Лучше бы я согрешила. Yana NeTa

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

«В сорок лет жизнь только начинается», – кажется, так звучала фраза в знаменитом фильме.

   Значит, мне осталось подождать всего год, и что-то изменится к лучшему? И делать самой ничего не надо, а просто тихо сидеть и ждать? Хотелось бы в это верить.

   Нет, за это время я все же могу принять важные решения, чтобы потом было легче начинать.

   Вот только нужно собрать себя из осколков.

ГЛАВА 1.

Тени от деревьев на потолке то медленно раскачивались, словно кружась в странном танце, то совсем замирали, то вдруг стремительно перемещались, подчиняясь движению света фар автомобилей под моими окнами. Уже около часа я лежала и наблюдала, как подкрадывался хмурый рассвет. Еще одно осеннее безрадостное утро, такое же, как были до этого, или будут впереди. В квартире жила тишина, даже мое дыхание не могло ее спугнуть, потому что мне самой не хотелось привлекать внимание к тому, что я есть. Сама себе напоминала лягушку в анабиозе: уснула, не умерла, но и просыпаться не хотела. И ругать себя тоже не хотела. Наверное, ничего уже не хотела.

   Но сколько ни ной, а вставать все равно надо. Почему? Неужели то, что я делала на работе, так уж необходимо кому-то? Вряд ли. Незаменимых нет. Уйду я, придет другой художник по тканям; возможно, он будет иметь более позитивный взгляд на жизнь, и его рисунки окрасят мир в яркие краски, переливающиеся счастьем. А мои, полные осенних мотивов, скоро забудутся. Наверное, я просто устала делать одно и то же изо дня в день; видеть одних и тех же людей; испытывать одни и те же эмоции или не испытывать их вовсе. Грустно ли мне? Нет. Безразлично.

   Не пройдет и недели, как я буду получать поздравления с днем рождения. Это событие грядет со всей своей неотвратимостью. Мне почти сорок. Почему почти? Потому что тридцать девять. В общем-то, нет особой разницы. Годом больше, годом меньше. Это, скорее, на уровне подсознания – пока не четверка стояла первой в цифре, относящейся к моему возрасту.

   И все же пора собираться на работу и жить еще один безликий день.

   Отопления в квартире нет, полы холодные, вылезти из-под одеяла – это выше моих слабых женских сил. А может, махнуть на все рукой и уволиться? Кое-кто с нетерпением ждал от меня этого шага много лет, хотя я уже давно не делала ничего такого, что портило бы ей жизнь. Но с собой наедине необходимо быть честной всегда: после всего, что я уже совершила некоторое время назад, ее желание вполне оправдано. Коснись такая ситуация любой женщины, наверное, каждая бы устроила «райскую жизнь» виновникам, а она все терпела.

   Да, пора выйти из набитой колеи. Глядишь, что-то и изменится в жизни. Вот, например, маршрут следования из подъезда старого пятиэтажного дома – он и то может стать другим, а это уже маленькая, но перемена. Дальше – больше! Новые люди, разговоры, работа, планы. Пусть пока только планы, но это лучше, чем ничего, как сейчас.

   Может, кто-то даже радовался бы подобной жизни. А что? Одна в собственной квартире, ни за кого отвечать не надо, ждать никого тоже не надо, как и меня, собственно, некому ждать. И не имеет значения, что квартира старая, расположена на первом этаже дома времен постройки Хрущева; зато двухкомнатная. Досталась она мне от родителей, когда они вышли на пенсию и переехали жить ближе к брату, чтобы помогать его семье с детьми. Да только это оказалось никому из них не нужно, а дом уже куплен, куры заведены, собаки, кошки, огород.

   Вот так я и осталась жить одна в городе, в своем любимом Иванове, на проспекте Строителей. Потихоньку сделала ремонт и даже «перепланировку», которая свелась к тому, что зал, наконец, приобрел двери, отделившие его от коридора, но так и не поменял статуса проходной комнаты, от этого уж никуда не деться.

   А может, мне кошку завести? Нет, нельзя. Бедное животное будет задыхаться от запаха красителей для ткани или сбежит от такой хозяйки. А если я не буду работать по вечерам, чем тогда заниматься? Видно, одиночество мой удел.

   Тоска…

   Словом, обычное для меня утро трудовой недели. Я взбодрилась чашкой кофе, посмотрела по ТВ местные новости, чтобы знать прогноз погоды, вздохнула, потому что и сегодня солнце не порадует своими лучами и теплом. Снова пообещали ветер, мелкий дождь и похолодание к вечеру.

   – Значит, надо насладиться еще одной чашечкой кофе, – сказала я вслух, зная, что торопиться мне некуда, все равно не опоздаю. – До работы идти минут двадцать неспешным шагом, еле переставляя ноги. Успею.

   Я приучила себя к высоким каблукам, чтобы больше времени тратить на дорогу, а с моим ростом в полтора метра такая обувь – спасение. Иначе со стороны меня можно принять за ребенка, который вырядился в мамины вещи. Вот и сегодня, надевая осенние туфли на шпильке и небольшой платформе, думала, не примерить ли другое пальто, более «взрослое» и новое, но вздохнула и не решилась, пошла в привычном. Брючный костюм, блузка, никакой косметики и настроения. Вернее, маска равнодушия на лице.

   Прежде чем выйти в подъезд, посмотрела в «глазок», чтобы убедиться в отсутствии кое-кого на площадке, но стоило открыть дверь, как тут же подтвердилась моя доверчивость, и надежда на лучшее продолжение дня испарилась.

   – Здравствуй, милочка, – поприветствовала меня соседка, как это делала каждое утро в течение уже нескольких лет. Пожилая женщина внешне напоминала Шапокляк из мультфильма: такая же стройная, юркая, длинноносая, и даже шляпку надевала похожую. Порой во мне рождалось подозрение, что она живет под моей дверью. И разговоры всегда одни и те же, слово в слово. – На работу? Ты бы подождала моего Витю, он тебя отвезет. Теперь-то уж можно, ты же одна осталась? Ушел твой-то?

   – Доброго утра и вам, тетя Зоя. Спасибо за предложение, но я прогуляюсь. Тут же недалеко.

   – Уходила бы ты оттуда. Как можно работать с бывшим любовником в одной конторе? Он же еще и твой начальник.

   – До свидания, тетя Зоя.

   Осторожно спустившись на семь ступенек вниз и сделав еще четыре шага, я оказалась вне зоны досягаемости и воздействия соседки, а в спину летели все те же причитания, которые уже выучила наизусть, ибо ни о чем другом она говорить не в состоянии; только о том, чтобы я пригляделась к ее Вите. В чем-то она права, ведь и мои мысли об этом же постоянно – не о ее сыне, а о том, что надо уходить. Но зачем так бесцеремонно лезть в душу и жизнь? Да еще этот Витя. Мы знакомы столько же, сколько помню себя: в детском саду на горшках сидели рядом, потом в школе много лет за одной партой, и в институте на некоторых лекциях тоже вместе. И никогда он не вызывал у меня интереса, что уж говорить о симпатии.

   Если бы случилась всемирная катастрофа, и на планете остались бы только двое: я и Витя, вот тогда… Нет. Человечеству грозило бы вымирание, потому что я не смогла бы заставить себя ничего сделать. А ведь у него какие-то «чувства», как постоянно твердила и продолжает говорить тетя Зоя.

   – Какие там чувства? – бухтела я себе под нос, поворачивая из двора на проспект. – Да сбежать от матери он хочет, тоже скоро стукнет сороковник, а все поднадзорный живет. Я ничего против тебя, Витя, не имею, но не туда рельсы прокладываешь. Тебе надо не на одной площадке с мамой жить и даже не на одной улице; лучше вообще уехать в другой район города, тогда, может, и будешь счастлив.

   Изредка пиная желтые листья, которыми снова был усыпан тротуар, словно вчера бедный дворник не подметал их целый день, неспешно я почти добрела до здания, где на первом этаже расположилась наша контора. Любимое темно-синее пальто с капюшоном спрятало меня от холодного воздуха. Скоро переменится погода, как раз к моему дню рождения. Синоптики пообещали первый снег – это в первой половине октября. Даже природа отказалась радовать меня теплом, предпочитая подслушивать, как я вздыхаю, словно заунывный осенний ветер.

   Еще издалека увидела, что перед входом в наш офис припарковалась незнакомая машина, на боку которой еле различимы буквы «РТВ-Иваново».

   – Черт, – не сдержала эмоций, – как я могла забыть! Ведь предупреждал же директор, что будут снимать репортаж о фирме. Хорошо, что белую блузку надела. А вот макияжа нет. Да и фиг с ним – волосами «завешусь». Вот же я тетеря беспамятная.

   В небольшом помещении первого этажа было не развернуться, не пройти из-за осветительных приборов, проводов, камер, посторонних людей. Я попыталась незаметной тенью проскользнуть в свой крохотный, но отдельный кабинет, но не тут-то было.

   – Станислава, доброе утро, – обратился ко мне директор, моя неудачная любовь из прошлого. – Поторопись, пожалуйста. С тебя начнутся съемки, а к твоему дню рождения выйдет репортаж.

   – Зачем? Я не хочу. Других пусть снимают.

   – Без разговоров, – строго прервал он мои возражения.

   – Я не готова, даже макияжа нет.

   – Ерунда. Ты всегда красивая, – тихо сказал Юра, с грустью глядя мне в глаза.

   Я смотрела на него, стараясь казаться холодной и безразличной. Сложно это было сделать, если моя макушка примерно ему по плечо. Кому-то он мог показаться не очень высоким, только не мне. Вообще, наш директор красивый мужчина в самом расцвете сил. Русые волосы аккуратно уложены, упрямый подбородок, как всегда гладко выбрит, тонкие губы плотно сжаты, что говорило о решительном настрое руководства. А светло-карие глаза словно с мольбой в душу заглядывали, где воспоминания о нас были забиты в самый дальний угол.

   Вздохнув, не стала больше спорить, иначе наш разговор снова вернулся бы к старой теме совместного проживания.

   Вдруг меня накрыло, захотелось крикнуть громко, чтобы он услышал, наконец, и понял:

   «Нет, этого больше никогда не будет! У тебя есть жена и дочь. Я и так слишком долго забирала тебя у семьи. Все, хватит».

   Но я промолчала, отвернулась, потому что мысли предательски возвращали в прошлое, а это всегда приводило к слезам.

   – Здравствуйте, – резко и очень энергично прозвучал рядом женский голос, от которого мы оба вздрогнули. – Вы еще не готовы? Договорились же начать с вашего кабинета.

   – Дайте мне пять минут. Надо хотя бы пальто снять, причесаться и…

   – Две минуты. Или снимем, как вы опаздываете на работу.

   – Мой рабочий день начнется только через полчаса, – закипая от возмущения, проговорила я, все еще надеясь осадить нахрапистую даму.

   – Нет времени на разговоры. Осталась одна минута.

   Поджав губы, чтобы не нагрубить в ответ, скинула пальто на спинку стула и села за стол. Как и собиралась, «завесилась» волосами, а они у меня длинные и волнистые, закрыли все лицо, когда я низко склонилась над рисунком. И надо же было такому случиться, что сразу увидела огрех во вчерашней работе. Тут же забыла о посторонних людях, смотревших на меня из коридора. Мне надо было успеть внести исправление до того, как заказ уйдет в производство. Я так увлеклась, что не услышала голоса директора, и ему пришлось несколько раз повторить мое имя.

   – А? – спросила я и подняла голову, пытаясь сфокусировать свое близорукое зрение.

   – Стоп. Снято. Идем дальше, – провозгласила звезда местного ТВ и повела свою команду в сторону производственных помещений.

   – Стася, почему ты такая нелюдимая, неприветливая стала? – негромко спросил Юра. – Ты же получила то, что хотела сама: я ушел вопреки своему желанию. Сделал так, как ты требовала. В чем же дело?

   «Если бы любил по-настоящему, не ушел бы, – мгновенно внутренне ощетинилась я, но внешне и виду не подала. – Одни только слова о любви. Нет, я говорю неправду. Он всегда помогал, даже моим родителям дал в долг на покупку дома, когда его об этом попросил брат. Хороший ты человек, Юра, но не мой. «Чужое брать нельзя», – так меня учила мама, а я не послушалась. Вот и получила бумерангом по мягкому месту».

   – Я хочу уволиться, – неожиданно для самой себя выпалила я.

   – Что? Что ты сказала? – кричащим шепотом произнес директор, опираясь руками на стол и нависая надо мной. – Я не ослышался?

   – Нет. Я хочу уволиться. Говорю заранее, чтобы ты успел найти и подготовить мне замену.

   – Стася… Почему?

   – Я так больше не могу. Это будет правильно. И не изменю своего решения, – тихо, но твердо ответила я, ощутив, как с плеч упал первый камень.

   Юра долго молчал, вглядываясь мне в глаза, потом медленно развернулся и ушел, как-то сразу поникнув. Я выдохнула.

   «Сказала все-таки. Хоть и не решила ничего, и уходить мне некуда, но отступать теперь уже поздно. Надо было сразу после расставания это сделать, а я тогда поддалась на его уговоры, даже слезы были. Столько лет…»

   Ни в обеденный перерыв, ни после него я не видела директора. Работала, как обычно, отдавала готовые заказы в производство, словно отчитывалась за долги, которых у меня почти никогда не было. Почему-то никто из коллег не заглядывал в мой кабинет. В общем-то, и раньше не особо кто-то стремился к общению со мной, учитывая мое двойственное положение в фирме, но так, чтобы никого за целый день, это странно.

   Почти в шесть я уходила с работы, столкнувшись в дверях с его секретарем. Она нахмурилась, словно хотела что-то вспомнить, а потом надула по-детски губы и спросила:

   – Ты решила уйти от нас?

   – Сам сказал?

   – Ага. Злой сегодня, как черт. Все по щелям забились, никто носу не высунул в коридор, боялись на глаза ему попадаться.

   – Теперь ясно, почему такая тишина весь день стояла в конторе.

   – Так все же? Увольняешься?

   – Да. Ты же сама все знаешь лучше других. Сколько можно хвост по сантиметру отрубать? Давно уж надо было поставить жирную точку.

   – Тут я согласна. Но нам без тебя будет тяжко. Сколько уж лет вместе работаем?

   – Тридцать девять минус двадцать два – получается семнадцать. Я после института сюда устроилась. Хватит. Надо идти дальше, хотя бы в работе.

   – Когда? – с тяжким вздохом спросила она.

   – Отработаю, как положено, две недели. За это время обязательно найдете кого-нибудь.

   – Кого-нибудь… А куда уходишь?

   – Пока не знаю.

   – Ну, ты даешь, подруга! В наше время так неосторожно не поступают.

   – Знаю. Но все уже решено… За тобой муж приехал, беги к нему.

   – До завтра! Но все же подумай еще.

   – Ты же сама сказала, что согласна с моим решением.

   – Я, как та обезьяна: хочу и к умным, и к красивым.

   – Все, поздно пить боржоми. Пока.

   На улице совсем стемнело, оживленный проспект освещал дорогу, возвращавшую меня назад, домой. Когда-то, в далеком беззаботном детстве с той стороны этой широкой улицы было поле подсолнухов, а теперь город разросся по всем направлениям. Правда, невест в нем не стало меньше, а наоборот, еще больше, и я одна из них, только уже вышедшая в тираж.

   «Иваново – город первых Советов» – такие «статусы» раньше висели на каждом заборе, а слова из песни времен Советского Союза про то, что «Иваново – город невест», горделиво звучали чуть ли не каждое утро по родному радио.

   Весь путь до дома меня сопровождали эти мысли-лозунги, да и то хорошо, что не думала о себе. Тяни, не тяни время, а в пустую квартиру надо возвращаться. Я знала, что сегодня вернутся воспоминания, и это не пройдет бесследно. Снова слезы и жалость к себе. И пусть. Главное, что этого никто не увидит.

   Во дворе гуляли мамы с колясками и детьми. Дети… Моя недостижимая мечта.

   У подъезда на скамейках не было местного бомонда, все-таки прохладная погода не располагала наше высшее аристократическое общество к посиделкам: кому-то уже возраст не позволял, кто-то за внуками приглядывал. Но тетя Зоя по-прежнему была на посту, правда, не выходя из своей квартиры. Окна ее кухни, как и моей, выходили во двор. Из уличной темноты мне было хорошо видно, как она кружится от плиты к столу, накрывая ужин сыну Вите. Его тоже было видно: уставший после работы он сидел, подперев кулаком подбородок. Стоило мне попасть в зону освещения подъезда, как сосед за окном оживился и помахал рукой. Я кивнула ему в знак приветствия и, не дожидаясь, внимания тети Зои, прошмыгнула в подъезд. Там, как сайгак, проскакала по ступенькам и спряталась за дверью квартиры.

   – Отнесу и это к маленькой победе, все-таки не успела она меня повоспитывать. Спасибо Вите и его ужину.

   Тишина обступила со всех сторон, словно отгородив меня от внешнего мира со всеми его любопытными представителями. Я включила свет и постаралась по-новому посмотреть на свое жилище. Настенная вешалка охраняла мою одинокую куртку, две пары обуви смешного размера притаились под ней. Через мгновение картина дополнилась синим пальто и туфлями на шпильках. А когда-то здесь висела и его одежда. Недолго, год всего, но это было.

   Я прошла дальше, глупо надеясь хоть на какой-то знак одобрения своих действий. В зале все так же стоял диван, на котором лежали подушки с наволочками собственного дизайна и работы. Стенка, которую так и не смогла заменить после переезда родителей, давила красно-коричневым деревом. У окна расположились мои огромные пяльцы, на которых сушились палантины из натурального шифона и рисунком морского дна – дорогостоящий заказ одной из дам «высшего света» местного разлива.

   – Ничего не изменилось. А чего я ждала? Что кто-то встретит меня криками «ура»?

   Переодевшись в теплый спортивный костюм, вздохнула и продолжила жить этот день.

   Я давно приучила себя обходиться малым, потому ужин состоял из стакана молока и булочки с маком. Да и это только, чтобы чем-то занять себя. Сегодня мне не хотелось уходить из кухни, самого маленького помещения в квартире. Даже совмещенный санузел был больше по размерам. Я выключила верхний свет, оставила лишь настольную лампу в виде мухомора.

   – Вот я и сделала этот шаг, – сказала вслух, прислушиваясь к своему голосу, который звучал спокойно, без дрожи и эмоций. – А ведь у меня же еще отпуск есть, и за прошлый год не весь использовала. Можно, конечно, компенсацию взять, но можно и отгулять перед увольнением. Я подумаю об этом завтра. Интересно, как к моему увольнению отнесется мама? Боже! Мне почти сорок лет, а я все думаю, что скажет мама. Да в любом случае будет причитать, бояться и меня запугивать. А ведь можно и не говорить ей ничего? Нет, этот номер не пройдет. Директор сразу же доложит моему брату, а тот понесет новость дальше. Значит, сначала надо с ним поговорить и попросить, чтобы молчал. Брат может сдержать слово.

   С недавних пор, примерно года четыре последних, я стала замечать за собой странность: меня ничего не радовало, кроме здоровья родителей. То, что они не болели, довольны жизнью и друг другом – только это и вызывало положительные эмоции. Все остальное бесцветно и уныло.

   Телефон, лежавший передо мной на столе, издал короткую мелодию, установленную на маму.

   «Как дела?» – гласило сообщение.

   «Норм», – ответила я.

   «Ок».

   На том разговор и завершился. А когда-то…

   Я младше своего брата на пять лет. Сколько себя помню, мама всегда нас воспитывала в избранной ею устрашающе-тиранической форме. Что называется, «любила до трясучки». Папа не вмешивался, у него на это не хватало сил, потому что он работал по сменам на заводе слесарем; всегда был на хорошем счету; и, наверное, сил и желания на споры с мамой у него не оставалось, да это было бы бесполезно. Он очень спокойный, сдержанный, даже тихий человек. Интеллигент. В детстве мне казалось странным, как и почему мои родители оказались вместе. Они такие разные. Я бесконечно любила и люблю их обоих, но всегда удивлялась их союзу. Насколько пристрастно и постоянно мама занималась братом и мной, настолько же упорно она воспитывала и папу. Всегда что-то доказывала, объясняла, настоятельно требовала, а порой просто «пилила». Все и всегда должно быть только так, как она считала и считает правильным.

   Когда мама вела нас по улице, всегда крепко держала за руки. Порой хотелось вывернуться из этого захвата, и то я, то брат, пытались это сделать, тогда она ставила нас перед собой, наклонялась и начинала шептать, сделав страшные глаза:

   «Вот отпущу я вас, и вы убежите куда-нибудь, где есть плохие дядьки. А вы знаете, что они с вами сделают? Будут бить, пытать, отрезать по кусочку и потом убьют».

   После таких слов ее рука казалась защитой от всего и всех, а дядьки – воплощением зла и ужаса. Я не боялась только папу и брата.

   С годами стало все сложнее мириться с ее авторитарно-деспотическими способами воспитания, порой доходившими до надоедливого внедрения под кожу, но и спорить не хотелось, потому что это привело бы к еще более затяжному процессу выговоров и недовольства.

   «Стася, вымой руки, ты же с улицы пришла, кругом одни микробы, – слышала я, едва перешагнув порог квартиры и не успев даже разуться. – Ешь молочный суп, не откидывай пенку. Вымой руки, ты держалась за дверь, кругом одни бактерии. Садись делать задание, которое тебе выдали в садике. Вымой руки, кругом одно безобразие… Принеси яблоко брату. Вымой руки…»

   Господи! Это довело меня до психоза уже в начальной школе: я боялась дотрагиваться до всего, постоянно мыла руки, доведя кожу до появления цыпок и даже кровоточащих трещин. Что спасло меня тогда от неусыпного внимания матери? Взросление брата. Из послушного тихого мальчика он превратился в неуправляемого подростка-бунтаря. Видимо, то давление, под которым находились все мы, ему уже было не под силу. У него появились друзья, которые, конечно, не нравились маме. К тому же начал курить, что вызывало у нее почти обморочное состояние; научился играть на гитаре, чем привлекал к себе всех девчонок в округе; отрастил длинные волосы, которые вились, но не так сильно, как у меня, и этим тоже обращал внимание, доводя маму до «сердечных приступов», как она говорила. Его демарши становились постоянными, как и ссоры в семье, брат все чаще уходил из дома допоздна. Тогда она начинала «пилить» папу, чтобы он поговорил с сыном. Ей хотелось, чтобы дети оставались тихими, послушными, понятными, но это время безвозвратно ушло, а мама так и не смогла смириться с переменами.

   Брат окончил школу, отучился в техникуме и ушел в армию. Я боялась, что теперь мама возьмется за меня с удвоенной силой, но тут ее внимание оказалось разделенным между семьями: нашей и ее родной младшей сестры, в которой подрастала девочка Аня. С самого раннего возраста ее и меня на все лето отправляли к нашей бабушке в деревню, которая находилась в Шуйском районе. Мы обе всегда ждали встречи, ладили прекрасно, я просто отдыхала и наслаждалась каждым днем, когда меня никто не одергивал и не запугивал. Наши с Аней каникулы были насыщенными и веселыми. Так уж получилось, что мы были ровесницами, но очень разными. Она всегда легко сходилась с людьми, вот и с деревенскими ребятами быстро завела дружбу. Но стоило кому-то задеть меня, как Анютка вставала горой за «малышку-сестренку».

   Тем летом, когда нам было по тринадцать с половиной, все изменилось. Маме эта девочка казалась воплощением развязности, вульгарности, вольнодумия и совершенно неприемлемой самостоятельности. И как ей ни хотелось, чтобы я не общалась с Аней, выхода не было: не оставлять же меня на три месяца в городе. А, между прочим, эта «своевольная девица» была круглой отличницей, имела несколько спортивных разрядов, была лидером по жизни. Да она все лето помогала бабушке, как вол! И сено ворошила, и огород полола-поливала, и даже корову доила. Я изо всех сил старалась за ней угнаться, но была слабенькой и маленькой ростом. К тому же никогда не могла отстоять свое мнение так, как это делала она, смело и прямо глядя в глаза, аргументируя каждый свой поступок. Для меня всегда было легче просто отмолчаться. Мама только охала и высказывала своей младшей сестре, как плохо та воспитала свою дочь. Тогда я впервые увидела, как спорят другие родители: отец Ани был не согласен с тем, что наговаривает на его дочь моя мама, объяснял жене ее неправоту. Все равно доставалось Анне от ее матери, но это не изменило ни характера, ни взглядов моей двоюродной сестры. Она и в институт поступила с первого раза, и отучилась в столице, и замуж вышла на первом курсе, чтобы родить уже на втором. И даже не брала академический отпуск, а вовремя получила красный диплом. Анютка – сила.

   А я поступила в наш химико-технологический институт со второй попытки, получила специальность художника по тканям и отработала на одном месте много лет. Не вышла замуж, не родила ребенка. Виню ли в этом свою мать? Нет. Надо было жить своим умом, не прогибаться под ее гнетом. Теперь и она это поняла, да поздно. За всю свою юность я ни с кем из мальчиков не ходила в кино или на свидания, не дружила, не танцевала. Не, не, не – много разных «не». И само собой, не целовалась. «Боже упаси! – говорила мама. – Это же вирусы, бактерии, микробы!»

   Если уж говорить все по-честному, то у меня и мужчины могло не быть, если бы не брат: именно Архип устроил меня на работу к своему другу.

   Брат женился сразу после армии, взяв в супруги девушку из той самой деревни, где мы гостили с сестрой в детстве. Его выбор совсем не понравился маме. Нет, она никогда не говорила этого невестке, но часто намекала сыну, что он мог найти и лучше. В конце концов, он с семьей переехал жить за город, а когда родители вышли на пенсию, забрал их к себе. И теперь они жили на одной линии, через забор друг от друга. Со временем и эта единственная преграда была устранена усилиями мамы, потому что ей надо обязательно поучать невестку, как правильно подвязывать помидоры, когда обрывать пасынки, что прополоть в первую очередь. Архип порой сам смеялся, рассказывая, что не может жить без ее постоянного ворчания. Все уже привыкли к этому, хотя иногда наступала фаза переполнения, и тогда они не общались несколько дней.

   Устроив меня на работу к своему другу, он, видимо, решил, что я буду под опекой, но именно этот человек через несколько лет стал моим первым и единственным мужчиной. Стыдно признаваться даже сейчас, но я знала, что он женат и в семье есть маленький ребенок. Просто не думала об этом, впервые в жизни полюбив мужчину.

   Я начала работать в фирме Юры через пару месяцев после его свадьбы. Со своей будущей женой он познакомился еще в школе, потом вместе учились в институте, тогда же начали жить вместе. Она была беременна, когда они поженились. Мне не было никакого дела до них, я интересовалась только работой. Лишь потом Юра признался, что с первого взгляда влюбился в младшую сестру своего лучшего друга, но изменить свою жизнь уже не мог. Просто молча находился рядом со мной пять раз в неделю и был рад тому, что Архип подарил ему такую возможность. Я ни о чем не догадывалась долгое время.

   Когда же это началось? После трех лет совместной работы. Мне тогда было двадцать пять, ему тридцать. И эта связь длилась десять лет. Я часто вспоминала слова Нади Шевелевой из «Иронии судьбы» о том, что она была замужем лишь наполовину: по выходным и праздникам оставалась одна. Совсем, как я. Верила ли, что Юра уйдет от жены и ребенка? Тогда – да. Теперь не хочу отвечать на этот вопрос даже себе.

   Был момент в наших отношениях, когда он переехал жить ко мне. Просто ушел из семьи, оставив все там. Хотел подать на развод, но я не настаивала, и вопрос повис в воздухе. Это был последний год нашего «общения». Мы тогда даже планировали ребенка. И не только планировали, а все делали для этого. Увы. Целый год не дал желаемого результата. А потом у меня была операция, которая свела к нулю мои ожидания. Вот тут я и поняла, что это конец. У него есть семья, где растет дочь. Я же много лет отнимала чужое. Не сразу, конечно, но попросила его уйти. Как он умолял не прогонять его, клялся в любви, просил ребенка…

   Жена приняла его назад, озвучив свои условия: никаких контактов со мной вне работы. Она ни разу не проявила своего недовольства поведением мужа, не закатила скандал, вообще никак не отреагировала на служебный роман супруга. Лишь ждала много лет и продолжала ждать, когда я уволюсь. У нее вся жизнь – сплошное ожидание. Терпеливая женщина, или просто очень любила Юру. Он хороший, его легко любить. Она ждала его возвращения; теперь ждет, когда я уйду совсем. Какой-то «зал ожидания» получился вместо жизни. И все же они вместе; ему сорок четыре, ей столько же, у них дочь. Семья. Я одна. И винить в этом некого. Все правильно.

   Телефонный звонок прервал мои воспоминания. На экране появилось имя брата. Мне стало ясно, что он уже в курсе последних новостей.

   – Привет, Архип, – ровно поприветствовала его.

   – Стаська, что у тебя случилось? Да, привет. Твой сказал, что ты решила уволиться. С чего вдруг?

   – Во-первых, не мой, и ты это прекрасно знаешь. А во вторых…

   – Я тебе всегда говорил, что ты зря ввязалась в эту затею. Ничего бы не вышло. Ладно, чего теперь-то? Юрка любит тебя, а живет с женой, потому что там дочь.

   – Ты не открыл мне Америку. И все же продолжу: а во-вторых, я хочу чего-то нового, понимаешь? Я устала жить и чувствовать себя виноватой каждый божий час. Архип, ты ведь знаешь, что так правильно, и это надо было сделать давно.

   Он молчал в трубку, я слышала его чуть учащенное дыхание, потом последовал долгий вздох.

   – Ясно. Матери пока не скажу, отцу тоже.

   – Спасибо. А как папа? Когда я была у них две недели назад, он показался немного грустным. Спросила маму, но она просто отмахнулась, сказала, что я все придумала.

   Архип снова вздохнул, теперь еще более тяжело.

   – Не хотел тебе говорить, но раз уж ты сама заметила… Отец все чаще уходит в лес, подолгу не возвращается. Да, он приносит полные корзины грибов, сучки какие-то собирает, чтобы потом смастерить разные фигурки или вешалки для полотенец, одежды. А я думаю, что он там наслаждается тишиной и покоем. Дома-то постоянное недовольство, указания, поучения. Да ты и сама знаешь. Еще кажется, что он по тебе сильно скучает. После твоего отъезда долго молчит. Все-таки ты для него так и осталась малышкой.

   Сердце сжалось после его слов. Я сама очень скучала по папе, порой так хотелось прижаться лбом к его плечу, почувствовать себя ребенком, рассказать свои детские секреты, ощутить большую теплую ладонь на макушке…

   – Передай ему, что я скоро приеду, – протолкнув ком в горле, сказала брату. – И Лане своей не говори обо мне, а то она в пылу очередной ссоры с нашей матушкой может все вывалить.

   – Да уж, это точно. У нас тут почти боевые действия начались. Я хочу детям бассейн в огороде сделать, Ланка «за», но мама… «Вы что? Как это? Столько земли пропадет!» Короче, мрак. Ладно, Стась, твое решение. Может, ты и верно поступаешь. Звони, если что.

   – Договорились. Держись. Не сдавайся.

   Стук в дверь прозвучал, как только закончился наш разговор. Я знала, что это пришел он. Будет уговаривать, чтобы не покидала его. Нет, так больше невозможно. Осталось всего несколько шагов до поворота, за которым не будет ничего, что когда-то связывало меня с ним. Воспоминания? От них не избавиться так просто, но надо очень постараться.

   Я открыла ему и молча вернулась на кухню. Юра принес с собой запах мокрой листвы и осеннего дождя. Будто слезы катились струйками по оконному стеклу, отражаясь в свете настольной лампы.

   – Не уходи. Я люблю тебя. Я должен видеть тебя каждый день, не смогу по-другому.

   Мне захотелось усмехнуться, но я сдержалась: зачем обижать человека? Может, у него такая странная любовь, когда он говорит только о себе, о своих желаниях. Или я несправедлива к нему? Почему бы ему не подумать о том, каково мне? Я должна находиться перед его глазами, потому что он не сможет по-другому? Эгоизм собственника?

   – Нет, не должен. Сможешь. Подумай о дочери, о жене. Вы же семья. Нам всем станет легче. Поверь. Ты и так нарушил свое обещание, придя сегодня сюда.

   – Но почему? Что тебя заставило? Хочешь, я буду больше платить.

   – Не хочу. Это решенный вопрос.

   Я сидела за столом, сложив перед собой руки. Юра стоял очень близко. Он погладил меня по волосам, вызывая забытое волнение.

   – У тебя красивые волосы, густые, волнистые. Такой необычный цвет, напоминающий зрелый каштан. И глаза самые красивые, тоже каштановые. Когда-то ты с любовью смотрела на меня. Почему все закончилось? Нам же было хорошо вместе. Ты знаешь, как много значишь для меня. Не уходи.

   – Юра, не надо, – тихо попросила я. – Пожалуйста. Мы все с тобой обсудили четыре года назад. Это был мой осознанный выбор. Прошу тебя, просто отпусти меня.

   – А на выставку в Москву поедешь? – продолжая осторожно трогать мои волосы, спросил он.

   Мысленно взяв себя за шиворот и сильно встряхнув, я отодвинулась от него, села боком и прислонила голову к стене.

   – Ты же сам туда собирался. Я с тобой не…

   – Нет, одна, без меня. Откроешь для себя что-то новое в текстильной промышленности, в бизнесе, в переговорах и деловом общении, получишь документы для меня. У тебя же сестра живет в Москве, да? Встретишься с ней, отдохнешь, погуляешь по столице. А потом примешь окончательное решение.

   – Юра, я все равно уволюсь. Можешь не соблазнять меня Москвой и выставкой.

   – Пусть так. Все равно поезжай. И у тебя еще отпуск есть. До самых новогодних праздников, я все проверил. За это время или найдешь новую работу, или останешься. Ты же уходишь в «никуда». Так нельзя.

   На миг показалось, что это мама со мной разговаривает, объясняет, как можно поступать и как нельзя. Я покачала головой, набрала воздуха в легкие… и не стала больше спорить. Он сам поймет, что я права.

   – Значит, после дня рождения поедешь, да? – спросил Юра с надеждой в голосе. – Оформляю командировку?

   – Да, поеду. Оформляй.

   После его ухода наступила тишина. Лишь робкий перестук капель дождя по подоконнику нарушал ее. Все вокруг словно замерло в ожидании моих шагов. А я сидела, не шевелясь, и улыбалась, наслаждаясь покоем, который наконец-то воцарился в моей душе.

   Я многое сделала неправильно, оказалась неготовой к тому, что преподнесла судьба. А мне просто хотелось немного женского счастья, совсем чуть-чуть, хоть капельку! Эта капелька оказалась горькой слезой.

   Мудрых народных истин много: и про свое счастье, которое не построишь на чужом; и про то, что за все приходится платить высокую цену; и про веревочку, которой придет конец, сколько ей ни виться.

   Вот он – конец.

   Свободна. Никому ничего не должна. Скоро, совсем скоро опять начну с нуля.

ГЛАВА 2.

Телефон разрывался трелью уже третий раз, а я все никак не могла проснуться. Шесть утра! Кому не спалось в такое время?

   – Алло, – охрипшим со сна голосом произнесла я очень недружелюбно, не посмотрев на экран.

   – Стаська! С днем рождения тебя! – прокричала в трубку Аня. Я совсем забыла, что она всегда первая меня поздравляла. Ранняя пташка, сама не спала и другим не давала. – Слушай-ка, я тут новости смотрела по телевизору, а там Иваново показывали, и вдруг во весь экран ты! На работе, склонившись над столом. Я тебя сразу узнала. Обалдеть! Я всех в доме перебудила, чтобы тоже посмотрели, но они не успели. Да им хоть из пушки пали – пока раскачаются, пока выползут из-под одеял. А я все записала, буду на тебя любоваться. Стаська, ты такая маленькая, я уж и забыла совсем. И тоненькая, как девчонка-семиклассница. Не поправилась ни капельки. Ты бы приехала ко мне, что ли, я так соскучилась. Погуляли бы, в кафе хоть посидели, уж не говорю про театры. Мне не вырваться. Тут дочь замуж собралась.

   – Господи, она же совсем ребенок! – умудрилась я вставить несколько слов в ее поток и уже окончательно проснулась от обилия информации и эмоций сестры.

   – Ну не совсем. Почти двадцать ей. Я примерно в этом же возрасте вышла за своего-то. Да вот втемяшилось Иринке: замуж хочу, и все тут. Не связывать же.

   – Если она в тебя, то это бесполезно.

   Аня весело рассмеялась.

   – В чем-то, конечно, в меня. Пожинаю то, что посеяла. Так что, приедешь? Хоть на денек!

   – Приеду на два, в командировку.

   – Да ты что? Ура! А когда?

   – Вот в эти выходные дни.

   – Я встречу.

   – Нет-нет, не надо. Я же по работе. Позвоню, когда освобожусь, и встретимся.

   – Договорились. Ура! – закричала она так, что я отдернула телефон от уха. Думаю, и дома у нее все или подскочили, или попадали с кроватей. – Стася скоро приедет!

   Я улыбалась всю дорогу до работы, вспоминая ее искреннюю радость и эмоции. Вот же, бесконечный фонтан энергии, только позавидовать по-доброму. И даже нахмуренный директор не смог испортить настроение.

   Весь коллектив обсуждал репортаж по телевидению, который каким-то странным образом прошел по одному из центральных каналов. Я его так и не видела, а девчонки рассказали, что за три минуты в основном удалось продемонстрировать только производство и меня.

   – Как это – только меня? – удивилась я, вспомнив, насколько была не в настроении.

   – Да нормально все получилось. Ты там такая серьезная, ну просто босс, самый главный. И выглядела моложе своего возраста. С днем рождения тебя, кстати.

   Букет появился, как по волшебству, и конвертик от коллектива.

   – Спасибо, девочки.

   – Купишь себе что-нибудь на память о нас.

   – Вот в Москве и куплю.

   – Жаль все же, что решила уволиться, – сказала, вздохнув, секретарь директора, – но дело молодое. Лучше найдешь.

   И, подмигнув, ушла.

   «О чем это она? – подумала, заходя в свой закуток. – Как-то двусмысленно это прозвучало».

   За последние дни перед командировкой я освободила кабинет, потихоньку перенесла личные вещи домой, чем вызывала постоянные тоскливые взгляды Юры, но держалась стойко. Не хотела ничего забывать, и чтобы ничего здесь не напоминало обо мне после ухода. Конечно, еще предстояло отчитаться за командировку, но это уже последняя ниточка, которая скоро порвется, а потом все – разбег и полет.

   Была ли я свободна когда-нибудь? Только в детстве с Анюткой, когда она вызывала «огонь на себя» и не давила меня своим авторитетом. После началась взрослая жизнь, и с ней пришли проблемы, о которых я не имела представления. Долги. Когда брат купил родителям дом, деньги взял у Юры. А поскольку квартира в городе стала моей, то и разбираться с этим вопросом пришлось мне. Вот и работала по вечерам помимо основной нагрузки много лет, доведя себя до астмы. Конечно, мне предлагали не отдавать долг, ведь «мы же почти семья», но я так не смогла. Расквиталась полностью и хотела уволиться сразу же… И тут брат начал расширять свой бизнес: ему потребовалось новое коптильное и холодильное оборудование, складские помещения, транспорт. Он снова взял деньги у Юры и попросил меня помочь отдать долг. Я, конечно же, согласилась, но чувствовала себя каким-то заложником семьи. Лишь пару месяцев назад закончились «финансовые отношения». Вот так и получилось, что только каникулы с Аней у бабушки были самым беззаботным временем.

   А может, и правда – лучшее еще впереди? Вот вернусь из Москвы, найду хорошую работу, не в частной фирме, а на ткацкой фабрике, например, или на совместном предприятии по производству штор и тюля с «три D» эффектом. Это ведь один из моих последних шансов, потому что все руководители хотят видеть рядом молодых работников, но уже с опытом. Так что надо воспользоваться возможностью и запрыгнуть в последний вагон стремительно убегающего поезда под названием «жизнь».

   Я хотела поехать в Москву на электричке, путь занял бы три с половиной часа, и к началу выставки я могла не успеть. Юра предложил отправиться на машине с попутчиками.

   – Начало выставки в десять утра, – сказал пока еще мой директор. – Успеешь в гостиницу заехать, устроиться. Тебя туда довезут, оставишь вещи, передохнешь немного, и вперед, знакомиться с новостями бизнеса. В воскресенье вам выдадут все материалы, я уже оплатил, и вечером вернешься на поезде. Нормально? Устраивает?

   – Даже если бы я сказала «нет», что-то могло измениться? Я не привереда, меня все устраивает.

   – Значит, завтра в шесть утра тебя будут ждать на остановке рядом с домом. Номер и марку машины пришлю попозже. Хорошей поездки.

   Я видела, что он хочет сказать другое, и покачала головой, призывая его к молчанию. Юра просто кивнул.

   Когда вечером шла домой, чувствовала всем сердцем, что оставляю за спиной половину своей жизни, не самую плохую половину. Что впереди? Кто мог бы предсказать, да еще и угадать? Но с каждым шагом, уводившим меня от прошлого, становилось легче, словно маленькие бабочки толкались внутри крылышками, щекотали, заставляя вздрагивать и ждать их нового прикосновения.

   Брать с собой много вещей было ни к чему. Я вообще решила надеть брючный костюм и тонкую светлую блузку из жатого материала, что делала весьма редко, но, учитывая обстоятельства, выбрала именно эту одежду: не придется голову ломать с глажкой. Минимум косметики, кое-что из личных вещей, документы, телефон, зарядка, планшет и прочие мелочи – все это поместилось в небольшую сумку. А вот с верхней одеждой вышла заминка. Погода в столице переменчива, и лучше было бы надеть теплое пальто, но мне захотелось сделать приятное Ане. Пару лет назад она прислала на день рождения дорогой подарок – красивое кожаное пальто с капюшоном и меховой оторочкой. Оно смотрелось на мне идеально, словно было пошито на мой маленький размер. Редко я его надевала, берегла зачем-то.

   – Пришло время прогулять тебя в столицу, – сказала я дорогой вещи, доставая ее из шкафа. – Пусть Аня порадуется, что угодила мне.

   Удобные теплые ботинки на небольшой платформе завершили мои приготовления к поездке. Никаких украшений я не носила, наверное, потому что не была ими избалована или не привыкла. Да и мешали они, и агрессивная среда красок, с которыми приходилось работать, могла испортить ценные вещи.

   Позвонила брату, сказала, что еду в командировку на два дня, но он выяснял отношения с женой на повышенных тонах, и я даже засомневалась, вспомнит ли потом, о чем мы с ним говорили. Думала, что не сомкну глаз от волнения, но, как ни странно, просто провалилась в сон и встала до звонка будильника. Настроение подгоняло меня быстрее добраться до сестры и наговориться с ней вволю. Радовало и то, что тетя Зоя так рано не поджидала меня в подъезде, а это показалось хорошим знаком.

   Уже стоя на остановке в ожидании попутчиков, получила сообщение от Юры:

   «Счастливого пути. Отдохни там. Черт с ней, с выставкой! Люблю тебя».

   Я ничего не ответила. Едва убрав телефон, услышала сигнал автомобиля, остановившегося рядом со мной. В салоне сидели двое: водитель-мужчина и на пассажирском сидении женщина. Сюрпризом для меня стало то, что в них я узнала старшего брата Юры с женой, видела эту семью на совместных фотографиях. Но отступать было уже поздно, только лишний раз сделать вывод, что меня по-прежнему надеялись контролировать. Мы поздоровались без особой любезности, когда я уселась позади них, и тронулись в путь. В течение всей дороги они изредка разговаривали между собой, не обращая на меня внимания, что было совсем неудивительно. Тем не менее, в гостиницу меня доставили за час до начала выставки и даже миролюбиво попрощались. Я успела устроиться, привести себя в порядок и выпить кофе, а потом до пяти вечера слушала, смотрела, записывала, понимая, что здесь просто необходимо присутствие самого директора. Но я выложилась на полную катушку, чтобы не было потом стыдно за напрасно потраченные средства компании. Перспективы бизнеса, новые методы и горизонты – все это кружилось в моем уставшем сознании, когда я позвонила сестре. Аня обрадовалась, сказала, что уже едет за мной. Договорились встретиться в шесть около гостиницы. Когда я увидела ее, просто онемела, до того мы отличались друг от друга даже внешне. Как меня ни наряжай, я все равно «провинция», а Анечка стала настоящей королевой, не изменившись при этом душой. Она тут же меня затискала, зацеловала в щеки, закружила-завертела вокруг себя.

   – Стаська, ты Дюймовочка! Ой, а как тебе идет это пальто! Так приятно, что ты ради меня его надела. Я же все понимаю. Ну, поехали к нам?

   – К вам? – изумилась я. – Мы же планировали в кафе посидеть.

   – Вот еще. Посмотришь на моих бандиток. Когда последний раз-то их видела?

   – Когда? Уж и не вспомню точно. Наверное, когда Ирине было лет четырнадцать, а Маше десять.

   – Вот! Пять лет назад! Поехали-поехали, и Женя по тебе соскучился. Зря я весь день на кухне кружилась, что ли? Хорошо хоть Маша помогала, Иринка-то вся в любовь ушла. Ее сейчас нет дома, но к вечеру обещала зайти со своим кавалером.

   – Просто кавалером? Или женихом? – спросила я, усаживаясь в машину рядом с Аней. – Ты же вроде о свадьбе говорила.

   – Да кто их сейчас разберет? – ответила она, ловко вливаясь в автомобильный поток, успевая смотреть по сторонам и одновременно набирать чей-то номер в телефоне. – Она же взрослая, самостоятельная, не разрешает вмешиваться в свою жизнь. Но не все мне нравится в ее отношении к людям и жизни. Скажу тебе так: эгоизм начинает зашкаливать, но мы с Женей пока терпим.

   – Может, уже поздно? Пусть сама шишки набивает?

   – Может, и так. Да ведь хочется, чтобы дети были счастливее нас. Ладно, сама все увидишь. Вдруг я наговариваю на дочь?

   – А Маша? Она какая?

   – Маша? – переспросила Аня и тепло улыбнулась. – Вспомни меня, когда мы с тобой гостили у бабушки, и увидишь мою младшую.

   – Такая же тонкая, высокая, справедливая, добрая, заводная?

   – Что-то ты эпитетов мне навесила много. Но в целом похожая картинка. Так, я сейчас в магазин забегу, а ты посиди, отдохни. Вижу, что устала. Вон какие тени под глазами, и это не макияж.

   Через мгновение она уже быстро перебирала ногами на тонких шпильках, направляясь в супермаркет. Я смотрела сестре вслед и удивлялась ее нескончаемой энергии. Аня была выше меня сантиметров на двадцать, всегда худая, быстрая, даже стремительная; она напоминала грациозную тонконогую антилопу. Обычные джинсы и куртка до пояса лишь подчеркивали спортивное телосложение. Короткая стрижка светло-пепельных волос, немного раскосые глаза болотного цвета, чуть вздернутый нос, тонкие губы, упрямый подбородок – нет, она не была красавицей в общепринятом смысле, но магнетическое обаяние и харизма всегда выделяли ее из толпы.

   Пока я задумчиво рассматривала разные марки автомобилей, Аня уже неслась обратно с пачкой майонеза в одной руке и хлебом в другой. Она быстро положила все в пакет на заднем сидении, и мы поехали дальше.

   – Скоро доберемся, – отвечая на мой немой вопрос, сказала сестра. – Расскажи мне, пока одни, что в твоей жизни происходит.

   Скрывать от Ани мне было нечего, она и так многое знала из наших телефонных разговоров. Оставалось добавить только о принятом недавно решении. Она слушала молча, иногда вздыхала, качала головой.

   – Вот такие у меня дела, – завершила я свой рассказ. – После этой командировки собираюсь уйти в отпуск, отдохнуть, найти новую работу и начать жизнь с начала.

   – Что ж… Я сделала бы так же. Ты знаешь мою точку зрения, я никогда не скрывала своего мнения по поводу твоего мужчины.

   – Не моего.

   – И тут соглашусь. Не хочу повторяться. Ты сама все поняла. На чужом несчастье своего счастья не построишь. Ясно, что влюбилась. При твоем-то замкнутом образе жизни взрослый мужчина обратил внимание, ты и растаяла. Сколько лет вы скрывали отношения?

   – Уж и не вспомню. Сначала казалось, что это навсегда, что будем счастливы. Таились от всех, чтобы никто ни о чем не догадался, ведь тогда мои еще не переехали в деревню. Мы с ним редко встречались, все больше переглядывались. Знаешь, Ань, даже сейчас не смогу признаться в том, что гадко поступила. Влюбилась, как дура. Была уверена, что мы созданы друг для друга… Мама вышла на пенсию сразу, мне тогда было около тридцати, вот и считай: почти пять лет прятались по углам.

   – Да… – тихо протянула сестра. – Для меня было шоком узнать все это, причем не от тебя, а от своей мамы, с которой поделилась твоя. Ладно, не будем больше об этом. Чего воду в ступе толочь? Правильно решила. Поддерживаю тебя. Прошлое оставь в прошлом. Впереди будет что-то новое, лучшее.

   – Так же мне сказала наша секретарша. Еще и подмигнула.

   – Значит, так тому и быть. Мне бы волшебную палочку, я бы взмахнула ей, коснулась тебя, и…

   – Размечталась ты, Анютка.

   – Вот увидишь, я окажусь права… Приехали. О, и Ирина со своим здесь уже. Его машина, – выходя из салона, кивнула в сторону какой-то махины, темным пятном застывшей около другого подъезда; я даже не стала спрашивать, что это за марка, такая грозная на вид. – Надеюсь, Женя с Машей уже собрали на стол. Я им давала задание.

   Через несколько минут она открывала дверь в квартиру, из которой лились такие ароматы, что можно было захлебнуться слюной.

   – А вот и мы! – провозгласила Аня, пропуская меня вперед.

   В коридор тут же выскочила тоненькая девочка, в которой я сразу узнала Машу, потому что она действительно оказалась очень похожей на Анютку в детстве. И одета была тоже в джинсы и белую футболку.

   – Здрасть, тетя Стася, – поджав от смущения губы, сказала младшая племянница и тут же бросилась обнимать меня. – Вы такая маленькая! Как школьница. Ой, я не обидела вас?

   – Нет, Машустик, не обидела. Я привыкла уже, больше-то все равно не вырасту. И давай-ка будем общаться на «ты».

   – Как это? – с удивлением спросила девочка.

   – Да очень просто. Например, ты мне говоришь: «Тетя Стася, ты такая маленькая». Попробуй!

   Аня, улыбнувшись, покачала головой, но сделала мне замечание:

   – Ты разбалуешь нашу младшую дочь.

   – Тетя Стася, ты такая маленькая, – выпалила Маша и округлила глаза. – Ух, ты, а здорово получается!

   В этот момент появился Женя, Анин супруг, высокий, красивый мужчина с доброй, чуть застенчивой улыбкой. В серых брюках и клетчатой фланелевой рубашке он смотрелся совсем домашним, несмотря на свои богатырские габариты. Женя возмужал, набрал вес, в уголках светло-зеленых глаз появились морщинки. С ним мы были знакомы с их свадьбы. Он тоже обнял меня, покачал головой.

   – Стася, ты не меняешься, все такая же юная кнопка. Давай помогу тебе с одеждой.

   Пока я расстегивала пуговицы, в коридор вышла Ирина. Она была сантиметров на десять выше меня и намного полнее. Правда, очень броский макияж делал ее сильно старше своего возраста: яркие тени, густо накрашенные ресницы, темный тон помады на полных губах. Длинные волосы были собраны в узел на затылке, несколько прядей аккуратно и продуманно выбились из прически. Светло-бежевое платье плотно облегало ее аппетитную фигуру, сверху на плечи был наброшен белый пуховый платок, очень красивый и дорогой. С первого взгляда стало ясно, о чем говорила Аня: во взгляде юной особы сквозило высокомерие, даже презрение, хотя, возможно, мне это показалось. Однако ее фраза разбила в пух и прах мои сомнения.

   – Боже, – чуть скривив губу, сказала Ира, – до боли знакомое пальто. Мам, ты же мне его покупала пару лет назад. Ты его подарила, что ли? Почему не продала?

   Она оглядела меня с ног до головы; казалось, что вот-вот упрет руки в бока и укажет на дверь. Я забыла, как дышать. Краска медленно заливала шею, щеки, добираясь до глаз, в которых закипали слезы от унижения. Аня прищурилась, глядя на старшую дочь, и громко сказала:

   – Ты забыла нормы поведения? Например, поздороваться? А самое главное не припомнила? Например, то, что я купила это пальто не для тебя, а для Стаси. Ты же начала меня уговаривать отдать чужой подарок тебе, да не влезла в него. Размерчик не подошел? Как говорил Кролик из мультика: «Все потому что кто-то слишком много ест». И не смей портить нам настроение. Если что-то не нравится, иди в свою комнату. Тебя, кажется, там ждут?

   Ирина фыркнула, развернулась и почти ушла, но все же сказала напоследок:

   – Я не хотела никого обидеть. Так, к слову пришлось.

   Женя вздохнул, снял с моих плеч пальто и негромко извинился:

   – Стася, прости ее. И нас – за плохое воспитание. Не знаю, что с ней происходит. Как начал к нам приходить этот парень, так словно подменили девчонку. Что из нее полезло? Непонятно. Он-то вроде неплохой. Хотя уж и парнем-то не назовешь.

   – Какой парень? Он взрослый мужчина. Ты, пап, его воспринимаешь с высоты своего возраста, – поучающим тоном сообщила Маша.

   А Аня подошла с каким-то виноватым видом.

   – Не знаю, за что, но прости. Ведь правда, хотела тебе приятно сделать, знала, что это пальто просто на тебя сшито.

   – Да бросьте вы причитать, – изо всех сил стараясь, чтобы не дрожал голос, проговорила я и улыбнулась, – все нормально. Или вы решили меня голодом морить?

   – Ой, все стынет! – вскрикнула Маша и схватила меня за рукав. – Пойдем в ванную, руки мыть. Да знаю-знаю, что эти слова вызывают аллергическую реакцию: «кругом же вирусы, микробы, бактерии». Но надо. А то уж мы с папой все по тарелкам разложили.

   Дальше вечер прошел на удивление спокойно. Ирина и ее кавалер тихо ушли, я больше не видела свою старшую племянницу. Зато мы прекрасно поужинали, вспоминая наши с Аней забавы и баловство. Смотрели старые фотографии, многих из которых у меня не было. По этой причине Женя пообещал лично проследить за изготовлением и отправкой копий. Лишь около десяти вечера я начала собираться в гостиницу. Надевая пальто, почувствовала укол в сердце, сама не знаю, почему. Словно опять отобрала что-то чужое.

   – Стася, – немного волнуясь, начала говорить Аня, – понимаю, что не все получилось сегодня по сердцу, и уж совсем не знаю, как это сделать, но…

   – Чего ты мямлишь? – перебил ее муж. – Детский сад, честное слово. Стасе не пять лет, чтобы обижаться на глупую девчонку. А подарок от нас ко дню рождения – вот он.

   – Нет-нет, не надо ничего! – пролепетала я, шарахнувшись, как от огня, от его протянутой ко мне руки, в которой была маленькая коробочка. – Никаких подарков, а то я к вам больше не приеду.

   – Тетя Стася, не обижай нас, – тихо попросила Маша и обняла меня. – Мы все вместе выбирали.

   – Да там ничего особенного, – подхватила Аня, – всего лишь небольшая капелька янтаря. Просто искали такой, чтобы похож был цветом на твои глаза. Стась, возьми, пожалуйста, иначе буду думать, что я плохая мать и сестра.

   – Господи! Скажешь тоже. Все, не стану больше отбиваться. Спасибо за подарок. В гостинице посмотрю, сюрприз будет. И вы меня простите, если что не так.

   Я взяла коробочку, пообещала не пропадать, звонить, пригласила к себе в гости. А Маша даже прослезилась, провожая меня. Да… Интересный вечер получился.

   Уже в гостинице спохватилась, что оставила у них в коридоре свои перчатки. За всей этой суматохой с подарками забыла их на полочке, которая находилась на самом нижнем ярусе этажерки. Наклонилась обуваться, положила рядом, да там и оставила. Нескоро они обнаружат чужую вещь, а мне без одежды для рук будет плохо. Привыкла к старым перчаткам.

   – Тяпа-растяпа, правильно меня мама называет. Может, завтра заеду на минутку после окончания выставки. Скажу, что спешу на вокзал. Откуда и кто знает, что поезд у меня почти ночью. Так и сделаю, не хочу надоедать людям. Хорошо бы не столкнуться с Ириной, а то уж больно ядовитая девушка растет. А была ведь такой же открытой и веселой, как Маша. Что приключилось? Почему такая язвительность в ней? И кажется, что еще и надлом или страх какой-то.

   Мысли невольно вернули меня в семью Ани, однако думать о ее старшей дочери не очень-то хотелось, словно Ирина бросила комком грязи в пальто, которое я берегла и надевала лишь в редких случаях. Но упорно в памяти вставал образ девушки, смотревшейся на себя в зеркало, когда она уже выходила из коридора, покидая нашу компанию. На какое-то мгновение наши взгляды пересеклись, и в ее глазах мелькнула растерянность и даже виноватость, как мне показалось. Но Ира быстро взяла себя в руки, гордо подняла подбородок и чуть выгнула губы, показывая свое превосходство. С тем и ушла, оставив о себе двойственное впечатление.

   Но что-то еще не давало покоя, что-то, связанное с Аней. Будто я не могла сложить мозаику, хотя все кусочки лежали передо мной. Потерла виски, заставляя себя думать, и как озарение!

   – Вот оно! – снова заговорила вслух. – В Ане нет двойных стандартов. Если она с чем-то не соглашается, то даже дочери в глаза говорит правду. А моя мама? Как поступила она, когда узнала от Архипа о моей связи с Юрой? После стольких лет запугивания микробами и всякими инфузориями, она промолчала.

   Перед глазами встал тот день, когда я приехала в деревню в ожидании головомойки, а мама просто покивала, покачала головой и сказала: «И что? Женатый, и пусть. Таких тысячи. А тебе уж сколько лет? Хоть родишь от нормального здорового мужика, он обеспечит. Я Юрку-то со школы помню, хороший он. Глядишь, и женится еще».

   Такой вывод стал для меня шоком. Вот тогда она все и рассказала «по секрету» Аниной маме. Мне самой стыдно было признаться сестре, что я влезла в чью-то жизнь. Ведь кто-то мог так же влезть и в ее семью. Хотя вряд ли Женя заметит кого-то, кроме своей Анютки.

   Тут я вспомнила про коробочку в кармане и решила посмотреть, что собой представляет «ничего особенного». Открыла, и у меня перехватило дыхание.

   – Наверное, Аня права. Может, и цена не очень большая, в ее понимании. Но у меня такого теплого подарка никогда не было. Его хочется гладить, держать в руке. Он такой… живой.

   На бархатной подушечке лежала подвеска из красного золота вытянутой овальной формы, внутри которой находилась капля темного янтаря довольно крупного размера. Но не это поразило меня, а то, что цвет минерала был необычным: в нем сочетался и коричневый, и вишневый, и огненный. Наверное, мне так казалось из-за приглушенного света лампы под потолком гостиничного номера. Я взяла подвеску в руку и заметила, что от нее тянется золотая цепочка, уложенная под подушечкой.

   – Ну, Аня, ты даешь, – покачав головой, прошептала вслух, словно она могла меня услышать, – совсем недорогой подарок. Ведь мне неудобно, я же не могу ответить тем же. Но так красиво! Будто живой теплый луч солнца в руке держу. А ведь его как-то красиво называют, вроде «слезами моря»? Вот слез только мне и не хватало. Надо найти другой эпитет для такого чуда.

   Интернет тут же подкинул несколько интересных поэтических имен — «слёзы моря», «дар солнца», «морской ладан», «кусочек солнца на ладони», «сок солнечных лучей» и «капля горячей любви».

   – Последнее название самое красивое. Пусть так и называется.

   Я надела подвеску и сразу же почувствовала умиротворение и покой. Обида, если пережитое сегодня было именно этим чувством, словно растворилась в тепле и заботе моих родных, близких людей. Погладив подарок, уснула, как ребенок, надеясь на лучшее и светлое, похожее на лучик солнца, спрятавшийся в янтаре.

ГЛАВА 3.

Утро встретило меня обещанным первым снегом, промозглым московским ветром и гололедицей. Хорошо, что выставка находилась рядом, иначе я бы точно где-нибудь шлепнулась, ведь обувь не была предусмотрена для «уличного катка». Выписавшись из номера, потихоньку добралась до кафе, в котором позавтракала. И только к полудню я освободилась, получив все материалы, необходимые для компании Юрия. Вообще, эта поездка мне очень понравилась. Как глоток свежего и уже морозного воздуха среди повседневной рутины. Появились новые знакомства, среди них пара человек из моего города, вдохновение для несозданных пока работ, да и просто легкое настроение. Даже вчерашняя неприятная сцена стерлась из памяти. Мне не хотелось потерять ни капельки этой свободной и немного беззаботной жизни. Впереди еще почти двенадцать часов до момента, когда я снова вернусь в маленькую тихую квартиру на первом этаже и буду влачить такое же тихое существование, если не смогу вырваться из оков тоски и безнадеги. Это время до отъезда было сравнимо с тем, которое в известной сказке, когда карета превратится в тыкву, а девушка из прекрасной незнакомки – в служанку.

   Сумка оттягивала плечо, но взять ее в руки не было возможности, потому что сильный ледяной ветер заставлял кутаться в капюшон, карманы – куда угодно, лишь бы не замерзнуть. Окоченевшими пальцами вызвала такси и теперь медленно пробиралась по воскресным пробкам к дому Ани. Вчера путь показался короче и быстрее, может оттого, что снега не было, и согревал задушевный разговор. Сидя в теплом салоне авто, глядя в окно на бесновавшиеся снежинки в вихрях осеннего ветра, понимала, как не хочется выбираться наружу. Меня начало клонить в сон, когда таксист сообщил, что приехали по указанному адресу. Поблагодарив его, я расплатилась и вышла на улицу, тут же задохнувшись от порыва ледяного воздуха. Сквозь снежный рой увидела, как открылась дверь в подъезд и начала медленно двигаться назад, повинуясь магнитному притяжению. Я не стала спешить, потому что видела, что внутрь зашел высокий мужчина. Решила, пусть он уедет, а я пока осторожно придержу дверь. Кто знает, когда она снова откроется? Хотя можно было и в домофон позвонить, но я не запомнила номер квартиры, только этаж и расположение. Если не считать холода, мне некуда торопиться, можно и подождать.

   Наконец, и я вызвала лифт, дождалась его, и уж двери почти сдвинулись, когда увидела, как Маша появилась в поле моего зрения. Хотела окликнуть ее, но не успела – она пулей выскочила на улицу. Улыбка сразу же появилась на моих губах при виде этой шустрой жизнерадостной девчонки.

   «Вот торопыга! Она ведь говорила вчера, что пойдет с отцом в бассейн. Значит, дома только Аня с Ириной. Может, вообще одна Аня? Хорошо бы», – разговаривала я сама с собой, чтобы отвлечься от неприятного ощущения, которое вызывал лифт.

   Вчера с сестрой было совсем не страшно ехать, не давили стены, не казалось, что свет тусклый и потолок низкий, но сегодня все складывалось иначе. Появилось чувство тревоги и опасности. Все-таки привыкла к существованию на самом нижнем уровне. Нервно наблюдая за сменой цифр этажей, вздрагивала от каждого раскачивания кабины. Издав тихий жалобный скрежет, лифт остановился на нужном этаже. Оказавшись на площадке, дождалась, когда пропадут черные пятна перед глазами, вдохнула по чуть-чуть, немного успокоилась и в задумчивости направилась к двери тамбура, а там обнаружила, что она приоткрыта. Решив, что это Маша так спешила и не успела ее захлопнуть, я тоже не стала закрывать за собой. Но моему удивлению не было предела, когда заметила, что и вход в квартиру Ани свободен.

   – Господи, уж не случилось ли чего? – прошептала я и задрожала от разыгравшегося воображения. – Вдруг там…

   Но моя мысль не успела сформироваться до конца, потому что послышался голос Ани и ее старшей дочери. Я поморщилась, до того не хотелось встречаться с Ириной, и кляня себя за трусость, решила все же зайти.

   Осторожно открыв дверь, шагнула в коридор: ни сестры, ни Иры там не было, их голоса шли откуда-то из большой комнаты, где мы вчера смотрели фотографии. Вдруг боковым зрением я заметила какое-то движение слева и резко повернула голову в эту сторону. Меня накрыло ужасом, все внутри онемело, во рту стало горько, даже коленки подогнулись. В углу стоял тот самый мужчина, что зашел в подъезд передо мной. То, что он намного выше меня, я поняла еще на улице. Смотрела на него, ощутив себя маленьким зайцем перед огромным волком. Темная кожаная куртка, серый шарф, замысловато намотанный на шею, нахмуренные брови и тяжелый взгляд – вот все, что успела разглядеть в полутьме. Я попыталась издать хоть какой-нибудь звук пересохшим горлом, но он прижал указательный палец к своим губам, требуя от меня тишины. Сказать, что я изумилась такому поведению, это ничего не сказать.

   «А вдруг это вор или убийца?» – полезли в голову страшные мысли.

   Мужчина, видимо, правильно истолковал мои подозрения и медленно покачал головой, снова попросив о молчании; и тут я поняла, почему…

   – Ира, я тебя третий раз спрашиваю: что с тобой происходит? – раздраженно прозвучал голос Ани. – Ты прекрасно знаешь, что я не отстану, и тебе придется сказать правду.

   – Ты из-за своей любимой Стаси ко мне пристала? – как-то лениво спросила Ирина.

   – Нет. Стася взрослый человек, у нее своя жизнь. Меня волнуют изменения, происходящие с тобой. Ты стала нервной, настороженной, словно все время чего-то опасаешься, даже злиться научилась. Это как-то связано с твоим кавалером?

   – Да никакой он не кавалер! – послышался такой крик, что я вздрогнула, все еще не отрывая взгляда от мужчины, который сузил глаза. Мне показалось, будто он готовится к прыжку, до того напряглось его тело. – В том-то и суть!

   – Как это? Ты же нам говорила, что замуж за него собралась. Но он, похоже, не строит никаких матримониальных планов на твой счет; совершенно ровно к тебе относится, так же, как к Маше, например. С того дня, когда твой папа познакомил его с нашей семьей, этот парень ни разу не подарил вам разных подарков, всегда одинаковые. С чего ты нарисовала себе свадьбу? Да я не заметила особой любви и с твоей стороны.

   – И что? Люблю, не люблю – какая разница? Главное, женить его на себе.

   – Чего? – как-то уж совсем по-детски спросила Анютка свою дочь.

   – Мам, не заводи меня еще больше, я и так еле держусь, изображая к нему интерес. С ним так скучно!

   – Зачем? Зачем все это тебе нужно? Я не понимаю. Дурь какая-то.

   – Ой, хватит ерунду говорить. Что ты, как маленькая? Таких, как папа, сейчас не найти. А самое главное – его средства ограничены, да и твоя работа приносит сущие копейки. Меня такой уровень жизни не устраивает.

   – Я в шоке. Что тебя не устраивает? То, как мы живем? Тебе чего-то не хватает?

   В этот момент я словно «отмерла», мне уже не было страшно, зато стало понятно, кто передо мной находится, и то, что ему очень важен этот разговор. Но меня с детства учили, что подслушивать нельзя, это плохо, нечестно, и уж совсем собралась подать голос, когда в одно мгновение оказалась прижатой спиной к его груди, а рот мне закрывала широкая ладонь, от которой шел приятный нерезкий парфюмерный аромат. По тому, как его дыхание попадало мне на макушку, стало ясно, что он еще выше, чем я предполагала. Но все же мужчина сумел наклониться и прошептать мне на ухо:

   – Тихо, тетя Стася. Дай дослушать. Оказывается, меня женят уже, а я и не в курсе.

   Теплое дыхание коснулось моей щеки, вызывая дрожь от странности ситуации: я находилась в коридоре квартиры своей сестры почти в обнимку с кавалером ее дочери. Кошмар…

   Схватив его за руку, зажимавшую мне рот, все же хотела прекратить этот цирк, когда услышала продолжение разговора:

   – А чего бы ты хотела, мамочка? Чтобы я, как твоя любимая Стася, осталась к сорока годам одинокой, никому не нужной теткой? Чтобы вешаться на шею женатым мужикам в попытках увести их из семьи? Ненавижу ее! Господи, я так любила тетю Стасю, а она? Даже не смогла дожать этого слабака, чтобы он на ней женился. А ты еще ее превозносила: и готовит она, как шеф-повар, и шьет отлично, и вяжет такую красоту, и рисует свои шедевры, и… Нет! Она просто тряпка, безвольная кукла! Ненавижу!

   – Замолчи! Не смей так говорить! Ты же ничего не знаешь о ней. А откуда тебе известны такие подробности о ее личной жизни?

   – А вы сами при мне разговаривали, когда виделись лет пять назад. Вы же думали, что я маленькая и ничего не понимаю. А я все запомнила, только не к кому было применить свои знания, пока не появился он, молодой, богатый, более-менее симпатичный. И к нашей семье хорошо относится. Вот поженимся, рожу ребенка и буду обеспечена до конца дней. Я планирую свадьбу весной. За полгода успею платье выбрать. Правда, придется помотаться: Милан, Париж, Барселона, Рим. В Америку, думаю, не полетим: далеко, долго. Туда лучше в свадебное путешествие. А еще…

   – Ира! Что с тобой? – шепот, больше похожий на крик, был слышен и нам. – Когда ты стала такой?

   – Какой? Я абсолютно нормальная. Да, кстати, ты хотела всю правду? Получай: у меня есть парень, мы учимся вместе. Он меня любит до дрожи, как и я его. Конечно, не догадывается о моих планах. Но надеюсь, что он простит меня за измену, ведь я же о нашем будущем пекусь. У него-то ничего нет, он приезжий.

   – Ира! – в голосе Ани послышались дрожащие нотки. – Опомнись, пока не поздно.

   – И не подумаю. Я не хочу жить так, как твоя сестра. Разве это жизнь? Прозябание какое-то. На нее смотреть жалко. Пустое место! Я вчера чуть не высказала все это в лицо твоей любимой Стасеньке. Меня просто разрывало! Нет уж! Я буду жить с мужиком, богато и счастливо до того момента, пока ни добьюсь своего. И сделаю из него то, что мне нужно, и выжму все до капельки.

   – Да он намного старше тебя, дурочка. Что ты себе возомнила? Он приехал издалека, бизнес с нуля построил, да еще какой! Женщины-то не тянут, а он смог. И ты собираешься облапошить его и что-то в нем переделать? Чушь, детский лепет. И сразу скажу, что ты не сможешь жить с нелюбимым человеком, я-то тебя знаю.

   – Смогу! Ради своего же будущего смогу. А потом разведемся. Зато у меня будет все, не как у твоей престарелой сестры. Позорище! Получать от жизни чьи-то объедки…

   Больше я не могла это слушать. С силой оторвала мужскую руку от своего лица и выскользнула за дверь. Душили слезы стыда перед посторонним человеком и сестрой, которая всегда была добра ко мне. Жалость к себе? Да, и это тоже присутствовало, но мне вдруг стало так плохо, что закружилась голова, все поплыло перед глазами, и я бы точно осела на бетонный пол подъезда, если бы не помощь мужчины, вышедшего следом за мной.

   – Тихо-тихо, – спокойно сказал он, подхватывая меня под руку, – сейчас на улицу выйдем, и легче станет. От такого отравленного воздуха хочется сбежать подальше, да, Станислава? Уж прости, что я тебя там тетей назвал. Это лишь для того, чтобы не напугать.

   Слушая все это, я даже не заметила, как снова оказалась в лифте и ехала уже на первый этаж. Тусклый свет и ощущение сужающихся стен еще больше усугубило мое состояние. Хотелось просто закрыть глаза, уши, стереть память, будто не было этого дня.

   А спустя еще некоторое время я поняла, что меня просто, как ребенка посадили на переднее сиденье огромной машины, в которую сама бы ни за что не забралась.

   Автомобиль медленно тронулся с места, водитель держал руль правой рукой, левой облокотившись на дверцу и запустив ладонь в светло-русую шевелюру. Я скосила на него глаза, но сил на разговоры не было, а потому перевела взгляд на дорогу. Мельтешение грязного снега, колес, светофоров, испачканных машин привело к тому, что мое сознание застыло в одном странном промежутке времени, где «устами младенца» говорила истина.

   «Так ли это? – задавала я себе вопрос. – Во многом она права. Пусть была жестокой, но честной. И что дальше? Моя жизнь кончена, что ли?»

   – Станислава, – как свозь вату, прозвучал мужской голос. – Я зову тебя уже несколько раз. О чем ты так серьезно задумалась? Даже ногти впились в ладони, кровь выступила.

   – Извините, я сейчас вытру. Не волнуйтесь, не испачкаю ваши дорогие сиденья.

   – Я за тебя волнуюсь.

   – Мы перешли на «ты»? – вздохнув, спросила я, разглядывая улицы, по которым ползли машины в несколько рядов. – А куда мы едем?

   – Просто едем. Никуда. Хотя могу предложить обед. Проголодался я что-то.

   – Обед? А может, без меня? Я бы лучше на вокзал. Может, сумею поменять билет на более ранний рейс.

   – Зачем? Когда еще в Москву вырвешься? Выбраться из дорожного «содружества» пока нереально. Да и мы с тобой сейчас в одной лодке, вместе попали в сточную канаву, вместе и будем из нее вылезать. Я не предлагаю ресторан, просто тихое кафе. Так как ты на это смотришь?

   – Мне все равно.

   – Вот и отлично.

   Вскоре машина вынырнула из автомобильного потока, и, проехав пару кварталов, остановилась в тихом дворе, где выпавший снег лежал нетронутым. Мужчина вышел, открыл мне дверь и подал руку. Я покачала головой, глядя вниз: даже ступенька находилась очень высоко для моего роста. Тогда он взял меня за талию и переставил на землю. Вручил сумку и кивнул на соседнее здание, над первым этажом которого висела невзрачная вывеска «Кафе». Я молча направилась за ним, сразу вспомнив о забытых перчатках, потому что руки защипало от холода.

   «Только этого не хватало. Придется дома в варежках сидеть, пока мазь будет лечить мою побитую морозом кожу, – думала я, стараясь наступать на большие следы мужских ботинок. – Октябрь всего лишь, а погода, как в начале зимы. К чему бы это? Ведь все равно еще не раз выглянет солнце, будет тепло… Все, как в жизни. Из огня да в полымя, и наоборот».

   Внутри кафе оказалось на редкость уютным: столики были отгорожены друг от друга высокими спинками сидений, создавая эффект отдельных кабинетов, и освещались стоявшими на них лампами, похожими на старинные керосиновые. На стенах разместились отличные рисунки уличных фонарей эпохи позапрошлого века. Даже одежда официантов напоминала ту, что использовалась в трактирах: большие белые фартуки от пояса и ниже колена, стародавние косоворотки, полотенца, перекинутые через сгиб руки. Осталось еще прически на прямой пробор сделать.

   – Словно попала в девятнадцатый век, – прошептала я, забыв обо всем.

   – Нравится? – спросил мой спутник, одновременно кивая в сторону гардероба. Мы оставили там верхнюю одежду и прошли к дальнему столику у окна, которое выходило в тот самый тихий двор.

   – Да, очень уютно и как-то необычно, словно виток в далекое прошлое. Откуда вы знаете это кафе?

   – Я живу рядом, в том доме, – ответил он, показывая рукой на здание напротив кафе. – Садись, будем обедать. Кухня здесь тоже удивительная. Можно, конечно, и заячьи почки заказать, и осетра, но ждать долго придется.

   – Нет, спасибо. Лучше чего-нибудь попроще.

   – Не возражаешь, если я сам закажу?

   – Не возражаю.

   Пока официант записывал в блокнотик, я рассматривала мужчину, с которым оказалась в одной компании по воле случая. На вид ему около тридцати, телосложение спортивное, стройное, поджарое. То, что он высокий, мне уже было известно. Я на каблуках не доставала до его подбородка, на котором красовалась глубокая ямочка. Узкое лицо, сильно впалые щеки, где уже начала проступать щетина, небольшой рот. Вот на нем мое внимание задержалось, потому что губы были одинакового размера. Я такого никогда не видела. Обычно верхняя всегда тоньше, а у него нет. Прямые брови более темного цвета, чем волосы, сейчас чуть сдвинулись к переносице. Голубые глаза внимательно смотрели то в меню, то на обслуживающий персонал. Серый джемпер с треугольным вырезом, немного темнее рубашка в крупную клетку, никаких цепей или перстней, только часы на кожаном ремешке. И почему Ирина сказала, что он всего лишь «более-менее симпатичный»? Что ей не так?

   Я настолько увлеклась размышлениями, что не заметила, как пожала плечами, не найдя ответов на свои вопросы.

   – Закончила меня изучать? – Его взгляд впился иголками, вгоняя меня в краску. – Я заказал тебе настоящий куриный суп. К нему мелко порубленная зелень, тоже настоящая, а не та, что даже травой не пахнет; и горячий подовый хлеб с хрустящей корочкой. – Пока он говорил, я чуть не захлебнулась слюной, даже в голове зашумело от разыгравшегося аппетита. А вторая половина фразы вернула меня на грешную землю. – Супчик настоящий, не из напичканных антибиотиками птичьих тел.

   – Господи, как страшно это звучит, – вздрогнув, произнесла я. – Спасибо за заботу. Только больше ничего не надо.

   – Как хочешь. Не пожалей потом, здесь очень вкусно готовят. Ты успокоилась? – Мне резало слух его обращение на «ты», но он откровенно игнорировал мои замечания. Я растерялась, потому что не знала, как с ним говорить. – Что не так? Не нравится кафе или компания?

   – Все нормально. Просто… Да все хорошо. Может, расскажете что-то, пока готовят заказ?

   – Легко! – мужчина откинулся на спинку и улыбнулся. – С чего начать?

   Задумавшись на несколько секунд, словно выстраивая в голове нить разговора, спокойно продолжил:

   – Так. Мне тридцать один. Рост метр восемьдесят восемь, вес восемьдесят, размер обуви сорок пятый, одежды сорок восьмой или пятидесятый, в зависимости от страны-изготовителя. Волосы светло-русые, глаза голубые. – Чем дольше он говорил, тем смешнее мне становилась, потому что собеседник докладывал все с очень серьезным видом. Я понимала его цель: отвлечь меня от грустных мыслей. И ему это удалось. – Что еще? Сирота. Давно. Приехал в Москву сразу после армии, учился, работал, искал дело по душе.

   – Нашел? – спросила я, не заметив, что и сама перешла на «ты».

   – Конечно. Через десять лет после начала поисков могу так сказать. У меня сеть магазинов одежды, но самое любимое направление – свадебная мода.

   Видимо, мимика моего лица выражала такое удивление, что рассказчик тихо засмеялся. Я продолжала моргать, подозревая, что меня обманули, потом все же уточнила:

   – Это шутка?

   – Да почему шутка-то? Вот, смотри.

   Передо мной на столе появились визитки его магазинов, в глазах замелькало от ярких картинок, но одна из них сразу запомнилась нежным образом невесты. Я смотрела на нее и не могла понять, чем она привлекла внимание.

   – Это в Милане, совместное предприятие, – пояснил собеседник. – Теперь веришь?

   – Я пока в шоке.

   – Тогда прервемся на обед.

   – Нет, подожди. Почему именно этот бизнес? И удачно? Да что я спрашиваю, и так все ясно. Просто не могу поверить!

   А он ел такой же куриный суп, который заказал мне, и с хитринкой в глазах посматривал в мою сторону, одновременно указывая на тарелку, от которой шел аромат настоящего супа, как в детстве. Я сглотнула слюну и взялась за ложку.

   – Мама дорогая, как вкусно, – прошептала, едва попробовав, и даже глаза закрыла от блаженства.

   – Потом скажешь это сама шеф-повару, ему будет приятно.

   Я просто кивнула, не в силах оторваться от сказочной еды.

   В кафе мы просидели около часа. За это время к нам подходил владелец, чтобы обсудить меню и обслуживание, а заодно поприветствовать своего друга, который, как выяснилось, помог ему с открытием этого заведения. Я продолжала пребывать в прострации, потому что ритм жизни этих людей был для меня чем-то из области фантастики. А воспоминания о подслушанном разговоре вообще стерлись. Однако следующая фраза, произнесенная с ухмылкой, вернула все по своим местам.

   – Знаешь, Станислава, а ведь я познакомился сначала с Женей. Потом, когда узнал их всех, наверное, просто захотел домашнего тепла, о котором давно забыл. У меня и в мыслях никогда не было никакой симпатии к Ире. – Голос звучал ровно, голубые глаза остановили взгляд в одной точке. Я замерла, молча предлагая ему выговориться. Была уверена, что это необходимо. – Анна и Женя старше меня всего на восемь лет, я больше любил с ними общаться. Она часто рассказывала о тебе, всегда с любовью и даже нежностью. Кажется, что вы с Анной ближе, чем родные сестры. Но никогда не касалась твоей личной жизни, она не сплетница. И фотографии ваши показывала, поэтому заочно я уже знал тебя. Конечно, не ожидал, что вообще встретимся, но уж как сложилось… Машка активная, веселая, как младшая сестренка, которой у меня не было. Я и Ирину воспринимал, как сестру. А потом понял, что она нарисовала себе совсем другие планы. Упустил как-то этот момент. Мне, собственно, некогда было внимательно к ней приглядеться, не так часто я встречался с семьей Жени. Потом стал замечать некоторые странности: Иру больше интересовала материальная сторона жизни. Она начала, мягко говоря, намекать, какие подарки ей больше нравятся, куда бы хотела съездить. Я не жадный, почему не сделать приятное девушке? Только и Машке всегда дарил то же самое. Кстати, Ира часто просила подвезти ее к подруге. Вчера она тоже туда ездила, после того, как пообщалась с тобой. Подруга или друг, мне-то все равно. Я как раз и приходил вечером для того, чтобы аккуратно с ней побеседовать, развеять все идеи на мой счет, но Ирина изобразила обиженную девочку, и я отложил этот разговор на сегодня. Однако получилось еще интереснее, чем можно было предположить. Маша попалась мне навстречу, когда выходила из квартиры, она и оставила дверь открытой. Да… Оказалось, что Ирина все по-другому передавала отцу с матерью. Даже теряюсь в догадках, какие басни она успела наплести. Да теперь это и неважно. После того, что мы слышали вместе, ни о каком общении речи быть не может… Видимо, я плохо повлиял на нее. Жаль. Не хотел такого. Наверное, я эгоист – пригрелся к теплу чужой семьи. Но это мне урок.

   Он замолчал. Я не пыталась сложить всю картинку из разрозненных кусочков – зачем, если все равно скоро уеду. Остался лишь горький осадок от встречи с Ирой. И мне было жаль Аню: уж она-то точно не заслужила такого разговора, что состоялся у нее сегодня. Но я была уверена, что сестра сможет решить любую проблему. У нее получится.

   – Что, двинем дальше? – вопрос вывел меня из задумчивости.

   – Куда?

   – На вокзал тебе рано. Пошли ко мне в гости, посмотришь на мою «хрущёбу». – Я опешила и от предложения, и от упоминания названия жилья. – Пошли-пошли, а то уж все себе отсидели. И темнеть начинает, а фонари у нас во дворе почти все не горят.

   Я вдруг вспомнила, что так и не купила себе подарок от коллег, но говорить об этом вслух постеснялась, решила не торопиться: кто знает, как дальше сложится моя жизнь? Может, не до подарков самой себе будет.

   – Ты живешь в «хрущёвке»? – спросила его, выбираясь из-за стола.

   – Да, двухкомнатная квартира на первом этаже, с маленькой кухней и проходным залом. Советская эпоха.

   – У меня такие же хоромы.

   – О, вот это интересно. Значит, поделимся идеями, как выжать из такой площади максимум уюта и удобства.

   А на улице похолодало еще сильнее, это я сразу ощутила руками без перчаток. Капюшон закрывал голову от ветра, но его приходилось придерживать, чтобы не снесло.

   – Так не пойдет. Еще не хватало заболеть после поездки в столицу. Ну-ка… – Он встал передо мной, скинул свой шарф и завязал вокруг моей шеи, словно я воспитанник детского сада. – Давай сумку, руку тоже, вторую прячь в карман. Вот теперь пошли.

   Его большая теплая ладонь накрыла мой замерзший кулачок и потянула за собой. Это странное проявление заботы от почти незнакомого человека, который возился со мной уже полдня, было настолько удивительным, что я притихла и следовала за ним через пустынный двор. Первый снег, выпавший в октябре, казалось, ни за что не растает. Но я знала, что это обман или шутка природы, и все снова переменится, будет еще солнце, дождь, опять снег. Мужская фигура прикрывала меня от ветра и колючих снежинок, и мне было спокойно, не хотелось думать о серьезных вещах: что будет завтра, куда я пойду работать, как жить дальше? Потом, все потом, а сейчас были только два человека, которые по странному стечению обстоятельств оказались рядом и противостояли беснующимся силам природы.

   Только в подъезде он отпустил мою руку, чтобы достать ключи. Повернулся ко мне и серьезно сказал:

   – Если бы не я, думаю, тебя унесло бы ветром, как маленькую несмышленую летунью.

   – Кого?

   – Такую крохотную девочку с зонтиком. Она больше любила порхать в своих фантазиях, чем уроками заниматься, а потому не все законы жизни выучила.

   Я покачала головой, потому что уже ничего не понимала. Вдруг вспыхнул свет, и стало ясно, что мы уже в его квартире, и он просто заговаривал мне зубы. И ему это снова удалось, а я совсем не боялась этого молодого мужчины. Наоборот, было интересно с ним, без всяких обязательств, ответственности, ожиданий и невыполненных обещаний. В чем-то это походило на авантюру, и я себя не узнавала, но все же делала то, чего хотела.

   – Проходи. У тебя такая же планировка? – задавая вопросы, он помог мне снять пальто и кивнул в сторону комнаты.

   – Такая же точно. Только я раздвижные двери поставила, чтобы теплее было.

   – У меня тоже прохладно. Правда, я так и не дошел до хорошего ремонта. Мне район понравился, тихий, словно полусонный. Купил жилье сразу и любое, какое было на рынке недвижимости. По большей части, только ночевать сюда приезжаю, если не нахожусь в командировке. Но мне нравится. Отдыхаю здесь в тишине.

   Непринужденный разговор продолжился в самом любимом помещении, на кухне.

   – Нам с тобой тут пирожков положили. Не знаю, с какой начинкой. Сейчас чайник включу, согреешься. – Он делал все быстро и ловко, наверное, потому что привык сам за себя отвечать. – Не думаю, что тебе интересен дизайн моего жилища, но вдруг? Если хочешь, осмотрись, пока я тут по хозяйству хлопочу.

   А мне действительно было любопытно посмотреть на такую же, как у меня, квартиру, в которой живет мужчина. Я кивнула и направилась на разведку. В большой комнате сразу бросилось в глаза отсутствие так называемой «стенки», которая надоела мне в собственном жилище своим пещерным возрастом и громоздкостью. На стене у окна висел экран телевизора, под ним столик с полками, в которых пряталось множество каких-то бумаг или журналов. В другой стороне, в углу находился огромный кожаный диван в разобранном виде, частично прикрытый покрывалом с густым ворсом; постельное белье, скрученное валиком, лежало на стуле. Все, больше ничего не было. Мужской минимализм.

   Мне хотелось заглянуть в спальню, но это было неудобно. Однако рассудив, что все постельные принадлежности находились в зале, я решила осмотреть и вторую комнату. Оказалось, что хозяин оборудовал ее под свой кабинет. Здесь находился диван, стол с оргтехникой, полки с книгами и… камин, большой, с имитацией поленьев в нем. Так и хотелось протянуть к нему руки, погреться.

   – У тебя не так? – прозвучал за спиной вопрос.

   – Совсем не так. Я почти не вышла за рамки советского дизайна, доставшегося мне от родителей. Даже кладовка осталась в своей роли.

   – Я оборудовал там гардеробную. Вещей у меня не так уж много. В общем, как видишь, просторно. Пойдем пить чай?

   На кухне продолжились разговоры об интересных моментах в жизни.

   – А почему свадебная мода? Ты не дизайнер одежды, не портной. Почему?

   – Не знаю, смогу ли объяснить. Попробую. – Улыбка тронула его губы, хотя в глазах была грустинка. – Мне нравится видеть преображение женщин в такие минуты. Они приходят в салон с сомнениями, неуверенностью, даже комплексами, но хотят стать самыми красивыми для своих мужчин. И начинается поиск, появляются первые требования, просьбы, высказываются мысли и пожелания, а порой и мечты. И вот уже улыбка, восторг, слезы счастья невесты и ее родных или друзей. Это сродни таинству или волшебству, ведь почти все находят то единственное платье, которое идет только этой невесте. Ради такого момента я мотаюсь по многим городам и странам, беру на работу самых лучших консультантов… В общем, вся команда старается. Много говорю, да? Но я действительно люблю делать людей чуть более счастливыми. Может, потому что у самого этого не было? Так почему бы не подарить другим.

   Я молчала, слушала и чувствовала, как легко мне рядом с этим человеком.

   – Я старался ответить на твой вопрос.

   – Спасибо. Надо прочувствовать твои слова, представить это мне сложно.

   А потом неожиданно для себя я начала говорить. Было легко, весело, интересно с ним, словно мне вовсе не сорок лет, не почти сорок. Давно так не смеялась, беззаботно, как в детстве, до слез, до боли в щеках. Да и он хохотал от души, слушая мои воспоминания о наших с Аней похождениях.

   – Я, конечно, знал, что у нее сильный характер, но она не производила впечатления сорви-головы. Скорее, Маша такая.

   – А в кого Маша? Конечно, в мамочку. Доставалось Ане от наших мам, было дело. Вот вернусь домой, поеду в гости к родителям… По папе сильно скучаю, – вдруг вырвалось у меня.

   – Это хорошо, когда есть родная душа, с кем и помолчать можно.

   Он дотянулся до пульта и включил маленький телевизор на каком-то музыкальном канале. В углу экрана появилось время.

   – Мне пора, – спохватившись, сказала ему. – И так я засиделась.

   – У тебя поезд почти в полночь. Что будешь делать так долго на вокзале?

   – Не знаю. Куплю журнал в дорогу, посижу в кинотеатре.

   – Да останься еще немного, так хорошо время проводим. Я потом тебя отвезу.

   Я уже встала и направилась в коридор, всем видом показывая, что не изменю решения. За спиной послышался глубокий вздох. Но это не подействовало на меня, да и отвлеклась я на песню, лившуюся из динамиков. Даже тихий звук не помешал услышать:

   «Я сама так решила,

   Одиночество – мука».

   Я остановилась…

   В голове только и звенели слова певицы, звучавшие с таким надрывом, что и у меня задрожали нервы: «Лучше бы я согрешила, лучше бы…»

   Я стояла на полпути в коридор, спрашивая себя, почему жила, как муха в паутине, отдавая по капле кровь, существуя лишь на то, что позволят? Почему ни разу не решилась сказать так, как думаю? Почему другие смогли, а я нет? Неужели и дальше буду по-прежнему барахтаться, только бы не – что «не»? Не согрешить? Это лучше? Я все ждала ответа от себя самой, когда почувствовала его руки на своих плечах. Дыхание замерло, коже стало горячо под его ладонями.

   – Стася, не спеши уходить, – прошептал он где-то надо мной, и тут же осторожно прижал к себе. – Не могу давить на тебя и отпускать не хочу. Реши сама.

   Стоя спиной к нему, ощущая собой стук его сердца, я уже знала, что согрешу.

   – Я сама так решила, – тихо, но твердо сказала вслух и повернулась к нему лицом.

   Глядя в голубые внимательные глаза, не чувствовала ничего, кроме желания самой дотронуться до него пальцами, губами, всем телом, будто припасть к его силе, впитать в себя яркую энергию. Он прищурился на мгновение, крылья носа чуть вздрогнули, и через секунду я была уже у него на руках. Лицо оказалось так близко, что стали видны темно-синие черточки в радужке его глаз; ямочка на подбородке манила – хотелось прикоснуться к ней. Не было страха, стеснения, сомнений. Даже время перестало существовать.

   – Ты такая легкая, просто невесомая.

   Говоря эти слова, преодолел расстояние до дивана и поставил меня на него. Мы оказались одного роста. В голове молнией сверкнуло, что я пожалею о содеянном, но останавливаться? Нет, я сама так решила.

   Его руки медленно поднялись к пуговицам моего пиджака. Бровь чуть изогнулась, словно задавая вопрос, не передумала ли я. Ответом стали мои ладони на его груди. Пальцами ощутила, как сократились сильные твердые мышцы. Мы словно слепые на ощупь изучали друг друга. Одежда падала к ногам, напоминая осенние листья. Ничего не осталось, тела были обнажены. Лишь янтарь в золоте продолжал согревать, даря смелость и жажду жизни. Мне казалось, что вокруг нас нет ничего, даже музыку я больше не слышала – только его руки, губы, глаза. Мы все еще стояли.

   – Стася, мне нужно знать, – начал он негромко, приблизившись к моему уху.

   – Что? – Его губы, теплые, мягкие трогали мою шею, оставляя маленькие вспышки на коже, подталкивая пока еще сдерживаемые желания к нему. – Что нужно знать?

   – Я боюсь сделать тебе больно, ты намного меньше меня… Когда у тебя был мужчина?

   – Давно. Больше четырех лет назад.

   – Давно. Я буду осторожен. Ты не хочешь спросить меня о чем-нибудь?

   – Нет, не хочу. И не надо быть осторожным. Хочу узнать тебя таким, какой ты есть.

   Последние звуки, произнесенные мной, утонули в поцелуе, которого я никогда не знала. Отпустив свои запреты и табу, хотела получить все, что смогу.

   «Лучше бы я согрешила!» – да, это лучше, чем ничего не сделать и потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.

   Он, как вихрь, смел меня с моих устоявшихся основ, выдуманных кем-то правил, привитых норм воспитания или страха. Я хотела с ним всего. Чувствовал ли мужчина, уложивший меня на мягкое покрывало, что нужен сейчас, как глоток чистейшего родника? Да, чувствовал и давал мне напиться им, и отдавал себя.

   Не было слов, лишь учащенное дыхание, вздохи, тихие стоны – мои. Его были громче, острее, они становились песней для меня. Губы обжигали, сдавливали, тут же ласкали; горячий язык клеймил, рисуя неведомые завитки на моем теле; руки гладили, сжимали, направляли. Он настраивал музыкальный инструмент не для себя – для меня! Хотел разбудить, увидеть, услышать! И я ответила со всей силой изголодавшейся души. Мне нравилась его молодая упругая кожа, твердые мышцы, которые играли под ней; притягивал тот отклик, который рождался в нем от моих прикосновений.

   Боже! Пусть это продлится вечность! Потому что всего один раз! Пусть я согрешила, но как сладок этот… мужчина. Здесь и сейчас он только мой, я ни у кого его не отбирала. Боже!

   – Нет, это всего лишь я, – прошептал он, целуя мои опухшие губы, убирая со лба влажные пряди волнистых волос. Я не обратила внимания на эти слова, лишь выгнулась навстречу ему, желая получить все. – Ты необыкновенная, Стася. Маленькая несмышленая девочка из сказки, занесенная осенним ветром ко мне на порог. Так хорошо.

   Его слова кружили голову, и без того мной потерянную, но тело чувствовало, что больше не принадлежит никому, кроме него. Здесь и сейчас…

   – Больно? – спросил он, замерев на мгновение.

   Я, распахнув глаза, смотрела на него. Вдох застрял в легких. Что сказать? Правду? Я чувствовала острую боль, но она отступала, оставляя после себя что-то трепещущее.

   – Больно, – честно ответила ему, – и бесконечно хорошо.

   Сколько длилось мое наслаждение, равносильное безумию, я не смогла бы ответить. Только понимала отголосками сознания, что ничего подобного никогда не чувствовала…

   Шум воды навязчиво стучался ко мне из реальности. Еле оторвав голову от пушистого покрывала, я осмотрелась. И тут, как ожог, сверкнула мысль: а который теперь час? Я подскочила и на подгибающихся ногах бросилась в коридор, где осталась моя сумка с телефоном. Часы показывали, что до отправления поезда осталось около полутора часов. В ванной за моей спиной что-то упало, и от этого звука я вздрогнула. Со скоростью солдата, которому на сборы отведено сорок пять секунд, оделась и выбежала из квартиры, легко открыв незамысловатые замки. Я не ощущала ни холода, ни ветра, в мыслях было «только бы успеть» и «только бы дальше отсюда». Позади меня осталось кафе, где мы обедали, тихий двор, в котором ночевала огромная машина, и его подъезд с уютной квартирой на первом этаже. Впереди ждала дорога домой.

   Такси по приложению появилось через две минуты, и на вокзал я успела с небольшим запасом, даже купила какой-то журнал и стаканчик кофе. Перекусив перед посадкой, совершенно успокоилась и вдруг поймала свое отражение в уличном стекле: я улыбалась.

   «Боже! Неужели это я? – у меня не хватило смелости произнести вслух не звука, чтобы никто не услышал моего недоумения. – Растрепанная девчонка, словно только выпрыгнувшая из постели; в глазах черти пляшут джигу; опухшие губы. Это я?»

   Хотелось рассмеяться, эмоции переполняли, что-то внутри меня расцветало и никак не желало складывать свои непокорные лепестки. Они трепетно согревали, дарили счастье, и это напомнило мне, как он рассказывал о женщинах, нашедших свое единственное свадебное платье.

   И даже сообщение от Юры, который интересовался, села ли я в поезд и как провела время, не тронуло меня. Ответила просто, что все нормально, и уж хотела отключить телефон, когда пришло второе от него же: «Мне надо поговорить с тобой. О нас».

   Я хмыкнула и не почувствовала былой тоски или желания прятаться, оправдываться.

   «Нас давно нет. Говорить не о чем», – написала ему и отключила телефон.

   Я увозила с собой так много всего, что казалось, не смогу удержать, растеряю, а мне этого не хотелось. Сидя в мягком кресле у окна, я смотрела на улицу, где мелькали огни городов, полустанков, деревень. Везде была жизнь! Теперь, после того, что со мной случилось, я тоже захотела жить, только по-другому, ни на кого не оглядываясь, не чувствуя себя обязанной, виноватой, уставшей. Как это будет, не знала, но точно все изменится.

   Жалела ли о близости с почти незнакомым человеком? Нет. Я была счастлива, как никогда до этого. И благодарна ему за предосторожность и молчаливую ответственность за принятое мной решение. Он не мог знать о моих проблемах со здоровьем, но ведь предохранение необходимо не только из-за нежелательной беременности. Все правильно – встретились и разошлись…

   Поезд шел медленнее электрички, и путь мог бы показаться долгим, но я ничего не замечала, пребывая в эйфории. Домой я приехала около четырех утра и сразу легла спать. Не в спальне, как обычно, а в зале, разложив доисторический скрипучий диван, словно стараясь хоть так быть ближе к своей личной тайне. Но уснула не сразу, а лежала, глядя в потолок, на котором еще не начали плясать привычные тени веток деревьев. Я с удивлением вспомнила разговор Ани с дочерью: теперь мне казалось, что он был в какой-то другой жизни, темной, скучной, старой. Не болела душа от обидных слов племянницы: в ее восприятии мира я их заслужила. Но самой об этом больше не хотелось думать. Я закрыла глаза и увидела его, мужчину, подарившего мне саму себя. С первой минуты, когда встретила его в коридоре чужой квартиры, одетого в куртку и шарф, которым позже он укутывал меня. Потом кафе и самый вкусный в мире суп; его квартира и…

   – Боже, спасибо тебе за такой подарок. Теперь я точно знаю: в сорок лет жизнь только начинается. У меня есть еще целый год, чтобы научиться дышать, улыбаться, радоваться каждому дню. Спасибо.

   Вспомнив о янтаре, потянулась к нему рукой, но ни цепочки, ни украшения на мне не было. Я приподнялась, поискала вокруг себя – увы, подвеска отсутствовала. На мгновение стало грустно до слез, а потом вдруг представила, как он не сразу, но найдет в пушистом ворсе покрывала «каплю горячей любви», потерянную мной, и снова улыбнулась. Пусть будет так – ему на память о нашем безумстве.

   Я думала о том, что не знала имени мужчины. Вчера мне хотелось оставить невидимый барьер между нами, ощущение временности происходящего, потому и не спросила, как его зовут, а он не сказал. Может, думал, что я слышала от Ани, или просто был в растрепанных чувствах после откровений Ирины. Мне было интересно, какое имя дали ему при рождении? Закрыв глаза, начала представлять его улыбку, смех, сильное молодое тело.

   – Как тебя зовут? – спросила вслух, уже засыпая. Ни звука в квартире, кроме моего шепота; все вокруг словно затаилось в ожидании чего-то неизвестного. – Тишина мне подруга…

ГЛАВА 4.

– Как же я ненавижу этот телефон! Зачем включила его? Кого разрывает с утра?

   Я тихо ругалась, пытаясь продолжить спать, но зудящий звук не оставил мне такой возможности. Открыла глаза и с удивлением обнаружила на потолке не мрачные пляшущие тени, а яркие солнечные пятна. Потом поняла, что сплю на диване; вспомнила, почему я здесь, и улыбнулась. Тепло на сердце прогнало раздражение от недосыпа. А телефон снова разразился жужжанием.

   – Да кому я так срочно понадобилась? Вот не буду отвечать!

   Сама, конечно, посмотрела на экран, увидела пять пропущенных от подруги, вздохнула и приняла звонок.

   – Стаська, где ты ходишь? Я тут умираю, а ты не отвечаешь. Спаси меня!

   Я покачала головой, потому что ничего другого от нее не слышала. Ей всегда нужна помощь, чего бы это ни касалось, хоть покупки помады.

   – И тебе привет, Лиля, – ответила я, укладываясь обратно на диван и сворачиваясь клубочком под одеялом. – Что на этот раз? Младшая опять надела горшок на голову, у нее застряли уши, и вы всем семейством не можете снять?

   – Если бы всем семейством! Все, не могу больше! Я стала рабой для них. Старший уже в последнем классе, а по-прежнему: «Мам, где мои носки?»

   Я все еще копошилась, устраиваясь удобнее, потому что знала: Лиля не умела быстро и четко излагать мысли. Пока она не вывалит все на мою голову, не замолчит.

   – А самый главный лось? – переходя на визг, ругала подруга своего мужа. – Он, понимаешь, приехал с вахты, разлегся на диване, целыми днями смотрит телек, чешет пузо и орет: «Когда будем жрать?» Что это такое? Да, я согласна, он зарабатывает, приезжает домой отдохнуть, все так, но и у меня есть предел. Я им слуга, что ли? Ты не молчи там, скажи мне, скажи!

   – Это что-то новенькое, – пробурчала ей в ответ. – Когда ты меня о чем-то спрашивала? Всегда только ругаешься, но тянешь всех на своем горбу. А младшая? Тоже командует?

   – А как же! Принеси, подай, уйди. Знаешь, я все чаще стала тебе завидовать. Сама себе хозяйка, никому ничего не должна.

   – Не завидуй. В каждой избушке свои погремушки.

   – Стась, спаси, а? – тихо попросила Лиля, и этот шепот сильно озадачил меня.

   – Что я могу сделать-то? Как спасти?

   – Ты же знаешь, что я работаю из дома. А они этим пользуются. Я ни заказ нормально сделать не могу, ни с клиентом поговорить, ни со службой сбыта обсудить претензии. Только и слышно моих спиногрызов.

   – И что? Чего от меня хочешь?

   – Найди мне работу, чтобы я могла из дома уходить на целый день. У тебя же много знакомых... И вообще, ты работаешь на моем месте! Между прочим, меня туда брали!

   – Вот и приехали. А ты забыла, как сама умоляла отдать тебе «надомную», потому что уже ждала ребенка? Забыла, как Архип ходил договариваться, чтобы нас с тобой местами поменяли? Ведь тебе навстречу тогда пошли. Так что не наезжай на меня сейчас, – ответила я, а сама подумала о том, как сложилась бы моя жизнь, не уступи я тогда слезливым просьбам Лили.

   – Прости. Это нервы. Устала, как черт. Надоело всё и все. Сижу дома, как арестант, срок – почти «вышка». Только в магазин и выскакиваю, как ошалелая ворона. Прическа, макияж, маникюр – забытые слова и действия. И в заказах начала ошибаться, и меньше выполнять. Если так пойдет и дальше, кранты – меня просто уволят.

   – Ладно, успокойся. Давай сделаем так: к часу приезжай ко мне в офис, захвати портфолио своих работ. Пойдем к директору.

   – Как это? У вас вакансия появилась?

   – Появилась. Приедешь, на месте поговорим. Все уладим. Надеюсь.

   – Стаська, ты всегда меня выручаешь. Спасибо!

   Я лежала с телефоном в руке и уже просчитывала свои дальнейшие шаги. То, что могло бы получиться с новой работой, поменяйся мы с Лилей местами, вполне устраивало меня. Сложно сходиться с людьми, а тут… Я могла бы расширить клиентскую базу, найти выходы на другие фирмы, выполнять больше заказов. Только бы все получилось!

   В прекрасном расположении духа собиралась на работу, негромко напевая песню, которая со вчерашнего дня не отпускала меня. Чуть подкрасила ресницы, все еще припухшие губы, отчего краснела даже перед зеркалом; надела темно-вишневое трикотажное платье с глубоким треугольным вырезом и полусапожки; собрала документы для Юры и отчет по командировке. В коридоре на вешалке висело то самое пальто, подаренное Аней. В нем я и решила пойти на работу. Если начинать все с нуля…

   – Здравствуй, милочка, – прозвучал голос соседки, едва я появилась на площадке. – Что-то ты поздно сегодня вышла. И где два дня пропадала?

   – Добрый день, тетя Зоя. И вам хорошего настроения и здоровья. Ездила в Москву в командировку.

   – В выходные дни? Ты меня за дуру-то не считай.

   – В выходные дни, да, тетя Зоя. Выставка там была.

   – Не верю. Да только мне теперь все равно. Мой Витенька сегодня невесту приведет знакомиться. Вот! – с торжеством в голосе сообщила она.

   – Я очень рада и за вас, и за него, и за невесту. Честное слово!

   – А ты прямо вся светишься, улыбаешься. Я тебя такой-то никогда и не видела. Что же за командировка такая была? Подозрительно все это.

   – Тетя Зоя, не тратьте на меня время, вам торжественный ужин надо готовить. До свидания.

   Моему восторгу не было предела. Не верилось, что так круто менялась моя жизнь: и с работой наклевывалась удача, и счастье соседей было не за горами. Может, где-то там, на небесах мой ангел-хранитель вымолил мне прощение?

   В приемной директора никого не было, я не стала заходить в его кабинет, а прошла в бухгалтерию, в которой всегда кто-то из работников находился. Сдала все, что касалось командировки, и попрощалась с коллегами.

   – Ты же отпуск хотела взять. Передумала? – спросили меня.

   – Не знаю пока. Обстоятельства, похоже, изменились. Зато нашла вам нового дизайнера. Мы в институте вместе учились. Сработаетесь. Сейчас она придет, и отведу ее к директору.

   Через час все было решено. Лиля должна была приступить к работе, как только уволится с прежней. Мои перспективы зависели от встречи с ее руководством, хотя меня это не беспокоило. Я знала, что получу новое место. В нашем бизнесе все давно друг друга знали.

   После ухода Лили я положила на директорский стол пакет документов лично для него и улыбнулась.

   – Все, Юра, прощай. Спасибо за помощь, заботу, внимание. Дальше я сама.

   – Ты выглядишь как-то иначе, – медленно произнес он, пристально рассматривая меня. – Словно другой человек вернулся из Москвы.

   – Жизнь меняется, и я вместе с ней.

   Я повернулась к нему спиной и уже сделала шаг к двери, когда услышала:

   – Мне надо признаться тебе.

   – А надо ли? – спокойно спросила его, продолжив свой путь к свободе.

   – Надо. Очень. Понимаю, что звучит эгоистично, но это нужно мне в первую очередь. Как отпущение грехов.

   – Тогда тем более не нужно ничего говорить.

   – Стася, поверь мне, это необходимо. Тебе ведь некуда спешить, так удели мне несколько минут. Пожалуйста.

   Я вернулась и села сбоку от него на «гостевой» стул. Даже не стала расстегивать пальто, надеясь на короткий разговор. Как же я ошибалась!

   – Я никогда не рассказывал тебе о своей семье, – начал говорить он, и его слова сразу подтолкнули меня встать.

   – И не стоит начинать. Зачем мне это теперь-то? Ты прекрасно знаешь, что я не осталась бы здесь работать после нашего… расставания, если бы не Архип. Твоя супруга приняла тебя обратно, и ты должен быть ей благодарен за такую любовь, верность, всепрощение и…

   – Сядь!

   Такого Юру я никогда не видела. Его тон заставил меня вздрогнуть, улетучилось хорошее настроение, стало ясно, что разговор не принесет с собой ничего хорошего.

   – Извини, что повысил голос, но ты ничего не знаешь. Тут ведь одно цепляется за другое. Если я не расскажу о семье, и ты просто уйдешь, то не узнаешь всей правды.

   – Кому-то сейчас нужны эти откровения? – с опаской спросила я, все еще не садясь.

   Он вздохнул, закрыл глаза и сдавил пальцами переносицу. Потом потер подбородок, сгорбился и сложил руки перед собой, сжав их в кулаки.

   – Я обманул тебя. Вернее, не сказал всей правды. Садись.

   Я подчинилась, понимая, что спорить бесполезно, Юра выскажется, чего бы это ни стоило ему или мне.

   – Ты никогда не видела мою жену или дочь?

   – Никогда.

   Он покивал, словно отвечая на вопросы, известные лишь ему.

   – Я так долго собирался все рассказать тебе, а теперь не знаю, с чего начать. Все перемешалось в голове. Это из-за страха, что ты все-таки уйдешь.

   – Не сомневайся в этом. Я уже почти ушла.

   – Почти… Ты сама знаешь, что я женился, когда она была уже беременна. До этого мы встречались с ней больше десяти лет, со школы. Жили вместе. Планировали ли свадьбу? Я – точно нет. И вдруг она сообщила мне о беременности. Конечно, я был счастлив. Ребенок! Я обожаю свою дочь… Моя жена жгучая брюнетка, а дочь огненно-рыжая. Ни у кого из наших родственников нет такого солнечного цвета волос. Но я никогда не задумывался об этом. А надо было.

   Я все еще ничего не понимала, но сидела, не шевелясь, потому что видела, как тяжело ему давались слова.

   – Когда у нас с тобой начались отношения, жена спокойно восприняла это, напомнив только, что мои «*лядки» не должны сказаться на обеспеченности ее и дочери. И, кроме того, все заботы о хозяйстве я должен был взять на себя. Кстати, она ни одного дня не работала. А ты всегда отказывалась от любых подарков, считала, что я не должен отбирать деньги у семьи. Что же, мне это было удобно, ненакладно, прямо скажу… И так бы мое заблуждение и тянулось, если бы я не увидел как-то днем свою супругу с одним нашим общим знакомым, у которого огненно-рыжие волосы. Они выходили из гостиницы, которая известна своими услугами, то есть почасовой сдачей номеров. В тот день все встало на свои места, и я ушел из дома.

   – Прости, – перебила я, ощущая, как голову сковывает обруч боли, – что встало на свои места?

   Он горько усмехнулся, вздохнул и покачал головой.

   – Какая же ты наивная, Стася. Что тебе непонятно? Моя жена наставила мне «рога» еще до свадьбы. Оказалось, что она забеременела от другого, но не была уверена в том, кто отец ребенка. Однако сделала выбор в мою пользу, так как все-таки жила со мной, да и я уже тогда был более выгодной партией. А когда родилась дочь, все поняла, но признаваться не спешила. В самом деле, зачем, если тупой муж ничего не замечает.

   – Получается, ты ушел ко мне не из-за любви, а потому что твоя дочь не твоя?

   – Нет, что ты говоришь? Конечно, из-за любви. И сейчас это чувство только острее стало, когда не имею возможности быть с тобой. Когда я женился, уже точно не любил ее, но ради ребенка… Тот год, что мы прожили с тобой, был самым счастливым для меня. Что касается семьи, то я отдавал столько, сколько ей было нужно. Лишь до бизнеса я не позволил дорваться. А потом у нас с тобой все закончилось. Ты выставила меня за дверь. Я вернулся в семью. Нет, я вернулся к дочери. Она, пожалуй, единственный человек, который любит меня безоглядно. Жена сказала ей тогда, что мы поссорились, и я съехал на квартиру. То есть к тебе. Прости. А потом, типа, мы помирились, и я вернулся. Дочь так ничего и не поняла.

   – Но почему твоя жена не ушла к тому мужчине? За столько лет можно было создать семью с ним.

   – К кому? С кем создать семью? У него таких, как она, сотни. Не знаю, сколько детей он наплодил по свету. Да и потом, у него же не тот достаток, к которому она привыкла. А так и ему было хорошо: она щедрая на подарки, правда, за мой счет.

   – Ничего не понимаю, – прошептала я, чувствуя, как в голове становится все горячее. – Она же какие-то условия тебе ставила, когда ты вернулся.

   – Условия, – повторил за мной Юра и горько усмехнулся. – Она сказала, что если у нас с тобой что-то опять будет, она все расскажет дочери.

   – Что именно?

   – Что я бросил их, уходил жить к другой женщине. Что я подлец, негодяй, который предал их. А самое главное, что я не отец своей дочери... Стася, я не могу иметь детей. В этом я хотел признаться.

   – Что? – Наверное, мой шепот был похож на всхлип. Но мне было все равно, потому что рассыпалась привычная картина прошлого, и я повисла в воздухе, за него же и пытаясь уцепиться. – То есть все то время, что мы были вместе… А когда ты об этом узнал?

   Он молчал, глядя перед собой, нахмурил брови, тяжело вздохнул, но ни слова не произнес.

   – Скажи мне все-таки, когда мы год жили вместе, ты уже знал? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал, и все еще предполагая ошибку в моих догадках. – Ты же сам говорил, что хочешь ребенка. Даже просил, чтобы я родила. Я надеялась…

   Голос звучал все тише, подозрения постепенно превращались в уверенность, и силы, казалось, вот-вот оставят меня. Я замолчала, продолжая смотреть на мужчину, которому доверяла столько лет. Разочаровалась? Обозлилась? Нет. Просто разглядывала его, словно впервые увидела.

   – Знал, – ответил он. – Не хватило смелости рассказать. А потом у тебя была операция, и уже не имело смысла признаваться в моем бесплодии. Ты сама оказалась в таком же положении… Я никогда не спрашивал о твоем здоровье, но понял, что не очень хорошо, и надежды нет. Как я мог тогда еще и это добавить? Ты и так почернела вся.

   – Ты обо мне беспокоился, да? – усмехнулась я, еще не до конца осознав, что он мной пользовался, называя это любовью. Позволял мне корить себя, считать виноватой, что не смогла забеременеть. Мне было больно, а он просто молчал, потому что знал правду. – Теперь тебе стало легче? Гора с плеч? Скоро станет еще лучше и тебе, и твоей жене... У каждого из нас своя жизнь. Я ошибалась, когда верила твоим словам и просьбам. И, знаешь, хотя это не мое дело, все-таки добавлю: не считай свою дочь глупой. Дети видят, слышат, понимают и запоминают гораздо больше, чем себе представляют их родители. Думаю, в какой-то момент твоя девочка испугалась, что вовсе не так уж нужна тебе. Она боялась и ждала твоего возвращения. Не разочаруй ее, если действительно любишь своего единственного ребенка.

   Я встала и сделала несколько шагов к двери, глядя только на дверную ручку, как на ориентир, чтобы не споткнуться, не пошатнуться.

   – Стася, я не буду просить прощения. Знаю, что это пустой звук. Хотел предложить тебе свою помощь, любую, будь то финансы, которые потребуются, или мужское плечо. Честно говоря, не знаю всех этих тонкостей, но если ты захочешь усыновить ребенка или найти суррогатную мать, я бы очень хотел стать отцом твоему малышу. Я бы многое отдал за такой шанс.

   Мне стало горячо и больно до слез. Не поворачиваясь к нему, сказала:

   – Ты просто хочешь привязать меня к себе, пообещав помощь за ребенка. Та мечта умерла несколько лет назад, и сейчас твои слова это насмешка.

   – Но я могу понадобиться тебе! Ты же все равно одна. Если вдруг все же когда-нибудь решишься…

   – Нет, ничего, никогда. Прощай.

   В приемной никого не было. Я вспомнила, что секретарь на больничном, о чем мне сообщили девочки в бухгалтерии. Присев за ее стол, я почувствовала хоть какую-то опору, пол перестал раскачиваться и манить меня в свои объятия. Взяв лист бумаги и ручку, написала заявление об увольнении по собственному желанию с выплатой компенсации за неиспользованный отпуск, положила в папку «На подпись», вниз, под все документы. И покинула здание, где провела столько лет, думая, что живу.

   Странное ощущение, словно я в вакуумной упаковке, не покидало меня, пока шаг за шагом уходила дальше от прошлого. Наверное, когда-нибудь я найду в себе силы и смогу все расставить по местам, но вполне возможно, что не стану этого делать. Зачем? Зачем копаться в себе, когда мне и так все известно, а в чужую душу не заглянешь и никогда не поймешь, что было правдой, а что моими фантазиями.

   – Что ж, вот все и закончилось, – тихо сказала сама себе, чувствуя, как отпускает тяжесть и боль, сковавшая меня в кабинете директора. – Теперь только вперед, подняв взгляд от земли. Хватит смотреть под ноги. Что там интересного? Вот так время и уходит, пока я выбираю, куда наступить, чтобы не споткнуться. А оказалось, что простояла на месте много-много лет, да еще с непроглядной повязкой на глазах. Нет, больше этому не бывать. Мой мир слишком долго оставался на задворках чьей-то жизни. Буду смотреть по сторонам, любоваться и радоваться, конечно, не всему подряд, как глупая гусыня. А вообще-то, все прекрасно. Пусть с опозданием, но все точки оказались над своими «i»... Надо съездить к папе с мамой, с Архипом встретиться. Нет-нет, все просто отлично. Иначе и быть не может.

   Я убеждала себя, уговаривала, настраивала, хотя знала, что еще не раз мне будет больно и грустно.

   Погода удивляла теплом и солнечными лучами, словно не было вчера в столице жуткого ветра и снега. От этого складывалось впечатление, что случившееся со мной менее суток назад, было в другой реальности. И там же остался подарок Ани – красивая капля янтаря. Вдруг представила, как сестра спросит меня, почему не ношу подвеску, а потом напомнила себе, что вряд ли мы скоро увидимся с ней. Если вообще когда-нибудь увидимся.

   Возвращаться домой в это время дня было непривычно, во дворе почти никого не было: ни мам, ни бабушек с колясками, ни детворы, которая еще не вернулась из садиков или школ. Даже тети Зои не наблюдалось на «дежурстве» у окна кухни, хотя ей надо было готовить торжественный ужин к приходу невесты Вити. Я, грешным делом, даже заволновалась, не случилось ли чего плохого с пожилой женщиной из-за новостей и эмоций. Но вовремя осадила свои душевные порывы, хотя беспокойство осталось.

   В квартире было тепло и тихо. Солнце уже ушло из поля зрения, успев чуть прогреть воздух. Я устало села на скамейку в прихожей и закрыла глаза. Столько событий произошло всего за несколько дней! Словно судьба решила вернуть сразу и все, что я пропустила. Голова еще побаливала, даже слегка кружилась, что сильнее ощущалось в темноте коридора и моего сознания. И вдруг я поймала себя на том, что улыбаюсь.

   Как долго я просидела в коридоре, сама бы не сказала. Лишь почувствовав, что спина затекла, потихоньку встала, сняла пальто, обувь и прошла в большую комнату. За окном стемнело, и вокруг меня заплясали привычные тени.

   – Вот и хорошо. Вот и все на тех же местах. Даже эта «стенка», которая держит меня, как якорь, привязывая к прошлому.