Темный огонь. Александра Князева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12

АННОТАЦИЯ

Я буквально чувствовала, как медленно утекает жизнь. День за днем она покидала меня, решив, что мне пора уходить. Никто не мог мне помочь, никто. И я смирилась, ибо ни сил, ни желания бороться у меня уже не осталось. Но у судьбы на все другие планы...В момент, когда я была на грани отчаяния, меня нашла темноволосая женщина, в глазах которой отражалась ночь, и спасла, подарив новую жизнь в другом мире. Прошлое медленно стиралось из памяти, отрезая пути к отступлению. Теперь в моих жилах течет магия, наполняя светом. Темный огонь стал проводником, освещая мой путь - путь некроманта.

   Не бойтесь. Я покажу вам темную красоту. Стоит лишь открыть дверь в мои миры...

ГЛАВА 1.

Я рывком села на кровати, испуганно озираясь. Но нет, мои опасения не оправдались, и в комнате я была одна. Откинув одеяло, опустила ноги на прохладный пол и постаралась выровнять дыхание. Получалось плохо, ибо в этот раз кошмар был на удивление реалистичным: за мной снова кто-то гнался, а я никак не могла убежать. Лица не было видно, я лишь слышала хриплый рык, вырывавшийся из груди преследователя, и свой дикий страх, что мне не спастись. Сон повторялся не так часто с небольшими изменениями: иногда я бежала по запутанным коридорам, иногда – по степи, но ощущение погони всегда было одинаковым. Последний раз мне снился этот кошмар около трех месяцев назад. Мне казалось, что больше он не повторится, но я ошибалась.

   Поняв, что не усну, встала и пошла в ванную, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Вытерлась полотенцем и взглянула на свое отражение: темноволосая девушка с блестящими от испуга глазами. Грустно усмехнувшись, поежилась: ночная прохлада, пробравшаяся в дом через открытую форточку, давала о себе знать. Ее я любила: она отрезвляла. Пошла на кухни и поставила чайник на плиту, свет зажигать не стала. Свет полной луны хорошо освещал мою небольшую уютную кухню. Сделав себе бутерброд, поняла, что совершенно не голодна; крепкого черного чая будет вполне достаточно. Взглянула на часы: два часа ночи. Я ведь и уснула совсем недавно, но кошмар успел настичь меня.

   Отключила будильник, прекрасно понимая, что до утра уже не усну. Взяла огромную кружку с чаем темно-бордового цвета и пошла в зал. Там подвинула кресло к окну, чтобы видеть луну, и завернулась в плед. Спать не хотелось совершенно, а снотворное уже не помогало. Не знаю, по какой причине, но небесное светило всегда меня успокаивало. Холодный свет, который излучал спокойствие, величественно опускался на землю, укрывая ее серебром. Ночью мне казалось, что в этом мире возможно все. Но резкий свет восходящего солнца всегда успевал развеивать эти сомнения до того момента, как они наберутся сил. Но до восхода еще очень далеко.

   Я постаралась очистить мысли, которые так настойчиво лезли мне в голову; допив чай, поставила кружку на пол и, откинувшись в кресле, закрыла глаза. Вдох, еще один – и страх постепенно отпускает меня, серебристый свет стирает ужасы кошмара. Да, на какое-то время, но все же лучше, чем ничего. Два года назад я увидела его в первый раз и за это время научилась справляться с последствиями так, как могла. Иные бы давно обратились к психологу, но я не могла доверять свои чувства чужому человеку. Отец однажды уговорил меня хотя бы попробовать, и я согласилась. У самого кабинета я помедлила, стараясь взять себя в руки, и через приоткрытую дверь услышала, как доктор, к которому я была записана, обсуждает другого пациента со своим коллегой:

   – Да брось ты! Ему давно пора в психушку, я только с ним мучаюсь. Призраков он видит, как же. Что? Нет, про маленьких человечков он еще не рассказывал. Пока нормально, сеансы оплачивают очень хорошо. Ну а что делать, работа у нас с тобой такая. Когда твой псих придет?

   Сжав кулаки, я быстро развернулась, чтобы никогда сюда не возвращаться. Если врач обсуждает так своих пациентов, думая только о деньгах за очередной прием, то что дальше будет? Мои сны посчитают великой проблемой, меня – психом или почти психом, а еще неплохим источником заработка. Нет уж, лучше я сама. Как именно, тогда я еще не знала.

   Помогло время. Медленно, но верно я научилась приходить в себя все быстрее после таких снов, и вскоре мне подумалось, что все не так страшно. Но сегодняшний реалистичный кошмар дал мне понять, что я не все преодолела, далеко не все. Что ж, так тому и быть. Если испытания еще придут ко мне, мне придется их преодолеть. Иначе никак. Я не всегда была такой, как сейчас. Ранимая, хрупкая, восторженная – так могли сказать обо мне мои друзья, которых теперь нет. Не знаю, что изменило меня больше: кошмары или болезнь, которая пришла из ниоткуда, чтобы забрать с собой. Не знаю. Когда ты находишься на грани, все выглядит более жестким и четким, настоящим даже; и ты уже можешь заглянуть под маски тех, кто тебя окружает, без особого труда. Хорошо сразу видеть, что представляет из себя человек. Очень хорошо.

   – Папа, смотри! – маленькая девочка пяти лет настойчиво тянула отца в сторону одной из витрин.

   Этот старая антикварная лавка всегда притягивала взгляд. В тусклом свете ламп чего только не было: большие куклы, так похожие на живых людей, шкатулки и медальоны, каждый из которых хранил свою тайну, фотографии в причудливых рамках, старинные украшения, красоту которых время решило пощадить. Казалось, здесь было практически все. Даже входная дверь выглядело необычно: изумрудное витражное стекло преломляло свет, и создавалось ощущение, что там происходит что-то таинственное. Мужчина покачал головой и улыбнулся: его дочь не могла пройти мимо такого.

   – Зайдем?

   Девочка радостно захлопала в ладоши:

   – Да, папа, пошли!

   Она первой открыла дверь. Маленький серебристый колокольчик приветливо звякнул, пропуская посетителей. Мужчина не торопил дочь, лишь внимательно следил, чтобы она, погруженная в эту красоту, ненароком что-нибудь не задела. А она тем временем медленно ходила от полки к полке, не зная, как ей все посмотреть.

   – Добрый день! – пожилой мужчина вышел к прилавку, опираясь на трость. – Вижу, вы любите старину, раз зашли ко мне.

   – Дочка привела меня. Здесь спокойно.

   – Благодарю, – чуть склонил голову владелец. – Присмотрели уже что-нибудь?

   – Не уверен, что мы будем что-то брать.

   – Что ж, тогда просто полюбуйтесь, – понимающе сказал хозяин лавки. – У меня есть что посмотреть.

   Протяжный звук, раздавшийся откуда-то справа, вклинился в их разговор.

   – Мара?

   Девочка уже бежала к отцу, счастливо улыбаясь:

   – Папа, посмотри, что я нашла! Пойдем, покажу.

   За широкой полкой у стены стоял огромный рояль; при взгляде на него становилось понятно, что он действительно старый. Нет, он не был пыльным или изношенным. Резная форма педалей, изящные вирбели, ажурные рисунки, вырезанные на крышке – все это буквально дышало стариной. Цвет рояля, благородный темно-коричневый, можно было увидеть, ибо маленькая девочка полностью стянула покрывало, которым он был накрыт.

   – Мара, зачем ты сняла покрывало? – строгим голосом спросил ее отец.

   Однако пожилой владелец антикварной лавки поспешил к ней на помощь:

   – Что вы, все в порядке! Пусть девочка поиграет. Ты умеешь?

   Увидев, что она отрицательно покачала головой, мужчина вздохнул и подвинул стул, стоявший неподалеку, к роялю. Тяжело опустился на него и подмигнул ребенку:

   – Сейчас я покажу тебе, как это надо делать.

   На миг он закрыл глаза, а в следующую минуту его пальцы опустились на клавиши, которые тут же запели. Мелодия была одновременно и грустной, и веселой, то взмывая вверх к облакам, то опускаясь вниз. Время растворилось, оставив лишь старый рояль и музыку, на которую будто он и не был способен. Старик с упоением играл, закрыв глаза, и хотел рассказать свою историю; только музыка могла помочь ему в этом, только она, ведь она имеет огромную силу в тот момент, когда слова бессильны и струны души подчиняются прекрасной мелодии. Мара, в восхищении прижав руки к груди, никак не могла надышаться этой красотой. Девочке чудилось, что в тот миг, когда человек перестанет играть, волшебство исчезнет, и все останется по-прежнему.

   Наконец рояль замолчал. Старик некоторое время молчал, прислушиваясь к своим мыслям, а потом взглянул на ребенка:

   – Понравилось?

    – Очень! – Мара буквально светилась от счастья. – Папа?

   – Уверена?

   – Да. Можно?

   – Конечно, – улыбнулся отец. – Мы возьмем этот рояль.

   – Он ждал вас, – пожав ему руку, сказал старик.

   И слова эти прозвучали искренне.

   Так и появился у меня этот рояль. Мне не терпелось поскорее начать играть, но отец сказал, что для начала этому надо научиться. Хозяин лавки, мистер Нолан, любезно согласился обучить меня. С того памятного дня я и не мыслила себя без музыки. Близкие удивлялись, как ребенок, до определенного момента совершенно не интересовавшийся музыкой, загорелся таким желанием играть. Удивлялись, но не мешали. Я знала, куда пойти после школы; через несколько лет получив музыкальное образование, я все еще любила этот чарующий момент, когда ты аккуратно садишься на стул, а руки замирают над клавишами. И никто не знает, каким буднет первый звук, который вот-вот вырвется на свободу.

   Я любила эту магию музыки. Каждое произведение было для меня родным. Сразу же погружаясь в него, я полностью отдавала себя мелодии, пока очередные аплодисменты не говорили мне, что музыка закончилась. Но к зрителям я поворачивалась не сразу; сначала дожидалась, когда рояль затихнет, и отголоски музыки скроются в нем. Кивнув ему, как старому другу, я вставала и шла к зрителям. Моя слава шла впереди меня, но отец не переживал, что это может изменить мой характер. Моя мать оставила нас, когда мне не было и года, и с тех самых пор он стал мне лучшим другом, на которого я всегда могла положиться.

   Целеустремленность, сосредоточенность, ответственность – все это он привил мне, и теперь, несмотря на внешнюю хрупкость, я могла дать отпор. У него была счастливая жизнь, не могу сказать, что судьба насмехалась над ним, тем не менее, он знал, что жизнь порой бывает жестока и несправедлива – всегда важно дать отпор. Первый раз я увидела его плачущим в детстве. Тогда мне исполнилось четыре. Мы весело отметили мой день рождения, собрав друзей и соседей, а потом отец уложил меня в кровать.

   – Спи, моя птичка, – тихо пожелав мне сладких снов, папа ушел.

   Но мне почему-то не спалось: слишком много хороших впечатлений и эмоций было сегодня, и мне так не хотелось, чтобы он заканчивался. Я встала и, закутавшись в одеяло, пошла искать отца, надеясь, что он еще не уснул и сможет со мной поиграть. Он сидел в гостиной и смотрел на огонь. Что-то подсказало мне, что не надо его трогать. Вот он слегка повернул лицо, и я увидела, что оно блестит от слез. В руках он держал фотографии красивой темноволосой женщины с гордым взглядом. Она улыбалась. Тяжело вздохнув, он поднес снимки к губам и бережно поцеловал.

   – Почему? Я никак не пойму, почему ты это сделала?

   Ответом ему была тишина. Откинувшись в кресле, он закрыл глаза. Я, стараясь идти как можно тише, вернулась к себе. Долго ворочалась, понимая, что папе плохо, но успокоить я его не могу, как бы ни пыталась. Когда наконец уснула, увидела своих родителей несколько лет назад. Они смеялись, сидя на крыльце, а отец с нежностью поглаживал живот мамы. Они уже ждали меня тогда. Как и любому ребенку, мне хотелось, чтобы однажды утром меня разбудил запах свежеиспечённых блинчиков по маминому особому рецепту, а потом она бы заплетала мне косы. Папа старался изо всех сил, чтобы я не чувствовала себя одинокой или заброшенной.

   Мы всегда были вместе. Со временем он научился печь блины, заплетать мне косы, выслушивать мои переживания. Я благодарила бога за то, что у меня такой отец. Иногда мне казалось, что я намного счастливее тех детей, у кого есть оба родителя. Он никогда меня не ругал, а я старалась его не расстраивать. Мой папа стал для меня всем, всегда поддерживая. И был на каждом моем концерте, как и мистер Нолан, которого годы хоть и не пощадили внешне, но оставили таким же добродушным, каким он был тогда, когда я увидела его первый раз. Каждый раз они сидели вместе, а после выступления дарили мне букеты цветов. Сколько бы раз я ни говорила, что не надо этого делать, они упрямо мотали головой, и все повторялось снова.

   Впрочем, мою музыку я посвящала им. Мистер Нолан смог разбудить во мне своей игрой эту жажду познания, а папа помог мне воплотить в жизнь мои мечты. Моя благодарность безгранична.

   … – Папа, ты уверен, что я справлюсь? – девушка заламывала руки, боясь сцены.

   – Брось, Мара! – приобнял ее отец. – Ты же знаешь себя. Стоит только появиться первому звуку – и ты погружаешься в музыку, переставая что-либо замечать. Понимаю, нервничаешь, но надо собраться.

   Мара вымученно улыбнулась:

   – Да, знаю, но что-то внутри не дает это сделать.

   Дэвид Ордан прикоснулся к щеке дочери, заставляя ее взглянуть ему в глаза:

   – Я рядом, доченька. Все получится. Помнишь? Вместе всегда.

   – Всегда вместе, – уже спокойнее повторила Мара ту самую фразу, которая стала их тайной с самого ее детства.

   Выдохнув, девушка в строгом изумрудном платье смело вышла на сцену и, поклонившись публике, взглянула на рояль. Теперь существовал только он и она. Неторопливо приблизившись к нему, Мара откинула волосы и села, занеся пальцы над клавишами. А потом полилась музыка… Как и говорил отец, спокойствие в этот же момент завладело ей. Он всегда был прав.

   Старинный особняк за городом всегда притягивал взгляды. Красивый, огромный, он всегда казался призраком прошлого. Дети иногда забегали туда, чтобы поиграть в прятки, но большую часть времени он все же был совершенно пустым. Высокое крыльцо с резными перилами, большие окна в пол, стрельчатые арки – все говорило о том, что его строил мастер. Бродячий пес, который облюбовал этот дом, вдруг проснулся от странных звуков на первом этаже. Тряхнув головой, он решил проверить, но что-то не позволяло ему даже двинуться с места. Он хотел зарычать, но и этого не вышло. Теперь ему оставалось только ждать, когда же все это прекратится.

   – Не думала, что мы увидимся так скоро, – покачала головой пожилая женщина, сидевшая на сером диване.

   – И я не думал, – грустно улыбнулся мужчина в темном.

   – Ты все еще коришь себя, так?

   – Ты же знаешь, что я чувствую.

   Старуха проворчала:

   – Всех не спасти, ты давным-давно это понял. Что изменилось сейчас?

   – Я понял, что мои силы небезграничны, – нехотя произнес мужчина.

   – Что?! – его собеседника вдруг расхохоталась. – Как ты можешь так говорить? Не смеши меня. Тут дело в другом.

   Человек молчал, прекрасно зная, что надо немного подождать, и женщина все расскажет сама. Он медленно ходил по гостиной, тростью снимая паутину. Усмехнувшись, подошел к окну – луна уже показалась на небосводе. Увидев человек, она будто подмигнула ему, как старому знакомому. А мужчина, закрыв глаза, подставил свое лицо под серебряный свет, так и застыв на некоторое время. Пожилая женщина молча наблюдала за ним, а потом все же сказала:

   – Сил у тебя хватает, боги не обделили. Только вот ты не захотел их использовать тогда, не захотел принужда-а-ать, – протянула она, поудобнее устраиваясь на диване. – Не вини меня в своих бедах.

   – Знаю. Это мое бремя, мне и нести.

   – Именно так, – отрезала женщина. – И если ты решил сделать это, отговаривать не буду.

   – Точно?

   – А как же. Я не первый день тебя знаю, друг мой. Ты упрямый до жути. И если уж что вобьешь себе в голову, то хорошего не жди. Ты пойдешь на все.

   Мужчина согласно кивнул, не поворачиваясь. А его собеседница продолжила:

   – Мне уже жаль тех, кто встанет у тебя на пути. Незавидная у них судьба.

   – Все так, – тихо ответил человек, – все так.

   Обернувшись, он увидел, что женщина исчезла, будто ее и никогда и не было в этом доме. Мужчина опустился в кресло, взмахом руки делая стену дома прозрачной, чтобы ничего не мешало ему любоваться красотой ночной владычицы. Этот свет приносил покой. Горько было гостю этого заброшенного дома признать, что женщина права: он сам принимает решения, и ему же за них отвечать. Странно, но она подарила ему свободу тогда, хотя могла поступить совершенно иначе. Причины непонятны до сих пор, но одно бесспорно: она никогда не угрожала этой свободе.

   Но так было далеко не всегда. Ему пришлось пройти очень долгий путь, настолько долгий, что начало теряется в памяти. Много испытаний и проверок на прочность, много миров, много потерь и жертв. Но даже сейчас человек не отказался бы от всей этой боли, будь у него шанс что-то изменить или исправить. Не отказался бы, ибо она сделала его таким, какой он есть сейчас, привела его к этому моменту в настоящем. Он, как никто, знал, насколько бесценным может быть прошлое, если научиться его слушать. Не каждому дано.

   Вдруг в комнате что-то изменилось. Изо всех щелей начал постепенно появляться черно-фиолетовый туман. Медленно он подкрадывался к человеку, который завороженно наблюдал за луной и ничего вокруг не замечал. В комнате заметно похолодало, а темные жгуты уже подползли к самому креслу. Поднявшись вверх, они обвили его правую руку и вспыхнули темно-фиолетовым светом. С удивлением взглянув на туман, мужчина улыбнулся:

   – Спасибо.

   В тот вечер я прогуливалась по парку недалеко от дома. Обычно здесь было много людей, но прохлада и тучи прогнали их; я же погоду эту любила и с удовольствием вдыхала освежающий воздух после дождя. Гроза была очень красивой. Ветвистые молнии так озаряли небосвод, будто хотели разорвать его на куски в вечной борьбе за стихию. Дождь лил, не переставая, несколько часов, прибивая пыль города к земле. Я наблюдала за всем из окна, терпеливо дожидаясь момента, когда дождь утихнет, и я смогу выйти на улицу. К счастью, ждать долго не пришлось, и вот я, накинув теплый длинный кардиган, уже вышагиваю по аллее, обходя лужи. Отец говорил, что грозы я никогда не боялась. Даже в детстве не пряталась под кроватью, как могли делать другие дети, а садилась у окна и просто любовалась.

   – Ты не боишься? – спросил меня когда-то отец.

   – Нет, – удивленно ответила я. – Она же такая красивая!

   Я шла, опираясь на длинный зонт, как на трость, все больше отдаляясь от дома. Мысли блуждали где-то далеко, а я просто наслаждалась спокойствием. Не знаю, сколько прошло времени, ведь его счет я давно потеряла. Подняла голову и поняла, что уже наступила ночь: луна ярко сияла на небе, осматривая свои владения. Шутливо поклонившись ей, я развернулась и внезапно почувствовала, как сердце сильно забилось в груди, а дыхания не хватало. Хватая ртом воздух, я тяжело опустилась на ближайшую скамейку, еще не высохшую после дождя. Не обращая внимания на мокрую одежду, попыталась успокоиться: сняла шарф и кардиган, чтобы холод привел меня в чувство. Помогало плохо, поэтому я прилегла на скамейку. Минуты шли, и постепенно дыхание приходило в норму. Голова вскоре перестала кружиться, и я смогла встать. Немного посидела, прислушавшись к себе, и поняла, что могу идти.

   Дорога домой заняла больше времени, ибо двигаться приходилось осторожно, опираясь на зонт, чтобы сохранить равновесие. Перед входной дверью постояла, потерев щеки, чтобы вернуть румянец. Что-то мне подсказывало, что выгляжу я не очень здорово, а отца лишний раз тревожить не хотелось. Открыв дверь, тихо прошла на кухню, чтобы заварить горячий чай.

   – Мара, что-то случилось? – голос отца заставил меня вздрогнуть.

   – С чего ты взял?

   – Твоя одежда мокрая, но переодеваться не спешишь. Заболеть хочешь? – проворчал он и развернул меня к себе.

   Я улыбнулась как можно безмятежнее, но провести его не удалось.

   – На тебе лица нет! Говори, что случилось. Только переоденься сначала.

   Вернулась в гостиную я уже в сухой одежде, а папа принес плед и закутал меня в него. Сел рядом и приобнял:

   – Доченька, расскажи мне.

   – Да, а я еще думала, что ты ничего не заметишь, – вздохнула я. – Прогуливалась по парку, дышала свежим воздухом, а потом в груди что-то сжало, голова закружилась. Я прилегла на скамейку, и скоро все прошло.

   – Мне это не нравится, – нахмурился отец. – Надо показаться врачу.

   Я замахала руками:

   – Да брось ты! Все в порядке, пап. Все из-за концерта через два дня. Знаешь же, как для меня это важно. Подготовка забирает много времени. Я просто устала.

   – Мара, ты уверена?

   – Конечно, – улыбнулась я. – Обещаю, если это повторится, то обязательно схожу в больницу.

   – Договорились, – начал успокаиваться отец. – Тогда бегом ужинать. Мясо давно готово.

   – Мое любимое?

   – Да. Решил тебя порадовать, – погладил меня по голове отец.

   – Спасибо!

   Обняв его и поцеловав в щеку, я поспешила на кухню: во мне вдруг проснулся зверский голод. Поела, помыла посуду и поднялась к себе. Присев на кровать, прижала руку к груди – сердце билось как обычно. Поймала свое отражение в зеркале и увидела, что бледность ушла. Теперь ничего не напоминало о произошедшем в парке. Отцу я не призналась, но мне стало не по себе: не привыкла я, чтобы здоровье подводило меня. Я действительно верила, что это связано с предстоящим концертом. А иначе… нет, о другом мне не хотелось думать. Этой ночью я спала без сновидений.

ГЛАВА 2.

Прошло несколько месяцев. Первое время я ожидала, что все может повториться, стараясь бывать только в людных местах, чтобы в случае необходимости найдется кто-то, кто позовет на помощь, если я сама не смогу. Но постепенно моя тревога отступила, и я вернулась к своей обычной жизни. А зря. В следующий раз мне стало плохо во время выступления. К счастью, мне оставалось лишь завершить произведение. Закусив губу до крови, я смогла это сделать. Медленно поднялась и, слегка поклонившись, поспешила за кулисы, где упала бы в обморок, если бы меня не поддержали. Незнакомая мне женщина аккуратно опустила меня на пол, придерживая голову.

   – Вы в порядке? – участливо спросила она.

   – Да, просто усталость и напряжение.

   – Может, скорую?

   – Нет, спасибо, – я благодарно взглянула на женщину. – Мне уже лучше.

   Обеспокоенно на меня взглянув, женщина помогла мне подняться. Хорошо, что отец ничего не заметил, задержавшись в зрительном зале. Вечером после концерта я вышла на улицу подышать. Дома было тревожно.

   Вскоре мне показали, что больше молчать нельзя. Я потеряла сознание дома, когда готовила ужин. Отец нашел меня лежащей на полу и долгое время не мог привести в чувство. В ужасе тряс меня за плечо, пока дожидался скорую. Меня забрали в больницу, где я пять дней не приходила в себя. А потом резко очнулась:

   – Где я?

   Папа, дремавший в кресле у моей кровати, кинулся к мне со слезами на глазах:

   – Доченька, наконец ты пришла в себя. Как ты себя чувствуешь?

   – Голова кружится немного, – призналась я, – ты поужинал? Помню, как готовила рагу.

   В глазах отца промелькнула странная тень:

   – Милая, ты была без сознания пять дней.

   – Что?! Что со мной?!

   – Врачи пока проверяют, они взяли все анализы. Ждем результат.

   – Пока ничего не говорили? – я пригладила растрепавшиеся волосы, стараясь унять дрожь в руках.

   – Нет. Не переживай, Мара. Мы справимся. Врачи помогут, – ободряюще улыбнулся отец, сжав мои руки.

   – Хорошо.

   Время шло, а никто не мог сказать, что со мной. Мне давали разные лекарства, проводили разные исследования, но ответ так и не был найден. Папа настоял, чтобы все это время я оставалась в больнице, чтобы в случае необходимости мне смогли оказать помощь. Спорить я не стала, видя, как он переживает. Он сам занялся поиском врачей, и ему не препятствовали. Именно так он вышел на знаменитого нейрохирурга Генри Майера и договорился с ним о встрече. Я помню тот день, когда мы стояли на пороге блестящего здания из стекла и металла. Его кабинет располагался на последнем этаже. Лифт быстро довез нас и гостеприимно распахнул двери в светлый холл. Сегодня быстро идти я не могла, голова кружилась. Опираясь на папу, я медленно дошла до кабинета знаменитого нейрохирурга.

   – Надеюсь, он поможет, – тихо сказал отец и хотел постучать, но дверь открыли с другой стороны.

   На пороге стоял седой мужчина средних лет с пронзительными серыми глазами. Увидев нас, он приветливо улыбнулся:

   – Полагаю, мистер Ордан с дочерью?

   – Все верно.

   – Проходите.

   Кабинет был светлым и уютным. Мне бы даже понравилось здесь, если бы не цель визита. Опустилась в мягкое кресло и взглянула на доктора, который пристально на меня смотрел.

   – Итак, вы пришли ко мне с проблемой. И я постараюсь в ней разобраться. Мара, вам следует остаться в клинике, чтобы сдать анализы и пройти некоторые тесты.

   – Но она уже проходила их и не раз! – воскликнул отец.

   – Да, все так, – не стал спорить Майер, – но я не люблю полагаться на других, поэтому мои люди сделают все сами. Можем пройти в палату. Сара, проводи девушку!

   Тут же в кабинет зашла миловидная женщина с добрыми глазами и поманила меня за собой. Поднялась, переглянулась с отцом и пошла за ней.

   – Только не спешите, – тихо попросила ее. – Не могу быстро идти.

   – Хорошо, – слегка улыбнулась она и замедлила шаг.

   Вместе мы пошли к лифту и спустились на два этажа вниз. Для клиники здесь было поразительно спокойно и тихо. Да, люди сновали туда-сюда, но ощущения паники или неуверенности не возникало. Наоборот, казалось, что каждый человек здесь на своем месте и прекрасно знает свое дело. Не знаю, в чем был секрет: в вышколенном персонале, жизненной позиции Майера или преданности его людей. Но факт оставался фактом: его авторитет в мире медицины оставался бесспорным. И мне очень хотелось надеяться, что хотя бы он сможет помочь мне. Придя в палату, я переоделась и осмотрелась. Сара ушла, пообещав мне прийти чуть позже. Здесь не было ничего лишнего: два кресла, небольшой стол, тумбочка, узкий шкаф. Если бы не больничная койка, можно было подумать, что это неплохой отель. Я подошла к большому окну и залюбовалась: весь город был как на ладони.

   Бостон жил своей жизнью, прохожие спешили по своим делам: кто-то опаздывал на работу, кому-то надо было встретить ребенка со школы, а кто-то выгуливал собак. У каждого была своя история, своя жизнь. Помню, как с детства мы с отцом играли в угадайку: встречая очередного прохожего, мы рассуждали, кто он по профессии, какие у него увлечения, какой характер. Конечно, проверить ничего мы не могли, но ведь так интересно было представлять, какая у кого-то жизнь. Забравшись в кресло с ногами, я решила вспомнить, как это было. С высоты многое было видно, и мне вдруг показалось, что я давно уже перестала быть частью этого города, а между нами появилась какая-то прозрачная стена. То есть я могу лишь наблюдать со стороны, не участвуя.

   Тряхнула головой, отгоняя странные мысли. Впрочем, почему странные? Неизвестное отбирает мои силы, а врачи не могут определить, что происходит. Еще чуть-чуть – и отчаяние поглотит меня. Удивительно, но скорого ухода я не боялась; до боли в сердце мне было жаль отца. Куда он без меня? Всю жизнь он посвятил мне, даже не думая о том, чтобы снова жениться, хоть я и не препятствовала. Мы говорили несколько раз на эту тему, но я поняла, что он все еще любит мою мать, несмотря на ее предательство. С тех пор об этом не говорили.

   На первом месте для меня всегда была музыка. С того самого дня, как мистер Нолан показал мне ту самую магию, которую создают клавиши, я думала только о ней. Не могла себе представить другое призвание для себя. Смотря в окно, думала о том, как много на свете людей, которым не нравится то, что они делают, но они не могут сойти в этой дороги по ряду причин. Это страшно! Каждый день просыпаться с мыслью о том, что очередной день будет таким же серым и ненавистным, как и предыдущий, не в силах что-то изменить… Я всегда верила во что-то светлое, и музыка давала мне надежду, что оно действительно существует. Так мне легче дышалось. Сейчас же я не могла заставить себя снова обратиться к таким мыслям: что-то не давало это сделать. Хотя кто знает, что будет дальше? Никто. Возможно, этот именитый хирург именно тот, кто мне нужен.

   – Мара, давайте начнем, – медсестра вернулась в палату. – Я расскажу немного о пребывании в нашей клинике. Не волнуйтесь, это главное. Каждый день вы будете проходить те или иные тесты, сдавать анализы. Знаю, что раньше такое было, но мы проверим все еще раз.

   – Хорошо, – кивнула я.

   – Давайте начнем сегодня. Это Дженнифер, и она проводит тебя в лабораторию.

   Смуглая девушка зашла в мою палату и замерла у дверей, ожидая, когда я буду готова следовать за ней. А Сара продолжала:

   – Будем действовать по порядку. Сначала анализы, потом обследование. Если что-то будет нужно, говори Дженни или мне. Договорились?

   – Да, хорошо.

   Поднявшись с кровати, я пошла за девушкой.

   – Здесь недалеко, мисс Ордан.

   – Ну уж нет! – запротестовала я, услышав такое обращение. – Зови меня Мара. Какая я тебе мисс?

   – Ладно, – улыбнулась девушка.

   – Здесь очень уютно, – сказала я. – Странно слышать это о больнице, наверно, но это так. Очень хорошее впечатление производит. Может, это лишь первые ощущения.

   – Думаю, что и дальнейшие будут такими же. Мы не просто так являемся одной из самых первоклассных клиник Америки. Это высокое звание, приходится соответствовать.

   – Верю.

   А следующие несколько дней слились для меня в один: много врачей, кабинетов и всевозможных тестов и анализов. Отец, как мог, поддерживал меня, и это спасало: не знаю, что бы я делала без него. Но вскоре меня обрадовали новостью, что надо сделать перерыв, и я могу отдохнуть. С облегчением проснувшись утром, поняла, что сегодня можно не думать о том, что меня снова обмотают проводами или возьмут ту или иную жидкость на анализ. Впрочем, они делали свою работу. Время шло, а лучше мне не становилось. На отца тяжело было смотреть: он осунулся, лицо потемнело, под глазами залегли круги. Как бы я его ни успокаивала, ничего не помогало. Он видел, в каком я состоянии. С трудом мне удалось заставить его уйти домой, чтобы отдохнуть и переодеться. И только при одном условии он согласился: если его заменит мистер Нолан. И тут я поняла, что спорить бесполезно.

   – Как ты тут? – стук трости возвестил о приходе моего друга, с которым меня свела музыка.

   Слегка зашаталась, поднялась, чтобы обнять его, но он сам поспешил подойти.

   – Рада видеть тебя, – тепло улыбнувшись, взглянула в его лучистые глаза.

   Несмотря на возраст, Марк Нолан выглядел очень хорошо. В детстве мне казалось, что виной всему его антикварная лавка. Окружив себя старыми вещами, он сделал так, что они старели вместо него, а он с годами практически не менялся. Покачав головой, подумала, что давненько не вспоминала свое детство.

   – Отец ни за что не хотел оставлять меня, – мне пришлось присесть, – а мне надо было заставить его отдохнуть. Ты же видел его недавно, знаешь, о чем я.

   Мужчина опустился в кресло напротив:

    – Знаю. Марка не узнать теперь, так его подкосила твоя болезнь.

    – Это так больно, – прошептала я.

   – Что болит? – вскинулся Марк.

   – Да нет, я не о том, – скривилась я. – Мне больно осознавать, что я не могу ничего изменить. Очень хотела бы сейчас выступать на концерте, а не быть в больнице. Почему так происходит?

   Нолан грустно вздохнул:

   – Не знаю, Мара. И никто не знает. Хочу верить, что у всего есть причины, и кто-то свыше знает намного больше нас.

   – Пусть так.

   – Ты говорила про концерт, – сменил тему он, стараясь меня подбодрить. – Когда ты играла последний раз?

   Я задумалась:

   – Около двух месяцев назад где-то.

   – Скучаешь, – мужчина не спрашивал, он знал.

   – Безумно, – я взглянула в окно, стараясь сдержаться.

   – Думаю, здесь я могу тебе помочь, – вдруг хитро подмигнул мне Марк и кому-то позвонил: – Да, можно начинать. Давайте.

   – Что происходит?

   Было видно, что мой друг что-то задумал. Не прошло и десяти минут, как двери моей палаты открылись, и светловолосый парень заглянул внутрь. Улыбнувшись мне, нашел глазами Нолана и сказал:

   – Готово.

   – Хорошо, – Марк кивнул и взглянул на меня.

   И этот взгляд мне не понравился. Поежившись, я невольно отсела подальше к стене и снова спросила:

   – Ты что делаешь?!

   Вместо ответа он протянул мне руку:

   – Пошли! Тебе ждут.

   – Кто?!

   – Увидишь!

   Зная его упрямство, я только вздохнула: спорить бесполезно. Накинув халат и взяв его под руку, пошла туда, куда он меня вел. Впереди шел этот парень, то и дело оглядываясь. Идти пришлось недолго; вскоре я стояла перед ничем не примечательной серой дверью. Марк протянул руку и открыл ее. Просторная светлая комната чем-то напоминала мою палату, только в ней было намного больше стульев, на стене висел большой телевизор, видимо, это конференц-зал.

   – Заходи, Мара, – тихо сказал Марк, и я повиновалась.

   Зашла, взглянула налево и остолбенела: мой рояль! Там стоял мой рояль! Прижав руки к губам, чтобы сдержать удивленно-восхищенный возглас, я так и стояла, пока счастливый голос Нолана не вывел меня из оцепенения:

   – Можешь подойти. Тебе не кажется.

   Медленно, не до конца веря его словам, я подошла к моему темно-коричневому сокровищу, провела рукой по крышке. Сев на стул, прислонилась к ней лбом.

   – Я так скучала, – прошептала едва слышно.

   С него все началось для меня: после того дня началась новая эра в моей жизни. А что будет сейчас? Силой воли отогнав все мысли, которые так настойчиво стучались, решительно откинула крышку. Положила пальцы на клавиши и увидела, что пальцы слегка дрожат, дрожала и я сама. Я действительно играла пару месяцев назад, но тогда у меня еще была надежда, которая ярко горела. Сейчас же все по-другому, я должна это признать. Возможно, это мое последнее выступление. Судорожно вздохнув, неожиданно для себя ухмыльнулась:

   – Что ж, так тому и быть.

   – Мара? – в голосе Марка звучало беспокойство. – Все в порядке?

   – Занимаем свои места, господа! – торжественно произнесла я, указывая на стулья.

   Пожилой мужчина присел на один из них, а рядом прямо на полу устроился его знакомый. Подмигнув ему, я закрыла глаза. «Дай мне сил!» – просила я мысленно, страстно желая не упасть в грязь лицом и продержаться до конца. Резко выдохнув, начала играть. И время исчезло, как и люди вокруг. Будто и не было больничных стен, а все было по-прежнему. Пальцы привычно летали над черно-белыми клавишами, давая жизнь прекрасной мелодии, которую когда-то услышала маленькая девочка, услышала и поняла, что это станет ее судьбой. Перед глазами снова была тот антикварный магазин, еще молодой отец, приглушенный дневной свет, придававший атмосфере таинственности… Я все играла и играла, вместе с музыкой то крича, как раненая птица, падающая вниз, то вновь возносясь наверх; как охотник, наконец поймавший долгожданную добычу; как маленький ребенок, который потерялся в лесу…

   Мелодия еще не утихла, когда я открыла глаза. На миг показалось, что я на концерте, и сейчас зал взорвется аплодисментами. Но я никак не ожидала их услышать на самом деле. Непонимающе обернулась и не поверила глазам: мое импровизированное выступление привлекло около сорока человек. Были тут и доктора, и медсестры, кто-то стоял, кто-то сидел, а особо впечатлительные украдкой вытирали слезы. И каждый аплодировал, не сводя с меня восхищенных взглядов.

   – Браво! – крикнул кто-то из женщин, кажется, Сара, и ее слова подхватили другие.

   Опираясь на инструмент, я встала и, прижав левую руку к груди, поклонилась:

   – Спасибо!

   Каждый подходил ко мне, благодарил, говорил что-то ободряющее. Постепенно все разошлись, пока в зале не остались только мистер Нолан и, как ни удивительно, сам Генри Майер. Оказалось, и он был здесь. Приветливо кивнув мне и прошептав одними губами «потрясающе», ушел и он, а я посмотрела на Марка. Его глаза были закрыты до сих пор. Я ждала, и вскоре он открыл их, и я увидела застывшие слезы.

   – Ты помнишь, – потрясенно прошептал он, качая головой, – ты помнишь эту мелодию.

   – Не могу ее забыть. Я до сих пор чувствую в ней магию, – грустно усмехнулась я. – Спасибо, что тогда сыграл именно ее. Она открыла мне дверь в мир музыки, изменив жизнь. И я безмерно благодарна тебе за это.

   – Перестань! – замахал руками мужчина. – Ты прямо прощаешься, не нравится мне это! Мы еще поборемся, слышишь меня? Смотри, как ты смогла сыграть! Получилось же?

   Я только улыбнулась, тяжело вздохнув. Это далось мне нелегко. Только многолетняя выдержка не дала мне сорваться. Я уже не была прежней. Не была. Видимо, кто-то позвал Нолана из коридора, и он, кивнув, сказал мне:

   – Скоро вернусь. Не скучай.

   Когда он вышел, опираясь на неизменную трость, я позволила себе расслабиться и пересела в более удобное кресло с высокой спинкой. У меня всегда получалось себя контролировать, и на людях я не любила показывать свою боль. Становилось все сложнее. Откинувшись назад, прикрыла глаза, вспоминая минуты своего триумфа.

   – Не помешаю? – неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть.

   Знаменитый нейрохирург, стоя в дверях, наблюдал за мной.

   – Нет, что вы. Проходите.

   Он медленно сел на стул неподалеку, неторопливо расправил халат, но не торопился что-то говорить. Провел рукой по волосам и взглянул на рояль:

   – Вы прекрасно играли. Это чудо, а не музыка.

   – Благодарю.

   И снова молчание. Я просто ждала, уже понимая, что он пришел не просто так. У него есть для меня ответы, и они мне не понравятся. Минута шла за минутой, и когда меня снова начало клонить в сон, он заговорил:

   – Я знаю, что с вами, Мара.

   Тихо вздохнула:

   – Говорите.

   – Опухоль, – не стал больше тянуть он. – Очень маленькая, но находится в таком опасном месте на пересечении нервов, что ни один хирург не решится на операцию. Летальный исход. Как бы искусен человек ни был, ему не справиться. Я не возьмусь.

   Приговор прозвучал, в ушах зазвенело. Вцепившись в подлокотники кресла, могла лишь дышать. Вдох и выдох, вдох и вдох.

   – Какие у меня варианты? – голос звучал глухо. – Химия, процедуры?

   – Можно попробовать.

   – Но?

   – Время упущено. Жаль, что вы не обратились сразу ко мне, мое оборудование позволяет диагностировать подобное на ранних стадиях, но и мои люди не сразу поняли, в чем проблема. Она очень маленькая, незаметная. Мы проверяли трижды.

   Паники не было, как ни странно. Спокойствие? Возможно, и оно придет, ведь я получила ответ, тот самый, который так давно искала.

   – Сколько?

   Мистер Майер понял, что именно я имею в виду:

   – Уверены, что хотите это знать?

   Я кивнула.

   – Месяц, может, чуть больше. Химия может продлить этот срок, недавно началось тестирование совершенно нового препарата, призванного бороться с этим недугом на новом уровне…

   Он говорил еще что-то, но я не слушала уже. Благодарно на него взглянув, пошла к себе, держась за стены. Зашла в палату и, закрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной и медленно опустилась на пол. Я ошиблась, и эмоции никуда не делись: они просто не показывали себя. Теперь, когда я осталась одна, они завладели мной полностью. Сжав зубами рукав халата, чтобы не закричать, я сотрясалась от беззвучных рыданий. Казалось, вся моя боль слилась в один тугой комок, который разрывает меня изнутри. Что будет с отцом? Он же сломается окончательно, когда все произойдет. За что?! За что это мне?! Слезы душили, не давая дышать; я свернулась в комок, уткнувшись в колени. Мысли расплывались, как и очертания предметов вокруг.

   Кажется, кто-то приходил и стучался в дверь, пытаясь ее открыть. Так как я лежала прямо около нее, получалось плохо. Начиналась паника, но громкий мужской голос успокоил всех, быстро наведя порядок. Скорее всего, это был Марк. Потом все постепенно стихло, как и мои рыдания. Обессиленная, я так и уснула, не в силах подняться и лечь на кровать. И приснился мне сон…

ГЛАВА 3.

Я находилась в просторной темной пещере, которая буквально дышала холодом, высасывая саму жизнь. Вдыхать приходить аккуратно, чтобы не позволить холоду зайти в легкие глубоко. Оглядываясь, чтобы увидеть хоть что-то, я так ничего и не смогла рассмотреть. Прислушалась и ничего не услышала: звуков будто и не существовало. Сделав шаг влево, поняла, что обуви нет, а сама я одета в длинное тонкое серое платье, которое когда-то было красивым. Сейчас же пыль и время сделали его просто тряпкой, которая ничуть не согревала. Поежившись, все же пошла в сторону, вытянув руки. Наконец наткнувшись на стену, тихо вскрикну, отдернула руку: казалось, камень был настолько ледяным, что тысячи иголок пронзили мои пальцы. Сон был очень реальным.

   Дрожь, постепенно захватывавшая тело, настойчиво давала о себе знать. Услышав впереди какой-то свист, поняла, что надо идти туда. Ног я почти не чувствовала. Оторвала две широкие полосы от платья и обмотала ноги. Так и пошла вперед, изредка проверяя, не отошла ли от стены. А холод не забывал обо мне: идти все тяжелее, тело наливалось тяжестью. И так хочется отдохнуть и прислониться к спасительной стене… Нет! Это верная смерть. Ударила себя по щекам, чтобы прийти в себя. Немного помогло, и я продолжила путь.

   – Давно не было гостей здесь, – тихий голос раздался позади меня, заставляя резко развернуться.

   – Здесь же никого нет, – прошептала я, отчаянно пытаясь хоть что-то рассмотреть.

   – Уверена? – насмешливо спросили меня.

   – Кто ты? – глухо спросила я, стараясь не поворачиваться к источнику голоса спиной.

   – О, хороший вопрос, – ответил мне некто, – но гораздо важнее сейчас, кто ты?

   Я опешила:

   – Что?! Что это значит?!

   – Думай, думай, человек, – насмешливо ответили мне, и краем глаза я заметила справа какое-то движение. – Надо же, увидела!

   В тот же момент темнота пещеры расступилась, и я увидела небольшой сгусток белого тумана, который жил своей жизнью, меняя форму: то он вытягивался вверх, напоминая пламя свечи, то стекал вниз, расстилаясь так, будто скоро наступит предрассветное утро. Зрелище завораживало, и я невольно протянула руку вперед, чтобы дотронуться до него, но тут же отпрянула назад, больно ударившись о стену: меня словно обожгло огнем. Я хотела отодвинуться еще дальше от этой странной субстанции, но спину и руки пронзила настолько сильная боль, что я прикусила губу до крови, чтобы не закричать. Пока двигаться не стоит.

   – И правильно, – вспомнили про меня, – не стоит.

   – Зачем я здесь?

   – А вот это вопрос получше. Тебе надо многое увидеть, многое понять.

   Я замотала головой, крепко зажмурив глаза. Что происходит? Я все меньше чувствовала свое тело: если раньше это был только холод, то теперь еще и боль в спине и ногах. Чуть дернувшись, невольно застонала: лучше мне не становилось. К чему эти картины? Очередные игры моего подсознания, стало быть? Клочок тумана чуть дрогнул.

   – Говорю же, не двигайся. Слушай меня.

   Тем временем гул снаружи пещеры усилился, послышались голоса. Мне казалось, что они могут помочь мне и спасти; что-то подсказывало мне, что мне надо выйти туда, к ним. Бросила взгляд на сгусток, который замер, никоим образом не двигаясь. Попробует ли он меня удержать, я не знала, но попытаться стоило. Вцепившись руками в камень неподалеку, попробовала подтянуть свое тело, отказывающееся идти. Получалось плохо, но все же получалось. Почувствовав, что платье промокло, провела рукой по спине и поднесла ладонь к глазам: там была кровь. Судорожно вздохнув, проползла еще немного вперед и дала себе отдохнуть. Происходило нечто странное. Никогда не видела таких снов; если бы кто-то сказал мне, что сновидения могут быть настолько реалистичными, я бы не поверила. Но то, что видела я, говорило само за себя.

   Двигалась я очень медленно, сжав зубы. Спина и ноги нещадно болели, и я не понимала, как могу держаться до сих пор. Что-то очень хрупкое, но одновременно сильное не давало мне сдаться. Сила воли? Может, вера? Почувствовав дуновение ветра, не поверила сначала, что смогла все же доползти до выхода. Сделав последний рывок, наконец очутилась снаружи. И пожалела об этом. Если в пещере было холодно, то здесь властвовала дикая метель: снег облепил меня со всех сторон, пронизывающий ветер пробирал до костей. Самое ужасное было в том, что рядом никого не было. Сколько ни вглядывалась, никого не видела вокруг. Значит, мне показалось…

   Сил не осталось. Я потратила их все на путь сюда. Обернувшись, увидела яркий алый след за собой, который четко выделялся на белоснежном пологе. Крови был много, а с ней уходила и жизнь. Медленно, по капле, она становилась частью мира вокруг, даже не пытаясь остаться со мной. Я понимала, что шансов нет. В пещере я могла бы дольше протянуть, но здесь. Глаза закрывались, а метель, радостно завывая, предвкушала получение новой жертвы.

   – Почему я не просыпаюсь? – еле слышно прохрипела я.

   – Потому что ты не спишь.

   Резко дернувшись, я проснулась, испуганно озираясь. Нет, я не была на полу, а лежала на кровати. Не помнила, как оказалась здесь, значит, кто-то принес меня сюда.

   – Доченька, все хорошо? – в палату зашел отец, обеспокоенно глядя на меня, и сел на кровать.

   Протянув руки, поспешила его обнять. Помню, в детстве, когда я не могла спать или меня кто-то обижал, он укутывал меня в одеяло и обнимал крепко-крепко. Тогда мне казалось, что он сможет оградить меня от всех бед и тревог. Как бы мне хотелось сейчас, чтобы это было правдой!..

   – Да, – слабо улыбнулась я, – приснился плохой сон, только и всего.

   Взглянув в его глаза, внутренне содрогнулась: они потухли. Значит, он знает. Отец успел поговорить или с Марком, или с доктором. Он улыбнулся мне, но глаза остались печальными:

   – Мы справимся, Мара, мы справимся. Мы же всегда со всем справляемся, так?

   Не выдержав, я заплакала, уткнувшись ему в плечо. Папа поцеловал меня в голову и снова обнял, повторяя, что все наладится. Вот только мы оба понимали, что это не так.

   Да, я чувствовала, что время мое уходит, но боялась это озвучить. Доктор сделал это за меня. Химию я переносила плохо: ходить не могла вообще, меня постоянно тошнило. Отец терзался вместе со мной, видя мое состояние. Наконец я не выдержала и отправила его домой на пару дней. Не знаю, как именно, но мне удалось убедить его. Он пытался спорить, но, натолкнувшись на мой умоляющий взгляд, уехал. А я поняла, что пора писать то самое письмо, пока у меня еще есть силы.

   Отец!

   Знай, где бы я ни была, я все равно буду рядом. И не смей снова курить, слышишь? Я буду следить за тобой!

   Тяжело вздохнув, отложила ручку, откинувшись на подушки. Они с радостью впитали мои слезы, как и много раз до этого. Немного отдохнула и написала еще несколько записок, которые мистер Нолан будет присылать отцу пару раз в год, чтобы поддержать. Осталось только попросить его об этом. Лучи закатного солнца проникли в палату, озарив ее своим светом. Я невольно залюбовалась: интересно, что будет после? Такой же свет. Тяжесть в груди вдруг стала невыносимой, и мне захотелось выйти на свежий воздух. Взяв костыль, без которого мне теперь невозможно было передвигаться, накинула халат, чуть не упав на пол, и вышла в коридор. В клинике царило умиротворение, казалось, что все будет хорошо, а пациенты скоро покинут это место, чтобы никогда не возвращаться. Ноги сами понесли меня не к лестнице, а к лифту. Вызвав его, постояла несколько минут, прислонившись к прохладной стене лбом; стало немного легче. Металлические двери бесшумно открылись, и я нажала на кнопку.

   Когда они открылись, не поверила своим глазам: я была на крыше! Моргнула, чтобы проверить, не чудится ли мне, но нет: внизу расстилался город, и лишь немногие строения могли соперничать по высоте со зданием клиники. В поле зрения попал небольшой стол и пару кресел; видно, люди часто сюда приходят. Доковыляв до одного из них, с облегчением присела. Пришлось восстанавливать дыхание и ждать, пока голова перестанет кружиться. И вот я открыла глаза и увидела линию горизонта, окрашенную в кроваво-золотой цвет. Прекрасно. Я замерла, наблюдая за этой красотой, и время исчезло для меня. Не знаю, сколько прошло времени: я словно выпало из реальности. Очнулась от прохлады, от которой не спасал даже толстый халат. Солнце давно уже село, а небосвод окрасился в черный; теперь он серебрился от множества сияющих звезд.

   Я очень надеялась, что меня не искали. Впрочем, что это меняет? Ничего. Поднявшись, немного постояла и, перехватив костыль поудобнее, пошла к лифту. Бросила последний взгляд на завораживающее небо, и двери закрылись, снова возвращая меня на землю, туда, где властвовала жестокая реальность. Я дошла до палаты довольно быстро, скинула халат и, ощутив невероятную усталость, будто прошла несколько километров, тут же заснула. И я уже не увидела, как какая-то темная тень замерла на миг у окна, а потом исчезла. Сегодня я спала без сновидений, и это меня несказанно радовало.

   Эти морские пучины были черными, как ночь, и такими же спокойными. Казалось, ничто не может их потревожить; многие годы этого и не происходило. Даже отважные морские волки, всякое повидавшие на своем веку, опасались заходить сюда, не веря такой спокойной стихии. Здесь всегда было тихо; что бы ни происходило в других частях этого мира, эхо никогда не докатывалось сюда. Порой люди думали, что это часть водных просторов отделена от остального мира некой прозрачной границей, которая позволяет ей настолько обособленно существовать. Кто знает, что было на самом деле…

   Неожиданно для самой стихии какая-то сила заставила ее расступиться. Морю это не понравилось: никто и никогда не смел вмешиваться в его жизнь! Оно всячески пыталось противиться этому, но постепенно становилось понятно, что в этот раз битва проиграна. Давно ушедший под воду остров медленно поднимался вверх, причиняя своему пристанищу невыразимую боль. Он чувствовал это, но ничего не мог поделать с магией, настолько сильной, что она сумела заставить воду и землю безоговорочно подчиняться. Потоки воды постепенно очищали остров от ила и обломков кораблей, дерзкие капитаны которых когда-то посмели дерзнуть и осквернить черные воды.

   Через мгновение все было закончено. Водная гладь постепенно успокаивалась, судорожно вздыхая волнами и отчаянно надеясь, что этого больше не повторится. А земля медленно дышала ночной прохладой, до конца не веря в то, что освободилась из вековых оков. Появившийся из ниоткуда мужчина что-то прошептал, и вязкая земля тут же затвердела, словно и не была погружена в глубины моря. Человек подошел к самой кромке воды и замер, погруженный в свои мысли. Стихия затаилась, наблюдая за ним. Кто он? Зачем он здесь? И откуда у него такие силы, что смогли нарушить бег времени? Он излучал опасность и спокойную силу. Море прислушалось и поняло, что оттенки его магии чем-то напоминали саму стихию.

   – Ты уверен? – туман, появившийся за его спиной, принял облик миниатюрной женщины, которая, откинув длинные волосы за спину, не спешила приближаться к мужчине.

   – Да, – твердо ответил он.

   – У тебя еще есть время. Сам знаешь это, – покачала головой она.

   – Знаю, – криво усмехнулся он, – поворачиваясь к ней. – Это и причиняет мне боль. Его надо использовать с пользой.

   Некоторое время женщина молчала, закрыв глаза. Ее очертания то и дело размывало, будто она нереальна, и лишь усилием воли сдерживается, чтобы оставаться такой. Тряхнув головой, взглянула своими темными глазами на собеседника.

   – Я не могу тебя понять. На все свои причины, но зачем?

   – Прошу тебя! – в голосе человека послышалось… отчаяние?

   Помедлив, она кивнула:

   – Будь по-твоему. Ты заслужил это.

   И она никак не ожидала увидеть, как человек склонит голову в поклоне. Поклонившись в ответ, вдруг улыбнулась:

   – Не стоило ради встречи поднимать этот бедный остров.

   – Мне нравится это место, – сложил руки на груди мужчина. – Здесь тихо.

   – И спокойно, – закончила она за него мысль.

   Он только блаженно улыбнулся, вновь стараясь отыскать что-то за линией горизонта.

   – Ты принимаешь последствия? – от былой улыбки в этом голосе не осталось и следа.

   – Целиком и полностью, как и всегда, – так же серьезно ответил он.

   – Хорошо. Теперь осталось только ждать.

   – Я умею ждать. Благодарю тебя! – успел крикнуть он, прежде чем женщина окончательно исчезла.

   Я проснулась от ослепляющего света, который бил в глаза. Сначала подумала, что солнце уже встало либо кто-то включил лампу. Прикрывая ладонью глаза, пыталась рассмотреть, что происходит. Взглянув на пол, слегка отшатнулась: там извивалась тонкая белая нить, которая слегка мерцала. Она будто почувствовала, что я смотрю на нее и слегка качнулась по направлению к двери, заискрившись еще ярче. Я почувствовала, что она зовет меня. Куда? Мне предстояло узнать. Откинула одеяло и встала, чуть пошатываясь, чтобы отправиться за ней.

   Медленно она двигалась вперед, разгоняя ночную темноту, и вела меня за собой, открывая двери, которых я прежде не замечала. Не знаю, как долго продолжалось наше путешествие, но опомнилась я только тогда, когда поняла, что стою на крыше. Вокруг не было ни души, только я и призрачная нить.

   – Неужели сон? – прошептала я, слабо в это веря.

   – Нет, – тихий голос позади заставил вздрогнуть.

   Резко обернувшись, увидела темноволосую женщину, задумчиво рассматривающую меня. Склонив голову на бок, она изучала меня, и от ее пронзительного взгляда мне стало неуютно. Что-то сдерживало меня от вопросов, будто сейчас они были лишними. Гордо вскинув голову, я взглянула ей прямо в глаза, стараясь не дать своим чувствам волю. Ее бездонные глаза затягивали и не отпускали. Они были черными, как ночь, зрачка не было видно. Неосознанно я начала клониться вперед, но потом, невероятным образом увидев в этой темноте еще более темные всполохи, отступила назад.

   Женщина неожиданно рассмеялась и грациозно села в одно из кресел, жестом указав мне на второе. И только сейчас я поняла, что пришла сюда сама без помощи костылей!

   – Так лучше? – приподняв бровь, спросила она.

   В этот миг силы покинули меня, и я рухнула вниз. Могла бы упасть на бетон, но собеседница взмахом руки подвинула кресло ко мне. Старательно выравнивая дыхание, я не сводила с нее глаз. Буквально кожей чувствовала, что она непроста; что-то в ее голосе, взгляде, движениях говорило о том, что передо мной необычный человек. И она права: это не сон. Все было до ужаса реально.

   – Довольно сомнений, Мара! Со временем ты поймешь, что многое их того, что люди считают вымыслом, существует в реальности, – с грустной улыбкой сказала она. – Ты знаешь, что ждет тебя в скором времени?

   Я кивнула:

   – Смерть. И забвение.

   – Именно так. Ты задавалась вопросом, почему это происходит с тобой?

   – Конечно, – горько усмехнулась я, – но ответа так и не нашла. Может, вы подскажете?

   – Не время, – уклончиво сказала женщина. – Я могу помочь тебе. Сейчас.

   – Как?! – подалась вперед. – И почему я смогла дойти сама?

   – О, все дело в магии, – ее глаза опасно блеснули. – Она может абсолютно все.

    Я закрыла руками лицо. Это шутка? Мое подсознание может и такое мне показывать? Да что же это?!

   – Спокойно, Мара. Смотри.

   В воздухе блеснул сталью узкий длинный стилет. Я вцепилась в подлокотники, стараясь сохранять спокойствие. Она лишь покачала головой, а потом вдруг размахнулась и вонзила его себе в руку! От неожиданности я вскрикнула, но женщина, словно боли не чувствуя, равнодушно вынула лезвие из ладони и протянула ее мне. Я видела кровь! Она стекала мне на халат, ее было очень много; я чувствовала, как ткань постепенно напитывается алой жидкостью, становясь все более тяжелой. В ужасе подняла глаза и увидела, как она мне подмигнула.

   Кровь тут же исчезла, а на коленях у меня остался тот самый стилет.

   – Это тебе на память, – хрипло произнесла она, оглядываясь. – Важно помнить все.

   – Спасибо, – ошеломленно прошептала я, все гадая, к чему приведет этот разговор.

   Однако мне казалось, что женщина ждет чего-то от меня. Мы обе знали, что гложет мою душу. И я решилась:

   – Вы можете спасти меня?

   – Да, – ничуть не удивившись, просто ответила владеющая магией.

   – Почему?

   – Странный вопрос, но я отвечу. За все надо платить, Мара, по законам любого из миров. Придется заплатить и тебе. Я могу дать тебе жизнь в другом мире, забрав воспоминания о тебе из этого. Никто не вспомнит, что ты когда-то была здесь. Только один человек сохранит тебя в своей памяти, только один. И выбирать только тебе.

   – Я…не смогу.

   – Сможешь, если захочешь жить, – припечатала ночная гостья.

   Мысли смешались. Руки похолодели, а сердце билось в груди как бешеное. Это действительно со мной происходит? Как же отец?! Он не сможет без меня! Даже Марка он не станет слушать, если я просто исчезну…но я не хочу умирать! А что если?..

   Собеседница улыбнулась, уже понимая, что я соглашусь:

   – Не бойся, ты не будешь одна там. У тебя будет наставник.

   – Когда? – мой голос прозвучал глухо.

   – Я дам тебе один день, чтобы попрощаться и выбрать того, кто сохранит воспоминания о тебе. Если не передумаешь, приходи завтра ночью сюда, не забудь стилет. Он откроет тебе дверь.

   Прислушавшись к чему-то, женщина встала:

   – Мне пора уходить. Скоро рассвет, мое время заканчивается.

   – Кто ты? – наконец задала я мучавший меня вопрос.

   – Зови меня Мойра, – прошелестел ветер и затих.

ГЛАВА 4.

Таинственная женщина не обманула меня. Когда я проснулась утром, то почувствовала себя здоровой и сильной. Я решила не притворяться, что мне по-прежнему плохо: надо порадовать отца перед уходом. Странно, но на душе после ночного разговора стало легче. По крайней мере, теперь у меня был шанс выжить, хотя бы в другом мире. Для меня было необычно, что сей факт я приняла спокойно. Хотя это могли быть и галлюцинации, так любившие периодически меня навещать.

   – Мара?! – в голосе отца смешалось удивление, радость и неверие.

   – Привет, пап! – весело улыбнулась я, поправляя покрывало на кровати. – Ты как?

   Он замотал головой:

   – Подожди, подожди! Это я должен спрашивать у тебя! Ты ходишь без костылей?! Что происходит?

   – Папа! Ты не рад, что мне стало лучше? – перешла в наступление. – Мы же не зря выбрали эту первоклассную клинику! Видишь, есть результат.

   Отец вздохнул, опустившись в кресло, полубезумным взглядом наблюдая, как пританцовывает его дочь. Да, Дэвид Ордан был рад, что ей стало лучше, но нечто не давало ему покоя. Все происходящее не казалось реальным. Только вчера она едва могла ходить даже с костылями, а сегодня буквально лучилась здоровьем. Такого не бывает! И пусть Майер – идеальный врач, а некоторые его методы не рискуют использовать другие, все же… Это чудо, иначе не скажешь. Сжав кулаки, мужчина постарался взять себя в руки: да что это с ним?! Дочери лучше, а он думает о всякой ерунде! Успокоиться, надо успокоиться. И тут в голову пришло неожиданное:

   – Давай прогуляемся?

   Мара удивленно взглянула на отца:

   – Ты серьезно?

   – А что? – подмигнул Дэвид дочери. – Далеко от клиники отходить не будем, тебе, как я вижу, получше стало. Ты и так слишком долго сидела взаперти. Так как?

   – Конечно! Я только переоденусь.

   С этими словами девушка скрылась в ванной. А ее отец похлопал себя по щекам, стараясь взбодриться. Как же долго он ждал этого момента! Его сокровище, ценнее которого в жизни и не было, настигла болезнь. Он не смог защитить, он не сможет помочь. И это причиняло невыносимую боль! Ордан не привык полагаться на обстоятельства, всегда пробиваясь сам, чтобы у его дочери было все самое лучшее. Он так переживал, сможет ли заменить ей мать, когда его жена исчезла. Мужчина не знал, как варить кашу на молоке или делать уроки, но ему пришлось научиться. И Дэвид не мог нарадоваться на Мару, которая стала его гордостью. Добрая, воспитанная, справедливая и такая сильная…болезнь могла сломать ее, но она не давала себе показать слабость.

   Отец видел, как ей тяжело, но она держалась. Даже сейчас, даже в такое время. И он не позволит ей разочароваться в отце! Не позволит.

   – Я готова! – Мара вышла из ванны, переодевшись в темно-синие джинсы, серую майку и длинный темно-серый кардиган, который доставал почти до пола.

   – Моя красавица! – улыбнулся Ордан, постепенно расслабляясь хотя бы на ближайшие пару часов. – И кому такое счастье достанется?

   – Па-а-а-п! – закатила глаза девушка, завязывая хвост. – Ты же знаешь, что я не люблю такие разговоры.

   – Да, да, прости, – поспешил проговорить отец, – не мог удержаться.

   – Смотри у меня! – шутливо погрозив ему пальцем, сказала Мара.

   По молчаливому согласию они решили не говорить о болезни. Им обоим хотелось думать, что сегодня обычный день, скоро очередное выступление Мары, Марк и Дэвид, как и всегда, будут сидеть в зале. А потом будут вместе есть фирменный пирог, который так любила готовить девушка. Так хотелось, чтобы все это было правдой…

   Старый колокольчик весело прозвенел, приветствуя позднего посетителя. Услышав звон в глубине помещения, Марк Нолан поспешил выйти к человеку, которого вечером привлек антиквариат. Нога сегодня слушалась плохо, идти приходилось не так быстро, как хотелось бы. Мужчина усмехнулся своим мыслям: кто в такое время мог оставаться в лавке? Только он. Не посчастливилось ему обзавестись семьей, так и прожил жизнь, цепляясь за прошлое. Нолан не успел выйти к человеку: его остановила музыка. Старый рояль, который поставили на месте того, что купил Дэвид для дочери, вдруг заговорил. Сначала несмело, но с каждой нотой набираясь уверенности, инструмент хотел рассказать свою историю, пока есть такая возможность, пока есть тот, кто может слушать.

   Только один человек мог играть так, только один! Но это же невозможно! Резко выдохнув, мужчина наконец вышел к незваному гостю и невольно залюбовался: темноволосая девушка самозабвенно играла, закрыв глаза, полностью отдавшись мелодии. Казалось, что в мире ничего больше не существует, только она и музыка. Марк дождался, пока девушка закончит играть, и спросил:

   – У меня галлюцинации, это действительно ты?!

   Мара улыбнулась:

   – Ну что ты, с тобой все хорошо. Да, это я!

   В подтверждение своих слов девушка легко встала и похлопала Нолана по руке, доказывая свою реальность.

   – Да, вижу, но как?!

   В глазах Мары промелькнуло что-то похожее на печаль и боль одновременно, но очень быстро исчезло.

   – Мне стало лучше, – она пошла вдоль полок, где когда-то сама расставляла старинные шкатулки и статуэтки. – И медицина здесь не при чем.

   – О чем ты? – нахмурился Нолан.

   – Сейчас ты не поверишь мне, но хотя бы выслушай, – тихо начала говорить Мара. – Садись, тебе нога болит.

   – Откуда ты знаешь? – насторожился мужчина, все же опускаясь в кресло, признавая правоту девушку. Ногу крутило знатно, он даже и не помнил, когда такое было в последний раз.

   – Ты морщишься и опираешься на трость, – грустно вздохнув, ответила Мара. – Но не будем отвлекаться. Я смогу выжить. Нет, не медицина. Прошлой ночью меня нашла странная женщина, в глазах которой отражалась сама ночь, и предложила спасти меня. Но не в этом мире.

   – Девочка моя, ты же понимаешь, как все это звучит? – вкрадчиво спросил Марк, пытаясь вспомнить, где оставил свой телефон. Видимо, что-то не так, и ему придется звонить Дэвиду.

   – Понимаю. И не надо отцу звонить, – чуть сморщилась гостья. – Просто слушай. У нее есть условие: здесь останется только один человек, который будет меня помнить. Остальные забудут навсегда.

   Нолан молчал, переваривая услышанное. Откуда она могла знать, что он хочет позвонить Дэвиду? Мысли читает? Да, все то, что она говорила, звучало до боли дико и невозможно, но все же что-то было в ее словах, голосе, что заставляло сомневаться. Создавалось впечатление, что она видит больше остальных. Мара тем временем, склонив голову, наблюдала за старым другом. Внешне она старалась сдерживаться, но сердце разрывалось от боли: скоро ей придется уйти, а на него взвалить непосильную ношу. Согласится ли?

   – Я покажу тебе кое-что.

   С этими словами Мара медленно достала из-за пояса длинный узкий стилет. Марк, никак не ожидавший увидеть оружие в руках хрупкой девушки, слегка отшатнулся. Клинок притягивал взгляд: темный, с замысловатым узором по всему лезвию, которое переходило на черную кожаную ручку белой нитью. Каким бы странным ни был этот разговор, мужчина не мог не отметить, что стилет сделан на славу: было видно, что его касался великий мастер. Как истинный ценитель старины, Нолан признался себя, что клинок необычный; он хранит какую-то тайну. Но какую?

   – Это ее подарок, который поможет мне перейти в другой мир, – девушка осторожно положила оружие на стол рядом с Марком. – Я не прошу тебя верить, я и сама бы не поверила в то, что рассказываю. Однако я чувствую, что права. Поэтому я здесь.

   Мужчина молчал. Постепенно мысли становились все более ясными, и вот он поднял взгляд на девушку: в глазах сквозило некое понимание и жалость.

   – Ты хочешь, чтобы я о нем позаботился, так?

   Мара кивнула:

   – Он забудет меня, как и другие. Магия сделает свое дело. Как ты видишь, уже начала.

   Девушка подпрыгнула и повернулась вокруг своей оси, в очередной раз доказывая, что чувствует себя прекрасно.

   – Почему?

   – Он не вынесет этого. Да и понять сможет не сразу, – гостья прислонилась лбом к старому стеллажу и прикрыла глаза. – На него и так многое свалилось. Не хочу, чтобы он страдал. Не надо. А тебе я верю. Благодаря тебе я окунулась в мир музыки, ты и станешь тем, кто будет помнить меня здесь.

   Ее голос дрогнул, и она поспешно отвернулась к окну, стараясь выровнять дыхание. Речь далась ей нелегко. Солнце клонилось к закату, и назначенный час близился, с каждым вздохом становясь все более реальным. Марк встал, опираясь на трость, и протянул руку к кинжалу. Когда до него оставалось лишь пару дюймов, человек явственно услышал шум прибоя и почувствовал на щеке соленые брызги. Казалось, кто-то беседует совсем рядом, стоит только протянуть руку. Но Марк благоразумно не стал пытаться взять стилет в руки: те же голоса нашептывали ему, что он не для него.

   – Мне сложно это принять, – тряхнул головой Нолан, все еще слыша голос моря. – Но я попытаюсь. Не знаю, как и почему, но я чувствую, что это правда. Осталось только поверить. Я согласен, Мара. Я буду помнить все.

   Кинжал полыхнул ярко-алым, на миг затмевая свет вечернего солнца.

   – Спасибо! – воскликнула девушка, обнимая старого друга и целуя в щеку.

   – Держись, девочка, – ком в горле мешал говорить, но Марк не сдавался. – Пусть в том мире у тебя все сложится! Ты сильная. Только сильный человек так заботится о своей семье. Дэвид гордился бы тобой, как и я.

   – Хорошо, что в тот день я решила узнать, что находится за необычной дверью, – хрипло проговорила Мара. – Спасибо тебе. За все.

   Порывисто обняв Марка, гостья аккуратно завернула стилет в ткань и поспешила к выходу. Обернулась на пороге, и Нолан увидел, как блестят ее глаза.

   – Там новая жизнь, Мара. Иди и не бойся!

   Слабо улыбнувшись, девушка прикоснулась губами к двери, чтобы попрощаться. Она уже чувствовала, как ее тянет назад, на крышу, туда, где она в первый раз встретилась с Мойрой.

   Девушка зашла в палату, которая стала вторым домом для нее: вот игрушечный медведь, которого подарил отец, здесь специальная тетрадь, где она записывала новые мелодии, в рядом ее любимая ручка. Мара не сомневалась в словах загадочной женщины: ее действительно забудут, словно ее никогда и не существовало. Тихо вздохнув, она провела рукой по одеялу, принесенному из дома, и застыла: перед глазами проносились события, которые никогда не забыть. Призрачный свет, внезапно замерцавший в палате, призывал поторопиться. Резко развернувшись, Мара быстро пошла за ним. Как и в прошлый раз, он привел ее наверх. Там никого не было.

   Девушка положила руки на парапет и постаралась ни о чем не думать. Получалось плохо. Что ждет ее в том мире? Может, участь весьма незавидна, и согласилась она зря? А если нет?

   – Сомневаешься, – сказала Мойра, возникшая из ниоткуда.

   – Да, – просто ответила девушка, – это тяжело.

   – Не бойся, – темноволосая женщина тоже подошла к краю крыши и, легко подпрыгнув, села рядом с Марой. – Твоя жизнь будет хорошей. Ты сможешь найти свое призвание и там, если постараешься. Магия тебе поможет.

   – Уверены, что она у меня есть? – горько спросила девушка.

   – Да. Иначе я бы не пришла.

   – Надо же.

   Долгое время они молчали. И только когда на темном небосводе появились первые три звезды, Мойра нарушила тишину:

   – Пора. Итак, Мара, что ты выбираешь: жизнь в новом мире или смерть в старом?

   – Жить. Я хочу жить, – твердо ответила девушка.

   Женщина ни капли не удивилась:

   – Возьми стилет и проведи лезвием по ладоням, сначала правой, потом левой так, чтобы появилась кровь.

   Девушка в этот миг ощутила странное спокойствие. Все звуки вокруг медленно затихали, а краски становились все ярче. Резко похолодало. Мара медленно достала кинжал и ощутила, что он потеплел, будто подбадривая. Лезвие было удивительно острым, даже не пришлось надавливать. С самого начала было немного больно, но потом боль затихла. Вскоре две алые линии едва заметно вспыхнули; Мара заметила, что кровь необычно темная. Мойра протянула руку и взяла кинжал, чтобы сделать то же самое. Кровь у нее была алой, но отливала серебром.

   – Протяни руки ладонями вверх.

   Мойра же повернула руки ладонями вниз, чтобы ее кровь капала вниз, смешиваясь с кровью девушки. Спасенную начало трясти: мелкая дрожь била так, что она едва могла держаться на ногах. Сжав зубы, Мара терпеливо ждала, что же будет дальше. Но она никак не ожидала, что из алой жидкости, которая сейчас слегка мерцала, появится всполохи темного пламени, медленно охватывавшие ее тело. Они приносили облегчение и умиротворение. Девушка почувствовала, как Мойра крепко обхватила ее руки и начала произносить слова на незнакомом языке. Он звучал очень глухо и сильно, чем-то напоминая латынь.

   – Эор-та данаан ра’тор Карад ар’дооам…

   Чем больше темноволосая женщина говорила, тем явственнее Мара чувствовала, что ее тянет куда-то, и сопротивляться этому она не может. И не хочет. Сзади послышалось хлопанье крыльев, гул вокруг все нарастал, и в момент, когда дикая боль пронзила все ее тело, а перед глазами все поплыло, девушка краем сознания уловила слова Мойры:

   – Иди навстречу своей истинной судьбе. Она давно тебя ждет.

   А дальше была темнота.

   Та, которая назвалась Мойрой, грустно улыбнулась: она знала, на что обрекает девушку. Это долгий и трудный путь. Легко не будет. Но если она пройдет его, ей не будет равных по силе. Впрочем, загадочная спасительница и не сомневалась, что именно так и будет. Подкинув стилет в воздух, она слегка на него подула, и он тут же исчез:

   – Позаботься о Маре.

   С этими словами Мойра взмахнула рукой, и золотистое сияние поглотило ее. Скоро на этой крыше уже ничего не напоминало о том, что только что здесь произошло, равно как и в этом мире. В ее палате на следующий день разместили другого пациента, история болезни затерялась. Детские фотографии Мары постепенно исчезали, мебель в комнате поменяла форму. Лицо чутко спящего Дэвида, который боялся не услышать звонок будильника, наконец разгладилось. Завтра они с дочерью собирались встречать рассвет, но он этого уже не помнил. Он сожалел, что у них с женой не было детей. Ему всегда хотелось иметь дочь.

   Почему-то Дэвиду казалось, что она могла бы быть пианисткой. Пригодился бы и старый рояль, когда-то купленный у друга, хозяина антикварной лавки. Там было много интересных вещиц, но мужчина почему-то обратил внимание именно на этот инструмент. Аккуратно открыв крышку, он, совершенно не умеющий играть, пробежался пальцами по струнам. Странно, но получилась какая-то незамысловатая мелодия. Марк уговорил его купить этот рояль. Надо сказать, что долго уговаривать не пришлось: Дэвид Ордан знал, что ему нужен этот инструмент, иначе никак. С тех пор он иногда подходил к нему, открывал крышку и через некоторое время закрывал ее. Этот нехитрый ритуал дарил ему спокойствие. В ту ночь он резко проснулся: ему показалось, что кто-то играл на инструменте. Зная, что он уже очень давно живет один, с тех самых пор, как жена ушла, мужчина, понимая, что это невозможно, все же спустился посмотреть. Нет, все было в порядке. Крышка закрыта. Облегченно вздохнув, он вернулся в постель.

   Марк Нолан в эту ночь так и не смог уснуть. Когда Мара ушла, он так и остался сидеть в кресле, стараясь принять происходящее. Не согласиться он не мог: слишком много значила для него эта девочка. Она так и останется для него маленькой девочкой, которая заменила ему дочь. Нолан так сильно желал, чтобы там у нее все сложилось. Не важно, что будет дальше, важно, что она останется жива. Да, сейчас это самое главное.

   – Держись, Мара, – прошептал он, вглядываясь в зарождающийся рассвет, – держись.

   Пространство и время перестало существовать. Я находилась в каком-то мареве, а вокруг мелькали тени, то приближаясь, то отдаляясь. Тело ломило, но я ощущала его на расстоянии, словно душа отделилась от тела. Мыслей не было; я просто двигалась по направлению к … чему? Не знаю. Но мне дико хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Вдруг справа я увидела громадный костер почти черного цвета. Он ровно горел, разрастаясь все больше. Вскоре я не видела ничего вокруг, только его. И я поняла, что мне надо туда. Протянув руку, прикасаться не спешила. Правильно ли я поступаю? Для меня ли этот маяк? Но он ответил сам, вдруг выпуская один из язычков пламени, который