Кровь в круге. Остин Марс

Королевский бал подходит к концу, но веселье только начинается – высший свет увидел госпожу Веронику, и разделился на тех, кто её обожает, и тех, кто ненавидит. Первые помогают ей влиться в новый для неё мир, вторые мечтают испортить ей жизнь, особенно усердствуют дамы, которым её красота как кость в горле. Может ли череда конфликтов такого уровня закончиться бескровно? Точно нет. Сможет ли госпожа Вероника выйти из них живой и невредимой? Зависит от её удачливости, хитрости и умения выбирать друзей. И особенно зависит от её нового "друга", в которого внезапно превратился отставленный фаворит Кан Шеннон, жутко злой по этому поводу, но не планирующий отступать.

   Кровь в круге (КРВ6)

   ГЛАВА 38

   6.38.1 Чай, когда вычеркнули Рональда

   Где-то рядом играла музыка. Вера открыла глаза, увидела шкаф, который не закрывался из-за того, что внутри сидела светлоглазая цыньянка и дразнила художника. Музыка играла всё громче, Вера закрыла глаза – этот кореец знал толк в аудиоласках.

   Немного полежав, она вспомнила сон, задумалась, но решила пока что считать это просто сном, времени разбираться всё равно не было.

   «Надо попасть в храм, только к толковому жрецу, типа Марка, а не тех "отмеченных" у МаРа, которые ничего не видят.»

   Встала, сходила в ванную, оделась и выглянула за дверь, увидев министра Шена в кресле, читающего бумаги. Он посмотрел на неё, и её окатило такой мощной волной обожания, что стало жарко.

   «Амулет снял. И запись прослушал. Блин…»

   Это смущало, она опустила глаза, он отложил бумаги и встал, ей захотелось захлопнуть дверь и придвинуть к ней шкаф, лишь бы не смотреть на него.

   И посмотрела.

   Эта улыбочка заслуживала рамки с фейерверками и надписью: "Bitch I'm Fabulous", Вера уже начала сомневаться, что это её заслуга.

   – Случилось что-то хорошее?

   – Да нет, всё по плану, – он улыбнулся ещё шире, Вера невольно отступила назад, как будто он толкал перед собой волну своего офигевшего от собственной офигенности состояния, и этим опять вызвала у него улыбку. Он вошёл и закрыл за спиной дверь, медленно провёл взглядом по Вериному платью снизу вверх, с большим значением спросил: – Зашнуровать?

   «…или расшнуровать?»

   – Зашнуровать, – кивнула Вера и развернулась спиной. Министр начал затягивать шнуровку, очень медленно, и гораздо сильнее, чем нужно, в сочетании с его излучением это вызывало гремучую смесь эмоций.

   – Как спалось?

   «Мр-р…»

   – Божественно.

   Он рассмеялся и уткнулся лбом ей в плечо, покачал головой, тихо шепча:

   – Как же жаль, что я не видел их лиц.

   – Могу описать. Такое выражение, как будто они сели за стол в доме своего начальника, а он им с гордостью подал берёзовое полено, и радостно предложил наслаждаться его изысканным вкусом. – Министр смеялся, Вера тоже начала улыбаться. – А они такие сидят и думают – чё поделать, надо есть.

   Он насмеялся, выровнялся и продолжил шнуровать платье, уже спокойнее спросил:

   – Что снилось?

   – Что ваша матушка и одна из сестёр таскают из вашего дома вещи, и жалуются на мышей.

   – Из дома? – поражённо рассмеялся министр, Вера кивнула:

   – Из дворца Кан. Через западную калитку.

   – Откуда вы знаете, что там есть калитка? – он стал серьёзнее, она стала несерьёзнее:

   – А откуда я знаю, что там нет птиц?

   Он помолчал, напряжённо думая и прикидывая, она почти слышала скрип шестерёнок у него в голове, наконец он отбросил сложные планы и спросил:

   – Откуда?

   – Я их там не видела, – беззаботно пожала плечами Вера, – во всех домах есть, а в вашем нет. Странно, да?

   «Дзынь.»

   – Да. Проголодались? Булат расстроился, что мы не попробовали десерт. Там нет приправ и ничего специфического, вы все эти продукты уже ели, всё должно быть хорошо.

   – Хорошо.

   Он закончил с платьем и занялся причёской, они оба молчали, она чувствовала, как его мысли напряжённо изучают и отбрасывают варианты один за другим, это было приятно.

   «Месть, господин министр. Теперь вы поломайте голову над информацией, которую вам просто не хотят давать, хотя она где-то рядом.»

   Он прошли к столу, поели в тишине, он опять взял бумаги, отдав ей телефон, она стала маяться ерундой и создавать контакт для господина министра.

   «Имя – Кан Шеннон Георгович.

   Группы… Коллеги, семья, друзья, мои контакты, экстренные контакты. Друзья.»

   Коварный телефон предлагал поставить ещё галочку, она долго думала, но решила, что хватит, и нажала "назад", но промазала и случайно добавила галочку "экстренные контакты". Долго смотрела на неё, но решила не убирать.

   «Пусть будет. На крайний случай.»

   Дальше шли даты – день рождения, годовщина, другое.

   «День рождения – 3 декабря, годовщина…»

   – Чем вы занимаетесь?

   Она дёрнулась, как будто её поймали на чём-то неприличном, прикусила губу, чуть не ляпнув: "Годовщину нашу записываю". Представила, как это было бы стыдно, и сколько поводов для подколов это ему подарило бы, убрала телефон и отмахнулась:

   – Ерундой страдаю. Вы закончили?

   – Да, – он отложил бумаги, посмотрел на часы: – Сейчас время игр. Вы играете в карты?

   – Немного. Но у вас же, наверное, местные какие-то игры?

   – Тедди привёз сюда покер, надо будет потом вас научить. Хотя, дамам играть не обязательно, они почти никогда не играют. А вот я должен появиться, и хотя бы три-пять партий сыграть, так что оставлю вас на Артура. Можете походить по галереям, можете пообщаться с дамами, если хотите, можете сходить в музыкальные комнаты, Артур довольно неплохо разбирается в музыке. Только не играйте с ним в четыре руки, это неприлично.

   «Дзынь.»

   – А почему мне Рональд не сказал об этом? – она невинно улыбалась, как будто действительно хотела получить ответ на свой вопрос, министр укоризненно посмотрел на неё, проводя взглядом от лица до груди и обратно, с сарказмом ответил:

   – Потому что Рональду невыгодно говорить вам такие вещи. Чем неприличнее вы себя с ним ведёте, тем меньше мужчин рангом пониже будет к вам подходить.

   Вера с загадочной улыбкой опустила глаза, министр вонзил ложку в пирожное так, как будто наносил последний добивающий удар.

   – Не вздумайте танцевать с ним ещё раз. Вычеркните из книжки его предпоследний танец.

   – А он сказал не вычёркивать, – невинно захлопала ресницами Вера.

   Министр замер и поднял на неё глаза, она не выдержала и рассмеялась, взялась за еду, он положил ложку.

   – Это не смешно.

   – Ладно, всё, я поняла, – она подняла ладонь, не переставая улыбаться, он накалялся всё сильнее:

   – Вера, вы не понимаете, с чем шутите. Вычеркните сейчас, или к предпоследнему танцу он танцевать не сможет.

   – Хорошо, всё, – она достала книжку, вычеркнула и показала министру: – Легче?

   Он молча вернулся к еде, и больше не разговаривал, её это совершенно не напрягало, настроение было под облаками.

   6.38.2 Выбор конкурентов на балконе над игральным залом

   Они вышли так же молча, пошли по каким-то новым галереям, гораздо более помпезным и роскошным, чем западное крыло, в какой-то момент Вера увидела внутренний сад с противоположной от танцевального зала стороны, в этой части был фонтан и множество скульптур, Артур с Рональдом её сюда почему-то не водили. Она вопросительно посмотрела на министра Шена, он сделал вид, что не заметил.

   «Ой, какие мы обиженные.»

   Она больше не смотрела в окно, сосредоточившись на интерьерах и встречных мужчинах.

   «Можно подумать, мне больше некому задать свои вопросы. Ха.»

   Они спустились на второй этаж, потом опять поднялись на третий, вышли на балкон над маленьким залом со столами в зелёном сукне, внизу пока не играли, но уже собирались в группы и потирали руки. На балконе второго этажа пили и перекусывали, о чём-то тихо договаривались, подписывали документы. Здесь она наконец-то увидела цыньянцев – они держались вместе, выглядели хмуро и сосредоточенно, один не разговаривал вообще ни с кем, самый молодой и тощий, в самом дорогом костюме; ещё один разговаривал только с ним и с ещё тремя хмурыми постарше; остальные держались свободнее, иногда отходили за соседние столики или перебрасывались парой фраз с карнцами и ридийцами.

   Ридийцев Вера вычислила по смуглой коже и роскошным костюмам, чертами лица и бородами они были немного похожи на арабов, а большими глазами, густо обведёнными чёрными ресницами – на индусов, и они были все симпатичные, как на подбор, как будто здесь фильм снимают, или проходит модный показ драгоценностей для мужчин. Их сияющая красота притягивала взгляд, почти гипнотизировала – мягкие движения, очень выразительная пластика рук, богатая мимика, блестящие густые волосы, гладкая кожа, глаза, лучащиеся смехом и радостью. Они как будто бы всегда были готовы улыбнуться, и ловили любой повод, или сами создавали его, всех своих собеседников смешили и очаровывали, и постоянно жестикулировали – взмахи, переплетённые пальцы, игра с предметами на столе и своими украшениями, ненавязчивые прикосновения к собеседнику – не наглая попытка нарушить границы, а приглашение в своё личное пространство.

   «Как им это удаётся, с ума сойти. Не знаю, где они живут, но я туда хочу.»

   – Выбираете мне конкурентов? – министр опёрся на перила рядом с Верой, она кивнула:

   – Ага.

   – Уже понравился кто-нибудь?

   Она улыбнулась и кивнула на самого активного и весёлого цыньянца, который со всеми поднимал бокалы, но умудрялся ни с кем не пить:

   – Вон тот, в синем.

   – Красавчик? – довольно улыбнулся министр, Вера улыбнулась ещё шире:

   – Ещё и ведёт себя чётко по той инструкции, которую вы давали мне. Союзник?

   – Берите выше – лучший друг! – Вера округлила глаза, министр рассмеялся и кивнул: – Да, и самый доверенный в мире человек после Двейна. Я вас познакомлю. Есть большая вероятность, что если меня однажды всё-таки пришибёт очередным мостом, вы будете жить у него.

   Вера метнула на него укоризненный взгляд, министр сделал невинные глаза:

   – У него красивый дом, вам понравится, даже личный зоопарк есть. – Она отвернулась, он помолчал и опять придвинулся ближе, толкая её локтем: – Ещё кого-нибудь присмотрели?

   – А почему цыньянцев не было в танцевальном зале?

   – У них считается неприличным лапать чужих женщин, и смотреть на них тоже, а их там столько, что чтобы не смотреть, пришлось бы ходить с закрытыми глазами. Поэтому они приходят первыми, приветствуют короля и сразу уходят на второй этаж или в дальние залы, где общаются с бизнес-партнёрами, едят, пьют и слушают музыку. Смотреть на артисток можно. А на карликов смотреть у них считается дурной приметой, в империи любое уродство, включая шрамы и родимые пятна – почти проклятие, а любое проклятие заразно, поэтому они не ходят в театр Фредди, а он этим пользуется. Вы, кстати, бешено понравились Фредди, я жалею, что не увидел ваш танец.

   – Он меня над головой поднял, – она оторвалась от любования ридийцами и посмотрела на министра, на секунду вздрогнув от контраста, опять вернулась к изучению балкона, на этот раз рассматривая цыньянцев. Министр усмехнулся и кивнул:

   – Фредди может, я же предупреждал. Но раньше он так не делал, он издевается над дебютантками, опуская руку, чтобы они не могли под ней пройти – карнки, в среднем, повыше вас будут, им тяжело. А вы как прошли?

   – Вот так, – скорчила шутливую рожицу Вера, изгибаясь синусоидой, министр рассмеялся, с наигранным шоком покачал головой:

   – Здоровые люди так не гнутся.

   «Дзынь.»

   – Как раз здоровые так и гнутся, если не сидят всю жизнь в корсете. В моём мире считается, что здоровый человек должен мочь почесать себя везде, и между лопаток тоже. – Он смеялся, Вера решила его добить, сделала загадочное лицо, наклонилась ближе и шепнула по секрету: – Я могу укусить себя за любой палец на любой ноге.

   Министра порвало окончательно, Вера посмотрела на балкон, опасаясь, что их услышат, но на них никто не посмотрел. Обернулась к министру, он покачал головой и шепнул:

   – Хочу это увидеть.

   – Прибережём это до вашей депрессии, сразу после демонстрации мощи моего бицепса.

   Министр смеялся, Вера развернулась к балкону и продолжила изучать цыньянцев, чтобы не смотреть на ридийцев, хоть это и было в разы скучнее.

   За спиной постучали в двери, кто-то вошёл и отдал министру пачку бумаг, он стал их изучать, Вера смотрела на цыньянцев, мысленно облизывая вниманием ближайшего к ним ридийца, из-за этого сознание распадалось на параллельные потоки, в глазах всё плыло, в какой-то момент она начала видеть скопище алых искр на месте цыньянцев, присмотрелась внимательнее, сравнила с искрой министра Шена – почти одинаковые. Были поярче и потусклее, стеклянные трубочки были разных форм, но такого огромного переплетения разных трубочек, как у него, больше ни у кого не было. Она быстро наловчилась менять уровни восприятия с человеческого на этот расплывчатый, рассмотрела искры всех цыньянцев, у которых они были, нашла такую же у одного ридийца и двоих карнцев, но без трубочек. Одна довольно яркая искра была у женщины в странном костюме, она сидела за одним из столов внизу, разговаривая с двумя ридийцами, Вера засмотрелась на неё – потрясающе красивая женщина. Загорелая, ярко-рыжая, вся такая уверенная в себе, приятно смотреть. Стала изучать других игроков – нет, больше ни у кого искр не было. Было несколько магов, с такими же фиолетовыми облаками, как у хирурга Вахида, был один очень яркий, с искрами россыпью, его Вера на всякий случай запомнила.

   Министр рядом позвал её, пришлось выходить из транса и делать вид, что просто задумалась:

   – Да?

   – Так кого ещё вы выбрали мне в конкуренты? – прозвучало шутливо, как будто он прекрасно понимает, что конкурентов у него быть не может, Вера ответила в том же тоне:

   – Вон тот, в фиолетовом. У него настоящее лицо? Такой красавчик.

   «Дзынь.»

   Министр изучил цыньянца в фиолетовом, того, который единственный разговаривал с самым младшим, усмехнулся и качнул головой:

   – Я конечно на его операциях не ассистировал, но учитывая, что я своими руками ломал ему лицевые кости дважды, ничего настоящего там быть не может уже много лет. Хотя, до встречи со мной, он был смазливым как девочка, так что доля правды в его лице есть. Неужели правда понравился?

   – Нет, просто хочу вас побесить, – фыркнула Вера, он улыбнулся.

   – А серьёзно?

   – Если серьёзно, то вон тот, в синем. Не в центре который, а слева, один стоит.

   – Хм. И чем он вам понравился?

   – Не знаю, он там самый крепкий. Ну, интуитивно. И выглядит умным. Я думаю, мы подружимся. Просто я с тупыми долго не выдерживаю, а нервные со мной долго не выдерживают. А он спокойный. Как будто у него совесть – чиста, таланты – реализованы, друзья – устроены, враги – мертвы.

   Министр тихо рассмеялся, кивнул:

   – Сильная у вас интуиция. Кто на втором месте?

   – Друг ваш. И его брат, который рядом смеётся.

   – Откуда вы знаете, что они братья?

   – Похожи.

   – Понятно. Хороший выбор, – он задумался, посмотрел в бумаги, на Веру, усмехнулся и придвинулся ближе: – А как вам вон тот, в сиреневом, самый младший?

   – Не, – скорчила рожицу Вера, мотая головой, – нет-нет-нет.

   Министр рассмеялся, придвинулся ещё ближе:

   – А красавчик точно нет?

   – Он… – она задумалась, опять рассматривая красавчика, незаметно провалилась в огоньки, изучила его узор трубочек – среди них всех, у него был самый большой, но конструкция была хлипкая. – Он слабый.

   – Ого заявление, – министр изображал иронию, но Вера видела, что ему приятно это слышать, и очень интересно.

   – Ну, не в смысле физически, или… Вот как тот слева сильный, так красавчик слабый. Он неустойчивый, ненадёжный, в нём вроде и мощи достаточно, но в какую сторону она бомбанёт, непонятно. Я бы с ним в разведку не пошла, короче. Ему нельзя доверять.

   Министр опять смеялся, Веру это уже напрягало:

   – Ну что?

   – Продолжайте, – он ироничным приглашающим жестом очертил весь зал, как будто это был обеденный стол. – Мне нравится, как вы без малейших оснований ставите диагнозы. И ещё больше нравится, что эти диагнозы, блин, точны. Как?

   – Божественное озарение, – фыркнула Вера.

   – Никому об этом не говорите, – он достал бумаги, опять придвинулся к Вере вплотную: – А давайте ещё о красавчике?

   – Ну что ещё? – она отодвинулась, он придвинулся ещё, но не так близко:

   – Почему вы не пошли бы с ним в разведку?

   Она опять задумалась, стала изучать красавчика с ног до головы – руки, плечи, лицо, причёска. У него был высокий столичный хвост, с золотой заколкой, лоб пересекала лента с вышивкой из драгоценных камней и золотых узоров, такую носили почти все цыньянцы, но у него камней было больше всех, даже больше, чем у тощего и молчаливого.

   – Он очень богатый?

   – Очень. Это проблема?

   – Может быть.

   – В чём ещё его проблема?

   – Нервный. Рукам места не найдёт, оглядывается постоянно, как будто всех обманул, и в страхе ждёт, когда же его спалят. Не, он мне не нравится, всё, я передумала. Красавчику – отказать. Первое место за крепким, второе за весёлыми братьями.

   – На том и порешим, – с улыбкой кивнул министр, – я вас познакомлю.

   – Кто они?

   – Братья – первый и второй наследники старшего дома Сун, младший – это тот, о ком я вам рассказывал историю про трудности любви к собственной жене.

   Вера стала изучать парня пристальнее, министр усмехнулся:

   – Разочарованы?

   – Нет, почему?

   – Ну, он женат, и влюблён, ваши чары на него не подействуют.

   «Дзынь.»

   – И что? Вы считаете, что я выбираю мужчин исключительно с целью очаровать?

   – Нет?

   – Нет. Мне нужен друг и соратник, тот, кто пополнит банду – консультант, силовая поддержка, кто-то адекватный и сообразительный. А женат он или нет – какая разница?

   – Вам нет разницы, будет ли женат мой конкурент?

   Вера оторвалась от изучения цыньянцев, посмотрела на министра, который всем видом изображал, что шутит, а сам не шутил. Она улыбнулась и качнула головой:

   – Мне муж-цыньянец не нужен, мне не нравится цыньянская концепция брака.

   – Чем не нравится?

   – Договором аренды женщины с целью размножиться и потерять к ней интерес, с большой вероятностью безнаказанно убить или выпнуть на мороз в любой момент, и стопроцентной вероятностью всю жизнь тусить с любовницами без малейших угрызений совести, потому что "там так принято". Если уж деловые отношения, то пусть не маскируются под семью, а будут конкретно деловыми отношениями. Кстати, я поняла, чем ещё мне не нравится красавчик – он выглядит несерьёзно, как будто с ним не получится деловых отношений, он будет соблюдать условия договора, только пока это ему выгодно, я это страшно не люблю в людях, когда на них смотришь и понимаешь, что для прыжка через пропасть ему руку давать не стоит.

   – Почему?

   – Потому что, если я буду падать, он меня без колебаний бросит, а если падать будет он, то будет держаться как клещ. В итоге, я в любом случае теряю от этого союза. Он вроде бы сильный, но не умеет работать в команде, и совесть его отвечает только перед собой.

   – А тот одиночка в синем, значит, не отпустит?

   – Нет, он клёвый. С ним бы я пошла в разведку.

   – Ему тридцать семь лет.

   – Отличный возраст.

   Министр фыркнул и с возмущением уставился в бумажки, просто чтобы взять передышку, Вера с удовольствием рассматривала одиночку в синем, он нравился ей всё больше. Министр нервно убрал бумаги и спросил с вызовом:

   – А лицо?

   – Что – лицо?

   – Его шрамы?

   Вера всмотрелась, но особо шрамов не увидела – там было потемнее, чем в танцевальном зале, и загадочный одиночка всё время держался к ним одной стороной. Она махнула рукой:

   – Мужчин шрамы украшают.

   Министр опять расфыркался, иронично спросил:

   – Что ещё украшает мужчин?

   – Всё украшает. Кроме того, что они делают с целью украситься.

   – У него нет двух пальцев на руке.

   – У него осталось ещё целых восемь. Всё, недостатки кончились?

   Министр тихо рассмеялся, и со смесью досады и облегчения кивнул:

   – К сожалению, да.

   – Вы о нём настолько высокого мнения?

   – Это третий наследник старшего дома Чен, генерал Чен Сун Он, один из военных советников императора-солнца, и лучший стратег из всех, кого я знаю, может быть, даже лучше меня. Мы вместе воевали с дикарями в пустыне после смерти отца, тогда отношения с империей были получше, провинция Чен граничит с Четырьмя Провинциями и землями дикарей, правитель Чен давал военную помощь для подавления беспорядков – ему такой рассадник криминала под боком тоже не нужен был. Сун Он уже тогда был хитрым и отважным человеком, а с возрастом такие только крепчают. Если будет война, мы будем по разные стороны границы, печально это осознавать. Если мы… не найдём способа его перетянуть на свою сторону. Как-нибудь.

   Вера медленно повернулась к министру, поднимая брови:

   – Я не поняла, вы толкаете меня на завоевание цыньянского генерала? Зная мои методы?

   Он невинно улыбнулся:

   – Вы же рассматриваете эти отношения как деловые? Только что говорили, что ищете друга и соратника?

   Она фыркнула и развела руками:

   – Да кто меня знает, что взбредёт в мою голову под влиянием ауры красавчика военного?

   – А, ну да, военные, – с загадочной улыбочкой протянул министр, – у вас к ним слабость.

   – Это у них ко мне слабость, у меня к ним… деловой интерес.

   «Дзынь.»

   – С эстетическим уклоном. Тактильно-эстетическим. Так мы идём знакомиться? Я готова.

   6.38.3 Быт и нравы женской стаи в естественной среде обитания

   Он посмотрел на часы, обвёл взглядом зал, улыбнулся ещё невиннее:

   – А что вы думаете о женщинах, вам кто-нибудь понравился?

   – Да как-то не очень. Вон та красивая, я бы ей стихи почитала бы в интимной обстановке, – она указала на рыжую красотку, министр поморщился и промолчал, Вера продолжила: – Вон та умная, в жёлтом бархате, я бы с ней затусила, но она не захочет, нафига ей проблемы.

   – Серьёзно? Вы общались?

   – Нет, в том и дело. Она умная, она умудрилась хихикать со всеми – и с матушками с балкона, и с юными в веночках, и с парочками, и даже с той кудрявой богатой вдовой, она им всем нравится. Но когда они приходили поливать меня грязью, она нашла себе другое занятие, и мне лично ни разу дорогу не перешла, даже на глаза вблизи не попалась.

   – Это жена министра внутренних дел, – усмехнулся министр, – в спектакле её муж на шее носит.

   – Она же была в синем?

   – Переоделась. Многие меняют за бал два-три наряда, в корсете неудобно сидеть, так что в нём только танцуют, а потом переодеваются в более свободное.

   – Главное, узнать об этом вовремя, спасибо.

   – Я не интересовался такими вещами, мне глубоко наплевать на любые костюмы любых дам этого мира, было, до вашего Призыва. Теперь буду изучать.

   Они обменялись искристыми взглядами, отвернулись, ещё немного поизучали зал, думая каждый о своём, министр опять пролистал бумаги, спросил:

   – А молодые вам как? Не выбрали подруг?

   – Не-а. Те, кто спрашивал об аукционе, туповаты, а умные меня не жалуют. С вон той в розовом я, скорее всего, сегодня подерусь. Или завтра. Максимум, в пределах недели. Чем дольше тянем, тем кровавее будет месиво.

   Он поражённо рассмеялся и поднял брови:

   – Откуда столько кровожадности? Что она вам сделала?

   – Пока – ничего. Но скоро сделает.

   – Почему вы так решили?

   – Чуйка. Все мы ниже шеи звери, а зверям свойственно биться за своё место в иерархии, даже если она негласная. Те глупые милашки, которые меня обсели у бара – омеги, они не ставят под сомнение мой авторитет, потому что видят, что им со мной не тягаться, поэтому сразу пристраиваются снизу, чтобы в случае моего плохого настроения, им не прилетело случайно по шее. Почему, кстати, я их здесь не вижу?

   – Здесь играют на деньги, а у юных девушек нет денег.

   – Тем более. А та розовая со свитой пришла, хотя они тоже, вроде бы, "юные девушки". Но разница между ними ощутимая, потому что эта компания – вершина пищевой цепочки, и я для них как кость в горле, они меня будут ненавидеть, даже если я буду само совершенство, даже если сделаю вид, что признаю их авторитет и ни на что не претендую, одного моего внешнего вида, громкого смеха и лёгкости в общении с красавчиками хватит для того, чтобы они хотели моей смерти. А розовая – это альфа-самка, она там самая толстая, самая громкая и самая наглая, на неё все смотрят, она постарается сделать так, чтобы у нас появилась причина для конфликта. И даже если я встречу её стоя на коленях, она всё равно будет меня пинать при любой возможности, так что я встречу её лобовой атакой, лучше сразу обозначить свою позицию.

   Министр изучал Веру с ног до головы в лёгком шоке, качнул головой, и с долей уважения кивнул:

   – Говорите с опытом.

   – Это называется "дружный женский коллектив", там это постоянно происходит, и в этом невозможно не участвовать. В любой новой компании всё начинается с массовой грызни, и даже если с порога устроить бойню и нагнуть всех, грызня всё равно не прекращается никогда, все улыбаются в лицо и моют кости за спиной. Строить женщин – всё равно что пасти кошек, женщины не ходят строем, они образуют коалиции, причём, большая часть состоит сразу в нескольких, и меняет озвучиваемую точку зрения в зависимости от атмосферы и от того, кто присутствует в комнате, минуту назад она сочувственно выслушивала подружкины проблемы, а сейчас высмеивает их в компании вражеской группировки. Можно конечно не входить в коалиции, и никому ничего не рассказывать, но одиночек исключают из социума и пинают абсолютно все, а если одиночка показывает характер, то вокруг неё сама собой начинает формироваться группировка, хочет она того или нет, они сами приходят и пристраиваются, их можно игнорировать, можно изредка попинывать, они будут держаться на расстоянии, но всё равно смотреть в рот в ожидании повода услужить. Я обычно формирую крепкий костяк из двух-трёх надёжных, которых защищаю и помогаю, а остальные нарастают сами, на них можно вообще не обращать внимания, они приходят и уходят в зависимости от обстановки. Ни на что не годятся, массовка. Хотя, могут быть источником информации, но надо всегда помнить, что сегодня я слушаю от них о конкурентах, завтра конкуренты слушают от них обо мне и моей банде, так что надо хорошо фильтровать информацию, и всё проверять. – Вера неотрывно смотрела на розовую даму, замечая, что она чувствует её взгляд – вертится, ищет, а найти не может. Усмехнулась и кивнула: – Стопудово подерёмся, она уже меня ищет. Ну что, не будем заставлять её ждать?

   6.38.4 Немного о министрах, наивных и доверчивых

   6.38.5 Знакомство с цыньянцами

   Для них открыли одну створку двери, министр пнул вторую и вошёл на балкон второго этажа над залом со столами, с порога кивая нескольким знакомым и как бы смущённо снимая Верину руку со своего локтя.

   «Захотел бы – снял бы раньше. Повод показать всем красавчикам, что министр конечно популярный, но очень приличный и скромный?»

   К ним подходили, здоровались, он представлял всем Веру, все делали ей комплименты, но совсем не так, как делали с Рональдом – на этот раз хвалили лично её, но взглядами не облизывали, вообще почти не смотрели. Её сравнивали с цветами, природными явлениями, драгоценными камнями и, что её очень удивило, животными, она решила спросить об этом министра попозже.

   Так понравившийся ей генерал Чен вообще на неё не глянул, поклонился министру, поприветствовал кивком его "прекрасную спутницу", и сделал вид, что тема исчерпана, министр повёл Веру дальше, молча улыбаясь в ответ на её требовательные взгляды, полные вопросов.

   – Он на меня даже не посмотрел! – шёпотом удивилась Вера, министр усмехнулся:

   – Я же говорил, он очень умный человек. А вот и братья Сун, – красавчики в синем увидели их издалека, вежливо поприветствовали и вернулись к разговору, министр и младший из братьев обменялись секретными взглядами.

   Министр закончил представлять Веру всем желающим, и повёл через арку в следующий зал, там начинался очередной "лабиринт разврата", с толстенными колоннами, вычурными фонтанами, диванчиками на двоих и небольшими уютными барами. По аллеям прогуливались пары, Вера отметила, что здесь все вели себя гораздо смелее, чем над танцевальным залом, мужчины разливались соловьями и щупали дам почти не скрываясь, дамы громко смеялись, качая бюстами с росписью. Юных и неискушённых здесь не было, все выглядели так, как будто чётко знают, для чего сюда пришли, и одиноким и грустным отсюда точно никто не уйдёт.

   Министр повёл Веру в угол за колонной, по дороге выключив фонтан, Вера заметила, как после этого за спиной раздались печальные вздохи, и пары, идущие за ними, развернулись обратно.

   «Условный знак, что ли?»

   Он оставил Веру за колонной, прошёлся до барной стойки в зоне прямой видимости, что-то приказав слуге по дороге, вернулся с напитками и протянул один бокал Вере, с улыбкой предложив:

   – Не пейте, сделайте вид.

   Она в который раз за вечер вхолостую поднесла бокал к губам, он сделал то же самое. Из-за колонны вышел тот симпатичный цыньянец в синем, ослепительно улыбнулся и распахнул объятия:

   – Госпожа Вероника! Передать не могу, как мне приятно.

   Вера смотрела на него в лёгком шоке – когда министр представлял её всем цыньянцам, он вёл себя куда сдержаннее. Перевела выжидающий взгляд на министра Шена, который улыбался новоприбывшему со смесью нежности и ненависти, на грани желания как следует стукнуть. Министр посмотрел на Веру, на друга, указал на него Вере вялым жестом и объявил тоном "шавка какая-то прибилась, много не ест, хрен с ней, пусть бегает":

   – Сун Джен Джи, второй наследник правителя Суна из старшего дома Сун Цыньянской Империи. Можете звать его Дженджи, на цыньянском это значит "подземное озеро", но я зову его Болотце, ему как-то больше подходит.

   Цыньянец улыбнулся шире и прошипел сквозь зубы, игриво указывая Вере глазами на министра Шена:

   – Пушистик сегодня в ударе, а?

   – Давно по шее не получал? – еле слышно поинтересовался министр, Дженджи кивнул со сладкой улыбкой:

   – Да как Призванная призвалась, так и не получал. Ты у нас по пояс в делах, по уши в романтических грёзах, успел подзабыть, что такое боль. Да, Пушистик?

   – Ты собака страшная, – с чувством прошипел министр, Дженджи улыбнулся ещё ослепительнее, опять раскинул руки, обнимая весь мир и эту со всех сторон восхитительную ситуацию, с обожанием посмотрел на Веру:

   – Я наконец-то буду отомщён, великие боги, как долго я этого ждал! – Скосил глаза на министра и шёпотом пропел: – Ты заплатишь за всё, за каждое своё слово, за каждый взгляд, это божественная справедливость, Шен, божественная! Наконец-то ты попробуешь на практике всё то, что годами мне впаривал на основе своих обширных теоретических познаний, расскажешь потом, как получается.

   – Злорадная плешивая гиена ты, Дженджи, – прошипел министр, Дженджи тихо рассмеялся, как самый карикатурный злодей, запрокидывая голову к потолку и приподнимаясь на носочки от кайфа. Посмотрел на Веру и прижал ладонь к груди:

   – Госпожа Вероника, я ждал вас в этом мире больше, чем тот, кто вас призвал, я вам клянусь, мне вас ужасно нехватало. Надеюсь когда-нибудь увидеть вас в своём доме, скоро будет фестиваль красных клёнов, будет много цветов со всей империи, и у нас в саду изумительные хризантемы, таких больше нигде нет, приезжайте на фестиваль, очень жду. Вдвоём приезжайте, – он многообещающе улыбнулся министру Шену, – там будет очень романтично, музыканты, танцы, выступления поэтов. Покажешь своё мастерство.

   Министр зажмурился и покачал головой, с чувством шепча:

   – Сволочь.

   – Я предоставлю вам лучшую ложу! – раскинул руки Дженджи, – в саду, у водопада, это место дышит, прямо-таки брызжет романтикой! Да, Пушистик?

   Министр медленно кивнул:

   – Шакал ты горбатый. Приходи на тренировку ко мне, а?

   – С удовольствием! Только лучше ты ко мне, у меня просторнее, и госпожу возьми, пусть полюбуется. – Он повернулся к Вере и сделал восторженные значительные глаза: – Вы когда-нибудь видели тренировки Шена с мечом? – она качнула головой, он изобразил экстаз восхищения: – О, он великолепен, вы обязаны посмотреть!

   – Иди к чёрту, – прошипел министр, Дженджи осклабился:

   – Я уже к тебе пришёл, мой рогатенький, ты скучал?

   – Тварь ползучая. Хвост от ящерицы.

   – И я тебя люблю, пушистое ты порождение ада! Дай поглажу, – он потянулся к волосам министра Шена, тот сделал вид, что собирается схватить его за руку, а сам пнул по ноге, заставив зашипеть и потерять равновесие. Дженджи с шутливым стоном запрыгал на одной ноге, хватаясь за вторую, посмотрел на Веру и развёл руками: – С лучшим другом вот так вот обращаться, а? Нормально? Ногами!

   – Я тебя сейчас мечом долбану, Джен, – прошептал министр, – иди, ты исчерпал моё терпение.

   – Ладно, – парень стал нормально, улыбнулся спокойно, поклонился Вере как цыньянец: – Правда приятно было познакомиться. И я правда жду вас на фестиваль, можно без Шена, кому он там нужен. – Министр опять попытался его пнуть, но Дженджи успел убрать ногу, рассмеялся, улыбнулся Вере: – Не буду надоедать, наслаждайтесь обществом друг друга. Увидимся ещё. Надеюсь, у вас остались свободные танцы?

   «Дзынь.»

   – Я не умею танцевать, – с улыбкой качнула головой Вера, ощущая новый "дзынь", Дженджи отмахнулся:

   – Я тоже. Просто запишите моё имя, я уведу вас из зала на балкон, будем пить вино и сплетничать, – он прицелился пальцем в министра и шепнул: – Готовься икать как болотная жаба.

   Министр сделал вид, что собирается его пнуть, а сам отвесил подзатыльник, Дженджи рассмеялся, потирая шею, иронично поклонился и попятился за колонну. Министр проводил его взглядом, посмотрел на хихикающую Веру и с мрачной улыбкой вздохнул:

   – Один из лучших фехтовальщиков империи. Единственная причина, почему он до сих пор жив. Не вздумайте записывать ему танец, он просто шутил. Что-то Артура долго нет, – он посмотрел на часы, на бармена, парень сделал вид, что взгляда не увидел, но начал смешивать напиток, который никто не заказывал. Министр нахмурился и выглянул за колонну, жестом подозвал кого-то, повернулся к Вере: – Мне нужно отойти, это может затянуться. Побудьте пока с Дженджи, потом я пришлю Артура.

   – Что-то случилось?

   – Здесь всегда что-нибудь случается, рабочие будни, – он беспечно улыбнулся и поклонился как актёр, который закончил номер, Вера невольно улыбнулась от неожиданности, министр просиял и кивнул появившемуся Дженджи: – Мне надо отойти, позаботься о моей даме. И не забудь рассказать все самые позорные и отвратительные моменты моей биографии.

   – Что ты, ни в коем случае! – комично схватился за грудь Дженджи, достал из рукава блокнот, – я готовился, у меня план беседы на два часа, чтобы ничего не упустить. Можешь на меня рассчитывать, если после этого она от тебя не сбежит, значит, либо я потерял хватку, либо ты всё-таки нашёл себе достаточно сумасшедшую, чтобы тебя полюбить таким, какой ты есть.

   – Да когда ж ты уже своим языком метровым подавишься, – ласково прошипел министр, пытаясь отобрать блокнот, Дженджи увернулся и показал ему язык:

   – Не в этой жизни, Шенни, даже не мечтай. Иди уже.

   – Ушёл, – он бросил на Веру прощальный взгляд, как бы просящий не принимать близко к сердцу слова этого скорбного разумом, кивнул и пошёл к выходу, по пути включив фонтан. Дженджи балетным движением развернулся к Вере, улыбнулся так широко, что щёки наползли на и так узкие глаза, превратив лицо в анимешную кошачью мордочку:

   – Госпожа Вероника, следующие полчаса будут для вас самыми богатыми на впечатления за весь сегодняшний вечер. Пойдёмте, мне нужно промочить горло, ему предстоит серьёзная нагрузка.

   6.38.6 Истории от Сун Дженджи

   Он пригласил её за собой к бару, взял им по бокалу фруктового вина, и потащил её куда-то через зал, через узкие двери за портьерами, на очередной маленький балкон, спрятанный ото всех. На этот раз она видела игральный зал с другой стороны, и видела балкон сбоку, а ещё здесь были диванчики, на один из которых радостно плюхнулся Дженджи, доставая блокнот:

   – Присаживайтесь, госпожа Вероника! Выбирайте, – он прочистил горло, набрал побольше воздуха в лёгкие, она села напротив и изобразила воплощённое внимание. – Итак, "Сказ об одиноком рыбаке, который за буйки заплыл, да месяц не мог вернуться"?

   – Он рассказывал, – улыбнулась Вера.

   – Да ладно? Вот гад. Ладно, тогда другой. "Повесть об отважном бухаре, который меч во льдах посеял". Что, тоже рассказывал? Блин, как?! Хотя, не удивлюсь, если он этим хвастался. Поразительно бесстыдная свинья, как можно такое даме рассказывать? Ничего, ладно, я просто начну с конца списка. Вот, это он вам точно не рассказывал – "Сказание о юных воинах, подглядывающих за женским омовением". Нет? О! Готовьтесь, – он закрыл блокнот, отпил вина и изобразил сказителя: – Однажды давным-давно, когда я был совсем юн и неискушён, и меня буквально недавно выставили из женского дворца, я поехал с отцом и братьями в гости к правителю Кану. Нас поселили, отец пошёл к Шенову дядьке решать свои правительские дела, брат пошёл на тренировку ко взрослым, а я пошёл шариться по дворцу. Дворец там здоровенный, есть где разгуляться, и тут я шёл-шёл, смотрю – какой-то нехороший человек моего возраста к стене прилип, и стоит себе, ничего вокруг не замечает. Ну я подумал – наверное, там интересно, надо и мне заглянуть. Потом посмотрел на забор – а там дракон, – он изобразил рукой волнообразные движения, заметил Верино недоумение и пояснил: – Дракон вьётся по верху ограды над женским дворцом, чтобы если кто-то заблудится, он в любой точке мог понять, что за этот забор нельзя, там женщины. И короче, я стою, думаю – то ли себе щёлку найти, то ли дать ему пинка под зад. Ну вы представляете, он вот так стоит, как тут удержаться? Ну я и не удержался, – он скромненько потупил глазки, стал ковырять пальцы, Вера округляла глаза всё сильнее – с одной стороны, "часы истины" вибрировали не переставая с начала его рассказа, с другой стороны – он-то об этом не знал.

   – И? – поражённо выдохнула Вера, Дженджи развёл руками:

   – Он был старше меня на полтора года, и уже тогда был очень хорошим бойцом. Ну, он так думал, – парень засиял лучистой самодовольной улыбкой, Вера рассмеялась, Дженджи кивнул: – Он попробовал мне накостылять, но выхватил сам. Мы лупили друг друга, пока не свалились оба, отдохнули, обменялись оскорблениями, пока лежали, потом встали и продолжили. В итоге нас растащила стража, но он мне пообещал, что сделает из меня отбивную на тренировке. Я с удовольствием принял приглашение, пришёл на тренировку и накостылял ему ещё раз. И потом ещё раз, и бил его каждый день, аж пока мы не уехали, он психовал как бешеный индюк, я храню эти воспоминания в драгоценном зале своей памяти, как сокровище.

   Вера поражённо хватала воздух ртом, не зная, можно ли сейчас смеяться, "часы" опять подсказывали, что парень врёт с частотой три раза в секунду, но он так артистично рассказывал, что она практически видела картинку в голове. После тех портретов, на которых господин министр грыз меч и наблюдал за кораблями, она могла теоретически смоделировать в голове портрет министра лет восьми, и этот вымышленный мини-монстр ей жутко нравился.

   Она наконец нашла в себе силы, и заговорила:

   – И на этой почве взаимного ежедневного избиения вы подружились?

   – Нет, – рассмеялся Дженджи, – мы подружились на почве взаимного шантажа. Я пообещал, что не расскажу никому, что видел, как он подглядывал за женщинами в купальне, если он мне покажет пару очень интересных приёмов.

   Дженджи задумался, потом как-то загадочно посмотрел на Веру, в его глазах мелькнуло понимание и тень зависти, и Вера поняла, что на лице у неё очень министерская самодовольная улыбочка, а внутри бездна гордости, она им гордится, как будто в его коварстве двадцать лет назад была её заслуга.

   «Насколько же в меня это проникло, чёрт… Как от этого избавиться?»

   Дженджи улыбнулся без издёвки и опустил глаза, сказал совершенно другим тоном, пряча блокнот:

   – Это давно было. Я его подкалываю, потому что это весело, но на самом деле, я Шена очень уважаю и ценю, он крутой специалист, и человек хороший. И я ему крупно должен, так должен, что за всю жизнь не расплачусь – благодаря ему, у моей жены не забинтованные ноги. Он не рассказывал?

   – Нет, – она похолодела, выпила вина и спросила, боясь ответа: – В вашем мире бинтуют ноги?

   – Я сам считаю, что это дикость, – поспешно поднял ладони Дженджи, – это ужасно с любой стороны, и никакой красоты в этом нет, и никакого смысла, все сказки про пользу бинтования – антинаучный бред, нормальные врачи это сто раз уже доказали. Я бы это законодательно запретил, будь моя воля, но кто я такой? Против традиций не попрёшь, бороться со стариками очень тяжело, они не слышат логичных доводов, упёрлись в свои древние убеждения, и калечат девочек из поколения в поколение с чувством собственной правоты, плачут, но всё равно калечат. В моей семье ноги перебинтованные у всех, кроме моей Бэй Ви, я передать не могу, как я счастлив по этому поводу.

   Он схватил бокал, отпил, помолчал и отпил ещё раз, у Веры дрожали руки, она пыталась понять, это её ужас или его.

   «Дикари. И они не где-то на краю мира, они здесь, в этом зале.»

   Она выпрямилась и обвела взглядом балкон второго этажа, всех этих самодовольных цыньянцев с постными минами…

   «У них есть сёстры, жёны, дочери, у всех. Почему они это не остановят?»

   – Госпожа Вероника, вы в порядке? – Дженджи заглянул ей в глаза, она отпила ещё глоток, кивнула и услышала "дзынь", парень виновато улыбнулся: – Я не должен был об этом говорить, не понимаю, что на меня нашло. Извините.

   – Я в порядке.

   «Дзынь.»

   – Ну если начали, рассказывайте уже, – она попыталась улыбнуться и изобразить интерес, – каким образом господин министр поучаствовал в этом?

   – Его любимым, конечно, – напряжённо усмехнулся Дженджи, – информационная война – шпионаж, торговля сведеньями, шантаж, подкуп, консультации, дезинформация, провокации, манипуляции.

   Вера посмотрела на него с вопросом, он тихо рассмеялся и кивнул:

   – Он подглядывал за женским дворцом, извращенец, он часто этим занимался. И увидел, как бинтуют ноги. Вообще в доме Кан их не бинтуют, там когда-то была старшая госпожа из Ридии, она запретила, и особо оговорила это в брачном контракте, что она соглашается на этот брак только при условии, что её потомкам не будут бинтовать ноги следующие сто поколений. Там жили не только её потомки, у её мужа были сёстры, и они продолжали бинтовать своим дочерям, но потом правитель Кан женился на дочери императрицы Ю Ли, а она тоже своим дочерям не бинтовала, она сильно против бинтования боролась, и преуспела, но только в тех провинциях, куда отдала дочерей, а их было всего шесть, к сожалению, великая была женщина, вам очень к лицу её гребень. В общем, – он с силой потёр лицо, Вера заметила, что он весь мелко дрожит, сделала вид, что ничего не заметила, он выпил вина и продолжил: – В доме Кан не бинтовали, в общем. Но один из наследников женился на девушке из дома, в котором бинтовали, она привезла с собой толпу родственников, и среди них были девочки добрачного возраста, которым уже начали бинтовать, а останавливать этот процесс в середине нельзя, так что они стали проводить эту процедуру, там много тонкостей, большие приготовления, Шен заметил эти загадочные движения, и решил лично проконтролировать. Ему было… так, это Бэй Ви было шесть, значит мне было восемнадцать, значит ему было девятнадцать. Взрослый уже, в общем, всё понимал, что там происходит, но никогда не видел. На самом деле, никто из мужчин не видел, женский дворец не зря так охраняют, эти процедуры с ногами обычно проводят в атмосфере строжайшей секретности, чтобы все верили, что это естественно и нормально. Но от Шена ничего не скрыть, он там тогда уже не жил, гостил временно, но привычка взяла своё, увидел странные движения – влезь и всё разузнай. И он полез на крышу и всю процедуру увидел, на разных этапах, там были девочки разного возраста. И короче, он пришёл в ужас. А говорить об этом нельзя, это запретная тема. Я пьян, наверное, – он нервно рассмеялся, прижал палец к губам: – Я вам этого не говорил.

   Вера кивнула, Дженджи выпил ещё вина, продолжил:

   – Шен вызвал меня в гости, и рассказал о своих открытиях, и показал, мы вместе на крышу слазили, я до конца не досмотрел, мне начальных этапов хватило. Ух, как меня рвало потом… Вот этого я точно не должен был говорить, – он хлопнул себя по лбу, мрачно рассмеялся, поднял бокал и допил, шепнув: – За Шенову всюду-нос-совательность. Хорошее вино. В общем, я немного пришёл в себя, и подумал о том, что моей жене это всё тоже светит. Я её на тот момент уже видел один раз, она была, – он показал ладонью метр от пола, нежно улыбнулся: – Я молился, чтобы ей ещё не начали это делать. Поехал домой и полез к матери с вопросами, она меня, естественно, послала – это не тема для обсуждения, тем более, с будущим мужем. Все наворачивают вокруг этого такую… волшебную какую-то атмосферу тайны, как вокруг религии, или беременности с родами, никто не отвечает на вопросы, а если их задавать очень настойчиво, начинают обвинять в дерзости, бездуховности, юности-глупости, оно-тебе-не-надо, вырастешь-поймёшь. А я не хотел понимать, я хотел, чтобы ей этого не делали, это ужасно. Но меня никто не хотел слушать. Я в соплях поражения приехал к Шену напиваться, он мне сказал, что если я готов идти до конца, то у него есть идея. И подговорил меня шантажировать мать.

   Вера округлила глаза, Дженджи рассмеялся:

   – Да. Страх, боль, насилие – его методы. Отменно работает. Он не рассказывал про ритуал "вопрос жизни и смерти"? Нет? Это, грубо говоря, шантаж самоубийством. Или, реже, членовредительством, но самоубийством эффективнее, его чаще используют. Если родители не отпускают на войну, или во флот, или на художника учиться, мальчик берёт ножи и говорит, что либо они разрешают, либо сын им не нужен, и если они говорят окончательное "нет", он получает у них разрешение на уход из жизни, и вскрывается, глядя им в глаза. Ну, это если вопрос прямо серьёзный, так не всегда, художники руку отрезают, философы, которых не отпустили искать истину, отрезают ногу, в зависимости от вопроса. По статистике, процентов семьдесят таких "вопросов" за последний век разрешались положительно, это мне Шен сказал, я не проверял. Учитывая, что я второй сын – я не особо ценен, но учитывая, что я как раз недавно стал чемпионом континента по фехтованию – это добавляло мне баллов в глазах отца. Учился я плохо, это отнимало баллы. Но я удачно женился – это добавляло. И у меня хорошие отношения с матерью, она мало что решает, но может повлиять на отца. Пятьдесят на пятьдесят у меня, короче, выходило, но Шен был уверен в успехе. А может, ему просто было меня не особо жалко, я старался об этом не думать, – он рассмеялся, задумчиво помолчал, и продолжил:

   – В общем, я пригласил всю семью в главный зал, обложился ножами, и говорю – хочу, чтобы жене не бинтовали ноги, либо вы меня поддерживаете, либо я буду сам без ног, выбирайте. Мне сказали – ну что ты, мальчик, бред несёшь, ничего ты себе не сделаешь. А я ногу на подставочку положил и ножом рубанул. Там не сразу пузо вскрывают, ритуал нужно видоизменять, в зависимости от цели. Есть первый этап, где повреждения не смертельные, чтобы проверить готовность пациента идти до конца. И я, короче, рубанул, тесаком таким, вот таким. Глаза закрыл, сижу жду. Кровища рекой, отец в шоке, мать вопит, на колени перед ним упала – говорит, сделай как он хочет. А я глаза открываю – у меня нож сломался, прямо по лезвию откололся, рана глубокая, но кость целая. Кто-то из стариков сказал – это знак, боги благоволят, надо делать. И мне родители разрешили просить родителей Бэй Ви не бинтовать её. Я купил подарков, поехал к её родителям, там тоже на коленях поползал, они согласились. И вовремя, как оказалось, потому что бинтовать её уже начали, но кости пока не сломали, с неё просто сняли бинты и подлечили, и она стала ходить как раньше. Вот так, – он улыбнулся, посмотрел на свой пустой бокал, на Веру, пожал плечами, – я благодарен Шену каждый раз, когда смотрю на ноги своей жены.

   – Круто, – кивнула Вера, помолчала и понизила голос: – Так в чём был подвох?

   – В смысле?

   – Ну, чтобы нож треснул. Он с ножом подшаманил или там был щит на ноге?

   Дженджи замер, нахмурился, ахнул и медленно схватился за голову, беззвучно шепча:

   – Сволочь… Грёбаный щит! Он мне дал камешек на верёвке, сказал, на удачу. Тварь лохматая, какая же тварь…

   Вера кусала губы, пытаясь не смеяться, шепнула с виноватым видом:

   – Вы серьёзно думали, что он вас пошлёт себе ногу отрезать? Без страховки, без плана, надеясь только на то, что вас родители пожалеют?

   Дженджи согнулся узлом, вцепившись себе в волосы, и тихо стонал ругательства, Вера шмыгнула носом и шепнула:

   – Не надо было его пинать, надо было найти щёлку рядом. Всем от этого было бы лучше.

   – Язва, – с дрожащей от злости улыбкой шепнул Дженджи, поднимая на Веру глаза, – вы друг друга стоите, вот стоите. Ух, сколько бы я отдал, чтобы посмотреть, как вы жалите друг друга!

   Открылась дверь, вошёл министр Шен, с язвительным сочувствием улыбнулся другу:

   – Ну что, как вы тут? Уже вывалил ей историю своей жизни?

   Дженджи схватился за голову и отвернулся, шипя проклятия, министр Шен рассмеялся, положил ему ладонь на плечо, наигранно вздохнул:

   – Я же тебе говорил, она на всех так действует, просил подготовить запасные истории. А ты рассказал именно то, что нельзя, да?

   – Ты тварь чешуйчатая, – поднял на него глаза Дженджи, сбрасывая его руку с плеча, – ты мне магический щит сунул, под видом амулета "на удачу", сволочь!

   Министр так резко и так широко улыбнулся, что уточнений не требовалось – он знал, о чём речь. Дженджи опять схватился за голову, министр тихо рассмеялся, потрепал его по плечу:

   – Да ладно тебе, весело же было.

   – Иди в… – он посмотрел на Веру, помолчал и выдохнул, министр добавил:

   – И всё получилось. А если бы я тебе сказал про щит, то тебе бы не поверили, или ты сам отказался бы, ну подумай сам. Долго до тебя, конечно, доходило, но – что поделать, не всем дано. Кто-то умный, кто-то дерётся хорошо. А кто-то и умный, и дерётся хорошо, и рисует как боженька, и вообще со всех сторон красавчик. Пойдёмте, госпожа Вероника, не будем мешать булькать этому маленькому унылому болотцу осознания собственного несовершенства.

   Вера встала, вежливо помахала ручкой Дженджи, опустила голову и вышла за двери, министр присоединился к ней через секунду, такой сияющий, как будто выиграл миллион, светским жестом предложил локоть, задрал нос под потолок, и повёл Веру куда-то по бесконечным коридорам.

   6.38.7 Немного о придворных дамах от министра Шена

   Она осмотрелась, пытаясь сориентироваться, но призналась себе, что это бесполезно, и спросила:

   – Куда мы идём?

   Он посмотрел на неё как-то так, что она поняла, что он не хочет отвечать, но он быстро взял себя в руки и изобразил легкомысленную улыбочку:

   – Тут недалеко. Вам надо переодеться, а то действительно, все по два платья за бал надевают, а у вас…

   Вера скорчила рожицу, откровенно говорящую "не верю ни единому слову, прекращайте вешать лапшу мне на уши, у вас плохо получается". Он перестал улыбаться и сказал:

   – Лайнис облили кислотой. Она не пострадала, на ней щиты, но платье испорчено, вам тоже придётся переодеться, чтобы она и дальше могла вас подменять. Сейчас быстренько выберем из того, что под рукой.

   – Кто её облил?

   – Служанка. С ней уже работают, предварительно – ей отдала приказ та старая леди в сером, которая пыталась учить вас этикету.

   Вера молча шла в том же темпе, министр помолчал и спросил:

   – Парикмахершу туда же, или вы хотите работать с ней сами?

   Вера усмехнулась и подняла глаза на министра:

   – Я не следователь, я понятия не имею, как там надо "работать". Делайте с ней что хотите.

   – Тогда почему вы её не отпустили? Я думал, вам доставит удовольствие понаблюдать её допрос.

   Вера мрачно рассмеялась, качнула головой:

   – У вас странные представления об удовольствиях. Нет, я не хочу её больше видеть, а не отпустила потому, что любое преступление должно быть наказано, а если преступник считает, что не сделал ничего плохого, то он должен быть наказан вдвойне.

   Он поморщился и укоризненно шепнул:

   – Она же женщина.

   – И что?

   – Ей приказали – она сделала.

   – Если мне кто-то прикажет кому-то обжечь лицо, я этого кого-то пошлю нафиг, а потом в милицию позвоню.

   Он рассмеялся и не ответил. Вера молчала, думая о Лайнис.

   – А кто такая баронесса… как её, не помню, которая парикмахершу послала?

   – Придворная дама, её семья живёт во дворце, её дочь входит в свиту королевы. – Он замолчал так, как будто мог бы сказать ещё много всякого, но пока не решил, стоит ли. Вера подтолкнула:

   – И что я ей сделала? Мы с ней встречались?

   – Нет, вы не встречались, вы ни с кем не встречались, на рынок вы ходили как моя личная иностранная гостья, никто не знал ни вашего имени, ни лица, ни что вы Призванная. Но о вас много рассказывал всем подряд его болтливое величество Георг 16й, и некоторые люди с богатой фантазией решили, что он влюбился. Вся страна следит за его личной жизнью, тем более, что с королевой у него не ладится, а в таких случаях, обычно, всякие шибко крученые матушки изо всех сил стремятся заполучить короля к себе в гости с ночёвкой, чтобы подложить под него свою невинную дочь, которую он потом будет обязан как минимум всю жизнь обеспечивать, как максимум – признать её детей, дать им титул и передать корону. Так уже было, причём недавно, Георг 12й передал правление Георгу 14му, которого усыновил, поставив его в списке наследования выше всех принцев крови с идеальным происхождением, был страшный скандал, но он был характером очень крут, и заткнул всю страну, мой отец опирался на этот случай, когда планировал передачу короны мне. Он уже все документы составил, и заручился поддержкой множества влиятельных семей… Самую малость не успел.

   Вера молчала, он сделал несколько шагов в тишине, и продолжил так, как будто паузы не было:

   – В общем, королеву уже сбросили со счетов, и все грызутся за место фаворитки, а тут вы. Георг на всю страну поёт дифирамбы вашей неземной красоте и обаянию – понятное дело, почтенные матушки решили вашу красоту слегка подпортить. Дочь баронессы де’Амолл сейчас состоит в свите королевы, и регулярно нянчится с Георгом долгими вечерами, всему дворцу заливая, что у них любовь. А он играет с ней в карты, читает ей свои очень посредственные стихи, изредка её рисует левой ногой, и делает вид, что постель существует для того, чтобы в ней спать.

   Вера не сдержала смешок, спросила:

   – Он здоров?

   – Здоров, у него бывают одноразовые связи с дамами, которые не знают, кто он такой, это подтверждено, он всё может. Просто не хочет, он не животное, чтобы набрасываться на любую самку, которая решит его использовать. А его все хотят использовать, поэтому он играет дурачка.

   Вера вздохнула:

   – Понятно. А старая дама в сером у нас кто?

   Министр отмахнулся:

   – Да уже почти никто. Больше всех цепляются за традиции люди, которые в прошлом значили больше, чем в настоящем, поэтому очень боятся будущего. Она когда-то была любимой тёткой королевы, самой авторитетной придворной дамой, потом королева умерла, и её родственники потеряли влияние, теперь она просто обедневшая старуха, единственная надежда которой – удачно выдать замуж многочисленных юных родственниц, и надеяться, что они её не забудут. Естественно, все облизываются на Рональда, а тут вы. Я говорил вам не танцевать с ним дважды.

   6.38.8 Знакомство с портнихой Лореттой

   Вера промолчала, изучая стены – в этой части дворца она ещё не была. Здесь всё выглядело очень ярко и женственно – тёплый оттенок паркета, светлые стены, рисуночки из цветочков и листочков на плинтусах, тонкие витые колонны, витражные окна. Сейчас за окном было темно, но днём здесь всё должно сверкать калейдоскопом.

   Министр открыл одну из дверей, заглянул и пригласил Веру внутрь. Она вошла, и первом делом увидела швейную машину, от шока чуть не хлопнув себя по лбу.

   «А я столько сил и времени потратила на чертёж! Думала, что наконец-то подарю этому миру что-то по-настоящему стоящее, и работающее. Единственный чертёж, в котором я была уверена, блин.»

   – Что случилось? – встревоженно заглянул ей в лицо министр, она отмахнулась и указала на машину:

   – Я думала, у вас таких нет.

   Он оглянулся как шпион, понизил голос и сказал:

   – Потом поговорим об этом, напомните мне. А сейчас выберите платье, будьте так любезны.

   Вера осмотрела всю комнату – ателье, рабочие столы с машинами, большой стол для раскройки, огромные пяльцы для кружева, множество недошитых нарядов, и десяток дошитых на манекенах.

   «Красные, ещё бы.»

   Ткань была той же самой, что и на первом платье, только крой был попроще и юбка поскромнее. Подойдя ближе, она рассмотрела, что все платья собраны наспех и сколоты булавками, министр подошёл к ней и сказал:

   – Выбирайте фасон, дошьют то, что вам понравится. У нас было мало времени.

   – Одно?

   – Два. Но вообще, хоть все, если хотите. Если что-то надо поправить, скажите швее. – Он повернулся к закрытой двери в дальней стене и приказал: – Подойди.

   Дверь открылась, Вера увидела за ней десяток любопытных женских лиц, одна дама вышла и закрыла за собой, подошла к министру и поклонилась по-цыньянски, хотя выглядела карнкой:

   – Я вас слушаю.

   Министр указал ей на Веру, сам пошёл к двери и впустил толпу женщин в камуфляжной форме, они входили одна за другой, Верины брови поднимались всё выше – дамы выглядели как олимпийская сборная по тяжёлой атлетике, за пять минут до выступления.

   Министр кивнул Вере на портниху и сказал:

   – Работайте, я подожду за дверью.

   Вышел и закрыл за собой. Камуфляжные дамы рассредоточились по помещению, взяв под контроль двери и окна, две встали по бокам от Веры, она надеялась, что по ней не слишком заметно, насколько она от этого в шоке.

   Портниха улыбнулась ей и поклонилась по-цыньянски:

   – Госпожа Вероника. Меня зовут Лоретта Милос, я хозяйка ателье. – Щедрым жестом указала на платья: – Выбирайте, я изучила то платье, которое испортилось, и попыталась угадать ваш вкус. У меня получилось?

   Вера стала рассматривать платья, чувствами сэнса ощупывая сияющую портниху – она не прикидывалась, она действительно была рада стараться, и в её искренней радости ощущалась пикантная нотка кровожадного торжества. Вера хитро шепнула:

   – Я так понимаю, та мадам, которая шила моё первое платье, вам не особенно нравится?

   Женщина прищурилась от удовольствия, как сытая кошка, которую чешут в четыре руки, медленно глубоко вдохнула и ответила:

   – Эта, с вашего позволения, "мадам", чьё самомнение уступает в размерах только её заднице, стояла у меня поперёк горла последние десять лет. Я не знаю, что вы с ней сделали, но надеюсь, что это было отвратительно, унизительно и необратимо. Я бы вас за такой подарок бесплатно одела, но господин Шеннон платит щедро, так что могу отблагодарить лично вас разве что качеством работы и исполнением любых капризов, заказывайте.

   «Самая продуктивная женская дружба – это дружба против кого-то. Ну что ж, будем пользоваться ситуацией.»

   Она изучила все платья, придя к выводу, что у кровожадной мадам довольно смелый, но всё же хороший вкус, выбрала два платья, которые портниха молниеносно подогнала прямо на ней, под напряжёнными взглядами суровых охранниц. Потом Веру одели и отпустили, сказав приходить через час, она вышла в коридор, слыша как за спиной высыпается из другой комнаты шумная толпа, и сразу садится за машинки.

   6.38.9 Знакомство с Вильямом

   Министр спрятал блокнот, отпустил охранниц, и протянул Вере руку:

   – Всё в порядке?

   – Да.

   – Я вас тогда оставлю на Артура, меня ждут в игральном зале, будьте поблизости, чтобы я видел. И не желайте мне удачи.

   Вера подняла на него удивлённый взгляд, он усмехнулся и качнул головой:

   – Карты – это не про удачу, это про умение думать, считать и вовремя останавливаться. Вы излучаете удачу сами по себе, даже если не желаете её, я уже измерил свой уровень "божьей благодати", и буду считать с учётом этого момента, но будет очень некстати, если во время игры уровень резко изменится. Вы уже научились это контролировать?

   – Мне было немного не до того, – она отвернулась, он тихо рассмеялся:

   – Заодно и потренируетесь.

   Она не ответила, они прошли в молчании до игрального зала, там уже полным ходом шло веселье – все столы были заняты, Вера сразу нашла за угловым ту рыжую красотку, дама бросала кости и громко смеялась, её двое ридийцев хлопали её по плечам и всячески подбадривали, бросали монеты на стол.

   – Кто она? – Вера указала министру на рыжую, он нахмурился, поджал губы и тихо ответил:

   – Последний человек в Карне, с которым я хотел бы вас знакомить. Не подходите к ней.

   «Ха.»

   Она промолчала, он остановился за колонной, и немного помявшись для вида, потребовал:

   – Покажите книжку.

   – А король говорил, это неприлично, – улыбнулась Вера, министр закатил глаза и фыркнул, резко наклоняясь за книжкой, ровно тем же движением, что и тогда король, так что она была готова и успела увернуться. Он так удивился, что она рассмеялась, на них стали оборачиваться, министр схватил её за руку и утащил в очередной закуток за портьерой, всё-таки отобрав книжку. Пролистал до конца, указал на последнюю страницу и спросил:

   – Это кто?

   – Это я для вида накалякала, когда серая старушка пыталась учить меня этикету, я типа записала, что надо найти учителя.

   – Понятно, – он фыркнул и отдал ей книжку, улыбнулся с облегчением: – Вам записывать негде?

   Она съязвила:

   – А вы видели у меня в карманах записную книжку?

   Он рассмеялся, достал блокнот и протянул ей:

   – Наслаждайтесь.

   Вера подняла брови, но взяла, открыла – блокнот был почти пуст, всего пара заполненных страниц. Она подняла глаза на министра:

   – Не жалко?

   Он махнул рукой:

   – Там нет ничего важного, страницы с опасной информацией я вырываю сразу. Забирайте, у меня их много, а вы полмагазина канцелярии скупили, а карманным блокнотом не озаботились.

   Она скорчила рожицу, но блокнот в карман спрятала.

   – Спасибо.

   – Пользуйтесь на здоровье. Вам сегодня предстоит…

   В дверь постучали, министр открыл и взял пачку бумаг, быстро пролистал и нахмурился:

   – Так, Артур отменяется. Я вас сейчас познакомлю со вторым заместителем министра просвещения, он не работает на нас непосредственно, но сотрудничает, побудьте пока с ним, а я быстро сыграю и заберу вас. Если захотите пройтись по галереям, то в пределах первого этажа можете гулять смело, там повсюду наши люди. Только постарайтесь не ходить в одиночестве, это не то чтобы неприлично, но не принято, выглядит, как будто вы сбежали от маменьки и несётесь на тайное свидание, лучше всегда быть в компании.

   В дверь опять постучали, министр открыл и пригласил сутулого молодого карнца, с классическими русыми волосами и серо-голубыми глазами, он выглядел немного перепуганно, поклонился по-цыньянски:

   – Господин Шеннон.

   Вера кивнула ему, министр представил:

   – Господин Вильям, госпожа Вероника. Гулять только по первому этажу, желательно не покидать игровой зал, но вообще, смотрите по ситуации, игра может затянуться. Идите, я за вами.

   Вильям неуверенно предложил Вере локоть, она взяла и пошла за ним в игровой зал.

   – Хотите чего-нибудь выпить? – тихо предложил Вильям, Вера грустно улыбнулась:

   – Мне же нельзя.

   – Я обязан предложить, – он отвернулся, она подавила желание отпустить его руку – она ему не нравилась, сильно, он с трудом это скрывал.

   «Взаимно. Но интересно, почему.»

   Его тонкая рука под её ладонью раздражала ощущением хрупкости – её руки привыкли к другому, раньше она ходила так с Артуром, Рональдом, министром Шеном и шутом, у них всех руки были такие, как будто могут намотать на запястье лом.

   «Ладно, переживём. Может, он умный. Или человек хороший.»

   Вильям повёл её к бару, заказал напитки и протянул ей бокал, стал молча пить из своего, она молча отвернулась и стала рассматривать зал, сразу же находя глазами ридийцев – даже их вид расслаблял и настраивал на позитивную волну.

   – Итак, госпожа Вероника, – как нудный доклад, начал Вильям, – как вам понравился наш мир?

   – Ничего, жить можно, – ненатурально улыбнулась Вера. – Может, пойдём картины посмотрим?

   – Во время первой игры мы должны сидеть здесь.

   – Как же мы это переживём, – иронично выдохнула она, осмотрелась и улыбнулась чуть более натурально: – Чем занимается министерство просвещения?

   – Просвещением, – с трудом выдерживая ровный тон, ответил Вильям, – оно курирует работу школ, академий и библиотек, занимается организацией конференций, выдачей патентов, выплатами по грантам, и прочими очень, очень сложными и неинтересными вещами.

   «Ах вот оно, в чём дело. Маленького некрасивого мальчика бесят красивые девочки, которые по умолчанию непроходимо тупы. Понятно, классика.»

   – Печально, когда такой важной работой занимаются люди, считающие это скучным, – невинно улыбнулась Вера. – Если мы обязаны делать вид, что разговариваем, могу вам стихи почитать.

   – Буду вам бесконечно благодарен, – усмехнулся Вильям, заказывая новый бокал, Вера села поудобнее, облокотилась на стойку с вальяжно-пьяным видом, и стала читать:

   Я женских слов люблю родник

   И женских мыслей хороводы,

   Поскольку мы умны от книг,

   А бабы – прямо от природы.*

   Вильям поперхнулся вином и рассмеялся, пытаясь справиться с кашлем, в их сторону стали оборачиваться, роскошно одетые господа из ближайшей компании удивлённо переглянулись и пошли к бару. Вера протянула Вильяму свой бокал, он отказался, попросил у бармена воды, выпил и достал блокнот, немного виновато улыбнулся Вере:

   – Можно ещё раз? Я должен это записать.

   Она прочитала ещё раз, он быстро нацарапал в блокноте, спросил:

   – Как зовут автора?

   – Игорь Губерман.

   – Так и знал, что еврей. В вашем мире тоже есть евреи?

   Вера сделала загадочное лицо:

   – А вы с какой целью интересуетесь?

   Рассмеялась вся толпа, Вера узнала в одном из подошедших министра Хакима, он был одним из редких обладателей тёмных волос и глаз, и среди карнцев выделялся. Он поздоровался с ней, и на правах знакомого представил её остальным господам, скромно, без титулов, так что имена она сразу забыла, кроме одного, которого видела рядом с рыжей – Халед аль-Руди, ридийский принц, настолько ослепительно красивый, что от попыток на него не смотреть кружилась голова. Он молчал и улыбался, а Вера мысленно изобретала хитроумные планы обратиться лично к нему, чтобы услышать его голос, он обязан был быть волшебным.

   ---

   * – стихи Игоря Губермана.

   6.38.10 Покер, все пламенно любят министра Шена

   Образовавшаяся толпа вокруг неё завела светский разговор ни о чём, состоящий из комплиментов Вере и вежливых подколов друг другу, все смеялись, Вере больше не было нужды говорить, она вертела в руке бокал и смотрела поверх плеча какого-то нового знакомого на центральный стол, за которым министр Шен смотрел на свой квадратный бокал, пока его соседи по столу смотрели в карты. Он выглядел спокойным и самоуверенным почти демонстративно, эта картина расслабляла, Вера улыбалась, изучая его руку с бокалом, лицо, волосы… и он внезапно поймал её взгляд. Она от неожиданности отвела глаза, тут же поняла, что зря это сделала, и опять посмотрела на него – он выглядел так самодовольно, как будто уже обыграл всех, и не только за столом. Его позвали, он взял карту и положил её перед собой, даже не взглянув, что-то коротко сказал игрокам, от чего они сильно напряглись, и продолжил смотреть на Веру. Она не отводила взгляд теперь уже почти из принципа – он как будто специально пытался её смутить, а она улыбалась, намекая, что ничего у него не выйдет. Их гляделки заметили, кто-то рядом фыркнул и шепнул что-то неприятное по поводу министра Шена, Вера не расслышала, что именно, перевела взгляд в направлении реплики. Мужчина напрягся и побледнел, Вера смотрела на него молча, постепенно переставая улыбаться. Он опустил глаза, пролепетал расплывчатые извинения, и сбежал по внезапному срочному делу. Окружающие обменялись многозначительными взглядами и ухмылочками, разговор завял, повисла неудобная тишина.

   За центральным столом кто-то громко бросил на стол карты и схватился за голову, остальные рассмеялись, зашумели, некоторые встали, другие начали занимать их места, крупье начал готовить стол. Министр Шен поднялся и пошёл к бару вальяжной походкой победителя, неотрывно глядя на Веру.

   Все как-то незаметно зашевелились, освободив коридор между Верой и министром, он подошёл вплотную, поставил бокал на стойку за её спиной, обвёл всю компанию взглядом, как будто убеждаясь, что тут каждый понял, что он в её личном пространстве просто как дома, улыбнулся министру Хакиму зубастой улыбкой:

   – Говорят, вам сегодня везло. Ещё планируете играть?

   Хаким напрягся, его взгляд стал метаться по залу, как будто в поисках срочного дела. Вера смотрела на остальную компанию и видела злорадное предвкушение веселья, ничего не понимала, но ощущала интригующую щекотку в нервах, и получала море удовольствия просто от атмосферы.

   – Да, планирую, – с гордым видом кивнул Хаким, но голос подрагивал, Вера это услышала, и все услышали, и он это понял. Министр Шен улыбнулся как король Георг 15й, который только что выиграл битву до смерти на турнире в честь Вариуса, и сейчас планирует турне по мятежным провинциям, с целью показать всем, кто тут устанавливает законы.

   – Превосходно, я как раз распорядился оставить мне два места за центральным столом.

   У Хакима начал дёргаться глаз, он отвернулся, пытаясь это скрыть. Министр Шен улыбнулся Вере:

   – Госпожа Вероника, вы не скучаете?

   – А что вы предлагаете? – с улыбкой шепнула она, он на секунду опустил глаза, поднял и кивнул:

   – Я организую вам развлекательную программу. Сейчас доиграю, и сразу к вам, не убегайте.

   – Хорошо.

   Он забрал бокал и пошёл обратно за стол, кивком приглашая Хакима с собой, они отошли, все проводили их взглядами, один из молодых кавалеров злорадно шепнул:

   – Ну что, делаем ставки, на сколько Шеннон его разденет?

   В толпе прошёл шорох смешков и ухмылок, компания разделилась на довольных и взбешённо-обиженных, Вера отметила, что довольные моложе и одеты скромнее. Один из обиженных и роскошных зло бросил:

   – Спорить готов, он жульничает.

   Один из молодых иронично ответил:

   – Готов идти ловить его за руку? – Недовольный нахмурился и промолчал, он кивнул: – Вот и всё. Нет у Шеннона туза в рукаве, он просто хорошо играет, он всегда хорошо играл, с детства.

   – Ему здесь не место! – сорвался недовольный. – Его вообще не должно здесь быть, как он посмел?! Ублюдок. Его просто надо отсюда вышвырнуть, чтобы знал своё место. Что, скажете, нет? – он обвёл требовательным взглядом компанию вокруг, все молчали и отводили глаза, кроме Веры. Он встретился с ней взглядом и невольно скользнул глазами в декольте, наткнувшись на колье, от чего покраснел ещё злее, и прошипел: – Немыслимая наглость, Георгу следовало бы его развернуть к выходу прямо у трона.

   – Георг – хозяин этого дома, – ласково улыбнулась Вера, – хозяину виднее, кого ему приглашать, не нам, гостям, обсуждать его решения.

   – Ещё я от тупых подставок для ювелирки советы не выслушивал! – презрительно бросил мужчина и ушёл дёрганой нервной походкой. Компания проводила его взглядами, молодые остались в большинстве, почувствовали себя увереннее, недовольные стояли с отстранённым видом. Вера поймала взгляд ближайшего мужчины и указала глазами вслед ушедшему:

   – Как его зовут?

   – Пемтон, граф де’Фиро, глава центрального департамента полиции по экономическим преступлениям.

   – Угу, – Вера достала блокнот и пролистала до чистой страницы, медленно и изящно вывела имя графа де’Фиро. Толпа наблюдала с заинтересованным видом, один парень с улыбкой спросил:

   – Я так понимаю, вы его запомнили?

   Она прижала кончики пальцев к груди ироничным жестом:

   – Ну что вы, как я могу? В голове "тупой подставки для ювелирки" информация надолго не задерживается. Поэтому я записываю, – она широко улыбнулась и показала блокнот, все рассмеялись, один загадочно протянул:

   – Мне кажется, или я где-то уже видел этот блокнот?

   – Разве? – захлопала глазами Вера, наигранно нахмурила брови и стала листать чистые страницы, бубня под нос: – Та-ак, расписание дуэлей, расписание казней, проверка центрального департамента полиции по экономическим преступлениям… – ближайший парень вытянул шею и заглянул в блокнот, фыркнул и рассмеялся, Вера показала компании пустые страницы, и рассмеялись все, кто-то спросил:

   – Это правда блокнот Шеннона?

   Вера перестала обезьянничать и качнула головой:

   – Это чистый блокнот. У него их много, он просто дал мне один, потому что я свой забыла, и некуда записывать всякие нужные вещи.

   – Можно в бальную книжку, – сказал один из парней, Вера хитро улыбнулась:

   – Туда я записываю тех, с кем ещё увижусь.

   Все заулыбались, один из молодых и симпатичных шагнул к Вере поближе, заглянул в глаза и мурлыкнул:

   – А там остались свободные страницы?

   Вера загадочно улыбнулась и опустила глаза – она не хотела с ним танцевать, но только сейчас задумалась о том, что ни у кого не спросила, как следует отказывать. Парня хлопнул по плечу стоящий за спиной друг, улыбнулся Вере и шепнул:

   – Госпожа Вероника, не обращайте на него внимания, он слишком много выпил, пойду отведу его в парк, пусть подышит свежим воздухом. – Вера улыбнулась с облегчением, парень извинился перед всей компанией и утащил слабо упирающегося друга из зала.

   За центральным столом громко рассмеялись, подняли бокалы, все хлопали по плечам перепуганного молодого парня, который сидел и тупо смотрел в свои карты, министр Шен потрепал его по плечу и вручил бокал, сказал что-то с ободряющей улыбкой. Пошёл к Вере, его встретили шуточками и подколами, Вера поняла, что в этот раз он проиграл, но не особенно расстроился. Он посмотрел на неё и пожал плечами в ответ на её вопросительный взгляд:

   – Удача – штука переменчивая.

   «Дзынь.»

   Он протянул ей руку:

   – Пойдёмте, я обещал вам экскурсию.

   6.38.11 Экскурсия в индустриальный зал

   Она взяла и встала, он повёл её к выходу, потом в анфиладу залов, в которых она ещё не была, там гуляли пары и компании, рассматривая целые выставки скульптур и картин. Половина компании каким-то образом увязалась за ними, Вера слушала их разговоры, вроде бы ни о чём, и постепенно понимала, что всю эту толпу интересует не она, а министр, причём интересует в качестве инвестора. Каждый из мужчин ненавязчиво рекламировал свой бизнес, маскируя эту рекламу под забавные истории о случаях на производстве, друзья подпевали друг другу, конкуренты ироничными уточнениями вставляли палки в колёса, министр слушал с беззаботным видом, аж пока они не дошли до последнего зала в крыле, из которого выход был только обратно или на улицу.

   Там висел огромный тканый гобелен, изображающий постройку фабрики на фоне сутулых рабочих с кирками и тачками, внизу рамки была стилизованная лента с надписью на карнском, Вера посмотрела на неё, в который раз ощутив себя неграмотным дикарём, министр каким-то образом заметил, нежно положил ладонь ей на плечо и сказал почти на ухо:

   – Это девиз правления Георга 12го, "Прогресс на службе народа", – она благодарно улыбнулась, он повернулся к толпе просителей и сказал громче: – Он был мудрым правителем, и умел зарабатывать так, чтобы в прибыли были все. И это причина, по которой ты, ты, ты и ты можете быть свободны. – Вера удивлённо обернулась, увидела как четыре сутулые спины покидают зал, оставшиеся двое напряглись и переглянулись. Министр достал из кармана картонный прямоугольник, с улыбкой посмотрел на Веру: – Госпожа Вероника, ну что, стальной прокат или огнеупорный кирпич?

   Вера скорчила рожицу и передразнила его тон:

   – Чай или тортик?

   Он фыркнул и улыбнулся, двинул пальцами, раскрывая картонный прямоугольник на два одинаковых, протянул парням:

   – Присылайте оба.

   Они расцвели, схватили визитки, обменялись ошарашенно-счастливыми взглядами. Министр посмотрел на Веру и с наигранным удивлением возмутился:

   – Как вы угадали?

   – Если я отвечу, то выйду из образа тупой подставки для ювелирки, – широко улыбнулась она, один из парней понизил голос и осторожно сказал Вере:

   – Чем вы занимались в своём мире? Я заметил, как вы поморщились, когда я случайно…

   «Дзынь.»

   – …ошибся. Я не исправился, потому что не думал, что кто-то здесь в этом разбирается...

   «Дзынь.»

   – …в этом же никто не может разбираться, это моё изобретение… Да?

   Вера загадочно улыбнулась и посмотрела на министра Шена, он наклонился к парню и шепнул:

   – Лишняя информация как лишний алкоголь – не всем на пользу. Понимаешь?

   – Я понял, – парень кивнул и быстро нашёл себе срочное дело, они с другом вышли, Вера с министром остались одни.

   Она продолжила изучать гобелен, министр погладил кончиками пальцев её плечо, снизу вверх, потом сверху вниз. Усмехнулся и осмотрелся:

   – Самый скучный зал в галерее восточного крыла, "индустриальный", сюда никто не доходит. Ближайший к танцевальному – "военный", дальше него половина мужчин не ходит. Потом идёт "охотничий", там отсеивается ещё четверть, дальше романтика, потом пейзажи и архитектура, в предыдущем науки и открытия, и здесь уже самое дно. Эпоха Георга 12го называлась паровым веком, мы за десять лет стали самой богатой страной на континенте, и по ВВП, и по доходу на душу населения, хотя кочевники из пустыни здорово портят нам статистику. Мы были впереди всех, потом продали технологии сначала в Ридию, туда сманили множество технических специалистов, потом в империю, чуть позже, во времена императора-солнца Ву, он тоже наших инженеров и учителей вниманием обласкивал, потому что на Ридию посмотрел и понял, как выгодно дружить с Карном. А сейчас что ни сделаем – а у ридийцев или северцев это уже есть, лучше и дешевле. Подбешивает.

   Вера посмотрела на министра и виновато шепнула:

   – У него была не одна ошибка. Половина того, что он рассказывал – наивный бред, и сольётся ещё на стадии проекта.

   – Вы разбираетесь? – повернулся к ней министр, Вера пожала плечами:

   – Это моё первое образование. Я это проходила ознакомительно, но даже моих скромных познаний хватает, чтобы понять, что его проект не взлетит. Для этого нужны производственные мощности совершенно другого уровня, там такие температуры, которые без очень качественного угля не получишь, а он про уголь ни слова не сказал, значит ещё не думал об этом. Стоимость угля – чуть ли не фундамент ценообразования тут у вас, мне три из трёх механиков жаловались на цены на металл, потому что подорожал уголь. Он начнёт считать, увидит рентабельность, охренеет и откажется.

   6.38.12 Знакомство с Филипом

   Министр собрался что-то ответить, но его перебил появившийся в дверях симпатичный карнец, с порога спросивший:

   – Всё нормально?

   – Порядок, – улыбнулся министр, – а что?

   – Да я смотрю, все отсюда бегут, думаю – надо проверить, вдруг пожар. А тут ты. Шалишь?

   – Немного, – министр улыбнулся, кивнул Вере на новоприбывшего: – Господин Филип, замминистра по чрезвычайным ситуациям. Госпожа Вероника, моя Призванная.

   – Очень приятно, – кивнула Вера, пожимая его руку. Филип был первым, кто не изобразил выпадающие глаза после этих слов, она решила, что министр с ним уже говорил о ней. Он Вере сразу понравился, то ли добрыми карими глазами, то ли неожиданно тёмными для карнца каштановыми волосами, то ли типично Георговской улыбкой королей.

   – А мне как приятно. Давно у нас не было Призванных при дворе, такое везение. У вас остались свободные танцы?

   Вера улыбнулась и потянулась за книжкой, министр не дал ей открыть рот:

   – Ты с полей?

   – Да буквально из комбинезона в костюм, даже поужинать не успел, – шутливо насупился Филип, посмотрел на часы: – До рассвета побуду и обратно, там завал.

   – Шахты опять топит?

   – Топит, – Филип перестал улыбаться, за секунду как будто прибавив десяток лет, кивнул: – Странно это, осень в этом году поздняя, а там уже веселье, хотя должно бы через пару недель только начаться. Мягкие породы поразмывало так, как будто месяц уже полоскает, твёрдые начали обваливаться, два нижних горизонта уже всё, выше мы сейчас аврально крепим своды, и людей эвакуируем, там город рядом, все трещины в рваных лентах, просадки такие, как будто должно было рухнуть ещё вчера. Полный завал, короче. Хорошо хоть на той стороне король распорядился графской службе заняться, не знаю, правда, как они справляются, мне их начальник службы не нравится.

   – Дай им пару дней и пошли инспекцию, я подпишу.

   Филип улыбнулся и поднял брови, как будто его приглашали пошалить:

   – Прямо подпишешь?

   – Всё подпишу. И если плохо справятся, подвинем начальника.

   Филип перестал улыбаться.

   – Он не уйдёт, это в графстве Рубена, там все блатные.

   – Не уйдёт – по статье уволим, с расследованием и взысканием, ещё и нарушений накопаем столько, что он из кресла пересядет сразу на нары.

   – Шен… всё нормально? – улыбка к Филипу потихоньку возвращалась, Вера смотрела в его глаза, и ощущала на коже горячие восходящие потоки, зовущие летать. Министр достал блокнот и что-то размашисто написал, захлопнул и посмотрел на Филипа.

   – Нихрена не нормально. Сели в кресло по блату – пусть хоть работают хорошо, а то попривыкали. Георг наплодил трутней. "Не уйдёт", да конечно. Графские службы МЧС только жалование получают от графа, а подотчётны они тебе, так что пусть отчитываются. Расслабились.

   Филип смотрел на министра Шена так, как будто сейчас обнимет до хруста костей, но пока ещё боится, что над ним просто шутят. Посмотрел на Веру, на министра, улыбнулся с загадочным видом:

   – Ну ты, это… не напрягайся, на балу хотя бы отдохни. Или ты тоже как бы на работе?

   – Я всегда на работе, – он спрятал блокнот, коротко посмотрел в глаза Филипу, тот озарённо раскрыл рот:

   – Слушай… Так это не король распорядился графской службе решать?

   – Печать королевская? – с улыбочкой спросил Министр, Филип кивнул. – Значит, король. Работай, Фил.

   Филип так радостно рассмеялся, как будто его не работать послали, а веселиться на полную катушку, хитро прищурился и шепнул, грозя пальцем:

   – Ай, демон! Хорош, да, можешь-умеешь… У меня есть пара просьбочек, личных.

   – Присылай.

   – Мне сегодня надо, до отъезда.

   – Пришли курьером сюда.

   – Хорошо. Я убежал. Не перетруждайся тут, – Филип загадочно стрельнул глазами на Веру, опять на министра, он фыркнул:

   – Не могу обещать.

   Филип махнул на него рукой, наклонился к Вере:

   – Госпожа, по поводу танца…

   – Как там твой проект? – перестал улыбаться министр, Филип увял:

   – Проект… в порядке.

   – Это хорошо.

   – Я понял, – он опять изучил Веру с ног до головы, чуть менее доброжелательным взглядом, иронично улыбнулся министру: – Ты сам-то танцевать не начал?

   – Нет.

   – Самураи не танцуют? – Филип поиграл бровями, министр сделал вид, что собирается его пнуть, но тот отпрыгнул и рассмеялся, министр тоже улыбнулся и шепнул:

   – Иди в шахту.

   – Всё, ушёл-ушёл, – Филип невинно показал ладони, помахал ручкой Вере и откланялся. Министр проводил его взглядом до двери, скосил на Веру шутливо-злой взгляд:

   – Ещё одна язва.

   6.38.13 Почему министр не танцует

   Вера сделала невинные глаза и спросила:

   – А почему вы не танцуете?

   – В империи нет парных танцев.

   «Дзынь.»

   Он стал внимательно рассматривать гобелен, Вера тоже развернулась к строящейся фабрике.

   – Вы не умеете?

   – Мне не было необходимости учиться, я не планировал терять время на балах.

   «Дзынь.»

   – Вы не умеете.

   Министр начал раздражаться:

   – Я умею, я брал уроки, но они мне ни разу в жизни не пригодились. Мне нет смысла танцевать с карнками, я для них – пустое место, тратить на меня танцы бесперспективно и бессмысленно, а цыньянки на таких мероприятиях либо не бывают, либо не танцуют. Ридийки сюда приезжают только с мужьями, им я тем более не интересен – всё, женщины кончились.

   «Дзынь.»

   – Вы ни разу в жизни не танцевали на балу?

   – Да.

   – Вам отказывали?

   – Я никого не приглашал.

   – То есть, вам не отказывали, вы просто сами так решили, и не стали даже пробовать?

   – Я не люблю, когда мне отказывают, поэтому не предлагаю, если есть сомнения.

   – А они есть всегда?

   – В этом случае – да.

   – Пипец, – с тяжким вздохом констатировала Вера, разворачиваясь к следующему гобелену, с плотиной. – А какие танцы в империи?

   – Там танцуют только женщины, продажные женщины, у них много разных танцев. Мужчины танцуют только с оружием, на праздниках в честь богов и духов.

   – А там вы танцуете? – она скосила на него глаза, он поморщился:

   – Нет, я не верю, что они существуют. А даже если они есть, то я не вижу смысла ублажать их таким глупым способом, вряд ли им это нравится.

   – Откуда вам знать, что нравится богам и духам?

   Он посмотрел на неё с большим желанием взять за горло и немножко придавить, Вера улыбнулась, в открытую дверь постучал и вошёл парень в ливрее слуги, поклонился министру и протянул конверт.

   Министр отпустил его жестом, выдвинул себе откровенно музейного вида стул, сел и разложил бумаги на столе с замысловатой мозаикой из разных видов древесины, отодвинув на край какую-то пафосную табличку. Быстро просмотрел, усмехнулся и стал читать вслух:

   – Крепёжный брус, военные аптечки, два дополнительных мага-стихийщика, архит… И он всерьёз считает, что это личные просьбы. Умел бы бездарей увольнять – цены б ему не было, а то он как по молодости ходил на практику с дежурными бригадами, так до сих пор думает, что это большее, что он может сделать, – подписал, достал печать и стал проштамповывать листы. – А отец его уже сдаёт, пора бы пост принимать, а он не готов. Дайте боги здоровья его отцу, может, лет десять протянет и что-то изменится.

   Вера смотрела на бумаги, потом на гобелен, опять на бумаги. Что-то в этом было волшебное, такое сильное, как грохот воды на плотине, где была ленивая равнинная речка, а потом кто-то подписал чертёж и смету, и вода превратилась в ревущую мощь, меняющую тысячи жизней.

   В кончиках пальцев появилось пульсирующее желание к нему прикоснуться, хоть на секунду, поправить волосы, ощутить шероховатость ткани воротника, тепло кожи…

   «Не смей. Отвернись, Вера, хватит.»

   На гобелене худые рабочие долбили кирками гранит, один грузил камни в тачку, второй стоял, разминая спину, и смотрел на двоих хорошо одетых господ с папками и карандашами, разговаривающих с мужчиной в комбинезоне, который указывал на недостроенную галерею фабрики, и активно что-то объяснял.

   «Кто-то катит мир, а кто-то бежит рядом и орёт: "Куда катится мир?!"

   С кем я?»

   Министр закончил с подписями, убрал всё в папку, сказал:

   – Порядок. Теперь письмо начальнику графской службы МЧС Рубена. Иду на вы, с инспекцией, через два дня. Подпись, печать.

   Вера улыбнулась:

   – Решили предупредить?

   – А что делать? Моя цель не человека уволить, а чтобы всё работало как положено. Уволить – много ума не надо, а попробуй на его место найди нового, чтобы и компетентный, и опытный, и честный, и согласился. Если человек плохо работает, это ещё не значит, что он бездарь, может, у него стимула нет. Если лентяй после пинка резко начинает хорошо работать, то пусть сидит на своём месте, его просто надо чаще пинать. А вот если он даже после пинка хорошо работать не начал, значит надо менять его. Лентяев полно, ну так это опытные лентяи, если вместо них набрать инициативных дураков, ничего хорошего не выйдет.

   Вера вздохнула и кивнула:

   – Мой мир это проходил. Я вам не рассказывала про китайский геноцид воробьёв и повальный белый чугун?

   – Нет. Чем провинились воробьи?

   – Ели много.

   – Я их понимаю, – он улыбнулся и встал, вернул на место табличку и стул, протянул Вере руку, – пойдёмте и мы тоже что-нибудь съедим, и вы всё расскажете.

***

6.38.14 Дворцовый храмовый комплекс

   Они поднялись на третий этаж, перекусили под исторический экскурс в волюнтаризм, потом министр посмотрел на часы и сказал, что пора идти за платьем. Но у портнихи как раз одевалась Лайнис, а фигуры у них с Верой оказались разные, о чём портниху никто не предупредил. Их попросили погулять ещё двадцать минут, Вера перекинулась парой слов с Лайнис, убеждаясь, что она действительно не пострадала, пожелала ей удачи, и вышла в коридор. Министр предложил потратить эти двадцать минут на дворцовый храмовый комплекс, потому что он ближе всего, взял у портнихи тёплую накидку для Веры, и через минуту они уже шли по внешнему саду.

   Здесь была настоящая осень, влажная и холодная, фонари вдоль дорожки горели через один, луна за облаками намекала о себе тусклым пятном, деревья наклонялись над ними, мрачно перешёптывались редеющими кронами. В центре площади впереди молчал фонтан, по бокам застыли неразличимые в полумраке скульптуры. Вера остановилась и обернулась – сверкающий праздник внутри дворца казался отсюда таким бесконечно чужим и далёким, как будто она опять стояла на ступеньках дворца Кан, маленькая и беззвучная, у ног циничных каменных драконов.

   – Вера? – министр подошёл ближе, запахнул на ней накидку поплотнее, – вы в порядке? Если хотите, можем уйти в любой момент. Без телепорта, просто останетесь спать у меня на третьем этаже.

   – Не надо, я в порядке. Так где храмы?

   – Прямо здесь, – министр обернулся и очертил широким жестом темноту за следующей аллеей, – центральный – Патерус, за ним – Вариус, слева мужская анфилада, справа – женская, дальний – храм Мориуса, бога смерти, и усыпальница под землёй. Всё закрыто, Георг приказал их не отапливать и не освещать, он давно сюда не ходит.

   – Почему?

   – Не верит в богов, это самая распространённая версия, – он взял её за руку и повёл вокруг фонтана, она пыталась рассмотреть крыши храмов в ломаной линии между чёрным небом и чёрными деревьями. – В детстве он ходил туда, но потом что-то случилось, и перестал. По дворцу ходит байка, что он молился Патерусу среди ночи, и что-то увидел, от чего бежал с воплями до самой своей комнаты, то ли бог ему явился, то ли почудилось что-то, никто не знает. Но байка есть, а очевидцев нет, а у него я не спрашивал. Если хотите, спросите вы, он к вам как-то резко проникся, может и рассказать. Вы и в своём мире так на людей влияли? – он посмотрел на неё, она улыбнулась и пожала плечами, задумчиво сказала:

   – Если предположить, что в моём мире все такие, как я, то было бы логично, если бы все обладали какой-то природной защитой от этого. А раз в вашем мире таких нет, то и защиты, видимо, нет, поэтому все так легко расслабляются.

   – Хм, надо подкинуть эту идею Кайрис.

   – Зря вы на неё вызверились.

   Он молчал, под ногами влажно сминались листья, Вера уже жалела, что сказала это. Он медленно глубоко вдохнул и очень сдержанно сказал:

   – Пусть знает своё место. Мы с ней не друзья, она на меня работает, потому что подходит для этой работы, я ей плачу, она выполняет приказы – всё просто, без самодеятельности. Да, мы вместе учились, и хорошо сработались во время практики, она там была единственной женщиной, но держалась очень достойно – я не отрицаю её квалификации, я даже позволяю ей обращаться ко мне на "ты", потому что мы знакомы полжизни, но это не даёт ей никаких привилегий, пусть держит своё чувство юмора при себе, и свои советы пусть засунет себе… обратно. У неё большие проблемы с мужчинами, детская травма, связанная с насилием, ей лично ничего не сделали, но она видела такие вещи, которые для ребёнка оказались… сложными. Она сама об этом знает, и сама решила посещать специалиста, прошла курс лечения, её официально допустили к любой работе, у неё не было никаких проблем никогда, я считал, что это не влияет на её объективность. А тут вылез сюрприз.

   – А почему вы думаете, что она необъективна?

   Влажный звук шагов, шорох ветра, медленное размеренное дыхание, такое чёткое, как по секундомеру. Вера молчала, сама себе пытаясь ответить на свой вопрос.

   Аллея упёрлась в массивные двери в глубоком проёме, петли и ручки поблёскивали влагой, министр толкнул дверь ногой и вошёл первым, зажёг свет, Вера прищурилась от яркости и застыла с запрокинутой головой – роскошно расписанный потолок изгибался множеством ярусов, небольшие круглые, треугольные и длинные картины из жизни святых складывались в единую мозаику, как будто приветствуя и приглашая идти дальше.

   Вера проследила по потолку за взглядами и жестами всех изображённых людей, нашла того, на кого они все смотрели и к кому звали.

   «На Зевса похож, молодого, или на взрослого Геркулеса.»

   Мускулистый бородатый мужчина сидел на каменном троне, укрытом львиной шкурой, и смотрел на входящих с суровым вопросом. Его лицо, поза и внимательный умный взгляд как будто предназначались генералам, вернувшимся из похода – победили или нет? Сколько потеряли войск, сколько захватили земель? Нужна ли помощь, приказать ли нести награды, или закатить пир, или рассудить, кто виноват? Он был готов ко всему и немедленно, возлагал большие надежды, но и требовал больших результатов.

   «Король.»

   Опустив взгляд дальше, она рассмотрела картины с ним же, но в гораздо более добродушном настроении – он награждал воинов, поднимал кубок за столом, обнимал женщину, разговаривал с ребёнком, купал коня, гладил леопарда.

   Ещё ниже, на месте алтаря, стоял под углом огромный камень с высеченной надписью, грубой, как будто её топором тесали, под каждым словом было краской написано ещё одно, помельче.

   «Перевод с дневнекарнского на современный?»

   Что-то ей показалось странным, лёгкое дежавю, как будто она уже стояла здесь, и слышала эту тишину, и ноги, как чужие, несли её вперёд, а она смотрела как будто со стороны, но сейчас её ноги не двигались, она одновременно шла туда и не шла, как будто в этой точке расходились реальности, и она пока не решила, какую выберет.

   Медленно опустила взгляд дальше, по дорожке от алтаря до собственных ног, её серебристые босоножки ужасно неуместно выглядели на этой мраморной мозаике из крохотных камешков, похожих на…

   – Это "маяки"?

   Она повернулась к министру, успев на секунду увидеть смертельную тоску во взгляде, направленном на алтарный камень, но он мгновенно взял себя в руки и сделал невозмутимо-скучающее лицо:

   – Да, это портальный зал, весь дворец защищён от телепортации, кроме этого храма. Те, кому король дарит особое приглашение во дворец, получают половину "маяка", а вторую закрепляют здесь. У них есть номера, на обратной стороне, король может потребовать "маяк" обратно, при желании. Мой номер – один, – он иронично улыбнулся и коснулся груди, где носил амулеты, – Георг требовал сдать, я его послал. Пусть отберёт, если сможет.

   Она молчала, он стал рассматривать колонну, как будто сам уже решил, что сказал лишнее, попытался сделать вид, что ничего не произошло, улыбнулся:

   – Чей храм хотите посмотреть?

   – Вариуса, – она тоже сделала вид, что ничего не заметила, он улыбнулся так, как будто именно этого и ждал, жестом пригласил её вперёд, она взяла его за руку и пошла, заметив, как мир из раздвоенного стал цельным.

   «Выбор сделан. Что это было? На что это повлияет?»

   Этот странный мир задавал ей вопросы, не ожидая ответов, а когда она задавала вопросы ему, то в ответ получала ещё больше вопросов, поэтому решила в этот раз не настаивать. В храме было красиво и торжественно, рука министра Шена согревала её руку, ноги несли её вперёд легко и уверенно, как будто король на троне ждал её очень давно, и она давно его искала, хотя и не помнила уже, почему.

   Они подошли вплотную, огромная мозаика ушла вверх и потеряла смысл, разбившись на цветные узоры, министр свернул вправо, толкнул неприметную дверь, и они оказались на улице.

   Вера осмотрелась – большой прямоугольный двор, утоптанная земля под ногами, которая даже после дождя не утратила твёрдости, впереди какие-то столбики, брёвна, лестницы…

   – Это спортзал? – поражённо усмехнулась она, министр рассмеялся и кивнул:

   – Отец Маркус сказал, что Вариус не любит излишней пышности и бесполезных ритуалов, хочешь почтить Вариуса – построй вместо храма тренировочную площадку, хочешь порадовать Вариуса – тренируйся.

   – А почему под открытым небом? – она запрокинула голову, глядя на спутанные облака, как минуту назад на потолок с росписью.

   – Потому что это война, Вера, там случается плохая погода.

   Она посмотрела на министра, пытаясь понять, шутит он или нет, но ничего не увидела в темноте, он рассмеялся, она уточнила:

   – Здесь тренируются круглый год?

   – Да. Если идёт дождь, тренируются под дождём, если выпал снег – что ж, оденемся соответственно, и будем тренироваться в снегу, заодно изучим особенности экипировки для разных сезонов.

   – Жёстко, – поражённо выдохнула Вера, министр усмехнулся:

   – А как иначе? Здесь воспитывают королей. И иногда меня.

   Вера осмотрелась, нашла камень для крепления снарядов, совсем рядом, подняла глаза на министра:

   – Это здесь вы подарили Георгу комплекс неполноценности?

   – Да, здесь, – он усмехнулся с тёплой ностальгией, – камни заменили. Вот этот я сломал, – он указал на ближайший, обернулся, – я вышел из портала, прибежал сюда, отец вон там стоял, спиной, я Георга сразу не заметил, думал, он сам тренируется. Позвал его, и… – он шагнул к камню и положил ладонь на край, усмехнулся: – Так легко было. После храма Золотого всегда поначалу такое ощущение, что горы свернуть можешь, но это быстро проходит. Мне уже давно пора туда съездить. – Он помрачнел, посмотрел на часы, но ничего не увидел, вытер руку о штаны и протянул Вере: – Пойдёмте, двадцать минут давно прошли.

   – А что делают в храме Золотого?

   – Медитируют, тренируются, общаются с учителями. Туда ездят раз-два в год, старики реже, только когда хотят подумать и что-нибудь переосмыслить. Я там десять лет не был, а надо, перед войной точно надо, хотя бы раз, там очень сильные предсказатели, могут помочь. Но если приду, меня минимум накажут, максимум вообще не пустят. Я после вашего Призыва общался с одним жрецом, не в храме, просто так… Он говорил, я получу за такое долгое отсутствие. Надо выбрать время и сходить получить.

   Вера бросила на него вопросительный взгляд, он усмехнулся и отвернулся, с ненатуральным весельем сказал:

   – Каждый раз, как я уезжаю из Оденса больше, чем на день, тут случается какой-нибудь дикий беспредел. Но надо, всё равно придётся. Пойдёмте.

   Они вышли обратно через ту же дверь, и теперь нарисованные святые протягивали руки к ним, и улыбались им, как будто благословляя перед дорогой.

   Министр выключил свет, толкнул дверь, на них дохнула промозглым ветром осенняя ночь, далеко впереди засверкал роскошный дворец, силуэты в высоких окнах мельтешили гирляндами. Они подходили ближе, стало слышно музыку и смех, Вера ощутила острый укол желания схватить министра за руку, остановить, обнять и сказать: "Давайте не пойдём".

   «Ага, сбежим, как подростки со взрослой вечеринки со старой музыкой, смешными танцами и разговорами о работе. Прошмыгнём через задний ход, поднимемся на третий этаж не включая свет, заберёмся под одеяло, радуясь собственной ловкости и бросая одежду на пол у кровати. Обнимемся и будем лежать тихо, слушая музыку и топот внизу, и радоваться, что мы не там.

   Осень будит во мне интроверта, как не вовремя. Спи, малыш, твоё время прошло.»

***

6.38.15 Муравьи, лигры и Андерс де’Фарей, министр просвещения

   Вера стояла перед зеркалом в новом платье, с восхищением думая о том, как продуктивна бывает радостная злость. Портниха выложилась на двести процентов, Вера редко могла сказать, что сама бы не придумала лучше, но это был один из таких особых случаев. Платье село по фигуре идеально, при этом не мешая двигаться, скромное декольте смотрелось как рамка, повторяя нижнюю линию колье. Но больше всего Вере понравилось то, что кружево заменили на бордово-чёрное, его было ровно столько, сколько нужно, и оно гладко лежало на ткани, а не топорщилось во все стороны раздражающими перьями.

   «Я буду выглядеть жутко необычно. Превосходно.»

   Лайнис ждала в соседней комнате в таком же платье, на случай, если Вере что-то не понравится, и надо будет переделывать, но Вере понравилось всё. Послеполуночные платья у всех дам были поскромнее, чем вечерние, Вера наконец-то перестала мучиться с объёмной юбкой, и настроение её поднялось под потолок. Она выразила швеям восхищение их работой, облила удачей всех девушек, и вышла к министру, готовая к новым подвигам. Он стоял у подоконника и читал очередные наскоро сшитые бумаги, выглядел скорее довольным, а подняв глаза на Веру, расцвёл окончательно. Хотел что-то сказать, но не стал, потом нахмурился и всё-таки сказал:

   – Очень…

   – Господин? – из-за поворота вышел официант, с извиняющимся видом посмотрел на Веру, сунул министру новую пачку бумаг, и ушёл. Министр быстро их пролистал, махнул рукой и улыбнулся Вере с весёлой злостью:

   – Я научусь. Это не сложно, просто надо потренироваться.

   Она рассмеялась, взяла его под руку, и они пошли обратно в игральный зал. По дороге министр изобретал всё новые способы обмануть проклятие, но ничего не получалось, его постоянно перебивали, он смеялся и ругался, это было так весело, что в зал они вошли в очень приподнятом настроении, сразу привлекая внимание. К ним подошёл Вильям, министр проводил их до бара, где усадил Веру удобно, заказал ей вина, а себе – "как обычно", перекинулся парой фраз со всеми мужчинами у стойки, умудрившись тонко подстебнуть каждого, и поднять общий уровень раздражения в толпе вдвое, и весь довольный ушёл играть за центральный стол, вызвав там ажиотаж своим появлением.

   Вера не могла перестать на него смотреть, даже рассеянно поднесла к губам бокал, в последний момент вспомнив, что пить нельзя, опустила глаза, глядя на узор на перчатке, а сама пытаясь вытащить себя из-под магнетического влияния министра Шена. Вроде бы, получилось, чувства обратились наружу, чтобы не копаться внутри, и тут же наткнулись на яркие островки злости, зависти и раздражения, совсем рядом. Она посмотрела на Вильяма, чтобы не смотреть на самый яркий остров злости, и боковым зрением увидела, что почти все мужчины вокруг смотрят в спину министру Шену.

   «Он влияет так не только на меня, какое облегчение.»

   Самый злой из мужчин почувствовал Верин взгляд, посмотрел на неё, и недовольно поджал губы:

   – При всём уважении, госпожа Вероника, но выбирать фаворитов вы не умеете.

   Она невинно улыбнулась и захлопала глазами:

   – Да ладно, он такой милый.

   «Дзынь.»

   – "Милый"? – поражённо выплюнул мужчина, – этот ублюдок – "милый"?

   – Просто очаровательный, – кивнула Вера, ощущая, что переборщила – кто-то рядом стрелял глазами на неё и оппонента, давясь от смеха, она нашла его глазами и коротко улыбнулась ему лично, это был один из молодых коммерсантов, искавших инвестора.

   – Не знаю, в каком месте он "очаровательный", и с кем он "милый", но лично я вижу безгранично обнаглевшего безродного ублюдка, который не знает своего места. А место его на помойке, максимум где-то в подвале министерства внутренних дел, я слышал, он там работал в юности, расследовал преступления таких же дикарей, как он сам.

   – Он много чего расследовал, – загадочно понизила голос Вера, чуть улыбнулась: – И прекрасно справлялся, у него талант.

   Мужчина посмотрел на неё с ненавистью, она вернула зубастую улыбку – "попробуй опровергни". Он отвёл глаза первым, чуть тише сказал:

   – Он думает, что он лев, но он муравей, жалкий, ничтожный муравей.

   – Муравьи поднимают вес в пятьдесят раз больше собственного, и освоили арифметику, земледелие, скотоводство, кораблестроение и сложную строительную архитектуру задолго до того, как первые люди логически связали камень и палку. И они очень симпатичные. И самый болезненный укус среди всех насекомых и самые быстрозащёлкивающиеся челюсти среди всех животных в мире тоже у муравья. И селекцию растений на основе искусственного отбора они тоже умеют делать. В моём мире муравьи были в космосе. Я могу долго о них говорить, в общем, со сравнением вы… промахнулись, – она изобразила хитренькую улыбку, пожала плечами: – Мы даже в карты не играем, а вы так мне подмастили! Мне сегодня везёт. Хотите поговорить о муравьях? Я о них столько знаю.

   – Я хочу! – втиснулся в толпу пожилой мужчина в довольно поношенном костюме, протянул Вере руку: – Я с удовольствием с вами…

   – Потом поговорите, – поморщился недовольный, брезгливо отодвигаясь от старика, отбросил его руку, не дав Вере её пожать: – Не цепляйся к даме! Всех задолбал. – Посмотрел на Веру и с вызовом задрал подбородок:

   – Вы хотите сказать, что этот ублюдочный муравей что-то вам обещал?

   – Я хочу сказать, что вы бросаетесь громкими словами, не вникая в их суть, – мягко улыбнулась Вера, он опустил глаза, она пожала плечами: – Я в этом мире совсем недавно, и не буду говорить, что разбираюсь в местной ситуации, но мне было приятно работать с министром Шеном, и я до сих пор жива, что полностью его заслуга.

   Мужчина двинул бровями и промолчал, Вера посмотрела на смущённого старика – это он был тем магом, которого она запомнила из-за очень яркой ауры с искрами. Старик заметил её взгляд, всё-таки дотянулся до Веры, тепло сжал её ладонь двумя руками, и сказал громким шёпотом, со страстной ностальгией:

   – Шеннон очаровательный, я полностью с вами согласен. И так на отца похож, сил нет, аж сердце замирает, как похож.

   – Не похож, – фыркнул кто-то из молодых, старик отмахнулся:

   – Похож! Он когда по коридору идёт, у меня от его шагов аж сжимается всё, так и кажется, что Георг войдёт, молодой, весёлый, такая сила в нём… Да? – он заглянул Вере в глаза с бездной надежды на поддержку, Вера улыбнулась:

   – У львов рождаются львята, это природа.

   – У собаки и льва никто не родится! – вспыхнул злой, – это физически невозможно!

   – Зато у льва и тигрицы – родится, – невинно улыбнулась Вера, – называется лигрёнок, крупнее и сильнее обоих родителей раза в полтора.

   – Быть не может! – ошарашенно заглянул ей в глаза старик, с детской надеждой на чудо, она кивнула:

   – Может, я его гладила. У меня даже картинки есть, я покажу потом, если вам интересно.

   – Страшно интересно! – засиял старик, ещё сильнее сжимая её руку, она уже перестала пытаться её забрать, тихо рассмеялась. Один из молодых спросил:

   – В вашем мире есть львы?

   – Да. В вашем же тоже были? Я видела картинку в храме.

   – Это миф… – начал молодой, старик отвесил ему подзатыльник:

   – Сам ты миф! Они существовали, есть ископаемые кости, есть упоминания в литературе, наскальные рисунки, отпечатки лап, даже шкура в усыпальнице, всё давно доказано! Неучи. Всё бы вам мифы.

   – Это противоестественно, – процедил злой, – разные виды не должны смешиваться.

   Старик и Вера фыркнули синхронно, она сказала с нежной романтичной улыбкой:

   – Это самая естественная вещь в мире. Все близкородственные виды скрещиваются, если бы боги этого не хотели, они бы не сделали это возможным. А люди вообще – один вид, и белые, и чёрные, и благородные, и какие угодно, все любят одинаково и размножаются одинаково.

   – Люди, хвала богам, не животные, госпожа Вероника, – процедил злой. – У людей есть благородные и низшие. И благородные, как вы изволили выразиться, "скрещиваются" только с другими благородными, таков порядок, это нужно для того, чтобы дети унаследовали лучшие качества родителей, и продолжили править мудро ради своего народа.

   – Очень мудрое замечание, соглашусь почти со всем, – кивнула Вера, – только я так и не поняла, каким образом на качества детей влияет бумага о браке родителей.

   В толпе раздались смешки и тихие комментарии, злой мужчина начал краснеть, на коже под редкими волосами заблестели капельки пота, он дышал всё чаще, и наконец выдал:

   – Законные дети всегда лучше детей от любовниц, по всем статьям.

   «Дзынь.»

   – О, не факт, – медленно качнула головой Вера, – у меня есть яркий пример из жизни, доказывающий ровно обратное. Неужели в Карне нет таких примеров?

   Смешки и шепотки всколыхнули толпу и стихли, тишина стала раскатываться волной всё дальше, на злого мужчину смотрело всё больше людей, Вера поняла, что благодаря его вранью, зацепила сложную для него тему, и теперь их слушает половина зала. Старик рядом с ней наконец отпустил её руку и сказал недовольному с добродушной издёвкой:

   – Просто признай, что ерунду сморозил, ты всегда был не силён в науках.

   6.38.16 История про суперпрабабулю, официальная версия

   В толпе с облегчением рассмеялись, злой посмотрел на часы и сделал вид, что ему пора, следом за ним с небольшими паузами ушли ещё несколько богато одетых мужчин, баланс атмосферы сместился к веселью и молодости, кто-то попросил, сам балдея от своей дерзости:

   – Госпожа Вероника, расскажите историю. – Она вопросительно посмотрела на парня, он покраснел, но уточнил: – Про "яркий пример из жизни", доказывающий превосходство бастардов.

   – Он не доказывает ничьё превосходство, – подняла палец Вера, – он просто ярко иллюстрирует то, что "законные" и "незаконные", по сути, просто дети, и могут наследовать качества родителей совершенно непредсказуемым образом. Хотя, один плюс у детей от любимых людей всё-таки есть, по сравнению с детьми по договору. Когда люди сами выбирают себе пару, они выбирают тех, кто своими сильными сторонами компенсирует их слабые стороны, и у детей получается больше возможности унаследовать всё лучшее от обоих родителей. Но это всё равно лотерея, кому как повезёт.

   От центрального стола раздался дружный вопль и смех, министр Шен победным жестом поднял руки, стал принимать поздравления, как бы случайно поймал взгляд Веры, она с улыбкой приподняла бокал.

   – Так что за история? Рассказывайте, даже если она ничего не доказывает, мне любопытно, – парень осмелел, его толкали друзья, шептали подколы, Вера тоже начала улыбаться. Демонстративно устроилась поудобнее, и сделала голос сказителя:

   – Давным-давно… Да, это долгая история, вы сами нарвались! – Все рассмеялись, она полюбовалась бокалом в ожидании тишины, и продолжила: – В общем, много лет назад, мой далёкий предок занимался сельским хозяйством. Он был младшим сыном и не унаследовал много денег, но зато унаследовал мозги и талант, и большое желание этим пользоваться. Он купил несколько участков очень плодородной земли, нанял людей, они стали там выращивать всякое нужное, он обучал мастеров, потихоньку наращивал объёмы, начал строить мельницы, маслобойни, прядильные фабрики, чтобы не просто производить сырьё, но и перерабатывать, это было очень выгодно. Он быстро разбогател, построил роскошный дом, родил много детей, и вообще прожил отличную жизнь. Но он был очень жадным, и ему всю жизнь было мало денег, чем больше он зарабатывал, тем больше ему хотелось. Его сын влюбился в хорошую девушку и сделал ей предложение, уже почти договорился о браке, но отец нашёл ему более выгодную партию, наплевал на любовь и договорённости, и женил на богатой наследнице. А невеста уже была беременна.

   Кто-то в толпе шепнул: "Вот гад", Вера пожала плечами:

   – Он не знал про беременность, и сын его не знал. Этим можно было бы на них надавить, но невеста была очень гордой, и никому ничего не сказала, не захотела выходить замуж за тряпку, и свёкра-сволочь себе тоже не захотела. Быстренько вышла замуж за хорошего человека, родила сына, и никто ничего не узнал. Сын вырос милым мальчиком и пошёл учиться на экономику, потому что с детства проявлял к ней склонности. И никто бы ничего не узнал, если бы однажды на его мать не напали воспоминания, когда они проезжали по землям того свёкра-сволочи. И мама сыну на эмоциях рассказала, кто его биологический отец, и как некрасиво он с ней поступил. И в мальчике проснулся демон. Он сказал, что он эту сволочь уничтожит. Бросил учёбу, занял много денег, и начал планомерно гробить папин бизнес. Перекупал его контракты, срывал его сделки, выкупал земли и предприятия партнёров, помогал конкурентам, и очень быстро ободрал папашу как липку. В итоге купил за бесценок остаток его бизнеса, всю землю, и даже дом, в котором когда-то маме злого мальчика сказали, что прости, свадьбы не будет. Злой мальчик подарил это богатство маме, и сказал делать с этим, что её душе угодно, она приказала сделать из дома свинарник.

   Толпа злорадно рассмеялась, Вера кивнула:

   – Да. Ради этого пришлось завести свиней. Ну, маме хотелось – сын не отказал. У этих свиней был самый роскошный свинарник в мире – мраморные колонны, паркет, мозаика, витражи. И свинки бегают. Прошло много времени, дважды изменился государственный строй, мои предки несколько раз теряли эти земли и выкупали обратно, и вот недавно моя мама наконец-то приказала снести этот свинарник, здание уже ветхое. Оно хоть и историческую ценность имело, но никто не хотел его реставрировать, оно… пахло. А дом был добротный, стены толстые, рабочие начали разбирать кладку, и нашли тайник. Там был замурован в стене сундук с серебряными монетами, украшениями и столовым серебром, везде были гербы того самого первого свёкра-сволочи, он не дожил до банкротства, а рассказать о тайнике, видимо, не успел. И моя мама, добрая душа, решила найти его потомков, всё-таки фамильные вещи, вдруг они захотят их себе.

   – Просто так отдать? – с сомнением спросил парень, Вера фыркнула:

   – Да щазже! Купить, конечно, по рыночной стоимости, с учётом исторической ценности и феноменально хорошей сохранности.

   Толпа так радостно смеялась, как будто их это дело касалось лично, Вера дала им повеселиться, и продолжила:

   – Мама наняла детектива, он раскопал родословную и историю всех потомков этой семьи, она им написала и предложила поучаствовать в распродаже наследия их предка вне очереди. Но они отказались. Потому что не могли себе этого позволить. Коммерческий талант великого предка никто из законных потомков, которых удалось найти, не унаследовал. Судя по истории, которую раскопал детектив, в семье случались талантливые бизнесмены, пару раз, они сколачивали состояние с нуля, тратя на это всю жизнь, а их дети после их смерти профукивали всё очень быстро. Так что, печать в бумажке толковых детей не гарантирует. Как, впрочем, и любовь. Но у любви шансы выше.

   Слушатели кивали и улыбались, Вера отметила, что к концу истории их стало больше, один протолкался к ней поближе и хитро улыбнулся:

   – Скажите, госпожа Вероника… По столице ходят слухи, что вы привезли из своего мира множество монет. А нет ли среди этих монет случайно… тех самых, из тайника?

   Она кивнула:

   – Есть.

   Толпа ахнула, новый знакомый выглядел так, как будто его посреди разговора оглушил оргазм, Вера осмотрелась, замечая, как в её сторону со всех сторон мчатся решительные парни, объединённые сверкающей в глазах страстью к наживе.

   Ближайший схватил её за руку, заглянул в глаза и завопил:

   – Сто тысяч!

   – Двести! – раздалось с другого конца зала, выкрики посыпались один за другим, Вера нашла глазами министра Шена, он смеялся, запрокидывая голову к потолку и разводя руками, как будто только великие боги могли разделить его чувства в данный момент. Сел ровно, посмотрел на Веру, на всполошённый зал, покачал головой и бросил карты вверх, они весело разлетелись вокруг, он сказал пару слов соседям по столу, встал и пошёл к Вере.

   Её окружили со всех сторон, она поражённо улыбалась, переводя взгляд с одного на другого желающего купить у неё кусок серебра и истории, увидела ридийского принца, заглянула в его бездонные глаза, и наконец-то услышала его голос:

   – Миллион!

   Вопли стихли, Вера протянула ему руку, взяла за запястье, и с загадочной улыбкой развернула ладонью вверх, глядя в переплетение линий.

   В зал ворвался запыхавшийся "злой", который недавно спорил с Верой, вытер лоб рукавом, и спросил у ближайшего знакомого:

   – Сколько?

   – Миллион, – недовольно процедил знакомый. Мужчина скривился как от боли, собрался с силами и стал проталкиваться к Вере, ему уступили дорогу, он подошёл и встал плечом к плечу с ридийским принцем. Задрал подбородок и заявил:

   – Полтора миллиона!

   Стало ещё тише, чем было, Вера пару секунд посмотрела на "злого", опустила глаза на ладонь ридийца, подняла и улыбнулась принцу с такой радостью, как будто он принёс ей добрую весть:

   – Скоро вы станете настолько богаты, что эта сумма не будет иметь для вас значения.

   Он улыбнулся, она посмотрела на "злого" и улыбнулась шире:

   – А с вами мы встретимся на аукционе, там две монеты, у меня всех монет по две.

   – Почему? – раздалось из толпы.

   – По фен-шую, – отмахнулась Вера, опять возвращаясь к изучению ладони ридийца. Помолчала и заглянула ему в глаза, шёпотом сказала: – Вы очень счастливый человек.

   – Я знаю, – улыбнулся он. – Вы действительно продадите мне монету за миллион?

   – Да. Вы уже передумали?

   – Нет, – он смущённо улыбнулся, она отпустила его руку, ему на плечо тут же легла ладонь министра Шена:

   – Ты сегодня счастливчик, Халед?

   – Я всегда такой, – улыбнулся принц, министр посмотрел на Веру:

   – Госпожа Вероника, хотите, чтобы я занялся оформлением сделки?

   – Да, спасибо.

   – Пойдём, – министр кивнул Халеду на выход и пошёл с ним, на прощание послав Вере недоумевающе-обожающий взгляд, она рассмеялась.

   6.38.17 Знакомство с Дженис аль-Руди

   Толпа вокруг уже стала настолько плотной, что сквозь неё было трудно протолкнуться, все задавали вопросы о том, что будет на аукционе, она отвечала весело и загадочно, больше нагоняя тумана, чем давая информации. Начала рассказывать историю одной из монет, когда увидела, как к ней проталкивается рыжая красотка, не очень старательно скрывая жажду крови.

   «Ну наконец-то, я заждалась уже, иди ко мне, дорогая.»

   Вера быстро закончила историю и наклонилась к рыжей с таким видом, как будто у них были общие планы, вопросительно заглянула ей в глаза. Красотка немного опешила, но не растерялась, наклонилась к Вериному уху вплотную и прошипела:

   – Или ты идёшь за мной немедленно, или тебе конец прямо здесь.

   Вера расцвела улыбкой и протянула красотке руку, обводя взглядом толпу слушателей:

   – Прошу прощения, срочные дела, – встала и пошла в сторону выхода, утягивая рыжую за собой. Красотка быстро взяла себя в руки и тоже сжала её ладонь, осмотрелась, ускорила шаг, и утащила Веру в один из тех скрытых уголков, которых не найти, если точно о них не знать. Закрыла дверь на засов, толкнула Веру к стене и взяла за горло, шипя как змея:

   – Ещё раз протянешь свои щупальца к Халеду аль-Руди, и я тебе их оторву. Мне терять нечего, у меня репутация и так ниже плинтуса, кровавой разборкой я её уже не испорчу.

   – Окей, – широко улыбнулась Вера, протягивая руку для рукопожатия: – Зови меня Вера.

   Рыжая опять слегка обалдела, отпустила её шею, пару секунд помолчала, глядя на руку и в глаза, уважительно хмыкнула и всё-таки пожала:

   – Дженис. Аль-Руди. Жена Халеда аль-Руди.

   – Очень приятно, – улыбнулась Вера.

   Дверь вылетела вместе с засовом и куском стены, на пороге замер перепуганный министр Шен, быстро осматривая их обеих, яростным шёпотом спросил:

   – Что вы тут делаете?

   Вера взяла Дженис под руку и невинно улыбнулась:

   – В туалет идём. Хотите с нами?

   Министр смутился и опустил глаза, Вера дёрнула Дженис к выходу, протащила мимо министра Шена, в коридор с картинами, дальше по залам. Дженис смотрела на неё с подозрением в неадекватности, через время начала улыбаться, Вера поймала её взгляд, прыснула и рассмеялась, отпустила её руку. Дженис покачала головой и тихо сказала:

   – Туалет в другой стороне, он поймёт, что мы туда не собирались.

   – Какая разница, куда мы собирались, если в итоге придём туда? Наш маршрут его не касается.

   Дженис тихо рассмеялась, качая головой и изучая Веру как странное явление, вздохнула и немного виновато сказала:

   – Зря ты ко мне подошла, Шеннону это не понравится.

   – Ну, начнём с того, что это ты ко мне подошла, – невинно похлопала глазками Вера, Дженис фыркнула и зажмурилась, – и закончим тем, что если что-то не нравится господину министру, это проблема господина министра. Лично мне всё нравится.

   Красотка помолчала, кивнула на боковой коридор:

   – Сюда, – они свернули, прошли ещё немного в молчании, Вера ощущала, как Дженис постепенно теряет запал и начинает жалеть о своей вспышке, молчала и ждала. Дженис прочистила горло и тихо сказала:

   – Ты здесь недавно, и многого не знаешь. В Ридии официально разрешено многожёнство, Халед – завидный жених, на нём регулярно виснут наглые бабы, с полным правом. Он обещал мне, что не будет брать вторую жену, но когда к нему подкатывают юные вертихвостки… А он их послать не может, там женщины считаются чем-то жалким и неспособным навредить, типа утёнка или котёнка, с ними можно вести себя только вежливо и доброжелательно, как бы они себя ни вели. Доходит до того, что двенадцатилетние садятся ему на колени, делая вид, что они все такие крошки-детки, а сами лезут его рукой себе под юбку, а он должен делать вид, что ничего не понимает. Такая культура. Он мне это объяснил, и мы договорились, что я буду их гонять сама, в образе свирепой дикой иностранки, которая ничего не понимает. У меня и так плохая репутация, так что хуже не будет. Да, в Ридии тоже, – она увидела Верин удивлённый взгляд и рассмеялась, шутливо сказала: – Благодаря твоему появлению, я теперь не самая долбанутая на этой вечеринке.

   – А почему ты была самая долбанутая?

   – Нас с Халедом застали на кровати Георга 13го в музейном крыле. Голыми.

   – Обалдеть, – с восторгом протянула Вера, Дженис закатила глаза:

   – Рада, что тебе нравится. Но высший свет Оденса нас, мягко говоря, не понял.

   – А чего вы на музейную кровать полезли? – Вера поймала себя на том, что идёт вприпрыжку, решила отрываться так отрываться, обогнала Дженис, развернулась кругом, чтобы лучше её видеть, и пошла спиной вперёд, танцующим счастливым шагом. Дженис смотрела на неё, уже конкретно осознавая, что Призванная поехавшая, и судя по улыбочке, получала от этого факта сложную гамму эмоций.

   – Там было темно, мы не поняли, что это за кровать.

   – Господи, как мило! – рассмеялась Вера, – вы отожгли, конечно, да…

   – Ты меня сегодня переплюнула, – усмехнулась Дженис.

   – В смысле?

   – Явиться на бал Георга 16го с бастардом Георга 15го – это… Я даже не знаю, что ты будешь творить дальше, если ты с этого начала. – Вера развела руками, начиная подпрыгивать ещё беззаботнее, Дженис осмотрелась и понизила голос: – Вы… вместе?

   – У нас тёплые дружеские отношения, – оттарабанила Вера с серьёзным лицом, подпрыгивая на каждом слове, Дженис фыркнула:

   – Ага, мы с Халедом на кровати тоже в карты играли, по-дружески.

   – Что, правда играли?

   – В твоём мире нет сарказма?

   – Ну мало ли, чем у вас тут принято на кровати заниматься.

   – Тем же, чем и у вас, уверяю тебя.

   – Мы, например, стихи читаем друг другу, – сделала честные глаза Вера, Дженис так расхохоталась, что на них обернулись, Вера изобразила недовольство:

   – Чё ты ржёшь, я серьёзно.

   Дженис засмеялась ещё громче, успокоилась и сделала хитрые глаза:

   – И как тебе цыньянские стихи?

   – Бомба вообще, – округлила глаза Вера.

   – А ну расскажи хоть один.

   Вера резко остановилась, встала в гордую позу оратора, и стала сочинять:

   На королевском балу море вкусностей всяких,

   Сижу весь в шелках на полу, изучаю

   Сортир.

   Дженис рассмеялась и зааплодировала, кивнула:

   – У тебя есть задатки, – замерла и перестала улыбаться: – Подожди, он что, реально учил тебя писать стихи?

   – Ну да. А что?

   – В жизни бы не поставила рядом Шеннона и поэзию.

   – О, ты плохо его знаешь, он мастер, – сделала значительное лицо Вера, осмотрелась: – Куда дальше?

   – Туда, почти пришли, – Дженис указала на одну из дверей, Вера вошла, увидела просторную комнату ожидания и пару служанок в форме, Дженис одну забрала и скрылась за следующей дверью, Вера отказалась от услуг второй, подошла к зеркалу, стала поправлять макияж.

   Дженис вернулась, тоже остановилась перед зеркалом, жестом отослала служанок за дверь, тихо сказала Вере:

   – Губы накрась, твоя помада слишком бледная, это сейчас не в моде.

   – У меня только одна помада, – развела руками Вера. Дженис достала из карманов арсенал, выбрала одну и протянула:

   – На. Не думала, что она мне пригодится, сама не понимаю, зачем я её взяла. Боги тебя любят, видимо, к твоему платью подходит идеально. Тут ты, конечно, тоже дала жару.

   – В смысле? – Вера взяла помаду, накрасила губы и вернула: – Спасибо.

   – Да не за что.

   – А что не так с платьем?

   – Оно красное.

   – Да я тоже считаю, что слишком ярко.

   – Не в этом дело. Во дворце никто не носит красные платья.

   Вера удивлённо посмотрела на Дженис через зеркало, она отвела глаза, как будто ей было неловко говорить такие вещи, но продолжила:

   – Не так давно красный был официальным цветом королевской фаворитки, у неё был свой церемониальный протокол и своё место за столом, даже специальная лавка у трона была, король с ней не расставался, она чуть ли не страной правила вместо него. Но потом его наследник женился на королеве Софии, она была с севера, там любовниц не жалуют, и она это всё отменила. Но красное всё равно никто не носит, по старой памяти.

   – Охренеть, – прошептала Вера.

   – Ты не знала?

   – А откуда? Я вообще другое платье заказывала, но у меня выбор небольшой, что дали, то и надела, спасибо хоть перешить разрешили. Декольте было вот тут. Представляешь? Я сверху кружевами зашивала.

   – Такая мода, – двинула плечами Дженис, ободряюще улыбнулась, не особо уверенно: – Я себе тоже шила всегда повыше, так многие делают, не все гонятся за модой. Хорошо, что ты зашила, глубокое декольте обычно носят весёлые вдовы и прочие искательницы приключений. Если бы ты была с таким, к тебе бы подкатывали… ловеласы, и всякие такие. Хотя, с этим гребнем, – она с усмешкой посмотрела на Верины украшения, довольно кивнула: – Ты в безопасности, вне зависимости от платья, хоть голой.

   – Он всё-таки что-то значит? – полуутвердительно вздохнула Вера, Дженис подняла брови:

   – Шеннон тебе не сказал?

   – Нет.

   – Этот гребень заказал император Ву, когда ехал свататься к императрице Ю, на тот момент это было самое дорогое украшение в мире, особенно учитывая, что центральный камень он из своей короны выковырял, второго такого нет. Сейчас я не знаю, сколько этот гребень стоит, учитывая историческую ценность, Шеннон получил его в наследство по завещанию императрицы Ю, старушка его страшно любила. Георг оспорил завещание в суде, потому что, по договору о присоединении Четырёх Провинций, все драгоценности императорской семьи, увезённые из империи, после смерти хозяев переходят в собственность музея, которым стал дворец. Шеннону пришлось отдать гребень в музей, но музей почти сразу ограбили, унесли гору драгоценностей, всё самое дорогое. Потом они всплыли на чёрном рынке в Ридии, их несколько раз воровали друг у друга бандиты, и в итоге Шеннон купил их все на государственном аукционе, после того, как взяли банду торговца краденым и арестовали его имущество. Привёз их сюда, устроил праздник в честь возвращения, Георг на этом празднике поднял тост и сказал, как он гордится своим тайным сыском, что они смогли вернуть драгоценности музею. А Шеннон сказал, что действовал как глава дома Кан, а не как подданный Карна, и тратил свои личные деньги, и королевский музей к этим вещам отношения не имеет. Там юридически всё довольно запутанно, благородные цыньянцы, подписавшие договор о присоединении Четырёх Провинций – вроде как не подданные короля, а гости, и их земли – это личные королевства, там работают цыньянские законы довоенной империи, даже если там земли два на два шага, они на этой земле – верховная власть. И с этой точки зрения, Шеннон имел право, это были просто драгоценности, которые он купил в Ридии, полностью законно, у него были документы с аукциона, с печатью падишаха – не подкопаешься. Георг сказал, что хочет эти вещи получить в музей. Шеннон сказал – ну купи. А Георг как раз тогда очередной кредит у Рубена взял. У него было лицо такое, что… – она посмотрела на себя в зеркало, попыталась изобразить вытянувшуюся физиономию, Вера рассмеялась, Дженис перестала кривляться и улыбнулась: – При дворе появилась модная идиома "Шеннопауза". Это когда… ну, ты весь в долгах, а тебе говорят: "Купи", точно зная, что ты не купишь. Или когда ты без ног, а тебе говорят: "Спляшешь – подарю", как будто нахрен послали, но кружным путём.

   – Я поняла, – кивнула Вера, пытаясь справиться со смехом, восхищённо покачала головой: – Ну не красавчик?

   – Красавчик, – с усмешкой кивнула Дженис, – и не надо мне врать, что у вас ничего нет.

   – Я такого не говорила, – шепнула Вера, – не распространяйся об этом.

   – А это такой секрет, прямо тайна за семью печатями! – саркастично закатила глаза Дженис. – Он смотрит на тебя, как на собственность, там ничего говорить не надо, это уже обсуждает весь двор, а завтра будет обсуждать весь мир.

   – И тем не менее. Никаких официальных заявлений.

   – Да понятно… – Дженис стала перебирать косметику, выбрала помаду и осторожно спросила, не поднимая глаз: – Ты же в курсе про их цыньянские заморочки с родительским благословением и закрытием дома, если он неполный?

   – В курсе, – ровно ответила Вера.

   – Ну смотри. Дело ваше. Межрасовый брак даётся очень тяжело.

   – У вас вроде всё в порядке. Нет?

   – У нас с Халедом? – невинно захлопала глазами Дженис, – у нас всё отлично. Это у моих карнских родственников проблемы. Они делают вид, что я умерла позорной смертью, и просят всех при них обо мне не говорить, как будто само моё существование унизительно.

   – А его родня как тебя приняла?

   – Поначалу хорошо. Да у них там проще с этим. Он меня прямо с бала телепортом забрал, без свадьбы, благословения родителей, без контракта, потом это оформлял, уже постфактум. Сразу к матушке меня подвёл, сказал… Поверь, на ридийском это нормально звучит, они там постоянно так разговаривают, – она подняла руки, как будто открещиваясь от ридийского безумия, Вера улыбнулась. – На карнском это довольно… пафосно и высокопарно. И странно. Но у них все так говорят, и я так у них говорю, меня заставляют. Сказал, в общем: "Мама, я встретил вот её, и понял, что всю жизнь жил без сердца, и наконец нашёл его, и теперь не хочу расставаться с ним ни на минуту". Она мне сказала: "Сердце моего сына – моё сердце, теперь у меня есть дочь", и всё, мы больше ничего не объясняли, нас ни единая душа не спросила, какого чёрта мы делали на кровати Георга 13го, ко мне относились так, как будто я только что родилась, ничего местного не знаю, но мне как новенькой простительно, меня учили. Там хорошо. Жарко, влажно, шумно, странные обычаи, странная еда, но привыкнуть можно.

   Она стала собирать косметику, задумалась и улыбнулась Вере через зеркало:

   – Вернёмся – я тебя с братом познакомлю, он тебя как увидел, так до сих пор из транса не вышел, бедняга. Ну, у них в Ридии так говорится, что это брат, на самом деле, он мужа брат, троюродный, но он меня зовёт сестрой, и я его мать зову матушкой, там так принято. Пол-Ридии матушек у меня теперь. Ты всё? Идём.

   Вера кивнула и вышла за ней.

   Они в молчании прошли несколько коридоров, Дженис указала на примыкающий, мимо которого они проходили:

   – Вот тут если свернуть в галерею, подняться по лестнице, потом налево, в конце коридора будут групповые портреты, там есть картина, написанная на банкете в честь подписания договора о присоединении Четырёх Провинций, там Георг 15й, несколько генералов, император Ву и императрица Ю в том гребне, который сейчас на тебе.

   – Надо будет сходить. Ты так хорошо знаешь дворец?

   – Я здесь жила, – вздохнула Дженис, – моя мать была племянницей старой королевы, Георга 15го называла дядей, и я его называла дядей, – она задумалась, улыбнулась и вздохнула с печальным восхищением: – Какой был король! Я в него влюблена была в детстве, железный мужик, он словом горы двигал, при этом обаятельный, как сам дьявол, женщины его обожали. Я всё думала, что вот вырастут его сыновья, я себе одного загребу. А он родил сначала Шеннона, потом вообще Георга, так обидно было.

   Вера рассмеялась, Дженис показала язык:

   – Не смешно. Я долго к Шеннону присматривалась, но что-то не зашёл он мне, вообще никак, пришлось отказаться от этой идеи. Говорят, на детях гениев природа отдыхает. Может, внуки будут похожи. Надо будет их познакомить, да?

   Вера с круглыми глазами повернулась к Дженис, усердно строящей невинные глазки, поражённо выдохнула:

   – Ты вот о чём сейчас думаешь?

   – Я просто мыслю стратегически, – улыбнулась в сто зубов Дженис, – навожу, так сказать, мосты. Заранее. А то, мало ли. Георг, судя по всему, мир наследником не осчастливит уже.

   – Почему ты так думаешь?

   – По-моему он… – она осмотрелась и изобразила согнутый палец, беззвучно шепнула: – Не может. Если бы мог, уже бы сделал. На них так давят, что я бы на месте королевы его уже по башке огрела, связала и использовала по назначению. Я не верю, что она не пробовала. Правду, наверное, говорят о "сделанных" мальчиках, неполноценные они. Посадят в итоге на трон детей принцессы Вильмис де'Руэль, она сейчас самая родовитая племенная кобыла в Карне, старшая дочь старшей дочери Георга 15го, выйдет замуж – стопроцентно будет жить во дворце, уже все об этом говорят, и замуж она почти вышла, так что… Мейрис, наверное, ужасно себя чувствует. Как будто при живой жене любовницу в дом привести и всячески ублажать. А Вильмис ещё и ведёт себя, как будто королева здесь она. И ей всё прощают, потому что не хотят ссориться с будущей матерью короля.

   Вера прищурилась:

   – Это та толстая, в розовом?

   – Она, да. Сучка. Мнит о себе… А сама тупая как пробка, и не лечится. Конечно, зачем ей мозги, она и раньше была самой завидной невестой Карна, а теперь вообще почти королева, потому что все поняли, что Георг безнадёжен, особенно после того, как сюда сегодня Шеннон припёрся через парадный вход, а Георг ему не пикнул в ответ. Тряпка. Всегда был тряпкой, но это как-то старались скрывать, а теперь даже скрывать перестали, значит – всё, на него забили, он не жилец. За Вильмис ухаживает сын графа де'Боннея, она вроде бы тоже не против, но там родители пока не договорились, они ещё в прошлом году хотели пожениться, но пока что-то тянут. Если в этом году поженятся, Георгу точно через год-два устроят "несчастный случай на охоте". И будет править либо Мейрис при сыне Вильмис, если Рубен с подвывалами выстоит, либо Вильмис при своём сыне, под патронатом графа де’Боннея, если он с друзьями свалит Рубена и сошлёт его дочь. Будет бойня, короче, при любом раскладе… Ой, смотри, – она остановилась и сделала шаг назад, чтобы видеть зал, мимо которого они проходили, игриво шепнула, указывая на жарко спорящих внутри принцессу в розовом и какого-то парня: – А голубки, похоже, ссорятся.

   Парень поймал Верин взгляд и с удовольствием осмотрел её от причёски до декольте и обратно. Дама в розовом заметила, что на них смотрят, злобно уставилась на Дженис, Дженис с издевательской улыбочкой помахала ей ручкой, повернулась к Вере и нежно взяла под руку:

   – Пойдём со своими помурлычем, пусть побесится. Сука, как я её ненавижу. Она когда-то в пансионе меня во сне обстригла, там общие спальни, ненавижу пансионы.

   Вера погладила её по руке, смерила медленным взглядом роскошные рыжие волосы, вздохнула:

   – Ну, я могу понять, почему она это сделала.

   Дженис просияла, но сразу застеснялась, Вера спросила:

   – Как ты добилась такого цвета?

   – Секрет, – игриво мурлыкнула Дженис, рассмеялась и сказала нормально: – У тебя такой не получится, для этого нужно родиться блондинкой. В Ридии светлые волосы считаются некрасивыми, там все от природы чёрные, и красятся либо в рыжий, либо в красный, либо в тёмно-фиолетовый. Звучит дико, но выглядит хорошо, поверь, у них такой типаж, что им идёт. Мне не пойдёт, не смотри на меня. – Они обе рассмеялись, сворачивая в последний коридор перед игровым залом, там стояли принц Халед и министр Шен, которых при их появлении резко отпустило напряжение, это было заметно по их лицам и позам, так очевидно, что дамы рассмеялись, просто переглянувшись. Подошли ближе, Халед протянул руку к жене, она отпустила Веру и подошла к нему, он посмотрел на министра, на Веру, шутливо сказал:

   – Никогда не перестану удивляться тому, сколько времени дамы способны провести в ванной.

   Министр так безнадёжно горько рассмеялся, что Халед сочувственно положил ладонь ему на плечо и заглянул в глаза:

   – Больная тема, друг мой?

   – Три сорок пять, – сквозь смех шмыгнул носом министр, – три часа и сорок пять минут, на данный момент это рекорд. Так что сейчас – это ещё быстро.

   – Ох, дамы, дамы, – вздохнул Халед, обнимая Дженис и прижимая к себе, кивнул ей в сторону игрового зала: – Будешь ещё играть?

   – Я хотела представить Веру брату.

   – Попозже, – с большим значением сказал Халед, кивнул министру и Вере: – Мы пойдём, очень приятно было пообщаться, надеюсь, ещё встретимся.

   – Обязательно, – улыбнулась Вера.

   6.38.18 Минута, когда министр почти сошёл с ума

   Халед и Дженис ушли, министр затащил Веру в маленькую комнату, запер дверь, и шепнул почти на ухо, без тени улыбки:

   – Я конечно в восторге от вашего таланта рекламщика, но общаться с аль-Руди вы не будете.

   – Буду, – улыбнулась Вера.

   – У неё ужасная репутация. Халед похитил её прямо с бала.

   – Прекрасно его понимаю, я бы её тоже похитила.

   Министр отодвинулся и заглянул ей в глаза, как будто пытаясь убедиться, что она адекватна. Вера улыбнулась так, чтобы у него не осталось сомнений:

   – Вы её видели? Она классная. Я бы себе такую хотела.

   Он закрыл глаза, медленно глубоко вдохнул и запрокинул голову к потолку, Вера мысленно считала до десяти вместе с ним, любуясь картиной "Подбородок министра Шена, вид снизу", настроение было на высоте.

   Министр опустил голову, с безграничным терпением посмотрел на Веру, и сказал, как большую тайну:

   – Халед и Дженис пару лет назад стали событием сезона. Их поймали в музейном крыле, когда они играли в карты на кровати Георга 13го, голыми.

   – Я знаю, она мне рассказала.

   – Да, это именно то, с чего следует начинать знакомство! – с сарказмом развёл руками министр, Вера пыталась не смеяться, решила немного разрядить обстановку, спросила:

   – Там настолько офигенная кровать?

   – Хотите посмотреть? – ядовито улыбнулся министр, – без проблем. Сейчас только карты возьму, и пойдём.

   В его голосе было веселье на грани истерики, Вера пыталась сделать спокойное лицо, но получалось ещё хуже, она пожала плечами и жалко спросила:

   – Я не понимаю, вы шутите или нет?

   – Я сам не понимаю, – раздражённо фыркнул он, она рассмеялась, он схватился за голову, взлохмачивая волосы и рыча в потолок, она уже не могла остановиться. Прошла к единственному, на чём можно было сидеть, и села, ощущая как дико устали ноги, министр успокоился и тоже сел, откинулся на спинку, Вера на неё посмотрела – слишком маленькая спинка, диван вообще весь какой-то кривой, как будто спроектирован на одного. Министр проследил за её взглядом, вяло махнул рукой, отметая всё и всех в этом мире, улыбнулся Вере и похлопал себя по груди, как будто кошку приглашал. Вера тоже не стала углубляться в философию, и легла, он достал из-под спины подушку, уложил Веру поудобнее, она вспомнила, как когда-то лежала точно так же после телепортации, завёрнутая в одеяло.

   «Или это была не телепортация?»

   Мысли спутались и заблудились, она отмахнулась от них тоже, закрыла глаза, чувствуя гудящие от усталости ноги, руки министра Шена на плечах, биение его сердца, дыхание… Ближе, теплее.

   Лицо окутало облако крепкого аромата древесины и горького мёда, она уже ощущала сегодня этот запах, когда он поставил на стойку за её спиной свой квадратный бокал, когда выиграл, и пришёл всем показать, что они вместе.

   «Он с ума сошёл?»

   Она лежала с закрытыми глазами, медленно дышала, слушала его сердце. В голове было столько аргументов "за" и "против", что в них не хотелось разбираться, напала такая апатия, что захотелось просто лежать бревном, и наблюдать со стороны, и пусть делает, что хочет.

   «Это потому, что правильного варианта нет. Что бы он ни сделал, он поступит плохо, и ты просто не хочешь за это отвечать, Вера, тряпка.»

   Она открыла глаза и шепнула:

   – Вы с ума сошли?

   – Нет, – спокойно шепнул он.

   «Дзынь.»

   – Зачем? – она смотрела на него, хотя почти ничего не видела на таком расстоянии, он пожал плечами, она спросила по-другому: – Тогда почему?

   – Потому что бесит, – он отодвинулся и выровнялся, Вера молча смотрела на него, он продолжил: – Всё бесит. Все эти… Как они смотрят на вас, как смотрят на меня, как я говорю: "Моя Призванная" и каждый раз слышу "дзынь".

   «А почему я не слышу?»

   – Мне же всё докладывают, Вера, от меня невозможно что-то скрыть.

   «Ха.»

   – И что вам доложили самое бесячее за сегодня?

   Он коротко улыбнулся, тут же попытался сделать серьёзное лицо, выровнялся ещё немного, как будто пришёл в себя и ужаснулся от того, что только что чуть не сделал. Изобразил весёлую улыбку, и сказал:

   – Давайте я вам лучше расскажу, что мне доложили самое весёлое.

   – Ну?

   – Аферисты на Центральном Вокзале вовсю продают билеты на несуществующую выставку моих рисунков. Прибыли бешеные.

   Вера округлила глаза, он рассмеялся, посмотрел на часы и мягко похлопал Веру по руке:

   – Пора идти, а то пропустим танец. У вас кто-то записан?

   – Я не помню. А куда делся Артур? – министр резко отвёл глаза и сделал идеально невозмутимое лицо, Вера напряглась: – Он в порядке?

   – Да, он не пострадал, просто истратился, когда на Лайнис напали – обширные многоуровневые щиты требуют много энергии. Артура сейчас подпитывают, он отдохнёт и вернётся на бал. Можете потанцевать с ним второй раз, все уже поняли, что вы друзья.

   – Хорошо, – Вера встала и разгладила платье, посмотрела на министра: – Ещё вопрос. Тот мужчина, который спорил со мной по поводу межвидового скрещивания, кто он такой?

   Министр нахмурил брови и качнул головой:

   – Я ещё не слушал запись. Кто с вами спорил?

   – Лет пятьдесят, лысеющий такой… Он потом полтора миллиона за монету предложил.

   – Граф де’Бонней. Он сделал что-то, что вам не понравилось?

   – Нет, – медленно улыбнулась Вера, – это я сделала что-то, что ему не понравилось. И сделаю ещё.

   – Ни в чём себе не отказывайте, – усмехнулся министр, – он вас уже ненавидит, безотносительно вашей персоны, просто потому, что вы пришли со мной.

   – Я заметила.

   – Вы поэтому не продали ему монету?

   – Мне Халед больше понравился, – невинно улыбнулась Вера, министр посмотрел на неё так, как будто не верит ни единому слову, она сама себе уже не верила, её "часы" в этот вечер вибрировали столько, что она перестала обращать на них внимание.

   – Вы решили через Халеда заполучить Дженис, да?

   – Она сама ко мне подошла, – невинно пропела Вера, министр покачал головой, медленно глубоко вдыхая, посмотрел на Веру с сомнением в её адекватности:

   – Эта провокация обошлась вам в полмиллиона.

   – Я бы отдала за Дженис больше, – махнула рукой Вера, министр зажмурился как от боли, Вера перестала кривляться, и тихо серьёзно сказала: – Можно мне в этом мире хоть одну женщину моего возраста, которая меня не ненавидит?

   «И не работает на вас шпионом.»

   Он махнул рукой и пошёл к двери, как будто его способность молчать стремительно истощалась, Вера пошла за ним, он передал её Вильяму, приказав отвести в танцевальный зал, и ушёл по важному секретному делу.

   6.38.19 Магическая стабилизация с министром Андерсом

   Вильям заказал ей вина, которого она не просила, предложил потанцевать без особой настойчивости, и вздохнул с облегчением, когда она отказалась. Помялся, покраснел, и попросил ещё стихов Губермана, Вере как назло ничего не приходило в голову, она достала телефон и попыталась найти там.

   – Госпожа Вероника, я вас обыскался! – к ней подошёл тот старик, с которым они сошлись во мнениях по поводу очаровательности министра Шена, мягко сжал её руку, и умоляюще заглянул в глаза: – Расскажите мне, как учёные вашего мира узнали о том, что муравьи умеют считать, я же спать не смогу!

   Вера улыбнулась и стала рисовать пальцем на стойке:

   – Они взяли такую картонную полоску, длинную, и сбоку сделали много отходящих полосок, как будто гребень, на одну полоску в середине положили муравьиную вкусняху. Вот тут в начале поставили коробку с муравьями из одной команды, одного выпустили, он весь "гребень" исследовал, вкусняху нашёл и вернулся. Там пообщался с остальными муравьями, и учёные его забрали, а остальных выпустили. Вот эти выпущенные пошли чётко к вкусняхе, потому что он им рассказал, куда идти.

   – Но они же могли идти по запаху?

   – Могли, и чтобы исключить такой вариант, учёные в другом таком эксперименте, после того, как разведчик вернулся, гребень заменили. Но выпущенные муравьи всё равно пришли безошибочно. И ещё они замеряли время, которое нужно муравьям, чтобы объяснить друг другу путь, и когда они много раз ходили на седьмой или одиннадцатый зубец, то со временем муравьи сократили время, необходимое на объяснение дороги, то есть, можно предположить, что они дали зубцам названия. И когда потом вкусняху ставили на шестой или тринадцатый, объяснение пути занимало самую малость больше времени, чем для привычных седьмого и одиннадцатого, и учёные предположили, что они говорят друг другу название привычного и сколько зубцов от него отсчитать. Всё по таймеру, в общем.

   – Восхитительно просто! – рассмеялся старик, шутливо кышнул на Вильяма: – Подвинься, не видишь, старику сесть негде!

   Вильям уступил ему стул, старик уселся, и горящими детским восторгом глазами уставился на Веру:

   – Расскажите ещё!

   Она показала ему телефон, он окончательно пришёл в экстаз, Вера открыла старые фотографии из парка львов, опять собрав вокруг себя толпу. Потом все как-то внезапно разошлись, Вера удивлённо осмотрелась, старик махнул рукой:

   – Танец начался, чёрт с ним. Или… о, боги! Я вас не отвлекаю? Дурак старый, у вас же, наверное, запись?!

   – Вроде бы, нет, – Вера достала книжку, показала пустую страницу и улыбнулась: – Я свободна, как птичка. Могу вас записать.

   Он расхохотался, чуть не уронив вставную челюсть, но вовремя поймал, вставил обратно и расхохотался ещё громче, пряча пылающее лицо в ладони. Вера справилась со смехом, сделала серьёзную мину и шепнула:

   – Никто. Ничего. Не видел. Эта тайна умрёт вместе со мной.

   Старик никак не мог насмеяться, заказал воды, медленно поднёс стакан ко рту дрожащей рукой, сделал глоток и поставил, перестав улыбаться. Посмотрел на свою ладонь, продолжающую крупно дрожать, смущённо поднял глаза на Веру, тихо сказал:

   – Старый совсем, даже поесть не могу нормально, слюнявчик надевают, как маленькому, так стыдно.

   Вера махнула рукой:

   – Старость – это не возраст, это отсутствие желания учиться и познавать мир, вам до этого ещё далеко. – Подозвала бармена, попросила коктейльную трубочку и опустила в стакан с водой, изображая гордую позу новатора, старик опять рассмеялся, она улыбнулась: – Проблемы есть у всех, надо их решать, а не стесняться. В моём мире есть специальные ложки и вилки, с цифровой стабилизацией, это распространённая проблема, у молодых тоже бывает.

   – В смысле – со стабилизацией? – в его глазах опять вспыхнула жажда нового, она стала объяснять:

   – Ну, вроде как у курицы или у совы, если её в руки взять и подвигать, она голову держит на месте. Сделали такую штуку для ложки. Не спрашивайте, как, не моя специализация.

   – Я знаю, как, – медленно кивнул он, похлопал себя по карманам, нашёл мятый листик и огрызок карандаша, стал писать формулы, старательно выводя крупные дрожащие буквы.

   «Учительский почерк.»

   Вера задумалась, стала от нечего делать осматривать пустой зал, стены и потолок со статуями, ту сторону, где они с министром стояли на балконе.

   «А отсюда балкона не видно, хитро.»

   Повернулась ко второму балкону, и столкнулась взглядом с молодым цыньянцем. Его глаза на секунду расширись от удивления, он отшатнулся от перил, но она всё ещё его видела, он стоял к ней боком, с пылающим от смущения лицом. Она опустила голову, увидела входящего министра Шена, он выглядел недовольным. Подошёл, что-то грубовато буркнул Вильяму, она не разобрала, повернулся к Вере и протянул руку:

   – Вы должны появиться в танцевальном зале, хотя бы у бара.

   – Хорошо, – она посмотрела на старика, он ей улыбнулся, не отрываясь от записей, и пожелал хорошо провести время. Она попрощалась с Вильямом и пошла за министром.

   Он вывел её из игрального зала, повёл по коридорам, шутливо спросил:

   – Вы решили собрать коллекцию неподходящих друзей?

   – Ну если уж я начала с вас, то надо держать марку.

   Он фыркнул и уважительно кивнул:

   – Уели. Вы знаете, кто он такой?

   – Нет, мне его не представили. Кто?

   – Андерс де’Фарей, министр просвещения. Когда-то он был путешественником, исследователем, новатором и популяризатором, но с тех пор прошло очень, очень много лет, по разным источникам, ему то ли двести, то ли триста, он уже сам не помнит.

   Вера округлила глаза, министр усмехнулся:

   – Он очень сильный маг, и может ещё столько же прожить, если захочет. Он был придворным философом Георга 11го и учителем Георга 12го, когда 12й короновался, то пожаловал ему графский титул и много земли, совершенно бесполезной, Андерс сам попросил, чтобы следить за графством не надо было, он не хотел этим заниматься, всё время путешествовал и учился, так что ему пожаловали Фарейский хребет, это лесистые горы к северо-западу от Оденса, там никто не живёт. Он был основателем министерства наук, и первым министром наук, лично заложил все пять академий Оденса, преподавал в каждой. Потом попал в немилость, и его министерство расформировали, разделив на министерство образования и министерство здравоохранения, но через время стало понятно, что новые министры не вывозят, они постоянно бегали к Андерсу за советами – он добрый, зла не помнит, всех жалеет и помогает. Мой отец очень его уважал, даже путешествовал с ним, и жил у него в хижине в горах неделями, и как только короновался, вернул ему кресло министра и отдал медицину, образование, все академии и библиотеки, хотя старик уже начал сдавать, он периодически терялся, забывал о встречах, однажды заблудился в академии, которую сам проектировал. И новые замы его постепенно отстранили от всей серьёзной работы, но кресло не отобрали – он не лезет в их дела, занимается чем-то своим, иногда читает лекции, студенты его любят. А при дворе он вроде забавной достопримечательности, бесхитростный такой, говорит людям правду, они смеются, все довольны.

   Они подошли к колонне с фонтаном богини любви, министр посмотрел на неё с таким видом, как будто сдерживает много нехороших слов, поймал Верин взгляд, понял, что она заметила, немного смутился. Она приглашающе улыбнулась, и он с готовностью выдал:

   – Рональд во время экскурсии по галерее допустил восемнадцать грубых ошибок, и одну простительную. Он вообще в искусстве не силён. И в истории не силён. И во всех науках.

   – И какую же ошибку вы решили ему простить?

   Министр усмехнулся и кивнул за плечо, на богиню:

   – У цыньянцев нет богини любви, он прав. У цыньянцев за любовь отвечает бог, Чи Кай Ра, мужчина, он курирует поэзию, музыку, искусство переписки и романтическую живопись. И ещё некоторые вещи, о которых не говорят в приличном обществе. Но я готов простить Рональду эту неточность, потому что для того, чтобы это знать, нужно иногда читать книги за пределами школьной программы.

   Вера кусала губы, пытаясь не улыбаться, он выглядел уморительно мило, но вряд ли был бы рад об этом узнать.

   – Что смешного я сказал?

   – Ничего, – сделала честные глаза Вера, показала большие пальцы: – Вы звезда.

   Он фыркнул и рассмеялся, хотел ответить, но его позвал проходящий мимо официант, вручил бокал и бумажку, быстро ушёл. Министр прочитал и смял, убрал в карман, серьёзно посмотрел на Веру:

   – Вон там Артур, у бара, видите? Идите к нему, я должен отойти.

   Она кивнула и пошла. И буквально спустя десяток шагов, ей преградили путь.

   6.38.20 Непристойное предложение от кронпринца империи

   Вера замерла от неожиданности, не зная, что делать – на неё в упор смотрел самый младший из цыньянцев, тот самый, который ни с кем не разговаривал, кроме "красавчика".

   «…два, три, четыре. Пять – всё, это неприлично. Мальчик нарвался.»

   Мальчик смотрел на неё прямо, они были почти одного роста, так что глаза находились чётко напротив, и сейчас его взгляд был куда увереннее, чем когда он смотрел на неё с балкона, как будто он что-то для себя решил, и тут же решил действовать немедленно.

   «Все узкоглазые – психи.»

   Она смотрела на его гладкое юное лицо, белую кожу с проступающим сквозь пудру румянцем смущения, аккуратно подведённые глаза…

   «Что в них? Что скрывается за этими чёрными шахтами, что за безумие творится в этой голове? Чёрт, я никогда их не пойму…»

   Замер весь зал, эта волна напряжённого внимания началась с него и раскатилась по всему залу, на них смотрели все. От мальчика исходила убойная подростковая смесь отчаянной жажды, паники и восторга, Вера на секунду опустила глаза на его грудь – сердце колотилось так, что это было видно, сиреневый шёлк как будто вибрировал.

   – Женщина! – наконец выдал мальчик, заставив Веру непроизвольно дёрнуть бровями – голос у него оказался юный и ещё не переломавшийся, и это чистое, как колокольчик, звучание составляло диковатый контраст со смыслом слов.

   Она с усилием взяла себя в руки и кивнула, пытаясь ответить не слишком иронично:

   – Я вас слушаю, молодой человек.

   Мальчик шумно сглотнул, вдохнул поглубже, и сказал совсем другим голосом, как будто произносил отрепетированную речь:

   – Твоя красота заставляет кровь вскипать.

   – Спасибо, – прохладно улыбнулась Вера.

   – Ты прекрасна, как цветок лотоса, вырезанный из белого нефрита.

   – Спасибо, это очень мило, – она попыталась сказать это так, чтобы он понял, что утомил её, сделала движение обойти его и пойти дальше, Артур у бара сидел с отвисшей челюстью и стеклянными глазами, помощи от него ждать не приходилось. Мальчик опять заступил ей дорогу. Вера продолжала смотреть на Артура, перевела глаза дальше – никто не смотрел на неё, хотя в её сторону смотрели все.

   «Да кто он такой?»

   – Простите, меня ждут, – Вера вежливо кивнула мальчику, и опять попыталась его обойти, он опять не пустил её. Задрал подбородок и заявил:

   – Поехали со мной, ты станешь моим драгоценнейшим цветком, и будешь жить в роскоши с этого дня и до самой смерти. У тебя будут лучшие покои, лучшие наряды и украшения, я клянусь тебе! Твои дети не будут знать нужды, и получат высокие посты в империи.

   Вера медленно глубоко вдохнула, прямо посмотрела на мальчика, максимально вежливо улыбнулась и качнула головой:

   – Спасибо за ваше щедрое предложение, но мне и здесь неплохо.

   Он вспыхнул, поражённо приоткрывая рот, как будто ему отказали впервые в жизни, дрожащим от ярости голосом выдохнул:

   – Глупая женщина! Ты не знаешь, с кем говоришь?

   Она пожала плечами с извиняющимся видом:

   – А разве мы были представлены? Я сегодня видела столько людей, что уже путаюсь.

   – Ты… видела… много людей? – его трясло, он заикался, стал дрожащими пальцами щупать воротник, наконец схватился, рванул его в сторону, обнажая тощую грудь с татуировкой дракона: – А это ты видела?!

   Вера напоказ нахмурила брови, немного наклонилась, всматриваясь в татуировку.

   «Глист чешуйчатый, а не дракон, тоже мне. И усы как у таракана.»

   – Я видела такого же, но побольше раза в три, – наконец призналась она, вызвав волну вздохов по залу. Мальчик застыл, Вера стала ровно и посмотрела ему в глаза, ободряюще улыбнулась: – Но вы не расстраивайтесь, может, ещё вырастет. Говорят, они с возрастом меняются.

   Он стоял с широко раскрытыми глазами, но совершенно неподвижно, настолько, что она с трудом подавила желание помахать ладонью у него перед лицом. Румянец со щёк растёкся по всему его телу, залив шею и тщедушную грудь с таким же тщедушным драконом, Вере хотелось запахнуть на нём халат и аккуратно поправить, материнское какое-то желание, как сопли вытереть.

   Она не знала, что делать.

   Посмотрела на Артура, он продолжал сидеть с отпавшей челюстью, провела взглядом по толпе – пустота, как будто она в этом зале одна.

   За спиной раздались лёгкие шаги, волной нахлынул запах духов Дженис, абрикосово-миндальный, как лето, она мягко взяла Веру под руку, улыбнулась мальчику:

   – Я украду вашу даму, вы не против? С вашего позволения, – кивнула неподвижному мальчику, и утащила Веру обратно в сторону колонны с фонтаном богини любви. Им навстречу стремительно прошёл "красавчик", не удостоив их и взглядом, за ним шли ещё трое цыньянцев, Дженис шепнула: – Не оборачивайся.

   Вера посмотрела на неё с молчаливым требованием объяснить ситуацию, если она хоть что-нибудь понимает, Дженис поражённо качнула головой и прошептала:

   – У меня слов нет. Как у тебя смелости хватило?

   – Я правда не знаю, кто он, меня с ним не знакомили. – Дженис медленно покачала головой, Вера отвернулась, поймала взгляд серой дамы, полный высокомерного осуждения. Опять повернулась к Дженис и возмущённо прошептала: – Кто он такой? И что это за манеры – голые сиськи незнакомым женщинам показывать?

   Дженис фыркнула, с усилием сдерживая смех, быстрым шёпотом затараторила:

   – Я не спорю, он повёл себя ужасно, его папаша ему всыпет за это, сто процентов. Но ты как осмелилась ему ответить так?

   – А ты бы что на моём месте делала?

   – Не знаю! Паниковала! – Дженис увидела её скептический взгляд, рассмеялась и наклонилась к её уху: – Он наследник цыньянского трона.

   – Мелковат, – поморщилась Вера.

   – Он младший сын, поздний, но в списке наследования стоит первым, с рождения. Но несмотря на это, положение у него шаткое – у императора-солнца есть старший сын, тот в фиолетовом, который за ним шёл, он правитель Тан, и император хочет оставить его правителем, ему не нужен во дворце такой взрослый и амбициозный сынок, он сам ещё хочет поправить, хотя старый пень уже, восемьдесят скоро. Спросишь своего, он тебе расскажет, он к этой кухне ближе. Вон он, ждёт уже, кот в засаде, – Дженис усмехнулась, Вера проследила за её взглядом, увидела министра Шена в тени за колонной, он сливался с тьмой и сыто щурился, одни зубы сверкали, воплощённое самодовольство.

   – Госпожа аль-Руди, бесконечно благодарен, – мурлыкнул министр, сказал кому-то за спиной: – Проводи даму. – Оттуда вышел Вильям, со своим вечным трудным лицом, предложил Дженис локоть, кивнул министру, и увёл её обратно в сторону танцевального зала.

   6.38.21 Тонкости иероглифов в кабинете Георга 15го

   Министр посмотрел на Веру, медленно глубоко вдохнул, изображая руками раскрывающийся занавес, как будто сейчас скажет что-то грандиозное, но не сказал, тихо рассмеялся, крепко зажмуриваясь и качая головой, обнял Веру за плечи одной рукой, опять собрался что-то сказать, опять не нашёлся, обнял второй рукой, уткнулся лбом в её плечо, и начал сотрясаться от беззвучного смеха. Вера терпеливо подождала секунд десять, но ничего не менялось, тогда она подняла руку и мягко погладила его по спине, иронично приговаривая:

   – Всё будет хорошо, всё наладится.

   Он согнулся от смеха ещё сильнее, поцарапался об её колье, немного пришёл в себя и выровнялся. Осмотрелся, сгрёб Веру за талию, и потащил куда-то через узкие двери и крутые лестницы. Они поднялись на третий этаж, но теперь восточного крыла, министр открыл ключом массивную дверь тёмного дерева, пригласил туда Веру и закрыл за ней. Обернулся на секунду, и шепнул, как большой секрет:

   – Я сейчас найду чёрную свечу, и всё расскажу, одну минуту буквально дайте мне. Располагайтесь где хотите, чувствуйте себя, как у меня дома, – обвёл широким жестом комнату, и ушёл в дальнюю часть, к столу, стал копаться в ящиках.

   Вера осмотрелась – кабинет, совмещённый с библиотекой, не особо изысканный, но очень уютный, несмотря на некоторую запущенность и небрежность. На полу тёмный паркет с простым геометричным рисунком, когда-то за ним ухаживали, и даже частично меняли, но сейчас он тихо просил о воске, но его никто не слышал уже много лет. На стенах панели из разных видов дерева, сине-серая ткань, в том же стиле панели на потолке, довольно скромные пыльные люстры. Тяжёлая резная мебель, явно рассчитанная на крупного человека – большой мягкий диван, широкие устойчивые кресла, массивные стулья у небольшого круглого стола в углу у входа, отделённом под столовую.

   В передней части длинного кабинета книжные шкафы были забиты ровно стоящими одинаковыми томами, журнальный стол с креслами выглядел гостиничным фойе. В средней части книги стояли вразброс, некоторые вообще лежали раскрытыми поверх стоящего ряда, на некоторых полках книг не было, зато валялись полуразобранные механизмы, кисти и банки, всё выглядело засохшим и брошенным. В дальней части вместо одного шкафа у стены стоял диван с мятым пледом, в углу напротив задиралась под потолок откровенно дешёвая железная этажерка, забитая папками с бумагами, так плотно, как будто их туда ногами заталкивали, краска растрескалась, металл в углу начинал рыжеть, бумаги волнились от сырости. В центре стоял монументальный стол, рядом с ним стоял на коленях министр Шен, копаясь в ящиках, нашёл, довольно выпрямился, и с гордостью показал Вере огрызок чёрной свечи, такой короткий, что высота была меньше диаметра. С видом чемпиона, делающего последний победный ход, припечатал свечу к столу, раскинул руки и объявил потолку:

   – Вера, вы – звезда!

   Она рассмеялась, он придвинул тяжёлое кресло к столу, запрыгнул в него, опираясь на подлокотники, как на брусья, гордо сложил руки на груди, и кивнул Вере на кресло напротив:

   – Присаживайтесь, сейчас будет представление.

   Вера подошла, увидела под столом немного линялую тигриную шкуру, и наконец поняла, где они.

   «Кабинет Георга 15го, ничего себе.»

   Решила спросить попозже, села в огромное мягкое кресло, восхитительно в нём утонув, сбросила босоножки и забралась с ногами. Посмотрела на министра, и повелительно кивнула:

   – Начинайте, я готова.

   Он придвинул свечу, стал хлопать себя по карманам, хитро посмотрел на Веру, и с невероятным удовольствием прошептал:

   – Вы – звезда. Если кто-то здесь и звезда, то это вы. Это было лучшее, что со мной вообще когда-либо случалось на балах, за всю мою долгую бальную жизнь.

   В карманах ничего не находилось, он опять акробатически выпрыгнул из кресла, выдвинул ящик, стал там копаться, приговаривая:

   – Лучший бал в моей жизни, великие боги, не зря я пришёл, вот не зря! Это стоило чего угодно. Вера… вы поняли вообще, что сказали?

   – Я даже не поняла, о чём он спросил, – криво улыбнулась Вера. Ей было приятно обрадовать министра, но то, что она ничего не понимает, бесило с каждой секундой всё сильнее.

   – Он предлагал вам место драгоценной супруги. Это не жена, на женитьбу надо благословение родителей спрашивать, но это, возможно, самый лучший женский титул в империи, самый удобный и выгодный, – он нашёл коробок, открыл, скривился, понимая, что он пуст, и по высокой траектории бросил в урну, втиснутую между диваном и шкафом. Попал, обрадовался как подросток, заставив Веру рассмеяться, рассмеялся сам, махнул рукой на ящики и сел обратно в кресло. Изобразил серьёзный вид, медленно кивнул и предложил:

   – Спрашивайте.

   – Зачем он мне червяка своего усатого показывал?

   Министра опять скрутило от смеха, он улёгся на стол, пытаясь дышать, Вера подождала ещё немного, спросила:

   – Его дракон что-то значит? Вы же говорили, что дракон есть у всех правителей и всех родственников императора, у него какой-то особенный?

   На министра напал очередной приступ, он выровнялся, вытер лицо, посмотрел на руку, прошептал под нос, не переставая трястись от смеха:

   – Да что ж я плачу рядом с вами второй раз уже, Вера, что вы со мной делаете… – достал платок, вытер глаза и стал медленно глубоко дышать, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. Достал из кармана фляжку, сделал глоток и почти пришёл в себя. Сел ровно, сделав преувеличенно серьёзное лицо, что странно смотрелось в сочетании с дикими плясками чертей в глазах, медленно глубоко вдохнул, взял бумагу, карандаш, и стал рисовать крупный иероглиф "дракон", Вера его уже знала. Показал ей листок, и серьёзно, как на похоронах, объявил:

   – Этот иероглиф вы знаете. – Она кивнула, он нарисовал рядом ещё один, означающий либо глагол "принадлежать, являться частью, входить в состав", либо существительное "деталь, часть, провинция", показал и объявил: – Этот тоже. – Она опять кивнула, он поднял листок и медленно, очень спокойно предложил: – А теперь посмотрите на них вместе.

   – И? – она была не расположена к ребусам по культуре, которую не понимала, он понял и положил лист. Посмотрел на неё, опять начал смеяться, но быстро взял себя в руки, и стал медленно объяснять:

   – В цыньянском языке, Вера… "Дракон" – очень многозначительное слово. Начиная от значения "творец-создатель", и дальше через философские дебри о космической энергии солнца, вплоть до пороховых снарядов для корабельных пушек, это всё он, дракон. Этот иероглиф, – он указал на лист, развернул его Вере, – в разных сочетаниях означает разное. "Татуировка дракона" пишется не так, как обычное слово "татуировка", это отдельный иероглиф, вот такой, – он быстро написал, показал, – и означает одновременно и "печать дракона", и "метка силы", и "порождённый небом-солнцем-богом-космосом". Внешний вид дракона, который записывается вот так – "облик дракона", может пониматься в равной степени как "очертания, границы силы, дарованной небом" и "сила-количество таланта, способности созидать, менять мир". И когда вы говорите официальному наследнику императора, что его "татуировка" "выглядит" втрое меньше, чем чья-то чужая, это… Особенно учитывая, что у цыньянцев всерьёз верят, что татуировка меняется не просто с возрастом, а в зависимости от личности носителя… – Он опять начал срываться на смех, закрыл глаза и задышал глубже, успокаиваясь, приоткрыл один глаз и шкодно улыбнулся: – Правда втрое меньше?

   Вера показала мизинец:

   – Вот такой червячок.

   Министр сорвался и рассмеялся опять, запустил пальцы в волосы, качая головой и шепча:

   – Вера, никому, никогда такого не показывайте.

   – Он показал свои расписные рёбра всему залу, вы шутите? Я здесь при чём? Зачем он это сделал?

   – Он рассчитывал впечатлить вас.

   – Чем? Тощими рёбрами или тощим драконом своим?

   Министр опять схватился за голову, дрожа от смеха, поднял ладонь, как будто прося её угомониться, она сложила руки на груди и стала рассматривать карту за спиной министра, почти такую же, как в его логове на базе отдела.

   Он отдышался, выпрямился и опять поднял ладони:

   – Ни слова больше, пощадите меня, у меня сейчас лицо треснет, – размял щёки и опять попытался стать серьёзным. Взял свой листок и показал Вере, предельно спокойным тоном попросил: – И, Вера, пожалуйста, запомните, это важно. Никогда не произносите вот это слово, – он указал на иероглиф "принадлежать", – вместе с вот этим словом, – палец переместился на слово "дракон", Вера подняла брови:

   – Почему?

   – Потому что в словосочетании "ваш/его дракон", "дракон" означает "мужской половой орган", во всех диалектах цыньянского, уже три тысячи лет минимум, единственный в мире, кто об этом не знает – это вы.

   Вера подняла брови, опять прокручивая в памяти весь свой диалог с юным наследником, поджала губы и вздохнула: