Дива. Карина Пьянкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

У ног Аннабель Стоцци весь мир - она молода, привлекательна, умна, ее родители влиятельные люди, так что девушка может делать со своей жизнью все, что только пожелает. Одна беда - красавица Бель стала очередной шахматной фигурой в игре, что ведет ее друг детства и начальник Арджун Бхатия, который пытается преуспеть на дипломатическом поприще.

   Новая страна, новые знакомства, новые задачи - все это сваливается на голову Аннабель и Арджуна при новом переводе. А на голову мисс Стоцци еще и падает множество соблазнов, а заодно и множество опасностей.

ГЛАВА 1

Я стояла у зеркала, в двадцатый раз разглаживая воротник белой блузы. Вечно начинаю страдать ерундой перед вылетом. Бесполезное занятие: как ни старайся, все изомнется даже с чарами в самолете. Будь он неладен. Полтора часа перелета способны превратить сказочную фею в злую ведьму, особенно если сказочную фею чудовищно укачивает в этих самых самолетах. Чем я только думала, в самом деле, когда выбирала себе эти галеры как основное место работы?

   Папочка, к моменту моего выпуска уже министр обороны Вессекса, предлагал идти по его ведомству и отсидеть положенное время до замужества в пресс-службе или секретариате, однако мне подвернулся в ненужное время излишне деятельный друг детства, наш Большой брат Арджун Бхатия. Ну, как брат, мне он родственником вообще не приходился, просто наши семьи дружили и с ним, и с толпой его родни, а росли мы по сути на соседних горшках. Одни детские сады, одни школы, один университет, общее детство, прорва воспоминаний и чувство родства, которое, наверное, было не менее важно, чем кровные узы.

   Так вот, Арджун у нас пошел по дипломатической линии, что неудивительно: вертеть людьми он с самого детства умел виртуозно, а заодно и любил это развлечение сверх всяких разумных пределов. А я, по мнению Бхатии, пригодилась бы со своим кукольным личиком ему в качестве личного помощника и отвлекающего фактора. Ну, как красивая ассистентка для фокусника, пока она рядом, на главное действующее лицо обращают куда меньше внимания. Так что последние два года университетского обучения пришлось брать спецкурсы по международному праву, спешно пройти курс политических наук, но по итогу оно того стоило.

   Красивая женщина природой создается для политики. А если красивая женщина еще и закончила в довесок факультет менталистики… Сам бог велел при таких задатках показать себя в ремесле, которое основывается на обмане и лукавстве.

   Мое появление отключало сознание у большей части мужчин вернее удара кастетом в висок. Положа руку на сердце… Ну да, я, Аннабель Мария Стоцци, пользовалась внешностью, дарованной господом богом и матерью нашей природой, к вящей выгоде при каждом подходящем случае и поднаторела в этом искусстве не меньше, чем Арджун Бхатия в искусстве манипуляции.

   А зачем все-таки согласилась идти в дипломатическое ведомство Вессекса? Ну, вот в неурочный час потянуло на приключения, смену обстановки и прочие прелести жизни, что сулила должность при Арджуне, который продвигался по карьерной лестнице стремительно, как самолет, набирающий высоту. Наш Большой брат, Солнышко, сиял и рассыпал лучи обаяния, а я, будучи его личным помощником, грелась в лучах чужого успеха и наслаждалась свободой от пригляда родителей и старшего брата Адриана, чья забота порой носила даже деспотичный характер.

   Солнышко тоже за мной присматривал как друг детства, однако никогда особенно не давил, если речь не шла о выполнении служебных обязанностей.

   Мы с Большим братом успели поработать в нескольких странах, пока однажды не случилось нечто поистине замечательное – Арджуну дали просто фееричное для его возраста и стажа службы повышение: в двадцать девять – уже советник-посланник, ни много ни мало второе лицо в посольстве в Галатии, с которой у Вессекса отношения всегда складывались очень странно, а обычно не складывались вообще. Соответственно, я осталась при Солнышке в должности его личного помощника. При моем полностью отсутствующем честолюбии – верх мечтаний. К службе в Галатии мы были готовы на высшем уровне, даже на галатийском что Арджун, что я, говорили свободно как на родном. Учитывая положение родителей знать три-четыре иностранных языка с детства – обычное дело.

   – Ненавижу эти парламентские республики, – всю дорогу бурчал недовольный Бхатия, которого, вроде бы и повысили, сиди и радуйся, но повысили как-то не туда. Поэтому с радостью вышли технические неполадки.

   – Нельзя было отправить в президентскую республику? В идеале, вообще, хочу монархию! Абсолютную монархию! Как же приятно уговаривать только одного человека, – продолжал ворчать Арджун, не забывая одаривать сияющими улыбками стюардесс, снующих по салону бизнес-класса.

   Не то чтобы он планировал вот так соблазнить от скуки кого-то из персонала… Впрочем, и это Солнышко провернуть тоже мог. Пятен на нем хватало, о чем друг старался не ставить в известность общественность, а особенно Бхатия берег информацию о своей половой жизни от родителей. Дядя Киран до сих пор мог теоретически считать своего единственного сына непорочным как монах-аскет. Куда более прожженная тетя Дафна, всю жизнь посвятившая службе в полиции, наверняка не сомневалась, что сын давно уже кувыркается по чужим постелям, однако Арджун обладал достаточной осторожностью, чтобы не давать в руки родственников вообще никаких доказательств.

   Я-то, разумеется, знала если не о всех постельных подвигах друга и начальника, то о большей их части определенно, однако, докладывать о череде любовных побед Бхатии дяде Кирану и тете Дафне мне было не с руки, да и вообще, есть вещи, которые родителям лучше не знать о своих взрослых детях. К тому же закладывать друга детства – не дело, особенно, если он еще и твой начальник.

   – Солнышко, ты сам рвался в международную политику. Раз дорвался, работай уж как положено, – попыталась я прервать череду недовольств Арджуна. Вроде бы удалось. Тот выдохнул и словно расслабился. – И вообще, думай о хорошем. В Галатии легкомысленные нравы, прекрасное вино, очаровательные женщины. Оторвешься в меру разумного, выпустишь пар, если на службе будет совсем уж беда.

   Солнышко игриво толкнул меня в плечо.

   – Ну, а ты как? Хочешь головокружительный роман под звуки аккордеона? Разумеется, во время, свободное от выполнения профессиональных обязанностей.

   Я прикрыла глаза, представив себе какого-нибудь статного красавца, который, разумеется, влюблен в меня до безумия…

   – Вот ты знаешь, Солнышко, не задумывалась. Женщинам приходится быть куда более щепетильными, к тому же я еще не отошла от окончания последних отношений.

   Оно оказалось куда менее приятным, чем начало. Осложнялось все тем, что я была уверена – дело идет к помолвке, и даже имела неосторожность представить своего молодого человека родителям.

   Ну, не рассчитала немного.

   – Вот и развеешься, дорогая. Ничто так не помогает успокоить израненное сердце как легкомысленная интрижка, – ухмыльнулся многозначительно этот змей-искуситель.

   – Сказал тот, кому никогда не разбивали сердца, по причине отсутствия вышеозначенного органа, – парировала я. Нет, все-таки приятная идея. Семья далеко, осуждать некому, Солнышко и поддержит, и прикроет… В конце концов, это же Галатия! Страна любви, порока…

   – Оно есть, не нужно клеветать, – рассмеялся Арджун, выгодно демонстрируя белоснежные зубы и идеальную шею. Не пройди наше детство на соседних горшках и не знай я Бхатию слишком хорошо, могла бы и влюбиться. Но тут бог уберег, порой мы изображали роман, когда нужно было прикрыть друг друга от слишком назойливых поклонников, но дальше притворства эти «романы» не шли никогда. – Просто мое сердце лежит в сейфе в самом надежном банке, чтобы до него не добрались мошенницы.

   Хотелось бы и мне также спрятать собственное и не влюбляться в неподходящих мужчин.

   Лютеция, столица Галатии, встретила солнцем и ветром, как и положено в начале весны. Отовсюду доносился аромат цветущих яблонь, такой сладкий, что едва не душил меня. Никогда не любила сладкие ароматы, чем подчас ломала шаблоны окружающим.

   – Тут даже воздух иной, – протянул чуть более довольный жизнью, чем во время полета, Арджун, оглядываясь по сторонам. – Сейчас найдем наших встречающих – и навстречу новым свершениям. Мы еще переломим здесь всех и заставим плясать под свою дудку.

   Я мельком бросила взгляд на наше отражение в окне. Высокие, статные, красивые как модели, сошедшие прямиком с модных страниц. Смуглый черноволосый Бхатия, словно вырезанный из красного дерева рукой гениального резчика, а рядом я, белая, золотоволосая как фарфоровая статуэтка и такая же дорогая. Что-то подсказывало, в этой стране мы окажемся на своем месте.

   Солнышко послом не был, соответственно процедура вручения верительных грамот его не ждала, однако и советника-посланника требовалось пусть неофициально, но представить властьдержащим Галатии. Показать товар, так сказать, лицом. Поводом для знакомства стал благотворительный прием в посольстве Вессекса в поддержку культурного сотрудничества и прочей необязательной и в целом бесполезной чепухи.

   Перед приемом Арджуну пришло в его светлую голову особенно тщательно проследить за моим нарядом. На вопрос, чего ради ему вдруг приспичило, Бхатия с улыбкой заявил:

   – Буду использовать тебя по ситуации. Как мое стратегическое оружие, милая. Так что готовься блистать.

   По ситуации, значит, постарается спрятаться за меня от нежелательных дам и бросать на амбразуру любезничать, с нужными мужчинами.

   – Попытаешь поработать сутенером – зубы прорежу, господин советник-посланник, – на всякий случай предупредила я, подбирая духи к белому коктейльному платью. Нужно что-нибудь не слишком тяжелое, но с намеком на возможные последствия. Мужчины очень чутко реагируют на подобные детали. Порой на бессознательном уровне, но все же.

   От моих слов Солнышко только рассмеялся.

   – Боже упаси от подобного. Просто… Могу же я высказать некоторые свои советы? Не так ли? Никакого давления, Аннабель, только немного дружеского участия.

   Платье шуршало при каждом шаге, пока я металась по комнате в поисках заколок, спреев и прочего. Арджун-то был готов загодя, с фраком возни куда меньше.

   – Высказать – можешь, – отрезала я и застыла перед зеркалом.

   Воздушная фея. Тронешь – рассыплется снопом искр. Белокожей голубоглазой блондинке лучше использовать типажи, которые соответствуют природным данным, хотя порой я сама казалась себе слишком… сладкой. Внешне, разумеется.

   – Стоит отметить, Бель, в Галатии весьма много темных родов и они очень влиятельны. Поэтому держи ушки на макушке и думай, что, как и кому говоришь, – огорошил меня очередной новостью.

   Я уставилась на друга в ожидании продолжения. В конце концов, в Вессексе сохранилось тоже достаточно семей с темным наследием, к тому же большая часть моего окружения к ним относилась. И Фелтоны, и Лестеры были темными, как и сам Арджун.

   – Они не просто сохранились, они элитарная прослойка общества, которая стоит на вершине. Как ты понимаешь, после той резни, которую учинили светлые маги несколько веков назад, подобная ситуация – нечто из ряда вон, – не обманул моих ожиданий Бхатия. – Темные по натуре существа скрытные, а уж если они собрались в некое закрытое сообщество… Словом, нужно разбираться, учиться лавировать. Беда еще, посол у нас из светлых и, как и полагается, не особо в курсе того, кто такие темные и что из себя представляют…

   – Беда, – полностью согласилась я с другом в плане этих сомнений. – И сегодня мы окажемся в клубке темных?

   – В точку. Сама знаешь, что такое клубок темных в одном месте. Поди пойми, кто с кем дружит и против кого…

   В зал мы с Солнышком входили как на минное поле, только при этом улыбались так светло и искренне, что сами готовы были поверить в свою радость.

   На нас смотрели с той или иной степенью одобрения, внимательно, с подозрением… Я чувствовала себя так, словно оказалась совершенно голой посреди толпы дикарей.

   Приходилось твердить про себя «Тут много темных магов» как мантру и не терять концентрации и самообладания. Первым делом я взглядом нашла уполномоченного посла Виктора Эренхарда. Тот нас с Солнышком отследил сразу и поманил коротким едва заметным жестом. Рядом с послом стоял Франсуа Крюшо, министр иностранных дел Галатии.

   Что называется – сразу в бой, безо всяких промедлений. Вот даже еще ввели в курс дел, однако подсовывают нужным людям тут же.

   – Нас на тарелочке предложат министру иностранных дел, – шепнул Арджун, подтверждая мои догадки. – Вот уж точно с места в карьер. Сияй, Бель.

   Словно бы у меня есть хоть какой-то альтернативный вариант.

   Франсуа Крюшо был невысоким облысевшим мужчиной в стильных очках по последней моде и отлично пошитом фраке, который не позволял понять, как же на самом деле сложен глава галатийской дипломатии. Вид уважаемого чиновника – достаточно роскоши для респектабельности и демонстрации силы своей страны, но не чересчур много, обвинить в злоупотреблениях или стяжательстве тоже не выйдет.

   А вот за левым плечом Крюшо возвышался человек куда сильнее привлекающий внимание к своей персоне. И вызывающий в какой-то мере культурный шок у каждого, кто морально не готов к такой встрече. Слово «дресс-код» явно придумали, чтобы вразумить подобного плана людей, но в данном случае не получилось.

   Молодой мужчина, чей возраст с ходу определить мне не удалось при всем желании, явился одетым в лиловый удлиненный бархатный пиджак, под который надел кружевную сорочку. В самом деле, это официальный прием, а не костюмированный бал! Что за нелепость! Он же пришел с министром, значит, входит в его штат… И даже если бы и не входил, в самом деле, как можно являться на мероприятием со строгим дресс-кодом без бабочки, без обязательного смокинга… И с волосами ниже плеч! Уже очень давно вживе встречать не доводилось мужчин с настолько длинными волосами, да к тому же уложенными и завитыми…

   – Скажи, что мне это только мерещится, – не переменившись в лице, шепнула я Арджуну.

   – Если так, то у нас коллективная галлюцинация, и все еще хуже, чем можно подумать, – отозвался все так же улыбающийся Бхатия. – У него еще и глаза подведены. Живи с этой мыслью.

   Да уж, такое потрясение на официальном мероприятии не каждый раз перенесешь.

   Когда начальника и меня представили со всеми возможными славословьями министру, тот все-таки озвучил, кто его сопровождает.

   – Позвольте представить моего советника по культуре, – с каким-то особенным выражением в голосе произнес Крюшо. – Филипп Маруа.

    Капризные яркие губы Маруа сложились в улыбку, и мужчина произнес:

   – Месье Бхатия, весьма рад знакомству. Мадемуазель Стоцци, очарован.

   Если бы я из предосторожности не стала приближаться к непонятному типу, наверняка не удалось бы избежать попытки поцеловать руку. По нынешним временами вообще дико.

   Разглядев вблизи Маруа как следует, я испытала еще большее потрясение, чем прежде.

   Что же, таких мужчин в моем окружении вроде бы… да нет, точно не встречалось! Томный, холеный как породистый кот или балованная красавица, то ли стройный, то ли уже худой, сразу и не понять из-за этого сюртука или все еще пиджака. И длинные темные локоны рассыпаны по плечам на зависть большей части собравшихся дам. Как у меня глаз не задергался от такого «великолепия», просто ума не приложу.

   А еще Филипп Маруа смотрел как человек, который может и хочет затащить в свою постель любое существо подходящего возраста. Словом, не мужчина – ожившая карикатура на типичного уроженца Галатии, распутного, жеманного, совершенно невыносимого во всех дозах кроме минимальной.

   – Чью честь будем защищать, твою или мою? – шепнула я украдкой Арджуну, совершенно сбитая с толку. Имелись огромные сомнения по поводу того, за кем Филипп Маруа возьмется ухлестывать, если вообще он не бесконечно влюблен в собственное отражение.

   Что мой родной брат, что многочисленные Фелтоны, что Самый большой наш брат Дин Лестер – они безусловно следили за внешним видом, но сугубо в тех рамках, которые позволяли соответствовать их высокому положению и – в минимальных пределах – существующей моде. Да они, черт подери, выглядели мужественно!

   А Маруа… Он был едва не среднего пола в этом своем бархатном пиджаке, блузе с кружевом и прочих весьма метросексуальных аксессуарах! Он был накрашен! Не только глаза подведены, но и тон оказался наложен. Вот он-то и не давал определить возраст галатийца, скрывая следы, которые время оставляет на каждом человеке.

   – Дыши, – шепнул украдкой Арджун.

   И, конечно, я улыбалась, щебетала как жизнерадостная канарейка и вела светскую беседу с привычной уже легкостью, каждый раз подавляя стремление поморщиться, когда реплику подавал месье Маруа. Говорил он под стать внешнему виду – мягко, чуть томно, пряча взгляд за ресницами как кокетливая барышня.

   Всю жизнь терпеть не могла, когда мужчины вели себя как… вот так себя вели. Но следовало казаться предельно милой, любезной и легкой как перышко.

   Большой брат только пожимал плечами и на его губах играла усмешка полного и тотального превосходства как минимум над одним волооким месье Маруа, который украдкой разглядывал нашу пару под прикрытием неприлично длинных ресниц. Мы привлекли его внимание – тут сомнений быть не могло, вот только кто именно заинтересовал больше? Исходя из такой внешности в опасности находились мы оба.

   – Какой… интересный тип, – пробормотала я, выдохнув, когда мы смогли отойти от посла. Маруа, разумеется, остался при начальнике, но его взгляд на себе мне приходилось ощущать довольно часто.

   – И не говори, – фыркнул Арджун, снимая с подноса проносящегося мимо официанта пару бокалов с шампанским для себя и для меня. – Присмотрись как следует, Бель, – едва слышно произнес друг, – это «счастье» может само выглядеть и одеваться как угодно, но взглядом он раздевает сугубо женщин. Твоя проблема, милая, только твоя. Развлекайся, Аннабель Стоцци, таких приключений в твоей жизни еще не было.

   И очень хотелось надеяться, что и не будет. Как вообще такое чудо допустили на дипломатическое поприще со строгим этикетом, правилам которого требовалось следовать неукоснительно?! И что самое возмутительное, я, которую в Вессексе признавали одной из первых красавиц страны и даже внесли бы официальный список, имейся таковой в наличии… я меркла на фоне надушенного павлина как белая лилия теряется рядом с георгином! Вульгарный цветок с вульгарным значением!

   – Кажется, у меня разболелась голова, – сообщила я другу. – Отойду на балкон, подышать. Не терять и не паниковать.

   Арджун кивнул, стало быть, услышал.

   Когда я вышла на балкон, увитый плющом, сзади раздался звук легких шагов. Я понадеялась, что просто-то кто-то из официантов решил позаботиться о гостье или, на худой конец, Солнышко пожелал составить мне компанию. Но не с моим везением.

   – Вы устали от шума, мадемуазель Стоцци?

   Услышав раз слащавые жеманные интонации Филиппа Маруа, уже ни с чем их не перепутаешь до самой смерти.

   Я натянула на лицо самый дружелюбный из возможных оскалов и медленно повернулась к мужчине.

   Так, он пришел с двумя бокалами шампанского. Как предусмотрительно со стороны месье Маруа, его присутствие я точно лучше буду переносить, немного выпив. Или много. Как там говорят в одной далекой северной стране? Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки? Интересно, а сработает этот принцип относительно неприятных мужчин? Потому что, если вдуматься, холеный, напомаженный, ухоженный сверх всякой разумной меры Филипп Маруа не был некрасив, скорее наоборот. Но при одном только взгляде на такое великолепие хотелось найти у себя на родине самого небритого и грубого мужика и сделать ему предложение руки и сердца. Сходу.

   – Да, немного устала, месье Маруа, – решила на всякий случай согласиться с предположением мужчины.

   Вообще, лучше не объяснять истинных причин своих поступков, ни больших, ни малых.

   Но господи ты боже мой, сколько времени он тратит на эту укладку?! И как выходит, что у меня волосы выглядят не настолько ухоженными, как у этого мужчины? Да противоестественно же! Не должно на свете существовать таких мужчин – это оскорбляет всех женщин мира!

   – Надеюсь, глоток шампанского поможет вам немного прийти в себя, мадемуазель, и вернуться в зал. Вы одно из главных украшений вечера.

   В таких неловких ситуациях главное понять, тебя уже соблазняют или просто сыплют ничего не значащими светскими любезностями. В данном случае, учитывая экстерьер собеседника, так просто не разобраться. Не хотелось бы обмануться в движущих Маруа мотивах и поставить себя в неловкое положение.

   Вместе с Филиппом Маруа пришел и густой тяжелый запах роз. Казалось, галатиец только что принял ванну с розовой отдушкой, а после еще и для надежности с ног до головы натерся розовым маслом. Запах был невероятно навязчивым, от него кружилась голова. Хорошо, хотя бы не хотелось чихать.

   Сама сущность моей службы прямо противоположна всем возможным скандалам, а вот так начать чихать – это попросту неприлично на подобном приеме, да еще и в таком обществе.

   – Вы сама любезность, месье Маруа, – ответила я, чувствуя, как постепенно от непонимания сути ситуации растет напряжение. Бокал я взяла преувеличенно осторожно. Была у меня в юности такая очаровательная и крайне экстравагантная привычка – волнуясь, слишком сильно сжимала ножку фужера. Едва забылась – в руках хрустальное крошево, рука изрезана, платье в крови, окружающие в истерике.

   Теперь, когда мы были довольно близко друг от друга, удалось понять по косвенным признакам, что лукавый и смазливый галатиец старше меня и, вероятно, Солнышка. Тридцать точно есть, возможно, и больше, но косметические ухищрения скрывают биологический возраст.

   – Ну что вы, мадемуазель, – растянул он яркие то ли от природы, то ли из-за тинта губы в любезной улыбке, – говорить правду легко и приятно. И позвольте отметить, вы прекрасно владеете языком.

   «Я не замечаю двусмысленностей, я не замечаю двусмысленностей. Даже если их говорят вот с таким выражением на мор… лице. Я приличная девушка и выше всяческих пошлостей».

   – Вдвойне приятно услышать похвалу из уст уроженца Галатии, – отозвалась я, пытаясь понять, как бы так побыстрей прервать беседу, не выказав себя невежливой.

   – Произношение просто идеально. Вероятно, вас начали обучать с раннего детства? – продолжил странный допрос Филипп Маруа, приблизившись. На грани приличий. Но это всегда такое широкое понятие – грань приличий.

   – Да, среди людей нашего круга принято уделять много усилий и средств для обучения детей, ведь так?

   На мгновение на лице Маруа проступило легкое недоумение.

   – Ах… Да, вы совершено правы, мадемуазель Стоцци.

   Кажется, меня только что признали выскочкой.

   – А ваш отец, позвольте узнать?..

   Мне-то, наивной, думалось, в наши прогрессивные времена уже непринято мериться родословной.

   – Лорд Эндрю Стоцци, министр обороны Вессекса, – с чуть ядовитой гримасой сообщила я.

   Маруа замер, слегка нахмурившись, вероятно пытался что-то припомнить.

   – Титул получен не так давно?

   О господи, впору почувствовать себя едва не нищенкой, и это после того, как лордство мои предки получили два века назад!

   – Не сказала бы, – пожала я плечами, чуть ежась от дуновения ветра. – Впрочем, если сравнивать с Лестерами или Фелтонами, мы действительно едва не простонародье.

   Филипп Маруа как будто взял себе что-то на заметку.

   – А месье Бхатия… Такая экзотичная фамилия…

   Аллилуйя, меня всего лишь допрашивают на тему положения в обществе, моего и Солнышка.

   – Его отец бхарат, а матушка в девичестве Фелтон, племянница нынешнего лорда Фелтона, – сдала я аристократизм Арджуна с потрохами.

   Тонкие, как будто выщипанные брови галатийца чуть поднялись, обозначив удивление.

   – Наполовину Фелтон, стало быть. Что же, это многое объясняет.

   Бедный Солнышко! Всю жизнь считал себя целым Бхатией, а для кого-то он всего лишь половинка от Фелтона. Какая незадача. Но он-то хотя бы половина Фелтона, мне же выпала участь полного нуля на этой шахматной доске.

   – Что же именно объясняет? – уточнила я подозрительно.

   Маруа пожал плечами, не самыми широкими, но как ни прискорбно, признать его фигуру женственной язык не поворачивался.

   – Идеальные манеры месье Бхатии.

   Удержаться от смешка мне не удалось.

   – О, это у него безусловно от отца, месье. Миссис Бхатия после многих лет службы в полиции имеет довольно… специфические манеры.

   К примеру, дядя Дэниэл до сих пор с благоговением рассказывает, как миссис Бхатия еще в бытность вдовой лорда Гринхилла возила его лицом по столу. За дело, конечно, но, по словам моей матушки, такой поступок категорически неприемлем для благовоспитанной леди.

   Оговорка не прошла незамеченной.

   – Вероятно, вы близко знакомы с месье Бхатией и его семьей? – не преминул поинтересоваться советник по культуре, не пытаясь как-то особенно активно демонстрировать свое мужское внимание к моей скромной персоне.

   Может, меня и минует чаша сия…

   – Более чем близко. Наши семьи дружат уже не первое поколение, – решила я использовать эту давнюю связь, чтобы немного поднять себя в глазах собеседника. – Какое-то время считали, моя матушка станет супругой наследника лорда Фелтона, а мой отец по сей день остается одним из самых близких его друзей.

   Первый раз за всю жизнь довелось доказывать свое право на существование в высшем свете выгодными знакомствами. В Вессексе семейство Стоцци находилось на вершине пищевой цепи, и мы считались ровней тем же Фелтонам.

   – И после такого… любовного треугольника ваши семьи все еще дружат? В самом деле? – усомнился в правдивости моих слов Маруа. Закономерно усомнился на самом деле… Собственно говоря, все, кто знал об этой давней истории исключительно с чужих слов, считали, после такого можно только расплеваться.

   – Да, – упрямо задрала я подбородок.

   – Что же, отношения поистине высокие, – обронил с полуулыбкой галатиец.

   Прозвучало почти как пощечина. Одной фразой Маруа словно облил грязью мою семью и все самые счастливые воспоминания детства, которое прошло в окружении не просто друзей, почти родственников. Мы всегда были одним нерушимым целым, равные друг другу и одинаково друг друга любящие.

   – Думаю, мне пора возвращаться к Арджуну, месье Маруа. Никогда не знаешь, когда может понадобиться личный помощник, – произнесла я, намереваясь покинуть собеседника и его сомнительное остроумие.

   Мужчина поставил свой фужер на перила балкона.

   – Я допустил бестактность, полагаюсь на ваше великодушие, мадемуазель, и смиренно молю о прощении.

   Отлично, значит, промашку осознал или хотя бы делает вид, что осознал.

   – Позвольте проводить вас к месье Бхатии.

   А вот то, что и не думает оставлять в покое – уже дурно.

   – Благодарю за такое любезное предложение, однако это лишнее, – решительно отказала я и, пожалуй, излишне поспешно метнулась в зал. Пока еще чего не понарассказывала. И с чего это, в самом деле, меня вдруг повело на откровенность?

   Подобная доверительность почти неприлична с людьми малознакомыми! А мои манеры отточены воспитанием с пеленок!

ГЛАВА 2

К Солнышку я вернулась в крайне расстроенных чувствах, что старательно скрывала, но не так легко обвести вокруг пальца того, кто знает тебя в прямом смысле с пеленок.

   – Мелкая, кто посмел испортить тебе настроение? – поинтересовался Арджун, отводя меня в сторону.

   Младший Бхатия относился к тому сорту людей, которым лучше сразу сказать правду и не мучиться в безуспешных попытках обмануть. Гены преподавателя университета, который поднаторел в ловле жульничающих студентов, и начальника полиции в итоге дали просто адское сочетание. Ложь Арджун чуял мгновенно.

   – Меня застал одну этот накрашенный фат, – ответила я, предварительно убедившись, что мою нелестную характеристику в адрес советника министра услышит только Солнышко. – Мало того, что я почувствовала себя нищенкой на празднике знати, так еще и разоткровенничалась ни к месту и без какой бы то ни было причины! Боже, так стыдно…

   Арджун поджал губы, призадумавшись буквально на пару секунд.

   – Выложила что-то серьезное? – спросил он строго, явно пытаясь просчитать последствия. В этом весь Арджун Бхатия: он вечно все просчитывает на десять ходов вперед и пытается управлять окружающими и всем миром заодно.

   Тягаться с ним из наших ровесников брался только один человек, но с ним Солнышко благоразумно не просто имел хорошие отношения, но вовсе держал конкурента на роль серого кардинала в статусе лучшего друга.

   – Нет, он расспрашивал больше о том, чьи мы с тобой дети… О родственниках и друзьях, словом. Но выкладывать нечто настолько интимное совершенно не в моем духе, особенно человеку постороннему и малознакомому!

   Солнышко ободряюще улыбнулся на мгновение ослепив меня светом черных глаз, как умел только он один.

   – Успокойся и просто не попадайся ему на глаза без меня. Катастрофы не случилось, Бель.

   Хотелось верить.

   – А что нищенка… Темная аристократия, милая, вот и все. Для них я имею какой-то вес вне моих профессиональных обязанностей, вероятно, сугубо из-за крови матери. А ты… Ну, что поделать, светлые в здешнем высшем свете котируются еще ниже, чем я ожидал.

   Вот оно, деление на темных и светлых. Интересно, а местная «знать» не забыла еще о том забавном факте, что изначально их выводили искусственно, даже не как рабов – как скот, черные маги для собственных прихотей? Так и хотелось бросить эту злую правду кому-то в самодовольное лицо… Но служба и воспитание обязывали нежно улыбаться и быть самой любезностью во плоти.

   Арджуну еще предстояло продавить в Галатии торговое соглашение, а мне… мне по мере скромных сил следовало помочь нашему Солнышку осуществить его поистине эпический подвиг. Галатия была известна тем, что добиться от нее хоть чего-то было невозможно. Почти невозможно. Эта страна играла сугубо на своей стороне, что вообще-то противоречило всем принципам политики…

   Однако в Галатии плевать хотели на любые условности.

   – Бель, ты все документы подготовила? – крикнул мне из своего кабинета Солнышко.

   Я как раз заканчивала оформлять последние слайды презентации, после которой галатийские ослы просто обязаны решить, что без понижения таможенных пошлин на ввоз продукции из милого и такого дружелюбного Вессекса просто спать по ночам не смогут.

   Тезисно мы с Арджуном создавали это чудо дипломатической мысли три дня с очень короткими перерывами на сон. Буквально не разгибались с самого приема. Для Солнышка победить было делом чести, для меня – принципа. И за честь, и за принцип стоит биться до последнего, даже если шансы выиграть предельно малы.

   – Пара минут, и все для тебя! – крикнула я в ответ, пытаясь вообразить, какие фантазии посетят голову нашей общей на двоих секретарши Клэр. Эта особа была патологической сплетницей, которая всегда и у всех видела признаки тайного романа. Судя по тем обрывкам разговоров, что мне удалось узнать, от нее уже успели избавиться везде и всюду в посольстве, а теперь передали как эстафетную палочку Арджуну, поскольку он новичок. Солнышко отличался долготерпением исключительно тогда, когда видел личную выгоду, и мне уже было любопытно, куда попытаются сослать болтливую девицу, когда и мой друг от нее откажется.

   Сама Клэр искренне рассчитывала заручиться благосклонностью молодого и очевидно темпераментного начальника на первой попавшейся горизонтальной поверхности, тем самым оградив себя от всех возможных проблем. Единственную угрозу своей спокойной жизни секретарша видела во мне. Одна беда, наш дорогой Большой брат категорически не приемлел служебных романов.

   Через оговоренные две минуты я закончила подготовку презентации и сбросила файл на рабочую почту Арджуна.

   – Пришло! – крикнул друг, наверняка тут же начав просматривать готовые документы.

   Солнышко не страдал от отсутствия недостатков, но работал с полной отдачей, как говорят в народе «как вол».

   – Отлично сработано. Сохрани этот фон. Пригодится. Покажем начальству, надеюсь, одобрит, – опять-таки крикнул Арджун. Мы вообще друг с другом пиетет не разводили, а в случае недоумения окружающих ссылались на чрезвычайно долгое знакомство. Длиной в одну мою жизнь.

   Посол Эренхард Арджуну внимал благосклонно и улыбался вполне умильно, но в искренность его мины я не то чтобы не верила… Для него в первую очередь имело огромное значение, кому Солнышко приходится сыном, кузеном: пожалуй, именно положение в обществе и родственные связи Виктор Эренхард видел в молодом дипломате Бхатии прежде всего, а вовсе не змеиную хитрость Солнышка и прочие его таланты. То же самое было и в моем случае: высокие должности отца и матери осеняли меня как два крыла и заставляли глядеть с благоговением.

   Арджун был достаточно умен, чтобы понимать суть чужих мотивов, и достаточно прозорлив и сдержан, чтобы не показывать тихое бешенство никому, кроме одной меня. Сын знаменитого ученого и ректора престижнейшего магического университета страны желал добиваться своих целей своими же силами. Мужчины… Я не была настолько щепетильна и с легкостью использовала авторитет не только собственных родителей, но и родителей друзей. Если вхож в дома лорда Фелтона и лорда Лестера на положении человека, близкого к семье, на тебя в свете смотрят еще более благосклонно. Филипп Маруа, чтоб ему провалиться, был прав в том, что моя знатность не шла ни в какое сравнение с великолепием старых темных родов. Еще одна причина категорически близко дружить с Фелтонами и Лестерами.

   – Мне Эренхарда придушить хотелось, – проворчал Солнышко, когда мы с ним вдвоем под неодобрительным и едва не гневным взглядом секретарши вошли в кабинет Бхатии. Подозреваю, щелчок закрываемого замка нанес бедняжке Клэр удар милосердия. – Ни одного замечания по делу! Только кивал как собачка на приборной доске!

   Я пожала плечами и сбросила с плеч пиджак, который оказался чересчур теплым для такого солнечного дня. К сожалению, блузку я непредусмотрительно выбрала слишком уж прозрачную, напрочь забыв с утра о наших планах показать презентацию начальству. Арджун же, паршивец, с которым мы жили вместе, не счел нужным хоть как-то отметить мой исключительно неподходящий внешний вид за завтраком.

   – Ты любишь страдать из-за ерунды, – фыркнула я, не особо вникая в душевные метания друга. Порой он такая королева драмы... – Эренхард может дуть щеки, но открыть рот, когда дело доходит до критики сына Бхатии и племянника Фелтона, он вряд ли рискнет. Пользуйся и не хмурься, а то морщины заложатся раньше времени.

   Выражение во взгляде Арджуна описать можно было грубой, но емкой фразой «ну и дура же ты». Неприятно, но пока Бхатия не выдал подобного вслух, я не особо возмущалась, особенно в свете того, что сама считала Большого брата тем еще дураком. И тоже тактично молчала. На этом и зиждилась наша многолетняя дружба с Солнышком, который пусть и был мужчиной достаточно обходительным, однако в больших дозах быстро становился категорически невыносим.

   Отец ратовал за то, чтобы я сошлась с Арджуном максимально близко и стала в итоге миссис Бхатия. Папу можно было, конечно, понять: Солнышко однажды станет премьер-министром, то, что в детстве воспринималось просто веселой шуткой, по итогу оказалось наиболее вероятным будущим. Но даже блестящие перспективы Большого брата не стали для меня достаточным основанием, чтобы хотя бы помыслить о том, как прибрать к рукам этого паршивца.

   – Хватит уже закатывать истерики на ровном месте, обедать пошли, – закатила я глаза, отлично видя, что Арджуна никак не отпускает.

   Официально считалось, будто флегматичным спокойствием Большой брат пошел в дядю Кирана, вот только близкие и друзья отлично знали, что под физиономией Бхатии кроется характер отпрыска рода Фелтон, причем вполне конкретного отпрыска – в некоторых вопросах Солнышко был точной копией своей драгоценной матушки, тети Дафны, а она умела закатывать такие скандалы и устраивать такие драмы, что оставалось только за голову хвататься.

   Солнышко поминание истерик всуе не оценил, однако отобедать согласился. В очередной раз оценила мудрость своей матери: с сытым мужчиной общаться куда проще. Именно исходя из этого утверждения меня с детства приучили к готовке, хотя я вполне могла бы обойтись и без этого навыка в повседневной жизни.

   Хлеб свой насущный мы обрели в маленьком ресторанчике с летней террасой на набережной, на которую уже успели выставить столики по случаю хорошей погоды. Не так пафосно, как мы с Арджуном привыкли на родине (все-таки не дело представителям высшего света шляться по забегаловкам, если пора беззаботного студенчества уже благополучно миновала), но вполне мило. Казалось, день проходит вполне приятно, однако судьба решила, что вот конкретно сейчас она не судьба, а рок.

   Сперва ветер принес слабый аромат роз, а уже через пару минут мы с Солнышком имели сомнительное счастье лицезреть советника по культуре министра иностранных дел Галатии. Маруа был во всем белом, аки ангел небесный, правда, свою спутницу, рыжеволосую и вполне хорошенькую, мужчина одаривал далеко не ангельскими взглядами.

   – Господи ты боже мой, – пробормотала я, искренне надеясь, что нас с Бхатией не заметят, а если и заметят, то не подойдут.

   Арджун только вздохнул. Ясно же, что и заметит, и подойдет здороваться, хотим мы того или нет. Если за столик не напросится, будет вообще чудо – прием, на котором мы познакомились с этой местной достопримечательностью, показал, что Маруа может быть очень навязчив, даже не выходя при этом из формальных рамок приличия.

   Все обернулось именно так, как я боялась больше всего. Маруа увидел нас, просиял удушающе дружелюбной улыбкой, сказал что-то своей спутнице, а после пара направилась к нам словно к старым знакомым.

   – Давай его убьем? – почти взмолилась я, понизив голос до предела.

   Казалось, в присутствии галатийского дипломата и его дамы мне просто кусок в горло не полезет.

   – Не сейчас, – едва не прыснув, прошептал Арджун и изобразил просто образцовую любезность. Я, разумеется, последовала примеру начальства.

   Вообще, наша работа – это все одна большая сплошная ложь под золотистым лаком вежливости. Ну, по крайней мере, так в минуты своего особенного, поэтического настроения поговаривал Солнышко. Обычно в подобные моменты он был слегка расстроен, слегка пьян и жаловался вообще на все без исключения, в том числе на лучшего друга, который уже то ли лучший, то ли ни нет, родителей, что бесконечно сильно давят на первенца, работу, которая далеко не всегда приятна… Словом, это опять-таки была закрытая информация только для узкого круга доверенных лиц: никто даже не догадывался, каким Бхатия может быть под настроение нытиком.

   – Мадемуазель Стоцци, месье Бхатия, невероятно рад встретить вас. Поистине приятная неожиданность.

   Маруа говорил… по-особенному. Обычно, когда я слышала от мужчин такой мягкий вкрадчивый тон, вообще не сомневалась в намерениях говорящего. Это было настолько на грани флирта, что уже, скорее флирт. Однако советник по культуре, похоже, в принципе общался именно таким образом.

   – Позвольте представить вам мадемуазель Адель Гриотто, мою хорошую подругу.

   Для хорошей подруги мадемуазель Гриотто слишком плотно прижималась к спутнику, а сам Маруа слишком ласково касался ее руки, однако рыжеволосая девушка и не подумала оспаривать озвученный статус.

   – Весьма рад знакомству, – предельно любезно отозвался Арджун, привставая.

   Я вторила ему улыбкой и дежурным, отточенным до блеска набором любезностей.

   Маруа осведомился, можно ли к нам присоединиться, и, учитывая все обстоятельства, мы с Солнышком выразили полнейший восторг от перспективы разделить трапезу с малознакомыми людьми. Галатийский павлин и его дама искренне и витиевато поблагодарили, тут же заведя беседу, настолько оживленную, что у меня заломило виски. Точней, щебетала мадемуазель Гриотто, Маруа только подавал реплики, как всегда томно и вальяжно, однако рыжей хватало и такой реакции, чтобы не замолкать.

   Я же между делом оценивала внешний вид Филиппа Маруа, который и сегодня впечатлял не меньше, чем при первой встрече, просто теперь приходилось… приглядываться.

   Все в облике галатийца буквально вопило о роскоши, начиная с запонок, вроде бы простых, с незамысловатой гравировкой, разве что… платиновых. Кто-то не мелочится. Белоснежная рубашка при ближайшем рассмотрении оказалась вышитой. Узор был таким же белым, как и ткань, потому не бросался в глаза. Костюм, опять-таки белый, шит на заказ, иначе и быть не могло. На каждой руке по два кольца – снова сплошь платина. Ну и лицо опять-таки с макияжем. Колоритный тип, чрезвычайно колоритный. Рядом с ним мадемуазель Адель Гриотто с ее цветастым шифоновым платьем и изящными золотыми сережками от модного дизайнера просто меркла.

   – Вы уже успели освоиться на новом месте? – непринужденно осведомился Маруа, когда в трескотне его дамы появилась пауза.

   Поняв, что спутник решил принять более активное участие в разговоре, Гриотто тут же замерла, взирая на Маруа с восторгом и обожанием, причем не подобострастным, а таким искренним, что это даже в каком-то смысле пугало.

   – В некотором смысле, – принял удар на себя Арджун. – У вас здесь очень мило, месье Маруа. Прекрасный город, дружелюбные жители. Что еще можно поделать тем, кто по долгу службы путешествует из страны в страну?

   Я кивала после каждой фразы Солнышка, всем видом давая понять, что я присоединяюсь к мнению начальника, и, пользуясь случаем, продолжала разглядывать обоих непредвиденных сотрапезников. Представить их в таком же уличном ресторанчике в Вессексе было просто невозможном, причем, не только Маруа, с ним-то все ясно с первого взгляда, но и Адель Гриотто показалась бы на нашей с Арджуном родине слишком яркой, слишком… фривольной, неуместной.

   – А вы что можете сказать о Лютеции, мадемуазель Стоцци? – все-таки решил лишить меня возможности благополучно отмолчаться Маруа. – Надеюсь, вам не скучно здесь?

   Просияла улыбкой и заверила, что вот скука мне здесь точно не грозит.

   Как вообще можно заскучать, когда в любой момент можно нарваться на таких вот незабываемых собеседников, в самом деле?

   – Что же, чрезвычайно рад, что в Галатии вам понравилось, мадемуазель, – как будто удовлетворенно промурлыкал мужчина и поднял свою чашку с кофе, картинно отставив в сторону мизинец. Ну, точней это выглядело бы картинно и напоказ, проделай тот же самый трюк, к примеру, Арджун, однако, в случае с Маруа все казалось почему-то совершенно естественным. – Вы уже успели посетить все достопримечательности?

   В Галатии мне прежде уже доводилось несколько раз бывать, правда, с родителями или друзьями, словом, было время осмотреться, побродить по музеям и театрам, о чем я не преминула сообщить дипломату, надеясь таким образом оградить себя от излишнего внимания, которое бы при этом старательно выдавали за гостеприимство.

   Однако первой скептицизм относительно моего знания местных реалий выразила, как ни странно, мадемуазель Гриотто, потешно приоткрыв рот.

   – Мадемуазель Стоцци, готова поклясться, вы совершенно не успели узнать нашей страны! Туристические поездки не показывают ничего, кроме сплошных клише, совершенно бессмысленных и пошлых. Филипп, вы просто обязаны провести для мадемуазель Стоцци и месье Бхатия настоящую экскурсию, как можете только вы!

   Как я не уронила десертную ложку, которую в тот момент держала в руке, – уму непостижимо.

   Маруа смотрел на меня… Ну, словом, даже слепой бы понял, что он не прочь затащить меня в постель при первой возможности. Галатийский павлин не прикладывал ни малейших усилий, чтобы как-то завуалировать свое желание, и Гриотто, глядящая на спутника влюбленным взором, не могла не увидеть интереса к моей персоне со стороны Филиппа Маруа. Однако рыжая бестолочь при этом сама создает возможность для очередной интрижки предмета своего обожания. Арджун не казался достаточной защитой от посягательств на мое внимание и не только.

   – Вы совершенно правы, Адель, – тепло отозвался галатиец и ласково погладил спутницу по щеке.

   Та только зарделась от удовольствия, я же про себя подумала, что если бы, к примеру, Лекс Фелтон позволил себе на людях подобный жест относительно своей невесты Вайолет опять же Фелтон, то в лучшем случае лишился бы ее общества на пару-тройку дней, а про худший вариант развития событий и говорить не хотелось, если честно. А ведь Маруа и Гриотто – даже не пара, иначе бы нам непременно сообщили. Спят – точно, но интуиция мне подсказывала, что в один период времени к телу дипломата имеет доступ далеко не одна женщина.

   Я покосилась на Солнышко, истово надеясь, что уж он-то придумает как отболтаться на этот раз от навязываемой услуги вкупе с навязываемым обществом, однако Арджун решил меня на этот раз очень сильно разочаровать.

   Сверкнув самой дружелюбной и счастливой из возможных улыбок, Большой брат рассыпался мелким бисером любезностей перед Маруа и его спутницей.

   – Если подобная услуга будет вам не в тягость, месье Маруа, мы с Аннабель с огромной благодарностью примем такое предложение, – отозвался мой друг, и мне, в свою очередь, не оставалось ничего, кроме как улыбаться и кивать, поддерживая каждое его слово.

   В то время как страстно хотелось как следует испинать длинные ноги этого предателя под прикрытием стола. Дипломатия дипломатией, однако же Филипп Маруа определенно не обладает хоть сколько бы то ни было существенным влиянием, учитывая его, в целом, декоративную должность при министре внутренних дел и общую манеру поведения, а, значит, павлин и не стоит жертв. Он точно избалованный сынок богатеньких родителей, который, начав стариться, так и не успел вырасти.

   Иметь дел с подобным субъектом не хотелось вовсе, однако не стоило и выказывать собственное недовольство словами Арджуна при посторонних. Когда ты среди чужаков, приходится действовать единым фронтом и разбираться с возникшими разногласиями уже без посторонних.

   – Что вы, месье Бхатия, – покачал головой воодушевленный донельзя Маруа, который, кажется, готов был хоть сейчас подорваться с места и воплотить свою угрозу относительно экскурсии. – Мне доставит огромное удовольствие внести свой посильный вклад в ваше приобщение к славной культуре Галатии. Считайте, что это мой долг как патриота.

   Ветер с реки усилился, и я со злорадством ждала, когда же тщательно завитые и уложенные локоны Маруа начнут мешать ему жить и потеряют эстетичный вид. Однако, уж не знаю, какую именно косметическую магию помимо средств для укладки использовал этот фат, но волосы как будто просто кто-то гладил ласково, чуть шевеля. А ведь прежде казалось, что я мастер всевозможных магических ухищрений, помогающих выглядеть идеально. Еще одна несправедливость в жизни.

   – И когда вы сможете уделить мне и Аннабель толику своего внимания? – тут же перешел к условиям грядущей встречи Бхатия, который всегда был помешан на контроле.

   В нашей шумной компании вообще-то было два человека, любивших все контролировать и всем командовать, и по стечению обстоятельств эти двое считались лучшими друзьями, но в любви к игре в «серого кардинала» обвиняли только одного – Брендона Фелтона, Паука, который своим мрачным величием скрывал тот простой факт… что Арджун Бхатия, Солнышко, тоже не гнушался быть и жестким, и расчетливым, просто за ясной дружелюбной улыбкой и манерами души компании темную сторону скрывать оказалось куда проще.

   – Как насчет этой субботы? – мгновенно предложил ближайшую возможную дату Маруа. – Вам подходит?

   Арджун согласился тут же, прекрасно зная, что в моем ежедневнике не вписано вообще ничего на ближайший уикэнд.

   – Адель, вы же не откажетесь составить нам компанию? – осведомился у своей слегка поникшей от недостатка внимания спутницы Филипп Маруа, не забыв при этом нежно погладить ее по руке.

   Адель Гриотто после двойной порции благоволения тут же воспряла духом, снова засияла и тут же согласилась вообще на все. Я бы не удивилась, если бы ради благоволения Маруа она была готова и в реку прыгнуть тут же, без раздумий и колебаний. Как хорошо, что мужчине не пришло в голову так поэкспериментировать.

   – Вот и замечательно, – подвел итог галатиец, доставая свой мобильный из кармана. Я, если честно, ожидала увидеть стразы на чехле, однако до такой степени маразма Маруа все-таки не дошел. – Обменяемся номерами?

   После обеда я решила, что с Арджуном принципиально не разговариваю, поскольку паршивец умудрился не просто согласиться на все предложения Маруа и дать собственный номер, но и мой телефон также галатийцу сообщил. И вот последнее возмущало особенно сильно! Друг просто не имел право давать постороннему такую возможность нарушать мое личное пространство! Разумеется, Солнышко сделал это не просто так, а с далеко идущими планами, у Арджуна Бхатии других попросту и не бывает, но в моих глазах будущего премьер-министра это совершенно не оправдывало.

   – Ну, Бель, не дуйся так уж сильно, – попытался смягчить меня Арджун уже дома. – Не станет он тебе особо докучать, для такого Маруа слишком самовлюбленный тип, наверняка привык, что это за ним бегают, а никак не наоборот.

   Бог его знает, к чему привык Филипп Маруа, однако слова друга никак не утешали. Сразу вспомнилось, как еще в далеком студенчестве Джейн Лестер хорошенько заехала Арджуну по его смазливой физиономии за все хорошее. Тогда ему как раз вздумалось поиграть с чувствами ближайших друзей, так что бушевала малышка Дженни с полным на то правом. Сейчас вот Солнышку вздумалось разыграть меня как шахматную фигуру, и, вполне возможно, стоит и мне выразить свое негодование не только словесно.

   От друга я сбежала к себе в комнату и многозначительно заперлась, дав понять, что зла куда больше обычного. В ординарных случаях я оставляла Арджуну возможность для объяснения. Для себя решила: если вдруг случится так, что Маруа вздумает забрасывать меня сообщениями, Бхатия точно познает всю мою ярость, причем на вполне законных основаниях.

   На счастье Арджуна, галатиец решил повести себя воспитанно и позвонил всего один раз, при чем не мне – Бхатии, чтобы напомнить об экскурсии и условиться насчет времени. Казалось бы, все прекрасно, если бы только Маруа не вздумалось договориться о встрече в семь утра, что я посчитала прямым ущемлением своих совиных прав на законный сон утром выходного дня.

   – По-моему, ты решил меня уморить, – жаловалась я Арджуну, который утром самым жестоким образом растолкал своего самого близкого друга и помощника в последние несколько лет. Половина седьмого утра – да лучше бы он меня попросту сразу убил.

   – Ты мне живой нужна, – «обрадовал» возмутительно бодрый и свежий для такого раннего часа Солнышко, сияя улыбкой во все тридцать два зуба. Он был не совой, не жаворонком – голубем. То есть рассвело – Арджун Бхатия бодр и энергичен так, что не по себе становится, стемнело – и все, разрядился, можно не надеяться даже на самую низкую продуктивность, все равно не выгорит. Словом, весной и летом Солнышко становился особенно невыносим. А вот осенью и зимой уже можно было ему как следует отомстить за испорченные нервы, главное, в итоге к тому времени не позабыть о его грехах.

   – Живой я тебе нужна, скажешь тоже, – пробормотала я обиженно, рывком поднимаясь с постели. Главное – встать, проснусь уже позже. – Обратишься к дяде Кассу, он меня поднимет по первой же просьбе.

   Солнышко только засмеялся и, убедившись, что я снова точно не лягу, пошел к себе переодеваться. Явился он ко мне в комнату как спал – в одних пижамных штанах, и я невольно залюбовалась на широкие плечи. Хорош все-таки, гад этакий, достанется какой-то такое… нет, все-таки несчастье. Характер-то у Бхатии разом перечеркивает все преимущества, даже и внешность.

   Для встречи я выбирала образ с особым тщанием, во-первых, не желая показаться неуместной в компании своих спутников (хотя, наверное, рядом с Филиппом Маруа казаться уместной просто невозможно), во-вторых, не собираясь давать поводов для авансов со стороны «экскурсовода». Разумеется, галатиец явится со спутницей, однако… Словом, я решила побыть скромницей-студенткой, выбрав простые футболку, джинсы и кроссовки, даже волосы собрала в пучок. Настроение для флирта и легкомыслия было совершенно неподходящим.

   Арджун, разглядев все представленное великолепие, подавился кофе, который пил, и поинтересовался как бы между прочим:

   – А дальше ты заявишь, что собираешься в монастырь, Бель?

   Наградила Бхатию недовольным взглядом и пошла делать кофе и для себя. День предстоит долгий, насыщенный и вряд ли приятный. Хотя, наверняка, костюмированное шоу от нашего «нового галатийского друга» добавит остроты происходящему.

   Сам Арджун, кстати говоря, выбрал вариант примерно в том же духе, хотя так и хотелось сказать, что футболку ему стоило надеть на размер больше. Или выйти вообще без футболки, раз уж так сильно захотелось продемонстрировать плоды своей работы в спортзале окружающему миру.

   – Неужели же ты хотел, чтобы девушка из семьи Стоцци пошла на экскурсию в чем-то поистине вульгарном вроде мини-юбки? – уточнила я с улыбкой и принялась наспех сооружать себе сандвич. Не дело идти голодной, так и желудок может прямо посреди какого-нибудь исторического парка начать выводить трепетные рулады о своей нелегкой доле.

   – Так говоришь, будто в жизни короткие юбки не носила, – протянул Арджун, закатив глаза. Вот в чем мы с ним были как родные – это в сарказме.

   В ответ только плечами пожала. Все дело в том, для кого именно надевать мини-юбки. Маруа точно не стоит демонстрировать подобного наряда: еще решит, чего доброго, будто это сигнал для активного наступления.

   – Носила. Для подходящих мужчин и при подходящих случаях. Надеюсь, ты не ожидаешь, что я закручу роман с этим павлином ради твоих прекрасных глаз и не менее прекрасных планов, Солнышко?

   Под моим тяжелым взглядом Арджун не выказал и тени смущения.

   – Ерунда совершеннейшая, Бель. Маруа не на той должности, чтобы я упрашивал тебя оказать ему внимание.

   И все-таки однажды я не сдержусь и покалечу Бхатию. И любой суд признает, что я действовала в состоянии аффекта!

ГЛАВА 3

Филипп Маруа поразил нас с Арджуном сразу как минимум тем, что явился он вовсе не с Адель Гриотто, которая была с ним при нашей предыдущей встрече. Рядом с нашим галатийским знакомцем стояла белокожая брюнетка с просто огромными зелеными глазами и кокетливо улыбалась. В отличие от Гриотто, эта, пусть и смотрела на спутника с очевидными теплыми чувствами, однако не пыталась обвить его как лиана.

   – Доброе утро, мадемуазель Стоцци, месье Бхатия, – улыбнулся Маруа и осознанно или же неосознанно принимая позу горделивую, словно его в любой момент могли сфотографировать для модного журнала. – Это моя хорошая подруга Эвелин Фурнье.

   Эвелин Фурнье мило улыбнулась и выдала дежурное «очарована», задумчиво взирая на Солнышко. Мне почему-то пришло в голову, что она сравнивает моего друга со своим спутником… И, кажется, сравнение не в пользу Арджуна, уж не знаю почему, в свете томной изнеженности Маруа и явной мужественности Бхатии. Впрочем… Присмотревшись, я сообразила, что оба мужчины были одного роста. Впрочем, этот факт как-то нивелировался лиловой рубашкой расшитой причудливыми… павлинами, которую выбрал для себя наш провожатый.

   – А что же мадемуазель Гриотто? Она, кажется, тоже собиралась присоединиться? – решила я задать галатийцу достаточно неприятный вопрос, учитывая, что за нами он явился с другой дамой.

   Моим надеждам увидеть перекошенное досадой личико мадемуазель Фурнье не суждено было осуществиться: девушка хихикнула и кокетливо шлепнула спутника по руке, как будто бы ее только позабавило, что она попросту заняла чужое место. Девушка, кажется, даже не удивилась.

   – То-то мне подумалось, что звонок в половину шестого утра несколько не в вашем духе, мой дорогой, – весело произнесла Фурнье. – Что на этот раз учудила наша милая Адель? Спешно уехала в тропики искать вдохновение и малярию как в прошлый раз?

   Я бы за звонок в такую рань просто убила, а никак не согласилась ввязаться в очередную авантюру.

   – Ох, нет, дорогая, Адель, как оказалось, напрочь позабыла, что сегодня ей просто жизненно необходимо выбраться на пленэр, – отозвался Маруа с легкой улыбкой. – А ты, я знаю, никогда не откажешься от прогулки в приятной компании.

   – Разумеется, – без тени недовольства ответила Эвелин, в глазах которой сияла чистая незамутненная радость.

   Странные они тут, иначе и не скажешь.

   После получаса прогулки пешком по исторической части города Арджун шепнул мне украдкой:

   – С ней он тоже спит или, по крайней мере, спал.

   Это мне и без уточнений Солнышка было ясно едва не с первого взгляда. Маруа и Фурнье держались как любовники, постоянно словно невзначай нарушая личное пространство друг друга, позволяя себе жесты достаточно интимные.

   Вся соль ситуации заключалась в том, что Маруа держался примерно также и с Адель Гриотто, поэтому мы с Бхатией пришли к выводу, что любовная связь у павлина разом с обеими девушками, и как минимум Фурнье в курсе ситуации. А возможно, и рыжая тоже осведомлена, что у нее на месье Филиппа нет монополии.

   Жуткие нравы…

   В остальном же (разумеется, не считая неприлично раннего пробуждения) день проходил на удивление приятно: погода исключительно радовала весенним теплом, которое пока не переходило в летний зной, а заодно и легким ветром, что неизменно приносил аромат цветов. Ко всему прочему, оказалось, Адель Гриотто вовсе не на пустом месте превозносила достоинства своего «друга» в качестве экскурсовода: Маруа действительно был неисчерпаемым источником знаний о своей стране, для него буквально каждый дом становился поводом для очередной истории о короле, вельможе, писателе, художнике… Говорил же павлин точно так, как и следовало представителю высшего общества, образованному и начитанному, к тому же не без артистизма, ну и не без позы.

   – Вы в самом деле как настоящий экскурсовод, месье Маруа, – не преминул одарить комплиментом коллегу-дипломата Арджун, который, вознамерился, вероятно, заручиться дружеской симпатией нового знакомого.

   Тот лукаво сощурился.

   – Доводилось поработать в молодости.

   Слово «молодость» тут же резануло слух: обычно те, кто использует столько ухищрений в попытках скрыть свой истинный возраст, не спешат признавать, что молодость уже миновала.

   – Филипп получил степень магистра по истории и по искусствоведению, – как будто бы похвасталась чужими достижениями Фурнье с горделивой улыбкой. – Не считая степени магистра магических наук.

   Так и подмывало спросить, какая именно специализация у Маруа была в области магии, однако прежде чем я открыла рот, павлин заметил какой-то особенно примечательный барельеф и, пребывая в полнейшем восторге бросился к нему, бурно жестикулируя. Поток туристов расступался перед ним как по волшебству.

   – Честное слово, здесь должен быть Самый большой брат, – в итоге не выдержала и выдала я после истории о том, как один королевский бастард получил прозвище «Король рынков».

   Маруа и его спутница немного растерянно переглянулись, явно ожидая объяснений по поводу того, кто такой этот пресловутый «Самый большой брат».

   – Бель говорит о моем кузене Дине Лестере, – решил удовлетворить чужое любопытство Арджун с чуть вымученной улыбкой. – Он преподает историю магии, да и просто историю. Тоже чрезвычайно увлечен стариной и искусством.

   Как минимум потому, что во времена бурной молодости умница Дин занимался хищением как раз антиквариата и в этом деле весьма преуспел.

   – А! Я имел счастье познакомиться с работами профессора Лестера, – с каким-то странным удовлетворением прокомментировал слова Солнышка наш самоназначенный гид по столице Галатии. – Удивительного ума человек, да и стиль изложения невероятно увлекательный. Честное слово, я был практически готов взяться за получение третьего диплома, только чтобы послушать лекции вашего кузена, месье Бхатия.

   Каждое слово, произнесенное Филиппом Маруа просто истекало медом, и было не понять, галатиец искренен или просто пытается подольститься. Так и хотелось использовать благоприобретенные во время обучения навыки ментальной магии и влезть в голову павлину, но мало того, что противозаконно и крайне невежливо, так еще и может не выйти. Вламываться в мысли темных магов (а Маруа, была готова поспорить, относится именно к темным) – это всегда та еще головоломка, которая включает попытки прорваться через родовую защиту.

   – Чтобы послушать лекцию Дина, совершенно необязательно быть его студентом, – продолжил игру в предельную вежливость мой друг. – Сейчас он в Вессексе, ведет пару спецкурсов и вряд ли откажется увидеть новое лицо в своей аудитории.

   По крайней мере, тут Солнышко не обманул ни капли – наш Самый большой брат, несмотря на тяжелые детство и юность, оставался открытым дружелюбным человеком и всегда был готов помочь.

   – Вы меня обнадежили, месье Бхатия, – как будто обрадовался со всей возможной искренностью галатиец.

   После ланча Маруа заявил, что нам просто необходимо посетить Большой зимний дворец, в котором некогда обитала королевская семья, благополучно уничтоженная во время Темных войн, что немилосердно прошлись по множеству стран.

   – И что же, все представители монаршей семьи были уничтожены? – усомнился в этом факте Арджун уже спустя полчаса экскурсии в исполнении галатийского дипломата.

   Сомнения в каком-то смысле были обоснованны, учитывая, насколько по самой своей природе изворотливы темные маги. Да и почему выжило столько темных родов в Галатии, однако по какой-то странной причине погиб король со всей семьей?

   – О, есть красивая легенда, что младшему принцу удалось спастись, – тут же встряла Эвелин Фурнье, подцепив под руку своего кавалера. – Его останков после пожара в загородной резиденции не нашли, так что людям нравится мечтать, что на самом деле мальчика спасли верные люди и вырастили тайно в безопасности.

   Маруа с усмешкой ласково потрепал девушку по щеке.

   – Красивая легенда, так и не нашедшая никаких подтверждений. Увы, реальность куда более сурова, король Марк Девятый, его супруга королева Анна, так же сыновья Луи, Антуан и Мишель были убиты восставшими в одной из загородных резиденций, – подвел итог истории галатийской монархии мужчина. – Но на нашей родине было достаточно правителей, да и просто выдающихся людей хватит, чтобы наша прогулка не показалась вам скучной, – провозгласил «экскурсовод» и продолжил вещать по поводу картин, статуй, их владельцев…

   Когда часы сообщили, что уже шесть вечера я осознала внезапно, что ноги у меня болят просто адски, желудок тихо стенает по поводу незапланированной голодовки, однако настроение просто отличное, и даже хочется продлить еще на пару часов забег по историческим достопримечательностям.

   Как бы Филипп Маруа ни выглядел, но свои дипломы он точно не оставил пылиться на полке.

   – Ну, что? День прошел вполне приятственно, – провозгласил Арджун, когда мы, наконец, вернулись в нашу квартиру.

   Усталость, которую прежде сдерживало любопытство и азарт, догнала и развернулась уже в полную силу. Павлин гонял нас пешком по Лютеции часов до восьми и, наверное, мог бы еще дольше, но в итоге просто пощадил и дал уйти домой, пока еще могли ходить на своих двоих. Когда двигались – все было замечательно, однако едва удалось расслабиться даже самую малость, как я поняла, что вот-вот упаду.

   – Вполне. Но, кажется, воскресенье я проведу в горизонтальном положении… Что же Маруа такой энергичный-то? Я бы заподозрила, что он склонен проводить день… – тут возникла заминка, – иным образом.

   Вообще, Филипп Маруа казался, скорее уж, мужчиной, который торчит в ночных клубах. В лучшем случае. И непременно с женщинами. Впрочем, сегодня тоже без женщин не обошлось, разумеется, да и флиртовал галатиец безостановочно, умудряясь при этом не прерывать лекции по истории и культуре своей страны. Внимания досталось поровну и Эвелин Фурнье, и мне, при этом спутница Маруа не казалась даже в малой степени возмущенной, что в ее присутствии ее же кавалер оказывает знаки внимания другой женщине. Как будто так и надо.

   – Подозреваю, наш дорогой друг Филипп ну очень многогранная личность, – то ли рассмеялся, то ли все-таки простонал Солнышко, проползая мимо меня в свою спальню.

   Его тоже укатал забег по галатийской столице в сопровождении самого деятельного из возможных гидов, хотя Арджун был не из слабых и нередко выбирался в походы, да и в горы Солнышко любил сбегать от трудовых будней. И несмотря на все это, Бхатия оказался не готов к тем испытаниям, которым подвергся.

   Но хотя бы день прошел интересно.

   Вот только исключительно интересная суббота обернулась убитым воскресеньем и не менее убитым понедельником, в который мне казалось, что встать поможет только дядя Касс, он же Кассиус Фелтон. Ну, или кто-то из его коллег. Потому что без некроманта здесь никак не обойтись.

   Арджун чувствовал себя самую малость пободрей, но несущественно, он тоже едва ползал по нашей квартире и то и дело постанывал.

   – Вот это ты во всем виноват, – припечатала я Солнышко за завтраком в понедельник. – Захотел подружиться с Маруа – теперь расплачиваемся оба.

   Тот только вздыхал и старательно заглатывал наскоро сооруженную яичницу. Так себе блюдо, но после демонстрации павлином своих навыков экскурсовода и друг, и я сама потеряли всякое желание в ближайшее время демонстрировать навыки кулинарные. Сил просто не осталось.

   – Не ворчи, мелкая, – махнул рукой Арджун и начал спешно заталкивать в себя нехитрую снедь. – Мы же отлично провели время. Да и знакомство с этим красавцем может в дальнейшем помочь.

   Я закатила глаза, безмолвно давая понять, насколько сомневаюсь в правильности выводов Бхатии. Как по мне, должность Маруа просто декоративная, не более того, теплое местечко для умеренно бесполезного отпрыска богатой семьи.

   – Да он даже не лишен своеобразного очарования, – продолжал увещевать меня Солнышко, то и дело начиная премерзко хихикать. – И вообще, у него каждый выход – как новый номер в кабаре, остается только догадываться, в каком костюме месье Маруа появится на этот раз.

   Тут я подавилась своей яичницей, чуть не погибнув позорной и нелепой смертью.

   – Да ну тебя, честное слово.

   На работе внезапно выяснилось, что наш субботний забег по Лютеции в сопровождении советника по культуре Филиппа Маруа не остался незамеченным. Уж непонятно, кто именно нас увидел, да не просто увидел – тут же доложил послу Эренхарду, но беседу с начальником мы имели сразу по приходу на работу.

   – Кажется, вы посчитали необходимым завести новых друзей в Галатии? – спросил посол, пригласив нас с Солнышком в свой кабинет на чашечку чая.

   Любой другой на нашем месте начал бы паниковать, однако я только расслабилась в ожидании продолжения. Нас не тронут, ни меня, ни Арджуна, даже если на самом деле сильно облажались, решив провести первый уикенд в новой стране с малознакомым человеком… Ну просто потому, что наши родители и родственники, а заодно друзья наших родителей, в состоянии отправить Виктора Эренхарда в пожизненную отставку. Я была не настолько гордая и честная, чтобы принимать удары судьбы с гордо поднятой головой. Иначе какая радость быть дочкой состоятельных и влиятельных родителей, не так ли?

   – Мистер Маруа проявил инициативу, – пожал плечами Солнышко с счастливой улыбкой. – Мы с Аннабель не сочли необходимым отказываться. Мы поступили неверно?

   Я старательно изобразила на лице подобострастие и служебное рвение не из страха потерять работу (уберут меня исключительно вместе с Бхатией, это было понятно всему министерству иностранных дел до последней уборщицы), а просто для приличия. Нужно же, в конце концов, уважать начальство и старость, не так ли?

   Виктор Эренхард повздыхал тихо, но смотрел, в целом, вполне благодушно.

   – Нет-нет, ничего страшного, мистер Бхатия, не произошло. Смею надеяться, вы были осмотрительны в разговорах?

   Лично мне показалось, вопрос был задан скорее для галочки, чем из действительного беспокойства относительно излишней словоохотливости Солнышка или же моей. Как говорят в народе, «не первый год замужем», а Арджун так еще с университетской скамьи показал себя тем еще интриганом, расчетлив настолько, что порой даже пугает.

   – Разумеется, мистер Эренхард, – покивал уважительно Солнышко с видом прилежного мальчика. – Мистер Маруа говорил исключительно об истории и культуре своей прекрасной страны, мы же внимали и поддакивали. Все прошло сугубо прилично и в духе дружбы и взаимопонимания между нашими странами.

   Я кивала на каждое слово друга, посчитав, что Арджун куда лучше опишет сложившуюся ситуацию, к тому же именно ему пришло в голову позаигрывать с Филиппом Маруа, уж не знаю, чем же так прельстило будущего премьер-министра Вессекса общество галатийского павлина.

   – Это хорошо, что вы нашли с мистером Маруа такие прекрасные точки соприкосновения, – как будто бы довольно обронил посол Вессекса. – Но не следует терять слишком много времени с этим человеком. Он все-таки слишком ярок для того, чтобы стать другом для добропорядочного вессекского дипломата, мистер Бхатия.

   Если не сказать больше. Что там за завтраком Арджун говорил про кабаре?

   Солнышко с задумчивым видом покивал.

   – К тому же, мистер Маруа всего лишь… Словом, его работа в министерстве иностранных дел – скорее, фикция. Он не имеет влияния и в большей степени является достопримечательностью Галатии, чем ее дипломатом. Молодого человека держат на должности в счет заслуг погибших родителей, не более того.

   В каком-то смысле я была озадачена тем фактом, что кого-то могут держать в министерстве сугубо для украшения интерьера и демонстрации на публичных мероприятиях. В Вессексе подобное не почиталось возможным, у нас даже секретарш меняли, едва только они пытались манкировать служебными обязанностями.

   – Мы учтем ваши пожелания в дальнейшем, мистер Эренхард, – склонили голову со всем возможным почтением к воле начальства Арджун. Он был вообще из тех, кто предпочитал вести дела «на мягких лапах», друг старательно избегал любых конфликтов, умел подольститься к любому, расположить к себе людей, а после… словом, когда противник расслаблялся, Солнышко с ласковой улыбкой принимался за тотальное уничтожение ничего не подозревающего бедолаги, осмелившегося по глупости вызвать чем-то неудовольствие аж целого Арджуна Бхатии.

   – Несомненно, – поддакнула я, и захлопала глазами, изображая очень милую, но недалекую девочку при дяде-начальнике, которым был Солнышко.

   Посол Эренхард, конечно же, на мои уловки давно не велся, прекрасная зная, что пусть до масштаба Арджуна я не доросла, однако же и сама не трепетная фиалка, каковой люблю себя преподносить.

   – В целом, вы очень верно решили влиться в высший свет Лютеции, молодые люди, – по итогу вынес свой вердикт Виктор Эренхард как будто бы с удовлетворением. – Для этой цели Филипп Маруа подходит идеально, он вхож во все дома столицы, да и за ее пределами является желанным гостем для множества самых различных людей. Однако не очаровывайтесь его блеском. Он не более чем одна из так любимых им блесток. Ярок, но, по большому счету, бесполезен.

   Что меня в свете последних дел и разговора с послом заинтересовало чрезвычайно, так это личные планы Солнышка относительно нового знакомства. Разумеется, тогда, за обедом в уличном кафе все произошло спонтанно, Арджун не мог предположить, кто присоединится к нам за столиком, однако никто не просил Бхатию продолжать это знакомство, к тому же выводить его на уровень приятельствования, почти что дружбы.

   Солнышко у нас тип расчетливый, значит, уже прикинул что-то про себя и придумал, как использовать павлина, что, конечно, птица сугубо декоративная, однако Арджун, судя по всему, пожелал сварить и из нее супчик.

   – Чего ради ты вообще решил связаться именно с Маруа? Под руку подвернулся в нужный момент? – пристала я к другу с расспросами, когда мы закрылись с ним кабинете под укоризненным взглядом секретарши. На личике Клэр буквально было написано «На твоем месте должна была оказаться я!».

   Бедняжка так желала соответствовать всем стереотипам о работе секретарши при начальнике-мужчине… А Бхатия вознамерился ее разочаровать.

   – Наш месье Филипп – темный, соответственно, вхож в высший свет, к тому же на положении полноправного члена, а не приглашенного гостя. Да и обе его дамы были темными, что уже говорит о многом. Так почему бы не воспользоваться чужим дружелюбием, чтобы завести побольше полезных знакомств? – пожал плечами с полным безразличием Арджун. На смуглом лице появилась довольная ухмылка. – В остальном же Эренхард прав, Маруа – блестка, культурная достопримечательность, падкая на женщин и развлечения.

   Не так часто случалось видеть, как Солнышко искренне соглашается с мнением начальства.

   – Ну, по крайней мере, общаться с Маруа забавно, – попыталась я найти хоть какой-то дополнительный плюс для себя лично.

   Целая рабочая неделя пролетела в режиме цейтнота, когда мы с Солнышком просто захлебывались документами, а сил оставалось достаточно только для того, чтобы проглотить какую-то пищу, даже не почувствовав вкуса, а после упасть на любую горизонтальную поверхность и отключиться. Предшественник Солнышка на почетном посту советника-посланника оставил после себя руины и неудовлетворенную по всем статьям секретаршу, которая уже в первую рабочую неделю умудрилась принимать такие соблазнительные позы, словно работала не в посольстве, а в эскорте, причем не самого высокого уровня, поскольку выходила сплошь какая-то похабщина.

   Арджун если и замечал (в чем я сильно сомневаюсь, все-таки Солнышко в первую очередь был трудоголиком, а уже только во вторую мужчина), то внимания не обращал, по уши погрязнув в насущных делах. Клэр явно расстраивалась и прилагала еще больше усилий. Даже начало казаться, будто девица вот-вот начнет от отчаяния раздеваться прямо на рабочем месте.

   Словом, за всеми этими перипетиями, когда утром в пятницу на телефон Арджуна позвонил Филипп Маруа, мой друг, казалось, сперва даже не понял, кто это такой и почему мешает работать. Однако через несколько секунд Бхатия просиял, как будто бы посвежел и уже бодро начал на что-то соглашаться на галатийском. Мне оставалось только хлопать глазами и пытаться понять, что происходит.

   – Бель, встряхнись, нам после работы идти на вечеринку в доме Маруа, – отключившись, возвестил Арджун, расплываясь в едва не торжествующей ухмылке.

   После стольких тяжелых дней меня тянуло исключительно в собственную постель, в одиночестве. И так провести я планировала следующие двое суток с перерывом разве что на еду.

   – Большой брат, я не могу пойти в таком виде на торжество, тем более, к Маруа, – тут же попыталась отбиться я от увлекательного вечера в компании малознакомых людей. Нет, обычно я обожала вечеринки и новые знакомства… Но для этого у меня хотя бы должны были оставаться силы!

   Арджуна бунт на корабле точно не порадовал, уставился он на меня так, что поневоле захотелось тут же пойти на поводу его желаний и сделать совершенно все, чтобы только порадовать наше дорогое Солнышко.

   – Бель, вот сейчас иди домой и приводи себя в порядок, – после пары секунд раздумий велел Бхатия, внезапно вспомнивший, что он как бы мой непосредственный начальник и может раздавать указания.

   – Твоя власть надо мной закончится вместе с рабочим днем, – мрачно напомнила я, все еще не испытывая ни малейшего желания откладывать столь необходимый мне отдых ради того, чтобы полюбоваться на Маруа и его гостей.

   Солнышко не был бы нашим Солнышком, если бы растерялся под моим напором.

   – Восемь часов в день я твой начальник, а в остальное время – твой друг. Между прочим, один из лучших, – расплылся в довольной улыбке Арджун. – И неужели же ты бросишь лучшего друга на произвол судьбы сейчас, когда ему особенно нужна твоя поддержка и помощь?

   И морда при этом такая умильная, что прям-таки за себя и собственную подлость становится стыдно.

   – Но, Солнышко, какого дьявола? Можно подумать, ты сам растеряешься среди незнакомцев. Да ты один задашь им жару куда лучше, чем со мной! И вообще, нас вдвоем примут за пару! Как всегда! И мы оба потеряем свободу маневра!

   Бхатия внимал, кивал едва не на каждое слово, но по итогу выдал ответ, который вообще не радовал.

   – Это Галатия, Бель, пара мы или нет – свободы маневра это никого не лишит! Да тут измена – почти национальный спорт! И, вообще, Маруа высказал особенное пожелание увидеть тебя снова, а сейчас я склонен идти навстречу его желаниям, а не твоим.

   Потому что я проглочу, а вот павлин, скорее всего, нет, и, быть может, даже обидится.

   Какого черта Маруа воспылал желанием узреть меня этим вечером, я понятия не имела. Скажем так, откровенно подкатывать ко мне он во время экскурсии не пытался. Конечно, без флирта не обошлось, однако можно было предположить, что такова попросту его манера общения с любыми женщинами.

   – В общем, иди домой, переодевайся и готовься ослеплять своей красотой, – вынес приговор моему вечеру Арджун… и я действительно пошла. Повздыхала, попроклинала про себя потерявшего всякий стыд и любые намеки на совесть друга, и пошла. Переодеваться, краситься, готовиться к бурному вечеру.

   Клэр глядела как я покидаю рабочее место, отчаянно ерзая на стуле. Наверняка едва за мной закроется дверь, как она кинется в кабинет к Арджуну, трясти перед начальственным носом своими весомыми прелестями в отчаянно низком вырезе блузки. Дресс-код? Какой дресс-код?

   Было даже интересно, когда у Бхатии сдадут нервы, и настырную секретаршу он все-таки волевым решением уволит. Арджун проявлял терпение только в тех случаях, когда ему было выгодно, а терпеть сотрудницу, в которой из всех качеств ярко выражена разве что любвеобильность, – сплошь один убыток.

   В снятой для нас с Солнышком квартире меня посетило малодушное желание упасть на постель и заснуть, сделав вид, что именно так и надо, но чувство долга и реальный страх мести со стороны Бхатии (он запросто отыгрывался и на своих, и на чужих) заставили встряхнуться и пойти рыться в шкафу в поисках подходящего наряда, который бы продемонстрировал все достоинства моей фигуры, но не дал ни единого повода заподозрить, что молодая служащая дипломатического ведомства Вессекса не соответствует высоким моральным идеалам, которые пропагандирует наша страна.

   Сложная задача, как могло показаться, но на самом деле гардероб у меня был достаточно скромным: от слишком уж фривольных мини я избавилась сразу же, как только поступила на службу в министерство иностранных дел. Хотя и раньше не слишком увлекалась: дочка таких уважаемых родителей, да еще при бдительном старшем брате не может не блюсти себя и выглядит приличней некуда. Так что кремовое коктейльное платье с завышенной талией, не слишком короткое, клатч и туфли в тон, легкая укладка и неяркий макияж. Невинно, но одновременно и соблазнительно, все-таки хотелось закрутить тот самый роман по-галатийски, который пророчил мне не так давно Арджун.

   Явившийся за мной Бхатия выбранный наряд одобрил, быстро, буквально на бегу переоделся сам, попутно вызвал такси, так что к назначенному Маруа времени мы явились в дом павлина, и даже были одними из первых гостей.

   – О. Мой. Бог, – констатировал Солнышко, разглядев как следует гостеприимного хозяина вечеринки. Тот поверх вполне классической сорочки надел на себя… парчовый даже не пиджак – сюртук.

   И опять эти завитые локоны, рассыпавшиеся по плечам как будто бы небрежно… Вот только кому, как не мне, было знать, сколько времени приходится убивать на такую вот «небрежность».

   – Если бог выглядит вот так, мне точно нужно грешить как можно больше, – пробормотала я и заставила себя улыбаться как можно дружелюбней и искренней, хотя на самом деле хотелось как следует рассмеяться.

   Вот только никого помимо меня и Солнышка, кажется, внешний вид Маруа не веселил, да и не волновал ни капли. Словно бы именно так и следовало одеваться, и это ни капли не эпатажно. Несмотря на то, что больше ни один мужчина не рискнул выйти из общепринятых рамок в своем костюме.

   – Пойдем здороваться, что ли, – подцепил меня под локоть Арджун и мы двинулись прямиком к Филиппу Маруа, который, едва только заметил нас, улыбнулся так счастливо, словно без нас вечеринки бы просто не было.

   – Мадемуазель Стоцци, месье Бхатия, невероятно рад, что при вашей занятости вы нашли время посетить мой скромный дом, – поприветствовал нас павлин, тут же целуя мою руку, после награждая Арджуна рукопожатием.

   Мы в свою очередь выдали положенные любезности, хотя меня лично так и подмывало ляпнуть, что трехэтажный особняк в самом центре Лютеции, фасад которого выходил на набережную, это вообще ни капли не скромно. Впрочем, о какой скромности вообще можно говорить относительно человека, который постоянно ходит, увешанный украшениями, да еще в блестках, чтобы точно мало не показалось.

   – Что же, проходите, осматривайтесь, – кивнул в сторону распахнутых дверей, очевидно, в гостиную, Маруа. – Чувствуйте себя как дома. Чуть позже я представлю вас другим гостям.

ГЛАВА 4

Изнутри дом Филиппа Маруа поражал не меньше, чем внешний вид его владельца. Со стороны трехэтажный особняк выглядел строго, лишь серый камень, немного барельефов, но ничего, что бы хоть сколько-нибудь выбивалось из ансамбля набережной. А вот интерьер… он оказался под стать месье Маруа, буквально воплощение его яркой индивидуальности.

   – Ну, ничего себе… – под нос пробормотала я, не сумев сдержать изумления. – Арджун, скажи, что у меня просто галлюцинации и тут нет никакой позолоченной лепнины.

   К сожалению, Солнышку нечем было меня успокоить.

   – Крепись, мелкая, золотая лепнина в наличии. Правда, не настолько много, как кажется на первый взгляд. Приглядись, зеркала помогают немного… хитрить. Хотя блеск стоит такой, будто что-то не то приняли…

   Такого великолепия видеть уже давненько не доводилось, даже лорд Фелтон и лорд Лестер не позволяли себе показной роскоши, да и вообще, в Вессексе было не принято, чтобы в доме, пусть даже и трехэтажном старинном особняке, внутри все пестрило от позолоты.

   – Парчовые пиджаки – это все-таки не чересчур, – шепнула я, продолжая любоваться на потолочные своды с росписью, антикварную мебель, картины… Даже в глазах рябило… Но, как ни удивительно, все это павлинье гнездо не иначе как чудом выглядело гармонично и не оскорбляло моих эстетических чувств. – Вот это – точно чересчур.

   Гости Маруа притом не казались ни удивленными, ни шокированными тем, как обустроено далеко не скромное жилище дипломата. Я даже, грешным делом, начала подозревать, что подобные «красоты» в жилом доме – нечто нормальное и даже привычное в Галатии.

   – Зато сразу видно, мужчина солидный, с достатком, не бедствует – так точно, – посмеивался вполголоса Арджун, заботливо поддерживая меня под руку. Правильно, а то могу и упасть от усталости и обилия впечатлений.

   На нас как на незнакомцев, разумеется, поглядывали, однако, ровно столько, чтобы не показаться невежливыми. Маруа, как будто слегка заполошенный, вошел в гостиную спустя несколько минут, окликнул какого-то высокого блондина и уже вместе с ним подошел к нам с Солнышком.

   – Мадемуазель Стоцци, месье Бхатия, позвольте представить вам моего ближайшего друга Дамьена Эрбле, – представил нам молодого человека хозяин дома. – Я возлагаю на него заботу о вас, пока я встречаю гостей. Прошу прощения, что вынужден на время оставить вас без внимания.

   Выпалив это, Филипп Маруа развернулся и снова метнулся в холл, а мы с Солнышком с натянутыми улыбками смотрели на нового знакомца, который в свою очередь чувствовал себя совершенно уверенно.

   – Мадемуазель, очарован, – промурлыкал он и тут же принялся целовать руку. Когда с лобызанием было покончено, внимания удостоился и Арджун: – Месье Бхатия, безмерно рад знакомству.

   Стоит сказать, что держался Эрбле в схожем ключе с Маруа, но там, где павлин подкупал искренностью и совершенной естественностью своих манер, его друг демонстрировал определенную наигранность, будто он актер, талантливый, но еще недостаточно опытный.

   – Как вам понравилось в Галатии? – решил выдать положенный минимальный набор вежливых вопросов приятель Маруа.

   Смотрел мужчина уже именно на меня, в упор, довольно ясно давая понять, кто именно в нашей с Солнышком паре вызывает в нем жгучий интерес. Вот Дамьен Эрбле одевался вполне в духе современных трендов, мужественно, волосы носил короткие и косметикой не пользовался, чем выгодно выделялся на фоне своего близкого друга.

   Арджун осторожно толкнул меня локтем, давая понять, что очаровывать Эрбле – моя непосредственная задача. Ну, не в первый раз. Я нацепила на лицо самое любезное из возможных выражений и даже сделала шаг в сторону Дамьена Эрбле.

   – О, здесь совершенно замечательно! Я просто влюблена в вашу прекрасную страну!

   Признание в любви Галатии мужчина, кажется, морально был готов воспринять как признание в любви к собственной персоне. Разумеется, это меня слегка раздражало, но в целом… пусть фантазирует, от этого не будет большого вреда.

   – Филипп вас так превозносил, – принялся мурлыкать ласковым котом Эрбле, – что поневоле захотелось познакомиться с вами, мадемуазель Стоцци.

   Даже стало немного любопытно, что же такого мог наговорить по поводу моей скромной персоны Маруа, с которым мы и виделись всего три раза за жизнь, и не так чтобы говорили по душам.

   – Мне лестно это слышать, месье Эрбле, – расплылась в счастливой улыбке я, наблюдая искоса за Арджуном. Тот выжидал, пока я обработаю приятеля Маруа, чтобы тот уже представил нас другим людям, которые могли бы в дальнейшем оказаться полезны.

   Если Солнышко хотел влиться в высший свет Галатии, то Филипп Маруа стал действительно верным ключиком, в его доме, судя по одежде и драгоценностям, собрались обеспеченные люди, а судя по манерам, еще и образованные и с лоском, который приобретается только практикой и только в определенных кругах.

   – Никакой лести, прелестная мадемуазель.

   Улыбка Дамьена Эрбле стала настолько широкой, что я начала волноваться, не треснет ли его личико от столь бурных эмоций. Глазами он меня не то чтобы пожирал, но явно размышлял на тему того, насколько близко можно свести знакомство.

   Теперь под руку меня взял уже светловолосый приятель Филиппа Маруа, впрочем, держался он в рамках приличий и даже произносимые комплименты его были только пикантными, не более, никакой вульгарщины себе месье Эрбле не позволял, но весь вид мужчины сигнализировал, что мысли его были далеко не невинны.

   За те полчаса, которые хозяин дома встречал все прибывающих гостей, Дамьен Эрбле представил нас с рассиявшимся Солнышком как минимум паре десятков потенциально полезных людей, которые отнеслись вполне благожелательно и ко мне, хотя, разумеется, в первую очередь к Солнышку (тот на всякий случай каждый раз вворачивал девичью фамилию матери). Друг вообще освоился предельно быстро, да и новые приятели приняли сына мисс Фелтон с распростертыми объятиями. Мою родословную, насколько можно было судить, никто всерьез не принимал, но, исходя из оброненных фраз, я предположила, что удалось показать себя, по меньшей мере, неглупой и приятной особой.

   Впрочем, одно нас с Арджуном уравнивало в глазах темных шовинистов – нас обоих пожелал видеть в гостях аж целый Филипп Маруа, чей авторитет, кажется, был попросту огромен. По крайней мере, для тех, кого павлин приглашал в свой дом.

   Мои ноги сперва гудели, после начали уже ныть. К несчастью, после тяжелого рабочего дня ноги отекают с гарантией, и любые туфли, даже самые удобные на земле, постепенно становятся сущим наказанием и форменной пыткой. Но приходится улыбаться и щебетать, в попытках очаровать всех и каждого. Мама неплохо меня вымуштровала, готовя к насыщенной и временами сложной жизни светской дамы, так что шанс ударить в грязь лицом был чрезвычайно мал.

   – Выпейте шампанского, мадемуазель, – раздался прямо за моей спиной голос Маруа.

   Произошло это настолько неожиданно, что я чуть не упала прямо с высоты собственных каблуков. Под руку меня к тому времени уже никто не поддерживал, так что шансы были, но хозяин дома ловко поддержал одной рукой, а после вложил мне в руки бокал.

   – Благодарю вас, месье Маруа, – улыбнулась я и сделала глоток. На самом деле, напиток пришелся как нельзя кстати: в горле так точно пересохло.

   – Такие мелочи, право слово, мадемуазель Стоцци. Не согласитесь ли присесть со мной и побеседовать? – осведомился как будто между прочим дипломат.

   Я понятия не имела, о чем же мы с Маруа вообще можем беседовать, но согласилась с готовностью и радостью. Ноги просто отваливались и предложение присесть я восприняла с искренним восторгом.

   После приземления на диван, павлин не спешил завязывать беседу, только поглядывал с хитрецой, а после жестом подозвал одного из официантов и что-то шепнул ему на ухо. Через минуту, не больше, рядом с нами водрузили чайный столик, на который набросили сверху скатерть. Смысла в этих приготовлениях я не увидела вообще никакого, вот только, как оказалось, он был.

   Маруа тихо произнес:

   – Снимайте.

   Я захлопала глазами, совершенно не понимая, о чем речь.

   – О чем вы, месье Маруа? – спросила я, морально готовясь вообще ко всему.

   Павлин закатил глаза, явно сетуя на мою недогадливость.

   – Туфли снимайте, мадемуазель Стоцци. Теперь никто не увидит, если вы посидите босиком. Наверняка же они сейчас причиняют вам неудобство.

   Неудобство? Да тут же речь шла едва не о сильной боли, но…

   – По мне что, заметно?! – искренне ужаснулась я. Как же неловко...

   Галатиец тихо рассмеялся и подманил официанта с подносом. Так я получила еще один бокал шампанского взамен опустевшего. Подумала было, что меня пытаются споить, но Маруа и сам не побрезговал немного выпить.

   – У вас ноги отекли, вот это заметно, – пояснил с легкой снисходительностью Филипп Маруа. – А держались вы с необыкновенным достоинством, мадемуазель Стоцци, можете не сомневаться, все просто очарованы. Но не нужно мучить себя, моя дорогая, месье Бхатия отлично справится один, а вы, если не возражаете, скрасите мой вечер приятной беседой.

   Я едва не подавилась шампанским после таких слов. То есть павлин проникся моими муками и попытался их облегчить.

   – Но разве у вас нет другой дамы, которой следует оказать внимание сегодня? – уточнила я, совершенно опешив. Такая забота скорее пугала, чем радовала, поскольку у Маруа не было причин проявлять по отношению ко мне доброту. Значит, мужчина зачем-то пытается подольстится с далеко идущими планами.

   – Нет, – покачал головой галатиец, чуть придвинувшись ко мне. – И я подумал, что этой дамой вполне можете стать вы. Надеюсь, вы не откажете мне в такой милости.

   Запах роз окутал меня саваном, даже как будто в голове помутилось. Или это из-за шампанского?.. Точно из-за алкоголя, иначе с чего бы я в итоге выдала:

   – Не откажу.

   Брякнула – и сама ужаснулась так некстати проклюнувшейся покладистости.

   – Я премного благодарен вам, мадемуазель Стоцци, за то, что не бросили меня. Хотя совершенно не понимаю при этом, зачем вы приехали, если настолько утомились за день? – мягко и вкрадчиво продолжал Маруа, при этом беря меня за руку.

   Обычно я плохо переносила, когда ко мне прикасались посторонние, да и вообще неохотно пускала в свое личное пространство, но пришлось сцепить зубы и терпеть. Потому что я в доме этого человека… и потому что я босиком, а засунуть действительно опухшие ступни в туфли было равносильно смерти.

   – Вам неприятно, мадемуазель Стоцци? – видимо, что-то такое прочел по моему лицу Маруа и руку мою все-таки отпустил.

   – Ну что вы, месье Маруа.

   Он расстроенно вздохнул и откинулся на спинку дивана, лениво взбалтывая шампанское в фужере. Поднимавшиеся со дна пузырьки буквально гипнотизировали.

   – Почему бы просто ради разнообразия не сказать правду? – осведомился павлин, искоса поглядывая на меня. – Вам вовсе не нужно заставлять себя, чтобы доставить мне удовольствие. Вы бы могли и вовсе не приезжать, если так сильно утомились за рабочую неделю, и это нисколько бы не повлияло на мое к вам отношение. Да и к месье Бхатии тоже.

   Говорил Маруа как будто бы гладко, вот только я почти не сомневалась – он врет, и для того, чтобы продолжать приятельствовать с этим эпатажным господином, следует угождать ему по всем статьям.

   – Мы хотели сделать вам приятное, – чуть растеряно пробормотала я, задумываясь над тем, стоит ли выпить еще один бокал шампанского или не следует напиваться в компании малознакомого мужчины, пусть даже и в людном месте. В конце концов, все эти свидетели в первую очередь друзья Маруа, вряд ли они станут вступаться…

   – Судя по выражению вашего лица, думаете вы о какой-то полнейшей ерунде, – произнес как будто безо всяких на то причин Филипп Маруа.

   Вообще-то я всегда считала, что лицом владею отлично, хоть в кино снимайся с таким уровнем актерской игры. Видимо, переоценивала собственные способности, если галатиец так запросто раскусил, что на душе у меня муторно.

   – Вам просто показалось, месье Маруа, – повернулась я к хозяину дома, нацепив на лицо маску идеальной, истинно дипломатической вежливости. – Я просто любовалась интерьером вашего дома.

   Собеседник посмотрел на меня как будто бы с неодобрением, но озвучивать, по крайней мере, ничего не стал.

   – Вам не стоит пытаться угодить мне в ущерб собственным желаниям и интересам, – по итогу произнес Маруа и подозвал очередного официант. Через несколько минут мы получили в свое полное распоряжение еще по бокалу шампанского и блюдо с канапе. И тут я поняла, что проголодалась уже до совершенной вульгарной стадии «жрать хочу», словом, при вялом участии галатийца, я стрескала безо всякого стыда практически всю предоставленную в мое распоряжение снедь.

   А ведь неприлично вот так жадно уминать еду на приемах, леди должна демонстрировать элегантность во всем, особенно на людях. Но желудок как будто бы уже начал оплетать позвоночник… Словом, голод победил манеры и воспитание.

   – Вот так-то лучше, – довольно констатировал Маруа, полюбовавшись на опустевший поднос, и после поймал мой взгляд.

   Меня повело то ли от выпитого, то ли… Глаза павлина словно бы даже завораживали, если не сказать, гипнотизировали. Наверное, все же шампанское на голодный желудок сыграло со мной злую шутку, так как стоило тряхнуть головой – тут же отпустило.

   – Кажется, мне нехорошо… – признала я Маруа свою полную несостоятельность как гостя.

   В конце концов, он же говорит, что не нужно ему угождать в ущерб себе? Ну вот оно и исполнение пожеланий месье Маруа. Стало по слову его.

   – Позвольте проводить вас на террасу, мадемуазель Стоцци. На свежем воздухе вам наверняка станет лучше.

   На туфли я покосилась так, словно это были те самые замечательные сапожки с шипами изнутри, которые во времена Темных войн светлые маги любили надевать на идеологических противников.

   – Я бы понес вас на руках, но сомневаюсь, что вы оцените последствия, как и месье Бхатия. Так что могу только предложить вам руку, – весело прокомментировал мою заминку Маруа.

   Вообще, даже то, что мы пойдем вместе в сад и пробудем так какое-то время наедине, уже может стать достаточной причиной, чтобы появились последствия, которые мы с Арджуном не оценим. Это же Галатия, они все тут самую малость… гедонисты, а Маруа, кажется, первый из них.

   – Буду вам благодарна, месье Маруа, – отозвалась я и волевым усилием заставила себя засунуть ноги в туфли. После передышки это действо приносило сплошь страдания.

   Павлин терпеливо дожидался, пока я обуюсь, пока встану, а после действительно позволил опереться на свою руку. Этот жест заметили, приняли во внимание и, можно было не сомневаться, сделали соответствующие выводы. Интересно, а в Галатии подозрения в любовной связи уничтожат репутацию или все-таки вознесут ее на недосягаемую высоту?

   Когда я и Маруа проходили мимо дорогого друга, тот проводил нас очень красноречивым взглядом, а после еще и подмигнул мне, чем добил, признаться, окончательно. Вот одно это подмигивание уже заставило волноваться по поводу того, верно ли я поступила, согласившись выйти с Маруа на воздух и остаться наедине. Но почему-то вместо того, чтобы начать протестовать, я лишь сильнее оперлась на руку спутника и продолжила переставлять ноги.

   Весна отличается от лета именно вечерами. Когда заходит солнце, земля все еще не может отдать тепло, и на улице становится зябко. Я начала ежиться после первого же порыва ветра, а вот в голове не прояснилось ни капли. Скорее уж наоборот, близость Маруа вызывала оторопь и даже странный суеверный страх, причину которого не удавалось понять. Галатиец не походил на человека, склонного к насилию, даже более того – держался с преувеличенной любезностью, но для меня страх перед Маруа оказался сродни страху темноты под кроватью, что наверняка скрывает в себе кошмарного монстра.

   На плечи опустился парчовый пиджак галатийца, жесткий, словно жесть. Почему Маруа вообще решил носить этот предмет одежды? Но сразу стало теплей, прохлада вечернего сада даже стала казаться приятной, еще бы навязчивый запах роз пропал, от пиджака мужчины этот аромат исходил как будто бы сильней всего. Кто подбирал павлину парфюм? Совершенно неуместный запах для взрослого мужчины.

   – Вам лучше, мадемуазель Стоцци? – уточнил галатиец, кивая в сторону скамейки под кустами сирени. – Вероятно, нам стоит присесть?

   Место находилось в тени и наверняка плохо просматривалось из дома… Стало действительно не по себе: зайди все слишком далеко, Арджун просто ничего не заметит и даже не сможет прийти на помощь вовремя. Закралась совершенно истерическая мысль, что на самом деле очаровательный Филипп Маруа просто обыкновенный маньяк. Сексуальный или нет, уже другой вопрос…

   Надо было вырваться и срочно вернуться в дом, к другим гостям… Вот только почему-то не вырвалась, только вздрагивала изредка и кусала губы, хотя, наверное, стоило бы уже даже кричать…

   Маруа усадил меня на скамейку, сел рядом и взял мою ладонь в свою руку. Ладно, не очень приятно, но пока не трогает ничего лишнего, можно не беспокоиться, точней, не особо беспокоиться.

   – Вам лучше, мадемуазель? – осведомился Маруа как будто с тревогой.

   – Да, месье Маруа, – произнесла я как завороженная. Перед глазами меж тем плыло. Сердце притом билось не быстро, а словно медленней обычного. Внезапно мой взгляд выхватил из темноты фонарь рядом с домом. Вокруг него металась ночная бабочка, металась и отчаянно билась о наверняка нагревшееся стекло темными крыльями. Скоро изувечится и упадет. Яркое завершение короткой жизни.

   – Вы удивительное создание, мадемуазель Стоцци, по вам сразу видно, что иностранка.

   Я не могла отвести взгляд от бабочки.

   – Разве?

   В нашу эру глобализации, как мне казалось, невозможно было понять, откуда приехал человек иначе как по языку или акценту, а я говорила на галатийском свободно и чисто.

   – Да, несомненно. Вы держитесь очень… по-вессекски, сдержанно, – продолжал Маруа, а я попросту не понимала, к чему дипломат ведет. Судя по тону – флирт, но ведь он всегда говорит именно так. Руки все еще держал при себе – это главное, хотя сама ситуация все больше нагнетала беспокойство.

   – Сдержанно? Вот как? – переспросила я, продолжая чувствовать странно оцепенение.

   Мужчина усмехнулся.

   – Да, и это заставляет желать, чтобы от вашей сдержанности не осталось и следа. Подозреваю, зрелище было бы просто восхитительное.

   А вот теперь однозначный флирт, безо всяких вариантов. Хотя нет, не флирт, это уже откровенное предложение провести вместе несколько приятных часов.

   Отказывать почему-то стало мучительно трудно, однако я справилась.

   – Думаю, месье Маруа, это вовсе не то зрелище, которое могло бы вас порадовать.

   Бабочка возле фонаря больше не кружила, должно быть, уже обожгла крылья так, что взлететь не в силах.

   Галатийский дипломат рассмеялся настолько беззаботно, что это практически пугало.

   Я похолодела и принялась про себя молиться об избавлении от Маруа и вообще от этой ситуации. Почему только не отказала ему сразу? Никогда ведь не была настолько бесхребетной… Нужно уйти сию же секунду. Встать – и уйти. Мне ведь даже и неплохо, на самом деле, не тошнит. Просто в голове словно бы стало пусто…

   – Могу ли я оспорить ваше утверждение, мадемуазель? – осведомился Маруа, чуть придвигаясь ко мне. Теперь мы сидели, плотно соприкасаясь бедрами, у меня дыхание перехватило от очень нехорошего предчувствия.

   Адреналин хлынул в кровь, и, наверное, только с его помощью я смогла сквозь зубы выдохнуть те самые заветные слова:

   – Я хочу вернуться в зал!

   Протест прозвучал тихо, но достаточно уверенно и четко, другое дело, были большие сомнения, станут ли меня слушать.

   – Вы уверены? – уточнил Маруа с откровенным разочарованием. Теперь дистанция между нами снова увеличилась, пожалуй, даже мой драгоценный гиперзаботливый старший брат счел бы ее приемлемой при общении с посторонним мужчиной. Галатиец отодвинулся достаточно далеко.

   – Да! – куда уверенней и громче воскликнула я и даже нашла в себе силы подорваться на ноги.

   Мужчина то ли неодобрительно, то ли расстроенно – вникать уж я не стала – вздохнул и встал следом, взяв под руку. Его прикосновения не то чтобы слишком обрадовали, однако вырываться я не стала, только зубы сжала так, что неясно еще, как эмаль не покрошилась.

   – Что же, ваше слово – закон, мадемуазель Стоцци. Надеюсь, свежий воздух принес вам облегчение.

   Не особо, но я не стала уточнять, всей душой желая как можно скорей оказаться рядом с Солнышком, который, несмотря на все свои недостатки, свой, родной и абсолютно безопасный, в отличие от Маруа, что пусть, конечно, на первый взгляд и забавный чудак, однако непонятно еще, какие мысли бродят в его голове.

   До последнего ожидала со стороны хозяина дома какой-то подлости, однако до Арджуна он меня все-таки довел, передал с рук на руки и даже не преминул сообщить притом Бхатии, что мне стало нехорошо и нужно доставить трепетную барышню домой. Большой брат, конечно, взбеленился, хотя вида не подал, и рука об руку со мной покинул особняк Маруа.

   Распекать Солнышко принялся только в машине, на всякий случай отъехав от жилища павлина.

   – Ты совсем обалдела?! – вызверился дорогой друг, который вроде бы как почти брат. – Из-за тебя нас буквально выставили за порог как нашкодивших щенков!

   Выслушивать подобное от Солнышка оказалось чертовски неприятно, но, слава богу, я почувствовала к тому времени себя достаточно хорошо, чтобы начать орать на Бхатию в ответ.

   – Тебе вообще все равно, что этот тип меня чем-то накачал?!

   В какой-то момент показалось, врежемся в столб. То ли друг испытал шок, то ли новость просто его сильно удивила, тут уж и не понять.

   – В смысле, накачал? – сдавленно спросил Арджун.

   Я только передернула плечами нервно.

   – В прямом смысле. Ощущения, знаешь ли, такие… Характерные, словом, ощущения.

   При первой же возможности Бхатия развернулся и поехал в обратном направлении, явно не в нашу квартиру. Если он собирается разукрасить моего обидчика – зря, очень даже зря. Доказать что-то не удастся, а проблем после будет столько…

   – Ты куда?! – почти испуганно воскликнула я.

   Солнышко многозначительно хмыкнул.

   – В больницу, мелкая, анализы сдашь, посмотрим, чем тебя накачали.

   В больнице меня осмотрели с ног до головы, выяснили с истинно целительской дотошностью, сколько и что пила и ела этим вечером. Под укоризненным взглядом осанистого седого целителя, которому меня передал с рук на руки Арджун (не особо встревоженный, если честно, скорее уж, предвкушающий), почувствовала себя девочкой, что разбила любимую мамину вазу. Рассказывать про выпитое шампанское почему-то оказалось чрезвычайно неудобно, хотя доктор Марсен не то что лекцию о вреде возлияний не устроил – даже слова осуждения не выдал, просто вот выражение в его взгляде было поистине порицающим. Сразу стало неловко за свое некрасивое поведение, даже показалось, что и юбку могла бы подлиннее выбрать, и туфли на более низком каблуке стоило надеть, да и макияж слишком вызывающий… Честное слово, такого воздействия не оказывал даже дядя Киран, образец морали и благочестия, пастырь подрастающего поколения с большим стажем.

   Спустя пару часов мытарств я услышала свой приговор, на основании которого уже Арджун непременно назначит наказание.

   – Вы в полном порядке, мадемуазель Стоцци, не считая небольшого переутомления. На основании осмотра я выявил лишь слабое опьянение, причины которого нам известны. Ваши подозрения относительно применения к вам запрещенных веществ подтверждения не нашли.

   Безусловно, доктор Марсен наверняка уважаемый доктор, больница имени Святого Франциска имеет прекрасную репутацию, иначе бы, собственно говоря, Солнышку и в голову не пришло везти меня сюда. Но я достаточно знаю собственное тело, чтобы с уверенностью сказать: мое странное самочувствие в доме Филиппа Маруа не было следствием ни сильной усталости, ни выпитого шампанского.

   – Прошу прощения, доктор, но вы уверены? Быть может, стоит сделать еще какие-то анализы? Потому что все, происходившее со мной, совершенно не походит на мою обычную реакцию на переутомление или алкоголь, – решила настаивать на своем я. Такой решительности немало способствовал раздраженный из-за сорвавшихся планов Арджун, который наверняка постарается отомстить мне за совершенные прегрешения.

   Доктор посмотрел так выразительно, словно я только что попыталась убедить его, что невинная дева. Стало неловко ужасно, однако отступать из-за такой малости было бы совершенно глупо.

   – Я целиком и полностью уверен в своих выводах, мадемуазель Стоцци. Впрочем, если вы считаете меня недостаточно компетентным, можете попросить заменить вам целителя, – тоном оскорбленной добродетели заявил целитель, после чего выдал результаты исследования и покинул смотровую.

   Он ушел, а я осталась. С пачкой бумаг и злобствующим Солнышком за дверью, от которого хотелось срочно спастись, пусть бы даже ради этого пришлось покинуть комнату через окно. И плевать, что второй этаж, не такой уж я была паинькой в университете, имела пару фокусов на случай такого экстренного отступления. Другое дело, все это будет лишь проявлением слабости и отложит объяснения с другом максимум на час. Не сбегать же из квартиры… Да и работу никто не отменял.

   В общем, около пяти минут я убеждала себя быть храброй и сильной, вроде бы получилось, и с таким вот настроением вышла к Арджуну, который в ожидании меня что-то читал с экрана мобильного телефона.

   – И как? – уточнил друг, подняв глаза от гаджета.

   Нет, говорил Солнышко совершенно спокойно, я бы даже сказала, мирно… Вот только я спинным мозгом ощущала, что дорогой друг уже в целом в курсе ситуации и бесится свыше всякой меры. Ненавижу конфликты с друзьями, на самом деле, всегда ненавидела.

   – Ничего не нашли, – честно сообщила я, внутренне готовясь к тому, что буря вот-вот разразится. Арджун Бхатия был большим специалистом не только в дипломатии, но и в организации скандалов, преимущественно, бытовых.

   С невозмутимым видом на смазливой физиономии Солнышко медленно положил телефон в карман пиджака, медленно встал, все это происходило в абсолютной, какой-то даже мертвой тишине, какая вроде бы не может установиться в действующей больнице… Словно само мироздание готовило для Большого брата идеальные декорации для грядущей сцены.

   – То есть вся каша заварилась только потому, что ты вдруг пить разучилась? – вопросил Арджун совершенно мирным тоном, но по ощущениям, словно бы гром грянул.

   Я заставила себя расправить плечи, вскинула вверх подбородок и отчеканила:

   – Я пить умею. И получше тебя, Солнышко. К тому же отлично знаю, как на меня влияет спиртное. То, что я почувствовала – было похоже именно на отравление чем-то психотропным! Не держи меня за идиотку!

   Губы Арджуна дернулись, а после сложились в кривоватую, далеко не солнечную улыбку.

   – Ты просто захотела побыстрей избавиться от неприятного кавалера, Бель, и не нужно тут изображать из себя жертву.

   Моему возмущению не было предела, но высказывать его я посчитала излишним, сохранив оскорбленное молчание. Мы ни словом не обмолвились друг с другом вплоть до следующего утра.

ГЛАВА 5

Суббота радовала ясным небом и хмурым Солнышком, который подхватил мою инициативу и тоже молчал. Мы только изредка бросали друг на друга негодующие взгляды и разве что посуду не били, да и то сугубо потому, что не позволяло воспитание, однако я подозревала, скоро и воспитание может спасовать. За завтраком, субботним завтраком в преддверии выходного дня, мы с Большим братом смотрели друг на друга волками. Неизвестно, к чему бы все привело, если бы не звонок моего мобильного, на экране которого значилось «Павлин».

   Я посмотрела на подобравшегося Арджуна, на надрывающийся телефон, и поняла, что или я отвечу… или Солнышко меня прибьет. Пусть говорить с Маруа не хотелось до смерти, но снять трубку пришлось.

   – Доброе утро, мадемуазель Стоцци, – донесся до меня радостный голос Филиппа Маруа, которого я тут же заподозрила в принадлежности к презренному племени жаворонков. Этот факт еще больше понизил репутацию галатийца в моих глазах, хотя, кажется, куда уж ниже…

   – Доброе утро, месье Маруа, – отозвалась я предельно вежливо, но с той прохладцей, которую мы, женщины, являем кавалеру, если хотим намекнуть, что его внимание нежелательно.

   Пусть тот же посол Эренхард и отзывался о Маруа как о человеке недалеком, однако я практически не сомневалась, что этот фат отлично понимает намеки различной степени тонкости. Вот только дело другое – захочет ли пойти навстречу моим настолько изящно выраженным пожеланиям.

   – Я звоню, чтобы осведомиться о вашем самочувствии, – кажется, не пожелал вообще ничего понимать галатиец, явно намереваясь продолжить телефонный разговор вопреки всему.

   Солнышко подобрался, как гончая, учуявшая добычу, даже глаза засверкали охотничьим азартом. Подозрения, что меня попытаются тем или иным способом подсунуть Маруа к вящей выгоде Арджуна Бхатии, крепли с каждой минутой.

   – Не стоило волноваться, со мной все в порядке, – ответила я чистую правду. Утром я чувствовала себя превосходно, никаких следов вчерашнего недомогания не наблюдалось в помине. Даже какого-то ничтожного похмелья – и того не было. Впрочем, и выпила-то… Случалось, и больше.

   – Вы не представляете, мадемуазель Стоцци, насколько я рад это слышать!

   У меня возникло сильное подозрение, что Маруа подпрыгивает от радости.

   И вот, когда я уже собиралась вежливо, но решительно закончить разговор с галатийцем, он подло нанес удар исподтишка:

   – Если вы совершенно здоровы, не согласитесь ли вы вместе с месье Бхатией присоединиться к пикнику? Мы с одним моим добрым другом хотим выехать за город и просто мечтаем о приятной компании. Вчера я не сумел насладиться обществом вашим и месье Бхатии в достаточной мере и умираю от желания восполнить эту потерю.

   Теперь уже настала очередь для Солнышка буквально подпрыгивать от нетерпения: динамик моего телефона был достаточно громким, а слух Арджуна – достаточно тонким, чтобы Большой брат оказался в курсе всего разговора с самого начала. И слова Маруа привели Солнышко в неконтролируемый восторг: он явно загорелся желанием сблизиться с советником галатийского министра иностранных дел максимально. Разумеется, с моей помощью, точней, с моим использованием.

   – Надеюсь, вы не откажете? – спросил тоном покорного просителя павлин, причем прозвучало все настолько жалобно, что даже мое сердце дрогнуло.

   Арджун всеми возможными жестами объяснял, что нет, мы не против, скорее за, и вообще, готовы сорваться прямо сейчас. Очевидно, мой вчерашний рассказ Большой брат счел сплошь выдумкой, плодом усталости и излишней мнительности.

   Пикник… открытое пространство, на котором не скроешься от чужих глаз, соответственно, даже если Маруа и захочет сыграть очередную шутку, ее не удастся провернуть тайно. Опасность попасть в беду мала, зато если сейчас упрусь, рассорюсь с Солнышком уже всерьез и надолго, чего бы не хотелось.

   – Как можно отказать вам, месье? – ответила я так любезно, как только могла, хотя хотелось орать от злости.

   Куда проще было бы, оставь Маруа меня в покое раз и навсегда после вчерашних перипетий. Арджун бы подулся, но рано или поздно успокоился. А теперь… Что поделать, придется ехать.

   Когда Филипп Маруа завел речь о пикнике со своим близким другом, я ожидала, что он просто появится с очередной дамой, как и предыдущие настолько хорошенькой и неглупой, что будет непонятно, каким таким чудом она согласилась стать одной из сонма любовниц галатийского дипломата. Однако месье Маруа решил на этот раз изменить привычкам и приехал действительно с другом, тем самым Дамьеном Эрбле, которого представил мне и Солнышку не далее как прошлым вечером. Мужчины подъехали к нашему подъезду на алом внедорожнике ровно в одиннадцать утра, причем за рулем был именно Маруа, а не его друг, и это меня самую малость удивило: я почему-то предполагала, что советник по культуре имеет привычку использовать в качестве водителя других, а сам по-королевски восседает сзади.

   Если раньше перед нами появлялся только один павлин, теперь их стало двое: Эрбле последовал примеру Маруа и к чересчур обтягивающим джинсам выбрал лиловую футболку с металлическим блеском. С пурпурной рубашкой-поло дипломата тут была полная гармония.

   Стоило только нам с Солнышком выйти из подъезда, как Маруа резво выпрыгнул из автомобиля и бросился наперерез. Как выяснилось, павлину пришло в голову уговорить нас сесть в его машину, а не ехать на своей. Он был чертовски убедителен, а Большой брат изначально настроился на то, чтобы уступать новому приятелю едва не во всем подряд. Я попыталась было возмутиться: в конце концов, поехать на чужой машине – значит, разом лишиться свободы передвижения. Идея потерять возможность убраться подальше от Маруа и Эрбле, едва возникнет на то желание, мне категорически не понравилась, но достаточно быстро дошло, что даже отправься мы с Арджуном на собственном транспорте, мало что изменится: Солнышко вряд ли по доброй воле прервет общение со своей нынешней целью, пока не добьется желаемого. То, что я из-за этих великих планов страдаю, не интересует вообще, наверное, никого, причем муки мои носили не только душевный характер – Маруа опять переборщил с парфюмом и «дивный» аромат едва не сшибал с ног.

   – А почему же вы вместе с месье Эрбле, а не с какой-нибудь хорошенькой барышней? – уточнила я, не сумев сдержать природного ехидства. Впрочем, оно пропало втуне, павлин саркастичных интонаций словно бы и не заметил, по крайней мере, улыбался также довольно, говорил также сладко, да и вообще, был предельно мил. Тем самым бесил еще больше.

   – Хорошенькие барышни утомлены после вчерашнего вечера, а верный друг заночевал у меня, – легко и просто объяснил такой необычный для себя выбор спутника Маруа.

   Теперь стал понятен и странный выбор одежды Дамьена Эрбле, и промах с размером, не трагичный, но все же заметный. Все-таки Маруа оказался самую малость изящней спутника, уже в кости, хотя роста они были одного.

   – И вот наш дорогой Филипп воспользовался моей несчастной оплошностью, чтобы выполнить свое давнее желание вытащить меня, наконец, на природу, – со смехом пожаловался Эрбле, высунув голову в открытое окно автомобиля. – Но я готов к любым испытаниям, раз вы поедете с нами, мадемуазель Стоцци. В вашем присутствии любая беда может стать счастьем.

   Лесть показалась самую малость грубоватой, однако все равно слегка подняла настроение. Как и то, что на пикнике предстоит страдать еще и Эрбле.

   – Но мы успели с Арджуном приготовить всего несколько сандвичей, – посетовала я на собственную скромную подготовку к пикнику. – Ну и захватили сок.

   Оба галатийца наперебой принялись убеждать, что уж проблем со снедью точно не будет, как и с пледами, одним словом, они сами приготовились на двести процентов. В общем, в машину Маруа пришлось садиться, хотя радости я не испытывала вообще никакой. Как только тронулись с места, в багажнике что-то многозначительно звякнуло, из чего я сделала вывод, что затею с соком уроженцы страны сыра, вина и любви сочли, вероятней всего, детской шалостью.

   Поездка по городу с Маруа за рулем стоил мне, наверное, лет десять жизни, если не больше. Он не то чтобы лихачил, сам павлин опасных ситуаций не создавал, но скорость сохранял предельно высокую, а руль по-пижонски держал одной рукой. Окончательно добивала манера галатийца постоянно вертеть головой по сторонам… что создавало совершенно кошмарное ощущение: словно он вообще не смотрит на дорогу, и автомобиль в любой момент может врезаться во что угодно, начиная с ближайшего столба, заканчивая не самым удачливым пешеходом. Через десять минут я скрючилась на сидении, в ужасе зажмурившись и вцепившись, что есть мочи в руку совершенно спокойного и даже несколько расслабленного Арджуна.

   – Мадемуазель Стоцци, – обратился ко мне через эту сплошную пелену страха Маруа, – с вами все хорошо?

   Паника во мне боролась с тошнотой, пока установился паритет, и я отчаянно надеялась, что по итогу все-таки победит не тошнота. Испортить чехлы в шикарном автомобиле галатийца категорически не хотелось, наверняка счет окажется просто сказочным. Если бы голос не пропал, наверное вопила бы так, что половина Лютеции узнала, насколько большой урод Филипп Маруа и как сильно я ненавижу его самого, его автомобиль и саму землю, которая непонятно как носит такое чудовище.

   – Бель просто немного не любит скорость, – ответил за меня Солнышко, который наверняка сообразил, по какой же причине меня вдруг настолько перекосило.

   – О, вот как, – озадаченно изрек горе-водитель, который не угробил нас разве что милостью божией, – извините, мадемуазель, никогда бы не подумал, что вы столь пугливы.

   То есть это не он совершенно сумасшедший, а я – пугливая? Да неужели?!

   Зажмурившись еще сильней, я принялась еще и молиться, чтобы небеса случайно не позабыли приглядеть за мной в час этого страшного испытания.

   Эрбле совершенно беззаботно рассмеялся, очевидно, он не считал нынешнюю ситуацию действительно опасной для жизни. Быть может, ему и видней, ведь с Маруа он знаком куда лучше меня и все еще каким-то образом не погиб, однако моего страха чужой оптимизм не уменьшил ни на йоту.

   – Не стоит так сильно волноваться, наш Филипп превосходный водитель и попадал в аварию всего трижды! – попытался успокоить меня в меру явно скудной фантазии Дамьен Эрбле, чем усилил панику еще больше.

   – Вообще не утешает! – воскликнула я. Голос, наконец, вернулся. – Мы же вот-вот попадем в четвертую!

   Не сдержавшись, уткнулась ему в плечо Солнышка, как перепуганный ребенок, хотя и отлично понимала – в случае аварии это не спасет.

   Уже через несколько секунд скорость автомобиля ощутимо снизилась, мои вопли Маруа не оставил без внимания.

   – Между прочим, мадемуазель, все аварии произошли не по моей вине, – как будто с легкой обидой прокомментировал фразу друга павлин, – и именно благодаря моим стараниям обошлось без жертв. Вашей безопасности совершенно ничего не угрожало. Я даже не нарушил скоростной режим, Дамьен не даст солгать.

   Все это очень бы обнадежило, не находись мы с Солнышком в той же машине, что и Маруа. Верить в водительские навыки этого невыносимого человека куда проще было бы издалека. Арджун даже начал по голове меня гладить, пытаясь успокоить, сам, однако, не переживал вовсе: я слышала как размеренно билось его сердце. Видимо, кто-то вовсе забыл про инстинкт самосохранения. В том числе и на мою голову. Почему только Солнышко согласился не брать сегодня своей машины?!

   Я даже не осознавала до последнего, что автомобиль остановился, и мы, не иначе как милостью господней, доехали до места назначения целиком, а не по частям. Пока Солнышко не стал трясти меня за плечи, пытаясь вернуть в мир живых, даже глаза не открывала.

   – Бель, давай, встряхнись, – даже по щекам меня похлопал Арджун, старательно приводя в себя. – Да все уже, все, не трясись ты. К тому же месье Маруа, как ни странно, действительно вел очень аккуратно. Ни одной потенциально опасной ситуации.

   Послушно кивала, поддакивала, но про себя твердила «Да ни за что больше, никогда, только через мой труп!». Тело было словно из желе: кажется, тронут – начну дрожать и не закончу даже спустя часы. Арджун тоже любил набрать скорость, но никогда не переходил черту разумности…

   – Дамьен, у нас есть вода? – донесся до меня как через слой воды голос Маруа, которого я в тот момент проклинала на все лады.

   – Друг мой, по-моему, в данном случае даме нужен коньяк. У нас есть коньяк? – отозвался явно на двести процентов довольный жизнью и поездкой Эрбле. Из глубин моей души тут же вынырнула огромная акула ненависти ко всему живому и к этому мерзавцу в частности, причем столько неприятия к главному виновнику своего состояния – Маруа – я не испытывала. Он для меня, похоже, постепенно переходил в разряд стихийных бедствий, с которыми можно только смириться и минимизировать грядущий ущерб, но обвинять – занятие совершенно нерациональное.

   Солнышко начал медленно, осторожно вытаскивать меня из автомобиля, тихо ругаясь сквозь зубы по-бхаратски, что далеко не тонко намекало, насколько сильно его достали мои страхи и сама ситуация в целом. Выражаться на всех других языках было не в привычках Арджуна – ведь тогда окружающие могли бы понять, что идеальный мистер Бхатия, почтительный сын и прекрасный служащий, далеко не такой образец во всем, каким пытался казаться всю жизнь.

   – Кажется, я брал во фляжке немного, – отозвался Маруа с какой-то совершенно непонятной для меня интонацией, – никак не предполагал, что он может кому-то понадобиться сегодня.

   – Бель не пьет крепкого! – тут же подал голос Арджун, когда сообразил, что в меня хотят влить коньяк. – Ее сперва тошнит, а потом засыпает. Причем хватает даже пары глотков.

   В ответ на сообщение друга об этой моей неприятной особенности галатийцы повздыхали, и в итоге я приходила в себя уже на пледе под деревом со стаканом воды. Мужчины тем временем суетились с едой, напитками и хозяйственной утварью, что рвало мне шаблон. Матушка растила единственную дочку с прицелом на роль хозяйки большого дома, поэтому видеть, как мужчины занимаются столом, для меня было несколько дико. Зачем? Ведь есть я! С другой стороны, здравый смысл авторитетно заявлял, что сейчас я могу только бить посуду и разливать любые жидкости, попавшие в мои трясущиеся руки.

   Через несколько минут голос здравого смысла стал звучать несколько тише, и я попыталась заняться прямыми женскими обязанностями, но была в шесть рук водворена на прежнее место, а в пластиковый стакан, уже опустевший, мне налили на этот раз сидра. Мужчины вообще как будто достаточно быстро нашли общий язык и общие темы, а я даже почувствовала себя в некотором смысле лишней. Им втроем было хорошо и без меня, и пусть меня и одаривали знаками внимания «Бель, вот твоя шляпка, надень, а то голову напечет», «Мадемуазель, возьмите яблоко», «Мадемуазель Стоцци, вы хотите еще воды?», но при этом я чувствовала себя фикусом в горшке, которому заботливо вытирают листья и поливают по расписанию.

   Как же неудачно накрыла меня паника… Я любила быть в центре внимания! Это было мое законное место по праву рождения и по праву внешности, и то, что меня внезапно отодвинули в сторону, повергало в ужас. Ухаживания того же Филиппа Маруа не доставляли удовольствия, скорее, наоборот, однако же их отсутствие вызвало фактически культурный шок! Сразу захотелось, чтобы все вернулось в привычное русло!

   Со скуки начала крутить головой и пришла к выводу, что место для пикника Маруа выбрал невероятно живописное: неподалеку сверкала в лучах солнца лента реки, широкой и спокойной, в отдалении виднелся шато, казавшийся совершенно крохотным, и зеленые поля. Практически рай, который хорошая погода делала совершенным. Возможно, оно того и стоило… Я достала мобильный, отвернулась от суетящихся мужчин и сделала несколько фотографий, которые отправила в общий «семейный чат», желая поделиться своим восхищением с друзьями.

   Тут же прилетел восторженный смайлик от Вайолет Фелтон, следом «Потрясающе!» от Индиры, сестры Арджуна, «Завидую» от Лекса Фелтона, «Вау!» от Джейн Лестер, «Забери меня к себе» от Валентина Фелтона и «+1» от как всегда немногословного Брендона Фелтона. Лео Фелтон промолчал, что вызвало смутную тревогу, но поток сердечек от многомудрого и уважаемого профессора Дина Лестера смел любые намеки на волнение. К тому же Лео был оффлайн, так что, наверное, просто не увидел. Каждое сообщение в нашем чате дублировалось писком в кармане то и дело косящегося на меня Арджуна. Последним отметился Адриан со своим коронным «Где ты и с кем?». На всякий случай сказала только, что выбрались на природу с Арджуном, не став уточнять о еще двух участниках пикника.

   – Нашим уже отписала, как погляжу? – не выдержал в конечном итоге дребезжания телефона и спросил напрямик Солнышко.

   Я кивнула.

   – Еще и с иллюстрациями, между прочим. Ребята в полном восторге.

   Ко мне повернулся довольный собой Маруа. Ему явно польстил комплимент результату его усилий, который он опосредованно получил от моего окружения. На самом деле, хотелось сфотографировать и самого месье, чтобы продемонстрировать его «высокому собранию». Наверняка бы оценили, в особенности наши драгоценные «мальчики», однако тогда бы пришлось волей-неволей объясняться с Адрианом.

   Между тем, вот сейчас, на природе, когда можно было разглядеть замок за рекой, павлин даже начал казаться органичным времени и ситуации, хотя в нем вообще ничего не изменилось! Все тот же эпатажный фат, каким и был, но когда рядом не носится толпа людей в джинсах с рюкзаками и мобильными телефонами наперевес, облик Маруа приобрел некую гармоничность. Даже с тональным кремом на лице, подвитыми волосами и любовью к украшениям и кружевам.

   – Сколько вам лет, месье Маруа? – неожиданно для самой себя спросила я галатийского дипломата. Просто захотелось узнать получше правила игры, в которую с одной стороны впихивает Солнышко, а с другой – сам месье Маруа.

   Тот посмотрел слегка удивленно, после обозначил свое отношение к моему интересу лукавой улыбкой.

   – Тридцать шесть.

   Сказано это было легко, без расстройства или гордости, хотя я бы предположила, что человек, настолько заботящийся о своей внешности, скорее будет страдать из-за того, что он куда ближе к сорока, чем это можно было бы предположить. Я и не догадывалась, насколько старше меня или Арджуна Филипп Маруа.

   – А мне двадцать семь! – подключился к импровизированного соцопросу Эрбле.

   Мы против воли с Солнышком переглянулись в одинаковом недоумении: два друга-галатийца выглядели ровесниками, при разнице в возрасте практически в десять лет. И дело не в том, что один как-то себя запустил, скорее, второй – хорошо сохранился.

   – А о нас вы и так все знаете, – рассмеялся Арджун, но с определенным намеком, стоит сказать.

   Наши «галатийские друзья» многозначительно промолчали, не став ни опровергать слова Арджуна, ни подтверждать их.

   Через десять минут на расстеленном пледе заняли свои законные места еда и напитки. Ну, я только помянула про себя свою жесткую диету, которой сегодня явно предстояло сгинуть под пятой греха чревоугодия. Вся эта мясная нарезка, сыр, овощи, сандвичи и прочие радости гурмана выглядели настолько привлекательно, что слюна начала скапливаться во рту с такой скоростью, словно где-то плотину прорвало. И вино. Куда же без вина, в самом деле?

   – Думаю, день пройдет приятственно, – констатировал Арджун, воодушевившийся от всего этого великолепия.

   Ну, что наедимся – это точно, вот только я была не уверена, что в итоге не засну прямо над тарелкой после бурной недели и вчерашнего тяжелого вечера. Мои страхи полностью оправдались, когда уже спустя полчаса, три сандвича и пару бокалов вина я начала украдкой клевать носом. От зевоты удерживаться помогало только чудо… Вот только все равно заметили, и на свет из машины была извлечена пара подушек и еще один плед.

   – Отдохните, мадемуазель Стоцци, – промурчал Маруа, раскладывая подушки и буквально укладывая меня и укрывая пледом.

   Природные вольнолюбие подговаривало взбрыкнуть и не позволять мужчине – совершенно постороннему мужчине! – решать за меня… но спать действительно хотелось, а на свежем воздухе засыпалось почему-то особенно легко. Словом, я поддалась на провокации и позволила себя уложить, а после уснула под разговор мужчин, который велся вполголоса.

   – Бель, просыпайся, а то поцелую, – услышала я над собой голос Арджуна и прекрасный сон, в котором я плавала в теплом море, закончился самым неприятным образом.

   – Иди к черту со своими фантазиями об инцесте, – проворчала я и открыла глаза. В реальность возвращаться не хотелось, но деваться ведь было попросту некуда.

   – Инцест? – раздался откуда-то справа растерянный голос Эрбле. – Вы родственники?

   А вот со стороны Маруа никакого удивления не последовало, тот из-за моей неуместной болтливости имел представления об истинной природе наших с Бхатией отношений. Вот только делиться своими знаниями и, тем паче, собственными измышлениями с Эрбле, который вроде бы достаточно близок с павлином, не спешил.

   Солнышко хохотнул.

   – Исключительно психологический инцест, Дамьен, не более того. Просто мы слишком давно и слишком близко дружим.

   Солнце уже не стояло прямо над головой.

   – Сколько я проспала? – самую малость смущенно спросила я, размышляя, могу потянуться или все-таки не стоит еще больше развеивать романтический флер вокруг своей персоны. В итоге решила, что лучше просто сесть как можно изящней, не теряя элегантности.

   – Часа три, мадемуазель Стоцци, – отозвался Маруа с почти родственной теплотой, и я сообразила, что вот после всего этого правильно было бы хотя бы называть друг друга по имени. В компании этих двух галатийцев я ела, пила… и спала. Все эти действия подразумевают некоторую степень доверительности.

   Тяжело вздохнула и произнесла:

   – Быть может, уместней было бы обращаться ко мне Аннабель?

   Галатийцы выглядели чертовски польщенными и даже не пытались скрыть того, что мое предложение показалось им чрезвычайно приятным.

   – Почтем за честь, Аннабель, – склонил голову Маруа, которого мне теперь предстоит называть исключительно Филиппом. Запах роз, в который дипломат привычно кутался как в плед, стал словно бы сильней, но после ослабел настолько, что я едва замечала его.

   – Как и я, – просиял Дамьен Эрбле и начал медленно подбираться ко мне по пледу как бодрый сенокосец.

   Друг Маруа был достаточно худ и длинноног, чтобы сходство с насекомым стало просто разительным, к тому же Эрбле оказалась присуща та ломкая пластика, которую я подмечала именно за насекомыми.

   Филиппу Маруа же не была свойственна суетливость в любых ее проявлениях. Перед глазами всплывало то, как он двигался во время нашей импровизированной экскурсии. Павлин мог идти очень быстро, но он ни разу… не спешил, двигался плавно как прибрежная волна. Каждое движение – томное, полное чувства довольства от самого себя и самую малость от мира вокруг. И вот это то ли самолюбование, то ли абсолютный внутренний баланс раздражал ужасно и, пожалуй, заставлял чувствовать себя в каком-то смысле неловко.

   Именно в этот момент я поняла, что на самом деле больше всего раздражало меня в галатийском дипломате: рядом с ним становилось неловко. Он не соответствовал ни одному стереотипу, принятому в обществе, не собирался соответствовать и просто плевал на уже сложившуюся систему морали, ценности и просто минимальные приличия. Даже по меркам либеральной Галатии месье Маруа казался более чем вызывающим.

   Пожалуй… Филиппу Маруа впору было позавидовать: мало кто способен позволить себе такую свободу, махнув рукой на все возможные кривотолки. Как сильно этот человек не походил на то идеальное окружение, в котором я находилась буквально с самого рождения. Наверняка родители бы лишились чувств от негодования, узнав, кто оказывает мне знаки внимания, причем вряд ли с серьезными намерениями. Про реакцию старшего брата не стоило и говорить.

   – Думается, суббота прошла более чем удачно, друзья мои, – изрек предмет моих размышлений, поглядывая искоса то на меня, то на Арджуна.

   Эрбле отсалютовал бокалом.

   – Более чем удачно. Наконец-то ты вырвался из тенет своего… жесткого графика ради приятного и беззаботного дня в столь прекрасной компании.

   Маруа только задумчиво и самую малость таинственно улыбнулся, оставив слова друга без ответа и пояснений. Интересно было бы познакомиться с «графиком» этого человека. Первые два пункта более чем устраивали: и мадемуазель Гриотто, и мадемуазель Фурнье показались и мне, и Солнышку особами очаровательными, довольно интеллектуальными и приятными в обращении. Складывалось впечатление, что и все прочие увлечения Маруа столь же милы. Остается только поражаться, как такие действительно привлекательные женщины согласились стать частью этого гарема для кого-то вроде галатийского павлина.

   Остаток дня прошел в легкомысленной, ничего не значащей болтовне, которая каким-то парадоксальным образом помогала узнать множество вроде бы ненужных фактов, однако из них постепенно и возникали образы Филиппа Маруа и Дамьена Эрбле. К примеру, оба пользовались вниманием местных дам и ни в коем случае не отказывались от свидания с той или иной кокеткой, однако складывалось впечатление, что Эрбле к своим победам относился с толикой пренебрежения, переходя от одной женщины к следующей. При этом Маруа косвенно подтвердил наши с Солнышком смелые предположения по поводу того, что крутит роман одновременно с несколькими любовницами, о чем в курсе все до единого участники этой фантасмагории, а также, похоже, весь высший свет разом. Ситуация совершенно дикая, но при этом, когда речь заходила о пассиях Маруа, тот почему-то отзывался о каждой с теплотой и приязнью. И вот это уважение павлина к его, похоже, достаточно обширному «гарему» в какой-то мере даже подкупало.

   Итогом познавательного разговора стали слова Арджуна уже дома, когда мы остались с глазу на глаз.

   – Если ты решишь закрутить роман с кем-то из этих двоих… то не надо. Адриан меня просто убьет, а дядя Эндрю ему поможет.

   Я успела устать настолько, что даже не сумела как следует удивиться такому наставлению, практически братскому.

   – Ты же сам меня разве что не подкладывал под Маруа, – напомнила я саркастично о недавних явных указаниях относительно общения с советником министра иностранных дел Галатии.

   Солнышко тяжело вздохнул и закатил глаза, словно бы услышал совершеннейшую глупость от меня.

   – Вот только не надо передергивать, ничего подобного я не говорил. Требовалось-то лишь немного кокетства! От тебя не убыло бы, поведи ты себя с Маруа чуть более любезно! И, вообще, хватит делать из меня сутенера!

   Думаю, мой взгляд был достаточно красноречив, чтобы выразить одну простую фразу: «Ты и сам отлично с этим справляешься». Так как Большой брат недовольно скривился, послание до адресата все-таки дошло.

   – В любом случае, я хочу быть уверена, что ты не станешь размениваться на мужчин настолько… любвеобильных, – подвел итог своим нотациям Арджун, подняв указательный палец. В этот момент друг детства стал невероятно сильно похож на собственного отца… Вот только дядя Киран имел право на подобные заявления, поскольку отличался прямо-таки аномальной добропорядочность и добродетелью во всех областях человеческого бытия.

   А вот Бхатия-младший… В его исполнении все слишком сильно походило на откровенное ханжество.

   – Да успокойся уже, – отмахнулась я. – Лучше заботься с тем же рвением о благополучии Индиры, а у меня есть мой собственный старший брат, во втором не нуждаюсь.

   К тому же ни постель Маруа, ни уж тем более постель Эрбле не казались мне такими уж заманчивыми точками любовного маршрута.

ГЛАВА 6

Воскресенье, которое я, вопреки всему, намеревалась провести мирно, спокойно и даже лежа на диване у телевизора, ознаменовалось сразу двумя букетами. После завтрака получила охапку алых как артериальная кровь роз в корзине. Дар выглядел настолько пафосно и вызывающе, что мгновенно заподозрила в такой нелепости Маруа. Показалось, будто присылать подобное завуалированное признание во вспыхнувшей страсти вполне в его духе, однако на карточке, к некоторому моему облегчению, значилось имя Дамьена Эрбле. Что называется, от сердца отлегло. Отмахнуться от страсти Эрбле было куда проще, чем от страсти его старшего друга.

   Арджун только поднял брови, обозначив недоумение от излишнего рвения нового знакомого, но от комментариев воздержался. Пожалуй, за такое молчание стоило поблагодарить, обсуждать притязания Эрбле категорически не хотелось.

   К вечеру думалось, что ожидать букета и от Маруа тоже было с моей стороны самонадеянно и в какой-то мере даже самовлюбленно, однако и этот не подвел, хотя и несколько удивил выбором цветка. От павлина доставили ирисы.

   – Один пылает страстью, второй… дружит? – вот на этот раз не смог не прокомментировать случившееся Арджун, убедившись, что ирисы именно от Маруа, а не от кого-то еще, нам пока неизвестного.

   Получить подобный букет от явно сверх меры любвеобильного галатийца оказалось несколько странно.

   – У меня сложилось стойкое ощущение, что дружить с женщинами Филипп Маруа вообще не умеет, – проворчала я, разыскивая подходящую для ирисов вазу.

   В саму возможность дружбы с мужчиной я верила всей душой, для этого у меня имелись веские доказательства, однако существовали и те представители сильного пола, которые всей своей природой отрицали платонические отношения с женщинами как таковые.

   – Не суди так строго, Бель, – хохотнул Арджун, – каждый понимает дружбу по-своему, тебе ли не знать? У нашего галатийского… друга представления несколько экзотические, но тоже имеют право на существование.

   Однако папа и брат придут в ужас, а после и в ярость, если станет известно, насколько активно и откровенно Маруа оказывал мне знаки внимания.

   Понедельник выдался ленивым, неторопливым, даже самую малость сонным. Конечно, проколы предшественника все еще аукались нам, однако, по большому счету ничего поистине трагичного в этом ни я, ни Арджун больше не находили. Начальству до нас как будто не было дела, так что день до самого обеда тянулся за медитативным копанием в документах и международных договорах, которые опутали сложные отношения между Вессексом и Галатией. Правда, со стороны казалось, что и Солнышко, и я погружены с головой в мысли о государственных делах. Изображать плодотворную деятельность научиться несложно, главное – серьезное выражение лица.

   Однако в обед выяснилось, что посол Эренхард решил подсунуть новых подчиненных еще одному полезному и уважаемому человеку из галатийского правительства непосредственно за трапезой.

   Министр экономики и финансов Этьен Лефевр был моложавым мужчиной с веселым взглядом вечного юнца и буйной шевелюрой, с которой, подозреваю, не справилась бы ни одна расческа. Месье Лефевр явился с видом либеральным, даже без галстука, но это удивительно шло ему, как и чуть грубоватые манеры человека, что вырос явно в простой семье.

   – Светлый, и с неплохим потенциалом, – вынес свой вердикт Арджун, украдкой шепнув мне ну ухо.

   Впрочем, я и без того догадывалась, что собеседник мой не имеет никакого отношения к старой темной аристократии – для этого Лефевр держался слишком просто и свободно, чем разительно отличался от того же министра Крюшо, явного выходца из темного рода.

   Министр экономики и финансов Галатии прибыл с телохранителем и секретарем, который не выпускал из рук планшета и, кажется, готов был стенографировать даже вздохи высокого начальства. Свита показалась мне немного странной, учитывая, что в предварительные планы посла Эренхарда не входило ничего более серьезного, чем обмен последними сплетнями.

   – Весьма рад таким приятным знакомствам, – принялся рассыпаться мелким бисером любезностей Этьен Лефевр, наградив меня долгим взглядом.

   Пожалуй, такое внимание было мне лестно. Конечно, министр уже давно не юн, навскидку я дала бы ему лет сорок, однако при этом выглядел как мужчина в самом расцвете сил, и его интерес не казался попыткой старого волокиты ухлестывать за юной девицей.

   – В Лютеции начали поговаривать, что пополнение в дипломатическом корпусе Вессекса окончательно осело в салоне месье Маруа.

   Меня поразила как скорость распространение информации, так и то, с какой неприязненной интонацией было произнесено имя павлина. И чем же это совершенно декоративное создание могло не угодить месье Лефевру? Слишком хорошо умеет веселиться? Сомневаюсь, что это дивное создание в кружевах, стразах и блестках могло угрожать, к примеру, карьерным перспективам министра экономики и финансов.

   – Мы тоже счастливы, месье Лефевр, – расплылся в улыбке Солнышко, помогая мне устроиться за столом. – Однако с чего бы в Лютеции о нас сложилось меньше чем за месяц такое удивительное мнение? Месье Маруа был чрезвычайно любезен, за что мы с Аннабель, разумеется, благодарны, однако было бы не слишком разумно ограничивать свой круг общения.

   Как всегда, Солнышко оказался по-змеиному гибок и осторожен, такой зачин разговора можно с легкостью повернуть в любую сторону и трактовать к собственной выгоде, как бы дальше ни повернулось дело. Никакого неодобрения Филиппа Маруа, однако и к нему перейти труда не составит, никакой готовности сблизиться с Лефевром, однако вообразить, будто такое намерение в Арджуне есть, легче легкого.

   Лукавства в Бхатии-младшем было столько, что оставалось только гадать, кто мог взрастить в милом темноволосом мальчике подобную черту. И дядя Киран, и тетя Дафна демонстрировали подчас пугающую прямолинейность во всех сферах жизни, впрочем, имелась некоторая вероятность, что манипуляторские наклонности Арджун попросту получил через поколение от Фелтонов.

   – Будем надеяться, вы найдете себе более достойные развлечения, чем те, что предоставляет своим гостям месье Маруа, – с явным осуждением обронил Этьен Лефевр. И вот эти его слова, к тому же произнесенные совершенно особенным тоном, намекали на то, что павлин – живое воплощение всех пороков, сбивающее с пути истинного. Не окажись я сама совсем недавно в доме Маруа, могла бы предположить, к примеру, будто он организует как минимум оргии, на которых всем желающим выдают психотропные вещества. И это еще в лучшем случае.

   – Мы проделаем это с огромным удовольствием, – прощебетала я и прицельно стрельнула глазами в сторону министра. Пусть немного больше порадуется жизни.

   Разговор за обедом тек мирно, рабочие вопросы особо старались не затрагивать, что в некотором смысле радовало, однако с галатийским министром общих тем нашлось не так много, поэтому особого восторга его общество не вызывало, хотя я старательно изображала обратное. Посол Эренхард остался более чем доволен происходящим, впрочем, и месье Лефевр, кажется, не разочаровался, соответственно все прошло ровно так, как и следовало.

   – Интересно, каких же трудов стоило Лефевру занять настолько высокий пост, – задумчиво произнес Арджун, когда мы после встречи заперлись в его кабинете наедине. – Светлому достаточно тяжело пробиться через строй темных магов.

   Я пожала плечами, не зная, что и ответить. В Вессексе темные семейства держались в основном наособицу, коалиция Фелтонов и Лестеров, сложившаяся за последние два поколения, была скорее редким исключением, чем общим правилом. Арджун утверждал, что в Галатии дела обстояли иначе.

   – А мне вот интересно, с чего Лефевр так взъелся на Маруа, – протянула я с весельем.

   Солнышко фыркнул и изрек:

   – Не иначе месье Маруа наставил господину министру развесистые рога. Вряд ли у нашего любителя блесток достало фантазии на иные пакости.

   Еще через несколько дней я уже занималась любимым делом всей нашей развеселой компании – жаловалась по телефону Самому большому брату на Большого брата и жизнь в целом. Дин Лестер, действительно святой человек, терпеливо выслушивал мои причитания на тему гнусных манипуляций Арджуна Бхатии, его привычки подсовывать меня полезным, по мнению Солнышка, людям, а также явного намерения привязать мной Филиппа Маруа. Павлин даже каким-то волшебным образом оказался во вторник с цветами и вином в нашей с Арджуном гостиной, причем букет Маруа почему-то всучил не мне. Разумеется, гладиолусы я бы и не приняла... Однако это вовсе не отменяло того факта, что вручить мне бутылку вина, a Бхатии – букет, было все же излишне оригинально. Галатиец откровенно потешался и надо мной, и над Арджуном, даже не особо пытаясь скрывать собственного ироничного отношения, хотя шутил Маруа тонко, да к тому же по-доброму.

   – Ну, увольняйся тогда уже Аннабель, раз настолько все становится невыносимо, – ласково приговаривал Дин после очередного моего откровения. – Хочешь, я сам тебя найму, в конце концов? Будешь работать в университете, и даже лорд Стоцци и твой братец останутся довольны абсолютно благопристойной должностью. А Солнышко найдет себе другие игрушки или повзрослеет. Хотя на последнее я бы особенно не рассчитывал.

   Сбегать от трудностей и Арджуна я все еще не собиралась, но за одно только предложение Дина Лестера хотелось расцеловать в обе щеки и заодно поклясться этому воплощению доброты и понимания в вечной любви. Увы, исключительно дружеской. Я последние годы если и жалела о чем-то всерьез, так это о том, что не смогла отдать своего сердца Самому большому брату.

   – Стоцци вот так легко не сдаются! – с изрядной долей родовой спеси провозгласила я свое намерение оставаться в Галатии. – К тому же я люблю свою службу в министерстве иностранных дел!

   Дин в ответ на мою запальчивость то ли вздохнул, то ли фыркнул, так сразу и не разобрать. Мне подумалось, Лестер все же не считает мои затруднения чем-то действительно серьезным.

   – Вино хотя бы этот ваш мастер эпатажа принес приличное?

   К выбору вина ни у меня, ни у Арджуна претензий не нашлось, букет оказался просто восхитительным.

   – Полный восторг, – признала я исключительное умение павлина выбирать алкоголь.

   – Значит, тебе стоит дать Филиппу Маруа шанс. Быть может, хорош он не только в подборе вин.

   Казалось бы, логики в совете Дина и не наблюдалось, но парадокс заключался в том, что какую бы чушь ни говорил наследник лорда Лестера, по итогу он обычно оказывался прав.

   – Я подумаю над твоими словами. И спасибо за поддержку.

   Как бы Дин не был занят, на близких время у него неизменно находилось.

   – Ты всегда можешь на меня рассчитывать.

   Как же хорошо, когда есть на кого рассчитывать. А уж Дин так и вовсе был образцом надежности: если сказал, что поможет и поддержит, так и сделает. Хотя шансы для Маруа... Право слово, лишнее, он явно не тот мужчина, что правильно воспользуется предоставленными возможностями.

   – А что с твоими научными изысканиями, Самый большой брат? – задала я обязательный вопрос при общении с Дином Лестером. Он действительно был талантливым ученым, вдохновенным, и умел увлекательно рассказывать о работе.

   – Неужто тебе, светлой, вдруг стало интересно узнать о прошлом темных?

   Вопрос был задан неспроста, Дин знал, что в силу личных предубеждений я избегала лишней информации о темных. Да, большинство моих друзей ими являлись... И именно в свете их темного совершенства мне пришлось прозябать всю сознательную (да и бессознательную) жизнь. Комплексы были неизбежны как приход ночи.

   – Исключительно из вежливости интересуюсь, Дин. Ну и самую малость из любопытства. Кажется, темных вокруг меня нынче с переизбытком, полезно узнать, как устроены, да и вообще.

   Лестер предсказуемо принялся расспрашивать про новых знакомцев, Галатию в целом, особенности этой страны... И что-то мне подсказывало, что Самый большой брат конспектирует каждое произнесенное мной слово. Чего ради – другое дело, порой извилистая тропа научных изысканий Дина Лестера противоречила законам здравого смысла. Но на то он и был гением, наш любимый Самый большой брат, чтобы не искать простых путей к истине.

   – Ну, если из вежливости, – беззаботно рассмеялся Дин, как всегда правильно меня поняв. Он вообще демонстрировал удивительную легкость характера, которой оставалось только позавидовать. – Я нашел пару интригующих фактов, Бель, которые позволяют совершенно иначе взглянуть на всю историю создания темных магов!

   Про себя отметила, что меня в свои теории и гипотезы наследник лорда Лестера посвящает прежде Арджуна, причем не в первый раз уже. Своеобразная традиция сложилась в нашей с Дином дружбе. Да и я делюсь с ним своими тревогами и радостями раньше, чем рассказываю даже членам собственной семьи. Впрочем, оно и неудивительно: Дин никогда никого не осуждал и был готов подставить плечо, а не ногу.

   – Подозреваю, информация как обычно из разряда «только для своих»? – не без иронии предположила я.

   С научными открытиями Самого большого брата подобный казус случался с завидной регулярностью, однако области изысканий Дин упорно не менял. И это чертовски сильно вредило его карьере.

   – На этот раз, к счастью, нет, – с огромным удовольствием сообщил Лестер, почти успевший смириться с прискорбным фактом: его работы вечно засекречиваются, причем на семейном совете к вящему благу темных родов. – Все имело место быть настолько давно, что даже дядя Френ – и тот не в курсе!

   Вот это, пожалуй, был веский повод для удивления: Френсис Фелтон являлся существом поистине древним, и раз уж для него открытие Дина Лестера стало сюрпризом...

   – Выкладывай уже, Самый большой брат, – притворно заворчала я, с интересом ожидая продолжения.

   И Дин как всегда не подвел. Более того, будущему лорду Лестеру удалось меня чертовски сильно огорошить!

   – Похоже на то, что на определенном этапе развития у темных магов имелся коллективный разум.

   С минуту я просто молчала, переваривая услышанное, а когда первый шок схлынул, выдала:

   – Всегда подозревала, обычный у вас не тянет.

   Докладывать о последних открытиях Дина Солнышку я посчитала совершенно излишним. В конце концов, не моя вина, что Арджун за все годы так и не сошелся с Самым большим братом действительно близко и усиленно не интересовался его успехами. Подозреваю, дело тут было в элементарных и довольно-таки вульгарныx зависти и ревности. До появления Дина именно Арджун оставался главной красой и гордостью всей семьи, умница, воплощенное обаяние, любимец всего окружения. А потом буквально из ниоткуда появился Дин, сын незаконнорожденного сводного брата дяди Дэна, нынешнего лорда Лестера, и, несмотря на бурное криминальное прошлое, потеснил младшего Бхатию в сердцах всех родных.

   Что поделать, Дин Лестер превосходил всю нашу компанию по уму, магическому дару и – что самое важное – по доброте.

   Вот интересно, чего ради экспериментаторам древности понадобилось еще и сбивать стадо рабов в единое целое? В плане научного опыта, быть может, идея и интересна, однако, не слишком ли опасно давать рабам такую связь? Ну, я толком не знала, что по итогу стало причиной гибели черных магов от рук их же созданий, но факт остается фактом: о существовании создателей темных магов мир забыл напрочь, словно и не было никогда.

   – Вечно ты с Самым большим братом висишь на телефоне по два часа, – проворчал Арджун после того, как я вышла из спальни на кухню.

   К Дину Солнышко совершенно умилительным образом ревновал все окружение, будь чуть хуже воспитан – непременно бы потешно топал ногами и требовал, чтобы никто не водился с Самым большим братом.

   – Ну, что поделать? – фыркнула я и принялась заваривать чай. – С Дином у нас всегда много общих тем. Ну и я по нему скучаю, если не вижу хотя бы пару раз неделю.

   Солнышко тут же надулся, разом став похож на маленького обиженного мальчика. Правда, при всем этом на диво мстительного.

   – Филипп пригласил на дружеские посиделки вечером, – с огромным удовольствием «обрадовал» меня Арджун. – Тесный круг, никакого дресс-кода.

   Я тяжело вздохнула и закатила глаза, безмолвно выражая свое негативное отношение ко всей сложившейся ситуации в целом. Да и с каких пор мы стали такими уж близкими друзьями с Маруа?

   – Скажи, что я больна, – проворчала я, не имея никаких моральных сил для еще одного вечера великосветского флирта. – Один вечер без моего общества лучезарный месье точно переживет.

   Вообще, у меня имелись все основания предполагать, что Маруа протянет без меня вовсе: вокруг павлина вертелось достаточно очаровательных женщин, чтобы не заметить отсутствие одной из них. Мое тщеславие было велико, однако не настолько, чтобы счесть себя исключительной для Маруа.

   Арджун уставился на меня таким тяжелым взглядом, словно бы я предложила ему убить всю семью ради наследства. Солнышку, похоже, просто не терпелось разыграть козырную карту, другое дело, я не понимала, чего ради Арджун так расстарался для павлина... Не самое выгодное вложение сил и времени.

   – Бель, не глупи ради всего святого, – тут же принялся выговаривать донельзя обиженным тоном друг, плавно скатываясь в тактику эмоционального шантажа, столь им любимую. В такие моменты я всегда задавалась вопросом, какого дьявола связалась именно с Солнышком. Словно бы альтернатив не было...

   – А с чего мое нежелание тратить вечер на Маруа вдруг стало глупостью? – недобро осведомилась я у Арджуна, очень выразительно притом скривившись. Сегодня мне хотелось устроить бунт на нашем маленьком корабле. – Тебе месье пришелся по душе – ты с ним и милуйся. На что не пойдешь ради карьерного роста.

   На породистой физиономии появилось выражение крайней степени решимости.

   – Увы, наш галатийский друг увлекся тобой, так что марш переодеваться! – рявкнул Бхатия таким образом положив конец разговору. Нет, однажды я его точно убью!

   Я всегда мнила себя любительницей светских развлечений и вообще вечеринок, однако, кажется, уже была готова изменить собственным обыкновениям. Ощущение того, что явилась я во все это сверкающее великолепие против собственной воли, а заодно и вероятность посягательств на мою честь со стороны не менее сверкающего хозяина дома портили все удовольствие от вечера напрочь. В нашей паре рад был новому приглашению павлина исключительно Солнышко, который вопреки всем наставлениям месье Лефевра старался влиться именно в тот круг, что собирал вокруг себя Филипп Маруа.

   Прямого ответа от Арджуна получить не удалось, однако по некоторым оговоркам я сделала вывод, что подле павлина собираются сплошь темные маги, местная развенчанная знать, не потерявшая несмотря ни на что ни богатства, ни влияния. Вероятно, именно на подобного типа людей и делал ставку хитроумный Арджун Бхатия. Манеры в этом обществе демонстрировали безукоризненные, однако манеры – пустое, одна лишь обертка, под которой еще поди разбери, что скрывается.

   Все эти маги несомненно понимали, что я вовсе не одна из них (темные почему-то такие вещи то ли шестым, то ли седьмым чувством ощущают в отличие от светлых, поэтому и выжили вопреки всему), однако вели себя любезно. Но что гости Маруа на самом деле обо мне думают?

   Месье Маруа – тот, как и всегда, воплощал собой гостеприимство и нарочито выделил меня среди прочих дам, явившихся в его дом, во время приветствия. Дамы между тем стреляли украдкой глазами в сторону обожаемого Филиппа и не смели выразить хоть малейшее пренебрежение мне. Напротив, каждая женщина считала своим священным долгом поприветствовать меня, одарить улыбкой и парой теплых слов.

   Честное слово, даже на родине не приходилось сталкиваться с такой тотальной волной женского обожания. Красивых не любят, уж мне ли не знать. Чужие достоинства – повод для зависти и подчас ревности, такова людская природа, с ней приходится мириться. И я не верила, что в Галатии люди резко совершили эволюционный скачок, став ближе к ангелам небесным. Скорее, кто-то ненароком обронил свое пожелание насчет отношения к скромной подданной короля Вессекса Аннабель Стоцци. Я имела некоторые подозрения относительно личности своего благодетеля, вот только мотивы его оставались загадкой. Создай Маруа для меня среду дискомфортную, его объятия в качестве тихой гавани манили бы куда больше. Сейчас весь мир улыбался, и в тихую гавань не особенно тянуло.

   Ко всему прочему, месье Маруа словно бы задался целью удивить: после более чем сердечного приветствия павлин невозмутимо отправился распускать хвост перед другими гостями. Солнышко удивился не меньше меня. По сравнению с заверениями в дружеской вечной привязанности подобный поворот показался несколько обескураживающим.

   – Он буквально божился, что не проживет без тебя этот вечер, – пробормотал ошарашенно Арджун, глядя в спину удаляющемуся галатийцу.

   – Очевидно, он лукавил, – фыркнула я. В какой-то мере подобное пренебрежение даже уязвляло. Морально я готовилась изображать неприступную твердыню... Вот только – какая незадача! – завоеватель посчитал возможным помахать ручкой и продефилировать мимо.

   Все-таки напор Маруа льстил куда больше такого вот равнодушия. Сама поражалась собственной непоследовательности. Но отбиваться от настойчивых поклонников все-таки куда приятней…

   Впрочем, как бы ни относился ко мне Филипп Маруа, через час он вернулся к прежней тактике мягкого, но уверенного напора. Когда я уже сжилась с мыслью, что нынешний вечер проведу под боком у местных дам, впитывая последние сплетни высшего света, как хозяин дома решил перейти к активным действиям. Надо сказать, «оружие» месье павлин подобрал с умом и толком.

   Мне в руки лег букет белых георгинов, огромных, душных… На подобное подношение уставились вообще все присутствующие до единого.

   – Стало быть, никаких обещаний, месье Маруа? – растеряно пробормотала я, глядя на такой поистине красноречивый дар. Не сказать, чтобы выбор цветов можно было счесть лестным.

   Мужчина с ироничной улыбкой кивнул, помогая мне встать с дивана, и увлек в сторону от гостей под недоуменными взглядами десятков глаз.

   – Я не чураюсь лукавства, но обман мне отвратителен, мадемуазель Стоцци. Мое признание совершенно искренне, как и моя симпатия.

   Найтись с ответом так легко не удалось.

   – Что же, месье Маруа, я ценю вашу искренность. Надеюсь, и вы примите от меня цветы, – произнесла я после нескольких бесконечно длинных секунд раздумий.

   О, я знала, какие цветы хотела подарить Филиппу Маруа и посмотреть на его лицо при этом.

   Вручать Маруа спустя четверть час собственноручно заказанные гортензии оказалось невыносимо приятно. Я чувствовала, что месть моя свершилась и принесла огромное удовольствие.

   – Как тонко, мадемуазель, – протянул галатиец принимая букет, заказанный мной. – Выразить свое безразличие более изящно, вероятно, мало кому удастся. Признаться, я тронут тем, что вы уделили столько внимания тому, чтобы выказать свои чувства. Или их отсутствие.

   Тот невероятно неловкий момент, когда выяснилось, что все усилия пропали зря. Да, Филипп Маруа оказался совершенно прав: кто станет выражать безразличие, прикладывая столько стараний?

   Уже к середине вечера я чувствовала себя совершенно потерянной. Не так часто удавалось кому-то обвести меня вокруг пальца, если речь шла о флирте... А наш сиятельный месье еще и по носу щелкнуть умудрился, и на место поставить. Определенно, для меня опыт оказался нов… И не особенно приятен. Георгины у меня приняла милая горничная, поставила их в вазу и расположила прямо передо мной на чайном столике – так просто из головы произошедшее не выкинуть. Как хорошо, что наше с Маруа объяснение происходило без свидетелей, и подробности пока никому неизвестны. Однако ни слепых, ни идиотов вокруг не имеется, а злосчастные георгины – вот они, у всех на виду, можно строить любые теории, безразлично, насколько абсурдные. Кто же, в самом деле, отвергнет ухаживания настолько блестящего кавалера? А сам месье Маруа держался поодаль, не пытаясь хоть как-то надавить. Обозначил намерения – и с абсолютной невозмутимостью отошел в сторону, оставив меня наедине с собственными мыслями. А заодно смятением и белыми георгинами. Показывающий украдкой большой палец Арджун, довольный сверх всякой разумной меры, так вообще преизрядно бесил. Вольно ему подсовывать меня словно какую-то... гетеру. Маруа ведь не за ручки со мной держаться желает, мужчины в его возрасте и при таких замашках не довольствуются платоническими отношениями.

   – Как погляжу, наш дорогой Филипп вами совершенно очарован, – выразила общественное мнение мадемуазель Гриотто, что тоже была среди приглашенных. Стоит отметить, ни малейшего признака досады в её голосе я не заметила.

   Все-таки эти их запутанные любовные отношения выходили за рамки моего понимания и того, что в Вессексе почитали приличным.

   – Вы так считаете? – переспросила я с легким недоумением.

   Адель затрепетала длинными ресницами – словно бабочка крыльями взмахнула.

   – Все так считают, мадемуазель Стоцци, – сообщила невозмутимо Адель Гриотто. – Филипп приглашает вас при каждой возможности, устраивает экскурсии по столице, везет на пикник. Столько знаков внимания – и все вам одной. Наш Филипп, разумеется, сама галантность во плоти, однако, право слово, даже для него подобное – нечто из ряда вон.

   Признаться, после таких откровений я как-то самую малость растерялась и даже смутилась. Быть особенной мне, разумеется, нравилось, однако не в такой ситуации и не с таким поклонником.

   – Вместе со мной всегда получает приглашение и Арджун, – напомнила я, как обстоят дела на самом деле. Маруа с самого знакомства не пытался отделить меня от Солнышка. Бхатии разве что цветов не дарили... Ну и шампанским не поили... Но в остальном – все ровно то же самое! Хотя, судя по скептицизму во взгляде Адель Гриотто, не так много людей готово было разделить мою точку зрения.

   Филипп Маруа мог таскать за собой всю мою семью и весь дипломатический корпус Вессекса заодно, однако все равно говорили бы, что ухлестывает он за мной.

   – Я вовсе не желала такого сильного интереса со стороны месье Маруа, – смущенно пробормотала я.

   Не хотелось бы сцепиться с галатийскими прелестницами за приз, который мне вовсе не нужен.

   – О, дорогая, тут от вас зависит очень мало! Филипп как стихия. Он делает, что пожелает, и противостоять ему невозможно.

   «А вот мы еще поглядим», – мрачно подумала я про себя, продолжая умильно улыбаться.

   Право слово, чересчур много благоговения перед обычным по сути своей человеком. Филипп Маруа безусловно умен (тут Лефевр кривил душой, умаляя достоинства неприятной ему персоны), обладает лоском, что приобретается в высшем обществе, однако все это не делает его по-настоящему уникальным или неотразимым. Бывали у меня поклонники и куда эффектней месье Маруа.

   – И что же, перед ним никто не может устоять? – уточнила я, все-таки не сумев не подпустить в голос сарказма.

   Адель Гриотто изящно пожала тонкими плечами и на мгновение нахмурилась, очевидно, пытаясь вызвать в памяти образ тех безумных женщин, которые отказали самому месье Маруа.

   – Пока не устоял никто, мадемуазель Стоцци. Филипп с юности обладает особой гипнотической привлекательностью для женщин.

   Видимо, в Галатии чрезвычайно странные женщины.

ГЛАВА 7

Как бы ни расписывали достоинства наипрекраснейшего Филиппа Маруа, меня почему-то не тянуло проверить на собственном опыте заслуживает ли этот мужчина подобных похвал со стороны многочисленных любовниц. Как только они – при явно большом количестве романов, в курсе которых, похоже, вообще все до единого – умудряются настолько хорошо относиться к павлину? Как минимум дамы Маруа, бывшие, нынешние и, возможно, будущие должны сойтись в эпической битве за право единолично владеть телом и душой Филиппа Маруа. По крайней мере, именно это и произошло бы в Вессексе, если бы кому-то пришло в голову крутить романы с таким количеством женщин разом. В Галатии, видимо, были не в чести кошачьи драки.

   Арджун подошел ко мне некоторое время спустя и радостно возвестил:

   – Кажется, все идет более чем хорошо. Ты у меня невероятная умница, Бель. Только не вздумай поддаваться посулам Филиппа: мужчины теряют интерес к цели, если уже добились ее.

   О да, несомненно, Солнышко прекрасно понимал, как работают подобного рода интрижки и как именно нужно вертеть слишком уж любвеобильными мужчинами. И радел он не за мою женскую честь, вовсе нет, попросту опасался потерять рычаг влияния на Маруа в моем лице. Радовало только то, что наши с Арджуном планы в данный момент целиком и полностью совпадали: нам обоим не хотелось, чтобы я приняла эстафетную палочку у одной из здешних дам (еще бы понять, какой именно) и оказалась в постели Маруа.

   Но в любом случае стоит нажаловаться на Бхатию моему драгоценному брату Адриану, чтобы тот как следует начистил рыло Солнышку за все хорошее разом.

   – Знаешь ли, ты ведешь себе по-свински, – вполголоса озвучила я Большому брату свою позицию относительно того, как он распоряжается моей жизнью.

   Солнышко не выглядел смущенным даже в малой мере, только плечами пожал.

   – Если бы тебя действительно что-то не устраивало, уже давно бы взбрыкнула и бросила меня разгребать все здесь.

   Ответ был одновременно и логичным, и нет; что поделать, мне было чрезвычайно сложно отказывать Арджуну, когда он просил, как и всем в нашей компании, кроме, разве что, Джейн и Дина Лестеров, у них на чары Солнышка имелся иммунитет.

   – Ну, не хмурься, Бель, тебя ведь даже забавляет в какой-то мере история с нашим сиятельным Филиппом, так почему бы не совместить приятное с полезным?

   Ага, приятное для Маруа с полезным для Арджуна. А где здесь польза или выгода для меня самой? Или я должна наслаждаться ухаживаниями Филиппа Маруа? Нет, он, конечно, довольно тонко подбивает клинья, что поделать, но, к сожалению, когда мужчина начинает оказывать знаки внимания женщине, не так уж много путей развития событий можно ожидать в дальнейшем: или я пересплю с Маруа, или пошлю павлина окончательно, и общаться с ним так же, как сейчас, с легкостью и игривостью, уже не выйдет.

   – И вообще, вон наша птичка в стразах идет, улыбайся послаще и мели какую-нибудь милую чушь, – велел мне Большой брат и поспешно нырнул обратно в толпу гостей. Ко мне действительно шел месье Маруа. Видимо, он уже покончил со всеми своими делами и теперь готов был массированно портить мне нервы своими куртуазными попытками склонить к греху прелюбодеяния.

   Я украдкой вздохнула и приготовилась к очередному сеансу словесной эквилибристики.

   Маруа принес в качестве подношения бокал с шампанским, который я приняла не без опаски. Пусть анализ в клинике ничего не выявил в тот злосчастный вечер, однако подозрения относительно того, что сиятельный месье меня так или иначе, но все-таки отравил, упорно не оставляли. Поэтому в шампанском я все больше губы мочила, но уж точно не пила.

   – И снова, как погляжу, вас вынудили принять мое предложение, – с как будто грустной улыбкой произнес месье Маруа, вручив мне фужер. – Чего ради вы позволяете другу помыкать вами, Аннабель? Научитесь уже говорить «нет», это не так уж и сложно.

   Ну вот какого дьявола галатийцу удается так безошибочно меня читать? Неужели к его возрасту я тоже стану настолько же проницательной? Или у Маруа это врожденный талант?

   – Вы же хотели меня увидеть. Или я что-то путаю? – спросила я чуть растеряно, заодно пытаясь повернуть разговор в другую сторону. Не имелось ни малейшего желания обсуждать наши с Солнышком сложные взаимоотношения: это только между мной и Арджуном, все остальные тут – лишние. Да и Большому брату я в любом случае доверяла, несмотря на все его замашки, а вот Филиппу Маруа – не особо.

   – Разумеется, видеть вас, Аннабель, для меня огромная радость, однако я вижу, насколько вам не хотелось видеть меня, – отозвался спокойно хозяин дома, а после, посмотрев прямо в глаза, задал довольно обескураживающий вопрос: – Если я больше не стану надоедать своими приглашениями, принесет ли это вам радость?

   Подобного поворота в нашей беседе я не ожидала точно. Думалось, местный любитель блесток до последнего станет цепляться за возможность меня увидеть и уложить по итогу в свою постель (и поди пойми, то ли из реального интереса, то ли просто чтобы очередную галочку в списке любовных побед поставить)… Подобное довольно-таки щедрое предложение, откровенно говоря, обескураживало.

   Доставит ли мне радость, если с Маруа больше не придется общаться? Пожалуй, что да, но только с одной стороны. Была и другая: Арджун или догадается о том, почему вдруг нам с ним отказали от дома, или дознается… И вот после этого устроит мне такую «сладкую жизнь», что мало точно не покажется. Солнышко умеет мстить вдохновенно и с полной отдачей.

   – Я могу говорить «нет», – невпопад произнесла я, нахмурившись.

   Маруа пожал плечами.

   – О да, мне, но, очевидно, не своему другу, – улыбнулся мужчина, ничем не выказав неудовольствие от того, что я не отвечаю на те вопросы, которые он счел нужным задать. – И, к слову, возможно, вы совершаете ошибку, Аннабель, столь настойчиво отвергая мои ухаживания. Однако если мое общество и мое увлечение вами настолько неприятно, возможно, просто лучше будет решить все меж нами раз и навсегда прямо сейчас.

   Арджун столько надежд возлагает именно на приятельствование с Филиппом Маруа… Не могу до конца понять, почему именно он расценивается Солнышком как козырная карта, а не, к примеру, министр Лефевр, который, как по мне, являлся человеком с положением и репутацией.

   Если я сейчас разорву всякие отношения с Маруа, это может означать и то, что Арджун также потеряет всякую связь с сиятельным месье. Нет, лишать Филиппа всяческой надежды никак нельзя.

   – С чего вы вообще решили, Филипп, будто я должна... уступить вашим ухаживаниям? – спросила я Маруа, стараясь не дать воли возмущению, что подспудно росло во мне последние дни. И снова вопрос был невпопад, однако шел из самого сердца.

   Брови галатийца сошлись на переносице, губы изогнулись в горькой гримасе неизбывной обиды.

   – Какие ужасные слова вы подбираете, Аннабель. «Должна» – уже только это способно очернить и опошлить все. Вы ничего и никому не должны. Я могу лишь смиренно надеяться, что знаки внимания, которые я вам оказываю, будут приняты благосклонно. Но категорический отказ я переживу, не беспокойтесь. Возможно, если это недоразумение разрешится, мы сможем с вами быть хотя бы добрыми друзьями. Я дорожу вами, Аннабель.

   Кажется, что-то в этом мире навсегда останется для меня за гранью понимания, к примеру, мотивы Филиппа Маруа. Видимо, выражение моего лица было само по себе достаточно красноречиво, поскольку мужчина продолжил:

   – Вы вновь беспокоитесь попусту, очевидно, это исходит из воспитания, что дается в Вессексе. Ухаживать за привлекательной женщиной – уже само по себе удовольствие, вне зависимости от результата.

   Нет, звучало-то все очень хорошо, приятно, безопасно… но как-то не особенно верилось в то, что мужчина, который пусть и мягко, но все же упорно добивается близости, так легко согласится удовольствоваться исключительно дружбой. С другой же стороны… имелось большое такое подозрение, что месье Маруа не страдает от отсутствия женской ласки, учитывая количество желающих приятно провести с ним время.

   – В ваших глазах я вижу недоверие, – констатировал Филипп и коротко вздохнул.

   Еще бы его там не было. Улыбка Маруа стала еще мягче, ласковей, запах роз, который неизменно сопровождал этого мужчину как будто усилился, но, скорее всего, просто показалось. Вообще, теперь аромат роз намертво оказался связан в моей голове именно с Филиппом Маруа, вот таким, каким я видела его сейчас, в шелке, кружеве и бархате.

   Краем глаза я отмечала, что за нашим с павлином разговором следят практически все в зале. Без агрессии, но с очевидным интересом, который не демонстрировался нарочито, но и не скрывался. Пожалуй, еще никогда к моей личной жизни не проявляли столько внимания. И никогда в жизни не было так сложно искать силы для отказа. И дело было вовсе не в амбициях Арджуна и не в – боже упаси! – моей симпатии к Филиппу Маруа. Просто этот мужчина умудрялся каким-то удивительным образом достаточно откровенно выражать свое намерение ухаживать за мной, при этом… не позволив себе ни одного неподобающего прикосновения. Он и руку целовал очень «официально», губы галатийца касались лишь кольца – и то на мгновение. Фактически даже моему брату, который всегда так старательно следил за моей добродетелью, не в чем было бы упрекнуть главного повесу галатийской столицы. Он ни на йоту не переступал той формальной грани приличий, что разделяла легкомысленный флирт и домогательства.

   Вот только этот взгляд… Он был как теплая вода, что стекает по обнаженной коже и смущал куда сильней самой откровенной пошлости, самого смелого прикосновения.

   – Быть может, все дело в том, что вы не производите впечатление мужчины, что способен просто дружить с женщиной, – отозвалась я с откровенным скептицизмом в голосе, во взгляде, во всей позе своей.

   Маруа слушал внимательно, взирая на меня с совершенно искренней безмятежностью. Впрочем, этот человек сохранял спокойствие и благодушие практически всегда. Хотя, вполне возможно, я просто не так часто общалась с ним, чтобы составить о месье Филиппе полное и всестороннее впечатление.

   – Не скажу, что для меня легко испытывать симпатию к женщине и не выходить притом за границы платонического увлечения, в какой-то мере подобное поведение для меня противоестественно. Однако я способен и на это, – пожал плечами Маруа, сверкнув на мгновение белозубой улыбкой.

   – Какие жертвы… – пробормотала я под нос так тихо, что никто не должен был услышать моих слов. Однако сиятельный месье не был бы собой, если бы ему это не удалось.

   Взгляд Маруа преисполнился мягкого лукавства, такого… безопасного, но лишь на первый взгляд. Он не мог быть безопасным, этот соблазнитель, настолько уверенный в своей привлекательности, что будто и не замечавший ее.

   – Боюсь, для меня действительно жертвы. Но что поделать, я против любого насилия и давления в отношениях, Аннабель. Лишь твердо скажите мне «нет», и мы навсегда закроем эту тему.

   В каком-то смысле… черт подери, да я была даже уязвлена тем, что от меня могут вот так запросто отказаться! Это словно умаляло мою женскую привлекательность. Разве можно запросто выбросить из головы ту, что притягивает?

   Пока я мучилась этими нелепыми сомнениями, подоспел Арджун. Словно почуял что, в самом деле! И тут же принялся рассказывать какие-то веселые, но на мой взгляд совершенно ненужные сейчас истории из нашего студенчества, не забывая через слово поминать Дина Лестера. Запомнил, паршивец, что Маруа был заинтересован в нашем Самом большом брате.

   Словом, свой шанс для категорического отказа я упустила самым бездарным образом.

   За собственный промах пришлось платить уже следующим вечером, когда мы с Арджуном получили приглашение в оперу. Месье Маруа явно всерьез взялся за то, чтобы посвятить нас в культурную жизнь своей родины, заодно организовав досуг по высшему уровню.

   – Вот видишь, как полезно иметь дело с нашим дорогим другом Филиппом? – пытался по дороге в оперу воодушевить меня Арджун. Между прочим, совершенно безрезультатно. Недобрые предчувствия никак не оставляли, как и понимание, что в ближайшее время мне предстоит не раз и не два выслушивать от павлина мягкий и ненавязчивый поток любезностей, который притом будто сразу под кожу проникал.

   Я кривилась недовольно и думала, стоит ли сказать свое категорическое «нет» Арджуну Бхатии, на что намекал достаточно прозрачно Филипп Маруа. Казалось бы, почему же отказываться от похода в оперу? К тому же павлин приглашал в собственную ложу, что обещало и статус, и комфорт разом. Не стоило забывать и о том, что карьера Арджуна непосредственно связана с моей собственной. Вот только настолько ли меня воодушевляет мысль о собственном карьерном росте?

   – Я не хочу идти в оперу, – с твердостью и даже некоторым раздражением произнесла я, поймав взгляд Солнышка. – Не хочу и не пойду.

   Сказала – и внутри как будто все оборвалось. Почему-то я без труда могла отказать и родителям, и брату, но вот Арджун – дело другое, Арджуну подчинялась подчас без вопросов. На самом деле, большинство из нашей компании также жили едва не под гипнозом младшего Бхатии. Большому брату была присуща особая харизма, порой даже пугающая, противостоять которой без особого труда могли разве что Брендон Фелтон и его невеста Джейн Лестер. Ну и Дин Лестер, разумеется. Прочие прогибались под Солнышко по умолчанию, наверное, мы даже не замечали этого.

   – Бель, ты чего? – тут же нахмурился Арджун. У него наверняка в голове не укладывалось, что могу упереться. – Чем тебе Филипп не угодил? Нормальный мужчина, рук не распускает, а остальное ведь мелочь.

   Солнышку-то, быть может, и мелочь, вот только мне как-то не хотелось и дальше завлекать в свои сети нежеланного мужчину. Да и вообще, одно дело дежурно улыбаться, очаровывая на официальных мероприятиях тех, кто пожелал пообщаться с Арджуном, и совершенно другое – массированно общаться с одним и тем же мужчиной, тут можно нарваться и на совершенно ненужные последствия.

   Я закатила глаза, даже сперва слов не найдя для ответа.

   – О да, пока не получит формального согласия, рук не распустит. Бабник, но с принципами, – процедила я, недобро уставившись на друга. – А если оговорюсь? Маруа упорный! Или ты передумал и решил, что удастся меня все-таки подложить в его постель? Так вот, Солнышко, не дождешься. И оперу я не особо люблю, о чем ты прекрасно осведомлен.

   Высказав категорическое недовольство, я ушла в свою комнату и на всякий случай закрыла дверь. С Арджуна сталось бы пойти следом и продолжить давить, а уверенности, что удастся выдержать второй раунд против главного манипулятора нашей компании, не имелось. Было слышно, как Бхатия потоптался за дверью, но ни голоса не подал, ни за ручку не подергал. Через какое-то время хлопнула входная дверь. Солнышко отправился в оперу без меня. Стоило бы радоваться, однако на душе стало муторно, а на языке горчила ссора, которая наверняка продолжится после возвращения Арджуна домой.

   Не сказать, чтобы я была наделена чересчур уж большим количеством талантов (имелись среди моих друзей люди действительно одаренные, было, с чем сравнивать), но вот накручивала себя всегда мастерски. Особенно, когда речь заходила о ссорах с близкими. Не так часто не удавалось найти общего языка с родными и друзьями, и тем неприятней оказывалась каждая свара. С каждой проведенной минутой я все больше волновалась относительно грядущего объяснения с Арджуном по поводу моего отказа содействовать его великим и коварным планам захватить высший свет Галатии.

   Однако процесс доведения себя до паники прервал мобильный, разразившийся писком. Не звонок, сообщение. Рука будто сама потянулась к телефону, но я поспешно отдернула ее. В груди словно поселился холодный ком, который ко всему прочему еще и дрожал. Правда, достаточно быстро удалось взять себя в руки: я не трусиха, да и написать мне мог на самом деле кто угодно, помимо Арджуна Бхатии. Моя жизнь на Солнышке уж точно не заканчивается.

   Сжала зубы и потянулась за мобильным. Писал действительно не Арджун, однако имя отправителя не порадовало. Сообщение описал Филипп Маруа.

   «Первый шаг сделан. Поздравляю, Аннабель».

   Признаться, вот тут я совершенно оторопела, не зная, что и подумать. Павлин, казалось бы, из кожи вон лез ради моего общества, однако внезапно одобрил, когда я уперлась и отказалась ехать по его собственному приглашению в оперу.

   Отвечать я, разумеется, не стала, но на душе самую малость полегчало от той поддержки, которую совершенно неожиданно получила. И от кого получила! Сил для борьбы с тиранией друга и начальника теперь словно бы прибавилось. В самом деле, с чего мне постоянно идти на поводу у Солнышка? Я же не его рабыня.

   Из оперы Арджун вернулся уже далеко заполночь, из чего я сделала закономерный вывод, что «культурный досуг» Бхатии не ограничился представлением. В качестве доказательства того, что Солнышко провел время далеко не высокодуховно, выступал стойкий запах алкоголя, который тонким шлейфом тянулся за другом. Да и вообще… Когда я вышла встречать Солнышко, перед моими глазами предстало зрелище, от которого дядя Киран мог бы свалиться с сердечным приступом. Родительская гордость, Арджун Бхатия, был встрепан, успел избавиться от галстука-бабочки, на воротнике его белоснежной сорочки появилось карминного цвета пятно, совершенно определенно напоминавшее своей форме губы.

   Кажется, кто-то пустился во все тяжкие, благо компания располагала. То, что Маруа заинтересовался мной, вовсе не означало, что он стал блюсти целомудрие и сохранять верность недоступному идеалу.

   – Добрый вечер, – с откровенной иронией поприветствовала я находящегося в блаженном опьянении друга и замерла, ожидая, что он мне ответит. Или не ответит.

   Солнышко поднял на меня мутные, но совершенно счастливые глаза, и пробормотал что-то вроде «привет», но настолько неразборчиво, что я могла и ошибаться. Однако в любом случае стало совершенно ясно: вечер для Арджуна прошел самым приятным образом, он доволен жизнью и скандала не предвидится, сегодня – так точно, но, возможно, и завтра тоже бури можно не ждать.

   Солнышко выпил достаточно и для общения оказался совершенно непригоден, так что я, убедившись предварительно, что тот дойдет до собственной спальни без приключений, сочла свой дружеский долг выполненным и пошла спать в самом радужном настроении.

   Уже когда я лежала в постели, ожидая прихода сна, внезапно пришло в голову, что Арджун вернулся каким-то противоестественно довольным… И необычно поздно. Почему-то показалось, это маленькое чудо – дело рук Маруа, наверняка сообразившего, какие мне грозят неприятности за поднявший голову характер. Впрочем, возможно я просто навоображала лишнего относительно сиятельного месье, что подтолкнул меня ненароком к бунту.

   Утром Солнышко все еще сиял и не пытался выяснять со мной отношения, как и не заводил, как обычно, разговора о грядущей новой встрече с Филиппом Маруа. Словом, за вечер, который я провела дома в одиночестве, с моим дорогим другом произошло настоящее чудо. И это чудо даровало свободу!

   – Я послезавтра вырвусь один? – внезапно спросил Большой брат каким-то извиняющимся, совершенно непривычным тоном, когда я разложила по тарелкам наш нехитрый завтрак, омлет с сыром и помидорами.

   Это точно было что-то новое.

   – Почему бы и нет, – пожала я плечами, не видя трагедии в том, что Солнышко проведет вечер без меня. – С Маруа?

   Арджун только кивнул, поспешно запихивая в рот омлет, так что щеки раздулись как у хомяка. Мы слегка опаздывали, так что приходилось махнуть рукой на хорошие манеры в угоду скорости.

   – Да, с Филиппом. Можешь не переживать, я больше не стану тебя так мучить, – пробормотал Бхатия, проглотив.

   Я лишь моргнула, сообразив, что мне, наконец, даровали свободу, без скандала, драмы. Просто сказали, что могу быть свободна. Определенно, Филипп Маруа решил побыть моим благодетелем прошлым вечером.

   Вот только не потеряю ли я теперь Большого брата?

   Следующая пара недель прошла для меня в атмосфере свободы и спокойствия, которые никак не желали приходить, пока Арджун не оставлял свои попытки