Амур всегда смеется последним. Рина Михеева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Мотя и стрела Амура
• ГЛАВА 2. Багаж прошлого и просто багаж
• ГЛАВА 3. Как прослушать лекцию и увидеть небо в алмазах
• ГЛАВА 4. Брак по-ашенорски, или Не улыбайтесь инопланетянам!
• ГЛАВА 5. Брак по-ашенорски. Свобода или жизнь
• ГЛАВА 6. Переговоры и разговоры
• ГЛАВА 7. Свадьба и другие аттракционы
• ГЛАВА 8. Звёзды далёкие и близкие
• ГЛАВА 9. Групповая психотерапия и прочие развлечения
• ГЛАВА 10. Кошки, платья, танцы
• ГЛАВА 11. Ашенор. Вид сверху
• ГЛАВА 12. Ашенор. Взгляд изнутри
• ГЛАВА 13. Рядом
• ГЛАВА 14. Нежный вечер и опасное утро
• ГЛАВА 15. Приближение
• ГЛАВА 16. Храм Всех Богов
• ГЛАВА 17. Вместо эпилога

АННОТАЦИЯ

Круиз на галактическом лайнере "Стрела Амура" — мечта тысяч землянок, но только не Сони Тихомировой. Она, напротив, хочет спокойной жизни и в ближайшей пятилетке выходить замуж не собирается.

   Однако у её подруги свои планы. Неугомонная Матильда уже раздобыла два билета на круиз. Отказаться? Но разве можно бросить лучшую подругу, которая всегда была рядом, помогала и поддерживала? Никак нельзя! А замуж силой никто не выдаст. Пусть другие делят инопланетян, желающих вступить в законный брак с землянками. А Соня будет просто посмеиваться в сторонке и, если получится, служить для взбалмошной Моти голосом разума.

   Ох не знала Соня, когда соглашалась на эту авантюру, что Амур — всегда смеётся последним!

ГЛАВА 1. Мотя и стрела Амура

Во всём, конечно же, была виновата Мотя! Ну, как обычно. Иногда Соне казалось, что в её жизни вообще всё происходит только потому, что появляется Мотя и… А если бы Мотя не появлялась, ничего бы и не происходило.

   Тоска, говорите? Как бы не так! Покой, мир, тишина… блаженство! Но появление Моти было столь же неотвратимо, как восход или закат. И если ты его не видишь, то это ещё не означает, что он не случился! Вот и с Мотей так. Если её какое-то время не видно и не слышно, это не значит, что она бездействует. Наоборот! Это значит, что она что-то задумала, а может, уже и натворила, просто ты об этом пока не знаешь…

   Соня села у окна и вздохнула. С Мотей она дружила с первого класса, то есть, практически, сколько себя помнила. На самом деле подругу звали Матильда Залесская. Громкое имя. Звучное и с претензией. Так что даже сама Матильда, хоть и любила производить на окружающих впечатление, своего полного имени избегала, предпочитая называться Мотей. Она и без звучного имени была незабываема! Яркая, общительная, красивая в конце концов. Рыжая, стремительная, бесшабашная — не девушка, а комета!

   Софья Тихомирова, напротив, всегда была тихой, спокойной, не слишком общительной и застенчивой. Когда родители отправили её в школу, пришлось тяжко. Она мечтала о домашнем обучении, но семья была непреклонна. Если она не научится общаться в детстве, то не научится никогда. Так и останется одиночкой, будет шарахаться от людей, сидеть дома.

   — Можно дистанционно обучаться, — сказал тогда отец. — Можно дистанционно работать. Ну… допустим, даже дружить можно. А семью создавать ты как собралась? Тоже дистанционно? Хочешь всю жизнь куковать в одиночестве?

   Семилетняя Софья не собиралась создавать семью — ни дистанционно, ни как-то ещё. И хотела куковать! Честно! Общение в Сети, игры, книжки, которые она уже тогда любила читать, фильмы, мультики — ну что ещё нужно?! Она искренне не понимала. Но родители — это сила. Они, конечно, объясняли, уговаривали, однако Соня уже тогда понимала, что если понадобится, то и заставят. В итоге Соня сделала вид, что согласилась, хотя так и не поняла, чем плохо одиночество.

   В школе было тяжело. Одиноко. Как ни странно, дома, одной — не было. А в школе, среди других детей и посторонних взрослых — очень даже. А ещё страшно. И никакого такого общения, дружбы и вливания в коллектив, о котором говорили родители, не получалось. Пока на Соню не обратила своё царственное внимание Матильда.

   Тогда ей ещё нравилось, чтобы её называли полным именем. Уж чем тихая и незаметная Соня, изо всех сил пытавшаяся слиться с обстановкой, приглянулась Матильде… так и осталось тайной, покрытой мраком. Может быть, как раз тем, что была совсем другой? Может, неугомонной и общительной Моте тоже иногда хотелось тишины и спокойствия? Или Соня привлекла её как раз тем, что никого, и Матильду в том числе, привлекать не хотела?

   Семья Матильды Залесской была весьма состоятельна, если не сказать — богата. Иногда Мотя говорила: богата до неприличия. Подробностями Соня никогда не интересовалась, а сами Залесские деньгами и влиянием не кичились, скорее — скрывали, насколько это возможно, конечно. Семья владела немаленьким пакетом акций международного концерна — одного из ведущих в космической отрасли. Родители Матильды занимали в нём достаточно серьёзные должности. Какие именно — никогда не афишировалось. Так же как не демонстрировалось и богатство семьи.

   Со временем Соня поняла, что Залесские жили куда скоромнее, чем могли бы. И дочь отправили не в супер-элитную школу для детей миллионеров, а в обычную, хотя и очень хорошую. Но слухами Земля полнится. И о том, что Матильда — девочка из богатой и влиятельной семьи, очень скоро знали все! Наверное, все, кроме Сони. Её это попросту не интересовало. Сейчас, спустя годы, Соня понимала, что это, видимо, и сыграло решающую роль.

   Матильда не выносила подхалимов и всегда безошибочно выявляла в своём окружении тех, кому от неё было что-то нужно, или тех, кто надеялся извлечь выгоды из знакомства с ней в дальнейшем. Соня точно ни на что в этом роде не надеялась. Она хотела одного — снова оказаться дома! Убраться из этой толпы посторонних детей, которые, казалось, только и норовят посмеяться над ней, толкнуть, обозвать. И от строгих взрослых тоже. Почему-то каждый суровый взгляд или выговор, направленный совершенно не на неё, Соня всегда принимала на свой счёт, а даже если и не принимала — всё равно для неё было мучением находиться рядом.

   Из этого-то бушующего моря чужих людей — взрослых и детей — и выловила Соню Матильда. Как тонущего щенка или котёнка выловила. Просто вытащила за шкирку и назвала своей подругой! Соня даже опомниться не успела. А когда опомнилась, с неожиданной радостью осознала, что она больше не одна!

   Дружить Матильда умела. Она никогда не выдавала доверенных ей секретов и всегда была на стороне друга, поддерживая его во всём. А главное — всегда оказывалась рядом, когда была нужна. Матильда могла быть резкой, даже ударить могла — если её кто-то задевал, но особенно резкой и опасной она становилась, когда кто-то задевал не её саму, а её друзей.

   Казалось бы, жизнь внезапно стала прекрасной и удивительной! Да… удивительной точно стала. Потому что при всех многочисленных положительных сторонах дружба с Мотей имела одну отрицательную. Одну — но весьма внушительную. Матильда была авантюристкой по натуре. Бесшабашной, если не сказать — безбашенной. И в свои авантюры она, разумеется, втягивала лучшую подругу. Соню то есть.

   Нет, если всё заканчивалось плохо, Мотя отважно брала вину на себя — и свою, и "того парня", то есть Сони, но легче от этого не становилось. Во-первых, Соня тоже была честной и отсиживаться в стороне, пока Мотю пропесочивают, не могла. А во-вторых… сами "весёлые приключения" были весёлыми в основном для Матильды, а для Сони… Ну, когда как. Почти все она потом вспоминала со смехом или улыбкой. Но в процессе бывало по-разному.

   С появлением Матильды жизнь Сони стала ярче и интереснее, тут уж не поспоришь! Вот, к примеру, когда Мотя выпустила на уроке литературы пять белых мышей, и сама визжала громче всех, делая вид, что она тут ни при чём, действительно было смешно! Мышей никто всерьёз не боялся, остальные девчонки верещали скорее радостно, чем испуганно, предвкушая срыв классного сочинения, которого никому не хотелось.

   Мышей ловили до самого звонка. Не бросать же их на произвол судьбы! С этим и учительница согласилась, представив, какие откроются перспективы, если мыши останутся блуждать на свободе — сорванных уроков будет море! И никого не обвинишь — поди-докажи, что Светка Ватрушкина только делает вид, что боится мышей до обморока. А если вдруг это правда — потом не оберёшься проблем с психологами: скажут, что ребёнку травму нанесли! Может, у него фобия?!

   В итоге всех мышей переловили и водворили в живой уголок, хотя преподавательница биологии, заведовавшая им, потом ещё с год ворчала по этому поводу. В общем, сорвать урок — удалось. Уйти от ответственности — нет. Директриса из принципа решила докопаться до истины, благо копать пришлось недолго и неглубоко. Ну конечно, Матильда! Она сама призналась.

   Наверное, самой запоминающейся за все школьные годы была затея Моти с фальшивым кладом. Ей и Соне тогда исполнилось пятнадцать. Соня в этом возрасте оставалась ещё ребёнком, но на рыжую уверенную красавицу Мотю уже заглядывались мужчины всех возрастов.

   Их школа отличалась довольно спокойными нравами, откровенной травли или чего похуже в ней давно не случалось, но, как оказалось, морально нестойким элементам для объединения недоставало лишь главаря! Стоило появиться подходящему вожаку, и школьная жизнь начала меняться не в лучшую сторону.

   Этот парень перевёлся к ним из другой школы — наверное, его оттуда просто выгнали или вынудили уйти, как предположила Мотя. Так это было или нет, но на новом месте он быстро сколотил собственную "банду", державшую в перманентном страхе всех младшеклассников и большинство детей среднего возраста. Со старшеклассниками он обычно не связывался, хотя самых незащищённых из них тоже мог поприжать, требуя денег или каких-то услуг.

   Мотю и Соню "банда" благоразумно не трогала, потому что все знали: у Моти непростые родители, с которыми лучше не связываться. Конечно, Соне происходящее очень не нравилось, но она сама никогда даже не подумала бы что можно что-то предпринять. А Мотя подумала! И под большим секретом рассказала одной из школьных сплетниц, что у неё, Моти, появился парень из бандитов. Что этот парень со своими приятелями награбил немало разных ценностей. Мол, громкое ограбление ювелирного магазина, приключившееся месяц назад, тоже их рук дело.

   Для убедительности Мотя показала глупой девчонке парочку колец своей мамы, заявив, что их подарил тот парень, и сказала, что награбленное, не доверяя никаким сейфам-банкам и прочему, бандиты зарыли в старом парке на берегу пруда в трёх метрах на север от раздвоенной ивы! В сундуке.

   Бред? Конечно, бред! Соня сразу сказала, что в это никто ни за что не поверит!

   — Между прочим, недавно в криминальных новостях говорили, что все банковские операции, вклады и даже сейфовые хранилища стали настолько прозрачны для закона, что некоторые преступники уже закапывают неправедно нажитые богатства в землю! — парировала Мотя.

   — Но не в общественном же парке… — протянула Соня. — И зачем закапывать драгоценности? Их и воровать-то есть смысл только тогда, когда уже есть покупатель!

   — Не у всех есть домик в деревне, — Матильда усмехнулась. — А в старом парке почти никого не бывает. Ночами — особенно. И потом, Сонь… я разве спорю с тем, что это бред? Ты совершенно права! Но эти дебилы, в отличие от тебя, никогда не читали нормальных детективов, они даже по головизору смотрят только тупые боевики, где ещё не такая бредятина творится, а логика и не ночевала!

   В общем, Мотя оценивала умственные способности "банды", её главаря и сплетницы — одной из подружек главаря, на минус десять по десятибалльной шкале. И оказалась права!

   Сундучок Матильда раздобыла, когда гостила у бабушки, в её старом доме. Относительно старом, конечно, но всё же там имелся чердак с внушительным набором вещей, которые жаль выбросить, потому что "теперь таких не делают". Собственно, эта находка и дала толчок фантазии Моти, вкупе с услышанным в новостях сообщением о закапывании награбленного. Возможно, это была просто шутка стражей правопорядка.

   Если так, то их юмор дорого обошёлся Соне: тайком тащить сундучок в парк, закапывать… — то ещё развлечение! И всё это поздним вечером, когда, как предполагалось, Соня гостила у Матильды с ночёвкой. А на самом деле ей пришлось вслед за подругой выбираться из дома через окно, перелезать через ограду, каждую секунду боясь, что сработает сигнализация, или ещё что-то произойдёт. Потом тащить, хоть и небольшой, но очень неудобный сундучок, и складную лопату к парку. Пробираться к пруду, закапывать, опасаясь, что их кто-нибудь увидит…

   Копала в основном Матильда, а Соне пришлось сторожить. И это было так тревожно, что она предпочла бы копать, пожалуй. Всё это они проделали заранее, чтобы аккуратно снятый дёрн над "кладом" успел окончательно принять первозданный вид. Удобного случая для "нечаянных откровений" ждали две недели — рекорд для Мотиной нетерпеливой натуры.

   Поразительно, но сплетница умудрилась поверить не только в то, что пятнадцатилетняя Мотя спуталась с бандитами… — тут как раз верилось довольно легко, потому что от Матильды всего можно было ожидать! А выглядела она в свои пятнадцать так, что о её романах давно блуждали слухи по всей школе. Хотя поводов не было. Но если девочка хороша собой, красиво одевается, уверенно держится, она же не может быть одна! У неё, конечно, кто-то есть… А раз она скрывает, кто именно, значит… это что-то очень интересное! Так что Мотины откровения упали на хорошо подготовленную почву.

   Но поверить в то, что бандиты зарыли драгоценности в парке… и рассказали об этом Моте?! Хотя, конечно… если её предполагаемый бой-френд потерял голову от Моти… В это тоже можно с горем пополам поверить. Мало ли глупостей совершается на свете. Но сундук… парк! Это было за гранью возможного. Когда Соня говорила об этом, Мотя только тихонько посмеивалась и говорила: "посмотрим!"

   Целую неделю было тихо: школьная "банда" искала клад! В том, что сплетница свою роль сыграла на отлично, сомнений не было: через несколько дней, на ходу обрастая подробностями, "совершенно достоверные сведения" гласили, что Матильда — атаманша шайки, тайная жена лучшего киллера и секретный агент в одном лице. Мотя откровенно веселилась, а когда кто-нибудь решался задать вопрос непосредственно ей, соглашалась со всем!

   Это само по себе было для неё отличной забавой, но она с нетерпением ждала продолжения, уверенная, что клад обязательно будут искать. Уже ищут! Надо сказать, что ив вокруг пруда росло немало, а понять, какая из них раздвоенная, оказалось совсем непросто! Они там все почти… многоствольные и сложносоставные! Так что кладоискателям пришлось потрудиться. Хотя могли бы, конечно, и не верить Матильде! Но главарю уж очень захотелось проверить. Ему-то что — копали другие, а он рядом стоял. Да лапы загребущие первым в отрытый сундучок со сбитым замком засунул!

   Мотя там какой-то стеклянной ерунды насыпала, чтобы сверкала. Бусы стеклярусные где-то раздобыла и ещё какую-то старую бижутерию. В общем, клад сымитировала на совесть. Через неделю его таки отыскали! Тут-то и разразился скандал, потому что у "главаря" руки застряли в капкане, спрятанном под дешёвыми безделушками коварной Матильдой!

   Капкан, конечно, был так называемый НТ — нетравматичный, применяемый иногда для отлова животных с целью их обследования, лечения, перемещения в заповедники и тому подобного. Проблема заключалась в том, что, срабатывая, капкан наглухо фиксировал "жертву" — управляемая гравитация делала его слишком тяжёлым, чтобы с ним можно было куда-нибудь переместиться. Так и стоял главный школьный забияка на четвереньках руками в сундуке, пока его товарищи не сообразили, что всё-таки придётся звать взрослых. Да и после этого возились ещё долго! У городской полиции не было опыта работы с такими капканами. Зато теперь есть!

   После того случая Соне попало только дома — от родителей. Потому что они отлично поняли, что их дочь тоже участвовала в "рыбалке", как назвала это мероприятие Матильда. А ещё было страшно, что хулиганы отомстят… Но они боялись связываться с Матильдой. Знали, что у неё непростые родители. И ещё знали, что за Соню Мотя горло перегрызёт! Или родителей натравит… Не легче в любом случае.

   Никаких официальных обвинений и последствий не случилось. Полиция расспросила руководство школы и тем удовольствовалась. Всем было ясно, что это дело рук Моти, но... В чём и зачем её обвинять? Школьной "банде" досталось поделом, силой на раскопки их не гнали, физически никто не пострадал, а связываться с семьёй Залесских, чтобы оштрафовать их за нарушение Мотей общественного порядка, желающих не нашлось. Банда после этого распалась сама собой.

   "Главарь" дискредитировал себя недостойным поведением в экстремальной ситуации", — с усмешкой констатировала Матильда.

   Родители Сони не знали, радоваться ли им этой дружбе или наоборот. Одно время подозревали, что Матильда просто использует тихую и управляемую Соню в своих целях, но со временем поняли, что это не так. Соня была не такой уж и управляемой. Если она считала что-то неправильным, то даже Матильда не могла её ни уговорить, ни заставить. Однако понимание о пределах допустимого у девочек было примерно одинаковым. Соня тоже хотела проучить школьного забияку, который обижал слабых и маленьких. Просто сама никогда бы не решилась на это и не придумала бы как это сделать.

   А срывать уроки… Или, скажем, хакнуть школьную сеть, чтобы исправить оценки по своему усмотрению, не только себе, а половине учащихся! Да, не очень хорошие поступки, но и не сказать, чтобы уж такие ужасные. Если Мотя кого-то и подвергала реальной опасности, так только себя. Когда проводила испытания по выпрыгиванию из окна на батут, например. Конечно, это было также испытанием для Сониных нервов, но, к счастью, не таким тяжёлым, потому что Матильда казалась неуязвимой!

   С ней и правда не случалось ничего страшнее синяков и царапин, хотя она с воодушевлением обнималась с огромными посторонними псами, с энтузиазмом залезала на высоченные деревья, а однажды в гостях схватила руками ядовитого паука, как раз когда хозяйка успокаивающим тоном объясняла, что он сам не сможет выбраться из вольера, хотя тот и не закрыт сверху.

   Соня не то чтобы не верила, но приближаться к чудовищу не хотела ни за что! А Мотя сунула руки в вольер, так что хозяева и пискнуть не успели! Успели только вытаращить глаза в ужасе. Но ничего не случилось. Паук мирно шевелил шерстяными ногами, хотя хозяева говорили, что у него скверный характер и они сами не рискуют к нему приближаться иначе, чем в защитных перчатках по локоть!

   В общем, дружить с Мотей было… интересно. Хотя иной раз и утомительно, а порой даже страшно! Зато Мотя всегда готова была разделить любые увлечения подруги, во всём поддержать, выслушать и утешить, если надо. И даже несмотря на все Мотины выходки, родители Сони должны были признать, что эта дружба пошла их дочери на пользу. Соня стала смелее, решительнее и общительнее. Они ведь этого хотели? Ну вот: получите и распишитесь.

   Как ни странно, с личной жизнью у Моти не ладилось. Какое-то время это искренне и глубоко изумляло Соню, которая думала, что не ладиться с личной жизнью может только у неё, а у Матильды в этой сфере всё должно быть потрясающе и просто феерично! Но фееричными у Матильды были только разочарования. И то редко. Чаще всего она даже и не начинала очаровываться, так что и разочарование не наступало.

   После школы Матильда поступила в престижный университет по специальности одно название которой уже вгоняло Соню в тоску. Что-то там насчёт менеджмента и управления персоналом. Что и говорить, из Матильды должен был получиться тот ещё управленец! Изобретательный и решительный. А хорошее место для работы обеспечат родители. Мотя и не скрывала, что они выбрали, где ей учиться. Соня снова удивилась. Ей казалось, что свободолюбивая подруга должна найти свой путь и выбрать что-то противоположное родительским ожиданиям. Но иногда Мотя проявляла поразительное здравомыслие и прагматизм.

   "Я сама не знаю, чем хочу заниматься, — сказала она в ответ на Сонино недоумение, — а родители знают, где я могу получить специальность, которая точно пригодится. Ну так и почему я должна протестовать? Да, мне тоже не кажется это особенно интересным, но… мне и в школе было скучно. Тут уж ничего не поделаешь… Если бы я чем-то увлеклась так, как ты, тогда конечно… На технического специалиста учиться у меня точно терпения не хватит, это и родителям отлично известно. А тут... курс – четыре года. Мне нравится, что есть психология. Как-нибудь одолею!"

   Соня ещё в подростковом возрасте увлеклась сначала бисероплетением, потом расшивала бисером браслеты и пояса, потом начала собирать оригинальные бусы и ожерелья из поделочных камней, научилась делать броши и колье. Украшения получались оригинальными, с душой, живыми, как говорила Мотя: "Они у тебя совсем живые! Все разные, со своим характером, не то что в магазинах! Не бросай ни в коем случае. Я тебе клиентов найду!"

   Это хобби было как раз для Сони — спокойное, требующее сосредоточенности, почти медитативное. Мотя восхищалась усидчивостью и терпением подруги, сама она тоже попробовала, но бросила после первой же неудачной попытки. "Это не для меня. Даже если долго мучиться, всё равно ничего стоящего не получится!"

   Соня не могла не согласиться: это не для Моти. Она добросовестно учится, хоть ей и скучно, зато в свободное время развлекается от души! Соня жалела, что не может и дальше учиться вместе с подругой, но это было бы слишком большой жертвой с её стороны. Софья Тихомирова решила выучиться на дизайнера и поступила в колледж декоративно-прикладного искусства. Видеться стали реже, но Матильда не была бы Матильдой, если бы не находила время и возможность врываться в жизнь подруги, принося с собой ветер авантюризма, запах приключений и толику хаоса.

   Теперь приключения носили в основном околоромантический характер. Мотя обожала устраивать свидания вслепую, розыгрыши и прочие развлечения, в которые всеми силами втягивала и Соню. А та — тоже всеми силами — сопротивлялась. В основном безуспешно, хотя иногда удавалось отвертеться. Но в этот раз не удастся — это Соня поняла сразу. Правда, авантюр в таких масштабах Мотя до сих пор не затевала… Так что стоило бы попытаться. Но разве можно бросить Мотю? Она бы подругу ни за что не бросила!

   Соня вздохнула и принялась копаться в шкафу, перебирая вещи, прикидывая, что взять с собой. Никак не удавалось сосредоточиться, всё время в голову лезли посторонние мысли и воспоминания о смешных, нелепых или просто неудачных попытках "закрутить роман", в которые Матильда вовлекала Соню. Правда, попытка горькая, закончившаяся почти драматично, как раз не была на совести Моти. То знакомство Соня завела сама! В кои-то веки…

   Следовало признать, что Мотя всегда была везучей, а может — по-своему проницательной. Или — то и другое вместе. Поэтому она ни разу не подвергла Соню и себя какой-то реальной опасности. А Соня везучей не была… и проницательной — тоже. Как выяснилось. Знакомство, переросшее в нечто вроде романтических отношений, закончилось для неё плохо.

   Мотя как чувствовала! Всё пыталась дозвониться до Сони, куда-то её вытащить, хотя бы просто выяснить, что с ней происходит. Но Соня упёрлась бараном! Она почти поверила, что наконец-то встретила "своего" человека.

   Но на тех свиданиях рядом была Мотя. А в тот раз её не было. Потому что Соня сама не позволила, потому что боялась знакомить парня с подругой. Стыдно признаться, но боялась, что он увлечётся Мотей, а о ней тут же и думать забудет. Потом, когда Мотя поняла, что с ней происходит что-то не то, и просто вломилась в маленькую Сонину квартирку, всё это вылилось из Сони — вместе со слезами и потоком слов.

   — Дурочка, — ласково сказала Мотя. — Какая же ты невзрачная? Ты не только красивая, ты обаятельная! А улыбка у тебя какая… Такую улыбку один раз увидишь — и не забудешь! Ты думаешь, почему я решила, что обязательно должна с тобой подружиться? Ну, тогда ещё, в первом классе?

   — Почему? — заинтересовалась Соня.

   — Потому что улыбку твою увидела! Сначала, честно сказать, особого внимания на тебя не обратила. Ну, милая девочка, тихая, спокойная… Всех боится. Да, тогда это было заметно. Мне, по крайней мере. А потом ты увидела что-то… не помню даже что… За окном. Птица там, что ли, пролетела или какое-нибудь забавное облако. И ты улыбнулась. Так искренне, так… тепло. Я тогда, конечно, не думала об этом, не давала твоей улыбке определений, а просто подумала — вот с этой девочкой я хочу дружить! Она — замечательная. Не такая, как другие. И я не ошиблась, между прочим.

   — Ну, это ты… Парней искренней улыбкой не проймёшь, знаешь ли, — протянула Соня.

   — Если он настоящий — проймёшь, — очень серьёзно ответила Матильда. — А если думаешь, что парень готов в момент забыть о тебе, стоит ему увидеть яркую красотку вроде меня, — Мотя приняла "соблазнительную позу" и подмигнула, так что Соня, помимо воли прыснула, — то нужен ли тебе такой парень?!

   — Этот — точно не нужен… — прошелестела Соня, снова погружаясь в болото тяжёлых переживаний.

   — Сонь… — серьёзно сказала Матильда, — ты в другой раз всё-таки познакомь со мной, прежде чем… Я, ты же знаешь… сама не понимаю как, но таких… сволочей на раз узнаю! А этот гад ещё пожалеет, что на свет родился, я тебе обещаю.

   — Не надо, Моть, — испугалась Соня. — Не надо ничего… И… не будет никакого "другого раза". Хватит! Хорошо, что вместе учиться уже не придётся. Отпраздновала я окончание колледжа, ничего не скажешь...

   — Ещё чего… не будет другого раза... — пробормотала Мотя, но продолжать спор не стала, отлично понимая, что сейчас не время.

   С тех пор прошёл почти год, за который Соня не встречалась ни с кем, а Мотя… У Моти была бурная личная жизнь, правда, в основном достаточно невинная, так как дальше первого свидания с цветами от молодого человека и сюрпризами от Моти, редко когда заходило.

   — Похоже, мне подойдёт только мужик-тряпка, который будет всё терпеть и во всём мне подчиняться, — сказала недавно Мотя.

   — Так в чём проблема? — спросила Соня, знавшая, что такие экземпляры в обширной Мотиной коллекции точно были.

   — Проблема в том, что они мне не интересны, — пожала плечами Мотя, беспечно щурясь на Солнце. — Вообще. Никак. Совсем. А остальные со мной не уживаются. Или я с ними.

   Соня молча вздохнула, ощутив холодок, пробежавший по спине, — верный предвестник приступа особо злостного авантюризма у Матильды Залесской.

   И вот — чутьё, выработавшееся за годы дружбы, не подвело! Мотя, завершившая обучение на год позже подруги, решила отпраздновать защиту диплома с размахом! Раздобыла вожделенные для тысяч земных девушек и женщин билеты на галактический круизный лайнер "Стрела Амура".

***

Транс-галактическая компания "Зелёная Стрела" прежде занималась обычными пассажирскими и грузовыми перевозками. Она была чем-то вроде службы такси, только это такси курсировало между всеми мирами, входившими в Галактический Союз, и многими не входившими — тоже. По мере того, как различные миры присоединялись к Галактическому Союзу и достигали определённого технологического уровня, компания заносила их в список "обслуживаемых объектов", нередко открывая свои филиалы и набирая сотрудников из местных.

   Так случилось и с Землёй. И, должно быть, именно здесь кто-то додумался до идеи не ограничиваться заказными рейсами, а организовать развлекательный маршрут с матримониально-романтическим уклоном. Около ста лет тому назад уроженцы планеты Ашенор основали колонию, отличавшуюся катастрофическим демографическим перекосом. Мужчин много — женщин мало. В жёны уроженцам Ашенора, очень похожим на людей, землянки подходили настолько хорошо, что даже удавалось получать гибридное потомство! При некоторой помощи специалистов, но это уже детали. Главное: у них рождались дети — здоровые, красивые, способные к продолжению рода.

   Кто-то в земном филиале "Зелёной Стрелы" сообразил, что на этом можно отлично заработать и создал проект "Стрела Амура" — так назывался и роскошный лайнер, и сам круизный тур, из которого, как многообещающе гласила реклама "возвращаются не все!" Матильду этот рекламный ход очень забавлял, а Соня ёжилась, хотя шутку оценила.

   Возвращались действительно далеко не все — обычно меньше половины туристок. Остальные оставались в далёкой колонии, выходили замуж и жили долго и счастливо. Ну, так говорили. Показывали трансляции, публиковали интервью со счастливыми ново (и старо-) брачными. Младенцев на руках у матерей показывали и детей постарше, демонстрировали, какая там комфортная и обеспеченная жизнь. Но самой главной приманкой было не это.

   Главное — ашенорцы чуть ли не боготворили своих жён и были едва ли не самыми заботливыми и преданными мужьями в Галактике! Особенность психики у них такая. А на материнской планете вроде и вовсе матриархат царит. Они как женятся — так и всё — ни шагу в сторону, ни взгляда налево!

   Правда, сейчас жёны требовались уже не чистокровным ашенорцам, а их потомкам от смешанных браков с землянками. Вроде бы они не настолько жёстко фиксировались на партнёрше, но как там оно на самом деле Соня не знала. Её это раньше не слишком интересовало. Не думала она, что настанет время, когда ей самой придётся с этим столкнуться. Ну, видела пару передач на эту тему, да и то — смотрела невнимательно, большую часть информации быстро забыла. А теперь — вот! Моте внезапно возжелалось отправиться на рандеву с инопланетянами!

   — Ну а вдруг именно там ждёт моя судьба! — смеялась Матильда.

   Разумеется, на самом деле она в это ни секунды не верила, просто жажда приключений проснулась с новой силой, и Мотя решила вознаградить себя за четыре года прилежной учёбы и почти красный диплом. Розовый, как она его называла. Один балл не добрала!

   — Тебе можно по круизам разъезжать… то есть — разлетать… — проворчала Соня. — А у меня работа! И круиз этот бешеных денег стоит!

   — Да ладно тебе, Сонь… ты тоже должна когда-то отдыхать! Отпуск разве не положен работникам творческой сферы, труженикам ручного дизайна? Положен!

   — Заказы у меня… — Соня вздохнула, припомнив, что это во многом благодаря Моте у неё такая обширная клиентура.

   В век повальной автоматизации, ручная работа ценится высоко, но и конкуренция в этой сфере — огромная! Так что, если бы не Мотина протекция, неизвестно, удалось бы Соне занять свою нишу и набрать клиентов. Если бы и удалось, то, скорее всего, нескоро.

   — Ничего! Украшения — это не еда и не лекарства! Подождут твои заказчицы! Скажешь, куда тебе выпал шанс отправиться, уверяю, они поймут. Да и когда ещё удастся так отдохнуть, мир посмотреть? Бесплатно! Ты же не думала, что тебе придётся это оплачивать? Это мой каприз, мне и платить! Вернее — родителям. Я пока на такие дорогостоящие капризы не заработала. Ну Соня, милая, ты же меня не бросишь, правда? Без тебя мне этот круиз не в радость! — Мотя толкнула её в бок и обезоруживающе улыбнулась.

   Вот тебе и неотразимая улыбка! У Моти она и вправду такая, что отказать ей в чём-то невозможно. Да и как бросить её одну? А вдруг натворит глупостей… Нет, нельзя её одну отпускать. Никак нельзя.

   — И как только родители тебя отпускают… — пробормотала Соня, сдаваясь.

   — А куда они денутся? Только спросили, полетишь ли ты со мной! Они уверены, что ты на меня благотворно влияешь, — Мотя подмигнула. — Думаю, так оно и есть!

   — Зато мои родители думают, что ты на меня тлетворно влияешь! — парировала Соня.

   — Сонь, ты такая положительная, что немного тлетворного влияния тебе только на пользу. Уверена, твои родители со мной согласились бы. Не вслух, конечно…

   Соня молча вздохнула, признавая правоту подруги.

***

Так и вышло, что уже через несколько дней она отправилась в космопорт, так толком даже не узнав ничего про этих выходцев с Ашенора, за которых так стремились выскочить замуж соотечественницы. И вообще про этот круиз. Некогда было потому что! Ответственная Соня очень старалась закончить работу над всеми уже начатыми или только принятыми заказами. И успела всё-таки! Теперь можно и отдохнуть с чистой совестью.

   Родители так обнимали её перед посадкой в шаттл, который должен был доставить пассажирок на лайнер, словно и впрямь думали — она из этого круиза не вернётся.

   — Ты там поосторожнее, Сонечка, — мать даже всхлипнула.

   — А если что… — пробормотал отец, — если влюбишься там… ты не думай — мы поймём! Жалко, конечно, что так далеко… В гости не наездишься, но лучше так, чем…

   — Да ты что?! — возмутилась Соня. — Ни в кого я не влюблюсь! Я же только с Мотей — за компанию. И просто… отдохнуть.

   — Ну да, ну да, — родители дружно закивали.

   — Это отец так — на всякий случай, — сказала мама и снова обняла растерянную Соню.

   Через мамино плечо ей было отлично видно рекламное табло, царившее над шумным морем отбывающих, встречающих, провожающих, которое прибоем накатывало на сверкающие стойки регистрации. Мягко светились инфо-терминалы, служащие порта лучились дежурными улыбками, и надо всем этим на огромном рекламном экране стройный красавец с лукавым прищуром, облачённый в белую тогу, небрежно поигрывал золотистой стрелой с пышным оперением. В другой руке он так же небрежно держал изящно изогнутый лук, но как-то чувствовалось, что вскинуть его и наложить стрелу он может в любой момент — и моргнуть не успеешь. Просто пока расслабленно высматривает следующую жертву.

   Реклама, разумеется, относилась к круизу "Стрела Амура", а синеглазый златокудрый красавец символизировал того самого Амура, которого компания избрала своим символом. "Хорошо, что хоть не голого Купидончика выбрали… это было бы уж совсем…" — подумала Соня, борясь с желанием показать "Амуру" язык. Ничего у него с ней не выйдет! Главное Мотю удержать от глупостей.

   Соня была бы очень удивлена, если бы услышала, как её мама шепнула Матильде:

   — Ты уж там присмотри за Соней. Так хочется счастья для неё, а здесь она… сама знаешь… Ни на кого и смотреть не хочет. Хоть бы уж там для Сони хороший муж нашёлся…

   Мотя кивнула и едва заметно подмигнула. В поле её зрения оказался тот самый Амур, на которого только что любовалась Соня, и Матильде показалось, что он заговорщицки подмигивает ей в ответ, а потом расплывается в лукавой улыбке. Даже ямочка на щеке появилась! Мол, я о твоих планах всё знаю и даже одобряю, но у меня и свои есть… Матильда потрясла головой, отгоняя наваждение. Ох уж эти рекламные экраны, чего только не померещится!

ГЛАВА 2. Багаж прошлого и просто багаж

Перелёт на шаттле, доставлявшем путешественниц к лайнеру, Соне почти не запомнился. Она нервничала, посматривая на других пассажирок, которые казались ей поголовно яркими красавицами, лучше одетыми, уверенными, подавляющими аурой почти агрессивной женственности.

   Тут же одёргивала себя: ей-то какая разница? Они все собрались искать мужей, а она — совершенно напротив, даже и не думает об этом. Но всё равно было неприятно оказаться под скользящими пренебрежительными взглядами других туристок, словно сразу же ставившими пометку в мысленном блокноте, вынося заключение: вычёркиваем, эта нам не конкурентка.

   Вспомнились слова Моти, которая часто повторяла: старая мудрость гласит, что женщина должна хорошо выглядеть для себя самой или… — для других женщин! Интерес мужчин — всего лишь дополнительный бонус. Не всегда нужный, кстати. Невольно начала вспоминать, какие вещи взяла с собой. Мысленная ревизия выдала неутешительный результат. Взяла, как обычно, самое удобное: брюки, джинсы, майки, туники, рубашки, удобная спортивная обувь в комплекте. Ну и парочка платьев. Или три платья? Собиралась в спешке, даже и припомнить не могла точно, что схватила.

   В любом случае, роскошных нарядов она не держала в принципе, разве что два вечерних платья, которые её когда-то заставила купить Мотя. Она помнила, что искала их… хотела взять. Они канули куда-то в недра шкафа, потому что за последний год Соня точно ни разу к ним не прикасалась. Одно из них и вовсе было связано с памятью о том чудовищном свидании… Кажется, она его потом выбросила… А второе хоть нашла? Клиентка позвонила как раз когда Соня закопалась в старые вещи по пояс. А потом нашла она всё-таки платье или нет? Не помнит…

   М-да, "склероз нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждёшь". Песенка из Мотиного репертуара. Как там дальше?

   "И каждый вечер сразу станет

   На другие не похож, и ты поёшь:

   Где же мои ключи и где кредитка?

   Снова перчатки брошены в такси.

   Или, коробки спутав по ошибке,

   Подружке бритву подаришь — бреет пусть усы!"

   Так, кажется. Мотя увлекалась старинным кинематографом и любила вот так переделывать песни из фильмов и не только. Конкретно эта переделка песни "Любовь нечаянно нагрянет" была у неё посвящена Соне, которая в самом деле отличалась рассеянностью и забывчивостью, особенно когда спешила или нервничала. А уж если спешила и нервничала одновременно, то и подавно. Случай с бритвой ей, наверное, никогда не забыть!

   Приготовила Моте на день рождения расшитый бисером и камнями широкий браслет-наруч — та такой давно хотела. Упаковала его в красивую коробочку, а когда пора было бежать, схватила коробочку почти не глядя и понеслась! Мотя распаковала подарок… А там — бритва! Её Соня купила в подарок отцу — супер-современную и практически вечную. И тоже в красивую коробочку упаковала, да. Правда, другого цвета. Но когда торопилась на праздник, об этом забыла.

   Хорошо, что для подруги подобная путаница стала только дополнительным поводом для веселья. Несколько гостей успели увидеть подарок, пока Мотя вертела его в руках, и заинтересоваться, что же это такое? На бритву, кажется, похоже…

   — Да! — заявила Мотя. — Я давно такую хотела! Она особенная, с секретной функцией!

   И сколько потом гости ни допытывались, только загадочно улыбалась и молчала, во всеуслышание запретив Соне "раскрывать секрет подарка". Хорошая у Моти развлекуха получилась на скучноватом празднике, благодаря Сониной рассеянности. Вот и сейчас она толком не помнит, что в спешке покидала в сумки, но набора изысканных нарядов там точно нет! Потому что неоткуда ему взяться.

   Матильда окинула задумавшуюся подругу скептическим взглядом. Сама она выглядела великолепно. Как всегда. Хотя и была одета просто-напросто в чёрные брюки и белоснежную полуприлегающую рубашку навыпуск.

   — О чём грустишь? Припоминаешь, сколько одинаковых джинсов и маек с собой прихватила? Боишься, что не хватит?

   — Я всегда подозревала, что ты умеешь читать мысли, — пробормотала Соня. — Мне-то всё равно. Честно! Просто не хочется тебя позорить. Ну и быть хуже всех — тоже не хочется.

   — Мысли — не умею. А вот это… мелкое безобразие и всякие твои переживалки — запросто! За столько-то лет научилась. Между прочим, ты и в майках выглядишь очень даже. Когда не страдаешь комплексами. Комплексы — худшее украшение девушек. Уверенный взгляд, хорошая осанка и улыбка спасают любую одежду! И даже любую фигуру. Что для тебя пока лишнее. Но это я так — на будущее. А нарядов я на твою долю прихватила, не волнуйся!

   — Какое ещё будущее? — нахмурилась Соня, пытаясь не отдать подруге пирожное, которое жевала, не чувствуя вкуса, чисто для успокоения нервов.

   — Светлое! — заявила Мотя, потерпевшая на этот раз неудачу: последний кусочек исчез у Сони во рту. — Если не будешь заедать стресс. А если будешь… тоже светлое. Но уже совсем с другой фигурой, — Матильда озорно хихикнула.

   Соня вздохнула. И тут до неё дошло.

   — Ты что, для меня одежду взяла? — спросила она с ужасом, разом припомнив все те случаи, когда Мотя водила её по магазинам, уговаривая купить самые открытые сарафаны, самые короткие юбки и самые… вызывающие костюмы из тех, что там были!

   Соня до сих пор помнила блузку, совершенно закрытую спереди, скромную, даже строгую, сзади, внезапно, открывавшую спину буквально до талии. Когда Соня не поддалась на уговоры, Мотя купила её сама и отправилась в ней на свидание, сразив наповал очередного кавалера — серьёзного, скромного юношу. В этом наряде Мотя собиралась пойти знакомиться с его родителями. Но кавалер начал робеть, мямлить и к родителям в итоге отправился один.

   — Жестокая ты… — сказала тогда Соня.

   — Если вид моей спины приводит парня в ужас, — резонно возразила Мотя, — то я боюсь предположить, что ждёт его рядом со мной в дальнейшем. По-моему, это было милосердно с моей стороны!

   — Пожалуй, — со смехом согласилась Соня.

   Но сейчас, когда представила, какой гардеробчик подобрала для неё Мотя, стало совсем не смешно!

   — Я… — начала она.

   — …это не надену, — закончила за неё Мотя фразу, которой завершалось почти каждое предложение Матильды примерить очередную "очаровательную тряпочку, которая очень тебе пойдёт". — Но на этот раз тебе придётся! Ты же не собираешься появляться на вечерних мероприятиях в джинсах? Сонь… ну что ты в самом деле?! Ничего неприличного я для тебя не взяла. И вообще… не понимаю я этого: на пляже в купальнике можно, а на вечеринке в юбке чуть выше колена — ужас-ужас! Всё, Соня! Назад дороги нет! Так что успокойся и лучше полюбуйся видом, — Мотя махнула рукой в сторону иллюминатора.

   Он, правда, находился не слишком близко, лучшие места в шаттле заняли, пока подруги прощались с родителями.

   — Ну почему нет… — протянула Соня. — Шаттл-то назад полетит! Можно на нём вернуться.

   Мотя нахмурилась, удерживаясь от возгласа: "Ты этого не сделаешь!" Она слишком хорошо знала, на что способна Соня, если на неё давить. Очень даже сделает. Но перед просьбами подруги — не устоит.

   — Сонечка, милая, ты же не бросишь меня, а? — и Мотя состроила такую несчастную и умильную рожицу, против которой Соня устоять не могла. Да и что такого-то в самом деле?! Ну наденет какую-нибудь короткую юбку или смелое декольте. Ничего по-настоящему неприличного Мотя и сама не носит, и подруге не предложит.

   — Что с тобой делать… Не брошу, — вздохнула Соня и посмотрела в иллюминатор.

   Видно было не очень хорошо, но всё равно зрелище открылось невероятное… Да, ради путешествия к звёздам можно и потерпеть! И совершенно неважно, во что она будет одета и как на неё будут смотреть. Когда видишь такое… особенно ясно понимаешь, насколько мелки и ничтожны эти мысли и заботы.

   Земля, омытая океанами, окутанная белой вуалью облаков, голубая, белая, сказочно прекрасная, медленно и величественно отдалялась, уплывая от них — именно так казалось Соне — в бесконечные глубины космоса… Даже немного страшно за неё стало. Такая необъятная вечная ночь царит вокруг, расцвеченная звёздами и всё равно пугающая. Пугающая и всё равно манящая! Как же красиво… И какая она удивительная и родная, какая огромная и одновременно маленькая, нежная и хрупкая — их родная планета.

***

Стыковочный шлюз — место совершенно неинтересное, тесное и немного пугающее, хотя Соня и не могла бы сказать, чем именно оно её встревожило. Просто короткий коридорчик, пустой, стерильно-белый, никакой, в общем. Зато сразу за ним открылся широкий холл, почти ослепивший своей роскошью. Видимо, гости лайнера сразу должны были ощутить, что попали в сказку. Космическую сказку.

   Соня быстро приложила инфо-браслет к переносному терминалу, который подсунул ей улыбчивый стюард. Получила свою порцию "добропожаловательности" и продолжила увлечённо осматриваться.

   По стенам плыли красочные панорамы неведомых миров или звёздных скоплений, пол устилало мягкое золотисто-бежевое покрытие. В космосе подобное не принято, там всё гладко, никаких ковров, ни одной лишней тряпки, но тут дело другое — круизный лайнер всё-таки! Сочетание несочетаемого — уютная мягкость ковров и поражающее воображение величие космоса.

   В центре холла — фонтан! Настоящий. Не только с водой, но и с разноцветными рыбками. Соня подошла и пропала… За всякими водоплавающими она могла наблюдать бесконечно. Будь то птицы или рыбки. А эти так интересно раскрывали и снова складывали гофрированные плавники, похожие на маленькие нежные веера, так переливались перламутровыми боками… Не заметила, когда рядом оказалась Матильда.

   — Ну конечно… — вздохнула подруга. — Чем меня радует постоянство твоих пристрастий, так это тем, что тебя легко найти. Книги, рыбки, уточки, звёзды. Ищи их и найдёшь Соню! Ну вот скажи, ты в космос отправилась, чтобы на рыбок смотреть?! Народ там за багаж бьётся, словно его у них отнимают, — Мотя хихикнула, покосившись на озабоченных дам, осаждавших старательно улыбчивых стюардов и стюардесс. — А она на рыбок любуется…

   — Предлагаешь присоединиться к великой багажной битве? — рассмеялась Соня. — Мне не о чем волноваться, на мой — точно никто не позарится! Так что он всё равно меня найдёт рано или поздно. А вот тебе…

   — Тут должен быть образцовый порядок, — Мотя безразлично дёрнула плечом. — Если что — это не моя проблема, а персонала.

   Она вообще никогда не беспокоилась по пустякам. А пустяками считала почти всё, на бытовом уровне — просто всё, без исключений. И эти самые "пустяки", словно чуяли, что здесь им не получить свою долю беспокойства и обходили Мотю стороной. Это у Сони вечно случались накладки, у Моти — никогда! Но на этот раз Соня твёрдо решила ни о чём не волноваться. Ну, разве что о Моте. Ведь и с ней рано или поздно может что-нибудь случиться.

   Очередной улыбчивый стюард собрал небольшую группу гостей и повёл за собой — поселяться. Соня с удивлением заметила, что вовсе не все путешественницы молоды и прекрасны, как ей показалось вначале. Есть и те, чья первая молодость давно осталась позади, а вторая — выглядела несколько искусственно. Операции и омолаживающие процедуры могли быть сколь угодно эффективными, но что-то в этих дамах без возраста с годами неуловимо менялось. Может быть, взгляд выдавал?

   Что ж… понятно, что билет на такой круиз далеко не всем по карману, вот и оказались здесь не только юные девушки, но и зрелые женщины. Кто-то ищет экзотики и новых впечатлений, у кого-то не сложилась личная жизнь на Земле, вот и решили счастья попытать.

   Каюта у Сони оказалась маленькой, но, что удивительно, отдельной. Персональный санузел, огромный шкаф за раздвижными дверцами, кровать, отделённая изящной ширмой, удобные кресла вокруг небольшого столика, персональный инфо-терминал. На полу — пружинистое покрытие, на стенах — голографические экраны. Можно заказать виды на свой вкус или любоваться реальными видами космоса так, словно это настоящие окна. Тона мягкие, пастельные — кремовый, нежно-персиковый, беж.

   В очередной раз подумав, во сколько же Мотиным родителям обошлось это удовольствие, Соня постаралась проникнуться важностью миссии. Надо удержать подругу от глупостей! Люди — это одно. А эти ашенорцы… — другое. С инопланетянами Мотина безалаберность может и боком выйти! Непонятно пока, каким именно… Но наверняка может. Надо бы узнать о них побольше.

   Однако благие намерения так и остались неосуществлёнными. После осмотра каюты Соню начало клонить в сон. Где-то она слышала, что это нормальная реакция, и большинство пассажиров космических кораблей вскоре после прибытия на борт засыпают крепким сном. Хотя здесь и гравитация как на Земле, и воздух, но всё равно организму нужно адаптироваться. А может, эмоциональная встряска так действует. Соня решила не бороться с собой, поставила переключатель на входной двери в положение "просьба не беспокоить" и, калачиком свернувшись на покрывале, прикрывавшем постель, уснула прямо в одежде.

   Служащие и без Сониного оповещения на двери каюты отлично знали, что пассажиров не стоит беспокоить в первые часы после прибытия на борт. Да и желания у них не было ни малейшего — хватало хлопот с теми, кого не сморил сон, как Тихомирову. Кто-то желал немедленно получить багаж, у кого-то (уже! о звёзды!) были жалобы, кто-то хотел немедленно познакомиться с ашенорцами, которые уже находились на борту. У кого-то были вопросы, кому-то срочно требовались косметические процедуры, кому-то возжелалось не менее срочно получить экзотические блюда-напитки-средства ухода.

   Стюарды сбивались с ног, благословляя тех пассажирок, что, подобно Соне, ушли к себе и отключились. Неизвестно, сколько бы она проспала, если бы в каюту не ворвался её личный "тайфун Матильда", как она иногда называла Мотю.

   — Дрыхнешь! — констатировала подруга. — Уже три часа прошло! Я, между прочим, твой багаж получила, вот, — она шваркнула на пол два здоровенных чемодана. — Чтобы тебя не будили, специально прихватила!

   — Спасибо, конечно… — протянула Соня. — Только я эти чемоданы впервые вижу…

   — Шутишь? — озабоченно уточнила Мотя, осматривая чемоданы.

   Общение с Матильдой Залесской не прошло для Сони совершенно бесследно, поэтому иногда она была способна на подобное. Но всегда быстро раскалывалась.

   — Ни капли, — потрясла головой Соня, с трудом поднимаясь.

   Тело хотело продолжить отдых. Да и голова была тяжёлой.

   — У меня была синяя сумка и серый саквояжик такой… — Соня неопределённо повела рукой, обрисовывая контуры "саквояжика".

   — Точно! — Матильда стукнула себя по лбу. — Помню я твой "саквояжик" и сумищу типа "баул безразмерный бесформенный" помню тоже. А я-то, наивная, решила, что ты для путешествия новые чемоданы прикупила!

   — И чем бы я их набила? — хмыкнула Соня.

   — Я решила, что ты притащила своё рукоделие. Три мешка бусин, два тюка кожзама, бархата и прочих тряпочек. Инструментов — здоровенный короб! Как тогда, когда я тебя позвала на три дня отдохнуть!

   — Ты тогда меня так запилила, что в этот раз я не решилась, — усмехнулась Соня.

   — Это правильно… Ну вот почему у тебя всегда какие-то перепутки… — бурчала она, подтаскивая чемоданы к порогу номера. — Кстати! Мой номер смежный. Так и заказывала, чтобы друг к другу ходить без проблем. Он тут типа этого… семейный, что ли.

   Соня только теперь сообразила, что Мотя вошла через вторую дверь, которую Тихомирова раньше вовсе не заметила за картинами космоса, которые плыли по её поверхности.

   — Если решишь… — Мотя подмигнула, — уединиться там… всякое-такое… Дверь запереть не забудь! А то ты меня знаешь. Я всегда врываюсь в самый неподходящий момент. Все знакомые так говорят.

   — Никакого всякого-такого! — испуганно встрепенулась Соня и резко села, сжавшись, обхватив руками коленки. — Ни с кем я не собираюсь уединяться!

   — Не собираешься и не надо, — с несвойственной ей растерянностью пробормотала Мотя.

   Реакция подруги её расстроила и даже несколько обескуражила. Похоже, "скромный мальчик" нанёс Соне более серьёзную душевную травму, чем Матильда думала раньше. И понятно теперь, почему Сонины родители так волновались за дочь. По возрасту-то спешить пока совершенно некуда! Но если Соня привыкнет прятаться от мужчин за бронёй своих страхов, то это может оказаться не просто надолго, а навсегда. А она, похоже, уже привыкла.

   Мотя бросила чемоданы, подошла к Соне, опустилась рядом на корточки, взяла за руку.

   — А гадёныш тот поплатился, Сонь. Ты не думай, что я его так оставила, тварь мерзкую!

   Вопреки ожиданиям Соня даже не возмутилась, только смотрела огромными своими глазами, и в чайной их глубине плескался страх.

   — Я его засадила на три года исправительных работ. Мало, конечно… Но хоть что-то! И биографию подпортила знатно! О репутации я вообще молчу…

   — Это как же ты… Это ты про меня… Но меня же никто даже ни о чём не спрашивал…

   — Зачем про тебя? — искренне изумилась Мотя. — Что же я, тигра звериная? Не понимаю, что ли, каково тебе вспоминать да ещё чужим людям рассказывать? Да и доказательств ноль. Нееет, — она расплылась в коварной ухмылке. — Я к нему другую девочку подослала. Актрису начинающую! Обрисовала всё, задачу поставила. Долго стараться ей не пришлось! Зазвал к себе в гости, а там и накинулся! Ну, ясная малина, на ней камера была, и мы — я и частный детектив — за ней наблюдали. Плюс шокер — на всякий случай. Но она молодец, продержалась достаточно, чтобы любому суду стало ясно: этот слизняк позорный не понимает слова "нет"!

   — Но я ведь сама к нему пошла… — потерянно прошептала Соня. — Понимала ведь зачем… просто я…

   — Это ещё что за глупости?! — пружиной взвилась Мотя, вскакивая на ноги и сверкая глазами. — Ну и что, что пошла?! Даже если бы ты уже разделась и легла с ним в постель! Нет — значит, нет! Ты имела право передумать! Он и Оле — той актрисе, тоже начал гнать: а чё тогда пришла? А то! Думала, что он нормальный парень, а не клоп вонючий, который отказов не понимает! Думаешь, я никогда не ходила в гости к парням?! Ха! Ходила много раз! И далеко не всегда встречи заканчивались так, как им хотелось. Если молодой человек зовёт тебя "выпить чашечку кофе", он должен понимать, что это может закончиться именно этим — чашечкой кофе. Точка! А остальное… — надеяться, конечно, никто не запретит, но мы не товар с доставкой на дом — перенесли через порог, так можно что угодно с ним делать. Да и то… гарантии лишишься, если насиловать начнёшь…

   Соня, в этот момент представлявшая внесённый в квартиру холодильник, прыснула.

   — Хорошо, что смеёшься, — ухмыльнулась Мотя. — Со мной поделись, я тоже хочу!

   — Представила изнасилованный холодильник…

   — Вооот, — Матильда мечтательно закатила глаза. — Как было бы здорово закрыть этого таракана заразного в холодильнике и забыть его там! Но я же тебе обещала, что ничего ему не сделаю. И не сделала! Он сам всё сделал. Сам с девушкой познакомился, сам её несколько дней обхаживал, сам к себе позвал "свои новые работы показать". Сам под юбку к ней полез, сам не услышал её отказа, сам даже связать попытался! С виду хлипкий… но отбиться от него непросто было, хотя она на курсы самообороны ходила и была уверена, что справится.

   Соня поёжилась, думая, как ей повезло, оказывается. Хотя ни на какие курсы самообороны она не ходила и если бы её спросили, уверенно ответила бы, что не справится!

   — Сонь, ты большая молодец, — серьёзно сказала Матильда. — Я когда эту "трансляцию" смотрела… ну, ты понимаешь. Всё время думала о тебе. Тебя никто не страховал, никого не было рядом, чтобы помочь. Но ты справилась! Слышишь! Ты победила!

   — Ну да… удачно огрела его по голове… повезло…

   — Соня! — Матильда зловеще прищурилась. — Ты меня слушаешь вообще?! Тебе не повезло. Ты боролась! И ты… победила бы в любом случае. Потому что у тебя доброе сердце, чистая душа и… красивые ноги!

   — Чего?! — вытаращилась Соня.

   — Значит, всё-таки слушаешь.

   — Ну знаешь, — Тихомирова демонстративно надулась. — Проверочки твои…

   — Ты справилась, Сонь, — тихо проговорила Матильда. — И я верю, что и дальше справишься. Не позволишь одному гадостному ублюдку портить тебе жизнь. Он ведь продолжает её портить. Ты продолжаешь бояться. Но ты сильная и смелая. И у тебя всё будет хорошо. Обязательно. Не будь я Матильда Залесская!

   — Ну, теперь я спокойна за своё будущее, — рассмеялась Соня.

   А потом встала и крепко обняла подругу.

   — Спасибо, Мотя. Ты лучший друг на свете.

   — Знаю-знаю, — Мотя даже слегка смутилась. — И потому именно я сейчас потащу менять этот приблудный багаж на твой баул и этот… как его… саквояжик!

   Мотя уже хваталась за ручку ближайшего чемодана, когда в дверь каюты позвонили. Да как! Назойливая трель длилась и длилась.

   — Что ещё стряслось… — пробормотала Соня.

   Матильда распахнула дверь и едва не оказалась сбита с ног ворвавшейся внутрь пышной мелкокудрявой брюнеткой. Та, казалось, заполнила собой всё небольшое помещение целиком, и, простерев обвиняющую длань в сторону чемоданов возопила:

   — Я так и знала! Украли!

   Матильда нахмурилась и протянула пока негромко:

   — Чегоо?

   — Украли!!! — заголосила незваная гостья, не знавшая Мотю достаточно хорошо, чтобы поостеречься. — Мне своё барахло подсунули помойное! А у меня там одной одежды дизайнерской на три миллиона кредитов! И драгоценностей на десять!

   Матильда не удержалась от смешка.

   — А на переносной сейф для драгоценностей, как оно положено по правилам, что, миллионов уже не хватило? Всё ушло на стилиста, мастера причёсок в стиле "баран под напряжением"?

   На этот раз брюнетка, растерявшись, протянула:

   — Чего? Это ты что сейчас… это ты… как ты…

   — Я — легко, — спокойно ответила Мотя и сделала шаг вперёд, так что нахальная гостья, ожидавшая быстрой капитуляции, невольно отступила.

   Соня отлично знала, кто выйдет из схватки победителем, и потому спокойно села, наблюдая за происходящим и пытаясь понять, как Моте это удаётся? Брюнетка была почти на голову выше и раза в два — ну, в полтора точно! — массивнее стройной Матильды, казалось, что эта дама может задавить хрупкую Мотю, как танк ромашку, ан нет!

   — А вот тебе придётся извиниться, — очень серьёзно и твёрдо продолжала Матильда. — Что ты тут устраиваешь? Хочешь показать, что самая крутая? Но таким способом ничего, кроме отсутствия воспитания и элементарной культуры, показать невозможно. Сама же отлично понимаешь, что никто у тебя ничего крал. Багаж перепутали. Вот твои чемоданы, никто их не открывал. А ты, похоже, Сонины вещи открыла. Зачем, если отлично видела, что это не твоё? Да ещё и оскорбляешь. Если хочешь поскандалить, иди к тем, кто за это отвечает. Хотя я бы не советовала начинать отдых со скандала. Между прочим, добром можно добиться большего, а никогда не ошибается только тот, кто ничего не делает. А так… добьёшься того, что тебе будут в суп плевать, а в салат сморкаться. Но дело твоё… Если любишь обеды с соплями, косые взгляды и прочие удовольствия — вперёд!

   — С какими ещё… соплями… — окончательно опешила брюнетка.

   — Ну уж это я не знаю. Про качество ничего сказать не могу. Тут как повезёт! Просто запомни один раз и навсегда: ссориться с обслуживающим персоналом себе дороже. Те, у кого на самом деле есть миллионы… — слова "на самом деле" Мотя выделила интонацией, — это отлично знают. И только те, кто их никогда не имел, думают, что их начнут уважать, если вести себя, как взбесившиеся обезьяны.

   — Это ты кого обезьяной назвала? — протянула брюнетка, впрочем, уже не слишком уверенно.

   Соня внимательно наблюдала за происходящим, не теряя надежды открыть, как Моте это удаётся. Уже не в первый раз Тихомирова сделала вывод, что дело не только в словах, поведении. Ещё очень важен взгляд — прямой и уверенный, жесты — тоже говорящие об абсолютной уверенности, скупые, никакой суетливости или нервозности. То есть… важно на самом деле ощущать эту уверенность. Сыграть такое по силам только гениальным актёрам! Матильда же не играла, она излучала уверенность, как фонтан, у которого Соня недавно стояла, исторгал воду — сплошным равномерным потоком.

   — Того, кто влез в вещи моей подруги, обозвал их помойным барахлом, а потом заявился сюда, чтобы обвинить её в краже. Так что мы более чем квиты. А теперь давай сделаем вид, что ничего этого не было, и начнём заново. Я — Мотя, Матильда Залесская. Это — Соня Тихомирова, моя подруга, за которую я кому угодно голову откручу и в пасть ему же засуну. А тебя как зовут?

   Несколько секунд было очень тихо. Соня безуспешно пыталась представить засовывание в пасть открученной головы — выходило, что такой номер прошёл бы только с двухголовой жертвой. Хотя Мотя справилась бы, тут сомневаться не приходится!

   Наконец брюнетка приняла верное решение.

   — Лола… А багаж я открыла, потому что на нём мои наклейки… Хотела понять, чьи вещи, или, может, вообще — просто чем-то набито, а мои вещи украли… Нашла во внутреннем кармане диплом, там имя-фамилию узнала, — виновато пробормотала девушка. — Потом узнала, где каюта Софьи Тихомировой.

   Соня нахмурилась, пытаясь понять, что диплом делал в багаже. Растяпа, что тут скажешь! Мотя, видимо, подумала о том же, кинув на Соню ласково-укоризненный взгляд, означавший: другого я от тебя и не ожидала, дорогая подруга, всегда возьмёшь с собой самое необходимое! На отдых — работу, в круиз — диплом, на бал — кеды!

   — Ну и отлично, Лола, будем знакомы. Давай, поднимай и понесли! — Мотя подняла один чемодан, махнув рукой в сторону второго. — Кирпичи ты, что ли, с собой взяла… — протянула она. — Я-то думала, что это Сонины камни-бусины, они весят, как валуны! А ты что, родную землицу прихватила, чтобы на новой родине припадать к ней грудью?

   Лола растерянно моргнула, хихикнула и, смирившись, ухватила второй чемодан.

   — Какие ещё камни-бусины? — спросила неуверенно.

   — Так Соня у нас дизайнер! Такие украшения своими руками делает, что глаз не оторвать! Будешь себя хорошо вести… — Мотя нахмурилась, прикидывая. — Может, подарю тебе какое-нибудь! У меня их много, хотя все жалко… Но ладно уж. А сейчас твоей головой займёмся. Это же просто катастрофа!

   — Какая ещё катастрофа?! — попыталась возмутиться Лола.

   — Страаашная, — протянула Матильда. — Называется "взрыв на фабрике синтетических кудряшек". Твоему стилисту надо руки на бантик завязать, чтобы никогда больше! Больше никогда такого ужаса не делал! Тебе не идёт причёска, ты в курсе? Нет? Более того — она никому не идёт! Кроме тех, кто с такими волосами уродился. Природа вообще редко ошибается, в отличие от некоторых криворуких и косоглазых "мастеров" парикмахеров. Сейчас вещи местами поменяем и я покажу, что тебе пойдёт. Быстренько распрямим это, чтобы тебя в таком виде даже местные стилисты не видели. Или сразу к ним… здесь должен быть отличный салон, надо успеть сегодня туда попасть, а то вечером будет общий сбор — в таком виде туда нельзя!

   — А что такого?! — продолжала вопрошать Лола, но Соня отлично слышала, что новая знакомая уже капитулировала под Мотиным натиском. — У меня же лицо… круглое… мне гладкая причёска не идёт!

   — Во-первых, не такое уж круглое, во-вторых, смотря какая гладкая, они разные бывают. Ассиметричная стрижка тебе вполне подойдёт. В-третьих, — пусть будут кудри, но не такие же! Волна, крупные локоны… косой пробор… — доносилось до Сони уже из коридора.

   Тихомирова вздохнула и улыбнулась. Мотя — это Мотя. Другой такой нет. Страшно подумать, что было бы, если бы эта Лола напала на Соню, а Моти здесь не оказалось бы.

   Или Лола размазала бы Соню по полу и сверху сплясала, или Соня дала бы отпор — иногда у неё получалось, если сильно допекут, — и они разошлись бы врагами! А Мотя сейчас с ней подружится. И это говорит о том, что Лола не так уж плоха. Мотя в людях не ошибается, её интуиции можно верить.

ГЛАВА 3. Как прослушать лекцию и увидеть небо в алмазах

Матильда вернулась через минуту, сунула Соне её вещи и умчалась, бросив:

   — Салон у них закрыт пока! Сейчас… надо уговорить открыть, а то эта булочка в кудряшках опозорится вечером! А ты тут тоже… готовься! Сегодня так и быть — можешь надеть своё.

   Соня заперла дверь и пошла приводить себя в порядок, переодеваться и причёсываться. Светлые брюки и рубашка. Джинсы надеть не рискнула. Авось так она не разбудит в Моте "зверяку-переодеваку". Для дополнительной подстраховки нацепила широкий кожаный браслет, расшитый камнями и бисером. Теперь точно нормально!

   Подумала, что Мотя никогда не гоняла её, Соню, за причёску, да и стиль одежды не критиковала, а только периодически призывала его разнообразить. И в этом, наверное, была права. Соня одевалась и причёсывалась по принципу — чем проще, тем лучше. Волосы средней длины любила собирать в хвост или закалывать на затылке, чтобы не мешали. Завивать — и в голову никогда не приходило.

   Соня включила инфо-терминал и погрузилась в изучение программы, которая предлагалась отдыхающим: лекции, выступления артистов, балы, маскарады, тематические вечеринки, конкурсы… Брр! Вот тут Мотя точно развернётся. А Соня не любила такие мероприятия и танцевать с незнакомцами — терпеть не могла! Ладно… Посмотрим, что тут пишут про этих ашенорцев…

   "Круиз "Стрела Амура" считает одной из своих целей знакомство женщин Земли с потомками жителей планеты Ашенор и земных женщин. С перспективой создания семьи. Знакомство с землянками чистокровных ашенорцев из-за феномена специфической фиксации последних признано не целесообразным и разрешено конвенцией Галактического Союза только после проведения соответствующего тестирования и специальной подготовки. Подробности см. в приложении за номером тридцать один."

   Соня запустила пальцы в волосы и тут же отдёрнула, вспомнив, как тщательно их расчесала и уложила красивой волной. Интересно… Что это ещё за феномен фиксации. Специфической. Чисто теоретически интересно. Так-то Соня не собиралась рассматривать "перспективу создания семьи" ни с чистокровными, ни с гибридными ашенорцами!

   Она полезла было поискать информацию по заинтересовавшему вопросу, наткнулась на пространное описание жизни на Ашеноре — политическое и социальное устройство, традиции, верования и прочее… За пару минут не разобраться, а тут как раз по интеркому предложили заказать еду в каюту или отправиться в одно из местных заведений. На борту имелось несколько ресторанов и кафе. Соня разумеется выбрала первый вариант, заказала самый простой перекус, поэтому заказ доставили мгновенно.

   За едой про ашенорцев читать не стала, а то и не поест толком и не усвоит информацию как следует. Включила мультик про смешного барсука, который вечно спасал то своих друзей, то случайных знакомых, а то и весь мир или его части, но делал это как бы случайно, просто пытаясь выпутаться из очередных неприятностей и помочь всем знакомым и незнакомым, а в финале больше всех удивлялся, что у него получилось что-то сделать, ведь он самый обычный барсук и всего лишь хочет расширить нору да сделать хорошие запасы на зиму, а больше ничего и не умеет…

   Соня любила этот мультсериал — человечный, добрый, без жестоких схваток и супер-героев с их супер-способностями. Барсук был просто добрым, отзывчивым и в меру сообразительным, по-житейски мудрым. За этим занятием и застала Соню вернувшаяся Матильда.

   — О! "Наш друг барсук"! Давненько я его не видела… Новые серии вышли? Надо будет посмотреть!

   Соня немного стеснялась своей любви к сказкам и мультикам. Многие считали это признаком инфантильности. Но вот Мотя тоже их любит! А её инфантильной никто не считал.

   — Ну как там Лола?

   — Отлично! Уговорила стилиста принять её без очереди. Даже не спрашивай, как! Грубая лесть, флирт, подкуп, угрозы…

   — Что, всё вместе?! — рассмеялась Соня.

   — А то! Там уже очередь была из двадцати с чем-то клиенток, представляешь? А вообще, она нормальная девчонка. Не без недостатков, но… Её жених бросил накануне свадьбы. Вот она сидела-сидела в тоске и печали, а потом собрала все сбережения и купила билет на круиз! Большинство здесь куда богаче, билеты брали не на последние, и Лола из-за этого страшно комплексует, хотя и зря! Подозреваю, что этих полу и четверть-ашенорцев меньше всего занимает, сколько у неё денег и насколько дорогие у неё наряды. Но она другого мнения, тем более, что немного располнела, пока в депрессняке пребывала, и старый гардероб пришлось оставить за бортом, а то, что налезло, сидит ужасно — обтягивает всё, что нельзя, и показывает всё, что нужно прятать. На новые вещи денег почти не осталось, так что… С другой стороны — откуда нам знать, что этим женихам по вкусу? Может, они обожают толстушек в обтягивающих платьях! И ещё неизвестно, понравится ли ей самой кто-нибудь из них. Не понимаю, о чём тут переживать, если ещё ничего неизвестно! Она просила передать тебе свои извинения, короче.

   Соня молча кивнула.

   — Ладно, сейчас не об этом, — понеслась дальше Мотя. — Сейчас у нас по плану лекция о круизе и о правилах поведения... что-то там такое… Короче, не надейся, Софья, отсидеться не выйдет! Явка обязательна. Да и чего там-то бояться? Это же лекция! Не бал, не вечеринка. Можно на наручном компе поиграть, если скучно будет. Согнать нас туда они могут, но заставить слушать всякую нудятину — нет! — провозгласила Мотя, и лекция для Сони проходила именно под этим девизом, хотя она сама предпочла бы всё-таки выслушать и принять к сведению информацию.

   Раз её сочли обязательным донести до всех пассажирок, значит, это зачем-нибудь нужно, правда?

   Но Мотя так не считала. Потому и уселись они в последнем ряду. Правда, потом Мотя об этом немного пожалела — когда на сцену вышел "лектор", представившийся помощником капитана по работе с персоналом и гостями лайнера. Хотя они всё равно находились достаточно близко — ряды здесь были широкими, выгнутыми полукругом вокруг сцены, а слушательниц не так уж и много. Несколько сотен — это не тысячи!

   — Хм… Карим Уладович, значит… — задумчиво протянула Матильда, глядя на высокого брюнета.

   В лице его было что-то напомнившее Соне то ли о неукротимых степняках, то ли о пиратах… Разбойничье что-то было в этих узких раскосых глазах и разлетающихся бровях, хищное, не вязавшееся с "помощником капитана по работе…" — с тоской этой зелёной!

   Помощник и пират в одном скуластом лице в свою очередь осматривал зал с непередаваемым выражением ироничной обречённости.

   — Интересно, что же у него за фамилия, раз он предпочёл отчеством пользоваться… Или это и есть фамилия? Уладович… Усладович… Интересненько…

   — Что ещё тебе интересненько, Моть? Ты чего? — встревожилась Соня.

   Когда Матильда начинала чем-нибудь или кем-нибудь интересоваться, это неизменно ввергало её, а вместе с ней и Соню, если она оказывалась рядом, в какую-нибудь авантюру!

   — Он же... помощник капитана… Серьёзный, как индюк на насесте! Скучный, как дятел в дупле!

   Мотя фыркнула.

   — Индюки не сидят на насестах! Они туда взобраться не могут. И удержаться.

   — А если кто посадит, то сидят очень серьёзно и внимательно. Чтобы не свалиться!

   Мотя зажала рот руками, чтобы не расхохотаться в голос. Соня заметила, что Карим Уладович уже обратил внимание на их переговоры и веселье и воззрился на подружек пронизывающим взглядом. Обречённость переросла в злое торжество, которое несколько скрашивало ожидание грядущих проблем и нервотрёпки от вечно проблемных пассажирок. Мол, вот, я так и знал: ещё одна партия безмозглых кур!

   Лола, сидевшая рядом с Мотей, с интересом прислушивалась, стреляя чёрными глазами то на сцену, то на подружек. После посещения салона она, можно сказать, преобразилась. Уложенные с некоторой небрежностью пышные волосы действительно украшали её, оказавшись неожиданно красивыми. Более скромный макияж и одежда, не обтягивавшая соблазнительные формы, а, скорее, окутывавшая их, тоже сделали своё дело. Лола оказалась куда моложе, стройнее и привлекательнее, чем выглядела совсем недавно.

   — Правила поведения на круизном лайнере предусматривают… — вещал Карим Уладович.

   Мотя в это время осматривала собравшихся дам и нашёптывала Соне меткие комментарии, предусмотрительно включив свою любимую игрушку — гаситель акустических волн. Благодаря ему, Мотю могли слышать только соседки по сторонам, но не впереди сидящие, тем более, что проходы между рядами были достаточно внушительными.

   — Да… — протянула она. — И где столько изголодавшихся по мужскому вниманию и при этом небедных женщин и девушек откопали…

   — Ты ведь тоже здесь, — напомнила Соня.

   — Для меня это отдых и приключение, — хмыкнула Мотя. — Подходящий мне мужчина ещё не родился.

   В этот момент Соне показалось, что она как наяву снова видит усмехающегося и подмигивающего Амура с луком наизготовку, только на этот раз златокудрый красавец наметил жертвой Матильду. Соня зажмурилась и тряхнула головой, отгоняя наваждение.

   — Строго запрещается… — рассерженной змеёй шипел Карим Уладович, растягивая "щща", и его зло прищуренные глаза готовы были испепелить нахальную Мотю, которая даже не пыталась сделать вид, что слушает.

   Гаситель работал в одностороннем режиме и не препятствовал голосу помощника капитана.

   — Нет, ты не подумай, что я их осуждаю! — отвечала тем временем Матильда, с небрежным лукавством посматривая на лектора. — Я их по-человечески и по-женски очень хорошо понимаю. Они на самом деле куда лучше тех, кто живёт под девизом "бери от жизни всё". Они хотят нормальную семью, любовь, детей… Это же прекрасно! Хотят жить не только для себя, а для близких. Удивляюсь просто… Наши мужики столько интересных женщин упускают!

   — Доступ на прогулочную палубу номер пять, в жилой сектор номер пять и в ресторан "Южный бриз" будет перекрыт до прибытия на Ашенор-тай, поскольку…

   Соня навострила уши, вернее, попыталась, но Мотя снова отвлекла её:

   — Ну и зануда… Только и слышно: запрещено, заблокировано, не допускается… — Матильда закатила глаза, а потом показала Кариму Уладовичу язык.

   — Моть… ты что творишь? — прошелестела Соня, наблюдая, как помощник капитана зеленеет от злости.

   Теперь он смотрел только на зловредную пассажирку, вздумавшую его дразнить.

   — Со стюардами и прочими работниками ругаться нельзя, значит, а с помощником капитана — можно?!

   — А почему нет? — Мотя дёрнула плечом. — Он мне в суп плевать не станет. Вряд ли заявится для этого на кухню. И потом… ничего я такого не делала. Зевнула просто. Кто виноват, что эта "лекция" настолько скучная?

   — Все эти повара и стюарды у него в подчинении! — попыталась напугать подругу Соня. Как всегда — совершенно безуспешно.

   — Вот именно! — Матильда оживилась. — Думаешь, они этого занудного начальничка обожают все поголовно? Как бы не так! Наверняка терпеть его не могут! Так что… если узнают, что я ему насолила, будут меня любить, холить и лелеять.

   Соня прикрыла глаза рукой и чуть слышно застонала. Когда на Матильду нападала вредность, её было не остановить! С другой стороны, это означало, что Мотя действительно заинтересовалась. Тех, кто был ей безразличен, она не дразнила, не бесила и вообще была сама вежливость и любезность. Ну, пока её не задевали, конечно.

   Карим Уладович завершил обязательную часть и предложил задавать вопросы. Слушательницы оживились, Мотя поскучнела.

   — Пойдём отсюда, Сонь.

   — Так ведь ещё не кончилось…

   — Обязательная часть уже завершена, так что вполне можно уйти. Или у тебя есть вопросы?

   Соня вздохнула и помотала головой. Какие могут быть вопросы, если по Мотиной милости она всё прослушала?

   — Только один: а можно повторить всё сначала для тех, кого скучающие подруги отвлекали?

   Мотя фыркнула и потащила Соню на выход.

   — Пойдём-пойдём! Уже можно в большой зал выйти и посмотреть на этих… Тай-ашир. Так их называют, кажется… Сейчас на выходе отметимся, что были-слушали-согласны, прочая муть…

   — Не слушали, а прослушали, — уныло протянула Соня, заподозрившая неладное. Ни про какое знакомство с ашенорцами до этого речи не было. Наверное, Мотя специально промолчала, чтобы не спугнуть подругу.

   — Не тай-ашир, а ти-ашир, — вставила Лола, тоже увязавшаяся за ними. — Тай-ашир — это чистокровные ашенорцы. А те, что здесь, — это ти-ашир.

   — Точно! Я про них что-то почитала… но быстро запуталась. Да и какая нам разница, как они там между собой друг друга классифицируют! Имена ведь у них есть. А если что, ты ведь подскажешь?

   Лола согласно кивнула, вслед за подругами вставляя гостевую карту в прорезь на выходе. Часть пассажирок, заметив их манёвр, потянулась следом. Вопросы вопросами, но где-то там — в большом зале, расположением которого не поинтересовалась, наверное, одна только Соня, уже ждали они — ашенорцы! Будь они там ти или тай — всё равно.

   Со сцены вслед подружкам смотрел злющий, как древнее ашенорское божество войны, Карим Уладович. Он подозревал, что с этой вот — рыжей нахалкой — ещё натерпится горя за нынешний рейс! Но пока не подозревал, насколько сильно натерпится…

   И не задумывался о том, что напрасно сказал на днях капитану, что влюбиться в одну из гостий их лайнера ему точно не грозит! Амур не любит, когда ему бросают вызов. Или напротив — любит… И с удовольствием его принимает.

***

Зал, куда Матильда притащила Соню, действительно был большим. Очень. Это единственное, что Соня точно про него поняла. Сверкали и переливались люстры и ещё какие-то гирлянды, нежно благоухали живые цветы в красивых кадках, столы ломились от изысканных (наверное, Соня точно не знала) блюд. Полы тоже сверкали, так что страшно было сделать шаг — казалось, что или поскользнёшься или нога ухнет в пустоту, потому что это просто какое-то отражение, а не нормальный пол — надёжный и твёрдый.

   Но больше всего пугало присутствие такого количества мужчин — ти-ашир, как сказала Лола, которая тоже была где-то рядом и её глаза сверкали не хуже люстр и гирлянд. Ей нравилось мужское внимание, нравилось, что на неё смотрят с интересом, граничащим с восхищением. Что вокруг столько молодых, красивых, прекрасно воспитанных, галантных даже! — мужчин.

   Соня же пришла от этого в откровенный ужас, вцепившись в руку Моти так, что потом наверняка синяки останутся. Матильда посмотрела на неё с печалью, отвела в уголок. Вежливые ашенорцы проводили двоих красавиц печальными взорами. Никаких пошлых шуток, развязности или просто навязчивости от них ожидать, похоже, не приходилось. И, казалось бы, это должно было успокоить. Лолу так точно успокоило, и она уже вовсю знакомилась.

   Языковой барьер был взят с лёгкостью, так как все присутствующие свободно говорили на общем языке — официальном языке Галактического Союза, в который входила и Земля, и Ашенор, и его колония Ашенор-тай. Кроме того на случай возможных затруднений у всех имелись автопереводчики.

   Пока Лола блаженствовала, Соня и Матильда устроились в уголке, отгородившись столиком ото всех, и смотрели оттуда, как две мыши, случайно попавшие на кошачью вечеринку. Вернее, это Соня так смотрела. А Матильда просто растерялась. Да, иногда это случалось и с ней. И обычно в это состояние её приводила как раз лучшая подруга.

   — Сонь, ты чего? Они тебя не укусят! Ашенорцы тем и славны, так сказать, что никогда, слышишь, никогда не обидят женщину! У них изнасилований не бывает! Понимаешь? Не бывает в принципе! Никаких грубых домогательств и тому подобного.

   — Поэтому ты меня сюда притащила? — окончательно прозрела Соня. — Ты в этот круиз отправилась, чтобы меня с ашенорцем свести, да? А не потому, что тебе самой захотелось?

   — Сонь… тут всё сложно… Мне захотелось, не сомневайся! Это же интересно. Ну и… я просто подумала: а вдруг? Ты не обижайся, Сонечка. Ты же, после родителей, самый дорогой мне человек! Я же…

   — Хотела как лучше… — вздохнула Соня. — Я не обижаюсь, Моть… Только ты это зря. Можно, мы отсюда уйдём? Пожалуйста! Проводи меня в каюту, а потом можешь вернуться.

   — Зачем мне без тебя сюда возвращаться-то… — пробормотала Матильда.

   — Что и требовалось доказать, — кивнула Соня.

   — Вот же дура я! — с чувством высказалась Мотя и так зло зажевала виноградину, будто давно имела на неё зуб. — Надо было дождаться, пока сюда все остальные придут, а мне не терпелось! Тогда бы тебя так не накрыло…

   Соня мысленно согласилась, но вслух ничего не сказала, а то, если признается, что ей полегчало, когда прибывшие дамы изрядно разбавили кавалеров, Мотя её отсюда не отпустит!

   Всё же Соня поддалась на уговоры и попробовала вкуснейшее мясное рагу, сырную нарезку, сок из экзотических фруктов. Сама в это время рассматривала ашенорцев. Теперь-то уже не страшно, потому что они больше почти не обращали на подруг внимания, разве что изредка бросали короткие любопытные взгляды и тут же отворачивались — и правда, деликатные. Никто не подходил, не навязывался, хотя Мотя уж наверняка многих заинтересовала.

   Да и по поведению с другими пассажирками было видно, что с воспитанием у потенциальных женихов всё в порядке. Не в том смысле, что они точно знают, какая вилочка подходит для рыбы суми-тами, а какая — для мяса птицы фыр-фыр, а в том, что уж точно отлично понимают значение слова "нет" и не отличаются липучей навязчивостью или пошлой развязностью.

   Об их внешности и говорить не хотелось. Об этом, как заявила Мотя, можно только петь! Светловолосые — от почти белоснежных блондинов до светлых шатенов. У большинства волосы до плеч и ещё длиннее, забранные в хвосты или заплетённые в толстую косу. Чистокровные ашенорцы были светлокожи и светловолосы, а этим уже кое-что перепало от земной генетики, поэтому среди голубоглазых и сероглазых уже встречались мужчины с более тёмными радужками и тёмно-русыми волосами. У некоторых — короткие стрижки — веяние земной моды.

   Внешне они практически никак не отличались от людей, разве что те, на ком гибридное происхождение сказалось меньше прочих, выделялись чем-то… трудноуловимым — не только белыми волосами, каких у людей не бывает, не только прозрачностью глаз, но и ещё чем-то, что читалось во взгляде, проглядывало в движениях, посадке головы, жестах. Именно они вызывали наибольший интерес у потенциальных невест, как заметила Соня. Да что там говорить, даже её они интересовали больше остальных, но только потому, что были такими необычными, почти настоящие инопланетяне всё-таки!

   Впрочем и остальные не скучали в одиночестве. Нельзя было не признать: все хороши, как на подбор. Но чем больше Соня наблюдала за ними и вообще за происходящим, тем более чужой здесь себя ощущала, хотя даже себе не могла объяснить — почему.

   Ашенорцы старательно ухаживали за землянками, кто-то кому-то нёс мороженое или напитки — стюардов в зале почти не было за ненадобностью, некоторые уже танцевали, многие общались — оживлённо или не слишком оживлённо — в зависимости от темперамента девушек и женщин, далеко не все из которых чувствовали себя уверенно.

   Лола, за которой Соня наблюдала с особым интересом, после первого оживления немного сникла, вернее — засмущалась. Наверное, начала подозревать, что ей оказывают внимание из-за хорошего воспитания и потому, что для ашенорцев недопустимо обижать женщину. А поди-пойми, нравится она в самом деле своему новому знакомому или нет? Обратная сторона деликатности и хороших манер… Никогда точно не узнаешь, что у другого человека — или ашенорца — на уме.

   Видимо, Лола пришла к подобным выводам и слегка запечалилась, а Матильда как раз к этому времени решила, что на первый раз достаточно "выгуляла" Соню в мужском обществе и можно удалиться. Так и вышло, что они покинули большой зал втроём.

   — Предлагаю погулять по лайнеру! — оживлённо сказала Мотя.

   Тон предложения отказа не предполагал. Но Соня всё-таки попробовала:

   — Может, в другой раз, а? Нагуляемся тут ещё!

   — Ты что, Сонь! — глаза у Матильды горели диким зелёным огнём, как у кошки, вышедшей на охоту, и это означало, что сопротивление бесполезно. — Другого такого раза не будет! Все же сейчас там, — она мотнула головой назад, в сторону большого зала. — Лайнер почти пустой!

   — Если не считать примерно полторы тысячи человек экипажа и персонала… — вставила Лола.

   — Молодец! Сразу видно, кто сделал домашнее задание! — искренне одобрила Мотя. — Но… от экипажа и персонала никуда не денешься, они всегда тут… Хотя сейчас, подозреваю, большая их часть или отдыхает по своим каютам, или — по ресторанам и прочим заведениям для экипажа. Они тоже люди, им тоже отдохнуть надо, а сейчас, когда все пассажиры собраны в одном месте, под присмотром, самое время для отдыха — всех, кто в присмотре не участвует. Ну или не занят в других местах. Но по лайнеру они точно толпами не гуляют. Он им, знаете ли, несколько примелькался за годы работы!

   Соня вынуждена была согласиться. Лола и вовсе загорелась энтузиазмом.

   — А что, тот ашенорец, с которым ты общалась, тебе не понравился? — осторожно поинтересовалась у неё Соня, следуя за Матильдой, как на буксире.

   Та увлекала их куда-то по коридорам так уверенно, словно сама провела на лайнере не один год!

   — Понравился… — протянула Лола как-то не слишком уверенно. — Красивый, умный, воспитанный… всё хорошо вроде…

   — А что не так? — спросила Мотя. — Переходи к сути. Как говорится, всё самое главное начинается после "но"!

   — Я даже не знаю… Начала думать, что я для него недостаточно хороша, если честно. Такие они все там… идеальные.

   — Ещё одна жертва комплексов, — обречённо констатировала Мотя. — Идеальных — не бывает. Но даже если вдруг… Может, их как раз тянет к неидеальным нам — чтобы жизнь стала ярче и интереснее! Ты представь, какая скукота, если все идеальные… А ты — замечательная! Не перешитая сто раз до состояния "идеальной куклы", а живая и обаятельная!

   — Ну ладно, — вздохнула Лола. — Посмотрим, буду ли я ему интересна хотя бы завтра или он себе другую "живую куклу" найдёт.

   — Дошло, — кивнула Мотя. — Ты боишься быть брошенной. Я, конечно, тебя где-то понимаю…

   Соня удивлённо покосилась на подругу. Учитывая тотальную Мотину правдивость, за исключением отдельных случаев, когда она затевала очередную авантюру, это заявление звучало… странно.

   — И с этим, конечно, надо как-то бороться, — продолжала Матильда. — Но выбирать самых завалящих в надежде, что "такой-то уж меня не бросит" — это не вариант! Мало того, что такой и тебе самой не нужен, так ещё и бросить может! Потому что такие хмыри попадаются… на жалость берут, и каждая думает: ну вот этот уж точно будет только мой! А потом ещё в сто раз обиднее! Ладно, если тебя бросил прекрасный принц. Это больно, но с этим можно жить! А если урод слабоумный? Тогда как?

   Лола рассмеялась. Смех у неё оказался заразительным, искренним, так что и Соня разулыбалась вовсю. И тут же задумалась: а не подвержена ли этому страху сама "великолепная Матильда", как Мотю порой называли знакомые? Что если отчасти здесь кроется причина того, что она избегает серьёзных отношений?

   Как следует обдумать эту мысль Соня не успела, потому что Матильда привела их с Лолой на обзорную палубу, такую огромную, что у девушек дух захватило. Мотя уже бывала в дальнем космосе вместе с родителями и что-то подобное наверняка видела, но Соня и Лола — нет.

   Слабое освещение в центре зала, где выстроились кругом удобные кресла, сменялось темнотой, переходящей в бархат вечной ночи, расцвеченной разноцветными звёздами. Они могли бы ещё долго пребывать в восторженном оцепенении, но поодаль послышался негромкий смех, приглушённые голоса, шепоток, и девушки увидели, что они здесь не одни: несколько парочек успели ускользнуть из большого зала раньше них и уже облюбовали это место для дальнейшего знакомства. Похоже, ашенорцы показывали землянкам, где находится их родной мир и что-то рассказывали, а новые посетительницы не сразу их заметили из-за размеров зала, приглушённого освещения, а главное — из-за волшебного зрелища, завладевшего их вниманием.

   Матильда шумно вздохнула, выразив таким образом своё разочарование. Как ни странно, даже непритязательная Соня была с ней согласна. Совсем недавно она была бы счастлива увидеть подобное великолепие, но желания чаще всего растут быстрее возможностей. Вот и Соня, на миг поверив, что она одна — Мотя и даже Лола не в счёт — в этом изумительном месте, уже не хотела делить его с посторонними, слышать их голоса и ощущать присутствие. Они мешали.

   Хотелось испытать то самое, ради чего Матильда их сюда привела — уединение. Остаться наедине с Космосом. Со Вселенной, как бы громко это ни звучало. Она поняла, что Мотя была права и в том, что другого случая не представится. На "Стреле Амура" несколько обзорных палуб, но там всегда… всегда кто-нибудь будет!

   — Я знаю, что делать! Вы ещё увидите небо в алмазах! — шёпотом провозгласила Мотя и потащила подруг прочь.

   И в тот момент Соня даже не вспомнила, что именно с этих слов Матильды Залесской: "я знаю, что делать!" — обычно всё и начиналось! Все шалости и авантюры, всё, что стоило Соне немало нервов, хотя потом обычно вспоминалось со смехом и даже с ностальгией. Но это уж потом! Сначала были нервы, сожаления и клятвенные обещания, что "больше никогда"! Никогда не пойдёт у Моти на поводу и не поддастся на уговоры!

   А тут… даже уговаривать не пришлось. И двусмысленное заявление про "небо в алмазах" не напугало. Одурманенная сказочным видением, Соня пошла за подругой, как покорная овечка. Лола тоже не отставала.

   Матильда привела их к одному из лифтов. На этом корабле они сами по себе напоминали сверкающие огнями космические корабли, поражая своим великолепием и заставляя замирать в благоговейном восторге. Количество сенсорных панелей и кнопок подавляло, приводя к мысли, что профанам тут без экскурсовода делать нечего. Но Мотя профаном не была, в несколько касаний она заставила это совершенство подчиниться своей воле и распахнуть перед гостьями матово сияющее нутро — мягкий свет обволакивал, скруглённые стены обнимали, панель управления, как прекрасная дама, умеющая держаться с неподражаемым достоинством, манила и держала на расстоянии одновременно.

   Даже Матильда замерла на несколько мгновений, присматриваясь к ней, как хищник перед прыжком. Подняла руку с наручным компом, одним касанием вызвала голографическую модель лайнера, потыкала в неё пальчиком, что-то прикидывая, кивнула собственным мыслям, свернула модель и "напала" на панель управления.

   — К сожалению, пятая обзорная палуба временно закрыта для наших гостей с Земли… — мелодичным голосом отозвался лифт на манипуляции Моти, но та лишь хищно усмехнулась.

   — Это-то и радует! — пробормотала она и продолжила "играть" на панели, как пианистка на любимом инструменте.

   Что-то мигнуло сначала красным, а потом — зелёным. Лифт издал звук, напоминающий удовлетворённое урчание кота, и на табло над входом отобразилось его перемещение: там мелькали какие-то обозначения и цифры, отмечающие уровни и куда более многочисленные подуровни.

   Мотя радостно хлопнула в ладоши, Лола переводила встревоженный взгляд с одной своей спутницы на другую, у Сони появилось стойкое ощущение, что только что за её спиной захлопнулась дверца ловушки, хотя пока и непонятно, в чём подвох.

   — Это же пятый уровень… — пробормотала Лола, наблюдая за шкалой. — Он вроде бы закрыт…

   — А мы сейчас откроем! — бодро сообщила Мотя.

   — А если там что-то… ремонт, например… — предположила Соня.

   — Не-а… — лифт остановился, Мотя продолжила свои "переговоры" с панелью управления, добиваясь, чтобы он открылся. — Было бы что-то опасное, его бы заблокировали надёжнее. А эту защиту… любой стажёр обойдёт. Запаролено проще некуда… Так делают, чтобы стюардам и прочему персоналу самим не запутаться, а лохи-пассажиры не пройдут.

   — Так там же… ашенорцы! — отмерла Лола.

   Дверь лифта уже дружелюбно и бесшумно раскрылась, выпуская пассажирок в широкий коридор с минимальным освещением.

   — И там ашенорцы? — неприятно удивилась Мотя.

   — Тай-ашир, чистокровные, — пояснила Лола. — Я слышала, что в этот раз что-то пошло не по плану и лайнер забрал с материнской планеты нескольких чистокровных. Их должны доставить в колонию. Наверное, этот уровень заблокировали из-за них.

   — Если их так мало, — отмахнулась Мотя, — возможно, они уже налюбовались на звёзды и нам не помешают.

   — Я слышала, что при встрече с чистокровными тай-ашир женщины должны прикрывать лицо… — продолжила Лола. — Кажется… нижнюю часть лица… Глаза, вроде, можно оставить, но пристально на них не смотреть…

   — Ну спасибочки! — Матильда возмущённо фыркнула. — А я уж думала, что нужно замуроваться наглухо! Обойдутся… Переживут уж как-нибудь… Надеюсь, эти шовинисты нам не встретятся вовсе!

   — Там в чём-то другом вроде дело… не в шовинизме… Я читала… но всё как-то расплывчато. Точно не объяснили. Что-то про мимику было… — бормотала Лола, пока Мотя быстрым маршем вела их по коридорам.

   — Вот! — обрадовалась она. — Обзорная палуба номер пять! Открыто и в рабочем состоянии. Прошу! — она взмахнула рукой, словно состояние, а то и создание этого чуда техники было её исключительной заслугой.

   Соня и Лола осторожно пошли вперёд, а Матильда остановилась неподалёку от входа, где находился один из пультов управления обзорной палубы.

   — Сейчас-сейчас… — многообещающе шептала она. — Я вам такое покажу! Здесь — это не то… Тут должна быть запись видов из центра Галактики! Там такая красота! Настоящее небо в алмазах!

   Вокруг было почти темно, только редкие маленькие светильники горели там и сям, да звёзды сияли в непроглядных глубинах космоса. Разумеется, обзорная палуба не была "застеклённым куполом", изображение звёздного неба проецировалось на её стены и потолок, а при желании — на пол тоже, тогда у наблюдателей возникало почти полное ощущение полёта в открытом космосе, но подобное не всем нравилось, некоторых это пугало.

   Соня медленно миновала выставленные в центре зала кресла для гостей и пошла дальше. Она уже сейчас казалась себе пушинкой, парящей в необъятности Вселенной. Лола, наверное, ощущала то же самое. Обеих девушек тянуло вперёд и вперёд, словно они хотели пройти всё помещение насквозь и выйти в открытый космос.

   Наконец Мотя разобралась с управлением и нашла то, что искала. Несколько касаний и умеренную, можно сказать, строгую и сдержанную звёздность сменила яркая, красочная, буйная! Отдельные звёзды, и без того непривычно крупные, сливались в целые скопления, сияя всеми цветами радуги, почти ослепляя и светом, и невозможной своей красотой, от которой перехватывало дыхание. Да, это было оно — небо в алмазах, немыслимое, сверкающее, переливающееся, ошеломляющее.

   Но в этом невероятном свете, залившем обзорную палубу, внезапно обнаружилось, что здесь находятся ещё трое гостей. Высокие неподвижные фигуры в тёмной одежде, прежде терялись на фоне космической черноты, а теперь были видны совершенно отчётливо. Трое мужчин повернулись к Соне и Лоле, и в их необычных светлых глазах виделось нечто, более всего похожее на потрясение и… страх?

   "Но чего они испугались?" — подумала Соня, по инерции делая ещё шаг вперёд и оказываясь уже совсем близко к одному из незнакомцев. Наверное, того, что мирная картина звёздного неба изменилась на буйство света и цвета, характерное для центральной части Галактики.

   Так вот они какие — настоящие тай-ашир. Совершенно белые волосы, длинные, густые, ложащиеся на плечи красивой волной, очень светлая кожа, но белые брови и ресницы всё равно заметны на её фоне, всё-таки она чуть темнее и оттого на фоне белоснежности волос кажется почти смуглой. Высокие скулы, черты лица правильные, отличающиеся благородной, слегка чуждой, но оттого ещё более притягательной красотой. Глаза — большие, удлинённые.

   Радужка у ближайшего тай-ашир оказалась такой ясной и чистой голубизны, что Соня невольно засмотрелась. Никогда не видела подобного цвета глаз. Да у людей такого и не бывает. Сама не заметила, как приблизилась ещё больше, влекомая интересом. Страха не было, ведь она знала, что ашенорцы миролюбивы, а к людям и подавно не враждебны. Странно, что не было и неловкости. Может быть потому, что этот незнакомец так же пристально и неотрывно смотрел на неё?

   Где-то далеко, на периферии сознания, невесомой тенью скользнуло воспоминание о словах Лолы, о том, что при встрече с чистокровными тай-ашир женщины должны закрывать лицо. Но Соня лишь мысленно фыркнула вслед за Матильдой. Им придётся привыкнуть к виду женских лиц, если они направляются в смешанную колонию, где полно земных женщин.

   Соня увидела, как тёмные зрачки увеличиваются, затопляя небесной голубизны радужку. Но ашенорец не отпрянул и, кажется, та тень страха, что померещилась Соне, исчезла, а может, её и вовсе не было и это просто интерес — такой же, как у неё!

   Какие красивые у него глаза… такие красивые и необычные, что не хочется отводить взгляд… Нос с небольшой горбинкой, резковатая линия губ и твёрдая, мужественная — подбородка. Наконец неловкость всё же всплыла откуда-то из глубин сознания, где до этого потонула, оглушённая шквалом новых впечатлений. Неудобно так разглядывать даже незнакомого человека! Да человека Соня и не стала бы… Но инопланетянина — тем более нельзя! Это же не "неведома зверушка".

   А он замер… Смотрит на неё пристально, не моргая, не шевелясь… Боковым зрением Соня отметила, что другой тай-ашир застыл напротив Лолы, а третий… прикрыл глаза рукавом и пятится к стене. Да что с ними такое?! Наверное, не надо было поддаваться Моте. Наверное, они своим появлением с открытыми лицами нарушили какое-нибудь жуткое табу и нанесли тай-ашир моральную травму!

   Сколько они так стоят? Разум подсказывал, что считанные секунды, но сердце почему-то считало иначе… Позади послышался встревоженный голос приближающейся Матильды. И Соне чуть ли не впервые в жизни не захотелось, чтобы подруга подходила, чтобы заканчивались эти несколько секунд, показавшиеся такими долгими… но всё же… слишком короткими. Ведь она никогда больше не увидит этого красавца.

   Что уж там — себе-то можно признаться, что он выглядит, как сказочный принц, более прекрасный, чем Соня когда-либо могла представить? Никому больше она не признается, даже Моте, но себе — можно. Впереди её ждут неприятности, ведь эта история с проникновением на закрытую для землянок часть лайнера непременно выплывет и будет скандал… И никогда больше… Соня тихо вздохнула.

   Раз больше никогда, то… можно позволить себе не смущаться, не бояться показаться глупой или… — да ничего не бояться! Поздно уже трястись. Нагоняй их ждёт — это факт. Но сейчас Соня не жалела, что здесь оказалась. И увидела фантастически прекрасное небо и сказочного тай-ашир. Она глубоко вздохнула, и ей показалось, что тай-ашир вздохнул вместе с ней. А потом улыбнулась ему. Прощаясь. От души улыбнулась, мысленно прося прощения за то, что нарушила уединение, а может, и нанесла моральную травму!

   Позади раздались голоса — там явно была уже не только Матильда. Наверное, расплата близка. О проникновении в закрытый сектор уже узнали.

   — Не улыбайтесь! — взревел мужской голос. — Только не улыбайтесь!

   Лола, которая, по-видимому, пережила нечто очень похожее на то, что испытала Соня, вздрогнула, и робкая улыбка, уже расцветшая в её тёмных глазах и коснувшаяся губ, испуганно исчезла. Соня растерянно обернулась.

   На них, как носорог на зазевавшихся туристов, нёсся разъярённый Карим Уладович. За ним бежали ещё какие-то мужчины, кажется, в форменных костюмах стюардов. А тай-ашир, которому только что улыбнулась Соня, медленно оседал на пол.

   Его товарищ ещё оставался в сознании, но казалось, что и он вот-вот потеряет сознание. Почему-то он схватил Лолу за руку и тихо проговорил что-то на незнакомом языке. Переводчик, на груди у Лолы ожил, выдав перевод:

   — Госпожа, не отворачивайся от меня… прошу…

   Соне показалось, что под ногами её разверзлась пропасть. Она посмотрела на лежащего у её ног ашенорца, на второго, сначала вцепившегося в руку Лолы, как утопающий в спасательный круг, а потом резко отдёрнувшего ладонь, словно от огня, на третьего, что по-прежнему стоял закрыв лицо рукавом, и внезапно поняла, что случилось нечто непоправимое.

ГЛАВА 4. Брак по-ашенорски, или Не улыбайтесь инопланетянам!

— Идиотки. Вы даже не представляете, что натворили.

   Слова Карима Уладовича прозвучали в наступившей тишине холодно, спокойно и оттого ещё более страшно.

   Следом всё завертелось, смешалось, так что Соня, всё ещё заторможенная, не успевала как следует следить за происходящим. Сознание её отказывалось признавать непоправимость случившегося. Она ещё не понимала, в чём эта непоправимость заключается, но уже ощущала её неумолимое наступление, словно какой-то гигант грозил раздавить и уничтожить всю прежнюю жизнь, оставив от неё только ностальгические воспоминания.

   Стюарды дружно извлекли из карманов нечто, напоминающее лёгкие медицинские маски и нацепили их на себя, на Соню, Лолу и Матильду. Последняя даже не оказала сопротивления — тоже понимала, что её безобидная шалость, похоже, может иметь далеко не безобидные последствия. Затем Карим Уладович — единственный, кто маску не надел, обратился к тому тай-ашир, что всё ещё прикрывал лицо рукавом.

   Тот осторожно опустил руку и осмотрелся. Вид у него был трагически-обречённый. Карим Уладович пытался добиться от него каких-то рекомендаций, но, взглянув на лежащего без сознания товарища, ашенорец только покачал головой и с упрёком взглянул на Соню. Сказал что-то Кариму Уладовичу, указывая на второго, что так и стоял напротив испуганной Лолы. Соня не расслышала, что именно.

   — Другого выхода нет? — проскрипел помощник капитана, окинув троих девушек ненавидящим взглядом.

   Ашенорец снова покачал головой.

   Карим Уладович резко выдохнул. Выглядел он при этом так, что Соня ни капли не удивилась бы, если бы он выдохнул огонь, как сказочный дракон. Ну или хотя бы дым. Однако дыма не было, всё оказалось ещё хуже. После вызова врача, который должен был забрать бессознательного ашенорца, помощник капитана принялся за Лолу.

   — Не вздумай от него отворачиваться! — рявкнул он. — Специфическая фиксация уже запущена и должна быть завершена. Иначе это может плохо кончиться… Вплоть до летального исхода… — прибавил он тихо.

   И именно эта подчёркнуто спокойная интонация заставила поверить — не врёт. И даже не преувеличивает.

   — Возможна также кома или безумие, — буднично завершил он, добив троих девушек.

   Соня и сама уже едва держалась на ногах. Спасибо Моте, которая обняла её за плечи и поддерживала. Хотя какое там спасибо?! Это же Мотя… снова Мотя втянула её во что-то… Что-то такое, что было куда страшнее, чем все прежние приключения вместе взятые.

   Но она сама с ней пошла. Сама. Так что нечего сваливать на Мотю… Сама хотела посмотреть на звёзды без посторонних и отмахнулась от слов Лолы о том, что надо закрывать лица при встрече с чистокровными тай-ашир. Лола из них меньше всех виновата.

   — Возьми его за руки, — скомандовал ей Карим Уладович.

   Лола покорно взяла за руки ашенорца и тот не отдёргивался, стоял — тихий и словно… не вполне находящийся в этой реальности.

   Он же выглядит, как загипнотизированный, — поняла Соня. Как в трансе… Она вспомнила расширяющиеся зрачки тай-ашир, смотревшего ей в глаза. Какая же она дура! Он был в трансе... Или как там у них это называется. Это означало, что началась та самая… "специфическая фиксация"!

   — Он жив?! — не выдержала Соня, склонившаяся над лежащим на полу ашенорцем. Один из стюардов уже проверил его пульс, но больше ничего делать не пытался.

   — Жив, — прошипел Карим Уладович. — Но это ещё ничего не значит, — тут же поспешил "успокоить" он. — Молчите и не мешайте! Что она должна сказать? — совершенно другим тоном обратился он к единственному тай-ашир, не пострадавшему от "вторжения землянок".

   Тот осторожно приблизился к Лоле, словно она была взрывоопасным боеприпасом, жестом показал, что повязка на лице ей не нужна. Карим Уладович быстро её снял, Лола недовольно мотнула головой, видно, зацепил волосы. Ашенорец зашептал что-то ей на ухо. У девушки расширились глаза, она беспомощно посмотрела на Соню и Мотю, но те, тоже перепуганные и растерянные, ничем не могли ей помочь.

   — Отныне… — дрожащим голосом проговорила Лола.

   — В глаза ему смотри! — прошипел Карим Уладович.

   — Отныне, — чуть твёрже продолжила девушка, — твоя жизнь… — решимость снова оставила её, но через пару секунд она взяла себя в руки и закончила: — Принадлежит мне.

   Мотя и Соня синхронно ахнули. Оба ашенорца, что пребывали в сознании, столь же синхронно выдохнули.

   — Фиксация завершена, — печально проговорил третий, тот, что уберёгся от землянок при помощи верного рукава и быстрой реакции. — Правда… не могу сказать, насколько успешно. Слишком неуверенно проходило завершение. Но всё же жизни Лейтира сейчас ничего не угрожает. Твоего супруга зовут Лейтир, госпожа, — прибавил он, обращаясь к Лоле.

   И тут напряжение последних минут взяло своё: Лола покачнулась и упала бы, если бы Карим Уладович не успел её подхватить.

   — Теперь они в обмороки падают! — возмутился он. — Вы же этого хотели, разве нет?! Вот — радуйтесь! Раз — и всё.

   — Мы не этого хотели, — каким-то звенящим шёпотом ответила ему Мотя. — Мы хотели просто посмотреть на звёзды.

   — А вы вообще помалкивайте! Звёзд вам мало было на четырёх палубах, что вы на пятую полезли?! Вот — любуйтесь теперь! — он указал свободной от Лолы рукой на врача, который осматривал бессознательного ашенорца.

   — Его зовут Иниро, — тихо проговорил тот, что остался "не зафиксированным". — Он так мечтал о свободе… и вот… Вам придётся завершить ритуал, — обратился он к Соне. — Если, конечно, Иниро придёт в сознание. Иначе ему не выжить.

   — Да что же это такое… — прошептала Соня онемевшими губами. — Как это всё вообще…

   Она смутно чувствовала, как Мотя поддерживает её, как гладит рукой по плечу, но всё вокруг было словно в тумане.

   Врач, серьёзный немолодой мужчина, махнул рукой стюардам, и те подхватили бесчувственного Иниро, уложили на раскладную каталку и повезли прочь.

   Уже направляясь к выходу, врач обернулся:

   — Вам лучше быть рядом с ним, — сказал, обращаясь к Соне. — На случай, если он придёт в себя.

   — Да-да, — поддержал его помощник капитана, — невеста должна быть рядом с женихом! Ульф подскажет, что делать, — он вопросительно посмотрел на сохранившего свободу ашенорца и тот согласно кивнул. — Только в глаза ему не смотрите! И не улыбайтесь! А то и глазом моргнуть не успеете, как обзаведётесь и вторым супругом!

   Соня всхлипнула, ещё крепче вцепляясь в Матильду.

   — А вы её не запугивайте, Карим Угрозович! — ожила Мотя. — Да нам после такого, может, вообще на всю жизнь охоту отобьёт улыбаться!

   — Надеюсь, что вам на всю жизнь отобьёт охоту проникать на закрытую территорию! — вызверился Карим Уладович. — И строить глазки всем подряд, когда надо слушать правила поведения…

   — А вам, — холодно и зло перебила его Матильда, снимая маску, — надеюсь, отобьёт охоту кое-как относиться к своим обязанностям. Потому что проход в сектор лайнера, проникновение в который чревато столь серьёзными последствиями, должен быть перекрыт надёжно, а не так, что вскрыть его может кто угодно! В этом случае пользуются не паролями, а идентификацией по сетчатке глаза, например, если вы не знали. Но кто-то очевидно поленился её активировать.

   Как же... это ещё надо разбираться, кому можно проходить, кому нельзя, систему подключать... это же лишние хлопоты на целых десять минут! Пусть лучше ходят все подряд, сами друг другу пароль передают. Но и этого бы хватило, если бы пароль был оригинальным!

   Если ваши стюарды и прочие члены команды страдают клиническим склерозом и не способны запомнить нормальный пароль, а не такой, какой используют все кому не лень, на всех транспортных кораблях, чтобы пассажиры не путались под ногами в жилых секторах членов экипажа, то это ваша недоработка!

   Да, я признаю, что нарушила правила. Я! Не Соня и не Лола. Это моя вина. Но и ваша — тоже! И я не позволю вам запугивать моих подруг и перекладывать на них ответственность. Здесь вы отвечаете за безопасность, а не пассажиры.

   Пассажирам бесполезно рассказывать о "правилах поведения". Они всегда будут пытаться проникнуть повсюду, куда возможно проникнуть, и нарушить всё, что возможно нарушить. Это азы вашей профессии, это то, чему на первом курсе учат! Или вы об этом забыли? Тоже склероз? И не надо так на меня смотреть, Карим Удавович. Я не подвержена гипнозу или фиксации. Ни специфической, ни не специфической. Не надейтесь.

   Помощник капитана невнятно что-то промычал и прикрыл глаза. Явно изо всех сил пытался взять себя в руки.

   — Вы бы лучше о Лоле позаботились! Успокоили бы, а не запугивали ещё больше! — продолжила Мотя и тут же совершенно другим тоном прибавила:

   — Лола, очень прошу, прости меня! Не переживай так! Мы обязательно что-нибудь придумаем! Главное сейчас, чтобы эти обморочные женихи совсем не скопытились. Ты всё правильно сделала, Лола! Не волнуйся. Это временно. Не слушай этого горе-помощника! Выход должен быть, и мы его найдём! Я всё сделаю, чтобы вам помочь. Слышишь, Сонь? Всё. Я всех на уши поставлю, всю Галактику переверну, если понадобится! Но мы найдём выход.

   — Бедная Галактика… — скривился Карим Уладович.

   Вскоре Соня и Мотя уже сидели у постели Иниро в медицинском блоке. Раздвижная перегородка отделяла их от Лолы и её новоиспечённого супруга. Врач счёл, что Лейтиру тоже требуется хотя бы осмотр. Но, откровенно говоря, чувствовалась некоторая растерянность высококлассного специалиста, который мог лечить многое и многих, в том числе и представителей различных рас. Однако специфическая фиксация тай-ашир не входила в число подвластных ему диагнозов. Просто потому, что не являлась болезнью, а была, как поняли девушки из отрывочных реплик специалистов, разновидностью сложного и глубокого психо-кодирования.

   Но Лейтир хотя бы находился в полном сознании и, судя по всему, его жизни ничто не угрожало, а состояние Иниро внушало серьёзные опасения. Он впал в кому, и судовые специалисты не только не знали, что с ним делать, но и полагали, что этого никто из земных специалистов не знает. Оказать компетентную помощь могут разве что в родном мире пострадавшего — даже не в колонии, а на материнской планете.

   Специалисты других миров обречены блуждать в потёмках, ибо не посвящены во все тонкости проведённой на Ашеноре кодировки, а ошибка может стоить пациенту жизни или рассудка. И ещё вопрос — что хуже. Положение осложнялось тем, что прерванная процедура ментальной фиксации должна быть отменена или завершена как можно скорее, иначе последствия могут оказаться необратимыми.

   — До Ашенора ещё пять дней пути. И это если курс будет изменён немедленно, ведь сейчас мы направляемся на Ашенор-тай, а колония находится на изрядном расстоянии от материнской планеты, — констатировал врач после наведения справок.

   — Что же делать? — одними губами прошептала Соня, глядя на бледного "прекрасного принца", лежащего на медицинском ложе и обмотанного датчиками, как новогодняя ёлка гирляндой.

   Только всё это ничем не могло помочь. Аппаратура лишь бесстрастно отслеживала его состояние, но ничего не могла в нём изменить.

   — Ещё есть шанс, госпожа, — тихо проговорил приблизившийся Ульф — третий из тай-ашир, тот, кто вовремя сориентировался, прикрыв лицо рукавом, и оттого не пострадал.

   Соня взглянула на него, вздрогнула и быстро нацепила медицинскую маску.

   — Какой шанс? — спросила с надеждой. — И я не госпожа. Меня зовут Софья. Можно просто Соня.

   Ульф вздохнул, усаживаясь в кресло по другую сторону кровати Иниро.

   — Не нужно, госп… Софья. Если ты не будешь пристально смотреть мне в глаза, ничего не случится. Да и я сам сейчас настороже, — он опасливо покосился на Мотю, сидевшую здесь же и смотревшую на него очень даже пристально.

   Она чуть слышно хмыкнула и быстро отвела взгляд. Из-за сдвинутой перегородки вышли Лола и Лейтир. Двое врачей и одна медсестра тоже не спешили уходить.

   — Пожалуй, мне стоит рассказать в чём дело. С самого начала. Я попытаюсь объяснить коротко, — предложил Ульф. Разумеется, возражений не нашлось.

   — К счастью, я знаю о специфической фиксации достаточно много, — без тени гордости прошелестел ашенорец. — Так вышло, что мне было позволено более глубоко изучить этот феномен и даже читать запретные исторические и религиозные труды… Иниро приложил немало усилий, чтобы мне было позволено выехать в колонию. Я в долгу перед ним… Дело в том, что мы — друзья. Хотя Иниро занимал куда более высокое положение. Он сын верховной жрицы Аолы — богини-Матери. Она добилась для сына разрешения на переселение в колонию, а Иниро потребовал, чтобы с ним выпустили и его друзей… Меня готовили и обучали для работы в Хранилище Знаний…

   — Мы уже поняли, как сказочно нам повезло, — перебил юношу невесть откуда взявшийся Карим Уладович.

   Он стоял в дверях, сложив руки на груди, и буравил ашенорца таким тяжёлым взглядом, что тот быстро прикрыл глаза, а Мотя не удержалась от язвительной реплики:

   — Зря стараетесь, Карим Завидович, вам инопланетный жених не достанется. Он уже учёный, его так просто не возьмёшь! Так что не сверлите его жгучим взором и не перебивайте. Это не ваша лекция, где всё равно ничего толкового не было. А здесь слушать надо!

   Помощник капитана дёрнул уголком губ, но выдержал — промолчал. Только кинул на Мотю взор — действительно, на редкость жгучий! — и отвёл взгляд, благоразумно избегая смотреть на ашенорца. А то кто их знает, в самом деле… Для полного счастья ему только вот этого как раз и не хватало!

   — Очень трудно выделить главное… — пробормотал Ульф, глядя на свои руки, сцепленные на коленях. — Это похоже на насмешку судьбы или богов… Они были отважны и решительны… Они, а не я. Мои лучшие друзья — Лейтир и Иниро. Я всего лишь… как у вас говорят… кажется, книжный червь. Потому-то и привык прятаться. Прятать лицо, чтобы случайно не стать рабом одной из ла-ашир. Так называют наших женщин. Я постараюсь собраться с мыслями…

   Если очень коротко, то когда-то тай-ашир — мужчины нашего мира — были очень… воинственными. Тогда Воитель, Отец и Муж — мужские божества — почитались наравне с женскими — Защитницей, Матерью и Женой. И даже выше их. Наш мир раздирали распри и войны. Были пролиты реки крови, а женщины страдали от произвола и властности мужчин, — Ульф быстро поднял взгляд на своих слушателей и снова опустил.

   — Тогда жрицы женских божеств нашли путь, как установить мир. Как лишить мужчин их власти и возможности воевать и подавлять женщин. Постепенно, сначала тайно, а потом и в открытую, они ввели новый порядок: каждого мальчика, достигшего двенадцати лет, они начали проводить через ритуал, посвящая его Аоле — Богине Матери. Для начала убедили мужчин, что этот ритуал сделает мальчиков сильнее и одновременно — покорнее. Они выполнят всё, что им скажут, станут безупречными воинами, не знающими страха, не способными на неповиновение. Но повелевать должны были жрицы. А когда мальчики становились юношами… Любая женщина, любая ла-ашир, знающая, как это сделать, могла подчинить такого тай-ашир себе. И назвать его мужем. Для этого нужно пристально посмотреть ему в глаза, улыбнуться, взять за руки, произнести ритуальную фразу. И всё. Он связан с ней до конца жизни. И выполнит всё, что она скажет.

   — Ужас какой… — прошептала Соня.

   Ульф быстро взглянул на неё. Он казался удивлённым такой реакцией. Приятно удивлённым.

   — Ты не хочешь себе такого супруга, госпо… Софья? Не хочешь, чтобы он был послушен твоей воле?

   — Нет, конечно! Это же… рабство!

   Ульф посмотрел в сторону.

   — Это зависит от женщины. Когда-то так и было. Большинство женщин пользовались полученной властью в полную силу, иной раз были жестоки. Но это быстро закончилось. Жрицы запрещают подобное. Это не угодно богиням. Они милостивы и исполнены любви. Того же хотят и от нас. То, что вы называете фиксацией, включает в себя не просто код подчинения. Это… куда больше, сложнее… Если бы вы услышали хотя бы часть мантры, то поняли бы… — пусть не всё, но многое.

   Кроме того, такова оказалась цена мира. Наш мир больше не знает войн. Женщины направили энергию и разум мужчин на созидание. Развилась наука, расцвели искусства. Жизнь стала намного лучше и, уж конечно, безопаснее… — на этих словах Ульф почему-то нервно дёрнул головой, и присутствующим показалось, что он не вполне искренен.

   — Но всё не так гладко, правда ведь? — вкрадчиво уточнила Мотя.

   — Да, госпожа… Далеко не всем тай-ашир нравятся эти порядки. Есть те, кто не хочет быть "связанным", кто хочет свободно выбирать и спутницу жизни, и свой жизненный путь.

   — Вместо войн мужчин друг с другом вы получили войну между мужчинами и женщинами? — не отставала Матильда.

   — Не войну. Большинство в императорском совете стабильно выступает за "мягкие реформы", но при этом ничего не делает и даже не может как следует объяснить, что они под этим подразумевают. Есть консервативная оппозиция, которая считает, что надо, напротив, ужесточить законы, чтобы ни о каких реформах и речи не было. Их аргументы звучат довольно убедительно, ведь мы и в самом деле получили века мирной жизни и невиданный расцвет науки и искусств.

   Ещё есть сопротивление. Движение, которое выступает за отмену ритуала посвящения мальчиков богине. Когда мы вступили в Галактический Союз, это движение вышло на новый уровень, и была создана колония — специально для тех тай-ашир, которые хотят избежать специфической фиксации без возможности выбора.

   В колонии с ними работают инопланетные учёные, они подбирают им жён, преимущественно из землянок, так как земные женщины подходят идеально. У них даже может быть совместное потомство. Даже ваша мимика удивительно схожа с нашей. Вот только ла-ашир улыбаются очень редко. Для нас улыбка — знак особого расположения, у нас обычно улыбаются близким или тем, кого хотели бы видеть своими близкими. Земляне улыбаются куда чаще. Но мы не думали, что всё получится так… настолько быстро… Иниро считал, что земные женщины не представляют для него такой опасности, как ла-ашир.

   — Самоуверенность его и подвела, — угрюмо вставила Мотя.

   — Не только, — вздохнул Ульф. — Ему и Лейтиру было очень интересно увидеть земных женщин. Конечно, мы видели изображения, видео… Но это всё не то. В реальности можно ощутить… энергию, живое тепло… Или напротив — холод. Думаю, ты ему очень понравилась… Софья. Он был поражён и потому не отвёл взгляд поскорее… И вот так… всё случилось…

   — Значит, в колонии тай-ашир обходятся без этой… фиксации? — уточнила Соня, слегка смущённая словами Ульфа.

   — Нет, к сожалению, нет. Только выбирают подходящую женщину. Разумеется, ей всё объясняют, проводят тесты. Всё это добровольно.

   — Тогда в чём разница? — спросила Мотя.

   — Разница в том, что ваши женщины иначе относятся к мужьям. Они дают им свободу, не хотят подчинять. Или, может быть, разница в том, что наши мужчины больше доверяют землянкам. Если вдруг что-то пойдёт не так, в колонии есть возможность попросить помощи. Коротко говоря, на жестокую женщину обязательно найдут управу. Даже если муж не сможет пожаловаться, кто-то из окружающих заметит неладное. Хотя до сих пор подобных прецедентов не было. Ведь женщин предварительно подвергают психологическому тестированию и отбирают тех, кто не склонен к жестокости, насилию или просто подавлению партнёра. А на Ашеноре никто не станет вмешиваться… Жена — госпожа мужа. Она в праве поступать с ним так, как считает правильным или как хочет. Если только кто-то из жриц вмешается. Но тут уж как повезёт.

   — Понятно, — Мотя угрюмо кивнула. — В колонии права тай-ашир лучше защищены.

   — Да! — с жаром согласился Ульф. — И не только это. Они точно знают, что их дети не будут проведены через ритуал посвящения богине. Их сыновья останутся свободными! Вы, наверное, уже видели их? Они могут ничего не бояться, знакомиться, общаться с женщинами, видеть их улыбки, смотреть им в глаза. Для нас это недостижимо… Пока мы не будем "зафиксированы". Тогда мы можем общаться с женщинами сколько угодно. Или — сколько позволит жена.

   Мотя хмыкнула.

   — Не мужья, а прямо мечта… Но хотелось бы верности не по принуждению.

   — Вот-вот, — кивнул Ульф. — Ваши женщины это ценят и понимают. За это и мы ценим ваших женщин. Потому и появилась колония. Пока что туда отправляются "излишки" мужчин. У нас мужчин несколько больше, чем женщин. Так стало после завершения эпохи войн. Так что отселение части мужчин в колонию пошло Ашенору только на пользу, но это временное явление, как вы понимаете. Если исход мужчин в колонию будет продолжаться, нарушится баланс. Запретить отселение тоже невозможно, так как мы вошли в Галактический Союз, и там обратили внимание на наши проблемы. Поэтому жрицы, императрица и императорский совет вынуждены прислушиваться к движению сопротивления тай-ашир. Мы надеемся, что осталось недолго ждать, и ритуал посвящения богине будет отменён или же для начала хотя бы изменён в сторону смягчения.

   — И кто же может участвовать в этом движении, если свободны только дети?

   — Не совсем так. Достигшие семнадцати лет тай-ашир живут отдельно, они сохраняют свободу, пока не будут "зафиксированы". Кроме того, женатые тай-ашир тоже могут быть свободны — в той степени, в которой им это позволит жена. Если женщина любит мужа… она может дать ему больше свободы. Некоторым ла-ашир тоже не нравятся эти порядки. Они хотят, чтобы можно было свободно знакомиться с мужчинами, чтобы юноши не шарахались от них, как от огня, чтобы можно было общаться с ними, не закрывая лица, чтобы мужчины были свободны и свободно выбирали жён, как и жёны — мужей, по взаимному согласию. И потом… у ла-ашир рождаются не только девочки, — Ульф печально усмехнулся.

   — Мальчики тоже. И не всем матерям нравится то, что ждёт их сыновей. Хорошо, если повезёт с женой — жизнь может быть счастливой. У большинства она такова. Но всё же есть и те, кто несчастлив. Но никогда не сможет освободиться. Если только…

   — Если только что? — тут же вцепилась в ашенорца Мотя.

   — Говорят, что способ есть. Что мужчины-жрецы, поклоняющиеся Ошеру — богу-Отцу, и его младшим братьям — Воителю и Мужу, — знают, как развязать связанных. Говорят, что такое иногда делали, если, скажем, сыновья жриц или других высокопоставленных ла-ашир оказывались очень уж несчастливы в браке.

   — Ну как всегда… — пробормотала Мотя. — Всё лучшее — людям. Лучшим людям — самое лучшее.

   — Уж вы-то молчали бы, — не выдержал Карим Уладович, по-прежнему подпиравший спиной стену.

   — Завидовать надо молча, Карим Укорович, — наставительно заметила Мотя. — Мне можно возмущаться социальной несправедливостью — я для этого нахожусь как раз на правильной стороне.

   — И что же это за сторона? — спросил помощник капитана, глядя в пространство задумчивым взором, чтобы не было заметно, что он сдерживается из последних сил.

   — Сторона наглых угнетателей, разумеется, — доверительно сообщила Мотя. — Да, не повезло вам со мной. Факт.

   — С этим не поспоришь. Но, может быть, всё же послушаем Ульфа? Уважаемый тай-ашир, скажи, есть ли возможность привести в чувство твоего собрата?

   — Думаю, да, — кивнул ашенорец. — Думаю, ещё не поздно. Если го… если Софья согласна.

   — На что? На… брак с незнакомым инопланетянином без возможности расторжения? — прошелестела Соня.

   — Ну, если вы предпочитаете быть убийцей незнакомого инопланетянина без возможности воскрешения, то, конечно, можете отказаться! — Карим Уладович едва ли не оскалился.

   Мотя бросила на него уничтожающий взгляд, но ни слова не возразила.

   — Сонь… — сказала она тихо, — как ни странно, но сейчас этот Карим Угрозович прав. Если Иниро выживет, мы найдём выход. Но если умрёт… сама понимаешь…

   Соня сглотнула и, решившись, посмотрела на Ульфа.

   — Я согласна, конечно, раз так… Сделайте, пожалуйста, что возможно!

   — Попытаюсь, — кивнул ашенорец.

ГЛАВА 5. Брак по-ашенорски. Свобода или жизнь

— Я попробую произнести заключительную часть Мантры Посвящения, — сказал Ульф. — Надеюсь, что это… как объяснить… позволит нам вернуть Иниро как бы к началу процесса фиксации.

   — Хочешь сбросить его разум "к заводским настройкам"? — приподняла бровь Мотя.

   Ульф поражённо взглянул на неё.

   — Да, пожалуй, это достаточно точное определение. Я сейчас произнесу часть Мантры, а ты, ла-Софья, пожалуйста, наблюдай за Иниро. Как только он откроет глаза — смотри на него, ему в глаза. Не прерывай контакта. Ты помнишь, что делать дальше?

   Соня не вполне уверенно кивнула.

   — Хорошо. Тогда я начинаю. Только… — он осмотрелся и его взгляд остановился на Лейтире и Лоле. — Наверное, Лейтиру лучше подождать снаружи… Не знаю, как на тебя подействует Мантра, друг.

   — Я хочу остаться.

   Ашенорец сделал шаг вперёд.

   — Мне кажется, я должен снова это услышать. Слова, произнесённые годы тому назад… Да, они отпечатались в глубине моего сознания, и в моей душе. Их оттуда теперь ничем не вытравить. Но я почти начал ненавидеть их за прошедшие с тех пор годы. И всё же я помню, что они были прекрасны. — Он повернулся и посмотрел на Лолу.

   Ничто в нём сейчас не напоминало того чрезмерно впечатлительного "эльфа", каким он и Иниро показались девушкам вначале. Это был мужчина — решительный, не смирившийся с уготованной ему судьбой, решивший бороться с ней. А когда судьба так неожиданно и вероломно настигла его, застав врасплох, он не пришёл в отчаяние, но и не сдался. Он всё ещё хотел построить свою жизнь так, как мечталось когда-то, хотел разобраться в себе, найти свой путь и продолжать бороться за своё достоинство и за подлинность чувств.

   — Ты прав, Лейтир, — кивнул Ульф. — Мантра в самом деле прекрасна. Память прошедших через ритуал не сохраняет слов, остаются лишь ощущения, лишь общий настрой. Позже тай-ашир, стремящиеся к свободе и видящие, как суровая реальность разбивает идеалы и топчет мечты, учатся ненавидеть её и видеть в ней лишь источник порабощения. Но на самом деле там бы изменить всего одну фразу… И уже всё было бы иначе. Наверное, тебе в самом деле стоит её услышать. И я бы посоветовал тебе, госпожа Лола…

   — Просто Лола, — нахмурилась девушка, которая слушала всё, что говорилось здесь, с напряжённым вниманием.

   — Я бы посоветовал повторить фиксацию. Лейтир нервничает и, боюсь, это только начало. Пойми, друг, — обратился он к Лейтиру, — неполная фиксация ничем тебе не поможет. Она лишь навредит. При твоём настрое она может довести тебя до безумия. Не быстро, конечно, тут речь может идти о годах, но… тем не менее. Если будет найден способ снять фиксацию, тогда и только тогда ты сможешь от неё избавиться. Это не молочный зуб, который можно расшатать постепенно. Ты расшатаешь лишь собственный рассудок и ничего больше. Да и… жена тебе досталась хорошая. Она не будет жестока к тебе…

   Лейтир опустил глаза, выражение его лица стало настолько непроницаемо-одеревеневшим, что было очевидно — всё внутри него восстаёт против этого. Не будет к нему жестока… Словно он… домашнее животное.

   — Мне жаль, — сказала Лола, приподняв руку, чтобы коснуться его ладони, но в последний момент не решившись завершить движение. Её рука так и зависла в воздухе.

   — Прости меня… Я не хотела этого! Так глупо получилось… Я совсем не хотела навязываться… — это прозвучало так печально и почти беспомощно, что Лейтир взглянул на неё с удивлением.

   И помимо этого что-то новое появилось в его взгляде. Он словно вновь видел её впервые. Теперь не только такие необычные тёмные глаза — большие, тёплые, затягивающие в свою таинственную глубину, — но и нечто большее — её нежность, растерянность. Уязвимость? Это было ново для него и взволновало настолько, что он поспешил отвести взгляд, а то как бы "повторная фиксация", которую им присоветовал Ульф, не началась прямо сейчас.

   — Я согласен, — тихо сказал Лейтир. — Ты прав, так будет лучше. — Он хотел прибавить что-то ещё, но не нашёл слов, поэтому просто перехватил руку Лолы, которую она уже начала отводить назад, и бережно сжал в ладонях.

   На миг стало страшно, что она выдернет руку, что грубо одёрнет его, как могла бы сделать ла-ашир, ведь она не давала позволения касаться себя, тем более — при посторонних. Но Лола совершенно очаровательно смутилась, чем привела Лейтира в ещё большее замешательство и одновременно разожгла незнакомый тёплый огонь в его груди.

   — Я начинаю, — сказал Ульф.

   Он заметно волновался. Несколько секунд просто молча стоял рядом с кроватью Иниро, собираясь с духом. Наконец заговорил:

   — Прежде всего была Великая Пустота, в которой пребывала Аола. Свет Аолы осветил Тьму, Любовь Аолы наполнила Пустоту. Мать-Аола породила всё сущее. Без неё нет света, нет жизни, нет любви и нет смысла. Когда встретишь ты дочь Аолы, которая посмотрит в твои глаза, и ты увидишь в них свет Аолы, тогда придёт свет в твою жизнь. Когда увидишь ты дочь Аолы, которая улыбнётся тебе с любовью, тогда придёт любовь в твоё сердце. Когда дочь Аолы возьмёт тебя за руки, тогда в жизни твоей появится смысл — она укажет его тебе, и ты пойдёшь за ней, чтобы защищать, любить и оберегать. Твой свет, твою жизнь, твой смысл и твою любовь. Она станет для тебя всем. И твоя жизнь будет принадлежать ей, ибо это меньшее, что ты можешь ей дать.

   После первых же фраз, состояние Иниро изменилось — датчики замигали, показывая учащение пульса, повышение давления, а главное — изменение мозговой активности. Ульф, не меняя тона и темпа, продолжал медленно произносить Мантру, но быстрым движением руки дал понять врачам, что надо убрать датчики — их писк и прочие "спецэффекты" могут только помешать Иниро, отвлекая его от главного, а помочь всё равно ничем не способны. Врач колебался, но свирепый взгляд и жесты Карима Уладовича, недвусмысленно потребовавшего выполнять распоряжения Ульфа, оказали нужное действие, и датчики сняли.

   К концу Мантры пациент открыл глаза и тут же встретился взглядом с Соней — её, повинуясь указаниям Ульфа, усадили на край постели.

   Снова эти глаза цвета густого медового напитка с горными травами… по радужке разбегаются лучики, крапинки, переливы цвета — и она кажется целым миром, куда устремляется душа, летит, как глупая мошка на свет, не может остановиться. И не хочет.

   Боль пустоты, которую он успел узнать, когда эти глаза исчезли, когда эта женщина отвернулась от него, оставив на полпути над пропастью, — эта боль всё ещё разливалась в груди ледяным холодом. Тьма и холод. Пустота. Бесконечное падение. И нет ни сил, ни желания искать в этой пустоте хоть что-то реальное, настоящее. Нет смысла, нет цели, нет ничего.

   Иниро понимал, что это последствия проведённого когда-то ритуала, но сейчас, снова заглянув в странные глаза незнакомки, ясно видел в них не торжество, не желание подавить, подчинить, присвоить, а что-то совершенно другое. Понимание? Печаль? Тепло? Сопереживание?

   Свет. Тот самый свет, которого ждала его душа. Это из-за ритуала? Он не мог поверить, что только из-за него. Сердце билось так сильно и часто, что было трудно дышать. Чего она ждёт? Неужели снова отвернётся от него?!

   Иниро шевельнул руками, смутно осознавая, что лежит, а не стоит. Она не хочет улыбаться ему… Да… прерванная фиксация. Тогда она отвернулась, но он уже видел её улыбку…

   Землянки улыбаются просто так — знакомым и незнакомым. Их улыбка ничего не значит, она просто форма вежливости. Он читал об этом. Но ТА улыбка была чем-то большим! Он не может думать иначе. В ней было столько тепла и света… Улыбнись же снова… Пусть огнём горит та свобода… я не смогу дальше дышать, жить, если не увижу твою улыбку снова… — он не мог сказать этого вслух. Не только потому, что во время фиксации тай-ашир не может говорить, но и потому, что гордость не позволила бы ему.

   Он не станет умолять. Но глаза его молили об этом. Она поняла? Или просто сделала то, что должна была? Её улыбка расцветала медленно, неуверенно, как рассвет пасмурного дня, когда лучи солнца никак не могут пробиться через облака, едва-едва находят путь между серых туч и снова тонут. Но вот туман начинает мерцать розовым и золотистым светом, облака, словно устыдившись, расходятся, свет наконец проливается на ждущую его землю, обрушивается живительным сияющим потоком.

   "Когда увидишь ты дочь Аолы, которая улыбнётся тебе с любовью…" Разве она дочь Аолы? Она, рождённая в другом мире, с глазами тёмными, такими непохожими на глаза настоящих ла-ашир… Да! Она более её дочь, чем женщины их мира, потому что так может улыбаться только истинная дочь Милостивой Матери, Любящей Жены, Самоотверженной Заступницы.

   Мало кто знал об этом, но Ульф нашёл в старых книгах, которые ему позволили читать, что Богиня — едина. Что их предки верили: Мать, Жена и Заступница — лишь разные её ипостаси. Ульф рассказал об этом друзьям — тайком, по секрету. Почему это скрывают? Возможно, просто потому, что жрицы привыкли всё держать в тайне, скрывать как можно больше, чтобы не выдать ненароком чего-то, открывающего путь к свободе…

   Эта свобода стоила в прошлом множества жизней, рек крови, пролитых в войнах, стоила опасности уничтожения всего их мира. Нужна ли такая свобода? Он сам первый сказал бы: нет. Но он, как и многие другие, верил, что сейчас им хватит мудрости, чтобы использовать свободу разумно. Удивительно, как много мыслей и чувств может всколыхнуться за несколько мгновений…

   Она берёт его за руки… Иниро испытывает одновременно и облегчение, и обречённость. Он чувствует тепло в груди, счастье, раскрывающееся внутри него волшебным цветком, и сам себя презирает за это… Фиксация. И сейчас… — роковые слова. Которых он боится. Которые он ненавидит. Без которых не сможет жить дальше. О которых он мечтает.

   — Твоя жизнь принадлежит мне, — говорит она. Девушка с глазами цвета напитка из горных трав.

   И в её глазах среди медового тепла стынет печаль. Иниро понял вдруг — она тоже не хотела этого. Не хотела говорить этих слов. Не хотела забирать его свободу. И он благодарен ей за это. Больше, чем мог бы выразить словами.

   Она всё ещё держит его руки, и тепло разливается от ладоней по предплечьям, поднимается к груди, охватывает, убаюкивает. Но что-то не даёт погрузиться в блаженство завершённости. Не только его внутренний протест, который всё ещё не угас. Никогда не угаснет. Пока будет давление, будет и противодействие. Но с этим можно жить. И пока — можно надеяться, что землянка позволит ему и дальше продолжать борьбу за освобождение тай-ашир.

   — А моя жизнь принадлежит тебе, — вдруг прибавляет она.

   Тихо. Но совершенно отчётливо. Хотя какое-то время, долгие-долгие мгновения, Иниро кажется, что он ослышался. Вокруг все молчат, не шевелятся, кажется, что и не дышат. Землянка, незнакомка, его жена, даже имени которой он ещё не знает, смущённо краснеет и опускает взгляд.

   Иниро слышит, что её слова повторяет ещё один женский голос — так же тихо, так же отчётливо. Рядом стоит Лейтир, его руки сомкнуты с руками ещё одной незнакомки. Землянки. Его жены. Хорошенькая, пухленькая, с совершенно чёрными волосами — поразительно, что они в самом деле бывают такими, — эта девушка тоже выглядит совершенно не так, как должна выглядеть ла-ашир, только что заключившая удачный союз. Она смущена, растеряна, взволнована. Как и его собственная жена.

   Только третья девушка в палате напоминает ла-ашир. И более светлый цвет её глаз тут совершенно ни при чём. Она выглядит уверенной и властной — даже сейчас, когда поражённо переводит взгляд с одной своей соплеменницы на другую. Как хорошо, что не она его жена. Не его и не Лейтира.

   Ульф… Вот он, тоже рядом. Свободен. Ульф всегда был осторожен, вот и уберёгся. Но на самом деле в глубине души Иниро думает, что если бы эта уверенная землянка с волосами цвета пламени зафиксировала Ульфа, то для него это было бы даже хорошо. Она наверняка не жестока и была бы к нему добра. Свобода — бремя для Ульфа. Он и сам это признавал. Только боялся, что с женой не повезёт, потому и хотел выехать в колонию. Там можно будет не полагаться на слепой случай или сомнительную милость ла-ашир. Такие, как Ульф, — с мягким характером, склонные подчиняться, ведомые, — к несчастью, чаще всего становились жертвами чрезмерно властных женщин. Видимо, привлекали их своей мягкостью.

   — Зачем… почему ты это сказала? — осторожно спросил Иниро.

   Его жена отвела взгляд, её ладони вздрогнули в его руках. Когда они успели поменяться местами? Уже не она держит его за руки, а он её… И сам не заметил.

   — Потому что… мне показалось, что так будет честно, — ответила она. — Это неправильно — так… отдавать жизнь одного человека другому. Так не должно быть! Я этого не хотела… — она опустила голову и высвободила руки из его ладоней, смутившись окончательно.

   Иниро показалось, что ещё немного — и он снова потеряет сознание. На этот раз — от облегчения, от горячей волны благодарности, от желания немедленно узнать имя этой девушки и ещё немедленнее — обнять её, ощутив её тепло, прижать к себе, чтобы прогнать нервную дрожь, которая её сотрясает.

   Но он понимал, что это невозможно. Не сейчас. Она не ла-ашир, и он чужак для неё. Незнакомец. Она попала в ловушку фиксации, так же как и он сам! Эта новая мысль поразила Иниро. Ведь обычно женщины, ла-ашир, в этой "войне" были охотницами. Они всегда шли на это добровольно. Разве что когда-нибудь давно, когда традиция только зарождалась, жрицы заставляли или убеждали их это делать. Но те времена давно миновали.

   Он и эта незнакомка — оба пленники. Вместе. Понимание этого ещё сильнее побудило как-то успокоить её, поддержать. Знать бы как… чтобы не напугать сильнее.

   — Мы что-нибудь обязательно придумаем, — сказал он первое, что пришло на ум. — Пожалуйста, не грусти. Мы найдём выход. Или научимся жить с этим. — Он бросил взгляд на стоящих и сидящих в палате людей, неосознанно желая, чтобы их здесь не было. Ему нужно поговорить с ней — только с ней. Как они не понимают?

   Понял Ульф. Жестами показал, что все посторонние должны уйти. Лейтир увёл свою жену куда-то за перегородку. Тонкая ненадёжная преграда, но хоть что-то, хотя бы видимость уединения. Вышел врач, помощник капитана, девушка с пламенными волосами ушла последней, оглядываясь в дверях. Подмигнула — мол, я рядом, показала наручный комп — мол, только позови!

   Наконец-то они ушли. При них он просто не мог задать такой простой вопрос. Простой, но немыслимо странный, если они уже связаны узами брака.

   — Как тебя зовут? — спросил осторожно, словно боялся спугнуть, словно она — плайни, крохотная птичка с тончайшими радужными крыльями, из тех, что летают над цветочными полями.

   — Соня… То есть… Софья. Но можно просто Соня.

   Иниро улыбнулся. Ашенорцы улыбаются редко, но это был тот случай, когда ему действительно захотелось улыбнуться. Он понял, как это бывает, когда улыбка рождается словно сама собой.

   — Красивое имя, — сказал он. — Мягкое. И нежное. Как ты.

   Она вдруг занервничала, отсела подальше, стиснула одной рукой другую.

   — Не нужно, — сказала почти с обидой. — Ты не обязан… Я отлично понимаю, что всё это просто глупое недоразумение. И мы обязательно что-нибудь придумаем, чтобы освободиться. Это просто временно. И… прости… Мы не должны были приходить… Я виновата.

   Она не смотрела на него. Смотрела на свои сцепленные руки и вообще — не понять куда. А то бы увидела, как холод изгоняет тепло из его глаз, как он, словно отражая её движения, тоже сцепляет руки, до боли стискивая пальцы. Увидела бы, как боль на миг проглядывает в безупречности черт и снова прячется.

   — Конечно, — говорит он спокойно.

   Слишком спокойно. Но его "жена" погружена в свои переживания и не замечает этого.

   — Да. Мы обязательно найдём выход.

   Она быстро прощается с ним, стараясь не встречаться взглядом, и уходит. Она уходит, а боль и холод — возвращаются. А чего он хотел? Её поймали в ловушку фиксации. Как ловят тай-ашир. С чего бы ей радоваться? Его готовили к этому долгие годы, он рос с мыслью, что это неизбежно, и то — всеми силами старался избежать. А она… — она дочь свободного мира, где подобное наверняка считается дикостью. Дикость и есть. Теперь она хочет освободиться. А он? А он — нет! Ирония судьбы. Шутка Богини…

   Из-за перегородки слышен шёпот Лейтира и той, другой девушки. Его жены. Кажется, она реагирует иначе. Шёпот оживлённый, радостный, слышатся смешки. Хорошо… Иниро прикрыл глаза, стараясь заставить расслабиться сведённые судорогой мышцы. Хорошо, что Лейтиру, кажется, повезло.

   Внутри всё скручивается в тугой узел. Он не выдержит… Какой позор… Ему придётся просить. Умолять свою "жену", которая не хочет ею быть, чтобы позволила ему находиться рядом. Тогда, наверное, станет легче. Если она не будет шарахаться от него, как от мерзкой твари.

   Бывало ли такое в истории? Да, скорее всего, да. Надо расспросить Ульфа. Если молодой муж не нужен своей жене или она делает вид, что не нужен, чтобы его помучить, тогда для него гаснет свет, жизнь теряет смысл и цель… Фиксация — это серьёзно. Со второй попытки она была проведена полностью — успешно и до конца, это он чувствовал. Но этого мало!

   Теперь она — его свет, его жизнь, его смысл! А если ты не нужен своей жизни… что тогда?! Да, она прибавила эти слова про то, что её жизнь принадлежит ему… Иниро горько усмехнулся. Но для неё это — только слова! Ничего больше. И она не понимает, что значат те же слова для него… Не понимает. И он не станет объяснять.

   Куда падать ниже? Вымаливать у неё частицу тепла? Иниро закрыл глаза, с ужасом представляя, что на это всё скажет его мать. Он так долго убеждал отпустить его в колонию, и вот чем всё закончилось. Она обещала найти ему хорошую жену, но он не хотел и слышать об этом. Не хотел, чтобы его сын или сыновья, если они родятся, проходили через этот кошмар — кошмар полной зависимости. От которой не сбежать. Можно только смириться. Или умереть.

   Он попытался сбежать — хотя бы частично. Обрести свободу — хотя бы для своих детей. А теперь ещё большой вопрос, будут ли они у него. Но сейчас нужно думать не об этом… Он свернулся клубком, пытаясь унять боль, пронзающую солнечное сплетение.

   Бороться дальше? Бессмысленно. Пустота и холод, затягивающие, как чёрная дыра, раскрывшая голодную пасть где-то внутри, снова доведут его до беспамятства. И всё повторится — врачи, суматоха, его жену, Софью, снова заставят прийти, чтобы она привела его в чувство. Нет, это никуда не годится. Иниро заставил себя подняться, хотя от боли и безысходной тоски, затапливавшей его, как ледяная волна, перехватывало дыхание и темнело в глазах.

   Фиксация… проклятая фиксация! Надо найти нормальную одежду вместо этой больничной… Но у него не хватит сил… Нельзя терять сознание! Иниро до боли укусил себя за руку, чтобы хоть немного прояснилось сознание.

   "Незачем жить… — шелестело в голове, накатывало неумолимым прибоем. — Ты не нужен… Нет смысла, нет жизни…"

   Оказывается, как легко ла-ашир могли избавляться от неугодных мужей… Никогда раньше ему это не приходило в голову. А ведь наверняка такое случалось.

   Дверь открылась, внутрь заглянул встревоженный Ульф. Окинул его быстрым взглядом, встревожился ещё больше. Ему не нужно было объяснять, в чём дело.

   — Я побегу за ней! — сказал.

   — Нет! — Иниро едва успел его остановить. — Найди мне одежду. Принеси из нашего номера. Праздничную… — прошелестел он, садясь на кровать. — Не бойся, я продержусь.

   Ульф смотрел с сомнением, но кивнул и умчался прочь.

ГЛАВА 6. Переговоры и разговоры

Капитан был в ярости. Разумеется, он держал себя в руках, как положено офицеру его ранга, но его выдавали подбородок, выдвинутый вперёд сильнее обычного, руки, сжимающие стилус до побелевших костяшек, и взгляд, которым можно было бы пытать подчинённых, заставляя их сознаться во всех грехах, как уже совершённых, так и находящихся в проекте.

   — Вы понимаете, чем это грозит? — рокотал он, временами невольно подрыкивая, как голодный хищник, которому показывают добычу, а хватать и рвать её на части — не позволяют. — Всем нам! Это… Какой скандал может разразиться!

   Карим Уладович, прямой, с высоко поднятой головой, избегал начальственного взора очень простым способом — смотрел вниз или прямо перед собой — словно насквозь.

   — Понимаю, — ответил тихо. — Но другого выхода не вижу.

   — А вот я не понимаю! — взревел Стивен Максимов, он же капитан круизного лайнера "Стрела Амура". — Не понимаю, как вы могли такое допустить! Как вы… мы… до этого докатились! Какие-то… — Стивен проглотил ругательство, не желая опускаться до нецензурщины, — девушки… — прошипел он таким тоном, что у Карима Уладовича невольно дрогнула бровь, — слишком уж хорошо и ярко представились все непроизнесённые слова, которые капитан заменил словом "девушки".

   — Какие-то… пассажирки… — нашёл ещё одно приличное определение капитан, заменив им рвущиеся с языка эпитеты, — за считанные секунды без проблем прошли в закрытый сектор! И… — тут способность к замене неприличных слов приличными у капитана иссякла, и он несколько секунд молча закрывал и открывал рот, как рыба, вырванная из родной среды.

   Карим Уладович поймал себя на том, что пытается считывать ругательства по губам и едва сдержал нервный смех. К счастью, удалось. Этого капитан ему бы точно не простил.

   — Если бы не эта… если бы не Матильда Залесская, вполне возможно, это дело ещё удалось бы замять. В конце концов, эти… девушки хотели выйти замуж за ашенорцев! И вышли! Да, быстрее, чем предполагалось, но женихи им достались по высшему разряду.

   — Осталось только их в этом убедить, — пробормотал Карим Уладович.

   — Вот именно! — капитан хлопнул ладонью по столу. — И я верю, что тебе это удалось бы. Но эта… заррраза… — с чувством выдал капитан, раскатив "р" в рычание раненого тигра, — она была здесь. Угрожала! Конечно, плевать бы на её угрозы. Но в том, что она сумеет раздуть скандал на всю Галактику, а семейка её поддержит, сомневаться не приходится. Молчать её может заставить только киллер.

   — Это если она его не прикончит, — фыркнул Карим.

   Капитан задавил нарождающуюся усмешку и несколько секунд молча буравил помощника взглядом.

   А помощник в это время мысленно благословил наглую, ничего и никого не боящуюся Матильду Залесскую. Если бы не она с её угрозами…

   Капитан понял, что она точно воплотит в жизнь всё, что ему наобещала, привлечёт к этому делу не только людей, но и до Галактического Союза доберётся. Понял и сдался. Согласился выйти на связь с Ашенором и хотя бы попытаться что-то сделать.

   Карим не мог не уважать её за это. Матильда Залесская вполне могла бы убедить подружку, что всё сложилось хорошо и делать ничего не надо. Даже ещё проще — сделать ничего нельзя. И в том, что всё не так уж плохо, а если подумать хорошенько, то и совсем хорошо! Вторая девчонка, Лола, ведёт себя тихо, и там, похоже, даже усилий прилагать не надо — всё само уладится. Жених… вернее — уже муж, уладит. Сам разберётся.

   И если бы не Матильда, то сейчас капитан требовал бы от него, чтобы он тоже "всё уладил". Ну, безголовые девчонки сами влезли, сами виноваты, пусть сами и расхлёбывают. Стерпится-слюбится, так, кажется, раньше говорили.

   Карим на миг представил, что пришлось бы убеждать в этом Соню Тихомирову с её огромными испуганными глазами и совершеннейшей растерянностью… И что, согласился бы? — спросил сам себя. Зло, с вызовом спросил. Пусть ломают глупой девчонке жизнь? — всю жизнь, это ведь не на месяц, не на год — навсегда! Лишь бы не было скандала. Лишь бы замять допущенную непростительную халатность.

   Она мужа никогда не бросит, видно, что совесть прежде неё родилась. И никогда не поверит, что он может любить её на самом деле, а не "под гипнозом", потому что её комплексы родились ещё раньше совести.

   Холодным потом пробирало при одной мысли, что пришлось бы подчиниться. Или он всё же справился бы? Сумел бы в одиночку добиться от капитана того, чего за пять минут криков и зловещего шипения добилась эта дикая кошка Матильда? Попытался бы… Но дошёл бы до конца или нет — большой вопрос.

   — Как ты мог, Карим… — наконец выдохнул Стивен. — От тебя я не ожидал халатности!

   — Простите, капитан, но… блокировка закрытого сектора — это не моя зона ответственности. Этим занимаются безопасники.

   Он мог бы ещё прибавить, что уже ругался с ними по поводу дурацких, никогда не меняющихся паролей и пренебрежения дополнительными мерами безопасности, вроде сканирования сетчатки, но был послан… — к капитану. К капитану он тогда не пошёл, как видно, напрасно!

   — Но ведь это ты должен работать с гостями! Объяснять им…

   — Прошу прощения, Стивен, но объяснять что-либо гостям лайнера, а тем более — запрещать… Это всё равно, что объяснять обезьянам, почему им нельзя есть бананы! Или вы уберёте бананы в недоступное место, где они не смогут их достать. Или бананы будут съедены. Другого не дано!

   Тут Карим Уладович поймал себя на мысли, что беззастенчиво воспользовался аргументами Матильды Залесской, и слегка поморщился. Каждое воспоминание о ней было, как… заноза! Которую и вытащить никак нельзя, и забыть о ней невозможно, потому что мешает, то и дело напоминая о себе, и всё время её трогаешь — проверяешь, словно она сама собой могла куда-то испариться. Как же! Испарится такая!

   — Хорошо, допустим, — капитан тяжело вздохнул и прикрыл глаза, смиряясь с неизбежным и успокаиваясь.

   Последнее не на шутку встревожило Карима. Он отлично знал, что капитан успокаивается только тогда, когда находит выход или… кого-то, кто будет этот выход искать и разбираться с возникшей проблемой. Учитывая, что сейчас перед капитаном находился именно он и только он, подозрения, что решение проблемы собрались взвалить на него, росли с каждой секундой, как метеорит, летящий прямой наводкой на наблюдателя. Вот сейчас долетит… и расплющит в ноль! Так и случилось.

   — Значит так, — припечатал капитан тоном, не предполагающим возражений, — мы изменим курс, подойдём к Ашенору на минимальную дистанцию, высадим тебя и эти… парочки. Дальше разбирайтесь, как знаете. И ещё, — прибавило начальство совершенно спокойно, — нужно добиться от ашенорцев позволения на вашу высадку и хоть каких-нибудь обещаний содействия.

   — Мы? — выдавил Карим Уладович единственное слово, с которым в этот момент сумел совладать речевой аппарат. Хотя в голове крутилось много чего ещё… Очень много.

   — Ну а кто, Карим? — с искренним изумлением спросил капитан. — Считай, что ты меня убедил: вина за случившееся по большей части лежит на безопасниках. Меры будут приняты, виновные будут наказаны! Не сомневайся. А твоё личное дело не пострадает. Если разберёшься с последствиями. И даже не спрашивай! "Почему я?" — это не то, что я хочу от тебя услышать. Мы давно друг друга знаем, и я скажу тебе прямо: в первую очередь потому, что именно ты можешь с этим справиться.

   Задание нужно поручать не тем, кто виноват в возникшей проблеме, и даже не тем, кому положено, а тем, кто справится. Это такая же аксиома, как та, что ты так удачно проиллюстрировал примером с обезьянами и бананами. Ну а во вторую очередь…

   Ты отлично понимаешь, что и твоя вина в случившемся тоже есть. Ты отвечаешь за гостей и за взаимодействие с ними. Скажи спасибо, что я уже провёл один сеанс связи и договорился о вашем… твоём разговоре с их… руководством. Будет кто-то из Императорского Совета и как минимум одна из верховных жриц. Пока что я сказал только, что у нас возникли некоторые проблемы с тай-ашир. Но, похоже, они уже догадались, какие именно.

   — Тут трудно не догадаться, какие проблемы могут возникнуть на лайнере, под завязку набитом женщинами, у троих мужиков, которые впадают в транс, стоит на них посмотреть хотя бы одной! — не выдержал Карим. — Я ведь говорил, что это не лучшая идея — забрать их перед рейсом на Землю! Говорил ведь! Но как же… это непродуктивная трата ресурсов — вывезти их в колонию отдельным рейсом…

   — Я и сейчас могу сказать то же самое, — помрачнел капитан. — Когда они отправляют партии по несколько сотен, а то и по тысяче — нет вопросов! Но мы не могли гонять лайнер ради троих!

   — Зато теперь всё сможем… лишь бы хоть как-то замять случившееся… А как?! Это всего лишь какие-то легенды на грани слухов — что фиксацию можно снять! Всего лишь пустые разговоры. И даже если это правда... Вы думаете, что ашенорцы так легко в этом признаются? Те самые жрицы, которые скрывают это?

   — Ну… парень-то не из простых. Этот Иниро — сын верховной жрицы, как я понял. Потому любящая мама и не захотела дожидаться следующего рейса в колонию. По графику он только через полгода.

   — Одно дело — вцепиться нам в холку, чтобы поскорее переправить сына в колонию. Но признать, что можно снять фиксацию, рискуя, что эта информация может утечь на сторону, — дело совсем другое. А риск утечки очень велик. Я бы удивился, если бы этого не случилось. Очень удивился бы.

   Что же касается её положения… Допустим, что она готова на всё ради сына, хотя точно нам это неизвестно. Но она не единственная верховная жрица, есть и другие. Есть Императорский Совет, императрица, наконец. Если бы матушка Иниро была всесильна, то не стала бы так нервничать из-за нескольких месяцев ожидания. Почему она настаивала? Боялась не уберечь сына? Значит, её власть весьма ограничена.

   — Всё это очень хорошо… — демонстративно скучающим тоном протянул капитан. — Вернее — наоборот, плохо. Но так или иначе, тебе придётся что-то сделать. В сущности… — Стивен прищурился, — если ничего не получится… Главное, чтобы эта скандалистка Залесская это поняла и согласилась дать подписку о неразглашении. В конце концов есть же у неё… совесть… или хоть что-нибудь на неё похожее! Если будет скандал, круиз могут закрыть! Множество людей потеряют работу, а больше всех пострадают ашенорцы. Ну, найди какие-то аргументы! Я пытался…

   Карим Уладович усмехнулся, в свою очередь попытавшись представить, чем закончилась эта попытка.

   — Ничего не вышло. Нахалка заявила, что ей стали известны вовсе не государственные тайны, а всего лишь сведения о нашей халатности.

   — Права, — позволил себе кривую ухмылку помощник.

   — Всё. Можешь идти. Сеанс связи с Ашенором, — капитан взглянул на наручный комп, — через двенадцать минут. Общий сбор в узле связи. Подготовь аргументы. Надо их убедить. Сам понимаешь, они не будут в восторге.

   — Ещё бы… — процедил Карим Уладович.

***

Через порог узла связи Иниро перешагнул уверенным, собранным, спокойным. Внешне. Что творится у него внутри, никого не касается. Ульф, конечно, догадывается, ведь видел его в палате — жалким, на грани потери сознания. Но когда Ульф вернулся с одеждой, Иниро уже был другим. Другим настолько, что Ульф подумал — Соня вернулась к мужу, помогла. А когда узнал, что ошибся, был поражён.

   — Я знал, что ты сильный, но как… Я же видел, как тебе плохо… И лучше без её вмешательства стать не могло!

   — Как видишь, могло, — глухо ответил Иниро, быстро переодеваясь. — Я нашёл цель и мне стало лучше.

   — Какую цель? — прошептал Ульф, испугавшись, что это нечто ужасное, вроде самоубийства.

   Хотя зачем? Он и так мог бы умереть… С другой стороны — здесь же не дадут, не позволят. Снова позовут жену и спасут или, по меньшей мере, будут пытаться.

   — Ей нужна свобода. Как и мне. Вот это и есть цель, — коротко объяснил Иниро.

   Рубленые фразы, белые пятна на скулах. Люди не заметили бы, для них кожа ашир слишком светлая, чтобы подмечать такие тонкости, но, как ни странно, когда им плохо, они ещё больше бледнеют.

   — И как же ты собираешься… достичь этой цели? — осторожно спросил Ульф.

   — Не бойся, я не думаю о самоубийстве. Ты же видел Соню. Если я убью себя, чтобы освободить её, она, мягко говоря, расстроится. Хуже того — это может отравить ей всю оставшуюся жизнь. Так что это не вариант.

   Ульф облегчённо выдохнул и тут же снова нахмурился.

   — Но как?! Ты же не думаешь о возвращении? Скажи, что нет!

   — Думаю, конечно. Более того, моё мнение тут вряд ли имеет большой вес. Это решат земляне.

   — Зря я им сказал про то, что фиксацию можно снять, — Ульф сокрушённо покачал головой.

   — Не зря. Всё правильно. Они имеют право знать.

   — Но это ведь даже не точно! Мы не знаем ничего наверняка! Кроме одного — тебе нельзя возвращаться…

   Ульф опустился на опустевшую кровать Иниро, словно ноги его не держали.

   — Это ещё почему? Да не дрожи ты! Лучше помоги застегнуть… — Иниро повернулся спиной и отвёл в сторону волосы.

   Драгоценная цепочка из искристо-белого металла, означавшая, что тай-ашир женат, была короткой, а застёжка — тугой. Её часто называли ошейником и застегнуть этот атрибут семейной жизни на его шее должна была жена, но Иниро не хотел просить её об этом, и даже испытывал облегчение оттого, что они обойдутся без этого.

   Ульф некоторое время колебался, но наконец взял себя в руки и, с трудом справившись с застёжкой, выполнил просьбу друга.

   — Всё так странно… — пробормотал он. — А возвращаться всё-таки нельзя!

   — Она же меня отпустила. Разрешила вылет в колонию.

   — Но может и передумать, — угрюмо заметил Ульф и замолчал надолго, погрузившись в размышления.

   — Нет смысла переживать о том, что не в нашей власти, — это ведь твои любимые слова, — возразил Иниро. — А сейчас решать землянам.

   Ульф никак не отреагировал на слова друга, словно и не слышал. Если бы он и дальше был так же молчалив! Но нет… сообразив, что Иниро точно не станет ничего для себя делать, ни о чём просить или хотя бы ставить в известность о том, что для него необходимо, Ульф взял дело в свои руки и доложил Кариму Уладовичу, что новоиспечённые супруги должны жить вместе. И это не просто традиция, а, можно сказать, условие выживания.

   Софья, конечно, испугалась. Другого Иниро и не ожидал. К счастью, близкие отношения для выживания не требовались. Просто побольше времени находиться рядом. Подруга Сони заявила, что тогда она тоже будет рядом. И в результате Иниро подселили в Сонину каюту. Установили кровать за раздвижной ширмой, а дверь в смежные комнаты Матильды убрали и тоже заменили ширмой. Чтобы и видимости уединения не было.

   Матильда столько раз повторила Соне, что постоянно будет рядом, а Соня выглядела такой испуганной, что Иниро уже всерьёз встревожился. Все землянки так боятся мужчин? Вроде нет… Матильда вообще никого не боится, её, похоже, и горный ядовитый ящер не напугает. Лола ящера испугалась бы, но своего новоиспечённого мужа точно не боится. Она тоже выглядит растерянной и, временами, печально-задумчивой, но перспектива делить с Лейтиром одну каюту её не слишком взволновала. Надо так надо.

   Ясно же, что они не способны на насилие! У них есть принципы, воспитание, честь. А уж в этом конкретном случае — даже если бы внезапно обезумели, всё равно не смогли бы ничего сделать против воли жены! И умом Софья это вроде бы понимает. А всё равно дрожит, будто её… ну вот как раз с ящером в одну каюту и селят.

   Иниро до боли сжимал пальцы, снова и снова напоминая себе — у него есть цель. Он должен освободить Софью от этого бремени. От этой мысли отступал гул в ушах и тьма, сгущавшаяся перед глазами и где-то глубоко внутри — в душе? Или в изменённом Мантрой сознании? Что ближе к истине и где граница между одним и другим? Он не узнает этого, пока не освободится.

   На большом экране изображения верховной жрицы Анати и советницы Тиры выглядели застывшими, неживыми, хотя качество связи превосходно. И лица у них застывшие. Но одно радует: рядом с матерью — Тира, её подруга, опора и поддержка в Совете. Может быть, им удастся сохранить случившееся в секрете? Наивная надежда… но всё же шансы есть.

   Пока помощник капитана объяснял, в чём проблема и чего они хотят, две женщины по ту сторону канала связи так и оставались изваяниями. Ничем не выдали и тени эмоций. Мать позволила себе лишь скользнуть взглядом по Иниро — так же, как по всем присутствующим. Но он не сомневался, что этот скользящий взгляд успел приметить и "брачный ошейник" на его шее, и белые пятна на скулах.

   Поразительная выдержка, которой он всегда восхищался. А иногда до режущей боли хотелось пробить эту невозмутимость — хоть чем-нибудь! Но он и так знал, что под этим покровом есть чувства — настоящие, живые, горячие! Как редко она могла позволить себе проявлять их… Чтобы не позволить никому узнать, что и у неё есть слабые места.

   В раннем детстве были и объятия, и поцелуи, и ласковый шёпот… Потом уже нет. Потом она объясняла ему, почему нельзя проявлять чувства. Простым ла-ашир и тай-ашир можно, а им — нельзя. Иначе кто-то может попытаться воздействовать на неё через сына. Для всех она должна быть воплощением служения и долга, равнодушной к собственному ребёнку.

   Закрытая школа для тай-ашир, редкие встречи, всегда на виду, даже если есть иллюзия уединения. В школе и стены могли видеть, деревья — слышать, неприметные насекомые — снимать и передавать записи. Там всё прозрачно, всё может стать известным, уединение — лишь иллюзия. Его нет. Не существует. Особенно для сына верховной жрицы. Так трудно было помнить об этом, когда хотелось простого тепла, любящего взгляда, прикосновения, откровенного разговора…

   Только несколько дней в году они могли себе это позволить — когда мать забирала его домой. Несколько дней Праздника Матери и Жены, когда каждой семье положено объединиться и провести это время вместе. Самые счастливые дни в его жизни, когда мать могла позволить себе улыбаться — ему и отцу. Они проводили вместе целые дни, вечерами читали вслух книги или разговаривали, а иногда спорили до хрипоты. Всё о том же — о проклятой фиксации.

   Мать тоже хотела её отменить или хотя бы смягчить, и спорили они только о том, как это сделать. Тогда Иниро расстраивали эти споры, казалось, что родители ошибаются, слишком осторожничая. Сейчас он понимал, что они во многом были правы, а тогда недоумевал, как отец может смиряться с существующим положением вещей. И почему именно он, а не мать, в большей степени выступает за то, чтобы не спешить, не расшатывать систему и ждать, ждать, ждать… Чего ждать? Иниро этого не понимал.

   Да, у отца было куда больше свободы, чем у большинства тай-ашир, но даже об этом Иниро узнал только когда вырос. В детстве думал, что это мать заставляет отца целыми днями пропадать в архивах, заниматься историческими изысканиями. Оказалось — всё было наоборот. Мать просила хотя бы не забывать о еде и сне — и только. Отец сам по себе был ярким представителем племени одержимых учёных, и всю жизнь занимался именно тем, чем хотел. А маленький Иниро верил, что отец боролся бы за права тай-ашир, если бы мог. Это уже подростком ему было позволено слушать откровенные разговоры и споры родителей.

   И только повзрослев, Иниро понял, что это было не для отца. Что бы он ни думал о переменах, если бы даже считал, что пришла пора, это было не для него. К счастью. Борцом в их семье была мать. Являлось ли это результатом фиксации, подчинявшей мужчин из поколения в поколение? Влияла ли она в конце концов не только на поведение, но и на врождённые качества и свойства характера? Это было одним из вопросов, которые исследовал отец. Выходило так, что не влияла или влияла незначительно, что наибольшее