Внимание! Ранее книга продавлась под названием "Елка или Хранить молчание обязательно. Василиса Раса".
Я была ёлкой. Грёбаной, мать её, ёлкой! С надписью «Experience телеком», ага.
Стояла посреди зала и мрачно хлестала шампанское. Из бутылки. Потому что «ножек» у меня не было. Ствол только. Пенёк. Коричневый, чтоб вы понимали. А дальше всё – гибкий каркас и оборки из адски блестящего золотом нечто с жестким фатином вида: «Ах, Варенька! Волшебство же какое! Сказка вы наша!» И шапочка. Сердючка от зависти застрелилась бы петардой, отвечаю. Короче, убейте меня, кто-нибудь, избавьте, наконец, от позора!..
***
Я была ёлкой. Грёбаной, мать её, ёлкой! С надписью «Experience телеком», ага.
Стояла посреди зала и мрачно хлестала шампанское. Из бутылки. Потому что «ножек» у меня не было. Ствол только. Пенёк. Коричневый, чтоб вы понимали. А дальше – всё: гибкий каркас и оборки из адски блестящего золотом нечто с жёстким фатином вида: «Ах, Варенька! Волшебство же какое! Сказка вы наша!» И шапочка. Сердючка от зависти застрелилась бы петардой, отвечаю. Короче, убейте меня, кто-нибудь, избавьте, наконец, от позора!..
…Фужера тоже не было. Потому что его надо было бы время от времени наполнять, а для этого ходить надо, угу. А я не можу! А мне надо очень. Ибо прям вижу, как у меня новая должность появляется, и имя мне теперь – Ёлка, и никак иначе. Млин! Это всё ещё и кололось невыносимо, будто для пущего натурализма костюм был улучшен настоящими иголками. Благо внимания никто не обращал, что я тут притопываю от нестерпимого зуда.
Чудовищней всего чесался, конечно, живот. И грудь. И ещё… Да всё у меня чесалось! И было жарко. Уши закладывало корпоративным унц-унц, пол под ногами рябил отработанными конфетти, они сбивались от хаотичных шагов в кучки и стаи и слегка колыхались от случайного сквозняка или слишком активных басов из динамиков рядом — тот ещё ужас. Душно пахло подкисшим фуршетным столом, средствами для укладки, парфюмом и алкоголем. В целом, учитывая мою невозможность ходить, всё было приемлемо невыносимо. А покидать «почётное» место мне было нельзя.
И вот ведь знала, что раскрывать лишний раз рот при начальстве себе дороже выходит. Кто ж меня за язык-то тянул, я вот всё спрашиваю? И ведь ясно, что как бы не обернулось, всё равно крайней окажусь я, а не руководство, которому захотелось изюминки и «Отойти от набивших стандартов». Отошли, спасибо большое. Но почему в мою-то сторону? А я всего-то предложила нарядить девочек операционисток ёлочками, они же все хорошенькие, свеженькие! И раздать годовые бонусы – уж кому как повезёт – вместо обычной лотереи. А в один из конвертов должен был попасть еще и мега-бонус. Но это был бы сюрприз.
В итоге, что? Пенек вместо ножек! Зачем, скажите мне?! Уж нашла бы я, чем эту деталь образа оформить, и так, чтобы у коллег-женщин задымились глаза, а у мужчин брюки! А теперь вот стою, пыхчу, топчусь, размышляю в куда увольняться… Мгновенная, блин, карма.
Мне осталось раздать ещё восемь конвертов, и, судя по тому, что по залу пока не разносилось ни истерических, ни разочарованных воплей, главный бонус года был всё ещё где-то в числе жёстких карточек в моих руках.
Благослови, дух компании, ту позитивно нетрезвую душу, которая ещё вначале вечера, споткнувшись, завалилась на меня, чуть не ободрала к едрене фене всю ёлку, та, слава небесям осталась при мне, но облапали меня тогда знатно. Зато это недоразумение без компаса и гироскопа широким жестом ткнуло мне в руки открытую увесистую холодную бутылку, невнятно пообещало моим рукам поцелуев и с пылом двинулось корпоративить дальше. А я осталась. С бутылкой. И, пожалуй, никто не смог бы разлучить меня с ней. Лишь бы устоять до конца только. Вряд ли пьяное покачивание мне удалось бы выдать за трепетание на зимнем ветру. Оно, безусловно, обогатило бы видео-историю корпоративных вечеринок и собрало бы тыщёнку-другую лайков, но не за мой же в конце концов счёт! Поэтому я держалась. Маленькими глотками незаметно тянула теплеющий брют и ждала, когда дендрарий отпустят домой.
Коллеги плясали. Нет, не подумайте, всё было прилично. На корпоративе и танцам, и вообще, в принципе, нет места. Танцуют люди не так. Но, в целом, дух близкого праздника, угар от почти завершившейся предновогодней гонки, курс этот снизившийся позавчера, и который после праздников наверняка отыграет, но пока-то нет! — всё это делало веселье искренним и как будто последним.
Финдир кружила бокалом с игристым перед уверенным третьим в рискованном декольте и, поджимая губы, что-то отрывисто говорила главбуху. Тот ерошил короткие светлые волосы и смущённо улыбался в свой бокал. Пытался. Но неподвластные ему силы утягивали его взгляд к прекрасному, волнующему и досадно недосягаемому. Мужик то закусывал щёку, то морщил нос, послушно кивая финансовой леди в убийственном красном, то отчаянно вспыхивал, нечеловеческой волей прикрывая глаза... А потом они оба вдруг посмотрели точно на меня.
Пиф и паф.
Я остро почувствовала две жгучие дырки в шедевре ёлочного дизайна, напяленном на меня, и, не отводя от коллег взгляда, отсалютовала бутылкой. И, отпивая приличный глоток, почувствовала похлопывание по пояснице. То есть, чтоб вы меня правильно понимали, почти по ней. Поперхнулась от вопиющего этого действа, пузырьки ударили мне в нос, и я забрызгала кого-то рядом, неудачно тряхнув руками. Кем-то, чтоб ему провалиться, оказался Главный, Не мог что ли в другом месте незаметно Леночку потискать! Нет же, надо было спрятаться именно за меня, всё по правилам – в самом видном месте! Главный сделал «лицо» и гневно удалился в веселье. Ну а я… а что я? Стояла. Отрабатывала. Мысленно вычёркивая количество положительных цифр из своего гонорара…
Вереница коллег, несущих мне круглые золотистые жетоны в обмен на конверты с бонусами всё не иссякала. Шутка ли, почти двести с лишним человек! Они толпились немного, толкаясь буквально слегка, и взбудоражено переговаривались: «У тебя какая цифра? Тридцать восемь? А у меня, гляди, шесть!», «Это что вообще значит?», «Ха-ха, шесть конвертов с премией тебе дадут, значит!», «А тебе что, тридцать восемь что ли?», «Нет, ему тридцать восемь часов неоплачиваемого отпуска дадут!», «Ага! В ноябре!»; то расходились и обо мне будто совсем не вспоминали. Ну хоть не рвали на части, и на том спасибо
А мне, главное, было не спутать алгоритм, доведённый уже почти до автоматизма: взять жетон левой рукой, проверить незаметно на толщину, гладкость и изгиб и положить его в левый карман. Опять левой же рукой достать аккуратно справа конверт, убедиться, что он точно один и вручить номинанту. Ну и запомнить морду лица, кому уже вручала, тоже было не лишним. Выходило, что всё это я проделывала одной только рукой, потому что правая была крепко занята бутылкой с брютом. Мне казалось, я могла бы уже повторить все эти действия с закрытыми глазами, с лёгкостью определяя на ощупь жетон и строго отделяя один только конверт от плотной стопки собратьев. Пару раз мне пытались с пьяным смехом в мерцающей стробоскопами темноте впихнуть в ладонь золотые шоколадные монеты. Но это всё не всерьёз было, конечно. Надо потом будет разобраться с шутниками, кстати. У меня тут мат ответственность и всё такое вообще-то.
Праздник неспешно катился к финалу, парил уже подветревшим канапе и разлитым шампанским. Ко мне подбежала моя Маринка из маркетинга, мы вместе шлифовали две финальные акции этого года, попыталась стащить меня с постамента в зал, чуть не оборвала мне торчащие блестящие ветки, покрутила и так и сяк, щёлкнула пару селфи и, смеясь, убежала. А я уныло осталась.
Зачем я в это ввязалась? И никакой премии вот это всё не стоит. У всех праздник, а у меня что? Дурдом у меня с приветом. Но привет этот, я всё же надеюсь, будет хотя бы в размере оклада, невзирая на испорченный главпиджак. А что? Он сам виноватый! Не стой под стрелой, все с детства знают! А если б я ему на голову бутыль уронила? А если с замахом? Не выжил бы ведь, а я виновата…
Наконец, к концу третьего часа, когда музыка сделалась громче, а ведущий очередной раз пожелал сотрудникам счастливого Нового года и игриво напомнил про мои карточки, на что кто-то из менеджеров громко и пьяно икнул и, неожиданно попав в паузу аудиосопровождения, развязно и обиженно фыркнул: «Да х…ерунда там вообще!», на весело освещённой прожекторами сцене вдруг появился наш взбудораженный Главный без пиджака и галстука и, выхватив у ведущего микрофон, таким же придурковато-веселящимся тоном, чуть растягивая слова, прогудел:
— А раз желающих забрать оставшиеся бонусы больше нет, мы приглашаем нашу очаровательную ёлочку подняться сюда, чтобы открыть оставшиеся конверты и узнать, наконец, посчастливилось ли кому-то забрать наш праздничный джек-пот!
Легкий удивлённый шелест в покачивающейся толпе перерос в азартные выкрики, зал охватила хаотичная суета, и главный поманил меня пальцем на сцену. С нехорошим таким прищуром поманил, отчего сердце моё тревожно ёкнуло, я сильно вздрогнула и уронила ополовиненную бутылку. Тут бы мне и броситься бежать в объятия к руководству, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Но вы же помните – ёлка! Я порывисто шагнула, к своему освобождению и под сдавленные смешки медленно завалилась вперед и на бок. Зал грохнул хохотом, а я, костеря последней нецензурщиной это проклятье праздничного дизайна, в панике собирала рассыпавшиеся конверты, с отчаянной обречённостью ощущая себя восходящей звездой ютуба.
К моему облегчению, все конверты нашлись – ровно восемь. И я, гневно отодрав от ёлки пенёк, двинулась на сцену.
— Ну же! Поддержим нашу ёлочку!— радостно и ошалело выкрикнул ведущий, истерично лупя ладонью по отвоёванному у шефа микрофону. Уж не знаю, чем он поддерживал градус собственного безумия, но шампанским тут и не пахло. Ну разве что, не меньше полновесного галлона.
Зал снова грохнул пьяными выкриками, свистом и ржанием, а я одновременно красная и зелёная ринулась вверх, лишь бы поскорее прекратить этот ужас. Главный протянул руку, и прямо у моего лица зловеще сверкнул чёрный глаз запонки. Я попятилась было назад, но шеф, лихо подцепив мой локоть и закинув нас с ёлкой наверх, шепнул мне на ухо: «Держись, Варвара Андревна!» и фамильярно и крепко так приобнял, слишком уж празднично улыбаясь.
В этот момент меня пронзили две совершенно не связанные между собой мысли: шеф знает, как меня зовут, и, кажется, отрывая пенёк, я перестаралась – каркас ёлки начал разваливаться и сползать с меня прямо на сцену. Я выставила локти в стороны, чтобы замедлить процесс и отсрочить неизбежное, что, по-моему, не слишком-то помогло. Словом, я всё уверенней приближалась к миллиону просмотров, оставалось только надеяться, что в таком виде меня мало кто опознает. Наивно, я знаю.
Я уже подумывала, как бы так быстро сменить имя, паспорт и адрес регистрации, когда наш Главный радостно мурлыкнул, в опять отобранный микрофон:
— А теперь мы попросим нашу ёлочку предъявить жетоны и оставшиеся конверты! — чем спровоцировал настоящий взрыв аплодисментов. Вот это успех. Мне так не удавалось завести аудиторию никогда. Надо будет спросить, в чём его секрет.
— Жетоны, Варя, что за мечтательный вид? — уголком рта проговорил наш пахнущий алкоголем и нетерпением шеф. А я удивилась: мечтание-то он где увидел? Озверение, да, вот оно должно было быть точно. За этими мыслями вытащила из одного кармана сначала одну, а потом и ещё пару горстей золотистых жетонов с логотипом компании и ёлкой и сложила их в подставленную прозрачную пиалу. Потом так же неторопливо открыла специально вшитый в костюм чехол для конвертов с бонусами, развернула их веером и, показав залу, передала уже натужно улыбавшемуся мне мужчине.
Он как-то странно криво оскалился, стоило конвертам оказаться в его руках, и небрежно засунул их себе в карман брюк. В штаны он их засунул, вы понимаете?! Да я воздухом подавилась, увидев такое вопиющее, бессовестное непотребство! Мне в инструкциях раз сто наказали из рук не выпускать, держать только в том самом чехле-кармане, выдавать строго по одному, перепроверяя трижды, чтобы не дай бог что! А этот..! В штаны!
Конверты торчали помятыми краями и, пожалуй, Главный был прав. В его кармане, у всех на виду это было сейчас самое безопасное место.
— Жетонов ровно сто девяносто восемь! — радостно оповестила оператор торгового зала из главного ЦОКа (Центр Обслуживания Клиентов) и запрыгала, прижимая руки к груди, словно её только что объявили «Мисс Experience Телеком». И я бы закатила глаза, да что-то было мне неспокойно.
— Отлично! — возрадовался вслед за операционисткой ведущий и резюмировал: — И это значит, что конвертов осталось ровно семь!
Как семь? Я совершенно точно собирала с пола восемь!
У меня и так давно грохотало в ключицах, и теперь сердцебиение моё подтянулось точнёхонько к ушам, туда, где на голову давила шапка Сердючки.
Я, словно во сне, оглушёно наблюдала, как Главный небрежно вытаскивает из кармана растрёпанные конверты и, глядя на меня необъяснимо горящим взглядом, медленно, по одному, разворачивает их веером. Все... семь?
Мать вашу!
КАК СЕМЬ?!
***
В лицо плеснуло сначала жаром, а потом ледяным холодом, и в голове что-то тоненько и звонко завыло.
Мне конец... Не знаю какой, но точно конец. Я судорожно обхватила себя за плечи, пытаясь замедлить сползание ёлки и панически соображая, чем мне это грозит, и что нужно срочно делать?
Зал заискрил мерцающей жёлтой подсветкой, зазвучал праздничной музыкой, и послышались задорные выкрики: "Вскрывайте!", "Чего же ждём?!", "Ха-ха!", "...не пришёл?", редкие хлопки и даже свисты.
А я, конечно же, глупо надеялась, что это какая-то дурацкая ошибка, недоразумение. Кажется, так говорят все, на кого надевают наручники...
Главный отделил от стопки один конверт, безалаберно засунув остальные под мышку. ОМГ! Да меня просто удар сейчас хватит! Варварски разорвал конверт и достал серебристую корпоративную карточку, показал её залу, и под смешки кто-то выкрикнул: "А кто прогулял, не получат бонусы что ли?"
— Получат, — неожиданно серьёзно ответил шеф, и, опять запихивая конверты в карман брюк, со злорадным оскалом пояснил, — Просто сделают это у меня в кабинете.
В зале охнули, и до нас слабо донеслось: "Чур меня, Чур!", а я глупо хихикнула. Наверное, у меня от тотального перенапряга самосохранение попросту сдохло. Главный метнул в меня убийственный взгляд, и я уверилась: одним увольнением тут не обойдётся, (ну кто ж меня за язык-то тогда тянул, а?) и, спрятав карточку в нагрудный карман рубашки, шеф принялся за второй конверт, под одобрительный гул выудил из него очередную серебряную карту. А потом из трёх следующих – две зелёные и одну серебряную...
Гул становился заинтересованным и всё более громким, а лицо Главного напряженным. Нет, он не прекратил ни улыбаться, ни шутить, но глаза его сделались холодны, а челюсть заметно выдвинулась вперед, искажая улыбку до устрашающей гримасы. Я успокаивала себя тем, что так падает подсветка сцены сверху, что шеф в подпитии и, возможно, просто достало его это всё. В конечном счёте, ему отдых нужен едва ли не больше, нежели всем нам. Он единственный в нашей конторе работает без обедов и выходных. Но ему можно. Он владелец и всё такое.
И я бы лелеяла эту мысль и дальше, если бы не скользнувшая по виску мужчины блестящая капля, она прочертила стремительный след к подбородку и исчезла за расстёгнутым воротом ослепительно белой рубашки.
Шеф прищурился в зал, демонстративно медленно оглядывая замершую разгорячённую праздником толпу и ехидно так поинтересовался:
— Точно ни у кого в конверте нет особенной карты, а то тут их осталось... — он шутливо покосился на свой карман брюк, вызвав напряжённо-взволнованный хохот, — оба! А карты-то всё нет! — вот ведь, оказывается, как может, никогда бы не заподозрила в этом пугающем человеке массу обаяния и артистизма. Он с широкой улыбкой выделил это "особенной", и все бросились проверять свои конверты. А я, пребывая в откровенном ужасе, боялась даже вздохнуть, чтобы не спровоцировать падение ёлки. В буквальном, и фигуральном смысле.
Именно в этот момент под одинаково громкие и одновременно разочарованные и восторженные возгласы шеф вытащил из кармана очередной мятый конверт, демонстративно развернул его логотипом к залу и аккуратно вскрыл. Не разорвал как остальные, а осторожно именно вскрыл! А после с невероятно серьёзным лицом, на котором блестели чуть заметные капельки пота, медленно извлёк из него карту. Золотую! Слава боженьке и небесям! Золотую! Я так громко и с силой выдохнула, что Главный вытаращился на меня. Каркас ёлки скользнул вниз, до середины плеч, и я его едва поймала. Жуть!
— С чем вас, дорогие друзья, и поздравляю! Последний конверт вскрывать не будем, нет смысла. А эта сумма, — он покачал мерцающей картой перед собой, — результат работы всех нас, она же и останется в обороте фирмы, умножая наше с вами благосостояние в следующем году! С новым годом!
Я обессилено привалилась к какой-то хлипкой опоре, кажется, это была гигантская снежинка и ждала, когда публика потеряет к происходящему на сцене интерес, потому что метаболизм и нервная система требовали одновременно шампанское принять и исторгнуть. Это нервное, я знаю. И вообще уже очень хотелось домой и чтобы больше никаких ёлок. Навечно.
Тем временем, из зала донеслось не слишком громкое за радостным "Happy New Year", но такое, что нам с Главным со сцены нельзя было не расслышать:
— Несправедливо...
— ...ну да, просто отжали в руководство.
— Лучше бы опять лотерею сделали, как в прошлом году.
— Точно! — сквозь явно большой глоток, — Спектакль, и всё подстроено!
Я видела, как с каждым услышанным словом лицо шефа превращается в красный бульдозер, а блаженно расслабившийся к этому моменту новогодний тамада, вытаращив глаза, бросается к сцене, пытаясь перехватить у главного микрофон. Но было поздно, шеф уже набрал воздуха в грудь и массовка слаженно замолчала. Музыка стала тихой, а в динамиках раздался противный, убийственный визг.
— А теперь Варвара Андревна напомнит нам, кто тасовал конверты! — Я тряхнула головой, в надежде, что мне послышалось, и с отчаяньем поняла, что нет, это действительно прозвучало! — Ну же! В самом начале праздника, под первый тост! Кто?
Но ответить мне, слава небесям, не пришлось.
— Я! Я конверты тасовала! — выкрикнула Лерочка из корпоративного отдела откуда-то из глубины зала. И тут же её выхватил из толпы яркий белёсый луч, а вокруг закружились световые сердечки. Кто у них там за пультом вообще? — Все видели, Виктор Алексеевич, вы чего? Там ничего подстроить было нельзя! И у Вари они стопкой торчали, и она крайний всё время брала. Я следила!
Бог мой! Она следила! Возможно, не только она. Даже наверняка! Это хорошо или плохо?
— Точно! — донеслось сбоку нетрезвым голосом заведующего по хозяйственной части. И музыкальная тема в динамиках сменилась весёленькой музычкой из "Каламбура", чуть заметно усилившей громкость. — Крайний. А может, так и задумано было, чтоб потом это ага... М? — говоривший сдавленно заржал, а я не удержалась и оглянулась на пульт. Ну точно. Из-за коробки с рычажками выглядывали кроссы, почти пустая бутылка с неопознаваемым содержимым и косматая макушка в одном наушнике сдвинутом на лоб.
— Викентий Ар...батьевич! — выругался шеф.
— Арба-ат! Вике-ентьевич, — громким, свистящим шёпотом донеслось всем тут же слышное из зала. И музыка наконец-то прервалась.
— Вот да! Именно! Прошу прощения, — шеф с досадой прищурился в затопившую вдруг зал темноту. Вот же самоубийцы. Не могли, что ли сделать вид, что так и надо? Начальство не ошибается, между прочим. — Уважаемые коллеги, дорогие друзья! Чтобы у вас не возникало никаких сомнений в отсутствии возможных подлогов, съемка вечера доступна любому желающему убедиться в чистоплотности организаторов и исполнителей! — Директор махнул кому-то вдаль, и все обернулись назад, чтоб увидеть, как лысый, в красивых тату и наушниках мужик с камерой на штативе и мохнатейшим микрофоном, сияя ослепительной улыбкой, достал флешку из всё ещё направленной на зал камеры и, торжественно прошествовав через толпу, вручил карту памяти шефу.
— Мы разместим это видео на сайте компании, — он поднял флешку над головой, и повторил: — Для всех желающих! Что ж. Вечер с вами был замечательным и красивым. Спасибо всем большое, — произнёс так, будто послал нас всех сразу далёким и очень дремучим лесом. — С наступающим Новым годом и... до понедельника! — Главный со злорадной улыбкой спрыгнул со сцены, за локоть сдёрнув за собой абсолютно не готовую к такому маневру меня. Динамики взревели "Gimme...", и толпа, в которую к этому времени превратилось наше собрание, удовлетворённо ринулась праздновать дальше.
Мы с ёлкой негодовали. Тайно. Задавать откровенно взбешённому мужчине вопросы и указывать на свои неудобства рискованно и чревато здоровьем, если этот мужчина волочит тебя по местами мокрому полу за руку. Материальным благополучием, если это твой работодатель. И честью, если на тебе сползающая ёлка... Я держалась. Молодец я в курсе.
Именно в это мгновенье нога моя ступила в пучок блестящего конфетти, и я уже не шла, а просто скользила вслед за шефом. Тот, перестав чувствовать моё сопротивление, радостно прибавил ходу и буквально вытолкнул меня на финдиректора с главбухом.
— Светлана Игоревна, Олег Николаевич! А составьте-ка нам компанию! — задорно повелел он и с неотвратимостью пылающего ледокола рассёк толпу коллег в направлении неотложной эвакуации.
Зал гремел нам вдогонку нестройным "Новый год к нам мчится. Скоро всё случится!" и зловеще мигал красными огнями, вырисовывая на приближающейся двери всклокоченный силуэт шефа и летящий за ним, как на привязи, мой.
И будь я человеком посторонним, ни за что бы не поняла, что наш Главный не по плечу хлопает администратора, возникшего опрометчиво рядом, а таранит его перед собой на выход. Но я понимала и в чём-то даже сочувствовала бедолаге. Не особо, впрочем. Помирать в компании всегда веселее потому что. А вызывать весь огонь на себя в мои планы совершенно сейчас не входило. И вообще, у меня ёлка! Почти разодранная, покосившаяся с грустными блестящими опилками на зелёном фатине и звезда золотая еще на макушке. Хорошо еще, если макияж не поплыл от этих софитов, под которыми я три часа простояла. Мне сейчас вообще полагалось бы за вредность как минимум душ и к нему молоко. Как максимум… ох я свою фантазию никогда не ограничивала. Много мне полагалось. Но я не настаивала, потому что огонь на себя, вы помните и все такое. Поэтому я ободряюще улыбнулась беспокойно озирающемуся человечку в неважно сидящем праздничном пиджаке. Тот в ужасе дёрнулся и у него даже почти получилось от шефа отскочить, но Главный, на то он и главный, был быстрее: поймал бедолагу за лацкан и вытащил нас всех в фойе.
***
— А что, уважаемый, где бы нам тут поскорей уединиться? — шеф с полубезумным видом порывисто заозирался, притопывая в нетерпении ногой.
— Со мной?! — в панике вскричал посветлевший до белого администратор, так, что стал заметен корректор под глазами и, в общем-то, умело наложенный тон.
— Да вот хоть в гардеробе! — разрешил себе шеф, и мы все обернулись к огромному зеркалу на стене, отразившему то неповторимое, что непременно надо было бы запечатлеть для потомков: шеф взъерошенный, напоминающий собственный шарж, карикатура на внезапный и насильственный труп ёлки, казначеи нашей конторы, придерживающие друг друга за локти с одинаково вытянутыми лицами и плотный, бледный мужичок в серебристых пайетках.
— Нет! — безбрежный алярм в голосе ответственного за ресторанный зал грозил обратиться сверхзвуком, — Что же вы...
Мы... То есть, у нас! Да к черту же! — и мужчина звучно выдохнув, наконец, собрался: — Отель в вашем полном распоряжении. Я провожу вас в конференц-зал!
— К дьяволу конференц-зал, — сквозь зубы пробормотал шеф и на полном серьёзе попросил: — Нам хоть в подсобку, только поскорее, — и двинулся было выполнять, но что-то его остановило. Возможно, внезапно наступившая абсолютная тишина. И даже еле слышное из-за плотных дверей фуршетного зала слабое унц-унц не могло перебить этого оглушающего момента.
Шеф замер и обвёл наше собрание горящим, почти вулканическим взглядом. Проблеск понимания неспешно разгорался на его сосредоточенном и суровом лице.
— Так. — Он запустил свободную от меня пятерню в волосы, повторил: — Так! — И взревел: — Вы что тут подумали?!
Что-что... Что кому-то... то есть, кто-то... не в себе сильно, в общем. Но все почему-то слаженно промолчали и так же хором отвели глаза в потолок. С нашими же лицами на нём, кстати.
— Вы что думали!? Что я, что я вот... это вот?!!! — и он весьма недвусмысленно ткнул в меня пальцем, одновременно брезгливо отбрасывая мою руку.
Ну, знаете!
— Ну почему же... — пробормотал себе под нос ресторанный администратор, бросил виноватый взгляд на главбуха с финдиром и громко добавил: — Нет-нет, что вы! Как вы могли... То есть, мы! Как мы могли... То есть, вы как могли! То есть,..
— Я понял! — проревел шеф и почти крикнул: — Помещение где?! — И, через мгновенье добавил: — Совещание у меня! Экстренное!
— Совещание! Конечно! — на бегу бормотал административный мужичок и со словами: — Момент! — распахнул перед нами какие-то двери. — Помещение, — шёпотом выдохнул мне в затылок, и следом до нас донесся топот стремительно удаляющихся ног.
Мои ноги тоже бы с радостью удалились, но я была надёжно стреножена маскарадом и поэтому обречённо шагнула вслед за теряющим адекватность и, похоже, жутко рассерженным мужиком.
— Да что же произошло? — беспокойно поглядывая на стопки накрахмаленных снежно-белых скатертей и салфеток, спросила финансовая Светлана.
Главный быстро выудил из наставленной друг на друга кучи мебели в углу стул, чем вызвал опасный крен этой фантомно сбалансированной системы, и с размахом плюхнувшись на сиденье, изрёк непонятное:
— Тридцать лямов у нас произошли, Свет, — расстегнул третью пуговицу рубашки и с силой потёр шею. Устал мужик. — И вроде, с одной стороны, страшного ничего, сейчас или заблокируем счет, или дождёмся движения и... Млин, поймал, называется, на живца, — поморщился шеф и тоскливо вздохнул: — Эх, коньяк надо было захватить.
— Виктор... — Главный бухгалтер покосился на меня, — Вить, что за деньги-то?
—А, — шеф неопределённо взмахнул рукой, — Это те, что мы с тобой в детский дом приготовили как благотворительность перевести.
— Помню, и уже платёж даже сегодня провёл. Ты, правда, приказ поздно подписал, и я под закат банковского дня их сегодня оформил. Но утром увидят точно. Так при чём тут корпоратив и карта?
— Вот ведь, — проворчал беззлобно шеф, — И когда ты только всё успеваешь?
— А я тебе говорила, очень талантливый мальчик блеснула улыбкой Светлана всё-время-забываю-как-отчество и настороженно покосилась на меня.
А я что? Стою, не бликую, жду, когда про меня наконец забудут.
Не забыли. И не проигнорировали даже.
— Варвара! — рявкнул шеф и зачем-то выдохнул: — Андревна... Что там у тебя произошло? Что это за хрень получилась? — он экспрессивно потряс перед собой руками, вероятно, призывая объяснить мой удручающий внешний вид.
Так, спокойно, Варваломей Андреич, ничего странного не происходит, просто дыши.
— Ёлка со мной приключилась, Виктор Алексеевич, — очень осторожно и примирительно сообщила я очевидное и на всякий случай добавила: — казнить только не велите.
— Ты издеваешься! — вспылил и без всякого искрящий шеф и даже вскочил со стула. — Какая ёлка?! — Я робко попыталась указать на свою мучительницу взглядом, мол, эта вот ёлка. — У нас тут у всех, чтоб ты знала, ёлка! Нашла время придуриваться!.. — Дальше следовали красивые и множественные непечатные идиомы, и я громко шмыгнула носом, отчетливо ощущая, как у меня всё ярче и жарче рзгорается макияж...
— Так, всё, а теперь чётко, внятно, по существу! Откуда у тебя конверт лишний взялся?!
Конверт! Вот так я и знала.
— Понятия не имею! У меня всё строго было, под присмотром. И я у всех на виду была. Это девчонки, наверное, обсчитались. Другой причины я не вижу. Я и сама их считала с самого начала, и у меня так и выходило, что остаться должно ровно восемь. Столько и получилось. Надо жетоны ещё раз пересчитать.
— Считайте, — шеф выудил из кармана длинное розовое нечто, в котором я с ужасом опознала... мешок для мусора. — Что? — деловито нахмурился шеф. — Под руку что попало, туда и свалил. Не в носок же их было засовывать.
А носок, то есть, у вас всегда под рукой... Посмотрела бы я, как вы эти жетоны сначала туда, а потом оттуда...
— Так, Вить, ты расскажешь нам всё-таки, что произошло? — Светлана папу-её-как? (когда я уже наконец-то её запомню?!) нетерпеливо мерила комнату меленькими шажками и поглядывала на золотые наручные часы.
— Да воришку я хотел вычислить, — сокрушённо выдохнул шеф и опять принялся терзать тревожно щетинящуюся макушку.
— Почему м-м... в таком непростом антураже? — Светлана нахмурилась, сосредоточенно заложила руки за спину и очень осторожно проговорила: — Все движения по счетам под жестким контролем. Я не думаю, что у нас кто-то ворует.
— У нас – нет. У меня. У меня воруют, — по-детски обиженно набычился шеф, а у финансовой леди вытянулось лицо. У меня бы тоже вытянулось. Но моё было занято тем, что из последних сил кусало губы и морщилось. Шампанское, три часа на тридцати сантиметрах подиума, вы помните. И я совершенно не знала, как в такой драматичный момент попроситься выйти... О божечки, за что я так со мной, за что? — И камеры по всей приёмной и в кабинете, и пароль на сейфе через день меняю. И ничего. Мистика какая-то. — Шеф сокрушённо опустил руки и горько выдохнул.
— Много пропало-то, — осторожно спросил Олег Николаевич. Не удивляйтесь, этого я хорошо знала. С бухгалтерами вообще шутки плохи. В конце концов, зарплату именно они нам начисляют.
— Да не то что бы. Могло и больше, наверное, да повезло. Я как раз почти всю наличность в ремонт вбухал. Несколько сотен осталось и браслет... — шеф хмуро пальнул взглядом исподлобья в нас со Светланой, мрачно буркнул: — В подарок, в общем.
— За раз? Давно? В полицию обращался?
— Да уж несколько месяцев. Не за раз. Я сначала подумал, что совсем с недосыпу края попутал и забываться стал, когда первые пол сотни пропали, а потом двадцатку не досчитался, потом еще, — кисло хмыкнул шеф. — В полицию... В курсе полиция. Это ж кто-то из своих, ты понимаешь?! Причем, кто-то из самых своих!
Мы коротко переглянулись в ответ на этот отчаянный спич, глаза вспыхнули надеждой, что мы, вероятнее всего вне подозрений. У талантливого мальчика Олега Николаевича даже слегка порозовели щёки и уши. Оставался, конечно, вариант, что нам это озвучивается специально, чтобы кто-то из нас занервничал и сделал какую-нибудь глупость. Но нет, шеф выглядел слишком откровенно несчастным.
— Ну ты... — только и сказала женщина в красном и облокотилась руками на заваленный стульями стол. — Ты же показывал нам всем карту! С чего ты решил, что её украли?
— А потому что это не моя карта, — свесив руки между колен, тихо проговорил шеф. — Это вообще хрен знает что, — он полез в карман, и уже раскрывая несчастный оставшийся в живых конверт, зло пробубнил: — Я вообще такого банка не знаю. Завитушки какие-то... Странный логотип.
— А это не банк, — Светлана подвинула к Главному стопку салфеток, — Это, скорее всего, ключ. Ну или скидочная карта.
— На ночь в отеле? — булькнула я, потому что смеяться мне было чревато, и на меня уставились три многозначительный взгляда. С семантикой типа "Заткнулись бы вы, барышня", "А хоть бы и ночь" и "Боже мой, нет, все равно никто не узнает".
— Да, я вспомнила, точно ключ. — Женщина в красном медленно протянула и отдернула руку, когда шеф глянул на неё так, будто выжег клеймо. — И как он сюда попал?
Вот не знала я о ней ничего подобного раньше, и слава же Богу, а теперь вот, как жить, как жить?!
— А это я и пытаюсь выяснить, — шеф препарировал взглядом теперь меня, а я не нашла ничего лучше, чем спросить то, что в мирной жизни не спросила бы и перед угрозой матумбы.
— А можно мне быстренько в туалет?
— Нет! — рявкнул одновременно мужской и женский голос, и мне на мгновение почудилось, что я описалась.
— Па-почему нет? У вас флешка с записью! На ней и смотрите, откуда у меня конверт! А я не знаю! Три часа, как проклятая у всех на виду, и я же ещё и виновата!
— Проводить её? — как-то слишком серьёзно спросила женщина в красном, а я с отчаянной надеждой подтянула ёлку, приготовившись бежать.
— Да бог с ней. Куда она в таком виде? — хмуро бросил шеф, — К тому же, Варвара права. У нас запись. Надо только сообразить, на чём посмотреть. — И прикрикнул на меня: — Иди уже, позор аниматора. И чтоб одна нога здесь, другая... тоже здесь.
И я, недоумённо бормоча: «Почему сразу позор-то?», стремительно вылетела из подсобки вон.
Радовалась я рано. Потому что, прежде чем обнаружить вожделенный объект, я успела проклясть и шефа, и всё сегодняшнее недошоу, и недобитого этого клептомана, из-за которого я уже полчаса как не дома, и даже чуть не покусилась на святое, на Новый год, но тут сделалось мне счастье в виде очень долгожданных «W» и «C», и я решила разом несколько насущных проблем, одной из которых, конечно же, была ёлка.
Сцепив кое-как между собой гибкие пластиковые трубочки каркаса, и убедившись, что моё собственное праздничное платье под ним не пострадало, я осторожно покачалась из стороны в сторону, чтобы понять, что мне не то чтобы резких движений делать не стоит, а лучше бы вообще не дышать. Пока сцепляла конструкцию снова, я даже подумывала, не снять ли вообще это чудовище к чертям и оставить в дар местному домовому, но явиться неожиданно в приличном нарядном виде мне показалось будет насмешливым и неразумным, к тому же это могло вызвать у нашего совещания вопросы типа, а чего это я, собственно, прихорашиваюсь, не иначе взгляд от чего-то другого отвлекаю. Вопросы мне были не нужны. И вообще, как там в заповедях? "Вид должен иметь лихой и придурковатый"? Вот и не буду отклоняться от золотого, так сказать, стандарта. Шапочку вот только сниму. Надеюсь, сан персонал впадёт в экстаз от оставленного мной в углу этого чудовищного восторга.
***
Возвращалась я посвежевшая, ободрённая и в полной уверенности, что всем недоразумениям наступил быстрый и счастливый конец.
О том, что я заблуждаюсь, мне сообщило спешно облачающееся в верхнее совещание, гневно рявкнувшее голосом шефа:
— Чего как долго?! — а я в отместку сунула ему в руки свое пальто. Мужик он или не мужик, в конце концов? А я? Что ли не женщина? И с безапелляционным видом выставила назад руки. Шеф, к слову сказать, не мешкал ни секунды — бормотал что-то про хорошеньких вертихвосток на его, цитирую: "гкхм, голову", доверчивость и "всякие там", дальше шло неразборчиво, а может, я просто предпочла не расслышать; но пальто накинул изящно, как пёрышко. У меня даже на душе потеплело.
Словом, мы отправились в офис просматривать вечерний файл, благо он, офис, был через дорогу. Я рассчитывала избавиться всё-таки и наконец от ёлки, съесть пару печенек, заныканых в нашем с Маринкой кабинете в верхнем ящике моего стола и, вызвав такси, поскорее слинять домой. Но вы же знаете, проблемы если появляются, они начинают наматываться одна на другую, превращая вашу жизнь в летящий адовый ком, что время от времени скидывает что-то из ваших вещей или наоборот подбирает чужое.
Этот ком, например, забыл мои сапоги в гардеробе ресторана, и я бросилась за коллегами в одних туфлях. Не я одна, впрочем, хоть не так обидно. Но дело-то было вообще не в этом! А в том, что файл съёмки не открывался. Никаким способом. А способов я знала много разных.
— Могу только предположить, что здесь его вообще нет, — осторожно резюмировала я. — Здесь только образ файла. Вы её случаем, пока я отсутствовала, никуда не... вставляли?
Шеф исторгнул очень складную витиеватую конструкцию, одновременно воспевающую и порицающую окружающих его сказочных и некомпетентных идиотов и, схватив телефон, принялся в нём что-то яростно набирать. А его аффектное: "Валера!!!" порядком напугало нас всех, и мы с финдиром и главбухом слаженно отхлынули к двери.
— Какое, твою мать, в порядке? Что? Волноваться? Я тебе сейчас устрою волнения! Какое, <...> твою <...>, защита от дураков?! Я тебя спрашиваю, как я... Ах, ну раз предусмо-о-отрено... — и как заорёт, — Быстро, я тебе сказал! Чтоб через пять минут... Как уже не можешь? — и в этом месте мы, уже расслабившиеся, опять напряглись. А шеф, одарив нас растерянным взглядом, сипло пробормотал: — Удачи, чувак, пусть бог там тебе поможет, ну и всё там такое. Да. Извини. Угу. Без обид.
И у меня ёкнуло в том месте, где по заверению ученых медиков ёкать совершенно нечему. Не может же ёкать крошечная косточка между рёбер?
— Нету у нас с вами видео, — всё так же не то ошалело, не то задумчиво пробормотал шеф и спохватился на наше недоумение, выдав привычно строгое: — Рожает Валера. — И повелел: — Забыли про него!
— Так, — выдохнула финансовая Светлана и, положив одну руку на лоб, другой придерживая поясницу, зашагала по кабинету Главного. Непросто женщине потому что до ночи блистать на таких каблучищах. Даже такой хрупкой комплекции. А Светочка, была б не директор, точно чей-нибудь царицей бы стала. А этой страшной женщине финансовые схемы милей, чем... Да чем вот всё. И ничто для неё не могло сравниться с понятным, логичным и идеально правильным миром её цифр и азартом и опасностью многоходовых контрактов. И я никогда не знала, чего мне хочется больше, пожалеть её или повесить её портрет над дверью в кабинет и советоваться с ним в случае посещения в мою голову гениальных идей таких вот как та, что привела нас этой ночью в осквернённое воришкой логово шефа.
— Так, — повторила Светлана. — Вить, мы не то совсем делаем. Идём ко мне. Надо деньги со счета увести. Заблокировать хотя бы.
— Возможно. Тогда, как мы узнаем, кто их взял?
— Ну твой... этот, которого нельзя вспоминать, отдаст же он тебе когда-нибудь флешку? Или что он там с ней сделает?
— Отдаст, — постучал пальцами по столу шеф и мрачно вперился в своего финдира: — Ну а вдруг там этого нет?
— Но деньги-то тогда тем более увести надо!
— Не надо, — авторитетно отмахнулся шеф.
— Бред какой-то, — возмутилась женщина в осточертевших ей туфлях и, наплевав на образ, почти упала на шефский диван. Отвечаю, это блаженство сродни оргазму. Лучше бывает, если только туфли ещё снять.
А мы с ёлкой безмолвно стояли и, если и отсвечивали, то совсем потихоньку. Иголки, фатин, ну вы помните. Придушить это всё даже шефским кабинетом оказалось отчаянно невозможно.
— Ну что-то же нужно делать?
— Нужно, — откликнулся шеф, решительно встал и одёрнул отчётливо смятую на спине и руках рубашку. — Думаю, нам стоит вернуться назад! — высказал ослепительное, и нас всех заметно перекосило.
Зачем назад? Не надо назад! Там душно, людно и плохо пахнет!
— Не переживай, Варвара Андревна, узнаем мы, кто тебе в лифчик слазил! — твёрдо пообещал шеф, а я было раскрыла рот, чтобы сказать, что «а» – мне в принципе пофиг, «б» – вовсе и не в лифчик, «в» – это вовсе даже и не мне надо... На пункте «г» я захлопнулась ибо, с начальством спорить – себе дороже. Все равно будет как он "уже давно решил", и я дипломатично кивнула:
— Как скажете, Виктор Алексеевич.
— Вот и славно. Другим путём пойдём. В отель нам с вами надо.
— О, Боже, — простонала Светлана и попыталась наложить вето: — Заблокировать счет и домой нам надо! Никаких отелей в половине двенадцатого в пятницу после корпоративов! Я против! У меня...
— Что у тебя? Муж? — вызверился Главный.
Светлана (как, мать, её? Ай, не помню!) гневно поджала губы и сощурила прекрасные свои глаза. А шеф и не думал сдаваться:
— В отель! Узнаем, на кого номер зарегистрирован и вот тогда домой. Или в номер. Это уж как получится.
И мне очень не понравилось, как он сам себе улыбнулся.
Но тут голос подал тот, про кого я совсем забыла.
— Нам не скажут, на кого оформлен номер, — хороший, то есть, талантливый мальчик Олег нервно поправил очки и, почти незаметно качнувшись с пятки на носок, добавил: — только если ми... полиция потребует.
Четыре взгляда встретились: два азартных, один настороженный и один обречённый, и я покачала головой и воззвала к коллективному разуму присутствующих:
— Там двенадцать этажей, между прочим.
— Не дрейфь, к утру успеем! — хлопнул меня по плечу шеф, и женщина в красном раздражённо выплюнула:
— Тогда давайте покончим с этим как можно быстрее! — и наше совещание устремились прочь, то есть навстречу, приключениям, конечно же. А у меня само собой вырвалось:
— Интересно, а что вы такое вообще сегодня пили?!
Ну да, просто я вот на своём допинге недолго совсем продержалась. Да и побочка у него – наказание одно.
— А я пил? — издевательски поднял бровь шеф, пропуская меня вперёд.
— Ну так пахнет же, — кивнула, наклонившись к нему, тихонько.
— Ты, Варвар, антистрессовую терапию с алкоголизмом не путай! У самой вон пузырики только из ушей разве что не сыпались, — и я мучительно покраснела.
— Так то шампанское! — нервно прошипела я. — Оно меня по ночам брать отели не выгоняет!
— Зато язык вон как развязывает, — выходя из кабинета последним, хмыкнул шеф, а меня прострелило: неужто узнал, что мы с Маринкой как раз тогда, в день эпичного совещания по этому самому корпоративу, прямо с самого обеда отмечали её день рождения шампанским. — На трезвую из тебя слова не вытянешь. Вечно: мысль в глазах вспыхнула, сама себя напугалась и, не прощаясь, свалила. А мысли, они, Варя, собственность начальства. Оно тебя за то и терпит, чтоб ты с ним своими мыслями, местами умными, местами не очень, охотно делилась. А не как обычно: подумала, четырежды передумала и никому в итоге не сказала.
Ну вообще-то! Мои мысли очень даже моя собственность, и объем этой эфирной субстанции юридически не определен, поэтому – ну вообще-то!
— Боюсь спросить. Вы это всё у меня в глазах прочитали?
— У тебя, Варвара Андревна, у тебя. Ну-ка давай, выдай ещё какую-нибудь сказочную ахинею, мне на креативную волну настроиться надо, — повелел обидное шеф и перед заходом в отель попрыгал, выразительно размяв плечи. Это он творческой рукопашной гостиницу штурмовать собрался что ли? — Так. Всем оставаться на местах и ждать моего звонка. Я пошёл!
***
— Вить, ты издеваешься, — гневно сбила шефа в полёте королева конторских финансов. — Я в туфлях, а тут мороз! Да и Варь... — мне досталось немного холодного взгляда, — ...вара тоже. Без обуви.
Недоумение шефа скользнуло по нашим ногам, почти неуловимо вспыхнуло досадой и мужчина рявкнул:
— Так чего стоите-то? В зал идите! Ждите моего звонка там! — и, взъерошив густую, короткую шевелюру, ринулся в атаку.
Мы ещё буквально пару секунд приходили в себя от экспрессии этой летящей машины, а потом, с не знаю чьими словами : "Я хочу это видеть!", устремились следом.
К тому моменту, когда мы просочились в фойе, Главный уже лишал воли администратора горящим взглядом.
— Я, пожалуй, всё же пойду, — пробормотал опора нашей бухгалтерии и направился в сторону банкетного зала.
Я провожала его нервную спину рассеянным взглядом. Меня что-то тревожило, и я никак не могла сообразить что именно.
— Это он зря, конечно, — посетовала я, а Светлана И…гнатьевна(?) усмехнулась:
— Конечно зря, эта девчонка его дальше своего стола не отпустит.
Я не сразу сообразила, что наблюдение мы ведем за разными объектами, поэтому продолжила сокрушаться:
— А если он ему позвонит? А мы тут не узнаем? — Я осторожно выглянула из-за угла, за которым мы притаились.
— Не позвонит, — уверенно отрезала женщина в красном. И отмахнулась от моего вопросительного взгляда: — Я у него в быстром наборе. Виктор и ночью позвонить может, если ему какая-нибудь очередная гениальная идея спать не дает, — и я была ей благодарна, что она тактично не уточнила, какая и чья именно. — Тихо! О чём говорят?
— Она рада ему помочь, кажется, — прислушалась я. — Тут такое дело, — принялась транслировать я.
— Да слышу я, не мешай! — одёрнула меня Светлана и я спешно заткнулась.
— ...сюрприз, — донесся до нас слегка смущающийся, приглушённый голос шефа, — И она пригласила меня сюда. Дала ключ, — он выложил перед собой карту.
— О, мои поздравления, — неискренне порадовалась администратор.
— Благодарю покорно, — ух, как может, я бы тоже заволновалась, если бы мужик на меня вот так посмотрел, по меньшей мере, стала б искать, что на мне расстегнулось, — Но, вот незадача, она так волновалась, что забыла сообщить номер. И я, — Клянусь! Шеф покраснел! Всё это прекрасно мне было видно в зеркало одной из колонн фойе, — вспомнил только на подходе сюда. — И выдохнул жарким шёпотом: — Помогите мне! Я почти опоздал! Она ждет меня через, — отчаянный взгляд на часы: — через десять минут!
— Надо же. Какой талант пропадает, — по-моему, женщина в красном от представления была не очень в восторге.
— Всё именно так, как вы и сказали, — с милой улыбкой согласилась администратор, — Она предупреждала, что вы подойдёте и вам надо помочь.
Вот оказывается как...
Мгновенное замешательство скользнуло по физиономии шефа, но он быстро справился и горячо заверил:
— Нет-нет, что вы, там мне помощь не потребуется, вы мне только скажите, какой номер! — взглядом Главного можно было поджарить среднего размера барашка или совсем маленького кабана. Просто любая другая дичь от такого вот взгляда просто испарилась бы сразу, такое безудержное там полыхало!
— Конечно! Номер двенадцать-одиннадцать. Эй-эй, муж... молодой человек, карту! Вы ключ забыли! — прелестная девушка едва не лишилась руки от напора уже сбежавшего и спешно вернувшегося шефа и теперь недовольно потирала запястье.
А мы стояли и растерянно моргали друг на друга: Светлана, прекрасная в красном и я, зелёная и в криво накинутом, не застёгивающемся из-за палок пальто.
— Почему мужикам всё так легко удаётся? Уверена, если б пошли мы с вами, нас выставили бы вон с эскортом, — восхитилась несправедливостью я. — Мне даже презервативы в супермаркете купить не выходит без того, чтобы их злобно в руки не швырнули.
— Часто покупаете?
— Что вы. Пары раз на всю жизнь хватило.
Мы задумчиво смотрели на лестницу, за которой растворился наш шеф, и я нервно покусывала палец. Что же он не звонит? Или решил пойти туда сам и вызвать огонь на себя? В смысле, избавить нас от зрелища кровавой расправы.
Так же всё важное без нас произойдёт!
— Светлана Иб..., — я замолчала.
— Да чёрт с вами, зовите Светланой! Понять всё никак не могу, три года работаете и всё не можете запомнить!
— Могу добавлять в конце или в начале госпожа и директор! — не объяснишь же, что именно её фио для меня в персональном белом листе. Потому что все известные мне и прежде и потом Светланы были или Викторовны или Николаевны. И вот она как раз тот самый разрыв шаблона.
— Боже, что за наказание, — досадуя, прошептала финансовая леди, и я вспомнила про нашего главбуха.
Точнее, вдруг подумала, что он от нас просто сбежал. И ведь не придерёшься! Шеф сказал в зал, значит в зал! Но почему же это выглядело паническим самоотводом?
— Вить? — ответила коллега на звонок. — Нет! Не заходи без нас! — И командное уже мне: — Идём, наш выход, — безбрежный источник моих комплексов спрятала телефон в сумочку и уверено шагнула из нашего убежища за колонну вперёд. Мне не оставалось ничего, кроме как подстраиваться под её шаг сзади и покрепче стискивать полы пальто. Как у неё это получается даже дышать так, что начинаешь чувствовать себя рядом неотёсанной замарашкой?
— Могу я чем-то... — поднялась нам навстречу девушка из-за стойки.
— Не можете, — мрачным хором буркнули мы обе и двинулись прямиком к лифтам.
— В какой номер? — принеслось нам вдогонку.
— Двенадцать-одиннадцать. — Двери лифта захлопнулись, скрывая от нас администратора и её сильно вытянувшееся лицо.
***
Признаться честно, остаточные пузырьки и природное любопытство подбрасывали бы меня вверх и вперед, но тяжёлый взгляд спутницы приковывал моё нетерпение к хромированному поручню лифта и не давал шевелиться. Казалось, стоит мне двинуться с места, и я получу такую отповедь, что шефские выволочки в аврал покажутся милой, дружеской песней. Поэтому я молча считала одновременно этажи и секунды. Полезное занятие. Особенно, если боишься лифтов. Мне всегда помогало.
Наконец, на мучительной десятой секунде лифт звякнул, являя нам ярко освещённый, праздничный коридор и полное и предсказуемое отсутствие нашего Главного.
— Не в ту сторону, — проскрипела Светлана. Выглядела и звучала она так, словно в её мартини на банкете переложили лимона. Вот что бы шефу было её не отпустить? Видно же, что человек домой очень хочет! Понятно, что вёсла финансов у неё, но руль-то у шефа. Разобрался бы как-нибудь. Чего женщину зря мучить? К тому же, у нас ещё главбух есть. Вот с ним бы всю ночь и развлекался.
— Сюда! — Помахала я, несчастному финансисту нашей конторы, решительно вознамерившись постучать, но она перехватила мою руку и осторожно толкнула едва прикрытую дверь. Та медленно отворилась, и мы обе сначала в ужасе отпрянули назад, а потом бросились в номер.
То ли белый, то ли зелёный шеф, так сразу не скажешь, застыл в полумраке комнаты над распростёртой на светлом художественном паркете фигурой. Мужской. Пиджак несчастного был распахнут, открывая выбившуюся рубашку и приличное такое багровое пятно на убедительном животе, раскинутые по сторонам руки смыкались в кулаки, в одном из которых торчала ополовиненная бутылка Джека, а во втором что-то тускло блестело. Удушающий смрад с усердием поглощённого алкоголя вышибал крупные слёзы и нервные спазмы.
Освещение неудачливого будуара из белёсых экономичных ламп делало сцену убийственной буквально, и мне стоило нечеловеческих сил сдержаться и не завизжать. Фигня, что не умею. Сейчас, думаю бы, получилось...
— Евпатий...
— А-арбат... — шёпотом подсказала я.
— Ар..батий Викентьевич! — полубеззвучно простонал шеф. — Как же ты так?!
— Дверь... запереть надо, — пробормотала Светлана, совершенно так же, как и я, не в силах отвести взгляда от ужасающего зрелища перед нами.
— Твою мать...
— Да уж...
— Делать-то что?
— Что-что. Ментам и в скорую. Блин, вот как же ты так, а? — сосредоточенно сокрушался, шеф. — Вы только не трогайте ничего тут, Христа ради, девчонки. И не орите, ладно?
— Да уж поздно орать-то, — по-прежнему тихо отмахнулась железная женщина в красном, внимательно рассматривая недвижимого нашего завхоза. По-моему, она даже не побледнела, ну в обморок сползать не собиралась совершенно точно. Совсем не то, что моя ёлка, она не то что бы собиралась, она непоправимо сползала...
— И, Варь, хорош дёргаться! — прикрикнул шёпотом на меня шеф, — Весь вечер, как психическая. То чешешься, то подпрыгиваешь, руками в разные стороны машешь...
Ну вот. А я надеялась, никто не увидит. Увидели. Надо было всё-таки снять это несчастье ещё в туалете. Теперь вот вообще неизвестно, что дальше.
— Вить, звони! Вдруг он ещё... — голос женщины дрогнул только совсем чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы почувствовать, что она не машина. — И Игорю надо, наверное, сообщить. Что бы он карту заблокировал что ли, не дело всё же...
— Не надо Игоря ввязывать. Если мы тут все сейчас зависнем, пусть хоть он с доступом останется. Там они завтра разберутся, что делать, и как нас вытаскивать, если что.
Зашибись перспектива вырисовывается. И это под новый год, я вам напоминаю. У меня вообще-то совсем другие планы были и на корпоратив, и на Новый год, и на сегодняшнюю ночь, в принципе! Я собиралась долго, вдумчиво и очень сладко поспать! Я это давно заслужила! Мне это требовалось и очень хотелось! И недоразумения, вроде лежащего сейчас перед нашими ногами завхоза, должны были бы меня возмутить или разозлить. Но всё было совершенно иначе. Обстоятельства, объединившие нас в этом номере, меня лично ужасно пугали и приводили в оцепенелый ужас. Я, честно говоря, не представляла, как смогла бы сейчас даже просто уйти домой, чтобы обнаружить себя в отрезвляющем одиночестве… Не-не-не. Сейчас надо вовсе не это, а поскорее во всём разобраться, ну и снять наконец ёлку!
— Звони.
— Да звоню я! — Он и правда что-то набирал в телефоне. — Ром, у меня тут, похоже, двухсотый. Угу, координаты тебе послал. Да знаю я, не звонил пока никуда больше. Давай, — и положив трубку, мрачно поставил в известность: — Полиция едет.
Да уж, Арбатий Викентьевич, как же ты так?... Комедия неумолимо превращалась в препаршивейший детектив.
— Тебя точно никто тут не видел? — Светлана дёрнулась вперёд, к шефу, но завхозова рука, сжимавшая Джека, как истинный фак, её удержала. Видимо, переступать через тело в таких обстоятельствах ей казалось дурной приметой. Как, впрочем, и мне.
— Да, вроде, не было никого, — пробормотал шеф, не имевший сил отвести взгляда от раскинувшегося перед нами Арбата. Ей-богу, казалось, тот сейчас звучно всхрапнёт, как полагается любому порядочному мужику, чрезмерно насытившему организм доступным, а оттого благоговейно желанным, но категорично недвижимая его грудь убеждала в обратном: дебоша не будет. Да, лучше б уж был...
— Господи, даже сесть страшно, — Светлана растерянно оглянулась вокруг и отчаянно выдохнула, встретив два наши с шефом совершенно такие же взгляда: — Ведь и правда своих желаний бояться надо. Будут мне теперь и наручники, и... Господи! Вот мне так хочется домой! Почему не это, а?
В этот момент только один из нас мучительно покраснел. И чтобы не выдавать босса, я тактично умолчу, кто именно. Вероятно, это произошло по той самой прозаичной причине, которая нашумела в сети лет пять-семь-десять назад. Она же и закалила женскую фантазию и психику, тяжким бременем обрушившись на расхлёбывающих всё это мужчин. Что тут говорить? Большая любовь уже никогда не будет для нас прежней. Боже мой, о чём я думаю?! Это нервное, это точно.
— Да уж садись!
— Да нет уж, не буду! Тут сейчас всякая дактилоскопия начнётся, фрагменты ДНК... Вывернут всё наизнанку, включая тебя и меня. Так. Нет! Тебя я сама выверну! Сказала же, не заходить одному!
— И что бы изменилось? — как-то вяло огрызнулся шеф. — Девчонка внизу знает, что я сюда пошёл.
Вы как хотите, а мне эта сцена напоминала что-то вот очень уж характерное.
— Ну да, и мы тоже доложились, что именно сюда...
Мы невесело разглядывали друг друга, номер и дружно игнорировали теперь пугающего человека на полу.
Женщина в красном и неудобных туфлях сжимала телефон отчаянно побелевшими пальцами, лицо её, вдруг утратившее возвышенную красоту, чуть осунулось, и она сама вся как будто бы съёжилась, сдулась. Главный наш Главный мрачно шагал по два шага к двери и обратно, о чём-то сосредоточенно размышлял, выкидывая вдруг вверх руку и, задержав её в воздухе на мгновение, медленно опускал на загривок, ерошил его, будто так и планировал, разворачивался и шагал опять дальше до следующего выброса руки. Бедный шеф. Какая-то у мужика перманентная многоступенчатая катастрофа. Я, честно говоря, даже и не знала, кому сейчас сочувствовать больше. Ему или, прости меня Господи, трупу завхоза, уверенно распростёршемуся на полу.
Я сама боялась даже толком дышать. Во-первых, потому что дышать рядом с критически неживым человеком было особенно страшно, во-вторых, фрагменты ДНК и все такое, а в-третьих, конечно же ёлка, которая сыпала иголки и блёстки, активно вмуровывая меня во все из возможных кругов: подозреваемых, обвиняемых, идиотов и персонального микроада и тд. Хотя, насчет микро пока не понятно. Коломбо приедет, увидим. А он, однако, к нам, похоже, не особо спешил.
Тяжёлое, вязкое молчание затягивалось, и первой не выдержала, на удивление, Светлана.
— Так что же всё-таки могло произойти?
Уверена, мы все обдумывали этот вопрос с разной долей успеха. В моём случае, это было примерно вот так: "О Боже! Наверное, его проткнули со спины! Дырки-то на рубашке снаружи, кажется, нет! Какие дурацкие тут занавески! И это, по-вашему, люкс?! Выкинуть что ли жалко было? Лучше б на дачу забрали. Но тогда была бы лужища кровищи! А её тут не видно. И это же всё случилось вот в эти вот полчаса! Мы же только что буквально с ним вместе на банкете были! Он как раз ещё там пьяненько руководство порицал! Ёооолки... Это мотив! Но как раз всё самое руководство у меня под присмотром было! Или это расценят как сговор? Давление? Подкуп? Млин! Да вашу мать! Кто мне позволил тогда так облажаться?! Ей-богу, больше никогда ни одного слова на совещании не скажу! Молчать буду в тряпочку. Пусть хоть уволят! Всё равно после этот дурацкой роли работать спокойно уже не дадут! Пойду в аниматоры. У меня теперь опыт...
— Нас кто-то удачно подставил в мокруху, — пугающе спокойным голосом вымолвил шеф.
— Что у него там блестит в руке? — свой голос я тоже не узнала.
— Бутылка у него.
— В другой.
— Нет, вроде, ничего.
Я отшагнула назад, к шефу, и правда, отсюда было не видно.
— Да нет. Вот же, — я ринулась к бездыханному телу и замерла от стереовопля:
— Стой, Варька!
— Дура, стой!
Тут надо отметить, что шеф ко мне был настроен более благодушно, за что больше ему человеческое и всякие уважухи, но того, что во всё это втянул меня именно он, это, увы, совершенно не отменяло.
— Ну вон же! Смотрите!
— И правда, что-то есть, вроде, — Светлана качнулась немного вперед и, высматривая, что там тихонечко бормотала: — Вить, покажи-ка... У тебя эта злосчастная карта здесь? В руках? Там что-то...
— Отставить самодеятельность. — Ледяной голос брызнул в нас от двери, и мы синхронно отпрянули на шаг назад.
***
Я, например, в сторону выхода. Надежда – она живучая потому что и всё такое. И, разумеется, сделала это в тот самый момент, когда говоривший подкрался точнёхонько сзади – каблук воткнулся во что-то неподходящее, потому что я отчётливо лопатками ощутила все сдавленные множественные идиомы, понесшиеся прямо в меня! Осторожно перенесла вес на другую ногу и выдернула каблук. Внизу что-то как будто бы хрустнуло.
— Вторая плюсневая? — с искренним сочувствием поинтересовалась я, под глухое мычание, разглядывая вмятину на здоровенном, мокром от снега ботинке. — Извините.
— Ты же сказал, две минуты!
— Роман? — облегчение и надежда, смешавшиеся в голосе денежной директрисы отражали далеко не все наши бурные чувства. Но и этого пока было довольно. — Здравствуй.
— Какая горячая встреча, — процедил мужчина. От холода в голосе не осталось и следа. Похоже, у нас тут ещё один вулканирующий объект завёлся. — Сразу понимаешь – ждали.
— Что так долго? — обиженно буркнул шеф, и я наконец обернулась.
Пуаро был убедительно бородат, в меру, приятно морщинист и совершенно возмутительно и просто абсолютно бессовестно рыж! Думаю, если бы не я, он бы нам ещё и убийственно улыбался. Но наш с вечнозелёным деревом дуэт пощады не знал, поэтому полиция морщилась, медленно втягивала воздух носом и пылко его выдыхала, со страшным прищуром обозревая ужасную постпраздничную инсталляцию, прицельно и полностью игнорируя при этом неуклюжую, маленькую, в мишуре и иголках, очень несчастную и напуганную меня!
— Снег пошёл. Сильный, — бросил коротко шефу Коломбо, опускаясь на корточки и цепко рассматривая неудачливого нашего Арбата. — А с чего ты взял, что двухсотый? Если это, — он указал зажатым в руке серебристым предположительно портсигаром на бутыль, — если это не первая его сегодня, то очнётся твой труп. Самое позднее к послезавтра. Может и раньше. Тут всё от опыта зависит. Если он у тебя алкаш восьмидесятого уровня, то может, и утром.
— Несмешно. Он же явно не дышит. И пятно это... И учитывая, что у меня тридцать миллионов сейчас увели и меня же вот в это подставили, совсем не смешно, Ром, выходит. Блин, вот как так? Он ведь раньше даже не пил…
— А вот отсюда, пожалуйста, поподробней.
И тут все заговорили одновременно.
— Если подробней, в нашу схему закрался шпион изнутри.
— Так это вы вместе всё это вот с картой придумали?
— Что значит, изнутри? Если кроме тебя и меня никто больше об этом не знал?
— Выходит, что знал. Или же он просто хренов гений.
— Как-то маловато болотце для такого выдающегося интеллекта, — хмыкнула полиция, впихивая большущие квадратные ладони в белые латексные печатки. — И света здесь маловато, — сокрушённо поморщился Пуаро и плавно перетёк на корточках к другой стороне мирно покоящегося на полу Арбата, демонстрируя к впечатляющей заднице ещё и очумительную растяжку. Я чуть позорно не обронила сразу всю ёлку, чтоб вы понимали общую степень моего потрясения. Меня даже передёрнуло от возмущения и несоответствия увиденного этому трагичному моменту! Я страшно разозлилась, от этого покраснела и немедленно захотела сбежать. Хватит! Надоело себя чувствовать весь вечер клоунической идиоткой.
— Варвар, ты куда? — хмурый оклик шефа застал меня на половине пути к двери.
Говоря по правде, я и не знала, что меня сдёрнуло, и отчего я так психанула. Подозреваю только, что это был тот самый базовый инстинкт, который заставляет женщину при виде перспективного мужика поправить причёску. Причём, симпатия тут дело десятое. Какая симпатия может возникнуть на бегу на пешеходном переходе за три секунды до красного или к случайному прохожему, которого видишь первый и последний раз в жизни? Но жест этот сильнее тебя. Ты делаешь это ещё не отдавая себе отчёта, кто перед тобой и зачем поднимаешь руку. А сообразив, ловишь себя на лету, стараешься сделать его непринуждённей и незаметней. Вот и мне, по всей видимости, не хотелось показаться незнакомому детективу нечастным позорищем в золотых блёстках с иголками. Действительно, куда это я? Глупость какая-то…
— Да уж. Вас, девушка, я попрошу остаться, — отстранённо пробормотала полиция, продолжая упражняться в эквилибристике над безвинно и безвременно лишившим нас праздника и спокойной ночи завхозом. При этом, на меня совершенно не глядя! Вот! Говорили сегодня уже, что громкие мечты всегда обычно сбываются. Хотела же я, чтоб на меня внимания никто не обращал. Вот до небушка наконец долетело... Только криво, как всегда, как-то. Шеф-то меня, как раз зачем-то заметил... — Вам, между прочим, мне ещё производственную травму залечивать, — с обнадёживающим кряхтенем продолжал, между тем, детектив, медленно вытягивая пинцетом из пальцев потерпевшего золотистую карту со знакомыми уже завитками.
— Что-то травма вам балет изображать над Арбатом Викентьевичем не особо мешает, — прошипело пространство моим голосом, и я в ужасе захлопнула рот.
— А это мне, как пострадавшей стороне, виднее, — Ромарио перетёк дальше и навис над устрашающим нас со Светланой пятном в середине Арбата.
— А разговаривать затылком вас тоже пострадавшесть обязывает?
— Что меня обязывает? — полиция дрогнула и, к моему удовлетворению, слегка покачнулась, и у меня потеплело на измученной нервами душе.
— Пострадавшесть! — ладным хором рявкнули мы со Светланой.
А Главный мрачно заметил:
— Он затылком ещё и не на такое способен.
— Это всё шок пока, — задумчиво проговорил Пуаро, осторожно вытягивая что-то из завхозовского кармана, — Сейчас отойдёт, и тогда... Вот чёрт, — он отдёрнул руку и ещё ниже склонился над телом. Мы все замерли на несколько томительных секунд. — Да нет, показалось... — пробормотал этот рыжий Коломбо и с придыханием полушёпотом пообещал: — Вот тогда, Варенька, вы мне всё и расскажете.
Я от этой его "Вареньки", если честно, чуть здравый смысл и сознание не потеряла, но в ответ фыркнула почему-то совершенно другое:
— Да вы с такой бородой и тылом, вроде, должны быть совсем по другой части! — Божечки мой! Кто в меня столько шампанского сегодня споил??? И зашейте мне рот, ради бога!
Тишина, обрушившаяся вслед за моими словами, была поистине нестерпимой.
— Скажите, пожалуйста, — возмутился Пуаро. — Это по какой же?
— Ну, то есть, играть за другую команду... — режим самоуничтожения все никак не вырубался. Думаю, это всё ёлка! Вот чуяло моё сердце, надо было ещё в туалете от неё избавляться! — Сейчас так, вроде бы, модно... — жалобно и обречённо постаралась исправиться я.
Поздно.
— Это что вообще? — Коломбо, по-видимому, оторопел. У него даже затылок, кажется, возмутился. Он честно пытался посмотреть мне в глаза (понятия не имею, что он надеялся там обнаружить), но полураспростёртое его положение у наших ног этому сильно мешало. — Вить! Ты понимаешь, что она тебя только что пи##ом обозвала.
— Кто??? Я???
— Ну не я же!
Света с Витей потрясённо молчали. Держитесь коллеги, я сама такого поворота не ожидала.
— Что у тебя с персоналом вообще? То руки распускают, то уполномоченных лиц...
— Ноги... Ноги распускают, — зачем-то вяло промямлила я и впилась в шефа мученическим взглядом. — Я не это сказала, — прошелестела ему одними губами.
А шеф мне как-то странно поддакнул:
— Почему меня-то? По-моему, это тебя сейчас открытым текстом назвали охренительным мужиком. Заднеприводным, правда, но это детали. Несущественные.
— Во-первых, как это несущественные? А во-вторых, потому что ты мой друг, близкий, между прочим. Руки бы таким разгильдяям поотрывать! Кто так мочит? Ни хрена непонятно, как и чем! — Вот как они так все выворачивать исхитряются? Ещё и шеф ему помогает... — И знаете, девушка, пожалуй, разговаривать с вами придётся в отделении.
— Да за что? — возмутилась я.
И этот отвратительный тип на полном серьёзе принялся перечислять:
— За намеренное оскорбление лица при исполнении, препятствие следствию, нанесение тяжких увечий... Мне продолжать?
Очень прям захотелось нанести ему тяжкое лицо.
— Вам чего от меня надо? По-другому никак? Никто без этого не ведётся?
И тут Пуаро изволил отлипнуть от пола и возвести очи к небесям. Ко мне, то есть. И я с удовольствием узрела его сильно вытянувшееся лицо и коротко вспыхнувшую досаду в глубоченных темнущих глазах.
— Да вы... ёлка? — обвинительно ткнул в меня пальцем детектив.
— Не ваше, между прочим, дело! А вы вообще... рыжий! — я демонстративно подтянула каркас своего камуфляжа.
— Ром, нам двигаться вообще можно? Мне бы присесть, — очень кстати взмолилась Светлана, и я осторожно выдохнула.
— Присядь. — Ромарио буравил меня зверским прищуром, в то время как я немыслимым усилием не отводила от него глаз.
— Может, нам просто его вытащить в коридор? — не слишком уверенно предложил шеф.
— Не стоит, — отозвался Коломбо, — Коридор пишется. Вестибюль тоже. Можно было бы просто дождаться, когда начнется перезапись и прям перед этим свалить. Но там суточный цикл, скорее всего. Мы столько не протянем. Да и по времени с нами сопоставить легко получается.
— Ты тоже на ресепшене засветился? — усмехнулась Светлана.
— Корочками помахал.
— Там у них к этому номеру и так уже, наверное, пристальный интерес. Судя по количеству прошедших сюда, тут оргия в самом разгаре, — пробормотала она.
— Это мысль, — недобро нахмурился Главный.
— Оргию устроить? Вить, совсем мозги потерял? — женщина в красном буквально опешила и возмутилась.
— А Бардин дело говорит, — задумчиво посмотрел на меня детектив, и я с трудом удержала туфлю от стремительного боллбаста . — Хоть одна здравая мысль за всё время!
Вместо пасса ногой, я послала детективу уничтожающий взгляд, но не учла своего временного симбионта, отчего Пуаро отвернулся и обидно затрясся!
— А как же... — Светлана наклонилась вперёд, получше запахнув на груди коротенькую шубку.
— Нет у него следов ранений. Мотор, скорее всего, у вашего алконавта спалился.
— Пятно?
— А хрен его знает, чем он раскрашивался?
— Там, кажется, соус был на банкете... — внезапно смущённая женщина в красном лично у меня вызывала некоторые вопросы.
— Ну вот, опять же. Так что, идея с оргией рабочая.
Нет, я согласна, мысль действительно была неплохая и избавила бы нас от самой ужасной нашей проблемы. Имитировать оргию, то бишь, банальную такую групповуху и обставить всё так, что у серьёзного, ответственно занимающего положительную должность мужчины, кровь до сердца просто не добралась от неописуемого восторга. Наверное, это был выход. Но как эту идею следовало воплощать? Притом, что изначально мы пришли сюда вообще не за этим. Мокруха мокрухой, а материальную ответственность на работе никто не отменял. Разве что, когда всё закончится, шеф замочит меня...
— А что же с картой? С деньгами? — осторожно спросила я, и все опять натянуто замолчали.
— А давайте вы мне по порядку все расскажете для начала. А оргию отложим на утро.
На утро? Если я скажу, что у меня там утюг не выключается, фен в раковине утоп и стиралку заклинило, меня всё равно не отпустят?
— Все по плану было, — негромко начал шеф. — А потом Варвара вернула восемь конвертов вместо семи, и жетонов сто девяносто восемь. То есть, один конверт ей подкинули обратно. Карта ушла.
— Тут у меня только один вопрос. Ты зачем туда настоящую карту с деньгами положил?
— Как зачем? Во-первых, мы с тобой убедились, парень не дурак совсем. А потом, если деньги двинутся, у меня доказательства будут. Так ему вывернуться сложнее.
— Доказательства чего? Того, что он бонус годовой получил? И ты по-прежнему уверен, что это не баба.
— Да не мог он его получить! Конверт отдельно у Варьки лежал! Я сам их ей в чехол укладывал, — тут на меня очень пристально посмотрела сначала полиция, а после женщина в красном, и я мужественно поджала губы и не опустила глаза. — У нее в костюме был специальный чехол с четырьмя карманами вшит. Я сачала конверты вложил, а потом уже она этот ужас, — он выразительно помахал руками, — на себя напялила. Карта лежала в нижнем кармане третьей с конца. Так что, чтобы отдать ее надо было специально или Варвару раздеть, или как минимум хорошенько облапать. Тискал тебя кто? — шеф одновременно гневно и брезгливо поморщился и вперил в меня строгий учительский взгляд.
Я страшно насупилась и оскорбилась. Просто страшно! Как будто меня в толпу людей с приподнятым во всех смыслах настроением специально за тем и поставили. Или что же, специально за этим? Чтобы кто-то залез под наш с ёлкой подол?
— А если Варвара просто ошиблась? — условно реабилитировался в моих глазах детектив. Потому то "просто ошиблась" – это не "побеседуем в отделении". — Посчитала что-то неправильно, или забыла, кто ей конвертик подержать обратно дал, — высказал несусветную чушь человек по ошибке попавший в органы, и я попыталась расчленить его взглядом. Бородатый Коломбо расчленяться отказывался. Более того, он поднялся с пола и отправился к открытому минибару, на который прежде никто из нас внимания не обратил.
— А для этого над ней камера висела!
Надо мной висела камера? Шар зеркальный надо мной висел! Никаких камер я не видела! Это провал… Ютуб ждёт и рыдает по мне радужными слезами.
— Тогда, зачем конверт обратно подкинули?
— Погоди. Вот тут я и сам не больно-то понял. Получается, он этот конверт вместо своего бонуса взял, чтоб именно как бонус всё обставить. А потом его что-то напугало, и он вернул конверт обратно. Только с ключом от номера вместо карты. Вопрос, случайность или спецом? Карты и правда очень похожи.
Как я ни вслушивалась, а логику нашего гениального шефа осилить не смогла. А вдвоём с детективом, понимающие друг друга с полуслонёнка, они для меня были вообще ребусом для младшей школы, который человеку старше двадцати решить невозможно, только угадать с помощью прихода свыше. Я, как старшая сестра, хорошо была с ними знакома.
— Так, может, Вилентий твой, или как его там, это и сделал?
— Ещё один... Арбат Викентьевич, — возмутилась Светлана. — Проявите уважение к... проявите, в общем!
— Да фиг знает. Администратор сказала, что девушка меня с этим ключом, — шеф показал на золотистую карточку в пакетике на полу, — тут ждала.
— Так. Сейчас попрошу без истерик. Вам, Варвара Андреевна, город покидать не советую. И это, если вы недостаточно прониклись, очень мягкая рекомендация. Как только дело примет официальный ход, а оно примет, — детектив указал на очевидную нашу проблему, так некстати занявшую пол, — боюсь, вас возьмут под стражу.
— Что? — с трудом прошептала я и как-то незаметно присоединилась к Светлане. — Причём тут... Виктор Алексеевич, вы же обещали, что никакой серьезной ответственности, что всё прозрачно и... Как же... Вот так?
***
Сказать, что мы с ёлкой были взволнованы, было бы жалкой пародией на правду. У нас даже иголки сыпаться от ужаса перестали, а я на время забыла, что человеку следует хотя бы иногда и хотя бы поверхностно дышать.
Они что же, заранее думали, что это я? Забираюсь тайком в шефский кабинет и робингудствую по-маленьку? Поэтому и предложили сыграть ёлку, типа, не устою перед соблазном? Да я за всю жизнь даже конфеты со стола без спросу не взяла! Хорошая девочка, я знаю.
— Ром, — глухо начал шеф.
— Вить, я всего лишь озвучил, что будет в случае официального разбирательства, — Коломбо, как ни в чём не бывало, продолжал осматривать место событий, совершенно не подозревая о том, что трупа у него сейчас будет два. Один из которых его во истину голубой близкий друг!
— Бред. — У меня заломило виски и дышать стало как-то особенно трудно. Я в отчаянии взглянула на Свету, та была с виду спокойной, но ощущалась взвинченной, как рвущая на высокой ноте струна и внимательно рассматривала собственные, объятые алым шёлком колени.
— Я согласна с Романом, — наконец обернулась она ко мне, — надо быть готовой и к такому. Спасибо что предупредил, — кивнула она ему.
Да уж, спасибей некуда!
— Кто из вас пользовался мини баром? — сухо спросил детектив, и мы испуганным хором ответили:
— Никто.
— Ну, собственно, одним вопросом меньше, — вздохнул подошедший к Коломбо шеф. — Вообще удивительно, что в него что-то ещё влезло. Он на корпоративе-то еле на ногах держался...
Мы с мрачной Светой незаметно и безуспешно вытягивали шеи.
Роман поднял руку, осторожно отстраняя шефа от большого красного пятна на полу, и опять опустился на корточки.
— Вляпаешься, мы потом твои ботинки в комплекте с тобой из СИЗО не достанем, — глухо произнёс он и вдруг пожаловался: — Тяжела и неказиста половая жизнь простого детектива. Треть рабочего дня на коленях и корточках. Зря вы, Варвара, насмехаетесь. Травма весьма чувствительной вышла.
— Это вам на память о незабываемой встрече, — буркнула я.
— Ну да, — мужчина поднялся и, заглядывая за занавески, произнес, — кому-то на память от прекрасной незнакомки поцелуи достаются, а мне каблуком... спасибо, что в ногу.
Прям как мысли мои читал, честное слово.
— Ну мы всё-таки условно знакомы, — пробормотала, имея в виду, что имена наши тут уже звучали, хоть представить нас друг другу никто и не подумал. Понимаю, не до того было, к тому же, и так само всё понятно.
— Вот именно, условно... — посетовал Пуаро. — Роман Юрьевич Полонских, — назвался он, вдумчиво принюхиваясь к кровати, — детектив частной практики к вашим услугам.
Светлана закатила глаза, а я досадливо чертыхнулась:
— Какая жалость. Я так надеялась, что вы, по меньшей мере, Ромуальд, а по большей – Бонифацыч.
— Сожалею, оплошал, — Роман Юрьевич достал из кармана фонарик и зачем-то посветил в зеркало. — Что ж, позвольте в свою очередь разочароваться и мне.
Я чуть помедлила, размышляя, стоит ли ершить, но не стала.
— Варвара Воронцова, — со вздохом призналась я. — Андреевна, но вы и так уже знаете. Ёлка и по совместительству пиарщик этой, — я указала на трёх своих живых и не очень коллег, — прекрасной конторы.
— Ты уж меня прости, Вить, но если б меня так пиарили, — он многозначительно осмотрел мою полусбросившую конечности ель, — я б процедуру банкротства запустил.
Что сказать... Будь я настоящим деревом, в лесу случился бы полноценный пожар. Я, попросту говоря, вспыхнула, от макушки до пяток.
Предупреждающй оклик "Варвара Андревна!" застал меня опять в середине пути. Я с силой дёрнула на себя ручку, распахивая дверь, ничуть не смущаясь тем, что та встретила необъяснимое и звучное препятствие. С меня было довольно, и следовало снять, если не стресс, то хотя бы окончательно доставшую меня ёлку!
— А это уже покушение на преднамеренное убийство, — сдавленно донеслось из-за спины голосом частного детектива, и мы вместе ввалились в гигиеническое помещение номера.
Неповторяемым образом извернувшись, я успела увидеть, как переглядываются Светлана и Главный, прежде, чем дверь уборной захлопнулась, и вся тяжесть моей преднамеренности обрушилась точнёхонько на меня...
Детектив был тяжёлым, но удобным. Он каким-то немыслимым образом сгруппировался, так что я свалилась на пол в его объятиях, как в коконе, и из нас троих фатально пострадала только и так давно стремившаяся к распаду ёлка. Несколько секунд длилась оцепенелая тишина, я даже забеспокоилась, не превратила ли я нашего Коломбо верным ударом в Кейси, и не сбылось ли там то, что он сам себе про преднамеренное убиение навещал? Но обошлось.
