Оглавление
АННОТАЦИЯ
Это история о девушке, которую я лично неплохо знала.
Тело - бесстыжий предатель-садист в калейдоскопе людей и событий. И бесконечное бегство. Разве возможно удрать от себя самой? В вечном поиске единственной любви. В бесконечном числе вариантов.
Первая часть
Не все события и имена вымышлены мной. Встречаются подлинные.
Осторожно! Приятные и неприятные, откровенные сцены насилия и любви.
Всенародная лексика. 18+
ЧАСТЬ 1.
ГЛАВА 1. С утра шел снег.
С утра шел снег. Прямо-таки валил. Двадцать шестое марта. Жесть. Я вышла на крыльцо, осторожно переступая ногами в синих резиновых калошах по коварному белому слою. Скользкая коричневая плитка под ним обещала много приятного, если приложиться к ней задом. Или затылком. Открыла боковую дверь и выпустила собаку на свободу. Пес сделал круг по двору. Проверил все свои метки. Обновил. Залез под толстую, низкую пальму в белом чехле. Сунул нос в заваленную снегом чашу мертвого фонтана. Зарылся по самую шею. Выдернул, громко чихнул и помчался ко мне. Я не успела увернуться. Черная бородатая башка влетела мне прямо в живот, впечатывая в чугунную вязь перил. Ризеншнауцер отряхнулся, обдав меня обжигающим мокрым холодом. Прижался могучим телом и затих. Я слегка пихнула его голой коленкой. Торчала на крыльце в коротенькой пижаме, калошах и пледе в красно-белую клетку.
– Дурачок ты, Билл, – засмеялась я. Пес смотрел на меня карим глазом из-под длинной челки. Не возражал, на все был согласен. Ждал. Оранжевый мяч ждал нас обоих возле моих ног. Кто быстрее? Я выпростала руку из колючего пледа. На запястье чернел широким браслетом отпечаток чужой ладони, отзываясь тупой болью на всякое движение. Я зазевалась. Билка выхватил игрушку первым и унесся в белую чистоту сада.
– Доброе утро, тетя Наринэ, – сказала я, осторожно входя в большую кухню. Прихватила плед рукой у колен на всякий случай.
– Для тебя, Наринэ Сурэновна, – резко выговорила пожилая женщина, не оборачиваясь. Я кивнула в тяжелую спину. Встала у бесконечного рабочего стола, не решаясь подойти к сверкающему чайнику на плите. Снег растаял на моих плечах. Плед давил и ощутимо вонял промокшей собачьей шерстью. Руки надо бы помыть.
Наринэ яростно хлопнула полотенцем о край стола. Повернулась ко мне всем корпусом.
– Как можно позволять с собой так обращаться! Не понимаю! – акцент здорово усиливался, когда она начинала так кричать, – Ты молодая, здоровая! Руки-ноги целы. Красивая даже, местами. Глаза умные. Работать можешь. Уезжай отсюда. Денег нет? Я тебе дам. Вышлешь, когда сможешь. Но так нельзя! Ты понимаешь, дурочка, нельзя позволять так с собой обращаться! Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели!
Против всякой логики армянка сдернула с меня сырой плед, обняла и крепко прижала к большой мягкой груди. Зарыдала, гладя доброй рукой по мокрым волосам. Оторвала от себя. Повернула спиной. Задрала на мне майку. Стянула до половины пижамные трусы с кружевной оборочкой по краям. Охнула.
– Цавт танем, джан, – она снова заплакала. Усадила меня в кресло. На мягкую подушку. Укрыла теплым платком.
– Сейчас я накормлю тебя, бедная моя.
– Можно мне кофе, Наринэ Сурэновна? – попросила я.
– Тетя Наринэ! И никак иначе, – отрезала добрая женщина. Опуская на стол передо мной тарелки с пирожками и прочим, названия чего я никак не выучу.
– Ешь получше! Как можно быть такой тощей! Кормлю тебя третий месяц, кормлю. Все без толку. Может быть, у тебя глисты? – она рассуждала сама с собой, не нуждалась в собеседниках. Сыпала кофе в старую стальную джезву. Оторвала пару верхних листьев от капустного кочана. Потюкала их тяжеленьким топориком для мяса. Через пять минут я уже держала большую чашку в руках. Запястья, грудь и задницу украшала примотанная пищевой пленкой капуста.
– В кого он такой? Ума не приложу, – она что-то добавила на родном языке. Каждый раз, когда обнаруживала у меня синяки, задавалась этим вопросом.
Сейчас скажет: что он в тебе нашел?
– И что он в тебе нашел? – женщина окинула меня взором, честно пытаясь обнаружить тайну.
Сейчас проворчит про золото.
– Наверное, у тебя золото между ног, – под нос себе заметила Наринэ.
А теперь финальная фраза о полукровке:
– Полукровка, он и есть полукровка. Возвращайся через час. Я сменю тебе компресс.
ГЛАВА 2. Вчера
– Ты весь вечер смотрела на Саркиса, – зло выговаривал мне мой. Кто? Я никак не могла придумать, как называть мужчину рядом внутри себя. Он уверенно вел машину одной рукой. Второй сжимал мое колено. Больно.
– Я не смотрела. Я даже толком не понимаю, о ком ты, – тихо ответила. Сдвинула колени. Что бы его рука в кожаной черной перчатке не полезла дальше. И врала. Я действительно разглядывала красивого юношу. Армяне вообще яркие люди, но этот. Саркис. Высокий, тонкий, кожа нежная, глаза огромные, словно подведенные, настолько густые ресницы. Губы полные, редкого рисунка. Движения плавные, как будто ленивые. Но когда он повел меня танцевать, я почуяла под синим костюмом энергию зверя. Затаившегося, но готового в любой момент. На все.
– Эй! – позвал меня тот, кто сидел рядом. Заглянул в лицо на светофоре. Я улыбнулась. Держала внимательный взгляд бледно-голубых глаз.
Сзади просигналила истерично красная ауди. Зеленый свет горел уже пять секунд. Куда опаздывают люди в одиннадцать вечера? Никуда. Просто темперамент. Юг.
– В хрен себе подуди, – высказался мой партнер. Рванул с места и тут же, без всякого предупреждения, свернул на крошечную парковку. Заняв ее всю и еще половину тротуара. Пешеходы ловко не позволили себя передавить. Вывернулись. Рассказали, что они об этом думают, и пошли гулять дальше. Ауди, лязгнув телом о бордюр, втиснулась рядом.
– Привет, Самвел, дорогой! – и что-то еще на армянском языке. Мужчина средних лет почтительно пожал ладонь моего спутника двумя руками. Я не спешила вылезать из машины. Команды не было. Говорили по-русски. Все в этом городе были в курсе, что мой любовник плохо знает родной язык. Полукровка. Мать русская. Какой-то видный пост в Столице. Папа рулит здесь. Единственный сын. Все для него. У отца во втором браке есть еще две девочки. Или три. Господи! Мне это зачем?
– Пойдем, выпьем, – мужчина открыл дверь и подал мне руку. Я вышла. Направилась вперед к дверям. Мы часто бывали в этом ресторанчике. Мой спутник пил мало по жизни. За рулем – никогда.
– Что он говорил тебе? Когда вы танцевали, – он вернулся к той же теме. Придвинул ближе ко мне по черному стеклу стола широкий стакан. Виски на два пальца. Как сыворотка правды. Он знал это про меня. Сто граммов крепкого алкоголя, и я съеду с резьбы. Стану нести все, что крутится в моей бедной башке. Без тормозов. За гранью инстинкта самосохранения. Еще столько же и из меня веревки можно вить в постели. Следующий шаг в сто грамм – смертельный вариант. Я ничего не вспомню. Из того, что и как со мной было.
– Я не хочу, – я отодвинула стакан от себя.
– Я хочу сегодня качественный секс. Как ты умеешь, но почему-то не хочешь на трезвую голову, – он вдруг улыбнулся, открыто и легко. Как в тот день, когда мы познакомились.
– Или ты все же расслабишься, сделаешь это для меня. Как раньше? В самом начале? – мужское лицо смотрело на меня плотно. Желало понять. Почему все не так. Как раньше. Кривило яркие губы в улыбке. Чувственно и влажно. Тонкий аромат его парфюма тревожил и никогда не нравился мне. В его речи совсем не слышался акцент. И на отца своего он походил только черными вьющимися волосами. И носом. Хотя и не столь выдающихся размеров. Он вообще был красивым парнем. Сильным, уверенным. Ухоженным и знающим себе цену. Тридцатилетним баловнем судьбы. Я не видела смысла говорить об очевидном. Напьюсь и сделаю, как он хочет. Плевать. Наверное, я сама хочу того же, только нет сил признаться. Самой себе.
Милостивый боже, когда же, наконец, придет весна? Я начала глотать виски, мечтая о солнечном тепле. Когда растают дороги. Когда станет теплым море. Когда можно будет уйти. Наймусь куда-нибудь официанткой или горничной, мне безразлично. Лишь бы хватало на еду и угол. Море, лето, люди. Не важно, кто и о чем. Лишь бы они говорили со мной. Не оставляли одну в холоде. Официант принес еще столько же чиваса в новом стакане.
Тело стремительно предавало меня.
Я полезла к нему еще в зале. Он ловко подхватил меня под руку, вывел наружу и усадил в машину. Я тут же запустила руку к нему в брюки. Стала просовывать голову между твердым животом партнера и рулем. Саша рассмеялся счастливо и максимально отодвинул сиденье назад. До педалей он доставал, длина ног позволяла. Пальцами левой руки удерживал руль, правой вцепился в мои волосы на затылке. Ритм задавал. Щека и часть уха знакомо терлись о теплую кожу руля. Короткая ручка трансмиссии слегка упиралась в правую грудь.
– Сука, красный свет, – простонал мой партнер. Заставил правой рукой замереть, снял за волосы с члена и отправил меня к мошонке. Яйца у него были вполне национального, по отцу, размера. Оба сразу в рот не помещались. Виски уже порядком дотянулся до моих мозгов. Запер остатки разума. Выпустил похоть на волю. Я облизывала его пах горячо и голодно. Сожрать была готова. Выпить. Слюна текла по моему подбородку и капала на черные брюки хозяина. Зеленый свет. Он сунулся мне в губы гладкой головкой. Я слегка прикусила кожу крайней плоти, за что получила несильный хлопок по затылку. Ладно. Всосала в самое горло. Мы проделали это еще дважды. По числу светофоров.
Кончил у самых ворот. Умница бээмвэ остановилась в десяти сантиметрах от чугунных завитков и листьев. Загудели створки, распахиваясь. Я откинулась на сиденье. Сперма перемешалась с губной помадой, высыхая на щеках и сужаясь коркой.
– Классный вид у тебя, – усмехнулся мужчина. Вытащил меня за руку наружу. Пихты и пальмы в чехлах закрыли нашу парочку от любых посторонних глаз. Я раздевалась на ходу, быстрыми шагами маршируя к каминной. Почему туда? Понятия не имею. Идя напрямик через заснеженный двор, я утонула в сугробе по щиколотки и теперь на паркете оставались мокрые следы. Мужчина шел следом. Подбирал мою одежду с пола и ухмылялся. Манто от Феличе, каре от Эрмес, платье от Джейкобс. Я встала посередине полукруглого зала. Глядя в его довольное лицо, медленно стянула трусы. Присела на край стола, широко развела ноги в черных чулках и туфлях. Плотно провела ладонями по черному бюстгальтеру, слегка оттягивая его вниз. Выпустила наружу соски. Опустила руки ниже, положила на безволосый лобок и сжала колени. Кровь отлила от лица, и вся устремилась к центру моего тела. Туда, где сейчас собрался в точку весь этот гребаный мир. Как же я стану ненавидеть себя за это. Потом. Завтра.
– Ласкай себя. Я хочу посмотреть, – раздался хриплый голос над моим ухом. Уговаривать меня не пришлось. Я легла на стол. Раскинула ноги. Бесстыдно гладила себя, возя нетерпеливо попой по лаку столешницы. Дышала рвано и ждала. Когда же. Ну! Он, наконец, сжалился и вошел в меня. Да-да-да! Я, на спазме, сжала мышцы внутри, и он, застонав, кончил. Следом за мной. Причем, мы оба знали. Это – не предел.
– Девочка моя, – шептал он мне в спину уже в спальне, принеся в постель на руках. Вгоняя себя раз за разом в мое жадное нутро. Я обхватывала его всего, втягивала внутрь. Ничего не существовало для меня. Кроме этого горячего единственного человека.
– Да! Да! – стонала я и сама верила в это.
– Никому! Никто! – он целовал меня везде. Повторил раз сто. До одури. До изнеможения. Заснул мгновенно, даже не отъединившись. В плотном кольце этих сильных рук хотелось верить в счастье.
– Что это? – спросил он утром. Зашел ко мне в ванную и ткнул пальцем. Действительно, внизу живота темнел синяк, подозрительно смахивающий на засос.
– У самого себя спроси, – отмахнулась я и стала вытирать голову полотенцем. Удар ногой в зад. Я улетела в стену. Решетка полотенцесушителя не позволила мне разбить лицо. Пришлась ровно по соскам груди. Боль в них на миг заглушила топящий сознание ад спины. Потом они объединились и перекрыли дыхание. Так ведь не до конца. Он жестко схватил мое запястье, развернул к себе и коротко сунул поддых. Вот теперь дышать стало нечем. Я хватала воздух, но тот не желал проникать в легкие. Я открывала и закрывала рот. Как рыба. Стала оседать на пол. Слезы не давали толком раздышаться. Ужас от внезапной, быстрой мысли, что так останется навсегда, накрыл меня. Внезапно, ни за что обиженное, оскорбленное тело непроизвольно сжималось. Скорчивалось. Хотело спрятаться и исчезнуть. Господи, как больно.
– Ты шлюха! Повтори: я шлюха! – прошипел он белыми губами мне в самое лицо. Я только помотала отрицательно головой. Не могла ничего сказать. Зачем я пила вчера? Знала же, что этим закончится. Сама виновата. Он схватил меня за волосы и отвел кулак для удара, метя в лицо. Глянул в глаза и опомнился. Разжал ладони и вышел, хлопнув дверью.
– Я не шлюха! Мне просто пить нельзя, – прошептала я в закрытую дверь. На самом деле, этот отвратительный фокус моего тела случался далеко не с каждым мужиком рядом. Но в этом варианте работал безотказно. Он проверял это регулярно. Не всегда так кошмарно. Последний раз. Крайний. Неделю назад. Я болтала и улыбалась мальчишкам из автосалона. Куда мы пришли на тест-драйв. Не знаю, что завело его сильнее. Моя болтовня или прилюдный отказ прокатиться на пафосной машине. Получила потом по морде и нынешнюю шубу в придачу. Слезы текли. Надо собрать себя в кучу. Не вечность же валяться на полу в этой гребаной ванной.
Дверь отворилась. Не глядя мне в глаза, он поднял аккуратно мое страдающее тело с пола. Надел ярко-желтый халат, мягкий и теплый. Специально для меня купленный. Сам выбирал. Из Столицы в подарок припер. Присел передо мной на корточки. Своими руками обул мои ноги в смешные тапочки. Тоже желтенькие, с цыплячьими красными клювами и лапками. Обнял за плечи и повел вниз по лестнице в столовую. На второй ступеньке передумал. Развернулся и направился в спальню. Там долго целовал синяки, расслаблял и гладил.
– Прости. Прости…
Потом осторожно трахал, всматриваясь в лицо внимательно и несчастно. Я сразу спрятала глаза под веки. Ничего не чувствовала. Только боль в избитой мне. И неприятный запах мужского возбужденного тела. Туда-сюда. Хлюп-хлюп. Чмок-чмок. Мошонка шлепает мокро по коже. Небритый подбородок корябается. Белый потолок безупречен. Туда-сюда. Хлюп-хлюп. Чмок-чмок. Сымитировала оргазм в финале. Поверил, не поверил? За враньё я не получала от него ни разу. Только за правду.
Когда свалил по делам, натянула поверх пижамы плед и вышла в сад. Собака скребла тяжелой лапой металл двери. Снег весело сыпал на тряпки пальм. Конец марта. Кому сказать – не поверят. Субтропики, мать их! Вечно в Империи все с ног на голову.
ГЛАВА 3. Кристина
– Вот возьми, здесь пять тысяч. Мало, конечно, но хоть что-то. В Лучший Город Земли не езжай, там дорого все и мужиков много. Что-то они видят в тебе, не пойму. Ладно. Моя сестра Каринэ примет тебя, – я получила телефон, адрес и заверения в абсолютной безопасности.
Я давно поняла. Уже два месяца как. Смотри в глаза людям. Слушай сердцем. Услышишь, что и как. Не обманывайся. И тебя не обманут. Тетя Наринэ перекрестила меня на прощание. Черный пес нехотя убрал бородатую морду за калитку. Глянул блестящим грустным глазом, упрекая. Мой мучитель спозаранок улетел к матери в Столицу. Я вышла на трассу. Не оглянулась.
Маршрутка лихо неслась по петлям дороги, забирая выше в горы. Скоро они ушли, скрывшись в густом тумане. Есть что-то в этом пейзаже, не постижимое для меня. Недоступное. Слишком много шику, сказал известный персонаж. Горы. Да. Дыхание спирало, когда я видела этот, пропадающий в белом мир. Утро свежее. Пронзительно раннее. Доброе солнышко еще не успело, как следует, заглянуть сюда. Водитель знал дорогу на уровне крови, скорость не снижал. Пассажиров синхронно таскало вправо-влево на поворотах. Женщину напротив, стало откровенно укачивать. Старушка на переднем сиденье протянула несчастной пакет. Тут микроавтобус встал, как пень. Я навалилась на старушку.
– Выйди, я подожду, – сказал маршрутчик. Женщина, сунув лицо в пакет, вылезла наружу.
– Поменяйся с ней местами, девочка. Ты молодая. Видишь, человеку плохо, – сказала бабушка. Не сомневалась, что я послушаюсь. Здесь, в этом благословенном краю, слушаться старших – это нормально. Я пересела. Женщина с бледным лицом благодарно улыбнулась мне. Полетели дальше.
Автобус притормозил у первого приморского городка. Я вышла. Не все ли равно, где жить? Тому, кто захочет разыскать меня, какая, нафиг, разница: первый городок или сто первый. Найдет, если будет желание. Небольшая площадь неспешно оживала. Тянуло дымом из просыпающихся мангалов.
– В гости приехала?
Я обернулась. Та самая тетя, которой я уступила место, стояла рядом. Хорошо за сорок. Полная. Добротная теплая куртка, черная. Черные брюки и ботинки. Черная сумка с золотой пряжкой, подделка под известный бренд. Белый пуховой платок оттеняет смугловатую кожу с оливковым оттенком.
– Нет. Работать, – призналась. Зачем врать?
Она смерила мою фигуру любопытными карими глазами. Доходила своим платком мне едва до подбородка.
– Интересно, кем?
– Мне все равно.
Я чувствовала себя неловко под этим изучающим взглядом. Засунула руки в сиреневых трикотажных перчатках глубже в карманы белого пуховика. Слишком теплого для здешней погоды. Конечно, я же приехала из промозглого, вечно рыдающего дождем севера. Зачем-то покачалась с носков на пятки. Ботинки на толстой рифленой подошве не желали сгибаться. Покачнулась, чуть не упала. Вышло глупо, по-детски.
– До начала сезона еще пять, а то и шесть недель. Делать-то, что умеешь? – не уходила женщина.
– Не знаю. Ничего, наверное, – призналась я.
– Паспорт у тебя есть? – она все так же продолжала разглядывать меня в подробностях.
– Есть. А вам зачем? – поневоле насторожилась я.
– А вдруг ты из дома убежала? Или от мужа прячешься. Мне неприятности не нужны. Давай, – женщина решительно протянула ко мне руку. Глядела чуть выпуклыми глазами непонятно.
Я вытащила паспорт из внутреннего кармана пуховика и отдала ей.
– Первое правило: никогда никому не давай документ в руки. Даже ментам. Только после того, как они сами корочку покажут, – проглядывая страницы, заявила неожиданная советчица. Сверила мое лицо с фотографией. Кивнула и отдала паспорт назад. Я быстро засунула его в безопасный внутренний карман.
– Привет, Лола! Добро пожаловать на Кавказ, – женщина заулыбалась. – Меня зовут Кристина. Пошли со мной, раз тебе все равно, куда идти. Как погода в Северной Столице?
ГЛАВА 4. Андрей
Два месяца назад.
– Зря ты ему не дала. Кусок от тебя отвалился бы, что ли? – сочувствие моего одногруппника, как обычно, носило своеобразный характер. Мы курили, стоя у открытого окна в дальнем конце коридора. Десятый этаж.
Он торчал рядом, касаясь бедром моего колена. Я спрыгнула с подоконника. Не хотела находиться так близко. Второй час ночи. Надо спускаться к себе на седьмой. Чует моя попа. Сейчас целоваться полезет. И точно. Обнял жесткими руками. Прижался всем своим к моему пупку под тонким платьем.
– Отстань, – я уперлась руками в рвано дышащую грудь. Держит, гад. Не отдерешь. Лезет мокрыми губами в лицо.
– Отвали, а то заору. Всех подниму, – я не стала рассусоливать. Пошел нафиг!
Вовка демонстративно развел руки в стороны. Стоял на проходе. Губы кривил в усмешке. Нижняя предательски дрожала, никак не хотела улыбаться. Давно мечтал поймать. Еще с прошлого сентября.
– Ладно-ладно! Я больше не буду. Не уходи, – договаривал он мне уже в спину. Уходила быстрым шагом к лестнице.
Я вошла в свою комнату.
– Свет не включай, – раздался из глубины светкин голос.
Ясно. Быстро стянула платье через голову и залезла в кровать. Накрылась с головой. Но звуки чужой любви все равно лезли в уши и тело. Стало жарко в ногах, потом выше. Вот гадство! Я засунула голову под подушку. Тум-тум-тум. Стучали ножки кровати о пол. Тум-тум-тум. Отвечало им мое бедное сердце. Я не выдержала. Схватила платье и вышла в коридор. Дверью хлопнула.
– Ого! – услышала.
Два часа. Кому не спится в ночь глухую? Натянула быстро платье через голову.
– Так, конечно, хорошо. Но было просто чудесно, – мужской голос улыбался.
Я обернулась.
Темно-русые волосы. Синие глаза. Светлые губы. Черные боксеры с белой надписью на резинке. Босиком. Горячая волна пошла от затылка вниз. В центр.
– Ты чей? – прошептала я. Горло пересохло. И сразу наполнилось слюной.
– Ничей, – он моментально врубился. Все понял. Взял аккуратно мои ледяные пальцы в свою сухую теплую ладонь. Увел в темноту.
Я хотела сразу быть везде. Стянула вон многострадальное платье. Парень стоял передо мной. Руки опустил вдоль тела. Ждал. В незашторенное окно желтел тусклый свет фонарей внизу. Улыбается. Я привстала на носочки и поцеловала его в губы. Чтобы не сомневался в моих намерениях. Он горячо ответил. Я не выдержала. Сдернула боксеры вниз и сжала рукой его член. Я обожаю этот момент. Когда кровь наполняет мужское естество. И оно становится моим. Нежно другой рукой провела по мошонке. Та испуганно поджалась.
– Руки ледяные. Давай согрею.
Он взял мои пальцы и стал облизывать по одному. Я терлась животом по его зажатому нашими телами концу. Мечтала опустить к нему свой жадный рот. От слюны уже захлебывалась.
– Ложись.
Он осторожно переместил меня на неширокую казенную кровать. Треснул звук упаковки. Надо же, запасливый. Пронеслось краем сознания.
– Я… – я хотела высказать свое желание.
– Нет.
Он снова угадал, чего я хочу. Лег сверху. Ласкал пальцами. Не торопился. Я текла и подыхала под его умелыми руками. Пыталась схватить его плоть, но он плечом отводил мои руки. Не позволял. Соски горели и больно терлись о забытый бюстгальтер. Я попыталась нащупать застежку на спине. Он снова не дал мне сделать это, прижав мою спину плотно к простыне. Вместе с руками. Господи! Ну, когда же! Я попыталась раздвинуть ноги. Поймать его собой. Он сжал мои бедра своими. Его пах горячо пульсировал против моего. Я выворачивалась. Насколько могла. Насколько он допускал это. Я чувствовала его желание каждым сантиметром изнемогающего тела. Осталось только взорваться или сгореть в этом сладком аду. Я дернулась вниз, что было сил. Желая освободиться и получить свое. Внезапно он развел ноги, отпуская. И поймал меня собой. До самого дна. Пара толчков и случилось. Долгое напряжение разбилось об меня, разбежавшись во все уголки горячо и невозможно сладко. Слезы предательски выползли из глаз.
– Ты как? Можно я закончу? – он улыбался мне в висок.
Я кивнула, пряча лицо. Он приподнялся надо мной на руках. Слизнул воду со щеки. Стал посылать в меня свое тело снова. Что-то странное происходило со мной сегодня. Никогда до него не случалось. За этот гребаный год. В новой моей жизни. Наяву. Внутри меня снова зажглась волна. Бешено-короткая и невыносимо-страшная. Я заорала в голос и кончила. Волшебник! Надо хоть рассмотреть, как он выглядит. Никогда бы не подумала, что такое снова возможно. Со мной.
– Извини меня, пожалуйста, – он хлопал меня тихонько по голой попе.
Боже! Я заснула. На нем сверху. Когда залезла? Я откатилась испуганно. Если бы не его рука, свалилась бы на пол.
– Я не хотел тебя будить. Но мне в порт пора. Ключ нужно вернуть, – он, улыбаясь, смотрел, как я натягиваю трусы и платье. Сидел на кровати нагишом и пялился. – Ты здесь живешь?
Я кивнула. В лицо ему, хоть убей, посмотреть не могла себя заставить. Поправляла лифчик через платье.
– Странно. Я прожил здесь пять дней. Ни разу тебя не встретил.
Я, как немая, пожала плечами. Он встал с кровати и подошел ко мне. Поднял пальцами лицо вверх. Заглянул.
– Меня зовут Андрей. А тебя?
Вчера в свете коридора его глаза показались мне синими. Серым зимним утром они глядели на меня так же серо. Я помотала отрицательно головой. Отодвинулась.
– Под глухонемую косишь? – усмехнулся Андрей. Надел джинсы на голое тело. – Ночью нормально орала подо мной. Натрахалась и даже имя сказать не хочешь на прощанье?
Последние слова долетали уже в мою спину. Я зашмыгнула в свою комнату. Стук раздался через пару секунд. Светкин ночной приятель поднял лохматую голову от подушки. Разглядывал меня изумленно. Сама эта шалава, где? Стук нахально повторился. Я обреченно открыла.
– Послушай, подруга. Так не пойдет. Попользовалась и слиняла. Ни имени не сказала, ни спасибо. Я так не привык, – он улыбнулся одними губами. Смотрел за мою спину. Там скрипела кровать. Дружок моей соседки шевелился.
– Лола, девочка моя, у тебя проблемы? – и этот нарисовался.
Веселое выдавалось утро. Мой бывший стоял в коридоре строго напротив навязчивого парня. Секунд пять они разглядывали друг друга.
– Дверью ошибся. Сори, – засмеялся Андрей. Даже руки вверх поднял. Демонстрируя добрые намерения. Развернулся и ушел. Насвистывал. Амурские волны, кажется.
– Кто это? – мой прежний кавалер попытался было вдвинуть себя за порог.
– Никто, – я захлопнула дверь перед его носом.
Пошел на! Мы все выяснили с ним еще в прошлом году. В католическое Рождество. Месяц прошел. Все никак не успокоится.
– Лолка, у тебя права есть? – спросила Светка.
Наш обед плавно перетекал в ужин. Ее лохматый бойфренд сидел, развалясь, рядом с ней на кровати. Щупал нетрезвой уже рукой мою соседку по комнате за добрую попу. Та терлась благодарно о его ребра.
– Есть. А что? – мне не нравилось смотреть на них. Придется снова искать место. Где же мне переночевать?
– Поехали с нами на море. Герка машину взял, – гордо сообщила Светка.
– Где? – прикололась я над последним глаголом. Светик была родом из провинциального городка. Необъятной родины моей.
– Не где, а куда, – наставительно поправила меня девушка. – На море. Каникулы. Сессию ты завалила. Декану не дала. Выпрут тебя по-любасу. Ты нам подходишь. Рулишь и не бухаешь, – с простотой невозможной объяснила барышня.
– Поехали! – махнул правой, свободной от подруги рукой Герка.
Худой, мелкий, нестриженный и небритый. Один глаз его приклеился к серьезному бюсту рядом. Второй, явно не дремлющий, рыскал по мне. Окосеет скоро.
– Чё там делать? Лед ногой разгонять? – посмеялась я.
– Тебе-то какая разница? Нифига же не делаешь, поехали! – со свойственной ей логикой заявила Светка.
И без всякого перехода повалила своего красавца на кровать. Полезла в штаны, наплевав на его желание и мое присутствие. Я забрала сигареты со стола и вышла вон.
– О-па!
Лампочка беспощадно осветила мир вокруг. На пороге стоял Андрей. Я спросонья щурила глаза и не верила им. И все же это был он. В синей форменной куртке и таких же брюках. Фуражку заломил на затылок. Бросил дорожную сумку на пол. Стоял и ухмылялся.
Весь вечер я мыкалась по знакомым. Наконец, ботаник Лешка сжалился и дал мне ключ. От той самой комнаты, где я так интересно провела прошлую ночь. Сказал, что там нет никого. Соврал.
– Попалась, красавица. Вот я все-таки везучий. Думал о тебе весь день. Вернулся, а ты тут, теплая и ждешь, – он раздевался, не глядя на меня. Сам с собой разговаривал.
– Я тебя совсем не ждала, – резко хотела я ответить. Но вышло не очень.
Глаза приклеились к крепкой заднице в черных трусах. Стройные ноги. Сильные руки. Сухая, рельефная мускулатура. Какая-то татуировка на левом предплечье. Андрей развернулся ко мне. Подошел к кровати и присел на корточки.
– Я иду мыться. Весь день на ногах и в мыле. Пойдем со мной, – он улыбался и смотрел мне прямо в душу. Или что там сейчас у меня вместо этого.
Я хотела его. И он это видел. Я спрятала глаза в сторону и упрямо покачала головой.
– Ну, как знаешь.
Он легко поднялся. Стянул трусы прямо на пол и ушел в крошечную душевую. Я осторожно вылезла из-под одеяла. Взяла платье. Пошла к входной двери. Сбежать хотела. Через полупрозрачную перегородку хорошо был виден силуэт. Он снова насвистывал тот же вальс.
– Иди ко мне. Хватит попусту глаза греть, – раздалось из-под воды.
Он даже не повернулся. И так знал, что стою и гляжу на него. Отклеиться не могу. Ладно. Чего я боюсь, в самом деле?
Андрей действительно мылся. Никаких глупостей. Уступил мне половину воды и все. Высокий какой. Я едва доходила ему до подбородка. Мой рост выше среднего. Из-за худобы кажусь еще длиннее. Взяться не за что, говаривал мой бывший. Однако, находил каждую ночь, за что.
– Вот это ты худющая! А ночью не казалась, – заметил Андрей, выключая воду. Вытирался полотенцем и разглядывал меня с нахальным, веселым интересом.
Я невольно прикрыла грудь рукой.
– А вот этого не надо. Грудь твоя – просто нечто. Сниться мне будет потом в море. Обкончаюсь во сне, как пацан. Если повезет, конечно, – он отнял мою руку и стал сам вытирать воду с моей кожи. Сухим, жестковатым полотенцем.
Не знаю, делал ли он это нарочно, чтобы завести меня. Но получилось у него, без вариантов. У меня руки тряслись и даже губы. Так хотели его поцелуев и остального. А он только смотрел, ухмылялся и гладил рукой через шершавую ткань.
– Ладно, пойдем, поедим что-нибудь. Жрать хочу невыносимо.
Он спокойно обернул бедра полотенцем и ушел в комнату. Бросив меня одну в душе. С дрожащими руками и ватными от похоти ногами. Я кое-как замотала на себе полотенце. Короткое, под самый корень.
– Ну, где ты там?
Я по стеночке пошла на зов. Он сидел на стуле возле стола. Что-то там лежало, какая-то еда. Сама мысль о ней была мне противна. Я присела на краешек стула рядом.
– Не хочешь есть?
– Нет.
– А чего хочешь? Говори, не стесняйся. Здесь все свои.
– Тебя.
– Я вижу. Выпьешь?
– Я не пью.
– Совсем?
– Совсем.
– Ну, надо же!
Он засмеялся и потянул меня к себе. Лег в кровать и положил сверху. Я счастливо выдохнула. Целовала везде, где хотелось. Андрей заложил руки за голову и смотрел. Свет горел полный. Я добралась до главного. Как же я скучала! Не по члену, понятно. Этого добра хватает вокруг меня. По настоящему, обжигающему желанию в себе. По наслаждению. Гладкая нежная кожа. Горячий ток крови. Вибрация нервов. Испуг и радость партнера. Стекающего покорно прямо в мои ладони. Его страх и облегчение одновременно в моем горле. Стон и разрядка горячей судорожной волной. Я выпила его до дна. Оргазм и рук не надо. Я села, вытерла ладонью губы и рассмеялась.
Бледный в искусственном свете лампы на потолке Андрей обалдело смотрел на меня. Новыми глазами. Словно только что увидел.
– Вот это ты мастерица. Зря я, дурак, вчера тебе не позволил, – проговорил он после паузы.
Я легла рядом. Он обнял. Стал целовать. Осторожно, словно спугнуть боялся.
– Продолжим? Или у тебя есть еще фокус в запасе? – тихо спросил в ухо. Лизнул быстрым языком.
Я засмеялась. Щекотно.
– В голландском борделе девушка надевала резинку клиентам без рук, только одним ртом. Жалко, до меня очередь не дошла. Наш радист завалил ее раньше, – рассказал зачем-то Андрей. Стал целовать в шею.
– Давай, – усмехнулась я. Мне понравилось его удивление. Пять минут назад. И новый взгляд.
– Что? – не понял он.
– Презерватив.
– Зачем?
– Увидишь.
Я села на его бедра. Разорвала упаковку зубами. Какой там заморский бордель! Человек, с которым я прожила три года, научил меня еще и не таким кудрявым штучкам. Затейник.
– Вот никогда бы не подумал, что найду такое чудо на седьмом этаже в общаге Технического Университета, – длинновато высказался парень. Потом. Когда мы отдали друг другу все, что смогли. Все, что было.
– Можно, я закурю? – попросила я.
Оторвала лицо от его плеча. Курить хотелось на инстинкте. Как финальная точка. Мы всегда курили с Олегом после секса. Он меня приучил. Так. Сюда я не думаю и не вспоминаю. И так расслабилась до ненужности. Это все Андрей. Первый человек, за весь прошедший год подобравшийся так близко ко мне.
– Кури. Делай, что хочешь, – он улыбнулся, нашел мою ладонь и поцеловал. Внутрь, тыльную сторону. – Спасибо. Никто меня в жизни так не трахал. Даже в голландском борделе. Прости. Зря вспомнил.
Он чмокнул мои пальцы еще раз, теперь уже насмешливо. Снял пафос признания. А он не дурак. Вполне возможно, что и по жизни тоже.
– А я? Вернешь мне комплимент?
Андрей свободно лежал на подушке, снова заложив руки за голову. Лампочка на потолке разрешала нам не скрывать ничего. Ни в телах, ни в разговорах. Я, с давно забытой свободой, разгуливала по комнате, в чем мама родила. Нашла в кармане платья сигареты. Села на подоконник, закрутив в два оборота длинные ноги. Курила в холод приоткрытого окна.
– Не слышу! – вернул меня к началу голос Андрея.
– Как-то так, – ухмыльнулась и покачала в воздухе небрежно ладонью с дымящейся сигаретой.
Не говорить же этому самодовольному красавцу, что лучше него…да я уже забыла, когда было со мной подобное. Но признаваться! Фиг. Выстрелила бычком в черную пустоту за окном.
– А ты стерва, – заметил вечно догадливый Андрей.
Вылез из кровати и подошел ко мне плотно. Все его отчетливо намекало на бис. Молодец.
– Можно, я рассмотрю, что у тебя там? – спросила я нежно. Не реагируя на стерву.
– Можно, – разрешил он снисходительно. Забыл про свой комментарий в мой адрес.
Взяла в обе ладошки его снова готовое естество. На валике остатков крайней плоти отливало сталью крохотное колечко.
– Голландский бордель? – прикололась я. – Звенишь им, проходя через рамку в порту? Показываешь на таможне? – я веселилась.
– Вот ты…
Я не дала ему договорить. Залепила рот губами. Смелая я была сегодня до невозможности. Как раньше. Сама удивлялась, вспоминая себя такую.
– Кто тебе этот здоровяк из коридора?
Андрей залил кофе в белом пузатом чайнике кипятком. Запах разлетелся вокруг отличный. Роскошный просто аромат.
– Тебе кофе в постель или в чашку? – отпустил древнюю шутку. Стоял у стола и ухмылялся.
Утро серело позднее.
– Я сейчас, – смущенно схватила платье и убежала в туалет.
– Вот ночью ты не стеснялась. Голая ходила рядом, – высказался он, когда я вышла из душевой, разглядывал меня с улыбкой.
Я невольно поправила влажные кудри на затылке.
– Это мой бывший, – я свернула с темы. Про голых и стеснительных.
– Такой здоровенный? Как он тебя не раздавил? У него, наверняка, член толще, чем твоя рука! – расхохотался Андрей.
Явно хотел вывести меня. Если не на чистую воду, то хотя бы из себя. Или он так шутит? Собственный член сравнивать с моей рукой не пытался? Похожий получил бы результат. Идиот. Я замолчала. Заткнулась. Пауза.
– Как кофе?
Я кивнула. Тот действительно стоил восхищения. Я нюхала его, осторожно отпивая мелкими глотками. Сахар бы мне не помешал. Я люблю сладкий кофе.
– Давай, я сахар положу.
Мягкий голос. Сильные пальцы кидают аккуратно в мою кружку два куска рафинада. Потом еще один. Отгадчик-волшебник. Сунул в кофе столовую ложку обратным концом. Помешал. В одну сторону. В другую.
– Может быть, посмотришь на меня? Обиделась? Прости. Я не хотел.
На безымянном пальце у него светлел след от кольца. На правой руке. Где оно? В портмоне, как обычно? В пятом кармане джинсов? Везет же мне на женатых, гадство!
Я молчала. Глядела в черный кофе.
– Значит, ты теперь ничья девушка? Или тот, в кровати, теперь твой парень?
Я оторвала глаза от кружки в желтый горошек. Какое его гребаное дело?
– Просто я хотел бы побыть твоим парнем. Если ты свободна.
Андрей широко улыбнулся. Открыто. По-мальчишески, обаятельно. Это сильно.
– Моим парнем? В голландском борделе? – прикололась я. Не хуже, чем он. Пятью минутами раньше.
– Вот я дурак! Зря тебе рассказал. Мы идем на Тихий.
Он все так же улыбался, не отпуская мой взгляд. Знает, наверняка, как действует на женщин такая его улыбка.
– Тогда в иокагамском, – я закончила шутку.
Андрей хотел подлить мне кофе. Я убрала чашку. Поднялась на ноги. Надо разбегаться.
– И часто ты выходишь на ночную охоту?
Не улыбается больше. Внимательно смотрит. Хочет знать. Как и почему я оказалась в его постели.
– Это была случайность. Я искала, где бы переночевать, – я сказала правду. Почти всю.
– А попался я. Как и вчера.
Он кивнул и не спрашивал больше. Видел, что я не вру. И договаривать не стану.
– Я понял. Не хочешь быть моей девушкой, не надо. Я ухожу в море на два месяца. Предлагаю встретиться. Или хотя бы созвониться. Вдруг у нас снова получится так же здорово, как сейчас? Эй, отвечай, не молчи.
Он хотел притянуть меня к себе на колени. Я увернулась и пошла к дверям.
– Нет. Ты так не уйдешь.
Он поймал меня у двери. Стал целовать. Я отвечала. Расставаться было горько и не хотелось. Желание остро, в бессчетный раз, стянуло нас обоих.
– Мы ее ищем по всей общаге, а она здесь целуется! Поехали!
В дверном проеме торчала Светка. Руки в боки. Праведный гнев. Коричневые глазки ощупывают мужчину в подробностях. Особенно очевидную эрекцию под молнией брюк. Крепкий зад не остался незамеченным. Голый торс – само собой. Быстрый взгляд снова уперся в мужской пах. Короткий нос почуял воронку похоти над нами.
– Ладно. У тебя есть полчаса, – милостиво и слегка хрипло разрешила Светка.
Герку понеслась трахать, не иначе. Зачем я согласилась с ними ехать?
ГЛАВА 5. Коньяк и кола
– Поломойка из тебя, что надо, – насмехался голос за спиной.
Давидик. Пятнадцатилетний прогульщик, грузчик и звезда караоке.
– Помолчи, бездельник! Никогда у нас не было такой ответственной горничной. Не обращай внимания на этого болтуна, Лолочка, – сзади раздался хлопок и ойканье.
Гарик. Двадцатилетний сборщик мебели, грузчик и бармен в том же клубе.
– Тетя Кристина! Можно я приглашу вашу Лолу сегодня вечером в свой клуб? – красивый, бархатный голос.
Айк. Двадцатитрехлетний владелец клуба. Ресторанчик, караоке и танцпол. Хозяин – повар, бармен, диджей, водопроводчик и дальше по списку.
– Если уговорите, то вернете в целости и сохранности.
Кристина стояла на пороге кухни и улыбалась.
Я выпрямилась. Вся эта черноглазая и черноволосая троица едва дотягивала мне до уха. Нэцке.
– Шпала! – с восхищением отвесил мне комплимент самый младший и самый смелый из моих поклонников.
– А, если уговорю, то можно не возвращать? – усмехнулся старший из братьев, глядя в мой бюст. Строго напротив его национального носа. Удобно.
– Приду и уши надеру, – пригрозила женщина.
За те пять дней, что я жила в ее маленькой гостинице и была прислугой за все, мы успели подружиться. Здесь это быстро. Сезонная жизнь делает все проще и короче.
– Ты честная и чистоплотная. Мне это подходит, – сообщила она мне уже на второй день.
Я начинала отличать грузинский акцент от армянского.
И другое ей подходило во мне. Я пряталась от мужского внимания. Видела, как она наблюдает за мной, когда заходят в дом или во двор ее многочисленные знакомые и родственники. Я сразу опускала взгляд в пол. Словно родилась в мусульманском доме на женской половине. Не принимала шуток и откровенного мужского интереса. Юг. И это здесь быстро. Сезонная жизнь опять-таки.
Надела платье, черное и узкое, до середины колена, единственное у меня. Черные, плотные колготки. Тоже единственные. Небольшое зеркало в двери отразило длинную фигуру. Шпала. Даже рельса. Нужно хоть губы накрасить. Неудобно перед кавалерами. Вытащила со дна рюкзака косметичку. Ладно. Сделала макияж. Распустила и расчесала волосы. Надо же. Успели отрасти до плеч. Помотала головой. Светло-рыжие волосы моментом завились вверх, обнажив шею в неглубоком вырезе. Розово-глянцевый блеск на губы. Улыбнулась своему отражению. Привет, дорогая. Давненько не виделись. Махнула рукой и достала туфли на каблуке.
– Ого!
Айк подорвался со своего места и смотрел, как я спускаюсь по узкой винтовой лестнице. Восхищенно и радостно. Подал руку на последней ступеньке. Теперь его макушка пришлась мне на подбородок. Не смутило это обстоятельство его ни грамма. Он гордо просунул мою руку к себе под локоть. Вывел на улицу.
Свист и аплодисменты. Человек десять его приятелей шумно встретили наш выход. Айк усадил меня в красный кабриолет. Лет этому драндулету было столько же, сколько их уважаемому коньяку. Не меньше двадцати пяти. На заднее сиденье забрались все, кто смог просунуть хотя бы ногу. Остальные бежали сзади. Айк сделал круг почета по небольшой площади и остановился у соседнего с гостиницей здания. Приехали.
– Эй, Гарик! Сделай музыку нормальную. Я хочу с девушкой потанцевать!
Верзила Овик взял мою руку со стола. Все здешние ребята работали на его мебельной фабрике. Даже сам хозяин ресторанчика собирал там мебель в межсезонье.
– Э! У меня разрешения спросить не хочешь?
Наглец Давидик обнял меня за плечи и глядел с вызовом на начальника. Пятнадцатилетний капитан.
– Он твой парень, Лолочка? – ухмыльнулся блестящими черными глазами Овик.
– Да! – звонко выкрикнул мальчишка.
Мужчина вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами. Понимай, как хочешь. В их разговоре я могла совсем не участвовать. Зачем? Когда мужчины разговаривают, горы лишь пожимают плечами. Давид важно кивнул. Ованес подал руку. Я послушно пошла танцевать под очередные Черные глаза. Овик пытался пощупать меня за попу, подглядывая при этом реакцию на лице. Я очень сильно нахмурилась. Он вздохнул и убрал ладонь на талию. Вернул с очередным вздохом на место.
Задница уже горела, от, бог знает, какого по счету, претендента на мое бедное тело. Пока не зарывались. Только сканировали темными глазами мое смеющееся лицо. Я пряталась за безопасного Давида. Танцы и песни без перерыва. Острое, пряное их желание смешило меня, никак не тревожа остального. Я запивала комплименты и шутки колой. Не шампанским или, упаси боже, чем покрепче. Танцевала и отказывалась петь караоке. У меня нет музыкального слуха. Не поверили. Я честно продемонстрировала. Спела громко в микрофон бегущие строчки про чьи- то бесконечные глаза. Ржали долго и от души. Стали смотреть с плотоядной жалостью. Научить мечтали. Или, хотя бы пожалеть, по-настоящему, бедную, бездарную меня. Тестостерон вокруг набирал обороты. Я смеялась. Мужская откровенная настойчивость не напрягала меня никак. Чего бояться? Самый страшный зверь сидит у меня внутри. Я плясала до одури, глотала сладкую воду со льдом и получала удовольствие. Веселилась.
Чья-то злая рука все-таки дотянулась подлить мне в колу коньяк. Немного, но он пошел бродить по моей крови, подгоняемый пузырьками газировки. Жесть. Надо уходить.
Кто-то из парней привел двух веселых девчонок. Профессионалок, судя по радостному гоготу кругом. Они быстро хлопнули по фужеру шампанского и стали показывать синхронный стриптиз в центре танцевальной площадки. Грубо и пошло, зато одновременно. Три минуты ужимок, и девчата размахивали ярко-белыми, в свете клубного фонаря, лифчиками. Коньяк побежал по жилам со скоростью электрички. Еще немного добавить, и я покажу этим дерганным обезьянкам. Как это должно выглядеть. На самом деле. Я провела пальцами по стеклу столешницы. Оставив потные следы. Быстро.
– Лола, что с тобой? Тебе плохо?
Давид озабоченно вглядывался в мое лицо.
– Да. Мне плохо. Мне очень плохо. Кто-то подлил мне коньяк. В колу. Мне нельзя. Выведи меня. Прошу.
Узкое твердое плечо подставилось под мою ослабевшую руку.
– Давай к морю, – попросила я.
Мальчик кивнул. Мы вышли через пустую кухню на соленый ветер.
Близкое море шумело волнами, невидимое в ночи. Каблуки спотыкались в мелкой гальке. Давид крепко держал меня за талию правой рукой. В левой тащил наши куртки. Не забыл.
– Здесь сядем?
Он хотел остановиться. Я помотала головой. Отцепилась от него и пошла дальше на шум. Слишком близко он был вместе со своей смешной подростковой эрекцией. Еще чего не хватало!
Стянула платье через голову. Вышла из туфель. Похудела я снова, слетают на ходу, как тапки.
Море. Я нырнула, будто лето стояло кругом. Вода показалась теплой вначале. Потом сжала холодом. Я плыла. Столько, сколько смогла вытерпеть это ледяное равнодушное объятье. Возвращаться не хотелось. Усталость навалилась везде и сразу. Хотелось не двигаться и заснуть. Нет. Назад. Назад, дурочка, Легкая волна подхватила меня и выпихнула на берег. В коленки ткнулись камни дна. Я выпрямилась. Ух! Вот где холодно по-настоящему. Обняла себя бесполезно за плечи. Зубы стучали. Жесть.
Берег встретил меня ярким светом фонаря на столбе и громким матом. Чуть ли не весь клуб вывалил сюда, орал и махал руками. Интересно, почему они разговаривают на своем языке, а матерятся на моем? Свою ругань экономят? Двое парней стояли голые по пояс и в расстегнутых штанах. Нырять собирались? Неужели хотели спасти? В этом черном, глухо бормочущем о своем, море.
Все откровенно разглядывали мою фигуру в кружевном лифчике и колготках. Испуг и ярость давно сменились любопытством. Нормальным, мужским. Других дам я кругом как-то не приметила. Добрый Давид сердито надел на меня свою куртку. Моей стал обматывать мокрые бедра.
– Классная у тебя подружка, пацан! Знал бы раньше, первым в море бросился, – раздался насмешливый голос слева. Без акцента. Совсем.
Я не стала туда смотреть.
Тут же рядом материализовались Айк и Гарик. Намотали сверху на меня еще какую-то одежду. Сунули под ноги чьи-то старые тапки. Окружили.
– Топиться ходила? От несчастной любви? К тридцати богатырям? – насмешник не унимался.
Не боялся. Совсем. Все-таки кавказских ребят вокруг меня торчало человек двенадцать. Не слишком трезвых и неизменно горячих. Не особо разбирающих имперские литературные шутки. Как и любые в таком роде и тоне.
– Слушай, Егор. Ты наш сосед. Уважаемый человек. Мы тебя уважаем. Никогда не видел, как человек в море купается? Завтра утром приходи сюда. Посмотришь, как дедушка Коля плавает, – рассудительный, улыбчивый голос Айка снял, возникшее было, напряжение между народами.
– Договорились. Зайду к тебе в клуб завтра вечерком. Посмотрю на вашу рыбку золотую. Как она, кстати? – не унимался уверенный голос. Но близко не подходил. Стоял где-то неподалеку.
Кем он меня вообразил?
– Нормально! – звонко ответил за меня Давид.
Мы уже быстро шли в обнимку назад.
– Если еще хоть один шутник нальет ей коньяк в колу, убью! – объявил он во всеуслышание. Явно показывал, кто здесь мой парень.
Его робкое непреходящее желание не тревожило меня. Чувствовала себя отлично. Сверху закапал дождь. Мы побежали.
ГЛАВА 6. Дорога
Два месяца назад.
Я сидела за рулем уже двенадцать часов. Спина затекла и ноги устали. Глаза горели под веками кислотой. Короткие передышки на заправках не спасали. Тело тупо мечтало распрямиться и заснуть. Бешено хотелось курить. Говнюк Герка демонстративно выхлебал из горла бутылку пива на последней заправке. Показал. Что сменять меня за рулем не собирается. Ну, разумеется. Уговор. Машина его. Светка платит за бензин. Я рулю. Больше тысячи верст уже отмахала под снегом пополам с дождем. Тяжело? Женщина, не женщина. Вали, выполняй свою часть договора. Денег у меня с собой почти нет. Тощий рюкзак с кое-каким барахлом – все мое имущество. Когда-то, не так уж давно, я помыслить не могла, что смогу обходиться платьем, парой трусов и одним бюстгальтером. Плюс дешевый крем и бутылка простецкого шампуня. Если сейчас врюхаюсь в грузовик на встречке, то останутся от меня три презерватива на ленте. В боковом кармане пуховика рядом с паспортом. Менты найдут и удивятся… Нет, не так. Вспыхнет пожар в салоне. Резинки безнадежно склеят страницы паспорта, никто и никогда не узнает…
– Эй! Не спи! Охренела совсем!
Герка растряс меня за плечо. Стрелка спидометра падала за сто сорок. Как я умудрилась выжать из этой колымаги столько? Я потрясла тяжелой головой. В глазах двоилось. Спать. Или хотя бы выпить кофе. Разогнуться и закурить. Убрала ногу с газа. Третий час утра. Косой дождь сменился снегом. Словно это не трасса Юг. Жесть. Я реально уснула за рулем.
– Туалет работает? – спросила я хрипло у парнишки-оператора на большой красной заправке.
Он кивнул. Понял, что покупать я ничего не собираюсь, отвернулся к кассе.
– Сделай нам пару американо, – раздался за моей спиной геркин голос.
Не успела я сообразить, что к чему, а он уже ввернул себя в просторный сортир следом и защелкнул замок.
– Выйди отсюда, – мирно попросила я. Заторможено после долгой неподвижности дороги. Даже джинсы стала расстегивать машинально.
– Давай перепихнемся, по-быстрому. Пока Светка не видит.
Парень прижал меня собой к запертой двери. Полез холодными, влажными пальцами за пояс моих штанов. Воняло от него гадостно. Потом, перегаром, еще какой-то кислятиной. Всегда он был немытый и мерзкий. Широкие зрачки перекрывали радужку, фиг знает, какого цвета. Жрет какую-то дрянь, втихую. Урод. Лезет в лицо слюнявыми губами. Я отпихнула его от себя, что было мочи. Дернула задвижку и выскочила за дверь. Наткнулась сразу на внимательный взгляд охранника. Деланно спокойно подошла к кофе-машине. Два больших картонных стакана парили запахом свежесваренного кофе. Я протянула руку. Оператор поднял бровь в вопросе. Деньги. Блин. Я совсем на это не рассчитывала.
– Чё тут у вас?
Заспанная, лохматая Светка приплыла к двери сортира.
– Герка кофе заказал, – я кивнула в сторону вожделенного.
Надеялась, что оплатит. Да не тут-то было. Эту девушку с главного не собьешь. Плевать ей на чужие желания. Не обратив ни полувзгляда на меня, кофе и кассира, она дернула ручку двери, обнажив правду жизни. Ее возлюбленный стоял с упавшими на ботинки штанами и яростно дрочил. Увидев меня, сказал:
– Вот ты где, сука!
И кончил прямо на светкину розовую куртку. Света проследила за его взглядом. Посмотрела мне в лицо припухшими от сна и вчерашнего пива глазами. Впихнула Герку обратно в туалет, зашла сама и заперла дверь.
– Ве-се-луха, – прокомментировал по слогам происходящее охранник.
Решал под камерами торгового зала, как ему поступить. Топтался между кассой и туалетом. Прислушивался, да так не решился ни на что.
Я глянула на парня возле остывшего кофе почти умоляюще. Человек едва заметно кивнул. Подвинул коробку с сахарными пакетиками в мою сторону. Я навалила в стакан штук пять не меньше. Пила жадно, забыв размешать.
Дорога становилась все тяжелее. Снег шел плотной бело-черной массой. Скорость упала до шестидесяти, быстрее просто невозможно. Музыкальная флешка провернулась уже в пятый раз, гоня в засыпающий мозг одни и те же звуки.
Писать. Мои пассажиры на заднем сиденье не подавали признаков жизни. Я приткнула машину на невидимой обочине, включила аварийку и вышла под снег. Присела возле заднего колеса. Пуховик надеть забыла, так спешила по нужде. Колючий холод в момент забрался в тепло тонкого свитера и выстудил тело. Стук двери. Худая геркина фигура осветилась красным мигающим фонарем. Я не успела подняться на ноги.
– Пошла на х.., сука!
Он с силой пнул меня ногой в спину. Я покатилась с дорожной насыпи в снег. Два раза хлопнула дверца, и машина укатила вперед. Габаритные огни исчезли за пару секунд.
Пуховик и рюкзак я с трудом, но все же нашла в веселой снежной круговерти. Благородные люди! Не нужно им чужого. Даже телефона и документов. Я вытряхнула, как смогла, ледяную, быстро таящую муть из себя и вещей. Оделась и побрела вдоль трассы. Спать расхотелось. Шла свободная и легкая, как ветер, издевалась над собой в мыслях и прикидывала варианты собственной смерти.
Вспомнился зачем-то волшебник-отгадчик Андрей.
– Ты хочешь с этими двоими куда-то ехать?
Он смотрел, стоя у двери в моей комнате. Наблюдал, как я собираю вещи. Я кивнула.
– Я по нужде не присел бы с ними на одном поле, – высказался он громко, нимало не стесняясь торчавшего здесь же светкиного бойфренда.
Тот зыркнул на его немаленькую фигуру, подпиравшую дверной косяк. И промолчал.
– Они нормальные ребята. Ты их не знаешь, – возразила я тихо.
– Мне не надо их знать. Я вижу, – отрезал самоуверенно этот умник.
Я заткнулась. В глубине души я была с ним согласна. Где-то очень глубоко. Менять ничего я не буду. Поздно. Я обещала.
– Телефон дашь? – не отступал от своей цели Андрей. Для этого увязался за мной следом.
Я сделала вид, что не слышу. В который уже раз. Не хочу. Неужели не заметно? Он взял меня за руку и вывел в коридор. Поставил у окна. Прижал собой к подоконнику. Поднял теплыми пальцами мое лицо вверх. Видеть желал, как и что я себе думаю. Смотрел светлыми глазами внимательно и не понятно. Я, молча, опустила веки.
– Не хочешь, – заключил он. Расстроился, судя по голосу.
Ладно, не помрет. Такие, как он, быстро успокаиваются. До конца коридора не успеет дойти, забудет.
– Бай, – сказала я тихо и ушла от него.
Смотрел в след, не смотрел? Не знаю, я не оборачивалась. Плохая примета.
Отгадчик хренов.
Свет фар. Выдох тормозов. Здоровенная фура застыла рядом, урча горячим телом.
– Работаешь? – молодой веселый голос долетел до меня сквозь непогоду.
– Нет! – прокричала я в ответ. Еще не успела замерзнуть до полного отчаяния.
– А чё тогда пешком тащишься?
Машина уже тронулась с места, но еще не убралась совсем. Скучно ему, видимо, одному нестись сквозь ночь, этому русскому парню. Поболтать охота.
– Да так.
Я помахала неопределенно рукой в трикотажной перчатке. Снег залетал в рот, нос и щеки. Колко и зло. Хорошо ему, водиле, трепаться в теплой кабине. Уютно.
– Точно, не работаешь? – уточнил он. Напоследок.
– Нет. Я не по этому делу, – отказалась я. От последнего шанса.
Все может быть. Ног не чую, гадство. Вдруг, здесь волки водятся? Чего я боюсь? Трахнет? Тоже мне, новость. Зарежет? А замерзнуть лучше? Только бы бить не стал…
– Давай я тебя подвезу по этой дороге, – проорал он мне сверху.
Дорога шумела, гудя и шипя зимней резиной.
– Денег нет, – проорала я в ответ.
Дальнобойное, могучее вольво уже миновало меня. Хотело растаять во тьме и передумало.
– Просто так, – крикнул человек сквозь грохот холодной трассы.
Вот так. Раз – и спас мне жизнь.
Я полезла наверх в тепло и свет кабины.
– Раздевайся. У нас тепло, – парень глянул на меня, смутился. – Я хотел сказать, куртку снимай.
Я послушно стянула пуховик. Приткнула в угол. Достала полотенце из рюкзака, стала вытирать волосы.
– Да. На плечевку ты не похожа, не накрашенная совсем. Чистая вся.
Он поглядывал на меня сбоку, держал руль сильными конопатыми руками. Рыжий и веселый, лет двадцати семи, русак. Кабина грузовика напоминала рубку самолета. Лампочки, тумблеры, стрелки и цифры приборов.
– Значит, так. Там, за дверкой, найдешь бутеры и чай. Твоя задача простая, делай все, чтобы я не заснул. Рассказывай про себя, ври, что хочешь, лишь бы интересно. Понятно? Я – Алексей. Леха. Тебя как зовут?
Рыжий человек подмигнул мне и слегка надавил на клаксон. Вольво издало звук уходящего с перрона поезда. Сильно.
Я улыбнулась и назвала себя.
– А ты красивая. Жалко, что не гуляешь. Не бойся, не трону, – он смотрел вперед на дорогу и определенно гордился собой.
Я кивнула согласно и полезла в шкаф за едой. Не боялась его ничуть. Заговорила:
– Жила-была принцесса в одном Большом Северном королевстве. Невозможно прекрасном, ледяном и равнодушном. Дворцы и пятиэтажки, все, как обычно. Королева-мать танцевала на балах и знакомилась с принцами. Принцы ее интересовали больше всего на свете. Чем старше делалась королева, тем моложе появлялись в ее доме принцы. Начали уже на принцессу глаз класть, хотя было ей всего тринадцать лет.
Я отхлебнула чай из нержавеющей большой кружки. Леха хмыкнул, но не перебивал.
– Отец принцессы давно пропал в просторах Мирового океана. Он был моряком. Или летчиком. История об этом умалчивает. Но точно не королем. Чуть ли не с рождения принцессу отдали в балетную школу. Ее мать мечтала о красивом. Но принцесса на четвертый год повредила колено, и балетная история накрылась медным тазом. Принцесса от радости пошла в кино с самым младшим принцем на последний ряд. Он лез руками и губами в разные места. В кино, а потом в машине. До самого конца дело не дошло. Принц застеснялся. Но принцессе понравилось, – я развернула жареный пирожок в промасленной бумажке. Пирожок оказался с мясом. Вкусно.
– Сколько ей было? – деловито поинтересовался Леха, сбавил скорость, внимательно вглядываясь в косые снежные нити, разбивающиеся о лобовое стекло.
– Двенадцать.
Я отчетливо увидела несколько пар сине-красных всполохов впереди. Полиция.
– Нормально. А ему?
Скорость фуры упала до двадцати километров в час.
– Принцу? Двадцать пять.
Мы с одинаковым интересом смотрели в, пока еще неясную, картину впереди.
– Тоже неплохо, – кивнул рассудительно водитель.
Машина встала. Затор. Мы взяли куртки, вышли на улицу покурить и узнать новости. Хвост перед нами тянулся километровый. Авария.
– Там три легковухи встретились. Покойников, вроде, нет, – сообщил на вопрос Лехи взрослый дядя, в сетевой красно-белой робе известного бренда. Стрельнул у него сигарету, глядел на меня. Разглядывал. – Мне Санек позвонил, из наших. Его фура там в первой пятерке парится. Одну полосу уже растащили. Скоро двинемся. Твоя?
– Пассажир, – не стал ничего придумывать Леха.
– А. Ну, бывай. Удачи!
Мужик отлепил от меня взгляд. Махнул рукой и побежал вперед.
Грузовик медленно двигался в общем строю. Я увидела искореженный кузов своей бывшей машины. Той, что бросила меня на произвол зимней трассы несколько часов назад. Еще один седан, тоже разбитый. Третья жертва превратностей дороги и человеческого безрассудства чернела на снегу в кювете. Люди в форме и одеялах бродили и стояли здесь же. Своих бывших приятелей я не различала. Нет покойников? Вот и славно. Пирожок с мясом внезапно подкатил к горлу. Перед глазами заплясали черные точки.
– Вот возьми, – водитель, не глядя, ткнул мне в руку бутылку с водой.
Я дышала громко через нос. Вдох-выдох. Еле уговорила пирожок вернуться в желудок обратно.
– Узнала кого-то?
Вольво вырвалось на простор. Следовало разговаривать. Отрабатывать поездку дальше. Я в деталях и приколах поведала о своих последних сутках. Леха хмыкал и качал головой.
– Слушай, поехали со мной в Новороссийск, а? Про принцессу свою доскажешь. Поехали.
Он невзначай похлопал меня по коленке теплой ладонью.
– Нет, мне в другую сторону, – отказалась я. Ногу на ногу положила, отодвигаясь.
– Ладно, не жмись, не бойся, до развилки довезу тебя в целости и сохранности. Так чё, там твоя принцесса? Трахнул ее принц-педофил? – парень коротко глянул на меня и снова уставился в светлеющую даль.
Снег все также засыпал трассу.
– Там много чего и кого было. Даже злой волшебник, – улыбнулась я. Веки смыкались. Не спать.
– Я тебе так скажу: бывают такие малолетки, мама родная! Я сейчас тебе сам историю нарисую …
Монотонное бу-бу-бу его голоса провалилось вместе со всем миром в темноту. Я предательски заснула.
ГЛАВА 7. Егор
Дождь шел все утро.
– К обеду закончится, – предсказала глухим голосом Кристина.
Сидела в мягком кресле в холле своей гостиницы. Здесь у нее и кабинет, и наблюдательный пункт. Лестница на второй этаж. Ресепшен. Через большое окно открывается двор, как на ладони. Заодно видно, что и как поделывают постояльцы в ее хозяйстве. Которых, кстати, было всего двое. Не сезон еще.
Женщине нездоровилось. Смуглое лицо словно присыпало серым пеплом. Черные круги вокруг глаз. Дыхание неровное. Правая рука на сердце.
– Как ты себя чувствуешь?
Я присела перед ней на корточки. Погладила полную ладонь на подлокотнике. Ледяная. На висках и лбу серебрится пот.
– Сбегай, девочка моя, в аптеку рядом. Где этот черт, Давид? Вечно он где-то носится.
Она протянула мне деньги.
– Он в школе, – наивно предположила я.
– Ага, жди! – слабо улыбнулась Кристина.
Корвалол не помог.
– Я вызову Скорую? – спросила я.
– Нет. Не хочу, чтобы соседи увидели. Сейчас пройдет, – упрямо отказалась она.
Не проходило. Становилось явно хуже. Я сделала уже сотый круг по комнате. Делать что-то надо. Вдруг она умрет, эта упрямая женщина? Пока я тут колыхаюсь в своем вечном сомнении.
Всегда в моей жизни находился человек, который умел проявить себя в таких вот резких обстоятельствах. Вместо меня. Всегда считала себя равнодушной. Холодной. Никогда не подбирала замерзших котят или сбитых машиной собак на обочине. Здесь и сейчас тупо некому было делать дело за меня. Действительно, а вдруг умрет? Что я тогда скажу ребятам? В зеркало, как стану глядеть? Менты понаедут, пронеслось краем сознания. Я взяла в руки телефон.
– На дороге крупная авария. Машина приедет часа через два-три. Если успеют к тому временя растащить. Там и так пробка в два километра длиной. Рядом с вами есть частная клиника. Они обязаны принять в экстренном случае. Требуйте, – уверенный голос оператора накрылся трубкой.
– Я никуда не поеду, – твердо объявила хозяйка, отлично слышавшая разговор.
И тут явился Давид. Мокрый и сияющий. Бросил на пол большой пакет. Тот яростно брыкался и вонял рыбой.
– О! Прости, любимая!
Он дотянулся губами до моей щеки. Решил, что после того, что с нами было минувшей ночью, можно. Улыбался счастливо в мое лицо. Ничего кругом не замечал.
– Я вытру пол.
– Не надо. Где Айк? Где тут у вас частная клиника? Не стоматология. Кристина умирает.
Я сняла с крючка дождевик.
– Да ты что! Тетя, ты с ума сошла? – воскликнул громко Давид и наклонился испуганно над ней.
Та слабо махнула рукой и отвернулась. Слезы бессильно катились по бледным щекам.
– Айк ушел с пацанами…
– Ключи где? – я имела ввиду пресловутый кабриолет.
Крыша автомобиля не желала раскладываться. Сквозь шифер навеса на голову капали отдельные струйки. Я дернула кожу нервно. Что-то звонко лопнуло, и крыша встала на место.
– Я поведу! – моментально обрадовался Давид.
– Нет. Я сама. Привезешь, умелец, нас в морг.
Клиника, белея надменно дорогой отделкой, приняла нас без уговоров. Тем более удивительно, что персонал глядел на нашу мокрую, явно безденежную троицу с недовольным любопытством. Словно желал половой тряпкой стереть из холла вместе с грязными следами. Тем не менее, дама в белом, с дежурной обеспокоенностью на ухоженном лице, усадила Кристину в кресло и увезла в смотровую. Барышня в кокетливой униформе продолжила отслеживать нашу пару, торчащую у дверей, внимательно и строго.
– Пошли, покурим, – объявил громко от неловкости Давид. Который не курил вовсе.
Мы вышли под дождь.
Белый мерседес аккуратно припарковался рядом с нашим красным чудом. Из дверей клиники выскочила девушка с большим зонтом. Та, что сверлила нас черными глазками за грязь на белом полу. Наверняка подрабатывает здесь уборщицей. С чего бы иначе ей так переживать. Стояла в готовности с раскрытым зонтом у водительской двери. Спинку вытянула стрункой. Дурочка. Как он выйдет? От двери машины до решетки крыльца пара сантиметров. Не откроется. Водитель барахтался внутри. Лез с одного сиденья на другое. Мы с Давидом получали мстительное удовольствие от картины жизни.
– Какой идиот поставил машину на мое место?
Мужчина, наконец, выковырял себя наружу. Высокий блондин в дорогом костюме. Барышня под зонтиком понеслась на голос.
– Здравствуйте, Георгий Аркадьевич, – радостно прозвучал голос моего друга и как бы парня.
– Привет, Давид. Твой брат не научил тебя нормально ставить машину? Раскорячился на чужом месте, как… – тут он заметил меня и передумал заканчивать фразу.
Я узнала голос. Вчера. Пляж. Егор. Моментально спрятала взгляд в пол.
– Извините меня, Георгий Аркадьевич. Айку не говорите, ладно? Он меня засмеет, – ухмылялся Давидик.
А он, оказывается, джентльмен. Придется позволить себя целовать. В щечку, ясное дело. Егор махнул рукой. Проходя мимо меня в двери, остановился. Пропускал вперед. Я вошла.
– Егор сказал, что оставит у себя Кристину до завтра. Бес-плат-но. Представляешь? Так и сказал: по-соседски. Офигеть! Ты классно водишь. Только парковаться пока не умеешь. Я тебя научу. А я тебя не выдал. Я – молодец? – болтал мальчишка, развалясь рядом на пассажирском сиденье.
Солнце вышло, стало сушить мокрую землю. Мы убрали непокорную крышу, и ветер ласково касался лица. На этих узких улочках не разгонишься. Я едва не чиркала длинной мордой кабриолета по окрестным заборам на поворотах. Кивнула.
– Он спросил, кто ты. Я сказал, что моя девушка. Как думаешь, поверил?
Я кивнула снова. Глянула на себя в зеркало заднего вида. На меня смотрело слегка розовое от первого загара, вполне детское лицо. Без макияжа мне сигареты отказывались продавать. А что? Мог и поверить. В желтом дождевике с голыми коленками и фиолетовыми калошами на босу ногу.
– Егор сказал, что придет сегодня к нам в клуб. Ужинать. Придется приготовить для него его любимые баклажаны. Бес-плат-но.
Я закрыла гостиницу на ключ и направилась к клубу. Вошла со служебного входа. Меньше недели я здесь, а словно полжизни.
– Айк еще не вернулся. Звонил. Узнал про Кристину. Орал, как сумасшедший. Про то, что нас с Гариком вечно нет на месте. Как будто сам не такой. Велел к раковине тебя не подпускать, – сообщил радостно Давид.
В двух белых корытах громоздилась грязная посуда. Никаких девиаций с машинами. Посудомойка в этом заведении была исключительно живая. То есть я.
– Много народу? – спросила, надевая желтые резиновые перчатки.
Не смотря на приказ брата, парень не стал мне мешать. В самом деле, не мужчине же тарелки мыть. Если есть женщина.
– Есть мало-мало, – здесь это означает, что посетители есть.
Давид извернулся и поцеловал меня в щеку. Я возмущенно обернулась. Он уже сбежал из подсобки. Груда посуды глядела на меня укоризненно.
– Лолочка, выйди в зал, пожалуйста, – Гарик всунул кудрявую голову между полосами бамбуковых висюлек.
Посередине зала стоял Айк в блестящем от воды черном плаще. В руках он держал букет. Красные розы. Дождь на лепестках.
– Спасибо, что спасла нашу дорогую Кристину!
Он всучил мне цветы и обнял. Хотел поцеловать. В зале раздались аплодисменты. Зачем?
– Эй! Руки прочь! Это моя девушка! – Давидик вклинился между нами.
Айк засмеялся, смотрел с настороженным любопытством. Не мог поверить.
– Это правда?
Недоумение и. Ревность? Средний брат подвинулся ближе. Глядел черными глазами. Тоже интересно ему маленькому. Что происходит в центре ресторанчика. Между столами, посетителями и танцполом.
– Правда! – звонко огласил заведение голос младшего.
Смотрят плотно. Знать желают.
– Так, – я улыбнулась открыто, всем троим. Надо разруливать. Вспомнила прикол доктора Егора. – Все вы мне милы сердечно. Но другому я навечно отдана. И буду век ему верна. Все. Спасибо за цветы. Это приятно, но, ей-богу, не за что.
Я быстро смылась в подсобку. Нашла стеклянную вазу. Подрезала розы большим поварским ножом на дереве столешницы. Жесткие обрезки стеблей разлетелись во все стороны. Сунула в воду и вышла обратно.
– Пусть здесь меня подождут.
Я поставила цветы на барную стойку. Гарик кивнул и не отводил взгляда. От моей фигуры в старой джинсовой рубахе и синих джеггинсах. Стоял на подиуме за высоким столом. Его глаза пришлись вровень с моими. Переместились на губы, там и стались.
– Здравствуйте, девушка Давида, – раздалось слева.
Я повернула голову. Как я не заметила? Егор стоял в трех шагах, опираясь локтем на высокий стол.
Тридцать пять или около того. Дорогие джинсы, мягкие туфли, часы. Светлые волосы с легкой волной. Белый свитер удачно оттеняет загар. Черты лица и парфюм европейского качества. Выше меня. Разглядывает меня так же, как я его. Оценивающе.
– Я тоже, между прочим, приложил руку к спасению дорогой Кристины. Цветов мне, правда, не подарили. Только печеные баклажаны, – он улыбался. Насмешливо, красивыми, чуть тонковатыми губами.
Я кивнула. Не буду с ним разговаривать. Нет. Взяла поднос и пошла собирать посуду со столов. Балбес Давид трындел с друзьями на улице. Айк, я уже успела это оценить, был хозяином справедливым. Подкинет мне за эту работу пару сотен в зарплату. Деньги, что дала мне с собой добрая Наринэ, растаяли. Пришлось извести их на одежду. Весна здесь стремительная. Пальцы ног стало знакомо покалывать. Горячо и остро. Кыш!
– Меня зовут Егор.
Он стоял между мной и входом в кухню. Ступни в тонкой коже мокасинов. Ладони в карманах узких штанов. Как там, под замком? Нет! Выше глаза я не поднимала.
– Я знаю твое имя. Лола.
Он не двигался. Поднос тянул вниз. Тяжело.
– Пропустите меня, пожалуйста. Я сейчас уроню, – тихо попросила я.
– О! Прости.
Он убрался с дороги.
Я с остервенением драила тарелки, вилки, ложки. Нет-нет-нет! Твердила я, как заклинание. Да-да-да! Стучала кровь внутри. Да-да-да!
Голова разболелась от яростной борьбы. Меня со мной. Шпильки впивались в кожу. От горячей воды стоял пар. Жарко. Я стянула рубаху через голову и освободила волосы. Распахнула дверь наружу. Ветер с моря ворвался ко мне, подняв куполом бамбуковую занавесь.
– Ты простудишься. С ума сойти!
Давид глядел на меня, широко распахнув черные глаза.
Розовое кружевное бюстье до талии. Привет из прежней жизни. Синие джеггинсы облепляют в ноль. Лицо пылает. Я невольно прикрыла грудь руками, обняв себя за плечи. За спиной мальчишки стоял Егор. У него, оказывается, карие глаза. Орехового оттенка.
– Да-а, – проговорил неясно мужчина.
Опомнился. Уверенно прошел сквозь столы и раковины и захлопнул дверь. Я вжалась в железо холодильника за спиной.
– Мне кажется, что у тебя жар. Можно я потрогаю лоб? Я же доктор, – не громко сказал.
Ага! Вот ты меня и полечишь. Не-ет!
– Не надо. Ничего не надо.
Я схватила рубаху и выскочила вон.
– Посмотри, детка, какой красивый парень. Нравится? – Олег покровительственно похлопал по высокой попе человека рядом.
Я надула розовые губки и отвернулась. Прождала его в этом противном ресторане сорок минут. А он явился не один. Мужчины сели за стол. Подошел официант. Олег стал заказывать какую-то еду. Я смотрела на прохожих за большим стеклом. Вечный дождь сыпал на вечно серые пальто и куртки. Люди быстро шли по своим делам. Перескакивали через лужи или шлепали прямо, задумавшись о своем. Мимо серых каменных домов с серыми кариатидами, привычно подпиравшими козырьки парадных.
– Твое здоровье, любимая, – поднял рюмку Олег.
Его приятель смотрел на меня в упор большими синими глазами. Линзы, наверняка. Таких синих не бывает в природе. Ничего, ему идет.
– А девушка? – хороший голос. Низкий, с теплой хрипотцой.
Парень держал стакан в воздухе.
– Наша красавица не пьет. Она за рулем, – рассмеялся довольно мой взрослый друг.
Это шутка, смысла которой синеглазка пока не знает. Но, судя по всему, узнает сегодня же. Плевать. Я отодвинула грудь от стола, пропуская руку подавальщика с тарелкой. Опять какая-то напыщенная фигня. Не хочу есть. И не буду.
– Надо кушать, малышка. Я скоро начну цепляться за твои ребра, – пошутил Олег.
Ты нас не познакомил, – напомнил второй.
– Прости, хороший мой. Павел. Лола.
Я, не отрывая взгляда от окна, кивнула. Павел. Ха! На Павлика тянет еле-еле. Искусственная седина и слишком пухлые губы. Ну-ну.
– Как дела в школе? – снова прикололся Олег.
Чихать ему на мои школьные дела. Рассмеялся. Видно, произвел впечатление на нашего нового друга.
– Контрольную по физике пишем завтра, – доложила я.
– Значит, тебе точно не наливать. Иначе, что же ты напишешь с похмелья? – веселился мой добрый друг.
– В каком классе? – интересно ему все маленькому. Этому Павлику.
– Ладно, я пошутил, – решил откатить назад Олег. Пожалел об откровенности.
– В десятом, – мстительно призналась я.
Выруливая на проспект, видела в зеркале, как он щупает соседа за мочку уха. Тот глядел на меня, не отрываясь.
– Сколько же тебе лет? – спрашивал потом жарко Павлик, разложив меня на столе. Чертил языком дорожку по моей коже от шеи к паху. Пульсом рвущемуся ему навстречу.
– А хрен, его знает, – смеялась я, вся выгибаясь к его мягким губам и остальному.
Олег стоял рядом с бокалом в руке. Голый и ухмылялся.
Я резко села в кровати. Гребаный сон. Написала я ту контрольную или нет? Не помню. Остальное все я отказывалась вспоминать. Почти получалось. Вот только сны иногда дотягивались. После вот таких выхоленных красавчиков, вроде Егора. Слишком близко от меня. Кровь толкала горячо в затылок, под коленки. Выгоняла наружу. Лежать и тупо смотреть в темноту стало невозможно. Я натянула джинсовую рубаху на белую майку, в которой спала, и вышла на открытую галерею.
Холодный влажный воздух умыл горячее лицо запахом моря. Не помог. По диагонали двора горел свет в окне. С высоты второго этажа я видела холл отеля, как на экране телевизора. Айк пил пиво и смотрел футбол. Кто-то там забил кому-то. Парень поднял руки вверх и тут же уронил на кудрявую башку. Горевал беззвучно. Часто я выхожу на ночную охоту? Спросил меня один умник холодной зимой за две тысячи верст отсюда. Нет! Я резко развернулась и ушла под холодный душ. Чертов Егор, чтоб он пропал.
ГЛАВА 8. Кирилл.
– Привет! Ты бабку Наташку не видела?
Я бросила тряпку в ведро, выпрямилась. На пороге стояла ярко одетая девушка. Из тех, что пытаются остаться ею до семидесяти. Поражающий в самое сердце макияж. Мужское сердце, ясное дело. Или в пах. Как повезет. За руку она держала мальчика. Сколько лет? Понятия не имею. Три-четыре-пять? Мне редко доводилось иметь дело с детьми. Нифига не понимаю в этих мелких человеках.
– А Кристина, где?
Дама курила, мелко и быстро затягиваясь. Дым как бы выдувала за открытую дверь. Ветер загонял его обратно в холл.
– Кристина в больнице. Я за нее. Здесь не курят, – сообщила я.
– В больнице? А ты кто? Я тебя не знаю. Кирка посиди здесь, пока бабка твоя не нарисуется. Веди себя хорошо.
Наплевав на меня и чистый пол, она усадила мальчика на диван. Бросила рядом с ним яркий рюкзачок. Чмокнула ребенка в макушку.
– Кристе привет.
Ушла, громко цокая железными набойками тонких каблуков по высыхающему после ночной росы асфальту.
Ребенок сидел спокойно. Даже ножками не болтал в голубых джинсах и сбитых кроссовках. Смотрел на меня внимательными серыми глазами в густых ресницах. В руках держал синего робота. Молчал. Я домыла пол. Завтракать пора. Восемь утра.
– Разве в детский сад я не пойду? – звонким голосом произнес ребенок.
Четко как говорит. Все буквы на месте.
– Я не знаю, – растерялась я. Не знала реально, что мне делать.
– Пошли. Отведешь меня. Шалава Наташка только вечером придет, – он обрисовал картину жизни. Встал с дивана. Глядел серьезно.
Я обула туфли и подчинилась.
Мы шли, держась за руки. Вверх по нашей улице. Поминутно здороваясь со встречными. Городок проснулся. Дымил мангалами, расставлял стулья в столовых и кафе. Открывал двери магазинчиков, выносил яркий курортный товар на улицу. До настоящего сезона оставалось время. Город ждал, будто репетировал.
– Ты зачем в море купалась? – вдруг спросил меня мой кавалер.
– С чего ты взял? – снова растерялась я.
Неужели так прославилась на всю округу, что даже дети в теме обо мне?
– Шалава Лариска сказала вчера: какая-то дура в море купалась, – обстоятельно изложил малыш.
– Почему ты решил, что это я? – слегка млея, я ждала ответа.
– Ты красивая. А все красивые – дуры. Значит, это была ты, – ребенок кивнул светловолосой головой, закрепляя безупречную логику вывода.
– Я красивая? – рассмеялась я, чисто женским способом желая сбить этого умника с верного курса.
Он остановился. Оглядел меня с ног до головы. Кивнул опять.
– Да. Это ты купалась в море зимой. Больше некому.
– Разве нет других красивых девушек кругом? – улыбалась тонко и снисходительно.
– Красивые есть. Но таких, как ты, дур, в нашем городе точно нет. Я всех здесь знаю.
Умыл.
Чугунная калитка в синем заборе. Детсад. Пожилая женщина в белом халате. Улыбается приветливо.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Привет, Кирюша. Меня зовут Анна Петровна.
– Лола.
– Заберете ребенка не позже шести часов.
– Я думаю, его родные заберут, – легко ответила я.
Воспитатель, или кто она там, глянула на меня с удивлением.
– Его бабушка уехала в Город и обещала вернуться еще два дня назад. Пока не видно и не слышно. Его мать, как я поняла, подкинула мальчика вам, поэтому, будьте добры, заберите ребенка вовремя. В шесть мы закрываемся, – она захлопнула калитку перед моим обалдевшим носом.
– Отвела Кирку в сад? – меня спрашивали со всех сторон.
Я кивала. Докладывала. Мне одобрительно кивали в ответ. Похоже, мальчик не обманывал, его действительно знал, если не весь город, то эта улица, точно.
Сверкающий белым лаком кузов знакомого мерса занял всю парковку возле гостиницы. Только не это! Я замедлила шаги. Егор вышел, увидел меня. Стоял, улыбаясь. Ждал, когда подойду. Пришла, куда ж мне деваться.
– Привет. Ехал мимо. Кофе нальешь? – говорил он мне в опущенную голову.
– Здрассте. Конечно. Заходите.
Я быстро проскочила мимо него в дверь. И сразу на кухню. Кофе варить. Егор пришел следом.
– Можно мне присесть?
– Конечно. Пожалуйста.
Я сбежала к кофеварке. Спряталась за старой громоздкой машиной. Кофе растрясла неуверенной рукой. Наконец заправила и нажала кнопку. Шипение струи в чашку. Поставила на поднос. Сахарница, ложка, салфетка, два забытых печенья на блюдце. Наверное, Давид их как-то проглядел. Понесла.
– Постой.
Он успел отловить меня за руку, когда я избавилась от подноса.
– Пустите.
Глаз не поднимала. Боялась. Вдруг он в них прочитает, что творится со мной. Насколько неудержимо я его хочу. Вчерашнее напряжение вернулось, как не уходило.
– Я уговорил Кристину остаться в клинике до вечера, – говорил, а руку не отпускал. Решил с другого конца зайти.
Что ему надо?
– Лола, может быть, ты объяснишь этой упрямой женщине, что ей необходимо пройти курс лечения. Иначе, все может закончиться плачевно в любой момент. Да не вырывайся ты! Не съем же я тебя! – он притянул меня к себе близко.
Чистая кожа. Парфюм. Кардамон, мята, холодная вода. Я запаниковала и дернулась изо всех сил. Егор разжал пальцы, и я улетела за кресло на пол.
– Господи! Ты меня боишься, что ли? Никогда я не производил на девушек такого впечатления, – сказал растерянно сам себе.
Я не издавала ни звука в своей щели между стеной и гобеленом старой обивки. Зависла.
– Эй, там за креслом, отзовись, – позвал мужчина шутливо. Безопасность свою демонстрировал.
Кто тебя боится, чисто вымытый придурок! Я себя боюсь. Что руки свои не удержу. Заткнулась абсолютно.
– А я тебя в кино хотел позвать. Вместе с Давидом, разумеется.
Егор заглянул за кресло. Я не успела спрятать лицо. Улыбка и добрые намерения. Красивый гаденыш. Лучше бы сразу в постель. А потом, фиг с ним, можно в кино.
Егор подал мне руку. Я не поддалась искушению. Выбралась сама.
– Насколько я понял, в кино ты со мной идти не хочешь?
Он снова подошел ко мне близко. Красивые ухоженные руки. Без колец. Ногти. Бесцветный маникюр. Запах. Индийские специи и холодная свежесть.
Я помотала низко опущенной головой.
– Ничего не понимаю. Всегда девушки любили ходить со мной в кино, – развел Егор руками. – Тогда, может быть…
Я решилась. Подняла пылающее лицо к его расстроенной гладковыбритой физиономии.
– Я тебя хочу, – призналась. Словно воды напилась в жаркий полдень. Настолько мне стало легче. Сняла замок с души.
– В смысле? – в который раз за последние полчаса растерялся мужчина. Наверняка, чаще, чем за последние полжизни.
– Давай сделаем наоборот, – я уже ухмылялась. Выпустила похоть наружу и стала собой.
– Это как?
Он смотрел на меня пораженно. Не узнавал, что ли? Ведьму увидел? Я облизнула нижнюю губу. Глаза мужчины округлились до крайней степени. И потемнели. Рот стал мягче. Теплее. Дошло?
И тут вошел Давид. За ним – Гарик и Айк. В руках у них шевелилась в тяжелом прозрачном мешке живая горная форель. Штук десять. Или больше. Увидев доктора, они заговорили разом. Стали радостно стучать его по плечам вонючими, рыбными руками. Моднейший, нежно-песочный френч погибал смертью храбрых под благодарностью братьев. Егор попытался прорваться ко мне. Да куда там! Рыбная волна увлекла меня на кухню. Ребята вертелись рядом. Громко спорили, кому убивать и чистить рыбу. Я звонко смеялась их шуточной перепалке и не оглядывалась на дверь. Мерс увез хозяина восвояси. Пусть помучается.
А я? Мне, что делать с собой проклятой? Сбежала к грязной посуде и остальному. Помогло, в конце концов. Людей с их заботами хватало кругом, слава тебе господи.
– Я знаю, как тебя зовут. Лола, – объявил ребенок.
Мы возвращались домой.
– А я знаю, как зовут тебя, Кирилл.
Я улыбалась. Надела после обеда свое единственное платье. Старое и черное. Закатала рукава по локоть. Балетки на босу ногу. Красные и дешевые, купленные вчера в лавочке по соседству. Волосы тревожил пахучий ветер. Завивал в кудри. Мужчины всех возрастов глядели мне в след и цокали языками. Красота.
Кирилл гордо вел меня сквозь строй зрителей. Вся улица с нами на одной волне.
– А ты не бросишь меня? – вдруг задал вопрос маленький спутник, тревожно заглядывая снизу в мое счастливое лицо.
– Нет. Конечно, нет, – я хотела погладить его по голове, но он недовольно увернулся.
– Смотри, не бросай. Мне в садик завтра нужно. У меня там дела.
Айк привез Кристину одновременно с нами. Она тяжело выбралась из низкой машины. Ребенок, заметив ее, бросил мою руку и подбежал. Запрыгнул и горячо обхватил женщину за шею. Маленький предатель. Я подошла следом. Криста обняла меня свободной рукой и прижала к мягкой груди.
– Спасибо тебе, девочка, за все!
Она поцеловала меня, коснувшись мокрой щекой.
ГЛАВА 9. Тепло
Я ждала. Мыла посуду в резиновых перчатках и фартуке поверх черного платья. Ну? Где этот любитель водить девушек в кино? По моим прикидкам, он уже как полчаса должен быть здесь. Девять часов пробило. В зал не выглядывала. Нет.
В сегодняшний субботний вечер народу набилось в караоке прилично. Два соседних заведения не работали. На улице дождь. Куда еще деваться свободным людям апрельским ненастным выходным?
Чей-то день рождения. Вечеринка нормально пела и плясала нетрезвыми, в основном, женскими голосами. Давидик мотался в кондитерскую на соседней улице уже в третий раз. Крепкий алкоголь не пользовался спросом. Пиво. Они его сладкими слойками с кремом закусывают, что ли? Я сняла мокрый фартук, взяла поднос и отправилась за грязной посудой.
– Привет.
Я подняла глаза. Нет! Саша стоял у барной стойки и смотрел. Черные брюки, черная кожаная куртка. Туфли, рубашка, волосы – все черное. Знакомая неприятная ухмылка кривила холодный рот. Глаза были немногим добрее. Ему явно не нравилось то, что он видел. Я, молча, скрылась в подсобке. Знала. Сюда он не зайдет. Побрезгует.
Не ожидала, что он так скоро появится. В моей жизни снова. Наделась. Что оскорбится моим бегством. Наплюет на меня к чертям. Не станет искать. Тупо мечтала, что все так просто закончится. Дура-надежда присела на мозги толстой жопой.
– Лолочка, тебя там спрашивают в зале, – Гарик всунул в бамбуковую занавесь кудрявую голову.
Я сделала вид, что не слышу. Мыла тарелки со звоном. Горячая вода летела во все стороны. Гарик сделал еще одну попытку докричаться до меня. Ноль. Я вывалила груду вилок и ложек в железную раковину. Кухонный звон перекрыл гром караоке. Для тебя, пел резкий женский голос, следуя за сладко известным всем мужским. Для тебя, что-то там еще…
Мужская уверенная рука из-за спины дотянулась и выключила воду. Надо же, снизошел. Я выпрямилась и не оборачивалась.
– Поехали, – сказал он в мою спину. Не здороваясь. Зачем? Он для другого приехал.
Я отрицательно мотнула головой.
– Я соскучился, – он сделал попытку сказать это нежно. Не вышло.
Мужской голос помимо воли владельца оттягивало в металл. Никогда. Он убьет меня. Из ревности зарежет. Я уже слышала такое. От него. Спасибо, нет. Я резко дернулась в сторону зала. Он успел поймать. Прижал к себе, наплевав на перчатки и мокрый фартук. Я чувствовала его пульс сквозь одежду между нами.
– Отпусти. Я закричу, – проговорила.
Внутри стало предательски горячо. Похоже, соскучился не он один. Или ожидание чистого доктора так меня завело? Нет!
– Никто не услышит. Музыка орет.
Он мягко касался моего уха теплыми губами. Жесткие пальцы, сжимавшие мои запястья, расслабились. Он взял мою правую руку в желтой резиновой перчатке, воняющую мылом и едой, и поцеловал голую кожу внутри запястья. Егор? Я забыла о нем. Какая разница?
– Поехали.
Поцелуи в шею. Нежно. Хорошо.
– Нет.
– Почему?
Добрался до щеки. Нежно. Ласково.
– Не хочу, – выдох.
Вранье. Моя кровь горячим желанием уже рвалась к неизбежному, плюя равнодушно на инстинкт самосохранения. Он опустил левую руку на мое бедро. Ниже. Край платья.
– Ну, хоть эту ночь. Я не видел тебя вечность, я не трону тебя, не бойся.
Он пошел рукой по внутренней стороне бедра выше. Поднимая подол. Я поймала ногами его ладонь в самом верху. Сжала. Он дотянулся и поцеловал в рот. Ласкал через намокающую ткань трусов, развязывая одновременно фартук. Стягивал перчатки. Я целовала в ответ. Голодно, уже не сдерживаясь.
– Я не трону тебя. Клянусь, – повторил и за руку вывел меня через служебный вход.
Я не верила ему и не сопротивлялась. Плевать.
– Только не здесь, – попросила я в машине.
Он внимательно посмотрел на меня. Кивнул. Бээмвэ, мягко урча двигателем, поскользило в ночь.
– Ты куда собралась идти в такую рань?
Саша прикрыл ладонью лицо, прячась от нахального солнечного луча, влезшего в комнату через тюль занавески. Смешная роскошь придорожного люкса. Вишневый плюш обивки и китайское золото рамы зеркала. Спасибо, простыни свежие и сухие. Горячая вода? Как повезет.
– Пять утра. Охренеть, – высказался мужчина, подобрав с пола телефон. Упал на подушки обратно.
Я ушла в ванную. Горячая вода, не сразу, но все же полилась на голову.
– Я хочу тебя одеть. Тупо купить тебе нормальную одежду, что бы ты выглядела прилично. Поедем в Город, прошвырнемся по магазинам. У меня есть время до часу дня. Ты похожа на нищенку в этом жутком платье, на тебя жалко смотреть. Шлюхи на обочине выглядят лучше, – высказался раздраженно он, глядя, как я натягиваю свое единственное платье. Лежал на подушках. Вставать явно не собирался.
Рада за них, хотела ответить. Но промолчала. Не хотела говорить. Уйти хотела. Ночь закончилась. Внутри сытая, довольная пустота. Пора. Повернулась спиной.
– Молчишь?
Он мгновенно оказался рядом. Прижал собой меня к стене. Голый. Возбужденный. Неприятный запах вчерашней любви. Началось. За удовольствие следует платить. Не отвертишься.
– Ушла. Ничего не взяла. Ничего не сказала. Не попрощалась. Я искал тебя три дня, сразу, как прилетел назад.
Он сильно сжал мое плечо и развернул к себе. Заводится.
– Мне больно. Ты обещал, – тихо проговорила я.
Его красивое лицо исказило неприятное выражение. Скривился, словно лимон надкусил. Терпит.
– Я думал, что с тобой что-то случилось. МЧС на уши поднял. А ты, всего лишь, моешь тарелки в первом попавшемся кабаке, – прошипел он, белея злыми глазами.
Сжал плечо невыносимо больно. Завелся. На краю уже.
– Отпусти. Мне пора.
Я сделала попытку высвободиться. Зря. Вот оно. Ударит? Не ударит? Он резко швырнул меня обратно на кровать. Грубо развернул к себе задом. Задрал платье на голову. В пальцах порвал тонкие трусы. Вошел жестко. До самого дна. До гланд чуть-чуть не дотянул. Толкался долго. Кончил не скоро. Мое тело молчало и терпело. Ведь это не самое страшное. Пронесло?
– С кем ты здесь? – спросил в мою спину. Целовал тихонько в шею. Как всегда, после. Нежный.
Чем только эта его нежность закончится? Всяко бывало между нами.
Я молчала. Зачем говорить? Он все равно слышит только себя.
– Ты одна? С кем спишь? Я же тебя знаю, ты одна быть не можешь. Отвечай!
Снова больной захват плеча. Разворот к белому от ревности лицу. Снова.
– У меня никого нет. Прекрати орать. На улице слышно, – спокойно ответила в обесцвеченные глаза.
Сколько можно об одном и том же? Никто из нас другому в любви и верности не клялся. Не было такого. Вылезла из-под него. Подняла с пола несчастные свои трусы. Сунула в карман. Придется, как когда-то, добираться до дому без нижнего белья.
– Ты ничего не взяла из вещей. Поехали домой. Я же вижу прекрасно, что ты живешь, как нищая. У тебя даже трусов лишних нет. Я тебя не понимаю. Деньги возьми, хотя бы.
Он сидел на кровати. Смотрел, как я обуваю дешевые свои ярко-красные балетки. Я покачала головой. Не глядя в глаза. Нет, на эту удочку я точно не поймаюсь.
– Ты не хочешь со мной разговаривать, – сокрушенно высказался он.
Отвалился на подушки. Руки за голову заложил. Обиделся. Как ребенок.
– Я приеду в следующую субботу, – заявил он потолку.
Я пожала плечами. Подошла к нему. Поцеловала осторожно колючую утреннюю щеку. Все-таки, он трахается, как бог. Когда не сходит с ума. И сдержал обещание. Удержал кулаки при себе. Это приятная новость.
– Спасибо.
Я вышла за дверь.
Шла по краю дороги. Утро. Солнце двигалось ко мне. Накрывало теплом. Грело голые коленки, плечи под казенным одеялом. Честно пообещала вернуть его обратно в мотель при случае. Давида попрошу. Или сама приеду. Хозяин кивнул, разрешая. Махнул рукой в след. Я махнула в ответ, не оглянувшись. Закрыла глаза и шла навстречу яркому дню. Наслаждаясь невозможной свежей легкостью бытия. Удовлетворенная и почти счастливая.
Резкий звук. Клаксон. Пришлось открыть глаза. Белый мерседес догнал меня на дороге. Я опешила. Седьмой час утра. Полупустая трасса. Не может быть. Черное стекло, плавно опустившись, явило мне бледное лицо. Егор.
– Привет, красавица! – он смотрел на меня не менее удивленно, чем я, на его слегка небритую физиономию. – Садись.
В салоне стоял отстраненно-европейский аромат его парфюма. И слабый запах чего-то медицинского. На заднем сиденье я заметила небрежно брошенный саквояж и белый халат. Села рядом с халатом.
– Доброе утро, – проговорила я. От моих рук и волос несло табаком и недавней любовью. Я даже рук не отмыла от мужского тела. Ноги лучше не раздвигать.
– Ты ранняя пташка, – улыбнулся мне Егор в зеркале заднего вида.
Я кивнула. Разнесла волосами свой запах по салону. Он глянул внимательно. Чувствует?
– Я вчера днем уехал в Город. Пригласили на срочную операцию, интересный случай. А ты? С кем отдыхала? – снова взгляд в зеркало. Учуял. Точно. Крылья носа дрогнули.
Не твое дело, хотела ответить. Зачем? Что бы он дальше стал расспрашивать в той же небрежно-хозяйской манере? Отвернулась и стала смотреть в окно.
– Сколько тебе лет? – не унимался отмытый до скрипа доктор.
Что еще спросишь, придурок? Вконец обнаглел. Дает понять, кто здесь взрослый. Или выясняет для себя, совершеннолетняя ли я? Или малолетка, девушка Давидика? Блядь плечевая? Не стану отвечать. Пусть мучается. Ему полезно. Вчерашний неоконченный разговор продолжить желает? Сегодня уже не актуально. Его дорогая, безупречная задница не трогала меня никак. Мы с моим зверем были сыты любовью за гланды.
– Не хочешь со мной разговаривать?
Светло-карий взгляд в зеркале. Знакомый вопрос. Не улыбается. Ямочка на твердом подбородке. Неужели злится?
Я пожала плечами. Мы приехали.
Кухня нашей гостиницы встретила меня гробовым молчанием. Только телевизор негромко рассказывал новости. Кристина тяжело смотрела на меня в упор. Давид сделал вид, что меня нет. Не отрывал глаза от экрана своего планшета. Айк с грохотом отодвинул стул и вышел вон, едва не задев меня плечом в дверях. Гарик хотел войти с улицы, передумал, остался стоять с братом на крыльце.
– Доброе утро, – объявила я в пустоту.
Не знала, куда мне теперь идти. К себе наверх или сразу на все четыре стороны.
– Мы искали тебя до двух часов ночи. Потом позвонил Рафик и сказал, что ты у него в мотеле с каким-то столичным мужиком. Ты не могла позвонить? – негромко проговорила Кристина. Страшным таким голосом. Не отрывала от меня немигающего взгляда.
– Простите меня, пожалуйста. Я не подумала,
Я низко опустила голову. Меня искали? Все они? Ком в горле. Нечем дышать от этой удивительной, никак не заслуженной заботы. Стыдно.
Никому и никогда не было дела до того, где я и с кем. В последней моей жизни. Кто хотел, тот знал и так. Я отвыкла отчитываться. Забыла, как это делается. Может быть, не делала этого никогда.
– Сколько тебе лет! Три? Ты не подумала о том, что люди беспокоятся! Не спят, переживают о тебе! Как можно так поступать?! Как можно быть такой бессовестной! Мы места себе не находили! Думали, ты утонула! Купальщица хренова! Шторм на море! – бушевала Кристина.
Резко встала из кресла, подскочила ко мне. Замахнулась трудовой ладонью в праведном гневе. Я, на инстинкте, закрыла голову руками и съежилась.
– Не надо! – тихо крикнула я. И присела, пряча живот. Забыла от испуга. Где я и с кем.
Тишина. Горячие руки обнимают везде. Поднимают на ноги.
– Господи! Девочка моя, тебя били? Я не думала…
Слезы. Рыдаем вместе. Громко и сопливо. С наслаждением.
– Это что у вас тут за море разливанное!
Три брата смеялись с радостным облегчением. Новый интерес в трех парах темных глаз. Знать хотят. Про столичного мужика на черной бэхе.
– Здравствуйте. Я в садик пойду сегодня?
Малыш в полосатой пижаме глядел требовательно и спокойно. Вышел из боковой двери и ждал ответа. Подобные мокрые сцены ему явно были не в новинку. Давно живет на этом свете. Лет пять уже.
– Одевайте его. Я отведу, – благородно вызвался Давид. Джентельмен.
– Нет. Я хочу, чтобы Лола со мной пошла, – велел маленький командир.
– Что ты можешь хотеть, мелочь пузатая! – возмутился парень. Хотел дать малышу подзатыльник. Поймал взгляд Кристины и передумал.
– Я сейчас. Только сбегаю, умоюсь, – охотно отозвалась я.
Меня простили! За это я готова была мыть все полы на свете и водить всех нахальных мальчишек во все детсады мира.
– Душ прими, – сердито донеслось мне в спину. Кристина. Уловила мой неоднозначный запах.
– Я с вами пойду, – заявил Давид.
– Зачем? – я завязывала шнурки на кедах ребенка.
– Надо, – непреклонно ответил он.
Втроем мы вышли на улицу. Я поняла. Я снова сенсация дня. Давид ловко и смешно отшучивался на вопросы, где меня нашли. Как и в каком виде. Прикрывал. Вся улица была в курсе моего исчезновения. Да, неслабо, видать, меня вчера искали. В отсутствии курортных забот, люди с жадно-искренним любопытством жили жизнью соседей. Радовались счастливому концу моей истории. Никогда не было со мной такого в больших Городах. Лицо пылало от смущения. Прятала его за отросшей челкой. По душе разливалось незнакомое тепло.
ГЛАВА 10. Шалава
Коричневая, сухая лапка оперлась о косяк. Порыв ветра принес запах винного перегара, нечистого тела и сладких духов. Женщина неизвестного возраста смотрела на меня надменно и без интереса. Красное платье опасно-коротко обтягивало тощее тело. Блестящий бант в черных волосах. Золотые туфли на ногах в мелкую черную сетку. Кроваво-красные губы. Кармен. Главное, не подходить близко и не присматриваться. Лучше, не принюхиваться.
– Кирка! Выходи, засранец! – высказалась дама, игнорируя меня в принципе.
– Он уехал с Айком в магазин, – сообщила я. Стояла прямо перед ней. Интересно, как ей удается так ловко глядеть и не замечать. Меня в упор. Женщина, наконец, соизволила. Я поймала ее взгляд и поняла. Пьяна она в крайней степени. Вертикально стоит только на инстинкте.
– Кристина. Где?
Кармен собрала фокус. Изумилась, обнаружив меня. Попыталась улыбнуться. Губы очевидно не подчинялись. Кивнула. Качнулась. Я успела поймать ее непослушное тело. Не удержала, мы обе упали на диван. Какая хрень залетела в дурную голову этой сумасшедшей? Она дико заорала и вцепилась в мои волосы.
– Сука! Блядь! Урою!
Острые, твердые, как камень ногти полосовали кожу на моей голове. Рвали волосы из меня нафиг. Я выдиралась, как могла, из цепких, отвратительно сильных рук. Не выходило, хоть убей. Сумасшедшая Кармен держала меня крепко. Пыталась кусаться, пихалась коленками. Достала пару раз острыми золотыми каблуками, разнося боль по ногам. Лезла ногтями в глаза. Я еле успевала перехватывать ее скользкие запястья и пальцы. Откуда столько силы в этом тщедушном тельце? Больно!
– Мама дорогая! – раздался громкий крик. Кристина. – Гарик! Зови ребят! У Наташки беляк!
Нас растащили. Парни вдвоем повалили женщину на пол. Скрутили руки за спиной. Я отползла в угол. Меня начало жестко трясти. Отходняк. По лицу текла кровь. Соленая. Попадала в рот с расцарапанных губ. Вдруг, притихшая было, Наташка вырвалась и на четвереньках, со скоростью зверя, ринулась ко мне. Жуткое, искаженное ненавистью, белое лицо. Безумие в зеленых выпученных глазах. Резко двинула головой мне прямо в лицо. В дверях стоял маленький Кирилл и спокойно наблюдал происходящее. Больно! Мир поплыл и кончился.
– Ну, давай, открывай глаза, красавица. Хватит нас пугать, – теплый мужской голос обращался явно ко мне.
Я разлепила мокрые ресницы. Егор. Низко склоненное лицо улыбается. Красивого все-таки цвета у него глаза. Ореховые. Я хотела протянуть к ним пальцы. Неприятная боль привела меня в чувства окончательно. Я в своей комнате на кровати лежу. Спрятала глаза под веками. Доктор присел на краешек рядом.
– Ну, вот и слава богу, – снова улыбнулся Егор. – Давайте-ка все вон. Я должен ее осмотреть.
Шорох шагов. Стук двери. Ну-ну.
Жжение на царапинах. Йод? Шипение перекиси. Холод хлоргексидина.
– Это старые синяки. Кто тебя так?
Теплые пальцы на плечах. Стягивают вниз лямки бюстгальтера. Ладно. Пусть полюбуется. Что скажет? Выдох. Едва видная полоса по соскам. След от трубы полотенцесушителя. Синяк на животе уже сошел. Резковато перевернул меня на живот. Пятна на плечах ушли в желтое. Сутки назад дело было. Жесткие пальцы, уже забыв о том, зачем они здесь, стягивают узкие, неприятно-плотные джеггинсы вниз, обнажая меня до колен. Присвистнул. Не удержался. Что там? По пятерне на каждом бедре? Никогда не видел женщину после жесткого секса? Верни все назад, придурок, и забудь. Рваный выдох. Слюну сглотнул. Дошло. Застыл, гад. Никак не налюбуется. Все. Достало ума, или чего еще. Натянул на меня одежду. Вернулся к обмазыванию меня. Чем? Неужели противной зеленкой? Я отпихнула чужую руку от себя и села.
– Ты зачем меня так разрисовал? – возмутилась я искренне, забыв выкать.
– Чтобы ты дома посидела, хотя бы сутки, – сразу ответил, не раздумывая.
Мазнул тампоном по щеке. Да он злится. Этот чистюля-доктор. Я хлопнула с силой по его руке, нацелившейся мне в другую щеку. Зеленая вата прочертила след по его дорогой рубашке. Даже запястье зацепила. Прямоугольные желтые часы изгадила собой. Егор бросил зажим с тампоном на пол. Резко встал. На меня не смотрел. Прекрасно! Отлично! Так даже лучше. Не стану больше колыхаться по его безупречному заду. Вернусь к своим. Словно услышав мои мысли, доктор быстро вышел вон. Да, поход в кино с ним мне явно не светит.
– Всегда она была плечевкой, – заявил Овик.
Повадился торчать в ресторане каждый день. Чтобы его перманентный начальник не наглел, требуя пива на халяву, Айк всегда посылал меня к нему в качестве официантки. Понимая, что девушки с подносами живут от процентов и чаевых, большой мужчина всегда честно оставлял здесь деньги. Что думала об этом его жена – не известно. Овик глянул в мою сторону покрасневшими от ночных возлияний глазами и продолжил свою мысль:
– Такая порода. Все они бляди. Я помню Наташкину мать. Мой отец по молодости к ней таскался. И к Наташке. Я сам на Лариске девственность свою похоронил. Или на Людке, ее сеструхе? Забыл. Что-то давно ее не видно. Замуж, говорят, вышла где-то. Ничего, к лету нарисуется. Всегда у этих блядей девчонки рождались. Только Кирюхе не повезло. Заделал Лариске какой-то залетный пацана. Не повезло мальчонке.
Овик хлебнул темного пива из бутылки. Махнул мне рукой, что бы принесла еще. Глядел на мой бюст мутным глазом. Набрался. Я поставила перед ним на стол очередную бутылку. Он схватил мою руку, густо изукрашенную щедрым на лечение доктором.
– Ты почему такая зеленая? – опешил большой мужчина. Заметил.
– Это Егор ее раскрасил. Специально старался, что бы никто не приставал, – усмехнулся Айк.
Остряк. С раннего утра тренировался на мне. Шутил, как бы. Сам глядел на полосы зеленки, убегающие под платье. Хотел узнать, где они заканчиваются. Это вряд ли.
– Запал на тебя, что ли, наш уважаемый сосед? – заржал громко Овик.
Не отводил черных, немигающих глаз. Только этого мне не хватало.
– Запал, точняк! Каждый вечер сюда приходит, как на работу. Прямо, как ты, – ухмылялся довольно хозяин заведения. Поприкалываться и заработать – его все.
Айк следил за порядком в зале, копаясь в кнопках музыкальной установки. Что-то там не ладилось в недрах караоке. Ура! Хоть уши мои отдохнут.
Днем в гостиницу заселилась семья. Мама, папа, трое детей. Откуда-то с Севера. Ужинали здесь, как положено. Я работала и не думала о ненужном мне. Таскала подносы, мыла тарелки, варила бесконечный кофе. Плечи ныли, ноги мечтали присесть. Я привыкала понемногу к физическому напрягу. Тяжеловато. А ведь это еще далеко не сезон.
Я вышла покурить в служебную дверь ресторана. В ту, что смотрела на море. Заметила, как в узкой щели между домами протянулось белое блестящее тело знакомого мерса. При-вет, доктор. Айк не смеялся, когда говорил об уважаемом соседе. Который вечер здесь отсвечивает. Не подходит близко. Трусит? Колыхается. Ну?
– Принеси Георгию Аркадьевичу его любимые баклажаны, – крикнул из-за стойки Гарик.
– И пива, – неожиданно добавил доктор.
Странно. Он, вроде бы, за рулем. Хотя, такой мелкой дозой алкоголя здесь многие пренебрегали. Ехать белому мерседесу до виллы на горе всего ничего. Пара километров.
Он поймал мою руку сразу, как опустила перед ним на стол поднос. Сухие, твердые пальцы. Я оторвала глаза от столешницы и посмотрела мужчине в лицо.
– Мы не договорили в прошлый раз.
Егор даже не поздоровался. Не стал тратить время на вежливость. Смотрел серьезно. Как-то даже чересчур. Я улыбнулась. Интересно. Ну?
– Помнишь, что ты мне тогда сказала? Или мне послышалось? – не улыбается, ответа ждет, руку держит.
Сколько пар глаз греют мою спину? Дымится уже.
– Приятного аппетита.
Я открыто улыбалась в серьезные ореховые глаза. Пальцы свои, уже горячие, не отнимала. Егор сам убрал руку, придвинул тарелку ближе к себе. Отвернулся. Светлые волосы лежали плотной волной на затылке. Интересно, какие они на ощупь? Еле руку удержала. Так хотелось потрогать.
– Как насчет кино? Завтра вечером? – он быстро взглянул мне в глаза.
Решил старый разговор вспомнить с известного места? Молодец. Я, мимо воли, рассмеялась. Ладно, поглядим, каков ты храбрец.
– Нет. Сначала в постель. Сегодня. В час ночи, у меня. И славы народной мне не надо. Услышит кто-нибудь, не открою. Решай, – я проговорила все ровным голосом прямо в его красивые глаза, хотела подмигнуть, не стала.
На лице мужчины не дрогнул ни один мускул. Убрал глаза. Кивнул, типа услышал. Взял вилку и стал аккуратно поглощать жирные, в оливковом масле баклажаны. Через полчаса он спокойно уехал.
Не пришел. Неужели сдрейфил? Похоже на то. До двух часов я еще надеялась. Даже на галерею выходила, вглядывалась в ночь. Тучи висели низко, спрятав луну. В начале третьего пошел мелкий противный дождь. Я замерзла и промокла. Залезла в горячий душ и разревелась от злой досады. Какая сволочь! Яростно надраила зубы, плюясь горькой мятной пастой. Глядела в маленькое зеркало над раковиной, в сотый раз обзывая себя дурой. Сорвала майку с крючка. Вышла в комнату. Включила ночник.
Егор стоял, подперев собой входную дверь. Руки скрестил на груди и улыбался.
– Слово дура я слышал раз двадцать, – сообщил он тихо.
Здесь не следует громко говорить. Гипсокартонные стены дают лишь иллюзию интима.
– Ты опоздал! – прошипела я.
Простила его моментально. Пришел, все-таки, безупречная задница!
– Мне уйти? – не двигался с места. Смотрел на меня голую с майкой в руке.
Не-ет! Я подошла к нему вплотную. Взяла за руку и вывела на середину крошечной комнаты. Кроме кровати-полуторки и двух стульев здесь ничего больше не помещалось.
– Раздевайся, – ухмыльнулась я. Села на кровать и приготовилась смотреть.
– Так сразу? – он не стеснялся. Просто стоял и ничего не делал.
– А чего тянуть? Утро близко, – не стала я прикидываться. Говорила, как есть.
– Обычно, девушки раздеваются передо мной. Странно как-то.
Егор медленно, по одной стал расстегивать мелкие пуговицы белой льняной рубашки. Те плохо поддавались. Время шло. Я уже готова была его убить. Придуривается, гад. Ладно. Я влезла с ногами на кровать, выпрямилась, подперев головой потолок. Соски моей груди пришлись точно в уровень его губ. Я провела ими, уже острыми, по его лицу. Он отстранился и посмотрел на меня с неясной улыбкой. Не спешил делать. Как я хочу.
– Это ведь твоя партия. Играй, – проговорил он. Даже брюки не расстегнул. Ждал.
– О кей, только, чур, не сопротивляться, – легко рассмеялась я. Тихо, в его волосы. Жесткие, как проволока.
– Ты меня пугаешь, – он тоже смеялся беззвучно.
Я спрыгнула на пол и заткнула наглый рот поцелуем.
Как я всегда угадываю то, что нужно мне? Какое тело совпадает идеально с моей похотью? Размером члена, силой и частотой фрикций, запахом. Движением рук, касанием пальцев, ритмом любви. Абсолютно чую, что в этом мире создано и ходит рядом только для меня. Зверь во мне не ошибается никогда. Что будет с нами обоими, если получим отказ? Даже боюсь себе представить. Но страх этот, великий и ужасный, живет во мне. Добавляет остроты к сладкой победе обладания. М-м-м. Я получила то, о чем мечтала.
– Спасибо, – зачем-то ляпнула вслух. В твердую, соленую грудь партнера.
Может быть, не услышал?
– Пожалуйста, – прилетело сразу в ответ. Самодовольно и с улыбкой.
Легкий поцелуй в макушку. Хватит глупостей. Солнце проснулось за морем.
– Да. Пора, – откликнулся тут же на мою невысказанную мысль мужчина.
Поднял меня за руку, не спросив желания. Поставил под душ рядом с собой. Налил в свою и мою руку гель для мытья. Понюхал, скривил правильный европейский нос. Дешевая роза воняла удушающе. Ничего, перетопчешься, элегантный мой. Обойдешься, тем, что есть. Мы быстро мыли друг друга. Как будто соревновались на скорость. Я ясно видела его тяжелый, приподнимающийся член. Мужчина поймал мою руку и отправил прочь от себя. Нет времени.
– Сделай мне яичницу. У Кристины наверняка есть вчерашние пирожки или хинкали. Разогрей. Есть хочу, как людоед.
Егор выставил меня из душа в том же темпе, в котором привел. Вытирал голову моим запасным полотенцем и руководил.
– Ты хочешь пойти вниз, на кухню? – я обалдела от такой наглости. Хотя, чего уж вилять перед собой, ожидала подобного. Процентов на девяносто. И все же надеялась тупо на то, что он уйдет по-английски. Ну да, как же.
– Красавица моя, подумай своей прелестной головкой хоть чуть-чуть. Моя машина с ночи стоит на парковке, почти под твоими окнами. Только полный кретин не поймет, что ночевал я где-то рядом. Весь городок к обеду уже будет в курсе любых подробностей. Вплоть до того, сколько презервативов мы выбросили в мусорное ведро. Я не привык прятаться и скрываться. И я жутко хочу есть. Почему ты еще не одета? Пошли.
Он обул мокасины и выпрямился. Смотрел серьезно и недовольно. Чего я стесняюсь, раз так все предельно ясно? Чего тут непонятного? В субботу мужик на черной бэхе, сегодня он сам на белом мерсе. Еще одна шалава в городе, только и всего.
Я кивнула, надела платье и пошла вниз. Если бы этот чисто вымытый господин не сделал все, как мне нужно, этой ночью, то впору вешаться на лифчике от злости на себя. Почему каждое мужское тело, которое я так исключительно удачно выбираю, непременно на утро желает называть меня красавицей или, того хуже, деткой и рассказывать мне, как нужно жить? С лицом у меня, видимо, что-то не так. Никакой яичницы он от меня не получит. Фиг! Нашел прислугу за все.
На кухне, хвала всевышнему, хозяйничала Кристина. Радушно приняла Егора, словно он завтракал здесь всю жизнь. Каждое доброе утро. Мне кивнула спокойно. Я сразу отказалась от еды. Даже кофе пить не стала. Сбежала с Кирюшкой в детский сад.
Вечером Егор не приехал. Его баклажаны достались кому-то из посетителей. Никто из моих друзей никак не прокомментировал это. Зачем? Все всем понятно без слов. Моя половая жизнь, если обсуждалась, то без меня. Спасибо и на этом.
Глава 11. День рождения.
Я нежилась под утренним ласковым солнышком. Начало девятого утра. Отдыхающие, которых с каждым днем становилось все больше, собирались потихоньку в загорающую массу. В девять мне нужно вернуться к работе. Никаких выходных дней мне Кристина не обещала. Я сама не спрашивала и не хотела их. Суббота. Вечером обещал приехать Саша. Ни разу, за то время, что мы знакомы, он не нарушил своего слова. Поглядим.
Пришел, давя мелкие камни подошвами кедов, Давид. Принес полосатый зонт и воткнул его в гальку надо мной. Дуется. Еле слова выталкивает из себя уже третий день. Не может простить мне чистоплюя-доктора. Сел рядом. Камушки подбрасывает.
– Криста сказала, что, если хочешь, то можешь завтра взять выходной день. Айк сказал, что, если хочешь, то он даст тебе машину. Вдруг, тебе в Город надо или еще куда, – глядя в сверкающее море, рассказал парень. Равнодушно и, как бы, не мне.
Я кивнула, не открывая глаз. Разговаривать не хотелось. То, зачем я приехала в этот чудный край, случилось со мной. Творилось в эту самую минуту. Солнце, тепло и море. Хорошие люди кругом. Через пару недель или раньше, море нагреется. Можно будет купаться. Что еще нужно для счастья? Мне – ничего.
– Зеленка отмылась почти вся, только царапины еще остались. Можешь снять лифчик и так позагорать. Я посторожу, – предложил явно оттаявший Давидик.
– От тебя меня кто будет сторожить? – рассмеялась я.
Под веками плясали красные тени. Ветерок колыхал полосы зонта над моей головой.
– От меня не нужно. Что у тебя с Егором? – осмелевший Давид аккуратно развязал бантик купальника на моей груди. Выяснил, что под ним есть застежка. Вздохнул. – Он в Мюнхен улетел позавчера. У него там какая-то операция. Он часто летает в разные части света. Знаменитость. Что у тебя с ним?
Мальчишка упрямо желал допрашивать меня. Чертил, едва касаясь, длинным ногтем на мизинце по моему животу. Щекотно.
– Перестань. Щекотно.
– Ты с ним спала? У него есть женщина. Не жена. Но приезжает к нему часто. Сегодня утром прилетела, – он знал все на свете.
Я молчала. Мне-то, что за дело? Этой безупречной задницы мне точно больше не хочется. Хотя… я невольно облизала соленые от морского ветра губы. Во рту предательски скопилась слюна. Вот напасть.
– Который час?
– Девять, без четверти, – голос улыбался. Егор? Вот помянешь черта к ночи…
Я села от неожиданности и потеряла лифчик. Давидик добрался все же до застежки. Я и мои соски смотрели точно на улыбающегося мужчину рядом. Не скрывались ничуть.
– Прикройся!
Мой верный сторож не стал дожидаться, пока я приведу себя в порядок. Кинулся в меня майкой. Своей собственной. Метит меня постоянно своим, как зверь. Подорвался на ноги, стоял между мной и Егором, светя безволосым, смуглым торсом. Смотрит дерзко.
– Привет, Давид, – улыбка.
– Здравствуйте, Георгий Аркадьевич, – вызов.
Они что-то говорили друг другу. Я смотрела на влажное тело, покрытое редкими светлыми волосами. Мало, кто отваживается лезть в воду в это время. Егор плавал в море круглый год. Все это знали. Взгляд от его темно-синих плавок отлепить не могла себя заставить.
– Пошли, – Давид поднял меня за руку с полотенца.
– Ты не купалась? – услышала я над ухом. Рядом.
– Холодно еще. У тебя есть пятнадцать минут? – я забыла о мальчишке.
– Только пятнадцать? – усмехнулся Егор, поправляя ворот майки у меня на шее. Не стесняясь, провел большим пальцем правой ладони по моим мягким губам.
Давид с грохотом захлопнул зонт.
– Мне на работу пора. Времени нет.
Я понимала всю нелепую откровенность этой сцены, но поделать ничего не могла. Так хотела почувствовать его в себе и вокруг, что дышать стало нечем. Он внимательно смотрел мне в глаза. Словно хотел испытать, насколько далеко я зайду на этот раз. Я схватила его за руку и притащила в ближайшую дверь. Кладовка ресторана была пуста. Пахло хлебом, костром и бананами. Я сообразила, что презерватива нет, и застонала в голос.
– Давай сзади, – тихо проговорил Егор.
Снял с верхней полки жестянку с оливковым маслом. Я мигом стянула трусы и прижалась попой к его возбужденному паху. Он плеснул масло на мою спину. И пошел разглаживать по мне. Развел половинки, ласкал и растягивал. Терпение мое стремительно таяло. Я нашла сама его и втолкнула в себя. Секундная боль и все. Дальше все нарастающий ритм, его пальцы на клиторе, одна волна, другая. Я вцепилась зубами в предплечье руки, которой он упирался в стену. А-ах! Общий вдох и разрядка. Глухой, трудно сдерживаемый стон. Выдох. Егор осел на ящики с бананами, прижимая к себе обессиленную меня. Поцеловал в ухо.
– Ну? – усмешка и еще один поцелуй.
– Что? – я усмехалась не хуже.
– Я жду, – он отъединился, но еще не отпускал меня. Гладил живот, спускаясь все ниже. Я шире раздвинула ноги.
– Хватит, умоляю. Мне…– я не успела закончить. Егор снял меня с себя. Поднял на ноги вместе с собой. Заглянул близко в лицо.
– Скажи мне, детка, то, что я хочу услышать, – придвинул губы к губам. Не целовал. Ждал.
– Спасибо, – прошептала прямо в рот, и сама поцеловала его.
Натянув на тела то немногое, что у нас было, мы вышли в узкий коридор между подсобкой и кухней. Здесь нам в разные стороны. Егор прижал меня к себе. Мы снова целовались.
– Егор, с тебя сто евро, – насмешливый голос Айка разорвал нашу идиллию.
– За что? – мой партнер совсем не собирался отпускать меня. Держал горячей рукой за скользкую попу, другой прижимал за затылок к себе.
– За аренду кладовки, – смеялся хозяин ресторана. Потом добавил: – И официантки, – не удержался. Была ли обида в его голосе? Насмешка точно была.
– Ты ведь не хотел обидеть мою девушку? Да, Айк? – услышала я.
Ушам не поверила. Чья девушка? Подняла лицо вверх. К лицу мужчины. Он подмигнул мне и чмокнул в нос.
– Твою девушку? Никогда! Лолочка! Тебя Кристина обыскалась, беги скорее, а то убьет.
Парень стоял в начале коридора, против света. Лица не разглядеть. Я вывернулась из масляных рук партнера и понеслась к нему. Айк ловко убрал себя в сторону, пропуская меня. И встал обратно, загородив проход. Я умчалась в гостиницу. Пусть болтают, о чем хотят. С меня хватит.
– Лола, зайди, – раздался резковатый голос Кристы из кухни.
Я весь день ждала чего-то подобного. Знала, эта женщина захочет выяснить, что к чему. Расставить точки над ё. Вечер надвигался неотвратимо. Неужели принесет еще Сашу на мою бедную голову? Устала я зверски, бегая по этажам с тряпками и остальным. Гостиница заполнялась постояльцами. Минуты не нашлось у меня свободной. Мы даже не обедали толком.
– Сядь, поешь, – бесповоротно приказала женщина.
Запах стоял на кухне добротный, мясной. Я села возле огромной белой фаянсовой миски. В ней дымилась гора огромных хитрых пельменей, щедро политых растопленным желтым маслом. Мелко порезанный зеленый лук и кинза. Хинкали. Кристина положила рядом ложку и вилку. Это мне? Одной?! Взрослому мужику столько не срыть вовеки. Напротив меня сидели Давид и Кирилл. Маловато для судного дня. Смотрели, как я режу ножом единственный пельмень на блюдце.
– Пекинес у соседки больше ест, чем ты, – высказалась Кристина.
Я взяла еще одну хинкалину. Давид протянул руку через стол и навалил сверху белой сметаны. Потом нахально раскрасил мою еду красной жгучей аджикой. Кирюша сидел тихо, держал в ручках яркую коробку. Пазлы. Он их обожает. Ждет, пока я поем, освобожу стол, и можно будет начать игру. Чистый разум и степенные манеры. Словно не из блядского