Образцовый самец. Дарья Кузнецова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Маленький Большой взрыв
• ГЛАВА 2. Среднестатистическое чудо
• ГЛАВА 3. Рыбохотпчелоконтроль
• ГЛАВА 4. Культурный барьер
• ГЛАВА 5. Первое свидание
• ГЛАВА 6. Абстинентный синдром
• ГЛАВА 7. Дрожь земли
• ГЛАВА 8. Лекарство от скуки
• ГЛАВА 9. Приключения полковника
• ГЛАВА 10. Побег из муравейника
• ГЛАВА 11. Депортация
• ГЛАВА 12. Вопросы науки
• ГЛАВА 13. Совместимость
• ГЛАВА 14. Родные лица

АННОТАЦИЯ

Мне повезло выжить при аварии на космической станции и попасть на обитаемую планету, жители которой оказались радушны, дружелюбны и очень похожи на людей. Вот только странности их множатся, а идеальность начинает всерьёз пугать.

   Хорошо, попала я сюда не одна, а в компании целого полковника со спецназовским прошлым. Он хмур, грубоват, но зато — профессионал, который не даст погибнуть, и даже, может быть, вернёт нас домой.

   А главное, он настоящий. И на фоне аборигенов его недостатки мне всё больше нравятся!

ГЛАВА 1. Маленький Большой взрыв

Когда на станцию напали, в это поначалу никто не поверил.

   Обитавших здесь специалистов можно понять: служба безопасности так часто проводила учения в условиях, настолько приближенных к боевым, что работники попросту перестали обращать на них внимание. Если в самом начале все дисциплинированно прятались там, где велел план обороны, то вскоре людям просто надоело тратить по два-три часа рабочего времени на ерунду. Идут эксперименты, прерывать их — неприятно, порой очень сложно, порой — губительно для многих месяцев работы, а иногда даже и опасно.

   Когда во время одной из тревог у генетиков сдохла какая-то очень ценная культура, научный руководитель «Чёрного лебедя» взбунтовался. И вот уже полгода длилась его партизанская война против начальника службы безопасности. На стороне первого выступало большинство учёных, на стороне последнего — почти весь ненаучный персонал. Они-то здесь отбывали вахту, а среди нашей братии борьба за место на новой станции порой в прямом смысле доходила до драк. И стоило ли её выдерживать, чтобы зря тратить время на месте!

   Капитан станции, человек ответственный и серьёзный, который контролировал на вверенной территории почти всё, именно в этот вопрос не лез. Поскольку не лез не только он, но и высшее начальство, чуялся в этой конфронтации некий политический душок: похоже, спорили между собой не только два начальника, но и их покровители на самом верху. Впрочем, рядовых обитателей станции это мало заботило, главное, выговоров нам не делали и взысканиями не грозили.

   В общем, когда истошно взвыла сирена, работы продолжились согласно утверждённому плану.

   Мы с Леночкой как раз в этот момент спешили с обеда в макетный зал. Программисты должны были закончить расшифровку данных, полученных зондом «ЧЛР-46», которые сулили отличные перспективы.

   — Василиса Аркадьевна, мы же не побежим в укрытие? — с надеждой спросила Лена, когда мы, вжавшись в стену, пропустили мимо маленькое стадо мужиков в лёгкой броне.

   — Делать нам больше нечего! — согласилась я, продолжая путь. — Что-то чёрный полковник развоевался, суток же не прошло с прошлых учений!

   Под сутками я по здешней привычке подразумевала период оборота двойной звезды, вокруг которой вращалась станция, — чуть больше пяти с половиной земных. Новички обычно путались, но быстро привыкали.

   — Может, проверка какая-нибудь?

   — Думаешь, Гаранин всё-таки выбил? — я засомневалась. — Через голову Дениса Саныча?

   — Ой, что тогда буде-ет! — протянула Леночка с восхищённым ужасом.

   Остроту и пикантность ситуации с противостоянием придавал тот факт, что научрук — тоже военный и они с безопасником в одном звании. Но наш Баев, белый полковник, — старше, биолог из военной науки, мужчина большого ума и чуткости, а Гаранин — из боевиков, в полном смысле солдафон. Местные легенды расширяли его послужной список на все военные столкновения последних тридцати лет и наделяли всеми возможными наградами, но это добавляло ему любви только девочек из снабжения и аппаратной.

   Чёрный и белый, конечно, по шахматной аналогии, да и внешне им подходило. Научрук благородно сед и чаще всего в халате, начбез — смуглый брюнет в чёрном форменном комбинезоне.

   Когда мы вошли в макетный зал, один из огромных типов в броне наставил на нас нечто большое, агрессивного вида. Оружие, конечно.

   — Вы две, быстро туда! — он махнул стволом в сторону.

   — Не повышайте так децибелы, мы не глухие, — недовольно ответила я, но прошла, куда велели. Не из уважения, нам именно туда и нужно было.

   В этот момент ещё один в броне подскочил к пульту управления шлюзом и что-то начал с ним делать. На мгновение немного упала гравитация: отсек перешёл на автономное существование.

   — Да что вы себе позволяете! — подскочил к ним Андерсен, начальник программистов. — Прекратите ломать технику! Согласно штатному расписанию вы не имеете права!..

   К шлюзу обернулись все: у Джеймса крайне мерзкий и громкий голос. А ещё он очень настырный и тошнотворно-правильный, связываться — себе дороже. Всех интересовало, как вояка станет выкручиваться.

   Но он не стал. Выстрелил в голову. Та лопнула с тихим сухим звуком.

   Немую сцену длиной в пару секунд разорвал слаженный визг Леночки и Ольги с другого конца зала.

   — Всем заткнуться! — заорал один из бронированных. — Собраться в этом углу! Бегом! На пол!

   Я, поспешно отведя взгляд от мерзкого зрелища, одной рукой обхватила свою аспирантку за плечи, второй — зажала ей рот и, шёпотом прося вести себя тихо, потащила туда, куда приказали. Перед глазами как наяву встала очередная памятка из разряда «если вдруг», которые, конечно, никто никогда не учит и читают только для того, чтобы убить время. Но вот поди ж ты, врезалась в память!

   Не спорить с террористами. Молчать. Не смотреть в глаза. Не ругаться, не качать права, сидеть и тихонько ждать спасения.

   Если, конечно, Гаранин не обидится на бестолковых штатских и станет нас спасать. Я бы на его месте не спешила...

   Тех, кто проявил меньшую расторопность, бронированные награждали тычками, сгоняя в кучу, как скот. Не знаю, почему начали только сейчас. Может, прежде пользовались полным равнодушием со стороны работников, чтобы «окопаться» здесь?

   На пятачке, где разместили заложников, обычно проводили совещания и презентации, для чего из пола выращивали стулья и подгоняли проектор. Но сейчас тут было пусто, обеспечивать нас удобствами не спешили.

   Тринадцать человек, десять моих и трое выделенных программистов, сконцентрировались возле меня и Майка, коллеги ныне покойного Джеймса. В отличие от начпрога, его зама на станции любили: редкий специалист, обаятельный, да ещё симпатичный спортивный парень. Он и сейчас прикрывал широкими плечами остальных женщин — кибер-умницу Ольгу и физика-ядерщика Хему, мою подругу. Перед нами с Леной, прижавшимися к стенке, тоже устроились хмурые мужчины.

   Порыкивания и окрики бронированных пресекли все разговоры и вопросы. Сбор заложников, к счастью, обошёлся без новых трупов. Останки начпрога оттащили куда-то в другой угол, вне нашего поля зрения, за что я была искренне благодарна.

   — Василиса Аркадьевна, что им от нас надо? — всхлипнула Леночка.

   — От нас, наверное, ничего, — ответила честно. — Скорее уж, от правительства...

   — Эти из «Последнего дня», — через плечо шепнул Амадео Тотти, мой зам.

   — Заткнулись! — рявкнул один из бронированных. Лена дёрнулась и крепче вцепилась в мой халат. Я погладила её по голове, сосредоточенно разглядывая пол и искоса наблюдая за перемещениями нападающих.

   Их было всего пятеро. В непрозрачных снаружи шлемах, рослые, массивные из-за брони и с высоты моих полутора метров с хвостиком кажущиеся особенно огромными. Двое у входа, один — наверху, на эстакаде, четвёртый возле нас сторожем.

   Сильнее всего беспокоил пятый. Он маячил в опасной близости от макета, болтался между пультами и гравитационной ловушкой в центре зала, чем приковывал напряжённые взгляды всего отдела. Потому что одно неосторожное движение...

   Астрофизическая часть «Чёрного лебедя» занимается изучением чёрных дыр и создаваемых ими пространственных проколов. Х-1 Лебедя, вокруг которой вращается станция, — это система из голубого гиганта и чёрной дыры, за которыми мы наблюдаем с помощью зондов. Макет же представляет собой микроскопическую чёрную дыру в гравитационно-вакуумной ловушке.

   Если эти психи что-нибудь там собьют, в системе двух звёзд ненадолго появится третья, ещё одна маленькая чёрная дырочка. Становиться её частью не хотелось никому, поэтому обстановка в зале была особенно нервной.

   Если Део прав и это действительно «Последний день», ждать от них можно чего угодно. Религиозные фанатики же, из психов психи. Идейные, с жёсткой иерархией, готовые жертвовать собой и окружающими. Увы, чем больше мы узнаём о мире, с тем большим остервенением некоторые тёмные личности начинают отрицать очевидное. То есть руководит ими, конечно, кто-то умный и зарабатывающий деньги, но рядовые исполнители...

   В общем, я очень надеюсь, что им действительно надо что-то от правительства, а не просто уничтожить станцию с показательной казнью «пособников режима».

   И как они вообще сюда попали, со всеми предосторожностями и учениями Гаранина?!

   Тишину макетного зала нарушал только тихий гул антигравитационной установки; обычно незаметный, сейчас он сильно давил на нервы. Если террористы о чём-то переговаривались, то внутри шлемов, неслышно для окружающих. Трое стояли почти неподвижно, словно и не люди вовсе. Ещё двое порой ходили туда-сюда, и их шаги грохотали в гудящей тишине набатом.

   Сильнее этих звуков выматывала только неопределённость.

   Страшно мне... было. Всем было. Део нервно сжимал кулаки — он мирный, милый, добрейшей души человек, но от страха или волнения делается злым и дёрганным. И Майк храбрился, наверное, только ради девочек, и остальные мужчины инстинктивно втягивали головы в плечи, хотя — держались.

   Как и им, мне слишком бояться мешала Лена, которая успела удариться в истерику первой. Да и...

   Стыдно паниковать. Начальник всё-таки. Тётка, по отзывам, строгая, но справедливая. Надо же соответствовать народному мнению! И не трястись. И думать о хорошем. Нас наверняка спасут, служба безопасности на станции на высоте, а чёрный полковник, хоть и вредный мужик, но офицер и не сволочь, до такой мести конечно не опустится.

   Через некоторое время в движениях захватчиков как будто прибавилось нервозности. Трое стражей закрутили головами, кто-то переступал с ноги на ногу. Двое у входа начали скупо жестикулировать, о чём-то споря.

   — Василиса Аркадьевна! — тихо-тихо выдохнула Лена. — Что делать? Я... Я в туалет хочу... Очень.

   — Лена, а потерпеть? — без особой надежды спросила я.

   — Не могу уже... Я чаю напилась, и страшно ещё!

   — Заткнулись быстро! — отреагировал на наши перешёптывания ближайший из бронированных.

   Мгновение подумав, я медленно, стараясь не делать резких движений, подняла руку как на уроке.

   — Разрешите обратиться, господа налётчики!

   — Чего тебе? — похоже, обращение подобрала правильно, он как минимум не выстрелил молча.

   — Нам бы в туалет сходить.

   — Под себя сходите! — рыкнул второй.

   — Пожалуйста, а то девушка вот стесняется. Нам далеко не надо, вот в тот угол хотя бы, где пальмы.

   — Василиса Аркадьевна!.. — сделала страшные глаза Лена, пунцовая от смущения.

   — Бегом! — разрешил первый.

   — По одной, — добавил второй.

   — Так быстрее получится, честное слово. И без истерик, — предупредила я, поднимаясь на ноги и поднимая Лену.

   — Бегом, — более добрый махнул рукой, и второй на этот раз не стал спорить.

   — Василиса Аркадьевна, я же не смогу, здесь же...

   — Лена, жить хочешь? Тогда не ной, — шёпотом рявкнула я, едва ли не волоком таща аспирантку за собой к противоположной стороне макетного зала. Там имелся зелёный уголок — из мелкого гравия и негустого «подлеска» торчало несколько крупных декоративных растений.

   Лена очень специфическая девочка. Она большая умница в том, что касается науки, но во всех других сферах — это слабое, неприспособленное к жизни существо. Капризный комнатный цветок, способный умереть от неосторожного взгляда. Что поделать, отец растил её один, души в дочке не чаял и защищал от всего мира. Перестарался.

   Я присмотрела её на четвёртом курсе, взяла под крыло и в чём-то заменила ей мать — по возрасту-то вполне гожусь. Да и для меня Леночка стала уже совсем не чужой. Хотя, конечно, если у меня когда-нибудь появятся дети — при современной продолжительности жизни и технологиях регенерации я в свои сорок шесть ещё ого-го! — сделаю всё, чтобы они не выросли похожими на Лену. Потому что мучиться, рожать, потом тратить годы и мегаватты нервных импульсов на воспитание ради того, чтобы дети эти убились, оставшись в двадцать лет без присмотра, — на мой вкус, бессмысленная трата времени.

   Макетный зал высотой семь метров имеет форму цветка с тремя лепестками. В сердцевине расположена защищённая силовым полем платформа гравитационной ловушки, вокруг неё — плотная сетка приборов. Следующее кольцо — пульты и рабочие станции. На потолке по центру — ответная платформа ловушки.

   Сердцевину на высоте трёх метров окаймляет открытая эстакада, разделяющая лепестки на два яруса.

   В одном лепестке на обоих уровнях — зелёный уголок. Во втором — сидели сейчас заложники, ярусом выше — сияла яркая, наглядная голографическая модель нашей системы, возле которой обычно работали астрофизики, изучавшие не чёрные дыры, а саму двойную звезду со всеми её планетоидами. Третий лепесток занимали программисты и техники, а над их головами размещалась зона отдыха.

   Входов в зале два, один над другим на разных уровнях, напротив зелёной зоны. И если основной шлюз не заметить сложно, то второй, ведущий в жилой отсек, дизайнеры тщательно замаскировали теми же панелями «под дерево», что украшали весь верхний ярус.

   Когда бабахнуло, малиновая от смущения Леночка как раз вылезла из-под кустов. Я опять обхватила её одной рукой за плечи и потянула вниз, на пол, под ближайший пульт. Потому что гравитация опять скакнула: кажется, нас начали штурмовать.

   Бабахнуло у второго выхода, хотя понять это при здешней акустике было сложно. Зашипело, захрюкало. Закричали девчонки. С противным хлюпом и грохотом брони на пол со второго яруса рухнул обгорелый труп террориста, прямо возле нас.

   Леночка испуганно булькнула, я тоже поспешила отвернуться, борясь с подступившей к горлу тошнотой.

   Надсадно взвыла вентиляция. Загрохотали бронированные ботинки.

   Откуда-то слева дохнуло жаром. Запульсировал на грани ультразвука, пробирая холодом по спине, сигнал тревоги.

   И вот сейчас мне стало по-настоящему страшно.

   — Сиди тут, не высовывайся, — велела аспирантке. А сама, шипя под нос ругательства, на четвереньках переползла к соседнему, контрольному, пульту. Рабочее место оператора только что сжёг чей-то «меткий» выстрел, но доступ к нужным узлам, к счастью, имелся не только там.

   Чтобы не высовываться и не тратить зря время, я цапнула из ложемента нейроконтакт и забилась под пульт, прилаживая липкий аморфный шарик к виску.

   Не люблю нейротерминалы.

   Установку я знала отлично. Все знали; не то оборудование, в работе которого можно позволить себе не разбираться. Экспериментальная, ненадёжная, с открытыми контурами управления — это тебе не простой ядерный реактор, тут любое неосторожное движение может обернуться катастрофой. Её поэтому и построили здесь, на станции. Вернее, станцию построили во многом ради макета и там, где он уж точно не навредит человечеству. В худшем случае людям грозила только потеря «Чёрного лебедя».

   И этот худший случай, похоже, наступил. Установка пошла вразнос. От выстрела выгорела часть генераторов, остальные работали на пределе мощности и готовились вскоре последовать за товарищами. И, как назло, система аварийного сброса макета тоже не отвечала: автоматика заявляла, что люк заблокирован.

   Начинаю подозревать, что именно в этом состояла цель террористов. Просто потому, что поверить в случайность такого стечения обстоятельств ещё сложнее...

   Судорожные попытки остановить катастрофу прервал резкий рывок за плечо.

   — Чёрную дыру в задницу, ты что делаешь?! Сказано — в укрытие! Гр-ражданские!..

   Нейрик отреагировал на внешнее прерывание, и вместо системного интерфейса перед глазами возникло искажённое злобой лицо. Не сразу я поняла, что это не террорист, свой.

   Надо же, и правда — спасать пришёл. Сам.

   — Я как раз и пытаюсь этого избежать, не надо повышать на меня децибелы. И руку уберите.

   Пальцы Гаранин разжал, кажется, только от неожиданности. Я успела схватиться за пульт, а то грохнулась бы обратно на пол. Оглядевшись и не обнаружив поблизости бронированных террористов, выдвинула себе из пола кресло. И отложила нейрик.

   — Избежать чего? — всё же спросил вояка.

   — Чёрной дыры в заднице, — пояснила ему. — Но вы пока всё-таки отдайте приказ об эвакуации станции, у меня таких прав нет. А то общая сигнализация, кажется, выведена из строя теми бравыми молодчиками.

   Отдать должное чёрному полковнику, слушать он умел, и соображать — тоже. Неслучайно дожил до своих лет, хоть в этом нам всем повезло. Пока я пыталась договориться с установкой, Гаранин залаял в рацию. Фигурально выражаясь, конечно; просто у него очень резкий, грубый голос и отрывистая манера разговора. Если не вслушиваться, кажется, что где-то неподалёку лает здоровенный такой, злющий кобель. Интересно, это природные таланты или результат долгих тренировок по выработке командного голоса?

   А ещё полковник не лез под руку. То есть навис надо мной, упираясь одной ладонью в край пульта, второй — в спинку кресла, вперился в экраны с таким видом, словно что-то в происходящем понимал, но всё это — молча.

   — Эвакуация окончена, — через несколько минут прозвучал над головой голос Гаранина.

   — Шли бы вы тоже к шлюпкам, — через плечо предложила я.

   — После вас, — возразил полковник. Я искоса глянула на мужчину. Он выглядел поразительно спокойным и собранным, даже чему-то улыбался уголками губ.

   — В таком случае предлагаю поучаствовать в эксперименте, — решила я, запуская эмуляцию другого рабочего места. Как всё же удачно, что мне подвернулся именно контрольный пульт!

   — Какого рода?

   — Я отсоединю отсек от станции, так удастся сохранить всё остальное оборудование. И запущу прототип. Может быть, он заработает и мы тоже выживем.

   — Запускайте, — легко согласился полковник. — Прототип чего?

   — Генератора.

   Гаранин всё понял правильно и умолк, я даже разрешила себе немного отвлечься и вырастить для него кресло: пол почти везде на станции покрыт толстым слоем полиморфного материала, который позволяет такие вот развлечения. Сложный прибор так не создашь, а мебель — запросто. На «Чёрном лебеде» другой вообще нет, все столы, кровати и стулья — из него.

   Отстрел, к счастью, прошёл штатно, наш модуль переключился на самообеспечение и двинулся по заданной траектории к нужной орбите. Кажется, его немного клонило в сторону, но тут я положилась на автоматику и маневровые двигатели.

   Вокруг платформы гравитационной ловушки началось шевеление: приборы расползались в стороны, уступая место поднимающемуся из пола открытому тору, ощетиненному разнокалиберными наростами и петлями кабелей.

   — Что это? — не выдержал полковник.

   — Прототип, — прозвучало почти нежно.

   Сомнения Гаранина можно понять: не участвуй я в создании этого агрегата, тоже не рискнула бы доверить ему жизнь. Да я бы и сейчас не доверила, но выбора не было.

   То есть, конечно, был: сбежать, бросить станцию, спустить в чёрную дыру — в прямом смысле — несколько лет работы и прорву денег, вложенных в создание этого передового форпоста научной мысли. Деньги не мои, наработки можно восстановить, а я — не герой с горящим взглядом. Но... загубить «Чёрного лебедя» не поднималась рука.

   Да и страх куда-то пропал. Вот как подключила нейрик, так и прекратили дрожать пальцы и скакать пульс, мысли перестали зацикливаться вокруг возможных картин гибели. Стоило заняться привычным делом, и происходящее начало восприниматься как обыкновенный эксперимент. Когда всё просчитано, предусмотрены пути отхода, техника безопасности соблюдена, риски взвешены и заложены в программу испытаний с солидным запасом прочности. Никак не получалось осознать, что мои нынешние действия — буквально самоубийство. Положиться на непроверенную теорию, довериться аппарату, который ещё ни разу не запускали в рабочем режиме...

   Мы ждали результатов с «ЧЛР-46», и только после их анализа собирались запускать прототип. Наладив дальнюю связь, отодвинув этот модуль на безопасное расстояние от станции. Но чуть-чуть не успели.

   Генератор басовито загудел. Я откинулась на спинку кресла: больше от меня, кажется, ничего не зависело.

   — И что генерит этот генератор? — воспользовался паузой Гаранин.

   — Вы слышали о белых дырах?

   — Это которые как чёрные, но наоборот? Но это вроде воображаемая штука, нет? — удивил меня полковник широтой собственного кругозора.

   — Теоретически их существование возможно. И даже в какой-то мере неизбежно. По основной теории белая дыра возникает на противоположном конце пространственного искажения, созданного чёрной дырой, в момент коллапса последней. Ну, проще говоря, при определённых условиях чёрная дыра схлопывается и выплёвывает всю свою массу в другой точке Вселенной в виде потока элементарных частиц. Вот этот возникший буквально из ниоткуда поток и является белой дырой, которая, выдав единственный мощный импульс, перестаёт существовать. Такой себе маленький Большой взрыв. На похожем принципе, кстати, основаны двигатели дальнего сообщения, хотя далеко не все теоретики с этим согласны.

   — То есть как? Двигатели двести лет работают, а вы до сих пор не знаете как?

   — Для того чтобы использовать результаты какого-то эффекта, совсем не обязательно знать точный механизм, — пожала я плечами. — Человечество всегда так делает, во всех науках полно эмпирических зависимостей и коэффициентов.

   — И куда нас выкинет эта штука?

   — Теоретически — никуда, — осторожно ответила я.

   — Значит, даже при штатном срабатывании и подтверждении всех прогнозов эта штука жахнет?

   — Почему? — растерялась я.

   — Потому что выброс вещества — это взрыв.

   — Ловушка должна выдержать, — заверила я. — Ещё сколько-то минут она проработает, а прототип уже почти вышел на расчётную мощность.

   — Может, нам лечь?

   — Вы, конечно, ничего, но сейчас точно не время и не место, — возразила я, искоса окинув мужчину оценивающим взглядом.

   — Тьфу! — ответил Гаранин, но продолжить не успел.

   Прототип натужно завыл, откуда-то посыпались искры. Мигнул и потускнел свет, ослабла гравитация — система жизнеобеспечения перешла на резервный контур. Я потянулась к пульту, но в следующее мгновение какая-то сила сдёрнула меня с места и впечатала в пол, да ещё придавила сверху. Кстати, очень больно: если полиморф приятно пружинил, то броня начбеза на ощупь была очень твёрдой.

   — Да что вы себе…

   Но высказать возмущение до конца я не успела: по глазам ударило вспышкой, уши заложило от грохота, а потом навалилась темнота.

ГЛАВА 2. Среднестатистическое чудо

Пробуждение оказалось под стать всем предыдущим событиям. Меня неласково тряхнули за плечо, рявкнув почти в ухо:

   — Подъём!

   Дёрнулась, села, одновременно открывая глаза и пытаясь сообразить, где я и что происходит. Причём очнулась с ощущением чего-то хорошего. Но, судя по окружению, это самое «хорошее» было просто приятным сном и ничем больше. Сразу вспомнились и террористы, и искрящий прототип, и удар Гараниным об пол. Который и нависал надо мной сейчас.

   Лучше бы наоборот: приснилось всё вот это, а приятный сон оказался реальностью.

   Впрочем, это я придираюсь. Мы же живы, это само по себе чудо!

   — Наконец-то, — проворчал полковник. — Вставай и пошли, пёс знает, что у них тут водится. Надо найти укрытие до темноты.

   — А где мы вообще? — спросила я, одёргивая сбившийся халат. Обеими руками зарылась в волосы, хорошенько поворошила, вытряхивая какой-то мусор. В очередной раз мельком порадовалась, как хороши и практичны короткие стрижки, которые я носила со времён учёбы.

   Под ногами обнаружились остатки полиморфного пола станции. Почти правильный круг метров десяти в диаметре с дымящимся остовом прототипа в середине лежал на какой-то поляне под синим, привычного земного вида небом с серо-белыми облаками. Между ветвей проглядывало светило, один в один Солнце.

   Лес вокруг был редким, прозрачным и совсем не страшным. Цвет листвы показался скорее бирюзовым, чем зелёным, но в остальном деревья выглядели нормально, зелень под ногами казалась обыкновенным разнотравьем, да и земля с песчаными проплешинами ничем не удивляла.

   — В лесу. Ходу!

   — Какое красноречие. Спасибо, я уже догадалась. Ладно, к чёрту подробности! Какая это планета?

   Но заговорила я на ходу, шагая следом за Гараниным. Как бы мирно всё ни выглядело на первый взгляд, водиться тут может что угодно.

   Кстати, вполне возможно, оно уже завелось в нас и потихоньку жрёт изнутри. Комплексная прививка, конечно, самообучается и потенциально способна защитить от любой заразы и паразитов, но кто знает, как она на практике сработает!

   — Это у тебя надо спросить, куда нас твоя установка забросила.

   — Для начала можно сказать спасибо за то, что забросила она нас на поверхность пригодной для жизни планеты, — обиделась я за прототип. — По теории вероятности это один шанс из триллиона, если не больше!

   — Я просто счастлив, что эта хрень нас не угробила! — Гаранин в негодовании остановился и обернулся, угрожающе навис. Привычная жизненная несправедливость: надо мной не нависают только дети лет до двенадцати, а начбез, хоть и невысок для мужчины, всё равно не настолько мелкий. — Все вы, учёные, психи. На кой чёрт вообще работать с такой опасной установкой, которую просто вырубить нельзя?!

   — Если бы в неё не начали палить, ничего бы не случилось!

   — Если бы вы все действовали по инструкции, не пришлось бы спасать ваши задницы! — парировал чёрный полковник.

   — Если бы вы не дёргали всех своими учебными тревогами, мы в экстренной ситуации не посчитали бы это очередной вашей блажью!

   — Если бы вы хоть раз уложились в норматив, не приходилось бы повторять раз за разом!

   — Мы учёные, а не солдаты!

   — Прекрасно! Изучай! — он широко повёл ладонями, кажется, имея в виду окружающий лес. — И скажи, где мы теперь находимся!

   — Я астрофизик, а не биолог, — упрямо поправила я. — Могу заверить, что местная звезда — жёлтый карлик, спектрального класса...

   — Я восхищён! — перебил полковник, негодующе всплеснув руками.

   Пару секунд мы с ним мерились взглядами, после чего Гаранин сплюнул под ноги, опять развернулся и зашагал через лес. Мне ничего не оставалось, кроме как двинуться следом.

   Поговорили. Не с той ноги он, что ли, встал? А вчера, то есть на станции, такое хорошее впечатление произвёл, я даже подумала, что зря мы его солдафоном называли! Но нет, солдафон и есть.

   Конечно, если совсем честно, доля истины в его словах имелась. И немалая доля. Инструкцию мы действительно нарушили, и это действительно привело к печальным последствиям. Я раньше даже готова была признать его правоту и извиниться по меньшей мере от лица своего отдела. Но сейчас передумала. Терпеть не могу, когда на меня голос повышают. И крикунов, благодаря отцу, не люблю с детства, а Гаранин, похоже, из них. Жаль.

   Полковник шагал твёрдо и уверенно, не оглядываясь, иду я за ним или нет. Заданный темп поддерживать было трудно, но окликать и о чём-то просить? Да вот ещё. Не после всех его претензий.

   Некоторое время я шла, мысленно ворча на начбеза. Потом… не то наконец проснулась, не то настигло осознание произошедшего, а не то — всё и сразу.

   Это ведь чудо, самое настоящее чудо, что мы до сих пор живы. И террористы — сущая мелочь в сравнении со сработавшим прототипом. Правда, как именно сработавшим — непонятно, но везение фантастическое.

   Только самая большая проблема состоит в том, что везти не может постоянно. И, может, лучше было погибнуть сразу.

   Этот мир может оказаться враждебным. Возможно, мы уже больны чем-то по-настоящему страшным, что кончится мучительной смертью. Вон, Гаранин уже проявляет агрессию. Пока борется с собой, но всё же — вдруг это симптом?

   И даже если нет, мы ведь можем оказаться где угодно. В галактике на другом краю Вселенной, в совсем другой Вселенной или в нашей, но — в другом времени. На миллионы лет вперёд — или назад. Я не возьмусь даже гадать, какое именно пространственно-временное искажение создал прототип и куда нас зашвырнул!

   А если так, есть ли смысл цепляться за жизнь?

   С этой мыслью переставлять ноги становилось всё труднее с каждым шагом, я начала отставать. Подумалось, что, может, это и к лучшему: потеряюсь, пойду на корм местной живности. Надеюсь, она не отравится…

   Я так углубилась в вязкие, унылые мысли, что совершенно перестала смотреть по сторонам. Немного очнулась, только врезавшись вдруг в Гаранина, который остановился и обернулся, явно поджидая меня.

   Точнее, врезалась бы, мужчина поймал за плечо чуть раньше.

   — Привал, — скомандовал коротко.

   Я равнодушно кивнула, так же равнодушно уселась на какой-то камень, куда махнул рукой полковник. Не спрашивая о безопасности, приняла из рук начбеза мешочек из какого-то эластичного материала, наполненный водой из реки. Сделала несколько глотков, вернула остатки — только для того, чтобы Гаранин вылил их мне на голову.

   Негодующе вскрикнула, дёрнулась, едва не упала с камня.

   — Ты рехнулся?! — подскочила я. — Что ты делаешь?!

   — Бужу.

   — Солдафон! Тупое животное! — выдохнула, в бессильной злобе сжимая кулаки. Не бить же его по броне, в самом деле! Потом не выдержала и всё-таки замахнулась, пытаясь отвесить пощёчину.

   Полковник легко перехватил мою ладонь, потом вторую, ловко завернул за спину, оставив возможность только отбивать об него ноги, брыкаясь, и — ругаться.

   Последней я и воспользовалась. Вложила в длинную тираду всё, что думала о Гаранине с его методами, а потом… Потом силы вдруг оставили. Я поняла, что едва стою на ногах, а больше вишу в руках мужчины — колени подогнулись от слабости. А ещё… плачу? Я что, правда плачу?!

   Нервно, судорожно всхлипнула. Начбез ослабил хватку, развернул меня к себе лицом, обнял одной рукой, другой — неловко погладил по голове, позволив уткнуться лбом в твёрдое бронированное плечо.

   — Ну вот, другое дело, — спокойно заметил полковник. — А то я начал думать, что что-то с тобой не так.

   — А что, это вот — так? — пробормотала я. Отстранилась, чтобы вытереть щёки рукавом халата. Было неловко от такой сцены и не по себе от невозмутимости Гаранина. — Я с пяти лет, по-моему, не плакала…

   — Когда лабораторная девочка в момент смертельной опасности действует с точностью боевого дроида, это наводит на мысли, что у неё с головой не в порядке, — отозвался мужчина. — Полбеды, если она просто шизоид. А если от страха умом тронулась? Я всё думал, как тебя проверить. Но у тебя, оказывается, просто отложенная реакция на стресс. Вот этот ступор и истерика уже больше похожи на нормальный откат.

   — Наорали вы на меня после пробуждения ради проверки? — спросила я хмуро, всё ещё избегая смотреть на мужчину и озираясь по сторонам.

   Остановились мы у небольшой речки — узкой, тёмной, быстрой. Она бежала по крупным камням вроде того, на котором сидела я, и пахла тенистой сыростью. Всё как на Земле. Даже, можно сказать, хорошо, если бы точно знать, что мы находимся на территории Союза.

   — Отчасти, — со смешком подтвердил полковник. — Наорать мне хотелось на вас всех, давно. А тут не сдержался.

   Признание далось мужчине удручающе легко. Похоже, он и правда не видел в этом ничего ужасного и повышение голоса на окружающих полагал нормальным. Досадно. Но… что поделать, другого спутника у меня нет. Лучше пусть кричит, чем руки распускает, в самом деле. Потерплю как-нибудь.

   — А как же серьёзная подготовка и боевое прошлое? — всё же спросила я, внутренне опасаясь лишиться ещё и этой надежды. Такие про него легенды рассказывали! Неужели окажется, что полковник — штабная крыса? Да нет, не должен, слишком уж уверенно себя ведёт...

   — Потому и не сдержался. — Гаранин жестом велел следовать за ним и зашагал дальше вдоль реки. Проглотив тяжёлый вздох и поморщившись от оплетающей ноги усталости, я послушалась. — В боевом прошлом таких под трибунал отправляли за неподчинение приказам.

   — То есть правду болтали, вы действительно во всех последних конфликтах участвовали? И награды имеете?

   — Не во всех, — поправил полковник. Я подождала, но продолжения и пояснений не последовало. Похоже, вспоминать об этом сейчас начбезу не хотелось. Или дело в том, что он в принципе не очень общительный тип?

   — А куда мы идём? — решила я сменить тему.

   Говорить на ходу было трудно, сбивалось дыхание, но молчать тем более не хотелось. Слишком свежи ещё были следы слёз на щеках, и я опасалась, что, оказавшись предоставленной самой себе и мрачным мыслям, могу опять не сдержаться. Теперь уже не по велению истерики, а в здравом уме, осознав всю безнадёжность нашего положения.

   — Туда, — Гаранин махнул рукой вниз по течению ручья. — Я, когда осматривался, нащупал там что-то интересное, похожее на следы цивилизации.

   Осматривался он, надо полагать, не буквально, глазами, а с помощью какой-то техники.

   — Нас что, выкинуло на обитаемую планету?! — не поверила в такую удачу.

   — Дойдём — узнаем. Как тебя зовут-то хоть, лабораторная девочка?

   — Василиса Аркадьевна, — ответила без особой надежды, что мужчина воспользуется полным именем. — А вас?..

   — Захар. Можно Зар. И на ты, не на пленэре.

   — При чём тут пленэр? — опешила я.

   — Ну там же все друг другу выкают и вежливые, — нехотя ответил Гаранин, хмуро глянув через плечо.

   — На пленэре рисуют, там не выкают, — пояснила осторожно. — Это живопись на открытом воздухе. Может, вы раут имели в виду?

   — Да пёс с ним.

   И опять — поговорили.

   Насколько же сложный всё-таки человек. Не верится, что у них с Баевым есть что-то общее! Что значит разные рода войск, разные обстоятельства службы и разные характеры, а! Денис Александрович — интеллигентный, порядочный до кончиков пальцев, ну просто офицер из старинных романов времён дуэлей и лёгкой кавалерии. Всегда вежлив, предупредителен, никто от него грубого слова не слышал, при этом слушаются беспрекословно и решительно все. Был бы чуть помоложе и не так безнадёжно женат, я бы точно влюбилась.

   А Гаранин… В общем, никакого сравнения.

   Впрочем, я сама тоже не литр сахарозы. Ну резкий он, путает пленэр с раутом, зато про белые дыры слышал. Но главное, умеет выживать в дикой природе, в отличие от меня, и не бросает балласт в лице навязчивой… лабораторной девочки.

   — Захар, а расскажите, что случилось на станции? Ну до того, как я запустила прототип. Что было нужно этим людям? Выкуп?

   — Официально — да, — против этой темы Гаранин явно не возражал. И даже на удивление не стал напоминать о том, что в успешном захвате виноваты бестолковые гражданские. — Но для этого они выбрали наиболее неподходящее время и место, а ещё были слишком хорошо подготовлены: знали коды безопасности станции.

   — И что это значит?

   — Много вариантов, — пожал плечами полковник. — Дело точно в больших деньгах. Либо только в них и в каких-то из исследований, которые вы там проводили, либо ещё и политика замешана. Но оставлять персонал в живых явно было не в их интересах.

   — Погодите, но тогда выходит, что персонал в спасательных капсулах должен был стать чьей-то добычей? И этой командой мы только поспособствовали исполнению плана?! — осознала я, и по спине пробежал противный холодок. — Не один же корабль был у нападающих!

   — Не один. — И без того всегда кажущийся хмурым, Гаранин заметно помрачнел. Похоже, именно эти мысли и не давали ему покоя. Ладно мы, вроде как живы, повезло; но что с остальными? Я-то была уверена, что все в безопасности, а выходит…

   А что — выходит? Можно подумать, были другие варианты!

   Был. Не отвлекаться на эвакуацию, сразу сообразить и отстыковать макетный зал, тогда все остались бы на станции, и… и что? Вряд ли те, кто на нас напал, не предусмотрели и этот вариант.

   — Захар, а если бы персонал остался на станции, у них было бы больше шансов? — тихо спросила я через десяток шагов.

   — Не знаю. Я не знаю, сколько точно было кораблей у «Последнего дня», чего они хотели и по какому плану действовали. Высадились с одного транспортника, который прислал сигнал бедствия и попросил разрешения на стыковку. Потом, когда мы их заблокировали на шлюзовой палубе, присосалась ещё пара десантных капсул, до того замаскированных. Готовились они ловить капсулы и держали наготове ещё несколько кораблей, или хотели разом уничтожить всю станцию — не знаю. Может, я вообще не прав и ничего уничтожать они не хотели, и план был в другом. Не знаю, Вась. Можно только гадать. Но у рассеянной группы шансов выжить обычно больше. В смысле, у какой-то её части. Так что… — он передёрнул плечами.

   — Ясно. Не называй меня так, пожалуйста.

   — Как? — не понял полковник.

   — Хочешь сокращать — Леся, Лиса, Лися.

   — Почему? — опешил мужчина.

   — Потому что, если будешь называть меня Васей, имеешь все шансы при первом же удобном случае не проснуться.

   — Какая ты свирепая, — рассмеялся Гаранин — также неприятно, лающе, как говорил. Но угрозу, кажется, всерьёз не воспринял. — Не, Вася больше подходит.

   — А если я тебя Харей буду называть? — возмутилась я.

   — Да плевать. Зато смотри, как ты сразу выкать перестала! Чем тебя Вася-то не устраивает?

   — Не люблю, — коротко огрызнулась я.

   — В детстве, что ли, дразнили?

   — Если скажу «да», это что-то изменит?

   — Нет.

   Ну вот, и снова — поговорили. Определённо, мне с этим человеком лучше молчать. Не зря мы его всей станцией избегали. Скорее бы уже дойти и...

   А что, собственно, «и»? Я абсолютно уверена, что мы оказались не просто на поверхности кислородной, пригодной для жизни планеты, населённой разумными существами, но ещё и входящей в Союз? И нас сейчас тепло встретят, обрадуются и отправят домой? И Гаранина я больше никогда не увижу, поэтому можно позволить себе не искать с ним общий язык?

   Стыдно признаться, но, кажется, да, именно в этом я и уверена. Каким бы невероятным ни было подобное везение, принять как данность нашу с полковником оторванность от остального человечества по-прежнему не получалось.

   Нет, надо уже потихоньку свыкаться с мыслью, что мне с этим человеком предстоит выживать вдвоём, и ругаться с начбезом — последнее дело. Надо искать подход.

   Правда, что ли, переспать с ним для уменьшения взаимной неловкости?

   Я оценивающе оглядела стриженый затылок полковника. Если смотреть непредвзято, Гаранин весьма неплох. В отличной физической форме, как минимум. Не красавец, да и обаятельным его назвать сложно, но и не противный. Никакой, честно говоря. Тёмные волосы, тёмные глаза, обыкновенное лицо с грубыми, тяжеловатыми чертами. Да у него, пожалуй, весь характер на этом лице написан, достаточно один раз взглянуть, чтобы понять: легко с ним не будет.

   С другой стороны, во всём этом тоже есть определённая харизма. Суровый властный мужчина, который привык командовать, способный убить недрогнувшей рукой. Жаль только, что я всегда предпочитала совершенно других мужчин. Не люблю, когда мной командуют.

   Тьфу, ну и глупости же в голову лезут! Даже если бы Гаранин мне очень нравился, обстановка всё равно не располагает к интиму. Ну не под ближайшим же кустом нам устраиваться, в самом деле!

   Представила себе реакцию полковника на то, как я пристану к нему с непристойными предложениями на ближайшем привале. Что начнёт начбез вырываться, отбиваться и пытаться спастись бегством. С визгом.

   Развеселилась, даже идти стало легче.

   Про бегство я, конечно, утрирую, Гаранин — мужик сильный и подготовленный, скрутит только так. Но точно решит, что я умом тронулась от страха. Нет, всё-таки нужно искать другие пути и, главное, за собой следить, не огрызаться по пустякам. В общем, постараться привыкнуть к его манере и — смириться.

   Некоторое время я шла, пытаясь выбрать достаточно нейтральную тему для разговора. О службе расспрашивать не стоит, если воевал — скорее всего, воспоминания будут не из приятных. Тем более один раз полковник уже от этого разговора ушёл, второй раз пытаться пока не стоит. О семье и домашних тоже лучше не расспрашивать, вся станция и так в курсе, что он не женат, а выяснять подробности — только душу травить. Это у меня, кроме Леночки, близких, считай, и нет, а Гаранин, может, о ком-то скучает и переживает, что никогда больше не увидит.

   Окажись тут кто-то из моих, можно было бы обсудить происшествие, построить теории. Но я догадывалась, что на это ответит полковник: или что мне виднее, моя установка, или что нет смысла гадать, всё равно никаких данных. И планету эту тоже толком не обсудишь, мы о ней ничего не знаем.

   А впрочем...

   — Захар, а у тебя в броне есть какие-то полезные приборы? — Я снова догнала мужчину и зашагала рядом, чтобы не разговаривать с его затылком. — Откуда ты знаешь, что воздух тут пригоден для дыхания, а воду можно пить?

   — Своевременный вопрос, — усмехнулся полковник.

   — Ну, лучше поздно, чем никогда. — Я твёрдо намеревалась следовать своему решению и не ввязываться в глупые споры, поэтому ответила спокойно и уклончиво. Пока он на не кричит, я точно способна держать себя в руках, как бы ни хотелось ответить колкостью. Проверено.

   — Есть, — кивнул мужчина. — Это стандартный комплект, он при необходимости выполняет функции лёгкого скафандра в вакууме и при высадке в не очень агрессивные среды. Тут и радиацию есть чем померить, и микробов, и обеззаразить тоже.

   — А террористы в таких же были? Мне не показалось?

   — У них следующая модель. Но контора та же. Их вообще по Союзу и за пределами как пыли, удачная получилась.

   — А почему вам новые не выдали? — полюбопытствовала я. За службу безопасности станции стало немного обидно.

   — А зачем? — он пожал плечами. — Там уже лет двадцать отличие только в дизайне и свистоперделках разных, которые на работоспособность не влияют.

   — И она не тяжёлая? Или там какие-то усилители есть?

   — Ну ты бы, пожалуй, далеко не ушла, — Гаранин окинул меня скептическим взглядом. — С другой стороны, детских размеров у неё в принципе не бывает.

   — А если в килограммах?

   — В половину тебя, — не изменил он собственной манере. — Около двадцатки.

   — Слушай, скажи честно, зачем ты меня дразнишь? — спросила я со вздохом. — Ну ведь намеренно же. Взрослый мужик, а ведёшь себя как малолетний хулиган, который не знает, как девочке симпатию выразить.

   Захар покосился с насмешливой полуулыбкой, неопределённо повёл плечами.

   — Ты забавная, — наконец решил полковник. — На воробья похожа. Сердитый воробей — это весело.

   — Прекрасно. Единственный человек на многие миллиарды световых лет в округе не может придумать ничего умнее, кроме как веселиться за мой счёт!

   — А почему нет? — Мужчина вновь пожал плечами, и я подумала, что разговор на этом опять окончен. Но полковник неожиданно продолжил, очень спокойно и серьёзно: — Когда сердишься или смеёшься — не до лишних мыслей и не до паники. Ты держишься хорошо, но не верю я, что не сорвёшься. Это пока ещё не дошло, в какой мы заднице.

   — Да уж дошло, — поморщилась я. — Давай ты лучше будешь считать меня шизоидом, чем вот это всё, ладно? Раз уж мы с тобой обречены на совместные скитания, вероятно, до конца жизни, не хочется ругаться, а я тебя такими темпами скоро ненавидеть начну.

   — Считать могу кем угодно, на возможности истерики это не скажется.

   — Скажется, потому что это близко к истине. Я по жизни немного эмоционально заторможенная и очень рациональная, — пояснила терпеливо. — И муж со мной из-за этого развёлся, и после я предпочитала в долгие отношения не вступать. С любовниками проще, им внимание за пределами постели не нужно.

   — А зачем он тогда женился вообще?

   — Да я откуда знаю? Наверное, думал, что ради мужа брошу работу и перестану там дневать и ночевать. Это вы только на словах грозные и хочется вам такую жену, которая не мешается под ногами. А по факту нужна та, которая окружит заботой и сопли подтирать... Стоп, нет, я несправедлива. Такая нужна была Антону, с другими я уже не проверяла.

   — А ты зачем замуж пошла?

   — Молодая была, глупая, влюбилась. Надеялась, что не придётся выбирать.

   Гаранин покосился с каким-то очень странным выражением в глазах, малость стеклянным, задумчиво кивнул.

   — Вась, а лет-то тебе сколько?

   — Сорок шесть, — призналась честно.

   Полковник запнулся буквально на ровном месте. Я качнулась подхватить его под локоть, но вовремя опомнилась и отдёрнула руки. Ну да, удержу я его, как же! Только сверху прилечу, если отцепиться не успею.

   И правильно не полезла, мужчина и так устоял.

   — Серьёзно? Я думал, лет двадцать...

   — Мелкая собака до старости щенок, — улыбнулась ему. — Но вообще-то я начальник лаборатории.

   — Извини, — после короткой паузы хмыкнул Гаранин. — Это кое-что объясняет. Мне, выходит, ещё и с попутчиком повезло.

   — Мне тоже, — кивнула, подтверждая перемирие. — Ты... извини, что мы там, на станции, не слушались. Всегда сложно поверить, что подобное действительно может случиться.

   — Да ладно, с вас какой спрос, гражданские! — великодушно простил полковник. — Начальника вашего, вот его точно прибить хотелось. Идиот. Военный вроде, должен понимать! Да хрен там. А с таким его отношением глупо ожидать сознательности от остальных.

   — Не трогай Баева, — нахмурилась я. — Он золотой человек, умница, вся станция на нём держалась!

   — Если бы у него звания не было, с него и спроса никакого. Надел погоны — обязан соответствовать, — отрезал чёрный полковник.

   Я открыла рот, чтобы возмутиться... но закрыла. Не надо с ним спорить, без толку. Баеву никакой разницы, а я только опять с Гараниным поругаюсь. У него своя правда и система ценностей, которую выбить из взрослого мужика не стоит даже и пытаться. Хорошо ещё, гражданские у него занимают место неразумных детей, от которых не стоит ждать взрослых поступков и за некоторые вещи, конечно, можно поругать, но без надежды на правильные выводы.

   Но, учитывая события, которые привели нас на эту планету, спорить с точкой зрения Гаранина, пожалуй, не просто сложно, а бессмысленно. Прав-то в итоге оказался он со своими инструкциями. Такая вот жизненная несправедливость.

   Ещё хотелось высказаться, что надетые погоны совсем не означают грубых манер и сомнительного лексикона вкупе с уставом вместо мозга, но тут я уже сдержалась волевым усилием.

   На этом разговор опять прервался и возобновлять я его не стала. Случилось то, чего до сих пор удавалось счастливо избегать: дорогу пересёк глубокий овраг с обрывистыми берегами, кажется слишком длинный, чтобы можно было быстро обойти, и полковник решил форсировать преграду.

   Я довольно крепкая, за своей формой слежу, но лазать по сыпучим стенам никогда прежде не пробовала. И впредь обошлась бы без этого!

   Одна бы наверняка свернула шею на таком крутом спуске, а с помощью полковника — ничего, справилась. Не знаю, как он умудрялся балансировать на таком отвесе в своей тяжёлой броне, да ещё поддерживать при этом меня. И, честно говоря, даже знать не хочу, всё равно мне подобное не светит. Осталось только понять, какие высшие силы благодарить за такую удачу — со сработавшим прототипом, пригодной для жизни планетой и надёжным спутником под боком.

   Спустившись вниз, к бегущему по дну оврага ручью, мы снова остановились передохнуть. Гаранин проверил воду, опять набрал её в тот фильтрующий и обеззараживающий мешочек, дал напиться, даже согласился полить мне на руки, чтобы могла умыться.

   Хорошо, что это не безводная пустыня, опять повезло. Но уже начала беспокоить другая проблема, голод, хотя плакаться об этом я не стала. Вряд ли у полковника есть стратегический запас сухпайков, а ловить местную живность…

   В общем, начбезу виднее, он наверняка понимает, что еда нам нужна, и если сможет, то решит этот вопрос.

   Однако вопрос решил себя сам.

   Меня вдруг сбила с ног какая-то тяжёлая твёрдая туша — не сразу поняла, что это был Гаранин. Плюхнулась спиной в ручей, холодная вода потекла за шиворот. Мужчина скатился с меня, проворно вскочил. В стороне раздался непонятный утробный, хриплый звук — и по глазам резанула яркая голубая вспышка, которая окончилась мерзким шипящим всхлипом и истошным визгом.

   Последний отрезвил. Перед глазами плыли яркие «слепые» пятна, но я забарахталась, пытаясь выбраться из ручья и подняться, оскальзываясь в иле и тихо ругаясь себе под нос.

   — Цела? — коротко спросил полковник, подхватил меня под мышки и поставил на твёрдую землю.

   — Не знаю. Пока да. Теперь дело за прививкой, — пробормотала, пытаясь проморгаться и прийти в чувство. — Что это было?

   — Нами хотели подзакусить, но нам повезло больше. Вон местное зверьё, полюбуйся.

   — Не могу, я его не вижу, — ответила, уцепившись за Гаранина, который меня отпустил и, кажется, собрался куда-то сбежать.

   — Совсем? — напрягся мужчина.

   — Нет, просто от вспышки солнечных зайчиков словила, сейчас пройдёт. Надеюсь. Это был выстрел?

   — Да. Сядь вот здесь, если им ослепило — должно скоро пройти. Я запасусь ужином. Надеюсь, эта тварь съедобна.

   — Ты не знаешь, что это за животное? — спросила я с робкой надеждой.

   — Впервые вижу.

   Вскоре засвеченные пятна перед глазами действительно побледнели, и я смогла «познакомиться» с местным обитателем. Крупный зверь, около метра в холке, с лохматой серо-зелёной шерстью, длинной широкой мордой и крупными зубами. Вроде и привычного вида, но — другой, как весь окружающий лес. Явно родня, но с земными не спутаешь.

   Ничего удивительного в этом, однако, не было. За время пристального изучения космоса люди выяснили, что наличие жизни на планете — не такое уж уникальное явление, и наряду с весьма экзотическими существами, построенными на совсем иных принципах, во Вселенной хватает вполне понятной белковой жизни, местами даже близкородственной земным видам. В том числе — разумной жизни. С некоторыми «братьями по разуму» мы оказались даже совместимы биологически, и смешанные браки никого уже не удивляли.

   Не знаю, какие там теории на эту тему сейчас популярны у биологов, никогда не интересовалась, но лично мне всегда казались дикими докосмические представления об уникальности человечества. Ну нет во Вселенной ничего уникального, если уж нашёлся какой-то интересный объект — его классификация и обнаружение многочисленной родни лишь вопрос времени. Это работает в микромире, это работает в макромире, так с чего бы вдруг это не должно работать на среднем уровне человеческого восприятия?

   — Как хорошо, что хищник — одиночка, — заметила я, разглядывая труп. Гаранин отхватил ему задние, более мясистые, лапы, и теперь пытался скрепить их так, чтобы было удобно нести.

   — Не уверен, — возразил полковник. — Ты оклемалась? Надо убираться поскорее, не родня — так падальщики набегут. Можно и их пострелять, но смысла нет.

   Гаранин закинул связанные звериные лапы на плечо. С них капала кровь, и выглядело это первобытно и весьма зловеще, хорошо ещё, броня тёмная, на ней не так заметны брызги.

   Нож, какая-то верёвка… до чего же многофункциональный костюм!

   И мы опять пошли, теперь — вверх по склону оврага. Это оказалось немного проще, чем вниз, но извозилась я окончательно. Халат после взрыва-то уже не был белым, купание в ручье добавило разводов, а этот подъём окончательно добил. И его и, похоже, меня. Но жаловаться я себе запретила и продолжила упрямо плестись за полковником. Не стоит осложнять ему жизнь своим нытьём и тем более проситься на ручки, пусть лучше охраняет.

   Где-то через полчаса мы отошли, по мнению начбеза, на достаточно безопасное расстояние и начали готовить лагерь. Точнее, это я примазываюсь, всё взял на себя Гаранин. Он с сомнением посмотрел на меня, спросил, умею ли готовить на костре, и, получив честное «нет», махнул на ветку большого поваленного дерева с наказом сидеть и не отсвечивать.

   Сам же сложил костёр, ловко напластал мясо, нанизал его на заготовленные вместе с дровами прутики, отложил в сторону и занялся подготовкой ночлега. Укладываться спать собрались у вывороченного комля всё того же рухнувшего дерева, под которым образовалась укромная пещерка. Встопорщенные, с комьями земли, белые корни производили жутковатое впечатление. Казалось, что они хищно шевелятся и ждут добычи, так что я бы предпочла держаться от них подальше. Но мнение это оставила при себе. Сама терпеть не могу, когда дилетанты лезут со своими ценными советами в дело, в котором ничего не понимают, не стоит им уподобляться.

   Неведомый зверь на вкус оказался препротивным. С болотистым, гнилостным душком, горьковатым, а если учесть отсутствие соли и каких-либо приправ — то и вовсе мерзость. Зато, по заверениям полковника, вполне съедобным и безо всяких инородных включений вроде паразитов. К счастью, мясо хотя бы получилось мягким и хорошо прожаренным, не знаю уж, как Гаранин сумел этого добиться. Наверное, опыт.

   Всё-таки мне очень повезло с попутчиком.

   При наличии выбора такую дрянь, конечно, есть не станешь, но нам оставалось только морщиться и терпеть.

   — Какая гадость, — проворчала я, с трудом проглотив очередной кусок.

   — А он нам радовался, — усмехнулся в ответ полковник.

   — Да я ему тоже рада, не голодать же. Но мечтать о чём-нибудь повкуснее это не мешает. Только мечтать теперь и остаётся...

   — Не обязательно, — возразил Гаранин. — Тебя не смутило, что он напал?

   — Меня не смущает даже то, что мы его сейчас едим, несмотря на сомнения в съедобности. Почему меня должны беспокоить его вкусовые пристрастия?

   — Мы люди, мы жрём всё, что шевелится. И у нас есть приборы, которые подтверждают пригодность этого в пищу. А у него — не было.

   — Предлагаешь поделиться?

   — Хищники не нападают на незнакомую добычу. Только совсем уж от безысходности. В лесу полно другой, более привычной живности, но он выбрал нас. Почему?

   — Потому что мы больше? — предположила я со смешком. — Не знаю, где ты тут живность разглядел, я вообще ничего не видела... Ты к чему клонишь-то? Я в биологии не разбираюсь совсем, имей в виду.

   — Ты не была отличницей в школе? — Гаранин недоверчиво вскинул брови.

   — Нет. По медицине и биологии у меня натянутый трояк.

   — Почему?

   — Потому что я не люблю живое, — объяснила снисходительно. — Цифры и звёзды гораздо интереснее. Что не так-то с этим животным?

   — Оно посчитало нас за привычную добычу. — Гаранин решил не продолжать разговор о моём образовании. — Значит, тут водятся если не люди, то нечто очень похожее.

   — Ах во-от ты о чём! Ну да, логично. Но получается, что люди тут недоразвитые и вообще дикари? Иначе звери бы скорее шарахались, чем нападали.

   — Вероятно. Но это если я про добычу прав и звери похожи на нормальных. Может, они просто тупые и агрессивные.

   — А у тебя в школе по биологии, наоборот, пятёрка была? — заинтересовалась я.

   — Только по физкультуре, — ответил мужчина весело. — Это не школа, это позднейшие навыки выживания. Обустройство лагеря в полевых условиях, защита от биоугрозы. Повадки хищников входят туда же.

   — Ну ничего себе... Я думала, военных воевать учат, а это всё туризм какой-то!

   — Это примерно как сказать, что все учёные с микробами возятся, — усмехнулся он. — Специальности разные, учат разному.

   — И чему учился ты?

   — Выживать, — насмешливо отозвался полковник. — В любых условиях. И выполнять там поставленную задачу.

   — Это что за род войск такой?

   — Дальняя разведка. Спецназ.

   Я только и смогла, что уважительно кашлянуть в ответ. А начбез-то наш и вправду крут!

   Дальняя разведка отвечала за открытие и освоение миров и контакты с новыми, незнакомыми цивилизациями. Не то военные, не то спецслужбы — я никогда толком не знала, к чему они относятся, но зато, как и большинство обывателей, видела кучу фантастических боевиков про этих ребят. Конечно, если судить по фильмам об учёных, беспрекословно верить вымыслу режиссёров не стоило, но какое-никакое представление о службе ДаРа, благодаря им, имелось. Например, о том, что спецназ этого ведомства — такие особые люди, которые решают самые щекотливые вопросы в самых непредсказуемых обстоятельствах.

   Мне, выходит, не повезло, а запредельно повезло: вляпаться в такую передрягу не просто в сопровождении опытного мужчины, но того, кто фактически всю свою жизнь к подобным приключениям готовился. И приключался, надо думать, регулярно.

   — Как же тебя на нашу станцию занесло?

   — Отдохнуть захотелось, можно сказать, на заслуженную пенсию вышел, — отозвался Гаранин. И я как-то сразу поняла, что — соврал. Не знаю почему и зачем, но соврал.

   — А почему именно туда? У тебя такие навыки и опыт…

   — Подвернулась удачно, — продолжил отмахиваться полковник. — Тихое, спокойное подведомственное учреждение. Почти курорт.

   — Как это «подведомственное»? — растерялась я. — Мы же от Академии наук…

   — Наивная женщина, — развеселился он. — Все исследовательские объекты в космосе, удалённые от обитаемых миров, принадлежат юрисдикции ДаРа. И многие не исследовательские — тоже. Ты наелась?

   — Да. То есть нет, но больше я это есть не могу.

   — Значит, наелась. Иди ложись спать, я тут приберу, чтобы нам без завтрака не остаться.

   — Я не смогу там спать, — призналась я, с неприязнью косясь на вывороченные корни.

   — Куда ты денешься, — и не подумал проявить сочувствие Гаранин.

   — Там же насекомые! А если что-нибудь за шиворот заползёт?! — поёжилась от одной мысли об этом. — Омерзительно! Можно я лучше тут, снаружи?..

   — Жить хочешь? — оборвал причитания полковник. — Тогда лезь в нору.

   Умеет он уговаривать…

ГЛАВА 3. Рыбохотпчелоконтроль

Опасалась я правильно, толком выспаться в этом месте так и не получилось. Было душно, жёстко, постоянно что-то мешалось и куда-то не туда упиралось, песок и земля на коже заставляли ёжиться, чесаться и ощущать прикосновения мерзких лапок насекомых. С одной стороны царапали и щекотали корни, с другой — больно давили неровности костюма Гаранина, который лежал с краю. Хорошо ещё, одежда — а вернее, многострадальный халат — неплохо защищала от холода.

   Кроме того, с наступлением ночи в лесу закипела жизнь, постоянно кто-то пробегал мимо, заставляя сжиматься и ждать нападения. А стоило закрыть глаза — и из темноты выскакивали террористы, мир взрывался цветными вспышками и погибал в огромной чёрной дыре.

   Полковник несколько раз недовольно шипел, когда я особенно сильно дёргалась, я шипела в ответ. Несколько раз забывалась в полусне, но быстро вскидывалась от очередного кошмара. Так и прошла ночь.

   Не знаю, удалось ли отдохнуть Гаранину с таким беспокойным соседством. Он выбрался из укрытия, когда снаружи едва-едва рассвело. Стало посвободнее, но в отсутствие мужчины я начала ещё старательней прислушиваться к окружающему миру, вынужденная бороться, ко всему прочему, со страхом остаться в одиночестве. То ли начбез уйдёт и бросит меня тут, то ли сожрёт его какая-нибудь местная живность…

   В общем, долго я в одиночестве тоже не выдержала и выбралась наружу, старательно отряхиваясь и опять ероша волосы. Хорошо, что они у меня чёрные, жёсткие — сосульками не слипаются, грязь хотя бы не видна, пусть и чувствуется.

   Радовали меня в это утро только практичность собственной причёски и отсутствие рези в животе и тошноты: значит, вчерашняя неведомая зверушка усвоилась хорошо. В остальном настроение было отвратительным, да и погода — ему под стать. Зябко и сыро, в воздухе то ли частая морось, то ли редкий туман. С листьев печально капало.

   — Там ручей. — Гаранин вместо приветствия махнул рукой в сторону. — Вода нормальная.

   Я молча поплелась в указанном направлении. Уточнять, насколько он уверен в нормальности воды, не стала. Какая разница уже, в самом деле! Можно подумать, у нас есть выбор.

   Ручей оказался достаточно большим и очень холодным. Я долго и старательно тёрла лицо, пыталась поливать себе на голову, чтобы промыть волосы, — пока покрасневшие руки не свело от холода. Ни хорошего настроения, ни желаемой бодрости всё это, увы, не прибавило.

   — Ты в него упала, что ли? — спросил полковник, когда я опустилась на корточки у костра, протягивая к огню озябшие руки.

   — Без комментариев, — ворчливо ответила на это, не глядя в его сторону.

   Горячие язычки пламени слегка разогнали меланхолию. Но вскоре погода определилась, непонятное нечто превратилось в дождь, и идти куда-то окончательно расхотелось. Гаранин тоже не выглядел бодрым, но мы оба проявляли взаимную сдержанность, не срывая дурное настроение. Это дома можно поругаться и спокойно разойтись, а здесь подобной возможностью обладал лишь полковник. Но благородно ей не пользовался.

   Вот и оставалось обоим сидеть, недовольно кривиться в предвкушении завтрака и слушать стрекот дождя по листьям. И думать о том, что скоро придётся плестись дальше через лес, и вряд ли у начбеза есть какой-то прибор, способный определить, насколько затянется непогода.

   — Ты чего? — пробормотала я, когда Гаранин поспешно, одним пружинисто-хищным движением встал и пристально вгляделся в мокрую бирюзовую хмарь леса.

   — Ты не слышишь? — напряжённо спросил он, отстёгивая от крепления на бедре оружие.

   — Не слышу чего? — озадачилась я. И только теперь поняла, что стрекотал не дождь, больше того, звук явно приближался. Тоже медленно поднялась.

   — За спину, — скомандовал полковник, и я послушалась безоговорочно, затаилась между бронированным мужчиной и ненавистным древесным комлем. Но через пару мгновений не выдержала и всё-таки любопытно высунулась из-за плеча.

   — Как думаешь, что это? Какие-то животные?

   — Скоро узнаем. Если что — в нору, поняла?

   — Да. — Высказывать в очередной раз собственное отношение к этому месту я не стала, уточнять, если что, — тоже.

   А через несколько секунд на прогалину выбралась… выбралось…

   — Оно живое? — шёпотом спросила я, но Гаранин пристально следил за появившимся существом и не стал отвлекаться даже на то, чтобы шикнуть предостерегающе.

   Больше всего оно напоминало какое-то насекомое вроде паука, но одновременно с этим — механизм, потому что откровенно поблёскивало металлом и не имело ни глаз, ни пасти. Огромное, метра три в высоту, с длинными суставчатыми ногами, оно ловко лавировало между деревьями, а на свободном месте возле нашего лагеря — опустилось на брюхо.

   На спине существа сидел мужчина. То есть человек. То есть совсем человек. Он не просто выглядел похожим, черты лица его не содержали даже намёка на инаковость. Если бы не экзотический транспорт, я бы точно решила, что мы попали на какую-то из колоний Союза.

   Следом за первым из леса выбежала ещё пара гигантских насекомых со всадниками, а чужак тем временем спрыгнул на землю.

   Нет, насчёт его обыкновенности я приврала. Да, это был человек, но был он потрясающе хорош собой. Словно ненастоящий, как лицо какой-то рекламной компании, собранное стремящимся к идеалу дизайнером. Два метра ростом, фигура атлета, обтянутая эластичным серебристым комбинезоном. Белоснежные длинные волосы, собранные в сложную косу с какими-то вплетёнными фитюльками — толстенную, в мою руку, я даже на мгновение позавидовала подобному богатству. Глаза ярко-синие, большие, такие… затягивающие. Которые от удивления при виде нас ещё больше расширились. Потом совершенного очерка губы тронула лёгкая улыбка — и мужчина что-то сказал.

   Мой лингвистический имплант, увы, никак не отреагировал — этого журчащего, мягкого языка он не знал. А вот Гаранин вдруг ответил на том же наречии, чем ещё сильнее озадачил собеседника.

   — Ты что, знаешь этих?!

   Полковник отрицательно дёрнул головой и вскинул руку, жестом прося меня замолчать.

   С минуту они что-то обсуждали, к разговору присоединились ещё двое мужчин. Тоже, кстати, сногсшибательные красавчики — один такой же блондин, второй светлый шатен. Я ужасно страдала оттого, что не понимала слов, но, судя по тому, что оружие Гаранин опустил и даже как будто слегка расслабился, прямо сейчас нас убивать не планировали.

   Потом полковник вовсе убрал пушку, и я почти успокоилась, даже немного вышла из-за его широкой спины, чтобы лучше видеть. Через пару секунд начбез обернулся, подхватил меня под локоть и потянул к аборигенам.

   Однако возникло неожиданное препятствие, шатен заступил ему дорогу и принялся что-то втолковывать. Внутри всё заледенело от накатившей жути: что, меня они брать не хотят?!

   Гаранин некоторое время препирался, причём аборигены все втроём махали руками на свои аппараты и что-то хором доказывали, а полковник — упрямился. Но потом, явно нехотя, сдался и обернулся ко мне.

   — Значит, так. Мы с тобой упали, похоже, в заповеднике или заказнике, а это — местные егеря. То есть чёрт знает, кто они на самом деле, но лингва считает такой перевод наиболее близким.

   — И что, нас за ту тварь сейчас расстреляют? — испугалась я. — Она жутко редкая и уникальная?

   В это мгновение блондин номер два запрыгнул на своего зверя и пустил его, кажется, в ту сторону, откуда мы пришли. Решил похоронить останки?

   — Нет, они даже не заикались о наказании. Наоборот, приятно удивлены, что мы выжили.

   — А тут, случайно, не травят людей дикими зверями? Может, они как раз хищникам охоту устраивают?! — ещё сильнее напряглась я.

   — Да не похоже, — неопределённо хмыкнул начбез. — Они явно настроены дружелюбно и настаивают на том, чтобы отвезти нас в город, пока не пришли новые хищники. Но мне категорически не нравится намерение нас разделить. Аргументируют невозможность поехать на одном транспорте не отсутствием места, а грузоподъёмностью, и тут уже не поспоришь.

   — А, ты об этом ругался! — я облегчённо вздохнула. — Я уж подумала, меня вообще брать отказываются.

   — Как раз наоборот, — возразил Гаранин. — Тебе они очень рады и ещё поспорили за честь везти, а меня делили по остаточному принципу. У них к тебе слишком сильный и явный интерес, чтобы объяснять его только лишь любопытством. И это нехорошо. Будь осторожна. Помни, аборигены — не друзья и хрен знает, что у них в головах.

   — И что именно им от меня может быть нужно? — кисло спросила я.

   Оказываться один на один с кем-то из аборигенов, даром что они те ещё красавчики, совершенно не хотелось. Гаранин прав, это совсем не друзья и даже не обязательно люди. Вдруг они меня как деликатес воспринимают? А привлекательной внешностью — заманивают...

   — Всякое может быть, — поморщился полковник. — Но оставаться в лесу — в любом случае не вариант.

   Скептический взгляд, которым мужчина окинул мелкую меня в грязном халате, совершенно не обидел. Понятно, что один бы он где угодно продержался, но не с таким балластом.

   — А откуда ты знаешь их язык, если с ними контакта нет?

   — А я и не знаю. Это лингва расширенная, как у контактёров, с каким-то хитрым алгоритмом и кучей баз, она с лёту умудряется переводить, — пояснил начбез. — Твоя самообучается?

   — Вроде должна, но ей нужна база, — с сомнением ответила я.

   — Хорошо. Если нас не разделят, займёмся твоим обучением. Если разделят… Будь осторожна, я постараюсь тебя найти.

   — Только сам никуда не вляпайся! — попросила его с тревогой.

   — Да уж сильнее вроде бы некуда, — Гаранин насмешливо подмигнул и подвинул меня к первому блондину. Видимо, именно этот абориген выиграл спор.

   К нашему разговору он прислушивался с интересом и улыбкой, но не было похоже, что понимал сказанное. Надеюсь, что не понимал.

   Блондин протянул руку. Я неуверенно оглянулась на Гаранина, но тот ничем не мог помочь, оставалось лишь принять приглашение. Предложенная ладонь была сильной, тёплой и совершенно человеческой на ощупь.

   Меня подвели к транспортному средству, потом обхватили обеими руками за талию и с лёгкостью подняли на спину паука. Там, утопленные в корпус, стояли два кресла, одно за другим, и мне досталось заднее.

   Хорошо, что их представления об удобстве совпадают с моими! А то была я один раз на историческом фильме с эффектом присутствия, очень познавательном, с симуляцией верховой езды и всяких других древних развлечений. Несмотря на то, что эффект явно смягчили, чтобы не травмировать нежную психику избалованных комфортом современных людей, на выходе я искренне радовалась, что живу совсем не в той эпохе.

   Паук шёл быстро и очень мягко. Между деревьями петлял ловко, без труда перешагивал кусты и буреломы, пересекал овраги, почти не снижая скорости, и тело только мягко покачивалось на виражах, сохраняя горизонтальное положение. Стрекотал вот только неприятно, но в остальном — очень удобная штука, пусть и немного не по себе от отсутствия фиксирующих приспособлений. Однако я так и не смогла определиться, живое это насекомое или точный механизм. Может, что-нибудь среднее?

   Я то и дело оглядывалась, опасаясь потерять из виду второго. Но если нас с Гараниным и планировали разделять, то — не прямо сейчас. Егеря держались параллельными курсами, не теряя друг друга из виду, и я позволила себе немного расслабиться. Кажется, мы с полковником вытянули по-настоящему счастливый билет: ко всем прежним радостям добавились ещё и высокоорганизованные аборигены с близкой нам моралью. Поразительно.

   Интересно, в чём причина? В случайное совпадение уже довольно сложно поверить, слишком большое это получается везение. Значит, ключ в том, что случилось на «Чёрном лебеде» в момент запуска прототипа. Выходная точка пространственного прокола выбралась не случайно, а каким-то образом самонавелась вот сюда. Каким? А чёрт её знает!

   Но если допустить, что мы остались в пределах собственной Вселенной и не слишком сильно прыгнули во времени, то... Прототип открывает широчайшие возможности. Это же удачный эксперимент по телепортации биологического объекта! Самый настоящий прорыв в науке, который...

   В котором я смогу разобраться только после возвращения в Союз и при условии сохранности хоть каких-то данных эксперимента. А нас там наверняка уже похоронили, даже если остальные обитатели станции уцелели и не попали в руки к террористам.

   «Если вернёмся», — окончательно спустила я себя из бесплодных мечтаний в реальный мир. Странный, чужой, но, как говорится, данный в ощущениях. И лучше бы думать о нём, а не о работе!

   Однако любоваться пейзажем мне надоело ещё вчера, блондинистая длинная коса тоже наскучила, а дорога оказалась слишком долгой. Кроме того, несмотря на разумное опасение перед аборигенами, я всё равно чувствовала себя спасённой и уже почти не тряслась за собственное будущее. И после непродолжительной внутренней борьбы всё-таки отдалась роящимся в голове отвлечённым мыслям.

   Очень жаль, что нет никакой информации. Ни показаний приборов в момент срабатывания прототипа, ни сведений о местном звёздном небе, ни чего-то ещё, что позволило бы хоть примерно оценить вектор и расстояние...

   Впрочем, отсутствие показаний — это не такой уж тупик, если подумать. Можно же исходить из запаса энергии в прототипе, а её было не так уж много.

   Положим, достоверной и экспериментально подтверждённой оценки кривизны межгалактического пространства до сих пор не существует. Но той мощности, которой мы располагали в момент прыжка, не хватило бы на его прокол по любой из известных мне теорий. Значит, с наибольшей вероятностью мы остались в родной галактике. Даже, скорее всего, в нашем рукаве. И теперь уже мысль о том, что мы находимся на территории Союза, не кажется столь фантастичной. Тогда это, скорее всего, один из миров-заповедников, в которых обнаружена разумная жизнь, пока не пригодная для контакта и подлежащая наблюдательному изучению.

   Впрочем, всё это работает, только если рассматривать перемещение в нашем, родном пространстве. Теория множественности Вселенных вполне правдоподобна и имеет право на жизнь, а наш прокол мог вести не вдаль, а вглубь. И тогда весь мой оптимизм рассыпается, как атом московия на свежем воздухе.

   Разумеется, размышления эти не привели ни к каким результатам, но зато развлекли и совершенно успокоили. Поэтому, когда лес кончился, я пребывала в самом лучшем настроении за всё время нахождения на этой планете.

   Кончился вдруг, очень неожиданно и резко. А следом началось нечто, чему я далеко не сразу сумела подобрать название.

   Это была огромная и безукоризненно симметричная широкая коническая гора с чуть усечённой верхушкой, похожая очертаниями на нарисованный по линейке вулкан. По-настоящему огромная, особенно в сравнении с совершенно плоской равниной, она возносилась минимум на пару километров. За ней в дымке угадывались похожие силуэты, но разглядеть за пеленой дождя не получалось.

   На поверхности горы кишели транспортные средства, похожие на нашего паука. Они быстро перебегали по склонам и исчезали в норах, буквально изрешетивших каменный конус.

   «Муравейник», — сообразила я наконец. Гигантский, населённый многими тысячами существ, копошащийся...

   «Человейник», — всплыло в голове через пару секунд уточняющее. Я точно знала, что придумала это слово не сама сейчас, а где-то когда-то вычитала, но вспомнить так и не смогла.

   В любом случае, ощущения это строение будило очень неприятные, хотя я толком не могла бы объяснить почему. Может, оттого, что я ненавижу насекомых и любые ассоциации с ними сами по себе вызывают отвращение?

   Какая несправедливость. Почему столь красивые внешне, буквально совершенные существа живут в подобном месте? Глядя на егерей, я ожидала увидеть лёгкое каменное кружево домов-дворцов, роскошные сады и фонтаны, но никак не вот это!

   На первый взгляд казалось, что движутся транспортные пауки по «человейнику» хаотически, но вскоре я начала различать в их перемещениях некую систему. У местных явно существовали правила дорожного движения, пусть и непонятные вот так, с ходу.

   Мы влились в общий поток, я заозиралась чаще и тревожней, боясь потерять из виду Гаранина. Но второй паук пристроился позади и не отставал. Сначала пару минут по склону горы, потом — по тоннелям.

   Внутри странный город оказался симпатичнее, чем снаружи. Аккуратные, просторные, прямые коридоры тянулись во все стороны. Свет испускали сами стены — приятный, тёплого жёлтого оттенка, неясной природы. В основном достаточно однообразные, порой они прерывались настоящими произведениями искусства: местами проходы украшались тонкими барельефами, иногда мы пересекали небольшие площади, в центре которых красовались своеобразные клумбы из крупных светящихся полупрозрачных цветных кристаллов и окружающих их, кажется, лишайников — рассмотреть подробнее я не успевала.

   На нас глазели. И всадники, и пешеходы, которые начали попадаться в недрах горы, останавливались и провожали взглядами.

   А спустя некоторое время я поняла: не на нас, на меня. Потому что среди местных почти не было женщин. Смотрели со странным восхищением и ожиданием — это стало отлично заметно в глубине горы, где скорость заметно снизилась.

   Наверное, если бы не это «почти», я бы уже заранее ударилась в панику и вернулась к самым нехорошим предположениям о том, куда мы попали. В сочетании с общим видом человейника отсутствие женского населения наталкивало на зловещие мысли о королеве-матке и пресловутых жертвоприношениях. Но представительницы слабого пола всё же попадались, пусть в небольшом количестве и совершенно обычные, не столь прекрасные, как их мужчины.

   Утешало и то, что женщины перемещались вроде бы свободно и казались довольными жизнью. Не опускали затравленно взгляды, не производили впечатления затюканных, а, наоборот, смотрели уверенно и прямо, с понятным любопытством.

   Пешеходы перемещались по полу, а вот наш паук совершенно невозмутимо бежал по потолку, развернув ноги в суставах на сто восемьдесят градусов. С себе подобными на этом потолке, порой сбегая частью ног на стену, он расходился очень ловко и без заминок.

   Мы всё дальше углублялись в недра города, но на ощущениях это никак не сказывалось. Не было сырой затхлости и спёртого воздуха, вполне комфортные условия. Похоже, несмотря на странный вид поселения, местные цивилизованны достаточно для создания надёжной вентиляции, что не может не радовать.

   Запоминать дорогу я даже не пыталась, потерялась ещё на втором повороте, зато с интересом разглядывала местных и стены. Правда, и то и другое скоро наскучило. Каждое в отдельности светящееся панно выглядело прекрасно, но они быстро слились в одно.

   Наряды местных озадачивали тем, что не имели полового разделения. Подавляющее большинство жителей носило простые приталенные платья длиной до колен, с разнообразными декоративными узорами, порой тоже светящимися, и юбками разной ширины. Эластичные комбинезоны вроде тех, в которых щеголяли наши егеря, попадались редко, только на спешащих куда-то всадниках — кажется, это было что-то вроде рабочей одежды или униформы. Пару раз я точно видела мужчин в штанах и свободных рубашках без рукавов, но скорее в порядке исключения.

   Смотрелось это забавно. С одной стороны, ничего столь уж необычного: чужая культура, и в истории земных народов — это даже я знаю! — порой тоже встречались похожие наряды. Но с другой, толпа брутальных мужиков в юбочках всё равно вызывала неуместное и глупое веселье, которое я вежливо держала при себе, чтобы никого ненароком не обидеть. Что поделать, стереотипы такие стереотипы, а земные мужчины подобного сейчас не носили.

   Закончилась поездка в небольшом тупиковом зале с цветной клумбой посередине. Блондин легко спрыгнул на землю, рядом точно так же выгрузились второй егерь и Гаранин. Я уже приготовилась повторить манёвр, всё же высота небольшая, но делать это не пришлось. Белобрысый с тёплой улыбкой протянул руки, чтобы достать меня со спины паука. Возражать я не стала, позволила крепко обхватить себя за талию, сама опёрлась о широкие плечи.

   Ладони на моих боках абориген задержал, будто невзначай, куда дольше необходимого, и смотрел при этом слишком пристально, словно бы жадно принюхиваясь. Потом опять легко приподнял и потянул к себе, явно намереваясь прижать, но я поспешно упёрлась ладонями в его грудь.

   Стало здорово не по себе. Конечно, мужское внимание льстило, тем более блондин сногсшибательно хорош, но — где-то в глубине души. На первый план выступил страх перед непонятным чужаком, сдобренный острым осознанием собственной хрупкости и беззащитности рядом с ним.

   До чего всё-таки огромный и сильный мужик! Ощущение, что упираюсь в камень. С таким попробуй справься! Этот получит, что ему нужно, не особо интересуясь мнением жертвы, и ещё повезёт, если в процессе я выживу...

   Однако всерьёз запаниковать не успела, блондин всё-таки разжал тиски своих лапищ и отпустил. Я тут же на всякий случай шарахнулась к подошедшему Гаранину. Он хоть грубый и вредный, но к моим женским прелестям в достаточной степени равнодушен. А главное, есть надежда, что начбез вступится, если вдруг местные проявят излишнюю настойчивость.

   — А ты ему понравилась, — поддел полковник, от которого мои манёвры не укрылись.

   — Предпочитаю знакомиться с мужиками до постели, — огрызнулась, нервно одёргивая халат.

   Блондин что-то проговорил, хмурясь, Гаранин — ответил. Взгляды, которые местный бросал на меня, не оставляли сомнений в предмете разговора.

   — О чём вы говорите? — не выдержала я через несколько реплик.

   — Извиняется, говорит, что не хотел напугать, но ты ему так понравилась, что он не сразу взял себя в руки.

   — Что, вот эти несколько слов так длинно звучат? — не отстала я, опять прервав разговор мужчин.

   — Нет. Он несёт фигню.

   — Какую?

   — Да погоди, — отмахнулся Гаранин.

   Они ещё немного поговорили, и блондин жестом попросил следовать за ним. Жест явно предназначался мне. Второй егерь замкнул процессию.

   — Ну? — я нетерпеливо подёргала полковника за локоть. — Что там? Не молчи! Это же напрямую меня касалось!

   — Надо срочно обучать твой языковой модуль, — проворчал мужчина. — Короче, если в двух словах, он заявлял, что очень хочет испытать с тобой восторг слияния и будет непередаваемо счастлив, если ты остановишь на нём выбор.

   — А ты что ответил? — заинтересовалась я.

   — Что тебе сначала нужно выучить язык и разобраться, насколько наши виды похожи. Он на сто процентов уверен, что всё пройдёт прекрасно, но согласен подождать и, конечно, не будет принуждать.

   — И что, они все тут такие озабоченные? — Я бросила опасливый взгляд на блондинистый затылок. — И готовы прям без знакомства на первую попавшуюся бабу влезть?!

   — Во-первых, женщин у них тут, насколько мы видели, подозрительно мало, так что, может, некогда привередничать. А во-вторых, озабоченная тут ты, — усмехнулся полковник.

   — Это ещё почему? — Обвинение ошарашило своей неожиданностью.

   — С чего ты взяла, что под слиянием он понимает секс? — продолжил насмехаться Гаранин. — Переводчик вот считает это понятие совсем не таким простым, иначе так и назвал бы.

   — Ну знаешь ли! — насупилась я. — Когда тебя лапают и так смотрят, волей-неволей подумаешь об этом!

   — Не знаю, как-то не доводилось испытать.

   — Очень жаль, — огрызнулась недовольно. — Жаль, что ты этих ребят не заинтересовал!

   — А ты чего орёшь-то? — насмешливо уточнил он. — Сама хотела знать, о чём мы говорили, сама сделала поспешные выводы, а я виноват?

   — Когда тебя тискает туша на полметра выше, в два раза тяжелее и на порядок сильнее, которая вроде бы не настроена тебя сожрать, зато явно способна изнасиловать, в её платонические намерения поверить сложновато! — прошипела я, бросив на спутника злющий взгляд.

   — Ты испугалась, что ли? — сообразил он наконец.

   — Нет, я исключительно озабоченная тётка!

   — Тихо, — оборвал Гаранин. Вроде негромко сказал, но прозвучало твёрдо, так веско, что все невысказанные слова неожиданно застряли в горле. Поймал меня за руку. — Ты женщина, гражданское лицо. Я несу за тебя ответственность. Подобного я не допущу, не волнуйся, только сама постарайся не нарываться.

   — Спасибо, — глубоко вздохнув, выдавила я. Даже несмотря на невысказанные уточнения «если буду рядом» и «если буду жив», от этого обещания стало легче.

   Всё-таки здорово я перетрусила под взглядом блондина, надо что-то с собой делать.

   А впрочем, что можно сделать? О том, что ты маленькая и слабая женщина, легко забыть на работе, среди цивилизованных людей, для которых пол и физическая сила начальника не имеют никакого значения. Тут же... чёрт их знает, этих аборигенов, насколько они ушли от каменного века! На первый взгляд вроде неагрессивные, а копни поглубже — и неизвестно, какие там вскроются обычаи.

   Разговаривали и выясняли отношения мы на ходу. Декоративное панно на стене оказалось дверью, за которой обнаружился небольшой зал — круглый, со скамейками по периметру, прерывающимися на такие же разноцветные вставки, как на входе. Блондин вместе с нами остался здесь, предложил сесть, но мы отказались. А второй егерь исчез за одной из дверей.

   Интересно, все ли вот эти узорчатые панно, встреченные по дороге, были проходами? Может, и украшения на них — не только украшения, а нечто вроде надписей? Увы, понимать письменную речь импланты не способны, даже самые продвинутые вроде Гаранинского.

   Повисла тишина. Блондин продолжал заинтересованно пялиться на меня, хотя рук больше не распускал. И заговаривать не пытался — кажется, понял, насколько глупо охмурять женщину через переводчика. А я продолжала жаться к полковнику. Потому что как бы ни ехидничал начбез над моей озабоченностью, какой бы смысл ни вкладывали местные в то, что называли «слиянием», а блондин разглядывал меня с откровенно мужским интересом. Ну мне же не десять лет, я уже давно научилась ощущать такие вещи!

   Второй егерь вернулся через пару минут в сопровождении ещё одного мужчины, на этот раз светло-рыжего, который выглядел несколько старше двух других, а вот одет был точно так же, в облегающий комбинезон. Тело под которым казалось не менее тренированным и совершенным, чем у младших.

   Местные забросали Гаранина вопросами. Попытались и меня, но я только разводила руками. Полковник что-то коротко сказал старшему, видимо, о моей неспособности так легко освоить незнакомый язык, и теперь мне доставались только любопытные взгляды.

   Ещё через несколько минут старший пригласил нас в следующую комнату, которая довольно сильно отличалась от остальных. Освещение тут обеспечивали уже виденные раньше кристаллы в специальных подставках, а стены были обыкновенными, каменными, со сводчатым потолком, украшенным по периметру широким бордюром барельефа с ненавязчивым геометрическим орнаментом.

   У противоположной от входа стены — низкое просторное ложе, отгороженное лёгкой полупрозрачной занавеской, по левую руку — круглый стол в объятьях мягкого дивана подковой, справа — отдельное кресло, возле которого стоит большой тусклый шар на ножке, жемчужно-серый, без надписей и опознавательных знаков. Однако я каким-то десятым чувством поняла, что это совершенно точно не элемент декора. Скорее, некий прибор, только сейчас, похоже, неактивный.

   Нам предложили сесть, Гаранин молча подтолкнул меня к дивану. Блондин тут же поспешил устроиться рядом, чем заставил насторожиться. Однако больше никаких провокаций, вроде ладоней на коленках или спинке дивана, мужчина не совершал, так что я опять расслабилась и волевым усилием заставила себя немного отстраниться от полковника, в чью броню вжалась уже инстинктивно при малейшем намёке на опасность.

   Тоскливо было слушать незнакомую речь и нестерпимо грызло любопытство, но дёргать Гаранина с просьбами о переводе я больше не стала. Откинулась на мягкую спинку дивана, обвела пустоватую комнату осоловелым взглядом, потом прикрыла уставшие от непривычного освещения глаза, а потом…

   Потом меня разбудил полковник, потому что под монотонную непонятную болтовню я умудрилась крепко заснуть на плече Гаранина. Что поделать, сказывалась тревожная ночь в лесу. А здешнюю обстановку моё подсознание, похоже, считало гораздо менее опасной.

   — Всё в порядке, — успокоил Гаранин в ответ на невысказанный вопрос. Когда я прозевалась и поднялась на ноги, блондин опять выступил в роли проводника. — Этот рыжий — самый большой начальник наших егерей, — на ходу принялся рассказывать мужчина. — Один из важнейших людей в городе, но я не понял почему. Кажется, он пасёт не только дикую живность, но отвечает ещё и за местных обитателей. Об этом они разговаривают очень неохотно. Нас поселят тут, неподалёку, в пустых жилых комнатах.

   На этом ликбез пришлось прервать: идти оказалось совсем недалеко, до соседних панно в том же отсеке, а на месте блондинчик принялся показывать, что как работает. Не хотелось пропустить что-то важное.

   Свет гас и загорался по хлопку — удобно. Жёлтые стены, какие были в общественных местах, подобного не умели. При необходимости даже можно было отрегулировать яркость каждого кристалла, для чего следовало гладить его снизу вверх или сверху вниз. Двери тоже открывались по прикосновению, кажется на обыкновенном емкостном эффекте, как первые сенсоры. Комнатки нам достались одинаковые, типовые, неотличимые от начальственной, разве что матовых шаров с креслами не было — их место занимали кладовки для вещей за очередными барельефными дверями.

   Ещё к каждой комнате прилагался санузел с душем. Немного странной конструкции и непонятной природы, с постоянно текущей водой, но вполне удобные.

   Потом нас накормили. Гаранин проверил пищу и признал её пригодной. Какое-то мясо с неопределённой рассыпчато-рубленной субстанцией — не то злаком, не то овощем, не то грибами. Мне, честно говоря, было плевать: главное, на вкус оно оказалось прекрасно, особенно в сравнении с напавшим на нас редким зверем. Почти не солёное, правда, но это такие мелочи!

   Посуда у местных тоже оказалась своеобразной: светло-серая, цвета старого бетона, снаружи такая же шершавая, а внутри — как будто отполированная. И очень лёгкая, словно из какого-то пенопласта. Глубокие полусферические миски, такие же чашки без ручек — пиалы, как подсказала лингва. И всё, никакой другой посуды, они даже ложками не пользовались.

   После еды нас оставили отдыхать, пообещав позаботиться об одежде на первое время. И, когда мы остались вдвоём, полковник наконец удовлетворил моё любопытство и здорово обнадёжил.

   Фантазии о перемещении в пределах нашего рукава Галактики оказались совсем не бесплодными. Города-муравейники и паукообразный транспорт напомнили Гаранину пейзажи планеты, открытой совсем недавно, буквально полгода назад, и ещё толком не обследованной. Он видел их изображения в информационных сводках «для служебного пользования», к которым имел доступ и которые по старой памяти регулярно проверял.

   Где именно находилась планетная система, начбез, правда, не вспомнил, но это почти не расстроило. Главное, на орбите сейчас должен был висеть большой исследовательский корабль. И перед самым входом в катакомбы Гаранин запустил зонд, который испускал сигнал SOS и сообщение о том, кого, откуда и как надо спасать.

   Поручиться за достоверность этих предположений полковник, конечно, не мог, но я всё равно почувствовала себя окрылённой. Даже несмотря на то, что прогноз по времени не слишком радовал: зонд хоть и надёжный, и долговечный, с подзарядкой от солнца, но он отличался малой мощностью и дальностью связи. Исследовательский корабль, конечно, регулярно менял орбиту в соответствии с рабочей программой, но наткнуться на наш маячок мог и через месяц, и через год.

   Верить в ошибку относительно планеты я отказалась сразу, всё-таки особые приметы у неё были весьма яркими. И версию параллельной Вселенной тоже решительно отбросила. Может, подберу потом, когда станет ясно, что нас никто не заберёт. Года через два. Не местных, сколько бы они тут ни длились, а стандартных, земных.

   Однако даже при всём этом оптимизме было очевидно, что нужно обживаться на новом месте и налаживать контакт с аборигенами. Благо приняли они нас весьма радушно. Правда, о себе многое не рассказывали, просто уходя от разговора.

   Но и о нас, что странно, почти не расспрашивали — откуда взялись, зачем. Мельком поинтересовались гаранинской бронёй, но когда услышали, что это такой костюм, спокойно закрыли тему, хотя продолжали поглядывать насторожённо. О работе полковника тоже не расспрашивали, ни в каком шпионаже или чём-то ещё подобном не подозревали. Удовлетворились ответом, что он охранник, а моя биография и род занятий аборигенов тем более не интересовали. Главное, что их волновало, это наши с начбезом взаимоотношения и наличие общего потомства, и когда полковник честно ответил, что никаких отношений нет, заметно повеселели.

   У них впрямь оказалось очень мало женщин, хотя точную цифру полковнику не назвали, сделав вид, что не поняли вопроса. Такой дисбаланс, мягко говоря, озадачивал. Как они вообще выживали?!

   На этот вопрос егеря тоже внятно ответить не смогли. Или не захотели. Утверждали, что это нормально, что они всегда так жили, и детей рождалось достаточно. Да-да, это совершенно не вредило здоровью женщин, благодаря слиянию их силы поддерживали выбранные мужчины. Каким образом? Местные не объяснили, а моих познаний в биологии явно недоставало.

   Ещё один кирпичик в стену насторожённости. Женщин мало, работать они, судя по всему, не работают, постоянно рожают и, похоже, занимаются только домом. Не самая радужная перспектива.

   Нет, теоретически, я неплохо отношусь к детям и даже согласна на парочку лет так через десять-пятнадцать. Но, что-то подсказывает, местное «много» — это существенно больше двух. Если исходить из соотношения женщин и мужчин один к десяти, то должно быть не менее полутора десятков для нормального восполнения численности.

   Гаранин попытался расспросить про слияние, предчувствуя мой интерес, но эта тема тоже оказалась неблагодарной. Аборигены лишь мечтательно закатывали глаза и говорили про единение на всю жизнь, про детей, про семью, про… короче, полковник по охам-вздохам предположил, что это нечто вроде института брака, только в более древнем, нерасторжимом смысле, а не как у нас сейчас. То есть один раз, священно и навсегда. И, похоже, местные мужики все без исключения мечтали о таком счастье — быть выбранным для слияния какой-нибудь женщиной. Причём какой именно — без разницы.

   Высокие отношения, м-да.

   — Как думаешь, они говорили правду? — спросила я, когда полковник поделился добытыми сведениями.

   — Да чёрт знает, — неопределённо пожал он плечами. — Вроде да. Но этот перекос численности выглядит уж слишком неестественно.

   — Хорошо ещё, у них тут не единственная матка, как у муравьёв! — возразила я. — А то при виде здешней архитектуры хочешь не хочешь — вспомнишь насекомых. Я, конечно, тот ещё специалист, но что-то не припомню подобного у гуманоидов. Нет, ну бывали всякие пещерные города, но чтобы высокоразвитая цивилизация жила в муравейнике?! Толкового ксенолога бы сюда!

   — Если я правильно определил планету, то он где-то здесь есть, и не один, — пожал плечами Гаранин. — Ладно, ложись-ка спать, а то глаза слипаются.

   — Я хотела сначала помыться, — опомнилась я, поднимаясь с дивана, на котором мы сидели. Шагнула в сторону уборной, но на полпути обернулась. — Захар, не подумай чего-нибудь этакого, но можно мне спать с тобой?..

   — Нужно, — спокойно кивнул полковник. — Иди в душ, потом я схожу.

   Тёплый душ добавил хорошего настроения и надежды на лучшее, хотя выползла я из него, засыпая на ходу. При этом без особого удовольствия куталась в собственный грязный халат на голое тело. Бельё развесила сушиться в санузле, и присутствие полковника меня на этом этапе нашего знакомства уже не беспокоило: взрослый, нормальный мужик, вряд ли его можно смутить видом женского исподнего.

   Когда я шагнула в комнату, Гаранин уже снял броню и остался в тонком нательном комбинезоне. В таком виде начбез с непривычки казался совсем уж мелким, особенно в сравнении с аборигенами. Защита придавала массивности, а так — худощавый, невыразительный, даже по человеческим меркам ниже среднего роста. Не знаю уж, как он собрался противостоять аборигенам при такой разнице весовых категорий. С другой стороны, лично мне даже удобнее: смотрю на него всё равно снизу вверх, но хоть не утыкаюсь носом в живот, как с аборигенами...

   Где-то на этой мысли я и уснула, забравшись под пушистое лёгкое одеяло. Кровать оказалась потрясающе удобной, да и подушка — выше всяких похвал.

   Не знаю, что с нами планируют сделать местные, но даже если соберутся принести в жертву — умру я счастливой.

ГЛАВА 4. Культурный барьер

Имена у местных всё-таки были. Блондина, который с самого начала вдохновенно нянчил нас и учил языку, звали Нурием, его начальника — Марием.

   А больше никого, кроме этих двоих, мы за прошедшую пару дней не видели, причём старший из мужчин заходил лишь изредка, больше помалкивал и наблюдал. У меня сложилось странное впечатление, что Нурий намеренно так всё устроил, причём с единственной целью: обаять меня.

   Тактика на удивление приносила плоды. Я привыкла, перестала от него шарахаться и вскоре нашла эти два метра рельефной мускулатуры весьма... милыми. Причём совсем не из-за внешности, а потому, что ко мне Нурий относился с подкупающим восхищением, как к произведению искусства или реликвии, и буквально трепетал от волнения и радости каждый раз, когда я ему улыбалась.

   Страх перед егерем прошёл достаточно быстро и сам собой. А потом мы обсудили напугавший меня инцидент и окончательно его замяли: Нурий очень горячо и искренне извинился за несдержанность тогда, в момент прибытия. Мол, уж очень я ему понравилась. После такого признания обижаться и бояться было уже неуместно, тем более ничего плохого мужчина не сделал. Ну перевозбудился парень с непривычки, ладно, на первый раз можно простить.

   Гаранин задумчиво хмыкал, наблюдая за нашим общением, и порой достаточно недобро поддевал Нурия. Но тот издёвки просто не понимал, так что я со своим заступничеством не лезла, хотя парня становилось жаль: это походило на избиение младенца, пусть и моральное.

   А если не считать интереса Нурия, знакомство с окружающим миром происходило спокойно и размеренно.

   Местные сутки оказались на три часа длиннее земных, а год — дольше почти в два раза. Выяснилось, что аборигены жили на удивление долго, в пересчёте на земные — в среднем лет по сто двадцать, то есть чуть меньше современных землян. Открытие это ещё немного примирило нас со странностями местного населения. Большая продолжительность жизни, низкая смертность и женщины, рожающие по двадцать детей без особого вреда для здоровья — это, кажется, вполне компенсировало пугающий половой дисбаланс.

   Кстати, про количество детей — это уже были мои домыслы, тему рождаемости оба наших партнёра по контакту обсуждали неохотно, ограничиваясь уклончивым «достаточно», и сразу же перескакивали на пропаганду слияния. Увы, настоять на ответе у нас не было никакой возможности, оставалось молча скрипеть зубами и в очередной раз выслушивать, как это прекрасно, какое это счастье и как Нурий мечтает, чтобы я согласилась испытать это удовольствие с ним. Потому что заткнуть токующего о прекрасном аборигена тоже не получалось: говоря о слиянии, он просто ничего не слышал.

   Слияние их, к слову, тоже странный выверт природы. При таком численном перекосе куда логичнее было ожидать полигамии и свиты у каждой женщины из нескольких самых интересных ей мужчин. А у них — наоборот, в почёте беспримерная верность.

   Гаранин за это время существенно обогатил словарный запас. Если поначалу он почти всё понимал, но отвечать мог только короткими репликами, то теперь болтал бегло, даже произношение подтянул. Я тоже делала успехи в освоении языка, уже сносно могла общаться, но уверенности полковника ещё не достигла. Что значит — опыт и высокие технологии!

   За пределы комнат нас не выпускали. Уверяли, что это временно и дело в нашей неподготовленности и незнакомстве со многими очевидными для местных вещами.

   Я подозревала, что это дело рук Нурия, который пытался избежать конкуренции в борьбе за меня. При необъяснимом попустительстве начальника, который видов на чужачку, кажется, не имел. Полковник ехидничал и советовал помнить, что мир не вертится вокруг меня. Ему в происходящем виделась какая-то теория заговора.

   — По-моему, у тебя уже профессиональная паранойя, — заметила я вечером второго дня, когда Нурий и Марий ушли, а мы остались вдвоём. — Аборигены кажутся вполне дружелюбными и даже безвредными. Да и вообще, зачем бы им вокруг нас так увиваться, если они даже информации никакой добыть не пытаются? По-моему, им просто плевать, что мы инопланетяне.

   — Вась, ты как будто никаких триллеров про контакт с чужими цивилизациями не смотрела, — скептически хмыкнул Гаранин.

   — Хочешь сказать, они все как один правдивы? Обычно «основано на реальных событиях» сводится к тому, что кто-то где-то нелепо убился, а буйная фантазия сценариста сделала из этого голофильм на три часа, — насмешливо высказалась я. — Да ладно, не косись так снисходительно. Я прекрасно понимаю, доверять местным неразумно, со мной играет злую шутку их похожесть на людей. Но ты явно в другую сторону перегибаешь… или нет? — осеклась, наконец, под насмешливым взглядом полковника. — Или ты знаешь о них больше, чем рассказал?

   — О них — нет, и триллеры обычно сильно преувеличивают. Но ни один внезапный контакт не обошёлся без проблем, зачастую — трупов первопроходцев. Думаешь, вокруг каждой новой планеты такие пляски устраивают ради удовольствия?

   — Я ни о каких кучах трупов не слышала, — призналась задумчиво.

   — В правительстве считают, что предание огласке таких случаев грозит чуть ли не геноцидом чужих, — пожал плечами Гаранин. — А по мне — так лучше пусть боятся, чем лезут новые миры открывать.

   — То есть уголовная ответственность за высадку на планеты, не внесённые в Зелёный лист, их не останавливает, а пара страшилок заставит передумать? — скептически хмыкнула я.

   — Нет. Но если бы их ещё разрешили не спасать!.. — размечтался полковник.

   О том, что нам может грозить наказание за нарушение упомянутого закона, я не беспокоилась. Там речь шла о сознательной высадке, а не падении терпящего бедствие корабля и уж тем более — неконтролируемом перемещении с помощью экспериментальной установки. Пожурят, конечно, но и только.

   — Ну ладно, положим, меры эти оправданны, но ведь не всегда незапланированные контакты оборачиваются трагедией! Почему ты думаешь, что сейчас мы всё ещё в опасности?

   — Считай это чутьём и жизненным опытом, — проворчал начбез. — Не нравятся мне некоторые особенности их культуры. Слишком странные для высокоорганизованных разумных существ.

   — Например? — озадачилась я.

   — Отсутствие интереса к нашей цивилизации, вообще ко всему, что лежит за пределами знакомого им мира. Любой из известных разумных видов нас бы уже наизнанку вывернул, но выяснил цели визита, численность, вооружение, намерения. А они даже вопросов таких не задают, только на наши отвечают. Иногда. Вообще спектр тем для разговоров очень узкий. Причём попытки затронуть какие-то другие вопросы вызывает странную реакцию, ты не обратила внимания?

   — Я их ещё не так хорошо понимаю. Но вроде они просто меняют тему, нет?

   — Не просто, а безо всяких эмоций. Как попытка программы выполнить недопустимую операцию: короткая пауза на обработку запроса, а потом резкий переход к чему-то понятному.

   — Хочешь сказать, они роботы? — опешила я.

   — Заманчиво, но — зачем? — развёл руками Гаранин. — Роботов должен кто-то создать, с какой-то целью, и я что-то не вижу подходящей. В эту версию не укладывается питание местных и некоторые другие потребности, но отбрасывать её совсем не стоит, конечно. Проверять надо.

   — Это всё? — хмуро уточнила я.

   — А тебе мало? — полковник усмехнулся. — Поехали дальше. Напрягает местная архитектура и полное отсутствие выраженной классовой розни вместе с понятием роскоши. Единственный показатель статуса — наличие женщины. Различия нет ни в жилых комнатах, ни в одежде. Может, нам, конечно, ничего не показывают как чужакам, но не могут же они совсем не стремиться выделяться? Причёски абсолютно одинаковые, одежда тоже. Даже если они военные и у них тут война и осада во всю, всё равно хоть какая-то разница должна быть! Мундир генерала в любой культуре отличался от мундира рядового — не внешне, так хоть материалами. А тут всеобщая уравниловка. Про военное положение — это я условно, не бойся. Не похожи они тут на людей в осаде.

   — Может, это реальная антиутопия? Или наоборот, утопия? — всё же включилась я в обсуждение. — Например, после какой-то катастрофы они решили изжить все человеческие пороки, начиная со стремления к этой самой роскоши. Но перестарались и изжили заодно исследовательское любопытство.

   — И что, думаешь, извели естественным путём? — хмыкнул он. — Уговорили всех людей? Воспитали?

   — Вряд ли, — я качнула головой. — Но я пока не видела у них ничего, похожего на устройство для регулярного промывания мозгов, и вещества они никакие подозрительные не употребляют, а еду ты проверял. Может, они изменены на генном уровне? Или достаточно одной процедуры?..

   — Может, так, вариантов уйма. Излучение, например. Ты как физик должна больше в этом понимать.

   — Как физик я знаю только, что электромагнитным воздействием на мозг можно много чего интересного добиться. А точнее не скажу. Говорю же, я не по живому. Ладно, и что нам со всем этим делать? — я вопросительно выгнула брови.

   Испугаться по-прежнему не получалось, несмотря ни на что. А вот любопытство грызло всё настойчивей.

   — Надеяться на генные изменения, — отозвался Гаранин. — Или на то, что они изначально — вот такие. Или ещё на что угодно, вариантов масса. Идти-то пока некуда. То есть можно попробовать вернуться в лес, только это ещё глупее и рискованней, чем оставаться тут. У меня даже аптечки внятной нет, а ты совсем не приспособлена к дикому выживанию. К тому же нет уверенности, что мы правильно определили планету и шансы на спасение объективно существуют, а болтаться по лесам всю оставшуюся жизнь — мрачная перспектива. Оставим побег на крайний случай, если заметим признаки изменений.

   — Согласие остаться, невзирая на риск, не признак? — спросила я полушутя.

   Идти на улицу очень не хотелось, Гаранин сказал правду: не приспособлена я к такому.

   — Теперь ты ударилась в другую крайность, — развеселился полковник. — Нет, не признак. Мы сюда изначально шли с многочисленными подозрениями. Я — точно. Ладно, хватит голых теорий. Отбой. Завтра экскурсия, может, что-нибудь ценное узнаем.

   Мы по-прежнему спали в одной комнате, как в первую ночь: обоим так было спокойнее. Гаранину за меня, мне… тоже за меня. А что — люди взрослые, стесняться нечего, да и кровать достаточно широкая, чтобы лишний раз не пересекаться.

   Когда улеглась, я ещё долго ворочалась, обдумывая слова мужчины. Странностей в местных действительно полно, и далеко не все их полковник упомянул.

   Например, «галиги», те матовые шары в комнатах. С их помощью местные общались на больших расстояниях и управляли, как они выразились, «некоторыми процессами в городе», но подробностей мы не получили даже минимальных, даже на бытовом уровне. И это вызывало вопросы. У нас самый непросвещённый в технических вопросах человек сможет вспомнить хоть про радиоволны и биоэлектронику, пусть и никогда не объяснит, как именно это работает. А галиги у местных просто были. И всё. И вопросов о принципах работы аборигены категорически не понимали.

   Гаранинский переводчик, кстати, не сумел подобрать внятный аналог этому понятию. Впрочем, это ничего особенного не значило: у лингводекодеров всегда проблемы со сложной техникой, даже при почти полном функциональном соответствии. И ещё с эмоционально-чувственной сферой, такой вот парадокс.

   Может, именно через галиги аборигенов и зомбируют? Тогда хорошо, что нас до них не допустили. Хотя и странно: казалось бы, самый удобный выход и способ нас завербовать…

   Конечно, ничего полезного я в итоге не надумала, но хотя бы уснула.

   Завтрак нам, как обычно, привёл Нурий. Для переноски всего подряд у местных использовались пауки-арении разных размеров. Так один маленький паучок с плоской крышей хвостиком следовал за блондином, гружёный мисками с едой. Как ими управлять, егерь тоже не объяснил, сказал — «он просто идёт куда надо».

   А вскоре после завтрака за нами явилось сопровождение. Высокий и красивый, как все местные, мужчина со светлыми волосами и — держащая его под руку женщина.

   Получив возможность рассмотреть местную даму поближе, я испытала лёгкое разочарование. Здешние женщины действительно были совершенно обыкновенными. Именно эта — круглолицая, с русыми кудряшками и смуглой кожей, невысокая и полноватая, — казалась миленькой, но не больше того. Ни намёка на совершенные пропорции мужчин. Невысокая в сравнении со своим семейством, надо мной она возвышалась всего на полголовы.

   Какая-то эволюционная дискриминация.

   — Я Унка, это — Латий, Нурий наш ребёнок, — назвала их обоих женщина, с ответным интересом рассматривая меня. — Он просил позаботиться о тебе, успокоить.

   Для родителей взрослого мужика они впрямь выглядели молодо. Похоже, по поводу продолжительности жизни аборигены не врали. Интересно, за счёт чего она достигается? Может, благодаря полному отсутствию стрессов? Где-то я слышала такую теорию, что именно потрясения сокращают человеческую жизнь.

   — Спасибо, — проявила я вежливость. — Только я спокойна.

   — Ну так выбирай мужчину и соглашайся на слияние, чего тянуть! — прожурчала она.

   Одарив влюблённым взглядом Латия, Унка погладила его по плечу и отпустила, но тут же перехватила за локоть меня.

   — Пойдём, мужчины будут рядом. — Женщина потянула меня к выходу. Упираться я не стала, хотя назойливость навязанной спутницы уже начала раздражать. А мы ещё никуда не вышли! — Тебе тут нравится?

   — Уютно, кормят хорошо, — осторожно похвалила я, тщательно подбирая слова. Лингва всё ещё немного подтормаживала. На восприятии это никак не сказывалось, а вот отвечать следовало медленно и осторожно, «взвешивая» на языке каждый звук. — Но я пока мало видела. Хотелось бы разобраться получше, понять, как всё устроено.

   — Зачем? — вроде бы искренне удивилась Унка.

   — Интересно. — Вопрос меня здорово озадачил. — Предпочитаю понимать, как существует окружающий мир.

   — А какая разница? — продолжила недоумевать она. — Ведь это ничего не изменит.

   — Зная, как устроен мир, проще выбрать дело по душе, — попыталась я зайти с другой стороны.

   — Дело? — женщина удивлённо подняла брови. — Зачем?

   — Чтобы его делать, — с каменным лицом ответила на это, чувствуя, что разговор движется в тупик. Мужчины хотя бы аккуратно уходили от щекотливых вопросов, а вот этот незамутнённый пофигизм обескураживал. — Надо же чем-то заниматься целыми днями?

   — Но зачем, ты же женщина! — попыталась втолковать мне озадаченная Унка.

   — И что?

   — Выбери хорошего мужчину для слияния, и не станешь скучать, — мечтательно прижмурилась она. — Нурия, например.

   Кхм. Надеюсь, меня не очень заметно перекосило на этих словах? Впрочем, даже если перекосило, Унка была слишком поглощена собственными приятными воспоминаниями.

   — Расскажи мне, что такое слияние? — смирилась я с отсутствием в её голове других мыслей. Может, хоть это явление объяснит подробнее?

   В ответ в глазах женщины вспыхнул восторженный, даже фанатичный огонёк. Кажется, вопрос наконец-то нашёл подходящего адресата.

   — Слияние — это лучшее, что может быть! — воодушевлённо, с восторгом откликнулась Унка. — Это единение, это разделение жизни на двоих, это невероятное наслаждение! Ты никогда не будешь одна, он никогда тебя не оставит, будет верен до конца жизни и больше ни на кого не посмотрит. Да и тебе никто, кроме него, не будет нужен. Пара, прошедшая слияние, это самая большая ценность, они приносят потомство, а с детьми помогают все бессемейные жители. Выбирай, кто по душе, и соглашайся, это такое удовольствие!

   — Обязательно, — выдавила я.

   Ну просто рай кромешный!

   Хочу домой. Согласна писать отчёты за всю лабораторию, дежурить на суточных прогонах и прозвонить все соединения прототипа напрямую, примитивным тестером. Работать без выходных, отпуска, праздников и даже обеда.

   Лучше бы они нас сожрать пытались!..

   Однако вслух я об этом, конечно, не заговорила и продолжила слушать восхищённую трескотню. Ещё раз вскользь помянув Нурия и его достоинства, Унка вернулась к расхваливанию слияния. Она журчала, что после этого наступает полное взаимопонимание, потому что секретов нет и двое становятся единым целым. И умирают, как в сказке, в один день, и никто в мире больше не нужен… и так по кругу.

   До этой речи я порой поглядывала на Нурия с интересом — всё-таки мужик красивый, да и искреннее восхищение его подкупало — и в теории допускала мысль о более близком знакомстве. Было интересно пощупать его просто в порядке нового опыта. Ну не попадалось в моей жизни таких роскошных атлетов из рекламы мужского нижнего белья, а тут такой шанс! Теперь… нет уж, в чёрной дыре я видала вот это вот всё. Лучше в бордель с андроидами на выходные — бездуховно, зато и без последствий в виде многочисленного потомства, с которым помогают бессемейные жители.

   Только бы добраться до Союза! И поскорее...

   Миновав несколько коридоров, мы вышли из жилых в общественные зоны. Болтать про слияние Унка, к счастью, перестала, вместо этого переключилась в режим экскурсовода, и я наконец-то перевела дух. От слова «слияние» уже начало передёргивать.

   Общественная зона представляла собой очень широкий и длинный тоннель, замкнутый в кольцо. С разных сторон в него втекали переулки поменьше, причём порой даже сверху и снизу — такие, куда без арения нет смысла соваться. А между проходами размещались всевозможные — очень немногочисленные — магазинчики и кафе.

   Точнее, сначала так показалось, я даже вздохнула с облегчением: хоть что-то у них как у людей! Рано обрадовалась. Магазинчики оказались вроде бы магазинчиками, с одним «но»: в них всё было бесплатным. То есть совсем. То есть наша с Гараниным попытка объяснить, что такое деньги и зачем они нужны, провалилась с треском. Зачем деньги, если всё и так делается и отдаётся тем, кому оно нужно?

   При этом — полное самообслуживание, никто даже за порядком не следит. Добыть тут можно было только готовую еду прямо в посуде, обувь, одежду, однообразное постельное бельё и в единственном месте — средства для мытья тела. Всё.

   Коммунистическая утопия, в полном смысле этого слова. Поразительно! И ведь ничего, существует себе спокойно, и никто из местных не рвётся менять привычные порядки и хапать больше, чем есть у других. Действительно, зачем, если оно одинаковое и всем доступное? Даже дети уже общие...

   С женщинами вот только неувязочка вышла и вопиющее неравенство. Но местные почему-то не роптали, это был железный закон: женщина выбирает одного и на всю жизнь, никаких свальных оргий.

   Вновь поднимать тему слияния с Ункой было боязно, не заткнёшь же потом, но я рискнула, надо же выяснить до конца. Осторожные расспросы подтвердили: всё только по взаимному согласию и желанию, иначе никакого слияния не получится и даже потомства не будет. Понятия не имею, как это у них работало с биологической точки зрения, если вообще работало, и на чём могло сказываться женское несогласие, но — грех жаловаться. Главное, чтобы местные в это свято верили и не рвались проверять.

   Пока гуляли, Унка подобрала мне пару платьишек. Точнее, буквально всучила: тех двух, которые выдал с самого начала Нурий, лично мне было достаточно, негде тут форсить, но с этой особой оказалось проще согласиться.

   А вообще удивительное дело. Женщин по пальцам пересчитать можно, мужики почти все — рослые, плечистые, но при этом на меня платье нужного размера найти — совсем не проблема. Ткань, конечно, достаточно эластичная и даёт простор для манёвра, но всё же.

   — Может, и тебе наряд найдём? — дежурно поддела я полковника. — Что ты как отщепенец!

   — Не нуждаюсь, — отмахнулся начбез.

   — Всё-таки стесняешься волосатых лодыжек? — захихикала я.

   Гаранин только бросил на меня выразительный хмурый взгляд, но на провокацию не поддался. А жаль, что он так быстро перестал реагировать, дразнить его было приятно.

   Все объяснения удивлённого Нурия, пытавшегося одеть начбеза согласно местным традициям, натыкались на стену яростного протеста. Мои подшучивания в тот момент, кажется, и вовсе довели полковника до активного термического излучения фотонов в видимой части спектра. Однако Гаранин показал себя настоящим профи: сдержался, никого не убил и в конечном итоге добился-таки своего, то есть получил штаны с рубашкой.

   После чего на него совершенно перестали обращать внимание наши учителя. До полного игнорирования не дошло, однако отношение заметно изменилось. Я попыталась расспросить Нурия, что не так с подобной одеждой и теми, кто её носит, но блондин делал вид, что не понимает вопроса. А полковник даже спрашивать не стал: мол, пусть его хоть увечным считают, но надеть юбку, при наличии альтернативы, это его не заставит.

   Как ребёнок, честное слово. А ещё суровый спецназовец с опытом службы на диких планетах!

   Впрочем, он же не контактёр, силовик. Видимо, внедрение в чужеродную среду в обязанности Гаранина никогда не входило.

   Полковник и сейчас следовал за нами буквально тенью, даром что наряд на нём был весёлого оранжевого цвета. Отстань начбез, потеряйся среди прохожих, и Нурий с родителями этого бы, кажется, не заметили. Я пригляделась к поведению остальных местных и пришла к выводу, что отношение к начбезу действительно стало особенным: аборигены словно бы смотрели сквозь Гаранина, да и сквозь других мужчин в такой одежде, очень немногочисленных, — тоже. Интересно, в чём тут дело? Рабочие комбинезоны вроде бы никого не смущали...

   Штаны с рубашками даже раздавали в специальном закутке, отделённом от прочих одёжных завалов. Я попыталась проявить любопытство и выпросить себе похожее, но они даже слушать не стали. Это не для женщин — и всё, и никаких больше объяснений.

   Подумав, на конфликт я не пошла и не стала хватать вещи без разрешения. Мало ли как отреагируют! Понятия «преступность» местные, кажется, тоже не знали, но большой вопрос, до какой степени.

   Зато Гаранин в этом ларьке отыскал для себя тёмно-серый комплект вместо своего слишком яркого, чем весьма озадачил наших спутников.

   — Почему нельзя? — не выдержал наконец полковник.

   — Можно, но…

   — Это вредно? Меня в такой одежде убьют? — продолжил допытываться он.

   — Нет, но это же… некрасиво! — почти со священным ужасом сообщил Нурий.

   — И что? — кажется, такого ответа Гаранин ожидал меньше всего.

   — Как — что?! Ни одна женщина не обратит на такое внимания. Ты, конечно, странный и вряд ли кого-то заинтересуешь и так, но… зачем?

   Мы с полковником озадаченно переглянулись и совместно насели на блондина. Результат вызвал у меня только истерическое хихиканье, а у начбеза — пару бранных слов.

   Мы подозревали в этой одежде какой-то подвох. Что носят её изгои, преступники, больные, ещё что-то вроде. А всё опять сводилось к взаимоотношению полов. Такие наряды выбирали те, кто по каким-то причинам не мог соперничать за женское внимание. Ну там увечные или генетически дефектные, которые не ощущали в себе стремления к слиянию. И вообще, вдруг женщина захочет оценить, так сказать, товар лицом со всех ракурсов, что для этого, штаны снимать?

   — Зар, тебе там маячок не ответил? — шёпотом спросила я, когда мы выходили из одёжного закутка.

   — Нет, — разбил мои надежды Гаранин. — А что?

   — Хочу подальше от этого безумия, — призналась честно. — Я уже почти согласна выживать в лесу. Ты слышал, что она про слияние говорила?!

   Полковник только усмехнулся выразительно, а потом меня опять подхватила за локоть Унка.

   — Зачем общаться с этим существом? — пренебрежительно бросила она. — У тебя такой огромный выбор! Посмотри, ведь каждый из них готов на всё ради твоей благосклонности! Разве это не прекрасно?

   — Наверное, — дипломатично согласилась я.

   Пытаться объяснять собственную жизненную позицию тут бесполезно, проще промолчать. Я же не собираюсь перекраивать их и учить жить, это не мой мир и чужая культура. А мне бы в свою, домой, к любимым ускорителям и генераторам пространственных искажений. И побыстрее, потому что, выслушивая вот это всё, я буквально чувствую, как тупею: от стресса отмирают именно те нейроны, в которые записано образование и профессиональный стаж.

   Но абстрагироваться полностью, не принимать близко к сердцу, не получалось: в нашем-то тоже есть люди с похожей логикой, уж мне ли не знать. Глобально я не имела ничего против их существования, это их жизнь и их выбор, но… Пусть они живут подальше, а меня верните на «Чёрного лебедя»!

   Через пару секунд, будто стремясь поддержать слова Унки, путь нам заступил какой-то незнакомый мужик, мастью похожий на второго егеря. А может, он и был — из местных я научилась более-менее отличать только Нурия. Все слишком одинаково совершенны. Как только среди них местные женщины выбирают?

   Кстати, ещё одна занятная деталь. А брюнетов-то среди местных нет, и брюнеток — тоже. Мы с полковником одни выделяемся.

   Незнакомец — молча, с поклоном, — протянул мне разлапистый прозрачный кристалл на тонкой ножке, кажется металлической. Красивый, зеленоватый. Я руки в ответ тянуть не стала, обернулась с вопросом к Унке.

   — Бери, бери, — с умилением подбодрила женщина. — Это выражение восхищения, он сам его вырастил. И приглашение познакомиться поближе. Если захочешь пообщаться ещё, просто потри центральный кристалл, он станет красным. Можно ещё капнуть на него слюной или кровью.

   — И как он это поймёт? — опасливо спросила, но «цветок» всё-таки аккуратно, за ножку, взяла.

   — Какая разница, — легкомысленно отмахнулась Унка. Потом вдруг просияла улыбкой, выпустила мой локоть и стремительно приблизилась к мужу. Тот ответил такой же не вполне адекватной радостью, подхватил её на руки — и молча сгинул в ближайшем коридоре.

   — Им захотелось уединиться, — пояснил в ответ на наши ошарашенные взгляды Нурий. С завистью и тоской в глазах.

   А у меня больше не осталось цензурных слов.

   Желание гулять пропало окончательно, но Нурий потащился обедать в один из местных ресторанчиков. За время, пока мы туда шли и ели, я получила ещё четыре предложения познакомиться поближе, и с каждым блондин всё больше хмурился — кажется, досадовал на себя, что сам такой камушек до сих пор не притащил.

   Общественная часть человейника на поверку оказалась совсем небольшой и достаточно безлюдной, к праздношатанию аборигены явно были не склонны. Все куда-то деловито спешили, многие — на арениях по потоку. И развлечений я, кстати, тоже никаких не заметила.

   Но поспешные выводы делать не стала: не факт, что такое общественное место во всём городе одно, и не факт, что нет чего-то более интересного. Нурий, правда, заверял, что это не так, но особого доверия его слова не внушали.

   Мы уже поднялись из-за столика — в этом «кафе» их был десяток одинаковых, обслуживал посетителей очередной арений, а как егерь заказывал еду, я так и не поняла, — и вышли в общий тоннель, когда размеренное течение местной жизни оказалось нарушено.

   Где-то совсем рядом громыхнул взрыв.

   Гаранин отреагировал мгновенно и однозначно. Я даже вякнуть не успела, как оказалась у стены за его спиной, а у полковника в руках возникло оружие.

   А Нурий просто растерянно замер на месте, неподвижно, словно окаменел. Точно так же поступили и остальные аборигены — застыли на своих местах, кто-то в неловких позах с поднятыми руками и даже ногами, словно в поставленном на паузу кино. Откуда-то слева в повисшей тишине прикатился клуб пыли и дыма.

   — Что за?.. — ругнулся себе под нос Гаранин.

   Немая сцена длилась несколько секунд, в течение которых я успела вцепиться в подол полковничьей рубашки и титаническим волевым усилием не дала себе вцепиться в самого полковника. Реакция местных напугала меня гораздо больше, чем взрыв.

   Что там начбез про роботов говорил?!

   А потом мир двинулся дальше — кто-то невидимый скомандовал «пуск».

   — Пойдёмте, вы же хотели вернуться, — обратился к нам Нурий.

   — Я хочу пройти туда, — кивнул Гаранин в сторону по коридору, где бабахнуло.

   — Зачем? — не понял блондин.

   — Надо узнать, что случилось. Тебе не интересно?

   — Никто не пострадал, разрушения минимальны, всё в порядке. — Нурий был сама невозмутимость. Потом, видя серьёзное лицо начбеза, с лёгкой растерянностью уточнил у меня: — Ты правда хочешь сходить туда?

   — Правда, — соврала из солидарности с полковником, хотя близкие взрывы и их последствия интересовали меня меньше всего.

   Взорвалось что-то внутри одного из кафе, у дальней стенки. Пока мы подошли, у места разрушения уже поднялась деловитая суета. Небольшие грузовые арении оттаскивали обломки, чем руководила пара аборигенов. За проломом виднелось что-то вроде склада, а в полу зияла большая дыра. В которую, похоже, частью обрушились полки.

   Гаранину, который вознамерился подойти поближе и сунуть туда нос, никто не препятствовал, только невозмутимо его обходили.

   Осмотр много времени не занял, и после полковник сообщил дожидавшемуся нас Нурию, что можно возвращаться. Вопросов блондин не задавал, а от меня Гаранин отмахнулся неопределённым «потом».

   Которое наступило только «дома», когда абориген сослался на неотложные дела и оставил нас вдвоём.

   — Ну?! — насела я на начбеза.

   — Лаз, похожий на подкоп, и взрывчатка. Примитивная, похоже, что-то на основе нитроглицерина, — коротко ответил он.

   — Как ты угадал?

   — По запаху, — хмыкнул он. — И характеру разрушений. Взорвали, кстати, чтобы обрушить лаз. Через который кто-то воровал еду — полки совершенно пустые, не хватает каких-то ящиков.

   — У них что, такие продвинутые паразиты завелись?! — опешила я. — Со знанием взрывного дела?

   — Можно сказать и так. Явно кто-то обнёс продовольственный склад.

   — Но у них же тут и так всё общедоступно в неограниченных количествах! — растерянно пробормотала я.

   — Значит, не обще и не доступно, — с каким-то странным удовольствием возразил Гаранин.

   — А чему ты радуешься-то? — не поняла я.

   — Тому, что это уже больше похоже на нормальную реальность, а не на утопический кошмар, — пояснил полковник. — Не всё так идеально и благостно, как нам показывают. Ты заметила реакцию местных на взрыв?

   — Такое сложно проигнорировать, — признала, передёрнувшись. — Было ощущение, что я в голофильме, который поставили на паузу. А ещё казалось, что они постоят так пару секунд и падать начнут, потому что заряд кончился. Жутко. Да и потом такая невозмутимость, как будто ничего не случилось. Откуда он вообще узнал, что никто не пострадал?!

   — Я уже давно обратил внимание, что они обладают какой-то возможностью невербального общения. Не знаю, с помощью имплантов каких-то или других органов, которых нет у людей. И общаются без участия каких-то там галигов. Не факт, что нас по поводу этих приборов обманули, они могут, например, выступать усилителями, но дело явно не только в них.

   — И что всё это значит?

   — Мало данных, — недовольно качнул головой Гаранин. — Поэтому слишком много вариантов. Но мне очень хочется познакомиться с теми, кто ворует у местных еду. Они отлично понимают повадки этих… существ, не знаю уж, насколько их можно считать людьми, и совершенно не боялись возмездия здесь и сейчас. Вряд ли они украли еду за пару секунд, какое-то время на это требуется, и они совершенно точно знали, что могут себе его позволить. Тактика явно отработанная. Да и закладывать взрывчатку в такой ситуации — уметь надо, а то тебя же самого и завалит. Нет, работал достаточно грамотный подрывник, пусть у него и примитивная взрывчатка. Да и то, примитивность её — понятие относительное.

   — Думаешь, взрывали тоже люди?

   — Почти уверен, — кивнул полковник. — Похоже, у них тут существует два лагеря, если угодно — даже две расы. Оболваненные эти, с силиконовыми рожами, и… другие.

   — Ты считаешь, что с ними будет безопаснее? — нахмурилась я недоверчиво.

   — Вряд ли, но от них хоть понятно, чего ждать. А вся эта местная туповатая идеальность и «каждому по потребностям» вызывает кучу вопросов и подозрений и заставляет дёргаться от малейшего шороха. Из двух опасностей я выберу знакомую, даже если она видится более страшной.

   — И что ты собираешься предпринять?

   — Пока надо думать. И осматриваться. Раз они так легко меня выбраковывают из собственного общества и не считают опасным, нужно этим пользоваться, — резюмировал Гаранин. — Они же не обращают на меня внимания? Вот и прекрасно.

   — Ты только поаккуратнее, — попросила я, хмурясь.

   Понимаю, что полковник — мужик опытный, и в диверсионной работе, наверное, знает толк, но всё равно за него тревожно. Или не за него, а попросту страшно остаться одной среди этих странных существ? Гаранин, конечно, не идеален, но на таком фоне — именно этим и подкупает.

   — Ты тоже со своими ухажёрами не переусердствуй, — напутствовал начбез. — А то увлечёшься — и привет, сольют тебя с кем-нибудь, пойдёшь ему таких вот идеальных пачками рожать.

   — Ещё немного, и я решу, что ты ревнуешь, — заметила я с нервным смешком.

   — Заревнуешь тут, когда местные самцы конкурентом не считают, — заржал полковник.

   — Кстати, о рождении идеальных. Ты обратил внимание, что мы ещё ни одного ребёнка не встретили? Да даже подростков нет!

   — Обратил, даже спросил у этого, — Гаранин кивнул на дверь. — Он сказал, что все дети обитают в особой части города, закрытой от посторонних, куда имеют доступ только родители и тамошние работники.

   — Может, их именно там обрабатывают? — оживилась я. — В детском возрасте.

   — Может, но это не проверить. Прорываться туда, чую, чревато. При их отношении к размножению потомство должно хорошо охраняться. Ладно, пойду.

   — А мне что делать?

   — Не вляпаться в неприятности, — напутствовал полковник и действительно удрал.

   Я же осталась в одиночестве и полной растерянности.

ГЛАВА 5. Первое свидание

Впервые если не за всю жизнь, то за последние пару десятков лет я понятия не имела, чем себя занять. Обычно с трудом выкраивалось несколько дней на отпуск, и то я никогда не сидела просто так на месте — экскурсии, книги, на худой конец кино. И даже от такого отдыха я быстро уставала и рвалась обратно на работу, потому что там эксперименты, там жизнь, а ребята хоть и хорошие, но без меня точно не справятся.

   И вот вдруг образовалась огромная куча свободного времени — и каменный мешок, внутри которого нет ровным счётом ничего, кроме кровати. Если у местных имелись какие-то развлечения, то знакомить нас с ними не стремились, делая вид, что не понимают вопросов. Или правда не понимали?

   Положение мог спасти личный комм, но его я, как назло, оставила в каюте на станции. Высокоточная техника макетного зала чувствительна ко всякого рода помехам, поэтому на рабочее место мы старались приходить без лишних приборов, всё равно они там не нужны. Сейчас я впервые всерьёз пожалела об этих порядках.

   Хорошо Гаранину, у него вон большая и важная цель нарисовалась. А я?!

   Нет, я ещё не настолько одурела от скуки, чтобы навязываться полковнику в этом его нелёгком деле. Очевидно, помощи от меня не будет никакой, только лишнее привлечение внимания. Но завидовать ему чёрной завистью это не мешало.

   Идти в одиночестве гулять по городу — тоже не лучшая идея, страшновато. В местных традициях я пока совершенно не разобралась, точно влезу куда-нибудь по неосторожности.

   В очередной раз тасовать мысли о перемещении и аборигенах не было никакого желания. Новых исходных данных не появилось, а от пустого теоретизирования никакого толку, одно разочарование.

   Других идей не нашлось. И через полчаса, тщательно, до скрипа отмывшись и перемерив ещё раз все наряды, я начала с нездоровым интересом приглядываться к букету своеобразных местных приглашений на свидание.

   А ещё через полчаса Нурий застал меня сидящей на кровати перед разложенными кристаллами. Я пыталась достичь равновесия с миром через созерцание, хотя бы в общих чертах вспомнить дарителей или уж на крайний случай — уснуть от скуки. Все три варианта устраивали одинаково.

   — Прости, что потревожил, — при виде стройного ряда «сокровищ» блондин заметно скис и понурился.

   — Я не занята, проходи, — обрадовалась я посетителю и даже совершенно искренне просияла улыбкой.

   Надеюсь, получилась она не очень глумливой, я честно старалась сдержаться. Просто Нурий сегодня выбрал платьице весёлого сиреневого цвета с красными цветами вроде земных маков, и у меня от такой расцветки начал подёргиваться глаз. На огромном брутальном мужике это выглядело… безумно.

   А вообще, плевать на одежду. Хвала космическому разуму, теории вероятности и всему остальному, что этот тип решил явиться! Как там говорил Гаранин, из двух зол — знакомое?

   — Ты ещё никого не выбрала? — явно приободрился Нурий.

   — Нет, — призналась честно, стараясь смотреть только на его лицо. — Но вроде бы это просто свидание? И я могу встретиться с несколькими мужчинами, разве нет? — уточнила подозрительно.

   — Да, конечно! — поспешил заверить он. Подошёл, аккуратно сел на краешек постели. Не рядом, а позади меня в изголовье, словно старался держаться подальше от камней.

   — Но?.. — подбодрила я, потому что невысказанное продолжение повисло в воздухе.

   — Но такое редко бывает, — пояснил абориген. — Обычно женщина выбирает того, чей ушель понравился первым.

   — И по какому признаку должен понравиться… ушель? — я окинула задумчивым взглядом кристаллы. Нет, они, в общем-то, действительно красивые и разные — и формой, и размером, и даже цветом. Честно говоря, гораздо более разные, чем хозяева. Но это как же надо гадать, чтобы по камушку суметь выбрать того мужика, с которым захочется провести рядом всю жизнь?

   — По всем, — туманно отозвался Нурий.

   — Ладно, чёрт с ними, — решила я.

   Конечно, хотелось расспросить подробнее, что за ушель, откуда он берётся и как работает, но я уже выучила, что подобные вопросы аборигены игнорируют. Ещё уйдёт от разговора в самом прямом смысле, ногами, и я опять останусь скучать в одиночестве.

   — А у вас это обязательный ритуал, сначала ушель — потом прогулка? Или можно погулять без вручения?

   — Обычно да. Я… — заговорил он с воодушевлением, но потом сам себя оборвал. — Неважно.

   — Слушай, а можно личный вопрос? Почему ты-то мне до сих пор ушель не вручил, а пытаешься обойтись без него?

   — Если бы он у меня был, — тоскливо вздохнул Нурий.

   — А что, не всем полагается? — заинтересовалась я.

   — Я свой недавно отдал, но она меня не выбрала. А чтобы вырос новый, нужно время. Поэтому пока нет. Я надеялся обойтись без него, но не получается. А жалко, ты… удивительная! — выдохнул он с искренним восхищением.

   Я смерила мужчину взглядом.

   Вот вроде умом понимаю, что он бы так возле любой бабы увивался, и оценил не мозги, зелёные глаза, улыбку или отсутствующие роскошные формы, а правильный набор половых признаков, но всё равно — приятно. Смотрит так, словно я его единственный шанс на спасение, который вот-вот достанется другому, то есть — с восторгом, тоской и надеждой. Роскошный мужик взирает на тебя как на божество; ну как тут устоять?

   Нет, сливаться с ним из жалости или ещё в какие близкие отношения вступать я не собиралась, всё-таки надо понимать, что это не совсем человек и из отношений таких ещё, может, не выпустят. Но…

   — А эти ваши прогулки, они точно ни к чему не обязывают?

   — То есть? — не понял он.

   — Ну если я схожу с кем-то погулять, он не начнёт меня хватать и сливаться принудительно? И такая прогулка сама по себе не означает, что я уже выбрала?

   — Нет, что ты! — искренне ужаснулся он. — Без добровольного согласия слияние просто не получится, это невозможно!

   — Прекрасно. Тогда пошли гулять.

   Пару мгновений Нурий таращился на меня, кажется не веря своим ушам.

   — Без ушеля? — ошарашенно уточнил он. — Правда?!

   — Правда.

   Уточнять, что для этого пришлось закрыть глаза на его платье, я не стала. Бесполезно, всё равно не поймёт, почему мне не понравилось — оно же такое красивое!

   Местное равноправие — оно такое равноправное...

   — Подожди немного! Я сейчас всё устрою и вернусь за тобой! — просиял блондин и умчался, только белая коса плеснула по воздуху.

   Забавно, но в этот момент я чувствовала себя растлительницей малолетних. Сквозила в Нурии какая-то незамутнённая, детская наивность. Она во всех местных была, но при близком общении особенно бросалась в глаза. Катастрофический недостаток женщин делал невозможным существование не только бабников, но хотя бы не девственников, что объясняло их незамутнённость в личных вопросах.

   Он бы Леночке подошёл. Причём идеально, они очень похожи — наивные и неприспособленные к жизни.

   А впрочем, нет. Моя аспирантка слишком быстро с ним заскучает, потому что не сумеет найти общих тем для разговора. Это я могу немного поумиляться наивности и непосредственности, а Лена ещё слишком юна для подобных эмоций.

   Нурий вернулся быстро. Я уже убрала ушели на полку, но ещё не успела вновь заскучать. За это время мужчина переоделся, выбрав белое платье с симпатичным геометрическим орнаментом по подолу. Сразу стал выглядеть гораздо благороднее и напоминать иллюстрации из учебника истории, про какие-то древние народы. На мужчину похож. Мне хоть не так смешно стало, появился шанс отнестись к свиданию более-менее серьёзно, а не как к прогулке с малолетним сыном подруги, которая попросила развлечь его полчаса, пока сама занята. Или даже малолетней дочерью…

   На выходе нас ждал транспортный паук. Нурий галантно подсадил меня наверх, проявив выдержку и не задержав прикосновение дольше необходимого. Хотя так смотрел, что стало даже неловко.

   — Куда мы едем? — полюбопытствовала я.

   — На нижние уровни, — отозвался блондин через плечо.

   В подтверждение его слов арений нырнул в ближайший вертикальный тоннель и ловко начал спускаться, цепляясь лапками за стенки. Хода он при этом не снижал. Я на всякий случай вжалась в сиденье покрепче и уткнулась взглядом в белобрысый затылок. Высота — это… совсем не то, что я люблю.

   — И что там? — попыталась отвлечься и заодно выжать из спутника побольше информации.

   — Там красиво, — неопределённо ответил он. — Это недалеко, уже скоро будем на месте. Туда все ходят гулять.

   — А почему не наружу?

   — Что ты, там слишком опасно, — возразил Нурий. — Никто не станет рисковать женщиной и вести её наружу.

   — Даже если она сама попросит?

   — Зачем? — искренне удивился он. — Здесь же есть всё необходимое! А то, что нужно принести снаружи, приносят егеря.

   — Проехали, — вздохнула в ответ.

   — Что проехали? — не понял абориген.

   — Всё в порядке, — заверила я. Совершенно спокойно; кажется, привыкаю.

   Повисшая тишина быстро начала напрягать. Поездка на арении сама по себе достаточно нервное занятие для человека вроде меня, совсем не склонного к экстриму: ни надёжных фиксирующих приспособлений, ни защитного купола, ни примерного понимания, как эта штука вообще работает. А уж когда этот паук в очередной раз повисает в вертикальной шахте неопределённой глубины, слишком хочется оказаться подальше.

   Мы миновали очередной коридор, вдоль которого попадались уже знакомые цветные вставки-двери, и я нашла новую тему для разговора, запоздало вспомнив давнюю догадку.

   В отсутствии библиотек нас уверили довольно быстро. Сначала недоумевали над моими вопросами, где они хранят свои знания, и выразительно стучали себя по лбу — мол, в голове. Потом удалось добиться, что некие сведения записаны всё в тех же галигах, но на этом развитие темы окончательно застопорилось: об этих приборах местные не говорили. Ещё один довод в пользу версии, что создали эти шары не сами аборигены, а некая более развитая цивилизация, которая их и зомбировала.

   Только придумать ответ на вопрос, зачем ей это понадобилось, мы не смогли даже теоретически: не было ни следа присутствия других разумных. Разве что зомбировали и пропали?

   — Скажи, а узоры на дверях, они что-то значат?

   — Конечно! — обрадовал меня Нурий.

   — И что?

   — По ним видно, что внутри. Склад, место еды, жилая комната. Одиночка её занимает или прошедшая слияние счастливая пара, когда он вышел на свет, согласен ли сейчас видеть гостей.

   — Но вы же можете спросить это напрямую? — осторожно подобралась я к скользкой теме дальней связи и невербального общения.

   — Можем. Это полезнее, например, когда ищешь определённый склад. А в личных комнатах и правда не очень нужно, просто так давно заведено, — признал он.

   — И как понять, что значит та или иная картинка? — всерьёз заинтересовалась я.

   Как ни странно, Нурий не ограничился любимым ответом «оно само», система действительно существовала. Несложная, я разобралась и запомнила с первого раза. Письменностью это назвать язык не поворачивался, скорее, набор условных обозначений.

   Очередная странность. Здешние жители придумали эту систему, значит, сам принцип создания узоров не для красоты, а со смыслом, они знают. И знают давно, если это успело стать традицией. Так почему не пошли дальше?

   Как достаточно развитая в нашем понимании цивилизация — со сложным транспортом, отлаженными технологиями строительства, приборами дальней связи — может вообще не иметь письменности?

   Я плохо разбиралась в культуре тех разумных видов, с которыми человечество столкнулось за время космической экспансии. На уровне среднего обывателя, почерпнувшего все свои знания из плодов развлекательной индустрии, и даже меньше: плодами этими я пользовалась реже большинства жителей Союза. Но в голове всё равно прочно отложилась мысль, что миновать стадию письменной фиксации информации не сумел ни один гуманоидный вид.

   Что это? Новый, самобытный, незнакомый прежде путь развития цивилизации? Или результат стороннего воздействия, заставившего аборигенов забыть их достижения?

   А, собственно, были ли они, те достижения?.. Можно ли с полным правом называть местных высокоразвитыми существами или это у них такое странное первобытное общество? Каким вообще критериям должна соответствовать цивилизация, чтобы считать её развитой?

   Была же какая-то общепринятая шкала, точно помню! С пунктами про выход в космос и за пределы собственной планетарной системы, и ещё какими-то... Только про ранние этапы я, увы, ничего не помнила.

   Вот когда пожалеешь, что прежде не интересовалась живой природой! Надо будет Гаранина спросить, он-то наверняка знает больше, он с этими видами работал.

   Нурий не обманул: там, куда мы приехали, действительно оказалось красиво.

   В огромной пещере чернело, множа отблески светящихся камней, озеро. Из трещин в камнях туда срывалось несколько водопадов, окружённых облачками водяной взвеси и, кажется, даже пара.

   Частокол огромных каменных столбов, созданных водой и временем, составлял фантастический лес. Где-то более густой и высокий, подпирающий свод циклопическими естественными колоннами, где-то — пестрящий прогалинами. Среди этих «деревьев» росли «цветы» — знакомые разноцветные кристаллы и причудливые образования, похожие на развесистые оленьи рога, покрытые коротким мехом. На рёбрах самых крупных кристаллов виднелся тонкий цветной пушок.

   А высокий, тонущий в лёгкой дымке каменный свод повторял своим узором звёздное небо где-то в центре рукава галактики или даже в балдже, до которого человечество ещё не добралось; в общем, там, где рождаются звёзды. Россыпь желтоватых огней на чёрном своде, которые не сливались в единую поверхность, как в коридорах, но были слишком часты, чтобы напоминать привычное небо Земли и других окраинных, старых планет. Светлячки достаточно разгоняли темноту, но из-за них естественная чернота камней казалась ещё более непроглядной.

   Конечно, обитаемых планет в этих «горячих точках» галактики не найти, слишком молодые там звёзды. Но мне довелось несколько лет провести на исследовательской станции «Колыбель», существующей как раз в подобных условиях.

   Мы там очень жалели об отсутствии обзорной площадки, как в фантастике. Но при постройке кораблей и станций, работающих в столь экстремальных условиях, на подобные вещи не распыляются. Увы, до сих пор не изобрели материалов, пропускающих только оптический диапазон излучения и достаточно гасящих все остальные. Теоретически можно экранировать всё лишнее комбинацией силовых полей, но это выйдет слишком дорого и сложно. Неоправданный риск и траты.

   Зато можно договориться с техниками, попросить скафандр и выглянуть на несколько минут наружу при очередной надобности. Поднять защитный экран, схватить с порцией красоты изрядную дозу радиации, получить дежурный выговор — от пары начальников и станционного врача. Но... оно того стоило.

   Здесь было почти так, только без вреда здоровью. И я искренне порадовалась, что согласилась на прогулку: нарушить рекомендацию Гаранина стоило уже только ради этой красоты.

   А ещё я, оказывается, за проведённые под землёй дни успела ужасно соскучиться по звёздам.

   В пещере было тихо и пусто. Арений, высадив пассажиров и оставив на земле нечто серое, похожее на кокон странной формы, удрал в неизвестном направлении. Нурий подобрал кокон, и я сообразила наконец, что это такая сумка-корзинка, вытянутая и приплюснутая по бокам.

   — Это зачем? — полюбопытствовала я.

   — Если вдруг захочется есть, — подтвердил невысказанные предположения блондин. — Куда ты хочешь пойти?

   — Ну... пойдём вон туда, — я махнула рукой вглубь пещеры. — Здесь что, никого нет? Где мы вообще находимся?

   Всё оказалось гораздо интереснее, чем я ожидала, но одновременно — гораздо прозаичней. Это не были какие-то заброшенные катакомбы или дикие пещеры, выступавшие в роли заповедника. Местность считалась фактически плантацией сразу трёх полезных культур: кристаллы использовали для освещения, лохматые рогатины шли в пищу как овощи, а пушок с камней служил приправой.

   Со слов Нурия, огромное количество таких «полей» простиралось под землёй далеко за пределы города и снабжало аборигенов всем необходимым. Охранять, поливать и удобрять тут было нечего, маленькие экосистемы пещер были полностью автономны и никому, кроме жителей человейника, не нужны, и это объясняло безлюдность места.

   Из-за того, что живописных пещер куда больше, чем желающих прогуляться аборигенов, риск столкнуться с другими парочками минимален. Но чтобы вовсе свести его к нулю, Нурий «застолбил» именно это место, о чём сообщил с удовольствием. Однако я рано обрадовалась разговорчивости блондина, дальнейших пояснений — как именно он занял это место и как остальные горожане должны об этом узнать — не последовало.

   Прогулка получилась довольно интересной, но быстро наскучила. Слишком однообразный пейзаж, слишком всё тихо и неподвижно. Красивые, но пустые декорации. Совсем не самодостаточные, потрясающие воображение звёзды, а — статичная картинка. Чем