Оглавление
АННОТАЦИЯ
Александр Луновский… Богатенький Буратино… Лунтик… Сашка… Сколько пыталась придумать прозвищ, чтобы отдалиться и не подпустить мистера я-само-очарование-когда-мне-это-необходимо близко к сердцу? Но все тщетно! Я попросту не успела заметить, как мы поменялись местами. И теперь уже он волей судьбы впутался в мир, который меня окружает. И что самое удивительное, не спешит поскорее сбежать! Покоряет родителей, находит одобрение друзей, подкупает рыжего пушистого пирата, отвоевывая с каждым днем все больше места в моей душе! А я… Хочу и боюсь задать себе простой вопрос – как же мне быть, когда ему наскучит?
ГЛАВА 1. Немного о родительских тревогах…
Какое-то время нас окружала только пустая в этот час трасса, за редким исключением, проезжающих мимо машин, (которые мы даже не пытались остановить, разумно рассудив, что еще неизвестно, где безопасней!) яркие россыпи звезд, разметавшиеся по небу, словно жемчуг, белоснежный ободок луны, и высокие деревья, шелестящие молодой листвой.
Хорошо…
Удивительно, но было спокойно. Нега от нахождения рядом вредного выскочки, отпугивала все опасения, как дым насекомых. И даже молчание выдалось уютным. Вот только…
Весенний холод достиг своего пика, легкая белая футболка, одолженная Сашей, больше не спасала положения. И, конечно же, чечетка, выбиваемая моими зубами, не могла остаться незамеченной Луновским.
В итоге он остановился, поглядел на меня этак до паники озорно и принялся стягивать собственную одежонку, такую же легкую как мою, но…
- Не-е-е на-д-д-до! – воскликнула я испугано, потому как… Если на крыше его раздетость (даже по пояс!) волновала в последнюю очередь, то сейчас… Чувства и так обострились, как листок бумаги – вроде б и не разглядишь, а об край можно порезаться! – Мен-н-ня это не спас-с-сет и сам…
- Тсс, - заметили мне авторитетно, не прекращая доведения моих внутренних убеждений, что ситуация под контролем до граничной черты. – Говорят, люди мерзнут для того, чтобы их кто-то согрел, - изрек в итоге Саша глубокомысленно, подмигнул мне, и пока я переваривала услышанное, шустро натянул черный хлопок на голову. – Давай, левую ручку сюда, правую… Вот так, - фыркнул смешливо, обойдясь со мной, словно с маленьким ребенком, не способным на подвиг с самостоятельным одеванием.
И кто бы ответил, почему я, смущаясь, будто трехлетняя девчушка на новогоднем утреннике, застыла обомлевшей статуей, потерявшись в действительности. Нет, определенно если вальяжный и самоуверенный Луновский вызывал во мне бурю противоречивых чувств, то тот же Пушкин, но уже заботливый и милый буквально нокаутировал выдержку!
- Так действительно лучше, - в итоге возвестила я хрипло, уже не надеясь спрятать свое смущение. И зашагала дальше, намеренно не замечая, что рука наглого завоевателя снова опустилась на плечо, убеждая себя, что терплю его самоуправство, исключительно из разумного убеждения, что этак теплее.
Еще минут через пятнадцать, когда нам в спину налетел особенно «кусающийся» поток холодного ветра, я не могла не попытаться повлиять на трезвомыслие некоторых:
- Саша, теперь ты замёрзнешь! Вернее, уже… Я так не могу.
На что самоуверенный и неразумный малый лениво возвестил:
- Не переживай, Злата, мне комфортно.
И только я хотела его обличить в неправдивости сказанного, как он… Он… В общем, некоторым нахальства не занимать! Однозначно!
- Хотя… Если бы ты меня тоже обняла, нам бы обоим стало еще теплее.
Угу, если не сказать жарче!
- Только попробуй прокомментировать мои действия, - процедила с явственной угрозой в голосе и все же поднырнула в подмышку некоторых, обвивая руки вокруг его талии. – Тебе понятно?
- Предельно, - едва удерживая, рвущееся на волю веселье, покорно кивнул Пушкин, но губы, кривящиеся в самодовольном шпагате, сводили все усилия на нет!
Черт, даже идти с ним в таком не особо удобном положении и то оказалось приятно. А уж запах парфюма, тепло дыхания, упругость кожи…
Да, где ж я так успела накосячить, что мне судьба подсунула столь изощренную пытку?!
Терпи, Солнцева! Терпи, я сказала! Если полезу к нему с поцелуями первая, это станет последним гвоздем в крышке гроба для моей гордости!
- И все ж таки, Златая, я и не мог подумать, что ты такая динамо, - с обличительно-осуждающим вздохом вымолвил наглый выскочка, когда казалось, я уже была готова воспламениться от смущения и негодования на реакции собственного тела.
- Откуда такие выводы? – от нелепости выдвинутого предположения, я и не подумала обидеться или разозлиться.
Действительно чего вдруг?
- Ну, как же? – в свою очередь Луновский разыгрывает партию искреннего недоумения тому, что я не понимаю очевидных вещей. – Ты за этот вечер умудрилась один раз раздеться сама, дважды раздеть меня и все настолько безрезультатно…
А осуждения в тоне! Я просто не могла не включиться в новую пикировку остротами!
- По-моему, богатенький Буратино, ты слегка перепутал вектор направления претензий. Сам рассуди, кто из нас двоих повинен в том, что мои «старания» пропали понапрасну?
Улыбка вредного мажоришки стала значительно шире, демонстрируя этим, что ответ оценен по достоинству.
- На опасную тропу вступила, девочка-солнце, - предупредил он смешливо.
А я, поддавшись порыву, спросила:
- Почему ты меня так зовешь? Ну, там, солнечной девочкой или Златой?
- Не нравится?
- Не то, чтобы... Скорее, наоборот. Но… Необычно, - под конец своих корявых объяснений, я стушевалась.
Ибо все его обращения звучали до невозможности ласково и лично, а озвучить ощущения от того, насколько мне это нравилось, я не посмела.
Оказывается, Солнцева, ты та еще трусиха!
- Я вообще необычный - до одури довольно и толику покровительственно хмыкнул наглый выскочка, слегка выпячивая вперед грудь.
Ох, туда мне и вовсе луче не смотреть! Мысли путаются, как рыбешки в неводе.
- Но если хочешь, я могу вернуться к привычному тебе прозвищу…
Разгадать недосказанность некоторых, я смогла не сразу, поскольку мысленно пыталась отвесить своим желаниям отрезвляющие пощечины. Выходило так себе! Потому, сообразить, что он намекает, на набившее оскомину Масло масляное получилось с запозданием.
- Нет, - проговорила, вздергивая повыше подбородок, демонстрируя главарю галерки, что не намерена отрекаться от нового статуса. – Я, так уж и быть, постараюсь отнестись с пониманием к твоим обращениям.
- Окажи любезность, - в свою очередь по-светски вальяжно фыркнул Саша, лукаво на меня не смотря.
Да-да, только у Пушкина выходило многозначительно не глядеть в глаза, не скрывая при этом реального положения вещей!
- Раз уж мы прояснили нюансы, интересующие тебя, ответь на парочку и моих скромных вопросов, - вот как-то у него вышло это произнести, что у меня совершенно не возникло желания с ним согласиться, но…
Куда собственно деваться?
- Валяй, - попыталась произнести беспечно, однако, вышло, скорее, настороженно.
- Зачем, маленькая забияка, ты все-таки заставила меня готовить?
- А ты прям невыносимо перетрудился, да? – восклицаю иронично, не ожидав, что он спросит именно такую ерунду.
Вот ведь никак не успокоится!
- Дело не в этом, - отмахивается вредный выскочка, качнув обнаженной рукой, и я, признаться, успеваю зависнуть над этим движением, бессовестно разглядывая рельефы пусть и не «бодибилдерских», но присутствующих мышц. – Я давно заметил, что ты ничего не делаешь просто так, вот и интересно.
Закатываю глаза, досадуя на его дотошность, а после все же отвечаю:
- Я уже отвечала на твой вопрос. Абстрактно, но…
Несколько минут лунный мальчик молчит, обдумывая мои слова, а после уточняет:
- То есть тебе хотелось, чтобы я во всем принимал непосредственное участие, дабы еще более вляпаться?
- Да, - сознаюсь без должных мук совести.
- Не зря говорят, что второе имя женщины – коварство, - фыркает король галерки насмешливо.
- О, ты просто еще не знаком с нашим первым именем, - проговариваю многозначительно.
- Каким? Упрямством или самодурством?
- Мудростью, Луновский! Муд-ро-стью! Нужно слушать умных девушек!
- Угу, и поступать наоборот. Особенно, если это касается их категорического «нет».
- Это уже детали, - признаю вынуждено, состроив невозмутимую моську. Не в силах опротестовать последнего. Чего уж спорить, особенно если сама в последнее время по себе замечаю, что в чем-чем - а в последнем сокурсник прав?
- Как ты вообще узнала об этом месте? – не давая передохнуть и успеть сменить настроение с шутливого на серьезное, интересуется Саша сумрачно.
Передергиваю зябко плечами и нехотя повествую:
- В пятнадцать, как и любому «себяуважаемому» подростку, мне казалось, словно я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Музыка являлась единственной стоящей целью в мире, и я быстро нашла себе собратьев по пристрастиям.
- Играла в группе? – понимающе уточняет Саша, внимательно слушая отголоски моих ошибок.
- Угу. В рок-группе. И Ромку с собой потащила. Остальные же участники были много старше нас, но кого это когда смущало?
- Дай угадаю, твоих родителей?
- Поначалу нет… Предки у меня, как ты сам успел убедиться - люди прогрессивные. С подходом к подрастающему поколению. Но потом… Короче я увлеклась, (по крайней мере, мне так казалось) вокалистом, а он тоже оказался не прочь помутить, пусть и с малолеткой. Вот я и заявила им, что достаточно взрослая. Собираюсь бросить чертову школу и податься на рок-фестиваль, чтобы искать своей удачи.
- Оу, представляю, как они были «рады», - фыркает Саша, прекрасно понимая степень «всеобъемлющего счастья» четы Солнцевых.
- Не представляешь, - не соглашаюсь недовольно, поскольку собственная дурость, даже с учетом смягчающих обстоятельств пубертатного периода не находит во мне оправданий. – Мама осерчала дико. Но её словесный пресс я выдержала. А вот отче… Он не кричал и не пытался подобрать правильных слов, чтобы переубедить. Бросил коротко только, что ждет меня в машине и привез сюда…
- Дай угадаю, тебя попустило?
- Мгновенно. И вокалист больше не казался пределом мечтаний, и моя напускная взрослость чем-то важным. Потом, как ты понимаешь, мы возвращались сюда неоднократно. Оказывается, они давно помогали таким детям. Мама, будучи завучем по учебной части и учителем информатики, обучала по желанию их основным дисциплинам, чтобы те могли по исполнению шестнадцати лет снова появиться на радарах соцопеки (естественно под её контролем), получить документы и возможность поступить в училища и колледжи. А папа пристраивал к себе на завод. А там… минимум место в общежитии, зарплата и льготы.
Договорила и смолкла, враз ощутив озноб от воспоминаний… К сожалению, далеко не все верили и хотели к чему-то стремиться. Есть куда более легкие (на первый взгляд) способы обзавестись деньгами. И… К скольким пропавшим я успела привязаться? Смогу ли когда-нибудь стереть из памяти их имена?
- Вы молодцы. Правда. И делаете очень много. А всех спасти нельзя, - правильно понял мой мрачный вид Саша, приобняв чуть сильнее, в который раз заставив изумиться, насколько тонко он чувствует мои настроения. – И знаешь, теперь я начинаю понимать, почему ты всегда была такой…
- Ну, договаривай уже, - выдыхаю устало, догадываясь, что характеристика вряд ли окажется лестной. Чего только не говорили обо мне сокурсники за спиной, «обласканные» моим тонким юмором.
- Не по годам взрослой. Это читалось в глазах, в уверенной речи, в решительных поступках.
- Когда ты только успел там так много всего прочесть? – вопрошаю удивленно, пытаясь скрыть за легкой иронией, неожиданно прокатившуюся по позвонкам теплую волну удовлетворенности.
И как у него выходит? Почему я чувствую себя диким зверьком, попавшим в руки опытному дрессировщику, знающему, что силой ничего не добиться, а вот лаской… Моргнуть не успеешь, а ты уже ешь с его руки!
- А я не жалуюсь на скорость чтения, - самодовольно хмыкнул вредный мажоришка, снова принимая горделивый вид.
И я не знаю, кто из нас первым дает волю чувствам, но смеемся мы вместе, с запозданием отмечая, что собственно добрались до цивилизованной территории.
Дальше дело было за малым – найти название ближайшего дома, связаться с оператором и дождаться вызванной машины. Все эти хлопоты Луновский взвалил на себя, а я, устроившись на ближайшей лавочке, устало вытянула вперед ноги и безразлично уставилась на видавшую лучшие дни обувь. Ступни от переизбытка нагрузки протяжно гудели. Казалось, еще мгновение и я реально услышу их жалобы на то, что им досталась отвратительная и безалаберная хозяйка, не щадящая свое тело. Весь остальной организм был с ними полностью солидарен, потому упорно ныл и лишал воли на дальнейшие движения. Мне даже показалось, что я больше не способна подняться с деревянной самодельной скамьи и вот-вот грустно поведаю об этом Пушкину, чтобы он уезжал один. Однако последний снова почувствовав моё состояние, присел рядышком, без позволения надавил на плечи и уложив мою бедовую головушку себе на колени, заявил категорично:
- Отдыхай, - и как-то так вышло, что я решила не сопротивляться, а послушаться лунного мальчика.
Прикрыла веки, чтобы не коситься на оголенный торс некоторых. Вздохнула ночную прохладу, перемешенную с запахом этого конкретного парня, от которого мои мозги в последнее время забаррикадировались в черепушке и решили, что они в отпуске. И провалилась в пограничное состояние сна и яви.
Из дремы вывел шум подъезжающего автомобиля и осторожные попытки Саши, переместить меня к себе на руки.
- Я не сплю, - порывисто убравшись с удивительно удобных колен короля галерки, пару раз открыла и закрыла глаза, чтобы сфокусироваться на действительности и направилась к нашему транспорту.
- Я вижу, - хмыкнул Пушкин иронично, когда попытка спрятать он него зевоту за ладонью, провалилась.
Открыл для меня дверь, терпеливо дождался пока я расположусь в стареньком Форде и сам залез на заднее сиденье, безошибочно назвав адрес моего дома.
- Что тебя так удивляет? – поинтересовался, улыбнувшись, как показалось слегка смущенно, когда я поглядела на него озадаченно. Нет, понятно, что он у меня уже бывал, но… - Я предпочитаю, знать где провожу ночи.
- Да? – не выдержав, выдыхаю саркастично. – Вот никогда бы не подумала…
Сокурсник на колкость лишь с укором качает головой и отворачивается к своему окошку, а я с запозданием, но копирую его маневр.
До моего дома добираемся в молчании, каждый закапавшись в своих мыслях, словно в одеяле. Будто бы они способны согреть…
- Черт… - тяну с досадой, лишь у подъезда сообразив, что выключила смартфон еще на крыше и все это время была не доступна не только для докучливой Полины Ивановны, но и для родителей! – Я совсем забыла про… О, нет! Пятнадцать пропущенных от мамы с папой и одиннадцать от Солода. Боже, меня съедят вместо бутерброда на завтрак, - произношу трагически, вглядываясь в рассветное небо.
- Что тут есть-то, - нарочито скептически оглядывает меня Луновский, искривляя губы во вредной ухмылочке, следя за моими телефонными метаниями с завидным спокойствием. И только я хочу выдать в ответ нечто язвительное, чтоб он хотя бы изобразил заинтересованность проблемой, как парень уверенно берет мою руку и командует: - Давай, для начала предложим им кандидатуру помясистей. Вдруг да и насытятся.
Я непонимающе пару секунд хлопаю молча ресницами, а затем настороженно уточняю:
- То есть ты решил мужественно прикрыть меня своей грудью? А выдюжишь, ли? Вы с моим папой в разных весовых категориях, и потом правда тоже на его стороне.
- Не переживай, мне будет достаточно того, что гнев Владимира Солнцева пройдет по тебе по касательной, а в остальном… - пожимает плечами и добавляет беспечно: - Он действительно в своем праве.
Обескуражено киваю, поглядев на сокурсника по-новому. Одновременно и с уважением и с досадой. Потому, что… Мне банально стало легче, если бы он побоялся лезть на рожон к моему папке. А теперь глупое сердце и подавно грохочет в ушах, голося, словно фанатка на концерте любимого исполнителя, что он лучший!
Не было печали, так мозги подкачали! И что обиднее, мои собственные!
Но затем все же беру себя в руки, принимая вид побесстрастней, открываю подъездную дверь и вхожу в неё первая. Тут же замираю, нахмурив брови, и произношу:
- Давай-ка, я все же верну тебе хотя бы одну футболку. А то до объяснений ты можешь попросту не дожить, в таком-то полуголом амплуа, защитничек.
Пушкин, нужно признать, счел мое решение верным и без лишних возражений снова облачился в черный хлопок. Заставив внутреннюю эстетичность во мне горестно всплеснуть руками – ну вот, такой вид накрылся!
С колотящимся в висках пульсом, будто мы одолели не три, а тридцать три этажа, замираю возле родной двери и без особой надежды предполагаю, тихонечко скребя ключом в замочной скважине:
- Может, спят…
Договорить не успеваю, дверь резко открывается и на пороге обнаруживается вовсе не заспанный, а очень даже мрачный родитель, в глазах которого, читается такой воспитательный энтузиазм, что мне как-то разом поплохело.
- Светает, - со значением протянул он, хмуря свои богатырские брови, сканируя мой внешний вид.
А последний, стоит признать, не соответствует приличиям!
Висящая, словно на вешалке, мужская футболка, мягко говоря, лишь усугубляла и без того плачевное положение.
- Где тебя носило, мелочь? - ядовито интересует папка, не спеша впускать виновницу родительских волнений в отчий дом.
- Да вот… - и куда только девалась моя природная бойкость? А стыдно-то как!
Закончить, так и не пришедшее на ум достойное оправдание (в правду поверить и того сложнее!) не удалось, ибо я уверенно была задвинута Луновским за спину! Причем, при своем высоком росте, я как-то умудрилась уместиться там полностью, разумно рассудив, что переговоры можно вести и с безопасного расстояния!
- Владимир Геннадьевич, это моя вина, - просто и без пафоса изрек парень, выдерживая сканирующий взор моего родителя.
Последний хмыкнул, явно оценив бесстрашие некоторых и куда более тепло, чем мне сказал:
- Влюбленные часов не замечают, да? Ладно, так уж и быть, на первый раз прощаю. Только ты мне для надежности номерок-то оставь, чтоб, если что, свою безголовую егозу я мог хоть через тебя вызвонить. А то ж папка не железный, он и разгневаться способен… - и не договорил этак многозначительно, отчего мое скорое на внутреннюю трансляцию воображение мигом подогнало сорок с лишним примеров расправы!
Стыдно стало еще сильнее. Только уже не от того, что забыла предупредить родных, а потому что папа упорно продолжал меня сватать вредному мажоришке. А требование дать его номер и вовсе возмутило. Что за детский сад? И вообще смешно - у меня мобильного Саши нет, а у папы будет!
- Без проблем, - тем временем беспечно пожал плечами главарь галерки, и вознамерился диктовать требуемое, однако Солнцев старший его перебил.
- Погоди, - воскликнул он довольно, казалось, позабыв про мое присутствие полностью, - что ж я все на пороге дорогого гостя держу. Заходите поколение Z. Я вам сейчас наспех бутербродов горячих сооружу и по большой кружке чаю с чабрецом сбацаю. А то небось голодные! С любовью и поесть некогда…
- Папа! – все же взяв себя в руки, я сумела воплотить обуревающее меня возмущение в… Да, это был возглас с истеричными нотками… Но! Ситуация не располагала к тому, чтобы я успела все взвесить!
- Уже девятнадцать лет, как папа. И что? Я, может, нового статуса хочу! Дед – звучит гордо, – ворчливо пробасил родитель, пропуская вперед и не подумавшего отнекиваться или напрягаться (при последнем-то заявлении!) сокурсника! Более того, наглый мажоришка вполне уверенно себя ощущал, что в прихожей, что на кухне, где уже расторопно хозяйствовала моя мама.
- Доброе утро, - ласково улыбнулась она остолбеневшему от радостного приема парню, и, положив свою материнскую руку на небритую щеку некоторых, мягко пожурила последнего: - Ох, и заставили вы нас поволноваться.
- Такого больше не повторится, - хрипло выдал главарь детсадовской банды, замерев глиняной статуей эпохи Возрождения.
И в этот раз я не смогла ляпнуть нечто злое на мамины действия. Потому что пусть и не видела выражение лица Пушкина, но точно знала, как могут отреагировать не зажившие раны на проявленную искреннюю материнскую нежность моего лунного мальчика. Вернее не моего, но… Я прекрасно понимаю, насколько глубоко Сашу тронул такой прием.
В глазах невольно заблестело намечающееся «слезоизливание», и я благоразумно шмыгнула в свою комнату, для того, чтобы переодеться и усмирить шквал чувств, накинувшихся на меня, что те лесные пчелы, на горе-топтыгина!
С удовольствием стащила грязные джинсы, влезла в черные леггинсы, футболку и легкий кардиган, поскольку порядком замерзла. И принялась звонить Ромашке, ведь судя по количеству пропущенных мои и его взбудоражить успели!
- Алло! – Ромка откликнулся практически мгновенно. – Златка, ты в порядке?
- Да, как бы да, - протянула стыдливо, потому что волнение друга заставило совесть расправить плечи и приготовиться выполнять свои непосредственные обязанности – а именно усложнять мне жизнь!
- Что значит, как бы? – взвился обычно добродушный товарищ, - Ты, где была всю ночь? Почему никого не предупредила? Еще и телефон недоступен! Мы тут с Викой чуть с ума не сошли, а ей между прочим, стрессы противопоказаны!
Едва подавила вредный порыв буркнуть, что мне, например, противопоказаны занудные отповеди, но понимая, что действительно виновата, примирительно буркнула:
- Прости, Ромео, так получилось. Телефон мешался под рукой, и я сгоряча его выключала, а после забыла…
- Ладно, - отрывисто выдохнул приятель, успокаиваясь, - ты уже хоть дома?
- Уже да.
- От отца сильно влетело?
- Гроза миновала мой хлипкий домик-спокойствие, - хмыкнула, невесть отчего улыбаясь, припомнив с какой радостью Владимир Солнцев встретил вредного выскочку.
- Даже так? – искренне удивляется друг. – Странно. Уж я бы не посмотрел, что ты с виду такая взрослая, и надрал бы как следует уши.
- Но-но! Что за варварские методы, Солод? Вот родит тебе Виктория вскоре вашу малышку, её и воспитывай.
- Ты же крестной будешь! Должна подавать пример…
- Я и подаю, - возвестила важно, а после, замявшись, добавила: - Периодически. И вообще, крестным положено деток баловать и рассказывать много чего интересного про детство их родителей. Думаешь, понравится ли моей крестнице история про то, как ты на спор лягушку целовал, доказывая, что сказки реальны?
- О, поверь, обмен компрометирующей информацией может быть взаимным! Мне ведь тоже есть, что вспомнить, - весело хохотнул Ромка. – И о двух дневниках, для соответственно плохих и хороших оценок и о том, как ты чуть соседям балкон не подожгла, скинув вниз не успевшую потухнуть спичку.
- Малышка будет еще в большем восторге от своей крестной мамы, - нисколечко не убоявшись, хмыкаю с гордостью за былые шалости.
Детство, это детство! Главное, чтобы вовремя покинуло голову и еще одно место, где оно способно долго играть, и обосновалось в сердце, превратившись в яркие и счастливые воспоминания…
- И все же, - не унимался Ромашка, - с чего вдруг тебя амнистировали?
- Ромео, рань ведь несусветная, чего тебя понесло на поговорить? Любопытство, вообще-то, женский порок!
- Просто мне это видится подозрительным! Или… Боже, Злата, с тобой ничего не случилось? – по второму кругу занервничал Романтик.
- Тебе не кажется, что для этого у меня слишком жизнерадостный тон? – закатываю с досадой глаза. – Все со мной в порядке. Руки-ноги целы. И даже гордость не пострадала.
- Как будто я не знаю, что ты все привыкла держать в себе. Любые неприятности. Нет, я все-таки приеду, дабы лично убедиться, что…
- Вот только этого мне сейчас не хватало! – воскликнула нервно и не подумав, ляпнула: - И так дом полон народу.
- Ты меня пугаешь, Златыч. Какого еще народу? Тебя что, привели полицейские?
Черт! Вот не хотела же оповещать друга о том, что в моем доме снова отсиживается Пушкин.
- Экая у тебя фантазия богатая, - восхищаюсь притворно и без должного желания выдавливаю: - Нет, мой нравственный облик, конечно, давно похрамывает на костылях, но… Короче, у меня в гостях Луновский и…
Договорить Ромка просто не дает, облегченно и радостно воскликнув:
- Ты с Сашкой, что ли была? Ну, так бы сразу и сказала, я бы не нервничал!
Если честно, меня просто уже пугает общая истерия, поселившаяся в стане моих близких! Нет, с обаятельностью наглого мажоришки, безусловно, не поспоришь, но… Это же не повод для такого искреннего доверия!
- Знаешь, Ром, терзают что-то мою душу подозрения, словно вы все сговорились и пытаетесь спихнуть меня богатенькому прохвосту!
- Что, родителям он тоже понравился, да? – как мне кажется, ОЧЕНЬ довольно поинтересовался Солод, проигнорировав мое возмущение.
Я лишь чудом не зарычала в трубку!
- Так, всё! Хватит твоих инсинуаций, - восклицаю гневно и коротко простившись, нажимаю на завершение вызова. - Вот ведь прицепились! – цежу в сердцах, и направляюсь в ванну, чтобы вымыть руки.
Где там обещанные бутерброды? Съем сейчас все, чтоб некоторым нарушителям моего душевного равновесия ничего не досталось!
***
Домашний уют квартиры девочки-солнца ослепляет своей силой и мощью. И я с изумлением понимаю, что успел соскучиться по родителям маленькой забияки! По насмешливому прищуру глаз Солнцева старшего, по мягкому голосу Дарьи Сергеевны…
Прикосновение к моей щеке этой женщины, действует как взрыв гранаты. Что-то болезненно ухает внутри, и подает вниз живота, горло сжимает спазм, уши пронизывает звон, не позволяющий расслышать слова. И отвечать приходится интуитивно, прилагая все оставшиеся усилия, чтобы не прижать её руку к себе сильнее. Потому что, несмотря на зашквар эмоций, это почти так же приятно и необходимо, как и касания Златы.
Но, треш, так не бывает! Не должно быть! Не со мной… Я не заслужил второй шанс, и эти люди, беспечно дарящие мне свое тепло, просто ещё не знают, с кем связались. И разумно, бежать из уютного дома без оглядки, для их же блага, но…
Тётя Даша, как профессиональный хирург, вытягивает из меня страх, словно шовный материал, своей улыбкой. И тень вины, которая весьма смахивает на предвестник смерти, отступает, позволяя побыть кому-то нужным.
И это настолько же просто, насколько невероятно!
- Мой руки, ребенок, и садись за стол, - проговаривает она приглашающе, не замечая, как действует её обращение.
Никто меня уже не называл так три года…
Однако я лишь киваю, соглашаясь, и шествую обратно в коридор. Со второго раза угадываю нужный выключатель, вхожу в ванную и встречаюсь с желтым прищуром кошачьих глаз!
- Признайся, ты задался целью спровоцировать у меня инфаркт? – интересуюсь насмешливо, медленно присаживаясь на корточки, и робко тяну ладонь к крупному, розовому усатому носу. – Я соскучился по тебе, недотрога.
Рыжий на мою новую попытку наладить контакт, отвечает привычным шипением и воинственно выгибает спину, всем своим видом показывая – руки прочь!
- Вот, бандит, - качаю головой и улыбаюсь еще шире, не убирая ладонь, но и не посягая на пространство животного. – Придется тебе, приятель, потерпеть мое присутствие. И возможно… - подмигиваю нахально, довольный мыслью пришедшей в голову неожиданно, - даже чаще, чем тебе хотелось бы.
Кошак в ответ смотрит очень недоверчиво, дескать, не надо навешивать. Уж я-то знаю, что тебя не хватит надолго.
Но…
В кои-то веки я полностью уверен в своем стремлении, обосноваться здесь, как можно на дольше. Потому:
- Мы с тобой неправильно начали, - выдаю глубокомысленно. – В следующий раз, я обязательно прихвачу что-нибудь вкусненькое. Ты с чем предпочитаешь кошачьи консервы? Тунец или быть может кролик? – выгибаю вопросительно бровь, внимательно следя за реакцией пушистого «собеседника».
Упоминание о подношении, действует на рыжего пирата - донельзя благотворно. Он все еще недоволен, однако заинтересованность в кошачьих глазах, выдает в нем необходимость ради еды, потерпеть меня какое-то время поблизости.
- Вот и договорились – выдаю, лучезарно усмехнувшись, и на сей раз дотягиваюсь до кошачьей головы, осторожно помассировав ему пространство между ушами.
Фантик на мгновение замирает растерянно, явно борясь с порывом цапнуть ладонь и не упустить возможность попробовать обещанного тунца, и в итоге побеждает второе. Ласку он сносит стоически, с вынужденной, исключительно кошачьей обречённостью. А стоит мне убрать руку, мигом отбегает, запрыгивает на стиральную машину и садится на задние лапы, с видом, дескать, - у нас, конечно, наступило временное перемирие, однако, глаз с тебя я все равно не спущу.
- Как скажешь, - усмехаюсь весело, подходя к раковине.
Быстро привожу себя в порядок и собираюсь вернуться в кухню. Однако в дверях натыкаюсь на вредного полосатого ежика, замечая, что настроение у колючей ворчуньи явно ухудшилось. Что, спрашивается, успело произойти? Меня не было рядом минут пятнадцать от силы!
- Что случилось? – спрашиваю изумленно, узрев, как враждебно она на меня зыркнула.
Да уж эмоции у солнечной девочки, скачут как курсы валют!
- Ничего, - ответила резко и попыталась протиснуться мимо.
Э, нет, так не пойдет. Кто сказал ей, что я разрешу себя игнорить? Разбаловала вниманием, теперь не жалуйся!
Ловлю свой персональный лучик в ловушку рук и с наслаждением замечаю, как ошеломлённо распахиваются её глаза, не ожидав такого порыва. Я явно застаю её врасплох, потому она растерянно лепечет:
- Ты чего?
Вдумчиво провожу кончиками пальцев по шее Златы, до участка ключицы, неприкрытого кофтой и усмехаюсь, довольный реакцией тела солнечной девочки. Запальчивая забияка не успевает взять чувства под контроль, потому мне многое становится понятно, но… Треш, я, как долбанный романтичный соплежуй, не хочу давить! И прекрасно осознаю, что в голове у этой девчонки еще слишком много опасений на мой счет.
И, в общем-то, в них она абсолютно права – я не самый лучший вариант, если не сказать, что самый худший. Однако сопротивляться возникшему между нами притяжению становится все сложнее.
- Я? – удивляюсь наигранно, вспоминая, что нужно бы что-то сказать, и весело подначивая маленькую скандалистку, делаю большие и честные глаза, с уверенностью повторяя её ответ: - Ничего.
Солнечная девочка обличительно прищуривается, и мне начинает казаться, что у неё от досады и возмущения сейчас повалит пар из ушей – предвестник потревоженного вулкана, однако её отвлекает нарочито громкий голос Владимира Геннадьевича, доносящийся из кухонной зоны:
- Молодежь, что вы там в ванной возитесь? Нет, у меня, конечно, есть предположение, но оно мне чего-то не нравится. И я не гордый, могу зайти проверить. А потом…
Далее слышится легкий шлепок по руке или плечу, которым его одарила мама Златы, и её властное требование не смущать нас.
Прикусываю губу, чтобы придержать рвущийся на волю смех, отмечая, как запунцовели щеки девочки-солнца. Однако через мгновение получаю локтем под ребра от этой «милашки», и вынужденно пропускаю её вперед под недовольное:
- Ишь, освоился как! В собственную ванную ни пройти, ни проехать.
- Достаточно было попросить, - изрекаю поучительно и закрываю за собой дверь, оставив мелкую забияку в компании Фантика и собственного негодования.
Завтракаем мы какое-то время в молчании. Солнцева явно надулась на меня за недавний инцидент, как рыба Фугу, источая всем своим видом предупреждение и ядовитость. А я, чувствуя себя, чуть ли не рыцарем-тамплиером, продолжаю откровенно нарываться.
- Злата, подай, пожалуйста, сахар, - мило улыбаясь, озвучиваю просьбу, хотя мы оба видим, что при желании я и сам способен дотянуться до сахарницы.
Солнцева уже собирается выдать в ответ нечто грубое, однако искренний душевный порыв, перехватывает её мама, с легким укором заключив:
- Действительно, Златочка, поухаживай за гостем.
Мне остается лишь приосаниться самодовольно, негласно демонстрируя – я готов!
- На! – нервно пытается поставить передо мной требуемое, но я успеваю поймать её руку раньше, чем сахарница коснется скатерти, перехватывая теплые тонкие пальчики, вздрогнувшие и замершие при моем касании.
- Спасибо, - тяну губы в самой «невинной» ухмылке, на которую способен, но, кажется, она может обмануть только Солнцевых старших.
Показательно-сосредоточенно принимаюсь сластить, а после перемешивать чай в огромной кружке с абстрактным рисунком, дожидаясь, пока Златая потеряет бдительность. И только девчонка отвлекается на свой бутерброд – кусок багета с ломтиком ветчины, сыра и помидора, заправленный французской горчицей, снова подчеркнуто скромно изрекаю:
- А можно молоко? Так что-то захотелось с чаем…
Бутерброд мигом был отложен в сторону!
И на меня девочка-Халк поглядела очень так пристально-оценивающе. Я бы даже сказал - с пониманием того, что это небольшая, но месть…
Все верно, вредная скандалистка, я не забыл, что ты меня лишила умопомрачительного ужина и всего, что могло произойти после него, отдав желанную еду! Пусть и тем, кто в ней нуждался больше.
Осознание всего этого очень красноречиво отразилось на лице колючего ежика. Но при родителях она не посмела выйти из образа, потому мрачно передвинула ко мне сначала продолговатый кувшин с молоком, ну а после, еще и соль с перцем, не забыв ехидно выдать:
- На всякий случай. Вдруг ты его еще и специями заправить вознамеришься. Могу так же предложить шафран, кардамон, базилик, корицу и… что там у нас еще завалялось?
- Злата! – оп, а тетя Даша на моей стороне!
- Ничего, - миротворчески сообщаю маме вредной забияки, а после, едва сдерживая страдальческие нотки, дополняю: - Я уже привык.
Ох, как Дарья Сергеевна осуждающе поглядела на дочь, а та, в свою очередь, испепеляюще на меня! Был бы почувствительней, непременно подавился, а так лишь уткнулся для надёжности ртом и носом в чашку, чтобы не выдать веселья.
- Что Злата? Я, межу прочим, исключительно в гостеприимных целях интересуюсь? – похоже, о бутерброде мелкая вредина забыла окончательно.
Вот и прекрасно, сейчас со своим расправлюсь и можно будет стащить её порцию. От избытка возмущения, затмевающего ей голову – даже не заметит!
- Угу, исключительно, - не поверив не единому слову, строго глядит на дочь солнечная женщина, скрестив непримиримо руки.
И что удивительно, Златая тушуется под этим взором и пристыжено утыкается в стол глазами, а я… Треш! Понимаю, что перегнул.
- Как обстоят дела с рыбалкой, Владимир Геннадьевич? – стремясь увести тему разговора в другое русло, обращаюсь к молчавшему до этого момента отцу Солнцевой, наблюдающему за перекрестным огнем своих девочек с неприкрытым интересом и по-мужски разумным нейтралитетом. – Открыли сезон?
- Ох, Сашок! – горестно выдает мужчина, с радостью подхватывая инициативу: - Какая ж рыбалка в гордом одиночестве? А как же общество? Рыба, знаешь, хоть и любит тишину, но точно не тоскливую! А у меня на дачке такой прудик есть! Закачаешься! Все при нем: карпы, караси, и даже сом столетний под корягой живет – мой личный вызов! Да только… - замолкает и вовсе опечаленно взмахивает богатырской дланью. А после… после произносит то, отчего мы с Златой давимся чаем одновременно! – Вот если б ты мне составил компанию… Скажем, в эту субботу, а? А лучше в пятницу, да с ночевочкой, чтоб с утреца, пока девчонки дрыхнут, мы с тобой им на ушицу рыбки бы и наловили! Что скажешь? С тебя явка, с меня пятничный шашлычок. Ты такого нигде не пробовал! Я его в томатном соке мариную со специями, которые специально из Грузии привез, а еще экскурсия по даче и место для клева!
- Папа, у Саши своих дел… - пытается за меня высказаться Солнцева, и допускает двойную ошибку.
Во-первых, получает от отца строгое:
- Цыц, мелочь! Два мужика, как-нибудь сами разберутся!
А во-вторых…
- Вы так все описали. Отказаться просто выше моих сил, - ухмыляюсь запредельно довольно, что предложением, что реакцией вредной забияки.
Будешь знать, как за меня отказываться!
- Вот и договорились. Телефончик я твой запишу, а ближе к пятнице позвоню, обсудим. - Владимир Геннадьевич тоже лучится радостью, и едва не потирает ладони, силясь сдержать предвкушение.
Тётя Даша улыбается тепло и приветливо, а вот девочка-солнце палит своими глазищами по мне вовсе не мирно, но…
Похоже к этому я уже действительно привык!
***
Не став злоупотреблять гостеприимством родителей Златы, вскоре засобирался к себе. Бессонная ночь, вкусный завтрак, умиротворенное течение времени в их доме заставляли глаза смыкаться с особым рвением, а отрубиться здесь повторно не хотелось бы. Поэтому я, искренне всех поблагодарив, сослался на кучу дел и решил откланяться.
Естественно, Златая вызвалась меня проводить. Кто бы сомневался? И, конечно же, руководила ею не доброжелательность, а гнев!
- Это что за фортель, Луновский? – прошипела яростно, стараясь не выдать родителям своего негодования.
Этакий выстрел из пистолета с глушителем, ага!
- Не понимаю, о чем ты, Солнцева? - жмурюсь лукаво, наслаждаясь теплом её тела. Складывается ощущение, будто бы у этого полосатого ежика, так обвинительно пыхтящего в мой адрес, а потому подступившего вплотную, в груди как минимум ядерный реактор расположен. Горячо, жуть, а если рванет…
Лучше бы в этот момент находиться подальше! Однако я давно утратил инстинкт самосохранения, потому не позволяю себе отступить. Еще и борюсь с желанием закрепить эту близость, положа ладони на бедра солнечной девочке. Впрочем, к чему лишние сомнения?
Располагаю нахально руки на талии Златы, и с силой прижимаю её к себе, ловя кайф от удивленного выдоха! А еще нарочито небрежно начинаю поглаживать ей поясницу, отмечая, что тело плененной девочки-солнце просто застыло в моих руках.
Отсутствие сопротивления это уже плюс, однако…
- Ты такая напряженная… - шепчу ей на ушко, и не уворачиваюсь от тычка мелким кулачком в плечо, не пытаясь сдержать смех.
- Не прикидывайся! – шипит Солнцева зло, впрочем не предпринимая попыток отстраниться. – Зачем ты согласился ехать с нами на дачу?
- Отказываться невежливо, - изрекаю, как само собой разумеющееся, и дую на лоб моей девочке-Халку, отчего её челка на миг приподымается, изобличая удивленно приподнятые брови. – Тем более, может, хоть там меня не обдурят, а покормят, - добавляю наигранно опечаленно.
- Ох ты ж и злопамятный жук, - качает головой Злата, поубавив в себе градус возмущения.
Мне кажется, или лед тронулся? Тем более, что мои захватнические действия не спешат пресекать на корню и явно борются с порывом разместить свои маленькие ладошки на моей груди.
- Чужого мне не надо, отдайте мне моё, - изрекаю негромко и против воли смотрю пристальным взором в её глаза-солнца. Сам не до конца осознавая, что хотел сказать этой фразой.
Но, по ходу у Златой есть свои выводы на этот счет, потому что я успеваю застать всполох румянца, словно заката на щеках-небесах солнечной девочки, прежде чем она, потупившись, бурчит:
- Почему ты упорно поддерживаешь моих родителей в стремлении выставить нас парой? Это ведь не так.
Мне кажется, или в последнем утверждении прозвучал тщательно скрытый вопрос? И я, конечно, для себя уже знал на него ответ, но… Потаенный страх, что мои карлики хаоса, могут запастись кремом от загара и получить иммунитет от света девочки-солнца, заставлял тормозить, как последнего лузера, не спеша обозначить свои позиции.
Ох, и дрейфло ты Луновский!
Однако вслух позволяю себе иронично хмыкнуть, шкодливо ухмыльнуться, продемонстрировать Злате детскую конструкцию из кулака с большим пальцем, впихнутым между указательным и средним, и, подначивая, изречь:
- Вот твой нос, он отчего-то был в моих делах.
И пока солнечная девочка переваривает мою выходку, быстро чмокаю её в упомянутый курносый орган, отвечающий за обоняние, шепчу «увидимся в среду» и скрываюсь за дверью, не в силах побороть блаженной улыбочки.
Ну точно, двинутый! Что с меня взять?
Впрочем, осознание собственной давно и прочно уехавшей крыши совершенно не портит настроения, и все, что произошло со мной за прошедшие сутки, уже не ощущается непреодолимым. Возможно, я все-таки достиг своего дна и смог оттолкнуться? Хотя, вернее будет признать, что меня, как котенка, вытянула за шкирку одна вредная, задиристая, хмурая ворчунья с совершенно невероятными глазами, в которых и сгореть не страшно!
А вот на улице меня ждали…
И встреча, мягко говоря, оказалась неожиданной!
- Успел соскучиться? – задираю лениво правую бровь повыше, скептически оглядывая борзого шкета, прислонившегося спиной к моей угнанной тачке, с которой лично я успел проститься.
- Я уже говорил, - не менее «радостно» выплевывает Дрын и резко кидает мне ключи от Бугатти, - чика, ты не в моем вкусе. Смирись и поищи себе статусного дружка по интересам.
Ключ зажигания успеваю поймать в полете, и, не реагируя на откровенное нарывательство некоторых, (все же детей я не бью, даже если они так охотно на это напрашиваются) подхожу к машине и с силой открываю водительскую дверь.
Мальчишку по инерции отпихивает в сторону, и он словно игрушка на пружинке отскакивает, разворачивается ко мне, хватает за локоть и ненавидяще цедит:
- Я с тобой еще не закончил!
- А я с тобой и не начинал, - провозглашаю, улыбнувшись ещё шире, продолжая мысленно повторять чуть ли не йоговскую мантру – спокойствие, только спокойствие. – За машинку, конечно, спасибо. Не ожидал. И да, я понимаю, тебе до одури охота со мной помахаться, но давай в другой раз, а? Устал, как собака. Ноги ломит и хвост отваливается.
Естественно, мальчонку не обманывает мой наигранно страдательный тон. И сарказм он распознает превосходно. Глаза гневно вспыхивают, ноздри раздуваются, руки сжимаются в кулаки. Да у него по плану взятие Бастилии, не меньше!
Однако… Нечто в моей противоречивой душонке, необъяснимо симпатизирует этому образчику бродячей жизни. Возможно, я вижу в нем себя? Или параллель еще глубиннее и сложнее. Все ж таки Солнцева – вредная поганка, не зря меня с ним свела, чувствовала между нами нечто общее. Потому, позволяю себе последний усталый вздох, и снова закрыв дверь, проговариваю:
- Что хотел?
Пацан несколько колючих секунд испепелят мою персону прицелом собственных зенок, на этот раз не находит насмешки, резко поворачивает лицо в сторону окон девочки-солнца и бесцветно выдавливает:
- Че у тебя с ней?
Какой простой и одновременно сложный вопрос! Я даже теряюсь на мгновение, не зная, что ответить на такую прямоту. А потом выдаю по пацански честное, будучи уверенным, что сказанное дальше этого клаптика асфальта никуда не уйдет.
- Всё, на что она будет готова. Я в любой теме. И не собираюсь исчезать из виду, так что… - не договариваю, но определённо даю понять малому, что полностью претендую на вредную игольчатую ворчунью.
Лешка кивает, принимая ответ, и сжимает свои пальцы на моем локте на диво сильно, так словно их свело судорогой. А затем безвольно опускает руки и, продолжая не смотреть в мою сторону выдает:
- Понял.
Но меня не обманывает односложность сказанного и сухость тона. Я буквально ощущаю подростковую отраву первой влюбленности, обволакивающую сердце мальчишки и… Треш, вот оно мне надо, а?!
- Эй, - треплю его неловко по плечу, и понимаю, что совершил ошибку – передо мной человек, всегда ожидающий удара… Дрын отшатывается от попытки поддержать и мне приходится немедленно отдернуть руки и выставить примирительно ладони: - Ты что? Я вроде не похож на того, кто может вмазать просто так… - бормочу растерянно, потому как в колючих глазах намешано столько всего тяжелого, что не каждому спецу по психике дано выдержать.
- Больно ты разбираешься… - зло щурясь, выдает пацан.
И как не странно, я ему верю. И это дикость, но мне не все равно. Как? Вот как и когда я успел в этом увязнуть?!
- Не больно, - киваю, не зная, что добавить.
Нечто подсказывает - ему мое сопереживание, как рыбе зонтик.
- Учти, - отрывисто произносит Лешка, вглядываясь мне в лицо с глухой тоской, - если ты её обидишь…
- То буду иметь дело с тобой. Замётано. – Перебиваю попытку мальчишки перейти к угрозам, даже испытав толику одобрения за беспокойство о Злате.
- Не-е-е, - щерится в злой ухмылке Дрын, - и не надейся легко отделаться. Я знаю таких братков, которые не только тачку угонят, но еще и почки, к примеру - выбьют. Так что не думай, что если богатенький, то все можно.
- Значит, - медленно поворачиваю голову, указывая на Бугатти, - это твоих рук дело? Демонстрация возможностей?
- Нет, - цедит паренек раздражённо и невооруженным глазом видно, что ему досадно. – Это… недоразумение. Считай, сначала её позаимствовали у тебя, а потом я у них. Такой вот круговорот машин в природе.
- И с чего ты вдруг впрягся? Я ведь тебе, мягко говоря, не нравлюсь?
- Зато ты нравишься ей. А Скрипка в людях ошибается редко. Она бы не привела к нам кого попало и… Не люблю быть в долгу.
Угу, видимо я таки сегодня разжился пусть и своеобразным, но «спасибо». И нечто в этом определенно есть жизнеутверждающее. Сам не знаю что, но карлики хаоса было повылазившие из нор, сочтя, что угроза миновала, заверещали в новом бессилии, прожигаемые детскими глазами.
- Что ж, - произношу задумчиво, - ты знаешь, я в этом с тобой солидарен, потому… - нашариваю в кармане джинсов чек из супермаркета, достаю из бардачка ручку, быстро записываю свой номер телефона (зная, что Солнцевы снабдили компанию маленьких беспризорников сотовой связью), мысленно отметив, что я сегодня популярная личность! За двадцать минут уже дважды разбрасываюсь контактами! – Возьми, - протягиваю бумажку мальчишке. – Вдруг пригодится.
Дрын не спешит принимать мою кособокую попытку предложить помощь, и мне приходится ему в этом немного подсобить. Лично запихиваю исписанный чек в руку подростка, и та моментально сжимается в кулак. Но что показательно, он, хоть и морщась, но прячет бумаженцию в карман шорт. Вот и ништяк!
- Бывай, - говорю, улыбнувшись, и мне лениво кивают в ответ, однако без былой враждебной агрессии.
Это ли не маленькая победа? Над чем? Кто ж его знает? Но на сердце необъяснимо потеплело и дышать стало легче, как будто застарелый капкан, которым переломили мою душу, проржавел и стал осыпаться. И вроде бы больно, однако уже не так…
Уселся в салон и устало прикрыл глаза. Это была странная, странная ночь, но если кто-нибудь спросит меня, как я её провел, я бы определенно ответил – кул!
Кто мог подумать, что недоразумение с нелепым шаржем на Ташину обернётся для меня спасительным билетом? Так. К слову, о последнем…
Достаю смартфон и набираю деда, виновато прикусив губу.
- Да?! – он отвечает практически мгновенно, как будто дежурная скорой помощи. – Саша? Саша, это ты?! – последний вопрос с надрывом и надеждой.
И я ощущаю себя последней сволочью, оттого что заставил его столько пережить.
- Я… - буква дается моему горлу так тяжко, словно после острого ларингита, но все равно заставляю себя продолжить: - Это я, дед.
Андрей Игнатьевич не отвечает, казалось, целую минуту и дыхание его учащённое, прерывистое, заставляет забеспокоиться и…
- Ты… в порядке? – выдавливает все же мой старик и у меня перехватывает дыхание от его тона.
Он словно сдерживается из последних сил, чтобы…
Запоздалая вина накрывает волной, и я понимаю, что не могу допустить, чтобы он раскис.
- В полном, - проговариваю твердо.
Мой спокойный, уверенный тон встряхнул цепкую хватку родича и он куда более решительно, если не сказать, требовательно отвечает:
- Тогда, бестолочь, немедленно говори мне, где ты! Я приеду и…
- Я буду у тебя в офисе минут через сорок.
Перебил распаляющегося родственника, заставив того насуплено бросить:
- Жду!
Звонок он сбросил первый, и чудился в этом нехороший знак. Чувствую, будет воспитывать! Но… Куда ему до угрожающе сведенных бровей девочки-солнца, кстати о ней…
Следующий вызов я делал с радостной ухмылочкой на губах, предчувствуя, что сейчас услышу о себе много нового и, в общем-то, не ошибся:
- Привет, камикадзе! – обманчиво ласково отозвался по другую сторону сотовой связи друг.
- И тебе утра, Кальций, - не могу сдержать искреннего веселья, услышав голос импульсивного, а порой и откровенно нарывающегося нефара.
- Ой-ой, сколько нежностей… - принялся ерничать он, - Что тебя таки поймал старик и вколол добрую дозу антидеприсухи?
- Не угадал.
- Не может быть?! – притворно восхищенно. – Тогда сдрейфил? Приключился, жим-жим?
- Что-то в этом стиле, - смеюсь.
- Да, Луновский, любишь ты потянуть жизнь за яйца. Но я рад, что с тобой в итоге все норм. И что ты выкроил время, дабы донести эту инфу до своего, заметь – единственного адекватного соратника, который С НОГ НАХРЕН СБИЛСЯ, ИСКАВ ТЕБЯ! – на последней фразе Илюха перестает сдерживаться и переходит на ор, а потом сам же себя одергивает: - Черт, виду себя как истеричка. А все ты виноват!
И вот, вроде бы, мне должно стать совестно, потому как заставил его понервничать, но он так преподносит свои эмоции, что улыбка не сходит с губ. Однако это не отменяет моего искреннего:
- Спасибо, брат.
- Кушай с булочкой, - ехидно цедит приятель, а после без перехода совершенно серьезно выдает: - Я беспокоился, Саня.
- Я знаю, - отвечаю в том же ключе, чувствуя, что меня поймут.
- Ну ладно, поразводили сопли и будет, - мигом переключаясь в привычного неформального балагура, отмахивается Илья. – Так че, когда отпразднуем это событие? Надо непременно замутить нечто грандиозное!
- Погоди, - пытаюсь слегка притормозить его энтузиазм, словно несущуюся фуру шлагбаумом, - отметим обязательно, но позже.
- Ох, Луновский, а не разводишь ли ты меня, как телочку на случайный перепихон, обещая дать свой номер, а? – включает мистера «подозрительность» Кальций.
Вот ведь баловень!
- Не переживай, у меня к тебе все серьезно, - подыгрываю его словам и произношу со значением: - Бейба.
- Вот-вот, все вы так говорите, а потом остается доверчивый Кальций один - совсем один. С подпорченной репутаций, ибо совершенно трезвый!
- Ты же знаешь, мне можно верить, - добавляю в голос обещания.
- Так че хотел, честный ты наш?
- Услугу.
- Да-а-а? С чего это я такому жмоту, зажавшему для друга тусу стану помогать?
- Потому что ты, Илюха, самый крутой чел на свете. И сердце у тебя, как у кита, размером с легковушку.
- И не только сердце, брат, - ржет самодовольно паршивец, намекая на мега размер своих причиндалов.
- Ага, - соглашаюсь, закатив глаза. – Ты – розовая мечта порноиндустрии.
- Оу-оу, стапе! Все! Слиплась жопа от сиропа. Говори уже, чего тебе надобно, старче?
- Ну, слушай тогда…
ГЛАВА 2. Потуши этот жар…
Утро началось для меня в четыре часа вечера. Да, именно так. На поход в универ просто не хватило сил, и, что характерно, отче даже не стал включать перфоратор воспитательной лекции о недопущении в стане Солнцевых прогульщиков. Нет, казалось, после того, как Луновский согласился составить ему компанию на утреннем променаде с комарами и камышами – ничего не могло повлиять на его благостное настроение. Он вовсю строил планы о закупке провианта для выходных, демонстративно не замечая хихиканья мамы, которой было забавно наблюдать, сколь ответственно к этому событию отнеслась её вторая половинка. Наш здоровяк походил на карапуза, которому на день рождения пообещали вожделенного робота, не меньше!
Я на это отреагировала лишь недовольным фырком, схватила в охапку Фантика и удалилась почивать, не в силах наблюдать за родителем без иррационального недовольства.
И всё из-за вредного выскочки!
Подумать только, когда я практически расслабилась в таких желанных и уютных объятьях, перестав противиться своим порывам, и решилась задать мучающий вопрос, он показал мне фигу! МНЕ! ФИГУ! Да, наглого мажоришку спасла лишь скорость, с которой он ловко скрылся за дверью, и моя гордыня, не позволившая злобе выскочить следом и нагнать паршивца на лестнице!
Мысли об Александре Луновском засели в голове до того прочно, что уснуть, несмотря на дикую усталость и убаюкивающее мурчание рыжего пирата, пристроившегося рядом, вышло далеко не сразу.
Да и проснулась я опять размышляя о нем! Вспоминала голос, взгляд, улыбки, которые высекали его губы, словно огонь - такие же горячие, отчего в душе нечто неумолимо таяло… И мне это не нравилось, определенно нет! Потому что интуиция очень уверенно брюзжала – добром все не кончится! Но… Пушкин, будто чертов магнетрон для моей внутренней системы контроля и безопасности – сносит своим присутствием в голове их напрочь!
Из-за главаря галерки, я промаялась весь остаток вечера. С досадой осознавая, что скучаю. Что хочу, как минимум, ему позвонить. Тем более что вероломный родитель, издеваясь, оставил бумажку с контактом Саши на видном месте, и я словно лиса под забором курятника металась, борясь с малодушием тоже разжиться заветными циферками.
Гордость и упрямство в итоге взяли вверх - к листочку я не притронулась. Но чувство досады не унималось весь остаток вторника, и мне оставалось лишь заглушить его игрой на своей четырехструнной королеве. Способной если не оградить от душевных треволнений, то хотя бы перенаправить их в русло рационально-правильное. Пусть выплеснутся в музыку, так привычнее…
- Какая трогательная мелодия у тебя выходит, дочь, - с материнской теплой гордостью в глазах за мои таланты, проговаривает мама, застигнув меня в комнате, когда я, наконец, смогла отрешиться от образа лунного мальчика. – Раньше я её не слышала. Новая?
Лишь киваю, не видя смысла скрывать. Да и… Мне самой понравилось. Нужно непременно набросать основную концепцию в нотную тетрадь, чтоб не забылось. Хотя нечто ядовито в мозгу скептически изрекает – и не надейся, все что связано с Сашей так просто из головы не выветрится. И раз музыка ассоциируется с ним, то…
- Уж не кареглазое ли вдохновение сегодня у моей девочки? – интересуется родительница дразняще, давая понять, что сколько я б из себя не строила независимость и взрослость, для неё мои помыслы и сомнения всегда, как на ладони.
Повожу раздраженно плечами и уже собираюсь опротестовать «абсурдное» предположение, в духе – много чести, но… Сама не могу объяснить, почему вдруг уточняю:
- Они каре-зеленые, мам.
- Хм, - выдает глубокомысленно она, и не думая прятать улыбчивость, от которой и я начинаю беспричинно, но крайне смущенно ухмыляться. – Он хороший мальчик, правда, Злат? – то ли утверждает, то ли хочет услышать мое мнение на счет Пушкина родительница.
Однако все на что меня хватает, это неопределенно качнуть головой и спрятать взор.
- Только… Я понимаю, ты никогда не будешь играть с чувствами других людей, но… Не обижай его, ладно? – мягко проговаривает мама.
- Обычно это говорят мальчикам, - бросаю хмуро, в который раз поражаясь, как оба моих родителя прикипели к вредному выскочке!
- Обычно, да, - легко соглашается она, - но я слишком хорошо тебя знаю. И порой твой характер доставляет тебе же самой множество бед. Иногда просто нужно довериться своим ощущениям и не воспринимать их в штыки, как мои слова сейчас, например. – Договаривает насмешливо, прекрасно видя, как возмущенно я встрепенулась.
Но мою врожденную колючесть столь просто не одолеть!
- С чего вдруг ты так о нем печешься? Без году неделю знакомы и…
Нет, умом я понимаю, что этот вопрос следует задать в первую очередь себе и ответить на него честно, но… То умом! Голос разума вполне привычно глушит родимое недовольство.
Дарья Солнцева, впрочем, тоже не спешит с ответом. Смотрит лишь грустно и задумчиво. И мне от этого взгляда, становится неловко. Жаль, я не Фантик, сейчас бы шмыгнула под кровать, и все претензии побоку!
- Не знаю, Златочка, почему, - в итоге констатирует, - понравился нам с папой. Только больно он одинокий. И потерянный. А взгляд добрый. И на тебя, несмотря на все твои ухищрения, глядит по-особенному.
- Как это по-особенному? – говорю показательно пренебрежительно, дескать, и придумала же! А у самой в ожидании ответа отчего-то сердце заколотилось в ушах. – В инфракрасном спектре, что ли?
- Как папка твой на меня поглядывает вот уже двадцать один годок с хвостиком, - с легкой лукавостью отзывается родительница и, многозначительно подмигнув, покидает мое пристанище.
Я же провожаю её в полнейшем ошеломлении, не в силах опротестовать родительские домыслы. Поворачиваюсь, к наблюдающему за мной вечно голодному рыжему великану и изумленно изрекаю:
- Может, хоть ты что-нибудь понял?
Кошак неопределенно дергает правым ухом, а после довольно жмурится, всем своим видом показывая, что он-то, как раз разобрался лучше всех, но мне облегчать задачу не собирается.
- Что ж, - шепчу задумчиво, - значит, додумаю сама.
***
В среду на пары я собиралась в каком-то странном предвкушении, испытывая все прелести нервного ожидания: от скручивающей внутренности щекотки до ухающего в шее пульса. Хотелось не просто идти быстро, а бежать! Нестись, сломя голову на встречу с… Ну уж точно не с преподавателем по Грид вычислениям и облачным технологиям! И я пыталась с этим что-то делать! Честно! Заставляла себя сбавлять шаг, убирала с лица улыбку, пытаясь занять мысли учебой, но… Все тщетно! Чем ближе я подходила к главного корпусу родного внз, тем оглушительней стучало сердце и потели ладошки. И это у меня? У Златы Солнцевой?! У человека, который и сам иногда сомневается в существовании собственной сердечной мышцы?
В общем, да – картина вырисовывалась неоптимистичная, словно меня заразил некий новый мутированный вирус, сожравший логику, словно червь. Я понимала, умом понимала абсурдность собственных эмоций, но поделать с ними ничего не могла!
Однако… Жизнь мне в этом весьма наглядно поспособствовала, спустив с небес на землю!
На пару я ворвалась в числе последних студентов, поскольку нервное вытанцовывание шаманских танцев в попытке с утра втиснуться в забитую маршрутку – не помогло. Шустро шмыгнула мимо преподавателя, достала конспект и состроила невозмутимую мину, мол, а я уже давно готова записывать.
Когда же праведный гнев светила облачных, а порой и заоблачных технологий сошел на нет, облегченно выдохнула, шепнула Ташиной украдкой «привет» и стала… Да, выискивать глазами Луновского, чтоб ему икалось! Не нашла. Расстроилась. Принялась от досады грызть ручку, заметила изумленный взор подруги, прекратила терзать писчую принадлежность и попыталась сконцентрироваться на предмете. Безрезультатно! Во-первых, голову то и дело атаковали, словно чайки черепашонка, бессмысленные надежды – а вдруг он тоже задерживается? Или приедет в течение дня? Обещал же. Во-вторых, Лера под боком так активно с кем-то переписывалась, имея при этом возмутительно счастливый вид, что... Впрочем, источник её невнимательности обретался поблизости – в соседнем ряду, только на несколько парт дальше. То как усердно Данько пыхтел над сенсорикой, было слышно казалось даже охране на первом этаже. А уж эти одинаково глупые улыбочки, при приходе нового сообщения в Телеграфе! В общем, конспирация трещала по швам у обоих.
- Сели бы уже вместе и не мучились, - фыркнула ближе к концу лекции, устав наблюдать затем, как Лерка выворачивает шею в сторону Антона.
- А ты? – смутилась моя совесть, враз принимая виноватый вид. – В смысле, я не могу тебя оставить и…
- Ташина, я что, похожа на четвероного друга человека, которого нельзя взять с собой в магазин? – уточнила язвительно, закатив глаза.
- Нет, конечно, Злат! – лепечет она, тушуясь сильнее. – Я просто не хочу тебя обидеть.
- Еще скажи, что ты меня бросаешь, - выдаю насмешливо, кладу примирительно ей руку на плечо и советую: - Охота тебе возиться с Пикачу, кто я такая, чтобы мешать твоим попыткам сделать из обезьяны человека?
Пусть мои подначивания далеки от корректности, Лерка не обижается. И даже позволяет себе милую улыбку.
- Что с тобой сегодня? – спрашивается удивленно. - Привычная Солнцева давно бы привела десять причин, почему мне не стоит тратить время на этот вариант.
И она во многом права. Привела бы, да. Но… После более близкого знакомства с Сашей все пошло наперекосяк, в том числе и мои суждения о людях и жизни. Однако рассказать об этом Ташиной не позволила гордость, потому я лишь буркнула недовольно:
- Магнитные бури на твоей стороне, - и подруга, в который раз проявив вселенскую деликатность, сделала вид, будто поверила.
На перемене же я и вовсе подтолкнула её к застенчиво мявшемуся рядом Антону, а сама развернула показательно бурную деятельность. Отнесла заявление о прохождении практики на папиной фирме в деканат, пересеклась с парочкой преподавателей, у которых шла на зачет автоматом, сбегала к лаборантам, скинуть список экзаменационных тестов, в общем… Всячески нагружала себя делами, чтобы не нервничать. Потому, что наглый мажоришка не явился и на вторую и на третью пару!
Перед началом четвертой, я находилась практически на взводе. И хотя понимала, что он мне ничего не должен и может просто в свое удовольствие прогуливать, как, собственно, и делал это раньше, но… Нехорошее чувство тревоги явно не было знакомо с рационализмом, словно двоечник с таблицами Брадиса! И понукало на необдуманные действия! А вдруг Сашу снова накрыло виной? И эти его карлики хаоса, как он лично зовет свои психологические траблы, опять потянут на крышу? А меня не будет рядом…
Черте что! Почему я ощущаю, словно мои мозги превратились в лакомую косточку, которую усердно обгладывает беспокойство? Он уже взрослый мальчик, и…
«И некуда теперь ему деться.
Он всё оставил там, за спиной.
Могло как солнце быть его сердце.
Но оказалось просто луной…»
Ворвавшаяся в сознание мелодия чьего-то телефона, послужила выстрелом пистолета для скачек моих спонтанных поступков на сегодня. Но… Если в жизни и бывают какие-то знаки, то чем не он?
Первым делом я направилась к Данько (проклиная свою гордыню, не позволившую переписать номер Пушкина, пока папа не видит), что-то запальчиво обсуждающего с Лерой, таки перекачивавшей к сокурснику. На мое появление рядом, они отреагировали, как парочка, застуканная родителями за постижением интимных сфер подросткового влечения. Но меня такие мелочи не волновали.
- Антон, на пару слов, - качнула головой в сторону выхода, даже ни на миг не подумав, что он не пойдет. Сознание просто таки затопило волнение за короля галерки!
Вышла в коридор, дождалась парня и первым делом услышала его уверенное:
- Злата, если ты из-за Леры, то тебе не кажется, что…
- Стоп! – нахмурилась, пытаясь понять, к чему он клонит. – Сбавь обороты, сердцеед. Ваши отношения, только ваша головная боль. Я с удовольствием потом разрешу Ташиной всплакнуть у меня на плече и выслушаю получасовую лекцию о том, каким ты оказался придурком. Хотя, она, конечно, выразится гораздо мягче, если и вовсе не обвинит в расставании себя. В общем, не суть! – выдохнула, понимая, что слишком отдалилась от основной темы и, словно собираясь нырнуть, выпалила, нахмурившему брови парню: - Мне нужен телефон Луновского. – И добавила, видя ошарашено взметнувшиеся брови: - Без шуток.
- Солнцева, а с чего ты взяла, что мы расстанемся? – начал возмущенно парень, видимо, переваривая первую часть тирады, но у меня на демагогию времени не осталось.
- Ты серьезно хочешь услышать ответ? Поверь, он будет далек от лицеприятности. И вообще, сосредоточься на телефоне!
- Тоже мне удивила! – на редкость смело выпрямился любитель анимашек, - Чтобы ты и о ком-то высказалась уважительно? Ни разу не слышал.
- Надо же… - поджимаю губы в одобрительном знаке, - а с тобой еще не все потеряно. Видимо, разглядела Лерчик перспективу, - сокурсник действительно проявил завидную прямоту, а мне это всегда симпатизировало. Как говорится, пусть и гадость, зато честная!
Однако Антон мои слова принял за насмешку, потому в миг посмурнел и засобирался молча уйти. Но кто ж ему позволит?
- Погоди! – восклицаю гневно. – А номер?
- Злата, даже если бы ты не нахамила мне в своей излюбленной манере, я все равно не разбрасываюсь контактами знакомых. Вот появится Саня, у него и спросишь!
В моей мысленной шкале у парня одобрительных плюсиков, конечно, поприбавилось, но…
- Тогда… - всхлипываю. Добавляю в голос надрыва и очень достоверно кривлю губы, как-будто вот-вот разрыдаюсь, - я буду вынуждена… Сказать Лере, что ты… Приставал и…
Нужно было видеть выражение лица Данько! Если сначала он порядком опешил, завидев мою нетипичную реакцию, то когда до него дошел смысл шантажа…
- Солнцева, ты обалдела? – уточнил он ошеломленно, отказываясь верить в глубину моего актерского таланта.
Зря, он так!
- Номер, - говорю серьезно, и не думая опускать в пол стыдливо глаза.
- Да как тебе не стыдно! – восклицает пораженчески, и извлекает свой гаджет, чтоб, наконец, сдать все пароли-явки Луновского.
- Чего нет, того нет, - пожимаю беспечно плечами, вбиваю заветные цифры в память смартфона, не забывая мило ухмыльнуться прибалдевшему пареньку.
- Ну ты и… - из последних сил сдерживает грубость сокурсник, но я его перебиваю, положа ему ладонь на плечо.
- Развела тебя, как маленького. Запомни, Пикачу, я никогда не вру друзьям, и не за что не стала бы наговаривать на тебя Ташиной. Мой тебе совет, при общении со мной, а общаться нам из-за Леры все же придется – не ведись. И… Не парься из-за Луновского.
Сказала и отступила, перестав обращать внимание на гневно пыхтящего Данько, сосредоточившись на наборе телефона лунного мальчика. Однако тот оказался глух, как Бетховен.
- Ну же, возьми трубку, - проронила с нажимом и все больше увеличивающейся тревогой. – Давай, скажи, что разбудила и у меня просто паранойя, и я отстану!
Но мироздание, равно как и Пушкин, остались вне зоны доступа для моих волнений!
***
За одну ночь жизнь изменить нельзя. Однако за одну ночь можно изменить мысли, которые навсегда изменят твою жизнь. Никогда не думал, что так выйдет и со мной. И что безбашенная девочка-солнце осветит её не только светом, но и смыслом! Я еще не до конца осознал каким, однако, бесспорно тянулся к ней то ли в поисках ответов, то ли просто потому, что по-другому не получалось.
Все было снова хорошо. Практически. Сначала я, как и обещал, заехал к деду. Тот, естественно, в силу своего характера попытался устроить мне настоящую взбучку и даже покусился на голову, считая, будто ничто так не прочищает мозги, как вовремя подаренный подзатыльник. Я не стал с ним спорить. Просто обнял его, застывшего от неожиданности и враз утратившего пресловутый стержень бизнесмена, спасавшего старика в самые нелегкие времена.
И… я, наверное, только сейчас на самом деле осознал, насколько ему по-настоящему не все равно.
Да, это прозвучит бредово, ведь и так понятно, что будь деду по боку, он бы со мной не возился, но… Есть вещи, которые взрослые делают по необходимости, для приличия, что ли. Чтобы совесть, отутюженная временем и обстоятельствами, продолжала возвышаться в душе этаким идеальным музейным экспонатом - вроде бы не мешает, и показать при случае не стыдно. Однако в этот момент я действительно почувствовал, что нужен ему, и это стало еще одним якорем для моей дырявой души, уставшей латать прорехи нанесенные триггером.
Дальше по плану значилась встреча с Ильей. И хотя я устал, как дворняга, но увидеть друга был рад! Парочку минут шуточной борьбы, и мы сжимаем друг друга в медвежьих объятьях, а я выслушиваю еще одну лекцию о том, какой эгоистичный говнюк. Не спорю. Не пытаюсь оправдываться. Но и не делюсь причиной, по которой удержался. Не потому, что не доверяю, нет. Просто, наверное, это страх – испортить все заранее. Размечтаться, а после получить от вредной забияки отворот поворот и вновь остаться один на один со своими карликами хаоса.
В съемную квартиру вернулся за полночь, клятвенно пообещав обоим своим самым близким людям, что вскоре переберусь обратно к себе. Все на что меня хватило - закрыть глаза и блаженно улыбнуться, осознавая, что завтра я снова её увижу…
Упомянутая временная рамка наступила неожиданно быстро, головокружительно и тошнотворно. В прямом смысле этих понятий. Меня мутило, знобило, страшно раскалывались виски, лоб и челюсти. Горло саднило с такой силой, будто я орал всю ночь под пытками и… Сознание оказалось неспособно ориентироваться в пространстве, поэтому после нескольких попыток подняться, я, часто задышав, чтобы не вырвало прямо в постели, откинулся обратно на противно влажную подушку. Что ж… своеобразный в этот раз откат. И до обидного банальный – простуда. Видимо, злопамятный триггер, не получивший желанной жертвы, не нашел ничего более мелкого, чем отравить ослабший организм «перемерзанием», которого за прошедшие сутки выдалось с избытком. Сначала крыша и ливень, после ночные прогулки с Солнцевой.
Воспоминание о Злате попыталось придать мотивации моим действиям, ведь я обещал ей, что приеду сегодня, но… В глазах потемнело, когда дернулся, чтобы подняться в третий раз.
В чувство привела трель дверного звонка. Ну, вернее, как в чувство? Я среагировал на раздражитель, единственно потому, что в уши, как будто залетела звуковая стрела и прошибла барабанные перепонки – обе разом. Коротко ругнувшись и послав всех, кому неймется, лесом, я вознамерился провалиться в спасительное беспамятство, однако…
К звону добавились внушительные удары о дверь, даже не кулака, а скорее всего ноги! После же раздался до мурашек знакомый девичий строгий голосок:
- Луновский! Чтоб тебя! Открой немедленно! Очень надеюсь, что ты дома, иначе я… - на угрозе голос Златой неожиданно дрогнул и сел, и весь боевой запал затопило бурей тревоги.
Пришлось, сжать челюсти, которые и без того вот-вот раскрошатся от боли, напомнить себе, что я какой-никакой, а мужчина, и преодолевая головокружение и рой белесой мошкары в глазах, сползти с кровати. И на этом мои подвиги непременно завершились бы, будь там кто-то другой, но… Почему-то, испуг солнечной девочки бил под дых гораздо профессиональней, чем все рычаги пытавшегося свалить меня скверного самочувствия!
Я все-таки добрался до замка. Непослушными пальцами затормошил железный механизм, из последних сил толкнул дверь и, увидев беспокойного колючего ежика на пороге, с занесенной для очередного удара ладонью, печально поинтересовался:
- Решила добить?
А после… После вдруг стена коварно нырнула куда-то в сторону, явно решив расширить свои пространственные границы, и я повалился на пол, теряя остатки крох самоуважения, которые во мне еще теплились.
***
Когда до меня донеслось слабое позвякивание отворяемого звонка, я успела облегченно выдохнуть – значит живой! Но когда узрела на пороге осоловелый взор наглого выскочки – усомнилась в вердикте. А стоило Луновскому, аки средневековой барышне с перетянутыми корсетом легкими, начать заваливаться на пол - не на шутку испугалась. И инстинктивно попыталась удержать.
- Поймала! – проронила с натугой, перехватывая его за живот, чуть не рухнув вместе с Сашей на паркет.
Из последних сил подперла лунного мальчика собой к стене и растерянно оглянулась, понимая, что помощи ждать не придется.
- Смотря, с какой стороны поглядеть на сложившуюся ситуацию, - неожиданно воспрял не убиваемый сарказм некоторых, и меня тоже обняли, зарывшись носом в волосы, шумно и как-то облегченно вздохнули, будто я ему ветка сирени!
- Очнулся? – выдавила язвительно, потому как богатенький Буратино и не подумал попытаться двигаться самостоятельно.
Стоял, дышал и не шевелился!
- Вроде того, - прохрипел Пушкин, и меня стали одолевать догадки по поводу его состояния.
- Тогда давай, болезный, ножками-ножками прямо в постельку, - пропыхтела взволновано, потому что жар, исходящий от кожи короля галерки, мне не нравился.
Ой, как не нравился!
- Ты снова меня домогаешься, - этак обреченно печально поведал наглый мажоришка, но все же предпринял попытку сделать несколько шагов.
Пошатнулся, был снова мной пойман, попытался отстраниться, на что я возмущенно шикнула, чтоб он не смел рыпаться и все же дошел до спальни. Рухнул на разложенную постель ничком и глухо из-под подушки промычал:
- Не думал, что когда-нибудь скажу это, но извини Солнцева, ничего у тебя не выйдет.
- Какой удар по неотразимости и «всеготовности» Александра Луновского, - съязвила автоматически, не зная, за что хвататься первым делом. – Дай догадаюсь, градусника у тебя нет?
В ответ раздалось нечто нечленораздельное, но явно отрицательное.
- Так я и думала, - вышло укоризненно. – А ну-ка, предоставь доступ к своему лбу, - потребовала командно, и пока лунный мальчик страдальчески морщился, но все же извлек из подушки лицо, поворачиваясь ко мне, я уже знала наверняка – температура более чем высокая. А судя по мертвецки холодным ладоням – безжалостно продолжает расти! – Что ж, - кусая губы, прошептала обеспокоенно: - Я сейчас… - и добавила почему-то глупо: - Ты только не куда не уходи!
И понеслась пулей в ближайшую аптеку, покупать жаропонижающее, Но-Шпу и прочих доблестных воителей с острой респираторной инфекцией.
Обратно добралась, как мне показалось минут через пятнадцать максимум, но за это время Саша успел задремать, трогательно свернувшись калачиком и не додумавшись укрыться. Исправила пробел и побежала на кухню, стараясь сразу переделать несколько дел одновременно: поставить вариться бульон, вскипятить чайник для имбирного чая с лимоном и разобраться с таблетками. Вернее с их последовательностью.
Вернувшись, горестно выдохнула, потому как будить Луновского не хотелось. Однако пришлось…
- Саш, Сашенька… - позвала неожиданно даже для себя мягко, присев рядышком и осторожно тормоша его за плечо. – Нужно выпить лекарства.
Пушкин со здравым смыслом согласен не был. И демонстративно укрылся одеялом с головой, явно выражая протест.
- Ах, так?! – возмутилась притворно, - Значит, придется прибегнуть к уколам… Готовь свою холеную пятую точку, я её сейчас познакомлю с тройчаткой. Знаешь, такая гремучая смесь, но температуру сбивает на ура!
- Я не сомневаюсь, что тебе не дает покоя моя задница, но можно придумать повод попроще, чтобы меня раздеть, - вредно буркнул из-под укрытия простуженный индивид и добавил непримиримо: - Оставь свои иголки при себе, маленький дикобразик.
А это уже наглость! Я даже задохнулась от возмущения, услышав данное абсурдное заявление. Но вовремя взяла себя в руки и, успокаиваясь, напомнила сама себе – мужчины болеть не умеют! Так что терпение мне в помощь!
- Да? – уточнила елейно, а после очень многозначительно проявила лояльность: - Не хочешь, как хочешь. Есть еще жаропонижающие свечи…
Додумал и сопоставил, к чему я клоню, Пушкин, несмотря на пакостное состояние, очень быстро! Взвился в ворохе одеяла, высунул растрепанную голову, гневно сверкнул глазами, выставил вперед указательный палец и поведал мне доверительно:
- Только через мой труп!
- Такими темпами недолго ждать осталось! – я в свою очередь тоже исчерпала лимит всетерпения. - Быстренько выпил лекарства и сунул в подмышку градусник! И учти, Луновский, если через час температура не начнёт падать, я вызываю скорую! И мне совершенно безразлично, что ты думаешь по этому поводу.
Крыть вредному выскочке оказалось нечем, и мученически вздохнув, всем своим видом выражая недоумение, гласившее: и откуда ты взялась на мою голову, он принялся за таблетки, кривясь так, словно они, минимум, стухли год назад!
- Все мальчишки одинаковые, - не смогла не усмехнуться, наблюдая за разыгранной сценой.
В ответ получила недовольный прищур и въедливое:
- Откуда такие познания?
- Да, папа точно также маму изводит, стоит ему только начать чихать. Я уж про зубного умолчу!
Противопоставлять лунный мальчик на это ничего не стал и, наконец, послушно все проглотив, уставился на меня уставшими покрасневшими глазами, молчаливо надеясь, что теперь-то я от него отстану.
Ага, сейчас!
- Градусник, - напомнила деловито, и, удостоверившись, что его высочество всея галерки выполнил требуемое, порядком вздрогнув от соприкосновения стекла с горячей кожей, попыталась уложить его поудобней, взбив подушки.
И далеко не сразу заметила, с какой заинтересованностью за моими манипуляциями следит нахальный мажоришка!
- М-м-м, сегодня бордовенькое, - поначалу непонятно, но определенно с удовольствием проронил Пушкин, когда я наклонилась, особенно сильно.
И вот только тогда до меня дошло, что некоторые беспринципные, примитивные пакостники, без всяких зазрений совести пялятся в декольте моей майки, съехавшей одной бретелькой вниз при борьбе с подушками богатенького Буратино!
- Луновский, - стараясь не краснеть, досадуя на то, что слишком уж часто за последнее время этот гад виделся с предметами моего белья в непосредственной близости, выдала насмешливо: - Ты же вроде бы не был готов на подвиги? Откуда только силы взялись?
- Ты и мертвого подымешь, - пакостливо усмехнулся болезный вредитель.
И получил подушкой по наглой мордахе!
О! Как она у него забавно вытянулась! Видимо, кое-кто совершенно не ожидал, что я осмелюсь сбить с него спесь! Мне при виде этого искреннего возмущения аж полегчало и напряжение, царившее в душе, отступило, сменившись веселым смехом от устроенного возмездия.
- Смешно тебе? – на редкость вкрадчиво осведомился Сашка, тоже, впрочем, озорно блеснув глазами.
- Очень, - продолжая хихикать, ответила честно. – Ой! - Пискнула растерянно, ибо слишком уж резко тело поменяло направленность!
Еще пол секундочки назад я сидела, и уже валяюсь под удивительно сильным для своего состояния вредным выскочкой, прижатая его весом к постели! И кто бы мне объяснил, почему все, что я способна ощутить - дикое предвкушение!
- Вот теперь мы вместе похохочем, - торжественно возвестил Луновский, слегка приподнявшись, чтобы заглянуть в мои глаза.
А я, словно загипнотизированный удавом кролик, только распахнула свои пошире, теряя смысл слов и себя за компанию в тесных объятьях лунного мальчика.
В следующее мгновение бездействие с моей стороны сменилось отчаянными брыканиями и откровенным гоготом, ибо наглый захватчик, словно вампир склонился над шеей, вот только не для того, чтобы поцеловать (размечталась!) или хотя бы, на худой конец – укусить. Нет! Он подло набрал побольше воздуха в легкие, сомкнул свои губы на моей коже и резко выдохнул!
Естественно, я забилась в попытках освободиться. Но куда там! Пушкин нарочно перестал удерживаться на весу и придавил меня к кровати повторно, отчего мое бедное сознание едва ли не взвыло страдальчески. Да он издевается над моими женскими желаниями и потребностями, не иначе!
- Саша! Перестань! Градусник разобьёшь! – мой жалкий возмущенный писк, потонул в новом взрыве смеха, потому что Пушкин и не подумал останавливаться на достигнутом.
Сначала воздушной атаке подверглись ключицы, потом вырез в майке, а после… После паршивец резко наклонился, дернул ткань вверх оголив живот и издав смешок злобного гения, показательно медленно стал нагибаться, чтобы…
Этого мой организм стерпеть уже не смог!
Немалых усилий стоило вывернуться из рук вредного выскочки, отползти подальше и, не рассчитав пространства, с криком упасть с постели, напоследок смешно взметнув ноги высь.
- Полет прошел успешно? – заломив ехидно бровь, полюбопытствовал Луновский, разглядывая испуганную меня, пытающуюся отдышаться после последнего кульбита, подперев щеку рукой.
Ухмыльнулся, прошелся странным взором по лицу, (который мой мозг идентифицировал, как ласковый, усомнился в собственной адекватности и предложил нам поразмыслить об этом на досуге) и подал ладонь, желая помочь подняться.
Упомянутую конечность, я в шутку легонько отбила и гордо приняла сидячий вид, не спеша снова обосновываться на спальном месте некоторых. Ну его! Я и так в последнее время не могу похвастать особым здравомыслием…
- Луновский, ты…! – начала строго, но решительность отчитать парня таяла и рассеивалась под пристальным взглядом и обворожительной улыбочкой. – Ты… В общем, я сейчас не могу сформулировать, но мой посыл ты понял, - сказала, как можно небрежней, стараясь не обращать внимания на его веселье.
Слишком уж памятным выдалось противостояние. Кожа до сих пор горела от прикосновения горячих губ!
- Куда уж яснее, - хмыкнул вредный выскочка, и наконец, извлек многострадальный термометр, чудом оставшийся на своем месте! Осмотрел результат, нахмурился и стал искать глазами футляр, видимо, чтобы вернуть измеритель температуры на место.
- Дай сюда! – потребовала бескомпромиссно.
- Да, все нормально… - попытался отбрыкаться Саша.
- Ага, я прочувствовала, - заметила скептически. – Ты же горячий, как чайник!
- Знаешь, Златая, бывают у мужчины в жизни такие моменты, когда он горячее обычного, - покровительственно мромурчал паразит, оглядывая меня с ног до головы, своим коронным взором «а ты ничего так!».
Не стала снова вступать в полемику, устало закатила глаза, поднялась и так же молча отобрала требуемое.
- Тридцать девять и девять! – воскликнула панически и поглядела обвинительно на беззаботно пожавшего плечами олуха. – И ты еще устраиваешь дурачества, нагоняя себе градусов!
- Не моя вина, что ты носишь такое белье, девочка-солнце, - продолжает во всю клеить дурака лунный мальчик. – Раз взглянул и все - градусник взорвался!
- Так… - прохрипела свирепо, понимая, что я его сейчас или придушу, или (что вероятнее!) вновь попаду в плен Луновских рук. И не факт, что в этот раз стану вырываться! – Быстро принял спокойное, удобное положение и включил телик! А я…
- А ты? – из всех сил стараясь не усмехаться, (но сноровки наглому мажоришке явно не достает!) переспрашивает Пушкин.
- Принесу тебе чай, - и уточняю злорадно: - Много чая!
Перебираюсь на кухню, быстренько справляюсь с горячим питьем для заболевшего хитреца и, раздобыв в недрах кухонных шкафчиков пол-литровую кружку, наливаю в неё обжигающий напиток. Тру корешок имбиря, который приобрела в овощном ларьке, пока мчалась обратно из аптеки, и добавляю внушительный кругляш лимона.
- Нашел, когда болеть. Зимы ему мало, - бурчу раздосадовано, понимая, что находиться с Пушкиным в замкнутом пространстве потенциально опасно (и я сейчас не о возможности заразиться говорю!), но и бросить на самолечение, откровенно фонящее пренебрежением к своей участи - не годится.
Остается только взять себя в руки и перестать отвлекаться на подзуживающие подсознание с его откровенными фантазиями! Если б это еще было так легко…
Вернувшись, одобрительно хмыкнула, потому как лунный мальчик на этот раз рекомендации выполнил точь в точь! Лег смирнёхонько и втыкнул в плазму, висевшую на противоположной стене.
- Златая, не обязательно со мной возиться. Я не хочу тебя заразить, - завидев кружку, исходящую паром, проговорил парень, - это всего лишь температура. Ты уже напичкала меня таблетками, скоро спадет и…
- И… пей! – перебила требовательно, поставив свои «труды» на прикроватную тумбочку. – Такая высокая полностью собьётся вряд ли. Нужно пополнить запас жидкости, если ты, конечно, не склонен к капельницам и запаху дезинфицирующих растворов… - намекнула некоторым на больничку.
- Умеешь быть убедительной, - криво усмехнулся Саша, но все-таки приподнялся, принимая пригодное для питья положение.
- Только потихоньку, не обожгись, - посоветовала вдруг ласково и сама же смутилась своего тона.
Луновский на совет отреагировал особенно долгим и пристальным взором чайных глаз и озвучил не совсем понятное:
- Поздно.
И пока я, топчась рядом, хмурила брови, пытаясь понять его логику, ведь точно видела, что к кружке он притронуться не успел, Саша все же распробовал подношение и довольно зажмурившись, констатировал:
- Вкусно.
- Это ты сейчас так думаешь, - всячески пытаясь не продемонстрировать, как мне приятно услышать похвалу, выдала вредно и присела на край стула с подвижными колесиками на ножках, пытаясь скрыть алчный взор на уютную постельку некоторых: - А вот когда я принесу третью чашку…
Кое-кто поперхнулся, закашлялся и едва не расплескал на себя чай.
- Тебе же известно, что желудок не резиновый? – уточнил с наигранной опаской.
- Наша главная беда, Луновский, в том, что мы недооцениваем собственные силы и возможности, - возвестила патетично, вздернув указательный палец вверх.
- Делишься личным опытом? – фыркает Пушкин вредно. – Как насчет неправильного выбора места учебы?
Притворно оскорблённо приоткрыла рот, прижала руку к груди и обвинительно поинтересовалась:
- Что ж тебе не терпится меня спровадить? Причем, масштабно, не меньше, чем в другой город!
В ответ главарь галерки лишь улыбается, качая головой, и принимается усердно дудлить питье. Мне остается только снова и снова наполнять кружку, чередуя чай с бульоном. И периодически заставлять безалаберного балбеса измерять температуру, расслабленно отмечая, что мои старания не напрасны. Положительная динамика определенно присутствует!
Буквально через час лунный мальчик уже вовсю пытался выудить из-под одеяла свои незнающие стыда конечности и ворчал, что ему жарко. Однако я оставалась непреклонной, отмечая, как вспотели волосы Луновского, а под нижними веками появились капельки-испаринки. Только бесцеремонно влезла в шкаф и подала парню новую футболку.
Лишь, когда на градуснике замаячили вполне адекватные тридцать шесть и восемь, а с щек Пушкина схлынул нездоровый румянец, меня несколько попустило, и я сжалилась над «страдальцем», который, видите ли, уже утомился отлучаться в туалет из-за непомерного количества выпитого!
Да и… Сашу вскоре снова стало клонить от усталости в сон, а он, как известно – лучшее лекарство. Потому я, отобрав у богатенького Буратино пульт, выключила источник шума и уже было вознамерилась оставить его одного, и перебраться на кухню, чтобы приготовить прихворавшему сокурснику легкий ужин, но в дверном проеме меня настигло тихое:
- Посиди со мной.
Будто в стеклянные двери супермаркета врезалась, не меньше! Разве можно так с моим женским мягкотелым естеством? И чувствую, что стоит отказать, но в спину прилетает контрольное:
- Пожалуйста…
Бах! Все! Здравый смысл удачно подстрелили, оголив натянутые до предела инстинкты, требующие близости именно этого объекта, хоть сколько уверяй себя, что он самый неподходящий!
Я медленно оборачиваюсь, и исподлобья кошусь на короля галерки, который, вот просто чувствую вопящей интуицией, снова что-то замышляет, но поделать с собой ничего не могу и поддаюсь на просьбу. Возвращаюсь и хочу присесть обратно на стул, но…
- Девочка-солнце, побудь рядом. Кровать большая, а сил на, как ты выразилась – дурачества, у меня не осталось. К тому же я вижу, как от стула у тебя затекла спина.
Поглядываю на наглого мажоришку еще более подозрительным и испытывающим взглядом, но не противлюсь. Поясница, и правда, предательски стонет! Потому, под прицелом пытливых и слишком уж невинных (что в принципе для Луновского противоестественно!) чайных гляделок, все же приземляюсь на постель. На краешек. И только собираюсь непримиримо задрать повыше подбородок, демонстрируя, что это все уступки на сегодня, как лунный мальчик, придвигается ко мне сам, перекатившись на левый бок, по-свойски берет мою дрогнувшую ладонь в свою, и тащит её вместе со своей под подушку, блаженно прикрыв глаза. А я остаюсь в вынужденном полунагнутом положении, не зная, как быть!
- Мне, вообще-то, неудобно, - изрекаю без должного возмущения.
Ничего не могу с собой поделать, близость поганца будоражит желания прильнуть к его обманчиво расслабленному телу и… Как минимум, крепко обнять!
Черт, да когда же меня отпустит?
- А ты приляг, и станет удобнее, - не раскрывая век, сонно озвучивает Пушкин.
- Кому это? – вопрошаю язвительно, а сама…
Снова проигрываю в битве с его трогательным, беззащитным видом. Сашка такой уютный сейчас, настоящий, что… Не замечаю, как оказываюсь лицом к его лицу, в который раз погружаясь в затуманивающее, странное блаженство – возможность побыть так близко. Изучить длинные ресницы, слегка заломленные брови, щеки со следами трехдневной небритости. Наверное, они колючие. Пальцы даже покалывает, от желания проверить последнюю мысль, но останавливает осторожность и смущение.
Я и так уже, кажется, вляпалась по всем фронтам. Стоит ли увязать больше?
- Спой мне, солнечная девочка, - бурчит парень не очень разборчиво и придвигает ближе, отчего наши носы практически соприкасаются, и я не сразу могу разобрать значение слов.
- Колыбельную, что ли? – уточняю притворно недовольно, стараясь заглушить марафонский забег пульса в ушах.
Кажется, еще немного таких вот совместных «полежалок», и я за себя не ручаюсь!
- На твое усмотрение, - беспечно, а оттого еще более обаятельно, чем обычно, улыбается Пушкин, и я понимаю, что самоконтроль практически на исходе.
И песня – даже выход в моем плачевном положении, как возможность отвлечься хоть чуть-чуть от кружащего голову запаха лунного мальчика. Несколько мгновений уходит на выбор композиции, и поначалу я действительно вредно тяну песенку, которую медведица пела медвежонку Умке, с облегчением отметив, что Луновский мирно засопел еще на втором куплете.
Стоит, наверное, аккуратненько освободить ладошку и не мешать его сновидениям, но… Я почему-то медлю, а затем более тихо напеваю ещё одну вещь. Более взрослую, искреннюю и печальную, как мои… чувства?
Я рисую жёлтых ящериц, розовых змей
Безумные облака, в них поющих сирен.
За окном становится небо темней,
Но небо в моих руках, на гладкой поверхности стен.
Эти горы, эти реки, покрытые льдом,
Я их назвала в твою честь, небо закрыла метель.
Раскалённое выйдет солнце потом,
Здесь будут цветы и лес, скоро начнётся апрель.
Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом.
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин,
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.
За окном кто-то плачет, кого-то зовут
Торопливые чьи-то шаги, дождь, как шорох страниц.
Я рисую праздничный яркий салют,
Цветы, шары и флажки, тысячи радостных лиц.
Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом,
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин,
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.
За окном кто-то плачет, кого-то зовут
Торопливые чьи-то шаги, дождь, как шорох страниц.
Без тебя бессмысленен и весь мой труд -
Музыка и стихи, шум дождя и пение птиц.
Пожалуйста, будь моим, пожалуйста, будь моим смыслом.
Мы одни на целой земле, в самом сердце моих картин
Целый мир придуман, целый мир придуманных истин.
Я нуждаюсь в твоём тепле, я хочу быть смыслом твоим.
(гр. Флер «Пожалуйста, будь моим смыслом»)
Допеваю и, не сдержавшись, все-таки прикасаюсь пальчиками к черным щетинкам на щеке Пушкина, а после, осмелев, глажу невесомо и ласково его подбородок. Добираюсь до нижней губы, очерчиваю её по контуру, застываю и… Словно получив тычок между лопатками от распирающего меня наваждения, заменяю пальцы своими губами. Едва подавив стон, от осознания, как сильно я соскучилась по поцелуям короля галерки. И пусть сейчас он безучастен, и мой удел лишь легкое к нему касание, но…
Додумать мысль было не суждено. Как-то вот мой затуманенный абсурдной выходкой мозг не предполагал, что паршивец быстро разбуркается и, не растерявшись, перехватит инициативу! Да еще и так пылко! С напором и страстной лихорадочностью! Я и сама не успела понять, почему не отскочила сразу. Саша не давал опомниться, отстраниться, смутиться, в конце концов! Жадность его касаний и прикосновений сводила сума. Душу затопило ликование и скандировало на редкость язвительно «Наконец-то!». Однако я оказалась не способна расслышать его злорадства, потому что вовсю отвечала наглому мажоришке, не задумываясь о том, как буду объясняться после. Безумство все длилось и затягивалось. Дыхания катастрофически не хватало, пальцы запутались в его волосах, в то время как руки лунного мальчика перебрались ко мне на спину, притянув вплотную к себе, и исследовали основание шеи, плечи и позвонки, нарочно каждый раз цепляя застежку лифчика, словно пробуя её на прочность. И я оказалась на грани того, чтобы самой уже избавиться от вмиг ставшей тесной и неудобной одежды, но…
Гордость, чтоб ей лично занять отведенный для неё круг ада, ударила по нервам, как по тормозам, заставив последние визгливо зазвенеть, казалось, у меня в ушах! И я все же отпрянула от Луновского, с испугом вглядываясь в захмелевшие каре-зеленые глаза.
- Что..? – запнувшись, не сразу пришел в себя увлекшийся парень, пытаясь притянуть меня повторно.
Однако силе моих надуманных заморочек может позавидовать любой штангист!
- Тебе кажется лучше, а мне пора, - протараторила панически.
И чтобы не отставать от собственных слов, быстро слетела с кровати, подхватила валявшуюся в прихожей сумку, влезла в растоптанные балетки и метнулась к двери, боковым зрением увидев, в каком недоумении Луновский застыл в проеме комнаты. Но этот факт не остановил. Разбираться в содеянном не возникло никакого желания!
ГЛАВА 3. Современные люди.
Она просто взяла и сбежала! Даже не так… Вылетела из моей квартиры, как снаряд из рогатки, напоследок бросив нечто невразумительное. Видите ли, мне уже лучше! С грустью поглядев на свою эрекцию, оставленную на прощанье девочкой-солнцем, со вздохом констатировал:
- Вот мы с тобой, приятель, точно так не считаем.
И поплелся обратно. Один…
А ведь все хорошо начиналось. Я в открытую, без лишних мук совести, пользовался своим состоянием и её заботой. Заманил на постель, наслаждался манящим теплом руки и магией голоса. Приложил все усилия, чтобы показаться спящим! Немного завис, пока слушал вторую исполненную ей песенку, и пытался сопоставить спетое с собой. Понять, случайно ли пал выбор на такую композицию или солнечную девочку, наконец, подвело подсознание. Откровенно не поверил своим ощущениям, когда Златая принялась невесомо порхать легкими пальчиками над моим лицом. С трудом подавил порыв перецеловать этих шкодников. Ну, а когда губ несмело коснулись её губы – самоконтроль разбился вдрызг! Сердце ухнуло и забилось на износ. Реакция была попросту инстинктивной!
И тем обиднее накрыло осознание - в штормовую непогоду чувств, в лодке, видимо, качает лишь меня. Уж я бы отступить наверняка не смог, чего не скажешь о маленькой забияке. Правда, она девчонка, а у них в этом плане куда больше загонов. Но…
Треш! Мне-то теперь, что делать? Холодный душ? Не самое лучшее решение, для человека с которого только недавно семь потов сошло в попытке отрегулировать собственную теплоизоляцию. Может напиться? Тоже не вариант. Во-первых, мешать спиртное с лекарствами – не вариант. А во-вторых… Чего я, собственно, разнылся, как рохля истеричная? Ну, сбежала и что? Да, обидно. Но во всем есть свои плюсы! Теперь мне достоверно известно, что не только я горю в странном пламени. И в принципе, лишь вопрос времени и, разумеется, моего терпения, пока смогу донести эту мысль до вздорной скандалистки.
- Долго бегать у тебя, Злата Солнцева, все равно не выйдет, - выдал удовлетворенно своему бледному отражению в зеркале, довольно отмечая, что от утреннего недомогания остался только фон. Тело, конечно, ныло, однако, уже не критично.
Зверски захотелось есть. И я даже знаю, кого конкретно желаю распробовать, но… За неимением под боком изворотливой задиры, придется довольствоваться обычной пищей.
- И самое ужасное в этой ситуации, - продолжаю весело-иронично разглагольствовать сам с собой: - Что у меня вызывает отторжение мысль - найти замену солнечной девочке, скрасив мужской досуг с особой куда более легкого нрава. Благо телефонная книга трещит от обилия в ней номеров, но нет – я хочу именно её! - Бью себя ладонью по лбу и с искренним недоумением добавляю: - Это же надо так попасть!
Остаток дня неспешно попиваю чай и оставленные Златой медикаменты. А еще роюсь на айти-форуме в поисках достойной подработки. Ибо просить у деда денег – не комильфо. Независимость, мать её, и все дела!
Это занятие слегка отвлекает от мыслей о возмущенном колючем ежике и о сожалении, что вместо того, чтобы вместе заснуть на моей постели утомленными, но жутко довольными, я сижу в полумраке комнаты, освещенной тремя мониторами и разрабатываю концепцию нового сайта.
Утешился, блин!
Самокопание прерывает пиликание Вайбера, и я поначалу даже не хочу на него отрываться, с досадой поморщившись, но после все же разблокирую телефон и отмечаю, что сообщение пришло от неизвестного абонента, гласящее:
«Как ты? Температура не повышалась? Лекарства пить не забываешь?»
Вот значит, что это за абонент…
- Повышалась, девочка-солнце, еще как повышалась. От тебя! – усмехаюсь, довольный тем, что, несмотря на метания, она все же волнуется. И даже пересилила свои заморочки, написав.
Я: «Какие лекарства? – удивленный смайл».
Злата: «Не смешно! - стикер с недовольным котом».
- Это уж точно, - говорю, намекая на её бегство. Однако сознательно не касаюсь данной темы в переписке, не желая окончательно смутить солнечную девочку. Потому уже без шутовства отчитываюсь.
Я: «Все хорошо, Златая. Температуры нет, лекарства пьются. Завтра буду молодцом! - и подкрепляю сказанное подмигивающим смайлом».
Злата: «Не торопись. Лучше как минимум полежать дома до конца недели».
- Угу, и дать тебе за это время накрутить себя окончательно. Не дождешься, - замечаю скептически и кидаю первую удочку.
Я: «А ты будешь меня проведывать?»
Несколько секунд нервного ожидания, в процессе которых, Солнцева явно нечто печатает, стирает и снова печатает, и я получаю ожидаемые, но от того не менее досадные, невразумительные отмазки!
Злата: «Впереди модульная неделя, сам понимаешь, с временем напряг. Но если что-то срочное…»
- Угу, например, мои соседи начнут жаловаться на странный запах тухлятины, - цежу иронично. – Вот же маленькая трусишка. Неужто, думаешь, будто это сработает?
Я: «Понял тебя. Постараюсь не досаждать».
Златая: «И что же ты понял?»
Мне кажется, или последнее сообщение прозвучало мега обвинительно, словно я еще не успел накосячить, но отгребу заранее?
- Вопрос-ловушка, не иначе, - произношу задумчиво, но в Вайбере решаю играть полный наивняк, дескать, охотно верю во все то, что ты мне пишешь.
Я: «Что ты занята из-за учебы. Все норм».
Злата: «Ну, хорошо, тогда. Увидимся через неделю?»
- И не мечтай, конспираторша, я так уж быть великодушно дам день форы, но в пятницу тебе не уйти, - хмыкаю предвкушающе, прекрасно помня про приглашение её отца съездить вместе на дачу.
Я: «Спокойной ночи, солнечная девочка. Пусть тебе приснится розовый единорог на спорт-байке с пробитым ухом и татухой на задней ноге в виде сердечка»
Да, ушел от ответа. Спорю, она уже успела представить себе этакую неформальную девичью мечту и содрогнуться!
Златая: «И тебе всего кошмарненького, Луновский!!!».
- Вот и славно, - проговариваю довольно, заложив руки за голову и со вкусом потянувшись. – Теперь бы еще дотерпеть без злобного маленького дикобразика до пятницы и не сойти сума от мыслей о ней…
***
Весь остаток среды и четверг я пребываю в странном, туманном состоянии, сотканном из стыда, тревоги и бессилия. Понимая, что наворотила дел и, не имея ни малейшего понятия, как теперь себя вести. Прикинуться бревном? Сослаться на прогрессирующий Альцгеймер? Или по-честному признаться, что таки да, Луновский, ты до жути мне нравишься, и мимолетная слабость, которую я себе позволила, окончательно выбила не только почву под ногами и воздух из легких, но и здравомыслие из головы. Поселив в оной совсем уж кремово-ванильные, невесомые мыслишки-ангелочки.
Черт, даже мысленно звучит бредово!
Ведь я… Попросту не умею чувствовать все эти девичьи эмоционально-раскачивающие чувства с трепещущим сердечком, готовым оборваться от одного его равнодушного взгляда!
Но это в теории. На практике выходило иначе. Мои мозги словно, наконец, нашли себе объект для преклонения и в роли второго Будды выбрали Сашкин лик, то и дело, транслируя его лицо в моих глазах. И сколько бы не смаргивала воспоминания, они возвращались вновь и вновь!
Я волновалась из-за него! И ненавидела малодушие, не пускающие меня его навестить. А еще банально скучала, озадаченно осознав, что отсутствие на нашем потоке короля галерки сделало ученические будни вовсе безрадостными. Несмотря на задорное солнышко за окном и общий флер весенней истерии, подстегивающий девчонок на яркие, смелые наряды, а парней на косые взоры, стремящиеся не выдать заинтересованности, но и рассмотреть все детально!
Плюс, папин энтузиазм! Он на пятничную поездку возложил такие надежды, которые не каждый генерал возложит на плечи доблестных соратников, прошедших плечо к плечу не одно сражение. И настолько счастливо предвкушал предстоящую рыбалку и шашлык, что я не смогла отнять у родителя веру в персонального Деда Мороза и решила новость о том, что Саша заболел приберечь до последнего.
Утро пятницы встречало меня отвратительно голубым небом, щебетом стрижей и ласточек, сочным разнотравьем и осознанием того, что мне до слез не хватает Луновского. Последних, я, конечно же, себе не позволила, посчитав неприемлемым разводить сырость из-за парня. Пусть даже и из-за особенного, как бы это банально не звучало. Потому упрямо качнула головой, вздернула подбородок, воинственно прищурилась, разглядывая свое сонное и разбитое отражение в зеркале, и с напором возвестила пустой комнате:
- Хватит страдать ерундой, Солнцева. Ты бы лучше тревожилась о том, что скажешь ему при личной встрече, а не о том, как тебе его не хватает.
Мотивация действовала слабо, но, как говорится, на безрыбье… Потому я с каким-то маниакальным ожесточением зачесала волосы в высокий хвост, придавая облику строгости, которой и так всегда с избытком, нацепила голубую юбку-карандаш, обшитую бежевыми декоративными ремешками и заправила в нее бирюзовую блузку с закатанными до локтей рукавами. Критично оглядела свое отражение, состроила ему кислую гримасу и отправилась добивать гранит науки с помощью воображаемой кирки и тротила.
Было, конечно, желание направить свой боевой пыл и на мирные слои населения, но гуманность в кои-то веки вякнула, дескать - нечего личную неудовлетворенность собой, путать с ущербностью окружающих!
Вот и славно. Отучусь последний денек, съезжу с родителями на природу и остыну за выходные до такой степени, чтобы смотреть вредному выскочке в глаза без лихорадочно бьющегося сердца и желания вновь запустить ладони в непослушные, темные пряди. Притянуть его непозволительно близко и… Ай, вот опять! Опять он отжал у моих беспристрастных раздумий все рычаги управления собственными думами! А ну-ка, брысь из моей головы!
Наверное, лицо у меня выдалось соответствующие настроению, потому что люди в общественном транспорте старались разумно держаться на расстоянии, что в принципе вполне устроило – принудительная интимная близость в час пик не мое!
До университета доцокала на невысоком каблуке примерно за пять минут до начала первой лекции по Сетевому блокированию, с унынием понимая, что без Ташиной сидеть на скучных предметах и вовсе тоска зелёная. И даже чуточку эгоистично жалея, что отпустила её к Данько. Нет, с одной стороны я очень рада наблюдать счастливую улыбку Лерчика в объятьях своего нового кавалера, а с другой… Это ведь не зависть, правда? Просто немного грустно видеть, как она смело, без единого сомнения впустила в свое сердце новые чувства, в то время как я…
- Редкостная ты, Солнцева, балда, - пробубнила под нос самокритично, в который раз съедая себя за недавний побег.
Сокрушаясь, что все вышло так нелепо и по-детски. Первая начала и…
Очередному мысленному «спазму» самокритики, помешал уверенный стук в дверь, раздавшийся спустя минуты три, после того, как преподаватель объявила перекличку. Я, как и все прочие, инстинктивно подняла глаза на вошедшего, и испытала паническое желание залезть под парту! И поискать где-то там свое сердце, пробившее динамичным стуком не только ребра, но, казалось, пятки! Ведь на пороге стоял никто иной, как виновник моих душевных мучений – Александр Луновский! Стоял и в привычной манере награждал всех присутствующих непринужденной, обаятельной ухмылочкой, замещающей стикер с непомерной ценой собственного эго. А еще глядел он прямо на меня. Исключительно. И проговорил, обращаясь к лекторше, даже не думая менять направление взора:
- Извините за опоздание, можно войти?
Бабах! Сердечная мышца споткнулась и побежала свой марафон с утроенным рвением, руки вдруг забыли, чем можно себя занять, а ноги трусливо забились под парту.
«Нет, нет, нет. Не пускайте его! Дайте мне временную фору!» - метнула малодушный взгляд на Жанну Аркадьевну, молодящуюся сорокалетнюю блондинку, но та, как и прочая часть женской аудитории, взирала на поганца в томно-благосклонном расположении и, кажется, даже не расслышала, чего он выдал. Только кивнула неуверенно и смутилась, получив еще более широкую ухмылочку.
Вот ведь манипулятор доморощенный!
***
Я увидел её, когда парковался. И чуть не сбил бампер об бровку, засмотревшись на улетные ножки своенравной обманщицы, вышагивающие в светлой, обтянувшей все достоинства юбке. Красивые, стройные, манящие… Не проводить их до дверей голодным взглядом оказалось выше моих сил! Причем, не только моих… И вот последний факт совсем не обрадовал. Напротив, он буквально голосил в голове предупреждающим знаком – смотри, Луновский, будешь долго тянуть, уведут. А потом я еще несколько минут потратил на то, чтобы как-то заглушить зов желаний и слегка привести в чувство бьющуюся на шее жилку. Нечто подсказывало – с маленькой забиякой не будет просто. Никогда и ни в чем, но…
Вылез из машины, не забыв активировать сигнализацию, и с легкостью взбежал по ступеням главного корпуса, чувствуя, что в спину как будто что-то подталкивает. Уж не крылья ли, часом? Шучу. Последние мне не грозят точно. Однако и волнующую легкость, возникающую при виде девочки-солнца дальше игнорировать попросту глупо.
Я и не стал. А вот меня попытались «не заметить» со всей возможной достоверностью, на которую Солнцева вообще способна. Вернее, сначала-то она уставилась своими желтыми глазищами с неподдельным изумлением, однако, быстро управилась с искренними эмоциями, и натянула на личико невозмутимость пополам с равнодушием. Но её это не спасло. Благо Ташина мигрировала (с какого-то перепуга) за парту, где обычно тусовал я, чем, несомненно, мне подсобила. И я без лишних угрызений совести направился прямиком к Злате, заставив последнюю едва ли не запыхтеть от досады, что во время начавшейся лекции ей не удастся отделаться от моего соседства. Ну, а я уж не упущу случая, чтоб оно вышло ОЧЕНЬ близким!
- Привет… - прошептал на ушко строптивой скандалистке и мимоходом подарил несколько ничего незначащих смайлов девчонкам с передних рядов, заинтересовавшихся моим присутствием. Довольно отмечая, что Златой это не понравилось. И ой, как сильно…
Ну, разве этот день не прекрасен?!
- Ты зачем притащился в универ в таком состоянии? – предсказуемо напала на меня девочка-Халк с тихими обвинениями, стараясь говорить так, чтоб больше никто не услышал, но и спектр обуревающего её недовольства обозначить.
А ещё попыталась отодвинуться к краю скамьи. Ну-ну.
Намеренно показательно вновь подсел вплотную к стройному бедру, едва обуздав порыв, расположить на нем ладонь, и с нажимом провести до коленки, заставив своего вредного дикобразика запунцоветь не только ушком, к которому склонился, но и полностью. Ведь мы оба знаем, что в том огне будет куда как больше желания, чем стыда!
- В каком таком состоянии? – уточняю притворно непонимающе, широко распахнув глаза.
Солнцева в ответ зло фыркает и отвечает:
- В простуженном. Хочешь снова валяться без сил с ядреной температурой в обнимку?
Хочу. В обнимку. С тобой.
Но это естественно мысленно, а вслух же:
- Зараза на заразе долго не задерживается. Я здоров и полон сил.
- Еще скажи, что для подвигов? – смешливо хмыкает солнечная девочка, на миг забывшись.
И я успеваю согреться светом её улыбки, до того, как она погаснет, враз вспомнив, где находится, и как много заинтересованных взоров на неё сейчас обращено.
- Для них самых, - киваю беспечно, и рассаживаюсь совсем уж вальяжно, раскидывая руки в стороны, не давая тем самым возможности Злате отвоевать себе немножко пространства.
Я жадина, да. Кто ж спорит?
Маленькая задира с сомнением косится на мою левую руку, расположившуюся в опасной близости от её плеча, но та до поры до времени притупляет бдительность солнечной девочки. Отчего Злата, метнув в меня строгий взгляд, гласящий нечто вроде – и не помышляй даже, сосредотачивается на конспекте. А вернее упрямо делает вид. Я, прям, так и вижу, как ей интересно, ага! Схватить бы её в охапку, отволочь в тачку и ехать, куда глаза глядят. Но… Рано. Это должно быть не мое решение, а её. Чтоб не вышло потом, как с тем недотепой Костиком, который перестал маячить на горизонте и прекрасно. Не-е-е, меня такой вариант не устраивает. Я хочу стать ни много ни мало – её вздохом. Каждым! А для этого придётся сломать еще не одну преграду из предубеждений, страхов и неуверенности некоторых.
Злата усердно корпит над тетрадкой, слегка нахмурив красивой формы темно-коричневые брови, а я ловлю себя на мысли, что любовался бы милым профилем вечность. И считал бы вместо звезд её веснушки, которые она упрямо пытается подретушировать то ли пудрой, то ли еще чем-то из девчачьего арсенала. Но главное, выходит так себе. Эти темненькие, маленькие пятнышки, притягивают к себе все мое внимание, и я готов перецеловать каждое, начав, пожалуй, с упрямых щек. И меня совершенно не заботит мнение окружающих. Вот только… Есть великая вероятность, что при такой наглости мне не постесняются заехать тетрадкой по морде и снова сбежать. Потому провоцировать Златую определенно стоит, но в разумных пределах!
Пальцы посчитали так же. Потому невесомо спустились на ворот её блузки и партизанскими лазутчиками забрались под воротничок, подушечками прикасаясь к горячей коже шеи. Это обжигает. Нас обоих. Только я уже давно не пытаюсь скрыть очевидного, а вот Солнцева… Солнцева посоперничала бы с леди Тэтчер в стальном стержне вместо хребта!
- Ты что..? – шипит она гневно, дернувшись и едва не выпав в проход между рядами.
Что только мне на руку, ведь я успеваю придержать её за талию с геройским видом, на который она, впрочем, не купилась ни на секунду.
- Перестань! – потребовала беспрекословно, пытаясь не привлекать всеобщее внимание и отцепить от себя мои руки.
Смешная. Когда это её заботило мнение всех этих людей?
- Мне нужно было позволить тебе упасть? – произношу, лениво вздернув бровь, тщательно скрывая распирающее желание притянуть её ближе и разгладить морщинку над переносицей легкими касаниями своих губ.
Солнечная девочка возмущенно выдыхает и бросает в ответ отрывисто:
- Тебе нужно позволить мне спокойно конспектировать! И не отвлекать всякими там… - теряется, не найдя достойного определения моим действиям.
Словно если она озвучит вслух то, что я перестал прятать интерес, то он мигом превратится в реальный.
- Чем? – кто сказал, что я стану облегчать ей задачу?
- Ты знаешь! – краснеет сильнее моя румяная забияка, произнеся последнее с нажимом.
Но, нет, Златая, не только ты при случае способна притвориться валенком!
- Не имею ни малейшего представления, - произношу ОЧЕНЬ изумленно, и добавляю со значением: - Просвети меня!
- Луновский… – начинает девочка-солнце предупреждающе.
Однако я по глазам вижу, что кое-кто лучше проглотит залпом пузырек рыбьего жира, чем перейдет на тему наших взаимоотношений. Что ж… Значит ещё не дожал. Сейчас исправим!
- Что, Солнцева? – подталкиваю её невинно, наслаждаясь шквалом эмоций, бушующих в глазах-солнцах, где гнев мгновенно поглощает и расщепляет упрямство, замешанное на неуверенности.
Термоядерный синтез отдыхает!
- Ты подставляешь меня перед преподавательницей! Вот выгонит сейчас с занятия…
- Почему тебя? Это ведь я здесь главный нарушитель отлаженного студенческого крепостничества.
- Да, брось! Всем известно, что Жанна куда более благосклонно относится к смазливым мальчикам, чем…
- Значит, я смазливый? – уточняю насмешливо, совершенно не проникнувшись проблемой.
Раздутой, что надувной батут для детворы!
Злата тут же раздраженно дёргает плечиком и пренебрежительно замечает:
- Кто о чем! Что, Пушкин, еще не на всех таблоидах кричат о твоей неземной красоте?
- Возможно, мне любопытно именно твое мнение. Вам же, девочкам, нравится, когда им у вас интересуются, - бессовестно скалюсь, провоцируя свое солнышко на еще большее количество вспышек возмущения.
Ничего не поделаешь. Иначе она просто замкнется в своем смущении из-за произошедшего. А мне это совершенно и точно не подходит.
- Да ты что? Какая честь! – цедит иронично-ядовито.
- Цени, - бросаю коротко, с видом, будто не распознал истинной подоплеки последних выпадов.
Однако ворчливый ежик не спешит прислушиваться к дельному совету и еще более гневно фырчит:
- Угу, размечтался! – и добавляет саркастично: - Неотразимый ни в одной луже!
- Ох, какой оригинальный подкат, Солнцева! – восхищаюсь притворно и подымаю в одобрении вверх большой палец. А когда вредная задира кривит губы в подобии самодовольной ухмылки, с наигранным участием интересуюсь, приблизившись к ней вплотную: - Это улыбка, или у тебя лицевой нерв защемило?
- Держи дистанцию, Луновский, - пыхтит яростно. – Я же сказала, что не хочу сорвать лекц…
- По-моему это все отмазки, - продолжаю провоцировать девочку-солнце вполне сознательно.
И что более важно – действенно!
- Да? – взвинчивается мисс Халк, едва ли не в боевой стойке, выпрямив и без того ровную спину и сжав враждебно кулачки.
Киваю едва заметно, завороженный изучением солнечных глаз. Понимая, что сгораю в лучах их света, но… Не чувствую боли. Только безграничное, обволакивающие облако тепла и понимание того, что долго я в эти кошки-мышки играть не смогу. Не справлюсь с отчаянно колотящимся сердцем, нашептывающим, что тебе без неё, брат, больше не жить. И даже не влачить то жалкое существование, которое ты себе выбрал раньше.
Не знаю, почему именно сейчас, в этот самый миг, но меня накрывает осознанием размаха переплета новых чувств, в которые угодил. И… Черт, как же описать понятней? С одной стороны, я порядком струхнул, помня, как бывает переламывающе больно привязываться, испытывать потребность в ком-то, но с другой… Сопротивляться все равно, что взбираться по ледяной горке вверх – ноги на износ, а все без толку!
- Да… - хриплю неуверенно, скорее, на автопилоте, поскольку поражен озарением до глубины своей, переполненной карликами хаоса душонки.
- Хорошо, давай проверим, кто из нас прав, - шепчет торжествующе.
А я все еще смутно улавливаю смысл сказанного, блуждая жадным взором от её глаз к губам.
- Или струсил? – прищуривается обличительно.
И я, наконец, отмираю, словно после спасительно разряда электростимуляции!
- Златая, это вообще не обо мне, - хмыкаю самодовольно, тем не менее, настораживаясь: слишком уж у некоторых заговорщицкий видок…
- Тогда, - с предвкушением тянет солнечная пакостница, загоревшись идей ткнуть меня носом в мою неправоту, - посмотрим, кому она сделает первому замечание – мне или тебе. И кого погонит на поклон в деканат.
- И что же для этого нужно сделать? – изгибаю вопросительно бровь.
Куда только девался диагноз «отличницы»? Кто это азартная фея передо мной?
- Поиграем в гляделки. Ты смотришь на меня, я на тебя, не обращая внимания больше ни на что. Вряд ли это не заденет её честолюбия.
- Мне нравится, - и это абсолютная правда, которую я подтверждаю действием, разворачиваясь всем корпусом к Злате, не забыв подмигнуть, дескать – время пошло.
Солнцева не отстает. Концентрирует все свое внимание на мне, пытаясь укрыть под напором задора смущение.
Усложним задачу…
- В споре ведь обычно ещё бывает и награда победителю, ты не знала? – хмыкаю беспечно, не прерывая зрительного контакта.
- И что же… Хотя нет! Чур, мои условия! – вмиг зажигается новой волной увлеченности происходящим девочка-солнце. - Если выиграю я, то ты, богатенький Буратино, будешь ездить на общественном транспорте целый месяц и…
- Тебе кто-нибудь говорил, Солнцева, что ты извращенка? – распахиваю глаза в притворном ужасе. – Еще и с фантазией…
- А вот об этом, Луновский, ты не узнаешь, - усмехается моя маленькая задира, наконец, окончательно перестав зацикливаться на стыде.
Ну просто, фурия в чистом виде! И какая коварная! Я же сразу во всей красе представил, на что она может быть способна под моим чутким руководствам в… Так, стоп! Вот об этом сейчас лучше вообще не думать, иначе я определенно сорву пару водружением вопящей Солнцевой себе на плечо и похищением её же со всеми вытекающими!
- Это вызов? – уточняю иронично, придвигая лицо ближе.
Злата едва заметно напрягается, чувствуя, что за моими словами много недосказанного, но боевой характер берет над ней верх, потому девчонка, вздернув подбородок, отчего наши носы практически встретились, непримиримо отчеканивает:
- Это констатация факта.
Ага, конечно!
Улыбаюсь, не скрывая снисходительности. Кого она пытается обмануть? По-моему, уже вся аудитория окунулась в напряжение, искрящее между нами. Но нет, умный ежик определенно собирается еще долго обходить рельсу, считая её горой!
- И наверняка - неопровержимого? – подмигиваю, уже откровенно потешаясь. Потому что, как бы она не доказывала свою незаинтересованность и безразличие, я прекрасно видел ответы в её глазах. Настоящие. Искренние. От которых сердце начинает колошматиться о грудную клетку в ликующем порыве и захватывает дух!
- Несомненно, - пренебрежительный тон.
- Ок, солнечная девочка, я тебя понял. Но хочу предложить альтернативу. Давай, если выиграешь ты, я буду этот месяц твоим… - бросаю последнее слово предвкушающе и делаю сознательную паузу, довольно отметив, как расширились её зрачки, - личным шофером.
Невольно брови маленькой задиры прячутся за полосатой челкой и она изумленно выдает:
- Ты что уже успел купить новую машину? Или…
Ах да, я как-то запамятовал рассказать ей про встречу с Дрыном!
- Старая объявилась за рулем с неправильным Робином Гудом. Отнявшим её у бедных отморозков и вернувшим богатенькому мне.
Солнцева не скрываясь, облегченно выдыхает и не влезая в подробности возврата, бурчит смущенно:
- Слава Богу! Как тяжесть с плеч…
- Ну так что? Подходит такой вариант? – интересуюсь с улыбкой и добавляю: - Я прямо вижу, как в тебе сейчас борются желание меня проучить с меркантильностью.
- И что, думаешь, победит последнее?
- Думаю, да. Но ты же наступишь ему на горло, только чтобы не было по-моему, - ухмыляюсь, раскусив задумку мелкой вредины. И провоцируя её поступить иначе.
Злата в ответ грозно прищурилась, недовольная моей прозорливостью, и естественно, повелась на уловку:
- Ладно, побудешь извозчиком. Тоже неплохо.
- Идёт! – говорю неприлично громко, привлекая к нам внимание лекторши, и протягиваю девочке-солнцу ладонь для скрепления спора. А когда потерявшая бдительность Златая пожимает мою в ответ, резко дергаю её на себя и, наконец, ловлю в плен губы горячей скрипачки, опешившие и испуганные, но все равно соскучившиеся по мне, необычайно податливые и мягкие…
- Солнцева! – разносится возмущенный возглас преподавательницы, заставивший вздрогнуть Злату и отпрянуть от меня, как нашкодившего котенка. – Что вы себе позволяете? Немедленно покиньте аудиторию! Ваше неподобающее поведение…
За секунду маленькая скандалистка успевает метнуть в меня победный взгляд, дескать, я все же была права. Потом спохватившись, снова смущается и, буркнув хмурое: «Извините», начинает спешно собирать вещи, намереваясь, снова сбежать.
- Жанна Аркадьевна, у меня еще более неподобающее поведение. Я, можно сказать, вообще - один сплошной порок. Можно и мне тогда удалиться?
Женщина изумленно вскидывает брови и слегка розовеет щеками. Весь её строгий вид тушуется при моем веселом прищуре, и она куда более спокойно отвечает:
- Не задерживаю.
Этого достаточно, чтобы я в пять шагов догнал метнувшуюся к выходу солнечную девочку, галантно пропустил её вперед, краем глаза заметив всеобщее изумление, царившее в аудитории. Усмехнулся, покачал головой и, козырнув рукой всем и сразу, закрыл за собой дверь.
***
Надежда, что Луновский даст мне сбежать, развеялась так же стремительно, как толпа цыганок при виде патрульных. И как я не ускоряла шаг, демонстративно стараясь не замечать рядом его молчаливого шествия, и не пыталась выровнять оставленное в аудитории дыхание, окончательно дезориентированное поцелуем шельмеца, все было напрасно!
- Ух, Солнцева, а еще говорят, что каблуки созданы для того, чтобы женщина не могла убежать, - притворно запыхавшись, возвестил Сашка весело, когда мы вышли из главного корпуса. – Хотя, с другой стороны у них и без этого много неоспоримых достоинств. А в сочетании с твоими ногами… - и этак доверительно, на пониженных тонах, у самого моего уха: - Вообще преступление.
Вот ведь, ничего его не берет! Почему из нас двоих чувства неловкости и растерянности только мои спутники?
- Зачем? – хмурю брови, настраиваясь на непростой разговор. А ему быть, поскольку тактика «это минутное помутнение» с ним не сработает! – Зачем ты меня поцеловал при всем потоке?!
- Не понравилось? – оставаясь до невозможности невозмутимым, если не сказать насмешливым, уточняет наглый мажоришка, картинно вскидывая свою заломленную бровь.
- Я не об этом! – повышаю голос, с досадой всплеснув руками.
- Вот и напрасно, Златая.
- Слушай, Луновский, не ломай мне мозг своими недомолвками. Я задала вопрос!
- Кто еще, что и кому ломает, - буркнул вполне искренне, наконец, вышедший из образа весельчака-балагура Пушкин, но тут же привычно обаятельно улыбнулся, и беспечно пожав плечами, отчитался: - Я скрепил спор.
- То есть рукопожатия мало?
- Так надежней. Плюс, Аркадьевна быстрее среагировала. Мне не хотелось проторчать на её паре до конца. Погодка так и манит слинять со скучных лекций и получить свою порцию халявного витамина Д.
- Нужно было загадать, чтобы ты не пропустил ни одного занятия до конца семестра, - качаю головой в легком осуждении, не зная, что порицаю больше – его отношение к учебе или свое потаённое желание потеряться в зелено-карих глазах, в обрамлении преступно пушистых ресниц.
А еще начинаю спускаться вниз по ступеням, пытаясь сформировать дальнейший план действий. Поехать домой? Или пройтись по парку, прилегающему к университетской зоне? Посидеть на лавке со стаканчиком ванильного мороженого, беспечно щурясь под лучами ласкового солнышка, без единой мысли в голове… Кого я обманываю? Черта с два Александр Луновский скроется, что с моих глаз, что из моих раздумий!
- Момент упущен, - хмыкает Пушкин, с упоением вздыхая всей грудью воздух. – Хорошо!
И так у него это заразительно выходит, что я и сама украдкой насыщаю легкие до предела, отчего голова начинает предательски кружиться. Только вот вряд ли в этом повинен весенний концентрат кислорода…
- Итак… - со значением тянет вредный выскочка, скосив на меня свои хитрые зенки, отчего в районе солнечного сплетения все защекотало, ожидая нечто коварное. Нечто, от чего я уже знаю заранее, не смогу отказаться, как бы ни старалась!
- По домам? – но попытаться ведь стоило?
Да, вышло нелепо. И по его ответной снисходительной улыбке я это прекрасно поняла, но…
- Можно и по домам, - притворно соглашается Саша, однако тут же добавляет с повышенным энтузиазмом: - Довезу с ветерком, Солнцева. Я ведь теперь у тебя в невольниках. Только заедем по пути в какой-нибудь маркет. Поможешь скупиться к вылазке на дачку. Да и Фантика я обещал порадовать…
- Погоди! – и как я могла забыть про папино приглашение! – Ты что, действительно собрался ехать с нами? – вышло несколько истерично, но меня можно понять – ночевка с ним в одном доме, пусть и под родительским присмотром, очень плохая идея!
- Конечно, - хмыкает лунный мальчик раздражающе радостно. – Мы уже с Владимиром Геннадиевичем обо всем условились. Выезд в пять. За сорок минут доберемся.
Вот же… Сговорились! А папенька, главное, ни одним словечком с утра не обмолвился, что созванивался с Луновским!
- Так что, едем? – видя, что я застыла в нерешительности, взял инициативу в свои надежные ручищи Пушкин, и аккуратно, но ощутимо (хотя мне начинает казаться, что будь он даже в резиновых перчатках, я бы все равно почувствовала жар прикосновений!) обхватил пальцами мое запястье, потянув в сторону синей капли.
Черт! Черт! Черт! До чего же хочется, чтобы эти руки, позабыв про бережность, вновь, как вчера прижали меня теснее и… Интересно, можно скончаться от переизбытка эротических видений, разрывающих голову? Судя по всему, именно такая участь меня и ждет! Плюнуть бы на принципы и прочие заморочки, но разбитое сердце не тот диагноз, который легко поддается купированию в начальной стадии. А с Сашей не получится по-другому. И дело даже не в легкомысленном нраве, излишне ярком характере и невозможности принадлежать одной девчонке. Нет, я как раз уверена в обратном, и если дам ему волю, он меня удивит, однако… Вдруг чувства лунного мальчика, всего лишь признательность? И окажись на моем месте любая другая девушка, способная услышать молчаливый крик о помощи, он бы чувствовал то же самое? Невыносимо быть с человеком, нуждаться в нем и гадать при этом, не держит ли его рядом благодарность!
Последняя мысль, как лопнувшая струна больно стрельнула по нервам и, казалось, резанула одновременно и по глазам, и по ушам. Поэтому в машину я влезала с видом мрачным и решительным, поскорее расставить все точки над «и». Только вот с чего начать?
Саша, как назло просто не давал повода объясниться. Я ожидала, что уж теперь, когда мы оказались без лишних, растопыренных от любопытства ушей, он все же поинтересуется, что вчера на меня нашло. Потребует объяснений или самодовольно констатирует безапелляционный факт моей к нему тяги. Однако время шло, а вредный выскочка безмятежно вел машину, изредка скашивая в мою сторону лукавые зенки. И тогда его лицо озаряла какая-то на редкость загадочная ухмылочка, гласившая что-то типа – да, крошка, я победитель по жизни!
Я не знала до конца, верно ли её идентифицирую, но почему-то она не раздражала, а согревала. И тем сильнее накатывало малодушие – просто замять разговор. Выкинуть, как ненужный черновой вариант решения тригонометрического уравнения. Вот только упрямый характер где-то раздобыл рупор и упорно скандировал мотивирующие лозунги о вреде самообмана.
- По поводу среды… - начала я, с опаской поглядывая из-под челки на сосредоточенное выражение лица моего водителя. Оно осталось столь же безмятежно, что у посапывающего у материнской груди младенца! Это отчего-то лишь раззадорило желание не просто прояснить ситуацию, а разругаться в пух и прах. Ведь получается, ему все равно? Может он и не помнит уже ничего?
- У тебя на меня планы? – не отрывая взора от лобового стекла и проезжей части, спокойно интересуется Пушкин, заставляя мои зубы зло скрипнуть.
- Я о прошедшей среде, Луновский! – прочищаю горло, потому как его мигом сжал предательский спазм смущения, щеки обожгло костром румянца, а глаза вытаращились в немом ожидании на реакцию собеседника.
Но тот продолжал корчить из себя тибетского монаха, познавшего миг великого просветления. Куда там ему до моих мирских мучений и душевных тягот?!
Если бы вредный выскочка сказал хоть что-то… Как-то обозначил свои позиции. Заинтересовался моим мнением и попыткой оправдаться, я бы не озвучила того, о чем моментально пожалела. До прикушенного в отчаянии языка! Но, сказанного, как водится, не воротишь…
- Это было ошибкой, - прозвучали в тишине автомобильного салона три слова, со звуком вбиваемых гвоздей в нечто, едва родившееся, но обоюдно одинаковое в моих и его глазах. И степень неуверенности, проросшая в интонациях, не оправдывает мою ложь.
Лишь на мгновение. Всего на одно, но я успела увидеть тень, обосновавшуюся на лице Саши, сделавшей его взор враз безучастным. Если не сказать равнодушным. И я практически на физическом уровне ощутила, прокравшийся в машину холод. Был он иррациональным, поскольку в майскую жару ему не откуда взяться, однако… Наверное, именно страх показаться смешной и нелепой, заставил продолжить:
- Тебе было плохо и…
Что там «и» потерялось в эхе моего собственно пульса, голосившего требование – замолчать. Просто заткнуться и больше никогда не марать пространство откровенным самообманом.
Я бы так и поступила, окончательно стушевавшись под напускной внимательностью Луновского перед дорогой. Но он неожиданно сам заговорил ровно поставленным голосом, казалось, совершенно не задействую лицевую мимику:
- Я понял тебя, Злата. Не парься. Мне было плохо, ты меня пожалела. Случается. Мы же современные люди, ведь так? – и он впервые поворачивается, вскинув как-то на редкость ожесточённо левую бровь.
В его глазах гуляет настоящая буря - противостояние зеленого леса и разгулявшегося шквала ветра, готового сломить все на своем пути. И я практически выдавливаю из себя сиплое, но утвердительное:
- Так.
Все естество несогласно и бунтует, порываясь опротестовать сказанное, но Пушкин резко качает головой в знаке того, что принял к сведению мой ответ и снова отворачивается. Уже не замечая, как поникли мои плечи, и предательски вцепились друг в друга пальцы, стремясь найти хоть какую-то опору…
ГЛАВА 4. Язык – главный враг сердца.
Ошибка… Какая нахр… Так, стоп. Главное успокоиться. Да-да, это я тебе говорю, чувак с гарпуном, вошедшим в мясо, пробившим ребра и застрявшем в сердце. Главное, без паники и попыток вытащить его до срока. Чтоб не хлынула кровища, и ты дожил до реанимационных попыток мозга все проанализировать и попытаться тебя откачать. Ведь, как известно, нам больно не когда в нас попадает стрела Купидона, а когда он её безжалостно из нас выдирает. Ага, количество амурных принадлежностей строго ограниченно и на всех не хватает! А еще, Саша, сделай лицо попроще и перестань пытаться размозжить руль, сжимаемый пальцами. Пластику с алюминием, обтянутым кожей, твои судорожные конвульсии по барабану.
А главное, все так хорошо начиналось! Пришел, увидел, забрал с лекции и уже раскатал губу на душевный отдых в тепле улыбки девочки-солнца, как… На, тебе, Луновский, острой иглой под дых, чтоб знал!
Понадеялся…
Но черта с два, я тебе поверил маленькая забияка! Не дождешься. Рано или поздно самой надоест выставлять мысленные ладошки в защитном жесте, не давая мне возможности приблизиться. Уж поверь, я буду рядом! И больше не дам возможности уйти!
Самоуспокоение накатывает волнами, то и дело, возрождая в теле потребности выбросить лишнюю агрессию. Но, позволить себе психануть попросту не могу. Решила записать меня во френдзону, Златая? Будет тебе дружеская канитель, да такая… В общем, я не завидую твоей выдержке, поскольку невооружённым глазом видно, как её рвет на части желание быть со мной. И это обоюдно. Я чувствую себя рядом с этой девчонкой сообщающимся сосудом, который делит поровну все душевные качели пылкой скрипачки.
А значит – вздохнул и выдохнул! Натянул на фейс невозмутимый вид и абстрагировался от фантомной ноющей боли в брюхе, разлившейся, как нефтяная корка по воде от пробитого танкера. В конце концов, мы не в арбитражном суде, чье решение не подлежит обжалованию. И выход у меня только один – притупить бдительность некоторых и действовать!
***
Еще чуть-чуть и я перестану справляться с паническим желанием выпрыгнуть из машины на полном ходу! Нет, серьезно? Солнцева, ты действительно заставила его поверить, будто поцеловала из жалости? Боже, если бы был объявлен конкурс на главную дуру планеты, тебе не пришлось проходить отбор – заслуженное первое место дали сразу!
Неловкость, невидимая, но весьма отчётливо ощущаемая мной, словно затапливала внутренности, которые и без того от нервного напряжения скрутило в замысловатое макраме, и успокоиться не получалось. Саша ведь явно дал понять, что не загоняется сложившейся ситуацией! Отчего тогда не могу перестать ощущать, как совесть, злобно ухмыляясь в бандитском оскале, где-то рядом с левым ухом, подтачивает свой топор? Мол, голову с плеч, врунья!
Чем дальше мы отдаляемся от зданий университета, тем сильнее осознание – я не справлюсь с собой. Если бы была хоть небольшая передышка. Но, лунный мальчик отчетливо продемонстрировал – вечер мы проведем вместе: он, я, мои родители и… А это идея! Выуживаю из сумки смартфон и под косым взглядом Пушкина, начинаю быстро строчить сообщение Солоду:
Я: «Какие планы на вечер?»
Ответ приходит буквально через минуту в ненавистной мне манере отвечать вопросом на вопрос!
Романтик: «И тебе привет. Нашла подработку?»
Я: «Вот же ты корыстный тип! Только и думаешь, как бы поэксплуатировать маленького Добби!» - возмущаюсь искренне, невольно перенаправляя нервозность на друга.
Романтик: «Нечто подсказывает, в этот раз мы поменяемся ролями. Что стряслось, Полосатик?»
Невольно ухмыляюсь, потому что даже от бездушного набора букв пришедшего сообщения веет теплом и дружественной насмешинкой. Причем, не обидной, а такой, когда и над собой похихикать не зазорно!
Я: «Почему сразу стряслось? Ты же сам ныл, будто я мало общаюсь с твоей избранницей. Вот я и решила исправить свою дружескую некомпетентность. Приглашаю вас на дачу. Транспорт будет, домчим Викторию с комфортом. Беременным ведь полезно побольше дышать свежим воздухом…»
В общем, я сплошная добродетель, ага!
Романтик: «Златыч, не темни!»
Я: «Как тебе не стыдно? Ты что не веришь в мои светлые помыслы?»
Романтик: «Я верю, что существует еще одна причина, побудившая тебя на этакую жертвенность во имя дружбы».
Хм, похоже, сарказм нынче передается воздушно-капельным путем. Или в моем случае, через сотовый сигнал!
Я: «Возможно, она и существует».
Вынужденно выдавила из себя зачатки признания.
Романтик: «Только возможно?»
Я: «Ромео, не дави! Я тебе не игрушка-антистресс!»
Романтик: «Хорошо, не буду. Только ты уверена, что мы все влезем в старенький Фиат Владимира Геннадиевича?»
А вот это МЕГА неудобный вопрос! Что ж, рано или поздно все равно пришлось бы раскрыть карты.
Я: «А мы поедем не с родителями, а за родителями», начинаю уклончиво.
Романтик: «Угу. Много информативно. Хотя… О! О-о-о! Понял! Сашка едет с вами, да?! Класс! Тогда мы точно будем. Не могу пропустить такое событие!»
Я: «Какое такое, Солод? Что за детсадовский энтузиазм!»
Романтик: «Ну, чего ты сразу фырчишь, Златка? Ты ж мне, как сестра! Вернее, сестра и есть! И не поприсутствовать на смотринах…»
Я: «Рома, по-сестрински предупреждаю, еще хоть один намек в сторону меня и Луновского и я за себя не ручаюсь! Все… очень непросто. И… мне нужна твоя поддержка, чтобы не наделать дел! Неужели я так много прошу?»
На этот раз Ромашка не спешит с ответом, и я, прикусив в досаде губу, пялюсь на экран в растрепанных чувствах. Ну вот, еще и на друга сорвалась напрасно! Он ведь не знает, что ты, Солнцева, совсем сбрендила и мечешься, как белка в колесе, не в силах делать вид, словно Пушкин и дальше остаётся чужим тебе человеком!
Романтик: «Немного, Злат, вовсе нет. Я тебя понял. Во сколько вы за нами заедете?»
Я: «В пять пятнадцать».
На этом переписку я закончила. Бросила телефон обратно в сумку и попыталась принять невозмутимый вид, сосредоточившись на разглядывании буйно зеленеющего города. На нарядные каштаны, цветы которых напоминали оловянных солдатиков в белой парадной форме, на прохожих, удивительно добродушных, согретых, казалось, самой весной, на витрины магазинов, отражающих солнечные лучи, будто удивительные световые волшебные палочки. В общем, мои глаза были готовы пялиться куда угодно, но только не на лунного мальчика! Однако это, как водится, совершенно не устроило его персону…
- Если бы у тебя появилось непреодолимое желание сорваться с насиженного места, все бросить, схватить загранпаспорт и деньги, которых хватило на один единственный билет, куда бы ты решилась поехать? – расслабленно, не отрываясь от дороги, первым разрушил устоявшуюся неловкую тишину Пушкин.
И если честно это один из последних вопросов, которые я ожидала услышать от Саши! Потому, не совладав с изумлением, мигом обернулась в его сторону, не сводя с профиля парня озадаченного взора.
- Зачем тебе? – хмурю непонимающе брови, а в груди противненько так испуганно екает – все, Солнцева, довыпендривалась! Ты его отшила, и он хочет сбежать от тебя куда подальше, и чтобы наверняка больше не встретиться!
Король галерки беспечно пожимает плечами, бросает на меня один единственный нечитаемый взор и проговаривает:
- Просто любопытно.
Угу, просто. Я по-прежнему подозрительна, потому бурчу упрямо:
- Не скажу.
- Почему? Что в этом такого тайного? – расцветают в веселенькой улыбке его четко очерченные губы, и я тут же зависаю на них, как старенький процессор, вспоминая, какими они могут быть огненно-требовательными, и как мне хочется им покориться.
Черт! Это не губы, а магнит. Так и притягивают мою железную волю к себе!
Что он там говорил? Ах, да…
- Ничего тайного, но ты наверняка станешь надо мной смеяться. Дальше нужно развивать мысль, почему мне это не улыбается? – бормочу сконфуженно, все еще находясь под властью воспоминаний о его поцелуях.
В том числе и от сегодняшнего. Мне ведь поначалу даже было все равно, сколько народу на нас пялится! Честное слово! Чем не помешательство, Злата?!
- С каких пор ты так зависима от чужого мнения? – полутон иронии и чего-то еще, чего я не могу сходу разобрать.
Но стараюсь. Потому отвлекшись на загадку сокрытую в его словах, отвечаю правдиво:
- Так-то чужое. А ты… - спохватываюсь, однако уже поздно. По его глазам вижу, что он понял. Все. Если не больше. И… чтобы хоть как-то отвести от себя пристальный прицел чайных глаз, все же сознаюсь: - Ирландия. Я бы рванула именно туда.
- Ирландия? – переспрашивает вредный выскочка, заломив изумленно бровь. – Да уж. Неожиданно. Я ждал чего-то более солнечного, жаркого, морского.
- Ну, море и там имеется. И даже океан.
- Ага, только вряд ли ты в нем поплаваешь. Разве что на спор. Холодрыга жуть, еще и грязно.
- Какие познания в области географии, - хмыкаю задето. – Так и знала, что не стоит тебе говорить!
- Ладно-ладно! – на секунду
