Попаданка. Гвенар. Алена Цветкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ первая. Колхоз — дело добровольное
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ГЛАВА 53
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ вторая. Из грязи — в князи
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ЭПИЛОГ
• ЧАСТЬ третья. Мы, королевы, бабы простые
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ЭПИЛОГ 1
• ЭПИЛОГ 2

АННОТАЦИЯ

Три книги в одном файле!

   Книга 1

   Бойся своих желаний, они могут сбыться.

   Мечта Аллы попасть в другой мир прямо в руки короля исполнилась. Кажется, счастье вот оно, хватай кольцо и беги в спальню. Но Его Величество уже занят. И герцог тоже. А тебя выдают замуж за...

   Ну, уж нет! Так мы не договаривались! Придется идти к счастью другим путем.

   Книга 2

   Алла прижилась в новом мире. Появились первые успехи и достижения. Кажется, что все наконец-то хорошо. Можно спокойно жить, развивать колхоз, учиться и ждать малыша.

   Но, оказывается, помимо друзей и негодяйских негодяев, есть еще настоящие враги... и тебе придется с этим что-то делать.

   Книга 3

   Алла стала королевой Гвенара, рядом с ней любимый муж и долгожданный сыночек. Оракул покорен, мир спасен, арровы ведьмы перестали быть угрозой.

   Осталось только открыть портал в Мидгард, и я отправлюсь домой к родителям. Я - Надия Эррдорская, вдовствующая королева...

   Но все не так просто как кажется, и мне придется самой выбирать свою судьбу.

ЧАСТЬ первая. Колхоз — дело добровольное

ПРОЛОГ

- Я должен жениться, иначе Оракула не пробудить, - его величество хмуро отпил вино из тяжелого серебряного кубка, отделанного крупными кровавыми корундами, призванными защищать содержимое от ядов.

   - Должен, - уныло ответил герцог Энндорский, бездумно покачивая в руках точно такой же кубок, - только больше нет ни одной девицы, даже добрачного возраста, или женщины, в которых бы текла кровь Древних. Я перебрал всех...

   - Значит плохо искал. Оракул не оставил бы нас без шанса.

   - Ты шестнадцать раз вдовец! - герцог неожиданно громко опустил кубок на тяжелый стол красного дерева. - Я не знаю, что делать... через три месяца приедут послы из Хадоа. Без Оракула мы ничего не сможем им противопоставить. Но как найти подходящую женщину за это время, если я за три года никого не нашел... я в отчаянии, брат.. Я подвел тебя.

   - Я уверен, ты справишься. Ты всегда справлялся. Ты ведь помнишь, что предсказал Оракул, когда мне исполнилось шестнадцать?

   - Помню, - хмыкнул герцог, - Весь путь напрасен, Гвенар падет, коль брат Последней не найдет. Но Гелеара была последней. Больше нет ни одной. Я таскал тысячи девиц к Оракулу... но... никого.

   - Значит надо провести всех женщин. До единой, брат... У нас есть три месяца. Если мы обяжем всех женщин пройти мимо него... мы должны успеть. У тебя полный карт-бланш. Нам нужен работающий Оракул.

   - Ваше величество! - в кабинет тяжело дыша вбежал Деан, ректор Королевской Академии Наук, - ваше величество!

   Он задыхался и не мог сказать ни слова. Король нахмурился. Подобное поведение было абсолютно неприемлемо. Но если Деан, который к тому же был двоюродным дядей сводной сестры королевы, позволил себе подобное, значит весть была действительно важной. И его величество терпеливо ждал, когда пожилой уже ректор, согнувшийся то ли в поклоне, то ли в попытке отдышаться, сможет говорить.

   - Ваше величество, мы нашли! Мы наконец-то закончили расчеты. И это может оказаться именно тем, что нам нужно.

   - Расчеты? Вы про портал в Мидгард? - герцог в нетерпении встал с кресла и заметался по кабинету. Если это то, что он подумал... Это может быть выходом. Нереальным, маловероятным, но выходом.

   - Да, ваше величество, ваша светлость. Мы закончили расчеты. Мы можем открыть портал в Мидгард. Но есть одно но... Ваше величество, пройти по нему можете только вы. И только один раз. Туда и обратно. На большее у вас не хватит сил.

   - Нет, - герцог подскочил к Деону, навис над ним и зашипел. - думайте, что предлагаете! Вы хотите использовать его величество для своих непроверенных экспериментов?! Я готов прямо сейчас обвинить вас, Деон, в государственной измене!

   - Брантир, хватит! - резкий окрик его величества остановил герцога. Тот замолчал и отошел от ректора, сжимая кулаки. - Деон, мне нужны все ваши выкладки, и рассчитайте все риски. Если не будет иного выхода, я пойду в Мидгард. Бумаги должны быть у меня через неделю.

   Деон поклонившись, ушел. Он выполнил свой долг. Страна получила шанс

   - Ваше величество! - попытался достучаться до разума короля герцог.

   - Я все понимаю, брат, - его величество прикрыл глаза, - но без Оракула я все равно потеряю Гвенар.

ГЛАВА 1

В пятницу вечером я волоклась с работы. Прекрасная погода навевала суицидальные мысли. Хотелось просто сдохнуть. Прямо здесь, посреди дороги.

   Потому что уже наступил апрель. И хорошая солнечная погода в выходные значила только одно — придется ехать в сад и горбатиться на проклятых грядках. Ненавижу нашу фазенду, как ее называл папа. Шутя. Меня папа называл рабыней Изаурой. Был когда-то такой то ли фильм, то ли сериал. Тоже шутя, конечно. Но так, что становилось понятно, в каждой шутке есть доля правды.

   Вот и сейчас мама позвонила и велела зайти к тете Клаве, которая жила рядом с моей работой, забрать рассаду. А добрая тетя Клава нагрузила меня так, что я еле-еле волокла пакеты с треклятыми растюхами. Их, кажется, было столько, что можно было бы засеять целое колхозное поле. Кроме того, мой рюкзачок был плотно забит всевозможными семенами, которые мама тоже велела забрать. Раз уж дают.

   У тетя Клавы мужа парализовало месяц назад, и они решили отказаться от садово-огородных работ. Умные люди. А все лишнее добро сбагрили нам.

   И вот теперь я волоклась, обливаясь потом и проклиная всех: дачу, маму, тетю Клаву, солнце и весь мир. Пакеты тащились по земле и я просто мечтала, чтобы дно не выдержало и отвалилось. Но оно, как назло, было очень крепкое.

   Оставалось совсем немного, я уже видела свой подъезд и мечтала о том мгновении, когда развалюсь в своей комнате и дочитаю наконец книжку про очередную попаданку. Ах, как же я им завидовала! Короли, принцы, герцоги и графы в мужья, жаркие ночи, бесконечные портнихи и ювелиры днем... да, сначала придется немного пострадать от властного и жестокого героя, но к концу книги он всегда становится зайкой...

   А мой зайка очередной раз ушел в запой. Сто раз хотела бросить этого алкоголика, но мама начинала причитать, мол, как же ты доченька одна, без мужика-то в доме. А так хоть плохонький, да свой. И еще уговаривала меня родить. Говорила, что остепениться мужик-то. Ага. Как же. Два раза.

   Когда до подъезда оставались считанные пара десятков метров, мимо меня промчалась длинная, тощая девица в красной курточке. Белобрысая. И напуганная. А за ней топоча, как стадо носорогов, несся крупный и злой мужик в странном наряде и с какой-то загогулиной в руке, которая мягко светилась зеленым.

   У меня аж кулаки зачесались. Нет! Ну до чего наглый, мужик проклятый. Среди белого дня дела непотребные творит. Выступать против него было бы глупо, он меня рядом с девочкой бы и закопал. И я сделала, то что показалось мне единственно разумным решением — поставила подножку, бегущему мимо бугаю, который в этот самый момент догнал таки девчонку.

   Бугай ударил меня по ноге и рухнул с оглушающим грохотом. Кажется прямо на меня, потому что у меня в глазах вдруг потемнело и я потеряла сознание.

   Мне снился мой любимый сон. Я попала. Прямо в руки короля, который теперь непременно должен был на мне жениться, чтобы спасти свой мир. Ему эта идея совершенно не нравилась. И он, сверкая фиолетовыми от злости глазами, схватил меня за горло и начал душить. А потом целовать. От его поцелуев, а может от недостатка кислорода, подкосились ноги и я рухнула почти без сознания в его объятия. Он подхватил меня на руки и понес к постели. Аккуратно положил на шелковые, белоснежные и прохладные простыни и легко тряхнул за плечо:

   -Эй! Э-эй! Очнитесь!

   Я осторожно открыла глаз. Надо мной нависал давешний бугай. Увидев, что я пришла в себя, с облегчением выдохнул. И спросил:

   - Ты что совсем дура?! - От такой наглости я дар речи потеряла. Нет, ну надо же! Сам на меня упал, а сам теперь еще и обзывается. - Ты зачем к нам прицепилась, а? И вот что мне теперь с тобой делать? Казнить?

   - Казнить? - переспросила я. Кажется я еще спала, только сон странный, - за что?

   - Не притворяйся, - зарычал он, - ты весьма неосмотрительно раскрыла свои планы. Ты совершенно не контролируешь себя во сне. Но даже не рассчитывай. Я на тебе не женюсь!

   - Очень надо, - воскликнула я, немного смутившись от замечания по поводу контроля во сне. Ну, а кто может такое контролировать. Мог бы и не говорить о моем конфузе.

   - Судя по твоим мыслям, очень, - зарычал негодяй. - откуда ты узнала кто я?

   - Нетрудно догадаться, негодяй! - закричала я. Тело болело так, как во сне быть не могло. Значит я все таки не сплю. - Вы гнались за девушкой с подозрительными намерениями! И встаньте уже с меня! Хватит на мне лежать!

   - Лежать на тебе?! - у бугая глаза налились кровью, он зашипел, как взболтанная бутылка кока-колы, и точно так же готов был лопнуть от переполнявших его эмоций. - да даже если ты будешь единственной женщиной во всех мирах, я никогда не лягу с тобой!

   - Так вставайте и валите к чертовой бабушке, - заорала я. Мне порядком надоела все это, - а мне домой надо. И где мои вещи?

   Я вдруг почувствовала, что за моей спиной нет рюкзака, а пальцы больше не пережаты закрутившимися ручками пакетов. Украли! У меня украли мои вещи! Пусть я только что хотела избавиться от проклятой рассады, но это было добровольное решение, а не воровство. Как сейчас.

   Я хотела пнуть бугая, чье лицо все еще висело надо мной, но он был такой тяжелый, что я не могла поднять ногу. И руку. И, вообще, ничего, кроме головы. И тогда я сделал то, чего ни он, ни я сама не ожидали. Резко мотнув головой со всей дури шандарахнула лбом по носу.

   Он заревел, как стадион. Я тоже. Потому что это, кошмар меня подери, больно! У меня искры из глаз посыпались от удара, я перестала и видеть, и слышать. Но это уже от криков. Наших общих.

   - Я тебя казню! - наконец смог произнести что-то членораздельное бугай, - за покушение на короля!

   - Какого короля, - провыла я, держась за лоб, - что за чушь вы несете. Помогите мне лучше встать и я домой пойду. А то меня потеряли, наверное, уже. Меня муж ждет. И вот прямо сейчас появится здесь. И двенадцать братьев. С ружьями.

   Наверное, зря я била бугая головой. Кажется, на мне это отразилось гораздо больше чем на нем. Я несла такую ахинею.

   - Не появятся, - бугай первым пришел в себя. И теперь только слегка гундосил из-за разбитого носа, - ты в моем мире, у меня дома, и тебя здесь не найдут.

   - В вашем мире? У вас дома? - от неожиданности голова прошла и я подскочила с асфальта... нет... с диванчика. Узкого и твердого деревянного диванчика, который стоял в большой комнате, примерно, как вся наша квартира. Вдоль стен располагались шкафы с книгами и стопками бумаги. Недалеко возвышался огромный письменный стол, больше моей двухспальной кровати, тоже заложенный стопками каких-то бумаг. Рядом с моим диванчиком я увидела столик, вроде журнального. Только повыше. И два кресла. И все это было массивное, даже на вид тяжелое, обильно украшенное резьбой и позолотой. Больше всего это было похоже на рабочий кабинет в какого-нибудь важного аристократа в музее. И одежда на бугае была странная. Я это еще, когда он бежал, заметила. Тоже, как из музея. Фрак, или как там его называют, черный, с золотой вышивкой. Как в мультике «Красавица и чудовище», озарило меня. Да, точно такой же у него костюм, как у чудовища, когда они с Бель танцевали в бальной зале. Только сзади «хвосты» короче. Едва зад прикрывают. Брюки вроде обычные, прямые, а вот на ногах туфли. С пряжками. Старинные какие-то.

   - Где это я? - я потерла глаза. На всякий случай. И ущипнула себя за попу. Тоже на всякий случай. Но ничего не изменилось. - что происходит! Верните меня домой!

   - Сказал же, не могу! - бугай нервно зашагал по комнате. - Какого Арра, ты влезла в портал? Я из-за тебя еле нас дотащил! Казнить тебя что ли...

   - В какой портал? - прошептала я глотая слезы. Догадалась. Не дура. Что бы там не говорил этот бугай. Кошмар меня подери! Я уже вовсю ревела. Оказывается, быть попаданкой совсем не весело. Даже если ты на самом деле попала к королю. Кажется, к королю. Я не совсем в этом уверена. А я его еще ударила. - Не надо меня казнить, в-ваше величество, - завыла я, - я же не знала! И я хочу домо-ой!

   - Не реви, - поморщился его величество. А это точно был он, - я все же склоняюсь к тому, что это была случайность. Трагическая случайность. Такая дура, как ты не способна продумывать свои действия хотя бы пару шагов вперед.

   Он ее что-то бормотал, тиская себя за подбородок. А потом повелел:

   - Вернуть я тебя не могу. Проще всего было бы казнить тебя. Но Оракул мне не простит гибели невиновного... Поэтому я женю тебя на ком-нибудь из своих вассалов. А ты будешь сидеть тихо и молчать откуда ты и кто такая. Ясно? Хотя можешь не молчать, - он улыбнулся, а в глазах загорелся огонек торжества, - тогда Оракул одобрит твою казнь.

   Я замотала головой и разревелась еще сильнее. Мне никогда в жизни не было так страшно. И зачем я только ставила подножку насильнику? Не зря народная мудрость говорит, не делай добра, не получишь зла. Вот я и получила. Полную тарелку. Ешь, не обляпайся.

ГЛАВА 2

Я еще даже не начала успокаиваться, как в кабинет постучали. И вошел еще одни бугай. Только мой, который король, был черный... ну, черноглазый брюнет в смысле, а этот белобрысый. И с темно-синими, как грозовое небо, глазами. Почти фиолетовыми. Я даже рот открыла от удивления. И забыла, что надо реветь и давить на жалость.

   - Ваше Величество, вы вернулись! - Второй бугай чуть не со слезами кинулся обниматься с первым. С королем. Надо же... а я и не знала, что так можно. Я думала, короли не бывают нетрадиционной ориентации. Ну, типа, не положено. Им же наследники нужны. - Это она?

   Второй заметил меня и, перестав, наконец, обниматься с королем, уставился на меня.

   - Нет, Брантир, - скривился король, - моя вон, - он кивнул на другую сторону. Я тоже посмотрела куда показывали. Там лежала девица, которую бугай, оказавшийся королем из другого мира, догнал в моем дворе. - Оракул ее признал. А эта дура, - теперь король кивнул на меня, - случайно прицепилась. И теперь хочет, чтоб я на ней женился. Представляешь?

   И захохотал. Второй подозрительно посмотрел на меня.

   - А ты уверен, что она случайно прицепилась?

   Параноик. Кошмар меня подери! Я открыла рот, чтобы высказать, все,что думаю. А потом закрыла. Слово серебро, а молчание золото. Народная мудрость сегодня уже доказала свою правоту. И я решила ей следовать.

   - Уверен, - отсмеялся король, - надо ее замуж выдать. Подбери кого-нибудь.

   - Из приближенных или как? - не отрывая от меня своих красивых глаз, спросил Второй. Он явно был приближенный короля, поэтому я приосанилась и попыталась соблазнительно улыбнуться. Его перекосило.

   - Да как угодно, - отмахнулся король, - лишь бы подальше отсюда. Чтоб на глаза она мне больше не попадалась.

   - Хорошо, - кивнул Второй. И обратился ко мне, - Эй, ты! Вставай, пошли.

   Я встала и пошла. Я же не дура выпендриваться, когда моя жизнь на волоске висит. А эти два бугая-любовничка с ножницами вокруг ходят. Того гляди и подрежут ниточку-то...

   - Куда? - остановил меня король, и кивнул в угол, - котомки свои забери.

   Там, аккуратно стояли и мои пакеты, и рюкзачок. Я вцепилась в них, как в золотые слитки. Потому что свое, родное. Чуть не разревелась от избытка чувств. Это же практически все ,что у меня есть. Раз уж не суждено мне за короля замуж выйти, кто же знал, что он бракованный, так может прогрессорством займусь. У меня там кажется авторучка в рюкзачке есть. Продам гномам патент, буду жить припеваючи... А потом король за мои достижения на мне женится... ну, или в фаворитки возьмет...

   Король и Второй захохотали, держась за животы. Чего это они? Я же не сказала ничего. Посмотрела я на этих двух... не дураки ли. Чего смеются, спрашивается?

   - Брантир, - вытер слезы король, - повесь на нее амулет. А то она своими редкими, но громкими мыслями выдаст себя кому-нибудь. Никогда такую дуру не видел.

   - Вы что, мысли читаете? - выпучила я глаза и судорожно начала перебирать, что я там себе думала. Ужас! Кошмар мена подери! - и в вашем мире все так умеют?

   - Не все, - хмыкнул Брантир, - но некоторые.

   Я покраснела.. ну... потому что пока они там болтали между собой пыталась представить каково это, когда два таких бугая любят друг друга... А что? Ну да, слэш я иногда тоже почитывала. Интересно же...

   А если они эти мои мысли читали... кошмар меня подери! У меня сердце в пятки рухнуло. А эти только ухмыляются. Оба. Довольные, что напугали меня до смерти. Негодяи! Ой, простите... Ваше величество...

   Брантир, уж не знаю, как его по другому называть, не представился же, повел меня куда-то по коридору. Раньше я во дворцах только на экскурсии была. Но это совсем не то. Там же нежилой дворец-то был. Этот же мало того, что живой, настоящий, так еще и в другом мире. Думала, рассмотрю все хорошенько. Ну да, как же. Этот... невоспитанный... даже не подумал мне помочь. А сил у меня после перемещения не прибавилось. Вот обидно тоже. У других-то и магия просыпается, и молодость возвращается, и, вообще, жизнь налаживается, а у меня вот так, грустно... ни за короля замуж, ни герцога какого-нибудь в мужья... бери свои котомки и вали.

   Бугай снова захохотал.

   - Я уже женат. - Ну, да, невесело подумала я, женат на короле... мало ли. Вдруг у них такие браки — норма. А этот поперхнулся, подскочил, навис надо мной. И зашипел возмущенно, - Дура! Пошли быстрее.

   Схватил меня за предплечье и рванул так, что я телепалась за ним, едва касаясь кончиками пальцев пола. Не знаю, как пакеты с рассадой в руках удержала, тяжелые же. Смотреть по сторонам теперь, вообще, не получалось. Я даже не запомнила куда мы шли. Но мы точно сворачивали то вправо, то влево... И если этот негодяй бросит меня прямо сейчас, я заблужусь и умру с голода в этих безлюдных дворцовых коридорах. А где слуги, интересно? Должны же быть здесь слуги. Но я ни одного не увидела. Может им нельзя на глаза попадаться? Странный мир.

   Брантир открыл какую-то дверь и втащил меня в темную комнату. Я думала, все. Конец. Глаза закрыла. Стою, жду, когда меня убивать будут. Сердце колотится, того гляди выпрыгнет. То ли от волнения, то ли от беготни по дворцовым коридорам. Но скорее всего от того и другого вместе.

   А Брантир гремит чем-то. Стучит. Ругается шепотом. Незнакомыми словами, но очень экспрессивно. Не иначе орудие убийства подбирает. Поудобнее. Чтоб с одного удара меня того... укокошить.

   Слышу ближе идет. Шаги совсем рядом. Вжала голову в плечи, умирать приготовилась. Вот что за судьба злодейка, а? Мечта моя, значит, исполнилась. Стала я попаданкой, да только какой-то неправильной. Где шикарный мужчина? Где ненависть его неистовая, которая потом в такую же любовь превращается? Где секс такой, чтоб голова отключалось и к тело к насильнику тянулось? Где, спрашивается, всё?

   А Брантир мне на шею цепочку повесил. С амулетом. Чтобы я, значит, громко не думала, и мыслями своими современными народ в новом мире не пугала.

   - Вот и все, не снимай никогда. Даже когда мыться будешь и в супружеской постели, поняла? - миролюбиво произнес Барнтир. Я аж вздрогнула. Вот не зря говорят, что когда спокойным голосом ругаются в сто раз страшнее. А он голос слегка повысил, - поняла?

   Я сказать-то ничего не смогла, закивала, даже глаза не открывая.

   - Садись, - еще один приказ тем же страшно-спокойным тоном. Я, сама не знаю как, тут же, где стояла, и села. На пол. Брантир застонал, выругался, - глаза открой, дура. И в кресло садись. Будем тебе мужа искать.

   Глаза я опять по очереди открывала. Открыла один, увидела ноги в сапогах черных. Как будто бы хромовых. У деда моего такие были, он их по праздникам только носил. И перед этим долго ваксой смазывал, чтоб помягче стали, потом ветошью дол блеска натирал. Когда на Девятое мая на парад выходил, сверкали сапоги на солнце как зеркальные. А у этого они даже при тусклом свете этой темной комнаты бликовали. Хорошо, видать, натерли.

   - Арр, - простонал Брантир и подхватил мне вместе с рюкзаком и пакетами на руки. Ничего себе какой сильный! Повезло королю, такого мужика себе отхватил. Хотя король и сам тоже ого-го... нет, ну вот какая жалость. Два таких шикарных представителя мужского пола и заняты друг другом... нет в жизни справедливости.

   - Тебя как зовут? - усадил он меня в кресло и заговорил громко и медленно. Так обычно с деревенскими дурачками разговаривают. Без эмоций, неторопливо, чтоб успели понять о чем из спрашивают.

   - Алла, - ответила я. И замолчала. Ну... начну сейчас претензии высказывать. Разозлится опять бугай этот. Пусть уж думает, что я недалекая. Пусть недооценивает меня. Больше шансов будет из передряги этой выбраться.

   - Сколько тебе лет?

   - Двадцать восемь... - так медленно и безэмоционально. В эту игру можно вдвоем играть.

   - Сиди тихо, Алла, сейчас муж твой будущий придет. Отпусти котомки. Их никто не тронет. Твоя трава останется с тобой. - тут он не выдержал и хохотнул. Я покраснела. И, правда, что я в эту рассаду вцепилась. Она мне, вообще, даром не нужна. Она, вообще, для мамы моей предназначена была, а не для меня. Выпустила я ручки из рук, пакеты по бокам от кресла плюхнулись.

   - Вот молодец, - этот негодяй меня по голове погладил, - ничего, пусть дура, зато послушная. А мы тебя замуж за младшего конюха выдадим. Он тоже парень простой, ума недалекого, как ты, но зато вам вместе весело будет.

   За конюха?! Да еще за младшего?! Меня?! К черту золото молчания! Мне и серебра довольно.

   - Вот уж нет! - взвилась я. Что мне теперь терять-то? - Сами за конюха выходите. Есть у меня уже муж. Родной и любимый. И второй раз я замуж не пойду.

   Брантир даже опешил от моей наглости.

   - А что же ты тогда за короля замуж хотела? - зашипел. Как гусь. И, вообще, очень он на эту птицу похож.

   - И за короля не хотела. И за конюха не пойду. Лучше убивайте сразу, - сложила я руки на груди и гордо вздернула нос, - а мои девичьи фантазии нечего подслушивать. Мало ли о чем я думаю!

   - Да мне плевать. - зарычал этот наглый и бессовестный любовник короля, - мне велено тебя замуж выдать и сбагрить с глаз долой.

   - А я сказала, что замужем уже. И ни за кого больше не пойду!

   - Да кто тебя спрашивать-то будет? - усмехнулся козел. В дверь постучали , - а вот и муженек твой будущий.

ГЛАВА 3

- Входи, - с превосходством глядя на меня, разрешил Брантир.

   Дверь тихонечко открылась и в кабинет бочком, сминая в руках шапку, вошел огромный детина. На Илью Муромца похож. Только умом явно скорбен. Если бы не это, может быть сердечко-то у меня и екнуло. А тут нет. Как отрезало. Не действует на меня больше мужская красота.

   - Тогда будьте готовы, - прищурилась я, - что завтра вдовой стану. Изведу этого, - кивнула на детину, - и любого другого изведу. Повторяю, я уже замужем и второго мне не нужно.

   - Твой муж остался в другом мире, - хохотнул негодяй, - так что считай помер.

   - Значит я вдова! - выпятила я грудь, - и у меня траур! Вы не можете выдать меня замуж, пока я не оплакала погибшего супруга.

   И тут я увидела, что в глазах этого что-то мелькнуло. Какое-то понимание что ли... и решила давить туда, где давится.

   - Иначе Бог не простит меня! Где это видано, чтоб в день смерти мужа замуж выходить?! Я честная девушка! Тьфу! Женщина!

   Я так распалилась, даже сама верить стала в то, что говорю. Должна же я оплакать своего зайку-алкоголика?! Должна! Просто обязана! И траур соблюдать! Пока какого-нибудь нормального мужика на найду. А не конюха этого.

   - Я понял, - Барнтир даже как-то успокоился, Илье Муромцу кивнул на дверь, и тот понятливо вышел. Хороший мальчик. - я дам тебе время. Сколько дней тебе нужно?

   - Три тысячи шестьсот шестьдесят пять! - не растерялась я.

   - Десять лет?! - удивился он, - ты уверена?

   Ну да, малость переборщила. А то вдруг запомнит, а потом я замуж не смогу выйти, вообще. А тут мужчины вон какие. Троих видела и все трое как на подбор. Физически.

   - Да, - вздернула нос, спасибо амулету, скрывающему мои мысли. И мгновенно выдала, как по писанному, - десять лет- полный траур, пять лет- малый траур. А три — минимальный. Но о помолвке можно объявить через год. - оставила я себе лазейку.

   - Вот и отлично, - Брантир кивнул своим мыслям, - значит через год замуж тебя и выдадим. А пока, отправлю я тебя во вдовье поселение, пенсию назначу, как вдове погибшего солдата, - усмехнулся, - и не говори, что не предупреждал.

   - О чем?

   - О том, что в бедности тебе придется траур соблюдать, - оскалился. Вот негодяй.

   - Бедность — не порок, - пришла мне на выручку народная мудрость.

   - Посмотрим, - Брантир улыбался как кот, наевшийся сметаны, - пошли, выделю тебе государственную вдовью долю.

   Вот было у меня ощущение, что вляпалась я как кур во щи. Но промолчала. Взвалила снова на себя пакеты свои с рассадой. И потащилась за королевским любовником.

   Иду, а сама думаю. Может надо было соглашаться на замуж? Уж не верю, что государственная вдовья доля будет такая, чтоб жить безбедно. Никогда такого не было, чтоб солдатские вдовы на пособие хорошо жили. Везде и во все времена платили им так, чтоб только с с голоду не померли.

   И во что я опять вляпалась?

   Так и вышло. Протащил меня Брантир через портал... ну, мне-то показалось мы в комнату вошли через дверь. А это оказывается портал был в городок соседний, где вдовье поселение расположено. Потом на лошади ехали. Не верхом, кончено. Телега была. Но не деревенская, а приличная такая, как в фильмах про старину показывают. Бричка называется.

   А я свои растюхи-то теперь берегла. Рассудила, раз поселение, значит не в городе жить буду. Глядишь клочок земли достанется. А у меня тут и помидоры, и перцы, и баклажаны, и капуста, и еще не вспомню кто... и семян полный рюкзак. Как удачно я к тете Клаве-то зашла. Не люблю я, конечно, дела огородные, да чтоб с голоду-то не помереть на все готова. Раз голова не работала, когда от Ильи Муромца отказывалась, так пусть теперь руки работают.

   Вздохнула. Вот я дура привередливая. Замуж за королевского конюха не захотела. Теперь шансов никаких. Если со вдовами жить, то как мужика-то себе найти. Там конкуренция ого-го какая. Я и у себя-то алкоголика завалящего себе «отхватила», а уж здесь... а все гордость моя непомерная. Короля захотела. Или герцога. Эх.. доля моя горькая... вдовья...

   Только мы сели на бричку, как Брантир наклонился к уху моему и зашептал:

   - Запомни, ты из Хадоа, муж твой шпионом нашим был. Погиб при исполнении, мы тебя вывезли и пенсию назначили. Ты о делах мужа ничего не знала, и в Гвенаре никогда не была. Запомнила? - Я кивнула. - Повтори.

   - Я из Хадоа, муж мой был шпионом, успешным. Работал на вас. Хорошо зарабатывал. И жили мы безбедно, в шелках да бархате. А как погиб мой любимый, так вы меня богатств всех лишили, вывезли в Гвенар, во вдовье поселение сбагрили и нищенскую пенсию назначили. А у меня здесь ни кола, ни двора, ни родни, ни знакомых. Помощи ждать не от кого. Одна-одинешенька я на всем белом свете, - и так мне жалко стало себя, что я всхлипнула.

   Брантир покосился на меня удивленно и кивнул.

   - Так и говори. И запомни, зовут тебя Малла Вильдо. Забудь вое настоящее имя и никому не говори, если не хочешь, чтоб тебя посчитали за Аррову ведьму.

   - А кто это? Арр? - я уже несколько раз слышала это имя. Оба бугая им ругались.

   - Сущность, которая все запутывает. Противоположность Оракула, который помогает видеть все ясно и четко. Поняла?

   - Поняла, - вздохнула. Хотя ничего не поняла на самом деле. Вот... даже имя мне мое нельзя оставить. - Малла, значит, Вильдо. А мужа моего как звали?

   - Откуда же я знаю, - усмехнулся Брантир, - как мужа твоего звали.

   - Орландо, - вздохнула я снова... ну, да. На имя я в свое время и повелась. Мать-то у него русская, а отец итальянец. Казалось мне, что счастлива буду с таким темпераментным мужчиной. А у него русская кровь сильнее оказалась. - Орландо Вильдо... самый удачливый шпион всех времен и народов. Агент ноль-ноль-семь. Непобедимый и верный своей любимой жене.

   Бугай закашлялся. И что это с ним?

   - Ты имя сама придумала? - схватил он меня за руку. Я отрицательно помотала головой. А он как-то со всхлипом втянул воздух и пробормотал, - Орландо и Алла...

   И потеребил воротник своего странного фрака, такой же, как у короле, только намного более скромного. Чего это он?

   Во вдовье поселение мы приехали минут за двадцать. Я не очень хорошо разбираюсь в лошадях и их скорости, вернее, совсем, абсолютно не разбираюсь, но мне показалось, что пешком от портала до поселения часа два-три не меньше.

   Пока ехали, я разглядывала все, вокруг. Городок оказался совсем крошечным и типично средневековым. Только чистым и аккуратным. Узкие улочки, крошечные домики из серого камня, обвитые плющом и теснящиеся на этих улочках, с нависающими балкончиками, на вторых-третьих этажах. Я такие тысячу раз видела. Правда только по телевизору, да в интернете. Мой муж, полу-итальянец пропивал все что можно и что нельзя. Его отец пару раз присылал нам деньги на поездку, но потом махнул рукой. Звонил только иногда мне, спрашивал на ломанном русском, как там его сын. Получал ответ, что пьет, вздыхал и клал трубку. У него-то там путевые дети были. Зачем ему этот.. алкоголик проклятый.

   А теперь я вот попала за границу-то... да не в другую страну, а в другой мир. Уж, не знаю, .что ждет меня здесь, но там, дома, меня ждет муж алкоголик, убитая комната в коммуналке, в которой мы вынуждены были жить, потому что Орландо решил, что очень удачлив и проиграл крупную сумму денег. Пришлось нам продать квартиру и купить гостинку. А потом и комнату в коммуналке. Собственно, поэтому мы в этот раз и поссорились. Ушла я от него к маме. Оставила одного в крошечной конуре в десять квадратов. Грязной и отвратительно воняющей...

   И чем мне, спрашивается, младший королевский конюх не угодил, а? Эх...

   Погода здесь тоже не особо отличалась от привычной мне. Деревья все еще стояли голые, коричнево-серые луга покрытые прошлогодней травой, радовали глаза редкими островками нежной зелени. Хотя солнце светило довольно сильно, и листья почки на деревьях уже набухли. Если судить по нашему миру, то через день-два зазеленеет все. Хотя может быть я ошибаюсь. Ведь я так и ехала в своем пуховике, шапке и осенних сапогах, и мне совсем не было жарко.

   Вдовье поселение оказалось откровенно бедноватым. Нет, не нищим, совсем уж ветхого жилья здесь не было, и домики в основном сверкали свежей краской, но все равно чувствовалось, что экономия для жителей этого поселения знакомое понятие. Как и мне впрочем. Чего уж там... даже если поселят меня в комнатку, все будет лучше, чем дома с Орландо.

   - Ваша Светлость, - из центрального и единственного двухэтажного дома, выскочил крепенький, бодренький старичок. Сразу видно бывший военный. Они-то выправку до самой смерти сохраняют. Вон как вытянулся, спина прямая, плечи назад. Хотя самому уже лет восемьдесят. А мой бугай-то, оказывается, Светлость.

   - Гририх, привез тебе еще одну постоялицу. Малла Вильдо. Вдова нашего из Хадоа. Она в Гвенаре и не была никогда. Оформи по первой категории, - у старичка этого брови на лоб вылезли. Но промолчал. Кивнул. А у меня сразу подозрения появились, что неспроста эти категории... ох, не с проста...

   - Слушаюсь, Ваша Светлость, - козырнул старый вояка. Ну, не совсем, конечно, но впечатление было именно такое. И обратился ко мне. Мягко как-то. По-доброму. - Идем, Малла.

   И пакеты мои подхватил. Я аж прослезилась. Хоть один настоящий мужчина. Не то, что короли, да светлости. Вылезла из брички, да за старичком зашагала.

   - Малла, - окликнул меня Его Светлость, и кинул мешочек, в котором звякнули монетки, - держи, тебе пригодиться.

   - Спасибо, - поймала я мешочек и улыбнулась. Ну, хоть что-то человеческое в этом бугае есть.

   - Через год, когда траур закончится, я приеду, - хмыкнул он, - Его Величество велел замуж выдать. А его воля — закон. Будешь экономна, этого, - он кивнул на мешочек, - хватит.

   У-у-у... негодяй!

ГЛАВА 4

Двухэтажный дом оказался чем-то вроде административного здания. На первом этаже были служебные помещения, а на втором жил сам господин Гририх, оказавшийся не только старым воякой, но еще и дворянином. Безземельным. Он не достиг особых высот в армии, получив серьезное ранение в первом же бою. Но когда после выздоровления его поставили комендантом вдовьего поселения, неожиданно почувствовал себя на своем месте. Административная работа пришлась ему по душе и с тех пор, вот уже больше восьми десятков лет он с удовольствием служил королю. Здесь же он женился, на солдатской вдове, вырастил двух сыновей и сейчас счастливо живет со своею старухой.

   Все это болтливый, как и все старики, господин Гририх рассказал, пока мы шли от дороги к деревянному крыльцу. Я слушала и поддакивала. Хватит. Уже навозмущалась. Сейчас была бы замужем за королевским конюхом, жила бы во дворце и в ус не дула. Так что улыбаемся и машем. Головой. В знак согласия.

   Через небольших сенях было две двери. Одна вела в большой, но почти пустой кабинет. По сравнению с кабинетом Его Величества, здесь было как-то даже убого что ли... простой деревянный, но чистый, без документов, стол, крашенный коричневой краской, которая кое-где на углах уже облупилась. Коричневые же шкафы вдоль одной стены с открытыми полками. На полках лежали стопки бумаги, стояли большие, и даже на вид тяжелые книги и даже горшки с цветами.

   Стулья тоже нельзя было назвать даже красивыми. Простые, грубые, но со спинками. А с обеих сторон от двери расположились широкие, не крашенные скамейки, отполированные до блеска попами посетительниц.

   Сейчас никого не было, и господин Гририх, усадив меня на деревянный стул возле стола, попытался дотошно выспросить меня по поводу моего прошлого. Но как только я хотела рассказать хоть что-то о своем прошлом, изо рта вылетало:

   - Я Малла Вильдо из Хадоа, мой муж работал на Гвенар. Погиб несколько дней назад. Меня вывезли и назначили пенсию. О делах мужа ничего не знаю, в Гвенаре никогда не была.

   В первый раз я испугалась даже. А потом поняла... Это все происки Его Светлости! Вот... негодяй!

   Старичок, слушая такие слова из моих уст, важно кивал и довольно улыбался. А потом начинал спрашивать снова. Кажется, ему просто было весело

   А я злилась. Страшно. Попадись мне сейчас Его Светлость, придушила бы... потом бы меня, скорее всего тоже, того... я же простолюдинка. И даже к старичку-коменданту должна обращаться Господин. Тьфу! Кошмар меня подери! Угораздило же. И почему я не вышла замуж за Илью Муромца. Вдруг бы он хоть баронишкой каким оказался. Ну... наверное, у короля даже коней бароны обихаживают.

   Но теперь чего уже... Забыть надо об упущенных возможностях и о будущем думать. Тем более не на кого больше кивать. Мужа нет, родителей нет. Одна я, как перст, на белом свете. А мама, наверное, рассаду ждет тети Клавину. Планирует куда что сажать будет... Папа как всегда ворчит, что я так долго где-то пропадаю... а зайку моего, наверное, мужики приволокли и в грязной комнате из-за которой мы поругались бросили.

   И так больно мне стало. Так домой захотелось. К Орландо моему непутевому, в коммуналку вонючую.. Я бы не ссорилась с ним больше никогда. Отмыла бы, закодировала, да на фазенду до осени отвела бы... там с водкой напряженка, глядишь и сдержался бы... первые три месяца, говорят, самые трудные. А если выдержит, то дальше пить не будет.

   И сама бы с мамой, да с папой в огороде работала бы... уж лучше там, все вместе, чем здесь. Одна, никому не нужна...

   - Э-эх, девчонка же еще совсем, - горестно простонал господин Гририх, - не плачь, дочка... все будет хорошо. Не бросим мы тебя. Мы тут все, почитай, одна семья...

   Плакала я недолго. Господин Гририх дал мне время успокоиться. Не торопил. И я видела, искренне жалел меня, потерявшую мужа. Иногда такая жалость со стороны чужих людей напрягает, но старичок-комендант совершенно точно был на своем месте. Его сочувствие как-то успокаивало. Как поддержка близкого. Наверное, у него тоже были какие-то способности вроде тех, которыми обладал Его Светлость.

   - Держи, Малла, попей, - протянул он мне стакан воды. Ну какой мужчина! Я ведь уже пол дня в этом мире бултыхаюсь. А стакан воды никто не подал. И это в королевском-то дворце! Никакого воспитания.

   - Спасибо, господин Грихир, - пролепетала я. Пока пила, совсем успокоилась.

   Оформили меня очень быстро. Это вам не наша родная бюрократия. Записал господин Гририх в талмуд фамилию и имя мои и моего мужа, вытащил из шкафчика горсть печаток. Простеньких, стальных. Посыпал порошочком, велел мне приложить к поверхности указательный палец, отчего на сером металле явно проступил мой отпечаток пальца, и уколов иглой мой палец, закрепил это дело каплей крови. Оказалось, это кольцо-артефакт заменяет паспорт. Как наденешь его, так больше и не снимешь. А на металле навечно твой отпечаток остается, который и используется вместо подписи и прочих опознавательных знаков. Первую печать я поставила сразу же, напротив строчки. Обозначающей мое имя.

   А еще меня ждал сюрприз. Теперь я не умела читать.

   Это ужасно, конечно, но, если подумать, то вполне закономерно. Чудо, что я, вообще, понимаю и разговариваю с местными.

   - Ну вот и все, теперь ты гражданка Гвенара, - улыбнулся старичок и протянул маленкьий мешочек, - тебе полагается десять грот подъемных, и кое-какая одежа на первое время и продуктов на неделю. Ярмарка к нм каждый Первый день приезжает. Сегодня пятый. В первый раз одна не ходи. Придешь с утра сюда, вместе с нами пойдешь. Госпожа Гририх тебя научит как и что. А то облапошат купчишки. С ними ухо востро держать надо. Поняла?

   Я кивнула. И всхлипнула. Ну, до чего же дедушка хороший. Мешочик отправился в карман к своему собрату. А я уже по размеру оного поняла, что Его Светлость был весьма щедр. Мешочек-то, что он мне кинул, в несколько раз больше.

   - Идем, Малла, - дедушка подхватил мои пакеты, - уберем твои травки в повозку, а потом все остальное подберем. Сейчас жена моя спустится. А ты травница что ли? Необычные у тебя травки-то. Из Хадоа привезла?

   - Я, Малла Вильдо, из Хадоа... - Ненавижу Его Светлость!

   Господин Гририх усмехнулся, и кивнул. Мол, все понятно.

   Повозка оказалась обычной деревенской телегой, только сколоченной из досок. Я устроила свои пакеты. Хорошо тетя Клава рассаду упаковала. Сколько я с ней уже болтаюсь, а она вроде бы вся живая. По крайней мере, макушки помидоров, торчащие из газетных тубусов, выглядели весьма бодро.

   - Гририх, - в окно второго этажа вылезла полная дама весьма приятной наружности с длинной толстой косой, которая тут же выскользнула на улицу. Будто Рапунцель, улыбнулась я. - У меня пирог в печи вот-вот дойдет, сейчас выну и спущусь. Ты пока выдай все, кроме белья.

   Господин Гририх насторожено покосился на меня. Переживал, наверное, догадалась я, что стыдно мне будет. Кто же знает, как у них тут в почти средневековье положено. Может женщины краснеть должны только слово белье услышав... это же не наши времена, когда по телевизору реклама прокладок. У меня подруга жаловалась, как ни сядем, говорила, всей семьей фильм посмотреть, а у нее муж и три сына, так по телевизору то про прокладки, то про молочницу рассказывают.

   - Пойдем, Малла, - вздохнул дедушка, - выберешь себе одежду. А то больно наряд у тебя приметный. Сразу видно из Хадоа.

   Вторая дверь из сеней вела на склад. Здесь тоже стоял большой деревянный стол, но уже без ящиков, по стенам висели открытые полки, на которых стопками лежали постельные принадлежности, стояли мешки, короба, висела одежда. Все четко, ровно, как по струночке, еще раз подтверждая военную выправку хозяина.

   А он, сев на единственный табурет, открыл очередную толстенную книгу, записал что-то, и, постоянно сверяясь с записями начал выдавать мне то, что государство посчитало нужным. Я уже сообразила, что первая категория означает, что вдова явилась нищая и обеспечить ее нужно максимально возможно. Ведь, если Его Светлость придумал мне такую легенду, значит она вполне правдоподобно. И являются сюда во вдовье поселение женщины, вывезенные из других стран в том, в чем были. Без имущества.

   А полагалось довольно много всего. Я даже немного удивилась. Вряд ли в нашем государстве Российском так заботятся о вдовах своих шпионов.

   Матрас, или скорее тюфяк, набитый мягким сеном. И такую же подушку. Дедушка помял их, пробурчав что-то под нос, и сказал, что сено надо бы поменять.

   Два одеяла. Одно толстое, плотное и тяжелое, похожее на войлочное, а второе — мягкое и легкое, сшитое из нескольких слоев плотной шерстяной ткани.

   Постельное белье. Или скорее несколько отрезов небеленного льна, которые должны были заменять и простыни, и пододеяльники, и наволочки и даже полотенца. Поэтому этих кусков ткани мне полагалось целых шесть.

   Потом господин Гририх перелистнул страницу, на которой он ставил галочки, отмечая выданное. Несколько столбцов так и остались не отмеченными, и я решила, что это и есть то, что госпожа Гририх выдаст сама лично.

   А между тем дедушка Гририх поставил на стол большой глиняный горшок и пару поменьше. Мне стало страшно. Неужели мне придется готовить на этом? Кошмар меня подери! Да я же не умею!

   Две деревянные тарелки, пара деревянных же ложек, глиняная кружка, кувшин.. Я в ужасе смотрела на свою посуду.

   У меня из глаз хлынули слезы. Я не могу жить в этом мире! Я хочу домой. К телевизору, телефонам и всем прочим благам цивилизации.

   - Богато? - с довольной улыбкой спросил Господин Гририх, - наш король умеет быть благодарным.

   Благодарным? Благодарным?! Этот козлина притащил меня в свой убогий мир! Сволочь!

   - Я Малла Вильдо из Хадоа... А-а-а! - Ненавижу этого козла!

   Допотопное барахло все прибывало и прибывало. И я с одной стороны понимала, что любая местная женщина была бы счастлива от такого «снабжения». А с другой, меня все бесило. Вонючее грязное мыло в глиняном горшочке, деревянный гребень, нижние юбки и рубашка вместо привычного белья, толстое шерстяное платье, в котором полагалось ходить в прохладную погоду, надевая поверх еще и фартук, а на улице теплый плащ, похожий на накидку, толстые колючие шерстяные чулки, деревянные башмаки... Это все мне выдала госпожа Гририх, пока ее муж таскал мое новое имущество в телегу.

   Хорошо хоть, подумала я, что корсеты здесь не носили даже благородные. По крайней мере, пышная как пирожки из печи, которые достались мне в качестве угощения, жена Господина Гририха — Вилина, себя не утягивала. И это радовало. И голову разными там чепцами ушастыми не покрывали. Вообще, ничем не покрывали.

   - Вот и все, - расплылась она в улыбке, - приложи колечко, Малла.

   Я мрачно склонилась на книгой и прижала печатку к тому месту, куда мне было указано. Улыбаться не хотелось. Хотелось сдохнуть. Еще больше, чем когда либо. Его Сиятельство надо мной совершенно точно поиздевался. Я же видела как одевался он, и как сейчас одели меня. Негодяй.

ГЛАВА 5

- Малла, - счастливая, довольная и дородная госпожа Гририх взяла меня за руку и, заглядывая в глаза, серьезно произнесла, - не буду говорить, что будет легко. Знаю, что тяжело терять того, кого любила и с кем провела самые счастливые годы. Сама такая была. Но жизнь продолжается, девочка. Все будет хорошо. Со временем ты привыкнешь, смиришься. А мы здесь все тебе поможем. И если тебе нужна помощь, обращайся. Договорились?

   Я кивнула. А что мне оставалось делать? Я ведь понимаю,что у меня сейчас, как у лягушки, два пути: сложить лапки и утонуть, или побарахтаться.

   И пусть я еще не решила, что буду делать, потому что утонуть легко и быстро, а взбивать из молока масло это трудно и долго, и еще не факт, что получится. Но я хотя бы знаю, что у меня есть выбор.

   Добра получилась почти полная телега. Я даже удивилась. Все же по меркам этого мира король, действительно, не обижает вдов. Пусть даже первой категории. Вся беда в том, что я не из этого мира. И не представляю, как буду выживать в таких условиях.

   Господин Гририх усадил меня на телегу, и мы поехали. Никогда не ездила на телеге. Я лошадей-то вблизи до сегодняшнего дня не видела. А сейчас смотрела на кобылью задницу и думала, что эта картина лучше всего олицетворяет мою нынешнюю жизнь.

   Ехали мы недолго, но жизнь в виде кобыльей задницы успела еще и нагадить. Для полноты ощущений.

   Остановились мы на самой окраине вдовьего поселения рядом с небольшим аккуратным домиком. Здесь все было совсем маленькое. И палисадничек перед домом, и чистый дворик, и хозяйственные постройки неизвестного мне назначения, обозначенные плетеной из прутьев изгородью. А вот огород там, скотным двором, оказался огромным. Соток двадцать не меньше. У меня даже спина заболела, как представила, сколько придется горбатиться на этом участке. У нас фазенда-то вместе с дачкой раза в три меньше была была.

   - Нравится? - Господин Гририх с гордостью посмотрел на меня, - далековато от центра, зато участок здесь самый большой. Раз уж ты травница, то и земли тебе побольше.

   Мысленно я схватилась за голову и простонала от ужаса. Кошмар меня подери! Из-за этой проклятой рассады, которая вовсе и не моя, меня теперь считают травницей. А я библиотекарь. Но попробуй расскажи об этом, если только я открываю рот, как получается «Я Малла Вильдо из Хадоа..» Ненавижу Его Светлость!

   - Спасибо, господин Гририх, - старательно улыбнулась, мне хорошие отношения с этим дедушкой еще пригодятся. Надеюсь, хоть женщины, с которыми я буду жить, мне помогут.

   - Да что я-то, - расплылся в улыбке дедушка, - это все Его Величество Гвенарий 169! И муж твой. Первая категория она не всяким вдовам дается-то. Только за особые заслуги супруга. Так что гордись, дочка, мужем. Значит он твою безбедную жизнь сполна отработал. Ну пойдем. Еще разгрузиться надо. А тебе уборкой заняться. Домик этот уже года три пустует... вот так-то...

   Кошмар меня подери! Я что здесь одна жить буду?! Это все только мне?! Сама себе хозяйка?! И тут меня прям такая благодарность к Его Светлости захлестнула. Нет, ну правда. Мог же ведь за конюха замуж выдать. Мог просто из дворца выгнать и забыть. Да мог сюда в поселение привезти и оставить никем. А он... смахнула я слезу, всхлипнула, носом шмыгнула под одобрительным взглядом господина Гририха... а потом решила, что все равно сволочи они оба. И Его Светлость, и любовничек его — король. Нечего было меня волочь сюда. Мог бы и там меня оставить в своем мире. Тогда бы и на половину телеги добра не пришлось раскошеливаться бы, ни на домик этот.

   Пока господин Гририх перетаскивал богатство из телеги на крыльцо, я зашла в дом. Посмотреть, что за хоромы мне достались. Крылечко оказалось самым чистым местом во всем доме. Дождик, наверное, недавно был... да и ветер мусор сдувает.

   Крошечные сени с небольшой лавкой, на которой стояли два старых рассохшихся ведра, с крючками возле двери. Еще более маленький прохладный чуланчик с полками по стенам и деревянными коробами с крышками на полу. Кухня-прихожая-гостиная с небольшой печью, столом и неизменными полками и лавкой вдоль стены. Комнатка с кроватью и деревянным коробом для одежды. Еще ода странная комнатка, в которой стоял большой стол и лавка возле окна. Все было покрыто толстым-толстым слоем пыли.

   Я мысленно взвыла. Отмывать эту пыль придется не один день. Но народная мудрость гласит, дареному коню в зубы не смотрят. Хотя странно... ну, как это не посмотреть в зубы коню, если интересно? А вдруг это кляча какая-нибудь...

   Поэтому я с важным видом заглянула во все углы. Полы не скрипят, нигде не сквозит, в окнах стекло, конечно, такое, что плакать хочется. Толстое с пузырьками. Через такое не то, что не видно ничего, через такое и свет толком не попадает. На кухне оказался подпол. Маленький такой погребок... плохо. Я в деревне-то была, там подполы огромные, чтоб урожай хранить. А тут? Мешок картошки не влезет.

   Кровать тоже не имела видимых изъянов. Хотя была, как и все вокруг деревянной. И очевидно жесткой. На тюфяке, набитом травой, будет совсем невесело. Все бока отлежу до синяков.

   Деревянный короб для одежды, или скорее сундук, с тяжеленной дверцей тоже такая себе замена шкафу. Внутри нет полок. Просто ящик. И как сюда вещи складывать? Это каждый раз туда-сюда все вытаскивать придется? А ведь я видела шкафы. Пусть они для документов, но зато полки есть. Надо будет выкинуть этот громоздкий сундук и поставить шкаф, и повесить деревянные дверцы. Найдется же здесь, наверное, кто-то, кто сможет мне сделать дверцы для шкафа? Не может же все быть настолько убого в этом вдовьем поселении?

   Бедные мы бедные, несчастные попаданки! Никто не пишет, что это средневековье жуть жуткая... я в домике ни ванны не нашла, ни туалета. Значит, как летом на даче, мыться в тазу, а в туалет ходить во двор... И это кошмар и ужас. Ненавижу!

   А еще печка... я вышла на кухню и с ненавистью посмотрела на серую, давно не беленую печь. Не такую огромную, как русская печка у бабушки в деревне, но все равно, занимающую почти половину кухни. Вот как, спрашивается, готовить? Где крутить, чтобы убавить и прибавить огонь? И как, вообще, ее топить? И чем? И, главное, спичек я во всем полученном богатстве не было. А вдруг здесь огниво какое-нибудь используют? Ненавижу короля! Зачем он меня сюда притащил?! Хочу домой, в цивилизацию!

   - Малла, - в дом вошел господин Гририх, - я бабам крикнул, сейчас придут, помогут тебе обустроиться. Помыть здесь все... а то вечереет уже.

   - Спасибо, - я вытерла слезы и повернулась к коменданту, незачем ему видеть, как я реву. - Скажите, а дрова мне где взять? Или чем тут печку топить надо? И воду... набрать бы. Для уборки.

   Господин Гририх показал мне, где во дворе дровяник с небольшим запасом дров, где колодец... и если с дровами я худо-бедно справилась, в смысле с доставкой их до дома, то с колодцем вышел полный провал.

   Колодец был прямо у меня в огороде, чтобы значит далеко не таскать воду для полива. Добротный такой, каменный и очень глубокий. А вода плескалась где-то далеко-далеко внизу. Доставать ее надо было ведром, привязанным к толстой веревке.

   Я-то была уверена, что это просто. Сто раз же по телевизору видела, как воду из колодца достают. Кинули ведро вниз, и достали с водой. Эка невидаль.

   Здесь, правда, не было ни журавля, ну палки такой, высокой, ни бревна с ручкой-крутилкой, как по телевизору. Но не думаю, что от этого задача достать ведро воды становится труднее. Сейчас наберу воды, умоюсь хоть. А то что-то кожу стягивало от грязи.

   Но проклятое ведро никак не хотело набирать воду. Оно же деревянное! И нагло и бессовестно плавало в колодце и не тонуло. Я уже и веревку крутила, и туда-сюда ее таскала, и бросала ведро с небольшой и уже с большой высоты... нет... это поганая деревяшка никак не хотела тонуть.

   От таких упражнений мне стало жарко. Я сняла пуховичок, накинула его на заборчик, и осталась в джинсах и кофточке. Сделала я это как-то машинально, не подумав. А вот господин Гририх, который хотел проверить какую-то тягу и сам разжигал огонь в печи, вышел на крыльцо, закашлялся и... бегом прибежал ко мне. Я даже не поняла в чем дело, а он уже накидывал на меня пуховик.

   - Малла, - возмущенно шипел он, багровый от смущения, - не знаю, какие у вас в Хадоа порядки, но здесь у нас неприлично ходить в исподнем без верхнего платья! Даже во дворе!

   А я не нашлась что ответить. Молча натянула пуховик и, вымещая злость на все, что происходит в моей жизни, изо всех сил швырнула проклятое ведро вниз. И оно, наконец-то, утонуло. Вместе с веревкой, которую я забыла закрепить.

   Ненавижу новый мир! Ненавижу-у-у!

   - Здравствуйте, господин Гририх, - в калитку вошла совсем молодая девчушка. Светленькая, стройненькая, красивая... чем-то на Кристину Асмус похожа... Если ее нарядить в убогое местное платье.

   Нет, ну где справедливость? Вон король и герцог прилично одеты. У господина Гририха, несмотря на явную простоту ткани, тоже нормальные брюки, рубашка и камзол, ну, безрукавка. Да, даже младший конюх, мой муженек несостоявшийся, в почти привычной одежде.

   А у женщин просто ужасные платья-балахоны. Как мешки с дыркой. Поэтому-то они фартук обязательно повязывают, догадалась я, он хотя бы талию обозначает. Если она, конечно, еще прощупывается. В таком платье пышкам, вроде госпожи Гририх хорошо, а на Асмус оно как штора на палке смотрится.

   - Здравствуй, Салина. - ответил дедушка, - вот познакомься, это Малла Вильдо. Она теперь с нами жить будет. Ее его светлость лично привез. Ты уж пригляди за ней. У нее тоже муж, как и твой, по ведомству его светлости проходил.

   - Привет, Малла, - тут же среагировала Асмус, тьфу... Салина... как бы не забыть-то... - Мы с тобой соседи, и я с радостью помогу тебе обустроиться...

   - Ну вот и славно, - с облегчением выдохнул господин Гририх, - печь я проверил, все нормально с тягой. Так что я пойду. Вы уж тут теперь сами... Я Витку и Сайку крикнул. Придут, помогут отмыть.

   - Спасибо, господин Гририх, - улыбнулась дедушке Салина, - мы справимся, не беспокойтесь. До свидания.

   Я молча кивнула, прощаясь. Это они тут весело щебетали, а у меня на сердце камень так и лежал. Огромный и тяжелый. Так домой хотелось, хоть волком вой. Не до разговоров. И даже мысли вон какие-то вялые. Тоскливые.

ГЛАВА 6

Господин Грихир ушел, а Салина на меня посмотрела и прыснула от смеха.

   - Малла, а ты где так в грязи-то вымазалась? Пока бежали, да? Я тоже как чушка приехала сюда. Давай воду достанем, да умоешься...

   - Не могу, - выдавила я, боясь, сказать лишнего. А то опять включится это «Я Малла Вильдо из Хадоа...»,- я ведро утопила...

   - Ничего, сейчас багор принесу, мигом достанем.

   И, правда, через минуту Салина легко достала из колодца ведро полное студеной и невероятно свежей воды. И поставила на каменный бортик.

   Ох, как же хорошо! Как в детстве. У бабушки в деревне. Наклонила я ведро и напилась в волю. Зубы от холода ломит, но так вкусно, что не оторваться. Пока в животе не забулькало, так и пила. Что и говорить, наревелась ведь. Да и голодная. С обеда маковой росинки во рту не было. А обед был еще в дома, в своем мире.

   А потом решила переставить ведро на землю. Схватила, и чуть вместе с ведром и не упала. Салина-то его так легко поднимала. Я думала, оно легкое. А в нем пудов сорок! Не поднять вообще! Я снова попыталась. Теперь уже более медленно, с усилием. А не так, как первый раз с наскока.

   И кряхтя от ужасно тяжести, держась за деревянную же дужку двумя руками, спустила треклятое ведро на землю. У меня даже живот заболел. Нехорошо так... как бы не надорваться... а то грыжа какая-нибудь вылезет. А здесь вам не там... медицина, наверное, на уровне кровопускания и клизм. Мамочки! Кошмар меня подери! Куда я попала?! Хочу домой!

   В свою поликлинику с обшарпанными стенами, с окнами, из которых страшно дует, с протекающей крышей, с записью на анализы за две недели и на УЗИ за три месяца.

   - Малла, - Салина пристально смотрела на меня, - ты что из благородных?

   Я растерялась... а что сказать? У нас-то в средние века за нагло присвоенный титул и казнить могли. И, ну правда же, на крестьянку местную я похожа, как арабский скакун не самых чистый кровей на тяжеловоза. В общем, кивнула я. А сама голову в плечи вжала. Показалось, что прямо сейчас меня казнить будут. Небеса разверзнуться и грозный Его Величество с любовничком своим как заорут хором громогласно: «Так ты, лукавая, презлым заплатила за предобрейшее!»

   Но ничего не случилось, только Салина кинулась обнимать.

   - Малла! Как же тебе тяжело будет-то! Ты же к такой жизни-то совсем непривычна... но я тебе помогу. Сама почти так же попала. - Я даже вздрогнула. А вдруг Салина, правда, тоже попаданка. Но та поняла мою реакцию по своему, - ну да... я не из благородных, но дочь купца не из последних. Мне тоже не приходилось по хозяйству ничего делать... тяжело было. Да, научили меня девочки всему. А я тебя научу.

   Поплакали мы с Салиной. Вдвоем. Она по своей семье, которую потеряла двенадцать лет назад. Я о своей беде. Правда, опять это «Малла из Хадоа» вылетело. Но это только убедило Салину, что она права. И я чуть ли не принцесса Хадоа в изгнании. Я, конечно, отнекивалась. Жить-то мне еще хочется. Но, мне кажется, она не поверила.

   Тут Витка с Сайкой пришли. Дородные, почти как гририхова Рапунцель, щекастые. И косы такие же. Длинющие, толстющие... у меня-то волосы до плеч, да совсем не такие густые. Я даже позавидовала немного... ну, сильно позавидовала... хотя может и у меня такие отрастут. Это вам не город в нашем мире. А деревня. Причем самая супер-экологически чистая.

   Может поэтому и живут здесь дольше. Салина, например, меня на десяток лет старше, а выглядит на десяток моложе. Подружкам-хохотушкам, в уже почти привычных ужасных платьях-мешках, на фартуках неизменных, под восемьдесят. А господину Гририху в прошлом году сто исполнилось. И он еще полон сил...

   Я тоже хочу жить так долго. Но не с моим везением надеяться на чудо. И не с местной медициной...

   А башмаки деревянные так смешно стучат по полу в доме... тук-тук... все время кажется, кто-то в дверь стучится.

   Девчонки, которым хорошо так за семьдесят, оказались веселые и смешливые. Рот у них, вообще, не закрывался. Пока убирались, я столько всего узнала про обитателей вдовьего поселения... например, что госпожа Гририх мужа своего в ежовых рукавицах держит. Следит за ним, аки коршун. А на него бабоньки-то заглядываются. И помладше самой госпожи Гририх, которая ему в дочери-то годиться. Да что и говорить, мужчин во вдовьем поселении раз-два и обчелся. Одни бабы.

   Только приезжают с ярмаркой купцы из городка, возле которого поселение наше. И купцов-то этих вдовушки местные чуть не в драку по домам разбирают. Для ночки веселой. Да только купчишки самые завалящие, ленивые, да нищие. Это мне Салина сказала. Путевых, да успешных сюда жены не пускают. Поэтому и везут всякий хлам втридорога.

   И надежды себе мужа достойного найти никакой. Хороших мужиков еще в колыбели разбирают. Это Витка со мной местной народной мудростью поделилась.

   Я не поняла, конечно, пошутила она или нет... ну, мало ли здесь какие порядки. Может на самом деле о свадьбе у колыбели договариваются. А вот Илью Муромца, мной неосмотрительно отвергнутого, вспомнила... эх... надо было соглашаться на младшего конюха. Пусть дурак, зато красивый.

   А порядок мне девочки быстро навели. Я по мере сил помогала, конечно. Мне тряпку вручили, велели полки на кухне протереть. А сами, втроем, пока я полки оттирала весь дом отмыли. Часа три не больше у них это заняло, очень уж ловко и споро девочки работали.

   А потом так же дружно, вчетвером, перетащили вещи выданные, да по местам разложили.

   Я рассадой занялась. Аккуратно из пакетов вытащила, водички подлила, да на полу, куда свет тусклый из окна падал расставила.

   Девочки следили за мной, затаив дыхание. У них тут оказывается, совсем нет привычных нам овощей... ни помидоров, ни баклажанов, ни перцев... и капуста только листовая. Вместо салата. Так что девочки с любопытством смотрели на незнакомые травки.

   - Малла, - Салина, которая уже давно предупредила Витку и Сайку, что я в силу происхождения, полная неумеха, - а ты за травками-то умело смотришь. Неужто сама все делала?

   - Сама, - ответила я, - мама у меня любительница была, и меня заставляла. Зато вышивать, - вспомнила я важную деталь из истории, - шить и все прочее, почти не умею. Немного только.

   - Оно и понятно, - согласились девчонки, - когда в огороде работаешь, не до вышивки. А за такими диковинными травками, наверное, и пригляд особый нужен.

   - Нужен, - согласилась я, думая, что ни теплиц здесь нет, ни торфяных горшочков для рассады, ни удобрений. И, вообще, неизвестно, что у меня вырастет из иномирных овощей. Вдруг здесь какая-то местная особенность? И будут мои помидоры фиолетовые? Если не сдохнут еще без укрытия. И опозорюсь я по полной программе, - не знаю, получится ли здесь вырастить.

   Вздохнула... Кошмар меня подери... зачем я только подножку бугаю поставила. Сейчас бы уже давно дома была, а не в избушке этой, на курьих ножках. Сытая, а не голодная. Валялась бы, телевизор смотрела. Орландо бы отмыла и приголубила... Эх. А теперь вся жизнь моя разрушена до основания. И впереди неизвестность.

   Когда закончили с уборкой уже вечерело. И девочки разбежались по домам, сказали - встречать стадо. Я даже не поняла сначала, что за стадо они собрались встречать. У нас бабушка-то жила в деревне, и даже корова у нее была, и овцы, но они просто паслись за забором на веревке. И я думала, во всех деревнях так делают. Ну, если одна корова. А если много, то они, вообще, как на ферме по телевизору, круглый год в помещении стоят.

   И так интересно мне стало. Неужели, коров на поводке, как собачек водят... я даже представила как пастух коров пытается удержать, которые с поводков рвутся. Как такое пропустить? Да ни за что!

   - Салина, а можно я с тобой пойду? Хочу посмотреть на... стадо.

   - Идем, - улыбнулась Салина, - а потом, если хочешь, можешь с дойкой помочь. Попробуешь заодно. Это не сложно. Моя Пеструшка добрая очень...

   Пеструшка... у моей бабушки тоже так корову звали. У меня даже нос от слез непрошеных зачесался.

   Оказывается коровы умные. Это только у бабушки моей, видать, дура была. Я помню, как-то весной она из сарая убежала. Задрав хвост и подпрыгивая на всех четырех копытах одновременно. Мы всей семьей ее целый день по лесам искали. Пока не нашли в овраге за пять километров от деревни.

   А местные коровки умные. Никто из за веревки не тащил. И на всех всего один пастух и был. Вернее, пастушка. Тоже вдовушка из местных.

   Коровы важно, чинно сами шли, и каждая в свой двор сворачивали. И хозяйки их с хлебом и солью встречали... не на рушниках, конечно, но горбушечку, каменной солью посыпанную, каждая получала.

   Я когда Пеструшке Салининой хлебушек протянула, боялась немного, что укусит. А она мягко так, губами корочку схватила. Да руку мне обдала дыханием теплым, травой, молоком, и детством деревенским пахнущим. Неспешно прожевала угощение, а потом лбом осторожно в плечо ткнулась, мол, погладить надо ее.

   И страх у меня пропал совсем. Гладила я Пеструшку, как бабушкину корову когда-то давно, и показалось мне на секундочку, что не случилось ничего. Никуда я не попадала. Что все так же дома, у бабушки в гостях. И коровка такой роднулечкой-красотулечкой мне показалось. И вроде даже все пятнышки белые на кирпично-красной шкуре знакомые.

   - Нравится? - улыбнулась Салина.

   - Очень. - искренне ответила я, - как в детстве, у бабушки. У нее тоже Пеструшка была.

   Сказала, и только потом поняла, что не заткнуло-то мне рот ненавистным «Я Малла Вильдо из Хадоа...» Это что же получается, перестало работать? Ага. Как бы не так. Стоило попытаться рассказать, где бабушка-то моя жила... так сразу сработало проклятие негодяя-герцога.

   Интересно девки пляшут. А как узнать, что можно говорить, а что нет?

   А потом мы Пеструшку доили. Я тоже попробовала. Вымя-то оказывается у коровки мягкое, нежное. Салина его перед дойкой теплой водой обмыла, да маслом смазала, чтоб кожа тонкая не высохла и не травмировалась, когда соски сжимать, да тянуть будем.

   Доить забавно. Только долго и трудно. Руки устают быстро. Я даже кружку не надоила. А Салина раз-два и почти ведро. Сколько же силы в этой женщине. А я ведь на фитнес ходила. Считала, что в хорошей форме... а тут ни ведро воды поднять, ни корову подоить.

   А молоко такое вкусное! Сладкое, густое, сливками пахнет. Не чета магазинному. Я кружку-то в момент выхлебала.

   И уже совсем было решила, что мне корова тоже нужна, как Пеструшка хвост подняла, да такую струю выдала, что я еле увернуться успела. А потом еще кучку наложила. И пошла себе в сарай спать, довольная. А кто теперь все это убирать будет? Я?! Ну, уж нет. Не надо мне роднулечку-красотулечку... обойдусь как-нибудь. Литр молока у Салины куплю. Мне хватит.

ГЛАВА 7

Пока Салина с молоком дома управлялась, я к себе вернулась. Досталось мне все же от коровки-то... Недостаточно быстра я была. И в Индии не жила, к таким орошениям непривычна. Так что пошла домой мыться, да в балахоны местные переодеваться. Благо девочки воды мне натаскали. И в горшке еще теплая оставалась.

   Кое-как обмылась, той же тряпкой, что пыль вытирала. Прополоскала только хорошенько. Нечем больше. Нищая я, несмотря на все добро подаренное.

   А потом начала в новое обряжаться.

   Одна рубаха потоньше первым слоем надевается, вторая - потолще, сверху. Эту вторую принято украшать вышивкой, и ее слегка видно из-под мешка, который по ошибке назвали платьем. И юбки тоже так же. Одна тонкая и две потолще, чтобы значит объем создать.

   Надела я на себя все барахло, фартук повязала... Кошмар меня подери. Да мне в пуховике легче было, чем в этом. И самые нижние одежды совсем не из такой мягкой ткани, как хотелось бы. А верхние нижние рубахи и юбки, вообще, больше похожи на мешковину. Чуточку потоньше только. И у меня ощущение было, будто меня в дерюгу-то закрутили и перевязали. Ни рукой шевельнуть, ни ногой.

   Плюнула я, да верхние нижние рубашку, да юбки сняла. Авось не заметят. Сразу легче стало. Кинула я одежду свою в корыто, которым мне тоже Его Величество одарил, и к Салине снова пошла. Ужинать. Позвала она меня, сказала, что отметить надо мою новую жизнь во вдовьем поселении. Витка и Сайка должны были еще подойти. Веселые бабки. Обещали наливочку принести.

   А мне надо. Очень. Чтобы хоть немного расслабиться, и о прошлой жизни своей забыть. Хотя бы на вечерок.

   Да, домик-то у Салины не чета моему. Хотя планировка точно такая же. Типовая, так сказать застройка, во вдовьем поселении. Чистенько, аккуратненько все, а еще половички самотканые на полу, занавески вышитые на окнах, одеяла лоскутные на лавках... все это создавало уют и особенную теплую деревенскую атмосферу. У меня так никогда не получится. Это же сколько труда надо вложить и сколько вечеров с ниткой и иголкой просидеть? Нет, я на такие подвиги не способна.

   Салима как раз на стол накрывала. И вот ту меня ждала засада, о которой я и догадаться не могла. Нет, я-то уже знала, что помидорами, баклажанами и даже капустой меня здесь угощать не будут. И даже догадывалась, что картошки и макарон здесь тоже нет. И как-то даже готова была кашей какой-нибудь отужинать. Но вот то, что каша будет синяя, из мелких соцветий... нет... этого я никак не ожидала. А все оказалось так просто, но в то же время странно. В этом мире не было злаков и, соответственно, круп в нашем понимании. Вообще.

   Местные, как эльфы какие-то, собирали соцветия растений, сушили, а потом молоком заливали и ели вместо каши. И даже хлеб пекли из молотых соцветий.

   Кошмар меня подери! Куда я попала? Что за эльфячье царство? Это что же теперь, ни хлеба нормального, ни каши? Как жить-то?

   Хотя цветы на вкус мне понравились. И сытно самое главное. И хлеб тоже вкусный. Непривычный, конечно, как будто бы сеном попахивает, но есть можно. Это, конечно, не ржаной хлебушек и не сдобная булка, но когда почти сутки голодная, очень даже ничего.

   Поели мы, и тут стук-постук по крылечку деревянными башмаками, бабки-молодушки наши пришли. Да не одни, а с компанией. Кроме Витки и Сайки, еще Глая и Рыся. Все одинаковые, пухленькие, щекастенькие, пузатенькие, белобрысые и с косами. Как близнецы похожи.

   А наливочка вкусная. Хотя, конечно, наливочка громко сказано. Скорее что-то на вино похожее. Ягоды давили и бродить оставляли. А потом наливали сверху сока растения какого-то. И по кувшинчикам. Потому и наливочка называлась. Все же интересно переводчик встроенный работает. Наливка-то у нас другая.

   Но и эта оказалась отличной. Я опьянела с первого стаканчика. В глазах двоиться начало... и кажется я там, прямо за столом и заснула. Сразу. Девчонки-то еще болтали, у них-то ни в одном глазу. А я отключилась.

   Теплый лучик солнца щекотно скользил по лицу. Мне же снился Орландо. Как будто бы лежу я в его объятиях в нашей грязной и вонючей комнате, куда нам пришлось по его милости перебраться. Прижимается он ко мне со спины, обнимает. Непривычно ласково так... Как никогда в жизни не делал. И так хорошо мне, что душа от счастья замирает. А он мне на ушко скабрезности любезные нашептывает. У меня сердечко то стучит быстро-быстро, то замедляется от томления. И все жарче и жарче нам обоим становится, еще немного, и вспыхнет страсть между нами неистовая... и тут, чувствую по щеке таракан ползет.. лапками мерзкими перебирает.

   Заорала я, подскочила... ничего понять не могу. Где Орландо? Где конура наша загаженная? Где ласки обещанные?

   Вокруг незнакомое все...

   И тут вспомнила. Я же в своем новом доме первую ночку-то провела. Вчера, смутно помню, бабы меня волоком притащили, да спать уложили.

   Только что за таракан по щеке ползал? Неужели у меня твари эти водятся? Кошмар меня подери! Он же сейчас на мне может быть!

   Запрыгала я, чтобы таракана стряхнуть. Захлопала себя по рубашке и юбке нижней. Завизжала, что есть мочи. От такого крика все тараканы бы на месте сдохли.

   Потом вижу, травинка из подушки торчит. Это она, негодяйка, меня чуть до смерти от ужаса не довела.

   А ведь я получается, первую ночь на новом месте спала. И вчера вроде бы даже шептала наговор известный. Привычка у меня такая. Всегда на новом месте перед сном проговариваю. То самое: «На новом месте, приснись жених невесте».

   Это что же получается, Орландо мне приснился? Или нет. Я глаза закрыла, сон свой вспоминая... лицо-то не видела. Просто решила, что это мой зайка-алкоголик. А по ощущениям не он... Как интересно. Значит есть у меня шанс мужа-то найти. Хотя гадание это скорее для забавы.

   Есть хотелось ужасно. Вчера мне Салима молока налила крынку. Да госпожа Гририх пирожками угостила. И все это отлично в подполе на кухне переночевало. Он здесь вместо холодильника работает. Подозрительно, конечно. Вдруг скисло?

   Достала я из «холодильника» молоко, понюхала. Нет, нормальное. Только сверху желтоватое что-то. Пальцем ткнула, а это сливочки отстоялись. Много. В палец толщиной.

   А пирожки с мясом оказались. Рубленным. И травки какие-то добавлены для аромата. Вкуснотища!

   Так что завтрак у меня удался. Или обед. Судя по солнцу знатно я продрыхла. Вчера устала сильно, вымоталась. Больше суток же получилось на ногах. Это же в моем мире вечер уже был, а потом здесь весь день как карусель.

   После завтрака воды в лицо плеснула, оделась, да на крылечко вышла. Хорошо... воздух свежий, весной пахнет так, что голова кружится, травка в палисадничке пробивается, мухи первые жужжат... навозом слегка попахивает... романтика. Кошмар меня подери!

   - Малла, - Салина мне со своего крыльца замахала, - добрый день! Выспалась? Не стала я тебя будить, решила, что отдохнуть тебе надо.

   Я сначала опешила. Ну это где, вообще, видано, чтоб соседки, даже допустим подруги, решали, когда мне вставать? Как высплюсь, так и встану. Меня здесь на работе не ждут в конце-концов. А потом дошло. В деревне-то всегда рано встают. И работы здесь столько, что и в восьмичасовой рабочий день не уложишься. И у меня вон огородище какой огромный. И чтобы с голодухи не сдохнуть впахивать придется, как папе Карло. Хотя... мне же Его Светлость мешок денег оставил! А я вчера в таких расстройствах была, что забыла совсем про него.

   Сбегала я в кустики, да домой. Деньги считать. Ох, и люблю я это дело!

   Мешочки с монетами, так в пуховике и оставались. Вот растяпа. Да разве же можно так с денежками? Они же, роднулечки мои, такое отношение не любят. Я недавно видосик смотрела на ю-тюбе, там потомственная ведьма советы давала, как сделать так, чтобы деньги не переводились.

   И говорила она, что денежки любить надо. Каждую купюру, что в руки тебе попала ласково поглаживать и слова нежные говорить. Чтобы, значит, ей хотелось в руки к тебе вернуться. Жаль, я у себя эту систему попробовать не успела. Начала только. Сразу же с карточки все сняла и каждую тыщу расцеловала. Ну, чтоб точно им меня понравилось. Теперь лежат мои купюрочки в тайничке, где я их от Орландо спрятала. И уж точно в ближайшее время не покинут порог нашей комнатушки. Не найдет их муженек ни за что на свете. Не догадается, финансы на дне банки с мукой искать. Значит, есть что-то в советах тетки этой.

   Так что я мешочки достала, и принялась монетки любить. Сначала из мешочка, что мне господин Гририх выдал. Там всего десять монет было. Больших, толстых, тяжелых. Из бронзы что ли какой-то... или нет. Но точно не из золота или серебра. Уж в этом-то я разбираюсь. Приходилось в ювелирном работать. Насмотрелась, нащупалась там золотишка и всего остального. И это точно какой-то другой металл.

   И сами монеты интересные очень. Необычные. С одной стороны вместо орла загогулина какая-то. Тоже из метала, но слегка будто бы зеленью отливает. Будто бы светится изнутри. А на второй стороне еще одна загогулина. Но уже другая, и обычная. Без света. Как их там господин Гририх назвал? Гроты... да, точно гроты. Десять грот подъемных.

   Разложила я монетки. Каждую тряпочкой протерла и чмокнула для верности. А потом за мешок Его Светлости взялась... и оказалось там целых сто грот. Точно таких же. Это получается, у меня теперь сто десять грот есть. Только я пока не знаю, что на них купить можно. И радоваться рано еще.

   Пока все сто монет перецеловала, устала даже. Потом аккуратно в мешочек убрала и на дно сундука положила. Под одежду.

   Потом решила разобрать, что мне там тетя Клава из семян в рюкзак сунула. Времени-то много свободного. Все равно что-то делать нужно.

   А там было столько! Я бы дома половину повыбрасывала. К примеру, куча пакетиков травы разной. Кошачьей, газонной, сидератов каких-то... Зачем они мне нужны, я не знала, но на всякий случай в сторонку убрала. А вдруг пригодиться? Здесь магазинов-то нет. Выбросишь, потом не купишь.

   Всего остального тоже вдоволь было. И капусты, и моркови, и лука, и репы... и всякой другой гадости-радости, что не в каждом огороде растет. Ужас какой-то. Вот тетя Клава любительница.

   У нее даже семена земляники были. И картошки...

   Картошки?! У меня даже руки тряслись, пока пакетик открывала. Точно. Лежат. Картофель сорт Императрица. Никогда картошку из семян не растила. Но если получится... я зажмурилась. Люблю картошеку. Жареную, да со смальцем. Надо срочно попробовать семена замочить. Где там моя тряпка универсальная?

   Весь день после этого ходила счастливая. Да я если картошечку вырастить смогу, хоть еда нормальная будет. А не каши эти цветочные.

   И даже стирка в корыте и с вонючим мылом настроение мое прекрасное не испортила.

   - Малла, - ко мне Витка заглянула, - мы в соседнюю деревню едем. У Сайкиной сестры ребенок родился. Гулять будем. Ты с нами?

   - Еду, конечно, же. - обрадовалась я. А чего дома-то сидеть. Я теперь женщина свободная. Так что плащ накинула и пошла знакомиться с бытом местным.

   Не знаю, как быт, а застолье в этом мире такое же как у нас веселое. Сначала мы сестру Сайкину — Вирру — поздравляли. Наливочкой. А потом песни запели. Я ничего не понимала, оказывается с песнями мой переводчик не работает. Но выла что-то. А потом мне так захотелось любимую свою спеть... и затянула я, как дома: «Галя, моя Галя...» Мама всегда ее пела на посиделках. И так разрыдалась я, маму вспомнив, что бабы вместе со мной рыдали. Хорошие здесь люди. Душевные.

ГЛАВА 8

А утром опять проснулась дома. В своей постели. Меня Салина разбудила.

   - Малла, идем, - трясла она меня, - сегодня ярмарка. Нельзя спать, иначе все самое лучшее разберут, останется одна ерунда не нужная.

   Я вставать не хотела, но понимала — надо. Надо мне на ярмарку. Купить много всего нужно. Нет ведь у меня ничего. Даже еды нормальной. Продукты мне, конечно, выдали немного, но там только синяя каша и была. Не хочу. Она мне за два дня надоела. Слишком вкус специфичный. Как будто бы духи капнули.

   Так что встала и с закрытыми глазами одеваться начала. Салина, сочувствуя и хихикая одновременно, помогала. Как удачно она «догадалась» про мое «благородное происхождение». Теперь все свои старые привычки, которые здесь выглядят дикими и несуразными, вроде сна до обеда, можно на него списывать. Я даже перекусила, чем Бог послал, или вернее Салина, открыв один глаз. И на крыльцо вышла зажмурившись.

   И задохнулась от восторга. Солнце еще только-только вставало, окрашивая линию горизонта желто-красными сполохами. И этот огонь освещал небосвод, доставая все дальше и дальше. Другая сторона горизонта все еще была темной, там царила ночь, и даже мерцали звезды, тускнея прямо на глазах, когда светло-серая кромка начинающегося дня, осторожно касалась их.

   День начинался. И даже воздух светился, наполненный волшебной золотистой пыльцой. Свежий, тяжелый, напоенный влагой, он терпко пах ночными цветами. И вливался в тело, как живая вода, прогоняя сон и усталость. И тело звенело от энергии, а душа пела от счастья.

   - Салина, - выдохнула я, - как же красиво! Я еще никогда не видела ничего подобного.

   - Я знала, что тебе понравится, Малла, - улыбнулась подруга, - знала.

   - Ты тоже? Так же? - удивилась я. Сейчас мне все казалось кристально ясным, понятным.

   - Да, я тоже никогда раньше этого не видела. А сейчас каждое утро встаю, чтобы снова... Пойдем на ярмарку? Купцы вчера вечером уже приехали, сейчас раскладываться начнут.

   Я думала, мы придем на площадь перед домом коменданта самые первые. Но не тут-то было. Все уже были здесь. Я впервые увидела в этом мире толпу народа. Вдовы, в своих ужасных платьях-мешках, жались у края площади, дожидаясь, когда купцы, суетящиеся возле своих телег, разложат товар. Все же же женщины во всех мирах одинаковые. Любовь к шоппингу у нас в крови.

   Купцы, одетые не лучше младшего королевского конюха, со смехом переговариваясь между собой и мельком, но очень внимательно, оглядывая женщин, разматывали тюки, выкладывая на бортики телег ткани, одежду, расставляли глиняную и деревянную утварь, с хеканьем сгружали на подстеленные холстины мешки с чем-то. Будь это в моем мире, я бы сказала, что с мукой и сахаром. Но здесь это, наверное, сушеные цветы. Некоторые мешки были маленькие, и их купцы оставляли на телегах, бережно накрывая тряпками.

   Не знаю, почему Салина сетовала, что негодные купчишки. На внешность очень даже ничего. Ни одного несимпатичного не было. Не все богатыри, конечно, как Его Величество с его Сиятельством и Илья Муромец — муж мой несостоявшийся, но и совсем хилых и худых, вроде зайки-алкоголика моего, тоже не наблюдалось.

   Наконец, купцы закончили приготовления, собрались в кучку и к господину Гририху всей толпой направились. А он достал какую-то штуку, и купцы по очереди стали кольцами своими прикладываться.

   - Салина, - дернула я подругу за рукав, не отрывая взгляда от странного действа, - а чего это они делают, а?

   - Договор Оракулом заверенный подписывают, - ответила Салина, притоптывая на месте от нетерпения, - чтоб без обмана все.

   - Как это? - удивилась я, - и кто такой этот Оракул?

   - Малла, - Салина кусала губы, сверкая глазами. Мне кажется, у нее даже руки тряслись, - потом все. Смотри, видишь телегу с красной полосой в центре площади? Как господин Гририх рукой махнет, сразу туда беги. Изо всех сил, что есть мочи. Поняла?

   - А зачем?

   - Там розки... чувствуешь запах? Кто-то привез розки. И мне кажется, они там, где красная полоса.

   Я принюхалась. Но вроде бы пахло как обычно. Ну, как на ярмарках таких уличных. У нас же они тоже бывали. Дымком пахло, мясом жареным, булками сдобными... стоп! Булками?!

   - Салина, а розки эти...

   - Для пирогов... Их из Хадоа и везут. Дорогущие. Но мы с тобой мешочек розки возьмем и на двоих поделим. По полгрота на каждую выйдет. Лишь бы не ошибиться. И успеть.

   Мука?! Эти розки — мука? Да я ради такого по головам пойду. Но заполучу себе розки эти. Булок напеку... хлеба... я тоже начала подпрыгивать на месте от нетерпения.

   Хочу-хочу-хочу... стучало в висках. А во рту появился вкус хлеба и булок сладких. Как же я соскучилась за эти дни по нормальной еде. Эта синяя цветочная каша уже поперек горла.

   Наконец, все купцы коснулись штуки в руках господина Гририха, неспешно, подшучивая и перемигиваясь со вдовушками, разошлись по местам.

   Я уже хотела плюнуть на отмашку коменданта и пойти к заветной телеге, не дожидаясь остальных, но... кто-то меня не пускал. Кто-то невидимый. Словно я в пузырь упираюсь. Прозрачный. Полиэтиленовый. Ну, такой, как в парке на аттракционах. Я даже руки раскинула и края поискала. Но не нашла. А отходить побоялась. С нашего места до этой телеги ближе всего было.

   Господин Гририх поднял руку... точь-точь, как физрук на старте. Вдовушки заволновались, напряглись. Я себя прямо на соревнованиях почувствовала. Сейчас как грянет выстрел и бежать надо. Раз-два-три! Комендант резко бросил руку вниз, и вдовушки не хуже спринтеров рванули к телегам. И я вместе с ними.

   За мукой я бежала как никогда в жизни не бегала. И к телеге заветной первая примчалась

   - Розки? - спросил довольный купец, сияя, как сапоги дедовы. А я только кивнуть смогла. Горло от скорости перехватило. Задохнулась.

   А купец достал из телеги мешочек, не больше килограмма, и мне протягивает.

   - Один грот с вас.

   У меня сразу голос прорезался. Вот негодяй! Обмануть пытается! Я хоть и не понимаю ничего в местных деньгах, но не может же килограмм муки целый грот стоить? Это что за грабеж такой.

   - Грот?! Да за грот ты мне вот такой мешок муки, - я ткнула пальцем в привычный мне мешок с синей «крупой», - с доставкой до двери привезти должен!

   Купец так удивился, что рот открыл. Стоит лупит глазками и молчит, только ртом как рыба, беззвучно шевелит. А за моей спиной уже толпа баб стоит, напирает.

   - Вот грот, господин, - Салина ужом проскользнула между бабками, монету купцу в руку сунула, и мешочек с мукой забрала. Тот отмер сразу. Заулыбался.

   А я чувствую злиться начинаю. На купца этого. На Салину. Ну что мне полкило муки? Один раз блины испечь?

   - Еще два давай, - рычу на негодяя и два грота наощупь из-за пазухи вытаскиваю. Кошмар меня подери, такую дорогую муку я еще не покупала!

   А купец сбледнул аж... затрясся... и заикаться стал:

   - У м-меня т-тольк-ко од-дин-н ос-ст-тал-лся...

   И тут же бабы позади меня заверещали сотнями голосов:

   - Нахалка! Совсем бесстыжая! Все себе заграбастать хочет! Да зачем ей столько! Нам оставь, новенькая! Богачка! И откуда у нее деньги! Насосала!

   Ну, про «насосала» я, конечно приврала. Но я прямо слышала как это слово в воздухе повисло.

   - С ума сошла? - выпучила глаза Салина, - простите, господин, не в себе она. Новенькая, не понимает еще ничего. Идем, Малла, - в мой рукав вцепилось и с силой от телеги вытянула. Мне кажется бабки ей еще помогали и в спину меня подталкивали.

   - Салина, - я от возмущения даже слов не могла найти, - да мало же это! А я хлеба хочу, блинов, булок, пельмени в конце-концов! Да мне эти полмешка на один зуб!

   Салина рассмеялась:

   - Да, нам с тобой этих розок теперь на год хватит! Их же мало в муку кладут. Для запаха только. И не переживай, будут тебе и хлеб, и булки, и эти... как их... блыны и пенеи твои... а ты меня научишь? Рецепты из Хадоа всегда такие необычные... Очень хочу попробовать.

   - Для запаха? - я становилась и схватила мешок, - покажи мне розки эти.

   Цветы! Кошмар меня подери! Розки - это цветы с ароматом сдобных булок! Ненавижу этот мир!

   Настроение у меня испортилось. Плакать захотелось. Убрала я свои гроты на место и решила, что домой пойду. Ничего мне не нужно.

   А Салина сердито шикнула, меня за руку взяла и снова куда-то потащила. Но мне уже было все равно. У меня впервые в жизни депрессия случилась. И чувствовала я себя среди толпы ярмарочной совсем одинокой. Как будто бы я одна в кинозале кино смотрю. И вроде жизнь кипит, но ты-то знаешь, что вокруг никого. И никому ты не нужна. И даже зайка-алкоголик не пришел и бросил тебя. И фильм еще такой нудный и скучный, что сил никаких нет на экран пялится.

   Это я про то, что товар на прилавках откровенно убогий был. Все такое же, что мне комендант по милости Его Величества выдал. И даже платья-мешки точно такие же.

   Мне и так плохо было, а тут с каждой минутой все хуже становилось. А Салина довольная. Глазки у нее раскраснелись. То там, то тут торгуется, покупает что-то. И себе, и мне. И в руки мне сует, чтоб несла.

   А там даже бусы из мутного стекла зеленоватого, как в окнах. Тоска. Все равно что гальку речную на себя нацепить. Ни яркости, ни блеска.

   Когда у меня уже руки от тяжести отнимались, а два грота оказались потрачены до единой гравки, это монеты размером чуть меньше грота, Салина успокоилась.

   - Все, Малла, - сияла подруга, как котелок медный... никогда не видела, но не зря же так говорят. - Мы все самое нужное купили. Сейчас домой отнесем и придем снова. По дальним рядам погуляем.

   - Салина, - взвыла я, чувствуя, что от тяжести такой у меня руки ниже колен оттянутся, - может не надо? Я же устала.

   - Ты что?! - рассмеялась она, - там же редкости. Иногда такое встречается... о-о-о! Пару лет назад даже рулон ткани привозили. Из Хадоа. Мягкая, она такая была, нежная... вроде как на платье твоем. Бабы на белье в миг разобрали...

   Это меня заинтересовало. Хотя, конечно, плащевка для белья мало подходит... но если купить нормальной ткани, то можно же сшить нормальное платье! Пусть вручную. Пусть я его два месяца шить буду, но ходить в этом мешке невозможно!

   У меня прям настроение появилось. И поклажа даже легче стала. Теперь уже я уговаривала Салину идти быстрее... а вдруг бабы все мое будущее платье снова на белье разберут?!

ГЛАВА 9

Дальние ряды мне понравились. Никаких тебе сушеных цветов, горшков глиняных и платьев мешочных. Правда и телег всего две было. И купцы наглые. Цены на свои товары такие заломили, что у меня зубы заболели.

   Вообще, так себе прогулочка. Но зато я с удовольствием в них покопалась. Хоть что-то интересное.

   В первой травки были. Незнакомые. Вроде специй местных. Продавались щепотками, ложками и горстями. Мы с Салиной набрали себе целую кучу кулечков разных. Оказывается, для каши тут только один вид цветов и есть, а вкус разный как раз вот от таких специй и зависит. Хотя специи все же не подходящее слово. Наши специи добавляют вкус, а эти меняют полностью. А еще здесь были соль и сода. Их тоже купила, хотя местные соль почти не едят.

   А на второй телеге продавали более качественные товары, чем на остальном рынке. Гребни здесь, например, были не деревянные, как везде, а костяные. И украшены резьбой. Красивые. Но больше всего меня порадовали ткани. Вот они мне понравились. Не наши, конечно, современные, но явно качеством получше тех дерюжек, что вдовушки носили. Дорогие, правда... безбожно. И цвета... эх, далеко еще этому миру до цветной печати и принтов на ткани. Теперь понятно, почему раньше так вышивка в моде была. Хоть какое-то разнообразие.

   Да только я не поскупилась и купила два отреза. Один более плотный, для верхнего платья, красный, яркий, красивый... как увидела, обмерла. Тут-то все в коричнево-сером ходят. А второй — белоснежный, легкий, на бязь нашу похож.

   Взяла по шесть рук каждого. Рука — это примерно наш метр. И отдала я за это добро три грота. Салина ахала и охала. Очень уж ткань дорогая по местным меркам. А я не жалела.

   От покупки этой и настроение у меня поднялось. Стала в уме фасоны разные перебирать. Ух! Как сошью себе платье новое! Как выйду! Как ахнут все от красоты моей неземной! И пойду я по улице, а мужики штабелями позади укладываться будут! Да в таком платье среди серой массы я, как бриллиант, сверкать в обновках буду!

   Дальше мне уже по ярмарки ходить не интересно было. Я в мечтах своих уже Его Сиятельство в своем красном сарафане очаровывала. И Его Величество. Кокетничала, глазками стреляла, а они вокруг меня вились и требовали, чтобы я кого-то одного выбрала. А я никак не могла решить, кто из них мне больше по душе. Ну, да... знаю, что они друг с другом, но помечтать ведь можно?

   - Салина! Малла! - к нам подбежала взъерошенная Витка и, хватая ртом воздух, взвыла, - вы новость-то слышали?!

   - Какую?! - вскинулась подруга.

   - Король-то наш портал в Мидгард открыл, и перенес оттуда девушку красоты неземной и крови древней. Вот третьего дня, это, говорят было. Аккурат, когда Малла к нам приехала.

   - И что?! - Салина ахнула, - Оракул ее признал?!

   - Признал? - рассмеялась Витка. - да, говорят, сиял в ее руках, как солнце! Силы у королевы будущей столько, что нам теперь никакие Хадоа не страшны! Вот, смотри!

   Она сунула нам в руки листок, на котором довольно коряво, но узнаваемо, был нарисован его Величество и... девица та проклятая, из-за которой я здесь оказалось.

   Я не сразу даже поняла, а как сообразила... о-о-о! Это что же получается?! Меня во вдовье поселение, а сам на курице этой женился?! Это она, значит, королевой будет, как я всегда мечтала, а мне убогий домик? И я еще за эту дрянь вступилась! Из рук злодея ее вызволить хотела! А вместо благодарности...

   И такая меня злость взяла! Я тут ткани паршивой радуюсь, а эта белобрысая во дворце наряды примеряет? Я гребень себе костяной купить не могу, а эта гадина каменья драгоценные на себя вешает?! И где справедливость спрашивается?

   Да только рот я открыла, чтобы возмутиться, как снова из меня «Малла из Хадоа» полезли.

   - Малла, - Салина вдруг обняла меня и заплакала, - все кончилось... слышишь... теперь мы все под защитой Оракула... не будет больше вдов солдатских, Малла...

   И Витка тоже всхлипнула... и бабы, что вокруг нас собрались...

   А мне даже стыдно немного стало... Бог с ними, с каменьями, да нарядами. А если, и правда, вдов не будет больше, то пусть эта коза белобрысая королевой во дворце живет.

   Только выяснить надо, что это за оракул такой... в чем сила его...

   Больше всего я, конечно, хотела сразу своими нарядами заняться. Но вот незадача, у меня в тряпице семена картофельные проросли... да и, вообще, погода хорошая, солнечная установилась. Днем уже без плаща шерстяного тепло было. Пора за огород приниматься.

   Не хотелось, конечно, но всю жизнь кашу цветочную есть не хотелось еще больше. Так что пришлось мне лопату, деревянную, между прочим, и только по краю оббитую железом, в зубы и вперед грядки копать.

   А в огороде красота... солнышко греет, птички поют, трава за поселением зеленеет... я же с краю, за моим домом поля уже начинались, где цветы синие росли. Это, кстати, плюс их был. Многолетние они. Один раз посеял, а потом только собираешь и собираешь.

   Хорошо в деревне летом. И весной поздней. И в поселении мне тоже нравилось. Дороги аккуратные, травой заросшие. Колеи, тракторами развороченной, нет. И грязи из-за этого нет почти. Только кое-где, в ямках, трава до земли стоптана.

   Лес здесь, правда, далековато, на горизонте. И в самом поселении деревьев нет. Но никто же мне не мешает из леса черемуху какую-нибудь принести и посадить. Или сирень. Если они, конечно, здесь есть.

   А вот двадцать соток моих, сорняками, да бурьяном заросшие, всю картину идилическуую портили. Сначала я думала, в жизни мне не осилить работы такой. Хотела покопать немного, сколько смогу, а остальное на потом оставить. Мне теперь в этом поселении как минимум год жить. Это если Его Светлость не забудет про свое обещание мужа мне найти. А если забудет, то придется здесь всю жизнь куковать.

   Но как ни странно, копалось очень легко. Лопата сама в землю входила, и земля легкая, как пух была. Я до вечера половину огорода вскопала. Незаметно. И не устала вроде. Сама обалдела. А Салина,когда я ей рассказала про подвиги свои трудовые, рассмеялась:

   - Малла, ты так удивляешься, как будто бы и не знала в чем Дар твой... ты же и раньше этим занималась.

   - Дар?! Что за дар?

   - Малла-а, - выдохнула Салина, - значит правду говорят, что в Хадоа людям Дар блокируют? - Я только рот открыла, чтобы сказать, что ничего не знаю, как она на меня рукой замахала, - молчи-молчи, я поняла уже. Ты не знаешь ничего... Я сейчас с хозяйством управлюсь, и расскажу.

   Салина пошла стадо встречать, да корову доить, а я ужин готовила. Договорились мы так еще в самом начале. Все мои припасы к ней отнесли и стала подружка меня учить и воду из колодца доставать, и печь разжигать, и готовить на печи. Оно, конечно, дело нехитрое, но с подсказками все же легче.

   Сейчас у меня уже получалось более-менее. По крайней мере молоко не убежало, а цветочная каша не сгорела. Хлеб я еще сама не пекла, его, оказывается, не каждый день пекут, только вчера помогала Салине. На подхвате была. Принеси-подай, отойди-не мешай.

   А сегодня мне вдруг так блинов захотелось... Ну и пусть мука травяная... Но молоко обычное, яйца тоже. Мало растительное... не подсолнечное, конечно, но сковороду смазать пойдет. И розки эти треклятые есть. Для аромата.

   Сказано, сделано. Тесто быстренько намешала, глиняную сковороду смазала маслом, первый блин, который комом всегда, налила и на печь поставила.

   Первый блин не подвел... оказывается, когда на печи печешь блины, зевать, вообще, нельзя. А потом дело как по маслу пошло. И вкус почти родной получился. Я несколько так со сковороды и слопала. Не могла удержаться.

   Зато как Салина удивилась, когда пришла. И блины ей понравились. Особенно с молоком парным... ммм... Пока не доели, так из-за стола и не встали. А кашу травяную убрали в подпол холодный. На утро.

   А потом Салина за рукоделие взялась, я за семена... решила перебрать те, что в мешочках с травой были. Прочитала, что там в составе рожь, овес, да ячмень есть... вдруг получится у меня хлебушек вырастить. Я, правда, о них, вообще, ничего не знаю, и растить не умею...

   Пока перебирала, Золушку вспомнила. Как она птиц, да крыс к этому делу приспособила... я бы тоже не отказалась от таких помощников. Все же, без нормального света, при лучинке-то, тяжелая это работа, а за окном стемнело уже. И начала Салина мне про мир новый рассказывать.

   - Давным-давно жили в нашем мире Ведающие. Очень сильными магами были. Порталы. Которыми сейчас все пользуются — их работа. Сейчас даже королю и герцогу Энндорскому такое не под силу. А они самые сильные Ведающие в Гвенаре.

   - А кто такой этот, - не могла не встрять я, - герцог который? Эндрорский?

   - Герцог Энндорский, Малла, - поправила меня Салины, стуча деревянными спицами друг об друга, - смотри не забудь. А то назовешь где-нибудь Его Светлость неправильно, некрасиво получится.

   - Слушай, - снова перебила я Салину, очень уж любопытно было мне узнать подробности. Аж нос зачесался, - а они что того, да?

   - Что того? - не поняла Салина, и оттянув нить, посмотрела на меня удивленно.

   - Ну... того, - изобразила я рукой финтифлюшку в воздухе, - нетрадиционной ориентации... ну, друг с другом... того... любовники...

   - Ты что? - Салина запнулась а потом расхохоталась так, что с трудом успокоилась, - нет, конечно! Они братья. Названные. Ну, ты слушай дальше.

   Я кивнула... жаль... тогда бы мне не так обидно было. А то я такая несчастная попаданка получилась: ни короля не смогла у этой белобрысой вертихвостки отбить, ни герцога захомутать... эх... и теперь не позлорадствуешь, что белобрысая третьей в их постели будет...

   Подумала, а сама книжку одну вспомнила... мжм-ную. Ох, и горячую! Я ее только под одеялом читала, так стыдно было.

   - Малла, ты меня слушаешь? - Я кивнула. Хотя не слушала, конечно. Мысли-то у меня интереснее истории скучной. - Так вот, тысячу лет назад смогли наши предки Оракула пробудить, ну, артефакт Древних, и часть Гвенара от правления Хадоа освободить. Им это не понравилось, и они теперь нам спокойно жить не дают. У его Величества шестнадцать жен извели, чтоб связь с оракулом ослабить.

   - Шестнадцать?! - я открыла рот, - а что он не берег-то?!

   Что-то мне резко расхотелось замуж за короля... ну его, это королевство... и герцога тоже. На всякий случай. Я лучше во вдовьем поселении поживу. Ключевое слово — поживу. Найду еще себе мужика, если герцог через год обо мне не вспомнит. Или я кого-нибудь себе не отхвачу... а что? Я женщина видная. Все при мне. Кроме денег, дома, родни и молодости еще...

   - Берёг, - вздохнула Салина, - это все происки Хадоа. Не хотят они, чтобы Оракул Гвенар защищал.

   - Кто такой, вообще, этот Оракул? И как он защищает? И, вообще, зачем сегодня купцы договор подписывали?

   - Оракул — это артефакт Древних. Ты же сама его сегодня почувствовала утром, когда солнце всходило.

   - Ничего я не почувствовала, - открестилась я непонятно от чего.

   - Почувствовала. Его все чувствуют, в ком хоть капля Дара есть. Радость от восхода солнца отчего случается? От того, что Оракул вместе с солнцем над миром всходит.

   - Не было никакой радости, - буркнула я. Ну да, обидно мне стало. Я ненавижу в огороде работать, а у меня Дар какой-то огородный прорезался. Вот не мог он каким-нибудь другим быть? Например, чтоб мужчины на меня больше внимания обращали. А то короля профукала, герцога упустила, да даже младший конюх совсем мне в мужья не напрашивался. Мог же ведь упасть на колени, и умолять его Светлость, отдать ему такую деву прекрасную? А он что? Взял и ушел?! Все мужики козлы! И не зависит это ни от мира, ни от статуса.

   Да, что там говорить! Я даже на ярмарке сегодня никого не зацепила. Хотя не пыталась, слишком из-за розок этих треклятых расстроена была. Но ведь могли бы купцы эти бессовестные и подмигнуть, и цветочек мне какой-нибудь подарить. Да даже у нас на рынке больше улыбаются, чем эти...

   А Салина смеется Подруга тоже мне называется.

   - Оракул, Малла, все ясным делает. Вот например, сейчас показывает, что не искренна ты...

   - Чего? - тут я растерялась даже... - это как?

   - Да, - кивнула Салина, - дымка над тобой зеленая. Едва заметная, но показывает, что ты не совсем правду говоришь. Это не все видят, конечно, тут Дар особый нужен.

   - А у тебя, значит, есть?

   - Есть. Я же из купеческих. Если кто-то врет осознанно, Дар мне об этом сигнализирует. Мне, конечно, для этого усилия прикладывать нужно. Да и на большее его не хватает. Но, говорят, его величество и его светлость, даже мысли других людей, как на ладони видят.

   Я невольно за амулетик схватилась, который у меня на шее висел.

ГЛАВА 10

Вот такое вот чудо-чудное этот Оракул. И купцы, под договором Оракулом заверенным, ни обвесить, ни обсчитать, никак в заблуждение покупателя ввести не могут. Есть, правда, хитрости какие-то. Мне Салина сказала. Да и верно, где это видано, чтоб купцы без обмана смогли прожить? Да никогда не поверю.

   А еще, оказывается, благодаря Оракулу воровства нет в Гвенаре. У вора сразу над головой такой свет зеленый сильный, что все, у кого хоть капля Дара есть, видят — он украл. Не зря говорят, на воре шапка горит. А я-то раньше не понимала, откуда такая поговорка взялась. А оно вон что, оказывается...

   Зато стало понятно, почему на дверях замков нет, и почему люди такие добрые вокруг. А чего им злыми-то быть, если человек человеку не враг.

   У человека в Гвенаре только один враг — хадоа... я у Салины, конечно же, сразу спросила, а кто же тогда хадоа эти... не люди что ли... Оказывается, нет. Не люди. Но доподлинно никто уже не помнит, как они выглядят. Только в легендах и сказках о них говорят, как об огромных шестируких монстрах, способных за один присест съесть целую корову. Ужас.

   На следующий день я закончила с огородом. Вскопала и засадила все двадцать соток. Очуметь можно. Шикарный у меня Дар, оказывается, и довольно редкий в Гвенаре. Что же... это хорошо. Хоть в чем-то мне повезло.

   А, вообще, с таким способностями мне даже огородничать понравилось. А что? Никаких тебе утомительных рядков и посева по одному семечку. Сначала я так и начала делать, да чувство было, будто бы я в противогазе дышать пытаюсь. Мешает что-то... в общем, глаза я закрыла, зачерпнула семена в горсть, да как раскинула их по всей грядке сразу... и легли они сами как нужно. Не рядками, конечно, вразнобой, но равномерно.

   Мне сразу картинка вспомнилась из учебника истории, как по полю ходил старик и рассыпал зерна, взмахом руки. Раньше я как-то скептически относилась к такому, а теперь думаю, может и у них тоже такой или подобный Дар был, и семена сами равномерно ложились?

   Пару соток я себе оставила на школку, был у мамы такой участочек, на котором она пикировала сеянцы, черенки разные укореняла, растюхи доращивала. А я там посадила картошку свою, землянику, и еще посеяла овес и ячмень, которые из сидератов выбрала. Мне по крайней мере кажется, что это они. Я сама не знаю, как у меня получилось их отличить, но может это Дар мой так работает. Вырастут, посмотрим. Еще были у меня рожь и пшеница, но только озимые. Я их оставила на осень. Немного только посадила... буквально по несколько зернышек. Интересно же...

   Закончила я вечером посадки, а у самой душа не на месте... вроде как забыла я что-то важное. И понять не могу, что забыла. Вроде бы все нормально. А нет... нет мне покоя. Вышла на крыльцо, на небо смотрю, словно ответ там должен быть... и в теле какое-то томление зреет... кажется прорвется что-то... прямо сейчас...

   И будто бы в ответ на мое состояние тучки стали собираться над нами. Темные, дождевые. И ветер откуда-то появился... а потом дождик ливанул. Хороший такой. И сразу отпустило меня.

   И радостно так стало, как вовремя я посадила все, сейчас мои грядки дождик польет, без урожая не останусь.

   А Салина за ужином невеселая какая-то была... И кашу не ела совсем. Сидела будто бы в воду опущенная.

   - Салина, - не выдержала я. Мне же хорошо, значит и все должны радоваться, - ты что такая грустная. Случилось что?

   - Нет, Малла, не случилось... вернее не сегодня... просто... знаешь, я ведь Дар свой не использую давно. А сегодня, как тебя посмотрела, так тошно мне стало. Я ведь купчиха, а уже больше десяти лет во вдовьем поселении... коровы эти... огород... а я лавку хочу. Как у моего мужа была. Мне так нравилось там работать. И Дар всегда помогал. А сейчас, - она вытерла слезинку, - да что там говорить...

   - А почему ты лавку не откроешь? Открой, да работай...

   - Не все так просто, - шмыгнула носом подруга, - у меня и денег нет, чтобы лавку купить. И торговать нечем, все поделено уже. И никто с бабой долей своей не поделится...

   - Так может тебе замуж выйти. Ты же красавица. Не поверю, что за все эти годы не сватался никто.

   - Малла, - невесело рассмеялась Салина, - да кто же вдову-то замуж возьмет? Да тем более из вдовьего поселения.

   - А что не так с нами? - насторожилась я... что еще за выкрутасы судьбы моей горькой?

   - Все так, - вздохнула Салина, - да только поверье есть, что вдову в жены брать — беду накликать. Вроде как тьма за нашей спиной стоит, жертву ждет.

   - Но... господин Гририх, - пролепетала я. Я, честно говоря, просто опешила... это что получается, теперь мне, вообще, замуж не светит?! И зачем я только вдовой назвалась? А тут еще угрозы свои припомнила, что, мол, и этого изведу... и другого... теперь понятно, чего Илья Муромец так радостно из кабинета свалил... мамочки! Это что же я натворила-то?!

   - Это скорее исключение, Малла... вот так... и любая из нас мечтает на месте Вилины оказаться...

   От таких откровений, и у меня аппетит пропал. Одна надежда на Его Светлость. Лишь бы не забыл про меня и вернулся через год. Я теперь и за младшего конюха пойду... только бы дожить до возвращения Его Светлости. А огород можно в любом другом месте разбить.

   - Салина, - вдруг осенило меня, - а я же знаю, как тебе помочь! Вот смотри, к осени у меня овощи будут новые, каких у вас нет совсем. Ты можешь ими торговать. Немного, конечно, все же на моем маленьком участке много не вырастить.

   - Спасибо, Малла, - улыбнулась подруга.

   И лежала я вечером, уснуть не могла. Думала. О судьбе своей горькой, о доле вдовьей, о Салине, которая столько лет делом любимым заняться не может, о других женщинах, которые здесь во вдовьем поселении живут. А ведь у них тоже Дары есть. Пусть не у всех, Салина говорила, что редкость это, но ведь есть. И не факт, что они их используют сейчас. А ведь могли бы пользу приносить. Вот бы объединить всех, чтобы мы, вдовы, все друг другу помогали, чем можем. Глядишь, тогда мы бы таких успехов достигли! Ого-го!

   И снилась мне бабушка моя. Гладила она меня по голове и говорила:

   - Аллочка, доченька моя, хорошее дело ты задумала. С коллективом дружить — оно завсегда хорошо. И любая работа быстрее делается. Вон у нас какой колхоз был раньше. Миллионник. А все потому, что вместе работали, друг за друга горой стояли. А сейчас каждый сам по себе... э-эх...

   Проснулась я утром, и к Салине. Темно еще было, солнце даже из-за горизонта не показалось. Но разве же можно ждать, когда озарило меня?

   - Салина, Салина, проснись, - трясла я подругу. - придумала я. Слышишь, придумала я, как всем вдовам помочь. Колхоз надо организовать. Слышишь? Колхоз!

   Идея колхоза Салине понравилась. И Витке с Сайкой. И Глае с Рысей. И всем остальным вдовушкам тоже. До вечера меня по домам таскали, да заставляли снова и снова про колхоз рассказывать. Сначала я с удовольствием повторяла свою идею, расписывая девочкам прелести колхозной жизни. Когда все у всех общее. И коровы, и поля, и вообще все. И когда один работает, все плодами его трудов пользуются.

   - Вот у Сайки с Виткой Дар уборкой занимаются, так пусть они чистоту поддерживают, Салина — торгует, а овощи растить буду. Для всех. . Ну раз Дары у нас такие такие. Каждый будет заниматься только тем, что нравится.

   И так картина эта бабам нравилась, что заставляли меня по сто раз повторять. Пока уже язык заплетался и с трудом шевелился. Никогда еще столько говорить мне не приходилось.

   И глаза у вдов загорались после моих речей. Вспыхивали и такой надеждой сияли, что и у меня непонятно откуда силы брались, снова и снова повторять про то, что такое колхоз и как оно все работает. Только приходилось все время помнить, что не в моем прошлом мире это было, а здесь. В Хадоа. Тогда не затыкало мне рот проклятье его светлости.

   Домой мы с Салиной вернулись, когда уже стемнело. Устала я так, словно сутки в своем мире в огороде на карачках проползала. Даже ела с закрытыми глазами. И заснула прямо у подруги на лавке.

   А проснулась чуть свет, и снова мысли у меня в голове закружились. А не поторопилась ли я? А не будет ли хуже, чем есть. Это же, если историю нашу вспоминать, как тяжело крестьяне в колхоз-то объединялись. Много обид было. У кого корова упитанная, у кого земли на пядь больше... а если здесь такие ссоры у нас в поселении случатся? А как потом кто-то лениться будет, на печи валяться, а долю дохода захочет такую же, как у остальных... Трудодни вводить? И как их учитывать? Кто-то коров пас, весь день на солнышке лежал, кто-то сарай чистил, весь день вилами махал... как это все считать-то?

   Когда Салина проснулась, хотела я ей про сомнения свои рассказать, на не успела. От господина Гририха девчонка прибежала. Велела, после стада к нему бежать. И мне, и Салине. Ох, и неспокойно стало мне. Что я опять натворила? Надо было сначала подумать хорошенько, а потом уже говорить. Вот голова моя садовая. И что теперь я коменданту скажу? А? Отругает он меня. И прав будет. Нечего смуту среди вдов наводить.

   - Малла-Малла, - сокрушенно покачал головой господин Гририх. Он ждал нас в своем кабинете, сидя за столом.

   И мне так стыдно стало. Покраснела я, так, что у меня уши заполыхали, голову опустила. И глазам так горячо стало от понимания позора своего, что слезы закапали.

   - Что же ты вчера устроила? - продолжал стыдить меня комендант, - как я теперь вдов успокаивать буду? Взбудоражила все поселение. Да разве же так дела делаются? Коли идея к тебе пришла, надо было сначала ко мне прийти. Рассказать. Так, мол, и так, господин Гририх, вот так у нас в Хадоа хозяйство ведут. Коллективное, - вернул он явно новое для него слово,- неужто я бы не не помог тебе разобраться? Посоветовать... А теперь что будет?

   - Что? - прошептала я тихо-тихо. Никогда в жизни мне еще так стыдно не было. Даже, когда в школе один раз к директору вызывали, за то, что я в юбке выше колен на уроки пришла. Уж так меня тогда директорша наша просклоняла... а я не дрогнула даже. Наверное, потому что тогда не виновата была, а сейчас вину свою чувствую. Ведь, правда, надо было со знающим человеком сначала посоветоваться.

   - А теперь, - вздохнул господин Гририх, - бабы мне покоя не дадут. И вчера, и сегодня ни свет ни заря прибегали уже. Колхоз, говорят, хотим...

   - Простите, - повинилась я.

   - Ладно, - взмахнул рукой он, - давай рассказывай подробно. Что за коллективно хозяйство такое. Раз уж зачинщицы вы с Салиной, значит втроем и будем думать, как теперь это дело оформить.

ГЛАВА 11

- Правда?! - я даже подскочила с лавки. И на господина Гририха впервые глаза подняла.

   А он сидит, улыбается, довольный, головой согласно машет.

   - Правда. Хорошая идея. Странная, конечно, немного. Непонятная. Но чувствую есть в ней что-то... так что до ума доводить все вместе будем.

   Салина даже в ладоши захлопала и запрыгала как девчонка. И я тоже. Глупо, да... но так радостно мне было. Впервые в жизни я на что-то толковое сгодилась. А то всегда меня бесполезной, да безрукой все считали. А тут все изменилось. И Дар у меня появился чудесный, из-за которого я теперь знатная огородница. И ведь чувствую, что урожай у меня богатый будет. На зависть всем, кто в том мире остался. Жаль, мама не увидит.

   Нет! Нельзя думать о маме. О прошлом думать нельзя. Только вперед, Аллочка, только вперед! Эту установку я себе в самый первый день попадания дала. Когда полки на кухне отмывала. Поняла, что если буду о прошлом думать, не выживу, засохну от тоски по родителям. Так что запретила я себе их вспоминать. На сто замков сердце закрыла, а ключики выбросила.

   А сейчас вон идея моя самому господину Гририху приглянулась. Ну, не совсем моя, но все же...

   Работали мы над документами долго. Несколько дней приходили в контору и до темна сидели. Оказывается, так много нюансов во всем этом... например, подсчет тех же трудодней... денег-то у поселения нет почти. Оракул-то все проверит, чтоб честно было. И потом следить поможет, чтоб все по справедливости было, но сначала же основы надо самим прописать. Что понимать, где эту самую справедливость искать.

   Хорошо, что у господина Гририха Дар подходящий. Управления. Не зря его комендантом во вдовье поселение назначили.

   Самая большая проблема была в том, чтобы определить, чем же наш колхоз заниматься будет... нет, на следующий-то год, понятно, я семена выращу из овощей своих, будем овощи растить на продажу.

   А сейчас решили мы овец выращивать. Пасти есть где, землицы-то к поселению много относится, плодятся они хорошо, да шерсть, основной «урожай» два раза в год с каждой овцы снимать можно. И что важно, убивать ее при этом не нужно.

   Я, честно говоря, в этом настолько мало понимаю, что не вникала даже. Вот с огородом, да. Там я за свои грядки грудью стояла. Решили, что выделят мне земли, чтобы я все семена свои высадила. У меня же их много осталось, двадцать соток все же не такой уж большой огород. Да, что там... откровенно маленький. Хотя, я туда и не заглядывала все эти дни. Знала, что все хорошо, чувствовала.

   И помощниц дадут. Тех, что без Дара совсем. Да и то, сорняки дергать много ума не нужно. И таланта тоже. Так что определили меня в бригадиры овощеводов.

   А всех остальных руководящих работников, решили выборно назначать. Это с Оракулом тоже довольно просто. Если не понимаешь ничего в деле, которым руководить собираешься, не позволит тебе Оракул людей в заблуждение вводить речами сладкими.

   Так за хлопотами неделя пролетела. Настал Первый день, а значит ярмарка приехала. И я тогда только вспомнила, что отрезы для сарафана у меня так и остались лежать в сундуке. Вот растяпа! А ведь могла бы скроить как-нибудь и шить вечерами. Вдруг уже закончила бы?

   Я готова была никуда не идти, за шитье сесть, но Салина снова потащила меня на площадь. А там та же ярмарка, что и в прошлый раз. Скукотища. Тем более проклятыми розками меня уже в гонку не заманишь. Да и не нужны они нам. Кстати, в этот раз не было розок, не пахло булками над площадью.

   После нужных закупок пошли мы, как и в прошлый раз, по дальним рядам. А сегодня там кроме двух телег с тканями и травами, еще одна стояла. Салина как увидала ее, меня за руку цап и чуть не волоком потащила.

   А там оказались экзотические травки и продукты. Для меня ничего интересного там не было, кроме... я глазам своим не поверила — сыр. Самый обычный сыр. Правда, высохший весь, несмотря на то, что воском облитый. Это же сколько он в телеге этой бултыхался. А Салина, как увидела этот кусочек убогий, глаза-то у нее загорелись. Уж она его щупала-перещупала, нюхала-перенюхала... и цена у него такая была, что я ахнула: пол грота за треть мешочка... это примерно грамм триста.

   Вижу Салина монету достает из кармана. Последнюю, между прочим. А у самой корова дома столько молока дает, что продает его Салина по соседям.

   - Салина, - я ее за руку схватила, - ты с ума сошла? Зачем тебе сыр?!

   А она глазищи на меня выпучила, будто бы впервые увидела, покраснела и шепчет заговорщицки:

   - Я тебе потом расскажу.

   Купила она сыра кусок... не иначе золото в нем найти надеется. А купец довольный, улыбается... ну еще бы, негодяй, обманул доверчивую девушку. Продал сыр по цене розок этих проклятых.

   А Салина кусок в котомку спрятала, да домой рванула так,что я едва за ней успевала.

   - Салина, - кричала, - стой! Да что с тобой: Ты куда летишь-то, кошмар тебя подери!

   - Малла, - зашептала она мне на ухо, - я сыр хочу сделать. Попробовать. Вдруг получится. Тогда можно сразу лавку открывать, от покупателей отбоя не будет.

   - Сыр, это хорошо. - кивнула я, - а этот кусок тебе зачем? Тем более, прости, он уже старый совсем высохший. Там, наверное, все бактерии сдохли давно.

   - Кто?

   - Ну... бактерии, - неуверенно повторила я. А вдруг здесь еще слова такого нет... - это микроорганизмы... ну... существа такие маленькие, которые молоко в сыр перерабатывают...

   - Малла, - Салина руками всплеснула и ко мне обниматься кинулась, - Маллочка, миленькая, расскажи мне, что ты про бактери эти клятые знаешь. Я сколько здесь живу, пытаюсь сыр сделать. А Рыска, вообще, всю жизнь только о нем и думает. Она меня и заразила. И Пеструшка у меня от нее. Расскажи, а?

   - Да я мало знаю, - смутилась я, - бабушка моя любила это дело, а я не особо вникала.

   - Маллочка, - умоляюще смотрела на меня подруга, - хоть, что знаешь расскажи.

   А я что, я и правда, не знаю ничего. Рассказала что помнила. Мол, бабушка молоко подогревала, а потом туда наливала закваску, оставляла отстаиваться, а потом сгусток снимала и в форму. И потом в форме еще сколько-то выдерживала. А что в этой закваске было, убей не помню.

   С этого дня мне, вообще, стало не до сарафана. Еле успевала платье-мешок натянуть, как меня уже на части рвали. С самого утра раннего, как заведенная носилась.

   Сначала, пока Салина с Рыской с коровами возятся, я в огород бежала. Там все просто перло. Как на дрожжах. Семена всходили дружно, ростки были крепенькие, сильные, загляденье. Рассаду я тоже высадила. Спасибо Дару, знала, что можно уже. Заморозков не будет. Здесь, вообще, климат немного теплее, чем у нас. У нас-то только в теплицы сажают, а я здесь в открытый грунт высадила.

   И еще мне поливать не приходилось. Почти каждую ночь дождик шел. Это благодать просто. Сорняков тоже, на удивление мало было, так что пары часов утренних хватало мне за огородом-то присматривать.

   А потом мы шли к Рыске утрешнее молоко переводить. Не получалось же ничего. И сил уже никаких не было, и может быть бросили бы мы это дело, как вспомнила я про то, как мама домашний сыр варила с помощью кислоты лимонной.

   И начали мы экспериментировать. Лимонов здесь не было, но лимонку же можно уксусом заменить. Яблочным. Когда первая головка получилась, девки разревелись от счастья. Меня обнимали, слезами заливали...

   Но хотелось нам не просто творожный сыр, а настоящий. Твердый. Так что эксперименты продолжались. Я вспомнила, что ферменты еще какие-то есть... пектин, или пепсин... какой-то... и вроде в яблоках зеленых что-то такое есть. Только, раз из сырых кислота получается, может проварить их надо?

   Яблоки здесь росли только дички. В лесу. Мы ближайшую к поселению ободрали всю. Научились делать желе. А сыр нам никак не давался.

   Потом бежали мы с Салиной к господину Гририху. Устав нашего колхоза уже почти закончен был. И отдохнуть хотелось, да нас бы правда, бабы на части порвали бы. Каждый день, то одна приходила, то другая. Чтоб удостоверится, что дело двигается. И первое собрание назначено было уже на после ярмарки на следующей неделе на Второй день.

   Я сначала не понимала, почему бабам так по вкусу эта идея пришлась. А как стали посетительницы про дары свои рассказывать — поняла. Вот, например, та же Рыска. У нее Дар с коровами ладить. Ни у кого корова столько молока не дает, сколько у подруги моей новой. Но во всем поселении коров с десяток. И пусть Рыска ко всем захаживает, и помогает с уходом, но мало ей. Дар больше просит. Это как у меня. Сначала я думала, что двадцать соток огорода — это умереть можно. А сейчас уже свой весь засадила, у Салины все свободные грядки заняла, да с таким нетерпением ждала, когда уже выделят мне поле для овощеводства. Я тыкву посажу. Тыквы у тети Клавы всякой разной много было. И кабачков. А еще в сидератах у меня горчица была. И даже гречиха. Мало, с горсточку всего, но через несколько лет можно будет кашу гречневую есть. А не цветочную.

   И что мне больше всего нравилось, от чего я вечером без ног от усталости валилась счастливая, как никогда в жизни. Уважать меня стали во вдовьем поселении. Я впервые была не дурочкой-Аллочкой, над которой за глаза хихикали, а в глаза с усмешкой учили истинам прописным. Я впервые была человеком, к которому шли за советом. И вдруг оказалось, что я очень много всего знаю. И не просто ерунды какой-то, а чего-то важного. Нужного. И за помощь люди благодарны мне были.

   И получается, что всего за две недели здесь, во вдовьем поселении я добилась больше, чем за всю прошлую жизнь. Причем такая, как есть, в дурацком платье-мешке, без бриллиантов на шее, без мужа-короля или герцога, без больших денег, без покровителей, без чьей либо помощи. И это так круто, что куда там красному сарафану.

   Но я его все равно сошью... позже. Как полегче со временем станет.

ГЛАВА 12

К первому колхозному собранию готовились мы, как к ЕГЭ.

   Я у господина Гририха бумагу выпросила. Здесь она не то, чтобы в дефиците, но требует бережного к себе отношения. Не принято тут просто так бумагой раскидываться. И речь написала. На русском, конечно.

   На местном-то я так ни читать, ни писать не умею.

   Пробовала научиться, но такая ерунда получается. Вот, к примеру, когда Салина мне говорит «баран», я слышу и понимаю — «баран». А говорит первую букву в слове «баран», я слышу «К»... я сначала ничего понять не могла. Думала у меня глюки какие-то. А потом догадалась. Все же просто. У меня же переводчик встроенный, как у всех книжных попаданок. И работает скорее всего на ассоциациях. То есть, когда Салина говорит «баран» и имеет в виду животное, я его и вижу. И слышу это слово правильно. А когда она говорит букву, я слышу ту букву, на которую это слово в местном языке начинается. Вот такая петрушка.

   Хотя в последнее время стала ловить себя, что много слов не по-русски сама говорю. Так что решила я подождать, когда совсем на местный язык перейду. Тогда и научусь и читать, и писать. Чай не дура.

   А еще мы с Салиной и Рыской наготовили сыры наши творожные, которые у нас адыгейский называют, а мы здесь решили назвать Яблочным. Решили дегустацию провести. Чтобы, значит, женщины еще большим доверием прониклись, чтобы поверили, что сможем всем колхозом заработать столько, чтоб безбедно жить. Тем более, у нас теперь помимо овощеводства, и овцеводство, сыроварение намечалось. А сыры здесь, в Гвенаре, делать не умели. И втридорога из Хадоа везли.

   Накануне нас всех так потряхивало, что мы даже есть не могли. Даже господин Гририх нервничал. Вилина с ног сбилась успокаивать его. Все ему не то, да не так было. Прибегала вечером жаловаться.

   Мне кажется, ночью я, вообще, не спала, так сильно нервничала. Только вроде глаза закрыла, а тут меня Салина трясет.

   - Малла, вставай. Я уже корову в стадо отправила. Сейчас все собираться начнут! Уже пора.

   - Как пора?! - вскочила я, - я еще не готова. Я...

   - Все будет хорошо, - Салина обняла меня. И добавила, - знаешь, я так рада, что его светлость привез тебя в наше поселение. Ты моя лучшая подруга, Малла. И я верю в тебя. И господин Гририх верит в тебя. И Рыска. И Вилина. И все остальные. Не нужно бояться. Я уверена, сегодня у нас все получится.

   - Спасибо, Салина, - я обняла подругу. Мне на самом деле стало легче.

   Собрание проводили на площади. Выставили столы, на которых разложили наши Яблочные сыры. Мы их уже научились варить разными, так что представили несколько вариантов: без ничего, соленый, с травами, и с розками. Как ни странно, вкус сдобных булок в сыре превратился в сладковатый сливочно-ванильный привкус. И Салина утверждала, что это будущий хит продаж.

   А еще я забежала в огород, у меня уже хорошо вырос кресс-салат, листовая горчица и укроп. Все это я тоже решила представить на суд будущих колхозников. Все же для Гвенара это были экзотические травки. Вдруг понравятся...

   Мы еще не успели разложиться и порезать сыры, как стали женщины собираться. И все сразу к столу. Ничем люди здесь от наших не отличаются.

   Угощались сырами. Охали, ахали, хвалили. Салина с Рыской улыбались так, что говорить не могли. И пришлось мне. Все рассказывать. С чем сыры у нас, что делаются из свежего молока, что можем сделать сколько угодно много... рецептом только не делились. Решили, что нам эксклюзив нужен. Не обязательно всем знать, как сыр делается. Если хотят поесть, то пусть покупают по нашей цене. Ну, или в колхоз вступают. Потому что для своих цена будет существенно ниже.

   Мои травки тоже понравились, сказали, что никогда подобной не пробовали. Очень интересный вкус. Но по второй веточке никто взять не спешил... это меня немного обескуражило. И расстроило.

   Подогретые дегустацией деликатесных продуктов, которые оказывается можно делать дома, а не везти из Хадоа втридорога, вдовы, к приходу господина Гририа, выстроились в очередь, желая вступить в колхоз.

   За две недели, пока мы его так активно обсуждали, все уже оказались в курсе новой идеи. А сегодня увидев, что мы реально готовы вывести на рынок новый продукт, с ними или без них, решили, что колхозе им будет лучше, чем в одиночку.

   Господин Гририх долго зачитывал Устав. Каждый параграф после прочтения заверялся Оракулом. Оказывается, это просто. Брал господин Гририх в руки круг этот с загогулинами, и Даром к нему прикасался. И если вспыхивал Оракул зеленью, значит все хорошо.

   Больше всего я переживала за главу, где мы о правилах вступления в колхоз говорили. Я-то сначала все рассказала так, как оно в нашем мире было, мол, все складывают в общий котел у кого, что есть, и потом общее хозяйство ведут.

   Но господин Гририх этот момент забраковал. Не одобрит, говорит, Оракул такое. Слишком много споров и ссор будет из-за того, кто больше, а кто меньше вложил. И решили мы сделать вступительный взнос — десять грот. Деньги большие, но не такие уж недоступные. А у кого нет денег, тот может имуществом вложиться. Если оно колхозу нашему нужно будет.

   Озвучил господин Гририх это положение, вижу, у баб-то желания поубавилось. Да и что говорить, не зря же мы так решили. Деревня же. Доходили слухи о том, кто что планировал в общий котел отдать. Оно-то может людьми от чистого сердца делалось, но зачем нашему колхозу, например, бусы из стекла зеленого? Или шкуры бараньи старые? Незачем.

   Читал господин Гририх дальше, а я смотрю бабы-то из очереди в колхоз потихоньку убывают. Такими темпами, глядишь, и не останется никого. И будем в колхозе только мы втроем... а этого никак допустить нельзя...

   - Салина, - дернула я подругу за рукав, - мне домой надо сбегать. Я сейчас, быстро. Потяни время, если не успею.

   - Малла, ты что? Если ты уйдешь, мы, вообще, никого в колхоз никого не уговорим.

   - Я быстро, - шепнула я и, выбравшись из толпы, помчалась домой. Кажется, я придумала что должна сделать.

   По поводу моего участия в колхозе специальное условие было. Должна я была семенами своими вложиться. Экзотика же. Мы рынок-то на клочки порвем, так Салина сказала, а я ей верю. Причем, она сказала, что неважно даже вкусными будут овощи или нет. Главное, что редкими. А если еще и понравятся народу, в чем уже я не сомневалась, то можно на самый высокий уровень идти и любые деньги требовать.

   Вернуться я успела до того, как господин Гририх закончил Устав заверять. Толпа баб значительно поредела. Кто-то и вовсе с площади ушел. Салина с Рыской чуть не плакали. А вот господин Гририх почему-то совсем не переживал. Словно догадывался, что я сделать собираюсь. Меня увидел, улыбнулся и подмигнул, мол, все правильно.

   И вот пришла моя очередь речь перед бабами держать. Еще пятнадцать долей, минут то есть, назад я тряслась от страха, представляя, что нужно выступать перед всеми, а сейчас... сейчас с нетерпением ждала этого момента. Потому что поняла. Всех этих людей я хорошо знаю. Я с ними со всеми уже про колхоз говорила, только это было в тот самый первый день.

   И вот вышла я перед толпой, набрала побольше воздуху и начала:

   - Я Малла Вильдо из Хадоа. И приехала в ваше поселение совсем недавно, но вы все уже знаете меня, потому что несколько дней назад приглашали меня к себе ,чтобы я рассказала вам про колхоз. Не буду врать, идея это не моя, там, где я жила раньше, когда-то были такие хозяйства. И работали они весьма успешно, строили колхозникам новые дома, клубы, дороги... но теперь их нет...

   - А что ж теперь нет-то? - ехидно протянула соседка через три дома Варла.

   - А потому и нет, что не очень-то правильно дело начали. Сложили все свое имущество в кучу, не глядя, и думали, что так всем хорошо будет. Но, скажите мне уважаемые, если одна вдова корову приведет, а другая горшок каши цветочной, будет ли честным и равным их вклад?

   - Нет, конечно! - Сайка взмахнула руками, - корова и горшок каши неправильно равнять!

   - А если у вдовы, кроме этого горшка каши и нет ничего? Если она последнее отдает? А у той, что корову привела, еще одна такая же в сарайке стоит?

   Вижу задумались бабы. Все же небогатое у нас поселение, и у многих кроме горшка каши, действительно, ничего не было.

   - Это с какой стороны посмотреть тогда, - протянула Варла, - вроде горшок каши и корова не равны, но если у одной ничего нет больше, а у другой еще одна корова в сарае стоит... тут думать надо. У Оракула спросить.

   - И что вы, бабоньки, у Оракула спросите? Справедливо ли, что одна последнее в общий котел принесла, а вторая только половину того, что имеет?

   Зашумели бабы... заволновались...

   - Вот на моей родине такую же ошибку совершили. Посчитали, что справедливо будет, если каждый все, что есть, отдаст. Одна горшок каши, а вторая двух коров. Или пять овец, как у тебя Варла.

   - Но неправильно же это! - взвизгнула Варла. - кто-то кашу принесет, а с меня всех овец?! Несправедливо это! Не одобрит Оракул такое!

   Я у господина Гририха Оракул выхватила... вроде колеса он. Из такого же металла, что и монеты.

   - Справедливо ли, если каждая вдова принесет в общее хозяйство все, что имеет?

   И Даром попыталась коснуться... И вспыхнул оракул в моих руках, как солнце зеленое. Бабы ахнули. Заозирались недоуменно.

   А я Оракула коменданту сунула и снова к бабам.

   - Вот и у нас так же было. И вроде правильно все, но не правильно же! Не справедливо. Поэтому решили мы, что каждая вдова, которая в колхоз войти хочет, десять грот с собой несет. Или имущество, на эту сумму. Тогда все будет честно и по справедливости. А если нет ничего, кроме горшка каши, то последнее мы забирать не будем. Своим трудом вклад внесете. Как отработаете десять грот, так и станете настоящими колхозниками. И долю с дохода колхозного получать будете.

   - Так неизвестно еще, будет доход или нет, - опять Варла. Надо ей спасибо сказать, очень помогла она мне репликами своими. И бабы вокруг тоже загудели, соглашаясь. И правда. Мол, еще не сделали ничего, одни слова. А все туда же...

   - Вы все сегодня попробовали сыры, которые мы с Салиной и Рыской сварили? Будет ли толк от такого продукта, который никто кроме нас во всем Гвенаре делать не умеет?

   Бабы снова загудели одобрительно, а Варла, сама того не ведая, снова помогла мне:

   - Так на для этого коровы нужны. А у нас во всем поселении всего десяток. Когда еще с них телят дождешься, да до взрослых выкормишь. Денег-то ни у кого нет. Большинству придется либо имуществом, либо трудом вкладываться.

   И снова закивали бабы с Варлой соглашаясь. Да что и говорить, обе мы правы.

   - Рыска, - обратилась я к расстроенной подруге, - сколько корова стоит дойная?

   - За десять грот неплохую купить можно, если постараться...

   - Значит придется тебе постараться, Рыска. - улыбнулась я, достала из-за пазухи мешок, который мне герцог подарил, и тряхнула, громко звякнув монетами, - десять дойных коров от меня в дар колхозу нашему.

   Вздох... единый, словно не сотня людей вздохнула, а один организм, и тишина повисла над площадью.

   - Только просьба у меня к вам будет маленькая. Давайте колхоз «Светлый Путь» назовем... в память о бабушке моей...

ГЛАВА 13

Вот так в Гвенаре появился колхоз «Светлый путь» в составе пятнадцати человек.

   Из сотни с лишним, что во вдовьем поселении живут.

   Я расстроилась, Салина чуть не плакала, а господин Гририх нас утешал.

   - Малла, Салина, уж не думали ли вы, что люди речам вашим сладким поверят? Бабы у нас в поселении жизнью битые. Вы им делом докажите правоту свою. Тогда и остальные подтянутся.

   - Но вы же поверили, - возразила я.

   - Эх, Малла, - дедушка погладил меня по голове, - у меня Дар, не забывай. Чувствую я потенциал большой в этом деле. А сбудется или нет — уже от нас самих зависит. Будем стараться — получится. Нет — нет.

   Потом все новоиспеченные колхозники заверили своими кольцами-печатями участие в нашем предприятии. И пошли в кабинет к господину Гририху, чтобы там, конфиденциально, так сказать, обсудить наши будущие планы.

   Председателем единогласно господина Гририха выбрали. Дар у него подходящий, да и знает он больше всех нас обо всей бумажной волоките.

   Я, как и думали, стала бригадиром овощеводов. Рыска — животноводов. С животными у нас, правда, не густо было. Три коровы: Салины, Рыски и госпожи Гририх, пять овец, Варла привела, два поросенка от Сайки с Виткой, и два десятка кур-несушек от Глаи. Она, оказывается птицевод с крошечным Даром. Так что птицы пока у нее и остались. Да и все животные по домам остались. Не было же у нас коровника общего

   - Рыска, - всполошилась я, - а где же мы коров-то держать будем? Сейчас-то пока все по домам, а дальше?

   - Не переживай, Малла, - сияла от счастья Рыска, - летом пастись будут. Соорудим им навес от дождей, на первое время хватит. А осенью по домам разберем.

   - Нет, Рыска, неправильно это. Если у нас в концу лета так и будет десять коров, то можно крест на нашем колхозе ставить. Нам развиваться надо.

   Оглянулась я, бабы-то на меня недоуменно смотрят, а Салина и господин Гририх улыбаются и кивают.

   - Салина, скажи, сколько сыров Яблочных мы в городе каждый день продавать сможем?

   - Много, - ответила Салина и уточнила, - головок десять это как минимум. Максимум не знаю.

   - Это же каждый день надо в город мотаться, - протянула недовольно госпожа Гририх.

   - Нет, - возразила Салина, - купцы к нам сами приезжать будут. Некогда нам столько времени на дорогу тратить.

   Задумались бабы. А господин Гририх хитро улыбнулся:

   - А если на весь Гвенар сыры варить? Никто же кроме нас в Гвенаре это делать не умеет.

   Салина побледнела, бабы ахнули...

   - Видишь, Рыска, сколько коров нам надо? - у меня у самой от перспектив сердце замирало, - никаких сараев не хватит. Ферму надо строить.

   - Ферму? - со странным акцентом спросил господин Гририх.

   Кошмар меня подери! Это что же получается, я это слово на русском сказала?!

   - Ферму, - осторожно, чтобы проклятье не сработало прошептала. Получилось, - ферму надо строить. Это сарай такой специальный. Для коров.

   Но решили, что зря я так далеко замахнулась. И вопрос с фермой отложили на будущее. А пока коровы и навесами обойдутся.

   За коровами решили ехать через три дня. Как раз столько времени нужно, чтобы на десять головок сыра молока набрать. Заодно теорию Салины проверим. Сможет ли она весь сыр продать за один день.

   Потом про мои дела овощные заговорили. Рассказала я колхозникам про картошку, про злаки, про помидоры, огурцы и капусту.

   Про то, что заготавливать можно на всю зиму, солить, мариновать, квасить...и про каши, и про муку...

   Слушали меня, конечно, как будто бы я сказку рассказывала. Не верили. Тем более укроп и редиска не особо понравились

   Решили, что посадим все, надо же проверить, что растет в Гвенаре, а что нет. А потом на следующий год определимся, чего сажать больше, а чего меньше.

   Выделили мне поле для огорода колхозного. Пришлось нам, правда, аренду у поселения на него оформить. Заодно и пастбища сразу арендовали. С отсрочкой платежа. Воспользовались, так сказать, служебным положением нашего председателя.

   Если повезет, то сумму аренды мы даже не заметим. Земля здесь дешевая.

   К поездке мы варили сыры. И если раньше это были опытные образцы, то сейчас все делали строго по проверенным рецептам, потому что это уже были товарные головки. Работы было много. Так что к нам в помощь пришла Витка.

   И тогда-то это случилось.

   - Бабоньки, - ахнула она, увидев, сколько осталось сыворотки, после сыра, - это вы что все выливать собрались?! Совести же у вас нет! Это же надо свинкам моим! У меня молока у свиньи нет, поросятки маленькие без молока страдают! Жалко же их. Отдайте, а? А то до слез жалко резать их. Маленькие же еще. Молочные...

   Я как представила поросяток маленьких, которые худенькие, бедненькие, без молока мамкиного, голодные ходят... аж слезы навернулись. Жалко же, когда такие крохи умирают. И вдруг я так ясно вспомнила, как у нас в деревне теленок молочный погиб, на вилы напоролся.

   - Салина! Рыска, - заорала я, - вспомнила! В яблоках пектин, а пепсин — это в желудке телят молочных! Для сыра нам пепсин нужен!

   - Малла... ты уверена?

   - Да! Абсолютно! Мне папа про сычуг рассказывал, что из него ферм... закваску для сыра получают.

   - Сычуг? - удивилась Рыска, а потом хлопнула себя по лбу, - точно! Там же молоко сгустками!

   О! Если бы в нашем поселении сегодня был молочный теленок, мы бы прямо сегодня попробовали бы сварить твердый сыр. Но телят подходящего возраста не было. К счастью. Как-то не готова я оказалась к способу, которым этот пепсин добывают...

   День закончился далеко заполночь. Устала я так, что еле голову до подушки донесла. И хорошо. Иначе сгрызла бы себя за то, что все деньги отдала, и сама ни с чем осталась. Хотя могла на эти деньги прожить без забот и хлопот весь год до приезда его светлости.

   Да только папа всегда говорил: легко пришло, легко ушло. Не были богатыми, так и нечего начинать.

   А утром ни свет ни заря, отправили мы наших ходоков в город. Не пешком, конечно, на телеге господина Гририха.

   Сам господин Гририх поехал документы оформлять на наше хозяйство коллективное, Салина поехала сыры продавать. А Рыска за коровами.

   А мы всей дружной колхозной гурьбой пошли в поле работать. И что интересно, те бабы, которые в колхоз не вступили, наших в город провожать тоже пришли. И с нами в поле потащились. Поглазеть.

   А там интересно же! Семена незнакомые, да еще Дар мой во всей красе. Земля как пух, лопаты только в воздухе мелькают, все смеются... весело так работать-то, когда все легко и просто получается.

   Участок, который вдовушки местные грядой назвали, в мы в двадцать четыре руки к вечеру вскопали и засеяли.

   Когда семена вытащила, все вокруг сгрудились и шушукались, и вопросы задавали, и смотрела на картинки да на на сами семена. Но, что примечательно, никто даже не подумал, что стащить можно хоть одно семечко. Такое в толпе-то не заметишь. Но Оракул бдит. И это приятно. Хотя хотели бабы семена. Есть среди них огородницы заядлые. Без Дара, но разве это когда-нибудь мешало маме моей, к примеру, урожаи шикарные получать? Просили, семенами поделиться, конечно, но я сказала, что колхозное это все. Все колхозом и решать будем давать или нет семена.

   Но еще подумала я, что не дело это колхозные поля лопатами копать. Мотоблок надо. Или плуг какой-нибудь к лошади прицепить, как древние времена. А то так мы даже с Даром моим умрем лопатами поля для пшеницы вскапывать. Это сейчас ее у меня мало. А потом как начнем сеять... ого-го сколько копать придется.

   Уже стемнело, а наша делегация из города все не возвращалась. Мы уже со всеми делами управились, коров подоили, молоко процедили, в подпол убрали, скотину покормили, а их все не было.

   Сели мы у дома господина Гририха на лавочку, что из кабинета вытащили... сидим ждем. И бабы все на меня поглядывают, типа, ты что-то решай давай, Малла. Даже госпожа Гририх на меня смотрит, а у самой слезы уже на глазах.

   - Малла, что они не едут-то? Неужто случилось что?

   - Все хорошо, Вилина, - отвечаю уверенно, хотя у самой от страха колени трясутся. Мало ли что случиться-то могло. Вдруг ограбили их. Все же сумма большая. Или арестовали. За что-нибудь. Или не получилось у них что-то...

   Видать не сильно уверено я ответила. Начала Вилина всхлипывать. А потом подвывать тихонечко. А за ней остальные бабы завыли... я думала такое только в детском садике бывает, когда дети один за другим плач подхватывают. Ан нет.

   Сидят бабы, воют. Уже причитать начали: «На кого вы нас покинули!»

   Если бы собаки были, вообще, не пойми что было бы... хорошо здесь из животных, кроме мелочи всякой, только коровы, лошади, овцы, свиньи и куры. Мне Салина рассказывала, что всю флору и фауну во время войны с Хадоа истребили. Остались только домашние животные, которых в тот мир забрали: лошади, коровы, овцы, свиньи и куры.

   А бабы все воют и воют... ощущение, будто бы я на похоронах уже сижу. Даже сердце заболело. Сама уже, чувствую, подвывать начала...

   И вдруг топот услышали. Как будто бы толпа огромная идет.

   И точно толпа. Вернулись наши ходоки. И сами живы-здоровы, и коров пригнали целую отару... или так про коров не говорят?

   Пока мы коров по сараям устраивали, не выгонять же их ночью в поле, совсем стемнело. А потом пошли в контору... ну... да, каюсь. Это снова я, словечко новое ввела в обиход. И вот любопытно, сама-то я это слово в жизни своей прошлой не использовала. Как-то привыкли мы офис говорить. Даже если офис грязная комната в вагончике. А тут всплыло. Потом вспомнила, что бабушка так говорила. И, вообще, как-то словечки бабушкины у меня стали проскальзывать. Не понимаю, то ли язык здесь такой... на русский похожий, то ли сама обстановка деревенская навевает.

   В конторе расселись на лавках, с улицы, правда, опять пришлось назад затаскивать, и ждем, когда делегаты наши ответ держать будут.

   Первым слово взял председатель наш. Господин Гририх. Усталый наш дедушка за столом сидел. Но довольный. Улыбался и за правую мочку себя теребил. Давно видать. Она у него покраснела уже и распухла даже. Вилина, госпожа Гририх, мужа по руке хлопала, чтобы он ухо в покое оставил.

   - Итак, бабоньки, все отлично. Зарегистрировал я наше коллективное хозяйство Колхоз «Светлый Путь». Бумаги получил. Теперь ты, Рыска, рассказывай.

   Мы в\одобрительно загудели... но вот в воздухе висело что-то такое, всем ясно было, чего-то не договаривает председатель наш.

   - Да что рассказывать, - Рыска тоже сияла как-то подозрительно, - коров купила, пригнала. В дороге подоили. Видели все. Завтра утром сыры будем делать. Еще сычуг привезла от теленка суточного. Так что завтра можно будет заняться твердыми сырами.

   Мы загудели сильнее. И на Салину посмотрели. А у той, снова руки тряслись, как будто бы за розками она бежать готовилась. Ох, ну не спроста же это!

   - Сыры продала. Сразу все забрали. И договорились, что каждую ночь приезжать к нам будут за сырами. Чтобы утром он уже на завтрак был...

   Салина замолчала, явно не договорив конец фразы. Мы молчали и ждали.

   - Да говори уже, - господин Гририх вцепился в ухо, пользуясь тем, что жена, как и все мы, не отрывала глаз от Салины.

   - У его величества, - прохрипела подруга и обхватила пылающие щеки ладонями, - по десять головок каждый день надо к столу его величества поставлять...

ГЛАВА 14

Бабы молчали. Онемели. Все, кроме меня. Я просто закипела от возмущения. Сыр! Этому негодяю?! И его курице белобрысой?! Да еще по десять кг? Она что с ним делать собралась?!

   - А платить-то он нам будет?! Или это спонсорская помощь бедному королю?

   - Будет, - улыбнулась Салина, - по пол грота за головку сыра.

   Мне сразу легче стало. Пусть хоть платит тогда, раз будет наш сыр в три горла жрать. Ну зачем ему десять головок?!

   - А зачем ему столько много? - не выдержала Варла. Уф... я думала, что я одна ничего не понимаю. Аж от сердца отлегло.

   Хотела я высказаться, конечно, но вовремя вспомнила, что нельзя. Это вам не наша свобода слова, здесь про короля, как про покойника, можно говорить: либо хорошо, либо ничего.

   - На завтраке у его величества народу каждый день много. Для нас с вами, - заговорил господин Гририх, - это удача невероятная. Теперь все аристократы про наш сыр узнают. И тоже захотят у себя на столе его видеть. Это нам его светлость посоветовал в столицу во дворец на кухню все отнести. Поэтому и задержались мы, пришлось в столицу порталом отправится. А Салина умница, смогла договориться, чтобы доставку дворцовая кухня на себя взяла. А то бы по два грота приходилось бы за портал платить.

   Только тогда я поверила, что все это правда. Десять головок сыра в день, это полторы сотни грот в месяц. Мы даже сейчас, с теми коровами, что у нас есть, сможем обеспечить колхозу такой доход. И это невероятно круто.

   И не только я так быстро прибыль нашу подсчитала. Все остальные вдовушки тоже сумели сообразить, что повезло нам невероятно. И ждет наш колхоз богатое будущее. И это только начало.

   И все мы радовались. Смеялись. И только у меня где-то в глубине души точил сердце маленький червячок обиды. На его светлость. Хотя непонятно, чего мне обижаться-то? Благодарить надо. Если бы не отправил он меня в это вдовье поселение, не было бы никакого колхоза «Светлый Путь». А мне от названия легче становилось, будто бы дома я. В деревне своей.

   Но червячок упорно работал челюстями, не давая мне насладиться триумфом в полной мере. А потом мы еще полночи варили сыр. Потому что уже давно опытным путем установили, переночевавшее молоко для сыра не годиться. Он получается какой-то другой. Больше похоже на прессованный творог.

   И следующий день прошел в трудах и заботах. Во-первых, подоить надо было не три коровы, а тринадцать. И это уже сильно увеличило время утренней дойки. Во-вторых, пастушка ожидаемо отказалась пасти колхозных коров и пришлось срочно снаряжать Варлу на пастбище. Рыска сама хотела, но нам сегодня нужно было заняться сыроварением. Ждать было нельзя, мы боялись, что сычуг испортится.

   Сначала доварили недостающие Яблочные сыры. А оставшееся молоко пустили на опыты. И у нас получилось!

   Сгусток получился плотный, как у настоящего сыра. Мы, когда завернули его в холстину и под пресс положили, никак не могли перестать улыбаться, несмотря на усталость. Вчера и сегодня были самыми суматошными днями

   - Девочки, а еще сыров может быть много разных. Есть выдержанные сыры... Это те, которые долго зреют. И даже с плесенью. Не с любой, конечно, а с какой-то особенной, с синей..

   От таких откровений, бабоньки, вообще, в осадок выпали. Сидели на скамьях с обалдевшим видом и каждый о своем думали. У Салины в глазах цифры мелькали. Здесь они другие, я просто по привычке русскими считаю, но Салина совершенно точно барыши подсчитывала.

   У Рыски тоже глаза загорелись, но совсем по другому поводу. Это сколько же коров можно завести! И в глазах у Рыски стада несметные по лугам бродили.

   У Сайки наряды в глазах замелькали, которые она купить на деньжищи заработанные в колхозе сможет. Вот жила бы Сайка в нашем мире, быть бы ей шополголиком. Она и сейчас-то шмотье убогое закупает на все, что заработает. А уж у нас... Из торгового центра ее бы точно вытащить не смогли.

   А я... я думала о том, что, возможно, если постараться, то на те деньги, что заработаю, смогу устроить себе комфортную жизнь, максимально близкую к той, что у меня в прошлом была: туалет с канализацией, душ, одежда удобная, обувь... в деревянных чеботах совсем невесело ходить, подошва не гнется.

   Первые две недели колхозной жизни пролетели, как один миг.

   На общем собрании мы подвели итоги. Оказалось, что из пятнадцати колхозников делом заняты все.

   В моей бригаде овощеводов работали всего три человека, вместе со мной. Больше было не нужно, слишком еще маленькие площади.

   Сайка варила сыры, ей помогала бабка Ланка, наша самая старая и почтенная вдова, выполнявшая мелкие поручения, потому что мы не смогли придумать ей другого дела. А бездельничать бабка отказывалась наотрез. Мы ее несколько раз с огорода выгоняли, потому что боялись, что плохо станет.

   Варла стала нашей пастушкой. Пасла и коров, и овец. Стадо пока все еще было небольшое, так что она успевала все сама.

   Рыска с двумя помощницами обихаживали коров. Доили, убирали, поили, кормили.

   Салина с господином Гририхом занимались административной работой и торговлей. Именно их донимали докучливые купцы, валом повалившие к нам в колхоз, как только прознали, кто это в Гвенаре секрет сыроваров из Хадоа прознал. И, положа руку на сердце, никто из нас не хотел бы столько времени проводить за болтовней с этими наглыми торговцами.

   Глая и Витка «присматривала» за колхозными курами и свиньями, которые так и жили в их сараях и помогали там, где рабочие руки были нужнее всего.

   Вилина, госпожа Гририх, не гнушалась никакой работы, несмотря на дворянский титул, но всем, кроме меня, было неловко видеть, как она работает. И поэтому как-то незаметно, стала у нас госпожа Гририх кем-то вроде учетчика. Касса колхозная у нее была, трудодни она считала, вела записи по тем колхозникам, которые своим трудом вложились...

   И последняя Нана, молоденькая девчонка, овдовевшая буквально сразу после свадьбы, была у нас на посылках. Целый день бегала туда-сюда, помогая нам чувствовать себя единым трудовым коллективом.

   И за две недели работы нашего колхоза, мы сделали очень много.

   Построили навес для коров наших на пастбище рядом с ручьем. Ручей отгородили, чтобы коровы его не затоптали. Оборудовали лежанки для тринадцати буренок, поставили колоды для воды, чтобы коровки могли пить столько сколько нужно. Еще несколько старых корыт для стирки белья приспособили для каменной соли и подкормки. Из глины слепили очаг, чтобы греть воду мытья вымени. Стол из бревен смастерили. Получилось довольно мило и уютно. Рыска просила даже шалаш ей там построить, чтобы ночевать можно было. Но мы сочли, что это лишнее. Хищников в Гвенаре нет, воров тоже. От кого коров-то караулить?

   Производство Яблочного сыра на поток поставили, дело же нехитрое. Сайка теперь одна с ним справлялась. И стала нашим главным сыроваром. А еще они с Рыской и Салиной твердые сыры варили, рецепты обкатывали. Мы давно решили, что все четко должно быть, чтобы каждый раз одинаковый вкус получался, чтобы покупатели наши знали, если продукт из колхоза «Светлый Путь», значит гарантированно качественный.

   Все что в «лаборатории» готовилось, мы на всех колхозников делили. Пусть по небольшому кусочку, но деликатес, которого еще на королевском столе не было, все попробовали.

   С сырами мы все еще экспериментировали, но это уже перестало быть каким-то уникальным делом, слова фермент, пепсин и бактерии влились в местный язык, и звучали из наших уст уже совсем привычно. Даже бабка Ланка легко оперировала этими словами. Процесс сыроварения стал обыденностью.

   С огородом тоже все было хорошо. Укроп отлично подошел к синей каше, делая ее вкус каким-то снежно-свежим. В общем, продавать мы пока не пробовали, но Салина клялась, что такую приправу ждет успех. В общем, оставила на семена половину грядки, на следующий год попробуем посадить побольше. На продажу. Остальные овощи тоже росли отлично. Редиску мои подруги распробовали, с солью им понравилось. Всевозможные салаты, тоже зашли. Но тут неожиданностей и не должно было быть. Все же за неимением круп и овощей, траву здесь ели всякую разную.

   А еще Салина рассказала мне, как же так получилось, что здесь такой откровенной убогий ассортимент растений. Даже диких.

   Я потом несколько дней спать не могла. У меня душу на части рвало, когда представляла, что пришлось пережить этому миру, чтобы возродиться.

   Оказывается, Хадоа — это не государство соседнее, как я думала. А другой мир. И оттуда пришли на Гвенар захватчики и людей в рабство угнали. Коров, свиней, овец и кур тоже забрали, хадоанцы оказались чистыми мясоедами. А потом выжгли Гвенар дотла. И ни одной своей травки, ни одного дерева в этом мире не осталось. Через тысячи лет, когда гвенарцы вернулись в свой мир, он так и был черной пустыней. И все, что здесь растет, и все животные, которые есть, все принесено с Хадоа. И цветы эти синие, оттуда. Людям же надо было что-то есть.

   Третья неделя нашего хозяйствования началась как-то спокойно. И даже как-то скучновато. Работы много, конечно было, но все равно... как-то однообразно.

   Я даже время нашла сарафаном своим заняться. Солнце-то все позже и позже садилось. Вечера светлые были. Чего уж было тянуть кота за хвост?

   Три дня кроила. А все потому, что ни лекал под рукой, ни метра даже. Пришлось куском веревочки все измерять и на листке бумаги, что у господина Гририха для речи выпросила, рисовать схемку. И вспоминать расчеты для построения выкройки. А потом кроить прямо на дорогущей ткани, не будучи уверенной, что все правильно.

   Можно было бы, конечно, простенький сарафан слепить, но очень уж мне хотелось так поразить воображение вдовушек чтобы они сняли свои платья-мешки. Так что заморочилась я декольте и вытачками, чтобы грудь подчеркнуть. На рубашке нижней, которая по местным правилам приличия должна и сверху и снизу выглядывать, решила рукава фонариком сделать, чтобы хоть как-то наряд украсить. Лишь бы успеть до конца лета сшить.

   - Малла, не спишь? - ко мне заглянула Салина, которая каждый вечер сама сыры купцам отгружала. - не могу я больше. Малла, они же меня на клочки рвут. И обижаются еще. Мол, мало ты мне сегодня оставила. Я просил десять головок, а ты три дала... больше сыров надо... больше коров... Ты что же это делаешь? - ахнула она, увидев мои выкройки, - нельзя же нам такое!

   - Как это нельзя? - удивилась я, а у самой сердце дрогнуло. Ну, не могу я больше в мешках этих ходить. Не могу! Выше моих сил это.

   - Мы же вдовы. Скорбеть должны. О своих мужьях умерших помнить, а не других завлекать... поэтому и платья у нас такие особенные...

   - Что?! - у меня кровь от лица отхлынула. Мне дурно стало. Я задыхаться стала. Я-то, дура, других баб и не видела. Думала, все в таких мешках ходят, - но подожди! Вилина же... она же замужем, а в таком же мешке ходит. Или замужние тоже...

   - Вилина тоже вдова. И о первом своем супруге помнить должна. И одежда наша неудобством своим нам напоминает о грехе нашем. Раз мужа потеряла, теперь всю жизнь вдовий наряд носить обязана.

   - Как это всю жизнь? - я с трудом шевелила губами. Я настолько не знала, что дальше делать. Не дура же. Понимаю, что против традиций нельзя идти. Это только в книжках о попаданках моду по щелчку пальцев меняют и от кринолинов сразу экстремальному мини переходят... я уже убедилась, что не все так просто. По крайней мере у меня. Вон кому-то везет гораздо больше. Курице этой белобрысой, например. Вот у нее все, как в сказке: и королю в постель попала, и замуж за него вышла, и кровь у нее древняя оказалась, и силы огромные с неба свалились. Никаких тебе печалей и терзаний. Как сыр в масле катается.

   - Вот так, - пожала плечами Салина, - так что зря ты такую ткань хорошую испортила.

ГЛАВА 15

Ну, вот кто бы мог подумать, что последней каплей эти дурацкие платья станут? На следующее утро я, впервые в жизни, не пошла на работу. Никогда я еще себе такого не позволяла. Ни там, ни тем более здесь. А сейчас так все равно стало. Зачем стараться, пытаться чего-то добиться, если все равно ничего не изменить. Ни домой мне никогда не вернуться, ни родителей увидеть, ни Орландо, ни даже платье-мешок из дерюжки колючей не снять...

   А еще подруги про меня забыли. Я уже полдня на кровати лежу, а ко мне даже не заглянул никто. Не спросил, что, мол, Малла с тобой случилось? Как ты себя, подруженька наша, чувствуешь? Ни Салине я не нужна, ни Рыске, ни своей бригаде овощеводов. Они-то небось, на огород пошли. Работают там... поливают, сорняки пропалывают. Хотя дождик каждую ночь лил и сорняки не так уж сильно донимали, но все же в большом колхозном огороде для пары человек всегда работа была.

   А я не нужна никому. Ну и пусть, буду лежать пока не умру. Только вот тюфяк сегодня какой-то совсем неудобный. Сено совсем слежалось. Да и что говорить трава не перо. Вот была бы у меня перина... Кстати... а чего-то я здесь перин не видела? И подушек...

   Я даже села. Как это так, в деревне подушки не перьевые? Всю жизнь у бабушки пера этого было завались. Каждый год подушки шила, по родне раздаривала. Вот бы у Глаи спросить, у птичницы нашей. Вдруг неспроста это. Вдруг какая-нибудь беда, как с этими платьями-мешками.

   Я уже подскочила и бежать хотела, да вспомнила, что страдаю сегодня. И обратно в постель легла. А самой-то так перинку хочется под попу, подушку под голову... плюнула я на страдания и к Глае рванула. Огородами, чтоб никто не видел, что я из дома вышла. Вот проверим, насколько нужна я подружкам... так называемым...

   К Глае я как шпион пробиралась. Чтобы не увидел никто. Спрошу у нее только про перину, а потом тихонько домой вернусь. Так же, огородами. А то обидно как-то, я бы, например, забеспокоилась, если бы Салина с утра из дома не вышла. Или если бы Рыску возле коров утром не увидела. А подружкам моим все равно значит, раз они за столько времени так и не удосужились проверить, что со мной случилось.

   - Привет, Малла, - Глая мне обрадовалась. Единственная за весь день. Она кормила в своем типовом дворе кур, которые бегали под ногами и стучали клювами по деревянному корытцу, подбирая цветки синей каши, - а ты чего так рано-то? Случилось что?

   - Ничего не случилось, - обиделась я. Ну а что? Разве я могу прийти в гости только когда что-то произошло. - И не рано уже вовсе... солнце почти в зените, - махнула я рукой в небо. Приврала, конечно, для красного словца. Солнце совсем не в зените было... и, вообще, даже совсем недавно рассвет был... Не знаю, почему мне так показалось, пока дома лежала. Наверное, от обиды.

   - Глая, скажи, а почему здесь тюфяки травой набивают, а не пером куриным?

   - Не только травой, - пожала она плечами, - и пером набивают. И шерстью овечьей. Только дорого это. И шерстью дорого. А уж пером так, вообще... такая перина, наверное, только у его величества, да самых приближенных имеется..

   - А почему? - удивилась я. Ну, мне всегда казалось, что перо дешевый материал.

   - Ты представляешь, сколько кур надо на перину, - рассмеялась Глая, - это сколько же лет собирать надо. Всех наших кур даже на одну подушку не хватит. Так что дорогое это удовольствие.

   - Все равно не понимаю, - я даже головой потрясла на всякий случай. Вдруг там извилина какая на место встанет, - пера, конечно, много надо, но ведь и кур можно не двадцать завести, а двести.

   - Малла, - Глая расхохоталась до слез, - а ты хоть знаешь, как кур разводят?

   - Из яиц? - я немного растерялась. Все же другой мир... вдруг у них куры живородящие. А яйца так, побочный эффект...

   - Из яиц, - кивнула подруга, а я выдохнула. А то уже с опаской начала поглядывать на живородящих монстров, которые вокруг нас крутились, - но чтобы яйцо стало курицей, надо чтобы другая курица высидела цыпленка. И три недели ей нужно на гнезде провести, не вставая. А они не любят на одном месте сидеть, так и норовят сбежать. Поэтому и выводят мало очень...

   - Значит надо инкубатор строить! - заорала я, но изо рта снова зазвучало, - я Малла Вильдо из Хадоа! Кошмар меня подери!

   Это что за издевательство?! Почему я про колхоз, про ферму для коров и про сыры могу говорить, а про инкубатор нет?! Что за пакость!

   - Малла, - а вот Глая уже вцепилась в меня, мгновенно почуяв, что я что-то знаю, - что?! Что ты хотела сказать?! Малла! Пожалуйста!

   - Подожди-ка...

   Какая-то мысль мелькнула в моей голове. Не зря говорят, догадка озарила. Вот и я словно искорку увидела, которая вспыхнула и пропала, снова оставляя меня во тьме. Надо подумать. Еще раз. О чем я думала? О том, что про колхоз, про ферму, про сыры могу говорить, а про инкубатор, про трактор, да, пыталась, про другой мир — нет...

   А в чем их разница?

   - Глая, - начала я медленно, - вот смотри, яйца лежат под курицей в определенных условиях: тепло, влажность, может быть еще что-то. Ты это лучше знаешь. А если мы положим яйца в ящик и создадим в нем такие же условия, как под курицей?

   Ух, ты! У меня получилось! Я, кажется, поняла принцип! Главное не говорить ни о чем, что невозможно сделать здесь и сейчас в этом мире.

   - Малла, - Глая ответила мне шепотом, - у вас так делают? - Я кивнула. - И цыплята выводятся? - Еще кивок. - Кошмар меня подери! Малла! Это же здорово! А как это сделать?

   - Не знаю, - засмеялась я, - а что знаю, я тебе уже рассказала.

   Ящик мы с Глаей нашли у господина Гририха. Положили туда травы из тюфяка, два десятка яиц на пробу и в одеяло войлочное укутали. И стали думать как в печи температуру поддерживать, чтоб цыплята наши в яйцах не сварились и не замерзли.

   Так, бегающих из угла в угол с ящиком с яйцами, нас и нашли подруги. А я даже забыла высказать им претензии, потому что вопрос как греть будущих цыплят, стал важнее. Наконец-то, благодаря Дару Глаи, решение пришло — нужно просто постоянно топить печку, помаленьку, чуть ли не по щепочке, поддерживая температуру, а для влажности, прямо в коробку поставить кружку воды, накрытую деревянным кружочком. Надо больше, приоткрыл, надо меньше, прикрыл. А еще каждый час нужно было поворачивать и ящик, и яйца, чтобы они грелись равномерно со всех сторон.

   И если с влажностью было проще, один раз выставил, и потом можно не трогать долго, то переворачивание яиц и особенно топка печки крошечными порциями, но регулярно и часто, требовали постоянного присутствия. И мы установили дежурство, чтобы бы контролировать наш инкубатор круглосуточно.

   В общем, следующие три недели мы жили у Глаи. Вся наша банда: я, Салина и Рыска.

   Всю остальную работу тоже никто не отменял, поэтому как-то не до обид было. Моя недоделанная выкройка сарафана так и осталась лежать на полу в пустой комнате.

   Ох, и тяжелая это работа, скажу я вам работать курицей-наседкой.

   Первый месяц нашей колхозной жизни пролетел как один миг. И мы собрались подвести итоги.

   Как не похоже было это итоговое собрание на то самое первое. Мы крепко сдружились, мы знали друг друга как самых родных и близких людей, мы смогли стать командой. И сейчас сидели в кабинете господина Гририха, пододвинув лавки ближе к столу.

   - Итак, бабоньки, - начал наш председатель, - первым делом хочу сообщить две радостные новости. Первая, все члены колхоза, которые внесли вклад своим трудом отработали долг и теперь являются полноценными колхозниками. И вторая, - не дал он нам завизжать от восторга и кинуться в объятия друг друга с поздравлениями, - за месяц мы с вами продали сыра на двести двадцать два грота.

   Вот тут мы уже не сдерживались. Вдовы, жившие на три-пять грот в месяц, просто взвыли от озвученной суммы. Это была просто немыслимые деньги.

   Когда закончилось всеобщее ликование, а мы все наобнимались и даже наплакались, господин Гририх, который терпеливо ждал, когда все успокоятся, продолжил:

   - Итак, бабоньки. Нам нужно решить, что делать дальше. Если мы отложим эти деньги, то уже можно нанимать бригаду строить ферму и сыроварню. Если мы решим выплатить каждой то, что вы заработали, то строителей можно будет приглашать на коровник. А если мы направим все эти деньги на покупку коров, то через месяц мы сможем заработать примерно шестьсот грот...

   Вот тут все онемели. Столько деньжищ даже я не могла себе представить. Хотя сто грот в руках держала.

   - А мы сможем продать столько сыра, - я первая пришла в себя, потому что для меня это пока еще были просто цифры.

   - Сможем, - прошептала Салина, - это примерно по сорок килограмм сыра в день... да... сможем... даже больше сможем... только, - она обвела нас всех взглядом, - мы столько не вытянем. Нам рук не хватает...

   - Еще три вдовы хотят вступить в колхоз, - господин Гририх довольно улыбался, - а когда они увидят наше будущее стадо... Думаю, от желающих не будет отбоя...

   - А потом еще овощи, - вмешалась я, свято верившая в успех картошки, капусты и огурцов с помидорами, - через пару недель дойдет первый урожай репы, кабачков и капуста ранней. Их заготавливать на зиму нельзя, но капусту можно мариновать, добавлять в супы и есть сырой. Как и репу с кабачками. Салина, мне нужны бочонки.

   - Малла, - подруга стала серьезной. После фиаско с зеленью у местных появились сомнения в травах из Хадоа, - пару бочонков мы тебе выделим, но, знаешь, если то, что ты положишь в них не будет интересно купцам... - она замолчала, но всем стало ясно, что в таком случае мой огород так и останется только на моем участке для моего личного удовольствия.

   - Хорошо, - согласилась я, - а еще у нас скоро будут цыплята. А если получится их выводить без курицы, то очень много цыплят.

   - Да кому они нужны, - одна из женщин-овощеводов махнула рукой. В последнее время их энтузиазм спал, и хотя работали они старательно, но как-то без огонька. А вот Рыскины животноводы чувствовали себя героями, - куда нам столько яиц-то?

   - Никуда - согласилась я. Я уже знала, благодаря Салине, что рынок сельскохозяйственной продукции поделен жестко, чуть ли не указом его величества. Втиснуться туда с яйцами просто нереально. - А вот мяса и пуха-пера можно много продать. А лучше не просто мясо и перо продавать, а мясо коптить, а из пуха-пера перины, подушки и одеяла шить.

   - Да кому... - возразила вторая моя помощница, но господин Гририх перебил, начавшийся спор.

   - Про цыплят будем думать потом, когда они вылупятся. А сейчас надо решить с коровами. Что делаем? Закупаем еще коров или делим прибыль сейчас?

   За увеличение коровьего стада проголосовали единогласно. И за новых колхозников тоже.

ГЛАВА 16

Я шла домой одна. Даже не стала дожидаться Салину, которая о чем-то шепталась с госпожой Гририх. Мне было немного обидно. Да что там... мне было страшно обидно, от такого пренебрежения к моим овощам и к моим инкубаторам. И думалось, что как-то быстро все забыли, именно я придумала, как варить сыр... и, вообще. Десять коров было куплено на мои деньги. На те, что дал мне его сиятельство.

   - Малла, - Салина догнала меня очень быстро и схватила за руку, - что с тобой?

   - Ничего, - буркнула я, вырываясь, - могла бы поддержать меня. Ты все же моя подруга.

   - Обиделась? - удивилась соседка, - но, Малла, я же права. Как мы можем сейчас закупать бочонки, если еще неизвестно, что там у тебя растет? Нужны ли твои овощи купцам или нет? Но в остальном мы же тебя поддерживаем. Поле тебе выделили, и с яйцами этими носимся, ночами не спим. Хотя где это видано, чтобы цыплят без курицы высиживать. Кроме Глаи в это никто не верит. Прости, если я тебя обидела.

   - Мои овощи намного вкуснее вашей гадкой цветочной каши, - вспылила я, - и цыплят у нас только так и выводят. Моя бабушка их по сто штук покупала, мы их растили, а осенью всех на мясо. И потом всю зиму ели. И подушки у нас нормальные были, и матрасы, и одеяла, и, вообще, - я уже не сдерживалась, - у вас здесь все убогое! Ненавижу вас всех! И Гвенар ваш ненавижу! Я домой хочу!

   Я уже орала. Как никогда в жизни я хотела домой. К маме и папе, к Орландо, к своей любимой и такой легкой работе... да я даже по даче вдруг заскучала, по неспешному копошению на грядках, скорее для удовольствия, а не для того, чтобы выжить.

   - Малла, - Салина стиснула меня так, что я не могла дышать, - Малла, прости. Прости. Ты так быстро ко всем привыкла... ну, нам так казалось, что мы совсем забыли, как тебе трудно. Малла, прости...

   - Ничего ты не знаешь, - вырвалась я и проорала со слезами - вы все про меня ничего не знаете. И, вообще, как быстро все забыли, что за все, что сейчас есть вы меня должны благодарить! Меня! А ты меня даже не поддержала! Вы даже не хотите понять, насколько больше я видела и знаю! И как я могу помочь всем жить лучше. Вы даже не представляете, как я жила до того. Как попала сюда! И как здесь все убого!

   Я упала прямо на траву возле чьего-то забора и разрыдалась, и никак не могла успокоиться. Салина пыталась меня утешить, но становилось только хуже. К нам подходили другие, собралась уже целая толпа, но мне было все равно. Я не могла остановиться.

   - Тише, деточка, тише, - сквозь толпу протиснулась старая, почти как бабка Ланка, вдова, - тише, не нужно так плакать.

   Она гладила меня по голове и причитала тихим голосом полным сочувствия и участия. От ее причитаний, мне становилось легче. Боль в душе теряла свою остроту, а слезы высыхали сами собой.

   - Тише, деточка, - шептала она, а потом сунула мне в руки глиняную кружку, - на-ка, выпей, и тебя отпустит. Давай...

   Я все еще всхлипывая послушно взяла кружку и глотнула. Горечь отвара обожгла язык, но тут же пропала, оставляя после себя сладкое послевкусие.

   - Пей, деточка, пей. Что же ты так-то? Нельзя же себя до такого доводить, - незнакомка присела рядом, и продолжала гладить меня по спине, - нельзя тебе нервничать. Тебе сейчас покой нужен, деточка.

   - Что? - переспросила я, - что вы сказали?

   - Тише, успокойся, - бабка сжала мне руку, - знаю я про планы твои. Слышала. И огород твой смотрела. Хорошие у тебя травки, полезные. Много нового и интересного я там увидела, много такого, чего не должно быть в нашем мире. И что ты не из Хадоа знаю... не спрашивай откуда, все равно не скажу. И про тебя никому ничего не скажу. Только ты и сама молчи. Незачем пока людям знать... незачем...

   Резко оборвав причитания непонятной и явно неоконченной фразой, она вырвала из моих рук пустую кружку, и неожиданно бодро вскочив, снова протиснулась сквозь толпу и мгновенно исчезла, словно и не было ее. А рядом со мной на корточки присела Салина:

   - Малла, ты как? Тебе лучше?

   - Салина, кто это?

   - Это аррова ведьма... Она тебе что-то сказала? Не слушай ее, Малла. Заговорит она тебя, запутает. Сама в себе сомневаться начнешь, Забудь все, что она говорила. Нельзя словам ведьмы верить. Поняла?

   - Поняла, - ответила я, думая о том, как смогла эта женщина догадаться о том, что я не из Хадоа... И зачем она просила молчать? Как будто бы не знает, что я при всем желании ничего сказать не смогу? Или она о чем-то другом? Вопросы сыпались в мою голову как горошины в корзину. Стукались об стенки и бегали, катались по кругу, без ответа.

   - Малла, - Салина встряхнула меня за плечи, - Малла, посмотрит на меня, слышишь?

   Я подняла взгляд на подругу, она испуганно всмотрелась в мое лицо, в глаза:

   - Малла, перестань думать о том, что она сказала. Малла, это аррова ведьма. Ей нельзя верить. Ее нельзя слушать, а то пропадешь! Забудь все, что она говорила, они всегда запутывают людей. Нельзя их слушать, а то с ума сойдешь. Будешь метаться и мучится. Слышишь?

   - Д-да, - я встряхнула головой, вытряхивая горошины из корзинки на землю. Вот уж правда, аррова ведьма. Я встала, оглянулась. Бабы все так же окружали нас плотным кружком, зубоскаля и переговариваясь полушепотом.

   - Все, бабоньки, - через силу улыбнулась я, - расходитесь. Зрелищ не будет, я с ума сходить не собираюсь! Кошмар меня подери!

   - Малла, - моя верная подруга стояла рядом, - прости меня. Я была не права. Просто все так... быстро... прости, а?

   - Хорошо, - на душе было легко и спокойно. Интересной водичкой напоила меня бабка. И как она так вовремя здесь появилась? Да еще с кружкой отвара? И как она узнала, что я не из Хадоа?.. Кошмар меня подери! Я снова тряхнула головой. Вот аррова ведьма!

   - Тебе надо поспать. Наваждение обычно спадает после сна. Пойдем ко мне, я тебе чай заварю. Успокоительный. Уснешь и забудешь слова ведьмы...

   - Пойдем, - я зевнула. Кажется, чай Салины не понадобится, меня клонило в сон со страшной силой.

   До своей кровати я добралась с закрытыми глазами и чуть ли не на четвереньках. И мгновенно заснула, едва коснувшись головой подушки. И снилась мне аррова ведьма. Она что-то шептала надо мной, ворожила и от ее рук тянулись толстые солнечные нити, окутывающие меня в сверкающий кокон. А потом появилась вторая. Уставшая, вся в пыли, словно она только что проехала много километров. И они уже вдвоем кружили вокруг меня, заматывая меня в ворох золотистых нитей так тщательно, словно хотели от кого-то спрятать. И невнятно что-то шептали, отчего я проваливалась в глубокий и черный омут сна.

   Утром я проснулась необычайно свежая и отдохнувшая. Вчерашние обиды казались мелкими и незначительными. Конечно, мне не верят, они же просто еще не знают, какие у меня овощи растут на грядках. Да если вспомнить себя там, дома, то и салаты я ела неохотно, и редиска мне не особо нравилась. Если только в окрошке... окрошке... квас... Кошмар меня подери! Как же много можно сделать в этом мире!

   Здесь был напиток вроде кваса из забродивших трав. И Салина им меня угощала, но мне не понравилось. Не вкусно. Сладости не хватает... вообще, отсутствие здесь сахара напрягало даже меня, хотя я никогда не любила сладкое, предпочитая бутерброд с колбасой. Интересно, а колбасу здесь делают? Это же тоже ого-го какой объем продаж можно поднять. И еще делать колбасу можно из курицы...

   И, вообще, я по своему миру помню, что курица — самое дешевое мясо. Здесь кур на мясо не растили, слишком расточительно. Поэтому в суп курица попадала только незадолго до естественной смерти. И есть это мясо было невозможно. Так что ниша окорочков была абсолютно свободна. Жаль морозильников нет. Но если мы построим огромную коптильню и будем кур и колбасу сразу же коптить, то их можно будет по всему Гвенару продавать. Доставка здесь благодаря порталам быстрая.

   Да, пока мои мечты поддерживает только Глая, но ведь и Салина с Рыской много лет тайком от всех остальных варили сыр. Варили и верили, что у них все получится. А нам с Глаей нужно всего лишь потерпеть еще неделю, пока не вылупятся цыплята.

   Тогда нам поверят и остальные. А сейчас хорошо, что они помогают нам, пусть даже и сомневаясь в результате. Так что зря я вчера на Салину обиделась. Она, конечно, не права, но и я тоже не бедная овечка. Надо было просто сказать, что подождите неделю, а потом решение принимать будете.

   - Малла, - Салина махала мне со своего крыльца. Вот ведь... легка на помине, - ты как себя чувствуешь? Все хорошо? Ты так быстро уснула вчера... не иначе ведьме тебе подмешала то-то...

   И тут я вспомнила. Как-то совсем вылетело у меня из головы кто и как вчера меня успокоил. И свой странный сон вспомнила.

   - Все хорошо, Салина, - помахала я подруге в ответ, - может быть и подмешала, спала я как младенец!

   Про ведьм, укутывающих меня в кокон из солнечных нитей, я решила умолчать. Зачем говорить, если я сама не уверена было это на самом деле, или все же это был сон. Необычайно яркий, правдоподобный, но все же сон.

   - Это хорошо, - зевнула подруга, прикрывая рот ладошкой, - я за тебя эту ночь у Глаи отдежурила. Так что следующая — твоя.

   Через три недели после начала инкубации из двух десятков яиц у нас вылупилось одиннадцать цыплят. Это был прорыв. Инкубатор перестал быть сказкой, а стал еще одной золотой жилой.

   На очередном собрании колхозники единогласно приняли решение, что цыплятам быть. Да, с ними будет гораздо сложнее, чем с коровами, ведь сразу купить пару сотен хороших кур нереально, и родительское стадо придется формировать самим, но зато через год-два мы весь Гвенар завалим дешевой курятиной.

ГЛАВА 17

С этого дня у нас в колхозе не стало яиц. Каждые три дня мы собирали все снесенные яйца в ящик и отправляли в инкубатор - дом Глаи. Слово инкубатор мне так и не далось, поэтому с моей легкой руки прижилось название избушка на курьих ножках.

   А потому что не надо, лопаясь от счастья, говорить, что у тебя дом теперь как большая курица, которая сидит на гнезде. Так что Глая сама виновата. И, вообще, пусть спасибо скажет, что я ее бабой Ягой не стала называть. Хотя так и просилось на язык это имя. Но тогда бы пришлось сказки рассказывать. А я кроме колобка вот так сходу ничего вспомнить не могла.

   Людей катастрофически не хватало. Трех новеньких мы отправили к животноводам. Все же коровье стадо у нас увеличилось почти в три раза.

   Но сейчас, чтобы караулить температуру в избушке на курьих ножках, одна моя помощница и двое из подчиненных Рыски ушли к Глае, она у нас стала главной в птицеводстве. И если мы могли справится меньшим количеством рук, то у Глаи при высиживании цыплят нужен был круглосуточный и ежеминутный контроль. Хорошо, что ее крошечного Дара хватало, чтобы создать лучшие условия для наших будущих цыплят.

   Нану отрядили в помощь мне, а бабка Ланка пошла к Рыске. Но это не помогло. Работы стало невпроворот. Мы упахивались так, что валились с ног от усталости. Нам срочно нужны были люди. Но вдовушки, видя, как мы работаем, но все еще ничего не зарабатываем для себя не торопились вступать в колхоз. Даже несмотря на огромное даже для целой деревни стадо из тридцати пяти коров.

   Коровник мы решили строить сразу на сто голов. Потому что твердые сыры на сычужном ферменте у нас получились отличные. И их мы только-только начали продавать по полтора грота за голову, которая весила два мешочка, то есть около двух килограмм. Но для этих сыров нужна была сыроварня с котлами. Готовить дома в горшках, как Яблочный его было неудобно. Сайке помогаи все животноводы, но этого было мало.

   Предугадать наши доходы больше чем на месяц не брался никто. Но было ясно, что маленькими они не будут. Но за июнь, то есть Четвертый месяц, мы планировали продать сыров не меньше чем на шесть сотен грот. Здесь месяца, как и дни недели по номерам назывались. Только год начинался первого марта, а не первого января.

   А еще через три недели у нас начнут вылупляться цыплята. Каждые три дня. В немыслимых для этого мира количествах. И их нужно будет держать пару дней в помещении, а потом выпускать на улицу в какой-нибудь загончик. В этом мире не было хищников, поэтому можно было не бояться, что цыплят кто-то перетаскает. Но чтобы они не разбежались, нужна хоть какая-нибудь загородка.

   Кроме того, через недельку, с середины четвертого месяца нужно было думать о сборе урожая в моем огороде. Салаты уже отошли, но они не вызвали особо ажиотажа, потому что несмотря на необычный вкус, были вполне привычной едой. И сейчас грядки кустились переросшим салатом на семена.

   Но уже наливалась под землей репа, хрустели огромные, но рыхлые кочаны июньской капусты, уже были готовы завалить нас плодами ранние сорта кабачков. Урожай у меня получился небывалый. Скорее всего это тоже проявление Дара, потому что я не помню, чтобы июньская капуста была такой неподъемной даже на вид. Кабачки, вообще пугали своими размерами. Пока только листьев и цветов. Но я немного опасалась за то, что получится.

   Все растения под покровом моего Дара росли необычно крепкими, сильными и огромными. И мне было страшновато от того, что ждет нас в ближайшем будущем, когда все начнет созревать.

   Здесь в Гвенаре кроме сушки других способов консервации не существовало. Нечего им по-другому консервировать. Потому цветы их равно на один раз готовятся, потом они превращаются в кисель. Мы с Салиной однажды кашу оставили на утро... ну, я настояла, очень уж жалко выкидывать было. Так на утро такая гадость получилась. Все свиньям скормили.

   Так что я немного волновалась. Все же мариновать капусту придется без привычных специй, с цветами. Но я уже подобрала замену и перцу, и лавровому листу, закупила соль и пару горшков, чтобы было куда положить опытные образцы.

   В этом году капусты немного, но если пойдет, то на следующий год можно будет мариновать в бочонках на пять горшков... ну, то есть литров на пятьдесят.

   Весь день я работала, ночами думала о будущих заготовках, и для личной жизни совсем не было место в моей голове.

   И вот в одно прекрасное утро я шла по дорожке в своем огороде и услышала кряхтение. Подумала было, что это бабка Ланка притащилась ко мне и сорняки полет. Мы ее уже не один раз ловили на таком. Очень уж деятельная бабуська, в каждой бочке затычка, несмотря на старость. Она еще взяла на себя миссию доносить до всех остальных вдовушек какие у нас успехи в хозяйстве. Что-то вроде агитбригады. Ходила вечером по домам и рассказывала, как хорошо в нашем колхозе жить.

   Так вот... шла я себе по дорожке, слышу кряхтит кто-то. Ну, думаю, бабка, сейчас я тебя поймаю и господину Гририху сдам. Это же она мимо трудодней работает. А мы решили, что так у нас не принято будет, чтобы обид потом не было.

   Крадусь я на цыпочках к капусте, с этой грядки звуки доносились, а там нет никого. А кряхтит, оказывается, капуста. Обалдеть можно. Я и не знала, что она так умеет.

   Мне страшно даже стало... вдруг это другой мир повлиял, и теперь с этой капустой что-то не то?

   - Салина, - крикнула я подругу, - иди сюда. Быстрее! Слышишь?

   - Что слышу? - Салина присела на корточки рядом со мной...

   - Кряхтит кто-то, - прошептала я.

   - Кто? - тоже шепотом спросила подруга и схватила меня за руку, - пойдем еще баб позовем... а то вдруг чужой...

   - Нет, не надо никого звать, - занервничала я. Еще не хватало, чтобы потом надо мной все соседки поетшались, - это капуста кряхтит. Вот прямо из нее, изнутри звук идет.

   - Малла! - расхохоталась Салина, - я ничего не слышу. А это, наверное, твой Дар проявляется. Ты же говорила, что они, капусты твои, вот-вот поспеть должны? Вот, наверное, поспели...

   Кошмар меня подери! Я же об этом не подумала даже... а может и правда. Вот эта кряхтит, аж постанывает, та едва слышно временами скрипит... О! Я вспомнила! Мне же мама говорила, что если июньскую капусту вовремя не убрать или поливать лишку, то кочан разорвать может.

   Сбегала я за ножом и мы вдвоем с Салиной капусту эту говорливую срезали. Аккуратно, осторожно, чтоб кочерыжку с корешком не повредить. Мне же теперь надо семена вырастить...

   Кочан огромный получился, я такие размеры раньше только у поздней капусты видела. Июньская-то обычно мельче намного. Еле дотащили вдвоем до дома. Оставила я его, да в поле помчалась. Сейчас скажу бабам что делать, а сама вернусь. Не терпелось мне замариновать капусту-то. Это же мой реальный шанс доказать всем, что стоит мой огород трудов, которые мы в него вкладываем.

   Результат превзошел ожидания. Маринованная капуста получилась невероятно вкусная. Цветочные специи добавили какую-то особую нотку в привычный вкус, превращая даже для меня обычный салат в бомбическое лакомство.

   Первый горшок мы съели прямо на собрании. А это на минуточку примерно ведро. И всем стало понятно. Огород уже не просто так. Даже если не пойдет ничего, кроме капусты, все затраты труда уже оправданы.

   Мои овощи, наконец-то, признали золотой жилой наравне с сыром и цыплятами. Мои огородницы воспряли духом, я так, вообще, светилась как солнце.

   А у меня еще репа была на подходе... ммм... как за нами купцы бегать будут... они и сейчас покоя Салине не дают. С утра до ночи возле дома караулят... мне подруга даже призналась, что один из купцов предложение ей сделал. Да только отказала она. Не хочу, говорит, замуж за того, кому от меня только сыры нужны.

   Я потом целый вечер думала, и поняла, что если бы ко мне мужчина посватался только, чтобы на овощи мои лапу наложить, я бы ему тоже от ворот поворот дала. Я со своими овощами и сама справлюсь. А муж мне нужен такой, чтобы и меня любил-уважал, и сам из себя хоть что-то представлял. За кого попало я больше не пойду. Пусть его светлость даже не надеется.

   Всю раннюю капусту мы замариновали Было ее немного совсем, двадцать семь корней. Поспевала она неравномерно, но это было и на руку, возница, который у нас сыры на королевский стол забирал, мгновенно лапу на весь урожай наложил. И, вообще, взял с Салины обещание, что все новинки мы сначала ему показывать будем.

   Репа тоже вся в королевский дворец ушла. Мы только себе немного оставили, да на семена пару десятков. Как и кабачки. Они тоже пришлись по вкусу, особенно когда я шепнула вознице рецепт закусок и оладий.

   Остальные купцы, на долю которых овощей не осталось вовсе, готовы были на что угодно, чтобы заполучить себе долю будущего урожая. Хотя цена на овощи, по меркам моего мира была огромной. Капусту мы продали по пять грот за горшок. Это примерно ведро капусты за половину коровы. А репу и кабачки по три грота за короб равный десяти килограммам.

   Всего за Четвертый месяц на овощах мы заработали больше двухсот грот. Плюс шестьсот с хвостиком на сыре. Когда господин Гририх на очередном собрании озвучил, что выручка нашего колхоза составила за месяц почти восемьсот грот, мы не радовались, как в прошлый раз. Мы молчали. Слишком невероятной была эта сумма. Даже для меня.

   - Что с такими деньжищами будем делать, а, бабоньки? - наш председатель довольно улыбался, теребя правую мочку. Он всегда так делал, когда волновался.

   - Ферму строить, - вскинулась Рыска.

   - Сыроварню надо, - подхватила Сайка.

   - Птичник, - зевнула Глая, - через неделю цыплята пойдут. Нужны загончики и люди, чтоб смотреть за ними.

   - И овощехранилище, - добавила я, - зимой надо где-то хранить овощи.

   - А я думаю, - выступила вперед госпожа Гририх, - эти два месяца мы очень хорошо поработали. И надо нам отдохнуть бабоньки. Нас немного, всех колхозников всего-то двадцать пять человек. И я предлагаю устроить всем вместе выезд в город. На людей посмотреть, себя показать. Нам-то теперь нечего стыдиться. Мы с вами, бабоньки, теперь не просто вдовий колхоз «Светлый Путь», мы с вами продукты его величеству поставляем. К нам купцы со всего Гвенара мечтают попасть.

   От такого предложения бабы взвыли. Я-то в город тоже хотела. Интересно же. И то, правда, сижу в этом поселении уже два с половиной месяца. И работаю так, как никогда в жизни не работала. Я даже на местные ярмарки не ходила. Ничего там интересного все равно нет. А так можно будет на нормальную ярмарку сходить. По лавочкам прогуляться... прикупить чего-нибудь... не такого убогого, как здесь.

   Только вот, кое-что смущало меня в послании нашей Рапунцель...

   - Салина, - дернула я за рукав платья-мешка подругу, восторженно вопящую вместе со всеми, - а почему нам должно было быть стыдно?

   - Что?! А? Малла, - Салина сияла, как новогодняя елка, - давай, я тебе потом объясню? А? Пожалуйста! Не до этого сейчас.

   - Хорошо, - согласилась я. Радости как-то поубавилось. Вот чувствую, судьба очередную подлость мне приготовила... как с платьем-мешком этим идиотским.

   Ехать в город без денег не имело никакого смысла, поэтому предложение господина Гририха, выдать каждой колхознице по три грота на покупки, приняли единогласно. Три грота по местным меркам были хорошей суммой, ведь именно столько и составляло королевское пособие для вдов.

ГЛАВА 18

Поездку в город наметили на Четвертый день, то есть на послезавтра. Как раз время будет подготовиться. И решить, кто едет, а кто остается. Всем-то не получится. Надо же за избушкой нашей приглядывать, и за коровками, и сыры варить кому-то остаться.

   Пришлось кидать жребий, потому что добровольно никому не хотелось на хозяйстве оставаться. «Повезло» Салине, Рыске и... мне... расстроилась я так, что чуть прямо там, на собрании не расплакалась. Это же не справедливо! А еще Оракул называется! За справедливостью он следит... три раза! Уж мы-то трое точно заслужили эту поездку. А вместо этого придется мне с яйцами весь день нянчится. Хотя это, конечно, легче, чем сыры варить, как Салине, и уж тем более коров пасти, как Рыске.

   А подружки мои вроде и не огорчились вовсе. Хотя радовались вместе со всеми, что в город поедут. Ох, и не спроста же это? Так что как после собрания вышли, я их первым делом об этом и спросила. Тем более мне Салина объяснить все грозилась.

   - Малла, - рассмеялась Салина. Уже стемнело. и мы неспешно шли по дорожке домой. - Конечно же, я в город хотела. Кто же не хочет в город да еще с деньгами. Там знаешь, какая ярмарка! Как три наших! Там такое можно увидеть...

   - Да, - согласилась Рыска, и добавила, - а с другой... знаешь, неприятно, когда на тебя пальцем показывают, словами разными называют, а ты ответить не можешь...

   - Как это? Но почему?!

   - Мы вдовы, Малла, - Салина грустно улыбнулась и ответила таким тоном, как будто бы это все объясняет. Только мне совсем ничего не было понятно.

   - Ну, и что?

   - Я же рассказывала уже тебе. Считается, что за нами тьма стоит, раз наши мужья раньше нас умерли. Поэтому и в жены нас не берут. Поэтому и платья эти ужасные носить мы обязаны, чтобы мы не забывали о муже погубленном, а все остальные видели, какой грех на нас лежит. Поэтому и называют нас прямо в глаза словами нелестными.

   - Не понимаю... - я даже остановилась, - А как же король? Ты говорила, он шестнадцать раз вдовец!

   - Вдовец — это не вдова, - Рыска вздохнула, - если жена раньше мужа умерла, значит хорошая жена. От мужа смерть отвела.

   - Что?! - слов у меня не было. Это что за домострой махровый? А где, кошмар меня подери, равенство и братство? Как же Оракул их хваленый допускает такое?!

   - Так и есть, - Салина взяла меня за руку и потянула за собой, - пойдем быстрее, Малла. Есть хочется ужасно.

   - Но почему?! Почему так несправедливо?! Если вдова — значит грех на тебе, а если вдовец — то жена молодец, а муж будто бы всегда ни при чем?!

   Я была так возмущена, что просто не могла сдержать эмоции.

   - Малла, ты когда замуж выходила какие клятвы давала, помнишь?

   - Конечно, помню! Клянусь любить в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас...

   - Очень похоже. У нас мужчины тоже клянутся «беречь пока смерть не разлучит нас», - улыбнулась Салина, - а женщины говорят «беречь до самой смерти».

   - Но почему Оракул допускает такое? - я никак не могла успокоиться... королю, значит, можно шестнадцать жен похоронить, и он молодец. А Салина одного похоронила, который еще и ради Гвенара голову сложил, и все? Прокаженная?

   - Раз допускает, значит правильно это, - пожали плечами Рыска и Салина, - и мы ничего не можем сделать...

   Но я категорически была с этим не согласна. Категорически.

   Весь следующий день разговоры в поселении были про поездку. Несколько вдовушек даже пожелали срочно записаться в колхоз, чтобы получить возможность поехать в город. Даже без трех грот.

   Но не зря у нас председатель господин Гририх со своим Даром. Он дамочкам быстренько объяснил политику партии. Мол, сначала работаете, а потом в город. Пытались было вдовушки покивать на колхозниц, которые на прошлое неделе только к нам пришли, но председатель наш тоже не лыком шит. Столько лет комендантом во вдовьем поселении это вам не фунт изюма. Так что ушли нахалки не солоно хлебавши.

   И тогда я поняла, что правильно это. Не надо всех без разбора в колхоз брать. А то вот такие вот хитропопые на чужом горбу в рай выезжать гораздые понабегут... Это нам повезло пока... Хотя... вот я растяпа! До меня же только-только дошло, что председатель наш с самого начала не всех в колхоз брал!

   А ведь мне Салина говорила, что у нас в колхозе самые работящие вдовушки собрались. И правда, зачем нам сотня колхозниц, если работать человек семьдесят будут, а остальные баклуши бить? Так что зря я расстраивалась из-за того, что не все вдовы из поселения в наш колхоз вступили. Радоваться надо было. Это же правильно. Кто хочет работать, тот работает, кто не хочет — тот пусть на печи лежит, да на три грота в месяц живет.

   А я же помню, как бабушка моя все на соседку сетовала, мол, ни одного дня не проработала, а пенсию такую же получает, как бабушка моя, которая почти полвека дояркой отработала. С войны еще... Она тогда молоденькая, шестнадцати не было, на ферму пошла коров доить.

   Может еще и поэтому колхозы развалились-то... все же много несправедливого было в наших колхозах. Хорошо, что здесь за этим Оракул следит.

   Хотя странно следит, конечно... как он может позволять так относиться к женщинам потерявшим супруга? Это же как-то не правильно. Совсем не правильно. Одно дело, если бы жена мужа в могилу свела, а другое, когда он погиб на границе от рук хадоа.

   Все же не верю я, что Оракул будет против, если я платье-мешок сниму. И Салина, и Рыска, и все остальные. Я своего зайку-алкоголика совсем не из-за платья помню. А потому что он, сволочь, жизнь мою испортил. Вышла бы я замуж за нормального мужика, сейчас бы дети были, глядишь не тащилась бы в самый неподходящий момент с рассадой мимо его величество и курицы белобрысой.

   И Салина своего мужа погибшего не из-за платья вспоминает. Любила она его. И сейчас даже, говорит, скучает по вечерам их совместным. Так что, скорее всего, у каждой есть повод помнить бывшего. Хороший или плохой. А платье здесь вовсе не при чем.

   И решила я сарафан свой дошить. Не хочу больше в ужасном платье ходить. Не могу. Сил моих нет на такое убожество.

   Весь день у меня прошел за раздумьями. То так я крутила думы свои, то эдак. И все больше мне решение мое нравилось. Сошью сарафан. Надену. А там, глядишь, все как-нибудь наладиться. Обойдется. Авось пронесет, и гром не грянет, и молния меня не поразит... кто же знает, как тут Оракул за проступки наказывает.

   Уже спать я легла, а все никак не могла перестать о сарафане своем думать. Представляла, как бабы ахнут, когда я вся такая красивая на собрание приду. Как начнут возмущаться, сомневаться, сочувствовать дурочке бестолковой, про традиции забывшей. А я возьму у господина Гририха Оракула и вопрос задам, должна ли вдова платье-мешок носить или достаточно, чтобы она просто мужа помнила...

   Я уже засыпала и только краем сознания успела заметить, как две серые тени просочились в мой дом. Тихо и осторожно, так что ни одна половица не скрипнула...

   Утром ни свет ни заря помчалась в огород. Наши-то с рассветом, как стадо отгонят, в город едут, значит мне на дежурство в избушке на курьих ножках заступать надо. Дело-то ответственное. А у меня своих забот полон рот. Огурцы пошли еще на прошлой неделе. Но мало их было, а сейчас мы уже коробами собирали. Все, как водится отправляли на королевскую кухню. Вот они там обжоры... это же надо столько овощей съедать. Но нам возница шепнул, что королева новая, курица белобрысая, из-за которой я в Гвенар попала, сыроедкой оказалась. Пока наши овощи не пошли ничего толком и не ела. Все же сырые цветочки синей каши это не зерно. Их не прорастишь и сухими не пожуешь. Обязательно запаривать нужно. Намучилась, наверное, выскочка бесстыжая... мне даже жаль ее немного стало. Особенно после того ,как узнала, что сыроедение благодаря ей в моду вошло. И вся аристократия сейчас нашими овощами питается.

   А мы богатеем. Огурцы продавались по пять грот за короб. А за помидоры Салина грозилась все семь забрать. Правда, их пока маловато было. Пока только колхозникам доставалось.

   Вообще, дела в колхозе шли в гору. Это ощущали уже все. Сыры, овощи... а скоро пойдут и цыплята... У нас уже шесть ящиков на выведение заложено было. Через несколько дней цыплята вылупляться начнут.

   Первую неделю решили дома держать. Правда, Глае для этого придется временно к соседке перебраться, слишком уж ее дом на птичник будет похож.

   Вот тоже интересно. Зарна, соседка та самая, в колхоз пока так и не вступила, сомневалась, хотя мы уговаривали. А Глаю принять без всяких условия согласилась.

   Домики-то у нас у всех одинаковые были, так что на кухне-прихожей-гостинной, возле печки у нас ящики стояли на полках специальных, одну комнатку мы для цыплят отвели, а во второй устроили вроде бытовки. Туда-то я и принесла свой сарафан. Решила время зря не терять, и так его уже сколько потеряла. Плюнула бы на обычаи дурацкие. Давно бы в сарафане красном ходила.

   Весь день у меня прошел скучнее некуда. Даже словом было не с кем перемолвиться. Обычно-то мы с подружками друг к другу на огонек в течении дня забегали. А сегодня у всех дела ответственные: я яйца кручу-верчу, Салина сыры варит, а Рыска на пастбище со своими коровками любимыми.

   Зато сарафан почти дошила. Еще пару дежурств, и можно будет надевать. И есть у меня уже идея, какой вопрос Оракулу задать, чтобы и у него согласие получить, и против традиций местных не пойти. А то так и будут все вдовы упорно носить мешки для памяти, боясь осуждения соседей. Это у нас в мире на мнение соседей внимания не обращали, главное, чтобы себе хорошо было. А здесь так нельзя. Здесь без взаимовыручки взаимной поддержки никак.

   А вечером, когда стемнело наши вернулись. Довольные!

ГЛАВА 19

Мы их втроем у правления встречали. Я вспомнила как называлась контора, где председатель сидел. Бабушка всегда соседке говорила, мол, в правление пойду жаловаться, если коза твоя не прекратит по огороду нашему шастать, грядки топать и овощи подгрызать.

   Так что теперь контора господина Гририха у нас правлением называется. Как-то быстро это слово здесь прижилось. Наверное, потому что сразу всем понятно о чем речь.

   - Бабоньки! - первой с повозки Сайка спрыгнула. Вот удивительная баба. Самой уже за семь десятков перевалило, хотя и выглядит она моложе, да еще толстенькая, кругленькая со всех сторон одинаковая, как мячик. Только с ручками и ножками. А шустрая, как таракан запечный, - смотрите, что я купила!

   И грудь нам свою под нос тычет. А титьки-то у нее такие, что ого-го. Куда там нашим силиконовым красавицам. А на груди-то у Сайки, как на витрине, бусы лежат. Под стать прелестям ее. Каждая бусина, как яйцо перепелиное. И ярко-красные при этом, и даже блестят. Не сваровски, конечно, но таких я здесь еще не видела. И судя по ахам и охам подружек, они тоже. Только не понятно, что их удивило: размер или цвет?

   - Сайка, - восторженно пищала Салина, тыкая пальцем в бусины, - какие красивые!

   - А то, - гордо выпятила грудь Сайка, двигая витрину с бусами под нос восторженным бабам, - я за них четыре грота отдала. И не жалею.

   Все бабы, и те, что приехали, и те, что встречать пришли, обступили Сайку и охали, глядя на ее покупку. Я, чтобы не выделяться из коллектива, тоже. Хотя, как по мне, ничего особенного в этих бусах нет... подумаешь, стекло красное. А это явно стекло было, а не драгоценные камни какие-нибудь.

   Отошла я в сторонку, смотрю, а Зарна тоже отдельно от всех стоит. И пальцем в бусы не тыкает. И, вообще, вроде как грустная совсем... печальная.

   - Зарна, ты в порядке? Все хорошо?

   - Да, Малла, - явно соврала мне соседка Глаи, - все хорошо.

   А сама чуть не плачет. Но не стала я в душу лезть насильно. Сама такого не люблю. Захочет, расскажет потом, поделится.

   Потом все остальные бабы покупками хвастались. Прямо здесь на площади. Только пришлось нам это уже при факелах делать. Нет у местных другого источника света. Хорошо хоть Сайкины бусы успели разглядеть. И не удивлюсь, что ради этого наши из города пораньше выехали, чтобы засветло успеть.

   А еще поняла я, что те, кто с Даром, на занятии своем повернутые. Потому что Глая кур привезла. Всех, говорит на торгу скупила. На все три грота. Так что теперь наша куриная стая на тридцать птиц больше стала.

   Но больше всех удивила и рассмешила бабка Ланка. Она пока по рынку шаталась, нашла в помойке теленка. Кто-то выкинул, думали сдох, наверное. Он еле-еле, но живой оказался. Или возиться не захотели, выхаживать. А бабка Ланка мимо не прошла. Прихватила, что плохо лежит. И привезла с собой. Держи, говорит, Рыска, тебе подарочек.

   А что Рыска? Она ж разве со своим Даром мимо беды коровьей пройдет? Схватила и помчалась домой бедолагу выхаживать. Даже бусы не посмотрела.

   Тридцать новых кур, которых просто негде было размещать заставили нас поломать голову над тем, что делать. Решили, по примеру коров, просто выпустить их на пастбище. Хищников-то нет. А чтобы было где от дождя спрятаться, и насесты где поставить, построили мы им шалаши. На каждую куриную семью свой. Не очень удобно получилось, теперь, чтобы кур покормить, приходится далеко ходить, но птичник нам еще предстоит построить.

   А еще через несколько дней у нас вылупились первые цыплята. Нет, самые первые, на которых мы эксперимент проводили давно уже вылупились. Им уже месяц почти был, Они уже оперились давно и наравне с курами по птичнику бегали, хотя Глая их и кормила отдельно. А сейчас мы их со старыми курами и оставили.

   Работы было столько, что я даже пропустила момент, когда к нам строители приехали. А все Сайка со своими бусами! И Глая с курами! Одна сразу отвлекла, вторая два дня таскала в поля шалаши строить. Даже не до господина Гририха было.

   И вспомнила я про бригаду, только когда топоры за поселением застучали. Громко и звонко. И так любопытно мне стало, кто же это к нам приехал. Ну, не видела же я строителей еще местных... вдруг там такие мужчинки ледащие, вроде моего зайки-алкоголика. Тогда хоть сердечко ныть не будет... что врать-то себе, хочется-то мне замуж. Ох, как хочется. Не за короля и герцога уже, конечно. Вряд ли они позволят мне колхозом заниматься. А целыми днями наряды примерять, да с ювелирами разговаривать, мне уже как-то скучно кажется. Ну ладно день-два-три... а потом? А как же мои грядки без меня? У меня тут такие помидоры выросли! Как деревья. И все усыпаны плодами. Мы с бабами-овощеводами из леса жердей приволокли в рост человека, и каждый куст привязали. И теперь через день подвязываем кисти помидорные, чтоб не переломило ветки. Самые нижние уже краснеют. Вот-вот коробами собирать будем.

   А огурцы? Это же не огуречная грядка, а джунгли получились. Тоже пришлось подвязывать плети, иначе мы бы к огурцам не подобрались вообще. И огурцов столько, что королевская кухня не справляется. Мы даже стали их другим купцам продавать. А они и рады.

   И тогда я поняла почему удача нам привали с кухней этой королевской. Простые купцы столько не берут. У них же не сети, а у каждого своя лавочка, ну или две. А продукт новый... экзотика. Его мешочками, килограммами то бишь, не берут, а по штучке покупают. Пока покупатели распробуют. Так что закупали купцы по коробу на двоих на троих.

   Баклажаны, кукуруза, подсолнухи, тыквы, лук, морковь... все перло так, что моя мама в обморок бы упала от такого шикарного огорода. Жаль не видит... нет! Нельзя об этом думать. И, вообще, я как-то не заметила, как задумавшись, тихой сапой к площадке строительной добралась. На мужиков поглазеть. И главное, не нарочно же! Это все подсознание мое, а не я!

   А все же бабы во всех мирах одинаковые. Вон тоже сгрудились возле стройки, на работяг поглядывают, зубоскалят, хихикают... Даже Сайка здесь. Хотя, казалось бы бабка совсем... и бусы на ней красным сверкают.

   Остальные тоже принарядились... хотя сложно в платьях-мешках убогих это сделать. Но бусы на всех висели. Не такие, как у Сайки, конечно, простые зеленые. Зато теперь понятно мне стало, почему подруга четыре грота не пожалела. Выглядела она, среди всех остальных, как королева в сопровождении свиты. Думаю, бабы-то от зависти ногти до локтей сгрызли.

   Отвлеклась я на бусы Сайкины, не сразу даже на мужиков посмотрела. А как глянула... чуть не упала тут же... коленки ослабли, рот открылся, и слюнки закапали. Мать моя женщина! Это что же за мужчины такие?! Это же не строители, а... а.. стриптизеры с топорами! И с лопатами! Только одетые. На баб словно невзначай поглядывают, улыбаются, друг с другом шуточками перекидываются... и кудрями светлыми так машут, что у меня сердце в низ живота падает. И стучит там... с ума сводит.

   -Малла, ты что? Ослепла, - возмутилась Нана. И тут только очнулась я. Оказывается, засмотрелась на мужиков-то, да совсем сознание потеряла от концентрации тестостерона в воздухе. Ноги без участия разума сами шли туда, куда я их изначально направила. Прямо в кучку бабью. Пока на Нану не наступили.

   - Прости, - машинально ответила. Тут меня все остальные заметили, приняли, так сказать, в компанию.

   - Малла, - первой Сайка подскочила, - видишь вон того, что бревно из телеги выгружает? Вон тот, самый могучий... лапищи-то у него, как у медведя... как схватит... да как прижмет... душу в пятки выдавит... ух, какой! Он мой. Поняла? Даже не вздумай на него засматриваться. Я уже всех предупредила, и тебя тоже. Космы всем за мужика этого повыдираю. Не посмотрю, что подруга. Тем более он смотрит только на меня, - кокетливо закончила свои грозы Сайка и улыбнулась словно ангел небесный. Будто бы не она мне только что угрожала.

   - А тот, с топором, что у бревна кору срезает — мой, - тут же встряла Нана. Она-то так, как Сайка угрожать не могла, поэтому и прицепилась к подруге, чтобы если что...

   - Тот что яму копает ту, дальнюю — мой. У него веснушки на лице... такие милые...

   - А у того, что рядом стоит ямочка на подбородке...

   Оказалось, бабы-то всех мужиков уже разобрали. Поздно я очухалась. Да и что говорить. В бригаде всего семь человек, а вдов у нас в поселении сотня.

   Сначала пожалела я, что в огороде столько времени провела. Надо было сразу с рассветом бежать, да мужика себе занимать. Вот я растяпа! Вечно не везет мне с противоположным полом!

   Сейчас бабы будут с мужиками миловаться, а в стороне стоять? Ну уж нет! Срочно сарафан дошить и тогда хоть один да мой будет!

   Рванула я домой. А что просто так смотреть-то? Действовать надо! Если за мужика биться придется, то я к такому готова. Я за Орландо своего скольким дурам морду расцарапала в свое время. А уж за таких молодцев... что же... захотели бабы войну? Будет им война.

   Примчалась я домой, сарафан недошитый достала, да за иголку. Про все на свете забыла.

   Шью, сама в голове ситуации разные прокручиваю. Представляю, как все строители за мной ухаживать будут, а я вся такая красивая да нарядная...

   Тут я даже иголку отложила. Кошмар меня подери?! Да что же это получается-то? Как только мужики на горизонте появились, так сразу все бабы про работу, про колхоз, про дружбу забыли? И воевать между собой собрались? И ведь будут. Уж в жизни не поверю, что остальные бабы просто так мужиков друг другу уступят...

   Вон Сайка, вместо того, чтобы сыры варить, глазки бугаю с медвежьими лапами строит.

   И значит все?! Конец всем планам и мечтам? Нет уж! Не согласна я! Не нужны мне мужики! Я колхоз выбираю! И за него биться буду со всеми.

   Бросила я сарафан, да к господину Гририху побежала. А кто еще союзником моим может стать, как не он, да Вилина? Им-то точно мужики без надобности.

   Прибежала в правление, да не постучавшись в кабинет влетела и, не сдерживая праведного возмущения, закричала с порога:

   - Господин Гририх, гнать надо этих строителей! Они там не коровник строят, а глазки бабам!

   - Малла, что случилось? - встал из-за стола господин Гририх.

   А рядом с ним... держите меня, бабоньки... мечта моя сидит. Темненький... здесь темненьких-то мало совсем, все белобрысые. Глаза черные. Руки, как у медведя. Веснушки на носу. И ямочка на подбородке.

ГЛАВА 20

Я за косяк схватилась, чтоб не вышибло меня из конторы силой обаяния его. Глаза вылупила, стою, слова не могу сказать.

   И тут мужчина моей мечты криво и как-то презрительно улыбнулся. И меня всю с ног до головы так нарочито внимательно осмотрел, что сразу вспомнила я, что плате-мешок на мне убогий, что на фартуке пятнышко от цветочка синего, и руки у меня от работы на земле огрубели. И, вообще, от красоты моей былой ничего не осталось. И я вся настолько неидеальная, что мне рядом с этим совершенством места нет.

   У меня даже глаза защипало от обиды. Что за мир такой? То его величество, то его светлость, то теперь этот простой строитель, все от меня носы воротят. И, вообще, посмотрела бы я, как этот мачистый мачо в нашем мире выживал бы. Один одинешенек. Брошенный на произвол судьбы. С одной сотней тысяч рублей в кармане. С квартирой подаренной, и имуществом всем необходимым... Кошмар меня подери! Да его бы в первый же день какая-нибудь соседка приголубила! И почему нет справедливости на свете?

   И такая злость меня взяла, что слезы мгновенно пропали. Я глаза прищурила, да в ответ негодяя этого так же пристально обсмотрела. Особенно в паху задержалась. А что? Здесь вам не там, тут на такое ни одна баба не решится. А я современным миром испорченная, мне не стыдно. И еще бровки приподняла и презрительно фыркнула, вроде как не понравилось, то что я увидела. Хотя соврала.. Ох, как соврала...

   Хмыкнул мужчина, будто ему все равно, а видела я, порозовели скулы-то у него... слегка, но все же. Неприятно значит, когда на самого так смотрят. А вот пусть побудет на месте женщин, которых он своим презрением унижает.

   - Господин Гририх, - прошла я к столу, - у нас проблема со строителями. Они своим присутствием на территории поселения создают помехи производственному процессу в колхозе. Вместо того, чтоб строить ферму, красуются перед нашими вдовами, как петухи в брачный период и отвлекают их от работы.

   Сама не знаю, что на меня нашло. С чего я заговорила, как начальница моя в библиотеке? Важная такая дама. С образованием. Вроде бы кандидат каких-то там наук. Она даже с подругой сплетничала, словно лекцию читала. Я иногда не понимала, о чем она говорит, слишком заумными словами она разговаривала.

   - Ты бы за своими курицами лучше смотрела, - зашипел негодяй, которого никто не спрашивал, - проходу моим ребятам не дают с самого утра.

   - Малла, - господин Гририх с трудом сдерживал смех, - познакомься, это...

   - Господин Орбрен, - перебил его этот грубиян. Да разве ж так можно? И еще господин! То же мне аристократ. Фу!

   - Господни Орбрен, - я подошла ближе и заглянула ему в глаза. Если бы не злость, то наверное, запищала бы от восторга, потому что зрачки у него были густого темно-фиолетового цвета. - Если вас не устраивают наши условия работы, то мы можем тот же час с вами попрощаться. В противном случае, позаботьтесь, чтобы ваши рабочие не смели приближаться к нашим вдовам. И держали своих жеребцов в конюшне. Или я сама лично отведу обоих к Оракулу. И как вы понимаете, любая вдова будет этому только рада.

   Этот господин Орбрен, даже сидя на стуле, был почти вровень со мной, так что мне даже нагибаться не пришлось. Высказала я все негодяю, а потом на господина Гририха взгляд перевела:

   - Господин Гририх, внесите, пожалуйста, этот пункт в договор.

   А потом развернулась и пошла к выходу. Как железная леди. Гордая, с прямой спиной и с высоко поднятой головой.

   - Хорошо, госпожа Малла, - снова подал голос этот господни Орбрен, - нас устраивают все ваши условия.

   Я уже у самой двери была. Остановилась, медленно голову повернула и кивнула царственно так... в каком-то фильме такой жест видела. И где-то в моем подсознании эта картинка болталась, пока не всплыла в нужный момент.

   А потом так же, как королевишна какая-то, из кабинета вышла. Дверь закрыла... и тут как навалилось на меня все! Сердце заколотилось, того гляди из горла выскочит, колени ослабли, а кол, который я в кабинете проглотила, из будто бы из меня разом вытянули. Кое-как на крылечко выползла, до скамеечки доковыляла и рухнула.

   А скамейка-то аккурат под окошком. И голос господина Гририха оттуда доносится:

   - Его сиятельство привез... Малла Вильдо из Хадоа... да, со своего ведомства...

   Ох, мамочки мои! Это что же они про меня говорят?! Вот стыдоба-то! И что я себя в кабинете вела так странно?

   Вскочила я со скамейки и бежать. А то вдруг выглянут, да увидят, как я тут амебой валяюсь на солнышке. Сразу поймет этот господин Орбрен, что подслушивала.

   Да и про сыры я вспомнила. Если все бабы перед мужиками красуются, то кто же сыры варить будет? А вечером из королевской кухни приедут. И остальные купцы тоже.

   Прибежала к Рыске, где у нас временно сыроварня размещалась, и с Салиной на крыльце столкнулась. Она, оказывается, тоже сходила на красавцев посмотреть, да, увидев Сайку, поняла, что потеряем покупателей-то.

   Так что мы вдвоем за сыры взялись. Заодно мужиков обсудили, да на вдовушек-подружек посетовали. Только не рассказала я Салине, как к господину Гририху наведалась. И про то, что там в кабинете его случилось тоже. Не знаю почему... вроде как-то к слову не пришлось...

   Закончили с сырами, и пошли по остальным участкам. А то вдруг у нас цыплята голодные, и еще вот-вот следующая партия вылупиться должна. Тоже надо проверить.

   Но цыплят Гая не бросила, так и крутилась одна весь день. И курей покормила, и цыплят, и за избушкой своей на курьих ножках присматривала. Помогли мы ей немного... заодно мужиков обсудили, да на вдовушек-подружек посетовали...

   Потом решили Рыску проверить. Она-то ведь тоже не возле стройки толкается, а скорее всего с коровками своими на пастбище. Так и оказалось. Коров у нас уже сорок голов было, и время вечерней дойки приближалось. Пришлось мне бежать обратно в избушку на курьих ножках Глаю сменить. Я же так доить и не научилась. Эх, вот растяпа же! Такую возможность мужиков обсудить упустила...

   И только когда яйца крутила вспомнила, что так и не поделилась с подружками знакомством своим с господином Орбреном. И решила, что к лучшему это. Слишком уж странно все было.

   А вечером мы втроем рейд по колхозницам устроили. Ходили по домам, да к совести взывали. Хотели было господина Гририха взять, да все восемь строителей к ним на постой пошли. Никому не захотелось жениться на вдовушках наших. А может и женаты уже были. Тут с походами налево, оказывается, тоже не все так легко и просто, как у нас... Оракул бдит. Есть, правда, способы, это Салина опять намекнула... надо как-нибудь ее к стенке прижать и выпытать. Что за способы? А то вдруг пригодиться? Нет, не налево, конечно, сходить, я сейчас женщина свободна, а для чего-нибудь более интересного.

   Обошли мы почти половину колхозниц. К сознательности их воззвали. Убедили, что выходить на работу надо. Иначе мужики так и уедут. А если будут у колхоза деньги, то потом им еще придется сыроварню строить, птичник... а там глядишь еще что-нибудь придумаем. Так что в наших интересах работу не запускать и возле стройки целыми днями не ошиваться. Тем более, вроде как по секрету, рассказала я, что по договору запрещено им с вдовами шашни крутить. Сказала, что подслушала случайно. А про угрозу свою промолчала. А то бы мы завтра ни одной вдовы на работе не увидели. И, вообще, я в таком случае о бедных строителях беспокоиться бы начала.

   Только многих вдов дома не оказалось. Я-то, наивная душа, думала они по каким-то важным делам отправились. Ан нет... Дошли мы до Сайки, и там всех наших пропавших колхозниц и нашли. За столом.

   - Салина, Малла, Рыска, - пьяная Сайка подскочила из-за стола, приветствуя нас, - проходите! Ну-ка, бабоньки, подвиньтесь. Подруженькам моим место освободите! И Витка, плесни-ка девчонкам по стаканчику...

   - Сайка, ты что творишь?! - возмутилась Салина, - сыры не сварила, что мы сегодня ночью покупателям отдадим, а?

   - Сыры?! - расхохоталась Сайка, - да к Арру эти сыры! Ты знаешь, что господин Гририх сделал?! Он со строителями уговор подписал, что не будут они с нами любезничать! Понимаешь?! Все! А мне мой-то уже шепнул, что придет сегодня... а потом, говорит, не могу, мол, главный запретил. Ты понимаешь? Не видать мне ласки мужской... не обхватит он меня лапищами своими... не сожмет так, чтоб в груди жарко стало... а почему? Да потому что председатель наш не позволил! Да, на кой ляд, мне колхоз-то этот нужен, если жизнь мою личную напрочь перечеркнул?! Разве ж много я хочу, а Салина? Капелька любви мужской... Много?!

   И Сайка рухнула на скамейку, столкнув пустой бочонок для воды и разрыдалась. Горько, как только пьяные умеют.

   - Пошли, Малла, - Салина схватила меня за руку и вытащила из дома. За нами молча шла мрачная Рыска, волоча за собой пьяную и без остановки хихикающую Нану.

   - Салина, Рыска, а как же остальные? Они же на работу и завтра не выйдут, - попыталась я вернуться в дом и прекратить пьянку. Уж что-что, а алкоголиков разгонять я умею.

   - Пусть пьют, - ответила Рыска, - пусть...

   - Но...

   - Салина, а ты знаешь, как Сайка овдовела? - Я помотала головой из стороны в сторону. Никогда не задавалась этим вопросом. - Она тоже из Хадоа, с приграничья. Семья ее жениха на Гвенар работала. Она и не знала ничего. Прямо во время свадьбы их забрали. Сайку оставили только потому, что не успела она запись в книге заверить по вашему обычаю. И не быть бы ей вдовой, да пробралась она ночью к старосте тайком и подписалась, потому что верила, что так смерть от любимого отведет. Но жениха ее... - Салина замолчала, а потом продолжила, - а она жива осталась, потому что успели ее в Гвенар вывезти. Ее саму да сестру. А остальных не успели...

   - Ни одного дня Сайка с любимым не была. И уже больше полувека вдовствует, - мрачно добавила Рыска, - так что... не нам ее судить. Даже Нанка, хоть один годочек, но с Валисом своим счастлива была.

   Нана закивала и всхлипнула. И у Салины, и у Рыски слезы на глазах стояли. И даже я носом шмыгнула своего зайку-алкоголика вспоминая. И скучаю ведь. Очень. Мы же тогда, как раз перед попаданием моим сюда, в последний раз вместе были. Мириться мой Орландо приходил. И я почти простила его. Любила же... и люблю, наверное, до сих пор... и он любит меня. Я это точно знаю. Любит. Если бы не водка, жили бы мы с ним душа в душу. Все она, злыдня проклятая, разлучница бесстыжая, змея подколодная семью мою разрушила. Вдовой меня при живом муже сделала.

   И так больно мне стало от воспоминаний, что слезы сами по щекам потекли. Жгучие, горькие. Как любовь моя из прошлой жизни.

   Разошлись мы по домам. Как-то не до разговоров нам стало. Каждой хотелось в постель лечь, да наплакаться вволю, о судьбе своей горькой посетовать. А я на дежурство заступила на половину ночи в избушке на курьих ножках. Ох, и тяжелые это часы были. Сколько дум я передумала, сколько счастливых и не очень моментов вспомнила из нашей с Орландо семейной жизни. И поняла тогда я маму. Надо было мне ребенка родить. Все же дитя от любимого мужчины это не для того, чтобы семью скрепить и мужика возле юбки удержать. Это для самой женщины счастье и отрада в жизни ее нерадостной.

   Но с другой стороны... хорошо, что нет у нас никого. Умерла бы я с горя, если бы ребеночка своего там, в том мире оставила. Я только представила на секунду, что кровиночку мою могла бы никогда не увидеть, так разрыдалась, что еле успокоилась.

   А когда Салина меня сменила, и я домой пришла, снова приснились ведьмы арровы, которые в кокон из нитей золотых меня укутывали.

   И опять все так ярко и реалистично было, что я даже руку протянула и дотронулась до этих нитей золотистых.

   - Не трогай, - рассмеялась ведьма. Та самая, что тогда отпаивала меня отваром странным. - они защитят вас. И от Хадоа, и от его величества спрячут.

ГЛАВА 21

Несколько дней все поселение вдовье в уныние погрузилось. На работу-то бабы вышли, да как-то все без огонька. Без энтузиазма. Срочно нужно было предпринять хоть что-то. Виновата ведь. Не нужно было выпендриваться в правлении у господина Гририха. Умную из себя корчить. Председатель наш лучше меня все знает, а я, дура, выперлась. Теперь думай, давай, как исправить все.

   Думала, я думала, но ничего придумать не могла. А чтобы руки без дела не оставались, пока голова работала, сарафан шила. Там немного оставалось. Так что к концу недели дошила я обнову. И когда на себя надела, да кружилась по дому, любуясь как подол колокольчиком вокруг меня разлетается, поняла. Что же лучше всего поднимет бабам настроение? Конечно же новый наряд! Да если у меня получится, то у всех колхозниц праздник будет. А вдовы валом пойдут в колхоз записываться.

   На следующее утро надела я обновки свои да в люди вышла. Рано-рано, когда все бабы как раз во дворах хлопочут: кто скотину кормит, кто на работу в колхоз собирается, кто в огороде копошится, пока жарко не стало.

   И пошла себе тихонько к правлению. Только не прямо, а так, чтобы все поселение вокруг обойти, чтобы как можно больше вдовушек наших меня в одеждах неприличных увидели. Все люди, во всех мирах падки на такое зрелище.

   Иду, сердце колотиться, ноги от страха подкашиваются, а я улыбаюсь, бабам рукой машу, доброго утра желаю. А самой страшно так, как никогда в жизни не было. Ведь если не получится, то навек репутация моя пострадает. Того гляди в арровы ведьмы запишут за то, что сбиваю людей с пути истинного. Запутываю.

   - Малла, - Салина первая увидела, руки к щекам прижала, - Малла... ты зачем? Не простят же тебе!

   - Я рискну, Салина, - улыбнулась я во все тридцать два зуба, будто бы уверена в себе на все миллион процентов. А сама еле сдержалась, чтобы зубами друг об дружку не застучать.

   - Я с тобой, - подскочила ко мне подруга, взяла за руку и рядом зашагала.

   И вот уже вдвоем улыбались мы и махали соседкам нашим, от удивления про все свои дела позабывшим.

   А потом и Рыска к нам присоединилась. Идем мы втроем. И чувствуя я, что не только мне страшно, и у Салины, и у Рыски руки подрагивают. И так мне светло стало. Вот что значит настоящая дружба. Когда ты ради другого и в огонь готов шагнуть, и море переплыть, и даже медные трубы одолеть.

   Пока дошли мы до правления, за нами уже все поселение собралось. Толпились в отдалении, шушукались, шептались... Вот такое будущее нас троих ждет, если ошиблась я. Если просчиталась.

   - Салина, Рыска, если у меня не...

   - У тебя все получится, - перебила меня Рыска, - мы в тебя верим Малла. Куда ты, туда и мы с Салиной. До конца. Как сестры.

   - До конца, - подхватила подруга, - как сестры.

   - До конца, как сестры, - тихо прошептала я...

   И вдруг кольца у нас у всех слегка зеленым полыхнули. Вроде как Оракул принял нашу клятву... но как? Мы ж до загогулины этой не дотрагивались. Надо будет потом подружек расспросить. Они-то поняли, что к чему, переглянулись и заулыбались, будто бы случилось что-то хорошее. У них даже руки дрожать перестали. А я все еще тряслась, только сейчас Салина с Рыской меня за руки крепко держали. И знала я, что все преодолею, все смогу, потому что они всегда рядом со мной будут.

   У правления нас уже господин Гририх ждал. С загогулиной в круге. И строители приезжие кучкой стояли, на работу не шли, тоже ждали чего. И купцы, которые торговать к нам приехали. Как-то забыла я, что Первый день сегодня. Ярмарка.

   Отпустила я руки подруг моих и шагнула вперед. Взяла загогулину в руки, к бабам на площади замершим повернулась.

   А над площадью солнце раннее светит. Оракул как раз в самой силе. Ни соврать, ни душой покривить не получится. Какая есть ты на самом деле, такая и перед всеми людьми и предстанешь. И тишина вокруг. Кажется, даже птицы в небе замерли, ветер затих и даже кузнечики стрекотать перестали... только ветерок неугомонный по площади летает и под сарафан мне заглядывает.

   - Я, Малла Вильдо из Хадоа, - начала я, немного хрипло. Перехватило горло от страха, - вдова, живущая в этом поселении. И я спрашиваю у тебя, Оракул, могут ли вдовы-колхозницы носить особый наряд, примерно как на мне, чтобы все люди видели, труженица она настоящая, и среди людей уважения и почитания за заслуги свои достойная?

   Сначала тихо я говорила, а потом сила в моем голосе появилась. И последние слова звонко-звонко над площадью прозвучали. Все их услышали, и замерли в ожидании вердикта Оракула.

   А я глаза прикрыла и силой к нему потянулась. А у самой дыхание сперло. Вдруг не вспыхнет загогулина эта в руках моих.

   И вся площадь со мной вместе замерла: бабы, затаив дыхание, ждали, господин Гририх с супругой, не отрывая глаз на Оракула смотрели, купцы и строители улыбаться и переговариваться перестали... и господин Орбрен от меня глаз не отводил фиолетовых. И так напряжен был, будто бы от этого и его судьба зависела.

   А загогулина молчала. Я уже чувствовала, как подбирается паника, руки задрожали, а на глазах появились слезы... и вдруг вспыхнула загогулина ярким зеленым светом, и в руках моих раскалилась чуть не докрасна. Резко и быстро. И остыла тут же. Я с трудом ее удержала и не отбросила. Почему-то знала, что нельзя.

   Еще секунду на площади было тихо. А потом... как-то разом восторженно закричали, заголосили бабы, засвистели строители и купцы, разрыдалась Вилина на муже своем повиснув... а ко мне кинулась Салина и Рыска, крича от восторга. Они обнимали меня, тормошили и кричали что-то. И я улыбалась им, все так же держа в руках остывший круг с загогулиной Оракула в центре. Не могла разжать руки. От жара прилипла моя кожа к металлу. Кажется, ожоги у меня серьезные. Особо больно пока не было, шок, наверное.

   А бабы словно с ума сошли. Хватали меня, из стороны в сторону тянули. А сами то смеются, то рыдают... апокалипсис какой-то. У меня даже голова закружилась и поэтому, когда очередной рывок меня из толпы бабской, как редиску из грядки, выдернул, не сразу поняла, что это злющий господин Орбрен.

   - Ты что творишь, - зашипел он и в Оракула вцепился. И сверкает на меня зло глазищами своими черно-фиолетовыми. И тащит круг этот проклятый к себе. Я бы, может быть, и отдала бы ему, да не могла пальцы разогнуть. Прилипла же. И больно уже стало... Как бы кожу не отдать вместе с Оракулом.

   - Дура, - выругался господин Орбрен, понял, что не могу я отпустит круг этот с загогулиной.

   И начал мне с силой пальцы по одному разгибать, с мясом отрывая от Оракула. Если бы кто другой был, а не этот негодяй, я бы заорала и разрыдалась бы что есть мочи, а тут губу прикусила и молчу. А кровища хлещет, слезы сами льются, больно так, как никогда в жизни не было. А на круге железном ошметки кожи моей остаются висеть. Как я в обморок не упала не знаю.

   А негодяй этот отдирает меня от Оракула и себе под нос бормочет что-то. Ругается, наверное. Грубый мужлан! Как он не понимает, что красивое платье для любой женщины это так же важно, как... ну... как я не знаю что! Как же больно... Жжет ладони, словно я в кипятке их держу. И крови столько... Кошмар меня подери! Я сейчас сдохну...

   Наконец вытащил он из моих рук круг с загогулиной и господину Гририху в руки сунул. А с моих ладоней кровь ручьем течет. Испугалась я, что сарафан новый заляпаю, вытянула я руки подальше, чтоб капли на одежду не попали. А у самой голова кружится и тошнота к горлу подкатывает. И сердце, кажется, прямо в ладонях моих окровавленных стучит. И больно так, что не вижу и не понимаю я ничего.

   А господин Орбрен, подхватил меня, на плечо себе закинул как муки мешок, и потащил куда-то. Там,у него на плече я, вытянув руки подальше от сарафана своего, сознание и потеряла. Помню только, как мышцы его под животом перекатывались, а перед глазами задница мелькала.

   Очнулась я уже у себя дома. На постели. Первым делом руки из-под одеяла вытащила. Хотелось посмотреть в каком они состоянии. Все же ожоги, кровь... они теперь заживать будут несколько недель. А как же я работать буду?

   Но мои ладошки были абсолютно здоровы. Ни ежиного пятнышка ожогов, ни даже крошечной ранки. Но я же точно помню, как с рук капала кровь! И как было больно. А сейчас с никак не могла понять, привиделось мне это или было на самом деле... Хотя... я еще раз внимательно осмотрела кожу. Она была вся такая гладкая и мягкая, как будто бы его сиятельство только что привез меня поселение. Ни одной мозольки не осталось. А ведь за эти месяцы тяжелого труда, кожа на ладонях огрубела и покрылась твердыми корочками мозолей. А сейчас... словно я только вчера на маникюр ходила. Как такое может быть?

   - Пришла в себя? - в спальню вошла аррова ведьма, - ну, и хорошо. На, выпей, - протянула она мне глиняную кружку.

   - Нет, не надо, - я невольно попятилась назад прямо лежа на кровати, - я не хочу!

   Ага. Вдруг она меня снова усыпит? А потом мне снова приснится странный сон.

   - Не бойся, - забулькала, смеясь, ведьма,- это всего лишь молоко...

   И снова протянула мне кружку. И, там было молоко. Холодное, только-только из подпола. И вкусное. Сладкое даже.

   - С травками, - снова булькнула бабка, пустую кружку у меня забирая. Вот... же... аррова ведьма! - а теперь спи. Отдохнуть вам надо. После такого-то... а мы поработаем, - улыбнулась она, и подмигнула. Но я уже засыпала и последних ее слов почти не услышала.

   И снова кружили ведьмы надо мной в золотые нити укутывая. Только в этот раз их три было. Две уже знакомые, а третья новенькая. Молодая совсем. Едва ли старше Нанки нашей. Но нити у нее толще были и плотнее будто бы...

   Сон в этот раз долгий был. А в конце привиделся мне господин Орнбрен. Вроде бы вошел он ко мне в спальню, посмотрел на меня в нити золотые по уши закутанную и спросил:

   - Значит это она?

   - Она, Орбрен, - улыбнулась устало бабка, - но ты будешь молчать. Рано еще.

   - Рано, - согласился, коротко кивнув, господин Орнбрен и вышел из комнаты.

ГЛАВА 22

А утром меня разбудила Салина. В сарафане. В голубом сарафане под цвет ее глаз.

   - Малла, вставай! Хватит валяться!

   - Салина? - от удивления я просто подскочила, отметив, что сама так и спала в белой рубахе с рукавами фонариками, - но как?! Я что так долго болела?

   - Как-как, - захохотала подруга, - у Вилины Дар подходящий, только забросила она все, как вдовой стала. Малла, тут вчера после твоего выступления столько всего случилось! Слушай.

   Она запрыгнула ко мне на постель, уселась в ногах, и расправив подол, чтобы не смялся, любовно огладила ладонью.

   - Ты прости, мы вчера так ликовали сразу после, на площади, что даже внимания не обратили, что ты руки себе сожгла. Хорошо, что этот господин Орбрен с Даром. Он тебя-то и унес домой. А тут лечил ладони твои. Весь выложился, его аррова ведьма даже отпаивала отварами своими от истощения. До сих пор еще не встал. Спит у тебя в горнице на лавочке.

   - Что?! - перебила я Салину, - этот негодяй у меня в доме ночевал?! Но... но...

   - Ну, да, - удивленно ответила Салина, - Малла, ему же плохо было. Не выгонять же его было. Аррова ведьма, конечно, не образец благодетели, но и она не такая жестокая. И потом, почему негодяй? Он тебя вылечил же. Я руки твои не видела, прости, Малла, голову совсем от радости потеряла, но дорожка кровавая до самого твоего дома вела. Я когда заметила, что нет тебя, по ней до дома твоего и бежала.

   - Но, Салина, - возмущенно и обиженно запыхтела я, - как ты могла оставить меня одну с этим... мужчиной! А если бы он... ну... приставал бы ко мне?

   - Малла, но ты же спала...

   - Вот именно! - взвизгнула я, запоздало испугавшись. Ночевать с посторонним мужчиной в одном доме... да еще таким... опасным... О! Кошмар меня подери! - Он же мог воспользоваться ситуацией!

   - Какой? - Салина откровенно удивленно смотрела на меня, совершенно не понимая о чем я говорю, - и как? Малла, я не понимаю, - добавила она жалобно.

   - Да как ты не понимаешь, - возмутилась я, - а если бы этот негодяй меня изнасиловал?!

   - Что?! - в дверях стоял злющий-презлющий господин Орбрен, - да как ты посмела на меня так подумать?! Ты!.. Ты!... вдова, - таким тоном произнес он, что я явно услышала там другое слово, - без роду и племени!

   - А что я должна была подумать? - взвилась я. Не терплю, когда на меня так орут, - Вы принесли меня, раздели, в постель уложили? И все по доброте душевной?! И скажите не любовались на прелести мои девичьи? Руками, а может еще кое-чем, меня не трогали?!

   - Дура! - выругался господин Орбрен и, пыхтя как паровоз, сжав кулаки, выскочил из моей спальни.

   - Малла, - Салина пораженно молчавшая все это время, наконец, подала голос, - зачем ты так? Он же тебе помог. А ты так его оскорбила! Это неправильно.

   - Салина, как ты могла оставить меня с ним? Одну? А если бы он и, правда...

   Я замолчала. Подруга хмуро смотрела на меня, уперев руки в бока.

   - Малла, ты сейчас же встанешь, оденешься и пойдешь просить прощения у господина Орбрена.

   - Вот еще, - снова взвилась я. Когда мне указывают, что делать, я не люблю почти так же, как когда кричат, - никуда я не пойду. И не надо мне указывать. И потом, с чего ты взяла ,что я не права? Может он тут полночи на мое тело любовался!

   - Ты говоришь глупость! Господин Орнбрен помог тебе, а ты обвинила его в непристойности! Так что пойдешь, как миленькая. Попросишь прощения и поблагодаришь за то, что он не заставил тебя повторить эти глупые обвинения перед Оракулом! Ты хотя бы знаешь, что тебе грозит за поклеп?

   - А может быть он поэтому и не пошел к Оракулу, что мои слова — правда? - пробурчала я, вставая с постели. Если честно, понимала я, что напраслину на мужчину возвожу, и сама не знаю, что на меня нашло. Но вот признаваться в своей ошибке, почему-то не хотелось.

   - Если твои слова правда, - спокойно проговорила Салина, - то его ждет смерть. А если нет — то смерть ждет тебя.

   - Что?! Но... Салина, - перетрусила я, чувствуя, как кровь отлила от лица, а внутренности связало в узел..

   - И именно поэтому, ты сейчас встанешь, пойдешь к господину Орбрену и будешь благодарить его за помощь и просить прощения за свои слова. Ты поняла?

   - Поняла, - буркнула я, раскладывая сарафан. Не дура, лучше уж поунижаться и прощения попросить, чем умереть из-за своего языка. Но все же не могла не добавить сварливо, - и что ты, вообще, тут раскомандовалась.

   - Потому что ты моя младшая сестра, - все так же строго ответила Салина, - и я за тебя отвечаю.

   - Сестра?! - этим словам я удивилась, пожалуй, даже больше.

   - Сестра, - заулыбалась, наконец, Салина, - мы же вчера клятву принесли. Так что мы теперь все трое — сестры. Рыска, я и ты. Рыска старшая, а ты младшая.

   - Погоди, - я просунула голову в горловину, - как это клятву? А когда?

   - Малла, ты что забыла? Вчера утром, когда ты к площади шла. Мы все трое поклялись быть вместе до конца, как сестры. И Оракул принял нашу клятву.

   Точно! Было такое! Я сразу вспомнила зеленоватый отсвет от колец. И ведь думала, что неспроста это. Но вот что теперь у меня есть сестра... даже две... это так... так.. трогательно и прекрасно. Я всегда мечтала, чтобы у меня были сестры. Тем более такие, как Салина и Рыска...

   - Салина, - шмыгнула я носом, - я так рада...

   - Я тоже, - улыбнулась сестра, а потом сдвинула брови, - оделась? Иди проси прощения у господина Орбрена.

   - Да иду уже, - проворчала я, тяжело вздохнув, - иду... чтоб ему пусто было...

   - Он возле коровника, - Салина выглянула в окно, - туда и иди.

   - А может сначала позавтракаем? И ты мне расскажешь про сарафан? А уже все вдовы переоделись, а? А почему, если так породниться-то легко, все между собой до сих пор не родственники? И почему все же вы меня одну оставили, раз сестры?

   - Малла, - Салина даже шаг назад сделала, - хватит юлить, ты же не аррова ведьма. Поэтому меньше путанных вопросов. Иди поговори с господином Орбреном, а потом будет тебе и завтрак, и история про сарафаны, и все остальное.

   - А может вечером? - взвыла я, - что я там при всех буду у него прощения просить, а?

   - Зачем при всех? Ты тихо попроси. Не обязательно же орать на всю улицу...

   Запыхтела я недовольно и пошла прощения просить у негодяя очередного. Нет, но вот что за невезение, а? Почему другим бабам мужики нормальные попадаются, а мне все время какие-то уроды. То Орландо, мой зайка-алкоголик, то его величество, которому нужна была, оказывается, вовсе и не я, то его светлость, который нарядил меня во вдовий наряд и сплавил в самое дальнее поселение, то этот господин Орбрен... ну вот зачем он сегодня утром ко мне в спальню зашел? Ушел бы себе тихонько. Я бы побесилась, да успокоилась. А сейчас надо у него прощения просить.

   А я терпеть не могу делать это. И если бы не угроза от Оракула этого проклятого, то ни за что бы меня Салина не заставила на поклон идти. Ни за что.

   Иду я ферме будущей, а на улице солнце встает. Ветерок легкий дует. И до чего не хочется к негодяю этому идти. Если бы не Дар Салины, отсиделась бы в кустах, да соврала, что все сделала... Нет, ну вот что за пакость этот Оракул? Как жить-то в мире, где соврать не получается, неискренним быть не получается... и, вообще, правильные все такие... аж до тошноты.

   От дома моего до стройки близко. И хотя шла я, через силу ноги в нужном направлении переставляя, но дошла быстро. Остановилась в отдалении, в метрах в ста

   - Господин Орбрен, - крикнула тихо. Может быть он увидит меня и подойдет? Он меня увидел. Но не подошел. Негодяй. Вот что за мужики пошли? К нему девушка пришла прощения просить, а он не подходит даже.

   Вздохнула я, ближе чуть-чуть ближе продвинулась. Примерно там, где несколько дней назад бабы кучковались.

   - Господин Орнбрен, - позвала снова. И запыхтела от возмущения. Нет... ну что же это такое? Снова посмотрел на меня, как на пустое место и снова со своими работягами разговаривает. А те на меня поглядывают, хихикают. Знают, наверное, зачем я сюда пришла. Растрепал, поди, их начальник, что я ему наговорила... Ну почему я не промолчала, а? Ну вот что мне стоило немного побыть благоразумной.

   Что делать, еще ближе подошла я к стройке, и снова крикнула вполголоса... а еще дворянин! Аристократ! Кошмар меня подери! Разве же можно так женщину игнорировать?

   - Господин Орбрен! - я уже снова начинала злиться, и решила, что если он на меня внимания не обращает, то и мне незачем с ним любезничать. Скажу, что должна, чтоб совесть моя чиста была, а там будь что будет Если он сразу на меня не нажаловался, значит и потом не пойдет.- Простите за то, что я вам наговорила, я не хотела вас оскорбить. И спасибо, что не пошли жаловаться.

   Проговорила я это все, в спину грубияну этому и развернулась, чтобы уйти.

   - Госпожа Малла, - раздалось сзади громко. Я остановилась. - Я принимаю ваши извинения.

   Тьфу! Пропастина. Не мог тише сказать? Все работяги сразу работу побросали, да на нас уставились. А я готова была сквозь землю от стыда провалиться. Захотелось закрыть лицо ладонями и сбежать. Но вместо этого я снова, как тогда в кабинете у господина Гририха, не поворачиваясь кивнула, и медленно пошла в сторону дома.

   А строители стояли и дружно сверлили мне спину взглядами. Я прямо чувствовала, как между лопатками чешется. Но не поворачивалась. Страшно было, что если повернусь и увижу насмешки на их лицах, то не сдержусь и расплачусь.

   И только, когда за угол зашла, выдохнула с облегчением, спину почесала, и одним глазком, через щелочку в заборе на строителей посмотрела. Никто не стоял и не сверлил меня взглядом. Все работали. Это что же получается, я сама себе все придумала? Сама себя запутала? Это все ведьмы арровы виноваты! Не зря они вокруг меня всю ночь кружили в этом непонятном полусне-полуяви... Кстати! С ними же господин Орбрен был! Это что получается, он даже в сны моих влез?!

ГЛАВА 23

Дома Салина уже ждала меня за накрытым столом.

   - Садись завтракать, сестренка, - рассмеялась она, - ты чего такая недовольная...

   - Да так, - села я за стол и скрутила политый маслом блин, добавив ложку синей каши с розками, ее так вместо варенья ели, - один наглый мужик настроение с утра испортил.

   - Да, вы оба друг для друга постарались, - пожала плечами Салина, - так рассказать тебе, что вчера было-то?

   Я как раз жевала блин, запивая его молоком, так что только кивнула. А новости были такие, что я мгновенно забыла про завтрак, и так и замерла с блином в руке.

   - Малла, когда господни Орбрен тебя унес, а мы немного успокоились, бабы атаковали господина Гририха, желая в колхоз вступить. Но председатель у нас не промах, сказал, что столько народу нам не нужно, даже с десятью гротами. Поэтому будем принимать в порядке очереди, когда нам нужны будут рабочие руки. Так что у нас теперь в колхоз очередь, пока составляли, бабы вусмерть переругались, а кое-кто даже подрался. Еле разняли. Вот смеху было. А господин Гририх сказал, что за скандалы и драки будет в конец очереди отправлять. Видела бы ты, - прыснула Салина, - как бабы взглядом готовы были друг друга убить.

   - Ну да, понимаю, - рассмеялась и я тоже, - я бы тоже за такое убить готова была бы.

   - И не сомневаюсь. А Вилина тем временем нас всех собрала и призналась, что Дар у нее к шитью. Ты не представляешь, как мы обрадовались. У нас ведь, - Салина слегка смутилась и порозовела, - у каждой в сундуке отрезы красивые есть. Невозможно же удержаться и не купить, даже если нельзя... вот мы их вчера достали, и весь день и всю ночь шили сарафаны. Зато теперь нас, колхозниц, издали отличить можно. И не нужно будет лицо прятать. Малла, ты не представляешь, как это здорово! Еще мы решили каждую неделю особо отличившихся колхозниц в качестве поощрения в город отправлять. И завтра мы втроем едем: ты, я и Рыска.

   - Не знаю, - покачала я головой, - у меня помидоры пошли... а огурцы уже переросли, наверное. Вчера убирать надо было.

   - Не переросли,- рассмеялась Салина, - вчера твои девочки собрали их.

   - Ничего себе, - мне даже обидно стало... уже и в огороде я не нужна становлюсь. Хотя хорошо, что собрали, значит не переросли огурцы.

   - Очень много огурцов, - вздохнула я, - очень много... может нам лучше овощи не сырыми продавать, их же можно солить, мариновать... и, вообще, есть куча рецептов.

   - Пока не надо, - Салина хихикнула, - пока они и так хорошо идут. А вот потом, когда просто овощи наскучат, тогда можно и солить, и мариновать, и что-то еще с ними делать. Не нужно все секреты сразу раскрывать.

   - Так ведь потом они у всех расти будут, - вздохнула я. Думала уже об этом. Получить семена из спелого кабачка, огурца и помидора, а уж тем более из кукурузы и пшеницы, легко.

   - Малла, - приподняла брови сестренка, - уж ты меня совсем за дурочку принимаешь. Я в первую очередь оговариваю с купцами, что все овощи и зелень только для еды, а не для выращивания. Так что только наши они, никто больше не сможет овощи твои растить.

   - Но как за этим уследить? - хотела было спросить я, но догадалась, что снова Оракул бдит. Это же как воровство получается, а значит... на воре шапка горит.

   Мои девочки-овощеводы на самом деле отлично справились и без меня. Теперь, когда оказалось, что овощи ого-го как дороги и вполне сравнимы по доходам с сырами, энтузиазма у моих огородниц прибавилось.

   Перед поездкой в город я весь день провела в поле. Все росло отлично. Огурцы стартанули, и собирали мы их вагонами. А я оставила на семена по несколько штук на каждой грядке. На следующий год будет больше.

   Помидоры тоже радовали. Салина, конечно, до семи грот за короб не дотянула, но по шесть первые два короба продала. На семена я оставила по две-три помидорки каждого сорта. Немного, конечно, но лучше не спеша увеличивать площади, чем оказаться на следующий год неготовыми к огромным урожаям. И рабочих рук не хватит, и цена упадет, если будет слишком много, и для той же засолки технологи пока не отработаны. В банках-то я знаю, как солить, а в бочках никогда не пробовала. Бочку-то герметично не закроешь... или закроешь... смотреть надо. Экспериментировать.

   Лука севка в тети Клавиных семенах было совсем мало. Так что я всю крошечную грядку оставила на семена. А вот чернушка радовала. На следующий год можно будет попробовать продавать. Чеснок я, вообще, растила из двух зубчиков, чудом затесавшихся в мешочке с луком.

   Росли у меня и многолетние луки: батун, слизун и шнит. Но семян было совсем мало, и, вероятно, они были совсем старые, поэтому они пока не радовали. Росли хорошо, но было их слишком мало.

   Вообще, многолетники явно не были в сфере интересов тети Клавы, и конвертики с семенами были куплены еще при царе Горохе и валялись на дне пакетика с семенами с полустертыми надписями. А еще были семена и вовсе в безымянных кулечках. Все это я посадила в своей школке, которой уделяла гораздо больше времени по сравнению со всем остальным огородом. Зато помимо луков, у меня росло по маленькому кустику щавеля, ревеня, мяты, чабреца, шалфея и еще каких-то трав, которые совершенно точно использовали в качестве приправ, но которые я пока так и не могла определить. Только предполагала, что это тархун, эстрагон, тимьян и розмарин. Правда или нет, не знаю, но называла я их именно так.

   Еще, здесь же в поле, у меня росли кукуруза, пшеница, рожь, овес и ячмень. Их было немного, но я решила, что все оставлю на семена. Нет, хлеба, конечно, хотелось. Каши нормальной хотелось. Но как подумаю, сколько будущей каши и хлеба я могу съесть за раз, аппетит сразу пропадал. Нет уж. Лучше я еще годик помучаюсь на цветах, но зато потом смогу есть нормальную еду.

   А вот кабачки, капуста, репа, огурцы и помидоры из моего огорода уже были в моем рационе, я оставляла себе немного. Колхозники пошли мне навстречу, хотя сами только дегустировали новые продукты, но не особенно ими увлекались. Я радовалась привычному вкусу и не понимала, почему дома мне не нравилась запеченная репа, или рагу с репой и кабачками, или просто тушеная капуста. А оладьи с кабачками на травяной муке оказались даже вкуснее, чем дома.

   Морковь, тыквы, по паре кустиков арбузов и дынь, свекла красная и кормовая, подсолнухи, редька черная, понемногу фасоли и гороха, баклажаны, перцы— все отлично чувствовали себя на земле нового мира. И хотя я понимала, что не скоро их будет столько много, чтобы хватило всем, но... это же только пока. Когда-нибудь они станут здесь в Гвенаре такими же привычными, как и в моем мире.

   А завтра я поеду в город. И это очень интересно, ведь кроме дворца его величества. где я была перепугана до полусмерти и ничего толком не запомнила, да этого вдовьего поселения, я нигде больше не была толком.

   И мне вдруг нестерпимо захотелось завтра. Хотя бы просто посмотреть,что там есть. И еще я обувь хочу нормальную. Мои бедные ноги никак не привыкнут к деревянным башмакам. А в сапогах невыносимо жарко. Они все же осенние.

   В город мы отправились рано утром. Поехали с господином Гририхом, ему нужно было по каким-то комендантским делам.

   Я, конечно, волновалась, все же впервые в город местный еду. Ну, я там уже с его светлостью была, но это же не считается. Я тогда, вообще, ничего не соображала. Дома разглядывала, удивлялась схожести с нашими средневековыми городками. А на то что на самом деле важно, на людей, на быт, даже не посмотрела.

   Салина и Рыска тоже волновались. Это было немного странно, однако я списала их волнение на то, что давно они в городе не были... ну, не по работе, а так, отдохнуть. Но вот, когда увидела явную тревогу в глазах господина Гририха, растерялась. А ему-то чего бояться? Неужели у нашего колхоза какие-то проблемы? Ну, вдруг мы что-то нарушили нечаянно... или дорогу местному олигарху перешли...

   От таких мыслей и мне стало тревожно.

   - Салина, - шепотом спросила я у подруги, - что случилось? Что вы все так волнуетесь?

   - Как что? - ответила она, - мы же впервые в город едем не во вдовьих платьях. Вот и переживаем, как другие к этом отнесутся.

   Теперь мне стало понятно. Конечно они нервничают. Мы же сейчас против устоев идем. И как я сразу не догадалась. А если люди не примут наши сарафаны? А если кривиться начнут? А то и камнями забросают? Средние века же! Кошмар меня подери, как же страшно!

   Теперь и я волновалась тоже. Вот кто меня за язык тянул, а? Как там говорят, любопытство сгубило кошку? Вот примерно так я себя сейчас чувствовала. Сидела бы молча, наслаждалась бы солнцем, погодой, предстоящей прогулкой по ярмарке... так ведь нет... и зачем мне надо было все знать? Вот уж точно, меньше знаешь — крепче спишь.

   Чем ближе мы были к городу, тем больше нервничали. И когда на воротах нас остановил стражник... вот почему я, вообще, никаких ворот не помню? Они, конечно, не каменные и скорее даже чисто символические, но есть же...

   Салина с Рыской побледнели так, что почти слились цветом лица с белоснежными рубашками. А господин Гририх выпрямился, будто бы он на плацу перед командиром стоит, а не в телеге сидит, и сжал губы в ниточку. Я же, вообще, с трудом дышала. Если сейчас в нас кинут тухлый помидор или, вернее, тухлое яйцо, помидоров же здесь нет, то я прямо здесь и сейчас умру. Лучше смерть, чем снова в треклятое платье-мешок влезать.

   - Здравствуйте, колхозники, - добродушно поздоровался с нами стражник. И хохотнул, - вы, господин Гририх, опять свою армию на ярмарку привезли? Что-то маловато в этот раз. А остальные-то где?

   - Остальные работают, - ответил господин Гририх, - а это наши передовики.

   - Кто? - удивился стражник. Ну, да... не было у него опыта общения с одной попаданкой, которая нагло и бессовестно засоряет местный язык попаданскими словечками, услышанными от бабушки.

   - Передовик, - самодовольно улыбнулся господин Гририх, еще бы... так блеснуть своими знаниями, - это колхозница, которая за последнюю неделю больше всех работала и была впереди всех всех по результатам этой работы.

   - Работящие, значит, вдовушки у вас, господин Гририх, - протянул стражник и взглянул на нас совсем другими глазами, - это хорошо... достойно... слышали мы от купцов-то, что у вас вчера приключилось...

   Он отошел, пропуская нас в город, а я так напряженно ждала его вердикта по поводу сарафана, что даже не заметила, как расслабился господин Гририх и засияли улыбками Салина с Рыской...

ГЛАВА 24

Мы ехали по городу, а я опять не в состоянии была ничего увидеть. Сидела и тряслась, как бы кто в меня тухлым яйцом не кинул. Или камнем. За то, что платье-мешок сняла.

   - Малла, - Салина дотронулась до моей руки. От неожиданного испуга я даже подпрыгнула и вскрикнула, - ой, прости. Ты что такая напряженная?

   Я глаза от удивления округлила. Сама же только что меня застращала, а теперь спрашивает?

   - Салина, - возмутилась я, - так ты же сама говорила. Что неизвестно, как нас в таком виде горожане примут. Вот я и боюсь, что яйцами тухлыми закидают...

   - Зачем? - у Салины в глазах мелькнул ужас.

   - Малла, - даже обычно молчаливая Рыска не выдержала, - а у вас в Хадоа что вдов еще и яйцами тухлыми закидывают?!

   - У нас нет, - буркнула я, - а вот у вас я не удивлюсь. Заставили же ходить в платьях мешках пыточных.

   - Почему пыточных? - подал голос господин Гририх.

   - А вы, господин Грири, сами-то видели из какой ткани сшиты нижние рубашки у вдов? - запыхтела я, - это же дерюжка какая-то колючая. От нее все тело чешется, терпеть невозможно.

   - Видел, - как-то даже смутился наш председатель, - даже как-то не задумывался об этом... всегда вдовы в таком ходили... Это значит и Вилина моя тоже?

   Салина с Рыской, слегка порозовев от стыда, закивали.

   - И Вилина, - мне-то стыдно не было, - и я не понимаю, почему до сих пор не пытался это прекратить.

   - Почему не пытался? - господин Гририх улыбнулся, - пытались Малла. Многие пытались от доли вдовьей избавиться.

   - И? Неужели ни у кого не получилось?

   - Не получилось, - Салина грустно улыбнулась, - почти каждая вдова через это проходит, Малла. И я ходила к Оракулу.

   - И я, - согласилась Рыска. А господин Гририх развел руками, словно говоря: «ну, вот так...»

   Я уже открыла было рот, чтобы спросить, почему тогда у меня получилось, но тут телега внезапно остановилась. Оказывается, мы уже приехали. Правда, так увлеклись беседой, что лошадка везла нас сама привезла не на ярмарку, а в конюшню возле центральной площади.

   И как ни пытался господин Гририх сдвинуть ее с места, так и не шевельнулась. И правильно. Разве же лошадь виновата, что возница прошляпил все на свете? Нет. Это нам в городе нужно было на ярмарку, а лошади в городе нужно было на конюшню. Ее здесь кормят, поят и лелеют. И пока она не получит то, что хочет, не обязана никуда идти. Я бы тоже так поступила.

   Поэтом мы хохоча и подтрунивая друг над другом, слезли с телеги и пешком отправились из конюшни на ярмарку.

   Путь наш шел мимо загонов с животными. И Рыска волей-неволей принялась коров разглядывать.

   Коров, благодаря тому, что мы выкупили всех, до которых смогли дотянуться, на рынке было всего пара. И цена на них поднялась, что неприятно. Уже по двенадцать грот просили за каждую тощую коровенку. Рыска даже запыхтела возмущенно. Но советов надавала хозяевам, как из тощих страхолюдин, справных коров сделать.

   Не знаю, последуют или нет они советам, но вот то, что никто пальцем в нас не тыкал из-за сарафанов, я заметила. И, вообще, никаких косых взглядов в нашу сторону не заметила, хотя Рыска с Салиной, бестолочи, сразу карты раскрыли, что вдовы они из колхоза «Светлый Путь». Я когда услышала, как они людям представляются... Уже бежать приготовилась... а вдруг бы они на нас стеной пошли? Раз мы против устоев вековых? Но, наверное, приврали мне сестры, чтобы напугать. Никто даже не отреагировал. И пальцем на нас не показывал. И словами неприятными не называл.

   Нормально все разговаривали. У Рыски так, вообще, чуть не с поклоном советы спрашивали. И про коров, и про остальную живность. А Салина тоже без дела не сидела, с каким-то мужичком уже о чем-то договаривалась. Я как услышала ужасные слова «сроки поставки», «стандартные объем» и «обеспечение гарантий» сразу сбежала. Это ужас же скукота какая.

   И от нечего делать я на чурбачок чей-то возле загона присела. Сижу жду... зеваю.. солнце печет... жара...

   - Малла?

   - Ты что уснула? - Меня теребила удивленная Салина, - пошли, мы здесь закончили.

   Я глаза еле открыла. Голова гудит, подташнивает, зря на солнышке спала. Как бы солнечный удар не заработать. И пить хочется ужасно, во рту аж скрипит все от сухости...

   - Пи-ить, - попыталась сказать, а язык-то как бревно во рту. Большой да неповоротливый. Скребется по небу сухому, и в нужных местах не сгибается. Так что изо рта только хрип и вышел.

   - Пить хочешь? - Я кивнула. От этого движения все кругом заплясало, закружилось, и я прямо на землю с чурбачка свалилась.

   - Малла, - Салина с Рыской меня поднимать кинулись, а ко мне старичок какой-то подскочил. Хозяин чурбачка, наверное, на который я нагло уселась, и баклагу глиняную с водой под нос сунул. Только я глоток всего и сделала. Теплая вода-то. Не вкусная. Эх... сейчас бы холодненького чего-нибудь... мороженое, например... Интересно, а его здесь умеют делать?

   - Салина, Рыска, я мороженого хочу.

   - Зимой будешь,- рассмеялась Салина, - зимой все будет мороженное. А сейчас лето, радуйся.

   Ну, я что делать? Вздохнула, встала и пошла радоваться. Но зарубочку себе сделала. Что-то я совсем забыла о том, что кроме сыров из молока можно всего много разного вкусного сделать. А здесь только сливки собирали, те что сверху отстаиваются, простоквашу квасили и топленое молоко делали. Даже творога не было. Не то что масла, сметаны или йогурта. А ведь это тоже бактерии, просто их надо где-то «наловить» и заставить работать на свое благополучие.

   Когда я стала думать о йогурте, у меня в голове сразу на все голоса реклама зазвучала, про пользу пробиотиков и пребиотиков. И про лактобактерии. И песенки веселые вспомнились.

   Как все же полезно рекламу смотреть оказывается, кто бы мог подумать, что я оттуда столько всего узнаю. Например, то, что бактерии эти в молоке сами водятся. Значит нам просто нужно поэкспериментировать и попытаться размножить именно те, которые нам нужны.

   А еще про сепаратор я подумала. Очень уж нравилось мне, когда бабушка молоко сепарировала и сливки отделяла. Если получится здесь такой аппарат сделать... Я-то тысячу раз его отмывала, так что легко могу вспомнить все детальки. Да, не знаю, как он работает, и как из молока сливки получаются, но ведь здесь есть умные люди? Должны разобраться... и, вообще, я же хотела гномам авторучку показать! Пусть гномов здесь нет, но ведь должны быть мастеровые какие-нибудь... кузнецы там... ремесленники... где бы их только найти...

   Да на ярмарке же! Вот я растяпа! Где же им товары свои продавать, как не на ярмарке.

   - Рыска, Салина, идемте быстрее! - подала я голос и вцепилась в подруг, которые неспешно шагали в сторону рынка, который угадывался по шуму и гаму.

   - Да, поторопиться надо, - улыбнулась Салина, - господин Гририх уже скоро обратно поедет.

   - Как это обратно?! - я даже остановилась от удивления, - да мы только приехали!

   - Мы слишком долго задержались здесь, - вздохнула Рыска, - уж больно коров жалко... неухоженные они, не совсем здоровые были. Пришлось полечить немного... вот и...

   - Да, - подхватила Салина, - а я с купцами договорилась. Нам же сено нужно. Мы-то на свою ферму его заготовить не сможем. Много у нас коров-то...

   - Это так удивительно, - вдруг улыбнулась Рыска, - правда, Салина? Что нас слушают и...

   - Удивительно то, - перебила я, - что мы приехали погулять на ярмарку, а теперь так и уедем, ничего не увидев. Идемте быстрее.

   - Идем, - Салина с Рыской переглянулись и рассмеялись, - Малла, ты как будто бы на ярмарке ни разу не была.

   - Не была, конечно, - возмутилась я, - и сейчас умру от любопытства. А еще у меня есть три грота. И я хочу потратить их в свое удовольствие.

   Пока болтали, дошли мы до выхода с животных рядов. А там мужики да бабы местные кучкуются, да хохочут. Пальцами куда-то тычут.

   И как можно мимо такого пройти? Да ни жизни! Конечно же, мне сразу захотелось узнать, чего это там смешного такого они увидели. Я сама не заметила, как ноги мои к кучке этой побежали. А Рыска с Салиной рядом бегут, не отстают. У них тоже любопытство здоровое. Протиснулись мы сквозь толпу, а там среди овец мужичок несчастный сидит и вздыхает сокрушенно. А толпа над ним потешается.

   Салина с Рыской захихикали, а я не понимаю ничего? Что смешного-то? Ну сидит мужик среди овец... вернее, одна овца и четверо ягнят вокруг нее скачут. И? Смеяться после слова лопата?

   - Салина, - дернула я сестру за сарафан, - а что смеются-то все? Что смешного?

   - Малла, - взглянула она на меня и расхохоталась еще сильнее, - ты посмотри, овцы-то какие!

   Ну.. нормальные вроде овцы-то... голова, ноги, хвост... у Варлы в колхозе точно такие же в стаде ходят. Ну, почти такие.

   Потому что эти... лысые они. Не совсем они, конечно, лысые, а скорее малошерстные... на котов-сфинксов совершенно точно не похожи, у моей подруги был сфинкс, я его видела. И трогала. Ужас просто! А у этих шерсть короткая и редкая, с проплешинами, но все же есть.

   - И что? - снова дернула я Салину, - лысые и что?

   - Малла, - захохотала Рыска, - они же уроды! Где ты видела лысых овец?!

   И все ее смех подхватили... А мне не смешно было. Смотрю я на овцу, на деток ее... и мне так жалко их стало... не пожалеет ведь никто... вон уже мужики интересуются, что там внутри. Съедобно или нет. Да как же можно так, а? Они же маленькие совсем...

   - Эй, мужик, - я присела рядом с несчастным продавцом, - почем овцу с детьми продашь?

   Мужик на меня взглянул, как на дуру, вздохнул, затылок почесал, и отвечает:

   - За пять грот отдам...

   Я бы может и согласилась, не понимаю же ничего в ценах, но тут вся толпа хором расхохоталась:

   - Пять грот?! - держался за живот мужичок с козлиной бородкой, - ой, не могу! Пять грот?!

   - А что? - вторил ему толстяк, смеявшийся так, что пузо ходуном ходило, - считай пять овец за пять грот! Продешевил...

   - Ага, - заливалась бабка с корзинкой. Платье у нее, надо сказать, нормальное было. Обычное. Я такое сто раз в фильмах исторических видела. Никакого мешка дерюжного. - Столько шерсти... если продашь, разбогатеешь.

   А мужик-продавец слушал-слушал, а потом рукой махнул:

   - За три забирай. Сил моих уже нет позор этот терпеть.

   - Договорились, - ляпнула я прежде, чем Салина с Рыской пикнуть успели, и три грота, колхозом выданных, мужику всучила. Сама, честно говоря, боялась, что решимость моя пропадет.

   - Малла?! - ахнули сестры, но уже поздно. Мужичок три грота схватил и исчез, будто бы его тут и не было.

   - Ой, ду-ура! - протянула бабка с корзинкой... а мужичок с козлиной бородкой и толстяк закивали, соглашаясь.

   А я потупилась... землю носком туфли деревянной поскребла... ну да... дура... пожалела лысых овец. Только зачем они мне, я и сама не знаю. Я, вообще, не умею с овцами... что с ними делать-то, вообще?

   А народ, хихикая надо мной, помчался по сторонам, сплетню свежую разносить, как одна баба овцу лысую купила. Прижилась эта байка в народе-то. Слышала я потом несколько вариантов разных. Кто говорил, что купила, мясо сварила, да померла отравившись. Кто говорил, что мужик ловким оказался, бабу-дуру обманул и был таков. А кто говорил, что шерсть у овец из золота оказалась, настригла я ее, продала, да разбогатела.

   - Ну, Малла, - Салина с Рыской сокрушенно качали головами, - зачем тебе эти уродцы? С них даже шерсти клочка не собрать...

   - Может вырастет? - вздохнула я... вот и погуляла, называется, на ярмарке...

ГЛАВА 25

Идти на ярмарку с овцами было глупо. А с лысыми тем более. Да и денег я больше не взяла. Были у меня, конечно, еще целых четыре грота, но дома. Побоялась, что потрачу все. Да и что говорить, три грота не так уж и мало, если их на удовольствие спустить, как я хотела. Жаль, конечно, что не погуляю я на ярмарке... но ничего, в следующий раз приедем, я авторучку захвачу. Совмещу приятное с полезным. А сегодня не судьба значит.

   - Малла, - Рыска тем временем загончик с овцами открыла, мамашке веревку на шею накинула, ягнята-то от мамки не убегут. И мне три грота протягивает, - идите на ярмарку, погуляйте. Раз ты, Малла, ярмарку еще ни разу не видела. А я овец отведу, да подожду вас там.

   - Но, Рыска, - я даже шаг назад сделала и руки за спину спрятала. Очень уж хотелось денежку схватить и от радости запрыгать. Но ведь неправильно это. Рыска свои три грота тяжким трудом заработала. И на ярмарку она тоже хочет. Я же знаю. Она хоть и молчит все время, но глаза-то у нее горели, когда ехали.

   - Бери, Малла, - улыбнулась Рыска, - бери. И поторопитесь. А то скоро уже обратно ехать. Нехорошо заставлять господина Гририха ждать, когда вы по ярмарке нагуляетесь...

   - Бери, Малла, - улыбнулась Салина, - а Рыске я сама куплю то, что нужно. Пойдем.

   - Но, Салина... это же неправильно...

   - Мы же сестры, забыла? А ты на ярмарке, говоришь не была. А Салиной тебя никто обмануть не сможет, - Рыска вложила деньги мне в руки.

   Эх... все таки малодушная я. Взяла я деньги, и ушла Рыска овец моих отгонять. А мы с Салиной на ярмарку пошли.

   Иду, а у меня сердце так печет... так печет... будто бы огнем горит. Одна же я в семье, ни сестры у меня не было, ни брата. И может быть не зря я подножку его величеству подставила? Может для того в этот мир я попала, чтобы Салину и Рыску встретить и породниться с ними? Одно дело, когда сестры единокровные а совсем другое самой тобой выбранные. Там от тебя ничего не зависит. А тут... тут ты сам отвечаешь за то, кто рядом с тобой и кто ты рядом с сестрами.

   - Салина, - от огня в сердце мне даже дышать было больно, - Салина...

   - Что с тобой? - встревожилась Салина.

   - Девушка, вам плохо? - откуда ни возьмись появилась молодая девчонка и сунула мне в руку баклажку, - вот возьмите, попейте.

   И только когда мне в рот залилась знакомая горькая жидкость, я вспомнила, что видела эту девушку там, во сне, среди арровых ведьм. От неожиданности я проглотила противный отвар. А эта негодяйка засмеялась звонко, подмигнула мне, выхватила фляжку и исчезла, ловко растворившись среди любопытных людей, которые уже начали собираться вокруг нас.

   - Салина, кто это?

   - Не знаю, Малла. Что с тобой? Тебе плохо?

   - Да, - начала было я жаловаться на боль в сердце, как вдруг поняла, что все хорошо. Ничего не болит. И исправилась, - нет, все нормально.

   Откуда здесь взялась аррова ведьма? И что же, получается, это не сны были вовсе? А на самом дел? А что за нити тогда это? И зачем они в них меня укутывают? И почему у меня так жгло в груди? И прошло сразу, как только...

   - Тогда пойдем быстрее, Малла, - потянула меня Салина, - а то на ярмарку не успеем.

   Вот ведь арровы ведьмы! Тьфу! Опять меня запутали!

   Ярмарка мне понравилась. Она совсем не была похожа на ту, что к нам в поселение приезжала. Народу здесь было-о! Не протолкнуться. И если окраины напоминали «дикий рынок», помню был такой у нас в городе, когда я совсем маленькая была.

   Длинные ряды людей, разложивших свой товар прямо на земле, на картонках, на ящиках, нак ковриках, да и просто на газетах. И толпы людей, которые глазеют, торгуются, покупают, воруют... я даже три грота Рыскиных в кулаке сжала инстинктивно. Так точно карманники незаметно не свистнут. Здесь картонок и ящиков не было, но их с успехом заменяли чурбачки и холстины.

   И чего только там не было! Много чего там не было. Ничего там, откровенно говоря, интересного не было. Точно такой же товар, что и к нам привозили: бусы из зеленого стека в пузырьками, горшки треклятые глиняные, гребешки костяные, ткани грубые дерюжные, мешки вдовьи, корыта деревянные... будто бы во вдовьем поселении помощь выдали, а вдова все продать решила.

   Я уж даже расстроилась... зачем надо было ехать на ярмарку в город, если тут все такое же?

   - Малла! - Салина выдернула меня из рядов, - ты куда пропала? Не отставай! И, вообще, зачем тебе это все? Такое и к нам приводят. Пошли на центральные ряды. Теперь можно. И все само лучшее там!

   Центральные ряды и правда оказались намного симпатичнее. Тут даже прилавки были. И товары на прилавках оказались в сто раз интереснее. Россыпи стеклянных бус, ярких и красивых, пусть и не таких крупных, как у Сайки, но все же.

   Даже мне захотелось купить ниточку... вон те, густо-красные, как будто бы рубиновые. Или эти... молочные... или дымчатые... или синие... сама не заметила, как ручки мои загребущие нагребли полные горсти бус. И головой-то понимаю же, что покупать у первого же прилавка глупость несусветная, а вот разжать руки и уйти, не могу. А Салина стоит рядом и посмеивается. Она-то себе одну нитку выбрала. Ярко-синюю, веселую, ей очень шло. А я как? Я же вот эти хочу... густо-красные, почти до непрозрачности... и синие, как у Салины почти, чуть светлее только... и молочные, с легким желтоватым отливом сливочного масла... и дымчатые, будто дым в стекло запаяли, и он теперь там кружит клубами и выбраться не может...

   И пальцы меня не слушаются, бусы не выпускают. Будто бы прикипели, как тогда к Оракулу. Жаль господина Орбрена нет, он бы мне помог, вдруг вспомнила я негодяя этого... и вот чего спрашивается, он в мысли мои лезет? Ну-ка кыш отсюда! Кыш! Помахала мысленно веником, погоняла крошечного господина Орбрена. Даже весело стало. Очень уж он смешно вопил и от прутьев уворачивался. А я хохотала над ним, и на шее у меня бусы разноцветные болтались.

   - Ну что, красавица, - улыбнулся мне купец, мыли мои прерывая, - решилась?

   Я на Салину жалобно посмотрела, а она улыбается счастливо. И довольная такая, будто бы квартиру в «золотой ключ» выиграла.

   А купец, вижу, нервничать стал. Мы-то с Салиной почти половину его прилавка загородили. И выбрать я не могу. Смотрю на руки свои в бусы вцепившиеся и во голове снова карусель кружится: густо-красные, синие, молочные, дымчатые...

   - Девушки, - купец решился первым, - берите все пять я вам подешевле отдам.

   Вот зря он в присутствии Салины слово «дешевле» сказал. Я прямо увидела, как у нее глаза загорелись. И так уж она в этого купца бедного вцепилась, что не рад он был. Купили мы в итоге все пять ниток за пол грота. И то, это я устала ждать, когда они договорятся, и сунула купцу деньги и Салину за руку от купца оттащила.

   Она возмущаться начала, но я напомнила, что господин Гририх вот-вот домой соберется, а она еще не купила то, что Рыске обещала.

   А на ярмарке торговля полным ходом шла. Люди туда-сюда сновали. Мужики, бабы. С корзинками, с котомками и даже с тележками деревянными. Типа садовых. Это что они ее вместо сумки на колесиках используют? Странные люди. Она же сама тяжеленная очень.

   - Малла, - Салина снова схватила меня за руку, вытаскивая из потока, который понес меня в неизвестном направлении, - мы с тобой ничего не успеваем. Давай, ты здесь погуляешь, а я пробегусь, куплю, что Рыска просила. А потом приду вот к этой лавке, - она махнула рукой на лавочку с тканями, возле которой мы оказались, - и мы с тобой купим то, что ты выбрала. Только без меня деньги не трать. Хорошо?

   - Хорошо, - согласилась я. Времени у нас на самом деле оставалось не больше части, часа по-нашему. В следующий раз не дам Рыске коров разглядывать, а Салину к купцам на пушечный выстрел не подпущу. Пусть сначала по ярмарке погуляют со мной вместе, а потом по своим делам идут.

   Салина убежала, меня одну оставила. А я руки за спину спрятала, на всякий случай, чтоб они опять чего ни попадя не схватили, а то так никаких грот не хватит. И пошла глазеть на то, что в этой лавочке с тканями продают. Для начала.

   А там под легким навесом на длинных деревянных столах лежали рулоны с тканью. Не такие большие, как у нас в магазинах, но их было очень много. И не понятно, совсем, как тут что-то выбраться можно. Все же в куче.

   Но я подошла, все ткани пощупала. Интересно же. Да, это вам не дерюжки для мешочных платьев. В основном тут продавались такие же ткани, как я на сарафан покупала. И не только красные. Разноцветные.

   Но были и другие. На ощупь еще более тонкие, мягкие, легкие и нежные. И такие приятные, что я никак оторваться не могла. И прикидывала уже сколько мне на сарафан летний и рубаху нужно. А еще из такого можно попробовать нижнее белье сшить... а то поизносилась я уже за три месяца-то...

   И тут купчиха ко мне откуда-то ни возьмись прилетела. Где она столько времени была, непонятно. Чаи, наверное, гоняла... как обычно... и неважно, что мир другой, люди-то одинаковые.

   Увидела, что я стою с задумчивым видом, и давай мне про ткани свои рассказывать, откуда какую ей муж привез.

   - Вот эта, - ткнула пальцем в мой сарафан, - ткань местная. Ее мастерские в каждом городе ткут из местного же льна. А есть еще признанные мастера-ткачи. Ткани у них получаются лучше, чем у всех остальных, и стоят чуточку дороже. Вот посмотри какие, - развернула она передо мной рулон той второй ткани. Которую я и хотела купить. Белоснежная, для белья в самый раз. И для рубашки с сарафаном.

   - А еще, смотри, что у меня есть, - купчиха, увидев, что я заинтересовалась, но покупать не спешу. Нырнула куда-то под прилавок и вытащила оттуда отрез. Небольшой совсем, даже на рубаху не хватит. Я конечно, же же полезла пощупать. Кошмар меня подери! Это же почти шелк!

   - Нравится? - засияла купчиха. Я закивала, продолжая кончиками пальцев поглаживать чудесную ткань, - не мнется, не рвется, не пачкается... это Великого мастера Устана работа. Дар у него был. Такой ткани уже нет и еще долго не будет во всем Гвенаре.

   - Почему? - удивилась я.

   - Хадоа, - вздохнула купчиха, и я видела, как в ее глазах появляется грусть, - в приграничье они жили. Оракул ослаб, хадоа прорвались, три села больших уничтожили, пока наши не остановили. И Мастера Устана с семьей тоже. Никого не осталось.

   После такого стоять у прилавка и ткани смотреть не хотелось больше, и купчиха моя весь свой задор растеряла. Да что и говорить... как быстро забывается, что весь этот мир и спокойствие вокруг от силы Оракула зависят. А она от короля и королевы... от его величества и курицы этой белобрысой, из-за которой я сюда и попала.

   Вышла я из лавки. Грустно мне стало. Печально. Присела на скамеечку и стала Салину ждать. Никуда больше и не пошла.

   А чего ходить-то, если денег нет?

ГЛАВА 26

- Что грустишь, дочка? - рядом со мной старушка присела. Прилично и чисто одетая. Видно, что достаток у бабки водится.

   - Не знаю, - обычно я не люблю, когда ко мне на улице вот так вот посторонние люди подходят и вопросы дурацкие задают, но бабка как-то смогла не вызвать неприязни,- думаю.

   - О чем же? - старушка улыбалась, отчего морщинки собирались вокруг глаз, смотрящих на мир с какой-то особенной теплотой и добротой.

   - Обо всем. И ни о чем, - ответила я на улыбку, - и жизни думаю, о смерти... как-то несправедливо все...

   - Да как же несправедливо-то? - рассмеялась бабка и добавила, - Оракул же бдит

   - Да с этим Оракулом тоже все не понятно, - вздохнула я, - странная у него какая-то справедливость. Несправедливая...

   Бабка рассмеялась довольно, будто бы я ей что-то хорошее сказала.

   - Хорошая ты, дочка. Негоже тебе разменной монетой в чужих играх быть.

   - О чем вы? - нахмурилась я, что-то бабка заговариваться стала. А с виду такая разумная была.

   - Смотришь ты, да не видишь, - покачала головой старуха, встала со скамеечки, вздохнула огорченно и погладила меня по волосам, - учись видеть, дочка. Не глазами, а сердцем.

   И бодренько так, очень-очень бодренько, зашагала прочь.

   - Бабушка, - подскочила я со скамейки и вслед за ней кинулась. Но бабка уже смешалась с толпой и исчезла. Будто бы ее и не было. Странно...

   - Малла, - окликнула меня Салина с другой стороны. Она несла на плече туго набитый чем-то мешок, - ну, что? Насмотрелась? Пойдем купим то, что ты выбрала?

   - Нет, - виновато улыбнулась я, - не нужно, Салина. Я уже купила... вот, - достала из-за пазухи отрез Великого мастера Устана.

   - Ох, ты же! - ахнула Салина, - где ты такую роскошь взяла? Это же из мастерской Устана, да? Малла, ты знаешь, сколько отрез такой стоит?

   - Два с половиной грота, - улыбнулась я, - все, что у меня было.

   - И даже больше! Ох, Малла, у меня когда-то рубашка была из такой материи... только нет ведь его больше, говорят. Хадоа несколько лет назад уничтожили мастерскую-то... повезло тебе...

   - Нам повезло, - рассмеялась я, - нам всем троим на комплектики хватит. Я Вилину помочь попрошу, роскошное бельишко получится.

   Господина Гвенара все еще не было. Утром, когда мы приехали, вокруг было пусто, но сейчас весь двор конюшни был заставлен лошадьми с повозками, оставляя свободным только узкое пространство посередине для того, чтобы можно было заехать и выехать.

   Рыска дремала, лежа на повозке, а рядом стояла привязанная лысая овца, про которую я благополучно забыла. Она жевала траву из охапки, Рыска, наверное положила, и равнодушно смотрел на меня. Ягнята тонко блеяли и скакали возле матери, иногда сшибаясь лбами. То один ребенок, то другой нырял под пузо овцы и смачно чавкал, посасывая молоко.

   И вот что мне с ними делать?

   - Это что за чудо такое? - удивился господин Гририх. Мы даже еще не успели посмотреть,что купила Салина, а только поохали над отрезом от Великого мастера.

   - Овцы, - вздохнула я, а Салина с Рыской старались не рассмеяться, очень уж выражение лица у господина Гририха смешное было. Я бы сама похихикала, - это я их купила...

   Погрузили мы овец стреноженных в повозку, да домой поехали. Пока по городу ехали, по сторонам я глазела. Все же очень похоже на наши средневековые города. Вон сапог висит, значит там сапожник работает. А тут клещи кузнечные... кажется. Там цветов букетик вывеске деревянной, травник, наверное. И почти на каждом доме такая вывеска висела. Это получается здесь район мастеровых и ремесленников, что ли?

   Так и оказалось. В центре, где площадь ярмарочная, купцы жили. У тех что побогаче на первом этаже лавочка была, а на втором семья. Те что победнее, держали прилавки, вроде тех, где мы с Саилной бус купили, и я ткань отхватила. А жили сами в домах на несколько семей. По краю площади торговали самым плохоньким товаром. И купчишки там работали приходящие. У них дома где-то в городе, и они каждое утро приходят на площадь торговать.

   Центральная площадь делила город на две примерно одинаковые части: в одной живут аристократы, у которых дома с огромными участками, засаженными садами. А еще там есть городской парк с настоящим фонтаном. Это мне Салина рассказала. И вторая, где ютится все остальное население. Здесь ни садов, ни парков, ни фонтанов нет. Здесь, вообще, деревьев мало, а дома стояли так плотно, что даже наша повозка иногда с трудом проезжала.

   Наконец мы выехали из города. На воротах стоял все тот же стражник. Но если утром он был бодр, весел и улыбчив, то сейчас просто махнул рукой, мол, валите скорее. Устал, наверное.

   - Салина, Рыска, - мы отъехали буквально двадцать шагов, как господин Гририх впервые подал голос,- ну что? Получилось?

   - Да, - радостно взвизгнула Салина и вдруг кинулась обниматься с господином Гририхом. И даже Рыска кивала и счастливо улыбалась, - все получилось, господин Гририх. Это невероятно! Малла, - Салина переключилась на меня, и стиснула в объятиях так. Что я не могла дышать, - Малла, спасибо тебе.

   - Салина, - прохрипела я остатками воздуха, - отпусти. Задушишь!

   Салина отпустила меня, но меня тут же обняла Рыска. А потом господин Гририх. Что тут, кошмар подери, происходит?!

   - Малла, - рассмеялся господин Гририх. Тут я, вообще, перестала что либо понимать. Никогда не видела, чтобы он смеялся. - Ты что такая удивленная?

   - Потому что я ничего не понимаю! - как-то истерично выдала я. Аж с подвизгиванием. Сама не ожидала.

   - Малла, - Салина снова вцепилась в меня и сжала в объятиях. Я ей что, медведь плюшевый?! - Ты же видела, люди с нам разговаривают, общаются, никто слова плохого не скажет...

   - И что? Можно подумать ты впервые видишь говорящих людей, - буркнула я, отталкивая сестру и выпутываясь из ее рук.

   - Мы же вдовы, - как-то печально сказала Рыска, - раньше с нами никто не общался, Малла. А ты сегодня видела, как люди ко мне сами подходили, чтобы совета спросить? И не ругались, когда я на их животных смотрела и даже трогала. Понимаешь? Они больше не считают меня изгоем, не презирают, не ненавидят. Они относятся ко мне, как к равной, хотя знают, что я вдова.

   - Верно, - Салина наконец успокоилась и перестала тащить меня к себе, - ты же видела, я с купцами разговаривала. И договора сама заключала. Понимаешь? Сама. А потом, - она схватила мешок и вытряхнула оттуда три пары кожаных туфелек, - вот. Я их купила у хорошего мастера. И меня не только не выгнали, Малла, со мной разговаривали, мне советовали, меня считали достойной...

   - А раньше? Раньше, разве не так было? - я даже на туфельки внимания не обратила. Слишком странно было то, что говорили сестры.

   - Нет, - мотнула головой Салина, - все сделки раньше господни Гририх заключал. Я просто рядом стояла и подсказывала. И Рыска тоже. Ее бы побили, если бы она корову тронула и не купила ее потом. И на рынке... ты же видела эти ряды, где мы все покупали раньше... дальше нас не пускали, Малла. А уж про великих мастеров... ты бы не смогла купить свой отрез. Тебе бы такое никто не предложил бы даже.

   Я слушала, слышала и не понимала. Слишком все было неправильным и не укладывалось в моей голове. Как будто бы я пытаюсь подушку в шкаф, в ящик засунуть. Она вроде бы должна влезть, потому что я ее в вакуумный пакет положила и воздух пылесосом выдула. Но никак не получалось: в пакете дырочка оказалась, и подушка росла прямо на глазах, вылезая из ящика.

   - Это правда? - жалобно спросила я у господина Гририха. Все же, если сестры и могли меня разыграть, то вряд ли наш председатель таким заниматься будет.

   Но господни Гририх кивнул, улыбаясь.

   - И ты это все изменила, Малла! Не знаю как, но это ты, дочка...

   - Но... я же только... сарафаны... хотела... - прошептала я.

   - Сарафаны это хорошо, - Салина огладила голубую ткань на подоле, - но самое главное, что ты как-то смогла объяснить людям, что мы достойны уважения.

   Она подняла на меня взгляд, и я увидела, что Салина плачет. Я обняла ее, чувствуя, со спины Рыскина объятия. И она тоже всхлипывала мне в ухо.

   Ничего не понимаю. Я же ничего такого не делала. Я же хотела только от платья-мешка избавиться... хотя да... говорила я что-то про уважения и достоинство, но только потому, что к слову пришлось. Ни о чем таком я тогда не думала. Мне хотелось всего лишь порадовать вдовушек наших, у которых я так опрометчиво отобрала возможность со строителями развлечься. И колхоз не развалить...

   Но как я, кошмар меня подери, это сделала? Может все дело в платьях-мешках? Может быть это было просто предубеждение против вдов? А когда мы сарафаны надели, просто исчезло предубеждение? Ведь не могла я же все это одна провернуть?

   - Господин Гририх, - подняла я голову, все еще обнимая всхлипывающих сестер, - а может это не я? Вы уверены, что это я сделала?!

   - Уверен, - снова улыбнулся председатель.

   - Но как?!

   - А вот это не знаю, - развел он руками, - не знаю.

   - Но... может...

   - Малла, - господин Гририх потеребил мочку уха, - мне кажется, господин Орбрен сможет тебе объяснить гораздо больше. Тебе лучше поговорить с ним.

   Ну. уж нет! Чтоб я к этому негодяю пошла что-тот спрашивать?! Да ни за что! И вообще, меньше знаешь, крепче спишь.

   Но моя память настойчиво подкидывала мне видение: напряженный взгляд ярко-фиолетовых глаз там, на площади, когда я сжимала Оракул в руках. Он совершенно точно знает гораздо больше, чем Салина, Рыска или даже господин Гририх. Он изначально знал гораздо больше всех нас. Даже тогда, когда я еще только начала говорить.

   - Смотришь ты, да не видишь. Учись видеть, дочка. Не глазами, а сердцем.

   Я даже вздрогнула. Мне показалось, что сегодняшняя бабка сказала это вслух прямо сейчас.

   - Малла, смотри, - Салина с Рыской скинули деревянные башмаки, и теперь на их ножках красовались совершенно очаровательные кожаные туфельки-лодочки без каблуков.

   - Красиво, да?! А это твои, - кивнула Рыска на третью пару, - примерь.

   И вот смотрю я на туфли эти... на Салину с Рыской... на Господина Гририха... и сердце у меня так щемит от того, что вижу. Они ведь у меня в этом мире самые близкие. Ближе никого нет. Даже господин Гририх мне как родной.

   Господин Гририх... его ведь в поселение это тоже не просто так отправили, а потому что посчитали бесполезным. Конечно, что это за воин, который еще накануне первого боя такую травму глупую получил. Не от врага, а от лошади обозной пострадал. Сорвалась эта дура и сквозь строй ломанулась. Все отбежали, а господин Гририх не успел. Растерялся. И хребет ему кобыла эта переломила. И даже сейчас господин Гририх не может ходить долго. Нога отказывает. И все потому, что нерв у него в спине защемило. Вот прямо там, где копчик... и самое главное, травма-то ерундовая, только вот эту жилку немного передвинуть и освободиться нерв-то. И боли больше у него не будет. У меня руки сами потянулись, и я пальчиком господину Гририху пониже спины ткнула, что есть силы, чтобы жилку-то с места сдвинуть.

   - Малла?!- подскочил господин Гририх, - ты что?!

   А я глазами захлопала. Сижу ничего понять не могу. Что за наваждение?! И, правда, зачем я председателю нашему в задницу пальцем тыкаю?! Что за бред мне привиделся? Я даже головой потрясла...

   - Простите. Сама не знаю, что на меня нашло, - пролепетала и покраснела так, что ушам горячо стало. А как тут не покраснеть, если все трое на тебя осуждающе смотрят? А ты на самом деле сотворила непотребство какое-то... я даже у себя в мире мужчин за попу не трогала... а уж здесь это, вообще, за гранью.

   И чтоб смущение скрыть и внимание всех от произошедшего отвлечь, скинула колодки свои с ног и туфельки красивые натянула.

   - Спасибо, Рыска, - обняла сестру, - мне очень нравятся.

ГЛАВА 27

В поселение мы вернулись довольно рано, нас даже еще не ждали. Теперь-то я догадывалась, почему так... если то, что мне сказали про отношение к вдовам правда, то становилось понятно, почему наши всегда так долго пропадали на рынке. И почему Сайкины бусы вызвали такой восторг. И почему она за них столько заплатила. Три грота... да, уверена, сегодня мы такие купили бы намного дешевле. Но я не хочу об этом думать. Не хочу думать о том, как и почему это получилось. Не сегодня. Не сейчас. Сейчас я хочу просто радоваться со всеми.

   А вдовушки радовались. Кто-то даже плакал. Зарна даже не стала сидеть с нами, сбежала куда-то, потому что не могла сдержать эмоций. Надо с ней поговорить. Потому что даже Глая не смогла сказать, что с ней. А ведь они очень близкие подруги.

   Мы вынесли из ближайших домов столы, расставили угощения, принесли кто чем богат, и веселились до самого вечера. Все вдовы поселения. И колхозницы в сарафанах, и вдовушки в ужасных платья-мешках. Да, они тоже радовались. Потому что теперь знали, если постараться, то можно избавиться от этой ужасной, вдовьей доли. И дело, оказывается, вовсе не в платьях.

   Не знаю, может быть мне не рассказывали. А может быть я не обращала внимания. Но участь быть вдовой в Гвенаре одна из самых ужасных: от тебя отрекаются все родственники. Да, Сайкина сестра Вирра единственная родственница на все наше поселение, которая не отказалась от овдовевшей родни. И то скорее всего потому, что когда их забрали из Хадоа была слишком маленькой и не понимала, почему теперь должна отказаться от единственного родного человека.

   Тебя перестают уважать, замечать и видеть люди. У Салины Дар к торговле, но если бы она стала купчихой, то никто бы не пришел в ее лавку, кроме таких же вдов, как она.

   У Рыски Дар понимать коров. Ей повезло, что в поселении она смогла применить его к десятку коров других вдовушек. Потому что никто не подпустил бы ее к своей корове вне этого поселения.

   А Вилина? У нее Дар к рукоделию, но все эти годы, даже будучи женой господина Гририха, она не доставала портновские ножницы со дна сундука. Потому что шить эти треклятые мешки больно... а другое у нее никто бы не купил...

   И у всех остальных тоже так же. Сайка... Глая... Варла... все они вынуждены были держать свой Дар в узде.

   Его светлость знатно посмеялся надо мной, когда привез ничего не понимающую иномирянку, утверждающую, что она вдова, во вдовье поселение. Не знаю, зачем он это сделал. Не понимал, что может быть другое отношение к вдовам? Или может быть нарочно, хотел поиздеваться на дурой? Думал, наверное, я взвою и соглашусь на что угодно, как только узнаю, куда он меня собрался везти. А когда не взвыла, то решил подкинуть мне деньжат на всякий случай. Чтобы я прожила этот год в любом случае... а потом послушно вышла замуж за того, на кого они мне укажут.

   - Малла, - ко мне подскочили девчонки, и и выдернули меня из-за стола, - хватит грустить! Веселиться надо!

   Оказывается, пока я, как аррова ведьма, сама себе мысли путала, вдовы уже сбегали музыкальные инструменты принесли и к танцам готовились. Как интересно. Я еще ни разу не видела местные танцы!

   Инструменты в основном простенькие были: дудочки всевозможные, какие-то шестиугольные домбро-балалайки, бубны, трещотки...

   А Дайра, тихая и молчаливая вдовушка, которую я за все время второй раз только увидела, принесла что-то вроде скрипки... ну, со смычком потому что...

   У нее Дар оказывается. Только за три с лишним года в поселении ни разу не доставала Дайра свою гуделку, так ее инструмент называется.

   Конечно же, ей первой сыграть дали. Многие же понимали, как это, когда Дар сжигает. А Дайра присела на край скамьи в своем ужасном платье-мешке, глаза полные слез в небу подняла и тронула смычком струны. Задрожала, запела, застонала ее гуделка о тяжкой доле вдовьей рассказывая. О слезах в подушку. Об одиночестве. Об отчаянии. О боли в сердце от потери любимого.

   Плакали мы. Для всех нас родной эта песня оказалась. Как будто бы не гуделка Дайрина ее пела, а мы все вместе кричали. И даже господин Гририх плакал. И строители... они как раз со стройки возвращались.

   И в тот самый момент, когда каждый из нас о смерти молить стал, как об избавлении, изменилась песня гуделки. Совсем чуть-чуть, едва заметно. Надежда появилась. Крошечная, маленькая, как искорка на ветру, едва живая. Кажется вздохнешь нечаянно и потухнет. Мы все дыхание затаили, чтоб не погасить. А она медленно больше и больше становилась. И вот уже крошечный язычок пламени колышется. И разгорелась наша искорка. Заполыхала во все небо, из надежды в веру превращаясь. И радовались мы. Смеялись. Руки к солнцу поднимали, небо и весь мир благодаря за счастье. Счастье которое еще будет впереди. За будущее.

   Опустила Дайра смычок. Замерла.

   А мы так и остались счастьем и верой в будущее наполненные. И если несколько минут назад хоть кто-то сомневался, что все будет хорошо, то сейчас... нет. Сейчас мы за веру свою в огонь бы пошли. Плечом к плечу. Велика сила Дайры.

   - Кхм... - первым пришел в себя господин Орбрен, - не ожидал. Дайра, вы кем приходитесь Великому мастеру Эрмеру?

   Дайра встала, гуделку свою опустила, вздохнула и ответила тихо:

   - Дочь...

   - Никогда бы не подумал, что дочери Великих мастеров могут оказаться во вдовьем поселении, - улыбнулся этот негодяйский негодяй.

   - Нет, господин Орбрен, - Дайра без тени улыбки смотрела на него, - дочери Великих Мастеров могут выйти замуж за воинов. И остаться вдовами.

   - Д-да... вы правы, - господин Орбрен. Он даже как-то растерялся... постоял немного в тишине и ушел. Прочь с площади, где мы расположились со столами праздничными.

   А мы все молчали. Никак не могли ничего сказать. А Дайра улыбнулась хитро, села снова на скамеечку и заиграла на гуделке. Да так весело, что остальные быстро мелодию подхватили, а ноги сами в пляс пошли.

   А танцы здесь обычные... деревенские. С притопами, да прихлопами. Я такие сто раз видела, когда к бабушке приезжала. И танцевала тоже.

   Наплясались мы до упаду. А между плясками песни пели. А я несколько наших спела. Из Хадоа... ну а как же еще, если опять мое «Малла Вильдо из Хадоа» включилось, когда я начала рассказывать откуда я их привезла.

   Праздновали мы до позднего вечера. Рыска со своей бригадой коров сходили подоили, да на ночь под навесами устроили. Сайка со своими двумя помощницами из новеньких, ушли сыры варить, мы с моей бригадой сбегали в огород полить кое-где, огурцы, помидоры и все остальное собрать за чем вечером должны были купцы приехать. Глая с птичницами, тоже из новеньких, дежурство по часам в избушке на курьих ножках распределили, чтоб каждой повеселиться довелось.

   И только когда ночь чернильная на мир опустилась, разошлись вдовы с площади. Завтра вставать рано. Работать надо. Колхоз наш теперь стал родным всем, даже тем, кого пока в колхоз не взяли.

   Я уже сарафан сняла, туфельки свои новые протерла, постель расстелила, как кто-то в дверь поскребся. Тихо так... осторожно...

   А я-то уже этим миром избалована, оказывается, даже в мыслях не было, что кто-то может в недобрыми намерениями заявится. Тем более двери-то здесь не открывали никогда. И не стучали обычно... хотя я еще никогда так поздно ни к кому в гости не ходила.

   Отрыла я дверь, а на крылечке Нана сидит:

   - Малла, прости, что так поздно...

   - Ничего, бывает, - ответила. И молчу, жду, что дальше Нана скажет. И она молчит. А мне спать хочется, устала же я. День-то сегодня насыщенный был, - что случилось-то, Нана?

   - Малла, - Нана замялась. Было видно, что она что-то очень хочет спросить, но то ли стесняется, то ли боится, - Салина сказала ты отрез Великого мастера купила. Покажи, а?

   - Купила, - улыбнулась я, - только давай завтра, а? Устала я сегодня...

   И зевнула так, что думала челюсть вывихну.

   - Пожалуйста, Малла, - Нана просто взмолилась. Как будто бы увидеть эту тряпку для нее было вопросом жизни и смерти.

   - Входи, - вздохнула я. Уж не знаю, чего хочет Нана, но, видимо, это для нее на самом деле важно. Раз уж пришла среди ночи в другой конец поселения. Хорошо я еще лучину загасить не успела, которую с площади принесла. Огниво местное я до сих пор люто ненавижу.

   Нана присела за стол, а я отрез достала и ей протянула. И вижу волнуется Нана. Аж трясется. Протянула она руку, но не взяла ткань, а только кончиками пальцев коснулась. Провела... ахнула...

   - Папа, - выдохнула...

   Кошмар меня подери!

   Дочери Великих Мастеров выходят замуж за воинов...

   - Нана, - прошептала я, горло перехватило, - Устан твой отец?

   Нана, только кивнула, не отрывая взгляд от куска ткани и все так же осторожно касаясь его кончиками пальцев. Я долго не думала. Я, вообще, никогда долго не думаю, но сейчас тем более. Надеюсь, Рыска с Салиной не обидятся...

   - Дарю, - протянула я Нане ткань Великого мастера, - держи, Нана.

   - Малла, - ахнула она, - но у меня нет столько денег...

   - Я сказала дарю, а не продаю, - усмехнулась я, - бери, Нана... я знаю каково это остаться одной. Совсем одной в целом мире.

   - Спасибо, - прошептала Нана, и все так же осторожно, очень бережно, положив отрез на руки, будто бы маленького ребенка, мельком взглянув на меня со счастливой улыбкой, медленно вышла из дома и пошла по улице.

   А я еще долго стояла на крыльце, глядя как уходит девочка, у которой от семьи остался только кусок ткани. И неважно, что она в своем родном мире, а я в чужом. И я понимала чувства Наны, понимала ее как никто другой...

   Только у меня в этом мире нет ничего, что было бы сделано руками моего отца. Или мамы... слезы лились сами. Я не впервые плакала от одиночества, но никогда еще оно не было столь пронзительным.

   И мне снова снились ведьмы. Они кружили вокруг меня, заматывая в клубок золотистых нитей. Долго. Очень долго. Аж до третьих петухов. И когда я то ли проснулась, то ли просто открыла глаза, в комнате на столе стояла, забытая ведьмами, кружка со знакомым горьким отваром.

   Значит не сон это все?

ГЛАВА 28

Весь следующий день я провела в раздумьях. Никогда в жизни столько не думала. И даже не думала, что можно столько думать. Но мысли кружились в голове, не давая покоя. Если бы я хотя бы могла их разделить. Но нет, они кружились единым комом, как белье в стиральной машине. И чем больше я смотрела на них, пытаясь опознать, какая одежда оказалась в стирке, тем сильнее у меня кружилась голова.

   В конце-концов, я не выдержала. Мысленно нажала кнопку, прерывая стирку, открыла стиралку и начала вытаскивать вопросы по одному.

   Вот так внезапно оказалось, что у нас в колхозе есть дочери Великих мастеров. Пока мы знаем только двух: Дайру и Нану. Но ведь это не значит, что их больше нет? И, вообще, мы как-то упустили этот момент с Дарами. Схватились за то, что на поверхности лежало, а если подумать, то почему колхозу не открыть мастерскую? У нас есть Нана с Даром ткачества, у нас есть Вилина с Даром рукоделия. И у нас есть я, которая пусть и не любит это дело, но училась. А значит смогу показать девочкам что-то новенькое. Да хотя бы, пришло мне в голову, ту же стандартизацию по размерам! И тогда мы сможем одевать весь Гвенар. Ведь здесь до сих пор готовое платье не особенно жалуют.

   А Дайра... понятно, почему у нее так плохо с хозяйством. Ей, наверное, руки беречь надо, чтобы играть на гуделке. Да и что говорить, заставлять Дайру в поле работать, все равно что микроскопом гвозди забивать. Но у бабушки в деревне в колхозе был клуб. Ведь колхозники должны не только работать, но и отдыхать. Бурановские бабушки аж на Евровидение ездили. А мы чем хуже? Устроить хор какой-нибудь. Опять же песен я знаю таких, которых в мире этом нет, очень много. Можно их перевести-переделать и петь. И колхозникам польза и Дайра при деле, а там глядишь и приглашать нас начнут. Ну... куда-нибудь.

   А еще я ведь помню, как про йогурты думала. И про другие молочные продукты. Кроме того, есть ведь колбаса, тушенка, вяленое мясо, копченое... да чего только еще нет здесь, в Гвенаре! Здесь люди разбалованные тем, что можно мгновенно из одного конца страны в другой переместиться. О запасах и не думает никто. Поэтому и не перерабатывают ничего. Зачем, если можно так все съесть? Вон. Даже овощи мои. Зачем их консервировать, если можно через два часа свежими на стол его величества подать? Еще и курица эта белобрысая сыроедкой оказалась. Была бы нормальная баба, научила бы королевскую кухню борщ готовить, щи... вот, кстати, это ведь тоже можно использовать, чтобы и людям новое показать, и денежек заработать.

   Надо обо всем этом подумать всем вместе. Экспериментировать надо, пробовать. А еще есть много чего, что я миру предложить могу. Зачем мне чужим ремесленникам авторучку отдавать? А вдруг у нас в колхозе есть вдовы с подходящим Даром.

   А на эти денежки можно вдовам помогать. Даже тем, кто не может по какой-то причине в колхоз вступить. Но если мы будем друг за друга держаться, то сильнее станем. Есть же еще в Гвенаре вдовьи поселения, и значит будут у нас филиалы по всему Гвенару.

   Надо мне мыслями своими поделиться с господином Гририхом... Чтобы как с колхозом в прошлый раз снова не было. Только как это сделать, если чуть я рот открою про свой мир рассказывая, как проклятие герцога срабатывает?

   Думай, голова, думай. Я тебе вкусненькое дам.

   Пока голова думала, я хозяйством занималась. Раз уж купила овцу с ягнятами, значит мне за них и отвечать. В стадо выгонять пока не стала, а то сбежит еще. Не привыкла же она к новому месту. Так что веревку на шею овцы накинула и в поле за околицей на колышек привязала. А ягнята сами вокруг бегали. Они уже подросли немого и травку щипать начали. Смешные такие. Мамка-то их меня пока боится, не подходит, а эти хулиганы бесстрашные смело хлеб цветочный из моих рук берут. И важно при этом на овцу, которая в истерике кричит, чтоб не вздумали ко мне подходить, посматривают. Мол, ты чего, мам, эта тетка добрая, вкусненьким угощает.

   Вечером я тихонько, чуть не огородами пробралась к господину Гририху. Посоветоваться мне хотелось. Больше же не с кем. С сестрами можно, но...

   - Господин Гририх, можно? — Наш председатель сидел в кабинете и при свете лучинки что-то царапал в толстой книжке.

   - А, Малла, - поднял он на меня глаза, - входи. Что ты хотела?

   - Поговорить, - ответила я, да на краешек стула присела. Страшно было признаваться, но без поддержки господина Гририха, возможно, все мои задумки обречены на провал. Не потому что плохие, а потому что мне никто не поверит.

   - Господин Гририх, - я сжала руки в замок, - мне очень нужно рассказать вам о себе. Но вы же знаете о проклятии его светлости? Поэтому я не могу говорить прямо, и буду только намекать вам. Это очень важно, потому что... это важно для колхоза, господин Гририх, для вдов в нашем поселении.

   - Хорошо, Малла, - улыбнулся господин Гририх и ущипнул себя за мочку уха. Если бы не этот жест я бы никогда не заподозрила, что он волнуется.

   - Вы помните, тот день когда я приехала к вам в поселение? - сердце колотилось в горле. А вдруг Оракул сочтет, что я преступница? Его величество ведь предупреждал меня, что нельзя говорить откуда я взялась в Гвенаре. Господин Гририх кивнул. - Я не из Хадоа, господин Гририх... Я не могу сказать вам откуда я, мне запретили это делать, но я не из Хадоа. И все, что я вам сейчас хочу рассказать уже существует. И колхозы тоже там раньше были.

   Господин Гририх улыбнулся и ответил:

   - Я знаю, откуда ты, Малла.

   - Что? - удивилась я, - но как вы узнали?

   - Мне рассказал его сиятельство, - господин Гририх отодвинул свой талмуд, - он просил присмотреть за тобой. Помочь, если будет нужно. И позвать его если ты начнешь тут куролесить.

   - В смысле куролесить? - не поняла я.

   Господин Гририх вздохнул, помолчал, а потом начал говорить тихо-тихо:

   - Вы прибыли сюда месте с королевой. Только ты случайно, и раз ты оказалась вдовой, тебя отправили к нам. Спасибо Оракулу, ты оказалась весьма спокойной и разумной, чего не скажешь о королеве. Насколько я знаю, она хорошо потрепала нервы и королю, и его сиятельству, и всем остальным. Это не принято выносить за пределы дворца, и ты будешь молчать, Малла. А говорю я тебе для того, чтоб ты поняла, никто тебя без присмотра не оставлял и не оставляет. Его сиятельство пристально следит за тобой.

   - Что? - сказать, что я удивилась, ничего не сказать. Этот негодяй следит за мной?! И господин Гририх, которого я приняла как родного, помогает ему? - как вы могли, господин Гририх, - прошептала я. Слезы жгли глаза. Я начала задыхаться и, вообще, мне захотелось сбежать куда-нибудь далеко-далеко, чтобы не видеть тех, кто меня предал.

   - Это не я, Малла, - покачал головой господин Гририх, - в самом начале, да, присматривал, как и за всеми вдовами. А вот остальное... отказался. И я не знаю, кто именно следит за тобой, но это точно не я. И не Салина с Рыской, - добавил он, увидев, как шокировали меня его слова.

   - Но... это же... - я хотела сказать, что это гадко и отвратительно, но не получалось. Слова застревали где-то в груди, и снова, как вчера стало жечь сердце. Больно-больно. Перед глазами помутилось, и я как сквозь вату услышала, как господин Гририх воскликнул:

   - Малла?! Что с тобой?!

   В этот момент дверь открылась, и в кабинет господина Гририха ворвалась аррова ведьма.

   - Ох, и неугомонная ты, - подскочила она ко мне и сунула под нос кружку, - пей!

   Я пыталась было оттолкнуть ее руку, но сил не хватало. И злобная бабка залила мне в рот свой горький отвар, который я вынуждено проглотила. Да что же такое?! Но зато стала отпускать эта страшная боль.

   А ведьма рассмеялась:

   - Сегодня ночью мы с сестрами придем к тебе и все расскажем. Жди.

   И сбежала, прежде чем я смогла встать.

   Господин Гририх сидел за столом с остекленевшим взглядом.

   - Господин Гририх, - позвала я его. Мне стало страшно. Его сиятельство, ведьмы... что-то такое происходит вокруг меня. Причем я сама ничего не замечаю. Да я бы даже сейчас ничего не узнала, если бы не пришла к председателю со своими задумками.

   - Малла? -отозвался он, - с тобой все хорошо?

   - Да, все хорошо, - ответила я. Кажется, он ничего не помнит... Я подумаю об этом позже... Сделала глубокий вдох, выкидывая из головы все страхи, мне нужно рассказать господину Гририху о своих мыслях.

   - Господин Гририх, скажите, а вы знали, что Дайра дочь Великого Мастера?

   - Нет, - сокрушенно помотал головой господин Гририх, - не знал... Не принято у нас у вдов интересоваться их прошлым. Как овдовела, так жизнь и закончилась. А здесь в поселении просто век свой доживают.

   - Но это же неправильно. Это хорошо, если Дары такие, что сразу пригодились в колхозе. Как у Рыски или Салины... а вот Вилина, Дайра, Нана...

   - Нана? - удивленно приподнял брови господин Гририх, - у Наны Дар?

   - Я точно не знаю, - я села на стульчике поглубже и вжалась в спинку, - но ее отец Великий Мастер Устан...

   - Ткач?! - ахнул господин Гририх, - а ты откуда знаешь?

   Пришлось рассказывать при визит Наны вчера ночью... и про то как купила отрез ткани на ярмарке...

   - И, господин Гририх, я подумала, почему такие Дары у вдов пропадать должны? Это же неправильно. Мы же можем не только сыры делать, цыплят да овощи выращивать. Мы же можем и продукты перерабатывать, и мастерские открыть.

   - Малла, - вздохнул господин Гририх, - мы не сможем ничего продать. Все уже закреплено за существующими мастерскими... как с яйцами или всей остальной продукцией... - и вдруг господин Гририх замолчал и уставился на меня глазами, в которых мелькнуло понимание, - если только мы не предложим что-то совершенно новое...

   - Вот именно, - рассмеялась я, - я много чего, оказывается, знаю... и если мы с вами хорошо подумаем, как повернуть все это на пользу колхозу...

   Говорили мы долго. Вилина даже спустилась и принесла нам ужин прямо в правление. Мы перепачкали кучу бумаги, пытаясь понять, что и как работает в моем мире, и как оно будет работать здесь. Я тысячу раз срывалась на «Малла Вильдо из Хадоа», и каждую мою идею приходилось объяснять буквально по процессам.

   Для начала решили остановиться на самом простом. Прясть, ткать и шить умеют все женщины, даже если они без Дара. А еще мы же изначально планировали разводить овец для шерсти. И забросили эту идею, потому что так удачно получилось с коровами.

   И получается зря. Чтобы открыть швейную мастерскую, нам придется и овец самим стричь, и прясть, и ткать тоже самим. Потому что никто не продаст нам столько шерсти, сколько нам нужно.

   Значит нам нужно больше овец... эх, вот зачем я купила лысых? Надо было, наоборот, самых волосатых выбирать!

   Продавать же мы будем только готовое платье. Сейчас в Гвенаре можно купить готовую одежду, но это либо вдовьи мешки, либо старые, ношенные костюмы. А мы будем отшивать партиями, всех размеров и их хороших тканей. Знать, конечно же, покупать не будет, но вот зажиточные горожане, купцы средней руки и даже мелкопоместная аристократия, которым не по карману хорошие мастера-портные, станут нашими постоянными клиентами.

   Когда я объясняла, что такое стандартизация по размерам, думала сойду с ума. Пока не догадалась показать все это на нарисованных человечках. Не зря мама меня после школы на швею отправила учиться. И хотя я не любила шить, а после училища, вообще, возненавидела, как снимать мерки помнила. И в размерах хорошо разбиралась, до библиотеки же я много лет продавцом отработала. И с женской, и с мужской одеждой.

ГЛАВА 29

И еще я поняла, что срочно надо учиться читать и писать по местному. Потому что я писала русскими буквами не русские слова. Это, конечно, с одной стороны удобно, ведь никто не может прочитать, что именно я написала. А с другой именно поэтому же и плохо.

   Не отходя от кассы договорилась с господином Гририхом, что он меня учить будет по вечерам. А то это же как-то стыдно читать-писать не уметь... не привыкла же я к такому, хотя в Гвенаре образование и не было обязательным.

   Я себе зарубку на память сделала... всплыло у меня в голове про ликбез, нам в школе на истории рассказывали. А почему бы и нет? Будут все колхозницы грамотные, это же какой плюс для колхоза.

   Я уже в дверь выходила, когда вспомнила.

   - Господин Гририх, я же про Дайру еще хотела... надо нам в колхозе клуб открыть. Вместо того, чтобы вечерами у Сайки наливку пить, пусть вдовушки песни поют в клубе и хороводы водят...

   - Ох, Малла, - расхохотался господин Гририх. - давай-ка мы с тобой завтра об том поговорим. А то Вилина уже уснет скоро. Одна, - подмигнул он мне и мягко подтолкнул к выходу...

   И, правда, засиделись мы.

   Домой я вернулась заполночь. Все в поселении давно спали. Здесь принято ложиться и вставать вместе с солнцем.

   Ведьм не было. И я уже решила, что они обманули меня, как дверь тихо отворилась и в дом скользнуло три тени.

   - Малла, - наша местная аррова ведьма улыбнулась. - давай познакомимся. Меня зовут Грайя, это, - она показала на вторую пожилую ведьму, - Ирга, а это, - она махнула в сторону молодой девчонки, которая вчера напоила меня отваром на ярмарке, - Муша.

   - Не могу сказать, что мне очень приятно с вами познакомиться, - ответила я. Ведьмы бесцеремонно расселись на лавках в моей комнате. Еще бы. Они получается здесь уже сто раз были. Бессовестные! И я чувствовала, что еще никогда в жизни не была настолько зла ни на кого на свете, как на этих арровых ведьм. Даже на его сиятельство. Что за мир такой?! И ведьмы, и его сиятельство что-то от меня скрывают. И тут я вспоминал бабку с ярмарки. Она ведь сказала мне, что негоже быть разменной монетой в чужих играх быть. Вот, значит, о чем она говорила! Но откуда она узнала? Кошмар меня подери, что, вообще происходит?!

   - Дочка, - заплюхала-засмеялась бабка из местных, но я ее перебила.

   - Я вам не дочка. Меня зовут Малла.

   Нехорошо, да, мама бы мне за такое подзатыльник-то отвесила. Все же воспитывали они во мне уважение к старшим, но вот слишком велика была моя неприязнь к ведьмам этим.

   - Малла, - как ни в чем ни бывало продолжила бабка, - я обещала тебе рассказать все, потому что ты все равно сама скоро узнаешь. Приложи руки к животу, дочка. Почувствуй.

   Вот как только эта проклятая бабка сказала, я все поняла. У меня перед глазами поплыло все и я плюхнулась на лавку. Кошмар меня подери! А я ведь уже сколько дней думаю, что поправляться стала. Но почему я не замечала раньше? Почему не обращала внимания, что за все три с лишним месяца мне так и не понадобились пресловутые прокладки с крылышками или без?

   - Тише, дочка, - тихо засмеялась аррова ведьма, - это мы постарались. Не вини себя. Нельзя никому знать об этом. Иначе беда будет.

   - Ты же заметила, что здесь в поселении все вдовы бездетные? - вступила в разговор старшая ведьма, Ирга.

   А я схватилась за живот, пытаясь защитить. Спрятать. Ото всех. Кошмар меня подери! А ведь правда! Я детей-то еще здесь не видела, кроме тех, что в деревне у Сайкиной сестры были. Но как же так? Ведь не может же быть, чтобы все вдовами без детей оставались?

   - Вижу, что не думала ты об этом, - молодая девчонка-ведьма присела рядом обняла меня за плечи, - не положено вдовам детей воспитывать. Это же тьма может и на них перейти и не устроят они судьбу свою. Поэтому забирают у вдов детей.

   - Повезло тем, кто овдовел, когда дети взрослые, семейные уже, - присела с другой стороны первая... Грайа... кажется... - Они часто с детьми так и остаются жить. Бездетные в таких вот поселениях живут, при каждом городе оно есть. А тех, что с детьми малолетними остались, в другой конец Гвенара везут. Муша наша оттуда.

   - Верно, - присела передо мной на корточки третья ведьма, - и, поверь, столько боли и страданий я нигде не видела... Да только не долго вдовы мучаются... не выдерживают без детей-то... Если родственники есть, то детей им передают на воспитание. А если нет, то чужим. И не всегда сладкая это жизнь, Малла.

   - И поверь, дочка, тебе повезло, что его сиятельство ничего не заметил, когда привез тебя сюда. Слишком маленький срок был. Не больше нескольких часов. И если узнает он о твоей беременности, то тот же час тебя отсюда заберут. А дитя родишь и не увидишь больше.

   - Мы знаем откуда ты. И даже не будь ты вдовой, король на многое бы пошел, чтобы заполучить твоего сына.

   - Древняя кровь, Малла... ребенок чистой Древней крови слишком большое искушение для братьев.

   - Ты же знаешь, что его сиятельство следит за тобой? Поэтому мы и помогаем тебе скрыть твою беременность.

   - Мы хотим сберечь твоего малыша...

   - Мы тебя в кокон силы нашей кутаем...

   - До самых родов прикроем...

   - Ты только смотри не проболтайся никому...

   - А то заберет у тебя малыша его сиятельство...

   - А тебя саму в другое поселение отправит...

   - Подальше от сестер твоих любимых..

   - От огорода твоего...

   - От колхоза...

   Ведьмы кружили вокруг меня, говорили, чуть ли не перебивая друг друга. Но это только на первый взгляд казалось словно невзначай. А на самом деле все слова и движения укладывались в какой-то странный ритм. Когда я это заметила, оказалось, что уже искренне соглашаюсь и киваю на все слова арровых ведьм.

   Сначала я испугалась и хотела заорать и разогнать их к чертовой бабушке. И уже рот открыла и воздуха в легкие побольше набрала, чтоб громче получилось. Но вовремя опомнилась... гипнотизируют меня ведьмы или нет, но то, что они говорят похоже на правду. А значит нужно быть хитрее и позволить им спрятать меня от его сиятельства. Если меня из поселения увезут, это будет крах. Такое я допустить никак не могу. И ребенка своего не отдам пока жива. И за жизнь свою и ребенка биться со всем светом буду.

   Не зря бабушка та странная про две стороны говорила: король и герцог — это одна сторона. И им дитя другого мира нужно. И вторая — ведьмы эти арровы. Не знаю я, что нужно ведьмам, но... пока они помогают мне прятаться от его сиятельства, нам по пути. А потом посмотрим. Главное, не забыть бы свои мысли, потому что действует на меня ведьмово внушение... мысли путаются... в сон клонит... я зевнула, чуть не свернув челюсть... веки тяжелеют... вот-вот усну... и знать... не буду... что... ведьмы... эти... заду... ма...ли...

   Я уже почти засыпала, убаюканная странными танцами ведьм, как снова заболело где-то в сердце, загорелось, прожигая огнем внутренности...

   - Отвар, - скомандовала Муша, и Грайя тут же приложила к губам кружку с привычным горьким отваром, и я хлебнула от души, помня, что именно эта гадость снимает жар и боль. - Силен... ох, и силен, мальчишка...

   - Тише, - шикнула на нее Ирга.

   - Она все равно ничего не слышит и не видит, - отмахнулась Грайя, и, правда, эти слова и неприятная усмешка на ее лице была последними, что я увидела.

   - Малла, вставай! - меня разбудила Салина. Она стащила с меня одеяло и трясла за плечо, - завтракать пора. Солнце уже встало давно, я твоих овец выгнала в поле. А то ты вчера опять поздно вернулась. Ты что с господином Орбреном была?

   - Салина, - простонала я, не открывая глаз и подтягивая ноги под длинную ночную рубашку, - ты с ума сошла? Ужас какой. Как ты могла подумать, что у меня может быть хоть что-то общее с этим негодяем. Я его ненавижу. И он меня тоже.

   Я попыталась притвориться, что сплю, но Салина сдернула с окна кусок холстины, и яркое летнее солнце пробилось даже через полупрозрачное пузырчатое стекло. Кто-то непродуманно разместил спальню с восточной стороны, и теперь каждое утро настырное солнце будило меня спозаранку. Нет, обычно мне это даже нравилось, но не сегодня после дух бессонных ночей. И я вчера самолично занавесила окно тряпкой, чтобы поспать подольше. Штор-то у меня все еще не было.

   - Да? А почему тогда он ходит по поселению и всех о тебе расспрашивает, - сделала невинно-удивленный вид сестренка.

   - Что?! - подскочила я на кровати, мгновенно проснувшись. - что он делает?

   - Расспрашивает о тебе, - Салина невинно захлопала глазками, а потом довольно рассмеялась, - и, вообще, уже пора вставать.

   - Салина, - взвыла я и кинула в сестру подушкой, - ты нарочно все придумала?! Чтоб меня разбудить?!

   - Про господина Орбрена? - Салина поймала подушку, в которой давно нужно было заменить сено, - ничего я не придумывала. Ходит он. Расспрашивает. Про колхоз, про то, кто придумал как сыры варить, про сарафаны и все остальное...

   - Так вот кто его сиятельству все докладывает, - протянула я, чувствуя желание прибить этого мерзкого господина Орберна на месте, - у-у-у, негодяй!

   - О чем ты, Малла?

   После таких известий спать мне расхотелось совершенно. Наоборот, откуда-то столько энергии взялось. Так и хотелось побежать и негодяю этому глазищи его фиолетовые выцарапать, чтоб неповадно было для его сиятельства шпионить. Да только доказательства нужны... без доказательств я больше никого ни в чем обвинять не буду. Опасно. Оракул бдит... кошмар его подери.

   Пока одевалась, умывалась, волосы причесывала да уже привычно в косу пока еще короткую заплетала, рассказала как вчера ходила к господину Гририху посоветоваться, и что он мне говорил про пригляд от его сиятельства.

   - Малла, но зачем он за тобой следит? - Салина внимательно выслушала и теперь смотрела на меня, округлив глаза.

   - Потому что у него есть для этого повод, Салина. Я не могу тебе рассказать, прости. Но, поверь, во всем остальном я с тобой и со всеми остальными абсолютно искренна.

   - Это как-то связано с твоим происхождением? - прошептала тихо сестра. А я кивнула, думая о своем мире. Но я не учла, что для Салины, а так же для всех остальных, никакого другого мира, кроме Хадоа, не существовало.

   Но не все я рассказала Салине. О самом главном умолчала. О том, что после господина Гририха еще и с ведьмами встречалась. И что они мне рассказали о сыночке моем. От Орландо. Вот ведь как бывает на свете, через три месяца от моего зайки-алкоголика весточка пришла. И хорошо, что не знала я сразу об этом, а то бы мучилась, страдала бы, что сын.. а почему именно сын? С чего это арровы ведьмы решили, что у меня сын? Я может дочку хочу.

   Назову ее в честь мамы — Марией... Если здесь есть Муша, то почему бы Маше не быть...

ГЛАВА 30

- Салина, - мы уже пили чай цветочный, заканчивая завтракать, - скажи, а почему у нас в поселении детей нет?

   Салина в этот момент как раз чашку к губам поднесла. И от моего вопроса поперхнулась и закашлялась. Да так сильно, что чай пошел носом. Пришлось вскакивать и хлопать по спине, чтобы ей легче стало.

   - Салина, прости, - верещала я, прыгая рядом и не зная чем помочь. Стучать по спине сестра не дала, замахав на меня руками, как только я ударила в первый раз. А больше я ничего и не умела.

   - Малла, ты что меня убить хочешь? - она покраснела, сипела, втягивая воздух, и вытирала слезы. Но когда немного отдышалась, вцепилась в мою руку, сжав запястье до боли, - ты все таки была с ним?!

   - С кем? - не поняла я.

   - С господином Орбреном, - прохрипела Салина, - была, да? Признавайся!

   - Да что с тобой сегодня, - возмутилась я, - ты что ко мне с этим негодяем привязалась? Да я к нему не подойду, даже если он последним мужчиной на земле останется...

   - Тогда с кем? С кем ты вчера была полночи, Малла? О! - она вдруг уставилась на меня, как будто бы впервые увидела, - Малла, ты сказала... Ты что с господином Гририхом?

   - Да, - язвительно ответила я, - я вчера была с господином Гририхом. И Вилина нам ужин приносила, чтоб с голоду ноги не протянули.

   - О-о-о! - округлила губы Салина...

   - И мы, сестра, обсуждали дела колхозные! Про то говорили, как мастерские открывать будем! Овец разводить, шерсть стричь, нитки прясть, ткать и шить. И ничего больше! Поняла?!

   - Малла, но почему ты тогда про детей спросила?

   - Забудь, - отмахнулась я, понимая, что правы были ведьмы. Никому нельзя рассказывать о беременности.

   - Малла, даже не вздумай, поняла?! - теперь от Салины было не отвязаться, - спать спи хоть с господином Орбреном, хоть с господином Гририхом, хоть со строителем каким, но предохраняйся. Нельзя нам детей рожать.

   - Но почему?

   - Да потому что заберут у тебя ребенка. Младенцем еще заберут. А ты останешься одна слезы горькие лить. И не здесь, Малла. Пойдем!

   - Куда?

   - Пойдем, говорю.

   И как я не отказывалась, но Салина, крепко схватив меня за руку, поволокла куда-то на другой конец поселения. Я здесь не была даже ни разу. Как-то ни одной подружки у меня на этой улице не было.

   А Салина по-хозяйски во двор на окраине зашла, дверь толкнула:

   - Грайя! Грайя! Ты дома?

   - Что тебе, Салина? - аррова ведьма выглянула из сарайки рядом с домом.

   - Нам отвар нужен. Вдовий. Для Маллы.

   - Для Маллы говоришь, - ведьма многозначительно посмотрела на меня, - хорошо...

   Я уже рот открыла возмутиться. А потом закрыла. Ну, и пусть. Пусть Салина спокойна будет. Пить я его все равно не стану. А то устроила, понимаешь, истерику. Прям уже не спроси у нее ничего.

   Грайя вышла из дома с объемной глиняной баклажкой, заткнутой притертой деревянной пробкой, через несколько минут.

   - Вот, - сунула она мне бутыль, - по глотку каждое утро.

   - Спасибо, - буркнула я и развернулась, чтобы идти домой.

   - Стой! - Салина остановила меня, - Малла, выпей прямо сейчас, чтобы я видела.

   - Дома, - попыталась отмахнуться я, - я выпью дома.

   - Нет, Малла, сейчас.

   Ага, разбежалась. Кто знает как зелье это противозачаточное на беременность мою подействует. Вдруг выкидыш будет. А мой ребенок это единственное мое родное по крови существо в этом мире. И тем более от Орландо. Красавица девка будет. Черноволосая, высокая. Да все мужики за ней бегать будут.

   - Салина, я сказала, что выпью дома...

   - Пей, Малла, - перебила меня ведьма, - пей, не бойся. Все будет хорошо.

   И подмигнула... Да чтоб ее! Кошмар меня подери!

   Под пристальным взглядом Салины, пыхтя от возмущения и усилий, вытащила я пробку и поднесла баклажку к губам...

   - Пей, Малла, - сестра не отводила от меня глаз. И пришлось наклонить баклажку, чтобы жидкость коснулась губ. И я просто с облегчением выдохнула, это оказался тот же самый отвар, которым ведьмы меня отпаивали во время странных приступов.

   Я вздохнула, с укоризной посмотрел на Салина, чтоб ей стало стыдно за такое недоверие, и глотнула отвар. И увидела, как расслабилась моя сестра. Оказывается все это время она была напряжена, как струна.

   - Малла, - выдохнула она и кинулась обниматься. И я с удивлением увидела, что плачет она, - Малла, прости, что я так с тобой. Но это так страшно, Малла, я уже думала, что потеряю тебя...

   И если до этого момента я была спокойна, то сейчас стало не по себе. Ну, спрячут меня ведьмы во время беременности... так ведь роды не скроешь, а ребенка тем более... Ох, что-то тут нечисто... Что-то скрывают от меня ведьмы.

   - Не забывай пить по глотку каждое утро, - улыбалась довольная ведьма, - и ты сможешь не бояться непоправимого...

   А я вдруг вспомнила ту усмешку, которую видела ночью... совершенно точно, ведьмы, скрывают от меня что-то важное.

   Обратно Салина шла довольная. Улыбалась, хихикала, как обычно с соседками парой слов перекидывалась. А вот мне тревожно было. Что хотят ведьмы? Зачем они мне помогают? И не такие они добренькие, как может показаться. Весь этот день я об этом думала. И следующий. И фантазии мои были одна другой страшнее...

   - Малла, - Салина дернула меня за рукав, когда мы дошли до дома, я баклажку хотела оставить, перед тем, как в поле идти, - расскажи. Уже невмоготу мне. Страсть как любопытно.

   - Что рассказать? - не поняла я, вынырнув из своих невеселых мыслей.

   - Да про господина Орбрена... Как он в постели-то?

   Я аж зубами заскрипела от злости. Это что же получается сестра мне не верит? А еще сестра называется!

   - Огонь, - мрачно ответила я, - до мозолей залюбил, сволочь. Всю камасутру на мне попробовал...

   - Кама...что?

   - Все позы, Салина. Мыслимые и немыслимые. В вечной любви признавался и сказал, что женится. Завтра свадьба.

   - Могла бы просто сказать, что ничего у тебя с ним не было, - обиделась Салина.

   - Да я тебе сто раз говорила, - обиделась в ответ я, - а ты мне не веришь! И это, знаешь, неприятно.

   - Прости, - вздохнула сестра, - я наверное, правда, чересчур давлю на тебя. Но ты просто не видела, как он на тебя смотрит... даже бабы все сплетничают, что между вами что-то есть...

   - Нет ничего между нами. Вернее, у меня к нему ничего нет. А этот негодяй стучит на меня его сиятельству... вот и следит пристально. Нет, ну, какой же гад!

   Но хорошо, что все раскрылось. Я теперь осторожнее с этим господином буду. Никаких дел мне с ним иметь нельзя. Хорошо, что коровник они уже почти достроили. Еще немного, и свалят они из нашего поселения.

   Но совсем от навязчивых мыслей о ведьмах и о господине Орбрене избавиться не удалось. Так весь день и проходила мрачная. И что это, вообще, такое? Сколько думать-то можно. Скоро голова лопнет от мыслей. И нервы, как провода оголенные. Чуть тронешь, так током шандарахнет, что сама не рада будешь. И вроде решила, что пока надо держаться ведьм, ведь они прикрывают мою беременность от всех, но все равно не по себе как-то было.

   Мне даже господин Гририх, с которым мы к колхозному собранию, готовили расчеты по мастерской, сказал, что я плохо выгляжу. Испуганная какая-то... тревожная...

   Но в Первый день, когда приехала ярмарка, все мои страхи мгновенно вылетели из головы.

   На ярмарку я не собиралась. Зачем? Там все равно не было ничего интересного. А мне нужно было дошить второй сарафан. Я же сразу два скроила. Не знала, что у Вилины Дар.

   Салина убежала на ярмарку, хотела полазать на дальних рядах. Какой интерес непонятно. Там этих рядов-то всего две или три телеги.

   - Малла, - Салина влетела ко мне домой, как ураган, - пошли быстрее! Там такое! Такое!

   Она видимо бежала всю дорогу и теперь не могла говорить, задыхалась.

   - Что там?! - здоровое любопытство мгновенно подняло голову, радуясь возможности избавиться от ненавистной иголки.

   - Побежали, - выдохнула Салина, - только деньги возьми.

   Ну кто после такого мог остаться равнодушным? Так что монетки в кулак и помчалась я за Салиной. Интересно же, что там такого случилось, что сестра за мной примчалась. Рыска ждала нас у края площади. Купцы уже закончили приготовления и подходили к господину Гририху, заверяя договор на участие в нашей ярмарке у Оракула.

   Бабы вокруг гудели, как провода высоковольтные. И было от чего. Я когда на площадь-то посмотрела, тоже ахнула, и за Рыску схватилась.

   - Хорошо, да? - улыбнулась счастливая Рыска.

   - Хорошо, - выдохнула...

   А все потому, что не было больше убогих телег с убогим товаром. Нет. В этот раз на дальних рядах стояли три телеги с вдовьими товарами, а все остальные... о! У меня ручки зачесались покопаться и поискать, что там есть.

   - Салина, - дернула я сестру за рукав, - но ты же говорила, что нельзя вдовам это все... а колхозниц-то у нас в поселении меньше, чем вдов...

   - Нельзя в городе на эти ряды ходить, - Салина сияла, как новогодняя елка, - а если они к нам сами приехали, значит можно. Понимаешь? Они ведь теперь к нам нормальный товар будут возить! Интересно, а в других поселениях так же?

   Как только господни Гририх взмахнул рукой, обозначая начало ярмарки, прозрачный пузырь лопнул, мы помчались по рядам. О! Такого восторга я давно не испытывала. Сегодня к нам на ярмарку привезли все.

   Ткани для сарафанов и рубах нижних. Хорошие, качественные и не один цвет, как раньше, а разные. И много. Вся телега доверху рулонами была завалена. Я себе отрез купила на белье... не Великого Мастера материя, конечно, но тоже очень хорошая, нежная и мягкая. И не дорого. Полгрота всего ушло.

   А рядом телега с посудой глиняной стояла. Я сначала скривилась, такого добра мне господин Гририх бесплатно выдал... но, оказалось, что глина глине рознь. Эта посуда совсем другая. Красивая и изящная. А еще украшена растительным орнаментом. Та что попроще клинышками, которые в цветы и листья складываются. Та, что получше резными цветочными кружевами. Я себе крынку для молока купила. Не потому что нужна, а потому что из рук выпустить не смогла. На ней цветы, вроде тысячелистника нашего, так искусно вырезаны, что каждый лепесток и листик разглядеть можно... а на самом нижнем крае божья коровка сидит... да как живая... жаль только, что рисунки не крашенные. А этот «тысячелистник» оказывается и есть та самая синяя каша, которую мы каждый день едим. Вот кто бы знал. Я-то думала это просто луговые травы за околицей растут. Еще над Салиной посмеивалась, вспоминая, что говорила она о полях вдовьих.

ГЛАВА 31

Тут же по соседству металлическая посуда продавалась. Цены у нее, конечно, побольше. И на вид она сильно проще глиняной, но Салина сказала, что металлическая посуда долговечнее, а значит выгоднее. И вдовушки наши, не жалея, гроты отдавали. Расторгуется, чую, купец в ноль, вон у него как бойко продажи-то идут. Салина там блюдо купила. Огромное. На половину стола. Непонятно что она с ним делать собралась. Но сестра меня даже слушать не стала. Вцепилась, как я в кувшинчик глиняный. Оно и понятно, это мне металл привычен, в отличии от глины, а нормальным людям в Гвенаре наоборот. А Рыска купила жестяные стаканы... зачем? Не понимаю... даже не кружки же. С ними же чай пить неудобно, ни руками не взяться, ни губами не коснуться — горячо. И, вообще как-то в нашем мире такая посуда не котируется.

   Так что пока сестры над жестяными тарелками восторженно охали, я дальше пошла. Мимо прилавка с бусами. Туда все равно не пробраться, бабы стеной встали. Да и не надо мне... у меня уже четыре нитки есть. А я их даже не надела еще ни разу. Не в огород же с ними на шее идти.

   И тут меня кто-то за руку схватил.

   - Девушка, подождите!

   Оглянулась я, а это купец, который бусы нам продал в городе. Стоит... смущенный такой. Шапку в руках мнет.

   - Простите, - запинается, волнуется чего-то, - а ваша сестра разве не пришла на ярмарку?

   - Что? - я даже растерялась немного. Не, ну, а чего он так. Без подготовки... - Пришла... вон она, - кивнула на толпу возле телеги с посудой, - с блюдом... А вам зачем?

   Ляпнула и тут же поняла какую глупость сморозила. А купчишка-то как маков цвет вспыхнул. Я думала загорится, заполыхает огнем-то. Странно, купец и такой стеснительный.

   - Малла, - вылезла из толпы Салина со своим блюдом. А оно огромное, как щит половину Салины закрывает. Купец на нее глаза вскинул и еще сильнее покраснел, хотя казалось, больше некуда. А она его увидела и тоже растерялась, ушками заалела, глаза опустила...

   - Э-э-э, - потянула я, - пойду-ка я дальше погуляю. А вы тут сами... без меня... побеседуйте.

   Забрала я у Салины ее щит, неудобно же с такой огромной штукой на свидании-то, и пошли мы с Рыской дальше по рынку гулять. К бусам Рыску не пустила, обещала ей нитку на выбор подарить.

   А дальше шкуры продавали. Выделанные. Мягкие, нежные. И не скажешь, что овчина обыкновенная. Даже я не сразу поняла, что это за мех такой. А ведь один сезон в шубах продавцом отработала.

   Мечтала себе на полушубок заработать... всю зиму копила, чтобы весной подешевле купить. И купила бы, да только мой зайка-алкоголик машину в соседнем дворе разбил, когда с собутыльником дрался. Пришлось мой некупленный полушубок за ремонт капота отдать. Еще и не хватило. Потом год кредит выплачивала. Не мог же Орландо попроще авто выбрать. Ему же обязательно надо было в самый крутой джип на районе раскурочить. Хорошо мужик попался понимающий. Не стал с меня на новый капот трясти. Только за ремонт... половину. Ох, и слез я тогда пролила... никогда в жизни столько не плакала. А Орландо целых полгода в рот не брал. На работу вышел. Клялся, что купит мне целую шубу, а не половину. Правда запала не надолго хватило.

   - Малла, ты чего? - Рыска меня от мыслей отвлекла.

   - Ничего, - всхлипнула я. Так уж мне шубку захотелось... или к Орландо... я сама не поняла... аж до слез. И меха как раз у меня в руках оказались такие, из которых бы я полушубок себе сшить хотела бы. Ворс темный, густой, под норку. Переливается так, что кажется на каждом волоске по бриллианту... Цена, правда, у этой шкуры, как у коровы оказалась. Не по карману мне такая роскошь. У меня, вообще, полтора грот остался до конца месяца.

   - Пойдем, Рыска, отсюда, - вытерла я слезы. Зачем мне мех... не в коровник же в шубе ходить... Только так обидно вдруг стало. Разве же я много хочу? Ну, почему мне муж такой достался? Был бы нормальный, жили бы ним душа в душу. И глядишь не тащила бы я котомки эти проклятые с рассадой. И осталась бы дома. В шубе.

   - Малла, - Рыска встревоженно заглянула мне в глаза, - все хорошо.

   - Да, - кивнула я, - просто вспомнила кое-что... пойдем, посмотрим, что тут еще есть, - улыбнулась через силу, запирая свою боль на замок. Нельзя думать о прошлом. Все равно ничего не вернуть. Ни зайку-алкоголика, ни папу с мамой...

   Долго мы с Рыской-то не гуляли. Остальное так, мельком посмотрели. Одежда готовая. Видно не новая, но богатая. Но я даже в своем мире в секонд-хенд никогда не ходила, а здесь и подавно не буду с чужого плеча носить.

   У телеги кузнеца потолкались. Рыска себе ухват новый купила. Красивый. И ручка-то у него резная, и сами рожки лепестками металлическими украшенные. Такого ухвата даже у короля на кухне нет. Это нам купец сказал. И я смотрела, ничего над его головой зеленое не светилось. Значит не врал.

   Еще ленты купили косы заплетать. Красивые, яркие. Раньше-то к нам все больше самые простые привозили, серые. А тут у меня глаза разбежались от разнообразия. И цвета разные. И ширина. От самых узеньких, до широких, в ладонь почти. Там я свой предпоследний грот и оставила. На ленты на гребешки потратила.

   Еще мы розки проклятые купили пару мешочков, нам на сыр нужно было, приправ кое-каких, муки немного.

   А потом мы нагруженные покупками пошли по домам.

   Покупок было столько, что я еле-еле доволоклась до дома. И Салину сто раз вспомнила. Мало того, что интересно, как у них там с купцом сладилось, так еще и блюдо ее тяжеленное все время норовило упасть. И зачем ей такое огромное блюдо?

   А Салина с купцом исчезли куда-то. Ни разу нам на глаза не попадались, пока мы с Рыской по ярмарке гуляли. Так что на всякий случай решила я к ней домой не заходить... А то же дело молодое, вдруг они там... того... а я помешаю. Оставлю у себя, сестра потом заберет.

   Времени до обеда мало оставалось, решила я блины испечь. Вдруг Салина купца в гости пригласит. А угощать-то нечем...

   Жарко летом возле печи, а окна-то здесь не открываются. Так что двери распахнула на всю ширь. И когда Салина калиткой скрипнула, сразу услышала. Глянула, а она одна идет. Но довольная, значит все хорошо у нее с купцом-то.

   - Салина, - закричала я прямо из кухни и лопаточкой, которой блины переворачивала, помахала, - рассказывай быстрее! Чего купец хотел? Сыры-овощи или познакомиться?

   - Малла, - ахнула Салина вместо ответа, - это откуда?!

   И смотрит куда-то в сторону.

   - Что там? - не поняла я. Сковороду отодвинула, чтоб не сгорел блин-то и на крылечко вышла. А там на перильцах шкура небрежно брошенная висит... та самая. Я даже глаза протерла, думала привиделось. Но нет, висит.

   - Салина, - ахнула я, - откуда это?

   - Малла, - Салина свела брови и руки в бока уперла, - кто это тебе такие подарки делает? Признавайся, с кем шашни крутишь?!

   - Ни с кем, - ответила я честно. Ужасно захотелось провести ладонью по меху... Вот как из простой овчины может почти норка получиться.

   - Ты мне зубы не заговаривай, - Салина не поверила моим словам, - то три ночи неизвестно где пропадаешь, то шкура у тебя выделки Великого Мастера. И ты мне еще будешь говорить, что у вас с господином Орбреном ничего нет?!

   - Почему сразу с ним? - не поняла я логики.

   - Потому что ни одни его строитель не смог бы купить такой мех. Ты хотя бы знаешь сколько он стоит?

   - Десять грот, - вздохнула я. Если бы руки не были в масле, то...

   - Малла, ты должна отдать эту шкуру.

   - Кому? Салина, я уже сто раз тебе говорила, что ничего и ни с кем у меня нет. Я, правда, каждый вечер хожу к господину Гририху. И сегодня я снова к нему пойду. Он меня читать и писать учит. И я понятия не имею откуда взялась эта шкура. Может быть она, вообще, не для меня, а для тебя?

   - Для меня? - Салина растерялась, а потом покраснела, - да, Варн сказал, что меня ждет сюрприз...

   - Варн? - вскинула я брови. А Салина вдруг засмеялась счастливо и, схватив шкуру, закружила у крылечка, на узенькой дорожке, топча свежескошенную траву. Я только сегодня с утра во дворе траву скосила. Обычная коса мне не давалась, так что я горбатилась с горбушей.

   - Купец, Малла, - сестра сияла, как солнце, - который с бусами. Он такой хороший. Говорит, я ему сразу понравилась. Еще там, в городе. А когда торговалась, сразила в самое сердце. Почувствовал он родную кровь. И что Дар у меня есть догадался. И он первый собрался ехать торговать к нам в поселение. А за ним уже остальные подтянулись.

   - Салина, - рассмеялась я, так хорошо стало на душе от радости за сестру, - мне кажется он нарочно это сделал, чтобы тебя найти.

   - Он тоже мне так сказал, - порозовела сестренка, - мне так страшно... вдруг все это не по-настоящему. А просто так... Я не хочу, как Сайка.

   - Значит не будешь, - пожала я плечами, - все же от тебя зависит. И пошли уже обедать. Я блинов напекла...

   Салина весь день не выпускала мех из рук, и сто раз, вслух рассуждая, что подкопит денег, купит пару шкур у признанных мастеров на шубу, а оторочку сделает из этого. И будет у нее тогда шубка не хуже той, что муж дарил.

   И так глаза у Салины в этот момент сверкали, что у меня сердце щемило. Вот везет же кому-то... и муж хороший был. И мужчина, который впервые интерес проявил, сразу такой подарок сделал. Не зря мама говорила: с умом торговать, а без ума — бедовать, учись, дочка, дальше. Но мне с Орландо в сторожке сидеть интереснее было.

   А вечером к нам девчонки пришли. Надо же было Салине подарком похвастаться. И блюдом. Мы на него овощи выложили. В разных видах. И жаренные, и тушеные, и маринованные и просто свежие. Огурцы, помидоры, баклажаны, перцы, капуста, кабачки, морковь... все, что выросло в огороде попало на это огромное блюдо. Очень живописно получилось.

   Девочки, конечно же, тоже пришли не с пустыми руками. И пироги с кашей, и каша с разными приправами. Богатый по меркам этого мира стол накрыли. А Сайка наливочку принесла...

   И обновы тоже каждая свои принесла похвастаться.

ГЛАВА 32

Рыска все ленты новые в волосы вплела, а концы свободными оставила. Получилось что-то вроде украинского венка, в котором мы в детве в танцевальном кружке народных танцев танцевали. Я туда недолго ходила, правда, оказалось, что костюмы за свой счет покупать нужно. А у моих родителей возможности такой не было.

   Витка туфельки новые надела. Такие же, как у нас троих. Темные кожаные лодочки на тонкой подошве с небольшим каблучком из клеенной бычьей кожи, украшенные стеклянными бусинами. Красивые. И видно было, что гордиться Витка своей покупкой. Она когда шла непроизвольно носки вперед так сильно тянула, чтоб туфли во всей красе представить, что немного забавно это выходило.

   Сайка купила себе платье роскошное. Все такое квадратно-гнездовое, пышное и объемное. И казалось бы, совсем не мелкая Сайка должна в нем смешно выглядеть, но не тут-то было. Где надо утянула, грудь в декольте выставила и свои красны бусы повесила, прическу высокую сделала... красавица. Прямо королева на старинных картинах. Оказывается такие наряды аристократки на балы надевали. Здесь, оказывается, такое развлечение тоже очень распространено. А то что обувь под платьем вдовья — деревянная, не видно.

   У каждой вдовушки было показать. И я видела, как сияли их глаза. И вдруг поняла, что дело вовсе не в самих обновках. Дело в том, что они впервые за долгое время почувствовали себя не хуже других. И именно поэтому изменился взгляд, движения стали другие и что-то еще, неуловимое ни одним органом чувств. Но я видела, что даже Дайра в платье-мешке, которая пришла со своей гуделкой на нашу вечеринку, стала другая.

   Как будто бы в их глазах появилась жизнь...

   Господин Гририх говорил мне, что вдовы доживают свой век во вдовьих поселениях. А сейчас, я видела, они начали не доживать, а жить.

   - Салина, скажи, - отвлекла я сестру, - почему, когда королевский возница предлагал отношения, ты не позволила ему ничего. А от Варна приняла не самый дешевый подарок?

   - Не знаю, - пожала плечами Салина и рассмеялась, - наверное, Варн мне понравился, Малла. А вознице нужны были сыры, а не я сама... и вообще, он это не всерьез говорил.

   - А Варн всерьез?

   - Не знаю, - она притоптывала каблучком в такт мелодии, которую наигрывала Дайра, - поживем — увидим.

   - Верно, - мне стало так хорошо, от этого ее «поживем — увидим» и так захотелось поделиться тем, что поднималось откуда-то огромной волной. И я обняла сестер, сидевших с двух сторон от меня, - Рыска, Салина, я вас так люблю!

   - Мы тебя тоже, Малла, - чуть ли не хором ответили, смеясь, сестры и прижали меня к себе, - пошли танцевать! Дайра, сыграй-ка нам что-нибудь повеселее.

   Все остальные вдовушки одобрительно загудели, а Дайра, улыбнувшись, легким движением руки изменила спокойную мелодию на задорную плясовую.

   Натанцевались мы до упада. А когда все снова расселись за столом, я примостилась рядом с Дайрой.

   -Дайра, скажи, а ты могла бы научить меня играть на гуделке?

   - Могла бы, - улыбнулась она, - я слышала, как ты поешь, у тебя может получиться. Только это, Малла, труд. Долго учиться надо.

   - А петь? Ты могла бы собрать несколько вдов и учить с ними песни? Чтоб потом перед всем поселением вы их пели...

   - Ты имеешь в виду хор? - со смешком подняла бровь Дайра, - мой отец, Малла, руководит королевским театром. И у меня самой Дар очень сильный. Как ты думаешь, я умею руководить творческим коллективом?

   - Но почему тогда ты здесь? - я никак не могла понять логику местных жителей. Зачем заживо хоронить тех, кто может принести пользу.

   - Мне семнадцать было, - Дайра все так же улыбалась. Но улыбка стала грустной, - Глай пришел на спектакль и увидел меня. Нашел меня за кулисами. Он был так настойчив, Малла. И так красив.

   Она помолчала немного, но я не знала что сказать, и боялась, что из-за моего неосторожного слова, Дайра перестанет рассказывать.

   - Он ухаживал за мной, как за королевой. Засыпал цветами, подарками, и я сдалась. Влюбилась до сумасшествия. А отец, когда узнал, что Глай воин, запретил мне с ним встречаться. А тут еще его величество как раз в десятый раз овдовел. Всех воинов на границу отправили. И Глай уехал. Я думала с ума сойду. И как отец не отговаривал, собралась к нему. И отец поклялся Оракулу, что если я поеду, он меня из семьи вычеркнет. В сердцах сказал, эмоциональный он очень, несдержанный. Но Оракул принял его клятву. А я уехала. Без Глая, казалось мне тогда, жить не смогу.

   - Он погиб, - прошептала я, чувствуя, как в груди снова печет от боли.

   - Нет, - улыбнулась Дайра и смахнула слезу, - мы потом почти десять лет вместе прожили. А погиб он три года назад. Страшное тогда что-то намечалось на границе. Хорошо, что его сиятельство успел вовремя. Остановил хадоа...

   - Остановил?

   - Да. Мы тогда гонца отправили из крепости. Шустрый мальчишка, он по всему Гвенару мотался, его сиятельство разыскивал. И нашел. Долго мы ждали. Уже отчаялись, думали все погибнем. И мужчины, и женщины... Мы-то рядом встали. Никому не хотелось вдовой оставаться. Но его сиятельство успел вовремя. Мой Глай с друзьями впятером хадоа сдерживали, по герцог Оракула на помощь призвал. Его светлость очень сильный. Почти, как его величество.

   - Прости, Дайра, - я почувствовала себя виноватой. Напомнила, разбередила душу несчастной вдове.

   - Не извиняйся, - Дайра плакала и улыбалась одновременно, - я радуюсь, когда про Глая вспоминаю. Жаль только, что не ушла я с ним, как остальные женщины... вытащил меня его сиятельство.

   - Дайра, - обняла я вдову, - приходи завтра на собрание колхозное.

   - Не сильна я в поле-то, Малла...

   - Все равно приходи. Нам люди не только в поле нужны. Придешь?

   - Я подумаю, - ответила Дайра.

   - Дайра, хватит грустить! Сыграй-ка плясовую! - вклинилась между нами счастливая Сайка. Пока мы беседовали, остальные уже отдохнули и снова хотели танцевать,

   А потом мы пели песни. Красивые в Гвенаре песни. Очень на наши народные похожи. Слушала я, а сама все про Дайру и ее Глая думала. Все же настоящая любовь она и в Гвенаре есть. Вот бы мне хоть когда-нибудь такую найти. Чтобы вспомнить о ней счастьем было, даже сквозь слезы, чтобы улыбаться.

   - Малла, - Салина прижималась ко мне, - а ты чего не поешь?

   - Так не знаю я ваши песни, - вздохнула я.

   - А ты нам свою спой, которую знаешь. Девочки, - Салина повысила голос, прерывая гул застолья, - Малла, нам сейчас песни из Хадоа петь будет. Давай, Малла...

   И я дала. Все чувства, что мне сейчас душу жгли, выплеснула.

   - Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой...

   На втором куплете запела вместе со мной гуделка Дайры, и вдруг почувствовала я что-то... что-то такое, огромное и необъятное, будто бы вижу я столько много, сколько человеческий глаз увидеть не может... а потом показалось мне на мгновение, будто бы я в руках уголек держу. Почти потух он, одна только искорка мигает, вот-вот погаснет. А от дыхания моего искорка вспыхнула и загорелась чуточку ярче...

   И тут песня кончилась. Замолкла гуделка.

   А бабы-колхозницы сидят за столом улыбаются радостно со слезами на глазах, так на них музыка Дайры подействовала.

   - Ох, Малла, какая песня, - вытерла слезы Салина, - я как будто бы с Ярком моим увиделась.

   - А я с Валисом, - счастливо улыбнулась Нана и всхлипнула.

   - А я с Крием, - даже моя тяжелая на эмоции Рыска плакала.

   И все остальные тоже закивали подтверждая, что и они сейчас вспомнили тех, кого любили.

   После такого как-то закончилось наше застолье. Ни пить уже, ни плясать, ни петь не хотелось. Стали по домам все расходится, шепчась и делясь друг с другом дорогими воспоминаниями.

   А я осталась Салине помочь прибраться, Дайра в уголочке так и сидела, струны перебирая, словно с инструментом разговаривая.

   - Пойдем, Дайра, - позвала я ее, когда мы закончили. Слишком сильно увлеклась она беседой с гуделкой и ничего вокруг не замечала. Я давно знала, все музыканты немного с придурью. Был у Орландо знакомый гитарист. Играл, как Бог, а пил как дьявол.

   Попрощались мы с Салиной и вышли вместе с Дайрой во двор. А там ночь уже давным-давно наступила. Густая, темно-синяя, и звезды высоко-высоко в небе искорками светили, не складываясь в знакомые созвездия. Луна здесь тоже была, но очень маленькая, и от того ночи казались мне гораздо темнее, чем в нашем мире. Ветерок еле слышно шелестел нескошенной травой во дворе, надо будет завтра с горбушкой в гости наведаться. Некогда сестре двором заниматься, целыми днями она в правлении торчит. То с купцами договаривается, то овощи принимает с огорода, то сыры от Сайки, то отгружает купцам заказы.

   Я зевнула, как-то внезапно навалилась усталость и хотелось побыстрее попасть домой и лечь в кроватку...

   - Малла, не знала я, что песенница ты, - обняла меня за воротами Дайра, - Приду я завтра на собрание. Обязательно.

   И рассмеявшись, убежала прочь по улице. А я не поняла, что она имела в виду, но переспрашивать не стала. И, широко зевая, пошла к себе, думая, как хорошо, что я живу по соседству. И через все поселение мне домой возвращаться не надо.

   Я уже взялась за калитку, как кто-то схватил меня за запястье и резко дернул в сторону.

ГЛАВА 33

От неожиданности я не удержалась и кулем повалилась на землю. Но господин Орбрен, а это был он, не дал мне упасть, схватил за плечи, затряс, как грушу, и зашипел зло:

   - Ты что творишь, дура безмозглая! - а глаза фиолетовые прямо сверкали от негодования, - идиотка бестолковая! Хорошо, что я сегодня в поселении был, вовремя заметил и прикрыл!

   Ну до чего наглый! Мне даже рот открывать не пришлось, я как раз зевала в этот момент, так что сходу зашипела в ответ. Хотела заорать, но мгновенно поняла, потом не отмоешься, Все соседи увидят нас вдвоем с этим негодяем, и все, пиши пропала. Ни в жисть никто не поверит, что у нас ничего не было.

   - Вы, бесстыжий негодяй! Немедленно отпустите меня, и не смейте ко мне прикасаться! - я даже шею вытянула, и глазами сверкала не хуже чем господни Орбрен до этого, - и, вообще, что вы делаете возле моего дома?! Следите, чтобы потом все доложить его сиятельству? Так вот, запомните, и доложите своему начальству. Я слово держу, молчу и никому ничего не рассказываю. И от вас мне ничего не нужно! И пусть герцог даже не вздумает приезжать за мной через год! Я лучше на всю жизнь вдовой останусь, чем по его указке замуж выйду.

   Я уперлась двумя руками в твердую и мускулистую грудь господина Оргрена и изо всех сил толкнула опешившего от моей отповеди шпиона в сторону, прямо в заросли крапивы у калитки. Как-то упустила я этот момент... надо бы и за забором горбушкой пройтись. Папа-то постоянно межу обкашивал...

   Пока господин Орбрен барахтался в крапиве, я, гордая одержанной победой, прошмыгнула во двор и закрыла калитку. Сразу стало спокойнее. И я даже вздохнула свободно. А то адреналин-то в крови плескался концентрированный. Очень уж нешуточной мне показалась эта ситуация.

   Я еще раз сделал глубокий вдох и расслабленно выдохнула. Все закончилось. Все хорошо. Сейчас я пойду домой и лягу спать.

   Сделала шаг по двору в сторону дома и услышала, как еле слышно скрипнул забор за моей спиной. Сердце рухнуло в пятки, во рту пересохло. Неужели это еще не конец?! Я медленно повернулась...

   Господин Орбрен вплотную к калитке, держась обеими руками тонкие бревнышки забора. И смотрел на меня с каменным лицом. Только глаза, светящиеся во тьме каким-то потусторонним светом, выдавали его злость... или даже ненависть.

   Страх снова шевельнулся во мне, шустрой змейкой пробежав по позвоночнику вниз, собираясь ледяным облаком в районе копчика. Резко ослабли колени и захотелось сбежать и спрятаться далеко-далеко. Чтобы никто не нашел меня. Но я не могла перестать смотреть в глаза господина Орбрена.

   Не знаю, сколько времени то продолжалось, но мне показалось, что прошли годы или даже века. Но тут резко, так что я вздрогнула, взвизгнула дверь у Салины. Сестра выскочила на крыльцо и тихо крикнула:

   - Малла, ты забыла тарелку из-под блинов! Малла... все хорошо?

   Господин Оррен выругался одними губами и, еще раз особенно недобро взглянув на меня, исчез в темноте, будто бы его и не было.

   - Малла, - встревоженная Салина, шипя от укусов крапивы, разросшейся с ее стороны вдоль заборчика между нашими дворами, окликнула меня снова.

   Я. как замороженная, с трудом ворочая вдруг ставшим непослушным телом, посмотрела в сторону сестры. Сердце колотилось, дышала я так, как будто бы пробежала стометровку на время.

   - Малла, что с тобой?

   - Все хорошо, - выдавила я онемевшими губами, - все хорошо, Салина. Просто задумалась.

   Я забрала тарелку и, пожелав сестре спокойной ночи, пошла домой. Надо было спокойно подумать о том, что случилось.

   А дома, чинно-важно сидя на лавочке, меня ждали арровы ведьмы. Но они выбрали не тот день, и я готова была уже выгнать их из дома и запретить входить без моего ведома, как Грайя вскочила, шагнула ко мне и заглянула в глаза.

   - Орбрен?! - цокнула она недовольно, - не переживай, Малла, мы сможем защитить тебя от братьев. Давай, дочка, выпей отвар. - Мушка поднесла мне кружку. - И ложись спать. Нам нужно поработать. Это наглый мальчишка почти размотал наши нити.

   Горький отвар привычно обжег язык. Но сегодня я безропотно выпила все до дна. Я не знаю, чего хотят арровы ведьмы. Не знаю, добры ли их намерения или они тоже держат камень за пазухой. Но господин Орбрен, шпион двух братьев: короля и герцога, наглядно показал мне, что церемониться со мной не будут.

   Меня снова передернуло от той злобы и ненависти, что плескалась в его глазах. Пощады мне не будет Моего сына, или дочку, заберут сразу и еще неизвестно, что сделают со мной. Я никогда не увижу своего ребенка, а этого я допустить не могу. Пока ведьмы на моей стороне, просто потому, что против братьев. А когда я почувствую угрозу от них... не знаю, но почему-то не верю я в их бескорыстную доброту. Хотела бы, но не верю. И я что-нибудь придумаю.

   А сейчас послушно легла в постель, закрыла глаза и приказала себе: «Спать». Сейчас главное, чтобы ведьмы снова наложили свои чары, или поколдовали, или что там они делают, чтобы никто не заметил, что я ношу под сердцем ребенка. А завтра я подумаю и о том, что случилось сегодня ночью во дворе, и о том, как мне сбежать от ведьм.

   Только проведем с господином Гририхом колхозное собрание...

   И надо еще помидоры пасынковать, уже два дня откладываю...

   И огурцы подвязать...

   И школку свою проверить. А то с этими треволнениями уже несколько дней мельком только смотрела...

   И еще овцы у меня... надо с ними то-то решать.

   И...

   - Проклятые арровы ведьмы! - мелькнула последняя осознанная мысль.

ГЛАВА 34

Утром я проснулась с первыми лучами солнца удивительно отдохнувшей. Казалось каждая клеточка тела звенела от переполнявшей ее энергии. Я потянулась и положила ладони на живот... надо же... у нас с Орландо будет ребенок.

   Мой зайка-алкоголик где-то там далеко-далеко, так далеко, что я никогда его больше не увижу. Но он смог оставить мне частичку себя. И я сделаю все, что угодно, лишь бы у меня никогда не забрали нашего малыша.

   Я немного полежала, прикидывая как выкрутиться из этой ситуации. Но вот так сходу ничего не придумывалось. Тем более вчерашний вечер вспоминался как сквозь туман. А ведь вчера я видела не только ведьм. Был же еще кто-то. Немного раньше...

   И тут я вспомнила. А даже села на кровати от неожиданности. Это что получается, я забыла и то, что встретила господина Орбрена, и то, что было потом? Но почему все стерлось из моей памяти? Ведьмы же не стали бы этого делать? Или стали? Проклятые арровы ведьмы! И господин Орбрен с его сиятельством! Как же меня это злит. А вдруг и раньше было что-то подобное. И я просто не запомнила, как видела этого негодяя? Или ведьм!

   - Малла, - в спальню заглянула Салина, - вставай. Сегодня же собрание.

   На собрание идти было страшно. Как же иначе, ведь мне снова придется держать речь перед всеми. А я не привыкла к публичным выступлениям. Их было-то в моей жизни по пальцам руки пересчитать. И все здесь, в Гвенаре. Ну... не назвать же выступлениями мое тихое блеянье у школьной доски. У меня всегда коленки тряслись и я забывала все, что учила. А сейчас... сейчас же надо было не просто рассказать, но и убедить вдовушек, что не нужно сидеть на попе ровно, нужно двигаться и развивать колхоз. И помогать тем, кто не может работать в поле. Как Дайра. И привлекать другие поселения вдов...

   А тут еще куча других нерешенных вопросов в голове крутилось. Ох уж этот Гвенар! Как я хочу обратно домой, чтобы не думать, не выступать, жить своей тихой и спокойной жизнью... Орландо тоже ведь там остался. А у нас ребенок теперь. И хотя умом-то я понимала, что ничего моя беременность не исправила бы, где-то в сердце жила надежда - «а вдруг!»

   - Малла, ешь быстрее, - это снова Салина меня отвлекла, - уже идти пора, а ты еще завтракать не закончила.

   Я вздохнула. Надо как-то решать все эти вопросы. А может забить на все проблемы? И пусть все идет так, как идет? Я же всегда так делала раньше. И тут мне поплохело. Это что же получается, я просто никогда ничего не решала, перекладывая ответственность за свою жизнь на других? Сказала мама: иди на швею — пошла. Сказала подруга: иди продавцом в торговый центр — пошла. Сказала другая подруга: не отказывай Орландо, он же красавчик...

   - Малла! - снова позвала меня Салина.

   - Подожди! - отмахнулась я, - успеем! Мне надо подумать!

   Но подумать так и не получалось. То, что я поняла о себе оказалось гораздо важнее тех проблем, что меня окружали. И я будто бы со стороны увидела всю свою жизнь там. Всегда не сама. Всегда на поводу у других. И я никогда не задумывалась, устраивает ли меня результат чужих решений. Что вышло — то вышло. Я просто плыла по течению дальше, не замечая, что выбранная другими дорога привела меня в болото. Ненавистная работа, муж алкаш, смертельно скучная жизнь. И я не выбралась бы из этой трясины, если бы не... не кто? Его величество, который притащил меня сюда? Его сиятельство, который привез меня во вдовье поселение? Господин Гририх, который почему-то поверил малознакомой девице и поддержал ее глупую идею?

   Или... я сама все это сделала. Сама поставила подножку его величеству. Сама сказала, что не пойду замуж за Илью Муромца. Сама придумала колхоз и убедила господина Гририха, что это стоящая идея.

   Вот странно. Вроде бы то же самое. А как все изменилось!

   А по поводу господина Орбрена и ведьм... возьму у господина Гририха листочек выпишу, все что меня беспокоит и подумаю. Я же как-то видела рекламу про «съесть лягушку» Заинтересовалась. Заглянула. Тогда мне все эти разговоры про поделить большую проблему на мелкие кусочки и решать все по частям, показались скучными до зевоты. И я посмотрела не больше десяти минут. И то, потому что мама читала мне очередную нотацию по поводу родить ребенка. А я делала вид, что меня очень интересует то, что вещает дядька в телефоне. Но кое-что я запомнила. Жаль мало. Он, наверное, говорил много полезного.

   - Все, - решительно поднялась я из-за стола, - пошли, Салина.

   - Уже подумала? - усмехнулась сестра.

   - Да, - спокойно и серьезно ответила я. И увидела, в глазах Салины мелькнуло что-то похожее на удивление.

   - Ну, пойдем тогда, - задумчиво ответила она, - пойдем, Малла.

   И чего это она?

   На собрание мы пришли почти последними. Но с другой стороны, у меня не осталось времени бояться. Я сразу же прошла к столу господина Гририха, потому что мы решили, что именно я буду проводить собрание, продвигая свои идеи.

   Все колхозницы сразу же зашушукались и стали смотреть на меня. А мне почему-то совсем не было страшно. И я, нисколько не стесняясь, рассматривала вдовушек, сидящих передо мной, отмечая, что пришла Дайра. Она сидела в самом дальнем углу, не выпуская из рук гуделку, и беззвучно перебирала струны, как будто бы наигрывая какую-то мелодию.

   А еще там же, рядом, стояла Зарна, соседка Глаи. Мы уже отчаялись привлечь ее в колхоз, но сегодня она пришла сама. И вид у нее был... ну, как будто бы она готовилась прыгнуть с обрыва в незнакомую реку. Восторг от собственной смелости или безрассудства и панический страх одновременно. Интересно.

   Рядом было еще несколько вдовушек. Думаю, это те, которым пришла очередь вступать в колхоз. Или, скорее всего, как раз те, кто лучше всех прядет, ткет и шьет. Уж в способности господина Гририха привлечь именно тех, кто нам нужен, я нисколько не сомневалась.

   - Кхм, - прокашлялся господин Гририх, - итак, колхозницы... бабоньки, очередное колхозное собрание объявляю открытым. И сегодня Малла расскажет нам о своих новых предложениях, которые могут быть нам полезны.

   Я согласно кивнула и вышла вперед:

   - Девочки, - начала я с воодушевлением, - я думаю, что мы не должны останавливаться на достигнутом. Сыры, мясо птицы и овощи — это все приносит нам очень хорошие деньги. Но мы можем больше...

   Я говорила и говорила. Рассказала, что такое клуб, и чем будет заниматься Дайра в колхозе. И я видела, как загорелись ее глаза, когда бабы одобрительно зашумели на предложение открыть в колхозе клуб. Петь-то у нас многие умели и любили. А под руководством Дайры мы, вообще, как соловьи запоем. Этого я, конечно, не сказала. Побоялась, что вместо соловьев «Малла Вильдо из Хадоа» получится. Нет здесь таких птиц.

   - Девочки, - подмигнула мне Салина, я ей немного рассказывала о планах, - а ведь мы можем в другие вдовьи поселения ездить, песнями нашими и музыкой Дайры вдов радовать. Вспомните, как мы сами до колхоза жили. Да разве не рады были бы, если бы к нам хор приехал?

   Не забыли вдовы. И понимали прекрасно, о чем Салина говорит. И постановили, что быть у нас в колхозе клубу. И хору. Вдовьему хору. Чтобы все помнили кто мы и откуда.

   За клуб проголосовали единогласно. И тут же, не откладывая дело в долгий ящик, записались почти все колхозницы в хор. И я тоже. Не хотела, конечно, не так уж хорошо я пою, но Дайра так умоляюще смотрела на меня, что я не нашла силы отказаться. Теперь буду ходить на репетиции два раза в неделю. И зачем оно мне надо было.

   После хора перешла я к рассказу о мастерской ткацко-швейной. Рассказала о наших с господином Гририхом расчетах, о стандартных размерах, о пошиве линий одежды. Тут меня Вилина поддержала. Она-то тоже в курсе была, мы когда с господином Гририхом доходность подсчитывали к ней за помощью обращались.

   Слова лились легко и непринужденно, словно я всю жизнь только и делала, что выступала перед публикой. И мне даже понравилось видеть восторг в глазах Наны и госпожи Гририх от возможности проявить свои Дары в полной мере, радость в глазах вдов, которые пришли вступать в колхоз, когда они понимали, что для них тоже есть место среди нас.

   За мастерскую тоже проголосовали дружно. Тут же распределили обязанности. Нана стала бригадиром ткачей, а Вилина — швей. И права я оказалась, все вдовушки, которые пришли к нам на собрание, шустро по бригадам распределились. И озадачили Салину закупом шерсти и тканей.

   - Бабоньки, - поднялась со своего места Сайка, - только у меня к вам просьба, давайте сначала себя сарафанами обеспечим. А то сейчас у каждой по одному да по два платья. Приходится и в мир, и на работу одно и то же надевать...

   И тут меня озарило. Спецодежда!

   - А давайте мы нашьем накидки из такой ткани, чтоб грязь сходила легко. И будем их на работе надевать? Поработала, сняла и все чисто. А то сарафаны переодевать долго. А так можно даже в поселении быть красивой.

   - Так можно и в старом, - возразил кто-то. Но Сайке моя идея понравилась. И благодаря ее настойчивости, у нашей мастерской появился первый заказ.

   Собрание подходило к концу. Я открыла рот, чтобы поблагодарить вдов за доверие. И в этот самый момент, перебивая меня и отвлекая внимание слушателей, в правление вошла бригада строителей во главе с господином Орбреном.

   - Привет, колхозницы, - весело и непринужденно, сияя белозубой улыбкой, поприветствовал он моментально потерявших голову от мужского внимания вдов.

   Бабы, расплывшись от счастья, конечно же забыли про все дела и застреляли глазками в мужчин-строителей и их бригадира.

   А я закипела. Почувствовала прямо, как злость во мне поднимается нешуточная.

   - Что вам нужно?! - громко зашипела я, а этот негодяй, спокойно прошел ко мне, и слегка толкнув плечом, задвинул назад. Я едва сдержалась, чтобы не ударить эту сволочь как следует. В руках просто ничего не было. А то бы по голове-то огрела.

   - Бабоньки, мы закончили строить ваш коровник, - словно сожалея развел руками господин Орбрен, - и нам пора уезжать.

   Что тут началось. Бабы взвыли, запричитали, мол, как же так, договаривались же, что строить они у нас и сыроварню будут. И все остальное.

   Я тоже огорчилась. Ее неизвестно, какая бригада нам попадется, а господин Орбрен, хотя и негодяй первостатейный, но работу свою выполнял честно и качественно. И так быстро, что я диву давалась. Явно у господина Орбрена Дар подходящий. Коровник у нас получился как игрушка. Добротный, красивый и даже резьбой украшенный. Прелесть какой коровник. Если бы в нашем мире такой коровник построить, то можно гостей из города приглашать на экскурсию. Чтоб полюбовались, молочка свежего попили, коров посмотрели. Были у меня подружки городские, никогда в жизни их не видевшие.

   А господин Орбрен еще раз взмахнул рукой, баб к тишине призывая и продолжил:

   - Но мы можем и остаться, и более того не возьмем с вас денег за строительство коровника, если, - он выдержал многозначительную паузу, оглядывая баб, забывших как дышать от ожидания, - если вы нас всех к себе в колхоз примете.

   И конечно же никто не услышал мой возмущенный вопль. Потому что бабы орали, как на концерте любимой группы. Мне на секунду даже показалось, что они сейчас строителей наших качать начнут.

   А я не выдержала и треснула господина Орбрена кулаком по спине. Несколько раз. Ну, да... он даже не почувствовал. Что ему мой кулачок. Хмыкнул только и даже не повернулся. А то бы я ему глазенки-то выцарапала бы.

   Когда бабы проорались, этот негодяй снова поднял руки, призывая к тишине. Позер бесстыжий! Ух! Как я его ненавижу! Своими руками придушила бы!

   - Если вы одобрите наши кандидатуры, то в таком случае указом его величества вдовье поселение при городе Варде упраздняется с даты нашего вступления в колхоз. А земли и само поселение отдаются во владение колхозу «Светлый путь» за развитие сыроделия и овощеводства в Гвенаре.

   После этих слов в правлении воцарила тишина. Я даже услышала, как у меня сердце стучит. Я совсем не поняла, что означает этот дар, но то, что он меняет нашу жизнь, переворачивая все с ног на голову, осознала. Теперь колхоз «Светлый путь» не просто кружок предприимчивых вдов, а предприятие, одобренное королем Гвенара, а значит... что-то это значит. Что-то очень важное. Нужно будет потом спросить господина Гририха.

   А то, что все будет так, как хочет его величество — очевидно. Все бабы единогласно проголосуют за то, чтобы этот нехороший человек, господин Орбрен, со своей бригадой стали колхозниками. Если бы не глубоко неприятная мне личность бригадира, то я бы тоже обрадовалась. Все же мужчины нам в колхозе нужны. Слишком много физически тяжелой работы в колхозе. Но вот чтобы Он был членом нашего колхоза, мне жутко не хотелось.

   Но по-моему не вышло.

   Через секунду молчания, бабы в правлении заорали так восторженно, что чуть окна целы остались. А потом единогласно проголосовали за то, чтобы принять в колхоз господина Орбрена и его бригаду. Почти единогласно. Я проголосовала против.

   После того, как новоиспеченные колхозники, довольно гогоча, расселись на скамейках, господин Гририх встал, чтобы закончить собрание. Все равно после таких новостей никому дела на было ни до каких дел. Бабы наперебой зазывали мужчин в свои бригады, хотя было очевидно, что они как строили, так и будут строить.

   - На этом все, бабоньки, - махнул рукой господин Гририх, - расходитесь.

   - Подождите, пожалуйста! - раздался отчаянный крик Зарны.

   Это прозвучало так неожиданно, что все на мгновение замолкли, а Зарна бледная до синевы решительно вышла вперед.

   - Вот, - она бросила на стол господина Гририха горсть бус из бутылочного стекла, - я умею варить стекло...

   И замолчала. И она, и все остальные тоже. И только я опять ничего не поняла. Ну, умеет, и что? Как же я плохо знаю этот мир! Все же трех месяцев недостаточно, тем более, я не особо и вникала. Не интересно же. И подумаешь, немного странного вокруг происходит. Да только сейчас этих странностей накопилось столько... не забыть бы бумаги взять у господина Гририха.

   - Я... - Зарна прокашлялась в абсолютной тишине, - могу делать бусы. Если у меня будут красители, а я знаю секреты, то сумею сделать и цветное стекло.

   Она закончила и замолчала, опустив голову и ожидая вердикта. Все молчали, словно признание Зарны их шокировало.

ГЛАВА 35

- Зарна, - я попыталась прояснить ситуацию, но тут на Зарной навис грозный и ошеломленный господин Орбрен.

   - Откуда ты все это знаешь? - спросил он сверкая своим фирменным взглядом, которым прожигал меня вчера вечером, - кто тебя научил?

   - Никто, - прошептала Зарна и вжала голову в плечи.

   - Да ну? - с усмешкой произнес господин Орбрен, нависая на несчастной вдовой, - не может быть. Врешь?

   - Нет. Не вру, - вскинулась Зарна, а потом опустила голову и призналась шепотом, - никто меня не учил. Я сама... я.. я за соседом-стекольщиком тайком подглядывала... у меня Дар...

   Орбрен хмыкнул, Зарна вспыхнула, а бабы вокруг как-то неприятно заулыбались. А я снова ничего не поняла.

   - Дар, значит, незарегистрированный? - мерзко хохотнул негодяй.

   Зарна мотнула головой из стороны в сторону. Она все так же стояла, опустив взгляд в пол, и чуть не плакала.

   - Только как носитель... поварского. Семейного.

   Тут до меня стало доходить... Салина же говорила, что есть способы. Кошмар меня подери! Это что же получается, что Зарна... и это в Гвенаре, где походы налево страшно порицаются? Ведь изменщиков сразу сдает справедливый Оракул! Бедная... Ей же всю жизнь приходилось скрывать свой Дар. Вон даже училась тайком. Потому что ее Дар раскрывал то, что ее родители сумели как-то скрыть. Интересно, как ей это удалось?

   Впрочем какая разница! У нас теперь есть стекло! И бусы эти даром колхозу не сдались, а вот банки! Бутылки! О! Это же золотое дно! Если еще найдем кузнеца какого-нибудь. Или кого там... чтоб нам крышки сделал. Кстати, о крышках... у меня в рюкзачке крышки жестяные были. Тетя Клава передала... и, вообще, почему это за столько месяцев я даже ни разу туда не заглянула? И вещи мои... даже в руки ни разу не взяла. Словно забыла про них напрочь. Не иначе происки проклятья герцогского... чтоб ему пусто было! Я даже про авторучку сколько раз вспоминала, а сама ее ни разу не доставала даже. Но я подумаю об этом позже. Вечером. Когда «лягушку» буду препарировать. Пока надо разобраться здесь. Со стеклом.

   - Зарна, - кинулась я к соседке моей подруги, оттесняя в сторону господина Орбрена. Точно так же, как он меня чуть раньше, - это же замечательно. Скажи, а ты сможешь сделать емкости из стекла? Я тебе форму нарисую.

   - Емкости? - удивилась Зарна, - не знаю. Смогу наверное... я не знаю силу Дара, Малла. Никто же не проверял никогда. Но зачем тебе стеклянные емкости? Хрупкие же. Лучше из глины...

   - Нет, - мотнула я головой, - не лучше. Господин Гририх, можно мы сегодня с Зарной к вам придем? У меня есть еще одна идея. Надо посоветоваться.

   Господин Гририх сокрушенно вздохнул и согласно качнул головой... ну, да. Я же его уже сколько дней допоздна мучаю. И это помимо уроков по чтению и письму на гвенарском. А сейчас у меня еще вопросы появились. Другие. С которыми я больше ни к кому пойти не смогу, потому что больше никто не знает, насколько я чужда этому миру.

   - Может быть я смогу тебе помочь, - вкрадчивый голос негодяйского негодяя почти заставил меня подпрыгнуть от неожиданности, - мы же теперь тоже колхозники. И ты можешь прийти ко мне за помощью или советом в любой момент...

   И тут бабы, до этого молча поворачивающие головы, отслеживая реплики, понимающе заулыбались и захихикали. Кошмар меня подери! Салина же говорила, что уже сплетни ходят про меня и господина Орбрена. И хорошо, если вчера ночью никто не видел негодяя этого возле дома моего...

   - Нет, спасибо, - как можно более холодно ответила я. Почему в присутствии этого человека во мне будто бы включалась другая я? Я даже говорила с ним по-другому, - я не нуждаюсь в вашей помощи.

   А господин Орбрен громко хмыкнул и подмигнул с наглой, похабной улыбочкой. И конечно же, все это увидели все. По правлению мгновенно зазвучали смешки.

   Что на меня нашло? Не знаю. Я размахнулась и со всего маха влепила этому грубияну пощечину.

   И такую сильную, что голова у него мотнулась в сторону. И такую звонкую, что ее, наверное, в другом конце поселения было слышно.

   В правлении мгновенно все застыли. Тишина воцарила — мычание коровы на дальнем лугу, как гром прозвучало. Это же получается я, простолюдинка, руку на дворянина подняла. Пусть даже он самого низкого уровня и бедный, как мышь церковная.

   А моя рука уже замахивалась для второго удара. Но господин Орбрен еще раз ударить себя не позволил, перехватил мою руку. И снова знакомо зашипел, сверкая фиолетовыми глазами:

   - Ты что творишь, дура?! Ты на кого руку подняла?! Ты хотя бы представляешь, что тебе грозит за такое?!

   Я не представляла. И уже даже пожалела о своем поступке. Надо было словами высказать ему все, что я думаю. Ну, или тихонько, так чтоб никто не видел, треснуть его по спине кулаком. Не больно ему, но зато я бы сейчас не стояла перед всеми, как оплеванная.

   Но прощения просить я у этого негодяя ни за что не буду. Пусть лучше меня Оракул испепелит на месте.

   - За непреднамеренное публичное оскорбление представителя аристократии, тебе, Малла, полагается три дня в кутузке, - быстро и как-то даже торопливо произнес господин Гририх, - но в город мы тебя повезти не можем, поэтому будешь отбывать наказание здесь. Пойдем, Малла.

   - Я не согласен, - вальяжно заявил негодяйский негодяй и довольно осклабился, - я отвезу ее в столицу и пусть...

   - Вы забываетесь, господин Орбрен, - резко перебил его господин Гририх, выделяя интонацией слово «господин». - Это мое поселение, и здесь я наделен правом решать судьбу каждой вверенной мне вдовы. А с указом его величества, в котором возможно и есть изменения, я еще не ознакомился.

   А мне было все равно. Я слушала, но не слышала, что они говорят. Вот так вот, Малла, впервые в жизни попадешь в тюрьму. И за что? За то, что впервые в жизни посмела постоять за себя не на словах, а на деле. Но ничего, господин Орбрен. Я злая и память у меня хорошая. Запомню я. Не забуду.

   Бабы сидели молча. Да уж... собрание сегодня выдалось. Скандал на скандале. Теперь год будут косточки