Красная вода Тары. Ева Саева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30

АННОТАЦИЯ

Любовь пережила препятствия колдовства на море. Костя в Москве ждет Лиду с девочками встречать Новый год. Кажется, волнения позади. Но сибирский колдун очень коварен, его сила идет из глубины веков и настигает повсюду. Что победит: колдун из Урмана или желание счастья? И как в эту круговерть событий вписывается маленькая девочка – найденыш?

   А над Сибирью пролетают ветра перемен: меняются эпохи и религии; на смену одним народам приходят другие; гибнут пальмы, вырастают ели; снегом и пеплом засыпают города и страны. Даже вода Тары из чистой и светлой, становится кроваво - красной. Где же таится сила сибирского колдуна? Что скрывают пять сибирских озер? А главное – что движет неведомой силой, управляющей всем живущим на Земле?

   В основе романа - достоверные данные истории.

ГЛАВА 1

Лучи вечернего солнца скользили по Святой земле, освещали храмы и дворцы «Города Богов» Асгарда. В багряных отблесках заката, золотом отсвечивала каменная резьба его главной святыни - величественного храма Бога Силы Ханумана. Стены храма из розового камня, украшенные скульптурами богов, отливали кровавыми сполохами. В предвечерних сумерках центральный купол храма, в виде закрытого бутона лотоса, казался живым и дышал. Лучи солнца остановили на нем свой бег, и каждый непосвященный ариец мог увидеть, как лепестки купола храма раскрылись и яркий сиреневый луч, освещая все вокруг, устремился к звезде Сатра. Жрецы Святой Земли взывали о помощи праотцов Вселенной.

    Стройные пальмы оцепенели в ожидании чего-то важного и неизбежного. Птицы притаились в гнездах, звери забились в норы, даже обезьяны укрылись в чаще джунглей. Ветер, долетая до Земли Марути, останавливался и поворачивал обратно. В предвечерней тишине было слышно лишь течение полноводной Тары, но вскоре и она остановила свой бег. Великая богиня Тара - Дурга сошла на Чистую землю, и светлые воды реки застыли в немом оцепенении, повинуясь высшей силе.

    В томительной тишине летнего вечера, над Святой землей разлился медленный набат гонга. Его призыв разносился с верхнего яруса храма Сатра, где звонари искусными ударами молота приводили медную сердцевину гонга в движение. Протяжный плач гонга долетал да самых отдаленных уголков Святой земли, призывая народы ариев прийти к храму и отдать дань Высшему разуму, сокрытому в его стенах.

    В маленькой комнатке храма под площадкой гонга, у раскрытого окна, два брахмана разговаривали тихими голосами.

   - Жрицы для ритуала готовы? - задумчиво спросил высокий седой брахман. Его величественный вид явно указывал на принадлежность к высшей жреческой касте. Красное шелковое дхоти, с золотой тесьмой по низу, опоясывавшее талию, доходило до щиколоток, как положено самым знатным брахманам страны. Вышитый золотом пояс и легкая красная ангаваштра, накинутая на голые плечи мужчины, указывали в нем Высшего жреца ариев. Тилака на лбу брахмана, от висков до бровей выделялась ярко красного цвета, а середина лба – стены храма Богов, который помогал связываться с другими расами Вселенной, отливала темно сиреневым. Ладони и запястья рук брахмана покрывали прорисованные знаки отличия Верховного жреца Асгарда, а в тюрбане, покрывающем его голову, переливался алмаз кровавыми брызгами. Пожилой арий с седыми вьющимися волосами, тонкими чертами лица и мудрым взглядом, в красном одеянии казался воплощением Великого Бога на Земле.

   - Все двенадцать живут рядом с храмом полную луну и ждут указанного часа, Учитель, - второй арий, немного моложе и пониже ростом – жрец храма Ханумана Ганг Радж, сложил руки на уровне груди ладонями друг к другу и слегка поклонился. Белое дхоти на брахмане от пояса доходило до щиколоток, легкая белая ангаваштра облегала худощавые плечи. Черные испытывающие глаза, из-под густых, почти сросшихся бровей, казалось, пронизывали собеседника насквозь. Тилака между бровей жреца светилась белого цвета, а на висках сиреневого. При поклоне алмаз в тюрбане на его голове отсвечивал сиреневыми переливами.

   - Много веков прошло с тех пор, как Бог Рама, за спасение своей жены -прекрасной Ситы из плена коварного демона Раваны, подарил Богу Хануману благословенную Сибирь,- Верховный жрец с грустью смотрел с высоты на храмы и дворцы Асгарда, раскинувшуюся долину Марути, украшающие ее высокие пальмы и непроходимые джунгли вдали, на арийцев, в праздничных одеждах, двигающихся к храму,- много веков мы живем здесь в Сибири, наслаждаемся теплом жаркого солнца, вкушаем сладкие плоды. На наших глазах строились эти города и храмы под защитой и покровительством Великого Ханумана. С тех давних пор, как расы Белой Звезды Сатра доставили в наш храм Магический Кристалл, вся сила, ум и познания землян заложены в нем. Черные миры хотят овладеть Кристаллом и разрушить священное место Прародины. Они послали на нашу планету свое Зло. От удара Огненного зла Земля содрогнется и только Кристалл сможет удержать ее на своей оси. Он пробьет земную твердь и дойдет до самого сердца. Мы должны успеть укрепить Магический Кристалл и спасти Главную Ценность Святой Земли,- старый брахман скрестил руки на груди в знак поклонения силе и разуму Великого Ханумана,- все должно пройти, как предначертано в Ведах. По окончании ритуала, жертвенные жрицы будут вечно охранять храм и Кристалл, спасительница Богиня Тара-Дурга поможет нам в этом,- он воздел руки к небу в немой просьбе к Богине Таре,- никто не сможет найти дорогу к храму, никто не сможет потревожить Магический Кристалл раньше времени. В нем все могущество Земли. Этот путь откроется Высшей силой в одном случае, и ты знаешь в каком.

   - Да сбудется предсказание Великого Ханумана, - жрец храма - Сатра вновь сложил ладони на уровне груди и поклонился высшему божеству в почтительной намасте, - недаром вас называют Чатурведи Варма, только вы можете читать Веды и просветлять умы ариев. Дайте ответ на мучающий меня вопрос. Будет много стремящихся найти путь к Кристаллу,- глаза Ганг Раджа выразили беспокойство и страх,- сможем ли мы его надежно укрыть?

   - Великий Хануман недаром считается Богом Разума,- пожилой брахман так же стоял, скрестив руки, и смотрел на заходящее солнце,- двенадцать жриц свершат великое. Магический Кристалл и храм уйдут глубоко под землю. От обрушившегося скоро Огненного Зла на Святой земле все погибнет, наступит холод, и снега покроют эти места. От осколков Огненного Зла, в долине появится много озер. Среди них затеряются Пять, отмеченные Целителем Хануманом и соединенные подземной рекой. Вода пяти озер будет исцелять от болезней. Четыре озера будут видеть все, а пятое - никто. Магический Кристалл вместе с храмом скроются под одним из них, как сказал Бог Разума и как записано в Ведах. Так мы спасем Кристалл. Придет день, когда Земле вновь понадобится его сила.

   - Уснувший Кристалл ослабеет,- высказал предположение Ганг Радж,- смогут ли его разбудить через много веков?

   - Разбудить Кристалл смогут двенадцать жриц так же, как сегодня они его усыпят. Ритуал должен будет повторен точь-в-точь с сегодняшним. Малейшее отклонение приведет не к спасению Земли, а к гибели.

   - Много веков пройдет,- жрец храма подошел ближе и заговорил тихо,- Святую землю населят другие люди, которые не будут знать о Магическом Кристалле. Смогут ли люди просить о помощи Мыслящий кристалл в трудную мнуту?

   - Он будет напоминать о себе, и помогать просящим,- Чатурведи Варма не сводил глаза с солнечного диска,- многие будут пытаться найти пятое озеро и дойти до Кристалла. И только избранный Великим Хануманом сможет увидеть все пять озер и свершить великое,- он обратился к Жрецу, - Ганг Радж, тебе предстоит важная миссия – ты поведешь ариев на юг, искать новую Родину, вторую Святую землю. Великий Хануман не оставит свой народ. Вы благополучно дойдете и воздвигнете новые храмы Хануману в южных землях.

   - Искренне верю в милость Великого Ханумана,- Жрец Сатра-храма склонился перед волей Божества,- он укажет нам путь к новым землям. Что будет с вами, Чатурведи Варма?

   - Я останусь с Мыслящим Кристаллом,- тихо ответил брахман,- буду поддерживать его сон. Богиня Тара не оставит нас, мы будем встречаться у слияния рек Кайласка и Тара. В добрый путь, мой друг,- Верховный жрец крепко обнял Ганг Раджа, с которым много веков поддерживали Мыслящий Кристалл и арийцев.

    На глаза мужчин набежали слезы, они расставались навсегда. В этот момент на солнце появился красный сполох, который опоясал солнечный диск кровавым поясом.

   - Пора,- произнес Чатурведи Варма.

    Огромный зал Сатра-храма залит сиреневым светом. Причудливые рисунки на стенах храма отсвечивают яркими красками и рассказывают о жизни Бога «Рамаяны» - Ханумана: нижний ярус – о прошлой жизни Божества: рождении от Бога ветра Ваю и женщины ванаров Анджаны, дружбе с Богом Рамой, спасении его жены Ситы, битве с Повелителем демонов Раваной, спасении Лакшмана, правление Святой Землей Сибири. Картины верхнего яруса храма отражают настоящее и повествуют о будущем. В центре зала на пирамиде из красного алмаза покоится Магический кристалл. Его правильная восьмигранная поверхность напоминает нераспустившийся бутон лотоса и отливает оттенками от светло сиреневого до темно бордового. Кристалл, высотой более полутора метров и метр в диаметре нижней части, живой, он дышит еле заметным дыханием и переливается радугой цвета. Свет льется из середины Кристалла, превращая весь зал в волшебство. Покрывает зал прозрачный купол в форме лотоса, через который внутри зала видны все звезды на небе. Магический Кристалл поддерживает связь с космическими мирами и сохраняет жизнь на планете Земля.

    В стене неслышно открылась потайная дверь, и вошел Чатурведи Варма.

   Верховный жрец сделал несколько шагов, сложил ладони на уровне груди и склонил голову перед Высшим Разумом. Так он простоял, пока зал не озарился насыщенно фиолетовым цветом.

   - Приветствую тебя, о Магический Кристалл,- произнес он громким голосом.

    Кристалл услышал брахмана и по залу замелькали отсветы сиреневого цвета от слабых тонов до темных. Когда Кристалл закончил приветствие, Верховный жрец подошел и прислонился к нему руками и лбом. Кристалл прочитал боль жреца и вспыхнул темно сиреневым.

   - Прости,- прошептал тихо седоволосый ариец,- тебе суждено свершить великое и уйти, и мы не в силах предотвратить это. Слишком большая опасность грозит всему живущему. Совсем скоро с небес придет Огненное зло и погубит Святую землю. Только ты сможешь помочь устоять всей планете Земля. Сегодня мы укрепим тебя, ты свершишь предначертанное и… уснешь. Твой сон продлится столько, сколько велит Великий Хануман. Я всегда буду рядом, а в день твоего пробуждения первый извещу тебя. И ты свершишь свое предназначение.

    Кристалл выслушал и задумался. Его цвет поменялся на фиолетовый, отчего в зале стало совсем темно. Чатурведи Варма в глубокой печали ждал ответа. Постепенно, Кристалл приобрел свой цвет и легкое мерцание его граней вновь озарилось на картинах храма. Верховный Жрец поднял голову, в его взгляде читались горечь неминуемого и надежда на счастливое окончание предрешенного.

   - Слава Великому Хануману! - тихо произнес брахман, и, сложив руки в почтительной намасте, склонившись, вышел из зала.

   Кристалл на мгновение остановил мерцание граней, его цвет перешел на темно фиолетовый. Он думал о предстоящем сегодня и видел то, что будет через много веков вперед.

ГЛАВА 2

В эту ночь, вокруг храма - Сатра собрались арии в последний раз отдать дань Великому Хануману и Мыслящему Кристаллу.

    Ровно в полночь, открылась скрытая дверь в стене храма и в округлый зал вошли двенадцать жрецов. Белые дхоти, пропущенные между ног и заткнутые за красные, с золотой вышивкой пояса, доходили мужчинам до колен. Руки и запястья жрецов покрывали узоры из хны. Гирлянды желтых и красных цветов в честь бога Ханумана, окружали их шеи и свисали до пояса. Белые тюрбаны на их головах украшали сиреневые алмазы. Мужчины встали вокруг Кристалла, на поясе у каждого сверкал острый кинжал.

    На верхней площадке храма раздался звук гонга, извещавший о начале действа. В боковую дверь вошли двенадцать жриц и заняли свои места перед мужчинами. Легкие сиреневые сари обвивали бедра женщин, тонкие дупатта накрывали грудь и плечи. Узкие чоли с короткими рукавами, концы дупатты заправленные в юбки на поясе, делали стройных жриц похожими на Богинь с картин верхних ярусов храма. Красные бинди между бровей жриц отливали каплями крови. Натхи в носах женщин, кольца, браслеты и ожерелья, украшающие их руки и шеи, переливались множеством сиреневых алмазов. Звонкие колокольчики - гудру на их ногах звенели в такт ударам гонга. Черепа жриц, заметно вытянутые к макушке, вместе с высоко уложенными волосами, украшенными гирляндами живых сиреневых цветов, напоминали форму Кристалла.

    За ними в зал вошел Верховный жрец. Кристалл наклонился, и сиреневый луч из его середины ударил в золотую чашу, стоящую в нише стены. В тот же миг в чаше вспыхнул священный огонь и передался в чашу в соседней нише. В считанные минуты, храм опоясали горящие чаши по кольцам гигантской кобры, выложенной мозаикой на стенах храма. Самая последняя чаша загорелась у свода, на кончике языка каменной змеи.

    Чатурведи Варма остановился у основания, воздел руки к Магическому Кристаллу и начал громко произносить заклинание. Кристалл, казалось, слышал Веховного жреца, постепенно меняя цвет от светло сиреневого до темно кровавого. С последними словами Высшего брахмана, Кристалл замигал гранями, отчего зал озарился темно красными брызгами.

    Жрицы, стоящие неподвижно, как по незримой команде проснулись ото сна, подошли к Кристаллу и прикоснулись к его мерцающей поверхности руками и лбами. Широко расставив пальцы, жрицы прижались к теплой тверди Кристалла и казалось, сила Кристалла начала переходить в них, и они незримо соединились с ним в одно целое. Тела жриц засветились сиреневым отсветом и стало видно, как кровь движется по их венам.

    Кристалл начал мерцать сильнее. Весь зал наполнился вращением отсветов. Под нарастающие звуки гонга, Кристалл оторвался от своего постамента и начал медленно вращаться в воздухе, почти касаясь колец каменной кобры. Вселенский разум прощался со Святой землей и ариями. В такт вращений, жрицы и жрецы начали медленно исполнять древний танец богу Хануману у основания Кристалла. Их движения отражали величие Божества и передавали Кристаллу его силу.

    Грани Кристалла засветились ярче, по ним забегали огонечки, напоминающие вспышки молний. Кристалл начал вращаться сильнее, уже весь зал вращался вместе с ним, и движения танцующих все более походил на пляску Бога обезьян, а огненная кобра на стенах, казалось, ожила и была готова защищать Высший Разум от любого врага. Протяжный набат гонга заставлял сердца сжиматься. Кристалл понимал боль людей за будущее Святой земли. Постепенно, его вращения замедлились и вскоре совсем остановились, он вернулся на свое место и потух. Приглушился и огонь в чашах. Стало темно. Но через несколько мгновений, зал вновь залился сиреневым, освещая людей, застывших в почтительной намасте перед Высшим разумом.

   - Слава Великому Хануману! - воскликнул Верховный жрец и воздел руки к Кристаллу.

   - Слава Великому Хануману! - повторили жрицы и жрецы, и вознесли руки к Высшему Разуму.

    Короткие звуки гонга нарастали, усиливая значение происходящего в зале. Это был сигнал к жертвоприношению. Грани Кристалла засверкали красными отсветами, вновь наполняя зал кровавыми брызгами. Огонь в чашах разгорелся с новой силой и в каждой искре отражались грани Высшего Разума. Воины свершили предначертанное и двенадцать жриц, орошая своей кровью алмазное основание Магического Кристалла, отдали свои жизни за Великое будущее Земли.

    Кристалл начал тускнеть, насыщенные цвета перешли к светло сиреневому, грани перестали мерцать. Огонь в чашах на прощание вспыхнул и потух. Воины вынесли тела жриц через боковую дверь. Предначертанное свершилось.

    Прозрачный купол с вершины храма начал расти и опускаться, полностью накрывая храм до основания. Зыбучие пески пришли в движение и храм, защищенный куполом, медленно начал погружаться в чрево земли. Окружавшие храм арии упали на колени, возносили хвалу Великому Хануману и просили защиты и спасения. Им предстоял долгий путь к новым землям.

   …Верховный жрец внутри опустившегося храма подошел к Мыслящему Кристаллу. Кровь жриц стекала по граненому основанию и отражалась в слабом свечении на стенах святилища. Чатурведи Варма прижал руки и лоб к Кристаллу и застыл в оцепенении.

    Он увидел будущее: окаменевший луч Кристалла, пробившийся к сердцу Земли и огромное напряжение в момент содрогания планеты от удара Огненного зла. Добро победит. Земля будет спасена… Бескрайние просторы тайги, высокие ели, голубые глазницы озер… И среди них – пять особых, соединенных подземной рекой… На дне этой реки, сиреневым отсветом светится величественный храм Ханумана. В его огромном зале, на пирамиде из красного алмаза, тихо дышит Магический Кристалл, под защитой Богини Тары… В недрах Сибирской земли он ждет своего часа.

    Святая земля, что раскинулась от Форисейских гор до могучего Енисея, ждала. Уже три дня, как Храм - Сатра с Мыслящим Кристаллом опустился под землю, а арии покинули Родину предков, и ушли на юг, искать теплые и благодатные края. Что смогли, погрузили на верблюдов и лошадей, а храмы и жилища, в слезах, оставили.

    Три дня прошли в немом ожидании, не шелохнулся ни один лист на пальмах, не пропела птица утреннюю песню, даже крокодилы и змеи поспешили укрыться в озерный ил, надеясь на спасение. Богиня Тара на берегу реки Тары провела обряд защиты захоронения жриц.

    Вечером третьего дня, на небо нашли черные тучи и скрыли Солнце. В темноте на небосводе появилась светящаяся точка. Она быстро приближалась, увеличиваясь в размерах. Над Святой землей остановилась огненным шаром. Покрутилась по небу, как будто что искала. Яркие лучи спустились на землю и освещали каждую пядь земли, каждое дерево, заглядывали в окна пустых домов, опускались в подземелья брошенных храмов и дворцов. В свете лучей в надрывной тишине особо выделялась красота храмов, монументальные фигуры богов и богинь, украшающие фасады зданий и святилищ.

    Просмотрев все уголочки Святой земли, высоко в небе раздались голоса:

   - Мы не нашли Кристалл,- произнес низкий мужской голос, - арии или унесли его с собой, или надежно спрятали. Кристалл опять перехитрил нас, как перехитрил Атлантов, и Гиперборея погибла, уйдя под воду.

   - Арии не могли унести с собой Кристалл, - возразил глухой старческий голос, - он здесь, в Святой земле Сибири ждет своего часа. Мы будем искать его, даже если нам понадобятся тысячелетия.

    Голоса стихли. Огненный шар потемнел, сжался, резко увеличился и разорвался на тысячи мелких горящих осколков. Раскаленные куски полетели на Землю, неся смерть и разрушение. Огромные пальмы вспыхивали как свечки, падали, круша и уничтожая все живое. Джунгли из пылающих костров быстро превращались в горы пепла. От городов и селений оставались нагромождения камней, озера и реки высыхали, превращаясь в пар. В местах падения больших горящих осколков, образовывались огромные воронки, земля от взрывов засыпала развалины городов, русла рек и впадины озер.

    За считанные минуты благодатная Святая земля превратилась в пепелище. Из черных туч полил сильный ливень. Он быстро заполнил воронки водой, превращая их в озера, землю смешал с пеплом и скрыл под ними останки городов и храмов.

    С севера подул холодный ветер, превращая воду в снег и лед, засыпая деяния Огненного зла толстым слоем снега. Благодатная Святая земля, увенчанная буйством теплолюбивых деревьев и трав, превратилась в снежную пустыню, над которой господствовали лишь леденящие ветра Борея.

    Первая полная Луна после Огненного Зла, уничтожившего Святую землю, завершила свой бег. Снежная пустыня безмолвно блестела под низкими лучами северного солнца. У слияния Кайласки и Тары встретились двое: Верховный Жрец и Богиня Тара-Дурга. Чатурведи Варма постарел, его волнистые волосы побелели, глаза покрыла пелена печали. Богиня Тара перевоплотилась в Белую Тару, сильную, чистую, способную преодолеть все препятствия. Они смотрели на столь любимую Вечную землю Ханумана, и слезы лились из их глаз.

   - Я не узнаю Святую землю, - воскликнула Богиня Тара, - только вечные снега, льды и ничего от былого величия. Я смогла лишь сохранить реку, но Тара уже не будет такой полноводной и чистой, как прежде. Ее воды покраснели от горя и обмелели. Чатурведи Варма, скажите, вы сохранили Мыслящий Кристалл? - спросила она, сложив ладони на уровне груди и склонившись в почтительной намасте, - я чувствую его слабое присутствие.

   - Кристалл спит в своем зале глубоко под землей, - тихо и печально ответил Верховный жрец бывшей страны Марути, - он свершил предначертанное - спас Земную ось от разрушения. Но и сейчас, Всеелнский Разум поддерживает жизнь Земли. С его помощью я построил потаенные ходы от храма, один из них ведет сюда - к Кайласке и Таре. Здесь мы будем видеться и говорить. Великая Богиня, - Чатурведи Варма так же сложил ладони на уровне груди и склонился перед Богиней в намасте, - вы не оставите своей милостью Святую землю?

   - Я никогда не покину Кристалл, - ответила Тара - Дурга, - на этих землях я создам новые города и поселю новых людей. Мы должны сохранить Мыслящий Кристалл во славу Великого Бога Ханумана и ради будущего Земли. Пока Кристалл здесь, никто не сможет покорить эту страну.

ГЛАВА 3

Ночная прохлада отдавала пряным запахом пустырника и ромашки. Мохнатые лапы старой ели висели неподвижно и заглядывали в окно, источая горьковатый аромат смолы. Птицы, намаявшись от дневной жары, попрятались в траве, чтобы утром вдоволь напиться густой серебряной росы. На небесах, усыпанных крупными каплями звезд, устало светила одинокая бледно-желтая Луна. Видимо, Богиня светлой ночи Дивия осерчала и не хотела показывать людям Свет во Тьме или на Луну навели морок коварные Полуночницы, чтобы в темноте творить свои сокрытые делишки.

    Далине не спалось. Беспокоила непривычная тишина за окном: ночное зверье не вышло на охоту, птицы затаились в чаще. С детства Далина научилась понимать тайгу, знала тайную жизнь ее обитателей и могла с точностью определить: шаги крадущийся лисицы, прыжки белки по веткам, полет совы меж деревьев, треск валежника под лапами медведя или копытами косуль.

    Этот год выдался незадачливым. Малоснежная зима не напоила землю весной, а палящее летнее солнце высушило траву на лугах и лесных полянах. Пожухлая, как прошлогодний жмых, она шуршала под ногами людей и колесами телег, разлетаясь в застоявшемся зное серой пылью. Коровы и лошади обгрызали сухие кочки на болотах в поисках сохранившейся зелени. Днями они залезали по брюхо в пересохшие озера и речушки и, уткнувшись мордами в зеленую цветущую воду, спасались от яростных нападений разъярившихся слепней.

    Старожилы окрестных поселений не могли припомнить такого засушливого и жаркого лета. Верховный волхв Боривой доказывал, что Бог Тарх Даждьбог Перунович и сестра его Богиня Тара Перуновна разгневались на народы Тартарии и каждый раз на капище высказывал новую причину для гнева Сварожичей.

    К середине лета погорели травы, скот отощал, в зиму и сена припасти негде. Каждый день спозаранку ходили поселяне по тайге. В буреломах, да в глубоких рямах руками рвали уцелевшую в тени траву, и уносили домой в мешках, как самую большую драгоценность. Чуть живенькая травушка к обеду высыхала на амбарах и овинах. Ребятишки и старики не давали ей пересохнуть в пыль, а сразу убирали в тень сеновалов. Каждый навильник переносили осторожно, как мать грудное дитя. В этих стожках и копешках складывалась вся надежда на спасение предстоящей тяжкой зимой.

    Ходили поселенцы разными дорожками по тайге, у каждого своя проторенная тропка среди деревьев скрывалась. Задолго слышались их шаги по жухлому мху и высохшей хвое. Всегда можно было определить, сколько рассеинов идет, и несут ли они траву в мешках.

    В сумерках по тайге прошли последние поселенцы, шелест травы под их ногами давно умолк. В лесу потемнело и стихло. Звезды блестели на небе, указывая путь по Северной звезде Таре. Тревога на душе Далины не унималась. Вязкая тишина ночной прохлады томила и тяжестью ложилась на плечи. Затаилась старая осина у колодца, притихла мохнатая ель у окна, а в воздухе чувствовалось движение, вихри завивались в кольца и гонялись над землей.

    Вышла Далина на крыльцо своей старой избы. Хотя и крыльцом-то не назовешь два лиственных горбылька, врытых в землю у порога. А уже более четырех кругов лет ничего им не делается. Как построил избенку в лесу прадед Далины - Дарий, так и сгинул неизвестно где. Обещал своей дочурке Крае принести из леса гостинцев, ушел силки проверить, уток подстрелить на озере, да так и не возвернулся. У дальнего омута нашли его колчан со стрелами, уток в торбе, а сам, как утоп. Не верила жена его Ведения, что так запросто полез он в омут и по глупости сгинул. Дочка Края несколько дней от двери не отходила, сидела как каменная на порожке и ждала. Но не пришел боле Дарий домой, а, как и что с ним поделалось, того не ведал никто.

    С давних пор, в одинокой лесной избушке у высокой ели рождались только девочки. Прабабушку Далина помнила хорошо, хоть и мала совсем была, когда померла глава их семейства. Пять кругов лет прожила, на третье лето шестого круга больно исхудала Ведения, ростом меньше стала, но ходила ровно, как стрела в колчане у Дария. В дождь сильный промокла, ходила в поселение к роженице, да задержалась там до ночи. А к вечеру тучи нашли и ливень полил, как из ведра. Несколько дней тихо пролежала бабушка на топчане под тулупом, не шевелилась. Вечером третьего дня, подозвала она мамашу (свою дочь Краю), крепко сцепила за руку своей костистой ладонью и проговорила что-то. Как волна пробежала по Крае, если бы не держалась за руку матери, упала бы на земляной пол избы. Выслушала она прошептанное матерью, тихонько поклялась и, закрыв лицо передником, ушла в куть за печку. Не понимала тогда Далина, что произошло в тот момент. Очень любила бабушку, плакала в подушку на печи и просила богиню Макошь, продлить ей жизнь.

    Макошь услышала Далину. В полночь Ведения вдруг села, посмотрела на всех чумными глазами и проговорила: «Дарий мой идет». Поднялась так скоронько с топчана, в исподней рубахе босая подошла к двери, оперлась на косяк, дверь отворила и в темноту ночи взглянула. Кого она там увидала, никто не понял, боялись в темноту глядеть. Далина на печи от страха к комену прижалась и глаза кулачками закрыла. Из кути вышла Края, мельком взглянула Далина на нее и испугалась еще больше. Края рукой рот прикрыла, чтобы не закричать, глаза у нее округлились и расширились, лицо стало бледное, как мука на руках. Она онемела посреди избы, будто сам Громовержец Перун пришел на их порог, и медленно попятилась обратно в куть.

    А Ведения смотрела в темноту и руки к груди прижимала, как будто душа у нее заболела. Прислонилась спиной к косяку и медленно опустилась на порог. Так и померла, в темноту глядючи.

    Проводить ведунью в Мир Нави съехалось много расенов и святорусов с ближних и дальних краев Великой Тартарии. Никогда не отказывала Ведения страждущим: от болезней лечила, порчу сводила, роды принимала, на добро направляла. Собрались расены и святорусы на маленьком таежном погосте поклониться ведунье и отдать дань ее доброте и колдовской силе.

   Далина забоялась стольких приезжих, прижалась спиной к кривой березке у края погоста, и тихонько оплакивала прабабушку. Рядом задержались двое приезжан, девочка их сразу узнала. Эти муж с женой недавно привозили на лечение грудную дочку. Совсем плоха была крошка и глазки не открывала. День и ночь шептала над ней Ведения древние заговоры и обкладывала грудничку распаренными травами. Отец с матерью жили у них в овине и просили Богиню Тару спасти их единственное счастье в жизни. Ведунья не ела и не спала двое суток, но девочку спасла.

   - Такую сильную ведунью схоронили, - тихо говорил мужик жене, - и даже колышек в матку под потолком не забивали. Чудно.

   - Нечто не чудно, - подтвердила жена, - силой то большой обладала. Ее даже Верховный волхв боялся. А померла, смотри-ка, легко. Вечное ей блаженство на кругах Сварги. Кабы не она, что бы стало с нашей Заренкой.

   - А волхв все едино твердил: «Не возите к ней, она душу заберет и испортит вашу дитятку», - мужик опасливо осмотрелся, - кабы его послухали, не выжила бы наша доня.

   - Все ведают, какая меж них вражда ишла, - еще тише подтвердила жена, - Ведении видать сама Пряха Макошь помогала и защищала от его козней. Скоко народу к жизни вернула, страсть одна. Поклон ей низкий до самой землицы. А Боривей, как ошалел совсем, извести хочет весь их род. На всех сходах подстрекает изгнать Ведению из земель расенов.

   - Все поэтому и молчат на капище, - мужик прикрыл рукой рот, - потому как понимают, что без Ведении не к кому бежать, когда беда накроет с головой. Только к ней и бегали все. А теперя как? - мужик поскреб жесткими пальцами затылок.

   - Края же завсегда ей помогала, - баба указала на дочь покойной в черном платке, - может, переняла силу-то и так же будет лечить. Но с Веденией никто ужо не сравнится. Большую силу имела.

   - Говорят, - мужик оглянулся и почти зашептал жене на ухо, - с Самим зналась.

   - Ты что? - бабенка от испуга закрыла рот рукой, - ты зачем Его упоминаешь. Знашь же, какая кара может наступить. Беду накликаешь на нас всех.

   Чтобы прервать разговор, бабенка потянула мужа к накопанной земле отдать последнюю дань Ведении. Смысл их разговора Далина поняла не сразу, а через многие годы.

    Когда подожгли краду, народ на колени опустился, понимали, какой человек ушел из жизни. И как теперь без нее, неведомо.

    Далина не могла смотреть, как ее прабабушка уходит в мир Нави, убежала с погоста в лес и бесцельно бродила меж деревьев. Внезапно она заметила большого человека, притаившегося за старой сосной. Никогда не видела его раньше Далина, сильно испугалась и спряталась под густыми ветками кедра. Незнакомец не склонился в поклоне, а стоя наблюдал за погостом. В волнении он закусил нижнюю, тонкую, раздвоенную напополам губу. Его черные, навыкат глаза, под седыми, нависшими бровями, смотрели на происходящее красными углями. Злобой и болью передергивало лицо, желваки на худых скулах перекатывались круглыми шарами. Крупные ладони с узловатыми пальцами лихорадочно сжимали суконную шапку, расшитую мехом рыжей лисицы. Только потом Далина узнала, что это сам Верховный волхв Боривой приходил проводить Ведению в последний путь.

    После похорон прабабушки, пусто стало в избушке. Ни мама, ни бабушка не умели так хорошо рассказывать о прошлом Тартарии, о сильных и красивых людях в белых одеждах, некогда живших на берегах Тары, о былых боях Даарийцев и Атлантов. Далина часто бродила по любимым бабушкиным тропкам, сидела у столетнего кедра и вспоминала, как они отдыхали тут с Веденией, уставшие после похода к дальнему ряму за травами. Бабушка учила ее таежной науке и понемногу открывала тайны ведовства. Теперь Далина любила сидеть в тени раскидистого исполина, слушать гомон тайги и шепот колючих ветвей. Иногда она ловко взбиралась на его макушку, любовалась бескрайней зеленой тайгой, изгибами красной Тары и голубыми плошками озер. Вдоволь наевшись вкусных кедровых орех, она возвращалась в избушку с полным подолом смолянистых пахучих шишек.

    Много лет прошло с тех пор, много воды утекло в Таре. На прошлый цветень оставила их мамаша, приболела шибко и все хотела дожить до тепла, чтобы Земля-Матушка согрелась. Боги услышали ведунью, схоронили Краю когда уже и травы поднялись, и цветы распахнулись, и птички гнезда свили. Осталась Далина в избушке со своей дочерью Тарусой.

    Далина прошла по двору и прислушалась. Затаенная вязкая тишина висела в воздухе и не давала покоя. Ведунья подняла руки и резко почувствовала влагу, но не приближающийся дождь, а что-то тягучее и злобное покалывало и обволакивало ее пальцы. «Недоброе творится, - подумала она и подняла глаза на северную звезду Тару, - помоги мне справиться с наступающим Злом», - обратилась она к небесной Богине. И звезда замерцала на небосводе, наполняя женщину неведомой силой. Постояв еще несколько минут, Далина вернулась в избушку. На стареньком крылечке остановилась, еще раз глянула в темноту ночи и подумала: «Утром надо поране пойти, а то кабы не опоздать».

    В избушке пахло свежим хлебом. Два небольших каравая стояли на столе, накрытые чистым полотенцем. Таруса спала на печи, как и в детстве, обняв подушку. Рядом посапывала серая кошка Мурка.

   -----

    Навигатор на телефоне тормозил, а то и совсем не срабатывал. Найти Заречный переулок на неосвещенной окраине Москвы, где фонари горели через пять, а то и шесть не горящих, казалось, делом невозможным. Навстречу из темноты вынырнули две женщины в черных платках и абсолютно молча прошли мимо, как две мумии.

   - Странные личности, откуда это они, - очень тихо произнесла женщина, поеживаясь от страха, - неужели от нее? Еще как назло, снега мало, с ним было бы светлее, а без него - темень непроглядная. Да где этот Заречный переулок? В навигаторе есть, а на месте найти не могу, - она с минуту потопталась по снегу, так как прочищенный тротуар резко закончился, и впереди маячил наметенный сугроб, - придется вернуться.

    Женщина, подбирая полы длинной шубы, шла осторожно, боясь поскользнуться на обледенелой траве. Вконец заблудившись и, плохо ориентируясь в темноте, вернулась к автобусной остановке. Под единственным фонарем она нервно потеребила руками сумочку, поколебалась между: «бросить все» или «вытерпеть до конца» и снова пошла в темноту.

   - Так, это улица Восьмая Заречная, за ней идет Девятая Заречная. Правильно, - женщина старалась читать все надписи на домах и проверять ходы заблаговременно, - за Девятой Заречной надо пройти прямо по ходу улицы, между девяносто шестым и девяносто восьмым домами должен пойти Заречный переулок. - Освещая номера на домах фонариком, женщина, опять пошла между домами, вдумчиво вчитываясь в номера. - Девяносто второй дом, девяносто четвертый, - проговаривала она вслух, чтобы было не так страшно, - за следующим домом должен быть переулок, - она прошла широкий, заросший кленами палисадник, завернула за дом, и перед ней открылся узкий, в метр шириной, проход между двумя заборами, - наконец-то, - облегченно вздохнула и добавила. - Господи, какой узкий переулок, как тут люди ходят. В Москве нигде снега нет, а тут как будто специально навалили.

    Она осторожно пошла по узкой тропке в переулке, одной рукой опираясь о доски забора, а второй поддерживала подол шубы. Неожиданно женщина остановилась, холодок ужаса пополз у нее по позвоночнику и уткнулся в затылок, растекаясь по всей спине. Она почувствовала, а вернее – услышала, позади себя глубокое дыхание, причем никаких шагов слышно не было. Женщина обмерла, сердце забилось так сильно, что казалось, сейчас выпрыгнет и убежит подальше от жуткого привидения за спиной. Собрав все мужество, она резко обернулась. Перед ней, уткнув морду в ее живот, стояла огромная черная собака, ее глаза блестели в луче фонарика. «Собака Баскервилей»- пронеслось у женщины в голове. Боясь упасть и потерять сознание, женщина навалилась спиной на забор, осветила собаку фонариком.

   - Собачка, - произнесла она дрожащим голосом, - хорошая собачка. Пес с доброго теленка, завилял хвостом, - я пойду, собачка, - как можно ласковее проговорила она, - мне надо идти, меня там ждут.

    Женщина развернулась и как можно медленнее, пошла дальше, ощущая за спиной шаги собаки. В странный узкий проулок, как ни удивительно, выходили калитки жилых домов. Пройдя пару из них, женщина остановилась.

   - Это здесь, - всматривалась она в старую, заржавевшую табличку с номером дома.

    В темноте хорошо рассмотреть дом не представлялось возможным. Пошарив по калитке, женщина нащупала кольцо, повернула его и вошла во двор. Из окна, выходящего в ограду, лился приглушенный свет и слабо освещал выложенную кирпичами, дорожку к веранде. Она было отчищена от снега, а рядом навалена невысокая гряда. Черная собака, встреченная в проулке, прошла и легла у окна на расстеленный коврик. Немного постояв и осмотревшись, женщина медленно пошла к веранде. В темном и маленьком помещении она с трудом нашарила дверь и вошла.

    Обычная деревенская изба: большая печь в углу, лавка за столом под окнами. У стола на лавке сидела женщина лет шестидесяти, моложавая на вид, в старомодном платье «в цветочек» и в платочке, подвязанном на голове «назад концы». Она пила чай из большой цветастой кружки с вареньем и печеньями.

   - Добрый вечер, Марфа Лаврентьевна, - тихо поздоровалась гостья.

   - Добрый, - ответила хозяйка, изучая посетительницу взглядом. Ее темно-карие глаза светились добротой, но в них играли недобрые искорки.

   - Мы вчера с вами разговаривали по телефону и договорились на шесть вечера. Я немного задержалась, извините, в темноте трудно найти проулок, - медленно, осматривая обстановку, заговорила посетительница.

   - Я помню, - не меняя позы и голоса, ответила Марфа Лаврентьевна, - принесли все, что я говорила?

   - Все, - подтвердила гостья.

   - Не передумаете? - хозяйка вперила в посетительницу проницательный взгляд.

   - Нет, - послышалось твердое в ответ.

   - Раз так, - хозяйка встала и подошла к двустворчатой двери, - идите за мной.

    Марфа Лаврентьевна открыла створку двери, и посетительница увидела другую комнату, в которой на столе одновременно горели несколько свечей. Опасливая посматривая по сторонам, она пошла за хозяйкой.

    Подъезд элитного московского дома: широкие окна, уставленные горшками с комнатными цветами; чисто вымытая лестница. Из квартиры на четвертом этаже, вышел мужчина в военной форме. Черные густые брови и открытые глаза цвета спелого ореха с пушистыми ресницами, придавали его лицу выражение загадочности. Сжатые губы мужчины невольно улыбались. Военная форма невероятно шла его крепкой мускулистой фигуре. Казалось, что лихой гвардейский командир с плакатов военных лет, зашел проведать родных перед отправкой на разведку в тыл врага.

   - Да они завтра приезжают, - мужчина говорил по телефону и одновременно запирал дверь на ключ, держа под мышкой небольшую кожаную папку, - дверь закрываю, пошел на службу, - сообщил он в трубку, - я написал рапорт, мне дают увольнительный, и я поеду встречать. У тебя как дела? Решил вопрос? С обеда уходишь? Замечательно. К четырем часам надо быть на Ярославском вокзале. Попробуем объехать пробки, чтобы прибыть раньше и встретить у вагона.

    Пока мужчин закрывал дверь, из квартиры напротив вышла женщина невысокого роста, в изящной норковой шубке. Модный норковый капор с серебряной застежкой прекрасно украшал ее миловидное личико. Черные накрашенные брови выделяли светло-серые глаза и густо накрашенные ресницы, аккуратно расчесанные и загнутые. Видимо, женщина все свободное время уделяет своей внешности. Но предательские морщинки вокруг глаз, обвисшие щеки, мятая кожа на шеи, которую она искусно кутала в шарф, явно говорили, что ей уже за сорок.

    Ирина Григорьевна два года назад похоронила мужа, резко умершего от какого-то нового вируса. Пережив похороны, всю свою кипучую энергию она перенесла на холостого соседа по лестничной площадке - Костю Ковалева. Хотя, Ирина Григорьевна с детства питала неприязнь к военным и тому была веская причина: их сосед по далекой коммунальной квартире – капитан дальнего плавания, с бородой и короткой шеей, как у Домового, всегда ассоциировалсся у нее с грозным Карабасом-Барабасом. Когда он «приплывал» домой, маленькая Ирочка пряталась от него и боялась одна выходить в вечно темный коридор. К тому же, он обычно носил на поясе длинный кортик, а когда напивался, что было очень часто, вытаскивал его из ножен, тыкал всем под нос и грозился прирезать не только свою жену и детей, но и всю квартиру.

    За несколько лет соседской жизни, она заметила, что подполковник Ковалев являл собой пример добропорядочности: он не приползал домой пьяный, не выражался на лестнице и не водил девиц легкого поведения. Все свободное время посвящал единственному сыну, жил скромно и тихо. По настоящему обратила на него внимание Ирина Григорьевна еще на похоронах: сосед не напился, как свойственно военным в ее понятии, а даже помог собрать и вымыть посуду. И весь вечер проговорил с убитой горем соседкой о жизни, при этом упомянул о разводе с женой Евгений, о многолетней холостяцкой жизни, о сыне Дмитрии. После отведенных по мужу сорока дней, Ирина Григорьевна отправила детей по домам, а сама резко поменяла имидж «убитой горем дамы бальзаковского возраста», начала одеваться модно и богато, прошла омолаживающие процедуры, даже согласилась на уколы под кожу лица.

    Неожиданно для всех, начала увлекаться нетрадиционной кухней и старалась угостить одинокого соседа чем-то необычным, чрезвычайно вкусным и полезным. Но пока все ее усилия и траты были тщетны, Костя вел себя учтиво, всегда спрашивал о делах, а дальше дело не шло. На этот Новый год женщина возлагала особые надежды.

    И поэтому, в это утро появилась на площадке в нужное время, к тому же, долго не могла попасть ключом в замочную скважину, а когда, наконец, замок щелкнул, долго копалась в сумочке, чтобы положить ключ в нужный карманчик. Мужчина закрыл дверь, закончил разговор по телефону и направился к лестнице.

   - Константин Федорович,- приветствовала его соседка,- доброе утро. На работу?

   - Доброе, Ирина Григорьевна. Да на службу, мою любимую,- весело ответил военный, - как у вас дела? Как самочувствие?

   - Все хорошо, - женщина приветливо улыбалась, показывая ряд красиво отбеленных зубов, - к Новому году готовлюсь, елку уже поставила. Сегодня буду торт печь по новому рецепту,- добавила она заманчиво, - а вы, елку купили?

   - Так точно, - по-военному ответил Костя и добавил, - купил, доставил, собрал. Диме подписали на завтра увольнительную и гости приедут. Все вместе нарядим елку, украсим квартиру. Давно мечтаю о большом празднике на Новый год.

   - Гостей ждете? - женщина надевала на руки изящные лайковые перчатки, при этом на ее личике не изменилось дружелюбное выражение.

   - Да, должны приехать, - заулыбался Костя, - ждем, очень ждем.

   - Издалека? - поинтересовалась женщина.

   - Ох, далековато будет, - подтвердил мужчина, - из Сибири. Завтра поедем встречать на вокзал.

   - Раз ждете, значит приедут, - с улыбкой, согласилась Ирина Григорьевна.

   За время разговора, они спустились по лестнице и вышли из подъезда. Светило яркое зимнее солнце, так непривычное для конца декабря в Москве. О зиме напоминал лишь тонкий слой снега, видневшийся между деревьями и кустами. Тротуары и дороги столицы, с небольшой наледью, можно было принять за позднюю осень.

   - Не торопится нынче зима украсить город в снежную перину. Новый год, видимо, будем встречать без снега, - Костя глубоко вздохнул уличный воздух и улыбнулся солнцу.

   - Вы правы, - женщина приспустила капор и пронзительно посмотрела ему в глаза, - давно такой зимы не было. Это знак, - добавила она таинственно, - а вы верите в знаки?

   - Нет, в знаки я не верю, - твердо произнес Костя, - всего хорошего, Ирина Григорьевна. С наступающим праздником, всех благ и отличного настроения, - мужчина по военному козырнул и направился к служебному автомобилю, ожидающему у тротуара.

   - И вам того же, - женщина, поправляя шарф на шее, поспешила к станции метро.

   «Час от часу не легче,- пронеслось у нее в голове,- что за гости?»

    Машина с военным вырулила на широкий столичный проспект. Голые почерневшие деревья и кустарники по обочинам смотрелись жалко, как после бомбежки. Без снега даже разукрашенные витрины магазинов и установленные елки не внушали праздника, а казались нелепым будничным маскарадом. Не катались ребятишки с горок, не видно было санок, вылепленных снеговиков и предпраздничной суеты. Казалось, люди чувствовали напряжение в природе и, мечтая прогуляться по заснеженным аллеям, скользили по тонкому льду на тротуарах и спешно исчезали в дверях московского метро.

   - Погодка не балует, - досадовал молодой водитель, - что за Новый год без снега.

   - Да, разгневалась на Москву Зимушка-Зима, - ответил Костя, наблюдая унылую грусть бесснежья за окном, - хоть бы немного снежка подсыпала.

   - Константин Федорович, завтра последний рабочий день, - спросил водитель,- у вас занятия в Академии во сколько закончатся? Может, пораньше меня отпустите, собрались семьей к теще за город съездить.

    - Занятия у нас закончатся к обеду, - согласился Костя, - надо будет съездить на Ярославский вокзал, моих гостей встретить. Давай так, ты Диму привезешь в Академию, ему увольнительную дают завтра в тринадцать часов. А к шестнадцати нам надо быть на Площади Трех вокзалов. На вокзал мы поедем сами, а ты езжай к теще.

   - Спасибо, - обрадовался водитель, - привезу Диму за полчаса, по объездным путям, без пробок. И ключи ему передам.

   - Хорошо, - подхватил Константин,- и поедешь к теще. Новый год у нее будете встречать?

   - Думаем, - водитель вглядывался в впереди двигающуюся машину, - хотим с детьми уехать от суеты и гама Москвы и встретить Новый год в нормальных условиях. Там тихо, снег выпал, на площади поселка елку установили, горку сделали, каток залили. Салют такой же дают в двенадцать часов. Только не такая толпа народа, как в городе, того и гляди затопчут. Да и Красную площадь закроют опять, и что на Большом мосту очередь с пяти вечера занимать, чтобы на салют издалека посмотреть? Я уже не один раз примерзал к этому мосту. А в Подмосковье свободно. Мы в прошлом году Новый год там встречали, очень понравилось.

   - Конечно, - согласился Костя, - раз там лучше, чем в Москве.

   За время разговора, водитель объезжая пробки по переулкам и дворам, подъехал к Академии.

   - Сегодня когда подъехать за вами, Константин Федорович?- спросил он у, выходящего из машины, Кости.

   - Как обычно, - ответил подполковник, закрывая дверку, - часам к четырем подъезжай. У меня несколько курсантов пересдать долги должны. Думаю, к четырем закончим. Еще надо будет в магазин заехать, кое-то докупить из продуктов.

   - Понятно, - поддержал водитель, - гостей надо удивить столичными деликатесами. Хорошо, Константин Федорович, к четырем часам буду здесь.

ГЛАВА 4

«Не продавайте вы землю свою за злато и серебро, ибо проклятия вы на себя призовете и не будет вам прощения во все дни без остатка…» (Заповедь Бога Перуна. Славяно-Арийские Веды),- заповеди Бога Перуна, нанесенные на деревянные дощечки хранились в жилище волхвов много веков и передавались из поколения в поколение. Боривой принял их от отца, как главную ценность и всю жизнь следовал прописным истинам Древней Мудрости. Старческие пальцы гладили Книгу Бога Перуна, а глаза накрывали слезы безвременья. Седые волосы волхва покрывали плечи и переходили в длинную бороду. Черты лица старца заострились, отчего крупные глаза казались еще больше. Подошло время уходить Боривому из Мира Яви в Мир Нави. Он не боялся смерти, ибо знал, что в любом мире: Мире Яви, Мире Нави и Мире Прави жизнь порождает Вселенная и когда человек исполнит свое предназначение, Вселенная забирает его и направляет на круги Сварги. Жизнь и Смерть не существуют отдельно друг от друга в Природе, а идут рядом.

    Боривой полностью прожил свою жизнь без остатка. Познавая Древнюю Мудрость, он нес народам Тартарии наследие Бога Перуна и Предков, завещанные Родам Великой Расы в Ведах. Он призывал рассеинов и святорусов: «Свято чтить Богов и Предков своих, Всегда жить по Совести!» как повелось со времен легендарной страны Даарии – Гипербореи, что затонула вместе с Северным материком Северией Мидгард-Земли.

    Ночная духота зависала в воздухе и мешала дышать. Боривой тихо вышел во двор, оперся рукой на изгородь, окружающую жилище и пытался вздохнуть полной грудью. Но вздох обрывался на середине, будто в груди засел одинокий медведь-шатун и закрыл проход воздуха в легкие, как лаз в берлогу. Старый волхв постоял, посмотрел на избу, до половины ушедшую в землю, загон с коровой и вислоухим телком, небольшой стожок свежей травы, сложенный у погребицы. Медленно подошел к жеребцу Серко, привязанному у коновязи, погладил морщинистыми пальцами его морду, вытащил из кармана-сумки, что висела на опоясье, кусочек ржаного хлеба. Жеребец мягкими шершавыми губами собрал хлебушек с ладони хозяина и в знак благодарности, тряхнул головой и зафыркал. Более шести кругов лет прожил Боривой на этом месте, каждый аршин земли помнил, каждую трещинку в бревнах знал.

    Вспомнил Боривой как парнишкой помогал отцу копать погребицу, возить из леса лиственные бревна на перекрытие. Заготавливали их на уходящей луне, когда в древесине мало сока. Отец завсегда сначала просил прощения у дерева и разрешения у Святобора, а уже потом размахивался топором по красноватой смоляной древесине. Борива видел потеки смолы по зарубке и понимал, что деревья тоже умеют плакать. Зимами с отцом рубили лед на Таре, возили брусочки на санях и укладывали в погребице ровными рядами. Матушка все жаркое лето хранила в нем молоко, сметану, мясо и прочую снедь. Один Борива вырос в семье, младшие братишки и сестренки в малолетстве уходили в Мир Нави.

    Однажды зимой Борива поехал на Тару один, не заметил занесенной снегом полыньи и провалился под лед. Течение закрутило паренька и спасительное окно проруби быстро исчезало из вида. Борива испугался не за себя, а за любимую кобылку Ветру, что будет стоять на морозе посреди реки, пока отец с матерью сдогадаются искать сына. Ледяная вода колола тело тысячью иголок, задерживать дыхание он больше не мог и понял, что совсем близок Мир Нави. И в этот момент из гущи водорослей показалась русалка, ее длинные волосы расплывались зелеными волнами, а полуспящие глаза на бледном красивом лице отливали изумрудами. Речная нимфа ухватила Бориву за воротник овчинного кожушка и потянула обратно к проруби. Вытолкнув паренька на лед, она улыбнулась и проговорила низким мягким голосом:

   - Рано тебе еще, Борива, в мир Нави, - и окунувшись в воду, добавила, лукаво прикрывая глаза,- меня Срези зовут. Я давно за тобой наблюдаю. Не бойся меня, летом с тобой поплаваем, - и, рассмеявшись, скрылась в речной глубине.

    На удивление всего поселения, Борива даже не заболел после проруби, или русалка его заворожила, или мать хорошо лечила травами и припарками, или сильный волховской стержень засел внутри. Но с того дня не скучал боле Борива в одиночестве, Срези заменила ему и сестер, и братьев, и друзей, и подруг.

    На крыльцо вышел сын Гойдя в исподних штанах и неподпоясанной домашней рубахе. Видно, не спал, наблюдал за немочью отца. В прошедшем травене ему исполнилось четыре с половиной круга лет. Белая борода Гойди закрывала грудь, а седые волосы опускались ниже плеч. Сын больше походил на мать, отличался мелкими чертами лица, серыми глазами, но при этом, злым и заносчивым характером. От отца он унаследовал высокий рост и гордую осанку. Гойдя приходил на капище опираясь на посох, но не вершил обряды, а сидел на почетном месте рядом с Боривоем. Все обряды проводил сын Гойди Вожий. Шло пятое лето, как Гойдя передал ему посох Перунов, вырезанный из Дуба- Древа Всемирья, а с ним и всю власть волховства.

    За Гойдей выглянула его жена, Верята и остановилась на крыльце, накинув пуховую шаль. Всегда худая и высокая, к старости она располнела и казалась ниже ростом. Верята обычно молчала и никогда не ни в чем не перечила мужу. Всегда говорила тихо и коротко, ходила бесшумно, платок повязывала так, что были видны одни задумчивые глаза. После свадьбы поговаривали, что Верята любила святоруса, но родители-расены выдали ее за Гойдю. И, веселая и шумная Верята, после замужества больше молчала. Отошло ли у нее сердце к Гойде, было не понятно, но двух сыновей они вырастили по заповедям Перуновым.

    Старший сын Вожий пятое лето, как принял Посох Перунов. С женой Неседой растили трех сыновей и жили, в пристроенном к общей избе пятистенке.

    Младший сын Здива женился на девушке из святорусов и в соседнем поселении с женой растил трех сыновей и трех дочерей.

   Гойдя подошел к отцу, сжал его старческую руку.

   - Мир Нави зовет меня, - тихо произнес Боривой, - поклонюсь в последний раз светлому храну Святилища Перунова и уйду в Сваргу к покойной жене моей Звените.

   - Встретиться с матушкой на круге Сварожьем ты завсегда поспеешь, - сдерживая слезы горечи, проговорил Гойдя. - Ты надел праздничную рубаху с вышивкой волховства, - он все понял.- Мне пойти с тобой?

   В древнем роде волхвов жили по заповедям Перуновым: родители любили детей, а дети до конца жизни поддерживали родителей.

   - Нет, - твердо ответил старец, - я должен это сделать один. Береги сына и внуков. Зорий вскоре возмужает. Наказываю ему передать Посох Перунов.

   Старец снял с пальца тяжелый перстень в золотой оправе солнцеворота и передал сыну.

   - Это подарок богини Тары, - сказал он, - этим перстнем Великая Богиня благословила меня на волховство и дала счастье. В день передачи Зорию Посоха Перунова, передай и это кольцо.

   - Все сделаю, как сказываешь, - Гойдя в пояс поклонился отцу.

    Боривой еще раз окинул взглядом двор, избу, перевел взгляд на небесную реку Ирия. Путеводная Тара ярко горела в мерцающей плеяде звезд. Старец оперся на свой кленовый посох, подержал руку сына в своей, последний раз взглянул в его глаза и неспешно пошел за поселение. Проторенная тропа среди елей вела на высокий берег Тары.

    Спуститься к реке Боривому не хватало сил. Он стоял на высоком увале священной Тары в праздничной белой рубахе, вышитой заботливыми руками Неседы, подпоясанной красным кожаным ремнем, в красных сапогах и казался живым воплощением Сварога. Старец бросил в воду заранее припасенный в сумке-кармане камешек. В ночной тишине далеко разнесся над рекой всплеск, послышалось движение и, в водах реки показалась русалка. Срези за многие круги лет сохрнила молодость и красоту, ее зеленые волосы волнами колыхались на речной глади.

   - Пришел попрощаться, Срези, - слова давались волхву тяжело, - пора пришла занять свое место на круге Сварги.

   - Ты уходишь в мир Нави? Мне жаль, – спросила она, с грустью глядя своими изумрудными глазами на давнего друга, - ты мудрый волхв, говоришь с Богами. Скажи, мы еще свидимся?

   - Нет, Срези, - ответил Боривой, - мы боле не повстречаемся. Прошу тебя о помощи детям и внукам моим, коли возникнет опасность. Еще тебе низкий поклон за мое спасение в той проруби, - старец в пояс поклонился русалке.

   - Я никогда не причиню вреда вашему роду и всем нашим закажу, - ответила русалка, и слезы побежали по ее бледному лицу, - я помню все доброе, что получила от тебя: как ты выпутывал меня из рыбацких сетей холодной ночью хмуреня, как освободил мой хвост из под земли обвалившегося берега в березень,- она подплыла к самому берегу и взялась за ветки поникшей ивы,- мы многие лета дружим Боривой, и крепко храним нашу тайну. Ты постарел, а я завсегда останусь молодой. У меня тоже есть просьба, с круга Сварога посматривай на меня и кидай мне звезды. Я буду ждать. И буду вечно помогать твоему роду.

   - Даже на круге Сварги я буду помнить и любить тебя, Срези. Хочу тебя еще попросить, - Боривой с трудом стоял, опираясь на посох, но эти слова дались ему еще трудней, - помоги и ей, коли случится нужда, - он опустил голову. Самый могучий волхв Тартарии склонялся в просьбе к русалке. Он хотел промолчать, но слова сами сорвались с его языка. Тут говорила не воля, а любовь. Та безумная любовь, что жила в его сердце долгие лета.

   - Я знала, что когда-то ты это скажешь, - Срези с трудом улыбнулась, а слезы капали из ее глаз, и вода священной реки уносила их на дно. Твердый комок подступил к самому горлу. Не в силах говорить, русалка замолчала и нырнула поглубже, что бы родная река смыла слезы с ее лица и боль из ее сердца. И там, на самой глубине реки, она вдруг увидела черный бездонный

   Омут и два огромных желтых глаза. До ее слуха донеслись шипящие слова: «Скажииии емуууу. Тыыы должнаааа сказаааать сейчассссс». От страха у Срези остановилось дыхание. Темного Омута боялись все в реке. Говорили, что он не имел дна и открывался несколько раз в лето. Страшный голос, исходящий из Омута приказывал, а те, кто не исполнял приказание, навсегда исчезали из реки. Через мгновение, глаза закрылись, Омут исчез и дно реки осветила Полярная Тара. Срези почувствовала, как вокруг нее забурлила вода и неведомая сила вытолкнула ее на поверхность,- обещаю исполнить твою просьбу, Борива, - проговорила она дрожащим голосом и трясущимися руками вцепилась в ветку ивы, пытаясь удержаться на берегу,- послушай меня еще, - она решила вечно хранить свою тайну, но голос Темного Омута заставил ее, - я очень люблю тебя. Я приметила тебя еще парнишкой и поэтому вытащила из той проруби. Ты понимал, кто я и не боялся меня. Не каждая русалка похвалится дружбой с волхвом. В те минуты, когда ты спасал меня из сетей и из-под земли, касался моего тела своими сильными руками, я была самой счастливой русалкой во всех реках и морях, - Срези еще помолчала, - я понимала, что ты любишь Ведению с той первой встречи у этой ивы. Не единожды я хотела утопить ее, когда она одна купалась в Таре,- водяная дива глубоко вздохнула,- но моя любовь сильнее ревности. Я боялась, что ты меня возненавидишь за ее смерть, - русалка, что есть силы держалась за ветки, - ты пришел именно на это место, Боривой, - тяжелый вздох разлился над водой, - хочешь снова пережить те мгновения?

   - Да, - чуть слышно ответил старец, - пойми меня Срези и прости.

   - Я все понимаю,- над рекой раздался тихий голос русалки, - побудь с ней и не забывай меня, - она вильнула хвостом и исчезла в речной пучине.

    Волхв смотрел на водную гладь, отраженные звезды, склоненную иву, купающую свои ветки в реке, а в памяти всплывали яркие картины прошлого. Именно на этом месте он в первый раз увидел Ведению, на крутом берегу Тары у старой ивы. В ту пору Борива был молод, только познавал каноны волховства и у красных вод священной реки черпал силы. В густой тишине он явно вспомнил ту ночь: широкими взмахами рук Борива рассекал речную гладь и неожиданно услышал чарующий девичий голос. Чтобы не спугнуть певунью, молодой волхв бесшумно подплыл к излучине и увидел юную деву, сидящую на поникшей ветке у самой воды. Даже Луна в тот вечер притихла и безмолвно купалась в прохладных водах Тары. Девушка опустила ноги в воду, подобрала подол расшитой юбки на колени и тихо пела старинную песню о любви молодого воина, ушедшего в дальний поход и его возлюбленной, скучающей в ожидании. Ее серебристый голос плыл над рекой, эхом отдавался у излучин и рассыпался звездами на плесах. Лицо девушки скрывала тень от луны, Боривой подплыл под водой совсем близко и притаился под поникшими кустами пахучей черемухи, чтобы хорошенько рассмотреть певунью. Она не была похожа на расенов, в ней было что-то от святорусов: тонкие черты лица как у богини Тары, красивые очерченные черные брови, прямой нос и припухлые губы. Все приезжающие в Тартарию приходили к отцу на капище и приносили дары, поэтому молодой волхв знал всех девушек из ближних и дальних поселений, а эту красавицу увидел впервые.

    Неслышно из воды показалась Срези, что-то сказала Бориве, но он не услышал. Как завороженный смотрел парень на певунью и боялся нарушить очарования песни. Ее голос проникал в его сердце и наполнял душу легким звоном. Девушка закончила петь, поболтала ногами в теплой воде, помахала рукой ранним птахам, поклонилась реке Таре и Большой Луне. Постояв еще немного на берегу, она быстро пошла по лесной тропе.

   - Дочь ведуньи,- подсказала Срези, когда девушка скрылась в лесу.

   - Это правда? - с горечью спросил Борива. Черемуха сгустилась над головой юноши, как мрачные мысли в его душе. Отец всегда плохо отзывался о ведуньях из леса, призывал гнать их из земель, поэтому они никогда не показывались в поселениях. А люди ходили к ведунье, и она безотказно лечила всех от мала до велика.

   - Правда, - проговорила русалка, внимательно вглядываясь в лицо парня,- я ее часто вижу. Она боится людей и приходит купаться по ночам. А что ты так помушнел? - теперь горечь слышалась в голосе Срези.

   - Ничего, - задумчиво проговорил Боривой, - пойду я, поздно уже.

   Он быстро оделся и поспешил за девушкой. Особый дар передавался у волхвов от отца к сыну и Боривой чутьем понимал, куда пошла незнакомка. Он прошел по ее следу до старой лесной землянки.

    С той ночи юноша потерял покой. Несколько раз тайком пробирался к ее жилищу, что бы хоть издали посмотреть на девушку. А через несколько дней случайно столкнулся с ней на тропе к малиннику. Красота певуньи настолько поразила его, что он не смог ничего сказать, а она прошла мимо, мельком взглянув в его сторону.

    Наконец он насмелился, пришел к ним домой и предложил Ведении выйти за него замуж. Девушка колола дрова у крыльца и столь удивилась, что ее хочет посватать сын волхва, что в первую минуту опешила.

   - Твой отец будет супротив нашей свадьбы, - сказала она, - нам часто говорят о намерении волхвов изгнать нас из лесу, - она опустила топор на чурак и помолчав, добавила, - у меня уже есть жених. На середину листопада в Овсень мы наметили свадьбу, - девушка не боялась Бориву, но понимала, что его любовь может принести им еще большую неприязнь волхвов.

    В середине листопада Ведения вышла замуж за Дария - крепкого рослого парня из святорусов. Душу Боривы захватила жгучая обида, она не проходила со временем, а жгла сильнее. Боривой пытался ухаживать за другими девушками, но внутри его росли не привязанность, а неприязнь. Шли годы, а Боривой не мог подобрать себе спутницу жизни. Ему нужна была только Ведения. Иногда он видел ее, но она всегда старалась отвернуться и скрыться. А он уходил в лес, садился под сосной или кедром и пытался унять боль души.

    И в эту ночь старец пережил ту же боль. Сильная и всепоглощающая любовь до сих пор жила в его сердце. Боривой еще постоял на высоком берегу Тары, посмотрел на изгибы священной реки и продолжил свой путь.

   Тропа уходила в лес. А в душе волхва всплывали моменты прошедших кругов лет. После свадьбы Ведении, он с головой ушел в волховство, в надежде заглушить кровоточащую рану. Сутками не уходил с капища и полностью перестроил святилище. И Бог Тарх отблагодарил Боривоя за созидание, послал ему девушку, которую приняла изболевшаяся душа. Через два лета к концу сеченя тихая и спокойная Звенита родила сына Гойдю. Постепенно, боль в душе притупилась, но разрасталась злоба и обида. Боривой понимал, что единственная возможность преодолеть боль, не видеть и не слышать о Ведении. И он продолжил извечную борьбу волхвов против лесных ведуний.

   ------

    Константин легкой походкой вошел в здание Академии и поднялся на второй этаж в свою кафедру. Только он открыл дверь в учебную часть, как привычно почувствовал настойчивые взгляды двух сотрудниц.

    Заведующая кафедрой, Станислава Сигизмундовна – пожилая дама, недавно отметившая свое шестидесяти пятилетие, все еще работала. Ее польские корни явно прослеживались в голубых глазах и светлых волнистых волосах, которые она укладывала высокой прической на манер времен Екатерины Великой. Острый нос, тонкие губы и высокие брови подчеркивали решимость и стойкость в исполнении любых вопросов. В семидесятых годах прошлого века, она блестяще окончила эту же Академию и вышла замуж за своего однокурсника. Вместе они достаточно поколесили по военным городкам СССР. Причем, Станислава никогда не сидела без дела, а всегда работала наравне с мужем. В конце девяностых, опять же вместе с мужем, вернулись в столицу и занялись обустройством новой кафедры в Военной Академии. Пять лет назад она похоронила мужа, заняла его место и теперь безвылазно сидела на работе. Единственный ее сын жил в Германии, дачи завкафедрой не имела. Основной смысл жизни для Станиславы Сигизмундовны свелся к работе: она приходила раньше всех и уходила позже всех.

    Ее секретарь – Тамара Николаевна, в свои сорок два выглядела на тридцать пять. Она не вылезала из салонов красоты, на свои жиденькие темно-русые волосы нарастила пепельные до пояса, тонкие светлые брови превратила в толстые черные дуги. И даже не побоялась косметической операции, превратив свой широкий нос в греческий. Ее ухоженное личико с неброским макияжем, пальчики с модным маникюром, глубокое декольте и стройная походка сводили с ума многих преподавателей – мужчин. Тамара Николаевна давно уехала от своего мужа-старшины из таежного гарнизона и через знакомых устроилась на работу в Военную Академию в Москве. Этим летом она выдала замуж единственную дочь и теперь все силы приложила к поиску подходящего мужа с жильем, а свою однокомнатную квартиру оставить семейству дочурки.

    Обе женщины, старались склонить к женитьбе на Тамаре заядлого холостяка Константина Ковалева. Причем, способы женщины использовали всякие разные: от домашних пирогов до приглашения в ресторан, с последующим «кофе в постель». Но Костя, как стойкий оловянный солдатик, всегда заранее просчитывал уловки сотрудниц и удачно изворачивался от их притязаний на его свободу. Это не ослабляло пыл сослуживиц, каждый раз они меняли тактику наступления, но не сдавали своих позиций, а переходили к длительной осаде.

    И в это утро, Костя прибыл на кафедру, заранее выставив оборону по всем фронтам. Честно сказать, эта борьба ему уже изрядно надоела. Он даже придумал легенду, что у него есть жена, но ни завкафедрой, ни секретарь не верили в эту сказку, так как ни одного подтверждающего факта предоставлено не было. Станислава Сигизмундовна, как бывалый военный, умело продумывала тактику действий и ни одна разведка не предоставляла никаких сведений о наличии у Кости жены. Правда, Ковалев показывал им какие-то фотографии с поездки на Черное море этим летом, где он якобы отдыхал с женой. Но, мимолетность курортных романов женщины в серьез не принимали.

    В середине ноября Костя сообщил женщинам, что его жена поехала навестить старенькую мать в Сибирь. И начал громко мечтать о ее скорейшем возвращении в связи с приближением Нового года. Он звонил Лиде при завкафедрой или секретаре и нарочито передавал своей возлюбленной воздушные поцелуи. Битва за его свободу перешла во временное затишье. Хотя, такое затишье обычно бывает перед мощным наступлением, и мужчина очень ждал Лиду, чтобы отлично встретить Новый год, а потом показать сослуживицам их семейные фотографии. Этим он надеялся остудить пыл воинственных женщин и перевести их атаки в капитуляцию.

    Мужчина зашел, разделся и, как всегда, повесил свое пальто на старинную трехногую вешалку, которая уже стала достопримечательностью кафедры. Строгое пальто под шинель с каракулевым воротником Станиславы Сигизмундовны, по-походному висело на вешалке, и только новая норковая шуба Тамары Николаевны бережно содержалась на плечиках.

   - Доброе утро, - приветствовал Константин женщин, причесывая свои мелкие кудри ,- с наступающим праздником. Это - для дорогих женщин кафедры, - он положил на стол Станиславе Сигизмундовне коробку элитных конфет,- попьете чайку к празднику. Как настроение? - задал он вопрос сразу обеим дамам.

   - Спасибо, - Станислава Сигизмундовна открыла коробку и умом военного оценила содержимое, - можно и чаек поставить.

   - У нас всегда хорошее, - ответила Тамара Николаевна томным голосом, в котором чувствовалась безудержная страсть одинокой женщины. Сегодня она была неотразима в темно бордовом коктейльном платье с праздничным макияжем, - а у вас?

   - У меня лучше всех, - парировал Костя, - на улице «мороз и солнце». Очень ждем прихода Нового года.

   - Как праздники собираетесь встречать? - Тамара Николаевна пристально посмотрела на Костю и немного наклонилась вперед, доставая карандаш из настольной подставки, что бы мужчина обратил внимание на ее высокую грудь в разрезе декольте.

   - Надеюсь встретить в теплой семейной обстановке, - Костя не удостоил своим взглядом прелести секретарши, а выложил на стол из кожаной папки пачку самостоятельных работ курсантов.

   - Все-таки проверили все самостоятельные работы? - уточнила Станислава Сигизмундовна.

   - Да, - ответил Костя, взял журнал и начал выставлять оценки, - вчера до двух часов ночи сидел. Не хочу оставлять работу этого года на новый. Праздники надеюсь провести, как никогда.

   - Поедите к матери опять? - уточнила Тамара Николаевна и окинула Костю таким взглядом, как будто он уже раздетый ждал ее в постели.

   - Посмотрим, - мужчина сосредоточенно писал в журнале, - хочу успеть везде: и в Москве, и к матери, - он решил перевести разговор,- а у вас какие планы?

   - У нас все как обычно, - Станислава Сигизмундовна, что-то увлеченно писала, - думаю дня через три на работу прийти. Столько дел накопилось, не хочу откладывать на «после каникул». А в Новый год буду всю ночь смотреть «Голубой огонек» по телевизору.

   - А я тоже мечтаю встретить праздник в семейной обстановке, - Тамара Николаевна сложила руки на столе и зазывно посмотрела на Костю.

   - В чем же дело? - уточнил Костя, не поднимая глаз от журнала, - дочь же с мужем с вами живут.

   - Я имею в виду семейную обстановку: я и муж, мой муж, - томно и медленно проговорила секретарша и сделала ударение на слове «мой».

   - И что же мешает? - Косте начал надоедать этот разговор намеками, - у нас в Академии предостаточно одиноких мужчин. Любой не откажется встретить праздник за домашним столом в кругу такой интересной женщины.

   - Любой говорите, - она решила поймать его на слове и вложила в ответ женскую надежду, - вот я вас и приглашаю. Домашнюю обстановку гарантирую и вкусно-питательное общение тоже.

   - К сожалению, - Костя выкручивался из тупикового состояния, - меня уже пригласили. Могу поговорить с одинокими мужчинами, которые будут рады встретить Новый год с вами и под бой курантов заесть шампанское домашним салатом.

   - А вы? - решила пойти на абордаж Тамара Николаевна и продолжала томным голосом, как будто Костя уже открывал вино в ее квартире, - вы не хотите провести со мной Новый год? Домашний салат и шампанское под бой курантов будут обязательно и …не только.

   - К сожалению, Тамара Николаевна, - и в этот момент прозвенел спасительный звонок, - ой, елки. Заговорились и про занятия забыли. Бежать пора, - и мужчина, собирая бумаги со стола, поспешил в аудиторию.

   Женщины остались опять ни с чем и переглянулись.

   - Не будем терять надежду, - многозначительно произнесла Станислава Сигизмундовна, как на военном совете в штабе армии и отложила бумаги, - и отступать. Еще не известно, чем закончится их семейная новогодняя идиллия. И не забывайте про наш козырный план. На войне все средства хороши. Главное – не торопиться и верить в победу.

   - Вот именно, - поддержала Тамара Николаевна, - еще сам позвонит и напросится. А я подожду.

ГЛАВА 5

За всю жизнь, не было дня, чтобы Боривой не ходил к капищу. Но сегодня силы покидали волхва и только к полночи, пришел он на высокий увал рядом с Тарой. Это место Силы Земли еще далекие предки отметили как святилище и назвали «Тарский увал Перуна». Древнее капище несколько раз перестраивалось, обносилось дополнительными рвами.

   Боривой смотрел на свое детище и снова вспоминал, как в день свадьбы Ведении он пришел сюда, упал на колени и просил Богиню Ладу дать ему силы пережить эту боль. Клялся Сварогу, что исполнит даже неисполнимое, лишь бы забыть Ведению. Умолял Макошь вплести в нить его жизни нить другой девы.

    И Боги услышали его. Послали детей Перуновых: Тарха Даждьбога с сестрой Тарой. Облаченные в светлые одежды расенов они прибыли на легкой вайтмане. Высокий и могучий Даждьбог возвышался до первого уровня капища, смотрел из-под нависших бровей испытывающим взглядом карих глаз. Тара Перуновна – вечно юная и молодая, ступала легко и величестенно. Ее русая коса спускалась ниже пояса, очелье украшала тончайшая вышивка и причудливые узоры. Они дали наказ Бориве.

   - Мы поможем тебе,- произнес Тарх Даждьбог Перунович глядя в глаза молодому волхву, - боль в твоей душе притупится и сердце примет иную деву, когда ты воздвигнешь хран отцу нашему Перуну, по всем канонам, как записано в Книге Мудрости.

    Светлая Богиня Тара, сняв с пальца кольцо, надела его на палец волхва.

   - Береги его, - наказала она,- кольцо придаст силы в сем нелегком труде. Передашь его самому достойному и помни, в трудную минуту нужно только попросить кольцо и оно поможет.

    Божественные брат с сестрой сели в небесную вайтману и унеслись в Мир Прави, а Борива уснул крепким сном.

    И с того дня началась работа. Не нарушая капише, Борива значительно расширил и углубил остовницу. В подземной части будущего храна он обустроил огневище для проведения огненных обрядов, и место для хранения треб и будущих жертв. Под стены будущего храна Борива положил каменные глыбы, что находил в крутоярах берегов рек Тары и Кайласки.

   Нижнее капище сложил из толстых стволов вековой лиственницы. Проемы для окон вырубил широкие, чтобы было светло проводить тризны по умершим и погибшим, и много свежего воздуха при свершении мистерий и обычных служб.

    Над верхним капищем молодой волхв трудился особенно долго. В Книге Мудрости Перуна записано, что в Сварожьем круге шестнадцать чертогов, и в верхнем капище должно быть столько же стен. Здесь предначертано проводить обряды в честь Бога Перуна и его детей Тарха и Тары, и каждый угол и каждое бревнышко должны соответствовать своему предназначению. Целое лето юноша подбирал ровные деревья, вырубал короткие бревнышки и складывал круглый сруб из шестнадцати стен.

    Небесное капище в форме девятиконечной звезды венчалось девятью куполами. Борива долго думал, какие купола ему возвести, советовался с отцом и дедом, наизусть выучил страницы Книги Мудрости. Он снова и снова обходил хран, рисовал на земле схемы, но все казалось не то, что нужно. Подсказка пришла сама самой. Уставши, он уснул на верхнем капище храна и увидел сон.

    …Тихое летнее утро. Солнце встает за высокими елями, над стеклянной гладью воды стелется легкий туман. Он идет по берегу Тары в длинной вышитой рубахе, подпоясанной красным поясом. Светло-русые волосы, доходящие до плеч, подхвачены по лбу красным очельем. Вокруг празднично одетые расены, молодые водят хороводы, старые сидят на бревнах. От Тарского увала ему навстречу идет невысокая девушка с русой косой. Праздничная женская рубаха украшена вышивкой на груди, рукавах и по низу. Девушка улыбается, протягивает ему каравай на вышитом полотенце и кланяется. Он отламывает хлеб, макает его в солонку. Они берутся за руки и кружатся. Вокруг улыбаются люди, звучит дудочка, светит солнце и озаряет искристым светом хран.

    Борива смотрит на капище и видит готовый хран и девять куполов, его венчающих. Девять и все разные: разные по цвету, резьбе, форме. Они начинают двигаться, показывая ему всю свою красоту и неповторимость. И все вокруг начинает вращаться. Борива оборачивается и видит Ведению на середине реки. Она стоит на воде в той же одежде, что и в ту ночь. И вдруг полил дождь сплошной стеной и закрыл Ведению. Борива побежал к ней, но водяной вихрь закружил его с огромной силой…И он проснулся.

    Сон оказался вещим, Боривой изготовил все девять куполов храна такими, какими увидел во сне. И не было во всей Тартарии красивее их.

    На каждом капище Боривой установил чуры из сухого дуба выше своего роста, с ликом Богов: Перуна, Макоши и Сварога, обращенные ко входу. Жертвенные камни (алтари) Боривой искал в тайге и по берегам рек. При слиянии Тары и Кайласки нашел глыбы правильной формы с древними письменами. Поблагодарил Святобора за находку и установил перед ликом чура на каждом уровне. На нижнем капище краду (огневище) выложил перед жертвенником из таких же камней. Перевозили их зараз запряженными по пять-шесть лошадей.

    Опащку вокруг храна выкладывал тоже каменную, в форме яйца, острым углом за спину чура, а широким перед ликом, в три круга. Чтобы надежнее защитить капище от темных сил.

    Не одно лето работал Боривой над храном, уходил из дому с утренней зарей, а приходил после полуночной. Уставал больно, но Сила Земли Тарского увала передавалась ему, утром юноша вставал бодрым и вновь принимался за работу.

    На освящении храна собрались много расенов и святорусов. Перед старейшинами Родов, на Большом Кругу верхнего капища отец передал Боривому Посох Верховного волхва. К этому времени Боривой возмужал, познал Книгу Мудрости Перуна и воздвиг хран.

   - Посох Волховской, - говорил отец, - Крепью Сварожьей стал, вокруг него ходят Солнце и Луна. Сварог, Перун и Велес соединили в сем Посохе Свои Силы. Кто держит сей посох, тот Сварог среди Богов, Перун для людей, Вещий среди духов.

    Как Дуб-Стародуб для миров: Яви, Нави и Прави крепко стоит, так Посох Волховской крепко держит власть в Трехмирье.

    У волхва две души – одна в теле, другая в Посохе. Как посох на Капище перед Богами воздевши, так и душу свою волхв до Богов возвышает.

   Посох сей три мира в себе соединяет: навершие отражает мир Прави и увенчан ликом Бога Перуна; середина отражает мир Яви, а низ Посоха заканчивается медным наконечником и уходит в Мир Нави.

    Тебе Боривой передаю я Посох Волхва, а с ним и власть над Родами рассеинов и святоруссов. Правь по чести и справедливости, как записано в Книге Мудрости Перуна.

    Боривой принял Посох от отца и занял место Верховного волхва на Кругу.

   На поляне перед капищем, на берегу реки Тары люди устроили игрища и хороводы. Боривому поднесли каравай на вышитом полотенце, как первый дар Верховному волхву. В подносящей он узнал ту девушку, что видел в своем сне. Сердце парня открылось новою любви, и зарубцевалась старая рана. Боривой женился и запретил себе вспоминать Ведению.

    Только один раз нарушил он свой запрет, когда пришел к погосту ведуньи проводить в последний путь возлюбленную. Он смотрел из-за старой ели и мысленно прощал Ведению. И вместе с прощением, уходили из его души боль и злоба.

    Седовласый старец поднялся на небесное капище, обошел кругом, попрощался с родной Землей и рекой Тарой. В густой тишине летней ночи послышалось волнение. Воздух закрутился смерчами и золотая вайтмана, опоясав хран, зависла рядом с Боривоем. Боги Тарх и Тара Перуновичи прибыли попрощаться со старейшим волхвом Тартарии.

    Боривой поклонился Богам в пояс, а Боги сообщили ему, что ждут его на кругу Сварожьем. Вайтмана быстро унеслась в небеса, а воздух еще долго кружил в тишине ночи. Полярная Тара провожала старца в последний путь.

    Золотая колесница Бога Солнца Хорса медленно поднималась из-за высокого берега обмелевшей Тары. Уставшие от нескончаемой жары кони не спешили к закату, а тихо двигались по проторенному пути. Дневное Светило с грустью оглядело небосвод – ни единого облачка, ни хмари, никакой надежды на приближающийся дождик. Не успевшая отдохнуть за короткую ночь, природа вновь готовилась принимать обжигающие солнечные лучи. Высокие ели, в устоявшемся безветрии, чуть заметно колыхали мохнатыми ветвями, стараясь хоть немного дать прохлады иссохшим иголкам. Широкие кедры глубже вгрызались корнями в таежную землю, в надежде добыть хоть немного влаги для своей кроны. Вечно дрожащие березы и осины не могли равняться на таежных исполинов и медленно гибли, роняя золотые и багряные листья в середине лета.

    Из лета в лето Божество Дневного Светила смотрит на эту землю. Солнцеликий Хорс помнит, как в этих местах благоухали вечнозеленые цветы и росли роскошные пальмы. Люди в белых одеяниях построили города и храмы, проложили каналы от рек для орошения полей, воздвигли памятники Богам. Светило не видело, как погибла благодатная Вечная Земля, тучи закрыли небосвод чернью. А когда лучи Хорса смогли пробиться к земле, то тщетно искали привычные рощи и дворцы среди нагромождений снега и льда. С болью смотрело Светило на ледяную пустыню, где на многие круги жизни воцарились одни ледяные ветра Борея.

    Однажды Бог Летнего Солнца - Ярило заметил на снегу у горы яркий оранжевый комочек. Чудом взявшаяся в ледяной стране маленькая рыжая лисица замерзала. Сжалился Ярило над зверьком, посоветовался с Вышним Богом Родом и послал на землю очень горячие лучи, которые перебороли ветра Северного Борея и растопили снега, а льды превратили в озера. Снежная равнина вновь ожила, на ней выросли другие деревья: сосны и ели, кедры и лиственницы. Не боялись они холодных ветров Борея и свои листья превратили в тонкие иголочки. Леса вновь наполнились птицами и зверьем. Богиня Тара с братом Тархом Даждьбогом населили земли новыми людьми и передали им Книгу Мудрости отца своего Перуна. Небесный кузнец Сварог дал народу Тартарии серп и соху, показал, как ковать железо. Его супруга – Богиня Лада подарила людям Любовь. Люди привыкли жить в тепле и холоде, построили крепкие жилища, распахали пашни, посеяли хлеб, развели скот. В дар Богам, дарующим жизнь и любовь, возвели на капищах храны.

    По зарослям мелкого березняка к высокому увалу реки, неслышно ступая, пробиралась рыжая лисица. Ее свалявшаяся шерсть повисла клочками, на задней ляжке болтался ошметок кожи, зиял след от зализанной раны.

   На днях она чудом спаслась из лап волка. Несколько дней лисица не могла поймать тощую мышь, живущую в хвое под вековой лиственницей. Одурманенная дневной жарой, лиса задремала в своем дозоре у норы. Трава, которую не сорвали люди, полегла и пожухла и ее легко усмотрел старый вожак стаи. В мгновения до смерти очнулась лиса от дремоты и совсем рядом увидела голодные глаза волка и слюну, стекающую с его открытой пасти. Острые когти пронзили ляжку и прижали к земле, длинный язык врага облизал желтые клыки. Лиса оскалилась от боли, со всей силы резко рванулась и вырвалась из лап голодного хищника. В каком-то безумии лисица метнулась в сторону, потом в другую, кубарем перекатилась через яму от вывороченных корней ели и, что было духу, пустилась в заросший яр.

   Волк в пагоне следил только за ее хвостом и не понял, что хитрая зверица ведет его к верной гибели.

    Когда-то на дне яра бил родник и наполнял чашу озерца водой. Многие лета назад вода ушла, на дне выросли молодые деревца, но, от нехватки солнца и питания они горбились, теряли листву и половина из них стояла тонкими острыми пиками. Именно на них и вела грозного врага лисица. Долго бежать она не могла и скоро оказалась бы в лапах серого. Из последних сил, высунув язык, разбрасывая пену и оставляя клочки шерсти на сухих кустах, лиса дотянула до яра. У самого его берега она резко метнулась в сторону и перепрыгнула ручеек, когда-то втекающий в озерцо. От усталости и немочи, ее лапы подвернулись, и она с ходу рухнула в колючий костяничник. После погони, она не могла не только бежать, но даже шевелить ушами. Если бы сейчас к ней подошел волк, она бы не взглянула в его сторону, а закрыв глаза, ждала смерти.

    Но план сработал, и лиса явно услышала, как волк полетел в яр, как ломались сухие деревца под его тяжестью, как взвизгивал он от боли, когда острые сучья раздирали его бока. Немного успокоенная, лиса не уснула, а впала в забытьи. На рассвете роса намочила ее нос и лиса очнулась. Зверица медленно встала, прислушиваясь к каждому шороху, подошла к краю яра. Волк лежал на дне, на его шерсти явно виднелась кровь, дыхания слышно не было. Задние лапы хищника зависли на согнувшийся тонкой березке, а морда уткнулась в порыжевший мох. Лиса потянула носом, на запах мертвечины скоро придут другие звери. Она осторожно отошла от края яра и бесшумно поспешила к своей норе у заброшенной медвежьей берлоги.

    Несколько дней она пролежала в укрытии, зализывая раны, а когда слюна совсем закончилась и горло перехватила сушь, лиса вновь вышла на охоту. Два подросших худых лисенка все эти дни тянули ее пустое вымя, стараясь высосать хоть немного молока и поскулив уснули, прижавшись друг к другу. Старая жительница тайги обошла все знакомые ручейки и болотца, тщетно ища воду, и вышла к Таре.

    С высокого берега зверек оглядел реку, поникшие ивы, алые от восходящего солнца крутые берега. Лисица повела носом и почувствовала опасность. Ее напугала тишина, ни одна птица не щебетала в раннее утро, ни одна рыба не вильнула хвостом на речной глади. Тревожное время наступило в тайге, солнце высушило траву, не выдерживали жару звери, птицы перестали наполнять лес перезвоном голосов. Лесная тишина пугала, заставляла ниже пригибаться к земле, ступать неслышно и держать уши на стороже.

    Оставляя борозды на иссохшей земле, лиса спустилась с крутого берега к воде. Спрятавшись под поникшей ивой, она принялась жадно лакать воду. Несколько раз ей казалось какое-то движение на реке, она поднимала голову, всматривалась и вслушивалась, приседала, в стремлении мгновенно взметнуться на кручу, но долгожданная влага, наполнявшая жизнью ее исхудавшее тело, не отпускала. Когда пить было не куда, и ее живот раздулся, как от съеденного зайца, лиса отошла от воды.

    Но, что-то заставило ее снова взглянуть на реку. От неожиданности, лиса остолбенела. В пяти аршинах от берега, из воды бесшумно поднялась речная дива и устремила на лису завораживающий изумурудный взгляд. Ее зеленые волосы волнами расплывались по речной глади, тонкие черные брови и открытые зеленые глаза оттеняли белизну лица. Русалка смотрела на лису с беспечным любопытством, а в ее глазах блестели слезы. Лиса взирала на русалку настороженно и с грустью.

    С уходом Боривого Срези всю ночь проплакала у поникшей ивы. Наступающее одиночество захлестнуло удавкой и худая лисица, испуганно и жадно лакающая воду, показалась ей исцелением. Русалка приманила в воде крупненького карася и кинула на берег. Голодная лиса, невзирая на страх, с жадностью накинулась на замеревшую рыбу. Срези улыбнулась и кинула лисе еще парочку щучек. Лиса проглотила их в два жевка. Русалка заметила отвисшие соски под пузом нежданной гостьи и обрадовалась, что может помочь лисе сохранить деток, а значит, продлить жизнь. Жизнь, которая казалась для Срези, остановившейся. Она приманила скользского налима и ухватив его за жабры, подарила лисе. В глазах зверька разгорелись огоньки жизни, и она быстро упрятала речного сосунка в желудок.

    Сколько бы времени продолжалось эта неожиданная дружба неизвестно, но вдруг, на середине реки, вода пошла рябью, потом закрутилась кругом, рассылая на берега упругие волны. Круг все больше расширялся, и начал углубляться. В образовавшейся воронке вода закрутилась в круговороте, увлекая с собой кувшинки, водоросли, опавшие сухие листья, застигнутых врасплох рыбешек. И лиса, и русалка с ужасом наблюдали за столь странным действом, но вдруг, в глубине воронки что-то перевернулось и с шумом плюхнулось на дно. В это же мгновение, лиса кинулась на крутой берег, цепляясь лапами за островки сухой травы и скрылась в чаще. Русалка, спрятавшись в ветвях поникшей ивы, нырнула поглубже и у самого берега, в густой речной траве, быстрее молнии поплыла к тихой заводи у слияния рек Тары и Кайласки.

   ----

    Поезд «Новосибирск-Москва» мчался по рельсам необъятной Сибири, пассажиры торопились в столицу, увидеть праздничный новогодний салют на главной площади страны. За окнами мелькали заснеженные деревни и полустанки, сосны и ели, укутанные белоснежными шапками и шубами. Окна вокзалов переливались красочными гирляндами, в городах пестрели рекламные вывески магазинов. Приближение праздника чувствовалось повсеместно.

    Лида всматривалась в окна вагона, вспоминала летнее путешествие к морю. Сколько было разногласий, размолвок и все-таки они с Костей сохранили свою любовь, отстояли право на счастье. Полгода они перезванивались, частенько говорили по скайпу и вот долгожданная встреча совсем близко.

    Многое изменилось в жизни Лиды за это время. После признания Кати, как и предсказывала баба Зина, колдовство ослабело, и как казалось, исчезло. Глобальных катаклизмов в жизни не происходило, она текла размеренно и спокойно.

    Через две недели после приезда, ночью Лида проснулась от знакомого звука открывающейся двери. На кухне ее ждал дедок. Попивая чай и причмокивая медом, дедок впервые приветливо улыбнулся, в уголках его глаз засветилась радость.

   - Покаялась, девка-то? – спросил он.

   - Покаялась, - облегченно вздохнув, ответила Лида, - ни за что бы, ни подумала на нее. И Николай никогда про нее ничего не говорил, и я ничего не слышала про ее любовь. Бывает же такое, столько лет любит в душе, и скрывает. У меня нет на нее зла, только жалость. Из-за ее глупости, ее же дите мается.

   - Ну, смотри, - дедок предостерегал, - просто так колдовство не проходит, его отголоски еще будут проявляться, будь начеку.

   - Вы же будете рядом? - с надеждой спросила Лида, - вы же не покинете нас?

   - Засиделся я у тебя, - уклончиво ответил дедок, - пора мне.

    Он соскочил со стола на стул, со стула на пол, засеменил к двери и вышел.

   Лида еще посидела за столом, помыла посуду и легла спать. Холод мрачного подземелья больше не ощущался.

    Поезд остановился на станции, Лиде опять не спалось. До Москвы ехать чуть больше двух суток. Первая ночь в поезде. Девочки, уставшие от сборов, автобуса и ожидания на вокзале, быстро уснули.

   Вале исполнилось четырнадцать лет, она заметно подтянулась, стала выше ростом. Девчушка переписывалась по интернету с Сережей, паренек учился на «отлично» и Валя старалась не отставать.

    Света тоже повзрослела, написала серию рассказов о морских путешествиях и отправила в журнал «Мурзилка». Два из них уже опубликовали, чем Света очень гордилась. Теперь ее рассказы с удовольствием слушали все: и мама, и бабушка, и одноклассники и, конечно, веселые хомячки. Валя все так же скептически относилась к творениям сестры.

    На хореографии, пока готовились к Новогоднему вечеру, а девочки танцевали в первом ряду, каждый вечер до десяти часов пропадали в школе искусств. Лида ходила их встречать у дверей районного храма искусства. Новогодний концерт прошел хорошо, оттанцевали на «ура» и сейчас девочки спокойно отдыхали.

    Еще в начале декабря Костя прислал три билета до Москвы и каждый день звонил, уточнял, как идут сборы в поездку. Лида с большим трудом взяла двухнедельный отпуск в магазине и двадцать седьмого декабря Трифоновы всей семьей выехали в столицу. Дорога проходила по северной ветке, новые станции, новые города, все было интересно. Леса, засыпанные снегом, проплывали за окном, как сказочное царство царя Берендея.

   Уезжая, Лида опять оставила на шкафу килограмм сушек и чашку меда для дедка, и мысленно просила его помочь в дороге.

    В вагоне ехали самые разнообразные пассажиры. По сравнению с летней поездкой, чувствовалась напряженность в народе. В январе ждали очередного витка цен. В соседнем открытом купе разместилась женщина с двумя маленькими детьми. Неспокойные сын и дочь всю дорогу дрались и делили игрушки. От их визга и крика пассажиры заметно устали, пытались уговаривать детей, даже давали им конфеты и печенья, что бы они хоть какое-то время помолчали.

    Особо отличались мужчины с большими сумками – вахтовики. Сейчас, вся страна, что бы выжить ездит работать по вахтам. Мужики, проработав два-три месяца в тайге или тундре, вырывались на свободу, и пили напропалую. В Омске вошли в поезд трое мужчин, сразу же набрали водки и пили всю ночь, уверяя проводников, что в стаканах чай. Но проводники сильно и не вмешивались, пятьдесят процентов пассажиров - вахтовики. Мужчины немного протрезвев, вышли в Тюмени, вагон вздохнул спокойно, но оказалось, ненадолго.

    Ближе к Москве начали садиться вахтовики из столицы. В Башкирии, женщина с двумя непоседами вышли, их места заняли двое мужчин. По сумкам, стало понятно, что мужики едут на заработки. Один - лет тридцати, высокий, худой, с вьющимися волосами, второму явно - за пятьдесят, среднего роста и среднего телосложения, лысоватый. Эти двое, видимо начали «принимать» горячительное еще на станции, в поезд сели «под сильным хмельком».

    Пока проводник мыла полы, Лида переместилась за свободный боковой столик. И тут к ней подсел один из вошедших мужчин. В поезде они еще добавили, напарник моложе сразу уснул, а этому захотелось излить душу.

   - Праздники подходят,- начал он свою речь, с трудом открывая и закрывая глаза, - а мы должны ехать из дома. А я не хочу ехать, - от возмущения, он сжал рубаху на груди, - я уже елку принес, срубил в лесу, у нас все рубят, - махнул он рукой, показывая, как это легко - срубить елку.- Поставил елку, нарядили с детьми вчера. И за два дня до праздника надо уезжать. Это как? – неожиданным вопросом, закончил он свою вступительную речь.

   - В другое время нельзя ехать? - уточнила Лида, - после праздника? В каникулы, скорее всего, и стройка работать не будет или строгий регламент?

   - Смена уезжает, а мы заступаем, - мужик совсем опьянел и и подпирал подбородок кистью руки, чтобы не удариться о столик, - они отработали и на праздник поедут домой, а мы едем на работу.

   - Дома с работой совсем плохо? - спросила Лида.

   - Вот вы едете, разве не видите, что все стоит и ничего не работает, - возмутился собеседник и перевел згляд на окно, за ним проплывал элеватор, с разбитыми окнами, травой на крыше и заросшей деревьями и бурьяном территорией, - вот элеватор. Из нашего совхоза я когда-то сюда возил зерно. Днем и ночью – поток КАМАЗов,- он поднял палец к верху, чтобы показать значимость элеватора в советское время.- Сутками в очереди стояли, торопились зерно в закрома Родины сдать. В страду почти не спали, в совхозной столовой питались. Одно слово – уборочная, было равносильно атаке врага. Все поднимались, у нас подростки-школьники сменщиками просились слезно, - он вновь поднял кверху палец, - а сейчас, от совхоза ничего не осталось.

   - И сколько в Москве платят? - поинтересовалась Лида.

   - Дома я заработаю десять, максимум двенадцать тысяч,- мужчина пытался считать на пальцах, выпитое туманило его рассудок, - в Москве заплатят тридцать, максимум – сорок тысяч. Разве на десять тысяч сейчас можно прожить?

   - Согласна, - Лида не могла оспорить, мужчина говорил правду, - на десять тысяч сейчас не проживешь и семью не прокормишь.

   - Вот и я тоже, - мужчина видимо на мгновение задремал, подпертая локтем кисть ослабла и, он чуть не стукнулся головой об столик. Зато сразу проснулся и взглянул на собеседницу, - обидно за страну. Такая держава, а мы, обычные работяги, должны куда-то бежать и бросать дом. У меня дочери двадцать лет будет шестого января, а я даже не смогу присутствовать на празднике.

   - А перенести вахту нельзя? - Лида с сочувствием относилась к мужчине.

   - Перенести? - мужчина поднял пьяные глаза, - зачем переносить, лучше сразу уволить. На мое место сто новых на очереди стоит. Кто откажется тридцатник зарабатывать за месяц? Никто.

   - И давно вы так работаете? - с одной стороны Лиде было неприятно разговаривать с пьяным мужчиной, а с другой, в его словах слышалась боль и горечь безысходности, и главное - он говорил правду.

   - Пять лет, - мужчина с трудом поднял голову, - эти годы, можно сказать, выкинутые из жизни. Жизнь идет половинчатая, делится на черное и белое. На «там» и «тут». Получается, там больше проходит, чем тут, если еще и дорогу прибавить. Жизнь пошла на колесах.

   Мужчина попытался встать, но поезд, видимо, очень качался, собеседник не удержался и снова сел.

   - А у нас места, знаете, очень странные, - начал он опять говорить тихим и таинственным голосом, глядя в окно полузакрытыми глазами, - и поселок наш называется странно.

   - И как же? - Лида заинтересовалась.

   - «Дебесы». Понимаете?- мужчина вновь посмотрел в окно, как будто хотел рассмотреть свой поселок,- и люди у нас исчезают.- Проговорил он многозначительно и вновь поднял палец кверху.- Моя учительница, очень хорошая женщина, никому вреда не причиняла. Пошла по ягоду и исчезла. Подружкам отвечала в одном месте, но там ее не нашли. А на другой день нашли совсем в другом месте. За сутки, она бы туда никак не дошла, а как там оказалась, - он пожал плечами, - никто не знает. И таких примеров очень много. Поэтому и называют наши места: «Дебесы». Страшное место.

    Мужчина совсем опьянел и пошел спать. Держась руками за верхние полки, он с трудом дошел до своего места и рухнул на матрац, не расстилая постели.

   Лида еще долго сидела на своем месте и думала о заработках, стране, кочующих по ней мужиках. Трудное время, чтобы выжить, все приспосабливаются, как могут. От заработков вахтовиков тоже хорошего мало, сколько в районе развалилось семей, сколько жен загуляло, сколько детей расхлябалось. С невеселыми мыслями она уснула.

   На другое утро за окнами замелькали пригороды столицы, купола церквей, станции электричек. Поезд подходил к Ярославскому вокзалу к четырем часам по московскому времени.

ГЛАВА 6

В месте, где соединяются две реки, и воды Кайласки вливаются в воды священной Тары, над берегом зависли древние каменные развалины, сплошь покрытые мхом и полузасыпанные землей и листьями. На дне реки так же встречались каменные глыбы, ровные и гладкие, многие из них покрывали древние письмена, которые, возможно несут важные познания в мир, но их уже никто и никогда не прочтет. Как будто великан вытесал из камня эти глыбы и раскидал по речному руслу. Среди каменных нагромождений в зарослях кувшинок и водорослей, прятался вход в подземный каменный лабиринт. Никто в реке и не вспомнит, в какой круг жизни русалки облюбовали эти руины и обустроили в них свое жилище. Может только Ворчливый сом, по праву считающийся самым старым в реке, слышал что-то от прадедов, но он уже мало говорит, а больше греется на гладком камне в укромной бухточке.

    Видимо, много кругов жизни назад, Боги сотворили огромный Каменный дом, со временем его верхняя часть разрушилась, а нижнюю затопила речная вода. В этих темных коридорах выросла Срези. С детства с сестрами они изучили повороты и комнаты своих подземных владений, знали, куда ведут длинные коридоры и высокие ступени. Самые отважные заглядывали в открытые двери, уходящие далеко на верхние уровни Каменного дома - так называла их жилище старая мать-русалка Дива. Отца своего Срези не помнила, мать говорила о нем мало и указывала, что он уплыл на Белое озеро и не вернулся.

    Многие круги лет Срези с сестрами и матерью живут в Каменном доме Тары. Все здесь любит Срези: и подводные камни, на которых хорошо греться в солнечных и лунных лучах, и наблюдать за берегом; и густые заросли кувшинок, которыми русалки украшают волосы; и старого Ворчливого сома, что живет в яме между двумя огромными камнями и сторожит скрытую в речной траве дверь, якобы, ведущую к несметным богатствам. Между каменными глыбами легко прятаться и наблюдать, как дерутся злые щуки за когтистого карася или колючего ерша.

    Частенько видела Срези, как легко сестры заманивали в реку расенов и святорусов, оказавшихся у Каменного дома. Русалки просили помочь распутать траву на ногах и спасти, и люди, а особенно, мужчины, не думая, кидались в воду ради красавицы, попавшей в беду. Довольные русалки, опутав легковерных, из испуганных девиц сразу превращались в водяных фурий и утягивали в потайные коридоры Каменного дома свои жертвы, которые вечно томились в подводных лабиринтах. Иногда узников выпускали ночами и заставляли расчищать речное дно, перетаскивать камни, убирать разросшиеся корни кувшинок. А потом вновь загоняли на цепи в подводные темницы.

    Однажды ночью, увидела Срези молодую девицу, стоявшую на каменной круче. Девица долго плакала и просила Богиню Ладу простить ее, а потом кинулась в воды реки. Срези навсегда запомнила ее, летящую в белой рубахе, как белую чайку над водой. Эта девушка и сейчас сидит в своей подводной коморке и молчит. Срези не единожды пыталась с ней поговорить, но она только вздыхает и плачет. Поговорить с ней удалось Диве. Мать – русалка поведала дочерям, что девица утопилась из-за любви. Не хотел ее отец свадьбы с возлюбленным, а решил выдать за нелюбого, вот она и кинулась от горя в реку. Ее возлюбленный на другую ночь сделал то же самое на том же месте. Но его не приняла река, выбросила безжизненное тело на берег. Не может река исправлять людские ошибки и под водой соединять любящие сердца.

    На этом же берегу Срези впервые увидела Бориву. С топором в руках, в длинной вышитой рубахе, он вышел к реке напиться, когда готовили с отцом лес на свое жилище. Сестры хором кинулись к берегу с целью заманить в подводные коридоры такого красивого и сильного молодца. Но Срези отчаянно захлопала хвостом по воде, парень понял неладное и быстро скрылся в лесу. Русалки хотели наказать непокорную сестру и пожаловались матери. Срези, предвидя гнев Дивы, успела уплыть далеко, а когда вернулась, ее проступок забылся.

    Но с того дня сердце Срези сладко стучало, когда она видела этого расена. В тот зимний день, что-то разбудило ее и заставило в холодной воде плыть далеко по реке, пока не увидела подо льдом тонущего паренька. В первое мгновение ей захотелось обнять и зацеловать его, увлечь в коридоры Каменного дома, где она одна могла вечно любоваться им. Но тут же ей представилось, как Борива таскает камни на дне и летами сидит в темном подводном коридоре на цепи. Нет, не такого счастья она желала. Пусть он живет, ходит по земле, радуется солнышку и будет ей другом. Поэтому она вынесла его из воды и помогла выбраться из полыньи на лед. Глаза парня, полные благодарности и восхищения навсегда остались в ее памяти. С тех пор, русалка начала дружить с молодым волхвом. Они часто купались в реке летними ночами, Срези поверяла ему тайны Каменного дома, а Борива рассказывал ей смешные истории из жизни людей.

    В ту ночь, когда он увидел Ведению, Срези поняла, что сердце любимого покорено красотой земной девушки. А она – так и останется подругой – русалкой. Несколько раз, когда ревность и сердечная боль доводили ее до исступления, она порывалась отомстить за свою душевную муку и утопить ее или его. Но взгляд благодарности и восхищения любимых глаз у проруби, гасил обиду и заставлял смириться. В большом и сильном сердце молодого волхва хватило места и для нежной дружеской любви к русалке. Именно эта любовь поднимала его в опасную минуту и заставляла кидаться в холодную воду Тары, когда Срези запуталась осенью в рыбацких сетях, и когда ее хвост придавило обрушившимся весной берегом. Не щадя себя, сильный парень спасал русалке жизнь и утомленный, радовался ее взгляду благодарности. Он резал острым ножом сети, руками разрывал песок и старался как можно меньше ранить хвост Срези, а для нее его прикосновения казались сладостнее всего на свете.

    Встреча с лисой немного развеяло тоску Срези, но горечь разлуки с Боривоем вновь схватила в тиски сердце русалки. Уставшая и грустная приплыла она к Каменному дому и нашла матушку в укромной заводи, греющейся в лучах утреннего Ярилы.

    Дива за последние годы начала сдавать, располнела, длинная зеленая рубаха покрывала ее до самого хвоста. Все чаще она грелась на каменных глыбах под солнцем или луной. Ее красивые густые волосы стали темно-зелеными, чешуя поблекла, плавник на хвосте порвался. Но все также озорно и игриво смотрели изумрудные глаза матушки, а изогнутые черные брови хмурились, когда дочери уплывали далеко от дома. Срези прижалась к матери и засунула голову ей под мышку. Значит, дочь пережила страх и хотела спросить совета.

   - Ты испугана? - спросила Дива, обнимая и прижимая дочь к себе, - я слышу, как сильно стучит твое сердце.

   - Борива уходит в Мир Нави, матушка,- со слезами в голосе проговорила Срези,- я больше никогда его не увижу,- она уткнулась в плечо матери и затряслась от рыданий, даже плавник на хвосте забился о мох на каменной глыбе.

   - Люди смертны,- тихо проговорила Дива, вздыхая и поглаживая волосы дочери, - тебе выпало большое счастье, дочь моя. Ты полюбила волхва и твоя любовь не было безответной. Борива, может, и не любил тебя как жену, но очень уважал, не взирая на то, что ты русалка. Рискуя своей жизнью, он спасал твою. Такое бывает очень редко. Ты должна хранить эту любовь. Я думала, ты продлишь наш род и выйдешь замуж за одного из пленников. Но понимая, что твое сердце занято, я не заставляю тебя это делать.

    Рядом с матерью Срези всегда было хорошо и спокойно. И сейчас, после пережитых волнений, она положила голову на колени матери, закрыла глаза, и быстрый сон смежил ее веки. Ей приснился Борива, молодой и веселый. На Купальской неделе они доплыли до островка у Крутого поворота Тары и веселились в теплой речной воде. Боривой мог долго задерживать дыхание и нырял на самое дно, пытаясь первым найти камешек, который они вместе бросали в воду. При этом они, как дети, отталкивали друг друга, кидались водорослями и кувшинками, гонялись за перепуганными рыбешками, заглядывали в норы и вытаскивали оттуда упирающихся раков. Обиженные раки тут же прятались обратно, а Срези с Боривой путали их и запихивали в чужие норы. Вместе им было легко и весело. Неожиданно, между ними забурлила вода и открылся Темный омут, огромные желтые глаза, закрывались и открывались, наводя ужас и оцепенение. Боривой что-то хотел крикнуть Срези, и даже подплыть ближе, но вода закрутилась в страшной воронке, отдаляя их все больше и больше. В ушах засвистело, зашумело и протяжный шипящий голос, прошептал совсем рядом: «Скааажииии емууууу. Он доооолжееен знааааать». От сковывающего страха, Срези сразу открыла глаза и проснулась. Пытаясь выровнять дыхание, она вновь обратилась к матери.

   - Матушка, расскажи мне, что ты знаешь о Темном омуте? - спросила она, испытывающе глядя в глаза матери и взяла ее за руку.

   - Почему ты спрашиваешь? - спокойствие старой русалки сразу прошло, она резко села, отчего стебли кувшинок затрепетали, и белые чаши цветов закачались на воде, и пристально посмотрела на дочь, - ты видела Омут?

   - Да, Матушка, - призналась Срези, - я сегодня видела Темный омут на дне реки, и два огромных желтых глаза, - от волнения и страха девушка тоже села и обняла крепко мать, - и голос, такой шипящий тягучий голос, он заставил меня сказать Бориве о моей любви, - русалка какое-то мгновение смотрела на мелкого карасика, пытающегося перекусить стебель кувшинки, потом перевела взгляд вверх на лучи восходящего солнца, отражающиеся в чистой речной воде, - мне было так страшно, Матушка, - она еще крепче прижалась к плечу матери, - а сейчас утром, на том же месте, вода закрутилась в огромную воронку и внутри ее что-то перевернулось. Я так испугалась, - она повернулась к матери и взглянула в ее глаза,- что это? Что ты знаешь о Темном омуте, расскажи мне.

   - Темный омут, - медленно начала мать, обдумывая каждое слово, чтобы не сказать лишнего и не напугать дочь, - появляется и исчезает. Я сама его никогда не видела, только слышала, что рассказывал Ворчливый сом мужу. Никто не знает, кто живет в Омуте, иногда слышат шипящий голос и видят огромные желтые глаза. И горе тому, кто не выполнит приказания Темного омута. Ворчливый сом рассказывал о своем старшем брате – Неугомонном соме, которому Омут приказал очистить от завала дверь меж каменных глыб. Неугомонный сом был старшим в реке, он собрал всех раков и рыб, целый месяц растаскивали они камни по дну реки и освободили дверь. Наши пленники им тоже помогали. После этого Неугомонный сом много лет жил у двери, а после Темный омут направил его к слиянию Тары с другой рекой, очень большой. Шире и глубже нашей Тары, к Ирию. И Неугомонный сом так и живет там, иногда присылает подарки нашему Ворчливому сому от большой реки.

    Слова матери успокоили Срези, она улыбнулась, вспомнив длинные усы огромного Ворчливого сома, сторожившего подводную дверь. Иногда они с сестрами забавлялись и привязывали его усы к стеблям кувшинок. А сом потом ругался и ворочался так, что вся вода в реке бурлила, как в котле.

   - Эту дверь никто никогда не открывал? - спросила у матери, - что за ней?

   - Нет, - мать вздохнула и украдкой взглянула на дочь, улыбка на ее губах немного успокоила, - никто не открывал эту дверь, и никто не знает, что за ней. Может быть, такие же коридоры и комнаты, как в нашем Каменном доме. Может быть, это даже один дом, только входы разные. Никто не знает тайны этой двери. Ворчливый сом свято хранит наставление старшего брата и верно охраняет дверь.

   - Если нарушит наставление и отойдет от двери, - Срези размышляла, - то Темный омут его накажет? А кого наказывал Омут?

   - Я слышала о двух рыбаках, - мать вспоминала, - они рыбачили на Кривой излучине, где глупая рыба быстро попадалась в сети и уйма ее гибла. Темный омут перевернул лодку и приказал рыбакам уйти с Кривой излучины. Они не послушались и снова закинули там сети. Больше никто не видел ни лодки, ни рыбаков. А говорят, у них было много детей.

   Мать пыталась успокоить дочь и помочь забыть страшный случай с Омутом, изрядно напугавший ее саму.

   - Ты же исполнила указание Темного омута, - она ласково гладила Срези по руке, - значит, все будет хорошо. Постарайся забыть про все и не заплывай так далеко от дома. Я тебя очень люблю, - она провела рукой по зеленым волосам дочери, притянула за стебель кувшинку, оторвала цветок и украсила ею голову Срези, - ты у меня самая красивая, береги себя. Даже в нашей реке много опасностей. Только рядом с Каменным домом мы чувствуем себя спокойно, этого места боятся не только люди, но и Водяной, и Батюшка Велес к нам редко заглядывает.

   - Да, Матуша,- согласилась Срези, и смахнула набежавшую слезу,- я больше не поплыву к поселению. Боривы уже нет в Мире Яви и я не увижу его на Тарском увале. Я больше не буду уплывать далеко.

   Старая русалка обняла дочь, прижала к себе покрепче и подумала: «Никогда я не выдам страшной тайны Темного омута. Иначе и мне, и всем дочерям грозит погибель».

   - Спой, Срези, - попросила она, - я так люблю, когда ты поешь. Спой грустную песню и боль твоей души выльется, растает как туман над рекой.

   - Хорошо, Матушка, - согласилась Срези, - я спою самую печальную песню, которую знаю. И пусть слезы мои потекут по нашей реке, в ту большую реку. И Небесный Ирий отразится в ней. А может и Борива, подаст знак мне с Круга Сварожьего. Он обещал подавать мне весточку, каждый раз, как меня увидит.

    Молодая русалка вильнула хвостом, подплыла к прибрежному камню, села на него, опустила плавник в воду и запела грустным голосом песню безответной любви. Ее голос серебряными брызгами разливался по руслу реки, поднимался до крутых берегов и эхом звенел у дальних озер. Она с тоской смотрела на небо, пытаясь рассмотреть образ своего любимого, ее слезы стекали по щекам и, капая в воду, расплывались широкими кругами. У поникшей ивы, на дне реки опять шевельнулось что-то огромное и волны расходясь, забились о прибрежную траву, купая в воде редкие желтые листья.

    Далина долго не могла заснуть, поглядывала, когда начнет светать. И только смежила веки, как ей приснился сон про любимую игру из детства. Девочкой Далина собирала диковинные кедровые шишки и называла их по именам: был у нее и добрый дед Дарий, и злой волхв Борива, и бабушка Ведения, и бабушка Кора, и мама, и озорной парнишка из поселения Всесвет, с которым они случайно встретилась у заветного кедра и, с тех пор дружили. Даже особо запомнившиеся просящие находили свое отражение в играх маленькой ведуньи.

    Всем, кто был добр или зол к роду ведуний, вторила кедровая шишка Далины. Из мягкой травки она привязывала шишкам волосы, из листиков мастерила одежки. Наиболее полюбившиеся, тщательно хранились до сих пор. Любой образ – двойник мог принести пользу или вред человеку. Далина хорошо это знала и надежно оберегала свое богатство в дупле старой ели, что росла под окнами.

    Ведунья давно не заглядывала в наглухо закрытый жбанчик в дупле, а во сне вновь увидела себя маленькой девочкой. Горячее летнее солнце сильно припекает, Далине жарко и хочется пить, но игра настолько захватила ее, что она забыла обо всем. Шишки-забавки лежат у нее на коленках, сидят рядом на крылечке, ходят, друг другу в гости. Отдельно стоят злые шишки: волхвы Боривой и Гойдя; старший в поселении расенов; низенький святорус, который не довез до ведуний свою младшую дочь, лихоманка одолела ее дорогой, а по приезде обвинял ведуний и грозил им карами Богини Мары. Маленькой Далине хорошо с шишками-забавками и не хочется уходить с крылечка. Заигравшись, она не заметила, как к ней подошел дедушка: карие глаза блестят как у молодого; седые волосы аккуратно перевязаны розовой бечевкой; новая рубаха расшита руками умелой мастерицы, куницы у горловины, казались живыми и готовыми метнуться в тайгу. Дедушка поставил рядом с Далиной берестяной туесок красной и спелой малины и сел рядом на крылечко.

   - Ешь,- ласково говорит он Далине, - специально для тебя собирал,- он заботливо погладил рукой лиственные горбыльки крыльца.

   - А ты кто, дедушка?- спрашивает девочка, разглядывая нежданного гостя и щурясь от солнечных лучей, - у тебя куницы на вороте, как бабушка Ведения вышивала. Это наш родовой знак.

   - Я – Дарий, твой прадедушка,- отвечает он и ласково гладит правнучку по головке, - я так соскучился по всех вас. И куниц на вороте мне бабушка Ведения вышивала.

   - А где ты сейчас живешь и скучаешь по нам,- девочка смотрит испуганно,- ты же помер давно? Мы завсегда ходим на твою могилку, что на опушке в зарослях черемухи.

   - Я далеко детонька, - глаза дедушки наполнились слезами, - на круге Сварожьем, - он посмотрел на небо, - но завсегда смотрю на вас и силюсь помочь, ежели могу. Ешь малину, для тебя собирал.

   - А где ты собирал? - спрашивает Далина и с радостью запускает ручку в туесок. Крупные спелые ягоды просвечиваются на солнце и сок капает с них при одном прикосновении. Девочка взяла пальчиками ягодку и положила на язычок. Но вместо привычного ароматного вкуса, она ощущает во рту противный запах, от которого становится страшно.

   - А почему ягоды не вкусные? – спрашивает она у дедушки, но его уже нет рядом. Далина оглядывается, она совсем одна у избушки и ей страшно.

   Девочка ищет глазами Дария, и видит, как из леса выбегает табун лошадей. Все разной масти, черные и рыжие, они гонят впереди красивую белую кобылу. Под их ногами трещит валежник, трава и земля вылетают из-под копыт. Лошади мчатся во весь опор прямо на избушку, еще немного и они разнесут старую постройку по бревнышкам. Далине очень страшно, она быстро собирает своих забав-шишек в холстину и прячет за крыльцо.

   Табун совсем рядом, уже хорошо видно раздутые ноздри, лиловые глаза и оскаленные зубы лошадей. Далина прижалась спиной к стене избушки и ждет неминуемой смерти. И тут перед избушкой метнулся Дарий, его белая холщовая рубаха надулась от ветра, с седых волос слетела бечевка. Он остановился перед избушкой, раскинул руки в стороны и что-то закричал. Табун на всем скаку разделился на две части и, обогнув избушку по бокам, помчался к реке.

    Далина проводила глазами лошадей и ищет снова дедушку, но его уже нигде нет. По-прежнему светит солнышко, трещат кузнечики в траве. С ветки старой ели на нее смотрит востроглазая белка и улыбается. Девочке стало очень одиноко, слезы закапали из глаз, она берет туесок дедушки Дария и ставит его в тенечек. «Матушка придет, - думает Далина, - вместе поедим».

   Что-то затрещало в тайге, и Далина проснулась. Увиденный сон поразил ее, что-то произойдет плохое, ложь окружит ее и избу. «Не так просто разгадать этот сон. Можа, дождь пойдет, - подумала ведунья, - не зря же покойный приснился».

   ---

    Костя основательно готовился к встрече Лиды с девочками. Обошел крупные магазины, закупил все необходимые, как ему казалось, продукты к празднику. Не забыл о подарках гостям: Лиде выбрал в ювелирном отделе восхитительное кольцо с брилиантом, девочкам по золотому браслету. Димке, как всегда, мужской набор парфюма. Попросил родителей временно пожить в его двухкомнатной квартире, а они с Лидой, Димой и девочками проведут праздники в их трехкомнатной. Девочки будут жить в одной комнате, Дима в другой, а они с Лидой в спальне. Костя каждый вечер ложился спать, представляя, как они с Лидой будут наедине в отдельной комнате. Большего счастья он для себя и не ждал.

   - О чем ты говорила с этим мужчиной? - спросила Валя с верхней полки, отрываясь от книжки, - он как вчера напился, так и не просыпался.

   - О вахте, - ответила Лида, - не хочет он из дома уезжать, особенно перед праздником, а приходится. Дома зарплата маленькая, вот и ездит.

   - У нас в классе, - Валя отложила книжку, - у Вани Цыганкова отец ездил на вахту много лет. Они жили хорошо, квартиру большую купили, ремонт в ней начали, а он потом встретил на вахте другую женщину и их бросил. И сейчас мама Вани не знает что делать. За квартиру они еще должны больше миллиона, брали ипотеку в банке, ремонт сделали наполовину, каждый месяц надо много платить, а мать вообще не работала. Сейчас нашла работу уборщицей, с мизерной зарплатой.

   - А на алименты не подавала? - спросила Лида, она тоже слышала эту историю.

   - Ваня говорит, они надеются, что папа одумается и вернется. Квартиру продавать придется, а с недоделанным ремонтом дорого не продаж.

   - У меня у двух подруг на хореографии, - добавила Света,- родители разошлись из-за вахты. У Веры папа бросил их и не приезжает больше, а у Кати, мама забыла их, нашла кого-то себе. Только деньги Кате присылает каждый месяц.

   - Да,- Лида помолчала, - хорошо, когда рядом, а когда по разным сторонам, ничего хорошего нет.

    Ночью над Москвой забушевала метель. Откуда взялись обильный снегопад и жуткий ветер над бесснежным городом, было не понятно. Синоптики в очередной раз вещали о каких-то северных и южных фронтах и разводили руками, указывая на непредвиденные сюрпризы Матушки-природы. Через злые вихри невозможно было разглядеть праздничные витрины, украшенные гирляндами разноцветных огней, нарядные елки на площадях, ледовый каток на Красной площади. Москвичи, не успевшие закупить вино и подарки, сквозь непроглядную мглу с трудом пробивались в магазины. Утром пешеходы на ощупь добирались до метро и автобусных остановок, владельцы авто напрасно пытались откапать и завести свои «ласточки», по телевизору спешно объявляли освобождение от уроков школьников и студентов. Столица переходила на осадное положение.

    Снежные порывы залетали в незакрытые двери подъездов, магазинов, станций метро. В узких переулках и вокруг домов надували сугробы, и они молниеносно росли, превращаясь в высокие заносы, отчего прохожим приходилось постоянно протаптывать тропки, а водителям прокапывать траншеи для проезда. Но дорожки и тропки злая метель тут же заносила вновь. Природа за что-то обиделась на город: то ли за выхлопные газы, то ли за огромные мусорные свалки, то ли за зависть и злобу. До боя курантов на Спасской башне оставалось меньше двух дней, а метель, казалось, никогда не утихомирит свои снежные вихри, разгулявшиеся по улицам и проспектам.

   К полудню столица под свинцовым небом превратилась в заснеженные горы. Пробираться по глубоким ущельям между домов на автомобиле было невообразимо трудно, но Константин уверенно вел свою Ауди к площади Трех вокзалов.

   - Когда уже эта метель закончится, - Дима пытался всматриваться в окна автомобиля, - папа, ты осторожно езжай, а то, столько аварий на дорогах. Цветы классные купил, - оглянулся он на, лежащий на заднем сидении, роскошный букет алых роз в дорогой упаковке.

   - Самые лучшие выбрал, - похвалился Костя и нажал на тормоз, впереди идущая машина резко остановилась,- может, надо было на метро поехать. Но сейчас там такая толчея, что никуда не пробьешься. Да и как-то не престижно встречать их на метро, когда две машины: и своя, и служебная, - он всматривался в окна, ежеминутно заметаемые снегом. Дворники не успевали очищать стекла, - я был уверен, что к обеду метель уляжется. Сейчас мы проедим по этой улице, здесь нет пробок, а с нее вырулим на проспект, ведущий к площади Трех вокзалов, - Костя улыбнулся, - девочки поди выросли за полгода. Покажем им столицу, Кремль, Красную площадь. Походим по театрам, выставкам. На ВДНХ надо будет съездить. Я тебе говорил, - обратился он к сыну, - чтобы ты подыскал площадь с горкой ближе к квартире бабушки. Ты смотрел по ДубльГИС?

   - Да, - Дима сидел рядом на сиденье и держался за ручку двери, - в трех минутах ходьбы отличный парк, там и горка есть и целый ледовый городок построили.

    Костя выруливал авто из заметенного переулка. Припаркованные к тротуару машины, полностью заметенные снегом, являли собой нагромождение скал, только круглых и ровных. Наконец, достигли арки и выехали со двора. В этот момент, как раз во двор резко свернула машина, Костя успел выкрутить руль, нажал на газ и вырвался на проспект. Дима вцепился в ручку над дверью.

   - Блин, откуда он взялся, - выругался Костя.

    На проспекте шел сплошной поток машин. Сквозь завивающий снег, едва можно было различить двигающиеся по проезжей части автомобили, похожие на сугробы.

   - Ничего себе пробочка, - проговорил Дима, - в такую метель мы как раз к завтрашнему утру приедем. Надо им позвонить, пусть подождут нас на вокзале.

   - Да, позвони сынок, - согласился Костя, - мы тут порядочно встряли.- От напряжения и досады ему стало жарко, и он снял с шеи шарф.

   Дима несколько раз набирал номера телефонов Лиды, девочек, но телефоны абонентов были не доступны.

   - Связи нет, телефоны не доступны. То ли у них проблемы, то ли у нас метель с ума сошла, - Дима нажимал кнопки телефона, но все безрезультатно, - сейчас попробую СМС-ки разослать. Как связь появится, им все равно дойдет, лишь бы у меня приняли, - помучившись с телефоном впустую, связь не работала, Дима помолчал, потер колени и добавил. - Папа, я тебе хочу сказать одну, не очень приятную вещь. Училка по физике меня достала «по самое не могу». Опять требует, чтобы ты пришел к ней в училище.

   - Плохо учишь физику? - уточнил отец, пытаясь хоть что-то разглядеть в лобовое окно.

   - Учу, как всегда учил, - возразил Дима, - но она после твоего выступления первое сентября на нашем построении, меня достает капитально. Уже весь курс смеется, что она ко мне не равнодушна. А я думаю, она не равнодушна к тебе.

   - Ко мне? - удивленно переспросил Костя, - а я причем? Я же в октябре к ней приходил, кстати, она тебя хвалила, а не ругала. Мне было приятно слышать о тебе хорошие слова.

   - В том – то и дело, - паренек даже руками всплеснул, - ей нужно, что бы ты приходил каждый день. Светлана Ивановна наверно влюбилась в тебя, а на мне зло сгоняет. Никак не может себе мужика найти, уже за сорок, а все в старых девах.

   - Откуда такие мысли, - еще больше удивился Костя и внимательно посмотрел на сына, - мы с ней по-деловому поговорили и я ушел. И вообще, как ты можешь так говорить о женщине?

    Костя, конечно, скрыл от Димы навязчивость преподавателя по физике. Эта своеобразная особа с ярко выкрашенными красными волосами и густо накрашенными бровями, смотрела на него так, как будто он пришел к ней, как мальчик по вызову. Видя странность момента, оставаться наедине с явно озабоченной не учебной программой одинокой женщиной, было опасно. Костя сослался на какие-то спешные дела в казарме, и постарался быстрее покинуть аудиторию училища, чтобы залить волной непоколебимости страсти Светланы Ивановны. Даже когда он уже держался за ручку двери и всячески прощался, опасная девица подбежала к нему, схватила за рукав шинели и держала мертвой хваткой. Полковнику пришлось применить усилие, чтобы освободить шинель из тонких и длинных пальцев преподавателя, и при этом, улыбаясь, пятиться к двери. Когда ему, наконец, удалось захлопнуть дверь, он чуть не бегом пустился по лестнице к выходу, опасаясь, что красноволосая фурия догонит его и здесь.

   - На другой день она мне поставила высший бал, а потом стала спрашивать каждый день, и как бы я не отвечал, ставить одни уды, - Дима от негодования потер колени, - от ее удовлетворительных у меня могут быть проблемы с сессией. Она так готовится к встрече с тобой, что даже шубу норковую себе купила, длиннющую, до пяток и хвалится ее. Больная на всю голову. Не понимает, что ли, что в ней выглядит, как попадья. Вот увидишь, как придешь, она в своей шубе нарисуется, чтобы похвалиться. Короче, я ей сказал, что перед экзаменом ты придешь к ней после занятий. «Она будет тебя очень ждать», - передразнил преподавателя Дима, и, вздохнув, добавил, - а еще она услышала, как мы с тобой разговаривали по телефону про тетю Лиду и Новый год. Видел бы ты ее физиономию в этот момент, я думал, она удавит меня на месте длинным ремешком от своей сумки и выцарапает глаза своими ногтями. Все курсанты, кто ее видел, были в шоке. Баба Яга настоящая.

   - Придется идти, другого выхода нет, - Костя был озадачен такой настойчивостью физички, но в данный момент, дорога была важнее. Он перчаткой тер лобовое стекло, как будто это могло помочь разглядеть дорогу, - после праздника разберемся. Ты СМС-сообщение Лиде отправил? - уточнил он у сына, - пусть ждут, неизвестно, сколько мы будем тут ехать.

    Метель не утихала, и городские власти пустили снегоуборочную технику на борьбу с природой. Зря поторопились, огромные и неуклюжие снегоуборочные тараны и самосвалы, только внесли сумятицу в автомобильные пробки и нарушили естественный ход транспорта. Автомобиль Кости медленно продвигался по проспекту. Неожиданно, дорога впереди освободилась и все ринулись в свободное пространство. Но свобода оказалась обманом. Это гаишники сделали коридор, чтобы пропустить снегоуборочные машины. Водители этого не поняли и нажали на газ, а когда в засыпанные снегом окна рассмотрели шнеки снегоуборщиков, пытались затормозить, но было уже поздно. Первая машина врезалась в агрегат, вторая пыталась увильнуть и въехала в соседний поток, третья наскочила сверху, подминая под себя железо и жизни, а следом напирала армада пробки.

    Костя понял, что передние машины резко пошли назад и нажал на тормоз, но сделать было уже ничего нельзя. Впереди идущая машина въехала ему в мотор, в боковую дверку ударила другая, а сзади продолжали напирать все последующие. Машины сминали одна другую, следующие нагромождались на первые, и не было конца и края искореженному железу и битому стеклу. А в середине громады оказалась машина Кости. Два человека внутри, как в западне, плохо воспринимали происходящее: визг тормозов, рев двигателей, скрежет сминаемых салонов, крики пострадавших глушило завывание метели. От столкновений рассыпались стекла, в салон вместе со снегом полетели осколки. Мужчины пытались от них укрыться, а в это время продолжались удары со всех сторон.

    Невозможно определить, в какой момент юноша потерял сознание. Отец, успевший заметить на лице сына кровь, от очередного толчка ударился головой о руль и в его глазах потемнело. А разгулявшаяся метель, в злобной ярости наметала снег в разбитые окна автомобиля, засыпая мужчин, сидящих без движения и букет алых роз в золотистых сеточках на заднем сиденье.

ГЛАВА 7

Утреннее солнце неспешно вставало над острыми макушками елей и сосен. Дремавшая тайга еще покоилась в пелене сна, над речушками и озерами легкой дымкой сгустился туман. Лесное зверье, не отдохнувшее от дневной жары, пряталось поглубже в норы и таилось в непроходимых зарослях ветроломов. Птицы, не напившись вдоволь утренней росы, пытались хриплыми голосами спеть утренние приветствия Яриле. Но вместо привычных переливов из сухого горла издавались лишь хриплые стоны. Как будто устыдившись собственного бессилия перед Матерью-Природой, птахи устало забились в тень широких стволов и умолкли.

    В предрассветной дымке Далина чутко прислушалась, молчание тайги в столь ранние часы настораживало ведунью. С детства она любила слушать утренние трели дроздов, переливы малиновок, щебет горихвосток, даже бормотание глухарей на току вызывало особую радостную улыбку. Иногда, заслушавшись таежную певунью, женщина обязательно находила ее гнездо, чтобы полюбоваться ярким оперением птицы. Сколько раз она подбирала под гнездами глупых птенцов, считающих, что весь мир принадлежит только им и стремящимся выбраться из гнезда раньше, чем встанут на крыло. Даже на самые труднодоступные деревья влезала ведунья, чтобы вернуть детенка в родное гнездо.

    Так она подружилась с филином. Когда девочкой она нашла его под высокой сосной, с раздвоенной макушкой, у него была сломана лапка. Птенчик пытался увернуться из ее рук и кувыркался в высокой траве. Далина поймала птаху, привязала к раненой лапке две палочки, принесла домой и кормила с ладошки. Не сразу Филя начал есть, зато потом, когда выздоровел, каждое утро прилетал к избушке и ждал хлебные крошки. Так и сдружились. Когда Далине было одиноко, она прикладывала к губам пустую камышинку и свистела, этот свист хорошо запомнил Филя. Как только где слышал посвист хозяйки, сразу прилетал. Он быстро вырос, возмужал, стал крупной птицей и частенько защищал хозяйку, предупреждая об опасности.

    Не единожды, помогала Далина детенышам найти родителей. Хорошо знала звериные тропы, водопои, места проживания и кормежки таежных обитателей. Подлечивала, если детенок был ранен, приводила на нужную тропу и ждала. Заговорами направляла зверят к родителям, чтобы найденыш был вновь принят в семью.

    И природа щедро вознаграждала ведунью за доброту и заботу. В сорок два лета, женщина выглядела молодо и бодро. Ее тонко очерченные брови напоминали черных соболей, на белоснежном зимнем снегу. Темно карие глаза смотрели открыто и, в то же время их взгляд проникал в глубину души и вытаскивал наверх все самое потаенное. Густые черные ресницы обрамляли ее прекрасные глаза и придавали взгляду загадочность и таинственность. Прямой правильный нос и чувственные губы, делали ее лицо живым и сочувствующим любой невзгоде. Черные густые волосы, без единого проблеска седины, собранные в тугую косу, змеей вились ниже пояса. Частенько женщина укладывала их вокруг головы, и они украшали ее лучше всякого кокошника. Тонкой резьбы медная гривна, с образами лесных зверей украшала ее шею. Стройный стан ведуньи, облаченный в обычную холщовую рубаху и крепко стянутый широким кожаным поясом, двигался легко, как у юной девы. Обычно женщины не носили кожаные пояса, только вязанные и тканные, но Далина, после смерти Ведении, надела ременной пояс Дария, и так и носила его всю жизнь. Из маяльников на поясе висели: подвеска с дорогими каменьями, когти и кисточки рыси, и сумка-карман, в которой всегда лежала пустая камышинка.

    Ведуньи жили благодарностью просящих, но при этом, много делали сами. Ухоженный огородик, ровные поленницы валежника, аккуратные снопы камыша на крыше, порядок в избушке и на дворе. Даже на лесной поляне, окружающей землянку, не росли сорняки и полынь. Все женщины рода отлично ткали, их льняные и конопляные холсты отличались белизной и тонкопрядением. Прекрасно разбираясь в секретах лесных трав, ведуньи на удивление красили холсты, их крашенки отличались насыщенностью и сочностью цвета и охотно раскупались на ярмарках. Сызмальства долгими вечерами женщины обучались науке вышивания. Рубахи и сорочицы, поневы и платки, искусные руки ведуний покрывали затейливыми узорами, с сокровенными орнаментами женского и земного плодородия, поклонения Богам Яриле, Тарху и Таре. Оберегом, отличительным знаком ведуний были вышитые верткие куницы по вырезу круглой горловины рубах, подолу и рукавам.

    Теплые кожушки и зимние варежки, оторачивали ведуньи мехом соболей и белок, которых ловили в силки. Если за помощь их одаривали шкурой крупного зверя, то с ловкостью мастера, женские руки шили удобные сапоги из целых кусков кожи, а ремни, что стягивали сапоги у щиколоток, украшали вышивкой. Такие сапоги берегли, а повседневно носили лапти, которые старшие в роду плели из свежего лыка, и онучи поверх шерстяных вязаных носков.

    Как только начало светать, Далина разбудила дочь.

   - Я пойду к дальнему ряму, что у Селькиной пади за сон – травой, - сказала она, тряся девушку за плечо, - постараюсь рано вернуться.

   - Хорошо, матушка, - сквозь сон ответила Таруса, - а я репы напарю с медом. Вчерась, у болота нашла пчелиную семью.

   - Я тебе запретила ходить к болоту, - строго проговорила мать, - там и до Шайтан-озера недалече.

   - Там такая малина крупная, - проговорила в оправданье девушка.

   - Там все хорошее, - ответила мать ласково и поправила подушку и одеяло, - туда всех заманивают, да только обратно не все воротятся. А ты у меня одна, окромя тебя никого нет. Помни это.

   - Матушка, вы не убивайтесь попусту, - пыталась успокоить ее Таруса, - боле не пойду.

   - А малина крупная и у старого ельника, - уже веселее сказала мать, - там на пустоши она страсть как разрослась.

   - Туда медведи навадились, - Таруса приподняла голову от подушки, - я видела их следы.

   - Медведей мы отпугнем, - мать посмотрела с лукавством, - сегодня управлюсь с делами, а завтра сходим. Ты дверь запри на засов, - наставляла она дочь на прощание, - в тайге сейчас очень людно. Не ровен час, набредет лихой человек, а ты спишь и дверь открытая.

   - Хорошо, - сонная Таруса села на печи, - сейчас закрою.

    Прикрыв за собой дверь, Далина постояла на крыльце. Еще бабушка Ведения научила ее осторожности и осмотрительности. Тайга кругом, в ней всякое происходит, и лихих людей и коварных зверей надобно опасаться. В почерневшем от времени амбаре, где хранились травы и коренья, выбрала женщина подходящую корзину и, попросив Богиню Тару помочь ей, легкой походкой поспешила в чащу. Путь к Синелькинай пади не близок, но только там росла трава, которой подошел срок сбора. Женщина поторапливалась, кружение в воздухе ночью не давало покоя. Что-то произошло, что-то страшное и непоправимое, надо успеть во-время вернуться.

    Быстро шагает Далина, на посох бабушки опирается, когда надо перепрыгнуть через высохшую ручьину или взобраться на крутой яр. Онучи, подвязанные крепкими бечевками под коленями, не дают колоть лодыжки сухим кустарникам. Крепкие лапти сплетены туго, и не пропускают воду в болотинах.

    Присела отдохнуть она только у своего любимого кедра-исполина, но нахлынувшие воспоминания заставили ее быстро подняться и продолжить путь.

    У этого кедра она впервые встретила Всесвета. Ей в ту пору минуло двенадцатое лето и весь лес она считала своим. Поэтому, ее озадачило и разозлило, что какой-то парнишка не просто пришел в лес, а еще и залез на ее дерево. Люди и так не пускают их в поселение, а тут еще и ее священное дерево заняли.

   - Ты че тут делаешь, - грозно закричала она ему, - ты почто на мой кедр влез?

   - Это почто он твой? - вопросом ответил парнишка, с удовольствием щелкая крепкими зубами орешки и не думая слезать, - хозяйка выискалась.

   - Да, хозяйка, - чуть не плача от обиды, звонко ответила Далина,- если не слезешь, пожалеешь, - пригрозила она обидчику.

   - Ой, ой,- передразнил ее парнишка, - больно я боюсь тебя, напугала. Что ты мне сделаешь?

   - А вот увидишь, - не зная что сказать, Далина выпалила первое попавшее, - превращу тебя в жука. Жирного и навозного, понял.

   - Чего? - переспросил ошарашенный похититель шишек, - как это?

    О том, что в лесу живут ведуньи и умеют колдовать, знали все в поселении. Но, видели их только те, кто к ним обращался или звал к себе. Из-за ненависти волхвов, открыто водить дружбу с лесными жительницами боялись. И Всесвет, поначалу принял девчушку под деревом за поселянку, пришедшую в лес по ягоду. А когда она пригрозила его заколдовать, не поверил, подумал, посмеяться над ним хочет, а потом похвастаться в поселении.

   - Ах, вот так, - Далина поняла, что парнишка не верит и не хочет слезать, - будешь у нас в куче жить в земле. Не веришь? Хочешь, я сейчас сюда созову всех птиц с тайги, и тебе мало не покажется.

   - Давай, - весело ответил парнишка, оглядываясь по сторонам, - а я посмотрю.

   - Смотри, - Далина достала свою камышинку и засвистела.

    Через мгновения, паренек услышал жуткий плач филина среди бела дня, и в страхе прижался к дереву. А когда увидел огромную птицу, летящую на кедр, что было сил, пустился слезать. Не замечая уколов иголок, ссадин от сучков, обдирая ноги об кору, он кубарем скатился на землю. Далина торжествовала, она не только проучила нахала, но еще и напугала его до смерти. Вряд ли, он когда еще залезет на ее кедр.

   - Че, получил? - склонилась она к нему и поучительно добавила, - еще раз придешь сюда, я прикажу всем лесным птицам и они тебя заклюют до смерти.

   - Не, - проговорил парнишка заплетающим языком, - боле не приду.

   - Че, - Далина хотела еще как-то уколоть парнишку, - а может, все-таки тебя в жука превратить?- девочка постаралась засмеяться страшным смехом, и еще больше напугать злодея.

    Далина так увлеклась наказанием незваного гостя, что не услышала шипение змеи, подползающей к ней из сухой поникшей травы. Узкая голова, с постоянно выскакивающим раздвоенным языком, оказалась совсем рядом с босой ногой девчушки, когда парнишка увидел опасность. Он быстро схватил обломок ветки, ловко вскочил на ноги, толкнул Далину в сторону и палкой придавил голову змеи к земле. Ему повезло, что под кедром было мало хвои и палка крепко придавила змею. Ее тело, в бессильной злобе, извивалось кольцами, стараясь сбить обидчика. Парнишка медленно поворачивал ветку, стараясь острым обломком сучка оторвать змее голову. Но, змея попалась довольно сильная.

    Далина не сразу поняла, почему ее сбил с ног этот вихрастый поселенец, а когда увидела кольца змеи над его головой, поняла, что он спас ей жизнь. Внушительных размеров змея отчаянно сопротивлялась, оказалось не так просто оторвать ей голову веткой. Еще несколько упругих витков змеи по воздуху, и она освободится от сучковатой удавки. Девочка быстро вскочила, протянула руки перед собой в направлении змеи и начала читать заговор. Несколько слов и змея затихла. Удивленный поселенец все еще держал палкой голову змее и с любопытством смотрел на маленькую ведунью.

   - Отойди, - сказала она пареньку не детским голосом, - палку оставь.

   Продолжая держать вытянутые руки к змее, девочка сложила губы трубочкой и чуть слышно свистнула. С кедра сорвалась крупная птица, подхватила тело змеи и скрылась за ближними елями.

    Страшная беда миновала. От пережитого напряжения, дети повалились на траву, а отдышавшись, прислонились спиной к кедру. Далина молчала, ее пальцы все еще вибрировали и, она старалась их скрыть в широких рукавах рубахи. Паренек удивленно посматривал на нее и молчал, поджав колени. Его домотканые не крашенные штаны и рубаха с вышитыми белками на горловине, явно указывали на его не богатое существование. Девочка заметила одну особенность у вышитых белок, они держали в лапках не шишки, а дудочки.

   - Ты прости, - тихо проговорил парнишка,- я не знал, что это твой кедр. Боле не приду и не буду есть твоих шишек.

    Далина успокоилась, она была довольна тем, что ей удалось применить этот заговор, да еще так хорошо. До сих пор ей не удавалось заговорить змею, хотя Ведения научила ее разным заговорам. Специально искать змей девочка не хотела, бабушка строго запретила убивать невинных. А тут, такая удача, змея сама ползла на смерть. Да еще удалось и этого задиру напугать. Теперь вихрастый грабитель шишек будет знать, как не верить ей.

   - Почему, приходи, - Далина искоса посмотрела на паренька. Светлые вихры кольцами, голубые глаза в густых ресницах, черные брови сомкнулись на переносице, - ты мне жизнь спас, - запросто призналась она,- эта гадюка очень опасная. А ты не забоялся за себя и меня оттолкнул. Теперь я обязана тебе. Приходи завсегда и ешь шишки сколько хочешь. Только один приходи, не приводи боле никого из поселения к моему кедру.

   -Не, не приведу, - паренек в свою очередь близко рассмотрел девчушку: волосы цвета воронова крыла распустились ниже пояса, черные тонкие брови дугами, темно-карие глаза блестели угольками, влажные губки алели спелой малиной, - без тебя я бы не справился. Змея большая и сильная, долго ее голову я бы не удержал, хвоя мягкая. Рогатина нужна, рогатиной я хорошо змей ловлю, - прихвастнул он, - а ты и взаправду колдовать умеешь? Если бы ты ее не заговорила, она бы меня обязательно укусила.

   - Выходит, - Далина сорвала пучок мягкой травы и зачем-то мяла в руках, - мы теперь как брат и сестра, породнились, - она взглянула в его глаза, - у тебя лицо в земле, - и предложила, - давай вытру.

    Она протянула руку и ладошкой стряхнула землю с его лица. При этом, ее пальцы коснулись теплой щеки паренька и по лицу девчушки разлился алый румянец.

    С тех пор Далина и Всесвет часто встречались, вместе ели шишки, лазили по ветроломам, летом собирали грибы и ягоды, зимой катались на ледянках с крутояров.

   ---

    Поезд подходил к столице. Уже промелькнули за окном вагона Александровский посад и пригородные станции электричек. Пассажиры переодевались и прихорашивались перед встречей с родными и друзьями.

   Лиде не терпелось быстрее приехать. С памятного признания в любви у «Глории», прошло больше четырех месяцев. С Костей они частенько говорили по телефону. Хотя жизнь Лиды не изменилась, у нее появился советник, человек, который всегда подскажет, как правильно поступить, какое решение принять. Больше женщина не чувствовала себя одинокой, в этом мире появился Костя, который ее любил, ждал и помнил.

    Об этой поездке Костя написал в СМС-сообщении в вечер их отъезда из Адлера. Прислал билеты с таким расчетом, что бы они приехали в Москву тридцатого декабря. Будет время отдохнуть с дороги и успеть полюбоваться новогодним салютом на Красной площади. Валя и Света пересмотрели все праздничные мероприятия столицы, выделили на их взгляд самые интересные и отметили к обязательному просмотру. Девочки несколько раз переговорили с Димой, обсудили все нюансы и составили программу проведения новогодних каникул в Москве.

    Договорились, что Костя с Димой будут ожидать их на вокзале у вагона. Сегодня утром Костя позвонил и сообщил, что скоро выедут их встречать. Уже не терпелось увидеть его ореховые глаза, приветливую улыбку. От этих мыслей Лиду бросало в дрожь, а душа цвела и пела от радости.

    Любовь к Косте жила в ее сердце, билась в ее венах. Только сейчас она поняла, что значит любить и быть любимой. Даже в магазине заметили, как она изменилась после юга. Глаза стали увереннее, походка свободнее, улыбка чаще касалась ее губ. И улыбка не усталой и одинокой женщины, а той же веселой и счастливой Лиды, какой она была до замужества.

    Перрон Ярославского вокзала встретил приезжающих бушующей метелью. Снег яростно хлестал в глаза, мешал рассмотреть радостные лица встречающих. Еще из окна вагона, Лида пыталась узнать Костю в толпе, но снежные вихри быстро превращали встречающих в одинаковых снеговиков. Не глядя на причуды погоды, она ждала, что сейчас ее встретят сильные руки Константина, прижмут к широкой груди и даже среди порывов метели она увидит его ореховые глаза, светящиеся искренней любовью.

    Но на перроне никто их не встретил. Они вышли из вагона и остановилась. Метель хлестко била по лицам, не давала смотреть по сторонам, говорить и даже дышать.

   - Мама, - удивленно прокричала Валя, прикрывая лицо варежкой, - а где же дядя Костя с Димой?

   - Странно, - подхватила Света, пытаясь отвернуться от снежных вихрей, - утром еще говорили с Димой, он обещал встретить у вагона, и нет никого.

   - Наверно пробки, - склоняясь к детям, высказала предположение Лида, но почувствовала, как холодок пополз по ее спине. Было страшно, что Костя не приехал их встречать, хотя утром еще ласково говорил, что очень соскучился и ждет встречи. Неужели что-то случилось в этой беспросветной метели? Или этому есть другая причина? И что теперь делать? Куда идти?

   - Пойдемте на вокзал, - перекрикивая шум метели, предложила Лида единственно правильное решение. Она смело взяла сумку за ручку и, посильнее опустив капюшон пуховика, пошла на еле светящиеся огни, по направлению к вокзалу, - держитесь за меня и сумку, чтобы не потеряться.

   - А где тут вокзал? - прикрывая глаза рукой от метели, спросила Валя, - сквозь эту метель ничего не видно.

   - Куда народ идет, туда и мы, - прокричала Света, - пошлите, а то нас сейчас заметет на этом перроне.

    Пассажиры сплошным потоком устремились к вокзалу. Лида с дочерями, взяли в руки сумку и пакеты и поддались общему течению.

    Метель над городом вилась, крутилась между домов, заметая пешеходов и машины, стоящие в пробках. Через три квартала от вокзала, на широком московском проспекте, к нагромождению столкнувшихся машин подъехали полицейские. Завывая сиреной, пробивались сквозь метель и пробки реанимационные скорые.

    В разбитые окна искореженных автомобилей, разъяренная метель наметала сугробы. И только лепестки роз на заднем сиденье машины Кости, не совсем засыпанные снегом, проглядывали алыми каплями крови в зимней круговерти…

    Перед Новым годом зал ожидания Ярославского вокзала кишел, как разрытый муравейник. С трудом отыскав два свободных места на втором этаже, Трифоновы разместились сами и поставили рядом чемодан и пакеты. Сдерживая себя от волнения, Лида стряхивала снег с капюшонов и пуховиков дочерей. Сняла свой пуховик и шапку и стряхнула остатки метели. В вокзале было тепло, снег быстро таял и впитывался в одежду, шапки, варежки. Оглядевшись, Лида думала, что делать дальше. Где Костя?

   - И что нам делать дальше? - повторила ее мысли вслух Валя, расправляя пуховик на чемодане, - куда мы сейчас пойдем?

   - Да, мама, - Света вытряхивала снег с пуховых рукавиц, - может, они задержались в пробке из-за метели?

   - Вполне возможно, - ухватилась как за соломинку, за спасительную мысль Лида, - давайте здесь и подождем. Думаю, они скоро приедут.

   - Но, - Валя крутила в руках телефон, - телефон Димы не отвечает. Сначала никто не брал трубку, а теперь недоступен. Все очень странно.

   - У Кости тоже телефон не отвечает, - Лида присела на край сиденья. Потухшим взглядом она смотрела на полный зал народа, и он казался ей пустым, - не будем думать о плохом. Костя с Димой служивые люди, с ними ничего не может случиться, - она пыталась себя успокоить, - скоро они поднимутся по эскалатору и пройдут сюда, мы их сразу увидим и все вместе поедем готовиться к встрече Нового года.

    Женщина заставила себя улыбнуться, чтобы подбодрить детей, но внутри ее все холодело от плохого предчувствия. Чтобы отвлечься, она внимательно рассматривала огни города в большие окна, искала глазами прожекторы высоток. Но огни расплывались, прожекторы убегали, а между ними она видела глаза Кости. И почему-то он смотрел совсем невесело, в уголках газ затаилась грустинка. Лида смотрела в любимые глаза, и страшная тревога заполняла душу, на глаза навернулись непрошенные слезы. Она смахнула их рукой и виденье исчезло. Тщетно женщина закрывала и открывала глаза в надежде вновь встретиться с любимым взглядом, но упрямые огни Москвы горели в перерывах метели, прожектора освещали высотные здания, и им не было никакого дела до Лидиного страха перед большим городом, в котором они оказались совсем одни.

    Света попросилась в туалет, Лида повела ее и заметила вывеску «Комната матери и ребенка». «Это выход, - подумала Лида, - и я, и дети отдохнем, придем в себя и Костя нас быстро найдет, когда приедет. Он должен приехать, он не может нас вот так бросить. Ведь это он нас звал, и билеты купил, и звонил. И вдруг это странное молчание, и отключение всех телефонов».

    Может, он опять напился, как в Адлере? И Диму в училище не отпустили. А к вечеру, они будут свободны и приедут, обязательно приедут.

   Трифоновы нашли «Комнату матери и ребенка» и за сносную цену устроились на сутки. Видевшая многих рассказчиц администратор, смотрела сочувствующим взглядом, ярко показывая, что Лида – просто обманутая мужчиной женщина, которые тысячами приезжают в Москву, намыкаются по дешевым хостелам и уезжают в свои деревни, увозя чемодан слез и разочарований.

    Лида старалась не показывать своих раздумий перед детьми, спокойно разговаривала, улыбалась и даже пыталась шутить.

   - В принципе, ничего страшного,- проговорила, изо всех сил скрывая тревогу,- или сегодня вечером, или завтра утром Ковалевы обязательно приедут. Как бы ни было, мы в Москве. Уже спасибо им за то, что мы сюда приехали. Посмотрим зимнюю столицу.

   - Конечно, - подхватила Валя, - дядя Костя и Дима – хорошие люди, с ними ничего плохого не случится. А сейчас, давайте соберем обед. Мама, надо купить покушать. Я видела на кухне чайник электрический, сейчас включу. Еще надо в душ сходить и отдохнуть хорошо, а завтра, я думаю, все наладится.

   - Мама, ты только недолго ходи в магазин, - Света не разделяла оптимизма сестры и выглядела удрученно, - быстрее возвращайся. Мне, что-то это молчание дяди Кости и Димы кажется очень подозрительным, еще эта метель в городе. Если они завтра не приедут, что мы будем делать? Мне что-то страшно, а без тебя будет еще страшнее.

   - Я быстро рядом с вокзалом что-нибудь куплю и приду, - Лида покопалась в сумочке, - возьму пятьсот рублей, думаю, хватит. Вы только никуда не уходите, будьте в комнате.

   - Хорошо мамуль, - Валя казалась спокойной, - я чайник на кухне поставлю, а как ты придешь, он уже вскипит. Тогда мы пообедаем.

   - А я никуда не пойду, - Света села на кровати, подвернула ноги калачом, - на улице такая страшная метель, что жутко выйти. Мамочка, будь осторожна и быстрее приходи. Я вот так буду сидеть и не сдвинусь с места, пока ты не придешь.

   - Не переживай, моя хорошая, - Лида надела пуховик, на голову накинула капюшон, - я скоро приду. И я не боюсь никакой метели, - с улыбкой на лице вышла из номера, прошла по коридору и вышла в холл.

   Заносчивая администратор, расчесывала свои ярко-крашеные красные волосы. Увидев Лиду, отложила расческу, снисходительно посмотрела и свысока проговорила.

   - Не забудьте, что выезд у нас в двенадцать часов дня или оплачивайте дальнейшее проживание.

   - Спасибо, я помню,- ответила Лида, стараясь не выдать волнения в голосе,- мы обязательно решим свой жилищный вопрос.

    Но на эскалаторе, напускное спокойствие улетучилось в открытую дверь и разнеслось с метелью по московским улицам. «Что же делать дальше? - лихорадочно думала она, - а если и завтра Костя не приедет, куда нам тогда? Уезжать обратно и встречать Новый год в поезде? Домой они приедут числа третьего января и что она скажет в магазине? Что роман, начатый в Адлере – мыльный пузырь, полетал, поискрился на южном солнце и лопнул? А может, Костя просто задержался, а они уедут – будет совсем не хорошо. Нет, надо что-то придумать и остаться в Москве хотя бы на неделю. А завтра, надо обязательно съездить к Косте домой, ведь она знает его адрес. Что ее там ждет? Пусть, какая угодно правда, чем не ведение и раздумья.

    На площади, рядом с вокзалом, Лида обошла несколько магазинов, купила продукты и поспешила обратно. Метель завивала с прежней силой, на два метра ничего не было видно. Женщина пыталась вглядываться в прохожих, в надежде увидеть знакомые очертания. Но никто знакомый не промелькнул в толпе пассажиров. Она спешила вернуться к детям, а сердце не находило себе покоя от плохого предчувствия.

    В сумраке метели женщина плохо ориентировалась в незнакомом месте и совсем не заметила столб от фонаря у входа в метро. Подойдя вплотную, она разглядела объявления с оторванными корешками. Несколько из них еще трепетали от порывов ветра. Не раздумывая, Лида сорвала с двух объявлений корешки с телефонами и сунула в карман.

ГЛАВА 8

Вот и сосна, расколотая грозой. Далина остановилась перевести дыхание и присела на сухой поваленный сук, гладкий от частого сидения поселенцев. Половина пути позади. Еще предстоит подняться на высокий увал, перейти болото, а за ним и Синелькина падь. Солнце поднималось, надо поторапливаться. Спускалась с увала легко, тропу хорошо проторили поселенцы, ходившие за травой. Воспоминания опять накрыли женщину с головой.

    В ту ночь Далина была как во сне. В начале березеня, до прихода Первых Русалий, они собрались с Всесветом за прошлогодней брусникой, только что вышедшей из-под снега. Богиня Жива-Весна уже спустилась из открытых ворот Сварги и приближалась к тайге мелкой поступью, ее первые звоночки виднелись на пригретых полянкам. Пахучие подснежники тут и там распускали свои белые головки навстречу горячим лучам Ярилы Вешнего. На пригорках яркими лучиками цвели стародубки. Клейкие листочки берез и осин настойчиво рвали пленку набухших почек и торопились надышаться весенним воздухом. От земли, освободившейся от высоких снегов, исходил аромат прели и прошлогодней хвои. На ветвях сосен и кедров янтарными бусинами набегали капли смолы и стекали по стволам горьковатыми слезами, наполняя тайгу своим особым ароматом, который можно почувствовать только ранней весной. Птахи еще не щебетали у своих гнезд, и только токование глухарей и дробь дятлов далеко разносились по округе, нарушая царственную тишину пробуждения природы от сна.

    Девушка долго ждала у заветного кедра, вдоволь нащелкалась вкусных орешков, нарвала большой букет подснежников. Идти одной по ягоду не хотелось. Далина разочаровано смотрела на особо любимую весеннюю тайгу, и впервые ощутила острую тоску по веселому и смешливому парню. Впервые он не пришел, доселе она всегда запаздывала, а он терпеливо ждал и улыбался своей широкой улыбкой.

   Идти домой тоже не хотелось, девушка просто стояла, прижавшись к кедру спиной, сжимала в руках цветы и ждала. «А что, если он вообще больше не придет? - метнулась страшная мысль в голове, - как же я буду жить дале без него? - думала Далина и непрошенная горькая слеза стекла по щеке. - Пусть придет, - просила она Богиню Ладу, - хоть еще раз его увидеть».

   И он пришел, мрачный, молчаливый и опустошенный. Только заслышав его шаги, девушка кинулась к любимому. Он обнял ее и прижал к себе так, что казалось, хотел навсегда оставить рядом. По его красным глазам она поняла, что произошло что-то непоправимое. Цветы выпали из рук на порыжевшую хвою.

   - Меня посылают с караваном шерсти в Южные земли, - сказал он глухим, и как показалось Далине, совсем чужим голосом, - я не знаю, когда вернусь. Можа, к осени, можа через круг ле, можа, никогда. Путь каравана долгий и опасный.

   - Почему тебя? - Далина не хотела осознавать, что возможно, она больше никогда его не увидит, - и так сразу?

   - Я старший сын в нашем роду, да и волхвы настаивают, - Всесвет не отпускал девушку, гладил ее по волосам, по плечам, хотел насмотреться в ее глаза, - шерсти изрядно подкопили, отец хочет продать дороже к нашей свадьбе. Ведь ты же пойдешь за меня? - спросил он, прижимаясь губами к ее лбу.

   - Да, - Далина уткнулась лицом в плечо любимого, вдыхала мужской запах, отчего у нее кружилась голова, - конечно, пойду, - как во сне вторила она,- я буду ждать тебя. Очень ждать и просить Богиню Тару спасти тебя и осветить дальний путь. Спасти и вернуть ко мне.

   - Редко кто возвращается из каравана, - он взял в руки ее лицо, - можа, это наша последняя встреча, - его голос подсекся, а губы коснулись ее лба, щек, носа и нашли ее губы,- люба ты мне дюже, Далина.

   - И ты люб мне,- прошептала она в ответ,- ты вернешься, ты обязательно вернешься. Ежели с тобой че случится, я не переживу, умру в одночасье.

   Из ее прекрасных глаз покатились крупные слезы, он ловил их губами, как будто хотел продлить этот миг и на всю оставшуюся жизнь запомнить вкус слез любимой.

    Время шло, в тайге вечерело, а двое под могучим кедром не могли расстаться. Хотели насмотреться друг другу в глаза, наслушаться любимого голоса. Далина не помнила, когда поцелуи перешли в горячие ласки. Когда Всесвет расстегнул булавку на плаще, накинутом на плечи. Когда повлек ее на раскинутый под кедром плащ, сминая упавшие подснежники. Далина сама сняла с него рубашку, обнажив крепкие плечи и сильные руки, а он распустил шнурок на сорочице и целовал ее девичьи груди, крепкие бедра и манящую ложбинку на животе. От его прикосновений девушка краснела, но не отнимала нежных рук и мягких губ любимого. Его поцелуи обжигали, поднимали со дна, дремлющие до сей минуты, порывы наслаждения и восторга. Ей хотелось разжечь его страсть своей красотой и молодостью. Не скрывая смущения, она любовалась сильным естеством Сивера и ласкала его, прижимаясь разгоряченным телом, чем доставляла парню высшее блаженство.

    В моменты неистовой страсти, опьяненные негой, тела сплетались в любовном блаженстве, не замечая прохлады весенней ночи и глаза зверей в темноте. Это была их ночь, возможно, единственная в жизни и каждому хотелось запомнить ее на долгие лета разлуки. Разомкнуть объятия Далина и Всесвет смогли только под утро, когда Заря-Зареница подсвечивала небосвод легким багрянцем.

    Собираясь, девушка увидела примятые цветы на хвое - свидетели их первой брачной ночи, их большой и горькой любви. Она подняла подснежники, выбрала самый большой и целый.

   - Возьми с собой этот цветок, - подала она подснежник Всесвету, - он знает о нас с тобой все и поможет тебе, когда будет трудно. Схорони его, - девушка прижалась к плечу любимого, - и он вернет тебя ко мне.

   - Хорошо, - голос парня рвался, - обязательно схороню. А ты жди меня и помни, - он строго и серьезно посмотрел в ее глаза, - ты теперь жена мне. Я призываю Сварога и Ладу нам в свидетели. С круга Сварожьего они все видят и все знают. Как они вместе, живут в любви и согласии, так и мы будем вместе с тобой.

    В тайге светало, когда они расставались. Он проводил ее до избушки, на прощание поцеловал в губы, прижал к себе и не хотел отпускать. Она даже не могла плакать, слез не было, лишь пустота, черная и пугающая.

    Оставив любимую на крыльце, молодой расен поспешил к тропе и скрылся в предрассветной дымке. Больше она его не видела.

    Воспоминания легли тяжким грузом на плечи женщине, она снова остановилась, прижалась к толстой лиственнице и дала волю слезам. Уже не раз она выплакивала свою боль в лесу, где свидетелями ее слез оставались лишь немые деревья и небеса. Прошло более круга лет с той памятной ночи под кедром. Всесвет не исчез бесследно, не растаял в дымке круга Сварожьего, а воплотился в дочь. Таруса родилась вся капанная в оттца. Она также морщила нос, так же широко улыбалась. Далина любила ее больше своей жизни и верила, что Всесвет тоже любит свое чадо. Всеми силами ведовства, Далина пыталась определить, жив ли Всесвет. Она не могла его увидеть ни в мире Яви, не в мире Нави. На каком кругу Сварожьем блуждает ее любимый, было не ведомо.

    Освободив душу от накопленной горечи, женщина поспешила далее. Надо бы быстрее вернуться, не любила Далина оставлять надолго дочь одну.

    Серая кошка сладко потянулась, почистила когти о войлочное одеяло Тарусы. Открыла глаза и осмотрела избу. Заметив, что в миске нет молока, Мурка принялась будить хозяйку, безмятежно разметавшуюся на печи.

   - Мурка,- девушка отдернула руку, явно ощутив горячий шершавый язык, облизывающий ее запястье,- че тебе? Я еще посплю,- Таруса повернулась на другой бок и посильнее натянула на себя одеяло.

    Кошка не унималась, она взобралась на плечо девушки и продолжила чистить когти, запуская их глубже в войлок. В какой-то момент когти достигла плеча Тарусы, и та окончательно проснулась.

   - Разбудила? - шутливо спросила девушка Мурку и погладила ее по шелковистой шерсти. Кошка в ответ благодарно заурчала,- ты права, пора вставать.

    Таруса поправила сорочицу, надела поверх вышитую льняную рубаху и спрыгнула с печи. Налила кошке молока в миску, погладила свою любимицу. Умылась, расчесала густые, цвета спелого колоса, длинные волосы и заплела косу.

    Девушка посмотрела хлебные булки, что испекла накануне вечером. Осторожно завернула каждую в чистое полотенце и убрала в кути на полку. Растопила печь и почистила несколько репин. Репу покрошила крупными дольками, сложила в чугунок, добавила меда из берестяного туеска. По-детски подхватила пальчиком мед и попробовала на язык.

   - Как вкусно, - протянула она и закрыла глаза, - такой мед замечательный я добыла вчерась. Хорошо, что бабушка Ведения научила меня пчел заговаривать, а то съели бы меня эти лесные злючки, - рассказывала она кошке, которая успела запрыгнуть на лавку и наблюдала за молодой хозяйкой, - одни косточки бы остались.

    Девушка была довольна собой, она добыла мед, и вчера надергала свежей репы в огороде. Мать придет из лесу с травой, а она ей паренки приготовит. Таруса достала с припечка лыковый коробок, достала из него красивую алую ленту, что они с матерью купили на зимней ярмарке. Девушка повязала ею волосы и полюбовалась в маленькое круглое зеркальце в резной оправе – подарок просящих.

    Таруса действительно была хороша собой. От отца она унаследовала голубые глаза с пушистыми ресницами, припухлые розовые губки и густые длинные светло-русые волосы, вьющиеся кольцами на висках. Мать передала ей тонкие черные брови, прямой носик и тонкий стан. Умелые руки девчушки заметили еще старшие в роду, быстрее всех она вязала и вышивала. А холсты белила на загляденье, будто слово какое знала, неведомое никому боле. К внешней красоте и сноровке, надо еще прибавить незаурядный ум. Заговоры и способы лечения Таруса запоминала с первого раза, не в чем было усомниться. И как будто подсказывал ей кто верные мысли и советы, еще ни один просящий не уходил в мир Нави. Всех выхаживала молодая ведунья. Ночей не спала, у Богини Макоши на коленях испрашивала силы, и помогала, возвращались домой болящие с верой на выздоровление. А уж как благодарили, ничего не жалели для молодой и красивой знахарки.

    Если бы не ненависть волхвов, давно бы сосватали ее за любого молодого и сильного расена или святоруса. Никто бы не отказался от такой красавицы и умелицы. А может, не пришло еще время. И девушка спокойно спала ночами, а по утрам весело улыбалась Яриле – Солнцу.

    Не успела она поставить горшок с паренками в печку и закрыть заслонку, как в дверь избушки с силой забарабанили. Не выпуская из рук ухвата, девушку с сызмальства учили осторожности, она подошла к двери.

   - Есть кто дома?- послышался встревоженный мужской голос, - беда у нас приключилась. О помощи прошу.

    Таруса сразу сняла с крюков толстую деревянную задвижку (наследие Дария) и открыла дверь. Из опасения, ухват крепче сжала рукой. Запыхавшийся парень с угольно черными глазами, черными бровями, почти сросшимися на переносице, пытался кричать и размахивал руками. Из его красивых глаз катились крупные слезы, оставляя на загорелом лице ручейки. Видимо, он очень быстро бежал, и, запыхавшись, не мог выговорить ни слова.

    Несколько мгновений, Таруса, как зачарованная, смотрела в его мужественное лицо. Какое-то странное и необъяснимое чувство охватило ее. Его красивые глаза в густых ресницах, притягивали и манили. Девушке показалось, что исходящая от глаз поволока завораживала, звала за собой на край света. Таруса слушала парня и совсем не слышала, она видела только поволоку в его глазах. Понимая нелепость своего поведения, Таруса сильно сдавила ладонью душку ухвата, в котором сломанное крепление торчало в сторону, и придала себе боль. От этого она пришла в себя. Что бы остановить юношу и заставить внятно рассказать, что стряслось, она приложила свою ладонь к его груди. Ясно ощутив, как бьется мужское сердце и, глядя в глаза просящему, медленно произнесла.

   - Успокойся и расскажи, что стряслось.

    Юноша взбеленился, он уже столько времени объясняет этой молодой ведунье, что у него только что погибли родители, а она смотрит и молчит. В его глазах промелькнули вспышки гнева, но от маленькой девичьей ладони по телу пошла волна спокойствия. Он почувствовал усталость и почти рухнул на скамью у печи.

   - У меня этой ночью померли родители, - сказал он тихо и сжал скамью так, что побелели пальцы, - вчерась мы поужинали, отец с матерью ушли в свой шалаш, я в свой. А седни утром они не вышли. Поначалу я их звал, потом заглянул к им,- его взгляд уставился в пустоту, в которой он явно видел шалаш родителей, - а они не дышат и почему–то крепко обнялись, - глаза парня расширились и остановились в одной точке, - и весь шалаш их мокрый, как будто прошел ливень, - пояснил он и обессиленно опустил голову.

   Таруса села рядом и с грустью посмотрела в его лицо.

   - Можа, ночью дождь был али гром, а ты не слыхал? - спросила она, что бы успокоить парня.

   - Мой шалаш в трех аршинах и сухой, - парень невидящим взглядом повел по избе, остановился на лице Тарусы, и, как будто, вернулся в реальность. - Что ты сидишь? Где мать? Помогите, верните их к жизни, - закричал он, вскочил и схватил девушку за плечи, - все говорят, что вы можете, - проговорил он и, приподняв молодую ведунью, с надеждой заглянул в ее глаза.

   - Матушка ушла за травами, - ответила Таруса, морщась от боли в плечах, - я знаю, где она. Я побегу, отпусти меня, - она говорила тихо и медленно, чтобы парень понял ее и послушался, - ты посиди у нас.

    Под воздействием ее голоса, парень разжал руки и отпустил девушку. Таруса схватила полушалок и выскочила из избы.

    Что есть духу, побежала она к Синелькиной пади, куда мать ушла за сон-травой. «Что-то произошло этой ночью,- мелькало у девушки в голове,- и матушка это поняла. Она плохо спала, несколько раз выходила на улицу, а рано утром вовсе ушла, - думала Таруса и бежала еще быстрее. Опавшая хвоя колола ноги, намокший от росы подол рубахи хлестал по коленкам. Второпях, она даже не надела лапти и побежала босой. Девушка подхватила мокрый низ рубахи рукой, второй отводила нависшие ветки,- если матушка быстро возвернется, можа еще вернет к жизни отца с матерью этого красивого парня».

    От воспоминаний о нем к лицу прилила кровь, щеки загорелись, и их не охлаждал утренний холодный воздух в низинах. Не пробежала она и трети пути, как на тропе увидела мать.

   - Матушка,- закричала еще издали,- парень с покосу прибежал, его отец с матерью померли ночью. Он просил помочь.

   - Вона че, - мать поставила корзину с травами на тропу, - он у нас?

   - Да, - Таруса подбежала и, запыхавшись, с трудом выговаривала слова, - давайте я корзинку понесу, а вы поспешайте, можа, поспеем.

   Вместе они быстрее зашагали к избе.

   ---

    Метель не останавливалась ни на секунду, как будто хотела засыпать столицу по шпили высоток. В трех кварталах от Ярославского вокзала, у нагромождения автомобилей суетились спасатели. Подоспевшие эвакуаторы осторожно растаскивали искореженную технику, а врачи и полиция пытались через разбитые окна вытащить пассажиров и водителей из салонов.

   Прошло два часа после столкновения, озникла опасность, что пострадавшие быстрее погибнут от переохлаждения, чем от травм. Среди круговерти криков, стонов, снежных вихрей, воя сирен, света фар трудно было что-то понять. Не разбираясь, развозили потерпевших по разным концам города в переполненные больницы.

    Порожнюю технику спешно грузили на платформы, в салонах забирали документы и телефоны, которые еще не замела пурга. Груды железа увозили подальше от места боли, страдания и несбывшихся надежд.

    Снежные вихри, неслись следом, пытались засыпать алые лепестки роз, все еще проглядывавшие кровавыми каплями на белом снегу.

    В номере Ярославского вокзала взволнованные девочки ждали Лиду. Сумки и пакеты пристроили у свободной кровати, заснеженные пуховики развешали по плечикам. В недоумении от происходящего, Света и Валя прислушивались, как разбушевавшаяся метель швыряла в стекла пригоршнями снег и засыпала карнизы и рамы. Валя вскипятила чайник, помыла кружки, а Света все так же сидела на кровати, поджав ноги.

   - Мамочка, наконец-то, - вскрикнула она и кинулась навстречу матери, - давай пакеты и стряхивай снег в коридоре. Сейчас все растает, и твой пуховик будет насквозь мокрый.

   - Даже штор на окнах нет, - оглядывая комнату, мыслила Валя, - что-то совсем нище выглядит гостиница в столице.

   - Это же не гостиница, - возразила Света, - а комната на вокзале. Конечно, здесь будет все плохо.

   - Зато дешевле, - проговорила Лида, думая о деньгах, которые она взяла с собой. «Их очень мало, я не ожидала, что придется платить за жилье. Если прожить тут пять дней, потратим много. Надо найти очень дешевое жилье, ведь еще билеты на обратную дорогу покупать. А если Костя не приедет вообще? Надо как-то выжить, встретить Новый год, походить по музеям, побывать на Красной площади, в Кремле. Надо пересмотреть нашу программу, а самое главное – решить вопрос с дальнейшим проживанием. От этого очень многое зависит».

   - А что мы будем делать, если дядя Костя и завтра не приедет? - задала мучающий всех вопрос Валя.

   - Мне даже страшно подумать, - проговорила Света, - утром еще говорили, что встретят, а приехали и нету их. И метель откуда-то взялась, в интернете писали про ясную и морозную погоду в столице. Надо все равно остаться в Москве, ведь завтра Новый год, сходим на Красную площадь, как мы и хотели. Посмотрим Главную елку страны, Мавзолей, послушаем куранты.

   - Я видела по телевизору, что на Красной площади залили каток, - Валя за месяц специально научилась кататься на коньках, - я обязательно хочу покататься. Завтра днем съездим на Красную площадь. Я надеюсь, что эта сумасшедшая буря прекратится, хотя бы за ночь.

   - Да, - согласилась Лида, - обязательно съездим и каток посмотрим, и елку, и куранты послушаем,- а сама подумала: «Интересно, сколько стоит аренда коньков на этом катке или аренда самого катка», - мне тоже странно молчание Кости и Димы. Уж не случилось ли с ними плохое в этой метели? Не додумался же он, поди, опять утопить в вине свой телефон? Хотя бы у Димы телефон работал, а то и у него молчит.

    Уже второй раз за сегодня у нее появилась мысль, а не обманул ли ее Костя? Может, он уже женился за это время. Зачем же тогда купил им билеты? Вообще то, билеты он купил еще в начале декабря, и вполне мог встретить настоящую любовь или сойтись с бывшей женой. В таком случае, можно было придумать любую отговорку, типа неожиданных учений, Лида бы все поняла. Сейчас они спокойно бы готовились к Новому году дома, сегодня испекли торт, а завтра с утра делали салаты. А вместо спокойствия они здесь, в Москве в комнате матери и ребенка на Ярославском вокзале. Одни и никому не нужны в этом огромном и чужом городе.

    Немного успокоившись, девочки легли отдохнуть, а Лида в коридоре рассмотрела бумажки, оторванные от объявлений. В квитках предлагалось недорогое жилье, по триста пятьдесят рублей за место. Лида быстро позвонила, в трубке ей объяснили, что это хостел, расположен совсем рядом с вокзалом, там тепло и уютно, по триста пятьдесят рублей с человека за сутки и у них есть свободные места. Договорились на три места на пять суток. Лида вздохнула свободней, главный вопрос с проживанием в городе начал решаться. Они пробудут в Москве пять дней, четвертого выедут обратно и к Рождеству приедут домой. За эти дни Костя обязательно позвонит. Может, он просто заболел.

    Завтра рано утром, она обязательно съездит к нему домой и возможно, все встанет на свои места.

    А сейчас надо отдохнуть после пережитого, набраться сил, и даже если Костя не приедет вообще, достойно и с интересом провести эти дни в столице. Вряд ли они еще когда-нибудь с детьми поедут в Москву на Новый год.

    Девочки уснули, Лида легла на кровать, потерла руками виски и глаза и постаралась задремать. Сон сейчас был единственным способом отключиться от реальности, страшной и пугающей.

    В приемном отделении московской больницы беспрерывно звонил телефон. Родственники, не дождавшиеся домой мужей, жен, родителей, детей обрывали телефоны в поисках своих близких, потерявшихся в вихрях бушующей метели. О заторах и многочисленных авариях на улицах города по телевизору не сообщалось, а социальные сети разрывались от ужасающих фактов реальности. Очевидцы выкладывали видео, наполненные криками и стонами пострадавших. Замелькали кадры страшных нагромождений авто на середине проспектов и улиц, среди метели, напоминающие фантастические боевики на свалках покореженного железа. Ко всему прочему, метель и аварии нарушили связь. Родственники, пытающиеся дозвониться до близких, полиции и больниц, в бессилье бросали мобильные телефоны и пытались пробиться в приемные отделения самостоятельно. Но сбивающая с ног метель, мешала и этим проблескам надежды. В столице, за день до Нового года, началась паника. При чем, паника не активная, а пассивная. Во многих квартирах не отходили от стационарных телефонов, единственно работающем средстве связи, но дозвониться до абонентов не представлялось возможности из-за бесконечного потока желающих.

    Галина только что заступила на вечернюю смену в регистратуре районной больницы столицы. С трудом пробившись сквозь метель и заторы, женщина немного опоздала и изрядно замерзла. Пробиться в метро и дойти до работы в мятущейся толчее и метели стоило немало усилий. За шкафами она стряхнула сугроб снега с пуховика и, отогревая пальцы, судорожно нажимала кнопки на телефоне. Ее трясло не от холода, а от плохого предчувствия. Муж, который должен бы приехать к утру со смены охранника в развлекательном центре, позвонил и сообщил, что задержится до трех часов дня, а после четырех часов перестал выходить на связь. Причем, телефон звонки принимал.

   - Ну, ответь же,- слезы набегали на глаза молодой женщины,- не молчи. С тобой не может ничего случиться. Ты не можешь оставить нас с детьми вот так. Треклятая метель, откуда она взялась. Сейчас телефон сядет, а я и зарядку забыла. Разве можно думать о зарядке, когда ты, - обращалась она к мужу,- в такую пропасть на улице, молчишь. В приемном надо спросить,- мелькнула у нее мысль, - у Юльки зарядка подходит к моему телефону.

    На ходу натягивая халат, медсестра регистратуры, сжимая телефон, поспешила в приемное отделение. И только открыла дверь, как ужас охватил все ее существо и отозвался болью в низу живота. На носилках, кушетках и прямо на полу лежали люди, пострадавшие на авариях, сплошь облепленные снегом. Какие-то лежали, не двигаясь, без признаков жизни, с широко открытыми остекленевшими глазами. Какие-то с трудом открывали глаза и пытались подозвать к себе. И лишь несколько человек стонали от боли, а то и ругали матом метель, гаишников, врачей и власти города. Медработники суетились между поступившими, пытались определить: кого отправлять в палаты, кого в реанимацию, а кого в подвал в морг.

    Среди пострадавших было много детей и женщин, на которых без жалости просто нельзя было смотреть. Особенный ужас вызывали тела в неестественных позах, которые уже вряд ли можно было привести в чувство.

   У Галины пересохло в горле, и сердце остановилось от всего происходящего. Глаза непроизвольно бегали по всем пострадавшим, она боялась увидеть среди них знакомую темно стальную куртку мужа с клеймом охранного агентства «Чайка» на груди и спине. Как всегда, стесняясь невысокого роста и полноты, женщина с осторожностью протискивалась к знакомой медсестре, чтобы не никого не задеть.

   - Юля, - обратилась она, подойдя вплотную к подруге, пытающейся определить пульс у пожилого человека, - у тебя зарядка с собой?

   - В сумке возьми, - машинально ответила сестричка, - боже, и этот что ли уже умер? Да что это такое,- чуть не плача проговорила она.

    Медсестра перешла к следующим носилкам и, стряхивая снег с лица и воротника женщины, начала прощупывать пульс. Медбратья и врачи скорых быстро заносили новые носилки с пострадавшими, приемник превращался в муравейник. Сотрудники отделений не успевали поднимать больных в отделения. Все суетились, бегали, кричали.

    Галина, прижимая к груди телефон и зарядку, поспешила на свой пост. В такой трудный момент, она была нужна у телефона. Хотя, сердце ее осталось там, в приемном, куда в любой момент могли привезти мужа.

    Расстроенная вконец женщина пыталась всматриваться в Истории болезней, Журналы регистрации пациентов, а перед глазами стояло лицо Григория. Сразу вспомнилась их первая встреча, когда незнакомый парень в приличном костюме, не обращая внимания на ее невысокий рост и полноту, перенес ее через лужу к трамваю. На свадьбу она купила туфли на очень высоких каблуках, чтобы дотянуться жениху до плеча. И с того дня, Гриша всегда шутил, что для него она самая высокая и стройная. Десять лет замужества, на зависть худышкам – одногрупницам, пролетели как один миг. Хотя втайне Галина все же радовалась, что дочь и сынишка росли высокими. Сегодняшняя метель и молчание мужа разрывали ее душу на части.

    К вечеру в больнице занимали коридоры и спешно переоборудовали подсобные помещения, а пострадавших в авариях подвозили еще и еще. В приемном отделении кипела работа, постоянно забегали медсестры с пачками Историй болезни. Важно было не упустить ни одного человека, всех внести в списки и заполнить направления врачей на процедуры и анализы.

   В довершении кутерьмы постоянно надрывался телефон, звонили со всех концов Москвы: спрашивали, не поступали ли близкие; умоляли внимательно посмотреть в списках и даже палатах; плакали и перечисляли имена, фамилии; описывали верхнюю одежду. Галя на автомате отвечала, пересматривала Истории болезней поступивших, уговаривала успокоиться и надеяться на лучшее. И конца бесконечному потоку звонков и людскому горю не было видно.

    В регистратуру забежала медсестра из хирургии. Нетерпеливо подождала, пока Галя ответит позвонившему и, уже, не обращая внимание на звонящих, быстро проговорила.

   - Галина, - медсестра тоже явно торопилась, людей в больнице в эти минуты не хватало, - я по указанию главврача собрала списки поступивших сегодня до десяти часов. Вот эти, - она подала три листка исписанных мелким почерком, - семьдесят шесть человек хоть с какими-то документами, нужно сообщать всем родственникам и передать в общую базу пострадавших по городу. А вот этот список, - она положила на стол лист, на котором стояли только номера по порядку и номера палат, - тут те, у кого нет никаких документов. Двенадцать человек. Про этих надо обязательно сообщать всем позвонившим, кто не сможет найти близких. Пусть приезжают сюда, может, узнают наших «безфамильных». И не забудь сообщить обо всех по телефону Облздрава. На сайте постоянно обновляется информация о пострадавших.

   - Да конечно, Наташа, - Галя посмотрела на вошедшую красными глазами,- все сделаю.

   - Галя,- последовал вопрос,- с тобой все хорошо? Ты плачешь? У тебя все дома? В эту мясорубку никто не попал?

   - Я до мужа не могу дозвониться, - со слезами в голосе ответила Галина, - он утром со смены не приехал, его попросили задержаться до трех часов. Сейчас должен уже приехать домой, а я дозвониться до него не могу. Я просила соседку сходить к нам, но дверь никто не открывает. Или Гриша приехал и спит, или …не знаю. И детки дома одни.

   - Раньше времени не впадай в отчаянье,- Наташа пыталась успокоить медсестру регистратуры, - по всему городу более десяти тысяч пострадавших. И только малая часть погибли. Надейся, что все будет хорошо, и все будет хорошо. Обзвони все больницы по ходу следования твоего мужа. Может, он там.

   - Уже звонила, - упавшим голосом проговорила Галя, - не поступал. Я всем обрисовала его форму охранника. Может, кто позвонит.

   - И все равно, раньше времени не горюй, - утвердительно повторила Наташа, - не надо притягивать к себе отрицательную энергию. Верь в лучшее. Буря прекратилась, и стало легче находить людей, скоро все выяснится. Может твой муж стоит где-нибудь в укромном переулке и ждет окончания этого ужаса. А мобильная связь давно не работает.

   - Да, конечно. Спасибо, - ответила Галина, скрывая слезы.

    Шел одиннадцатый час ночи, а информации о муже не поступало. В приемнике стало спокойнее, пострадавших привозили все меньше. Основные завалы на дорогах разобрали, теперь выискивали занесенных метелью во дворах и переулках. Под снежными завалами находили новых пострадавших.

   Галя пыталась вчитываться в списки пациентов, но буквы разбегались, строчки расплывались, и за ними вставало лицо мужа. Суматоха продолжалась до полночи, потом произошел спад, и все передохнули.

    По больнице поползли слухи, сколько родственников погибло и потерялось у сотрудников. Кто-то находил родных живыми, кто-то нет. У главврача погибли дочь с внуком; у бухгалтера отца по частям вытащили из сплюснувшей машины; у реаниматолога от потери крови на месте скончалась жена. Теперь люди поступали не только с травмами, но и переохлаждением. Больница притихла, говорили вполголоса, сочувствовали и не скрывали слез.

    Вечером метель улеглась, легкий морозец очистил стекла и в окна комнаты отдыха засветили огни Москвы. Трифоновы повеселели, обошли площадь Трех вокзалов, торговый центр «Московский». Экскурсия немного подняла настроение, ходить по улицам Москвы, дышать воздухом древней столицы было интересно и загадочно. Лида подбодрила детей сообщением о том, что договорилась о жилье еще на пять дней. Вернулись в комнату воодушевленные, в приподнятом настроении. Хотя и не встретили их, но они и сами не пропадут. Посмотрят основные достопримечательности столицы и поедут домой с чувством исполненного долга. В школе расскажут о Москве, покажут фотографии и будут долго вспоминать эти дни.

    Ужинали не в таком унынии, как обедали. Делились впечатлениями, рассматривали фотки, вспоминали забавные моменты прогулки. Но общая печаль давила на плечи, не давала свободно дышать. Пробираясь по сугробам занесенной улицы, Трифоновы видели масштабы трагедии, постигшей столицу. Каждый боялся и не допускал мысли, что Костя и Дима могли оказаться в этой мясорубке. Пусть лучше они не захотели ехать, чем что-то плохое.

ГЛАВА 9

Первые минуты Сивер сидел, опустив руки и голову. Навалившаяся мысль набатом била в голове: «Что произошло с отцом и матерью? Почему они так крепко обнялись? Как будто видели, грозившую им опасность. И почему их шалаш облит водой так, что даже внутри мокро? А вокруг сухо. И этот зловещий запах?» Парень не находил ответа и поэтому злился.

    Ожидать ведунью не было мочи. В раскрытое окно, не затянутое на лето бычьим пузырем, тянуло утренней прохладой. Первые лучи солнца с трудом проглядывали сквозь густую ель. Парень встал, медленно прошелся по избе, мутным взглядом осмотрел нехитрый скарб ведуний. Большая глинобитная печь в углу, широкая лавка под окнами, деревянный сколоченный стол, три табурета, кровать под войлочным одеялом и большой сундук. На лежанке лежал овчинный тулуп, подушка и такое же войлочное одеяло. Серая кошка на печи открыла глаза, окинула чужака недовольным взглядом и, зажмурившись, продолжила сон.

    В поселении говорили, что ведуньи живут богато. Приходящие всегда одаривали их одеждой и едой. А Сивер увидел обычную землянку, похоже, жизнь давалась женщинам с трудом. С опаской отошел от большого окованного сундука. Вдруг там нечисть какая живет?

    Говорят же, что ведунья знается с самим Хозяином озера, которого боятся расены и святорусы всей Тартарии. О неведомом Владыке Шайтан озера молва идет давно, но называть его открыто и вслух никто не смеет. Из уст в уста передавались в народе были о встречах с Хозяином Шайтан озера, редко кто доживал до утра после такой встречи, а то и пововсе исчезал бесследно. Говорили, что он огромного роста, одет в черный плащ, а лицо всегда сокрыто. Никто никогда не видел его лица, только горящий фиолетовый взгляд, ввергающий в ужас.

    Время, казалось, остановилось и зависло над избушкой. Юноша сел на скамью под окнами и зажал голову руками.

    Таруса с матушкой торопились, как могли. Девушка спешила, ей очень хотелось помочь красивому расену и даже просто увидеть его еще раз. А матушка понимала, что случилось неладное. Волнение сил она ощущала очень сильно и понимала, что ночью произошло что-то страшное.

    Вот и родная избушка, девушка тяжело несла корзину с травами, матушка опиралась на посошок.

    Молодой расен услышал их и выбежал на встречу. От волнения и страха за родителей, он упал перед ведуньей на колени.

   - Матушка,- парень с надеждой смотрел в глаза Далине,- такое горе приключилось. У меня родители, что с ними? Я не понимаю, что поделалось, за что Перун так разгневался на нас. Мы вечор поставили два небольших зарода, поужинали. Тятя с Матушкой ушли в свой шалаш, а я в свой. А утром зову их, а они не выходят из шалаша. Я заглянул, а они лежат и не дышат, - глаза парня наполнились слезами и они побежали по лицу на рубаху, - я их окликаю, а они не отвечают. Я мамку за ногу тронул и чую через тулуп, а она, как деревянная. Я тулуп сорвал, а они лежат, - парень говорил как в безумии, - и так крепко обнялись, как будто в последний раз.

   - Что еще можешь прибавить? - спросила матушка и ее лицо помрачнело.

   - Шалаш и внутри и снаружи весь мокрый, - парень остановил свой взгляд на высокой сосне, что росла на краю поляны, у тропинки, - как будто сильный дождь прошел ночью, даже тулуп насквозь мокрый, - парень сел на коленки, - у матушки юбка вся мокрая, а у тяти порты. И воняет чем-то шибко, а чем, прознать не могу.

   - А твой шалаш сухой? - спросила ведунья.

   - Да, - глаза рассеина округлились, - мой сухой. И все вокруг сухое. За каку вину на нас разгневались Боги и послали смертельный дождь на родителев?

   Парень опустил голову и уперся руками в землю. От горя, так неожиданно свалившегося, он был как в беспамятстве, пальцами сгреб траву вместе с землей и поднял на ведунью полные отчаяния черные глаза.

   - Помогите нам, - взмолился он, - оживите их. Вы можете.

   - Оживить ушедших в Мир Нави никому не по силам, - ведунья тяжело вздохнула, - это далеко? Пойдем, покажешь.

   Молодой расен встал, пошатываясь, казалось, скажи ему еще что-нибудь, и он не выдержит, уйдет к праотцам, следом за родителями.

   - Пойдемте быстрее, - парень был готов нести ведунью на руках, лишь бы успеть вдохнуть жизнь в отца с матерью, - я уверен, вы поможете.

   - А Великий волхв там? - спросила ведунья и в упор посмотрела парню а глаза.

    Старейшина волхвов – Великий Гойдя ненавидел ведуний шибче всех пращуров. Если отец Боривого, он сам и сын его Вожий, по беде какой призывали изгнать ведуний из леса, то Гойдя на каждом сходе требовал от тартаринцев согласия. Об этом знали все в Тартарии и отмалчивались, так как лучше ведуний не мог лечить никто. И Далина старалась не допускать открытого столкновения с волхвами.

    - Не ведаю, - парень схватил женщину за руку и вглядывался ей в лицо, - я к волхвам не ходил. Сразу к вам. Пойдемте быстрее.

   - Пойдем, - ведунья посмотрела на Тарусу, - принеси мне платок и черный мешочек с полки, - она поправила кофту на груди.

    Таруса хорошо понимала взгляды матери, сейчас прочитала в ее глазах полное бессилие. Помочь родителям расена вряд ли возможно. По пальцам, теребящим ворот вязаной кофты, Таруса поняла, что матушке тоже может грозить опасность, если она будет стараться. Но отступать нельзя. Раз зовут, надо попытаться.

    Путь до покосов неблизкий, ведунья поспешает, а парень торопится еще быстрее, надеется, что можно помочь и вернуть родителей в Мир Яви. От тяжелых дум, он не поднимал головы, не смотрел на птиц, провожающих его.

   Вот и покос, два небольших зарода по три копны в каждом, казались среди кустов тальника двумя горками, сена в них хватит на пару месяцев. Рядом лежали скошенные вчерашние ряды, тут они с отцом прошли еще по две ручки. Что теперь с ними делать ему одному, сгребать? А потом кормить корову одному. Зачем ему это, без отца и матери? Слезы покатились по лицу парня, от боли сжалось сердце.

    Ведунья подошла к шалашу. Она сразу почувствовала влияние чужой опасной силы: мокрое сено шалаша, мокрый тулуп, что вытащил молодой расен. А вокруг все сухое, как будто дождя и вовсе не было. А дождя действительно не было, а было свершено что-то страшное, бесчеловечное. Родителей парня умертвили, но зачем? Кому это нужно? И странный, даже можно сказать, страшный отвратительный запах. Откуда он? Далине показалось, что она помнит этот запах. Он предвещал смерть.

    Ведунья заглянула внутрь, родители действительно крепко обнялись, как будто понимали, что им грозит смерть. Далина обошла шалаш, все посмотрела, обычно в таких случаях она явно представляла произошедшее. А сегодня, она ничего не видела, словно пеленая какая накрывала произошедшее ночью. Что случилось? Почему этих простых людей заставили умереть? То, что не обошлось без Хозяина озера, она не сомневалась. Его дела всегда отмечались водой. В чем же дело?

    Молодой расен смотрел на ведунью с надеждой, он сидел на скошенной траве рядом с шалашом родителей и не спускал с нее глаз.

   - Как твое имя? - спросила она парня.

   - Сивер,- ответил он, и в задумчивости произнес, - вы можете обсказать, что случилось давеча с родителями?

    От навалившегося горя расен совсем потерял рассудок, ему ничего не хотелось, а главное, не хотелось думать о том, что делать дальше. Как жить без отца с матери. И стоит ли вообще жить?

   Далина видела мятущуюся душу парня, как в зеркале. Ей было искренне жаль расена, не так просто пережить обрушившееся горе - в одночасье остаться одному.

   - Брат или сестра у тебя есть? - еще подумав, спросила Далина.

   - Один я в семье, - ответил Сивер и посмотрел на женщину черными, как угли глазами, - а почем вы спрашиваете?

   - Думаю, причину ищу. Глаза у тебя черные, в отца или мать? А как вас кличут поуличному?

   - В бабушку, - парень смотрел в одну точку, - кличут нас Рутомирами. Вы поведайте, сможете вернуть к жизни тятю с Матушкой?

   - Отца Рутомиром зовут? - спросила ведунья.

   - Нет, тятя – Ратомир, а Матушка – Рута,- пояснил парень.

   - Почему тогда Рутомиры?

   - Матушка у меня такая, - проговорил парень с восхищением, и безграничная любовь засветилась в его глазах,- ее в жизни никто ишо не переспорил. Она и тятю бранит постоянно, у нее от молчания случаются головные боли. Ее и считают главой, отсюда и Рутомиры мы. А так, тятя с Матушкой очень дружно живут, бранятся, как играются. Но друг за друга - горой.

    Ведунья разложила рядом с шалашом священные камни предков, зажгла огонь в плошке с медвежьим жиром и пыталась увидеть, что же произошло ночью в шалаше родителей. Но видела только, как родители уснули, а что было дальше уходило в туман и размывалось. Какая-то высшая сила мешала, не давала познать случившееся. Что-то страшное пришло на поляну, пришло с воздуха и закрыло все пеленой.

   - А у бабушки черные глаза в кого? - опять спросила Далина. Может отсюда веревочка потянется, зачем - то же понадобился Ему этот парень.

   - Люди бают, что в деда, - парень внимательно посмотрел на Далину, - больно странные вопросы задаете. Вы сможете их разбудить?

   - Я уже говорила, - ведунья грела руки у плошки с огнем, - куда ушли твои родители, оттуда не возвращаются. А как умер твой дед? - ведунья пыталась найти зацепку.

   - Не знаю, родители баяли, что в лесу сгинул. Ушел по грибы и не возвернулся. Старенький был, страсть, как любил по грибы ходить. После смерти бабушки, совсем на лесе помешался. Как только снег стаивал, так он в лес уходил и по целому дню там проводил. Вечером токо возвертался, но всегда с полной корзиной, хоть грибов, хоть ягод. А иногда просто траву приносил, листьев каких-то для чаю.

    «Хозяину Озера занадобился этот парень,- думала Далина,- но зачем ему простой расен? А боле того, зачем убивать отца с матерью?»

   - Вижу, как родители твои спать легли, - проговорила она вполголоса, - а дальше, как пелена какая. У вас враги есть? У вашего рода? Может, кому больно насолили?

   - Идет у нас вражда с одной семьей из святорусов. Давненько уже, много воды утекло в Таре. На охоте из-за убитого лося случилось. Тот сам прыгнул на моего деда с дерева, когда он лося свежевал, дед ответил. Дело была на самом берегу, святорус в борьбе угодил в озеро и утоп в один момент. А потом ночью приснился и говорит: «Буду вам мстить, у меня дети остались без отца. Если хоть один сгинет, всеми вашему роду не жить. Я,- говорит,- теперь великую силу познал».

   - Может, поэтому дед у вас и сгинул? Может, его рук дело? А как кличут вашего недруга? - Ведения хотела больше узнать о парне.

   - У святорусов Воронами их кличут, - парень в задумчивости смотрел на скошенные вчера с отцом ряды, потом поднял взгляд на Далину в страшной догадке, - думаете, это Хозяин озера? Ворон к нему попал и решил нас всех со свету свести?

   - Может быть, - проговорила ведунья, смешивая травы в котелке, - не ведомо это.

   - Надо сходить к Хозяину озера, - продолжая смотреть в упор на Далину, проговорил Сивер, - и попросить за тятю с Матушкой. Иначе и жить мне дале не зачем.

   - К хозяину Шайтан-озера не ходи, - ведунья ловила разорванные куски вчерашнего вечера, - завлечет и не отпустит. И про родителев не узнаешь, и сам погинешь. А ты молодой еще, вся жизнь впереди. Жениться надо, деток завести.

   - Ничего я не хочу без родителев, - твердо ответил парень и в его глазах мелькнули нехорошие огоньки, - а как встретиться с Хозяином вживую? Вы верно знаете, скажите мне, не молчите, - он встал и посмотрел на тропу, - если он их убил, значит, он же должен их и вернуть или я сам убью его. Я найду Хозяина озера, даже если он будет под Змеиным островом на дне Шайтан-озера.

   - Не ходи, - ведунья встала и схватила парня за руку, пытаясь остановить,- не так просто его увидеть. Ты можешь не одно лето ходить вкруг озера, а он не покажется.

    Далина хотела еще что-то сказать парню, но он быстрее стрелы помчался по тропе в направлении озера.

   - Вот шаальной, - проговорила ведунья,- не услышал меня. Жаль будет, коли погинет. Надо навести его на дорогу.

    Она вышла на тропу, вытянула руки в след обезумевшему от горя и послала ему посыл на встречу с Владыкой озера. Может, это поможет или хоть сгладит участь убитого горем расена.

   -------

    Телефон приемного отделения звонил безумолку, от фамилий из списков рябило в глазах. Звонящие старались рассказать Гале, что их родственники очень хорошие водители и просто замечательные люди, никогда в жизни ничего плохого не делали, они не могут погибнуть. Галя держала себя в руках, но ей очень захотелось кричать всем в ответ, что у нее тоже муж пропал. Очень обидно было слышать, часто повторяющееся: «Если бы вас коснулась такая трагедия, вы бы понимали, как это».

    В половине второго ночи к Гале подошла Юля из приемника. От ее взгляда, женщина поняла, что случилось непоправимое.

   - Галя, - начала Юля и поджала губы, но в следующее мгновение, взяла себя в руки, - там, к нам поступил. Он оказался в самом низу, его завалило и долго добирались.

   - Не правда, - Галя поднялась и вцепилась руками в стол, - он не может погибнуть.

   - Вот, нашли в кармане, - Юля вытащила из своего кармана фотографию и положила на стол.- Его уже увезли в подвал.

    Со снимка на Галю взглянула вся ее семья, во главе с мужем на отдыхе на море. Эту фотографию Гриша всегда носил с собой во внутреннем кармане пиджака и говорил: «На ней все такие красивые, особенно ты, Галя. Так вы всегда рядом со мной».

   - Нет, - закричало горе, встрепенувшееся в груди, и удавкой перехватило горло. Дышать стало трудно, в глазах потемнело, и Галя медленно повалилась, комкая бумаги судорожными пальцами и сметая их за собой со стола.

    Вслед за бесчувственной медсестрой, на пол полетели Истории болезней, новые Карточки, списки. Лист без фамилий, с номерами палат, скомканный и порванный упал в мусорное ведро. Вокруг забегали врачи, санитарки. Потерявшую сознание медсестру перенесли в ординаторскую, привели в чувство и отправили домой на скорой. Вместо новогодних праздников ей предстояло провести похороны мужа.

    Поздно ночью, уборщица, занятая весь вечер в приемнике, вымыла пол и вытряхнула из мусорного ведра в большой черный мешок, вместе с ненужными бумагами, список «бесфамильных» пострадавших.

    Ранним утром зимнее солнце осветило купола и храмы Москвы. Метель намела невиданные сугробы, засыпала тротуары. Москвичи пробирались к метро по проторенным первыми пешеходами тропам, водители откапывали свои автомобили, откидывали снег от колес, в надежде выехать с дворов. Снегоуборочная техника чистила улицы и проспекты, давая возможность транспорту войти в норму.

    Девочки еще спали, когда Лида вышла из вокзала и направилась в метро. В последний предпраздничный день, людской поток ошеломил, завлек в свой водоворот и понес вниз по эскалатору в чрево подземной дороги. От отъезжающих и подъезжающих поездов стоял гул, на перронах царила суматоха, пассажиры спешили закончить последние приготовления к празднику.

    Лида ориентировалась по карте метро, но для подстраховки, спрашивала дежурных у эскалатора, как правильно проехать до нужной станции. Труднее оказалось найти улицу и дом. Хотя она заранее распечатала подробную схему маршрута от метро до дома Кости, все равно пришлось прилично петлять по сугробам. Наконец, нужный подъезд нашелся, но закрытая дверь опять стала непреодолимой преградой. Лида замерзла стоять у дверей, протоптала дорожку между сугробами, но из подъезда никто не выходил и не входил. Простояв минут двадцать, она заметила, что на нее подозрительно смотрит дворник. «Если он меня сейчас начнет прогонять,- подумала она и на глаза навернулись слезы,- мне будет очень тяжело. Где же ты, Костя? Почему нас не встретил?»

    Лида несколько раз звонила в домофон, но он так же, как и телефон Ковалевых, молчал. Когда уже дворник явно направился к ней с метлой наперевес, дверь подъезда открыл мужчина с портфелем, и Лида быстро проскользнула внутрь. Чтобы согреться, она почти бежала по ступенькам на четвертый этаж. Вот и квартира номер шестьдесят восемь. Переведя дыхание, она позвонила. В квартире царила тишина, не было слышно даже малейших шагов или голоса. Лида постояла еще минут пять и снова позвонила.

    Ирина Григорьевна вечер провела у дочери и не знала, что квартира Ковалевых пуста. Услышав утренний звонок в их дверь, она посмотрела в глазок и удивилась, увидев незнакомую женщину на площадке. «Если это гостья из Сибири, - подумала она, - почему она утром одна у квартиры? Он ее не встретил? Может, передумал? Было бы хорошо. Тогда он останется в квартире один на праздник, и я быстренько прибегу с шампанским и салатиком. Такого мужчину никак нельзя отдавать этой провинциалке. Я два года за ним охочусь, даже шубу в кредит взяла, а тут какая-то деревеньщина «в пуховике», хочет увести из-под моего носа такого козырного мужчину».

   Ирина Григорьевна была не из тех, кто так просто проигрывает. Женщина быстренько оделась и вышла, выяснить ситуацию. У своей двери она специально задержалась, ища ключи в сумочке, которые действительно не могла вытащить, потому что ее руки тряслись от неожиданно появившейся удачи. Прогнать провинциалку, и сегодня же охмурить долгожданного военного. Пока она закрывала дверь, несколько раз окинула Лиду с ног до головы оценивающим взглядом.

   - Вы к кому? - спросила она голосом, показывающим ничтожность Лидиного положения.

   - Мне нужно к Константину Федоровичу, - Лида постаралась придумать подходящую отговорку, - звоню, никто не открывает. У меня сын учится в Академии, а вчера заболел. Мы договорились, что Константин Федорович, передаст ему пособие дома подготовиться к экзамену.

   - Вижу, что звоните,- незнакомка сделал вид, что не слышала слов Лиды, поправила воротник норковой шубы, и добавила.- Только зря. Константин Федорович с женой Евгенией Сергеевной и с сыном, еще вчера уехали к матери на все праздники. Константин Федорович – человек порядочный и пунктуальный, он бы обязательно предупредил об отъезде, к которому они готовились всей семьей,- она сказала это таким тоном, как будто уличила Лиду в обмане, - может, еще придумаете, что вы из соцзащиты какой-нибудь? Я знаю, болезная, сегодня не рабочий день,- она язвительно усмехнулась. - Квартира под сигнализацией, смотрите, я ведь могу и полицию вызвать,- женщина надела тонкие лайковые перчатки на ухоженные руки и прямо уставилась на Лиду, показывая, что ей пора убираться, - может, вы воровка? - нагло спросила она, отчего у Лиды подкатил ком к горлу, - меня Евгения Сергеевна просила присмотреть за квартирой, и если вы сейчас не уйдете, я вызову полицию.

    Женщина многозначительно вытащила телефон и начала нажимать кнопки.

   - Мы с сыном постараемся решить вопрос другим путем, - сдерживая себя от негодования, проговорила Лида.

   - Постарайтесь, - женщина в шубе окинула Лиду с ног до головы, явно показывая, что у мам в таких пуховиках, дети в Академиях не учатся,- а вы ему сейчас позвоните, - Ирина Григорьевна пошла «ва-банк», - посмотрим, что он вам ответит.

    Лиде ничего не оставалось, как вытащить телефон и вновь позвонить Косте. В телефоне сказали, что абонент не доступен.

   - Не доступен,- Лида положила телефон в сумочку,- очень странно.

   - Что и требовалось доказать,- женщина радостно поправила воротник шубы, - пунктуальный человек всегда отвечает по договоренности. А раз не отвечает, значит – или нет договоренности, или не его номер. Вы сами уйдете или все же полицию вызвать? - вновь напомнила она о своей угрозе.

   - Переживаю за сына,- пришлось придумать Лиде, чтобы выпутаться из глупого положения, - спасибо, что сказали об отъезде Ковалевых.

   - Пожалуйста, - женщина снисходительно улыбнулась,- в другой раз, прежде чем ехать, перезвоните перед выездом. Может, с вами опять не захотят разговаривать.

    Ирина Григорьевна торжествовала, сейчас эта провинциалка уберется, и бравый военный достанется ей. Лида ничего не ответила и заспешила вниз по лестнице.

   - Приехали, - проговорила тихо дама в норковой шубе,- гости из Сибири к закрытой двери. Если Костя вас не встретил, значит, не хочет. Наконец-то судьба поворачивается ко мне лицом. Не зря я так усердно просила о помощи, - добавила она, усмехнувшись, и накинув ремешок от сумки на плечо, направилась в лифт.

    Не помня себя, Лида бежала вниз по лестнице, сквозь слезы не замечая ступеньки, чуть не сбила мальчика с собакой, машинально нажала кнопку домофона и опомнилась только тогда, когда, не рассчитав местонахождение тротуара, провалилась в сугроб по пояс. Поняв нелепость своего положения, она попыталась опереться руками о снег, но руки проваливались. Что бы выбраться быстрее из сугроба, у следующего подъезда сквозь редкий кустарник она заметила дворника и вот-вот должна была выйти дама в норковой шубе, Лида легла на снег и с пол-метра проползла на животе. Ощутив руками твердый снег, выбралась из сугроба, и, отряхиваясь по дороге, поспешила прочь из двора. Краем глаза она заметила, даму в норковой шубе, выходящую из подъезда.

    Не давая себе думать о сложившейся ситуации, Лида быстрым шагом, насколько позволила протоптанная в сугробах дорожка, поспешила к станции метро. И только заняв место в вагоне метрополитена, ощутила способность думать. «Как такое могло произойти,- мысли летели в голове раненой птицей,- неужели Костя обманул меня и там, на юге – все ложь? Почему тогда его жена не поехала с ним? Нет, не может быть. Или Костя, или Дима, все равно бы проговорились, хоть раз да упомянули бы про жену и мать. Скорее всего, Костя женился за эти месяцы. Значит, в Адлере была не любовь, а увлечение. А настоящую любовь он встретил только сейчас».

    Задумавшись, Лида совсем не обращала внимания на объявление станций. Случайно ее взгляд упал на книгу, которую читал сосед в метро. Машинально женщина пробежала по строчкам глазами и заметила имя Евгения. И тут же по голове промчалась мысль: «Евгения - так зовут бывшую жену Кости. Евгения Сергеевна, как сказала соседка. Значит, они встретились и стали жить вместе. Семья вновь воссоединилась. Кто-то говорил, что «та, с которой мужчина спал в молодости, тянет к себе всю жизнь». Вот и Костю потянуло к своей Евгении.

    Это вполне естественно и не так больно. «Но, зачем он билеты купил? Мы бы не приезжали, а спокойно встретили Новый год дома». Мысли разбежались в разные стороны, а собраться в одном направлении не хотели.

    Как во сне Лида вышла из вагона метро, поднялась по эскалатору, людской поток вынес ее на улицу. Столица еще не пришла в себя после природного катаклизма, повсюду убирали снег: и машины, и тракторы, и рабочие с лопатами в руках.

    Лида шла к вокзалу, было еще рано и девочки, наверно, спали. У дверей она остановилась, постояла, посмотрела на город. В сумочке зазвенел телефон.

   - Добрый день, - проговорила пожилая женщина в трубке, - вы заказывали вчера три места в хостеле, вы подъедите? А то у нас другие клиенты просятся.

   - Да, конечно, подъедем, - возвращаясь к жизни, ответила Лида, - я думаю, через полтора - два часа будем у вас.

   - У вас три места, - уточнили в трубке.

   - Да, у нас три места, - подтвердила Лида, - я и две девочки.

   - Получается только в общую комнату,- проговорили в трубке,- двух-трех-местные номера все заняты. А вы откуда? - задали вопрос.

   - Мы из Новосибирска, - ответила Лида, - это так важно?

   - Гражданство российское? - уточнили в трубке.

   - Конечно, - удивилась Лида.

   - Приезжайте, посмотрите, - женщина еще с кем-то говорила,- но, только в общую комнату.

   - Хоть в общую, - неуверенно ответила Лида, - мы попали в затруднительное положение.

   - Вас должны были встретить, но не встретили, - продолжили ее мысли в телефоне, - обычное явление для Москвы. Хорошо, приезжайте, разберемся. Как нас найти знаете? Я вам сейчас сброшу СМС-сообщением наш адрес.

   - Спасибо, - поблагодарила Лида, - мы скоро будем.

    Она еще раз взглянула на привокзальную площадь. Утреннее солнце весело светило ей в глаза. Лида попыталась улыбнуться, открывая тяжелую дверь вокзала.

    Девочки проснулись рано, сказалась разница во времени. Лежа в кроватях, обсуждали сложившуюся ситуацию и отсутствие матери.

   - Я так и не пойму,- Валя села на кровати,- почему они нас не встретили. Утром говорили одно, а вечером – молчание. Может, что-то случилось в эту метель? Но мы об этом никак не узнаем, даже не сможем обзвонить больницы и морги Москвы. Кто мы? И в больницах, и в полиции сразу спросят – а кто вы им? А мы что ответим? Отдыхали вместе на юге. Нам никто ничего не скажет и еще за психов посчитают.

   - Давай не будем думать о плохом,- Света потянулась под одеялом,- мне жалко и дядю Костю и Диму, я не хочу, что бы с ними что-нибудь случилось. Пусть лучше они расхотели нас встречать, чем какой-нибудь тяжелый случай. Мы и без них Новый год отметим, и в Москве хорошо отдохнем. Конечно, с ними было бы лучше. Я так хотела, что бы мы все вместе погуляли по Москве, как летом по Адлеру.

   - Конечно, - согласилась Валя, - было бы здорово.

   - Мама, ты, где была? - хором встретили они вошедшую Лиду.

   - Ходила по вокзалу, магазинчикам. Нам же много заказов написали, мелочь всякую купить, - она сняла пуховик и повесила в шкаф, - на улицах сугробы расчищают, - женщина старалась говорить веселым и бодрым голосом, - солнце светит, морозец легкий. Город такой красивый, весь в пушистом снегу. Звонили из хостела, нас уже ждут. Сейчас завтракаем, быстро собираемся и идем.

   - Идем? - переспросила Валя, - это близко от вокзала? - девушка встала, подошла к зеркалу и принялась себя разглядывать.

   - Говорят, что близко, - Лида собрала кружки со столика,- пойду помою и согрею чайник на кухне. А вы посмотрите, что можно сейчас быстро перекусить. В хостеле сказали, есть кухня, там приготовим что-нибудь.

   - И по магазинам походим, - добавила Света. Девочка уже адаптировалась в новых условиях. Ей очень хотелось посмотреть столицу – этот древний город, овеянный сказаниями и легендами, - а потом поедем на Красную площадь. Очень хочу посмотреть, как ее украсили к празднику.

   - Конечно, - поддержала Валя, - на Красную площадь в обязательном порядке, - она порезала батон, - Света, намазывай маслом, бутеры сделаем.

    Завтрак прошел быстро, чувствовалась обеспокоенность создавшимся положением, настораживающее молчание Ковалевых. Чтобы не портить настроение, не задавали лишних вопросов, а вели себя так, как будто они приехали в Москву сами, без всякого приглашения столь знакомых мужчин. Негативное состояние улетучилось, как только вышли на улицу. Волоча тяжелую сумку, Лида с детьми пошли по указанному в СМС-сообщении адресу.

ГЛАВА 10

Воздействие ведуньи ослабило пыл молодого расена, но он все равно бежал к озеру, как будто кто-то шептал ему, что именно там кроется зло.

    До Шайтан-озера от покосов далеко, молодые ноги несли Сивера быстро, ловко огибая деревья и камни. Он слишком торопился и решил сократить путь через овраги. Дыхание перехватывало, ноги запинались о пни и коряги, он падал, поднимался, но он все равно бежал, как будто боялся опоздать. Вот и лес поредел, немного сбившись с дороги, он не ожидал, как выбежал к самому озеру. С разбегу, парень не заметил край берега и залетел в воду. Холодная вода и уходящее из-под ног дно, вернули его в реальность. Сивер выпрыгнул на берег, вытер пот с лица рубахой и огляделся.

    Перед ним блестела на солнце гладь озера, на острове стеной стоял камыш, сплошной лес вплотную подступал к воде. И вокруг царила зловещая тишина.

   - В какую сторону идти? - проговорил Сивер в полголоса, - как здесь найти Хозяина озера? Может в озеро нырнуть? Говорят, у него двойное дно или совсем нет дна. Кто здесь пытался купаться, уже не выплывали. И я разом уйду к родителям на круги Сварожьи, и все закончится.

    Он совсем уже собрался прыгнуть в темноту озера, как на другом берегу разглядел два силуэта. Люди это или нет, было не понятно. Вряд ли люди пойдут так рано на берег озера побеседовать, когда все обходят это место стороной. Один человек стоял, очень высокий в черном плаще и накинутом на голову башлыке. А рядом с ним на мелкой, но густой зеленой траве на четвереньках стоял другой. Парень посмотрел в воду Шайтан-озера. Дурная слава ходила про это озеро. Вода в нем считалась мертвой, озеро бездонным, а на острове жили змеи. Парень еще раз посмотрел на воду, лес и понял, что другого пути у него нет. В пяти аршинах озеро переходило в болото, а с другой стороны по берегу обходить слишком далеко. И какие там места, тоже не ведомо.

    Он медленно вошел в воду. Первые шаги ноги чувствовали дно, а потом резко провалились вникуда. Сивер еле успел взмахнуть руками и быстро поплыл. Темная вода леденила тело и сковывала движения. Густая озерная трава, длинными прядями цеплялась за руки и за ноги и мешала плыть. Решимость парня растворялась в странном леденящем ознобе, который вытеснял желание взмахивать руками. Казалось, что все змеи острова устремились к нему, и даже слышалось их шипение. Сиверу очень хотелось бросить сопротивляться, остановиться и навсегда остаться в этом мертвом бездонном омуте. Но мысль о родителях горела у него в голове яркой звездой, и он продолжал грести с удвоенной силой.

    Высокий человек в черном плаще насторожился, когда увидел плывущего по озеру человека. «Неужто вновь Силы Зла? – подумал он, - всего два лета прошло, как чужаки рыскали вдоль озера последний раз». Владыко явно вспомнил пришлых людей, что спустились с небес на круглой темной вайтмане. «Это не Боги,- подумалось тогда ему из-за густого куста разлапистой калины, - боле похожи на людей, токо кожей черны». Пришлые действительно имели черный цвет кожи, и расшитые рубахи тартаринцев сидели на них, «как на корове седло».

    Припомнились Владыке и чужаки, что опустились прямо на воду, но не тонули, а плавали на поверхности. Их одежды блестели на солнце, как острие ножа. Там, где она проплывали, гибла болотная трава и даже змеи с острова попрятались глубоко в ил. Хозяин озера приказал змею Шую закрутить на Шайтан-озере глубокую воронку и спустить ее ниже второго дна. От внезапности, чужаки не смогли применить свои тайные силы, а болотная трава стремительно превраила их в коконы. Зная крутой и злобный норов хозяев Чумного болота, коконы чужаков переправили именно туда. Их блестящие железные одежды давное изъели коварные Болотные своими длинными и острыми клыками, да еще и похвалялись, кто за раз мог кокон перекусывать. Жены их, зеленые Болотницы напустили вовнутрь чужаков ила и слизней. Теперь скользкие слизни в чужаках хорошо выводятся и по многу.

    А тот чужак, что по первому зимнику хмуреня прикинулся расеном и долго горько жалобился на жизнь, а после начал выспрашивать у Владыки бывают ли над озером свечения и как часто. Хозяин озера сразу понял, что чужак пытался бесцветными лучами проникнуть в его голову и познать все тайны. Он быстро поставил преграду и так заморочил чужака, что тот забыл, кто он и зачем пожаловал на берега таежного озера. Владыко направил пришлого к зимовью, разбудил в берлоге медведя и послал следом.

    Зорко охраняет Хозяин озера свои владения от пришлых, крепко таит сокрытое в недрах тартаринской земли. Далеко чует он любое вмешательство в тишину тайги и скоро дает отпор нарушившим покой наземных и подземных вод. Он научился заране определять, с недобрым умыслом явился пришлый на берега озера или по неведению забрел. Но, даже и случайно пришедших карал Владыко жестоко.

    Сейчас он ждал, когда подплывет новый страдалец и думал, какую кару избрать для него в назидание другим. Темного умысла он не увидел в луше расена, только сильную боль и обиду. Хозяин озера наблюдал, как парень осторожно, немеющими руками судорожно цеплялся за траву и камыши и с трудом выбирался на берег.

   - Ты переплыл озеро? - спросил он глухим низким голосом. Лицо говорящего скрывал башлык, его вид внушал страх и повиновение.

   - Самому не верится, что живой, - парень, наконец-то, сел на траву и пытался отдышаться, - теперь я верю, что в озере нет дна,- Сивер нашел в себе силы подняться на ноги, вода ручьями стекала с его одежды, - ты Хозяин озера? – устало и твердо спросил он.

   - Смелый больно, - хрипло ответил человек в плаще, - зачем пожаловал?

   - Родителев моих ты убил?- неожиданная волна ярости захлестнула Сивера, он сжал кулаки и был готов броситься на могущественного врага голыми руками. Хозяин озера, не шелохнувшись, поднял ладонь, и перед парнем ввозникла невидимая стена. Поняв, что не сможет отомстить за родителей, расен в бессильной злобе опусился, схватил руками траву, а из его глаз закапали крупные слезы, - мы жили тихо и спокойно, никому вреда не приносили. За что ты их? – закричал он вне себя.

    Высокий человек помолчал, подумал, что просто так человек не полезет в Шайтан-озеро, для этого нужна веская причина.

   - Ты выходил из озера ночью? – неожиданно спросил он сидящего на четвереньках человека.

    Сивер тоже посмотрел на него и по позвоночнику поплыл ужас: сидящий человек был весь землистого цвета, его кожа казалась водянистой и раздутой, как у утопленника. Белесые глаза без зрачков смотрели навыкат и меняли цвет от светло зеленого до темно фиолетового. Старая полуистлевшая рубаха и штаны казались сгнившими и висели лохмотьями.

   - Нет,- плаксиво проговорил сидящий, его глаза начали быстро менять цвет, как будто он часто моргал,- не выходил. Как перед Родом клянусь, не выходил, - водяной человек пытался отодвинуться от ног Хозяина озера, но тело не слушалось, а руки скребли на одном месте.

   - Врешь,- спокойно и задумчиво произнес стоящий Владыко, - я наблюдаю за тобой с первого дня, как ты попал в мой мир, и понял, что ты весь из ила: и снаружи, и внутри. Ночью было сильное движение, я его и сейчас чувствую,- Хозяин озера повел руками по воздуху,- что-то случилось этой ночью. Я чувствую смерть сильного, поддерживаемого Богами и смерть слабого, беззащитного, - он запрокинул голову, - этой ночью старый волхв ушел в мир Нави, его путь благословили Боги Тартарии. Еще вижу на грани мира Нави старика со старухой, они плачут, что оставили в мире Яви единственного сына. Это о тебе их слезы?

   - Видимо, обо мне, - горечь подступила к самому горлу молодого расена, - верни их, заклинаю тебя, - парень упал на колени перед Хозяином озера, - они не собирались в Мир Нави, они еще молоды. Верни их, и я сделаю все, что ты скажешь.

    Хозяин стоял, опустив голову, потом повернулся к юноше. Под капюшоном не было видно его лица, но взгляд прошивал насквозь и колол кончики пальцев.

   - Сделаешь все, что я скажу? - медленно повторил он, - помни, ты сам это сказал.

    Владыко вновь поднял голову, протянул руки к озеру, развел пальцы, его взгляд сосредоточился. Сивер еще больше напрягся, когда увидел, как из-под башлыка, на уровне предполагаемых глаза Хозяина озера, загорелись фиолетовые огоньки и устремились в середину озера. Вода в озере закипела как в котле, и из середины Змеиного острова медленно начало вытягиваться тело огромного змея. Парня прошиб озноб, он сел на траву и вцепился пальцами в кочки, от ужаса у него пересохло в горле и волосы поднялись на голове. Хозяин поднял руки кверху и змей взмыл ввысь. Его длинное тело, толщиной с добрую корову, искрилось чешуей на солнце, а голова скрывалась в вышине.

    Хозяин подержал змея на высоте, потом движением рук заставил изогнуться. Змей молниеносно опустил свою бугристую коричневую голову рядом с сидящими, приоткрыл огромные желтые глаза, из его открытой пасти вылилась вода и показался раздвоенный язык. Сивер заметил, как два суслика, копошащиеся в кочках, упали замертво. У парня закружилась голова, он оперся руками об землю, чтобы не упасть. Полоска травы на берегу, не доходя до него, покрылась мокрой росой. В нос ударил резкий запах, тот самый, что в шалаше убитых родителей.

   - Змей убил моих родителев, - и в глазах Сивера прокатилась тоска и печаль.

   Огромный змей, сделал свое дело и скрылся в озере. За ним образовалась огромная воронка, волны от нее еще долго бились о берег.

   - Они еще не пришли в мир Яви, - Хозяин озера думал, - сильно старуха любит своего сына. Шуя их убил, он может их и оживить.

    Парень поднял глаза, в которых появилась надежда.

   - Его никто не должен видеть,- медленно, как во сне, проговорил Владыко,- на поляне собрался народ, придется напустить морок. Ждать боле нельзя. Мара уже спешит за новыми подданными. Кто знает о смерти твоих родителев? - спросил он расена.

   - Я ходил к ведунье, - произнес он, - она что-то говорила, травы смешивала. Боле ни кому. Наш покос стороной стоит ото всех.

   - Торопиться надо, - проговорил Владыко, - недоброе чую.

    Он поднял руки к небу и начал крутить ими. Над камышовым островом посреди озера, начал клубиться темный непроницаемый туман. Он быстро разрастался и вскоре заполонил все небо. За мороком скрылось солнце и стало темно, как ночью.

    Парень только слышал какие-то звуки: тяжелое дыхание чудовища, голос Хозяина озера, плеск воды и волны, бьющиеся о берег. Прошли какие-то минуты, морок начал рассеиваться, засветило солнце, оставшиеся клубы темени съеживались над серединой озера и скрылись в камышах.

   Не совсем понимая происходящее, парень продолжал сидеть на мокрой траве. И тут произошло то, чего он не ожидал.

   - Шуя слушает только меня, - Хозяин в упор посмотрел на сидящего человека, - здесь не обошлось без твоего гнилого языка, - с ненавистью и презрением проговорил он, - говори, а не то, сошлю тебя на Гнилое болото. Там пиявки, что змеи, враз высосут твою гнилую душонку.

   - Пощади, - болотный человек кинулся к ногам Хозяина, - пощади, - молил он,- они, - он указал на парня рукой,- мои заклятые враги. Весь их род должен сгинуть. Его дед утопил меня и мои восемь детей остались без отца, сиротами.

   - Это неправда, - расен побелел от негодования, теперь он понял, кто виновен в случившемся, - ты утонул в драке сам, когда кинулся отбирать убитого моим дедом лося. И мы не бросили твоих детей, а все им помогаем. Они уже выросли и поженились.

   - Но я не растил их, - злоба в голосе болотного человека нарастала, он кричал, - я не нянчил младшего на руках, не катал старших с горы Тарского увала, не ездил с ними на ярмарку. Никогда не поцелую свою жену. Я никто – утопленник, - в ярости выкрикивал мужчина и его белесые глаза налились, непонятно откуда взявшейся черной кровью, - я уже многих из вас погубил и вы, оставшиеся, сгинете.

   - Ты лжешь, - парень вцепился руками в траву, - мой дед не хотел тебя топить. Ты сам прыгнул на него с дерева, когда он свежевал убитого лося. И боги тебя наказали, ты оступился и упал в озеро.

   - Он мог меня спасти, - человек брызгал болотной жижей, вместо слюней, и готов был руками задушить парня, - он даже в воду не полез, а как я его просил.

   - Врешь, - зубами заскрежетал Сивер, - тебя в одно мгновение затянула воронка. И мой прадед ничего бы не сделал. Тебя погубила твоя алчность и желание обманом завладеть чужой добычей.

   Хозяин поднял руки, оба соперника прекратили спор.

   - Я выслушал вас и заглянул в тот день, - он помолчал и указал пальцем на болотного человека, - прыгая с дерева, ты подвернул ногу и хромаешь до сих пор. Ты намеревался тогда убить и утопить его пращура. Но Велес увидел твое злое намерение и наказал тебя. Смирись, тебя погубила зависть и жадность.

    Хозяин подошел вплотную к скорченному человеку и проговорил ему в лицо.

   - Ты уговорил Шуя? - болотный человек склонился к самой земле и сжался, как мог, - Змей слушается только меня. Будете наказаны оба. Ты не сможешь боле выходить из озера, понял? Тебя ждет Гнилое болото.

   - Нет,- закричал болотный,- пощади. Я не хочу в Гнилое. Там столько пиявок.

   - Пиявки любят живую плоть, на твой ил они не кинутся,- хозяин проговорил твердо,- там ты не сможешь приносить вред живым.

    Слушая этот разговор, Сивер неожиданно услышал писк, суслики на берегу привычно поедали красные ягоды земляники.

   - Они ожили, - вскричал парень, вскочил на ноги, схватил Хозяина озера за руку, и, не замечая ее смертельного холода, с жаром простонал, - мои родители тоже ожили?

   - Да, - сказал Хозяин озера, - торопись и помни, теперя ты мой должник.

   - Знаю, - проговорил парень и, убегая, прокричал,- сделаю все, что ты скажешь. Только позови.

   - Позову, - Владыко устремил свой взгляд на озеро. Болотный человек скулил у его ног, но он его не замечал.

   ------

    Хостел Москвы, если вы там не были, то это к лучшему. Представьте какое-нибудь старое советское учреждение, типа «СтройЭнерго», «РайТопСбыт», или общежитие давно закрывшегося завода. Находятся супер-бизнесмены, которые привезут в брошенные конторы этих учреждений железные двухъярусные кровати из таких же брошенных воинских частей, установят на этажах по одной газовой плите из пустующих домов «под снос», и по одной стиральной машинке - и все, хостел готов. Жить в нем практически нельзя, но перебиться несколько дней можно, все же лучше, чем на вокзале.

    На кухнях хостелов всегда много тараканов, а по постелям даже верхних ярусов частенько бегают клопы. Комнаты забиты представителями бывших союзных республик, особенного южного региона СССР, реже Украины и Белоруссии. В редких случаях, среди общей массы чернобровых и черноглазых южан, мелькнут русые волосы и светлые глаза славян. Но это бывает только в редких случаях.

    И именно таким редким случаем, стало появление в хостеле, недалеко от Ярославского вокзала, семьи Трифоновых утром тридцать первого декабря. В окошечке с надписью «Комендант», полная женщина под пятьдесят лет с очень короткой стрижкой и толсто накрашенными бровями, посмотрела на вошедших с чемоданом женщину и девочек, с плохо скрываемым пренебрежением. Она спокойно налила себе кипятка из электрического чайника в большую кружку с коричневым налетом не только на внутренней, но и наружной стороне. Демонстративно положила туда два кусочка сахара, пакетик чая, помешала ложкой.

   - Добрый день! Я по телефону говорила с Юлией, - не выдержала Лида, - она сказала, что у вас есть места для меня и девочек.

   - Только верхние места, - таким же пренебрежительным тоном добавила комендант.

   - Хорошо, - упавшим голосом согласилась Лида, ей было трудно смотреть на девочек и у нее сжалось сердце.

    Ободранный коридор, пятьдесят лет назад крашеные панели, вышарканный линолеум на полу, с заплатками, усеянными шляпками гвоздей. Все говорило о том, что двадцать лет назад здесь сновали рабочие, бегали бухгалтеры, отбивала дробь каблуками секретарша.

   - Ваши документы? - комендант выглянула в окно и оглядела притихших Валю и Свету, - и девочек тоже.

   - Вот возьмите, - Лида подала документы.

   - Вы на сколько суток хотите? - комендант рассматривала документы, - сутки на одного у нас стоят четыреста рублей. С вас – одна тысяча двести.

   - Вот возьмите, - Лида подала в окошко деньги, - нам на сутки. Посмотрим, какие здесь условия.

   - Условия, обычные для любого общежития, - комендант отчеканила железным голосом, - курить в помещении запрещено, распивать спиртные напитки тоже, мужчин не водить.

   - Могли бы нам такое и не говорить, - Лиде стало обидно за себя и девочек, она еле сдерживалась от злости, - по нам видно, что мы порядочные люди.

   - Много вас тут порядочных приезжает в Москву, - комендант вернула документы, - ваша комната - триста семь. Время заезда и выезда у нас в двенадцать часов. Завтра в это время вы должны или заплатить или покинуть общежитие. Ключей не выдаем, в комнате всегда кто-нибудь есть.

    По коридору прошла группа мужчин южной национальности, легко одетых, видимо покурить у входа.

   - Вот и Снегурочки приехали к нам на Новый год, - проговорил один из них, самый молодой и говорливый, - ждем вас вечером к нам на рюмку чая, - он засмеялся, показывая ряд ослепительно белых зубов под черными усами, - может, вам помочь?

   - Да, надо бы, - подхватила Лида, - вот эту тяжелую сумку.

   - Какая у вас комната? - спросил молодой южанин.

   - Триста седьмая, - ответила Лида, - девочки, берите пакеты и пойдемте быстрее заселяться.

   - Да, мама, - подхватила Валя,- надо уже на Красную площадь ехать. Еще праздничный ужин готовить.

   - На обратной дороге в магазин зайдем и все купим к столу, - продолжила Света, - а тут кухня есть или как тут вообще готовят?

   - Есть кухня, - обернулся южанин с сумкой, - правда посуды нет и духовка не работает. Но чай согреть или суп сварить можно. А посуду у кого-нибудь попросите.

    От услышанного, девочки остановились на ступеньках и переглянулись, но все же, поспешили за матерью.

    Обычный длинный коридор, как в любом учреждении советских времен, по сторонам двери бывших кабинетов. Общежитие напоминало контору колхоза, в котором когда-то работали родители Лиды. Женщина мысленно представила, где в этом здании могли располагаться: бухгалтерия, плановый отдел, зоотехния, а кабинет директора явно был в конце коридора, с маленькой приемной и кабинетом главного агронома напротив. К ее удивлению, так и произошло. Комната номер «триста семь» располагалась в кабинете главного агронома. Хотя и приемная так же была превращена в жилую, на дверях еще сохранились болтики от крепления табличек.

    Картина за дверью ждала не самая радужная, а возможно, самая ужасная: шесть железных двухъярусных кроватей вдоль стен и окна, как в казарме, с матрацами, явно находящимися в использовании лет тридцать, вата в них давно сбилась в кучи, отчего зрительно они представляли собой горные холмы. Посередине небольшой кабинетный стол, заваленный грязной посудой, вперемешку с кастрюлями, коробками с крупой и использованными пакетиками чая. На всю комнату не было ни то, что стула, даже ни одной табуретки. К одной из кроватей была приставлена железная лестница, для удобства залазить на верхний ярус.

    В углу задребезжал холодильник времен семидесятых годов прошло века. Куча пакетов на нем, видимо, с продуктами обитателей комнаты, зашевелилась в такт. У входа на полу вразброс стояла зимняя женская обувь, комнатные тапочки, сланцы. И везде, где можно сумки: большие и маленькие, на колесиках и клетчатые, что предавало комнате вид перрона вокзала, из которого Трифоновы только что выбрались.

    Несмотря на обеденный час, две жилицы спасли, а третья – молодая узбечка, лет тридцати пяти, копалась в телефоне лежа на кровати. Приготовления к Новому году не чувствовалось никак, видимо в таких местах не очень рады выходным и праздникам.

   - Вот здесь ваша комната, - приветливый южанин закатил сумку на колесиках в комнату, даже не постучав в дверь, - Фалия,- обратился он к женщине с телефоном, - покажи новеньким свободные места. А ты что, сегодня выходная? - спросил южанин у нее.

   - Прикинь, хозяин сделал нам выходные до восьмого января, - Фалия раздраженно села и бросила телефон на подушку, в ее разговоре явно слышался акцент, она не все слова выговаривал правильно, - вот сволочь. Это мы будем сидеть больше недели в Москве без работы? Чтобы мне съездить домой, надо кучу денег и как раз неделю времени. И то, успею только приехать в Узбекистан, поздороваться и сразу обратно. Можно отупеть, столько дней просидеть без денег. Все что выдали, я уже перевала домой. А у тебя как, Арен?

   - Нам только пятого на работу, - проговорил Арен в дверях, - а дальше, не знаю. Говорят, стройку могут вообще заморозить. Надо где-то другую работу искать.

    Арен закрыл дверь, в комнате воцарилась тишина. Лида с девочками молчали, шокированные происходящим и в ужасе разглядывали комнату, в которой им, скорее всего, предстояло не только встречать Новый год, но и жить неделю. Фалия с любопытством и удивлением рассматривала новых жильцов.

   - Вы на заработки в Москву? - поинтересовалась она, - с дочками?

   - Нет, мы не на заработки, - Лида тяжело вздохнула. Поставить пакеты с продуктами на грязный пол она не решалась, а места подходящего не было, - мы приехали в гости на каникулы, а нас почему-то не встретили. И где они живут, мы тоже не знаем.

   - Знакомая история, - усмехнулась Фалия, - половина общаги таких. Свободные места только на верху: вот эти два рядом и одно в углу. Сумки можно поставить здесь, - она указала на пол у первой кровати, - вечером все придут и освободят под кроватями место для ваших вещей.

   - А туалет и кухню можно посмотреть? - спросила Лида, - душ есть и стиральная машинка?

   - Стиральная машинка платная – сто рублей за каждую стирку, - перечисляла молодая узбечка достоинства хостела, - душ на первом этаже общий для всех женщин. На кухне можно кипятить чай и готовить, если есть свои кастрюли и сковородки.

   - Свои кастрюли? - удивилась Валя, - мама, мы должны и кастрюли с собой возить? - но еще раз глянув на стол с кучей грязной посуды, добавила,- хотя да, лучше свои.

   - Мы, конечно, делимся друг с другом, - отозвалась Фалия и улыбнулась, - но сегодня же праздник, все будут стараться что-нибудь приготовить, на кухне будет очередь не то что на посуду, но и на конфорки. Последние, я думаю,- она засмеялась, - смогут приготовить только к утру.

   - Понятно,- Лида встретилась глазами с дочерями и увидела в них столько удивления и отчаяния, что ее любящее сердце сжалось в маленький комочек и остановилось в биении.

   - Пойдемте, покажу вам туалет и кухню.

    Фалия вышла в коридор, Лида с девочками поспешили за ней. Туалет представлял из себя пять кабинок, с обшарпанными грязными стенами и двумя раковинами для умывания. Надо полагать, это для женщин всего этажа. На кухне стояли две очень старые и ржавые четырехконфорочные газовые плиты, дверка духовки у одной отсутствовала, у другой болталась на болтах, без ручки. Небольшой железный стол и все. Ни каких полок или шкафов для посуды не наблюдалось. И везде, в комнате, коридоре, туалете и даже кухне, поражал взгляд жутко грязный пол.

   - Постельное белье получили? - поинтересовалась Фалия, - будете сейчас отдыхать?

   - Нет, - быстрее всех ответила Света, - мы сейчас на Красную площадь.

   - Да, сейчас мы уедем, - Лида старалась держать себя в руках, - располагаться будем вечером.

   - Как хотите, - улыбнулась узбечка, - сегодня же Новый год. Мы хотим погулять до утра, а вы с девочками. Но вы не подумайте, мы ведем себя пристойно, мужчин не будет. Но сразу предупреждаю, что спать до утра вряд ли придется.

   - Мы понимаем, - по взрослому, вздохнула Валя, - вот это попали, так попали. Вот это – Новый год. Надолго запомним.

   - Да уж, - подтвердила Света.

   - Будем надеяться на лучшее, - закончила Лида, - вещи мы оставляем здесь, едем на Красную площадь, а там посмотрим.

    Выходили из общежития с неприятными впечатлениями. Сложившуюся обстановку обсуждать не хотелось. Все понимали, что ситуация плачевная и что будет за Новый год – неизвестно.

    Впервые Лида не знала, что ждет их вечером. Кажется, все нормализовалось, но что-то главное упущено, потеряно в этом огромном, чужом и заснеженном городе. И вернуть это важное на место – надежды оставалась все меньше и меньше. Она шла впереди детей по коридору, и слезы отчаяния застилали ее глаза. Женщина опустила голову, надвинула капюшон пуховика и старалась скрыть свою боль не только от жителей хостела и своих детей, но и от всего мира. В голове набатом била одна мысль: «За что? За что нам такое?»

    Легкий морозец на улице, казалось, придал силы и надежды на лучшее. Вот только тротуары, посыпанные солью, превратились в месиво, по которому было очень трудно идти.

   - Зачем посыпают какой-то химией тротуары, - возмущалась Валя, - идти невозможно. По колено месится жижа.

    Перед поездкой она выпросила у мамы новые зимние сапоги на каблучках и сейчас боялась их испортить.

   - Надо было ехать в старых сапогах, - язвительно заметила Света, - сейчас бы бегом бежала, как я.

   - Я бы никогда в старых не поехала, - Валя многозначительно посмотрела на сестру, - ну ты же маленькая и в моде не разбираешься. А твоим хомякам вообще все равно, в чем ты одета.

   - Ты моих хомяков не трогай, - Света осторожно пробиралась по краю тротуара, где снег оставался твердым, балансируя руками, - а Гришка, между прочим, говорит что я – самая красивая на свете.

   - Среди пиратов на деревенской луже, - в свою очередь подкусила сестру Валя. Она старалась наступать очень осторожно, что бы, не замарать сапоги, - не велика птица.

   - Хоть среди пиратов, но я – королева. А ты, точно такой никогда не будешь, - подытожила Света и перевела разговор, - мама, смотри какая старая церковь. Совсем заброшенная и дверь закрытая, на колокольне деревце выросло, - девочка указала рукой, - надо же.

   - В Москве много храмов, - Лида старалась говорить уверенно и спокойно, - и порядком брошенных, не отреставрированных. Но, я думаю, епархия доберется до всех. Чем больше церквей, тем больше прихожан.

   - И больше доход, - добавила Валя. Она считала себя совсем взрослой, умеющей правильно оценивать происходящее.

    Несколько минут постояли, разглядывая пустующий храм, но время поджимало.

   - Поедемте уже на Красную площадь, - Валя вытащила карманное зеркальце и придирчиво разглядывала свое милое личико, - скоро темнеть начнет, и ничего не увидим.

   - Судя по навигатору, метро совсем близко, - уточнила Лида, - за этой многоэтажкой.

   - Ого, это сколько же в ней этажей, - Света закинула голову, - сейчас я быстро сосчитаю, подождите. Двадцать два, двадцать три, - считала девочка, - сорок два этажа. Ничего себе. Как же они там живут, на последнем этаже?

   - Даже подумать страшно, - высказала Лида мысль, - за окном только небо.

   - Как в кино про Екатерину, - добавила Валя, - их тайный узник Иоан Антонович, раз в жизни увидел в окно птицу. Тут тоже, раз в год какая-нибудь, очумелая ворона залетит так высоко.

   - Там голуби, скорее всего, живут, - многозначительно добавила Света.

   - Пойдемте, - поторопила детей Лида, - надо спешить. А то, действительно скоро темнеть начнет. И на Красной площади ничего не увидим.

   За дворами многоэтажки открылась многолюдная улица и долгожданный знак метро. Пока Лида оплачивала проезд в кассе, девочки рассматривали станцию «Комсомольская». На эскалаторе замерли от высоты спуска, двигающихся поручней, бегающей молодежи. Свете тоже захотелось пробежаться по двигающимся ступенькам, но с первого раза она не решилась.

    Гул поездов, громкий голос микрофона, беспрестанно двигающийся поток пассажиров оглушил с первых минут. Какое-то мгновение Трифоновы остановились среди всего этого круговорота лиц, пальто, пуховиков, сумок. По распечатанной карте Московского метро быстро сориентировались.

   - Нам надо на станцию «Театральная», значит, вот на эту платформу.

    Первая поездка в метро слегка озадачивает. Внутренне осознаешь, что поезд бешено мчится глубоко под землей. Над головой, где-то высоко ходят люди, ездят автобусы, давят мощью бетонные громады. В памяти всплывают кадры нашумевшего фильма «Метро», когда в подземный туннель прорвались воды Москвы реки и почти весь поезд погиб, кроме главных героев. Они, конечно, чудом спаслись и выжили.

    Но поезд мчится быстро, станции ослепляют ярким светом, пассажиры спокойно копаются в телефонах или читают и напряжение само собой улетучивается в темноту туннеля. Выходя из метро, Трфоновы облегченно вздохнули. Уличный воздух приятно наполнил легкие небольшим морозцем, свежестью и еще чем-то особенным, свойственным только нашим русским зимам.

   - Что-то меня метро не очень воодушевило, - деловито заметила Валя, натягивая перчатки. Она наотрез отказалась брать в дорогу варежки. В столице девушка хотела выглядеть более цивилизованно, - мне в вагоне какой-то парень на ногу наступил и даже не извинился. Не ожидала, что в Москве такие невоспитанные люди.

   - А мне понравилось, - большие глаза Светы заблестели еще больше, - эскалатор такой высокий, мне так и хотелось по нему пробежаться.

   - Это запрещено, - остановила дочь Лида, - ты слышала, как дежурная в микрофон говорила: «Ходьба по эскалатору запрещена».

   - А мне все равно хотелось, - на ходу отвечала Света, - а в целом – это здорово. Под Москвой еще одна Москва. Жесть.

   - Я читала, - добавила Валя, - что под Москвой столько ходов, что с лихвой може разместиться половина города. Подземелья уходят на целых три этажа: ходы, выходы, коммуникации, даже целые скрытые учреждения.

   - Вот бы туда попасть, - мечтала Света, - да по таким ходам походить, что еще от Ивана Грозного остались.

   - Перестаньте о всяких ужасах, - Лида остановила размечтавшихся дочерей, - мы уже вышли на площадь. Перед нами – Большой театр.

   Девочки осматривались, но первое, что они увидели – это ряды торговых киосков. В них продавали традиционные русские сувениры, блины и пироги.

   Не задерживались у ларьков, поспешили на Красную площадь. Главная площадь страны поразила размерами, каменной мостовой, зубцами кремлевской стены. Куранты на Спасской башне отбивали положенные часы и напоминали о приближении Нового года.

   - А елка совсем не настоящая, - разочарованно произнесла Света, ощупывая мохнатую сетку главной елки страны.

   - Где же елок наберутся, - вставила слово Валя, - это надо вековую сосну где-нибудь пилить и везти сюда.

   - В советское время так и было, - вспоминала Лида, - даже по телевизору показывали, как главную елку страны спиливают, везут на лесовозе, краном устанавливают. Потом наряжают ее, игрушки делали в школах. А сейчас все просто, натянули сетку на конус с небьющимися китайскими игрушками, вот и елка.

   - Зато никаких расходов, - Валя показала себя еще раз взрослой, - одну и ту же сетку можно натягивать двадцать лет. Только вот праздника что-то не сильно чувствуется, - в голосе девушки слышалось разочарование от столицы.

   - Ну что вы грустите, - воскликнула не унывающая Света, - смотрите, как здесь красиво: Мавзолей, Кремлевская стена, Покровский собор, ГУМ. Сразу не сможем все обойти, но ничего страшного, еще приедем.

   - В Кремль на экскурсию сегодня мы конечно не успеем, - согласилась Лида,- ГУМ работает до десяти часов. Давайте в Покровский собор сходим?

   - Это за него Иван Грозный выколол глаза мастерам, что бы они еще такой красивый не построили? - уточнила Валя.

   - Да. Грозный, потому так и назывался, что казнил всех подряд, - подтвердила Лида,- давайте посетим собор, храм Василия Блаженного в пристройке.

    Пока осматривали храм, совсем стемнело. На Красной площади зажгли огни, засверкал залитый каток. Трифоновы зашли в ГУМ, посидели у фонтана, побродили по бутикам. В столовой на третьем этаже поужинали. Особого веселья не было, все понимали, что подходит Новый год, но встречать его в хостеле с двухъярусными кроватями и кучей пьяных, орущих песни не на русском языке женщин, особого желания не было.

ГЛАВА 11

В поселении готовились проводить Боривоя в Мир Нави. Погребальную ладью вырезали из дуба-древа Всемирья, украсили, как подобает положению Верховного волхва. Уложили обереги Перуна и Сварога, монеты и крылья сокола. Гойдя любил отца, почитал за мудрость, силу, справедливое правление и переживал об его кончине. Почести мудрому волхву пришли отдать расены и святорусы из ближних и дальних поселений.

    Волхвы со всех уголков Тартарии собрались на капище. Обряд вершил старший в роду – Гойдя. Вожий с сыновьями укладывали в ладью снедь, необходимую Боривому для перехода на круги Сварги: хлеб, яблоки, копченое мясо, молоко в жбане, вода ключевая. Готовили переход Боривоя в Мир Нави по всем укладам Бога Кродо, от поминальных песен плакальщиц души пришедших сворачивались горем, домовину изготовили из дуба просторную, дно постелили мягкой травушкой. Место под домовину и погребальный курган выбрали на самом высоком краю погоста.

    Как только закончили прощание и перенесли ладью с телом Боривоя на капище, Гойдя с волхвами начали класть краду для погребального костра, из специально приготовленных отборных сухих веток березы. Каждый тартаринец старался положить в краду веточку, в знак признания перед силой и мудростью Верховного волхва страны.

    За тяжким действом не заметили, как к Тарскому увалу прискакал верховой с покосов. Взмыленный жеребец тяжело дышал, рубаха на ездоке взмокла. Средних лет мужчина, с испуганными глазами и черной, как смоль, бородой, поднявшись на стременах, закричал.

   - Рутомиры померли. Заходил к ним косу отбить, а они из шалаша не выходють, лежат в обнимку и не дышат. В шалаше и смерть приняли. Не обошлось без колдовства ведьмы лесной.

   На погосте остановились, по народу пробежала волна недовольства.

   - От ее колдовства беда одна, - пробасил высокий мужик в длинной, вышитой рубахе. Он вспомнил, как Кора не вернула к жизни его брата, раздавленного деревом насмерть.

   - У меня корова забрела недалече от ее избушки, - послышался злобный старушечий голос,- так боле недели молока надаивала в половину ушата. Заколдовала мою Буренушку, ведьма лесная.

    С разных сторон зазвучали недовольные голоса. Но большинство молчали и вспоминали, сколько хорошего сделали ведуньи: у кого дитё спасли, у кого брата, сестру, родителей, сколько домашнего скота к жизни вернули.

    Гойдя всматривался в глаза пришедших проводить Верховного волхва в мир Нави и жаждал увидеть проклятие ведуньям. Ненависть к лесным колдуньям давно жила в крови волхва. Люди на сходах отмалчивались на призывы выселить ведуний из местных земель, потому что бегали к ним с каждой немочью. Сегодня чаша весов перевесила в сторону долгожданного изгнания дев Тьмы, как называли их в поселении. Известие о смерти добропорядочных расенов подогрело поселенцев.

   - Надобно посмотреть, что там поделалось, - высказал мнение среднего роста, жилистый расен Цирен – старший в поселении. Он занимал почетное место на капище рядом с волхвами и всегда поддерживал Гойдю. Сейчас он жалел погибших, ведь они жили в соседях. Видя, что волхв молчит, Цирен продолжил свое слово. - Тартаринцы, - обратился он к собравшимся, - я думаю, надобно нам идтить на покосы и проведать, что поделалось с Ратомиром и Рутой. Оставшиеся проводят Боривого в мир Нави.

    Он обвел глазами поселенцев и понял, что люди испуганы. Многие видели умерших вчера в добром здравии и живыми, говорили с ними. Понятно, что не обошлось без темных сил Велеса и Марены. Лучше по чести проводить в последний путь волхва, чем попасть в неведомое. А если сила, убившая Рутомиров еще там, охраняет их шалаш и отомстит, кто решится близь подойти? Богов Мира Нажи тоже гневать нельзя.

    Гойдя понял, что народ сомневается. Солнце непреодолимо поднималось, и похороны Боривого затягивались.

   - Гойдя, ты верховный волхв, - послышалось из толпы, - тебе и решать. Боривого надобно проводить в Мир Нави как подобет, как записано в Книге Мудрости.

   - Правильно, - подхватил другой голос, - надо быстрее идтить, солнце поднимается, жара скоро опять будя. Краду не поспеем до вечерней зари сложить.

    Гойдя поднял правую руку в знак того, что он будет говорить. Все замолчали, воцарилась тишина.

   - Тартаринцы, - зычный голос Верховного волхва раскатился громом, - на берегах священной Тары наступают худые времена. Такого до селе не бывало, чтобы в день ухода волхва гибли люди. Отчего померли Рутомиры, нам не ведомо. Но я знаю, что цепочка темных знаков уже видна: малоснежная зима, невиданная засуха, нежданная кончина отца, погибель Ратомира и Руты. Мне страшно подумать, что последует дале. Каку еще кару нам пошлют дети Перуновы? Я не могу неволить, но призываю самых смелых пойти со мной к покосам. Не гоже расенам лежать усопшими в шалашах, треба узнать, что с ними поделалось, и, как положено, отправить в мир Нави. Каждому отведено свое место на круге Сварожьем.

   Волхв отошел несколько шагов в сторону и с высоты своего роста посмотрел на собравшихся. Расены и святорусы думали. Всех интересовало, что произошло на покосах и явно понимали, что могут пострадать и сами.

   - Я пойду, - подняв правую руку, ответил высокий седовласый расен в голубой рубахе, - Рутомиры живут рядом с нами.

   - Я тоже, - вышел вперед молодой парень, - Сивер мой друг.

   Еще несколько человек отозвались, те, кто был посмелее и поотчаяннее.

   - Я тоже с вами, - от покойного прадеда отошел молодой волхв Зорий, внук Гойди и встал рядом.

   - Ты лучше здеся побудь, - проговорил Гойдя, - Вожий завершит обряд, краду надо умеючи сложить, можа и твоя помощь потребуется. Потом, ежели поспеешь, подойдешь.

    Высоко подняв Посох Перунов, Гойдя показал его всем, в знак того, что Боги с ними и они идут на правое дело. Группа отважных смельчаков направились в сторону леса.

    Ярило неспешно шествовало над высоким берегом Тары. С весны ни одной тучки не застило небосвод, ни минуты не отдохнуло Летнее Светило. Под палящими лучами иссыхали последние надежды на выживание.

    Гойдя ходко вел смельчаков по лесной тропе. Злоба, заполонившая грудь старого волхва, в одночасье возросла во много. Из-за проклятой ведуньи, он не сможет сам проводить отца в Мир Нави. Этим нарушались вековые традии и устои Тартарии, только старшие в Роду вершили прощание и тризны. А Боривой был Великим волхвом, напрямую общался с Богами.

   Гойдя шел по тропе, а перед глазами вспыхивали воспоминания из далекого детства. Тогда он был мальцом, но хорошо запомнил, как плакала мать, когда в разгар Дедов Вешних за столом разговорились о ведунье, а отец сразу вышел. Звенита просила его остаться, но он отвернулся и ушел в хран, а она долго плакала в овине. Гойдя подошел тогда к матери, она обняла его, крепко прижала к себе, а слезы лились по ее лицу на вышитую сорочицу. Из-за чего ссорятся родители, Гойдя не понимал, но чувствовал, что это связано с лесными ведьмами.

    Окончательно убедился в этом, когда услышал разговор Звениты с Боривоем в хлеву. Гойдя уже вырос и, сжимая кулаки, внимал на происходящее молча. Отец чистил навоз, складывал его на долбленку и увозил на коне на пашню. Мать в тот день была сама не своя, утром разбила горшок с молоком, постирала и забыла развесить сушить рубахи и порты. В ее глазах радость сменялась грустью. Она то смеялась вместе со всеми, то плакала в полотенце в кути. Гойдя начал следить за ней и притаился за стеной хлева, когда мать пошла туда, нервно теребя передник и закусив конец платка.

   - Борива, - сказала она тихим голосом и отвернулась,- не могу не сказать тебе. Вчерась весь день мучилась, не могу боле, - руки завязали угол передника в тугой узел, - Ведения померла. Седни хоронить будут. Знаю, что ты ее завсегда любил. И когда я замуж за тебя выходила, думала, ты забудешь ее. Но ошиблась.

    Отец опустил руки и молча слушал жену, уперев глаза в пол. Желваки на скулах заходили ходуном, а руки вцепились в вилы так, что пальцы побелели.

   - Я сама виновата, Борива, - мать глотала слезы, - не смогла окружить тебя должным вниманием, не смогла сделать так, что бы ты навсегда позабыл ее. Слишком сильна любовь в твоем сердце к ней.

    Она закрыла лицо передником и заплакала. Отец приставил вилы к стене хлева, подошел к жене и взял ее за плечи.

   - Звенита, - обратился он к ней, - прости меня, если сможешь. Я поклялся Сварогу и Ладе, что забуду Ведению. Таря с братом своим Даждьбогом дали мне это кольцо и сказали, что моя душа сможет впустить иную деву. Я люблю тебя, Звенита, очень люблю. Ты внесла счастье в мой дом, родила сына. Род волхвов продлился. Я никогда тебя ничем не обидел и всегда тебя поддерживал. Кроме тебя мне никого не надобно. Каждый раз, приходя на капище, я благодарю детей Перуновых, что дали мне тебя. Ты мое счастье и моя любовь. Без тебя мне нет радости и спокоя. Но Ведения живет в моем сердце, все эти годы я пытаюсь ее забыть. Ни разу ее не видал. На нее тоже зла не держи, не ее вина, это сильнее меня,- он провел рукой по волосам жены, отчего платок съехал с волос и тугая русая коса Звениты, опустилась ниже пояса. Борива погладил жену по волосам, нежно провел пальцами по щеке. Притянул к себе и крепко поцеловал в губы.

   - А сейчас прости меня,- он посмотрел на потолочную матку в хлеву, где ласточка свила гнездо, и, подумав, добавил,- пойми меня Звенита и прости, но я должен проститься с ней. Благодарю тебя,- он поклонился ей в пояс, приложив правую руку к груди, - что сказала.

   - Иди Борива, - слезы текли по щекам Звениты, она вытирала их маленькой ладошкой, - простись с ней. У меня нет по тебе обиды и зла, ты завсегда ко мне ласков и добр. Нашла бы я себе мужа лучше тебя? Не ведаю, но думаю, что нет. Я полюбила тебя еще девчонкой, бегала смотреть, как ты работаешь на капище. Даже видала, как ты купался с русалкой. И все равно любила тебя. И всегда буду тебя любить. Поэтому и сказала тебе о смерти Ведении. Ты бы меня не простил, коли бы узнал, что я скрыла.

    Борива молча вышел из хлева, переоделся в избе и ушел в лес. А мать села на ясли и заплакала в передник. Гойдя тогда проследил за отцом, пробирался за ним по лесу, прятался за кустами. Остановился, когда увидал в лесу небольшой погост, много народа и высокую краду. Тихо взобрался Гойдя на ель и сверху смотрел, как тартаринцы провожали ведунью в мир Нави, как встали на колени и плакали. Как подожгли краду и запылал погребальный костер Великого Кродо, отец пошел обратно. Гойдя слез с ели и направился следом.

    Отец пришел на капище и долго просил Богов простить ему любовь, что так и не смог выжечь из своего сердца. Только отец успокоился и вышел с капища, Гойдя забежал ему наперед и встретил у ворот. Отец положил руки на плечи сыну, прижал к себе и молчал. О чем думал в этот момент Борива, Гойдя только догадывался.

    Ужинали в тот день в тишине. Мать собрала на стол молча, молча ужинали, и молча убрала посуду в куть. Гойдя долго не мог уснуть, ворочался на полатях под войлочным одеялом и поклялся, что отомстит всему роду Ведении за слезы матери.

    И вот долгожданная минута настала. Гойдя крепче сжимал посох Перунов и глаза его наливались бешенной злобой, смешанной со злорадством. Еще утренняя роса не высохла на траве и деревьях, как смельчаки подходили к покосу Рутомиров. Жиденькие ряды скошенной травы почти пожухли. Под раскидистыми кедрами стояли два шалаша, и недалеко на широкой поляне – невысокие зароды сена.

    Кровь прилила к лицу волхва, когда он увидел на поляне Далину. Даже белесые брови покраснели, а губы поджались и превратились в тонкие полосочки. Рука, державшая посох, вспотела. Сухой ком впился острыми иглами в горло.

***

С Красной площади Трифоновы ехали в метро молча, каждый думал о своем. Конечно, мысли крутились вокруг Ковалевых. Почему они их не встретили, почему не отвечают на телефонные звонки, почему не звонят сами?

    Время подходило к шести часам, до Нового года оставалось совсем немного времени, тяжесть на душе давила. Если девочки с любопытством рассматривали город, метро, пассажиров в вагоне, то Лиде ничего не хотелось. Она переживала, что оставила на праздник мать одну в деревне, а долгожданной встречи так и не произошло. Видимо, Костя действительно обманул ее на море, временно развлекся и все. И сейчас она так глупо поверила, приехала сюда и детей привезла. И все зря. Спасибо дочерям, терпят и не высказывают претензии. А надо бы. И вообще, хватит ломать голову. Не встретили, значит, не встретили. Не судьба, так не судьба.

    Солнечный лучик вновь спрятался за серой пеленой московского неба и ни один его проблеск не появлялся на небосклоне. Пытаясь отвлечься, Лида начала читать газету «Метро», что у входа на станцию ей вручил торговец-негр.

   - Возьмите, - сказал он на чисто русском языке, - счастливого Нового года.

   Лида взяла газету и почувствовала, что что-то изменится к лучшему, и сейчас, только присев на сиденье, начала ее внимательно читать. Небольшие статейки были не интересны, она искала то, что сейчас было самым важным. «Объявления», глаза быстро побежали по строкам. Вот! Нашла! «Комнаты в аренду посуточно, от тысячи рублей». Даже дешевле, чем в хостеле. Зато отдельная комната в квартире, где явно есть кухня и не на весь этаж общаги, а на три – четыре комнаты от силы. Лида быстро набрала первый попавшийся номер и позвонила.

   - Добрый вечер, - поздоровалась она, когда в трубке ответили, - я на счет комнаты посуточно, желательно на «Комсомольской»?

   - К сожалению, на «Комсомольской» занято, - ответил в трубке мужчина с кавказским акцентом, - свободно на Таганской, но рядом с метро. Комната чистая в двушке: диван, телевизор, интернет, стиральная машина, в соседней комнате сейчас никто не живет.

   - Хорошо, - согласилась Лида, - нас трое, будет так же тысяча рублей?

   - За троих будет тысяча четыреста, - ответил мужчина, - если заезжаете на неделю, то по тысяча двести. Оплата сразу. Вы откуда приехали?

   - Да, нам на неделю, - согласилась Лида, - из Новосибирска, гражданство российское, - она выпалила все разом, - мы приедем в течение часа. Там нас встретят?

   - Конечно, - мужчина подумал, - я сейчас позвоню, и через час туда подъедет девушка.

   - Очень хорошо, - Лида вздохнула спокойнее, - как мы подъедем, я еще раз позвоню.

   - Звоните, - мужчина в трубе отключился.

    Девочки услышали разговор матери, и радость изобразилась на их лицах. Как вышли из вагона, Лида сразу сообщила новость.

   - Девочки, мы переезжаем. Отдельная комната в двухкомнатной квартире, все необходимое есть, надо поторопиться. Через час нас там уже будут ждать.

   - Слава Богу, - обрадовалась Света, - к Новому году успеем стол накрыть и комнату украсить.

   - А ехать далеко? - уточнила Валя, - за час успеем добраться?

   - От Комсомольской до Таганской две станции по кольцевой, - Лида говорила на ходу к эскалатору, - сейчас быстрее за вещами и туда.

   - Опять на метро? – спросила Валя, - мне опять на ногу наступили, что за невежды в Москве.

   - А ты не выставляй свои новые сапоги, - не удержалась Света, - прячь ноги под сиденье, как я.

    Воодушевление поднялось, глаза заблестели, надо торопиться. Как и ожидали, комендант хостела деньги обратно не вернула, сославшись на то, что она якобы уже кому-то отказала, а убытки должны оплачиваться. Трифоновы на это не обратили внимание, быстрее бы вырваться из этого ужасного бедлама. По коридору разносились «ароматы» вареного мяса, дошираков и дешевого спиртного. Даже через закрытые двери слышались пьяные разговоры не на русском языке. В комнате триста семь женщины вымыли пол и сидели за столом, уставленным нехитрой снедью и бутылкой водки.

   - А мы за вещами, - радостно сообщила Лида, - нашли отдельную комнату и сейчас туда переедем.

   - Это хорошо, - ответила пожилая армянка, - и вам спокойно и нам места больше.

    Девочки засуетились, собирая пакеты.

   - А где мой заяц?- Света заглянула на кровать, куда несколько часов назад положила свой рюкзак и вытащила зайца.

   - Смотри лучше, - посоветовала Фаиля, - на этой кровати уже полгода никто не может уснуть. Может под матрасом?

   - А как он может под матрас попасть, я его на рюкзак положила?- удивилась Света. Она подняла матрас с одной стороны, с другой и действительно нашла своего зайца, вытащила его и спрыгнула с лестницы,- бедненький мой,- девочка погладила своего друга и спрятала в рюкзак.

    Трифоновы попрощались со всеми, поздравили с наступающим Новым годом и поспешили к метро.

    Переезд в предпраздничной толчее с вещами не принес восхищения, но радость спасения из хостела подбадривала. Пусть что угодно, но лучше быть одним в комнате и хоть как-то встретить праздник.

    Пока нашли дом и подъезд, изрядно намучились, кружа вокруг трех корпусов с одним номером. Наконец их встретили, впустили в подъезд. Облегчение прибавило наличие лифта, не пришлось волочить чемодан и сумки на третий этаж.

    Дверь открыла женщина средних лет явно южной национальности. Она представилась, как Наргис из Дагестана и показала комнату. Радость у Трифоновых быстро поубавилась, комната имела весьма и весьма потрепанный вид. Старые советские обои местами оборваны, разложенный диван опирался не на ножки, а на трехлитровые банки с огурцами, небольшой низкий столик явно из «Икеи», два обшарпанных стула, старый полированный шифоньер и грязная шторка на окне.

   - Вот здесь располагайтесь, - суетилась Наргис, - сейчас покажу вам кухню и ванную.

    И кухня, и ванная являли такой же жалкий вид. На кухне имелись железная мойка, газовая плита и стол с микроволновкой. В углу стояла корзина из «Ашана» на колесиках, заваленная пустыми пятилитровками из-под воды, коробками и кастрюлями. Особую радость доставляла стиральная машина- автомат.

   - Можете пользоваться всем, что здесь есть, - торжественно объявила Наргис, - все работает. Хоть каждый день борщи варите и торты пеките.

   В ванной имела место сидячая ванна, которой, видимо, было лет пятьдесят, не меньше, по шнуру из душа капала вода.

   - Свободно можете мыться, - протиснулась Наргис, - все устраивает? Тогда расплачивайтесь за неделю.

   - А телевизор? - спросила Лида, - телевизора нет что ли? Мне сказали, что с телевизором и интернетом?

   - Давайте перенесем из пустой комнаты, - выкрутилась Наргис, - там все равно никого нет. А вот ключ от вай-фая, - она указала на розовый стикер, приклеенный к зеркалу в прихожей.

    Горничная быстро принесла телевизор из пустой комнаты, но, так как поставить его было не на что, то оттуда же позаимствовали и тумбочку, причем, у нее сразу отвалилась дверца. Наргис на такой конфуз не обратила внимания, втиснула тумбочку между диваном и стеной, и дверка оказалась зажатой.

   - Он работает? - спросила Света, - что-то уж очень старо выглядит. Такой у бабушки в деревне в сарайке стоит.

   - Конечно, - Наргис начала наживать кнопки на панели, настраивая каналы.

   - А пульта нет? - уточнила Лида.

   - Нет, - заулыбалась Наргис, - пульт давно кто-то украл. Нечестные люди приезжают в Москву.

    Наконец телевизор заработал и все увидели, как «джентльмены удачи» совершают свой марш – бросок по пустыне.

   - Уже фильмы крутят, - воскликнула Света, - давайте быстрее в магазин и стол накрывать.

    Валя молча созерцала обстановку и тяжело вздыхала. Она мечтала встретить Новый год в украшенной квартире Ковалевых, в приятном общении с дядей Костей и Димой, а не в обшарпанной комнате со старой мебелью и грязной шторой. Но, из двух зол – хостелом и комнатой, второе было менее тяжким.

    Лида тихо переживала, ее душу дикие кошки рвали в клочья, и горячая кровь разливалась ручьями, но она терпела и не показывала вида. Как бы ни было, а праздник надо было встретить и показать детям Москву. После каникул одноклассники обязательно начнут расспросы о столице, и надо постараться получить максимум пользы от этой поездки

    Расплатившись с Наргис, быстренько организовали поход по магазинам. По навигатору определили два близлежащих и, вооружившись ключами от квартиры и домофона, поспешили за покупками. На счастье, в этих двух больших магазинах купили все, что хотели. Пока варили овощи на салаты, в духовке зажарили курицу, наделали бутерброды. О печали забыли и весело переговаривались.

    Штору с окна оперативно постирали, на нее навешали мишуру и дождь, привезенные для украшения квартиры Ковалевых. Унылая комната преобразилась в праздничную. Телевизор с очередным показом бессменного Жени Лукашина поднял всем настроение. К девяти часам стол был накрыт, и все с удовольствием сели проводить старый год и встретить новый. Бутылка детского шипучего хлопнула крышкой и наполнила бокалы. На душе полегчало.

    Ближе к десяти часам вечера не усидели и решили поехать на Красную площадь. Света прочитала в интернете о предстоящем празднестве в центре столицы и сообщения о круглосуточной работе метро.

    К удивлению, метро оказалось полупустым, не очень-то спешили москвичи и гости города встречать Новый год под курантами Спасской башни. Праздничный городок на Манежной площади поразил красотой и оригинальностью. Сказочные терема, расцвеченные всевозможными подсветками, в которых продавали шашлыки и кофе, казались волшебством среди темноты и уныния. Снег с площади убрали полностью, вдобавок ко всему накрапывал дождь, напополам со снежной крупой.

    К своему полному разочарованию, на Красную площадь Трифоновы не попали. Она была закрыта для посещения и окружена военными, которые твердили: «Прохода нет. Без объяснения». Кругом стояло оцепление из полиции и курсантов военных училищ. Чтобы подойти ближе к Кремлю, пришлось порядочно отстоять в очередях перед турникетами. Такого гости из Новосибирска не ожидали. У каждого турникета, полицейские собрали порядочно винно-водочных изделий, которые гости праздника принесли с собой, чтобы выпить под бой курантов. Похоже, участки запаслись спиртным до майских праздников.

    Изрядно намучившись в толкотне, Трифоновы прошли к Большому мосту. Проход к Москве-реке полностью перекрыла рота военных. Они стояли плотным рядом, плечом к плечу. Только не понятно, что и от кого защищали. Кремль от оккупантов или салют от желающих посмотреть? Скорее походило на первое. На Большом мосту набралась порядочная толпа желающих поглазеть на салют. Лида с девочками посмотрели на все это, по их мнению, безобразие, и, дождавшись салют, который увидели издалека и не полностью, поспешили в метро.

    Обратная дорога прошла в молчание. Ошарашенные увиденным, гости из Новосибирска торопились в свою принаряженную, съемную комнату. Посмотрели на ноутбуке новогоднее кино повеселее, согрелись горячим чаем и легли спать.

    Утро тридцать первого декабря не принесло успокоения в стационары Москвы. Новых пострадавших, поступивших ночью, размещать было не куда. Надежды на спасение не найденных, становилось все меньше. До утра на телефонные звонки отвечала Зина из детского отделения. Она так же помогала весь вечер принимать пострадавших, к утру от усталости еле шевелила языком.

    Медсестра, заступившая на утреннюю смену, перебрала бумаге на столе, списки с пострадавшими увеличились на несколько листов. Помимо них, появился еще один, новый список с «бесфамильными» пациентами с подробным описанием каждого. На все телефонные запросы ответы давались с полным изучением всей имеющейся информации.

    К вечеру тридцать первого декабря в больницу позвонила пожилая женщина и напуганным голосом спросила:

   - Подскажите, не поступали ли к вам Ковалев Константин Федорович и его сын Ковалев Дмитрий Константинович? Мы не можем до них дозвониться.

   - Сейчас посмотрим, - медсестра пересмотрела все фамилии на два раза и прочитала описания всех «бесфамильных», - могу сказать точно, что Ковалевы к нам не поступали. Сейчас я зачитаю вам описания пострадавших, поступивших к нам без документов, если вы узнаете кого-нибудь по описанию, приезжайте.

    И далее последовал перечень внешних признаков пациентов, не имеющих при себе документов. Скорее всего, документы изъяли сотрудники полиции. Женщина с замиранием сердца внимательно прослушала описание каждого человека, но знакомых черт сына и внука не услышала.

   - Нет, спасибо, - проговорила она, - моего сына и внука у вас нет.

   - Позвоните по другим больницам, - посоветовала медсестра, - на сайте Облздрава и в социальных сетях выложена вся информация. Посмотрите внимательно. Возможно, ваших родственников увезли в другие больницы или даже в Подмосковье. Столичные стационары переполнены, развозили по пригородным больницам.

   - Спасибо, обязательно, - голос женщины осекся.

    В двухкомнатной московской квартире, подготовленной к Новому году и абсолютно пустой, у телефона, в полном ступоре от неожиданно свалившегося горя, сидели двое пожилых людей. Федор Львович смотрел в угол, Клавдия Васильевна теребила платочек и вытирала слезы, часто капающие на платье. Крупная серо-рыжая кошка Макоша смотрела на них подозрительно, и, как будто понимая тревожность момента, не мурлыкала. Молчание продолжалось, пока Федор Львович не нашел в себе силы стряхнуть отчаяние.

   - Так, мать, - сказал он решительным голосом, - хватит горевать. Мы еще ничего не знаем, а значит, надежда есть. Самим нам не справиться, надо собрать всю информацию, какую мы имеем и подключать к поиску более молодых. Что мы знаем? Костя ждал на праздник гостей из Сибири.

   - Он называл эту женщину Лидой, - вздохнув, ответила жена, - а Дима как-то говорил, что у нее две дочери, чуть помладше внука. И все. Ты же знаешь, как Костя не любит рассказывать о своих планах. А о женщинах, после Ольги, он вообще не говорил никогда. Приехали они или нет? Как мы можем узнать? Мы даже фамилии их не знаем.

   - Может, приехали, - высказал предположение Федор Львович, - но встретил ли их Костя или нет, вот вопрос? Его машины на своем месте нет. Опять же две версии: или он поехал их встречать и они катаются на машине по Москве со вчерашнего дня, что не свойственно нашему сыну и тут же вопрос, где они все ночевали? И в любом случае, сегодня они бы приехали встречать Новый год или сюда, или забрали бы елку и продукты и уехали бы к нам. Сама видишь, елка стоит не наряженная, полный холодильник продуктов не тронут. Выходит, версия вторая: поехали их встречать и попали в метель, а отсюда все остальные вытекающие.

   - Не говори так, - Клавдия Васильевна заплакала, - видимо, эта женщина несет с собой беду. Если бы не она, Костя с Димой были бы дома и мы бы, как всегда, встречали Новый год вместе.

   - Клава, - мужчина поднялся с кресла и подошел к окну, - перестань плакать раньше времени. Надо думать, что делать?

   - Что ты придумаешь сегодня? - сквозь слезы ответила жена, - все уже Новый год отмечают. А я не могу больше звонить по больницам. Их нигде нет.

   - В полицию я тоже уже звонил, - Федор Львович потер подбородок, - там ссылаются на перегруженность, в связи со вчерашними происшествиями, и направляют в больницы или в интернет. Раньше третьего числа никакой информации не будет. Понятно, всем надо упиться в праздники и до третьего отходить.

   - А там выходные до девятого, - Клавдия Васильевна не могла сдержать слезы, - за это время можно с ума сойти. А если где-то Косте и внучку нужна наша помощь. Может быть, как раз сейчас.

   - Ты права, - муж снова сел к телефону, - время не ждет, надо действовать.

   Он набрал номер из записной книжки, что лежала рядом с телефоном и позвонил. Через полминуты в трубке послышался командный голос Станиславы Сигизмундовны.

ГЛАВА 12

Далина сидела у шалаша и старалась понять, что произошло ночью, пыталась вспомнить, где она чувствовала этот удушающий запах зловония, коим веяло от шалаша. Это был не запах умершей плоти, а что-то ужасающее. И тут в памяти всплыл…

    Далина поняла, что произошло ночью. Она встала и еще раз заглянула в шалаш, потрогала пальцами влагу на сене шалаша. Влага не походила на воду, а казалась липкой, высыхая на солнце, превращалась в серую пыль, которая осыпалась с шалаша темной полоской на жухлой траве.

   Женщина так поразилась воспоминаниям, что не услышала хруст сухой травы под ногами волхва и поселян. Поняла, что в ловушке, когда увидела пришедших на поляну совсем близко.

    Для Гойди наступил звездный час, он мысленно благодарил Бога Тарха Даждьбога Перуновича за предоставленный случай поймать на месте и изгнать из Тартарии ненавистную ведунью. В ее вине он был уверен.

   Тартаринцы молча остановились на поляне.

   - Что ты здесь делаешь,- спросил Гойдя, - дочь Тьмы?

    Далина поняла, что силы явно не равны, злобные взгляды пришедших не сулили ничего хорошего. И все же, решила стоять до конца, тем самым защищая Тарусу.

   - Я не дочь Тьмы, - ответила она, глядя в глаза Верховному волхву, - меня позвал сюда сын умерших, что бы помочь вернуть их из мира Нави. Я пытаюсь понять, что произошло ночью.

   - Неправду говоришь, - тонкие губы Гойди поддергивало от гнева, - ты убила порядочных расенов, чтобы помешать нам проводить Боривого в Мир Нави. Признайся, расскажи всем о своих колдовских намерениях.

   - Боривой ушел в мир Нави?- спросила ведунья, ее брови от удивления поднялись, а глаза округлились. Вот откуда эти движения воздуха ночью. Боги чувствовали смерть Верховного волхва и поэтому воздух клубился,- я не знала об этом. Мне не в чем признаваться, - произнесла она твердо, - еще раз говорю, что сюда меня позвал сын горемычных.

   - А где же он сейчас? - снова спросил Гойдя, - позвал тебя сюда, а сам спрятался?- он победоносно осмотрел всех пришедших с ним и видел в их глазах недоверие к ведунье, - а может, он и сам лежит мертвый в своем шалаше? А ты здесь вершишь свое грязное дело? Весь род ведуний приносят только беды и несчастия на Тартарию.

    Двое самых отважных мужчин заглянули в шалаш парня, и удостоверились, что Сивера там нет.

   - В этом пусто,- уведомили они всех. А заглянув во второй шалаш, добавили, - а в этом: Ратомир с Рутой, - испугавшись, отошли от шалаша и сняли войлочные шапки с голов,- не дышат и окостенели.

   На поляне воцарилось молчание. Далина смотрела на всех настороженно, а на нее все смотрели с недоверием. И только глаза Гойди горели ненавистью и злобой. Боги радушны, они все ведают и дают советы, как поступить по разуму. И сейчас они предрешили происходящее и дали волхвам возможность свершить предначертанное. Накопившаяся злоба в душе Гойди нашла свой выход.

   -Тартаринцы, - обратился он к пришедшим, - мудрость Перунова велика. Седни он нам дал знак и показал зло, кое может свершить ведунья. Мало того, что она губит наш скот, наших детей. Боги великой Тартарии мне поведали, что из-за нее стоит жара, гибнут коровы и лошади, терпят муки расены и святорусы. Не ведомо, что ждет нас зимой. Если мы не изгоним их из Тартарии, то можем погинуть все от голода.

    Он вышел вперед всех, воздел руки к небу, поднял Посох Перунов и громко воскликнул.

   - О Великий Отец наш небесный Перун Сварожич, дай нам знать, что мы поступаем праведно, - глаза его загорелись и налились кровью, кровь прихлынула к лицу, от чего оно стало пунцовым.

   Все обратили взгляды на небо, ожидая увидеть знак Богов, как поступить с ведуньями. Неожиданно, небо затянул серый морок и скрыл солнце за пеленой. Ни Гойдя, ни тартаринцы не могли объяснить происходящее, не могли понять гневаются Боги или радуются, что ведуньи уйдут из леса. Морок сгущался, в воздухе почувствовался странный горьковато-приторный привкус и в души начал проникать необъяснимый страх. Всем показалось, что в вышине над ними зависло чудовище. В воздухе явно слышалось его дыхание и капающая слюна из огромной пасти.

    Далина явно понимала, зачем Верховный волхв привел людей на покосы. Перед глазами возникла картинка, как их гонят по лесной тропинке эти злые люди, кидают в след комья земли и сухие палки, а они с Тарусой идут по тайге с узлами на плечах. Избушку, в которой Далина прожила более двух кругов лет, а весь род ведуний более трех кругов жизни, сожгут. Огонь с жадностью поест ветки вековой ели у окна, на которых живет семья старой белки и свила гнездо сорока. Птица как страж указывает, что кто-то приближается к их избушке и извещает филина Филю. У белки весной родились семь бельчат, они только начали вылезать из дупла, а сорочата еще не научились летать. Они все погибнут от этих злых людей.

    Сердце женщины сжалось от неминуемой горечи. Что сделать, как предотвратить нахлынувшую беду? За что ненавидят их род волхвы? Ведь они ничего худого не делают, а только несут добро: помогают людям, спасают от болезней и немочи. Что будет с Тарусой? Куда им идти? Где жить? Пришла помочь парню, а выходит, на свою беду.

    Сердце Гойди в этот момент, наоборот, ликовало. Именно в этот день, когда отец уходит в Мир Нави, из Тартарии будет изгнано ненавистное племя ведуний. Гойде даже показалось, что у шалаша он увидел мать. Хоть Звенита смотрела грустным взглядом, он принял это как знак его правильных действий.

    Чутьем волхва, Гойдя понимал, что темень не зря спускалась, не иначе проделки сподручных Велеса. Дыхание огромного чудовища и приторно-горький запах страха заполонили поляну. «Проклятая колдунья призвала себе на помощь силы Чернобога, а можа и самого Кощея, - мелькнуло у него в голове,- но сегодня ей ничего не поможет». Верховный волхв никого и ни чего не боялся, он знал, что посох Перунов в его руках не допустит зло до людей.

    Морок исчез также быстро, как и наступил. Гойдя огляделся и убедился, что ничего не изменилось. Далина также стояла на своем месте, сжав руки на груди. Двое селян позади нее не давали возможности сбежать. Из-за елей подошли еще рассеины и с ними Зорий – старший внук Гойди.

    На поляне стало многолюдно. У Далины похолодела душа, будто Мара дохнула на нее ледяным вихрем. Ведунья смотрела в глаза расенам, и во многих, которых она знала, видела сочувствие, а в тех, с кем не зналась, видела злость. Особой ненавистью горели глаза Гойди. Увидев внука, он почувствовал прилив сил, еще выше поднял Посох Перунов и еще громче произнес.

   - Тартаринцы, - голос волхва зазвучал над поляной набатом, - настал долгожданный час. Вы все видели, что ведьма может насылать темень на Ярило и отравлять воздух. Вы все токо что познали удушье, это ведьма призвала Кощея из Нави, что бы погубить всех нас, как погубила Ратомира с Рутой. Призываю вас боле не медлить и, изгнать их из Великой Тартарии.

    На поляне воцарилась тишина, все задумались над словами Верховного волхва. Чтобы ответили поселенцы, осталось неузнанным, так как в этот момент из-за кустов выбежала молодая девушка. От быстрого бега она совсем запыхалась. Ее длинная тугая коса расплелась, завитки на висках растрепались. Всех поразила красота девушки: тонкие черные брови, открытые серо-голубые глаза, пухлые точеные губки, маленький прямой нос. Ее простая холщовая юбка порвалась на подоле, и виновник дырки, сухой сучок ели, свисал до самой земли. Белая вышитая сорочица, собранная голубой бичевкой, красиво обрисовывала высокую грудь. Тонкая, как тростинка, фигурка девушки вызывала восхищение. На босых загорелых ногах виднелись царапины от сухой травы, видимо, она очень торопилась и не стала тратить время на онучи и лапти. В ее руках розовым облаком отливал платок.

    Таруса не увидела на поляне смуглого парня и еще больше испугалась. Неужели и он умер вслед за родителями? Это самое худшее, что могло произойти. Она подбежала к матери и схватила ее за руку. От соприкосновения их рук, девушка вдруг почувствовала великую смелость. Пусть только попробуют эти люди обидеть мать. Будь что будет. Она готова сражаться даже с самим Верховным волхвом и пусть ее накажет Даждьбог. Богиня Тара все видит и знает, что они ни в чем не виноваты

   - Матушка, - громко произнесла девушка, оглядывая всех, - что подеялось, матушка?- от быстрого бега она не могла говорить, - кто эти люди? Что им нужно? Почему они окружили тебя?

   - Не бойся, дочь моя, - Далина ухватила Тарусу за рукав. Она не хотела, что бы девушка видела происходящее на поляне, лучше бы она сама ей потом рассказала, - они считают, что это я умертвила родителей парня.

   - Почему? – девушка обвела глазами всем и просила больше у пришлых, чем у матери.

    Тут она заметила Посох Перунов в руках высокого седого расена и поняла, что это и есть Верховный волхв. Она смело подошла к нему и, глядя в глаза, спросила.

   - Ты хочешь изгнать нас?- ее взгляд был настолько выдержан и полон негодования и смелости, что Гойдя подивился, - за что? Что мы вам сделали? - она вновь посмотрела на всех, - весь наш род помогает вам и спасает от хворей и немочей, а сейчас вы решили, что мы вам мешаем?

   Таруса обвела всех глазами и обратилась к невысокому полному мужичку, который месяц назад приводил сына, занозившего пятку в тайге. Нога ребенка распухла до колена и покраснела. С матерью они провозились всю ночь, вызывая занозу и успокаивая рану.

   - Мы спасли твоего сына от смерти, - сказала она, подойдя к нему вплотную,- а сейчас ты пришел, что бы изгнать нас?

   Мужичок потупил взгляд и нервно теребил в руках заношенную войлочную шапку.

   - А ты, - обратилась она к женщине, замотанной в темный платок, - забыла, как матушка боролась за твоего телка, которого вы не досмотрели и он завалился в ясли? Тогда вы молили Детей Перуновых и Велигого Велеса, что бы они помогали нам и давали здоровье впредь помогать рассеинам. А сейчас, готовы прогнать нас?

   - А забыла?- ехидно вмешалась пожилая бабенка с острым длинным носом, - как вы моего сына уморили в усмерть? Я вам принесла целый ушат яиц, а вам, наверно, показалось мало, вы и умертвили моего сыночка.

   - Ты запамятовала видно, - слова девушки звучали открыто и правдиво, - что принесла нам сына, когда он уже горел в лихоманке? Надумала спасать, когда ребенок уходил в Мир Нави. Седмицу дитятко мучилось, и только потом ты решились его принести. Помнишь, как ты плакала и твердила, что волхвы запрещали нести к нам парнишку. А теперь обвиняете нас? При всех скажи, что ты тогда говорила про волхвов, как проклинала их. Что, боишься повторить?

    Женщина помолчала, а потом ее глаза налились слезами и она с болью заявила.

   - Да, это вы виноваты в смерти моего сыночка, а на Верховного волхва наговариваешь и лжешь. Привыкли жить за чужое. Не столько делаете, сколько вам несут. И мои яйца…

   Она не успела договорить, как Таруса перебила ее.

   - И твои яйца мы не взяли, ты их унесла домой. Запамятовала?

   Гойдя был доволен учинившейся перепалкой. В толпе было мало тех, кому помогали ведуньи, остальные были настроены против них.

   - Ты Верховный волхв? - спросила Таруса, вскинув на него глаза,- чем мы перешли вам дорогу? Потравили поля или извели скот? За что вы нас ненавидите?

   - Спроси у своей бабки, - зло выдавил Гойдя, - ты, верно, умеешь говорить с Миром Нави? Пусть она тебе поведает.

   Таруса умела говорить с ушедшими в Мир Нави, и что спросить у Ведении не поняла. Но отступать было некуда.

   - Да, я умею говорить с Миром Нави, - смело глядя в глаза волхву, сказала она, - интересно, что поведает мне Ведения про вас, про волхвов. Значит, за какой-то старый грех, вы жаждете нас выгнать с матушкой? Мои предки испокон веку живут в лесу, и никому не выгнать нас, даже тебе.

   - Вы все равно уйдете, - выдавил из себя Гойдя, - все беды от вас: и зимой мало снега, и летом жара, скот гибнет, дошло до смерти расенов, - он указал рукой на шалаш, – это все ваши проделки. И избушка ваша будет сожжена сегодня же.

   - Только глупый будет жечь дом в лесу в такую сушь, тайгу спалишь и все поселения в округе, - со злом и отчаянием в голосе проговорила девушка, - и звери, и птицы погинут.

   - Она права, - неожиданно вмешался Зорий, понимая, что дед зашел слишком далеко,- нельзя ниче жечь в такую сушь. И тайга огнем займется, и поселение, и капище погорят. И мы не сможем огонь остановить. Оставь их, Верховный волхв.

    Гойдя вышел из себя, его план почти сработал, и вдруг собственный внук пошел супротив. Он высоко поднял Посох Перунов и обратился к Богам.

   - О, Великий Перун,- прокричал он громким голосом,- помоги нам освободить земли Тартарии от Темных сил Нави.

    В этот момент на поляну вышел босой мужичок в не крашенных холщовых штанах и длинной рубахе без опояси. Его седые волосы, всклоченные завитками, топорщились во все стороны, узкая бороденка торчала вперед, как у породистого козла. Из-под нависших, таких же кудрявых бровей, смотрели ясные глаза, цвета серого осеннего неба. Острый нос дедка, с прыщиком посередине, смотрелся репой, выросшей в сухой, потрескавшейся земле. Невысокого роста, похожий на растревоженного уснувшего ежика, мужичок заспанными глазами смотрел на, неизвестно откуда взявшуюся толпу народа на своем несчастном покосе, и чесал рукой спину.

    Вслед за мужичком, подошла его жена - полная женщина, в стареньком сером сарафане, с вышивкой по подолу. Рукава ее сорочицы, как и ворот, украшала узорная вышивка из красных цветов с раскрытыми лепестками. Видавший виды фартук, со следами грязных разводов, подоткнутый за пояс, одним концом свисал ниже сарафана. Черные, как смоль, ее волосы без единой сединки, растрепались во сне. Женщина, позевая, пыталась заправить косу в шишку на затылке и повязать платком, один конец которого держала в ладошке. Моложавое смуглое лицо женщины, со следами былой красоты, казалось помятым от долгого сна. Она удивленно уставилась на громыхающего волхва, перевела взгляд на мужа, потом вновь на волхва.

   - Ратомир, - удивленно, полушепотом, спросила она, - а чего это тута деется?

   - Сам в ум не возьму. А что подеялось, тута? - спросил Ратомир уже громче, дергая Верховного волхва за рукав рубахи. - Покуда мы со старухой спали в шалаше?

   ---

   - Станислава Сигизмундовна,- голос мужчины рвался, но он держал себя в руках, - с наступающим праздником. Извините, что беспокою вас в канун Нового года, но чрезвычайные обстоятельства вынуждают. Дело в том, что мы не можем дозвониться ни до Кости, ни до Димы. Он нас просил пожить в его квартире, сам хотел в нашей квартире встречать Новый год с гостями из Сибири. А нас соседи по даче на праздники пригласили, мы за город уехали и сидели там вчера со свечкой, без связи и телевизора. Бурей провода где-то оборвало. И по мобильному со вчерашнего вечера не можем дозвониться до сына и внука. Сегодня к вечеру приехали в Москву. В нашей квартире никого нет, а в квартире сына елка подготовлена, но не наряжена, полный холодильник продуктов не тронут. Может, они хотели заехать сюда за елкой и продуктами, а потом к нам? А тут еще по телевизору говорят про аварии, мы не знаем, что и думать. Клава обзванивает больницы, пока никакой информации. Но, как бы ей самой в больницу не попасть. Обращаемся к вам, помогите. Понимаем, что праздник, но ситуация критическая.

    В трубке некоторое время длилось молчание, видимо завкафедрой переживала шок от неожиданного сообщения. Но тут же собралась с мыслями, и выдала продуманную тактику предстоящей боевой операции.

   - Федор Львович, - начала она привычным командным голосом, - насколько я знаю, Константин Федорович ждал из Сибири женщину с дочерями, с которыми познакомился на юге летом. Вчера водитель служебного автомобиля, в тринадцать тридцать привез к Академии Диму, и был отпущен на праздники. Константин Федорович с Димой уехали встречать гостей на Ярославский вокзал в четырнадцать двадцать. В новостях говорят, что в направлении Площади Трех вокзалов произошли самые большие столкновения. Неужели, они попали в этот коридор? – Женщина задумалась, но через мгновение уже чеканила военные приказы,- Федор Львович, вы очень правильно сделали, что мне позвонили. Вы сами больше никуда не звоните, лучше выпейте что-нибудь сердечное, включите телевизор и постарайтесь посмотреть с Клавдией Васильевной какое-нибудь кино. Я подключу к работе курсантов. По моим данным третья часть не разъехалась по домам. Мы организуем поиски по всем правилам: охватим больницы, полицию, Ярославский вокзал, постараемся пробить, когда прибыл поезд гостей. Вы в Суворовском узнавали на счет Димы?

   - Да, - Федор Львович вздохнул, - сказали, что курсант Ковалев взял увольнительное вчера с обеда и до конца каникул. И в двенадцать сорок прошел через КП.

   - Понятно, - Станислава Сигизмундовна мысленно создала штаб по чрезвычайному происшествию и организовала поиск Кости по всем правилам военного искусства,- вы не против, если я парочку курсантов направлю к вам, обзванивать больницы? - это она специально придумала, что бы родители Кости были под присмотром, и курсанты в любой момент могли вызвать помощь.

   - Мы будем даже рады, - подхватил мужчина, с тревогой глядя на жену, у которой уже начал трястись подбородок и в такт ему отдавали руки, - молодые быстрее обзвонят все больницы, к тому же, общество курсантов будет очень полезно. Пусть приходят больше, мы с удовольствием разгрузим холодильник. Да и боюсь, как бы нам самим не потребовалась помощь.

   - Вот и я об этом, - завкафедрой приняла обязанности начальника штаба, - постарайтесь успокоиться и ждите гостей. И главное – давайте все будем думать, что с Константином Федоровичем и Димой все хорошо. Это очень важно, поверьте. Не допускайте плохих мыслей, я вас молю об этом. Еще вопрос, поищите в записной книжке Кости телефоны гостей: этой женщины и ее детей. Если они приехали, то где остановились? Важно выяснить их месторасположение в Москве.

   - Я обязательно поищу, если найду, сразу позвоню вам, - ободренным голосом добавил Федор Львович, - спасибо, Станислава Сигизмундовна, еще раз простите, что в праздник возлагаем на вас такие проблемы. Я не один год вас знаю, и преклоняюсь перед вашим талантом военного стратега и тактика. Все мужчины сейчас уже пьют, а вы как оловянный солдатик – всегда на боевом посту.

   - Не будем тратить время, - Станиславе Сигизмундовне были приятны слова полковника, но она уже рвалась в бой, и в каждой минуте была заложена победа, - поищите телефоны и будем всегда на связи.

    Собеседник в телефоне отключился. Федор Львович посмотрел на жену, которая сжалась в комочек на кресле, машинально гладила кошку и смотрела на елку отрешенным взглядом. За многолетнюю совместную жизнь, он хорошо знал, что это самое опасное – надо быстрее выводить жену из «стены молчания».

   - Станислава Сигизмундовна обещала помочь, - сказал он ободренным голосом, - лучше ее не справится ни один фельдмаршал. А мы давай попьем чайку. К тому же, надо пересмотреть запасы холодильника и приготовить что-нибудь новогоднее. К нам должны прийти курсанты обзванивать больницы, надо их накормить праздничным ужином.

   - Я так переживаю, Федя, - голос женщины дрожал, - а что если..

   - Перестань, - Федор Львович повышал голос на жену только в самых крайних случаях, а сейчас необходимо было вернуть ее к жизни, - и чтобы я не слышал подобных рассуждений. С Костей и Димой все хорошо, слышишь? Пойдем на кухню, надо начинать стол накрывать. Чем больше мы сегодня приветим у себя гостей, тем быстрее вернутся сын с внуком.

   Клавдия Васильевна за сорок лет привыкла слушаться мужа и, хотя сейчас у нее в груди все сжималось и мешало дышать, она послушно встала и тяжелой поступью пошла на кухню. Макоша посеменила следом.

    Вместе они пересмотрели содержимое холодильника, зарядили жарить в духовке сразу четыре курицы. Подготовили овощи для салатов, нарезали колбасы и сыра, наделали бутербродов. Федор Львович постоянно старался отвлекать жену от опасных мыслей, подливал свежего чая, делился воспоминаниями. Делал все, чтобы уберечь ее от сердечного приступа. Одним в квартире было хуже, поэтому курсантов ждали с большим нетерпением. Умная кошка не мешала хозяевам, спокойно ожидая своего момента на подоконнике кухни.

    Станислава Сигизмундовна оперативно приступила к делу и развернула действия своего новоявленного штаба. Обзвонила казармы Академии и Суворовского, выяснила фамилии курсантов, не отбывших домой, среди них отобрала самых ответственных и с каждым переговорила лично.

    Двоих направила на квартиру Ковалевых, объяснив подробно, что от них требуется.

   - Вы должны найти в интернете телефоны всех стационаров города и звонить по ним круглосуточно, - чеканила она приказы, не хуже генералов Великой Отечественной, - всю полученную информацию фиксировать в оперативной сводке. Федор Львович предоставит вам общую тетрадь. Записываете все: название больницы, адрес, телефон, фамилия и имя отвечающего, полученную информацию, дату и время звонка. В квартире вам предоставят: рабочее место и телефон, место для отдыха и личных надобностей, диван в отдельной комнате для сна. Берете с собой необходимые вещи на три-четыре дня. Сегодня вас ждет праздничный ужин. И не забудьте,- заострила она внимание,- сами ничего не просите!!! Вам предложат, скажите спасибо.

    Пять отрядов по два-три человека разъехались по округам города обследовать больницы с фотографиями Кости и Димы, благо, что метро работало всю ночь.

    Из Суворовского училища вызвались добровольцы на поиски Димы, им срочно оформили увольнительные по чрезвычайным обстоятельствам. Курсанты Академии соглашались безоговорочно: во-первых, Константина Федоровича в академию любили, он слыл справедливым и не корыстным преподавателем, всем его было искренне жаль; во-вторых, все новогодние каникулы курсанты могли свободно ездить по праздничному городу, а не сидеть в казарме. К тому же, каждому курсанту выделили по пять тысяч рублей на проезд и пирожки. Снабдив курсантов точными адресами больниц, Станислава Сигизмундовна распределила все отряды по округам, для более широкого охвата медучреждений. Вся оперативные отряды настроили связь между собой и с курсантами на квартире Ковалевых.

    Новогодний вечер в квартире Ковалевых проходил тревожно, как в штабе диизии на передовой. Курсанты в маленькой комнате постоянно звонили по больницам города и записывали полученную информацию. Федор Львович несколько раз заходил к ним и спрашивал глазами. В ответ курсанты отрицательно качали головами. В графе «Ответ» «Оперативной сводки» разлинованной общей тетрадки значилось: «Нет». Ни в одну больницу пострадавшие с описанием Кости и Димы не поступали.

    Оперативные отряды также предоставляли неутешительные донесения. Ребята вели себя как во время боевых действий. Инструкций Станиславы Сигизмундовны исполнялись точно, директивы доставлялись по графику. Больше половины больниц курсанты посетили лично и опросили медсестер приемных отделений. Подходил Новый год, а местонахождение Ковалевых оставалось в неизвестности. Клавдия Васильевна сидела на диване, прижимая к себе кошку, как будто Макоша могла помочь.

    Ближе к двенадцати часам, у дома Ковалевых остановилось такси и две дамы заспешили по едва прочищенной дорожке к подъезду. Одна из них, в пальто на манер шинели, шла твердой поступью военного офицера, а второй приходилось постоянно