Темное пламя-3. Сердце мира. Ольга Зима, Ирина Чук

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Начало 3 эпохи, или Снова заново
• ГЛАВА 2. Новости Благого Двора, или Магия атакует
• ГЛАВА 3. Разбитая чашка, или Дела житейские
• ГЛАВА 4. Конец Лугнасада, или Плюсы и минусы волшебства
• ГЛАВА 5. Действия и противодействия, или Решение короля
• ГЛАВА 6. Небесная любовь, или Трудности понимания
• ГЛАВА 7. Дружеское плечо, или Варианты отцов
• ГЛАВА 8. Отец без вариантов, или Биение сердца мира
• ГЛАВА 9. Сонное царство, или Неблагие беседы
• ГЛАВА 10. Приципы неблагой магии, или Пятеро на одного
• ГЛАВА 11. Неприятные открытия, или Новый след
• ГЛАВА 12. Знакомцы и незнакомцы, или Странные узы
• ГЛАВА 13. Омуты памяти, или Тяжелая доля принцев
• ГЛАВА 14. Разочарованный лес, или Участь королев
• ГЛАВА 15. Новые знаки, или О чем пиликают феечки
• ГЛАВА 16. Магический прилив, или Второстепенные фигуры
• ГЛАВА 17. Визиты Домов, или Все из дому

АННОТАЦИЯ

У волчьего короля Дея и солнечной принцессы Алиенны теперь есть верные друзья, но и заклятые враги никуда не делись. Кто враг, а кто друг? Кто подставит руку, а кто - толкнет? Черный замок полон ши, а значит, полон загадок и опасностей.

   Магия возвращается в волшебную страну, в Нижний Мир. Топит волнами, смывает защиту. Похоже, пора открывать магическую академию. Ведь если не овладеть магией, то магия овладеет тобой!

ГЛАВА 1. Начало 3 эпохи, или Снова заново

Мои ши после падения Проклятья разбрелись по всему замку, каждый отдыхает и дышит по-новому, новым, полным магии воздухом, друиды довольно быстро исчезли из виду. А может, попросту затаились в гостевых покоях. Омела все еще ползет по стенам, но наш Советник настолько многозначительно потирает костяшки кулака при взгляде на куст, что становится ясно: ей осталось недолго. Вероятно, для Джареда это дело чести, довести начатое однажды до конца.

   Дом Волка затихает к вечеру, примериваясь к новой жизни, все ши расходятся по своим комнатам и покоям, самые неуёмные гуляют под яркими летними звездами: Лугнасад в этом году собрал, кажется, все времена года, начавшись под зиму, встретившись на весну и погрузив всех к ночи в лето.

   Разумеется, мой Дей и моя госпожа относятся к числу самых неуёмных!

   Ай-ай, подождите меня, мой волк! Фуф, успел спрыгнуть ему за воротник!

   Ох! Мой Дей! Так ты видишь! Да-да, это похоже на то странное зрение, которое было у тебя во время сражения возле арочного места силы! И ты, мой Дей, на глазок можешь определять — насколько магия вернулась в мир! И это не шутка!

   Пока что перед отсутствующими глазами моего волка плещется магия на уровне щиколоток. Но я уверен, она будет прибывать и подниматься. Как бы только нас тут всех не смыло.

   Однако я отвлекся. Мой волк под руку с Алиенной прогуливаются под огромными летними звездами, пусть любование чудесами волшебной ночи доступно лишь моей госпоже, Дей рад еще больше Алиенны. Он чувствует её светящийся счастьем силуэт. Это самое главное наслаждение для нашего волка!

   — Дей! — голосок моей госпожи звенит золотым солнцем и неприкрытой любовью. — Ты обещал рассказать! — прижимается головой к его плечу, тонкая и гибкая, высокая и сильная.

   Мой волк с трудом удерживает порыв остановиться и расцеловать Лили прямо сейчас. Его королева желает слушать истории!

   — Это не то чтобы очень интересная история, — в голосе Дея сквозит лукавство. Да-да, мой волк, в каждом звуке. И не думай, будто Лили не заметила! — Хотя долгая, конечно.

   — Де-е-е-ей! — конечно, она заметила! — Не дразни меня, мой возлюбленный муж! — теперь моего волка будоражит ее близостью просто неистово. — Я спала, но я видела, слышала, мир менялся! Менялся там, где проходил ты! Ты и кто-то еще, не разглядела…

   — Прямо менялся? — мой волк пытается спрятать разгорающееся желание за интересом к любопытному предмету беседы. — Удивительно! То есть не совсем удивительно, но я не думал, что мы с Бранном прошли так заметно!

   — Ага, значит, с Бранном! — моя госпожа рада как тому, что узнала новое, так и тому, что Дей страстно жаждет ее целовать. Конечно, мой волк, и это не укрылось от нашей Лили. — И что же это за Бранн? И откуда он взялся? И как вы познакомились? Мне нужно знать решительно всё!

   Мой волк вздрагивает, когда Лили, противореча собственным словам останавливается и притягивает к себе его лицо. Поцелуй под звездами длится и длится, отдельные робкие огоньки мигают теперь и в чаще, кажется, это просыпаются волшебные создания. Нежность моей госпожи согревает сердце волка, руки Дея сам сходятся вокруг талии нашей госпожи, а потом вся полянка вспыхивает золотом, понятно, теперь сюда не заявится никто лишний, никто не увидит, зеленая спальня на одну ночь принимает двоих ши, слишком влюбленных и волшебных, чтобы ограничиться исключительно своими покоями!

   Дей стал бережнее, осторожнее за время своего путешествия, но и чувствительнее, он острее понимает, что нравится Лили, а что приводит в восторг. Впрочем, с истинно волчьей жадностью в чувствах ничего не сталось — и он успокаивается лишь тогда, когда оба уже едва могут перевести дух. Моя госпожа нежится и золотится на плече супруга, не находя слов, отразивших бы её состояние, поэтому просто целует Дея. И, надо сказать, в Лили живет жадность не меньшая: своего Дея она никому не отдаст!

   — Так и все же, Дей, как так вышло, что у меня на плече теперь цвет папоротника, а весь Двор шумит о неблагих и снятии Проклятья? — моя госпожа мудро не выпутывается из кольца рук нашего волка. Иначе беседу снова пришлось бы отложить.

   — Так и вышло, Лили, — тон моего волка доволен необычайно, губы сами складываются в улыбку. — Теперь ты окончательно волшебная! — поцелуй в шею, ключицу, грудь, ох, да уж, мой волк, этак вы говорить будете всю ночь! И все на одной фразе!

   Моя госпожа задыхается, но перехватывает лицо своего волка за щеки, притягивает обратно, вверх, целует, настаивает на ответах:

   — Дей! Не уходи от вопроса! Я не буду сердиться! — руки волка, однако, живут своей жизнью и перехватить их у Лили точно не выйдет. — Ай! Дей! Дей! Де-е-е-е-ей!

   Ну да, теперь, понятно, разговоры снова позабыты: у нашего волка очень длинные сильные руки. Фуф, аж гребешок приподнялся! Вокруг поляны на всех деревьях шуршит, прорастая, вьюнок. Мощные гибкие зеленые ветви оплетают пространство, поднимаясь стеной, создавая целый купол, расцвечиваемый то и дело распускающимися желтыми бутонами. Лили светится крошечным солнцем, а магия поднимается вверх так, что теперь мой волк видит её всю, лежащую, разнеженную его прикосновениями…

   Стоит ли говорить, что это действует сильнее любых жестов и слов? Дей был ненасытен всегда, а в этот день, в эту ночь — особенно. Кажется, еще немного и моя госпожа станет настоящей звездой, так сияют ее волосы, так золотятся глаза, так возвращается коже чудесный загар. Она любима и любит, сердце мира полно любовью — и мир тоже наполняется ей.

   Шелковая трава, среди которой тоже мелькают стебли вьюнка, принимает в свои волны моих ши, они оба устали, но расплести руки и ноги не в состоянии. Или не желают, не разобрать, сейчас в голове моего Дея полный кавардак!

   — Дей? — выдох в плечо, опаляющий и без того разгоряченного волка больше. Ой-ой, это опасно. — Тебе тоже стоит иногда отдохнуть! Расскажи!

   Лили не разрывает объятий, и это, похоже, позволяет моему волку обратиться к весьма печальному времени хоть в мыслях:

   — Ну хорошо. Когда ты… Когда ты уснула, я потерял голову, мне казалось, что все кончено и никогда не произойдет заново, что мир подошел к своей черте, — мой Дей и не знает, как он прав. — Тогда я позвал хранителей равновесия, друидов, тогда я еще не знал, чем это может обернуться, но помочь иначе все равно было невозможно!

   Моя солнечная госпожа обнимает моего волка, прогоняя тени, выползшие из его воспоминаний.

   — Отец рассказал, чем кончилось предыдущее обращение к Не-сущим-свет, именно тогда появилось Проклятье, но другого выхода не было! Не было! — и прижимается к плечику моей госпожи лицом. — Они сказали, что вырвать из сна-жизни тебя сможет лишь цвет папоротника, а это, сама понимаешь…

   — Ох, Дей, они отправили тебя к неблагим? — да, давно, в детстве, Лили слышала страшные сказки о безумных ши другого королевства. Немного не такие страшные, как о фоморах, но счастливо не заканчивалась, кажется, ни одна. — Как же тебе удалось?

   Лили льнет к моему Дею ближе, она вся в его руках, ей необходимо чувствовать, что и наш волк рядом. Дей улыбается:

   — Не только мне, со мной еще был твой ящер, ты забыла? — эй! я все еще с тобой! — Теперь у него есть имя, каюсь, я был немного не в себе, когда его называл, поэтому солнечное создание теперь зовется Лугом.

   — Он был с тобой все это время? Как я рада! Ты не был совсем один, Дей! — Лили целует его быстро, чтобы не увлечься снова.

   — Да, благодаря Лугу у меня была карта, которую прицепили к нему друиды, волшебный проводник и ворчащая компания из благовоспитанного ящера…

   Эй! Мой волк! Это что еще за выражения!

   — Луг несколько раз спасал мне жизнь и всегда был на моей стороне, за что я ему глубоко благодарен!

   Фуф, ну вот, теперь я краснею! У-у-у! Бесстыжий волк!

   — Он такой, мой добрый ящер, Луг, хм, ему идет, — в голосе моей госпожи слышится намек на смех. И эта туда же! Шутки они шутят, фуф, над бедным мудрым ящером!

   — Мне тоже кажется, что идет, — а меня послушать, мой добрый волк? — Так что часть пути я проделал в компании Луга, дорога разворачивалась волшебно, благие земли я покинул быстро, а вот на границе начались неприятности.

   Лили потягивается, показывая, что тоже умеет разворачиваться волшебно, а мой волк стремительно теряет нить беседы. Впрочем о путеводной нити речь не идет, путеводной стала для него сама Лили, и сейчас она одобряет возникшую в разговоре паузу, думаю, главным образом потому, что ей страсть как хочется поцеловать своего героического волка!

   Одними поцелуями, конечно, дело не ограничивается, мой волк рядом со своей возлюбленной супругой, по неплотному куполу из вьюнков зажигаются их личные желтые звезды с острыми лепестками. Звезды небесные, крупные, яркие, рассыпанные по темному бархату неба подмигивают озорно, поощряя своих золотистых собратьев, одобряя счастье двух ши, ласковую темень ночи и прорезающуюся из земли вновь магию.

   — Все-таки хорошо, что с тобой был Луг, Дей, — золотистые пальчики моей госпожи проходятся по тяжело поднимающейся груди волка, она наслаждается теплом, жаром, который живет в их телах и светом, озарившим души. — А что было потом?

   — Потом, как я уже сказал, было довольно неприятно: неблагие земли не любят гостей, меня встретило ненастье, жара и холод, горы и маковые поля, но хуже прочих было болото! — выражение лица моего волка тут же изменяется, брови приподнимаются над повязкой, улыбка приоткрывает рот, в темноте блестят острые зубы. — Впрочем и лучше прочих тоже было болото!

   — Ты говоришь загадками, муж мой, имей в виду, это только распаляет, — Лили ёрзает, заставляя Дея прерывисто вздохнуть и кое-как подавить дрожь, чтобы не вцепиться в нее тут же, — моё любопытство!

   Мой волк удивленно выдыхает: Лили распалила кое-что посущественнее любопытства!

   — И что там с болотом? — темно-золотой голос поднимает шерсть на загривке Дея, дыхание моей госпожи щекочет ухо. — Почему оно было таким загадочным?

   Мой волк усмехается, в его голове зреет план страшной мести: руки быстро пробегаются по внутренней стороне бедер Лили, прихватывают за ягодицы, а потом благовоспитанно возвращаются на её талию. Алиенна забывает на момент как дышать, видимо, Дею тоже удалось намекнуть на другой ход беседы. Да, снова!

   Однако моя госпожа обладает невероятной выдержкой, она скатывается с Дея, устраивается просто рядом, продолжая обнимать, устроив ладонь с растопыренными пальчиками на его груди.

   — Дей, мне интересно! Ну расскажи! А потом я тебя поцелую! — за обещанием таится больше, чем один поцелуй, и Дей тоже переводит дух, успокаиваясь на время.

   — Болото стало таким загадочным потому, что там я чуть не утонул, нашел проводника, чуть не умер и нашел друга! — да уж, мой волк, умеешь ты подать новости. — Видишь как вышло, моя золотая, на болото я пришел уже изрядно усталым, а неблагое болото не было бы неблагим болотом, если бы не было живым и волшебным. И оно попыталось сразу же меня съесть!

   Ох, мой волк, мне до сих пор неприятно вспоминать, как чавкала, втягивая тебя, трясина!

   — На мое счастье, поблизости оказался хранитель болота и границ, который вытянул меня из ненасытной утробы, который поделился лекарством от местного проклятья, который поведал о неблагих столько интересного, что хватило бы на уйму сказок, — мой волк опять улыбается, восстанавливая в памяти картины прошлого, неблагая Ворона везде неблагая Ворона. Сейчас странно представить, что Бранн мог относиться к Дею настороженно или недоверчиво. — Который назвался Бранном и предложил свою помощь, хотя я не просил. До сих пор ума не приложу, чем я обязан этому подарку судьбы, но дальше мы шли вместе.

   — Значит, этот самый хранитель болота и границ, Бранн, и есть тот неблагой, о котором шумит Двор? — да, Лили, возможно, не видела Бранна, но сердце мира прислушивалось к Черному замку даже во сне. — И раз ты называешь его другом, Дей, значит, он и впрямь достойный ши!

   Мой волк перехватывает покоящуюся у него на груди ладонь, подтягивает к губам, выговаривает прямо в подушечки изящных пальчиков:

   — Конечно, ты и тут права, моё сердце, — это обращение образует отзвук в мире, словно вспоминающем и быстрее отходящем ото сна. Мои ши ничего не замечают. — Когда ты познакомишься с Бранном, ты поймешь, насколько ты права, хотя манера у него, конечно, очень особенная и очень неблагая!

   — Ах, Дей, я почти завидую тебе, ты подружился с героем сказок и повидал вкупе с благими землями неблагие, — Лили прячет зарумянившееся лицо, утыкаясь в бок мужу и не вырывая руку. — Что ты видел там чудесного?

   Фуф, Алиенна, моя дорогая госпожа, если бы ты знала, какие именно чудесные приключения пытались Дея сожрать на каждом шагу, ты не заявляла бы о своей робкой зависти! Будь уверена!

   — Чудесного… — мой волк счастливо сопит в ладошку Лили. — Чудесное всё здесь, — прихватывает плотнее за талию, притягивает, — а там было смертельно опасное, сумасшедшее, безумное и остервенелое! На самом болоте нам пришлось встретиться с порождением жуткой магии, его злобной душой, Трясиной, воплощенной в теле древней ши, ставшей за века полупрозрачной, нарастившей зубов в полголовы и преобразованной в монстра! И вокруг были распластаны её волшебные детки, способные убить ши как снаружи, так и изнутри, а самое большое Дитя было размером в половину Черного замка!

   Мой волк говорит с жаром, Лили прижимается к нему в азартном страхе, закидывает одну свою золотую ножку на длинную ногу Дея — чтобы убедиться, муж тут, его никакие трясины не съели, тем более — их жуткие детки!

   — Как же вы его обошли? — золотые глаза моей госпожи мерцают во мраке ночи от переживаний. — Как смогли миновать столь огромный ужас?

   Мой волк смеется, его греет беспокойство Лили, ему тепло от осознания, что она волнуется, а вдобавок он рад, как мальчишка, могущий похвалиться своими подвигами и произвести впечатление удавшейся шалостью! Лили не ожидает, нет, Дей, не ожидает!

   — Мы не обходили, моя золотая, мы приняли бой! Приняли бой с той противницей, что разрасталась на болоте со времен старых богов, что обрушила на нас всякие порождения древней силы, что подняла со дна трупы прежних хранителей и обрушила сверху щупальца-колонны, толщиной с башни Черного замка! — перед внутренним взором Дея рисуется жуткая картина, где его нога провалилась вниз по колено, а живая колонна летит сверху.

   И он опять припоминает то ругательное словечко, ухмыляясь еще шире! Мой волк! Мой Дей!

   Лили, наша нежная Лили вздрагивает от представленной картины, ей удается немного подсмотреть воспоминания моего волка, самым краем, чтобы ему не было больно, но от развернувшейся панорамы захватывает дух.

   — Дей, ты мой герой, всегда им был, всегда будешь! — наша солнечная госпожа оплетает ногу волка уже обеими своими, это еще не намек, но близко к тому. — Ты победил такое страшилище!

   — Мы победили, Лили, втроем, я, Бранн и Луг, хотя Луг, бедный, кажется, изволновался!

   Эй! Эй, мой волк! Как тебе не стыдно! Я не слабонервная неблагая феечка, но там правда было опасно! Эй!

   — И что было дальше? — моя госпожа проницательна и хорошо знает нашего волка.

   Да-да, моя госпожа, дальше было только хлеще! И нечего так ухмыляться, мой Дей!

   — Потом мы целых три дня бежали без перерыва к берегу их особого неблагого моря, звенящего, как настоящий хрусталь, острого и режущего, а ещё подстерегающего добычу среди своих отражений! — мой волк припоминает на сей раз причал и его твердые доски под спиной, озадаченного Бранна и разочарованный хруст волн. — В тех водах не водятся даже фоморы! Зато там живут странные рыбы, ужасы, русалки, Черный берег и страж! А остров Смеха на самом деле смертельно опасен!

   Мой волк, поумерь свои восторги! Я понимаю, что это время теперь видится тебе исключительно занятным, когда Лили у тебя в руках, а будущее не пугает жуткой неопределенностью, но наша госпожа тоже заглядывает в твои воспоминания! Хрустальный корабль в Хрустальном море великолепен, ты в повязке похож на пирата, но Берег смерти, лазурный свет дна в ночи, птицы Роака и едва проглянувшая темнейшая тень Ужаса Глубин тоже там есть!

   Наша госпожа ойкает, плющ оплетает полог плотнее, захватывает, ограждает и прячет ото всех опасностей, мой Дей улыбается покровительственно:

   — Это было совсем не так страшно, как тебе кажется!

   — Да! Это было еще страшнее! — Лили прожила, кажется, все страхи, сбывшиеся и не сбывшиеся.

   — Дорогая моя, золотая моя, одно твое слово — и я замолчу, — мой волк улыбается мягко, целует все ещё захваченную ладонь, устраивает у себя на щеке. — Вот уж чего бы я не хоте…

   — Нет! Продолжай! — наша госпожа решительно сводит брови, прижимается к Дею и ничего не боится в его объятиях. — Я хочу знать, мне нужно знать!

   — Ну смотри, — да, мой волк, и вовсе не надо думать, что все солнечные создания такие трепетные! Я вот не трепетный! Сам ты трепетный, понятно?! — Дальше было путешествие через Пески Забвения, их нам с Лугом пришлось преодолеть без Бранна, именно там Луг обзавелся своим именем, а голову мне нещадно напекло.

   Мой волк фыркает, когда Лили гладит свободной рукой тяжелые черные пряди, не запуская пальчики в волосы, а просто оглаживая. Пока. Дей серьезнеет:

   — И среди песков, Лили, меня спасла ты! — да, солнечная вышивка и подарок. — Никакое волшебство не может преодолеть Пески Забвения, если его носитель не имеет четкой и настоящей цели! Если бы не твой платок, если бы не твоя любовь, если бы не знание, что ты ждешь меня дома, ждешь, чтобы проснуться, боюсь, я бы не прошел.

   Мой волк отпускает ладошку моей госпожи, переворачивается набок, прислоняется своим лбом к её лбу, я чувствую в нем жажду увидеть сейчас Лили такой, какая она есть, не просто очертаниями в магии, не просто ощущением мира, а именно глазами — оценить ровный румянец щёк, ясное золото глаз, мягкое свечение волос…

   — Дей, Дей, мой возлюбленный супруг, — Алиенна прижимает серебристую повязку к вискам, — все придет, нужно только время. Я люблю тебя, Дей, не только там, в песках, я люблю тебя сейчас и рядом!

   Ну вот опять! Опять время разговоров сменяется временем действий: мой волк с рычанием подминает восторженно вскрикнувшую Алиенну под себя, вьюнки вокруг распахиваются миру новыми бутонами, а звезд почти и не видно уже за плотным пологом зеленого стебля!

   Ночь медленно проходит, пока мои ши милуются, за границей вьюнков снова поют утренние птицы, приветствуя восход солнца, новый день и обновленный мир. В сумерках Дей с Алиенной успевают подремать, изящная ручка моей госпожи удобно устраивается на золотых родинках, и пусть мое место занято, я рад этому! Цвет папоротника на плечике Лили скрывается под ухватистой ладонью моего волка, и это тоже символично. Мои ши спят, а мир просыпается и приветствует их, приветствует всех ши, радуется своему вновь цельному состоянию.

   Кольца Истинной любви сияют на пальцах Дея и Алиенны своим счастливым символом.

   Когда трели за границей вьюнков становятся особенно настойчивыми и слегка напоминающими голос обеспокоенного Советника, я щекочу хвостом шею моего волка. Алиенна просыпается вслед за мужем сама. Поиски одежды превращаются в целое приключение, в основном потому, что неодушевленные предметы Дей не видит, а вот нагибающуюся и приседающую Алиенну — даже очень хорошо! Пока мои озороватые ши приминают шелковистую траву в очередной раз, я подтаскиваю к ним особенно далеко отлетевшие предметы королевского гардероба.

   А то Джаред изволнуется! И вот ничего я не ханжа, не надо, мой волк! Это во имя вашего королевского долга! И немного приличий! Фуф! Неблагодарный мальчишка!

   Чудесное золотистое блио красивейшим образом облегает фигурку нашей госпожи, а сам Дей в королевском расшитом сюрко смотрится старше и представительнее. Выходят из-под полога король с королевой точно так же под ручку, важно и легко ступая.

   Моя госпожа заливается счастливым смехом, от которого свет солнца становится ярче, а все встреченные по пути подданные не могут удержать улыбок. Мой Дей обладает великолепной выдержкой, но не считает нужным сдерживаться сейчас и сияет наравне с нашей госпожой!

   Дорога в замок оказывается несколько коротковатой, впрочем, Дей рад этому, стоит обеспокоенному Советнику их найти: Джаред явно потерял монаршую пару и волновался, надеюсь только, что не всю ночь. Однако срочных дел вместе с Советником не появляется, он действительно хотел лишь найти своих короля и королеву. Поэтому волк и волчица степенно продвигаются в сторону трапезной, раздаривая улыбки и освещая Черный замок изнутри своим присутствием.

   В трапезной шумно, за одним из столов спит, уткнувшись носами в тарелки, загулявшая по поводу снятия Проклятья компания — те волки, что не должны быть на дежурстве, похоже, из королевских. Среди них виднеется несколько приметных рыжих лесовиков и даже благая белая тучка! Алиенна сдавленно хихикает, боясь привлечь внимание, но спящие ши выглядят действительно презабавно.

   Озабоченный королевской трапезой Воган лично приносит поднос, подмигивает Алиенне, придерживает за локоть усаживающегося Дея, видимо, не зная, как выразить симпатию и признательность, не роняя королевского авторитета.

   — Когда-нибудь я все-таки смогу украсть один из твоих ножей, — на пределе слуха шепчет Дей, отчего Воган грохочет смехом на весь зал.

   Загулявшие с вечера и страдающие сегодня от похмелья волки просыпаются, как от сигнала тревоги: грохочет смех Вогана подобно пушке!

   — И что же было после песков? — моя госпожа действительно задалась целью узнать весь путь своего супруга.

   Мой волк задумчиво пережевывает мясо, ощупывая зал своим особым зрением, но изумрудно-золотой Вороны не видать. Или спит, или торчит в библиотеке своеобычно. Мэя и Флинна тоже нет, да и вообще трапезная пока пустовата.

   — После песков, моя королева, мы двинулись в Золотой город, — улыбка моего волка выглядит чрезвычайно довольной, а перед внутренним взором отчетливо рисуются картины, прочно связываемые с Бранном, феями, странностью и одновременно красотой. — Удивительное место, столица неблагих, сквозь которую тянется гигантский рисунок золотого цветка, а улицы и дома отражают представление неблагих о порядке!

   Мой Дей! Ну не фыркай так!

   — Просто ради примера, Лили, их Башня Звездочетов на самом деле глубочайшая яма с телескопом внизу! — азарт, с которым Дей припоминает отдельные достопримечательности столицы, мне в принципе нравится… — А многие дома выглядят искривленными или кажутся не тем, чем являются! А швеями и ткачами работают пауки размером с голову и настоящие феи, изумрудно светящиеся феи!

   Лили восторженно вздыхает, она по-прежнему видит отзвук воспоминаний Дея, и так как воспоминания невероятно яркие, ей видно тоже очень и очень много. Как наяву раздается деловитый бас паука и услышанное впервые пиликанье неблагой феи Фаэ.

   — А еще в их библиотеке не читают, хотя и читают тоже, а в основном лечат! — мой Дей припоминает все новые картины, теперь перед ним Буук, Грин, Оак, Боаш, Ннарб и тогда еще плохо знакомая Шайя. — Самое удивительное, Лили, что в этом есть своя логика, и то, что кажется на первый взгляд безумным, на самом деле оказывается понятным и оправданным, стоит дать себе труд разобраться!

   Моя госпожа восхищенно цокает языком, да, я согласен, неблагие земли не только расширили представления нашего волка о мире, подарили друга и отняли глаза, они открыли в Дее Дея, то, как он рассказывает об увиденном и прочувствованном, характеризует в первую очередь его самого.

   Да, моя госпожа, если бы это было возможно, я чувствую, ты полюбила бы своего мужа еще сильнее, но ты и так любишь его до золотого сияния. Теперь перебравшегося даже на фигуру нашего молодого короля. Этого не замечает Дей, это не бросается в глаза никому, но силуэт моего волка легко светится.

   — В той библиолечебнице мы с Бранном обсудили дальнейший путь, и он подарил мне пару магических вещиц, — мой волк хмурится, — потому что думал, что не сможет сопровождать меня сам! Потому что думал, что его помощь нам с тобой будет стоить самому Бранну жизни! И ни словом не обмолвился до самой столицы!

   Тряпичная салфетка с яростью отброшена на стол, мой волк снова переживает прошлое потрясение, когда Бранн сознался в опасности своей жизни. Прямо скажем, сознался нехотя и почти случайно. Вот да, мой волк, Ворона!

   — А почему он был в опасности? — наша добросердечная госпожа не может не сопереживать, когда наш волк настолько волнуется. Перед ее внутренним взором встает картина неблагой лаборатории и приподнятый над полом Бранн. — Что могло угрожать жизни хранителя болота и границ в столице?

   — То, что он не только хранитель болот и границ, — улыбается печально, да, мой волк, отношения Бранна с семьей сложнее некуда, — он еще принц, опальный принц, изгнанный на болота и границы принц, один его уход оттуда мог стоить ему жизни, так Бранн еще принялся мне помогать! И не предупредил! Не сказал! Ух, Ворона! — мой Дей качает головой, удручаясь заново.

   — Ворона? — моей госпоже просто страшно любопытно, она не видела раньше, чтобы Дей так волновался за кого-то, не принадлежащего его семье. — Почему ворона?

   Мой волк усмехается: да, при взгляде на Бранна становится понятно, почему именно Ворона, объяснить это труднее, но есть чудесная короткая версия, а в остальном Лили непременно разберется сама.

   — Потому что он из Дома Четвертой стихии, воздушный он неблагой, превращается в птицу, а удобнее всего ему быть вороной, ты поймешь, когда увидишь, — Дей легко меняет тему, ему еще есть о чем повествовать в плане путешествия. — И чтобы Бранна не истребили собственные братья, я взял его в свои королевские волки, на тот момент отец уже оказался пленен черными вьюнками, я стал королем Дома по праву рождения, а мой плащ, хоть и поистрепался, своих свойств не потерял!

   Лили пораженно ахает, да, моя госпожа рассуждает об открывающихся подробностях именно с точки зрения Дея: каково было ему в чужой стороне, когда он узнал, что его отец фактически умер, а друг собирается умереть? Моя госпожа придвигается ближе к своему супругу, не в состоянии сохранять приличествующую дистанцию.

   — Бранн стал королевским волком, и мы отправились ко дворцу, у них такой занятный дворец, ты бы видела, сам приземистый, а одна башня, высоченная, которая называется Парящей, висит в воздухе и крутится вокруг своей оси! — ох, мой волк, тебе стоит вспомнить этикет собственного Двора, ты рассказываешь с таким чувством! — А на самом здании был удивительный барельеф, который оказался потом не барельефом, а настоящим живым Семиглавым змеем! Его заточил давным-давно дед Бранна, которого мы тоже видели, но в парке и памятником!

   Картины сменяют друг друга со страшной частотой, Лили сложно поверить, будто это все происходило наяву, отчетливые и крупные виды каменных морд змея пугают лишь в виде картин, однако живой Дей рядом — и чуть не подпрыгивает на кресле, больше похожем на трон, стремясь обуздать мальчишеский восторг.

   — Представляешь, дед Бранна настоящий живой памятник, а во дворце у них есть картины, где нарисован воздух, а есть картины-художники, которые рисуют тебя сами! — мой волк, ты бы хоть паузы делал побольше. — И целая галерея портретов их королей! А на здании сидит Семиглавый, чтобы закрывать дыры в стенах, но ночью он улетает, оживая после заката и наводя ужас на город!

   Наша золотая госпожа прикрывает ладошкой рот, за словами Дея перед ней разворачивается удивительный и пугающий неблагой мир, достаточно страшный уже своими дневными проявлениями.

   — И вместо Вогана у них неблагой салатовый осьминог! То есть поваром! — горькие воспоминания о потерянной тогда куриной ножке все еще свежи в памяти Дея, и Лили фыркает, заботливо перекладывая нужную куриную часть со своей тарелки на его.

   Благодарность Дея, кажется, можно ощутить физически, настолько она ясная! Вместо очередного «спасибо» мой волк притягивает Лили к себе и легко целует в висок: для него не секрет, что Алиенна любит его, но куриная ножка служит отдельным непреложным свидетельством этого чуда. Моя солнечная госпожа хохочет заливисто, на что удивленно оглядываются похмельные волки. Тут же приходящие в себя и вытягивающиеся по струнке королевские похмельные волки. Забывшегося небесного, не спешащего оглянуться, но торопящегося сделать замечание чересчур громкой и смешливой ши, перехватывают на полуслове, попросту затыкая рот, кажется, листом салата.

   — А потом мы залезли на крышу дворца и полетали! Бранн умеет быть не только вороной, но полетал, по-моему, даже Луг!

   Мой волк! Мой Дей! Не выдумывай! Вы просто быстро меня поймали!

   — И полеты над ночной столицей неблагих показали мне, почему она зовется Золотым городом! — о, мой волк, тут и мне интересно, ты раньше не говорил. — Потому что весь город, и без того преимущественно возведенный из желтого камня, освещаемый фонарными феями, золотыми облаками и сиянием цветка действительно смотрится с высоты золотым! Особенно с высоты Города Отражений, куда мы тоже почти случайно залетели!

   Мне нравится, как ты обходишь тему битв и стычек, мой волк, но я бы на твоем месте не надеялся остаться незамеченным! Про Семиглавого Лили точно спросит!

   Наша госпожа слишком хорошо знает тебя, мой волк, а еще видит картины, которые выдают не только радостные переживания. И лучше бы ты рассказал ей обо всем сам, не заставляя волноваться!

   — Ты наелась, Лили? — мой Дей деловито интересуется, волнуясь о состоянии нашей госпожи так, будто она совсем крохотное дитя. Возможно, дело как раз в новом статусе Алиенны, да, она готовится стать матерью.

   На её кивок мой волк улыбается шире, встает и предлагает руку, тянет мою госпожу в парк и на воздух. Туда, где их все видят, но никто не может подслушать!

   Ах, мой волк, прости, ты все делаешь правильно, я понял тебя. Рассказывать о неблагих опасностях в трапезной было бы все же не слишком мудро.

   — Кроме удивительных видов и изумительных чудес живой магии, Лили, там были и чудеса совсем не изумительные. Вот, например, те же самые Отражения, город которых прячется над Золотым, могут быть в столице гостями, но чаще становятся убийцами! Их можно натравить на любого, кто не нравится тебе и твоей тени соответственно! — мой Дей переводит дух. — Хорошо хоть, что призывать их можно лишь на сутки. Правда, кто его знает, сколько раз можно использовать свою тень… Даже думать не хочу!

   — Вы, конечно, встречались с Отражениями? — да, моя госпожа внимательна.

   — Ох, да, Лили, даже не с одним, и каждое пыталось нас убить! Если бы я знал, как помочь Бранну магией, может быть, мы успели бы и убраться с темных улиц до взлета Семиглавого, а так, увы, пришлось принять бой! — мой волк, в твоем голосе нет ни капли сожаления. Нет, вот даже ни такой маленькой. Совсем-совсем, мой волк! — Змей оказался злопамятным, и тоже хотел снять голову с Бранна! Но кто бы ему дал!

   Кулаки волка крепко сжимаются, Лили тоже воинственно вытягивается в струнку: она сливается с этим желанием Дея защитить, подпитывается его благородством и решимостью. Сердце мира, конечно, великолепно сильное создание, но нашей милой благой ши необходим для спокойствия её Дей. И подтверждать для себя, что она в нем не ошибалась ни тогда, давно, при знакомстве, ни сейчас, когда настояла на правомерности любви и брака, ей невероятно радостно. К ней вернулся именно тот Дей, которого она знает и любит! Пусть ему не хватает серых чудесных глаз, Лили готова смотреть пока за двоих. Остальное со временем исправит ее магия. Главное, что Дей — это все еще Дей, повзрослевший, освоивший новую ответственность Дей.

   Любимый Дей, да.

   — Поэтому мы намяли Семиглавому хвост и все его семь голов! — кулак решительно бьет в ладонь, подчеркивая слова. Да, Семиглавому теперь не наводить ужас над неблагой столицей. — Чтобы неповадно было!

   — Мне кажется, обычным «неповадно» он не отделался, — моя госпожа сияет, просто сияет. — Или мне кажется?

   Дей немного смущается, поводя головой, будто прячет взгляд, ох, неужто нацеплял-таки манер от неблагой Вороны?

   — М-м-м, Лили, ты, как обычно, права, думаю, больше змей никого никогда съесть не сможет, — пародия на тяжкий вздох раскаяния. — Потому что ему больше нечем! — и вот тут кулак снова азартно бьет о ладонь.

   Подданные издалека уважительно приглядываются к королевской чете, думаю, теряются в догадках, как сошлись столь непохожие создания, как мой волк и моя госпожа. Им не понять вас, осененных любовью, Истинной любовью, не ведающей преград и препятствий, кроме тех, что возведете себе вы сами.

   — Дей, Дей, мой милый Дей, ты никогда не делаешь ничего наполовину, — Алиенна склоняет голову к плечу своего волка, продолжая степенно вышагивать с ним в ногу. — И раз громадный змей угрожал твоему другу, то сам подписал себе смертный приговор!

   — Ну, надо сказать, Семиглавый его довольно долго подписывал, — теперь Дей по-настоящему смущен, — и достойно сопротивлялся! Однако мы победили и его! Настоящие сложности начались, как я теперь вижу, как раз после всех стычек и откровенных покушений, потому что потом мы подремали, разглядели безрадостные сны, встретились с сестрой Бранна…

   — Что такое, Дей, почему ты замолчал? — да-да, сейчас моя госпожа как самое чувствительное волшебство, воспринимает своего супруга во всех его думах и движениях.

   Фуф, да, мой волк, конечно, тут так сразу и не ответишь…

   — Потому что сестра Бранна родилась слепой, и хотя старше него, кажется, на два года, до сих пор выглядит как двенадцатилетняя девочка, — воспоминания о Линнэт и её кукольном дворе овеяны тревогой, исправить еще и это мой волк попросту не смог. — Надеюсь, Бранн её расколдовал, когда мы уходили… Это именно ей я подарил свои глаза.

   Вот уж да, мой волк, истинно королевский дар! Алиенна перехватывает твою ближайшую ладонь, переплетая свои пальцы с твоими, напоминая, что её любовь не зависит от внешнего. Да, мой волк, любовь нашей госпожи — чему ты так долго отказывался верить! — позволяет ей принять тебя как целого и равного в любом состоянии. И она не менее упряма, чем ты! Не надейся, будто сможешь специально её оттолкнуть! Особенно из соображений безопасности! Мой волк! Да я сам тебя сейчас искусаю!

   Фуф, шутит он! Он шутит! А вот я не шучу! Еще хоть полмысли об отстранении от Алиенны, и клянусь, мой Дей, я укушу тебя!

   Ну вот, кажется, внял. Фуф!

   — Кроме Линнэт, семья Бранна примечательна ещё парой старших братьев, которые старше него лет этак на две тысячи, — да, мой волк, очень большая разница. — И, вдобавок, за что-то его очень сильно не любят. Хотя Линнэт поведала нам с Лугом, отчего они могли нервничать в присутствии Бранна, я все равно, — отчаянный выдох, — не понимаю. Он их брат! Даже не сводный! Ещё и волшебный! И куда только смотрели? Разве что друг на друга.

   Моя госпожа без лишних слов пожимает руку Дею, да, для неё семья ценность такая же, как для волков. То есть прочих волков, я хотел сказать! Теперь Лили самая настоящая волчица.

   — В общем, Парящие короли мне не понравились! — мой волк заканчивает говорить об этом в бодром тоне, не позволяя ни себе, ни супруге слишком впасть в уныние. — Зато я добыл у них цвет папоротника, хотя и немного не так, как думал поначалу. И все же не считаю себя обманутым, — вот эта улыбка предназначается исключительно моей госпоже.

   — Де-е-е-ей, — её голос опять опасно опускается к темно-золотым тонам, — нам надо хотя бы дойти до во-он той беседки, а потом можно попросить вьюнок…

   Она не договаривает, но это и не требуется, мой волк, конечно, понимает все сразу, склоняется ближе, что смотрится со стороны желанием прошептать нечто прямо на ушко моей госпоже. Но я-то знаю, что он попросту прихватывает золотистое ушко зубами и проходится языком по самому верху раковины. Моя госпожа заливается румянцем и её шаг становится неподобающе торопливым для королевы. Дей хмыкает: теперь Лили тянет его.

   — Нам еще долго идти, рассказывай! Думаю, мы как раз успеем!

   — Хорошо-хорошо, Лили, не тащи меня так усердно, а то существует большой соблазн повалить тебя в траву прямо здесь, — угроза действует, монаршая пара опять движется степенно, пусть и непреклонно. И в сторону беседки!

   Фуф! не натешились еще?

   — Дей! Не томи, рассказывай!

   — Хорошо-хорошо, — повторяет мой волк, слегка нахмурясь. Да, дальше было вовсе не так весело, мой волк, дальше пришлось жить с потерями и возвращаться домой. — Осталось не так много. Потом мы двинулись в обратный путь, и я чувствовал себя совсем плохо. Думаю, если бы не Бранн, я бы не дошел. Или дошел бы не совсем я.

   Оба варианта одинаково пугают нашу госпожу, она вцепляется свободной рукой в пояс моего волка, как будто не собирается отпускать больше никогда. Дей улыбается с высоты своего роста:

   — Рядом был Бранн, и мне приходилось оставаться в себе, — да, мой волк, наш неблагой показал себя с новых сторон. И откуда он их берет постоянно, эти новые стороны? — Его опять хотело сожрать болото, за нами охотились горы на границе, потом не желала пропускать сама граница!

   Да, мой волк, все это было и было несомненно, объективно важными событиями. Однако перед твоим внутренним взором отчего-то все равно всплывает ощущение неблагих перьев под руками, величественное и скрипучее разрешение трясти сколько вздумается вновь режет слух, а занятная лоскутная куртка очень удобно подминается в качестве подушки. Бранн был рядом не с калекой, слепым и увечным волком, а именно рядом с тобой.

   — И Бранна в благом краю чуть не оглушило тишиной!

   — Оглушило тишиной? Так бывает? — да, моя госпожа неприкрыто интересуется, её занимает все, что рассказывает Дей, но особенно то, что он говорит, основываясь на собственном пережитом опыте. Это словно позволяет ей узнать мир, сердцем которого она является, новым взглядом, взглядом любимого. Что закономерно еще сближает открываемый мир и его юное сердце.

   — Как выяснилось, бывает! — мой волк улыбается шире, припоминая мягкие ушки и фальцет. — Чего только в мире не бывает, Лили, сам бы ни за что не придумал! Правда, нашлись другие, кто очень хотел додумать за нас и за мир, по пути к Черному замку мы несколько раз влипали и попадались в ловушки друидов, они действительно опасны, неприкрыто! Их следует как-то вернуть на место хранителей равновесия, а не гасителей магии, а вот как…

   Мой Дей задумывается, моя госпожа проказливо хихикает — беседку уже можно потрогать, если вытянуть руку.

   — Все, мой возлюбленный король Дей, — это обращение вырвет волка из задумчивости любой степени, — мы пришли. И я официально заявляю, что все проблемы остаются за границей вьюнков. А мы заходим! А они остаются!

   Кое в чем моя госпожа все ещё сущая девочка! Дей улыбается совсем широко, позволяет утянуть себя в каменную прохладу беседки, а стремительно разросшиеся вьюнки шуршат по её стенам, укрывая короля и королеву от чужих взглядов. Пожалуй, мне тоже стоит оставить Дея с Алиенной наедине.

   Время Лугнасада славится своими грозами, я чувствую электрические разряды в воздухе. Скоро разразится настоящая буря.

ГЛАВА 2. Новости Благого Двора, или Магия атакует

Интересно, а что происходит в самом замке? Предгрозовой воздух обволакивает ши духотой и бездвижностью, многие поддаются, они волшебные, они слышат мир, особенно теперь, когда он тоже откликается им волшебством.

   Вдалеке, на выходе из парка, слышатся смешки и отдельные восклицания. И кто способен противостоять стихии?

   А, ну да, кто же ещё, как не Гвенн! Гвенн в окружении молодых воинов Волка, Степи и Леса, которые преодолели истому земли и выбрались поразмяться, а теперь собираются на трапезу и под крышу. Принцессой своего Дома она быть не переставала, и сейчас ее костюм это подчеркивает: черный с серебром переплетается и вьется по всей фигуре, словно рвущейся вперед, единственным исключением служит тот тяжелый перстень, что прочно сидит на пальце. Такой не спрячешь даже под перчаткой.

   Однако Гвенн и не прячет. А если судить по форме некоторых синяков на её противниках, принцесса весьма активно использует любой предмет как оружие. Неудивительно, Гвенн всегда была такой. Яростной, порывистой, но и расчетливой. И пусть я не люблю её, но смерти от руки Финтана она точно не заслуживает. Да и печалить Дея лишний раз не след. Он спрашивал про нее и очень тревожился, а успокоился, лишь когда почуял Гвенн в зале королей — рядом с Советником и в вересковом венке.

   В группе мелькает и несколько девушек в черно-серебряных охотничьих нарядах. Да, видимо, тренируются наравне с подрастающими волчатами.

   Степняки одинаково черноволосы, их любимые длинные кинжалы не покидают ладоней, даже пока южные воины на ходу рассуждают о преимуществах и недостатках тяжелого доспеха. Невысокие, пусть и выше лесовиков, на фоне рослых волков эти ши смотрятся младшими братьями. Внешность их словно бы призвана подчеркнуть возможность альянса Леса с Волком: черноволосые и смуглые жители Степи могли смотреться общими детьми, если бы не миндалевидные глаза, как будто матовые, темные и без блеска.

   У лесовиков одежды для разминки одинаковы, лица так раскрашены, а волосы настолько длинны, что сложно определить, парни это или девушки. Разве что по голосам. Эти держатся особняком, у некоторых усмешки злые, вероятно, хотели отыграться за наследного принца, да не сумели.

   Фуф, иногда мне кажется, что некоторые благие — неблагие.

   Впрочем, Гвенн слишком обворожительна даже для недругов и не обращает внимания на пустяки навроде косых взглядов. Она ведет всю ватагу в сторону трапезной, навстречу им попадается выходящий оттуда офицер Гволкхмэй. Принцесса останавливается, важно кивает на его приветствие, блестит глазами, радуя преданного волка здоровым видом, её свита уважительно притихает: полный офицер в этом Доме фигура заметная, и раз он желает поздороваться с дочерью Майлгуира по всем правилам, так тому и быть.

   Лесовики косятся на Мэя, который гибко склоняется и желает доброго утра, а потом договаривает с улыбкой:

   — Моя принцесса, счастлив лицезреть вас в полном блеске великолепия! Право же, вашей красоте нужна особая оправа, зеленый — явно не ваш цвет, — очередной глубокий поклон скрывает выражение лица.

   Гвенн усмехается, да, офицер нравится ей, но в эту неделю она вересковая жена Советника, пусть только на словах — иначе не избежать бы Мэю охотничьих объятий принцессы. Кажется, сам Мэй догадывается о ее помыслах, его острая зубастая улыбка полна восхищения и понимания.

   — Офицер Мэй, уверяю вас, теперь я буду подбирать себе оправу более тщательно, — Гвенн не смотрит на лесовиков, но нельзя сказать, что не замечает вовсе. — Пока я отдаю предпочтение вересковому!

   Дотрагивается до венка на голове, и он переливается перламутром. Все чудесатее и чудесатее! Нет, Гвенн, конечно же, дочь великого мага, бывшего древнего бога, было бы странно иное!

   — Мудрый выбор и добрая традиция, моя принцесса! Позвольте поинтересоваться, не встречался ли вам один приметный лесовик в капюшоне? — Мэй дерзок в этом своем вопросе, зато понятно, отчего он рыщет вокруг и каким делом сегодня занят. — Может, он не вынес вида вашей ослепительной красоты и упал от восхищения, не дойдя до трапезной?

   — Увы, офицер. Оказать вам помощь я не смогу, с некоторых пор я не слежу за лесовиками, — наклоняется вперед, переходя на доверительный тон, но не понижая голоса, чтоб было слышно всем присутствующим. — И, знаете, это просто праздник какой-то!

   Ох-ох-ох, о чем думают эти волки?

   А если вспрыгнуть на Мэя?

   Ах, понятно. Офицер просто счастлив, что принцесса вновь стала самой собой. И это была своего рода проверка. Да, мало кто может позволить себе сомнительные высказывания о лесовиках, но Гвенн и Мэй могут! По праву рождения и праву положения. Мэй — как офицер, Гвенн — как жена Финтана, пусть и в полуразводе. Личные дела — не дела Домов, Благой Двор строго делит общее и частное, и Гвенн может сколь угодно поносить Финтана. Вряд ли станет — но пару намеков метнет не хуже стрел.

   Хотя это все равно чистой воды ребячество и дразнилка!

   Неудивительно, что лесовики переглядываются между собой, явно зная, где искать Флинна, но не спеша делиться этим с нахальным зубоскалом.

   Ну и кому они нужны? У Мэя же есть я! Волшебный и восхитительно мудрый ящер-р-р! Я найду этого потеряшку раньше, чем успеет упасть десять капель с клепсидры Дом Волка!

   Ой-ой, офицер озирается с подозрением, надо быть потише. Так-с, осмотримся.

   В парке сияет солнце моей госпожи, сияет ритмично и ослепительно, да, темное пламя рядом — подле неё мой волк, им нет ни до кого дела. Советник серебрится в своем кабинете, расхаживает в задумчивости. Алый, ровный, лишь слегка пульсирующий свет доносится от третьего этажа, с офицерского крыла. Причем волны от него окутывают весь замок и возвращаются обратно. Интересно, кто это может быть?

   Изумрудно-золотой Бранн у себя в комнате, светится ровно и очень спокойно — как всегда! Синей капельки Шайи не видать, верно, притомилась и спит под воротником Вороны. Еще бы, столько кокетничать, так и ресницы могут отпасть! Кое-какие огоньки в коридорах, менее яркие и не слишком интересные, где же, где же, где же? А, вот! Прыгучие рыжие искры маячат в одной из комнат для лесовиков. Покои эти красивые, с деревянной отделкой и живыми цветами. Искр там много, и как только пол не вспыхивает? Флинн, словно Советник, расхаживает по комнате. О, присаживается, но быстро срывается с места.

   Так вот, Мэй, говорит твой внутренний и очень умный голос! Флинн там, где временный дом детей Леса. Не слишком близко к Фордгаллу или Финтану, но и не слишком далеко. Имеет смысл поискать в покоях, рассчитанных на одиночный визит знатного лесовика…

   Вот какой молодец наш офицер! Даже додумывать за него особо не пришлось, развернулся на своих ходулях и припустил к гостевому крылу.

   А если прислушаться, становится понятно, что ищет Мэй Флинна из самых благих соображений: приметный лесовичок не явился на вчерашний ужин, сегодняшний завтрак и перестал красться тенью за нашим офицером или Вороной. Мэй боится, что с Рыжей зеленой шапочкой что-то случилось. Занятный лесовик Мэю за что-то нравится, за что-то необъяснимое, просто нравится и все.

   Беспокойная натура Мэя подбрасывает самые разные картины безвременной гибели Флинна — вплоть до удушения завязками собственного плаща, за которые лесовик вчера так страстно дергал. Мэй волнуется, хотя я вижу в его памяти: он сегодня заглядывал к Бранну, убедился, что неблагой в порядке, и лишь после этого обратился к своим неофициальным обязанностям. Впрочем, Советник разрешил Флинну быть поближе к Мэю, а значит, намекнул Мэю быть ближе к Флинну.

   — Ну же, ну же, где же ты, где-е-е! Рыжая зеленая шапочка, находись уже-е-е, — подпевает сам себе офицер и летит по гостевым покоям лесовиков. Замолкает, бормочет под нос и принюхивается. Ловит тонкий аромат Гвенн, еще не выветрившийся отсюда, и морщит нос недовольно. Словно вскользь, обходит поворот к покоям Финтана и Фордгалла.

   Да, я согласен, лучше не провоцировать правящую королевскую лесную семью!

   Впрочем, и это не останавливает Мэя на полпути. Настороженнее, чем обычно, быстро и тихо, будто в боевом патруле, он продвигается по условно-враждебной территории. Наконец нашему настойчивому офицеру везет, особый запах Флинна и его плаща приводят Мэя к запертой изнутри двери.

   Мэй выдыхает с облегчением — воображение не единожды рисовало распахнутую дверь с лужами крови за ней. Аккуратный и отчетливый стук слышится каким-то тоже очень офицерским, Мэй умеет быть заметным и вежливым одновременно.

   — Я никуда сегодня не пойду! И даже есть, да! Передайте отцу и брату, что я нехорошо себя чувствую! — в голосе нашего лесовика слышится что-то, край похожее на панику. — Ни завтрака, ни обеда, ни ужина! Не сегодня!

   Мэй за дверью настораживается, с чего это Флинну отгораживаться от общества? Это точно Флинн? Тот самый, который лучится от счастья, когда с ним говорят? Тот самый, который счастлив неописуемо просто оттого, что больше не взаперти? Именно этот Флинн запирает себя сам? Изнутри?

   — Флинн? — Мэй стучит еще разок, понастойчивее. — Флинн! Боюсь тебя разочаровать, но это офицер… — поспешно глотает полное имя, хватит с нашего королевского волка одного Бранна. — Офицер Мэй. Ты уверен, что совсем не хочешь ес…

   Дверь распахивается без предупреждения, на пороге рисуется небывало счастливый лесовик, а его смешные оттопыренные уши светятся розовым против окна. Мэй не успевает ни закончить фразу, ни поднять руку для приветствия, ни дождаться разрешения на вход, как лесовик затаскивает его внутрь и опять захлопывает дверь!

   Фуф! Да что тут творится?!

   — Мэй! То есть офицер Мэй! — в каре-зеленых глазах восторг, невысказанный по большей части, впечатляющий и почти небывалый для нашего офицера.

   Мэй озадачен, он давненько не сталкивался с подобной огромной симпатией, направленной именно на него. Офицер встряхивается, сбрасывая наваждение, открывает рот, чтобы произнести хоть что-то приветственное, когда вокруг Флинна поднимается воронка из рыжих искр, разрастается, рассыпается — и оседает на Мэе.

   Офицер застывает, ох, да, я бы на его месте тоже застыл: кто знает, чего можно ожидать от этих рыжих искр? Был бы тут Бранн…

   — М-хм, Флинн? — от движения губ с лица отрывается несколько искорок. — Что происходит?

   — Ох! Я не хотел! Это случайно вышло, — лесовик опять нервно дергает завязки плаща, подходит на шаг ближе, отшатывается тут же на два. — Я не знаю! Началось вчера и до сих пор не прекратится! Я не могу уговорить их не появляться! Как показаться отцу в таком рыжем сопровождении? Я не хочу на цепь!

   Ох, вот это уже почти истерически. Мэй пришел вовремя.

   — Флинн, Флинн, послушай, — да, офицер, первым делом надо заставить его сосредоточиться на чем-то, кроме себя. — Ты не ел со вчерашнего дня, это может быть попросту от упадка сил.

   Маленькие рыжие искры ощутимо греют, не обжигая волка, даже сквозь одежду. Мэй осторожно поводит руками, сгоняя надоед, однако они отлетают лишь затем, чтобы через секунду вернуться на место.

   — А еще это может быть от снятия Проклятья! Ты же видел, слышал, был там? — Мэй интересуется искренне.

   Капюшон поднимает голову, нервно заламывая пальцы:

   — Да, был, был! Мы все были, нас тут не так много, чтобы не явиться, поэтому я был, поэтому магия королевы прошла и сквозь меня! — пальцы выгибаются уж совсем дико, но, похоже, привычно для хозяина. — И вот к вечеру я уже не мог контролировать это! Все это! Вот это! И я очень хочу есть! Есть!

   Ох-хо-хо, ещё немного, и Флинн сорвется, каким-нибудь странным образом, но обязательно сорвется. В голове Мэя мелькают похожие мысли.

   — Так, без паники! — искры не жгут, не давят, просто облепляют волка целиком, поэтому Мэй уже безбоязненно поднимает руку и покачивает головой. — Подумаешь, немножко незапланированного освещения! Без паники, Флинн, у нас есть выход из любой ситуации, найдем и из этой!

   — Какой? Да какой тут может быть выход? — Флинн срывается, опять начиная расхаживать из угла в угол. — Наложить на себя руки?! Я не дамся на цепь!..

   — Да что ж вы все такие… — Мэй сердито бормочет про себя, но лесовик оборачивается, и волк продолжает в ином тоне. — Бескомпромиссные! Почему сразу руки, зачем накладывать? Тебе надоело жить? Брехня! Флинн, послушай меня, у нас есть по крайней мере один знаток и советчик как раз для таких ситуаций. И ты его тоже знаешь. Ты за ним, вообще-то, следил! Все просто!

   Непосредственный лесовик мгновенно светлеет лицом, с размаху бьет себя по лбу и разве что не смеется от облегчения. Мэй кивает — такой Флинн нравится ему больше.

   — Точно! Как же я мог забыть?

   — Вот не знаю! Только позавчера преследовал Бранна по пятам, а теперь уже и не помнишь о его существова…

   Да, Флинна пора чем-нибудь наградить: столько раз перебить Мэя и остаться в живых!

   Лесовик неожиданно наваливается на волка в признательных объятиях, искры вспархивают, поднимаются в воздух, лицо офицера вытягивается от удивления, серые глаза быстро светлеют и распахиваются во всю ширь. Впрочем, так же быстро принц Дома Леса и отстраняется от ошарашенного волка. Мэй недоверчиво встряхивается, но заканчивает фразу.

   — …нии. И что это было? — самая быстрая искра садится ровно на кончик его носа.

   — Что бы я без тебя делал! — Флинн заливается краской по самые кончики ушей. — Я не знаю, что бы без тебя делал, — медленнее и тише, наблюдая за опять оседающими именно на Мэя искрами.

   — Что-что, — Мэй ворчит, но я чувствую, что он рад. Хотя скрывает. Фуф! — Что-нибудь бы придумал! Думаю, твоя рыжая голова торчит над плечами не только для красоты!

   — Для какой красоты! — теперь Флинн безнадежно машет рукой и отворачивается в сторону окна, отходит, бездумно опирается на подоконник, вглядываясь в дали елового леса. — С этими треклятыми искрами я даже выйти не могу! Опять. Совсем.

   Плечи лесовика опускаются, а внутри Мэя поднимается волна возмущения. Что-то подспудное, сдерживаемое им самим и движениями его души, дает о себе знать — и рыжие искры с шипением гаснут. Одна за одной они потухают оставляя по себе лишь легкий дымный шлейф.

   Флинн недоверчиво оборачивается, выверяя каждый жест, словно боясь, что во всем виновато его расшалившееся воображение.

   Но нет! Рыжие веселые искры погасли, окутав Мэя дымом!

   Офицер не сильно любит, когда ничего не видно, а все запахи перекрывает один, и не слишком приятный, а потому, взмахнув руками вокруг себя, побыстрее развеивает волны серого воздуха.

   Сразу за развеявшимся дымом виднеется счастливо-озадаченный Флинн.

   — Как ты это сделал?

   — Неважно, — каким бы растерянным Мэй ни был, по лицу и голосу прочесть это сейчас невозможно. — Важно, что ты можешь наконец выйти из этой комнаты и хотя бы поесть! Ну куда это годится! — возмущение ситуацией отблескивает желтизной в волчьих глазах.

   — Тоже верно, — Флинн покладисто соглашается, накидывает капюшон и подходит к Мэю, все ещё нервно наматывая завязки плаща на пальцы. — А если они опять появятся?

   — Если они опять появятся, рядом с тобой буду я!

   Флинн покладисто кивает, словно веря, с Мэем ему не страшна никакая беда.

   Волк не собирается дольше, чем нужно, находиться в гостевых покоях. Он размашисто шагает к двери, открывает, выглядывает в коридор, а потом оборачивается и договаривает.

   — Можно смело валить все на меня! Уж меня великолепная Дженнифер в комнате запирать не будет! Пусть я окажусь трижды магом и пять раз полоумным лесовиком!

   Один из «полоумных лесовиков» хмыкает, отпуская завязки, безбоязненно выходит за Мэем. Да, Флинн полагается на офицера так же естественно, как всякий из Дома Волка. Даже странно.

   — Ну и впредь, Флинн, это не дело — сидеть в собственных покоях взаперти! Поэтому я сначала отведу тебя к нашему неблагому магу, а потом позабочусь о вашем пропитании.

   Для большей убедительности Мэй на ходу прихватывает лесовика за широкое плечо, склоняясь и заглядывая под капюшон.

   — Уверен, неблагой тоже не озаботился посещением трапезы, а участвовать в этих магических штучках я все равно не смогу, — офицер страшно доволен, что не маг. — Договорились?

   — Конечно, конечно, договорились! — Флинн идет рядом с Мэем, без усилий поспевая за шагом офицера.

   Я уже замечал это и раньше, когда за Мэем успевал Бранн — видимо, должность наложила свой отпечаток на ответственного, но шустрого волка. Когда Мэй служит провожатым, он не заставляет гнаться за собой даже самого медленного спутника.

   Переходы Черного замка по-прежнему извилисты и запутанны, гостевое крыло тянется и тянется, в смежных коридорах мелькает несколько молодых воинов-лесовиков: можно не сомневаться, Фордгаллу очень скоро станет известно, что его условно приболевший сын отправился куда-то с офицером Дома Волка. Пусть Мэй идет на официальной дистанции от Флинна, а сам лесовик в капюшоне, что намекает на сохранение нейтралитета, что-то в их манере держаться выдает симпатию.

   Флинн украдкой бросает на Мэя благодарные взгляды, рыжих искр пока не видно, однако присутствие волка вселяет уверенность в лучшем развитии событий. Мэй не привык мириться с грустным положением вещей и активно приступает к их исправлению, что показал хотя бы пример с искрами. Флинн косится, похоже, не знает, как завести разговор.

   Думаю, его крайне страшит возможность показаться навязчивым.

   И неуместным.

   И раздражающим.

   Фуф, дети! Какие эти ши еще дети!

   Мэй, имей в виду, говорит твой внутренний голос. Если ты промолчишь еще на протяжении двух поворотов, Флинн успеет навыдумывать себе новый повод расстроиться! И опять будет нервничать и дергать завязки плаща!

   Офицер глубоко вздыхает, тоже скашивает глаза на лесовика, встречает взгляд с другой стороны, улыбается, не вынуждая ничего говорить, но без слов давая понять: о нем не забыли. Флинн ненадолго успокаивается, впрочем, на загривок Мэя с потолка планирует, будто семечко одуванчика, рыжая искорка.

   Лесовик напряженно вздыхает, глубже натягивая капюшон, в то время как воротник черно-серебристого дублета расцвечивается новыми искрами. Мэй ничего не чувствует, и это к лучшему. Мысли офицера ушли далеко, искры вернут его слишком резко, чтобы он остался спокойным. А эти новорожденные искорки слишком малы, чтобы их заметили.

   Возле библиотеки навстречу попадается несколько ши самых разных Домов. Волки здороваются с Мэем, подозрительно приглядываясь к лесовику, отчего тот нервничает сильнее; лесовики, напротив, здороваются с Флинном, не принимая в расчет Мэя; степняки любопытно заглядываются на удивительную парочку — идут-то ши все одно вместе! Волк и лесовик! Небывалое дело!

   Небесные провожают несколько враждебными вздохами, да, Мэй, ты думаешь верно: дети Неба сомневаются, что несостоявшийся союз Фианны и Фаррела распался исключительно из-за внезапно открывшихся обстоятельств оставленной семьи и уже рожденного сына. Проще говоря, тучки думают, что волки рассорили их с Лесом, дабы заключить этот выгодный и значимый союз самим.

   Да уж, Мэй, твой внутренний голос тоже не понимает, какая волчица согласилась бы иметь дело с Фаррелом или какой волк подписался бы на брак-соревнование с Фианной-лучницей? Волки не любят доказывать свои права и свою силу в рамках семьи, женятся и выходят замуж для того, чтобы чувствовать себя спокойнее. А лесная, известная крутым нравом и дикими лесными повадками, вряд ли составляет чью-то волчью мечту.

   И, кстати, раз Флинн сын Фордгалла, то Фианна — его тётя!

   О! Офицер Мэй поражен. И теперь его подтачивает новое любопытство и охота задавать вопросы, но мы как назло уже пришли.

   Дверь в вороньи покои теперь всегда плотно закрывается, но сейчас она открыта… Стоп! Замок щелкнул, когда к нему прикоснулся Мэй! Видимо, очередное колдовство. Интересно, заметил ли офицер?

   Фуф, судя по тому, что он обещает себе как следует взгреть Ворону при случае, не заметил. Да, с магией и пониманием магии у Мэя по-прежнему туго.

   Офицер сначала пропускает лесовика перед собой, потом заходит — и уже тут стучит костяшками об косяк. Вот кто тебя, Мэй, учил манерам?

   Из комнаты-спальни раздается сонный голос Бранна:

   — Здравствуй, офицер Г-вол-к-х-мэй! Привет, Флинн! А вы не хотите есть, я как раз собирался…

   Желудок Флинна отчетливо ворчит, а настороженный волк испытывает прилив раздражения — ну конечно, не поел ни один, зато проблем создали за четверых!

   Словно в ответ на необоснованное раздражение — сегодня-то Бранн ничего не натворил, да и вчера тоже, сидел в покоях, никого не трогал, читал; Флинн вообще не показывался на глаза никому — вокруг Мэя опять завиваются плотным коконом рыжие искры. И греют.

   — О, понятно, с трапезой придется повременить.

   Офицер Мэй рад, что ему не нужно объяснять непонятное самому. Кровать скрипит, Ворона выходит из комнатки, подпирает косяк, а Шайя, пиликая и синея, усаживается ему на плечо.

   — В этом, Флинн, виноват не замок…

   — Ох, я понял! — завязки плаща опять немилосердно дергаются. — Офицеру Мэю как-то удалось их один раз погасить, а я только зажигаю! Пожалуйста, Бранн, нам надо разобраться!

   Ворона вскидывает изумрудные глаза на офицера, вглядываясь с новым любопытством. И хотя по Мэю этого не скажешь, он чувствует себя не в своей тарелке. Поэтому улыбается в три раза душевнее обычного и подталкивает Флинна перед собой:

   — Вы пока разберитесь со своими магическими штучками, а я позабочусь, чтобы пропущенная трапеза вас нашла! — и не успевает возразить хоть кто-то, Мэй выскальзывает, не оборачиваясь спиной, обратно в коридор.

   Останавливается за закрытой дверью, переводит дух, стряхивая рыжие огоньки с рукавов.

   — Возможно, это было ошибкой… Пара полоумных магов вместо одного, — офицера слегка передергивает. — Но не бросать же Флинна на растерзание родне!

   Мэй спешит отойти от двери, храброго офицера не отпускает ощущение изумрудного взгляда Вороны. Да, Лорканн может гордиться своим внуком! Бранн тоже умеет смотреть пугающе пристально.

   Чем дальше Мэй от чердачных комнат нового королевского волка, тем ему спокойнее самому, но тревожнее уже за оставленных без присмотра магов. Ох, Мэй, пожалуй, я не буду говорить тебе, что Бранн действительно может случайно снести стену. Ты и сам это прекрасно воображаешь!

   Пока в богатом воображении офицера, в разнообразных красках, ситуациях, но с одним общим сюжетом — всё закончится ужасно — мучительно погибают два мага, Мэй спешит на кухню, чтобы озадачить Вогана очередной трапезой. Мимо проносятся коридоры Черного замка, знакомые не рискуют вставать на пути целеустремленно вышагивающего Мэя, кивают, окликают, но расступаются и пропускают.

   Интересно, Мэй, ты правда их всех знаешь? А, понятно, это просто твои сверстники — триста лет назад в Домах народилось много детей. А если присмотреться к воспоминаниям… Фуф! Да тут была целая ватага волчат и не волчат!

   Офицер досадливо морщится на детские воспоминания. С тех пор многое переменилось в нем самом, мире и ши вокруг — не все друзья детства перекочевали в юность и молодость. Мысль Мэя прихотливо перескакивает обратно к Флинну, лесовик офицеру нравится, а потому еще и раздражает — от Флинна не получается ждать подвоха. Притом, что офицер должен быть бдительным всегда!

   Не в силах разомкнуть круг симпатии-антипатии Мэй раздраженно вздыхает и заталкивает эти мысли несусветно глубоко.

   Офицер летит вперед быстрее любого посыльного, хотя, конечно, радеть о пропитании — не его забота, однако, в свете частоты покушений всех на всех, Мэй предпочитает не рисковать. Опять же, раз его первейшая обязанность теперь — надзор над двумя магами, которые так и не вышли полностью из детства, как кажется временами раздраженному офицеру, значит, их пропитание тоже его дело. А таскать поднос самостоятельно Мэя никто не заставляет.

   Поэтому серьезный офицер дожидается, пока завтрак будет составлен на поднос, и сразу реквизирует одного из поварят Вогана. Сам повар не против: сейчас у них небольшой перерыв между прошедшим завтраком и приготовлением обеда.

   Увидев в проходе двух беседующих лесовиков, причем беседующих спокойно, Мэй чуть ли не всхлипывает носом. Ой, что это тут у нас? Теперь в его мыслях Флинн и Бранн лежат рядком в комнатке неблагого, опутанные то ли ветвями, то ли корнями, их лица посинели от удушья, Шайя заламывает руки, и…

   Фу, Мэй! Сам досматривай свои кошмары!

   Так же бдительно и ходко Мэй сопровождает поваренка обратно к чердаку, следит, куда устанавливается поднос, отпускает помощника, но стоит офицеру прислушаться к разговору Бранна с Флинном, он понимает, что некоторое время еще тут не нужен. Маги не заметили ни появления еды, ни самого Мэя.

   Вновь оказываться под пристальным взглядом Вороны желания нет, слушать какие-то бредни о завихрениях силы, наружных и внутренних слоях, магических потоках и их контроле — тоже, поэтому Мэй тихо отступает обратно к двери.

   Офицера гложут сомнения, сколько продлится это мирное затишье, но спросить Бранна так, чтобы добиться ясного ответа, представляется невозможным, а Флинн наверняка не знает.

   — Пилик! Офицер, пилик, Мэй! — возле уха раздается заговорщицкий шепот Шайи. — А почему вы, пилик, такой симпатичный, крадетесь?

   В голове волка тут же формируется новый план.

   — Здравствуйте, многоуважаемая фея, — припомнив моего волка и тот жест, тоже приподнимает раскрытую ладонь на уровень своих плеч.

   Шайя удивленно и признательно пиликает, присаживается, расправляя прежнюю песчано-коричневую юбочку, несколько раз подпрыгивает, поудобнее устраиваясь на ладони офицера, и вскидывает синие ресницы в ожидании вопроса.

   Ещё и ручки на коленках сложила! А попкой вертит! Фуф! Лицедейка!

   — А не подскажете ли вы, уважаемая Шайя, как долго будут общаться наши маги? Попросту сидеть при них бесполезно, я не маг и ничем не помогу, но должен знать, какой у меня запас времени, — склоняет гордую голову перед Шайей, та ярко голубеет от проявления подобного уважения. — Вы не подскажете?

   Неблагая кокетка тут же принимает важный вид, деловито хмыкает, оборачивается на Бранна и Флинна, закручивающих что-то над столом. Похоже, Бранн создал спираль из чистой силы — ее очертания видны изумрудными отблесками — и теперь передает контроль за её разными частями Флинну. Там спираль на время рыжеет, но лесовик пока лишь учится, и Бранну приходится подхватывать управление опять.

   — Ну, пилик, настолько я знаю третьего-принца-Бранна, пилик, он не успокоится, пока, пилик, огненный Флинн, пилик, не будет контролировать хотя бы себя, пилик, хотя бы хорошо! — потирает свой носик Шайя до боли знакомым жестом, а потом поправляет пару синих прядок и снова подпрыгивает на ладони Мэя. — И это, пилик, где-то три-четыре часа, судя по успехам, пилик, огненного Флинна!

   — Вы им только передайте, Шайя, пожалуйста, что еда — вот, — указывает Мэй на поднос. — А то, боюсь, не найдут.

   Шайя пиликает веселее, одобряя такое положение вещей. Мэй благодарно кивает, улыбаясь фее, когда она добавляет зачем-то:

   — Он милый, пилик, огненный Флинн! И вы тоже, пилик, очень милый! Хотя, пилик, так мило ошибаетесь, пилик, оба, поначалу! — вспархивает, не объясняясь, посылает офицеру воздушный поцелуй и отлетает, находя новое пристанище в перьях Бранна.

   Наш неблагой, конечно, не обращает на это никакого внимания — настолько действие феечки ему привычно.

   Мэй перетекает за дверь. Пока маги в безопасности: гулять не собираются, еда не отравлена. Можно сходить, проверить, порядок ли дома.

   А что у нас дома? Дженнифер, которая почему-то беспокоит Мэя. И он не может найти и растерзать причину ее огорчения. Так, что это тут у нас? Пара наводящих вопросов Алану касательно маминого прошлого и плохого самочувствия остались без ответа, нашел у кого спрашивать, еще бы вопрошал сам Черный замок!.. Мама в воспоминаниях Мэя выглядит печальной и уставшей, хоть и думает, что тщательно прячет свою грусть от сына. Неприятного Мэю сына Неба наш офицер видел и в трапезной, и в зале для упражнений, где Фаррел двигался поразительно быстро и весьма впечатляюще расколотил двуручником деревянного противника. Небесные редко упражняются друг с другом, считая соревнование делом не очень достойным, а еще в бою почти никогда не пользуются щитом. Видно, что-то сильно разозлило этого высокого гостя.

   И Фаррелл каждый раз смеривал Мэя не слишком приветливым, даже невежливым взглядом синих глаз, который наш офицер попросту игнорировал, отвечая принцу крови коротким обязательным кивком. Старый знакомый и старый знакомый — держится подальше от его великолепной Дженнифер — и ладно. А больше Мэю ничего не нужно, задираться с чужими Домами просто ради того, чтобы задираться, не дело для офицера Дома, несущего защиту всем жителям этого мира.

   Воспоминания о раздражающем небесном Мэй быстро отбрасывает, как обглоданную косточку, мечтая больше к ним не возвращаться и в то же время понимая, что без этого не обойдется. Однако сейчас офицер Мэй спешит к своей великолепной маме, которая всё грустит и грустит, несмотря на падение Проклятья.

   Коридоры Черного замка извилисты — и по пути как назло попадается выброшенный из головы принц Неба Фаррел. Сейчас он мягко сияет белым, то ли не справляясь, то ли не желая справляться с очевидным проявлением ожившей магии. Неясно, что небесный тут забыл, со стороны кажется, просто замер у окна и любуется попеременно видами коридора и внутреннего сада.

   Мэй не меняет своего пути — ещё не хватало, чтобы он кого-то в собственном Доме обходил! — а потому попадается небесному на глаза.

   Типично синие они переливаются сапфировой глубиной, сами драгоценные камни проигрывают им в сравнении, даром, что материала для такового достаточно: полная рукоять кинжала.

   Офицер Мэй, впрочем, не впечатлён. Его все настораживает, ему не нравится, что подозрительный небесный осматривается вблизи жилья королевских волков, а потому сегодняшнее приветствие выглядит особенно отрывистым. Что-то в душе волка рвется с цепи, непонятно с какой целью, контролировать себя Мэю сложнее, и он спешит пройти. К счастью, небесный по обыкновению отводит глаза, предпочитая игнорировать офицера за неясные прегрешения.

   Зато идущий за Мэем другой молодой королевский волк удостаивается самого пристального внимания и самого пронизывающего взгляда. Уф! Да это был не просто взгляд! Могу поставить собственный хвост, Фаррел ищет кого-то! Причем, ищет магически!

   Надо будет озадачить Ворону, авось разберется. Не в целях поиска — по большей части благие для нашего неблагого всё ещё темный лес — но в сути волшебства точно разберется.

   Мэй выдыхает сердито лишь за ближайшим поворотом, там, где его никто не может видеть, и отпускает Фаррела вместе с этим выдохом: сердитый вид матушку никак не утешит. А приоритеты офицер Мэй выстраивает очень четко, из вариантов «позлиться в свое удовольствие» и «попытаться утешить великолепную Дженнифер» без раздумий выбирает второй.

   До комнат офицера уже совсем недалеко, и чем ближе подходит Мэй, тем светлее у него на душе. И тем ярче светит тот загадочный алый. Неужто неопознанный мощный маг сидит у Мэя в гостях?

   Офицера предупреждает запах у входа, знакомый и почти родной — дяде Алану не потребовалось приглашение, чтобы зайти!

   Через порог Мэй переступает уже совершенно счастливым.

   И да, я тоже чувствую удовлетворение. Источник алого пульсирующего свечения найден, это скромный и не особенно приметный, в частности среди тех, возле кого он находится по долгу службы, начальник замковой стражи! Около Джареда или Майлгуира полуседой волк не бросается в глаза, на фоне яркого Дея теряется вовсе, но здесь, рядом с Дженнифер, которая обернулась от стола на вошедшего Мэя, Алан смотрится чрезвычайно колоритно и даже чуточку впечатляюще.

   — Мой великолепный Мэй! — она поднимается навстречу, чтобы приобнять сына за плечи и поправить сбившийся от торопливого шага воротник рубашки. — К нам зашел Алан, представляешь, и принес новые рисунки! Ты там такой забавный!

   Хм, Алан, а я и не знал, что ты рисуешь! Интересно, ты специально маскируешься, чтобы стать незаметным, или оно выходит само?

   Офицер полуулыбается, я вижу в его мыслях признательность Алану — тот всегда знает, когда нужен Дженнифер и чем может безотказно украсить её самый грустный день. Кивает своему дяде, тот приязненно склоняет голову в ответ, принимая приветствие не подчиненного, но друга и почти родственника. Мэй чмокает маму в щечку, снова усаживая ее возле дяди и разложенных рисунков, сам становясь рядом.

   — Вы меня слишком любите, — голос Мэя вроде бы выражает недовольство, но посветлевшие глаза со звездами смеются.

   — Тебя просто невозможно не любить, Мэй, милый, смирись, — мама цветет. – Вот, погляди, как Алан здорово это нарисовал!

   Фуф, да уж, о своих обязанностях Мэю теперь точно не забыть!

   К вящему его удивлению, на угольном наброске изображены он сам и Флинн, замерший рядом с восхищенным видом. Мелкие четкие штрихи кое-где размыты, словно размазаны пальцем, и этот флер придает объем и глубину. Все очень точно, узнаваемо, хотя многое оставлено на домысливание тех, кто увидит эти зарисовки.

   Мэй-на-картинке отвлекся, улыбается и смотрит в другую сторону, но лицо, почти скрытое капюшоном, обращено как раз к офицеру, смотрящему на рисунок. Да, если подумать, это момент после состоявшегося и не состоявшегося суда над Бранном, когда наш офицер лесовика спасал и провожал.

   Как Алану удалось увидеть лицо Флинна — вопрос отдельный.

   Я думаю, и офицер мысленно со мной согласен, дело в том, что Алан вне всякого сомнения связан с Черным замком магически. Что это за магия и в чем конкретно проявляется — загадка, однако, похоже, для начальника замковой стражи вовсе нет секретов на его территории. Сам Алан аккуратно подвигает угольные наброски, Мэй знает — дядя не очень хорошего мнения о своих рисунках, но маме Мэя и самому Мэю нравится, в качестве занятия-отдыха рисование Алана устраивает, и все остается в существующем виде.

   Мне слышно небольшое сожаление, что сам Мэй не умеет рисовать, в мыслях офицера появляется несколько батальных картин, белые глаза и рогатые шлемы. Мэй вздыхает печально, в голове его туманится романтика, однако что романтичного в битве, мне не понять. Впрочем, наш офицер быстро встряхивается, улыбается повеселевшей маме, признательно прихватывает в рукопожатии ладонь Алана и зачем-то уходит, меняя планы, словно торопясь оставить своих взрослых наедине. Интересно, зачем?

   Фуф! Иногда прямолинейный офицер становится ужасно загадочным!

   Теперь Мэй не торопится, легконогий волк едва тащится, не особенно стремясь обратно к магам, возле которых ему нечего делать, но и не видя перспектив для слишком быстрого визита в тренировочный зал или в казармы — чтобы провести учения, как любит Мэй, нужно хотя бы часа четыре! У него же осталось два с половиной. Есть не хочется, гулять в парке не тянет: Мэй не в настроении стать чьей-нибудь вересковой жертвой, а охотниц в этот Лугнасад действительно много. Проснувшаяся магия заявляет права на многих своих детей, и некоторые легкомысленные парочки, уединившиеся ради летней быстрой радости, становятся настоящими парами без всякого предупреждения или стремления со стороны обоих.

   Офицеру Мэю не нужны сюрпризы, он опять вздыхает о батальных картинах, скептически размышляет по поводу избыточного количества сюрпризов в его жизни на данный момент в виде лесного и неблагого принцев, магов, так и не повзрослевших детей.

   Повторная встреча с Фаррелом, однако, сбивает офицера с меланхолического лада. Мэй подбирается мгновенно, я не успеваю заметить перемену. На этот раз сын Неба не вглядывается в волков, а попросту раздраженно пристукивает каблуком, находясь глубоко в своих мыслях. Сегодня офицер с Фаррелом уже здоровался, а потому избавлен от необходимости замечать небесного. К сожалению, у неприятного Мэю небесного принца на этот счет есть собственное мнение.

   — Офицер, погодите-ка секундочку.

   Оборачивается Фаррел в последний момент, Мэй щурится, но не выражает недовольство никаким другим образом. Останавливается — небесный загородил проход — и складывает руки на груди.

   — Секундочка в вашем распоряжении, — Мэй усмехается, делая вид, что его вовсе не трогает надменная манера небесного. Вежливость на грани оскорбления тоже знакома офицеру не понаслышке. — У меня много дел, и я бы на вашем месте поторопился.

   — Куда мне до вас! — слова сочатся ядом, а глаза сужаются до свирепых синих щелочек. — В разгар Лугнасада вы столь быстро покинули свою даму, свою великолепную Дженнифер!

   Мэй свирепеет тоже быстро, но пока его внутренний волнорез работает — и лишь раздуваются, белея, ноздри. Небесный продолжает:

   — Да-да, не удивляйтесь, наслышан! Офицер Мэй и его великолепная Дженнифер! Пара королевских волков оказалась достаточно разговорчива… — такими темпами яд скоро прожжет в Мэе дырку, удивительно, что с зубов еще не капает. — Так вот, не боитесь ли вы, офицер, что, покидая свою великолепную Дженнифер в разгар Лугнасада, бросаете её на произвол судьбы? Или вы так уверены в ней?

   Мэй готов рассмеяться небесному в лицо: Алан никак не похож на произвол судьбы, за маму Мэй спокоен. А вот намеки Фаррела выводят из себя все вернее. Впервые на моей памяти воображение Мэя вспыхивает не тревожными, но кровавыми картинами будущего, создаваемого самим офицером — куда следует ударить, чтобы нанести максимальный урон, чтобы убить быстрее или медленнее, заставить упасть, схватиться за сломанный нос… Техника боя небесного Мэю знакома, и поэтому офицеру страшно сложно сдержаться, не ударить, пережить удар словами и вернуть его на том же поле, на словах.

   — Как я погляжу, сыновья Неба действительно очень беспокоятся о морали, — Мэй блестит серыми глазами насмешливо, но в его голове проносится несколько рабочих схем на тему «Как спрятать тело, чтобы никто не нашел». — И я, пожалуй, готов выслушать от вас любые замечания… Ах нет, простите, не готов! Слушать упреки от того, кто полюбил волчицу, а потом бросил ее с ребенком, не в моих правилах!

   Глядя на исказившееся лицо небесного, Мэй, с трудом сдерживая дрожь сладкой мести, добивает:

   — Небесные тоже, знаете ли, те ещё трепачи!

   Фаррел раздувает ноздри поразительно схожим образом, даже прищуры у них совершенно одинаковы! Сапфировая синь глаз небесного принца зажигается магией, губы складываются в светскую улыбку:

   — И все же, должен вас предупредить, по натуре волчицы коварны! Могут клясться вам в вечной любви, а на следующий день исчезнуть в неизвестном направлении. Да еще и с ребенком! — теперь это благородное негодование. Плавно переходящее в жгучую ненависть. О-очень плавно. — Так что могу понять: жить с одной волчицей не в браке, искать развлечения у других на Лугнасад, обрывать подолы третьим при каждом удобном случае! Про вашу добычу, Ястреб, легенды можно складывать! Или картины писать! Да волк ли вы или хищная птица*?

   Мэй держится из последних сил, терпение его небезгранично, и он уже начинает подтаскивать мысленно себе оправданий, почему не сдержался: праздник, перенервничал с магами, устал, не выспался, не снес оскорблений…

   — Ну так и пишите! Кто вам не дает! Лугнасад — время свободы! В том числе свободы не общаться с Хорьком*, который прикидывается ши! — Мэй улыбается длинно, остро, уже прикинув, что одним выговором не отделается, но не в силах терпеть грязные намеки о маме. Серые глаза светлеют до звезд мгновенно. — Ваша секундочка прошла. Принц Фаррел, посторонитесь.

   — Тупой рубака! — и кулак небесного, утяжеленный перстнями, летит Мэю в лицо.

   Пропустить его над головой — легче легкого для боевого офицера, но Мэй вдобавок взрыкивает, влетая плечом в грудь противника, отталкивая, выбивая воздух и сшибая со своего пути.

   — Невежливая тучка!

   Фаррел не готов сдаваться кому бы то ни было — и пинает Мэя по ногам, опрокидывая на пол, стараясь достать лицо, разбить, разукрасить, причинить боль не столько Мэю, сколько той, кто станет на волка смотреть.

   Спасает небесного только реакция и то, что Мэй не желает омрачить праздник трупом — на каждый удар приходится блок, Фаррел взрыкивает не хуже Мэя, бьет с финтом, оглушая, усаживается на офицера верхом…

   Мэй! Мэй! Ну же! Ты же не дашь ему расквасить свое лицо!

   Фуф! Конечно, не дашь!

   В белую спину врезается черный сапог, и примерившийся для удара Фаррел перелетает через Мэя, который трясет головой и поднимается.

   — Все рассчитываешь на свой щит? — о, в ход пошли боевые насмешки. — Убогий стиль сражаться, просто убогий! Зачем щит тому, кто нападает? Или ты трус, волк?

   — Твой воображаемый двуручник, знаешь ли, тоже не особенно впечатляет, — Мэй насмешливо приподнимает брови, не объясняя очевидные вещи. — Равно как и обвинения в трусости. Я-то думал, небесные — одухотворенные и вдохновенные болтуны, а ты радуешь лишь банальностями.

   В голове Мэя складывается отчетливая очередность ударов, имеющих целью быстро вывести небесного из строя, чтобы не затягивать беседу и взаимное неудовольствие от общения. Фаррел воспринимает паузу по-своему:

   — Что, растерялся, волк? Думаешь, я могу только манекены расколачивать? Я видел тебя на тренировке! Глухая защита, ничего интересного. Не ясно, за что тебе присвоили столь высокое звание? Правда, волки судачат и об этом… вернее, о той, что помог…

   Мэй дотягивается до щеки Фаррела, легонько бьет, выводя из себя, это даже не удар, почти ласковый шлепок, но раздражает небесного невероятно. Стоит Фаррелу в попытке мести рвануться вперед, Мэй приседает на одну ногу, отставленной второй подсекая противника и обрушивая его на пол.

   — И никакая защита не глухая, даже очень слышащая, — выпрямившийся Мэй приятно улыбается Фаррелу, наступив на правое запястье поверженного. — Говорил же: посторонитесь. И кто бы меня послушал?

   — Вероятно, Фаррел, принц Дома Неба?

   Незнакомый женский голос ошарашивает Мэя. Он отходит от противника, давая ему возможность самостоятельно подняться. Надо сказать, наш офицер великодушен, он не уничтожает достоинство небесного напрочь. Хотя мог бы. После всех намеков о великолепной Дженнифер действительно бы мог!

   — Фианна, принцесса Дома Леса! Чем обязан? — Фаррел выпрямляется, делая вид, что ему это совершенно ничего не стоит, хотя выглядит потрепанным.

   Мэй одергивает дублет, приводя себя в порядок. О случившейся драке напоминают только встопорщенные волосы и пара царапин на кулаках, такое не заметит никто, если не будет приглядываться специально, конечно.

   — Прошу нас простить, принцесса. Наш разговор с принцем Неба несколько затянулся, но я готов уступить вам собеседника без всяких претензий, — легкий поклон. — А сейчас извините меня…

   — Да нет, постойте, офицер! Дело у меня как раз к вам, — Фианна смеривает Фаррела неодобрительным взглядом, в котором читается знание, не принадлежащее небесному.

   Мне кажется, принцесса Леса догадывается, кто из волков его сын. Делиться, однако, не собирается. Отрывисто кивает несостоявшемуся мужу. Не находит ему и пары вежливых слов. Зато прихватывает за локоть растерявшегося Мэя:

   — Отойдемте, офицер. Дело у меня слишком личное…

   Взглядом небесного, который втыкается в спину Мэя, можно плавить руду.

   Офицер терпеливо молчит, успокаиваясь от возбуждения драки, приводя мысли в порядок и пытаясь понять, что от него нужно уже второй высокорожденной особе еще одного Дома за последние полчаса.

   Фианна выводит офицера в параллельный коридор, а потом заталкивает в свободную гостевую спальню. И пусть Мэй понимает, что для разговора, не может удержаться:

   — Ох, принцесса, я понимаю, что в вашем Доме нравы несколько более крутые, но в нашем для подобных дел требуется согласие обоих участников! — офицера разбирает нервный смех, когда он понимает, как это все смотрелось для Фаррела. Наверняка теперь убежденного в полнейшей распущенности Мэя.

   — Не прикидывайтесь глупее, чем вы есть! — зеленые глаза блестят яростью. — Советник не поставил бы глупца присматривать за неблагим магом! Глупец не выступил бы против Фордгалла так блестяще! Глупец не привлек бы внимание моего младшего племянника!

   — Младшего племянника? — эти слова зацепляют в памяти Мэя одну логическую цепочку. — Вы про Флинна?

   — Конечно, я про Флинна! Про принца Флинна! Бедный мальчик как заперся со вчерашнего вечера у себя, так и не показывался! — в голосе лесной слышно непритворное беспокойство. — И с утра говорил, будто недомогает! И не открыл мне, даже мне! А теперь я узнаю, что он скрылся из виду в компании волка! Одного приметного волка в должности офицера! Отвечайте честно, я чувствую, когда мне лгут, вы его заставили?!

   Перед носом Мэя оказывается наконечник стрелы, недвусмысленно поблескивающий потеками яда. Офицер медленно поднимает перед собой обе ладони:

   — Уважаемая Фианна, и в мыслях не было! Флинна не заставлял никто, а особенно - я! — Мэй с некоторым трудом отводит глаза от опасного оружия, находя взгляд собеседницы. — Видите ли, отсутствие Флинна в трапезной насторожило не только вас, меня — тоже, а зная его несколько застенчивую натуру, я предположил, что ему нужен повод показаться…

   — И где он сейчас? — лесная угрожает волку на полном серьезе, свободный кулак побелел, пальцы, сжимающие наконечник, тоже. — Что вы с ним сделали?!

   — Так, госпожа, погодите! Никто ничего с Флинном не делал, — Мэй звучит еще обстоятельнее и спокойнее, чем обычно. — Он пошел со мной сам, пошел пообщаться, и сейчас, думаю, общается с нашим неблагим королевским волком, они друг другу интересны как собеседники…

   — Мне нужны доказательства, — наконечник все еще покачивается перед носом Мэя. — Я хочу увидеть своего племянника! Немедленно!

   — Госпожа Фианна, я понял, все просто, давайте пойдем и посмотрим! И даже поговорим, буде у вас возникнет такое желание, — Мэй так же плавно, как поднимал ладони, поворачивает их в ту сторону, где находятся покои Вороны. — Разве что я вас предупрежу, пообщаться с неблагим может оказаться более трудным, чем кажется на первый взгляд.

   — Дался мне этот ваш неблагой! Где мой племянник?! Я хочу его видеть!

   — Желание дамы в Лугнасад — священно! — Мэй почти не рисуется, приоткрывая дверь перед Фианной. — Рад вас сопровождать.

   Отравленный наконечник прячется в складках одежды мгновенно, лесная красавица улыбается лукаво, покручивая кончик одной из длинных прядей, потом нарочито интимно проводит ладонью по плечу Мэя, словно сбрасывая соринку. Как будто они действительно осваивали оторванный подол и постельные просторы спальни. Мэй мысленно закатывает глаза, отмечая сдвинувшуюся тень: да-да, Фаррел все видел! И теперь его мнение о волке вовсе не блестящее. Но Мэю нет дела до мнения отдельных небесных принцев, лишь бы только он не расстроит как-нибудь маму.

   Мэй провожает Фианну несколько механически, дорога знакома, а она зыркает настороженно и не настаивает на разговоре от слова «совсем». То есть наоборот. То есть еще немного — и она начнет тыкать офицера в спину своим маленьким, но весьма опасным оружием.

   Коридоры замка длинны и кажутся нескончаемыми, но дверь в покои неблагого никуда не денется от офицера Мэя, который очень старательно ведет Фианну самой долгой из всех возможных дорог.

   Я вижу, офицер очень надеется, что маги наигрались с магией, а теперь всего лишь трапезничают.

   Мэй, дойдя до Вороны, снова стучит в дверь особенным, только ему присущим образом, заметно, но вежливо. Дверь без скрипа распахивается, виднеются Бранн и Флинн, которые словно услышали мысли Мэя, уселись за стол и приступили к отложенному завтраку, то есть уже к обеду.

   — Тётя?! — Флинн удивлен, он поспешно дожевывает и проглатывает откушенный кусок пирога, механически вытирает руки о что попало, то есть о скатерть вместо салфетки, встает навстречу. — Как ты тут оказалась?

   Бранн встает не менее поспешно, хоть и как-то по-неблагому — то есть плавно. Даже не так. Словно не Ворона отходит от стола, а стол отодвигается от Вороны.

   — Приветствую ту, которой открыты все двери этого Дома, — кланяется Бранн. — Здравия королеве.

   — Ты что! — смеется Флинн, в непонимании переводя взгляд с серьезной Вороны на озадаченную лесную. — Это же моя тетя. Фианна. Она принцесса, а не королева.

   — Еще, — пожимает плечами Бранн. И добавляет еще более загадочно, спокойно вглядываясь в означенную Фианну: — Или уже.

   Хм, Мэй попристальнее вглядывается в свою спутницу — а покои-то не гостевые! И Фианна пересекла порог дома Бранна, не имея на то разрешения хозяина. Что позволительно лишь королю или королеве.

   — Да что за глупости вы говорите! — взрывается лесная принцесса.

   Так, похоже, и разумная часть королевской лесной семьи не взращивает в себе добродетель спокойствия. Что один с огненными искрами, что вторая — с огненным темпераментом. Все бы им взрываться! Фуф!

   Бранн недоуменно опускает голову, не отводя глаз от собеседницы, старается понять, где опять допустил благую оплошность. Качает головой отрицательно и сам себе принимается объяснять:

   — Я про мятежные ду…

   И замолкает, так как от резкого движения рук Фианны с обеих сторон от нее поднимаются с пола две спирали: изумрудная и рыжая.

   — О-о! — пятится Флинн. — Тётя, ты как это? Их же надо держать! А то они способны!.. — и разводит руками, изображая разрушения.

   — Осторожнее, ко… принцесса Фианна, — не очень быстро, однако поправляется Бранн в ответ на грозный взгляд. — Не подходи, это опасно, — это уже дернувшемуся вперед Мэю.

   Я слышу в мыслях Мэя очень много благих ругательств: ну да, как охранять ши, который сам же не дает приближаться при опасности? С другой стороны, эта опасность чисто магическая, как тут поможет совершенно обычный волк, неясно. Поэтому Мэй чувствует себя бесполезным и отстраненным от дел! В которых жаждет принимать живейшее участие! Душа волка, кажется, сворачивается и разворачивается недовольно — он хочет защитить и не знает как!

   Дополнительную тревогу в офицера вселяет зачарованно подавшийся ближе к спиралям Флинн. Если учесть, что Бранн придерживает лесовика за рукав и как будто старается сжать пальцы на рукаве любопытного рыжего ребенка сильнее, Мэй приходит в полное беспокойство по поводу происходящего. Небесный забыт, намеки и оскорбления оставлены в прошлом, спирали развертываются все шире, а Бранн, похоже, не в силах перехватить не только разрастающуюся магию, но и удержать бодрого лесовика на месте. Обучение Флинна далось неблагому непросто, хотя что такого уж сложного в контроле спирали или управлении искрами?

   — Что у вас тут творится? — судя по тому, что спирали ширятся, трещат опасно, искрят огненными шариками и изумрудными перьями, лесная принцесса злится все сильнее. — Флинн, что с тобой сделали?

   — Никто со мной ничего не сделал! — пугается и отшатывается Флинн. Настороженно оборачивается к Вороне, не понимая, почему Бранн молчит и не пускает к тем же спиралям, создания и контроля над которыми добивался от Флинна полдня.

   — Мятежные души — миф, королевский волк Бранн, — раздается от двери спокойный голос Советника. К нему поворачиваются все головы, а спирали, повинуясь плавному движению его рук, опускаются обратно в пол. Наш неблагой с облегчением выдыхает. — О них не слыхали уже две тысячи лет.

   — Как и о магах, — пожимает плечами Ворона. И смотрит в сторону дернувшегося Советника яркими изумрудными глазами.

   — Миленький, пилик, Советник, — вылетает из волос Бранна Шайя. — Как же, пилик, я рада вас видеть!

   Кокетливо заворачивается в черный платок с его монограммой. И отчетливо подвывает. По-волчьи.

   Фуф! Три раза фуф!

   — Что это было? — спрашивает Фианна, упустившая явление нашей полуволчьей феи и теперь вздрогнувшая от небывалого, несколько потустороннего звука.

   — Это я, пилик, тренируюсь, — продолжает сиять Шайя, зависая прямо перед носом принцессы, чтобы быть определенно заметной. — Рада видеть вас, королева!

   — Я не королева! — отвечает Фианна уже гневно, топает ножкой, и спирали снова начинают виться вокруг нее.

   Бранн бледнеет, даже румяный Флинн становится на тон светлее, хмурится, разглядывает свои руки, удивляясь, куда уходят силы.

   — Простите моих неблагих друзей, — негромко отвечает Советник, переключая внимание на себя.

   Шайя пиликает необычайно одобрительно, Бранн удивленно приподнимает гнутые брови и застывает столбом.

   Джаред вытягивает руки вперед, понемногу опускает их вниз, и спирали сворачиваются. Шепчет еле слышно:

   — Да что ж вы такие неугомонные! — те наконец пропадают полностью, и Советник, поймав взгляд отмершего Бранна и самую малость отрицательно качнув головой, отвечает уже Фианне. — Все принцессы становятся королевами. Рано или поздно.

   — Кому, как не вам, знать это! — продолжает кипятиться Фианна. — Вы расстроили мою помолвку!

   — Я не… — Джаред прикрывает глаза и глубоко вздыхает, кажется, утомлен.

   — И гордитесь этим? — перебивает она Советника. — Собираетесь предложить новый брак? — ахает. — Так вот для чего меня сюда заманили!

   Мэй возмущенно давится воздухом. То есть это не она ему угрожала и требовала предъявить племянника! Советник слегка поводит бровью в сторону офицера, командуя молчать — и лишь поэтому негодующий Мэй сдерживает несколько язвительных замечаний.

   Советник опять простирает руки вперед, гася новые искры у пола. Мэй все ещё дисциплинированно молчит, хотя возмущен до глубины души. Только тихо бормочет словно себе самому: «Это кто кого заманил, вот вопрос?»

   — Простите мою дерзость, принцесса Фианна, — тихо говорит Джаред. — Но у меня пока нет желания предлагать вам новый брак. Ни с волком, ни с лесным, ни с кем иным — кроме того единственного, кого выберет ваше сердце.

   Фианна стихает, молчит смущенно.

   — И я не разрушил ничего из того, что не хотело бы быть разрушенным. Я лишь сообщил небесному витязю о сыне от волчицы, о котором он не имел понятия. Он волен был умолчать эти сведения или поделиться с вами.

   — Конечно, наследный принц, витязь Неба не мог поступить иначе. Конечно, рассказал мне! — вот тут Фианна возмущена снова, теперь предположением, что о таком вообще можно умолчать.

   — Дом Неба всегда отличался особым отношением к чести, — Мэй шумно вздыхает после этих слов Джареда, ему сейчас так вовсе не кажется. — Хоть гневливостью и горячностью тоже… — бормочет тихо Советник. — Но это свойство чуть ли не всех Домов. Но и вы — вольны были принять Фаррела как своего мужа — пусть у него уже имеется ребенок. Разве наличие детей остановило бы истинно любящую женщину? — и прищуривается весьма коварно.

   — Я все же хотела бы поговорить с племянником! — не отвечая на вопрос, почти огрызается Фианна и, сделав шаг к Флинну, оглядывает и ощупывает его, поднимает подбородок. — Мой дорогой мальчик! Тебя не обижали эти злые волки?

   Мэй давится от смеха, Джаред спокоен, только приподнимает светлую бровь.

   Бранн отходит от лесовика на шаг, стараясь не мешать родственному общению, но смотрит во все глаза. Могу поклясться, ему любопытно.

   — Нет! И вовсе они не злые! Тетя, послушай, я сам… — торопливо начинает Флинн.

   — Я знаю, что ты сам! — Фианна всплескивает руками прямо перед носом лесовичка, явно заводя эту речь не впервые. — Ты слишком доверчив! Ты сам попадаешь во все ловушки, ты сам вечно…

   — Тетя! — отчаянно краснеет Флинн. Оттопыренные уши алеют и почти светятся. — Я уже давно не маленький! Ну пожалуйста, не надо!.. Они — мои друзья! — широкий жест в сторону всех волков.

   Флинн не замечает, он не заметит сейчас и бешеную пуму, а Мэй недоверчиво косится на него, примеривая к себе высокое звание. Друг лесовика! Офицер ловит себя на этой мысли и быстро исправляется: друг Флинна. Все же второй принц Дома Леса слабо похож на первого и вообще на типичную заносчивую лесную молодежь, ставящую свой Дом превыше прочих, в котором тон задает все же король. Слова «Друг Флинна» не вызывают внутреннего протеста, Мэй специально прислушивается к себе, но в этих словах нет и отзвука лжи. Офицер качает головой, слегка разочарованный — знакомы-то от силы неделю! И вот на тебе!

   Советник на шокирующее заявление не реагирует никак или попросту не показывает. Думаю, наш Джаред не удивится ни одному образу, в который его могут нарядить: за бытность свою при Дворе белый волк слышал грандиозное количество шокирующих фактов о себе. Не все из них обязаны быть правдой.

   Бранн… Ох, о чем думает наша неблагая птица в подобные моменты, для меня загадка. Внешне мысли об этом предмете никак не отражаются, как стоял столбом, так и стоит, глазами блестит разве что живо, ловит каждый звук и тоже не возмущается! А судя по тому, сколько сил он ухнул в обучение Флинна, их правда можно назвать друзьями. Или отдельно взятого Бранна очень большим перестраховщиком! Мне кажется, нашего неблагого напугала необузданная мощь Флинна, и Ворона умудрилась передать за время тренировки что-то побольше простого умения контроля.

   Фианна наконец опускает руки и вздыхает недоверчиво. Затем присматривается к покрасневшему племяннику, отступает на шаг назад, подчиняясь откровенной мольбе, звучащей в его голосе.

   — Друзья?.. Простите, мой принц, я лишь беспокоилась о вас, — короткий официальный кивок. — Я обещала вашей матери. Но если что!.. — звучит достаточно угрожающе, впрочем Джаред и Мэй еле сдерживают улыбки, а Бранн заинтересованно наблюдает за очередными семейными отношениями. Принцесса оборачивается к волкам. — Я надеру из вас лыка! Я вырву ваши сердца и съем их, я пристрелю вас так тихо, что вы поймете это, лишь лежа на земле, корчась в муках и прощаясь с жизнью, я…

   — Те-тя! — душераздирающе просит Флинн, нещадно дергая завязки плаща, и она замолкает.

   Фианна смеряет взглядом Мэя и Джареда, высоких, самых волчьих и опасных, с вышитыми на груди серебристыми когтями, игнорируя Бранна, еще раз ласково улыбается покрасневшему до ушей племяннику, еле удерживая себя от объятий. Однако не может уйти совсем просто, в качестве среднего варианта треплет племянника за щеку. И, поправив горчичного цвета плащ с королевской вышивкой, взметнув рыжие пряди, торопливо покидает жилище Вороны.

   В которое она попала без разрешения. А я тоже так могу, Советник! Может, я тоже тогда король? Но он не слышит, хоть и снова косится в мою сторону.

   — Господин полный офицер, королевский волк Гволкхмэй, — с обычным холодом обращается Джаред к Мэю, едва дверь закрывается. — Потрудитесь объяснить, почему наследный принц Неба бережет правую кисть и постоянно ощупывает подбородок после встречи с вами?

   В душе нашего Мэя буря еще не улеглась. Оскорбительные намеки о его великолепной Дженнифер он не готов спустить никому, и Мэй уже открывает рот, готовый рассказывать и доказывать… Советник договаривает, опережая любые оправдания:

   — Однако раз принц Фаррел не подал жалобы официально, дело можно считать исчерпанным. И я прошу вас воздержаться впредь от подобного способа выяснять отношения с дружественным либо не дружественным нам Домом, — Мэй вздыхает, снова готовя ответ, приподнимает руку и застывает на полувздохе: Джаред опять опережает его. — Хотя сносить оскорбление Дому или семье — тоже не дело.

   Бранн улыбается самую малость, довольный подобной, можно сказать, неблагой двусмысленной формулировкой. По сути Джаред призвал Мэя к порядку, официально не одобрив, но найдя его действия правильными. Вот уж действительно неблагие нюансы! Бранн улыбается и слегка щурится, как будто чувствуя себя дома. Шайя вылетает из его волос, пикирует на плечо Советника, приговаривая:

   — Ах, да оставьте, пилик, этого драчуна, пилик! Вам будет куда интереснее узнать, пилик, миленький Советник, пилик, чем тут занимались эти двое! — феечка аж звенит, когда встряхивает головой, приваливается к виску Советника, вставая на цыпочки, кося крохотным синим глазом и встречая ответный взгляд без всякого трепета.

   Джаред вздыхает, сводит светлые брови и устало спрашивает неблагую ябеду:

   — И чем тут занимались «эти двое»? — Советник делает вид, что ему вовсе не интересно, однако, думаю, обе спирали еще живы в его памяти. И знать точно ему нужно.

   — Магией! — с придыханием шепчет довольная Шайя, складывая ручки на груди. Подмигивает большому глазу — в сравнении с её собственным — Советника, отстраняется, лукаво склоняет головку.

   Фуф, кокетка! И светится сильнее обычного.

   — Бранн научил меня держать спираль! — радостно восклицает Флинн. — И управлять искрами! Я теперь могу!

   Лесовик неподдельно счастлив, встряхивает одну кисть — и рыжий ворох тающих искр складывается в фигуру все той же спирали. Бранн одобрительно кивает, Мэй кивает удовлетворенно — не зря отвел Флинна именно сюда. Джаред смотрит с прищуром, оценивая, понимая, насколько силен Флинн и отчего вымотана наша Ворона. Искорки тем временем облетают всех волков, а потом оседают огненной шапкой на голове каждого.

   Мэй поднимает очи горе. Бранн почти не замечает этого — искры проваливаются в его перья, истаивая, как бы впитываясь без остатка. Джаред не замечает лесного самоуправства — первый и последний случай в истории Благого Двора! — а спина все одно напрягается, хорошего он от лесных не ждет. Особенно от сына Фордгалла. Кто же знал, что у лесного Лорда есть и порядочный потомок?

   — Что, за один день? — не слишком удивляется Советник. — Это очень и очень неплохо, второй принц Флинн. Поздравляю вас, королевский волк Бранн. Вы талантливый учитель.

   Бранн молчит. Потом кивает самую малость удивленно. За один день Советник назвал его не только талантливым учителем, но и — пусть слова вырвались незаметно для него и прочих — своим другом. Это слишком много для одной Вороны, и, не глядя нащупав стул, он присаживается, обессиленный. Потом поднимает глаза на Советника и молча указывает на пол, где крутились спирали, и плавно продолжает жест в сторону двери.

   — Вы снова вычерпали себя, королевский волк Бранн, — с неожиданной мягкостью произносит Джаред, да Советник почти такой же глазастый, как я. — Вам нужно учиться беречь силы. Вы знаете лучше меня — магам нельзя выкладываться полностью, даже при всем вашем желании помочь неофиту. А что мы будем делать с этим стихийным бедствием, — поправляется, — то есть с неуравновешенным стихийным магом, черпающим силы в окружающих, думаю, мы решим завтра.

   Хм. У Джареда с Бранном переглядки не столь впечатлящи, как у Бранна с Деем, но тоже весьма и весьма примечательны. А после вздоха Мэя «век бы с этими магическими штучками дела не иметь» они именно что переглядываются. Снова. С пониманием и почти с улыбкой.

    Комментарий

    * - игра слов. Фаррел - хорек, Гволкхмэй - ястреб

ГЛАВА 3. Разбитая чашка, или Дела житейские

Ночь минула, а Джаред так и не ринулся к Бранну с разговором о неупокоившихся мятежных душах, возрожденных ши, стихийных магах и прочих ужасах нашего мира. Советник, явно озадаченный неукротимой Фианной — а он не очень любит это состояние — читал старые записи, доставал пыльные фолианты, некоторые из которых даже искрили в ответ на переворачивание листов. Делал заметки, заглядывал в книгу семей. Он бы с удовольствием побродил по своему кабинету туда-сюда, если бы не должен был сидеть в собственной спальне, изображая верескового супруга, из-за которого волчья принцесса бросила законного мужа. Наследного принца! Будущего лесного лорда!

   Весь Благой Двор придирчиво осматривал и Джареда, и Гвенн при каждом совместном выходе — Советник взял за правило сопровождать волчью принцессу один раз в день хоть в трапезную, хоть в зал для тренировок, хоть во внутренний сад. Никто не спешил покидать Черный Замок, и ши, обожающие посплетничать, обсуждали мотивы, среди которых, как я слышал, преобладало: «эти ненасытные волчицы», «эти подозрительные лесовики» и «этот коварный Советник» в зависимости от Дома. Впрочем, Гвенн чересчур восхищались, а Финтана нестерпимо жалели. Видимо, именно жалость к себе и восхищение коварной супругой бесили лесного принца до такой степени, что он совершенно перестал появляться на ши. Впрочем, как и его отец, что было и вовсе странно. Лесная молодежь без твердой руки стала путаться с другими Домами и — о ужас! — даже с волками.

   Лугнасад рушил все правила, являясь прекрасным объяснением и защитой даже от королевского гнева.

   Диковатые и своевольные степняки, чье посольство было вызвано Джаредом не так давно, понемногу осваивались в Черном замке И некоторое время являлись основной головной болью Алана — раскидывать палатки посреди проходов и коридоров, сколь ни широки они ни были, и разводить костры не принято в Черном замке, ибо это мешало перемещению стражи и прогулкам гостей. В итоге сломали перегородки двух этажей, и новому посольству отдали все пространство гостевого крыла. Там черноволосые сыны Степи вольны были делать все, что пожелают. А целое стадо отменных лошадок, невысоких, но очень выносливых, пополнило конюшни столицы.

   На третий день летнего праздника в разгар дня наблюдалось странное явление, пятно, размытое и непонятное, медленно плывущее по небу. Пропало оно быстро, и все сочли было его обманом зрения, как оно появилось на следующий день, уже немного четче. И снова пропало. Ши перекидывались перстнями и кошельками, споря, что же это может быть за диво. К моему глубочайшему стыду, я пропустил эти моменты, увлекшись тем, что происходило в замке. Я, Луг, который обо всем узнает первым! Но очень надеюсь увидеть его вновь. В мире, где возрождается волшебство и любовь, оно может значить что угодно.

   Разрыв Фианны и Фаррела терялся на фоне столь громких событий, зато во всем Дворе не найти было ни одного ши, который бы верил в их помолвку. Все-все-все изначально знали — им не быть вместе! Правда, среди волков все еще шептались — тихо и незаметно для прочих Домов — кто мог оказаться сыном небесного принца, жившего в Черном замке подолгу и в разное время. Версий было несколько и все неправдоподобные.

   Надо сказать, за свежими и вкусными новостями совершенно забылся наш неблагой. Волки после громкой дуэли принимали его за своего, прочие — за волка, пусть и странного на вид, но от этого еще более опасного. Дей все так же принимал его за друга, но с Алиенной не знакомил по причине того, что они никак не могли покинуть постель или все, что считалось пригодной заменой. И меня совершенно не слушали! В конце концов они повесили на дверь своих покоев розовый венок с запиской «не тревожить до конца Лугнасада», и устроили себе полноценную вересковую неделю, благо, никаких срочных дел, требующих королевского вмешательства, не существовало.

   Я же прошелся по всему Дому и снова остановил свой выбор на покоях Советника, уж больно мне приглянулись завитки на столбиках его постели. Хотя Гвенн не мешало бы чем-нибудь прикрыть. И волосы непозволительно коротки, когда еще отрастут. Фуф, ее ночная одежда больше показывает, чем скрывает! Вот ведь кокетка похлеще Шайи. Кстати, Советник хитер. Спрятался тут еще и от своей неблагой обожательницы!..

   Волчица, отчаянно зевая и щуря раскосые глаза, всю ночь наблюдает за Джаредом. Временами швыряет в него орехами, которые он умудряется ловить не глядя. Замерзнув и закутавшись в плащ Советника вместо одеяла, она засыпает лишь под утро, сердитая и злая. А, проснувшись, бросает подушкой в ответ на «Как спалось, дорогая?», прорычав, что Советнику нужно делать с таким количеством бумаги.

   — Возведем швыряние подушек в традицию, милая женушка, — совершенно серьезно говорит Джаред и еле успевает поймать Гвенн в прыжке.

   — Ну Джа-а-аред, — чуть ли не стонет волчица, обхватывая его ногами. — Ты помнишь хоть о чем-нибудь, кроме бумаг? За окном солнце и Лугнасад!

   — Ну Гве-е-ен, — довольно-таки оскорбительно тянет Советник и снимает с себя волчицу. — Вот и сходи разомнись, раз сегодня чудесная погода.

   Джаред, будь осторожен, ты играешь с огнем! Фуф! Да не меня выглядывай! Надо перепрятаться за столбик кровати. Я всего лишь маленькая благая завитушка!

   И все равно Джаред очень подозрительно косится в мою сторону.

   Гвенн, раздувая ноздри, пытается достать его обманным финтом или хотя бы пнуть, но тот мгновенно скручивает ее, приговаривая:

   — Вам, моя дорогая принцесса, нужно еще подучиться, прежде чем напрыгивать на меня. И я уже не раз говорил, злость — плохой советчик в бою.

   Отпускает ее, целуя в макушку, и волчица отходит с самым обиженным видом.

   — Мне нужно еще кое-что проверить и сделать, — ровно произносит Джаред. — Разреши мне поработать сегодня, а завтра я покажу тебе то, что ты еще не видела.

   — Если это меньше, чем обнаженный Советник у моих ног… — тянет волчица, капризно поднимая глаза к потолку. — То я не согласна! Я могу очень долго сидеть тут и кидать в тебя чем придется!

   — Гве-е-ен, — вновь укоряет ее Джаред.

   — Но это должно быть что-то особенное!

   — Я обещаю, моя принцесса, — и снова зарывается в бумаги.

   Так, а что творится в замке?

   Мэй куда-то ведет двоих своих подопечных, кажется, на прогулку. Или Флинну стало мало покоев, или они решили поразмяться на природе! Флинн светится от счастья, а Бранн отчетливо зевает. Да уж, искать всю ночь проход в башню звездочета — так и правда, устать можно! И уж совсем странное применение для его умной головы — постучать ей по каменной кладке, которая выглядит совершенно монолитной!

   Какой-то шум из покоев офицера привлекает моё внимание по пути. Пока Мэй возится с магами, кто-то решил пообщаться на повышенных тонах с его великолепной Дженнифер.

   И кто бы это мог быть? Явно не Алан, ни разу не было, чтобы он повышал голос. Да его и вообще слышно редко!

   — …прислушайся к словам того, кто беспокоится за тебя! И как ты можешь жить с этим тупым рубакой?! Ты, похоже, полностью изменила свои принципы!

   А голос знаком… Ах, ну да, небесный принц Фаррел, пришел разбираться с Дженнифер, несколько бледноватой, но сосредоточенной и спокойной Дженнифер на правах старого друга.

   О-о, похоже, принц Неба вынес из проживания взрослого волка с матерью свой смысл. А та не стремится разубедить его, не ссылается на семейные узы. Да услышит ли?

   Фаррел прямо кипит от злости, сверкая ярко-синими глазами. Нервно отбрасывает за спину великолепные, надо признать, серебристые волосы.

   — Принципы? — приподнимает брови великолепная мама нашего офицера. — Ты о чем, Фаррел?

   — О чем я?! Да этот твой Ястреб обдирает подолы кому ни попадя! Бросает тебя в Лугнасад одну! Шляется незнамо где целыми днями! И ты все равно остаешься с ним! Он что, держит тебя силой?!

   — У Мэя такая работа, — Дженнифер пожимает плечами, в жесте нет кокетства, она задумчива, однако Фаррел прикипает к ней взглядом. — Иногда он может исчезнуть прямо посреди ночи. А что касается подолов…

   Фаррел мало не давится воздухом.

   — Насчет подолов я даже рада. Может быть, Мэй найдет кого-то по сердцу. Последнее время он пребывает в меланхолии и приключений такого толка не устраивает. Я беспокоюсь, — в глазах снова проступают звездочки.

   Зато Фаррела разве что не трясет:

   — Ты намерена с ним оставаться и после всех подолов?! И даже поощрять?! Ты изменилась сильнее, чем я думал, Дженнифер! И так и не ответила мне! — а в глазах злость перемешана с восхищением. И снова побеждает злость. — Как я могу переступать порог твоего дома, раз тут этот…

   — Ты удивительно слеп, Фаррел, — устало произносит Дженнифер, усаживаясь в кресло и поднося ладонь ко лбу. — Не допытывайся больше, ведь я уже ответила на твой вопрос. Самое очевидное всегда ускользало от тебя... Да, я никогда не смогу расстаться с этим волком.

   Хлопает дверь, и Фарелл в ярости выбегает прочь.

   Я успеваю догнать Мэя, и обратно к Дженнифер попадаю уже вечером, на обратном пути, подышав свежим воздухом елового леса и даже забравшись на левую, самую высокую башню. Надо признать, эта троица - Мэй, Бранн и Флинн - неплохо находит общий язык!

   Мэй, взволновавшись отчего-то, забегает домой, благо путь на чердак Бранна пролегает почти через его покои.

   Только волчицу не узнать!

   Офицер Мэй заводит за собой Бранна и Флинна, усаживает к столу в гостиной, на котором лежат какие-то осколки, а сам подходит к маме, обхватывает её ладони со скомканным, мокрым от слез насквозь платком, заглядывает в глаза.

   — Моя великолепная Дженнифер, что случилось?

   Дженнифер только мотает головой из стороны в сторону, не в силах произнести ни слова, а слезы все катятся и катятся по щекам, дрожат губы, краснеет нос.

   — Мама, не пугай меня! Что произошло?

   Дознаться ответа пока невозможно, поэтому Мэй привлекает свою великолепную маму к груди, обнимает, поглаживая вздрагивающую спину.

   — Что бы ни случилось, моя великолепная Дженнифер, мы справимся, не убивайся так. И дядя Алан нам поможет.

   Его матушка всхлипывает особенно надрывно, умудряясь на выдохе пробормотать имя сына.

   — Что? Мама, что ты сказала? — одни звездчатые глаза вглядываются в другие, такие же прозрачно-серые.

   — О-он, М-мэй, он не при-и-и-идет бо-ольше! — Дженнифер смахивает слезы, но новые набегают слишком быстро.

   — Как это — не придет? Дядя Алан?! Мы точно про одного и того же Алана говорим?

   Дженнифер кивает с усилием, зажмуривается, выговаривает, стараясь совладать со своим голосом и лицом:

   — Ка-ажется, М-мэй, — хлюпает носом, смахивает слезинку ладонью, — ка-ажется, я его оби-и-идела! — и снова всхлипывает все чаще.

   — Глупости какие-то, — Мэй аж встряхивает головой, не в силах поверить, - ты? Дядю Алана? Да чтобы тебе его обидеть, нужно очень постараться или заявить, что ты его совсем не любишь!

   — Я, я почти-и… он попросил, он попросил чаю, а я уронила чашку, Мэй! Я уронила чашку и ничего не сказала! Он что-то спрашивал, и не раз! А я… не смогла, я просто не смогла ответить! А он тогда, — горестный всхлип, — он тогда… собрал осколки, — взмах платка в сторону стола, за которым перешептываются Бранн с Флинном. — И ушел! Мэй! Он больше никогда не придет! Он подумал, что расстроил меня и что не нужен мне! Я расстроилась, да, и немного из-за него, так что он вправе подумать... А я теперь… даже не знаю, где его теперь искать!

   Дженнифер пытается заломить в отчаянии руки, но Мэй перехватывает её ладони.

   — Так, мама, я понял. Все просто. Нужно найти Алана? — она с надеждой кивает, светлея лицом. — И привести сюда? — несмело улыбается сыну. — Хорошо, значит, сейчас приведу, только…

   Мэй оборачивается к оставленным без догляда магам, которые уже собрали разбитую чашку без всякого клея и сейчас разглядывают образчик гончарного искусства времен Первой эпохи. Дженнифер пораженно вздыхает, а Мэй выдыхает стоически.

   — Только присмотри за ними, ладно?

   Офицер отходит от матушки, напоследок пожав ладонь, приближается к сидящим магам, Флинн напряженно выпрямляется, а Ворона поправляет еще пару кусочков фарфора, чтобы они встали на место идеально.

   — Флинн, Бранн, смотрите, я сейчас оставлю вас тут ненадолго, я тут живу, а это — моя великолепная Дженнифер, моя мама, поэтому ведите себя прилично!

   Оба мага кивают, однако инструктаж Мэй не закончил и теперь обращается как раз к Дженнифер:

   — Так, мама, смотри, главное, чтобы вот этот, — ладонь офицера падает на плечо Бранна, — не научил вот этого, — вторая устраивается на плече несмело улыбнувшегося Флинна, — каким-нибудь магическим способам разнести полдворца. А вот этот, — взъерошивает рыжие пряди, — не подзуживал вот этого, — шевеление пегих перьев, — что-нибудь взорвать! Зовут их Флинн и Бранн, лучше всего напоить их чаем, у магов силы непонятно куда деваются. А я за Аланом!

   Дженнифер всхлипывает уже без горечи, как-то по деловому, кивает гостям, Мэю, офицер выскальзывает за дверь, а я еще успеваю услышать:

   — Вы друзья Мэя? Давайте я напою вас чаем и покажу его детские портретики?..

   Да, офицер, ты пожалеешь!

   Мэй не собирается пока жалеть о чем бы то ни было или слушать свой мудрый внутренний голос. Офицер спешит, изо всех сил думая о своем дяде, о том, как его нужно найти, и я могу поклясться, один из коридоров заворачивается прямо тогда, когда по нему идет Мэй! Если верить моему ощущению пространства, мы оказались на полдворца дальше, чем были! Интересно, эта внутренняя магия работает по желанию Алана? Тогда понятно, как начальнику замковой стражи всякий раз удается находиться поблизости от чего-то интересного!

   Перед носом Мэя быстро обнаруживается самая простая дверь, по обеим сторонам от которой торчат волчьи головы, подозрительно приглядывающиеся к визитеру. Скалятся, однако не рычат, не тянутся укусить. А Мэй и вовсе не обращает на них никакого внимания, распахивает дверь на себя уверенным жестом, заглядывает.

   — Дядя Алан? — прислушивается и безошибочно поворачивает пегую голову в сторону кабинета. Оттуда слышны голоса. — Дядя Алан? К тебе можно?

   Офицер, впрочем, не дожидается от хозяина покоев никакой реакции — заходит, прикрывая за собой дверь, окликает погромче:

   — Дядя Алан? — в приоткрытой двери кабинета мелькает спина сидящего Алана, а также высокий силуэт второго волка. Что Мэя тоже нисколько не останавливает. — Дядя Алан?..

   Он замирает на секунду, прикрывает глаза, встряхивается, переводит дух, и лишь потом заглядывает в кабинет. Алан сидит за своим рабочим столом на месте посетителя, уткнувшись лбом в сложенные на поверхности руки. А рядом, опершись бедром о край, замер сам Советник.

   — Здравствуй, Мэй. Оставляю Алана тебе на поруки. Я сделал все, что мог с этим упрямцем, а делегация лесовиков скоро уйдет из зала для переговоров ввиду отсутствия переговорщика, — и уже обращаясь к замершему Алану. — Совесть твоему дяде отказывает раз в две тысячи лет, зато прицельно! И, Алан, ради всего, что тебе свято, попробуй с ней поговорить! А то не разобьешься, так треснешь!

   Раздраженный Советник торопливо покидает кабинет, а полуседой волк приподнимает руку, щелкает пальцами — и Советника, шагнувшего в проем, больше не видно в покоях. Я почти уверен, Алан применил магию порталов внутри замка, выводя его прямо в зал совещаний, где сидят заждавшиеся лесовики. Другое дело — откуда он вообще знает, где именно сидят лесовики?

   Все-таки начальник замковой стражи фигура достаточно загадочная.

   Хотя в нынешнем виде Алан больше похож на очень-очень расстроенного волка с разбитым сердцем. Боевито настроенный Мэй озадаченно вздыхает, обходит неподвижного дядю, даже поводит носом, стараясь вынюхать причину загадочного поведения двух самых дорогих ему ши.

   — Дядя Алан?

   Никакой реакции. Сидит и сидит. Не шевелится и спасибо, что дышит!

   Мэй поджимает губы, критически оглядывая всю фигуру Алана ещё разок, а потом садится рядом, прямо на пол, скрещивая свои невозможные ходули. Устраивает голову на коленях дяди и обнимает руками за пояс. Руки у Мэя длинные, а голова тяжелая — и Алан вздрагивает от неожиданности.

   И его можно понять! Кто вообще может ожидать подобного от офицера Дома Волка! Разве что ши, который вырастил и воспитал этого самого офицера.

   — Дядя Алан! — требовательно и уверенно куда-то в черную штанину. — Дядя Алан, что происходит?

   — М-мэй? — голос хрипловат, но голову Алан поднял и теперь растерянно разглядывает привалившегося к нему Мэя. — Что ты имеешь в виду?

   — Я имею в виду, что мама рыдает! Рыдает, Алан! И повторяет, что обидела тебя! И что ты больше к нам не придешь. Она залила слезами осколки какой-то несчастной чашки и готова хранить их как реликвию твоего последнего присутствия возле неё! Я бы вызвал тебя на дуэль, дядя, но слишком люблю!

   — Ох! — да, в возгласе Алана удивление пополам со страданием, он вовсе не думал, не предполагал, что оставил за спиной такое переживание.

   — Вот тебе и «ох»! Разумеется, я сказал маме, что приведу тебя, что вы обсудите все, что будет необходимо, и пообщаетесь толком! И я оставил её наедине с двумя полоумными магами, рассчитывая, что ты, уж ты-то, дядя Алан, меня не подведешь. И что я нахожу тут!

   Мэй переводит дух, поднимает голову и вжимается лбом теперь в дядин бок. Дядя теплый, от него пахнет спокойствием, камнем и домом, не вообще Домом-замком, приютом всех волков, а домом лично Мэя. Этот запах знаком ему с детства, он вызывает доверие.

   — И что ты находишь тут? — эхом повторяет тихий Алан.

   — Ещё одно разбитое сердце! — Мэй не стесняется в выражениях. — Которое точно так же уверено, что разбитую чашку не сложить заново, в то время как парочка полоумных магов в гостях у моей великолепной Дженнифер уже это сделала!

   — Что?..

   — А то! Я и говорю, два мага уже сложи…

   — Нет-нет, что ты сначала сказал? — рука Алана скользит по пегим волосам воспитанника, гладит, а потом устраивается на плечах Мэя. — Что?

   — Дядя Алан, — Мэй говорит невнятно, специально стараясь ворчать дяде в бок, — от тебя я не ожидал! Ты задержал даже Советника!

   Начальник стражи отводит взгляд, ему по-настоящему стыдно, что он принес неудобства в жизнь Джареда. Хотя, если бы кто-то из них спросил меня, я бы сказал, что наш белый волк слегка преувеличил масштаб событий, чтобы Алан очнулся, пусть из чувства долга, но очнулся!

   — Но Мэй, твоя великолепная мама не может переживать обо мне! — такая горячность бывает в словах тех, кто сам себе верить не хочет. — Тебе, наверное, показалось! Она давным-давно сообщила, что настолько древние создания её не интересуют…

   — И наверняка имела в виду нашего прежнего короля! Или сам замок! Или какую-нибудь волчью морду на стене! Потому что ты, дядя Алан, как раз маму интересуешь. И даже очень! И как вы ни до чего не договорились по сей день, я не понимаю! — руки Мэя крепче сходятся вокруг дяди. — Я уже даже к фоморам на рога уезжал, чтобы вы тут без меня и без стеснения разобрались, а ты мне все ещё дядя! Не папа!

   — Не преувеличивай, Мэй, к фоморам на рога ты ездил по службе, — голос Алана, впрочем, неотвратимо теплеет. — Почему ты думаешь, что Дженни так переживает из-за меня?

   — Потому что она через слово рыдала твое имя! — Мэй наконец поднимает лицо и вглядывается в черты своего родного, самого родного на свете ши. — Пойдем, убедишься сам, а если вы с мамой поговорите как-нибудь по душам, я буду неизмеримо счастлив. Я оставил её наедине с парочкой полоумных магов, пора спасать мою великолепную Дженнифер!

   — Нашу, Мэй, нашу великолепную Дженнифер.

   После такого разговора Алану никуда не деться от Мэя и его великолепной матушки: оба волка идут вперед, счастливый Мэй и тревожный Алан. Я почти уверен, что начальник замковой стражи с удовольствием завернул бы обратно, но его останавливает офицер Мэй. Не в прямом смысле, конечно, останавливает, а всего лишь присутствием, осознанием: какой пример Алан подаст волку, которого вырастил и воспитал с младых ногтей? Сколько бы лет ни прошло, наш офицер для Алана все одно любимое дитя.

   — Не переживай так, дядя, — для Мэя, впрочем, настроение старшего волка тоже не является загадкой. — Мама волнуется за тебя и о тебе, да, а еще очень ждет возвращения!

   — Спасибо, Мэй, — Алан не бравирует и не прикидывается бесстрашным волком, он честен с тем, кого охотно назвал бы сыном, и действительно благодарен за поддержку.

   В мыслях офицера мелькают маги, а потом я подбрасываю ему услышанную на выходе фразу про портретики, и храбрый офицер Гволкхмэй резво переходит на очень торопливый шаг.

   — Что-то вспомнил, Мэй? — Алан поторапливается тоже, проницательный благой волк!

   — Да, знаешь, дядя Алан, я опасаюсь — мама возьмет да и покажет Бранну с Флинном мои портреты! Во-первых, им будет неинтересно, а во-вторых, хоть бы не детские!

   Начальник замковой стражи улыбается. Я полагаю, его веселит совершенно детская реакция ответственного офицера.

   — Ты зря переживаешь, Мэй, — ох уж эти шустрые волки, уже и ролями успели поменяться за пять минут! Точно родня! — Дженни, конечно, непредсказуема иногда, но восхитительна и великолепна.

   — Вот именно, дядя, вот именно! А это означает также — мама гостеприимна!

   — Да, тут, пожалуй, ты меня уел, наша великолепная Дженнифер может и показать твоим друзьям самое дорогое, твои портретики…

   За разговорами и незаметной, как и ее носитель, магией порталов, волки подходят к двери, знакомой обоим. И сейчас вызывающей у обоих чувство почти одинакового священного трепета.

   Мэй тревожнее своего любимого дяди-почти-папы, первым подается навстречу опасности и дергает за ручку. Осторожно, как на разведке, заходит, прислушиваясь… И быстрым шагом подлетает к столу в гостиной, где до сих пор стоит собранная из осколков чашка, но теперь вокруг разложены портреты и портретики Мэя в разном возрасте. Офицеру особенно бросается в глаза тот, на котором он собирается спрыгнуть со статуи на голову мимо проходящего волка, и тот, где маленький Мэй щеголяет голышом.

   — Моя великолепная Дженнифер, огромное спасибо, — Мэй шустро прячет самые ужасные картинки обратно в коробку, одновременно дотягиваясь до плеча Бранна и заставляя его, любопытно склонившегося к волчице, сесть нормально. — Дальше я управлюсь с ними сам, надо их хоть накормить, чай — хорошо, но это же маги…

   — Мэй, мой милый, ты так быстро, мальчики не успели перекусить, но смотреть твои портретики им понравилось! — Дженнифер сияет гордостью за сына.

   Сам офицер недоверчиво смеривает взглядом обоих магов. Но нет, шокированными или глумящимися не кажутся ни тот, ни другой. Флинн деловито допивает чай, чувствуя ебя возле исполненной материнскими чувствами и оттого говорливой на момент женщины совершенно спокойно. Видимо в этом виноваты его собственные мама и тетя. А Бранн продолжает склоняться к Дженнифер и рисункам всем корпусом, как будто ему действительно интересно.

   Мэй вздыхает, боясь предположить, каковы будут последствия этого просмотра, но стоически хмурится и просто уводит магов, дождавшись, пока они попрощаются с мамой.

   Хм, волки существа крайне страстные по натуре, возможно, именно поэтому они стараются быть сдержанными на посторонних. Если матушка Мэя показала его портреты, значит, точно числит Флинна и Бранна если не друзьями, то приятелями.

   А уж седой волк точно мог бы догадаться, если всегда спокойная Дженнифер сильно расстроена, то это не просто так! Фуф!

   Незаметный Алан подпирает вход, но я хочу видеть, что тут происходит! И увижу! Можно добежать до стола и спрятаться за ту чашку.

   Мама Мэя вытирает все ещё красные глаза, присаживается опять за стол, медленно начинает собирать рисунки в коробку. Так, я чего-то не понимаю?

   Дженнифер всхлипывает на одном из рисунков — том, где рядом с маленьким Мэем стоит она, они оба улыбаются, глядя на рисовальщика. Ах, понятно. Волчица немного упустила из виду тот факт, что раз Мэй пришел обратно, Алана он тоже привел. И она все ещё страдает! О чем уж вовсе недвусмысленно сообщает сорвавшаяся по щеке одинокая прозрачная слезинка. Дженнифер всхлипывает, не видя, не слыша, не замечая тихое эхо вздоха, доносящееся от входа.

   Нет, решительно, меня поражает, как Алан умудряется оставаться незамеченным? Взрослый волк, застывший в дверях, черный силуэт с серебрящейся отделкой на одежде, полуседые волосы, я уж молчу про алое сияние магии — и все равно незаметен! Почти как я. Но надо как-то заставить Дженнифер поднять голову, вдруг этого хватит, чтобы его увидеть?

   Волчица тем временем всхлипывает еще пару раз и прижимает рисунок к груди… нет-нет! Не смей! Не смей зажмуриваться! Фуф! Вот! Получайте!

   Опрокинутая моим великолепным хвостиком чашка — из которой пил Бранн — падает на бок, разливая остатки чая, Дженнифер вскрикивает, подхватываясь спасать рисунки, торопится убрать, не успевает, лужа расползается все шире, но портретики спасены.

   Правда, Дженнифер замечает Алана лишь тогда, когда их руки встречаются над одним рисунком, ухваченный обоими с разных концов.

   — Алан! Алан! — волчица практически всхлипывает имя волка, уже не обращая внимания на скатерть, впитывающую чай. Почти все рисунки спасены, а остальные я, так и быть, подпихну лапками на сухое. А то еще отвлекутся.

   — Дженни? — начинает говорить он тоже очень тихо. — Мэй сказал…

   — Алан! — она всхлипывает, похоже, готовая заплакать уже от счастья!

   Да что за повышенная слезливость? Ещё одну чашку опрокинуть, что ли?

   — Дженни, ну ты что, — свободной рукой он снимает слезы с её щек, поглаживая, то ли осознанно, то ли неосознанно. — Моя дорогая Дженни, великолепная Дженнифер, отчего ты плачешь?

   — А-алан!

   Она что, слова другие забыла?

   — Дженни, — волку хватает разумения не дожидаться многократного повторения собственного имени, а обойти стол, не отпуская рисунок, и поддержать собеседницу под локоток. — Что же ты, Дженни?

   Фуф! Вот вроде он её поддержал, а теперь волчица просто наваливается всем корпусом вперед, видимо, мечтая прислониться к начальнику замковой стражи полнее и ощутить, что он ей не кажется! Фуф! Какие они отчаянные, эти волки!

   Алан, конечно, не подводит, даже отпускает рисунок, чтобы перехватить волчицу крепче, убедительнее, полнее, обнимает, сам прикрывая глаза, втягивая воздух носом, прижимая женщину к себе и тоже успокаиваясь. Даже смотреть на Алана теперь проще — взгляд не соскальзывает.

   — Алан! — плечи Дженнифер содрогаются от рыданий, говорит она неразборчиво, уткнувшись носом в его грудь. — Прости! Прости меня! Я не хотела! Алан!

   — Моя дорогая Дженни, я и не обижался, чтобы прощать, — руки волка сходятся в объятиях крепче. — Я только подумал, что вовсе не нужен тебе, — несмотря на то, что слова даются ему явно непросто, Алан их произносит.

   Обычным своим тихим голосом! И Дженнифер не видит его лицо, но я-то вижу! Волк неподдельно страдает, ему больно ровно так же, как тогда, когда его мучает отголосок проклятья — Алан бледнеет в тон своей седине, бледнеет и замыкается, делая лицо непроницаемым.

   — Алан! Как ты мог вообще так подумать! — женщина всхлипывает ему в грудь, а потом отчаянно задирает голову, не вырываясь из объятий, но выпутывая руки, случайно выпуская рисунок и приобнимая его в ответ. — И тогда прости тем более! Я не хотела, чтобы ты так думал ни сейчас, ни впредь!

   — Дженни, моя дорогая Дженни, тогда я попрошу у тебя прощения в ответ, — улыбка прокрадывается на лицо, поднимает уголки губ, высветляет и без того светлые глаза. — Я не хотел тебя расстраивать, совсем не хотел, — договаривает вовсе тихо. — Никогда не хотел.

   — Алан, — волчица снова прячет лицо на его груди, прижимается, укрывается под его руками, словно согреваясь единственно его теплом. — Тогда больше не уходи, ладно? Ты больше не уйдешь навсегда? Правда?

   — Ну конечно, Дженни, ну конечно, — начальник замковой стражи прикрывает глаза и опирается щекой на склоненную голову Дженнифер. — Как пожелаешь, моя дорогая Дженни.

   Она всхлипывает, и слушать её сдавленные рыдания для Алана, похоже, невыразимо мучительно, он вновь заговаривает, чтобы отвлечь и развлечь свою дорогую Дженни:

   — Ко мне даже Джаред приходил, представляешь? Решил, что все просто ужасно, иначе бы не пришел, он редко приходит, когда день и много работы, а тут пришел, — поглаживает ровную спину, такую гордо выпрямленную в обычное время, а теперь жалко содрогающуюся. — И Мэй пришел, волновался, наш Мэй очень волновался, он-то мне и сказал, что ты так расстроилась из-за какой-то чашки…

   Волчица протестующе мычит, опять поднимает голову, на ресницах блестят слезы:

   — Не из-за чашки! Нет! Из-за твоего ухода! Алан! — и опять прижимается к нему, на этот раз утыкаясь лицом в шею.

   Алан немного вздрагивает. Интересно, почему? Мягко отстраняется, подпирает своей щекой голову Дженнифер вбок, себе на плечо. Волчица не сопротивляется, кажется, слишком испереживавшаяся, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

   — Глупости, ну как бы я мог от вас с Мэем совсем уйти?

   Он врет, я знаю, он бы ещё как мог. Даже не уйти, а просто не показываться. Страдать и мучиться издалека. Проходить каждый день на расстоянии вытянутой руки и оставаться незаметным! Фуф! Эти отчаянные волки!

   Руки Дженнифер сжимаются в кулачки, она не больно и не сильно ударяет ими Алана по спине, тоже не веря.

   Умная волчица!

   — Алан! Чувства меня не обманывают! Ты мог! Мог! Поэтому мне до сих пор страшно, — всхлипывает, переводит дух, — мне очень страшно, что ты снишься или уйдешь!

   — Ох, Дженни, нет-нет, я тебе не снюсь и не уйду, — Алан, явно забывшись, целует волчицу в макушку.

   Поцелуй невероятно легкий, Дженнифер продолжает вздрагивать в рыданиях, но я отчего-то уверен, что она заметила. И тоже боится. Боится, что ей всего лишь показалось. Боится поймать Алана на этом жесте и вынудить его уйти опять!

   — Ну что же ты, моя дорогая Дженни?

   Это странно, но мне кажется, что волчица, пожалуй, впервые различает слова, с которыми к ней постоянно обращается Алан.

   — Как ты сказал? — ну да, да, женщины бывают невнимательны, но чтобы настолько?

   — Что же ты, Дженни? Моя дорогая Дженни? — голос Алана теплеет, он обнимает волчицу, свою дорогую волчицу крепче и склоняет голову, лицом устраиваясь в сгиб её шеи. Вздыхает глубоко и не собирается отпускать.

   — Мой дорогой Алан, — такое обращение заставляет волка вздрогнуть, едва расслабившиеся плечи снова напрягаются, как будто она не позвала его ласково, а оттолкнула раскаленным прутом! — Мой дорогой Алан, я тоже хочу так тебя называть!

   — Лугнасад все ещё продолжается, желание дамы священно в это время, — прячется он за улыбкой и обычаями, за полуприкрытыми веками и соскользнувшими на лоб полуседыми прядями.

   — А ты? А тебе? Тебе неприятно? — несерьезно в противовес своим вопросам и выражению лица шмыгает она носом. — Я могу называть тебя и по-другому…

   — Пожалуй, давай остановимся на этом варианте, — тихий голос мягко журит и словно бы улыбается отдельно от хозяина. — Мне нравится, иначе, я полагаю, меня ждут обращения и пострашнее. Не удивлюсь, заслужил.

   — Алан! — вот это уже укоризненно. — Алан, как ты можешь! — еще удар кулачком, на этот раз в грудь.

   — О, Дженни, тебе пора привыкнуть, могу я всякое, более того — самым разным образом, — теперь волк почти не прячет улыбку. — А вот тебе пора перестать заливать меня слезами, мы едва спасли портреты твои и Мэя, однако влаги в этом помещении уже, определенно, достаточно.

   Волчица недоверчиво отклоняется, вглядываясь в начальника замковой стражи, улыбается и шмыгает носом последний раз, словно действительно отпуская переживание. Меня гложет чувство, что она Алану верит! Настолько верит, что готова даже перестать плакать, если он говорит, что воды — достаточно.

   Сам Алан усаживает Дженнифер на диванчик, придерживая за плечи, подхватывает потом со стола чашку, не глядя, но я-то вижу, что это та самая, сложенная, но разбитая… Которая почему-то не рассыпается на осколки в его руке.

   Ох! Ничего себе! Алан, не контролируя свое алое свечение, отпускает его через руку, и чашка становится целой! Он даже не понял, что восстановил её! Просто начальнику замковой стражи нужна была целая чашка!

   И зачем?

   Ах, понятно, Алан наполняет её водой из графина, подсаживается к Дженнифер и мягко, однако, неотвратимо отпаивает волчицу!

   — Моя дорогая Дженнифер, впредь, будь добра, не расстраивайся так по мелочам, — Алан все ещё записывает себя в мелочи! и это после всего, что видел и слышал! — Чашку я подарю тебе новую, если тебя это утешит…

   — Главное, мой дорогой Алан, чтобы ты сам не забывал дорогу сюда! — она отрывается от чашки, сверкая глазами уже совершенно по-боевому, ужасно напоминая в таком виде собственного сына. — А чашки, да что чашки, дело-то житейское!

ГЛАВА 4. Конец Лугнасада, или Плюсы и минусы волшебства

Последний день Лугнасада начался примечательно и славно.

   Дей, пройдя мимо чердака Бранна утром столь ранним, что его можно было счесть поздней ночью, не застал там друга. Видимо, наша Ворона всерьез взялась за чтение и решила не вылетать из библиотеки вовсе. Или неблагой снова опустился в сокровищницу, где хранились редкие даже для библиотеки Черного замка экземпляры?

   Торопился пустынными и темными переходами мой волк, разумеется, не один, а в сопровождении зевавшей Алиенны, немного растрепанной, но оттого еще более очаровательной. Язык не повернулся упрекнуть ее в нарушении этикета! А показать — повернулся!

   Столкнулись они лишь с четырехчасовой стражей, главу которой Дей, втянув носом запах, назвал по имени, кивнул в ответ на поклон, а затем протянул записку для Джареда, лишая того повода для беспокойства, но не желая тревожить в неурочный час.

   Хотя Гвенн там зевала не менее отчаянно.

   Дей с Алиенной поднялись так рано — вернее, и вовсе не ложились! — потому как собрались на Высокие озера, рассыпанные по предгорьям разноцветными бусинами, вода каждого из которых была своего восхитительного цвета.

   Самое высокое и ослепительно синее, берущее начало в леднике, было ледяным, а самое низкое, прячущее свои изумрудные воды меж узловатых корней деревьев, почти горячим. Мой волк, прознав, что его Лили ни разу не посещала их (солнечную девочку редко выпускали из замка), загорелся желанием показать ей столь дивную красоту. Хоть Лили и отпиралась до слез, не желая поднимать болезненную для Дея тему — его мир состоял из вязи запахов и шорохов, касаний пальцев и магических ощущений, а виделся лишь в зыбких серых тенях — настоял, сказав, что ему для счастья достаточно ее радости.

   Мне подумалось, что один старый ящер не должен портить своими нравоучениями последний день отдыха двум моим самым дорогим ши…

   Я проводил самых молодых в истории короля и королеву взглядом, и, не успела улечься пыль под копытами их лошадей, вернулся в покои Джареда, к своей любимой завитушке, на которой можно раскачиваться вниз головой. Надо же было чем-то наградить себя за горечь расставания?

   И вот вишу тут уже полчаса как! Не знаю, когда умудряется спать Советник. Но эту ночь он тоже не сомкнул глаз и захлопнул последнюю книгу с видом весьма довольным. То есть я, мудрый Луг, мог бы сказать это! Гвенн, по всей видимости, разницы не заметила.

   Ой, она все-таки заснула!

   Кажется, у Советника есть ещё планы, он не спешит будить принцессу, вместо этого набрасывает верхнюю одежду, оправляет сюрко до безупречного состояния — пусть Джаред выходит из покоев ночью, его вид должен быть по обыкновению образцовым.

   Интересно, куда Советник планирует отправиться в этот глухой час? Так-так-так! А если пробежаться за ним? Прыгать на Джареда все-таки… Нет, не страшно, но не очень хочется, поспею так. Он идет не в тронный зал! И не в кабинет! И не в сторону королевских покоев!

   Фуф! Сложно опережать Джареда, когда не знаешь, куда он направляется.

   О! Я понял! Он поворачивает туда, куда ходят все ши — гости и хозяева замка — хотя бы по разу в день.

   Странно-странно! Советник проголодался? Посреди ночи? И решил навестить трапезную? Но тогда он отправился бы сразу на кухню! И тем не менее, направляется он именно к трапезной.

   Эх, Советник! Сейчас там никого нет! И на что ты надеешься? На позабытую кем-нибудь куриную ножку? Так мудрый Луг может сообщить уже сейчас: ножки не будет! И нечего, нечего так ускоряться. Я едва за тобой поспеваю.

   Фуф! Вот теперь встал как вкопанный! А между прочим, до самой трапезной даже не дошел! Остановился перед аркой входа, сверлит взглядом стену!

   Очень долго сверлит. Фуф. Я вполне успею отдышаться. И что ты надеешься там высмотреть, Советник?

   Ох! Он сверлит взглядом стену еще очень качественно! Над дверным проемом прорезается одна, вторая лунка… Третья-четвертая! Хм! И к чему эта порча стен? Думает, оттуда на него проклятье само выпрыгнет?

   Так! Я ничего не понимаю! Теперь каждая лунка закрывается прозрачной препоной! А внутри первой… О! Внутри первой зелено-черным на момент вспыхивает земля. То есть магическая стихия земли. Я уж и позабыл, как она выглядит. Занятно-занятно…

   Да, так и есть! Во второй лунке плещется темно-синим вода! Ударяет волной с той стороны и пропадает, успокаиваясь. В третьей, я полагаю, будет огонь. И, конечно же, я опять прав! Рыжее пламя облизывает стенку, оседает с неохотой. Четвертая, разумеется, оставлена для воздуха: маленький смерч взвивается вверх и опускается, свиваясь опять в безобидный голубой порыв.

   — Надо будет предупредить Вогана, — бормочет Советник явно для себя, не для меня же, и все одно под нос. Зачем-то идет в трапезную, а когда минует арку, первое окошко вспыхивает ярко, красиво переливается, как будто простое волшебное украшение!

   — За две тысячи лет ничего не изменилось, кто бы мог подумать, — мне кажется, такой концентрацией иронии можно убивать.

   — За столь короткий срок мало что меняется, — отзывается с привычной мягкой насмешкой появившийся ровно из стены Алан.

   Фуф! Напугал меня!

   Вероятно, из камня он и возник, пройдя через очередной портал. Не иначе как почуял действия Советника! Чем больше магии в мире, тем легче Алану управлять Черным замком.

   Начальник замковой стражи разглядывает стену с пониманием, но вопросов не задает. И что он знает такого, чего не знаю я?

   Ах! Я понял! Понял! Это проверка! Проверка на присутствие стихии! Это у неблагих все просто, какой Дом, такая и стихия! У фоморов вообще одна вода, что вокруг, что в голове! Благие же разнообразны, и Советник не желает вступать в новую Эпоху, не зная игроков вновь задействованного магического поля!

   Алан поводит головой, словно намекая на что-то.

   Джаред мыслит почти так же хорошо, как и я: стена разукрашивается лунками помельче, которые то горят ровно, то вспыхивают разноцветными огоньками, будто феи в Неблагом краю.

   — Спасибо, Джаред. Мне будет много спокойнее, — проговаривает Алан и тот кивает. — Определились бы еще по парам… Да, — отвечает он на покачивание головы Советника. — На столь низком уровне магии это нереально.

   По парам?.. Что-то, что-то было важное про пары. Но как же давно!

   — Очень хочется, чтобы определились сразу… — повторяет Алан и устало потирает глаза.

   — Мечтай-мечтай, — произносит Джаред тоже с сожалением, впрочем, немного наигранным.

   — Уже и помечтать нельзя? Ты стал строже со вчерашнего вечера, и куда в тебя столько вмещается? Хотя, Гвенн раздвигает границы всегда… Наверняка, наша пламенная принцесса и утомляет ужасно, еле потушил вчера одну попавшуюся ей на глаза статую. Слава Лугу, — пожалуйста, Алан, — ты ледяной сам по себе. И остальные пожары, видимо, остаются по твою душу. Вы уже спалили твою бесполезную кровать?

   — Скажи, Алан… — щурится Советник в ответ. — Не пристает ли к тебе камень? Не замечал, механесом* не становишься? Особенно по части манер!

   — Если хочешь, могу еще раз расцарапать тебе косяк, — полуседой волк мягко улыбается белому: похоже, старая шутка старых друзей. — А пока — не больше обычного.

   Джаред выдыхает, но улыбку сдерживает. И когда это Алан расцарапывал ему косяк? Интересно было бы взглянуть. Жаль, за его серой препоной не разобрать.

   Советник молодец, стоит признать. Алан, видно, решил проводить его, возможно, и поговорить в ночи о том, что лучше днем никому и не слышать. И мне снова бежать за ними к покоям, завиткам на столбиках кровати и Гвенн!

   — Эти шалопаи! — самую малость жалуется Алан.

   Джаред, вышагивая рядом, вздыхает, сочувствуя молча. Ему хватает одной шалопайки. Звери на стенах привычно поворачивают головы, но, завидев Алана, чуть ли не улыбаются умильно.

   — Нет, ну правда, — раздается впереди меня голос начальника замковой стражи. — Сначала волчатки посшибали все углы, шатаясь по замку с завязанными глазами! Ладно, что лбы у них крепкие! И этим занимаются не только волки!

   — Они подражают нашему королю, — Джареда самую малость веселит рассказ друга. — Это добрый знак.

   — Сейчас я не успеваю то гасить пламя, то вытаскивать из каменных стен, то размораживать… Замок бдит за своими детьми, но и сила магии растет в нашем мире. Так скоро и механесы оживут, — Алан обеспокоенно хмурится, закладывает руки за спину. — Майлгуир когда-то запретил колдовать в Черном замке. Может, и теперь?

   — Нет, теперь магию не остановить, — тихо отвечает Советник.

   — Ну вот опять кто-то балуется! Прости, пойду, — уже отходит, но оборачивается, пару шагов идет спиной вперед. — Еще одно, Джаред. Странное ощущение… Сегодня мне, несмотря на полную невозможность это сделать, захотелось покинуть замок. Словно не мое.

   Джаред настораживается, затем кивает, Алан вместо ответа шагает прямо в стену и пропадает в черной воронке.

   Фуф, что-то я соскучился по моему волку — вот уж на ком было удобно сидеть! Удобно и высоко! А поспевать за Советником, который торопится теперь самым откровенным образом, не думая о моих маленьких лапках, все сложнее.

   И что задумал хитроумный белый волк на этот раз?..

   — Пора, — трясет принцессу за плечо Джаред. Гвенн открывает один глаз, поводит плечом, надо сказать, весьма выразительно. Хлопает по кровати рядом с собой, но Советник неумолим. — Оденься для прогулки.

   Гвенн бурчит, что в постель можно было и не торопиться. Смотрит на поднятую бровь Джареда, не оставляющую места возражениям, и протягивает ладонь своему вересковому не-мужу.

   Это становится интересно. Если осторожно пробежать по руке Джареда, то он меня… Ха! Не заметил! За ворот не забраться, уж больно глухо застегнут. А вот плечо вполне пойдет.

   Хм. И мы тоже идем в конюшни? И что это? Зачем я покинул наш чудесный замок? Всего лишь верховая прогулка? Ладно, конь красив и черен.

   Гвенн довольна — она прижимается к спине Джареда куда теснее, чем нужно. Проще было бы ехать на двух конях, Советник! Тем более, так далеко!

   — Там обрыв, — указывает вперед Гвенн. Она хорошо знает эти места, хоть и отдаленные от замка.

   — Когда это ты боялась упасть, моя принцесса? — явно подначивает Джаред.

   Советник, там очень, очень глубоко! А на дне река, и я вовсе не хочу разбиться вместе с ва-а-а!..

   Ай-ай-ай! Нет! Что ты?! Куда-а-а?!

   Не знаю, кто из нас с Гвенн кричит сильнее.

   Джаред что-то произносит, что-то знакомое и незнакомое, и у черного коня под нами распахиваются крылья!

   Как раз тогда, когда мы начинаем падать вниз!

   Черный конь, поймав восходящие потоки, важно летит в воздухе, похожий на дракона. Или на змея — мне, умному, опытному, бывалому Лугу, есть с чем сравнивать! В ушах свистит точно как на Семиглавом!

   Гвенн кричит, раскинув руки, теперь от счастья, а потом вновь вцепляется в спину Джареда.

   Сделав большой круг — даже Черный замок можно разглядеть, и извивы реки, и колючие бесконечные елки, и Черные Горы! — мы приземляемся на поляну, полную цветов. Советник слетает с коня первым, затем снимает сияющую Гвенн.

   — Это было чудесно! — она целует его в щеку. — Обратно тоже полетим?

   — Двоих Гром несет без труда. Но летать… Пока надолго его не хватит, — гладит черную конскую (пегасскую?) морду Джаред. — Так что вернемся домой рысью.

   И замирает, словно прислушиваясь к чему-то. Серьезнеет.

   — А может быть, и галопом…

   Тревожная поляна нас окружает, Советник. Стволы деревьев словно изгибаются навстречу, а ветки тянутся к нам. Земля подрагивает, а воздух напряжен. Не хватает лишь вспышки пламени! Будь у меня сердце, я бы сказал, что оно колотится от волнения. Гвенн же просто рвет ромашки! Удивительное легкомыслие!

   Ох, нет, не здесь! Беда не здесь, беда в замке!

   Надо срочно поторопить Джареда, хватит ему возиться с Гвенн! Так, как бы с ним поговорить? Как с Мэем не выходит, как с Бранном тоже… Куснуть, может?

   Эй, ты что это? Ты куда это тянешь ладонь? Ты что, меня видишь?! Ай! Я хочу общаться, но не настолько, фуф, тесно! Лапку прищемил! Эй!

   — Ты чуешь беду, как и я. Как зовут тебя, маленький смотритель?

   Как меня зовут, не твое дело!

   Подумаешь, уцепил он меня рукой, да еще поднес к самым глазам! Я просто остолбенел от удивления! Сейчас зашиплю и нагреюсь, сам отпустишь! А Лугом меня назвал Дей! Дей — мой волк, а ты вообще незнамо кто! Я не соби…

   — Лугом, значит. Луг, кого ты помнишь очень хорошо?

   К чему эти вопросы, Советник? Время давать советы! Или принимать их! И мой тебе первый: торопись в замок! Там беда!

   — Вот только крошечные ящеры меня не учили, Луг.

   Эй! Примораживать меня взглядом вовсе не честно! Ну и что, что без волшебства! Да ты вообще знаешь, какой холодный?! То есть, твой взгляд! Словно льдинок в небо накидали! Неудивительно, что мне хочется нагреться!

   — Прекращай паясничать, маленький смотритель, а то я начинаю думать, что ты у нас тоже неблагой.

   Эй-эй! Это удар по самому дорогому! По хвосту!

   — Джаред, с кем ты говоришь? — Гвенн, обошедшая Грома, снова рядом.

   — Все ответы после, моя принцесса, сейчас время вопросов. Ну так что с твоей памятью, Луг?

   — Не вижу здесь никого, похожего на бога, — надувает губки Гвенн.

   Ну и не видь себе! Фуф! Не больно-то хотелось! Ладно-ладно, ледяной Советник! Я тоже умею выполнять свою работу! Я очень хорошо помню теплое плечо Дея и нежную кожу Лили. Сине-зеленая прозрачная вода плещется вокруг них, Алиенна смеется так, что все вокруг расцветает, а мой волк, хоть и не видит всей этой красоты, счастлив рядом с ней…

   — Нет, наши король и королева далеко, — возвращает меня с небес на землю Советник. — Еще дальше, чем мы. Вспомни кого-нибудь в замке! Надо предупредить! Это срочно!

   Хм, срочно ему! Меня! Меня все же поймали за хвост. Неуловимого Луга! Это немного оскорбительно. И, кстати, как он понимает, о чем я думаю? Это еще оби…

   — Быстрее, быстрее! Я тоже ощущаю угрозу! Но не могу оставить Гвенн, могут ударить по ней, да и сам доберусь уже слишком поздно. Хватит кривляться, Луг!

   И вовсе я не думал кривляться! Какие у вас, волков, все-таки престранные представления о манерах…

   — Луг! Быстро! И если ты будешь так успешно тянуть время и дальше, кто-то умрет. Ты готов жить с этой ношей?

   Так-так-так, я могу, я соберусь! Бранна чую плохо, очень плохо. Ему вообще плохо. Тревога, кажется, связана с ним. И нечего так мысленно стонать, Советник! И нет, я не чувствую его как под лапками! Он все же неблагая птица, а я как-то привык уже к волкам… Мэй, офицер Мэй! Я вижу, вижу его в коридоре! Пегие волосы, настороженный взгляд и тоже волнение на душе.

   Эй-эй, Советник, подожди! Где же твоя рассудительность! Дай мне собраться с мыслями, я не только перемещаться, я не умею даже лета-а-а-а!..

   Фуф, Советник! Ладно, мы еще встретимся! Я все тебе припомню, и про фрукты, и про колючий коврик расскажу! Ну хоть Дею!

   И вот я уже в замке, на плече широко шагающего Мэя. Это было, и правда, быстро. Земляной вал меня словно вытолкнул сквозь почву. Кажется, наш не-маг Джаред пока самый не-магистый изо всех магов!

   Алана не чую. Ни живого ни мертвого. Бранна не чую тоже! Так! Что происходит?

   Невидимая, но ощутимая угроза исходит из библиотеки. Мэй пока не понимает, куда бежать, но спешит в нужном направлении. Лесовик торопится следом и, надо признать, скользящий шаг не дает ему отстать от ходулей Гволкхмэя.

   — Стой, коротышка, не лезь туда один! — Мэй привычно удерживает Флинна за плечо перед очередным поворотом, на что лесовик заливается краской до самых корней волос.

   — Я не коротышка! Сам ты коротышка! — и блестит своими яркими глазами, испепеляя офицера.

   Гволкхмэй, сказавший это из привычки цеплять лесовика, сейчас понимает, что обычное выяснение отношений не к месту, смеется тихо:

   — Не-ет, Флинн, сколько я объясняю, а все никак не научишься обзываться! Раз ты коротышка, то я должен быть долговязым, каланчой, мачтой или даже реей для висельников! — Мэй выглядывает за угол, проверяя, по-прежнему ли они одни или неведомая угроза успела к ним подобраться. — Понял?

   Флинн, насупившись, продолжает испепелять Мэя взглядом.

   — Сам ты коротышка! Понял?!

   — Ох, Флинн, — хлопает себя по лбу Мэй, — с тобой ещё работать и работать…

   — Сам ты… — повторяет Флинн, но Мэй обрывает его, соглашаясь:

   — Я коротышка, коротышка, — успокоительно отгораживается раскрытыми ладонями и произносит это крайне серьезно.

   Флинн сопит как пятилетний волчонок, довольный, что настоял на своем.

   — Только, Флинн, не называй меня так ласково при посторонних. Волки — существа психованные, — Мэй использует момент, чтобы еще раз принюхаться к воздуху. Магии стало больше, она отбивает некоторые запахи. — Укоротят тебя на голову, и что я скажу твоей тете?

   — Ничего не скажешь, она тебе сразу голову откусит, — улыбается Флинн, видимо, представляя разгневанную Фианну.

   Довольно реалистично представляя, насколько я помню лесную принцессу! Мэй, имей в виду, твой внутренний голос не советует тебе связываться с лесовиками вообще, а с этими в частности, пойдем лучше найдем Ворону!

   — Так что, друг мой, давай оба останемся при наших головах, ладно? — теряя всякую иронию и торопливо ведя Флинна за собой, отвечает Мэй.

   И несмотря на мнение своего истинно мудрого внутреннего голоса, не собирается отпускать лесовика или терять его из поля зрения!

   Мэю невыразимо тревожно, он не видит, не замечает, как при его словах загораются глаза Флинна.

   Так, офицер Мэй. Твоя тревожная тревога не просто так. Где утром может быть Бранн, раз его нет в покоях и его не вызвал Дей по причине конца Лугнасада?..

   Нет, не надо в сокровищницу! Да-да, Мэй, бегом в библиотеку!

   Предчувствие (то есть я!) не обманывает опытного офицера — что-то темное — необычное, не случайное! — происходит у всех под носом.

   Мэй замедляется у дверей библиотеки, притормаживает идущего за ним Флинна, останавливая упертой в грудь открытой ладонью. Прислушивается…

   Изнутри слышен скрип. Очень громкий скрип. А потом падение чего-то крайне тяжелого! Похоже, стеллажа! Мэй не медлит больше ни секунды, распахивая резким движением обе створки, и пораженно выдыхает вместе с Флинном: от порядка библиотеки тут осталось мало! А поперек помещения пролетает спиной вперед, отброшенный от противоположной стены Бранн!

   Что характерно — пролетает без звука!

   Можно подумать, что наша Ворона без сознания. На нее кидается деревянное тело — но большие ветки смыкаются на пустоте! Неблагой откатывается, вскакивает на цыпочки, прогибается, пропуская другую корягу… Без перехода складывается пополам, подныривая под ветку, больше похожую на когтистую лапу. В прыжке оборачивается птицей и хлопает крыльями прямо над жадным зевом, распахнувшимся посреди деревянного туловища.

   Чудовище снова клацает зубами, шалашиком схлопывает ветки над своей пастью, но Ворона продолжает полет уже в виде ши — перемахивает тушу, перекатывается по полу там, где только что лежали лапы-ветки.

   Бранн поднимает голову и встречает взгляд Мэя.

   — Закройте двери! А то он… оно вырвется, — за спиной нашего неблагого стенает и скрипит подползающее снова чудовище, смахивающее на деревянного паука, поэтому Ворона смещается вправо — и чудовище ползет за ним.

   — Это Упыриный лист! Мэй! Это Упыриный лист! — Флинна переполняет одновременно ужасом и восторгом. — Он встречается только в нашей части леса, относится к дубовой ветви! Обожает пить кровь, но больше всего обожает питаться птицами! Они очень редки! Я никогда не думал, что увижу его вживую!

   — Попридержи восторги, Флинн, — тихо и сердито отвечает Мэй, и тот мгновенно стихает.

   Офицер окидывает всю картину одним взглядом: разбитая обстановка, разодранный зеленый плащ с приметным шитьем, похожий на плащ Флинна, валяющийся в дальнем углу, порванные бумаги, разбитое окно и несколько пятен застывшей янтарной крови на полу. Мэй вздрагивает, понимая, что именно сейчас разыгрывается — нацеленная именно на Бранна попытка убийства, выдаваемого за несчастный случай. Или за покушение, исполненное руками второго принца Дома Леса.

   Второй принц этого коварного не в меру Дома пораженно выдыхает за спиной офицера, не могущий остановиться на чувстве ужаса или восторга, а потому застывший в спасительном изумлении.

   И да, я согласен с тобой, Мэй, представить его покушающимся на Ворону посредством злобного порождения магии практически невозможно. Наша Рыжая зеленая шапочка не такова!

   Но и не в шоке, опять же, это хорошо.

   К облегчению Мэя, сам Бранн, впрочем, не спешит примеривать на себя роль жертвы, а в качестве жертвы несчастного случая он не способен выступать от природы — сейчас Упыриный лист стенает громче — становится видна трещина на его боку, больше похожая на дупло. Светло-коричневая лиственная кровь смотрится как смола, она медленно заполняет разрыв, падает на пол неподвижными каплями, делая пол липким и тоже опасным.

   Видимо, нанес эту рану наш неблагой, только она уж очень, очень быстро затягивается!

   Осознание опасности выдергивает из оцепенения Мэя, во Флинне вышибая неуместный восторг и вполне уместный ужас. Хотя и не полностью.

   Бранн снова хлопает крыльями почти под ветками зверюги, выделывая сальто, и будь он обычной птицей — попался бы уже хотя бы трижды за последнюю минуту. При всей неблагой неторопливости Бранн думает быстро, особенно в бою. Шипы, пронзившие воздух, не успевают за юрким неблагим, однако процарапывают перья на одном крыле — и взлетевший на стеллаж Бранн придерживает, пытаясь отдышаться, левую руку. С которой очень нехорошо капает кровь!

   Стеллаж пошатывается под натиском деревянных тонких веток-лап, как бы ни были они тонки, сила в них большая. Коряга подползает, подтягивается, собираясь обрушить и это препятствие, но Ворона пока не обращает на него внимания — он старается поймать рану до того, как рука откажется служить ему.

   Окинувший всю картину единым взором Мэй с грохотом захлопывает двери за своей спиной. Как офицер Дома Волка он готов к бою всегда, даже чрезвычайно ранним утром и с лесовиком за спиной. Флинн вздрагивает вместе с Упыриным листом, Бранн все так же невозмутимо колдует над рукой — ударом больше, ударом меньше, помощи он явно не ждет.

   И это раздражает Мэя.

   — Эй, ты, тварина! — голос волка не отражается в заставленных стеллажами стенах, но летит прямо к деревянному чудовищу. — С каких пор тебе по вкусу волки?!

   Флинн за спиной бормочет:

   — Но Бранн птица, он птица, надо же, настоящая ворона, поэтому интересен Упыриному…

   — Это мы с Упыриным листом знаем и так, — Мэй огрызается, не оборачиваясь, обнажая меч, принимая боевую стойку. — Скажи лучше, как его убить! И я имею в виду не Бранна!

   Пока деревянное создание разворачивается, Флинн успевает пересилить дрожь и произнести:

   — Я читал про них давно. Они боятся огня, как всякие деревья, но про них мало что известно! Они редки, неуязвимы, как настоящие упыри! Кровь дает им силы! Восстанавливаются быстро!

   — Это я и без тебя вижу, — прямо на глазах щепки большого разрыва сходятся под действием выпитой крови Бранна. — Чего еще боятся упыри?

   — Упыри боятся отрубленных голов и вырванных позвоночников, — голос Бранна легко долетает с высоты, изготовившийся к бою Мэй снова наблюдает лишь спину скребущего по полу на звук Вороны чудовища.

   Бранн намного вкуснее двух взрослых ши.

   Дело в том, что Бранн птица или маг — не разобрать. Но привлекает Упыриный лист именно эта цель.

   — Разумеется, если эти головы и позвоночники отрубать и вырывать у них, — спокойствие, с которым Бранн договаривает, успокаивает и Мэя. Это нормальное состояние для нашего неблагого, значит, и сражаться он все еще может.

   — А что делают с менее человекоподобными упырями? — Мэй интересуется, с тревогой глядя на качающийся под Бранном стеллаж. Тварюга не глядя машет ветками рядом с Мэем, не давая ему подойти. И ветки эти больше похожи на клинки!

   — Не знаю, — спокойно и беззаботно. — Хотя подозрения есть.

   И наш неблагой опять срывается с закачавшегося насеста, улетая раньше, чем стеллаж опрокидывается. Под прикрытием скользящих на пол свитков минует ветки, выписывает полукруг, петлю, зигзаг, приземляется, прокатываясь опять вперед, отпинывает особо шуструю ветку, переворачивается на спину, когда откуда-то из-под плоского основания этого чудовища одновременно взметываются примерно десять гибких лианных шнуров.

   Неблагой перекатывается, вынимает кинжал, поднимаясь на колено, рубит одно щупальце, продолжая полукруг — второе, третье тянется к его шее и отсекается вытащенным второй рукой мечом, Бранн почти на ногах, но стоит ему нестойко опереться на одну ногу, в ожидании опоры от второй — и сразу две лианы охватывают щиколотку, дергая его назад.

   По счастью, офицеры Дома Волка не обучены быть в таких случаях зрителями — лианы отсекает одноручный меч Мэя, а падающего Бранна подхватывает под руки бледный Флинн. Лесовик силен, а может быть, попросту нервничает, но оттаскивает Бранна назад, к дверям, весьма шустро. Мэй рубит лианы легко, но не видит подползающей по низу ветки с когтем на конце, и Бранн выворачивается из хватки Флинна, оказываясь сбоку от Мэя, подныривая под его замах, разрубает с громким треском хищную ветку.

   Ши сражаются отменно, беда только — Упыриный лист не только выпустил в атаку ветки и лианы, он успел подползти сам!

   Левую руку Бранна перешибает большой веткой, которая служит благому пню ногой, Мэя отбрасывает поперек груди точно такой же — интереснее всего птицееду именно птица.

   Вертикально воздетая расщелина пасти оказывается совсем рядом с Бранном — и этот пень тоже пригибает передние конечности, словно давний-давний Оак. Разве что вовсе не забавно и нисколько не дружелюбно!

   Флинн вскрикивает — у него из оружия только кинжал, да и с какой стороны подобраться к деревянному пауку, он не знает. Мэй поднимается сколь возможно быстро, пусть в груди не хватает воздуха — его подобные детали не волнуют. Офицера волнует непосредственная опасность неблагой жизни.

   И как же смертельно тут не хватает моего Дея!

   Ворона, однако, не была бы Вороной… Да, забывая о прижатой к полу руке, Бранн бьет свободной, правой, с мечом, не стараясь пронзить деревянную плоть изнутри, но срубая вытянувшиеся в его сторону зубы! Такого хода схватки предусмотреть не мог никто, и в первую очередь сам Упыриный лист — от небывалых ощущений и дикой, зверской боли он воет и открывает глаза!

   Глаза! У него есть глаза! Мутно-зеленые зрачки выцеливают взглядом Бранна — наш неблагой с большим трудом отворачивается, упирает ноги по обе стороны деревянных челюстей, не давая дотянуться до себя!

   В правую ногу, пробивая сапог, вонзается одна ветка с клыком, в руку с мечом, прямо в кисть — другая, а жуткие глаза находят взгляд Вороны — Бранн обмякает, ладонь выпускает эфес и волнистый меч обреченно звенит о пол библиотеки…

   Все происходит слишком быстро! Этого не может быть! Бранн!

   Новые ветки с клыками зависают, сыто примериваясь, над спиной в лоскутной куртке, другой ногой, шеей нашего неблагого, я успеваю отчаяться, не замечая движения Мэя, когда на спину монстру обрушивается рядом стоящий небольшой стеллаж — оба, и Флинн, и Мэй красны от натуги. Упыриный лист визжит, но не спешит выпускать добычу, хотя приподнимает толстую шагательную ветку, освобождая левую руку неблагого.

   Каким бы небольшим ни был стеллаж, он все же каменный — Мэй пользуется передышкой, вспрыгивая на мебель, придавливая дерево к полу вернее, рубит и колет, пока Флинн без разговоров вытаскивает Бранна из смертельных объятий! Кровавый след тянется за ним по полу, Бранн не приходит в себя и как будто даже не собирается!

   Мэй отбивается от Упыриного листа уже совсем с трудом, гибкие лианы норовят хватануть офицера за сапог, просочившись между полками и книгами из упавшего стеллажа, наконец, когда Флинн и Бранн достаточно далеко хоть для какой-то передышки, Мэй спрыгивает, едва угроза становится слишком ощутимой — если он повторит судьбу Бранна, сражаться, похоже, будет вовсе некому.

   Меч и кинжал неблагого жалко звенят, когда их задевает выбирающийся из-под стеллажа монстр. Сам Бранн проявляет признаки жизни лишь от нескольких немного не рассчитанных пощечин, которыми награждает его перепробовавший все Флинн.

   — В глаза ему тоже лучше не смотреть, — первое, что произносит Ворона, при виде Мэя. Переводит взгляд на серебряные застежки волчьего дублета, хмурится. — Флинн, не мог бы ты передать мне немного рыжих искр? Без обоих Эйте и без сил мне будет сложно…

   Интересно, причем тут Крылья? А! Я понял! Понял! У тебя очень проницательный внутренний голос, чтоб ты знал, офицер Мэй! У меча и кинжала Бранна есть имена! Впрочем, неудивительно, когда они и сумасшедшее болото — единственная постоянная компания на протяжении трехсот лет! Я бы тоже начал давать предметам имена. А уж неблагому сам старый бог велел! У них даже пеньки с именами, представляешь, офицер?

   Ой-ой, Мэй вздрагивает и трясет головой. Едва шевеля губами — то ли имя Упыриного листа, то ли очередное ругательство. Оглядывается на монстра, пока ещё возящегося со стеллажом.

   — О, конечно! — лесовик отчетливо рад, что тут он помочь в состоянии, оранжевое колдовство делится с Бранном силами, Ворона оживает на глазах, кровь останавливается.

   Странным образом от этой магии оживляется и офицер Мэй, варианты щелкают в голове четче, просчитываются одна за другой перспективы схватки — и пусть среди них нет ни одной, которая бы офицера устроила, Мэй не собирается останавливаться в поисках. Рука перехватывает рукоять меча привычным жестом, офицеру не хватает щита, но кто же мог знать, что щит пригодится ему в библиотеке?

   — Большое спасибо, — оборачивается к прикидывающему дальнейший путь Мэю. — Извини, — и срывает в одно движение две застежки, — есть мысль.

   Офицер не успевает среагировать, Флинн лишь гладит перья хвоста, когда маленькая ощипанная птичка взвивается в воздух, сосредотачивая на себе все внимание монстра.

   Первая серебряная застежка забивается Упыриному листу под веко клювом, а вторая — рукой, монстр ревет, потеряв глаза, но сжимает вокруг Бранна тесные объятия лиан, оплетая фигуру все больше, решив, видимо, попросту придушить норовистое и вкусное создание. Наш неблагой в сознании, ветки не могут охватить его за один раз, воздушные лезвия рассекают, разлохмачивают крепкие, упругие плети, раненая левая рука потихоньку отказывает, несмотря ни на какую магию, сказывается потеря крови, сил у Бранна немного, а лиан у листа немало — монстр медленно и верно захватывает добычу в чудовищные объятия.

   Мэй, не медлит больше, его план — порубить лианы, а дальше по ситуации, беда только, слух у гадины тоже превосходный, навстречу Мэю вылетают все ветки деревянного паука, обрушивая тушу на пол, отчего библиотека вздрагивает полностью. Это сродни легиону летящих копий — увернуться нельзя. Был бы у него щит! Хотя и без щита нашего офицера хватает на целых полминуты, потом под ногу попадается липкая лужа смолистой крови, момент замешательства обходится дорого, влажно блестящий и очень длинный коготь, очевидно ядовитый, пробивает дублет возле шеи — и Мэй валится на пол сломанной куклой.

   Ой-ой-ой! Офицер! Мэй! Мэй! Гволкхмэй!

   Не откликается. Похоже, это конец.

   Флинн в ужасе наблюдает, как Бранна охватывает все большее количество лиан, как Мэя подтягивает ветка, позволяя впиться другим клыкам… Лесовик смотрит на собственные безоружные руки, а через секунду они окутываются злыми рыжими искрами.

   Низкий и подвижный Флинн подбегает к Упыриному листу почти танцевальными шагами, легко перенося вес с носка на пятку и с пятки на носок…

   Но вызывать огонь в библиотеке самоубийство!

   Флинн с размаху пробивает двумя крепкими кулаками деревянный бок чудовища.

   Упыриный лист всхрапывает недоуменно, отшвыривает в угол Мэя, волки ему не по вкусу, но приподнимает выше Бранна, пока не совсем охваченного гибкими лианами. Рыжие кулаки пробивают бок еще трижды, пока ветка с другого бока, слабо покачиваясь, поднимается и тянется к Флинну. Ветки этой стороны туловища не двигаются совсем, похоже, лесовику повезло пробить бок в нужном месте!

   Надежда для моих ши еще есть! И сейчас она в огненных от магии кулаках Флинна! Он не поджигает Упыриного листа, но жжет его ударами!

   Офицер начинает приходить в себя: крови из него выпили немного, да и рыжая магия Флинна отчего-то прибавляет Мэю сил. Вернуться в бой, однако, наш добрый офицер пока не может, перед глазами его плывет и двоится, картина происходящего складывается почти одним усилием воли.

   Картина, правда, стоит того!

   Магия Леса против магии Леса! Не для того ли лорд Фордгалл и принц Финтан хоронились в своих покоях? Весь Лугнасад от лесовиков королевских кровей ни слуху ни духу, зато теперь, я уверен, они найдут время для визита!

   И где, спрашивается, Алан? Когда его дом, его замок разносит по бревнышку… Хм, с бревнышком я погорячился, по камушку! Разносит по камушку кровожадное и мерзкое лесное создание? Почти Фордгалл!

   С помощью беспокойства Мэя и его желания знать, где Алан, я могу присмотреться, пусть это непросто, но я великий, могучий и неуловимый Луг! Так-так-так!

   Ох! Начальник замковой стражи тоже пойман! На его счастье, Алан служит проводником и средоточием магии самого Черного замка, поэтому выпить его досуха невозможно, хотя это и не нужно всем многочисленным кусточкам омелы, что облепили слегка содрогающуюся фигуру полуседого волка. Алан застыл недалеко, почти за ближайшим углом, думаю, он мог бы стать для Упыриного листа более достойным противником, чем даже наш Флинн!

   И тут опять чувствуется мерзкий привкус вмешательства «хранителей равновесия»! Фуф! Я скоро чихать начну при слове «хранитель»!

   Кто-то прямо сейчас высасывает магию из Алана, кто-то хочет скушать Ворону без соли, кто-то подкидывает похожую на плащ Флинна тряпку!

   Это определенно не может быть хорошо! Дей будет недоволен!

   Ой-ой, сколько здесь много магии! Опять!

   Лесовик вытирает вспотевший лоб, встряхивает руками — на правой кровь, но яд Упыриного листа не действует на ши Леса, тем более, ши королевской крови — по матери Флинн, как и Финтан, естественно, дуб, а вот по деду — кедр. Впрочем, опять же, как Финтан. Другое дело, что во втором принце благородная наследственность действительно видна!

   Наш лесовик в беспокойстве оборачивается на Мэя, слабо скребущего каблуками форменных сапог в попытке подтянуть ноги, волк смотрится плохо, но не хуже Бранна. Что одинаково не устраивает лопоухого (пора назвать вещи своими именами!) лесовичка! Кулаки Флинна, внушительные и увесистые, снова разгораются злющими искрами, одна из опорных лап Упыриного листа перешиблена уже в двух местах, и теперь лесовик отламывает её голыми руками!

   Флинн злится огненно, почти как его тетя, миролюбивый лесовик сейчас рычит: оба едва обретенных друга замерли на грани мира теней, подтолкни их — и не станет бравого офицера, и можно будет попрощаться с непредсказуемой Вороной.

   Мэй, вскинувшийся обиженно на мои мысли о лопоухости отдельных вторых принцев, радостно и поощрительно улыбается на оторванную лапу, откинутую в его сторону, хотя пелена перед глазами и упорно расплывающийся пятнами мир не способствуют ясности понимания происходящего.

   Чудовище Леса клокочет, плюется сочащейся из челюстей смолой, желая замедлить, поймать подвижного и коренастого Флинна, вытрясти душу из огненного мага, прежде чем слопать десерт в виде птицы и добить горького противного волка!

   Второго принца больше не останавливает его очевидная безоружность, кинжал продолжает дремать в ножнах, а от очередного плевка монстра Флинн закрывается мигом одеревеневшей ладонью! Я давно и нечасто видел боевую трансформацию лесовиков, а наш становится темным, как кора кедра. Верхний слой длинных полосок легко отделяется вместе с липким плевком, а Флинн бьет охваченными уже настоящим огнем кулаками в уже расщепившееся дупло.

   И его, видимо, не смущает, что деревянные руки охвачены огнем! Пусть и магическим!

   Принц Леса успевает перехватить часть лиан, тянущихся к неблагому, некоторые, слишком толстые, чтобы их ломать, слишком тонкие, чтобы на них серьезно отвлекаться, попросту связывает узлом!

   Теперь, кажется, преимущество на стороне ши, но Бранн глухо истерзанно мычит — и щепки начинают вновь срастаться, складываясь в деревянное целое волокно! Лапы обеих сторон приходят в движение, беззубая пасть смыкается перед носом Флинна!

   Мэй! Нет! Стой! Фуф! Нет, ну как уговорить полуживого волка, что вставать в этом состоянии — плохая идея? Хотя, похоже, я зря беспокоюсь, без посторонней помощи Мэй не способен подняться по слишком гладкой стене: руки раз за разом соскальзывают, оставляя кровавые полосы. Тогда в пегой голове оживает другой план.

   — Флинн! Скорми ему оторванную лапу! — Мэй выкрикивает две короткие фразы в два приема, с трудом переводя дыхание и отчаянно надеясь, что не прошептал.

   Нет-нет, Мэй, не переживай, Флинн тебя услышал!

   Лесовик оборачивается к волку, сердито поджимает губы и прищуривается, углядев кровавый декор на стене, но совету следует и — я чувствую хорошо, будто на нем сижу — благодарен.

   Длинная толстая ветвь с острым концом, слегка похожим на коготь, тяжела, но коренастый Флинн не слаб, что успел доказать не единожды, а потому сгибает ветвь по деревянному шишковатому суставу, похожему на плотный нарост, и забивает импровизированный рычаг поперек жадной пасти!

   Лист рычит отчетливее, стенает, напоминая интонацией живого ши, впрочем, жалости не вызывает нисколько. Лианы приопускаются на пол, теперь опутанный Бранн лежит, но пестрое разнообразие лоскутной куртки едва видно. Пораненная левая рука бессильно касается камня кладки тыльной стороной, золотой цветок залит кровью и светится слабо-слабо.

   Флинн оглядывается вновь: Мэй затих в своем углу, но грудь приподнимается, волк дышит; спеленатый Бранн скоро не сможет сделать ни единого вздоха, настолько плотно сходятся упорные лианы. Лесовик рычит не хуже монстра, опять атакует, вновь пробивая удачное место с ближайшей стороны, перепрыгивает деревянную махину, разбивает то же место со второй стороны, и пока противник обездвижен, обрывает лианы, вытягивая полубессознательную Ворону.

   Оттаскивает неблагого подальше, ну, пытается, напившийся крови и магии деревянный упырь ползет за ними, не желая упускать лакомую добычу, не отпускает последнюю петлю на щиколотке Бранна, тянется, ощерившись беззубой пастью, теперь проломанной его же собственной ногой: Упыриный лист предпочел сомкнуть и сломать челюсти.

   Флинну тоже досталось, хоть Упыриный лист пострадал больше, он опять восстанавливается! Этак мы провозимся тут до конца новой Эпохи!

   Оклемавшаяся Ворона подхватывает с каменного пола свой меч, оказавшийся теперь, после всех передвижений прямо под рукой, бормочет что-то вроде «Эйте мор», ага, значит, меч зовется «большим крылом»! Зная Бранна, можно предположить, что второе крыло — кинжал — именуется маленьким. А что, было бы очень логично! Как бы, впрочем, ни именовался волнистый меч, отрубает последнюю лиану он очень здорово.

   Лесовик пользуется случаем оттащить Бранна ближе к Мэю, упырь ползет за ними, из-под одного деревянного века вываливается недозабитая туда серебристая застежка офицерского дублета, неблагой поспешно отводит взгляд, спасая и без того пострадавшее сознание, монстр тянет силы теперь из магии, не из крови напрямую, это несколько медленнее, но проклятая деревяшка снова срастается! Флинн не может оставить полуживого Бранна, они отступают, Упыриный лист ползет следом, распуская оставшиеся лианы как пальцы на обеих руках — словно ловец бабочек.

   — Бранн, как ты относишься к огню? — ой-ой, кажется, лесовик решил пойти на крайние меры! Оглядывается на бессознательного Мэя, явно прикидывая, как перехватить и протащить ко входу.

   — Своим управляю, чужим — нет, — иногда и Ворона бывает понятной с первого раза!

   — Тогда сейчас не высовывайся из-за моей спи…

   — Ни на минуту вас оставить нельзя!

   Если бы голос не был столь сердитым, я бы решил… А, и впрямь, Советник! Успел! Прискакал! За его спиной видны встрепанный Алан и обеспокоенная Гвенн. Советник по пути еще и начальника замковой стражи спас! Фуф, Мэй, был бы ты в себе, очень бы порадовался! А вот Алан, явно, далек от радости и спокойствия, кабы не властный жест Джареда, уже бы рванулся поднимать офицера в обход всяких и любых опасностей!

   — Флинн, Бранн, в сторону!

   Лесовик подчиняется без раздумий, оттаскивая неблагого как можно дальше к стене, уже в противоположную от Мэя сторону, и закрывая все одно ближнюю к Упыриному листу Ворону своей спиной. Монстр, как будто чуя, что времени у него не осталось, отталкивается всеми поджившими лапами, как настоящий паук, в один прыжок оказываясь почти прямо за широкой спиной Флинна.

   Ох, не знаю, что тут сможет, что успеет сделать наш Советник. Я чую великую мощь в мерзком упыре, полумертвом, полуживом! Словно вся сила лесных находится в нем!

   Беззубая пасть разевается…

   Джаред вытаскивает из-за спины яркую рыжую искорку, вытряхивает из воздушной ловушки и бросает ее в отчаянно взвывший Упыриный лист! Сорвавшись с рук Советника, она ширится и растет. Долетает до отшатнувшегося хищного дерева, окутывает его и словно взрывается, но внутри ствола! Огненные полосы разрывают монстра изнутри, но пасть сходится последним усилием вокруг двух ши! Последнее, что видно — покрытая огнем спина Флинна.

   У всех новоприбывших, да и у меня тоже, перехватывает дыхание: разворачивающийся посреди библиотеки огненный шторм раскручивается на небольшом пятачке, но страшно представить, как жарко сейчас внутри.

   Упыриный лист трещит, как обычное дерево, и раскалывается, толстую шкуру ломает и расшвыривает ошметками, над группой вошедших возникает алый щит, такой же зависает над лежащим в углу Мэем. Понятно, это Алан. Надо сказать, мера не лишняя: острые щепки с опасным глухим стуком вонзаются в разбросанные книги, опрокинутые кресла, кое-где деревянные полки.

   Наконец, одна магия — более древняя, пересиливает другую, пламя взвивается под самый потолок, а потом так же быстро опадает, прижимаясь к полу. Впрочем, не исчезает совсем, силуэты оставшихся там ши все ещё охвачены огнем, страшно подумать, какая это была мучительная смерть! Ох, Дею это не то что не понравится, он будет в ярости! Да и мне… мне до странного жаль нашего неблагого! И Флинна тоже!

   Алан почему-то спокоен. Гвенн отворачивается, уткнувшись в плечо Джареда, столь недвусмысленное видение близкой мучительной гибели в новинку принцессе, сам белый волк прерывисто вздыхает: «ну, давай же!» — как будто что-то у кого-то требует.

   И я не понимаю, что и у кого можно в подобной ситуации требова… Ого! Мэй! Мэй! Да очнись! Ты должен это видеть! Фуф!

   Охваченный огнем сидящий ши оборачивается! Это Флинн! И он совершенно не пострадал! Рыжий огонь пляшет по потемневшей от боевой формы спине — поэтому показалось, будто он сгорел! На месте рыжих прядей взвиваются язычки пламени, только глаза обыкновенные, яркие, каре-зеленые. На руках лесовика лежит Ворона, огонь охватывает и его своим защитным покровом!

   Джаред вздыхает спокойно, улыбается, переводит дух, хлопает Гвенн по спине, теперь успокаивая с полным правом. Да, понятно, Флинн окутал их собственным пламенем, которое щадило и прикрывало от бушевавшего шторма.

   Кто же знал, что его щит выглядит как самый настоящий костер? Флинн провел даже меня! Ох и коварный народец эти лесовики!

   — А вы не могли бы мне помочь? — Флинн, похоже, изрядно смущен, обращаясь к советнику. — Я очень хорошо зажигаюсь и очень плохо гасну, не хотелось бы навредить Бранну, — отпускает неблагого и отползает на пару шагов.

   Гвенн недоверчиво вскидывается, сверлит взглядом живого пламенного лесовика, закованного в кору и все равно не сгорающего, шепчет пораженно: «Финтан?»

   — Нет, принцесса, не Финтан, хотя первый принц дома Леса совсем близко отсюда, — Алан отвечает, кивает Джареду и отходит поднимать Мэя.

   — Сейчас помогу, — и пусть советник обучался магии очень давно, Флинн на глазах плавно угасает, последними возвращаются в прежний вид рыжие волосы.

   — Как ты мог, брат мой!.. — трагический голос раздается за спинами Джареда и Гвенн, на него оборачиваются все, кроме разумно отключившегося Бранна. — Что ты наделал? Как ты мог напасть на королевского волка?

   Хорошо поставленный голос. Настоящий лицедей! Ар-р-р-р! Причем говорит Финтан, а слышу я лесного лорда!

   — Ты думал, тебе удастся подставить целый Дом, свой Дом, свой родной Дом, братец, и рассорить Лес с Волком? Ты добивался очередной полномасштабной войны Домов?! — кажется, он вот-вот схватится за сердце, Финтан отчетливо бледнеет, как будто действительно переживает.

   Фуф! Мне это вовсе не нравится! Фуф! Он не стал бы разливаться соловьем, если бы не… Ох-хо-хо! Я так и знал! Так и знал!

   Финтан потрясает склянкой без пробки, но очень узнаваемой, наверняка, той самой, которую отбросил в этой же библиотеке неделей ранее Флинн! Сам младший лесовик таращится на стекляшку в онемении и шоке: вот явно не думал, что произошедшее можно истолковать подобным образом. Фуф, наивный лесовик! И как до своих лет дожил? Книгу тоже подложил он, однако унес её Советник, унес и спрятал, а вот склянка… Яды и противоядия крайне похожи по составу! И держит первый принц склянку с выбитой монограммой Флинна пальцами, обтянутыми великолепными замшевыми печатками, а второй принц открывал ее голыми руками!

   Лесовики за спиной Финтана прибывают как по волшебству, впрочем, спорить бессмысленно, главная несправедливость: они верят своему первому принцу! И смотрят на обезображенного родимым пятном второго в сбившемся капюшоне крайне осуждающе. Размазанная по костюму копоть, брызги крови монстра и Мэя с Бранном, загнанный взгляд — все, кажется им, говорит о несомненной вине Флинна!

   — Что?! — не хуже Флинна вспыхивает Гвенн, но Советник заводит ее за свою спину, еле заметно покачав головой.

   Да уж, Советник, вмешивать в почти объявленную войну Домов семейные дрязги сейчас нельзя никак! Особенно — такие семейные дрязги. И что Гвенн принцесса, особой роли в данном случае не играет! Роль играет, что она — волчица, а он — лесовик. Правды не найдешь, а запутать все окончательно очень даже можно.

   — Я только… — недоуменно начинает Флинн, еще немного отодвигаясь от красноречиво окровавленного Бранна. Бросает несмелый взгляд на неблагого, тот дышит, а в целом тих и неподвижен.

   Смотрит на Бранна неотрывно целую секунду или две, поворачивает опаленную голову к брату и понимает — в глазах лесовиков, застывших за спиной Финтана, все видится так, словно это младший принц Дома Леса напал на неблагого. И едва не убил.

   — Но нет! Нет! — брови заламываются отчаянно, руки с растопыренными пальцами обе сейчас указывают на Ворону. — Я не!..

   — Конечно, ты не! — старший передразнивает младшего зло, брезгливо и с некоторым омерзением, словно ему тяжело говорить с настолько ужасным и коварным душегубом. — Ты никогда не! А вот твой запасной плащ, который я вижу отсюда и который приклеен к полкам кровью лесного монстра, доказывает обратное!

   Лесовики как по команде поворачивают головы в ту сторону — и плащ там есть. Надетый на Флинна такой же их ничуть не смущает! Фуф! Да очнитесь же!

   — Благодарю вас за помощь, Советник, — кланяется Финтан, эффектно одергивая королевский коричневый плащ, покрытый золотой вышивкой, а Гвенн фыркает. — Если бы не вы… Мой брат неуравновешен и яростен сверх всякой меры. Поэтому мой отец столь долгое время не допускал его ко двору. Его ошибка чуть не стоила жизни вашему подданному! Все мы были свидетелями, — лесовики кивают, — как мой брат долгое время преследовал Бранна. Старались оградить, конечно. Да и тут я чую магию Дома Леса. Я не знаю, чем Бранн заслужил его ненависть… Хотя на это никогда не нужно было много причин.

   Флинн отшатывается от брата, резко оборачивается, бледнея, к Советнику, прикладывает руку к груди.

   — Я?.. Я — нет! Я никогда!.. — испуганно отвечает наш лопоухий лесовичок.

   А Финтан, не слушая его, продолжает:

   — Что, скажешь, и не преследовал? Не следил? Не ходил по пятам? Не ускользал от нас с отцом, любящих, присматривающих! Скажешь, не было такого?!

   Флинн вместо того, чтобы покраснеть, опускает глаза и бледнеет. Ох, его брат искусен в лжи и полуправде! Вскидывается второй принц, впрочем, через пару мгновений очень горячо:

   — Да, следил, ходил, но нет! Нет! Не убива…

   — Вот и все, сам сознался. Судя по всему, это не первый случай, — первый принц уже не слушает второго и покачивает склянкой в руке. — Мне крайне прискорбно наблюдать случившееся, и я надеюсь, этот инцидент не повлияет на отношения между нашими Домами. С вашего позволения, Советник, мои воины заберут младшего принца, пока отец, лорд Форгалл, не примет решение о…

   Финтан прерывает свою тираду, ибо Джаред проходит в библиотеку, словно не замечая его, нарушает невидимую границу отчуждения Флинна, как будто тут вовсе нет никакого противостояния принцев, как будто вокруг не пляшет отдельными язычками пламя, как будто библиотека в обыкновенном порядке и Советнику не приходится перешагивать разбросанные листы и фолианты!

   Сами собой стихают от его медленной походки лесовики, сердито щурится в черную спину белого волка Финтан, Гвенн переводит дух: да, Советник очень любит порядок. И порядок, как прирученный зверь, следует за Джаредом повсюду, куда бы он ни пошел.

   Советник приближается к Бранну и осторожно приподнимает неблагого, основательно закатившего глаза. Обхватывает длинной ладонью лоб и голову в перьях. С пальцев белого волка словно стекает тепло, мягкое сияние вливается в Ворону. Тот вздрагивает, кашляет, смотрит виновато. Перехватывает левую руку, из которой перестает течь кровь, правой. И хотя смотрится немного бледноватым, уверенно усаживается сам, утвердительно моргает на тихий вопрос Советника о самочувствии.

   Ну Ворона же! По Джареду не прочтешь, но я уверен, он доволен. С облегчением выдыхает предполагаемый убийца Флинн, из угла, где стоят волки, слышно эхо такого же вздоха. Я полагаю, Мэй. Алан слишком переживает за воспитанника, но улыбается своей мягкой улыбкой — и в библиотеке становится уютно. Даже Гвенн рада, что раздражающий, но живой, не сгоревший неблагой очнулся.

   А уж как будет рад Дей! Ну, когда еще раз потрясет Бранна и разгромит пару комнат.

   — Офицер Гволкхмэй, — негромко говорит Советник, опять игнорируя Финтана, сжавшего кулаки. — Вы можете выполнять свои обязанности?

   Наш офицер, в которого, кажется, вдохнул сил Алан, подходит сам, кивает. Ой-ой-ой, офицер серьезен — серьезнее некуда! Повернувшийся в его сторону с робкой надеждой Флинн спадает с лица совершенно! Да, Мэй смотрит поверх его головы, тонкие губы волка сжаты в прямую линию, руки заложены за спиной, на лице — помесь бесстрастия с презрением. Флинна передергивает.

   — С вашего позволения, первый наследный принц Дома Леса… — поворачивает голову Джаред, сейчас прямой и суровый, не обвиняющий, но прямо выносящий приговор Джаред.

   Мэй подходит и подхватывает Флинна под руку, поднимает на ноги в одно движение: лесовик не сопротивляется даже для проформы.

   — М-мэй, то есть, конечно, офицер М-мэй, ты же был тут, ты видел, ты им скажешь? — робкая, прямо детская надежда говорит сейчас голосом Флинна. — Это же не я…

   Вместо ответа Мэй поджимает губы плотнее, то ли удерживая ругательство, то ли пытаясь смирить характер. Смотрит при этом все так же над головой лесовичка, а Флинн ровно коченеет на месте. Словно волки его уже осудили и приговорили!

   — Ты им веришь? — это уже отчаянно!

   И я не могу понять, отчего Советник-то не прекратит чудовищный спектакль?

   — Конечно, он нам верит, — самодовольный Финтан усмехается, кажется, невероятно счастливый, что Флинн в отчаянии. — В нашу пользу говорят факты! Факты, братец!

   А, впрочем, кажется, могу.

   Второй принц Дома Леса очень быстро и привычно набрасывает капюшон на голову. Я не уверен, но его лицо искажает неподдельное страдание. Флинн, ну что ты за ребенок! Это же волки! Это же Мэй!

   Хотя… да, это волки. И репутация у них самая разная.

   — Позвольте напомнить вам, пострадал королевский волк, следовательно… — делает томительную паузу Советник. — Следовательно, решать, что делать с Флинном — пусть это даже второй наследный принц — будет не ваш Дом, а наш. Либо — король Благого Двора.

   И вот Советник, между прочим, великолепно умеет пользоваться самой разной репутацией волков!

   Финтан теряет улыбку, резко вздыхает, делает шаг вперед. Советник щурится:

   — Вы собираетесь помешать мне пройти? — ледяной Джаред всего лишь спрашивает, вежливо, негромко, но мешать ему больше никто не хочет.

   И лесной принц, показав зубы не хуже волка, отшатывается. Делает знак своим, приказывая не вмешиваться. Но переговариваются раскрашенные лесовики весьма недовольно. Шепчутся, шуршат, как ветер в кронах, обсуждают, как не повезло их принцу с братом, радуются, как повезло им, что первым принцем родился именно Финтан…

   Несчастного Флинна слегка ведет на выходе, похоже, закружилась голова, но офицер перехватил его крепко, под локоть, как арестанта — и уводит, за ними идет Советник, которому тихо, но горячо что-то шепчет Гвенн. Замыкает процессию Алан, отработанным жестом подхвативший измученную Ворону.

   Лесовики, оглядев разгромленную библиотеку, провожают их недобрыми взглядами. Уходят группками по двое-трое.

   Я так понимаю, прибираться в библиотеке никто не собирается? А, нет, стойте-ка! Финтан окликнул себе нескольких помощников, кажется, куски разорванного Упыриного листа ему чем-то могут быть полезны.

   Фуф, нет, хватит с меня на сегодня этого лесного чудовища! И я не про Уыриный лист! Пойду лучше догоню своих ши — думается мне, чувствительный Флинн на грани потери сознания, а если его в таком виде углядит тетя… Советника не спасет никакая волчья репутация!

ГЛАВА 5. Действия и противодействия, или Решение короля

Фуф! Да что за день! Я рискую сбиться со всех своих лапок! Хотя сейчас вроде бы никто из моих никуда не торопится. И все же поспевать за всеми ши, которые идут по направлению к кабинету Советника, непросто.

   Зато мне слышны обрывки их разговоров!

   — М-мэй, слушай, М-мэй, у тебя в ушах не звенит? Ты ведь, когда отлетел, головой ударился сильно! — каким бы ребенком Флинн ни смотрелся со стороны, сила воображения и упрямство у него вполне взрослые. Не дождавшись ответа и не собираясь сдаваться, продолжает настойчиво и взволнованно. — Или, может, он успел тебя загипнотизировать? Или ты вляпался в его кровь пораненной рукой? Точно, вляпался! Я читал, настоящие чудовища могут воздействовать и через кровь! И даже вызывать видения!

   Офицер выдыхает, ноздри белеют от напряжения, губы сжимаются, но непонятно, чем именно это вызвано, рвущимся наружу смехом или ругательствами. Абсолютно точно могу сказать, что наш офицер сдерживается с большим трудом! Особенно ловя на себе взгляды лесовиков. Вот второй принц Леса кроме Мэя вообще никого не видит. Но не может поверить в предательство друга, а без сомнения, равнодушие Мэя видится именно так. Или может? Укусить его, что ли?

   — Еще и склянка! — охает Флинн и по обыкновению с размаху хлопает себя по лбу. Чуть капюшон не сбрасывает.

   Так-так-так, мне бы чуть-чуть вперед! О чем говорит наша первая парочка?

   — Что за склянка? — вполголоса спрашивает Гвенн у Советника, расслышав возглас лесовика.

   — Бранн был отравлен книгой, — Джаред со значением приподнимает светлые брови, хладнокровнейшим образом реагирует на истинно заинтересованные взгляды волков, лесовиков, степняков, небесных, успевая тихо и коротко отвечать Гвенн. — Флинн отдал ему свое противоядие. А склянку, похоже, выбросил.

   — И не подобрал ее? — недоверчиво спрашивает Гвенн. Кажется, нашей принцессе невдомек, как можно не жить интригами и не чувствовать их всем своим телом и кровью. Она поражена, хоть и продолжает рассыпать улыбки встречным.

   — Нет, не подобрал, — совершенно спокойно отвечает Советник. А вот для него разнообразие нечеловеческих натур — не сюрприз. В конце концов, его лучший друг не особенно похож на типичного волка. Пусть и носит пять когтей на груди.

   — Как он мог! — ахает Гвенн. — Теперь у них в руках все доказательства! — вся волчья предусмотрительность, наследственность и природное коварство кричат об опасности, слабом месте и о том, что Флинн подставился. Но по-звериному добивать слабого принцесса отчего-то не жаждет. Кажется, Гвенн повзрослела. — И ты согласился, что он виновен?! Джаред!

   — Моя дорогая принцесса, — открывает дверь Советник, пропуская всю делегацию в зал королей. — Иногда, ради дела, можно прикинуться не таким умным, каким являешься. Мне не хотелось тревожить наследника лорда Фордгалла — по всем статьям наследника! — своей излишней проницательностью.

   — Но теперь? Что же теперь? — уф, принцесса, ты словно волнуешься за него! — Финтан не остановится на этом, уж я-то знаю, мой вересковый супруг!

   — А теперь мы решим, что с ним делать, — самую малость довольно отвечает Советник. Договаривает еле слышно: — Моя вересковая… кузина!

   Фуф! Вот и что он хотел этим сказать? Что она ему кузина временная? Или наоборот? Что вересковость пройдет, а кузинистость останется? Фуф! Вот и поди разбери этого Советника!

   — Итак, проходите, усаживайтесь, — Джаред пропускает всю процессию, заметно прошедшую по замку, в помпезный зал. — Нам надо успеть разобраться в общей будущности до того, как нас не прервут.

   О, видимо, Джаред тоже помнит о Фианне!

   — Не прервут, пока не разберемся, — мягкая улыбка Алана как обычно никому не угрожает. — С дверьми в Доме Волка вечно такая путаница! — цокает языком и качает удрученно головой.

   — Спасибо, Алан, — Советник усаживается за длинный овальный стол и смотрится самым настоящим судьей. Расположившиеся вокруг стола с богатой инкрустацией остальные ши чувствуют себя далеко не так вольготно.

   Ну-ка, ну-ка… Да, Флинн на грани слез и отчаяния. Как бы он ни крепился, как бы ни искал оправданий Мэю, офицер не подал ни единого знака надежды за все время пути. И Флинн, этот большой ребенок, не понимает, как оказалось, что он опять совсем один. Мэй перехватывает лесовика теперь за плечи, усаживает рядом с собой, но ладонь с ближайшего плеча не убирает. Впрочем, лесовик воспринимает его жест именно как охранный, а не защитный.

   Бранн оказывается напротив, возле него — Алан, а между Советником и Мэем опускается в кресло Гвенн. Джаред ждет, пока возня затихнет: начальник замковой стражи передает Бранну его волнистый кинжал, незаметно подобранный в библиотеке, тот произносит нечто вроде «Эйте бэйг» — так и знал! "маленькое крыло"! — и с благодарностью принимает оружие. Флинн нервно разминает руки, прихватив столешницу аж до скрипа.

   Советник неодобрительно и с беспокойством косится на загибаемое дерево.

   — В присутствии трех королевских волков, монаршей особы правящей династии и Советника, — кивает всем по очереди, прикладывает к груди руку, — объявляю разбирательство о роли Флинна, второго принца Дома Леса, в делах Дома Волка открытым, — и лесовику тоже кивает.

   Хитрый Советник! Что он задумал? Гвенн больше не куксится, не поджимает губы, любопытно косится на Флинна — она слышала, что у Финтана есть брат, но ни разу того не видела. Хм-хм! В её взгляде больше интереса, чем полагается младшему брату почти бывшего мужа! И родимое пятно ее ничуть не смущает и не пугает. Неужто Гвенн нравится как раз младший?

   — Какова была роль второго принца Флинна в вашей судьбе, королевский волк Бранн? — голос Джареда обыкновенно ледяной, однако Бранн нисколько не трепещет, даже как будто наоборот, расслабляется.

   Видимо, для Бранна ледяная интонация Джареда успела стать показателем нормальности обстановки. По крайней мере Ворона смотрится опять спокойнее некуда.

   Флинн вздрагивает, будто в него ткнули иголкой, дергает ткань капюшона, то ли мечтая сбросить навеки, то ли навеки в него погрузиться и исчезнуть, поворачивается к неблагому. Бранн чуть побледнее, чем всегда, а в остальном обыкновенно заторможенная Ворона.

   — Второй принц Дома Леса Флинн дважды выручил меня, — наш неблагой не обращает внимания на упавший капюшон Флинна. — И в первый, и во второй раз он не думал о себе, он думал только о жизни, которую спасает. Второй принц Дома Леса сделал для Дома Волка достаточно хорошего. Я бы взял его с собой шагнуть со стены, — видит исказившиеся лица волков и лесовика, невозмутимо договаривает, как будто так и задумывал, — то есть полетать.

   Гвенн приподнимает брови, недоуменно присматриваясь к Бранну словно впервые увидела. Похоже, смеряет опасность от него своим интригометром. Пока неясно. Эх, Гвенн-Гвенн! Яснее и не станет! Поверь опытному Лугу!

   — Прекрасно. Ваше мнение, королевский волк Бранн, будет учтено, — Советник кивает, переводит взгляд на Мэя, опять обходя застывшего и бледного Флинна.

   Глаза лесовика блестят непролитыми слезами, а руки уж вовсе несусветно мнут дерево стола. Кажется, крышку придется реставрировать. Советник, на миг задержавшись на ней взглядом, еле заметно вздыхает.

   — Королевский волк, полный офицер Дома Волка Мэй! Как себя показал второй принц Дома Леса перед вами? Что вы скажете в ответ на обвинения первого принца Дома Леса, пусть он здесь и не присутствует, — полуулыбка в сторону склонившего голову Алана, — по объективным причинам?

   — Второй принц Дома Леса Флинн показал себя как преданный друг, надежный боевой товарищ, — Мэй говорит обычным, мэевским голосом, больше не держит лицо в той жуткой гримасе и признательно пожимает плечо лесовика. — Он спас жизнь не только королевскому волку Бранну, но и мне. Кажется, не один раз, еще тот эпизод с его тётей…

   — Отставить тётю, — Джаред кивает офицеру, тот опускает голову, пряча улыбку и смеющиеся глаза. Да уж, фуф, отставишь такую тётю! — Королевский волк Алан, высший офицер Дома Волка, что скажешь ты, столь нечасто подающий голос на собраниях, но видящий все происходящее в Доме?

   Молодые ши разглядывают мягко улыбающегося полуседого волка, укоризненно смотрящего на Джареда. Да уж, обеспечил внимание!

   — Спасибо за вопрос, Советник Дома Волка, тоже принадлежащий к высшим офицерам, — кажется, это маленькая мягкая месть, — я могу добавить, что героизм, проявленный Флинном, правда, а обвинения его брата — чистая ложь. К тому же, подтверждаю, что в ситуациях риска и опасности для жизни наш преступно героичный лесовик действовал решительно и весьма находчиво. Он молодец, я благодарен Флинну за спасение жизней королевских волков, — мягкая улыбка достается персонально лопоухому лесовику.

   И да! Да! Флинн заливается краской! От шеи, до границы волос! Фуф! Можно, наконец, выдохнуть и не волноваться за бестолковый молодняк! Жизнь налаживается, стоит обратиться к Советнику или Алану!

   — Итак, мы имеем: подтверждение трех королевских волков, что действия второго принца Дома Леса следует толковать в его пользу. Принцесса не возражает? — Гвенн мотает головой, заинтересованно наблюдая очередной спектакль в исполнении Советника и совершенно не желая ломать ему игру. — Принцесса не возражает. Мое мнение по данному вопросу неоднозначно, ибо мы рискуем опять обострить отношения между Домами. Однако я веду это заседание и своей волей пренебрегаю здоровыми опасениями. Дело за малым, сделать так, чтобы наш лесовик выжил или не остался заточенным в своей вотчине на веки вечные. Для этого нам понадобится привлечь короля Дея…

   Обе створки дверей в зал королей разлетаются от удара, и я знаю, кто имеет неповторимую манеру так заходить. Особенно неповторимую оттого, что удивлен даже Алан! Который всегда знает, куда и какие именно двери ведут!

   — К чему это меня собираются привлечь? — мой волк свирепо сопит, поворачивает голову из стороны в сторону, словно осматривается. — И что тут у вас вообще происходит?! Стоит покинуть замок в самый глухой час ночи всего лишь на полдня, а тут уже очередные неприятности! И как мне за вами присматривать?! — отчетливо рычит.

   Моя госпожа, которую наш молодой король до сих пор удерживает за руку, румянится словно рассвет: она впервые попала на рабочее и важное мероприятие в статусе признанной королевы. Тем более, лица присутствующих знакомы и незнакомы одновременно: Гвенн, Джареда и Алана моя госпожа знает, а вот Бранна, Мэя и Флинна не видела ни разу. Еще и поэтому Лили старается скрыться за спиной Дея чуть не совсем! Поправляет растрепавшиеся волосы и запылившуюся одежду — видимо, они спешили как могли.

   — Как обычно, очень внимательно, король Дей, — первым спохватывается Бранн. Кажется, для нашей Вороны самый риторический вопрос может быть уравновешен ответом. И не риторическим к тому же!

   Джаред и Алан переглядываются, Мэй и Флинн — тоже, но эти с улыбкой, их опять повеселила ирония, которую Дей вкладывает в свои слова. Гвенн недоуменно косится то на Мэя, то на Бранна, в поисках скрытых значений фраз и жестов, но, к счастью, слово снова берет Советник.

   — Какое счастье, что вы почтили нас своим присутствием именно сейчас, ваши величества. Я не премину рассказать подробности, но сейчас у нас тут небольшая законническая закавыка, на этот раз лесная. Снова слово принца против слова принца. Я мог бы открыто признать Флинна невиновным, но это ничего не исправит и никого не спасет… — Джаред оглядывается, все взоры устремлены на него, он привычно выдерживает паузу. Потом плавным жестом указывает на лесовика. — А ведь Флинн много сделал для нас! Теперь мы просто не можем отпустить его. «Держи врага близко, а друга еще ближе»! — и улыбается, коварный Советник! Делает несколько шагов к моему волку и кланяется, прижимая ладонь к сердцу. — Король Дей. Видите ли, подобралась новая кандидатура в королевские волки.

   Алан чуть качает головой, не одобряя склонности Джареда к позерству, но смиряясь и принимая. Если к Алану немного прислушаться, кажется, он дивно доволен и сетует на Советника просто ради соблюдения порядка.

   До последнего не подозревавший себя в нешуточном везении, Флинн вскидывает голову, сияет яркими глазами, оглядывается, веря и не веря, что это не шутка и не розыгрыш, но старшие волки серьезны, Бранн кивает, Мэй похлопывает по спине — нет, это не сон! Вдобавок мой волк усмехается уже спокойнее:

   — Я бы попросил показать мне его, да, боюсь, не так поймут. Поэтому, Флинн, прошу тебя — подойди! — и протягивает руку требовательно.

   Моя госпожа отходит от супруга на шаг назад, но стоит поблизости, всегда готовая прийти на помощь и поддержать. А ещё ей очень любопытно.

   Лесовик несмело поднимается, оглядывается на Мэя, смотрит на Бранна, даже на Алана почему-то, а потом выдыхает и становится сосредоточенным. Приближается к Дею, останавливается в шаге… и его нетерпеливо подтягивают длинной королевской дланью за плечо. Затем мой волк прихватывает лесовика за голову двумя руками — как это делал Бранн с Флинном.

   — Итак, разборки внутри Леса достигли крайней точки. Дело дошло до непосредственной опасности твоей жизни.

   Дей наклоняется, чтобы лица были на одном уровне. И пусть зелено-карие глаза видят лишь серебристую повязку, пересекающую гордое лицо и черные волосы, мой король видит все! А Флинн восхищенно молчит и еле дышит.

   — Мы предлагаем защиту. Однако скажи мне, Флинн, хочешь ли ты стать королевским волком, вступить в наш Дом, принять его и быть принятым им?

   — А я смогу видеться с мамой и тётей? — вопрос показался бы детским, если бы не был озвучен так серьезно и тихо. — Я не хотел бы оказаться отрезанным от них. Опять же, я лесовик, разве это возможно? Королевскими волками становятся обычные волки, чаще всего по праву рождения…

   Фуф! Такое чувство, что после нарочитой суровости Мэя и Джареда в библиотеке Флинн боится верить в осуществимость чего-то хорошего без ужасных последствий.

   Мой волк фыркает:

   — Королевскими волками становятся те, кто этого заслуживает, погляди хоть на Мэя, — Флинн правда оборачивается, на что мой волк фыркает яснее. — А если и его цветущего полуживого вида тебе недостаточно, в двух шагах от нас сидит Бранн!

   Ворона оглядывается, машет рукой, обозначает, что и впрямь сидит. Моя госпожа любопытно вглядывается в одного и второго королевского волка по очереди. Хотя основное внимание достается Вороне: взять хоть его лоскутную куртку! А еще у него на голове топорщатся перья, да-да, тебе не кажется, моя солнечная госпожа, не надо так широко раскрывать глаза!

   — Раз неблагой не умер от бытности королевским волком, — Бранн при этих словах щурится и приподнимает уголки длинных губ, — хотя многажды пытался, то уж благому и вовсе ничего не грозит! По крайней мере — ядовитые языки брата и отца уж точно. И ты сможешь перестать ходить в этом ужасном плаще, я в нем тебя почти не вижу.

   Флинн молчит пару секунд, но отходит и не приближается, выгибает диким образом пальцы, оглядывается на Мэя. Офицер серьезнеет, встает с места, официально заводит правую руку за спину, левую прикладывает к груди и опускает голову:

   — Я должен принести извинения, второй принц Флинн, просто Флинн. Я был вынужден обмануть тебя, чтобы обмануть всех. Чтобы все поверили, будто ты правда под арестом, — глаза Мэя темнеют, пусть видно это лишь мне, офицер и впрямь переживает. — Мне жаль, что тебе пришлось усомниться во мне и Бранне, Джареде и волках в целом. Но если бы мы сразу заявили Финтану, что не собираемся тебя казнить, он тут же припомнил бы какие-нибудь особые законы, по которым казнить тебя надо обязательно и прямо тут.

   Лопоухий лесовик молчит, дергая завязки плаща, уточняет:

   — Можно было сказать. Потом! Мы же вдвоем шли, я бы понял.

   Мэй вздыхает очень и очень тяжко:

   — Надо было, чтобы ты не понял, а поверил! Уж прости, Флинн, но у тебя все на лице написано очень большими буквами!

   — Ты так говоришь, как будто тебе не все равно, — Флинн даже ушами светит обиженно.

   Его чувства были ранены чрезвычайно сильно для взрослого ши, ощущение друга предателем… Бр-р-р! Очень неблагое ощущение, не в обиду Бранну будет сказано. А что лесовик успел к офицеру привязаться, заметно всем.

   — А вот представь себе! Не все равно! — обе ладони офицера с силой опускаются на столешницу, сидящая слева от него Гвенн косится недоуменно-заинтригованно. Мэй нависает над столом, вытянувшись в сторону Флинна. — Я не знаю, как ты успел, Флинн! Но ты стал моим другом!

   Ох! Офицер слов на ветер не бросает, а его привязанность к Флинну заметной как раз не была. Впрочем, Алан кивает своим мыслям — конечно, начальник замковой стражи знает своего воспитанника лучше кого бы то ни было. Джаред смотрит на разошедшегося Мэя в некотором сомнении, однако останавливает собирающуюся вклиниться Гвенн, прихватывая принцессу за локоток. Бранн сидит неподвижно, феями не маячит. Его не беспокоят ни поднявшийся крик, ни любопытный взгляд Алиенны.

   Мой волк шумно вздыхает, лесовика не выпускает, но тоже молчит.

   — И это само по себе означает, что на всяческие опасные развлечения я буду смотреть косо! Стоя рядом с тобой! Пусть ты даже полезешь на плаху, полоумный лесовик! — Мэй бьет по дереву кулаком, а потом раскрывает ладонь и поднимает отвращающим жестом, мол, валяй! — А если мне придется за компанию с тобой развлечься таким образом, моя великолепная Дженнифер расстроится!

   Алан, пусть и ушедший в свои мысли, при этих словах вздрагивает. Да, расстроится не одна великолепная Дженнифер.

   Флинн порывается ответить, он посветлел, как дерево, умытое дождем, стал ярким весь — от смуглой кожи до рыжих волос, однако Мэй не дает ему сказать.

   — И еще сегодня с утра мы договорились обоим оставаться при своих головах! Сделай мне одолжение! — надо же, насколько язвительным становится офицер, когда действительно злится. Тычет во Флинна указательным пальцем почти угрожающе. — Позаботься о своей рыжей!

   Мэй продолжает глубоко и шумно дышать, с усилием разжимает сжавшиеся кулаки, оглядывается, теряет заряд злости, ему становится неловко за свою вспышку, недостойную взрослого королевского волка.

   — Мало было одного огня, получили ушат воды, — Бранн произносит это тихо, почти под нос, роняет слова как в пустоту, не обращаясь ни к кому персонально, а скопившееся напряжение, повисшее в воздухе, куда-то исчезает, испаряется как от порыва свежего ветра.

   Алан выпал из беседы, сосредоточившись на жонглировании порталами, лесовики явно рвутся поприсутствовать. Джаред поднимает руку — ему не терпится решить вопрос в пользу волков:

   — Это я приказал офицеру молчать и зверствовать! Можете разочаровываться во мне сколько угодно, я всего лишь спасал вашу жизнь.

   — Нет-нет! — торопится Флинн. — Я благодарен! И я рад! Я хотел бы стать волком! А умею быть лесовиком! А вдруг я не справлюсь, а вдруг Мэй не шутил, а вдруг они еще нападут!

   — Вот поэтому, Флинн, ты и должен стать волком, — мой Дей наставительно поворачивает лесовика опять лицом к себе. — Из Дома Волка выдачи нет, заденут королевских — без ответа на любом уровне не останутся. И уже не будет играть роли, принц ты в своем Доме или не принц, ты будешь наш, незаметно извести тебя не получится!

   — Хорошо, я согласен. Что нужно делать? — взволнованный лесовичок опять принимается заламывать пальцы, аж смотреть больно!

   Наш неблагой сияет веселыми изумрудными феями в глазах, я почти уверен — вспомнил, как сам попал в королевские волки. Да, почти совсем так, как Флинн, избегая опасности от старшей родни. Правда, Бранна никто в известность не поставил, на что именно он соглашался.

   Мой волк аккуратно отрывает тесьму с окантовки своего сюрко, отчего Джаред надрывно вздыхает - наверняка есть способ, не включающий порчу одежды.

   — Флинн, прими в дар все, что заключено в этой вещи!

   Тонкая полоска ткани снова принимается неволчьим магом, тоже заворачивается вокруг запястья, на сей раз, правда, другого. Да и что делать с тесьмой, ненавязчиво показывает подошедший Мэй.

   Флинн замирает на секунду, а потом вздыхает, стягивает свой зеленый плащ, по которому тянутся золотые ветки, очень похожие на прутья, и сбрасывает его на пол.

   — Наконец-то я могу тебя снять! Ты больше надо мной не властен!

   И непонятно, обращается Флинн к плащу или к кому-то, кто заставил носить эту вещь.

   — Мой король, — тихий Алан неожиданно становится заметным, — боюсь, сейчас нас ждет пара родственных визитов. Приготовьтесь к огненному приливу.

   Предупреждение слышат все, моя госпожа прячется за спину Дея. Гвенн, напротив, устраивается в самую уверенную позу и смотрится истинной королевой, ну, хотя бы положения!

   Остальные оборачиваются к дверям, когда створки снова разлетаются, ударяясь о стены — да кабы не сильнее, чем от удара моего Дея! И да, это та самая тётя!

   Что ты скажешь на это, Советник? Теперь не отставишь!

   — Что вы сделали с Флинном?! А ну отойдите от него! — рыжеволосая, она похожа на огненную птицу. Атакующую огненную птицу. — Мальчик мой, ты не пострадал?!

   Мой волк успевает обернуться, его надменность немного остужает пыл лесной ши, но тут она видит за спиной Флинна долговязого Мэя, придерживающего её племянника за плечо и случайно привставшего на расшитый плащ!

   — Ты-ы! Я видела, как ты обошелся с ним, гадкая гнилушка! Ты мне за все ответишь! — и бросается в атаку, презирая разницу в весе, росте, обучении.

   Фуф! Вот что за отчаянные эти волки? Они всегда сопровождают принятие в Дом смертельными поединками? Пусть и не по своей инициативе.

   Офицер, надо отдать должное его реакции, отшатывается очень быстро, развернув Флинна за плечи так, чтобы тот стал живым барьером между ним и разъярённой Фианной.

   — Он вам все объяснит! — и пятится вокруг стола за кресло, в котором сидит невозмутимый Бранн. — Флинн вам все объяснит! Фли-и-инн?!

   — Тётя! Тётя, я в порядке, я только теперь тоже волк! — и улыбается.

   — Они тебя покусали?! Божественные ветки!

   Надо будет запомнить, забавное ругательство. Покусали-то явно не божественные ветки! Или именно они? А, еще она сказала «гадкая гнилушка»! Сквернословящая особа королевской крови?..

   Фух, как рванула!

   — Нет-нет, тётя, ты не поняла, стой, куда ты, Мэй не виноват! — а вот Флинну сейчас реакции явно не хватает, и вместо локтя Фианны его пальцы смыкаются на пустоте. — Они меня спасли!

   Теперь офицер разворачивает кресло с Бранном поперек пути лесной ши, ныряет вниз, уходя от одеревеневшей ладони, целящейся прихватить его за пегие волосы, заворачивает за другое кресло, с которого поднимается Алан, по инерции пролетает еще два шага и останавливается лишь возле кресла Советника, тяжело дыша из-за спинки и сжимая её руками. Да, нашему офицеру уже пришлось сегодня сражаться! А обидеть тетю Флинна ему хочется меньше всего!

   Но странно! Фианна отчего-то остановилась… Ах, понятно! Дорогу ей преградил сам Алан. Начальник замковой стражи мягко улыбается и не двигается с места, увещевая лесную принцессу:

   — Вам не кажется, что дети и так сегодня пострадали достаточно? — мягкий шаг в сторону, и он снова стоит Фианне поперек дороги. — Наш офицер уже сражался сегодня с Упыриным листом, думаю, можно выяснить все вопросы с ним и попозже, когда Гволкхмэй, — тут Мэя передирает, — вновь придет в форму.

   — Да что бы вы понимали! И где были в этот момент сами?! Когда мой племянник, гость вашего Черного, чернющего просто замка, находился в опасности! — ударяет кулачками в грудь, обтянутую черным дублетом, и шипит, будто ушиблась о камень. — Мой племянник спасал ваших волков! А вы его же и обвинили?! Да совести у вас нет!

   — О, вероятно, по мнению принцессы Леса, я вовсе ничего не понимаю, пусть так, — очередная мягкая улыбка, — но на наших детей напало отчего-то именно лесное чудовище. Какая ирония, я не понимаю, а вы понимаете, так объясните, что же произошло?

   — Не собираюсь я ничего объяснять! — Фианна неожиданно примеривается перемахнуть стол, но Алан быстрее, и она опять встречает препятствие в виде широкой волчьей груди. — Пропустите! Я сначала из вашего офицера душу вытрясу!

   Фуф! Отчаянная лесовичка!

   — Вы меня простите, — Алан склоняет голову вроде бы дружелюбно, однако непреклонно. — Я вам этого сделать не дам совершенно точно.

   — А вот вас никто и не спрашивает!

   Принцесса Леса пытается обойти его в кувырке слева, снова нос к носу сталкивается с присевшим на корточки Аланом.

   — Да вы! Что себе позволяете! Я имею право взыскать за обиду своего племянника! Его мать, моя сестра, обязала меня заботиться о мальчике! И передала право ответного удара, если ему будет нанесен вред! — опирается о плечо присевшего Алана, собирается перемахнуть, как в салках.

   Прыжок, перехват, поворот — и вот они опять на своих местах, Алан аккуратно ставит перехваченную за талию в прыжке принцессу на пол.

   — Нет, вы меня решительно не слышите, — мягкая улыбка, — начнем с того, что вашему милому племяннику вред наносил вот тот плащ и поверженный в библиотеке уже мертвый упырь.

   Фианна снова рвется обойти Алана, на этот раз — в боевом повороте. И точно так же оказывается вновь перед грудью с пятью серебрящимися когтями.

   — Я ценю ваше рвение, но это как-то невежливо, не давать мне закончить мысль, — полуседой волк опять не выглядит опасным. Где проходит граница Алана атакующего и спокойного, неясно вовсе. Лесовичка тоже трясет головой, сбитая с толку. — Так вот, я о том, что вашему милому племяннику никто в Доме Волка более не враг.

   Начальник замковой стражи делает паузу, вглядываясь в глаза Фианны, зеленые и очень озадаченные глаза. Все присутствующие, увлеченно наблюдающие поединок старших родичей обеих сторон — Флинна и Мэя — сдерживают дыхание, как-то страшно нарушать обозначенную Аланом паузу.

   — И это так потому, что Флинн теперь тоже в Доме Волка, — Алан поднимает руку, указывая на растерянного лесовика. — Потому что так пожелал сам. Потому что мы его позвали. И потому, что так до него не доберутся безнаказанно ни родня, ни чудовища. Теперь вы меня услышали?

   — Чтобы лесовик принял Дом Волка добровольно?! — восклицает Фианна. Кажется, услышала.

   Ох-ох-ох! Это не может быть хорошо! Лесная ши, которая говорит таким голосом и светит такими волосами почти как огнем — к неприятностям! Срочно! Срочно необходимо тушить новый пожар!

   Ах! Моя госпожа!

   Из-за спины Дея незаметно выскальзывает Алиенна и становится прямо перед лесной принцессой. Помятое и запылившееся блио никому не интересно, когда Лили смотрит с подобной теплотой и живым сочувствием! Доброе сияние моей госпожи расходится волнами, обволакивает помещение и впитывается в стены.

   Расслабляется мой Дей, выдыхает тихонько Флинн, успокаивается Мэй. Ворона, тоже поддаваясь золотой доброте моей госпожи, прячет фей и роняет голову на грудь. Да спал ли он вообще в эту ночь?! Или опять искал свою загадочную звездную Джослинн?

   — Главное, дорогой вам ши жив и здоров, — тихо говорит Алиенна. Волосы ее золотятся сильнее обычного. — От своего Дома он не отказывался, никакая опасность ему больше не грозит.

   — А как же? Как это больше не?.. Это же волки! — принцесса Леса не может или не хочет верить вечному сопернику её собственного Дома. Звучит немного лично. — Волкам нельзя верить, они непредсказуемы и опасны! И невежливы! — зыркает свирепо в сторону Алана, ненавязчиво кивающего с улыбкой, будто принимает комплимент. — И ничего не понимают, да! Особенно, когда смотрят в упор! — на этот раз сердитая зелень упирается в Мэя, незаметно обходящего стол за спинами Джареда и Гвенн.

   Подальше от Фианны!

   Вот уж кто-кто, а офицер точно знает: принцесса опасна и близко и далеко, как острыми словами, так отравленными наконечниками стрел.

   Алиенна бестрепетно берет Фианну за руку, не страшась, не обращая внимания на интонацию, как будто волны горячего чувства — я не могу разобрать, какого именно — не властны над моей госпожой. Впрочем, действительно не властны. Невозможно дотянуться до солнца, если оно само не пожелает приблизиться! А пока наша Лили греет несчастную, просто невыносимо отчего-то несчастную Фианну своими ласковыми лучами.

   — Это несколько несправедливо, — мягкое увещевание и поглаживание по руке. — Этот волк, — моя госпожа знает Алана в лицо, но не по имени, — вас не оскорбил ни словом, ни жестом, а что не дал подойти, так вы не разобрались достаточно, чтобы подходить. А видеть вблизи иногда труднее, чем издалека, особенно, если смотреть на что-то крупное… Поверьте мне, здесь нет никого, кто желал бы Флинну зла.

   — Даже не знаю, — весь запал Фианны пропадает, уходит, словно вода в песок. Ее ощутимо пошатывает. — Я…

   Лесная принцесса потирает лоб, мучительно зажмуриваясь, Флинн рвется её поддержать, но его останавливает мой волк, со значением кивая на Алиенну. Да, перед его внутренним взором силуэт нашей госпожи золотится почти невыносимо ярко. Горит, как настоящее солнце, но не слепит. Лишь греет и представляет окружающее в новом свете.

   Упомянутый Алан тоже оказывается ближе. Фуф, эти волки все такие разные! Едва Фианна переходит от оскорблений к намекам на дурное самочувствие — и начальник замковой стражи спешит оказаться рядом, чтобы помочь. Обыкновенно незаметно! Но я-то теперь его вижу!

   — Прошу вас, присядьте, — Алиенна указывает на резной стул, который Алан сразу придвигает поближе.

   Фианна опускается на сиденье, уже без ужаса наблюдая за тем, как отогнанный ею Мэй возвращается к Флинну, встает поблизости, похлопывает лесовика по плечу, а тот улыбается в ответ.

   — Но как же… Мой мальчик! — и протягивает руку в сторону второго принца Дома Леса.

   Флинн бледнеет, краснеет, хочет подойти, но его не пускают уже оба волка, а Мэй еще и склоняется к оттопыренному уху, что-то шепчет. Флинн выглядит виноватым, однако больше к тёте не рвется.

   — Я не родилась в Доме Волка, но выросла в нем. А не так давно приняла как свой, — продолжает Алиенна, светясь отчетливее, радостнее. — Если вы не очень доверяете прирожденным волкам, я обещаю лично приглядывать за вашим племянником.

   — Ах, королева! — на глазах Фианны блестят слезы благодарности, она признательно пожимает ладонь моей госпожи.

   И теперь мой волк к лесной принцессе умеренно снисходителен: за хорошее отношение к Лили он готов простить некоторые огрехи в манерах, обращении и поведении. Тем более, Фианна не самая вредная и опасная изо всех лесовиков. Напротив, это еще приличный экземпляр королевской семейки!

   — Советник, — негромко предупреждает Алан. — Вторая волна, я больше не могу…

   — Да и не надо, начальник замковой стражи. Запускай их, — Джаред присаживается опять, во главе овального стола он смотрится весьма внушительно.

   Гвенн, старающаяся особо не смотреть на Лили, расслабляется, интриги — её стихия, а наблюдать за Джаредом интересно вдвойне! Такой уникальный опыт хитросплетения всего со всем к несомненной выгоде Дома Волка!

   Алан подвигает стул Фианны лицом ко входу, а вот прикорнувшего на самом деле Бранна разворачивает в профиль. И не разобрать, спит наш неблагой, потерял сознание или вовсе покинул этот мир!

   — Это неслыханно! — вламывается в двери Финтан с дюжиной лесовиков. Створки на этот раз не разлетаются, приоткрываются ровно настолько, чтобы пропустить этого молодого лиса. — Мы кружим по коридорам, а вы тут… Простите, мой король!

   Он спохватывается и кланяется Дею, который отвечает коротким кивком. Распрямляясь, Финтан поднимает глаза и успевает оглядеть всех присутствующих: Флинна без плаща, которого все еще держит за плечо очень серьезный офицер, Фианну в слезах и стоящую неподалеку сочувственно хмурящуюся Алиенну, Бранна, скорее мертвого, чем живого — и явственно радуется.

   — Хоть мой брат еще жив и не в кандалах, вижу, дело стало за немногим!

   До чего же он противный, этот принц Леса, фу! Его радует взгляд Флинна, ставший обреченным! И невдомек Финтану — близнеца убивает как раз его, Финтана, несомненное счастье от подобных перспектив!

   Фианна вскидывается, порываясь броситься в бой, волосы снова горят злой медью. Кажется, насчет права ответного удара она не шутила. Однако Фианне что-то шепчет на ушко Алиенна, кладет ладонь на плечо, легко, но та опускается обратно. Финтан, убрав руку с эфеса клинка, длина которого сопоставима с коротким мечом — ого! злой, плохой, опасный кинжал! — оборачивается к Фианне, которую числит явно не ближней своей родней:

   — Тетушка, вы всегда были слишком привязаны к этому небл… к моему брату, не зная его истинного лица! — Финтан оборачивается к близнецу и попавший в поле зрения Советник, воплощающий вселенскую грусть, его тоже радует. Наследник лесного трона качает головой. — Что ты опять натворил, Флинн! Как ты мог! Скажите, многоуважаемый Советник, сколь велик нанесенный вашему Дому ущерб?

   — Разоренную библиотеку живописать в подробностях вам не требуется, да вдобавок, вы видите, в каком состоянии наш королевский волк, — произносит Джаред самым трагическим голосом и скорбно поджимает губы. — Поэтому с виновником случившегося мы обойдемся по всей строгости закона, предусмотренного на подобный случай.

   Ворона продолжает мирно посапывать, не зная, какие страсти бушуют над его покрытой перьями головой. Финтан же вновь обращается к моему волку:

   — Как же я рад, король Дей, что с вашим появлением восторжествовала справедливость! Виновник не уйдет безнаказанным, а закон вновь будет соблюдаться неукоснительно! — и разве что в ладоши не хлопает.

   Флинн краснеет опять, даже ушами, заливается краской настолько, что родимое пятно почти не выделяется на щеке. Смотрит на Мэя, потом переводит взгляд на моего волка. Тот, явно почуяв, слабо отрицательно качает головой.

   — Вы совершенно правы, наследный принц Финтан! — разворачиваясь в его сторону, отвечает мой волк. — Скажу больше — вы даже не представляете, насколько верно говорите!

   Финтан немного озадачен и явно чует подвох. Прищуривается, по лисьи поводит носом. Дей продолжает:

   — Нам действительно кое-что пришлось надеть ему на руку, раз его Дом отказался от своего принца, сочтя его недостойным, нечестным и просто некрасивым, — мой волк строг и величав, обвинения, озвученные его голосом, опять заставляют Флинна вздрогнуть. Думаю, лесовик представляет, что было бы, если бы они были настоящими. Мой волк тем временем продолжает. — Вы подтверждаете это еще раз?

   — Да, подтверждаю, — важно кивает Финтан. В желто-зеленых глазах светится довольство хищника, углядевшего на снегу кровавый след. Пусть он успеет лишь к объедкам более сильного зверя, свой кусок мяса он урвет. И что охота идет на его же брата, только радует. — Рад, что вы поняли меня верно. Более того, я несу приказ моего лорда о том…

   — Боюсь огорчить вас, принц Леса, но приказы вашего лорда уже никоим образом не распространяются на этого ши, — договаривает Дей, задирая левую бровь над повязкой. Оборачивается ко всем лесовикам, застывшим в дверях. Поворачивает голову короткими резкими движениями, словно пересчитывая их. Впрочем, так и есть.

   — Да-да, конечно, мой король, я понимаю, приговоренный преступник всего Двора более не подпадает под ведение своего Дома, это правильно и справедливо, однако, у короля Леса, моего, нашего отца, есть пара пожеланий, чтобы прочим преступникам не было резона повторять покушения на королевских волков, даже неблагих…

   Флинн при этих словах смотрит на брата особенно пристально, будто стараясь углядеть хоть малый признак, что Финтану жаль.

   — Не думаю, что это целесообразно, — Джаред вновь вступает в беседу, перехватывая слово и перебивая принца Леса, пока тот не произнес чего-то особенно бессердечного, иначе Фианна может не утерпеть. Офицер Мэй, конечно, сдержится, но еще одна проблема: младший лесовик приглянулся и Алану, видимо, начальник замковой стражи одобряет такого друга для своего воспитанника. И кладка за спиной Финтана подрагивает не зря.

   И вот чтобы Финтану во цвете лет не размозжило череп случайным камнем — камнем, наверняка поддавшимся зову дикой магии, разумеется, но Алану все одно не сносить головы — для этого Советник привлекает внимание к себе.

   — Вы можете мне не верить, первый принц Дома Леса, и все же волки вполне представляют, как свои, так и чужие обычаи на подобный случай, — улыбается светски. — Или на бесподобный.

   Флинн, вокруг которого разыгрывается целая баталия, ощущает себя не в своей тарелке, оглядывается на тётю, Фианна порывается зайти на новый круг рыданий, а Финтан и вовсе светлеет, как умытое дождем дерево. Только умывать старшего принца надо, похоже, кровью.

   — Нижайше прошу, мой король, озвучить наконец приговор и положить конец злобным наветам, пресечь, прижечь неблагодарную и больную ветку нашего семейного древа…

   — Это ни к чему, — мой волк несет себя просто великолепно. — Можете не витийствовать, первый принц Дома Леса, всё на поверхности. Вернее, как уже было сказано, на руке Флинна.

   Флинн протягивает вперед кисть, запястье которой плотно обхватывает черный шерстяной браслет. Дей не менее артистично, чем до этого Джаред, тянет к лесовикам открытую ладонь. И не будь я Луг, если представитель клана дуба, дерева принцев по матери, не вздыхает с облегчением. Ну хоть не все молодые лесовики попали под обаяние Финтана!

   — Разрешите представить вам нового королевского волка! — озвучивает Дей очевидное.

   Лесовики начинают перешептываться, шумят, как ветер в кронах: этого не мог предусмотреть никто! И да, они отказались от Флинна всем Домом, значит, волки в своем праве ни у кого не спрашивать соизволения или разрешения принять лесовика в свой Дом! Раз Флинн формально отстранен, он одновременно свободен! В том числе — решать свою судьбу и определять место в другом Доме!

   — Но, а как же… — Финтан оборачивается к предположительно мертвому, а на самом деле полумертвому Бранну, которого осторожно трясет за плечо Советник. И, кажется, снова вливает немного силы, ибо наш неблагой вздыхает, пробуждаясь весьма бодрым. Больше, чем полуживым!

   — А? — всхлипывает он. Изумрудные глаза приоткрываются недовольными щелочками, но быстро приходят к своему обычному размеру и выражению. — А, понял, спасибо, уважаемый Советник.

   Джаред непринужденно опирается о спинку кресла Вороны, улыбается, глядя в глаза Финтану. Я не знаю, чует ли это лесовик, но мне лично понятно, что это — насмешка!

   — С нашим Бранном все хорошо. Спасибо за беспокойство и горячее сочувствие. И все благодаря Флинну и его истинному лицу, — привычно поднимает кончики губ Советник, что обозначает улыбку. — А наводить порядок в библиотеке или в иных местах Дому Волка не привыкать. К тому же грех упускать настолько прекрасный шанс все перестроить.

   Флинн, умудрившись незаметно выкрутиться из рук Дея и Гволкхмэя, прячется от пылающего злобой взгляда Финтана.

   — И где же он? Можно мне хотя бы взглянуть на нового королевского волка — старого лесовика, в его новом статусе? — голос старшего брата не предвещает Флинну ничего хорошего.

   Хотя и выполнить свои угрозы Финтан теперь не в состоянии. И мне непонятно, чего добивается принц.

   — Флинн! Эй, Флинн! Это уже не смешно! — Мэй оборачивается, пытаясь уловить того за своей спиной, то слева, то справа, но лопоухий лесовик успевает каждый раз спрятаться опять. — Тебя призывает твой Дом! В лице твоего старшего брата! Покажись!

   — Тихо призывает, я не слышу! — широкоплечий, он становится за спиной Мэя вполоборота, чтобы его не было видно вовсе. — Кажется, что-то в ухо попало, возможно, три литра яда!

   Все присутствующие взирают на творящийся беспорядок ошарашенно. Лесовики даже не шумят, Фианна всхлипывает напоследок, от удивления забывая про слезы, Алиенна укоризненно качает головой, Гвенн с любопытством оглядывает каждого, Джаред и Бранн, как ни странно, смотрят одинаково — для них это не было сюрпризом. Алана вовсе не видать, но мне кажется, что его тень значится где-то позади лесовиков.

   Если невежливые визитеры надумают какой-нибудь недружелюбный сюрприз, им не поздоровится. Слишком взвинченный и неприятно удивленный Финтан не обращает внимания на подергивание за рукав от одного из представителей кланов. Мне видится, что это пытается подать голос дуб.

   Наконец, терпение истекает у одного ши, для которого происходящее — не развлечение, а поднадоевший балаган.

   — Королевский волк Флинн, — вроде негромко, не поворачивая головы с серебрящейся повязкой, говорит Дей, но вся кутерьма подле него застывает. — Ты не отказался от своего Дома, но находишься под защитой нашего. Прошу тебя, покажись всем.

   Флинн выступает вперед и уже не опускает взгляда. И его не смущает ни отсутствие капюшона, ни розовое пятно на щеке. Прямой взгляд зелено-карих глаз встречает почти такой же, но обвиняющий зелено-желтый. Финтан как будто пытается одним взглядом погасить огонь своего брата.

   — Если бы отец знал, он бы не одобрил, Флинн, — старший близнец сощуривается неприязненно. — Пусть ты был по большей части глух к воле Леса, еще не поздно повернуть на верную тропу!

   — «Если бы отец знал», «если бы отец не знал»… Он бы все равно не одобрил, — младший близнец пожимает плечами привычно, давно не ожидая новых слов. — А вот сворачивать уже поздно.

   Близнецы стоят друг напротив друга, такие похожие и такие разные, Финтан зол, а Флинн до сих пор смотрится больше расстроенным. Он бы пошел навстречу брату после всего, но его удерживает очевидное нежелание с ним знаться. Поэтому младший расстроен с оттенком разочарования.

   Финтан вскидывается оскорбленно, отворачивается, когда ему в спину врезается неожиданно радостное заявление Флинна:

   — Эй, избавляться, так от всего! Лесовики! Титул! Кому отдать титул наследного принца?

   Медленно обернувшийся Финтан лицом бледнеет до серого.

   Мэй, видя нарастающую панику среди лесовиков, обратив внимание на подобравшиеся в кулак пальцы Советника, и тоже понимая, что коренной передел ситуации на арене политической схватки лесовиков прямо сейчас ни к чему хорошему не приведет, хлопает Флинна по плечу:

   — Эй, слушай, а ты давно говорил с Бранном по поводу передачи титулов? Там вроде процедура? — оборачивается, медленно, не зная, как оттянуть этот момент, к Бранну.

   Я почти уверен, что офицер молится старым богам — пусть неблагой отреагирует сообразно ситуации!

   — Про-це-ду-ра? — ужасается Флинн, тоже оборачиваясь к Вороне. Пока он не смотрит на детей Леса, те незаметно расползаются прочь из зала.

   Порывавшегося высказаться Бранна аккуратно и незаметно дергает за перья Советник. И кому другому на его месте пришлось бы ответить за вольный жест, но сонный неблагой слишком доверяет Джареду, а перьям совсем не больно — и Бранн лишь многозначительно кивает.

   Никто же не просит его уточнять, что именно включает в себя означенная процедура, а вот подтвердить — она нужна, всегда пожалуйста.

   Советник не любит непорядок и пользуется случаем пригладить подерганные перья, результат, однако, ожидаемый — совершенно никакой. Перья как торчали, так и торчат в разные стороны на голове нашей Вороны! Джаред, отпустив прядку, недоверчиво поводит пальцами. Хех, прикосновение к пушистым перьям ощущается приятным. Я знаю, я по ним ползал!

   — Ну да, что-то замудреное, про полные луны, какие-то доли, фазы, подсчеты… — Мэй, с облегчением дождавшийся подтверждения мага, сочувственно кивает погрустневшему Флинну, привычно прихватывает за плечо. — Да не расстраивайся так, пусть пока титул побудет у тебя.

   — Наследный принц Леса Финтан, — самую малость высокомерно говорит Дей. — Теперь я намерен остаться наедине со своими королевскими волками!

   Возле принца Леса лишь несколько ши, в том числе представитель клана Дуба, продолжающий осмотрительно подергивать коричневый рукав. Видимо, в опаске, что принца занесет куда-то не туда, а Фордгалл в одночасье останется вовсе без наследников. А может, печалится за королеву-мать.

   Финтан наконец оглядывается на помеху, досадливо выдергивает рукав.

   — Разумеется, слово владыки Благого Двора является законом для всех! Кто я такой, чтобы возражать против Слова, — кланяется с большим почтением, уверенный, что его шее на сей раз ничего не грозит, и, словно закончив с официальной частью, он обращается к Гвенн. — Принцесса Дома Волка, не могла бы уделить мне немного времени?

   Надо сказать, сейчас он очень похож на Флинна. Нейтральный искренний тон, Финтан будто в поисках небольшого уточнения, помощи в решении какой-то задачки.

   Гвенн вздыхает, ее не прельщает перспектива общения с бывшим мужем, но любопытство гложет истинно по-женски, принцесса оборачивается к Джареду, тот еле заметно кивает.

   — Пойдем, — великолепно величественное движение белого обольстительного плеча.

   Да, Гвенн стала прежней, несравненной в красоте. Она выздоровела, изменилась, не изменившись, преодолев страшную пропасть.

   Волчица, взрослая волчица, быстро выйдя из зала, шагает к открытой галерее. Финтан идет за ней, Гвенн поворачивается столь резко, что Финтан чуть не врезается в нее.

   — Ты! По твоей воле чуть было не погиб брат! — рычит Гвенн. Если прислушаться, Флинн после увиденного и услышанного ей нравится.

   — Кому, как не тебе, известно, сколь противоречивыми могут быть сильные братские чувства, — очень тихо, вроде бы без намеков, произносит Финтан.

   Вот ведь змей! Хотя и не степняк! Хищный маленький лис! Младший брат Упыриного листа! Пьет кровь очень ловко!