Диету не предлагать. Надежда Мамаева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Женские приметы:

   Если решила похудеть - это к переменам в жизни.

   Если застукала своего жениха в постели с другой - это к новому знакомству.

   Если засиделась за рюмкой чая с любовницей бывшего - это к приключениям.

   А уж если отправилась в оные приключения - то это к любви. И плевать уже на приметы и то, что говорят звезды. Хотя не совсем. На одну звезду имеется конкретный план: держаться подальше. Вот только удастся ли?

   История о любви к еде, музыке и жизни.

ПРОЛОГ

Макс с раздражением отбросил планшет. За одну ночь под опубликованным вчера постом в соцсети — уже тонна комментариев, в которых стоны, жалобы, несколько угроз суицида и даже три признания в тайной беременности. Хотя к последним он, Макс, точно отношения не имел. Никакого. Ну, разве что зачатие могло происходить под музыку «Похитителей ночи».

   Волна возмущения поднялась после того, как были отменены несколько концертов группы. А все потому, что Дэн, сволочь, сломал руку. И вот теперь Макс, как фронтмен, имел толпу возмущенных фанатов, претензии от организаторов и головную боль. А барабанщик — всего лишь гипс. Как-то не справедливо. Пусть бы этому разгильдяю достался хотя бы еще один супербонус из тех, что он, Макс, успел огрести за последние сутки… Ну, например, полчаса матюгов в скайпе от продюсера. Но нет, в этот раз судьба решила одарить именно фронтмена. Вне графика. Всем и сразу.

   Макс в раздражении провел рукой по взъерошенным светлым волосам, а потом щелкнул металлической крышкой, открывая банку с колой. Газировка, словно вторя раздражению хозяина, брызнула во все стороны шипящей, как кобра, струей.

   — Да чтоб тебя! Зараза.

   — Надеюсь это ты не обо мне?

   Дверь в комнату открылась, и на пороге показался продюсер группы. Сегодня он был энергичен, подтянут и, судя по виду, уже не столь опасен. В смысле, если и будет убивать, то холодно и расчётливо, а не в состоянии аффекта гоняться по всему гостиничному номеру за Максом с ножом для колки льда. А вот вчера… Если бы фронтмена и продюсера не разделяли полторы тысячи километров, то наверняка сегодня бы к гипсу Дэна прибавился еще и гроб Макса.

   Великая все же вещь — скайп. Да и оптоволоконная сеть в целом. Прикольная штука: в сечении иногда всего несколько миллиметров, а сколько жизней она спасла… И сколько ночей сна отняла у обитателей интернета тоже.

   Впрочем, Максу было сейчас немного не до философии. Стас Линских прилетел к нему явно не для беседы о смысле бытия за чашкой утреннего кофе.

   — Ну, как там наш ирокезнутый? — полушутя осведомился гость, без лишних церемоний кинув свой пиджак на постель.

   — Дэн? Улыбается, заигрывает с любой смазливой мордашкой и обещает навалять тем придуркам, с которыми подрался в клубе. А как он еще может быть? — Макс покосился на банку с колой, словно та могла дать ответ. А потом, все же решив, что нечего добру пропадать, раз за него уплачено, в несколько глотков осушил жестянку.

   — Ну, от барабанщика, который через раз на концертах умудряется ловить на свои палочки летящие из толпы фанаток лифчики и не сбиваться при этом с ритма, трудно ожидать другого. А вот что говорят врачи?

   Макс встал из кресла, прошелся по номеру и остановился у окна.

   — Две недели покоя, — повторил он сказанное продюсеру накануне и, видя, как тот открыл рот еще для одного вопроса, поспешно добавил: — Нет, палочки к гипсу привязывать нельзя.

   — Палочки к ги…— ошеломленно моргнул Стас. — Что за?..

   — Это был первый вопрос Дэна, после того, как ему наложили гипс.

   — Придурок… — продюсер лишь устало покачал головой. — О пресс-конференции и фотосессии я договорюсь, график гастролей передвинем. Пока… — Стас обвел взглядом номер, который Макс делил с умчавшимся куда-то с утра пораньше басистом Ником. — Сидите тихо и постарайтесь больше ничего не ломать. И не только себе!

   Последнее он выделил особо. К слову, не безосновательно выделил. Результатом вчерашней драки в ночном клубе, с которой еще предстояло разбираться юристам, была не только загипсованная рука ударника, но и куча разбитой посуды (Дэн кинул кого-то на барную стойку), сломанных стульев и столов. А так же разукрашенных физиономий.

   Спустя шесть часов после визита продюсера, когда прошла обещанная пресс-конференция и дотошные журналисты задали свои тысяча и один вопрос, а фото Дэна — загипсованного, но с довольной исцарапанной рожей — появилось на всех порталах, которые повествуют о современной музыке и не только, Макс обессиленно рухнул на кровать. На соседней в позе звезды распластался Ник.

   — Я почти труп, — простонал бас-гитарист.

   — Не ври. Если в тебя потыкать палочкой, то ты еще вполне можешь возмутиться. А если шокером — то и вскочишь. Значит ты — определенно живой.

   — Это смотря какой у шокера будет заряд, — отозвался Ник. — От некоторых, говорят, и трупы дрыгнуться могут.

   — Знаешь, в такие моменты я даже завидую им… — протянул Макс.

   — Кому?

   — Трупам, кому же еще. Лежат себе тихо в морге, никто им микрофонами в лицо не тычет, норовя зубы выбить, в туалете не преследует…

   — Ну да, их всего лишь режут и потом землей засыпают… Хотя ты и без закапывания уже выглядишь как зомби с истекшим сроком годности, — Ника сегодня еще с утра обуял приступ «оптимизма». И на пресс-конференции он тоже был… «обуеваемый». Правда, продюсер выразился лаконичнее: обуевший на всю голову со своим черным юмором.

   — Спасибо, — буркнул Макс. Сил перебрасываться подколками не было. Да что там перебрасываться, иногда казалось, что он и дышать то себя заставляет.

   В этом году группа серьезно заявила о себе, перейдя в «высшую лигу». Но далось это непросто. Тур по стране: «Дикая мята», «Нашествие», «Stereoleto», «Вдохновение», «Доброфест» и другие. В сентрябре «Похитители ночи» собрали тысячные залы в обеих столицах, зазвучали на десятке радиочастот, сняли несколько клипов и успели поучаствовать в трех интернет-проектах. А на горизонте еще маячил совместный концерт с популярной европейской группой.

   Да, «Похитители» порвали все чарты страны и взяли резкий старт. Но Макс, да и все ребята, жутко устали.

   — Слушай, а может нам отдохнуть хоть недельку, раз уж Дэн пока не при делах? Все равно концерты отменили? — Ник дрыгнул ногой. — Я бы к семье слетал… Три года их только через монитор видел.

   — Спи уже, летчик, — выдохнул Макс. Но мысль об отдыхе не отпускала его до самого утра, преследуя даже во сне.

   Наутро он созвонился с продюсером, и под аккомпанемент отборной ругани договорился-таки на десять дней отпуска для всей группы. Больше всего известию обрадовался … загипсованный, заявив, что теперь-то он может кутить с чистой совестью, и вообще, если бы не он, то не было бы никакого отпуска… За что и получил сразу четыре затрещины.

ГЛАВА 1

«Каждая из нас хоть раз в своей жизни озадачивалась тем, чтобы похудеть. К лету, для здоровья, чтобы быть привлекательнее... Причин тысяча. Но враг в этом неравном бою один — весы. А зеркало и сантиметровая лента — его союзники. Вот и я в очередной раз поняла: пора. Ибо каждая написанная книга как-то незаметно добавляла мне по килограмму», — с этого началась моя история.

   «Сперва я по дурости полезла в гугл (диеты и упражнения — а вдруг появилось что-то новенькое?). Наивная чукотская девушка! Реклама мне тут же выдала кучу всего, прочно прописала это в боковые баннеры всех страниц, и я поняла одно: полнеть реально дешевле и приятнее. Но это не поколебало мой боевой дух. Решила начать бегать по утрам и есть побольше овощей. С первым не сложилось по причине того, что мой организм оказался умнее хозяйки и вставать в пять утра, чтобы нестись куда-то по гололеду, гордо рея трениками, отказался напрочь. Я просыпала все будильники.

   Второе удалось частично: хрумкать листиком салата, изображая ярого последователя кроликов, когда со всех сторон тебя буквально атаковали бургеры, хот-доги, кока-колы, а кулинарии на каждом шагу так и манили запахами… мягко говоря — уныло. В общем, устоять я не смогла. Вывод: коварные рекламщики не только не способствовали похудению, а наоборот, сбивали с пути истинного.

   Потом я рискнула попробовать антицелюлитный крем. Вот это была моя самая большая ошибка. И в каком аду готовили эту термоядерную смесь?! Да ею реально можно пытать самых злостных преступников, отогревать туристов, закоченевших в дикой тундре, использовать в качестве ракетного топлива... А еще занести в список запрещенного химоружия. Не знаю, кто тестировал этот крем, но могу сказать: это были люди с о-о-очень большой выдержкой. Или носороги, ибо только их шкура способна выдержать такое. В общем, воспоминания об этом креме у меня остались гораздо более яркие, чем об отпуске на море, хотя не могу сказать, что такие же приятные. Но яркие — это точно.

   После опытов с кремом на фиточай я так и не осмелилась. И вообще поняла: плевать на килограммы. К тому же худеть было грустно, а булочки так манили... Итог: я решила быть веселой и жизнерадостной. А стройность... как-нибудь в другой раз...»

   Я закончила набирать пост в соцсети: так сказать, подвела итоги весны. Какой-никакой, но все же отзыв в интернет-магазине о термоядерном креме я оставила. Удовлетворенно нажала на «отправить» и с чувством выполненного долга откинулась в кресле. Сегодня был выходной. Завтра маячила вроде бы даже почти любимая работа. Она была бы еще более любимой, если бы не размер зарплаты. К слову, последняя напоминала мне нанотехнологии: о ней было много разговоров, а вот на деле — ни в руках не подержать толком, ни пользы ощутить.

   Секретарь — звучит гордо. Сразу представляется деловой костюм, портфель, галстук и очки. Секретарша — уже не так. И ассоциации уже не те: кофе, электронная почта и «Дмитрий Сергеевич, к вам посетитель…». Но у меня… у меня даже этого пресловутого «Дмитрия Сергеевича» не было! И о мачо — боссе с накачанными кубиками торса, который бы влюбился в меня, свою подчиненную, — было не помечтать! А все потому, что светлый образ, который лелеяли в глубине души поклонницы «Пятидесяти оттенков серого» разбивался о сто пятьдесят килограммов моего начальства. К оному можно было обращаться только как «Ирина Олеговна».

   Руководитель дистрибьюторского центра, мой шеф, была дамой боевой. Прямо олицетворение победоносного танка Т-34. Она нещадно давила конкурентов продажами, выбивала из своих подчиненных выполнение планов так, что многие, стоя у ее дверей, молили пристрелить их. Увы. Тут я была бессердечна, и убивать не убивала. Ибо мне за это не доплачивали. А вот радушно открывать «двери в чистилище» — всегда пожалуйста.

   Причиной, по которой я оказалась на сей почетной должности привратника Ада, была весьма прозаической. Когда год назад нам торжественно вручили дипломы, заявив, что мир получил в нашем лице аж целых двадцать пять менеджеров по рекламе, мы возрадовались: конец учебе. Вот только профессура забыла сообщить, что «одна из самых престижных и востребованных специальностей» — это в реальности еще и бешеная конкуренция, где желторотые новички заведомо в проигрыше.

   Возможно, меня, с моим красным дипломом, ждала оглушительная карьера в одной из крупнейших мировых компаний. Ждала, но… не дождалась. Потому как я подумала, что пройти путь от поломойки до манагера в Макдаке всегда успею, тем более негласный лозунг этой компании — «руки в масле, попа в мыле» — лучше всего говорил об условиях работы, куда уж там восьми страницам трудового договора.

   В итоге я решила, что опыт мне пока важнее зарплаты, и отправилась в филиал ада на земле, главным демон… директором в котором и была Илларионова Ирина Олеговна. К слову, дама была действительно дьявольски умна, отлично разбиралась в психологии и знала о рекламе все. А еще она умела всыпать перцу, испепелить (не только взглядом), воспламенить публику, зажарить ее мозг и выесть его чайной ложечкой… И делала это регулярно на презентациях посуды, которую и продавала наша фирма. Причем, за немалые деньги продавала. Презренный облагороженный пластик шел по цене чуть ли не обогащенного урана. А все благодаря грамотной рекламной политике.

   Вот только у моей должности был один минус: сидячая работа. За компьютером я проводила больше восьми часов: отчеты, макеты, посты, обработка заявок… Да еще в демонстрационном зале после презентаций всегда было что-то вкусненькое. Возможно ли устоять в девять вечера перед пудингом, приготовленным по всем правилам кулинарии? Особенно если перед тобой еще маячит необработанная толстенная папка с бумагами? Правильно — невозможно.

   Моя фигура против калорий тоже не устояла и начала, как вселенная, расширяться. К тому же постоянный стресс, на который начальство — в отличие от премии — расщедривалось регулярно, чаще всего заедался шоколадками. Как итог: за год я набрала десять килограмм, а мой пресс стал работать под прикрытием самого надежно согревающего тела элемента — жирка.

   Когда же я приползала уставшая с работы, сил идти в тренажерный зал уже не было. И вот этой весной я осознала: еще один год в таком же ритме — и из категории «девушка» я резко перескочу в «гранд-дама».

   В общем, я решила худеть. Чем это закончилось? Я потеряла два килограмма и превысила свой лимит по питанию на десять тысяч за месяц. Не есть оказалось дороже, чем есть.

   Пиликнул смской телефон. «Сегодня не сможем увидеться, меня завал с переводом».

   «Жаль. Конечно работай. Люблю тебя», — быстро набрала я, и рука сама собой поставила смайлик.

   Писал Игорь. Мой вроде как парень и чуть-чуть даже жених. Почему «вроде как»? Потому что мы за последний месяц виделись всего пару раз: то у меня работа, то у него… Хотя год назад он мне сделал предложение. Но я тогда только-только получила диплом и хотела пожить хотя бы немного свободно. Вот, дохотелась.

   За окном маняще светило солнце. По плану, вообще-то, была уборка. Я еще раз посмотрела в окно, потом бросила взгляд на комнату. Беспорядок был из категории: «пускать чужих людей стыдно, а свои — видели и похлеще». Да ну его! Убраться успеется, а хорошая погода ждать не будет.

   Джинсы, кроссовки, блузка и кардиган — начало лета выдалось хоть ярким, но прохладным — и вот уже я шла по улице.

   Гуляла вдохновенно, улыбаясь, радуясь теплым солнечным лучам, точно оказалась не в парке, а в детстве. На углу стояла кондитерская, откуда по аллеям расползался умопомрачительный запах. Идея купить тортик и нагрянуть к Игорю, порадовать его вкусненьким, возникла спонтанно. И так же спонтанно я спустя час оказалась на пороге его квартиры.

   Позвонила раз. Второй. Он долго не открывал. А потом ключ повернулся, дверь неторопливо стала открываться, и я услышала звонкий женский голос:

   — Ну что так долго, мы пиццу и роллы больше получаса назад заказывали, — появившаяся в проеме блондинка недовольно наморщила нос и протянула: — Что вылупилась? Заказ давай. И гони отсюда, мы все оплатили уже. А на чаевые даже не надейся.

   Она была лишь в одном банном полотенце, которое я по случаю подарила Игорю, что как-то резко исключало из вариантов классических мужских отмазок «коллега по работе» и «соседка за солью зашла».

   Прекрасное созданье с манерами гопника протянуло наманикюренную лапку и попыталось цапнуть из моих рук бумажный пакет с тортиком. И тут из-за ее спины, перекрывая шум льющейся воды, раздалось:

   — Кисуня, заказ принесли?

   Опережая «кисуню», я весело крикнула:

   — Да, котик, заказ.

   Вода в ванной мгновенно перестала литься, «Кисуню» резко втянуло внутрь, а дверь перед моим носом чуть не захлопнулась. Но кроссовка — это не балетка на тонюсенькой подошве. Китайский «найкус» с честью выдержал удар о косяк, когда я ловко всунула ногу в проем, не дав двери закрыться.

   — Ты что, оборзела? — взревела девица, готовая ринуться на меня.

   — Ника? — ошарашенно выпалил материализовавшийся из ванной Игорь, прикрывая стратегическое место малюсеньким полотенчиком.

   Блондинка, оказавшаяся между мной и моим парнем, который в эти секунды стремительно приобретал приставку «экс», повернулась ко мне спиной. Видимо, она тоже считала себя в жизни Игоря единственной. Ну хотя бы на эту ночь.

   — Я смотрю, у тебя и правда завал… — сочувственно кивнула я.

   Год назад я бы точно закатила истерику. Или трусливой мышкой поспешила убраться подальше. Но, видимо, моя начальница что-то сумела во мне изменить. Или, скорее, просто надрессировала на стресс. Потому вместо воплей и слез из меня лез сарказм:

   — К слову, симпатичный такой завал. И попка у него ничего… Одним словом, одобряю.

   Блондинка, уже было ринувшаяся начистить забрало своему «рыцарю» при моих словах чуть не споткнулась.

   А я между тем продолжила:

   — Игорь, я чего зашла-то. Сказать, что подумала над твоим предложением… Ну, выйти за тебя замуж. И знаешь, мой ответ «нет».

   — Ты, сволочь, — прошипела «кисуня» в лицо попятившегося «котика». И наращивая обороты продолжила: — Мало того, что еще с кем-то за моей спиной встречался, так еще и замуж звал? А я, как идиотка… Четыре месяца…— От прозвучавших сроков я слегка опешила. Это сколько же времени мне этот подлец мозги пудрил? — Ах ты скотина! — И блондинка, которая, к слову, была на вид как миниатюрная статуэтка и доходила бывшему до плеча, кажется, не совсем осознавая, что ее весовая категория слегка отличается от накачанного центнера Игоря, ринулась в атаку.

   Спустя всего полминуты я поняла, что те, кто придумал слоган «сантиметры решают все» — идиот. Разница в росте между блондинкой и бывшим была не меньше полутора дециметров. Но на пол с криком раненного зверя рухнул Игорь.

   Блондинка тут же оседлала поверженного. А дальше… Чавкающие звуки, удары, четкие и ритмичные, как у боксера о грушу, дрыгающаяся мужская пятка и сдавленное «помогите» — это все, что я запомнила.

   Потом бывший каким-то чудом извернулся, с размаху долбанул кулаком по лицу блондинки и, ужом вывернувшись из-под нее, дал деру прямо на меня.

   Я едва успела отпрыгнуть, как мимо пулей просвистело абсолютно голое мужское тело. По лестнице в лучших традициях кота раздалось тыгыдык-тыгыдык, а затем хлопнула подъездная дверь.

   Я же резвостью Игоря не обладала, а потому тихонько попятилась, но, бросив быстрый взгляд на «кисуню» — а ну как меня сейчас начнет валтузить вместо удравшего дорогого — остановилась. Блондинка, потерявшая в драке свое полотенце, едва поднялась на ноги и взмахнув вырванным у побежденного клочком махровой ткани, прислонилась к стенке и начала сползать.

   Разумнее всего было убежать, но я, вспомнив удар бывшего в голову его пассии, остановилась. А вдруг у нее сотрясение или… того хуже. А я уйду. А ей нужен врач. Адреналиновая злость — штука опасная. Человек и пулю в груди с ней не сразу почувствовать может…

   В общем, повела я себя как клиническая идиотка — кинулась на помощь.

   Дотащила блондинку до дивана, прикрыла ее махровым полотенцем, валявшемся неподалеку, вызвала скорую и приложила к щеке, которую раздувало на глазах, холодный компресс.

   Прошло около получаса, скорая не торопилась, зато моя «коллега» по Игорю пришла в себя. Сначала она ничего не поняла, потом попыталась вскочить, но у нее тут же закружилась голова, а затем в домофон позвонили: наконец-то приехали люди в синих фуфайках.

   Едва я открыла дверь и указала им на пострадавшую, они — в лучших традициях коллекторов: не разуваясь и не здороваясь, — потопали к ней.

   Сделали записи, попросили сосчитать пальцы, спросили, не было ли лужи под потерпевшей сразу после травмы, всадили укол ношпы (причем фельдшер так долго целился в ягодицу, что я уже было решила — попадет в диван) и уехали.

   А мы остались. В неловкой тишине.

   — Если тебе уже лучше, я, пожалуй, пойду… — сказала я и посмотрела, как за окном догорал закат. М-да, припозднилась.

   Уже встала и направилась в прихожую, как в спину полетело.

   — Спасибо. Меня, кстати, Соня зовут.

   Я остановилась. Обернулась. И как-то само собой сорвалось:

   — Ника.

   — Я знаю. Перед тем, как я отметелила этого говнюка, он тебя назвал, — она попыталась усмехнуться, но тут же скривилась: видимо, напомнил о себе синяк.

   В дверь раздался звонок, и до этого лежавшая пластом Соня резко вскочила и с воинственным криком ринулась к двери. Судя по всему — отсыпать добавки блудному любовнику. Но на пороге нарисовался доставщик пиццы.

   Буквально три секунды — и Соня уже стояла с коробкой в одной руке и сетом роллов — в другой. А паренек испарился. Вот что значит профессионал. Печенкой почуял, когда стоит появиться, и когда — исчезнуть.

   Соня повернулась ко мне и вздохнула:

   — Слушай, Ника, оставайся. Не пропадать же добру…

   Не то чтобы я горела желанием… Но спустя пару часов, когда мы основательно распробовали и пиццу, и роллы, и мой тортик, и завалявшийся на кухне коньяк, оказалось, что у нас с Соней много тем для обсуждения.

   К слову, Игорь этой ночью на съемную квартиру так и не явился.

   Зато мы с Соней душевно посидели. До утра.

   — Так ты это… сукрет.. сиськ…— новая знакомая пьяно захихикала и, решив, что так тоже неплохо, выразительным нетрезвым жестом изобразила на себе мои верхние сто десять сантиметров. Но потом покачала пальцем перед свои носом и совладала с языком:— Се-ктре-тар-ша. Во!

   — Ага. Ик!

   Я тоже была далека от стеклышка, но держалась все же получше. Как-никак дозы коньяка у нас были равные, а вот вместилища — нет.

   Если Соня была обладательницей форм из категории погреметь, то я — потрясти. Все же природа не обделила меня ростом (тут сказались гены дедушки-волейболиста) и формами (тут уж к деду вопросов не было, а вот к маме, на пятый размер которой мужчины и сейчас сворачивали шеи — таки да). Нет, я не комплексовала по этому поводу. Ну хорошо… Иногда меня задевало, когда слышала от консультантов тщательно скрываемое презрение — бабуля утверждала, что зависть! — за фразой: «У нас линейка до сорок четвертого размера… Поищите в магазине для полных». И это при том, что мои шестьдесят с плюсом кило — плюсик плавно перетекал в семерку с нолем — меня не сильно обременяли. Мне с ними даже было весело. И я даже считала себя вроде привлекательной и счастливой. До вчерашнего вечера.

   — И у тебя… — Соня сделала выдох, словно борьба с собственным языком была для нее непосильной. Но все же она была в прошлом спортсменкой, о чем поведала во время нашей милой девичей пьян… философско-интеллектуальной беседы о смысле жизни, сдобренной бальзамированием (пятизвездочный коньячок — отличный бальзам!) душевных ран.

   Я вспомнила, что начальница на свою зарплату не жаловалась (и нам настоятельно не советовала, хотя подчиненных и босса от равенства отделял какой-то пресловутый нолик), а властности и вовсе могла страждущим дать взаймы, потому ответила честно:

   — Ага… Такой классный, что класть на него — не перекласть.

   — Это как? — Соня сморгнула.

   — А так… мой шеф — властелинша.

   — Трындец, — только и сказала Соня, а потом подняла рюмку, не чокаясь выпила залпом, будто поминая. И только потом пояснила: — Мужика хотя бы истерикой и слезами пронять можно, а тут… Ты попала.

   То, что я влипла, я поняла еще год назад, узрев свое начальство в боевой ипостаси главного дистрибьютора региона, дававшего мастер-класс по приготовлению мяса на сковороде «Таппер». Тогда на презентации вокруг Илларионовой подчиненные летали быстрее, чем пули на передовой. Ей подавали все: от масла и мяса до широких улыбок и аплодисментов даже не по первому слову. По взгляду. И вот тогда-то я осознала: это как же надо было надрессировать своих подчиненных…

   — Угу, — я шмыгнула носом.

   Взгляд упал на фото бывшего, которое стояло в рамочке на подоконнике. Соня проследила за тем, куда я смотрю.

   — Кобель он, хоть и породистый, — она махнула рукой, а потом таким тоном, словно рассуждала в какой цвет покрасить ногти, в перламутровый или нежно розовый, произнесла: — Нос ему сломать, что ли…

   Как я уже поняла, это Соня могла. И запросто. Судя по ее боевому настрою.

   — Да ладно, пусть живет со своим кривым, — отмахнулась я, и со вздохом призналась: — Я из-за этой сволочи от отпуска отказалась. Этот паразит все втирал о том, что занят переводами. Вот я и не брала.

   — А меня заверял, что у него больной брат.

   Я глянула на «переводы». Соня — на «брата». И мы выпили. После чего тортика не осталось вовсе.

   — Одни расстройства от этого кобеля. Вот сейчас к моим набранным десяти нервным килограммам прибавится еще один, — я печально облизала остатки крема с ложки. — Ни отдыха. Ни фигуры.

   — Зато ни я, ни ты не вышли замуж за этого… любителя проводить кастинг.

   — А при чем тут кастинг? — не поняла я.

   Сейчас мы с Соней обе плавно переходили из стадии «язык заплетается» в «море по колено, горы по плечу», когда понимаешь собеседника с полуслова и начинает неудержимо тянуть на подвиги.

   — Пока брак не заключен, считается, что мужик не изменяет, а это…тестирует, — зло усмехнулась Соня. — Но с другой стороны… А нам-то что мешает это сделать?

   — Не-не… — я замотала головой. — Я не готова…

   Соня на миг зависла, а потом, словно ее озарило, метнулась в комнату, приволокла ноутбук Игоря и, хихикая, ввела пароль.

   — Откуда? — икнула я.

   — Да он у него простой. Я всего-то один раз подсмотрела…

   «Простой» пароль оказался какой-то дичайшей комбинацией английских букв, верхнего регистра и цифр.

   Едва ноут мигнул, Соня сразу же полезла в яндекс. Причем не просто в яндекс, а в яндекс-кошелек.

   Я тоже знала, что Игорь предпочитает работать в обход налогов, потому особо жалует виртуальные кошельки. Увидев сумму, блондинка присвистнула. А потом зловеще протянула:

   — Сейчас этот урод нам за все заплатит.

   Причем «заплатит» оказалось далеко не фигурой речи.

   Порыскав по квартире, Соня нашла телефон бывшего, а дальше… В оправдание могу сказать, что мы обе были пьяны. Сильно пьяны. Иначе как я дала себя уговорить на горящий фитнес-тур на Бали? За кругленькую сумму, которая улетела со счета Игоря.

   Соня же, порывшись на сайте туроператора, выбрала для себя Альпы, заявив, что никогда там не была. И вообще. Это наша моральная компенсация, а в перспективе — и аморальный отдых.

   Как ангел мщения во плоти, она выбрала специально «невозвратные» варианты, чтобы путевки нельзя было отменить. Да и особо на это времени не было. Мой вылет планировался уже завтра вечером. Сонин — послезавтра утром.

   Распечатав бланки, мы благополучно уснули. Прямо сидя за столом.

   А утро началось с телефонного звонка.

   — Белоус, где тебя носит? — ввинчиваясь в воспаленный мозг трубка призывала к моей мирно дрыхнущий совести. — Илларионова рвет и мечет. Требует твоей крови. На худой конец — трупа, который можно накачать кофе, обмазать скипидаром и заставить работать.

   Этот голос я бы узнала из сотен тысяч. Даже в бреду. Даже в отключке. Елена Ведминская. Я невольно застонала. Лена — человек, способный свести баланс даже если дебет с кредитом ушли в долгий и разносторонний загул, обладала еще одной суперспособностью: она могла отыскать любого, дозвониться даже на выключенный телефон и…Иногда мне казалось, что даже умри я, она спокойно притащит мою душу с того света и воскресит, если я не донесла ей от начальства какие-то бумаги.

   — Ника… Ты где?

   — Здесь, — честно ответила я, обозревая результаты вчерашней душевной беседы. Один из этих самых «результатов» — лист с распечатанным электронным билетом — как раз прилип к моей щеке. Я машинально его отодрала. Глянула на сумму. Зависла. Это же моя полугодовая зарплата.

   А Лена, ни о чем не подозревая, возмутилась:

   — Здесь? А надо тут. И быстро. Так что давай, каблуки в зубы и бегом, обгоняя вагоны метро, в офис.

   — Ага… — отстранённо согласилась я, отключая телефон.

   Глянула на дисплей и… увидела сколько времени. А потом было волшебное заклинание «твою ж ….!», и я помчалась на работу, машинально запихнув электронный билет в сумочку.

   Неумытая, непричесанная, зевающая и в то же время нервно сжимающая ручку сумочки — в общем, я была типичной утренней пассажиркой маршрутки, дико опаздывающей на работу.

   Водитель, гордый уроженец Кавказа, взращенный на коварстве серпантинных дорог, лихо выкручивал руль, обгоняя, подрезая, тормозя и давя на газ так, что я ощущала себя монетой в копилке, которую решили встряхнуть.

   Я скосила глаза на соседку, которая при этой болтанке умудрилась достать из своего фирменного рюкзачка косметичку. Глядя на то, как девушка лихо орудует помадой, тушью и даже подводкой, я поняла: передо мной настоящая женщина. Ибо только такая способна нарисовать идеально прямую стрелку, когда то ли Арсен, то ли Гоги, подпевая «ой-ваэ… разорвать тугих ой-вэй сани-тар круг» заходит на очередной вираж.

   Нет, если бы существовал какой-то спорт по мейкапу, то моя соседка была бы явно мастером-международником. А я так, третьеразрядницей. Причем даже не взрослой, а юноиорской лиги… Потому что все, на что меня хватило — это пригладить пятерней каштановые волосы, быстро переплести их в некое подобие косы, закрепив найденной в сумочке резинкой, закинуть в рот там же обнаруженный «Орбит», которому сегодня выпала почётная роль зубной щетки, да одернуть одежду. И все же спустя двадцать минут, выскочив из маршрутки, я чувствовала себя уже почти человеком.

   В офис я залетела на второй космической, затормозив только о свой стол. Фух! Под столом обретались мои офисные туфли с коварно тонкой подошвой и каблуком, который был вроде и устойчивым, пока я их мерила в магазине, а вот на брусчатке… Сменив удобные кроссовки на этот взбрык моего здравого смысла, который отчего-то продавцы величали «лодочки на шпильке», я ринулась к узенькому шкафу, куда по идее должны были зимой втиснуться пара пальто (по факту — одна шуба начальницы). Там сейчас было почти пусто: лишь моя запасная блузка и два пиджака Ирины Олеговны.

   Переоделась пулей, молясь про себя, чтобы сегодня босс не заметила, что я одета не по «регламенту Цербера»: черный низ, белый верх и оскал в тридцать два зуба с готовностью покусать любого, кто побеспокоит моего шефа вне графика приема. В принципе, на мне сейчас все, кроме «низа».

   Вдохнула. Выдохнула. И только закрыла дверцу шкафа, как услышала:

   — Вы опоздали.

   Передо мной стояло начальство собственной персоной и пылало гневом. Когда на тебя пылают гневом сто пятьдесят килограмм — это страшно.

   Сказать, этого больше не повторится? Попытаться надавить на жалость? Первое грозит штрафом. Второе — штрафом и головной болью от начальственного нагоняя. В любом случае, молчать дальше было невозможно: начальственные брови двумя грозовыми тучами столкнулись на переносице.

   Я открыла было рот для того, чтобы выдать на-гора, как у меня дома заклинило замок, и я доблестно прорывалась на работу через соседский балкон, но тут мой взгляд упал на сумочку, что стояла на рабочем столе. Из нее, приоткрытой, торчал распечатанный электронный билет.

   Я вспомнила, сколько он стоил… И похолодела, поняв, что Игорь меня убьет. Вот точно убьет, в буквальном смысле этого слова. Забудет, что он интеллигент в третьем поколении, переводчик художественной литературы (в том числе и со староанглийского) и вообще утонченная натура. И придушит. Или шею свернет…

   Перевела взгляд на звереющее начальство. Мысленно вернулась к Игорю. Потом к билетам и… широко улыбнулась Илларионовой, объявив:

   — Я с сегодняшнего дня в отпуске!

   Начальство поперхнулось и побагровело, осознав, что его откровенно послали.

   — Что-о-о?! — громкий рык прокатился по приемной, разлетелся по офису, с доски объявлений посыпались все скрепки. — Ты белены объелась, Белоус?

   — Не белены, а трудового кодекса! Мне по нему раз в год положен отпуск. А я уже тринадцать месяцев тут работаю. И мне не предложили ни компенсации, ни хотя бы отгулов…

   — Какие, к чертям собачьим, отгулы?

   — Оплачиваемые, — обнаглела я, мысленно прощаясь со своей работой.

   — У меня через десять дней отчет в центр, конференция…

   — А я в отпуск хочу.

   — Не пущу! — не сдавалось начальство.

   — Тогда я себе через месяц организую сама! Продолжительный, — и мстительно добавила: — декретный.

   Я впервые так открыто говорила с Илларионовой, уверенно, спокойно. Без подкашивающихся коленок и внутренней дрожи от того, что за дерзость можно схлопотать штраф, а то и увольнение. И не сводя глаз со взбешенного начальства, которое прожигало меня взглядом. И в этом взгляде впервые промелькнуло что-то похожее на уважение.

   — Воспитала на свою голову… — Илларионова оперлась на край стола, рядом с которым стояла. Ее длинные ногти-стилеты кроваво-красного оттенка поцокали рядом с клавиатурой. — А ты растешь, Ника…

   А потом она уже совершенно другим голосом уточнила:

   — И чего ты так сорвалась-то?

   Она спрашивала у меня, как у равной. У равной. С учетом того, что всех подчиненных за закрытыми дверьми величала «курицами». Даже парень программист у нее был «курицей», не «петухом». И относилась ко всем с превосходством. А вот сейчас, в этом простом ее вопросе превосходства не было ни капли.

   — Любовник оплатил тур на Бали. Горящий… — вздохнула я. И ведь я не соврала ни разу.

   Брови Илларионовой откровенно полезли на лоб. Ну да. Обычно об таком с оттенком хвастовства говорят девушки с совершенно другой, модельной внешностью. И не начальству, а заклятым подружкам за столиком в кафе…

   В общем, не такие как я. Совершенно. Хотя от подиумных красоток у меня тоже кое-что было: рост. А вот вес, увы, в стандарт не вписывался.

   Судя по всему, об этом же подумало и начальство. Что не тяну я на ту, кому любовники покупают путевку на Бали. Вот в санаторий «Ласточка» — это да.

   Пауза затягивалась. И надо было именно в этот момент тишину разрезать трели сотового. Эта мелодия у меня стояла только на один номер. Игоря.

   В треугольнике «секретарша-начальство-телефон» почему-то тупым углом я почувствовала именно себя.

   — Ответишь? Вдруг это твой лю-бов-ник… — насмешливо протянула Илларионова.

   Так и хотелось ляпнуть «нет», но с другой стороны — чем не повод улизнуть из-под нервирующего взора начальства.

   Я протянула руку к сумке, выудила смартфон, и шепнув: «Буквально одну минуточку!», стремглав выбежала из приемной. Едва оказалась в коридоре, мазнула по экрану пальцем и чуть не получила звуковую контузию.

   Игорь не просто орал. Про ощущениям, он через телефон пытался достать меня и убить. Никогда не думала, что можно материться пять минут и ни разу не повториться. С другой стороны — он же лингвист, филолог, а значит — профессионал. Просто я до этого не думала, что профессионалы бывают столь разносторонне подкованы.

   — Ты… за… сво.. какого…верни… деньги…

   — Значит, домой ты все же вернулся....

   Спокойно и холодно вставленная в словесный поток фраза заставила Игоря перейти от лексикона гоблина к речи портового грузчика: то есть число матюгов сократилось вдвое.

   — Как вы… мой…гонорар… за четыре … месяца… — неистовал бэушный любовник.

   Зато я теперь поняла, что это были за деньги: гонорар за какую-то трилогию, которую бывший подрядился перевести. И теперь ему, оставшемуся на мели, придется три месяца сводить концы с концами.

   — Верни деньги, — почти по-человечески выдал тот, кого я еще недавно считала почти женихом, — иначе…

   — Иначе что, замуж меня не возьмешь? — я искренне порадовалась, что нас разделяло расстояние.

   — Да кому ты, толстуха, нужна. Пусть даже и с бабкиной квартирой. Я тебя, тупорылую идиотку, два года окучивал ради прописки, бревно ты постельное…

   — Слушай, папа Карло, ты, как я посмотрю, в это время еще и другие поленья неплохо стругал, — звенящим тоном перебила я. — А то, что ты оказался на мели… Ничего, пару месяцев поешь овсянку. Никто тебе ничего не вернет, ни я, ни Сонька. Считай, что лишен сладкого за плохое поведение.

   — Значит, это все она… Ты бы своими куриными мозгами до такого не додумалась…

   — Мы вместе, — я сделала глубокий вдох.— Не скрою, нам было трудно, особенно напиться. Но мы-таки справились. И с коньяком, и с твоим паролем на ноуте. И на сотовом.

   В телефоне раздался треск и тишина. Судя по всему, кто-то разбил свой смартфон о стену.

   А я стояла и тупо смотрела в окно. Не убрав трубку от уха. Не сразу поняла, что изнутри меня душат слезы. Невыплаканные, а потому сжигающие душу. Какая же я идиотка, почему сразу не поняла, что этому козлу от меня нужно?

   — Если ты сейчас заплачешь, я разочаруюсь в тебе, — рядом появилась начальница.

   Отчего-то я не сомневалась, что она слышала все. И поняла все. Или почти все.

   — Вчера я застукала своего пар… — я споткнулась. — Бывшего с любовницей.

   — И я так понимаю, что вы решили отомстить?

   Я лишь кивнула, стараясь не расплакаться.

   — Знаешь, вот не хотела я тебя отпускать… Еще десять минут назад — не хотела. Но сейчас — найдешь себе на две недели подмену, и я подпишу твое заявление.

   — Об увольнении? — отчего-то моя логика решила, что ей сейчас самое время самоустраниться.

   — В отпуск, дурында. Кобелей надо кастрировать, — добавила Илларионова жестко. — А если кастрировать не получается, то хотя бы мстить.

   И столько потаенного, личного было в этой фразе…

   Она развернулась и пошла прочь. Прямая спина, уверенный шаг. Мне что, послышалось?

   «Я просто дура, расчувствовавшаяся дура…» - подумала про себя, но вслух не сказала. Не могла моя грозная непогрешимая начальница такого сказать про кобелей, просто не могла.

   Но тем не менее я пулей метнулась в бухгалтерию, упала на колени и… Тут в ход пошло все: и невыплаканные слезы, и история о том, что бывший меня убьет, если я не удеру куда-нибудь, и напоминание о том, что мы вроде-как с Леной подруги (узнав об этом, она сильно удивилась). На обещании двойной зарплаты (за две недели я обещала отдать ей свои аванс и расчёт сверх того, что заплатит начальница) Ведьминская сдалась и согласилась-таки меня подменить. Я тут же накатала заявление.

   Подписала его Илларионова еще быстрее. А потом я пулей помчалась в хозяйственный магазин, на ходу вызывая «мужа на час». Вот только слегка замялась, когда оператор попросила меня назвать причину вызова: то ли говорить «врезка замка», то ли «битье морды бывшему любовнику». Но решила, что на столярные работы «муж в аренду» приедет быстрее…

   С мастером мы прибыли к моим дверям практически одновременно. И замок он поменял на раз-два. Едва он закончил, и я стала рассчитываться с ним за услугу, как в коридоре раздался звук остановившегося лифта, а спустя несколько секунд с той стороны двери раздался скрежет: судя по всему, в замок пытались запихнуть ключ. Безуспешно.

   Потом у взломщика в ход пошли заклинания. В основном – из пособий по анатомии и физиологии. Так что если бы я своими глазами не видела диплом переводчика на имя Игоря Сергеевича Маханенковского, то подумала бы, что с той стороны в мою скромную старенькую двушку жаждет попасть как минимум почетный проктолог-гинеколог-уролог.

   В дверь начали долбить кулаками, ногами.

   Мы со слесарем все это время тихо стояли в коридоре. К слову, щуплый мужичонка в кепочке и пиджаке, с чемоданчиком, цепко зажатом в кулачках на уровне сердца, напоминал в этот момент суриката. Он замер, потом нервно сглотнул и взглянул на меня со смесью испуга и осуждения. Я прямо почувствовала себя Белоснежкой, перед которой стоял один из гномов.

   — Предупреждать же надо… — тихо выдохнул слесарь, видимо, поняв, что чуть замешкайся он – удары могли бы прийтись не по двери, а по нему.

   Я шепотом предложила:

   — Извините. Может, пока он не уйдет – чайку?

   Мужичок постоял, подумал… и согласился.

   В итоге мы три часа пили чай. Сначала – с конфетами. Потом, когда те закончились, – с блинчиками, которые я решила испечь (Игорь все бушевал под дверью), затем, когда блинчики благополучно обжились у нас в желудках – мы пили чай с ноутбуком.

   Бывший уже не бушевал. Он затих под дверью. Но я специально каждые пятнадцать минут проверяла: может ушел? Но нет, Игорь проявлял завидное упорство. Он меня так не осаждал, когда предложение делал, как сейчас мою дверь. Что еще раз подтверждало: Нику Белоус он любил меньше, чем ее жилплощадь, на которую так жаждал попасть. А еще эксфренд очень уважал деньги. Но это я и так знала: оставлять официанту на чай пятикопеечные монеты… Но тогда я на это внимания не обращала. Думала, мне просто попался экономный экземпляр.

   Мастер, уже почти пустивший корни у меня на кухне, как-то прикипел душой и к ноуту с фильмом, и вазочке с вишневым вареньем, и нет-нет, да и косил на меня взглядом. Причем мужским таким взглядом. Оценивающим. А потом неожиданно спросил:

   — А может, вам еще что-то нужно починить? Я тихо и по-быстрому. Зачем зря время терять?

   Я, как раз собравшаяся в очередной «проверочный» рейд в прихожую, так и замерла. Да, таких предложений я еще не получала. Нет, ко мне подкатывали как—то с фразой «Какая прелесть! Это ваши ноги?» и «Вы не могли бы меня разбудить завтра звонком на сотовый телефон, а то я боюсь проспать», и даже в соцсети один оригинал решил начать знакомство с фразы: «Привет! Не знаешь, как варить пельмени?».

   Подкатывать ко мне по–разному подкатывали, но ремонта еще никто не прилагал. На мое счастье терпение Игоря все же закончилось, и он отчалил. Когда я с радостью сообщила об этом загостившемуся мастеру, тот отчего-то опечалился, засобирался, но… двойную плату (за простой и работу, связанную с риском) все же взял. Жмот!

   А я… глянула на часы и начала быстро собираться: до отлета самолета оставалось всего пару часов. Загранпаспорт у меня был, отпуск вроде-как дали… И обида на козла Игоря тоже имелась. Как и разумное опасение: не засел ли озверевший бывший где-нибудь у подъезда, в кустах?

   Я вызвала такси, а когда машина подъехала, то буквально скатилась по лестнице, заскочила на заднее сидение едва ли не за секунду и тут же захлопнула дверь. Все! Поехали!

   Зато в аэропорту, в зале ожидания, у меня было время подумать. Зря. Нельзя женщине думать. Особенно о предателях. От этого портится настроение, появляются морщины, течет тушь и набираются лишние килограммы.

   Все же бабуля была права два года назад, когда лишь взглянув на Игоря, припечатала: любовник — неплохой, муж – никакой. Тогда, помнится, я обиделась. Но ба, побывавшая в ЗАГСе трижды и имевшая бессчетное множество поклонников, разбиралась в мужчинах преотлично. К слову, бабуля – это и была самая адекватная часть моей семьи. От остальных представителей семейства Белоус я откочевала в тринадцать лет.

   Но, по-моему, ни мама, ни папа этого бегства даже и не заметили: он был увлечен фотографией и постоянно пропадал в экспедициях, она – в лаборатории и грантовских исследованиях… А еще с нами жила сестра отца, актриса сериалов, которая категорически запрещала называть ее тетей. Только Эммой. Она была вечно в погоне за красотой: сколько ее помню, дома я ее в человеческом облике ни разу не видела: то жуткая маска для лица или для волос, то патчи, то антицеллюлитное обертывание… А еще, когда отец возвращался из командировок, у нас постоянно были гости. Иногда допоздна. Иногда – скопом. Именно благодаря гостям я поняла, что на кухне хрущевки может уместиться до восемнадцати человек в нормальном и до двадцати пяти – в одухотворённом красивыми снимками состоянии.

   Зато в семь лет я уже сносно жарила яичницу, в восемь – забирала младших из детского сада, в десять – оплачивала счета за коммуналку, а в тринадцать – я нечаянно оказалась у бабушки. Тогда с ней случился гипертонический криз. Отец был в очередной командировке, мама— в отчетах, а младшая как раз освоила варку макарон. В общем, я переехала на другой конец города к ба, чтобы помочь ей первое время после больницы. Думала – это на пару недель. Ну месяц-два. Оказалось… Оказалось, что насовсем.

   Из воспоминаний, нахлынувших неожиданно, меня выдернул голос диспетчера:

   — Объявляется посадка…

   Это был мой рейс! Я встала, зажав в руке посадочный талон, и уже шла к выходу, когда с той стороны, где находились арки досмотра, донеслось:

   — Ты! Ты здесь!

   Я вздрогнула и напряглась, готовая в любой момент бежать и убеждая себя, что между нами зона таможенного контроля. Медленно обернулась.

   Нет. Это просто кто-то встретил кого-то. Просто голос… Очень похожий. Я машинально сделала шаг, все еще глядя в сторону и… врезалась в чью-то широкую спину. От удара дыхание перехватило, нога подвернулась и я начала падать, вцепившись в первое, что попалось.

   Увы, попался под руку карман на джинсах у белобрысого парня, в которого я как раз и врезалась. И джинсы поехали вниз…

   И даже чуть–чуть показался белый трикотаж, обтягивавший упругую мужскую ягодицу, когда ее обладатель попытался повернуться. Не сказать, чтобы это у него хорошо получилось, но меня он все же увидел.

   – Зачем вы лезете ко мне в штаны? – ошеломленно спросил он. И удивления в его голосе было даже больше, чем злости, как будто я не за карман его джинсов ухватилась, а уже стянула с него трусы и сейчас вообще повалю на пол и начну насил… требовать продолжения рода.

   Но я же не нарочно! А этот… уставился на меня своими зеркальными солнцезащитными очками в пол–лица и думает всякую ерунду Нет, чтобы помочь встать бедной девушке, которая едва виском об плитку не припечаталась, – ну хорошо, не виском, а кое-чем помягче, но все равно!

   – Ни к кому я не лезу, – буркнула я, по-прежнему болтаясь на злополучном кармане.

   – Обычно его теряют, падая, а не хватая всех подряд за зад, – парировал блондин.

   – Да нужен мне ваш зад! – прокряхтела я, собирая разъехавшиеся ноги в кучу. – У вас же не ягодицы Девида Бэкхема, чтобы на них просто так кидаться…

    Сосредоточившись, я попыталась встать, опираясь на злополучный карман. Ткань предательски затрещала и… он оторвался.

   – Ой, – пискнула я. Получилось как–то неудобно.

   Хотя в этой неловкой ситуации был один плюс: я не упала. Хотя бы на пол. Зато в глазах случайного незнакомца – очень даже. Оставалось утешаться тем, что моральные терзания – не гематомы. Посторонним в глаза не бросаются. А вот фингал под глазом…. Или разбитая губа…

   Выпрямившись, я так и осталась стоять с оторванным карманом, хорошо еще на самих джинсах дыры не было. Блондин, сверкнув на меня своими черными очками, подтянул штаны, и злобно припечатал:

   – Чокнутая.

   А потом развернулся и пошел к терминалу. Я смотрела на удаляющуюся широкую спину. И мне было жутко стыдно. Очень. Мало того, что повела себя как дура, оторвала карман, так еще и нахамила совершенно случайно: а ведь зад у него, к слову, был ничуть не хуже, чем у знаменитого футболиста…

   Я закусила щеку, приводя мысли в порядок, тряхнула головой, словно этот жест помог бы выкинуть оттуда лишнее, и решительно поспешила к телескопическому трапу.

   Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что в самолете мое место почти рядом с тем, кого я бы предпочла больше в своей жизни не встречать: парнем, буквально недавно лишившимся кармана.

   Нас друг от друга отделял лишь старичок преклонного возраста. Надо ли говорить, что ни блондин, усевшийся у окна с таким выражением лица, словно впервые видит меня, ни я, разместившаяся в проходе, не обрадовались.

   Когда самолет взлетел, я набралась храбрости, и, повернувшись к парню, решила извиниться:

   – Мне очень жаль, что из-за меня оборвался ваш карман…

   Ноль эмоций.

   Я подумала, что блондин мог запросто не услышать: я же говорила негромко. Повторила погромче… А потом уже в полный голос. Тот же эффект. Уже хотела было махнуть рукой на извинения, когда старичок, через которого я слегка перегибалась, решил проявить инициативу и помочь. Вот только проблема состояла в том, что дедушка оказался тугим на ухо. Оттого на весь салон грянуло:

   – Она говорит, что сожалеет, что из-за нее ты стал оборванцем!

   Блондин вздрогнул, выпрямился, черные очки съехали с его носа, и я поняла, что он дремал. Стало очень–очень стыдно. Судя по всему, сегодня судьба решила мне от щедрот выдать годовой запас смущения. И ладно бы перед разными людьми…

   – Что? – ошеломленно переспросил парень, поправляя очки, под которыми прятались зеленые сонные глаза.

   – Она говорит, что сожалеет, что ты – голодранец, – услужливо проорал старик.

   Блондин закашлялся.

   – Я не это имела в виду! – горячо запротестовала я. – Я говорила, что мне очень…

   Но старик, который подумал, что его уличили во вранье, решительно встал на защиту свой репутации, перебив меня:

   – Именно это и говорила. Я сам слышал! А сейчас – отпирается… Совсем как моя жена…

   Вот верно говорила бабуля: молчание – это путь к счастью. В моем случае – еще и к спокойствию. Но последнего явно не предвиделось.

   Дедок, которому, видимо, было скучно, провел в своей голове какие-то одному ему ведомые параллели и пришел к определенным (и на мой взгляд слегка странным) выводам:

   – Ребята, а вы часом не женаты? – он повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону.

   Наше синхронное с блондином «Нет!» было дедуле ответом. Но старичок будто уверился в обратном. А потом он начал рассказывать о своей жене. Очень громко. Наверное, чтоб и самому было слышно. Судя по всему, этим дедуля и планировал заняться оставшиеся двенадцать часов. Я содрогнулась, представив, что придется все это время выслушивать биографию сего почтенного джентльмена и… Оказалась права. При высадке с борта самолета помимо головной боли и дикой зависти к блондину (он за своими черными очками умудрился не только уснуть, но и даже посапывал в нужных местах, являясь отличным собеседником для разливавшегося соловьем старичка) я вынесла важное для себя решение: я замуж не хочу! Во всяком случае, ближайшие пару лет – так точно: столь неизгладимое впечатление на меня произвел рассказ попутчика.

   Покинув самолет и «любимых соседей» я тут же вляпалась в контроль и пограничный досмотр. Впрочем, как и все остальные, только с той лишь разницей, что оказалась в конце очереди.

   Контроль оказался муторным, я проходила одной из последних.

   А едва его одолела, то пошла отлавливать свой багаж, от души надеясь, что его еще никто не отловил. Хотя я сильно сомневалась, что на спортивную сумку будут желающие позариться. Собиралась я в спешке, к тому же предпочитала ездить «налегке», так что все необходимое уместилось в черную сумку, на которую было накручено столько пленки, что она стала серой.

   Лента, по которой двигался багаж, была уже остановлена. А оставшиеся сумки – всего семь штук – оказались сняты и выставлены рядком. Я цапнула свою – единственный серопленочный бобик, даже не проверив ярлычок, и с чистой совестью поспешила к встречающему гиду. То, как ждала заселения, то, как заполняла анкету, я помнила плохо. Зато хорошо запомнилось лицо гида, светящееся беспощадной улыбкой, как обогащенный уран бета–частицами.

   С легкой руки Сони я стала обладательницей фитнес-тура. Причем, когда мы выбирали, куда меня отправить, я очень хотела именно новых впечатлений, а новоиспеченная подруга по сомнительному счастью с кодовым именем «Игорь–козел» настаивала на совершенствовании тела. В итоге вышел этот фитнес-тур с зарядками, персональным инструктором, сбалансированным питанием и кучей всего.

   Едва я все заполнила, как мне тут же сообщили, что через два часа всех «фитнесанувщихся» ждут для занятий на открытом воздухе в йога–центре. Я покивала, соглашаясь, хотя меня больше интересовал вопрос не пищи духовной, а вполне телесной: когда будут кормить. Впрочем, как оказалось, не одну меня.

   Выяснив оный вопрос, я отправилась к себе в номер. Зашла, упала на кровать и… сразу же начала заниматься этой самой йогой: а точнее, активно пребывать в асане, именовавшейся «Поза трупа». Оная же еще называется «дедушка Ленин в Мавзолее». Я была счастлива. Но ровно до того момента, пока не встала и не полезла в сумку. Вещи оказались не мои. Совершенно. Нет, я оценила симпатичные мужские боксеры из белого трикотажа, шорты и шлепанцы…. Одно «но»: как мне в этом было отдыхать?

   Я судорожно перерыла всю сумку: на пол выпали сланцы, черная записная книжка, рубашка гавайской расцветки… Я искала хотя бы намек на то, кто хозяин вещей и как мне его найти. И желательно это сделать до тут, в отеле, а не в аэропорту, перед вылетом на Родину. Тут же представила себе картину встречи у таможенного контроля. Я, в мужских шортах и футболке, которая мне была велика и мала одновременно (в груди я явно была больше, чем хозяин вещей, а вот в росте – увы). И он, неизвестный, в моем коротеньком красном вечернем платье и на каблуках. Мы сразу узнаем друг друга. Это факт.

   Звук телефона застал меня врасплох. Я подскочила, запнулась о вываленные на пол вещи и, падая, броском спецназовца накрыла грудью свою родную сумочку (какое счастье, что она была в ручной клади, а не в перепутанном напрочь багаже!), в которой продолжал вибрировать смартфон.

   Встала на четвереньки. Достала свой агрегат национальности «самунг». Номер был незнакомый. Российский. Помянув недобрым словом роуминг, который вроде бы и подключила, но все же…

   – Добрый день, – бархатистый голос в трубке говорил, но как…

   Нет, определенно такой голос бывает у профессиональных соблазнителей и у ушлых дельцов, так и норовящих всучить бедным чувствительным девушкам кредит под грабительский процент. В общем, такой баритон мог быть только у разводилы.

   – Здравствуйте, – настороженно ответила я, старательно искоренявшая в себе привычку «дакать».

   С этими банковскими распознавателями голоса лишний раз соглашаться я, периодически страдающая паранойей «деньгискартыснимут», опасалась.

   – Скажите, вы сегодня случайно не взяли чужой багаж в аэропорту? – не стал ходить вокруг да около незнакомец.

   – Не случайно, а вынужденно. Это вы взяли мой. А я уже тот, что остался, – отрезала я.

   Хоть я все еще и стояла на карачках, но была неумолима в свой логике.

   Собеседник на миг замялся, словно хотел сказать что-то не очень лестное, но в последний момент решил проглотить.

   – Может быть, мы сможем увидеться и обменяться сумками?

   Наконец–то я услышала дельное предложение.

   – Хорошо. Сможете подъехать к отелю… – я назвала адрес.

   – Конечно, – раздалось уже не столь бархатисто, зато по–деловому. Дальше переговоры прошли очень быстро.

   В трубке послышались гудки. А для меня так и осталось загадкой, как этот хозяин белых боксеров меня так быстро нашел?

   Впрочем, раздумывать над этой загадкой времени не почти оставалось, и это «почти» я потратила с пользой: помылась. А в назначенный час я с чужим багажом и чуть влажными распущенными волосами, перекинутыми через плечо, стояла в холле.

   Мужик не шел. В смысле, проходили всякие разные, но все – мимо.

   Я уже начала злиться. В конце концов, это деловая встреча, а не свидание. И даже на рандеву обычно опаздывает дама, а никак не …

   – Простите, это не с вами мы перепутали сумки? – за моей спиной раздался знакомый по телефонному разговору голос, но едва я повернулась, как он сменился уже знакомой по аэропорту физиономией: – Ты!?

   Я во все глаза смотрела на похитителя моей сумки. А то, что он именно намеренно ее спер, я нисколько не сомневалась! В отместку за карман. Правда, почему при этом свою оставил – неясно. Наверное, просто не успел за ней вернуться.

   Сейчас он был без очков, с волосами, собранными в короткий хвост. Высокий. Настолько, что я при своем немаленьком росте была ниже его на полголовы.

   Я машинально задвинула сумку, которую держала в руке, за спину.

   – Могу сказать то же самое, – прошипела я.

   – Слушай, мне жаль, что я взял твою сумку, – спустя долгую минуту напряженной тишины выдал блондин.

   У меня аж глаз дернулся от того, как интонация может дисгармонировать со смыслом.

   Он говорил это с такой неохотой, словно перед тем, как произнести в общем-то простую фразу, долго боролся с собой. Могу поспорить, что с большим удовольствием он бы выдал что-то вроде «глаза бы мои тебя не видели» или «почему ОПЯТЬ именно ЭТА идиотка?». Ну или что-то в этом же духе.

   Впрочем, я не осталась в долгу, и оскалившись в тридцать два зуба фирменной улыбкой Цербера произнесла:

   – А уж мне-то как жаль…

   То ли моя лучащаяся мина произвела неизгладимый эффект, то ли просто блондин столь сильно жаждал воссоединиться со своими белыми боксерами, но мою сумку он мгновенно протянул вперед.

   – Держи, это твоя.

   При этом у него была такая каменная морда лица, будто он не мои шорты–сланцы обменивал, а кило героина.

   – Надеюсь, все мои вещи целы?

   – Даже не сомневайся, – процедил блондин, видимо сам не заметив, как перешел на «ты».

   Я тут же всучила в протянутую руку его сумку и уже было собралась развернуться, чтобы уйти, как этот несносный тип буркнул:

   – Подожди, я проверю…

   Есть состояние, когда ты хочешь взорваться. Есть – когда чувствуешь жуткую потребность заорать. Иногда хочется побиться головой о стену или клавиатуру. Но вот сейчас, в этот конкретный момент, я испытывала просто жизненно необходимую потребность придушить одного патлатого придурка. Меня еще никто так быстро не доводил до бешенства.

   А этот… псих, словно и не подозревая ни о чем, присел на корточки, расстегнул сумку и стал копошиться в вещах с энтузиазмом кладоискателя.

   Конечно, я и не подумала дожидаться, когда он пересчитает все залежи собственных подштанников. Развернулась и даже успела гордо сделать два шага, когда меня догнал оклик:

   – Его тут нет, – а потом мне в спину раздался звонкий щелчок пальцами, призванный привлечь мое внимание, и чуть громче:– Эй! Куда подевался мой ежедневник?

   Все! Этот щелчок, словно я была прислугой, оказался последней каплей. Я развернулась на пятках. Подошла. Бухнула свою сумку рядом с ногой патлатого и, присев так, что наши лица оказались на одном уровне, резко щелкнула пальцами перед его носом. Вышло, правда, не так звонко, зато зло – уж точно.

   – Так! Послушай сюда, мой недорогой и нехороший, – я тоже не стала «выкать». Ни обстановка, ни поза, ни мое состояние к этому не располагали. – Я не «эй», не «ты» и не «сбегай принеси». Я – Ника. А для тебя – Вероника Владимировна. Можно еще уважаемая, и достопочтенная. Это, во–первых, – я выдохнула, а потом милейшим голосом, из категории «можно в чай класть вместо сахара», добавила: – А во–вторых, я ничего у тебя из сумки не брала. Мне чужое без надобности. А если ты меня на деньги развести хочешь – не на ту напал. Я сейчас тоже могу заявить, что у меня в сумке миллион был. Будешь возвращать?

   И улыбнулась. Очаровательно так.

   Мою тираду блондин выслушал молча. Даже не шарахнулся от щелчков у себя под носом. Правда его глаза… Если в первые секунды нашей встречи они показались мне зелеными, то сейчас потемнели до темно–оливковых. А еще в них было столько обещания… обещания убить меня самым зверским способом, что мне стало не по себе.

   – Хор-р-рошо, Вероника Владимировна, повторю еще раз. Где. Мой. Ежедневник? – со сдерживаемой яростью прорычал этот псих. Чеканя каждое слово. Видимо, чтоб лучше дошло.

   Мой взгляд непроизвольно упал на сжатую в кулак руку блондина: костяшки на ней побелели.

   Я сглотнула и уже не столь уверенно произнесла:

   – Да не знаю я, где твой ежеднев…

   Я не договорила. Потому что память услужливо подкинула мне воспоминание, как я копошусь в сумке, еще не веря, что багаж не мой… и на пол грохается что-то тяжелое.

   Я тогда сидела рядом с кроватью, под которую вполне мог залететь этот чертов ежедневник.

   – Что? – не выдержал-таки блондин, цепко наблюдая за моими мысленными потугами.

   – Кажется, он выпал… – растерянно призналась я. – И сейчас валяется под моей кроватью.

   Я резко вскочила:

   – Сейчас принесу…

   И собралась было рвануть к себе, как этот невозможный тип схватил меня за руку.

   – Я с тобой, – тоном «я тебе ни капли не доверяю» протянул он.

   Я дернула руку на себя, пытаясь освободиться, и краем глаза заметила, что кое-кто за нами наблюдает, а мне на выручку уже спешит работник отеля.

   – Мисс, к вам пристают? Что здесь происходит? – на ломаном английском обратился ко мне низкорослый уроженец здешних земель.

   К слову, блюститель порядка не фигурально, а вполне реально был блондину по плечо. А мне – по подбородок. Интересно, в случае опасности кто кого и от кого спасал бы? Сдается, что я балийца, а не он меня. Но за храбрость я его зауважала.

   – Все в порядке… – я замялась, подбирая оправдание. И в голову не пришло ничего лучше, чем ляпнуть: – Это мой брат.

   С учетом того, что я была темноволосой, а он щеголял золотистой шевелюрой, как у Криса Хемсворта, то мое заявление было весьма сомнительным. Понятия не имею, почему я не сказала, что это просто мой знакомый!

   Блондин, зло зыркнув на меня, тут же уточнил:

   – Сводный. У нас отцы разные.

   Причем сделал это на летящем английском, будто был исконным уроженцем Англии. Мне даже почудился легкий Уэльский акцент. Хотя… может, он просто мелодично говорил, а на самом деле это был безобразный Йоркширкский диалект…

   – И матери тоже, – тихо буркнула я уже на русском. Так, из чувства противоречия.

   Но, судя по улыбающемуся балийцу, ему было достаточно и того, что к постоялице не пристают, значит, что все в порядке.

   А блондин, так и не выпустив моей руки, произнес на ультразвуке:

   – Ну, сес–трен–ка, верни мне мой ежедневник, и я обещаю, что забуду о тебе, как о страшном сне.

   И потащил меня к лифту. Ну как потащил. Попытался. Но я – не мешок картошки, так просто с места не сдвинешь. К тому же и вешу я чуть побольше. В кои-то веки мои килограммы пошли мне в плюс.

   – Ты пойдешь? — на меня сверкнули злыми глазами и угрожающе уточнили: — Или мне тебя унести?

   – Не поднимешь, – припечатала я и злорадно добавила: – надорвешься.

   Меня смерили взглядом, будто бы мысленно взвешивая. А потом раздалось насмешливое:

   – Проверим?

   Мне как-то враз безо всяких проверок стало ясно: этот и поднимет, и утащит…

   Я сцепила зубы и фыркнула:

   – Обойдешься. Руку отпусти.

   Блондин и вправду пальцы разжал. Я подхватила с пола свою сумку, он – свою, и мы оба молча с абсолютно независимым видом пошли к лифтам, мимо которых с воплями пронеслись двое разбойного вида пацанов, снеся какую–то табличку.

   Одна из кабин, полная народу, закрылась прямо перед нашим носом. Вторая – с подозрительным скрежетом распахнула свои двери через спустя полминуты.

   Мы вошли. Створки закрылись, и кабинка медленно поползла вверх. Свет мигнул. И в абсолютной тишине раздалось:

   – М-да, если сейчас застрянем – это будет просто изумительно…

   Я лишь из чувства противоречия возразила:

   – С таким настроем надо дома сидеть!

   Правда, мой голос слегка подрагивал, но это вовсе не из-за того, что я боялась блондина. Хотя нет, его я тоже слегка опасалась. А вот по-настоящему я паниковала, когда попадала в узкое закрытое помещение. Это еще была не клаустрофобия в чистом виде, но… А свет как бы намекал, что скоро тут может стать и вовсе темно.

   – Слушай, невозможная женщина. Ты хотя бы иногда можешь говорить то, что окружающих не так бесит?

   – Слушай, невозможный мужчина, а ты не можешь не выводить меня из себя? – я в запале шагнула чуть вперед, не учтя, что движущийся лифт – коварная штука, способная изменять многое: от ощущения веса, до расстояния. Мой нос уперся в небритый мужской подбородок. А грудь… грудь тоже уперлась во что-то твердое.

   Едва уловимый запах имбиря и кедра защекотал ноздри.

   – Ты опять ко мне пристаешь?

   Мне показалось, или в голосе прозвучала издёвка?

   Я поспешно отступила назад.

   – Да не приставала я к тебе. И в аэропорту случайно за твой за… – я осеклась и в последний момент исправилась: – …за джинсы ухватилась, чтобы не упасть. Сказала же!

   Но блондин, язва, вцепился в оговорку, как голодный пес в кость:

   – Так, значит, случайно… А если бы это были ягодицы… прости, джинсы Бекхема, то сделала бы это нарочно?

   И голос у подлеца такой невинный–невинный, что мне аж придушить его захотелось.

    – Говоришь таким ревнивым тоном, как будто тебя толпы поклонниц каждый день только и делают, что хватают, – фыркнула я. — А тут осечка – зад Бекхема предпочли.

   И с чего вдруг от моего вопроса, полного сарказма, этот мистер непрошибаемая мина вдруг закашлялся, словно поперхнулся?

   Но тут лифт наконец–то дополз до нужного этажа. Створки распахнулись, и я вылетела в коридор, словно пробка из бутылки шампанского, и устремилась к номеру. Следом за мной уверенно шагал блондин, будь он неладен.

   Едва я оказалась в комнате, бухнула сумку на пол и, подойдя к кровати, нагнулась, стремясь поскорее найти этот гадский ежедневник. В смысле, ежедневник, принадлежащий одному гаду. В этот момент я совершенно не думала, как выгляжу со стороны. А зря.

   Лишь по мужскому хмыканью я поняла, какая картина открылась взору этого белобрысого: моя обтянутая джинсовыми шортами попа, которая энергично виляла, пока ее хозяйка пыталась втиснуться в пространство между постелью и полом.

   – Если ты решила таким оригинальным способом удрать от меня, спрятавшись под кровать, то спешу разочаровать: у тебя это пока не очень получается, – это было сказано столь серьезным тоном, что не оставалось ни малейшей надежды на сомнение: этот тип надо мной издевался.

   – Еще одно слово, и сам будешь доставать свои каракули отсюда, – пропыхтела я.

   За то недолгое время, что шуровала внизу, я поняла несколько вещей.

   Во-первых, киношники нагло врут: любовника под кроватью можно спрятать, если он – Дэниэл Редклиф. Да и то не теперешний, в сто шестьдесят пять сантиметров ростом, а девятилетний, который получил письмо из Хогвартса. Вот его можно было запихнуть в пространство между кроватью и полом. Но никак не меня.

   Во-вторых, тест на лучший отель мой номер безбожно завалил. Хотя бы потому, что я методом «хватай и тягай» стала обладательницей комка пыли, фантика от конфеты и презерватива. Хотя с последним повезло – он оказался в упаковке.

   – Ну? – раздалось нетерпеливое сверху.

   Я, потерпевшая сокрушительное поражение, вылезла и, стряхнув с груди пыль, произнесла:

   – Ника Белоус не рекомендует вам этот отель для отдыха.

   – В смысле? – не понял блондин. – А мой ежедневник где?

   – Там, – я широким жестом указала под кровать, слегка позабыв, что в руке у меня злополучные фантик и квадратный конвертик из фольги. С учетом того, что ныне ладонь была раскрыта, эти два предмета гордо возлежали на ней.

   Я, стиснула в руке компромат, который мне наглым образом подбросили, и тут же отбросила его в сторону..

   Надменный взгляд смерил меня, пыльную, с ног до головы, потом устремился к подкроватному пространству.

   – Отойди, – явно сдерживаясь, процедил мой нежеланный гость.

   Я отползла в сторону. А потом с минуту любовалась, как мужская крепкая задница то чуть приподнимается от пола, то словно пытается врасти в него. Увы, эти действия не способствовали просачиванию ее хозяина под кровать. Мда, не компактный блондин, не компактный. В чемодан его не положишь, под кровать, как выяснилось, тоже не втиснешь. Хотя он очень старался. Даже какие-то заклинания бубнил, заканчивающиеся на «уй». Но видимо, магом он был тоже никудышным: ни одно не сработало.

   Он вылез из-под кровати таким же пыльным. Правда, в отличие от меня – без добычи. Зато, посветив фонариком от телефона убедился: его бесценный ежедневник притаился под коварным белоснежным ложем.

   – У тебя швабра есть? – азартно спросил он.

   Вопрос бы был весьма актуален для добычи ценных бумажных ископаемых из-под постели, если бы не одно но…

   – В гостиничном номере? – в лучших еврейских традициях вопросом на вопрос ответила я.

   – Не подумал… – блондин, как и я прислонился к краю кровати. Выдохнул. – У нас есть два варианта. – наконец выдал он. – Первый. Позвонить на ресепшен и попросить что-то из …

   Я представила, как буду объяснять, зачем мне посреди ночи понадобилась швабра, и тут же перебила блондина:

   – А второй?

   – Второй – я приподнимаю кровать, и…

   Ага, и роняет ее на меня. И весь остаток отдыха я занимаюсь фитнесом под кроватью. Пока не похудею и не вылезу из-под нее сама.

   – И ты ты достаешь ежедневник. – продолжил коварный блондин.

   – А у меня есть еще третий: давай ты забьешь на эту свою книжицу до завтра? Утром придет уборка номера и я попрошу…

   – Нет, – на этот раз перебил зануда-гость. – Она мне нужна.

   – Да что там у тебя? Схема нанобомбы? Рецепт от рака? Компромат на Трампа?

   – Мой личный дневник, – прожигая меня взглядом, холодно ответил блондин.

   – А-а-а, – глубокомысленно скривилась я. – Дневник – это святое. Святее – только флешка с любимой порнушкой. Тогда давай его вызволять…

   Судя по взгляду, меня хотели придушить, расчленить, а потом воскресить, чтобы снова убить. Но останавливал блондина, подозреваю, даже не уголовный кодекс и не мытье полов с ликвидацией трупа. Просто тогда некому бы было лезть под кровать за ежедневником, когда он ее приподнимет.

   Настырный гад. Без добычи отсюда точно не уйдет. Так пусть это будет его книженция, а не моя голова. Я хлопнула ладонями по полу и с оптимизмом заявила:

   – Ладно, давай приподнимай. Будем доставать.

   А дальше… Блондин ухватился за край кровати, я поднырнула под нее… Ну хорошо, не рыбкой. Кошечкой. Точнее котиком. Морским. Тюленем. Не верх грации, зато у меня в руках оказался трофей.

   – Ну как, ты его достала? – донеслось сверху.

   – Да, – мой победный клич разнесся по номеру.

   Я дала задний ход и вылезла. Кровать медленно опустилась на место.

   – Вот. Держи, – протянула я запылившегося дезертира хозяину.

   – Спасибо, – благодарность прозвучала на удивление искренне. Я так растерялась, что разжала пальцы. Ежедневник выпал.

   Блондин, не успевший еще протянуть руку, попытался его поймать. Я с дуру – тоже… Наши лбы встретились, как два болида. У меня посыпались искры из глаз.

   – Ой, ё-ё-ё…. – я пошатнулась, схватившись за лоб.

   У него там точно кость? Не титановая пластинка часом?. У меня дико закружилась голова, и я попыталась сесть на кровать.

   Но то ли я не рассчитала, то ли с координацией у меня случилось недопонимание: в общем, произошло то, от чего в прошлый раз меня спас карман джинсов: я упала на пол. Причем весьма неудачно, стукнувшись затылком об угол тумбочки.

ГЛАВА 2

Едва блондин привел меня в сидячее положение, я поняла: обед, услужливо предложенный мне авиакомпанией, просится наружу. Я закрыла рот ладонью. Бежать в туалет сил не было.

   – Что с тобой? – обеспокоенно спросил блондин.

   Увы и ах: все же утонченной барышней мне не быть. Это они способны в критической ситуации томно пропищать «мне дурно». Я же, сдерживая рвотные позывы, лишь смогла выдохнуть:

   – Тошнит.

   Думала, что белобрысый шарахнется от меня. Но нет. То ли у него был большой опыт спасательных мероприятий в подобных ситуациях, то ли мне попался на редкость сообразительный субъект, но… Миг – и у меня в руках оказалось полотенце.

   Как раз вовремя.

   Спустя какое–то время меня, наконец, перестало выворачивать наизнанку, и я смогла отдышаться.

   – С-с-спасибо, – осторожно прошептала я, внимательно к себе прислушиваясь и все еще не веря: закончилось, и организм вроде-как не планирует повторения.

   Вместо «пожалуйста» раздалось:

   – Сколько пальцев видишь? – и под нос мне ткнулась пятерня.

   – А сколько надо? – сосредоточилась я.

   Стук, раздавшийся в дверь, заставил блондина, уже набравшего воздуха в грудь для ответа, поменять свои планы.

   Оказалось, пока я была слегка занята, он успел вызвать врача.

   И спустя полчаса я с холодным компрессом на лбу сидела на кушетке. Сотрясения, как выяснилось, у меня нет. Лишь большой ушиб. Что же до тошноты, то последователь Гиппократа, лучезарно улыбаясь, заявил, что это все результат перелета и переутомления, потому нам с братом стоит как следует отдохнуть и выспаться.

   На последних словах медика я закашлялась, а блондин – вздрогнул.

   Впрочем, мы оба не стали разуверять местного эскулапа. Пусть так. Главное – поскорее до этого самого отдыха добраться…

   Вернувшись в номер, где были обе наши сумки, первое, что я увидела – это гребаный ежедневник, спокойненько лежавший на кровати.

   – Держи, – я подняла трофей с белоснежного покрывала, второй рукой все еще придерживая у лба компресс.

   – Спасибо, – блондин шустро протянул руку к книге, и тут случилось обратное: и он, и я крепко вцепились в нее. Видимо, оба, наученные пережитым, не желали повторения бесценного опыта.

   Возникла неловкая пауза, во время которой наши взгляды нечаянно встретились. Во мне еще бурлили остатки злости. Правда, их здорово охлаждал компресс со льдом, приложенный к шишке.

   А этот… паразит стоял и улыбался! Вот натурально растягивал губы, а в его зеленых глазах черти плясали джигу.

   Я медленно разжала пальцы. Хотя больше всего мне хотелось треснуть его этим ежедневником.

   – Макс, – всего одно слово, раздавшееся в тишине, прозвучало хрипло.

   – Что? – не поняла я.

   – Мое имя, – пояснил блондин, глядя на меня со странной смесью злости и... веселья – Мы уже, как-никак, знакомы больше суток.

   Он глянул на запястье, где у него красовались часы.

   Я хмыкнула про себе: пижон. Ну кто сейчас носит на руке этот архаизм? Телефон же удобнее.

   А этот блондин между тем продолжал:

   – Так вот, мы уже столь долго знакомы. Я даже видел твои лифчики. К слову, весьма симпатичные, особенно тот черный, кружевной. Так что я подумал, что мне все же стоит представиться.

   Я смерила его взглядом и фыркнула:

   – Ника.

   – Знаю. Ника Белоус.

   – Откуда? – моя голова, которой сегодня досталось, отказывалась соображать.

   – Ты же сама сказал, когда вылезла из кровати: «Ника Белоус не рекомендует», – продекларировал он, явно подражая мне.

   – Не «из кровати», а «из-под кровати», – прошипела я, и тут по насмешливому, полному превосходства взгляду поняла: да надо мной же форменно издеваются! – Ну что, познакомились? А теперь давай прощаться. Надеюсь, что навсегда. У меня завтра тяжелый первоотпускной день, так что…

   «Топай на выход» хоть и не прозвучало, но явственно читалось между строк.

   На меня бросили странный задумчивый взгляд. Мужская рука легко подхватила с пола сумку.

   – Извини за шишку, – удивительно было слышать в голосе блондина искреннее сожаление. – И за сумку.

   – И ты прости. За карман. Я нечаянно, – почему-то именно в этот момент захотелось провалиться от смущения.

   Дверь за блондином закрылась. А я, в пыльной футболке, так и стояла, держа у шишки лед. Веря и не веря, что, кажется, этот Макс исчез из моей жизни насовсем.

   Сумасшедший день закончился. Можно выдохнуть.

   За окном уже царствовали чернильные сумерки, из распахнутой балконной двери лились звуки неспящего курортного побережья, когда шум волн сплетается со смехом и музыкой.

   Красиво. Романтично. Голодно.

   Желудок, который еще недавно митинговал, вдруг решил, что революций с него хватит, и мирная жизнь с круассаном и зеленым чаем не так уж и плоха. Глянув на часы, я отложила фитнес и здоровый образ жизни на завтра и заказала в номер сэндвич и колу.

   Умылась, переоделась в чистую футболку и начала распаковывать вещи, когда раздался стук в дверь.

   Я поспешила открыть, уже предвкушая аппетитный сэндвич, но вместо него на пороге обнаружился неаппетитный блондин. С сумкой в руках.

   – У меня нет твоих рубашек. Плавки тоже не брала, – подняв руки в жесте «сдаюсь», отрапортовала я.

   – Жаль, – ничтоже сумняшеся выдал блондин. – Тогда мне не пришлось бы искать дурацкого повода, чтобы вернуться.

   Видимо, недоумение большими буквами читалось на моем лице, поскольку этот гость, который был тем еще незваным татарином, поспешил пояснить:

   – Мне правда, жутко неудобно, что из-за меня ты чуть не получила сотрясение…

   – Может, и получила, просто доктор решил статистику не портить, – тут же мстительно перебила я.

   Блондин моментом перешел в уже привычное для меня взбешенное состояние.

   – Ника, ты можешь не перебивать? Хотя бы иногда? Я вообще-то пытаюсь извиниться.

   Хотела уже было рявкнуть, что попытка засчитана, и он может катиться колбаской по малой Спасской, но… вместо этого отчего-то произнесла:

   – Если ты угостишь меня кофе, будем считать, что мы в расчёте.

   Он улыбнулся. Искренне и широко. Я бы даже сказала, профессионально.

   – Договорились. Значит, завтра я тебе позвоню, – и Макс как ни в чем не бывало развернулся и, насвистывая заковыристую мелодию, пошел к лифту.

   – А как ты узнал мой номер телефона? – наконец сообразила спросить я. Нет, определенно, мозги у меня сегодня ушли в загул.

   Мой вопрос настиг Макса уже на середине пути. Он обернулся и, плутовски усмехнувшись, произнес:

   – Расскажу завтра. При встрече, – и, поигрывая сумкой, пошел дальше.

   Я лишь покачала головой и вернулась в номер. Странный он все-таки, этот блондин.

   Остаток вечера прошел на удивление мирно и вкусно: сэндвич с индейкой стал отрадой моего желудка, а книга про девушку с татуировкой дракона – отдыхом для души.

   Спать я легла почти умиротворенная, переведя часы на местное время. Правда, Морфей был в моих любовниках недолго. В два ночи меня разбудил звонок. Я машинально подняла трубку, чтобы услышать голос сестрёнки:

   – Ник, я сейчас к тебе приеду. Жди.

   – Куда приедешь? – сонно переспросила я, пока Сашка не повесила трубку. – Ночь на дворе. Я сплю.

   – Ты чего? Обкурилась? Какая ночь? Восемь вечера!

   – У меня, – я замялась, глянув на экран, – два часа ночи. И я не дома.

   – У Игорька своего, что ли? – оживилась сестра. – Тогда вообще здорово! А можешь сегодня не ночевать у себя?

   – Могу. Именно этим я сейчас и занимаюсь, – а потом добавила: – На Бали.

   – Где? – не поняла Сашка.

   – На курорте. В Индийском океане, – пояснила я, памятуя, что Сашка и география предпочитают идти параллельными курсами и не пересекаться от слова «совсем». – У меня отпуск.

   Ответом мне был выразительный свист в трубку.

   – Ух ты! Это же здорово! Значит я у тебя пока могу пожить…

   Под восторженный писк младшей я окончательно проснулась. Сашка, моя сестра, сейчас как раз находилась в том уникальном возрасте, когда тело уже созрело, а мозги еще нет. То бишь была типичным подростком пятнадцати лет со всеми вытекающими: фанатела от кучи групп, засматривалась аниме, красила волосы во всевозможные цвета, причем во все сразу… В общем, «искала себя», как говорил папа, и «маялась дурью», как утверждала мама. В парнях, с которыми при этом умудрялась встречаться сестричка, я запуталась уже давно.

   А на каникулах она обычно обреталась у меня, заявляя, что предки ее достали. При этом она часто зависала у компа. Случалось, приводила и своих парней. И даже знакомила меня с ними. Правда, перестала после того, как я про очередного парня спросила прямо при нем: «Это тот самый яойный, про которого ты мне говорила?»

   Помнится, в тот вечер я удостоилась целой лекции, чем яойный отличается от кавайного. Не сказать, что я это запомнила. И даже попыталась возразить: «Ну я же не отстойным его назвала…» Но Сашку это не убедило.

   – Не сможешь, – пришлось огорчить младшую. – Я замки поменяла и ключи от новых – только у меня. С собой.

   Не веря в величину облома, Сашка уточнила:

   – У тебя на Бали?

   – Да, – подтвердила я очевидное, готовясь к упрекам, что я такая нехорошая, не думающая о тонкой душевной организации подростков. Хотя оной, в Сашкином случае, позавидовала бы и броня Т34… Но то мелочи, не стоящие внимания.

   Как ни странно, ора не последовало. Зато раздался всхлип.

   – Блин, везде облом, – простонала в трубку сестренка. – Ты свалила на море, концерт у «Похитителей» отменили. А я на билет, между прочим, три месяца копила. Курьером подрабатывала… Теперь ни Максика с Дэнчиком не увижу, ни у тебя перекантоваться не смогу.

   – Так, мелкая, выкладывай, что случилось.

   Сестра плакала крайне редко. Чаще – огрызалась и иронизировала не хуже матерого стендапера. И это ее поведение настораживало.

   – Да ничего.

   – Если бы ничего, то ты бы просто повесила трубку, едва узнала о том, что в мою квартиру тебе пока не попасть, а не шмыгала простуженным ежиком в динамик.

   – Да мама на собрание пришла в конце года… – посетовала мелкая.

   Я оценила масштаб трагедии. Идеально было бы, если бы родители и школа шли абсолютно параллельными курсами, но увы, они иногда пересекались.

   Помнится, в свое время отец как-то заявился на родительское собрание. Моя классная тогда поначалу обрадовалась даже, узрев его в дверном проеме. Правда, счастье ее было не долгим. И нажаловаться на мою успеваемость и на то, что деньги на шторы я от родителей так и не принесла, не смотря на запись в дневнике, – не успела. Папочка, которого звонок классной застал на выходе из дома, примчался на собрание со своей моделью. Ее, видишь ли, нельзя было оставить в павильоне.

   Модель, к слову, вела себя отвратительно: рычала на всех, царапала линолеум и норовила кого-нибудь укусить. Хотя, с учетом того, что она была леопардом на поводке – ей простительно. В общем, папочка заявился к классной с фотоаппаратом наперевес и с моделью на шлейке.

   Собрание тогда прошло в рекордные сроки. А меня больше не просили привести родителей в школу. Но, судя по всему, классная у младшей была не в курсе специфических особенностей нашей семьи.

    – И как оно? – участливо спросила я у Сашки.

   – Мама дико возмутилась, что по такой ерунде, как моя успеваемость, ее отрывают от эксперимента. А потом обвинила Изю в непрофессионализме: что типа классная не может справиться со своими обязанностями учителя и…

   При имени Изольды Львовны, или Изи, как ее звали за глаза ученики, я вздрогнула. И вроде бы такой кошмар, как «физика» был давно и прочно забыт, но все же…

    Принципиальная учительница наверняка этот выпад в адрес своей двадцатилетней (а может и больше) практики наверняка просто так не оставила.

   Я оказалась права: Сашке назначили осеннюю пересдачу экзамена по злополучной физике за восьмой класс.

   – Ник, а самое обидное, что до этого собрания вопрос то стоял между четверкой и тройкой… – шмыгнула носом младшая, которая, несмотря на все свое пофигистичное отношение к учебе, умудрялась быть ударницей.

   – Поняла намек. Схожу я к Изольде Львовне, поговорю с ней, а как приеду – можешь все лето жить у меня, проныра.

   – Ура! – из динамика заорало так, что я чуть не получила контузию. – Ты супер сестра.

   И Сашка отключилась. Я лишь помотала головой и попыталась уснуть. Но то ли Морфей испугался воплей младшей, то ли воспоминания об Изе впрыснули в кровь адреналина… в общем, я, проворочавшись с боку на бок, встретила рассвет.

   А в пять утра (в пять!) ко мне в номер постучали. Я в этот момент ощущала себя отнюдь не ранним жаворонком, и даже не совой, что дико хочет спать, а огнедышащим драконом. Именно так. Поскольку чувствовала в себе способность проспать пару столетий и была готова испепелить любого, кто рискнет ко мне сунуться.

   Но фитнес-тренеру, судя по всему, это было невдомек.

   Она стояла на пороге, такая подтянутая, улыбающаяся и твердила что-то о том, что я вчера пропустила занятие…

   Я не дослушала: закрыла дверь прямо на середине ее фразы. Невежливо? Зато так лучше для безопасности. Ее безопасности и моего душевного покоя.

   Но девушка, лучащаяся здоровьем, словно у нее его было в избытке, постучала еще раз. Вот что тут скажешь: поголовье самоубийц контролирует свою численность самостоятельно. И весьма успешно. Не допуская перенаселения.

   – Послушайте, вы же оплатили ФИТНЕС тур, – начала эта уже далеко не милая мне девушка. – У вас график занятий, сбалансированное питание…

   – В первую очередь у меня должен быть плотный сбалансированный сон.

   – Но вы же сами выбрали программу «Экстра», – слегка растерялась инструктор. – Йога, шейпинг, дыхательная гимнастика, низкоуглеводное питание …

   – Я? – удивилась я так искренне, только сейчас осознав, что Сонька выбрала мне не отдых. Она оплатила мне кровными деньгами бывшего пятизвездочную каторгу!

   На меня посмотрели широко распахнутыми глазами та-а-ак удивленно, что стало даже неловко.

   – Вы идете? Или сегодня пропустите… день? – кажется, все же инстинкт самосохранения был этой особе не чужд.

   Хотела уже было кивнуть, но в последний момент вспомнила, сколько стоит этот тур. И… меня задавила жаба. Вот прямо придушила всю мою лень на корню.

   – Хорошо. Иду. Куда? – мысленно проклиная Соню, вопросила я.

   – Терраса рядом с южным входом, – заулыбалась инструктор и добавила: – буду вас ждать.

   Ретировалась девушка быстро, я не успела закрыть дверь, как она уже пружинистым шагом пересекла коридор и начала деликатно, но настойчиво стучаться в другую дверь… Да уж. Бесстрашная девушка. И работа у нее опасная. Будить туристов, а потом еще и пытаться отнять у них килограммы веса – это, оказывается, ой как не просто…

   Именно о том, что скинуть лишнее – не просто тяжело, а вообще нереально, я думала последующий час.

   А началось все невинно: в лучах рассвета под шелест пальм, я сидела на коврике и познавала, что значит «дыхание на уровне Ролс-ройса». Тренер уверяла, что так наш организм обогатится кислородом и выйдет на новый уровень обмена веществ. Нужно просто глубоко дышать.

   В теории все было прекрасно, а вот на практике… Сначала у меня закружилась голова, потом начало подташнивать. Судя по всему, выход на новый уровень обмена веществ грозил мне так же и выходом души из тела. Ну или хотя бы сознания. Поэтому я вторую половину занятия просто изображала усиленное пыхтение.

   Тетушка, что усердно старалась рядом со мной, то краснела, то бледнела. Ее пышным формам, судя по всему, тоже не нравилось, что их пытаются ущемить. С другой стороны парень – весь подтянутый, без грамма не то что лишнего, а вообще хоть какого-нибудь жира, улыбался, будто словил кайф. Вот этому-то зачем фитнес? Или он из этих… спортоголиков? Вон как светится улыбкой – ширнулся дозой кислорода и доволен.

   Но дальше началось форменное издевательство. Встаньте на одну ногу. Закройте глаза. Вытяните руки. В итоге я сделала то, на что так и не решилась пока Пизанская башня: я грохнулась. Хорошо, что мое обрушение произошло хотя бы в конце занятия, и я была уже не первой упавшей кеглей в этом фитнес-страйке.

   А после этой экзекуции нам предложили завтрак из листика салата и коктейля. И ладно бы второй был нормальным. В жизни не пробовала большей гадости, чем сок из брокколи и сельдерея.

   Поднимаясь в номер, я пребывала в абсолютной уверенности, что оздоровительный тур – это дорогущее издевательство над телом. Причем платят не тебе, как потерпевшей стороне, а ты сам, добровольно. Прокрутив в голове последние предложения, я поняла, что в фитнес-турах и БДСМ есть что-то общее.

   Едва перешагнула порог своей комнаты, как телефон оповестил, что кому-то в этом мире я все-таки нужна. Причем – срочно. Неужели блондин – ранняя пташка? Оказалась, что нет.

   Это была Соня. Ее голос звенел от смеха – столько в нем было радости. Она делилась впечатлениями о том, как Игорь носился за ней по аэропорту, обещая свернуть шею, но в итоге охрана скрутила его. Трещала об упоительном виде на Альпы из окна своего отеля и вообще излучала позитив.

   – Ну, а ты как? Устроилась? С кем-то уже познакомилась? Как себя чувствуешь? – щебетала «коллега по любовнику».

   – Как-как… – я призадумалась. – Сонь, знаешь. Пару месяцев назад я купила корректирующее боди. Помолчим о его ужасной расцветке: красной в желтого попугайчика. Так вот, сначала я в нем застряла. Капитально так. Но все же натянула. Поняла, что оно ничего не корректирует, а тупо жмет везде, где можно. Где нельзя, тоже жмет. А потом я попробовала его снять. И вот тут я поняла всю степень своего попадоса: боди категорически отказалось покидать мое тело. Совсем. Я долго трепыхалась, пока, наконец, не добралась до ножниц и не раскроила это гадство на детали. И знаешь, чего мне было жалко больше всего? Денег. Я потратила на это корректирующее изуверство тысячу рублей!

   Под конец моей витиеватой аллегории Соня сдавленно хрюкала.

    – То есть… Ты хочешь сказать, что этот отдых для тебя, как… – она замолчала, явно сдерживая смех, – как то самое корректирующее белье? Тур ужасен и на вид, и по ощущениям?

   – Ну, не совсем ужасен… Вид на океан тут очень даже ничего.

   Я задумчиво бросила взгляд на пол. Как раз на то место, где вчера Макс пытался влезть под кровать. Некстати вспомнилась его задница. Симпатичная.

   – Да, вид тут определенно ничего…

   И тут телефон пиликнул смской. Макс.

   Попрощавшись с Соней, посмотрела на сообщение.

   «Привет. Как проснешься – перезвони. Буду ждать». Нет, этот блондин был невозможен. Встречу на утро назначил он, а я ему первой звони…

   Я фыркнула и… набрала номер.

   – Утра, – не знаю откуда в моем голосе было столько жизнерадостности. Не иначе меня инструктор покусала на тренировке, а я и не заметила. Или Соня со своей бешеной энергией заразила по телефону?

   – Ты уже проснулась? – раздалось заспанное в ответ.

   – Нет. Я сплю, а с тобой разговаривает мой аватар, – скажи я это другим тоном, и было бы грубостью.

   – Тогда твоего аватара я приглашаю на кофе. Давай через час? А то от «Сандры» до тебя добираться минут сорок.

   – Давай, – опрометчиво согласилась я и, только отключившись, переспросила вслух: – «Сандры»?

   Да, в тот вечер, когда мы с Соней заказывали путевки, я была пьяна, но не настолько, чтобы согласиться на дорогущий пансионат для пожилых людей с аккордеоном по вечер… простите, с душевной музыкой и непередаваемой атмосферой ностальгии пятидесятых годов.

   Я быстро приняла душ и привела себя в порядок. Оделась, выбрав красную юбку в белый горох и джинсовый топ с широкими бретелями. Кроссовки, в которых я прилетела, были любимыми и удобными, но, увы, с остальным нарядом не смотрелись, потому пришлось отдать предпочтение красным туфлям. Это был мой самый опрометчивый поступок.

   Да, выглядела я эффектно: ненавязчиво подчеркнутые верхние далеко не девяносто, и вполне завлекательный нижний радар приключений, и ножки в меру аппетитные. Распустив каштановые волосы, ставшие в этом климате волнистыми, я мазнула помадой по губам.

   Выходя из номера, я себе нравилась, и это было главным. Как говорила вечно молодая тетя Эмма: если женщина нравится себе, значит, она красива и для остальных. Потому что окружающие видят в первую очередь не накрашенные ресницы или стильную прическу, а именно уверенность, которую ты излучаешь. Если ее нет – не помогут ни наряд, ни украшения. Но когда ты сияешь позитивом и улыбкой, то даже в картофельном мешке можешь стать королевой. А что до платьев и косметики – они нужны не мужчинам, они нужны нам, женщинам, чтобы чувствовать себя уверенными и неотразимыми. Это наши доспехи. И только сильные духом женщины могут себе позволить выходить на бой со всем миром без этой брони. Сильные… или пофигистки.

   На встречу я шла летящим шагом, улыбаясь солнцу и морскому бризу. И то ли я спешила, то ли Макс имел дурную привычку опаздывать, но в итоге я пришла первой.

   В утренний час большинство столиков в кафе, до которого меня услужливо довел навигатор, оказались пусты. Огляделась, ища блондина. Но…

   А потом решила: зачем пропадать такому чудесному утру и такой красивой мне в ожидании? Присела за дощатый столик, умело стилизованный под деревенский стиль, заказала чашечку кофе и зачарованно уставилась на далекий океан, волны которого искрились под яркими лучами. Над моей головой, к счастью, раскинулась широкая крыша из сухих пальмовых листьев, так что солнечный удар был не страшен.

   – Прости, я опоздал, – передо мной Челябинским метеоритом приземлился Макс.

   Я лишь изогнула бровь, пригубив заказанный кофе. Он покосился на чашку и жестом подозвав официантку, заказал себе капучино.

   – Не смотри на меня так, – прищурился Макс. – Ника, я и так чувствую себя идиотом: забыл часы, свернул не туда… Но я честно бежал к тебе на встречу.

   Хм… блондин явно не привык оправдываться.

   Тут Максу пришлось замолчать: расторопная официантка принесла заказ.

   – Все-таки ты та еще задница, – поставив чашку, сердито сказала я. Макс, как раз отпивший капучино, закашлялся. А я, ничтоже сумняшеся, продолжила свою мысль: – пригласить меня в кафе, где столько всего вкусного…

   Одуряюще-вкусно пахло свежей сдобой, и я, пока пила кофе, боролась с желанием заказать себе свежий круассан или пирожное.

   – Так закажи, – не понял моих душевных терзаний Макс.

   – Я худею, – угрюмо буркнула я, вспомнив утренние мытарства.

   – Зачем на отдыхе-то этой ерундой заниматься? – блондин выразительно взглянул на вырез топа.

   «Потому что не надо заказывать тур в компании коньяка, доверяя покупку билетов всяким блондинкам», – подумала я. Впрочем, вслух сказала другое:

   – Потому что на работе некогда.

   – А ты такая деловая и занятая бизнесс-леди? – шутливо уточнил Макс, сверкая своей белозубой улыбкой.

   Слишком очаровательной. Сразу пришло на ум, что передо мной может быть типичный альфонс. А что? Красивый парень на курорте и один… Поселился в отеле, где полно увядающих матрон. Наверняка не бедных, если учесть кусачие цены пансиона. Да и летел он туда не бизнес-классом. А сейчас вон как профессионально растягивает губы в улыбке. И смотрит так, словно ждет, когда я растекусь лужицей мороженого.

   – Да. Да. Нет. Нет, – отчеканила я и тут же наткнулась на непонимающий взгляд. Пришлось пояснить: – Да, деловая. Да, занятая. Нет, не бизнес. Нет, я совсем не леди. Могу и ругаться.

   – Последнее я почувствовал. Вчера. Когда прочел обещание своей скорой смерти в твоем взгляде.

   – А если ты такой догадливый, то зачем встречу назначил? – прищурилась я.

   – Хотел убедиться, что с твоей головой все в порядке… – сказал он и только тут, кажется, понял, как двояко прозвучала фраза.

   Я уже набрала воздуха в грудь, чтобы достойно ответить, но тут зазвонил телефон. Глянула на экран: Ведьминская. Судя по всему, Ленка чего-то не нашла, или начальство опять звереет. Настолько звереет, что Ведьминской плевать на роуминг. Мой роуминг.