Нарушение обычая. Галина Романова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА1
• ГЛАВА2
• ГЛАВА3
• ГЛАВА4
• ГЛАВА5
• ГЛАВА6
• ГЛАВА7
• ГЛАВА8
• ГЛАВА9
• ГЛАВА10
• ГЛАВА11
• ГЛАВА12
• ГЛАВА13
• ГЛАВА14
• ГЛАВА15
• ГЛАВА16
• ГЛАВА17
• ГЛАВА19
• ГЛАВА20
• ГЛАВА21
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Холодный Туман - нелюдь из племени рогачей. Не в силах смириться с существующим положением вещей, он покидает родные леса и уходит в город. К людям, как до него уходили многие его сородичи. Но город людей не готов принять рогача и его соплеменников. Вернее, готов, но на своих условиях. Готов играть роль, которую тебе предлагают живи. Не готов - уходи.

   Холодному Туману уходить некуда. Но и смириться с навязанной ролью он не в силах. Рогач готов измениться сам... и изменить этот мир, нарушив устоявшийся обычай считать нелюдей существами второго сорта.

ПРОЛОГ

Лес.

   Собравшиеся дышали тяжело, в унисон, и, кроме этого сопения, ну еще и шарканья ног по земле, порой тяжких вздохов, фырканья и скрежета зубов не было слышно ни звука. Взрослые в первых рядах, молодежь и старики – подальше. Детвору вообще отогнали заранее чуть ли не пинками, но некоторые любопытные мальчишки лезли под ногами у старших, рискуя получить пинки и зуботычины. Шпыняли, впрочем, без злобы – если теленку это интересно, значит, растет, взрослеет. Значит, пусть приучается к жизни. А она, как известно, по головке не гладит. Вот и пусть привыкает получать – сначала по лбу, потом – по рогам.

   Никто не лез в утоптанный до твердости камня круг. Держали границу, глядя во все глаза. Только одна молоденькая телочка все рвалась куда-то, но две старухи надежно удерживали ее на месте.

   Она. Тополиная Ветвь. Юная. Красивая. Желанная. Какая у нее грудь! Какие глаза! Какие ноги! А тело… стройное сильное тело, которое она не стеснялась выставлять напоказ.

   В кругу были двое. Ходили друг напротив друга, пригнув головы и глядя исподлобья, следили за каждым движением противника. Выжидали. Никто не смел торопить бойцов – начало поединка, это как начало жизни, как первый вздох, как первый самостоятельный шаг. Никто не сделает, кроме тебя. Ты один, наедине с собой и всем миром. И даже вожак замер, словно его тут и не было.

   Двое дышали тяжело, сопели раздутыми ноздрями, не видя никого, кроме противника. Стадо ждало начала, набирая воздух в грудь для рева, крика, стона, и был нужен только миг. Что-то, что нарушало шаткое равновесие.

   Свершилось. Один из бойцов на миг скосил взгляд туда, где, удерживаемая двумя старухами, стояла она – и его соперник сорвался с места.

   Атака была столь стремительна, что, не стой он уже готовым для боя, полетел бы на землю. А так – лишь дрогнул, невольно пригибаясь к земле и спеша коснуться ее пальцами для лучшей опоры. Выгнул спину, напрягая мышцы толстой шеи и плеч, уперся ногами в землю, слегка согнул колени - чтобы тут же резко выпрямиться и отбросить противника…

   Вернее, только попытаться отбросить – тот стоял крепко, на двух как на четырех, и лишь мотнул головой, сливая удар. Чувствуя, что теряет равновесие, он отпрыгнул в сторону, надеясь ловкостью и скоростью компенсировать силу.

   Удалось. Противник лишился опоры, вынужден был податься назад. И, стремясь закрепить успех, он ударил снова, сверху вниз и чуть вбок, вложив в удар всю свою силу.

   Она закричала. Вопль Тополиной Ветви он бы узнал из сотни голосов и атаковал снова, не дожидаясь, пока противник найдет время и силы для ответного удара. Чуть привстал и обрушился на врага всей массой.

   Тополиная Ветвь завопила так, словно ударили ее. Закричали и другие. Хор голосов – восторженных, гневных, отчаянных, яростных – обрушился со всех сторон. Зрители спешили выплеснуть так долго копившееся напряжение – ревели, вопили, визжали, кричали: «Нет!» или «Бей!» - кто во что горазд. Две старухи утихомиривали Тополиную Ветвь – ей, наоборот, пристало молчать и ждать, как решится ее судьба. Но та рвалась от своих стражей, прилагая усилия едва ли не большие, чем сцепившиеся ради нее соперники.

   А его противник подавался. Да, он был силен и крепок. Да, они были одного ранга – иначе не дошло бы дело до публичного поединка, на глазах у всего племени. Но тот первый выпад был его единственным удачным, и теперь он только оборонялся, принимая удары и лишь изредка пытаясь отвечать. И – пятился! Пятился! Пятился!

   А кругом все кричали, ревели, стонали, и эти звуки были для него самой сладкой музыкой. Музыкой победы…

   Пока отчаянный крик не перекрыл хор восторженных голосов.

   Тополиная Ветвь вырвалась и метнулась в круг.

   Это было нарушением обычая. Ей полагалось смирно стоять и ждать, кто из двух соперников выйдет победителем и объявит ее своей подругой. Она должна была, если и выйти вперед, то чтобы приветствовать своего будущего мужа и повелителя, а не лететь, спотыкаясь, к поверженному противнику. И уж тем более не закрывать его собой, подставляя под удар победителя незащищенную спину.

   - Нет! Не тронь его!

   Хор голосов – рев, рычание, крик – взорвал толпу зрителей. В этом крике было все – гнев, ненависть, страх. Ошеломленный победитель еле успел отвести нацеленные для удара рога, чтобы не поранить самку. Удар пришелся вскользь – Тополиная Ветвь не удержала равновесия, повалилась набок, невольно увлекая за собой и того, кого она так самоотверженно защищала.

   Побежденный выпрямился, стряхнув с себя нежданную защитницу. Глаза заволакивал кровавый туман. Хотелось убивать. Хотелось выть от боли острейшей, чем боль от раны.

   Тополиная Ветвь корчилась на вытоптанной земле. Ей не причинили сильной боли, но она все равно не спешила встать – поползла, подтягиваясь на руках, дрожа всем телом. К победителю, мешая ему наброситься на противника, чтобы добить.

   Он попятился. От победителя. От самки у его ног. От той, которая через плечо метнула в него отчаянный взгляд – и вдруг рванулась к нему…

   И распахнутые для объятий руки встретили пустоту.

   - Прочь!

   Развернулся. Побрел прочь, плечом раздвинув толпу, чувствуя на себе со всех сторон взгляды глаз, горящих осуждением, огорчением, обидой…

   На женской половине было тесно – три угла из четырех занимали матери с детьми, в четвертом углу жались друг к другу две незамужние сестры-невесты. Середину занимал большой очаг, где в котле вечно варилась похлебка-болтушка из грубо перемолотого зерна, мелко нарубленных овощей и кое-какой зелени, собранной и добавленной для аромата и остроты. Дым собирался под потолком и выходил сквозь нарочно оставленные по углам щели. Дети либо спали вповалку каждый в своем углу, зарывшись в подстилку, либо ползали, бегали, играли и дрались на свободном пространстве. Впрочем, большую часть времени молодняк где-то пропадал, прибегая на женскую половину только чтобы поесть и поспать. Лишь самые маленькие оставались при матерях. Таких было всего четверо из полутора дюжин отпрысков вожака.

   Самая старая из матерей хлопотала над котлом. Это была ее обязанность – не столько готовить похлебку, сколько оделять ею детей, младших жен и невест уже после того, как сам вожак снимет пробу. Старшие сыновья вожака вместе со своими женами жили отдельно, но все равно и оттуда время от времени приносили угощение в глубоких деревянных мисках – тоже снять пробу и получить одобрение или порицание старшей матери.

   Когда он вошел, низко пригнув голову под притолокой, на него никто не обратил внимания. Разве что сестры-невесты горячо зашептались в своем углу. Еще бы. Практически все племя, кроме самых старых, малых и больных присутствовало сегодня на ристалище. Те, кто пробился в первый ряд, потом рассказали подробности тем, кто стоял позади и пропустил почти весь поединок.

   Он подошел и сел на пол у огня, поджав одну ногу. На стене распласталась его тень – крупная, с непомерно большой головой и короной, раза в три превышающими реальные размеры. Старшая мать трижды взмахнула черпалкой, отгоняя злого духа. Известно, что в тени прячутся злые духи. И если тень внезапно принимает странную форму, значит, они готовы вырваться на свободу и натворить бед.

   - Мать, - помолчав, произнес он, - почему она так поступила?

   - Спроси у нее, - помолчав, ответила та.

   - Не хочу, - он тяжело мотнул короной. После боя шея еще ныла. – Она опозорила меня. Она опозорила себя. Опозорила и свой род, и мой. Она и вожака опозорила, мать! Неужели, она этого не понимала?

   - Спроси у нее, - повторила старшая мать. Зачерпнула варево, хлебнула. – Хочешь, налью немного? Ты голоден?

   Он повел носом. Пахло вкусно, но…

   - Не могу!

   - А ты попробуй, Холодный Туман, - она все-таки вывалила содержимое черпалки в миску, подвинула к его ноге. – Я старалась.

   Он взял миску двумя руками, подул на похлебку, осторожно коснулся губами. Муки в этот раз было мало, все больше овощи и зелень. Хлюпнул, делая глоток овощного взвара, подцепил губами кусок репы, прожевал.

   - Соль есть?

   Старшая мать молча подтолкнула ногой поближе серый кусок лизунца. Туман стал есть, поочередно то хлебая из миски, то проводя языком по боку куска соли. Сделал несколько глотков и опомнился:

   - А отцу?

   - Уже носила, - ответила старшая мать спокойно. – Ты второй. Зовите детей!

   Это относилось к младшим матерям. Обе засуетились. Одна принялась собирать миски, другая выскользнула за порог. Сестры-невесты придвинулись ближе, ожидая своей очереди. Им нальют последними, после того, как все дети получат свою долю – по миске похлебки на двоих-троих. Женщины едят потом.

   Младшая мать вернулась почти сразу. Остановилась на пороге, выразительно повела глазами:

   - Холодный Туман, там…

   - Можно?

   За ее спиной стояла Тополиная Ветвь, робко переминаясь с ноги на ногу.

   Он вскочил так быстро, что выронил миску с варевом:

   - Ты?

   - Я. Можно…

   - Нет! – досада на собственную неловкость разозлила еще больше, чем появление девушки. – Зачем ты пришла?

   - Холодный Туман, позволь, я все объясню…

   - Уходи. Ступай к Сосняку – ты принадлежишь ему!

   - Я не пойду к Сосняку. Я так решила. Я хочу…

   - Нет! – заворчал он. – Ни слова больше! Ты нарушила наши обычаи!

   - У меня была причина! Я…

   - Ты опозорилась сама и опозорила меня. Ты все испортила…

   - Но я поступила так потому, что люблю тебя! – выкрикнула Тополиная Ветвь во весь голос.

   Он пошатнулся, как от удара по затылку. Перед глазами пошли кровавые пятна.

   - Люблю! – снова выкрикнула она. – И хочу быть с тобой! Навсегда! Не важно, где! Не важно, как! Пойми, Туман, что ты лучше их всех! Ты умнее, благороднее, честнее…

   Он отступал под ее словами, мотая головой, силясь избавиться от кровавых пятен перед глазами. Наверное, в поединке его ударили по голове слишком сильно.

   Тополиная Ветвь вдруг осеклась. Метнулась к нему, чтобы подхватить – и не известно, что бы произошло, если бы на ее пути не встала старшая мать.

   - Замолчи, - негромко молвила она. – Как ты смеешь повышать голос на мужчину? Этим ты бесчестишь его и себя, а Холодный Туман, хоть и восьмой из двенадцати сыновей, знает, что такое честь. Уходи. И никогда не переступай порога этого дома! Иди к Сосняку. Ты принадлежишь ему!

   - Ты принадлежишь ему, - негромко повторили две младшие жены.

   Тополиная Ветвь попятилась под этим тройным напором. Даже девушки-невесты из своего угла смотрели на бывшую подругу с презрением, без сострадания. А тот, ради кого она пришла сюда, все стоял, опустив голову и закрыв руками лицо.

   - Туман, - сделала она последнюю попытку.

   - Уходи, - глухо донеслось из-под сложенных пальцев. – И запомни, что меня зовут Холодный Туман.

   В передней части дома, откуда были проходы на мужскую половину и к семьям старших братьев, послышался топот ног. Пришел кто-то из мужчин. Это решило дело. Качнув головой, Тополиная Ветвь повернулась и бросилась через порог.

   Он упал на колени. Корона вдруг сделалась так неимоверно тяжела, что захотелось уткнуться головой в землю и завыть.

   - Холодный Туман, - рядом опустилась старшая мать, погладила по плечу.

   - Она опозорила меня, мать, - прошептал он. – Как она посмела так поступить?

   - Она – женщина, сын мой, - ответила старшая мать. – Женщины всегда создают мужчинам проблемы и неудобства. Если бы ты знал, сколько огорчения я принесла твоему отцу…Он терпел меня только ради сыновей!

   Она гладила его по лбу, вискам и толстой шее, несколько раз поцеловала в нос, и постепенно он успокоился, но спать Холодный Туман все равно отправился на холостяцкую половину, примыкавшую к половине отца. Лег рядом с четырьмя неженатыми братьями – двумя старшими и двумя младшими и тремя холостяками, которые имели право спать под крышей вожака. Долго ворочался на соломенной подстилке, никак не мог уснуть, все еще переживая не столько поединок, сколько его последствия.

   Мимо, крадучись, прошмыгнули две женщины – старшая мать и младшая. Пошли на половину отца – утешать его. Старшая – мудрым советом, привычкой, младшая – молодым горячим телом, еще не огрубевшим от частых родов. Интересно, до чего они договорятся? Сыновья вождя и раньше проигрывали поединки, но такого финала боя не бывало ни у кого. Как теперь должно поступить с ослушницей, нарушившей обычаи? И где она теперь? Греет подстилку в доме у Сосняка или плачет в своем закутке дома? А может, бродит по окрестным лесам, изгнанная из дома и семьи? Нет, вряд ли. Женщин, нарушивших обычаи, не изгоняют – каждая слишком ценна, чтобы разбрасываться ими. Но ее могут отдать какому-нибудь холостяку, у которого нет сил выйти на бой. Сосняк от Тополиной Ветви точно теперь откажется. А он?

   Тяжелые думы не давали сомкнуть глаз. Тихо встав, он направился к выходу.

   Ночь окутала его, тяжелая, беззвездная. Пахло травой, ночными цветами, грибами. Откуда-то тянуло дымком и навозом. Кричал козодой. Родовые полуземлянки в зарослях были укрыты так надежно, что казались небольшими курганами.

   Лавируя меж стволов деревьев, он направился прочь от дома, спеша углубиться в лес. Чуть пригнувшись, шевелил ноздрями, втягивая запахи леса. Время от времени облизывал нос кончиком языка, чтобы лучше чуять – и унюхал.

   Небольшой грибок с красной шляпкой только-только пробил слой листвы. Туман осторожно выкопал его с корнем и съел сырым. Принюхался. Неподалеку ждал своей очереди второй. А за ним – третий…

   После шестого грибка его начало слегка пошатывать, но он заставил себя найти и съесть еще два. Глаза стали слипаться, голова слегка кружилась. Отлично. Снотворное подействовало. Видят духи предков, ему не уснуть иначе.

   Уже засыпая, он дополз до дома и рухнул, едва переступив порог.

   И, конечно, проспал.

   А проснулся от того, что ему кто-то весьма непочтительно врезал ногой под ребра:

   - А, забодай тебя…

   - Что? – рывком сел, мотая головой. После снотворных грибов во рту было мерзко. – Где?

   - Человеки пришли.

   «Человеки»! Когда до него дошел смысл сказанного, Туман взвился на ноги так стремительно, что перед глазами все поплыло. Схватился за стену, помотал головой, приходя в себя, и выбрался наружу.

   Судя по высоте солнца, был уже полдень, и стадо жило обычной жизнью. Но сейчас все суетились и волновались не меньше, чем накануне. Матери спешили загнать в хижины детей, старики рассаживались у порога своих домов. Молодежь собиралась группками, перешептывалась.

   Конечно, о вчерашнем еще не забыли. Печально потупились Гибкая Ветвь и Ивовый Прутик - мать и старшая сестра Тополиной Ветви. Судя по синякам, обоих уже ночью поколотили мужья, вымещая досаду за то, что они находятся в родстве с Тополиной Ветвью. Рядом навзрыд плакала Хрупкая Веточка – младшая сестренка ослушницы. Кто теперь возьмет ее в подруги, зная пример старшей сестры?

   На него самого никто не смотрел, и Туман прошел в группу холостяков. Те молча расступились, давая ему место. Только Горячий Камень помедлил, пришлось его толкнуть. Тот глянул исподлобья мутными глазами, стиснул кулаки. Все знали, что Горячий Камень присматривался к Хрупкой Веточке. Теперь уже им не быть вместе – родители обоих семейств этого просто не допустят.

   Понемногу собрались все, чье присутствие было необходимо – совершеннолетние мужчины и некоторые женщины из тех, у кого не было малолетних детей. Мужчины вышли вперед, встав по родам – женатые сыновья рядом с отцами. Холостяки держались отдельным стадом, вперемешку. Женщины и старики дышали им в спины, но протиснуться вперед не смели.

   Человеки подходили без страха, несмотря на то, что их было всего десять против трех дюжин его соплеменников. Кроме того, самый высокий из человеков едва доставал рогачу до плеча. Но у них было оружие, которого не знали в племени. И они умели действовать сообща. Три поколения назад человеки покорили его народ. Многих перебили, уцелевшие принесли клятву верности – «Пока шумят леса и трубят рога».

   Туман внимательно смотрел на пришельцев. Они тащили корзины и ящики, наполненные чем-то тяжелым. У себя дома человеки ездят на животных, но сюда, в заповедные леса, приходят пешком и тащат свою поклажу на себе. Интересно, что они принесли на этот раз?

   Вперед вышли вожди – отец и три его брата, два родных и троюродный. Рядом с ними ковыляли шаманы – у каждого рода свой. Человеки и вожди вместе прошли к священному дубу, где уселись на землю. Шаманы затопали ногами, закачали коронами, замычали, заведя гимн духам предков. Все стояли, смотрели и слушали.

   Человеки приходили сюда два-три раза в год. Приносили разные интересные штучки в обмен на сушеные грибы, ягоды, толченую кору дерева дрок и причудливо изогнутые корни могутника. Кроме того, время от времени некоторые соплеменники Тумана уходили с человеками – на год, два или три. Некоторые возвращались, рассказывая чудеса о мире человеков. Другие оставались там навсегда. Почему? Никто не знал. Но те, кто все-таки возвращался, говорили, что там, в мире человеков, ци-ви-ли-за-ция. Правда, никто так и не смог объяснить, что означает мудреное слово чужого языка. И только шаманы говорили, что это так называется секретное оружие человеков, которое дает им власть над миром. И что, когда настанут последние времена, эта самая ци-ви-ли-за-ция поглотит всю вселенную.

   Шаманы отпели свою песню и отошли в сторонку, а вожди подозвали своих сыновей. Те притащили плетеные корзины, доверху наполненные свернутыми в трубочки полосками коры, высушенными корнями могутника, грибами и ягодами. Отдельно в маленькой клеточке были выставлены пестрые певчие птицы редкой расцветки.

   Начался торг. Дары леса менялись на бусы, полоски ткани, металлические кольца, ножи и прочую мелочь. Вожди и человеки говорили на странной смеси двух языков, помогая себе жестами. Каждый в их племени худо-бедно понимал язык завоевателей, но сейчас Туману было не до того. Он смотрел на человеков и думал о той загадочной ци-ви-ли-за-ции, которая стояла за их спинами.

   А потом был праздник, как всегда, когда приходили гости. Вожаки велели принести глиняные кувшины, где бродил сок ягод, и разливали всем желающим. Досталось даже человекам, которые не остались в долгу и дали попробовать своего хмельного напитка. Этого хватило не всем – только самим вожакам и их сыновьям. Звали и Холодного Тумана, но тот держался поодаль и на призывы отца не откликался. Слишком много мыслей бродило в голове, чтобы туманить ее. Он слышал, как перешептывались остальные холостяки: «Туман затуманился!» - но никак на это не отвечал.

   Не пошел он и плясать со всеми вместе в кругу у священных деревьев. Держался в сторонке, посматривая на танцующих издалека. Весело прыгали его сестры, забыв про беду, отплясывала Хрупкая Веточка. Пришел даже Сосняк и откалывал коленца, как ни в чем не бывало. А вот Тополиной Ветви не было видно. Оно и к лучшему – не так болит душа.

   Задумавшись, он сам не заметил, как оказался поблизости от сидящих на траве человеков. Они не принимали участия в плясках – просто смотрели, о чем-то негромко переговариваясь. Холодный Туман немного знал их наречие – каждого в их племени заставляли в обязательном порядке учить язык хозяев жизни. Просто на всякий случай.

   - Красота… Но звери! – сказал один.

   - Красивые звери, - поправил другой.

   - Живут в единении с природой, - вздохнул третий. – Нам не дано…- что он сказал дальше, Туман не понял.

   - Зато мы… - и опять набор непонятных слов, - цивилизацию…

   - Они должны быть нам благодарны, за то, что мы позволяем им продолжать вести такую жизнь.

   - …пользы от них мало.

   - Зато и вреда нет. Дети природы!

   - Только что они делают в городах?

   - О, поверьте, в городе много… - снова непонятное слово, даже несколько слов, - за которые никогда не возьмутся люди, но которые, как нельзя лучше подходят этим дикарям.

   Один из человеков закашлялся, отвернулся – и заметил Холодного Тумана.

   - Ты что тут делаешь?

   - Стою, - ответил тот.

   - Слушаешь?

   - Нет, - он прекрасно знал, что молодняк и холостяки не должны вмешиваться в беседы старших. И вообще иногда стоит притвориться слепым и глухим. Но он уже заговорил, и дальше отмалчиваться было глупо.

   - Хочешь выпить?

   Ему протянули чашку, в которую было налито человечье вино. Поскольку от такого угощения – один на один – отказываться было неприлично, он выпил одним махом. Было сладко, но язык и гортань защипало.

   - Еще хочешь?

   Он помотал головой:

   - Нет.

   - Ты почему здесь? – человек довольно спокойно воспринял отказ. - Смотри, все ваши танцуют…

   - Не хочу.

   - Тебя выгнали?

   - Сам ушел.

   - И куда теперь пойдешь?

   - Не знаю.

   - Ну, для такого, как ты… - тут человек добавил несколько малопонятных слов, - везде найдется место. Стоит только поискать.

   - Поищу, - кивнул Холодный Туман.

   Тем временем где-то на севере.

   Город.

   Вечер был холодным и ветреным, а ночь обещала быть еще хуже. В такую мерзкую погоду каждое живое существо прячется в укрытие от непогоды. Плохо тому, у кого нет крыши над головой – хоть ложись и помирай.

   Впрочем, бродяге повезло. Он раздобыл обломки старого ящика. Если поставить на попа, получится навес – какая-никакая, а защита от дождя. Да и от ветра тоже можно спастись, если развернуть боком. А еще у него был старый мешок. Свернуться калачиком, накрыть голову и плечи – и можно как-то переночевать. Можно даже поспать, не боясь замерзнуть насмерть.

   Он привычно устроился на ночлег, уверенный, что его никто не потревожит. Пустыри – отличное место для таких, как он. Здесь можно найти все, что угодно. Ланнебрук велик. И не так страшно, как на кладбище, и никто не пригонит, как в сквере, и крысы не заедят, как в заброшенном доме. Нет, потом, когда на смену осени придет зима, придется куда-то перебираться, но бродяга привык не думать про будущее, живя настоящим моментом. Сейчас есть, где поспать – и ладно. Никто не потрево…

   Шаги. И запах.

   Бродяга научился распознавать опасность, как дикий зверь. Иногда ведь неосторожный звук или резкая вонь может предупредить о том, что поблизости околачиваются нелюди. Если бы кто-нибудь слышал, как воняют тролли, он был понял.

   Но это были не тролли. Шаги были человеческими, а запах… Воняло гнилью, тленом, плесенью.

   А потом послышался голос. Странный голос, шипящий, шелестящий, голос нелюдя.

   Бродяга осторожно высунул нос из укрытия. На фоне ночного звездного неба вырисовывались два силуэта. Один, повыше, явно человек. Второй, невысокий, стройный, с поднятой рукой, шипящий и издающий странные звуки, принадлежал нелюдю. И не просто нелюдю, а из Темного Народа.

   Бродяга сплюнул и тихо выругался. Нелюдей он недолюбливал – просто за то, что они есть. И за то, что многие из этих тварей имеют больше, чем он, человек до мозга костей. Нет, конечно, и среди людей есть богачи и бедняки, есть те, кто спит в своих особняках и те, кому ночью некуда голову преклонить, но то люди. А это – нелюди. Твари. Существа второго сорта, недоноски…

   Он уже хотел забраться обратно под навес, когда запах тухлятины и гнили стал резче. Перебивая голос нелюдя, прозвучал резкий визгливый вой, и бродягу всего затрясло. Он вспомнил, что за твари так воняют и издают такие звуки. Но до сего момента был уверен, что встретить их можно исключительно на кладбище.

   Кладбищенские гули. Нежить, похожая обликом на уродливых бесшерстных собак с огромными челюстями и выпученными горящими глазами. Поодиночке они так трусливы, что их может прогнать даже курица, но гули никогда не бегают поодиночке. Обычно они нападают стаями по пять-шесть, а то и восемь тварей.

   А в этой стае было около дюжины гулей. Они вынырнули из мрака, сверкая глазами и скаля зубы. В какой-то миг бродяга решил, что сейчас человеку и нелюдю придет конец, но ошибся. Нелюдь, подняв руку, продолжал говорить что-то на своем наречии, и гули, припадая к земле и повизгивая, окружили его, заглядывая в глаза.

   - Так, – рука нелюдя упала, и одновременно тот перешел на человеческую речь. – Вот теперь они готовы повиноваться.

   - Хочешь сказать, все готово? – подал голос человек.

   - Да, господин. Это волшебство, - судя по голосу, нелюдь улыбался. У-у, выродок! Хоть бы тебя сожрали эти гули! Бродяга стиснул зубы.

   - И все? Больше ничего не надо сделать? – а человек явно не доверяет нелюдю и правильно делает. Эти выродки спят и видят, как бы обмануть человека!

   - Надо, - кивнул нелюдь. – Чтобы закрепить успех и свою власть, ты должен накормить их. Прямо сейчас.

   - Чем?

   - Свежим мясом. Живым мясом.

   Ага! Есть-таки справедливость на свете! Бродяга довольно потер ладони, предвкушая жестокое и кровавое, но вполне справедливое зрелище – он был уверен, что человек сейчас отдаст приказ гулям разорвать нелюдя. Он бы поступил именно так.

   Но нелюдь вдруг тихо коснулся локтя человека. И тот, подчиняясь поданному знаку, обернулся и…

   Бродяга поздно сообразил, что человек смотрит прямо на него. А когда, наконец, понял, уже прозвучала команда: «Взять!» - и бежать было поздно.

   Если кто-то и услышал на пустыре отчаянный, дикий вопль боли и ужаса, вряд ли придал ему значение.

ГЛАВА1.

Лохматый с разбегу перемахнул забор, лихо оттолкнувшись одной лапой. Конечно, тут не перед кем было рисоваться, но за собой надо следить. Это только гладкокожие считают, что его сородичам сила и ловкость даются от природы. Мало, кто понимает, что то и другое надо развивать, тренировать и держать себя в черном теле. Да и припугнуть гладкокожих порой не мешает – пусть побаиваются силы, быстроты, ловкости его соплеменников. Пусть знают, с кем имеют дело!

   Выскочив через двор на улицу, он зашагал спокойнее. Здесь уже начинались кварталы нелюдей, и они так сильно отличались от кварталов, населенных гладкокожими, что любой, даже не обладая острым нюхом, мог сразу понять, куда забрел. Нелюди селились диаспорами, занимая целые улицы и кварталы. Тут все знали друг друга, порой не понаслышке. Знали и Лохматого. Пока не так хорошо, как хотелось, но он еще молод, все впереди…

   Впереди послышался шум. За углом кого-то били. Лохматый спокойно шел мимо – мало ли, кого и за что бьют в нелюдских кварталах. Гладкокожие уверены, что нелюди друг с другом не могут ужиться вследствие природной дикости и необразованности. Ну, отчасти оно верно, но иногда репутацию приходилось поддерживать искусственно. Бей, как говорится, своих, чтоб чужие боялись!

   Но, проходя мимо переулка, не удержался и бросил в него любопытный взгляд. Вдруг надо вмешаться?

   Ого! А драка знатная! Четверо на одного! Правда, четверо своих на одного рогача. Что этот забыл на чужой улице? Такого надо проучить, чтоб не бродил, где ни попадя!

   Да, нелюди селились только диаспорами. И, встречаясь порой на улицах людского города, как добрые соседи, вежливо раскланивались, чтобы дома, в своих улочках и переулках чуть ли не рвать друг другу глотки только за то, что неправильно перешел через дорогу. В людских районах они все были в равном положении чужаков и потому уже считались своими. А тут иные законы. Непосвященному лучше не соваться.

   А этот рогач сунулся. Это же надо – бродить по пустырю, который облюбовали сородичи Лохматого! Жили они в полуземлянках, лишь в случае необходимости занимая подвалы и полуподвалы жилых домов – и то только в том случае, если на эти теплые местечки не претендовали тролли. Пустыри, заброшенные сады, окраины городской свалки, бедняцкие кварталы были лучшими местами обитания для ликантропов. Знал ли это заблудившийся рогач? Вряд ли! Иначе не пёр бы напролом, топча кустарник. А если он решил по дороге пощипать травки – за это мало пощипать его самого.

   Но вот только именно этот рогач был иного мнения. Четверо ликантропов наседали на него с трех сторон, а он, упершись задом в развалины какой-то стены, оборонялся от них, низко пригнув к земле развесистые рога.

   Рога этого рогача и заинтересовали Лохматого. Не цветом и размерами, нет – хотя светлые концы отростков встречались редко – просто эти самые отростки были окрашены кровью. А это значит, что рога были не затуплены по человеческим законам.

   Рогач был диким. И его появление сулило огромные проблемы.

   Его соплеменники понимали это очень хорошо – не зря же втроем наскакивали на чужака с такой яростью.

   Да, всего лишь втроем. Четвертый уже был ранен и оседал на землю, держась за распоротый бок. Это его кровь была на короне рогача, и этим – пролив чужую кровь на чужой территории – он подписал себе смертный приговор. А это значило, что его могут убить, и человеческие власти не придерутся – мало ли, что происходит среди этих нелюдей! Еще и оправдать могут – если предъявить не затупленные рога.

   Сообразив это, Лохматый уже собрался идти дальше – ликантропы были не из его стаи – но тут рогач ловко поддел еще одного противника и, резко, всем телом, выпрямившись, отбросил его в сторону. Пролетев скачка* три, тот рухнул в кусты, визжа, как щенок.

   (*Скачок – мера длины, равная расстоянию одного прыжка с места. На человеческую мерку – примерно метра два).

   Ого! Вот это сила! Она уже сулит большую кровь. Если этот здоровяк таким образом отправит на небесную охоту всех четверых, и тела их найдут потом сородичи, они не станут разбираться, а сразу пойдут мстить. А это означает войну между диаспорами. Будет много крови, много убитых с обеих сторон, втянутыми окажутся и остальные нелюди. А человеки обязательно введут войско, и от всего района не останется камня на камне.

   - Пр-рекратить! – зарычал Лохматый, кидаясь в переулок.

   Вылетел к развалинам, махом перескочил ближайший куст, приземляясь чуть ли не на головы оставшимся на ногах соплеменникам. Рявкнул, скалясь и хватаясь за висевший на поясе нож. Собственно, хватало и своих зубов, но лишний клык длиной с полторы ладони еще никому не мешал.

   Своего послушали не сразу – наступили, скалясь в ответ и глухо рыча.

   - С какой стаи, щенок? – самец с горбатым, перебитым в драке носом, наседал, топорща шерсть на плечах и загривке. – Давно титьку мамкину кинул? В другом месте командуй, а сюда не суйся. Здесь наша земля!

   - Слов много, Горбатый, - рыкнул Лохматый, уже признав подголоска** соседей. – Дел – мало. Про Безухого слыхал?

   (**Подголосок – что-то вроде помощника вожака в больших стаях. Как правило, младший брат или старший сын.)

   - Безухий? – подтянулся к нему второй самец. Шумно втянул носом воздух. Лохматый позволил себя обнюхать, хотя порыкивал, переступая с ноги на ногу, чтобы не дать зайти себе за спину.

   - Безухий, - повторил и тот, кого он назвал Горбатым. – Каким ветром занесло?

   - Мимо пробегал.

   - Так и бежал бы дальше, - стая Безухого была достаточно сильна, в разборки с нею старались лишний раз не вступать, потому как за Безухого был еще Меченый, а тому достаточно было кликнуть своего родича Белолобого…

   - Ага, упредить своих, чтоб с места снимались, пока хвосты не подпалили!

   - А что? – самцы заволновались. Даже раненые подтянулись ближе. – Облава? Когда?

   - Скоро. Как только вы этого, - кивок за спину, - зарежете. Или он вас, что вернее!

   - Зарежем, не бойся, - Горбатый оскалился.

   - Вдвоем, - кивнул Лохматый.

   Самцы начали кое-что соображать.

   - Так это же…

   - Угу. Кто после тебя стаю возьмет, Горбатый? Щенки подросли или тут все, кто есть?

   Все четверо заворчали сердито - Лохматый нарывался на драку, именуя взрослых самцов щенками и сомневаясь в том, что их стая достаточно многочисленна. Четыре бойца – это даже не стая по большому счету.

   - Не твоего ума дело. Станешь вожаком – тогда и спрашивай.

   - Я-то стану, а вот кто им станет после тебя, если я отойду в сторонку и позволю этому здоровяку закончить то, что он так хорошо начал? – кивнул на самца с распоротым боком. - Или мы отойдем все вместе?

   Горбатый соображал недолго. Все-таки не зря он был подголоском у Хриплого.

   - Отойдем,- проворчал он. – Пошли!

   Помог подняться ушибленному рогачом собрату. Второй самец кое-как вскинул на загривок раненого, и все поспешили прочь, торопясь, пока раненый не истек кровью.

   - Только этот…

   Взгляд через плечо был злым.

   - Его тут больше не будет! – пообещал Лохматый.

   Долго смотрел вслед уходящим. Пальцы свело на рукояти ножа.

   - Ты… спасибо, - прогудело за спиной.

   Лохматый тихо зарычал. Пальцы сами сомкнулись крепче на оружии. Так и хотелось пустить его в ход…

   - Т-ты, - выдохнул сквозь стиснутые зубы.

   - Знаю, - прогудело за спиной, - я нарушил ваши обычаи…

   - Знал бы ты, сколько обычаев сейчас ты нарушил, рогатый, - медленно произнес ликантроп, оборачиваясь.

   За его спиной, чуть сутулясь, расставив ноги и пригнув голову, как будто еще собирался драться, стоял давешний рогач. Тот самый, с окровавленными концами рогов. Рога, как определил Лохматый, были знатные. Ни у кого из городских рогачей не было такой мощной короны. Стало быть, новичок и не самого низкого ранга у себя в стаде. Небось, вожак или подголосок… или как там помощники вожака называются у рогачей? Во всяком случае, не так прост, и Лохматый скрежетнул зубами – как бы то ни было, проблем не оберешься.

   - Какие еще я нарушил обычаи? – поинтересовался рогач.

   - Во-первых, - Лохматый так и не убрал руки с ножа, - ты – чужак. Чужаков не любит. Никто. Нигде.

   - Но я…Мне говорили, что тут есть…

   - Есть. Но не здесь, - Лохматый обвел свободной рукой пустырь, включив в запретную территорию и часть домов, выходивших к остаткам старой ограды. – Это – не диаспора рогачей. Это – наша территория, волков! А ты – рогач на чужой территории. Забыл историю своего народа? Так я напомню!

   - Не стоит. Понял. Но я, - рогач тряхнул ушами, - я тут недавно. Я ничего не знаю. Я хотел найти своих…

   - И пошел, куда глаза глядят, - ухмыльнулся Лохматый.

   - Я спрашивал дорогу.

   - У первого встречного?

   Рогач кивнул.

   - Вот тебе и третье нарушение. Потому как не ко всем стоит подходить с расспросами.

   - Я не знал.

   - Теперь знаешь?

   Рогач кивнул.

   - Я пойду.

   Хоть и не хотел, но Лохматый мягко поинтересовался:

   - Куда?

   - Мне к своим надо.

   Ликантроп кивнул:

   - Понимаю. Пошли.

   - Куда?

   Лохматый зарычал. Этот рогач был либо удивительно туп – в таком случае, помогать ему было плохой идеей с самого начала, - либо настолько хитер, что даже сейчас пытался, разыгрывая деревенского дурачка, строить козни. В этом случае помогать ему еще опаснее – неизвестно, чем эта помощь может обернуться. Если из-за доброты и доверчивости Лохматого под удар попадет вся его стая, не поздоровится всем. Мало того, что пострадают волчицы и щенки, но и остальные стаи поспешат сцепиться между собой, переделывая власть в диаспоре. Будут жертвы, и гладкокожие воспользуются этим, чтобы ввести войско в диаспору ликантропов.

   - Подальше отсюда, - процедил он. – Пока ты еще кого-нибудь не убил!

   - Ты проводишь меня к нашим?

   Лохматый только кивнул и направился к выходу с пустыря. За спиной глухо били в землю копыта, шуршала трава. Потом послышался треск и чавканье. «Вот корова!» - с раздражением подумал Лохматый. За это рогачей и недолюбливали – вечно они что-то жуют на ходу. Одно дело на пустыре и совсем другое, если у кого-то из безволосых в саду. Хотя, с другой стороны, эти человеки такие странные. Сами свои цветы не едят – и другим не дают!

   - Спасибо тебе, - прожевав, обратился рогач к своему провожатому. – Меня дома называли Ффыхр-хум-муум, то есть, Холодным Туманом.

   - Когда я подрос, меня стали называть Лохматым, - также иносказательно откликнулся ликантроп. – Ты из какого стада, называющий себя Холодным Туманом?

   - Мое стадо далеко. Мы паслись в верховьях Харивоссы, в лесах дрок.

   - Далековато, - уважительно откликнулся Лохматый, который про эту реку слышал впервые в жизни. Он родился в городе, как и его мать. Отец успел в раннем детстве увидеть тенистые леса и дикий мир, но помнил о нем так мало, что все рассказы изобиловали невероятными сказочными подробностями. Дикий мир прекрасен, но выжить там сложно. Из десяти щенят до взрослого состояния доживает один. В городе не в пример легче прокормиться, несмотря на то, что тут ради пропитания приходится работать. Большинство ликантропов и работали – на пригородных фермах пасли скот, резали коров и овец на бойнях, нанимались охранниками, ну и, конечно, были и такие, кто считал труд слишком унизительным для себя. Эти жили, забирая у других то, что именовали излишками. «Сударь, вам, наверное, так тяжело тащить этот тяжелый кошелек? Позвольте, мы заберем у вас лишнюю тяжесть, и вы пойдете дальше по жизни налегке! Не сопротивляйтесь. Просто поверьте, что деньги и часы – это лишнее!»

   - Мне и хотелось забраться как можно дальше, - уклончиво ответил Холодный Туман.

   - Ага. Натворил дел и сбежал? – подмигнул через плечо ликантроп рогачу. – Понимаю. Бывает!

   - Не понимаешь, - тот раздул ноздри горбатого носа. – Ничего я не натворил. А вот она… она нарушила наши обычаи, и я…

   Вообще-то, он не должен был уходить. Но Тополиную Ветвь его отец забрал себе младшей женой, что тоже было своего рода наказанием, ибо от младшей жены ценились только девочки. В прежние времена бывали случаи, что сыновей от младших жен убивали сразу после рождения. Лишь несколько поколений назад, когда из-за войны с человеками рогачей осталась едва пятая часть от общего количества, и эти мальчики получили шанс на жизнь. Это, кстати, и привело к появлению большого количества холостяков.

   Свадьбы у Тополиной Ветви тоже не было – просто ее пожитки перенесли на женскую половину дома ее нового мужа, и в ту же ночь она должна была развлекать вожака. Сам Холодный Туман этого не видел и не слышал – он ушел из селения, не дожидаясь заката.

   - И на что ты рассчитывал, когда уходил? – подначивал его собеседник.

   - Просто хотел…

   Его отпустили легко – он был не самым старшим из сыновей, к тому же из семи старших братьев пятеро были уже женаты и подарили вожаку кто два, а кто и три внука. Род не прервется. Более того, некоторые даже хвалили Холодного Тумана за поступок – мол, правильно поступил, раз не хотел жить под одной крышей с той девушкой, которая нарушила обычаи. А то, что он ушел не куда-нибудь, а к человекам, только добавляло ему привлекательности и загадочности в глазах остальных девушек-невест. Когда он вернется через несколько лет, уже не он будет биться за подругу, а девушки-невесты станут сражаться за право стать его старшей женой!

   - Понятно.

   Они обогнули пустырь, идя вдоль остатков каменной стены. Местами она так сильно разрушилась, что лишь груды камней напоминали о ее существовании.

   Дошли до угла. Дальше шла узкая улочка – два ряда низких деревянных домишек, окруженных зарослями. Где-то кусты и деревья были ухожены, а где-то жимолость, сирень, одичавшая смородина пополам с крапивой и бурьяном разрослись так буйно, что из-за них виднелась только прохудившаяся крыша.

   В этих домах жили. Оба – рогач и ликантроп – одновременно потянули носом воздух. Пахло дымом, хлебом, старыми тряпками, немытыми телами и кислой похлебкой. В одном домике за линялыми шторками кто-то двигался. Где-то хлопнула дверь, послышался скрип досок. Испуганно тявкнула собачонка.

   - Гладкокожие, - сказал Лохматый.

   - Человеки, - промолвил Холодный Туман.

   Они дошли до конца улочки, свернули на другую, пошире. Дома вокруг стояли повыше, некоторые в два этажа. Но тоже деревянные, и среди них попадались нежилые – с заколоченными окнами и провалившимися крышами.

   Тут жили люди, но, пройдя несколько домов, Лохматый остановился перед подступающими к самой дороге зарослями и толкнул своего спутника в сторону стежки, едва виднеющейся в глубине:

   - Туда.

   - Что?

   - Там твои живут.

   - А ты…

   - Что я, совсем дурной? – ликантроп рассмеялся, вывалив язык. – Если ты такой тупой, что без оглядки сунулся на чужую территорию, то мне пока жить не надоело! Давай-давай, топай! – он похлопал нового знакомого по загривку, для чего пришлось привстать на цыпочки. – Это их тропа. Следы вон, видишь?

   На обочине была лужа жидкой грязи, оставшаяся от дождя, прошедшего пару дней назад. На краю лужи отпечаталось раздвоенное копыто. Запах уже выветрился, но четкий силуэт еще был виден.

   - Спасибо, – кивнул Холодный Туман. – Я, наверное, тебе что-то должен?

   - Ничего, - Лохматый отступил. – Достаточно будет того, что не станешь трепать по всем углам, что волк лося не завалил, а до дома проводил.

   - Я не лось! – обиделся рогач.

   - Мне плевать, - его провожатый цыкнул, сплевывая на дорогу и, развернувшись, трусцой поспешил прочь.

   Холодный Туман проводил его взглядом и, пригнувшись, чтобы ветки не выхлестнули глаза, шагнул в заросли.

   Дома он привык бродить по такому густому лесу и не испытывал неудобств. Но, как оказалось, заросли тянулись не бесконечно. Двадцать шагов – и стало понятно, что они окружают развалины старинного здания. С провалами окон, остатками стропил вместо крыши и трухлявыми перекрытиями вместо пола второго этажа, оно мирно доживало свой век в низинке, поросшей кустарником и молодыми тополями и липами. Холодный Туман совершенно не разбирался в том, что человеки именуют ахри…ар-хе…ах-ри-тек-ту-рой… но догадывался, что здание было довольно внушительным. Может быть, тут жил когда-то какой-то местный вожак, но потом его род пришел в упадок. Уцелевшие потомки переселились в другие места, может быть, даже смешались с соседним стадом, а дом стал постепенно разрушаться. И сейчас его заняла диаспора рогачей.

   Запах сородичей он услышал издалека и заволновался. Почти целую луну он скитался в одиночестве и радовался возможности встретить соплеменников. Рогачи привыкли жить большими племенами-стадами. В каждом было три-четыре вожака, за каждым стоял его род, в котором насчитывалось, кроме семьи самого вожака, еще не менее десятка родов, в каждом из которых было от двадцати до сорока голов. В стаде бывало до тысячи рогачей, считая и старых, и малых.

   За целую луну скитаний и одиночества Холодный Туман соскучился по родичам и с некоторых трепетом приблизился к старому зданию.

   Первый этаж его уцелел лучше второго, от которого остались только полуразвалившиеся стены и несколько торчавших вкривь и вкось потолочных балок. Зато первый имел окна, закрытые ставнями и дверь. Земля перед входом была вытоптана, многие кусты, выросшие вплотную к стенам, обломаны и объедены. Откуда-то пахло навозом.

   Его тоже учуяли – один из деревянных ставней открылся, мелькнула чья-то голова. В доме затопали, захлопали дверями.

   Но первым, кого увидел Холодный Туман, был немолодой уже холостяк, выбравшийся из кустов. Седина на висках, лбу и в гриве на шее свидетельствовала о прожитых годах, но вот корона была мелковата не по-стариковски. И, тем не менее, первое, что сделал незнакомец, это пригнул голову и пошире расставил ноги, явно собираясь драться. А потом еще и шаркнул копытом по земле, взрывая дерн.

   Это был прямой вызов на бой, и Холодный Туман, корона которого была раза в два больше, ответил тем же. Холостяки друг перед другом всегда и во всем равны. Любой холостяк может вызвать другого холостяка на бой – просто так, померяться силами или из-за подруги. Победитель в этом случае становится женатым и поднимается на одну ступеньку выше. Именно количество жен играет большую роль. Раньше, говорят, у вожаков было до десяти жен сразу. Теперь человеки велели рогачам изменить закону предков – больше четырех жен иметь не дозволялось. Вожаки научились обходить этот закон, именуя пятую, шестую и так далее жену «девушками-невестами». Родив ребенка, такая девушка-невеста становилась женой одного из сыновей вожака…

   Противники еще шаркали ногами и топали, демонстрируя силу и готовность драться, а отовсюду уже потихоньку стекались остальные рогачи. Большинство были уже взрослыми, некоторые – совсем старики.

   Зрители собрались кругом, тоже притоптывали ногами, некоторые уже начали реветь и покрикивать, подзадоривая бойцов.

   По обычаю, защитнику предоставлялся первый удар, и он, потопав еще немного и взрыв ногой землю, кинулся в атаку. Холодный Туман встретил его прямой удар также прямо, не стал ни уклоняться, ни отступать. Только чуть подался вперед и присел на полусогнутых ногах.

   Прямой удар – всегда силен. Мальчишки именно на нем оттачивают мастерство. Хорошим прямым можно свалить противника с ног, а если еще и поддеть короной, то он так кувыркнется, что продолжать бой не захочет. Зачинщик явно и собирался так сделать, но не учел того, что его корона была меньше, чем у противника. Зубцы соскользнули, расцепившись, и он едва удержался на ногах. Крутани Холодный Туман сам короной – и полетел бы зачинщик вверх ногами. А так – только пошатнулся, с трудом восстанавливая равновесие.

   Холодный Туман прыжком переменил позицию, затопал ногами, показывая, что готов продолжать бой. Была его очередь, и он ударил сверху вниз. От такого удара можно было только уклониться, что его противник и сделал.

   Зрители взорвались криками, затопали. Несколько наиболее горячих голов рванулись вперед. Он попятился, исподлобья глядя на соплеменников. Где две атаки, там и третья. Ему повезло дважды – значит, можно ударить не в очередь.

   Что Туман и сделал. Не мудрствуя лукаво, повторил прямой удар, но довернул корону так, что большая часть силы пришлась на левую сторону. И противника так развернуло, что оказалось достаточно шлепка ладонью, чтобы он рухнул на колени.

   - Победа! – сказал кто-то.

   - Победа! – отозвались голоса со всех сторон.

   Побитый поднимался на ноги, зло мотал головой. Зрители топали ногами, ревели и орали. Сразу трое выскочили вперед, оттеснили недавнего бойца, тоже пригнули головы и зашаркали копытами по земле, оставляя в ней борозды. Принимая условие, Холодный Туман сделал то же самое. Одновременно все трое не нападут – это не в обычае рогачей. Сначала выйдет один, за ним – второй, а третьего боя может и не понадобиться, если он выиграет два первых. Но эти противники будут биться жестче – в отличие от самого первого бойца, они успели оценить силу и умение нарушителя территории.

   Но тут случилось непредвиденное. К первым трем присоединился еще один. Зашаркал ногами, вызывая на бой… одного из них.

   - Уйди! – закричали ему со всех сторон. – Не нарушай!

   - Я тоже хочу, - ответил тот.

   - Раньше надо было выходить! Может, и я согласен был биться! – крикнул какой-то старик. – Да меня опередили.

   - И я! И я, - раздалось в ответ.

   - Вот и выходите! Я жду! – крикнул опоздавший.

   - Это нарушение! Обычай требует…

   - Обычай требует, чтобы бились все желающие! Я – желающий…

   - Обычай требует очередности!

   Разгорался спор. Холостяки кричали друг на друга, почти забыв про новичка. Все кричали про обычаи – кто, когда и с кем должен биться. Законов на этот счет существовало много, но для того в стадах и существовали вожаки, чтобы улаживать конфликты. В стаде на испытательный поединок с новичком после первого, кто его увидит, действительно могли выйти все желающие, и именно вожак выбирал из претендентов бойцов. Он же определял и очередность поединков. Тут вожака не было. Тут холостяки все решали спором и начинавшимися сварами. В общем скандале не принимали участие лишь несколько стариков и сам Холодный Туман.

   Он и принял решение. Шагнул вперед и ткнул кулаком в плечо первого попавшегося:

   - Ты! Выходи.

   Спор и крики затихли не сразу. Избранный мотнул шеей, вставая в позицию для боя, но тут же рядом встал один из крикунов:

   - А почему он?

   - Потому, что я так решил, - отрезал Холодный Туман. – Ты – следующий.

   И как-то сразу все успокоились, расступились в стороны, глядя уже без враждебности, с любопытством.

   - Откуда такой взялся? – один из стариков вышел вперед.

   - С верховьев Харивоссы. Это на юге.

   - Я знаю, где это, - кивнул старик. – Далеко забрался. Выгнали?

   - Сам ушел.

   - Зачем?

   Холодный Туман вскинул голову. Оглядел собравшихся, задержал взгляд за старом доме и тропинке, по которой сюда пришел:

   - Мир посмотреть.

   - И много увидел?

   - Мало.

   - Оно и видно. Жизни не знаешь, а туда же – учить…

   - Я к своим шел, - он оглядел собравшихся. – Думал, тут мне найдется место. Дома я больше не могу жить.

   В ответ раздался многоголосый хохот. Смеялись – кто в голос, кто тишком – почти все. Мотали головами, притоптывали ногами. Это было обидно. Чего такого он сказал, что все так развеселились? И ведь любому ясно – смеются над ним.

   - Что такого смешного я сказал? Это же правда. Вы сами пришли сюда потому, что дома не смогли жить и решили, что здесь вам найдется место. Вам место нашлось, так почему не найдется и для меня? Что в этом такого?

   Смех прекратился. Холостяки переглядывались, сопели. Потом один, что постарше, махнул рукой:

   - Эх, не знаешь ты… новичок. Долго бродил-то?

   - Нет.

   - Устал?

   - Не слишком, - подумав, ответил Холодный Туман.

   - Все равно проходи. Хоть дух переведешь!

   Он сделал широкий жест, приглашая следовать за собой. Пришлось подчиниться.

   Развалины старого дома внутри были превращены в одну большую спальню. Почти все стены и перекрытия сломали, оставив только несколько толстых несущих балок. На земляном полу тут и там попадались клоки сена и соломы, сухая листва, всякий мелкий мусор. В некоторых местах на примерно одинаковом расстоянии друг от друга в полу виднелись неглубокие ямы, до половины наполненные углями и золой. Рядом валялись дрова, охапки соломы, попоны из грубой рогожи и тканей, которые гостю еще не приходилось видеть вблизи. Он даже потянулся потрогать один кусок полотна в цветную клетку. На ощупь ткань была, как грива.

   Другой мебели почти не было, кроме нескольких толстых пней и грубо обработанных каменных глыб. На этих глыбах и пнях стояли деревянные и глиняные миски, валялись черпаки, разные мелочи. Тут же можно было увидеть куски лепешек, ножи, крупно порезанные овощи, соль-лизунец, щетки для ухода за гривой и другие вещи, которые ему еще не доводилось видеть. Только напрягая память, он сообразил, что некоторые из незнакомых предметов были похожи на те, с которыми в их поселение приходили человеки.

   - Садись, - рогач, провожавший его, указал на деревянный чурбачок. – Выпей вот!

   Налил в деревянную чашку мутной жидкости. Туман принюхался. Пахло чем-то, вроде браги.

   - Пей! – рогач налил и себе, потом придвинул миску с порезанными овощами. – Перекуси. Все, чем богаты…

   Пришлось выпить. Жидкость обожгла нёбо и язык, прокатилась внутрь до самого желудка. Половинка репы после нее пришлась кстати.

   - Как звать тебя, новичок?

   - Холодный Туман, - здесь, среди соплеменников, можно было не таиться и открыто называться настоящим именем. - Восьмой сын Туманного Утра. Мой отец – вожак…

   - Оно и видно, - рогач указал на корону гостя. – А меня Серым Облаком зови. Кто мой отец – знать никому не обязательно. Как, впрочем, и мне. Но уж вожаком он точно не был. Иначе как бы я здесь оказался!

   Он отвел взгляд.

   Холодный Туман обернулся. Рогачи последовали за ними и теперь окружили два чурбака, на которых у каменной глыбы сидели собеседники. Только после слов Серого Облака для Тумана словно открылись глаза.

   Большинство собравшихся тут были холостяками не только потому, что здесь, похоже, не было ни одной женщины или девушки. Только у сыновей вожака был твердый шанс обзавестись супругой и даже не одной, а двумя-тремя. Сыновья простых рогачей довольствовались чаще всего одной женой, да и то частенько через три-четыре года ее отбивал и забирал себе кто-то посильнее и понапористее. Двух жен имели единицы простых рогачей, а две трети мужчин в любом племени благодаря такому обычаю и образу жизни на всю жизнь оставались холостяками. Обзавестись женой и детьми для них оставалось несбыточной мечтой. И не все хотели мириться с таким положением дел. Некоторые покидали стадо и отправлялись в города, к человекам, попытать счастья, разбогатеть или постараться забыть о прошлом. Но сыновья вожаков среди таких добровольных изгнанников не встречались.

   Сыновья любого вожака издалека выделяются в стаде. Они темнее мастью, выше, шире в плечах. У них густая грива, а корона… От восьми до двенадцати отростков бывает в короне у вожака и его сыновей. И у многих семейств короны с отличительными признаками – у кого-то основание темное, бурое, у кого-то белые кончики отростков, у кого-то вся корона светлая, песочно-желтая, или, наоборот, темная, цвета каштанов. Порой короны были многоцветные – основание темное, а чем ближе к концам, тем они светлее. У холостяков корона была обыкновенной, немногие могли похвастаться шестью отростками, а у большинства их было всего четыре-пять. Где уж им сражаться за подругу жизни!

   - У каждого из нас свой путь, - уклончиво ответил Холодный Туман.

   - Свой, - Серое Облако взял из миски вторую половинку репы. – Что ты ищешь?

   - Еще не знаю. Я первый день в городе.

   - И сразу нас отыскал?

   - Ну, сначала я заблудился, - признался гость. – Забрел на пустырь. Думал передохнуть и немного перекусить. Были там на вид съедобные кусты… Тут волки…

   - Ликантропы, - поправили его. – Хотя, как они сами себя называют, не важно. Важно, что все остальные их зовут ликантропами. И что они?

   - По-моему, они хотели меня съесть.

   - А ты? – собравшиеся дружно подавили вздох.

   Вместо ответа Холодный Туман мотнул короной, и, кажется, только тут все заметили, что зубцы ее в некоторых местах испачканы кровью. Рогачи хором выдохнули.

   - Ты их… всех?

   - Нет. Мне помог один… один из них.

   - Ликантроп?

   Холодный Туман кивнул. Собравшиеся удивленно заворчали.

   - Ну, ты даешь! Чтобы волк кому-то из наших помогал…

   Холодный Туман пожал плечами – не верят, ну и пусть!

   - Я нарушил их обычаи, и он увел меня оттуда, чтобы не допустить еще больших нарушений.

   - Понятно, - сказал Серое Облако. – Чужие обычаи – настолько сложная и хитрая штука, что порой нарушаешь их уже тем, что не знаешь об их существовании. Нам здесь хорошо. У нас только один обычай – во всем слушаться меня и держаться одним стадом. Если хочешь быть с нами и подчиняться моим приказам – оставайся. Места тут много, еще для десятка таких, как ты, можно найти уголок для сна и отдыха. Днем работаем, вечером отдыхаем. Никуда не ходим, ни с кем не общаемся… имеется в виду, из других рас. Только если по делу. Чужие к нам не ходят. И мы ни к кому не ходим. Если какие-то проблемы – решаю я. Если хочешь уйти – уходи из города, потому как других рогачей тут нет, и другого стада тоже нет. Устраивает тебя такая жизнь?

   Холодный Туман посмотрел на собеседника. Серое Облако никоим образом не был силачом и отменным бойцом. Роста он был выше среднего, но не мускулист, а скорее рыхловат. И корона его была почти в два раза меньше, чем у новичка. Но спорить, ссориться и что-то доказывать не хотелось.

   - Устраивает, - сказал Холодный Туман.

   Колокольчик над дверью прозвенел звонкую трель, и мастер гороскопов поднял голову, отрываясь от вычислений. Обычно он терпеть не мог, когда его уединение нарушали. Он жил, подчиняясь особому распорядку, установленному звездами, и, если бы не племянница, забывал принимать пищу и менять грязное белье. Но это пришла не она.

   Шаги на лестнице были тяжелее и медленнее. Это поднимался мужчина. Человек. Немолодой, уверенный в себе, облеченный властью – или, наоборот, мечтающий о власти. А еще у него были большие планы, еще большие амбиции – и просто невероятная осторожность. Только такой человек придет сюда.

   Мастер гороскопов посмотрел на собственный гороскоп, лежащий сбоку на рабочем столе. Да, это именно то, чего он ждал. Что ж, встретим судьбу.

   Дверь тихо скрипнула. Человек появился на пороге, остановился, озирая просторную полупустую комнату. Кроме конторки для работы, пюпитра для старинных рукописей и нескольких укрепленных на стенах карт звездного неба, тут не было больше ничего. Из-за этого комната в шесть аршинов в поперечнике казалась больше, чем на самом деле. Она скупо освещалась небольшим окошком, возле которого стоял телескоп, и одной-единственной свечой, стоявшей на краю конторки.

   Склонив голову, мастер гороскопов ждал первого слова клиента.

   - Я пришел, чтобы ты составил гороскоп, - наконец, промолвил тот.

   - Я знаю. Ваше появление здесь предопределено звездами, - промолвил мастер гороскопов. – Я ждал вас.

   - Вы, шезрулы, мастера на всякие такие штуки… Я хотел бы…

   - Знаю, - осмелился перебить мастер. – Все это было предопределено звездами. Я возьмусь за этот заказ.

   - Но ты даже не выслушал меня!

   - В этом нет нужды. Звезды управляют нашей жизнью. Все, что будет с нами, известно заранее…

   - Вот и я хочу знать, что меня ожидает? Ждет ли меня удача или… провал? Это дело, которое для меня так важно, оно…

   Шезрул кивнул. Он часто имел дело с человеками. Они все говорят одно и то же, когда приходят к мастеру заказывать гороскоп. Иногда говорят правду, иногда изворачиваются и лгут – мол, это не для меня, это для приятеля или даже ради любимой мамочки…Кто бы что ни говорил, суть всегда одна. Все хотят знать будущее. Ибо настоящее порой настолько страшно, что готов ухватиться за соломинку, чтобы не дать умереть надежде на лучшее.

   - Я составлю гороскоп. Нужны только дополнительные сведения.

   - Какие? – человек напрягся.

   - День, час и минута, когда вам пришла мысль заняться этим делом.

   - Я не помню точно, но замысел я начал вынашивать еще прошлой осенью. Был Праздник Осенин, когда я впервые… но не помню точно… скорее, это было после праздника, когда все закончилось… Ну, ты помнишь, что случилось тогда?

   - Помню, - в прошлом году на городском Празднике Осенин во время торжественного шествия произошла довольно грязная стычка между представителями двух рас, козлорогов и сатиров. С обеих сторон были раненые, трое скончались. Конечно, это мелочь, но произошло сие на глазах императора и его семьи. А сопротивлявшийся отчаяннее других козлрог еще и выкрикивал крамольные лозунги…Мол, как навоз выгребать, так нелюди, как на праздник прийти, так выродкам места нет… Да, это было после праздника, теперь он вспомнил точно. Но назвать час и минуту?

   - В ту же ночь, - нашелся он. – К рассвету, кажется, мысль вполне оформилась…Этого достаточно?

   - Достаточно, если еще вы назовете мне самую точную дату своего рождения. С точностью до минуты не прошу, но хотя бы примерно время суток?

   Голос шезрула замер на вопросительной ноте. От этого ответа многое зависело. Он навскидку мог, только по году и месяцу рождения, предсказать, какова будет судьба собеседника, и когда человек назвал день и время суток, покачал головой, наскоро просчитывая все варианты.

   - Что? – прищурился человек.

   - Я возьмусь за это дело. Только оно требует длительных расчетов, ибо я не знаю точного времени. Придется рассчитать несколько вариантов и потом править их все, ведя наблюдение в течение нескольких дней.

   - Сколько?

   - Полгода.

   - Слишком долго. Не подходит.

   Человек отступил. Мастер гороскопов бросил взгляд на лист с предсказанием своей судьбы. Нет, именно сегодня переломный момент.

   - Три месяца, - сказал он, и на сей раз клиент согласился.

ГЛАВА2.

Довольно скоро Холодный Туман понял, что жизнь здесь сильно отличается от той, которую он вел в стаде.

   Несмотря на то, что Серое Облако называл себя главным, настоящего вожака у холостяков не было. Они держались вместе исключительно потому, что были одной расы – рогачами. Точно также держались вместе и другие расы, населяющие город. Сатиры, козлороги, которые состояли с рогачами в дальнем родстве, ликантропы, тролли, гоблины, многие другие. Жили они на городских окраинах, осваивали заброшенные дома и улицы. Диаспоры сатиров и козлорогов заселили Чумной квартал – несколько десятилетий назад моровая язва опустошила несколько улиц. Эпидемию удалось остановить, но в тех домах не осталось ни одного человека. Их хотели сжечь, но лето выдалось дождливое, окраины подпалили, но вглубь пожар не пошел. Не нашлось и охотников соваться в сердце Чумного квартала, чтобы зажечь его изнутри. Так он и остался торчать бельмом на глазу, пока не придумали выделить его для проживания сатиров. Тем человеческие болезни были не страшны, они заняли опустевшие дома, какие отремонтировали, какие выстроили заново и жили там уже не один десяток лет.

   Все нелюди могли свободно посещать человеческие улицы, особенно по работе, но вот друг к другу «в гости» предпочитали не соваться. И Холодного Тумана особенно предупреждали, на какие улицы ему не стоит сворачивать, если не хочет неприятностей.

   - Там каждый за себя, - учил его Серое Облако. – Никто не встанет на твою защиту… как и на мою… и на защиту любого из нас.

   - Но мы же рогачи! Мы одного племени…

   - Племени – но не стада!

   Понять разницу было трудно, и он решил пока не думать об этом.

   Тем более что новая жизнь оставляла не так уж много времени для размышлений.

   Первым делом он должен был одеться. Это на родине, как ему объяснили, рогач может расхаживать хоть голышом, выставляя напоказ все свои стати и красуясь перед подругами. В городе человеков другие обычаи. Тут то, что в лесу открыто демонстрируют, принято скрывать от постороннего глаза. А посторонними были все – кроме твоей подруги, с которой полагалось общаться тоже подальше от всех. Впрочем, в стаде не было ни одной девушки, так что красоваться своей мужественностью было не перед кем.

   Пока брел от верховьев Хивоссы до большого города, Холодный Туман, конечно, заходил в другие города – ненадолго, на день-другой – и успел узнать, что такое одежда. Дома рогачи носили что-то вроде юбок, плетеных из волокнистой коры дерева дрок. Матери порой вязали малышам накидки из зимней шерсти, но все это не годилось. Юбки в землях людей были нарядом для человеческих женщин, а мужчина должен был носить штаны – такие же юбки, только сшитые внизу так, что оставались лишь отверстия для ног. А чтобы облегчиться, приходилось теперь штаны снимать и это тоже следовало делать в специально отведенных местах.

   Своих штанов у Холодного Тумана не было, и Серое Облако отыскал ему на время, поносить, чьи-то старые, грязные и засаленные настолько, что их давно уже использовали, как половую тряпку.

   - Пока ходи так, - пояснил Серое Облако. – Потом справишь себе обновку.

   Вторым делом было обезопасить корону. Для начала следовало узнать, что на человеческом языке не было такого понятия, и человеки называли ее просто рогами. Корона была не только признаком зрелости рогача, но и показателем его статуса в племени. Здесь, в стаде холостяков, живущих по законам чужого народа, статус у всех был один и выделяться никому не позволялось. Конечно, такого кощунства, как обрезать корону наполовину, никто не мог представить даже в страшном сне, посему на кончики отростков предлагалось нацепить специальные накладки. А когда эта корона отпадет и надо будет отращивать новую, накладки стоит надевать сразу и периодически стачивать кончики, чтобы оставались тупыми.

   Со всем этим Холодному Туману пришлось смириться. Но оставалось еще одно – ра-бо-та. То, чем с утра до вечера занимались человеки, и что предписывалось в обязательном порядке всем обитателям города, к какой бы расе они не принадлежали.

   Рогачи работали грузчиками и носильщиками в торговом квартале. Переносили товары со склада на склад, а порой и доставляли грузы сразу к покупателям. Город был разрезан на части широкой рекой и несколькими каналами, по которым приходили баржи с товарами. Тянули эти баржи те же рогачи. Каждый рогач силой не мог сравниться с лошадью, но существенно отличался от нее понятливостью и ловкостью.

   Работали шесть дней. В последний день их позвали, оторвав от трудов, и человек-управляющий вручил каждому несколько мелких монеток. Холодный Туман с интересом рассматривал деньги:

   - Что это?

   Над ним снова посмеялись:

   - Не знаешь, что с ними делать? Отдай нам. Мы живо найдем применение!

   - Деньги это, - снисходительно пояснил человек-управляющий. – За работу. Будешь хорошо работать, будешь получать плату. Будешь плохо работать, ничего платить не станут. Уходи тогда и живи, как знаешь! – и добавил, отворачиваясь: - Вот понаберут дикарей, а ты еще траться на них…

   За шесть дней Холодный Туман еще не научился всем тонкостям человечьего языка. Понимал он многое, но смысл слов часто был неясен. Что человек хотел этим сказать?

   Соплеменники, отсмеявшись, объяснили, что такое плата за работу и как ее следует тратить. Поскольку ни у кого из рогачей семьи не было, денег они не копили и все спускали на себя. Иногда приобретали на рынках всякую нужную мелочь. А чаще всего отправлялись в один из немногочисленных кабачков, хозяин которого славился тем, что не брезговал принимать у себя и нелюдей. Правда, садились они отдельно, и для каждой расы имелся свой полуподвальный зал, скупо освещенный крошечными окошками, расположенными так высоко, что маленькие ростом лепрехуны вынуждены были вставать на скамейке на цыпочки, чтобы выглянуть в окно. Снаружи же окошки располагались у самой земли, так что ничего, кроме пыльной травы у обочины да шаркающих ног прохожих разглядеть не удавалось.

   Зал для рогачей чем-то напоминал загон для скота – прямоугольная неглубокая яма, сверху прикрытая навесом от дождя и снега. Крышу поддерживали толстые столбы. Набитые между ними доски символизировали стойла. Посуда была прибита к ним. Серое Облако объяснил, что на человечьем языке это называется яс-ли и заказывать угощение надо было: «Еще порцию болтушки в третьи ясли!» Каждый рогач заходил в свое «стойло», и человек-подавальщик вываливал в яс-ли ведро разварной каши, сдобренной солью и травами. Можно было заказать ячменный солод и даже хлеб, который всегда подавали посыпанным крупной солью.

   Стойл было двенадцать, и когда рогачи зашли, свободными оказались только девять. В одном храпели вповалку несколько троллей, перепутавшись конечностями так, что не поймешь, сколько их там. Еще в одном закусывала компания сатиров, а в последнем стояла чья-то лошадь. Но сатиров тут же выволокли за шкирки наружу – мол, вам здесь не место. Они пытались сопротивляться, но не тут-то было. Каждый сатир был в два раза меньше среднего рогача и весил втрое-четверо легче. Они могли только испуганно блеять и бестолково размахивать руками, топая раздвоенными копытцами.

   Холодный Туман с любопытством рассматривал сатиров – раньше ему не приходилось наблюдать их так близко. Даже странно, что эти мелкие существа приходились ему дальней родней.

   - Интересно? – один из соплеменников, Острый Сучок, спокойно перешагнул через упавшего сатира, заходя в стойло.

   - Да.

   - Ничего интересного. Козлы – они и есть козлы, - рогач устроился в стойле и побренчал колокольчиком.

   - Это наша родня. У них такие же копыта… и шерсть…

   - А рога? Сравни вот это, - Острый Сучок ткнул себя в лоб, - и их завитушки. Как ими фехтовать?

   Рога у самого Острого Сучка были невелики – всего о четырех отростках и чем-то действительно напоминали острые сучья деревьев. А вот рога сатиров закручивались двумя завитками. У большинства в один круг, а у двоих - в полтора, и кончики торчали в разные стороны. Оба эти сатира ушли сами, их не пришлось пинками и тычками выгонять наружу, но при этом один из них уже на пороге обернулся и обжег остававшихся в трактире рогачей строгим взглядом.

   Холодного Тумана передернуло от этого взгляда, и он с неохотой занял свободное стойло.

   - Чего притих, новичок? – его продолжали звать новичком, несмотря на то, что прожил в стаде уже четырнадцать дней.

   - Думаю… Это нормально, что мы так поступили с сатирами? Как-никак, и они, и мы – пришельцы в городе человеков.

   В ответ на его слова со всех сторон раздалось насмешливое фырканье.

   - Какой ты еще теленок, хоть и корону нарастил в три обхвата! – отсмеявшись, воскликнул Серое Облако. – Сатиры, конечно, наша дальняя родня, да и живут, как и мы, во владениях людей, но они же козлы! Ты не заметил, как от них воняет?

   - Заметил, - осторожно кивнул Холодный Туман.

   - А еще сатиры непроходимо тупы, - подал голос Острый Сучок. – И мало, что соображают.

   С этим можно было поспорить – взгляд того самого сатира с закрученными в полтора оборота рогами говорил о многом, - но затевать спор не хотелось.

   - А еще, - припечатал еще один рогач, носивший красивое имя Белая Грива, - они заняли наши места. Человек, который владеет этим трактиром, отвел эти стойла именно для рогачей. И мы имели полное право вышибить этих наглецов взашей. И даже полиция не стала бы спорить.

   - Полиция? – слово было новым.

   - Это те люди, которые следят за порядком. Связываться с ним не стоит, если не хочешь, чтобы тебя выбросили из города или вовсе отправили куда-нибудь на каторжные работы.

   - Каторжные работы? – мир вокруг с каждым мгновением становился все сложнее и запутаннее. – А что это?

   - Поверь, лучше тебе этого никогда не знать. Тебя спускают под землю и заставляют долбить камни на мелкие кусочки. В темноте, холоде, сырости… всегда, без отдыха, до самой смерти. А убежать нельзя – для этого тебя сажают на цепь вроде якорной.

   Холодный Туман представил – и поежился от страха:

   - Но за что?

   - За нарушение обычаев. Человеческая полиция зорко за этим следит.

   Вот это было как раз понятно – в этом городе смешалось столько рас, людских и нелюдских, и у каждой расы были свои обычаи. Тут немудрено запутаться и ошибиться. Но одно дело – нарушить обычай по незнанию, и совсем другое – совершить это нарочно.

   На повторный звонок, который раздался, когда все рогачи разместились в стойлах, несколько подавальщиков вынесли бадьи с болтушкой из зерна и мелко нарезанных фруктов, смоченных в чем-то кисло-сладком. Каждый получил свою порцию. Ее полагалось есть, черпая руками. Кисло-сладкая жидкость, чем-то по вкусу напоминавшая тот хмельной напиток, которым его потчевали человеки в родном стойбище, текла между пальцами, и Холодный Туман облизывал их один за другим. Было вкусно. От хмеля слегка кружилась голова.

   Наевшись и напившись, сородичи стали разговорчивее. Кто-то стал вспоминать подруг своего стада, кто-то вслух мечтал, как разбогатеет и купит себе участок земли в городе, кто-то просто вспоминал старые обиды и жаловался на жизнь.

   Холодного Тумана толкнул через загородку Серое Облако.

   - Ты мне нравишься, - заявил он. – Сильный, крепкий, спокойный… Я вижу, как ты работаешь.

   - Все видят, - кивнул он, отправляя в рот очередную порцию болтушки.

   - Не все. И не всё, - подмигнул собеседник. – Хочешь заработать? Доход пополам.

   - Разгрузить еще одну баржу? Когда?

   Серое Облако рассмеялся, но тут же оборвал сам себя.

   - Баржи, - дунул в самое ухо, - пусть другие разгружают. А у нас скоро праздник.

   - Какой? – Холодный Туман, как сын вожака, неплохо знал календарь, но то ли он сбился со счета, то ли в ближайшем месяце никаких праздников не предвидится.

   - День Первого Желтого Листа, - торжественно объявил Серое Облако.

   - Чего?

   - Не «чего», а Первого Желтого Листа, - наставительно объявили ему из соседнего стойла. – Есть еще Праздник Созревших Плодов, Праздник Налитых Колосьев, Праздник Грибов, Праздник Первого Снега…

   Он перечислял праздники, про которые Холодный Туман не слышал никогда. Нет, рогачи следили за сменой сезонов, в определенные дни чествуя духов предков и благодаря их за минувший сезон. Но чтобы тратить время и праздновать все эти праздники… Откуда их вообще взяли?

   - Это мы ради человеков стараемся, - пояснил Серое Облако. – Они уверены, что у нас на лоне природы не жизнь, а сплошной праздник, и что мы либо работаем, либо вовсю веселимся. Мы время от времени устраиваем такие праздники с ритуальными танцами и поединками. Посмотреть на них приходят человеки и платят за это. Представляешь, человеки платят деньги просто за то, чтобы стоять и смотреть!

   - Не понимаю. Разве стоять и смотреть нельзя бесплатно?

   - Так ведь важно, что смотришь! Наши ритуальные танцы для них – это такое интересное зрелище…

   - Люди вообще любят глазеть на что-нибудь невероятное, - подал голос Острый Сучок. – Они даже для себя завели всякие выставки и музеи – то есть, специальные места, куда ходят именно смотреть. И платить за это удовольствие деньги.

   Холодный Туман только покачал головой. Да, эти человеки странные создания. За проживание в городе – плати, за еду и одежду – плати. Скоро они начнут брать плату за то, чтобы дышать в свое удовольствие.

   - И вот мы даем им возможность полюбоваться на зрелище народного праздника – День Первого Желтого Листа. Будут ритуальные танцы, жрец принесет жертву, потом будут поединки и народные песни. А люди будут на все это смотреть.

   - Мы будем танцевать для людей? – сообразил он.

   - Именно! А тебя нарядим в жреца.

   - Что? – вот это уже не укладывалось в голове. - Как так – в жреца? Разве такое можно? Разве это не нарушение обычая?

   - Нарушение – это если ты на самом деле возомнишь себя жрецом, а когда ты исполняешь роль жреца на выдуманном празднике – это никакое не нарушение. Кроме того, в нашем обычае петь и танцевать, устраивая поединки, а в обычае человеков – смотреть на разные разности. Так что никакого нарушения нет!

   - Ты высокий, сильный, молодой, и твоя корона выше всяких похвал, - из стойла напротив откликнулся еще один рогач. – Раньше у нас роль жреца исполнял Теплый Ветер, но он однажды серьезно повредил ногу и почти не ходит. Кость срослась неровно, и теперь он не сможет работать никогда. И тем более – не сможет танцевать. А ты – другое дело!

   - Кроме того, исполнителю роли жреца положена отдельная плата. Как раз для того, чтобы приобрести тебе приличные штаны и насадки на острия короны.

   Это последнее решило дело – платили грузчикам каждую неделю, но так мало, что откладывать не получалось ни одного медяка.

   - Я согласен, но… я ведь не знаю ни одного ритуала. И просто не смогу станцевать и вызвать духов! Какой из меня шаман?

   - Самый обыкновенный. Думаешь, человеки знают, какими должны быть шаманы в нашем племени?

   Холодный Туман припомнил человеков, которые навещали его родное стадо. Там они видели настоящих шаманов. Но придут ли знающие правду гости на праздник? Оставалось надеяться, что нет.

   Приготовления к празднику затянулись. Рогачи работали практически без выходных – выходными для нелюдей официально считались дни их народных праздников, день рождения императора и самый первый день нового года. Все остальное время нелюди работали, лишь иногда позволяя себе отлучиться пораньше, чтобы заскочить на рынок или посидеть в трактире. Так что готовились вечерами, перед тем, как отойти ко сну. Одни чистили короны и копыта, другие репетировали танцы и поединки, третьи изготавливали гирлянды из цветов и листьев, четвертые украшали площадку в двадцати шагах от дома. Там росло сухое дерево с обломанными сучьями, на стволе которого резчики в давние времена вырезали глаза, рот и нос, а обломанные сучья обработали так, что они действительно походили на рога – только таких рогов было аж три пары. Впрочем, как пояснил Серое Облако, это изображало великого духа предков, который и должен иметь много корон.

   Сейчас дерево украшали зелеными ветками, заготавливали первые желтенькие листочки – рыскали по кустам, внимательно осматривали кроны деревьев и отмечали каждый начавший желтеть лист. В городе действительно на некоторых деревьях листва почему-то желтела раньше природного срока. Такое одно дерево росло неподалеку от «идола духа-предка». К нему проложили дорожку из камней и зеленых веток. Ветки срезали с кустов с таким расчетом, чтобы потом они пошли на еду. Готовили хмельной напиток из перемолотых зерен – как объяснил Серое Облако, человеки будут рады отведать блюда дикарской кухни, как они называли все, что изготовлено нелюдями. И за право выпить чашку мутной жидкости они тоже готовы платить деньги.

   Самого Холодного Тумана готовили к роли шамана накануне. Он почистил шкуру, расчесал гриву, натер как следует копыта и рога. На рассвете за несколько часов перед праздником его нарядили в юбочку из клочков тряпок, шкурок различных мелких зверьков и букетиков сушеной травы. На толстую шею набросили двойную нитку «бус» из сушеных ягод, птичьих черепов, просверленных камешков и раковинок. Яркой краской нанесли узоры на щеки, руки и грудь. Несколько ярких тряпочек повесили на корону. Они свисали перед глазами, мельтеша и отвлекая, но снимать было нельзя – как-никак, это часть его «роли».

   - Но я не умею, - пробовал спорить он, пока Серое Облако вместе с отставным «бывшим» шаманом Теплым Ветром обряжали его в четыре руки.

   - И не надо уметь, - одна нога у Теплого Ветра теперь была намного короче другой, так что он мог только стоять, балансируя, а передвигался прыжками или ползком. – Попрыгай, помахай руками, что-нибудь заунывное промычи. Ну, изобрази сначала страх, потом – гнев, потом – радость. И побольше непонятных слов и жестов. Человеки это любят. Ты вообще танцевал дома-то?

   - Ну, танцевал. Боевые танцы и любовные…

   - Везет, - вздохнул Теплый Ветер и сел на пол, давая отдых уставшей ноге. – А вот я только смотрел. Ну, и учился тайком, за кустами. Меня за это учение, как за нарушение обычая, и выгнали из стада.

   - Мы сейчас тоже нарушаем обычай, - сказал Холодный Туман, но его слова пропустили мимо ушей.

   Праздник начался с музыки – рогачи били в барабаны, дудели, положив на губы листики с деревьев и меняя их то и дело, когда они рвались от мощного дыхания. Кто-то постукивал выдолбленной тыквой, в которой перекатывались мелкие камешки. Еще несколько рогачей пели – ревели и выли, запрокинув головы. Остальные участники представления столпились вокруг, притоптывая ногами в такт музыке.

   Зрители шли на этот шум и рев по тропинке. Спрятавшись за развалинами какой-то пристройки, Холодный Туман исподтишка наблюдал за человеками. Они шли поодиночке и небольшими группами по двое-трое, озираясь по сторонам, как малые дети. Подталкивали друг друга локтями, шепотом делились впечатлениями, указывали на украшенные цветами деревья – те, на которых уже появились один-два желтых листика.

   «Шаман» должен был появиться позже, и самое начало праздника Холодный Туман пропустил. Он не видел, как человеки расхаживали по поляне, как пробовали хмельной напиток и мешанку из овощей и фруктов, как внимали звукам музыки и песен. Предполагалось, что песни и заклинания будут звучать на туземном наречии, но, прислушиваясь к далеким воплям, Холодный Туман узнавал одно слово из пяти-шести. Остальные были тарабарщиной, неизвестно, откуда взявшейся.

   Но вот прозвучало троекратное:

   - Это! Это! Это! – и он выбрался из кустов. Заревел, запрокинув голову и ударив себя кулаком в грудь раз, другой. Потом затопал ногами, замотал головой, словно крепко спал и не доволен внезапным пробуждением.

   Соплеменники заголосили в ответ. Оказавшийся поблизости Серое Облако взмахнул рукой, мол, пора! Сам Серое Облако нацепил на себя венок из цветов и раскрасил плечи и грудь краской, оставшейся от узоров на теле «шамана». Раскрашенными были и многие рогачи – на кого краски не хватило, тот просто натер шерсть соком травы или вымазался в глине. Эти ревели и били копытами в землю с особым рвением.

   Холодный Туман прошел сквозь толпу, вспоминая на ходу, как действовали настоящие шаманы. Обычно они сразу привлекали к себе внимание и, едва заметив в стороне человеков, он подпрыгнул на месте, схватил росшее поблизости молодое деревце, выдернул его с корнем и закружился, запрыгал, размахивая этим посохом и колотя комлем по стволам деревьев.

   - Ао! Бао! Р-ро! – выкрикивал он.

   - Ао! Бао! Ро! – с третьего раза подхватили остальные, расступаясь в разные стороны, чтобы не получить древесным стволом по голове.

   Вихрем пробежавшись по поляне перед «духом предка», он вспомнил, что надо еще и станцевать и, остановившись перед деревом, начал исполнять один из ритуальных танцев, а именно танец молодого жениха. Все рогачи высокого происхождения, достигшие определенного возраста, исполняли этот танец перед старейшинами, показывая, что они тоже взрослые. По этому танцу старейшины и судили, допускать ли новичка до первого поединка в этом году или ждать следующего. Из собравшихся здесь холостяков этот танец в свое время исполняли, наверное, всего двое-трое, для них увидеть его еще раз было диковинкой. Со всех сторон стали раздаваться восторженные крики и топот ног. Кто-то запрыгал и затанцевал тоже. Постепенно танец стали подхватывать и остальные. Даже те, кто не знал ни одного движения, старались подражать танцующим – кивали, топали, прыгали, имитировали удары ногами и размахивали коронами.

   Увлекшийся, Холодный Туман несколько раз боднул «духа предка» и только после этого, запыхавшись, упал перед деревом на колени. Воздел руки, взревел:

   - Великий дух предка! За что? Почему желтеет листва? Почему умирает краса лесов? Чем мы прогневили тебя? Ответь! Пошли знамение детям твоим? Доколи нам терпеть умирание лесов наших? Не исчезнут ли они вовсе с лица земли? Где тогда жить рогачам, детям твоим? Помоги нам, великий дух предка! Не допусти, чтобы прервался род твой!

   Он сам не знал, откуда берет эти слова и когда стоит остановиться. Запнувшись, склонился вперед, опираясь короной об основание древесного ствола, застыл так, словно внимая звукам из-под земли. Потом резко выпрямился, вскочил на ноги:

   - Дух предка вразумил меня, дети! Лес пожелтеет скоро, осыплются листья, но лишь для того, чтобы малое время спустя деревья снова оделись свежей сочной листвой. А старая листва пойдет нам на теплые перины. Дух предка заботится о детях своих!

   Краем глаза заметил Серое Облако. Тот еле заметно покачал головой – что-то новоявленный «шаман» делал не так.

   «Жертвоприношение!» – сообразил он и громогласно объявил:

   - Но для этого надо принести жертву! Задобрить духа предка и отблагодарить его за благую весть!

   Рогачи громкими криками встретили это сообщение. Серое Облако тихо кивнул головой и попятился, не спеша придвигаясь к державшимся в сторонке человекам. Там он стал что-то нашептывать им, пока остальные под присмотром Холодного Тумана несли к подножию дерева дары – плоды, цветы, всякие поделки из веток, коры и шишек.

   Наконец, все дары были свалены в кучу, и Холодный Туман, немного поразмыслив, со всей силой ударил по ней своим самодельным посохом.

   - Дух предка принял жертву! – крикнул он. – Радуйтесь! Веселитесь! Пойте! Пляшите!

   И, подавая пример, затанцевал на поляне, потряхивая короной.

   Праздник закончился. Зрители разошлись. Серое Облако высыпал на стол несколько пригоршней медяков и серебра. Рогачи крутили головами – они редко видели столько денег сразу. Несколько серебряных монет были вручены Холодному Туману, еще немного отложили на черный день, а остальное было поделено поровну между всеми участниками действа.

   - Одежду себе купишь, - наставлял новичка Серое Облако. – И насадки на зубцы короны. А то ты больно грозен!

   Штаны из плотной материи с небольшой щелью для хвоста были заказаны у одного из человеческих портных. Для зубцов короны отлично подошли резиновые мячики, которыми иногда играли человеческие дети. Разрезанные пополам, они плотно облегали рог. После всех этих покупок и посещения трактира денег практически не осталось. Хорошо еще, что рогачи привыкли довольствоваться малым – охапка соломы или опилок, рогожа вместо одеяла, деревянная миска – вот, собственно, все, что нужно, чтобы чувствовать себя вполне обеспеченным. Все это у Холодного Тумана было, и он считал, что жизнь удалась.

   Миновало всего несколько дней, когда однажды в разгар работы к нему подошел Серое Облако. Самозванный вожак не трудился, как остальные, перетаскивая тяжести, а лишь надзирал за работой, отдавал приказы и если помогал, то в крайнем случае, если не обойтись без еще одной пары рук. Он поманил новичка в сторонку:

   - Тут один человек хочет видеть тебя.

   Холодный Туман выпрямился, озираясь. Людей на набережной у причалов было много, большинство являлись купцами, матросами, портовой прислугой. От них пахло водой, мокрым деревом, дегтем, привезенными издалека товарами. Лишь откуда-то сбоку доносился приторный аромат цветов. Кто-то из человеков маскировал свой природный запах. Боялся, что его найдут по следам или ему просто не нравилось то положение, которое он занимает?

   - Зачем?

   - Он видел, как ты танцуешь ритуальные танцы, и хочет, чтобы ты станцевал еще раз!

   Наконец, удалось разглядеть того, пахнущего цветами. Он стоял в стороне, под кроной развесистого дерева, росшего на обочине. Дерево было пышным, листва сочной и казалась сладкой. Но деревья, растущие вдоль дорог, ломать было нельзя. Даже просто пригнуть веточку и обглодать листву уже грозило большим штрафом. Это было нарушение человеческого обычая – оберегать то, что приносит пользу.

   - Прямо здесь и сейчас?

   - Нет, конечно, - усмехнулся Серое Облако. – Какой ты еще наивный! Этот человек приглашает «шамана» к себе в дом. У него послезавтра будет праздник, и он хочет, чтобы ты станцевал перед гостями и показал свое искусство… Он платит за танец! Смотри, - на ладони вожака блеснули две серебряные монеты. – Одна мне, другая тебе. После выступления ты получишь еще столько же.

   - Еще одну монету?

   - Две монеты. Мне лишнего не надо. Я и так свое получил. Ты согласен?

   Иметь деньги всегда приятно. И не столь уж важно, заработаны они в поте лица или свалились, как снег на голову. Холодный Туман подумал и согласился. Конечно, танцевать ритуальные танцы без повода нельзя – это все равно, что беспокоить сердитого и усталого отца по пустякам. Но, с другой стороны, он не настоящий шаман. Даже если бы случайно в его монологе прозвучали отрывки настоящего заклинания, духи предков вряд ли откликнулись бы на призыв чужака.

   Его опять разукрасили в юбочку из тряпиц и шкурок, начистили рога, нарисовали «колдовские» знаки на груди, голове и шее. И в условное время он покинул пустырь, отправившись в гости.

   Несмотря на то, что прожил в городе три раза по семь дней и еще четыре дня, Холодный Туман не видел его большую часть. Если бы не Серое Облако, который довольно уверенно ориентировался на улицах, он бы заблудился в два счета.

   Особняк стоял в середине улицы, окруженный садом. У ворот дежурили два человека в синей униформе. Они пригласили «вызванных артистов» проследовать в сад, где им укажут место, где им надлежит стоять и ждать своего выхода.

   За деревьями был виден господский дом – голубой с белой отделкой. Дом был в три этажа, но казался больше, чем есть на самом деле, из-за высокого фундамента. По окнам и балконам вились гирлянды цветов. Тут и там в плошках с водой плавали свечи. По дорожкам между клумбами прогуливались человеки. Играла музыка, но, несмотря на то, что это была человеческая мелодия, ее хотелось слушать, слушать и слушать. Ни разу в жизни Холодный Туман не встречал ничего подобного.

   Музыка внезапно затихла, а вслед за нею стихли шаги и голоса гуляющих. Все гости вместе с хозяевами удалились в дом, на пир. Парк опустел. Остались только слуги, спешно приводящие все в порядок, и два рогача, ждущих, когда же вспомнят про них.

   Про них действительно вспомнили – через полчаса после того, как человеки удалились обедать, робеющая служанка-сатирра, вынесла, надсаживаясь, целое корыто очисток яблок и картофеля, а также несколько горбушек хлеба, посыпанных крупной солью.

   - Ой, - испуганно пискнула служанка, когда Серое Облако внезапно вырос перед нею среди травы. Чуть не выронила ведро и уже собралась бежать, куда глаза глядят, хотя, казалось, пугаться тут нечего. Рогачи вообще отличаются крайним миролюбием, и многие это знали. Кроме того, она была самочкой, а значит, ее, тем более, нельзя было обижать.

   - Не бойся, - вожак порой бывал мягок, вежлив, обходителен – и себе на уме. – Мы не причиним тебе зла. Скажи, скоро про нас вспомнят?

   - Ага, - закивала служанка и, понимая, что ее больше не удерживают на месте, развернулась и задала такого стрекача, что оставалось лишь дивиться.

   Но удивляться пришлось недолго – через несколько минут, когда они только до половины доели угощение, пришел слуга-человек и пригласил следовать за собой.

   Парк возле господского дома был украшен, как для большого городского праздника – везде огни, на лужайках ждали своего часа целые батареи праздничных фейерверков, тут и там высились причудливые статуи, различные беседки, гроты, миниатюрные копии каких-то странных сооружений. Рогачи таких никогда не видели и удивленно глазели по сторонам. Так хотелось обойти весь парк, но слуга торопил их дальше.

   В конце тенистой аллеи была устроена целая сценическая площадка. Возле сухого дерева, к которому была прилеплена деревянная маска какого-то уродливого лица с рогами, кругом торчали колья, на которых красовались черепа различных животных. Рядом лежал гладкий камень, испещренный рисунками, которые имели смысл явно только для художника. Вокруг камня лежали дары – фрукты, корзины с овощами, несколько хлебов, а также молодой сатир, изображавший жертву. Тут же тремя грудами были приготовлены дрова для трех костров.

   - Здесь, - слуга указал на подножие дерева. – Когда подойдут господа гости, начнешь танцевать. И будешь плясать, пока они не уйдут. Потом можешь немного отдохнуть – и до тех пор, пока не придут следующие… Вот здесь, - указал на миску, спрятанную в траве, - свежая кровь. Смажься перед началом.

   - Зачем? – слово «кровь» было ему неприятно.

   - Как – «зачем»? Разве вы, дикари, этого не делаете перед… ну, вот этим? – кивком головы указал на «сцену».

   - Нет. Мы никогда не приносим в жертву живых существ. И я хотел, чтобы все это – и его! – кивнул на сатира, - убрали.

   - Хозяин сам знает, что и как делать! – отмахнулся слуга. – Тебе платят не за то, чтобы ты тут командовал, а чтобы развлекал гостей его светлости! Мне некогда. Сейчас гости встанут из-за стола и пойдут гулять в сад.

   С этими словами он ушел, оставив рогачей одних.

   Холодный Туман обошел сооружение. Значит, вот так человеки представляют себе их капища? С деревом они, похоже, угадали. С кострами вроде бы тоже. А вот все остальное не соответствовало действительности. Ну как втолковать, что рогачи – исключительно мирное племя? Они, в отличие от козлорогов, даже оружия не имеют – им достаточно рогов и копыт! И сто лет назад, когда создавалась империя, потому и покорились людям после нескольких лет упорного сопротивления, что не хотели и не могли долго сражаться. А уж чтобы проливать кровь на алтаре, пытаясь задобрить духов предков, и речи быть не могло!

   Несколько минут спустя со стороны дома послышался легкий шум. Ухо уловило шаги, хлопанье дверей. Потом раздался грохот и в вечерний сумрак взвились фонтаны белых, желтых, алых и светло-зеленых огней.

   От неожиданности Холодный Туман присел, зажимая уши руками. От грохота закладывало уши, а глаза слепил блеск расцветающих в небе огней.

   - Что это?

   - Не обращай внимания. Обычное человеческое развлечение, чтобы отпугивать злых духов. Успокойся. Сейчас начнется, - Серое Облако похлопал его по плечу и отступил в заросли. – Если что, я буду рядом!

   Он выпрямился, тряхнул головой, поправил гирлянду на шее. Нашел возле камня обструганную палку с прикрепленным к ней черепом какого-то зубастого зверя – наверное, небольшой собаки. Судя по слабому запаху, череп еще недавно принадлежал настоящему зверю, убитому ради «достоверности» сцены.

   Человеки тем временем расходились по парку. Фейерверки взрывались непрерывно, и в небе раскрывались букеты диковинных цветов. В сумерках они смотрелись бесподобно. Забыв про все на свете, Холодный Туман с разинутым ртом любовался разноцветными огнями, забыв про свой недавний страх, пока к нему не подбежали два запыхавшихся сатира. По-приятельски кивнув «жертве», они торопливо стали разжигать костры.

   - Готовься! – крикнул ему один из них прежде, чем умчаться в кусты.

   Пламя весело лизало сухую траву, разгораясь и подбираясь к высушенным дровам, а по дорожке в его сторону не спеша шли несколько человек – пышно разодетые мужчины и женщины. Человеческих женщин – человечек – Холодный Туман вблизи пока еще не видел, а те, которые попадались на улицах, выглядели намного проще. Было ужасно любопытно, но предостерегающий кашель Серого Облака заставил вспомнить, зачем он здесь.

   - Аа-а-ао! – взревел он, воздевая руки к сумеречному небу. – Аа-а-ао! Великий дух предка! Воззри на детей своих! Обрати милостивый взор на наши скромные дары и не отвергай нашей мольбы!

   Говорить пришлось по-человечески, и он искренне надеялся, что духи предков не поймут чужого языка и не отзовутся на призыв. Ибо, исполняя роль шамана, он исполнял ее неправильно.

   Но деваться было некуда, и рогач затанцевал, подпрыгивая, топая ногами, потряхивая гривой и то и дело наклоняя голову, как будто собирался бодаться. Потом прошелся вокруг дерева в боевом танце. Вообще-то, его танцуют в паре – сначала «ведет» один танцор, а другой старается повторить его движения, потом они расходятся и сходятся снова для того, чтобы поменяться ролями. Но Серое Облако не спешил покидать своего укрытия, так что отдуваться приходилось за двоих.

   А вот зрителям, похоже, нравилось. Краем глаза Холодный Туман наблюдал за их лицами. Они улыбались, качали головами, не сводя с него внимательных глаз. Несколько раз, после серии особенно высоких и сильных прыжков, хлопали в ладоши и подбадривали веселыми голосами. Потом кто-то бросил на землю горсть чего-то мелкого и попятился, поворачиваясь спиной.

   Он продолжал танцевать, пока не явился Серое Облако. Окликнул, останавливая:

   - Передохни пока! Поешь яблока, - протянул спелый плод, а сам нагнулся к земле. – Ого! Мы с уловом!

   На его ладони лежало несколько монеток.

   - Нашим не дадим, - сказал решительно. – Это мы с тобой заработали сверх оговоренной платы. Гульнем…

   На дорожке опять замелькали чьи-то фигуры. К «сцене» приближалось еще несколько человеков. Серое Облако успел шмыгнуть за кусты, а Холодный Туман, отбросив огрызок, поднял руки к небу.

   - Ааа-а-о! – завел снова. – Ба-а-ао! О великий дух предка! Обрати взор свой на детей своих! Прими их жертву и даруй нам свое благословение!

   Он намеренно говорил по-другому, чтобы еще больше запутать духов. Выкрикнув эту молитву несколько раз, заплясал снова.

   На сей раз, монеток было всего три штуки, но лучше мало денег, чем ничего, и Холодный Туман даже обрадовался, когда увидел, что в его сторону направляются новые зрители.

   Он бы танцевал и дальше, но в эту минуту подбежал слуга-сатир:

   - Скорее! Вас зовут к восточному крыльцу. Хозяин хочет, чтобы вы станцевали для его дочери!

   На крыльце и верхних ступенях лестницы стояло несколько человек – судя по всему домашняя прислуга, которой не пристало присутствовать среди гостей. Холодный Туман в одиночку приблизился к ступеням, поклонился, взглянул исподлобья, высматривая своего работодателя. Вернее, его запах.

   Да вот же он! С ним рядом – его жена и маленькая, достававшая ему только до пояса, девочка, скорее всего, его дочь. Она что-то захотела спросить, но отец отмахнулся от ребенка.

   - Станцуй, шаман! Покажи нам свое искусство!

   Упрашивать себя он не заставил. Повел плечами, словно сбрасывая наземь давивший на них груз, притопнул ногой, выбирая место для первого движения…

   И в этот момент до его слуха долетел детский голосок:

   - Папа, а что сейчас будет делать коровка?

   Что? Его назвали коровкой? Этим толстым вечно что-то жующим животным с огромным выменем и маленькими рожками? Он – коровка?

   - Коровка, деточка, будет танцевать, - пояснил отец дочери.

   - Танцевать? – не унимался ребенок. – Но разве коровки танцуют?

   - Эта коровка танцует. Не мешай, Милица, а не то я отправлю тебя спать!

   - Хорошо-хорошо, папочка, только коровки не умеют танцевать.

   - А эта коровка умеет. Ну, Милица…

   - Это какая-то неправильная коровка. Может, она больная или голодная?

   - Нет, Милица.

   - Аа-а-а, наверное, она дрессированная, как те звери в цирке? – обрадовалась девочка и захлопала в ладоши. – Ну же, коровка, начинай! Папа и мама ждут! Я тоже жду. Давай, коровка, пляши.

   Но Холодный Туман словно оцепенел. Как во сне, он стоял и смотрел снизу вверх на человеческого ребенка, который в детской наивности своей только что нанес другому существу оскорбление. И ведь особой вины его в том нет – виноваты наверняка родители, не сумевшие внушить дочери, что коровы – это коровы, а рогачи – это совсем другое дело! Они, в отличие от коров, подданные империи вообще и императора в частности. Они – разумные мыслящие существа, которые просто стараются выжить в мире, который предназначен исключительно для людей.

   - Ну, что же, коровка! – девочка притопнула ногой. – Давай пляши! Почему ты не пляшешь? Может, позвать дрессировщика, папа? Где он?

   - Дрессировщик не нужен, - кивнул отец дочери и подался вперед: - Эй, ты там! Получишь в два раза больше уговоренного, но танцуй быстро! Это для моей дочери! У девочки день рождения. Ну же! Давай!

   Но Холодный Туман стоял, как примороженный.

   - Плохая корова, - вынесла вердикт девочка.

   Этого Холодный Туман вынести не мог. Пусть он всего лишь восьмой сын, но он сын вожака. И никто не имеет права разговаривать с ним в таком тоне. Он тряхнул короной так, что цветы посыпались дождем, развернулся и затопал прочь.

   Почуяв неладное, наперерез кинулся Серое Облако. Но он отпихнул вожака с дороги, не останавливаясь и все ускоряя шаг. «Коровка!» Его назвали коровой! Такое оскорбление смывается кровью, если кто не знал. Внезапно он почувствовал себя таким грязным, словно выпачкался в навозе и вдобавок на него опрокинули целый котел крови. На ходу срывая с себя гирлянды, стирая с шерсти ритуальные узоры, он направился к выходу, не обращая внимания на раздающиеся за спиной голоса. Сейчас, если бы кто-то попытался преградить ему путь, Холодный Туман показал бы ему, что рогачи, хотя и не любят воевать, вполне способны на убийство.

   В спину ударил крик человека: «Задержать!» - и он сорвался с места. Кто-то кинулся наперерез, но Холодный Туман вильнул в сторону, обходя загонщика. Чуть не налетел на второго, потом на третьего… Четвертого просто оттолкнул, сбивая с ног, высоко подпрыгнул, чтобы не задеть упавшего копытами, прибавил ходу…

   Уже у самых ворот его все-таки догнал Серое Облако. Сородич мчался со всех ног, словно за ним гнались.

   - Погоди, - запыхавшись, словно это он половину ночи непрерывно танцевал, воскликнул он. – Я все понимаю, да и ребенка того пригрозили наказать, но… Ты куда?

   - Не важно.

   - На, вот, - на ладони сверкала серебряная монета. – Твоя доля. На тебя там не сердятся. Предложили вернуться и…

   - Не надо.

   - Надо поблагодарить! Человек тебе все-таки заплатил и…

   - Не хочу! Уйди. Оставь меня!

   Ударил снизу по ладони, сбивая деньги на дорогу, и решительно зашагал прочь.

ГЛАВА3.

Если Лохматому что-то не нравилось, он начинал чесаться так, словно его заели блохи и вши одновременно. Этот зуд возникал как бы сам по себе и служил верным сигналом того, что что-то происходит не так. Вот и сейчас – не успел человек договорить, а между лопатками засвербело. Потом зачесалось левое ухо. Затем – правая рука. Словно блохи скачут по подшерстку. Он украдкой поскреб себя по предплечью, потом потеребил ухо.

   …Нет, начиналось все нормально. Человек передал приглашение через какого-то волчонка – мол, завтра, в условленном месте, приходить в одиночку и не опаздывать. О чем будет разговор – только намекнули, мол, денежный, и работа привычно-несложная.

   Лохматый, конечно, все проверил – примчался за полчаса до срока, обежал окрестности, все обнюхал и облазил, выискивая затаившихся патрульных. Никого не нашел, залег в кустах, ожидая человека. Дождался, позволил прийти первому, явившись позже на пару минут. И вот уже некоторое время слушает его монолог, чувствуя, как чесотка одолевает все сильнее.

   Ну, начать с того, что пришел гладкокожий не один. Неподалеку от него отирался, делая вид, что прогуливается, какой-то тролль. Но это еще полбеды – только глупец идет на встречу с ликантропом, не взяв с собой охранника или просто того, кто должен поднять тревогу. Но главное не это – человек изъяснялся так осторожно, такими околичностями, что Лохматый чувствовал, как понемногу теряет нить разговора.

   - А от нас-то что требуется? – буркнул, наконец.

   - Дело известное. Берете объект и передаете его в условном месте моему посланцу. Взамен получаете деньги.

   - Сколько? – разговор о деньгах требовал такого сосредоточения, что даже зуд прошел.

   - Пять империалов…

   - Двойных! – тут же отрубил он.

   Человек кивнул с таким видом, словно ждал и надеялся на такое возражение:

   - В качестве задатка. После завершения работы – еще десять двойных империалов. И лично вам по одному империалу за каждого из рекомендованных вами сообщников. Как вербовщику. Но получите вы эти деньги только после успешного завершения работы.

   - Задаток?

   - Останется у вас в любом случае, - человек пожал плечами. – Мы соблюдаем законы.

   Они стояли на углу улицы Зеленой и Тенистой, возле старого дома, который несколько выдавался вперед и нарушал ровную линию. Но зато благодаря его особенности между ним и соседним домом образовалась небольшая ниша и узкий проход между домами, ведущий во дворы. Человек делал вид, что любуется старинными зданиями Зеленой улицы, а Лохматый сидел на корточках в щели, готовый в любой момент прыгнуть, хоть вперед, хоть назад и бежать без оглядки.

   - Мы тоже, - зарычал он. – И хотим знать…

   - Зачем нам все это надо? Позвольте не отвечать на этот вопрос. Меньше знаешь – крепче спишь.

   Зуд стал нестерпим. Особенно яростно чесалось между лопатками. Не выдержав, Лохматый прижался к стене и поскребся об нее спиной. Стандартная отговорка, которую следовало понимать так: в случае реальной опасности заказчики просто выдадут исполнителей. Те, конечно, ни слова не смогут сказать о том, зачем и почему они похитили объект. И уж, конечно, не будут знать, кто заказчик. Человек нарочно стоял так, что ликантроп видел только его спину, волнистый парик и шляпу, щегольски сдвинутую чуть назад, чтобы прикрыть затылок и часть щеки. Похвальная предосторожность. Правда, Лохматый запомнил запах, но это был, скорее, запах духов. Он напрочь перешибал собственный человеческий аромат, хоть и сдобренный сильной примесью посторонних запахов. Впрочем, оставались еще голос, рост, эта манера помахивать тростью. И сама трость… Набалдашник у нее был из настоящей кости – уж за это-то Лохматый мог ручаться.

   - Хорошо, - кивнул он. – Допустим, я найду троих ловких крепких парней. Допустим, мы отправимся за объектом, выкрадем его… А дальше? Куда девать? Это ведь не яблоко, в карман не засунешь!

   - Отдадите мне, - ответил гладкокожий. – Или моему посланцу, если я сам не смогу прийти по каким-то причинам.

   Вернее: «Если я не захочу – а я обязательно не захочу, отговорившись срочными делами – наша вторая встреча не состоится. Скорее всего, вы будете иметь дело с такой же пешкой, даже не подозревающей, какую роль она, пешка, играет в этом заговоре сильных мира сего!»

   - В этом случае расплачиваться с вами будет тоже он…

   А вот это уже значило примерно следующее: «Платить я вам не намерен, хватит с вас и задатка!»

   Лохматый тихо зарычал:

   - Гарантии! Нам нужны гарантии!

   - Моего слова не достаточно?

   - Главное – не само слово, а кто его произносит!

   - Вот как? – человек присвистнул. – Впервые вижу ликантропа-философа…

   - А я не впервые вижу гладкокожего, не умеющего держать слово! – огрызнулся тот.

   - Но-но! Это оскорбление! Будь вы человеком, я бы вызвал вас на дуэль!

   - Ну, так и вызывайте! Все равно ведь не явитесь, прислав вместо себя представителя!

   Это уже было похоже на разрыв договоренности – раз стороны перешли на личности, значит, о деле можно больше не вспоминать. Но человек, помявшись, неожиданно спросил:

   - Ваши условия?

   - Гарантии. Нам нужны гарантии, что нас не кинут, не продадут и не подставят. И мы должны знать, на кого работаем. Хотя бы по имени.

   - Хорошо. Имя маркиза Атани вам что-нибудь говорит? – тихим шепотом поинтересовался человек и, чуть повернув голову направо, совсем чуть-чуть приподнял поля шляпы, позволив заметить, что собеседник не слишком молод, лет около сорока.

   Ну, предположим, говорит – то, что имя наверняка вымышленное.

   - Маркиз Атани… только он намного… - он осекся, сообразив, что чуть было себя не выдал.

   - Да, это мой дядя, и он намного старше меня. Вам этого достаточно? Скажу еще, что приду либо я, либо мой управляющий. Он сочинит совершенно невероятную историю, почему объект должен быть передан именно ему, вплоть до пророчества о грядущем конце света. Если вы последуете в ту же сторону, что и я, то за углом меня ждет фиакр. На козлах вместо кучера – мой управляющий.

   Посмотреть на сопровождавшего лже-маркиза нелюдя Лохматый хотел хотя бы издалека, и нырнул в щель между домами. Протиснулся в щель забора – разбежаться и перемахнуть было просто негде – пересек внутренний двор и выскочил через подворотню на соседнюю улицу. Как ни в чем не бывал, размахивая руками, прошелся мимо охранника, глянул через плечо, окинув нелюдя пристальным взглядом.

   Тот побагровел от возмущения, но ликантроп уже увидел его лицо и запомнил каждую черточку, не говоря уже о запахе.

   Тем не менее, они пустились вниз по улице Тенистой. Человек не спеша прогуливался по одной стороне улицы, ликантроп трусил собачьей походкой. Забежав вперед и убедившись, что фиакр стоит на месте, он сел прямо на мостовую, поджидая «маркиза Атани».

   На сей раз тот не обманул – мешочек с несколькими двойными империалами перекочевал из рук в руки, и Лохматый демонстративно надкусил одну.

   - Не доверяете? – поинтересовался «маркиз Атани».

   - Проверяю. Итак, - ликантроп скрестил руки на груди. – Я нахожу троих крепких парней, мы идем и делаем свою работу. Потом доставляем объект… куда?

   - Трактир «Львиная доля». Вход со двора. Знаете, где это находится?

   - Знаю, - зарычал Лохматый. Иногда его бесил снобизм и тупость человеков, которые не могут понять, что нелюди не рождаются тупыми. Что представители других рас имеют полное право и на образование, и на досуг. И что среди них есть даже немного образованные, умеющие читать, считать и с грехом пополам способные черкануть пару строчек своему «предмету страсти нежной».

   - Постучите условным стуком, - маркиз несколько раз ударил тростью о мостовую. Лохматый тут же воспроизвел стук по памяти.

   - Великолепно! Владелец трактира промышляет контрабандой. Он давно у меня на крючке и все просит, чтобы я скостил ему долг. Участие в этой… скажем, в этой акции поможет ему и избавит от части долга. А вы получите деньги.

   Ликантроп кивнул. Да, так получалось правильно. Этот человек сам не заметил, как выболтал больше, чем нужно. Даже если их схватят, у них будет достаточно сведений для того, чтобы притянуть к ответу и этого надушенного щеголя.

   - Итак, вы согласны? – маркиз распахнул дверцу сам.

   - Да.

   - Значит, так. Сутки вам даю на поиски среди своих сородичей трех подходящих парней. Еще сутки на разведку. И на третью ночь объект должен быть захвачен. Успеете в ту же ночь доставить его в условленное место - приносите сразу. А нет – продержите где-нибудь до утра, а сразу после заката – в трактир. Три-четыре дня и ни часом дольше.

   - Мы согласны, - ответил Лохматый сразу за себя и за тех неизвестных пока ему парней, которые вместе с ним пойдут на преступление. – Но почему – именно он? И почему таким способом? Это нарушение…

   - Обычая, - кивнул собеседник. – Я знаю. Вы, нелюди, столько обычаев притащили с собой из своих дебрей, что половину можно было бы запретить, и никто ничего не заметит! Но почему-то вы цепляетесь за свое прошлое, не зная, что оно тормозит вас на пути к процветанию! И я вам – вот лично вам! – мог бы рассказать, что, как, зачем и почему. А вы бы передали остальным. Но все ваши обычаи и традиции, если собрать их в кучу и внимательно прочитать, иногда противоречат одна другой. Так что, что ни делай, обязательно нарушишь какое-нибудь правило. Насколько быстрее пошла бы у вас эволюция, если бы вы отказались от этих храмов, этих ритуальных танцев и взяли на вооружение не палку и камень, а знание!

   Лохматый опять принялся чесаться. На сей раз это были бока и затылок.

   - Что с вами? Вы больны?

   - Нет. Просто я так лучше думаю.

   На самом деле это был отличный способ потянуть время.

   - Мы готовы, - сказал он наконец от своего лица и от лица еще троих незнакомых собратьев, которых еще надо было не только отыскать, но и уговорить на совместные действия.

   Холодный Туман шагал по вечернему городу.

   Первая мысль была вернуться домой, забиться в дальний угол, может быть, даже на второй этаж, куда никто из рогачей не лазит из страха высоты, и сидеть там в полном одиночестве, переживая поражение. Но туда рано или поздно придет Серое Облако, который видел, что произошло и обязательно властью вожака потребует, чтобы он присоединился к стаду. Сил на это не было, и Холодный Туман нарочно направился в противоположную сторону. Куда угодно, только подальше от сородичей.

   Был поздний вечер, на улицах стемнело, и начали зажигать фонари. В окнах многих домов светились огоньки, освещались двери трактиров и ворота больших домов. Прохожих на улицах с каждой минутой становилось все меньше и меньше. В полутьме они шарахались от рогача, как будто перед ними было не мирное травоядное, а как минимум выходец из Бездны.

   Тот долго брел, сам не зная, куда. Он устал, хотел есть. Кроме того, стоило поискать себе укрытие на ночь. Нет, рогачи не были исключительно дневными существами – в темноте они видели также хорошо, как на свету, но все-таки хотелось забиться в какой-нибудь укромный уголок.

   Таковой нашелся не скоро – дома стояли вплотную друг к другу так, что даже мышь не протиснется. Но, заглянув в какой-то переулок, он увидел, что ограда одного из домов выступает вперед так, что образуется небольшая ниша. В нее он и забился, свернувшись калачиком прямо на голой земле.

   Сон не шел. И не потому, что было неудобно спать – дома его постель ненамного отличалась от той, на которой он устроился сейчас. И под открытым небом ночевать тоже приходилось частенько. Нет, его терзали тревожные мысли о будущем, а также воспоминания о прошлом. Ясно, что после того оскорбления о том, чтобы продолжать жить, как ни в чем не бывало, речи нет. Надо изменить свою жизнь и измениться самому. Но как? В прошлый раз, когда его своим недостойным поведением оскорбила Тополиная Ветвь, он ушел из племени и перебрался в город. А куда перебираться теперь? Обратно в племя? Или вовсе уйти, куда глаза глядят? Мир велик. Кроме этой страны есть и другие. Конечно, в другое стадо рогачей ему хода нет – там своих самцов полно! – но, может, отыщутся другие родственные расы?

   В таких размышлениях он провел большую часть ночи, лишь иногда задремывая на несколько минут, а когда в воздухе запахло утренней свежестью, и темнота немного рассеялась, не выдержал и встал.

   Город просыпался. Тролли-дворники мели улицы, лепрехоны-фонарщики гасили фонари. Спешили по делам сатиры. На одинокого рогача они не обращали внимания, занятые своими делами. А он не решался спросить дорогу, поскольку сам точно не знал, куда идет. Куда глаза глядят.

   Рогачи, как и многие нелюди, жили ближе к окраинам. В центре города обитали немногие представители нелюдских рас. И он направился на главные улицы.

   Вернее, только попытался. Не знакомый с планировкой города, он просто брел, куда глаза глядят, пока не вышел на широкий проспект.

   Дома здесь были сложены из камня, покрытого слоем разноцветной штукатурки – он специально расковырял угол одного из зданий - и каждый имел четыре, а то и пять рядов окон, один над другим. Некоторые дома были всего в два ряда окон, но сами эти окна были такой высоты, что в них, как в двери, мог бы пройти даже он, со своими развесистыми рогами. Многие окна на первых этажах были забраны фигурными решетками и сильно отличались от окон, расположенных выше. Они были больше и иной формы – квадратные, с закругленным верхом или вытянутые в длину.

   Почти все первые этажи домов были заняты каким-то конторами, магазинами и прочими заведениями. Рабочий день уже начался, и все они уже открылись. Холодный Туман уже знал, что такое вывеска над входом, но вот читать по-человечески умел с трудом. Отдельные буквы знал хорошо и даже мог написать, а вот некоторые еще путал. Вот, например, что за буква в слове «Бакале…». Или как прочесть «Подарки… дл… л…им…»?

   - Что застыл, деревенщина? – его властным жестом попросили подвинуться. Какой-то человек под руку со своей подругой пытался пройти в магазин, вход в который загораживала туша рогача.

   - Читаю вывеску, - честно ответил он.

   Человеки рассмеялись. Женщина – необидно, даже весело, а мужчину всего перекосило.

   - Нелюдь, - буркнул он.

   Поскольку это слово просто обозначало представителя нелюдской расы, Холодный Туман решил не обижаться, а ткнул пальцем в надпись:

   - Что там написано?

   - Тебе, рогатый, это знать не обязательно! – ответил мужчина со свойственной его полу агрессией. Тоже нормально – что рогачи, что тролли, что люди – у большинства рас именно самцы всегда отличаются повышенной агрессивностью. А тут еще и его подруга рядом. Человек был просто обязан показать свою силу и власть, лишний раз доказывая, что он достоин иметь семью и способен ее защитить.

   Холодный Туман покачал головой и отступил, но тут именно человечка решила вмешаться.

   - Там написано: «Подарки для любимых», - прочитала она внятно.

   Рогач поклонился, благодаря за услугу.

   - Что, своей корове решил на рога ленточек купить? – тут же кинулся в атаку ее спутник. – Или себе седло? Тебе пойдет!

   Его поведение сейчас тоже не выходило за рамки – человечка без разрешения обратилась к чужому мужчине, и ее собственный кавалер был просто обязан вмешаться. Но на этом дело не кончилось. Женщина неожиданно рассердилась.

   - Ну, чего ты к нему привязался? – прямо на улице, в присутствии посторонних, прошипела она. – Стоял себе и стоял! Зачем сразу на драку нарываешься? Он же тебе ничего плохого не сделал!

   - А пусть он тут не стоит! – защищался мужчина.

   - А почему бы ему тут и не стоять? Мы тоже тут стоим вместо того, чтобы идти своей дорогой.

   - Вот и он пусть идет, куда подальше. От него воняет скотным двором!

   - Купи духи. Кстати, чем дольше мы тут стоим, тем дороже они тебе обойдутся!

   Холодный Туман с удивлением слушал перепалку. В его племени подруги не имели права отчитывать своих мужей при посторонних. Только наедине, когда никто не видит и не слышит. А тут она его ругает, а он даже не пытается ударить женщину! Поистине, человеки странные создания.

   Чтобы как-то сгладить конфликт, он отступил на два шага, толкнул дверь и сделал широкий жест:

   - Проходите!

   Женщина просияла:

   - Видишь, я была права! Он имел право тут стоять! Это – привратник. Какой сервис!

   Она одарила рогача широким оскалом, который у человеков назывался улыбкой, и прошла внутрь. Ее спутник окинул «привратника» ревнивым взглядом, но оценил ширину плеч, рост и размеры рогов и не стал конфликтовать. Сам же Холодный Туман счел за благо убраться отсюда подальше – изнутри шибануло таким густым букетом разных ароматов, что его чувствительный нос просто заболел. Дождавшись, пока и человек скроется внутри, он поспешил уйти прочь.

   Теперь он шагал по улице не просто так, а озираясь по сторонам и наблюдая за человеками и нелюдями. Этих последних тут было намного меньше – только время от времени проходил какой-нибудь сатир в курточке конторского служащего или мелькал под ногами коротышка-лепрехун. Ни рогачей, ни троллей, ни ликантропов так и не встретилось. Но это понятно. Тролли относились к ночным существам и днем без крайней необходимости на улицах не показывались. Ликантропы тоже старались не попадаться на глаза, а рогачи… даже хорошо, что он пока не видел сородичей. Может быть, позже, когда примет решение, он и найдет в себе силы навестить стадо.

   Пройдя улицу, вышел на набережную. Здесь было красиво, но и немного жутковато. Берега реки были каменными, два широких моста, украшенных скульптурами, изгибались над ее водой, отражаясь в них. Вдоль набережной росли аккуратные деревья, между ними стояли резные скамейки, а дома расступались в стороны, пряча свои каменные фасады за зелеными насаждениями. Аромат от листвы и недозрелых плодов декоративных кустарников исходил такой, что Холодный Туман остро ощутил голод. Последний раз он перекусил вчера вечером несколькими горстями мешанки из фруктов и смоченного каким-то пряным соком зерна. Но для рогача этого было мало. А ведь уже миновал полдень. Недолго думая, он сорвал несколько веток с ближайшего куста и принялся объедать листву, грозди недозрелых, вяжущих рот ягод и молодые побеги вместе с корой.

   Было вкусно. Но едва он потянулся за новой порцией веток, как послышался резкий свист и топот.

   Холодный Туман обернулся – по дорожке к нему бежал козлорог, размахивая дубиной.

   - А ну прочь! Пошел! Пошел!

   Он попятился, отступая перед превосходящим его противником. Козлорог был довольно крупным для представителя своего вида и широкоплечим. И пусть рогами его природа обделила, но силой рук и, главное, оружием, он превосходил рогача.

   - Но что я наделал?

   - Не-нельзя рвать! Не-нельзя трогать! Запрещено!

   - Почему?

   - Частная собств-венность! Нне для тебя сажали и выращивали!

   - А для кого? – Холодный Туман посмотрел на ветки в руке.

   - Для красоты!

   - Не понимаю…

   - И нне надо! Дереве-венщина! Уходи! – козлорог наступал, размахивая дубиной.

   - Но я хочу есть!

   - Ешь где-нибудь еще! Тут не-нельзя! Уходи! Уходи! И скорее!

   - Но неужели кому-то будет плохо, если я немного объем эти кусты?

   - Мне-не! Если ты не уйдешь, ме-меня накажут!

   Ясно. Козлорог работал сторожем и, как многие нелюди, двумя руками цеплялся за эту работу, которую не хотел терять. Холодный Туман его даже понимал – сам остался без работы, без крыши над головой, без цели в жизни. Он отступил и, наверное, так бы и ушел подобру-поздорову, если бы сторож не проявил излишнее рвение. Он протянул лапищу и вырвал у рогача те несколько полуобглоданных веток, которые тот так и держал при себе.

   - Отдай!

   - Ты отдай! Это мое!

   - Не-нельзя! Чужое! Хозяйское!

   - Да зачем они тебе? – Холодный Туман попытался силой отнять ветки. – Назад не приставишь, а мне нужно…

   - Не-нельзя! Чужое! Пошел прочь!

   Взмахнув ветками, козлорог ударил ими рогача по голове.

   Этого уже он не мог стерпеть. Удар едой, да еще и от нелюдя…

   Опустив рога, он атаковал. Быстро, коротко, почти без замаха.

   Ему еще не приходилось драться с представителями не своего вида, и действовал он машинально, как привык не только сам, но и сотни поколений рогачей до него. Подобный прямой выпад можно блокировать жестко или «слить» на сторону по всем правилам фехтования, но козлорог не сделал ни того, ни другого. Рога со всего размаха врезались ему в незащищенный бок.

   Шкура у этих существ не такая грубая и толстая, как у троллей, про которых ходят байки о том, что она каменная. Мол, ее ничем не пробьешь, стрелы отскакивают, а мечи и топоры оставляют разве что царапины. Но про козлорогов никто ничего не говорил. Острые кончики верхних отростков короны врезались в неожиданно мягкую плоть, и тот отчаянно заревел от боли, отмахнувшись дубиной.

   Холодный Туман получил удар, который сбил его с ног. Кувыркнувшись через голову и чудом не сломав шею, он вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, что на него с перекошенным от ярости лицом несется второй козлорог. Получив поддержку, раненый тоже встал и снова замахнулся дубиной. Он держал ее одной лапой, другую прижимая к распоротому боку. Темная, зелено-бурая слизистая кровь сочилась между толстых пальцев. Каждое резкое движение, несомненно, причиняло охраннику боль. Из-за этого он не мог двигаться достаточно быстро, и от второго удара дубиной Холодный Туман увернулся.

   - Я тебя… - прохрипел напарник раненого, замахиваясь снова, - только попр-робуй…

   - Я только хотел… Этого бы не было, если бы…

   - Да чтоб тебя! Ар-р-рх…

   Все-таки драться с представителем чужого вида не входило в планы рогача. Даже сейчас, за еду. Он попытался как-то улизнуть, но, на его беду, крики, топот и суета уже привлекли внимание посторонних. Кто-то громко закричал, послышался топот ног.

   - Городская стража! Что случилось?

   Несколько патрульных-человеков в кирасах, с короткими копьями и палашами приблизились, ненавязчиво перекрывая пути к отступлению. Рогачу пришлось бы либо сигать прямиком на зеленые насаждения, либо прыгать в реку.

   - Он, - козлорог оперся на свою дубину, тяжело дышал, - нарушал порядок. Объе-едал растения. Это запрещено! Ранил напарника…

   Второй сторож, которому попало в бок рогами, полусидел на земле, держась за распоротый бок. Рана все-таки давала о себе знать.

   - Портил, значит, городские зеленые насаждения? – уточнил один из человеков, у которого на шлеме красовалась небольшая желтая бляха. Про пострадавшего нелюдя он явно ничего не хотел слушать.

   - Я хотел есть. Я не хотел ничего плохого, - ответил Холодный Туман. – Я не думал, что их нельзя трогать!

   - Их сажают для того, чтобы на них любоваться, а не для того, чтобы всякие проходимцы набивали ими свои животы.

   - Но я хотел есть…

   - И ради этого напал на сторожа? – патрульные наконец-то обратили внимание на державшегося за бок козлорога.

   - Я защищался. Он первый начал…

   - Он находился на своем посту. Он имел такое право, - старший патруля махнул рукой, словно разрубая что-то невидимое. – Значит, так! За порчу городских зеленых насаждений, за ранение государственного служащего и за сопротивление властям… ты арестован.

   - Что? – он первый раз слышал это слово.

   - Арестован, - патрульный вздохнул и возвел глаза к небу – мол, Первопредок, ты видишь, с какими тупицами приходится работать? – это значит, что ты должен будешь пойти с нами в тюрьму.

   - Почему?

   - Таков порядок. Сначала в тюрьму, потом поглядим… Эй, ребята, давайте его стреножим!

   Значение последнего слова он не понял. Смысл дошел позже, после того, как двое патрульных нацелили на него копья, в то время как еще два с двух сторон проворно шагнули ближе и ловко захлестнули на бабках два шнура. Оба быстро связали, оставив концы такой длины, что арестант смог передвигаться только коротенькими шажками, или прыгая.

   Конечно, можно было распутать шнуры, но это требовало времени, а патрульные держали копья наизготовку. Двое заняли места с боков, еще двое – впереди, вместе с начальником, и еще двое – сзади.

   - Шагай-шагай! – старший патрульный оглянулся на пострадавшего козлорога: - Ступай, обратись к своим хозяевам. Пусть выпишут тебе внеплановый выходной! Заработал!

   Раненый с помощью напарника с трудом поднялся на ноги и, согнувшись в три погибели, заковылял прочь. Судя по всему, он пострадал не сильно и больше играл на публику и явно был разочарован тем, что все так закончилось. Но почему нелюдь радовался проблемам другого нелюдя? Ведь они должны поневоле держаться вместе!

   Впрочем, все эти мысли не занимали Холодного Тумана. Он был арестован – это было гораздо серьезнее.

   По рассказам сородичей и обрывкам подслушанных разговоров он представлял себе тюрьму как массивное здание, разделенное на небольшие комнатки-камеры, где годами сидели узники, ожидая освобождения или хоть каких перемен в судьбе. За каменным забором действительно обнаружилось массивное мрачное строение, окруженное многочисленными пристройками. Его повели к одной из них, и Холодный Туман был слегка разочарован.

   - Меня разве не в тюрьму?

   - В нее, куда же еще…

   На первом этаже его внимательно осмотрели, проверили, есть ли при себе личные вещи. После чего подвели к массивной решетке, отгораживающей часть этажа. К его удивлению, там, за решеткой, уже собралось несколько человек и нелюдей – глаз заметил молодого ликантропа, сидевшего в уголке и двух перепуганных молодых самцов-сатиров.

   - Меня сюда? Но я думал, что сначала должны отвести в камеру…

   - Это и есть камера для таких, как ты! Пошел!

   Он осторожно переступил порог загона. Сзади лязгнула решетка.

   Он осторожно осмотрелся, изучая обстановку.

   Загон был довольно просторным – тут могло поместиться еще десятка два человеков. Три стены были каменными, одна с небольшим зарешеченным окошком, четвертая представляла собой прочную решетку с калиткой, сейчас запертой на висячий замок. Обстановки никакой не было – только вдоль двух из трех стен протянулись в два ряда дощатые настилы, занятые людьми. Нелюди располагались на полу. Грязный пол, видимо, никогда не мыли и не подметали. Мусор, земля, подсыхающие лужи какой-то жидкости. Из дальнего угла, где стояло ведро, разило мочой и нечистотами. В сочетании с запахами давно не мытых человеческих тел, старого тряпья и прокисшей еды вонь тут стояла еще та. Для чувствительного носа рогача это было настоящим кошмаром. Мельком подумалось, что не зря сатиры и ликантроп выглядят такими подавленными – им, наверное, тоже тяжело дышать этим воздухом.

   Человеки заинтересованно подняли головы. Кто-то даже привстал, чтобы получше рассмотреть новичка. Сатиры испуганно отодвинулись подальше, и только ликантроп остался сидеть неподвижно, обхватив колени руками и отвернувшись.

   - Э-э…добрый день, - сказал Холодный Туман.

   - Добрый, - проворчал один человек и сплюнул прямо на пол, и без того грязный и заплеванный. – Какой он добрый, - и добавил несколько грубых слов. Рогачи так не выражались, подобная брань была привычной в устах именно человеков и ликантропов. – Загнали в эту дыру… Теперь всему хана!

   - Да расслабься, Чушка, - лениво посоветовал ему второй человек, полулежавший на скамье. – Отдыхай!

   - Ага, пока работать не заставили, - мрачно кивнул тот, кого только что назвали Чушкой.

   - Работать? – заинтересовался Холодный Туман. – А разве…

   - Теленок, - фыркнул Чушка. – Как есть теленок! Даже нападать на такого грех… Ты что думал, тут тебе дом отдыха? Нет, милый. Попался – так готовься за все расплатиться сполна. Погонят тебя с нами вместе на каторгу…

   - Чего ты его пугаешь? – третий человек вступил в беседу. – За себя говори! Может, он ничего такого не совершил… За что тебя взяли-то?

   - Я…от своих ушел, - стал вспоминать Холодный Туман. – По улицам бродил. У ворот каких-то ночевал…

   - Бродяжничал, стало быть? – человек даже обрадовался. – За это и замели?

   - «Замели»? - переспросил он. – Нет, никто меня не подметал… Сторож был. Козлорог. Веток не дал наломать. А дворника не было…

   - А ветки-то тут при чем?

   - Ну, ветки, обычные. С кустов. Я есть хотел, а они растут. Ну и наломал, а он тут как тут. Кричать стал. Угрожать… Ну, я и…рассердился.

   - Еще бы не рассердиться, - человек подмигнул своим товарищам. - Уже пару веточек на улице сломать нельзя.

   - Не на улице. Там… - он замялся, не зная, как описать то место, где побывал. В словаре рогачей не было подходящих слов, а из городских сородичей никто никогда туда не заходил. – В центре города, там река с каменными берегами, а рядом посадки. И ограда железная. Вот за той оградой они и росли, а я…

   - А ты в сквере, что ли, решил веток наломать? Ну, ясное дело! Порча государственной собственности, - человек встал, подошел, похлопал по плечу, хотя для этого его понадобилось встать на цыпочки. – Повезло тебе, рогатый. Загремишь по полной…

   - Греметь? Чем?

   В ответ раздался смех. Даже ликантроп, упрямо смотревший в другую сторону, презрительно фыркнул.

   - Покатишься так, что только костями греметь будешь, - пояснили ему. – За такое как раз каторга и полагается… Только ты не бойся! Пропасть не дадут!

   - Кто?

   Человеки переглянулись. У рогачей отсутствуют мимические мышцы, и по лицу практически нельзя прочесть их эмоции, посему они научились угадывать чувства других по движению ушей, наклону головы, выражению глаз. И сейчас Холодный Туман по глазам собеседников понял, что они о чем-то серьезно размышляют, пытаясь беззвучно посовещаться. Чтобы не мешать новым знакомым, он отошел на несколько шагов и присел на пол, отыскав более-менее чистый участок.

   Настроение было подавленным. От резких запахов свербело в носу, хотелось чихать. Он задыхался от вони и непривычной тесноты. Рогачи не привыкли к замкнутым пространствам. В их домах даже настоящих дверей не было – только в городе они переняли некоторые человеческие привычки и стали закладывать входное отверстие досками. А здесь, в окружении каменных стен, да еще и за решеткой, ему стало по-настоящему плохо. Хорошо хоть, от вони голод перестал терзать. В таком состоянии, как сейчас, он все равно не смог бы проглотить ни одного листка.

   - Привет, рогатый, - произнес кто-то рядом.

   Он обернулся. Ликантроп придвинулся ближе, скалил зубы в улыбке.

   - Не узнал? – подмигнул он. – А я тебя сразу срисовал, едва ты на пороге показался. Ну, думаю, каким ветром эту птицу сюда занесло?

   Холодный Туман смотрел на него и ничего не понимал.

   - Неужто вправду не помнишь? – ликантроп даже развеселился. - Мы же на пустыре встречались, когда ты так лихо с парнями чужой стаи разбирался!

   - Вспомнил, - кивнул он. – Ты сказал, что тебе дали прозвище Лохматый…

   - Да! – обрадовался тот. – Ну, здравствуй еще раз. Как жизнь?

   - Плохо, - признался рогач. – Сюда вот попал…

   - Это не плохо. Это нормально. Рано или поздно, все наши сюда попадают, - Лохматый окинул взглядом загон с таким видом, словно сам его и устроил. – Собственно, это даже хорошо.

   - Чего тут хорошего, если потом… ну… они какое-то слово сказали…ка-гор…кар-гор…ка-рот…

   - Ка-тор-га, - по слогам произнес его собеседник. – Это для человеков. Наших выкупают.

   - Кто?

   - Свои. Собираются и выкупают. Или помогают бежать.

   - Откуда?

   - С каторги. Мне вот помогут, и я сижу, жду, когда за мной наши явятся. А за тобой кто придет?

   - Не знаю, - Холодный Туман посмотрел сквозь решетку на коридор. Там, где он пересекался с другим, ходили патрульные. Ухо ловило далекие голоса, шум шагов, стук дверей, какие-то мелкие шумы, обозначающие, что в здании идет своя жизнь.

   - Твои не знают, что ты тут оказался?

   - Нет. Я от них ушел.

   - Что, совсем? – ликантроп даже взвизгнул по-собачьи.

   - Да, - пришлось признать. – Не могу я так жить, как они хотят…

   - Это правильно! Это по-нашему, по-мужски! – Лохматый потрепал его по плечу. – Есть много более достойных занятий. И намного легче, и забот меньше, и работать почти не надо…

   - Это как?

   - А вот так! Делать только то, что нравится, то, к чему лежит душа… Вот тебе что нравится больше всего?

   - Тишина, - подумав, сообщил он.

   - Делать что нравится, дубина!

   - Не знаю. Одно могу сказать – таскать тяжести с утра до ночи мне точно не нравится.

   - Не приучен, стало быть, к тяжелой работе? Ну, это нормально. Пусть лошадь тяжести таскает – у нее спина широкая. А к чему приучен? Драться?

   Холодный Туман вспомнил родное стадо. Перед глазами замелькали знакомые лица. Приятели-ровесники, старшие самцы, их подруги, дети…Он не видел их уже два месяца, но сообразил, что имена некоторых уже не помнит. Нет! Помнит! Все он помнит до мелочей. Голоса, облик, характеры сородичей. С высоты прошедших месяцев они казались посторонними, вспоминалось все в ином свете, и он неожиданно ясно вспомнил брошенные Тополиной Ветвью слова: «Ты не такой, как они!» Странно, но ему понадобилось полностью изменить свою жизнь, бросить вызов стаду и попасть за решетку, чтобы понять, что подруга была права. Если бы он был таким, как все, он бы не ушел из стада, сочтя себя оскорбленным. Он бы жил, как ни в чем не бывало. Если бы был таким, как все, не обиделся бы на слова ребенка и не бросил работу. Если бы был таким, как все, не копался бы сейчас в прошлом, выискивая ответы на сложные вопросы.

   - И драться тоже, - уклончиво ответил он. – Но больше всего…думать.

   Лохматый взвизгнул, что означало у него удивление и недоумение одновременно.

   - Ишь ты, - протянул он. – Думать… ничего себе! Ну, это…

   - Это никому не нужно, - согласно кивнул он.

   - Да не боись! С таким талантом найдем мы тебе применение! – обнадежил ликантроп. – Не пропадешь! А жить будешь – всем на зависть!

   - Здесь? – неожиданно вмешался в разговор один из человеков. – Или в тюрьме? А может, на каторге? Там, говорят, хорошо бывает тем, кто умеет выживать.

   - Скажешь тоже – «на каторге»! – оскалился Лохматый. – Нет уж, на вашу каторгу я не попаду. Я и здесь-то не задержусь надолго.

   Человеки усмехнулись – мол, знаем таких. На словах только хороши хорохориться. А то никто не знает, что за арестованного «на горячем» ликантропа патрульный сразу получает премию. А если, паче чаяния, изловить кого-то, находящегося в розыске, жди повышения по службе. И вот так просто выпустить из рук премию или пару орденских нашивок? Нет, люди не так устроены!

   Однако оказалось, что Лохматый прав.

   Прошла пара часов. За это время доставили еще одного человека, пьяного дебошира, вздумавшего затеять драку и кого-то покалечить сгоряча, да выпустили сатиров. Те долго рассыпались в извинениях и убежали, сверкая копытцами. Для большинства сатиров репутация значила многое – из-за того, что пробыли в участке лишние полчаса, оба они могли остаться без работы.

   А еще через час неожиданно пришли за Лохматым.

   Явился не старый ликантроп, просить за молодого глупого щенка, нарушившего законы стаи. Пришел какой-то человек, с порога внеся значительную сумму – залог за его голову. Лохматый с веселым оскалом наблюдал сквозь решетку, как посетитель выясняет отношения с дежурным, как тот составляет рапорт, как оба поднимаются на второй этаж в кабинет начальства и как, спустившись назад, дежурный садится писать второй рапорт. Потом деньги под расписку перекочевали из рук в руки, и загон отворили:

   - Выходи!

   - Я же говорил – долго тут не задержусь! – подмигнул ликантроп, выпрямляясь. – Ну, бывайте здоровы! А я пошел! Дела, знаете ли!

   И убрался, на прощание сделав всем размашистый жест – одновременно веселый и оскорбительный.

ГЛАВА4.

После его ухода Холодный Туман погрузился в размышления. Обычно нелюдей выкупали соплеменники. Человеки практически никогда не ввязывались в отношения между чужими расами и предоставляли их представителям самим решать возникающие проблемы. За исключением, конечно, тех случаев, когда эти проблемы грозили неприятностями и самим человекам.

   А есть ли такой шанс у него, рогача из далекого стада? Он не такой, как все. Значит, и его участь должна быть не такой. Но что делать?

   - Эй! – позвал он дежурного. – Человек!

   - Ты мне? – тот откликнулся не сразу.

   - Тебе, человек.

   - Я тебе не просто человек, а младший констебль Прусс. Так и обращайся «господин младший констебль Прусс»!

   Холодный Туман повторил. Слово в слово.

   - Запомнил? Чего тебе?

   - Выпустите меня…э-э…господин младший констебль Прусс!

   Тот усмехнулся. Человеки, его соседи, тоже засмеялись.

   - Ишь, чего захотел! Не велено!

   - Почему? Я больше не буду…

   - Все так говорят! И все всегда, стоит только их отпустить, снова спешат нарушать закон. Нет уж, попался, так сиди и жди.

   - Чего?

   - Отправки на штрафные работы. Поработаешь месяц-другой в каменоломне – и на свободу с чистой совестью!

   Месяц-другой! Почему-то ему это не понравилось.

   - Это обязательно?

   - А как же! Кто, кроме вас, в каменоломнях работать станет? Там тяжело, по доброй воле никто за большие деньги не пойдет, а такие, как вы, нарушители закона, там просто на вес золота. Так что сиди и набирайся сил!

   В безделье день тянулся медленно. От скуки Холодный Туман сквозь решетку наблюдал за жизнью отделения. Вернулась с обхода дневная стража, на смену ей подоспела ночная. Одни человеки заканчивали работу в то время как другие ее только начинали. В коридоре и нескольких выходящих в него комнатках, где они отдыхали, было шумно, тесно, оживленно. Патрульные говорили все разом, делясь новостями и размышлениями. Обсуждали какую-то облаву и сетовали, что некому проникнуть в те кварталы незамеченным.

   - Заметят… предупредят…

   - Они и так заметят…

   - Да, но хоть немного позже. Уйти не успеют…

   - А если…попросить?

   - Кого просить? И кто за такие деньги согласится? Из своего кармана добавишь? Большое у тебя жалованье, чтоб просто так им разбрасываться? А идейных среди этих отродясь не было. Их законы строгие. Чуть что – сами же и прирежут!

   - Так чего? Уйдут ведь…

   - Начальство придумает, что делать.

   - Ага. Ему делать нечего, только думать…

   Человеки за решеткой, как оказалось, тоже прислушивались к разговору.

   - Эх, ведь они облаву планируют, - вздохнул один. – По Воробьиным норам, небось, пройтись хотят… И предупредить некому…

   - Найдется, кому предупредить, - утешил его второй. – Там полно ушей, носов и глаз. Только патрульные сунутся – живо их раскусят…

   - Ага, - кивнул третий. – Пополам!

   - Но предупредить бы все равно не мешало, - гнул своё первый.

   Холодный Туман не вникал в услышанное. Про Воробьиные норы он слышал первый раз в жизни и не понимал, что в них такого странного, кроме того, что воробьи, кажется, не живут в норах. Или это какие-то другие воробьи? Особенные?

   Задумавшись, он не сразу сообразил, что в дальней части коридора, у самого входа, возникло оживление. Кто-то еще пришел.

   Знакомые низкие грудные голоса и характерный запах шерсти он уловил с тревогой и недоверием. Рогачи? Тут? Почему?

   Да, нос его не обманул. Два самца о чем-то беседовали с дежурным, который несколько минут назад сменил младшего помощника Прусса. Тот выслушал посетителей, потом велел подождать, ушел куда-то и пару минут спустя вернулся. Стал писать рапорт.

   Он чутко прислушивался. Дежурный интересовался именами, адресом, местом работы обоих самцов и… его самого. Он ясно уловил свое имя. О чем там речь? Чуткий слух позволял подслушивать даже на расстоянии, но голоса, шаги и шум, производимые другими патрульными, мешали сосредоточиться.

   Закончив писать и заполнять толстую книгу, дежурный прошел к загону и отпер решетку.

   - Кто тут Холодный Туман? На выход.

   - Отпускают? – заволновались человеки. – Вот, значит, как? Ну, повезло, рогатый!

   Он переступил порог. Два рогача из его стада стояли перед ним. Оба уже немолодые, их короны были у одного с тремя, у другого с четырьмя отростками, грива и челка поседели. Старший годился ему в отцы. Его имя он помнил – Первый Дождь.

   - Холодный Туман, - дежурный стоял рядом. – Тебя выпускают под залог потому, что эти двое за тебя поручились и внесли выкуп. Все по закону, и, как новичок, первый раз нарушивший закон, ты имеешь право на освобождение. Но во второй раз такой номер не пройдет.

   - Я больше так не буду, - пообещал он.

   - Благие намерения… Хотелось бы верить.

   - У меня тоже есть честь, - сказал он. – Я сожалею о том, что пришлось так поступить. У меня не было выбора и… необходимого опыта.

   - Теперь у тебя есть и то, и другое, - намекнул дежурный и сделал широкий жест. – На выход!

   Первый Дождь посторонился, кивнув головой:

   - Пошли.

   Зашагал впереди, на правах старшего. Замыкал шествие его спутник. Холодного Тумана пропустили в середину – обычно при переселении на новое место или в походе именно здесь было место подруг с детьми. То, что его временно низвели до положения ребенка, обижало. Но, с другой стороны, явившиеся за ним соплеменники были старше. Для них он был неразумным теленком, попавшим в беду и спасенным.

   Любопытство заставило его задержаться на пороге. Он вывернул шею, рассматривая помещение. Широкий коридор, в который выходили четыре двери, решетка, отделявшая его дальний конец, стол дежурного, поставленный так, что не разбежишься, не врезавшись в него. Две лестницы на второй этаж. Три двери из четырех распахнуты настежь. Видно, что там сидят на лавках и у столов, переодеваются и вообще живут своей жизнью патрульные.

   Кто-то попытался протиснуться мимо, толкнул локтем:

   - Пошел! Встал тут…

   - Извините, я…

   - Не мешай!

   Человек в простой одежде шмыгнул к столу дежурного, что-то быстро прошептал. Тот указал глазами на лестницу, и посетитель поспешил туда.

   - Чего застыли? – дежурный обратил внимание на рогачей. – Не мешайтесь тут!

   - Идем, - Первый Дождь взял его за плечо. – Пора.

   Он последовал за сородичами с некоторым сожалением. Потом вспомнил кое-что.

   - Спасибо!

   - Не благодари, - отмахнулся Первый Дождь. – Или благодари не только меня. Все стадо скинулось, чтобы тебя вытащить.

   - Спасибо, - с чувством повторил он. – Вот уж не думал, что…

   - Что мы бросим своего сородича человекам? – фыркнул второй рогач. – Да ни за что! Нас не так много, чтобы разбрасываться каждым…

   - Хотя кое-кто считает иначе, - коротко бросил Первый Дождь.

   - Кто?

   - Серое Облако, - пояснил рогач. – Когда нам сказали, что ты сидишь в участке, он только отмахнулся – мол, раз сидит, то так тому и быть.

   Вот как. Это было обидно. Хотя, если вспомнить, что они поссорились перед расставанием, вожака можно было понять.

   - Но вы все равно пошли против вожака? – уточнил он.

   - Да какой Серое Облако вожак! Так, просто парень, который громче всех мычит и то и дело лезет в драку, чтобы доказать свою правоту. Настоящего вожака у нас нет. Мы – вольная диаспора. Тут все равны. И если Серое Облако командует, то не потому, что сильнее, а потому, что остальным наплевать и лень самим лезть во власть и отдавать приказы. Ему и подчиняются только до тех пор, пока согласны с его решениями. А вот сейчас не согласились – и что он нам сделает? Ничего!

   - А вот тебе может и сделать, - буркнул второй рогач. – Один на один. Но ты, смотрю, парень крепкий. Ведь не позволишь себя избивать?

   - Не позволю, - согласился он и задумался.

   Дальнейший путь они проделали в молчании. Холодный Туман думал. Слишком многое произошло за последние сутки. Это изменило его жизнь. Сейчас – да, он возвращается к своему стаду, но вернуться к прежнему существованию уже не сможет. Значит, надо меняться и ему самому.

   Пока добрались до старого дома, который занимала диаспора рогачей, уже спустился вечер. На центральных улицах загорались огни. Это было интересно. Утром он видел, как их тушили фонарщики-лепрехуны, и сейчас так хотелось посмотреть, как будут зажигать, но сородичи тянули вперед.

   На городских окраинах фонарей не было совсем. Тут освещение было естественное – от звезд и месяца. Да еще последние отблески заката полыхали где-то далеко за домами. Светились и окошки некоторых домов, но на первых этажах большая их часть была закрыта ставнями от любопытных глаз, так что лишь в щели пробивались узенькие полоски света. Впрочем, для нелюдей и того было достаточно.

   В общине пока еще не ложились спать. Перед распахнутыми дверями топталось несколько рогачей, явно поджидая их. Завидев пробирающихся через кусты сородичей, они поспешили навстречу:

   - Ну, как? Все прошло хорошо? Вы его привели?

   Холодный Туман оказался в центре внимания. Со всех сторон сбегались рогачи, чтобы посмотреть на него, как на иноземную диковинку. Кто-то шумно, сопя, втягивал носом воздух. Кто-то тянулся потрогать или похлопать по плечу с таким видом, словно выколачивал пыль.

   - Нахватался от человеков вони, - слышались голоса. – Где ты был? Как ты там оказался? Трудно? Страшно? Что там было?

   Он вертел головой из стороны в сторону, не зная, кому отвечать первому.

   - Я устал, - сказал он. – И хочу есть.

   Несколько обломанных в сквере веток лишь немного перебили аппетит, но сейчас голод опять дал о себе знать.

   Кто-то поспешил отломить ветку с ближайшего куста, кто-то сорвал под ногами пучок травы, предлагая перекусить на ходу. Он принял и то, и другое, принялся жевать, обкусывая по листку вместе с молодыми побегами и обгладывая кору.

   В самом доме в нескольких земляных ямах горели костерки. Над двумя из них в котлах парились овощи, перемешанные с зерном. Оба дежурных кашевара поспешили протянуть ему по миске, наполненной мешанкой. Он выбрал одну, прижал локтем к боку, выбирая место, где сесть. Ему тут же указали на чурбачок рядом с костром.

   - Явился?

   Над ним вырос Серое Облако. Непризнанный вожак стада смотрел мрачно, исподлобья. Такой взгляд означал вызов, и остальные притихли.

   - Явился, - кивнул Холодный Туман.

   - Тебе здесь не рады.

   Он не уточнил – кто. И без того все было ясно.

   - Меня выкупило стадо.

   - Знаю. Я был против.

   - Ты нам не указ, - подал голос Первый Дождь. – Мы – вольная диаспора и сами хотим решать…

   - Вольная! – фыркнул Серое Облако, явно продолжая прерванный ранее разговор. – Вы – стадо телят. Вам нужен вожак, чтобы вами управлять! Вы же пропадете поодиночке, если каждый будет сам за себя, как этот вот… Он решил, что может прожить без стада! Это стадо может прожить без него! И мы без него все это время жили.

   - Хватит, - хромой Теплый Ветер вприскочку протиснулся в первый ряд со своей миской, зачерпнул мешанку. – Об этом мы уже достаточно поговорили. Ты – не настоящий вожак. Ты просто громче всех мычишь и вечно лезешь вперед.

   Серое Облако угрожающе засопел, нагнул голову.

   - А тебе не все равно? – процедил он.

   - Все равно, - как ни в чем не бывало, откликнулся Теплый Ветер, - как и большинству из собравшихся. А не было бы все равно, давно нашелся бы кто-то достаточно рогатый, чтобы померяться с тобой силой.

   Холодный Туман как-то сразу догадался, на кого намекает бывший исполнитель роли шамана, и покачал головой:

   - Нет. Не думаю. Тем более что я сам не хочу. Я бы, если говорить честно, вообще покинул бы стадо…

   - Ничего не получится, – усмехнулся Серое Облако. – Ты им всем должен! Выкуп за тебя собирали все. Каждый внес хотя бы пару медяков, чтобы наскрести полсотни империалов*.

   (*Империал – одна из денежных единиц в государстве. Кроме простых империалов, встречаются двойные империалы и декариалы).

   Он вскинул голову, обвел взглядом столпившихся вокруг сородичей. Они сохраняли спокойствие, и не вдруг поймешь, какие их обуревают эмоции. Но полсотни империалов… Бригада грузчиков из десяти рогачей в неделю зарабатывала всего три империала. Сколько времени ему понадобится, чтобы отработать сумму в пятнадцать раз больше?

   - Я постараюсь, - сказал он. – Найду подходящую работу и расплачусь. А потом уйду.

   - Через двадцать лет, когда всем надоест ждать, - буркнул Серое Облако.

   - Я все равно уйду, - упрямо повторил Холодный Туман. И прежде бывало, кто кто-то кого-то недолюбливал. И дома, в родном стаде, у него были неприятели. Но столь откровенных врагов он еще не нажил. Что случилось? Почему это произошло? Потому ли, что он отказался подчиняться приказу? Или просто потому, что от природы был выше ростом, шире в плечах, крепче и сильнее? Это неправда, что любят лидеров, которые выделяются из толпы. И человеки, и сатиры, и ликантропы, и рогачи, не говоря уж о троллях, любят как раз тех, кто умеет не выделяться из толпы. И если у кого-то есть качества лидера, то его, как правило, недолюбливают или ненавидят те, у кого этих качеств нет.

   - Я обещаю.

   Но сказать оказалось намного проще и быстрее, чем сделать.

   Наутро Холодный Туман вышел в серый прохладный, пахнущий пряной травой и водяной пылью туман. Улыбнулся. Туман был прохладным, даже можно сказать, холодным, значит, они были тезками. «Дух тумана, помоги мне как брату! – тихо взмолился он. – Не дай заплутать, выведи на верную дорогу!»

   Постоял, прислушиваясь к далеким приглушенным серым маревом звукам и собственным ощущениям. Но ничего не происходило. Только где-то на пределе слуха донесся стук конских копыт и шуршание колес какой-то повозки. Где-то спросонья раскричались птицы. Шелестела листва. Больше – ни звука. Будь он шаманом, наверняка даже в этом почти полном безмолвии ему удалось бы отыскать ответы на задаваемые вопросы. А так пришлось кланяться и благодарить тезку ни за что.

   Он все-таки постоял немного возле дома, пока изнутри не послышались голоса и шаркающие шаги. Стадо просыпалось для нового дня. Не дожидаясь, пока его отсутствие будет обнаружено, Холодный Туман двинулся прочь.

   Он вышел на дорогу, по которой его полмесяца назад вывел ликантроп Лохматый. По этой же дороге бригада рогачей ходила на работу. Постоял, прислушиваясь, с какой стороны послышится первый звук. Издалека донесся стук копыт. Кивнув своей догадке, он направился в сторону центра города.

   На сей раз он был осторожнее, внимательно смотрел по сторонам и старался ни с кем не связываться. Но держал глаза и уши открытыми и, стоило заметить где-то горожан, занятых делом, подходил и спрашивал, нет ли работы и для него.

   Увы, весь день ему не везло. Человеки смотрели на рогача, который просил работу, как на ожившую мебель. А нелюди лишь отмахивались:

   - Лишней работы нет. Сами еле держимся!

   Нет, конечно, работу найти было можно – если знать, что искать. Можно было разгружать подводы с товаром. Можно подметать улицы. Можно стоять на страже, охраняя задворки чьего-то дома. Но такую работу он не хотел, и не только потому, что она унижала его достоинство. Просто платили за нее слишком мало, чтобы был шанс расплатиться с долгом до старости.

   Усталые копыта уже начали гудеть – давно ему не приходилось столько ходить. Он хотел где-нибудь присесть, но всякий раз, как он устраивался по привычке на земле, кто-то непременно делал ему замечание.

   - Развелось тут нелюдей! – проворчал какой-то человек, споткнувшийся о его ноги. – Скоро людям пройти будет негде. Куда ни плюнь, будут торчать эти рогатые. Еще, чего доброго, заставят им кланяться…

   - Извините, - ответил человеку Холодный Туман. – Просто я…

   - Аа-а-а! – прохожий подпрыгнул козликом, в полете несколько раз брыкнув ногами воздух. – Оно разговаривает! Он говорящий!

   И, сорвавшись с места, со всех ног кинулся бежать, выронив при этом что-то из кармана камзола.

   Холодный Туман кинулся поднять:

   - Эй! Погодите! Это ваше!

   Но человек уже пропал в толпе.

   Он поднял нежданную находку. Это оказалась небольшая книжица, похожая на ту, в которой Серое Облако записывал, сколько мешков они перетащили за день. В той книжице, наскоро сшитой из серой грубой бумаги, записи велись резами – собственным алфавитом рогачей. Каждая буква представляла собой одну или две вертикальные черточки, под разными углами перечеркнутыми короткими косыми линиями. Как и все самцы-рогачи, Холодный Туман был грамотным и умел писать и читать собственный алфавит, то здесь вместо привычных рез были какие-то закорючки и завитушки. Он даже перевернул книгу вверх ногами, надеясь, что под этим углом знаки станут понятнее. Безрезультатно!

   Что делать с такой находкой? Оставить себе? Продать или попытаться вернуть владельцу? Но он даже не знает, как зовут того человека.

   Задумавшись, он побрел по улице, вертя книжицу в руке.

   Три ликантропа собрались вместе.

   В этом еще не было ничего необычного – ну собрались, ну сидят рядышком в трактирчике под странным названием «Нора-Рано». Ну, так ведь пиво пьют, как порядочные... Но это были ликантропы из разных стай, и посматривали они друг на друга со вполне понятным недоверием. Вернее, двое косились на третьего, который и назначил встречу.

   - Дело верное и легкое, - говорил тот, подавшись вперед. – Всего и забот, что утащить кое-что, а после передать находку заказчику. И сполна получаешь свои деньги! – он выложил на стол по два двойных империала. – Еще столько же по окончании работы.

   - А почему ты своих не зовешь на него, Лохматый? – прищурился один из ликантропов. – Раз оно такое легкое… И прибыльное, небось?

   Поддел монету когтем, сунул меж зубов, надкусил. Следов не осталось.

   - Потому и позвал чужих, что со своими делиться придется. И не так, как здесь! – Лохматый сделал глоток слегка выдохшегося пива. – И не по справедливости, а по законам стаи. То есть, гонорар получи, да еще и часть его отдай в общий котел в обязательном порядке! Вожаку в собственные лапы… А здесь и сейчас – это вроде как на стороне подработал и только тебе решать, поделишься ли ты чем-то со своими соплеменниками, которые коготь о коготь не ударили, а есть-пить просят!

   Чужаки переглянулись. На словах выглядело все гладко. А на деле?

   - И все же, что надо делать?

   - Завтра поздно вечером, как зажгут фонари, надо подойти к одному домику… Адресок я знаю. Там привратник – свой. Откроет на условный свист. Надо войти, потом влезть в окошко и кое-кого забрать из домика. А потом тихо-мирно доставить по одному адресочку. Недалеко. Там и окончательный расчет… со всеми нами. Я ведь тоже только задаток получил, - развел он лапами. - Самому хочется послушать, как будут империалы в кулаке звенеть!

   - Кое-кого, - скривился один из чужаков. – Похищение, стало быть?

   Лохматый кивнул.

   - Женщина?

   - Да какая там… девчонка совсем, - отмахнулся он.

   - Щеня*?

   (*Здесь означает женский пол щенка.)

   - Да.

   Ликантропы оскалились. Отношение к волчицам у них было трепетное, и в то же время несколько жесткое. Волчица могла трепать волка, могла даже ритуально его унизить, облив своими выделениями. Ликантропы старались всячески ублажать своих самок, чтобы не подвергнуться подобному наказанию. И, конечно, никому не приходило в голову даже когтем тронуть щенят. А тут…

   - По четыре империала каждому, - напомнил Лохматый. – Или я ищу других исполнителей. Из другой стаи.

   Это решило вопрос. Ликантропы отнюдь не были единым народом. И обычно стаи старались держаться друг от друга подальше. Они селились на разных улицах, причем даже не на соседних. Четко отмечали границы территории и если нарушали, то случайно, в азарте погони. Снисходительно относились и к щенкам, которые могли просто заблудиться и свернуть не туда. Стаи сходились вместе только зимой, когда в жизнь вступала молодежь. Тогда и только тогда холостым волкам и волчицам можно было свободно общаться друг с другом. И частенько так бывало, что спутницу жизни ликантроп выбирал из соседней стаи. Но сейчас сама мысль о том, что волки из другой стаи получат эти деньги, подействовала на пару, как пощечина.

   - Мы согласны, - сказали они хором.

   Холодный Туман бродил по городу до вечера, пока не присел отдохнуть в парке на траве. Нет, он не настолько устал, чтобы не в силах сдвинуться с места. Просто испытывал разочарование. Весь день прошел впустую. Ни обронившего книжку человека, ни приличной работы отыскать не удалось. Сейчас надо встать и возвращаться в стадо, смотреть в глаза другим рогачам. Теплый Ветер, Первый Дождь и другие могут отнестись к нему с пониманием, а вот Серое Облако наверняка станет злорадствовать. И, пока Холодный Туман не принесет пятьдесят империалов, так и будет ежедневно напоминать о том, что он в долгу перед сородичами и что надо отбросить гордость и признать поражение.

   «Нет, - пришла ясная мысль, - я не могу так вернуться! Только не сейчас! Не сразу! Вот так, с пустыми руками… Сначала надо что-то предпринять. Найти работу…»

   Но где ее найдешь прямо сейчас? Уже вечерело, в воздухе разливались запахи цветов – парк был огромен, во многих местах вдоль дорожек были высажены куртины цветов, и некоторые перед закатом испускали сильный аромат. Для голодного рогача это было как сигнал к обеду, но, помня, что случилось после того, как он отломил несколько веток от живой изгороди на набережной, Холодный Туман не решился тут сорвать даже травинку.

   Вместо этого он продолжал сидеть, привалившись спиной к какому-то развесистому клену, глядя вдаль. Пешеходная дорожка проходила сбоку и, если сосредоточиться взглядом на тех деревьях и кустарниках, что вдали, можно было представить, что сидишь в настоящем лесу. Правда, картину немного портили человеки, которые бродили по тем, дальним, дорожкам. Но если внушить себе, что они ему только мерещатся…

   - Ой, Тина, смотрите!

   Он никак не среагировал на детский голос, раздавшийся неподалеку. Мало ли, кто тут ходит! Парк был открыт для посещения представителей всех рас, и время еще не позднее. И вообще, не все ли равно, кто о чем между собой разговаривает!

   - Не показывайте пальцем, госпожа Милица, это не вежливо, - откликнулся женский голос. – Это рогач.

   Других рогачей тут не было. Значит, говорят о нем. Он невольно насторожился, прислушиваясь к разговору, но стараясь ничем не выдать своего внимания.

   - А что он тут делает?

   - Отдыхает. И нам тоже стоит отдохнуть…

   - Давайте присядем на скамейку!

   Послышался вздох:

   - Милая госпожа, я имела в виду, что время уже позднее, и нам пора отправляться домой. Папенька и маменька вас ждут к ужину...

   - Глупости, Тина. Папенька вечно на службе, а маменька…

   - Маменька будут волноваться, если мы не вернемся домой к сроку.

   Теперь уже вздохнул ребенок – прерывисто, по-детски.

   - Ну, еще минуточку, Тина! Тут там хорошо! А дома так скучно…

   - А тут, по-вашему, весело? Дома можно музицировать на клавесине, читать, вышивать, играть, учиться танцам…

   - Надоело. Тина, нарвите мне цветов.

   - Этого нельзя делать. Цветы тут посажены не для того, чтобы их рвали, а чтобы ими любовались.

   - Даже вон те, под деревьями?

   - Даже вон те. В парке вообще нельзя ничего рвать!

   Да уж. Подслушивающий Холодный Туман невольно окинул взглядом траву, на которой сидел. Так хотелось сорвать пару пучков… Рука сама потянулась к ближайшей куртине.

   - Тина, смотрите, что он делает! Он ее рвет! – восторженный детский шепот заставил замереть. Он совсем забыл о девочке и ее спутнице! – Ему, значит, можно, а мне нельзя?

   - Он – рогач, животное. А вы, милая госпожа, воспитанная девочка…

   Не выдержав, он обернулся.

   В двух шагах от клена, под которым он устроился, проходила пешеходная дорожка, вдоль которой росли куртины невысоких мелких беленьких цветочков с резким запахом. На одной из расставленных у дорожки скамеек присели двое человеков – женщина и девочка. Женщина была ему не знакома, а вот девочка… Что-то было в ней такое, что заставило присмотреться повнимательнее.

   - Тина, он на нас смотрит! – девочка подергала свою спутницу за рукав.

   - Воспитанные девочки так себя не ведут, - машинально осадила та подопечную. – Они сдержанны в проявлениях эмоций и ни за что не станут привлекать внимания так активно. Нам стоит уйти! – она встала, озираясь по сторонам. – И как можно скорее.

   - Почему?

   - Потому, что он на нас смотрит. И может броситься в любой момент!

   Этого уже вынести Холодный Туман не смог.

   - Вы ошибаетесь, - негромко промолвил он, - ни один рогач никогда не кинется на детеныша. Даже человеческого, если…

   Он вовремя запнулся, проглотив готовый сорваться с губ конец фразы: «…если он не угрожает его собственным детям». Но девочке и того было достаточно.

   - Тина, - она восторженно взвизгнула, захлопав в ладоши, - он разговаривает!

   - Конечно, разговаривает, - кивнула та. – Ведь он же… Ох…

   - Он же животное, - напомнил Холодный Туман.

   К его удивлению, у девочки порозовело лицо и слегка – совсем чуть-чуть, едва уловимо – изменился запах. Не то, что у ее спутницы.

   - Извинитесь, - прошептала она.

   - Перед ним?

   - Воспитанные девочки не допускают ошибок, а если допускают, то не стесняются в этом признаваться, дабы извлечь урок из случившегося и постараться в будущем избегать подобных неприятностей, - отчеканила женщина, явно скрывая за лишними словами собственные чувства. Холодный Туман ощущал ее запах и догадывался обо всем, но продолжал сидеть, показывая, что у него мирные намерения и опасности нет. Никто не станет атаковать из положения сидя.

   - Извините, - послушно повторила девочка. Помолчала, дождавшись кивка, а потом неожиданно выпалила: - А как вас зовут?

   - Госпожа Милица! – воскликнула женщина. – Ну, это уж слишком! Как вы можете…

   - А что я такого сделала?

   - Вы… проявили себя, как воспитанная девочка, но не стоило опускаться до невоспитанности других. Достаточно было вашего извинения. Но общаться с тем, кто не знает норм приличия, и чьи манеры оставляют желать лучшего…

   Холодный Туман обиделся опять. Он же ничего такого не сказал и не сделал, а его называют невоспитанным.

   - Какие манеры?

   - Правила хорошего тона предлагают встать, когда разговаривают с дамами.

   Вот оно что! Рогач встал, стараясь не делать резких движений, качнул рогами.

   - По правилам моего народа предполагается иное, - промолвил он. – Но, если вам так спокойнее… В моем родном племени меня называли Ффыхр-хум-муум, что означает Холодный Туман.

   - Ой, - тихо вскрикнула девочка, всплеснув руками. – Тина, вы только посмотрите, какой он…огромный!

   Она неожиданно сорвалась с места и подбежала к рогачу.

   Ее компаньонка испуганно вскрикнула, бросилась следом:

   - Не тронь ее, чудовище!

   Резкий окрик напугал больше девочку, чем ее предполагаемого обидчика. Милица вздрогнула, отпрянула:

   - Тина, что случилось?

   - Держитесь от него подальше, госпожа Милица! Кто знает, что у него на уме?

   - Ничего, - качнул он рогами.

   - Идемте отсюда, госпожа Милица, - женщина потянула девочку прочь.

   - Не хочу! – неожиданно заупрямилась та, притопнув ногой по траве. – Не хочу и не буду! Хочу быть здесь!

   - Здесь? Но тут же…

   - Кажется, тут парк для всех? – поинтересовался Холодный Туман. – Или здесь нельзя сидеть на траве? Если я нарушаю закон, скажите.

   Женщина покачала головой и что-то проворчала.

   - Я все слышал, - промолвил он. – Но оставлю без ответа…

   - Тина, а что вы такого сказали? – тут же навострила ушки Милица. – Я хочу знать. Повторите!

   Ее компаньонка побагровела.

   - Как вам не стыдно! – воскликнула она. – Подслушивать то, что не предназначено для детских ушей! Воспитанные девочки учатся слушать только то, что сказано непосредственно для них и не подслушивают чужих речей. Кроме того, настоящая дама должна быть снисходительна к маленьким слабостям окружающих…

   Холодному Туману надоело тут стоять. Какое ему дело до маленькой девочки и ее спутницы? Ясно, что это не мать и дочь. А кто тогда? Девочка, кажется, упоминала, что отец вечно на службе, а матери некогда ею заниматься. Значит, это воспитательница. А, не все ли равно? Он подобрал валявшуюся на траве книжицу, развернулся и зашагал прочь. Но не прошел и десяти шагов, как за спиной раздался удивленный возглас:

   - Тина, куда он уходит? Верните его немедленно!

   - Как вам не стыдно, госпожа Милица?

   Но девочка закатила настоящую истерику. Она желает, чтобы это существо вернулось и как можно скорее. Она сама пойдет за ним, если Тина не приведет его обратно! А дома она пожалуется папе и маме, что Тина ей грубит и не слушается. И пусть ее выгоняют за порог.

   Заострять конфликт не хотелось, и он вернулся, поощряемый жестами компаньонки, которая взмахами рук подзывала его поближе, и восторгом девочки.

   - Ближе! Ближе! – она захлопала в ладоши. – Еще ближе!

   Он остановился вплотную, и девочка, запрокинув голову, с разинутым ртом окинула его медленно взглядом от копыт до рогов. Она была намного меньше его ростом, доставая макушкой только до пояса, и, когда запрокинула голову, шляпка с волос упала на траву.

   Воспользовавшись моментом, он тоже стал рассматривать человеческое дитя. Возраст маленьких человеков он определить затруднялся – просто знал, что вот эти малыши их детеныши. И сейчас перед ним в светло-желтом платье и легкой накидке, прижав руки в перчатках к груди, замерла девочка, которой до девушки оставалось не так уж и много. Возможно, год, а возможно, что и все пять. Никогда не угадаешь, когда взрослеют человеческие дети! В широко распахнутых детских глазах светилось восхищение.

   - Ух, ты! Какой огромный! И… пушистый, наверное. А потрогать можно?

   Ее компаньонка зашипела что-то насчет блох, грязи, вони, но девочка не стала слушать. Затаив в волнении дыхание, она протянула руку и тихо погладила запястье Холодного Тумана. Он даже вздрогнул, когда тонкие пальчики коснулись его шерсти.

   - Ух, ты! – повторила девочка. – Он пушистый! И такой мягкий… как плюшевый. Так и хочется погладить!

   - Госпожа Милица, он же не кошка и не собака, чтобы его гладить! – простонала компаньонка. - Уже поздно! Папенька вот-вот вернутся со службы. Мы слишком много времени гуляем. Пора домой! Уже скоро парк закроют! Да и нам ужинать пора!

   На самом деле по аллеям и дорожкам парка ходило еще изрядное количество народа, но настойчивость компаньонки победила. Девочка вздохнула, смиряясь со своей участью, но, уже отступив на шаг, неожиданно поинтересовалась:

   - А ты где живешь?

   Признаться в том, что еще недавно обитал в стаде, которое занимало старый дом в Дровяном переулке, почему-то не хотелось. Ведь он только что рассорился с сородичами и пока не может появиться там.

   - Нигде, - пожал он плечами.

   - Ой, - подвижное личико девочки омрачилось. – Значит, ты бездомный?

   - Почти. Мы, рогачи, привыкли спать на голой земле. А тут мягкая теплая трава.

   - Ты живешь прямо тут?

   - Не совсем. Я… кочевал.

   В человеческом языке нет однозначного ответа, которым обозначалось в его племени вроде бы бесцельное блуждание, когда испытываешь потребность в передвижении с места на место. Стадо несколько лет обитало на одном месте, а потом внезапно снималось, собирая вещи, и начинало кочевать, чтобы потом также внезапно остановиться и начать обустраиваться на новом месте.

   - Ты…э-э… кочевал сюда?

   - Не совсем. Я просто с трудом представляю себе, куда идти…

   - Ты бездомный, - радостно заключила Милица и обернулась к своей спутнице: - Тина, давайте его домой возьмем!

   - Вы с ума сошли! – всплеснула руками та. – Это животное – в дом? Что скажут ваши родители?

   - Во-первых, он не животное, раз умеет вежливо разговаривать. А во-вторых, я так хочу! Поняла? А будешь спорить, скажу папеньке, что ты меня обижаешь, и он тебя уволит.

   Переспорить девочку оказалось женщине не под силу. Она несколько раз попыталась возразить, но потом смирилась и махнула рукой.

   - Но вы должны понимать, госпожа Милица, - добавила она напоследок, - что мы не можем долго содержать его у себя. Это не котенок, не птичка с подбитым крылом, не щенок, которого вы все пытались вылечить… Его нельзя держать в клетке, мы не знаем, чем его кормить. А кто будет за ним убирать? И потом – ваш папенька может и не согласиться! Что тогда делать будете?

   Милица сникла, с тоской посмотрела на рогача.

   - Но я так хочу, - пролепетала она.

   Искреннее раскаяние и крупные слезищи совершили то, чего не могли добиться угрозами.

   - Хорошо, мы можем его как-нибудь устроить на одну-две ночи, - сдалась Тина. – Но это ваш поступок, и вы несете за него полную ответственность!

   - Конечно, - с восторгом заявила девочка и внезапно протянула рогачу руку в перчатке:

   - Холодный Туман, так, кажется? Проводите меня до выхода.

   Тина опять что-то сердито начала ворчать, но ее уже больше никто не слушал. Так она и плелась за этой парочкой – огромным рогачом и маленькой девочкой, слишком решительной для ее лет, ежеминутно ожидая подвоха.

   Что до подвоха, то он выпал на долю одного Холодного Тумана. У входа в парк ожидали своих хозяев несколько ландо. В одно из них по-хозяйски забралась девочка и махнула рогачу рукой, что он может следовать за нею по пятам. Тот потрусил по вечерним улицам, едва ли не впервые за истекший день радуясь, что не видит ни одного знакомого лица. Вот уж кого ему ни за что не хотелось сейчас встретить! Что про него могут подумать? Бежит за человеческой повозкой, как какой-то…

   Ландо проехало всего ничего и завернуло на боковую улицу. Миновало несколько особняков и двухэтажный магазин, проехало вдоль чугунной ограды и свернуло на аллею парка, который окружал еле видневшийся вдалеке особняк.

   И сам парк, и очертания дома, и даже прилегающая улица были смутно знакомы Холодному Туману. А когда ландо прокатилось по аллее и подъехало к крыльцу, он сразу все понял и попытался, пока не поздно, незаметно исчезнуть.

   - Ты чего? – Милица, оказывается, заметила, что он попятился. – Не бойся! Мама, может быть, и не разрешит, а вот папа меня любит. Он мне позавчера такой прекрасный праздник устроил! С фейерверком, музыкой, фонариками, танцами и всякими живыми картинами. Мне одиннадцать лет исполнилось!

   Холодный Туман обреченно кивнул, уже узнав тот самый особняк, где он второй и последний раз в жизни танцевал ритуальные танцы. Но почему девочка, которая в тот далекий день назвала его коровой, не узнала рогача?

ГЛАВА5.

Вокруг Милицы сразу поднялась суматоха и кутерьма. Слуги сбегались отовсюду, толкаясь и мешая друг другу. Девочку передавали с рук на руки, как священный сосуд. Люди и сатиры суетились, волновались так, словно Милица отсутствовала по меньшей мере несколько дней.

   Холодный Туман не осмелился подняться вслед за нею и ее няней на крыльцо. Он остался стоять на том самом месте, где остановилось ландо. Кучер отогнал повозку прочь, а рогач все стоял, раздумывая о том, куда ему идти. Самым правильным было повернуть назад и покинуть парк, пока не закрыли ворота. И он уже повернулся и направился по аллее восвояси, но вдруг за спиной услышал дребезжащий голос одной из служанок-сатирр:

   - Эй, рогач! Сюда! Скорее-е-е!

   - Ты мне? – он через плечо посмотрел на маленькую служанку.

   - Тебе-бе-бе, - кивнула она безрогой головой. Поверх ее природных кудряшек на макушку был водружен чепчик, что делало ее какой-то искусственной. Ни одна сатирра не наденет головного убора. И рогачи, и козлороги, и ликантропы, и тем более тролли никогда не покрывают голову. Лишь лепрехуны да загадочные шезрулы прячут свои макушки – для одних это обычай и социальный статус (среди лепрехунов есть, например, Красные Колпаки и враждующие с ними Зеленые), а что касаемо шезрулов, то эта загадочная раса никому не дает отчета в своих действиях. И чепчик на макушке служанки-сатирры смотрелся странно и нелепо.

   - Что случилось?

   - Хозяйская дочь послала за тобой, - в голосе сатирры слышалось удивление. – Она хочет видеть тебя-бя!

   Он пожал плечами:

   - Я тут.

   - Нет, ты должен подняться сюда!

   Он пожал плечами и осторожно поставил ногу на нижнюю ступеньку. Рогачи не пользуются лестницами. Они, как многие нелюди, предпочитают первые этажи и равнину – за исключением ликантропов, которые, говорят, отлично лазают по стенам и даже могут бегать по потолку вниз головой. Но, если внушить себе, что это всего-навсего крутой склон холма…

   Внимательно глядя под ноги, он одолел подъем и вслед за испуганно косящей на него служанкой проследовал туда, где до него явно не бывал никто из его соплеменников. Рогачей никогда не приглашали в дома людей и не только из-за размеров – просто большинство человеков относились к представителям других рас с предубеждением, что имеют дело с говорящими животными. А зверь, даже дрессированный, не может вести себя адекватно.

   Он протиснулся в двери – для этого пришлось пригнуть голову, чтобы не своротить рогами косяк – и остановился в просторной комнате с такими высокими потолками, что не смог бы дотянуться до свисавших сверху светильников, даже если бы встал на цыпочки. Нет, если хорошо подпрыгнуть… Он смерил глазом расстояние и тут же одернул себя – что за глупые мысли?

   Сатирра переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока он обратит на нее внимание.

   - Жди здесь, - проблеяла она наконец и убежала, крикнув: - Не-не вздумай ничего тут трогать!

   Он кивнул, оставшись в одиночестве, если не считать слуг, которые притаились за неплотно прикрытыми боковыми дверями. Они затаили дыхание, боялись шевельнуться, чтобы не выдать себя шорохом одежд, но от запаха собственного страха избавиться не могли. Конечно, рогачам далеко до ликантропов, славящихся своим обонянием, но не учуять десять человеков…

   Зная, что за ним наблюдают, он лишь переминался с ноги на ногу и озирался по сторонам, не делая попыток сдвинуться с места. И, издалека услышав направлявшиеся в его сторону шаги, развернулся навстречу подходившему человеку.

   Тот приблизился, опираясь на толстую палку высотой с человеческий рост. Пожилой, дородный, осанистый.

   - Следуй за мной. Хозяин тебя желает видеть.

   Затаившиеся слуги выдали себя разочарованным шепотом, когда он стал подниматься на второй этаж. Еще один крутой холм, на который надо взобраться, только и всего…

   Дальше была анфилада комнат, по которым он шагал не спеша, вертя головой по сторонам. Его спутник медлил, ожидая, пока гость сделает очередной шаг. При этом он то и дело исподтишка вздыхал и качал головой, и не заметить это было сложно.

   - Я, - он рискнул нарушить молчание, - веду себя как-то не так?

   - Ничего, - мужчина поджал губы. – Многие бывают ошеломлены богатством моего хозяина, впервые попав сюда. Но поторопись - он не любит ждать…

   Холодный Туман кивнул, постаравшись прибавить шагу. Но любопытство заставляло его вертеть головой с удвоенной силой, чтобы успеть увидеть как можно больше. И это привело к тому, что уже у дверей он немного не рассчитал скорость и чуть не врезался в свисающую полосу ткани. Она затрещала, когда он зацепился за нее рогами и дернул.

   - Вот… - его провожатый добавил неожиданно крепкое слово и тут же смутился: - Прошу извинить. Это от неожиданности.

   - Я не нарочно, - Холодный Туман отступил на шаг. – Просто я никогда не… не бывал здесь…

   - Никто из вашего племени не бывал здесь, - промолвил человек. - И я, кажется, понимаю, почему!

   Рогач качнул головой. Человеки весьма трепетно относятся к своему имуществу. Даже если у них всего вдоволь, они никогда не откажутся обзавестись совершенно лишними предметами – просто потому, что у родственников и соседей все это тоже имеется. Иногда кажется, что человеки нарочно приобретают все подряд, соревнуясь друг с другом не в силе, ловкости, уме, а в том, кто больше вещей притащит в дом. Такой страсти к накопительству не позволяют себе даже известные скряги лепрехуны, а ведь они удавятся ради золота, по которому в своих норах буквально ходят! У владельца этого дома такой ткани, наверное, столько, что можно сшить штаны всем рогачам в городе, но он все равно будет дрожать над порванным куском.

   Тем временем его провожатый широко распахнул двери и громко провозгласил:

   - Вот он!

   Пришлось переступить порог, внимательно следя, чтобы больше ни за что не зацепить. Ибо в той комнате его ждали.

   Хозяин дома, которого он узнал сразу по случаю на празднике, стоял рядом с креслом, в котором восседала его супруга. Дочь и еще несколько человек, среди которых единственной знакомой была та женщина по имени Тина, окружали эту пару. Тина держала Милицу за руку, но девочка вырвалась и подбежала к рогачу:

   - Это он, папенька!

   - Отойди от него! – тут же вскрикнула ее мать, бледная и взволнованная. – А вдруг он…

   Слово «заразный» она проглотила, но губы шевельнулись, выдав ее.

   - Сомневаюсь, дорогая, - подал голос человек, который всего несколько дней назад нанимал «дикарского шамана» для того, чтобы тот станцевал на празднике в честь дня рождения его дочери. – Рога у него крепкие, шерсть гладкая и лоснится, он не сутулится и не хромает, глаза ясные, из носа не течет… Нет, вряд ли он чем-то болен. Хотя, если тебе так спокойнее, можем пригласить коновала, чтобы он его осмотрел…

   - И вымыл, - прошипела женщина. – У него наверняка есть блохи! И, может, даже вши!

   - У него нет блох, - воскликнула ее дочь. – Мама, ты только посмотри, какой он… пушистый!

   И девочка неожиданно взяла рогача за руку, как будто он был одного с нею вида. Он даже вздрогнул от этого прикосновения.

   - Отойди от него, Милица!

   - Нет. Я нашла его, и теперь он будет мой!

   - Это невозможно! – прошептала мать. – Мы не можем позволить себе приводить в дом всех подряд!

   - Но я хочу, чтобы он остался. Хочу! Хочу! – девочка притопнула ногой. – Если вы меня любите, вы разрешите! А если вы меня не любите и прогоните его, я не буду ужинать и стану плакать!

   - Милица…

   - Да, буду плакать, пока не умру! – судя по тону, тут в его присутствии продолжался разговор, начатый сразу по приезде. – И тогда вы все будете знать!

   Она затопала ногами, сжимая кулаки. Из глаз ее брызнули злые слезинки.

   - Я хочу! Я так этого хочу! А вы… вы меня не любите! Вы хотите, чтобы я умерла…

   - Да как ты можешь такое говорить? – вспылила мать. – Мы любим тебя!

   - Нет, вы гадкие!

   - Милица, иди к себе!

   - Не хочу! Или пусть он пойдет со мной! – девочка вцепилась в руку рогача всеми десятью пальцами, как будто ее уже отрывали от него силой. - Он будет жить в моей комнате…

   - Это невозможно!

   - Но я хочу! Хочу! Я требую!

   Спор между матерью и дочерью разгорался, и Холодный Туман почувствовал себя лишним, как, собственно, и хозяин дома. Холодный Туман неожиданно поймал на себе взгляд мужчины – взгляд слегка растерянный, немного недовольный – и неожиданно почувствовал к нему симпатию. У рогачей отцы не вмешиваются в отношения матерей и детей. Они вообще не обращают внимания на отпрысков, пока у самцов не начинают пробиваться рожки, а самочки не становятся невестами. Более того, до этого срока они вообще не отличают своих детенышей от чужих, не запоминая порой даже имена, и то, что у отца его было восемь сыновей, означало, что восемь молодых самцов были им признаны, как свои отпрыски. И еще неожиданнее для себя кивнул ему головой, внезапно получив в ответ еле заметный ответный кивок.

   Этот обмен взглядами не остался незамеченным. Оставив спор с матерью, Милица подлетела, вся сияющая от восторга и повисла у отца на руке:

   - Папенька, скажите маменьке, что вы не против! Ну, пожалуйста… ну, я очень прошу…- она умильно захлопала ресницами, улыбаясь и склонив головку набок. Даже на взгляд рогача это выглядело умилительно – молодые самочки, случалось, вели себя точно также.

   Человек и рогач снова переглянулись поверх детской головы.

   - Но это же… как ты себе это представляешь, моя милая? Где он будет спать?

   - У меня в комнате, - нашелся ребенок.

   - Там слишком тесно. Ты посмотри, какой он огромный! Он растопчет своими копытами твои игрушки, обязательно что-нибудь поломает или опрокинет… Нет, в твоей комнате ему не место!

   - Но…

   - Ты должна понимать, что рогач – это не птичка со сломанным крылом и не котенок. Это взрослое…э-э… животное. И ему не место в доме!

   - Ну, папенька, милый папенька, ну пожалуйста… А то я буду плакать!

   - Хорошо, - внезапно сдался отец. – Я найду ему место в доме. Там, где он ничего не сломает и не испортит.

   Милица завизжала от восторга и бросилась обнимать сменившего гнев на милость родителя. Его заплаканная супруга и домочадцы смотрели с недоумением.

   Холодный Туман покосился на хозяина дома и неожиданно натолкнулся на ответный взгляд. Человек что-то задумал. Привыкший замечать эмоции не по выражению лица, а по глазам, жестам и позам, рогач сразу это понял и насторожился. Да, двое мужчин вроде как поняли друг друга, и один из них собирался извлечь из этого свои выгоды.

   - Но ты сейчас, как хорошая девочка, отправишься в свою комнату, приведешь себя в порядок и отправишься ужинать. Иначе я не разрешу держать тебе домашнего питомца!

   - Но дорогой! - вскрикнула его жена. – Неужели ты…

   - Я намерен так и поступить, - отчеканил мужчина. – И советую со мной не спорить.

   Женщина прерывисто вздохнула и поднялась с кресла, в котором сидела. Промокнула глаза платочком и направилась к выходу, сопровождаемая несколькими женщинами. Тина, едва успокоив, увела Милицу. Девочка согласилась последовать за нею только после того, как взрослые клятвенно пообещали ей, что после ужина, когда останется немного времени, она сможет перед сном навестить своего «питомца».

   Точно также хозяин дома спровадил остальных слуг и домочадцев и остался с рогачом наедине, своими руками закрыв за ними двери. Холодный Туман насторожился, не зная точно, чего ожидать. Все-таки этот человек был достаточно могущественным, а он, как назло, не спросил раньше у Серого Облака, кто это такой. Тогда он еще не знал, что судьба столкнет его с одним из сановников государства человеков. А теперь напрямую спрашивать имя было как-то неудобно. Кто знает, как хозяева жизни относятся к своим именам!

   - Слушай меня, рогач, - сухим деловым тоном заговорил человек, - ты мне не нравишься. Сказать откровенно, вы все, нелюди. Мне не слишком-то симпатичны, но я отец, и я люблю свою дочь. Она – мое единственное дитя, моя наследница, и она… необычный ребенок, как ты уже понял. Мы с женой готовы исполнить любой ее каприз, но этот… Это переходит все границы. Я принял решение, как с тобой поступить. Несколько дней ты побудешь здесь. Не в доме, отнюдь. Этого еще не хватало! Тебе построят загон в парке. Какое-то время тебе придется выполнять ее прихоти и служить живой игрушкой, а потом тебя отпустят и скажут, что ты убежал. Не беспокойся, тебя будут кормить. Понятно? И не вздумай спорить!

   Он кивнул:

   - А что я получу взамен?

   - Ты… интересный, - признал мужчина. – Где ты был, когда тебя нашла моя дочь?

   - Она меня не находила. Я просто был в… - он замялся. – Среди деревьев.

   - Они с няней ходили на Вилий Луг, - сказал человек. – А что ты делал там?

   - Ничего. Отдыхал.

   - От трудов?

   - Нет. Я весь день искал работу, но не нашел. Устал, хотел отдохнуть…

   - Работу, - повторил человек. – Что, не нашел такой, какая тебе подходит?

   - Находил, но это не то, что мне нужно.

   - Вот как? – прищурился мужчина. – И чем же найденная работа не удовлетворяла рогача?

   - Она мне не нравилась. Скучно и… Я очень много должен стаду.

   В глазах его собеседника появился интерес.

   - Пятьдесят империалов, - сказал Холодный Туман, отвечая на невысказанный вопрос. – Я случайно попал… меня задержали на улице, отвели в участок. Сородичи собрали почти все свое жалованье, чтобы выручить меня. И я должен как можно скорее вернуть стаду эти деньги. Хотя бы по частям…

   - Хорошо. Ты получишь империал за труды. За каждый день по империалу. Понятно?

   Холодный Туман задумался. Несколько империалов просто за то, что пожить немного на территории поместья? С одной стороны, ничего сложного. А с другой… роль живой игрушки. Но, судя по всему, особого выбора у него не было. Он переступил с ноги на ногу, качнул короной, показывая, что согласен и признает главенство человека над собой.

   - Что это у тебя? – взгляд мужчины упал на книгу, которую он все еще держал в руке.

   - Вот, - он протянул ее, не желая скрывать.

   - Тиссо? – человек бросил взгляд на тисненую обложку. – Ты грамотный?

   - Э-э…Немного, - он решил не говорить, что знает только половину букв и почти не умеет их писать. - Я ее нашел. Случайно.

   - И решил прочесть? Стихи Тиссо?

   - Хотел вернуть владельцу.

   - Вот как? – человек посмотрел на рогача с каким-то странным выражением. Холодный Туман не слишком хорошо разбирался в человеческих эмоциях и потому не мог понять, что его удивило.

   - Это… странно, - признал он. – Я впервые такое вижу…И как ты намеревался его искать?

   - По запаху. Книга еще пахнет этим человеком.

   - То есть, ходил бы по улицам и искал того, кто пахнет точно также? Занятно… В любом случае, я своих решений не отменяю. Через два-три дня ты покинешь этот дом и сможешь продолжить поиски работы… и хозяина этой вещи.

   С этими словами он подошел к стене, несколько раз дернул висевший там шнурок. Издалека послышался дребезжащий перезвон. Явился слуга.

   - Устройте его пока в старой леваде. Бросьте сена и соломы, принесите воды.

   Слуга поклонился, не подав и вида, что его удивило это приказание.

   Старая левада находилась за домом. Шагах в трехстах от заднего крыльца располагались конюшни, каретный сарай, несколько домиков, где жили конюхи, и левады. Две были просторные, с той стороны сильно пахло лошадьми. Третья, дальняя, была сильно захламлена. Земля на ней была также утоптана, как на двух первых, но тут и там виднелись куртины потравленной крапивы, а из земли торчали какие-то доски, ржавые железки, прочий мусор. Надо было ходить осторожно, чтобы не занозить копыто.

   Слуги принесли несколько охапок соломы и сена, ведро воды. Сено и солому свалили двумя кучами, ведро поставили между ними. Конечно, старое, прошлогоднее, сено – это не то, что свежая трава или молодые веточки, которые приятно обгладывать вместе с корой, но тоже ничего. Он слишком давно не мог хорошо поесть и в считанные минуты расправился с сеном до былинки. Потом напился, улегся на солому и, запрокинув голову, уставился в быстро темнеющее небо. В нескольких шагах от него был высокий забор, за которым своей жизнью жил большой город человеков. Город, жизнь в котором была слишком сложной и противоречивой для рогачей. Но он был обязан стать частью этой жизни. Неизвестно только, что для этого надо было сделать.

   Они встретились, обнюхались, приветствуя друг друга. Три ликантропа из разных стай. Три врага, если быть честным. В любое другое время все трое вцепились бы друг другу в глотки, но не здесь, на нейтральной территории, на которую не претендовала ни одна стая, и не сейчас, когда их объединило общее дело и общие деньги.

   - Готовы? – поинтересовался Лохматый. – Больше никого не ждем?

   - А кто-то должен еще прийти? – старший из его подельников посопел носом, принюхиваясь. – Будет четвертый?

   - Он уже здесь.

   Оба полуволка зарычали, но Лохматый лишь указал вдаль по улице. Там у обочины ждала обычная закрытая наглухо карета. Она выглядела так, словно ее тут припарковали до утра. Возницы видно не было, но лошадь заметно беспокоилась – она тоже чувствовала запах волков, вскидывала голову, перебирала ногами.

   - Гладкокожий?

   - А вы как думали? Мы будем работать на лепрехунов? – усмехнулся Лохматый. - Золота у них водится достаточно, но вот толку нам с того? Гладкокожие заплатят гроши, но зато не фальшивые.

   - А нам что? Не обманули бы – и ладно, - младший из ликантропов пожал плечами. – Что делать надо?

   - Не рвись, щенок, - осадил его старший. – Все бы тебе делать…

   - И вовсе я не щенок, - обиделся тот. – Мне уже кличку дали…

   - Не пререкаться, - тихо рявкнул Лохматый. – Пошли.

   Он два дня вертелся возле особняка, изучая обстановку. Конечно, наниматель предупредил, что среди прислуги есть «свои», но этим «своим» ликантроп не доверял. Тот, кто предал один раз, может предать и вторично. И он будет дураком, если воспользуется помощью предателя. Значит, надо было действовать самим.

   Он не пожалел времени на разведку. Перебраться за ограду незамеченным удалось лишь однажды, и, пока не заметили и не подняли лая собаки, он лишь пробежался туда-сюда, отмечая расстояние до ограды и прикидывая, удастся ли проложить прямой путь или придется петлять по саду, теряя время. До самого дома он добрался лишь к заднему крыльцу, а там надеялся на удачу, запах и ловкость. По уму следовало потратить еще пару ночей, чтобы узнать все досконально, но наниматель поставил четкие сроки. Почему он решил, что похищение должно было состояться именно сегодня, Лохматый не вникал, справедливо полагая, что ему не следует вмешиваться во внутренние дела человеков. Меньше знаешь – крепче спишь.

   …а все-таки это дело дурно пахло. В глубине души он мог себе в этом признаться. Сейчас, ведя за собой «стаю» - а три ликантропа всегда стая! – он отдавал себе отчет в том, что они вступают на чужую территорию. Одна ошибка – и придется уходить. А второго шанса может и не быть. В лучшем случае, гладкокожие потом наймут для своих целей других исполнителей. А в худшем… худших вариантов было столько, что хоть вообще за дело не берись!

   Забор одолели легко – никто лучше ликантропов не умеет карабкаться по стенам. А тут и стена не велика – хорошенько подпрыгнуть, и ухватишься за верхний край. Там остается только подтянуться и перевалить на другую сторону.

   На верхнем краю стены он ненадолго замер, сжавшись, огляделся по сторонам, принюхиваясь к запахам ночи. Пахло травой, землей, камнем, лошадьми. Обычные запахи близкой конюшни. Конечно, стоило опасаться собак – куда же без них! – но пока как раз псиной и не воняло. А вот слабый мускусный аромат быка он учуял. Бык. На конюшне. Запомним!

   Чуть погодя к нему присоединились два подельника. Младший немного замешкался – запрыгнуть на такую высоту ему было трудновато. Пришлось помогать и втаскивать за шкирку.

   - Бегать хорошо умеешь? – шепнул ему Лохматый.

   - У меня кличка – Быстрый! – ответил тот.

   - Тогда, как только рявкну – беги сюда со всех лап, карабкайся на стену и чтоб духу твоего тут не было… щенок!

   Его старший товарищ взглянул с непонятным выражением – не в обычае ликантропов заботиться о молодежи из чужой стаи. В драках и войнах за территорию, случалось, щенков резали первыми, оставляя в живых только девочек, входящих в возраст первой вязки.

   Лохматый заметил этот взгляд, но не спешил объясняться и оправдываться. Расчет был двойной – с одной стороны, он избавлялся от лишнего груза, а с другой – существовал шанс, что собаки погонятся за этим щенком и отвлекут внимание от остальных. Но внешне все выглядело так, словно он пытался оградить несмышленыша от опасности.

   Один за другим все трое спрыгнули на траву, двигаясь легко и бесшумно. Осторожно выпрямились, осматриваясь и принюхиваясь.

   «Прямо и налево», - больше жестами, чем словами сообщил Лохматый.

   «Туда?» – старший взглядом указал на белевший за деревьями дом.

   «Да. Второй этаж», - он опять прибег к жестам и, не прибавив более ни слова, двинулся вперед.

   Ликантропов издавна нанимали в качестве взломщиков и воров. Они умели ходить по стенам и бегать по потолку, с места прыгали на три-четыре ярда вверх и передвигались совершенно бесшумно, из-за чего даже ходил слух, что они могут превращаться в летучих мышей или вовсе становится тенями. С этими слухами никто не спорил – выгодно, когда гладкокожие тебя боятся!

   Они прошли всего десяток шагов, когда в нос Лохматому ударил знакомый мускусный запах.

   Бык.

   Холодный Туман задремал вполглаза. Рогачи – стадный народ, в одиночку их почти не встретишь. Только больные, слабые, умирающие стараются уединиться. А уж изгнание – это самое страшное наказание для каждого, кто носит корону. Они даже в города человеков переселяются группами по трое-четверо. Он был практически единственным, кто отважился на путешествие в одиночку. И то большую часть времени просто бродил по окрестностям, не рискуя удаляться от территории, занимаемой стадом, слишком далеко. Но потом стадо решило откочевать на новые пастбища, и это решило дело.

   За время одиноких странствий он привык доверять только самому себе – дремал урывками, нарочно в неудобной позе, чтобы проснуться в любой момент. Выбирал места, где полно хрустящего под ногами валежника и сухой листвы, или искал дерево, на котором устраивались на ночлег вороны и галки. Пока обитал в диаспоре, снова стал спать глубоким сном, набираясь сил для нового рабочего дня. А вот теперь опять попал в привычную обстановку.

   И пробудился, когда чье-то тело мягко приземлилось в траву.

   Нет, сначала это было лишь предчувствие. Он сам не понял, что именно вытолкнуло его из сна, и лишь минуту спустя догадался – кто-то рядом совершил прыжок. Да не один, а сразу трое. Одиночка сделал бы это так тихо, что даже чуткий рогач ничего бы не заподозрил.

   Не меняя позы, он шевельнул ухом, ловя тихие шорохи. Шаги. Крадутся так тихо, что нельзя разобрать, сколько их, двое или трое. Значит, нелюди. И, скорее всего, ликантропы.

   Тело напряглось – пробудились остатки древних инстинктов. Когда-то предки рогачей были излюбленной пищей предков ликантропов. Прошли тысячелетия, духи предков пробудили в своих детях разум, но война продолжалась. Одни разумные существа охотились на других разумных существ, и продолжалось сие до тех пор, пока человеки не пришли в лес с оружием и не покорили обе расы, силой заставив забыть давнюю вражду. Нет, иногда еще случались убийства и порой ради мяса, но чтобы здесь и сейчас?

   Нет, что-то тут не так. Они крались мимо. Шаги сначала приблизились, потом миновали загон, задержавшись лишь на несколько мгновений. Проследовали дальше… Куда? К лошадям? Не все ли равно?

   Нет, не все.

   Ликантропы – враги рогачей. В первый день его городской жизни его чуть было не разорвали на пустыре просто потому, что «бесхозное мясо» бродило по территории стаи. И тот полуволк – как там его звали, Лохматый? – вступился за него не потому, что убивать нельзя, а из-за того, что чужая стая нарушила границу и охотилась на чужой территории. Заблудившийся рогач был законной добычей его собственной стаи, но Лохматый сразу сообразил, что в одиночку не справится и предпочел отпустить слишком сильную дичь. Любого слабака из стада Серого Облака они бы растерзали.

   И теперь давние враги здесь. И явно умышляют что-то против обитателей усадьбы.

   Нет, если бы ликантропы напали на каких-то других человеков, Холодный Туман и ухом бы не повел. Но он ел и спал здесь. Он пользовался покровительством хозяина дома. И пусть маленькая человечка низвела его до живой игрушки, домашнего любимца, ее отец ясно дал понять, что это временно. Что он лишь развлечет ребенка на пару дней, потом получит плату за труды и «сбежит на волю, как дикое животное». Однако если незваные гости нападут на его работодателей…

   Он тихо поднял голову, шевельнул ушами и носом, ловя звуки и запахи ночи. Да, мимо прошли ликантропы. Двое или трое – все еще трудно было понять. Шли след в след, таились. И направлялись в обход конюшен в сторону большого дома.

   Значит, их целью были человеки. Те, на которых он временно работал. Если с ними что-то случится, о деньгах можно забыть. Два или три империала. Огромные деньги. Он должен их заработать, ибо это его долг перед стадом. И заодно помешать своим извечным врагам.

   Если надо, рогачи тоже могли двигаться бесшумно. Медленно поднявшись, он подошел к ограде. Передвигайся он на четырех ногах, выбраться было бы трудно, а так… Оперся на верхнюю перекладину, перенес тяжесть тела, оттолкнулся ногами, подпрыгивая, ненадолго повис животом на ограде, дернул одновременно рогами и ногами и перевалился через жердь.

   - Что там?

   Быстрый так и подпрыгнул, вздыбив шерсть.

   - Слышали?

   - Да, - процедил Лохматый.

   - Что это?

   - Бык.

   - А он на нас не…

   - Мы прошли мимо. В пяти шагах. Он спал. Даже не вздрогнул, - процедил Лохматый.

   - Значит, проснулся.

   - Поздновато.

   Лохматый тихо оскалился, всем своим видом показывая, что щенку надо бы заткнуть пасть. Да, бык может представлять проблему. Но он в загоне и пока не мычит и не топает, привлекая внимание. Наверняка, он проснулся и сейчас стоит, поводя рогатой головой и ожидая врагов. Что ж, придется возвращаться другим путем. У Лохматого не было времени как следует разведать все пути отступления. Это нервировало. Наниматели не дали ему времени как следует подготовиться. Они были уверены, что все пройдет легко и быстро, раз за дело берутся нелюди. Но даже они не застрахованы от досадных случайностей. Бык, например. Кто мог это предвидеть? Дали бы побольше времени, он бы узнал про этого зверя в загоне, продумал запасной план.

   «Ну, гладкокожий, - подумал он, - я тебе это припомню. Я не я буду, а лишний империал ты мне заплатишь! Или даже все пять!»

   - А собак тут нет? – нарушил молчание Быстрый.

   - Есть. Для болтунов.

   - Да или нет?

   - Да. Помнишь, что я приказывал? Чуть что – беги во все лопатки.

   Зубы щенка лязгнули:

   - А к-куда?

   - Куда угодно, только подальше от нас! Шкуру спасешь…

   Только тебе не стоит знать, чью именно.

   Холодный Туман держался в отдалении – и потому, что рогачи не умеют ходить так тихо, как ликантропы, и потому, что хотел сначала разобраться, куда они направляются. Пока же он сумел узнать только, что их трое, и запах одного, кажется, знаком. Но чтобы сказать точно, следовало подойти ближе, чего он пока не мог себе позволить без риска быть обнаруженным.

   Троица приблизилась к господскому дому. Тихо стала обходить его. Тут следовало быть осторожнее – ветер за углом мог перемениться. Пока он дул в сторону и от рогача, и от пришельцев. Но потом достаточно малейшего дуновения ветерка, чтобы его присутствие было обнаружено.

   Скрепя сердце, Холодный Туман остановился, позволив ликантропам оторваться от преследователя и первыми завернуть за угол. И лишь выждав – и, возможно, потеряв! – несколько минут, подкрался и осторожно выглянул, затаив дыхание.

   Окна в доме на первом этаже были забраны ставнями, на втором – просто закрыты, а вот на третьем несколько оказались открытыми. И ликантропы нацеливались на одно из них. Двое уже карабкались по стене, скользя когтями по штукатурке, третий страховал внизу, вертя мордой и прислушиваясь. Он казался самым мелким из троицы и вряд ли был грозным противником. Если рогач желает вмешаться, лучше времени не придумать – поодиночке врагов разбить намного легче.

   Сказано – сделано! Наклонив голову, он бросился вперед.

   Ликантроп встрепенулся, услышав за спиной топот копыт, оглянулся – и заверещал на всю округу так, словно его режут. Подпрыгнул на месте и со всех лап кинулся, куда глаза глядят. Вернее, куда должны были глядеть, потому как смотреть под лапы он не догадался и, запнувшись о бордюрный камень, полетел вверх тормашками. Впрочем, тут же вскочил и ринулся прочь со всех ног, топча клумбы и врезаясь в кусты.

   Холодный Туман затормозил, взрыв копытами дерн. Он спугнул одного ликантропа, но оставались двое других. Они уже почти добрались до распахнутых на третьем этаже окон. Еще рывок-другой – и грабители скроются в доме, где их достать будет трудно. Оставалось одно.

   Запрокинув голову, он во всю мощь легких затрубил вызов на бой. Крик, который звучал из его уст лишь однажды – когда он бросал сопернику вызов в борьбе за Тополиную Ветвь.

   Его отчаянный вопль сделал свое дело. Где-то за домом забрехали собаки, чуткое ухо уловило крик и свистки ночного сторожа, топот людских ног. Ликантропы застыли, распластавшись на стене, как две большие темно-серые лягушки. Они еще успевали добраться до окон и скрыться в доме, но прежде, чем оба перевалили за подоконник, рогач в два прыжка взлетел на крыльцо и с разбегу так впечатался рогами в двери, что едва не выворотил косяк.

   После этого о том, чтобы продолжать работу, не могло быть и речи. Тишина была их союзником, тишина и фактор внезапности. А какая может быть тишина, когда ревущий благим матом рогач долбит в двери, ломясь в дом?

   - Что делать? – шепнул напарник Лохматому.

   Решение пришло мгновенно.

   - Уходить, - отозвался тот. – В разные стороны. Быстро. Пошел!

   И первым разжал когти, падая вниз.

   Ликантропы очень живучи. У них крепкие кости и гибкие суставы, а также отменная координация движений, благодаря чему они, как кошки, всегда приземляются на лапы. Лохматый приземлился первым, пригнувшись, шарахнулся прочь.

   Его напарник замешкался – ровно настолько, чтобы проследить, в какую сторону тот побежит, чтобы не пересечься. Он потерял всего пару секунд, и этого оказалось достаточно, чтобы, когда он приземлился, внизу его уже ждали.

   Нет, не рогач. Собаки.

   Разогнавшиеся сторожевые псы уже приготовились драться, но вовремя сообразили, кто перед ними и поджали хвосты, предпочитая облаивать ликантропа с безопасного расстояния. Их трясло от злобы и ненависти, но они не лезли в драку, инстинктивно полагая это существо намного опаснее обычного волка и даже человека.

   Ликантроп рванулся вперед, больше обозначая атаку, чем атакуя на самом деле, и этого было достаточно, чтобы собаки с визгом метнулись врассыпную. Он все-таки изловил одного недостаточно проворного пса, схватил за задние лапы и, раскрутив завизжавшую от страха жертву, с размаха переломил псу хребет о колено. После чего отбросил тело в сторону…

   И обернулся только для того, чтобы увидеть летящую на него тушу рогача, буквально скатившегося с крыльца с опущенными для боя рогами. Кончики их были не с серебряными насадками и даже не выкрашены серебрянкой, но они были достаточно острыми, чтобы представлять смертельную опасность.

   Ликантроп шарахнулся в сторону, но рогачи, при всей их массе, умеют двигаться очень быстро. Словно символ возмездия, налетел он на извечного врага, ударил, сбил наземь, высоко подпрыгнул, чтобы поразить его копытами.

   Ликантроп завизжал, но визг оборвался, когда новый удар рогов почти вышиб из него дух. Один острый кончик пропорол бок, другой ткнул в почки, а еще один скользнул под хвост, между задними лапами. Взбешенный рогач с явным усилием приподнял почти нанизанную на рога тушу, помогая всем телом, размахнулся, отбрасывая его в сторону, кинулся опять, нацеливаясь для третьего удара. Рядом кричали люди, брехали осмелевшие собаки. Несколько раз грянули выстрелы – он не замечал ничего. Перед глазами стоял кровавый туман. Разум угас, выпустив на волю древние инстинкты. Не рогач и ликантроп - олень и волк, два первопредка, сошлись тут в старинном поединке между хищником и жертвой. И впервые за долгое время поменялись ролями.

   Лохматый наблюдал издалека, распластавшись на стене и боясь шевельнуть даже ухом. За деревьями было плохо видно, но зато отлично все слышно – топот, хриплый рев, глухие удары, отчаянный щенячий визг, внезапно оборвавшийся на взлете, лай собак, крики людей. Потом грянули несколько выстрелов.

   Лохматый понял, что пора уходить. Атака была отбита, взломщиков постигла неудача. Но был еще и тот гладкокожий, называвший себя маркизом Атани. Его слуга ждал с каретой в условном месте тут неподалеку. Он наверняка уже услышал шум и лай и, догадавшись, что произошло, поспешил покинуть опасный район. Это радовало и пугало одновременно. Радовало, что не он сам поведает заказчику о провале миссии. Радовало, что остался цел и невредим. Радовало, что если кто и погиб, то боец чужой стаи. Радовало, что двойные империалы остались у него. А пугало то, что он, кажется, разозлил не только гладкокожих, но и соплеменников. И не захочет ли заказчик потом отыграться на нем и его стае за постигшую неудачу?

   Надо было предупредить вожака. Не зря Лохматый был его подголоском – его послушают. И хотя бы свою стаю он сумеет спасти.

   Напуганный Быстрый рванул с места с такой скоростью, что мигом оторвался от преследователей. Сначала он метнулся напрямик через клумбы, дорожки для прогулок, живую изгородь, но уже почти добежав до ворот, успел одуматься. У ворот стража, которая наверняка услышала тревогу. Сюда нельзя. А куда?

   Да обратно же! Он бегает достаточно быстро, чтобы обогнать любых псов. Звери пойдут по следам, и если поднажать, у него появится преимущество в скорости. Лишь чуть притормозив, чтобы вписаться в поворот, он свернул в сторону и по широкой дуге помчался обратно к той части парка, где недалеко от конюшен все трое перелезли через стену. Где-то брехали псы, грянуло два или три выстрела, но это лишь подстегнуло его. Он успевает! Он уже успел!

   К конюшням подбегать приходилось, сделав еще одну петлю – тут было полно гладкокожих, осторожность не помешает. Разогнавшись, почти взлетел на стену и только там на миг замер, соображая.

   Он остался один. Где его напарники – не известно. Но он выполнил приказ – удрал при первых признаках опасности. С него взятки гладки. Но зачем он убежал? Задание не выполнено, заказчик…

   Стоп! А если дело в заказчике? Если ему и надо теперь объясняться с ним? Эх, вот подставили старшие, так подставили! Ладно, была не была!

   Спрыгнул на тротуар. Встряхнулся, принюхался. В темной глубине узенькой тихой улочки заметил какое-то движение. Там пахло лошадью, железом, дегтем, кожей и металлом.

   Быстрый двинулся туда, и прошел всего несколько шагов, как навстречу ему совершенно бесшумно возникла высокая худощавая фигура в темном плаще. Капюшон был задвинут на лицо так, что сверкали лишь раскосые глаза. И пахло от нее как-то странно – тленом, храмовыми благовониями и еще чем-то, вроде насекомых.

   Темный! Что ему здесь надо? А может, это он и есть, тот заказчик?

   - Я хотел сказать, - начал Быстрый, - такие обстоятельства… Мы не виноваты. Они нас словно ждали. Там был этот… ну…Мне сказали – бежать, и я прибежал, чтоб вас предупредить. Не получилось. Сорвалось. Я…

   - Тш-ш-ш-ш…- послышался тихий звук из-под капюшона, и Быстрый послушно заткнулся.

   Темный вскинул ладонь. Узкую бледную ладонь с неестественно длинными пальцами, на каждом из которых было по четыре сустава, а не по три, как у остальных. Заостренные ногти больше напоминали коготки птиц. Рука тихо протянулась к замершему Быстрому…

   И это было последнее, что он увидел.

ГЛАВА6.

Служебное ландо с номерным знаком и гербом на откинутой крыше подкатило к самому крыльцу. Лакей поспешил было помочь гостю, но тот выбрался сам, помахал слуге рукой – мол, не путайся под ногами! – и, поднявшись по ступеням, вошел в дом.

   Сам хозяин дома уже спешил ему навстречу:

   - Вы быстро приехали, инспектор!

   - Бывают такие обстоятельства и такие люди, которые не прощают опозданий, - парировал тот. – Итак…

   Хозяин дома сделал широкий жест, приглашая гостя следовать за собой. Они прошли в рабочий кабинет хозяина.

   - В двух словах, мне пришлось вам солгать, инспектор, - начал тот еще на пороге. – Про пострадавших домочадцев. Вся моя семья в порядке. И даже среди прислуги нет раненых, искалеченных или убитых.

   - Но вы писали, что… Нападение нелюдей тоже ложь? Ваше сиятельство, даже для вас это… впрочем, кто я такой, чтобы судить?

   - Нет, насчет этого ни слова выдумки. И нелюди были… трое точно, а насчет четвертого – не уверен. И насчет убийства тоже.

   - Труп есть? – инспектор оживился, подался вперед.

   - Труп есть. И его убийца – тоже.

   - Вы его арестовали?

   - Нет. Он… живет в моем доме. В мой дом пытались проникнуть. Он поднял тревогу и убил одного из нападавших.

   - Самооборона или…

   Тот, кого назвали его сиятельством, на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы восстановить в памяти картину прошлой ночи. То, что он тогда увидел, представляло собой жуткое зрелище. Живот мертвого ликантропа был распорот от паха до грудины, обнажив превращенные в кашу внутренности, острое копыто врезалось в грудь, пробив ребра, сломаны обе голени, а голова… Череп расколот, один из отростков рогов пропорол глазницу.

   - Нет. Не думаю. Были свидетели из числа прислуги. Они не видели, с чего все началось, но видели, чем закончилось. Это было… жутковатое зрелище.

   - Итак, - инспектор покивал головой, обдумывая услышанное, - у нас два трупа…

   - Два? – удивился его собеседник.

   - Труп второго ликантропа найден при утреннем обходе в Садовом переулке. В этом Садовом переулке.

   В городе было несколько улиц с одинаковыми названиями – две Весенних улицы, четыре Летних, два Осенних переулка, четыре Садовых улицы и несколько Малых – Малая улица, Малый переулок и Малый тупик. Переименовать их не было возможности – местные жители столь упорно продолжали величать Тупик Надежд Малым тупиком, что городские власти в конце концов махнули рукой.

   - В нашем? – хозяин дома невольно бросил взгляд на окно, на ту часть собственного парка, который выходил на упомянутый переулок. – И кто?

   - Некий неизвестный ликантроп. Еще молодой, судя по зубам. Тело мы пока забрали, в диаспору не сообщали…

   - Почему? – убийства нелюдей в городе людей случались довольно часто, особенно на окраинах и внутри «национальных» районов, где нелюди жили по своим законам, не особенно считаясь с теми, которые придумали «человеки». Власти с неохотой влезали во внутренние разборки, и порой закрывали глаза на труп, если это была, например, поножовщина в трактире. Или если главы общин сумели обставить убийство, как ритуальное, совершенное согласно канонам исповедуемой ими религии.

   - Очень уж странная эта смерть, - помявшись, сообщил инспектор. – Необходимо провести вскрытие, дабы проверить кое-что…

   - И вы не уверены, что ликантропы дадут свое согласие на исследование тела?

   - Да. Потом, конечно, им можно предъявить труп и сказать, что так и было. А если начнут возмущаться, намекнуть, что кто-то явно хотел представить убийство, как ритуальное. Пусть дергаются и кусают собственный хвост!

   Люди улыбнулись – один довольной улыбкой, другой – поддержав его из вежливости.

   - Итак, два трупа за одну ночь. Оба в непосредственной близости от вашего дома, господин граф, оба – нелюди. Обоих убили тоже нелюди… скорее всего, нелюди. Вы можете что-нибудь добавить?

   - Что эти твари делали возле моего дома ночью? Пытались в него проникнуть. На стене нашли следы от когтей.

   - Интересно, - инспектор подобрался. – Разрешите взглянуть?

   - Прошу. Я приказал ничего не трогать ни на стене, ни под нею в том месте, где… произошло убийство. Только распорядился унести оттуда тело.

   Инспектор покачал головой, но ничего не сказал вслух.

   Место убийства охраняло несколько конюхов с собаками. Псы, чувствуя кровь и смерть, поджимали хвосты и волновались.

   Жестом приказав всем оставаться на местах, инспектор осторожно прошелся по вытоптанной траве. Дерн местами был взрыт копытами, трава оставалась помятой, не до конца распрямившись, кое-где еще сохранились следы крови и клочки шерсти. Особенно много их было в ближайших кустах – там на обломках веток даже виднелись обрывки шкуры.

   Он осторожно шагами измерил расстояние, поцокал языком, потом несколько раз обошел куст, внимательно всматриваясь в истоптанную землю.

   - Тело нашли здесь?

   - Да, - со своего места откликнулся граф. – Вы закончили? Я могу приказать убрать тут все это безобразие? Дело в том, что сюда выходят окна спальни моей дочери…

   - Вот как? – инспектор выпрямился, до этого внимательно рассматривая поломанный куст. – Надеюсь, девочка не испугалась? Наверное, было шумно… - он поднял голову, посмотрел на стену. На светло-желтой штукатурке виднелись следы когтей. Они почти доходили до распахнутых окон. Еще бы пара локтей и… - Окна у нее всегда открыты?

   - Почти всегда. Милица…особенная, - хозяин дома выговорил это слово с неохотой.

   - Значит, она могла все слышать и даже видеть? Представляю, какое это зрелище для ребенка!

   Ее отец скрипнул зубами.

   - Что? – инспектор мигом изобразил вежливое любопытство.

   - Моя дочь – особенная, - повторил граф. – Она не испугалась. Просто… приняла все, как есть.

   - Вот как? Я могу с нею побеседовать?

   - Нет. Милица особенная, но она ребёнок. И моя дочь. Я запрещаю.

   Инспектор ничего не сказал на это заявление, только пожал плечами. Граф Голдо, как один из советников императора, имел определенный вес в государстве и имел полное право диктовать свои условия даже сейчас, когда от его действий может зависеть безопасность семьи.

   - Значит, их было двое, - помолчав, сделал он вывод. – Один – здесь, другой – там. Оба мертвы… Я бы хотел побеседовать с тем, кто сделал все это, - он указал на следы, - с одним из нападавших.

   - Нет ничего проще. Пройдемте в конюшню.

   Холодный Туман сидел на полу в углу денника, обхватив колени руками и упираясь короной в стену. Конечно, ничего не стоило попытаться разбить дощатую перегородку и вырваться на свободу, но какой в этом смысл? Выбравшись из денника, он окажется заперт в конюшне и будет без толку метаться по проходу, пугая лошадей. Те и без того волновались, чувствуя запах крови и зверя.

   Сам он не ощущал себя убийцей. Было скорее удивление – неужели он с этим справился? – нежели страх и раскаяние. Но почему его посадили сюда? Испугались? Или это – один из человеческих обычаев? Он что-то слышал о том, что убийц они куда-то сажают. Если дело в этом, что ж, он посидит. Тут есть немного сена, так что голод пока не грозит.

   Шаги и приглушенные голоса он услышал издалека, еще от двери. «Сидит? – А как же! – Не буянит? – Не слыхать!» - говорят о нем, но голоса не знакомы. Он выпрямился, вставая навстречу двум человекам. Один, судя по запаху, был конюхом, другой чужаком. От его скромного серо-синего камзола исходил слабый аромат – странная смесь ванили, мускуса и камня, словно этот человек большую часть времени проводил в помещении, лишь иногда покидая его. Это сочетание запахов было знакомо Холодному Туману. Кажется, он не так давно уже дышал подобной смесью ароматов.

   - Осторожнее, - предупредил вошедшего конюх.

   - Сам знаю… Ого! Хорош!

   Незнакомец остановился на пороге денника, рассматривая рогача снизу вверх. Тот стоял, слегка расставив ноги и откинув голову чуть назад, чтобы показать, что не собирается нападать, и со своей стороны рассматривал незнакомца.

   О возрасте его судить было трудно – ни седины, ни излишней растительности на лице, ни каких бы то ни было других признаков зрелости, которыми обязательно щеголяют представители других рас. Разве что по состоянию кожи и запаху можно было решить, что этот человек примерно ровесник хозяина поместья. Невысок, плотно сложен, но по походке видно – не боец. Впрочем, среди человеков бойцов вообще мало. Именно поэтому они изобрели оружие.

   - Хорош… хорош, - повторил человек и бросил через плечо: - Мне все понятно. Сразу бы сказали… Ты меня понимаешь?

   - Да, - сказал Холодный Туман.

   - Ого! А как твое имя?

   - Ффырх-хым-муум.

   - Что-что? Фых…Это сложно выговорить. Что-нибудь покороче есть?

   - Холодный Туман, - подумав, сообщил он. – На вашем языке мое имя означает «холодный туман».

   - Понятно, - прищуренные глаза человека чуть потеплели. – Холодный Туман, значит. А меня зовут инспектор Крон. Сириус Крон. Я прибыл, чтобы разобраться с тем, что случилось этой ночью. Ты знаешь, что тут было?

   - Знаю. Ликантропы. Трое. Двое пытались проникнуть в дом. Я их спугнул. Двое сбежали. Одного убил.

   - Почему?

   - Они враги.

   - Чьи? Твои?

   - Не важно.

   - И говоришь об этом так спокойно… Впрочем, что с тебя взять! Ты понимаешь, что натворил?

   - Понимаю. Нарушил закон. Не понимаю, почему сижу тут. Если боятся, что убегу раньше срока, зря боятся.

   - Раньше какого срока?

   - Мы с хозяином договаривались, что я проживу тут несколько дней. Я обещал. Ради его дочери. Мне пока рано уходить. Мы так не договаривались…

   - Договаривались они, - покачал головой инспектор Крон. – С кем?

   - С человеком, который живет в этом доме, - Холодный Туман начал немного нервничать. Что этот человек по имени Сириус Крон думает? Почему они все такие непонятливые? Впрочем, он не просто человек, он энспер…икспер…эстр-пер… не выговоришь сразу…Короче, может, таким, как он, положено быть непонятливыми и задавать кучу мелких вопросов?

   - С человеком, который… Ты что, до сих пор не знаешь, в чьем доме живешь?

   - Нет.

   - И тебе не интересно узнать, как зовут хозяина этой усадьбы?

   - Нет. Если он не назвал своего имени сам, значит, не считает нужным. Невежливо спрашивать чужое имя.

   Если он рассчитывал на то, чтобы намекнуть собеседнику на то, что человек нарушил обычаи рогачей, то просчитался. Видимо, у человеков впрямь другое отношение к своим и чужим именам.

   - Ты на самом деле этим не интересовался? – в голосе и взгляде Сириуса Крона был интерес.

   Холодный Туман помотал головой.

   - Тебе оказал честь граф Кайриш Голдо, советник императора.

   Он кивнул головой, показывая, что запомнил имя. Шевельнул губами, повторяя: «Гол-до…»

   - Его сиятельство граф Голдо – влиятельный человек. Он – советник императора и председатель Берг-коллегии, - наставительно произнес инспектор Крон. – Тебе это о чем-нибудь говорит?

   Холодный Туман опять покачал головой, и в глазах его собеседника мелькнуло раздражение. Но он взял себя в руки и продолжил тем же тоном:

   - Ты не можешь не понимать, что у таких влиятельных и богатых людей не может не быть врагов. Чем выше ты поднялся, тем больше появляется желающих спустить тебя с небес на землю и, если повезет, занять твое место…

   - А если не повезет? – заинтересовался он.

   Инспектор окинул рогача заинтересованным взглядом. Он явно не ожидал такого вопроса.

   - Если не повезет, то они, по крайней мере, порадуются тому, что унизили кого-то, кто выше их. Всякая посредственность терпеть не может тех, кто одарен чем-то, чего нет у нее.

   - Например, талантом?

   Сириус Крон присвистнул от изумления. Этот разговор не походил на банальный допрос свидетеля.

   - Талантом особенно. Даже если талант не настоящий… Но тебе этого знать не обязательно, разве что ты сам когда-то… да нет, такого просто не может быть, - пробормотал он, явно разговаривая сам с собой, - Тиссо… Его сиятельство сказал мне, что у тебя есть том стихов Тиссо. Ты знаешь, кто это?

   Книга, о которой он забыл вчера вечером, осталась лежать в леваде, и Холодный Туман вспомнил о ней с неудовольствием. С одной стороны, чужая вещь, а с другой – как можно думать об этом сейчас?

   - Не знаю, но хотел бы.

   Объясниться, что имел в виду, он не успел – на улице послышался шум, прозвучал знакомый гневный голос, и в конюшню, отпихнув стоявшего на воротах конюха, влетела девочка. Милица раскраснелась, в ее глазах дрожали слезы.

   - О нет, господин Крон, не забирайте его! – воскликнула она, кидаясь к инспектору. – Туман хороший!

   С этими словами она бросилась в денник, к рогачу.

   Кто-то из конюхов кинулся ей наперерез, но девочка оказалась проворной. Она поднырнула под расставленные руки и одним прыжком очутилась внутри, за загородкой.

   Взрослые хором ахнули. Наверное, они ждали, что рогач кинется на ребенка, но тот и ухом не повел.

   - Не дам увести Тумана! – девочка загородила его собой и сердито притопнула ногой. – Он хороший!

   - Туман? – переспросил человек по имени Сириус Крон.

   - Да, хороший, - кивнула девочка. – А еще – он мой!

   Рогач сердито качнул короной и опустился на одно колено, чтобы их глаза оказались хотя бы примерно на одном уровне.

   Милица восприняла этот жест по-своему. Она тут же обвила его толстую шею руками, запустив пальцы в гриву, и Холодный Туман забыл, что хотел сказать. Его еще никогда не обнимали так – в среде рогачей подобные ласки не бытовали, а насчет человеков и других рас он ничего не знал и не понимал, как реагировать. Ясно лишь одно – оттолкнуть этого ребенка сейчас он не должен.

   - Госпожа Милица, - ее няня подбежала ближе и схватилась за сердце, - как вы можете? Немедленно отойдите от него! Он грязный! Он блохастый! И от него дурно пахнет! Как вам не стыдно?

   Девочка бросила на няню затравленный взгляд. Холодный Туман заколебался – с одной стороны, эта человечка старше по возрасту и он должен отодвинуть от себя девочку, чтобы сделать ей приятное, а с другой стороны – этот ребенок высокородного господина и имеет право здесь распоряжаться. Но неожиданно ей на помощь пришел сам инспектор Крон.

   - Сударыня, - мягко промолвил он, - насколько я помню, ваша подопечная – особенная? Вот и дозвольте ей поступать по-особенному. Как ваше имя?

   - Тина Шеми, - воинственно откликнулась та.

   - Шеми… Вы не из Народа?

   Холодный Туман с удивлением воззрился на няню. Она вдруг побледнела так, словно услышала смертный приговор.

   - Я… я только… это, - залепетала она, нервно озираясь по сторонам, - я не хотела ничего плохого… У меня рекомендации… Его сиятельство были так любезны, что… но послушайте…

   - Нет, это вы послушайте меня, - жестко сказал человек. – Конечно, ваша принадлежность к Народу сама по себе не есть преступление. У меня самого служанка – сатирра, а в следственном управлении в качестве письмоводителей служат лепрехуны, так что я никоим образом не ксенофоб. Но вот то, что вы устроились именно на эту работу, дает мне права…

   Няня неожиданно упала на колени и разрыдалась, ломая руки.

   - О нет, добрый господин, хороший господин, - причитала она, захлебываясь слезами. – Не надо! Не отнимайте у меня эту работу! Мне так нужна эта работа! Я ничего плохого не делала девочке! Никогда! Я только хотела воспитать ее достойной… Я старалась… и господин Голдо, и его супруга… спросите у них, довольны ли они были моей работой? Спросите у них! Я старалась! Я очень старалась и буду стараться впредь, только прошу вас…

   Ее отчаяние и горе были неподдельными, но Холодный Туман поверх головы девочки смотрел на ее няню с недоумением и тревогой. Он не понимал, что происходит, но догадывался, что тут имело место еще одно нарушение обычая. И главным было то, что эта женщина не человек.

   - Ну-ну, успокойтесь, уважаемая… как вас зовут на самом деле? – поинтересовался инспектор Крон.

   - Тши-хши-н’атати, - пролепетала няня. – Я…

   - Вы должны в ближайшее время явиться в регистрационный пункт следственного департамента и представить ваши документы и рекомендации. Ваши настоящие документы и рекомендации, как понимаете. Иначе у нас будет повод обвинить вас в причастности к ночному происшествию… Кстати, насколько понимаю, у тебя тоже не все в порядке с регистрацией? – он обернулся к Холодному Туману, который внимательно прислушивался к разговору.

   - Рести…регтри…стра…- попытался выговорить тот незнакомое слово. – Не знаю. Я в городе уже больше месяца. Спросите у Серого Облака. Он – вожак стада. Его можно найти в Дровяном переулке. Там старый дом в заброшенном саду. Он должен был…

   Вспомнив про стадо, вожака и прежнюю жизнь, он почувствовал грусть. Двое суток, с тех пор, как ушел, он не подавал о себе вестей. Конечно, Серое Облако не откажется разговаривать с представителями закона, но что он скажет про него?

   - Туман, так ты не бездомный? – разочарованно протянула Милица. – Ты живешь в Дровяном переулке? Это, наверное, очень далеко, ты заблудился и… - голосок ее задрожал, на глаза опять навернулись слезы: - Но ведь ты останешься со мной, Туман? Пожалуйста…

   - Маленькая девочка, - сказал он, - мое имя – Холодный Туман. Меня никогда не звали иначе. Это не принято. Даже матери не называют своих детей иначе, чем именем, данным при рождении. Это нарушение…

   Он оборвал сам себя. В последнее время ему случалось наблюдать столько нарушений этого самого обычая, что он уже начал сомневаться в том, что все эти законы, обычаи и традиции – такая уж незыблемая и необходимая вещь. Взять хотя бы няню Тину – выглядит, как человек, разговаривает, как человек и в то же время она – из какого-то загадочного Народа, обманом проникшая в дом человеков.

   - Мы обязательно все это выясним, - кивнул инспектор Крон. – И про Серое Облако, и про Дровяной переулок… и про вас, уважаемая Тина Шеми, кем бы вы ни были на самом деле. Но сейчас, - тон его голоса стал жестким, - я бы хотел побеседовать с тобой, Холодный Туман. И желаю услышать подробный рассказ о том, что лично ты видел, слышал, чуял и так далее этой ночью. Подробно и ничего не скрывая! А вас, милая госпожа, я бы попросил удалиться.

   Милица так стиснула руки на шее рогача, что тот как-то сразу понял значение слова «ошейник».

   - Я никуда не пойду! – воинственно заявила она, но прежде, чем инспектор Крон открыл рот, Холодный Туман сообразил, что можно сделать.

   - В леваде за конюшней остался Тиссо, - сказал он. – Он может потеряться…

   Поймав взгляд инспектора, няня Тина поднялась с колен, быстро вытерла щеки и нос платком.

   - Милая госпожа, он прав, - голос у женщины все еще дрожал, и руку протягивала неуверенно, но уже действовала, - Книга может потеряться, а она очень дорого стоит. Давайте ее поищем? А потом принесем сюда.

   Милица с сожалением разжала руки, бочком придвинулась к няне, и та, опасаясь брать девочку за руку, повела ее прочь. Двое мужчин смотрели им вслед.

   - Ну, - первым заговорил инспектор Крон, - а теперь рассказывай. Все!

   И Холодный Туман заговорил.

   Человек умел слушать. Он буквально смотрел рогачу в рот, стараясь не пропустить ни одного слова, то и дело переспрашивал, уточняя.

   - Значит, запах этого ликантропа показался тебе знакомым? – в очередной раз перебил он.

   - Да. Я уверен, что уже сталкивался с ним. Мы враги… наши предки были врагами, и я бы не забыл… того, с кем уже встречался…

   - Встречался – и остался в живых, как я понимаю?

   Рогач кивнул. А как же иначе?

   - Кто из трех показался тебе знакомым? Не тот ли, которого ты потом убил? В память о той, первой, встрече? Появилась отличная возможность отомстить… Ты злопамятен, рогач?

   - Если живешь в стаде, должен уметь прощать и забывать обиды, - рассудил Холодный Туман. – Или уйти, если не можешь простить и забыть. Другого не дано.

   - Ты поэтому ушел? – заинтересовался инспектор Крон. – Потому, что не смог простить и забыть?

   - Забыть – смог, - подумав, качнул короной рогач, - простить – нет.

   На ум пришло воспоминание о Тополиной Ветви. Почти три месяца они не виделись с бывшей невестой – а все успело порасти быльем. Он помнил – и в то же время не испытывал никаких чувств.

   - Но если дело не в мести, что тебя заставило напасть на ликантропа? – допытывался человек.

   - Не знаю. Наверное, инстинкт…

   - То есть, никакой личной вражды, никакого приказа?

   Он помотал головой.

   - Захотел – и убил? Так, выходит?

   - Так.

   - А ты знаешь, - инспектор усмехнулся, - что это называется нарушением закона? Нельзя жить в обществе и не считаться с его законами! А законы гласят, что никто не должен отнимать жизнь у другого живого существа просто потому, что так захотелось! Никто не имеет права убивать ради развлечения или просто потому, что кто-то ему мешает.

   - Да? – искренне удивился Холодный Туман. – А я слышал, что у вас есть такие охотники, которые убивают именно ради развлечения. А еще человеки ведут войны и убивают тех, кто им мешает. Мои предки тоже когда-то мешали человекам. Мой прадед был грудным ребенком, когда человеки решили, что им мешают рогачи и другие нелюди и начали убивать представителей моего народа…

   - Это совсем другое дело! - поспешил перебить человек. – Именно потому, чтобы такого больше не повторялось, и придумали эти законы! Теперь нельзя убивать ради развлечения…

   - И охотиться, - кивнул рогач. – Мы точно никогда не убивали ради развлечения. Моим предкам в прошлом пришлось немало пострадать от тех, кто убивал их, чтобы мы не научились ценить жизнь. Ведь она имеет цену только для того, кто ежеминутно рискует ее потерять. А тот, кому не угрожает смерть… разве он может понять, что такое – жить?

   - Уф, - инспектор покачал головой, - ну и ну… Вот только рогача-философа мне и не хватало для полного счастья! Откуда ты такой явился умный? Уж не за подобные идеи тебя попросили покинуть стадо?

   - Я сам ушел.

   - У вас там все такие?

   - Нет. Мне говорили, что я – не такой, как большинство…

   Человек пробормотал что-то вроде: «И слава Первопредку!» - и тихо оттянул воротник, испустив глубокий вздох.

   - Вернемся к нашему разговору. Значит, один из ликантропов показался тебе знакомым? Но атаковал ты не его, а того, кто подвернулся под рога и копыта? – дождался кивка и продолжил: - И атаковал, не испытывая личной неприязни, не просто потому, что перед тобой были потомки заклятых врагов твоих предков. Так? Заметил волков и поднял тревогу… Так?

   - На моем месте так поступил бы каждый рогач.

   - Понятно, - сказал человек таким тоном, что любой бы догадался, что на самом деле он почти ничего не понял, но не желает в этом признаваться. – Мы будет разбираться с этим делом. А ты… ты пока побудешь свидетелем. Нам надо узнать, кто этот третий ликантроп, твой знакомый, которого ты отпустил.

   - Я никого не отпускал. Он сам ушел.

   - Успел, значит…

   Холодный Туман начал терять терпение. По поведению человека он догадывался, что тот что-то задумал. Возможно, он даже не верит в искренность собеседника, не зная о том, что рогачи не умеют лгать. Они могут что-то утаить, но назвать черное белым, ни у кого не повернется язык.

   - Я никого не отпускал, - упрямо повторил он.

   Человек уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но появление Милицы и ее няни заставило его замолчать. Девочка вбежала в конюшню, размахивая книгой:

   - Мы ее нашли! На, держи! Она валялась в крапиве… Тина полезла ее доставать и совсем не обстрекалась. Правда-правда!

   Холодный Туман осторожно взял толстый томик. Повертел, рассматривая красно-коричневую обложку и тисненные золотом буквы – имя автора. С трудом – его короткие толстые пальцы не были предназначены для такой тонкой работы – открыл книгу на середине, перелистнул несколько страничек.

   - А о чем вы тут без меня говорили, господин Крон? – поинтересовалась девочка.

   - Так… о пустяках, - отмахнулся тот.

   - О том, почему я убил ликантропа, - не счел нужным врать Холодный Туман. – Оказывается, этого не надо было делать. Убивать разумных нельзя. Можно только бессловесных животных.

   - Надо же, обиделся, - с изумлением промолвил инспектор. – Послушай, рогач, я хочу разобраться с тем, что произошло ночью. Три ликантропа попытались тайно проникнуть в дом уважаемого человека. Зачем – неизвестно. Двое из них найдены мертвыми. Одного затоптал и забил рогами некий бык… прошу прощения, олень, тело второго найдено в переулке. И был еще третий, который может пролить свет на то, что этим ликантропам понадобилось ночью в чужом доме. И моя задача – отыскать этого третьего и попытаться выудить у него правду…

   - А заодно обвинить одного нелюдя в убийстве другого…

   - Что? – пронзительно перебила рогача Милица, всплеснув руками. – Вы арестуете моего друга? Не надо! Он ни в чем не виноват!

   - Девочка не лжет, - вздохнула Тина, державшаяся в отдалении. – Увы, она особенная и чувствует подобные вещи, господин…

   - Никто никого не пытается арестовать, - инспектор был вынужден отступить перед двойным напором. – Я лишь хотел сказать, что наш разговор с Холодным Туманом не закончен. Мы должны найти третьего ликантропа, и в этом деле он может оказаться нам полезным, только и всего. Ты ведь поможешь следствию?

   Отказаться было невозможно. В землях человеков нелюди были обязаны подчиняться человеческим законам. Так что он кивнул, качнув короной, но прежде, чем человеки покинули конюшню, вспомнил кое-что.

   - А можно, - он напрягся, готовый принять отказ, - можно спросить…

   Еще ни разу никто из его народа первым не заговаривал с человеком и не задавал ему вопросов. Ни дома, куда человеки приходили в качестве гостей, ни в городе, где гостем и пришельцем был уже он. Это было нарушением обычаев, но, как уже было ясно, здесь это ничего не стоило. Человек удивился, но кивнул головой:

   - Спрашивай.

   - Что такое «Народ», к которому принадлежит эта?.. ну…

   Инспектор Крон усмехнулся. Тина опустила взгляд.

   Оказывается, история мира намного сложнее и длиннее, чем принято думать. В самом начале времен, когда человеки только-только вышли из животного состояния и научились добывать огонь, а предки рогачей, ликантропов, сатиров еще были зверями, на земле существовало два Народа – Светлый и Темный. Как положено между Светом и Тьмой, между ними постоянно шли войны – от небольших стычек до настоящих кровопролитных сражений. И, в конце концов, оба Народа так истощили силы друг друга, их самих осталось так мало, что они просто вынуждены были объединиться, чтобы постараться выжить. Ибо тем временем уже поднимали голову другие расы – одни сформировавшиеся и начавшие строить свои цивилизации, а другие пока только начинавшие свой путь. Определенную угрозу для остатков Народа представляла шезрулы – в те далекие времена у них еще было свое государство.

   Остатки Светлых и Темных объединились и начали строить новую жизнь, но в этом и была главная ошибка. Они погубили сами себя, ибо нет врага страшнее, чем враг внутренний, ибо никогда не знаешь, куда и как он нанесет удар. Не прошло и полутысячи лет, как только-только возрожденная цивилизация рухнула окончательно и погребла под своими обломками остатки Народа.

   Нашлись все же такие, кто выжил. Чудом уцелело несколько семейных групп, состоящих большей частью из полукровок, которые не спешили повторить ошибки предков. В изоляции, почти не общаясь с себе подобными, они какое-то время влачили существование, о переменах в мире узнавая от лепрехунов, фей и других представителей Малого Народца. Быстро растущая человеческая цивилизация привлекала их. И постепенно последние представители Народа стали переселяться все ближе и ближе к людям. И теперь многие из Народа живут среди человеков на тех же правах, что и сатиры, рогачи, тролли, ликантропы, лепрехуны и иные, не столь многочисленные, расы.

   Об этом думал Холодный Туман, шагая по улицам города и невольно выхватывая взглядом нелюдей. Они попадались на каждом шагу. Сновали туда-сюда озабоченные сатиры и лепрехуны. Порой, ссутулившись, протопает тролль – эти сумеречные существа крайне редко показывались на открытых улицах днем. Ни рогачей, ни ликантропов не попадалось – соплеменники все были заняты на работе, а ликантропы предпочитали без особой нужды не соваться в центр города. Ни разу он не заметил ни шезрулов, ни тем более ночного народа, который вообще не обнаруживает своего присутствия до заката. А были еще брауни, представители того самого Народа, камнелюды, феи, пикси…Обо всех них он лишь слышал от соплеменников, но сам никогда не видел.

   До Дровяного переулка добрался без приключений – сначала отыскал набережную, где еще недавно он работал грузчиком, а уже оттуда дорога домой была знакома. День уже закончился, почти вся диаспора была в сборе. Не тратя времени и сил на разжигание огня, рогачи закусывали простой мешанкой – запаренное с утра горячей водой зерно пополам с мелко нарезанными овощами и фруктами. Черпали мисками и руками из длинного узкого корыта, подходя по очереди. И все перестали жевать, когда Холодный Туман появился на пороге.

   На него уставилось три с половиной дюжины пар внимательных глаз. Кто-то даже перестал жевать, кто-то застыл, склонившись над корытом.

   - Ты, - первым нарушил молчание Первый Дождь, - откуда взялся?

   Не глядя ни на кого, он прошел к каменному столу, за которым обычно восседал Серое Облако и выложил на него три империала:

   - Вот. Долг принес.

   Одну монету ему дали за первый день «работы», вторую граф Голдо захотел заплатить за то, что рогач вовремя поднял тревогу, а третья совершенно неожиданно оказалась авансом, который теперь следовало отработать.

   - Это не все, - он поднял глаза на стоявшего напротив соплеменника. – Потом занесу еще. Как только появятся деньги.

   - «Появятся», - откуда-то из задних рядов выбрался Серое Облако, фыркнул презрительно. – И откуда они появятся у тебя в таких количествах? Где ты их возьмешь? Всей моей бригаде надо работать шесть дней, чтобы заработать три империала! Ты кого-то убил или ограбил?

   - Я заработал.

   - Наверняка, связавшись с кем-то, кто пошел против законов человеков и обычаев своего народа. Это грязные деньги, - вожак решительным жестом смахнул их со стола, словно мусор. – Я к ним не прикоснусь! И остальным запрещаю.

   - Это не твои деньги, и ты не имеешь права приказывать, - не обращая внимания, Холодный Туман наклонился, чтобы поднять – и тут же получил такой пинок копытом в бок, что не удержался на ногах и кубарем покатился по полу, отлетев под ноги собравшихся рогачей.

   Раздался хор возмущенных голосов. Бить ногами не считалось позорным, но вот так, исподтишка, не утруждая себя вызовом…

   - Бой! – выдохнул Первый Дождь.

   - Бой! – подхватили остальные, и старый дом задрожал от громового рева десятков глоток. – Бой! Бой!

   Ужин был забыт. Кто-то поспешил оттащить корыто подальше, другие мигом расчистили круг, в котором остались только Серое Облако и Холодный Туман.

   - Бой! Бой! – скандировали все.

   После такого начала один из них был просто обязан бросить вызов на поединок – либо вожак, желавший проучить наглеца, либо тот, кого так подло ударили без предупреждения. Если вызова не бросит вожак, значит, он не прав и сам это осознает. Если его противник – значит, пинок он получил правильно.

   Прежде, чем ответить, Холодный Туман собрал монеты и отдал их Первому Дождю:

   - Это ваши. Вы собрали их ради меня. Отдаю вам. За мной долг перед стадом.

   - Вызываю, - прохрипел Серое Облако. – Бой до пощады.

   Ни один рогач не станет биться с другим рогачом до смерти. Это против обычаев. Нет, смертельные поединки тоже бывали, но они остались в далеком прошлом, когда племя рогачей было многочисленнее. Человеки существенно уменьшили численность этого народа, так что во многих стадах были вынуждены отказаться от боев до смерти, чтобы еще больше не уменьшать численность. Теперь до смерти бились только, если кого-то обвиняли в преступлении и другого способа очиститься, кроме как прикончить обвинителя, не существовало.

   Но сейчас явно был не тот случай, и Холодный Туман покачал головой:

   - Я не буду с тобой биться.

   - Трусишь?

   - Просто не хочу.

   Вокруг возмущенно заворчали зрители. Они явно были на стороне Серого Облака.

   - Отказываясь от поединка, ты признаешь свою неправоту, - проворчал Теплый Ветер, протискиваясь вперед. – Ты понимаешь, что это значит?

   - Догадываюсь. Я должен уйти.

   - Ты будешь изгоем, - воскликнул вожак. – Тебя не примет ни одно стадо! Ты подохнешь в одиночестве! Никто не встанет на твою защиту, никто не поможет, не заговорит с тобой на родном языке…

   - Ты хочешь боя? – Холодный Туман посмотрел на него сверху вниз. Он был моложе Серого Облака, но почти равен по размерам, а величина короны бросалась в глаза. – А я – нет. Я не готов. У меня есть дела.

   - Свои дела ты будешь делать в одиночестве. Стадо выгоняет тебя! У тебя есть время одуматься и принять мой вызов.

   Холодный Туман улыбнулся про себя. В родном стаде у Серого Облака не было шансов – он был самцом низшего ранга. Тут тоже в большинстве своем собрались такие же низшие, среди которых он оказался самым напористым, сильным, задиристым, почему и стал вожаком. Но против рогача высшего ранга, каким был сын вожака Холодный Туман, у него не было шансов. И все-таки он бросал вызов, всеми силами стараясь удержать за собой власть – пусть даже власть над такими же, как он, неудачниками низшего ранга.

   - Не могу. У меня есть долг и работа, которую я должен выполнить, - признался он.

   А еще он понимал, что легко сможет одолеть Серого Облака и стать вместо него вожаком. Таков обычай – обычай, который обернется для победителя поражением. Ибо, став вожаком, он не сможет бросить этого маленького стада. Он должен будет остаться с ними навсегда… и навсегда забыть о том новом мире, который приоткрылся для него.

   - Тогда уходи.

   - Хорошо.

   Выбор был сделан. Новое не родится, пока не умрет старое. Чтобы что-то изменить, надо от чего-то отказаться. Что он и сделал, повернувшись спиной к противнику.

   Разочарованно мычащие рогачи расступились, расчищая дорогу к выходу. Он сделал несколько шагов.

   - Я вернусь, когда рассчитаюсь с долгом.

   - Ты не вернешься. Ты не сможешь. Не выживешь в одиночку.

   Слова звучали, как приговор, но он предпочел не прислушиваться. Обычай требовал, чтобы он все-таки принял вызов ради шанса остаться в стаде. Но если он нарушен один раз, что мешает нарушить его вторично?

   Он вышел в вечерний сумрак, несколько раз глубоко вдохнул, втягивая ноздрями воздух. Пахло травой, землей, навозом, яблоками, мускусом. Не скоро ему придется снова дышать привычными ароматами. Но он сдержит слово.

   Он уже шагал по тропе, пробираясь сквозь заросли, когда его догнал Первый Дождь.

   - Не огорчайся, - сказал он. – Ты не первый, кто уходил из стада. На моей памяти их было трое – Пустое Дупло, Ясный День и Сломанный Сук. Были и до них. Поищи их в городе.

   Он кивнул, показывая, что принял слова к сведению, и продолжил свой путь.

ГЛАВА7.

Лохматый переминался с лапы на лапу, стоя перед отцом, и не осмеливался поднять глаза. Вожак еле сдерживался. В горле клокотало рычание, и если бы перед ним не был собственный старший сын, давно бы задал трепку.

   - Ты, - рычал он сквозь клыки, - понимаешь, что наделал? Сначала ты принимаешь решение, не посоветовавшись со мной, потом заручаешься поддержкой молодняка из других стай, а когда дело провалено, бежишь ко мне каяться в собственной глупости? И считаешь, что мы обязаны безр-рр-р-ропотно снести твои выкрр-р-рутасы?

   Его все-таки прорвало на рык.

   - Я хотел заработать для стаи, - попытался оправдаться он.

   - Зар-работал, - стоявшая рядом с вожаком волчица без опаски погладила его по загривку, и тот под лапой подруги немного успокоился. – Непр-риятности заработал!

   - Обнаглел, щенок, - проворчал стоявший рядом дядюшка. – Мало драли в детстве. Будь ты моим сыном, ходил бы битым…

   - Что ж своих-то не завел? – огрызнулся Лохматый. – Вот и драл бы в свое удовольствие…

   Дядюшка зарычал, сжимая кулаки:

   - Щенок! Бросаться такими… Да я тебя…

   - Что сделаешь? Обслюнявишь до потери сознания?

   Старый волк взвился, вне себя от ярости, и лишь грозный рык вожака помешал ему немедленно броситься на молодого нахала и вцепиться ему в глотку.

   - Р-разошлись! – прорычал он. – В р-разные стороны! И молчать!

   Он не кричал, не скалил зубы, но так смотрел, что спорщики притихли.

   - Я пока еще достаточно силен, чтобы пор-рвать вас обоих на клочки. И пока я вожак, мои подголоски не будут р-рвать друг друга! Ты виноват, Лохматый. Ты подвел стаю. Погибли два чужака. Один в доме у гладкокожего, другой – рядом с ним. Ты – уцелел. Если соседи узнают, что ты тоже там был и остался в живых, отчета придут требовать у тебя.

   - Не придут, - проворчал Лохматый. – Никто не знает, с кем и куда я ходил.

   - Уверен? У гладкокожих длинные руки…

   - Да, но я связывался вовсе не с гладкокожими! – выпалил Лохматый и тут же понял, что сказал глупость. Родители зарычали хором, к ним присоединился дядюшка. Метнулись полюбопытствовать младшие братья и сестры и прочая дальняя родня – всего десятка полтора морд, не считая самых мелких.

   - Т-ты, - захрипел вожак-отец, - не с гладкокожими? А с кем?

   Лохматый пожал плечами:

   - Не все ли равно?

   - Да уж, - поддакнул дядюшка, - конец один… Если не считать того, что в этом мире гладкокожие – хозяева жизни.

   - Ошибаетесь! Хозяева жизни те, кто приходит и берет свое…

   - И чужое тоже. Вспомни эти слова, когда придут за твоей жизнью.

   С этими словами дядюшка махнул рукой и ушел, забился в свой отнорок, не реагируя на попытки разговорить его. Лохматый презрительно фыркнул – мол, тоже мне, неженка! – но вожак-отец осадил старшего сына:

   - Ты пока только подголосок. И Голосом стаи тебе не быть, пока жив я. Не забудь, что тебе еще два сезона до того времени, когда ты можешь заиметь свою стаю. И сильно сомневаюсь, что ты, во-первых, доживешь до этого счастливого дня, а во-вторых, что найдется хоть кто-то, кто захочет уйти с тобой и стать твоим подголоском.

   Нотацию от вожака-отца молодой волк выслушал спокойно, понурив голову.

   - Что мне делать? – только и спросил он.

   - Не высовываться, пока все не стихнет, - сказал вожак-отец. – За пределы логова – ни шагу. С посторонними не общаться, пока я не позову. Сидеть тише воды, ниже травы. Из подголосков пока уйдешь – не стоит посторонним знать, что ты вернулся. А если кто заметил, что ты уходил и возвращался…

   Он сделал паузу и окинул взглядом младших детей и немногочисленную дальнюю родню. Те поняли вожака-отца без слов и поспешили ретироваться.

   -… то он должен немедленно об этом забыть, - как ни в чем не бывало, продолжил вожак-отец. – Ибо пока еще я – Голос стаи. И мне решать, как поступать.

   - Да, вожак, - вздохнул Лохматый.

   - А теперь иди к себе, - последовал приказ, которого он не мог ослушаться.

   Каждая стая была, по сути дела, одной большой семьей. Два Голоса – вожак-отец и его подруга, младшие братья вожака, родные и, изредка, двоюродные, одна-две незамужние сестры, парочка случайно приблудившихся стариков и дети вожака. Детей могли иметь только Голоса, остальные охотились, работали на семью, возились с малышней. С другими такими же семьями волки старались не поддерживать связей – за исключением тех случаев, когда надо было молодым волкам создавать семьи. Каждая стая имела собственную территорию, которую охраняла, несмотря на то, что часто две-три стаи селились на одной и той же улице, только по разные стороны и «своей вотчиной» считали дома, стоявшие на «их» половине. На таких улицах порой достаточно было перейти на другую сторону, чтобы избежать смертельной опасности – или, наоборот, влипнуть в крупные неприятности.

   На их улице жили еще две стаи. Одна занимала полуподвальное помещение добротного двухэтажного дома, другая ютилась в одноэтажном домишке с подслеповатыми окошками, с частично забитыми ставнями. По иронии судьбы, именно к этой стае принадлежал Быстрый. Стая была молода и мала – Быстрый был одним из четырех взрослых волков. Остальные были две волчицы и трое щенков, дети старшей из них.

   Устроившись возле пыльного полуподвального окошка в своем отнорке, Лохматый косился в ту сторону, где в конце улицы жила стая Быстрого, и в голову его стали просачиваться крамольные мысли. Если уговорить слабую стаю присоединиться к более сильной, что это даст? Дополнительную ораву голодных ртов, которых надо где-то накормить…Но зато это были когти и зубы, незаменимые, если дело дойдет до столкновения с другими стаями. Правда, Быстрый погиб, и вроде как по его вине. Но подробностей не знает никто, как и обстоятельств его кончины. А это значит, что можно сочинить любую чушь, - лишь бы поверили.

   Договориться оказалось проще всего с Милицей. Девочка не стала плакать и цепляться за живую игрушку. Она просто не по-детски серьезно вздохнула и погладила Холодного Тумана по толстому запястью.

   - Мне очень жалко, что ты уходишь, - сказала она. – И мне очень не хочется тебя отпускать. Но если ты обещаешь, что вернешься…

   - Я вернусь, - сказал он. – Обещаю.

   А сам мучительно раздумывал, стоит ли давать такие обещания маленькой человечке. В конце концов, у них совсем другие обычаи и законы. И слово ценится совсем не так. Но эта человечка особенная.

   Она смотрела так, словно все понимала – и что он не хочет возвращаться, и что он сомневается.

   - Смотри же, будь как мой папочка, - только и сказала она. – Он всегда выполняет свои обещания! Папочка меня любит…

   - Угу, - промычал он, не зная, что сказать.

   Няня Тина стояла в сторонке, нервно ломая пальцы. Потом решилась и шагнула к нему. На побледневшем лице ярко горели глаза представительницы Народа.

   - Ты должен знать, - промолвила она, - Девочка особенная. Она нуждается в защите. Отец пытается ее защитить, но даже его возможностей не достаточно. Есть силы, с которыми не справиться обычным людям, как бы богаты и могущественны они ни были. Может быть, нам повезет и ураган пройдет мимо. А если нет… если нет, рядом с моей подопечной должен быть настоящий защитник.

   Он помотал головой. Нет, он не желал становиться телохранителем у кого бы то ни было. Его ждет другая судьба.

   Центр города, куда он направился, Холодный Туман знал плохо. Эти районы с богатыми особняками, эта мраморная набережная, площади с конными статуями, ухоженные скверы, торговые ряды не предназначались для нелюдей. Несколько раз рядом с вывеской гостиницы, магазина, ресторана или даже над воротами доходного дома виднелись объявления: «Нелюдям вход воспрещен!» Что самое интересное, охраняли вход как раз нелюди – тролли, ликантропы, даже рогачи.

   Издалека заметив знакомые плечи и развесистые короны сородичей, Холодный Туман невольно сдержал шаг и даже покосился по сторонам, отыскивая запасной путь. В лесу было бы проще – отступил за деревья или в заросли кустарника, и нет проблемы. А в городе свободно передвигаться можно только по улицам. И единственный путь пролегал вперед, мимо рогачей-стражников… или назад, откуда пришел.

   Но как же неохота встречаться с сородичами! Наверняка уже сегодня вечером все будет доложено Серому Облаку. И тот непременно захочет отомстить соплеменнику.

   Он уже представил самосуд рогачей. Жестокое, если честно, зрелище – не используя рогов, все скопом набрасываются на преступника и бьют его ногами до тех пор, пока он не испустит дух. Сперва удары наносят осторожно, лишь двое-трое самые непримиримые врага бьют в полную силу. Но постепенно всеми овладевает азарт. Не обращая внимания на крики жертвы, экзекуторы смыкают ряды, толкаются, пытаясь нанести как можно больше ударов. В конце, когда жертва уже не подает признаки жизни, опьяневшие от крови, самцы просто скачут на окровавленном трупе. Холодный Туман только один раз наблюдал самосуд рогачей, в детстве, но запомнил на всю жизнь. И не горел желанием на своей шкуре убедиться, насколько страшно умирать вот так…А уж в том, что этот гигант будет бить сильнее прочих, сомневаться не приходилось.

   Но…

   Холодный Туман даже помотал головой, когда простая мысль пришла ему в голову – в стаде Серого Облака он не припоминал рогачей такого роста и телосложения. Да и корона у него на голове была больше и толще, чем у большинства членов диаспоры. А не значит ли это, что он все-таки нашел одного из отступников? Ишь ты, стражники! Престижная работа!

   Уже успокоившись, он подошел ближе. И рогач-стражник потянул носом воздух, чувствуя присутствие сородича.

   - Кто и откуда?

   - Дома меня называли Холодным Туманом. Из стада…- он замялся, - я оттуда ушел.

   - Давно?

   - Второй день пошел.

   Рогачи обнюхались, потерлись толстыми шеями. Стражник оказался на несколько лет старше Холодного Тумана, и обладал развесистой короной. Дома, в своем стаде, он наверняка был высокого ранга, может быть, тоже родственником своего вожака, братом или сыном.

   - Недавно, значит? Почему ушел?

   - С Серым Облаком повздорил.

   - Серое Облако? Так он же был теленком, когда я уходил!

   - Сейчас он высоко поднялся. У него власть в стаде. Но мне сказали, что из стада ушли Пустое Дупло и Сломанный Сук…

   - Меня здесь зовут Ясным Днем, - представился стражник. – Тот, кто называет себя Пустым Дуплом, мой сменщик и должен прийти завтра на рассвете. А Сломанного Сука здесь ты не найдешь. Его часто видят на Улице Зеленых Огней. И туда он приходит чаще всего по ночам. В другое время мы редко видимся, хотя обитаем рядом.

   - Как и где вас найти?

   - Меня и того, кто называет себя Пустым Дуплом, можно найти здесь или в конце Лебяжьей улицы. Там сквер и старые дома. Найдешь?

   - Да, - пообещал Холодный Туман, хотя о существовании Лебяжьей улицы знал только понаслышке – мол, она одна – весь сплошной бульвар, где можно найти место для лежки. Удобств особенных нет, зато каждый день можешь ночевать на новом месте. Там по осени остается достаточно пустых павильонов. Да и сейчас тоже. Хватит места не только тебе, но и еще двум-трем таким же одиночкам.

   - Придешь?

   Холодный Туман качнул рогами. Откровенно говоря, он весьма смутно представлял себе, где проведет эту ночь. Не исключено, что в подворотне или придется возвращаться в дом графа Голдо. Милица будет рада…

   - У меня дело, - уклончиво ответил он. – Боюсь не успеть…

   - Дело? Какое?

   - Там, - он лишь указал направление.

   Ясный День проследил за ним взглядом:

   - Ну и ну! Это туда? Ты собираешься в центр города? Я не ошибся?

   - Кажется, нет. А что такого?

   - Не хотел бы я связываться с теми, кто там обитает, - честно ответил Ясный День. – И никто из моих соседей – тоже.

   - Я не такой, как все, - уклончиво ответил он, уже начиная привыкать думать о себе именно так.

   - Тогда иди.

   Распрощавшись с сородичем, он зашагал дальше.

   По счастью, идти оказалось недалеко. Он не успел даже подумать, что стоит вернуться и расспросить Ясного Дня о том, нельзя ли найти путь покороче и побыстрее, как впереди за домами замаячили шпили, похожие при беглом взгляде на остовы сгоревших в лесном пожаре деревьев. Словно в насмешку – и очень четко символизируя чьи-то сгоревшие надежды – они впрямь не были идеально ровными, а казались слегка искривленными.

   Еще десятка два-три шагов – и из-за угла дома открылась Площадь Правосудия с конной статуей Принца-Основателя.

   На постаменте, установленном так, что протянутая рука Принца указывала на помост для публичных казней, старинной вязью были выбиты какие-то слова. Ни одна буква не была знакомой, и Холодный Туман потратил какое-то время, изучая их. Столько завитушек… Как человеки в них не запутаются? Вот простые черты и резы намного проще. На своем языке он умел прекрасно писать и читать. Может, из-за сложностей этого шрифта человеки в конце концов от него отказались?

   - Чего застрял, нелюдь? Пошел вон!

   Какому-то прохожему захотелось пересечь Площадь именно здесь, хотя места вокруг было достаточно. Решив не обострять отношений, Холодный Туман отступил на шаг, освобождая дорогу.

   - Пошел вон, говорю! – человеку этого явно было мало. Он, невысокий ростом, безоружный, все-таки решил самоутвердиться за чужой счет, чувствуя себя хозяином жизни. – Понабежало вас тут… Это место для людей!

   Сами себя человеки называли «людями» точно также, как козлороги звали себя между собой сатирами, ликантропы – волками, рогачи – оленями. Какие-то самоназвания рас человеки принимали и использовали, какие-то – нет.

   - Это место для всех, - возразил рогач. – Но я все равно ухожу потому, что тороплюсь.

   - Невежественный дикарь! – бросил ему человек. – Еще бы нагадил прямо тут! Лошади хотя бы пользу приносят…

   - Я тоже пользу приношу, - попробовал возразить он.

   - Чем? Что стоишь тут и воняешь? – рассердился человек. – А у тебя вообще есть разрешение тут стоять?

   - Что?

   - Документы предъяви, нелюдь!

   - Доку…до-мен…- сколько прожил в городе, он первый раз слышал это слово. – А что это?

   От возмущения у человека перехватило дыхание.

   - Ах, ты, - выдохнул тот, когда смог заговорить. – Дикарь! Нелюдь! Эй, патруль! Патруль! Сюда!

   - Не надо патруль, - покачал головой Холодный Туман. – Я туда и иду.

   Он оставил человека ворчать и ругаться на то, что от нелюдей в городе нечем дышать, и решительно свернул к зданию следственного департамента.

   Об истории этого места он не знал ничего кроме того, что рассказал ему накануне инспектор Крон, но чувствовал, что здание очень старое. Это буквально носилось в воздухе. Высокая, в три человеческих роста, каменная стена делала его похожим на крепость, что, наверное, изначально и задумывалось. Широкие ворота, обитые листами железа, были приоткрыты, позволяя рассмотреть сумеречный двор и массивное крыльцо главной башни.

   Стражники на воротах – человеки – проводили рогача заинтересованными взглядами.

   - Эй, дикарь, ты куда?

   - Меня приглашал инспектор Крон, - сказал он. – Сириус Крон. Я правильно пришел?

   - Правильно. Тебе в ту сторону, - один из них указал на пристройку сбоку, двухэтажную, из красноватого камня. - Но инспектора сейчас нет. Он уехал.

   - Я подожду.

   Он прошел к крыльцу, встал так, чтобы не мешать тем, кто то и дело поднимался по ступеням, стал смотреть по сторонам, стараясь запомнить и увидеть как можно больше. Подумалось о книге Тиссо, которая осталась лежать в леваде. Можно было потратить время ожидания с пользой – например, поискать ее владельца. Наверняка он живет в одном из ближайших богатых домов. Книга, как ему сказали, дорогая, значит, и ее владелец богат.

   Однако сегодня он не прихватил ее с собой. Ничего. В следующий раз будет умнее. А в том, что этот следующий раз настанет, Холодный Туман не сомневался.

   Конечно, на рогача обращали внимание – в окнах нет-нет, да и мелькнут любопытные лица. Пробегавшие мимо сатиры-курьеры выворачивали шеи, чтобы посмотреть на это чудо, и едва не спотыкались на ходу. Патрульные – их он узнавал по форменным курткам и коротким, до талии, кирасам – и вовсе не стеснялись стоять рядом и глазеть, как на диковину. Похоже, тут никогда не видели рогачей так близко.

   - Эй, ты! – судя по тому, что его форменная куртка была украшена нашивками, у этого человека был другой ранг, не как у патрульных. – Ты почему не на работе?

   - Я работаю, - подумав, ответил он.

   - Где?

   - Здесь.

   Короткое слово вызвало взрыв смеха. Хохотали даже сатиры.

   - Ты – и здесь? Кем же? – спрашивавший человек даже подобрел от смеха.

   Пришлось задуматься. Зачем его сюда вызвали? Поговорить?

   - Советником.

   На сей раз смех увял довольно быстро. Лица многих напряглись.

   - Советником? – патрульный с нашивками на куртке подобрался. – А ты знаешь, что бывает с теми, кто присваивает себе чужие титулы и звания?

   - Нет, но инспектор Крон мне наверное все объяснит. Он меня звал.

   Собравшиеся зашептались. Краем уха Холодный Туман уловил обрывки разговоров: «То самое дело… в графском саду… нелюдь-убийца…» Некоторые поспешили отодвинуться подальше, зато другие придвинулись ближе. У многих в руках как бы случайно оказалось оружие. Их было много, все на одного, и рогач немного занервничал. Куда пропал инспектор Крон? Может, с ним что-то случилось?

   По счастью, ждать пришлось всего несколько минут. Закрытое ландо въехало в ворота, и из него выбрался сам инспектор.

   - Что происходит?

   - К вам, господин инспектор, - поспешил вылезти вперед человек с нашивками. - Этот нелюдь утверждает, что вы его приглашали…

   «…и, разумеется, врет!» - так и повисло в воздухе, но Сириус Крон, как ни в чем не бывало, окинул взглядом фигуру рогача:

   - Явился?

   - Я обещал, - пожал тот плечами. - Я пришел.

   - И как это тебя отпустили…

   - Я им все объяснил.

   Человек хмыкнул, явно по-своему понимая это простое слово, и махнул рукой, показывая, чтобы рогач следовал за ним. За спиной раздался полный разочарования слитный вздох зрителей, и он остановился уже на ступенях, обернувшись через плечо:

   - Этот рогач – свидетель по важному делу. И единственный, кто может опознать преступника. Так что, если что-то случится, мы потеряем ниточку и развалим все дело… Пошли, чего встал?

   Внутри домов, где живут и работают человеки, Холодный Туман бывал редко и только в последнее время, когда его жизнь круто переменилась. Он остановился на пороге полутемного зала, рассматривая голые мрачные стены, широкую лестницу, ведущую на второй этаж, четыре массивные двери в противоположных стенах, проход под лестницей, скудную обстановку. Похожее место он видел один раз – тот самый участок, где просидел за решеткой какое-то время. Там даже пахло также, как здесь. И, кстати, подобное зарешеченное помещение тут тоже имелось – только располагалось у самого входа, рядом со стойкой дежурного. И сейчас оно пустовало.

   - Нам сюда!

   Проход под лестницей превратился в коридор, куда выходило несколько дверей. Они миновали его до конца, вышли в еще один зал, поменьше, откуда вели всего две двери. Одна – явно выходила на задний двор, а другая, в неглубокой нише, открывала путь на лестницу, уходящую куда-то вниз.

   - Боишься высоты? – не оборачиваясь, бросил инспектор.

   - Да.

   - А смерти?

   - Нет.

   - Уже хорошо. За мной. Ты должен это увидеть.

   Спуск был крутым, ступени уходили во тьму, слабо разгоняемую отблеском светильника где-то внизу. Для человека тут было достаточно темно, чтобы ступать, нащупывая ногой каждую ступеньку. Для рогача тут было достаточно круто, чтобы ступать с осторожностью. Это сатиры привыкли жить в горах, и им нипочем любые кручи. Рогачи – равнинные существа, им лазить по крутым склонам несподручно. Холодный Туман упирался руками в стены, останавливаясь на каждой ступени. Его подгоняло только то, что человек шагал впереди и проверял путь.

   Примерно с полдороги он почувствовал запах. Приторно-резкий аромат ударил в ноздри еще с порога, но на середине лестницы усилился настолько, что трудно было дышать. Рогач попробовал дышать через рот, что помогло слабо, потом попытался вовсе задержать дыхание, но стало еще хуже. От вони хотелось бежать, сломя голову. Самое страшное, что запах был знаком. Это был запах смерти и трупов не первой свежести, но к нему был примешан какой-то острый аромат, заставлявший чувствительный нос рогача болеть.

   Не выдержав, он все-таки чихнул, и от резкого звука инспектор едва не свалился с лестницы. Хорошо, что ему оставалось пройти всего две или три ступеньки.

   - Что это?

   - Броздиде, - Холодный Туман закрыл нос. – Бде дебриядно.

   - Да уж, в прозекторской воняет, - человек поморщился. – Но что поделать. Издержки профессии. Надеюсь, ты не грохнешься в обморок?..

   - Грохнется в обморок – останется тут, - послышался новый голос. – Как раз есть свободный стол.

   Из-за стола, стоявшего в углу пустой неуютной комнаты, поднялся еще один человек в замызганном халате. Взял со стола перчатки, одел.

   - Давно мечтал вскрыть рогача, - сказал он. – Но, к сожалению, ваши сородичи слишком редко попадают на наш стол.

   - Ждо это? – все еще гнусаво поинтересовался Холодный Туман.

   - Сейчас мы пройдем в прозекторскую или мертвецкую, как угодно, - пояснил инспектор, - мы недавно начали этим заниматься, и место немного не оборудовано. Хочу представить тебе мастера Иво, медика, который добровольно вызвался нам помогать в этом нелегком деле.

   - Вы готовы? – названный вышел из-за стола, взял светильник, зажег, подкрутив фитилек на полную мощность. Немного подумал и добавил на фитилек несколько крупинок какого-то белого порошка. Запахло травами, немного перебив запах смерти.

   - Ты должен взглянуть на мертвое тело…

   - Зачем? – перебил рогач.

   - Для опознания, - вздохнул инспектор Крон. – Готов?

   Он кивнул, с трудом понимая, к чему надо быть готовым.

   - Проводите, мастер Иво.

   Тот толкнул железную дверь, и вонь на миг просто вскружила рогачу голову. Наверное, даже для человечьего носа тут было плохо, раз мастер Иво тут же добавил еще немного белого порошка, усиливая запах.

   Они прошли в просторный темный подвал. Каменный пол, каменные стены, низкий потолок в потеках слизи и плесени. И холод, от которого изо рта вылетали облака пара, а летняя тонкая шерсть мгновенно встала дыбом. Два факела чадили у входа, скупо освещая сваленные по углам глыбы серого, с вкраплениями мелких черных крупинок, льда и несколько грубо сколоченных столов, на которых лежали мертвые тела, закрытые полотном. Два стола были пустыми, на одном лежал человек, на двух других – ликантропы, вернее, то, что от них осталось.

   - Проздите, - то ли он привык, то ли тот белый порошок очистил воздух, но дышать стало немного легче. – Но я ходел сказадь, зачем все это нуждо?

   Рогач обвел рукой все выставленные мертвые тела.

   Мастер Иво даже задохнулся от возмущения, но инспектор Крон жестом приказал ему не вмешиваться.

   - Видишь ли, нам в следственном управлении часто приходится иметь дело с убитыми. Иногда ясно, как умер человек или…хм…нелюдь. Скажем, ему отрубили голову или проткнули насквозь, или он утонул. Но иногда бывает, что определить причину смерти затруднительно. Вот лежит мертвое тело, и пойди догадайся, что было причиной – отравление, сильный страх или что-то иное? От того, как умер потерпевший, иногда зависит, кого обвинят в его смерти. Иногда это позволяет избавить невиновного от наказания. Еще недавно об этом не думали, отправляя на эшафот или каторгу того, кто больше выигрывал от чужой смерти, не задумываясь о последствиях. Сравнительно недавно мы решили заняться изучением причин смерти. Вот, смотри!

   Он откинул полотно от изуродованных останков ликантропа. Было видно, что его долго били, топчась по животу, пиная ногами и пытаясь проткнуть чем-то острым.

   - Узнаешь свою работу?

   - Нет, это сдедал де я, - он указал на несколько глубоких надрезов, оставшихся на груди и животе покойника.

   - Это уже моя работа, - хмыкнул мастер Иво.

   - Главное сделал ты! – уточнил инспектор Крон.

   - Вы меня обвиняете? – от возмущения он задохнулся и долго кашлял.

   - Нет, не обвиняю, а объясняю, - инспектор терпеливо дождался, пока рогач перестанет чихать и фыркать и заговорил только потом. - Характер повреждений свидетельствует о том, что этот ликантроп умер от множественных переломов ребер, многие из которых проткнули легкие, диафрагму и желудок. Имели место также разрывы кишечника… так, кажется, мастер Иво?

   Тот выступил вперед и без брезгливости провел ладонью по мускулистой руке трупа.

   - Да уж, - кивнул он. – С такими ранами не выживают, и смерть обычно наступает довольно быстро, хотя ее и не назовешь легкой. Но смертельный удар был вот этот, по голове, - мастер указал на выколотую глазницу. – Насколько понимаю, ты ткнул его рогами. Острый кончик проник в мозг, и повреждений оказалось достаточно для летального исхода.

   - Понимаешь? – снова заговорил инспектор Крон. – Описание повреждений позволяет нам искать убийцу среди тех, кто мог заколоть жертву рогами или чем-то, на рога похожим. Сила ударов, следы, оставленные на шкуре убитого – этого достаточно, чтобы решить, кто убийца.

   - И это я.

   - Или кто-то, похожий на тебя, рогач. Но сейчас речь не о тебе. Вот тут у нас есть кое-что еще…

   Мужчина подошел к соседнему столу и сдернул покрывало со второго трупа. Холодный Туман, внутренне приготовившись к чему-то похожему, был слегка разочарован.

   Ликантроп лежал на столе, свернувшись калачиком, словно пытающийся согреться щенок. Подтянул колени к животу, уткнул нос между ними, судорожным последним движением прижал обе руки к груди. Он казался спящим, если бы не широко распахнутые глаза и оскаленные клыки. Длинный косой разрез на боку от подмышки до паха, наскоро зашитый, только подтверждал, что он мертв.

   - Вот, изволь видеть. Ты его знаешь?

   Преодолевая отвращение, Холодный Туман склонился над телом. Его соплеменники не жаловали мертвецов настолько, что старики и заболевшие сами уходили подальше от стойбища, чтобы не попадаться остальным на глаза. Считалось хорошим тоном позволить кому-то близкому умереть в одиночестве. Поэтому рогачи старались держаться от смерти подальше. Более того, если кто-то умирал в хижине или в двух шагах от дома, это был повод собраться и откочевать в другое место.

   Холодный Туман несколько секунд рассматривал морду молодого волка.

   - Нет, не видел, - признался он. – Но нападавших было трое. Двое удрали, а третий попался мне.

   - А этот?

   - Этот мог быть тем, кто удрал. Про остальных я ничего не знаю. Там, в темноте, мне было некогда их рассматривать – они пытались проникнуть в дом. Я хотел только припугнуть их.

   - И хорошо припугнули, судя по результатам, - сделал вывод Сириус Крон. – Ты его знаешь?

   Холодный Туман принюхался. В прозекторской сильно воняло смертью, да еще тот белый порошок источал свой приторный аромат, но он все равно сумел различить собственный запах волка. Незнакомый запах.

   - Нет. Я его впервые чую.

   - И не сталкивался с ним раньше?

   - Нет.

   - Понятно. Что вы нашли на этом теле, мастер Иво?

   - Ничего, - тот подошел, встал с другой стороны, рассматривая мертвеца. – Если не считать неестественной позы – совсем ничего. Сердце, внутренние органы – все в идеальном состоянии. Ни одного укола, ни одной раны. Пустышка. Если бы не эта поза…Как ни старался, я не смог его распрямить. Уверен, что тут и кроется разгадка его смерти. Это очень необычно,