Тлен и пепел. Елена Шелинс

Если ты обладаешь властью над мертвыми, то забудь о жизни без волнений и страха.

   Ранее казавшееся светлым будущее Клариссы, единственной наследницы благородной семьи, теперь веет лишь пеплом костра, который Инквизиция готова сложить для любого, кто носит в себе запретный тёмный дар.

   Но обстоятельства оказываются сильнее чувства самосохранения.

   И любовный переплет с племянником главы Инквизиции уже не остановит девушку, которая должна до конца разобраться в том, что действительно скрыто за столь противоречивым запретом некромантии...

***

Первым восставшим мертвецом в моей жизни стала родная тетка, Айседора Орул, в девичестве Извич.

   Я запомнила ее как улыбчивую круглощекую толстушку, которая вечно совала мне то румяное яблочко, то пирожные с кремом, приговаривая, что негоже знатной молодой госпоже походить на чахоточную. Правда, попытки тетушки поправить мою фигуру проваливались с треском – я всегда оставалась худой, сколько бы ни ела.

   Айседора все жалостливо вздыхала, сетуя на тонкую юношескую кость, да подъедала втихаря оставшиеся сладости со стола. Больше десертов она любила только хорошую шутку, и раскатистый хохот этой пышной женщины сотрясал стены фамильного поместья каждый раз, когда она наведывалась к нам в гости.

   За всем этим фасадом жизнелюбия, улыбками и смехом, увы, скрывалось нечто иное. Похоронив в один год всех троих своих детей, унесенных тяжелой болезнью, тетушка стала все чаще прикладываться к горячительному. И однажды она хорошенько набралась для храбрости, ускользнула от слуг и повесилась в собственном саду, прервав тем самым терзающие ее душевные муки.

   Господин Сэм Орул, муж Айседоры, едва не умер от горя на том же месте, где его застала дурная весть. Сердце пожилого мужчины выдержало лишь благодаря усердным стараниям лекарей. Он смог прийти в себя к похоронам возлюбленной жены, но основные хлопоты по их подготовке все же почти полностью легли на плечи моих родителей.

   Благородный род Извичей, к которому я принадлежала, славился древними корнями, уходящими едва ли не в те времена, когда на месте Рулевии существовали лишь небольшие разрозненные поселения. Тетушка Айседора и после замужества упорно причисляла себя к Извичам, а не к Орулам, не единожды выражая самое горячее желание когда-нибудь быть похороненной в обширном семейном склепе нашего рода, ближе к предкам.

   Сэм Орул, которого это всегда возмущало, в итоге не стал оспаривать решение моего отца выполнить волю покойной: то ли из-за искреннего намерения исполнить желание Айседоры, то ли из-за неспособности спорить в час столь глубокого горя.

   Мне было двенадцать.

   На церемонии прощания я стояла так близко к гробу, что различала рельеф толстого слоя пудры на выбеленных щеках покойницы и чувствовала неприятный запах лака, покрывающего жесткие завитки темных кудрей вдоль округлого лица.

   Совсем рядом сгорбился успевший всего за несколько дней превратиться в дряхлого старика Сэм Орул. В почерневшем взгляде господина Орула плескалась глухая невыносимая тоска, перемешанная с уже застарелой, но оттого не менее мучительной болью, вызванной многократной потерей близких.

   На похоронах двоюродных братьев я по настоянию матери не присутствовала и до этого момента никогда так близко – лицом к лицу – не сталкивалась со смертью.

   В народе говорят, что у всех урожденных некромантов есть дефект, этакая душевная патология – никто из них по природе своей не способен оплакивать мертвых и испытывать к ним даже малейшего сострадания.

   Но в тот день, вопреки всем глупым сельским поверьям, я с трудом сдерживала прорывающиеся рыдания, и дело было явно не в том, что я не знала, какими способностями одарила меня природа. Я искренне и всей душой жалела так рано ушедшую от нас тетушку, ее поседевшего мужа, с трудом дышащего от горя отца, потерявшего в лице Айседоры сестру, и отчего-то – очень остро – саму себя.

   Я не обращала никакого внимания на то, чем именно были заняты что-то бормочущие себе под нос жрецы. Их худобу, вызванную многочисленными постами, не смогли скрыть даже просторные темно-зеленые одеяния с черными окантовками. С застывшими скорбящими лицами жрецы верховной богини медленно и торжественно проводили ритуал освобождения души, обязательный для всех самоубийц.

   Я заметила, как в плоской темной чаше у изголовья покойной зажгли подсохшую ветвь многолистника, только когда в нос ударил горький едкий дым, заставивший всех стоявших рядом с гробом неприлично раскашляться.

   Уже сложно сказать, где именно в тот день ошиблись служители Брианны. То ли ветку сорвали с умирающего дерева, то ли само заклинание освобождения не сработало из-за слабых жрецов – подобные чары, сотворенные магами, не владеющими способностями некромантов, по определению не могут быть сильны. Так или иначе, но душа тетушки, вопреки всем прогнозам и ожиданиям, не спешила покидать тело и отправляться к сыновьям в мир Иной.

   По стечению обстоятельств, на третий день после тягостных похорон я засиделась на улице допоздна.

   Стоял теплый, но душный вечер середины лета. Воздух наполнял сладкий медовый запах солнечника, и стоило случайно коснуться огромных желтых цветов, как пышная пыльца щедро сыпалась на одежду.

   Мать и отец надолго уехали по делам из поместья, а моя гувернантка, всегда отличавшаяся рассеянностью и ветреностью, отлучилась на кухню, где заболталась с поварихой.

   Я лежала на покрывале в саду под вишневыми деревьями, отложив в сторону закрытую книгу. После похорон тетушки я не могла заставить себя прочесть и строчки, словно все вокруг разом выцвело, поблекло и лишилось какого-либо смысла.

   Двери нашего семейного склепа никогда не закрывались. Все наши предки спали самым благочестивым из мертвых снов, как и положено всем благородным. Я сидела в сумерках совсем одна, погруженная в свои мысли, и не могла даже предположить, что надо мной нависла смертельная угроза.

   Из оцепенения вывел странный шорох. Шелест задетых ветвей, легкое шуршание листьев.

   Я даже не обратила бы на это внимания, если бы не совершенно новое пронзительное чувство, волной прокатившееся от груди к самым кончикам пальцев. Повеяло холодом, надвигающейся угрозой и чьей-то едкой, пронзительной злостью.

   Мертвые могут перемещаться невероятно быстро, даже если при жизни были неуклюжи. Особенно только что восставшие, движимые еще трепещущим и обостренным чувством несправедливости. Мучимые никогда не стихающим внутренним огнем, они находят себе кратковременное и единственное утешение в том, чтобы заставить других разделить их незавидную участь.

   Я успела лишь привстать и повернуть голову к источнику звука, как нечто с силой повалило меня на спину, едва не проломив ребра.

   Глухой вибрирующий рык. Отвратительная вонь.

   Челюсть чудища, нависшего надо мной, была широко разинута, пудра с щек сползла, обнажая трупные пятна. Словно не видя, вперед уставились выпученные мутные глаза без единого намека на радужку.

   Секунда потрясенного онемения, и я пронзительно завизжала.

   Пальцы с силой уперлись в ледяной лоб мертвеца с целью как можно дальше оттолкнуть жуткую образину, в которой я никак не могла признать свою тетку, и это ледяное прикосновение окончательно затуманило рассудок.

   Единственное, чего я желала – чтобы все происходящее немедленно закончилось. Чтобы это существо испарилось, исчезло с лица земли.

   И голубоватая вязь заклинания сложилась сама собой, стягиваясь в одну ослепляющую точку. Пальцы пронзило колкое тепло. Вспышка – и меня осыпала тяжелая груда мелкого тлена с остатками костей, а над головой чуть слышно прошелестел ветер, играя листьями вишневых деревьев.

   Так и ушла в мир Иной душа тетушки Айседоры, отпущенная моей рукой.

   Я с трудом выбралась из-под рассыпающихся останков. Ноги, ватные и дрожащие, не слушались.

   Прах осел на волосы, тонким серым слоем лег на лицо. Меня трясло, словно в лихорадке. Я кое-как отползла и, ничего не соображая, забилась в угол близстоящей беседки.

   Там меня, рыдающую от беспомощности и ужаса, и нашла гувернантка. Когда она увидела останки нежити на разложенном под вишнями покрывале, то завизжала так громко, будто сама только что стала жертвой восставшего мертвеца.

   Слово «некромантия» прозвучало на следующий день как гром среди ясного неба.

   Родители стояли у серой груды тлена, бывшей когда-то моей теткой, чье исчезновение из склепа уже успели обнаружить, и, онемев, слушали хмурого жреца Брианны, худого старика в выцветшей рясе.

   – Может, это ваш ритуал по упокоению не сразу набрал силу? – вежливо проговорила мать.

   Ее голос оставался спокоен, но глаза выдавали животный страх. Я стояла чуть поодаль, ни жива ни мертва.

   Даже в свои двенадцать лет я прекрасно понимала, что иметь врожденные способности к некромантии – означает подписать себе смертный приговор.

   Никакой иной вид магии так сильно не порицался в Рулевии. Для борьбы с носителями темного дара когда-то создали Инквизицию, и она до сих пор проводила публичные казни на главной площади столицы, сжигая пойманных некромантов.

   Служитель Брианны беззвучно пожевал высохшими от старости губами и посмотрел на меня, оценивая.

   Я производила впечатление хрупкого и чувствительного ребенка, в действительности и являясь им в свои двенадцать. Еще не девушка, а очень худенькая девочка с огромными глазами в темную зелень и пышной шапкой кудрявых волос, я совсем не походила на отвратительного монстра, коим простые обыватели в своем воображении обычно рисуют некроманта.

   – Это ошибка, – отрезал отец. – Вероятно, сработало какое-то старинное защитное заклинание семейного склепа. Наши предки чтили покой мертвых.

   Прежде чем старик ответил, отец быстро достал увесистый кошель и решительно сунул его в ладони служителя.

   – Древняя магия непредсказуема. Примите скромную плату за этот… бестолковый вызов.

   Служитель тяжело вздохнул. Словно нехотя убрал кошель в ветхую поясную сумку.

   – Конечно, господин Извич, вы абсолютно правы, древняя магия непредсказуема. В таком случае, думаю, мне придется раз в месяц за скромную плату проверять, как на склепе ведут себя… эти старинные заклинанья.

   Мать с облегчением кивнула, а в глазах отца на краткий миг зажглась ярость.

   Думаю, тогда он столкнулся с первым действенным шантажом в его жизни. Но он слишком меня любил, мой папа. Я была таким долгожданным и выстраданным ребенком – единственным, кого смогла выносить моя болезненная мать…

   Тетушку – вернее то, что от нее осталось, – вернули в склеп, который вскорости запечатали, а Сэм Орул едва не получил второй инфаркт, узнав, что за участь посмертно досталась его обожаемой жене. Моя семья постаралась как можно скорее забыть о случившемся, словно негласное табу на упоминание о восстании тетушки Айседоры могло что-то изменить…

   Да, к счастью, никому бы и в голову не пришло всерьез подозревать во мне носителя темного дара. Но нельзя сказать, что я совсем не выделялась среди прочих отпрысков нашего круга.

   Маменьке оказалось непросто признать, что в большинстве занятий, которые должны выходить у благородной девушки сами собой, я потерпела фиаско. Рукоделие раздражало, пальцы деревенели, едва я брала иголку и нитку, игра на пианино не давалась, и разве что танцевать я выучилась вполне сносно.

   Точные и естественные науки, напротив, шли легко. Я часами решала математические уравнения, корпела над алхимическими зельями или читала очередные исследования о животных. Отец имел привычку при гостях и приближенных к семье людях удрученно качать головой и говорить, что боги даровали ему девчонку с умом мальчишки, но сам в глубине души искренне ликовал и часто подбрасывал мне задачку-другую.

   Наше состояние и положение в обществе позволяло мне обучаться на дому. Поэтому круг моего общения в детстве складывался из чад приятелей матери и отца, а также отпрысков прислуги.

   И мне, как единственному, и что уж тут, избалованному ребенку, позволялось слишком многое для дочери из высокородной семьи. Я могла, не накликав большого наказания, залезть на высокую старую яблоню и изорвать к немилостивому Вернису новое платье или же без спроса умчаться с мальчишками на заре ловить рыбу. Все это – нонсенс для воспитания девочки, единственной наследницы знатного рода.

   И пусть у меня не было никаких видимых наклонностей, которые могли бы повлечь за собой интерес к магии смерти, однако мой характер выделялся дотошностью и любопытством, что отчасти поощрялось родительским воспитанием.

   После происшествия с тетушкой и выводов служителя Брианны, я очень хотела убедиться, что жрец в корне ошибался, заподозрив у меня хотя бы крупицу темного дара.

   Как у любого уважающего себя семейства, у нас имелась огромная библиотека, занимающая целый этаж северного крыла особняка. Я и так постоянно пропадала среди старинных фолиантов, и никто не обратил внимания, что через несколько дней после случившегося я засела за книги.

   Но и без этих книг я кое-что знала.

   Некромантов в Рулевии ненавидели и боялись. Их считали отбросами, недолюдьми, оскверненными по природе своей. Некромантия в глазах общества – некая патология, воплощение самого зла как оно есть. Носители темного дара представлялись людям в образе полубезумных уродов. Ими пугали детей, истории про них рассказывали шепотом за закрытыми дверьми.

   Но при этом мертвецы восставали регулярно. Такова реальность нашего мира – магия, насквозь пропитавшая землю и воды, была как великим благом, пробуждающим природу, так и великим злом, вливающим жизнь в то, что должно оставаться мертвым. Если что-то бередило несчастную душу и не давало спокойно уйти, то она скреплялась с телом и мучила поначалу себя, а затем и тех, кто ей попадется.

   Жрецы богини жизни Брианны проводили специальные обряды над телами несчастно убиенных и самоубийц, что предотвращало трансформацию умершего в нежить.

   Оживших мертвецов ловили и сжигали. Этим занималась Инквизиция, которая считала себя обязанной очистить мир от любого проявления скверны, будь то некромант или восставший труп.

   Отчего-то среди простонародья и некоторых аристократов ходило заблуждение, что только некроманты способны использовать магию смерти. Но я, будучи действительно хорошо образованным ребенком, с детской непосредственной не понимала – почему. Некромантия, каким бы мрачным ореолом ее не окружали, была лишь одним из видов магии, пусть и строжайше запрещенным. А значит, любой человек с магическими способностями мог обратиться к ней, использовав самые элементарные заклинания некромантов.

    Я умела делать небольшие шарики-огоньки, так называемые светочи, что было самой примитивной, но все же настоящей магией стихий. И я никогда не смогла бы создать молнию или призвать грозу, ведь для этого требовалась особая одаренность.

   И мне оставалось лишь разобраться, где в некромантии проходит та грань, которую может пересечь только истинный носитель темного дара.

   Естественно, особого раздела по этому виду магии в семейной библиотеке не оказалось. Но книги по противодействию некромантам не были вне закона. А как известно, если хочешь сам получить взрывчатое вещество, купи руководство на тему того, чего ни в коем случае не стоит делать в алхимии.

   Большая часть из найденных мною сведений о магии смерти зачем-то демонизировалась и преувеличивалась, ведь никак не соотносилась с существующими магическими законами. Некромантов наделяли сверхъестественными способностями, с которыми они могли давным-давно поработить весь мир и основать свою империю зла. Найти что-то толковое оказалось сложной задачей.

   Но я нашла.

   Подробное описание некромантского обряда с воскрешением я обнаружила, к своему искреннему изумлению, в старинном фолианте «Убиение нечестивцев», описывающем самые известные судебные процессы над повелителями мертвецов и гнили.

   Во времена первых чисток, когда Инквизиция только начала зарождаться, некромантом могли объявить практически любого, доверяясь самому невнятному свидетельству со стороны. Так как имущество несчастных переходило доносчику, в некромантии легко могли обвинить и старенького пекаря, и юную цветочницу, которые, возможно, были чуть успешнее и богаче, чем их завистливые соседи. Это не самая приятная страница рулевской истории, которую не принято широко обсуждать, но у всенародного помешательства тех лет имелись свои причины.

   Жесткие гонения начались к концу самой кровопролитной войны в истории человечества. Так называемой тысячелетней войны с вампирами, когда-то решившими, что свобода других разумных рас изжила себя как явление. И что пища должна стать более покорной.

   Простой народ Рулевии к тому времени и так сильно недолюбливал некромантов. К магам смерти относились даже хуже, чем к палачам, которым запрещалось жить в черте города.

   Рулевия вместе со странами-союзниками боролась против вампиров. Те когда-то были обычными людьми, но после смерти обрели новую жизнь совершенно иного порядка, так что малограмотные простолюдины часто ошибочно принимали их за восставших мертвецов. Свою ненависть народ легко переносил на тех, кто был связан с настоящей нежитью. И небеспочвенно, ведь множество некромантов действительно якшались с вампирами, которые благосклонно относились к магии смерти. Кровопийцы, желая внести раскол, обещали носителям темного дара особые привилегии в новом мире, если повелители мертвых присягнут им на верность.

   К переломному моменту войны количество убитых перешло все мыслимые и немыслимые границы. На землях, разоренных войной, сам воздух пропитался смертью. Большая часть воинов погибла, не успев закончить свои земные дела, и просто не смогла избежать участи стать восставшей нежитью.

   Войско мертвецов, образовавшееся в ходе битв, привлекло внимание группы некромантов, жаждущих власти. Известно, что брать под контроль уже восставших мертвых намного легче, чем их поднимать. И воистину огромная армия мертвецов вероломно ударила в спину защитникам страны, которые из последних сил бились за права смертных.

   Разобрались с предателями жестоко и не церемонясь. Стерли с лица земли, развеяв пепел их сожженных тел вместе с пеплом, оставшимся от армии нежити. А после, подгоняемые гневом населения, измученного и озлобленного в бесконечной войне, принялись за глобальные чистки, объявив, что не видать никому победы, пока не будет покончено с собственной скверной. Это была месть за предательство, которое окончательно подтвердило для общества гнилую природу некромантии.

   Наряду со множеством явно сфабрикованных дел, описания которых я отыскала в том фолианте, были дела и настоящих носителей темного дара. Где-то между красочными на детали пытками прачки и свидетельствами о некрофилии, будто бы учиненной едва стоящим на ногах старичком, имелись весьма интересные записи о причастности к запретной магии некоего Антуана Джорини с подробным описанием ритуала, за которым подглядела его служанка. Знатных судили значительно реже и только имея железные доказательства – а этот ритуал, как писал автор трактата, был хорошо известен Инквизиции.

   Нечто подобное я и искала. И начались первые тайные приготовления, в результате которых я планировала лишь убедиться в том, что у меня ничего не выйдет.

   Конечно, я была еще ребенком с незамутненным представлением о дозволенном. В более сознательном возрасте я вряд ли потащила бы в свой укромный закуток под крышей дома запылившийся скелет гиеноподобной собаки. Требовалось что-то относительно крупное, Антуан использовал в свое время скелет волка, благо, эти жуткие коллекционные вещицы отчего-то очень долго были популярны у знати. Тащила я этот раритет ночью, обливаясь от страха потом и боясь, что меня заметят и подумают боги ведают что (хотя в случае моей поимки были бы верны самые нехорошие предположения).

   В результате перемещения у бедной почтенной собаки отвалилась задняя лапа, что стало самым настоящим неуважением к памяти несчастного животного. Этот момент настолько меня зацепил, что я уже хотела отказаться от безумной затеи.

   Но скелет, пропажу которого так и не заметили, покорно стоял и ждал своего часа в моем укрытии, как и слегка подсушенная охапка утренней нечай-травы с парой горстей земли, накопанной прямо на пороге семейного склепа.

   И я поняла, что мне достаточно просто попытаться провести ритуал, провалить его и окончательно убедиться в том, что нет во мне никакого проклятого дара. Что я невиновна и вполне нормальна, без затаившейся гнильцы, которая рано или поздно может превратить меня в нечто ужасное.

   Я так сильно волновалась, что даже светочи получились только с третьего раза.

   Нечай-траву я сожгла в глиняной миске. Густой дым тут же поплыл под потолком и заполнил небольшое помещение.

   Ритуал был ученическим и простым для выполнения, но если верить комментариям процесса над Антуаном, требовал наличия настоящего некромантского дара – слишком уж крупный использовался скелет.

   Земля, накопанная у склепа, несла в себе свежую энергетику смерти, которой было уже маловато в иссыхающих костях реликвии. Дым нечай-травы служил превосходным проводником, несколько упрощая задачу. От меня требовалось лишь обратиться к своей внутренней силе.

   Я не пыталась создать себе особой настрой. Просто, поправив длинную юбку платья, неловко присела прямо на дощатый пол напротив пожелтевшего от времени скелета, уставилась на него и, привычно направив силу, как когда-то учил преподаватель по общей магии, пожелала, чтобы мое веление исполнилось.

   Скелет гиеноподобной собаки чуть слышно скрипнул, ускорив ритм моего сердца. А затем, задорно задирая лапы, живо прогарцевал вправо – бочком и на трех оставшихся конечностях. И со звонким треском ударился об стену, тут же рассыпавшись в мелкую крошку.

   Еще с полминуты я, ошеломленная случившимся, неподвижно рассматривала результат своих трудов.

   Потом поднялась, медленно прошла мимо лежащей на полу кучки к небольшому окошку. Встала на цыпочки и распахнула его, чтобы развеять стоящий в тесной комнате запах.

   Свежий воздух привел в чувство. Не было слез или громких истерик.

   Я педантично вымела остатки скелета вместе с землей, втихаря выбросила, не забыв избавиться и от оставшейся конечности. Самым тщательнейшим образом отмыла миску и еще раз проветрила комнату.

   И только после всего этого почувствовала первое в жизни стойкое отвращение. Отвращение к самой себе.

   Смотрясь в зеркало, я видела монстра. Маньяка, который только что замел следы своего чудовищного преступления.

   Но ярче всего было чувство вины. Чем мои родители заслужили все это? За что боги назначили им столь жестокое наказание?

   Всем известно, что не развивать свой природный магический дар чревато. Это была еще одна причина, по которой избавлялись и от тех, кто толком ничего не умел. Подобные способности выше любых наших устремлений. С момента их обнаружения именно они определяют судьбу.

   Но я твердо решила – пусть лучше меня в молодости сожрет изнутри недуг, не поддающийся лечению, чем я буду хоть как-то причастна к магии смерти.

   Следующие пять лет я запрещала себе даже вспоминать о случившемся с теткой и проведенном обряде. Это оказалось куда легче, чем можно было представить. Заботы молодости захлестнули меня и позволили выкинуть из головы тяжелые мысли.

   Темный дар меж тем спал, ожидая своего часа…

***

Когда тебе семнадцать, вылазки с мальчишками уже неуместны.

   С момента тех злополучных событий взгляды, кидаемые на меня представителями противоположного пола, сильно изменились и начали вызывать смущение. Превращение в девушку внесло определенные коррективы в жизнь, и матушка свела на нет все мои легкомысленные прогулки с детьми прислуги.

   К тому же она решила взяться за мое просвещение и все чаще, к месту и не к месту, вела неопределенные беседы о высшем предназначении женщины. По делу маменька сказать так ничего и не решилась, а после я начала находить в своей комнате словно невзначай оставленные там любовные романы – к слову, абсолютно невинного содержания.

   Я же к тому времени в силу своего любопытства успела ознакомиться с нанийским трактатом «Сладкий сок персикового сада», где кроме красочных описаний были и весьма живописные картинки, на которых физическим способностям нанийцев могли позавидовать и бывалые акробаты.

   Впечатление осталось противоречивое, но аура особой таинственности вокруг данного вопроса развеялась. Томно вздыхать над любовными романами, подобно многим сверстницам, меня не потянуло.

   Кроме странных и даже забавных бесед с мамой, которые особых неудобств не приносили, появились и куда более насущные проблемы.

   Я была единственной наследницей знатного и, как мне казалось, богатого рода, а, следовательно, лакомым кусочком для того, кто ищет выгодную партию себе или своему отпрыску. Даже мужчины старше моего отца, Вернис их раздери, начали выказывать заинтересованность в моей персоне. Масла в огонь подливало и то, что чем я старше становилась, тем больше походила на свою хрупкую красавицу-мать.

   Я еще не появлялась в высшем свете в статусе потенциальной невесты, но родители уже успели получить множество предложений по поводу устройства моей судьбы. Хвала богам, отец был категорически против обсуждения этого вопроса всерьез.

   Но в один день я поняла, что все не так просто…

   В промозглый весенний вечер я, возвратившись с ежедневной прогулки раньше обыкновенного, привычно направилась в кабинет отца. Еще утром он обещал обсудить один из заинтересовавших меня трактатов по алхимии, но в течение дня так ко мне и не поднялся, поэтому я решила напомнить ему об этом сама.

   Дверь комнаты, где он работал и принимал посетителей, была приоткрыта. Я, уже собираясь войти внутрь, замерла, вдруг услышав незнакомый мужской голос.

   Нет, к отцу имели привычку захаживать самые разнообразные гости, и знать их всех я не могла. Но что-то было в этом голосе такое, что я остановилась, чувствуя прозвеневшую в воздухе опасность.

   И прислушалась.

   – … да и возраст вашей дочери почти подошел. А учитывая финансовое положение вашей семьи на текущий момент, замужество Клариссы будет самым разумным шагом с вашей стороны…

   – Вы… – Судя по тону, отец вышел из себя, чего за ним обычно не водилось. – Вы вообще отдаете себе отчет, что все, произнесенное вами, фактически является оскорблением?.. Кем вы себя возомнили?.. Да что вы вообще можете знать?! Явились в столицу с неделю назад и уже делаете вид, что…

   – О, извольте, я знаю о вас достаточно. И про пагубное увлечение игрой в пан чо на деньги по вечерам четверга у достопочтенного господина Когнетери, и про то, как паршиво идут ваши дела. Владения не приносят прежней прибыли. Предприятие на грани банкротства из-за очевидной бездарности управляющего, и ваш двоюродный брат уже немало отдал вам безвозмездно, чтобы покрыть часть расходов. Но толку... В прошлом месяце вы продали имение покойной матери, и этого все равно не хватает. Вы живете, все так же шикуя и делая вид, что ничего не происходит… а ваша жена в курсе, что вы проедаете последние деньги? Как нерачительно…

   В кабинете повисло тягостное, давящее на нервы молчание.

   – Пошел вон, – четко произнес мой отец. – Пошел вон отсюда!

   Я едва успела отступить назад, когда из кабинета пулей вылетел молодой мужчина в темно-зеленом камзоле, расшитом золотой нитью. Яростный взгляд его глаз цвета болотной тины прожег меня насквозь прежде, чем незнакомец успел взять себя в руки.

   Он был выше меня на две головы. Его безукоризненное лицо с высокими тонкими скулами и благородным лбом, пересекаемым выбившейся прядкой светлых волос, портил, на мой вкус, лишь нос с легкой горбинкой да жесткая складка у уголка тонких губ. Эта складка, пожалуй, меняла весь его облик, придавая внешности обычного франта легкий налет хладнокровного мерзавца.

   Я сдержанно кивнула и чуть присела, ровно настолько, насколько обязывал меня этикет, больше мечтая о том, как бы отвесить гостю крепкую пощечину за тон, которым он смел разговаривать с моим отцом.

   Мужчина некоторое время молча и растерянно разглядывал меня, затем развернулся и быстрым шагом удалился прочь.

   Через несколько секунд отец вышел из кабинета. Видимо, желал убедиться, что неприятный гость не топчется под дверью.

   Встретившись со мной взглядом, папенька застыл на месте, застигнутый врасплох моим присутствием, и тихо спросил:

   – Ты… ты же все слышала, да?

   Я мрачно кивнула. Отрицать не имело смысла.

   Папа замешкался, сильно бледнея, затем наклонился и крепко меня обнял:

   – Не думай об этом, Кларисса. Я решу все наши финансовые проблемы. И… только ты примешь решение, когда и за кого тебе выходить замуж. Все эти вещи тебя не коснутся, обещаю. Я что-нибудь придумаю… должен придумать. Только умоляю, не говори матери! У нее такое хрупкое здоровье, ей ни в коем случае нельзя нервничать...

   Папенька еще много чего говорил, стараясь меня успокоить, хотя утешения требовались больше ему самому. Но при всех его заверениях было очевидно, что он находится в крайней степени отчаяния, а значит, наше положение не просто плохо – оно чудовищно.

   Это открытие поразило и легло на душу тяжким бременем.

   Я ощутила, что вещи, казавшиеся незыблемыми в моем тесном комфортном мирке, в одно мгновение рассыпаются в ничто. Что и моя семья, несмотря на все наши регалии, может оказаться в уязвимом положении.

   И боги мне свидетели, я никому больше не позволю давить на отца, как это сделал тот светловолосый мерзавец.

   В волнении я пришла в библиотеку, ноги будто сами принесли меня туда. В голове роилось множество бессвязных мыслей. Что я могу сделать? Как мне быть?

   Да, гость отца в чем-то прав. Единственное, что мне остается – во имя блага семьи выйти удачно замуж за богатого человека.

   Это вызывало тупое бессилие. Умом я понимала, что брак по расчету – удел любой девушки из благородной семьи, и он не так уж и плох, но меня растили в свободе и всяческом дозволении… Я не могла даже мысленно втиснуться в рамки купли-продажи, где мне отводится роль безвольной вещи.

   К тому же, даже принеся себя в жертву, я не смогла бы дать полного успокоения близким. Если наше финансовое положение так ужасно, они будут вынуждены ходить на поклон к моему будущему мужу. Какое унижение... Это раздавит гордого отца.

   Желая выместить накатившую злобу, я изо всех сил стукнула ребром ладони по боковой стенке книжного шкафа. На мгновение показалось, что дерево отчего-то чуть мягче, чем должно быть. В ноздри ударил кисло-сладкий запашок влажной гнили.

   Я убрала руку и с изумлением уставилась на большую вмятину на вмиг отсыревшем дереве, стремительно разрастающуюся прямо на глазах.

   Когда до меня дошло, что именно может быть причиной этого внезапного разложения, я так резко отшатнулась, что задела стоящую за спиной вазу.

   Та разбилась с оглушительным звоном.

   Всемилостивые боги, я опять сделала это. Использовала свой нечестивый проклятый дар.

   За дверью послышался топот, и первой моей мыслью было дать деру. Я с трудом собрала волю в кулак и придала себе ошеломленный вид, когда в помещение забежала служанка.

   Ее взгляд напоролся на разбитую вазу, поднялся выше, скользнул по мне и уперся в огромную дырку в стене книжного шкафа, которая, хвала всем существующим богам, хотя бы перестала увеличиваться в размерах. Плотно утрамбованные книги грозили вывалиться вниз, а вокруг отверстия темной каймой шел прогнивший слой дерева.

   – Госпожа… – пролепетала девушка. – Что же это такое?

   – Не имею ни малейшего понятия, – отрезала я. – Это ты мне лучше объясни, что это? Что с этим шкафом? Кто допустил, что мебель здесь пришла в подобное состояние?..

   Служанке явно нечего было мне сказать, она в панике открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег бестолковая рыба.

   Я для вида еще с полминуты поругалась, как того требовала ситуация, а затем, изобразив усталость, наказала убрать все это безобразие и поспешила удалиться.

   Вышагивая по коридорам, я радовалась, что мне удалось избежать ненужных вопросов. Надолго ли – время покажет, но прислуге и в голову не пришло, что это именно я виновата в порче дерева.

   Гниль на шкафу. Танцующий скелет. Упокоение тетушки. Боги даровали мне отвратительную, темную, но на деле абсолютно бесполезную для меня силу. Или… или же нет?

   Я остановилась, ошеломленная возникшей идеей. Может ли некромантия решить проблемы отца и улучшить наше положение? Вздор. Каким образом?.. Зачем гневить богов дурными мыслями?..

   Но семя сомнения было заронено. Я вспомнила лицо сегодняшнего посетителя.

   Я еще проучу этого подонка, который осмелился дерзить отцу, потешаясь над нашей бедой и желая ею воспользоваться. Пусть я буду монстром, зато монстром, который убережет свою семью от посягательств злых людей.

   Во мне так бурно заплескалась магическая сила, что приподнялись волосы на затылке. Чтобы разрядиться, я выпустила пару светочей, на краткий миг почти ослепивших меня.

   В библиотеку я вернулась ближе к ночи.

   Осколки вазы и испорченный шкаф к тому времени унесли, книги из него аккуратными стопками разложили на одном из столов. Я подошла к ним и медленно провела пальцем по ветхим корешкам.

   Отец когда-то хвалился, что в старой секции у нас остались фолианты еще со времен тысячелетней войны. Они были чем-то вроде реликвий, вряд ли их дотошно изучали в последнее время. Откровенно запретные книги давно уничтожены, но кто будет сжигать их при простом упоминании о некромантии?

   Меня ждала долгая, кропотливая и, возможно, бессмысленная работа – проверить все ветхие книги, которые у нас были, с целью понять, на что действительно способна некромантия, кроме поднятия мертвых и вызывания гнили.

   Я решила потратить на поиски всего одну ночь. И дала себе слово, что если они окажутся безуспешны, то я забуду об этой идее раз и навсегда.

   Втихаря от кухарки заварив кофе покрепче, я вновь, как четыре года назад, засела за книги с целью найти хоть что-то, что могло бы мне помочь.

   Фолианты в старой секции были хрупки, тонкие листы рвались даже при небольшом нажиме, и поэтому всего на пару книг ушло полночи. Я в глубине души предполагала, что так и выйдет, и уже раздумывала над тем, что пора возвращаться к себе.

   Чуть пошатываясь от усталости и откровенно зевая, я встала, взяла уже просмотренные тома со стола и подошла к высоким стеллажам. Аккуратно открыла дверцу. Поднялась на цыпочки, пристроила первую книгу и потянулась, подняв руку повыше, чтобы поставить вторую.

   Через мгновение локоть обожгло.

   Я охнула, выронила книгу, упавшую с гулким стуком, и поспешно посмотрела на ноющее место. Кожа не покраснела, но ощущение было не из приятных, словно меня ошпарило жгучей крапивой. Я подняла глаза, и у меня перехватило дух.

   Прямо напротив моего лица один из книжных корешков теперь источал тонкий, едва заметный зеленоватый свет. Я, робея, потянула к нему руку, вновь ожидая обжигающего чувства, но в этот раз было лишь ощущение легкого холодка, пробежавшего по пальцам. На несколько мгновений мне почудилось, что книга как будто изучает меня, постепенно теплея. Я с трудом вытащила ее из плотно заставленного ряда, едва не содрав себе ногти.

   Это была толстая записная тетрадь в добротной черной кожаной обложке. Зеленоватое свечение постепенно тухло и вскоре исчезло.

   Я была так увлечена неожиданной и загадочной находкой, что не услышала шагов за спиной.

   – Миледи… – раздался звенящий строгий голос нашего дворецкого.

   Я резко обернулась, и тетрадь выскользнула из моих рук, распахнувшись примерно посередине.

   Мистер Грауль, высокий и натянутый, как струна, возвышался надо мной. Его длинный широкий нос, нависающий над тонкими бледными губами, и большие, с опущенными внешними уголками глаза придавали ему сходство с какой-то чудной пучеглазой птицей.

   – Госпожа Кларисса, вы же в курсе, который сейчас час?

   Я стушевалась, выдавила из себя невнятное мычание и посмотрела вниз. Упавшая тетрадь была распахнута, и я в ужасе вздрогнула, неосознанно прикрывая рот ладонью.

   На пожелтевших страницах, прямо на развороте, с большим мастерством было изображено отвратительное существо, скорее всего, какая-то человекоподобная нежить вроде гуля. Кто-то подписал части его тела мелким убористым подчерком, ниже шел пояснительный текст.

   Любое детальное изображение нежити, если речь шла не о специальной инквизиторской литературе, было под строжайшим запретом. Да все наше поместье могли сжечь, если бы нашли здесь нечто подобное!

   Мистер Грауль взглянул вниз и медленно поднял блокнот, с изумлением рассматривая уродливую картинку.

   Я лишилась дара речи. У меня обычно не бывало проблем с тем, чтобы выкрутиться из щекотливых ситуаций, подчас грозивших серьезным наказанием, но сейчас... Я не смогла выдавить и слова.

   Дворецкий с каким-то уже неприличным интересом и без спешки пролистал несколько страниц, изредка качая головой. Видимо, из-за удивления от увиденного у него даже не было сил на меня кричать.

   – Госпожа Кларисса… вот уж не мог и предположить, что вас интересует нечто подобное, – тихо пробормотал он. Затем поднял на меня взгляд, вдруг улыбнулся и захлопнул тетрадь. – Хотя это и весьма странное увлечение для благородной девушки вашего круга… но в следующий раз, если неожиданно заинтересуетесь чем-то таким, просто спросите у нашей кухарки, она вам все покажет.

   Я искренне обомлела. Что? Кухарка?.. С каких это пор наша кухарка сведуща в тонкостях строения нежити?.. И как давно у нас на кухне имеется парочка вскрытых и готовых к препарированию гулей?

   Мистер Грауль как ни в чем не бывало протянул мне записную книжку. Я посмотрела на него, на тетрадь и снова на него. Что происходит?

   – Да и не уверен я, – спокойным голосом продолжил Грауль, – что из всех этих старинных рецептов ингредиенты сейчас так просто раздобыть. Лучше уж взять какую-нибудь современную поваренную книгу.

   Когда мои пальцы коснулись прохладной толстой обложки, я вдруг поняла. Охранные чары. Очень искусные, практически неощутимые.

   Так вот почему от блокнота в свое время не избавились.

   Неужели тетрадь показывает свою истинную сущность только тому, у кого есть проклятый дар? Но откуда такая страшная и опасная вещица в поместье Извичей? Все эти книги когда-то принадлежали предыдущим поколениям нашей семьи. Заполненную записную книгу не станут преподносить в дар, это личная вещь, и здесь не может быть никакой случайности. Так кому же она тогда принадлежала?..

   Я с легкой судорогой в пальцах сжала тетрадь и кивнула мистеру Граулю. Затем почти бегом вылетела из библиотеки и устремилась к себе по пустым темным коридорам, преследуемая собственным светочем, не успевающим озарять мой путь. Находка жгла руки, и возникало то горячее желание выкинуть ее в ближайшее окно, то прижать к груди как можно покрепче.

   Неужели когда-то давно еще кто-то из моей семьи тоже был проклят богами и имел власть над мертвыми и их душами? Несчастный…

   Но вдруг стало легче. Я не одна, кому-то из моих предков также открылась нелицеприятная истина. Этот некто из близких мне по крови людей тоже испытал боль и страх от ужасного открытия о собственной сущности. Или… или же, напротив, обрадовался своим способностям и самозабвенно упивался ими?..

   Что ж, пусть даже так. Пусть окажется, что мой предок был злодеем. Но плод его трудов должен помочь мне понять, будет ли хоть какой-то прок от проклятого дара.

***

Отец, после того, как я все узнала, стал всячески избегать разговоров о финансах. Он находил тысячу причин, чтобы перевести тему или прервать мои расспросы, напоминая в те минуты раздосадованного ребенка.

   До этого он всегда был для меня непоколебимым авторитетом. Сколько же всего он знал! Рассуждал о великом множестве интереснейших вещей, мог помочь с любой математической задачей, с легкостью цитировал древних и современных поэтов, превосходно разбирался в исторических и экономических трудах. Но постепенно, вытаскивая из него скупые фразы и факты, я поняла, что если теоретик из него и превосходный, то практик – просто никакой.

   Увы, в нем абсолютно не было предпринимательской жилки. Он безгранично доверял симпатичным ему людям, а перепроверять информацию, полученную от управляющего семейным предприятием, считал ниже своего достоинства. Кроме того, он не видел в азартных играх ничего зазорного, оправдывая это тем, что все люди нашего круга предпочитают пан чо в качестве любимого досуга. Я сжимала зубы и едва сдерживалась, чтобы не сказать, что наверняка его знатно облапошивают приятели. Отец обещал мне завязать со своим пагубным увлечением, но я не поверила ему.

   А ведь раньше я искренне считала его надежным и благоразумным человеком…

   Но что я могла поделать, используя доступные пути? Мне было семнадцать – возраст, в котором юноши считаются уже достаточно взрослыми, но это не распространяется на девушек. Поднять мой авторитет в глазах общества могли только замужество и рождение детей, и это несмотря на превосходное образование, о котором позаботились родители. К тому же дело, в которое я собиралась влезть, было совершенно не женским и уж тем более не касалось молоденьких девиц.

   Но я проявила упрямство. Прежде чем вновь открыть загадочную тетрадь, теперь надежно спрятанную в секретной секции моего письменного стола, я решилась на разговор с управляющим компании, близким другом семьи, которого хорошо знала с малых лет.

   И мне не верилось, что господин Линер Эвалус действительно настолько бездарен в управлении, что смог загубить дело, перешедшее в его руки в отличном состоянии.

   Я выбрала строгий темный наряд, узкое коричное платье, которое визуально прибавляло мне пару лет, небольшую шляпку и уместные к этому случаю украшения. И отправилась на разведку, что-то наврав маменьке про покупки и прихватив одну из своих надежных служанок в сопровождение, как и положено незамужней девушке моего круга.

   Моей семье принадлежала компания «Светоч», которая производила алхимические эликсиры в крупных масштабах. Предприятие существовало уже третье поколение. Прадед в свое время смог выгодно вложиться, воспользовавшись благоприятными условиями на рынке и своими связями в Объединенной Республике, откуда наладил поставку ингредиентов для зелий и эликсиров в Рулевию по крайне выгодной цене. Официально он поначалу представлялся лишь инвестором, хотя в действительности принимал активное участие в становлении компании – тогда было как-то не принято людям нашего происхождения марать руки в торгашестве. Но благосостояние семьи, и так, мягко говоря, немаленькое, при нем настолько преумножилось, что предпринимательство прадеда в открытую порицалось лишь теми, кто не мог справиться с завистью.

   Кроме компании, отец имел пусть и не такой большой, но весомый ежегодный доход за службу государю. Также нам принадлежали угодья, давным-давно дарованные еще самим Фенитием Первым за особые отличия моих предков. Прибыль с них, сколько себя помню, всегда была высока. Даже если сейчас идущий с них денежный поток по каким-то причинам и упал, неужели когда-то доходная компания стала настолько бездонной прорехой, что туда затягивало все деньги, полученные с родовых угодий?

   Может, отец успевает проигрывать воистину колоссальные суммы? Или он распродал добрую часть земли, что принадлежала нашей семье?..

    «Светоч» располагался на противоположной от поместья окраине столицы, Эрги, в огромном красивом четырехэтажном здании из красного кирпича. Территория щерилась высоким неприступным забором и тщательно охранялась.

   Раньше папенька частенько брал меня с собой, когда приезжал узнать, как здесь идут дела. Пользуясь своим положением, я регулярно доставала местных алхимиков сотней вопросов, на которые они терпеливо отвечали, благоразумно рассуждая, что портить отношения с хозяином предприятия – последнее дело, а меня надо лишь изредка потерпеть.

   Не единожды мне проводили индивидуальную экскурсию по всем цехам, и я вдоволь налюбовалась гигантскими отполированными медными чанами, где смешивались бурлящие вещества, дарующие исцеление телу и душе, эйфорию, или же тонус и освобождение от коварных любовных чар.

   Надо ли говорить, что я была в свое время искренне восхищена алхимией? Впрочем, это стало лишь одним интересом из многих других, что, возможно, уберегло меня от всяких уж совсем необдуманных экспериментов дома, а моих родителей – от расстройств по поводу порчи имущества и, возможно, порчи меня самой.

   Симпатичный молодой охранник, широко улыбнувшись, поздоровался. Он не стал задавать вопросов, а величественная металлическая дверь, ведущая на территорию алхимического завода, медленно и с натугой распахнулась.

   Каблучки громко застучали по вымощенной камнем дороге, вдоль которой уже пышно, несмотря на то, что весна только вступила в свои права, цвели огромные клумбы с крупными пахучими лиловыми цветами – не иначе, в воду для них что-то подливают. В административную часть здания вела широкая мраморная лестница, напротив тихо журчал округлый фонтан с бирюзовой мозаикой на дне и красными суетливыми рыбками с длинными хвостами-вуалями.

   Я остановилась у фонтана и выразительно посмотрела на служанку, намекая на то, чтобы она пока прогулялась здесь. Вайна никогда не жаловалась на сметливость, и в знак понимания молча опустила голову.

   Я поднялась по лестнице, проскочила мимо занятого и подуставшего к обеду администратора, окруженного парочкой галдящих на весь зал курьеров, и нырнула в хитросплетение светлых коридоров, изредка здороваясь с проходившими мимо знакомыми.

   Какая-то новая помощница Линера Эвалуса – видимо, заменившая тучную Мэри, которую я помнила по предыдущим визитам, – прямо на рабочем месте деловито заваривала начальству кофе с помощью магии. Она едва не опрокинула чашку тонким пальчиком, когда увидела, что я нависла над ней. На кипу свеженьких договоров слетела пара кофейных капель, но секретарша не обратила на это никакого внимания.

   Она вперилась в меня удивленным взглядом и захлопала пушистыми длиннющими ресницами, обрамляющими ее большие выразительные глаза. Открытое декольте подчеркивало аппетитные округлые прелести, и у меня возникло стойкое убеждение, что Линер держит эту девушку при себе далеко не за сообразительность и вовремя составленные отчеты.

   – Миледи, вы записаны? – как-то испуганно пробормотала прелестница, отставляя чашку в сторону и вновь едва не сбивая ее – уже локтем.

   – Добрый день. Я дочь Мортиса Извич, Кларисса Извич, – ответила я. – И мне очень нужно к господину Эвалусу. Прямо сейчас.

   На милом личике отобразились тяжелые мыслительные потуги. Видимо, она пыталась то ли вспомнить протокол приема, то ли соображала, является ли упомянутый мной Извич тем самым Извичем, а не случайным однофамильцем. Всемилостивые боги, а она вообще знает фамилию хозяина этого заведения?..

   В любом случае, ждать момента озарения этого чуда я не была намерена.

   – Так лорд Линер Эвалус здесь?

   Помощница медленно кивнула.

   – Он сейчас один?

   Еще кивок.

   Вот и славно.

   Игнорируя все дальнейшие невнятные протесты, я шагнула к двери и прошла в кабинет.

   Линер Эвалус даже не поднял головы. Секретарша, судя по всему, теперь окончательно стушевалась и не решилась вламываться вслед за мной, ожидая завершения незапланированного приема снаружи.

   – Беррека, женщина, ну сколько я еще должен ждать свой кофе, Вернис тебя раздери?! Что за непуте…

   Я громко прочистила горло, желая как можно скорее прервать эту тираду, дабы не услышать лишнего, и управляющий наконец посмотрел на меня.

   Ровесник моего отца, Линер Эвалус давно вошел в период зрелости, и если папа слегка поддал вширь, то управляющий, наоборот, с каждым годом становился все суше, впрочем, до сих пор оставаясь достаточно привлекательным для женщин. Он никогда не отличался красотой в обычном понимании этого слова из-за слишком сильно заострённого подбородка и глубоко посаженных бесцветных глаз, но стоило господину Эвалусу открыть рот, как многие дамы быстро забывали о недостатках его внешности, неизбежно попадая под влияние природного обаяния. Не удивлюсь, если и эта смазливая Беррека из приемной смотрит ему в рот далеко не за какие-то материальные блага.

   За мгновение выражение лица Эвалуса сменилось с удивления на радушие. Он прямо-таки засветился дружелюбием и поспешил встать из-за широкого темного стола, заваленного бумагами.

   – Кларисса… Вот так приятный сюрприз!

   Со всей обходительностью он галантно запечатлел на подставленной мною ручке символический поцелуй, украдкой рассматривая, как сильно я изменилась с того момента, когда он видел меня в последний раз.

   – Ваш отец не сообщал мне, что собирается к нам с визитом… – медленно проговорил Эвалус.

   – А отца сегодня не будет, – со вздохом ответила я, чуть оттягивая вдруг резко врезавшийся в шею кружевной воротник. – Я приехала сюда одна по очень важному делу.

   Надо отдать должное Эвалусу, недоумение и легкую усмешку он успел подавить практически вовремя. Не думаю, что при важных переговорах он выдал бы хоть грамм подобных эмоций, но я же не потенциальный клиент или поставщик каменьев для очередного эликсира, а всего лишь взбалмошная дочка его старинного приятеля, который пусть и был истинным хозяином компании, но нисколько не связывал руки самому Эвалусу.

   Я улыбнулась, тут же приправив улыбку львиной долей грусти и обеспокоенности.

   – Понимаете, недавно я узнала нечто, что очень расстроило меня… – Я чуть слышно шмыгнула носом.

   – Что такое? – по-отечески мягко проговорил Эвалус, услужливо пододвигая ко мне стул.

   Я послушно присела, усилием воли заставляя себя не доставать носовой платок, дабы не переиграть. Да простят мне боги этот глупый спектакль…

   – Вы сами знаете, что я являюсь единственной наследницей нашей семьи и не могу не беспокоиться по поводу того, что сейчас происходит со «Светочем», – ровно проговорила я, спохватилась и добавила в голос легкий надрыв. – Поэтому мой интерес к этому делу вполне оправдан, ведь, возможно, забота о нем рано или поздно ляжет на мои хрупкие плечи…

   – Если только вы не выйдете замуж, что весьма малове… – не преминул вставить Эвалус и резко осекся, заметив мой взгляд. – Простите, миледи, я могу понять все ваши тревоги…

   Я сделала глубокий вдох и продолжила:

   – Даже если дела отца, да хранят его боги и даруют долгие годы жизни, перейдут в руки моему будущему мужу, не представляю себе, как после этого смогу смотреть ему в глаза… если все действительно обстоит так, как мне стало известно.

   Эвалус тянул время, поэтому не спеша присел на кресло, продолжая все так же тепло улыбаться.

   – Вы же говорили об этом с отцом?

   – Ему сложно делиться этими проблемами с кем-либо. Поэтому я здесь. Чтобы услышать правду хотя бы от вас.

    – А что же именно вам сейчас известно, моя дорогая, если не секрет?

   – Достаточно, чтобы волноваться.

   Эвалус чуть откинулся на спинку кресла, не меняя, впрочем, своей учтивой позы.

   – Я не стану отрицать, моя дорогая Кларисса, что сейчас не лучшие времена для «Светоча», повод для тревог есть. Рынок стремительно развивается, увы, конкуренция выросла в разы. Чтобы только оставаться на том же месте, где мы находимся сейчас, приходится бежать, не отставая от последних разработок в алхимии, и при этом нам буквально дышат в затылок. Крайне сложно удержаться на прежних позициях, да к тому же прошлым летом в части Объединенных Республик пришла такая сильная засуха, что ключевые поставки сырья оказались практически сорваны… Шайга-трава, веневский хлыст, моровая ягода, удельница и многие другие ингредиенты, которые требуются нам в огромных количествах… Но не переживайте так, Кларисса, я сделаю все, чтобы мы удержались на плаву и пережили этот… небольшой кризис.

   Я растерянно моргнула. Да, перечисленные растения действительно используются в эликсирах и зельях, да вот только моровая ягода обожает сухой климат и отсутствие воды ей не помеха, а удельницу поставляют откуда угодно, но не из Объединенных Республик. Оговорка? Но это как-то слишком странно для человека, который полжизни посвятил руководству крупной алхимической компанией.

    Или он на кого-то давным-давно переложил все свои функции, а сам стал забывать, что к чему, или же вешает лапшу на уши, полагая, что я довольно далека от темы. Все же алхимия и травничество не являются обязательными предметами для женского домашнего обучения, а из своего кабинета Эвалус и носу не казал, так что никогда не был свидетелем моего неподдельного интереса ко всему, что здесь происходит.

   Я открыла было рот, чтобы высказать все свои опасения, но скользнула взглядом по невероятно участливому, такому понимающему лицу управляющего и… промолчала. Он все равно уболтает меня, хочу я этого или нет, найдет сто причин и объяснений. Сделает это так же легко, как уламывает партнеров «Светоча».

   Сложно сказать, сколько в его словах будет правды. Пожалуй, достаточно и того, что я уже успела услышать.

   Мой взгляд скользнул по столу и напоролся на дорогую серебристую ручку, лежащую рядом с моей ладонью.

   – Понятно, – почти рассеянно кивнула я. – И еще один момент… я хотела бы взглянуть на бухгалтерию…

   – Миледи, ну вот к чему вам обременять себя всеми этими цифрами? – ласково проговорил Эвалус, словно имел дело с ребенком. – К тому же при всем моем желании помочь, я не могу выполнить эту просьбу без одобрения вашего отца. А он точно будет против того, чтобы вы утруждали себя подобным занятием. Нет, если Мортис сам даст добро, то я с превеликим удовольствием…

   На другое я, если честно, и не рассчитывала.

   Со вздохом поднялась, незаметно скользнув пальцами по столу и мгновенно пропихнув подхваченную ручку в свой широкий рукав. Заметит, сошлюсь на клептоманию – болезнь, весьма распространенную нынче среди благородных дам, которые используют ее как еще один способ разнообразить свое скучное существование.

   Линер Эвалус подскочил следом и любезно предложил составить мне компанию до самого выхода, но я вежливо отказалась. У меня были иные планы.

   В коридоре дышалось легче. Я и сама не заметила, насколько сильно волновалась все это время.

   Нельзя сказать, что этот разговор оказался бессмысленным, ведь я смогла до конца убедиться в том, что с расходами компании что-то нечисто. К тому же раздобыла личную вещь управляющего, которая, возможно, мне еще пригодится.

   Я поправила шляпку, настолько маленькую, что этикетом не порицалось носить ее в помещении, попрощалась с заскучавшей Беррекой и прогулочным шагом направилась к кабинетам бухгалтерии.

   Но тут меня ожидал пренеприятнейший сюрприз. На входе в бухгалтерию установили обитую сталью дверь, накрепко зачарованную – чтобы пропускать внутрь лишь тех, кто внесен в особый список. Воздух от фонящей магии слегка подрагивал. Подобные меры безопасности использовались разве что в банках и стоили один Вернис знает сколько.

   Нововведения эти оказались для меня полной неожиданностью. В конце концов, это же просто бухгалтерия, а не казна или банковское хранилище. Или Линеру Эвалусу резко появилось что скрывать?

   Тяжеленная дверь, движимая магией, распахнулась, и какой-то незнакомец, не обратив на меня никакого внимания, проскочил мимо. Придержать зачарованную дверь не представлялось возможным, но я успела скользнуть взглядом по лицам в комнате. И поняла, что не узнаю ни одного.

   А ведь все, кого я видела здесь из знакомых, не были связаны с финансами предприятия. Неужели Эвалус так сильно поменял кадровый состав? Вспомнилась тучная Мэри. Даже свою старую помощницу, верную моему отцу, он заменил….

   Мне оставалось только пойти в цеха и переговорить с работниками «Светоча», которые участвуют в самом производстве. Уж они-то точно знают, изменились ли объемы поставляемых нами зелий и есть ли нехватка ингредиентов.

   Я поспешила к выходу из здания, так как до производственной части предприятия можно было добраться лишь с улицы.

   У искомых мной кованых ворот стояло двое охранников, ведущих неспешную беседу. Когда я приблизилась, один из них совершенно неожиданно перегородил дорогу, мешая пройти внутрь.

   – Прошу прощения, госпожа, – извиняющимся тоном проговорил он. – Но только что лорд Линер Эвалус отдал распоряжение вас сюда не пускать.

   Первые секунды от гнева я была способна только молча дышать, широко распахнув глаза.

   – И какова причина? – наконец процедила я, едва сдерживая подступившую ярость.

   – Простите, но мы знаем лишь то, что пускать вас к цехам, лаборатории и складу запрещено. Подробности лучше уточнить у самого Линера Эвалуса.

   Я онемела. Вернис раздери этого Эвалуса! И ведь обязательно оправдается! Скажет, сукин сын, что заботится о моей репутации, ведь теперь я не праздно шатающийся избалованный вседозволенностью ребенок, а потенциальная невеста, которой негоже находиться в обществе простых трудяг-рабочих и алхимиков.

   Да и я сама-то… вот ведь дура! Надо было сразу разведать обстановку в цехах, а не ломиться в кабинет к управляющему, открыто показывая ему свой интерес.

   Я развернулась на каблуках и направилась к выходу, где меня заждалась Вайна.

   Слушать оправдания управляющего еще раз у меня просто не было сил.

***

Когда я вошла в свою комнату, уставшая и злая, то почувствовала в воздухе легкое притяжение, привлекшее меня к письменному столу. Раздался глухой стук, будто хранимая там тетрадь с запретными знаниями в нетерпении подпрыгнула.

    С удовольствием сожгла бы ее прямо сейчас, растопив небольшой камин в комнате, если бы эта записная книга действительно не была той единственной тонкой ниточкой, что вела к пониманию моей силы.

   Я вдруг со злорадством представила, как подчиняю стаю диких гулей и вламываюсь в дом к Эвалусу, где заставляю его подписать документы, снимающие с управляющего все полномочия.

   Это вызвало лишь нервную улыбку. После такого через несколько часов в наше поместье нагрянет вечно бдящая Инквизиция.

   И на кону стоит не только моя жизнь… Если докажут, что я владею проклятым даром, пострадает вся семья. Мать и отец станут изгоями. Папенька лишится должности, возможно, даже всех наших владений, и у него останется лишь убыточное предприятие, судьба которого весьма туманна. И при наличии весомых доказательств, предварительно подвергнув пыткам, меня казнят, каких бы благородных кровей я ни была. Не думаю, что родители смогут это пережить…

   Мысль о растопке камина вновь пришла мне в голову. Я тихонько простонала, села и облокотилась о столешницу.

   Затем открыла ящик, сгребла все его содержимое, состоящее преимущественно из каких-то личных записей да пары амулетов для ясности ума, и выложила на стол, чтобы все это добро не мешало. Дно ящика тихонько щелкнуло и сдвинулось, когда я нажала на потайной рычаг под столешницей.

   Знакомая темная обложка стала отчетливо видна в узкой приоткрывшейся щели. Я сдвинула тонкую доску и вытащила тетрадь на свет. Пальцы как-то сами собой скользнули по переплету и нащупали едва ощутимые выпуклости на толстой коже.

   Это была набитая монограмма: «И.И.». Видимо, найденная мною тетрадь когда-то заказывалась для конкретного человека. Вторая «И.», вероятно, означала «Извич». Первая – буква имени.

   Интересно, хозяин блокнота – мужчина или женщина? Я слышала об этом человеке или это какой-то далекий малоизвестный родственник, имени которого при мне даже ни разу не упоминали?

   Затаив дыхание, я распахнула тетрадь на первой странице, ожидая увидеть какую-нибудь пафосную надпись, что-то вроде «Моим потомкам!», или нечто в том же духе.

   Однако ничего такого не было. Уже знакомый убористый текст напоминал скорее ученический конспект. Первыми шли абзацы о классификациях магии, ее видах, особенностях различных аспектов… Пометки на полях, какие-то дописки между строк, но все то, что я сейчас читала, и так было мне известно.

   Вдруг стало как-то не по себе – а вдруг тот рисунок гуля просто случайность, а природу охранной магии этого блокнота я поняла превратно? Быстро пролистала несколько страниц и вперилась взглядом в выведенные старательной рукой строчки: «Некромантия как система магического знания. Особенности, подразделы, краткая история».

   Я вдруг нервно расхохоталась. Вот так просто? Конспект, накиданный чуть под наклоном, с кучей пометок и какой-то загогулиной, нарисованной от скуки в уголке?

   И ведь ни грамма крови в чернилах. Никаких закладок в виде тонкого осколочка человеческой берцовой кости или еще какой мерзости.

   Я тут, между прочим, читаю текст, за который – даже с учетом всех титулов – меня и сжечь могут как богомерзкое существо, и никаких сопутствующих атрибутов!

   Повеселившись над собственными предубеждениями, я в задумчивости отсыпала себе горсть миндаля из вазочки на столе и, комфортно разместившись на софе, стала погружаться в подробности запретной темной науки.

   В какое бы время ни жил хозяин этой тетради, тогда некромантия явно не считалась чем-то из ряда вон выходящим. Блокнот отлично сохранился, но за это отдельное спасибо специальным чарам. С учетом этого конспекты могли составить как сто лет назад, так и триста, но до начала постигших некромантов гонений. Язык был непривычно витиеват, но я не могла сделать более определенные выводы по его речевым и стилистическим особенностям.

   Да и во время чтения я не думала об этом. Загадочные грани магии, о которой мне было в действительности так мало известно, вырисовывались постепенно, складываясь в новое мрачное знание.

   Сутью некромантии является способность манипулировать жизненной энергией, которая, протекая сквозь тело некроманта, искажается магией смерти. Повелители мертвых легко вливают ее в неживой сосуд, в котором когда-то уже билась жизнь. Природа самой души, состоящей из структурированной концентрации силы, позволяет носителям темного дара иметь над ней власть. Они как отпускают в Иной мир неспокойную душу, застрявшую в гниющем гуле, так в состоянии привязать ее к умирающему или мертвому телу, дабы создать покорного слугу.

   На этом месте мне стало дурно.

   Впрочем, последнее, как было указано, использовалось нечасто. Мертвых оживляли или временно, исключительно на силах мага смерти, или же создавали некий субстрат, заменяющий душу. Чем сложнее субстрат – тем полезнее получалась нежить.

   Я шумно выдохнула и захлопнула тетрадь. Я прочитала немного, но меня уже раздирали противоречивые чувства.

   Игры с душами… а ведь это уже куда более серьезно, чем простое осквернение могилы или поднятие трупа. А инквизиторы почему-то всегда напирали больше на мерзость осквернения самого тела, чем на то, что некроманты могут оперировать душой человека…

   На середине моих невеселых размышлений в дверь постучались.

   Стук был деликатным, но я все равно подпрыгнула и, особо не раздумывая, сунула тетрадь под одну из подушечек на диване, забыв, что записная книга надежно защищена маскировочной магией.

   После моего короткого ответа дверь открылась и в комнату вошла маменька.

   Ее тонкий стан обхватывало простое светлое платье. Несмотря на уже появившиеся лучики морщин и пару седых прядей в темных как смоль волосах, мама выглядела куда моложе своего возраста, сохраняя юношескую свежесть во взгляде больших медово-ореховых глаз, всегда светившихся домашним теплом.

   Но сейчас эти глаза заволокла мутная дымка какого-то беспокойства. Мама явно о чем-то переживала. Она, едва переступив порог, замялась, бесцельно переводя взгляд с предмета на предмет.

   – Дорогая… в общем, держи, – в итоге сказала маменька и протянула мне небольшой квадратный листок бумаги.

   Я, охваченная каким-то нехорошим предчувствием, взяла его.

   Это было приглашение. Золотистая вязь разбегалась по белой плотной бумаге и складывалась в силуэт голубки с пушистым диковинным хвостом. В мелком тексте я выцепила взглядом свое имя, вписанное от руки размашистым почерком.

   – Скоро дают первый бал дебютанток этого года. Приглашение прислали сегодня, когда ты ездила с Вайной за покупками. Кларисса, я знаю, что еще рано даже думать о твоем замужестве... Но мы с твоим отцом поговорили и решили, что съездить придется, иначе мы рассоримся с герцогиней Омстел, а ты сама знаешь, что она за человек. Все это странно, конечно, ведь мы не подавали заявки об участии на этот год, но раз герцогиня пожелала выслать нам приглашение, то, пожалуй, отказаться будет дурным тоном. Тем более тебе уже семнадцать.

   Герцогиня Ния Омстел была пожилой дамой, которая взяла на себя обязанности устраивать подобные мероприятия для благородных девиц в Эрге. К слову, уже давно как вдова, госпожа Омстел очень пеклась об устройстве жизни всех барышень, до которых могла дотянуться своими сухонькими ручками, словно переженить всех, кого видит вокруг, представлялось ей какой-то особой жизненной целью. Герцогиня хорошо знала весь высший свет, ссориться с ней действительно дурная идея.

   Я вновь взглянула на листок бумаги в поисках конкретной даты. Увиденное меня обескуражило.

   – Уже завтра?! Не поздновато ли для получения приглашения?.. – с недоумением проговорила я. – Разве приготовление к балу такого толка не требует определенного времени?

   – Да, дорогая, мне тоже показалось это крайне странным, приглашения на бал дебютанток приходят за месяц, а то и за два до дня мероприятия. И лишь после того, как семья подала заявку… – Тень беспокойства вновь легла на мамино лицо. – Видимо, Ния Омстел очень хочет поскорее вывести в свет наследницу рода Извичей…

   Добавить интереса к ее мероприятию присутствием лакомой невесты? Вполне может быть. В любом случае, это не объясняло того, что приглашение пришло так поздно. Возможно, с годами Омстел и теряет хватку, но что-то подсказывало мне, что она редко совершает промахи по поводу всего, что связано с ее деятельностью свахи. К тому же, не будь мы такого знатного рода, опоздание приглашения могло бы расцениваться как пренебрежение, а не нелепая ошибка.

   – Вы что-то купили сегодня с Вайной, что может подойти?.. – спросила мама, глубоко задумавшись, и пока я не ответила, быстро добавила: – Нет, все это будет не то, нужно срочно ехать в салон мадам Пурпур. Хвала всемилостивым богам, он работает допоздна. Собирайся, милая, буду ждать тебя внизу…. Только не переживай. Твое посещение бала дебютанток в этом году будет чистой формальностью, дабы успокоить сердце герцогини.

   Я растерянно кивнула и даже толком не расслышала, как дверь за маменькой закрылась.

   Я полностью разделяла мнение родителей, что спешить с замужеством ни в коем случае не стоит, но ведь…. Завтра будет первый бал в моей жизни! Самое настоящее подтверждение того, что я уже далеко не ребенок.

   Бросилась было на всех парах переодеваться, почти полностью поглощенная сладким предвкушением завтрашнего дня и легким страхом перед ним же, как вспомнила о запрятанной в подушках тетради. Меня обожгло огнем, возвратило с небес на бренную землю.

   Определенно, есть такие знания, которые прилипают к телу как вторая кожа и постепенно становятся неотъемлемой частью человека, меняя тебя, первоначального, на нечто совершенно иное. И если я уже чувствую это в самом начале моих исследований, то что же будет дальше?..

   Я лихорадочно раскидала подушки и сунула тетрадь в тайник в столе. И пообещала себе, что завтра ни на минуту не буду о ней вспоминать.

***

Маменька в кратчайший срок смогла подобрать мне наряд так, чтобы удовлетворить самый придирчивый вкус. Золотистое, с тонким газом, отороченное атласными лентами платье содержало вставки из отшлифованных зеленоватых кристаллов, оттеняющих мои глаза.

   Наряд приковывал к себе взгляд, хотя был далек от всякой вульгарности. Он не имел кричащего глубокого декольте, которым часто грешили невесты из семейств попроще, а то и вовсе бесприданницы. Юбка, несмотря на многослойность и пышность, казалась легкой. Дискомфорт мне доставляли, пожалуй, только сильно утянутый корсет и шелковые длинные перчатки, носить которые я категорически не умела при всем своем старании.

   Герцогиня встретила нас у входа в свой огромный дом, обставленный дизайнерами по самым последним веяньям моды. Большинство гостей уже прибыло. В освещенных залах первого этажа сквозь занавеси мелькали силуэты танцующих.

   Ния Омстел, увидев нас, как-то уж чересчур восхищенно зацокала языком и с чувством чмокнула воздух возле моей щеки.

   Она была излишне надушена и облачена в темно-красный бархат, сильно обтягивающий ее худющую спину. Сквозь плотное амбре духов от высохших напомаженных губ уже сильно веяло шампанским.

   – Голубки мои, какая же радость сегодня вас здесь видеть! – защебетала герцогиня, поправляя свою роскошную белую горжетку.

   Мы, естественно, выразили весь подобающий случаю восторг. Омстел оказалась предельно довольна проявленной учтивостью и пригласила нас внутрь, тотчас отвлекшись на новых гостей.

   Пока мы пересекали длинный коридор до первой залы, маменька шептала мне всяческие рекомендации, которые, впрочем, я и сама прекрасно знала:

   – Дорогая, прошу тебя, будь лапочкой и не забывай: никакого хмурого лица или недовольства. На балу дебютанток любому, кто пригласит тебя на танец, ты обязана дать согласие, если еще не приглашена и если вы еще не танцевали. Не стоит принимать приглашение от одного кавалера более одного раза, чтобы никто ничего не выдумал. На втором танце на вас будут многозначительно смотреть, на третьем – сделают очень далеко идущие выводы о твоем согласии на предложение о браке.

   Если раньше я едва ли задумывалась об этом, то сейчас условности раздражали. Стоило ли вообще приезжать на бал, чтобы тщательно следить за каждым своим жестом и словом, дабы, не дай всемилостивые боги, кто-то не понял мое дружелюбие превратно?

   Но едва мы ступили внутрь, как великолепие света хрустальных люстр и прелесть нарядов гостей мгновенно заворожили и из головы вылетели все дурные мысли.

   Мне приветливо улыбалось множество знакомых лиц. Девушки в светлых нарядных платьях напоминали свежие распахнутые бутоны, омытые поутру росой, так сияла их нежная фарфоровая кожа.

   Маменьки или другие сопровождающие потенциальных невест, порой забывая о своей миссии на данном мероприятии, толпились ярким пятном в стороне. Этим иногда пользовались некоторые кавалеры, до неприличия флиртуя с девушками, на которых имели серьезные виды.

   На весь зал играла тягучая музыка, и десяток пар в отведенном для танцев пространстве плавно кружились в едином движенье, создавая собой отточенный множеством упражнений узор, рассыпающийся и собирающийся вновь. Несколько молодых пар были пока неофициально обручены и – к зависти многих девушек – могли позволить себе танцевать вместе хоть всю ночь, не боясь злых сплетен.

   На девичьих личиках плескалась радость от столь важного события, которая и диктовала атмосферу, пропитавшую воздух. Из углов залы слышались веселый смех и бойкие разговоры.

   Маменька поначалу не желала оставлять меня одну, однако вскоре ее отвлекла хорошая знакомая. Я тут же оказалась подхвачена группкой девушек, которые наперебой щебетали о приглашенных на бал кавалерах. Кто-то из счастливиц уже успел дать пару танцев и спешил поделиться впечатлениями.

   Прошло несколько минут, и у меня заболела голова, забитая именами, титулами и званиями. Судя по всему, здесь собралась не то что вся Эрга, а скорее – сливки со всей Рулевии, не было разве что нанийских шейхов, предпочитающих такие браки, где только на свадьбе жених и невеста имеют радость впервые увидеть друг друга.

   Моя хорошая приятельница и дочь маминой подруги, Элина, горевшая навязчивой идеей в этом году покинуть отчий дом, в красках рассказывала, какие женихи здесь наиболее востребованы, когда я заметила, что ко мне направляется грузный немолодой лорд с крупными оспинами на лице. Его намерения были настолько очевидны, что я, помня совет маменьки, в панике огляделась.

   Мой загнанный взгляд перехватил высокий молодой мужчина, который, широко улыбаясь, беседовал с парочкой дам неподалеку.

   И за пару мгновений до того, как толстяк, с трудом сдерживая отдышку, обратился ко мне, неожиданный спаситель шагнул вперед, протянул руку и произнес:

    – Миледи, могу ли я иметь удовольствие с вами потанцевать?..

   Я с жаром кивнула, забывая о манерах. Мужчина усмехнулся и подхватил меня под локоток.

   Я смогла разглядеть своего партнера только тогда, когда мы, выйдя к танцующим и встав близко друг к другу, на несколько секунд замерли. Одна его рука деликатно легла мне на талию, а другая взяла мою ладонь.

   Оказавшись лицом к лицу с этим молодым человеком, я неожиданно для себя сильно смутилась. Он был очень хорош собой. И возможно, в этот момент далеко не одна девушка, ужаленная уколом зависти, мысленно пожелала мне споткнуться и хорошенько растянуться на паркете.

   Высокий, с прямой осанкой и широкими плечами, мой спаситель мог похвастаться мужественным, я бы даже сказала героическим подбородком и пронзительными глазами – голубыми, в легкую сталь. Короткие пшеничные волосы были тщательно уложены назад, а серый лаконичный костюм определенно шел этому мужчине.

   Я едва не пропустила вступление и смогла двинуться лишь благодаря мягкой настойчивости, с которой партнер меня потянул.

   Танец, на который мы попали, за счет неспешности ритма позволял переговариваться, не сбивая дыхание. В этом была моя удача. Если бы прямо сейчас пришлось выполнять сложные фигуры, я бы только ошибалась да спотыкалась под взглядом этих пристальных стальных глаз, в которых зажглись странные шальные искры.

   – Нас пока не представили друг другу, графиня, – проговорил молодой человек, наклонившись чуть ниже.

   Я вздрогнула. Графиня. То есть он уже знает, кто я. Я почувствовала, как к щекам резко прилила кровь.

   – Так позвольте мне представиться самому, – тем временем продолжил мой кавалер. – Граф Отис Батрис к вашим услугам. Очень рад нашему знакомству, госпожа Кларисса Извич.

   Его имя показалось мне смутно знакомым.

   Я через силу улыбнулась.

   – Спасибо, что спасли меня.

   – Ваше спасение для меня было делом чести, – сказал Отис бархатистым голосом, вызвавшим во мне легкую дрожь.

   К сожалению, моя обычно цепкая память подводила, когда речь шла о дворе или очередной благородной семье. Возможно, имя Отиса Батриса я слышала даже сегодня от кого-то из девушек…

   В любом случае я исполняла свой первый танец на балу, а кавалер был привлекателен и галантен. И я бездумно вверила себя ему, кружась по зале.

   Когда музыка смолкла, сменившись на тихие голоса беседующих вокруг людей, я хотела отстраниться, но Отис вдруг удержал меня.

   – Нет, миледи, вы в долгу передо мной. И откупиться вы сможете лишь еще одним танцем.

   Я опешила и взмолилась всем богам, чтобы цвет моих щек был по своей яркости достаточно уместным и не превышал границ приличия.

   Вся способность рационально мыслить куда-то пропала.

   До сего момента мое общение с противоположным полом сводилось лишь к приятельским беседам, и я была совершенно безоружна перед подобного рода выпадами от того, кого сама считала настолько привлекательным. Что-то во мне упорно призывало побороть растерянность и начать думать головой, но это было выше моих сил.

   И несмотря на то, что два танца подряд – это слишком, я кивнула. Да простит меня маменька…

   С первых аккордов стало очевидно, что мы остались на фатрон – динамичный, очень живой танец, требующий определенной доли ловкости для правильного исполнения.

   Рука Отиса прижала меня уже куда крепче, чем это было в прошлый раз, и мы пронзили поднявшийся водоворот из закружившихся пар и слились с ними в единый вращающийся узор.

   Все же за первый танец я уже привыкла к своему кавалеру. Ноги послушно выполняли хорошо заученные движения, и в какой-то момент я поняла, что уже не думаю, правильно ли двигаюсь.

   Здесь не было разговоров и шепотков среди пар – чистое движение, ток энергии, тягучесть взглядов. Выполняя очередную фигуру, Отис то придерживал меня за талию при каком-то требующем поддержки па, то отстранял, но лишь затем, чтобы вновь привлечь к себе. В его руках играла сила и предусмотрительная чуткость.

   Когда отгремели последние такты и мы остановились, переводя дух, лорд галантно взял мою руку и поцеловал. В эти мгновения от губ Отиса меня отделяла лишь тонкая ткань бальных перчаток…

   Едва он ушел, обещав позже еще составить мне компанию, я, не видя ничего вокруг, устремилась к дамской комнате.

   Крутанула переключатель медного крана. Установила на полную мощность ледяную струю, набрала пригоршню воды. И с трудом себя остановила, вдруг вспомнив, что маменька целый час колдовала над моим макияжем.

   Из зеркала на меня смотрела ошарашенная девушка с широко распахнутыми глазами и неприлично растрепавшейся прической. Я нервно выдохнула и поправила непослушными пальцами выбившиеся пряди. Сердце в бешеном темпе колотилось о грудную клетку, а дыхание не желало восстанавливаться.

   – Кларисса!!!..

   В дамскую комнату влетела Элина. В ее возгласе читалось изумление, восхищение и легкая примесь зависти.

   – Где моя маменька? – отрывисто спросила я, оправляя платье.

    Элина лукаво улыбнулась.

   – На твою удачу, госпожа Мэри Извич удалилась с моей мамой на свежий воздух, проветрить голову после бокала шампанского. Но смею тебя заверить, госпоже Извич не забудут сообщить, что ее дочь два танца подряд отплясала с Отисом Батрисом, магом светлейшего двора, членом Высшего Совета и близким другом самого государя!

   Мне стало нехорошо. Я хотела вновь открыть воду, затем вовремя себя отдернула и развернулась к окну.

   – Ему уже двадцать пять, а Отис до сих пор не женат… Говорят, после того, как государь обзавелся супругой, Его Величество упорно добивается устройства семейной жизни ближайшего друга. Быть свадьбе Отиса в этом году, как пить дать! – взахлеб сыпала на меня жаркие фразы Элина.

   Я горько хмыкнула. При таких внешних данных и успехе при дворе этот мужчина наверняка вдоволь обласкан придворными дамами, любой на его месте не спешил бы отягощать себя узами брака…

   Здесь, перед открытым окном, я все же смогла прийти в себя. Очарование постепенно таяло, и я поняла, что совершила весьма опрометчивый поступок, согласившись на второй танец подряд с этим джентльменом. Это своего рода вызов, который не пройдет мимо злых языков, которые тут же пустят слушки про нас с Отисом, которого, в действительности, я никогда прежде даже не видела.

   Не думаю, что он сам этого не понимал. С меня-то какой спрос? Стоило ему немного полюбезничать, как я, дурочка, сразу лишилась последнего ума. Но ведь слухи могут навредить и самому Отису в поисках невесты...

   Моя способность влипать в щекотливые ситуации уже начинала пугать. От меня требовалось всего лишь тихо провести этот вечер, быть со всеми умеренно любезной, а к концу бала незаметно уехать с маменькой домой. А я с самого начала повела себя так безрассудно…

   – Кларисса, ты что, совсем не рада? – внимательно рассматривая мое лицо, с недоумением спросила Элина. – Да половина присутствующих девушек удавить тебя были готовы …

   Я хотела ответить, что не собираюсь в ближайшее время давать клятв любви перед богиней кому бы то ни было, но вовремя прикусила язык. Не объяснять же, что явилась сюда только чтобы проявить вежливость перед герцогиней с ее внезапным приглашением.

   Интересно, что же все-таки заставило герцогиню прислать мне открытку с голубкой, игнорируя отсутствие заявки для участия?..

   Когда я убедилась, что привела себя в порядок, мы с Элиной вышли и направились к той же компании девушек, с которыми общались ранее. Оглядевшись украдкой, я поняла, что Отиса поблизости нет, и с облегчением выдохнула.

   Бал шел своим чередом. Элину несколько раз пригласили, и я тоже станцевала со знакомым юношей чуть старше меня – правда, всего единожды. Партнер держался неловко, и танец прошел в полном молчании. Маменька к тому времени вернулась с улицы. И пока она или не была в курсе того, что произошло, или делала вид, что два танца с Отисом ничего не значат.

   Признаться, я думала, что присесть или постоять в стороне мне не дадут, но приглашений после того стеснительного юноши больше не поступало. Да и сам он, как выяснилось, был сыном одной маменькиной знакомой, которой мы недавно оказали услугу, и эта инициатива обуславливалась лишь вежливостью родительницы.

   Видимо, два танца подряд с Отисом порядком смутили местную публику. Мало кто захочет переходить дорогу близкому другу самого государя. Но такое положение вещей пришлось мне только на руку – это позволило окончательно расслабиться и позволить себе шампанское.

   Я как раз допивала второй бокал и лениво переговаривалась с одной из Элининых сестер, которая, будучи давно замужем, пришла сюда, чтобы поддержать дебютантку, когда меня окликнули.

   Повернулась и уперлась взглядом в знакомую белую горжетку.

   Герцогиня выглядела уставшей. Она все так же налегала на шампанское и уже пребывала в легкой истоме, грозящей перейти в откровенное опьянение.

   – Дорогая моя, – гортанно проворковала Омстел, – пойдем со мной, хочу тебе кое-кого представить. Один… замечательный молодой господин. Только подъехал, очень занятой человек, но, голубушка моя… – Она вдруг близко ко мне наклонилась и доверительно прошептала: – Влюблен в тебя просто без ума! Только о тебе и говорит, представляешь? Такого мужчину нельзя упускать, моя дорогая, ведь любовь… любовь… – Она закатила глаза, как бы выражая всю емкость этого слова, но так и не произнесла ничего более конкретного.

   Герцогине определенно больше не стоило наливать.

   Госпожа Омстел вцепилась в мою руку, бесцеремонно потянув прочь от девушек, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

    Стать жертвой мании великосветской свахи я хотела меньше всего, но вырваться из ее удивительно цепкой хватки было непросто. Герцогиня, совершенно не слушая возражений, буквально дотащила меня до одной из дальних колонн.

   Всемилостивые боги, мало мне одной оплошности с Отисом, так еще и это…

   – Кларисса, дорогая, – быстрой скороговоркой проговорила Омстел, – хочу тебе представить графа Энтона Корре. Он много лет прожил в Объединенных Республиках, но недавно приехал к нам и ...

   Я подняла голову и больше не слушала герцогиню. В груди стремительно расцветала злость, и стоило титанических усилий не измениться в лице.

   Передо мной стоял тот самый светловолосый молодой мужчина, которого я застала в кабинете отца и который имел наглость ему нагрубить. Камзол он сменил на другой, подобающий случаю, но точно такого же зеленого оттенка, и тонкая прядка все так же пересекала его лоб, словно невзначай выбиваясь из прически.

   Гадкая складка мерзавца у уголка губ исчезла, и теперь лицо его источало убийственную дозу доброжелательности и симпатии, которой мог бы позавидовать любой служитель очередного приюта Брианны.

   И меня вдруг осенило.

   Так вот почему герцогиня пошла на весьма странный шаг с приглашением!.. Да этот проходимец явно запудрил ей голову и наболтал какой-то сентиментальной чуши, чтобы иметь возможность обдурить и меня.

   С учетом того, что он, по словам герцогини, только приехал из Республик, я не сомневалась, что этим человеком двигала исключительно меркантильная жажда укрепиться в местном высшем свете. И его целеустремленности использовать для этого меня можно было только позавидовать. Подобное упорство бы да на благо общества…

   Герцогиня поймала пронзительный взгляд, которым я одарила Энтона Корре, но поняла его превратно и довольно прощебетала:

   – Ну вот и славно, дети мои! А у меня полно дел, поэтому оставляю вас…

   Что там у нее за дела, я примерно представляла. И догадки подтвердились, когда она направилась к столу, где разливали вина, но вся моя злость обратилась исключительно в сторону Энтона.

   – Госпожа Кларисса, мне очень жаль, что наше первое знакомство произошло не при самых удачных обстоятельствах… – начал мужчина. Сейчас его голос был сладок, словно патока, от которой лично у меня всегда сводило зубы.

   – Ну так и оставили бы это дело, раз уж не пошло, – негромко проговорила я. Кроме Энтона, меня никто не мог слышать, поэтому я позволила себе не натягивать на лицо уже опостылевшую маску любезности.

   Однако Энтон лишь ухмыльнулся.

   – Да в вас больше крови настоящих Извичей, чем в ваших предках по последним четырем поколениям вместе взятым, – вдруг сообщил он мне доверительным тоном.

   Я удивленно приоткрыла рот, совершенно не понимая, что можно ответить на столь… необъяснимое заявление. Кто он вообще такой и как может утверждать подобное?..

   – Вы потрясающе выглядите, Кларисса, – тем временем с легкостью отбрасывая в сторону формальное обращение, заявил мне Корре. – К тому же я слышал, что вы получили прекрасное образование и являетесь крайне рассудительной особой. Привлекательная и, к сожалению, в эти времена редкая смесь, но поверьте, я могу по достоинству ее оценить. Поэтому предлагаю вам забыть об услышанном в тот день и дать мне шанс показать себя совершенно с другой стороны.

   Признаться, вся эта тирада ввергла меня в легкий ступор. Подобный уровень наглости, хамства и прямолинейности вызвал во мне самые смешанные и противоречивые чувства. И что больше всего меня пугало – вопреки здравому смыслу этот молодой мужчина определенно вызывал… любопытство?..

   Я медленно проговорила:

   – Если вы действительно считаете, что после того, как нахамили моему отцу и попытались шантажировать его… я дам вам хоть какой-то шанс, то вы, верно, идиот.

   Видеть, как поменялось выражение его лица, было бесценно. Я не сдержала широченной довольной улыбки.

   В таком виде в компании Энтона меня и застал Отис.

   Придворный маг аккуратно держал два бокала, в которых плескалась розоватая жидкость с играющими на свету пузырьками. И судя по всему, один из бокалов предназначался именно мне.

   – Миледи, – радушно проговорил маг, – а я всюду вас ищу…

   Энтон с досадой скосил на него взгляд, как на какую-то мелкую надоедливую муху под ухом, и быстро проговорил:

   – Прошу прощения, но я собирался пригласить эту даму на танец, так что…

   – Какое совпадение, я как раз намеревался сделать то же самое. И вовремя успел, раз вы пока не получили положительный ответ. Госпожа Кларисса, как закончится перерыв, вы согласны со мной вновь потанцевать?

   Энтон мрачнел с каждым словом Отиса, а при слове «вновь» его передернуло.

   Впрочем, кто тут должен был расстраиваться, так это я. Ибо оказалась в неприятной и щекотливой ситуации, где требовалось выбрать из двух кавалеров одного. Если откажу Отису – пойду под ручку с наглым мерзавцем, который явно имеет на меня виды. Соглашусь на предложение мага – и дам уже наикрепчайшую основу для местных сплетен и самых рискованных выводов.

   Эти двое специально сговорились испортить мне вечер?..

   Мне стремительно начало не хватать кислорода – корсет утянули туго, на совесть. Видимо, я излишне побледнела, так как Отис тут же нахмурился и, кажется, что-то спросил.

   Сделав еще один вздох, давшийся мне с большим трудом, я все же ощутила себя готовой перебороть приступ кислородного голодания и остаться на ногах, впрочем... Короткое озарение – и я, несмотря на всю травмоопасность затеи, театрально всплеснула рукой и покачнулась.

   Первым ко мне метнулся Отис, но бокалы затормозили его. Едва различимый звон битого стекла, аромат сладкого розового шампанского – и Энтон опередил соперника, подхватив меня в свои объятья, таки спасая этим мою персону от столкновения с мраморным полом. Вознаграждением Энтону за его ловкость и быстроту стал неплохой вид на мою грудь, который открывался с его удачного ракурса через небольшое декольте.

   Изображая обморок, я крепко закрыла глаза и могла лишь догадываться о том, что происходит вокруг. После коротких восклицаний меня, кажется, куда-то понесли. Я взмолилась всем богам, чтобы Энтон не умудрился удивительным образом провернуть условно бессознательное состояние миледи себе на руку. Впрочем, взволнованный голос Отиса – а магу я отчего-то доверяла – давал надежду, что ничего дурного со мной не случится.

   На светских мероприятиях считалось крайне неприличным привлекать внимание общественности к дамским обморокам, которые, к слову, были не таким уж и редким явлением из-за моды на осиную талию и ужасную духоту в бальных залах. Поэтому, передернувшись от отвратительнейшего запаха нюхательной соли и открыв глаза, я поняла, что нахожусь в совершенно незнакомом полупустом помещении в компании все тех же кавалеров и взявшейся откуда-то Элины, которая, вероятно, заметила мое несостоявшееся падение.

   Меня разместили на небольшой софе, заботливо подтолкнув под спину подушечку. Элина сидела рядом на самом краешке, держа приоткрытый флакончик соли, а мужчины стояли, почти нависнув над нами. Отис, казалось, был действительно обеспокоен таким внезапным поворотом событий, в глазах же Энтона, пусть и состроившего крайне скорбное лицо, плескалось категорическое неверие в мою актерскую игру.

   Впрочем, на лавры великой лицедейки я никогда не претендовала.

   – Кларисса, как ты меня напугала, – пробормотала Элина, закрывая флакончик и качнув головой.

   Я сложила руки на груди, словно меня вот-вот должны были отпеть служители Брианны, и тихим вкрадчивым голосом сообщила всем собравшимся, что чувствую себя уже гораздо лучше.

   Энтон наклонился и внезапно, без всякого на то разрешения, по-хозяйски взял мою руку и стянул с нее перчатку, что по этикету приравнивалось примерно к тому, как если бы он попытался задрать мне юбку. Его пальцы легли на мое оголившееся запястье.

   – У меня есть медицинское образование, – пояснил он вмиг нахмурившемуся Отису, – графине нужен хотя бы беглый осмотр, нельзя же проигнорировать столь внезапный обморок…

   Я с трудом подавила желание вырвать свою ладонь из его хватки. Что он делает?.. Энтон явно не поверил мне, но не будет же он во всеуслышание заявлять, что я симулянтка?..

   Его пальцы оказались на удивления холодны, словно мужчина только что вошел в теплое помещение и еще не успел толком согреться. Да и в любом случае приятных ощущений мне это прикосновение принести не могло.

   Корре несколько мгновений замерял мой пульс, потом чуть сдвинул руку, и кожу вдруг пронзила острая, как от укола иголки, боль.

   Я вскрикнула, отдергивая руку. На запястье, рядом с голубой венкой, набухло несколько капель крови. Отис от неожиданности дрогнул, а Элина всплеснула руками:

   – Дорогая, да что же это такое?!

   Энтон с видимым недоумением посмотрел на свой рукав и как-то уж очень быстро нашел причину происшедшему.

   – Прошу прощения, господа! Забрал костюм за полчаса до бала, портниха, видно, забыла вытащить булавку…

   Он продемонстрировал всем найденное в рукаве острие и зачем-то мимоходом слизнул каплю моей крови со своих пальцев, бросив на меня короткий, но пристальный взгляд.

   Я быстро и молча стерла носовым платком остатки крови с кожи, чувствуя неприятный холодок. И подняла глаза, внимательно вглядываясь в ауру Энтона.

   Как человек с магическими способностями, я всегда видела вокруг людей это специфическое свечение, но глаз обычно замыливался, и я не имела привычки обращать внимание на ауры собеседников.

   Нет, Энтон Корре не был вампиром. У этих существ, как я слышала, аура плотная, тонкая и почти бесцветная, здесь же обычные радужные всполохи, как и у всех смертных.

   Хотя и так было ясно, что подобное просто невозможно – что вампир мог забыть на балу невест? Никто из местной знати никогда не породнился бы с недавним врагом человечества, к тому же это прямой путь к прерыванию рода, ведь вампиры, как известно, бесплодны. Да и здесь присутствовало множество опытных магов, обмануть которых – сложная задача. Конечно, существуют способы скрыть свою истинную природу, но судя по всему, Энтон для этого слишком часто появляется в обществе – все оборотные и маскировочные заклинания и зелья при регулярном использовании рано или поздно нанесут удар здоровью и самочувствию.

   Тем не менее, его энергетика выглядела ослабевшей. Как будто он сильно устал или порядком вымотался.

   От одной мысли, что Энтон зачем-то попробовал мою кровь, мне стало не по себе. Отис и Элина, казалось, даже не заметили случившегося, переключив все свое внимание исключительно на мою скромную персону.

   Энтон Корре, что же тебе от меня надо, и кто ты, немилостивый Вернис, вообще такой?..

   Я вздрогнула от повторного прикосновения Энтона к руке, он не оставил идею замерить мой пульс. Так или иначе, я была уверена, что он уже получил желаемое и что сейчас у него остался исключительно… мужской интерес.

   С досадой убрала свою ладонь, спрятав ее за спину.

   – Не стоит, милорд. Мало ли, сколько еще булавок могла забыть нерадивая портниха в вашем рукаве… Со мной уже все в порядке. Так что смею вас заверить, мне совершенно не нужно повторное кровопускание.

   Элина цокнула языком от такого непочтительного отношения, а Отис тихонько прыснул, скрывая улыбку за легким першением в горле и довольно поглядывая на своего не преуспевшего соперника. Уж не знаю, что именно задумал маг, но даже если его интерес лишь какая-то непонятная мне игра, никто не отменял духа здоровой конкуренции за внимание привлекательной молодой графини.

   Энтон вежливо улыбался, делая вид, что дама просто изволила мило пошутить.

   Я еще раз обвела взглядом всех собравшихся и поняла, что на сегодня мне достаточно внимания. Успела привстать и натянуть сорванную Энтоном перчатку, когда бодрый стук каблуков разорвал интимность атмосферы в нашей уютной полутемной комнатке.

   – Кларисса! – Голос маменьки со стороны казался лишь взволнованным, но я совершенно отчетливо различила в нем нотки закипающего гнева.

   Чтобы разозлить маменьку, обычно спокойную и сдержанную, нужно было действительно постараться. И я сегодня в этом преуспела…

***

С бала мы уехали в спешке, быстро попрощавшись с окончательно захмелевшей герцогиней, которая, хвала всем богам, не стала терзать мою маменьку по поводу замечательности треклятого и вездесущего Энтона Корре.

   Перед нашим отбытием Отис поцеловал мои пальчики с вкрадчивым взглядом мартовского кота, которому посчастливилось добраться до валерьянки. Я залилась ярчайшим румянцем, и лишь выражение лица стоящей рядом маменьки привело меня в чувство.

   Мы почти вышли, поплотнее запахнувшись в плащи, когда Энтон, достаточно коротко и сухо попрощавшийся со мной ранее, вдруг снова возник совсем рядом, среди первых разъезжающихся по домам гостей, и коротко шепнул:

   – Миледи, поверьте, вы совершаете ошибку, связываясь с Отисом Батрисом.

   Я вздрогнула, но Корре исчез из поля моего зрения так же внезапно, как и появился.

   Вот же демон! Да что же он ко мне пристал…Это упорство переходило уже все возможные границы.

   Я вдруг поняла, что остановилась и как-то совершенно неподобающе верчу головой, оглядываясь. Маменька стояла рядом и прожигала меня своим недовольным взглядом.

   В экипаж мы садились в гробовом молчании.

   Я даже не надеялась на то, что ей не успели доложить про Отиса.

   Про обморок, как выяснилось, она не узнала, решив, что мы с Элиной легкомысленно ушли в компании двух господ. Я не стремилась ее переубедить, чтобы не волновать из-за глупой симуляции. Если со мной действительно что-то случится, это расстроит маменьку значительно сильнее, чем опрометчивое поведение на балу.

   Галантный красавец Отис не шел из головы, и мысли у меня роились самые тяжелые. Учитывая внешность и регалии этого мужчины, мне казалось, что он непременно желает как можно дольше оставаться холостяком, и когда поползут слухи о нашем взаимном интересе, провернуть его женитьбу с какой-либо благородной дамой будет очень непросто.

   Решил использовать меня как ширму? Возможно, но этим он, сам того не ведая, лишь оказывает мне хорошую услугу, отваживая возможных женихов.

   Но сильнее неясных мотивов Отиса меня волновали странности, связанные с Энтоном Корре.

   Как знать, уж не приложил ли этот скользкий лорд свои руки к делишкам управляющего «Светоча»? А что, устроить сговор, почти разорить компанию, а затем удачно приобрести ее вкупе со смазливой графиней и прочным положением в местном обществе в придачу. Эвалус, конечно, старый друг семьи, но он так падок на роскошь и красивых женщин, а на все это постоянно нужно все больше и больше денег...

   С другой стороны, зачем тогда Энтону самому пенять на бездарность управляющего при разговоре с моим отцом? Задумал избавиться от сообщника, добившись своего? Или он все же непричастен к ситуации со «Светочем» и лишь желает воспользоваться положением моей семьи?

   От этих мыслей хотелось лезть на стену.

   Очевидно лишь одно: нельзя оставлять все как есть, никак нельзя пускать ситуацию на самотек.

***

Под сильным впечатлением как от прошедшего бала, так и от всех событий в целом, несколько дней я была сама не своя. Меня мучили обрывочные сумбурные сны, заставляющие просыпаться в рубашке, насквозь мокрой от пота.

   В ночных кошмарах я то целую вечность кружилась в танце с Отисом без возможности остановиться, и он смотрел на меня полубезумным влюбленным взглядом, то едва успевала убрать пальцы от Энтона, пытавшегося откусить их вместе с перчатками. Зубы у господина Корре чудовищно удлинялись, заостряясь и приобретая отвратительный желтый цвет. Где-то между всем этим мне мерещились полуразложившиеся упыри. Игнорируя все санитарные нормы, они что-то деловито помешивали в чанах фабрики «Светоча». Руководил ими Эвалус, наряженный в темный зловещий балахон. Он хохотал как безумный и размахивал посохом, который венчал череп.

   Этот наиоткровеннейший бред казался таковым только после пробуждения, во сне же все ввергало меня в ужас.

   Днем я бесцельно слонялась по саду, никого не замечая и частенько игнорируя обращенные ко мне вопросы прислуги и уже начавшей беспокоиться маменьки. Мысли часто принимали не до конца разборчивую логическую форму и исчезали, едва родившись в каких-то расплывчатых образах.

   В моменты прояснения я отчетливо ощущала, что надо решить, что же делать дальше, но была в слишком большой растерянности. Я знала, что Эвалус определенно что-то замышляет за спиной моего отца. Но что именно происходит и как это исправить?..

   Тот факт, что я владею запретным темным даром, казалось, ничего не меняет и вряд ли может расширить мои возможности. Вот если бы Эвалус был мертв и его душа решила задержаться в нашем мире… то я бы в теории могла попробовать взять под контроль его призрака и хорошенько растрясти, однако…

   Сидя на отсыревшей лавочке под набухшими бутонами вишни, я вдруг громко расхохоталась. С вишни испуганно вспорхнули перепуганные птицы.

   Конечно. Как же я не подумала об этом сразу!

   Призраки.

   Сущности, которые редко способен увидеть даже могущественный маг, не практикующий некромантию! И уж тем более их вряд ли сможет обнаружить простой человек. Во всяком случае, до того момента, пока призрак сам не пожелает предстать перед чужими глазами.

   А что, если приставить призрака-шпиона к Эвалусу? Тогда я узнаю, что именно происходит на семейном предприятии и у меня появятся весомые доказательства, с которыми можно будет идти к отцу.

   Идея была безумна, но, несмотря на всю туманность перспектив, я ощутила, как стало легче. Больше я не находилась в темном тупике. Я увидела намек на дрожащий свет предполагаемого выхода. Скинув ощущение безнадежности и уже в более приподнятом настроении, я направилась к себе, прихватив полный кофейник и чашку. Ужин, во время которого я беззаботно поболтала с родителями, обрадовавшимся окончанию моей хандры, был сытным и вкусным.

   И вновь моим главным советчиком стал старый блокнот некого загадочного «И.И.» – в записи я ушла с головой на полночи. И вот, отстранившись от стола и размяв затекшие от неудобной позы плечи, я распахнула окно и втянула свежий воздух, чтобы немного взбодриться.

   Черный бархат неба усыпали крупные звезды, едва приглушенные полной луной. Холод весенней ночи дал желаемый эффект, на время сняв сонливость.

   Прояснение уставшего разума принесло с собой невеселые мысли.

   Складывалось впечатление, что человек, который вел эту тетрадь, заносил в нее далеко не все, что знал. Некоторые вещи приходилось вычитывать между строк, к тому же временами буквы начинали скакать, превращаясь в невнятные загогулины, и понять смысл фраз становилось сложно, а порой и вовсе невозможно.

   Я держала в руках ключ к темной силе, но этот ключ застревал где-то посередине первого оборота в несмазанном замке. Одной тетради было явно недостаточно.

   Вот если бы я смогла найти учителя…

   Я едва не рассмеялась вслух, почувствовав себя дурой. Может, сразу попытаться организовать себе кружок по некромантским интересам? Чтобы Инквизиции было веселей меня искать?..

   Необходимый обряд по подчинению призрака я, к счастью, нашла, как и совсем краткие рекомендации по управлению этими существами. В моих ли силах его выполнить, я решила выяснить уже на практике, гоня прочь страхи, которые пока топтались лишь на самой грани сознания.

   Оставалось кое-что еще.

   Я вдруг поняла – несмотря на очевидность наличия у меня темного дара, я до сих пор никогда не видела призраков. Ни одного. И сложно было поверить, что они в действительности никогда не оказывались рядом, ведь все поместья нашей знати насчитывали подчас не одну сотню лет. А где же еще быть духам, как не в старинных домах или возле семейных склепов?

   Успокаивало лишь то, что раз здесь когда-то жил некромант, то он, возможно, в свое время зачистил собственный дом от этих сущностей. А может, оставил защиту, которая если и не сохранилась до наших времен, то должна была воспрепятствовать большому накоплению нежелательных духовных субстанций. В любом случае, я никогда не замечала призраков и хотела перестраховаться, что это не дефект моего зрения, а в поместье их действительно нет.

   Записная книга не содержала никаких сведений о том, как именно увидеть привидение, вряд ли ее хозяин думал, что подобное требует уточнений.

   Однако тут я и без «И.И.» прекрасно понимала, что может помочь. Что я, не дочка владельца огромного алхимического предприятия?..

   Да, практически все, что было связано с умершими в Рулевии, являлось неким табу. Основные заботы о неподнятии мертвых брали на себя служители Брианны, об уничтожении ходящих усопших во плоти – отряды, сформированные Инквизицией.

   Но призраки в какой-то момент этого разделения обязанностей некромантов оказались словно сами по себе. И все потому, что их почти никто не способен заметить.

   Но затем появились некоторые проблемы.

   Иногда между духом и живым устанавливалась особая связь. Если дух обладал достаточным могуществом, чтобы создать ее с кем-то для себя важным, этот человек становился жертвой призрака. Пытки несчастного могли быть крайне разнообразны: слышимый только ему вой, лицезрение обезображенного облика усопшего, задушевные разговоры в собственной голове.

   Подобных случаев было не так много, чтобы стать проблемой для общества, но Инквизиция не могла закрыть на них глаза. Особенно когда речь шла о благородных семьях, членов которых не так-то и просто упрятать в больницу для душевнобольных.

   Маги Инквизиции научились разрывать связи между человеком и духом, ставить на живого длительную защиту. Что происходило после этого с самим призраком, мне было неизвестно, но его жертва освобождалась. Правда, эта магия работала только тогда, когда использовавший ее мог видеть разбушевавшееся привидение воочию.

   Знала я все это лишь потому, что в свое время крутилась рядом с алхимиками «Светоча». Чтобы видеть призраков, использовали определенное зелье, которое готовилось не по самому простому рецепту. Инквизиторы раз в год делали тайный заказ у нашей компании на несколько ящиков по сотне бутылок, не будучи в состоянии создать зелье самостоятельно.

   Из-за того, что оно являлось «особенным», состав его прочно врезался в мою память. И я была уверена, что смогу его воспроизвести.

   С такими мыслями я спрятала свой некромантский кладезь знаний в тайник и, зевая, побрела в смежную с моим кабинетом спальню. Там меня уже давно дожидалась шелковая ночная рубашка, приготовленная еще вечером кем-то из слуг.

   Я быстро ополоснулась под прохладной водой в ванной комнате, привела себя в порядок перед сном и вернулась к лежащей на кровати ночнушке. Уже с усилием натянув ее на чуть влажное тело, я увидела небольшой желтоватый конверт, который ранее скрывала нежная шелковистая ткань.

   Это еще что такое?..

   Конверт не содержал никаких надписей и не фонил магией.

   Само его появление вызывало множество вопросов. Если бы мне что-то передали через слугу, то вручили бы прямо в руки, а не подкладывали в кровать.

   Или же… или же слугу за отдельную плату попросили не выдавать себя. Вряд ли конверт положил тот же человек, который подготовил мне одежду.

   Я растерянно рассматривала послание, не решаясь его вскрыть. Но любопытство одержало верх над осторожностью, и я аккуратно оторвала бумажный край и вытащила письмо.

   «Не могу перестать думать о ваших прелестных тонких пальчиках и вверяю вам этот небольшой талисман, который непременно вас защитит».

   И никакой подписи или печати. Бумага не содержала привычных фамильных гербов или каких-то опознавательных знаков.

   В первые мгновения я могла лишь перечитывать короткие строки, поначалу не совсем понимая, о чем идет речь. Затем взяла конверт и извлекла из него тонкое невесомое колечко из серебристого металла. Едва оно коснулось моей кожи, как тут же коротко вспыхнуло белым и потеплело.

   Вот тебе и отсутствие признаков магии. С умом сделанные артефакты не станут пошло фонить, а выдадут себя, лишь дойдя до адресата, если таковой имеется.

   Я легла на кровать, рассматривая тонкий металлический ободок с искусной, едва заметной вязью рун, часть из которых даже смогла распознать. К моему первому любовному письму прилагалась редкая полезная вещица, дающая своему хозяину неплохую защиту от энергетического вампиризма, сглаза и прочих негативных магических воздействий.

   Я медленно надела колечко на средний палец левой руки, и оно село как влитое.

   Судя по тому, что я разобрала в рунах кольца, прелесть этого украшения была в его универсальности. Обычные обереги настраивались только на что-то одно. Если навесить на себя несколько амулетов, то они не будут давать друг другу работать в полную силу, здесь же мастера смогли добиться сочетания целого ряда свойств в одном небольшом артефакте.

   Я была несведуща в конкретных ценниках, но понимала, что в мои руки попала очень дорогая вещица. Что ж, вполне достойный подарок для графини.

   И кто же на это решился?

   Я сжала ладонь, и в кожу врезается тонкий ободок.

   Только бы не Энтон Корре. Вся прислуга знает, что этот господин не в ладах с хозяином дома. Отдать послание от Энтона из собственных рук – последнее, что слуга сделал бы в нашем поместье.

    Я с сожалением стянула с пальца колечко. Что ж, пока не вычислю адресата, оно будет храниться в шкатулке с другими украшениями. Если его отправитель Энтон – артефакт непременно верну.

   Письмо и конверт, подумав, я засунула в тайник к записной книжке. Чтобы случайно не поставить себя в неловкое положение перед родителями, лучшим решением было бы сжечь послание, но почему-то рука не поднялась сделать это.

   Когда моя голова коснулась подушки, я подумала, что после такой находки я никак не смогу быстро уснуть.

   И тут же провалилась в глубокий сон.

***

Утром меня разбудила Вайна.

   – Прошу прощения, госпожа, но у меня указание как можно скорее вас поднять, – скороговоркой проговорила она, поймав мой заспанный взгляд. – Приехали гости, и ваша маменька хочет, чтобы вы с ними позавтракали.

   Я проспала не больше четырех часов, поэтому с трудом оторвала голову от подушки, а затем недоумением уставилась на Вайну. Но та уже отвернулась и принялась готовить мне наряд, словно ничего странного здесь не происходило.

   Как подозрительно… К маменьке частенько наведывались ее подруги с членами своей семьи, но все же меня еще ни разу не будили исключительно для того, чтобы составить им компанию.

   – Что-то стряслось? – пробормотала я, сдерживая широкий зевок и наблюдая, как служанка торопливо раскладывает мое домашнее платье чайного цвета.

   – Не могу знать, – покачала она головой.

   – Вайна, ну не томи, говори прямо, кто пришел?.. – Я с тягостным вздохом села.

   – Я не видела, госпожа, правда. Ваша маменька отловила меня возле кухни и послала к вам. Я даже не знала, что кто-то вообще сюда так рано приехал…

   С трудом борясь с остатками сна, я встала с кровати и кинула взгляд в большое напольное зеркало в тяжелой темной раме. Выглядела я так, как и положено человеку, который не спал полночи: синяки под запавшими глазами, блеклая кожа.

   Холодная вода поспособствовала моему приближению к образу свежей юной девы. Услужливая Вайна помогла влезть в платье и соорудила мне вполне сносную прическу, пока я пыталась не задремать прямо на пуфе напротив туалетного столика.

   Нет, подчас я любила поучаствовать в социальной жизни маменьки, но предстоящий ранний завтрак казался извращенной пыткой.

   Да, вести двойную жизнь, оказывается, не так уж и просто.

   Я зевнула и вдруг, ошарашенная внезапной догадкой, едва не упала с пуфа, напугав тем самым Вайну.

   А вдруг кто-то приехал просить моей руки?.. Зеркало напротив тут же выдало мою резко увеличившуюся бледность.

   Нет, невозможно. Родители категорически против такого поворота событий.

   Даже если кто-то и успел наведаться к отцу – мне могли об этом даже не сообщить – все равно проситель получил бы однозначный ответ.

   Завтракать маменька изволила на просторной террасе, выходящей в уже потихоньку отцветающий сад. Я шагнула к накрытому столу, случайно раздавив каблуками несколько вишневых лепестков, и подавила вздох облегчения, который едва не прорвался наружу.

   Гостями оказались Элина со своей матерью, баронессой Амелией Темпич. Элина выбрала для раннего визита чудесное атласное розовое платье с нежной отделкой под цветы, а госпожа Амелия, как женщина замужняя и солидная, темно-синий бархат, щедро расшитый черным бисером.

   Обе прям-таки светились от переполняющего их счастья и радостно ворковали, даже не притронувшись к еде.

   Мы обменялись всеми полагающимися приветствиями и дежурными вопросами. Затем я уселась и Амелия Темпич сообщила ту самую новость, ради которой меня вытащили из постели:

   – Дорогая, Элиночка выходит замуж!

   Элиночка растерянно рассмеялась, пребывая в каком-то счастливом трансе, даже не реагируя, как обычно, едва уловимой недовольной гримаской на ненавистное ей ласкательное имя.

   – Очень рада, – искренне проговорила я, прекрасно понимая, насколько эта помолвка важна для девушки. – И кто же… счастливец?

   – Помнишь Отиса Батриса, вы еще танцевали на прошедшем балу? – как-то лукаво посмотрела на меня госпожа Амелия, широко улыбаясь.

   Что-то внутри меня стремительно ухнуло вниз, разбиваясь на триллион осколков. Грудь так резко сперло, что стало совершенно невозможно дышать.

   Но я сохранила лицо. Кивнула и ровно ответила:

   – Да, конечно, помню.

   Ну почему же так плохо?.. Я как бы невзначай убрала под стол руки, чувствуя, что они мелко трясутся, выдавая мои истинные эмоции. Еще немного, и костяшки пальцев начнут отбивать чечетку на нижней части столешницы.

   – Так вот, – продолжила как ни в чем не бывало госпожа Амелия, в упор не замечая моего состояния, – вчера его младший брат, Мортен Батрис, сделал предложение Элиночке… Да, знаю-знаю, он пока не так известен, как Отис, и только начал государственную службу, но судя по всему, это крайне перспективный…

   Дальше, признаться, я почти не слушала. Лишь с радостью ощущала, как медленно расслабляется тело, освобождаясь от плена ужаса, как ровно начинает биться так резко скакнувшее сердце.

   Элина выходит не за Отиса… Да славятся все великодушные справедливые боги и Вернис в придачу.

   Но откуда вообще взялось это волнение? Я сжала зубы, прикрывшись фарфоровой чашкой с тонким золотым узором, чтобы госпожа Амелия не приняла вдруг мое выражение лица на свой счет.

   Сейчас эта слабость не к месту.

   Из-за финансового положения моей семьи любой потенциальный жених поставит отца в зависимость, пока я не улажу дело с Эвалусом. К тому же… мало кто оценил бы одаренность своей будущей жены в некромантии, а скрывать всю жизнь нечто подобное от человека, с которым делишь ложе и детей...

   Глаза защипало.

   Стоит ли вообще заводить этих самых детей, если есть вероятность передать проклятый дар по наследству, подвергая этим их жизни опасности, при нашей-то бдящей Инквизиции? Я как прогнившее изнутри яблочко, может, и мила снаружи, но совершенно несъедобна – и проку от меня никакого. Понимая это, меньше всего хотелось вручать такое «счастье» в чьи бы то ни было руки.

   Пусть даже это будут руки того же Отиса.

   Свадьбу Элины Темпич и Мортена Батриса собирались играть уже через два месяца. Времени оставалось немного, но мать Элины, казалось, уже абсолютно все продумала. Госпожа Темпич пару часов в мельчайших подробностях расписывала, куда молодожены отправятся на золотую неделю после свадьбы, где закажут свадебное красное платье.

   – …В салоне госпожи Пурпур давно разучились шить, поэтому мы думаем наведаться в «Рубиновый шик», там чудно делают шлейфы…

   – Но, маменька, шлейфы давно не в моде… – робко заметила Элина.

   – Девочка моя!.. Кушай омлет, милая, и никаких блинчиков, запомни! Тебе стоит думать о талии, тогда и с подбором фасона не будет проблем. А то сейчас шлейф – единственное, что отвлечет публику от всех твоих изъянов…

   Элина на мгновение застыла, крепко сжимая пальцы на вилке с аккуратно отрезанным кусочком ажурных блинов, и промолчала. Девушка была ненамного толще меня, и то лишь в груди и бедрах, но спорить с разошедшейся госпожой Темпич просто бесполезно.

   По ходу беседы радостный взгляд девушки постепенно тух, и вскоре она погрузилась в себя, окончательно от всего отстранившись.

   Да, будь моя маменька того же сорта, как у Элины, я бы, вероятно, не так категорично рассуждала о невозможности собственного брака…

***

Вернис свидетель, на кладбище я не хотела идти до последнего. Это была крайняя мера, но, увы, к ней все же пришлось прибегнуть.

   Вайна одним днем сходила в несколько лавок и приобрела все необходимые ингредиенты для зелья «Слезы Брианны», позволяющего видеть духов. Девушка также прикупила по составленному мною списку еще несколько трав, толченых камней и готовых настоек, чтобы отвести глаза случайным свидетелям этих покупок от моих реальных намерений.

   Еще несколько дней часов по пять я трудилась, смешивая порошки и травы в нужных пропорциях, что-то отваривая, что-то подсушивая, что-то выдерживая в едких растворах. К концу этого срока меня уже мутило от запаха терпкой полыни и гадкой моровой ягоды, а руки от напряжения начинало сводить, ведь всего одно неудачное движение – и можно начинать все заново.

   Для родных не было удивительным, что я могу проводить свой досуг таким образом, так что прятаться не пришлось.

   В итоге зелье получилось просто прелесть. Правильного янтарного цвета, чуть тягучей консистенции. Я разлила его по порционным бутылочкам и стала счастливой обладательницей целого запаса «Слез Брианны».

   В первую же ночь после этого, слегка дрожа от волнения, я выпила горьковатой жидкости и с приглушенно горящим светочем отправилась на экскурсию по собственному дому.

   Возможность увидеть призрака кого-то из своих далеких или, что хуже, ближайших предков уже больше пугала, чем казалась хоть сколько-нибудь привлекательной, хотя с каждым днем сроки поджимали, а необходимость что-то предпринять с Эвалусом – увеличивалась.

   Мои представления о духах были весьма обрывочны. Я видела в иллюстрациях к сказкам парящих в воздухе полупрозрачных людей, ноги которых окутывал туман, но в действительности они могли выглядеть как-то иначе.

   Чаще всего духи упорно игнорируют живых и даже прекрасно сосуществуют с ними, но лишь до того момента, пока живые сами каким-то образом не замечают их... А пристального взгляда может оказаться более чем достаточно, чтобы человек вызвал смертельно опасный интерес потустороннего существа.

   Сердце несколько раз обрывалось от скрипов, на которые я при других обстоятельствах и не обратила бы внимания. От зелья во рту до сих пор стоял горьковатый привкус, но больше в моих ощущениях, казалось, ничего не изменилось. Это настораживало – а так ли оно должно работать?

   Чтобы обойти весь дом крадущимся шагом, мне потребовалось около часа, к концу которого нервы стали заметно сдавать. Ничего не выбивалось из привычной картины реальности, что не мешало мне шарахаться даже от собственной тени. Достигнув заднего входа, которым пользовалась прислуга, я завершила свой маршрут. Дом был чист.

   Легкая волна облегчения нахлынула на меня и тут же спала.

   Дальше меня ждал сад, а за ним – склеп. Я чуть сглотнула, чувствуя холодные щупальца усиливающегося страха.

   Бесшумно открыв тяжелую дверь, я застыла на пороге, напряженно вглядываясь в черноту ночи. Чуть колышущийся светоч выхватывал из мрака стершиеся от времени ступени, мощенную широким камнем дорожку и темные густые заросли верониковой ягоды, усыпанные ранними мелкими бутонами голубовато-зеленого цвета.

   Пахло травой и сырой весенней землей.

   Воскресив в голове, как выглядит это место при свете дня, я с кривой улыбкой поежилась. Это же мое поместье, сколько можно трусить. Родовой дом, земля предков. И разве не меня, новоявленную повелительницу мертвых, эти самые мертвые и должны бояться?

   Аргумент был шаток и, что уж там, предельно глуп, но добавил решимости.

   С трудом переступая страх, я поспешно сошла со ступеней и, озираясь, побрела по дорожке, не замечая холода – то, что перед выходом стоило взять хотя бы накидку, мне и в голову не пришло.

    От раскидистых узловатых и толстых ветвей старых вишен в ночи веяло жутью. Большинство лепестков уже опало, и от бутонов остались только оголенные венчики, в темноте кажущиеся какими-то причудливыми уродливыми цветами.

   Я шла под этими зловеще изгибающимися деревьями, которые при свете дня ничем не отличались от обычных старых вишен, коими и являлись. Сжимала до белых костяшек пальцы и впивалась ногтями в предплечья, но в какой-то момент отстранилась от самой себя. Словно окинула взглядом со стороны.

   Перепуганная жалкая девчонка.

   Ну разве смогу я так чего-либо добиться? Разве в таком состоянии возможно взять под контроль даже самого слабенького призрака? Пусть порядок подчинения и вязь заклинания по записной книжке я вызубрила от и до, но без должной силы воли даже могущественный маг не справится с поставленной задачей. Что уж говорить о юной дилетантке, которая в одиночку решила осваивать подобные вещи?

   Я на мгновение остановилась, чувствуя, как постепенно начинаю злиться. На саму себя за проявление слабости, на Эвалуса, из-за которого я вообще затеяла все это, и даже на папеньку, оказавшегося не в состоянии разобраться с делами семьи, в результате чего его дочь, как последняя дура, мерзнет ночью в саду, разыскивая на свою голову призраков.

   Злость все-таки отличное чувство, если направить ее в нужное русло. Особенно если она способна пересилить накативший страх.

   Ускорив шаг, я быстро прошла остаток сада всеми тропками, заглянув едва ли не под каждый куст. Потревоженное семейство ежиков, которое рвануло прочь в темноту, лишь на мгновение заставило меня вздрогнуть.

   К склепу, отделенному декоративной зеленой изгородью, я подошла, окончательно взяв себя в руки.

   Перво-наперво я просмотрела печати на массивной двустворчатой двери, которые все так же оставались нетронуты. Светоч позволял разобрать каждый причудливый изгиб на тонких рунах, словно выгравированных вокруг замка. Никаких видимых дополнительных затворов не было, но потянув за ручку, я ощутила, что двери словно слились со стеной.

   Вскрывать склеп я не собиралась: даже если получится, восстановить разрушенные печати я не смогу. Да и куда спокойнее, когда такое жуткое место находится под защитой, поставленной мастерами. Были ли печати непреодолимым барьером для привидений, которых после запечатывания могли держать и стены склепа, я не знала.

   Но вокруг места упокоения моих предков точно не было ничего, напоминающего призрачные сущности.

   Когда я, походив вокруг серого сооружения, направилась к дому, до меня вдруг дошло. Это ведь первый раз после нападения тетушки, когда я спокойно подошла к этому месту. Обернулась и некоторое время растерянно разглядывала изящную резьбу на камне, небольшой шпиль, украшенный семиугольными звездами Брианны, две изогнутые статуи плакальщиц в ниспадающих одеяниях.

   Отчего-то теперь мне было здесь… спокойно? Я растерянно повела плечами, чувствуя, что уже совершенно замерзла. Пора возвращаться.

   Отрадно знать о том, что в поместье нет духов, но это не отменяло необходимости раздобыть хотя бы одного слабенького призрака…

   В Эрге и ее окрестностях располагалось сразу несколько кладбищ. В центре столицы хоронили членов королевской семьи и известных жителей, или же просто всех достаточно благородных, кто не захотел покоиться в семейных склепах, если таковые имелись. Сословия попроще обретали свое посмертное пристанище возле окраин, там люд погребали с учетом житейских соображений – кому какое кладбище вышло ближе.

   Теоретически мне подходило любое из этих мест, кроме центрального кладбища, настолько надежно охраняемого Инквизицией от вандалов, что соваться туда было равносильно самоубийству. К тому же на кладбищах окраин города хоронили и весьма неблагонадежных мертвецов, казненных и неопознанных – в общем, всех тех, кто, по моим представлениям, вполне мог задержаться в этом мире куда дольше, чем изначально отвели боги.

   Мне повезло, что ближайшее к нашему поместью кладбище было всего в получасе быстрой езды на лошади.

   Я решилась на очередную безумную авантюру на следующую же ночь после исследования дома на предмет наличия призраков, просто чтобы не успеть передумать. Перетряхнув весь свой гардероб, нашла немаркий черный костюм для верховой езды и отстегнула от него юбку. Затем вывалила на письменный стол все свои амулеты и охранные артефакты, призадумалась.

   Родители пусть и снабдили меня всяческими магическими штучками, но никак не рассчитывали, что их любимой дочурке потребуется защита от нежити. В том, что на кладбище, кроме призрачных сущностей, могут обитать и неживые во плоти, я практически не сомневалась. Инквизиция со своими спецотрядами по зачистке не сидела сложа руки, но напороться на еще не отошедшего в мир Иной бедолагу, который восстал совсем недавно, было боязно. То, что я смогла сделать с тетушкой, я сделала инстинктивно и понятия не имела, как это повторить.

   Пока я ковырялась в блестящих камушках и цепочках, ища что-то, что смогло бы хоть как-то защитить меня в случае наихудшего развития событий, в голове настойчиво пульсировала мысль, что я совершаю ошибку. Сожгут, если поймают. Ну точно же сожгут.

   С нервным смешком я откинулась на стуле и вздохнула. Прислушалась к себе. Нашлись же силы обыскать ночью сад, где на меня когда-то напала нежить, и даже осмотреть родовой склеп я смогла решиться.

   Все же какая-то часть меня абсолютно не испытывала ужаса от предстоящего. Напротив, что-то внутри тихонько заклокотало и настойчиво порывалось наружу, желая воплотиться в текучую, искрящуюся энергией силу. Стоило на несколько мгновений прислушаться к этой части себя, как кончики пальцев вдруг так сладко заломило, что я прикрыла глаза и едва не замурлыкала, как дорвавшаяся до ласки кошка.

   Когда острота чувств схлынула, я вздрогнула, осознавая всю странность происходящего. Что за наваждение?.. Я взглянула на свою ладонь, сжала ее, снова разжала, прогоняя последние ощущения искорок на кончиках пальцах. В предвкушении предстоящей ночной вылазки проклятый дар решил проявить себя?..

   Я встала, резко качнув стул, и беспокойно прошлась по комнате.

   В какой-то момент мой бесцельно блуждающий взгляд напоролся на туалетный столик, угол которого был виден из кабинета. Перламутровая шкатулка с ювелирными украшениями мягко переливалась в солнечных лучах.

   Я подошла, приложила пальцы к гладкой поверхности, и шкатулка со щелчком открылась, считав мою ауру. Подаренное неизвестным поклонником колечко лежало сверху, отличаясь от остальных украшений лишь невзрачностью.

   Определенно, ни один из моих амулетов ни по силе, ни по функциональности и в подметки этому кольцу не годился. Самым разумным решением было бы взять его на ночную вылазку.

   Но волновало, что я так и не сумела понять и части его возможностей, исходя из витка рун, опоясывающего мой презент. Изучить бы их все досконально, убедиться, что это кольцо не устроит мне сюрпризов...

   Я нахмурилась, еще раз пытаясь разобрать вязь на ободке.

   По-хорошему, следовало отнести кольцо в артефактную лавку для полной описи его качеств, но проверка займет нескольких дней. Я могла бы сделать это до того, как начала работу над зельем, но использовать подарок от Вернис знает кого я тогда не собиралась.

   Долго медлила, но в итоге натянула-таки кольцо на палец.

   Очевидные плюсы от его защиты превышали опасения, и сейчас этого было достаточно.

   Когда домочадцы и слуги улеглись, я быстро переоделась в костюм для конных прогулок, главным преимуществом которого оказалось наличие удобных штанов. Забрала волосы назад без хитрых причесок. Натянула высокие мягкие сапоги, в одно из голенищ которых засунула остро наточенный нож в кожаных ножнах, используемый мной для нарезки ингредиентов для зелий.

   Покопавшись в горе своих зачарованных побрякушек, застегнула на шее золотую маленькую подвеску, привлекающую удачу. Рядом с цепочкой на грудь лег портальный амулет, небольшой темно-синий кристалл, способный перенести меня к мраморному столбику – портальному камню, расписанному рунами и установленному на территории поместья. Или же – правда, всего однократно, – к любому другому из камней общественной сети, покрывающей все основные населенные пункты Рулевии.

   Маменька плохо переносила магические перемещения, в том числе и из-за своего хлипкого здоровья, и я уже не помню, когда в последний раз прибегала к амулетам телепортации, которые действительно могли упросить жизнь, избавляя от утомительных поездок.

   К кладбищу я могла попасть только верхом, а потом амулет ощутимо сократит дорогу и мне, и моей лошади.

   Залпом, морщась от неприятного вкуса, я выпила порцию зелья и сунула запасной бутылек «Слез Брианны» в поясную сумку.

   Затем, прихватив темный плащ с широким капюшоном, тенью прокралась из спальни по внушительной лестнице с изящными перилами в форме длинных морских змей. Окружным путем добралась до двери для слуг и, аккуратно прикрыв ее за собой, прошла в сад.

   Вишневые деревья уже не казались такими безобразными, как в прошлый раз. В мягком лунном сиянии наш сад приобретал вид скорее волшебный, чем пугающий, словно моя вчерашняя прогулка происходила в совершенно ином месте.

   Я сделала пару медленных шагов, наслаждаясь прохладой, которая остудила разгоряченное быстрыми сборами и волнением тело, и устремилась к конюшне напрямую – неприметной тропой, которую использовали очень редко.

   Мой дед в свое время обожал лошадей. Он скупал нанийских жеребцов, участвующих в скачках, и проводил все свободные вечера в конюшне, предпочитая ее моей бабуле, которая, стоит признать, имела крайне склочный характер и могла за полминуты довести до белого каления и ко всякому привычного человека. Конюшню дед тогда полностью отстроил заново, не скупясь на пространство, материалы и всяческие удобства. Папенька же не смог проникнуться к этому делу любовью и после смерти деда распродал львиную долю скакунов.

   Сейчас конюшня была почти пуста, не считая всего десятка лошадей, две из которых использовались исключительно мной и маменькой для редких утренних прогулок.

   Одна из них, моя вороная Опал, единственная хоть как-то среагировала на мое присутствие – повела ушами, узнав шаги. Остальные животные стояли в своих стойлах в полудреме, изредка шевеля длинными причесанными хвостами.

   Я провела рукой по морде своей любимицы, и изнеженная Опал нехотя приоткрыла чернющие глаза, явно не понимая, что я здесь забыла в такой час, не слишком подходящий для привычных прогулок. Когда я попыталась ее вывести, лошадь некоторое время с досадой фыркала, не желая никуда тащиться, и позволила себя седлать, только получив сахарок.

   На улице Опал взбодрилась и стала послушна, хотя ночное гулянье было ей в новинку.

   Мы выехали из поместья через один из черных входов, куда обычно подвозили провизию и хозяйственные принадлежности. Калитка открылась с легким позвякиванием, срабатывая на мою ауру и выпуская нас на дорогу.

   Я пришпорила Опал, и та рванула.

   Мы мчались по абсолютно пустой дороге в серебристом лунном свете. Капюшон откинулся назад, и ледяной ветер развивал выбившиеся прядки моих волос, бил по щекам, норовил скинуть плащ.

   Окончательно замерзнув, я перестала ощущать холод и, слившись в одно целое с лошадью, отдалась скачке. Опал быстро распробовала всю прелесть ночного путешествия и более не сдерживала себя, ускоряясь без всякого на то моего указания. Кровь нанийских скакунов в ее жилах горячила кобылицу, и она – к моему восторгу – летела так быстро, словно не касалась копытами земли.

   Я уже совершенно забыла, куда еду, растворившись в чувстве скорости, когда мы едва не проскочили мимо нужного поворота.

   С усилием остановившись, Опал нетерпеливо переступила длинными ногами, раздосадованная тем, что я прервала ее бег.

   Но мне было вообще не до нее. Через пару сотен метров виднелась устремленная ввысь часовенка всех богов – такие всегда располагаются на окраине кладбищ.

   Я судорожно сглотнула, расслабляя ворот капюшона. И подумалось – я еще могу внушить себе, что просто решила покататься ночью на лошади и не собираюсь делать ничего иного...

   Потребовалось немало решимости, чтобы двинуться по направлению к кладбищу.

   Лошадь я привязала неподалеку, в лесу. Опал с недоумением посмотрела на меня, но покорно осталась ждать, укрытая темнотой деревьев.

   Тщательно выбирая путь, чтобы не сломать ноги о выступающие узловатые корни деревьев, которые простирались впереди, я напряженно размышляла, что самое время молить богов о помощи. Но кто же из них захочет покровительствовать в задуманном мной темном деле?

   Так сложилось, что Брианна, богиня жизни, оказалась ответственной сразу за множество аспектов. За плодородие, семью, деторождение, любовь. За удачу во всех начинаниях. А в последние столетия – даже за упокоение мертвых, и казалось, уже вообще за мир во всем мире. Но насколько правильно обращаться к ней за помощью некроманту?..

   Да, еще был бог смерти, Крелорс. Собственно, супруг самой благоденствующей Брианны, о чем ее жрецы в последнее время говорили неохотно. И если Верниса, кровожадное божество отмщения, поминали тут и там, то имени Крелорса старались избегать, словно стоит произнести его вслух – и оно навлечет не просто беду, а саму смерть.

   Крелорс – хладнокровный проводник душ. Он сам выбирает того, чью жизнь пришло время прервать, сам решает, пустить ли душу в мир Иной. Молиться ему об удаче в намеченном деле казалось почти кощунством – разве не его решения маги смерти оспаривают своей силой? Или же некроманты, желают они того или нет, не его посланцы?.. Боги, я всегда плавала в теологии, и на эти вопросы вряд ли кто-то захочет мне ответить.

   Хорошо, пусть будет Крелорс. Знать бы еще хоть одну молитву к нему...

   Я едва не навернулась, зацепившись сапогом за корень. Прямо перед носом начиналась высокая железная ограда, опоясывающая все кладбище. Как маг, я видела легкое свечение, испускаемое изгородью – защиту, чтобы восставшая нежить не ушла за пределы этой земли.

   Где-то за деревьями виднелся дом сторожа и, судя по отсутствию света, тот уже спал. Ходить ночью вокруг могил, подстерегая вандалов, ему не требовалось, ведь в каком-то смысле кладбище способно само себя защитить. Целью было не выпустить наружу то, что может завестись среди могил, а уж судьба какого-то дурачка, который решит поживиться золотыми зубами мертвеца, никого здесь не волнует.

   Я прошла вдоль ограды и воспользовалась главным входом. Правда, для этого мне пришлось забраться вверх по высокой запертой двери, выступы на которой оказались куда удобнее, чем на изгороди.

   И затем я в ступоре остановилась, не веря своим глазам.

   Кладбище дышало.

   Или как назвать то, что все пространство передо мной пронизывала холодная голубоватая и отчетливо пульсирующая энергия? Был ли это эффект от зелья, или исключительно мой некромантский дар, или же наложение первого и второго, я не знала, но ничего подобного в своей жизни я никогда не видела.

   Отсюда начиналась самая старая часть кладбища. Над усопшими стояли приземистые, разъеденные временем надгробия с выгравированными именами покойных, датами рождения и смерти, пожеланиями родственников.

   Я вглядывалась в сумерки и не заметила, как сделала шаг назад, вжавшись в запертую железную дверь.

   Отчего-то я отчетливо чувствовала каждого из них, каждого мертвого перед собой. Как же много их было… Во рту стало сухо, а виски вдруг невыносимо заломило.

   Когда я пришла в себя, то поняла, что сижу на присыпанной гравием дорожке, а в коленки впились острые камни.

   Первой мыслью было бежать прочь. Я не смогу. Не вытерплю. Должны быть другие способы решить мои проблемы, кроме как… вот это все.

   Меня мутило, тело терзала дрожь. Пошатываясь, я с трудом встала.

   С неоднозначным облегчением я ощущала, что души всех этих людей из близлежащих могил давно в мире Ином, и теперь под плитами покоятся лишь их бренные, почти до конца истлевшие останки.

   Я постепенно приходила в себя, избавляясь от болезненной дрожи. И с удивлением отметила, что от голубоватого свечения, разливающегося по кладбищу, веяло… умиротворением? Стоило лишь отвести от себя ненужные образы.

   Тут было очень спокойно. Что-то, похожее на то чувство, которое посетило меня вчера возле семейного склепа, снова возникло в душе. В голове прояснилось, никаких лишних тревог, волнений…

   Я поправила плащ, подтянула поясную сумку и двинулась вперед, стараясь лишний раз не задерживать долгого взгляда на надгробиях.

   Ряды могил, символически огороженных низким заборчиком, прореживали когда-то специально посаженные здесь деревья, тенеку. Раскидистые, метра два в обхвате бочкообразного ствола. По рулевским преданиям, они являются проводниками в мир Иной, и, как говорят ботаники, тенеку действительно в каком-то смысле связаны с мертвыми, ведь их семена лучше всего приживаются, если в земле есть останки. Судя по моим отрывочным ощущениям, огромная корневая система этих деревьев проросла сквозь ближайшие к ним захоронения, пронзила старые гробы и опутала кости, делая их частью себя.

   Тенеку обладали необычной голубоватой окраской листьев, кончики которых по ночам неярко светились белым. Листья держались на дереве круглый год, окончательно угасая зимой и набирая силу летом.

   Несмотря на то, что тенеку не содержат в себе магии, к их длинным тугим ветвям подвешивали ленточки с посланиями от родных к умершим. Сейчас свет от листьев был приглушенный – деревья только-только просыпались после зимы. Меж корней тенеку обычно хоронили друидов, но на этом кладбище земля прямо под деревьями пустовала, только можно было рассмотреть скромные подношения – догоревшие свечи и уложенные в кучки мелкие монеты.

   На пересечении нескольких дорожек изредка попадались небольшие алтари под деревянными навесами с изгибающимися скатами крыш. Все они, судя по знакам на металлических чашах, посвящались Брианне.

   Голубоватое свечение, испускаемое кладбищем, больше не пугало меня, к тому же было занимательно наблюдать, как сквозь него мерцает листва тенеку. Я без четкого маршрута шла по дорожкам, кругом обходила алтари, изредка резко оборачивалась, будто что-то могло от меня прятаться, но ничего не могла отыскать. Все безуспешно.

   Вокруг не было ни души в любом смысле этого слова. В могилах явно лежали надежно упокоенные останки, вряд ли рядом с ними могли виться призраки.

   Но постепенно алтарей стало попадаться все меньше. Теперь они выглядели так, словно их построили наспех. Простенькие жертвенные чаши, прибитые прямо к постаменту. Простой металл, который никто не зачаровал, закоптился дочерна.

   Я огляделась и поняла, что забрела в какую-то другую часть кладбища. На некоторых могилах не видно было даже досок из железного дерева, которые обычно использовали в тех случаях, когда не хватало денег на полноценное надгробие.

   Ощущение покоя меня не оставило, поэтому я не сильно волновалась. Но сами могилы… что-то внутри меня не хотело, чтобы я прикасалась своим сознанием к тем, кто там лежит. Я остановилась, растерянно рассматривая неогороженные холмики, часть из которых не успела хорошенько осесть.

   Тенеку, росшее неподалеку, было совсем молодым. Его ствол не превышал в обхвате и полметра, а листья ярко светились – куда сильнее, чем у его старших собратьев.

   Я пристально разглядывала тонкие ветви, отмечая отсутствие ленточек, когда что-то тронуло меня за руку.

   Я непроизвольно взвизгнула и отскочила. Поборов сиюминутное желание побежать прочь, все же повернулась туда, где могла находиться ужасная отвратительная нежить.

   Но вопреки ожиданиям на меня смотрел всего лишь ребенок. Худенькая девочка лет шести, крутящая на тонкий пальчик прядку белокурых волос.

   На ее маленький курносый носик налипло небольшое пятнышко грязи. Хрупкое тело укрывала простая, уже слегка запачканная одежда, но было видно, что домашнее платьице девчушки хорошо прогладили утюгом и с любовью зашили на нем прорехи. Широко распахнутые большие глаза смотрели на меня с каким-то странным вопросом.

   Я с облегчением улыбнулась, моментально подкупленная детской красотой, и уже хотела было узнать у маленькой незнакомки, как она потерялась и где могут быть ее родители, когда, холодея, внезапно поняла.

   Стоило лишь немного присмотреться, и я различила сквозь полупрозрачную фигуру девчушки пару надгробий и часть дорожки...

   Я судорожно выдохнула, делая шаг назад. Это милое дитя, которое с легким удивлением разглядывало меня, судя по всему, было самым настоящим призраком.

   Но как же она меня коснулась? Разве призраки способны так контактировать с людьми? Или это потому, что я сама настроилась на нужную волну, когда искала ей подобных?..

   Плохой же из меня некромант, раз я так мало знаю о мертвых.

   Я огляделась. Кроме нас, никого здесь не было. Маленькая незнакомка оказалась единственной из призрачной братии, желающей показаться мне на глаза.

   – Привет, малышка, – сказала я дрожащим голосом, чуть наклонившись. – Как тебя зовут?

   Девочка не ответила и по-птичьи повернула голову, перестав накручивать на пальчик светлую прядку. Ее глаза застыли двумя стекляшками.

   Я поежилась, впечатленная таким странным и неестественным поведением.

   Но ведь мне сложно даже представить, каково этой девочке сейчас. Понимает ли она, что с ней? Как такой ребенок мог оказаться привязанным к кладбищу в роли блуждающей души?..

   А я ведь могу ей помочь. Я же некромант, в конце концов. Разве не в моей власти оборвать нити, мешающие этой малышке уйти в мир Иной?

   Но я смотрела в ее застывшие стеклянные глаза и понимала, что даже примерно не представляю, как именно это сделать. С нежитью во плоти было одно решение проблемы, но разве сработает то же самое заклятие на бесплотном духе?.. Вернис же раздери...

   Единственное, что в моих силах – подчинить ее. Забрать с собой, а затем упокоить, когда достаточно изучу этот вопрос. На кону, в конце концов, стоит невинная детская душа.

   Я щелкнула пальцами, легким усилием воли направляя в них магию. Искристые фиолетовые линии испускаемой силы зависли в воздухе, когда я начала плести вызубренное заклинание.

   К моему изумлению, девочку в то же мгновение пронзила нечеловеческая злоба, которая безвозвратно обезобразила прелестное юное личико.

   Призрак, уже скованный на месте моей волей, дико изогнулся под каким-то немыслимым углом, и его лицо вытянулось, превратив глаза в два черных бездонных провала. Раздирающий барабанные перепонки визг потряс кладбище, и меня толкнуло в грудь. Я с трудом устояла, уже по инерции продолжая плести заклинание и краем сознания понимая, что его ни в коем случае нельзя обрывать.

   Фигура девочки теперь даже отдаленно не напоминала человеческую. Она выгнулась в подрагивающую от злобы спираль, которая, удлиняясь, уверенно брала меня в круг. Ноги призрака благодаря моей магии остались привязаны к земле, но остальная часть стремительно превращалась в яростный вихрь, всколыхнувший мои волосы. В голове раздался инородный невнятный шепот, полный с трудом различимых ругательств, которые путали мысли и мешали колдовать.

   Я с дрожью в пальцах упорно продолжала творить заклятье, чувствуя, как порывы ветра стараются сбить меня с ног. Вихрь пульсировал силой, питаемой болью и яростью, а воздух так потяжелел, что стало трудно дышать. В какой-то момент я, не удержавшись на ногах, рухнула на колени, но подрагивающей от напряжения рукой упрямо пыталась довести заклятье до конца, ведь теперь от этого, скорее всего, уже зависела моя жизнь.

   Я сбилась всего на мгновение, и правую руку тут же хлестнуло горячей незримой плетью. Я вскрикнула и дернулась, а сплетенная вязь тут же растворилась в воздухе вместе со всей моей магией.

   Призрак победно взревел, и на меня понеслось нечто темное. Я в ужасе прикрылась руками, трусливо встречая свою погибель.

   Звяк!

   Кольцо на пальце ощутимо потеплело, а затем раздался звук удара, который пришелся на взявшуюся откуда-то преграду. Я подняла голову и поняла, что меня окружает желтоватый барьер, явно созданный моим подарком от неизвестного поклонника.

   Храните же все боги этого благодетеля!..

   Пока я радовалась внезапному спасению, озлобленный дух, который сейчас принял форму черного смазанного облака, повторно обрушился на меня, снова в ответ ему звякнула крепкая и ладная магическая защита.

   Но радость быстро иссякла. Казалось, призрак совершенно не собирается оставлять меня в покое. Я попыталась встать, но очередное нападение духа на магический щит привело к тому, что вновь упала на колени.

   Разъяренный призрак обрушивался на меня, с каждым разом увеличивая силу удара. Я с ужасом поняла, что преграда, отделяющая меня от смерти, постепенно меркнет, словно подходя к своему пределу. Я еще несколько раз вставала и вновь падала, ощущая полное бессилие. С пальцев дважды срывались наспех сотворенные пылающие огненные шары, но они пролетали сквозь призрака, никак ему не навредив.

   Когда я уже растянулась животом по земле, инстинктивно зажимая голову, мой щит пронзительно треснул и разлетелся на множество мелких исчезающих осколков.

   Темная субстанция после своей удачи недоверчиво облетела меня полукругом, ожидая еще какого-то подвоха, но затем резко ускорилась, явно намереваясь завершить начатое и прикончить меня.

   Я изо всех сил зажмурилась, стиснув зубы, и внезапная зеленая вспышка почти ослепила сквозь закрытые веки.

   Панический визг духа.

   Я присела, с удивлением вперившись взглядом в спину непонятно откуда взявшегося здесь мужчины, который стоял между мной и призраком. Дух тем временем приобрел облик той самой девочки, которой когда-то был.

   Та, паря над землей, плевалась проклятиями и извергала из себя отвратительные ругательства. Девочка выглядела все такой же разъяренной, однако вспышка, которую я увидела ранее, что-то кардинально поменяла. Грязный словесный поток иссяк, призрак успокоился и, сливаясь с тьмой, скользнул прочь.

   А незнакомец, спасший меня, обернулся и со вкусом громко выругался – не хуже покинувшего нас духа.

   Я попыталась встать, с трудом осознавая происходящее сквозь гул в голове, и через секунду застыла в нелепой позе, скованная чужой магией. В воздухе еще несколько секунд трепетали искорки от знака онемения.

   – Идиотка! – первое из печатного, что сказал мой спаситель. – Тупая курица!

   Я с трудом разомкнула непослушные губы, на которые действие заклинания незнакомца почти не распространялось, и послала своего собеседника... в долгое путешествие.

   Да, не самое достойное поведение для молодой леди, но после всего случившегося меня определенно можно простить. К тому же до этого момента никто и никогда не смел говорить мне в лицо ничего подобного.

   Молодой человек выдохнул.

   – Если ты от Инквизиции, то весь этот спектакль был зря, – более сдержанно проговорил он, раздраженно приглаживая сбившиеся манжеты рукавов. – Тебе со мной в одиночку не справиться, и смею тебя заверить, новую могилку в этой части кладбища никто и не заметит.

   – А какого Верниса ты тогда вообще меня спас? – ошеломленно спросила я.

   Знак онемения действовал как-то очень избирательно, и я отлично чувствовала, как саднят разбитые коленки и локти, как ноет кожа на внешней стороне ладони, где меня обжег призрак.

   Судя по лицу молодого человека, он сам не имел ни малейшего представления, зачем оказал мне помощь. Не иначе как спонтанный рыцарский порыв, о котором он сейчас начинал жалеть.

   Мой спаситель выглядел старше меня года на три-четыре, был высок, поджар и одет во все темное, не считая белой рубашки тонкого шитья. На мой вкус, он являлся обладателем чересчур бледной кожи и слишком тонких черт лица, но отчасти это компенсировалось красивыми, пусть и взлохмаченными каштановыми волосами до плеч. Кожу незнакомца приметным пятном отмечал свежий ожог на правой скуле.

   Этот молодой человек, возможно, и произвел бы на меня положительное впечатление, если бы не какой-то нехороший взгляд цепких темных глаз, которым он меня пристально изучал. Словно бы уже мысленно прикидывал, где тут земелька помягче, чтобы с наименьшими трудозатратами прикопать мое бренное тело, благо природа одарила меня хрупким телосложением, что значительно упрощало работу.

   Я попыталась шевельнуться, но заклинание удерживало на месте. Гудящая голова после секундных размышлений в итоге выдала одну простую логическую цепочку, которая должна была прийти на ум куда раньше.

   Незнакомец, разгуливающий ночью по кладбищу, явно опасающийся встречи с Инквизицией, во власти которого оказалось возможным отогнать от меня обозленного призрака…

   – Ты ведь некромант, да? – спросила я слегка онемевшим языком.

   Судя по реакции незнакомца, эти слова произносить не следовало.

   Он как-то резко скривился. И если раньше определенно сомневался, то теперь на его лице мелькнула мрачная решимость. Маг провел рукой – и из-под его пальцев проступил сотворенный из чистой силы клинок, отливающий то голубыми, то фиолетовыми всполохами.

    Ничего подобного я никогда не видела, но предугадать намерения своего спасителя и будущего убийцы в одном флаконе особого труда не составило. Поэтому я скороговоркой проговорила:

   – Ты не находишь странным подозревать причастность к Инквизиции того, кто пытался с помощью магии смерти подчинить духа?

   – Инквизиция никогда не жаловалась на отсутствие воображения, как выманить очередного некроманта, – ровно ответил маг, медленно приближаясь.

   – А разве Инквизиция не должна уничтожать всех некромантов, которые попали к ней в руки? – возразила я, не сводя взгляда с пульсирующего энергией клинка.

   Боги, да он же мне сейчас горло перережет, как какой-нибудь жертвенной козе!

   – Должна. И уничтожает. Но не всех сразу, – по тонким губам мага скользнула слабая улыбка. – В обмен на жизни дорогих людей можно всего лишь выдать несколько себе подобных. Это ведь хорошая сделка, не правда ли? А порой для успеха достаточно лишь притвориться, что нужна помощь собрата…

   А этот молодой человек куда больше меня знает о методах Инквизиции.

   И все же пока он не так уж и спешит со мной покончить, иначе бы я уже лежала в луже собственной крови. Незнакомец оттягивал момент, давая возможность объясниться, а значит, сомневался в верности своих мрачных предположений.

   – Едва не умереть от рук призрака – крайне идиотский способ кого-то выманить! Если бы это была сделка, на кону которой стояла моя семья, я бы придумала что-то более надежное!

   – Но ведь в итоге-то я перед тобой, – небрежно взмахнул он рукой, и кончик сияющего клинка пронесся слишком близко от моего лица. – К тому же у тебя был щит, сотворенный из артефактного кольца. Что-то подобное есть у Инквизиции, их щиты идентичны твоему. Как ты это объяснишь?

   Так он большую часть моего спонтанного боя с призраком стоял в сторонке и просто наблюдал, не вмешиваясь?.. Удивительно, что в нем вообще проснулась совесть, и он все-таки пришел ко мне на помощь!

   – Серьезно? – возмутилась я, вдруг понимая, что подарок от тайного воздыхателя может сыграть со мной злую шутку. – Этот вопрос про щит следует адресовать тому, кто зачаровывал кольцо! Я понятия не имею, какие магические штучки использует Инквизиция, но не удивлюсь, если мой оберег был заказан у одного из лучших артефактных дел мастера... Который вполне может работать и на Инквизицию...

   Я выдавила нервный смешок, который, казалось, был предвестником близящейся истерики.

   – Ненадолго предположим, что сказанное тобой – правда и ты не работаешь на Инквизицию, – размышляя вслух, проговорил некромант. – И что же ты тогда здесь забыла?

   – Ты же сам все видел. Пыталась подчинить призрака и… потерпела неудачу.

   – А почему ты не поставила хотя бы элементарного двухступенчатого блока? Только не говори, что забыла, с такой забывчивостью ты вряд ли дожила бы до этого момента... Или ты стремилась добиться максимально эффектного избиения призраком? Если так, то у тебя получилось.

   Я растерялась. Двухступенчатый блок? В записной тетради не было ни слова о таком. Милостивые боги, я же несколько раз проштудировала в книге все, что касалось призраков! Впрочем, возможно, этот упомянутый магом блок относился к неким прописным истинам, которые не требовали отдельного уточнения….

   Я горестно вздохнула.

   – Ничего про подобные вещи не знаю. Я только… учусь. – Опять этот дурацкий нервный смешок. – Не так-то просто найти хороший учебник по некромантии, знаешь ли.

   Молодой человек вдруг коротко хохотнул, глядя на меня, как на умалишенную.

   – И как же ты, скажи мне, вообще работала с нежитью без блоков?

   – Да я толком и не… работала с нежитью. Решила начать с этого призрака.

   Некромант громко рассмеялся, будто я рассказала ему отличный анекдот:

   – Ты откуда вообще такая взялась? Ты хочешь сказать, что решила вот так взять и сразу подчинить себе призрака? И до этого ты не работала с костями?

   Я пристыженно покраснела, будто откуда-то могла знать, с чего должны начинать все юные некроманты. Предка, оставившего мне записную книгу, резко захотелось найти, раскопать, воскресить, затем максимально болезненно упокоить – и так пару раз по кругу.

   – И почему же именно призрак? Какое-то предубеждение к ходячим мертвецам? – откровенно издеваясь, предположил маг.

   – Да мне по делу нужно…

   Боги, как же теперь глупо звучит все, что я говорю! Я так мучительно не краснела даже на балу, когда танцевала с Отисом.

   – Ну и зачем же тебе так сильно понадобился дух? – поднял бровь некромант. – Говори!

   Я набрала побольше воздуха в легкие и быстро ответила, покосившись на клинок:

   – Я хотела проследить за одним человеком.

   – Ты в курсе, что существует множество других способов для слежки, кроме того, как принудить делать это неупокоенную душу? – в голосе незнакомца послышалась издевка.

   Я не удержалась от кривой усмешки. Конечно, я в курсе.

   Только вот Эвалус прекрасно знает обо всех этих способах. Даже мой папенька, не страдающий паранойей, постоянно находится под защитой специализированных амулетов и регулярно проходит чистки у магов, чтобы государственные тайны оставались таковыми. Что-то задумавший Эвалус тем более должен себя обезопасить.

   А про защиту от слежки через призраков никто и не подумает. О них вообще почему-то редко вспоминали, и удивительно, что мое кольцо оказалось заговоренным от их нападений…. Пожалуй, здесь было над чем поразмыслить на досуге.

   – Этот человек не так прост, – скупо и неопределенно ответила я некроманту. – Будь у меня хоть какая-то надежда на то, что сработает нечто иное, я бы не прибегла к некромантии.

   Маг некоторое время вглядывался в мое лицо и молчал, пытаясь понять, так ли правдивы мои слова. В любом случае, он хотя бы перестал размахивать у меня перед лицом светящимся клинком, что я восприняла за добрый знак.

   Наконец он провел передо мной ладонью – и обездвиживание спало. Клинок из энергии вспыхнул и растворился в воздухе.

   Теперь я полностью смогла насладиться чувством, похожим на то, когда в воде сводит ноги. Закусив губу, я некоторое время растирала конечности, чтобы вернуть кровоток.

   – Это был первый и последний раз, когда я тебя отпускаю. Попадешься мне на глаза еще – останешься на кладбище в качестве постоянного жильца, – сказал некромант.

   Я растерянно отряхнула штаны и искоса на него посмотрела.

   – Прости, но я и правда мало понимаю… – оправила плащ, поймала ожидающий взгляд и пояснила: – Некромантия вне закона, и людей, которые занимаются ею, думаю, немного. Твои подозрения по поводу Инквизиции мне понятны, но разве не стоит вести себя несколько... мягче?.. Откуда столько неприязни? Разве в таких условиях не лучше… хотя бы не ссориться?

   – Еще спроси, почему я не представился, не назвал свой точный адрес и часы, когда меня удобнее арестовать, – мрачно ухмыльнулся мой собеседник. – В одиночку выжить проще, заруби себе на носу. Инквизиция никогда не брезгует самыми грязными способами… да и не только Инквизиция. Не доверяй никому.

   – То есть твои принципы полностью исключают взаимовыгодное сотрудничество с кем-то вроде меня?

   – Так тебе действительно нужна помощь с призраком?..

   – Именно.

   Возможно, я уже сходила с ума, раз просила его о подобном, но что мне оставалось?..

   – Смеешься надо мной? С чего бы мне помогать тебе в каком-то сомнительном деле?.. Лучше иди своей дорогой, девочка.

   Почувствовала, как кровь отлила от лица. Девочка?..

   – Я, кажется, сказала о взаимовыгодном сотрудничестве, – чеканя каждое слово, холодно проговорила я.

   – И что же ты можешь мне предложить?..

   Я некоторое время молча разглядывала дорогие кожаные сапоги и рубашку тонкого шитья, поверх которой была наброшена жилетка от известного мастера.

   В деньгах некромант не нуждался. Впрочем, его могли заинтересовать несколько другие вещи.

   – У меня есть записная книга от моего далекого предка, практиковавшего некромантию, – сказала я, решившись. – Я мало понимаю в магии смерти, но ты смог бы разобраться в этих записях. Если найдешь там что-то новое для себя, я с радостью отдам блокнот. После того, конечно, как поможешь мне.

   Некромант уставился на меня с зачатком некого интереса. Видимо, я все-таки попала в цель.

***

За завтраком я с трудом сдерживала зевоту, от которой, казалось, уже скоро вывихну себе челюсть.

   – Дорогая, не спалось? – участливо спросила маменька, отрезая от яичницы кусочек и отправляя его в рот.

   – Полночи не могла заснуть, – растерянно кивнула я, двумя большими глотками выпивая кофе, который меня сегодня отчего-то совершенно не бодрил.

   Кроме сонливости, меня никак не отпускало чувство голода. Я уже расправилась с омлетом, тостами, заела все это парой фирменных яблочных пирожков нашей кухарки и поймала себя на мысли, что хочу чего-нибудь еще. Вероятно, побочный эффект от использования магии, все же заклинание по подчинению призрака не из самых легких.

    – Кларисса, милая, а что это у тебя на руке?..

   Я едва сдержалась, чтобы не оправить длинный рукав, призванный скрывать уже хорошо затянувшийся ожог, который оставил дух. Мазь, что я нашла в ящике на кухне среди медикаментов для прислуги, сослужила мне хорошую службу, но не была способна избавить от подобного за одну ночь.

   – Разбила чашку и порезалась, – объяснила я, – но ничего страшного, скоро пройдет.

   – Аккуратней, ты часто слишком спешишь, – покачала головой маменька. – А если бы попала осколком по запястью?.. Беда может прийти, откуда совсем не ждешь…

   Она вдруг как-то посерела и отодвинула от себя тарелку.

   Я вопросительно посмотрела на нее, и мама, перехватив мой взгляд, сразу отвела красивые медовые глаза и проговорила:

   – Кларисса, ты очень любишь внезапно куда-то уезжать, пусть и с Вайной, но… знаешь, в Эрге стало небезопасно. Постарайся лишний раз никуда не ходить.

   Резко перехватило дыхание, и я, забыв о манерах, замерла с очередным пирожком во рту. Она что, знает, что меня не было дома прошлой ночью? Я усилием воли заставила себя проглотить кусок яблочной начинки.

   Нет, она не могла узнать. Иначе бы разговор был совершенно иной.

   – А в чем дело, маменька? – спросила я, стараясь не выглядеть слишком взволнованной.

   Мама тяжело вздохнула:

   – Знаешь, это не для девичьих ушей. Просто поверь мне на слово, что лучше совершать все поездки в первой половине дня. Хорошо?

   Я кивнула, благоразумно ничего более не уточняя.

   После завтрака я направилась на поиски Вайны. Хотя в это время она всегда была занята уборкой, в доме ее, к моему удивлению, не оказалось, и я вышла на улицу.

   Вайна нашлась возле конюшни, я отчетливо услышала ее смех. Я хотела было выйти из-за угла, но остановилась, вдруг поняв, что мое внезапное появление не к месту.

   На талии служанки вольготно лежала рука конюшего Ивена, молодого паренька, с которым я не единожды когда-то лазала по деревьям и ловила рыбу. С того времени он сильно возмужал, поддал в плечах и в его светло-карих глазах появился лукавый огонек.

   Ивен что-то жарко нашептывал Вайне на ушко, а та, извиваясь змейкой и хохоча, охотно таяла в его руках. Они тесно жались друг к другу, со спин укрываемые распахнутой дверью конюшни, а сбоку – раскидистым деревом. Тот угол, где я стояла, оказался единственным местом, откуда можно было застать этих двоих врасплох.

   Если мать узнает, что в нашем приличном доме между прислугой назревает добрачная связь, ничем хорошим для Ивена и Вайны это не кончится. Я еще несколько секунд смотрела на них, отчего-то не в силах отвести взгляд, и вдруг ощутила легкий укол зависти.

   Нет, Ивен был мне глубоко безразличен как мужчина. Но каково это без всяких условностей касаться того, кто тебе нравится? Чувствовать его дыханье на своих губах, стоять так близко, словно нет никакой преграды, кроме одежды. Слушать ритм чужого сердца, тесно прильнув к груди.

   Это показалось куда интимнее того, что довелось рассматривать в нанийских трактатах.

   Сзади раздались тихие, чуть шаркающие шаги, я быстро обернулась.

   – О, мистер Грауль! – сказала я куда громче обыкновенного, словно у меня заложило уши. – Хорошая сегодня погодка, не правда ли?..

   И с облегчением услышала сзади едва различимый взволнованный шепоток и шуршание.

   – Да, миледи, погода действительно чудесная, – с готовностью отозвался Грауль, слегка недоуменно покосившись на серое, затянутое тучами небо.

   Он с достоинством прошествовал мимо, направляясь в конюшни. Влюбленных голубков там уже не было.

   Вайну я увидела уже на крыльце. Она мечтательно разглядывала присыпанную гравием дорожку и мяла в руках потрепанный листок бумаги. Когда я приблизилась, листок быстро переместился в зону декольте, а сама девушка, тряхнув смоляными кудряшками, повернулась в мою сторону.

   Я хотела было сказать ей, что им с Ивеном следует быть более осторожными, но потом передумала. Пусть она, чтобы лишний раз не тревожиться, продолжает считать, что их связь остается для всех тайной.

   – Вайна, не хочу тебя отвлекать от твоих забот по дому, но от маменьки я услышала одну странную вещь, – проговорила я, как будто не замечая, что служанка не работала, а прохлаждалась без дела. – Может, ты об этом что-то знаешь?

   – Смотря о чем речь, госпожа.

   – Маменька сказала, что в Эрге стало небезопасно. Что она могла иметь в виду?

   Легкая улыбка Вайны тут же исчезла, а на побледневшем лице промелькнул суеверный ужас, словно за моей спиной вот-вот должен объявиться демон.

   – Как же так, вы еще не знаете, госпожа?.. Такой страх творится, не приведите боги!

   – О чем это ты?

   Девушка прикусила губку, не решаясь ответить.

   – Да что такое, Вайна?!

   На нее это было совсем не похоже.

   Вайна родилась в самом сердце трущоб Западной Эрги, куда стекались все отбросы общества нашей столицы. Ее мать была пьяницей, которая не стеснялась говорить о своем желании продать дочурку в бордель, едва та подрастет, а отец, оставшийся для Вайны безымянным, сгинул еще до ее рождения.

   Вероятно, именно из-за специфического прошлого эта миловидная девушка умудрилась сохранить полное хладнокровие, когда к нам поместье забрел бешеный кабан. Его подстрелили всего в метре от Вайны, а та уже сжимала в руках топор, подобранный ею у сарая.

   Сложно даже предположить, что вообще могло напугать эту девушку. Однако сейчас она стояла с таким выражением лица, словно ее вот-вот начнет подташнивать.

   – Вот уже как с неделю, госпожа, – с трудом выдавила из себя служанка, – находят трупы людей, которых словно специально оставляют на всеобщее обозрение. Кто-то перерезает горло случайным прохожим, и затем из жертвы выедаются… – Отвращение перекосило лицо Вайны. – Части плоти. Самое ужасное, госпожа, говорят, на бедолагах следы зубов, напоминающие человеческие. Полиция думает на… на нежить, госпожа. И не просто нежить, а на мертвого, управляемого самым настоящим некромантом. – Она поморщилась на последнем слове, словно откусила кусок гнилого яблока. – Ведь восставший мертвец не станет перерезать горло жертвы, чтобы не поднимать шума.

   Повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь легким чириканьем беззаботных птиц в глубине сада.

   – Теперь понятно, почему маменька не пожелала рассказывать мне подробностей, – тихо проговорила я, чувствуя, как сильно пересохло во рту.

   Обильный завтрак в желудке свернулся в комок, грозя пойти верхом.

   – Госпожа, только вы так не волнуйтесь, наша Инквизиция не зря ест свой хлеб! – поспешно сказала Вайна, рассматривая мое позеленевшее лицо. – Вам не о чем беспокоиться. Богомерзкое создание отловят и сожгут вместе со всеми его отвратительными тварями.

   Я через силу улыбнулась.

   – Да, ты права, и у нас нет причин в этом сомневаться. Спасибо, что рассказала, Вайна. Можешь идти.

   Она почтительно присела и быстрым шагом поспешила в дом. Вайне предстояло еще многое наверстать по домашней работе, пока ее длительное отсутствие на месте не стало для всех очевидным.

   А меня ожидали тяжелые размышлениям о том, не сожрет ли мои девичьи щечки какой-нибудь упырь под управлением того молодого некроманта с кладбища, с которым мне предстояло встретиться грядущей ночью.

   Немилостивый Вернис, спасший меня маг смерти находился совсем рядом, пока мое тело удерживало сковывающее заклятье! Могло произойти что угодно, к тому же у него был своего рода клинок! И он так смотрел на мою шею, словно я – козленок на закланье…

   И ведь именно шею перерезает несчастным жертвам объявившийся маньяк…

   Но зачем выставлять трупы, как сказала Вайна, на всеобщее обозрение? Что за повышенная жажда внимания?

   Кладбищенский некромант с его паранойей не был похож на того, кому присуща подобная демонстративность. Он боится Инквизиции как огня, но тут же вопреки всему пытается обратить на себя ее внимание? Слабо верится. Оставленные напоказ трупы – это вызов, и будь вчерашний некромант убийцей, он бы крайне обрадовался, решив, что Инквизиция все же вышла на его след. И наверняка начал бы совершенно новый уровень странной и непонятной игры. Но маг смерти сквозил скорее сожалением и злостью, чем восторгом по поводу своих предположений.

   И если это не он, в чем я не могу быть уверенной, тогда выходит, что где-то по Эрге разгуливает еще один некромант, который оставляет после себя объеденные нежитью трупы?..

   Когда я вернулась в свои комнаты, письменный стол в кабинете убирала одна из служанок. Ее руки монотонно мелькали, вытирая пыль и тут же ловко расставляя все мелкие предметы по своим местам.

   Я покосилась на запертый ящик. Прислуга вряд ли пыталась его открыть, но само осознание того, что прямо под рукой девушки в недрах стола лежит тетрадь с анатомическими рисунками нежити, пусть и скрытая маскировочной магией, вызвало ярый протест – не хотелось, чтобы кто-то находился сейчас в комнате.

   – Спасибо, но можешь идти, я хочу позаниматься, – поспешно сказала я.

   Не заметившая меня служанка вздрогнула и кивнула.

   Когда она отошла от стола, я с недоумением увидела белый прямоугольник конверта, которого там определенно раньше не было.

   – Постой-ка… Что это еще такое?..

   Неужели опять послание от тайного поклонника?

   Служанка послушно замерла. На ее лице не отразилось испуга, которого можно было ожидать от того, кого поймали с поличным.

   – Это оставила ваша маменька.

   – А где же она сама? Почему лично не вручила мне это в руки?

   – Не могу знать, госпожа, но сейчас она занята, к ней приехал распорядитель из поместья под Энной.

   Наличие в доме распорядителя из-под Энны озадачило меня не меньше, чем лежащее передо мной послание, но я решила начать с последнего.

   Когда служанка, шурша накрахмаленными юбками, удалилась, я вскрыла конверт и вытащила плотный листок девственно-чистой бумаги.

   Пока я размышляла, что бы это могло значить, от моих пальцев по листу побежали переливающиеся розовые узоры, складывающиеся в цветочный рисунок. В воздухе затрепетали искорки, пахнуло леденцами, и посередине открытки золотом стали выписываться изящные строки: «Дорогая Кларисса Извич! Имеем удовольствие пригласить Вас на торжество по случаю обручения Элины Темпич и Мортена Батриса, которое состоится двенадцатого числа четвертого месяца по адресу…»

   Дальше шел известный мне адрес фамильного особняка Темпичей, где я уже неоднократно бывала.

   Да, даже приглашения на бал к герцогине были куда менее эффектными. Матушка Элины крепко взялась за устройство праздника, видимо, нисколько не жалея на него средств.

   Я рассеянно вдыхала леденцовый аромат, крепко сжав приглашение. Отис наверняка будет там, не может не быть. Я вспомнила его лукавую улыбку и медленно села на стул. В голове плавал мягкий пушистый туман, застилающий все прочие мысли.

   В этом трепетном чувстве моментально вязнешь, как мошка в смоле, стоит лишь единожды дать себе слабину. Это было так приятно – мечтательно думать о ком-то, что сам процесс приносил странное, необъяснимое для меня наслаждение.

   Тем временем где-то глубоко внутри меня что-то протестующе и вполне обоснованно вопило, что я видела Отиса лишь единожды и совершенно его не знаю. Что он может оказаться кем угодно: негодяем, жуликом, да просто слабаком! Что он держит маску… Что увидев истинное его лицо, я испытаю лишь брезгливое презрение.

   Но девичье сердце упорно отказывалось слушать доводы логики. Тело жаждало жить в полную силу, хотело гореть, упиваясь молодостью и всеми благами, что она с собой несла. И сложно было отделить, где кончалась невинная влюбленность – и начинались совсем недетские желания. То, что двигало мной, пугало, как смущали и возможные последствия зародившегося чувства.

   Интересно, как много таких же дурочек, как я, вешалось на Отиса при дворе?..

   Я вдруг разозлилась. Обволакивающий туман в голове исчез, выпуская меня из своих крепких объятий.

   Злость. Так вот, значит, какое у меня есть лекарство от внезапного недуга, грозящего полным умопомрачением.

   Нужно как можно скорее возвращаться к делам. А то Эвалус окончательно развалит «Светоч» и спасать будет просто нечего.

   Чтобы отвлечься, я открыла ящик, с легким скрипом отодвинула потайное дно и вытащила записную книгу по некромантии. Повертела ее в руках, затем достала новомодную металлическую перьевую ручку, вроде той, которую предусмотрительно украла у Эвалуса – для любого магического воздействия всегда хорошо иметь под рукой личную вещь того, на кого оно будет направлено.

    Я наугад раскрыла тетрадь и попала на перечисления видов нежити, формирующейся из утопленников. Полюбовалась на небольшой рисунок в конце страницы – там красовалась полуобнаженная девица-нежить, еще сохраняющая живую свежесть. Мой предок определенно имел талант художника, даром, что был некромантом.

   Положила чистый лист бумаги и ручку рядом с раскрытой записной книгой.

   Структура заклинания вспомнилась не с первого раза, хотя я проделывала этот трюк многократно, когда не хотелось переписывать вручную лекции из учебника. Это запрещенный для учеников прием, но я ни разу не была поймана – у меня всегда получалось вложить в ручку умение подражать моему почерку.

   Но вот пальцы прочертили заковыристый знак и несколько ручейков энергии заскользили к перьевой ручке и записной книге, страницы которой, как и требовалось, быстро вспыхнули белым.

   Ручка дрогнула, взвилась в воздух и, словно движимая невидимой рукой, застрочила буквы на подготовленном листе бумаги.

   Я довольно заулыбалась. Значит, успею снять копию – не давать же оригинал для ознакомления в руки тому некроманту. Наверное, для начала стоит переписать несколько страниц из разных мест, чтобы он смог составить приблизительное суждение о ценности записей.

   Я не могла отказаться от назначенной встречи с магом смерти на кладбище даже после новостей про появление маньяка в окрестностях Эрги. Глубоко в душе хотела бы, но не могла. Не имела права бросить все так просто.

   Когда ручка закончила писать, я подошла чуть ближе, кинула взгляд на непросохшие строки, и у меня вырвался нервный смешок.

   Все переписанное состояло из одной многократно повторенной строки:

   «Пошла ты в Вернисову топку».

   Охранная магия книги настраивалась с некой долей воображения и большой ненавистью к людям…

   Я махнула рукой, с досадой развеивая заклинание, и ручка тут же рухнула на стол. Я взяла ее, вытерла чернильные капли, со вздохом достала новый чистый лист и быстро переписала несколько первых попавшихся строк из записной тетради.

   Металл в руке чуть потеплел, заставив меня остановиться, а потом резко нагрелся, обжигая пальцы. Я с тихим шипением откинула от себя прочь несчастную ручку. Она перекатилась, а затем ярко вспыхнула синим магическим пламенем.

   Я пару секунд с ужасом наблюдала, как плавится блестящий металл и как огонь с раскаленной лужицы перескакивает на письменный стол. Затем подскочила и понеслась в одну из смежных комнат, где лежали алхимические принадлежности. Расшвыривая склянки и флаконы, я дрожащей рукой нащупала нужный бутылек и метнулась обратно, уже в который раз проклиная своего предка.

   К тому времени огонь потух сам собой, оставив на столешнице из красного лакированного дерева большое обугленное пятно.

   Уж не знаю, что меня ждет дальше, но пока мой дар и попытки приблизиться к своей цели приводят лишь к порче мебели.

***

В конюшню я зашла в подавленном состоянии и долго стояла на самом пороге в полумраке, отстраненно рассматривая собственный светоч и еще раз взвешивая решение отправиться на кладбище.

   Книга не поддавалась никаким попыткам копирования. Пришлось прихватить блокнот с собой, рискуя остаться и без него, и без помощи с призраком.

   К тому же после того, как я узнала, кто и что может бродить во мраке в окрестностях Эрги, ночная вылазка казалась в сто крат опаснее.

   Я прислонилась лбом к холодному косяку, ощущая кожей шероховатость деревянной поверхности.

   Сегодня за ужином маменька выглядела чрезвычайно расстроенной. Отец опоздал и приехал лишь тогда, когда мы уже ложились спать, но дело явно было не в этом – пусть мама и не любила, когда он после работы отправляется перекинуться в карты, она всегда проявляла деликатность.

   Определенно случилось что-то из ряда вон выходящее. Может, это как-то связано с распорядителем поместья под Энной, с которым мама беседовала днем?..

   Пока у меня было лишь одно предположение, но с каждым новым витком размышлений я все больше в нем убеждалась.

   Наверняка отец решил продать еще одно имение. Мать не знала ни о финансовом состоянии нашей семьи, ни о том, что наши владения уже не так велики, как раньше. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.

   Я пыталась с ней заговорить, но маменька моментально переводила тему, а затем, сославшись на сильную головную боль, удалилась наверх, оставив меня доедать рыбный стейк в полном одиночестве, не считая молчаливой прислуги.

   Это не должно продолжаться в том же духе…

   На этот раз Опал безропотно дала себя вывести из чистого уютного денника, лишь пару раз недовольно фыркнув – и то больше для порядка и поддержания имиджа привереды. Я успокаивающе провела рукой по холеной бархатной шерстке.

   Страх перед близящейся поездкой постепенно ушел, и руки привычно управлялись с подпругой, подтягивая пристругу, когда где-то в глубине конюшни, со стороны фуражной, мне отчетливо послышался шорох.

   Я замерла и уставилась в темный угол, не в силах хоть что-нибудь разглядеть. Затем, расхрабрившись, медленно повела пальцем, отправляя вперед светоч, который поначалу выхватил пару просторных денников, где мирно спали лошади, а затем темный проем в фуражную. Кроме соломы, мешков и забытых конюхами граблей, я ничего так и не рассмотрела.

   «Померещилось», – твердо решила я, мысленно закрывая эту тему и не давая панике взяться за меня всерьез.

   Не обыскивать же из-за одного шороха всю конюшню. Одни боги ведают, сколько понадобится провести времени на кладбище, чтобы убедить некроманта помочь, поэтому задерживаться из-за какой-то ерунды не хотелось. Если шорох вообще не послышался – может, меня напугали обычные мыши, привлеченные запахом овса.

   В эту ночь было ощутимо прохладнее, чем в предыдущую, и порывистый ветер тут же принялся трепать теплый плащ, едва мы с Опал выехали на свежий воздух.

   Тонкое кольцо, которое в прошлый раз смогло создать спасительную преграду от призрака, жаждавшего меня убить, я вновь надела на палец. Я не оставила идею отнести его к мастеру, но не знала, как объяснить специалисту по артефактам, зачем моему кольцу охранять владельца от сущностей, подобных призракам.

   Я пару раз покрутила серебристый ободок между пальцами, ощущая легкую тревогу, затем тряхнула головой, настраиваясь на более решительный лад, и залезла в седло.

   Весь путь до кладбищенской изгороди мы пронеслись стрелой, вспарывая ледяной воздух. Когда моя кобыла, опьяненная пустой дорогой, ускорялась без моего на то указания, я не сдерживала ее, подначиваемая возникающими в голове образами мертвых чудовищ, что могли притаиться по обочинам дороги. Рядом, барахтаясь в потоках воздуха, плыл светоч, с трудом успевающий озарять путь.

   Через ограду я перебралась так резво, словно за мной гнались и лезла я вовсе не на кладбище, а в дом родной, в глубине души понимая, что прятаться от мертвых на погостах примерно то же самое, как пытаться избежать кражи, предусмотрительно притаившись в темном переулке, где регулярно подрезают кошельки.

   Ступив на кладбищенскую землю, я поспешила к тому месту, где в прошлый раз наткнулась на призрака.

   Некромант уже ждал меня под молодым тенеку без ленточек, вольготно разместившись меж узловатыми корнями. Глядя на яркий светоч, он поморщился, недовольно прищуривая глаза и прикрывая их рукой. Его тонкие пальцы украшало несколько массивных перстней.

   – Не самая удачная ночь для встреч, – пробурчал он мне вместо приветствия. – С минуты на минуту хлынет дождь.

   Я повертела головой, пытаясь понять, по каким же признакам он смог это определить, но ничего не разглядела.

   – Принесла?

   – Да, – вытащила я из-за пазухи кожаную записную книжку, нагретую теплом собственного тела, и сдержанно помахала ею перед молодым человеком, имени которого до сих пор так и не узнала.

   – Ну так давай сюда, я посмотрю.

   – Только не забирай ее с собой, – с опаской предупредила я.

   Будто если он захочет отобрать ее в этот же момент без моего на то согласия, я смогу с этим что-то поделать.

   – Никуда я ее не заберу. Но я должен просмотреть записи, чтобы дать свой ответ. Только… убери, пожалуйста, подальше этот дурацкий огонек, слепит...

   Я запоздало поняла, что до моего прихода некромант сидел в темноте, пользуясь лишь светом тенеку. Однако как он в полутьме собирался просматривать записную книгу, для меня оставалось загадкой.

   Но я послушно погасила магический шарик и подала блокнот некроманту, с трудом разжав пальцы, когда он потянул книгу на себя. Заметив это, молодой человек криво ухмыльнулся, а затем вдруг быстро провел ладонью – и между нами вспыхнула магическая преграда.

   – Это для моей безопасности, – снисходительно пояснил он, глядя на мое вытянувшееся лицо. – Поверь, у меня тоже много причин тебе не доверять.

   Игнорируя темноту, маг распахнул блокнот.

   Признаться, я ожидала, что строптивая записная книга что-то выкинет. Подожжет тенеку или одежду некроманта, выдаст список ругательств вместо очередного перечня нежити или просто притворится поваренной книгой – но она спокойно отнеслась к прикосновениям молодого человека, вероятно, безошибочно распознав его темный дар.

   Страницы монотонно шелестели. Я терпеливо ждала вердикта некроманта, ежась от ветра, бьющего в спину. Пока не почувствовала, как на лоб приземлилась первая крупная тяжелая капля. Я смахнула с лица холодную воду, пропуская ее между пальцев.

   – Дождь, – констатировал некромант, захлопывая блокнот.

   На смену первой капле тут же пришли десятки ее сестер, забарабанивших по одежде.

   Да это не просто дождь, скоро начнется самый настоящий ливень!

   Магический барьер перед моим носом рассыпался на безобидные и неощутимые на прикосновение искры, коротким потоком хлынувшие на меня и некроманта.

   – Пойдем, поговорим под крышей, – сказал он, встав и убрав за пазуху мою собственность.

   – Под какой еще крышей? – с недоумением спросила я, мысленно наступая себе на горло, чтобы не поддаться порыву и не кинуться отбивать свою семейную реликвию.

   В местах для подношений богам, конечно, были навесы, но под ними невозможно укрыться в непогоду с таким косым ветром.

   – Увидишь.

   Словно опровергая его слова, на нас шумной стеной обрушился ливень, полностью перебивая свет тенеку и погружая мир в темноту.

   Страх тут же пронесся от макушки до кончиков пальцев, и я с протестом дернулась, когда некромант взял меня под руку, но все-таки удержалась от того, чтобы попытаться вырваться.

   Некромант уверенно потянул меня, и вскоре я уже едва успевала переставлять ноги, чтобы не отставать. Инстинкт самосохранения то требовал бежать прочь, то, напротив, вцепиться в некроманта мертвой хваткой, чтобы, не дайте боги, он меня не бросил.

   В любом случае, молодой человек знал, куда идет, и различал перед собой дорогу, так уверенно он заставлял меня сворачивать на поворотах, что не мешало, впрочем, спотыкаться о неразличимые в темноте камни.

   В какой-то момент я окончательно потеряла все имеющиеся ориентиры и шла в сплошном потоке воды, совершенно оторванная от окружающей действительности. Когда перед нами выросло нечто высокое и серое, я уже не имела не малейшего представления, что же это такое.

   Сквозь водную пелену вспыхнула фиолетовая вязь заклинанья, раздался скрип несмазанных петель. Перед нами распахнулся проем, за которым стояла темная мгла, и я, не чувствуя ног от нахлынувшей жути, позволила некроманту втянуть себя внутрь.

   Дверь за нами захлопнулась с неприятным грохотом. Я сделала пару судорожных глотков затхлого воздуха, пялясь в окружающую черноту и дрожа от холода из-за промокшей одежды.

   Сотворенный некромантом светоч заставил сощурить глаза. Дрожащие тени заплясали по голым каменным стенам просторного помещения. Несколько стоящих в ряд старинных саркофагов не оставляли никаких сомнений по поводу назначения этого места.

   Некромант затащил меня в один из склепов, располагавшихся на кладбище.

   Я, с трудом унимая дрожь, сбросила с плеч плащ, который можно было отжимать, и растерянно оглядела ближайший саркофаг. Мастер достоверно вырезал из желтоватого камня лежащую во сне молодую девушку, прижимающую к груди небольшой букетик лилий, завязанный множеством лент, которые струились по ее телу. Длинная юбка изваяния ниспадала вниз, к моим ногам.

   По стенам помещения шли углубленные в камне ниши, забитые оплавленными свечами.

   – Кому принадлежит этот склеп? – уже с интересом оглядываясь, спросила я у некроманта. – Неужели родственники мертвых не заметят, что тут кто-то бывает?

   – Этот род прерван, – коротко ответил молодой человек.

   Несмотря на сожалеющий тон, он беспардонно кинул свой мокрый плащ на один из саркофагов и вновь принялся рассматривать записную книгу. К моему облегчению, она выглядела абсолютно сухой.

   Когда некромант, задумавшись, поднял лицо, я вздрогнула. Один его глаз имел совершенно нечеловеческий вертикальный зрачок, как у кошки.

   – Что это?.. – Я махнула рукой, не в силах подобрать нужные слова.

   – Что?.. Ты про глаз? Это для того, чтобы видеть в темноте, – вновь вернувшись к страницам, мимоходом пояснил некромант.

   Молодой человек уселся в одну из пустующих ниш. Его настолько поглотили исписанные от руки листы, что он напрочь забыл о повторном сотворении преграды.

   – Никогда не слышала о таком заклинании, – медленно проговорила я, силясь вспомнить хоть что-то о магическом изменении частей тела. Всякие фокусы со свечением или сменой цвета радужки мне были знакомы, но вот чтобы использовать такой полезный эффект…

   – Оно слишком специфическое, его мало используют. Нужно… слишком хорошо понимать анатомию глаза. На это способны или лекари, или некроманты.

   Я с отвращением поморщилась, поняв, что именно подразумевает мой собеседник.

   Пока некромант занимался записями, я подсушила свою одежду простеньким заклинанием огненного элемента – лучше ходить в мятом, чем слечь с температурой после холодного ливня.

   Затем, ожидая вердикта, я успела рассмотреть все саркофаги, сделать несколько кругов по склепу, отковырять стекший воск свечи, с омерзением найти мумифицированную мертвую летучую мышь в самом углу помещения… Некромант, наконец, закончил.

   – Я не удивлюсь, если ты успел вычитать все, что тебе было интересно, и теперь с призраками я буду разбираться сама, – неловко пошутила я, с напряжением глядя на молодого человека.

   – Думаю, – проигнорировал мои слова некромант, – для удобства нам все же стоит представиться друг другу. Только не настоящими именами, само собой. Как мне тебя лучше называть?

   Я опешила от такой постановки вопроса.

   Понять мотивацию некроманта я могла, но что-то внутри меня не желало конспираций, как бы глупо это ни было. Из-за необходимости скрывать личность складывалось ощущение, что я замыслила нечто плохое, что никак не вязалось с моим благородным желанием спасти свою семью.

   Я фыркнула и выдавила:

   – Если это так необходимо… Пусть… пусть будет Клэр.

   Фантазия меня, очевидно, подвела, но с подобным именем, близким к настоящему, я хотя бы начну быстрее на него откликаться.

   – Меня зови… Идвин. Да, Идвин, – сказал некромант, встал и протянул мне книгу.

   Я с облегчением взяла ее, сразу пряча за пазуху.

   – Итак… Клэр, тебе очень повезло, что у тебя в руках оказалось нечто подобное. – Некромант вновь сел в нишу, мимоходом отбрасывая мешающую ему прядь вьющихся волос. – Этих записей, может, и недостаточно, чтобы обучиться с нуля, но для того, кто уже знает основы и больше… это крайне полезная вещица.

   – Так ты мне поможешь? – прямо спросила я.

   – В обмен на блокнот? В каком-то смысле, да.

   – Мне отчего-то совсем не нравится твоя формулировка…

   – Клэр… видишь ли, в чем дело, – вздохнул лже-Идвин. – Конечно, я могу подчинить призрака и приставить его к тому, на кого ты укажешь. Но если этого духа обнаружат, выследить меня знающему человеку не составит особого труда. Лично я не могу так рисковать. А вот если ты решишься сделать все сама, понимая сопутствующие риски, то я возьмусь в обмен на эти записи обучить тебя необходимому.

   Что-то внутри сжалось и обреченно ухнуло вниз.

   – Но… как же призрака обнаружат? Кто может так просто его увидеть? Некромантов осталось совсем немного…

   – Инквизиция, Клэр. Кто же еще, – устало пояснил некромант. – Народ уже и забыл об опасностях от призрачных сущностей, а она до сих пор помнит.

   Я, уже не думая о том, где вообще нахожусь, присела на краешек саркофага, размышляя.

   – Твоей силы хватит, можешь не переживать, – некромант, неверно истолковал мое волнение. – Если ты действительно до этого ничем подобным не занималась и почти смогла взять под контроль неупокоенную душу ребенка – это уже о многом говорит.

   – Ребенка? А что, есть какая-то разница, взрослая душа или детская? – отстраненно спросила я.

   Не могу сказать, что сейчас это было важно, но упор на не слишком значимую деталь вызвал во мне какой-то странный болезненный интерес.

   – Души детей нестабильны. К тому же если они не отошли в мир Иной... Поверь, при жизни с ними определенно было что-то не так. Как правило, детей ничего здесь не держит. Они быстро забывают подчас действительно ужасные вещи, многие из которых не в состоянии осмыслить, а после смерти привязанности их почти не тяготят. Мало что способно привязать душу ребенка к нашему бытию настолько плотно, чтобы это помешало правильному порядку вещей. В мире живых остаются лишь окончательно покалеченные, изуродованные детские души. И не всегда они были жертвами…

   Я поежилась, уже жалея, что задала свой вопрос, так что решила вернуться к главной теме нашего разговора.

   – Ладно, хорошо, – поспешно проговорила я, – ты поможешь мне подчинить призрака, научишь, как с ним управиться. Надеюсь, что это не потребует много времени…

   – Есть еще один момент, – медленно проговорил некромант, словно подбирая правильные слова. – Если мы сейчас и подчиним кого-то из духов, долго удерживать контроль над ним ты все равно не сможешь. У тебя просто нет необходимого опыта, ты должна отработать его на более простых вещах, а не на призрачных воплощениях живых душ. Я имею в виду… физические формы.

   – Останки? – вмиг осипшим голосом уточнила я.

   – Именно.

   – И сколько потребуется времени, чтобы… отточить контроль? – тихо спросила я после короткого молчания.

   – Если ты действительно имеешь хороший потенциал, то учитывая, что у тебя есть определенная цель, требующая четкого перечня навыков, даю на все про все примерно недели три при условии ежедневных занятий. Этого совершенно точно недостаточно, чтобы изучить основы, но вполне хватит, чтобы ты под чужим руководством смогла стабильно удерживать призрака.

   – Ясно, – кивнула я.

   Хоть самой от безысходности ложись здесь и умирай.

   Я абсолютно не хотела иметь близких дел непосредственно с останками мертвых и уж тем более не собиралась оттягивать задуманное еще на три недели. Мне что, придется каждую ночь приходить сюда, чтобы – боги, даже подумать об этом страшно! – поднимать из могил мертвецов?

   Совершенно невозможно.

   Я подняла глаза на Идвена, силясь подобрать слова, чтобы молодой человек понял меня и пошел навстречу. На ум, как назло, не шло абсолютно никаких аргументов, кроме эмоционального «не хочу» и «не смогу».

   Некромант выжидающе смотрел на меня, и в его темных глазах, в которых отражался пляшущий светоч, я обреченно прочитала непоколебимую твердость.

   Он ни за что не пойдет ни на какие уступки.

***

Идвин впервые за все наше знакомство проявил себя так, как и положено человеку высшего сословия, к которому он, безусловно, принадлежал – галантно проводил меня прямо до лошади. Без его помощи под проливным ливнем я бы не смогла выбраться по темноте с кладбища, а дождь легко гасил мой светоч, как бы я ни старалась вложить в него силы, ведь все же я не была магом стихий.

   Я с облегчением обняла за шею продрогшую и недовольную Опал, чувствуя, что ее грива успела промокнуть насквозь.

   – До скорой встречи, – чуть наклонил голову некромант и уже через мгновение растворился в темной водной пелене.

   Я, не отпуская фыркающую Опал, мокрыми холодными пальцами нащупала портальный амулет, нетерпеливо сжала его и отправила требуемую мысленную команду.

   На мгновение мы провалились в полнейшую тьму, которая не содержала ни звуков, ни цветов, ни запахов. Животные ненавидят телепортации, но Опал лишь чуть дрогнула, специально приученная к подобным вещам, как и любая другая наша лошадь.

   Небольшой толчок под ноги, отдающийся в коленках, и разноцветные искры осыпали ровную лужайку, выхваченную из темноты тусклым фонарем. Под ливнем его света с трудом хватало, и я, слегка оглушенная перемещением и уже сильно уставшая, едва не пнула рунный камень – небольшой расписной мраморный столб, который и позволил мне перенестись к дому. Он не находился прямо на территории поместья, но был огорожен и прилегал к ней, имея лишь один выход на нашу землю.

   Высокие, защищенные магией ворота открылись, узнавая во мне члена семьи Извич. Я почти бегом припустила к конюшне, ведя за собой Опал и не желая садиться в мокрое седло.

   После всего случившегося мои мысли занимала лишь горячая ванна и теплая постель. Может быть, еще подогретое молоко с медом, но уже после ванны.

   В конюшню я влетела без оглядки, на ходу творя светоч. Распахнула денник, загнала туда Опал, планируя расседлать ее уже там. Недовольно отжала тяжелый плащ, повернулась и замерла как вкопанная.

   Здесь я была не одна.

   – Ивен?.. – проговорила дрогнувшим голосом.

   Конюший стоял неподалеку, чуть вразвалку облокотившись на подпору, и на его лице я не увидела особого удивления от моего появления. А то, что там было, мне совершенно не понравилось.

   – А я, госпожа, вас тут все жду и жду… – протянул он тоном, безнадежно далеким от почтительного. – А вас, видите ли, нет и нет. Где ж вы бродить-то в такое время изволили? С полуночи вас, один Вернис ведает, где носит.

   Я пару мгновений не смогла выдавить и слова, а затем как можно более спокойно и непринужденно проговорила:

   – А что ты здесь забыл, Ивен? При всем моем уважении к нашему детству, я все же напомню, что слуги не должны ходить в подобный час, где им вздумается.

   – Госпожа, вы же сами меня разбудили, когда забирали Опал, – хмыкнул Ивен. – А сейчас ругать хотите… нехорошо.

   Значит, то были все-таки не мыши...

   – Ты что это, хочешь сказать, что спишь в конюшне? – Я смутно представляла, как можно заснуть, вдыхая прочно въевшийся в стены денников запах навоза.

   – А что, нельзя, госпожа? – В голосе слуги послышалась неслыханная издевка. – Ночую, бывает. Все лучше, чем с храпящим соседом по комнате, когда и глаза не сомкнуть…

   Он сделал еще пару шагов вперед, подойдя так близко, что я отступила.

   – Что тебе нужно? – прямо спросила, чувствуя дрожь в коленях.

   Казалось, после кладбища я уже не была способна на сильный испуг, но то, что происходило сейчас, напрочь выбило из колеи.

   – Ой, госпожа, я ж не дурак. – Ивен ухмыльнулся, демонстрируя небольшую щербинку между зубов. – Я могу себе представить, что может занимать молодую госпожу в подобное время. И к тому же понимаю, что ваша маменька совсем не обрадуется, когда узнает, что вы бегаете к полюбовникам.

   Я издала нервный смешок. Пожалуй, выплыви, из-за чего я ухожу по ночам из дома, версия про любовников станет для меня спасительной. Уж лучше опозориться, чем быть сожженной на костре Инквизиции.

   – В общем, госпожа, вы же знаете, я люблю иногда за ворот заложить, а язык под этим делом может и развязаться… Нужно как-то обезопаситься, хорошо бы иметь… как говорят... стимул. Такой стимул, который бы кошель потяжелее делал, ну вы сами понимаете.

   – Сколько? – скривилась я.

   Жаль Вайну, связалась же она на свою голову с мерзавцем.

   – Двести золотых, – выдал Ивен.

   Много, но не слишком. Я на покупки за раз и то куда больше тратила.

   – Каждые две недели, – нагло добавил конюх.

   А вот это уже свинство. Я зло сощурилась.

   – Совестью тебя боги, Ивен, совершенно не одарили.

   – И это еще не все, госпожа…

   Секунда, и конюх оказался чересчур близко. От неожиданности я шарахнулась от него, впечатываясь спиной в стену, и Ивен, пользуясь моментом, тут же прижал меня, горячо дыша в шею.

   – Госпожа, теперь-то строить невинность ни к чему, – с придыханием шепнул он, – один за ночь или два, разница вам уже какая, все равно обесчещенная ходите. Станете ко мне ласковой, и я насильничать не стану…

   От ступора я замерла, с изумлением и отвращением ощущая, как его рука зашарила по моему телу.

   Все мое существо просто отказывалось верить в происходящее. Ивен принял потрясенное онемение за молчаливое согласие, и его пальцы деловито потянулись расстегивать мой пояс.

   Что-то внутри щелкнуло, и по мне промчался поток силы, питаемый яростью.

   – Убью… – прошипела я и, собравшись, отпихнула от себя крепкого конюха.

   На деле его толкнула не я, скорее, некая невидимая волна – отзвук энергии, которая во мне бурлила.

   – Вот падаль! – зло процедил Ивен.

   Нечто внутри клокотало, желая разорвать конюха в мелкие клочки, уничтожить, стереть с лица земли, чтобы и косточек от него не осталось. Я едва сдерживала руку, по пальцам которой уже вовсю ходили всполохи зеленоватого света – одно прикосновение, и плоть конюха познает некроз и распад.

   Ивен не был магом, но он не мог не почувствовать опасность, таившуюся за этим свечением.

   Больше храбрясь, он с отвращением сплюнул:

   – Стращать меня вздумала?.. Ну стращай, стращай, да вот только знаю я, что никакая ты не магичка. Даю на размышления несколько дней, не придешь сама, придется мне наведаться к твоей матери.

   Он развернулся и, громко хлопнув дверью, вышел из конюшни прямо под проливной дождь.

   Я еще некоторое время стояла, сжимая и разжимая пальцы, ощущая, как струится по ним пышущая жаром энергия, которая жаждет найти выход. Немалых усилий стоило мне обуздать это желание и погасить огонь.

   На эту борьбу у меня ушли все оставшиеся силы. Я с размаху села на деревянный настил, чувствуя, как тело бьет крупная дрожь. Правая рука коснулась клока соломы, и остатки энергии тут же ушли в нее, заставляя сухую траву в мгновение сжаться и рассыпаться в темный тлен.

   Ивен даже не подозревал, насколько был близок к смерти.

***

Утром я сослалась на легкое недомогание и проспала половину дня. Сон подарил мне временный покой и помог вернуть потраченные силы.

   Я завтракала прямо в постели, в то время как в столовой уже подавали обед. Некоторое время бездумно пялилась в незанавешенное окно, сквозь которое виднелись тугие струи так и не закончившегося дождя.

   – Обещают, непогода к вечеру пройдет, – отстраненно сообщила мне Вайна, которая и принесла поднос с едой, а сейчас стояла рядом и ждала дальнейших распоряжений.

   – Это хорошо. А что прогнозируют завтра, не знаешь? – Я посмотрела на служанку и почувствовала острый приступ тоски.

   Вайна, казалось, уже не слушала меня. Мечтательная улыбка сегодня практически не сходила с ее губ, а глаза застилала пелена, вызванная крайне приятными мыслями. Девушка светилась счастьем, как светятся, наверное, только влюбленные, объект чувств которых отвечает им своим расположением.

   Всемилостивые боги, ну как же так. Она всегда казалась мне разумной… И почему Вайну угораздило влюбиться в такого ублюдка?

   Я даже смутно не представляла, как же правильно поступить со всем этим. Как рассказать Вайне правду про ее ненаглядного, не выдать при этом своих тайн и не оказаться в ее глазах подстрекательницей, собравшейся то ли от скуки, то ли от зависти разрушить чужое счастье.

   Самым правильным было бы добиться, чтобы от услуг Ивена в поместье отказались в самое ближайшее время. Но он сын одной почтенной пожилой пары из нашей прислуги, маменьке нужны будут серьезные доводы, чтобы вышвырнуть его вон. Я могла бы рассказать о том, что Ивен имеет связь с моей Вайной, но тогда и у девушки возникнут серьезные проблемы.

   Или же мне стоило прямо сказать, что Ивен домогался меня? Какой позор… И что мне делать с разбитым сердцем Вайны, которая вряд ли поверит в виновность любимого, а меня наверняка возненавидит? Даже если подробности про домогательства и не коснутся ее слуха, она может выкинуть финт и просто уехать из поместья вслед за конюхом.

   Сам Ивен, естественно, не сможет привести весомых доказательств того, что я покидаю поместье по ночам, мои слова по определению будут иметь больший вес.

   Но едва такое допущение озвучат, к моей комнате тут же приставят на ночь слугу, просто чтобы у маменьки на сердце было спокойно.

   Это многократно усложнит ситуацию.

   И что тогда со всем этим делать?.. Ладно, пока были другие проблемы, и я отложила принятие решения по поводу Ивена на пару дней.

   Когда я покончила с завтраком, Вайна грациозно подхватила поднос и повернулась, чтобы уйти. Ее тонкую талию перетягивал черный поясок с бантом сзади, подчеркивающий обманчивую хрупкость девушки.

   – Погоди-ка, – остановила ее я. – Хотела тебя спросить. Ты не знаешь какую-нибудь артефактную лавку, которая могла бы гарантировать клиентам анонимность? Мне нужно одно колечко проверить… чужой подарок… одни боги ведают, что на него может быть навешано.

   Вайна обернулась и, к моему удивлению, без промедления кивнула:

   – Да, госпожа. Только эта лавка в Западной Эрге… сами понимаете, что там за место. И доплатить придется немало. Но анонимность полностью гарантируется, это совершенно точно.

   – А они же могут составить отчет по артефакту в письменном виде? – спросила я, тяжело вздыхая.

   Уж никогда не думала, что буду нуждаться в подобных услугах.

   – Конечно, госпожа, они могут передать результат работы запечатанным посланием. Если хотите, я могу сегодня же отнести им ваше колечко.

   Ни одного бестактного вопроса о том, что это за кольцо и как оно могло появиться у молодой госпожи.

   Что ж, а я в свою очередь не стану выяснять, откуда у девушки точные познания по столь щекотливым вопросам. Вряд ли она хочет делать акцент на том, что до сих пор поддерживает связь с родственниками из клоаки столицы.

    – Было бы чудесно. Зайди тогда ко мне, Вайна, как закончишь работу внизу. Только сделай все аккуратно и… не задерживайся до темноты.

   Служанка улыбнулась, кивнула и вышла.

***

На этот раз мне пришлось ждать некроманта. Вайна оказалась права, дождь закончился еще к вечеру, но после ливня на кладбище было сыро и влажно. Земля набухла, а по дорожкам разливались большие живописные лужи.

   Прежде чем сесть на корни тенеку, пришлось долго и аккуратно их подогревать, чтобы испарить лишнюю воду, не навредив при этом самому дереву.

   Удивительно, но без Идвина на кладбище мне было куда больше не по себе, чем в прошлый раз. И несмотря на то, что здесь все так же сохранялось какое-то странное умиротворение, его портили мои личные страхи.

   Я ведь специально не стала пить зелье «Слезы Брианны», чтобы не мотать себе нервы, и только на месте поняла свою ошибку – если я не вижу призраков, не значит, что та умершая девочка не нападет на меня лишь потому, что я не могу ее рассмотреть. Или призраки незлопамятны на события в посмертной жизни?..

   Я теснее прижалась к стволу тенеку, чувствуя гладкость его коры, и незаметно для самой себя начала вспоминать молитву к божественной заступнице Брианне.

   Идвин пришел к тому моменту, когда я была готова начать скандировать ее нараспев. Увидев некроманта, я вовремя остановилась, тем самым спасая свою и так изрядно подмоченную после неприглядной ситуации с призраком репутацию.

   Впрочем, если уж говорить о репутации и тому подобном, то провокационно выглядел скорее сам некромант. Растрепанный и взлохмаченный, он явно собирался наспех, и пару пуговиц на рубашке стоило бы для приличия все-таки застегнуть…

   – Прошу прощения за опоздание, – быстро проговорил он.

   – Добрый вечер. Да ты словно бежал от кого-то… – проговорила я, вставая.

   – Что-то вроде того, – уклончиво ответил маг. – Нужно было задержаться, семейные дела. Еще раз извини, что заставил ждать. Пока по городу и в его окрестностях бродит оголодавший драугр, нехорошо оставлять молоденькую девушку поздно ночью в одиночестве.

   Идвин до конца застегнул рубашку и пригладил волосы, возвращая себе приличный вид.

   – Какой еще драугр? – растерянно спросила я, не понимая, о чем он говорит.

   – Ну тот серийный маньяк. Ты же не думаешь, что это обычный некромант? – невесело ухмыльнулся Идвин.

   – Откуда ты знаешь?.. – внутри меня вновь зашевелились нехорошие подозрения по поводу причастности молодого человека к преступлениям.

   – Это предположение. Но если судить по тем частям тела, которые выедались из жертв, то нежить явно гурман. Не веришь мне на слово, то ознакомься с газетами, пустоголовые гули не станут так привередничать. Учтем все обстоятельства и местность, исключим экзотические виды нежити, и на ум приходит только драугр. Во всяком случае, пока это самое правдоподобное объяснение.

   – Но кто это вообще такой? Тоже нежить? Действует сама по себе, без воли некроманта?

   – Он и есть некромант, – глядя на меня с удивлением, пояснил Идвин. – Ты что, сказок про драугров в детстве не читала?

   – Не думаю, что моя маменька была бы в восторге от подобных сказок, – пробормотала я.

   – Потеряла ты немного. Если по существу, драугры – высшая нежить. Из той, которая имеет разум и действует более чем осознанно. Кроме того, учитывая, что подобное существо может жить бесконечно долго, эти твари чаще всего куда умнее обычного человека, под которого отлично маскируются. Стать драугром можно лишь в результате ритуала и только в том случае, если будущий драугр – природный некромант, способности которого после смерти и нового рождения многократно вырастают. Технология подобного обращения, естественно, держалась в секрете даже тогда, когда к некромантам относились терпимее.

   – Так он питается людьми? Как вампир?.. – Я не смогла сдержаться, и мой голос зазвенел от ужаса.

   Осознанно стать нежитью, чтобы затем питаться человеческой плотью? Это звучало кощунственнее, чем что бы то ни было.

   – Нет, плохое сравнение. Вампиры все-таки нечто совсем другое. Жизненную силу они получают исключительно через кровь. И пусть они переживают что-то вроде смерти перед перерождением, все же вампиры далеко не мертвецы. Скорее, иные живые существа, хотя тут можно спорить до бесконечности, но некроманты не имеют власти над ними, что говорит многое о природе кровососов. Драугры же мертвы со всем из этого вытекающим, и есть даже один способ их подчинить, если ты некромант... А чтобы насытиться или регенерировать части своего тела, им нужна живая плоть. Кровь, кстати, тоже может подойти, но у драугров нет для этого особых клыков, а их слюна уж точно не обезболит укус. Жертва же… вряд ли получит наслаждение, как это происходит с укусом вампира.

   – Но зачем драугру… все это?.. В чем смысл нападать на людей, выставляя на всеобщее обозрение их трупы?

   – И я бы хотел знать, к чему эта демонстративность. Этот убийца словно кричит: «Посмотрите на меня, я здесь», это крайне нетипичное поведение для драугра. Инквизиция, вероятно, в бешенстве, но, возможно, ему только это и надо. К тому же могу предположить – будучи многие годы нежитью, вряд ли ему удается сохранить рассудок неповрежденным.

   – А ты сам… встречал хотя бы одного драугра в своей жизни?

   Идвин хмыкнул:

   – Если и встречал, то вряд ли об этом знаю. И обычного-то некроманта выявить сложно, а мы говорим о высшей нежити, выживающей лишь благодаря тому, насколько качественно она способна замаскироваться. Уйти подальше от людей для нее невозможно – откуда брать энергию для поддержания внешнего облика и обращения разложения вспять? Разве что охотиться на диких животных в отдаленных лесах. Не самое увлекательное занятие для проведения вечности, на мой взгляд.

   – Отвратительно, – пробормотала я. – Как можно осознанно подписаться на такое существование?

   – Ради бессмертия, естественно, – криво ухмыльнулся Идвин. – А это единственный способ стать бессмертным и оставить при себе магию. При превращении в вампира, как известно, магия уходит, и далеко не факт, что ты взамен обретешь какие-то особые силы, которыми в вампирских кланах обладают лишь единицы... В любом случае, драугр действительно крайне опасен. Так что будь максимально осторожна, Клэр.

   – И ты… будь осторожен…

   Факт, что где-то бродит со своими мертвыми слугами ненормальный маг с темным даром, пугал, но теперь, когда я узнала о существовании высшей нежити, стало еще хуже.

   – Так что за способ управлять драугром? – вспомнив ранее озвученную оговорку Идвина, спросила я.

   В голове возникла безумная нанийская матрешка, на чьих частях художник решил изобразить целое сборище мертвецов, цепочка которых в этой загадке теоретически могла быть бесконечно длинной.

   – Этот способ есть, но в жизнь воплотить его сложно. Если верить тому, что я слышал о силе высшей нежити, куда проще ее уничтожить, чем подчинить. Для подчинения нужно не только знать определенный ритуал, но и раздобыть сердце этого самого драугра. Которое все они традиционно предпочитают носить с собой на привычном месте, в груди.

   Я глубоко задумалась, и Идвин как-то странно на меня посмотрел.