся и занимаем все больше пространство. Настанет время, когда хевья будет некуда уйти от ксаранди. Мудрее предупредить это. Уйти самим – как делали наши предки, обнаруживав, что мир не подходит для их обитания. Или они не подходят этому миру.
Поднялся темноволосый мужчина лет сорока, с медальоном кота.
- Мудрые, возвышенные речи. Я первым прислушался бы к ним… Если бы не знал, как Нолгар женился месяц назад. Привел в дом девушку хевья, которую насильно забрал из ее рода. Притащил ее и удерживал силой во время обручения. Мой отец видел это собственными глазами. Если все ксаранди будут так обращаться с хевья, неудивительно, что их раса возненавидит нас. К счастью, пока Нолгар – единственный, кто что-то захватил у хевья. Остальные ксаранди не при чем.
Глаза мага сверкнули. Он хотел гневно ответить "коту", но светловолосый Тибальд опередил его, обратившись к своему соратнику по партии:
- Марел, ты погорячился. Понимаю, что и тебя, и твоего отца, достопочтенного ксара Эбела, беспокоит семейная ситуация ксара Нолгара. Но все же не стоит смешивать дела общественные и семейные. Да и ксар Нолгар, как-никак, твой родной дед. Не стоит говорить о нем публично в таком тоне.
Брюнет по имени Марел склонил голову.
- Ты прав, Тибальд. Приношу извинения достопочтенному Совету… и Нолгару, - нехотя добавил он. – Я сказал лишнее.
- И тем не менее, в словах Марела есть резон, - подхватил Тибальд. – До тех пор, пока мы порядочно обращаемся с хевья, мы можем рассчитывать на мирное соседство. Моя позиция – мы должны остаться на Ремидее и взращивать добрые отношения с хевья.
Партия Котов одобрительно зашумела. Совы молчали. Нолгар и Морани переглянулись. А затем Нолгар вновь выступил:
- Достопочтенный Совет, я хотел бы объяснить кое-что. Согласен с Тибальдом, что семейные дела не должны вмешиваться в государственные. Но вы все уже слышали, что сказал мой внук Марел.
Я хотел бы добавить то, чему ни он, ни его отец Эбел не были свидетелями. Я действительно похитил жену из общины хевья. Но лишь потому, что они напали на меня с пращей, не дожидаясь переговоров. Их не тревожило даже, что Лесс – моя невеста и их соплеменница – может пострадать от нечаянного удара. Община хевья, в которой воспитывалась моя супруга, исполнена ненависти к ксаранди. Этой ненавистью пропитана каждая душа. Они пугают детей нами – чудовищами "глотта". Это произошло не потому, что я похитил Лесс. Это происходило несколько поколений до ее рождения. А ведь мы не притесняли хевья. Я хочу сказать, друзья, что враждебность хевья никак не зависит от нашего к ним отношения. Добры мы к ним или жестоки – нас все равно ненавидят. Просто за то что мы такие, какие есть. Нет надежды взрастить добрые отношения. Мы можем только уйти… или нам придется воевать.
Теперь загудела партия Сов, а Коты притихли, воззрившись, все как один, на своего предводителя. Тибальд спокойно выждал, пока возбуждение среди оппонентов уляжется. Затем он заговорил с легкой полуулыбкой на устах:
- Какой бесцветный мир вы расстилаете перед нами, ксар Нолгар! Он исполнен черно-белых красок. Добры или жестоки. Уйти или воевать. Мир не так суров и однообразен, поверьте! Быть может, ваша прелестная жена-хевья даст вам это почувствовать!
Улыбка кошачьего предводителя расползлась на пол-лица, почти не скрывая язвительность. На лице Нолгара не шевельнулся ни один мускул.
- Не будем мешать семейное и общественное, ксар Тибальд. Тогда и я не припомню, что ваша сестра Нальдани упорно домогалась моего внука Марела. И теперь он так удобно говорит речи, которые вам, как лидеру партии, неловко говорить самому.
По "кошачьим" рядам прокатился возмущенный ропот. Тибальд молчал, продолжая улыбаться – тонко и отстраненно, будто слова Нолгара никак его не задели. Морани подошла к магу и тронула его за локоть, призывая к осторожности. Нолгар не отреагировал. Он не сводил глаз с предводителя Котов. Словно бросал вызов на бой.
Тибальд вызова не принял. Он выждал, пока его сторонники перестали шуметь, и ответил Нолгару мягко, без тени враждебности:
- Вам стоит разговаривать о личной жизни вашего внука с ним, а не со мной, ксар Нолгар. Если он того пожелает. И вряд ли Базилика – подходящее место для этого. Предлагаю вернуться к делу…
После горячих дебатов вопрос был поставлен на голосование. Лишь пять Сов проголосовали за исход общины Лудара с Ремидеи. Большая их часть проголосовала заодно с единодушными Котами – остаться и развивать добрососедские отношения с хевья. Когда заседатели покинули Базилику, Морани подошла к Нолгару.
- Не сердишься на меня, Нол?
Она с трудом сдерживала дрожь в голосе. Элатейя голосовала за то, чтобы остаться на Ремидее. Она следовала своим убеждениям, которые расходились с убеждениями ее тайного возлюбленного. И переживала, что это может отдалить их друг от друга.
Нолгар почувствовал ее волнение, но не смог понять его глубинных причин. Он горько усмехнулся.
- Сержусь, Мора? Разве что на себя. Если даже тебя не убедили мои доводы, я плохо изложил их.
- Не в этом дело. Мы привыкли к этой земле. Она стала родной нам. То, что некоторым хевья не по душе наше соседство, не причина покидать ее…
- Увы. Даже ты не видишь, какая опасность нам грозит. Тибальд играет на ваших настроениях. На общей слепоте. Набирает очки. Вдобавок сколотил крепкую группу, которая повинуется ему во всем.
- Тебе не следовало открыто противостоять ему.
- Ты права. Я просто не могу спокойно смотреть, как он манипулирует людьми. В первую очередь – моим внуком.
- Марел сделал выбор, Нол. Признай его.
- Тибальд с сестрой хорошо постарались над его выбором.
- Не стоит так о Нальдани. Она искренне любит Марела.
- Тем легче ей склонять его на сторону своего брата.
Морани вздохнула, оставив надежду переубедить упрямого товарища. Ей было больно чувствовать, как он сосредоточен на чем-то ином, не связанном с ней. На других темах, на других людях, других отношениях. Он всегда смотрел мимо нее. Она была в его пространстве привычным фоном. Ей никогда не доставалось его целенаправленного внимания.
Боль от этого неумышленного пренебрежения притупилась, но не исчезла. Каждый раз ее сердце ранилось и кровоточило, натыкаясь на внешнее дружелюбие Нолгара. Дружелюбие, под которым таились отстраненность и равнодушие к ней. Чем она живет, что у нее на душе, от чего приятно, от чего больно – маг никогда не интересовался особенностями ее жизни, ее переживаний. Только общие дела, только проблемы партии. Никогда сверх того. Ничего личного.
Минувший месяц она пристально наблюдала за возлюбленным. И за собой. Готовила себя к неизбежному отдалению от Нолгара. Теперь ей будет доставаться еще меньше его внимания – оно будет направлено на молодую жену. Она даже начала подумывать, не совершить ли усилие над собой? Отпустить любовь к Нолгару и устроить жизнь, обратить внимание на другого достойного мужчину.
Но ожидаемого отдаления не произошло. Нолгар оставался таким же, как все годы, что она знала его. Словно долгожданная молодая жена ничего не изменила в его жизни. А это означало… близость между ними так и не наладилась! Как только Морани осознала это, помыслы о другом достойном мужчине тут же испарились. Она продолжала хранить молчаливую преданность Нолгару, даже не подозревавшему о ее чувствах. Продолжала верить, надеяться, любить и ждать.
***
Из Базилики Нолгар отправился в гимнасий – здание, где маги занимались с учениками. В нем было множество маленьких помещений, которые занимали разные пары учитель-ученик. Занятия всегда были индивидуальными, у ксаранди не были приняты групповые уроки и практики.
Нолгара встретил молодой хевья. Он приветствовал учителя, приложив руку к груди и прикрыв глаза. Этот знак считался среди магов одновременно выражением доверия и демонстрацией силы. Он говорил: "Я доверяю тебе, потому что достаточно силен, чтобы отразить твою атаку даже с закрытыми глазами". Так приветствовали учителей только те ученики, которые уже находились в середине или окончании обучения.
- Здравствуй, Борас. Перед занятием хочу тебя пригласить сегодня на обед. Эрени скучает по тебе, да и Далран тоже. Кроме того, я должен познакомить тебя со своей женой. Для чего – объясню после обеда.
Удивленный хевья поблагодарил Нолгара. Не было ничего необычного, что учитель приглашал ученика к себе домой, пообедать со всей семьей. Обычная традиция ксаранди. Ученики могли тесно общаться с семьей учителя, стать почти ее частью. Странным стало обещание Нолгара объяснить, зачем ему надо знакомить Бораса с женой. Что тут нуждалось в объяснении?..
Занятие длилось два часа. Затем Нолгар и Борас покинули гимнасий и направились к дому учителя. По пути маг предупредил, заинтриговав молодого хевья еще сильнее:
- Лесс ведет себя несколько необычно. Прошу тебя не удивляться. Она воспитывалась в отдаленном селении в Морехском Лесу, у подножия Восточных Столбов. Родичи привили ей ненависть к ксаранди. Она не называет нашу расу иначе, чем глотта.
Борас грустно улыбнулся.
- Для этого не нужно жить в дремучем лесу. Увы, я сталкивался с множеством хевья, которые делают так же и чувствуют то же. Что не мешает им жить с вами бок о бок, работать, получать вознаграждение и перенимать знания. Я подчас дивлюсь, как в одном человеке могут уживаться непреодолимые противоречия. А сам человек даже не замечает их.
Нолгар уважительно кивнул. Молодой хевья был мудр и рассудителен не по годам. Маг много раз выражал юноше признательность, что тот выбрал в учителя именно его, Нолгара, хотя среди ксаранди было немало сильных и достойных чародеев.
Когда они вошли в дом, Эрени бурно обрадовалась и бросилась на шею Борасу. Ученик залился пунцом и с опозданием применил заклятие физиологического контроля, чтобы успокоить кровоток. Нолгар знал, что Борас влюблен в Эрени. Но не беспокоился и доверял юноше.
Союзы хевья и ксаранди случались, но всегда несли в себе глубокую печаль. Дети от межрасовой любви рождались, но сами зачать уже не могли. Поэтому такой паре приходилось выбирать – либо остаться бесплодной, либо родить детей с тем, чтобы переложить горечь бесплодия на них. И возможную горечь одиночества – кто захочет связать жизнь с полукровкой, чтобы лишиться родительства? Самих полукровок было ничтожно мало.
Главы родов всегда проводили долгие беседы с членом семьи, пожелавшим вступить в брак с хевья. Нолгар тоже побеседовал с Эрени, когда увидел, с каким энтузиазмом она общается с Борасом, да и его влечение понял. В отличие от Бораса, своенравной Эрени он доверял меньше.
Внучка посмеялась над его тревогами. Она не воспринимала юношу иначе как друга. Вокруг нее всегда было множество молодых людей, но романтических чувств она не питала ни к одному.
Маленький Далран тоже потребовал внимания к себе. Борас пользовался популярностью у родни учителя. Еле-еле они добрались до трапезной, то и дело отвлекаясь на расспросы Эрени и игры Далрана.
Лесс удивилась, когда Нолгар представил ей гостя:
- Твой ученик?! Как хевья может быть твоим учеником?!
- Среди хевья тоже рождаются люди с магическими способностями, - пояснил Нолгар мягко и терпеливо. Он старался реагировать спокойно на любые фразы и поступки Лесс, хотя иногда это стоило колоссальных усилий. – Мы не сразу обнаружили это. А как поняли, стали учить магии твоих одаренных соплеменников.
Лесс присвистнула и выдала, оправдав опасения Нолгара:
- Теперь понятно, за что хевья продаются вам. Любопытно поглазеть на тебя, Борас-предатель. Отец часто осыпал проклятьями таких, как ты, да вот я их никогда в жизни не видела. Теперь вот погляжу тебе в глаза. Сладки плюшки глотта, да? Легко ради них забыть, кто ты и откуда?
Борас опять залился краской и даже не сообразил воспользоваться заклятьем. Хоть Нолгар предупредил его о странностях жены, к такому он не был готов. Маг негромко промолвил:
- Если ты будешь хамить гостю, на ближайший месяц я обнесу дом магическим барьером и ты не сможешь выходить на прогулку. Молиться Фросаху тоже.
- И пожалеешь, - прошипела жена. – Я все в твоем доме разнесу на щепки к пещерным хра, трижды проклянешь тот день, когда притащил меня сюда, чтобы запереть!
- И получишь еще месяц взаперти. Подумай, Лесс. Не проще ли быть вежливой? А если не можешь, просто держать язык за зубами.
Если бы взгляды могли убивать, Нолгар уже лежал бы замертво под яростным взором супруги. Но она повиновалась: за весь обед больше не вымолвила ни слова. Маг не обращался к жене, чтобы не провоцировать. Все домочадцы вели беседу на ксаранди, хотя Нолгар начал общение на хевья, из уважения к Лесс. Она неплохо продвигалась в изучении языка, но могла понимать и строить только простые фразы. А может, притворялась. С ней Нолгар ни в чем не был уверен.
После обеда он поблагодарил Лесс за уважение к его пожеланию и предложил им с Эрени отправиться на вечернюю прогулку. Внучка жаждала пообщаться с Борасом, но Нолгар дал ей понять, что у них с учеником свои планы. Разочарованная, но послушная Эрени пошла собираться вместе с Лесс. А маг позвал Бораса в кабинет, где проводил встречи с гостями по делам.
- Итак, ты видел мою жену, - начал он без предисловий. – Она – та же душа, что была моей Дейрани. Хрупкой, ласковой, послушной и принимающей. Лесс кажется полной противоположностью. Грубая, упрямая, полная злобы и ярости. Самое мягкое и вежливое обращение не изменило ее отношения. Ни к ксаранди как к расе, ни ко мне как к ее супругу, ни к моей семье, частью которой она стала. Одна Эрени в состоянии общаться с нею – не знаю, каким чудом. Да и ей постоянно достается от колкостей и грубости Лесс. Она не сдерживает себя в хлестких и унизительных выражениях. Ты спросишь, зачем я рассказываю тебе все это?
- Не осмелюсь, мастер. Но задаюсь этим вопросом.
- Чем дальше, тем сильнее я уверяюсь, что некромант мог допустить ошибку. Вомрубелиохи, которого я нанял, чтобы удержать душу Дейрани в доступности от меня – временной и пространственной. Либо он ошибся, либо сознательно направил меня по ложному следу. Зачем ему это – я не ведаю. Некроманты принадлежат к вашей расе, но им безразличны межрасовые проблемы. Это не могло быть его местью "глотта". Быть может, он просто подшутил надо мной, как они любят шутить над простыми смертными. Я хочу добиться от него ответа.
- Добиться ответа от некроманта невозможно… Они всегда говорят загадками.
- Да. И приходят, когда хотят сами. Поэтому я хочу прибегнуть к хитрости. Я уже пытался найти Вомрубелиохи. Но он словно скрывается от меня. Возможно, подозревает, что я недоволен его работой. Тебя он не знает. У него нет причин таиться от тебя. Я прошу тебя, Борас, об услуге. Отыскать некроманта Вомрубелиохи и привести в Лудар или окрест, чтобы я мог расспросить его. А может, ты найдешь способ выведать у него, что за ритуал он провел двадцать два года назад подле умирающей Дейрани. Что сделал с ее душой, куда направил нить. Не был ли его ритуал жульническим. Не обманул ли он меня.
- Я рад послужить вам, мастер, - серьезно ответил юноша. – Я применю все знания и навыки, полученные от вас, чтобы найти некроманта.
ГЛАВА 7.
Кристаллы
После заседания в Базилике внук Нолгара Марел отправился в дом своего отца, где жил вместе со всей семьей Эбела. Его окружили племянники – шумные дети его сестры Семейри. Обычно он любил подурачиться с ними, но сегодня конфликт с Нолгаром поверг его в мрачное расположение духа.
Ласково, но настойчиво Марел отстранил племянников и прошел в отведенное ему крыло дома. Его встретила женщина – значительно моложе него, высокая, стройная, темноволосая. Черты ее лица не отличались правильностью, но поражали чувственностью. Сочные полные губы манили загадочной полуулыбкой. Брови вразлет, глаза влекущие и чуть прищуренные. Казалось, они распахнуты навстречу миру с детским наивным удивлением – но при этом в них читалось кокетство вполне зрелой женщины.
Не тратя время на приветствие, девушка бросилась на шею Марелу. Мужчина откликнулся сразу. Крепко прижал к себе ее тонкую талию, впился поцелуем в губы. Пальцы ласкающе провели по шее и обнаженным плечам.
- Как я соскучилась! – страстно шепнула красавица, когда Марел оторвался от нее.
- И я, любимая… Пойдем скорее… Хочу тебя сейчас, моя Нальдани…
Он увлек ее в спальню, опрокинул на постель, слой за слоем разматывая изящный шифоновый наряд красавицы. Нальдани соблазнительно извивалась, помогая разоблачать себя и подогревая жар возлюбленного. Мужчина жадно припал к обнажившейся груди, исступленно ласкал нежную плоть языком и губами… В то же время расстегивал собственное одеяние, а девушка вслепую помогала ему, прикрыв глаза от томного наслаждения его ласками.
Когда оба остались нагими, он нетерпеливо развел ей колени, припал пахом к ее лону. Ноги Нальдани обвились вокруг его бедер, ступни касались ягодиц мужчины, слегка сдавливая их сбоку. Страсть неукротимо рвалась из Марела. Короткими, резкими толчками он овладел женщиной, не в силах сдерживаться, быть нежнее и осторожнее. Не сдерживалась и Нальдани. Его резкость и нетерпение заводили ее, хоть и причиняли боль. Она исступленно стонала, когда он алчно брал ее, не щадя нежного лона.
Под конец Марел исторгся с диким, звериным рыком. Нальдани забилась под ним, принимая в себя жар его любви, сладострастно выкрикивая его имя. От ее голоса, зовущего мужчину, у него кружилась голова. Он сдавленно шептал в ответ: "Нальда… ненаглядная… любимая…" Его безумие. Его дурман. Он не представлял жизни без нее. Не представлял, как жил до нее – до того, как Тибальд представил ему свою расцветшую сестру.
Дурное настроение, вызванное стычкой с Нолгаром, забылось. Его сладострастница заставляла забыть обо всем на свете. Иногда Марел думал, что нет ничего, чем он не пожертвовал бы ради Нальдани. Она была его светом, его отрадой.
- Марел… - промурлыкала красавица.
- Да, ненаглядная?
- Я пригласила на обед Ти. Ты предупредишь ксара Эбела?
- Конечно, родная. Но в этом нет необходимости. И отец, и я всегда рады видеть твоего брата. Ты же знаешь.
- Спасибо, милый.
Она потянулась к нему губами, чмокнула в подбородок. Марел прикрыл глаза, утопая в обволакивающей истоме. Сладкая чаровница… Как она творила с ним подобное, он не мог постичь.
Обед прошел оживленно и занимательно – как все в присутствии Тибальда. Его тонкий ум и острый язык не давали собеседникам скучать. Его обожали и взрослые, и дети. Стоило ему войти в дом, как племянники Марела повисли на нем, вовлекая в игру. Тибальд охотно поддался и уделил детям несколько минут. Но когда в гостиную вошел хозяин дома Эбел, приглашая гостя к столу, светловолосый мужчина решительно отстранил детей и приказал им далее играть самостоятельно. Эбел не сказал ни слова – хотя традиции ксаранди предписывали не отдавать распоряжений младшим в присутствии старших их семейства. Но у Тибальда были большие привилегии в этом доме.
По окончании трапезы он подошел к Марелу.
- Дозволишь ли похитить Нальдани на вечер, друг? Люблю гулять по сумеречному Лудару. Давно не делал этого в компании сестренки.
- Зачем спрашиваешь, Тибальд! Ты волен делать все, что пожелаешь, и Нальдани тоже. Я не приказываю любимой женщине.
Тибальд насмешливо хлопнул его по плечу.
- А вот этот ты зря, дружище! Женщин надо держать в строгости, не то они забудут, кто в доме хозяин. Могут даже подумать, что и у них есть власть. Нет ничего хуже женщины, берущей власть в свои руки. Не разлагай так мою сестренку, умоляю тебя!
Марел смущенно улыбнулся. Нальдани давно держала в руках власть над его сердцем, и этому он не мог помешать.
Брат и сестра покинули дом Эбела, пошли по мощеным городским аллеям. Солнце еще не село, но некоторые фонари уже зажглись, отбрасывая причудливые цветные блики в багряном сиянии заката.
- Поздравляю, сестренка! – вполголоса проговорил блондин, чтобы встречные прохожие не разобрали его слов. – Ты мастерски прибрала к рукам нашего друга. Продолжай в том же духе. Он верен мне всей душой. Прикажи я ему прыгнуть в жерло вулкана на благо партии – он сделает это, предвкушая твое и мое одобрение.
Нальдани хихикнула. С того момента, как она покинула дом любовника и осталась наедине с братом, с ее личика сползло выражение услужливости, заботы и тонкого очарования. На нем проступили черты капризного, избалованного ребенка-переростка с легким налетом стервозности.
- Он обожает меня. Осыпает золотом и каменьями. У меня уже втрое больше драгоценностей, чем было у матушки!
- Вот как? Не знал, что семейка Эбела так богата. Или твой дружок спускает семейное достояние, чтобы ублажить тебя? Но неважно. Я рад, что мое поручение приносит не только пользу мне, но и удовольствие тебе.
- Ага, - небрежно бросила красотка. – Правда, иногда с ним так скучно. Он заботливый мужчина, страстный любовник… Но порой как теленок, право слово. Мужчина должен быть мужественным. Твердым, решительным. Не должен позволять женщине захомутать себя. Как ты, братик.
Нальдани обвила брата за шею и чмокнула в щеку. Тот довольно ухмыльнулся.
- Женщины ценят твердую руку, я всегда говорил. Не беспокойся, Нальда. Если тебя достала телячья влюбленность Марела – просто потерпи еще немного. Когда я достигну цели, ты сможешь выбрать любого мужчину. Самого сильного и мужественного. До тех пор мне нужно контролировать сына Эбела.
Девушка наморщила носик.
- Я помню, Ти. Сделаю все, как ты велел. Но вот только кого ты найдешь для меня?.. Ты самый сильный и мужественный! Таких, как ты, больше нет… Разве что Нолгар… Ти, я хочу Нолгара!
- Глупышка, он и не посмотрит на тебя. Во-первых, он одержим своей дикаркой из Морехского леса. Во-вторых, ты женщина его внука. Он слишком принципиален, наш Нолгар.
Нальдани насупилась и сложила губки уточкой.
- Но я же красивее его дикарки. Устрой так, чтобы мы остались наедине, и он передо мной не устоит, ты же знаешь…
Тибальд вдруг напрягся. Он не слушал щебетание Нальдани, его взор обратился в противоположный конец аллеи. Там показались две девичьи фигурки. Беляночка и смугляночка. Он ухмыльнулся. О куропатке речь, а куропатка навстречь.
Он ускорил шаг, поравнялся с прелестной парочкой и поклонился – разом любезно и насмешливо.
- Ксара Эрени. И снова вижу вас в компании прелестной Лесс. Рам фрах, таграла миртабаш, - приветствовал он Лесс на хевья.
- Хорошего вечера и тебе, белесый, - ответила она на ломаном ксаранди.
Тибальд расхохотался.
- Обезьянку научили говорить, как это занятно! Держу пари, вы занимаетесь этим самолично, ксара.
- Занимаюсь, - холодно подтвердила Эрени. – И Лесс не обезьянка. Она супруга моего деда. Отнеситесь к ней с уважением, ксар Тибальд.
Блондин засмеялся еще громче.
- Ооо, милая ксара! Затрудняюсь назвать иначе супругу вашего дедушки-гориллы! Хотя эта милашка, конечно, больше похожа на мартышку, чем на гориллу. Забавная из них парочка, не находите?
- От гориллы слышу, вонючая макака, - преспокойно ответила Лесс на ксаранди. Тут и Тибальд опешил.
- Да вы далеко продвинулись в языковых штудиях, погляжу! Не просто понять наш непростой обмен колкостями, а еще и достойно ответить! Да в таких выражениях! Вот таких педагогических талантов в вас не подозревал, ксара Эрени! Каким еще оскорблениям вы научили нашу юную дикарку? Уверена, она не осталась в долгу, и вы тоже владеете парой крепких выражений на хевья?
- Я всегда ими владела, ксар. И если сейчас вы не прекратите шутовство, то изведаете мое мастерство.
- Колючая прелестница Эрени! Я не против послушать ваш запас ядреных словечек. Наедине. Желательно без одежды. Окажете мне честь?
Эрени смерила его презрительным взглядом с ног до головы.
- Сомнительная честь лицезреть вас без одежды, ксар. Пока что вы и в таком виде не слишком привлекательны.
- Она очаровательный оппонент! Не находишь, Нальда? Кстати, позвольте представить вам мою сестру Нальдани. Нальда, это ксара Эрени и ксара… впрочем, не ксара. Дайте совет как заправский языковед, дорогая Эрени, как нам вежливо обращаться к вашей спутнице?
- Как бы вы ни обращались, в ваших устах любое вежливое обращение прозвучит завуалированной издевкой, ксар Тибальд. Рада знакомству, ксара Нальдани. Примите мое сочувствие по поводу такого несносного брата. Нам с Лесс пора. Хорошего вечера.
Эрени схватила Лесс под руку и потащила прочь. Тибальд бесцеремонно хохотал им вслед. Нальдани скорчила гримасу.
- И впрямь грубая дикарка. А эта надменная девица Эрени… Она тебе нравится, да?
- Очень! Какая женщина, Нальда! Укротить такую – сплошное удовольствие! Да и ее подружка – огонь! Интересно, как старик Нолгар с ней справляется… Спорю, она задает ему жару! Во всех смыслах. Ладно, пойдем домой, пока твой дружок не извелся от тоски без своего сокровища. Ох, Эрени, Эрени… Однажды я заполучу тебя, и ты расплатишься за все надменные речи и холодные взгляды. Сильно пожалеешь, девочка. С каким удовольствием я заставлю тебя заплатить…
***
Эрени и Лесс удалялись от коварных брата с сестрой, и язвительный блондин не шел из головы внучки Нолгара. Как же Тибальд раздражал ее! Его нахальство, вечные подначки, ужасная манера говорить с высокомерной издевкой… Эрени предпочитала людей прямых и добрых – как она сама.
Вот только среди таких она до сих пор не выбрала себе возлюбленного… Добрые мужчины оставались добрыми друзьями… А жесткий, саркастичный Тибальд колыхал странные чувства на самом дне души Эрени. Она не хотела признавать эти чувства, они казались ей нелепыми и… стыдными.
Добропорядочной девушке не подобает фантазировать, как мужчина, который осыпает ее ироничными подколками, снимает с нее одежду и далее вытворяет всякое… Добропорядочной девушке вообще не подобает думать о таком. Ей подобает постичь себя, найти единомышленника, обручиться с ним, создать семьи и духовно развиваться.
Вот только как постичь себя, если в этом постижении сталкиваешься с таким знанием о себе – пугающим, смущающим… Знанием, от которого хочется убежать и закрыться.
В памяти снова всплыл образ Тибальда – наглого, злоязычного, притягательного. Эрени представила его рядом с сестрой. Нальдани, такая чувственная и обворожительная, будто бы источала чарующие флюиды страсти. А Эрени вдруг увидела то, что стояло за этой чувственностью. То, что роднило сестру и брата.
Их образы вдруг оформились в ее сознании в две кристальные структуры – жесткие и холодные. Она вспомнила строки древнего манускрипта: "Все живое произошло от двух высших сущностей – Облака и Кристалла. Природа Облака – отдавать. Растворять себя в присутствующем, дарить безвозмездно, не ожидая ни благодарности, ни вознаграждения. Природа Кристалла – поглощать и захватывать. Облако уподобляется всему сущему, Кристалл уподобляет сущее себе. Он овладевает и подчиняет сущее, делает его таким же твердым, каким является сам".
Эрени представила Тибальда и его сестру Кристаллами. Захватить, уподобить себе, навязать свои условия и правила игры – вот чем жили оба. Отчего же тогда, если она ясно видела их природу, ее притягивал холодный кристаллический Тибальд? Это противоречие терзало ее, не давало покоя.
Эрени посмотрела на спутницу со скрытой завистью. Вот уж кто не мучается противоречиями. Лесс идеальна в своей прямоте. Думает то, что чувствует, никаких расхождений. Если ненавидит – то ненавидит. Если вожделеет – то вожделеет. Никакие помыслы для нее не постыдны. На миг Эрени пожелала себе хоть чуточку ее дикарства.
***
Эрени была почти права в оценке Лесс. Внутренние противоречия и впрямь были неведомы дикарке хевья. По крайней мере, между думать и чувствовать. А вот между думать и говорить, чувствовать и делать – расхождений немеряно.
Как скрыть свои мысли, чувства и намерения от ненавистных врагов-глотта – вот что было нелегкой задачей для Лесс. Как притворяться добренькой и послушной в течение этого месяца, как не выдать желание разорвать их в клочья немедленно. Не больно-то она преуспевала в этом. А то, что происходило с Лесс сейчас, во время этой прогулки, ей было особенно важно утаить.
Пока Эрени пикировалась с Тибальдом, Лесс вставила пару оскорблений… а потом наглый белобрысый глотта вылетел у нее из головы. Она увидела молодого мужчину – своего соплеменника-хевья, который сметал с аллеи упавшие листья. В городе глотта вся черная работа выполнялась хевья. Например, уборка домов и улиц.
Лесс узнала, что раньше, в незапамятные времена, этим занимались маги-глотта. Но с тех пор, как хевья стали приходить в города глотта, им понадобилось чем-то платить за право питаться благами чужеземной цивилизации. И предложить они могли только свой труд.
Глотта охотно приняли эту плату, доверили грязную работу хевья, а сами занялись всякой ерундой. Эрени называла это "научные изыскания", "размышления о сути бытия" и "творчество". Для Лесс все это было одним – чушью, на которую чужаки нашли время после того, как хевья избавили их от ручного труда. Как паразиты, они развивались благодаря работе хевья.
И вот, пока два бездельника – Тибальд и Эрени – состязались в пустословии, Лесс вперилась в дворника, который выметал листья с аллеи за их спинами. Молодой смуглый парень несколькими годами старше Лесс. Когда она только обратила на него взгляд, увидела простого трудягу по сравнению с тунеядцами глотта.
А потом парень поднял голову и посмотрел прямо на нее. Сверкнули карие глаза под густой челкой. Лесс узнала его мгновенно. Крам. А она ведь уже стала забывать милёнка. Лишь порой темными одинокими ночами тосковала по его ласкам – половинчатым, никогда не дававшим полного удовлетворения, но все же ласкам. Думала, что и он забыл ее, нашел другую девицу. Без заклятия на целомудрии. Но он не забыл. Явился, как обещал.
ГЛАВА 8.
Крам
На следующий день с утреца пораньше я помчалась на ту улицу, где вчера заприметила Крама. В доме сказала – Фросаху пойду помолюсь. Хорошо хоть, муженек не держал меня в четырех стенах, отпускал погулять. Чаще с Медовой Гривой, но в последнее время и одной разрешил выходить. Как язык малясь подучила.
Крама я нашла скоро. Теперь он не листья сметал, а протирал фонари. Увидев меня, подмигнул и дал знак следовать за собой. Я поплелась за ним, делая вид, что праздно бреду по улице. Как будто бы делать больше нечего спозаранку, кроме как гулять.
Шли мы почти до городской стены, а там Крам развернулся, схватил меня и затащил в какой-то странный закуток, выдолбленный прямо в стене. Там хранились метелки, щетки, тряпки и другие штукенции, которыми хевья подчищали грязь за глотта. Крам нагло облапил меня, запустил ручищи под платье, начал теребить грудь и попытался поцеловать. Я оттолкнула его.
- Эй, чего это ты?! Ни привет, ни здрасьте!
- Лесс, детка, мы же столько не виделись! Я так соскучился!
- Вежливым надо быть.
- Ишь ты! Настоящая глотта стала. Вежливым, значит. Ну и как, муженек с тобой вежлив в койке? Колдунство снял свое? Можно теперь тебя того?
- Ничего он не снял.
Я помахала рукой с проклятым колечком, которое так и держалось на пальце.
- Вот хра пещерный.
- Еще какой. Ну а ты, Крам?! Что так долго шел ко мне? Если скучал.
- А как ты думаешь, сколько отшагать надо было от Морехи до этого проклятущего города? А найти его? А приспособиться, речи глотта не зная? Ну и тебя найти здесь непросто было, да подступиться. В дом не пробраться, снаружи не застать.
- Ну а теперь что? Ты меня заберешь наконец?!
- Забрать-то можно, только что потом с тобой делать, пока на тебе колдунское кольцо да его чары? Помиловаться с тобой не получится, зато твой колдун найдет и отомстит. Нет, Лесс. По-другому надо.
- Как же?
- А так. Не тебя умыкать надо. А глотта порешить. Избавиться от них.
- Это как ты от них избавишься, умник? Ты один, чужак в чужой земле, а их несметные полчища! Их город, их земля. Даже Фросах, Хозяин тутошний озерный, заодно с ними. Что ты против них поделаешь?
- А я не один, Лесс. Нас тут много. Тех, кто мечтает отплатить глотта за все, чем они нас обидели.
- Но как?!
- Хренак. Всего тебе рассказать не могу. Ты, как бы это помягче выразиться, в стане врага сейчас. Муженек твой – колдун. Вдруг в мысли залезет и все прознает. Потому ненадобно тебе ничего слышать. А сама вот расскажи, что разведала за месяц.
Я и рассказала. Крам все норовил пощупать меня в срамных местах, да я не давалась. По-другому как-то оно стало. То ли забыла я его за этот месяц, томиться перестала по нему. То ли он изменился. Сколько раз я грезила о нем в своей одинокой постели, лаская себя украдкой. Представляла, как мы пробьемся сквозь проклятые чары, и отдадимся наконец друг другу. Горячи были те грезы.
А сейчас – смотрела на него, слышала голос, вдыхала запах… И ничего не шевелилось в груди, не горело промеж ног. Словно чужой мне человек стоял рядом. Не хотела я Крама. Может попривыкнуть обратно придется…
- Молодец, Лесс, - кивнул Крам, как я закончила. – Полезное разведала.
- Делать-то мне что дальше?
- А что всегда делала. Живи рядом с глотта, присматривайся. К муженьку стань поласковее. Пусть поверит, что ты к нему склоняешься, да побольше тебе доверяет и к делам своим допускает. Глядишь, расскажет что-нибудь совсем важное… А то и сделает чего-нибудь нам на руку, сам того не ведая. В общем, завлекай его.
- Ну ты сказал. Как мне его завлекать?!
- Как-как. По-женски. Помилее с ним будь.
- Ты что, уложить меня к нему хочешь?!
- А то ты с ним и так не ложишься.
- Не ложусь!
- Как это? Зачем он тогда на тебе женился?
- Он мне год дал. Обещал за этот год не трогать.
Крам присвистнул.
- Даже так? Что ж, значит девочкой мне достанешься. Управимся меньше, чем за год. И, Лесс…
- Чего?
- В доме твоего муженька есть служаночка… Носатая, но миленькая.
- Вилта.
- Сведи меня с ней.
- Это еще зачем?!
- Надо уговорить ее присоединиться к нам. От нее будет польза.
- И как ты собрался ее уговаривать, интересненько?!
Крам хмыкнул, почти довольно.
- Так и собрался. Перестань, Лесс, нам незачем друг дружку ревновать. Ты одна у меня, сладкая. Никого кроме тебя не хочу.
- Если узнаю, что ты с ней того…
- Мамой клянусь, не собираюсь! Тебя дождусь!
Хмыкнула.
- Ладно. Выманю Вилту на прогулку, а там придумай сам, как подкатить.
***
Лесс ушла, а Крам недовольно скривил губы. Он рассчитывал получить от подружки ласку, а она заартачилась. Что ж, может, длинноносая служаночка будет сговорчивее. Да и симпатичная прачка, которая развлекала его уже несколько дней в городе, никуда не денется. Лесс о них знать не обязательно. Так же как о полногрудой вдове охотника Дагла из их селения. Она