Когда тают льды: Сердце Иннара. Ольга Погожева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1. Амулет стихий
• ЧАСТЬ 2. Кровные узы
• ЧАСТЬ 3. Петля времени
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

На что толкает человека болезненная гордость и страстное желание вырваться из низов?

   Не спеши с ответом, потому что цена этой любви – всеобщая лютая ненависть взамен уже привычного обожания...

ЧАСТЬ 1. Амулет стихий

Огонь на конце самокрутки вспыхнул и погас, когда мужчина сделал последнюю затяжку. Несколько лет службы у бруттских границ сказались вредными привычками, загрубевшими шрамами и увечьем, наградившим его лёгкой хромотой. Он ощущал себя совершенно иным человеком, возвращаясь в Ло-Хельм – закостенелым физически, собранным, спокойным и непривычно уверенным внутренне. Нет, не той нахальной самоуверенностью, какая позволяла ему смеяться врагам в лицо, затевать драки да распускать руки с незнакомыми девицами. К девицам бывший легионер северного предела давно охладел. Несколько зим назад, до встречи с Мэйовин, он задумывался о том, чтобы и вовсе принять духовные обеты, но суровый исповедник, служивший вместе с имперским легионом на западе, не позволял.

   - Не твой путь, - отрезал наставник.

   Каким он этот путь видит, исповедник, впрочем, своему духовному сыну не открывал, да и дороги их со временем разошлись: опального легионера отозвали с западных границ обратно на восток, и линия жизни вновь сломалась под неожиданным углом. Три года службы личным телохранителем Сильнейшего оборачивались сущим проклятием: молодой маг оказался несдержан на язык, гневлив и порывист, с врагами договариваться не любил, зато влезать в приключения, одного другого опасней, умел играючи. При этом вспышки бешеной, безудержной ярости чередовались у него с затяжной угрюмостью и исключительным, ледяным спокойствием, а то, в свою очередь, сменялось всегда неожиданной страстью к переменам – как в гильдии, так и за её пределами, масштабов не только лишь имперских, а и, пожалуй, мировых. При этом, спору нет, Сильнейший носил своё звание по праву: талантливый, яркий, одарённый, хваткий, он на голову превосходил всех имперских магов. Вот только чего ожидать от такого господина?

   И когда хуже, казалось, быть не могло, Илиан Иннар взял его с собой для визита к отцу.

   Голоса внутри стали громче, а в воздухе сгустились чёрные тени и ощутимо запахло грозой – лишь тогда человек по имени Дагборн затушил самокрутку и направился к дому.

   - Прости, отец, но ты недостаточно образован, чтобы предлагать подобные решения, - голос Илиана звенел, как растревоженный колокол – резко, неприязненно, зло. – Ты представляешь, что будет, если мы закроем одни только альдские врата? Перекос сил тебе не понравится, поверь! Закрывать либо всё – либо ничего. И да, я понимаю риски. Поэтому я против! Я уважаю мнение матери – она многому меня научила – но не в её власти принимать окончательное решение! Больше – нет, - жёстче, чем требовалось, добавил Сильнейший.

   - Деметра сделала тебя тем, кто ты есть, - глухо проговорил крепкий седовласый мужчина, опираясь локтями на столешницу. Пальцы, привыкшие держать рукоять меча, переплелись, вцепились друг в друга – до побелевших костяшек, до синевы. – И ты ни разу не усомнился в верности её суждений. Как и не упрекал меня в безграмотности. – Лицо Илиана Иннара на миг дрогнуло, так что Дагборн понял – не совсем ещё очерствел один из самых могущественных магов Мира. – Что же изменилось сейчас, сын?

   Дагборну отчаянно захотелось вломить зарвавшемуся отпрыску иммуна, но он сдержался, как сдерживался множество раз до того. Лишь постарался стать ещё незаметнее в тёмном углу у двери.

   - Только мы делаем себя теми, кто мы есть, - отчеканил Илиан, и взгляд ледяных глаз остался холоден и беспристрастен – будто не с родителем говорил, а хлестал словами надоевшего соперника. – А времена, отец, меняются, хочешь ты того или нет.

   Иммун медленно распрямился, поднимая свинцовый взгляд на сына.

   - Времена меняются, - тяжело подтвердил он. – А люди – нет. Они обуреваемы теми же страстями, что и сотни, тысячи лет назад. И ты, мой золотой мальчик, совсем не исключение.

   В воздухе громко треснуло; вспыхнули и погасли десятки колдовских светлячков. Дагборн глянул вначале на подопечного, затем на бывшего начальника, размышляя о том, не пора ли вмешаться. Вот ведь штука: обычно телохранители оберегают важную персону от врага – а его работа по большей части сводилась к тому, чтобы уберечь врага от персоны.

   - Вот как, - дрожащим от гнева голосом проговорил Илиан. – Значит, не исключение. Я… даже не знаю, отец. Что ещё я должен сделать, кем должен стать, чтобы ты наконец признал, что мной, пожалуй, можно гордиться? Или я так и останусь для тебя бесполезным в хозяйстве средним сыном, из которого ещё непонятно, что вырастет?

   - Я всегда гордился тобой, Илиан! – повысил голос иммун. Даже привстал на лавке, опираясь ладонями о столешницу. – Я люблю и горжусь тобой так, как ни один отец в Мире не любит и не гордится своим сыном!

   Дагборн подумал, что нужно быть абсолютным дураком, несмотря на всё своё могущество, чтобы в этом усомниться, но снова промолчал. Он знал Илиана и другим. Видимо, родитель – тоже, потому что до сих пор не поднял руку на отпрыска.

   - Но сейчас тобой движет вовсе не это, - нахмурившись, продолжал иммун. – Гордыня, Илиан, гордыня и жалкое тщеславие – вот что не даёт тебе сделать правильный выбор! Страх потерять свою силу и положение! Этому ли я учил тебя? И разве Деметра своей жизнью, отречением от бруттской знати, служением стонгардскому народу не доказала, что ни положение, ни колдовская мощь не должны влиять на то, кто мы есть?

   - Госпоже Иннаре хорошо рассуждать, - впервые назвал мачеху по имени Сильнейший, - об отречении и выборе. Когда терять уже нечего, и впрямь, какая польза от колдовства? Путь слабых борьбы не предполагает! И я должен слушать советы бессильной… ведьмы?!

   Пощёчина вышла звонкой, хлёсткой; Илиан, не удержавшись, пошатнулся, тотчас прижимая ладонь к покрасневшей щеке. Косой след от удара алел на светлой коже, как след от кнута – Дагборн со своего места хорошо видел, как припухла скула у Сильнейшего.

   - Как ты смеешь, - севшим, треснувшим голосом проговорил иммун.

   Теперь покраснело всё лицо Илиана. Телохранитель даже глаза отвёл: на господина Иннара смотреть было страшно.

   - Я всегда гордился тобой, - медленно, как во сне, повторил иммун. – И эта гордость… меня ослепила. Ещё немного – и ты станешь позором для рода, Илиан! Для того, в котором был рождён, и того, который принял тебя как продолжателя и наследника.

   В доме воцарилась абсолютная тишина; погасли колдовские светлячки, воздух вновь пропитался запахом догорающих в печи поленьев, избавившись от сухости колдовских разрядов. Отец и сын стояли друг напротив друга – оба бледные, с блестящими глазами: тёмно-синими у иммуна, и ледяными, почти серыми у Сильнейшего. Даже осанку держали одинаковую, видимо, совершенно не осознавая в этот миг, как сильно похожи.

   Дагборн подавил вздох.

   - Я не желаю… слушать оскорбления, отец, - очень тихо проговорил Илиан Иннар, - даже от тебя.

   Сильнейший отнял ладонь от покрасневшего лица и, развернувшись, шагнул к двери. Скрипнули несмазанные петли, ворвался в натопленную комнату морозный ветер. Хлопнула створка, и заскрипели шаги по утоптанной тропе.

   Иммун имперского легиона, ловец крылатых ящеров и маг третьего круга Сибранд Белый Орёл рухнул обратно на лавку, обхватывая руками тяжёлую голову.

   - Присмотри за ним, Дагборн, - попросил глухо, не поднимая глаз. Помолчав, добавил, - кажется, бессильна уже не только Деметра.

***

Зима в этом году выдалась тёплой. Даже в Ло-Хельме снег уже подтаял и посерел, превращая тропинки в тёмные рыхлые проходы, а теперь, когда они летели в Унтерхолд, земля под кожистыми крыльями летучих ящеров тут и там зияла чёрными прогалинами мёрзлой земли, а западный ветер казался почти ласковым – освежающим, но не леденящим.

   Дагборн наблюдал за Сильнейшим искоса, отслеживая неровный полёт его ящера. Удивительно, как плохо молодой господин Иннар управлялся с животными: всё же, несмотря на то, как он изменился и кем стал за годы становления и взросления, Илиан вырос в глухой деревне Ло-Хельма – ещё когда последняя не стала городом. Бывший легионер, а теперь телохранитель Сильнейшего всё задумывался – почему? В конце концов, деревенская жизнь не могла не сказаться на привычках: ладить с домашней скотиной приходилось всякому, да и мальчишки Ло-Хельма, как только в городе появились первые крылатые звери и отряды под руководством иммуна Сибранда, наперебой просились к легионерам покататься.

   Не Илиан.

   Ещё находясь на службе у его отца, иммуна Сибранда, Дагборн припоминал, каким непонятным, немальчишеским взглядом провожал средний сын начальника деревенскую детвору, с каким тоскливым отвращением смотрел на живое хозяйство и окружающий его унылый мир стонгардской глубинки и как не любил домашнюю работу – хотя редко когда покидал дом, погружаясь в перечитанные по многу раз книги.

   Вспоминая того мальчишку и видя перед собой нынешнего господина Иннара, Дагборн не понимал, откуда взялся этот вспыльчивый, беспощадный и несгибаемый человек. Илиана побаивались даже в родной гильдии Унтерхолда, а уж за её пределами – и вовсе страшились, предпочитая не связываться с самым молодым Сильнейшим в истории Объединенной Империи. И причины тому, положа руку на сердце, имелись.

   - Господин Иннар, - перекрикивая свист ветра, обратился к подопечному Дагборн, - в Унтерхолд мы надолго?

   - Нет, - резко откликнулся Илиан.

   Хотя Дагборн знал молодого Сильнейшего с детства, с того момента, как он получил своё последнее назначение, бывший легионер подсознательно выбрал верный тон: сдержанный да уставной. Илиан, не слишком жаловавший знакомства из прежней жизни, к нему относился тепло и разговоры порой вёл почти доверительные. Бывший легионер знал, что их связывает общий ментальный обряд прошлого, но никогда не расспрашивал Илиана об этом, а сам господин Иннар даже не вспоминал давнее приключение.

   - Не спрашивай – не скажу, - как-то обронил Сильнейший. – Вспомнишь – сойдёшь с ума, а я потеряю надёжного человека.

   Дагборн никогда больше не поднимал этот вопрос, хотя обо многом догадался сам: и про то, что юный Илиан десять зим назад изгнал из его разума тёмного духа, и про то, что залечил больную голову после вторжения так, что случайно или же намеренно затёр часть памяти. Дагборн плохо помнил то, что с ним происходило в тот год. Но и вспоминать не пытался: потеряв возможность объясниться с черноволосой красавицей Веленой, крепко задевшей его сердце, бывший легионер потерял интерес и к разломанной мозаике своей памяти.

   Велена, насколько он знал, вышла замуж за толстого мага из Кристара и теперь счастлива; Илиан обронил, что у них сын. Дагборн не расспрашивал, но слухи дошли сами: в битве при Кристаре Велена спасла целый город и всю Империю, остановив альдского эйохана Аркуэнона Дейруина. Героический подвиг колдуньи-сикирийки уже воспели и забыли, оставив лишь памятный постамент в городе; после недавних военных кампаний новые сражения вытеснили старые, оставив им место в летописях да балладах, но не в умах обеспокоенных новыми волнениями людей.

   Объединенная Империя не оставила без ответа подлое нападение альдов на Кристар и восемь зим назад отправила войска в Альдский Доминион, положив начало нескольким ожесточенным битвам. С обеих сторон выступали новые воздушные корабли, так что бои разворачивались как на земле, так и на небе. Крылатые манёвренные отряды стонгардцев уравнивали шансы против могущественных альдских магов, но кровопролитная кампания не принесла победу ни одной из сторон. Имперцы и нелюди растеклись в стороны, как откатывают волны после прибоя, без победителей и проигравших, сохранив взаимную неприязнь и претензии в полном объеме, добавив к ним ненависть последних битв.

   Альды требовали выдачу эйоханского венца, который был утерян Аркуэноном Дейруином в битве при Кристаре; имперцы, хотя и не признавали его наличие, и не отрицали этого тоже, используя как преимущество в редких и неплодотворных переговорах с нелюдями. Обстановка накалялась – альды жаждали вернуть господство и отыграться за неудачи последних лет, народы Объединенной Империи искали союза с Бруттской Империей, чтобы подкрепить стремительно тающие силы. Все столичные маги держали колдовскую защиту от порталов со стороны альдов, опасаясь тайного перехода нелюдей в самое сердце Империи, но такая защита требовала нечеловеческого напряжения сил и огромных ресурсов, которых с каждым месяцем и годом не хватало всё больше.

   - Я вам буду нужен по прибытии, господин Иннар? – снова попробовал удачу Дагборн.

   - Можешь слетать в город, - мельком глянув на телохранителя, разрешил Сильнейший.

   Больше вопросов Дагборн не задавал. Илиан прекрасно знал, почему помощника тянет в унылый Унтерхолд, и дважды тоже не переспрашивал. Телохранитель в очередной раз поразился тому, какие разные люди уживаются в одном человеке: вспыльчивый, гневливый вплоть до жестокости, не брезгующий сквернословием в порывах ярости, Илиан Иннар оказывался щедрым, самоотверженным и отзывчивым, когда речь шла о помощи нуждающимся или попавшим в трудное положение людям.

   Верно, так проявлялись корни из детства – у господина Иннара оказалось на редкость твёрдое понимание добра и зла, добродетели и высших ценностей, а стальной внутренний стержень и бесспорный талант помогли в дальнейшем становлении Сильнейшего. Неспоримо и то, что Илиан Иннар был человеком, который, как говаривали многие, «слепил себя сам»: беспощадный к собственным слабостям и недостаткам, не ищущий себе оправданий и, вероятно, потому загрубевший в процессе перерождения настолько, что не прощал ничего и другим, замечая любое, даже крошечное несовершенство. Справедливости ради, претензий к окружающим Сильнейший никогда не предъявлял, но и холодный взгляд, равнодушно скользящий по людям, не давал места сомнениям: Илиан Иннар видел сердца и умы насквозь, и ему не нравились эти картины.

   По мнению Дагборна, его подопечный оказался слишком требователен к себе и другим, нещадно отсекая всякую человеческую слабость и мягкотелость, частенько вырывая и зёрна добрых порывов вместе с плевелами зла и несовершенства.

   И, пожалуй, телохранитель был единственным, кто посмел бы сказать подобное в лицо Сильнейшему и остаться при этом в живых.

   После памятного обряда, когда Илиан Иннар оторвал от его души исчадие бездны, магия стихий, а также магия тела, духа и разума, равно как и запрещённые заклятия Тёмного, на Дагборна почти не действовали.

   - Уникальный случай, - исследовав его, с удивлением отметил Сильнейший. – Видимо, тёмный дух, которого я тогда оторвал, повредил внутренние энергетические потоки – ты теперь к ним невосприимчив. Ни к исходящим, ни к входящим. Как мёртвый материал, даже руки чешутся опыты ставить...

   Опыты, конечно, на своём телохранителе Илиан Иннар ставить не стал, тем более что на мощную магию, круга шестого или седьмого, Дагборн всё же откликался – иначе, по словам Сильнейшего, бывший легионер и вовсе представлял бы собой ходячий труп, у которого только тело движется, а внутренний ресурс выжжен дотла. Зато подобная «каменная кожа» много раз спасала самого Дагборна как в опасных приключениях вместе с магом – Илиан за три года практически в одиночку зачистил несколько отделений Братства Ночи в Стонгарде и Сикирии – так и от самого подопечного. В приступах ярости Сильнейший не сдерживал тёмную энергию, плескавшую в стороны обжигающими волнами разрушения: зачастую лишь Дагборн оставался свидетелем в разорённой комнате с треснувшими стёклами да зеркалами.

   Именно это, как предчувствовал телохранитель, и ожидало их по прибытии в гильдию: ссора с отцом и мрачное, нервное молчание господина Иннара ещё аукнется и неудачливым адептам, которые попадутся Сильнейшему под руку, и мастерам, и даже неповинной обстановке – в прошлый раз, помнится, вспыхнул балдахин на кровати стонгардского мага.

   Унтерхолдская крепость встретила их привычной унылой серостью каменного ущелья и тонкой нитью горной тропы. Западный ветер в лицо сменился тёплыми порывами с юга, так что потяжелевшие от влаги плащи почти просохли, а мокрые пряди волос отлипли наконец от шеи и теперь лезли в глаза и губы. Это только усилило раздражение Илиана; сдавленно ругаясь, могущественный стонгардский самородок мотал головой, обещая сам себе отрезать отросшую гриву. Лишь когда ящеры накренились, обходя острые скалы по дуге, Сильнейший махнул рукой на непослушные волосы и перехватил поводья покрепче, чтобы не промахнуться мимо посадочной площадки у конюшен.

   - С прибытием, - хрипло прокаркал старый оглум Оук, тяжёло подходя к небесным всадникам. – Вас ещё к обеду ждали.

   Дагборн обменялся с зеленокожим быстрым взглядом, и оглум тотчас отошёл, свистнув помощнику, резвому молодому реттону. Илиан поморщился, разминая затёкшие суставы, и кивнул на кожаные мешки у седла:

   - В кабинет доставьте.

   Приглаживая на ходу растрепавшиеся волосы, Сильнейший прошёл по каменной дорожке в сторону внутреннего сада крепости. Илиан, как Дагборн заметил ещё в первые дни службы, никогда не выбирал кратчайшего пути, чтобы добраться в кабинет главной башни: не имея свободного времени для обхода вверенной ему гильдии, господин Иннар использовал любую возможность, чтобы проверить, что изменилось или не изменилось за время его отсутствия. И второе его радовало всегда меньше.

   Что и говорить, улучшения с приходом господина Иннара случились почти сразу. Илиан жил в гильдии с девяти лет, как только бывшая Сильнейшая, Деметра Иннара, стала его приёмной матерью. Иммун Сибранд отпускал сына с тяжёлым сердцем: колдовской стези он не хотел ни для кого из своих детей.

   - Ты и сам – маг третьего круга, - заметил юный Илиан и тем самым получил родительское благословение.

   Чего не ожидала ни госпожа Иннара, ни мастера гильдии – так это того, что мальчишка, едва освоившись, примется за налаживание хозяйства: исподволь, через приёмную мать, вводил распоряжения; просьбами, похожими на приказы, добивался желаемых изменений. Вскоре в крепости появилась и немногочисленная прислуга.

   - Тоже он придумал, - поделился как-то Оук. – На юге случились волнения, с Реттонских Островов народ в Сикирию побежал. Малец чего придумал: дать клич среди переселенцев, мол, есть кров и еда для желающих. Темнокожие и рады – им лишь бы войну пересидеть, так что и символической платы хватило.

   Сейчас господин Иннар, которому насчитывалось уже три десятка зим, шагал по мощённым и ухоженным дорожкам внутреннего сада с правом хозяина, ступившего под сень родного дома. Адепты, замечавшие Сильнейшего издалека, сворачивали в сторону; адептки, напротив, будто случайно выходили из галерей, приветствуя Илиана и тщательно скрывая трепетные улыбки – стонгардский самородок не жаловал веселья без причины.

   Дагборн, следовавший за молодым хозяином гильдии, тоже получал свою долю быстрых улыбок, но бывший легионер не обманывался: скорее, его задевало рикошетом женского внимания. Совсем не то, что с десяток зим назад, когда он ловил на себе заинтересованные девичьи взгляды повсюду, где бы ни появлялся. Разве что Велена стала в своё время исключением.

   Но сейчас телохранитель сравнивал себя и подопечного, с долей здоровой самоиронии подмечая, что его расцвет, пожалуй, уже прошёл, в то время как Илиан Иннар сейчас находился на пике мужской силы и красоты. Высокий и подтянутый, Сильнейший отличался правильными чертами лица и внимательным взглядом ледяных глаз, который пробирал противников насквозь, а девиц сводил с ума таинственностью и глубиной. Волнистые смоляные пряди падали на плечи, теряясь в складках капюшона походного плаща; кожаный нагрудник всё ещё блестел от влаги.

   Илиан пролетел мимо стайки адепток почти без задержки, скользнув быстрым взглядом по головам. Особенно смелая сикирийка рискнула задать вопрос о том, будут ли проведены обещанные лекции; получив отрицательный ответ, смуглая южанка разочарованно вздохнула, но удостоилась одобрительных взглядов подруг – по крайней мере, не побоялась.

   Дагборн усмехнулся, отвешивая на ходу поклон – ему, в отличие от Илиана, сикирийки нравились. У господина Иннара же обнаружилась одна-единственная слабость и, как подозревал телохранитель, слабость эта проявилась давно. Вот только не приносила она молодому Сильнейшему ни радости, ни облегчения.

   - Здравствуй, мастер Илиан.

   Адепток за спиной Дагборна тотчас словно ветром сдуло, в то время как сам телохранитель едва не врезался носом в спину подопечного – так резко остановился господин Иннар.

   - Почему голова не покрыта? – вместо ответного приветствия нахмурился Сильнейший. – Конец зимы – лучшее время, чтобы подхватить хворь.

   В ответ мягко усмехнулись. Дагборн не удержался от того, чтобы пробежаться быстрым взглядом по каждому плавному изгибу девичьей фигурки и мысленно вздохнуть. Белые, словно свежий снег, волосы плащом укрывали спину, обрамляли нежное, почти детское лицо полуальдки. Больше от нелюдей девушка не унаследовала ничего – ни серебристой кожи, ни красных миндалевидных глаз – кроме, пожалуй, истинно альдского понимания любви и ненависти. Если нелюдь считает человека своей собственностью, то нет в мире силы, чтобы освободить несчастного от её притязаний.

   - Я вышла наружу лишь затем, чтобы встретить тебя, мастер Илиан. Я бы не успела ни простыть, ни даже замёрзнуть.

   И, не заботясь ответом, юная полуальдка взяла Сильнейшего за руку и потянула за собой, в открытые двери главной башни. Дагборн только вздохнул: грозный господин Иннар в этот раз не проронил ни звука, послушно следуя за своим наваждением.

***

Унтерхолд встретил его неприветливыми взглядами стражи – явился на ночь глядя, едва успев до закрытия ворот – отблесками факелов на покрытых ледяной коркой стенах и спешащими по домам горожанами. Дагборн не смотрел по сторонам – торговые ряды давно закрылись, тёмного народца в Унтерхолде особо не случалось, так что телохранитель Сильнейшего почти рысцой ехал по пустеющим улицам.

   Садиться в седло коня после летучего ящера всегда казалось непривычным. Поводья обычные, кожаные, а вовсе не тонкие цепи, удерживающие мощную чешуйчатую морду; бока животного тёплые, гладкие. Скорость, опять же, значительно ниже – после стремительного полёта будто в киселе завяз. Ехать по обледеневшей горной тропе приходилось медленно и осторожно, что ещё больше усиливало разницу в ощущениях. Пожалуй, только после портала он бы чувствовал себя необычнее – но порталы не любил даже сам Сильнейший, унаследовав эту нелюбовь от приёмной матери и собственного многократного опыта. После каждого перемещения Илиан подолгу отходил, мучаясь мигренью и болезненной слабостью, и это, по словам стонгардского самородка, было не худшим из возможных последствий. Дагборн, хотя и не понимал сложностей магии седьмого круга, вполне разделял нежелание господина Иннара пользоваться порталами без острой на то необходимости.

   Впрочем, сегодня телохранитель мог не торопиться: до утра он господину Иннару не пригодится. Даже поужинать не остался – этот вечер мог стать единственным в напряжённом расписании Сильнейшего, когда тому не потребуется ничья помощь. Хотя, видит Дух, помощь ему потребуется после.

   На одной из узких улиц Дагборн спешился, беря коня под уздцы. Это оказался тихий закуток. Большинство жилищ в горном Унтерхолде высекали прямо в скале, здесь же встречались весёлые деревянные домики с разбитыми рядом крошечными огородами. Особенно рьяные хозяйки умудрялись даже цветы в кадках выращивать.

   Калитка одного из двориков оказалась закрыта, но Дагборна это не смутило: заведя коня за угол и привязав у кормушки, бывший легионер перемахнул через забор, приземлившись на хромую ногу. От сверного словца сдержался, вспомнив недавний приступ ярости у господина Иннара, после которого даже у него уши едва трубой не свернулись, и постучал в деревянную дверь.

   - Мэйовин, - позвал негромко.

   Стучать пришлось несколько раз; в конце концов, в окошке мелькнул огонёк свечи, и тотчас стукнул отворяемый засов. Изнутри пахнуло сушёными травами, влажным бельём, молоком и ни с чем не сравнимым детским запахом.

   - Прости, что поздно, - шагнув внутрь, так же негромко проронил телохранитель. – Завтра можем вновь улететь. Думал – проверю, как вы тут.

   На его шее замкнулось кольцо тёплых рук; Дагборн сдался сразу же. Верно, суровый исповедник на западной границе знал, что говорил, когда отказывал духовному сыну в принятии обетов – монах из бывшего легионера получился бы скверный. Горячие губы коснулись его небритой щеки, и все мысли мигом испарились из головы.

   Мэйовин встретила его в одной ночной рубашке. Сжать беззащитное, жаркое тело в объятиях показалось естественным, зарыться носом в копну волос, накрыть губами нежную шею – жизненно необходимым. А уж высвободить плечо из внезапно съехавшей ткани, прикусить гладкую кожу, добираясь до полной белой груди – стало и вовсе делом чести.

   Остановился Дагборн лишь тогда, когда в штанах стало болезненно тесно, а кожаный нагрудник стал вдруг мешать тяжёлому дыханию.

   - Я воды нагрею, - отстранившись, шепнула Мэйовин. – С дороги ведь...

   Бывший легионер только кивнул, не сразу отпуская жену из жадных объятий. Доспех, конечно, мешал, но и расставаться с горячим женским телом казалось чем-то немыслимым.

   - Я быстро, - задыхаясь, пообещала супруга.

   Из глубины дома тотчас раздался сонный детский вздох. Пока Мэйовин разогревала воду в большом чане, Дагборн стянул с себя доспех и походную одежду, успев мельком отметить, как за перегородкой ворочается на постели свёрток из шкур да одеял. Малышке Ириссе исполнилось три зимы в этом году – срок его службы у Сильнейшего. Забавная, рыжеволосая, ещё совсем младенец, девочка оказалась очень похожа на мать, и за этот простой факт Дагборн был всей душой благодарен Творцу. Это намного лучше, чем узнавать в девочке черты кого-то из бывших сослуживцев.

   Дурная история случилась за год до окончания службы на западной границе. Мэйовин прислуживала в деревенской харчевне, там же развлекала легионеров, кому дали отгул, нехитрыми песнями. В сироте из пограничной стонгардской глуши явно текла и бруттская кровь тоже, и, как большинство полукровок, Мэйовин оказалась удивительно, необыкновенно хороша. Ни платок на голове, ни грубое платье не скрывали роскошного тела, медных кудрей и сияющих изумрудных глаз. Когда Дагборн увидел её в первый раз, у него дух от восторга захватило – да что там, он почти ослеп от редкой красоты. И не он один.

   Заступиться за Мэйовин оказалось некому: когда хозяин решил, что она может приносить больше денег и иным способом, никого, кто смог бы её защитить, рядом не оказалось. Зато судьба распорядилась так, что Дагборн стал единственным путником у переброшенного через пропасть моста, когда Мэйовин отпустила перила.

   Он успел её поймать в последний миг. Изношенное платье порвалось по шву, так что обнажились исхудавшие белые плечи – но девушка не обратила на наготу ни малейшего внимания. Привыкнув к череде посетителей мужского пола, она попросту смотрела на него пустыми глазами и ждала. Мэйовин не сопротивлялась и тогда, когда Дагборн набросил на неё свой плащ и забрал в казармы.

   С начальством разговор вышел коротким: блудную девку, да ещё и в тягости, среди служебного состава держать не полагалось, а вот жениться легионеру не мог бы запретить даже иммун. Их повенчали в местной часовне – акт спасения человеческой души, жалость, а не любовь – а уже на следующий день пришёл приказ о переводе легионера по имени Дагборн в Унтерхолд. В бумаге говорилось о высшей чести служения Сильнейшему, но он не обманывался – к приказу прилагалась короткая личная записка, в которой бывший начальник, иммун Сибранд, просил его присмотреть за сыном и по возможности уведомлять о новостях.

   Соглядатаем Дагборну служить ещё не приходилось. Впрочем, раз его назначили телохранителем Сильнейшего – явно по тайной просьбе иммуна Сибранда, который пытался хотя бы так удержать связь со средним сыном, отбившимся от семьи – то, верно, бывший начальник больше никого не мог попросить о помощи. Или же Илиан знал всех нынешних приближённых отца – и не подпустил бы к себе никого. А вот к Дагборну господин Иннар питал определённую симпатию – обряд прошлого, общая история на двоих – и телохранитель уже три года успешно нёс службу, работая на два фронта сразу.

   - Голодный? – Мэйовин подкралась сзади, поцеловала за ухом, будя в расслабленном теле сладкую дрожь. – Я кашу в печи подогрела.

   - М-м-м... – Дагборн попытался ухватить жену за руку, но Мэйовин разгадала его манёвр и вовремя вывернулась: падать в заполненную уже остывшей водой лохань ей не захотелось. – Голодный, - не расстроившись, признался бывший легионер.

   - Жду, - почти строго отозвалась Мэйовин, подавая полотенце и отходя к столу.

   Дагборн проводил аппетитную фигуру взглядом и со вздохом поднялся. Со дня скоропалительной свадьбы прошёл целый год, прежде чем он прикоснулся к супруге. «Это жалость, а не любовь», - напоминал он себе. – «И девица в тягости. Под другими была, от чужого понесла – тебе там места нет». Позже духовник в Унтерхолде разъяснил, что он оскорблял жену подобным отношением похуже, чем те, которые пользовались. Будто брезговал.

   Вначале бывший легионер оправдывался тем, что даже спустя много лет заноза по имени Велена крепко сидела в сердце. «Оскорблённая гордость отвергнутого мужчины», - отмахнулся старый и не слишком деликатный исповедник. Потом объяснял свою нерешительность частыми разъездами – с таким подопечным, как Сильнейший, на месте и впрямь засидеться не получалось, а в унтерхолдской гильдии они и вовсе не бывали более нескольких дней кряду. «Много ли времени нужно для исполнения супружеского долга?» - сварливо поражался духовник. Лишь затем Дагборн признался сам себе: да, брезговал. Смотрел на жену и младенца чужими глазами, не впускал в холодное сердце даже мысли о возможной связи.

   Мэйовин всё понимала, но ни разу не попеняла своему спасителю. Только с каждым его визитом становилась всё грустнее. И прекраснее. Когда в очередной раз Дагборн вернулся, чтобы проверить их с Ириссой благополучие, он буквально застыл на пороге. Жена уже полностью оправилась от последствий родов, ребёнок не выматывал, как прежде, и его встретила та роскошная красавица, которая когда-то, целую вечность назад, поразила его взор в Духом забытой пограничной деревне.

   Ему стало стыдно, как никогда в жизни. С той первой ночи изменилось всё – словно мозаика сложилась, и куски встали наконец на места. Он сорвался тогда так же, как и сегодня – жадно забирая своё, боясь и одновременно торопясь сломить недолгое сопротивление.

   - Поешь вначале, - без особой надежды позвала Мэйовин и тут же охнула, когда муж дёрнул ночную рубашку вниз, обнажая белые плечи.

   Позже, греясь с женой под одеялом, Дагборн расслабленно водил ладонью по мягкому животу, тесно прижимаясь к горячей гладкой спине. Уже проваливаясь в глубокий сон, бывший легионер лениво подумал о том, что, несмотря на довольно странный брачный союз – редкие встречи, никакого времени на узнавание друг друга и уже рассудительную любовь – ему повезло куда больше, чем Сильнейшему унтерхолдской гильдии. Кому, как не телохранителю и личной няньке господина Иннара, об этом знать.

***

Свеча догорала в подсвечнике, но он даже пальцем не пошевелил, чтобы зажечь живой огонь в лампе или вызвать колдовского светлячка. Сильнейшему унтерхолдской гильдии хватило бы и мысленного мимолётного напряжения мысли для подобной малости – вот только Илиан Иннар не собирался ни выпускать плескавшуюся внутри тёмную энергию, ни смотреть на режущий и такой терзающий свет. Во тьме он видел лучше.

   Ещё отроком мачеха брала его на важные встречи в Ош. Илиан, которому тогда едва исполнилось тринадцать, с жадностью впитывал в себя атмосферу судьбоносных решений, невидимую сталь безжалостных слов, поединок взглядов и густой, пропитанный мириадами колдовских потоков воздух.

   Деметра Иннара неизменно выходила победительницей в любых спорах. Мастер Рооргх, доживавший тогда последние года, древний, как Мир, испещрённый жуткими морщинами и скрюченный едва ли не пополам, увидел подслушивающего Илиана в коридоре ошской гильдии, прищурился подслеповато – а затем прикрыл слезящиеся глаза ладонью, словно защищаясь от яркого света.

   - Это он? – хрипло спросил мастер, обращаясь к Деметре.

   Госпожа Иннара кивнула, глянув на пасынка со смесью гордости и материнской нежности. Из всех сыновей своего мужа именно к нему, Илиану, она питала самую неприкрытую и почти восторженную любовь. Чем, по мнению отца, в результате и избаловала.

   - Бедный мальчик, - помолчав, прокаркал старый мастер. По-старчески охнув, медленно присел на резную скамью в коридоре, поманил Илиана скрюченным пальцем, не отрывая от юноши цепкого взгляда помутневших от возраста глаз. – Ты видела, как проходят его нити?

   Сухой палец неожиданно больно ткнул Илиана в живот, затем чуть ниже, и наконец наградил несильным подзатыльником.

   - Слабые места, - поспешно согласилась мать, ненавязчиво закрывая пасынка плечом. Получалось плохо: Илиан за последний год вытянулся, так что уже обогнал мачеху-бруттку стонгардским ростом. – Но они у каждого есть, мастер. Я научу его, как беречь тело, чтобы энергетические потоки не навредили. Время есть!

   - Тяжело придётся мальчонке, - шумно вздохнул мастер Рооргх. – Вглядись: любая из страстей ослабит его внутреннюю защиту. Ярость, - палец старика вновь указал на затылок Илиана, - чревоугодие, - Сильнейший ошской гильдии ткнул в живот Илиану, и юноша ощутил, как медленно закипает в нём гнев. Странное дело – он стал куда более горяч нравом в последние месяцы. Родители, впрочем, дурного не усматривали: переходной возраст, всем мальчишкам свойственна некая раздражительность. – И самое главное... – палец спустился ниже, - похоть.

   - Время есть, - упрямо повторила Деметра Иннара, - Илиан обуздает страсти и укрепит колдовское поле. Но зато какая глубина, какая вместимость магии! Почему вы умалчиваете об этом, мастер? Вы не можете не видеть! Илиан – самый благодарный и самый талантливый ученик из всех, которые у меня были!

   - Да, к сожалению, - хрипло согласился мастер.

    Деметра помолчала, внимательно разглядывая бывшего учителя, затем присела рядом и задала быстрый вопрос на реттонском. Этого языка Илиан не знал и мысленно обиделся на мачеху.

   - Я редко прозреваю будущее, - задумчиво отклинулся Рооргх. – И сейчас ясно вижу лишь одну из его стезей. Все остальные, впрочем, тоже дурно кончатся…

   Госпожа Иннара молча ожидала продолжения, но старый мастер только покачал седой головой.

   - Нет, - ответил он на невысказанный вопрос. – Одно только скажу: нельзя ему потомство заводить. Вся тёмная энергия уйдёт в семя. Не знаю, какого отпрыска он породит, но это будет страшный нелюдь. А сам мальчишка рискует всю силу потерять с зачатием дитяти. Взгляни, как идёт поток – прямиком через чресла. Я… право слово, и не знаю, чем тут помочь. Редчайший случай. Магия здесь бессильна – изменить течение потока нельзя, а ослабив его, мы ослабим и колдовской дар юноши. Спроси у духовников...

   Деметра спрашивала. Илиан точно знал – спрашивала. И никто, даже отец Кристофер из Кристара, точного ответа дать не смог – ни на один из терзавших его вопросов.

   Боль. Илиан ощущал острую физическую боль вместе с приближавшимся чувственным наслаждением. Каждый поцелуй становился тем болезненнее, чем большее желание он разжигал. До появления в гильдии маленькой полуальдки молодой Иннар боролся с физиологией и страстями вполне успешно – хватало обучения, бумажных дел, потом первые разгромы Братств Ночи, и наконец – несчастье с матерью, которое наградило его свалившейся ответственностью и седьмым кругом магии.

   Дел оказалось невпроворот, и похоть сдерживалась невероятной усталостью. А потом маленькая полуальдка подросла, и игнорировать позывы плоти стало невозможно. На исповеди отец Кристофер выслушал внимательно и сказал сокрушённо, поглаживая Илиана по плечу:

   - Духовные обеты – единственный выход для таких, как ты. Боюсь, что и венчанный союз тебя не спасёт – ты, мальчик мой, накачан тёмной энергией под завязку. Ты сам выбрал этот путь – так какого блага и помощи ожидаешь от Творца? Чтобы принять свет, надо отречься от тьмы.

   Илиан не чувствовал в себе сил для духовных обетов. Он желал – страстно желал – обладать женщиной. Вот только слова покойного мастера Рооргха засели в памяти накрепко: “нельзя ему потомство заводить… рискует всю силу потерять…”. Магия стала смыслом жизни молодого Сильнейшего, и если бы она исчезла... Илиан холодел и мертвел от одной только мысли.

   Жажда к познанию тёмных искусств и упоение неожиданно свалившейся властью перекрывали даже позывы плоти – Сильнейший с детства отличался поразительной силой воли – а страх потерять с таким трудом обретённую колдовскую мощь сделали бы воздержание вопросом решённым.

   Если бы не Элеа.

   Маленькая полуальдка появилась в их гильдии незадолго до битвы при Кристаре – без малого двенадцать зим тому. Девочку привёз сам легат Витольд, оставив на попечение госпожи Иннары, привёз – и оставил в унтерхолдской крепости. Малышке исполнилось девять; маленькая и на вид забавная, Элеа быстро стала любимицей мастеров гильдии и немногочисленной прислуги. Девятнадцатилетнему Илиану она казалась совсем ребёнком.

   Ребёнок считал иначе.

   После несчастья, случившегося с госпожой Иннарой, светлый легат Витольд посетил унтерхолдскую крепость вновь – забрать дочь из осиротевших стен гильдии. В тот день Илиан только вернулся от северной границы – раненый, злой и подавленный после битвы с альдами. Разговор вёлся в его присутствии – мачеха, Деметра Иннара, в ту проклятую весну ещё долго не вставала с ложа, оставшись в Ло-Хельме, с отцом.

   - Я не спрашиваю тебя, Элея, - недовольно говорил легат, глядя на девочку сверху вниз. Имя дочери он выговаривал мягко, на сикирийский лад. – Собирай вещи.

   - Ты привёз меня сюда, потому что мама отправилась на задание и не вернулась, - рассудительно заметила маленькая полуальдка. – И, вероятно, её до сих пор нет, раз ты приехал один. Что мне делать в казармах, отец? Или в пустом доме с нянькой?

   - А здесь? - повысил голос легат. – Госпожа Иннара едва ли тут снова появится, а если и заглянет, ей станет не до гостей. Я привёз тебя, потому что рядом с Сильнейшей, в гильдии магов, маленькой полукровке ничего не грозит – не то, что в больших городах...

   - Особенно если твой отец – легат, который этих альдов должен бить, а не любить, - покладисто и совсем не по-детски согласилась девочка. – Я понимаю. Так что изменилось, отец? Война, как я слышала, только начинается.

   - Откуда слышала?! - рявкнул легат.

   - Люди говорят, - ничуть не смутилась Элеа. И повторила ровно, - так что изменилось?

   Витольд помолчал, разглядывая дочь не то с восхищением, не то с отчаянием. Светлый легат выглядел не очень хорошо – тёмные круги под воспалёнными глазами, многодневная щетина, помятый и крайне измождённый вид. Илиан, восседая в кресле матери, хотя и не был ещё Сильнейшим, смотрел тогда на Витольда с нескрываемым отвращением. Это из-за него проворонили атаку альдов, это он, очарованный нелюдью, совершал одну ошибку за другой – а в результате сотни смертей и загубленные жизни! В тот миг Илиан почти ненавидел легата – настолько, что едва сдерживал кровожадные порывы. Тёмная энергия плескалась внутри раздражённой лавой.

   - Госпожа Иннара больше не сможет за тобой присматривать, - снова пояснил Витольд очевидное. – Кому ты тут нужна?

   - Ему нужна, - вдруг показала в сторону Илиана девчонка. – Вся помощь, которую только можно добыть. Я стану тебе самым лучшим другом, - повернувшись к Илиану, пообещала маленькая полуальдка. – У тебя не будет союзника надёжнее, чем я...

   - Элея! – прикрикнул чуть ошарашенный легат.

   - А присмотреть за собой я и сама могу, - вновь обратилась к отцу Элеа. – Только в гильдии это будет проще. Здесь к полуальдам привычны.

   «А не пошли бы вы к Тёмному», - подумал Илиан. Оба! И бесполезный легат, и его странная дочурка…

   А вслух сказал:

   - Я не возражаю, светлейший. Работу в гильдии мы найдём каждому.

   Сказал – и сам себе удивился. Но Элеа вцепилась в вылетевшее слово крепко. Сдался и легат: забирать дочь обратно в город на потеху злым языкам и давечим пересудам Витольду и впрямь не хотелось. Элеа осталась в гильдии. И что самое поразительное – маленькая полуальдка сдержала слово. У Илиана никогда, ни до, ни после, не было союзника преданнее, чем дочь оплошавшего легата.

   - Почему в темноте сидишь?

   Скрипнувшая дверь впустила холодный воздух, аромат горячего супа и тонкий запах благовоний – роскошь, которую знатные стонгардские женщины обычно закупали у бруттских или сикирийских торговцев. Юной полуальдке секрет приготовления выдал покойный мастер Турраллис – и альдские рецепты оказались куда лучше сикирийких или даже бруттских. По крайней мере, нежный и стойкий цветочный аромат оставался в его кабинете ещё долго, оседая на коже и одежде самого Илиана – и терзая с каждым разом всё невыносимее.

   - Думаю.

   Элеа поставила поднос на столик, подвинула тарелку поближе и вложила ложку в безвольную руку Сильнейшего.

   - Ешь, - велела негромко, отворачиваясь к светильникам, чтобы зажечь их обычным, живым огнём. В отличие от большинства магов гильдии, колдовские способности полуальдки оказались довольно посредственными, и тем удивительнее казался затаенный страх, с каким поглядывали адептки младших кругов на юную и на вид хрупкую девицу.

   Илиан их понимал: несмотря на то, что он был старше Элеи на десять зим и исходил все земли Объединенной Империи, зачищая Братства Ночи и ругаясь до хрипоты с имперским Советом, он чувствовал себя абсолютно беспомощным, когда в комнату входила юная полуальдка. Не потому, что любил до беспамятства. Восхищала и покоряла её спокойная уверенность и внутренняя цельность, полное согласие с собой – то, чего ему не хватало даже сейчас – ровный, успокаивающий голос, скрытая угроза в тёмно-серых глазах и непререкаемая готовность идти до конца. Когда маленькая полуальдка заявила на него, Илиана Иннара, права, именно это молчаливое и нешуточное предупреждение в стальном взгляде и осаждало искательниц пути к сердцу Сильнейшего. Элеа не угрожала – просто слишком ретивых девиц то и дело постигали самые непредсказуемые несчастья, от поноса до обезображенного внезапными прыщами лица. Когда не останавливало и это, соперницу постигала беда похуже, а неудачи не заканчивались, посыпая несчастную щедрым дождём, пока та не отказывалась от опасной игры с полуальдкой.

   - Мой отец – не лучший легат в истории, - улыбаясь, говорила Элеа, - но он учил, что побеждает далеко не всегда сильнейший. Часто победа достаётся тому, чья рука не дрогнет в нужный момент.

   Руки у полуальдки не дрожали никогда.

   В открытое противостояние с Элеей никто не шёл – всё же о явной слабости Сильнейшего знали все в гильдии – да и юная дочь легата следов не оставляла. Предположения о виновности строились, исходя из принципа “кому выгодно”, да на основании отрезвляющих, абсолютно бесстрастных взглядов, какими награждала Элеа соперниц при встрече.

   - Нелюдь, - с нескрываемой ненавистью шипели адептки, многие из которых обладали колдовской мощью куда внушительнее, чем у полуальдки.

   Адепты оказались куда более благожелательны – Элеа обладала поистине влекущей, завораживающей красотой – но белокурая девица не обращала на них внимания. Любая улыбка, подаренная случайному ухажёру, означала лишь одно: нелюди что-то понадобилось.

   - Лицо-то человеческое, - хмурились поверженные соперницы, - а нутро альдское. Проклятая нелюдь…

   Илиан с удовольствием доел суп и отодвинул поднос. Элеа оставалась непреклонной в старомодной традиционности: никаких разговоров до того, как собеседник хорошенько не наелся. Пока господин Иннар насыщался, полуальдка неторопливо зажгла свечи и палочки с благовониями, убрала постель в соседствующей с кабинетом спальне Сильнейшего и присела в кресле напротив, забравшись туда с ногами. Подумав, Элеа перегнулась через подлокотник, поднимая тёплый шерстяной плед с пола и укрывая им колени. От плавных изгибов и завораживающих видов сердце Илиана забилось быстрее обычного, и он торопливо прикрыл глаза. Всего на несколько мгновений – чтобы отступило, спряталось…

   - Как отец?

   Илиан едва не вздрогнул. Слишком проницательная для своего возраста – всего двадцать один год – Элеа угадывала не мысли, но чувства. И сегодня не ошиблась с вопросом.

   - Повздорили, - нехотя признался Сильнейший, не открывая глаз. – Госпожа Иннара предложила мне закрыть альдские врата. Она же прекрасно знает, что это невозможно! Перекос сил в Мире… Мать подводит к мысли о том, что закрыть придётся все врата, а на это я пойти не могу. Никак не могу! Это лишит колдовских сил всех магов Мира – и меня в числе первых. Безумно даже предлагать такое... никогда...

   Элеа чуть пошевелилась в кресле, уткнулась взглядом в пол. Идея создать амулет стихий, с помощью которого Илиан смог бы замкнуть всю силу на себя и не бояться ни собственных страстей, ни лишения колдовской мощи во время соития, пришла в голову Сильнейшего давно. Примерно два года назад, когда он отправился за первым артефактом в царство воды. Все маги гильдии твердили, что это невозможно: сердца стихий подчиняются только тому народу, на чьей земле открыты их врата. Сердце воды мог бы покорить только брутт, сердце огня – лишь сикириец, стонгардская кровь открывала врата в царство воздуха, а альдская – в царство земли.

   Илиан добыл сердце воды и сердце огня первыми, наплевав и на колдовские законы, и на традиции, и на собственную безопасность – и тем самым составил себе репутацию человека страшного и сумасбродного, который совершил то, что раньше не удавалось никому. Молодой господин Иннар старался не ради всеобщего страха и восхищения. Оставалось всего два артефакта – и Сильнейший обрёл бы и несомненное преимущество в войне с альдами, и залог своего личного счастья.

   - Иммун Сибранд тревожится о тебе, - проронила Элеа. – И госпожа Иннара тоже.

   - И поэтому они предлагают мне отрезать энергетический поток от Мира? Лишиться магии – и лишить её всех остальных колдунов? Не спорю, мы подрежем альдам крылья и лишим главного преимущества – но и сами останемся без штанов. Мать не замечает очевидного: с амулетом стихий на руках я стану непобедим. Объединенная Империя станет непобедимой! И мы, наконец… сможем быть вместе.

   Элеа соскользнула с кресла, перебралась к нему на диван, оплетая руками его талию. Илиан уткнулся носом в белые пряди пахнущих травами волос и судорожно перевёл дыхание. В крови взорвались первые фонтанчики болезненного наслаждения.

   - Обо мне не говорили? – негромко спросила полуальдка, нежась в тёплых объятиях.

   Илиан покачал головой. Отец давно узнал о его любви к дочери унтерхолдского легата – такое скрыть не получилось бы. Не одобрил. Илиан по взгляду понял – не одобрил.

   - Элеа влюблена в тебя так же, как её мать – в покойного альдского эйохана, - только и проронил иммун. – Слепо и самоотверженно. Она пойдёт на всё, вплоть до крайности, потому что любит неправильно. Как и всякая нелюдь.

   - Осуждаешь? – только и спросил раздражённый сын.

   - Переживаю…

   Сейчас Элеа только потёрлась носом о его плечо и вздохнула.

   - У тебя хороший отец, Илиан. Когда придёт время… я стану ему хорошей дочерью.

   Стонгардский самородок усмехнулся, сжал ладонью хрупкое плечо.

   - О моём отце ты спрашиваешь чаще, чем о своём.

   - Про легата Витольда я и так всё знаю, - отмахнулась заботливая дочь. – Я прекрасно понимаю мать, хотя она сбежала не только от мужа – ведь и меня бросила, не задумываясь. Легата я люблю всё-таки больше. Он заезжает, пишет… интересуется. Отец по-прежнему чувствует себя виноватым, хотя я его и не виню. Первой сбежала мать.

   - А меня за что любишь?

   Полуальдка задумчиво провела ладонью по груди Сильнейшего, впилась пальцами в тонкую ткань домашней рубашки.

   - У тебя горячее сердце, - прошептала почти неслышно. – Мягкое, яркое, отзывчивое… не как у меня... такое… человеческое…

   Илиан не выдержал, смял полуальдку в объятиях, нашёл желанные губы, накрывая их своими. Никто и никогда не видел в нём отзывчивости и мягкости – ни маги гильдии, ни императорский Совет, ни родные братья. В последнее время – даже отец отказывал ему в праве на человечность.

   - Многое зависит от того, какая женщина рядом, - говорил Сибранд Белый Орёл. – А ты выбрал нелюдь.

   Тут же добавлял, не позволяя сыну вспыхнуть праведным гневом:

   - И я принимаю твой выбор.

   Элеа… видела его другим. Она верила в самые невероятные затеи, оставалась на его стороне, когда даже мастера гильдии поглядывали косо, находилась рядом в моменты безумств – если он позволял – и чувствовала его, как никто другой. Илиан Иннар, долгие годы проводивший ментальные эксперименты с названной сестрой Веленой, поражался тому, что полуальдка видит его мысли без всяких колдовских способностей. Видит – и принимает их во всей полноте, от низких до возвышенных. И сейчас…

   Свечи погасли одна за другой – Илиан и не заметил – а бокалы на столе тревожно звякнули, пошатнувшись от невидимой волны, хлестнувшей от тела Сильнейшего, когда стонгардец застонал, вжимаясь в гибкое тело полуальдки.

   - Не могу, - невнятно, прикусывая кожу на девичьей шее, выдохнул Илиан, - не могу больше...

   В воздухе громко треснуло, и Элеа первой дёрнулась прочь – с губ Сильнейшего перетёк короткий разряд, пронзил болью.

   - Пусти!

   Вместо ответа Илиан прижал полуальдку к себе – с такой силой, что та не выдержала, вскрикнула, упираясь ладонями в напряжённые мужские плечи. Рванулась прочь из смертоносных объятий, но не преуспела: Илиан со стоном потянул на себя ткань её рубашки, не сдерживая хриплого горлового рычания, и последняя синева исчезла из широко распахнутых глаз, уступая место угольной черноте.

   Элеа выпростала руку из жестокого объятия, вслепую зашарила по столу, наткнувшись пальцами на половину испитый кубок. В следующий миг недопитое вино выплеснулось Сильнейшему в лицо – и стальной хват напряжённых рук ослабился, позволив полуальдке извернуться, скатиться на пол, порвав при этом верхнюю рубашку.

   Илиан вскочил на ноги, шарахнулся прочь, подальше от возлюбленной, вскинул дрожащие руки почти к самому лицу. Светился колдовской силой каждый сосуд, пульсировала в крови тёмная энергия, плескался мертвенный синий свет в жилах, а перед глазами застыла пелена – та самая, которую он видел каждый раз, прибегая к магии седьмого круга. Мир менялся, терял живые краски, становился чёрно-белым, сглаживал контуры и очертания, позволяя раздвигать границы, шагать через пространство...

   - Беги, - хрипло велел Сильнейший.

   Элеа подчинилась молча – знала, что её присутствие усугубляет состояние возлюбленного. Вскочив, полуальдка бросилась к двери, почти бесшумно выскользнув в коридор. Скрипнула тяжёлая створка, оставив лишь цветочный аромат в опустевшем кабинете.

   Илиан Иннар ещё долго стоял без движения, опасаясь и собственного тела, и чужих, звериных желаний. Впрочем, звериных – не совсем то слово, как он понял уже давно. Сила, живущая в крови, была живой и разумной.

   Его слишком рано посвятили в Сильнейшие. Слишком резко открыли шлюзы седьмого круга, позволив проскочить шестой. Тело не вмещало, тяжесть давила, распирала изнутри, переполняла внутренности, стучала отбойными молотками в воспалённой голове. Он не позволял – пока ещё не позволял – тёмной энергии поглотить себя. Слишком хорошо помнил уроки мачехи, наставления мастеров и десятки примеров, когда маги сдавались потоку энергии – и неизбежно ломались. Не в человеческих силах выдержать такой напор. Порой – вот как сейчас... удержать это внутри он не мог при всём желании.

   Малейшее искушение рушило внутренние барьеры. Покойный мастер Рооргх оказался прав: вожделение убивало и его, и женщину, которую он любил. Значит, старик не ошибся и в том, что он растеряет всю силу, которую обрёл столь нечеловеческим трудом. Этого Илиан допустить никак не мог.

   Ярость и раздражительность убивали тоже, опустошая, иссушая, разрушая изнутри. После вспышек гнева Илиан восстанавливался долго и тяжело, подолгу не вставая с постели, - и лишь Дагборн оставался рядом. Бывший легионер в ходе безумных вспышек поступал просто: дождавшись, пока Илиан не перегорит, Дагборн зачастую почти на руках относил обессиленного подопечного в постель и ухаживал до тех пор, пока Сильнейший не проявлял признаков жизни и обретённого рассудка. К счастью, эти приступы удавалось довольно успешно скрывать даже от мастеров гильдии, а в молчании Дагборна Илиан был уверен.

   Ради тёмной силы и упоения, какое та дарила носителю, Илиан ограничивал себя не только в чувственных страстях: Сильнейший порой отказывался даже от пищи.

   - Я не понимаю, - признавался Илиан мачехе ещё в юности, - почему я слабею, когда сыт? Это почти незаметно, но чувствуется...

   - Когда ты сыт, ты в согласии со всем миром, - усмехнулась Деметра Иннара. – Тёмная сила питается неудовлетворённостью, гневом, яростью, голодом и болью. Ты никогда её не насытишь. А насыщая тело, ты гасишь в себе и раздражение и, вместе с ним, колдовскую энергию. Держи хрупкое равновесие, не насыщай, но и не держи в узде...

   Получалось с переменным успехом. Илиан слепил себя заново: отсёк слабости, нарастил броню и силу, сотворил человека, в котором даже отец не угадывал собственного сына. Исчез, умер странный деревенский мальчишка, тяготевший к запретному, но не имевший и малой возможности вырваться из ненавистного быта.

   За шанс взлететь ввысь юный Илиан ухватился зубами.

   - Ты слишком самоуверен, мой мальчик, - как-то обронила Деметра. – Остановись. Я дам тебе все знания Мира – в своё время. Не спеши. Ты же помнишь, чем заканчивали подобные искатели тёмных глубин...

   - Помню, - нетерпеливо соглашался Илиан. – Люсьену не повезло с окружением – я избежал этой участи. Велену почти сгубила бесчувственность, гордыня и запретная страсть. Ничтожества из Братства Ночи – просто тупоголовый скот. А я другой. Ты увидишь. И не только ты!

   Деметра Иннара не увидела, но поверила на слово – пришлось, когда бывшая Сильнейшая в одночасье лишилась колдовской мощи. Кропотливый план пошёл под откос: Илиану Иннару открыли шлюзы седьмого круга, чтобы не оставлять гильдию без защиты. И, как и в прошлый раз, невзирая на метку Великого Духа, Илиан не поплатился за обретённую силу ни здоровьем, ни красотой, ни благополучием близких.

   Сильнейший присел у прогоревшего камина, задумчиво глядя на правое запястье. Знак Творца Мира ставили всем магам круга выше пятого, чтобы сдержать тёмную силу и не позволить ей поглотить носителя. Те, кто эту метку получал, терял нечто важное в жизни – но Илиан не потерял ничего. И по словам кристарского духовника, это означало одно из двух: либо знак Великого Духа его не спасёт, либо молодой Илиан Иннар расплатится за колдовскую мощь с лихвой в день, которого не ожидает.

   В этом же кабинете его и нашёл верный телохранитель наутро. За окном давно рассвело; в коридорах гильдии раздавались голоса спешащих на занятия адептов, но никто из мастеров ещё не заглянул в кабинет главы гильдии. Это радовало и удручало – радовало, потому что сейчас Илиан не вынес бы никакого общества, и удручало, потому что в гильдии постепенно учились обходиться и без него.

   Дагборн выехал из Унтерхолда сразу же, как открылись городские ворота, и выглядел не в пример лучше подопечного: с подстриженной бородой, чистый, бодрый и умытый, в свежей одежде и с начищенными до блеска сапогами. Мельком глянув на Илиана, бывший легионер молча вышел и вернулся вновь, на этот раз – с завтраком.

   - Какие распоряжения на день, господин Иннар? – поинтересовался телохранитель вскользь, разглядывая больное, раскрашенное тенями лицо Сильнейшего.

   Илиан жадно выпил всю принесенную воду – и на бывшего легионера взглянул совершенно другой человек. Уверенный, сильный и хладнокровный – такой, каким его и знали окружающие. Дагборн наносным не обманулся, но и напоминать о стынущем завтраке не стал.

   - Сегодня разгребаем дела в гильдии, - отозвался стонгардский самородок, – а завтра отбываем в столицу. Император ждёт бруттскую делегацию, мне велено явиться.

   Дагборн молча кивнул, переваривая услышанное. Очень уж не понравилось бывалому телохранителю это вот «отбываем». Если господин Иннар не сказал «полетим», вариант оставался только один.

   Проклятый портал.

***

Арретиум Артаксарт построили альдские зодчие за тысячу лет до того, как город на реке отбили имперцы, оттеснив нелюдей далеко на восток. Стонгард и Сикирия тогда подписали договор, после которого родилась Объединённая Империя. Первой победой молодого государства стала очистка сикирийских земель от альдского господства; второй – расширение границ на северо-восток. Северный порт Империи, Кристар, родился на месте первого имперского гарнизона, но так и не разросся в крупный город – мешала суровая погода. В стонгардских землях, впрочем, жизнь долгое время кипела лишь вдоль южных и западных границ и едва теплилась на востоке силами отчаянных безумцев и заядлых упрямцев. Зато из последних получались такие, как его бывший командир Сибранд Белый Орёл и его средний сын, господин Илиан Иннар. Хотя Дагборн считал, что на безумца молодой господин смахивает куда больше.

   Илиан перенёс их в главный зал имперских магов, отведённый для прибывающих через портал, и некоторое время отходил от магии седьмого круга, отсиживаясь там же, на каменной лавке. Дагборн кивком поздоровался со знакомым магом-смотрителем и присел рядом с Сильнейшим. По телу Илиана всё ещё пробегали ярко-белые разряды, а тело казалось зыбким, поэтому телохранитель отодвинулся от подопечного подальше, прежде чем осторожно спросить:

   - По какому поводу в этот раз вызвали?

   Молодой господин не всегда делился с ним мыслями, но в этот раз Дагборн подгадал точно: невнятный ответ последовал сразу же.

   - Показательная порка перед бруттами... так и не смирились с потерей артефакта...

   Телохранитель растёр лицо, бросая взгляд по сторонам. Зала оставалась пустой, кроме имперского мага за столом. Тот не спешил с приветствиями из дальнего угла, позволяя гостям отойти от перемещения: сказывался опыт общения с небожителями седьмого круга. Брутты и в самом деле регулярно присылали делегации, требуя отдать сердце воды – и в гильдию Унтерхолда, и к самому Императору Давену Второму, заместившему старого отца на троне. Илиан Иннар исправно отрицал наличие артефакта, а на императорском Совете только разводил руками: нигде не указано, будто сердца стихий принадлежат отдельным государствам.

   Брутты заверениям молодого Сильнейшего не верили, но и доказать ничего не могли: Илиан не только совершил невозможное, захватив чужой артефакт, но и накрыл его магической защитой настолько плотной, что даже Сильнейшие бруттской гильдии не чувствовали и не видели, где он находится. Зато знал Дагборн, не устававший восхищаться своим подопечным.

   - Приветствую тебя, Сильнейший унтерхолдской гильдии, - раздался звонкий и ясный голос, и Дагборн первым подскочил на ноги: сидеть в присутствии августейшей Дианиры разрешалось только её брату, Императору Давену Второму.

   Илиан, пошатнувшись, поднялся тоже, усилием воли стряхнув с себя последнюю слабость. Улыбнулся сдержанно, склоняясь в поклоне перед невысокой смуглой девицей в богатой одежде. Дианира склонила прелестную голову, от чего украшения в смоляных волосах едва слышно звякнули, а тяжёлые ожерелья, оплетавшие шею, колыхнулись вслед за движением. Шёлковая ткань рукавов и полупрозрачная накидка почти открывали смуглые плечи, но младшую сестру Давена Второго это не смущало. Напротив, Дианира первой взяла под руку Илиана, проигнорировав взгляды сопровождавшей её рыжей придворной дамы – больше телохранительницы, нежели камеристки, как понимал Дагборн – и повела в сторону зала советов. Имперский маг их только взглядом проводил, так и не поздоровавшись с важным гостем.

   - Я уже подумала, будто снова опоздаешь, - Дианира умудрялась говорить негромко, но так бархатисто, что даже у Дагборна, следовавшего за молодым господином, мурашки пошли по коже. Неулыбчивая телохранительница Дианиры, едва удостоив его взглядом, глаз с подопечной больше не сводила. – Хотя и надеялась, что явишься пораньше. Сколько мы не виделись, Илиан? Я скажу точно: шесть седмиц. Я считала...

   Дагборн подавил вздох: от бархатного голоса юной соблазнительницы даже он почувствовал себя неуютно, что говорить про малоискушённого Илиана, который с женщинами общаться напрочь не умел, а с такими напористыми, как Дианира – и вовсе терялся?

   - Ты же не исчезнешь вновь, не попрощавшись? – остановившись перед дверьми в главный коридор, Дианира пытливо глянула на Илиана, отчего ей пришлось задрать голову так, что диадема чуть соскользнула с густых волос. – Брат не пускает меня на Совет. Вечно остаюсь в покоях в полном одиночестве... совсем одна...

   Дагборн не отрывал глаз от пола, переживая, что его выдаст взгляд: только полнейший остолоп не догадается, к чему ведёт августейшая Дианира! По счастью, такой остолоп рядом имелся.

   - Я поговорю с Императором, если выпадет возможность, - рассеянно пообещал Илиан, - ведь ты уже в зрелых летах и имеешь право принимать участие в государственных делах.

   Поклонившись, Дагборн последовал вслед за молодым господином, кусая губы, чтобы не хрюкнуть неприличным смешком. Выражение лица августейшей Дианиры оказалось бесценным: Илиан обладал уникальным даром не только не замечать очевидных ловушек, но и садить в лужу тех, кто их расставлял. Всё же телесная чистота имела свои преимущества: господин Иннар по-прежнему с трудом понимал намёки, которые в противном случае могли бы его погубить.

   Или ещё погубят, если Дианире вздумается идти до конца и требовать скорого замужества с Сильнейшим у брата. Внебрачная дочь Императора Давена Первого, которую тот признал без колебаний, она пользовалась также большим снисхождением его наследника и старших сестёр. Чем, по мнению Дагборна, избаловалась окончательно. Но кто бы спрашивал мнения у телохранителя?

   В главном коридоре, ведущем к дверям в зал Советов, выстроилась вдоль стен охрана прибывших делегатов – бруттские лёгкие кожаные доспехи чередовались с сикирийскими кольчугами и стонгардскими кирасами. Взгляды всех обратились к ступавшему по каменным плитам Илиану Иннару.

   Сильнейший выглядел превосходно: развивающийся плащ поверх плотной кожаной куртки, твёрдая, уверенная поступь – даже слишком уверенная, с тревогой подумал Дагборн, ведь впереди ждал сам Император – и остановившийся взгляд ледяных глаз.

   Охрана у дверей расступилась сама, а телохранитель скользнул следом, зло цыкнув на ближайшего стражника. Господин Иннар сам настоял, чтобы Дагборн присутствовал – и телохранитель отступать от молодого господина не собирался.

   - Ты опоздал, Сильнейший.

   Илиан, не сбавляя шага, прошёл к самому трону и склонил колено. Движение вышло резкое; Дагборн опустился за ним куда плавнее, почтительно склонив голову перед Императором.

   - Заставил наших гостей ждать.

   Господин Иннар не ответил, всё ещё не поднимая головы. Каждый раз, бывая с Сильнейшим в императорском дворце, Дагборн поражался: откуда в бывшем деревенском мальчишке столько внутренней уверенности? Кто научил его с достоинством, граничащим с дерзостью, держаться перед власть имущими, кто показал, как себя вести и как повернуть беседу так, чтобы не ты – они впали в зависимость от каждого брошенного слова?

   - У тебя, конечно, имеется оправдание?

   - Магическое поле в зале перемещений повреждено, мой Император, - ровно отозвался Илиан. – Пространственные линии нарушены. Вероятно, до меня портал во дворец открывали люди... не слишком заботящиеся о тех, кто идёт следом, - вовремя запнулся Сильнейший. – Пришлось чинить потоки на ходу.

   Если Император Давен ничего и не понял, то он мастерски этого не показал. Тонко очерченные губы подозрительно дрогнули, и он кивнул:

   - Встань и займи своё место, Сильнейший.

   Илиан так же резко поднялся и прошёл мимо молчавших бруттских магов к одинокому креслу посредине залы. Опустился, расслабленно положив руки на подлокотники.

   Дагборн остановился у стены, постаравшись слиться с орнаментом. Бруттские послы не торопились с обвинениями, ожидая слова Императора. Здесь же сидел и Сильнейший сикирийской гильдии из Оша – смуглый Левент, или Лелль, как называл его Илиан при личных визитах. Постарше господина Иннара, но выглядевший столь же молодо, Левент управлял ошской гильдией уже пятнадцать лет и являлся одним из вернейших соратников Илиана. Или, точнее, единственным среди собравшихся в зале.

   - Тебе известно, Сильнейший Илиан Иннар, зачем тебя позвали?

   Дагборн слышал, как среди внимательно слушавших бруттских магов пронёсся не то вздох, не то мутная тень враждебности: древний бруттский род Иннаров хорошо знали, как в соседней Империи, так и за её пределами. И то, что последняя его представительница, Деметра Иннара, передала память крови приёмному сыну, никого из чистокровных бруттов не радовало. Называть древним именем стонгардского самородка никто не торопился.

   - Обстановка в Мире накаляется, - размеренно заговорил Император Давен, не сводя взгляда с Илиана, - альды готовятся к решающему удару. Есть сведения, что у них уже собран воздушный флот.

   Точно такой же флот собирали и имперцы – благодаря могущественному подопечному Дагборн знал о многом – но Император об этом не упомянул. Как и о том, что обе стороны – Объединённая Империя и Альдский Доминион – склоняли на свою сторону бруттов, рассчитывая получить окончательный перевес сил в грядущей битве. Вот только Бруттской Империи оказалось куда выгоднее выждать, пока соперники не истощат друг друга, чтобы потом воспользоваться плодами желанной для них войны.

   - И словно этого недостаточно, ты настраиваешь против нас западных соседей.

   На западе Сикирия граничила с дружественными оглумскими пустошами, но Император явно имел ввиду северо-запад – бруттов. У которых, положа руку на сердце, имелись все основания для того, чтобы ненавидеть Объединенную Империю. Главным образом потому, что имперцы усилились в последние годы, и к ним, устав от бруттской тирании, уже присылали союзнические делегации реттоны с дальних Островов. Брутты теряли Острова – так что усиление соседей в их планы не входило. Впрочем, как и повторное господство Альдского Доминиона, против которого их Империя в одиночку не выстояла бы.

   - И в мыслях не было, мой Император, - ровно отозвался Илиан.

   По залу прошёл ропот, затем с места поднялся пожилой брутт в богатом плаще.

   - Верни сердце воды, сын Стонгарда.

   Сильнейший не отвёл взгляда, а губы едва шевельнулись, когда он ответил:

   - Можете меня обыскать, мастер Эмин. Если найдёте – оно ваше.

   - Илиан! – предостерегающе позвал Император.

   - Мы уже не первый раз ведём эту беседу, мальчик, - мастер Эмин нервно сжал сухой кулак. – И ты каждый раз нас убеждаешь, что чист. Но отпираться бесполезно: мы знаем, что ты его выкрал!

   - Выкрал? Сердца стихий никому не принадлежат, - ровно отрезал Илиан. – И не вы ли, мастер Эмин, называете меня сыном Стонгарда? Как, по-вашему, я бы открыл врата царства воды?

   - Мы думали об этом, - скрипнул зубами бруттский маг. – Вывод прост: ритуал крови. Память древнейшего бруттского рода, который передала тебе Деметра Иннара. Ты не брутт по рождению, но ты наследник древнейшей крови. Царство воды пустило внутрь не того человека...

   Илиан промолчал, хотя по тонким губам скользнула тень усмешки. Дагборн прекрасно знал, что мастер Эмин прав, но молодой господин Иннар не собирался ни выдавать правду, ни признаваться в совершённом. Как и в той хитрости, что помогла ему открыть врата царства огня. Сикирийской кровью мастер Иннар не обладал тоже – зато чистокровным сикирийцем был его друг и соратник, Сильнейший ошской гильдии, мастер Левент.

   - Стройная теория, мастер Эмин.

   - Император, - обратился к Давену бруттский маг, - этот человек – вор. Ему никто не указ. О нём шепчутся в гильдиях и за их пределами, превозносят, будто героя, за борьбу с Братством Ночи – но в Бруттской Империи таким, как он, отсекают руки. Вы желаете поддержки? Прежде дождитесь лояльности от своих же подданных!

   Палец бруттского мага ткнул в сторону Илиана Иннара, и тот резко поднялся. Подобное заявление граничило с вызовом и являлось неуважением к Императору; мастер Эмин, случайно или нарочно, спровоцировал до того спокойного Иннара.

   - В другой раз вы бы ответили за свою наглость, мастер Эмин, - ровным, но подрагивающим от ярости голосом проронил Сильнейший. – Поблажек преклонному возрасту я не делаю. Поддержки? От вас? Вашему императору выгодна эта война. И если по каким-то причинам вы предоставите нам союзнические войска – эти войска остановятся где-нибудь на западных границах, подальше от восточной бойни. Брутты славятся своей трусос... осторожностью, конечно же.

   Сильнейший Левент спрятал усмешку, отворачиваясь от делегации. Дагборн мысленно не согласился: брутты отчаянной храбростью не страдали, зато восполняли таким изобилием хитрости и подлых ловушек, что имперские легионеры на западных границах гибли десятками.

   - У меня нет сердца воды, - Илиан широким, резким жестом развёл руки, демонстрируя крепкую грудь, обтянутую кожаной курткой. – Как и у вас нет уважения к нашим законам. И печётесь вы не про царство стихии – новое сердце родится вновь через десять лет – а про то, как бы кто не создал амулет стихий раньше вас...

   Мастер Эмин дёрнулся и уставился на молодого Иннара с почти нескрываемой ненавистью.

   - Это твоё последнее слово, Илиан... Иннар?

   - Последнее слово всегда за Императором, - отрезал Сильнейший.

   Дагборн вновь мысленно восхитился тем, как искусно молодой господин ведёт беседу. Пробивая брешь в защите соперника, не раскрывая, но и не запираясь, обходя ловко расставленные ловушки и ломая ожидаемый ход словесной битвы. Память крови Иннаров? Годы жестокой самодисциплины? Нескончаемая учёба? Сотни книг и манускриптов? Что создало и определило эту личность?

   - Присядь, Сильнейший.

   Голос Давена Второго прозвучал негромко, но в зале мгновенно воцарилась тишина. Присел не только Илиан – бруттские маги, уже поднявшиесяс с мест, опустились обратно.

   - Я благодарю дорогих гостей за визит, - невозмутимо проронил Давен, - и буду рад, если вы задержитесь и вкусите нашего гостеприимства. Вас проведут в ваши покои. С мастером Илианом мы непременно побеседуем со всем пристрастием. Уверяю вас, мастер Эмин, если мы с Сильнейшим выясним, как возможно вернуть царству воды выкраденное сердце, то непременно это сделаем.

   Дагборн усмехнулся уголком рта: Император ясно дал понять, что думает о требованиях бруттской стороны. Вероятно, Давен Второй и вынудил бы Илиана вернуть артефакт – но лишь в обмен на поддержку бруттскими войсками в грядущем противостоянии с альдами. Западным соседям следовало не требовать, а договариваться – однако же этого гордые бруттские сердца не вынесли бы.

   Объединенная Империя до сих пор казалась им бельмом на глазу: брутты всё ещё видели как в стонгардцах, так и в сикирийцах разрозненные полудикие племена, не способные к обучению. То, что дикарям удалось несколько веков назад объединиться и дать отпор всем соседям, да ещё и построить свои школы магии – казалось в глазах бруттов нелепой шуткой природы, досадным недоразумением, не более.

   - Напыщенный индюк, - вслух согласился с Дагборном Илиан, как только за возмущенной делегацией закрылись двери. – Когда два десятка зим тому они шли за сердцем Стонгарда – они разрешения у нас спрашивали? Лицемеры!

   - Что дозволено брутту, не позволено стонгардцу, - усмехнулся Император. – Илиан, ты по-прежнему выражаешься, как простолюдин. Неудивительно, что мастер Эмин видит в тебе дикаря.

   - Как бы я ни рассыпался в комплиментах, я останусь для них забавной игрушкой, мой Император, - нахмурился Илиан. – Как и все прочие подданые Объединенной Империи.

   - Ты предвзят. Наши западные соседи – это всё же не альды, и ничто человеческое им не чуждо.

   - Нет, - согласился Сильнейший. – Высокомерие, зависть и ненависть у них вполне человеческие.

   Мастер Левент светло улыбнулся. Смуглый, невысокий, немногословный, он был полной противоположностью вспыльчивому, порывистому Илиану. Колдовская мощь стонгардского самородка буквально выплёскивалась наружу, в то время как в тихом и неприметном сикирийском Сильнейшем даже Дагборн не заподозрил колдуна в первое знакомство.

   - Довольно, - ровно оборвал Император, хотя Дагборну показалось, что тот тоже едва сдерживает улыбку. – Слышал, ты побывал на юго-западе?

   - На границе с реттонами, - нехотя подтвердил Сильнейший. – Слухи оказались верны: Братство Ночи там объявилось тоже. Прости, мой Император: на допрос имперским дознавателям я доставил лишь двух поклонников Тёмного, и даже те покончили с собой в камере. Остальных пришлось уничтожить. Сопротивлялись.

   Давен медленно кивнул. Методы мастера Илиана вызывали сомнения; всё жёстче Сильнейший пресекал ненавистный культ, всё резче беседовал с соперниками; но и другого такого, как Илиан, в Империи не имелось. Если Император и собирался в будущем подрубить этот монолит, то время ещё явно не пришло, судя по изобилию августейшего внимания.

   - Подойди, Сильнейший.

   Дагборн проследил, как Император вешает дорогой медальон на шею мастеру Иннару, вздохнул, не размыкая губ. Таких наград в стонгардской гильдии скопилось уже несколько – и если бы не запасливая Элеа, Илиан уже давно сменял бы их на зерно или припасы. Юная альдка обладала куда большей сознательностью, чем её жених; прибирая к рукам каждую, она буквально спасала их от неблагодарного и невежественного героя Империи.

   - Благодарю, мой Император.

   - Поспеши с оставшимися сердцами, Илиан, - одними губами проговорил Давен. – Брутты раздражены...

   - Я немедленно отправлюсь в северный предел за сердцем воздуха, - тут же откликнулся Илиан. – И затем загляну к альдам. Больше промедлений не будет, мой Император.

   Давен Второй едва заметно кивнул. Илиан развернулся, быстрым шагом покидая залу; следом направились мастер Лелль и верный телохранитель. Не сговариваясь, прошли длинными коридорами к выходу из главной башни. До самых дверей молчали. Мастер Левент едва поспевал за рослыми стонгардцами, так что на крепостном дворе, задыхаясь, обратился к товарищу первым:

   - Сбавь шаг, Илиан...

   Господин Иннар опомнился, с трудом замедляя движения. Сильнейшему унтерхолдской гильдии оказалось тяжело обуздывать как колдовскую силу, так и порывистость молодого тела, находившегося на пике здоровья и силы, но ради друга – постарался унять хотя бы последнее.

   Воины и почетный караул не шевелились, как и положено, пока важные гости проходили мимо, зато чернь раскланивалась едва ли не до земли, а придворные, хотя и воротили носы, но приветствовали магов сдержанными кивками: никто не смел теперь отмахиваться от фаворитов Императора. Простой люд – просители, дожидавшиеся очереди на беседу с дворцовыми покровителями – замирали, перешептываясь и разглядывая высокопоставленных колдунов с любопытством, а порой – с откровенным восторгом. Восхищённых взглядов хватало, уважительно склоненных голов – тоже.

   - Тебя любят, Илиан, - проронил мастер Левент на бруттском, - народу кажется, что в Империи появился наконец герой, которого признает даже Император. Герой, который борется со злом, уничтожает Братства Ночи, которого боятся враги и который непременно защитит в случае опасности...

   - А если не защитит, с той же легкостью станет врагом Империи, - ввернул Илиан.

   - Вряд ли, - мягко откликнулся Левент. – Героев здесь давно не рождалось, почему бы не сделать тебя местным кумиром? Давен знает, что делает. Оплошаешь – тебя похоронят как героя, обожествив посмертно. Если, конечно, тебе не придет в голову безумная мысль восстать против Императора.

   - Я же не дурак, - возразил стонгардский самородок, подступая к главным воротам замка.

   - Ты не предатель, и это важнее, - усмехнулся мастер Левент. – А ещё – прости меня, Лиан, но императорской властью тебя не соблазнишь. Вот и весь секрет твоей преданности. Давен и сам не знает, как ему повезло. Поддержка Сильнейших... поддержка такого Сильнейшего...

   - Не начинай! – даже вздрогнул Илиан. – Мне и так тошно после каждого награждения. Я становлюсь ещё более противен себе, чем когда-либо. Все эти фальшивые, льстивые слова в грамоте...

   - Переживаешь, как бы гордыня не одолела?

   Мастер Иннар дёрнул плечом.

   - Пусть обожествляют посмертно, я согласен. Но не при жизни, Лелль! Это... душит.

   Столица встретила их тёплым ветром, запахом костров выстроившихся у берегов Нестры воинских отрядов, скрипом телег, шумом сотен голосов и неизменной грязью под сапогами: тёплая зима в Сикирии – то же, что поздняя весна в Стонгарде. Дагборн знал, что молодой господин ненавидел месиво под ногами, унаследовав стойкую неприязнь к отсутствию цивилизации ещё со времен жизни в деревне, но терпел без единой жалобы. Ради книжной лавки и возможности посидеть с лучшим другом в тихой таверне в кузнецовом ряду Илиан стерпел бы и не такое.

   Мощённые гладким камнем мостовые сменяли узкие тропинки в переулках, покрытые лишь досками, а изобилие народа не позволяло им оставаться чистыми надолго. Мастер Левент чувствовал себя в столице так же спокойно и уверенно, как у себя дома, в ещё более шумном и крикливом Оше, поэтому и выступил в качестве проводника. Ловко обходя людские потоки и ныряя в один переулок за другим, сикирийский Сильнейший отводил их из ряда в ряд, выбирая лучшие лавки и самых честных торговцев. Столичные цены кусались, зато именно здесь попадались редкие реагенты и самые изысканные товары.

   Дагборн, пока маги увлечённо растрачивали монеты, рассматривал прохожих, стараясь не особенно заглядываться на местных женщин. Городская жизнь сказывалась на тонкой ткани длинных одежд, вычурности причёсок, ухоженности лиц, рук и даже обуви – здешние красавицы носили сапожки на небольшом каблуке, что делало их походку соблазнительной, а фигуру – более стройной. Мужчины же в большинстве своём гладко брились, что казалось непривычным для стонгардского глаза, и отличались опрятностью в одежде. Критично разглядывая своё отражение в зеркалах посудной лавки, Дагборн пришёл к неутешительному выводу, что как он, так и его подопечный разительно выделялись из толпы. И дело было не только в стонгардском росте. При всей тщательности, с которой оба собирались на совет к Императору, добиться лощенной изысканности им не удалось, так что даже молодой и по-мужски привлекательный Илиан казался на столичных улицах почти дикарём – порывистым, резким и дичащимся здешних толп. Неудивительно, что бруттские чистоплюи воспринимали их, как забавных животных, которых надо обуздать.

   - Нагулялся, Лиан? – поинтересовался мастер Левент, выходя из очередной лавки. – Тогда идём в таверну.

   Телохранитель высоко ценил дружбу подопечного с сикирийским Сильнейшим: при категоричной резкости мастера Иннара немногие бы потерпели его неуживчивый характер. Приятелей среди двора у стонгардского самородка не наблюдалось вовсе, поддержка среди магов питалась исключительно превосходящей силой господина Иннара, поэтому искреннее участие мастера Левента казалось наблюдательному телохранителю подарком небес. Лелль, как называл друга Илиан, гасил раздражительность и чрезмерное самомнение стонгардского самородка, а господин Иннар выступал в роли тарана, подбрасывавшего всё новые безумные идеи в костёр их неустанной совместной работы.

   - Дианира по-прежнему тебе проходу не дает, Лиан? – потягивая душистый квас, благодушно поинтересовался мастер Левент. – Виделся с ней сегодня?

   Дагборна за стол позвали тоже, и, хотя телохранитель не участвовал в разговоре, делая вид, что заинтересован только в кружке с брагой, оба мага то и дело взывали к третьей стороне в диалоге: рассудить.

   - Виделся, - не отпирался Илиан. – Жаловалась на брата, мол, на собрания не пускает. К себе приглашала, но и только.

   - Всего лишь, - усмехнулся Левент. – Дагборн, друг мой, скажи – я неправ, полагая, что светлейшей Дианире плевать на собрания, а в покои она господина Иннара не ради изысканных бесед звала?

   Дагборн улыбнулся в кружку, уходя от ответа. Лишь выразительно приподнял бровь, не собираясь рыть себе могилу на потом: Илиан порой бывал на редкость злопамятен.

   - Не выдумывай, Лелль! – нервно постучал пальцами по столешнице Илиан. – Что может связывать меня и сестру Императора?

   - Настырное желание последней, - спокойно пожал плечами мастер Левент. – Признанную сестру, Илиан, признанную. В которой сам Давен души не чает, а значит – выполнит если не любую, то многие из её безумных просьб. Не говори потом, что тебя не предупреждали: светлейшая Дианира хочет видеть тебя в своих покоях и, если не вмешаться, она тебя там увидит. Чтобы отказаться от дурной затеи, ей придётся ни много ни мало хлебнуть зелья забвения. Притупить непомерные страсти в шатком разуме, - тонко улыбнулся Лелль. – За этим дело не встанет: одно твоё слово, дорогой друг, и зелье окажется у неё в бокале. Я при столичном дворе бываю чаще, чем ты, и провернуть подобное труда не составит.

   - Составит, - тут же возразил Илиан. – Сам, что ли, отнесёшь зелье в покои Дианиры? Прикрывшись щитом невидимости и погасив колдовское поле всех встречных дворцовых магов? Или кого из прислуги подкупишь?

   - Для друга никаких трудов не жалко, - философски подметил мастер Левент. – Моё предложение всегда в силе, Илиан.

   - В чужом разуме я и сам, если понадобится, покопаюсь, - буркнул тот. – Я же тебе рассказывал...

   - Да-да, твои опыты с названной сестрой Веленой, - кивнул сикириец. – Но мне отчего-то кажется, ты не полезешь в разум вздорной девицы ради «такой малости» - попросту поленишься, а потом пожалеешь. Но будет поздно...

   - Любишь ты нагнетать, Лелль, - фыркнул господин Иннар, любовно поглаживая накупленные в торговых рядах книги и свертки с реагентами для Элеи.

   По настоянию многоопытного Дагборна и мягкому совету Левента, Илиан купил также и серебряное ожерелье для полуальдки, с сапфировым кулоном в качестве подвески. Элеа не приветствовала лишние траты, но порой даже её альдское сердце смягчалось при виде искренне человеческого и трогательно неумелого внимания могущественного жениха.

   - Дай знать, когда потребуется помощь, - усмехнулся мастер Левент, переглядываясь с Дагборном. – Ты же знаешь, я с тобой.

   - За это я тебя и люблю, Лелль, - всё ещё любуясь будущими подарками невесте, кивнул Илиан. – Но сердца воздуха и земли я достану сам. Должен же кто-то приглядеть за Империей, пока я позволяю себе... навести шороху?

   Левент светло рассмеялся, качнув головой.

   - Самонадеянный мальчишка, - усмехнулся старший Сильнейший. – Пригляди за ним, Дагборн.

   Телохранитель невозмутимо кивнул.

***

«Как только не стыдно думать о таком!»

   «Если я не могу спрятать от тебя свои мысли, то будь добр, терпи их все. Между прочим, это тебе загорелось ночью проводить очередной опыт. А я, заметь, замужняя женщина, и ночью у меня могут случиться совершенно другие интересы, чем позволять нетерпеливому мальчишке без капли такта и житейского опыта копаться в моих мозгах!»

   «Но на улицу ты по моему приказу всё же вышла. И нашла на заднем дворе припрятанный сверток с красной лентой».

   «Дрянной мальчишка! Я не удивлена, что ты подчинил меня чужой воле на расстоянии, меня поражает другое: откуда я знала, куда идти, что искать, и как, во имя Духа, этот сверток вообще там оказался?!»

   «Ты его там и оставила».

   Тишина, когда в чужом сознании пробегают мириады разрозненных мыслей-разрядов, сплетаясь в стройный узор. Яркая вспышка озарения и хлынувшее следом возмущение.

   «Наглец! Ты... стёр мне память?!»

   «Совсем немножко, зачем так нервничать? В прошлый раз мы завершали сеанс, когда я велел тебе свернуть пустое покрывало, перевязать алой лентой из тех, что тебе подарил муж на праздник – помнишь, сама рассказывала? – отнести на задний двор и забыть о последних минутах своей жизни. Ты так и сделала».

   Интенсивность сгустившихся мыслей едва не вытолкнула его из чужого сознания. Чепуха, с нахлынувшими эмоциями он бороться уже научился. Ищи лазейку, просочись под броню, останься внутри, заставь их забыть о твоем присутствии...

   «Мерзавец... у меня последних минут не так много и осталось! И тебе ли, братец названный, чтоб тебе не хворать, а сразу сдохнуть, об этом не знать!»

   Сильнейший неловко развёл руками, словно находившаяся на другом конце Стонгарда колдунья могла его видеть. Действительно, в далёкой битве, одиннадцать зим назад, Велена отдала половину жизненной энергии – ровно пол-жизни – ради того, чтобы остановить альдскую атаку. Колдунья в одиночку перебила большую часть вражеского войска во главе с эйоханом Дейруином. Именно Велена сорвала венец власти с мёртвого альдского правителя; и именно она доставила его в безопасное место после битвы, подарив Империи ещё один рычаг давления на нелюдей.

   Впрочем, в погоне за очередным захватывающим опытом Илиан не вспоминал о жертве названной сестры. В конце концов, Велена возмущалась лишь по привычке – сама прекрасно знала, какую пользу принесут их опыты. Ментальная магия, или магия разума, использовалась весьма ограниченно, и в основном для поражения противника. Видимого противника. Насильственное вторжение в разум, краткие минуты повиновения, подчинения воле мага, столь же бесцеременное стирание памяти, грозящее полным забвением тому, над кем проводился тяжелый ритуал. Но ни прочесть чужие мысли, ни предугадать действия соперника даже сильнейшие из магов не могли. Тем более не могли они найти поток определенного разума на огромном расстоянии, видеть чужие мысли и управлять ими, внедрить в них свои – исподволь, ненавязчиво, не вызывая подозрений...

   Илиан Иннар открыл новые глубины магии разума, хотя и называл их иначе – языком сердца. Стонгардский самородок теперь знал, как свести с ума постепенно, заложив всего одну разрушительную мысль в подсознание; вызвать ту или иную болезнь, ведь всякая хворь берет начало в голове; открыть дремлющие таланты и усыпить действующие; вплести идею в чужой разум, которая прежде казалась ему чуждой и даже враждебной. Сильнейший унтерхолдской гильдии мог по праву гордиться собой.

   Вот только про опыты их знали лишь они с Веленой да мастер Левент. Люди, которым Илиан в определенной степени доверял. Не считая приемной матери, которая, после потери магического дара и передачи ему памяти крови Иннаров, осталась с отцом в глухом городишке на краю Империи. С ней советоваться Илиан разучился: здоровье Деметры Иннары не позволяло держать долгие советы, особенно в ночное время, когда Илиана посещала очередная гениальная догадка. Почти все знания матери стонгардский самородок впитал, и лишь изредка, прибывая в Ло-Хельм, делился с ней планами и новостями. Мысли же оставлял при себе: не любил делиться тем, что ещё не обрело формы. За конкретным советом направлялся к сикирийскому Сильнейшему или Велене, переговоры с которой использовал по большей части для того, чтобы упорядочить течение собственных суматошных мыслей.

   Названная сестра, бывшая адептка Братства Ночи, никогда не осуждала. Будучи слабее, не являлась и соперницей, а потому гордый Илиан мог не бояться снисхождения. Зрелость же суждений, в совокупности со спокойным восприятием любой его безумной выходки, позволяла Сильнейшему по-новому взглянуть на любую ситуацию. Велена не давала советов, но Илиан, общаясь напрямую с разумом сестры, чувствовал её отношение и неизменно проникался им.

   Вот и сейчас мастер Иннар ловко сменил тему, одновременно гася раздражение Велены и желая услышать её мнение по не дававшему покоя вопросу.

   «С отцом разругался. Он будто... нарочно из себя выводит! Знает же, и он и мать, что закрытие лишь одних альдских врат невозможно. Подбивает к мысли о том, что не мешало бы закрыть все. И тогда что, Велена? Останемся без магии! Ему хорошо рассуждать – всю жизнь прожил в глуши, изредка выбираясь в походы… ну, не считай войн в молодости… А я... с детства ненавидел место, в котором рос. Всё это... хозяйство... грязь, грубый труд... как горячо я ненавидел проклятую деревню и как страстно мечтал оттуда вырваться! Я знал, что не принадлежу... этому, что рожден для другого, всегда знал! Когда появилась госпожа Иннара и забрала меня с собой, я поклялся, что никогда не вернусь обратно. Сколько труда положено в то, чтобы стать тем, кто я есть! Сколько... ограничений, запретов... непрестанного воздержания... труда… И он хочет, чтобы я от всего отказался? Закрыв врата, я не только альдам – сам себе обрежу источник магии! Воздуха лишусь...»

   Тишина, не нарушаемая даже ходом мыслей. Велена слушала всем естеством, но напряженная, слегка пульсирующая нить, связывавшая их разумы, слегка натянулась.

   «Вот ты думаешь, это Люсьен – покойный друг отца – подбил меня на первое заклинание? Отец тогда на него так злобно вытаращился, что я думал – убьёт на месте! Нет! Это я, я сам обратился к нему с просьбой! Я попросил! И он не выдал. Терпел гневное рычание отца, но ни словом не обмолвился о том, что это вообще-то мальчишка виноват – я то есть – а вовсе не он. Бездна надёжно хоронит секреты. Разве я не прав?»

   «Прав. Тьма не выдает».

   Ровное согласие, всё та же напряженная нить чужого разума. Короткая усмешка.

   «Но легче от этого не становится, и жажда испить до дна не ослабевает».

   «Вот только не говори сейчас, что это я виноват в ссоре!»

   Личный гнев сдерживать куда сложнее, чем чужой. Эмоции подопытного – что досадные препятствия, огибаешь, стараясь, чтобы они не вытолкнули с занятого пространства. Собственные чувства – это всегда бурлящий поток, рождающийся в самом центре жизненной силы и подрывающий внутреннюю цитадель изнутри.

   И как бы ни было невыносимо это признавать – Илиан ждал с нетерпением, что же подумает сестра. Даже дыхание затаил. Напряг уставшее подсознание, вплетаясь в нетерпении в чужой разум и жадно поглощая чужие мысли.

   «Я скажу только то, что это больно – видеть, как талантливый человек пользует свой гений для служения темным силам. Ты балансируешь на краю лезвия, Илиан, и, наблюдая за тобой, я стараюсь не дышать».

***

Утро в Унтерхолде выдалось неприветливым. Собственно, другим его Илиан и не помнил: редкие весенние дни на западе Стонгарда окрашивались солнечными лучами. Привычный туман наползал из-за западных гор, с которых начиналась беспокойная и труднопроходимая гряда, отделявшая Стонгард от Бруттской Империи. Город раскинулся у подножия, с каменными жилищами, вырубленными прямо в горной породе склона, и с высоты крепостной стены гильдии казался утопленным в густом молоке.

   Илиан прислонился плечом к покрытому инеем зубцу стены, скользя взглядом по обломкам скал, пропасти, раскинувшейся под гильдией, тонким нитям горных троп и наползавшему с вершин туману. Сколько лет он считал это место домом? Уже больше двадцати, так, что возвращение в Ло-Хельм каждый раз становилось пыткой. Как дурной сон, в котором ты вновь маленький и бесполезный, а мир вокруг тоскливый и безысходный.

   После общения с Веленой унтерхолдский Сильнейший утвердился в мысли, что сестра считает его если не виноватым в ссоре, то весьма дурно обошедшимся с отцом. Как бы ни был резок в суждениях иммун Сибранд, он не заслужил пренебрежительного тона среднего сына. «Ты недостаточно образован, отец», - так, кажется, он выразился? А про мачеху, госпожу Иннару, ляпнул, будто та – бессильная ведьма?

   Гнев управлял им, не иначе. Илиан и сейчас чувствовал, как тот кипит в жилах, просится наружу, готовится взять верх. И так часто он стал уступать настойчивому зову...

   - Ты не явился на завтрак, Сильнейший. Я пришла, чтобы убедиться, что под нашими стенами нет вражеских войск, и ты вполне можешь оставить пост, чтобы подкрепиться.

   Илиан усмехнулся, протянул руку, привлекая к себе полуальдку. Элеа запахнула плащ поплотнее, устраиваясь у него подмышкой; глянула ровно, без интереса, на раскинувшуюся под ногами знакомую картину.

   - В гильдии всё хорошо, - на всякий случай отчиталась дочь легата. – Адепты на занятиях, мастера на месте, реттоны наводят порядок в столовой и жилых помещениях, Оук в библиотеке засел, даже командовать слугами не желает – кости, говорит, на погоду разболелись. Я ему отвар снесла. Стар он уже, Илиан. Даже самые верные слуги снашиваются. Реттонского помощника присмотрела ему, чтобы дела потихоньку передавал да за библиотекой лишь и приглядывал. Злится. Говорит, мол, стар, но ещё тебя, девчонку, переживу.

   - Оглумы живут чуть дольше людей, - усмехнулся Илиан. Зеленокожий помощник был незаменим; даже грустно становилось от мысли, что древний, как сама унтерхолдская крепость, Оук не сможет вскоре шуршать по двору грубыми сапогами да раздавать реттонским переселенцам сварливые указания.

   - Но не дольше альдов.

   - Ты не чистокровная альдка, душа моя.

   Элеа не откликнулась, нежась в кольце сильных рук. Илиан казался задумчивым и чуть отстраненным; обычное настроение жениха для рабочих будней.

   - Что-то случилось в столице? Ты вернулся... подавленным.

   Сильнейший провел ладонью по плечу полуальдки, коснулся тонкой шеи пальцами, задевая купленное в столице серебряное ожерелье. Элеа оказалась на удивление довольна подарком, даже отчитывать за лишние траты не стала. И носила уже третий день, не снимая.

   - Император давит, ждёт амулет четырех стихий. Я и сам тороплюсь... Брутты разошлись не на шутку. Считаю, что их поддержки нам не видать, и дело не только в сердце воды. Надеются, что альды нас разгромят. Бруттам что? Заключат мирный договор с нелюдями, может, даже поддержку им предоставят, чтобы отвлечь на западные границы часть наших сил, а в награду получат западные земли Объединенной Империи. Давен это тоже понимает. Потому и давит... сильно надеется на магическую защиту и на новый воздушный флот. На флот – меньше, потому что альды эти годы без дела тоже не сидели. С каждым днём всё тяжелее быть героем, Элеа. Если не справлюсь...

   - Справишься.

   - Даже ты не даешь мне права на провал, - невесело усмехнулся Сильнейший. – А между тем я, как выразилась недавно сестрица Велена, балансирую на краю лезвия. Когда на вершине, то кажется, что непременно выдержишь... а в другой миг раз – и вновь на дне. После всех трудов и карабканий... Иногда кажется – достаточно соломинки, чтобы доломать себе хребет.

   - Ты просто устал, Илиан.

   - Порой мне кажется, - не слушая невесту, проговорил Сильнейший, - что легче сломаться, чем нести неблагодарный Мир на плечах. Там, на дне, всегда полегче. Ни за что не отвечаешь, ни за что не борешься. Как в детстве... – и господин Иннар отчего-то заметно вздрогнул.

   Элеа скосила на возлюбленного серые глаза. С переменчивым настроением жениха она, в отличие от окружающих, справляться умела.

   - Мой отец с тобой бы согласился, - усмехнулась дочь легата. – Он говорил: лежачих не бьют! Об них только ноги вытирают.

   Илиан оторвался от бесцельного созерцания горного ущелья, посмотрел на невесту внимательнее. Улыбнулся, лишь теперь посмотрев на неё по-настоящему.

   - Душа моя... ты – лучший из мозгоправов! Причина, цель и смысл всего в моей жизни...

   - Вовсе нет, - возразила полуальдка после глубокого, долгого поцелуя. – Ты амбициозен, Илиан Иннар. И без меня нашёл бы цель.

   - Теперь я амбициозен осознанно, - мягко улыбнулся Сильнейший. – Гораздо легче уходить, зная, что тебе есть, куда и к кому возвращаться.

   - Об уходах, - перебила редкие романтические излияния жениха Элеа. – Завтра ты летишь в Ло-Хельм?

   - Вначале к отцу, - нехотя, разом мрачнея, подтвердил Илиан. – Затем – к Живым Ключам, за сердцем воздуха. Оттуда – к альдам, за сердцем земли.

   - Почему не берешь с собой мастера Левента? Снова один?

   - С Дагборном.

   - Отправишься с сердцем воздуха в Альдский Доминион? А если провал?

   Сильнейший даже выпрямился от незаслуженной обиды.

   - Провала не будет! Сердце воздуха... оставлю в Кристаре, вероятно, у Мартина и Велены. Заберу на обратном пути.

   - В пограничном порту? – вкрадчиво уточнила Элеа. – Где вражеское нападение может обрушиться в любой момент? Какие бы чары ты ни наложил на кристалл с сердцем – если поблизости окажется сильный альдский маг, он его почувствует. А когда ты достанешь сердце воздуха, это почувствуют все сильнейшие маги Мира. Смогут ли Мартин с Веленой защитить его? Или северной крепости мало набегов нелюдей, что ты решил дать им ещё один повод?

   - Я не задержусь в Доминионе. Сердце земли заберу – и назад.

   - Разумнее доставить сердце воздуха от врат сразу в ошскую гильдию, в хранилище. Я сама сделаю это.

   Илиан поразился не столько самоуверенности, сколько наглости своей возлюбленной. Даже рот открыл, чтобы возразить.

   - Я пойду за тобой так или иначе, - предвосхитила возмущение жениха Элеа. – Не возьмешь меня – сама на ящере прилечу. Оук уже подсказал, какого брать в случае нужды.

   Сильнейший резко отстранился от возлюбленной, оглядел спокойную, как сама смерть, беловолосую полуальдку, нахмурил брови и отрезал:

   - Ты никуда не полетишь. Так будет лучше для всех.

***

Дагборн вдыхал морозный воздух полной грудью, улыбаясь мыслям о жене и дочери и хмурясь каждый раз, когда оборачивался на хлопающего крыльями Огневика. Ящер Сильнейшего, по привычке, всхрапывал, когда Илиан слишком сильно натягивал поводья, но летел на удивление спокойно, хотя и с очевидной ленцой: показывал норов, ведь катать в этот раз пришлось двух людей сразу.

   Верный телохранитель ни слова ни проронил, когда господин Иннар сообщил перед вылетом, что Элеа летит с ними. Верно, Сильнейший и сам пребывал не в восторге от подобной идеи. А может, надеялся, что Элеа образумится и останется в Ло-Хельме, ожидать их возвращения. Дагборн на это даже не рассчитывал: полуальдка своих решений не меняла.

   Преданная до последней капли крови тому, кого выбрала, нелюдь в теле человека лишь маскировалась под окружающих, подчиняясь чуждым ей человеческим традициям и законам. На деле – никаких границ для неё не существовало вовсе. Телохранитель ничего не мог бы поставить ей в вину – Элеа следила за гильдией, удерживая прислугу в стальном кулаке, предупреждала Илиана о возможных недовольствах и удерживала Сильнейшего от опрометчивых шагов, решения принимала взвешенные, оказалась разумной и терпеливой, ожидая часа, когда они смогут быть вместе, и даже побуждала горячего жениха примириться с семьей, от которой он так отдалился – но что-то в полуальдке не давало Дагборну покоя. Нелюдь казалась равнодушной ко всему, что не касалось Илиана, а на людей смотрела с безразличием путника, присевшего под деревом и разглядывающего муравьев под ногами. Тем страшнее казалась её привязанность к господину Иннару. Стонгардский самородок же ничего предусмотрительного в невесте не замечал – неудивительно, с его опытом в женском вопросе. Зато Дагборн чувствовал напряжение кожей: если юной нелюди почудится, будто он не так взглянул на её избранника, за своё место и жизнь телохранитель не ручался.

   - Привал делаем? – перекрикивая свист ветра, бросил телохранитель через плечо.

   «Нет», - прозвучал в голове мертвенный голос господина Иннара, прежде чем Сильнейший откликнулся вслух:

   - Нет!

   На миг руки Дагборна дрогнули, так что Снежок недовольно рыкнул и вильнул в сторону, а легионер пошатнулся в седле и едва не вывалился на ходу, мигом придя в себя. Как давно он не ощущал подобного: чужая энергия, коснувшаяся сознания, прямое воздействие чужой магии. Память о давно забытом обряде, благодаря которому он не мог вспомнить ничего из событий многолетней давности, всколыхнулась и вновь угасла. Господин Иннар... говорил, что он, Дагборн, невосприимчив более к ментальной магии... тогда почему он услышал чужой голос в голове? Или почудилось?

   Мельком обернувшись, Дагборн увидел лишь, как Элеа крепко прижимается к спине Илиана, закрыв глаза и плотно сжав губы, а господин Иннар одной рукой стискивает оплетшие его талию руки возлюбленной, управляясь с Огневиком второй. Ящер покорно терпел и вёл себя гораздо лучше обычного, так что Дагборн вздохнул с облегчением. В одиночку он добрался бы в Ло-Хельм вдвое быстрее, так что Снежка приходилось сдерживать и понапрасну не спешить.

   Дагборн переживал за полуальдку: несколько часов полета – испытание непростое даже для мужчин, а уж молодая девица, редко покидавшая стены гильдии, и вовсе могла бы расклеиться. Но Элеа не жаловалась.

   Нелюдь даже вздохом не выдала того, насколько тяжело далась ей дорога, когда оба ящера устремились вниз, к загону, и тяжело ударились о землю. Ло-Хельм встретил их вечерними сумерками и тишиной. Илиан и Дагборн, поручив ящеров знакомым легионерам, отправились по каменной тропе, ведущей от казарм к жилым улицам. Элеа, отказавшись от помощи, закинула за плечи мешок сама, поскольку мужчины и без того несли много: поход, который задумал Илиан, требовал, учитывая пополнение в их отряде, больше припасов и теплых вещей.

   - К братьям заглянем вначале, - тяжело проронил Сильнейший, когда они достигли крайних домов. Оттягивая момент встречи с отцом, стонгардский самородок предпочел бы до утра сидеть в домах старших братьев-близнецов, Никанора и Назара.

   - У Никанора нет никого, - безуспешно постучав в запертую дверь темного дома, сообщил Дагборн. – Наверное, у брата.

   Верный телохранитель оказался прав: по соседству горели ярко освещенные окна и даже через толстые стены слышался детский смех и шум голосов.

   Дверь открыл Назар. Глянул на Илиана, без слов шагнул вперёд и коротко прижал к себе. Сильнейший ответил столь же крепким объятием, выдыхая в мощное плечо большого, как медведь, старшего брата.

   - Надолго? – без приветствий спросил Назар, пропуская компанию в сени.

   - До утра. Потом – к Живым Ключам и дальше, - быстро поделился Илиан, скидывая обледеневший плащ: несмотря на весеннюю оттепель, небо всё ещё дышало мертвенным холодом, особенно, когда ящеры забывали о наездниках и стремились в ледяную ввысь.

   Пока господин Иннар помогал невесте снять тёплый плащ, Дагборн сложил походные сумки у стены и стрельнул взглядом в сторону хозяина. Назар оказался самым понимающим – и самым молчаливым из братьев. Никанор всегда принимал сторону отца и не стеснялся в выражениях – всё же командирский чин сказывался на характере самого старшего из сыновей Белого Орла – в то время как Назар неизменно молчал, какая бы буря ни разыгрывалась в доме. Если бы Илиан навсегда отпал от семьи, Назар, верно, оказался бы единственным, кто принял бы его обратно.

   - Кого на ночь глядя принесло? – сварливо поинтересовались из натопленной комнаты, когда Назар шагнул внутрь.

   Илиан вошёл следом, охватывая взглядом мирную картину: Дария и Лия, жёны Назара и Никанора, сидели в плетеных креслах у камина, там же, в ворохе шкур, возились младшие дети, а старшие играли на лавке у окна. Рядом с ними расположился Никанор, помогая детям мастерить кораблики: оттепель принесла с собой мерзкую погоду, которой радовались только непоседливые отроки – по стремительно бегущим ручьям талой воды малышня спускала деревянные корабли, устраивая жестокие баталии и соревнуясь в скорости.

   Знакомое и ненавистное в своей унылости воспоминание из детства.

   Илиан сделал над собой усилие и коротко улыбнулся.

   - И я рад тебя видеть, Дария, - обратился он к хозяйке дома. – Ты, как всегда, пышешь гостеприимством.

   - Кого мы видим! Да ещё живым и с пополнением! – выразительно указала глазами на полуальдку Дария, вскакивая со стула.

   Илиан усмехнулся, обнимаясь с невесткой. Лия подошла второй, поприветствовала с тихой улыбкой; вслед за ней налетели дети.

   - Дядя Илиан! Дядя Илиан прилетел! – радостно защебетали четверо разновозрастных племянников, пытливо поглядывая на наплечные дорожные сумки. – А ты привёз чего? – без обиняков поинтересовался самый смуглый и самый шельмоватый на вид, старший сын Назара.

   - Конечно, привёз, - ответила вместо остолбеневшего жениха Элеа. – Вот, сам выбирал.

   Полуальдка опустилась на одно колено, скидывая на пол свой мешок и развязывая тесёмки. Дети загомонили, разбирая кожаные ремешки с боевыми узорами, диковинные игрушки, предусмотрительно купленные полуальдкой в Унтерхолде, и мешочки с леденцами. Илиан взглянул на невесту с немой благодарностью, на что Элеа лишь усмехнулась уголком рта: господин Иннар без подсказки никогда не знал, чем угодить близким. Если за чередой государственных дел и магических опытов вспоминал о них вовсе.

   - Представь нам свою невесту, Илиан.

   Сильнейший молча взглянул на Никанора, отвечая на прохладный тон последнего не менее ледяным взглядом, затем привлек к себе полуальдку.

   - Я о ней уже много лет рассказываю, Никанор. Мог бы догадаться, кто перед тобой. – Поймав тёплый взгляд Лии и любопытствующий, шальной – Дарии, Илиан чуть смягчился. Он прилетел не ради ссор. – Это – моя Элеа.

   - Рад знакомству с дочерью славного легата Витольда, - Никанор встал и коротко склонил голову. – Как поживает ваш отец?

   - Судя по успехам наших войск, неважно, капитан.

   Прямота и ровный тон полуальдки заставили Никанора нахмуриться и промолчать: нечто в беловолосой нелюди останавливало от дальнейших расспросов.

   - Ну, не ради военщины собрались! – нетерпеливо притопнула ногой Дария, широким жестом приглашая новоприбывших за стол. – Дагборн, ты, что ли? Чего стоишь столбом – оружие в углу бросай и садись, пока ещё горячее!

   Сытный ужин после долгого пути разморил даже телохранителя, но спать в шумном доме Дарии и Назара, похоже, не собирались.

   - Сегодня свадьба в Ло-Хельме, рантанский духовник приехал, пару молодых обвенчал в нашей часовне, - поделилась Лия. Сама дочь духовника, старшая невестка относилась к духовным обрядам с должным почтением. – В таверне гуляют, Никанор с Назаром пойдут.

   - Ненадолго, - утешил супругу Никанор. – Дарами молодых осчастливить, и домой. Сосед всё же бывший, приглашал...

   Илиан ощутил прикосновение прохладных пальцев под столом и поймал вопросительный взгляд невесты.

   - Я к отцу зайду, - тяжело проронил Сильнейший, не обращаясь ни к кому в особенности. Затем вынырнул из мрачного дурмана, глянул в сторону младшей невестки. – Дария, место на ночь найдётся?

   - Для тебя – нет, - без обиняков заявила шельмоватая сикирийка. – А вот невесте твоей есть тёплый угол. Ты на той лавке не поместишься, а ей в самый раз.

   - Я с удовольствием, - внезапно откликнулась полуальдка. – Если не в тягость.

   - Я подготовлю места тебе и Дагборну, - вызвалась Лия, быстро глянув в сторону мужа. – Поспешим? Время позднее, дети устали...

   Семьи близнецов поднялись со своих мест резко, словно по команде; дети Никанора бросили игрушки, шустро ввинчиваясь в тёплые полушубки; Дария тотчас, не дожидаясь отхода гостей, принялась убирать со стола. Никанор вышел в сени с детьми первым, глянул на среднего брата.

   - К отцу сразу отправишься?

   Илиан медленно кивнул.

   - Вещи сам перенесу, - успокоил Дагборн, отсекая подопечному последнюю возможность задержаться и оттянуть момент неприятной встречи.

   Илиан пропустил вперёд шумную семью старшего брата, посторонился, пропуская телохранителя с заплечными мешками, и коротко притянул к себе вышедшую в сени Элею.

   - Я люблю тебя, - шепнул одними губами.

   Полуальдка оплела руками талию стонгардского мага, прильнула к крепкой груди на долю мгновения.

   - Ступай к отцу, - улыбнулась в ответ дочь легата. – Всё будет хорошо.

   Господин Иннар кивнул, поцеловал невесту в лоб, нежно и целомудренно, и вышел не прежде, чем полуальдка первой скользнула обратно в натопленную горницу.

***

Поздний ло-хельмский вечер порадовал обилием звёзд на чёрном небе, морозной тишиной и освещенной фонарями главной улицей, служившей маяком для окраин. Илиан задержался, оглядывая их семейный клан с пригорка: два новых дома старших братьев-близнецов, и два старых, потемневших от времени жилища, в одном из которых он вырос. Второй дом, где раньше жила тётка Октавия, долгое время пустовал; сейчас туда перебрался Ульф, один из приёмных детей отца, которому в этом году исполнилось двадцать зим. Судя по тёмным окнам, тоже отправился в таверну на празднование.

   Сильнейший вздохнул, не размыкая губ. Отчего так получилось, что, несмотря на вес и уважение, отец и братья всегда держались стороной от прочего люда? Отчего никто из их семьи не участвовал в весельях и неизбежных склоках прочих соседей? Отчего Белого Орла до сих считали пришлым, хотя отец прожил тут большую часть жизни? Герой войны, иммун легиона, маг третьего круга, бывший староста – чего не хватало односельчанам, чтобы принять его? А Никанор? Старший брат дослужился до капитана, женился на самой красивой девушке Стонгарда, пропадал на границе, защищая Империю от альдских набегов – отчего его никогда не звали в общий круг, выпить да поговорить за жизнь? Назар... Назар всегда держался стороной от всех, кроме близнеца, вот и сейчас перешёл в крылатый отряд иммуна Сибранда, впервые оторвавшись от Никанора. Лучшего ловца ящеров во всем Мире не сыщешь; и всё же Назар жил вместе с семьей на отшибе. На приемных детей неприятие тоже распространялось: немой Ульф затворничал рядом с отцом, хотя к нему за травами и перевязками весь Ло-Хельм бегал, а Эрик, ещё один приёмыш, сбежал из Ло-Хельма в Кристар, подальше от местных доброжелателей. Впрочем, «сбежал» - не совсем то слово, учитывая, что своих ног у него не имелось. Умница Эрик воспользовался чужими – и прихватил с собой Олана, младшего сына иммуна Сибранда. Как они там? Давно не получая известий от отца и не спрашивая о младших братьях сам, Илиан не знал.

   Он шел по подтаявшим тропинкам, знакомым до зубовного скрежета, и тщетно отгонял невесёлые мысли. Если вдуматься... их семья всегда была иной. И никакие успехи, героизм, награды этого не меняли. Люди признавали, уважали, побаивались, восхищались и равнялись, но никогда не считали их своими.

   И он, Илиан Иннар, зашёл дальше братьев в отстранённости от мирского. Чужой для стонгардской глубинки – и чужой для высокообразованного колдовского общества. Ведь стонгардец, каким бы самородком ни был, не создан для магии. Тем более стонгардец, который всё ещё цеплялся за память и веру прежнего рода.

   У знакомого дома он остановился и тяжело положил руку на плетень. Ничего здесь не изменилось, только окна отец обновил прошлой зимой, да кровля оказалась местами перестелена. Кто помогал? Никанор, Назар? Кто-то из имперского крылатого отряда? Этого Илиан тоже не знал.

   Сильнейший шагнул внутрь двора, легко отперев калитку, глянул на пустую будку, в которой, после Зверя, другого пса так и не завелось, внезапно погрустнел. Каким бы тоскливым ни казался ему ло-хельмский быт, сердце отозвалось щемящей болью. Сколько дней он проводил здесь, мечтая о несбыточном? Повторял, как молитву, лишь одно – стану сильным, выбьюсь, смогу, докажу, взлечу, уйду, уйду отсюда...

    И теперь, когда покоренная детская мечта лежала у ног, оказалось, что она совсем не похожа на то, чего он хотел. Удовлетворения и радости Сильнейший не ощущал, как и чувства завершённости пути. Впрочем, другим себя господин Иннар тоже больше не видел.

   Окна слабо светились и, против обыкновения, оказались не прикрыты ставнями. Илиан заглянул в одно из них и замер. Сквозь мутную слюдяную поверхность он различил освещенный угол, в котором на коленях стоял отец. Молодой господин Иннар хорошо помнил и сам угол, и знак Великого Духа под потолком. И молитвы, которые Белый Орёл зачастую не имел сил прочесть и просил о том его, Илиана...

   Сильнейший нахмурился, сцепил зубы и коротко постучал в ставень, прежде чем вернуться к двери. Ему становилось физически душно от молитв и лицезрения постороннего благочестия: стонгардский маг давно отошёл от Творца и даже перестал противиться неизбежному огрубению. Тёмные искусства не служили оправданием: получилось ведь у мачехи, госпожи Деметры Иннары, будучи магом седьмого круга с внушительным и чёрным послужным списком, сорвать с себя печать Тёмного – и принять свет Духа?

   Он, Илиан, поступил наоборот: отказался от света, чтобы принять тьму. Поначалу оправдывал это жестокой необходимостью: без полного погружения и понимания тьмы невозможно ни управление ею, ни пользование с наибольшим успехом. Кроме того, он использовал магию и темные искусства в интересах Империи и её народов – родных ему народов! – а потому считал себя вправе отступать от общепринятых канонов. Пока в один день не понял, что отошёл от них настолько, что счёл себя выше толпы.

   Любви к народу и стремления служить Империи становилось всё меньше; люди казались всё глупее и скучнее; мир терял краски столь стремительно, что Илиан поначалу встревожился за собственное зрение. Цвета меркли, словно он то и дело пользовался высшей магией седьмого круга, мир терял запахи, отдавал мертвечиной, и внутренняя тоска пожирала всё быстрее. Бурная деятельность и постоянное движение спасали от окончательного окаменения; любовь к полуальдке наполняла сердце надеждой: он всё ещё жив. Он управляет собой и желаниями, чувствами и жизнью, и однажды... однажды... он оживёт вновь.

   Не растеряв при этом силу, разумеется.

   Дверь скрипнула – снова отец петли не смазал! – и открылась.

   - Вот и ответ моим молитвам, - без удивления поприветствовал его иммун Сибранд. – Входи, сын.

   Илиан тяжело перешагнул порог, наклонившись, чтобы не зацепить головой перекладину, быстро огляделся. Матери, Деметры Иннары, внизу не оказалось: хорошо, потому что именно с ней Сильнейший встречаться не хотел ещё более, нежели с отцом.

   Иммун Сибранд затворил за ним дверь, обернулся, молча разглядывая среднего сына. И плескалось в синих глазах непонятное – мягкое, светящееся... внимательное и цепкое...

   - Здравствуй, отец, - тяжело проронил Илиан. – Я... вот, прилетел...

   Сибранд Белый Орёл кивнул – вижу, мол – оглядывая сына с ног до головы.

   - Не холодно в этом плаще? – когда молчание затянулось, спросил иммун. – Ткань красивая, да только меховая подбойка слабовата – небось даже весной зябко.

   - У меня рубашка тёплая, - тут же откликнулся Сильнейший, окончательно сбиваясь с мысли. – Элеа настояла, говорит, не такой уж ты и стонгардец, раз в унтерхолдской крепости то и дело мёрзнешь... Отец, прости меня, - тут же, без перехода, выпалил Илиан. – Я... не в себе был в прошлый раз. На нервах…

   - Понимаю, - не сразу проронил иммун. – Я понимаю. Ты просто устал, сын. У всех случаются дурные дни. Иди сюда…

   Илиан чувствовал себя неловко, обнимая отца. Детское чувство защищенности и радости оттого, что отец рядом, сменялось недоумением от того, что он по-прежнему переживает те же чувства, хотя давно сравнялся ростом с родителем, перегнал его в почестях и признании. Отстраняться не хотелось.

   - Мы назвали тебя Илиан, - вдруг едва слышно шепнул ему в ухо Белый Орёл, - что означает «иной». Твоя мать, ещё нося тебя во чреве, говорила: «Этот будет не таким...». Великий Дух свидетель – каждый из сыновей мне дорог. Ты, Илиан... моя великая гордость и редчайшее сокровище. Не из-за тёмного дара: и без него ты бы добился многого. Я благодарю Творца, что ты не озлобился на мир в детстве и отрочестве, когда занимался ненавистным домашним трудом; нет, ты оставался неизменно терпеливым и добрым в сердце. Любящим братом, верным товарищем, нежным и послушным сыном, ищущим ласки, которую я не мог тебе дать... Прости и ты меня, Илиан – я слишком погрузился в заботы об Олане в те самые трудные годы... и совсем упустил тебя. Теперь я понимаю, что Олан – легчайшее из моих испытаний. И болеть сердцем следовало не за самого убогого – их сам Дух бережет – но за самого одарённого из сыновей...

   Илиан невольно напрягся, вспоминая то жуткое время после рождения Олана; то, как и в самом деле искал утешения... как скучал по отцу, когда тот оставил их, чтобы найти лекарство для Олана; как лежал в темноте тоскливой ло-хельмской ночи, слушая мерное дыхание старших братьев и беспокойное ворочанье ныне покойной тётки Октавии, присматривавшей за племянниками в отсутствие зятя. Как злился на отца, глотая обиженные мальчишеские слёзы – за то, что родитель так и не почитал с ним новую книгу перед отъездом, за то, что не поцеловал перед сном, что прогнал надоедливую соседку, мечтавшую выйти за него замуж и оттого рьяно опекавшую его детей... семилетнему Илиану после смерти матери любая забота казалась верхом доброты, и отца он не понимал, решительно не понимал, когда тот не спешил привести в дом женщину, должную заменить мать.

   - Я скучаю по тебе, - сказал семилетний Илиан.

   Вслух сказал.

   - Что уж говорить про меня? – иммун отстранился, взглянул в лицо сына с улыбкой – по-новому, словно впервые увидел. – Ну, садись к столу. Хоть ненадолго...

   «Ненадолго» и впрямь прервали довольно бесцеремонно: едва отец поставил на стол графин с нагретой наливкой, в дверь постучали, и внутрь, не дожидаясь, пока впустят, вошёл Дагборн.

   - Мира и процветания, - поприветствовал бывшего начальника телохранитель Сильнейшего. – Пьёте и не приглашаете?

   - Не пьем, но приглашаем, - ровно откликнулся иммун, бросая на прибывшего быстрый взгляд. – Случилось что?

   - Из дому выгнали, - пожал плечами Дагборн. – Лия велела за мужем присмотреть и домой его притащить, пока местные не споили. Решил вот... заглянуть. Может, господин Иннар тоже изволит на свадьбу заглянуть?

   Сибранд усмехнулся, молча ставя на стол третий стакан.

   - Не изволит, - нахмурился Илиан, мигом превращаясь в отстраненного от мирских дел Сильнейшего. – Что мне там делать?

   - Помочь верному слуге вытащить оттуда ваших братьев, господин Иннар, - откликнулся телохранитель. – Иначе их жёны нас ночевать не пустят.

   - Довод веский, - с усмешкой признал Сильнейший.

   - Ступайте, - предложил иммун, пока Дагборн без церемоний осушивал свой стакан. – А с утра к нам с невестой заглянешь, верно, сын? И поговорим на свежую голову.

   - Хорошо, - сдался Илиан. Задуманное выступление на рассвете явно затягивалось. – Я сейчас, Дагборн.

   Знакомыми ступенями наверх – туда, где когда-то была родительская спальня. После смерти матери отец спал там с Оланом, чтобы хоть как-то оградить старших сыновей от младенческого крика, затем...

   Мачеха, госпожа Деметра Иннара, отдала ему всё, что могла: материнскую ласку, бесценные знания, силу, память древнейшего бруттского рода; подготовила и проложила путь к месту Сильнейшего. Выпустила в Мир подготовленным. Теперь...

   Илиан осторожно отодвинул занавеску из плотных шкур, застыл над родительским ложем, чувствуя, как больно отдается в сердце беспомощная слабость той, которую он привык считать всемогущей. Деметра Иннара не умерла в день, когда альдский эйохан выпил из неё колдовскую и телесную силу; но, видит Дух, то, что осталось, уже мало чем напоминало властную бруттскую колдунью. Здоровье мачехи пошатнулось настолько, что из года в год она чахла всё быстрее, чудом удерживаясь в мире живых. Илиан был уверен – удерживалась ради отца.

   - Я тут, мама, - позвал Сильнейший, присаживаясь на ложе. Провёл рукой по сухой тёплой щеке, отвёл прядь седых волос от лица. – Прости, что долго...

   Деметра открыла глаза. Неожиданно, резко, так что господин Иннар даже ладонь отдёрнул.

   - Мальчик мой, - улыбнулась бруттская колдунья. – Пришёл...

***

Ближе к главной улице снег под сапогами исчез вовсе, так что их шаги гулко отдавались от стен новых каменных и старых деревянных домов. Часть из них Илиан не узнавал. В редкие визиты в Ло-Хельм он не посещал ничего, кроме дома отца и братьев, а потому то, во что превратилась тихая северная деревушка, его неизменно поражало: новые лавки с приветливыми фонариками снаружи, ярко разукрашенные ставни, новые плетни, заборы и дома.

   Сегодня сил на любование окрестностями не оставалось: поскорее бы прилечь да и забыться трудным сном. Сильнейший не ощущал в себе не только колдовских, но и телесных сил, когда они наконец добрались до таверны – самого яркого пятна в городе.

   - Братьев ваших под локотки берём, и на выход, - коротко скомандовал Дагборн, провожая взглядом вывалившихся из дверей поддатых гуляющих.

   Илиан, как оказалось, зря переживал, натягивая капюшон поглубже: никто в душной, пропитанной винными парами таверне внимания на еще двух захожан не обратил.

   - Присядьте, господин Иннар, - негромко попросил Дагборн, одной рукой перетаскивая заснувшего пьянчугу с лавки на пол и кивая на освободившееся место. – Нечего вам в эдакой толпе делать. Я быстро...

   «Быстро» затянулось: если Никанора телохранитель отыскал сразу же, кивнув ему на выход, то Назар осушал стакан за здравие молодых в другом углу таверны, рядом со сводным братом Ульфом.

   Посомневавшись, Дагборн обернулся на подопечного, который решился-таки стянуть капюшон и теперь озирал веселящийся люд со странным выражением на лице: не то страдальческим, не то тоскливым. Телохранитель не сразу повернулся обратно к кричащим здравицы гостям, наблюдая, как к господину Иннару подсаживается девица в откровенном платье. На фоне шумящих, веселящихся и пьяных гостей Сильнейший и впрямь казался лишним. Не только и не столько убранством и статью. Лицо его, расслабленное, слегка растерянное, сияло необыкновенной чистотой. Ни цепкий взгляд, ни выдававшие возраст морщины на лбу, ни даже память о том, каким может быть Сильнейший в гневе, не ослабляли впечатления. И причину Дагборн прекрасно знал.

   Искушенный взгляд телохранителя отмечал то, что для многих оставалось загадкой. Например, отчего господин Иннар, с головой нырнувший в запретные искусства, всё ещё оставался человеком – сострадательным, горячим, способным любить – несмотря на обагрившую руки кровь, возраст и метку Тёмного?

   Дагборн не был ни магом, ни духовником, зато имел в прошлом столь многочисленные любовные связи, что потерял им счет задолго до провала в памяти, и считал себя мужчиной опытным – в определенном отношении. Одно бывший легионер знал наверняка: блуд убивает духовное в человеке. То, что господин Иннар оставался телесно чист, делало его одновременно уязвимым и надежно защищённым.

   Многой грязи Илиан не замечал, попросту не понимая, что видит, да и дословных значений большинства ругательств не знал. Это позволяло ему слушать вопиющее сквернословие и не морщиться; окружающие принимали за черствость, Дагборн же видел, что его подопечный словно жил в другом мире, глядя на грязь и скверну поверх и не принимая её душой при каждой мимолётной встрече.

   Впрочем, скверна и грязь липли к нему сами, с настырной настойчивостью. Вот и девица придвинулась ближе к вскинувшемуся Илиану, что-то шепнула с узнаваемо-пошлой ухмылочкой, кивая на лестницу в комнаты. Откуда такая в Ло-Хельме взялась? Никак, приезжая, с гостями в городе появилась.

   - Что, Дария прислала? – приметив Дагборна, понятливо вздохнул Назар. – Ну, идём...

   Пока продирались сквозь пирующих к двери, Дагборн следил за тем, как господин Иннар с непониманием разглядывал девицу, но ни сообразить, куда его так настойчиво приглашают, ни ответить не успел. В приоткрывшуюся дверь, чудом разминувшись с заслонившими проход мужчинами, скользнула невысокая фигурка, задержалась на пороге ненадолго, а затем так же юрко скользнула к лавке, на которой всё ещё сидел Сильнейший.

   Дагборн даже вскрикнуть не успел бы: в рукаве Элеи блестнуло и тотчас исчезло заточенное лезвие. Исчезло вовремя – словно ощутив присутствие невесты, господин Иннар обернулся и тотчас встал, тревожно вглядываясь в лицо полуальдки.

   - Почудилось, что не спишь ещё, - различил Дагборн, приблизившись. – Вышла воздухом подышать, ноги сами сюда принесли. Вижу, что недаром...

   Сильнейший нахмурился, накинул капюшон, за локоть выводя невесту из шумной таверны. На них уже оборачивались: всё же господина Иннара тут знали многие, даже если и не узнали поначалу. Оставленная на лавке девица, чудом избежавшая скорой расправы, шустро переместилась поближе к шумной компании у очага.

   - Чем ты думала? Одна, ночью? По незнакомому городу?

   - Главная улица тут только одна, Сильнейший. Да и с пути не сбиться – свет и хохот вывели бы, куда нужно.

   - А если бы я в другом месте был?

   - Я бы пришла в другое место.

   Никанор первым шагнул к среднему брату, нетерпеливо повёл плечами, с неудовольствием глядя на подмерзшую тропинку.

   - Идём, что ли? До рассвета выспаться бы...

   На полуальдку старший из клана Белого Орла только глянул с изумлением, но промолчал, как и его брат-близнец. Знал бы капитан Никанор дочь легата получше, не удивлялся бы ничему. Дагборн точно не стал, вздохнув про себя с облегчением, что никем не замеченная сцена в таверне разрешилась без крови. И ведь не дрогнула бы рука нелюди. Бывший легионер чувствовал таких – не дрогнула бы. И отнятая жизнь спать ночью не мешала бы. Так, раздавленный жук на пыльной дороге...

   Как можно любить нелюдь? Верно, ответа и сам Илиан Иннар не знал. Чего можно ожидать от полуальдки, для которой жизнь человека стоит ровно столько, сколько и мера приносимой им пользы? У которой нет понятий о совести, сострадании или жалости? Ответов Дагборн не находил, но и вопросов у телохранителя не отбавлялось.

   Главное, чтобы эти сомнения не почувствовала юная дочь легата.

***

Элеа прижалась к нему всем телом, когда Огневик всхрапнул и накренился вбок, следуя за товарищами. Снежок и ящеры Никанора с Назаром снижались вниз по дуге, и только зверь Сильнейшего показывал норов.

   - Уймёшься ты, наконец? – возмутился Илиан, дёргая цепи-поводья.

   Огневик фыркнул и провалился в воздушную яму.

   - Красиво, - внезапно подала голос невеста, оглядываясь по сторонам.

   Илиан мысленно согласился, выравнивая не слишком удачное снижение. Устланная тонким слоем подтаявшего снега равнина оказалась затеряна в горах. Несколько голых деревьев, которые скоро покроются розовым цветом, ещё заметенный снегом кустарник да полукруг ровных, гладких камней вокруг тихого озера. Сверху открывался вид и на четыре водопада, спадавших по разным сторонам света. Подтаявшая вода уже стекала струйками вдоль обледеневших камней – скоро, совсем скоро источник проснётся, а вместе с ним – и жизнь в пережившем ещё одну зиму Стонгарде.

   Идеальное время для проведения обряда и отдания сердца стихии.

   - Отец говорит, верхом несколько дней пути, - хмыкнул Никанор, оглядываясь. – Так сразу и не верится. На ящерах-то – засветло добрались, даже проголодаться не успели.

   Илиан спрыгнул с ящера, протянул руки, помогая слезть невесте. Утренний визит к отцу затягивать не стали, но и задерживаться тоже, вылетев сразу после завтрака – Деметра настояла, чтобы они поспешили. Разумеется, не без напутственного слова.

   - Чем помочь-то? – снова подал голос Никанор, бегло оглядываясь. – И... как долго?..

   - Как пойдёт, - снизошёл до ответа средний брат, задумчиво глядя на озеро.

   Однажды отец, не будучи магом, уже добыл здесь сердце воздуха. Теперь то же предстояло сделать ему – несложная работа, учитывая, какими усилиями достались остальные сердца. Здесь должно быть проще – ведь он стонгардец, и это его стихия.

   - Может занять день или два, - негромко просветил братьев более опытный Дагборн. – Там, внутри царств, время по-иному течёт. Пробудет господин Иннар внутри минуту или год по меркам царства – мы заранее не узнаем. Полагаю, вам нет смысла оставаться здесь – ни вы, ни я ничем не поможем. Я дождусь Сильнейшего в любом случае...

   - Мы тоже подождём, - отрезал Никанор.

   - Как угодно, - не стал возражать телохранитель.

   Элеа уже стащила походные мешки со спины Огневика, так что Дагборну оставалось лишь присоединиться. Следом подтянулись Назар с Никанором, разбивая лагерь подальше от озера, у скопления крупных валунов.

   Господин Иннар в приготовлениях не участвовал. Илиан отошёл к озеру сразу же, как сошёл на землю, и сейчас без выражения разглядывал тончайшую ледяную корку на поверхности тёмной воды. Если наступит потепление – уже ночью лёд треснет, и наступит весна.

   Не пропустить бы долгожданный миг. В предыдущие царства Илиан Иннар врывался непрошеным, незваным, в неположенный для этого час: духи огня и воды едва не сожгли, не порвали плоть, пока он пробирался к сердцам стихий. К воздушным вратам повезло прийти вовремя – день, когда зима встречается с весной...

   Мысль возвращалась к разговору с мачехой: Деметра Иннара сомневалась в том, что амулет стихий, который Илиан столь упорно создавал, поможет Империи обрести преимущество в войне. На все приводимые сыном доводы бруттская колдунья лишь головой качала:

   - Что можно создать – то можно и разрушить. Что взял ты, может отобрать другой. И воспользоваться артефактом без всякой жалости... Закрой врата, сын. Оборви колдовской поток, перекрой им воздух. Они рассчитывают на тёмную энергию. Среди альдов магов много, как и среди их латентных союзников-бруттов, и это сразу же лишит их преимущества в войне.

   - А нас? – вспылил Илиан. – Наши маги тоже захлебнутся!

   - Магия никогда не была стратегическим преимуществом Объединенной Империи, - спокойно разъяснила бывшая советница Императора. – Мы уступаем в ней столь значительно, что... Кроме того, амулеты-накопители магии, созданные Мартином, помогут нам продержаться – какое-то время. Его хватит, чтобы сломить последнее сопротивление альдов. Верь мне, сын, нелюдь лучше разбить наголову. Никакого перемирия они не признают, поражения тоже. Ненавидеть нас – в их природе. И пока жива магия, будет восставать и Доминион. Так уже случалось, и творимые ими зверства становились всё бесчеловечнее. Чтобы обезопасить Империю, нужно затворить все врата и наглухо отрезать магию от Мира. Когда ты поймёшь... боюсь, как бы не стало поздно, сынок.

   Илиан понимал, но отказывался эту мысль впускать. Что предлагала мачеха? Отказаться от колоссальной силы, которую он получил? Отобрать всё, чего он добился? И не только он – сотни магов по всему Миру проклянут его имя – в веках!

   Нет, подобный исход Илиан даже не рассматривал. Воистину, лучше умереть таким, как есть.

   - Когда будете отворять врата, господин Иннар? – телохранитель подошёл незаметно.

   - Сейчас.

   - Может, передохнёте с дороги?

   - Я не устал.

   Больше ни слова Дагборн не сказал, только сделал знак Никанору с Назаром, чтобы не подходили. Сам отошёл тоже – в прошлый раз, когда господин Иннар обманом вломился в царство огня, разозлённые духи вырвались наружу, не дожидаясь непрошенных гостей. Но тогда вместе с ними пошёл мастер Левент, и вдвоем с господином Иннаром они быстро успокоили огненную стихию. Дагборну оставалось только следить, как бы какой особо резвый элемент не скользнул за спины магам.

   В этот раз обошлось. Телохранитель услышал, как дружно вздохнули старшие братья Сильнейшего, когда Илиан ступил на тонкий лёд. Серый настил уже размякал под пробуждавшимся источником, так что не удержал бы и ребёнка – но легко выдержал стонгардского мага.

   Под сапогами Сильнейшего лёд белел до синевы, схватываясь толстыми пластинами, позволяя ему шаг за шагом идти по тёмной воде к самой середине горного озера.

   Остановившись, Илиан стянул перчатки, без спешки заправив их за пояс, рядом с кристаллом в кожаном кошеле: не хватало ещё потерять при переходе. Достал кинжал из-за пояса, придержал рукоять двумя пальцами, спрятав лезвие в рукаве. Если делать всё совсем по правилам, то ему не хватало ещё трёх магов кругом не ниже пятого, чтобы помогли ему открыть врата... но отвлекать немногочисленных мастеров гильдии от обучения молодых магов не хотелось, да и подвергать их опасности – тоже.

   Впрочем, кого он обманывает? Он просто хотел всё сделать сам.

   Единственный маг в истории Мира, который лично добыл все сердца стихий.

   Илиан Иннар прикрыл глаза, впитывая в себя энергию воздушного источника. Вдохнул полной грудью серебристые нити, раскинул руки, быстрой скороговоркой рождая нужные слова. Старый язык, древний язык...

   Илиан научился никого не замечать. Ни родных братьев, ни любимую невесту, ни стремительно чернеющее небо над головой. Ты един с магией, ты – одно целое... её нити переплелись с твоими, жизненная энергия сплавилась с тёмной... не рвись, не делай неосторожных движений... пусть весь мир горит, но ты – ты не должен ни шевелиться, ни обрывать заклинание на полуслове...

   И пропускать единственный миг не должен тоже.

   Подбросив кинжал в руке, Илиан стремительно полоснул лезвием по незащищённой ладони, позволяя алым каплям сорваться из рассеченной плоти, упасть на серый лёд. Талая вода стремительно слизнула добровольное подношение, утянула в непроглядные воды источника – и лёд треснул у него под ногами.

   - Илиан! – не сдержались с берега.

   Кто кричал? Никанор, Назар? Дагборн бы не посмел – телохранитель лишний раз рта не раскроет. Назар тоже, потому что человек дела, а не слова. Выходит, Никанор... Странно… Переживает...

   Серебристые блики перед глазами стали гуще, полностью скрывая от него внешний мир, утянули, как в кокон. Магия подвела – удержаться на ногах не получилось. Но вместо ледяных вод пробудившегося источника он рухнул в тёмный, холодный, воющий северными ветрами бездонный колодец.

***

Полёт стал нестерпимо долгим, когда он больно ударился о сверкающую сферу, тотчас лишившись магической защиты. Морщась и потирая ушибленное плечо, Илиан поднялся на ноги, запрокинул голову, вглядываясь в тусклое пятно света наверху. То ли иллюзия, то ли ещё одна сфера: ведь когда он рухнул в воздушный колодец, снаружи наступала ночь.

   Царство воздуха встретило его тишиной, сверкающими кристаллами, зависшими в воздухе, дрожащими голубыми каплями и застывшими в безветренной бездне снежинками. Илиан спрятал кинжал за пояс, убедился, что духи воздуха не спешат ни убивать, ни помогать непрошенному гостю, и протянул руку к ближайшей капле.

   От прикосновения та съежилась, дрогнула – а вместе с ней задрожали и кристаллы. Как там говорится в священных текстах? Когда срывается травинка, вздрагивает весь Мир? По крайней мере, в царствах стихий всё обстояло именно так. Ну что ж...

   Илиан притопнул ногой, породив раздражённое колебание сверкающей сферы, щёлкнул пальцами, вызывая колдовской буран. От искуственного ветра пошатнулись кристаллы, дунуло мёртвым воздухом в гулком колодце. Слепящие голубые капли дрогнули и осыпались смертельным дождём, сорвавшись с мест заострёнными лезвиями.

   Переждав под магическим щитом непредвиденные осадки, Сильнейший в нетерпении выплюнул новое заклинание, чувствуя себя довольно глупо: реагировать на его раздражение никто не спешил.

   - Долго мне ждать? – первым не выдержал стонгардский самородок. – У меня есть дела поважнее, чем тешить ваше одиночество!

   - Не в силах выдержать тишину, дитя греха?

   Илиан даже задохнулся от незаслуженного оскорбления.

   - Иди сюда, - недобро позвал Сильнейший. – Пустослов бестелесный.

   - В моём царстве приходят ко мне...

   Хлестнуло в лицо пронизывающим ветром, выстудило кровь ледяным дыханием, закружил, завертел безумный хоровод серебристых фигур, отрывая его от полупрозрачной сферы. Илиан не сопротивлялся, даже веки опустил, чтобы мельтешение духов воздуха не слепило глаза. Жуткий вой родился у самого уха, ввинтился в голову раскалённой иглой, так, что Сильнейший невольно ухватился за висок, едва удержавшись от болезненного вскрика. Утробное вытьё перешло в заливистый хохот, эхом пронесшийся в насквозь простывшей голове.

   Буран стал сильнее, боль в виске усилилась, хохот перешёл в визг – лишь тогда духи воздуха выпустили его из ледяных объятий, размыкая безумный хоровод.

   Он стоял на четвереньках в клубах белого тумана, по-прежнему держась за висок. Под глазами расстилался дивной скатертью Мир – бугры гор, нити рек, гладкие волны лесов. Туман оказался кучевыми облаками; он утопал в нём по самые плечи. Морщась от боли в выстуженой голове, Илиан Иннар поднялся на ноги, отряхнув плащ от невидимого сора. Над головой резала глаз ослепительная синева, уступая место слепящему свечению над широкой светлой лестницей неподалеку. Больше в царстве воздуха ничего видимого не наблюдалось, но, приглядевшись колдовским взором, Сильнейший рассмотрел десятки бледных, полупрозрачных сгустков энергии, скопившихся у лестницы в ожидании. Нетрудно догадаться, кого ждали.

   Сердце воздуха звало оттуда, сверху, и стоит ему только подняться...

   Интересно, как отец справился? Он ведь даже не потрудился как следует расспросить – раз сумел воин, не имевший тогда ни капли магии, справится и один из сильнейших магов Мира.

   - Мы не препятствовали ему.

   Илиан огляделся, пытаясь высмотреть, кто из бесплотных духов говорит. Двинулся в сторону лестницы, ступая по рваным клубам облаков. Под ноги не смотрел – даже у тренированного полётами наездника голова закружится.

   - Он был другим.

   Шаг за шагом – к светящейся лестнице, мимо напряжённых духов. В конце концов, что им за дело? Он здесь в своём праве. Чистокровный стонгардец, воздух – его стихия...

   - Твой отец испытывал почтение. Ты – лишь отстраненное любопытство.

   - Мой отец ничего не смыслил в магии, - отозвался Илиан, вслух и мысленно, выискивая сознание бестелесного духа. – Подозреваю, он даже не понимал, где находится.

   - Верно... чистая душа... Сибранд Белый Орёл, к счастью, пошёл по стопам своей добродетельной матери...

   Илиан даже замер, ступив на первую ступень переливающейся лестницы, и потому пропустил момент, когда все духи накинулись на него – разом, словно по команде.

   - Повтори! – прикрывшись щитом от электрических разрядов, выкрикнул Сильнейший, выискивая взглядом хранителя царства. – Какой матери? Отец – сирота! Мы ничего не знаем о его родителях! Обряд крови... госпожа Иннара сказала, что мы – чистокровные стонгардцы! Большего узнать не смогла...

   Серебристый смех, грубеющий с каждым мигом – словно приближающиеся раскаты грома.

   - Она так сказала?

   Илиан сбросил защиту, хлестнул по отпрянувшим духам колдовским пламенем, поднимаясь выше по лестнице. Идти оказалось на удивление тяжело – словно с каждым шагом на плечи наваливалось вязкое и непосильное; давило, прижимало к твердым ступеням, не позволяло разогнуть спину. На очередном шаге Сильнейший пошатнулся и упал вначале на одно колено, затем на второе.

   - Впрочем, имени она могла и не прочесть. Для этого требовалось хоть раз увидеть твоего деда, а ей посчастливилось никогда его не встречать...

   - Ты...

   Илиан не выдержал нечеловеческого давления – упал на четвереньки, едва удерживаясь от окончательного падения. Духи столпились вокруг, но нападать не спешили, наблюдая за трудным восхождением. Дышать стало тяжело, к боли в воспаленном виске добавилось головокружение. Какое-то безумие – в царстве воздуха ему не хватало... воздуха...

   Стонгардский маг судорожно вдохнул, ползком взбираясь по острым ступеням. Сверху слепило беспощадно-яркое небо, так что Сильнейший в конце концов даже веки опустил, следя за напряженными духами колдовским взором.

   - Зачем тебе сердце стихии, сын Стонгарда?

   - Амулет, - морщась, на выдохе пояснил Сильнейший. – Даст преимущество... в войне с альдами. К битве готовятся... ранним летом... Амулет поможет и мне... замкнёт тёмную энергию на себя, и я смогу...

   - Поять женщину?

   - Пошёл к Тёмному, - не выдержал Илиан, цепляясь за последнюю ступень. Царство воздуха шаталось перед колдовским взором, голова кружилась всё сильнее, мелькали разноцветные вспышки, угрожая погрузить сознание в окончательную темноту.

   С великим трудом, преодолевая тяжесть всего Мира, Илиан Иннар поднялся на ноги, открывая глаза. Он оказался на круглой площадке с белоснежным постаментом посередине, на котором отбрасывала серебристые блики сияющая сфера. Крутились внутри крошечные ураганы; перетекали, словно воды, тихие ветра – весенние, тёплые, по времени года...

   - Знаешь ли, как можно использовать этот амулет?

   Илиан обернулся к существу в сияющих белых одеждах – столь слепящих, что смотреть на него в упор никак не получалось.

   - Да как угодно, - нахмурился Сильнейший, вытирая заслезившиеся глаза. – Мне он нужен для защиты Империи и... себя.

   - Ты веришь в то, что говоришь, - после некоторого молчания, признал хранитель. – А теперь взгляни.

   Дух протянул руку – или то, что следовало именовать рукой – и коснулся сферы. Крошечные ураганы изогнулись, развернули воронки; умерли тихие ветра, чтобы родиться вновь, обернуться вспять чернильными потоками, хлестнуть по лицу затхлым воздухом. Илиан закашлялся, отшатываясь от постамента; зажал рукой нос и рот, чтобы не вдыхать запах разложения – и тут же упал на белоснежную площадку, когда царство начало медленно разворачиваться вспять. Ярко-синее небо накренилось, поползло вниз; облака расступились, позволяя земле перевернуться, нависнуть тяжелым молотом над головой.

   - Верх станет низом, а низ верхом, потому как не должно сомневаться ни в истинности слова Моего, ни в совершенстве творений Моих...

   Слова вырвались сами, воскреснув в памяти так, будто Илиан лишь вчера читал священные книги. А между тем – сколько лет прошло? Сильнейший уже не помнил. Миг – и всё вернулось на свои места, а сердце стихии вновь стало прежним.

   - Четыре царства – оплоты Мира. Великий Дух создал их такими. Искази хоть одно – и нарушится равновесие. Так уже было, когда адепт Братства Ночи искалечил сердце воды. Благодаря твоему отцу – обошлось, но теперь ты грозишь Миру уничтожением. Сейчас, когда Враг особенно силён и жаждет мести. Сейчас, когда его верный последователь готов на всё, чтобы вернуть тёмную силу. И амулет четырех искажённых стихий станет первой целью... открыть врата Тёмного...

   - Кто этот последователь? – нахмурился Илиан, выпрямляясь во весь рост. – Он на стороне альдов? Или у бруттов? Скажи, где искать, и я позабочусь о том, чтобы амулет ему не достался!

   - Сам тебя найдёт...

   Илиан Иннар помолчал, разглядывая дивную светящуюся сферу на постаменте. Сердце огня, помнится, переливалось яркими красками – от нежно-желтого до багряно-фиолетового – и казалось порождением бездны, а не сердцем стихии. Сердце воды, дарующее исцеление, успокаивало течением тысячи потоков, охлажало разгоряченный разум, само просилось в руки...

   Сердце воздуха казалось сотканным из серебряных нитей. Прекрасное, как глаза его возлюбленной. Словно плавленный металл с дивным блеском. Редчайшая драгоценность – раз увидев, не забудешь. Коснуться – и то страшно.

   - Ты же понимаешь, - медленно проговорил Сильнейший, не отрывая взгляда от артефакта, - что я не отступлюсь.

   Слепящий сгусток у постамента вспыхнул ещё ярче – и тут же погас. Перед ним возникла фигура вроде человеческой, с ниспадающими одеждами, переходящими в рваные клубы облаков. Если бы перед ним стоял человек, Илиан сказал бы, что тот опечален.

   - Нет, - откликнулся хранитель. – Ты таков же, как и тот, другой. Гордыня родилась раньше тебя, Илиан... Иннар. И жажда знаний – без разбору.

   Сильнейший шагнул вперёд, не чувствуя ни упоения, ни сладости пройденных испытаний – совсем не так, как в других царствах, куда вломился непрошеным. Протянул руку, почти касаясь дивной, сверкающей сферы...

   И тотчас отдёрнул ладонь. Каждый из артефактов стихий наделял обладателя бесценным даром: сердце воды исцеляло, сердце огня обостряло чувства, сердце воздуха открывало суть вещей и показывало будущее. В прошлый раз он едва не задохнулся от новых ощущений.

   Достав кристалл-поглотитель из кожаного кошеля, Илиан помедлил. Лишенное сердца, царство быстро захлопывалось: верно, прямо отсюда его вышвырнет обратно в Мир. Хранитель оказался необыкновенно разговорчив; отчего не воспользовался чужим знанием?

   - Скажи, - обратился к духу Сильнейший. – Известно ли тебе, отчего знак Великого Духа не лишил меня ни здоровья, ни сил? Маг, имеющий знак Духа, уже не станет оружием Тёмного, однако расплачивается за свободу жестокими лишениями. Я не заплатил свою цену. Никто не знает, отчего так. А ты? Ты знаешь?

   Хранитель царства поднял голову. Столпившиеся на площадке духи подобрались ближе, не то подслушивая, не то готовые по первому же зову угостить стонгардского мага электрическими разрядами.

   - Молния дважды в одно место не бьёт.

   - Что?

   Хранитель приблизился – не сделав ни шага. На Илиана уставилось пустое лицо, сотканное из мириад серебристых нитей. Приглядевшись, Сильнейший различил смазанные черты – того, что когда-то было человеком.

   - Ваш род и так страдает из-за падения предка. Вы не в ответе, но расплачиваетесь поневоле... Вся ваша семья – особенная, ведь ты чувствовал это, Илиан... Иннар? Живёте не вместе, но рядом с прочими смертными. Оттого ни обряд Темного, ни метка Духа ничего не прибавили и не отняли – кто же берёт плату дважды? Но ты – ты заплатишь. Позже. И цена будет высока.

   Хранитель отстранился, раскинул руки в приглашающем жесте.

   - Забирай сердце, сын Стонгарда, ибо тому надлежит случиться.

   Больше Илиан ничего спросить не успел: хранитель исчез сразу, вдруг, не оставив ни клочка тумана, ни даже колебаний магического поля. Глубоко вдохнув, Сильнейший протянул руку с кристаллом-поглотителем, вглядываясь в серебристую сферу. Красота сердца воздуха ворожила, затягивала взгляд крошечными ураганами, увлекала мысль вслед за перетекающими внутри тёплыми ветрами.

   Стонгардский маг выдохнул первый слог заклинания, чувствуя, как мягко скользят воздушные потоки сердца стихии, устремляясь к кристаллу. Царство воздуха дрогнуло, когда серебряное сияние на постаменте стремительно угасло, скапливаясь в кристалле; потемнело ослепительно синее небо, качнулся пьедестал, осыпаясь белым мрамором на треснувший пол, и клубы облаков развеялись столь молниеносно, что Илиан едва успел сжать пальцы на сверкающем кристалле, прежде чем, лишённый опоры, рухнуть вниз.

   Серебристый смех духов воздуха и звенящий голос хранителя, слов которого Илиан уже разобрать не мог, переросли в свист ветра в ушах и глухие раскаты грома, а слепящая высь обернулась головокружительным полётом через мрачное, затянутое дождевыми облаками небо – к мельчайшим нитям рек, холмам гор и далёкой, но стремительно приближавшейся земле.

   Судорожно зажав в ладони кристалл с заточённым в нём сердцем воздуха, Сильнейший пытался второй начертить в воздухе магические символы и замедлить падение – но одной рукой, в полёте, получалось плохо. Стонгардский маг даже выругаться мысленно успел, когда очередная попытка увенчалась провалом, прежде чем ухо различило тяжелые удары кожистых крыльев о воздух – а в следующий миг его дёрнуло в сторону, едва не размозжив голову о плотный доспех.

   - Вниз, Снежок! – крикнул Дагборн, крепко прижимая к себе подопечного.

   Илиан с трудом перебрался за спину телохранителя, вцепившись тому в пояс, спрятал задеревеневшими пальцами кристалл в кошель, надежно затянув завязки.

   - Как нашёл меня? – поинтересовался не то вслух, не то мысленно: в последнее время путал речь словесную и магическую, магию разума и язык сердца, которым общался с Веленой.

   Дагборн, впрочем, понял бы и без вопроса.

   - Так мы вас уже третий день ждём, господин Иннар! Брат ваш, Никанор, уже к концу первого дня Живые Ключи на ящере облетал. Говорит, отца вашего, когда тот сердце доставал, вышвырнуло аж у восточного водопада, да прямо в воду! Чуть не утоп. Там Назар сейчас кружит – всё, чтоб не пропустить момента. Никанор у западных водопадов поджидает. Беспокоятся!..

   Илиан потёр голову, ушибленную при ударе о кирасу телохранителя, с трудом натянул перчатки на замерзшие руки. Он не удосужился расспросить отца – зато братья, видимо, подготовились, как сумели. Словно он по-прежнему младший брат, которому защита нужна! Впрочем, даже жаль стало, что ни один его так и не нашёл. Зато вездесущий Дагборн – тут как тут.

   - А Элеа одна осталась?

   - С Огневиком. Сама же нас и услала – говорит, толку с вас на земле, здесь я и сама жениха встречу, если явится из озера.

   Дагборн коротко протрубил в рог, делая плавный полукруг над ущельем, и направил Снежка вниз, в долину Живых Ключей.

   - Как прошло, господин Иннар?

   Сильнейший поморщился, растирая ноющий висок.

   - Сердце у меня.

   - Про то догадался, - тактично ответил телохранитель – мол, и сомнений не возникало. – Ранений нет?

   - Только попранная гордость, - усмехнулся стонгардский маг, вглядываясь в крошечную фигурку на земле.

   Дождь хлынул с небес раньше, чем они приземлились, так что к небольшому лагерю в долине они спустились уже насквозь мокрые.

   - С первым весенним дождичком, господин Иннар, - хмыкнул Дагборн, когда Снежок влажно хлюпнул лапами в намокший снег. – Прибыли.

   Элеа подошла, как только ящер перестал отряхиваться от влаги, чтобы не попасть под раздачу, и Илиан тотчас привлёк полуальдку к себе. Коротко, лишь на миг, легко касаясь губами влажного лба.

   Дагборн занялся ящером, поглядывая то на Сильнейшего, то на его невесту. Элеа не бросилась на шею любимому, не притянула его к себе, даже не поцеловала – просто взяла за руку и повела к костру. Огонь развели под каменным навесом; там же находились шатры – поставленные, по стонгардской традиции, для удобства путников.

   - Сейчас сухие вещи подготовлю, - негромко проговорила полуальдка, мельком глянув на светящийся кошель у пояса Илиана и тотчас направившись в шатёр.

   Дагборн, разобравшись со Снежком и отпустив того к Огневику, который с удовольствием закусывал заготовленным мясом, тоже подошёл к костру, отряхиваясь от влаги на ходу.

   - Покажете сердце, господин Иннар?

   Илиан помедлил, доставая из кошеля кристалл. Сердце стихии сжалось внутри крошечной клетки, мерцало серебристым светом, ожидая, пока его выпустят на свободу. Протянул на раскрытой ладони.

   - Дивная вещь, - не трогая артефакт, восхитился Дагборн. – Дарует способность зреть будущее?

    - И суть вещей, - кивнул Илиан, разглядывая сердце стихии.

    - И воспользоваться можно? – осторожно поинтересовался телохранитель.

   Сильнейший остро глянул на бывшего легионера, сощурился.

   - Тебе зачем?

   - Не мне, - тут же вскинул ладони Дагборн. – Вам. Может, чего нужного увидите.

   - Или ненужного, - ровно ответил Илиан, оборачиваясь, когда в долине тяжело приземлились два ящера старших братьев.

   - Илиан!

   Никанор подскочил к огню первым, и Дагборн тотчас напрягся: капитан северной крепости выглядел встревоженным, даже ошалелым. Назар, против обыкновения, тоже казался не в себе, разглядывая среднего брата так, будто впервые увидел.

   - Случилось что-то? – одновременно спросили трое братьев друг у друга.

   Сильнейший нахмурился, поднимаясь на ноги, вопросительно взглянул на близнецов.

   - Мы тебя только что видели, - задыхаясь, выпалил Никанор. – Только... ты одет был странно – не так, как вошёл в царство... боевой кожаный доспех... весь в крови... взгляд дикий...

   - Ты падал, - глухо проговорил Назар. – И мы не успевали поймать.

   - А потом ты... исчез. Словно в воздухе растворился. У самой земли почти...

   Илиан слушал с напряжением, пытаясь понять. Братья говорили странное, объяснения чему он не находил. Царства не играли подобных шуток с теми, кто входил внутрь. Колдовских иллюзий здесь навести некому – он бы почувствовал. Дурными видениями старшие братья никогда не страдали. Что за нелепость?

   - Не понимаю, - признался Сильнейший. – Я находился в царстве, затем духи меня оттуда выбросили. Дагборн доставил в лагерь. Больше я никуда не совался. Боевой доспех не надевал тоже...

   - Может, посмотрите колдовским взором? – предложил Дагборн, ненавязчиво указывая на артефакт. – Вдруг всё-таки... нужное разглядите...

   Сильнейший недобро глянул на телохранителя, и тот умолк.

   - Обещай только нас не разглядывать, - раздался за спиной спокойный голос полуальдки.

   Дагборн не обернулся, зато на невесту брата посмотрели Никанор с Назаром. Сердце воздуха дарит способность видеть суть. И хотя про это знали все – Сибранд Белый Орёл рассказывал старшим – лишь юная полуальдка попросила об одолжении.

   Не смотри на меня.

   Илиан обернулся к невесте, медленно кивнул.

   - Не буду, разумеется... Никанор? – обратился он к старшему брату. – Летим туда, где вы с Назаром видели... меня.

***

   Никанор направил ящера по дуге к восточному водопаду, натягивая цепи-поводья над проснувшейся водой. Та срывалась с обрыва с шумом, который летом превратится в оглушающий рёв, так что старшему брату пришлось как следует напрячь горло, перекрикивая водопад:

   - Видишь плато? Над ним ты падал...

   Илиан кивнул, хотя Никанор видеть его не мог, и достал из кошеля кристалл, второй рукой придерживаясь за пояс брата. В отдалении хлопал кожистыми крыльями недовольный Снежок, которого оторвали от вечерней трапезы. Дагборн оставлять господина Иннара отказался, с чем Никанор согласился: прямая обязанность телохранителя – всегда быть рядом. Назар остался в лагере, с Элеей. Это его едва ли порадовало, но он, по привычке, ничего не сказал.

   «Место идеальное – для битвы».

   Илиан глянул на брата с удивлением. Никанор, будучи воином и рано получивший должность капитана, мыслил военными мерками даже там, где война ещё не началась. Но, если вдуматься, то он прав. Плато открывало путь на альдскую границу. Если бы не северная крепость – нелюдям прямая дорога от границы к окраинам Ло-Хельма, и дальше, в срединные земли Стонгарда. Горы, защищавшие стонгардские земли от Альдского Доминиона, здесь словно распадались надвое, образовывая естественный проход для пеших путников. Конечно, проход этот охранялся двумя постами и северной крепостью на самой границе, но если бы нелюдям вздумалось идти пешими в Стонгард – встречали бы их именно здесь, на плато, у расщелины.

   Больше Никанор ни о чём не подумал, а Илиан не подслушивал. Вцепившись в толстый кожаный пояс брата, Сильнейший прикрыл глаза, позволяя сердцу воздуха вырваться из крошечной тюрьмы.

   Нутро словно выстудило холодом, выбило грязный мирской воздух из лёгких, наполнило хрустящей морозной свежестью. Кровь остановилась, только чтобы плеснуть раскалённой лавой мгновением спустя. Илиан даже замычал сквозь сцепленные зубы, остервенело мотая головой. Если сердце воздуха едва не поглотило отца, когда тот носил артефакт внутри, то одного из сильнейших магов Мира оно переполнило энергией через край.

   Илиан глухо, как через вату, услышал, как вскрикнул Никанор, когда серебристое сияние плеснуло во все стороны электрическими разрядами, увидел, как подлетает ближе встревоженный Дагборн, что-то кричит брату. Ну, кто же знал, что он не удержит избыток энергии внутри... телохранителю магические разряды нипочём, а вот Никанору...

   Судорожно глотнув воздуха, Илиан широко распахнул глаза, глядя на Мир сквозь призму серебристых бликов, призрачных видений и наслоений одного времени на другое.

   - Покажи мне...

   Заменить одно свойство артефакта другим, воспользоваться временным разрывом, мелькнувшим на грани бокового зрения, вглядеться в мельтешение множества фигур...

   - Тёмный! – вслух ругнулся Илиан, пригибаясь, чтобы дно проплывавшего над ними призрачного воздушного корабля не снесло ему голову.

   Оглядевшись, Сильнейший понял, что таких судов в небе десятки – все под знакомыми знамёнами. Между ними стрелами разрезали воздух призрачные крылатые ящеры – никак, боевые отряды иммуна Сибранда. Внизу, на плато, творилось безумие – мельтешение человеческих и чудовищных тел, ужасающее сплетение плоти, бесшумная и оттого жуткая рубка...

   - Не вижу, - поделился наблюдениями Сильнейший, чувствуя, как растёт напряжение в голове, пульсирует кровь в виске, прорывается наружу колдовская энергия, не в силах сдерживаться немощной плотью. Маг седьмого круга, воспользовавшийся силой артефакта, ощущал такое могущество, что, казалось, если бы захотел переставить горы местами – справился бы, легко, играючись... – Не вижу...

   И в тот миг, когда призрачный мир будущего – поганого будущего, судя по мясорубке на плато – дрогнул перед колдовским взором, Илиан увидел. Одно из воздушных судов прямо перед ними накренилось, и с палубы скатился человек – в чёрном кожаном доспехе, изорванном тёмном плаще, с растрепавшимися волосами, прихваченными драгоценной диадемой.

   Человек перевалился за борт и камнем рухнул вниз – но Илиан узнал залитое кровью лицо. Орудуя бритвенным ножом, он часто видел его в зеркале.

   Он исчез тотчас, как свалился за борт. Безмолвная рубка продолжалась; корабли и крылатые всадники превратили небо в смертоносный водоворот ядер, вспышек, металла и колдовских разрядов – но призрачного двойника на поле битвы больше не было. Ни в воздухе, ни на земле. Глянув вниз, Илиан увидел, как он неожиданно появился вновь – у самой земли. И разбился бы насмерть, если бы не метнувшийся наперерез крылатый всадник, пустивший знакомого ящера стрелой в отчаянной попытке поймать, не дать разбиться...

   - Илиан? Илиан!

   Сильнейший сморгнул, сворачивая картину жуткого будущего, и пошатнулся, припадая к плечу брата. Окружающий мир, уже настоящий, наполненный живыми красками и слишком громкими после безмолвия звуками, покачивался перед глазами, в горле першило, а руки по-прежнему светились серебристым светом. Илиан сжал кристалл в ладони, выталкивая непослушными губами нужные слова, и замкнул поле, схлопывая колдовскую ловушку. Дивное свечение перетекло с тела обратно в кристалл, и лишь тогда он позволил себе выдохнуть.

   - В лагерь! – скомандовал хмурый Дагборн, всё это время державший Снежка вровень с ящером Никанора.

   Капитан северной крепости лишних вопросов не задавал – тотчас пустил крылатого зверя стрелой прочь, пока набрякшие тучи в тёмном небе не пролились дождём вторично за трудный вечер.

   Уже в долине Живых Ключей, как только ящеры приземлились в хлюпнувший снег, Илиан почти свалился из седла наземь, быстро отворачиваясь от спутников. Его вывернуло прямо на камни – тягучей слюной с примесью колдовских искр. Коснувшись земли, те тотчас испарились, а Сильнейшему заметно полегчало. Прижав ладонь к губам, он некоторое время постоял с закрытыми глазами, дыша глубоко и размеренно, затем повернулся к Никанору.

   - Ну, что? – напряжённо спросил тот. – Видел?

   Илиан протянул руку, касаясь обожжённой щеки брата. Судя по перекошенной осанке, досталось и спине, и бедру, когда он не удержал избыток энергии внутри, но закалённый в боях на северной границе Никанор не жаловался.

   - Магия тела всегда плохо мне давалась, - пробормотал Сильнейший, когда от произнесённого заклинания ожог на лице брата затянулся лишь наполовину.

   - Потом, - отмахнулся Никанор. – Скажи – видел?..

   Илиан ответил не сразу, вспоминая призрачного крылатого всадника, бросившегося наперерез падавшему двойнику. Поймал или не успел? Он плохо разглядел.

   - Да.

   - И? – поторопил старший брат.

   - Я ещё не понял. Надо посоветоваться.

   Никанор оторопел.

   - С кем?

   Илиан улыбнулся – впервые за последние дни.

   - С сестрицей Веленой.

   Из-за спины Никанора выглянул заинтересованный Дагборн.

***

Братья улетели тотчас – Никанор спешил повидаться с женой и детьми перед тем, как отправиться на службу в северную крепость – а они остались на ночь: Илиан слишком вымотался за долгий перелёт, странствования в царстве воздуха и последующее общение с артефактом. Ночевка, впрочем, выдалась короткой: уже через три часа Сильнейший разбудил телохранителя, велев готовить ящеров, и заглянул в шатёр к невесте.

   Элеа будто чувствовала: встретила жениха уже одетая, только зябко куталась в одеяло, сидя на собранном походном мешке.

   - Ты не спала? – поразился Илиан, присаживаясь перед невестой на корточки.

   Вместо ответа полуальдка протянула руки, оплетая его шею, и молча притянула к себе, как только жених подался вперёд.

   - Замёрзла совсем, - шепнул Сильнейший, выдыхая первый слог заклинания.

   Магия огня давалась всегда легко: подогревала горячая кровь и блестящее владение стихиями. После добычи сердца огня – давалась ещё проще, послушная любому, даже мысленному усилию. Илиан всё чаще замечал, что ленится размыкать губы ради заклинаний – лишь в минуты большого напряжения.

   - Горячий мой, - шепнула полуальдка в шею Илиану, укрывая одеялом крепкие плечи.

   Сильнейший прикрыл глаза, вдыхая аромат тонких белых волос, прижал к себе озябшую невесту, чувствуя приятную мягкость гибкого девичьего тела. Элеа провела прохладными пальцами по его щеке, пригладила уложенные смоляные пряди. Коснулась губами шеи – легко, почти невесомо.

   - Недолго осталось, - тихо пообещал Илиан, впитывая драгоценные капли женской ласки. – Сердце земли достану только... И как только амулет будет в руках... Слышала ведь – отец согласен, говорит, весна для свадеб – прекрасная пора...

   - Он не говорил, что согласен. Сказал только, что хорошее дело – жизнь семейная, и весна для венчания – лучшее время.

   - Не придирайся, - Илиан уселся прямо на шкуры, притянул невесту к себе на колени. – Он будет рад нашей свадьбе. Всю жизнь нам втолковывал, что верное супружество или же духовные обеты – два кратчайших пути в Небесную Обитель. Всё следил, как бы мы блудить не начали! Будто в мире других грехов не водится, пострашнее.

   - Он хорошо вас воспитал, - невыразительно отметила Элеа. – Но благословение на союз так и не дал.

   - Забыл... переживает, чтоб не спугнуть... или не до конца простил за прошлую ссору. Но ведь поцеловал в лоб на прощание? Стало быть, одобрил. И уж по крайней мере, препятствовать не станет.

   - И госпожа Иннара ни слова не проронила.

   - Она очень слаба, душа моя. Одно то, что мама высидела нашу встречу, о многом говорит. Госпожа Иннара очень хотела тебя увидеть.

   Элеа помолчала, прижимаясь к тёплому телу жениха.

   - Я не боюсь неодобрения. И не могу сказать, чтобы иммун Сибранд или госпожа Иннара были неприветливы. Но они... будто не верили в нас.

   Илиан досадливо махнул рукой.

   - Я тебе о том давно толковал. Отец настолько привык всё делать сам, что не верит ни в то, что мы своим умом жить способны, ни в то, что всё разрешится наилучшим образом и без него. Это очень раздражает, на том и ссоримся каждый раз.

   Элеа помолчала, не отрывая головы от плеча жениха.

   - В меня тоже никто не верил, - проронила наконец полуальдка. – До тебя.

   Илиан крепче прижал к себе невесту, нежно поцеловал в висок.

   - Все мы... соответствуем, - с трудом подобрал слова Сильнейший. – Чужим ожиданиям. И каждый получает от нас то, что заслуживает. Не верят – что ж, твой выбор, сдаться или совершить вопреки. Но никому не дозволено определять, кто ты есть. Не верь, если кто говорит, будто знает тебя. Я вижу в тебе доброе – и ты добра ко мне. Остальные...

   - Видят только нелюдь.

   Элеа вздохнула, не размыкая губ. Завершила неожиданно тяжело:

   - И я отвечаю ожиданиям.

   Илиан заключил лицо возлюбленной в ладони, шепнул, прикрыв глаза:

   - Ты ведёшь себя ровно так, как другие то позволяют. Я же, к примеру, ожидаю, что ты станешь славной женой... доброй спутницей... прекрасной матерью...

   Полуальдка не выдержала – фыркнула, когда увлёкшийся Илиан зарылся носом в отворот походного плаща невесты, раскапывая путь к девичьей шее.

   - Господин Иннар, - негромко позвали снаружи. – Всё готово.

   Дагборн действительно подготовил всё: и ящеров, и фляги с целительной водой Живых Ключей. Сам телохранитель напился исцеляющей влаги прямо из проснувшегося источника, и теперь буквально сиял от довольства: за всю жизнь лишь раз удалось хлебнуть легендарной воды – давно, ещё в год первой службы у иммуна Сибранда.

   - Просто вода, - попробовав, сделал вывод Илиан. Прислушался к ощущениям и пожал плечами, - хотя довольно вкусная.

   - А по легенде, любой недуг исцеляет, - напомнил телохранитель, запрыгивая в седло.

   - Может, и исцеляла – лет эдак тысячу назад, - рассеянно ответил Сильнейший, помогая невесте забраться на Огневика. – Сейчас – просто вода. Кристально чистая, возможно, последняя чистая вода в Мире. Но – вода.

   - Так, может, чистоты для лечения и достаточно? – сверкнул зубами Дагборн, дёргая поводья.

   Небо уже посветлело, когда они поднялись ввысь, так что солнце слепило глаза, пока они летели на северо-восток. Крылатые всадники решили проблему просто, натянув капюшоны поглубже, поэтому обещанных Илианом красот Элеа не увидела: пряталась от слепящих лучей за спиной жениха.

   Зато едва они спустились ниже, подбираясь к портовому городу, полуальдка скинула капюшон, с интересом разглядывая кровли домов, шпили полуразрушенной старой крепости и кипевшую в порту работу. Солнечный день выгнал наружу не только работников да тех, у кого образовалось дело в городе, но и ребятню, заждавшуюся весны, и простых горожан, выглянувших из-за стен опостылевших за зиму домов.

   Заглядевшись на многочисленные трубы, из которых валил густой белый дым, Илиан едва не пропустил миг, когда навстречу им из развалин старой крепости тяжело поднялся огромный ящер, на фоне которого наездник терялся. Ящер дыхнул дымом, от чего Снежок с Огневиком возмущённо заклокотали, и метнулся наперерез Снежку.

   - Ах ты шельма! – весело крикнул Дагборн, посылая ящера пузом кверху.

   Илиан от такого манёвра непременно вывалился бы из седла, даже несмотря на кожаные ремни, но телохранитель оказался опытным наездником: разминулся с протаранившим его ящером в последний миг, выравнял полёт, посылая Снежка следом за задирой.

   - Я отлучусь, господин Иннар? – с азартом крикнул телохранитель, пролетая мимо.

   «Лети, лети...» - мысленно усмехнулся Илиан, ничуть не сомневаясь, что Дагборн услышит. Тот и впрямь услышал – вздрогнул в седле, но не обернулся, слишком увлеченный погоней. Верно, до сих пор не разгадал, отчего мысленно общается с Сильнейшим, хотя не чувствителен ни к магиям стихий, ни к магии разума.

   «Ну, здравствуй, сестрица».

   «Утречко, братец! Ты общался с Дагборном языком сердца? Лицо у него такое... будто шевеление младенца в утробе почуял».

   «Ну у тебя и сравнения, женщина! Лучше скажи – что это ты устроила? Вспомнила молодость?»

   «Мелкий гадёныш! Какие наши годы?!»

   Словно в ответ на задорные мысли, из небес донёсся хохот увлечённого Дагборна и женский смех. Элеа с интересом вгляделась в резвящихся наездников, пока Илиан направлял Огневика к развалинам старой крепости.

   Внутренний двор, где приземлился ящер, оказался на удивление ухоженным, бывшие казармы отстроены и утеплены, а сторожка – явно обжита. Стайка детей прыснула во все стороны, когда Огневик коснулся лапами расчищенных каменных плит. Новоприбывших рассматривали с интересом.

   - Учитель новый?

   - Ой, лицо больно холодное...

   - Смотри, смотри! Нешто нелюдь?

   - Не, просто седая...

   - С чего бы? Молодая же!

   Детский гомон не смолкал, пока из бараков не показался сурового вида сикириец, гаркнувший на детвору.

   - А ну быстро внутрь! Урок ещё не закончен!

   - Стефан! – узнал Илиан, пока разновозрастные дети резво разбежались под тяжёлым взглядом учителя.

   Сикирийский маг, с которым Сильнейший познакомился в далёкой юности, двенадцать зим назад, прижился на дальнем севере и милостью Духа оставался живым на опасной службе вот уже второй десяток лет. Некогда до беспамятства влюблённый в Велену, теперь Стефан оброс семейством, торговыми лавками в городе и душеспасительным занятием просвещения местной детворы. Отлучаясь в северную крепость, сикирийский маг возлагал учительствование на Велену и Мартина, да и молодые колдуны из унтерхолдской гильдии помогали тоже.

   - Господин Иннар, - учтиво поприветствовал Стефан, как только Сильнейший спешился. – Не ожидал вас увидеть...

   - Это к Велене, - отмахнулся Илиан, помогая невесте спуститься. – Она знала. А я тайны из своего прибытия не делал.

   Словно в ответ на его призыв, с неба спикировал огромный зверь с багровой чешуей, тряхнул мощной шеей, довольный прошедшим полётом, а ещё больше – что теперь вернулся в тёплый загон. Со спины ящера соскользнула невысокая сикирийка, потрепала верного зверя по шее.

   - Старичок, - ласково обратилась к ящеру она. – А говорят, что пора тебе и отставку дать... Завистники! Ты же всех молодых сделал!

   Наездница оказалась стройной, ниже Элеи на полголовы, одетой тепло и удобно: приталенная, не сковывающая движений шубка, тонкие меховые штаны, кожаные перчатки, высокие сапоги и плотный капюшон, который она тотчас откинула, торопливо приглаживая растрепавшиеся смоляные пряди.

   - Велена, - широко улыбнулся Илиан, первым шагая навстречу.

   - До чего приятно видеть тебя очами и слышать ушами, Сильнейший! – ответила на улыбку сикирийская колдунья, раскрывая объятия.

   Илиан крепко обхватил сестру, отрывая от земли, выслушал невнятные возмущения – Велена ткнулась носом ему в плечо и не могла сама отстраниться – и лишь затем аккуратно поставил на место. В тот же миг с неба спикировал Снежок, едва не потеряв хозяина ещё в полёте: Дагборн заранее расстегнул ремни и от резкой посадки почти скатился по шее ящера, спрыгнув наземь прямо перед сикирийской колдуньей.

   - Ну, здравствуй, красавица!

   Велена с улыбкой глянула на бывшего легионера, скользнула взглядом с макушки до самых пят.

   - Здравствуй, Дагборн, - ответила, откидывая смоляную прядь от щеки. Склонила голову набок, прищурилась оценивающе. – Сколько лет прошло, а ты всё тот же. Только грузнее стал да хромой на одну ногу. Но для своих лет вроде неплохо сохранился...

   - Ведьма, - ласково отозвался телохранитель, склоняясь к сикирийской колдунье. Приветственный поцелуй в щеку вышел чуть дольше, нежели позволяли приличия; Велена тихо рассмеялась, шагая назад. – По-прежнему остра на язык да приятна глазу. Словно в прошлое шагнул... двенадцать зим прошло...

   - О прошлом я и поговорить хотел, - покосившись на телохранителя, перебил Илиан. – Велена, сестрица, у меня здесь сразу три дела. А потому проводи-ка нас к твоему славному, терпеливому мужу, и продолжим разговор.

   - У меня патрулирование, - напомнила сикирийка. – Кто меня перед примипилом северной крепости отмажет, если про прямые обязанности позабуду?

   - Бумагу выпишу. Сильнейшему не откажет, я ему магов для защиты исправно поставляю. Да и ты не на одно утро нужна, а потому готовься к непыльной и знакомой работе: летать да защищать.

   Велена выслушала, как всегда, внимательно, прежде чем понятливо вздохнуть.

   - А кто бумагу твою примипилу доставит?

   - Лично завезу, - пообещал Илиан, оборачиваясь к невесте. – Элею ты, верно, узнала.

   - Сложно не догадаться, - подтвердила колдунья, выглядывая из-за плеча Сильнейшего, чтобы встретиться глазами с невестой брата. – Рада встрече.

   - Радость взаимна, - тонко улыбнулась полуальдка, склоняя белокурую голову.

   Велена быстро переговорила со Стефаном, меняя планы на день, махнула рукой, указывая направление к городской харчевне, и подхватила одну из сумок Элеи.

   - Помогу, - пояснила колдунья. – До утра-то точно никуда не денетесь. Вам повезло: Мартин в эти дни в харчевне, обленился, второй день в лабораторию не заходит.

   - Врёшь, - ровно оборвал Илиан, закидывая на плечо походный мешок. – Приболел, сама же и велела ему на мороз лишний раз не казаться. А сына, наоборот, в школу к Стефану услала, чтобы хворь от отца не подхватил.

   - Бесцеремонное чудовище, - нахмурилась Велена. – Кто разрешил в мозгах копаться?

   Дагборн пропустил подопечного с невестой вперёд, не отрывая взгляда от сикирийской колдуньи. Пристроился рядом, стараясь не опережать невысокую защитницу Кристара.

   - Похудела, - негромко подметил бывший легионер. – Муж не кормит?

   - Поклонники проходу не дают, - усмехнулась Велена. – Вот и худею на нервах.

   Дагборн в ответ притянул к себе сикирийку, поцеловал в макушку – или, точнее, в накинутый на голову капюшон.

   - Думал, что взревную, но... рад, что у тебя всё хорошо.

   - И у тебя неплохо, если Илиан не солгал, - ровно парировала колдунья. – А потому рук не распускай лишний раз, иначе обо всём жене доложу.

   Телохранитель тотчас отдёрнул ладонь, скользнувшую на спину колдунье, нахмурился, перехватывая походный мешок покрепче. Столько зим прошло – а всё как один миг. Позабыл всё, что за эти двенадцать лет случилось – лишь только увидел её. Изменилась, неуловимо и безжалостно, но улыбалась всё так же; смотрела пристально, неотрывно... дразнила каждым небрежно брошенным словом... Словно лишь вчера прощался с ней после обряда, словно лишь недавно обучал её полёту – и ведь научилась, шельма... сделала его в небе, как новичка...

   - Дед ещё шевелится? Господин Иннар упоминал, будто ящер едва не погиб в битве, и в небо целый год не подымался.

   - Отошёл, - нехотя поделилась Велена. – И огнём по-прежнему дышит. Все годы отлично пролетал, вот только в последнее время стал...

   - Вялым? Может, спячка? – предположил Дагборн.

   - Дед в спячку уже не впадает, - отмахнулась Велена. – Вот с года перерождения и не спит. Беспокойным стал. Мордой тычет в плечо при каждой кормёжке, словно сказать чего хочет. Проверяла – здоров вроде, но не резвится, как прежде, и летает... словно с опаской. Полёт плавный, бережный, как в люльке...

   - Дед рисковым и не был никогда, - пожал плечами Дагборн. – Радуйся, что ящер тебя ещё слушает и в старческое самомнение не впал. Вот у господина Иннара с животными как не ладилось, так и не ладится: что кони под ним нервничают, что Огневик слушаться не спешит. То и дело избавиться прямо в полёте хочет.

   - Так и обучил бы Сильнейшего полёту. Со мной получилось когда-то.

   - Тебя иммун Сибранд обучил, я помогал только, - напомнил Дагборн, невольно припоминая совместные уроки. – А господин Иннар... ему внутреннее мешает. Звери же чувствуют.

   Больше не говорили: спуск от крепости к кристарскому храму оказался хотя и расчищенным, но всё же довольно крутым. Илиан крепко держал Элею за руку, спускаясь по ступеням к домику, пристроившемуся сразу за боковой стеной храма.

   - Отец Кристофер в здравии ли? – осведомился Сильнейший, бросая беглый взгляд на тихий домик духовника.

   - Постарел, как и все мы, - откликнулась Велена. – Но, милостью Духа, в силе ещё. По крайней мере, сам так утверждает.

   Илиан обогнул храм, останавливаясь перед главными дверьми. Здание соперничало в возрасте с разрушенной крепостью, но оказалось отбелено и отремонтировано, даже колокол у купола сиял – сам Император пожаловал городу двенадцать зим назад за победу над альдскими войсками.

   Заслуга Велены, купленная дорогой ценой.

   - Зайду повидаться перед отлётом, - отворачиваясь, пообещал Илиан.

   - Зайди непременно, - пригласили за спиной. – Если дело правое, то и благословение на дорогу дам.

   Сильнейший резко обернулся, встречаясь взглядом со старым духовником, прислонившимся к двери. Отец Кристофер похудел, поседел окончательно и заметно сдал со дня их последней встречи – но улыбался так же светло и заразительно. Илиан помедлил, но всё же припал к протянутой руке. Видели бы брутты, что творит, кланяясь провинциальному духовнику, стонгардский Сильнейший! Впрочем, Илиан Иннар сломал слишком много гласных и негласных правил, чтобы оглядываться ещё на одно.

   В харчевне их встретил немолодой сикириец с грустными глазами, мигом встрепенувшийся при появлении большой компании.

   - Обед подай, Самир, - распорядилась Велена, скидывая капюшон. – И горячего выпить, гости издалека. Как на стол накроешь – комнаты подготовь, им передохнуть с дороги надобно.

   - Хозяина будить? Он велел к твоему возвращению, госпожа.

   - Я слишком рано вернулась, Самир. Пусть отдыхает, подниму сама.

   Из кухни показалась полная сикирийка, упёрла руки в бока, оглядывая прибывших.

   - Обед-то ещё подходит, госпожа, - без приветствий проронила она. – Пущай Самир покуда комнаты готовит, а я на столы накрою.

   - Разбирайся, Нэнна, - отмахнулась Велена, позволяя прислуге заняться поселением дорогих гостей.

   Десять зим тому богатая родственница Велены, тётушка Морин, сослала своего лучшего слугу Самира с женой Нэнной на далёкий север, к племяннице, чтобы те помогли с харчевней и освободили от неподобающих трудов как Мартина, так и Велену. Первые годы после рождения Райко тётушка Морин провела у племянницы, помогая с младенцем. Потом – забирала мальчонку к себе, чтобы тот отведал настоящего сикирийского солнца. Тётушка, возраст которой подходил уже к седьмому десятку, по-прежнему крепко удерживала бразды правления процветающим поместьем, которое уже и завещала обожаемому внуку. Однако неизбежно слабела с годами, а потому стонгардские зимы переносить больше не могла и из поместья не выбиралась, дожидаясь, пока подросший Райко не приедет сам.

   - Как Рем? – поинтересовался вскользь Дагборн, пока вокруг царила понятная суматоха: Самир носился с вещами, перенося их в комнаты, Нэнна споро накрывала столы.

   - Уж три зимы, как умер, - негромко откликнулась Велена. – Хорошо ушёл: тихо, спокойно, во сне... всё улыбался.

   Бывший легионер лишь кивнул. Старший умалишённый брат Мартина долгое время привязывал кристарского мага к дому. Теперь вот – освободил от тягот...

   - Располагайся, - усмехнулась Велена, когда Илиан с Элеей поднялись наверх. – Да спускайся вниз. А я мужа разбужу.

   Дагборн нахмурился, провожая сикирийку взглядом. Дурное дело: почему в груди неприятно кольнуло? Почему перед глазами застыл образ прошлого, той Велены, которую он оставлял без надежды на повторную встречу? Глупый поворот судьбы, упущенный шанс, перечёркнутое будущее... Всё могло быть иначе. Могло быть иначе...

   Вскинув походный мешок на плечо, телохранитель поднялся по крепкой деревянной лестнице следом за подопечным, стараясь не смотреть по сторонам.

   Чужое счастье и семейный уют показались болезненно очевидными.

***

Дагборн окинул взглядом распростершийся под ногами портовый город, отмечая новые здания и дома на нижних уровнях, яркие лавки с сикирийскими узорами и множество рыбацких судов у причала. Внизу мелькнула белая коса – Элеа выходила из лавки местной травницы, поглощённая поиском новых реагентов. Велена предлагала полуальдке компанию, чтобы показать город и заодно сбить цены у торговцев, но Элеа вежливо отклонила предложение.

   Сикирийка не настаивала; теперь оба, и колдунья, и телохранитель опирались локтями на ограду у тропы, разглядывая горожан внизу. Послеобеденное время загоняло кристарцев обратно в дома, и прохожих на каменных тропах скалистого города оставалось всё меньше. Идеально для тихого разговора у городской лечебницы, пока господин Иннар навещает младших братьев.

   - А ты прижилась здесь, красавица.

   Колдунья глянула на него и улыбнулась.

   - Дом как дом. Почему бы и не прижиться?

   Дагборн усмехнулся, снова уходя в воспоминания. Проклятый провал в памяти, который восстановить за годы службы на западной границе не получилось, путал прошлое с настоящим, стирал границы времени, так что телохранитель порой вспоминал детали давно похороненных дней – и, с его удачей, в самый неподходящий момент.

   - А мне казалось – сбежишь отсюда при первой же возможности. Маленькая такая, гордая была...

   Велена невесело улыбнулась, глядя на северное море с затаенной горечью. Лёд уже треснул, так что до оттепели и первых торговых кораблей оставалось недолго.

   - Я задолжала этому городу. А потом... я узнала Мартина. Исчезла последняя причина для побега, зато появилась новая, для того, чтобы остаться.

   - До сих пор поражаюсь.

   - Чему? – мигом вскинулась колдунья.

   Дагборн пожал плечами, не глядя на собеседницу.

   - Мне казалось – не твой тип.

   - Потому что толстый и старше меня на десяток лет?

   - И потому что не удовлетворил бы твои честолюбивые чаяния, красавица. Кристар – не столица, а харчевня – не гильдия.

   Велена нахмурилась, поворачиваясь к телохранителю всем телом.

   - Мартин и вне гильдии создаёт вещи, которые и не снились самым изворотливым бруттским умам! Он изобретатель... больше – гений! И Мартин любит меня. Это дорогого стоит.

   - Тебя многие любили, красавица.

   Встретить взгляд пытливых чёрных глаз и не отвернуться. Задержать дыхание, лаская взглядом ту, которая уже никогда не будет ему принадлежать.

   - Не так чтобы многие, Дагборн.

   - Потому что ты не позволяла.

   Велена дёрнула плечом, равнодушно соглашаясь.

   - Те, кому позволяла, закончили плохо. Райко... потом – ты...

   - Я жив и в крепком здравии, красавица. И если бы не события давних лет...

   Дагборн протянул руку, коснулся кончиками пальцев заалевшей щеки. Задел упрямые, плотно сжатые губы. Заметил тень растерянности и неуверенности в чёрных глазах. Острое, щемящее мгновение длиной в жизнь...

   - Из нас бы вышла неудачная пара, Дагборн.

   Велена отстранилась, опёрлась локтями об ограду за спиной. Взглянула словно сквозь него – не то в прошлое, не то в будущее.

   - Я бы не потерпела твои взгляды по сторонам, тебя бы ущемила моя сомнительная слава после битвы у Кристара. Ну и что в небе делаю, как мальчишку.

   Дагборн усмехнулся, опуская голову.

   - Я бы не смотрел по сторонам, если бы лучшая из женщин находилась рядом.

   - Лучшая – это та, с которой тебя Дух соединил, - неожиданно резко отрубила колдунья. – И у тебя такая есть. Храни верность в мыслях, а внешнее целомудрие приложится. Мы оступаемся всю жизнь, до смерти балансируя между...

   - Уже ссоритесь?

   Вздрогнули оба. Господин Иннар смотрел на собеседников с живым интересом, в то время как младшие братья Сильнейшего стояли подле, искренне улыбаясь после неожиданно тёплой встречи.

   - Мы зайдём попрощаться, - потребовал внимания Илиана стройный, невысокий Эрик. Ходил юноша с трудом, передвигаясь на искусственных металлических ногах – подарок старого кузнеца Фрола из Ло-Хельма. – Спасибо, что заглянул! При твоих-то делах...

   - Ты молодец, Эрик, - похвалил Сильнейший. – Лекарню в полном порядке содержишь. Старому Лазару двигаться тяжело, а ты навёл здесь шороху, как у себя дома.

   - Ну а как же! – гордо выпрямился безногий юный лекарь. – Этой зимой стычка в северной крепости случилась – нам на оздоровление десяток легионеров перебросили. Всех разместить, уход, опять же... Если порядка не придерживаться, то как есть втроём загнулись бы!

   Дагборн мысленно согласился: старый Лазар уже с трудом приглядывал за лекарней, Олан сам лечить не мог, лишь убирал, ухаживал да выполнял поручения с удивительной точностью, так что оставался только Эрик. Который, хотя умён, лекарскому делу обучен да хозяйственен, всё же без ног поспевал не везде.

   - Приходи ещё, - попросил Олан.

   Илиан молча обнял младшего брата, потрепал по светлым волосам. Олану исполнилось двадцать пять зим, и, хотя парень был силён, как бык, и притом на редкость красив – единственный из сыновей Сибранда, кому посчастливилось унаследовать нежные материнские черты – невесты ему не сыскалось.

   Дагборн полагал, что и не сыщется.

   К харчевне спускались втроем – Велена с Илианом впереди, Дагборн, отстав на несколько шагов, следом. У каменной лестницы, ведущей на нижние уровни города, встретились с Элеей – полуальдка поднималась, довольная покупками.

   - Рацаэнна, - пояснила причину удовлетворенности Элеа, показывая мешочки с засушенными цветами.

   - Разбираешься в зельях? – тут же заинтересовалась Велена.

   - Элеа кормит нашу гильдию, - усмехнулся Илиан. – Её бальзамы, благовония и настойки продаются в Унтерхолде и далеко за его пределами. Кажется, даже из Оша торговцы приезжали.

   - Рацаэнна целебна, - кивнула Велена. – А ещё для женских хитростей полезна. И для запрещенных зелий. Кажется, привороты из неё неплохие получаются… Только в Сикирии её не достать, поэтому мы в ошской гильдии с ней и не работали, да и в Братстве Ночи о ней лишь мельком упоминали.

   - Элею учил старый Турраллис, - улыбнулся Илиан. – Передал даже те знания, которыми не поделился со мной! Хороший был мастер... хоть и злобный, но отходчивый, да и дело своё знал хорошо.

   Дагборну подумалось, что старый альд-перебежчик, скорее, поддался зову древней крови и нашёл в маленькой полуальдке благодарную ученицу – но вслух не сказал ничего.

   - С тобой позже поговорим, - проронил тем временем посерьезневший Илиан, обращаясь к Велене. – Буди прежде своего мужа, потолкуем.

***

Мартин почти не изменился: ни лицом, ни статью, ни добродушным прищуром умных глаз. Элеа на него глядела с живым интересом – словно новый вид человека попался – в то время как Дагборн невольно переводил взгляд с необъятного кристарского мага на маленькую сикирийскую колдунью, удивляясь подобному брачному союзу.

   Впрочем, результатом такого союза оказался любознательный и добродушный отрок двенадцати зим от роду, ростом почти с Велену, с волосами цвета морского песка. Весь в отца, разве что глухие тёмные глаза выдавали сикирийскую кровь. И кожа, не белая, как у большинства стонгардцев, но смуглая, почти бронзовая – даже у Велены казалась светлее.

   - Ступай к себе, Райко, - попросил Мартин после ужина. – За ученье садись, пока не сморило.

   Отрок оказался на удивление послушным: безропотно и шумно умчался в комнаты, от чего деревянные доски пола жалобно скрипнули, и следом за ним прошла Нэнна – отнести юному мастеру Райко побольше свечей.

   В подвал, в домашнюю лабораторию Мартина, спустились впятером, миновав ароматную кухню и склад со снедью, и места в крошечной комнате сразу поубавилось.

   - Сколько амулетов-накопителей есть на сегодняшний день? – спросил, усаживаясь на подлокотник кресла, Сильнейший.

   В само кресло господин Иннар усадил невесту. Элеа в разговор, по привычке, не вступала, но слушала внимательно и следила за говорящими, почти не мигая. Мартин ответил не тотчас; задумчиво почесал светлую бороду, вычисляя.

   - Три – у столичных магов, во дворце, сам пересылал. Сколько они смастерили сами – не отчитались. Да только те, что я видел при визите в Арретиум Артаксарт два года назад, никуда не годятся. Одни плохо держат энергию, и та вытекает сама со временем, другие, напротив, накапливают её внутри, так что та рвануть в любой момент может. Возьмёт её в руки человек неподготовленный или без колдовской искры, и всё.

   - А подробнее? – нахмурился Илиан. – С человеком всё, или всем вокруг – тоже всё?

   - Зависит от силы артефакта, - с готовностью откликнулся Мартин. – Если, например, залить туда силу мага первого или второго круга, то только человеку, вероятно. А если накачать его энергией седьмого круга...

   - Ну понятно, - криво усмехнулся Илиан. – Целую провинцию снесёт к Тёмному. Итого, семь амулетов в ошской гильдии и столько же у меня в Унтерхолде.

   - И три амулета у меня, на подходе, - доложил Мартин. – Работа с металлом много времени занимает, на каждую спайку столько заклинаний накладывать приходится, что я ежемесячно отдаю весь запас магических сил только на физическую форму амулета.

   - И это маг пятого круга, - нахмурился Илиан. – Немудрено, что столичные боевые маги не справились. Там их всего двое, но глубинных знаний обоим не хватает.

   - Колдунов вообще не хватает, Сильнейший, - негромко заметил Мартин. – В Бруттской Империи их в три раза больше, у альдов – неизвестно, но перевес тоже значительный. Воздушных кораблей хватает и у нас, и у нелюдей, но к альдам примкнут, судя по всему, брутты, а у них магических артефактов, что грязи... Я не паникую, господин Иннар, но за будущее тревожно. А судя по скоплению альдских войск у границ, времени у нас совсем немного.

   - Отец упоминал, что шпионы докладывают неладное, - нахмурился Илиан. – Нелюди вроде и готовы, но всё тянут, хотя и не с руки им: любое промедление нам, имперцам, на пользу – больше времени на подготовку.

   - Отчаянную подготовку, - вздохнула Велена. – На той неделе я видела альдский корабль в северном море – далеко от Кристара, ближе к северо-востоку...

   - Далеко улетаешь на патрулирование, - качнул головой Сильнейший. – Не дразнила бы.

   - Что мне будет? – тут же возразила сикирийка. – Судно пробовало северное море на прочность: на той неделе льды ещё не тронулись, так что далеко не продвинулось. Альды, видимо, одной воздушной флотилии не доверяют, потому готовят ещё и морские войска.

   - В воздухе будет свой бой, - задумчиво кивнул Илиан. – Не оставлять же море порожним. Да и в небе у нас какой-никакой, а перевес: у альдов летучих ящеров не так много, а перерождённых, как Дед, вероятно, ни одного.

   - У нас тоже только двое, - отмахнулась Велена. – Дед и Эйр.

   Дагборн отвёл взгляд от сикирийки, рассматривая сцепленные в замок руки. Дед, ящер Велены, после перерождения дышал огнём, в то время как Эйр, летучий зверь иммуна Сибранда, выдыхал струи жидкого льда, обращая в ледяные глыбы всё, что накрывал неосторожным дыханием. Иммун едва справлялся поначалу, но теперь уже обуздал верного ящера.

   - Хоть в пехоте не уступаем, - невесело подытожил Илиан. – Никанор докладывал, сколько нелюдей подтянулось к границе. Значит, в столичных альдских гарнизонах осталась меньшая половина. Если к нам примкнут реттоны и оглумы, то в пехоте имеем даже перевес.

   - Реттоны – славные бойцы, - ровно заметил Мартин. – А оглумы – ну разве что на передовую, как живой щит.

   - Слышал бы тебя Оук! – хмыкнул Сильнейший. – Отвесил бы оплеух, невзирая на возраст!

   - А что светлый легат Витольд? – осторожно поинтересовался Мартин, доставая из необъятной мантии носовой платок. Кристарский маг всё ещё не оправился от простуды, но недомогание тщательно скрывал. – Делится стратегией?

   - Отец утратил главенство на совете легатов Империи, - подала голос Элеа. Полуальдка даже в лице не изменилась, докладывая о позоре родителя. – Теперь делами Стонгарда заведует легат Елизар, отец лишь подчиняется его распоряжениям и следит за западными провинциями.

   Илиан нахмурился.

   - Я не нашёл возможным переговорить с сикирийскими командующими. Решающее слово всё равно за ними.

   - Дармоеды, - нахмурилась Велена. – Сидят втроем под крылом у Императора, а по факту – ждут, пока другие их заботу решат. По мне, так наши стонгардские легаты делают куда больше.

   Илиан рассмеялся.

   - «Наши стонгардские», - перекривил он сестру, выразительно глядя на сикирийку. – Слова чистокровной северянки!

   Велена фыркнула, отмахнулась.

   - Мартин, - позвал Илиан. – Я велю подготовить амулеты в гильдиях... а ты решай, кто зарядит в случае нужды те, которые у тебя.

   Кристарский маг помолчал. Ответил медленно, через силу:

   - Ты же понимаешь, Сильнейший... чтобы зарядить амулет, нужно отдать всю энергию, почти без остатка. Помнится, мы обсуждали, что прибегнем к этому решению только если… врата царств закроются...

   - Подумай, кто это будет, - не ответил на незаданный вопрос Илиан. – Я не говорю, что это случится, но если время придёт, я дам знать тут же. И наполнять амулеты придётся быстро.

   Мартин медленно кивнул.

   - А теперь, любезная сестрица, переговорим с глазу на глаз, - поднялся Сильнейший. – Есть вопросы, ответить на которые можешь только ты.

   - Лестно, - кивнула Велена, поднимаясь следом. – Хоть намекни?

   Илиан скупо усмехнулся, пропуская колдунью первой.

   - Поправь, если ошибаюсь, но мне кажется, из всех магов Мира только ты знаешь цену времени.

***

Дагборн сидел в самом углу кристарского храма, старательно сливаясь с почти кромешной тьмой. Получалось, надо признать, превосходно – покидавшие вечернюю службу прихожане оттоптали ему ноги, пробираясь к выходу, но так и не заметили, обо что споткнулись и перед кем извиняться.

   Господин Иннар скрываться от людских глаз даже не собирался. Молча выстоял службу, так же молча дождался, пока храм опустеет, и спокойным, размеренным шагом подошёл ко входу в алтарь.

   Отец Кристофер вышел тут же, словно только и ждал позднего посетителя.

   - Всё ли узнал, за чем прилетал?

   - Вопросов по-прежнему больше, чем ответов, отец.

   Дагборн нахмурился: подслушивать беседу господина Иннара с духовником в его планы не входило. Кто же знал, что говорить оба будут, не понижая голосов и ни перед кем не скрываясь? Впрочем, отец Кристофер о присутствии телохранителя мог и не знать, а стонгардский Сильнейший давно забыл, что у верного Дагборна тоже есть уши.

   - Но ты по-прежнему упрямо собираешь сердца стихий. Значит, не так уж и нужны тебе ответы, Илиан.

   - Отец проболтался? – судя по голосу, господин Иннар оказался не слишком доволен. – Или мама?

   - Снова родители виноваты? – вопросом на вопрос откликнулся отец Кристофер. – Остынь, юноша: невелика беда, если старый исповедник узнает толику того, что творит его же духовный сын. Мне ведь, по долгу службы, и рта раскрывать нельзя.

   Илиан, на удивление, смутился.

   - Я не о том... просто... – Сильнейший глубоко, шумно вздохнул. – Я сомневаться начал. Со вчерашнего дня. Как увидел альдские войска...

   Отец Кристофер не мешал, не перебивал ненужными словами, так что Илиан заговорил быстрее.

   - Я видел будущее, отец. Битву у Живых Ключей. Я никому не говорил, но перевес не на нашей стороне. Не знаю, кто их столько вылепил, но нелюдей больше, намного больше. И этого просто не может быть! Если полагаться на разведку, то пехотой мы должны превзойти альдов. Но если верить тому, что видел я... Я сомневался, до последнего сомневался. Однако, поговорив с Веленой... у меня не осталось веры в нашу победу, отец.

   За годы службы у Сильнейшего Дагборн считал, что его уже ничто не удивит и не расстроит. Подобное известие, впрочем, отдалось тянущей тоской в груди и тяжёлым, нехорошим предчувствием. Истинно люди говорят, будто многая знания – многая печали.

   - Уж не отчаялся ли ты, дитя?

   Тридцатидвухлетнее «дитя» вздохнуло и покачало головой.

   - Не то чтобы... но это очень раздражает, отец! Я не понимаю, как... столько альдских воинов, за такой короткий срок... словно не из утробы нелюди плодятся!

   - Если вспомнить предание, то, по крайней мере, не из человеческой, - согласился исповедник. – Врата Тёмного способны породить целые полчища как нелюдей, так и тварей пострашнее.

   Господин Иннар едва на месте не подскочил.

   - Врата Тёмного? Вроде тех, что открывались в битве под Унтерхолдом? Когда отец остановил нашествие...

   - Вроде, - подумав, согласился отец Кристофер. Внезапно огляделся и медленно, по-старчески охнув, присел на порог алтаря, похлопав по нижней ступени. Илиан сел, куда указали, но всё равно возвышался над старым духовником на целую голову. – Первые альды пошли от Тёмного – он сам их породил, вторгшись в царства стихий и исказив основы Мира. Из тех врат, как из материнской утробы, и хлынули к нам нелюди и твари, которых человеческие воины до сих пор не всех извели. Впрочем, в нелюдей в те чёрные дни обернулись и некоторые из людей: народ, живший на землях нынешнего Альдского Доминиона, заключил союз с духами бездны, получив магическую мощь и сложные механизмы в обмен на человеческие души. Пока Великий Дух не закрыл врата и не очистил стихии, много изменений случилось. Оглумы, реттоны, альды... все дети тех тёмных времён.

   - И чтобы открыть врата снова... Тёмному понадобится исказить стихии?

   - Хватит и амулета стихий, - добродушно подсказал отец Кристофер. – После низвержения Тёмный уже не может сам пробраться в царства – и никто из его ближайших приспешников не может.

   Илиан обхватил колено руками, переплёл пальцы, вглядываясь в тусклый свет догоравших свечей.

   - И всё-таки... Тёмный подарил Миру магию.

   - Подарил?! – старый духовник даже приподнялся на ступени, тотчас с оханьем опустившись назад. – Илиан, дитя моё, о чём ты говоришь? Да ещё в храме Великого Духа! Тёмный... покарал Мир магией! И люди пострадали первыми – прошли века, прежде чем брутты переняли у альдов тёмное мастерство, века, чтобы они их обставили, и века, чтобы магия просочилась на земли Объединенной Империи, к сикирийцам, а через них – и к стонгардцам. И всё это время Альдский Доминион господствовал над Миром... тебе напомнить, как именно?

   - Историю я изучал, - хмуро отказался Илиан.

   Разве хоть один стонгардец забудет, какие жестокие, бесчеловечные расправы устраивали альды на северных землях? Нелюди сметали целые поселения, в которых устраивали развлечения по вкусу – а с альдским извращённым умом и магическими способностями никто из людей не мог ни защититься, ни избежать жуткой участи.

   Да и сикирийцы помнят хорошо – и кровавые пытки, и не менее кровавые пиршества...

   - И тем не менее, мы научились бить врага его же оружием.

   - Но не создавать своё.

   Сильнейший нахмурился: против истины не попрёшь. Люди совершенствовали магические формулы и вычисляли новые, наращивали мощь и превосходили альдов – но это всё равно оставалось игрой на чужом поле.

   - Нет, - вынужденно признал Илиан. – Но я не вижу, как ещё можно...

   - Неужели нет ничего, что ты бы не узнал за годы обучения и совершенствования, юноша? – перебил духовник. Бывший маг, отец Кристофер прекрасно понимал основы тёмных искусств – и отвергал их. – Что-то, что чуть выше магии? И чуть совершеннее...

   - Силу Великого Духа в расчёт не брать?

   - Едва ли ты постиг Его секреты и получил толику первозданного могущества.

   - Нет, - снова вздохнул Сильнейший. – Но единственное, против чего магия бессильна – это четвертое измерение, сиречь само время... Как тот случай, с Веленой, когда она остановила течение потока и стала сильнейшей колдуньей в крохотном временном отрезке. Но увы – тайну времени, к стыду своему, я постичь не смог.

   - Её постиг лишь бывший духовник, - посуровел отец Кристофер. – И он был лучшим из лучших. Потому и пал глубже всех.

   - Но он исчез много лет назад, так что спросить не получится, - Илиан пожал плечами. – А кроме тайны времени...

   Отец Кристофер заинтересованно прислушался.

   - ...на ум приходит лишь язык сердца. Тот самый, которым я общаюсь с Веленой. И с Дагборном могу, хотя его восприимчивость к магии высохла, ушла с корнем – в день, когда я вырвал темного духа из его тела.

   - Расскажи мне, - попросил духовник. – Никогда не слышал о подобном. Это же не магия разума?

   - Нет, - Илиан поднял руку, чтобы зажечь колдовского светлячка, вспомнил, где находится, и опустил руку. – Я как бы... вижу человека насквозь. Все его чаяния, сокровенные желания, поверхностные мысли, состав телесный, всё, что составляет его суть. Благородные порывы, доброту, гниль, пороки и добродетели. Дух вижу... но в него проникнуть не могу, повлиять тоже. А на остальное – могу. Подстроиться под мысленный поток, вплести свои мысли, намерения, подправить энергию жизни, коснуться и ослабить телесные точки, убить или ослабить. Вплести мысль о спасении или убийстве...

   - Как же ты... – не то поразился, не то обмер духовник.

   - Тяжело, - признался Илиан. – Мне нужно знать человека – или хотя бы видеть его. Могу, конечно, отыскать по описанию, но есть шанс ошибиться... Иные люди словно состоят из мягких тканей, иные тверды, как камень... С человеком и его сутью работать очень тяжело, отец. Даже с Веленой, которая уже часть меня, получилось не сразу. Но чего не знает даже она – магию я в этот миг не использую. Или это не та магия, к которой мы привыкли.

   Сильнейший помолчал, поежился неуютно.

   - Это очень тонкий труд, - наконец завершил он. – И мне каждый раз страшно за результат.

   Отец Кристофер помолчал, прежде чем проронить неуверенно:

   - Я, верно, выжил из ума, но... я читал о таком. В деяниях первых исповедников Духа... Ведь это невозможно для того, кто использует темные искусства... Илиан, - позвал духовник, поворачиваясь к Сильнейшему, - дай мне взглянуть на тебя.

   Дагборн со своего места отчётливо слышал, как спустя несколько минут поражённо вздохнул старый исповедник, тотчас закашлялся, словно в горле у отца Кристофера внезапно пересохло.

   Илиан, обеспокоившись, сходил за освященной водой у бокового предела храма, поднёс посеребренную кружку к губам исповедника.

   - Да ведь ты чист, дитя, - выдохнул отец Кристофер, осушив чашу едва ли не до дна. – Но какая же тьма сидит внутри, скованная, ограждённая, злая... вместе с памятью рода Иннар ты впитал в себя и грехи их прошлого, многократно усиленные седьмым кругом и собственным талантом. Тьма давит, распирает, рвётся наружу... верно?

   - Постоянно, - тяжело признался Илиан. – Но я сковал её надежными цепями, отец. Метка Великого Духа, постоянный самоконтроль... это тяжело, но не невозможно. Я помню деяния рода Иннар, слышу чужие голоса – но не позволяю им управлять мной.

   - Сковал, - задумчиво повторил отец Кристофер. – Но не уничтожил. Бережёшь?

   - Без магии я – никто, отец, - жёстко ответил Сильнейший. – Не просите меня отказаться от смысла. Я – один из лучших магов Мира, я шёл к этому всю жизнь и не поступлюсь ни толикой ради призрачных надежд... сомнительных планов...

   - Ради любви – тоже не поступишься? – едко уточнил духовник.

   - Мне нужен амулет ради любви! – вспыхнул Илиан. – Без него – я не могу замкнуть силу... я рискую всё растерять – и погубить жену заодно!

   - И первое страшит тебя сильнее?

   Илиан вскочил, но отец Кристофер не позволил ему заговорить.

   - Из тебя получится ужасный муж и отец, Илиан, - добил возмущённого мага старый исповедник. – Помнится, тётя твоя, Октавия, говаривала, будто в её понимании есть четыре типа мужчин: Отец, Воин, Любовник и Духовник. Обычно, мол, по два сочетания в каждом. К примеру, Сибранд Белый Орёл – Отец и Воин, телохранитель твой – Воин и Любовник, а ты, согласно её теории... пожалуй, Воин. Хотя, уверен, и Духовник из тебя получился бы прекрасный.

   Илиан Иннар хмыкнул, опускаясь обратно на ступень.

   - Вы предвзяты, отец Кристофер. Отчего же я буду дурным отцом и мужем, по-вашему?

   - Да ведь ты эгоист, Илиан, - удивился духовник. – И любую из женщин насквозь видишь, со всеми недостатками. И ведь не закроешь глаз, не отвернешься от правды. Потому и прощать тебе тяжело. Да и язык сердца... ты же разберешь любую жену по кусочкам, сложишь обратно и потеряешь к ней интерес. А женщины... им восхищение нужно. Любовь каждодневная, а не только в медовую седмицу. Им нравится оставаться для мужчин загадкой. Человек, ведающий их потаенные секреты, заслужит самого лютого презрения, которое неизбежно перерастет в ненависть, стоит ему только оступиться. Так и с тобой произойдет, если вздумаешь семью строить. От мужчины требуется лишь одно – отдавать свою любовь, безраздельно и преданно, всё остальное женщина сотворит сама. Но твоя любовь – вовсе не к женщине, дитя.

   Треснула последняя из догоравший свечей, погружая храм в глухую мглу. Дагборн теперь даже шевеления у алтаря не видел – собеседников скрывала ночь.

   - Ответь себе честно, Илиан Иннар: что тебе дороже всего на свете?

   Вопрос задавался не ему, но Дагборн мысленно и уверенно ответил: магия. Тёмные искусства, пожирающие не только душу Сильнейшего, но и всё его свободное время. Порой, когда случалось им задерживаться в гильдии Унтерхолда, Илиан не выходил из кабинета сутками, поглощённый сотворением новых магических формул, опытами, колдовскими упражнениями и неустанной учёбой. Кажется, Сильнейший перечитал за жизнь все доступные трактаты, как бруттские, так и альдские, а своих написал – не счесть. В такие дни Дагборн даже жалел молчаливую полуальдку: Элеа тенью ходила вдоль стен гильдии, принося еду жениху и почти сразу удаляясь, чтобы не мешать избраннику. С таким мужем, и впрямь, легче быть вдовой.

   - Но я люблю её, - внезапно надтреснутым, сломанным голосом проговорил Илиан. – Хочу, чтобы мы были вместе. Я... не знаю, на вашей ли стороне правда, но даже если... многие так живут, отец. Папа вон тоже... редко дома бывал...

   - Иммун Сибранд без раздумий отказался от чинов в легионе, когда ваша матушка умерла, давая жизнь Олану. Бросил всё и ушёл в отставку в расцвете сил. Почти согласился на брак с нелюбимой женщиной, только чтобы подарить детям мать. Наплевав на людской суд, отправился на поклон к магам. Выросший в столице, навсегда остался в глуши – потому что в Ло-Хельме был его дом и его сердце. «Где сердце ваше, там и правда ваша», - процитировал отец Кристофер священную книгу. –Так где же твоё сердце, Илиан Иннар?

***

Дагборну всё же удалось незаметно выскользнуть – когда бормотание у алтаря стало тише, а затем оба, судя по шагам, удалились в исповедальню. Телохранитель, рассудив, что ничего дурного с господином Иннаром в стенах кристарского храма не случится, отправился в харчевню – после долгой службы оголодал, да и компанию там надеялся найти поприятнее, чем старый духовник и запутавшийся молодой маг.

   Ожидания оправдались с избытком: хотя Мартин и закрыл харчевню для посетителей, внизу, за накрытым столом, сидела большая компания: во главе горой возвышался сам хозяин, по обе руки которого, друг напротив друга, сидели Велена и Элеа. Дагборну показалось, будто между девицами царило явное напряжение, однако кто их, этих женщин, разберёт? На его памяти, редкие особы слабого пола ладили между собой, особенно если речь шла о внимании мужчин. Этим двум, вроде бы, делить никого не приходилось, но атмосфера казалась напряжённой и нерадостной.

   Зато вовсю улыбался маг Стефан, приглашённый за общий стол: сыпал шутками, рассказывал про своё безумное семейство, в котором насчитывалось уже четверо шустрых детей, и то и дело стрелял взглядом в сторону Велены.

   Дагборн подсел к сикирийке, воспользовавшись приглашением хозяина дома, улыбнулся, склоняясь к самому уху колдуньи. Стефан как раз рассказывал очередную байку, в ответ на которую громко и заразительно смеялся Райко и прислуживавшая за столом Нэнна.

   - Не один я тут всё ещё люблю тебя, красавица. Как там у реттонов? Ветус амор нон рубиго? Старая любовь не ржавеет?

   - Окстись, - отозвалась шёпотом колдунья. – При живом муже под боком и ребёнке за столом!

   Чтобы спастись от дальнейших шепотков на ухо, Велена залпом осушила стакан с ароматной настойкой. Даже не поморщилась от едкого не то цветочного, не то фруктового запаха, отщипнув кусочек хлеба и отправляя его в рот.

   - Кушай, кушай, - одобрил Дагборн, пододвигая к себе мясо. – Совсем оголодала. Кожа да кости...

   Илиан вернулся, когда Стефан засобирался домой, Мартин задумчиво разглядывал Дагборна, видимо, прикидывая, не вышвырнуть ли дорогого гостя вон из дома, а градус непонятного напряжения между Веленой и Элеей вновь подрос – в момент появления Сильнейшего в натопленной зале.

   - Присаживайся, господин Иннар, - пригласил Мартин, указывая на место напротив.

   Райко уже умчался на кухню, следом за Нэнной и Самиром, Стефан, верно истолковав взгляд Велены, всё же распрощался и вышел, так что за столом сразу стало тише и спокойнее.

   - Какие распоряжения на утро, господин Иннар? – поинтересовался Дагборн.

   - Ящеров готовь, отправляемся с рассветом. Через границу переберемся к югу от северной башни, туда нас легионеры Никанора доставят. Ящеров в крепости оставим – в дороге только внимание привлекут, а я до самых врат ни с кем воевать не собираюсь.

   - Портал сотворить не можешь? – полюбопытствовала Велена, снова отпивая тёплый напиток. Колдунья, несмотря на близость очага и тёплое платье, никак не могла отогреть побелевшие ладони на дымящейся чашке и не снимала кружевной шали с плеч.

   - Я же там никогда не был, - удивился Илиан. – Даже в Доминионе – ни разу. Дух миловал. Мне ведь, чтобы разрывать пространство, нужно знать, куда идти. Или хотя бы помнить это место. Да и альды на своей стороне, верно, магическое поле наглухо заколотили.

   - Нам с Мартином особые распоряжения будут?

   - Мартину – уже есть. А тебе, любимая сестра, как всегда, самое важное и дорогое.

   Взгляд главы унтерхолдской гильдии потеплел, когда он посмотрел на полуальдку. Элеа ответила сдержанной улыбкой, а Велена неожиданно помрачнела.

   - Сердце стихии, в смысле? – угрюмо уточнила колдунья, даже не потрудившись скрыть откровенную и внезапную неприязнь к невесте брата.

   Из всех присутствующих, впрочем, лишь неискушенный Илиан не понял скрытой издёвки.

   - Сердце стихии родится вновь через десять лет, - назидательным тоном проговорил Сильнейший. – А такая, как моя невеста, одна во всём Мире, и подобных ей ещё не рождалось под солнцем. Её и поручаю тебе, как лучшей крылатой наезднице в этой части Стонгарда. Доставь артефакт в ошское хранилище, Элею в Унтерхолд – и возвращайся обратно. На этом до будущих распоряжений свободна. Вольна исполнять приказы примипила северной крепости, в смысле.

   - Как, невеста не отправится дальше с тобой? – делано удивилась Велена. – Так и отпустит навстречу ветреным приключениям одного?

   Илиан подколки снова не различил, зато взгляд обыкновенно спокойной Элеи, к удивлению Дагборна, потяжелел.

   - Почему одного? С Дагборном, разумеется. А письмо мастеру Левенту я сейчас состряпаю и тебе вручу – чтоб не с пустыми руками в ошское хранилище ломиться.

   - Эдак я в седле пару дней проведу, ежели не больше, - прикинула колдунья. – Вначале в Ош, затем в Унтерхолд...

   - Я в тебя верю, сестрица.

   - Разумеется, - согласилась Велена. – Похвала начальника – лучший способ пресечь прошения черни о повышении жалованья.

   - Имей совесть, женщина! – возмутился уже Илиан. – Жалованье тебе как боевому магу имперский легион платит, и платит исправно, насколько мне известно.

   - Тогда почему я твои приказы выполняю? – резонно вопросила неугомонная сикирийка.

   Сильнейший не сразу нашёлся, что ответить на эдакую наглость, но Велена прыснула первой:

   - Не переживай! Доставлю твою невесту в целости и сохранности. Уж и не пошути с тобой...

   Спать после сытного ужина улеглись рано: все вопросы решили, следовало и отдохнуть перед трудной дорогой. Дагборн дождался, пока господин Иннар затихнет – засыпал подопечный быстро, словно в омут проваливался – и осторожно выскользнул за дверь их общей комнаты. Мимо соседней двери, где спала – или ещё не спала – полуальдка, прокрался едва ли не на цыпочках, ступая по деревянным половицам с почти звериной грацией. Ни одна так и не скрипнула, когда Дагборн остановился перед широкими дверьми хозяйской спальни и тихонько постучал в створку.

   Дверь, к неудовольствию телохранителя, отворил сам Мартин.

   - Впустишь? – понизив голос, проговорил Дагборн. – Хотел с Веленой повидаться. Поговорить нужно.

   Кристарский маг шагнул в коридор, плотно притворил за собой дверь.

   - Со мной поговори, - разрешил он.

   Дагборн обернулся на другой конец коридора, где царила тишина и полумрак.

   - Вопрос деликатный, здоровяк. Давай внутри.

   - Не давай, - сумрачно отозвался Мартин. – Велена отдыхает. Будить ради тебя не стану.

   - Не ради меня, Мартин! – вскипел телохранитель. – Или ты думал, что я шашни прямо перед твоим носом разводить буду? Даже не будь ты магом пятого круга, это чревато, а мне жить надобно! Впусти, говорю.

   Дверь за спиной Мартина открылась, и сонная колдунья окинула недовольным взглядом вначале ночного гостя, затем мужа. Молча распахнула дверь пошире и кивнула в сторону спальни.

   - Ну, - дождавшись, пока оба окажутся внутри, зевнула сикирийка.

   Мартин встал за спиной, так что Дагборн затылком чувствовал тяжёлый взгляд. Здесь оказалось уютно: устланная шкурами кровать, занимавшая едва ли всю комнату, низкий столик сбоку, на котором, помимо зеркала, расположились крошечные баночки, скляночки, ароматные травы и благовония. Сейчас, без женских хитростей, Велена выглядела бледной, даже измождённой. От Дагборна не укрылись ни тёмные круги под глазами, ни сами глаза, усталые и потухшие. Будто вся жизнь и веселье, которые сикирийка старательно поддерживала днём, покинули её к ночи.

   - Не знаю, что между вами произошло, - без предисловий начал Дагборн, - а только ты с Элеей поосторожнее. Девица опасна.

   Взгляд Велены мгновенно сделался цепким, разящим.

   - Да уж догадалась.

   - Не показывай истинного отношения. Чревато, красав... – Дагборн осёкся, чувствуя, как тяжелеет взгляд кристарского мага за спиной. – Велена. Элеа... только снаружи человек. Пойми, от неё всякого... ожидать можно.

   - Поняла уже, - хмуро ответила колдунья. – И оплошность свою – тоже. Нелюдь меня теперь тоже на дух не переносит, и дивно будет, если не поубиваем друг друга в полёте.

   - Будь с ней осторожнее, - только и повторил Дагборн. – И на помощь зови, не стесняйся. У вас же с господином Иннаром особая связь? Вот и кликни его, если что.

   - Именно этой связи и боится маленькая нелюдь, - задумчиво произнесла Велена. – Что я для Илиана авторитет больший, нежели она. Несмотря на любовь... Проклятье.

   Дагборн мысленно выругался.

   - Душа моя, если ты чем-то прищемила девицу, и она это поняла...

   - Велена, - ровно поправили из-за спины.

   - ...то я переживаю за тебя теперь ещё больше.

   - Ты-то с чего? – голос за спиной ещё оставался спокойным, но то было затишьем перед бурей, и Дагборн заторопился. Хоть магия телохранителя Сильнейшего и не пугала, внушительная масса ревнивого супруга – вполне. На таком узком пространстве уходить от удара в лоб некуда.

   - Я – маг четвёртого круга, Дагборн, - успокоила Велена, вовремя вклинившись в разговор мужа со спиной ночного гостя. – А Элеа – лишь первого, да и то... искра в ней слабая, чуда ожидать не приходится. Не думаю, что девица полезет с кулаками – я хоть и стара, но ещё в силе, да и ногти ни одна из нас обломать не захочет.

   - Кинжал в спину ногтей не попортит, - хмуро отозвался телохранитель. – В общем, я сказал, вы услышали. Доброй ночи, хозяева.

   - И тебе добрых снов, - вежливо выпроводил гостя Мартин, закрывая дверь перед самым носом.

   Дагборн прислушался к тишине в коридоре, посмотрел на догорающие уголья очага с высоты жилого коридора, и неслышно пробрался обратно в комнату. Кажется, прошло удачно. И вокруг по-прежнему царила сонная тишина – никто не подслушал ночного визита.

   Жаль только, толстый кристарский маг так и не дал им поговорить наедине.

   А ведь кто знает, когда им ещё повезёт увидеться вновь.

***

Дагборн присел у костра, подкинул щепок, чтобы тот не угас, проверил закипающую воду в котелке, поглядывая на завёрнутого в плед господина Иннара. Подопечный расчихался, ещё когда они покидали Кристар, а на подлёте к северной башне откровенно раскашлялся, то и дело утирая потёкший нос и невнятно поминая прихворнувшего Мартина.

   - Из-за него всё! – раздражённо сипел Сильнейший, кутаясь в тёплую вязаную рубаху Никанора. Брат, оставшийся за главного в крепости в отсутствие примипила, разбирал бумаги в крохотном кабинете и отогревал гостей жарким огнём в камине. – Развёл, понимаешь, сопли! Маг пятого круга! Неужели не мог хворь свою... запить чем-нибудь? Обязательно других заражать?!

   - Посчитал, что для мага седьмого круга это не проблема, - усмехнулся старший брат, прикидывая, не отдать ли Илиану ещё и тёплый меховой плащ.

   И всё-таки это оказалось проблемой, но продвижение на восток господин Иннар задерживать не стал: вылетели ночью, как и собирались. Снежок и Огневик остались в крепости, а за перевал их доставили Никанор с помощником. Сильнейший накинул щит невидимости сразу на двух ящеров и четырёх людей, так что в долину по ту сторону границы они приземлились незамеченными. Отпустив провожатых, Сильнейший и телохранитель проделали некоторый путь пешком и в темноте, уходя по безлюдной тропе всё дальше от границы, и лишь ближе к рассвету остановились на привал.

   Поддерживаемый одной лишь гордостью, Илиан расклеился тотчас, как присел у костра. Того, что заметят дым, не опасались: Сильнейший обещал Дагборну накинуть ментальный щит, иллюзию, чтобы случайные путники из нелюдей принимали их за своих.

   - Незачем раньше времени тревогу поднимать да будоражить мирное население, - пробурчал Сильнейший, заворачиваясь в плед. – Буди, не стесняйся.

   Дагборн каждый раз поражался, как засыпал подопечный: мгновенно, словно одним щелчком приводил в действие сонный механизм. Хорошо, что успел настойку проглотить: предусмотрительная Элеа снабдила и наскоро сваренным лекарством – никак, заподозрила у жениха хворь раньше прочих – и травами про запас.

   Телохранитель присел у костра, откупоривая собственную флягу. Господин Иннар, поди, оттого и заразился, что крепкого вина в жизни не пробовал. А выпил бы накануне вечером – глядишь, всю хворь выжег бы. Трезвенник...

   Дагборн покачал головой, глянув на расслабленное, по-детски беспомощное во сне лицо стонгардского мага. Помнится, господин Иннар как-то досадовал на то, что любимая мачеха не разглядела артефакт у противника, сгубивший её жизнь. Худо видела госпожа Деметра Иннара и ауру человека: магическую искру малыша Илиана в своё время едва не проглядела, и, если бы не покойный друг отца, Люсьен, тёмный дар мальчика так и остался бы незамеченным. Но, мысленно упрекая приемную мать за колдовскую недальновидность, господин Иннар упускал сейчас то же самое в себе: магия тела упрямо не давалась гордому колдуну, а уж тончайшие материи, вроде простуды, Сильнейший и лечить не брался.

   - Это тебе не порванный сосуд затянуть, - бурчал стонгардский самородок, отмахиваясь от предложений разобраться с досадной хворью. – Эта дрянь заразна и в крови. Вмешаюсь – только собственной телесной защите помешаю.

   Дагборн усмехнулся воспоминаниям и посмотрел на чистое восточное небо, на котором поднималось пока ещё неяркое светило.

   Он никогда раньше не бывал в Доминионе. Да и не встречал счастливцев, которые, погостив тут, трепались бы о том, что видели. А посмотреть, между тем, было на что: природа, по эту сторону гор уже проснувшаяся от долгой зимы, казалась дикой и словно ненастоящей: причудливой формы деревья, словно приплюснутые сверху; ещё голые стволы, отливающие металлом, и странные фиолетовые пятна под ними – не то кристаллическая порода, прорвавшаяся сквозь твёрдый грунт, не то подмёрзшие за ночь лужи диковинной цветной воды. Деревьев, впрочем, росло немного – большую часть крупной растительности составляли огромные не то грибы, не то цветы, возвышавшиеся над головой. Стволы их казались крепкими даже на вид: перевитые крупными, будто человеческими жилами, по которым от земли к бутонам убегали цветные точки: чудовищные растения словно высасывали уже почти бесплодную почву.

   Занятными оказались и светящиеся зелёным болотным цветом шляпки многослойных плоских грибов с отвратительными наростами у самого основания. Дагборну они напоминали выпущенные наружу кишки, а господину Иннару понравились: Илиан даже задержался у одного из таких грибов, разглядывая их с жадным любопытством.

   - А ведь они – порождения земли, - подметил Сильнейший, когда насмотрелся вдоволь. – Земля – стихия альдов, тут всякое из-под ног вылезти может. Ты на всякий случай смотри в оба: я кое-что про местную флору читал, но пугать не буду. Вдруг что шевельнётся – ты пальчиком укажи, а я разберусь. Бить лучше с расстояния.

   После такого воодушевляющего напутствия Дагборн даже по нужде далеко не отходил: благо, господин Иннар уснул крепко и деликатному занятию не мешал. Это хорошо – пропотеет, проспится, глядишь, дальше пойдут веселее. В полудне пешего пути отсюда, судя по карте Никанора, находился пограничный городок, переходящий в военный гарнизон, где Илиан собирался удобства ради обзавестись лошадьми. Телохранитель понятия не имел, как Сильнейший представлял себе торги на местном рынке, с учетом, что иллюзию придется держать крепко: отбиваться от целого гарнизона у Дагборна желания не возникало.

   И в принципе сражаться на восточной земле не хотелось: даже он, давно нечувствительный к магии, ощущал здесь неприятное брожение в воздухе, словно гудели тысячи нитей, натягиваясь при каждом шаге. Господин Иннар, безусловно, чувствовал ещё больше, но велел Дагборну не забивать голову ненужными мыслями: магия и защита от неё – по его части.

   Мысли у Дагборна, тем не менее, то и дело возвращались к ненужному: например, к тому, как замечательно выглядела сикирийская колдунья, когда вышла с ними на рассвете. Велена выспалась и отдохнула, гладкий шёлк чёрных волос блестел в свете колдовских светлячков, и так же ярко сияли чёрные, как ягоды, глаза. Илиана она поцеловала на прощание, а его лишь коснулась рукой – не то потрепав, не то погладив по плечу. Дагборн сдержался, не обнял в ответ, потому что проводить их вышло слишком много народу: пришёл Олан, чтобы пожелать доброго полёта, толкался неподалёку Стефан, помогал жене Мартин, закидывая походные сумки на бока Деда, и, конечно же, не отходила от жениха Элеа. Полуальдка тоже подготовилась к дальнему перелёту и казалась куда более расслабленной, чем накануне: ночь явно пошла на пользу обеим женщинам, сняв напряжение прошедшего вечера.

   Илиан поцеловал невесту на глазах у всех, ничуть не смущаясь посторонних взглядов, коснулся губами белых волос, прежде чем накинуть на них плотный капюшон.

   - Береги её, - попросил Велену на прощание.

   Сикирийка улыбнулась – как показалось Дагборну, невесело.

   - Сделаю.

   Кристалл с сердцем воздуха висел на толстой цепи, спрятанной на груди у Велены. По приказу Илиана – первым делом следовало доставить его в Ош, к сикирийскому Сильнейшему, мастеру Левенту. Затем – отвезти Элею в Унтерхолд.

   Велена с таким планом согласилась без очевидного недовольства: видимо, и впрямь остыла за ночь. Телохранитель запомнил, как дивно переплелись вырвавшиеся из-под капюшонов чёрные и белые пряди обеих женщин, когда они забрались в седло. Элеа коснулась пояса сикирийки, взялась другой рукой за крепления на седле.

   Дед хрипло крикнул, тряхнул толстой шеей, поднимая уродливую голову. Ящер Велены не признавал других всадников: сколько раз иммун Сибранд порывался его перевести в Ло-Хельм, где раненому ящеру станет полегче, столько же раз Дед сбрасывал новых наездников едва ли не в воздухе. Сейчас, под крепкой рукой маленькой сикирийки, ящер заклокотал, расправляя гигантские багровые крылья, и пружинисто, послушно взмыл в воздух.

   Дагборн смотрел на стремительно исчезавшую точку в небе, даже когда сам уже сидел в седле, готовясь к отлёту.

   Смотрел он на небо и сейчас – только оно казалось другим. Давящим, болотно-зелёным и обманчиво-спокойным. И тишина.

   Телохранитель встал, прошёлся по тропе, разглядывая жухлую траву под ногами. Даже на болотах есть звуки – кваканье, бульканье, шелест травы. Здесь же...

   Кваканье, впрочем, внезапно появилось: злобное, низкое клокотание, утробный рык, свист бросившихся из-за гигантских грибов мелких тварей.

   Дагборн увернулся от одной, полоснув кинжалом вдогонку – лезвие лишь чиркнуло по толстой скользкой шкуре – и бросился обратно к костру, за оставленным у походных сумок мечом.

   - Господин Иннар!

   Телохранитель пинком отшвырнул бросившуюся к Илиану тварь, выхватывая оружие из ножен. Надо признать, едва лодыжку не сломал – мерзкая полужаба, невзирая на некрупные размеры, оказалась твёрже камня. Злобно урчавшие гады подбирались ближе, и Дагборн даже сумел их разглядеть: размером со среднюю собаку, каждая имела по шесть глаз прямо на покатой панцирной спине и четыре диковинные лапы, гнущиеся как вперёд, так и назад. Из широких зубастых пастей капала на каменистую землю вязкая фиолетовая слюна.

   - Господин Иннар, - снова напряжённо позвал телохранитель, наблюдая, как звери медленно сжимают кольцо.

   Сильнейший не проснулся, даже не пошевелился, и Дагборн забеспокоился всерьёз. Но от местной фауны не отвернулся, и недаром: сразу три жабы прыгнуло вперёд, раззевая внезапно расширившиеся пасти.

   Одну он поймал на меч – лезвием прямо в глотку, единственное уязвимое место у твердокожих тварей, – вторую отпихнул ногой, подальше от костра и неподвижного мага. От третьей увернулся, выдергивая меч из пасти поверженного зверя, и развернулся, с размаху обрушивая клинок на следующего гада. С ним не церемонились – словно клыкастая саранча, набросились разом, урча и рыча, клацая зубами в попытке задеть телохранителя.

   К моменту, когда болотное небо стало ярче, знаменуя середину дня, Дагборн разобрался ещё с тремя, прежде чем раненые сотоварищи убитых, злобно клокоча и крайне неохотно, отступили обратно, в заросли жухлых кустов и уродливых жилистых грибов.

   - Господин Иннар, - хрипло выдохнул телохранитель, почти рухнув рядом с магом. – Проснитесь...

   Одна из тварей располосовала хромую ногу чуть ниже колена, вторая расцарапала нагрудник, но так и не порвала доспех.

   Лицо Илиана оставалось бледным и безжизненным. Внутренне похолодев, Дагборн рывком оторвал подопечного от земли, сдвинув вместе с ним и толстый плед, которым укутался Сильнейший.

   Под пледом источала душные пары липкая фиолетовая порода, пробившаяся сквозь землю у самого корня разлапистого приплюснутого деревца.

   Ругнувшись, Дагборн оттащил Илиана подальше от странного пятна, похлопал по щекам, приводя в чувство. Помогло не сразу: телохранителю пришлось даже водой из меха плеснуть, чтобы господин Иннар наконец закашлялся и рвано вдохнул воздух, резко усаживаясь на неприветливой земле.

   - Что... – сипло спросил он, хватаясь за голову.

   - Вы крепко заснули, - вежливо пояснил Дагборн, присаживаясь рядом и снимая сапог, чтобы обработать собственную рану. – Полагаю, из-за этого пятна под деревом. Добудиться не мог, когда на нас напали.

   Илиан с удивлением глянул вокруг, отметил следы битвы и поверженных зверей и с гримасами поднялся на ноги. Пока господин Иннар изучал трупы местных животных, Дагборн обработал и перевязал рану, надел походный плащ и натянул перевязь с оружием.

   - Выступаем, полагаю, - коротко пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Сильнейшего.

   Илиан рассеянно кивнул, тотчас закашлявшись в кулак. Не глядя, протянул руку в сторону телохранителя – и Дагборн ощутил, как приятно покалывает под наложенной повязкой, не то затягивая рану, не то снимая вспыхнувшее раздражение. Капризная магия тела давалась Сильнейшему через раз, но порой получалась легко, без всякого видимого напряжения, и обыкновенно – в те моменты, когда господин Иннар сам бывал ослаблен болезнью либо усталостью.

   - Кропоты, - тронув одну из поверженных тварей носком сапога, просветил телохранителя он. – Гадкие создания. Читал про них. А это... – Илиан нахмурился, покосившись на фиолетовое пятно, - текта. С альдского – «нарыв». Болевые точки земли. Источают отравляющие газы, яды, порой взрывоопасны. Открываются в разных местах и в любой момент. Учтём на будущее...

   Собрались быстро и так же быстро двинулись на восток. Дагборн даже усталости не ощущал, хотя не спал всю ночь: подальше бы от смертоносных и непонятных растений, почвы, тварей и безжизненного предгорья. Пусть хоть нелюди повстречались бы – всё веселее станет. Альды – враг знакомый.

   К вечеру они вышли на большой тракт, ведущий к искомому городку, и Илиан полностью ушёл в себя, не реагируя на окружающий мир и не отвечая на вопросы телохранителя. Дагборн, таким образом, оказался предоставлен сам себе и с интересом оглядывался по сторонам.

   Природа менялась разительно: вместо уродливых гигантских грибов – сильно погнутые деревья с обвисшими ветвями, колючие кусты вдоль дорог, и всё больше пожухлых прошлогодних листьев под ногами. Эта картина казалась знакомой. Правда, напоминала раннюю стонгардскую осень, а не весну, но зато не пугала ни фиолетовыми пятнами на каменистой почве, ни жабоподобными зубастыми клопами – или как там их господин Иннар назвал.

   Когда стемнело, они всё так же шли по тракту, теперь уже вымощенному крупными каменными плитами, и Илиан даже остановился, чтобы стяхнуть грязь с сапог. Дагборн мысленно усмехнулся: он за время пожизненной службы в легионе привык ко всякому, а вот господин Иннар, несмотря на деревенское детство, частые походы да трудные условия – нет. Всё же сидело нечто необыкновенное в мальчишке из стонгардской глуши – нечто, чему Дагборн не находил объяснения. Илиан выделялся всегда, даже в детские годы. Странно, что особенности и способности среднего сына иммуна Сибранда не замечали – или делали вид, что не замечают – в семье и среди бывшего окружения. Говорят, что в своей земле пророков не бывает – и если это так, то родственники господина Иннара совершали ошибку, обращаясь с ним, как с малышом Илианом из прошлого. Впитав память рода Иннар, молодой Сильнейший давно изменился, оставив лишь внешнее и некоторые привычки, разбавленные новыми знаниями.

   И несмотря на достижения, героическую славу в Объединенной Империи и сомнительную – за её пределами, признания дома Илиан не получал. И не мог этого простить ни братьям, ни отцу. Оттого и не доверял никому из них и к советам давно не прислушивался – замкнутый круг, по мнению Дагборна.

   А вот советы самого Дагборна да сестрицы Велены – принимал влёт, на веру, ведь ни один из них не претендовал на покровительственный тон и не рисковал лишний раз противоречить начальнику и другу. Оба относились к Сильнейшему так, как он того заслуживал – и получали в ответ расположение большее, нежели собственные любящие и любимые родственники.

   - Не говори ни слова, - предупредил Илиан, когда за их спинами раздался цокот копыт и грохотание колёс о плиты.

   Только теперь Дагборн понял, отчего господин Иннар погасил колдовских светлячков: выдавать собственные магические способности здешнему миру Сильнейший не торопился.

   Крытая повозка не остановилась бы, если бы Илиан сам не шагнул на дорогу, поднимая руку в традиционном приветственном жесте альдов. Возница без особого рвения натянул поводья, скользнув по ним неприязненным взглядом. На Дагборна, впрочем, смотрел чуть дольше и с внезапным интересом.

   Из альдского шипения телохранитель понимал около четверти. Кажется, господин Иннар спросил, далеко ли до города, и не может ли тот их подвезти за меру золотого песка. Дагборн уныло подумал, что лучше бы они полетели на ящерах – отвык пешком ходить да по чужим повозкам ныкаться. Ну засекли бы их при долгом перелёте – Илиан едва ли продержал бы щит невидимости дальше границы – да и у врат царства земли могли бы устроить переполох. А то и угнали бы у них крылатых зверей, пока Сильнейший пропадал бы в царстве – ведь неизвестно, как потечёт время в этот раз. И чем кормить ящеров, если путешествие по ту сторону врат затянется, неизвестно. Да и обратный портал, случись вдруг воспользоваться, Илиан для ящеров не распахнёт. Но здесь и сейчас – все эти доводы казались Дагборну нелепыми и надуманными. Ничто не стоило того, чтобы пешком месить здешние грязи.

   Кажется, господин Иннар с возницей наконец договорились: нелюдь нехотя кивнул, приглашая путников внутрь крытой повозки, пропустил первым Илиана и даже подал руку Дагборну. Телохранитель странно глянул на немолодого, чуть обрюзгшего альда с проплешинами на сером черепе и втиснулся в дальний угол повозки, на крепко перевязанные мешки.

   - Кого он сейчас видит? – шепотом поинтересовался он у Сильнейшего. – Вы же того... лица нам подправили?

   - Иллюзию наложил, - так же шепотом отозвался Илиан. Колёса вновь загрохотали по дороге, но после пешего хода и тряска, и шум казались меньшими из зол. – Себя почти не трогал, чуть уши вытянул, цвет кожи и одеяние подправил на местные, а тебе весь облик сменил. Двух мужеских особей он вряд ли бы пустил, даже за золото. Опасно. Тут никто друг к другу расположением не пышет – так я слышал.

   До Дагборна дошло, только когда господин Иннар замолчал.

   - В бабу?! – шёпотом закричал телохранитель.

   - В девицу, - так же шёпотом возмутился Илиан. – Молодую, на вид ладную. Платье дорогое, волосы белые...

   - Белые, значит.

   - У меня просто её облик перед глазами стоял, - честно признался Сильнейший. – Мне так легче. Иллюзию ведь удерживать надо, помнить образ того, кого накладываешь, ну я и...

   Дагборн демонстративно отвернулся и злобно уставился в спину возницы. Отчего-то и предстоящая кража последнего сердца стихии, и враждебная земля, и даже ноющая после стычки с тварями нога казались теперь маловажными и несущественными.

   Любит господин Иннар пошутить, ничего не скажешь.

***

Торговаться Илиан, как неожиданно выяснилось, любил тоже. Или азарт в крови проснулся от близости альдских толп. Сам Дагборн чувствовал себя, как под прицелом: пока Илиан договаривался о лошадях, телохранитель стоял с походными мешками в стороне, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не схватиться за меч. Странно окажется, если хрупкая девица вдруг начнёт невидимую рукоять нащупывать да дёргаться от каждого мимолётного взгляда.

   Последних хватало. Господин Иннар в этот раз просчитался: пограничный город только назывался таковым, по факту же он оказался настоящим военным гарнизоном с окружавшими его фермами да останками бывшей деревеньки. Женского населения здесь почти не наблюдалось: за всё время Дагборн узрел только двух, старуху и девчонку незрелых лет. Местный рынок оказался бедным даже по стонгардским меркам: всего несколько прилавков, где продавали в основном странного вида овощи, неприглядные крупы в мешках да коренья.

   Лошадей Илиан после недолгих поисков нашёл у кузнеца: тот потребовал почти всё золото, что у них при себе имелось, и Сильнейший справедливо возмутился: кто знает, как обратно добираться придётся? Магией каждого глушить да брать без спросу, что хочется – так и самому нелюдем можно обернуться. За ночь в местной харчевне они, по крайней мере, честно рассчитались – набраться сил перед утренним переходом, как ни крути, стоило. Да и в запертой комнате, вдали от враждебных глаз, Илиан мог не поддерживать надоевшую иллюзию.

   - Муж есть? – вдруг обратился к Дагборну один из альдских воинов, задержавшись рядом с телохранителем.

   Бывший легионер сцепил зубы, памятуя о наказе господина Иннара не ронять ни слова, чтобы не сорвать иллюзию, только головой коротко кивнул. Альдский воин уходить не спешил.

   - Один? – уточнил он.

   На этот раз Дагборн едва не хмыкнул, с откровенным удивлением разглядывая решительного жениха. Тот оказался при полном облачении – явно при исполнении – и среднего ранга, судя по медной фабуле на плаще. Не из простых пехотинцев, но и не маг, хвала Духу.

   Дагборн снова кивнул.

   - Выдержанная, - похвалил альд. – Бёдра широкие. Значит, плодовита. Один муж – это хорошо. Может, даже договоримся. Который твой?

   Телохранитель скрипнул зубами и так же молча кивнул в сторону Сильнейшего, едва удержавшись от мстительной ухмылки: если настырный вояка обратится к тому с необычной просьбой, беседа получится крайне занимательной. Как бы после неё им не пришлось против всего гарнизона отбиваться.

   Илиан как раз рассчитался с кузнецом – судя по довольству на лице, таки сбил цену – и вёл под уздцы двух лошадей, ничуть не заботясь косыми взглядами военных. Даже когда настойчивый альд обратился к нему с напористым приветствием, улыбка не сразу сползла с лица стонгардского мага.

   Дагборн увидел, как Илиан покраснел, побледнел, слушая нелюдя, кинул ошарашенный взгляд на телохранителя, затем вновь глянул на альда и ответил – резко, рублено. Оттолкнул с дороги вдруг смутившегося воина и прошёл к ожидавшему телохранителю, вручая тому поводья одной из лошадей.

   - Проклятый нелюдь, чуть из равновесия не выбил, - пробормотал Илиан под нос. – И так иллюзию из последних сил удерживаю. Тут у сторожевых вышек два мага четвертого круга бродят, уже, похоже, учуяли меня и ищут. Ну да я их первыми заметил и по ложному следу пустил... А нам убираться отсюда надо, и поскорее.

   Дагборн не мог не согласиться: к моменту, когда силы окончательно оставили прихворнувшего мага, они уже выехали за пределы деревеньки, удачно разминувшись с вооруженным отрядом. Совсем не нарваться на воинственных пограничников не получилось: дважды их останавливали, дважды Илиан скороговоркой проговаривал шипящие заклинания, и альдские воины становились необыкновенно задумчивыми, глядя сквозь них и позволяя беспрепятственно проехать мимо.

   Когда они отъехали от пограничной деревеньки достаточно далеко, чтобы их не видели с вышек, Илиан позволил себе выдохнуть и расслабиться в седле. Чем дальше они отходили от гор на западе, тем больше